Княгиня Анна Кашинская – светильник веры и любви бесплатное чтение

С иллюстрациями Вячеслава Волынца

© Козырева А. А., 2023

© Волынец В. И., иллюстрации, 2023

© Оформление. АНО развития духовно-нравственных начал общества «Символик», 2023

Время скорбей и печалей

Упав на колени перед образами, молится ростовская княжна Анна в своей светёлке. Усердна в молитве юница[1], сердце которой тисками сжимается от страха за родимого отца-батюшку князя Дмитрия Борисовича, уехавшего в Золотую Орду.

Не день и не два прошло с того момента, как вынужден был отправиться к хану на поклон отец, – много времени прошло, уже и счёт дням потерян. Просит встревоженная дочь в молитве:

– Господи Милостивый, спаси моего батюшку… сохрани его… верни живым домой…

Льются по бледному лицу неотирные слёзы. Клонится головка в платочке к долу. Шепчут уста:

– Пресвятая Богородица! Милосердная наша Заступница, убереги родимого батюшку! Будь ему в пути-дороге к дому Путеводительницей…

Было от чего тревожно вздрагивать девичью сердцу и сжиматься от недобрых предчувствий – время было на Руси скорбное и неутешное.

На исходе век XIII. Скоро-скоро оборвётся привычная цифра и, перевалив за новый рубеж, пойдёт отсчёт века нового – но нет надежд, что так же скоро наступит, минуя скорби и печали, время иное.

Прочно объединились земли восточных славян христианской верой. По городам и весям стараниями и попечением потомков святого киевского князя-крестителя Владимира возведено множество величественных храмов. Множатся и монастыри – центры молитвы, благочестия и подвижничества. Казалось бы, радоваться тому и радоваться, да только, не вняв настоятельным советам дедов-прадедов сохранять единство и согласие, не утихали на Руси братоубийственные междоусобицы.

Где изощрённой хитростью-сговором, где прямым воинским наскоком, устраивая всеобщий разор и не уступая один другому, бьются меж собою то за великокняжеский престол, то за богатые уделы сродники: близкие ли, дальние ли – все из одного рода-племени, все из Рюриковичей.

Любая война, и самая кратковременная, – всегда беда, а меж тем с востока волной цунами накатила беда общая, разорительная: дикие орды татаро-монгол, проходя по Русским землям, оставляли за собой горы трупов и скорбные пепелища.

Под натиском полчищ Батыя падали одно княжество за другим. Ордынцы разорили Рязань, покорили Москву, пали под натиском несметных полчищ Суздаль и Владимир.

Под водительством великого князя владимирского Юрия Всеволодовича в решимости отбить врага выступили русские войска навстречу передовым отрядам ордынского темника[2] Бурундая.

Встретились у реки Сить, где и состоялась лютая битва, запомнившаяся злополучным поражением русских.

Не удалось устоять ослабевшим в многолетней междоусобной брани русским князьям – и на долгих три столетия, упав тяжёлой чёрной тучей, полонила Русь орда.

Более полувека прошло с тех пор, но старый воевода Лавр до мельчайших деталей с грустью вспоминал о том горьком побоище:

– Много, ох как много полегло в той битве-сече князей из славных родов княжеских…

Всякий раз с готовностью откликался старый воин, когда, окружив его со всех сторон, подступали к нему с расспросами.

Чаще всего то были юные княжичи, проходившие под руководством воевод-воспитателей особое посвящение в князья – «постиги», когда обучались они воинским наукам, потребным в ратном деле, к которому мальчиков готовили с раннего детства. Был среди них и Александр – старший брат княжны Анны.

– Лавруша! Расскажи… – с надеждой на скорый отклик просили княжичи, да и девочки нередко допускались послушать о прошлом – и славном, и горьком.

Помнились те рассказы и юной Анной.

Выдохнув тяжело и встряхнув седой лохматой бородой, рассказчик начинал:

– То был март… четвёртое… число четвёртое… Не успели мы развернуться, приготовиться, как окружили нас поганые со всех сторон… Бились до последнего, не бежали с поля боя… Погиб князь Юрий… Горькой была его смерть, но не позорной… Бурундай-пёс потом голову князя в дар Батыю отправил… Тот, сказывают, чашу себе изготовил… Это у них обвычка[3] така-то: если, мол, пить из чаши славного князя-воина, то, значит, его силой-волей напитаться… – вздохнул глубоко.

Замолчал, но вскоре продолжил, как оправдался:

– А я что? Я и сам тогда ещё мал был… Чуть взрослее, чем вы, огольцы… Но с поля боя не бежал! Сумел и я пикой проткнуть одного поганого… – вновь глубокий-глубокий вздох-выдох.

Постучав горестно по деревяшке, служившей ему подпоркой при ходьбе, белый как лунь, старик умолк.

– Лавруша! – несмело попросил княжич Александр. – Расскажи про князя Василько, нашего прадеда…

Не тотчас откликнулся грустный воевода. Долго молчал, однако, перекрестившись, твёрдым голосом начал:

– Храбрым и отважным воином был князь Василько Константинович. С младшим братом своим Всеволодом… Всеволодом Константиновичем… бились рядышком… один другого защищая… Да только разве устоишь перед чёрной лавиной? Окружили… навалились кучей ордынцы… упал Всеволод на землю… упал бездыханный… а князя Василько стащили с коня… пленили его поганые…

Не сдержалась юная княгинька. Всхлипнула. Смахнула накатившую слёзку с щёчки. Старик ласково приобнял её:

– Поплачь… поплачь, душа добрая…

– Помолюсь за него! – отозвалась юница.

– Это уж само собой… – выдохнул Лавруша. – Они ж… поганые… заставили его своему хану Батыю присягнуть… «Жить, мол, будешь! Своим уделом заправлять будешь! Только поклонись нашим богам – признай хана нашего Батыя главой над тобой!» Отказался князь Василько… Разозлились поганые… мучили его долго… не сразу убили а, убив, труп, бесовское отродье, бросили в лесу… в Шеренском лесу… Думали, что звери пожрут, растащат его косточки… Не тронуло его зверьё… Страдалец своей мученической кровью омыл все, если какие и были, прегрешения… В том лесу нашла его тело добрая женщина, а уж попович Андриан привёз тело мученика в Ростов. В голос рыдали люди, встретив своего любимого князя – щедрого, справедливого, хлебосольного, сердцем прекрасного…

– А потом прабабушка наша Мария Михайловна, – подала вновь голос юная слушательница, – в его память монастырь основала.

– Точно так. Спасский монастырь на Песках так и зовётся – Княгинин.

– Прабабушка похоронена там, – добавила Анна. – Мы часто там бываем. Только вот жаль очень, что я ни разу её не видела…

– А я помню её! – перебил сестрёнку старший брат. – Старенькая такая была, но добрая-добрая. Я ещё маленький совсем был, но всё равно помню, как мы к ней в монастырь ходили…

Тревожное ожидание

Ранним-ранним утром воскресного дня мать-княгиня повела дочерей Анну и младшую Василису на службу в Княгинин монастырь, где девочки, происповедовавшись духовнику княжеского дома – ростовскому епископу Игнатию, причастились.

После обедни мать-настоятельница пригласила дорогих гостей на трапезу.

По окончании щедрой трапезы, прошедшей в благочестивом молчании, перешли в келью[4] игуменьи, пообещавшей юным княгиням рассказать об их прабабушке, которую та успела застать, будучи молоденькой послушницей.

Вслед за семейством князя Дмитрия Борисовича в келью вошёл епископ Игнатий, к которому и поспешила обратиться мать-игуменья:

– Владыка, расскажите нашим юным гостюшкам об их прабабушке – княгине Марие Михайловне.

Епископ, внимательно посмотрев на присмиревших девочек, согласно кивнул головой:

– Это была мудрая женщина. Она спасла Ростов от разорения: щедрый выкуп выплатила ордынцам. После смерти князя Василько княгиня-вдова стала правительницей Ростова, ибо сыновья её Борис и Глеб были ещё малы. Первым помощником и советчиком ей всегда был епископ Кирилл – многолетний духовный наставник княжичей. Княгиня Мария Михайловна слыла справедливой для всех. Недаром на княжеских съездах к голосу ростовской вдовы прислушивались многие князья. Господь сподобил меня знать её. Я только-только принял постриг и молоденьким иноком прислуживал приснопамятному епископу Кириллу. Он был уже стар и немощен. Я хорошо помню… – владыка, умолкнув вдруг и вскинувшись быстрым взглядом на настоятельницу, торопливо произнёс:

– А покажи-ка нам, матушка-игуменья, сокровище ваше!

Настоятельница послушно встала с широкой лавки, на которой сидела со своими гостьями, достала из шкафа и выложила на столик большую рукописную книгу.

Епископ Игнатий жестом пригласил подойти юниц. Владыка, благоговейно склонившись над книгой, столь же трепетно произнёс:

– Этот Летописец написан старанием и попечением самой княгини Марии Михайловны. – Бережно пролистав несколько тяжёлых страниц, он прочитал: – «Был же Василько лицом красив, очами светел и грозен, храбр на охоте, сердцем лёгок, до бояр ласков. Кто из бояр ему служил, и хлеб его ел, и чашу его пил, и дары получал, тот никакому другому князю не хотел служить. Очень любил Василько слуг своих. Мужество и ум в нём жили, правда и истина с ним ходили. И сидел он в доброденствии на отцовском столе и на дедовском, и скончался так, как вы слышали».