Горячая свадьба бесплатное чтение

Глава 1

Небо синее, бесконечно синее – на всю глубину космоса, солнце в зените, на горизонте облака, верхний слой которых кажется белым и пушистым, а нижний – сизым и плоским. Слева пшеничные поля, простроченные лесополосами, справа – бескрайняя степь, по ней, поднимая пыль, несется табун лошадей. Увидеть табун лошадей можно, наверное, только в донских степях, и то, скорее всего, это редкое явление, свидетелем которого стал Родион Фомин. И куда, спрашивается, он едет! Его место в Москве, там друзья, там настоящая служба, а в эти места он ехал в изгнание.

Справа степное разнотравье закончилось, уступив место колосящимся полям. Теперь и справа пшеница, и слева, но это неудивительно, ведь впереди Родиона ждала станица Пшеничная. Должность, правда, не самая хлебная – участковый уполномоченный, но так он и не привык служить корысти ради. Потому и машина у него старая, хотя и престижной марки. «Икс-пятый» «БМВ» девяносто девятого года рождения, можно сказать, первенец модельной линейки. Германская сборка, не убиваемый движок, а главное, кондиционер не подводит, а жара в степи знатная, руку из окна высунешь – обожжет.

Дорога пошла под уклон, поля закончились, потянулись луга, с холма открылся вид на реку, вдоль которой в окружении пойменных лесов раскинулась станица Пшеничная. Церковь, пара-тройка двухэтажных зданий, саманные и кирпичные дома под шиферными крышами, утопающие в зелени садов.

У самого въезда в станицу косо стоял дорожный знак с указанием населенного пункта. Фомин не усмотрел в этом нарушении чьего-то злого умысла, просто земля под бетонной опорой просела, но машину он все-таки остановил. И только тогда задался вопросом: выходить или не выходить?

К новому месту службы Родион прибывал с опозданием, в районном центре он уже получил за это втык, но не отставку. А могли бы представить и к увольнению, за нарушение условий контракта. И это в довесок к тому, что не так давно его понизили в звании – за проступок, порочащий честь сотрудника внутренних дел. Он, конечно, сам виноват, дал волю своему гневу, распустил руки. И все из-за девушки, которую очень любил. История темная, с выходом в так называемые высшие круги общества. Сынок высокопоставленного папы Варшавин положил глаз на его Валерию, а получив отказ, подставил ее под статью Уголовного кодекса, Родиона подлость сынка вельможи взбесила, он не смог справиться с эмоциями, в итоге понижение и в должности, и в звании. Но Варшавину этого наказания показалось мало, он поставил вопрос об увольнении Фомина, вмешалось начальство, Родиона решили перевести от греха подальше на службу в дальние края. Друзья узнали, в какую колонию направили Леру, устроили перевод в Ростовскую область, но пока готовился приказ о переводе, обстоятельства резко изменились. Суд апелляционной инстанции пересмотрел дело и смягчил наказание, изменив реальный срок лишения свободы на условный.

Лера вернулась домой, но Родион остаться с ней не смог. Варшавин держал руку на пульсе событий, ему ничего не стоило вернуть Леру в заключение. Молодой он, всего тридцать два года, а уже полковник юстиции, видный представитель Следственного комитета, на хорошем счету у начальства, любимый сын облеченного властью папочки. Условие мажор поставил простое, но категоричное: или Родион отправляется в ссылку, или его Лера снова предстает перед судом – по вновь открывшимся обстоятельствам. И ведь предстанет…

Родион вздохнул и все-таки вышел из машины, обошел знак. Земля под бетонным основанием действительно сползла в кювет, можно чуть приподнять столб, просунуть под фундамент камень. Исправить просто, нужно только желание. Или чувство должностной ответственности. Он ведь не просто участковый, а фактически начальник местной полиции, дорожный знак – его епархия.

Камень Фомин нашел, спустился в пересохший кювет, поднатужился, надавил на столб, в этот момент и послышался шум двигателя. Из станицы выезжал автомобиль, который он принял за багги. Руль, четыре колеса, рамный кузов, тент вместо крыши. А за рулем девушка. Родион еще не мог сказать, какие у нее глаза, нос, губы, но уже понял, что наездница более чем хороша собой. Нежный овал лица, густые длинные волосы темно-русого цвета, черные как смоль брови, под которыми огнем светился задорный взгляд черных глаз. Светло-зеленая футболка с принтом, темно-синие джинсы с искусственной рванинкой на коленке, кроссовки. Никаких тебе платков, кохт и юбок, в которых щеголяли хрестоматийные казачки.

Родион держал столб практически у самого основания, ему бы взяться чуть повыше, тогда и силы хватит его выровнять. А так он всего лишь смог слегка пошатнуть столб. Подняться, выйти из кювета он, конечно, мог, но как тогда подложить камень под основание? Родион вплотную приблизился к столбу, ухватился за него сантиметров на десять выше прежнего места. Родион еще не прикладывал к столбу никаких усилий, а пот уже каплями катил со лба. Жара стояла неимоверная.

Девушка тем временем подъехала к нему, остановилась, покинула свою самоходную повозку.

– А что вы здесь делаете? – спросила она.

А ведь правда красивая – черные и жгучие, как в романсе, очи, взгляд из глубины души, изящный носик, чувственный рот и фигура, на которую хотелось смотреть и смотреть. Яркая, загорелая…

– Знак выравниваю.

Он снова надавил на столб и даже смог выровнять его, но вместе с этим лишился возможности подсунуть камень под опору. Черноглазая кивнула, глядя на Родиона, двумя руками взялась за столб, потянула на себя.

Ему хватило всего пару-другую секунд, чтобы подложить камень. Он выбрался из канавы, собираясь окончательно выровнять столб, но девушка не отпускала его. Не удерживала, не тянула, не отталкивала, просто стояла, взявшись за столб руками. И при этом смотрела на Родиона с девичьим любопытством и в смелом ожидании. Но его самого чувственные волны обходили стороной. Все мысли о Лере, да и девушка слишком уж юная для него, лет восемнадцать, не больше. А может, и семнадцать всего. Если не шестнадцать.

– Спасибо тебе! – вежливо-официальным тоном поблагодарил Фомин.

– Кому мне? – сощурив один глаз, спросила девица.

– Я не знаю.

– Ну так узнай!.. – с грубостью разочарованной девушки усмехнулась она. И наконец-то отпустила столб. – Познакомься!

– Ну да, – кивнул он.

– Что ну да?.. Майя меня зовут.

– Спасибо тебе, Майя!

– Спасибо тебе, Мая!.. – передразнила девушка, без всякого стеснения меняя милость на гнев.

Родион взялся за столб, в два-три движения окончательно выровнял его и, достав из кармана платок, смахнул со лба пот.

– Чего к столбу прибодался? – спросила Майя.

Родион, похоже, попал к ней в немилость, но почему тогда она не уезжает? Села бы в свой багги… нет, в квадроцикл с крышей и скатертью дорога.

– Примета плохая, въезжать в город через кривой указатель.

– У нас не город.

– Но указатель-то кривой. Был, – улыбнулся Родион.

– Ну тогда въезжай!.. – усмехнулась Майя, усаживаясь за руль. – Если сможешь!

– Почему не смогу?

Майя сорвала свой агрегат с места и, набирая ход, громко крикнула:

– Да потому что ты не въезжающий! – И также громко засмеялась, довольная своей шуткой.

По асфальту она проехала метров двести, Родион уже сел в машину, когда квадроцикл свернул с главной дороги и помчался по пыльному проселку в объезд станицы.

Опорный пункт полиции находился, как и предполагалось, в центре населенного пункта. Вымощенная плиткой главная площадь, за цветочной клумбой здание «сельсовета», слева от управы двухэтажная школа, справа – клуб с колоннами, дальше по улице – церковь, за ней магазин и только затем уже, за перекрестком – участковый пункт.

Обыкновенный кирпичный дом, разделенный на две части. В одной, большей половине, офис под российским триколором, в другой, судя по всему, складское или даже жилое помещение. Главный вход – с улицы, никаких преград, свернуть с тротуара, подняться на крыльцо и можно заходить. Если удастся открыть дверь. Родион войти не смог. Закрыт пункт полиции, причем без объявления причины.

В жилую часть здания можно было зайти с той же улицы, но через калитку, забор огораживал участок, прилегающий к дому. Участок сплошь засажен помидорами, даже место за воротами, где Родион мог бы поставить машину, и то распахано-засеяно. И в этом огороде полол тяпкой пожилой грузный мужчина с рыжеватой сединой под широкополой шляпой. Лето, жара, солнце все еще высоко, а он как робот – тяп-тяп, и быстро так, сноровисто. Клетчатая рубаха с длинным рукавом, треники, заправленные в носки, калоши, от жары лицо красное, как томаты на кустах. А помидоры крупные, где-то уже спелые, где-то не очень, но все – хоть сейчас на выставку.

Мужчина не заметил подъехавшей машины, но стоило Родиону тронуть рукой калитку, сразу же поднял голову, повернулся к нему, глянул, близоруко прищурившись.

– Капитан полиции Фомин, – представился Родион.

– Ну, наконец-то! – расплылся в улыбке мужчина.

Он, казалось, вот-вот сорвется с места и бросится к Родиону с распростертыми объятиями. Но нет, он вдруг вернулся к своему прежнему занятию.

Ему хватило всего нескольких взмахов, чтобы закончить рядок, всего пять-шесть секунд. И он снова переключился на Родиона. Отставил тяпку, с улыбкой на губах подошел к забору, открыл калитку.

– Майор полиции Маслюк!.. Считай, в отставке майор, – весело, но с грустью в глазах сказал он. – Сейчас сдам тебе дела и уйду в отставку.

– Эти, что ли, дела? – Родион настороженно кивнул на помидоры.

Вдруг это подсобное хозяйство на балансе действующего участкового, но под контролем районного начальства? Он-то с тяпкой, может, и управится, но не хотелось бы. Огород занимал пять-шесть соток, ему такое счастье и даром не нужно.

– А чем не дела? – хитро сощурился Маслюк. – Помидор смотри какой! Сказка!

Он даже нагнулся, чтобы сорвать плод с куста, но в самый последний момент передумал. Все правильно, и без того видно, какого качества томат.

– Медом пахнут! – разгибаясь, сказал майор.

– И потом, – кивнул Родион.

– Вот-вот… Земля у нас здесь знаешь какая! Помидорчики как огурчики!..

– Это хорошо.

– Это очень хорошо! Вам, городским, этого не понять! А ты чего стоишь, давай, заходи!

Маслюк распахнул калитку, по гравийной дорожке провел Родиона к беседке из винограда, в тени которой и находился вход на жилую половину. А виноград не дикий, как в Подмосковье, а самый что ни на есть окультуренный, правда, еще зеленый. Маслюк не преминул обратить на это внимание.

– Знаешь, сколько я вина с Изабеллы делаю? Целую бочку! – сказал он, выставив перед собой широко разведенные руки.

– Хорошо у вас тут.

– Сядешь, бывало, вино, шашлычок… – мечтательно закатил глаза Маслюк. И, опомнившись, с благодушной улыбкой глянул на Родиона: – Тебе, капитан, у нас понравится… Женатый?

– Не совсем, – вздохнул Родион.

Варшавин связал их с Лерой по рукам и ногам, но если бы вместе, в один узел, но нет, он здесь, она в Москве. Они хотели расписаться, но не рискнули. Любой неосторожный шаг мог усугубить и без того незавидное положение девушки… Ну да ладно, главное, что Варшавин больше не склоняет Леру к сожительству. Пытался, обжегся, больше не настаивает. Но и Родиону ее не отдает. Ничего, время и лечит, и успокаивает. Лера держит осаду в Москве, а он будет вести себя ровно здесь, а там, через годик или даже раньше, Варшавин найдет себе новую забаву. У них, у патрициев нового времени, бурная жизнь, столько удовольствий им отпущено, а человеческий век такой короткий, все нужно успеть перепробовать.

– Ничего, женишься. Знаешь, какие у нас тут девки!

Маслюк не стал развивать пышную, но не наполненную содержанием мысль. Они прошли в дом и оказались в коридоре, который совмещал в себе и прихожую, и кухню. Дальше спальня, шкаф в ней лакированный, кровать с пружинным матрасом, письменный стол, стул. Стены свежевыбеленные, полы также недавно красили, но вид у комнаты все равно сиротливый. И гулкое эхо в ней, как бывает в помещении, лишенном души.

Судя по длинному ряду гвоздиков, набитых на стене, на ней раньше висел ковер, на полу, похоже, лежал палас, со стола все убрано, в шкафу только стопка белья и какие-то старые куртки, плащи, которые и носить уже не прилично, а вот выбросить, видимо, жалко. Не так давно в окне стоял кондиционер, но его уже нет, проем под него наспех заделан фанерой. Даже занавески с окна сняты.

– Матрас хороший, кровать крепкая, – сказал Маслюк, похлопав по деревянной спинке кровати. – Я сам иногда, бывало, прилягу.

– Ну да, – усмехнулся Родион.

Хорошо Маслюк устроился, и комната отдыха у него здесь, и приусадебный участок, вино, шашлыки. А комнату он благоустроил, и ремонт сделал, и кондиционер поставил, но его время закончилось, и преемнику досталась только казенная мебель. Даже белье и то из каких-то армейских складов, потемневшее от беспощадных стирок. Впрочем, жаловаться Родион и не думал. Хорошо, Маслюк штукатурку с побелкой со стен не содрал, и на том спасибо.

– Буду осваиваться, – кивнул он. И, немного подумав, спросил: – Машину куда можно поставить?

– Машину? – цокнув языком, переспросил Маслюк. – А машину можно припарковать у ворот.

– Люди там ходят. И по ночам тоже. Поцарапают.

Машина у Родиона старая, а перекрашена она недавно, даже царапины еще не успели появиться. Но появятся. Полицейских в народе не все любят, а станица, судя по всему, не маленькая, в такой семье обязательно найдется урод, который захочет блеснуть своей глупостью, в лучшем случае колеса спустят, а в худшем, и угнать могут.

– А что люди? Народ у нас спокойный! А если вдруг, казачкам скажешь, они враз подлеца отыщут.

– Казачкам?

– А дружина, добровольные помощники, куда без них? Сам-то ты, конечно, не казак…

– Это плохо?

– Да нет… Плохо, если ты здесь временно, если душа не лежит. Люди все видят, их не обманешь, как ты к ним, так и они к тебе, такая вот у нас тут юриспруденция, – усмехнулся Маслюк.

– Ну что ж, людей обманывать не буду, – невесело сказал Родион.

Он не искал легких путей, за спинами товарищей не прятался, всегда старался находиться на острие событий, но его дело серьезных преступников ловить, бандитов и убийц. К своим тридцати четырем годам Родион кое-чего достиг по карьерной части, не так давно возглавил отделение по борьбе с организованными преступными формированиями общеуголовной направленности в составе оперативно-разыскной части. В следующем году мог бы стать подполковником, но из-за какого-то ублюдка в погонах вернулся к капитанскому званию. Его место там, в Москве, на переднем крае борьбы с преступностью, но раз уж так вышло и он здесь оказался, то и в ссылке он должен служить с полной отдачей сил, да по-другому у него, пожалуй, и не получится.

– Вот и хорошо… А помидоры мои здесь пока пусть побудут, соберем урожай, а там посмотрим. Может, тебя здесь уже не будет.

Спорить Родион не стал. Плохо служить здесь он точно не станет, но, если вдруг труба позовет его обратно в Москву, он сорвется с места не задумываясь.

Глава 2

Родилась в марте, будешь Мартой, в мае – Майей, в июле – Юлей, в августе – Августой. Даже Октябрина имя есть. А если бы ее угораздило родиться в июне?

Майя уныло смотрела на отца. Неужели он смог бы назвать ее Июней?

– Ты, Семеныч, можешь говорить что угодно. А я скажу тебе так, мы уйдем, а наши дети останутся! В них продолжение нашего рода!

Отец положил свою тяжелую руку на плечо Игната Семеновича, тот поморщился. Отец мужчина видный, рослый, крепкий, плотный, кость у него тяжелая и силы в руках в избытке. Игнат Семенович, тот худой, неказистый. Выносливый как лошадь, жилистый, работает как вол, но нет в нем породы, сермяжной он сущности, мужицкой. Мама так говорила, и Майя легко с ней соглашалась.

И Семен, сын Игната, такой же пустой породы, ну может, и повыше своего отца, и в плечах чуть шире, но такой же неказистый. И ест в три горла, шашлыка полказанка слопал, целую курицу до костей обглодал, и все ему мало. Сидит, за обе щеки уплетает. Метаболизм у него такой, слона съесть может и даже ни на грамм не поправится. Но разве ж это достоинство? Майя смотрела на него с усмешкой, а ему все равно. Ну да, ему же не надо ее добиваться – драться, ершиться, себя показывать. Отец ему Майю даром отдает. Восемнадцать лет исполнилось, все, пора под венец. Тем более что жених знатный, у Гуляевых одно из самых крупных хозяйств в районе, одной только земли около полторы тысячи гектаров и пшеница у них высший сорт.

Только вот не хочет Майя выходить замуж за это золото на вес пшеницы. Ей настоящий мужчина нужен. Но таких на горизонте пока не видно. Славка Стенькин еще ничего так, и на внешность не урод, и характер у него есть. Не так давно свидание назначил, ночью, у реки, отец на него Берту спустил, так Славка даже не побежал. Встал, руки выставил, зубы оскалил, страшные глаза сделал, Берта сама от него шарахнулась.

Берта как будто учуяла, что Майя думает о ней, залаяла где-то у ворот. Стол накрыт во дворе, в беседке – собаку слышно хорошо. Только никто не обращал на нее внимания. Егорку и Витьку спать уже уложили, Семену все равно, а остальные все пьяные, даже мама подвыпила и уже носом клюет.

Отцу смелый зять не нужен, ему богатого подавай. Деньги должны идти к деньгам. А отец человек небедный. Хозяйство у них, может, и поменьше, чем у Гуляевых, но своя тысяча гектаров отборной земли имеется. И пшеница не хуже. И масло из подсолнечника прибыль приносит. Дом большой, полная чаша, у Майи «айфон» предпоследней модели.

– Все тут нашим станет! – Отец раскинул руки, будто пытаясь обнять необъятное.

– Нашим! – кивнул Игнат Семенович. – Нашим, Гуляевским!

– Каким вашим? – вскинулся отец. – Ты на Семку своего погляди!

– А чем это тебе Семка мой не нравится? – расправил плечи Гуляев.

А сыну его все равно. Сидит себе, щеки набивает, пирог с малиной компотом запивает. Хоть бы водочки себе налил, но нельзя, мама не велит. А ведь двадцать лет уже парню. И в армию его служить не отдают, тут и мама не велит, и папа.

– Да малахольный он у тебя какой-то! – ухмыльнулся отец.

Берта разошлась не на шутку, может, беда какая-то за воротами стряслась. Но на нее по-прежнему не обращали внимания.

– Да?

– Ты на Майю глянь! Настоящая русская красавица! Таких здесь не было и никогда не будет!

– Не было?! – вспылил Игнат Семенович. – Я не знаю, кого и где не было, а мы, Гуляевы, на этой земле всю дорогу стояли!

– Да! – пискнул сынок и с гордостью за себя глянул на Майю.

Девушка усмехнулась: а ведь прав отец, малахольный он какой-то. Ну хоть водку не жрет, и то хорошо.

– Прадед мой казаком был! Дед мой казаком был! Отец мой казаком был! – бил себя в грудь Гуляев-старший. – Я – чистокровный казак! Семен мой – чистокровный казак!.. А ты кто?

– Я кто? – Отец угрожающе поднялся со стула, повернулся к нему и вперил в него убийственный взгляд. – Я тот, кто таких казаков в гробу видал!

Берта уже не просто лаяла, она надрывалась.

– Папа, ты не слышишь, Берта взбесилась! – крикнула Майя.

Она и сама могла бы глянуть, что там случилось, но кто-то же должен осадить отца. Он, когда пьяный, буйным становится, а мама, напротив, погружалась в состояние сонной мухи. Сидит, смотрит на отца и кивает, соглашаясь с ним. А ведь он запросто мог избить Гуляева. Майя, в принципе, не против, но репутация семьи для нее не пустой звук. Они ведь действительно не местные, мать с отцом еще до ее рождения в этих местах осели. Из Московской области в теплые края перебрались.

– Берта?!. – нахмурился, прислушиваясь, отец. – Берта!.. Мы что, кого-то ждем?

Мама отстраненно мотнула головой.

– Нора, давай за ружьем! – направляясь к воротам, потребовал отец.

Мама уже приняла свою норму, она плохо соображала, но из-за стола поднялась и к дому направилась, набирая скорость, как будто просыпалась на ходу. Майя заметила, как Игнат Семенович глянул на нее. Мама-то женщина красивая, стройная, в свои сорок лет молодым фору даст, а у него жена уже выглядит как старуха, и толстая она, расплывшаяся как квашня. Таисии Дмитриевны за столом нет, вроде как заболела, а может, просто не захотела приехать. Может, испугалась, что муж сравнит ее с будущей свахой и подаст на развод.

Берта рвала цепь, пытаясь дотянуться до человека или животного, нарушившего ее покой. Отец должен был взять ружье, открыть ворота и выйти в ночь, так он, в общем-то, и собирался поступить. Но сначала он открыл калитку в воротах, а вместо того чтобы использовать ружье, с которым супруга запаздывала, спустил Берту с цепи. Она с лаем вылетела со двора, перескочила через дорогу и скрылась в темноте поля. И вскоре стало тихо. Никто не пытался напасть на отца, на Майю, на гостей, и собака не подавала признаков жизни.

– Берта! Берта! – покричал отец, но было по-прежнему тихо. Он еще пару раз позвал собаку и повернул назад, на всякий случай закрыв калитку.

– Может, собачью свадьбу учуяла? – спросил Семен.

– Тебя бы туда! – Майя неприязненно глянула на него.

Вот кого бы следовало назвать Июнем, или просто Нюней. Ни март ни апрель, ни рыба ни мясо.

– Да не слышал я свадьбы, – качнул головой отец.

– Вот я и говорю, – закивала Майя. – Не надо свадьбы!

– Ну почему же не надо? – в раздумье проговорил Гуляев-старший.

– Ты что-то сказал? – не то что бы зло, но резко глянул на него отец.

– Я не сказал, я спросил, – попятится от него Игнат Семенович. – Здесь, спрашиваю, наливают?

– А-а! Наливают!.. Еще как наливают! – подобрел отец и, обняв Гуляева за плечи, потащил к столу.

И Семен побрел за ними.

– Ты куда? – спросила Майя.

– А куда надо? – слегка оживился он.

– За Бертой пойдем.

– Куда?

– К реке. Там она где-то.

– Да кобеля она учуяла, – махнул рукой Семен.

– А если двуногого? С топором… Может, Славка Стенькин там? – Майя смотрела на Семена с непроницаемо спокойным, а оттого, казалось, зловещим выражением лица.

– С топором?

– Боишься?

– Да нет.

– Тогда пошли!

Семен хоть и малахольный, но понял, что его проверяют на вшивость, и, взяв себя в руки, пошел за Майей.

Отец мог бы расчистить поле перед домом, выкорчевать и сжечь кусты, деревья, засеять чем-нибудь или оставить под пар, но делать он этого не хотел. Он сам объявил поле заповедной зоной, для него и для всех оно являлось своего рода парком, очищенным от мусора, от сухостоя. И погулять здесь можно, и на травке под кустом полежать, и даже водички из родника попить. Но гулять можно днем, а ночью здесь неуютно и даже немного страшно. Ветер шевелил кусты, деревья махали ветвями, как будто разбойники руками. Луна в небе полная, но почему-то она освещала только верхушки деревьев и кустарников, а земли под ногами не видно.

– Если страшно, можешь домой, к мамочке! – ехидно сказала Майя.

– Да нет, не страшно… А кто такой Славка?

Семен жил в райцентре, Пшеничная с Верховерской в настоящем не воевала, хлопцы стенка на стенку не сходились – он мог и не знать Стенькина.

– Славка считает, что он мой жених!

– Думает?

– И говорит всем. Любому голову оторвет, кто ко мне прикоснется… Скажи, ты ко мне прикасался?

– Да нет. – Голос у Семена дрогнул.

– И не надо!

– Ну, пока не надо…

– Да ты не переживай, мне Славка не нравится. Мне другой нравится.

– Кто?

– А почему на себя не думаешь? – усмехнулась Майя.

– Я?!

– Коробка!.. Я даже не знаю, как его зовут.

– Кого?

– Мужчина. Молодой. Лет тридцать, может, чуть больше.

Майя и не собиралась влюбляться в незнакомца, которого встретила сегодня днем. Черноволосый, смазливый… Почти как женщина смазливый, правильные черты лица, изящный нос. Но при этом женственным его не назовешь, уровень тестостерона в нем не просто зашкаливал, чернявый излучал мужскую силу, как солнце – радиацию. И сила притяжения в нем, как у крупного небесного тела, Майя даже не помнила, как вышла из машины, как схватилась за столб. Потом, правда, опомнилась, заговорила с ним, а он даже не захотел знакомиться с ней. Может быть, он проездом в Пшеничной, зачем ему роман заводить? А может, он женщинами не интересуется. Это сейчас она строила версии спокойно, а днем в ней клокотала обида. А сколько нехороших слов на языке вертелось.

– Фильм есть такой, человек-муравей. А он – человек-мурашки… Мурашки у меня по коже… Или просто холодно? – спросила Майя.

– Ну не знаю.

– А если холодно мне?

– Да?

Семен шел впереди, он остановился, повернулся к Майе, снял с себя джинсовую куртку, набросил ей на плечи.

– Ты что, ухаживаешь за мной? – засмеялась девушка.

– Ну-у…

– В женихи набиваешься?.. Или ты думаешь, что все уже решено?

– Что решено? – Семен повернулся к девушке спиной и продолжил путь.

– А замуж за тебя! Я ведь и отказаться могу! – засмеялась Майя.

Не хотела она замуж за Семена и отказаться могла запросто. И на отца не посмотрит. А будут настаивать, соберется и рванет в Москву или еще куда-нибудь, пусть отец локти потом кусает.

– Ну, я и не настаиваю, – буркнул Семен.

– Что ты сказал? – весело возмутилась Майя.

– Нет, я, конечно, не против!

– Славка против!.. Будешь с ним драться из-за меня?

– Если надо, – нерешительно пробормотал Семен.

– А у него шашка есть! Настоящая, казачья!

– Тю-ю, у нас вся стена в таких шашках!..

– Значит, на шашках драться будете!

Похоже, Семен понимал, что Майя шутит. Одно дело, когда пацаны просто дерутся из-за нее, и совсем другое, когда убивают друг друга.

– Ну, на шашках так на шашках! – приободрился он и, не останавливаясь, стал разворачиваться к Майе спиной. И рукой вверх повел, будто шашку выхватывал из ножен. Но вдруг споткнулся и упал, высоко задрав ноги.

А под ногами у него Майя увидела собаку, лежащую поперек тропинки.

– Берта!

Она не ошиблась, на земле действительно лежала Берта. Причем мертвая и без головы. Похоже, голову отрубили. Возможно, шашкой. И сделать это мог Славка.

– Какая сволочь? – простонала Майя, безумными глазами глядя на свою любимую собаку.

– Что это? – дрожащим от страха голосом спросил Семен.

– Славка сделал! – Девушка практически не сомневалась в своих словах.

– Он что, псих?

– Конченый!

Майя не могла поверить, что Славка взял и так просто отрубил Берте голову. Каким же ублюдком нужно быть, чтобы сделать такое? Но если он убил, то его нужно наказать.

– Законченный псих, – кивнул Семен.

– Шашка, говоришь, у тебя есть?

– У отца нужно спросить. – Семен настороженно глянул на девушку.

– Ну, спроси!

– И спрошу.

– И Славке башку… Нет, руку отруби! – потребовала Майя.

Возможно, Славка ни при чем и Берту зарубил кто-то другой. Но Семен хотя бы должен схватиться за топор – ради нее. А если нет, зачем он ей такой рохля нужен?

– И отрублю!

– Тихо!.. – Майе вдруг показалось что за кустами кто-то стоит, прячется от них. – Там кто-то есть!

– Где там? – разволновался Семен.

– За кустами… Может, Славка… Славка, ты? – крикнула Майя.

А в ответ тишина, только ветер листву шевелит.

– Да нет там никого! – Голос у Семен заметно дрожал.

– Страшно? – усмехнулась Майя.

– Шашки нет…

Семен вдруг взял ее за руку и повел к дому. Майя с презрением глянула на парня, но сопротивляться не стала. А вдруг там не Стенькин, а какой-то псих с шашкой? Что-то не хотелось ей лежать в поле с отрубленной головой.

Глава 3

Ночь южная, жаркая – спать пришлось с открытым окном. Под утро посвежело, но Родион не стал закрывать окно. И зря. В начале седьмого сталью зазвенела тяпка, причем над самым ухом. Чертов Маслюк! Лучше бы опорный пункт привел в порядок, в нем же ничего нет для нормальной работы, даже пальцы нечем откатать: чернила засохли, а в камере для временно задержанных у него ящики пустые под помидоры.

Полночи Родион не спал, все к новому месту привыкал, да еще жара уснуть не давала. Сейчас бы спать и спать, но за окном в огороде возня, да петух где-то неподалеку разорался, как будто режут его. Вскоре от сна осталось одно только приятное воспоминание. Родион поднялся, влез в джинсы, взял полотенце и с голым торсом вышел во двор. Сортир в конце огорода, умывальник чуть ближе, у летнего душа. Вода там есть – и умыться можно, и даже облиться остывшей за ночь водой. А потом и помидорчиком неплохо бы закусить.

Но в огороде хозяйничала женщина – крупная, дородная, не такая старая, как Маслюк, но все равно немолодая. Соломенная шляпа с розочками, балахон с оборками и воланами, леггинсы на широкоформатную задницу, калоши не абы какие, а с рисунком. Женщина уже отложила тяпку и сейчас укрепляла колышки, к которым крепились для устойчивости кусты.

Увидев Родиона, она разогнулась, улыбнулась, взглядом оценила его подкачанный торс. И улыбнулась еще шире.

– Здравствуйте, Родион Олегович! А я Тамара Ильинична. Можно просто Тамара.

Родион поздоровался, но спрашивать, кто такая она, эта просто Тамара, не стал: ясно же, что Маслюка жена. Не дочка же.

– А вам, я смотрю, не спится!

– Заметили? – усмехнулся Родион.

– У нас тут днем хорошо спать. Когда жара. А утром жары нет, утром работать нужно.

– Хорошая идея.

– Вы давайте, умывайтесь, Туманов может подъехать!

– Кто такой Туманов?

– А у него сегодня собаку зарубили. Шашкой! Голову как бритвой снесли!

– И вы уже в курсе?

– Не переживайте, скоро мы и вас к нашему бабскому радио подключим, – засмеялась Тамара Ильинична.

– И кто у вас тут шашка как бритва?

– А вот этого я пока не знаю. К этому радио мы не подключены.

– Будем подключаться, – улыбнулся Родион.

Собачья смерть – не высшей степени криминал, но хоть какое-то занятие. Это уж куда лучше, чем папки с бумагами в кабинете перебирать, с места на место перекладывать.

– Славка Стенькин мог. Он к дочке Туманова все сватается, а он ему от ворот пошел к черту… И шашка у Славки есть!

– А где он живет?

– Вот и я говорю, сходить к нему надо, а то Иван мой Федорович уже все, в отставке… Да, я вам тут водички колодезной принесла! – зашлась в восторге женщина. – Вкусная!

Родион даже подумал, что речь зашла о живой воде, в комплект к которой хорошо бы приложить молодильных помидорчиков. Но нет, дарами со своих грядок Тамара Ильинична его не пожаловала, а вода оказалась самой обыкновенной, ничуть не лучше той, которой Родион умылся.

На кухоньке в жилой части опорного пункта можно было приготовить яичницу, и плитка электрическая для этого имелась, и сковорода, а вот от холодильника осталось только пустое место. Яйца Родион купил еще вчера, за ночь они могли подпортиться, не желая рисковать, он сварил их вкрутую. Позавтракал, выпил чаю и заглянул в шкаф, где у него висела наглаженная с вечера форма. Вздохнул, глянув на капитанские звездочки, закрыл створки и надел обычное поло. Оружие он еще не получил, поэтому вопрос, куда крепить кобуру, перед ним не стоял.

Славка Стенькин жил неподалеку, в небольшом кирпичном доме с голубой дверью и синими ставнями. На лай дворняги вышла пышных форм, но не толстая женщина лет тридцати с небольшим, знойная, ядреная, загорелая, глаза горят, чего-то ждут. Родион узнал продавщицу из магазина, с которой познакомился вчера вечером. Вынужденно познакомился. Зина выложила вчера перед ним весь товар, включая свой бюст пятого размера, и все в глаза смотрела, пытаясь влезть в самую душу.

– А-а, товарищ капитан!.. – оправляя футболку на пышной груди, весело и с лукавым прищуром улыбнулась она.

– Ваш новый участковый, – кивнул Родион, сохраняя на лице полную невозмутимость.

Бабенка незамужняя, озабоченная, легкая неадекватность в ее поведении – результат личной неустроенности, он должен относиться к ней с пониманием. Не осуждать, не кривиться, нос не воротить.

– А я знала, что вы меня найдете!

– А гражданин Стенькин Вячеслав кем вам приходится? – спросил Родион, пытаясь официальным тоном не давать надежду ее ожиданиям.

– Да не бойтесь, не муж! – Зина открывала калитку, как будто душу перед ним распахивала, а пальцами свободной руки теребила футболку на груди, сожалея о том, что не надела кофточку с широким декольте.

– Брат мой младший…

Зина затолкала пса в будку, и Родион прошел во двор.

– И где он сейчас?

– Спит. Гулял вчера допоздна. – Зина вздохнула, щелкнув себя пальцами по горлу. И вдруг взяла Родиона под руку и грудью прижалась к его плечу. И по-свойски, вкрадчиво сказала: – Ты бы повлиял на него!

Она отошла от будки, собака этим воспользовалась, выскочила, Зина преградила ей путь ногой, стала запихивать обратно. Родион вышел со двора, закрыл калитку. Забор низкий, уж лучше он с улицы будет говорить, чем в обнимку с малознакомой женщиной.

– А гулял с кем? – спросил он, удерживая калитку, чтобы Зина не смогла ее открыть.

– Да с Ленькой, с кем же. И Тонька с ними, лахудра! Так она девка ничего и на мордочку очень даже, но Славка бы ей больше подошел. А она с Ленькой крутит!

– Так Славка вроде бы с тумановской дочкой гуляет.

– Ага, гуляет!.. Туманов голову, сказал, оторвет, если его с Майкой увидит.

– С майкой?

– Ну, Майя, Туманова дочка.

– Майя? – Родион не мог не вспомнить вчерашнюю русоволосую красавицу на квадроцикле.

– Знаешь ее? – ревниво повела бровью Зина.

– Да когда бы я успел с нею познакомиться?

– И не надо! У нас есть здесь более достойные! – Она оправила на себе воображаемое платье.

– Да, но у Славки, я так понимаю, других вариантов, кроме Майи, нет. Неужели он Туманова испугался?

– Да нет, просто он сейчас с Валькой… Хорошо, если врут…

– Что врут?

– Да не хотелось бы, лучше бы он с Тонькой, чем с Валькой…

– Но был он вчера с Валькой?

– Не знаю, наверное. Ленька его провожал, Тонька была, а Вальки не было.

– А шашка?

– Какая шашка? – не поняла Зина.

– Казачья. Говорят, у Славки была.

– Когда она у него была? Он еще на майские праздники ее поменял – на мотор к своему «Минску». И шашку отдал, и мотоцикл утопил, а-а! – Зина с грустным видом взмахнула рукой, отсекая недобрые воспоминания.

– Ну, главное, сам остался цел.

– Это точно… А чего это ты вдруг интересуешься? – встрепенулась женщина.

– Да вот, слухи проверяю, – сказал Родион, глядя, как открывается дверь.

На крыльцо, зевая на ходу, вышел высокий парень с лохматой после сна головой. Широкое, будто подрубленное снизу лицо, нос лепешкой, губы плюшками, не красавец, мягко говоря.

– Славка! – заметив брата, позвала Зина.

– Чего тебе? – спросил он, не сводя глаз с Родиона.

– Чего это тобой участковый интересуется?

– Томат Помидорыч, что ли?

– Капитан полиции Фомин, – представился Родион.

– Капитан? – Стенькин посмотрел на него, вопросительно глянул на сестру.

С чего бы это новый хахаль сестры участковым прикинулся, где здесь подвох? Глянул Славик и на черный «Ленд Крузер», который остановился у самых ворот, едва не зацепив Родиона.

Из машины вышел плотного телосложения, брутального вида мужчина с мощной шеей и покатыми плечами. Лысый, из волос на голове только брови, да и те выжженные солнцем, черты лица плотные, грубые. Он злобно скалил зубы, агрессивно глядя на Славика. Родиона даже не замечал.

– Ну иди сюда, дружок!

Открывая калитку, мужчина, казалось, собирался сорвать ее с петлями. Славик стоял как болван, завороженно глядя на лысого, и даже не попытался отскочить, когда сильная, жилистая рука схватила его за шею. Мужчина выдернул Славика со двора, как рыбу из воды, и тут же, ударив по ногам, сбил наземь. А удар четкий, поставленный, Славик не мог ему ничего противопоставить.

– Зачем Берту, сученок, зарубил? – ревущим голосом спросил Туманов, а это наверняка был он.

– Кого я зарубил? – Славка даже не пытался сопротивляться.

А Туманов мог ударить его кулаком в любой момент. Он замахнулся правой рукой, но Родион уже готовился остановить его. Хотелось, конечно, услышать, что говорит Славка в неформальной, так сказать, обстановке, но кулаком в лицо – это слишком, участковый обязан подобные действия пресекать.

– Да что ж это такое делается? – Зина схватила Туманова за плечо, но тот оттолкнул ее, и она врезалась спиной в почтовый ящик на заборе.

– Гражданин! – Родион поймал Туманова за руку, с силой сжал запястье.

– Ты на кого тут пасть открыл! – взъярился тот и, отпустив Славика, вырвал руку из захвата. – Ты чего тут, быдло! – в бешенстве рыкнул он, поворачиваясь к Родиону, и попытался схватить его за грудки.

Родион поймал обе руки, чуть отступил назад, сдергивая противника с точки равновесия, и резко шагнул вперед, заставляя выгнуться в спине. Туманов и не хотел, но прогнулся, и тогда Родион ударил его по ногам. На землю противник ложился с заломленной за спиной рукой.

– Спокойно, гражданин, спокойно! Капитан полиции Фомин!

– А сразу сказать не мог, что из полиции? – прохрипел в бессилии Туманов.

Мощный он мужик, тренированный, но Родион во время службы в полиции технике рукопашного боя учился, что называется, настоящим образом.

– Сказал.

– А я успокоился, – примирительным тоном проговорил Туманов.

– Очень хорошо.

Фомин отпустил мужчину, встал в готовности отразить нападение. Поднялся и Туманов.

– У меня тут собаку зарубили, – отряхиваясь, сказал он. Мужчина действительно успокоился, даже на Славика не бросался.

– Чем зарубили?.. – спросил Родион. И тут же пояснил: – Стенькин шашку свою на мотоцикл обменял. Еще в мае.

– На движок, – уточнил парень. – С Патрикеем поменялся.

– Когда собаку зарубили, в какое время?

– Двенадцати еще не было… А может, и было, – пожал плечами Туманов.

Родион поморщился, перегаром несло и от него, и от Славика.

– А ты, Стенькин, когда домой вернулся?

– Да в третьем часу… – ответила за него сестра. – Ленька с ним был и Тонька.

– С Ленькой я сам поговорю, – сказал Родион.

– Да не трогал я никакую собаку! – мотнул головой Славик.

– Разберемся.

– Давай, капитан, ты тут разбирайся, а я поеду, – разминая пострадавшую руку, сказал Туманов.

Родион взял Славика за плечо, протолкнул его за калитку, и Зине дал знать, что пора уходить. А у Туманова спросил:

– Зачем ехать? Тут недалеко, пять минут ходьбы.

– Куда не далеко? – не понял тот.

– До участка. Протокольчик составим, пальчики откатаем, – усмехнулся Родион.

Опорный пункт действительно находился рядом, а вот отпечатки пальцев снять возможности нет. В район нужно ехать, краску для дактилоскопии брать, да и еще много чего нужно.

– Зачем пальчики? – нахмурился Туманов.

– Для порядка. Чтобы порядок в станице был, чтобы люди друг на друга не кидались. Если они люди, а не собаки.

– Да понял я все, начальник, – повеселел Туманов. – Больше не буду, зуб даю!

– Ну хорошо, поезжай пока.

– А почему пока?

– А вдруг Стенькин заявление напишет? Придется принимать меры.

– Ну ты совсем суровый, начальник! – усмехнулся Туманов.

– Это не я, это закон суров. А насчет собаки будем разбираться. И без вашей помощи, гражданин…

– Туманов.

– Где труп собаки?

– Лежит пока, закапывать будем.

– Повремените. Я через час подъеду, посмотрю.

Родион узнал, как и куда ехать, еще раз переговорил со Стенькиным, с ним отправился к его дружку.

Ленька подтвердил, что первую половину ночи Славик провел с ним – за столом, в компании с двумя девушками. Но, возможно, парень выгораживал своего друга или даже самого себя, если к дому Туманова они ходили всей компанией. Родион не поленился, поговорил с жильцами соседнего с Ленькиным дома, нет, компания особо не шумела, выпивали во дворе, за столом, все время слышны были голоса, пока не подъехали родители чьей-то девушки, не забрали ее домой. Тогда шум и прекратился – в районе двух часов ночи.

Дом Туманова стоял за станицей, в трех-четырех километрах от околицы – в чистом поле, в окружении высоких, но еще молодых тополей. Высокий цоколь, два этажа, мансарда, вокруг дома кирпичный забор сплошной стеной, массивные ворота – только тараном вышибать. Настоящая «кулацкая» усадьба, мой дом – моя крепость.

Хорошо укатанный, щедро посыпанный крупным щебнем проселок тянулся к самому дому и закольцовывался вокруг него. За дорогой перед воротами сидел худой костлявый мужчина с черным от загара лицом. Глядя на него, у Родиона возникло желание достать из кармана платок и подать ему: вдруг он сейчас чахоточно закашляет кровью.

Родион вышел из машины, мужчина поднялся, направился к нему.

– Здравствуйте, вы новый участковый?

Родион кивнул, представился, мужчина устало повел рукой в сторону реки, к ней через пойменный подлесок вела широкая тропинка, по которой запросто мог проехать квадроцикл.

– Там Берта лежит, мимо не пройдете, – грустно усмехнулся костлявый.

– И тело там, и голова?

– Да нет, голову искали, не нашли.

– Где искали?

– Да везде.

– А на реке?

– И на реку ходили. Там в кущерях пристань, там смотрели, нет головы.

Родион кивнул, взяв на заметку пристань, и отправился в путь.

Ему понадобилось шесть с половиной минут, чтобы выйти к месту преступления. Дом Туманова остался далеко позади, до реки совсем чуть-чуть. Собака лежала поперек тропинки, вытянув окоченевшие ноги. Родион не пытался изображать из себя Пинкертона, лупу с собой не носил, но и без увеличительного стекла определил, как собаке отрубили голову. Пес уже лежал на земле, когда его ударили шашкой или подобным ей оружием. Со всей силы ударили, голову отрубили одним махом. На траве в районе удара снизу и сверху читались следы, оставленные от резкого соприкосновения с режущей частью клинка. И трава там перерублена, и даже земля взрыта ударом сверху. Собаку могли обездвижить той же шашкой, встретить рубящим или колющим ударом, оглушить, уложить на землю, а затем уже отсечь голову.

Родион отступил от собаки, осмотрел место, где примерно произошло ее столкновение с человеком, и заметил разбрызганные по траве довольно-таки крупные капли биологической жидкости, а также осколки костного и волосяного покрова. Уж очень сильно ударили по голове шашкой, череп буквально размозжили… А может быть, в собаку стреляли?

Родион не поленился, расширил зону поисков и в конце концов нашел пистолетную гильзу, которая плотно зарылась в траву под кустом. Он сначала задел ее пальцем, а затем уже заметил. Осторожно поднял, осмотрел донце. Знакомая маркировка – «44MAGNUM». Мощный калибр – 11 миллиметров. «Дезерт Игл» на таких «дровишках» работает. Очень серьезное оружие, такое запросто могло снести собаке голову без всякой шашки.

Глава 4

Квадроцикл не заставил себя долго ждать. На этот раз у Майи на ветру развевались и волосы, и подол сарафана. Солнцезащитные очки на лбу, бретели купальника вокруг шеи, шлепки на босу ногу. И ехала она, как будто не замечая Родиона. Пришлось помахать ей рукой, впереди труп собаки, вдруг наедет.

Майя улыбнулась, остановилась.

– Ты что, помидоры решил здесь выращивать? – весело спросила она.

И собираясь поставить ногу на землю, подала Родиону руку. Он просто вынужден был помочь ей сойти с мотоцикла, вернее, создать видимость, будто помогает.

– Почему ты так решила?

– Я же видела, как ты под кустом ползал.

– А почему именно помидоры?

– Так ты же вместо нашего Томат Помидорыча!.. Или ты редиску выращивать будешь?

– Выращивать я ничего не буду. Но урожай уже собирать начал. – Родион хлопнул себя по карману, в котором лежала завернутая в платок гильза.

Одиннадцать миллиметров для «Дезерт Игла» не самый мощный калибр, существовала версия двенадцать и семь, выстрел из такого пистолета мог оглушить человека, а вспышка от него ослепить. Но и стрельба с оружия одиннадцатимиллиметрового калибра – далеко не бесшумная. Дом Туманова находился далеко, однако не настолько, чтобы не слышать, как громыхнул у реки выстрел. Если, конечно, стреляли без глушителя.

– Какой урожай?

– Впечатлений и наблюдений. А еще мне нужны хорошие ответы на хорошие вопросы. – Родион вдруг понял, что разговорился.

Заметила его болтливость и Майя.

– Ты со мной заигрываешь? – спросила она, глядя на него с хитрой усмешкой.

– В надежде на хорошие ответы, – кивнул он. – Расскажи, как вы потеряли собаку?

– Замуж меня выдавали, – не сводя с участкового глаз, сказала Майя.

Эта новость должна была расстроить Родиона, во всяком случае, Майя ждала от него именно такой реакции.

– Свадьба?

– Помолвка. Ну что-то типа того, – усмехнулась девушка.

– А собаку зачем отпустили?

– Лаяла она очень.

– На кого?

– Ну не на жениха же!

– Значит, собака на кого-то лаяла, вы спустили ее с цепи…

– Отец спустил. Думал, что это Славка у дома ошивается.

Родион мрачно усмехнулся, вспомнив, как Туманов бросался сегодня на Славку. Жесткий мужик и жестокий, такой мог и собаками человека затравить, и шашкой его зарубить.

– Спустили собаку, она побежала к реке… А выстрела вы не слышали?

– Выстрела?!

– Выстрел должен был прозвучать через двадцать-тридцать секунд, как собаку спустили с цепи.

– Так не было выстрела, Берту шашкой зарубили.

Родион еще раз склонился над трупом собаки, перевернул тело, осмотрел правый бок. Может, пулей зацепило, но нет, бок был целым. И срез шеи с запекшейся на ней кровью еще раз осмотрел. Возможно, прострелив голову насквозь, пуля ушла в шею, но следов огнестрельного ранения не наблюдалось. Зато грудь собаки, шерсть вся в крови.

Родион распрямился и, не отрывая глаз от собаки, пожал плечами. Вряд ли Туманов, отпустив Берту, сразу же ушел в дом, должен же он был хотя бы немного подождать. И Майя могла находиться с ним. Но выстрела никто не слышал. Видимо, стреляли действительно с помощью глушителя, который гасит не только звук, но и пламя.

Попасть в голову бегущей собаке мог только профессионал. Однако даже спецы не стреляют один раз, для верности на спусковой крючок жмут как минимум дважды. Возможно, было и два, и три выстрела, но Родион смог найти только одну гильзу. Или плохо искал, или остальные гильзы нашли до него.

Не зря же стрелок отрубил собаке голову, вернее, то, что от нее осталось. Необычный пистолет, прибор бесшумной стрельбы – явный признак профессионала. Но темнота и трава помешали преступнику найти стреляную гильзу, и она осталась лежать в траве.

– И шашкой тоже… – кивнул Родион.

Странный какой-то профессионал работал, и пистолет у него с глушителем, и шашка. Зачем ему один тип оружия, когда имелся другой? Может, для подстраховки до зубов вооружился. Или преступников было двое, один с огнестрельным, другой с холодным оружием?

– Не слышала я выстрела, – качнула головой Майя.

– А отец ваш на Славку подумал?

– Да… А почему ты со мной опять на «вы»? Ты меня допрашиваешь?

– Да нет, просто разговор. Просто официальный разговор, – в раздумье сказал Родион.

– Ну, если официальный, то бывай!

Обиженно надув щечки, Майя вскочила на свой квадроцикл, завела двигатель и с места лихо взяла в карьер.

Фомин еще раз осмотрел место происшествия и неторопливо отправился к реке. Вскоре вышел к дощатой пристани, возле которой Майя оставила свою колесницу. Сама она стояла на краю пристани, в розовом купальнике, стройная, подтянутая, загар плотный, ровный. Длинные волосы, красивая спина, фигура – взгляд не оторвать, но Родион смог взять себя в руки. Он смотрел в сторону, когда Майя вдруг резко повернулась к нему.

– Что вы здесь делаете? – строго и с осуждением спросила она.

– Ты купайся, купайся, – качнул он головой, руками раздвигая камыши, с двух сторон обступившие лодочный причал.

– Тебя забыла спросить! – фыркнула она и оттолкнувшись, красиво, ласточкой нырнула в воду. Ноги у нее сильные, икры крепкие, точеные, но щиколотки тонкие.

Майя вынырнула, Родион нагнулся, взял палку и снова занялся камышами. И ведь чутье его не обмануло, нашел он собачью голову, в камышах и нашел.

Он не ошибся в своем предположении, пуля действительно размозжила череп и даже прошла навылет. Надо будет еще раз осмотреть место происшествия, скорее всего, пуля где-то там, в земле. И на труп надо бы глянуть, возможно, пуля хотя бы зацепила грудь собаки. Должна была задеть при таком угле выстрела. Кровь он там заметил, а рану или хотя бы ожог – нет. Но если пуля задела тело, все равно стрелял человек рослый. Только высокий человек мог выстрелить так, что пуля вошла в голову под углом, близким к прямому. Более того, человек обладал потрясающим хладнокровием, ибо спокойно подпустил к себе собаку на два-три метра и затем уже нажал на спусковой крючок.

Фомин осматривал отсеченную голову, когда к нему подошла Майя, мокрая, в купальнике. Родион мог не переживать за ее здоровье. Солнце уже жарило вовсю, и от земли шло тепло. Он и сам с удовольствием искупался бы.

– Берточка!.. – жалостливо простонала Майя, глядя на отрубленную голову, и тут же зло воскликнула: – Какая сволочь это сделала?!

– Это я и пытаюсь выяснить. А ты убегаешь от меня.

– А если мне с тобой неинтересно?

Родион усмехнулся. Определенно, вредность родилась раньше Майи.

– Ну что ж, тогда мне пора, – развел руками он. – Отец, мать дома?

– Зачем отец? Он, что ли, Берту нашел? – обиженно спросила девушка.

– А кто нашел?

– Я нашла. Мы с Семеном нашли. Пошли за Бертой, смотрим, лежит… Семен – мой жених, – немного подумав, пояснила Майя.

– Это хорошо.

– Что хорошо? Что Семен – мой жених?

– И это тоже… Хорошо, что не сама пошла… На пристань не ходили?

– Нет.

– Может, слышали что-то? Шум двигателя, мотора.

Убийца собаки мог следовать к пристани, вышел к ней, а затем уже двинулся по тропинке вдоль берега и отклонился от основного маршрута, чтобы забросить голову подальше в камыши, чтобы ее не нашли.

Преступники могли уйти рекой, на лодке, или на машине – по дороге, которая тянулась вдоль береговой линии, где-то у станицы сливаясь с проселком, шедшим от дома Туманова.

– Да нет, не слышали, тихо было, – пожала плечами Майя и вдруг до нее дошло: – А в Берту что, правда стреляли?

– Очень меткий выстрел.

– Из ружья?

– Будем разбираться.

Родион не стал говорить о гильзе, которую нашел в кустах: ни к чему это.

– И нас могли застрелить?

– Думаю, преступники убрались еще до того, как вы с Семеном вышли к Берте.

– Не знаю, не знаю. Мне показалось, что за кустами кто-то стоит, прячется от нас. А нас могли подкарауливать!

– Где за кустами? – спросил Родион.

– Да там, где лежала Берта. А мы еще шли, болтали. О свадьбе говорили, – зачем-то поделилась подробностями Майя.

Родион кивнул. Надо будет осмотреть кусты, за которыми мог прятаться убийца собаки. Интересно, с отрубленной головой он стоял или без? Если без, значит, он сходил к реке и вернулся. Или его дружок. Один остался у реки, а другой вернулся.

– Какая сволочь могла убить Берту? – в раздумье спросила девушка.

– Чем занимается твой отец?

– Ну как чем? Фермерское хозяйство у нас, хлеб выращиваем.

– Криминал не тревожит? Может, дань кому-то платите?

– Дань?.. Да нет, я бы знала… Нормально все, спокойно.

– И никто не угрожает? Ничего не требует?

– Говорю же, все спокойно.

– Будем считать, убийство собаки случайность, – закругляя разговор, пожал плечами Родион.

Действительно, может, и не было никаких профессионалов. Возможно, у кого-то из местных лежал-пылился израильский «Дезерт Игл» или карабин под «Магнум» сорок четвертого калибра. Может, и стреляли-то без глушителя, просто у Тумановых музыка играла, невесту, как-никак, сватали. Возможно, пьяный псих какой-то вокруг дома ходил, с карабином и шашкой. И точный выстрел в собаку мог оказаться обыкновенной случайностью, а Родион уже с организованной преступностью бороться собрался.

Скорее всего, он преувеличивал значение произошедшего, но в любом случае стрелка-рубаку нужно искать. Однако желательно без помощи Майи. Красивая она слишком для того, чтобы общаться с нею и не влюбиться. А любовь ему ни к чему, у него Лера, только она одна ему и нужна.

Участковый вернулся к убитой Берте, вытащил из земли пулю, потоптался вокруг места происшествия и уехал, прихватив находку с собой. По-другому, пожалуй, и быть не могло, но Майя стояла, смотрела ему вслед и хлопала глазами.

– О чем ты там с Фоминым болтала? – недовольно спросил отец.

От неожиданности Майя вздрогнула. Даже не заметила, как он подошел.

– С Фоминым?

– Капитан Фомин. – Отец кивком указал на машину, исчезающую из вида.

Фомин крутой, умный, мудрость в его ироничном прищуре не по годам зрелая и даже завораживающая. Нет бы познакомиться с ним поближе, а Майя дерзить начала, характер свой показывать. Неудивительно, что он фактически сбежал от нее. Ну почему она такая вредная?

Поскольку Майя молчала, отец спросил:

– Он что, не представился?

– Да ему вообще все до фонаря! – вспылила Майя.

Она ведь такая красивая, пацаны дерутся из-за нее, а Фомину все равно, как будто она и не женщина, как будто в ней и нет ничего такого, от чего сжимается мужское сердце.

– Что все?

– Да так, – вздохнула девушка.

– Про Берту что говорил?

– Он только про Берту и говорил… Застрелили Берту! Фомин голову собаки в камышах нашел. Жаканом кто-то жахнул!

– Жаканом?!

– Я сама думала, что шашкой. Да Фомин сказал, что стреляли еще до того, как голову отрубили. Не знаю, как он это определил, – пожала плечами Майя.

– И кто мог стрелять?

– Не знаю. Фомин криминальный след искал. Спрашивал, может быть, угрожал тебе кто-то, может быть, мы дань кому-то платим.

– Он спрашивал? – нахмурился отец.

– Ну да, – думая совсем о другом, кивнула Майя.

Фомин совсем не старый, мужчина в самом расцвете сил. И какой мужчина!.. Прогуляться бы с ним сегодня ночью под луной. Она озябнет, он снимет куртку со своих плеч, и так ей станет тепло. Но ведь не позвал за собой. Отфутболил как никому не нужный мячик и умчался, как будто ему нет никакого дела до Майи. Ну вот и кто он после этого?

– А ты что сказала?

– Что я сказала?.. – Майя на мгновение задумалась, вспоминая, о чем шел разговор. – Не угрожал нам никто, спокойно все было… Пока Фомин не появился!

Она вдруг встрепенулась. А если это Фомин вчера ночью нарезал круги вокруг дома. Влюбился в нее вчера днем, узнал, где она живет, и давай клинья подбивать!

– Да Фомин только вчера появился, – в раздумье проговорил отец. – А нам уже лет двадцать никто не угрожал.

– А раньше? – спросила Майя.

– Что раньше? – Отец настороженно глянул на дочь.

– Раньше угрожали?

– Кто мог нам угрожать?

– А почему мы здесь?

– Где здесь?

– Почему мы из Москвы уехали? Все в Москву едут, а мы из Москвы!..

– Потому что здесь теплей.

– А почему я в Москве не была?

Майя не раз уже задавалась этим вопросом и ни разу не получила на него исчерпывающий ответ. Отец рос и воспитывался в детском доме, родных у него нет, но у мамы родители в Подмосковье, живут себе где-то в Подольске, а навещать их почему-то нельзя. Сами-то они, бывает, приезжают, в прошлый раз все лето гостили, а к ним в гости почему-то никогда не ездили.

– Замуж выйдешь, поедешь в свадебное путешествие, – немного подумав, сказал отец.

– А если я учиться в Москве хочу?

– Учиться?! – Отец насмешливо вскинул брови.

Майя стыдливо отвела взгляд. Не лежала у нее душа к учебе, агротехникум в следующем году окончит, и на этом все. Она же не Любка Вальчихина, которой свет без учебы не мил. Да и не нужно ей высшее образование. Бухгалтерский учет она худо-бедно освоит, а работать и у отца можно. А если еще два хозяйства в одну артель объединятся, Майя финансовым директором станет.

– Давай не будем чушь городить. У нас все в порядке и никто нам не угрожает.

– Ну хорошо…

– Что Фомин делать собирается? – спросил отец.

– Ничего, – вздохнула Майя.

Не будет сегодня романтической прогулки под луной, не хочет Фомин с ней гулять.

– А как же убийство Берты? Разве это не угроза?

– Сказал, что убийство собаки случайность.

– Он и сам случайность, – усмехнулся отец, думая о чем-то своем.

– Это как?

– А так, не должен он быть здесь.

– А где он должен быть?

– Где должен быть… В Москве должен быть. Его из столицы к нам принесло. На понижение… Майором, говорят, был…

– Майором?!. – Майя не смогла сдержать удивления.

Фомин и для «капитана» выглядел молодо, а для «майора» тем более. А он, оказывается, уже носил погоны с двумя просветами как у Помидорыча.

– Разжаловали его.

– За что?

– Не знаю. Пока не знаю… – Отец отвечал на ее вопросы, но разговаривал как будто с самим собой. И вдруг спохватился: – А тебе что, интересно?

– В какой-то степени, – Майя отвела взгляд в сторону.

– В какой такой степени. – Отец проницательно смотрел на дочь и хмурился.

– Ну чего ты пристал? – возмутилась девушка.

– Та-ак! – медленно кивнул отец, как человек, получивший ответ на свой вопрос.

И этим вогнал Майю в краску. Уж не подумал ли он, что его дочь влюбилась?

– Вот только не надо!

– Вот и я говорю, не надо!.. Не нужен тебе этот Фомин!

– И не нужен! – согласилась Майя.

– Все, давай в дом! – Отец кивком указал на ворота.

– Не хочу я домой! Мне к Оксанке надо!

– Все, все! Домой я сказал!

Сколько помнила себя Майя, отец ни разу не поднял на нее руку. Голос повышал, однажды даже обматерил, но чтобы ударить, никогда. Зачем ему бить, когда у него взгляд как у тигра в дикой природе. Глянет, и мурашки по коже. Если сказал нет – значит, нет. А начнешь упираться, хуже будет.

– Ну, домой так домой, – вздохнула Майя.

В таких случаях, главное, не брыкаться. Будешь умницей, отец оттает и, возможно, уже сегодня отпустит гулять, причем на ночь глядя.

Глава 5

Солнце только клонилось к закату, но большая часть двора уже в тени – спасибо высоким пушистым тополям. Плохо только, что пух от них летит, нос щекочет. У Леры аллергия на пух, но, увы, страдает она от него не здесь, а в Москве. Здесь только слышен ее голос по телефону.

– Да как дела, тихо здесь, спокойно. Жарко!

– А у нас дождь завтра обещают. – Голос у Леры чистый, нежный, как ручеек журчит, слушать ее одно удовольствие.

– А у нас не обещают. Приезжай, на солнышке поваляемся.

– Ты же знаешь… – вздохнула она. – Да и работа у меня.

– Работа…

Леру осудили за врачебную ошибку. Да, виновата, назначила неправильное лечение, больной едва не отправился на тот свет. Но кто же знал, что за одним диагнозом скрывался другой, более страшный. А Варшавин раздул из мухи слона, показав, насколько маленький человек уязвим перед законом. Так показал, что Лера чихнуть без его дозволения боится. И в больницу как на Голгофу ходит, страшно ей.

– Не так уж все и плохо. Глеб вроде бы успокоился.

– Не называй его по имени, – поморщился Родион.

– Я никак не хочу его называть, но ты же знаешь, он всегда где-то рядом. И все видит… Ладно, не будем об этом.

– Не будем, – согласился Родион.

Варшавин любил изображать из себя черную мессию, поставит перед фактом, напророчит проблем, а потом давит всей своей силой, исполняя прогноз. Родион поначалу не воспринял его всерьез, ибо был уверен в том, что сможет помочь Лере, но просчитался. Головы перед этой мажорной сволочью не склонил, но без Леры остался. Он здесь, а она там, и Варшавин потихоньку окучивает ее. И плевать ему, что Родион может вернуться и тупо свернуть ему шею. А он может. Он сам в этом уверен на все сто.

– А я тебя очень люблю, – сказала Лера. – И на Варшавина тебя ни на что не променяю… Варшавин, ты меня слышишь? – спросила вдруг она.

И засмеялась. Варшавин действительно мог подслушивать их разговор, на что она и указывала. Только смех вышел какой-то нервный, и радости в нем совсем не чувствовалось. От бессилия смех.

– Капитан Фомин служит честно и верно и меня видеть не может, – продолжала Лера. – И ты давай там без обмана!

– И не смеши людей, – добавил Родион.

Ситуация на самом деле странная, даже более того, абсурдная. И если честно, он так до конца и не понял, почему им с Лерой нельзя жить вместе. Но судьбу пытать все-таки не решался. Вдруг Варшавин снова отомстит Родиону и Лере.

Но в то же время Фомин мог отправиться в Москву хоть завтра. Это не так уж и сложно, утром в путь, а вечером уже на месте. И повод у него имелся. Не отправлять же найденную пулю и гильзу почтовой посылкой? А экспертизу проводить нужно в Москве, там и специалисты, а главное, доступ к необходимым базам.

О возможном своем визите в Москву Родион говорить не стал. Вдруг не отпустят, а он только зря Леру обнадежит. К тому же Варшавин действительно мог подслушивать.

Фомин уже закончил телефонный разговор, когда появился Маслюк, и не один, а в сопровождении казачьего патруля. Плотного телосложения мужичок средних лет, на вид суровый, с ним хлопцы помоложе, один рослый и чернявый, другой среднего роста, волосы светлые, кудрявые. Все трое в синих мундирах, и околыши на фуражках красные, и лампасы на бриджах. Двухплечевые портупеи у всех, однотипные шевроны на рукавах, и ни у кого ни единой хотя бы мало-мальски завалящей медальки, даже значков нет. Одним словом, никакой клоунады.

– Принимай пополнение, капитан! – широко улыбнулся Маслюк.

Глядя на казаков, Родион вдруг пожалел, что так и не надел форму.

– Капитан Фомин! – с самым серьезным видом представился он.

– Прапорщик Гайдуков! – назвался старший.

Познакомился Родион и с остальными, старшина Федюхин и сержант Гринчук.

– Дискотека через час начинается, – сказал Маслюк.

– Будем работать, – кивнул Родион.

Кровь донская горячая, что ни дискотека, то обязательно драка, тут уж без участкового никак.

– Да вы отдыхайте, товарищ капитан, – хитро сощурился Гринчук. – Зачем вам впрягаться, когда мы есть? У нас все под контролем!

Гайдуков ничего не сказал, но так глянул на подчиненного, что тот прикусил язык.

– Не говори гоп… – улыбнулся Маслюк. – А вообще, ребята справные, ну а Савелич у нас, не побоюсь сказать, краса и гордость станицы!.. Да, Савелич?

Маслюк запанибрата положил руку на плечо Гайдукова, но тот глянул строго и на него. Маслюк торопливо хлопнул его по плечу и поспешил отойти.

– Дык, и мы не пальцем деланные! – снова заговорил Гринчук. – Вон вы шашку ищете, а мы знаем, кому Славка ее загнал!

Родион не помнил, чтобы он ставил кому-то задачу, но это мог сделать тот же Маслюк. Да и личную инициативу никто не отменял. Кровавое происшествие у дома Тумановых перестало быть секретом еще до того, как Родион о нем узнал.

– Патрикею?

– Ну да, у Патрикея шашка, – сконфузился сержант.

– Стенькина шашка. А у кого кроме Патрикея шашка есть?

– У меня есть, – спокойно сказал Гайдуков и провел пальцами по груди, оправляя воображаемый подвес для шашки.

– Ну за вас я почему-то спокоен, – улыбнулся Родион.

– А за меня? – подмигнул капитану Маслюк. – Я потомственный казак!

– И у меня шашка найдется, – хитро сощурился Гринчук. – Если хорошенько пошукать.

– Пошукай, пошукай! – толкнул его в плечо Федюхин.

Как ни крути, а шашка – это холодное оружие, и разрешение на нее получить не так уж и просто. Гайдуков, по всей видимости, позаботился о том, чтобы владеть шашкой на законных основаниях, а Гринчук, скорее всего, нет. И сколько еще в станице неучтенных шашек? И нужно выяснять, разбираться, выявлять, наказывать. А то сегодня собаке голову отсекли, а завтра человека зарубят.

– Ну все, хлопцы, по коням, и на парад! – решил Маслюк. – Товарищ капитан здесь, если что, звоните, вызывайте… А я уже все, участковый в отставке! – вскинул руки майор.

– Как это все? – удивился Гринчук. – А проставочка? А магарыч?

Родион усмехнулся, слушая разговор. Казачьего рода Маслюк или нет, но жмот он точно знатный. Он скорее удавится, чем обмоет свою отставку.

– А это самой собой!.. Но не сейчас!..

Фомин и Гайдуков обменялись номерами своих телефонов, и внештатные помощники участкового отправились на патрулирование. А Маслюк остался.

– А шашками надо заняться, – сказал он. – Кто-то же зарубил Берту.

– Список? – Фомин внимательно смотрел на майора.

Маслюк четверть века отслужил в должности участкового, не мог же он все это время одни только помидоры выращивать, наверняка знал, у кого в станице и окрестностях незаконно имеются шашки. С учтенным оружием просто, нужно всего лишь позвонить в лицензионно-разрешительный отдел. Но что-то подсказывало Фомину, что учет холодного оружия среди станичников не в почете.

– Ну, есть у меня несколько фамилий… – замялся Маслюк.

– Пройдусь, поспрашиваю.

– Говорят, в Берту еще и стреляли.

– Голову насквозь прострелили.

– Ты об этом узнал еще до того, как голову нашел.

Фомин кивнул, соображая, откуда эту информацию узнал Маслюк. Возможно, Майя поделилась ею с отцом, тот с Маслюком, все просто.

– Берта уже мертвая была, когда ей голову отрубили. Вот я и подумал, что в нее стреляли… А ты, Иван Федорович, давно Туманова знаешь? – спросил Родион так резко, что Маслюк даже вздрогнул от неожиданности.

– Давно я его знаю?.. Так это, сына его старшего крестил. Егорку!

– Значит, кум? – в раздумье спросил Фомин.

– Значит, кум! – Маслюк улыбался, но смотрел на Родиона настороженно.

– Фермерское хозяйство у Туманова.

– Крупное хозяйство, тысяча га – это, скажу я тебе, не шутка! Люди на него пашут!

– А земля откуда, в наследство получил?

– Какое наследство? У нас, когда в наследство землю получали, колхоз всем отец родной был. Умер отец, землю растащили. Туманов, правда, чуть позже появился, в сельхозартели нашей землю взял. Сначала в аренду, потом выкупил. Потом стал расширяться. Дела у него хорошо пошли, городской, а видишь, как развернулся!

– Городской? – в раздумье спросил Фомин.

Говор у Туманова как у местного, и это и смягченное «гэ», и тягучие гласные в окончании слов, но чувствовалось, что это свойство приобретенное. Интуитивно чувствовалось.

– Да какой-то он там городской? Двадцать лет уже, считай, как здесь живет.

– А откуда взялся?

– Так с северов откуда-то… – Маслюк бросил взгляд на улицу, как будто его там что-то заинтересовало. На самом же деле он просто отвел глаза в сторону.

– Холодно там, а у нас тепло. В тепло захотелось.

– Не бывает северов в графе «место регистрации».

– Там в графе… этот… э-э, Подольск указан. Кажется, Московская область.

– Москва, по-твоему, севера?

– Ну, не юга же!

– На югах вы с Тумановым кумовья, – усмехнулся Фомин.

– Сейчас кумовья, а когда он приехал, мы ими не были… А ты что, допрашиваешь меня?

– Допрашиваю? – удивился Фомин. – Мы же вроде коллеги, разве мы не должны обмениваться информацией?

– Должны, – кивнул Маслюк, положив кулак себе на голову.

– Значит, Московская область?

– Подмосковье.

– Хлеб выращивать?

– Каторжная, скажу тебе, парень, работа. И почетная!

– Согласен, – не стал спорить Фомин.

Но при этом он подумал об отпечатках пальцев, которые должен был снять с Туманова. И снял бы, будь у него для этого возможность. А ведь занервничал Туманов, когда Родион предложил ему провести дактилоскопию. Это ведь паспорт можно подделать, а папиллярные узоры не сменишь.

– Хороший он человек, Алексей Данилович, – сказал Маслюк.

– Может, и хороший. Но грубый.

– Так и работа у него такая же грубая…

– На людей бросается… Кстати, Стенькин его как огня боится, а парень он, я так понимаю, не из трусливых.

– Так он же за Майкой бегал, а Туманов – ее отец, как он руку на него поднимет?

– Отпадает Майка, замуж ее выдают. Да и Стенькин Валентиной какой-то утешился.

– Валентиной!.. – фыркнул Маслюк. – Кто этой Валентиной только…

Он оборвал себя и выразительно кашлянул в кулак. Участковый, даже если он в отставке, не должен передавать сплетни. Да и не тот сейчас случай, чтобы лясы точить. Серьезный случай. И разговор серьезный на серьезную тему.

– Крутой он мужик, этот Туманов, я правильно понял?

– Крутой, – не стал отрицать Маслюк.

– Может, врагов себе здесь нажил?

– Да не знаю… С Гуляевым они все землю поделить не могут, не скажу, что враждовали, но вдвоем им здесь тесно.

– Гуляев?

– С Гуляевым уже дело решено, – улыбнулся Маслюк. – Туманов дочку свою за его сына выдает. Сосватали Майку.

– Это хорошо, – качнул головой Родион.

– Что хорошо.

– Что дочку замуж отдает.

Спору нет, Майя произвела на Родиона впечатление, но нет у него ни возможности, ни настроения заводить с ней шуры-муры. И в ней романтизму поубавится, как только замуж выйдет. Сама по себе ситуация успокоится.

– И хорошо, что с Гуляевым дело решено, – добавил Фомин.

– С Майей ты уже виделся. – Маслюк смотрел на капитана внимательно и с лукавой искоркой во взгляде.

– И что?

– Красивая девка!

– Красивая.

– Понравилась?

– Что-то я не понял, Иван Федорович, ты что, сватаешь меня?

– Ну как же я могу? Майка уже сосватана!

– Тогда чего ты ей рекламу делаешь?

– Да нет, просто интересно… Да и Майка дивчина знатная, может, все-таки из-за нее весь этот сыр-бор?

– Сыр-бор, – согласился Родион. – И буря в стакане. Жаль, конечно, Берту, но это всего лишь собака. Даже уголовное дело не станем возбуждать. Даже за жестокое обращение с животными.

– А ты в Москве чем занимался? Говорят, настоящими убийствами.

– В том числе и заказными, – кивнул Фомин.

– Это, конечно, серьезно.

– Ну да, – вздохнул Родион.

В Москве он занимался реальными делами, круглые сутки – как белка в колесе крутился, то одно, то другое преступление, а здесь убийство сторожевой собаки – за счастье, ну еще и за порядком на дискотеке следить.

Маслюк ушел, а Родион остался у своей машины. Беспризорная она стоит, за ворота ее не поставить, чертовы помидоры мешают.

Фомин все еще стоял у машины, когда появилась шумная толпа. В окружении парней по улице, щелкая семечки, шли девушки, а среди них Майя. Один парень рассказывал веселую историю, кто-то смеялся, кто-то просто улыбался. Заметив Родиона, балагур поздоровался с ним. Остановился на мгновение, согнулся в поясе, провел пальцами по пыльному асфальту. Майя засмеялась в голос, толпа подхватила, хохот не утихал до самого клуба.

Родион дождался, когда процессия исчезнет из вида, открыл машину, навел камеру на боковые окна с видом на ворота, видеорегистратор оставил включенным. Предчувствие вдруг шевельнулось в душе.

Уже стемнело, когда он отправился в клуб, разумеется, в интересах службы. Здание одноэтажное, типичное для сельских домов культуры – портик с фронтоном, без колонн, но в три арки. Оштукатуренный, побеленный, и площадь перед зданием вымощена плиткой, тут же сквер с освещенной аллеей. Культурно, цивильно, как и полагается для дома культуры.

Только вот молодежь почему-то не желала вести себя культурно. Родион еще только присматривался к обстановке вокруг клуба, когда из него вывалилась толпа парней. Впереди шел уже знакомый балагур – с ожесточенным выражением лица, за ним с воинственным видом следовал Стенькин, парней сопровождала группа подстрекателей и просто зевак. Не обошлось и без девчонок, они замыкали толпу, первой в арьергарде шла Майя – с важным, можно сказать, царственным видом. Похоже, парни сцепились из-за нее.

Балагур вел Стенькина к скверу, но развернулся и ударил его на половине пути до него. Тот ответил, толпа зашумела, и только Родион мог остановить начавшуюся драку. Казачий патруль не подавал признаков жизни, видимо, очень сильно отклонился от установленного маршрута.

– Так, расходимся!

Продираясь в эпицентр драки, Родион задел рослого парня с массивной головой. И тот, в свою очередь, толкнул его сзади в плечо.

– Эй!

Родион не обратил на него внимания, подскочил к Стенькину, схватил его за руку, за шею и оттолкнул в сторону.

– Я же сказал, расходимся!

Фразу он договаривал, перехватывая летящую в него руку. Балагуру все равно было с кем драться, он уже был настроен воинственно. Родион взял руку в жесткий захват, пропустил парня мимо себя, а затем, придав балагуру ускорение, отпустил его, и тот, стараясь удержать равновесие, врезался в толпу. Но действия Фомина не понравились здоровяку, который уже успел толкнуть Родиона в плечо. Парень бросился в драку одновременно со Стенькиным, который, похоже, вообще ничего не соображал.

Родион взял на прием здоровяка, им же и закрылся от напирающего Стенькина. Сначала отшвырнул от себя одного, затем другого. Вдруг появился третий, четвертый, с одним Родион справился сам, а другого схватил Гайдуков.

– Ах ты, паскуда! – крикнул он и от всей души влепил ему затрещину.

На этом драка и закончилась, толпа разбежалась как по команде «Воздух», остались только Стенькин, которого держал Федюхин, и балагур – в объятиях Гринчука. И девчонки никуда не делись, их никто не трогал, и они с интересом наблюдали за происходящим.

– Завтра в участок, – сказал Родион, ткнув пальцем в Стенькина. И на балагура глянул также требовательно: – В десять ноль-ноль!

– Да не хотели мы, темно, ничего не видно! – пробубнил Стенькин.

– В голове у тебя темно. Все, свободны!

– А может, закрыть их надо было? – спросил Федюхин уже после того, как отпустил Стенькина.

– Будем считать, что вы получили первое предупреждение, – нарочно громко сказал Родион.

– Да нет, не первое, – сурово глядя на Майю, жестко сказал Гайдуков.

И она правильно его поняла.

– Ой-ей-ей! Как страшно! – фыркнула девушка и, с наигранным пренебрежением глянув на Родиона, повернулась к нему спиной. Скрещивая руки на груди, она пальцами провела по плечу, как будто поправляла наброшенную на них шаль.

– Вертихвостка! – бросил ей вслед Гайдуков.

– Красивая! – сказал Гринчук, провожая ее завороженным взглядом.

– А вы ничего так, товарищ капитан, лихо балбесов наших раскидали. Айкидо применили? – спросил Федюхин.

– Борьбу, – качнул головой Фомин. – Нанайских мальчиков.

Айкидо имело право на существование как вид рукопашного боя, но только в сочетании с другими более агрессивными техниками ведения боя, особенно в системе боевого самбо. Возможно, он заблуждался, но у каждого есть право на свое собственное мнение.

Летнее утро, каникулы, огороды. Это вечером танцы и девчонки, а днем тяпка и прополка сорняков. Илья Дубко по кличке Дуб работал вяло, и вид у него сонный, Фомин знал почему. Мать-то подгоняла его и словом, и делом, тяпка в ее руках как живая, да и сама она женщина шустрая. Родион наблюдал за ней из-за забора. Собака во дворе мирная, не лаяла, и хозяйка не замечала гостя. Пришлось ему самому обратить на себя внимание.

– Дубко! – позвал Родион.

Парень дернулся как ужаленный, развернулся к нему, ноги напряглись, толкая тело в глубь огорода, но разум оказался сильней паники.

– Чего? – басом отозвался Дубко.

Здоровенный парень, почти два метра ростом, и это в шестнадцать с небольшим лет. И рука у него тяжелая, и вчера Родион ее тяжесть на себе прочувствовал. Это ведь Дубко толкнул его в плечо, а потом попытался ударить.

Дубко остался на месте, но его мать стремительным шагом направилась к воротам. Сегодня Фомин не поленился, надел форму, неудивительно, что женщина так всполошилась. Маленькая, сухенькая, сын точно не в мать уродился.

– Капитан полиции Фомин.

– Случилось что?

– А что случилось? – приближаясь, пробубнил Дубко. – Я ж не знал, что вы из полиции.

– Когда не знал? Когда с кулаками на меня бросался?

Мать гневно глянула на сына, но тот ее взгляда как будто и не заметил.

– Ну я ж не знал!

– А когда колеса прокалывал, знал?

– Какие колеса?! – сошел с лица парень.

Не подвело Родиона его ментовское чутье, не зря он разворачивал видеорегистратор. Дубко со своим дружком подошел к машине сзади и справа, так чтобы с улицы его никто не увидел. Но перед камерой все равно засветился.

– Тебе запись с регистратора показать?

Матери пришлось подняться на цыпочки, чтобы треснуть сына по затылку.

– Ах ты зараза!

– Да не прокалывали мы. Не прокалывал я колеса! Через ниппель воздух спустили.

– С кем воздух спускали?

– Э-э…

– Дружок твой тоже засветился.

– Димка?

– Сегодня с Димкой в клуб, в шестнадцать ноль-ноль. Воспитывать вас буду.

– Э-э… Как? – Дубко растерянно хлопал глазами.

– Ты что, трус? Вчера таким смелым казался.

– Зачем в клуб? – спросила женщина.

– Философию преподавать буду, – совершенно серьезно сказал Родион.

Рукопашный бой – орудие агрессии. Если в нем нет философии добра. Именно такая философия делает бойца человеком, а не превращает его в бездушную дубину. Именно такая философия может перевести противника в разряд союзника, именно таким перевоплощением и собирался заняться Родион. Он здесь, может, и ненадолго, но всерьез. Почему бы не организовать в станице секцию самбо?

Маслюк, может, и жмот, но вентилятор он все же оставил. Старый вентилятор, некогда белая пластмасса уже пожелтела от времени, но работал исправно, хотя и шумно. А без вентилятора в кабинете чокнуться от жары можно. С утра солнце жарит, к полудню совсем невмоготу будет, и открытые нараспашку окна не спасут. Местным легче, они к летнему зною привычные.

Родион уже навел порядок в офисе, заставил Маслюка освободить камеру от ящиков, убрал все лишнее, где надо подбелил стены, вымыл полы. Еще бы кондиционер поставить, и холодильник не помешал бы. А за холодильником в Москву можно съездить, у родителей на даче стоит старый не убиваемый «Мир» на механической защелке, в машину залезет запросто. Родион собирался сегодня ехать в район, может, все-таки отпроситься у начальства? Надо же как-то обустраиваться на новом месте.

Он подошел к распахнутому окну и тут же возникло желание закрыть его. К участку на своем квадроцикле подъезжала Майя. Увидела его, козырнула с непроницаемым лицом, остановилась, сошла с транспортного средства. Родион вышел ей навстречу. Девчонка она шебутная, без царя в голове – нельзя им находиться вдвоем в кабинете без свидетелей, а то потом вдруг выяснится, что он обязан на ней жениться.

– Товарищ капитан! – Майя снова приложила ко лбу два пальца.

– Я вас внимательно слушаю.

– А почему на «вы»? Я к тебе в секцию еще не записалась… И не запишусь!

– И ты приехала это мне сказать? – усмехнулся Родион.

– Я приехала… – кивнула она. – А ты не рад!

– Радость у меня по расписанию, с часу до двух.

– И кто тебе обеды готовит? – Майя неожиданно пришла в движение и, нагло столкнув Родиона с пути, зашла в здание.

Прошла через одну комнату, заглянула в другую, даже камеру для временно задержанных не оставила без внимания.

– Ты кого-то ищешь?

– Да нет, просто интересно… – опускаясь на стул за приставным столом, сказала она и помахала перед собой ладонью, как веером.

– И что дальше? – спросил Фомин.

– А что дальше? Народ жалуется, участковый, мол, мальчишек наших притесняет.

– Составь коллективную жалобу, обойди народ, собери подписи. Все лучше, чем без дела маяться.

– Это я без дела маюсь?

– Все посмотрела? Давай, у меня выезд!

– На объект?

– В район.

– Неинтересно… – поморщилась Майя.

– А что интересно?

– Это правда, что к тебе Зинка клеится? Только не подумай, мне все равно. Просто ты должен знать, чем народ интересуется, чем живет.

Дверь вдруг распахнулась, и в кабинет шумно вошел Туманов. И вид у него такой, словно он ожидал застать свою дочь в объятиях Родиона. А бутылку минералки он держал так, как будто собирался ударить насильника по голове.

– Папа! – возмущенно вскричала Майя и вскочила со стула.

– А ну давай отсюда! – рыкнул на нее отец.

– А что случилось-то?

Туманов сделал дикие глаза и стал надвигаться на Майю, девчонка стушевалась, склонила голову и торопливо скрылась за дверью.

Таким же взглядом Туманов посмотрел и на Родиона, но взгляд отца девушки лишь вызвал у него улыбку. Уж ему-то приходилось иметь дело и не с такими монстрами.

– И как это все называется? – спросил Туманов.

– Что называется?

– Сколько тебе лет, капитан?

– Надеюсь, водичка у вас холодная? – усмехнулся Родион.