Золото змея. Вызов стае бесплатное чтение

Виктория Остер
Золото змея. Вызов стае

Пролог

Солнце опускалось в море, окрашивая небо в южные, сочные цвета. Пожилой мужчина поднес ко рту спелый персик с розоватой махровой кожей и надкусил его, любуясь закатом. Он наслаждался сладким вкусом и не обращал внимания на стекающий по пальцам и подбородку сок. Когда он закончил, то небрежно вытер руки и рот лежащим на коленях полотенцем и потянулся к связке маленьких зеленых бананов. Раздался стук в дверь, и старик торопливо обернулся на звук.

– Подействовало, отец!

На пороге стоял высокий молодой мужчина с темными курчавыми волосами. Судя по быстро вздымающейся груди и румянцу на гладкой смуглой коже, он торопился донести эту весть.

– Я понял, Мааль. Дай мне минуту, – прохрипел старик.

Он тяжело встал с кресла и, взяв свою трость, поковылял вслед за сыном. Когда они дошли до лестницы, Мааль забрал у отца палку, и тот, опираясь одной рукой на перила, а другой – на сына, превозмогая старческое бессилие, стал медленно спускаться на самый нижний этаж. По пути им встретилось несколько женщин, которые торопились по своим делам и при виде старика почтительно склоняли головы. А поднимающиеся навстречу мужчины в длинных цветных туниках останавливались и шептали благословения вслед Маалю и его отцу.

Когда уставший от долгого спуска мужчина и Мааль вошли в помещение на цокольном этаже, там уже собрались почти все члены рода. Гости расступились, давая дорогу старику, и тот, оглашая тишину стуком трости, подошел к стоящей посреди комнаты кровати. Остановился, все еще тяжело дыша, и взглянул на лежащего на кровати молодого человека. Его волосы и кожа были светлее, чем у собравшихся, что выдавало в нем иностранца. Он бормотал что-то неразборчивое, смотря широко раскрытыми глазами в потолок, его руки и ноги беспокойно ерзали по кровати.

– Сколько вы ему дали? – спросил старик, оборачиваясь к сыну.

– Три чашки. За раз.

Старик кивнул и вновь взглянул на парня. Услышав голоса, тот сначала заскулил, словно моля о чем-то, и, не получив этого, заметался по кровати, сминая худыми пальцами простыню.

– У него сильнейшая ломка, – пояснил мужчина, стоявший возле прикроватного столика с расставленными на нем деревянными пиалами, заполненными скукоженными чайными листиками. – Пульс все время подскакивает. Если не дать ему еще одну порцию отвара в течение часа, его сердце не выдержит.

– Подождем, – хладнокровно отозвался старик. – Мне нужно знать, что без следующей дозы они точно подохнут.

Он посмотрел на Мааля и взмахом руки велел ему следовать за собой.

– Мне надо присесть, Мааль, – устало сказал старик, когда они оказались в коридоре.

– Да, отец. Пройдем сюда.

Мааль отвел его в соседнюю комнату и усадил в широкое плетеное кресло. Забрал трость, поставил ее у стены и плотно закрыл дверь.

– Итак, у нас есть новости? – спросил мужчина, борясь с отдышкой. – Мне недолго осталось. Я хочу умереть, зная, что у нас все получилось. Только это подарит мне покой.

Мааль сжал губы. Разговоры о скорой кончине родителя заставляли со смесью страха и сомнения заглядывать в будущее. После смерти отца ему придется взять управление делами рода на себя, а это будет не просто совместить с их миссией.

– Несколько дней назад мне доложили, что все готово, – сказал Мааль. – Совсем скоро лаборатории запылают. Уверен, новости об этом разлетятся по всему миру. И конечно, дойдут до нас.

Старик кивнул, продолжая надсадно дышать.

– Думаешь, она не подведет нас? Эта женщина. Не передумает в последний момент?

– Она одна из нас, – ответил Мааль, как будто этим все было сказано.

Старик расслабил спину и вытянул ноги. Его мечтательный взгляд устремился в сторону.

– Как же хочется дожить до этого момента, – через несколько секунд сказал он. – Увидеть, как старый мир погружается в хаос. Как прогнившие опоры их цивилизации рушатся на глазах, унося в бездну все их богатство, пропитанное нашей кровью. Смотреть, как они барахтаются в бесплодных попытках спасти свои шкуры. И потом, когда у них появится надежда, уничтожить ее на корню с помощью травы.

Мааль кивнул.

– Так и будет, отец. Трава показала себя как надо. Они не смогут с ней бороться.

– Хорошо, – прохрипел старик. – Хорошо.

Он замолчал на некоторое время, обдумывая все еще раз, а потом добавил, застывшим взглядом смотря на трость:

– Грядет новая эра. Столетия позорного рабства канут в небытие. Мы изгоним чужаков с Большого острова и вернем себя наш дом. Обязательно вернем. И твоим детям, – он перевел взгляд на сына, – достанется уже совсем другой мир. Да будет так!

Последние слова прозвучали на фоне прогремевшего вдалеке грома, такого мощного, что он был слышен даже под землей.

Мааль улыбнулся, решив, что это хороший знак. В этот раз они не проиграют.

Глава 1

г. Айхенлин, Республика Брэйе

Рагиль

Вы когда-нибудь задумывались, какое значение в нашей жизни имеют воспоминания? Не события, а именно воспоминания о событиях. Застывшие в нейронном янтаре реликты мысли, отполированные и блестящие, бережно выставленные на ментальной полке с другими окаменелостями. Бесполезная вещь, скажет кто-то. Но без окаменелостей мы не сможем узнать свое место в длинной эволюционной цепочке. А без воспоминаний не поймем, кто мы. Что нам дорого, а что – ненавистно. Воспоминания почти никогда не отражают реальность, но эти фантазии, закрепленные в памяти булавками эмоций, являются частью нас самих. Наших поступков и решений.

Этот ручеек мыслей тек в мой голове уже какое-то время. И причиной ему стало большое черное пятно, как на неудачно проявленных фотографиях, которое закрывало собой воспоминания о вчерашнем дне. Да, именно так. Сегодня я проснулся и понял, что ничего не помню о прошедших сутках.

И вот я лежу на заправленной кровати в твидовых штанах, запыленных туфлях, в саржевой рубашке, в которой хожу на работу, смотрю в потолок и не могу понять, что вчера произошло и почему я заснул полностью одетым. Как я вообще добрался до своей квартиры? Где был? И главное – почему, нет, даже не почему, а каким образом я ничего не помню?!

Но потерянная память – не единственная странность. С первой секунды пробуждения я почувствовал тяжелый маслянистый запах, похожий на запах керосина. Им была пропитана вся моя одежда и волосы. Возможно, именно из-за него я и проснулся, потому что, судя по тяжелой голове и дико саднящему горлу, мне следовало еще спать и спать, восстанавливая силы. Что же все-таки со мной произошло?

Преодолевая вялость и скованность мышц, я поднялся с кровати и подошел к окну. Колени уперлись в холодный медный радиатор, зато лицо тут же обдало теплом ярких солнечных лучей. Я открыл окно и полной грудью вдохнул ароматы цветущей вишни и черемухи, в которые примешались уже истончившиеся запахи озона и орошенной накануне влажной земли. Сознание тут же прояснилось, появилось чувство легкости и бодрости. Обманчивое, судя по состоянию организма.

Часы показывали полдень, и я с беспокойством подумал о работе, на которую безнадежно опоздал. Внизу раздался гудок, привлекая мое внимание, и я стал рассеянно наблюдать, как два автомобиля, бодаясь своими вытянутыми мордами с огромными хромированными решетками, пытаются разъехаться. Кремовая машина с выпуклыми круглыми фарами, уступив дорогу выезжающему соседу, втиснулась во двор и затихла. Открылась дверь, и из салона выпорхнула Летти. Я узнал ее сразу же, несмотря на узкие темные очки и платок, скрывающий волосы. Не по лицу, но по хорошо изученной за последние пару месяцев фигуре, затянутой сегодня в красное платье с коротким рукавом и расклешенной юбкой. Еще по своеобразному ритму отстукивающих по асфальту каблучков. По кружевным белым перчаткам с инфантильными рюшами на запястьях. Но в первую очередь – по запаху. Приторно-сладкий аромат парфюма хлынул из автомобиля вперед нее, покружился в воздухе, и, подхваченный легким дуновением ветерка, тут же достиг моего призывно открытого окна. Обычный человек ни за что не уловил бы чужой запах с высоты третьего этажа. Но, к моему большому сожалению, я не обычный человек.

Летти подняла голову, будто почувствовав мой взгляд, и я тут же отпрянул от окна. Нет, с Летти я сейчас говорить не хотел. Ее навязчивое внимание и удушливый аромат еще больше спутают мысли. Сперва надо разобраться, что со мной случилось.

Закрыв окно, я вновь почувствовал керосин и поспешил снять с себя одежду. Замочил рубашку с брюками в холодной воде, принял душ и переоделся в чистое. Покрутил радиоприемник в поисках нужной станции и стал готовить себе завтрак.

Мою тесную квартиру заполнили обычные, даже какие-то будничные звуки. В булькающей воде о стенки кастрюли бились яйца, на плите трещал кофейник, с улицы доносилось щебетание птиц, а из комнаты – классическая музыка, которую ставили по радио в перерывах между выпусками новостей. И на этом фоне в голове с визгом проносились беспокойные мысли, рискуя образовать когнитивную аварию. Я посмотрел на отрывной календарь: тот остался открытым на субботе. Этот день, как и следующую за ним ночь, я помню отчетливо. Вот только утро воскресенья проглядывает в памяти уже с трудом. Я проснулся, позавтракал, а дальнейшие события словно вырезали из нейронной кинопленки. Дата на наручных часах показывала, что сегодня понедельник, а значит, из памяти выпало только воскресенье. Воскресенье… Почему именно воскресенье?

Кофейник завыл. Выключив плиту, я полез за посудой, и пока белая фаянсовая чашка наполнялась густой черной жидкостью, тут же осевшей знакомой горчинкой на рецепторах, по радио начался выпуск новостей. Охваченный беспокойством, я не сразу расслышал голос диктора. Но когда смысл сообщения добрался до сознания, занятого разгадкой потерянных воспоминаний, чашка чуть не выпала у меня из рук. Поставив ее на стол, я побежал в зал.

– …Корпус специальных научных исследований загорелся неожиданно, – сообщал сухой и ровный голос ведущего. – По данным полиции, пожар произошел в воскресенье, около одиннадцати часов вечера. Здание Корпуса уцелело, но все лаборатории сгорели. Экстренные службы продолжают разбирать завалы, количество погибших и раненых устанавливается. Утром состоялось срочное заседание Совета…

В ушах зашумело, и я сел на диван, обуреваемый паникой. Пожар в Корпусе специальных научных исследований… в воскресенье… в тот день, о котором я ничего не помню. Пожар в Корпусе… В Корпусе… И следующая мысль, стрелой сбившая предыдущую: там же работает Кава!

Я кинулся в коридор к висящему на стене телефону, снял трубку и застыл, не зная, что говорить телефонистке. У меня же нет номера Кавы. Я понятия не имею, где ее искать!

Несколько размеренных вдохов и выдохов, и паника стала уходить, уступая место застарелой злости. Она заворочалась, зашипела, как змея, разбуженная всплывшим в сознании лицом с холодной синевой глаз и решительно поджатыми губами. Кава ушла два года назад. Ничего не объяснив, не дав нам шанса. Я почувствовал на языке знакомую горечь и невольно взглянул на тумбочку. Гладкую, отполированную и совершенно пустую. Два года назад я вернулся домой и обнаружил на ней связку кособоко развалившихся ключей. Их бросили в спешке. Швырнули, как ненужную вещь. Комплект ключей от общей квартиры – единственное прощальное послание от Кавы. Внутренности обдало жаром. Прошло два года, меня не должна волновать судьба Кавы. Не должна… Но волнует. Черт! Не просто волнует. Я чувствую, что не успокоюсь, пока не узнаю, что с ней все в порядке. Что она не пострадала в этом пожаре. Что она жива… Нет, даже думать не хочу об этом. Жива. Конечно жива!

Сквозь щель входной двери проник знакомый приторный аромат, и я резко повесил трубку. Через несколько секунд послышался стук в дверь, которую я незамедлительно открыл.

– Летти.

– Привет. – Белая перчатка взметнулась к волосам, поправляя локон. – У тебя обеспокоенный вид. Уже слышал новости?

– Про пожар? – Летти кивнула. – По радио передали, но как-то скомканно.

– Я была утром в городе. Полиция наводнила улицы, везде суета. По репродукторам на Золотой площади просят сообщать о подозрительных лицах. Ходят слухи, что это поджог.

По затылку прошел холодок.

– Уже… кхм…, – пришлось прочистить горло, – уже известно, кто за этим стоит?

Летти покачала головой и шагнула внутрь. Прильнула, соединяя белые кружавчики на моей пояснице, и задрала голову, заглядывая в глаза. Улыбнулась. Чуть вздернутая верхняя губа по-хищнически обнажила крупные зубы.

–Хочешь, я побуду с тобой? – предложила она. – Или можем пойти ко мне.

Я вздохнул, чувствуя себя неуютно в кольце знакомых, но по-прежнему чужих рук. Ведь знал же, что заводить интрижку с соседкой, которую видишь каждый день и с которой не намерен объединять квартиры и жизни, это плохая идея. Все это глупое желание проверить: смогу ли я спустя два года после расставания с Кавой к кому-то что-то почувствовать. Может и смог бы, но нюх, как всегда, решил все за меня. Летти не пахнет для меня домом, вот только ей этого не объяснишь.

– Давай в другой раз. Мне нужно идти, прости.

Я коснулся губами ее щеки, почувствовав запах косметики, и отстранился. Поймал себя на том, что мимолетное воспоминание о Каве уже завладело моим разумом. Я дышал одной женщиной, но не мог перестать думать о другой.

– И куда ты пойдешь? – В голосе Летти прорезалось раздражение.

– На работу.

– На работу? Говорят, академгородок из-за пожара закрыли.

– Вот съезжу и посмотрю.

Летти смерила меня долгим взглядом.

– Ну попробуй.

Когда за ней закрылась дверь, я вздохнул с облегчением.

Идея отправиться в академгородок пришла в голову не случайно, я действительно собирался поехать на работу, вот только хотел дать себе время прийти в себя и все обдумать. Но новость о пожаре лавиной смела все планы. Мысль оставаться в квартире и ждать очередной порции скупой информации из радиоприемника показалась невыносимой. Под кожей засвербило навязчивое желание что-то сделать.

Я быстро обулся и покрутился в коридоре, ища свою замшевую куртку. Несмотря на приближение лета, погода в предгорье не радовала стабильностью: даже при ясном солнце мог подуть сильный ветер, напоминая о недавних холодах. Однако куртки не оказалось ни на крючках, ни в шкафу с верхней одеждой. Махнув рукой, я натянул на себя блейзер, накинул на голову кепку и вышел из дома.

На втором этаже трамвая, где не было крыши, меня встретили пустые лавки. Я сел на последнее сиденье и уставился на клубящиеся внизу выхлопные газы, которые, к счастью, долетали до меня уже значительно рассеянными. Когда трамвай стал приближаться к академгородку, саднящее горло неожиданно запершило. Я повел носом и почувствовал запах гари, становящийся все сильнее.

Трамвай остановился, и я спрыгнул с подножки, оказавшись в толпе людей. Задержав дыхание, я стал протискиваться к воротам академгородка, но людей было так много, и они так сильно шумели и суетились, что я бросил эту затею и остановился. На первом же вдохе в меня влились незнакомые запахи, нейтральные и противные, смешанные с парфюмом и с обычным человеческим потом, мужские и женские, резкие и спокойные… Голова начала идти кругом, как вдруг я уловил в этом дурмане знакомые ноты. Взяв след, я начал снова двигаться, уже грубее расталкивая людей.

– Эй, приятель, ты не один, – кричали мне сбоку.

– Мы тоже собрались послушать, имей уважение, – раздавалось с другой стороны.

Послушать? Что они собрались слушать? Что здесь вообще происходит? Стараясь сильно не отвлекаться, я продолжал следовать за запахом, пока он не привел меня к своему владельцу.

– Миас! – крикнул я, оказавшись в нескольких шагах от своего друга.

– Рагиль? Как ты только разглядел меня в такой толпе, – с радостным удивлением воскликнул Миас, крепко пожимая мою руку.

– Что здесь происходит?

– Говорят, полиция оцепила академгородок из-за пожара.

– Ты был внутри? Видел Корпус? – нетерпеливо спросил я.

Миас покачал головой.

– Даже до работы не добрался. Когда приехал, меня встретили закрытые ворота.

Я огляделся.

– А чего ждут эти люди?

– Наверное, того же, что и я. Какого-то объяснения, почему мы не можем попасть в университет. Официального распоряжения об отмене занятий не поступало, а нам ведь платят за каждый час.

– Понятно.

Я посмотрел на портфель на плече Миаса, с которым он обычно ходил на лекции. Выходит, исторический факультет, где преподает мой друг, да и весь университет теперь закрыт. И все потому, что он находится на одной территории с Корпусом специальных научных исследований. Я потянул носом и снова отчетливо ощутил запах гари, доносящийся с той стороны высокого кованого забора, отделяющего академгородок от толпы озадаченных преподавателей. Поглядеть бы хоть одним глазом, что стало теперь с Корпусом…

– Смотри, – позвал Миас, – вон там журналисты зашевелились. Похоже, сейчас и правда будет какое-то объявление.

Мы с Миасом продвинулись вперед еще на несколько шагов и вытянули головы, пытаясь понять, что происходит. Ворота приоткрылись, и с территории академгородка вышел высокий широкоплечий мужчина в черном кителе, стянутом на поясе ремнем с серебристой бляхой. При виде его люди инстинктивно подобрались и стали затихать.

– Начальник Главного полицейского управления Крегар-абвенц¹ готов сделать официальное заявление о ситуации в Корпусе. Прошу внимания, – проговорила одна из журналисток в камеру, после чего вместе с дюжиной других репортеров протянула микрофон взявшему слово мужчине.

– Этой ночью в Корпусе специальных научных исследований произошел крупный пожар. – Низкий и рокочущий голос мужчины заставлял вслушиваться в каждое слово. – Сгорел первый этаж, серьезно пострадал второй ярус и крыша. Все лаборатории и разработки в области наук о материи уничтожены. В пожаре погибли трое охранников.

– Полиция уже знает, как это произошло? – уточнил один из репортеров.

– Судя по всему, было применено быстровоспламеняющееся вещество. Лаборатории вспыхнули мгновенно, поглотители огня и дыма не успели сработать.

– Господин Крегар, значит ли это, что Корпус подожгли намеренно? – спросил другой репортер.

На несколько секунд воцарилась тишина, и у меня в ушах стоял только грохот собственного сердца.

– Мы склоняемся к этой версии, – подвердил начальник полиции. Толпа зашумела. – Сегодня в управлении будет возбуждено дело по соответствующей статье. Виновному, как только мы его отыщем, грозит смертная казнь за причинение непоправимого вреда Республике Брэйе.

Крегар-абвенц поднял руку, дав понять, что он закончил, и сказал напоследок:

– Меня ждет Совет. Все комментарии будут после заседания.

Он направился к стоящему у ворот автомобилю, а журналисты кинулись за ним, выкрикивая вопросы.

– Господин Крегар, это правда, что вы взяли под стражу всех ученых?

– У вас уже есть подозреваемые?

– Когда будет следующее заявление?

Вопросы сыпались градом и тут же отскакивали от непроницаемых стекол машины, в которой скрылся начальник Главного полицейского управления. Я повернулся к Миасу и обескураженно произнес:

– Ты слышал? Тот журналист сказал, что ученых арестовали!

Видимо, Миас что-то прочитал на моем лице, потому что его взгляд сразу сделался понимающим.

– За Каву беспокоишься?

– Да причем тут… – Мои кулаки сжались. – Просто паршиво это все.

– Если хочешь, я поспрашиваю у коллег про ситуацию с учеными. Может, и про Каву получится что-то узнать. Надо только дождаться, чтобы открыли университет.

Я промолчал, чувствуя себя жалким. Два года прошло, а я все цепляюсь за прошлое.

– Ладно тебе, Рагиль. – Миас похлопал меня по плечу. – Она, конечно, неважно с тобой обошлась, но вы же не совсем чужие люди. Понятно, что переживаешь. Я бы тоже переживал.

– Правда?

– Спрашиваешь!

Слова Миаса меня успокоили. Когда такому как я говорят, что мое поведение нормально, это действует как социальное поглаживание. Чувство собственной странности притупляется, и поводов заниматься самокопанием становится меньше.

Через час приехал проректор и сообщил, что по меньшей мере три дня полиция будет проводить на территории академгородка следственные мероприятия, и все занятия отменяются. Расположенная здесь же редакция журнала, в котором я работаю, тоже будет закрыта.

Мы с Миасом попрощались и разъехались по домам. Уже был вечер, когда я зашел в тихую темную квартиру, стянул ботинки и упал на кровать. Посмотрел на белый потолок, и в голове снова закружились вопросы. Где может быть Кава? Почему я ничего не помню именно о том дне, когда произошел пожар? Что со мной случилось? И почему меня так тянет увидеть Корпус?…

Потянувшись, закрыл глаза и перевернулся на бок. Повел носом. Странно, я же замочил вещи, почему этот запах все еще витает здесь? Проследив за ним, я заглянул под кровать и обнаружил там свою любимую замшевую куртку, которую искал днем. Принюхался еще раз. Запах точно исходил от нее. И тут меня током прошибло осознание. От моих вещей пахнет чем-то, напоминающим керосин. А начальник полиции говорил что-то про быстровоспламеняющееся вещество… кажется, у меня жар. Я потрогал свой лоб и помотал головой. Нет, этого просто не может быть. Всего лишь совпадение. Совпадение… Надо избавиться от запаха!

Я кинул куртку в ванную, собираясь включить воду, как вдруг услышал звон. Приподнял одежду и заметил на дне ванны кольцо, верно, выпавшее из кармана. Я смотрел на него некоторое время, отрешенно размышляя о том, что это все похоже на какой-то психоделический сон. Пожар в Корпусе, потеря памяти, а теперь еще и непонятно откуда взявшееся кольцо.

Я подобрал находку с ванны. Кольцо было необычное: широкий гладкий ободок на треть фаланги из блестящего серебра, а посреди него – круглая вставка из синего камня, похоже, полудрагоценного. Размер небольшой, явно на женскую руку. Я примерил кольцо, и оно легко село на мизинец, закрыв палец наполовину.

Чье это кольцо? Откуда оно здесь? Яркая синева камня вновь вызвала в памяти глаза Кавы. Может ли это быть ее кольцо? Оно кажется мне знакомым, вот только где я мог его видеть?

Оставив кольцо на мизинце, я взял куртку и потряс ее. Из кармана снова что-то вылетело, спикировав на кафель. Наклонившись, я поднял серебристый блистер, вмещающий четыре таблетки. Три из них были на месте, но одна прозрачная выпуклость пустовала. Я перевернул упаковку другой стороной и прочитал название: «Омроникс». Омроникс, Омроникс… Это какие-то таблетки для мозга. Я потер лоб. Да, кажется, мама их принимает. Но у меня-то они откуда?

Я вернулся в спальню и сел на чистую белую кровать, пахнущую хлопком. На правом мизинце поблескивало серебряное кольцо, в левой ладони лежал серебристый блистер. А где-то между ними зависла совершенно пустая голова, где не было ни воспоминаний, ни объяснения, что происходит. Черным вязким туманом сознание заполняла тревога, и сквозь этот туман эхом потерянной памяти звучала всего одна мысль: я должен найти Каву!

Глава 2

В два часа дня пополудни Высший Совет Брэйе, состоящий из 43 членов, собрался для обсуждения пожара в Корпусе специальных научных исследований. Председатель Совета Меллар-амардин оглядела своих коллег, пытаясь уловить мимолетные изменения после ночных новостей. Некоторые тихо переговаривались, другие клевали носом, третьи читали прессу, заполняя образовавшийся в голове вакуум информацией. С конца длинного овального стола раздались смешки, скрипнули по полу ножки стульев, послышались приветствия опаздывающих членов. Ничего необычного Меллар не заметила. Беда все еще ощущалась какой-то далекой и чужой, политики настойчиво гнали от себя мысль, что пожар в Корпусе затронет лично их.

Меллар перевела взгляд на стоящего у трибуны рикистрата по науке, который мял в руках речь и постоянно поправлял галстук. Этот человек только недавно занял свою должность, и она не могла понять, вызвано его состояние робостью перед Советом или эмоциями по поводу пожара. Меллар склонила голову к Дорману-амауру, сидящему слева от нее, и тихо спросила:

– Почему он так трясется? Не знает, что сказать?

Дорман, тоже наблюдающий за рикистратом и время от времени бросающий взгляд на сидящего в ложе для гостей Крегара-абвенца, сказал:

– Как раз таки знает. Аналитики все утро писали ему речь, составляли прогнозы. Не самые благоприятные, я предполагаю. И сейчас ему придется их озвучить.

«Значит, надо послушать его внимательно», – подумала Меллар, прикрывая кулаком зевок. Два месяца назад она стала председателем Совета, и сегодня ночью как главу государства ее подняли одну из первых, еще когда по зданию Корпуса носился неугомонный огонь.

При этом должность председателя делала ее не столько главной, сколько первой среди равных. Председатель переизбирался каждые три года, и его обязанности сводились к тому, чтобы работать официальным лицом страны на публичных мероприятиях и вести заседания Совета. Больших преимуществ эта позиция не сулила, и желающих занять ее было не так много. Поэтому, когда Дорман выдвинул кандидатуру Меллар на очередных выборах председателя, большинство легко с этим согласилось. Меллар подозревала, что у Дормана есть свои причины сделать ее главой государства, но старалась об этом не думать. Меллар только исполнилось 28 лет, она была полна энергии, энтузиазма и амбиций перенять опыт своего наставника и построить головокружительную политическую карьеру. Она была уверена, что сможет использовать власть на благо людей и сделать что-то по-настоящему важное для всех алинцев². И до этого дня ничто не могло поколебать эту уверенность.

– Многоуважаемый Совет Брэйе! Уважаемые члены Рикистариата! – обратился рикистрат к высшему управляющему органу республики и к правительству. Меллар подобралась. – Для начала возьму на себя смелость выразить свое личное отношение к произошедшему. Я считаю, что пожар в Корпусе специальных научных исследований – не просто чрезвычайное происшествие, как написано в утренней прессе. Это самая настоящая трагедия, потому что в этом пожаре мы потеряли наше будущее.

Члены Совета резко затихли. Меллар с Дорманом переглянулись.

– Как вы знаете, наша страна отличается небольшими размерами и почти полным отсутствием природных ресурсов, что вынуждает нас многое закупать у соседей, – продолжил рикистрат. – Если бы не горы, занимающие две трети площади, мы бы давно стали провинцией в подчинении одной из соседних метрополий.

– Сел на заезженного конька, – прокомментировал Дорман на ухо Меллар. – Сейчас начнется: мы маленькая гордая страна, заключенная в горах, как в темнице, и только наукоцентричная политика прорубила нам путь к свету. Банальщина.

Меллар усмехнулась. И действительно: рикистрат принялся расписывать, как открытие Корпуса специальных научных исследований сорок лет назад стало залогом экономического процветания страны; как в этих стенах были сделаны все важнейшие открытия в области наук о материи; и конечно, как благодаря усилиям рикистарии по науке лаборатории Корпуса оснастили самым современным оборудованием.

«Почти полстолетия разработки Корпуса позволяли стране богатеть, – подумала Меллар, – а политикам – не беспокоиться за свои места. Но теперь Корпуса нет».

Она вдруг задеревенела и сжала в руках карандаш. Изменения, которые она отслеживала в поведении коллег, начались с нее. Меллар первая приняла и прочувствовала, что на самом деле произошло. Корпус уничтожен, и это может привести Брэйе к краху.

Скакнувший вверх голос рикистрата вывел ее из задумчивости:

– Господа, ученые, работавшие в Корпусе, преданы своему делу, преданы Брэйе, и я не понимаю, на каком основании они сейчас находятся в камерах Главного полицейского управления. Вместо того чтобы привлечь их к срочному восстановлению результатов исследований, пока это еще возможно, полиция поместила их в застенки, как каких-то преступников! И мне очень жаль, уважаемые члены Совета, что вы это допустили.

Меллар поспешила включить микрофон:

– Вы здесь не для того, чтобы подвергать сомнению правильность наших решений, господин рикистрат – холодно сказала она, и затем чуть мягче добавила: – Хотя я солидарна с вами и голосовала против такой меры, прошу не обострять ситуацию и вернуться к докладу.

Меллар посмотрела на Дормана, и тот одобрительно кивнул.

– Конечно, госпожа председатель, – стушевался рикистрат. – Надеюсь, вы поймете, что как глава рикистарии по вопросам науки я не мог не вступиться за людей, которых безмерно уважаю за их вклад в процветание Брэйе, и о судьбе которых очень беспокоюсь.

Меллар позволила ему продолжить, а сама посмотрела на начальника Главного полицейского управления. Сегодня утром, на первом заседании Совета, он убедил политиков принять срочный протокол реагирования, расширяющий полномочия полиции в расследовании пожара в Корпусе, после чего всех ученых увезли в Черный замок.

«В чем-то рикистрат прав, – подумала Меллар. – Этим людям даже не дали шанса защитить свое имя, сразу поставив на них клеймо преступников. Но какой ученый станет поджигать Корпус, лишая себя результатов многолетних трудов? Разве что сумасшедший».

– В завершение своего доклада, господа, еще раз повторю основные прогнозы, – сказал рикистрат, возвращая себе внимание Совета. Меллар приготовилась конспектировать. – Во-первых, нас ждет отставание в военно-промышленном секторе. Более подробно об этом доложит рикистрат по обороне. Во-вторых, мы потеряем лидерство на мировом рынке. Конкуренция среди стран-поставщиков лекарственных препаратов очень высокая, и нашим отставанием из-за потери исследований обязательно воспользуются. Экономика Брэйе просядет, и это отразится на уровне жизни людей. Нужны будут меры социальной поддержки, контроль за анархическими настроениями в обществе, контроль за информацией в целом. Чем устойчивее будет наш внутриполитический иммунитет, тем быстрее мы справимся с этой ситуацией. Благодарю за внимание.

Рикистрат остался у трибуны отвечать на вопросы, пока его не сменили другие члены правительства. Все это время Меллар дирижировала заседанием, следя за тем, чтобы градус дискуссии не поднялся выше допустимого. Однако это оказалось непросто, ведь члены Совета и рикистраты уже начали перекладывать друг на друга ответственность за пожар. К концу дня Меллар чувствовала себя так, словно она действительно много часов кряду управляла оркестром шумных и неорганизованных музыкантов. Все ее мысли крутились вокруг мягкой постели и чашки мятного чая, но долгожданный отдых пришлось отложить: начальник Главного полицейского управления попросил о срочной встрече.

– Присаживайтесь, господин Крегар, – не скрывая усталости в голосе, проговорила она, приглашая начальника полиции в свой кабинет. Крегар занял место за приставным столиком, а Меллар, хоть и должна была сесть напротив, предпочла расположиться за огромным председательским столом. Смотря на высокого военного, раскладывающего перед собой черные папки с тисненым гербом своего ведомства, Меллар сама хотела казаться выше и внушительнее.

Не дожидаясь, пока мужчина заговорит, Меллар спросила:

– Господин Крегар, что вы можете сказать о ситуации с учеными Корпуса? Это правда, что вы держите их в камерах?

Рука Крегара с папкой на мгновение зависла, но потом так же спокойно закончила свой путь, а мужчина, не меняясь в лице, ответил:

– Все исследователи действительно задержаны, госпожа председатель. Но задержание не подразумевает помещение в камеру и выбивание показаний, как намекнул рикистрат по науке. На территории управления есть небольшое здание для командированных сотрудников, где сейчас и проживают все ученые. С комфортом, хочу заметить. Мы отпустим их, как только получим всю необходимую информацию.

– Что ж, звучит разумно, – согласилась Меллар, на что Крегар слегка склонил голову. Она настроилась было вступить в спор, отстаивая честь ученых, но его ответ, – искренний, как она надеялась, – заставил ее повременить с выводами на его счет.

Меллар повнимательнее пригляделась к военному. У Крегара были густые темные волосы и такие же густые брови, так часто нахмуренные, что к переносице намертво приклеились две складки. Высокий лоб с едва заметными морщинами, прищуренные карие глаза. Они смотрели проницательно, выдавая привычку руководителя проникать в голову всех, до кого дотянется его внимание. Губы с четким контуром, словно выточенные из камня, волевой подбородок с ямкой. В каком-то отношении лицо этого человека было продолжением его черного кителя, подумала Меллар.

– У полиции уже есть кое-какие результаты, которыми я хотел бы с вами поделиться, – прервал ее мысли Крегар.

Меллар сделала глоток уже остывшего кофе, усиленно призывая себя сосредоточиться на разговоре. Отставив чашку, она взяла протянутую ей папку.

– Сверяясь со списком сотрудников Корпуса, мы не досчитались семерых человек, – продолжил мужчина. – Как выяснилось, четверо из них в составе делегации от Брэйе отправились на международную выставку медицинских товаров. Двое в отпуске за границей – с ними уже установлена связь, вскоре они прибудут в страну. Но местонахождение одного человека нам не удалось установить. Последнее досье, госпожа председатель.

Меллар взяла скрепленную стопку листов и вынула из папки. Ее взгляд сразу привлекло приклеенное к анкете черно-белое фото. На нем была запечатлена молодая женщина с густыми темными волосами, рассыпанными по плечам, и прямым взглядом в камеру, словно она бросала вызов смотревшим на нее сквозь время и пространство людям.

«Красивая, – отметила про себя Меллар. – Но какая-то холодная».

– Кава-асаларим, 30 лет, биолог, – зачитала она информацию в анкете. – Закончила университет Брэйе семь лет назад, диплом с отличием. Младший научный сотрудник в Корпусе специальных научных исследований, лаборатория по изучению флоры и фауны Заокеанья. Два года назад участвовала в экспедиции в Заокеанье в составе международной группы… Хм… И эта женщина пропала? Думаете, это связано с пожаром? Может, она еще в какой-нибудь экспедиции.

– Исключено. Судя по нашим данным, она не пересекала границу Брэйе. По крайней мере, официально. Но подозрения вызывает не только это. Пропали также ее родители и… реджкандротеки.

Меллар вздернула бровь.

– Кто?

Крегар протянул ей вторую папку. Меллар открыла ее, и ей в руки выпал журнал с длинным названием «Вестник Корпуса специальных научных исследований». На обложке было фото Кавы-асаларим в темно-сером походном комбинезоне и с висящим на шее респиратором, а рядом с ней стояли двое необычных животных. Озадаченное лицо Меллар тут же прояснилось.

– Да-да, я вспомнила. Реджкандротеки, которых она обнаружила во время экспедиции в Заокеанье. Это была целая сенсация.

Меллар открыла журнал и пробежала глазами строчки вступления:

«Никто уже не помнит, почему реджкандротекам присвоили такое странное название, но доподлинно известно, что оно позаимствовано из древнеалинского языка, считавшегося мертвым, как и сам этот вид. Реджкандротеки, которых до этого ни разу не видели живьем, относятся к земноводным. Их рацион в естественной среде обитания неизвестен, но после обнаружения и прибытия в Брэйе они питаются красным мясом. Кожа их имеет зеленовато-голубой цвет, переливающийся на солнце, как рыбья чешуя. В высоту они достигают полутора метров, и то за счет длинной гибкой шеи, на конце которой находится маленькая голова с незаметными ушами и массивной челюстью, скрывающей два ряда острых зубов. Тело поддерживают мощные пятипалые конечности, а позвоночник продолжается длинным гибким хвостом…».

– Кава-асаларим изучала этих животных в лаборатории флоры и фауны Заокеанья после той знаменательной экспедиции, – пояснил Крегар. Меллар оторвалась от чтения и закрыла журнал. Взвесила его в руках и отложила в сторону, решив вернуться к нему позже. – И как нам сообщили другие ученые, реджкандротеки больше ни с кем не шли на контакт, только с ней.

– Так что же? – спросила Меллар, намекая собеседнику поскорее переходить к сути. – Какая ваша версия, господин Крегар? Кава-асаларим устроила пожар в Корпусе, чтобы выкрасть редких животных? Но разве не она сама их сюда привезла два года назад?

– Нам пока не хватает информации, госпожа председатель, – с неохотой признался Крегар. – Но есть один человек, который мог бы раскрыть мотивы Кавы-асаларим. Его имя Рагиль-асар, они с госпожой Кавой бывшие супруги.

Крегар передал Меллар третью и последнюю папку.

– Тоже ученый? – спросила она.

– Редактор в научном журнале. Кстати говоря, он отвечал за подготовку выпуска об экспедиции в Заокеанье, который я вам передал.

Меллар кивнула. Открыв папку, она снова первым делом посмотрела на фото, с которого на нее смотрел русоволосый и худощавый мужчина с резко очерченными скулами и взглядом исподлобья.

– А в чем проблема, господин Крегар? – спросила Меллар, не отрывая глаз от фото. – Задержите его и допросите.

– Если бы это было возможно, госпожа председатель, я бы давно это сделал. Но для вызова его на допрос даже в качестве свидетеля есть некоторые бюрократические сложности. Дело в том, что на господина Рагиля распространяется статус неприкосновенности.

Брови Меллар взметнулись вверх, а лицо вытянулось от удивления.

– Статус неприкосновенности? – Эта информация позабавила ее, и она не удержалась от шутливого тона. – Он что – знаменитость? Иностранный посол?

– Боюсь, все не так радужно, как вы думаете, – осадил ее Крегар. – Вам что-нибудь известно о проекте «Новое поколение»?

Улыбка на лице Меллар потухла быстрее, чем фитилек свечи, на которую опустили стеклянный колпак.

– Рагиль-асар – один из десяти детей, рожденных в результате генетических экспериментов, – продолжил Крегар. – Как вы помните, я думаю, вследствие этого вмешательства почти все они приобрели пороки развития. Хотя господину Рагилю и еще одному мальчику повезло – на них эксперименты не сказались. Так или иначе, свой статус неприкосновенности они получили благодаря ретивым адвокатам, которые взялись за разбирательство этих случаев и выяснили, что эксперименты спонсировали члены Совета. Тогда и был в срочном порядке принят закон, по которому жизнь пострадавших детей, недолгая, как считалось на тот момент, отныне неприкосновенна. Взамен адвокаты пообещали не выдавать прессе имена политиков, замешанных в этой истории.

Меллар снова посмотрела на фото Рагиля, на этот раз пытаясь определить, есть ли в его внешности след генетического вмешательства.

«Да нет, – решила она, – он совершенно обычный».

– Госпожа председатель, – обратился к ней Крегар, сложив руки в замок. – Мне нужно, чтобы Совет отменил этот закон.

Меллар закусила губу и убрала папку к остальным двум, положив их на край стола. Помешала маленькой серебряной ложечкой холодный кофе, на поверхности которого застыло молоко. Собрала разбежавшиеся по столешнице карандаши.

– Понимаете, господин Крегар, Совету может не понравиться такая инициатива. А сейчас не самое подходящее время лишний раз волновать Совет.

– Люди, которые спонсировали эти эксперименты, уже давно ушли из политики. Зачем Совету о них переживать?

Меллар пожала плечами.

– У нас принято стоять друг за друга горой. Совет – это своего рода стая. Нападение на одного расценивается как угроза всем остальным.

Крегар подался телом вперед и с нажимом сказал:

– Рагиль-асар, возможно, единственный человек, который может пролить свет на то, стоит ли Кава-асаларим за поджогом, и, если стоит, куда она скрылась и зачем забрала животных. Отказываясь предоставить следствию свободу в допросе этого человека, вы крайне затрудняете весь процесс расследования, госпожа председатель.

Меллар вспыхнула от возмущения и тут же перешла в нападение:

– А я смотрю, вы можете общаться с людьми, только когда они в полной вашей власти, да, господин Крегар? Как ученые, которых вы забрали в Черный замок. Ваше дело – расследовать пожар и найти преступника. Дело Совета – управлять страной, а не облегчать вам работу.

Крегар выслушал ее с непроницаемым лицом, не отводя твердого взгляда. Этот взгляд заставил Меллар смутиться.

«Что на меня нашло? Почему я грублю начальнику полиции? – тут же подумала она. – Это все усталость и недосып, надо заканчивать этот разговор. И заканчивать на хорошей ноте».

– Давайте сделаем так, – примирительно сказала Меллар, – я сама поговорю с Рагилем-асаром, а вы подготовите мне список вопросов.

Крегар склонил голову к плечу, обдумывая предложение.

– Вы считаете, это уместно?

– Почему нет? Я же не полиция, я не собираюсь его задерживать. Всего лишь передам приглашение на аудиенцию. От возможности встретиться с главой государства еще никто не отказывался.

– Хорошо, – спустя несколько секунд согласился Крегар, – можно попробовать. Но если ничего не выйдет, я просил бы вас еще раз обдумать вопрос с отменой этого закона. Он ни к чему. Никто этих детей, вернее, уже взрослых людей, не тронет.

– Конечно-конечно, обязательно обдумаю, – пообещала Меллар и с облегчением вздохнула, когда спина Крегара скрылась за дверью.

Скинув туфли, она подтянула под себя ноги, уютно устраиваясь в огромном председательском кресле, и посмотрела в окно. На улице было темно, Айхенлин уже давно укрыла тихая спокойная ночь. Через несколько секунд Меллар почувствовала, как веки тяжелеют.

«Надо идти домой, – решила она. – Так я, чего доброго, усну».

Меллар надела туфли и взяла верхнюю одежду. Уже собираясь уходить, она вернулась к своему столу. Переложила в одну руку длинное синее пальто и сумку, а другой стала поочередно открывать оставленные Крегаром папки. Найдя нужную папку, она еще раз посмотрела на фото Рагиля-асара, отметив странный недружелюбный взгляд мужчины. Взгляд человека, который не любит привлекать к себе лишнего внимания.

«Что же с тобой не так, Рагиль-асар? – задалась вопросом Меллар, кладя папку в сумку. – И как мне заставить тебя раскрыть все свои секреты?».

Председатель потушила за собой свет и вышла из кабинета.

Глава 3

Рагиль

– Я могу вам помочь, господин…?

Парень пах какой-то странной смесью медикаментов, ментола и камфоры. Я сразу вспомнил, как болел в детстве, и меня растирали разогревающими мазями.

– Рагиль-асар, – представился я, раз уж помощник аптекаря хочет знать, как ко мне обращаться. На его лице растянулась услужливая улыбка.

– У нас широкий ассортимент нейростимуляторов, господин Рагиль. – Он указал рукой на витрину, возле которой я застыл. Высокий деревянный шкаф со стеклянными дверцами, за которыми стояли ряды картонных упаковок и баночек с малознакомыми названиями. На одной из полок красовалась модель мозга с раскрашенными в разные цвета зонами. На дверях висели замки.

– Какая проблема вас беспокоит? – не унимался продавец. – Плохая память? Трудности с концентрацией?

– Есть у вас что-нибудь для возвращения воспоминаний?

– Возвращения? У вас амнезия?

– Похоже на то. Я не могу вспомнить события целого дня.

– Боюсь, тогда вам нужно обратиться к врачу, – сказал фармацевт. – Для подбора лекарства нам требуется медицинское заключение с установлением причины амнезии. Ведь одно дело, когда потеря памяти вызвана травмой, и совсем другое, если вам диагностируют нейродегенерацию.

Я сглотнул. Чем бы ни была эта нейродегенерация, надеюсь, это не мой случай. Может, в самом деле сходить к врачу? Но не вызовет ли подозрения, что я ничего не помню о том дне, когда произошел пожар? Хотя говорят, он случился вечером.

Я засунул руки в карманы куртки, рассеянно оглядывая витрину и думая, как мне поступить, и нащупал блистер. Посмотрел на аптекаря, ожидающего моей реакции, и как можно более непринужденно спросил:

– У вас случайно не продается лекарство под названием «Омроникс»?

Фармацевт окинул взглядом шкаф, придвинув к переносице очки, и переместился к соседней витрине. Достал оттуда коробочку и передал мне.

– Держите. «Омроникс» отпускается без рецепта.

– И как он работает? – спросил я, вчитываясь в мелкий шрифт на упаковке.

– «Омроникс» улучшает работу всех когнитивных функций, в том числе и памяти. Но я не уверен, что он поможет при амнезии.

– Здесь сказано, что в составе два милиграмма действующего вещества. – Аптекарь кивнул. – А может быть больше? Например, восемь?

Я вспомнил, что на найденном в кармане куртки блистере была именно такая цифра.

– Никак нет, господин Рагиль. «Омроникс» выпускается только в этой дозировке.

– Но как же, – начал сочинять я, – мне абсолютно точно попадался «Омроникс» с дозировкой восемь миллиграмм. Здесь не может быть ошибки.

Помощник аптекаря внимательно оглядел витрину, где стоял препарат, и еще раз подтвердил, что в такой дозировке «Омроникс» не производят. Я устало вздохнул, ощущая досаду. Это самая большая аптека в городе, здесь раньше всех появляются разрабатываемые в Корпусе лекарства. Как они могут не знать про другую дозировку «Омроникса»?

– Вы не могли бы позвать старшего фармацевта?

Помощник аптекаря кивнул, стирая с лица маску доброжелательности, и отправился в соседнее помещение, расположенное за кассой. Через несколько минут он вышел оттуда вместе с мужчиной в два раза старше него. На нем тоже были очки и белый халат, надетый на рубашку с туго затянутым галстуком. Запах ментолового эфира усилился.

– Чем обязан, господин Рагиль? – немного нервно обратился ко мне аптекарь, как бы намекая, что я отвлек его от более важных дел, а обслужить покупателя вполне может и помощник, на которого он бросил недовольный взгляд.

Я еще раз сказал про предмет своих поисков, упомянув, что надеялся отыскать его в самой лучшей аптеке города.

– Видите ли, господин Рагиль, «Омроникс» действительно планировали выпускать в указанной вами дозировке, но он не прошел клинические испытания, и тогда состав пришлось скорректировать.

– Как это – не прошел?

Фармацевт почесал отросшие по бокам седые волосы и провел рукой по лысине.

– Я сейчас не помню всех деталей, читал об этом вскользь. Кажется, проблема заключалась в том, что при таком количестве активного вещества «Омроникс» негативно воздействовал на регионы мозга, связанные с памятью, и блокировал доступ к воспоминаниям. Они как бы есть, но человек не может к ним обращаться.

Мы с помощником аптекаря переглянулись. Уверен, он тоже подумал о моей амнезии. Старший фармацевт продолжил:

– Испытуемым удавалось разблокировать память, только когда они вступали в контакт с объектами, связанными с потерянными воспоминаниями.

– Что это значит? – Слова фармацевта звучали для меня как пийкрунская грамота.

– Это значит, что нужен триггер. Для чего, по-вашему, людям с амнезией рекомендуют больше общаться с близкими или посещать места, в которых они бывали раньше? Чтобы спровоцировать узнавание. Снятие эффекта от «Омроникса» происходило так же. Испытуемые возвращали себе воспоминания, когда снова бывали в том месте или разговаривали с теми людьми, которые косвенно связаны с моментом, когда человек принял «Омроникс». Но это все очень примерно, – фармацевт поднял руки, будто открещиваюсь от своих слов, – если интересуетесь этим вопросом, лучше сами запросите отчет с испытаний в Библиотеке Айхенлина. Там есть отдельный сектор с документированными исследованиями Корпуса. А я вам больше ничем помочь не могу, кроме как еще раз повторить, что «Омроникс» в дозировке восемь миллиграмм после тех испытаний на рынок так и не вывели, и даже в нашей аптеке вы его не найдете.

Я поблагодарил фармацевта за обстоятельный рассказ и вышел на воздух. Достав блистер из кармана, еще раз изучил надпись на плоской стороне упаковки. Ошибки быть не может, здесь написано восемь миллиграмм. Написано так же, как и на других лекарствах, выпускаемых государственными компаниями. Не думаю, что надпись подделана.

Спрятав блистер в карман, я надвинул на глаза кепку и провел рукой по лицу. Выводы напрашивались неутешительные. Все указывает на то, что я принял таблетку восьмимиллиграммового «Омроникса», который неизвестно как у меня оказался, и мои воспоминания заблокировались. Принял сам или меня заставили принять? Я сжал блистер в кармане. Мысль о принуждении пугала, но другого объяснения я найти не могу. Зачем я бы стал лишать себя воспоминаний? Не может же это и в самом деле быть связано с пожаром! Где Корпус, и где я! Просто смешно…

Я двинулся вдоль улицы Эббингауза, продолжая размышлять. Старший фармацевт сказал, что испытуемым достаточно было побывать в том месте, где они приняли «Омроникс». Но что мне делать с этой информацией? Единственная идея – это обойти те места, где я предположительно мог быть в воскресенье, и надеяться на то, что какое-то из них станет триггером. Я остановился, ожидая зеленого сигнала светофора. Хлипкий план. Можно потратить полдня на обход города и ничего не добиться, в то время как сейчас есть и другие срочные дела. Например, найти Каву и убедиться, что с ней все в порядке. Если полиция действительно забрала ученых в Черный замок, то она должна быть там. Но от этой мысли у меня волосы встают дыбом! Черный замок, который занимает Главное полицейское управление, уже давно оброс самыми ужасными слухами. Говорят, там есть подземные казематы, где до сих пор пытают людей, и все это с разрешения начальника полиции. Я вспомнил его суровое лицо, когда он выступал перед журналистами и преподавателями. Черную форму, сидящую как доспех. Чеканный шаг. Не хотел бы оказаться во власти этого человека.

Улица Эббингауза была длинная, но не шумная, что вполне подходило для спокойной прогулки. Она примыкала к кварталу медиков, где традиционно жили и работали люди этой профессии. Здесь же находится лучшая больница Айхенлина и школа наук о материи, в которой училась Кава. Уклоняясь от проходящих мимо надушенных дам, весело щебечущих о своих делах, я покрутил большим пальцем найденное накануне кольцо, которое так и осталось у меня на мизинце. Я не очень верил в существование интуиции, однако что-то похожее на голос подсознания буквально кричало о том, что это кольцо оставила мне Кава. Но для чего? Что я должен с ним делать?

Перед глазами всплыли ключи на пустой тумбе, и сердце привычно защемило.

Остановившись возле газетного киоска, я стал изучать заголовки прессы. Пожар, пожар, пожар… Полистал несколько газет, игнорируя пристальный взгляд продавщицы. Правые издания реагировали спокойнее, привлекая внимание читателей официальными комментариями политиков и мнением экспертов. Длинные скучные рассуждения, как пожар скажется на экономике Брэйе, что станет с нашими фармкомпаниями, как отреагирует международный рынок.

Я отложил газеты и бегло оглядел левые издания. Кричащие заголовки, каждый из которых – отдельная теория заговора. В пожаре обвиняли и сумасшедших ученых, и Гардар, геополитического соперника Брэйе, и оппозицию.

– Вы брать-то что-то будете, молодой человек? – не выдержав, спросила продавщица.

Я помотал головой и пошел дальше. Политикой я не интересовался и прессу практически не читал. Научные открытия – вот что меня по-настоящему увлекало. Но я всегда понимал, что не стану первооткрывателем. Я хочу знать, как все вокруг устроено, но не добывать эти знания. Другое дело Кава. Она была одержима мечтой попасть в Корпус. Но и там все оказалось не так, как она себе представляла. Ученые по большей части не свободны в выборе направления исследований, все решали политики и бизнесмены, которые платили им огромные деньги за разработки, призванные доказать превосходство компаний Брэйе.

«Идеалы науки растоптаны, – говорила Кава. – Они не хотят исследовать мир, только выжимать из него больше денег».

Руки отчего-то задрожали, и я засунул их в карманы. Предрекала ли Кава разрушение Корпуса или только жаловалась на несправедливость жизни?

Свернув за угол, я оказался на небольшом продуктовом рынке. На прилавках были красиво разложены фрукты, повернутые яркой глянцевой стороной к покупателю. Спелая плоть без единого изъяна, как мог бы подумать любой прохожий. Но мне было достаточно сделать несколько вдохов, чтобы почуять гнильцу. Под верхним слоем лежали куда менее свежие плоды, которые никто не видел. Я прошелся по рынку, разглядывая фруктовое изобилие, свезенное со всех уголков мира, но отвратительный запах гнили продолжал меня преследовать. Он был навязчивый и запоминающийся, почувствовав его раз, избавиться от этого душка было невозможно. Я быстро покинул рынок, и только оказавшись на пешеходной улице, вздохнул полной грудью.

Квартал медиков завершался небольшой улочкой, за которой уже располагалась центральная часть города с узнаваемой архитектурой. Выбеленные трехэтажные домики с остроконечными крышами, покрытыми серой черепицей, напоминающей шкуру рептилии. Они жались друг к другу, ровным строем противостоя непредсказуемой алинской погоде, которая за один день проживала цикл от яркого солнца до оглушающего ливня. Вот и сейчас резко подул сильный ветер, заставляя людей как по команде поднимать воротники, повязывать на голову косынки и закрывать окна. Висящие на некоторых зданиях флаги заколыхались, и изображенный на них крылатый змей, обвивающий гору, будто ожил, извиваясь на танцующем полотне.

Я шел против ветра, не зная толком, куда хочу прийти и что собираюсь предпринять. Несмотря на сопротивление стихии и красные, горящие от холода уши, я чувствовал в себе разгорающееся пламя упорства. Вся моя жизнь – это движение поперек колеи. Пока мои ровесники, сбиваясь большой компанией, весело проводили время, я валялся в кровати с симптомами отравления, надышавшись пыльцой. Пока юноши из моего класса водили девушек на свидания, я отсаживался от одноклассниц подальше, спасаясь от запахов дешевого парфюма и шампуней с химическими отдушками. Пока мои университетские друзья обсуждали лекции за обедом в столовой, я в одиночестве поедал свой сэндвич на ступеньках здания, пользуясь перерывом, чтобы прочистить рецепторы и впустить в себя свежий воздух после запахов десятков людей, с которыми приходилось делить аудиторию.

За тридцать лет я успел свыкнуться с таким положением. Но раздражение и злость по-прежнему вызывало то, что это не мой выбор. Со мной это сделали, пообещав моей матери приличную сумму всего за «один, совсем не опасный эксперимент». И я не мог винить ее в том, что она согласилась. Моя мама выросла в маленьком городке, где все занимаются разведением скота, и даже не окончила школу. Откуда ей было знать, каким скандалом, а главное, какими последствиями для меня обернется этот «маленький эксперимент»? Потом она сделала все, чтобы никто не узнал про мой нюх. Я долго думал, что она тщательно оберегала мою тайну, чтобы сберечь меня. Чтобы я снова не попал в руки тех, кто может позволить себе проводить эти «эксперименты». Но потом я понял, что дело не только в этом. Она стыдилась моих способностей, которые в любом провинциальном городке сделали бы из меня изгоя и посмешище. Именно поэтому я сразу после школы уехал в столицу. Я был уверен, что смогу начать здесь новую жизнь. Но наши ожидания – это проносящийся над облаками самолет, которому рано или поздно придется опуститься на жесткую землю, и чем хуже он готов к этому, тем сложнее выйдет посадка. Я был готов ко многому в своей жизни, но не к уходу Кавы. Это меня просто растоптало.

Погрузившись в свои мысли, я не заметил, как пришел к Золотой площади. Давненько я здесь не бывал. Место и не было чем-то примечательным: круглая брусчатая площадка, в центре которой – высокий каменный обелиск с именами первых членов Совета. Зато за ним – настоящая жемчужина Айхенлина, как любят писать в путеводителях. Резиденция Совета, которая раньше была княжеским замком.

Я присел на лавочку, рассматривая здание. Белая нарядная ратуша с вытянутыми башнями, которые словно врезаются в небо, пришпиливая проплывающие мимо облака. Несмотря на приличные размеры, ратуша казалась изящной и даже какой-то воздушной. Наверное, благодаря башенкам и этим узорчатым барельефам, которые смягчали массивность конструкции. Жаль, конечно, что здесь не сделали какой-нибудь музей. После революции бывший княжеский замок сразу же занял Совет. Что ж, эти люди привыкли брать себе все самое лучше.

Я сложил руки на груди и откинулся на спинку неудобной чугунной лавки. Иногда мне казалось, что я ненавижу Совет. Умом понимаю, что политики сделали для страны немало хорошего, но мою жизнь они превратили в кошмар. Какой она могла бы быть, если бы не вмешательство в мои гены? Многие люди так хотят выделиться, стать кем-то особенным или значимым. Они не понимают ценности нормальности. Нет ничего лучше, чем быть самым обыкновенным. Видящим, слышащим и ощущающим запахи вокруг, как все остальные люди, а не как животные.

Зверью-то их нюх весьма полезен. По запахам они находят себе пару, определяют своих детенышей и понимают, где границы их владений, а где – территория чужака. У людей все по-другому. Их нюх – один из самых слабых. Они чутко настроены на запахи еды, воспринимая их как катализатор аппетита, и питают слабость к запахам цветов. На этом все. Многообразие других запахов проходит мимо них, но не мимо меня. Зачем мне нужен мой нюх? Что он принес мне, кроме мучений? Одно успокаивало – я до сих пор умело скрывал ото всех свои способности. И буду продолжать делать это впредь. Ничто не защитит меня, если кто-нибудь об этом узнает. Даже этот смехотворный статус неприкосновенности, в силу которого я не верю ни на грамм. Если членам Совета нужно будет до меня добраться, их ничто не остановит.

Усталый и злой, что так ничего и не вспомнил, я сел в трамвай и поехал домой. Добравшись до своего района, я неспешно двинулся к дому, обходя перегородившую двор незнакомую машину. Машина была представительская, на капоте в свете фонаря поблескивал шильдик. Присмотревшись, я разглядел на шильдике герб Брэйе – крылатого змея, опоясывающего гору. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: возле моего дома стоит автомобиль, принадлежащий члену Совету. Сердце почему-то забилось чаще.

Я ускорил шаг, проходя мимо, но водительская дверь неожиданно приоткрылась, и сидящий там мужчина обратился прямо ко мне:

– Добрый вечер, господин Рагиль. Присядьте, пожалуйста, на заднее сиденье, у меня для вас сообщение от председателя Совета. Госпожи Меллар-амардин.

Глава 4

Рано утром, на третий день после пожара, Меллар уже была на рабочем месте. Кабинет председателя Совета встретил ее тишиной и затянувшейся необустроенностью. За стеклянными дверцами высоких шкафов проглядывали одинаковые корешки чужих книг, стоящие тут больше для красоты, чем по необходимости. Пустая стена возле шкафов белела ожиданием, когда на нее повесят дипломы и регалии. На массивный стол из темного дерева так и просилась теплая семейная фотография. Вместо предметов, которые должны были намекать о характере и предпочтениях новой хозяйки кабинета, здесь царил безликий и торжественный порядок, который пока не решались нарушить.

Меллар прошла к окну, пригладила рукой тяжелую ткань флага, стоящего за высокой спинкой кожаного председательского кресла, и облокотилась на стену, смотря как лучи восходящего солнца окрашивали горы на горизонте в лилово-голубые тона.

Она позволила себе несколько минут насладиться началом нового дня и скрылась в маленькой комнатке, спрятанной за неприметной дверью. Подошла к шкафу, стоящему в углу, сняла со штанги две вешалки с одеждой и повесила их на дверцы. Задумчиво прикусила губу и критически оглядела наряды: синий костюм с приталенным жакетом и обтягивающее вишневое платье с треугольным вырезом на груди.

Усыпить подозрительность или привлечь внимание? Успокоить или возбудить? Вызвать доверие или соблазнить? Готовясь ко встрече с Рагилем-асаром, Меллар тщательно продумывала детали своего внешнего вида, успев не раз убедиться в силе этого оружия. На людей простых оно действовало безотказно, а вот с представителями ее нового круга выглядеть безупречной – недостаточно. Здесь нужно постоянно доказывать, что ты способен на решительные действия, но при этом всегда останешься предан интересам Совета.

«В политике ценится смелость и умение убеждать. Зачатки этих качеств у тебя есть, – прозвучал в голове Меллар голос Дормана, ее негласного наставника в Совете. – Заматереешь, наберешься опыта, и из тебя выйдет прекрасный политик. Но есть одна черта, которая выделяет тебя уже сейчас. Ты умеешь очаровывать людей, вынуждая многое тебе прощать. Для начала этого немало».

Мнению Дормана можно было доверять – он состоял в Совете большую часть жизни, хорошо разбирался в людях и никогда не говорил пустых комплиментов. Меллар ценила его за поддержку и участие в ее судьбе, ведь без него она не стала бы председателем Совета. Но чем дальше они шли бок о бок, тем чаще Меллар замечала, что даже сделав ее первым лицом государства, Дорман видел в ней лишь свою послушную протеже.

Меллар посмотрела на свое отражение и поиграла взглядом, делая его то испепеляющим, как у фурии, то невинным, как у овечки. Скосила глаза на папки от Крегара, брошенные на диване, и с тяжелым вздохом отошла от зеркала.

«Время игры кончилось, – подумала она. – Пожар дал мне шанс проявить себя, и я его не упущу».

В дверь легонько постучали, и мысли Меллар стали медленно рассеиваться, как туман после дождя.

– Госпожа Меллар, я хотела бы уточнить ваше расписание на сегодня. – В комнату заглянула секретарь.

– Заходи, Рина, – Меллар махнула рукой в приглашающем жесте.

Молодая девушка мышкой юркнула внутрь и встала у стены, держа в руках блокнот и карандаш.

– В 9 утра у вас встреча с Рагилем-асаром. Подтверждена.

Меллар кивнула, а секретарь, заправив за ухо выбившийся из пучка золотистый локон, звонким голосом продолжила.

– В 12 дня на прием придет рикистрат по вопросам международного сотрудничества. Цель визита – согласовать официальное заявление по пожару для завтрашней пресс-конференции.

– Визитку рикистрата перед встречей положи мне на стол. И дай указание канцелярии сделать копии заявления и разнести их в приемные членов Совета. Они должны получить текст до нашего заседания.

– А… – девушка закусила кончик карандаша.

– Что, Рина?

– Я правильно понимаю, что вы собираетесь обсудить текст заявления со всеми членами Совета? – затараторила она. – Если кто-то захочет внести правки, то это займет много времени, и тогда текст не будет готов к завтрашнему дню. Может, я как обычно отнесу копию в секретариат господина Дормана, он посмотрит и…

– Рина! – Голос Меллар прозвучал жестче, чем она рассчитывала – сказывались нервы. Секретарь замолчала и уткнулась глазами в блокнот.

– Рина, – глубокий вдох, – давай я буду сама решать, с кем согласовывать текст заявления. – Меллар сложила руки на груди. – И потом, это очень важное выступление, мы должны показать всем странам, что ситуация под контролем, и ущерб от пожара не такой значительный, как они надеются. От этого выступления многое зависит, в том числе и наша с тобой карьера.

Девушка разглядывала маленькие бантики на своих кремовых туфлях.

– А чтобы все члены успели прочитать текст к заседанию Совета, обеспечь их, пожалуйста, копиями как можно быстрее. Если рикистрат по международному сотрудничеству затянет нашу встречу, зайди в кабинет и сама возьми у него заявление. Почему я должна объяснять тебе, как расставлять приоритеты? Ты понимаешь, что сейчас вообще происходит?

Меллар отвернулась, мысленно ругая себя за вспышку недовольства. Все привыкли действовать по привычной схеме, Рина не виновата, что новые обстоятельства требуют иных решений.

– Можешь идти.

Девушка развернулась, стараясь расправить плечи, в которые почти вжалась ее голова.

– И, Рина…

– Да?

– Как думаешь, какой костюм выбрать?

Блондинка остановилась в дверях и посмотрела на наряды. Уголки ее губ потянулись вверх, а в глазах появилась заинтересованность.

Меллар, конечно, уже выбрала костюм, но Дорман учил ее никогда и никого не отпускать с плохим впечатлением о себе. Следуя его наставлению, она по-дружески обсудила с секретарем детали образа, и Рина вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

***

Спустя два часа Меллар вновь стояла перед зеркалом, надевая жемчужное ожерелье и поправляя воротник жакета. Она тщательно оглядела свое отражение: закрытый, но при этом плотно прилегающий костюм с удлиненной узкой юбкой, подчеркивающей изгибы взрослой женской фигуры с крупными бедрами, объемной грудью и узкой талией, перехваченной туго затянутым ремнем. Остроносые туфли, добавляющие деловому наряду нотку роковой страсти. Темно-каштановые волосы, мягкими волнами лежащие на плечах и обрамляющие открытое, приятное лицо.

Остановившись взглядом на бордовых туфлях, Меллар подумала, что чего-то не хватает. Поковырялась в лежащей на диване разворошенной косметичке, достала красную помаду и несколько раз провела ей по губам. Слегка улыбнулась своему отражению и с мыслью, что теперь все как надо, вышла из комнаты.

Меллар обошла свой официальный кабинет, приминая каблуками пушистый ковер, и встала у стола. Взглянула на список вопросов, которые подготовил Крегар, и, скептично поджав губы, отодвинула его в сторону.

«Слишком прямолинейно, – подумала она. – Он так ничего не скажет».

Из приемной послышались голоса, и Меллар сделала несколько шагов в сторону двери. Сложила перед собой руки, расслабила лицо и заготовила приветственную улыбку. Дверь открылась, и на пороге возник мужчина.

Меллар заморгала, удивившись внешнему виду гостя. Он был одет не в костюм, как она ожидала, а в твидовые штаны и коричневую замшевую куртку на замке. Его руки лежали в карманах, и, зайдя в кабинет, он неохотно вытащил их и снял с головы кепку. Посмотрел на Меллар, и она сразу же узнала этот взгляд. Ровно такой же, как на фотографии в анкете – подозрительный и даже несколько враждебный.

– Господин Рагиль. – Она пожала его холодную руку, отмечая про себя, что мужчина был на голову выше ее, а вот по комплекции действительно худоват. – Меня зовут Меллар-амардин, добрый день.

Рагиль в ответ кивнул и сел на предложенное место. Бросил быстрый взгляд на флаг у окна, после чего уставился в стол. Меллар почувствовала, как на нее переходит его напряжение, и, сев напротив, постаралась расслабить плечи.

В кабинет зашла Рина и расставила перед ними сервиз. Налила чай в изящные фарфоровые кружечки, донесла пиалу с конфетами. Скрывшись за порхающими над столом руками секретаря, Меллар украдкой наблюдала за мужчиной. В какой-то момент ей показалось, что гость как будто к чему-то принюхивается. Она застыла взглядом на его подрагивающих ноздрях, и в этот момент он посмотрел прямо на нее.

То, что произошло дальше, Меллар едва ли могла себе объяснить. Мужчина сделал глубокий вдох и резко покраснел, после чего отвел взгляд и задержал дыхание. Рина, закончив, вышла из кабинета, и как только дверь закрылась, он вскочил со своего места, будто был готов убежать.

Меллар застыла в растерянности.

– С вами все в порядке? – спросила она, тоже привставая со стула.

Рагиль часто задышал, уперев руки в бока, и через несколько секунд снова сел.

– У меня аллергия, – холодно сказал он, оглядывая сервированный стол. – На чай.

Меллар посмотрела, как он отодвигает от себя чашку, и выдохнула. Она поняла, что он ей солгал, но решила не выяснять настоящих причин его странного поведения.

– Могу предложить вам кофе.

– Спасибо, не надо, – ровно отозвался мужчина и положил руки перед собой, поборов желание засунуть их в карманы куртки. – Так зачем вы меня пригласили, госпожа председатель?

Услышав провокационные нотки в его интонации, Меллар поняла, что пустая болтовня про погоду будет лишней, и сразу перешла к делу.

– Как вы знаете, три дня назад произошел пожар в Корпусе специальных научных исследований. Совет решил в рамках своих полномочий помочь полиции в расследовании.

Рагиль сжал губы.

– И причем здесь я? Я с лабораториями никак не связан.

– Но вы работаете в журнале, где публикуются статьи о ключевых разработках Корпуса.

– Это всего лишь текст. Я этими исследованиями не занимаюсь, я их освещаю. Это разные вещи.

От категоричности в его голосе самообладание Меллар пошло трещинами.

– Господин Рагиль, прошу вас, – она взялась за миниатюрную ручку чашки и покрутила ее на блюдце, заземляя этим незамысловатым движением свои эмоции, – не стоит так нервничать. Я всего лишь хочу поговорить.

Рагиль набрал в грудь воздух, и Меллар, поняв, что он сейчас задаст какой-нибудь неудобный вопрос, быстро проговорила:

– Лучше расскажите о своей работе. – Удивленный взгляд в ответ. – Например, как вы готовите статьи. Я в этом совершенно ничего не понимаю.

Рагиль нахмурился.

– Какое отношение это имеет к пожару?

– Может быть, никакого. А может, самое прямое. Буду с вами откровенна, – Меллар опустила глаза, рассматривая плавающие чаинки и сплетая паутину лжи. – Пожар стал для всех неожиданностью, и у полиции пока нет версии, кто мог его устроить. Поэтому нам важна любая информация. Вы ведь бывали в Корпусе?

Рагиль молчал несколько секунд, напряженно рассматривая лежащую на столе кепку.

– Раза четыре или пять, – наконец, ответил он. – Я посещал презентации исследований, проводимых для спонсоров, и потом писал об этом статьи. В лаборатории я не заходил, меня сразу провожали в лекционный зал на втором этаже.

Меллар взяла со своего стола «Вестник Корпуса специальных научных исследований» и открыла его на первой странице, где напротив надписи «Редактор» стояло имя Рагиля-асара.

– Случалось, что вам доверяли готовить весь выпуск.

Рагиль бросил короткий взгляд на журнал.

– Это преступление?

Меллар устало вздохнула.

– Почему вы так убеждены, что я буду вас в чем-то обвинять?

Рагиль усмехнулся и бегло оглядел кабинет, после чего посмотрел ей в глаза.

– Да потому что можете.

Это замечание застало Меллар врасплох. Еще никто не обвинял ее в неблаговидным намерениях только потому, что у нее есть власть. Она уставилась на Рагиля и впервые в жизни не знала, что возразить. Увидев замешательство на ее лице, Рагиль решил, что это только подтверждает его подозрения, и отвернулся к окну. Он ждал, когда эта невыносимая встреча уже закончится, и в какой-то момент даже подумал, не спровоцировать ли председателя, чтобы она выставила его из кабинета вон. Сейчас он был близок именно к этому сценарию событий, но Меллар его снова удивила.

– Расскажите про Заокеанье, – она открыла журнал на странице, где было изображен остров, и положила подбородок на скрещенные кисти. – Вы отвечали за статьи, которые здесь напечатаны, вам наверняка известно больше, чем другим. Зачем туда отправляются экспедиции? Чем Заокеанье так манит исследователей?

Рагиль молчал некоторое время, пытаясь понять, куда она клонит. Его взгляд замер на ее полных красных губах, которые соблазняли и кричали об опасности одновременно. Так и не разгадав ее план, он принялся за рассказ, осторожно выдавая информацию.

Экспедиции в Заокеанье, как сообщил Рагиль, происходят редко – раз в несколько лет. Остров состоит из нескольких вулканов, и над кратером самого большого из них постоянно висит густое облако ядовитых испарений. В группу отбирают только здоровых крепких ученых, которые перед отправкой долго тренируются, готовя себя к тяжелым условиям пребывания на острове. Обычные люди могут находиться в кальдере только в респираторах и с кислородными баллонами за спиной, а вот жители архипелага Лаомоо, которых с Заокеаньем разделяет всего несколько километров по воде, судя по слухам, в дополнительной экипировке не нуждаются. Но это больше похоже на байки. Так или иначе, по прибытию в Заокеанье у команды есть всего несколько дней, чтобы собрать пробы, пока земля вновь не затрясется от бурлящей под ней магмы и наружу не вырвутся новые испарения.

– Значит, в этих экспедициях опасно, – сделала вывод Меллар, выслушав Рагиля.

– Очень, – подтвердил мужчина, растерявший во время рассказа почти всю свою подозрительность. – Но конкурс все равно большой. Это ведь как… своими глазами увидеть чудо. Единственный кусок земли, не освоенной человеком. Да еще и с вулканами, вокруг которых уникальная флора и фауна. Мечта любого исследователя – совершить открытие в Заокеанье.

– Открытия, сравнимого с находкой реджкандротеков? – аккуратно уточнила Меллар, наблюдая как воодушевление на лице собеседника вновь сменяется настороженностью. – Я слышала, женщина, которая их нашла, какое-то время считалась пропавшей без вести. Она отстала от группы, и все думали, что она уже не вернется.

– Так и есть, – ответил Рагиль, прочищая горло.

– Но она смогла выжить, – продолжила Меллар, – и даже привести на базу двух реджкандротеков.

Рагиль молчал, выжидая. Меллар добавила:

– Вам известно, что реджкандротеки подпускали к себе только ее – ту женщину, которая их нашла? И что поэтому именно она стала заниматься их изучением в Корпусе специальных научных исследований?

Мужчина неуверенно кивнул.

– А известно ли вам, – Меллар вцепилась в него взглядом, – что эта женщина и животные после пожара в Корпусе пропали?

Рагиль поменялся в лице. Его глаза округлились, а губы дрогнули, будто он хотел что-то сказать, но не мог.

– Что значит пропала? – Он с трудом выдавил из себя слова. – О чем вы говорите?

Меллар облизала пересохшие губы.

– Кава-асаларим, ваша бывшая жена, исчезла. Полиция не смогла установить ее местонахождение. И животных, судя по всему, она забрала с собой – их останков тоже не нашли. Вы понимаете, что это значит? – Меллар сделала драматическую паузу. – Крегар-абвенц считает ее главной подозреваемой в поджоге. Ей предъявят обвинение в преступлении против Республики Брэйе. По этой статье предусмотрена высшая мера наказания.

Рагиль вскочил и зашагал по кабинету, пытаясь успокоиться. Меллар медленно, как хищник на охоте, встала из-за стола и приблизилась к мужчине, продолжая увещевания:

– Вы единственный человек, который может объяснить ее поведение.

– Мы не общались почти два года, – ответил он. – С тех пор, как расстались.

– Да, – подтвердила Меллар, смутившись, – мне это известно. Но и других людей она держала на расстоянии. Ее коллеги говорят, что она была замкнута. Не стремилась завести друзей. Проводила все время только на работе. Однако быть может… – Меллар поколебалась несколько секунд и, решившись, положила свою ладонь на предплечье мужчины, – … быть может, вы что-то заметили еще раньше, когда вас с Кавой связывали отношения. Такой пожар не готовится за пару дней, она могла вынашивать этот план годами. Я ни в чем не обвиняю вас, и никто не будет обвинять, поверьте. Но вдруг вы все же что-то заметили. Любые странности. Слова. Поступки. Рагиль, на кону стоит будущее нашей страны. Мы обязаны понять, как ей удалось устроить поджог Корпуса, понимаете?

Меллар мягко потянула его за руку, заставляя посмотреть себе в глаза.

– Даю слово, что вы не пострадаете, – ее шелковый голос зазвучал чуть тише, завладевая его мыслями. – Что бы вы не сказали, вас не будут за это преследовать, обещаю.

Рагиль молчал некоторое время, удерживаемый на месте лишь успокаивающими взглядом карих глаз. Хитрых глаз, как он уже понял. Но мужчина решил довериться этим глазам и голосу. Собравшись с мыслями, он медленно произнес:

– То, что я сейчас скажу, прозвучит странно, но это чистая правда. – Меллар замерла. – Возможно, я действительно могу что-то сказать. Но чтобы вспомнить это…

– Да…

– Мне нужно…

– Что угодно…

–Мне нужно побывать на месте пожара. Мне нужно попасть в Корпус специальных научных исследований! – Рагиль схватил Меллар за локти. – Пожалуйста, госпожа председатель! Я умоляю вас, выдайте мне разрешение на посещение Корпуса, и я приложу все усилия, чтобы найти Каву. Я клянусь вам!

Меллар повела руками, заставляя его отпустить ее, и отошла на несколько шагов. Глаза Рагиля лихорадочно горели, он напряженно ждал ответа.

«Как мне поступить? – думала она, пытаясь нащупать верное решение. – Он почти открылся, и если я откажу ему, то потеряю этот результат. Рагиль больше не станет откровенничать, я уверена. С другой стороны, можно пойти ему навстречу… но нет, это же большой риск, отпускать его туда одного. Но вдруг… вдруг там, на месте преступления, увидев своими глазами, что натворила эта женщина, он решится сказать больше?».

– Хорошо, – поразмыслив, согласилась она. – Я дам вам разрешение на посещение Корпуса. Но при одном условии.

– Каком же?

– Мы отправимся туда вместе.

Глава 5

Рагиль

Сумерки начали сменяться вечерней темнотой, приносящей с собой прохладу ночи. Мы договорились с председателем встретиться в семь вечера, спустя полтора часа ее все еще нет. Только распустившаяся надежда увидеть Корпус стала усыхать с каждой минутой томительного ожидания. Одна за другой возвращались эмоции, которые владели мной все утро – злость, раздражение, отчаяние.

Председатель не понравилась мне с первого взгляда. Вернее сказать, с первого вздоха. Манерная фифа, надушенная цветочно-пряным парфюмом, который мог бы даже показаться приятным, если бы она не сбрызнула себя им прямо перед встречей. Да в таком количестве, что мне стало плохо уже в первые секунды нашего знакомства! Она явно хотела произвести на меня впечатление, и пусть я злорадствую, но мне доставляло колоссальное удовольствие, что у нее ничего не вышло. К каким бы женским хитростям она ни прибегала, как бы не отвлекала мое внимание, я ей ничего не сказал. Ничего не сказал о Каве.

Грудь сковало холодом. Я вновь боялся за Каву, хотя уже не мог понять, был ли это страх за ее жизнь или страх, что сказанное председателем окажется правдой. Пока я не видел причин верить этой женщине и настойчиво гнал от себя мысль, что Кава действительно могла быть замешана в пожаре. Против этого выступали не только мои чувства, но и разум. Кава столько лет мечтала стать ученым Корпуса! Что бы она ни думала о системе, она никогда не стала бы разрушать дело всей своей жизни. Это все чушь! Они просто пытаются найти крайнего. Но меня они в этом не убедят. Я ни за что не стану верить лживым словам этой женщины! Костяшки пальцев отозвались болью. Я посмотрел на свой кулак, которым только что пытался пробить стену дома, и рассмеялся. Какой-то бред! Я уже теряю контроль над своим телом. Когда же кончится этот кошмар?

Помяв руку, я посмотрел на пустую дорогу. Чувствую себя в ловушке эмоций. Злюсь на председателя, мучаюсь неизвестностью из-за Кавы и отчаянно хочу увидеть Корпус. Если три дня назад это желание давало о себе знать ударами маленького молоточка, то с тех пор, как фармацевт рассказал о способе вернуть воспоминания, молоточек обрел очертания колокола. Когда же председатель сообщила, что после пожара Кава пропала, то мысль, что я должен побывать в Корпусе, стала бить набатом. Она настолько завладела моим сознанием, что я рискнул попросить об этом напрямую. Вот только я никак не ожидал, что председатель предложит пойти туда вдвоем. Зачем ей это нужно? У меня не было ответа.

Звук тормозящих шин заставил вернуться в реальность. Наконец-то! На другой стороне улицы припарковался темно-синий автомобиль со знакомым шильдиком, и спустя несколько секунд на улице появилась председатель. Она стала оглядываться, видимо, ища меня в темноте.

– Госпожа Меллар.

Я подошел к ней со спины, и она резко обернулась. Втянул воздух. Парфюм выветрился, обнажив ее натуральный запах, в котором ощущались следы долгого трудного дня.

– Пойдемте, – вымолвила она осипшим голосом.

Мы приблизились к ограждениям академгородка, и патрульные, взглянув на корочку ее удостоверения, открыли ворота. Меллар замялась:

– Думаю, нас должны встретить. Я просила секретаря предупредить полицию, что мы собираемся в Корпус.

Я осмотрелся: за исключением двух полицейских, охраняющих ворота, улица была пуста. Мы потоптались на месте некоторое время, пока ветер не принес запах еще одного человека. По привычке повернул голову в его сторону, и Меллар, удивленно проследив за моим взглядом, всмотрелась в темноту. Спустя минуту мы заметили приближающийся к нам силуэт мужчины. Широкий размашистый шаг и резкие движения выдавали в нем служителя порядка. Когда человек оказался на расстоянии метра от нас, я смог разглядеть два серебристых кружочка на нагрудном кармане черного кителя – знак представителя среднего начальствующего состава полиции.

– Госпожа председатель, мое почтение, – басистый голос разрезал тишину. – Дарим-абдэер к вашим услугам. По поручению начальника Главного полицейского управления я организую для вас осмотр Корпуса.

– Для меня и моего спутника, – уточнила Меллар, указав рукой в мою сторону.

Полицейский внимательно оглядел меня и кивнул. На нем была фуражка, которая бросала тень на верхнюю часть лица, а нижнюю половину покрывала густая не по моде борода.

– Вы можете отпустить своего водителя, – обратился он к Меллар. – Обратно вас доставит служебный автомобиль с патрульным сопровождением.

Мужчина заметил ее замешательство и поспешил пояснить:

– Это личная просьба господина Крегара. Прошу нас понять, мы не хотели бы привлекать лишнее внимание припаркованной здесь машиной члена Совета. Академгородок патрулируется, но есть особо пронырливые журналисты…

– Хорошо, – прервала его Меллар, поднимая руку. – Раз это личная просьба господина Крегара, то сделаем так, как вы сказали.

Меллар сообщила водителю, что он может ехать, и мы направились к лабораториям Корпуса. Когда полицейский пропустил нас на территорию, я сразу почувствовал слабый запах яблоневых деревьев, высаженных вдоль дорожек. С каждым нашим шагом он становился все тусклее, а гарь – все отчетливее. Странно, что она не выветрилась за эти дни.

Улицы академгородка, обычно наполненные преподавателями и студентами, словно вымерли. Уличные фонари бросали свет на пустые лавки, темные строения без единого горящего окошка и успевшую подрасти газонную траву. Мрачные монументальные здания факультетов с лестницами, ведущими к высоким колоннам, напоминали сейчас древние храмы и места культа. Одинокие памятники знаменитым ученым, у которых любила собираться молодежь, провожали равнодушными взглядами. В этой мрачной атмосфере остановившегося времени я почувствовал себя непрошенным гостем. В груди осело нехорошее предчувствие.

Задумавшись, я не сразу заметил сопровождавший нас ритмичный стук. Посмотрел на источник звука. Шедшая впереди председатель взбиралась на небольшую горку в туфлях на тонком каблуке. Интересно, у нее все в порядке с головой? Это ж надо было додуматься отправиться на осмотр обугленных развалин в такой обуви! Окинув быстрым взглядом ее наряд, я понял, что с нашей утренней встречи она даже не переоделась, так и оставшись в костюме. Только накинула поверх какую-то странную расклешенную куртку с прорезями для рук, больше напоминающую короткий плащ, и надела перчатки. Кончиками пальцев она держала маленькую сумочку, в которую могло бы поместиться, пожалуй, только карманное зеркало. Сейчас она мне особенно сильно напомнила всех этих женщин, помешанных на своем внешнем виде, которых я обычно сторонился. И сразу же вспомнилась Кава, настойчиво игнорирующая любые модные веяния и предпочитающая платьям широкие брюки и расклешенную белую блузу. Волосы она почти никогда не укладывала, собирая их в высокий хвост или тугой узел на затылке. А дамских сумочек я у нее вовсе не встречал, только средних размеров портфели, в которых всегда можно было обнаружить книги.

Наша процессия неожиданно остановилась. Обогнув главное здание Университета Брэйе, мы вышли к дорожке, ведущей прямиком к Корпусу специальных научных исследований, окруженному дополнительным кольцом заграждений. Мое сердце забилось чаще.

– А так и не скажешь, что там был пожар, – заметила председатель, разглядывая Корпус.

– Стены огонь не затронул, – пояснил полицейский. – И даже теплицам на крыше повезло – большая часть растений не пострадала. Однако внутри вас ждет совсем другая картина. Пойдемте.

Когда мы подошли к посту охраны у входа в здание, там, на удивление, никого не оказалось. На вопрос женщины, почему охрана Корпуса не на месте, Дарим ответил:

– В этом уже нет необходимости, госпожа председатель. Полиция полностью заблокировала академгородок, посторонний сюда не попадет.

Но меня его ответ не устроил. Пока мы шли к Корпусу, я разглядел всего две пары патрульных, которые, казалось, нас даже не заметили. Почему так мало людей? Если какой-нибудь журналист проникнет на территорию, он без труда останется незамеченным в ночи. Иностранные газеты дорого бы заплатили за фотографии лабораторий после пожара.

Я не стал пока озвучивать свои сомнения и прошел вслед за председателем и полицейским через высокие двустворчатые двери Корпуса. Как только мы перешагнули порог, в нос ударил удушливый запах гари. Председатель закашлялась.

– Из-за особого материала стен гарь выветривается долго, – пробубнил Дарим, уткнувшись носом в поднятый воротник. – Система вентиляции не справляется, пожарные применяют нейтрализаторы каждые несколько часов.

Я поднял ворот водолазки, чтобы он закрывал нижнюю часть лица, а председатель достала из сумочки платок и приложила к лицу. Мы втроем стали осматриваться. Потрепанные диванчики, большие горшки с уныло свисающими растениями, слегка закопченные стены. Все не так плохо.

– Мы с вами находимся в холле перед первым закодированным входом, госпожа председатель, – сказал Дарим, доставая из внутреннего кармана портативный фонарь с плоским металлическим коробом. – Это помещение расположено дальше всех от источника возгорания, поэтому пожар его практически не затронул. Но здесь и не было ничего ценного. Пройдемте дальше.

Мы пересекли холл, нарушив гнетущую тишину шарканьем ботинок и цоканьем каблуков, и подошли к отворенным дверям. Дарим повернулся и сказал, чуть понизив голос:

– Это первый закодированный вход. Дальше могли пройти только сотрудники, знающие шифровальные фигуры. Впереди будет еще несколько таких дверей. Во время пожара они оказались разблокированы и открыты настежь. По-видимому, чтобы огонь охватил как можно большую площадь, – мрачно заметил полицейский. – И прежде чем мы продолжим путь, госпожа председатель, я должен предупредить, что в некоторых местах есть опасность обрушения потолка. Будьте осторожны и следуйте строго за мной. Я буду обходить опасные зоны.

Председатель кивнула, прижимая ко рту платок, а во мне начала нарастать тревога. Обрушение потолка? Почему нам не выдали каски? И какую-нибудь спецодежду, там же были и химические лаборатории. Сколько опасных веществ может витать в воздухе! Но больше всего меня беспокоила гарь. Я чувствовал, как усиливается головная боль, что в моем случае было симптомом отравления. Но отступать поздно.

После первого закодированного входа запах стал почти невыносимым. Раздались покашливания Меллар, и я снова подумал о том, как бы нам пригодились респираторы. Полицейский шел вперед, не говоря ни слова и светя фонарем перед собой, а мы послушно следовали за ним. И чем дальше я продвигался, тем яростнее становилась мигрень. Боль расползалась от затылка к макушке, железным обручем сдавливая лоб. Я помассировал его и огляделся вокруг, стараясь не потерять из поля зрения полицейского. Почему он так быстро идет? Куда мы спешим?

Тусклый свет фонаря удалялся. Я еле разбирал дорогу, спотыкаясь о куски мебели и уворачиваясь от висящей проводки. Голова уже болела так, что я не мог ни на чем сконцентрироваться. Перед глазами появилась пелена, и я покачнулся.

– Раг-гиль, вам п-плохо? – спросила Меллар, задыхаясь от кашля.

Я помотал головой из стороны в сторону, что вызвало новый спазм боли.

– Да-арим! – раздался надрывный крик председателя. – Дарим, подождите, кажется, нам нужно обратно… – Помещение вновь огласил кашель.

– Я здесь, госпожа председатель, – отозвался он. – Возле второго закодированного входа. Пройдите сюда, здесь будет легче дышать.

Я уже не понимал, где нахожусь. Нужно схватить председателя и убираться отсюда, пока мы еще стоим на ногах.

– Меллар, – окликнул я женщину, после чего тоже закашлялся. Кинулся вперед, сильнее сжимая лоб, но не успел – председатель уже пересекала порог, пока Дарим придерживал дверь. Я пошел за ней, и мы оказались в следующем помещении. Стены здесь были сплошь черные, на полу валялись обломки обгоревшей мебели и куски одежды. Затылок, а потом и виски прострелило болью. Я согнулся и упал на колени, ничего не чувствуя, кроме диких спазмов. Кто-то закричал. И кажется, это был я…

– Раг-гиль, Рагиль! – Меллар трясла меня за плечо, сдерживая приступы кашля. Звук собственного имени привел меня в чувство, и я заставил себя встать на ноги, намереваясь бежать прочь.

Но неожиданно стало темно. Свет фонаря пропал, а сзади раздался глухой удар и последовавший за ним щелчок. Это был звук закрывающейся двери.

Мы с Меллар замерли, забыв на мгновение и про боль, и про невыносимый запах гари, вконец разодравший горло.

– Дарим? – крикнула Меллар в пустоту тонким сиплым голоском, в котором отчетливо звучал страх. – Дарим, где вы?

Я задержал дыхание, прислушиваясь к звукам вокруг. Ответом нам была тишина.

***

Оцепеневшие, мы пытаемся понять, что произошло. Нюх обострился в кромешной темноте, еще сильнее реагируя на отравляющую гарь. Я закашлялся.

– Рагиль, что происходит? Куда делся Дарим? – раздалось откуда-то справа.

Повернувшись, как мне кажется, в обратную сторону, я сделал несколько шагов и уперся в закрытую дверь. Поводил руками по двери, вырисовывая наугад фигуры. Все без толку, ведь я не знаю пароля! Постучал со всей силы. На стук никто не отозвался, но я продолжил стучать и выкрикивать имя полицейского. Волны страха, поднимаясь одна за другой, импульсом передавались в саднящие от ударов руки. Окончательно выбившись из сил, я тихо произнес:

– Дарима здесь нет. Он запер нас и ушел.

Председатель снова зашлась в кашле. Я покружился в ослепляющей черноте, теряясь в догадках, что делать и куда идти. Припомнил, что на первом этаже Корпуса нет окон. Попытался найти председателя, прислушиваясь к всхлипывающим звукам, и наткнулся рукой на ее плечо.

– Поднимайтесь. – Потянул ее вверх. – Ну же, надо выбираться отсюда!

Рассеянный в схватке с дверью страх сменился полыхающей злостью. Я пришел сюда вернуть свои воспоминания, а не умереть от отравления. И я выживу! Обязательно выживу…

Повисшую на мне женщину стал душить кашель. Бурлящая в котле внутренностей злость резко устремилась к ней. Вот кто на самом деле виноват во всем. Это из-за нее мы застряли здесь. Из-за нее я могу умереть. Из-за нее не узнаю, что случилось с Кавой! Эти политики вечно приносят лишь страдание, калеча все, к чему прикасаются. Так мне хочется сказать, но я давлю в себе эти мысли. Это всего лишь неконтролируемые эмоции, которым нужен выход. И выход сейчас только один – мы должны начать что-то делать.

– Меллар, вы можете стоять сами? Мне нужно, чтобы вы ненадолго отпустили меня. – Женщина сделала несколько шагов назад, и я снял с себя куртку. – А теперь вернитесь обратно. Не видно ни зги… Где вы?

– Я здесь, – на мои предплечья легли руки.

Я обмотал вокруг ее шеи куртку и произнес:

– Прижмите к лицу и дышите в нее.

– А вы?

– А у меня нос закрыт воротником водолазки.

Мы стоим, чувствуя опору только друг в друге, и пытаемся вернуть контроль хотя бы над своими реакциями. Дыхание Меллар постепенно выравнивается, и кашля становится все меньше. Но мои рецепторы словно выжжены, а мигрень все еще сдавливает голову, мешая думать.

– Что нам теперь делать? – тихо спросила Меллар.

– Можно попытаться отыскать запасные выходы из здания. Они должны быть возле лифтов.

– Но как мы их найдем в этой темноте?

Долго думаю, прежде чем ответить.

– Похоже, придется искать на ощупь.

– Здесь же все покрыто копотью!

– Вы серьезно? – Я снова почувствовал раздражение. – Речь идет о наших жизнях, а вы боитесь испачкаться?

– Я думаю наперед, – возразила Меллар. – Не хочу выглядеть, как побирушка, когда нас спасут.

Я тяжело вздохнул и продолжил молча обдумывать ситуацию. Аргументов против такой логики у меня просто нет. Спустя несколько секунд Меллар сказала:

– Но вы правы. Сейчас важнее найти выход. Я готова выслушать ваше предложение.

От официальности ее тона захотелось скривиться, как от кислой ягоды. Но я решил не упускать этот шанс и попробовать что-то предпринять, от этой женщины ждать хороших идей не приходится.

– Давайте поступим так. Я сейчас попытаюсь найти стену, и мы будем осторожно двигаться вдоль нее, пока не набредем на дверь, ведущую в следующее помещение. А вы будете держать меня за руку или за локоть, как хотите. Главное – ни в коем случае не отпускайте, иначе мы потеряемся.

«И я не уверен, что в этом случае буду вас искать», – хотел добавить я, но удержался.

Меллар попыталась ответить, но снова закашлялась.

– Сожмите мою руку, если согласны. Берегите горло.

Почувствовав пожатие, я подхватил ее ладонь и стал медленно приводить свой план в исполнение. Мы начали двигаться то в одну сторону, то в другую. Я ощупывал стопой пол и время от времени проводил впереди себя свободной рукой, чтобы заметить обугленную мебель раньше, чем мы оступимся о нее. Несколько раз мы останавливались и прислушивались к тишине, такой же всепоглощающей, как и мрак вокруг. И наконец, я почувствовал спасительный холод стены.

– Я нашел ее!

Меллар крепче сжала мою ладонь, и мы медленно двинулись в неизвестном направлении. Воротник водолазки стал мокрый от дыхания, и через него начала сильнее просачиваться гарь. Спустя несколько минут меня накрыл кашель, но к тому моменту мы нащупали ногами нечто похожее на порог. Я налег на поверхность передо собой, молясь, чтобы это оказалась дверь, и она поддалась. Мы шагнули в следующее помещение и на мгновение замерли, удивленные тем, что можем разглядеть очертания вытянутого коридора. Неужели где-то здесь есть свет? Я сделал несколько вдохов, и запертая в закрытом помещении гарь, не успевшая рассеяться, заставила мое горло гореть.

Я сполз по стенке, хватаясь за шею, но председатель начала с мычанием тянуть меня в сторону. Раздалось цоканье каблуков, и я запоздало понял, что она куда-то пошла.

– Меллар! Стойте!

– Там что-то есть! – крикнула она, отодвинув куртку от лица. – Там есть свет!

– Меллар, дождитесь меня!

Сердце кольнул страх, что если мы разделимся, то уже не найдем друг друга, и я бросился за ней. Голова все еще раскалывалась, к горлу подступала тошнота, и мне пришлось остановиться. Почти потеряв председателя из виду, я собрал остатки сил и ускорился. Ее спина в развевающемся балахоне была все ближе, и в какой-то момент показалось, что я почти догнал ее. Я вскинул руку, пытаясь схватить женщину за локоть или хотя бы за одежду, но пальцы лишь рассекли воздух. И тогда я услышал крик, от которого все внутренности сжались. Крик резко оборвался, сменившись глухим ударом.

Я замер. Сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Меллар? Вы слышите меня?

Я все еще не понимал, что произошло, но начал догадываться, что женщина куда-то упала. Чтобы не последовать за ней, я опустился на колени и медленно пополз вперед, проверяя руками каждый сантиметр пола. Наткнулся на раздвинутые в стороны двери, за которыми почувствовал край поверхности и пустоту. Заглянул вниз и увидел темный туннель, из глубины которого исходил слабый-слабый свет. Благодаря этому свету я разглядел платформу с тросами, на которой лежало распластанное тело женщины. Сердце, набрав скорость, на секунду замерло и снова пустилось вскачь. Я с ужасом осознал, что на самом деле произошло. Это шахта лифта. Меллар упала на крышу зависшего внизу лифта.

Глава 6

Рагиль

– Мел-лар? – мой дрожащий голос эхом ушел вниз. – Меллар! Вы слышите меня?

Я замолчал и подождал несколько секунд. Затем снова позвал ее. Кажется, женщина пошевелилась и что-то промычала в ответ. Губ коснулась соленая влага. Я выдохнул.

– Меллар, не двигайтесь, я сейчас постараюсь к вам спуститься.

Оценив расстояние со своего места до крыши кабины, принял решение прыгать. Сердце все еще рвалось из груди, мышцы были напряжены, а внутренний голос пытался отговорить от этого безумного шага. Но другого выхода я не видел.

Сделал еще один выдох, примериваясь к висящим посередине тросам, чтобы суметь зацепиться за них в случае неудачного прыжка, и, согнув колени, оттолкнулся от земли. Время пролетело стрелой, и я приземлился на кабину. Промокнул рукой лоб и присел возле женщины.

– Как вы? – Она с трудом перевернулась на спину и отрешенно посмотрела вперед. Кажется, у нее шок. – Говорить можете? Что болит?

– Нога, – еле слышно произнесла Меллар, пытаясь приподняться, и показала рукой на левую ступню.

Я аккуратно взял ее и вытащил из-под правой ноги. В ответ раздались стоны. Дал Меллар время прийти в себя, а сам стал осматриваться. Крыша лифта довольно большая, видно, лифт грузовой. Он завис напротив еще одного этажа, находящегося, судя по всему, под землей. Двери кабины закрыты, а двери на этаже распахнуты и заблокированы, как наверху, из-за чего Меллар и сорвалась вниз. Зато благодаря щели, возникшей между кабиной и освещенным этажом, в шахту попадает рассеянный свет. Но щель узкая, туда войдет разве что моя ладонь. И если мы хотим оказаться на этом этаже, придется сначала как-то забраться в кабину.

Я перевел взгляд на Меллар.

– Что-то болит кроме ноги?

Женщина отрицательно покачала головой. Кажется, моя куртка, слегка подранная в месте соприкосновения с крышей лифта, защитила ее лицо, а кожу на руках спасли перчатки. Приходится признать, что ее наряд все-таки чего-то стоит. Ладно, отдельные детали наряда.

– Нам нужно как-то попасть в кабину, а оттуда перебраться на этаж, – сообщил я Меллар, когда ее взгляд стал более осмысленным. – Смотрите, здесь есть люк, но он маленький. Наверное, будет разумно, если я первый залезу в кабину, а потом переправлю вас.

– Вы уверены, что нам туда нужно? Может, остаться здесь и дождаться помощи?

Эта идея уже приходила мне в голову, и я успел ее обдумать.

– Проблема в том, что если лифты придут в движение раньше, чем нас обнаружат, то мы можем погибнуть.

Меллар с тяжелым вздохом опустила голову.

– Хорошо, – согласилась она, поколебавшись. – Пока ваши решения были… правильными.

От ее слов внутри разлилось тепло. Не так часто кто-то признает твою правоту. И не так часто встретишь людей, которые готовы сделать это так легко. Хотя нельзя исключать, что ее уступчивость связана с ранением. Сейчас Меллар полностью зависела от меня.

– Тогда будьте готовы мне помочь. Я раньше не делал ничего подобного. Возможно, что-то не получится с первого раза.

Потянув на себя крышку люка что есть сил, я заглянул в кабину. Там темно. Забравшись внутрь, помог Меллар спуститься, после чего попробовал нажать на кнопки. Все без толку, лифт не реагирует. Отдышавшись, я немного раздвинул двери кабины, и, упершись ногами в одну дверь, а корпусом – в другую, попытался полностью их открыть. К сожалению, они не хотели оставаться в таком положении, поэтому Меллар пришлось перебираться на этаж самой, пока я удерживал двери от закрытия. Когда она оказалась на земле, спрыгнул следом. Двери за моей спиной захлопнулись.

Почувствовав под ногами опору, я без сил упал на пол и закрыл глаза. Горло саднит, мышцы ноют, водолазка липнет к мокрому телу, ужасно хочется пить, и голова… а вот голова чувствует себя лучше. Боль отступает, превращаясь из пульсирующей просто в ноющую. Я сделал несколько вдохов и понял, что здесь почти не чувствуется гари. Рецепторы снова ощущают другие запахи.

Под сомкнутыми веками возникло темное пятно, и я открыл глаза. Меллар нависла надо мной, спрятав от падающего с потолка света. Ее пучок распустился, и волосы, пахнущие цветочным шампунем, гарью и пылью, защекотали мое лицо.

– Вы живы? – спросила она, озабоченно рассматривая меня.

– Не уверен.

– Поранились?

– Нет. – Сглотнул. – Но сейчас сдохну от усталости.

Лоб Меллар разгладился.

– Не раньше, чем мы выберемся отсюда, – вынесла она вердикт и села рядом. – Вы можете посмотреть, что с моей ногой? Я боюсь, что это перелом.

Я подполз к ее лодыжке. Она покраснела и опухла так, что стала в два раза больше здоровой ноги.

– Если бы это был перелом, вы бы вообще двигаться не смогли. А так похоже на ушиб и растяжение.

Меллар выдохнула.

– Вот, возьмите, – она сняла с шеи куртку и протянула мне. – Вы дрожите.

Только сейчас заметил, что здесь в самом деле прохладно, и взмокшее под водолазкой тело ощущает холод в несколько раз сильнее. Накинув на плечи куртку, я заставил себя встать и оглядеться. Первое, что увидел, это электрощитки – они занимали почти всю стену. Пройдя дальше по коридору, наткнулся на комнату с огромным теплоузлом, а за ней обнаружил еще несколько помещений. Некоторые из них были заперты. Вернулся к щиткам и завис, рассматривая десятки переключателей.

– Нашли что-нибудь? – спросила Меллар, привалившись спиной к стене.

Ее лицо побледнело, а на висках выступили бисеринки пота. Похоже, ей больно. Черт, надеюсь это все же не перелом…

– Рагиль, вы слышите? – Меллар оторвала затылок от стены и посмотрела на меня. – Что это за место? Отсюда есть выход?

Я пожал плечами.

– Похоже на какой-то технический этаж. Вот эти щитки, мне кажется, управляют электричеством и лифтами. – Почесал затылок. – И я думаю их подергать.

– Что это даст?

– Может быть, получится где-нибудь в здании включить свет. Шансов мало, – я вспомнил попавшуюся мне наверху оборванную проводку, – но если все удастся, мы сможем привлечь внимание, и нас спасут.

Меллар задумалась. Я невольно перевел взгляд на ее губы с размазанной помадой.

– А если… – ее голос дрогнул, – если тот полицейский, который бросил нас, увидит свет и вернется. Чтобы… закончить начатое.

Ее страх передался мне, и в голове возникли картины одна страшнее другой. Мы ведь не знаем, что это за человек, зачем он запер нас здесь и на что еще способен. Меллар права, его надо остерегаться.

– С другой стороны, – подала голос женщина, – если мы останемся здесь, нас могут искать намного дольше. – Я посмотрел на нее в упор, ожидая решения. Она сказала: – Давайте попробуем запустить лифты.

Я кивнул и поднес дрожащие пальцы к щиткам. Передо мной множество маленьких тумблеров, и среди них есть как те, которые могут нам помочь, запустив лифты, так и такие, которые способны погубить, включив в здании свет. Но как узнать, какие отвечают за лифты? Впервые в жизни ощущаю нехватку мужского воспитания.

Не имея ни малейшего понятия, за какой тумблер дергать, я начал перебирать все подряд по очереди. Несколько нажатий ничего не происходило, и я вернул тумблеры в исходное положение. Но на тринадцатом переключателе справа раздались гудение и шум.

Мы синхронно повернули головы на звук и увидели, как лифт начал медленно опускаться вниз. Через некоторое время кабина остановилась, и снова повисла тишина. Наши изумленные взгляды встретились.

Приблизившись к шахте, я заглянул вниз.

– Что там? – нетерпеливо спросила Меллар.

– Кажется, еще один этаж. И лифт остановился напротив него.

– Попробуйте вызвать его сюда, – сказала она.

– Что?

– Вы включили лифт. Теперь можно нажать на кнопку, – Меллар показала рукой на обычную кнопку вызова лифта, которая все это время был рядом на стене, – и лифт приедет за нами.

Я вдавил металлический кружок, и кабина поползла вверх. Остановилась, призывно открыв двери, и я зашел внутрь. Свет так и не зажегся, но светильников на этаже хватало, чтобы рассмотреть кнопки.

– Знаете, что самое странное? – Я остался одной ногой в лифте, а другой на земле, не давая дверям закрыться.

– Нет, – напряженно отозвалась Меллар.

– В лифте нет кнопки, которая вела бы вниз. Только на верхние этажи и на этот, технический.

– А как тогда люди туда попадали? Каждый раз дергали за щитки?

– Маловероятно, – сказал я, выбравшись из лифта и присев рядом с Меллар. – Может, какая-то комбинация кнопок была кодом, с помощью которого лифт опускался еще ниже.

– Но зачем такие сложности? Что там такого находится?

Я пожал плечами.

– Может, это место для каких-то особо секретных разработок.

Меллар неверяще усмехнулась.

– Корпус и так одно большое место с особо секретными разработками. Здесь лучшая защита. Никто не мог ни войти, ни выйти просто так. В этих манипуляциях с кодом просто нет смысла.

– Тогда у меня кончились объяснения, – сдался я.

И подумал о том, что хочу увидеть этот этаж. Узнать, что там находится. Наверх мы все равно сунуться не можем, там я снова начну задыхаться от гари, да и фонаря у нас нет. А оставаться здесь, в общем-то, бессмысленно. Почему бы не спуститься вниз и не посмотреть, что там? Взгляд упал на опухшую ногу Меллар. Вот только выдержит ли председатель этот путь? Не лучше ли оставить ее здесь и съездить туда самому?

Я встал и озвучил свои мысли, приготовившись встретить сопротивление и выслушать уговоры затаиться и ничего не предпринимать. Какая-то часть меня даже понадеялась, что Меллар выскажет разумные доводы, почему нам действительно не стоит никуда идти. Но она снова меня удивила.

– Я тоже думала об этом, – призналась Меллар. – Если пожар не добрался досюда, то и ниже тоже не должно быть гари, правильно? Значит, мы могли бы посмотреть, что находится на том этаже.

Я прищурился. Что это с ней? Любопытство победило страх и осторожность или она снова ведет какие-то свои игры?

– Я могу отправиться туда один, а вы, – кивком указал на ногу, – подождете здесь.

– Нет, мы пришли сюда вместе, вместе и будем продвигаться дальше. А с ногой я разберусь. Буду прихрамывать, но идти смогу.

Я потер подбородок, размышляя. С нашей утренней встречи события разворачиваются слишком непредсказуемо. Мы попали в ловушку, едва на задохнулись от гари, Меллар чудом не получила серьезную травму после падения в шахту, а теперь мы пытаемся решить: остаться там, где сухо и безопасно, или отправиться исследовать тайны Корпуса.

Тайны. Эта мысль напомнила мне о моих изначальных планах. Мы уже несколько часов находимся в Корпусе, а мои воспоминания так и не вернулись. Что, если они ждут меня под землей? В ответ на эти размышления что-то внутри снова екнуло, будто намекая, что я взял правильный курс. Сомнения все еще вставали стеной на пути этого решения, но все было настолько неопределенным, что я не мог придумать ничего лучше. Мне нужны мои воспоминания – это все, что сейчас имеет значение.

– Тогда за дело, – сказал я, помогая женщине подняться.

Меллар спустилась первой. Оказавшись внизу, она крикнула, что с ней все в порядке, и я вызвал лифт обратно. Затем дернул тумблер, который привел в движение кабину в тот, первый раз, и кинулся к лифту, пока он не уехал без меня.

Когда лифт опустился вниз и двери открылись, у меня перед глазами сразу оказалась Меллар. Она стояла на здоровой ноге, а больную держала на весу. Выйдя из лифта, я заглянул ей за плечо. Вдаль уходил узкий и хорошо освещенный коридор, на стенах которого висели еще одни щитки. Получается, этот этаж не зависит от питания всей остальной части здания? Я принюхался. Гарь уже совсем не ощущалась, но до меня стали доходить другие запахи. Кажется, так пахнет в аптеке или больнице. А еще… в приюте для животных. Где мы, черт возьми?!

– Что ж, надеюсь, этот коридор только кажется длинным, – ворвалась в мои мысли Меллар. Почти уверен, что теперь она пытается оценить свою способность идти дальше. Только теперь.

– Вы точно не хотите вернуться? У нас еще есть такой шанс, – я оглянулся на лифт.

– Нет, – отрезала она. – Раз уж экскурсию по Корпусу мы проводим себе сами, то нужно осмотреть здесь все, как считаете?

Я взглянул на ее улыбку, преобразившую усталое лицо, и только сейчас заметил, что запах Меллар не вызывает у меня отторжения. Он по-свойски проникает в нос, лишь слегка будоража рецепторы. Кажется, я начинаю привыкать к шлейфу чужого аромата в своем воздушном пространстве. И это происходит неожиданно быстро.

Мы в молчании проковыляли до конца коридора, и я заглянул за угол. Открытая решетчатая дверь, а за ней – снова коридор. Но на этот раз не с глухими стенами, а с металлическими дверьми, ведущими в отдельные помещения. Мы с Меллар молча переглянулись, и я потянул на себя первую дверь. За ней обнаружилась маленькая комната, сплошь уставленная контейнерами с растениями. Бесконечные ряды этажерок с травами, отдыхающими под ультрафиолетом. Я открыл поочередно все двери в этом коридоре, и за каждой пряталась небольшая оранжерея.

– Почему их выращивают здесь? Это что-то нелегальное? – закономерно поинтересовалась Меллар.

– Не знаю. – Я взглянул на таблички, воткнутые в землю. Ни одно из названий, написанных на них, не было мне знакомо. Впрочем, в ботанике я не силен. – Пойдем дальше?

Меллар кивнула, и мы завернули за угол, снова наткнувшись на приоткрытую дверь, с которой свисал вырванный замок. Видимо, эти двери делили весь этаж на отсеки, но кто-то прошелся по ним тараном, будто куда-то спешил. Меллар проследила за моим взглядом и нахмурилась.

– Мне это не нравится.

Второй коридор выглядил таким же глухим. Я оставил Меллар у стены, а сам осмотрел помещения. Некоторые из них оказались запертыми, а за другими я нашел химические лаборатории. Зайдя внутрь, бегло оглядел полки, заполненные десятками банок с непонятными надписями и содержимым. В центре помещения стояли столы с оборудованием и емкостями: весами, штативами, огромной центрифугой, колбами и воронками. Под столами выстроились в ряд контейнеры с жидкостями разных цветов. Морщась от резких атакующих запахов, я поспешил уйти, стараясь ни до чего не дотрагиваться.

Мы двинулись дальше, и Меллар начала все больше отставать, сильно прихрамывая. Впереди нам встречались только однотипные коридоры, двери которых вели в лаборатории с самым разным содержимым: морозильными камерами, забитыми пробирками, стеллажами с коллекцией органов, плавающих в банках, насекомыми, барахтающимися под прозрачными колпаками. Приоткрыв дверь в одну из комнат, мы вдруг услышали звуки, похожие на карканье – птицы в клетках недовольно отреагировали на свет из коридора, ворвавшийся в темное помещение. В соседней с птицами комнате стояли террариумы со змеями и пауками. За следующей дверью мы обнаружили еще одну обустроенную лабораторию и несколько клеток с мышами, которые сбились в кучки и мирно посапывали, не подозревая о нашем вторжении. Теперь ясно, почему в самом начале пути я уловил запахи животных.

Коридоры сменялись один за другим, некоторые из них разветвлялись, и мы наугад поворачивали то направо, то налево. Сначала я запоминал путь, но потом несколько раз отвлекся на разглядывание очередной лаборатории и вдруг осознал, что не помню, как мы сюда пришли.

– Кажется, мы заблудились, – вторила моим мыслям Меллар, привалившись к стене и тяжело дыша.

Я встал рядом и внезапно ощутил, что тоже чертовски устал. Ноги гудят, веки тяжелеют, голова перестает соображать. Сколько сейчас времени? Как долго мы находимся в Корпусе? Часа четыре или пять?

– Сделаем небольшой перерыв и попытаемся найти выход.

Меллар стала разминать здоровую ногу, а я старался вспомнить, не встречались ли нам какие-нибудь указатели. Спустя некоторое время она спросила:

– Как думаете, зачем здесь все эти лаборатории? Почему их вынесли под землю?

– Не знаю. Может, чтобы что-то скрыть?

– Но от кого? От других ученых?

Я засунул руки в карманы куртки и повернулся к Меллар. Ее, как мне сейчас показалось, бесхитростное лицо выражало настоящее недоумение. Неужели она действительно не понимает? Или всего лишь строит из себя святую простоту?

– От них и от закона, – ответил я. – Только подумайте, как это удобно: нет нужды заказывать все эти материалы, вещества и оборудование, привлекая внимание. Достаточно немного увеличить закупки для самого Корпуса, а затем привезти сюда излишки и заниматься своими исследованиями, которые, я уверен, даже не подотчетны. Или подотчетны не университету и рикистариату, а кому-то другому.

– Кому, например?

– Вы правда не знаете ответа? Деньги на все это, – я провел рукой по воздуху, – есть только у Совета.

– Вы только что сказали, что эти лаборатории оснащаются из бюджета Корпуса. Теперь у вас крайний – Совет?

Я не удержался и закатил глаза.

– Мы сейчас говорим о том, кто все это организовал. Построил целый этаж, выделил ученых, создал всю эту схему. Следит за тем, чтобы об этих лабораториях никто не узнал.

– Если я вас правильно поняла, – произнесла Меллар, растягивая каждое слово, будто примериваясь к ним, – кто-то из Совета, не поставив в известность своих коллег и рикистариат, организовал эти лаборатории, чтобы… что? Для каких разработок они нужны?

По шее прошел холодок. Мне на ум пришли вполне конкретные разработки, которые могли бы вестись в таком месте. «Один маленький эксперимент». Эксперименты над людьми.

– Понятия не имею, – сказал я, решив не развивать эту тему.

– Ясно. Вы не знаете, зачем это нужно, но уверены, что за всем стоит Совет. – Тон Меллар резко стал жестким, будто я обвинил в чем-то лично ее. – Это в вашем характере – вешать вину не незнакомых людей?

– Я не вешаю вину. Я анализирую ситуацию и делаю выводы. А какие ваши версии?

– Это не может быть Совет. Во-первых, они открыто спонсируют исследования Корпуса, зачем им тайные лаборатории? Во-вторых, во-вторых… Не знаю! Просто в этом нет смысла!

– Вы игнорируете факты.

– А вы предвзяты! – огрызнулась Меллар.

– Да подумайте же сами! Это все стоит больших денег, которые есть только у Совета!

– Хорошо. Допустим. Но я снова спрашиваю вас: в чем смысл? Зачем им это?

– Да затем, что они могут творить здесь все что угодно! – Мои нервы тоже начали сдавать. – Чьи это органы там в банках? Зачем здесь целый выводок ядовитых пауков? Что спрятано в холодильных камерах под кодовыми замками? Хотя кому я это объясняю, вы же одна из них.

Меллар жестко усмехнулась.

– Да, я одна из них. И я горжусь этим! – воскликнула она, тыча пальцем себе в грудь. – Именно Совет построил Корпус. Именно Совет взял на себя ответственность вести эту страну вперед. Именно Совет вложил деньги в исследования, чтобы обеспечить нашу экономику инновациями. А ваша бывшая жена все разрушила! Уничтожила труды многих людей и сбежала. Совет дал ей все, а она плюнула ему в лицо и поставила под угрозу существование нашего государства!

– Замолчите! – не выдержал я и перешел на повышенный тон. – Вы ничего о ней не знаете!

– А вы? Вы знаете? Вы знаете, что жили с убийцей?

Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы оборвать этот обмен обвинениями. Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, но вместе с воздухом в меня проникли запахи лабораторий, от которых только сильнее закружилась голова.

– Я знаю лишь одно, госпожа председатель, – сказал спустя несколько секунд. – Кава ничего не делает без причины, а слова и действия Совета измеряются их собственными интересами. И не надо говорить мне красивых слов по ответственность, инновации и науку. Оставьте это для телевизионного выступления. Раз столкнувшись с природой таких, как вы, уже не дашь себя обмануть. Потому что после этого начинаешь оценивать не вашу личину, какая бы говорливая и привлекательная она ни была, а вашу суть. И суть ваша представляет собой неумолимую жажду власти и богатства, растущую с каждым годом, проведенным на Золотой площади. И поэтому – да, эти подземные лаборатории могут быть детищем только Совета, и никого другого.

– Все понятно, – Меллар сложила руки на груди. – Стрижете всех под одну гребенку только потому, что оказались на пути у двух маразматиков, решивших провести эксперименты над детьми. И продолжаете лелеять эту обиду, видя во всех политиках лишь чудовищ.

Я остолбенел. Она знает. Она обо всем знает.

– Что вы сказали?

– Я сказала, что с вами поступили ужасно. С вами и с другими детьми проекта «Новое поколение». И хорошо, что вмешательство в генетический код на вас никак не повлияло. Но нельзя же из-за этого вешать ярлык на всех остальных! Вот я, по-вашему, тоже монстр?

Я потер грудь и посмотрел на председателя. Ей известно о моей жизни больше, чем я предполагал. Больше, чем кому бы то ни было. Кто я в ее глазах? Жертва неудавшегося эксперимента, которым можно манипулировать? Крутить, как она хочет, чтобы получить информацию? А потом выбросить на обочину?

– На монстра вы не похожи, госпожа председатель. Но, как я уже сказал, я не верю личине. Пойдемте, нам пора искать выход.

Глава 7

Рагиль

Нам отсюда не выбраться, пора это признать. Мы блуждаем уже вечность, но не встретили даже намека на то, в какой стороне может быть выход. Этот этаж будто специально построили так, чтобы попавший сюда чужак оказался в ловушке. И даже запах Меллар, осевший на стенах, к которым она прикасалась, ничем не помогает. Я иду по его следу, надеясь хотя бы вернуться к лифту, но он нас только закольцовывает, и перед глазами оказываются все те же лаборатории, мимо которых мы проходили раньше.

Нам пришлось сделать очередную остановку. Председатель больше не может идти, а я не могу принюхиваться. Мои ноги горят, а голова вновь болит от обилия запахов, которые я не способен выносить в таком количестве. После генетического вмешательства мои рецепторы стали в сотню раз чувствительнее, чем у обычного человека, но мой мозг остался прежним. Он не может перерабатывать так много информации без дополнительных калорий, а я не ел уже больше 12 часов. Поход в Корпус превратился в борьбу за выживание.

Рядом послышалось прерывистое дыхание Меллар, в которое вплелись хриплые звуки терпеливо сносимой боли. Я взглянул на ее обмякшее на полу тело, и сердце защемило от жалости. Еще час назад я был охвачен безудержной злостью из-за ее слов о Каве, а сейчас, заметив ее страдания, мне стало не по себе. Чертов нюх! Даже сейчас он бесполезен. Может, если бы не все эти запахи, я бы уже давно понял, как устроен этот лабиринт, и где находится выход. А в том, что он есть, я почти уверен. Они не могли создать такую запутанную систему коридоров и при этом не предусмотреть пути отхода. Это было бы слишком глупо. И вырванные замки у межкоридорных дверей говорят о том, что кто-то совсем недавно бежал отсюда, и бежал со всех ног.

Я замер, поймав колючую догадку. Председатель сказала, что Кава сбежала. Ее подозревают в том, что она устроила пожар и сбежала. Но ведь не могла же она… Не могла же она спрятаться в этих лабораториях? Неужели она имеет к ним какое-то отношение? Как же все запутано! Когда, когда ко мне вернутся воспоминания…

Я встретился взглядом с Меллар. Мы почти не говорили с ней после того спора, молча наматывая круги и ведя немые беседы с самими собой. Но сейчас она смотрит на меня так, будто с ее губ вот-вот сорвется давно зреющая мысль, упорно ищущая воплощения в звуке. Спустя несколько секунд она тихо произнесла:

– Мне очень жаль, Рагиль. Я не хотела с вами ссориться.

– Разве мы поссорились? – удивился я.

– А разве нет?

– Всего лишь не совпали точками зрения. Это нормально. Мы с вами из разных миров, поэтому и взгляды у нас разные.

Меллар усмехнулась. Но не жестко, как в прошлый раз, а мягко и даже застенчиво.

– Из разных миров? Вы думаете, мой путь в Совет был предопределен с рождения? Что я родилась в семье банкиров или промышленников, и родители прочили мне карьеру политика?

Я пожал плечами.

– У меня нет предубеждений против детей банкиров и промышленников.

– На самом деле я из обычной семьи, может, даже такой же, как у вас. Мой папа работал врачом, а мама медсестрой. Они позаботились, чтобы у меня было хорошее образование, только и всего. Я закончила факультет культуры в Университете Брэйе.

Я задумался, воспользовавшись паузой в разговоре. Насколько нормально, что нашей страной управляет специалист по искусству?

– Потом я работала в рикистарии по культуре, – продолжила Меллар, – но там… не сложилось.

– Почему же?

– Потому что это болото, – беззастенчиво ответила она и приподнялась на руках, усаживаясь поудобнее. – Болото как есть. Знаете, они совершенно ничего не хотят делать. Проблемы копятся, как снежный ком, но никому нет до них дела. Вся инициативы игнорируются и откладываются на следующий год. Если бы я сама не донесла до Совета свой проект о финансировании музеев в малых землях, он бы так и остался в рикистарии по культуре среди сотен никому не нужных бумаг. Тогда я поняла, что только в Совете что-то решается.

– И поэтому вы пошли в Совет.

– И поэтому я пошла в Совет.

Я замолчал, сомневаясь, говорить ли вслух о том, что было у меня на уме. Нет, все же рискну.

– А вы не задумывались, что рикистариат ничего не хочет предпринимать, потому что просто не может? Да, рикистарии разрабатывают и исполняют законы, но утверждает их только Совет. За ним всегда последнее слово.

– Не умаляйте власть рикистарий. Они могут выдвигать на рассмотрение Совета свои предложения по управлению страной.

– И сколько предложений от рикистарий принимает Совет? Процента два или пять?

– Вы что, начитались левой прессы? Не стоит верить этим журналистам, они смотрят на все только со своей колокольни.

– Все мы смотрим на все только со своей колокольни. Объективность – такая же иллюзия, как и справедливость.

– Знаете, что думаю обо всем этом я? – вскинулась Меллар. – Я верю, что несмотря на любые ограничения, все можно изменить. Главное – не сдаваться.

Мой затылок коснулся холодной стены, и я стал разглядывать потолок, раздумывая над ее словами. Они кажутся мне донельзя наивными. Я с детства живу с ограничением, и оно подстроило под себя всю мою жизнь. Как бы я ни старался, но я не могу игнорировать запахи и абстрагироваться от информации, которая сваливается на меня каждый раз, как я оказываюсь в окружении людей. Или взять сегодняшний день. Мы стерли все ноги, пытаясь выбраться отсюда, но не продвинулись в этом деле ни на шаг. Иногда с ограничениями остается только смириться.

По полу прокатилась пустая бутылка, финишируя у моей ноги.

– У нас кончилась вода, – сообщила Меллар.

– Уже?

Я поднял бутылку, которую мы некоторое время назад взяли в одной из лабораторий, и заставил себя встать.

– Сейчас наполню. Ждите здесь.

Блуждая по этажу, мы случайно наткнулись на туалетные комнаты, где смогли умыться и наконец-то справить нужду. Там же мы помыли сворованную бутылку и набрали в нее воды.

Я оглянулся, делая вид, что вспоминаю, в какой стороне находятся туалеты. На самом деле я пытался уловить в воздухе их запах. Поняв, куда идти, я посмотрел на Меллар, оценивая ее состояние, и встретил долгий, напряженный взгляд. Нам впервые придется разделиться.

– Я вернусь. Обещаю.

– Идите, – произнесла она одними губами.

Я пролетел по коридорам, мысленно отматывая наш путь назад, и добрался до туалета, который узнал не только по запаху, но и по мигающему свету затухающих ламп. Ближайший ко мне туалет – женский, и на этот раз я, не стесняясь, зашел туда, лишь бы побыстрее скрыться от раздражающего морганья светильников. Оказавшись внутри, я закрыл за собой дверь и подошел к раковине. Из зеркала на меня смотрело приведение с бледным и осунувшимся лицом. Я умылся, набрал воду в бутылку и вытер руки о лежащую рядом тряпку. Развернулся, ища, куда ее можно пристроить, но наткнулся взглядом только на стоящую в углу телегу с огромным, можно даже сказать, гигантским ведром. Подойдя к ведру, заглянул внутрь и обнаружил валяющийся на дне шланг, с помощью которого, видимо, спускали воду из крана. Приподнял ради интереса ведро, и оно оказалось гораздо легче, чем я думал. Какой-то новый материал? Сверхлегкий пластик?

Повертев ведро, я оставил его в покое и вышел в коридор. Сощурился. Мигающий наверху свет стал переключать картинки перед глазами. То я вижу все, то вижу лишь часть. То снова все, то опять лишь часть. Включить-выключить, включить-выключить. Какая-то мысль ворвалась в сознание и стала заигрывающе порхать, не давая себя поймать. Свет гаснет, и она подлетает близко, свет загорается, и она отлетает в сторону. Я закрыл глаза и застыл на месте. Что-то ужасно очевидное. Что-то лежащее на поверхности. Но при этом что-то тающее в тумане разрозненных фактов. Включить-выключить. Женский туалет. Включить-выключить. Раскуроченные замки межкоридорных дверей. Включить-выключить. Огромное ведро со шлангом, чтобы набрать целый бассейн. Включить-выключить. Пропавшие реджкандротеки, которые большую часть времени проводят в воде. В воде. В воде. В воде.

Я зажмурился и сжал виски. Они были, были здесь! Реджкандротеки были здесь! Эта мысль как мячик упала в лунку своего размера и уже не хотела ее покидать. А там, где реджкандротеки, там и Кава.

Я ворвался обратно в туалет и подлетел к ведру. Жадно принюхался, ища ее след на резиновом шланге и пластмассовых ручках тележки. След очень слабый, почти нечитаемый. Он отдает тиной и водорослями. Да или нет? Мне нужно знать точно!

Я выбежал из туалета и помчался по коридорам. Меллар, Меллар, Меллар… везде запах Меллар. Он все перебивает, я больше ничего не чувствую. Мне нужен более ранний след, он должен быть тоньше и тише, где-то на глубоком уровне. Если Кава здесь проходила, если прикасалась к стенам, то хоть где-то он должен быть. Или тина! Запах тины, как из того ведра. Я пригнулся и стал обнюхивать нижнюю часть стен, стараясь не думать, каким идиотом выгляжу со стороны. Сейчас это не важно. Ничто не важно. Только бы найти, только бы найти… Припал носом к стене. Сырость, пыль и сажа. Ржавчина и гарь. Зелень, краска, кожа, дуб. Тина, соль и…да! Трава и мята! Меня прострелило узнаванием. Это запах Кавы! Он у меня всегда ассоциировался с зеленым букетом, отдающим мятой. Значит, это правда. Она была здесь. Она проходила здесь!

Запах повел меня дальше от Меллар, и я заставил себя остановиться и успокоиться. Надо вернуться за ней. Если я продолжу идти по следу, то уже не смогу найти Меллар. А я обещал. Обещал ей вернуться.

Снова калейдоскоп дверей и бег, бег, бег. Время теряет определенность, и я вижу только конечные точки маршрутов, позволяя всему остальному раствориться в беге. Подлетел к Меллар, запыхавшийся, и заметил на ее лице застывший в изломе бровей вопрос.

– Вы нашли его? Нашли выход?

Охватившее меня волнение наполнило мышцы силой, и я быстро подхватил ее на руки.

– Не знаю, может быть.

Пришлось прижать Меллар к себе, чтобы сохранить темп. Через несколько поворотов я вновь уловил запах Кавы и перешел на шаг. Мерно двигаясь по коридорам, я собирал осевшие на поверхностях следы. Травянистый аромат ощущался уже практически на языке, когда я оказался в новом коридоре перед очередной закрытой дверью. Медленно поставил Меллар на пол и принюхался. Запах Кавы звучал уже сильнее, но он переплетался с чужими ароматами. Здесь были еще люди. Многоголосье запахов сбило с толку, и меня охватили сомнения. Вот она. Дверь, за которой находятся ответы. Но хочу ли я их получить?

Поколебавшись несколько секунд, я взялся за металлическую ручку, рывком открыл дверь и шагнул внутрь. Нащупал выключатель и зажег свет. В воздухе ярко ощущался запах Кавы, а в углу красноречивым подтверждением всех моих подозрений стоял большой, наполненный водой террариум. Как раз такой, в каком могли бы поместиться реджкандротеки. Я подошел к террариуму, опустил пальцы в мутную воду и поднес их к лицу. Тина, водоросли и соль.

– Что вы делаете? – раздалось от двери. – Зачем вы нюхаете воду?

Я обернулся на голос и вытер руку об штаны. Меллар стояла в проходе, привалившись к дверной раме. Ее лицо, снова бледное, выглядило сурово.

– Хочу убедиться в одной версии, – произнес я, чувствуя, как сердце в груди начинает биться быстрее.

– В какой же?

Сглотнул, увлажняя пересохшее горло.

– Что здесь держали реджкандротеков.

Меллар перевела взгляд на террариум и некоторое время молчала, прежде чем уточнить:

– И это оно? То место?

– Думаю, да.

– Как же вы его нашли? Вам было известно о нем заранее? Вы поэтому так сюда спешили?

– Да. Вернее, нет. Нет-нет, – меня охватил приступ паники, и я стал путаться в словах. – Я не знал о нем заранее, я здесь в первый раз. А нашел я его, я его нашел… Нашел по воде. Я увидел воду на полу, она вела прямо сюда.

– Вы лжете! – вскрикнула Меллар. – Вы мне лжете! Я хочу знать правду. Как вы узнали об этом месте? Отвечайте!

Я провел рукой по волосам, собираясь с мыслями, но в голову ничего не приходило.

– У меня нет для вас другого ответа, – сказал я обреченно.

Меллар подавилась нервным смешком и покачала головой.

– Вы с ней заодно, ведь так? – подрагивающим голосом спросила она. – С этой женщиной, Кавой. Реджкандротеки не появились бы здесь сами, только она могла их привести. А вы обо всем знали!

– Нет, послушайте, все совсем не так. – Я сделал попытку приблизиться, но она выставила перед собой ладони и шагнула назад, спотыкаясь о порог.

– Не подходите! Не подходите ко мне.

– Вы все не так поняли.

– Ошибаетесь! Теперь мне все стало ясно. Вы с ней сговорились и подожгли Корпус. А потом решили убить меня, оставив наверху. Но все пошло не по плану, и тогда вы заманили меня сюда. Измотали бесконечными блужданиями по этим странным коридорам, и теперь… теперь я в полной вашей власти.

Меллар замолчала, и ее губы изогнулись в горькой ухмылке. Я должен что-то сказать, но не могу. Мой язык отнялся от шока. Как она могла такое подумать после всего, что с нами было?

– Вы не правы, – твердо произнес я, когда ко мне вернулся голос. – За вас говорят эмоции. Если бы я хотел вас убить, то не стал бы вытаскивать из шахты лифта. Оставил бы там, и дело с концом. Подумайте сами, Меллар! Я такой же заложник этой ситуации, как и вы!

Она отвернулась и яростно вытерла сбегающую по щеке слезу.

– И если это такой прекрасный план – оставить вас здесь, почему тогда я его не исполняю? Почему стою и говорю с вами, пытаясь убедить в своей невиновности? Я готов поклясться, что не имею никакого отношения ко всему, что сегодня произошло! Мы с вами в одной лодке, поверьте мне!

– Может и так. Но это мало что меняет. Если права я, то умру здесь одна, а если вы – то мы оба. Вот и вся разница.

Я растер лицо, пытаясь решить, как лучше поступить. Правда в том, что я уже знаю, как отсюда выбраться. Надо идти за запахом Кавы. Если она действительно сбежала, он приведет нас к выходу. А если она все еще где-то здесь, то мы с ней наконец-то встретимся, и у меня будет шанс получить ответы на свои вопросы. Спросить, откуда у меня ее кольцо. И какого черта я принял «Омроникс». Но есть только одна проблема. Вернее, две. Это Меллар, которая теперь вряд ли поверит, что наша встреча с Кавой – случайность. И те незнакомцы, чьи запахи я уловил. Кто эти люди? Другие ученые? И что Каву с ними связывает? Ладно, потом, все потом. Сейчас надо договориться с председателем. И надеяться, что мы все же найдем выход, а не логово заговорщиков.

Я подошел к Меллар, апатично смотрящей в одну точку.

– Предлагаю двигаться дальше. Если вы не можете идти, я готов вас понести.

– Какой в этом смысл? – спросила она. – Мы все еще не знаем, как отсюда выбраться.

Я начал закипать.

– Вы буквально несколько минут назад говорили, что для вас не существует никаких ограничений. И вы готовы все изменить. Что, уже отказываетесь от своего кредо?

Меллар просверлила меня яростным взглядом.

– Давайте, хватайтесь за мои плечи, – я повернулся к ней спиной, слегка присаживаясь. – Ну же!

– Что вы хотите?

– Чтобы вы запрыгнули мне на спину и обхватили ногами. Тогда я смогу вас понести.

– Это невозможно, на мне узкая юбка.

Я выпрямился и развернулся к ней.

– Так разорвите ее!

Шокированная моим предложением, Меллар, кажется, позабыла про свой страх. Сейчас ее лицо выражало чистое изумление с легкой тенью смущения. Она стояла так несколько секунд, а потом молча наклонилась и разорвала юбку по боковому шву. Я снова развернулся и присел, почувствовав через несколько секунд, как женщина обвила мою шею.

Подхватив Меллар под коленями, я покинул комнату и начал следовать за ароматом Кавы. Совсем скоро я осознал, что переоценил свои возможности. Уже на третьем повороте спина и шея отнимались, а по вискам катились капли пота. Меллар постоянно сползала вниз и потом подтягивалась на ослабевших руках. Рецепторы остро реагировали на ее запах, и пару раз я терял след Кавы, а потом долго стоял, убирая из головы всю лишнюю информацию, и снова искал в воздухе травянистый аромат. Находил его, иногда не сразу, и мы продолжали движение. Принюхиваться с одышкой непросто, но я постоянно повторял про себя, что вот-вот покажется выход. Следующий коридор. И еще следующий. Не этот? Все равно осталось немного. Это единственная мысль, которая держала меня на ногах.

Сколько мы идем? Час? Два? Когда ты долго не видишь дневного света, ощущение времени смазывается. Щекотание в носу от переизбытка запахов перешло в следующую стадию: мои рецепторы буквально горели, а по голове снова расползалась боль. Но я забыл про нее, когда поверхность пола поменяла угол, и мы начали двигаться в горку. Это отняло последние силы, но дало надежду, что найденный путь ведет наружу. У меня открылось второе дыхание, и я, прижав к себе ноги Меллар, ускорил шаг. Когда в конце последнего прохода показалась решетчатая дверь, за которой проступили очертания ведущей вверх лестницы, я чуть не заплакал. Все-таки выход. Запах Кавы привел нас к выходу.

Первый за эту ночь вдох свежего воздуха опьянил так же быстро, как крепкий алкоголь на голодный желудок, и голова снова закружилась. Я втянул носом ароматы цветов и сочной зелени, отрешенно подмечая, что мы в каком-то лесу. Вокруг расстилался океан травы, покрытый мелкими каплями утренней росы, а поодаль шумели деревья. Темнота таяла и ускользала, прогоняемая предрассветной дымкой. Мы наконец-то на свободе.

***

Не знаю, сколько мы так лежали, но сквозь куртку уже начала ощущаться влага и холод. Я с кряхтением перекатился на бок и встал, оглядываясь. Люк, ведущий в подземелье, находился прямо на лужайке, спрятанной за раскидистыми дубами. В другой стороне от деревьев проглядывала широкая пешеходная дорожка.

– Мы все еще в академгородке? – спросила Меллар, осматривая свою ногу.

– Похоже на то, но в очень дальней его части. Я даже не вижу поблизости никаких зданий.

– Что будем делать?

Прикрыв руками лицо, некоторое время молчу. Я так устал, что для ответа нужно подкопить энергию.

– Попробуем пройти до конца этой дорожки. Если мы на территории университета, то должны рано или поздно встретить полицейских.

Полицейских мы не встретили. Только шелестящие деревья и юркую белку, перепрыгивающую с ветки на ветки. А дорожка вывела нас прямо к воротам с огромной дырой. Часть ограждения была снесена, наведя меня на мысли, что этим же путем могла двигаться Кава, если она действительно вывела реджкандротеков из Корпуса через подземные лаборатории. Мы пролезли через дыру и направились по пустым улицам к моему дому, который был недалеко от академгородка. Когда я вставлял ключи в замочную скважину, мои руки тряслись. Оказавшись в собственной квартире, я не мог поверить своему счастью. Наконец-то этот ужас закончился.

Меллар осела на тумбочку, скинула с ног туфли и неожиданно разрыдалась. Она закрыла руками покрасневшее лицо и затряслась в истерике. Я кинулся на кухню и налил стакан воды, добавив туда успокаивающие капли. Меллар выпила воду залпом, но слезы продолжали литься. Я растерянно замер напротив, не зная, что предпринять. Если бы мог, окатил ее холодной водой, но, наверное, ей бы это не понравилось. И что теперь делать?

– Меллар, – попробовал позвать я. Она не отреагировала. – Что мне сделать, чтобы вы успокоились? Хотите, я вас обниму?

Я предложил это из вежливости, но женщина с энтузиазмом закивала. Сев рядом, я опустил руки ей на плечи и приблизил к себе. Она спрятала лицо на моей шее, защекотав влажными ресницами кожу. Я судорожно вздохнул.

Мы посидели так некоторое время, думая каждый о своем, и ее истерика стала затухать. После заключительных всхлипов она резко отстранилась, посмотрела расфокусированным взглядом в пространство и произнесла:

– Мне нужно позвонить.

Я показал ей на телефон, висящий прямо над ней, и отправился в ванную. Открыл кран с ледяной водой и заснул под него голову. Подержал ее так некоторое время, пока все не сковало холодом, взял чистое сухое полотенце и до боли растер им лицо. Посмотрел в зеркало и в первое мгновение не узнал себя. Красный, усталый, с синяками под глазами и следами грязи, размазанной по шее и лбу. Хорошо, что мы не встретили людей. Я бы их точно напугал.

Выйдя из ванной, я направился к шкафу, мечтая снять с себя пропахшую потом одежду. Из коридора раздавались крики Меллар.

– Меня пытались убить! Ты понимаешь? Убить! Да, знаю, знаю… Можешь просто забрать меня?… – обрывки разговора перемежались паузами и всхлипами. – Нет, сама не спущусь… Нога… Кажется, третий этаж… Жду…

К тому моменту, как я облачился в свежую одежду, в квартире повисла тишина. Я вышел в коридор и обнаружил Меллар на том же месте, где оставил. Мысленно усмехнулся иронии судьбы: два года назад на этой знаменательной тумбочке я нашел ключи, разделившие мою жизнь на до и после, а сейчас – растерянную женщину. Она невидящим взглядом смотрела в стену, а на ее ногах снова были туфли. Распухшая синяя лодыжка выглядела кошмарно.

Я зашел на кухню, достал из морозильника лед в кубиках и вытряхнул его в пакет.

– Меллар? Вы в порядке? – негромко позвал я женщину, вернувшись в коридор. Она никак не отреагировала, все еще пребывая в прострации. Тогда я сам приложил лед к ее ноге, и она вздрогнула от холода, приходя в себя. Перехватив пакет со льдом, Меллар прижала его к ноге.

Я сел на пол и облокотился на стену. Прошло минут пятнадцать, прежде чем она подала голос.

– Не могу поверить, что все кончилось, – тихо произнесла Меллар. – Не представляю, как теперь забыть то, что с нами было.

– А может, лучше не забывать, – сонно ответил я и перехватил ее взгляд. – Может, лучше помнить и знать правду, какой бы невыносимой она ни была.

– Зачем?

– Затем, что это теперь часть нас самих. Вы хотели бы расстаться с какой-то своей частью?

Она не успела ответить. Раздался стук в дверь.

– Это, наверное, за мной, – сказала Меллар.

Я встал с пола, принюхиваясь к запахам за дверью, и повернул ключ в замке. Потянул на себя дверь и воззрился на стоящего в коридоре крупного мужчину с зачесанными назад волнистыми волосами. Его гладко выбритое надменное лицо говорило о том, что он предпринял нечто невиданное, снизойдя до посещения моей убогой квартиры. Да, именно это и было написано в изломе сжатых губ и равнодушном взгляде: убогая квартира, убогий район, убогий человечишка на пороге.

– Дорман, – обратилась к этому мужчине Меллар, и я открыл дверь шире, пропуская незнакомца и двух его охранников внутрь. По коридору расползся одеколоновый шлейф.

Мужчина посмотрел на опухшую ногу Меллар, потом на нее саму и повернулся к телохранителю:

– Помоги ей спуститься.

Меллар хотела что-то сказать, но он остановил ее движением руки:

– В машине поговорим.

Мужчина по имени Дорман первым вышел из квартиры. Меллар, оказавшись на руках у охранника, молча выплыла следом, не сказав мне ни слова. Видимо, стоило поднять ее над землей, как она тут же вспомнила, кем является. А я еще ее утешал! Ну и катитесь отсюда оба. Я захлопнул дверь и облегченно выдохнул. Высокомерным снобам из Совета здесь не место.

Швырнув в кухонную раковину поднятый с пола лед, я прошел в комнату и завалился на кровать. Последним усилием стянул с себя ботинки, сунул под голову подушку и только после этого отключился. Следующее, что помню, это как я открыл глаза. В квартире темень, за окном сумерки. Кажется, я проспал полдня. Перевернулся на спину и посмотрел в потолок, принюхался. Сознание постепенно прояснялось, и когда я окончательно пришел в себя, то вдруг понял, что ко мне вернулись мои воспоминания.

Глава 8

Утро четвертого дня после пожара в Корпусе специальных научных исследований выдалось для Дормана-амаура не самым удачным. Будучи разбуженным звонком своей протеже, по совместительству председателем Совета Меллар-амардин, которая в несвойственной ей истеричной манере кричала в трубку что-то про покушение и раненую ногу, он чувствовал себя невыспавшимся и раздраженным. Его раздражение только усилилось, когда ему пришлось забирать ее из квартиры какого-то подозрительного парня с красным лицом и взъерошенными волосами. Они сразу не понравились друг другу, без слов почувствовав взаимную неприязнь, и все что Дорман хотел, это поскорее покинуть этот район, угнетающий его своей пролетарской атмосферой.

Сев в машину, он собрался было отчитать Меллар за ее выходку и просьбу приехать за ней в такую рань, но стоило автомобилю тронуться, как женщиной вновь овладели эмоции, и она стала быстро и сбивчиво рассказывать обо всем, что случилось с ней за прошедшую ночь, не забыв упомянуть про подземный этаж.

«Секретные лаборатории, надо же, – подумал Дорман, смотря в окно. – И полиция их еще не обнаружила. Получается, об этом знаем только мы».

– Дорман, что нам теперь делать? – ворвалась в его мысли Меллар. – Это ведь человек Крегара оставил нас там, понимаешь? И получается, что начальник полиции может стоять за покушением на меня! Но как предъявить ему это? Попросим Совет вмешаться?

– Нет, – отрезал Дорман. – Мы никому не будем ничего говорить.

Меллар заморгала, смотря на его профиль.

– Как не будем? То есть мы просто возьмем и забудем, что кто-то запер меня в Корпусе, и я чуть не умерла? И никто не понесет за это наказание?

– Почему же никто, – деланно возразил Дорман. – Ты понесешь. Это будет тебе уроком. В следующий раз хорошо подумаешь, прежде чем ввязываться в такие авантюры, как посещение ночью сгоревшего здания. Да еще и без моего ведома! Кроме того, – продолжил он уже серьезным тоном, – за покушением может стоять не только Крегар.

– А кто еще? Кому это нужно?

– Да кто угодно. Наши враги сейчас повсюду, и если они смогли поджечь Корпус, то организовать покушение на председателя для них не более сложная задача. Поэтому мы пока оставим этот вопрос. Тем более, сейчас есть более важные дела. – Внимательный взгляд на Меллар. – Через несколько часов состоится твоя пресс-конференция, и ты должна провести ее безупречно. У тебя нет права на ошибку. Надеюсь, ты помнишь.

– Разумеется, – сказала она безжизненным голосом. – Сделаю все, как ты говорил.

– Вот и умница.

Сдав Меллар на руки доктору, Дорман поехал в Совет, чтобы решить последние вопросы подготовки к пресс-конференции и к встрече председателя с послами. Этим должна была заняться Меллар, но он счел нужным дать ей поспать и привести себя в порядок, чтобы не загубить важное мероприятие. Передав через секретаря все указания и позаботившись о том, чтобы Меллар не стояла за кафедрой со своей больной ногой, как это планировалось раньше, а сидела, Дорман сделал несколько звонков, прочитал письма, изучил отчеты по пожару и в обед выехал в Клуб.

Клубом среди членов Совета называли дорогой закрытый ресторан в старинном здании недалеко от ратуши. Члены Совета регулярно собирались в Клубе, чтобы обменяться информацией, договориться о том, кто и как будет голосовать на ближайшем заседании и заключить негласные коалиционные соглашения. Сюда же политики привозили и членов иностранных делегаций. По опыту членов Совета, обсуждение перспектив сотрудничества и укрепление контактов проходило успешнее не в официальных кабинетах, а в неформальной обстановке, под распитие коллекционного алкоголя и дегустацию национальных блюд Брэйе от лучшего шеф-повара страны.

Служебный автомобиль Дормана въехал в переулок, где располагался Клуб, и проехал на парковку во внутреннем дворике. Швейцар в строгом костюме, знавший всех членов Совета в лицо, открыл перед Дорманом дверь, с легким поклоном пропуская его внутрь. Войдя в здание, Дорман сразу направился на второй этаж, в зал «Библиотека».

Заходя в просторное и со вкусом обставленное помещение, получившее свое название из-за стоявших здесь массивных шкафов с дорогими фолиантами, к которым практически никто не притрагивался, Дорман огляделся и сразу заметил других членов Совета. Они сидели на широких кожаных диванах, вполголоса переговаривались и поглядывали на стоящий возле мраморного портала камина телевизор, по которому шел выпуск новостей. Новое свидетельство технического прогресса с маленьким выпуклым экраном и торчащими антеннами смотрелась инородно в окружении деревянных панелей, шелковых темно-зеленых обоев с золотым орнаментом, хрустальных торшеров и старинной мебели на витых ножках. Но учитывая, какое значение в политической жизни страны стало играть недавно появившееся телевидение, позволяющее воздействовать на умы алинцев не только голосом, как в случае с радио, но и лицом, вопросы сочетания телевизора и интерьера волновали политиков в последнюю очередь. Главенство этого канала коммуникации в ближайшем будущем как в домах, так и в жизни людей казалось вопросом решенным.

Дорман пересек зал, поприветствовав коллег, и направился к сервированным столам с белыми накрахмаленными скатертями и сверкающими серебряными приборами. За одним из таких столиков сидели двое мужчин, уже закончившие обедать и лениво распивающие кофе из фарфоровых чашечек. Поздоровавшись с друзьями, Дорман повесил на спинку стула пиджак и отдал быстрые распоряжения официанту.

– Ну что, Дорман, какие новости? – спросил полноватый мужчина с круглым лицом и залысиной.

– Если ты про расследование, Юртас, то со вчерашнего вечера, когда мы с тобой обсуждали отчеты полиции, ничего не изменилось, – соврал Дорман.

– А выступление перед послами зачем перенесли? – подал голос второй собеседник, одетый в темно-серый костюм-тройку. Мужчина был на вид немного старше своих друзей: его слегка отпущенные волосы покрывала седина, а лицо с острыми чертами избороздили морщины. Он сидел, соединив перед лицом кончики пальцев, и покачивал носком туфли.

Поняв по напряженной позе друга, что это не праздный вопрос, Дорман тщательно подбирал слова.

– Меллар не успевала подготовиться, – сказал он, не далеко уходя от правды. – Ты сам вчера внес больше всего правок в ее речь, Яйнвар. Нам пришлось значительно переделать текст.

– И из всех моих правок одобрили только половину, но это неважно, – небрежно заметил мужчина. – В конечном счете, важен только результат. Прошло четыре дня после пожара, Дорман, а у полиции все еще нет внятной версии событий. Если так пойдет и дальше, то наши дела, – он обвел указательным пальцем других членов Совета в зале, – уже через полгода могут быть хуже некуда. Ты знаешь, что у меня доля в крупнейшей фармкомпании Брэйе. Мы экспортируем медикаменты практически во все страны мира, и наши контракты завязаны на передовых разработках Корпуса. Мы раньше всех выводили на рынок новые вещества, и их качество никогда не вызывало вопросов. А наша вакцина пять лет назад, помнишь тот случай? Наша вакцина остановила эпидемию на соседнем континенте, которая могла стереть с лица земли жителей шести государств. Ты понимаешь, каким кредитом доверия мы заручились, после того как спасли полмира? – с нажимом спросил он. – И если сейчас все узнают, что мы лишились результатов исследований, за которые нам уже заплатили, это будет конец. На нас обрушатся десятки исков, от которых мы не сможем откупиться.

– От каких-то сможете, – заметил Дорман, пожав плечом.

– Нет, не сможем, – непреклонно возразил Яйнвар и отпил свой кофе. – Скажу прямо, Дорман: у нас не осталось денег. Все свободные средства были вложены в исследовательские проекты Корпуса. Ты знаешь, мы делали так всегда, потому что это окупалось. Хорошо, если страховка что-то покроет…

– Страховщики разорятся так же, как и ты, Яйнвар, – вставил свою ремарку Юртас. – Как и половина членов Совета, которые владеют контрольным пакетом акций компаний, работавших с Корпусом. Пытаясь покрыть убытки предприятий, страховые сами окажутся на мели.

Незаметно появившийся официант поставил перед Дорманом суп и закуски. Оставшееся место на столе заняло огромное блюдо под железным колпаком.

– Так вот, – продолжил свою мысль Яйнвар. – Я обрисовал тебе, с чем мы столкнемся через несколько месяцев. Но если о нашем положении узнают раньше, то заказчики поспешат разорвать контракты уже сейчас, чтобы перезаключить их с нашими конкурентами. Кошелек страны резко перестанет пополняться налогами, и это приведет экономику Брэйе к краху. Наши акции уже начали падать после новости о пожаре, поэтому важно, Дорман, – Яйнвар указал пальцем в сторону телевизора и внимательно посмотрел на друга, – крайне важно, чтобы твоя девчонка выступила сегодня как надо и убедила альянс, что у нас все под контролем.

– Спасибо, что еще раз все разжевал, Яйнвар, – раздраженно проговорил Дорман, отхлебывая суп. – Это была содержательная лекция, но я и без нее все понимаю. Меллар справится, она умеет производить нужное впечатление на людей.

– Я надеюсь на это. Наша страна не сталкивалась с такими кризисами со времен основания, и готовых решений у нас нет. Поэтому нужно быть очень осторожными.

– Это ты погорячился, – возразил Юртас. – А как же революция сто лет назад, благодаря которой власть князя и родов была свергнута, и им на смену пришел Совет? Или для тебя это не кризис?

– Революция была закономерна, – парировал Яйнвар. – Она не свалилась нам на голову, как пожар. Экономика страны менялась, князь уже не поспевал за мировым прогрессом и доверял вопросы управления государством своим многочисленным родственникам, которые получали власть только благодаря принадлежности к династии. Этот порядок был неестественный, оттого и губительный. Рано или поздно кто-то должен был положить ему конец.

– Почему это неестественный, – обратился Дорман к Яйнвару, вытирая салфеткой уголки губ. – Столетиями до революции власть в этой стране передавалась по крови, и всех все устраивало.

– А ты загляни глубже в историю, Дорман. Как образовалась наша страна? Если запамятовал, я тебе напомню. Князь Ирревиль, первый правитель этих земель, был одним из многочисленных сыновей своего отца, причем даже не от первой жены, и наследство ему не светило. Чтобы не бороться за клочок земли со своими старшими братьями, он отправился в военные походы на материк Цар и добыл там богатства, которые собирался по-честному обменять на небольшую территорию у моря. Но у него ничего не вышло. Братья ополчились против него, и тогда он засел в этих самых горах, выстроив замок и спрятав под ним все свои сокровища – золото, рабов, диковинные товары.

– Именно поэтому его стали сравнивать с мифическим ящером, стерегущим злато, – продолжил историю Дорман, подвигая к себе главное блюдо и выпуская из-под железного колпака пар. – Князю это сравнение понравилось, и он повелел изобразить на гербе основанного им государства крылатого змея. Мы все это знаем еще со школы, Яйнвар. Ты объясни уже, наконец, к чему клонишь.

– Деньги – вот на чем держится эта страна со времен ее основания. Деньги, а не кровь. – Яйнвар оценивающе посмотрел на свои перстни. – Если бы не богатства князя Ирревиля, не выросло бы так быстро государство на неплодородных землях и не было бы наемников, готовых его защищать. А если бы не средства Совета, не появилось бы никакого Корпуса, который позволил Брэйе вырваться вперед в экономической гонке. Без денег, Дорман, нас просто не станет. А большая часть наших средств на текущий момент, – Яйнвар понизил голос и упер указательный палец в стол, – утеряна вместе со всеми разработками Корпуса.

За столом воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая только скрежетанием столового ножа о тарелку.

– Дорман, конечно, проследит, чтобы наша хорошенькая председатель пустила пыль в глаза мировой общественности, – вновь включился в беседу Юртас, – и выиграла нам немного времени разобраться с деньгами. Но это не отменяет самого факта пожара. Вернее, даже поджога. Кто-то стоит за этим, и этот кто-то обладает большим влиянием. Вряд ли это та женщина из лабораторий, имя которой называл Крегар. Как ее? Кажется, Кава?

Дорман махнул рукой.

– Любому понятно, что это просто исполнитель. А Крегару уже пора бы назвать нам имена заказчиков. Боюсь, он слишком медленно работает.

Яйнвар и Юртас переглянулись. Дорман отрезал себе кусок мяса и вложил его в рот, тщательно пережевывая.

– На что ты намекаешь? – спросил Яйнвар. – Хочешь сместить Крегара? В самый разгар расследования? Не думаю, что это хорошая идея.

– Нам не обязательно его смещать. Но проконтролировать стоит.

– Проконтролировать? Что ты еще задумал?

Дорман дожевал мясо и сказал, направив на Яйнвара вилку.

– Мы могли бы придать Главному полицейскому управлению немного ускорения в виде надзора с нашей стороны. Глядишь, и виновные найдутся быстрее.

– Дорман, я надеюсь, ты не собрался воспользоваться ситуацией и свести с Крегаром личные счеты, – уточнил Юртас.

– Брось, – беспечно сказал Дорман. – Я забочусь лишь о том, чтобы расследование не буксовало, а Крегар не повернул все против нас. О нем ведь ходят жуткие слухи. Говорят, он пытает людей в подвалах Черного замка, а подчиненных жестоко наказывает за самый незначительный проступок, вроде курения на улице.

– Мне всегда было интересно, откуда пошли эти слухи. Еще пять лет назад их не было, – многозначительно заметил Яйнвар.

– Это не важно. Суть в том, что этому человеку нельзя единолично вести расследование, от итогов которого зависит будущее нашей страны.

Дорман зажевал зубочистку и откинулся на спинку стула, давая друзьям возможность обдумать его слова.

– В чем-то ты прав, – согласился Юртас. – Мы могли бы принять новое постановление, обязав Главное полицейское управление допустить Совет до расследования. Но за него должны проголосовать две трети членов Совета. Наши с Яйнваром фракции – это половина от нужного числа. Где ты возьмешь еще голоса?

Дорман обернулся, оглядывая собравшихся в зале коллег. Его взгляд остановился на двух женщинах, чьи фракции были следующими по численности.

– Предоставь это мне, Юртас – сказал он, поворачиваясь к друзьям и самоуверенно ухмыляясь. – Ты ведь знаешь, что мне сложно отказать. Особенно если я прошу о голосах. И особенно – если у женщин.

Глава 9

– Хорошо выглядишь, Иста, – шепнул Дорман на ухо высокой худощавой блондинке в светло-розовом платье с воротником-лодочкой. – Тебе идет этот наряд. Очень освежает. И знаешь… даже молодит.

– Я бы предпочла общаться с мебелью, чем выслушивать скользкие замечания, которые только такой нахал, как ты, можешь считать комплиментами, – процедила женщина, обернувшись к Дорману и высокомерно посмотрев ему в глаза.

Дорман улыбнулся. Когда Иста-амрэен злилась, ее лицо с тонкими аристократичными чертами становилось еще красивее, и поэтому он не мог отказать себе в удовольствии задеть ее. По крайней мере, он верил именно в эту причину.

– Что тебе нужно? – спросила она.

– Я по делу, – серьезно продолжил Дорман и рассказал о своем предложении взять под контроль действия Главного полицейского управления.

– Прошло только четыре дня, Крегар еще не успел показать себя.

– Прошло уже четыре дня. Если мы и дальше будем сидеть сложа руки, ожидая, пока Крегар что-то сообразит, то потеряем еще больше. Ты не знаешь этого человека. Он вполне может завести расследование в тупик, чтобы окончательно подорвать наш авторитет как властей Брэйе.

– С чего ты взял? Ты тоже его не знаешь.

Дорман пожал плечами и засунул руки в карманы брюк.

– Я владею кое-какой информацией.

Иста покачала головой.

– Не думаю, что стоит вмешиваться в действия полиции. А если следом злоумышленники подожгут университет или школы? И управление не успеет вмешаться, потому что ты решил заволокитить их работу своими проверками?

– Никто не тронет твои школы, Иста, – сдерживая раздражение, проговорил Дорман. – Целью поджигателей был именно Корпус. Они хотели уничтожить все его разработки, чтобы парализовать нашу экономику. Вспомни изречение твоей любимой княгини Эгины о том, что управлять – это значит предвидеть. Мы не смогли предвидеть поджог Корпуса, но мы обязаны предусмотреть удары по другим институтам страны. И я сейчас говорю про Совет.

Иста сложила руки на груди и посмотрела в окно. Они с Дорманом были слишком разные. Она предпочитала все хорошенько обдумать, прежде чем действовать, и именно в этом ключе женщина понимала изречение княгини Эгины. А Дорман был скор на руку, когда на горизонте появлялась возможность провернуть очередную политическую интригу.

– Подумай об Эффи, – мягко обратился к ней Дорман.

Иста сверкнула на него глазами.

– Только не надо манипулировать мной с помощью дочери, – прошипела она.

– Причем тут манипуляции? – возмутился мужчина. – Она ведь и моя дочь. И если мы с тобой больше не семья, это не значит, что я не беспокоюсь за ее будущее. Неужели ты хочешь, чтобы Эффи жила в стране, о чьем величии можно судить только по учебникам истории? Послушай, – Дорман подошел ближе, практически нависнув над тонкой и хрупкой женщиной, – мы управляем этой страной. Все в наших руках. И мы должны доказать, что Брэйе никогда не сдается. Мы должны доказать, что Совет доводит дела до конца, а не оставляет все на волю случая. И тогда будущие поколения будут нами гордиться, вспоминая, как решительны мы были в первые дни кризиса и как не дали никому погубить республику.

Иста передернула плечами. Последние слова Дормана совпали с ее собственными мыслями, растопив внутренние баррикады, которые возникли еще до того, как они развелись, но продолжали стоять до сих пор, нередко мешая двум взрослым людям услышать друг друга.

«Подать правильный пример детям, действительно, стоит», – подумала она, задней мыслью подмечая, что Дорман в очередной раз смог подобрать нужные аргументы.

– Так что? – нетерпеливо спросил мужчина, разглядывая ее лицо. – Я могу рассчитывать на твою фракцию?

– Хорошо, – сдалась Иста, – ради детей я поддержу тебя.

Дорман широко улыбнулся.

– Конечно, ради детей, моя прекрасная Иста. Все ради детей! – Дорман оглянулся, высматривая кого-то в зале. – А теперь, извини, но я покину тебя. Мне предстоит еще один раунд переговоров.

Иста проследила за его взглядом и посмотрела на сидящую в компании мужчин яркую женщину, увлеченно рассказывающую какую-то историю.