Солнечный луч. Дорогой интриг бесплатное чтение

Глава 1

Я потянулась, открыла глаза и улыбнулась. Наступал прекрасный и значимый для меня день. Он был и вправду прекрасным, солнце, уже заглянувшее в окно, улыбалось в ответ. Сев на постели, я рассмеялась и повалилась назад, раскинув руки. Восхитительно! Всё-всё-всё сегодня восхитительно!!! И теплое солнечное утро, и шелест листьев за окном, и птичья трель, и даже шепот горничных за дверью опочивальни, ожидавших моего пробуждения. И пусть они уже услышали мой смех, но пока не войдут, потому что я не призвала их.

Перевернувшись на живот, я зарылась лицом в подушку и зажмурилась что есть сил. Боги! Я ведь сегодня стала взрослой! И сегодня всё будет так, как я захочу, что бы ни случилось, это мой день. И я, опять перевернувшись на спину, рассмеялась, глядя в белый потолок с позолоченным орнаментом. Только так и не иначе, потому что я загадала свое самое главное желание, и оно непременно сбудется.

– Где моя дочь? – услышала я голос матушки. – Еще спит?! – Ах, сколько недовольства было в ее восклицании, и я улыбнулась, уже предвещая в мыслях следующую фразу: – Несносное дитя! Как можно отлеживать бока в такой важный для всех нас день?! – Всё это она говорила, стремительно приближаясь к дверям опочивальни, и окончание было произнесено уже неподалеку от моей кровати. – Вставайте, дитя мое, немедленно пробудите свою совесть и вставайте с ней вместе, ибо без совести вы и дальше будете сводить меня с ума. Шанриз!

Но, встретившись с моим взглядом и улыбкой, матушка снизила накал негодования и улыбнулась в ответ:

– Сколько вы еще будете терзать свою несчастную мать? – укоризненно вопросила она.

– Разве же вы несчастны, матушка? – спросила я в ответ. – Думаю, батюшка был бы сильно огорчен, узнав об этом.

Родительница всплеснула руками, а после, прижав одну ладонь тыльной стороной ко лбу, а второй накрыв грудь, произнесла:

– Вы совсем не жалеете своей матери, Шанни?

– Матушка, – я укоризненно покачала головой. – Я люблю вас.

– Тогда немедленно вставайте и прекратите дерзить! – воскликнула она и добавила: – Я сама не своя. Будто это меня сегодня представляют свету. Ах, – родительница опять прижала ко лбу тыльную сторону ладони и направилась к дверям. – Голова кругом. Еще столько предстоит сделать, а гости прибудут уже так скоро! Я жду вас, дитя мое, – закончила причитания матушка. – Не смейте заставлять меня нервничать!

И она ушла, но на опустевшее место тут же пришли горничные.

– Доброе утро, госпожа баронесса, – они дружно присели, приветствуя меня.

– Доброе утро, – ответила я.

Из своих комнат я выходила в легком домашнем платье и с косой, уложенной вокруг головы – наряжаться было еще рано. Это матушка безумствует, а я точно знаю, что гости появятся еще нескоро и времени у меня предостаточно. И то, что батюшка сейчас сидит в столовой, спрятавшись за газетой от деятельной супруги, я тоже знала. И когда появилась на завтрак, господин барон не обманул моих ожиданий.

Отец сидел на своем месте, ожидая, когда его семейство соберется к столу, и читал утреннюю газету. В столовой находилась и наша дальняя родственница, взятая моими родителями на воспитание после того, как осталась сиротой. Она подняла на меня взгляд и укоризненно покачала головой. Амберли всегда была умницей и занудой, но я всё равно любила ее, как родную сестру. Разница в возрасте у нас была небольшой, чуть больше полугода, но юная баронесса Мадести-Доло оказалась гораздо серьезней и послушней меня. Хотя и у меня в голове не бродил ветер, потому что мне всегда было известно, чего я хочу и как этого достичь. И сегодня я тоже это знала.

– Доброе утро, батюшка, – поклонилась я отцу. – Доброе утро, сестрица. Как вам почивалось? В добром ли здравии встретили новый день?

Барон сдвинул в сторону газету и улыбнулся мне:

– Здравствуй, дитя, – произнес он, и я, приблизившись, подставила лоб для поцелуя. Батюшка, соблюдя обязательный утренний ритуал, потрепал меня еще и по щеке. – С днем рождения тебя, малышка. Хотя какая ты малышка, когда сегодня наступила твоя пора зрелости? – Родитель коротко вздохнул. – И всё равно еще дитя.

Похоже, у батюшки приключилась меланхолия, потому что он не называл меня малышкой лет с пяти, да и на «ты» не обращался столько же.

– Я всегда буду вашим дитя, мой дорогой отец, – улыбнулась я. – Даже когда рожу вам внуков.

– О, – барон отмахнулся. – Изыди, ужасное видение. Я еще слишком молод, чтобы зваться дедом, – после хмыкнул и указал взглядом на мое место. – Ступайте, Шанриз, скоро ваша матушка ворвется в наше мирное уединение, и лучше нам встретить ее на положенных местах, иначе буря разразится с ужасающей силой.

– Этот смерч нам не унять, – улыбнулась я и отошла к своему стулу, который уже успел отодвинуть лакей. Я кивнула ему и посмотрела на Амбер. – Ты грустишь?

– Немного, – ответила она с улыбкой. – На сегодня я лишаюсь своей подруги.

– Всего лишь половина дня.

– Но, – глаза Амбер озорно блеснули, – мне не придется думать о том, что скажет общество, и потому я буду наслаждаться всем, что приготовит наш замечательный повар. И съем две… нет, четыре вазочки с чудесными замороженными сливками и обязательно штук пять пирожных.

– Какая ты гадкая, – в фальшивой обиде насупилась я. – Твой вечер будет вкусней моего. Скажу, чтобы тебе дали всего одно пирожное и две вазочки со сливками.

– Экая ты вредина, – ответила сестрица и, бросив на барона вороватый взгляд, показала мне язык. Я показала ей в ответ.

– Девицы на выданье, – хмыкнул батюшка, не позволив увериться, что наш спор и детская шалость остались незамеченными.

А потом открылась дверь, и в столовую вошла матушка. Она оглядела нас, прошла к своему месту на другом конце стола и, присев на отодвинутый стул, произнесла:

– Мой дорогой супруг, мы все в сборе. Не пора ли отложить газету и позаботиться о вашей семье?

Батюшка сложил газету, отдал ее шагнувшему к нему лакею и провозгласил:

– Приступим к завтраку. Пусть славятся боги.

– Слава богам, – ответили мы нестройным хором, и утренняя трапеза началась.

А после завтрака день закрутился колесом, запущенным легкой рукой матушки. Впрочем, вертелась в нем она сама, мы же: отец, Амберли и я – ускользнули от ее бдительного ока, как только баронесса Тенерис-Доло отправилась проверить готовность бальной залы. Господин барон, вернув себе свою газету, объявил, что ему необходимо проверить корреспонденцию, и растворился среди многочисленных комнат нашего особняка. А мы с Амбер просто сбежали в парк.

– Даже страшно представить, что сегодня сюда соберется весь свет, – произнесла сестрица. – И мне так жаль, что я буду смотреть на твой праздник со стороны, – она улыбнулась и взяла меня за руку. – Ты так давно ждала этот день, и мне бы хотелось быть с тобой рядом.

Я пожала ее пальцы и улыбнулась в ответ:

– Я ведь предлагала тебе смешаться с гостями и сейчас предлагаю.

– Что ты! – она махнула на меня рукой. – Я не осмелюсь явиться. Если тетушка и дядюшка увидят, если всплывет наружу… ох. Даже страшно представить, какой разразится скандал. Слишком многое зависит от моего благоразумия, Шанни, и я не могу рискнуть всем ради одного вечера. Ты отчаянная, ты можешь позволить себе безумства. Родители тебя простят, а для меня это будет полным крахом. Нет уж, дорогая, я лучше подожду полгода, а потом будем веселиться вместе на балах, охотах, на званых вечерах, – Амберли положила голову мне на плечо, и я ответила, хмыкнув:

– Звучит ужасно.

– Что мы будем вместе?

– Не-ет, – я поддела пальцем кончик ее носа. – Вместе нам замечательно и весело. А там, где ты перечислила, мы собой не будем. Наш долг привлечь хороших женихов, а значит, вести себя, как куклы. Куда посадят, там сидим, с кем одобрят, с тем танцуем. На кого укажут, за того выйдем замуж. Вот это ужасно, ужасно скучно и уныло. А я хочу не так, я хочу иначе, понимаешь? Я хочу чувствовать себя свободной и поступать, как вздумается, а не как укажут.

Амберли посмотрела на меня, вдруг прикрыла рот кончиками пальцев и хихикнула. Округлив глаза в деланном изумлении, я вопросила:

– И что вас так развеселило, сестрица? Над чем потешаетесь?

– Такая глупость вдруг пришла в голову, – отмахнулась она.

– Говори сейчас же! – притопнула я ногой.

– Это такая глупость, – ответила она и попыталась успокоиться, но я подступила к ней.

– Стало быть, не сознаешься, – констатировала я.

– Шанни, право слово… ай, – взвизгнула Амбер, так и не договорив, потому что я пробежалась пальцами по ее ребрам. – Шанни! Ай, не надо, Ша-ха-ха, – расхохоталась она в полный голос. – Хва… хватит, Шанни, – сестрица неприлично хрюкнула, и я грозно свела брови.

– Говори, а то хуже будет.

– Да это и вправду глупости, сестрица, – отдышавшись, улыбнулась Амберли, но, поняв, что отступать я не собираюсь, она отвела взгляд и проговорила ворчливо: – Мне вдруг подумалось, что необходимую свободу тебе даст замужество. – Амбер скосила на меня глаза и закончила, сверкнув лукавой улыбкой: – Выходи за старика, Шанни. За древнего-древнего, и тогда, когда он умрет, ты станешь вдовой. А вдовы, как известно, могут позволить себе много больше, чем замужние дамы и уж, тем более, девицы. Вот, что мне подумалось.

Теперь в самом искреннем изумлении округлила глаза. После размяла пальцы и велела:

– Беги, говорливое создание, беги, пока кара не настигла тебя за крамольные помыслы. Месть! – воскликнула я и бросилась к негоднице.

– А-а, – взвизгнула Амбер и припустила от меня по аллее.

Она заливисто смеялась, уворачиваясь от моих скрюченных пальцев. И если поначалу я воинственно выкрикивала ей вслед о возмездии, то вскоре уже смеялась, петляя между деревьями в попытке нагнать Амберли. Наконец изловчилась, прыгнула и повалила вертлявую сестрицу на траву. После навалилась сверху и пробежалась пальцами по ребрам.

И вот в таком верещащем клубке тел, заходящемся в искренней щенячьей радости, нас и обнаружила моя матушка.

– Да что же это, девочки! – всплеснула она руками и велела лакеям, следовавшим за хозяйкой: – Разобрать сие безобразие и растащить.

И когда нас, краснощеких со сверкающими глазами и дышащих так, будто мы пробежали весь парк наперегонки, утвердили в вертикальном положении, госпожа баронесса отчеканила:

– Да разве же это поведение девиц, которых в скором времени ожидает сватовство и долг супруги? Это же возмутительно!

Мы переглянулись с Амбер, она скривилась, изобразила трясущиеся, словно у старика, руки, и… матушкина тирада умчалась с ветром, потому что смех помимо воли прорвался наружу, и даже заломленные в муках руки родительницы не произвели должного эффекта.

– Экие бесстыдницы, – возмутилась матушка и велела: – По комнатам, и чтобы сегодня больше не дурачились. До завтрашнего дня вы, Амберли, выполняете задания, полученные от вашего учителя, вышиваете, читаете и отдыхаете. А вы, дочь моя, немедленно приводите себя в порядок! И чтобы этого ужасного красного лица я больше не видела. Боги, за что же мне это?! – трагически возопила баронесса и, прижав ладонь к сердцу, помчалась дальше, не забыв отчеканить: – Исполнять, сейчас же!

Проводив ее взглядами, мы с сестрицей переглянулись, и Амбер протяжно вздохнула. Моя послушная и кроткая родственница уже мысленно шагала в свою комнату, переживая, что так и не посмотрела на парк, подготовленный к встрече важных гостей. Она бы так и сделала, если бы я была хоть на десятую долю похожа на нее нравом, но юную баронессу Шанни Тенерис сложно было назвать кроткой, и потому она, то есть я, даже и не подумала вернуться в особняк.

Взяв Амберли за руку, я дернула ее за собой, и мы скрылись за цветущими зарослями тальмены – кустарника, цветы которого меняли окрас по мере своего угасания. Сейчас это были пышные белые соцветия. Но пройдет месяц, и белизна станет нежно-розовой, а когда лепестки покроются сочным пурпуром, придет их пора увядания. Тальмены невероятны по своей красоте и аромату. Однако не ради их прелести я утащила сестрицу в благоухающую густоту кустарника.

– Шанни! – сдавленным полушепотом воскликнула Амберли. – Что ты опять творишь?

– Не позволяю матушке испортить нам настроение, – ответила я. – Неужто ты думаешь, что она сейчас же побежит проверять, как мы исполнили ее приказание? Госпожа баронесса уже и думать забыла о нас. Всё, о чем думает матушка, это о приеме. И все ее волнения направлены туда же. А мы лишь были случайным событием на пути. А это, согласись, вовсе не повод бежать в комнаты и сидеть над скучным чтивом.

– Но если она нас заметит…

– Значит, мы будем там, где нет ее, – улыбнулась я и взяла сестру за руки. – Дорогая моя, у тебя всегда есть я, чтобы сослаться на мое дурное влияние. И более того, нынче я стала взрослой, а значит, ты должна слушаться меня. Верно? Кто взрослый? Ну-ка, скажи мне, крошка Амберли, кто?

– Господин барон, госпожа баронесса, наша воспитательница…

– И-и, – многозначительно протянула я.

– И? – желая поддразнить меня, Амбер приподняла брови, обозначив непонимание.

– И я! – гордо провозгласила я. – А если ты не признаешь этого, то можешь отправляться в свои комнаты и просидеть там до завтрашнего дня, как тебе велено. А я пойду и наслажусь видом парка, пока его не наводнили гости. И, можешь мне поверить, я ни за что и ничего не расскажу тебе. Совсем-совсем. Даже намеком.

Я кивнула для весомости своих слов и, приподняв подол платья, шагнула на другую сторону кустов тальмена. Приостановившись, я прислушалась – вскоре раздался шелест листвы, и ко мне, насупившись, вышла хорошая девочка Амберли. Она бросила на меня взгляд и ворчливо произнесла:

– Ты взрослая, и я не могу противиться твоему решению, – после прижала ладони к груди. – Только умоляю, осторожней.

– Мы будем, как две мышки, – заверила я трусишку, вновь взяла ее за руку, и мы побежали в сторону пруда, где должна была произойти встреча гостей.

Стараясь находиться под укрытием ухоженной растительности и зорко следя за тем, чтобы не попасться на глаза баронессе, мы добрались до первой цели нашего путешествия. Признаться, мы обе открыли рот от изумления. Матушка с батюшкой и вправду постарались на славу. Амбер и вовсе застыла на месте с широко распахнутыми глазами, рассматривая ажурную арку, перекинувшуюся, словно радуга, с одной стороны дорожки на противоположную. Да она и была похожа на радугу, только закрученную спиралью. Цветы, от красных до фиолетовых, увивали хрупкое с виду сооружение. А еще они мерцали, рассыпая из сердцевинок золотую пыльцу. Она медленно парила в воздухе и, едва опустившись на землю, таяла.

Я приблизилась к арке, подставила ладонь под пыльцу, но она даже не оставила следа на коже.

– Какая чудесная иллюзия, – произнесла я.

– Благодарю, ваша милость, – послышался знакомый голос из-за наших с Амбер спин.

Сестрица моя, охнув, скользнула за меня, как всегда делала, если чего-то опасалась или искала защиты. Развернувшись лицом к мужчине средних лет, я присела в неглубоком реверансе. Пусть он не был знатен, но являлся магом, а к ним относились с уважением все: от государя до золотаря. Впрочем, Его Величество кланяться магу точно бы не стал, но на то он и король. А нас приучали к почтению. Однако и почтение это разнилось. Перед нами был сам придворный маг, и ему следовало отдать дань уважения.

– Примите мое поздравление, дорогая баронесса, – склонился в ответ маг. – Я был рад услужить вашему батюшке. Благороднейший и добрейший человек.

– Только батюшке? – лукаво прищурилась я.

Маг чуть нагнулся в мою сторону, приставил к уголку рта ладонь ребром и произнес, значительно понизив голос:

– Я сотворил это, думая о вашей юной прелести, дорогая моя Шанни. Но я не смею объявить об этом во всеуслышание. Поэтому, надеясь порадовать вас, я старался для ваших родителей, – закончил он и весело улыбнулся.

– Мне бы понять, обидеться на вас или расцеловать в щеки, – хмыкнула я.

– Я предпочел бы последнее, но это было бы непозволительной наглостью с моей стороны, – ответил господин маг. – Но обижаться на меня даже не вздумайте! Менее всего я желал бы вас обидеть, госпожа баронесса. Примите мой скромный дар, и ваш восторг станет для меня лучшей благодарностью.

Он снова поклонился, а я улыбнулась и ответил:

– Вы – истинный художник, магистр Элькос. И это я говорю вам со всей своей искренностью.

И в этот момент послышался голос матушки. Наши глаза с Амбер одновременно округлились, и маг всё понял. Он широко улыбнулся и повел рукой, приглашая нас приблизиться. Недолго думая, мы с сестрицей юркнули за спину магистра, и он быстро шепнул:

– Не беспокойтесь, милые дамы, баронесса вас не увидит.

Мы знали о его мастерстве и могуществе, однако расслабились только тогда, когда матушка, подойдя к нашему защитнику, повела с ним разговор, совсем не обращая на нас внимания. Баронесса Тенерис-Доло изъявляла восторг чудесами, которые сотворил магистр. Так мы узнали, что лодочки, казавшиеся сплетенными из паутинки, в нитях которой запутались капли росы, прочны и надежны, а кроме этого плывут сами, не требуя весел. Стоит лишь сказать: «Плыви», – и невесомые суденышки заскользят по глади пруда.

– Когда стемнеет, из травы поднимутся тысячи светлячков и закружат над парком и прудом, – говорил маг, а мы с Амбер слушали, жадно внимая его словам. – Вам не потребуются фонари. – Я исполнил все ваши пожелания и даже немного добавил от себя.

– Какая прелесть! – воскликнула матушка, прижав ладони к груди. – Вы – прелесть, наш дорогой магистр Элькос! Нет таких слов, коими я могла бы выразить вам свой восторг и признательность. Позвольте мне обнять вас.

И, не дожидаясь позволения, матушка порывисто обняла мага. Ее голова оказалась на его плече, взгляд устремился прямо на меня, и я гулко сглотнула. Я даже виновато потупилась, однако баронесса, отстранившись от рассмеявшегося мага, сжала его руку:

– Благодарю вас, магистр, – с чувством произнесла она. – Если бы вы знали, как я волнуюсь, как хочу, чтобы праздник запомнился моей дочери на всю жизнь. У меня ведь не было настолько пышного торжества. Не больше того, что положено для представления девушки свету, но для Шанни мне хочется устроить нечто грандиозное, и я безмерно рада, что супруг поддержал меня в этом желании. Знаете, магистр, когда она родилась… – Матушка достала из рукава платочек, промокнула уголки глаз, после прижала его к носу, а затем убрала обратно в рукав. Она отвела взгляд и смущенно хмыкнула: – Простите, господин Элькос, я сегодня совсем расчувствовалась… Так вот, когда я увидела свое дитя, мне показалось, что мой мир озарился светом. Еще и этот рыжий пушок на ее головке… Ох, да что же это, – баронесса отвернулась, и я увидела, что она вновь достала платочек. Захотелось шагнуть к матушке и обнять ее, но так бы я выдала нас с Амбер, да и нотации сменили бы умиление слишком быстро, потому я осталась стоять за спиной мага, наблюдая за своей родительницей.

Магистр накрыл ее плечи ладонями:

– И вы дали ей имя – Шанриз, – с явной улыбкой произнес Элькос. – Солнечный луч.

– Да, – немного в нос ответила матушка. – Мой лучик солнца, и она светит мне все свои семнадцать лет.

– Вы – чудесная мать, – сказал маг. – И ваша дочь уродилась вашей копией.

– О нет, – баронесса наконец развернулась к нему лицом. – Шанни – вылитая бабушка Эйвера. Вы ведь видели ее портрет, потому не можете со мной не согласиться. Лишь надеюсь, что ее свободолюбие не передалось правнучке. Но она ведь и моя дочь, а среди моих предков не было сумасбродов, – она снова улыбнулась, и Элькос предложил ей руку:

– Идемте, дорогая баронесса, посмотрим вместе на то, что я сотворил для малышки Шанни.

– Да, посмотрим, – с готовностью согласилась матушка. – Кажется, это последнее, что мне осталось проверить.

Она накрыла сгиб локтя мага кончиками пальцев, и он, обернувшись к нам с Амбер, подмигнул. Родительница, уже взявшая себя в руки, защебетала с новым энтузиазмом:

– Морт, я бы хотела устроить что-нибудь чудесное и для нашей Амберли. Она стала нам совсем как дочь, и мне хочется порадовать девочку, когда придет ее время. Вы ведь поможете?

– Разумеется, с радостью, – откликнулся магистр и увлек баронессу за живую изгородь.

– Уф, – выдохнула я и обернулась к сестрице.

Амбер промокнула глаза и подняла руку, показывая, чтобы я молчала. Пожав плечами, я снова посмотрела на радугу.

– Не понимаю! – воскликнула сестрица. – Даже я растрогана словами твоей матушки, а ты так спокойна.

– Если я не рыдаю от умиления, это не означает, что меня не тронули ее слова, – полуобернувшись, ответила я. – Не кидаться же мне было ей на шею, выдав наше ослушание. Я люблю матушку, и ей это известно, иначе всего этого, – я повела рукой, – не было бы. А теперь поспешим к воротам, пока магистр отвлекает, баронессу, и тогда успеем вернуться в свои комнаты до ее появления. Идем?

Я протянула руку, и сестрица не стала противиться, только вульгарно шмыгнула носом и переплела наши пальцы.

– Да, их я тоже хочу посмотреть, – кивнула Амберли, и мы поспешили к въезду в поместье.

Ворота были ожидаемо украшены цветами, но и здесь ощущалась длань магистра Элькоса. Дорожка, по которой должны были проехать экипажи, оказалась усыпана лепестками, однако стоило взять один из них в ладонь, и стало понятно, что это еще одна иллюзия – лепесток показался мне бесплотным и, растаяв спустя краткое мгновение, оказался лежащим на прежнем месте. Это было разумно.

Родители созвали, наверное, весь высший свет, и потому под копытами лошадей и колесами экипажей несчастные цветы должны были быстро прийти в негодность, перестав радовать взоры гостей, иллюзия оставляла дорожке свежий вид. А когда Амберли прошла мимо меня, лепестки поднялись с земли и неспешно закружились вокруг нее.

– Ох, – восторженно выдохнула сестрица. Она раскинула руки и сама закружилась, радостно смеясь творившемуся волшебству.

Мне этот фейерверк был интересен лишь первую минуту. Познакомившись с ним поближе, я сделала свои выводы и перешла к стражам, стоявшим по обе стороны дорожки. На них были надеты туники цветов рода Доло, но на правой стороне груди был вышит герб дома Тенерис – средней ветви рода. В таком одеянии ходили еще лет двести назад, но смотрелись стражи эффектно. Руки их лежали на рукоятях мечей. И когда я, пройдя мимо них до ворот, развернулась обратно, воины вытянули мечи и взметнули их вверх, приветствуя вошедшего, в данном случае меня, когда я шла от ворот.

– Ого-о, – игнорируя правила хорошего тона, протянула я. И, приподняв подол, прошла мимо стражей, гордо вскинув голову.

Увидев это, Амберли присела в глубоком реверансе и склонила голову:

– Моя госпожа.

Я остановилась перед ней, поддела пальцем ее подбородок и произнесла прохладно:

– Следуйте за мной, дитя.

Сестрица изобразила преувеличенный восторг и, прижав ладони к груди, произнесла с придыханием:

– Вы так добры ко мне, госпожа.

– Помните об этом, дитя мое, – важно ответила я.

И мы рассмеялись. Амберли порывисто обняла меня и прижалась щекой к моей щеке.

– Как же я люблю тебя, сестрица, – сказала она и звонко меня поцеловала.

– И я люблю тебя, – ответила я, прижав ее к себе.

Амберли отстранилась, и мы наконец направились к особняку.

– Даже страшно представить, что однажды мы перестанем проводить столько времени вместе, – произнесла Амбер. – Не будем так дурачиться и смеяться.

– Отчего же? – взяв сестрицу под руку, я устроила голову на ее плече.

– Замужество не позволит нам такой роскоши. Ты уедешь в дом своего супруга, а я к своему, и будем видеться лишь тогда, когда это позволит муж. – Я фыркнула, а Амберли продолжила: – Ведь когда меня представят свету, ты можешь быть уже обручена. Ты так красива, Шанни, и твоему приданому можно только позавидовать, поэтому не удивлюсь, если завтра уже кто-то попросит твоей руки.

– И не получит ее, – ответила я. – Через полгода я буду всё еще свободна. Поверь мне, моя милая сестрица, мои родители выдадут тебя замуж раньше, чем собственную дочь. Я не собираюсь слишком быстро менять отчий кров на дом супруга.

– Но если кто-то посватается, и твой батюшка сочтет жениха достойным…

– Ты неплохо знаешь меня, дорогая, – улыбнулась я. – Мне известно, что я желаю получить от своей жизни, и я это получу, чего бы это ни стоило.

Амберли посмотрела на меня и вздохнула:

– Иногда меня пугает то, что ты говоришь. Но я верю в твое благоразумие. Нас воспитывали одни учителя, и мы слушали одни и те же наставления…

– Я произнесу их все, даже если ты разбудишь меня посреди ночи, – ответила я. – Ни в дурной памяти, ни в глупости меня не обвинить. Однако я добьюсь своего, или пусть небо упадет на землю.

– Девицам свойственны мечты, – произнесла сестрица, а я не стала ей возражать, чтобы не поссориться.

Когда мы вернулись в дом, матушка еще направлялась к нему, это я видела в окно, когда мы поднялись на этаж к нашим комнатам. Обнявшись с сестрицей, мы попрощались с ней до завтрашнего дня и разошлись. Она отправилась учиться, потому что для нее занятия с учителями закончатся лишь с совершеннолетием, а я поспешила к себе, чтобы подготовиться к началу приема. И сегодня я собиралась блистать.

Глава 2

Гости прибывали. Я не встретила ни одного – мне эта честь не полагалась. По правилам, которые предписывал этикет, дебютантка являлась перед гостями, когда все они будут в сборе, чтобы представить подросшую девицу всем разом, а заодно показать «товар» в самом выигрышном свете. Потому девушек пестовали не хуже солдат, обучая плавности походки, изяществу жестов, даже улыбке, с которой разряженная кукла должна была явиться перед великосветским обществом.

Одним только реверансом меня довели до белого каления. «Недостаточно низко, так вы выкажите свое высокомерие в отношении благородного собрания». «Слишком низко, вы не должны раболепствовать». «Никакого изящества, вы словно неотесанная деревенщина». «Что вы извиваетесь, словно рыба, вытащенная на берег?! Девица благородных кровей должна пленять взор каждым своим движением, но не вызывать недоумения». И это только эпитеты преподавателя по этикету и правилам хорошего тона. Матушка выражалась острей и беспощадней. Так что свой выход я возненавидела бы, если бы не одно обстоятельство, которое было для меня чрезвычайно важно, и меня волновало лишь то, чтобы всё произошло так, как задумано.

Прочих переживаний не было. Более того, вернувшись в свои комнаты после прогулки по парку, я прилегла, собираясь предаться праведному безделью и лености. Легкий ветерок шевелил занавеси, скользил по гостиной, где я обосновалась, ласкал кожу едва уловимыми прикосновениями. Шорох листвы за окном и негромкие голоса где-то рядом с особняком сплелись с ветром, и веки мои сомкнулись – я задремала.

Матушка всегда поражалась тому, что я остаюсь спокойной там, где она и Амбер были полны эмоций. Однако это было чертой моего характера – я волновалась, пока передо мной была неизвестность, но, обретя цель, я успокаивалась и просто готовилась к тому, что мне предстояло. И пока сестрица прохаживалась по комнатам, нервно потирая руки, я могла, сидя на подоконнике, болтать ногами и грызть яблоко, просто ожидая события, которое должно было неотвратимо состояться.

Да и к чему переживания о том, что займет всего несколько минут? Появиться перед гостями, присесть в реверансе, скромно потупив взор и с чуть рассеянной, но милой улыбкой на устах. А после гости будут развлекаться, а я бродить между ними с отцом, который будет представлять мне собравшихся. Снова в центре внимания я должна оказаться во время бала, потому что честь первого танца принадлежит мне. И будет он с батюшкой, ну а дальше мне подадут список кавалеров, пожелавших пригласить меня в последующих танцах. В общем-то, и всё.

Главной целью было показать, как я веду себя, умение танцевать и поддерживать беседу. Очаровать и покорить, чтобы была возможность выбора в будущем среди великосветских холостяков. Меня всё это не волновало. Я умела танцевать, умела вести разговор и красиво смеяться там, где это было нужно. Реверанс был отработан до такой степени, что я посреди ночи смогла бы присесть, как должно, и улыбнуться также. Потому и причин для волнения у меня не было.

– Шанни! – увидев меня на кушетке, возопила матушка, испортив приятный сон. – Как?! Как такое возможно?! Вы спите! И это вместо того, чтобы еще сто раз повторить ваши действия! Как вам не совестно, дитя мое?!

Покривившись, я посмотрела на родительницу с укоризной.

– К чему столько восклицаний, дорогая матушка? – спросила я, потерев глаза, и села. – Времени предостаточно, моя роль не просто отскакивает от зубов, она набила оскомину. И можете мне поверить, я отыграю ее так, что вам не придется за меня стыдиться. Обещаю.

– Вы еще попросите меня оставить вас! – вновь возмутилась госпожа баронесса. – Немедленно поднимайтесь, несносное дитя, и повторите перед зеркалом всё, что вам предстоит сделать. Сейчас же! – Она прошла к креслу, уселась в него и, накрыв подлокотника ладонями, сообщила: – Я буду оценивать ваши старания.

Я отвела взгляд в сторону, вздохнула, а затем, снова посмотрев на нее, ответила:

– Нет.

Баронесса недоверчиво моргнула, после подалась вперед и переспросила:

– Что вы сказали?

– Я сказала «нет», матушка, – повторила я и изобразила ту самую рассеянно-милую улыбку, чуть приоткрыв губы «дабы не напоминала оскал и не выглядела натянутой». Матушка откинулась на спинку кресла, приложив ко лбу правую ладонь тыльной стороной, левую прижала к груди и уже приготовилась к страданиям, но я поспешила продолжить: – Матушка, простите меня за то, что отказалась подчиниться, но неужто вы хотите, чтобы перед гостями я появилась измученная бесконечными повторениями, на трясущихся от напряжения и усталости ногах, да еще и с головной болью? Конечно, рядом магистр Элькос, но всё это не улучшит моего настроения. Поверьте мне, я буду на высоте, и вам не придется стыдиться ваших стараний ради неблагодарной дочери.

Приблизившись к креслу, я присела на корточки, а после, взяв матушку за руки, поцеловала их по очереди и заглянула в глаза.

– Ну что ты делаешь со мной, дитя? – смущенно, но с ноткой кокетства произнесла родительница. Теперь она сжала мои ладони и, потянув на себя, заставила подняться на ноги. Я уселась на подлокотник, обняла ее за шею и прижалась щекой к щеке. – Ты вьешь из меня веревки, Шанриз, – проворчала баронесса. – Хорошо, я оставлю тебя в покое, но за это ты станешь на своем празднике самой яркой звездой.

– Это ведь мой праздник, – улыбнулась я.

– Именно, – она поцеловала меня в щеку и, отстранившись, встала с кресла. – Посмотрю, что поделывает ваш отец. Уверена, он сейчас преступно спокоен и опять читает.

– Батюшка непременно волнуется, – с улыбкой заверила я.

– О-о, – вскинула руки матушка, показывая, что думает о моем предположении. – Скоро я узнаю, как велика степень его волнения.

И она покинула меня. А я вернулась на кушетку, но та приятная нега, владевшая мной недавно, исчезла. Вновь поднявшись на ноги, я прошлась по гостиной, после подошла к большому напольному зеркалу, склонила голову к плечу и некоторое время рассматривала себя. А затем вытащила из волос шпильки, удерживавшие косу, уложенную наподобие короны, распустила ее и, тряхнув головой, снова посмотрела на себя.

Солнечный луч, скользнувший ко мне, подсветил ярко-рыжие волосы, которые могли поспорить своим цветом с пламенем. Рассмотрев едва приметный ореол, созданный солнечным светом, я перевела взгляд на свое лицо в отражении и некоторое время разглядывала тонкие дуги темных, но не черных бровей, после длинные такие же темные ресницы, небольшой прямой нос, пухлые губы… И растянула их в той самой заученной улыбке. Согнув руки в локтях, я присела в изящном глубоком реверансе, чуть склонив голову. Сосчитав до трех, я задержалась в этом положении, а после распрямилась и снова встретилась с фальшивой улыбкой миленькой девушки в отражении. Усмехнувшись ей в ответ, я отвернулась и отошла к окну.

Мне был виден пруд и дорожка, которая вела к нему. Но по этой дорожке гости не пойдут, для них подготовлена совсем другая аллея. А здесь пойду я, когда придет время явиться перед великосветским собранием. И, присев в своем красивом реверансе, я покажу им юную баронессу Тенерис-Доло, очаровательное создание, готовое осчастливить того, чье сердце дрогнет…

– Ну конечно, – кривовато ухмыльнулась я и, присев на подоконник, глубоко вздохнула.

Вот теперь сердце ускорило свой бег, потому что всё будет иначе. Ни матушке, ни батюшке даже в голову не приходит, что я могу изменить ход церемонии представления, однако именно это я и собираюсь сотворить. И тем не менее я поступлю как задумала, иначе этот день потеряет всякий смысл. Взросления ждет каждая девица, и каждая видит свое будущее по-своему. Мое будущее начиналось с того шага, который мне предстояло сделать. И вот это меня по-настоящему волновало. Не гости, которые поглядят на меня, а после предадутся увеселениям. Не те гости, которые будут ждать моего появления.

– Левит – Мать Всеведущая, благослови, – прошептала я, прижав ладонь к груди, где пойманной птичкой трепыхалось сердце.

Не зная, чем занять себя теперь, я вновь заходила по комнатам, отыскивая себе занятие. Матушка уничтожила единственное средство не мучиться в ожидании – сон, а что-то иное мне в голову не приходило. Книга, лежавшая в спальне на прикроватном столике, сейчас совсем не занимала меня. Вышивание лежало в ларце для рукоделия больше для того, чтобы порадовать взор родителей моими стараниями, но не потому, что я была к нему склонна. Еще имелась папка с карандашными рисунками. Особого таланта к рисованию у меня не было, но и это я умела делать, благодаря воспитанию. И музицировала я немногим лучше, чем рисовала.

Вот Амберли была мастерицей в вышивании, и рисовала недурно, и играла на нескольких инструментах, даже писала стихи. Она была романтичней и чувствительней меня. Я же имела склонность к авантюрам, приключениям и размышлениям. И полнили меня не те грезы, что согревают юных прелестниц в преддверии взрослой жизни. Меня занимало иное, но об этом благородной девушке не стоило задумываться, потому что считалось дурным тоном.

Любопытно, правда? Представлять объятья, признания и поцелуи, сорванные украдкой – хорошо, а вникать в то, чем занимаются мужчины – плохо. Лет с двенадцати меня начали раздражать запреты. Я могла бы с восторгом описывать матушке прочитанный роман или декламировать понравившееся стихотворение, но не могла спросить у батюшки, что пишут в газетах и что он об этом думает.

Когда-то это было невинное любопытство из желания поговорить с отцом, который чаще гладил по голове и велел слушаться преподавателей, чем вел со мной беседы. Подумав, с чего начать, я тогда спросила:

– Что интересного вы прочитали, батюшка?

– Девице не престало интересоваться такими вещами, – строго ответил отец. – Есть границы, дитя мое, за которые не пристало переступать. Женщин, которые читают газеты, а после обсуждают их, почитают за чудачек. Лучше прочтите книгу, отобранную вам матушкой, или погуляйте с сестрой. – После потрепал меня по щеке и ушел, а я осталась, хлюпая носом от обиды. Я ведь просто хотела с ним поговорить!

А когда обида переросла в досаду, а затем и злость, я осознала, что есть два мира, и в один из них, богатый на события и возможности, мне путь закрыт лишь потому, что я родилась женщиной. И чем больше проходило времени, тем сильней меня угнетало положение вещей, а еще будило возмущение и протест. Но главное, что удручало, с замужеством ничего не изменится. Самое большое, муж отнесется к моим желаниям, как к капризу и, возможно, если будет любить, начнет втайне баловать той же беседой о прочитанном в газетах.

Тряхнув волосами, я вышла на балкон, чтобы успокоиться и отрешиться от возмущения и волнения. Прикрыв глаза, я подставила лицо солнцу. Простояв так несколько минут, чувствуя, как ветер треплет мои волосы, я вдруг представила, что стою на вершине самой высокой горы. Улыбнувшись, я поддалась шальной мысли. Шагнула к перилам, забралась на них и, вновь закрыв глаза, раскинула в стороны руки.

– Я – птица, – прошептала я. – Свободная. Свободная!

Ветер обдувал разгоряченную кожу, играл волосами, и мне казалось, что это ласкающая меня невидимая длань одного из богов. Счастливчик Хэлл, он словно бы был рядом. Младший из всего пантеона, озорник и весельчак, любитель путешествий, он однажды оседлал ветер, и тот стал его верным скакуном и спутником, куда бы Хэлл ни решил отправиться. И сейчас он навестил меня, я точно знала это, и значит, всё получится, значит, я всё делаю верно.

– Шанни, – сдавленный возглас заставил меня вздрогнуть.

Взмахнув руками, я взвизгнула, но сумела удержать равновесие и обернулась к сестре, вышедшей на свой балкон.

– Слезай немедленно, безумица, – дрогнувшим голосом потребовала Амберли. – Ты же можешь сорваться и упасть!

– Если только кричать мне под руку, – ответила я, но спорить и упрямиться не стала, потому что сердце вновь заходилось, но теперь от испуга. Ступив на плиты балкона, я снова поглядела на Амбер и укоризненно покачала головой. – Зачем так пугать? Ты же видела, что я твердо стою на ногах.

– Но зачем?! – уже сердито воскликнула сестрица.

– Хэлл позвал меня, – я улыбнулась, глядя на недоумение, написанное на лице Амбер.

– Хэлл? – переспросила она.

– Странник Хэлл, Хэлл Весельчак, Хэлл Счастливчик, – ответила я и рассмеялась, рассматривая, как недоумение Амберли сменяется скептицизмом и укоризной.

– Шанни, ты совершенно сошла с ума, – объявила она мне, но я лишь отмахнулась. Своим чувствам я верила. – Тебе бы подумать о своем выходе, а не пытаться самоубиться или покалечиться в день рождения.

Я закатила глаза, сжала руками собственное горло и вывалила изо рта язык. Самоудушение не произвело на сестрицу никакого впечатления, и она продолжила читать мне нотации, неосознанно копируя мою матушку, слово в слово повторяя ее речи. Я слушала вполуха, наперед зная, что скажет Амбер. Всё это я слышала раз сто и знала назубок.

– Ты играешь с судьбой, Шанни, и это может плохо закончиться, – подвела итог своей речи сестрица.

Внимательно посмотрев на нее, я вопросительно приподняла брови, и Амберли пояснила:

– К чему было лезть на перила? Ты ведь разумна, а этот поступок – ребячество и глупость.

Пожав плечами, я отвернулась и, вновь подставив лицо ветру и солнцу, прикрыла глаза. Да, мне хочется сыграть, и может, это игра закончится не так, как мне видится, но первый ход я всё равно сделаю.

– Шанни, – позвала меня Амберли.

– М-м? – промычала я, не обернувшись.

– Ты обиделась на меня, да? Я повела себя грубо? Прости меня, сестрица, я вовсе не хотела расстроить тебя в такой важный день, – теперь ее голос прозвучал виновато, и я приподняла уголки губ в едва приметной улыбке. Моя добрая и совестливая сестрица, она не умела ни долго сердиться, ни ругаться с кем-либо, даже со мной, хоть мы и были почти ровесницами. – Я так испугалась, когда увидела тебя на перилах, даже на миг представила, что ты хочешь спрыгнуть…ох, – ее голос сорвался, и до меня донесся судорожный вздох.

Я развернулась к ней. Наши балконы располагались так близко, что я могла бы с легкостью перебраться к ней, но не хотела пугать сестру своим отчаянным сумасбродством. Поэтому просто навалилась на перила животом и протянула к ней руки. Амберли потянулась ко мне, и наши пальцы переплелись.

– Ты почти взрослая, дорогая, – наставительно произнесла я, – а говоришь глупости. Я вовсе не обиделась и не рассердилась. Лишь одно обстоятельство может сегодня испортить мне праздник, но, я верю, этого не произойдет и завтра утром я проснусь с улыбкой.

– Что может испортить тебе праздник, сестрица?

– Разошедшийся шов на платье, что же еще, – ответила я, округлив глаза, словно она спросила чушь. И солгала, но выдавать мысли я не хотела даже своей верной наперснице. Она бы не поняла меня. – Всё хорошо, Амбер, – я улыбнулась и пожала ей пальцы.

– Значит, не обиделась?

– Спросишь еще раз, и я не поленюсь сходить в спальню за подушкой, – хмыкнула я.

– У меня тоже есть… – сестрица выдержала многозначительную паузу и закончила, – подушка. Даже больше одной.

– Стало быть, угрожаете мне, баронесса Мадести-Доло? – полюбопытствовала я.

– Отвечаю на ваши угрозы, баронесса Тенерис-Доло, – важно ответила Амберли, и мы, расцепив руки, слаженно сделали шаг назад.

Прищурившись, я оглядела сестрицу, воинственно задравшую нос.

– Выходит, война, – констатировала я.

– Миром нам не разойтись, – кивнула она.

Наше очередное дурачество непременно закончилось бы сражением под счастливый визг и хохот, но в это мгновение, когда я уже собралась отправиться за подушками, дверь открылась, и послышался голос старшей баронессы Тенерис-Доло.

– Дитя мое, где вы? Время пришло.

– Матушка, – шепнула я, кинув быстрый взгляд назад.

– Ой, – пискнула Амберли и малодушно покинула поле так и не состоявшегося боя.

А я вернулась в комнаты и встретилась с лихорадочно горевшим взором матери. Она нервно потерла руки и кивнула. Состояние родительницы было таковым, будто она собирала меня не на светский прием, а на турнир или на войну. Я присела перед ней в реверансе, показывая, что я всё помню и готова к «битве».

– О-о, дитя мое, – протянула матушка и кинулась ко мне. Я приняла баронессу в объятья и все-таки умилилась. Глаза защипало, и я подняла лицо кверху, чтобы не позволить себе пустить слезу. Красные глаза и хлюпающий нос были совершенно лишними. – Неужели этот день пришел? Неужели моя маленькая девочка становится взрослой женщиной? – прошептала матушка, жарко обняв меня. – Неужто ты скоро покинешь нас? Я не переживу этого, видят Боги, не переживу! – с уже привычной патетикой воскликнула она.

– И потому я задержусь под отчим кровом подольше, – отстранившись, ответила я с улыбкой. – Не спешите избавиться от меня, дорогая матушка, потому что я еще не готова оставить вас.

– Какая несусветная чушь! – возмутилась баронесса. Но относилось ли это к словам о желании избавиться от меня или же к моему нежеланию спешить с замужеством – я не поняла и уточнять не стала, чтобы не быть вновь обвиненной в жестокосердии и попытках разбить родительское сердце. Да и матушка уже взяла себя в руки и приказала: – Одеваться.

Она упорхнула, а я осталась со своими горничными, готовыми взяться за дело. Кивнув им, я запустила в действие беспощадный механизм красоты. И вот я стояла у окна, одетая в изумительное нежно-зеленое платье, шедшее к моим глазам, с прической, от которой уже ныло в висках, и смотрела на дорожку, на которую должна была ступить в скором времени.

Мои родители сейчас встречали гостей, а я ждала, когда меня призовут. За спиной в сильном волнении застыла в кресле сестрица. Она все-таки рискнула высунуть нос из своих комнат, когда барон с супругой покинули особняк. Трусишка… Я обернулась и с нежностью посмотрела на нее. Амберли ответила мне доверчивым взглядом широко распахнутых глаз.

– Я так переживаю, – призналась сестрица, – будто это я вскоре окажусь перед всем этим благородным собранием. Неужто ты совсем не волнуешься?

– Волнуюсь, – рассеянно ответила я. – Теперь волнуюсь. Но всё пройдет быстро и хорошо. В конце концов, я видела половину из гостей на пикниках еще в детстве.

– Ох, – вздохнула сестрица и посмотрела на настенные часы. – Уже совсем скоро.

– Да, – улыбнулась я, снова глядя в окно. – Осталось ждать недолго.

– Я бы, наверное, умерла, зная, кого ожидают в гости. Даже не верится…

Я подняла руку, останавливая Амбер. Сейчас мне говорить не хотелось. Потерев ладони, я закрыла глаза и медленно выдохнула, заставляя себя успокоиться. Я и вправду волновалась, и по-прежнему не из-за реверанса перед большим скоплением высокородных гостей. Я развернулась и прошлась по гостиной, затем остановилась перед зеркалом и оглядела себя.

Матушка и наш портной сотворили чудо. Я выглядела, если откинуть ложную скромность, восхитительно. Платье было подобно хорошей оправе, выгодно подчеркнувшей достоинства моей фигуры. Богатое, но не вычурное, даже несколько скромное из-за отсутствия лишних украшений, потому что главным украшением была я сама. Раздражала только прическа, я бы хотела что-то более простое, а не это замысловатое сооружение. И чтобы допустить хоть небольшую вольность, я попросила горничную оставить прядь и завить ее в локон. Он был смещен чуть вбок и скользил по моей шее изящной змейкой. Увидев, что получилось, я пришла в восторг. Амбер прикрыла рот ладонью в священном трепете перед нарушением традиций, о матушкином выговоре я вообще старалась не думать. Лично мне этот локон грел душу и радовал глаз.

Из драгоценностей на мне был надет изумрудный гарнитур: диадема, серьги и тонкое ожерелье, но последнее я бы убрала, однако решила не злить матушку еще больше. Она столько времени провела, собирая мой сегодняшний образ, что лишить себя его детали было бы кощунством.

– Как же ты хороша, Шанни, – произнесла Амберли, обняв меня со спины. Она устроила голову на моем плече, и наши взгляды встретились в зеркальном отражении. – Мне бы хоть немного твоей красоты.

– Глупости, – фыркнула я. – Ты прелестна.

И это было так. Амбер, может, и не была такой яркой, как я, но и невзрачной назвать ее было сложно. Черные волосы, черные ресницы, светло-голубые глаза. В ней ощущалась нежность и хрупкость, и это не могло не привлечь мужского внимания к наследнице младшей ветви рода Доло.

Впрочем, были еще знатность и приданое, а с этим у Амберли было не так хорошо, как с очаровательной внешностью. И если у моего отца было покровительство главы рода – графа Доло, служившего при королевском дворе, что и позволило собрать у нас почти весь высшие свет, то младшая ветвь давно пришла в упадок, и сестрице досталось в наследство лишь захудалое поместье в глуши да скромные средства. Выгодное замужество зависело от связей моего отца, а достойное приданное от его доброго отношения. Поэтому Амбер всеми силами старалась не огорчать дядюшку и его супругу. Но если кто-то заподозрит ее в корысти, то будет неправ. Сестрица искренне любила наше семейство и ни разу ни в чем не была ущемлена. А мы любили ее в ответ за кроткий и добрый нрав.

– Тогда немного твоей смелости, – сказала Амберли.

– Этого бери сколько угодно, – широко улыбнулась я.

После обернулась и бросила взгляд на часы. До моего выхода оставалось около получаса. Протяжно вздохнув, я поглядела в сторону окна и упрямо поджала губы.

– Побудь в моей комнате, дорогая, – попросила я.

– А ты куда? – удивилась сестрица.

– А я прогуляюсь.

– Шанни!

– Не волнуйся. Я не собираюсь сбегать и к пруду не подойду раньше оговоренного времени, – заверила я ее. – Сидеть здесь в ожидании выше моих сил. Я просто выйду в парк и буду держаться неподалеку, чтобы увидеть, когда за мной придет лакей. А ты останься для того, чтобы сказать ему, что я уже иду. Пожалуйста, – я сложила ладони в молитвенном жесте.

– Ох, Шанриз, опять ты что-то задумала, – покачала головой Амберли. – Если ты что-то учудишь, тетушка с меня кожу живьем сдерет.

– Не волнуйся, просто сделай, как я прошу, – и, поцеловав ее в щеку, я поспешила на выход, пока в сестрице не возобладали здравый смысл и осторожность.

Впрочем, я и вправду не собиралась портить праздник, только чуть задержаться, но это было мне необходимо. И я направилась к лестнице. После выбралась из дома и, подобрав юбки, зашагала в сторону от дорожки к пруду. Я шла туда, где мне быть не полагалась, однако показываться кому-то на глаза раньше времени не собиралась.

– Всё получится, – прошептала я, уговаривая саму себя. – Всё будет, как я хочу. О Хэлл, мне нужна удача.

И вскоре я остановилась за пышной порослью, разглядывая последних гостей, выходивших из экипажей. Лакеи сопровождали их к пруду, где знать встречали мои родители. Я слышала, как гости обсуждали иллюзии, кто-то не скрывал восторга, кто-то был более сдержан, а от двух молодых мужчин и вовсе услышала насмешки. Прищурившись, я внимательно разглядела их, запомнила и усмехнулась, уже зная, кого я не одобрю в списке танцев. А потом поток иссяк, и время потянулось в изнуряющем ожидании.

Простояв в своем укрытии еще немного, я развернулась и неспешно побрела по парку. Должно быть, лакей уже успел добраться до моих комнат, чтобы призвать меня, но найдет лишь Амберли, испуганную и взволнованную. Пусть сестрица простит меня за эту выходку, но я последую к пруду чуть позже, потому что мое ожидание еще не закончилось.

Сколько прошло времени? Сказать было сложно, часов у меня под рукой не было, но по внутренним ощущениям достаточно, а значит, скоро всё свершится. Обернувшись туда, куда прибывали экипажи гостей, я прислушалась и прерывисто вздохнула, до моего слуха донесся перестук копыт. Значит, пришло мое время, и, развернувшись, я вновь сменила направление, мысленно представляя происходящее. Вот карета остановилась, лакеи спешат опустить подножку и стоят, низко склонив спины. Подошвы ботинок ступают на землю, и тот, ради кого я нарушаю правила, шагает в сопровождении своей личной охраны по дорожке, где его ждут даже больше, чем меня, и где должна уже стоять я…

Выдохнув, я решительно тряхнула головой и направилась по другой дорожке, пересекавшей широкую аллею. Каждый шаг – это удар сердца. Оно грохочет у меня в ушах, подобно набату во время пожара. Наверное, щеки и глаза горят, будто я в лихорадке. Пусть так, пусть. Отступать уже некуда. Струшу и сбегу, и всё представление меня свету заиграет иными оттенками.

– О Хэлл, будь со мной, – шепнула я и вышла на аллею.

Он был совсем рядом, и мое появление вынудило замедлить шаг. Взор холодных голубых глаз остановился на мне, и я ответила прямым взглядом. Глаза в глаза… Непочтительно, преступно, непозволительно. Плевать, я ждала этой минуты весь последний год. Дыхание вдруг перехватило, и я, опустив глаза, наконец присела в реверансе, приветствуя своего государя.

Все мысли, словно перепуганные птички, разом разлетелись под напором бешеного сердцебиения. И лишь одна продолжала бежать по кругу: «Лишь бы не прошел мимо, лишь бы не прошел мимо…». Но, наверное, Хэлл и вправду сегодня держал меня за руку, потому что моя молитва была услышана.

– Кто вы, очаровательное создание?

Голос монарха был низким, интонация повелительной. Этот человек привык приказывать и диктовать свои условия. Он был жестким, мог быть жестоким, но мне нужна была его благосклонность. Он был мне нужен! Мой трепет был велик, волнение, почти испуг, казались, непреодолимы, но волна негодования на саму себя за внезапную нерешительность помогла собраться. Сделав первый шаг, нужно было сделать и второй, иначе не стоило и затевать.

– Я та, ради которой вы покинули дворец, Ваше Величество, – распрямившись, ответила я, вновь глядя ему в глаза. Голос прозвучал на удивление твердо. Пусть вызов, пусть примет его. Я не такая, как все, пусть поймет это прямо сейчас. Я не боюсь! – Младшая баронесса Тенерис-Доло.

Взгляд королевских глаз, внимательно изучавший мое лицо, скользнул на шею, задержался на ямочке между ключицами и спустился еще немного ниже. Монарх отступил на шаг, оглядел меня теперь полностью, и я заставила себя выдержать осмотр без открытого смущения, впрочем, и кокетничать не собиралась вовсе. Я не развратная особа, я – потомок благородного и славного рода, много столетий служившего правящей династии. Впрочем, вскоре мои веки дрогнули, и глаза я все-таки отвела под тихую усмешку государя.

– И что же вы, юная баронесса Шанриз Тенерис-Доло, делаете здесь, когда уже должны ожидать моего появления рядом со своими гостями?

– Именно туда я и направлялась, Ваше Величество, – уверенно солгала я. – Позволите ли мне продолжить путь?

– Разумеется, – ответил король и посторонился, пропуская меня.

Я сделала мимо него несколько шагов с неестественно прямой спиной, продолжая ощущать на себе взгляд монарха. Признаться, я пребывала в прострации. Дерзкая, самоуверенная, безумная девица, которая повела себя так, будто перед ней и не король вовсе. И все-таки я сделала это намеренно. Много раз воображая нашу встречу, я выстраивала линию поведения по разному и, в конце концов, решила, что запомниться я могу именно такой – бросившей вызов самому королю. Страстный охотник не мог его не принять.

– Не спешите, дорогая Шанриз, – остановил меня голос монарха. Я округлила глаза, чувствуя усиливающийся трепет, но к нему повернулась, удерживая на устах вежливую улыбку и вопрос в глазах. Государь приблизился ко мне. – Мне вдруг пришло в голову, что я должен теперь стоять здесь и выжидать, пока вы будете представлены гостям, чтобы после явиться и познакомиться с вами. Однако это недопустимо, я ведь король, верно? Кто заставляет короля ждать? Я непременно обижусь, уж каков есть. – Он развел руками, а я, чуть помедлив, кивнула и затаила дыхание. – Но если я отправлюсь к вашим гостям первым, тогда вас назовут неучтивой особой, а ваши родители окажутся в неприятном положении. – Я слушала, не спеша заговорить сама. – Выходит, чтобы не заставлять меня ждать и не выставлять вас в не лучшем свете, нам придется идти вместе. Позволите предложить вам руку?

– Почту за честь, Ваше Величество, – ответила я, снова присев в неглубоком реверансе. После поглядела на него с чуть смущенной и потому искренней улыбкой и накрыла сгиб локтя пальцами.

Распорядитель, указывавший королю дорогу, снова зашагал вперед, мы последовали за ним, а за нами и охрана монарха. Король не спешил, я тем более. Его появление было невероятной милостью. Государи всегда посещали подобные торжества, однако это касалось высоких родов, служивших при дворе. Мы были лишь средней ветвью, и подобного роскошества баронам Тенерис не полагалось, однако глава рода – граф Сейрос Доло имел необходимый статус, и отец сумел убедить его поспособствовать с приглашением.

Его сиятельство неожиданно согласился. Так как у графа не было дочерей, то он сослался на меня как на единственную девицу, наиболее близкую по родству и любимую им, как дочь. И Его Величество милостиво согласился. Об этом мне сообщили месяц назад, чем едва не довели до обморока. Я так долго мечтала о встрече с монархом, выдумывала множество вариаций нашего с ним знакомства, и вдруг он сам должен явиться на день моего рождения! И как расценить подобное, если не как удачу?

И вот я шла под руку с тем, кому были посвящены мои мысли столько времени. Он оказался невысок и не плечист, даже худощав. Одет был по моде, как многие, кто прибыл сегодня в наше поместье. Ни короны, ни других символов власти. И если бы я не видела его портрета, то могла бы усомниться, что передо мной наш правитель. А еще в нем не было красоты. Черты лица казались резкими и грубоватыми, но ощущался стержень и внутренняя сила. Это ощущение завораживало. Чувствуя под пальцами ткань его сюртука, я думала, что сплю, потому что это было слишком фантастично, чтобы оказаться правдой.

И все-таки король шел рядом. Он поглядывал на меня, я видела это, потому что сама время от времени бросала взгляд украдкой.

– Как любопытно, – снова заговорил Его Величество, и я с готовностью посмотрела на него: – Я чувствую себя отцом, который ведет свое дитя. И в этом что-то есть. – Он чуть прищурился и вопросил: – Вы не находите возмутительным, что девушка обязана в одиночестве являться перед взорами стаи хищников?

– Хищников? – переспросила я.

– А вы считаете, что там вас ждут сплошь чистые души, готовые порадоваться вместе с вашими родителями дню совершеннолетия их дочери? – полюбопытствовал государь и вдруг остановился, вынудив остановиться и меня. – Не хочу вас пугать, но это не так.

– Я не боюсь, – ответила я.

– Да, вы удивительно уравновешены, – согласился Его Величество. – Не растерялись, встретившись со мной, что удивительно.

– Вас я тоже не боюсь, – сказала я и улыбнулась. – Вас я почитаю, государь.

– Вот как, – он хмыкнул, и мы продолжили свой путь.

Впрочем, уже почти добрались, и я увидела, как один из лакеев метнулся к пруду, чтобы доложить о приближении высочайшего гостя. Разумеется, сообщит и обо мне. Надеюсь, матушку не хватит удар…

– Так что же вам подумалось, Ваше Величество? – спросила я, возвращаясь к тому, что так и не договорил государь.

– Ах да, – ответил он. – Мне подумалось, что пора менять устои. – Я посмотрела на него с интересом. – Было бы справедливо, чтобы девицу вел ее отец. Это станет хорошей традицией, как вы думаете?

– Думаю, что мой король мудр и его решения верны, раз приняты им, – ответила я, сдержав непочтительное фырканье.

– Вам не понравилась моя идея?

– Понравилась, – я склонила голову, и монарх опять остановился, не дойдя всего пары шагов до последнего поворота.

– И все-таки я слышу скептицизм в вашем голосе, баронесса, – заметил государь. – Изложите ваши настоящие мысли.

Происходящее было невероятным по своей сути. Мы беседовали! Король спрашивал меня, что я думаю! Он готов слушать девицу! Женщину! Видит меня впервые, но готов разговаривать! Мне вдруг показалось, что я парю среди облаков.

– У вас забавное выражение лица, Шанриз, – заметил Его Величество. – Вы похожи на ребенка в лавке игрушечника. Что вас так взбудоражило?

– Вы говорите со мной, – выпалила я раньше, чем осознала, что говорю. – Хотите услышать мое мнение…

– Почему нет? – государь улыбнулся, но только губами. – Мы прогуливаемся с вами, почему бы и не побеседовать. Так что же вы хотели сказать, но не решились? Смелей, Шанриз, вы не показались мне трусихой.

Склонив голову в знак того, что готова подчиниться, я ответила:

– Возможно, стоит изменить несколько больше, чем правила представления обществу.

– К примеру?

– Хотя бы, – и тут я замялась. Не сочтет ли король меня безумной, если я скажу, что мы заслуживаем больше, чем нам позволено? Что, если он назовет меня взбалмошной, развернется и покинет поместье? Я опозорю не только себя, но и свой род, а последствия этого будут ужасны…

– Я слушаю вас, – напомнил о себе государь.

И я выбрала самую безобидную мысль, пришедшую мне в голову еще в детстве.

– Хотя бы не считать чудачеством чтение газет и обсуждение прочитанного, – сказала я. – Почему женщина может читать книги, но не газеты? А между тем там описаны события, которые касаются всех нас.

Его Величество, слушавший меня, изломил бровь, а после и вовсе рассмеялся.

– Вы и вправду любопытная девушка, Шанриз, бунтарка. К чему вам газеты и писаки, пыжащиеся от желания показаться один умней другого? Статьи скучны. В них нет ничего увлекательного и романтичного. Оставьте эти нудные листы бумаги мужчинам, у женщин множество развлечений. И, пожалуй, закончим наш путь, – подвел итог беседе государь. – Нас уже заждались.

Он вновь подал мне руку. Мне оставалось лишь исполнить повеление монарха, скрыв в душе вспышку негодования. Романтичного? Романтичного?! Он бы еще сказал, что там даже нет картинок! Это что же? Мужчины считают, что женщины глупы, или же почитают нас за детей? А между тем женщины не единожды доказали свой разум! К примеру, матушка. Она нередко занимает главенствующую позицию в нашем семействе. И идея, чтобы на моем дне рождения непременно присутствовал сам король, принадлежала именно ей. И что? Отец отправился исполнять. Впрочем, тут бы мне возразили, что это показывает степень любви и уважения мужа к своей жене. А то и вовсе: «Это было его собственным решением». И все-таки…

Додумать я не успела, потому что мы вывернули к пруду, и я увидела застывших в изумлении гостей. И я бы даже могла округлить глаза и воскликнуть, подобно простолюдинке: «Ого!» – однако поступила так, как сделала бы это Амберли. Я скромно потупила взор и растянула губы в той самой рассеянно-милой улыбке. Впрочем, это не мешало мне увидеть, как ошеломление и замешательство, продлившиеся всего лишь короткий миг, сменились реверансами и склоненными головами. Забавно, но вышло так, что кланялись не только Его Величеству, но и мне.

– Еще ни одну дебютантку так не встречали, – шепнул мне государь. – Вы обречены стать центром внимания не на один день.

Я бросила вороватый взгляд на родителей, но и они были заняты приветствием Его Величества. Король подвел меня к ним и остался рядом. Я так и застыла: по правую руку от меня стояли матушка с батюшкой, по левую – монарх. И когда придворные и приглашенная знать распрямились, государь кивнул моему отцу, и тот, негромко прочистив горло, объявил:

– Ваше королевское Величество, – снова поклон государю, а после взгляд на гостей. – Высокородное общество, позвольте представить вам мою дочь – Шанриз, баронесса из дома Тенерис высокого рода Доло.

И я въевшимся в кровь отточенным движением присела в реверансе, не раболепствуя и не пренебрегая гостями. Раздались положенные аплодисменты, и я распрямилась. Государь, хлопавший вместе с остальными, улыбнулся мне и неожиданно весело подмигнул. Да уж, мое представление стало небывалым по всем меркам.

– Поздравляю, дорогая Шанриз, – произнес король.

Он протянул ко мне руку, и вот тут я испытала замешательство. Подобного в правилах не было, однако оставалось лишь подчиниться, и я вложила в ладонь Его Величества свою ладонь. Он поднес ее к своим губам, и отпустил, не задержав дольше положенного по этикету времени. Что ж, это обычный знак почтения, потому я хоть и смутилась, но присела в реверансе, благодаря за милость.

– Ступайте, ваше представление еще не закончено, – сказал мне король. После снова кивнул батюшке, и мое знакомство с высшим светом началось.

Глава 3

Большой парк был полон гуляющих. Впрочем, из-за невероятных размеров он казался полупустым. Но я видела, сколько карет и колясок ожидает хозяев. Да и как иначе? Это ведь был Большой дворцовый парк. И если в чертоги короля входили лишь те, кто служил при Дворе, то здесь гулять могли не только придворные и вельможи. Разумеется, менее знатные дворяне не упускали возможности пройтись там, где можно было встретить важных чиновников, представителей высокородной аристократии, а то и Его Величество.

Хотя именно его встретить в этом парке было не так просто, потому что государь предпочитал гулять подальше от любопытных взоров, и для этого имелся Малый дворцовый парк. Был он не так уж и мал, но попасть в него можно было только с территории дворца, а сделать это могли лишь обитатели вотчины правящей династии.

Я не могла, пока еще не могла. Впрочем, и в Большом парке я гуляла не ради встречи с государем, хоть была и не против данного события. Однако сегодня матушка привезла меня сюда по требованию графа Доло. Об этом сообщил отец, получивший послание от главы рода. Матушка, услышав новость, выглядела озадаченной, батюшка хранил на лице непроницаемое выражение, Амберли с тревогой переводила взгляд с одного на другого, а я просто ждала. Конечно же, мне было любопытно! Но сдержать ворох ненужных вопросов мне удалось. Всё равно цель этого свидания будет оглашена, если и не батюшкой, то дядей.

Я не переживала, что меня будут отчитывать за выходку на дне моего рождения. Родители, несмотря на оторопь, кажется, даже были довольны – после того, как король вывел меня к подданным под руку, внимание к моей персоне было невероятным. А наутро гостиная была заполнена цветами и подарками. Подарки вернулись отправителям, а цветы и послания, после того, как их прочитала матушка, исполнившая роль строгого цензора, остались. И если бы граф Доло был недоволен, он высказался бы, не откладывая в долгий ящик слова возмущения. Однако выговора не последовало.

Но спустя неделю пришло повеление привести меня в Большой дворцовый парк для встречи с главой рода. И раз он не отчитал меня уже на следующий день, значит, причиной встречи был не разнос. Тогда что?

– Быть может, граф сыскал для Шанни хорошую партию? – предположила матушка. – Это было бы чудесно.

– Мне это неизвестно, дорогая, – ответил отец, а я понадеялась, что наша встреча с дядей к замужеству не имеет никакого отношения.

Амберли с нами, разумеется, не поехала, ей прогулки на глазах общества пока были запрещены. Еще одна глупая традиция, на мой взгляд, но приходилось слушаться. Сестрица набралась терпения, а вот я, напротив, сгорала от его отсутствия. И всему виной было любопытство. Что бы ни желал сказать граф, я хотела это услышать.

– Я хочу, чтобы вас провожали восторженными взорами, – заявила родительница. – В конце концов, нам может встретиться даже сам государь, и вы не имеете права испортить о себе впечатление после того, как он почтил вас своей милостью.

– Вы будете мной довольны, матушка, – заверила я ее и постаралась выглядеть скромно и со вкусом. И когда я вышла к ней, чтобы отправиться на встречу с графом, баронесса, пристально оглядев меня, кивнула и улыбнулась.

Большой парк был для меня «впервые», впрочем, не он один. В моей взрослой жизни всё было в первый раз и потому вызывало любопытство. Однако многое из этого мне еще предстояло пережить, а пока мы просто прогуливались по аллеям, ожидая появления его сиятельства. Я не вертела головой, рассматривая убранство парка, но успевала охватить многое, пока в неспешном повороте окидывала взглядом всё, что только могла.

Наша беседа с матушкой была больше похожа на перетирание воздуха. Мы говорили о чудесной погоде, о том, как хорошо выглядит местная публика, да и, пожалуй, больше ни о чем. Обе мы были заинтригованы, и если родительница казалась мне заметно напряженной, то я просто изнывала от любопытства. Знакомых, способных отвлечь от ожидания и размышлений, нам пока не встретилось. А сами мы были не в силах найти подходящую тему для беседы, более вразумительную, чем обсуждение цветов, преобладавших в платьях женщин, которые попадались на нашем пути.

– Где нас должен ждать его сиятельство? – устав от бессмысленного брожения по ухоженным дорожкам, спросила я.

– Если бы я знала! – воскликнула матушка, обнажив свои чувства. – Всё, что передал мне ваш отец, – это пожелание графа увидеть вас сегодня в Большом парке. Но я ума не приложу, где нам его искать и о чем вообще хочет побеседовать с вами глава рода. Я взбудоражена и не знаю, чего ожидать. С одной стороны, приглашение может стать благом для всего дома Тенерис, а с другой… – она не договорила и картинно сжала виски кончиками пальцев. – Моя бедная голова, мое бедное сердце, мое неразумное дитя…

– Я вполне разумна, – с ноткой раздражения прервала я баронессу, но тут же добавила: – Не гневайтесь, родная моя, просто я тоже заинтригована и хочу поскорей узнать причину для нашего свидания с дядюшкой.

– Ох, – вздохнула родительница, – нам остается только лишь ждать.

– Знать бы еще – где, – усмехнулась я.

– Если вы заметили, мы гуляем с вами по дорожкам вблизи ворот. И с нами лакей, одетый в ливрею наших цветов. Думаю, так мы будем более приметны.

– Вы весьма приметны, – голос графа заставил нас вздрогнуть.

Я и матушка порывисто обернулись, и из-за плеча нашего лакея выглянул граф Доло. Подняв руку, он поиграл пальцами и приветливо улыбнулся. А после вышел из своего укрытия и покачал головой:

– Я брожу за вами почти с тех пор, как вы появились. Вы совершенно невнимательны, дамы, – уже недовольно отчеканил его сиятельство. – Вы прошли мимо беседки, в которой я ждал вас, однако даже не заметили моей поднятой руки. Но мне было любопытно послушать, о чем говорят женщины, оставшись без мужского общества, и я позволил себе пристроиться за вами. Однако вы ничем меня не удивили – женщинам говорить совершенно не о чем. Пустая болтовня, да и только, – мы с матушкой одновременно зарумянились. Я ощутила приступ досады, что почувствовала родительница – мне неизвестно, но подбородок ее остался вздернутым. Настоящая благородная дама! Граф улыбнулся и приблизился.

– Элиен, я забираю с собой Шанриз. Нам нужно поговорить без свидетелей, вы же можете продолжить прогулку, или возвращайтесь в свой особняк, я сам привезу вашу дочь. В любом случае ждать ее не стоит.

– Но… – матушка широко распахнула глаза, и дядюшка добавил надменным тоном:

– Повинуйтесь. – Он подал мне руку, и когда я, бросив на матушку вопросительный взгляд, все-таки накрыла сгиб локтя его сиятельства своей ладонью, граф повел меня прочь. Однако уже через пару шагов остановился и снова обернулся. – И увольте этого лакея. Его рост и стать могут отпугнуть злодея, но не остановят, если тот решит напасть. Никакого внимания, совершенно равнодушен к исполнению своих обязанностей, а я ведь дышал ему в спину. Увольте. Я пришлю вам надежного телохранителя. Жизнь и честь женщин моего рода мне дорога. Идемте, Шанни, – сказал он мне, значительно смягчив тон.

Бросив последний взгляд на баронессу, я позволила дяде увлечь меня за собой. Взор матушки был непроницаем, но я видела, как ожесточенно она теребила платок. Родительница находилась в крайней степени волнения. Мне даже показалось на миг, что она кинется за графом и потребует отдать ей дитя, однако старшая баронесса Тенерис была отлично воспитана, и главе рода привыкла доверять. Потому за нами никто не побежал, и восклицаний тоже не было. Дядя вел меня всё дальше, а я изнывала от волнения и нетерпения с удвоенной силой. Однако я была воспитана моей матерью, и потому тоже не стала терять лица и забрасывать его сиятельство вопросами.

– Вы, наверное, хотите знать, Шанриз, куда мы идем? – полюбопытствовал граф.

– Да, узнать о конечной цели нашего путешествия было бы недурно, – ответила я.

– Здесь слишком многолюдно, дитя мое, – светски улыбнулся дядя. – Мы найдем себе местечко поуютней. – И мы свернули к ограде королевского дворца.

– Боги, – помимо воли ахнула я.

Его сиятельство едва заметно хмыкнул и изломил бровь:

– Вас что-то смущает? Разве не сюда вы стремитесь всей душой? Мне кажется, что вашу интригу на празднестве я разгадал верно.

Повернув к нему голову, я в удивлении приподняла брови и спросила с искренним любопытством:

– О чем вы, ваше сиятельство?

Граф остановился, когда до ворот оставалось всего несколько шагов. Теперь он тоже смотрел на меня. Взгляд прищуренных светло-зеленых глаз главы рода был пристальным и изучающим. Я его выдержала.

– Стало быть, Шанриз, вы утверждаете, что никакой интриги не было?

– Какой интриги, дядюшка? – переспросила я. – Мне сложно понять, о чем вы говорите.

Его сиятельство вдруг лукаво улыбнулся и беззаботно взмахнул рукой:

– Не обращайте внимания, дорогая, это всё стариковские выдумки. Не было, так не было. – Он указал кивком головы на ворота, но мы успели сделать только шаг, когда граф произнес: – Его Величество интересовался вами.

– Правда? – живо отреагировала я, и глава рода негромко рассмеялся. Он покачал головой, а когда заговорил, тон его был дружелюбен, но уже стал более серьезным. – Вы еще дитя, Шанриз, и вывести вас на чистую воду не так уж сложно. Учитесь владеть эмоциями. У вас недурно выходит, но отсутствие опыта сказывается. Слишком живая реакция, чтобы скрыть интерес. А сейчас ваши щеки порозовели. Это позволяет мне сделать вывод, что вы, дитя мое, успели хорошо подготовиться к сомнениям в случайности вашей встречи с государем, но совершенно не ожидали, что вас подловят не на лжи, а на искреннем интересе. Уверен, что вы неплохо продумали свои ответы, мимику и жесты, но стоит быть на несколько шагов впереди. Я всему этому вас научу, Шанни, если мы будем играть в открытую.

Я машинально оглянулась, опасаясь, что нас могут подслушать, и дядюшка одобрительно кивнул.

– Осторожность важна, вы совершенно правы. Однако, имея за плечами богатый опыт службы при Дворе, я давно научился отслеживать любопытных и соглядатаев. Нас никто не слышит, даже стража, не волнуйтесь.

Я некоторое время сверлила взглядом своего старшего родственника, пытаясь понять, что скрыто за его словами, но вскоре не выдержала и спросила:

– Зачем вы говорите мне всё это?

– Мы обо всем поговорим подробней и в ином месте. А до тех пор, пока я не возобновлю этой беседы, не вздумайте начинать ее сами. Сейчас нам с вами предстоит одно важное дело, и я желаю, чтобы вы были само очарование. Вам ясно, Шанриз?

– Более чем, – ответила я с достоинством. И хоть мое любопытство возросло до небес, как и ощущение подвоха, однако терпеть я умела, поэтому возражать не стала. – Но могу ли я все-таки задать вам один вопрос, пока мы не пересекли ворот?

– Спрашивайте, – милостиво кивнул граф.

И, подавшись к нему, я спросила, значительно понизив голос:

– Он и вправду спрашивал обо мне?

Дядюшка усмехнулся и покачал головой:

– А вы думаете, что я солгал вам? – глаза его сиятельства опять лукаво блеснули, и он продолжил: – И вы совершенно правы – я вам солгал. – Однако, заметив мое недоверие, а после и разочарование, добавил: – Государь не расспрашивал меня о вас, он просил передать вам его наилучшие пожелания, а также отозвался о вас, как о воплощенном очаровании. И это истинная правда. Ваш маневр возымел нужное действие, Его Величество вас заметил. Но теперь тс-с, мы уже не одни.

Вертеть головой я не стала, но услышала, как под чьими-то подошвами шуршит гравий. Дядюшка надменно кивнул тому, кто прошел за моей спиной, и, судя по этому, я сделала вывод, что случайный встречный знаком графу, но особого значения в его глазах не имеет.

– Идемте, – велел его сиятельство. После подал мне руку, и мы наконец миновали стражу, пропустившую меня без всяких возражений.

Возможно, у дядюшки было разрешение на то, чтобы я вошла на территорию дворца, но этого спрашивать не стала, памятуя о запрете. Впрочем, он вел меня слишком уверенно, чтобы переживать о запрете войти в ворота. Стражи, бросив на меня короткий взгляд, быстро потеряли интерес. А граф их, кажется, даже не заметил, как это бывает со стулом, мимо которого проходишь и вспоминаешь о нем, лишь когда случайно заденешь.

Он и дальше шел так, как я ходила по комнатам нашего особняка, ни на что не обращая внимания. Конечно же, дворец стал для дядюшки, словно родной дом, а я терзалась желанием рассмотреть всё-всё-всё! Однако, как и в парке, не позволила себе вертеть головой. Впрочем, в парке это сделать было намного проще. А сейчас, чтобы не выглядеть деревенщиной, мне приходилось призвать всё свое самообладание. Я не позволила себе даже полуобернуться.

– Вы меня радуете, – негромко произнес дядюшка, оценив мою сдержанность. – Но вскоре вы должны стать более непринужденной.

– Я могу задать вопрос?

– Задайте, но хорошо подумайте, о чем хотите меня спросить.

– Куда вы ведете меня, ваше сиятельство?

– Прогуляться же, конечно, – ответил он тоном, будто это было само собой разумеющимся.

Вздох я подавила, только растянула губы в заученной улыбке, иначе напряжение, владевшее мной, могло сыграть против меня самой. Больше всего мне хотелось остановиться и пообещать не сойти с места, пока он не посвятит меня в свои намерения. Разумеется, это осталось лишь желанием, внешне никак не отразившимся ни на лице, ни во взгляде. Я просто продолжила то, что с успехом проделывала всё это время – терпела и ждала, когда откроется тайна моего пребывания в королевском дворце и цель нашей встречи с главой рода.

Мы не вошли во дворец, даже не приблизились к нему. Прошли мимо, обогнув большую круглую клумбу. Она удивила меня. Это было что-то привычное, то же самое, что имелось на подъезде к сотням тысяч дворцов и особняков. Мне отчего-то казалось, что в вотчине монархов всё до последней песчинки должно быть невероятным! В конце концов, при королевском дворе служил один из выдающихся магов! Не знаю, разочаровало меня это или же создало иллюзию чего-то вроде равенства между правителем и его подданными. В этих чувствах я еще не разобралась.

А вскоре я увидела знаменитый Малый дворцовый парк – предел мечтаний тех, кому достался весь Большой. Я не мечтала о парке, не скажу, что мечтала о дворце, хотя некоторые мои устремления и были связаны с ним.

– Шанни, сейчас мы с вами немного пройдемся. Никаких серьезных бесед, однако наш разговор должен быть оживленным, и хотя бы со стороны должно казаться, что нам весело. Не вздумайте смеяться через силу, мне нужна ваша искренность.

– Не пробовала быть непринужденной по принуждению, – усмехнулась я, и дядя улыбнулся:

– Недурно сказано, но вы должны быть такой. – И вдруг задал вопрос, которого я сейчас не ожидала, потому, наверное, и сумела разом расслабиться: – Как поживает малышка Амберли?

– О-о, – протянула я, – Амбер в ожидании своего совершеннолетия. И пока я блуждаю с вами по королевским чертогам, сестрица продолжает слушать учителей. Полагаю, в итоге она будет умней меня.

– Почему же? – полюбопытствовал граф.

– Судите сами, дядюшка, учиться мы начинали вместе, а продолжает Амберли в одиночестве. У нее знаний будет на полгода больше, – я многозначительно помолчала, а потом, понизив голос, доверительно сообщила: – Но она мне завидует, я знаю.

Его сиятельство рассмеялся.

– Думаю, вы правы, – ответил он с улыбкой. – Помнится, когда мой старший брат избавился от опеки учителей, я готов был сгрызть карандаш от зависти. Ужасное чувство. Не уверен, что когда-нибудь еще ощущал нечто столь же неистовой силы.

Остановившись, я воззрилась на графа с изумлением. Представить, что этот немолодой мужчина с серебром в густой шевелюре каштановых волос, чаще чопорный и высокомерный, мог бы грызть карандаш от зависти – это оказалось просто невозможно! Я даже рассмеялась абсурдности этой мысли.

– Вы меня обманываете, дядюшка! – воскликнула я.

– Ничуть, – ответил граф невозмутимо, и мы продолжили свою прогулку. – Чуть приукрашиваю, возможно, но не лгу. Я отчаянно завидовал брату.

Непринужденная беседа, которую желал его сиятельство, все-таки завязалась. И произошло это так незаметно, что я была несказанно удивлена, обнаружив, что мы прошли половину парка. И когда мы вышли к фонтану, рядом с которым расположилась нарядная стайка женщин, я даже сразу не заметила их, слушая очередной рассказ дяди из его отрочества.

– Граф Доло! – донеслось до нас восклицание.

Его сиятельство обернулся и изящно поклонился женщине, сидевшей на скамейке. Сейчас, заметив незнакомку, я поняла, что остальные женщины расположились вокруг нее. Большинство стояли, лишь две сидели по обе стороны от нее. Мое замешательство длилось всего мгновение, и я последовала примеру дяди, присев в реверансе.

– Идите же сюда, ваше сиятельство, – поманила незнакомка к себе моего спутника. – И это милое создание тоже прихватите.

Из ее тона и уверенности, с какой женщина указывала главе нашего рода, я сделала вывод, что она выше его по положению. Да и наличие сопровождения говорило о принадлежности к королевскому роду. Однако для принцессы, сестры Его Величества, дама была старовата. А кроме Ее Высочества во дворце была только одна представительница правящего рода – вдовствующая герцогиня Аританская – тетя государя.

– Представьте же вашу спутницу, Сейрос, – потребовала герцогиня, и я уже не сомневалась, что это именно она, обнаружив в чертах женщины родовое сходство с Его Величеством.

– Разумеется, ваша светлость, – склонил голову граф. – Позвольте представить вам мою любимую племянницу, и, должно быть, вы уже слышали о ней. Юная баронесса Шанриз Теренис-Доло, представительница одной из ветвей нашего славного рода. Шанриз, – тон дяди неуловимо изменился, став из учтивого строгим, – приветствуйте ее светлость герцогиню Аританскую.

– Госпожа герцогиня, – с почтением произнесла я, присев в очередном реверансе. – Для меня честь познакомиться с вами.

– Поднимитесь, дитя, – мягко велела женщина. – Дайте мне вас разглядеть. Ваше представление свету наделало много шума. Я хочу увидеть, что же пленило великосветское общество.

– Мне думается, что слухи сильно преувеличены, – улыбнулась я и скромно потупилась.

– Она прелестна, Сейрос, – не слушая меня, произнесла герцогиня. – А эти ее волосы просто чудо. Уверена, что даже в дождливый день рядом с баронессой становится светлей и теплей. Словно огонь в камине. И глаза прекрасны, они чисты, словно весеннее утро. Впрочем, это юное создание еще не познало пороков. Но глаза примечательны. Этакая свежая зелень. Вы же знаете, граф, что я оцениваю людей по глазам. Как говорится, через них на нас взирают боги. Кого из божеств вы почитаете более всего, дитя? – смена собеседника была столь стремительна, что я могла бы и растеряться, если бы успела, конечно, потому что ответ мой оказался столь же скор.

– Хэлла, ваша светлость, – ответила я и испытала досаду, потому что мне бы полагалось упомянуть в первую очередь богиню Левит – покровительницу женщин, Первейшую жену и мать. А уж никак не Бога-странника.

Однако герцогиню мой ответ не возмутил, она даже пришла в восторг:

– Какая прелесть, вы не находите? – вопросила она свое окружение.

– Это мило, – подтвердило окружение.

Я опять скромно потупилась, пряча под ресницами смятение.

– Хэлл! Самый свободолюбивый из всего пантеона! Любопытного вы выбрали себе покровителя, баронесса. Почему не Левит?

Подняв на нее взор, я улыбнулась. За время короткой паузы я рассмотрела герцогиню. Она не была красавицей, как и ее племянник, однако имела приятные черты. Серо-голубые глаза казались теплыми, но, приглядевшись, можно было рассмотреть искорки лукавства. Вокруг ее глаз разбегались тонкие лучики морщинок, и мне подумалось, что ее светлость в юности была смешливой, может, и сейчас осталась такой же, однако этого я точно сказать не могла. И все-таки в ней ощущалась некая властность. Я мало что знала об этой женщине, и потому не могла сделать более точных выводов.

– Я почитаю Левит, – ответила я. – Она – воплощение благодати, подаренной женщинам. Да, я почитаю и преклоняюсь перед Первейшей женой и матерью, но Хэлл мне ближе. Как учат нас священники, душа сама откликается на призыв того, кому будет служить в посмертии. Моя потянулась к Счастливчику.

– Он невероятен, – улыбнулась в ответ герцогиня. – И все-таки он покровитель путешественников, солдат, моряков, а также игроков, воров и убийц. Тех, кто ищет удачи в делах.

– Удача нужна каждому из нас, ваша светлость, – возразила я и улыбнулась: – Даже в поисках хорошего портного.

– Это верно, – рассмеялась герцогиня и протянула руку графу, с интересом слушавшему наш короткий разговор. – Пройдемся, Сейрос.

Его сиятельство помог королевской тетушке подняться на ноги. Повинуясь ее жесту, фрейлины не последовали за ней, и я осталась с ними после того, как дядя велел мне это. Герцогиня оказалась невеликого роста, она едва достигала плеча рослого графа. Со спины ее светлость выглядела значительно моложе. Если бы я не смотрела ей в лицо, то могла бы решить, что мой дядюшка сопровождает юную девицу. Они разговаривали, но о чем, оставалось только гадать.

Наглядевшись вслед удаляющейся паре, я повернула голову и ощутила неловкость. Взгляды фрейлин герцогини были направлены на меня. Они изучали меня, рассматривали, а я не знала, как поступить. Если покажу норов и начну разглядывать их в ответ, не сочтут ли это невежеством? Вызывать неприязнь придворных дам мне вовсе не хотелось. И поэтому я решила продолжить в прежнем духе, больше повторяя поведение Амберли, чем смущаясь на самом деле. Скромность не входила в число моих добродетелей, если уж говорить откровенно, потому чужие взгляды вызывали досаду и раздражение, раз уж я не могла ответить на них тем же. Оставалось смотреть себе под ноги и ожидать возвращения графа Доло.

Заговаривать со мной не спешили, молчала и я. Впрочем, и между собой дамы не заводили бесед, даже шепотка не доносилось до моего слуха. Коротко вздохнув, я повернула голову и посмотрела на дядю и герцогиню, остановившихся в отдалении. Они продолжали свою беседу, время от времени поглядываю в нашу с фрейлинами сторону. И в это мгновение я отчаянно жалела, что не имею отменного слуха, чтобы подслушать их разговор. Мне было любопытно до зубовного скрежета.

Наконец, граф и ее светлость повернули назад. Герцогиня беззаботно улыбалась, дядюшка тоже выглядел довольным. Я помимо воли устремила на графа пристальный взор, но он никак не отреагировал. Это отрезвило. Опустив взгляд, я присела в реверансе, как и фрейлины, приветствуя возвращение ее светлости.

– Позволите ли нам проститься с вами? – спросил дядя, когда подвел герцогиню к скамейке.

– Сейчас да, – ответила она. – Но я верю, что вскоре мы встретимся вновь. – После перевела взгляд на меня и, притянув руку, потрепала по щеке. – Просто прелесть, – сказала ее светлость и больше ничего к этому не добавила.

– Идемте, дитя мое, – велел мне дядюшка.

Я попрощалась с герцогиней, и мы направились в обратном направлении, словно мы достигли цели нашей прогулки. Мы и вправду вскоре покинули Малый парк и зашагали прежним путем, но уже в сторону ворот. Когда мы проходили мимо парадного входа во дворец, оттуда выпорхнула еще одна стайка женщин, но в этот раз сопровождали они юную черноволосую девушку, рядом с которой шла блондинка, заметно старше своей спутницы.

– Вот как, – негромко произнес граф, не обращаясь ко мне. – Будем надеяться, что в этот раз нас не остановят.

– Это же Ее Высочество? – негромко спросила я. – А кто эта блондинка? Ее компаньонка?

– Это? – его сиятельство как-то недобро усмехнулся. – Это, дитя мое, графиня Серпина Хальт, – он выдержал короткую паузу и закончил сухо: – Фаворитка Его Величества.

– Ох, – только и сказала я.

Осторожно выглянув из-за его плеча, я присмотрелась к блондинке. Однако она как раз отвернулась, и всё, что я разглядела, это узкую спину и плечи, открытые нежно-голубой тканью платья. А затем мы прошли дальше, и оборачиваться было бы дурным тоном. Поэтому я продолжила путь, сосредоточенно глядя перед собой. Мне было о чем подумать. Наличие фаворитки могло мне помешать. И уже одно это вызвало живейшую неприязнь к пока еще незнакомой мне женщине.

Воцарившееся молчание не нарушили ни граф, ни я. Лишь когда мы не свернули к воротам, через которые попали на дворцовую территорию, я обернулась к дяде. Почувствовав это, граф ответил мне изломленной бровью, и вопросов я задавать не стала. Я поглядывала на людей, попадавшихся нам по дороге. Кто-то не скрывал любопытства и поворачивал голову нам вслед, а кто-то и вовсе не обращал внимания.

Его сиятельство не спешил представлять мне кого-либо, а я, конечно же, не спрашивала у него ни имен, ни должностей. Хотя, признаться, было любопытно. Но еще более любопытно было узнать, для чего глава рода затеял эту прогулку, целью которой, и я уже не сомневалась, была встреча с герцогиней. О чем они разговаривали, когда отошли от меня и от фрейлин? И чем были довольны, когда вернулись?

Я вздохнула, и его сиятельство произнес с покровительственной улыбкой:

– Терпение, дорогая, осталось совсем немного.

– До чего? – спросила я.

– До откровений, конечно же, – ответил дядюшка с едва уловимой иронией.

И с этого момента я вообще перестала замечать что-либо. Мне хотелось ускорить шаг, чтобы «немного» превратилось в «ничто». И если бы не неспешная поступь главы рода, я непременно пошла бы быстрей. И когда мы приблизились к карете, ожидавшей его сиятельство с наружной стороны парадных ворот, я успела извести себя нетерпением. А уже сидя в карете, я воззрилась на дядюшку, ожидая, когда он развеет таинственность и ответит на все невысказанные вопросы. Впрочем, они были готовы сорваться с моего языка, но, изыскав последние крошки хороших манер, я мучилась, но терпела.

– Чудесные нынче погоды, не находите, дитя мое? – вопросил граф Доло, поглядев в окошко.

Карета уже тронулась с места, и его сиятельство некоторое время рассматривал неспешно сменявшиеся за окошком виды. Он молчал, а я медленно закипала. И когда до потери облика благородной девицы оставалось совсем чуть-чуть, дядюшка повернулся ко мне и укоризненно покачал головой.

– Как вы с таким терпением сумели дождаться встречи с Его Величеством, а не выпрыгнули на него из кустов? Совестно, госпожа баронесса. Вы наметили себе жизнь, в которой придется немало бороться за существование, и не всегда эта борьба будет стремительной атакой. Вам стоит поработать над собой, Шанриз. Учитесь сохранять лицо даже там, где готовы вцепиться в горло вашему врагу.

– Да о чем вы, ваше сиятельство? – праведно возмутилась я. – Еще скажите, что я устроила охоту на самого короля. Всё намекаете и намекаете на что-то…

И я отвернулась, гордо вздернув подбородок, но в ответ услышала хмыканье дяди и скосила на него глаза. Граф улыбался, и в улыбке его было больше насмешки, чем веселья.

– Так и стойте на этом, Шанриз, – произнес глава рода. – Но мне лгать не имеет смысла. Я отлично знаю ваше поместье, а также мне известно, где вам следовало идти к пруду. Та дорога не имеет пересечений с аллеей, по которой вели гостей. Вы замечательно назвали встречу с государем – охота. И раз уж она удалась, то нам стоит закрепить успех, пока наш дорогой монарх еще помнит девицу, которую он привел для представления великосветскому обществу. И я повторяю еще раз, вы должны быть со мной искренни, потому что я с вами совершенно честен. – Я отвела взгляд, ощутив прилив смущения. – Поначалу я был ошеломлен, как и все. Впрочем, был ошеломлен больше остальных, потому что ваша интрига открылась мне в ту же минуту, когда вы присели в реверансе. – Я вновь посмотрела на дядю, теперь настороженно. – Вам бы следовало задать трепку, однако я решил, что не буду этого делать. Напротив, я готов поддержать ваше начинание, и потому мы сегодня встретились.

– Почему? – спросила я, вновь ощутив любопытство.

– Во благо рода, – ответил граф. – Мы теряем свои позиции при Дворе. Этого нельзя допустить. Род Доло верно служил правящей династии на протяжении двухсот лет. Двести лет наши с вами предки были политиками, воинами, даже участвовали в Совете. Однако этой славной эпохе приходит конец. Мои сыновья, ваши кузены, не оправдали моих ожиданий. Они мягки и слабохарактерны и не могут представлять наших интересов. Зато в вас я увидел решительность и смелость. Потому я делаю ставку на вас, дитя мое.

– Ох, – выдохнула я, прижав ладонь к груди.

– Вам нечего опасаться, Шанриз. Я с вами, и я, в отличие от вас, знаю расстановку сил при Дворе, и как стоит действовать. Если вы так же умны, сколь отчаянны, то мы добьемся успеха, и вы займете место, к которому стремитесь.

– Что вы хотите сказать? – настороженно спросила я.

Дядя улыбнулся. Я ждала, что он ответит, потому что не совсем понимала, чего он ждет от меня. Нет, свою роль я осознала, но не могла постичь, как я могу помочь роду.

– Если мы будем действовать разумно и уверенно, то однажды вы сместите графиню Хальт и займете ее место, а я приложу все усилия, чтобы вы на нем задержались подольше.

– Стану фавориткой? – уточнила я.

– Разве не к этому вы стремитесь? – он иронично вздернул брови.

Я не спешила с ответом, потому что граф не разгадал моих намерений. Я ожидала несколько иного, и с тем, о чем говорил глава рода, это если и имело что-то общее, но весьма отдаленно. Однако если я сейчас скажу, что не мечу на место графини, тогда его сиятельство поинтересуется, зачем мне нужно сближение с королем. Но, услышав ответ, не сочтет ли он меня сумасбродной? В этом случае помощи от влиятельного родственника мне не видать, и тогда до короля мне не дотянуться еще очень долго…

– Государь любит графиню? – спросила я больше для того, чтобы еще оттянуть время своего ответа.

Теперь молчал дядя. Он смотрел на меня и, кажется, обдумывал, что мне ответить. Наконец, мягко улыбнулся и произнес:

– Вас не должны волновать его чувства к другой женщине, только его отношение к вам. Пока это больше любопытство, даже наш государь имеет эту слабость. И мы не дадим этому любопытству угаснуть.

– И все-таки, – не отступила я. – Если мне предстоит борьба с ней, то я хочу знать больше о женщине, с которой вступлю в соперничество.

В этот раз граф молчал дольше. Он по-прежнему смотрел на меня, его взгляд скользил по моему лицу, словно дядя впервые его видел. Его сиятельство потер подбородок:

– Как интересно, – чуть растянув слова, заговорил граф. – Ваша матушка неоднократно говорила о вашей внешней схожести с нашей бабушкой, но я не придавал этому значения. Она ведь была из дома Тенерис, однако дед выбрал ее среди множества претенденток более выгодных, чем родственница из подчиненной ветви рода. И ведь не прогадал. Она была сильной женщиной, умной и весьма коварной. Многие считали ее сумасбродкой, однако бабушка ничего не делала без явной выгоды для мужа или детей. Все ее выходки имели под собой твердую основу и часто вели к успеху. Но я не ожидал, что увижу ее черты в ком-то из ныне живущих родственников. Однако наследие передалось вам спустя два поколения. Женщины, урожденные Тенерис, имеют сильные черты характера. Хочется верить, что в вас они проявятся в полную силу. – Он откинулся на спинку сиденья и улыбнулся уже совершенно искренне. – Похоже, я выбрал верную тактику, решив быть с вами предельно откровенным. Скажите, Шанни, вы романтичны по натуре? – Вопрос был неожиданным, и я немного растерялась, но решила теперь быть с ним честной, ответив любезностью на любезность.

– Нет, – сказала я. – Я далека от романтики. Облака находятся слишком высоко, чтобы я стремилась оказаться среди них. Но я уверенно чувствую себя, когда под ногами земная твердь.

– Вы мечтали произвести фурор и покорить мужчин на своем представлении?

– Я мечтала встретиться с королем. Я хотела, чтобы он меня заметил.

– У вас это вышло, – хмыкнул дядя. – Значит, вы и вправду целеустремленная девица. Это радует. Но не поддавайтесь эмоциям. Чтобы завоевать такого мужчину, как наш государь, вам потребуется немало терпения, – граф выглянул в окно, после дернул шнурок, и карета остановилась. – Пройдемся.

Оказалось, что мы уже въехали в предместье. И это удивило, потому что после празднества мы вернулись из поместья в особняк в столице. Однако возражать я не стала и послушно вложила пальцы в ладонь дядюшки, когда он подал руку, чтобы помочь мне выйти из кареты.

– Вернемся к графине, – заговорил его сиятельство, и я перевела на него взгляд. – Серпина Хальт не особо хороша собой, но приятна взору. Она продержалась подле государя удивительно долго. Уже больше двух лет он делит с ней ложе. – Я смущенно потупилась, всё же к таким разговорам я не была приучена, хоть иногда мы с Амбер и говорили об этой стороне супружества. – Первые полгода он смотрел только на графиню, но потом у короля случались и иные, кратковременные, связи. Он быстро остывает, если не находит в женщине то, что способно его удержать. Серпина стойко выдержала интриги царственного любовника. Она дает королю покой и отдохновение. К тому же графиня подружилась с Ее Высочеством, и не секрет, что государь обожает свою младшую сестру. С замужеством старших Его Величество затягивать не стал, но с Селией не спешит расстаться. Вам известно, что отец государя и наш бывший правитель скончался рано. Королева умерла в родах, и даже маг не сумел ей помочь. Так вот, графиня и принцесса окружили короля тем, чего он был лишен с ранней юности – семейным уютом. И в этом сила нынешней фаворитки. Кроме того, род ее покойного мужа, а точней, кузен графа Хальта из старшей ветви – герцог Ришем, возвысился и укрепился. Он поддерживает Серпину и зорко следит за тем, чтобы у нее не появилось соперницы. На короля сложно влиять, почти невозможно, но он готов делать приятное для своей женщины, и потому можно сказать, что за герцогом стоит сам государь.

– Но как же…

Дядя широко улыбнулся.

– Герцогиня Аританская, дитя мое, – не без пафоса ответил граф. – Она не выносит Серпину из-за того, что утеряла власть над принцессой. Графиня, спеша закрепиться, перетянула на себя внимание Ее Высочества, и та перестала внимать тетушке. Более того, в узкий семейный круг ее светлость забыли пригласить, там царствует фаворитка. И всё это нам на руку, потому что герцогиня станет нам союзником и верным помощником.

– Как? – мрачновато спросила я. Картина, открывавшаяся передо мной, пугала больше, чем вызывала интерес и желание начать действовать.

– Вы будете ее фрейлиной, Шанриз, – торжествующе объявил дядя. – Ее светлость благоволит вам, и ни герцог Ришем, ни графиня Хальт не смеют запретить ей взять вас к себе. Да они пока и не будут расценивать вас как серьезную угрозу. Однако вы и вправду угроза, потому что ваши союзники – это их противники. И поверьте, их немало. Впрочем, пока вы не являетесь силой, они будут с вами в добрых отношениях, но встревать в грызню не станут. Но когда вы обретете вес, поддержка ваших сторонников станет более ощутимой. А пока нас трое. Тетя короля, которая хочет избавиться от его фаворитки. Я, глава рода, который хочет помочь вам, а заодно избавиться от обнаглевшего герцога. И вы, кому нужен сам король.

Против нас Ришем, графиня и принцесса. Селия примет сторону Серпины, в этом не приходится сомневаться. Вступая в сражение с ними, мы уничтожаем уютный мирок государя. И это играет против нас…

– За что вы ненавидите герцога? – прервала я дядю, мало заботясь о правилах хорошего тона.

Я откинула их за ненадобностью, потому что меня втягивали в опасное предприятие, и мне нужно было знать все нюансы.

– Он сильно раскачал подо мной кресло, – вновь не стал кривить душой его сиятельство. – Еще немного, и высокородный выскочка вышибет меня с должности, а после и из дворца. Род Доло и все его ветви утеряют милость государя. Это дурно скажется в будущем. Не многие семейства решат связаться с нами. Так что если желаете для Амберли удачного замужества, которое возможно, пока я при власти, то стоит быть решительной, смелой и целеустремленной, какой вы были на вашем празднике. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнула я.

– Потому ваша выходка оказалась как нельзя кстати. Вы вовремя повзрослели, Шанни. Итак, готовы ли вы помочь вашему роду?

Я облизала вдруг пересохшие губы, после и вовсе отвернулась и зажмурилась от паники, вдруг овладевшей мной. Однако сжала кулаки и медленно выдохнула, оценивая перспективы, которых смогу достичь, участвуя в интригах дяди и герцогини. И пусть конечная цель у нас и разнится, но путь остается один. И я обернулась к его сиятельству.

– Что ожидает меня, если мы проиграем?

– Замужество, – пожал плечами дядя. – Если поспешим, то выгодное замужество. Что еще может вас ожидать?

– Значит, перед нами могущественный противник, а за спиной лишь тени?

– Как красиво сказано, дитя мое, – рассмеялся граф, – но совершенно верно.

– Значит, нужно облачить их в плоть, – кивнула я сама себе.

Его сиятельство не ответил, он наблюдал за мной.

– Матушка и батюшка? Что скажут они?

– Будут счастливы вашему возвышению, – пожал плечами дядя. – Что они еще могут сказать? Вы переедите во дворец, будете служить самой тетушке Его Величества. И желанные вашей матушке завидные женихи окажутся так близко, что останется только перебирать их, как крестьянки перебирают крупу. А спрос на вас будет, в этом я уверен. Но не они наша цель. Так что же вы скажете, Шанриз?

– Хорошо, я готова, – тут же ответила я, не позволяя себе ни единого мгновения для колебаний. Это соответствует моим желаниям, так почему бы и не попробовать, когда для меня уже проложили дорогу? – Да, я готова.

– Ни минуты в вас не сомневался, – широко улыбнулся дядюшка и мягко пожал мне пальцы, словно мы заключили важную сделку. Впрочем, так оно и было.

Глава 4

– Скорее же! Как вы медлительны, баронесса!

Поддернув подол, я ускорила шаг и вскоре влетела вслед за своей наставницей – баронессой Керстин Вендит, назначенной мне ее светлостью, в покои моей покровительницы. Ее фрейлины, кроме нас двоих, уже стояли под дверями опочивальни и ожидали пробуждения герцогини. На нас обернулись, старшая фрейлина сурово свела брови и покачала головой.

– Я заблудилась, – громко прошептала я, чтобы меня услышали, но мой голос не стал бы причиной пробуждения ее светлости. – Прошу меня простить, впредь этого не повторится.

– Очень на это надеюсь, баронесса Тенерис, – вполголоса ответила старшая фрейлина – графиня Виктиген, – иначе мне придется доложить о вашей нерасторопности герцогине. Ее светлость не терпит тех, кто не в силах исполнить взятых на себя обязательств. А вы взяли и потому не смеете пренебрегать ими.

Кто-то тихо хмыкнул. Я виновато потупила взор, изобразив раскаяние, потому что так полагалось. На самом деле я своей вины не ощущала. Во дворце я жила всего лишь третий день и изучить его устройство не успела. И если в первый день меня провели по лабиринту дворцовых коридоров, а утром второго дня сопроводили к покоям герцогини, то сегодня добираться сюда я должна была самостоятельно, и это оказалось не так уж и просто. Было бы намного удобней, если бы мы проживали рядом с ее светлостью, но фрейлинам отводились комнаты на втором этаже, герцогиня же проживала на третьем, где находились и покои принцессы.

Кстати сказать, ее фрейлины были рядом со своей госпожой. Они и считались выше по рангу, чем свита тетушки Его Величества, и этим, разумеется, гордились. На их задранные носы я уже успела налюбоваться и испытать неприязнь. И мое тихое фырканье вызвало понимающие улыбки среди моих новых подруг.

– Они бывают невыносимы, – шепнула мне моя наставница. – Порой даже позволяют себе приказывать нам, но ее светлость ревностно следит за тем, чтобы нас не смели унизить. И хоть по дворцовому уставу мы обязаны выполнять требования Ее Высочества, но герцогиня, после того, как принцесса отдалилась от нее, резко высказалась по поводу устава и запретила нам приближаться к покоям племянницы и слушать ее приказы. «У вас есть госпожа, ей и служите», – так сказала ее светлость. А если Ее Высочество гневается на нас за то, что мы отказались слушать ее фрейлин, то наша заступница идет к принцессе и лично выговаривает ей.

– И что же Его Величество? – полюбопытствовала я.

– Государь сказал, что родным людям не следует браниться. И если они не могут жить, как должно тетушке и племяннице, то лучше пусть вовсе не замечают друг друга, пока это дозволяет этикет. Впрочем, он все-таки на стороне принцессы Селии, и в этом ей способствует графиня Хальт. Ужасная особа. С виду кроткая овечка, а в душе ядовитая гадина. И вроде бы улыбается, а с языка так яд и капает.

К слову сказать, наставница мне и вправду была необходима. Никто не готовил меня к жизни при Дворе, не обучал дворцовому этикету, правилам и уставу для фрейлин. Я не знала придворных церемониалов и обязанностей, возложенных на женщин, служивших особам королевской крови. Даже не представляла, сколько существует нюансов. А их было множество! И касались они таких мелочей, о которых благородной даме не полагалось задумываться.

Взять к примеру количество фрейлин. Ее светлости полагалось иметь при себе не больше двадцати пяти. Принцесса имела право держать при своем дворе до сорока фрейлин, а королева обладала штатом в пятьдесят человек и больше, если считала это необходимым.

Среди фрейлин также была своя иерархия. Среди тех, кто служил ее светлости, имелась одна старшая фрейлина (прим-фрейлина), которая управляла остальными двадцатью четырьмя женщинами. У нее было четыре помощницы, каждая исполнявшая свою задачу (анд-фрейлины), ну а дальше шли все остальные, этакие рабочие пчелки. Опять же, к примеру, прим-фрейлина никогда не побежит с запиской, она передаст ее одной из анд-фрейлин, а та в свою очередь выберет, кто исполнит поручение герцогини. Зато старшая фрейлина определит наказание за нерадивое исполнение или пренебрежение обязанностями. А за тем, как младшие фрейлины служат, следят уже ее помощницы.

Прим-фрейлиной становились дамы, хорошо зарекомендовавшие себя на службе. Чаще всего это были женщины, перешагнувшие порог зрелости и долго находившиеся при госпоже. В случае же, когда принцессам, достигшим совершеннолетия, формировали их собственный Малый двор, прим-фрейлину назначала мать или, как в случае с Селией, старшая родственница – герцогиня Аританская. А уже та выбирала себе помощниц из числа женщин, которых хорошо знала. Впрочем, ставленница ее светлости уже была лишена своей должности при Ее Высочестве, ее сменила ставленница графини Хальт, и прим-фрейлина вернулась к своей покровительнице, чтобы занять место, и прежде бывшее за ней. Да-да, я говорю о графине Виктиген, нашей надзирательнице, как за глаза назвала ее моя наставница.

Керстин была старше меня всего на два года, наверное, именно поэтому ее определили ко мне. Впрочем, полтора года службы в королевском дворце сделали свое дело, и моя наставница чувствовала себя женщиной, умудренной жизненным опытом. Она разговаривала со мной немного свысока, пока не забывалась, тогда Керсти превращалась в обычную девушку, готовую болтать без умолку. А я слушала и не перебивала, так набираясь необходимых мне знаний о жизни Двора. Это помогало разобраться в связях и интригах придворных. Конечно же, у меня был мой дядюшка, но с ним мы не могли видеться каждый раз, когда бы мне этого потребовалось. И любовь к сплетням моей наставницы оказалась просто неоценимой. Как и помощь в освоении должности фрейлины.

И сейчас наступило время первого церемониала – пробуждение ее светлости. Вчера я просто присутствовала при утреннем ритуале, сегодня же вполне могла стать его участницей. Не могу сказать, что мне хотелось снимать с герцогини ночную сорочку или же ожидать под дверью уборной, пока ее светлость будет справлять свои надобности. Однако моя должность обязывала ко многому, что касалось личной жизни герцогини. И раз уж я ввязалась в эту интригу, то стоило принять условия предложенной игры, не ропща и не выказывая недовольства.

– Терпение, послушание и твердость в своих убеждениях – они станут вам верными помощниками на пути к заветной цели, – так говорил мне дядя, делая последние наставления.

Наставления я получила и от своих домочадцев, когда меня провожали во дворец. Отец поцеловал в лоб и строго посмотрел в глаза.

– Не посрамите ваш род, дочь моя, – таково было отеческое напутствие.

– Я буду тосковать без тебя, сестрица, – со слезами на глазах объявила Амберли, однако и она не удержалась от наказа: – Умерь свой пыл, дорогая. Пусть во дворце живут иллюзией, что ты примернейшая из примерных.

– Ничего не могу обещать, но постараюсь, – заверила я сестрицу и приняла ее в любящие объятья. Расставаться было тяжело, все-таки мы прожили бок о бок большую часть наших жизней и стали не просто родственниками, но по-настоящему родными друг другу.

А вот матушка отказывать себе в нотациях не стала. Она прочитала мне их столько за последнюю неделю моего пребывания дома, что я была уверена – в день отъезда у родительницы не останется ни одной. Однако я ошиблась. Старшая баронесса Тенерис была кладезем нотаций, и они выскакивали из нее с той же легкостью, как дорогой фарфор из рук растяпы. И все они были приправлены жуткими примерами из жизни выдуманной ею девицы О. Сколько себя помню, столько с бедняжкой О происходили какие-либо беды, и все они случались в ответ на мои шалости.

– Вы чрезвычайно вертлявы, дитя мое. Знаете ли вы, до чего довела вертлявость девицу О? А ведь она, как и вы, была живого нрава и чересчур подвижна. Так вот, однажды она довертелась до того, что свалилась в пропасть.

– Матушка, но ведь девица О отрезала себе все пальцы, когда решилась помочь садовнику.

– Вот и представьте весь ее ужас, когда она сорвалась. У нее даже не было пальцев, чтобы ухватиться на край пропасти.

– А когда она выжгла себе глаз щипцами, решив завить себе локоны?

– Разумеется, до истории с садовником. Неужто она при двух глазах решилась бы на такую глупость, как сунуть нос в дела прислуги?

И у несчастной девицы О трагедии случались беспрестанно. Я даже не могу вспомнить, сколько раз она умирала! И пропасть была отнюдь не первой ее погибелью. Еще имелись: экипаж, река, крыша и не только. Она рубила себе руки и ноги, разбивала голову, прошивала насквозь пальцы, обливалась кипящим маслом и даже была растерзана диким зверем. Если бы я была девицей О, то непременно удавилась бы с тоски от такого чудовищного существования. Впрочем, с таким талантом умирать, какой был у О, удавиться навсегда удалось бы вряд ли.

А напоследок родительских нотаций было столько, что моя голова не сумела их все в себя вместить.

– Не позволяйте скомпрометировать вас… Не вселяйте пустых надежд в сердца кавалеров… Будьте осторожны в словах… Не забывайте о том, чему я учила вас столько времени… Скромность и послушание!.. Не выпускайте на волю ваш резвый нрав…

И к каждому наставлению матушка прилагала бесконечно долгую лекцию с предположениями о моей дальнейшей судьбе, одно ужасней другого, с использованием многострадальной девицы О… если, конечно, я вздумаю ослушаться. И почти всё это она повторила мне перед отъездом, правда, в значительно укороченном варианте. И если бы слова баронессы были камнями, то надо мной уже возвышался бы высокий холм, а я превратилась в расплющенный кусок несчастной плоти.

– Я не заставлю вас краснеть, матушка, – клятвенно пообещала я и выдохнула с облегчением, когда карета тронулась с места.

Впрочем, матушкины поучения сменились поучениями наставницы, прим-фрейлины, герцогини и, конечно же, дядюшкиными. Однако, в отличие от баронессы Тенерис, запугивать меня никто не собирался. Предупреждать, предостерегать, направлять и указывать – да, а рассказывать страшные истории, как моя дорогая родительница, никому бы и в голову не пришло. И уже за одно это я была безмерно благодарна графу Доло с его решением забрать меня из-под крыла родительницы.

Звон колокольчика, возвестивший о пробуждении ее светлости, вырвал меня из размышлений. И все пришли в движение, без суеты и беготни. Графиня Виктиген открыла двери и первой вошла в опочивальню. За ней последовали анд-фрейлины, затем мы, а после и служанки, у которых также имелись свои обязанности, от которых были освобождены благородные дамы. Спасибо и на этом.

Ее светлость встретила нас, сидя на ложе. Выстроившись перед кроватью, мы дружно присели в реверансе, приветствуя пробуждение своей госпожи, и прим-фрейлина произнесла:

– Доброго утра, ваша светлость. Пусть боги будут добры к вам и ниспошлют еще один замечательный день.

– И вам их благословение, дети мои, – лучезарно улыбнувшись, ответила герцогиня. После хлопнула в ладоши: – Приступим.

Графиня Виктиген шагнула в сторону и повернулась к ее светлости боком. Она, словно дирижер, взмахнула рукой, и две фрейлины, подойдя к ложу с двух сторон, ухватили одеяло герцогини за уголки и отточенным жестом отогнули его, освободив госпожу из уютного теплого плена. Следующая пара помогла ей встать, и служанки бросились к постели, чтобы привести ее в порядок, пока мы занимались их хозяйкой.

Уборную и умывальню я переждала, не сходя со своего места, потому что меня пока указания прим-фрейлины не коснулись. Однако в ритуале переодевания меня задействовали. Я несла герцогине подготовленное с вечера платье вместе с Керстин. Она шипела мне, показывая, как взять, как нести и как надевать его на нашу госпожу. До этого с нее успели снять ночную сорочку и надеть нижнее белье. Краем глаза я уловила наготу ее светлости и, хоть и смутилась, но отметила, что тело ее всё еще молодо и упруго, несмотря на почтенный возраст – сорок пять лет.

– Дитя мое, в ваши пятнадцать женщины сорока лет кажутся уже старухами, – как-то отчитывала меня матушка, услышав нелицеприятный эпитет в сторону нашей гостьи, которой на тот момент исполнилось уже тридцать семь лет. – Когда вам исполнится двадцать, в вашем восприятии мало что поменяется, но в тридцать вы поймете, что и в сорок лет женщина еще далеко не стара. Это благородный возраст зрелости, но отнюдь не старость. К тому же и вам не будет вечно пятнадцать, а посему устыдитесь и просите прощения у Левит за оскорбление, которое вы нанесли одной из ее дочерей и вашей сестре по Праматери, коих вокруг вас великое множество.

Так что почтенным возраст герцогини казался мне и моим ровесникам, но вряд ли так думала графиня Виктиген, бывшая немногим младше своей госпожи. Но меня всё это волновало мало, поэтому мысли о возрасте и теле ее светлости мгновенно покинули мою голову. У меня имелось дело поважней – одеть свою покровительницу. Чем мы с наставницей и занялись в следующую минуту.

– Вы чудесно выглядите, дитя мое, – тепло улыбнулась мне герцогиня. – Невероятно, насколько вы сияете. Этот пламень на вашей голове так и притягивает взоры.

– Благодарю, ваша светлость, – чуть смущенно улыбнулась я и присела в неглубоком реверансе.

Причесывала герцогиню сама прим-фрейлина. Как мне успела рассказать Керстин, ее светлость не допускала к расчесыванию ее волос никого, кроме Виктиген. Считалось, что у нее самые нежные руки и причесывает она, не причиняя боли. Сама я об этом ничего сказать не могу, потому что не испытала на себе таланта графини. Прическу ее светлости соорудили в четыре руки, всё та же прим-фрейлина и одна из ее помощниц, так ловко управлявшаяся с длинными прядями герцогини, что мне подумалось о наличии у нее неких магических способностей. Волосы словно сами собирались в ее ладонях и укладывались так, что не приходилось их подправлять, а то и вовсе переделывать.

Еще одна из анд-фрейлин поднесла шкатулку с драгоценностями. Оттуда добыли жемчужную нить, которой украсили волосы, тонкое ожерелье надели на шею герцогини, вдели в уши такие же сережки, а перстень ее светлость надела сама. После этого она поднялась со скамеечки, на которой сидела, подошла к большому напольному зеркалу, оглядела себя и удовлетворенно улыбнулась.

– Вы так хороши, госпожа, – склонила голову прим-фрейлина, опять сказав за всех нас.

– Мои кудесницы, – ответила герцогиня, окинув нас теплым взглядом.

В первый день я думала, что она добра только со мной, с остальными просто вежлива, раз уж я стала главной фигурой в ее партии. Однако на следующей день, когда почти полноценно принимала участие в жизни ее светлости, увидела, что она внимательна и чутка ко всем своим женщинам. И это несколько удивило, а потом я поняла – мы были сейчас ее единственными близкими душами.

Брак герцогини с герцогом Аританским закончился слишком быстро. Герцог умер трагически и нелепо. Он объяснялся в любви своей юной супруге, стоя на подоконнике, но случайно сорвался и разбился о каменные плиты. Вот так романтический порыв оборвал едва начавшуюся супружескую жизнь. Забеременеть герцогиня так и не успела, а от последующих браков вдова отказалась, решив хранить верность покойному мужу. А может, просто хотела вернуться в королевский дворец, потому что в своих владениях она не жила. Ими управлял племянник покойного герцога, возможно, это и было причиной возвращения в столицу.

Правда, говорили, что ее светлость не может находиться там, где оборвалась песня ее сердца. Хотя о тайных связях Керстин мне намекала, но так тонко, что однозначный вывод сделать было сложно. В любом случае тайны ее светлости были накрепко заперты в душах ее фрейлин, и разглашать их или обсуждать между собой считалось недопустимым.

– Идемте, дети мои, – велела госпожа, и мы последовали за ней в большую трапезную залу, где было накрыто не только для приближенных и родни Его Величества, но и для всех придворных, включая фрейлин. И это был первый день, когда я вновь могла увидеть государя после своего представления свету. Признаться, я ощущала трепет.

Однако времени на волнение мне не оставили. Герцогиня направилась прочь из своих покоев, и вся наша стайка последовала за своей госпожой. Но пока добирались до большой трапезной залы, ее светлость, оказавшаяся сегодня не в меру рассеянной, то и дело останавливалась и отсылала кого-то из фрейлин с поручениями.

Сначала она вдруг обнаружила, остановившись у одного из зеркал, мимо которых мы проходили, что гарнитур, выбранный ею, совершенно не смотрится с платьем. В итоге мы ждали, когда одна из женщин сбегает в покои, принесет шкатулку, после чего герцогиня сменила украшения, а после ждали, когда фрейлина отнесет шкатулку обратно и вернется.

На лестнице ее светлость почувствовала головную боль и потребовала принести ей снадобье. Конечно же, мы стояли и ждали, когда герцогине принесут лекарство. Затем ждали, когда оно подействует. После любовались видами Малого парка, даже послушали сентиментальную историю о том, как ее светлость, еще будучи ребенком, играла там с сестрой и няньками.

– Какое чудесное, какое беззаботное время было тогда…

Ее прервали спешные шаги, кто-то почти бежал в нашу сторону. Герцогиня устремила недовольный взгляд на того, кто посмел прервать ее воспоминания, но, узнав королевского распорядителя, искренне изумилась:

– Вы за нами, ваша милость? Неужто мы опаздываем?

Вельможа, исполнявший обязанности распорядителя, укоризненно покачал головой.

– Ваша светлость, Его Величество уже прибыл и крайне недоволен, что еще не все собрались. Поспешите, ради всех богов, ваша светлость.

– Разумеется, господин королевский распорядитель, – чуть склонила голову герцогиня. – Мы уже идем. – Затем обернулась к нам и праведно вознегодовала: – Как не совестно, дамы?! Мы отправляемся на завтрак и более не задерживаемся!

Фрейлины повинно склонили головы, а я чуть замешкалась, неприятно удивленная тем, что виноватыми оказались мы, но тут же последовала общему примеру, встретившись с насмешливым взглядом ее светлости. Когда женщины распрямились, на лицах их не было ни обиды, ни досады, ну и я не стала кривиться. Наш путь возобновился и продолжился ровно до высоких дверей, покрытых резьбой, перед которыми стояли стражники, они же нас и впустили, распахнув обе темные створки перед ее светлостью. И мы вошли.

Неспешно, с гордо вздернутыми подбородками, как и наша госпожа, мы вошли в трапезную и двинулись к местам, приготовленным для нас. И если бы королевством правила государыня, а не государь, это могла быть только герцогиня Аританская. Столько достоинства было в ней в эту минуту, когда она плыла по зале под прицелом взглядов всех придворных.

Она остановилась напротив места, на котором восседал Его Величество. Ее свита, то есть мы, встали за спиной ее светлости и дружно присели в церемонном реверансе. Я краем глаза следила за другими фрейлинами, и когда они, выдержав необходимую паузу, распрямились, я последовала их примеру, не задержавшись ни на мгновение. А потом подняла голову и встретилась с пристальным взглядом короля. Уголки моих губ едва заметно дрогнули в улыбке, и я опустила глаза, но уже в следующую секунду опять смотрела перед собой уже без всякой тени улыбки. Государь посмотрел на герцогиню и вопросил:

– По какой причине вы заставляете нас ждать, дорогая тетушка?

– О, – ее светлость изящно взмахнула рукой. – Ваше Величество, неужели вы будете гневаться на меня за то, что я женщина? Вы не можете не знать, насколько мы хрупки и подвержены всяческим недомоганиям. Не далее как четыре дня назад вы не сумели навестить меня из-за страданий одной из придворных дам, к которой вы так милостиво проявили сочувствие. Я вас поняла, так уж и вы поймите меня, мой обожаемый племянник, и простите великодушно. – И она склонила голову.

Пока герцогиня говорила, я исподволь смотрела на женщину, сидевшую рядом с принцессой. Блондинка, одетая богато, но не вульгарно. Черты ее лица были лишены яркости, но достаточно нежны, чтобы сосредоточить на себе мужские взгляды. Пожалуй, дядя был прав, говоря, что графиня Хальт, хоть и не красива, но привлекательна. А еще она тоже изучала меня, но совсем не скрываясь. А вместе с ней меня разглядывала и принцесса Селия. Ее Высочество склонила голову к фаворитке своего брата и что-то шепнула, Серпина хмыкнула, а я всё это запомнила.

– Что ж, упрек обоснован, ваша светлость, – сухо произнес государь. – Примите и мои извинения. Впредь подобные разговоры должны вестись между мной и вами. Вы меня услышали?

– Разумеется, Ваше Величество, – склонила голову герцогиня. – И я бы так непременно и поступила, но с некоторых пор я могу разговаривать с вами только на таких вот встречах. Когда же мне обращаться к вам, если в остальное время у вас находятся дела более важные, чем беседы с вашей родственницей?

– Я буду навещать вас чаще, – ответил король. – Теперь пройдите к вашему месту, и мы наконец позавтракаем.

– Ваше Величество, – учтиво склонила голову герцогиня, а мы вновь присели в реверансе.

Уже продолжив путь, я не удержалась и скосила глаза – государь провожал нас взглядом. А когда мы рассаживались, герцогиня посмотрела на меня и улыбнулась, и я осознала, что все наши задержки были не чем иным, как сознательным желанием опоздать на завтрак. Именно ради этого момента, когда мы шли по зале под взглядами придворных и короля, было затеяно представление с украшениями и головной болью. И эти ее воспоминания имели лишь одну цель – потянуть время. Должно быть, и эта сцена с прилюдными жалобами была устроена, чтобы затащить к себе царствующего племянника. Оставалось ждать, что из всего этого выйдет.

Коротко вздохнув, я принялась за завтрак. Дядю я пока не увидела, хотя была уверена, что он тоже где-то здесь. Вытягивать шею было неприлично, и я оставила попытки поздороваться с главой своего рода. Но был еще один человек, на которого мне хотелось поглядеть – герцог Ришем. Его невестку я рассмотреть успела, а вот его нет, даже не представляла, как он выглядит. Однако он тоже должен был находиться в трапезной зале, значит, оставалось ждать, когда мне его покажут.

По окончании завтрака Его Величество первым покинул залу. Под одну руку его держала графиня Хальт, под другую принцесса Селия. За ними направились фрейлины Ее Высочества. Придворные поднялись с мест, провожая их, осталась сидеть только герцогиня и… мы. А как иначе? Мы тени нашей госпожи, и если она не пожелала встать, провожая какую-то графиню, то и ее фрейлины остались сидеть. И лишь когда двери за королем закрылись, ее светлость поднялась на ноги. Уходили мы так же, как и вошли, под взглядами придворных. Некоторые не успели сесть на прежние места или же намеревались уйти, в любом случае нас тоже провожали стоя.

Дядю я все-таки увидела. Он поклонился герцогине, а после улыбнулся мне, я ответила ему улыбкой, уже не скрываясь. Радость от встречи с главой рода я таить не собиралась. У меня на это было полное право. Но вскоре мы покинули залу, и ее сиятельство объявила:

– Хочу прогуляться, – нам оставалось лишь последовать за ней.

В Малый парк мы не пошли. Едва покинув дворец, ее светлость устремилась к воротам – мы направлялись в Большой парк. К причуде герцогини я отнеслась спокойно. Впрочем, в это время аллеи Большого парка были еще пусты. Гуляющие обычно появлялись тут ближе к полудню. А сейчас он был весь в нашем распоряжении. Лично мне идея побродить по дорожкам даже понравилась. Погода была чудесной.

Мы вышли через те ворота, через которые дядюшка впервые привел меня во дворец, и я даже прерывисто вздохнула, вспомнив тот день. Кто же знал, что его требование привести меня в Большой парк так повернет мою жизнь? Я никогда не мечтала стать фрейлиной, меня не готовили к этому. Однако я иду за герцогиней Аританской, и моя покровительница ожидает от меня вовсе не усердия в службе, а иного усердия и верности тоже иной. Она ожидала от меня того, что я не собиралась давать в полной мере…

– Шанриз, подойдите ко мне, – услышала я голос ее светлости и поспешила на призыв. Она взяла меня под руку. Я повернула голову к герцогине и увидела на ее устах мечтательную улыбку. Однако заговорила ее светлость не сразу. Обернувшись, она велела не наступать ей на пятки, и женщины замедлили шаг. Расстояние между нами и ими постепенно увеличилось: – Вам нравится во дворце, дитя мое? – спросила с улыбкой герцогиня.

– Дворец великолепен, ваша светлость, – произнесла я, улыбнувшись в ответ. – Жаль, я видела лишь его малую часть.

– О, – она взмахнула рукой, – это такие мелочи. Мы погуляем по королевским чертогам. Вы непременно должны увидеть дворец во всем его великолепии. Он и вправду хорош… как и мой племянник, не правда ли?

Мне хотелось изумиться тому, что герцогиня сравнивает стены и человека, однако, подумав, я пришла к выводу, что не так уж и вольно прозвучали ее слова. Дворец, хоть и был изящно обустроен внутри, снаружи же он подавлял своей массивностью и величием. Я не знала, как обустроен внутренний мир государя, но ощущение силы от него исходило такое же подавляющее, как и от его чертогов.

– Да, ваша светлость, – потупив взор, ответила я. – Дворец, как и его хозяин, величественен.

– А как вам показалась эта выскочка, его фаворитка? Та белесая немочь, что сидела, будто равная, рядом с моей племянницей? Как вы нашли графиню Хальт?

Я опять не спешила ответить. Пока графиня не сделала мне дурного, она оставалась мне безразлична. Пожалуй, мешала лишь тем, что могла стать помехой в моем деле. Я и без дяди и герцогини желала сближения с Его Величеством. Не совсем того, о чем думали они, но Серпина Хальт могла встать на моем пути. И этим уже вызывала неприятие, но не ненависть.

Однако ее светлость ждала от меня иной оценки. Я понимала, что она хочет услышать гадость о неприятной ей женщине. И все-таки я решила быть беспристрастной.

– Внешне она достаточно мила.

– Мила?! – изумилась герцогиня. – Она ведь бесцветна, совершенно бесцветна… Впрочем, вы еще наивны, к тому же вас обучали уважать сестер перед лицом Левит. Но отбросим науку, скажите прямо, Шанриз.

– Простите великодушно, ваша светлость, я не сумела договорить своей мысли, – чуть виновато улыбнулась я. Вины я не ощущала, но герцогине этого знать было не нужно. Не могла же я обвинить ее в нетерпении…

– Так договаривайте, – милостиво позволила моя покровительница.

Поклонившись, я начала с того, на чем меня прервали:

– Внешне графиня мила. Она далеко не красавица, но кажется нежной и хрупкой. У меня нет необходимого опыта, но мне кажется, что такой сильный мужчина, как Его Величество, не мог этого не заметить. Я не могу судить о ее нраве, однако взгляд мне не понравился, и то, что они насмехались надо мной с Ее Высочеством, тоже оказалось неприятным.

– Вы оскорблены?

– Моя матушка говорит, что благородная дама должна быть выше чужого невежества, – ответила я с вежливой улыбкой.

– Вы совершенно правы, дитя мое, – удрученно вздохнула ее светлость. – Место этой женщины в чащобе дикого леса, но она оказалась во дворце, и ее тлетворное влияние, к моему прискорбию, коснулось и Селии. Я воспитывала ее иначе, однако… – Она снова вздохнула и посмотрела на меня: – Теперь вы понимаете, почему мы должны убрать эту жуткую женщину подальше от моей семьи?

Тут я не стала идти наперекор своей покровительнице и кивнула:

– Понимаю.

– И вы готовы помочь мне в этом? – вот теперь взгляд герцогини стал цепким, и он совсем не вязался с немного грустной улыбкой, скользнувшей на ее уста.

– Готова, – вновь кивнула я.

– В таком случае от вас требуется быть послушной и делать, как я вам велю, а уж я устрою так, чтобы вы смогли исполнить мои повеления. Единственное, в чем я хочу предостеречь вас – это излишнее доверие. Не стоит слишком открываться кому-то, кроме меня. Я – женщина, и я лучше пойму вас и дам совет, который окажется наиболее дельным. Ваш дядя – ваш родственник, но это не помешало ему втянуть вас в свои игры. Не уверена, что граф защитит вас, если это не будет ему выгодно. Не говорите ему о моих словах, однако сами не забывайте.

Я кивнула в третий раз, потому что этого от меня ждали. Сама фраза мне не понравилась, но показывать этого я не спешила. Не каждый приказ герцогини мог быть разумным, и своей гордостью и достоинством ради чужой прихоти поступаться мне не хотелось. Решив не спешить с выводами, я пришла с собой в согласие и не обнажила настоящих чувств. Впрочем, в этом у меня был немалый опыт. Матушку вводить в заблуждение я научилась в совершенстве, да и не только матушку. Пожалуй, только Амберли умела различать, когда я покладистая, а когда только хочу казаться ею. Но ее светлость не была моей сестрицей, поэтому удовлетворенно кивнула и потрепала меня по щеке.

– Мы добьемся своего, я уверена, – объявила она и обернулась. – А вот и ваш дядюшка. Однако ждать себя не заставил.

Я тоже обернулась и увидела, как к нам приближается граф Доло. Признаться, я ему и вправду обрадовалась. Несмотря на слова ее светлости, я по-прежнему считала, что граф остается единственным, кому можно доверять в большей степени. Наверное, тому было причиной, что мое доброе имя имело для рода не меньшее значение, чем благополучие его сиятельства. И первое, и второе было одинаково важно. Опозоренная девица – пятно на родовой чести, и оно может замарать все ветви. И потому дядя будет использовать меня, но с оглядкой. А вот с герцогиней мы не связаны узами крови, и потому особой нужды заботиться о моем добром имени у нее нет.

– Милый Сейрос! – с широкой улыбкой воскликнула ее светлость. – Как приятно видеть вас! Но что вы забыли в парке? Вас привычней видеть в кабинете или под дверями приемной Его Величества. Неужто отлыниваете от службы? – кажется, герцогиня не хотела, чтобы для ее свиты эта встреча казалась нарочитой.

– Доброго утра, ваша светлость, – приблизившись, поздоровался дядя с герцогиней и поцеловал ей руку. – Можете стыдить меня еще больше, я вас преследовал, – и он широко улыбнулся. После повернулся ко мне. – И вам доброго утра, дорогая племянница.

– Вы нас преследовали? – искренность ее светлости была абсолютно натуральной. – Зачем же? Вы объявили на нас охоту?

– Всего лишь хотел узнать, довольны ли вы вашей новой фрейлиной, – ответил граф. – Вы же знаете, что явиться в ваши покои я не могу, поэтому воспользовался некоторой заминкой в делах и, узнав, куда вы направились, нагнал вас.

Их голоса звучали громко, но не слишком. До фрейлин должны были долетать фразы, произнесенные в полный голос. И я сделала закономерный вывод – герцогиня не доверяет своим женщинам или кому-то из них, иначе это представление было не нужно. Разве что только для какого-нибудь соглядатая, следившего за нами, но кроме нас в парке никого не было видно. Я решила узнать, с кем стоит быть настороже, как только мне представится случай спросить. Но пока беседу вели дядя и ее светлость, я молча стояла рядом.

– Ступайте, Шанриз, – велела мне герцогиня и, взяв графа под руку, неспешно зашагала по аллейке дальше.

Я присоединилась к женщинам, и мы последовали за своей госпожой и ее спутником. Сейчас их беседа велась негромко. Мне бы хотелось подслушать, все-таки речь была обо мне, в этом я была уверена, однако сделать это не представлялось возможным. Приходилось сохранять на лице равнодушие и мучиться любопытством. А пока ее светлость и его сиятельство были увлечены друг другом, я украдкой рассматривала фрейлин.

В большинстве своем в свите герцогини Аританской были уже замужние женщины, в основном молодые. Впрочем, как говорила мне Керстин, пришли они к ее светлости еще девицами. После свадьбы им был дан выбор: уйти или остаться служить своей госпоже. Многие остались при должности фрейлины до поры, пока не забеременеют и будут в силах исполнять свои обязанности. Их браку способствовала сама герцогиня, что давало понять – мужья фрейлин ей нужны. Об этом я могла судить по собственному опыту. Отчего-то в доброту ее светлости верилось слабо.

Супружеская жизнь, сопряженная с обязанностями фрейлины, не позволяла дамам проводить с мужьями каждую ночь. Порой они не виделись по нескольку дней кряду, а то и того больше. В любом случае дамы, кажется, не сильно тяготились вынужденной разлукой, раз продолжали находиться подле госпожи, а не рядом с супругом.

Были и незамужние девицы. Керстин пока даже не была сосватана.

– Ее светлость подыщет мне достойного мужа, когда посчитает нужным, – поделилась она. – Она и вам присмотрит хорошего жениха, – заверила меня наставница. Я улыбнулась в ответ, но свои мысли оставила при себе. Герцогине я была нужна для иного. Однако это баронессы Вендит не касалось.

Разглядывая уже знакомых сейчас женщин, я пыталась разгадать, кому же из них не доверяет герцогиня, но вскоре сдалась. Я совершенно ничего не знала о них, поэтому делать какие-то выводы было невозможно. Спросить ее светлость при случае будет самым простым и разумным, и потому я перестала забивать голову лишними размышлениями и устремила взгляд вслед своей покровительнице и дяде.

Они как раз остановились. Выслушав герцогиню и что-то ответив ей, граф Доло склонил голову, прощаясь, и направился в нашу сторону. Однако он не прошел мимо. Дядя остановился напротив меня и произнес:

– Ее светлость была чрезвычайно любезна и разрешила мне поговорить с вами, Шанриз. Отойдемте.

– Хорошо, ваше сиятельство, – ответила я и последовала за главой своего рода.

Далеко мы не ушли. Дядя подвел меня к скамеечке, указал на нее взглядом и, когда я присела, устроился рядом. Мы повернули головы и некоторое время смотрели вслед ее светлости и ее маленькой свите, продолжившим прогулку. Ни я, ни граф не спешили нарушить молчание.

– Вы сегодня порадовали меня, Шанни, – наконец заговорил его сиятельство. – Вели себя в столовой спокойно и с достоинством, хоть и стали объектом всеобщего внимания. Новости по дворцу разлетелись быстро. После того, как к обществу вас вывел сам король, вы стали известной персоной. И ваше появление рядом с герцогиней расценили верно. Нежелательные нам персоны пока смотрят на вас свысока и не видят угрозы, однако выходка герцогини не осталась незамеченной. Будьте уверены, дитя мое, нам будут мешать. Более того, вы можете ощутить давление, даже услышать насмешки, но вам стоит держать подбородок гордо поднятым. Вы из рода Доло, а наши предки склоняли головы только перед своим повелителем и богами. Впрочем, ее светлость будет вашим щитом, и вы скоро это увидите, однако… – Я ответила внимательным взглядом. – Не стоит доверять этой женщине полностью. Несмотря на ваш нежный возраст, вы всё больше кажетесь мне необычайно сообразительной, и это радует. Так вот, я настоятельно советую вам не забывать, что ее светлость хоть и покровительствует вам, но вы остаетесь для нее разменной фигурой, которую она намеревается продвинуть вперед и управлять ею после.

– Как и вы, дядюшка, – не став сдерживаться, ответила я, впрочем, без обиды или язвительности.

Граф, прерванный мной, ответил пристальным взглядом. Он поджал губы, о чем-то думая, а после произнес:

– Это так, но не совсем справедливо. Я действительно использую вашу красоту и юность для собственной пользы и пользы рода, ибо мы неразрывно связаны. Да, желание обустроить девицу из подчиненной мне ветви в королевской опочивальне низко. И все-таки это королевская опочивальня. Женщины, прошедшие через постель государя, не порицаются обществом. Скажем так, если Его Величество обратил свой взор на кого-то, значит, эта особа достойная. Скажу вам больше, некоторые семьи, да и некоторые мужья, мечтают, чтобы государь заметил их женщин. Это дает некоторые перспективы. Если же король отверг женщину, которая добивается его внимания, то от нее отвернутся и его придворные. И потому я настоятельно вам советую вести себя сдержано. Не флиртуйте и не заигрывайте с государем. Если мы проиграем, это подпортит вашу репутацию. Не ищите с ним встреч, не пытайтесь уединяться. Как раз для этого нам и нужна герцогиня. Она сама устроит всё так, чтобы вы могли видеться с Его Величеством чаще. Однако не стоит делать всё, что она вам велит. Ее светлость – женщина, и она подвержена чувствам, к тому же женщина мстительная. Если вы понимаете, что ее приказ не идет вам на пользу, но не знаете, как избежать ее недовольства, не исполнив его – поговорите со мной. Встречаться нам будет не так просто, но я найду возможность, если дадите мне знать. Ваша служанка предана мне, потому можете смело отправлять через нее записки. Не пишите прямо, обходитесь размытыми фразами, которые не укажут на цель нашей встречи. Доверять кому-то полностью мы не можем.

– Я понимаю это, ваше сиятельство, – кивнула я и задала мучавший меня вопрос: – С кем из фрейлин ее светлости стоит быть особо настороже?

– Никому не доверяйте, – ответил дядя. – Избегайте разговоров о себе, которые могут вас скомпрометировать.

– Но герцогиня кому-то из женщин не доверяет особо, верно?

– Я не смогу назвать вам имени, да и сама герцогиня не назовет. Она подозревает, что кто-то из ее фрейлин доносит герцогу Ришему или его невестке, но полной уверенности у нее пока нет. Ее светлость наблюдает, потому осторожна. В этом я с ней солидарен. И вы не будьте самоуверенны. Пока вы ничего не знаете ни о придворных, ни о нравах, которые царят среди них. Лучше изыщите возможность посоветоваться. И помните, Шанни, я на вашей стороне. Губить дитя своего рода я не намерен.

– Дядюшка, мне бы все-таки хотелось узнать больше о придворных, – заметила я. – Вы рассказывали мне, но сейчас я понимаю, что мне этого недостаточно.

– Наше время на исходе, дитя мое, но мы еще поговорим об этом подробно. А сейчас вам надлежит вернуться к ее светлости. – Граф поднялся на ноги, я последовала его примеру, и его сиятельство коснулся моего лба губами. – Ничего не опасайтесь, Шанни. Ведите себя достойно. Ваша репутация должна быть кристальна, даже если про вас начнут рассказывать небылицы. Я и герцогиня сумеем вас защитить.

– Да, дядюшка, – я присела в реверансе. – Я буду осмотрительна в словах и поступках.

– Рад это слышать, – улыбнулся граф.

Вскоре он уже шагал в сторону ворот, а я спешила нагнать свою покровительницу. Моя служба продолжалась…

Глава 5

Лакас по праву считался одним из живописнейших мест Камерата, и поэтому расположение здесь королевской резиденции было вполне предсказуемо. Дворцовый комплекс раскинулся неподалеку от озера, носившего то же название, что и провинция – Лакас, но чаще его называли Лакасийским, иногда Жемчужным. Последнее название было дано из-за резиденции Его Величества – «Жемчужины Камерата».

Озеро было огромным, иногда его называли в шутку «маленькое море», и оно было кристально-чистым, и даже на большой глубине можно было увидеть дно. Жизнь озерных обитателей была как на ладони. А еще рядом с резиденцией рос лес, богатый зверьем, и королевские лесничие исправно следили за ним. Его Величество любил охоту, и когда наступало лето, перебирался в Лакас, а вместе с ним переезжал и весь Двор. Ее светлость, разумеется, исключением не стала, ну а я просто следовала за своей госпожой, как и полагалось фрейлине. Хотя лгать не буду, узнав о скором переезде, я изнывала от любопытства и нетерпения. Посмотреть на знаменитую «Жемчужину Камерата» хотелось до зубовного скрежета.

Дорога оказалась долгой и утомительной. Проехав лишь треть пути, я уже изнемогала от тоски и щебетания Керстин, постепенно превращавшейся из наставницы в мою подругу. Впрочем, дружбой наши взаимоотношения назвать было сложно. Я знала, что такое родственная душа, которой можно доверить многие свои мысли, радости и печали. Моей единственной настоящей подругой была и оставалась Амберли, пусть мы и виделись за прошедший месяц всего пару раз.

Керстин такой душой не являлась. Источником полезных сведений – да, возможностью скоротать время – тоже, но она не была близка мне ни духовно, ни по интересам. А для такой длинной дороги ее оказалось чересчур много. И будь на моем месте многострадальная девица О, у нее непременно лопнула бы голова. Но я была девицей Тенерис, и моя голова оказалась крепка.

Наградой мне стал конец пути. Я даже не сразу разглядела всю прелесть «Жемчужины», настолько была рада, что можно наконец покинуть карету не на ночлег или короткий отдых, а до начала осени. Что могло быть замечательней?! И лишь насладившись ощущением свободы, я обратила взор на место, где мне предстояло жить. А когда разглядела дворец, казавшийся ажурным плетением искуснейшей кружевницы, когда увидела восхитительный парк с фонтанами, когда в восторженном онемении застыла перед озером – я поняла, что влюбилась раз и навсегда.

– И это вы еще не участвовали в наших увеселениях, – покровительственно сообщила мне Керстин, уже бывавшая в резиденции. – А еще, – она нагнулась к моему уху и доверительно шепнула: – В «Жемчужине» мы обретаем небольшую свободу. Прим-фрейлина назначает нам дежурство по пять человек, и только эти пятеро присутствуют при пробуждении ее светлости и находятся подле нее неотлучно. Дежурство длится по три дня. После наступает очередь следующей пятерки. За прошлое лето я выспалась на год вперед. Можно гулять и кататься по озеру, сколько вздумается. Разумеется, во время Большого завтрака, приемов, балов и на охоте мы все сопровождаем ее светлость, но в остальное время… – моя наставница многозначительно замолчала и возвела глаза к потолку в мечтательном порыве.

Подобное мне понравилось. Значит, я смогу выдохнуть. За прошедший месяц я поняла, что обожаю спать. Мне безумно не хватало тех минут, которые я могла нежиться на мягкой перине, а не спешить к опочивальне, где нежилась совсем другая особа. Впрочем, пока я неплохо справлялась со своей ролью и службой. Мое терпение еще не подвело меня, и нрав оставался скрыт от окружающих за напускной пеленой сдержанности и даже чопорности, и все-таки не так просто было таить любопытство и авантюризм, присущие мне с ранних лет. И когда становилось и вовсе невыносимо, я вспоминала отчий дом и наши с Амберли проказы. После этого настроение улучшалось, и я вновь натягивала маску добропорядочной фрейлины королевской тетки. Да у меня и не было пока возможности сотворить что-то такое, чтобы меня заклеймили прозвищем – сумасбродка. Одно лишь добросовестное исполнение своих обязанностей.

В том числе и во время посещений Его Величества. Государь сдержал слово, теперь он заходил к своей тетушке, чтобы навестить ее или пожелать доброго здоровья. Правда, за месяц он появлялся всего трижды, чаще присылал пожелания через своего камердинера. Мы почти не разговаривали, однако я всегда оставалась на виду. Не скажу, что король не сводил с меня взгляда или как-то выделял. Мне даже казалось, что искра интереса, зажженная мною, угасла. Но ее светлость шепнула мне между делом:

– В таком тонком деле спешка излишня. Мы на верном пути, я уверена.

Я лишь улыбнулась и кивнула. Герцогине, разумеется, видней, она более искушена и в сердечных делах, и в интригах. У меня же имелись сомнения, для которых было немало оснований. Казалось, даже придворные уже отбросили любопытство и позабыли о моем существовании. Я стала такой же частью дворца, как и они сами, одна из теней, скользивших по длинным коридорам и лестницам. По-моему, и принцесса с фавориткой Его Величества перестали меня замечать, только фрейлины Селии продолжали задирать носы, но они это делали и до меня.

– Подождем переезда в резиденцию, – ответил дядя на мое замечание.

Но с переездом мало что изменилось. Разве что я вошла во вторую пятерку дежурных фрейлин, и потому первые три дня после того, как мы перебрались в «Жемчужину», мне досталось просто наслаждаться отдыхом. Этому занятию я предалась со всем своим удовольствием. Во-первых, выспалась на славу, а во-вторых, прихватив с собой Керстин, отправилась исследовать место своего нынешнего обитания.

В один из этих дней мы столкнулись с Ее Высочеством. Она гуляла по парку в сопровождении своих фрейлин, нескольких лакеев, музыканта и, разумеется, охраны. Мы с Керстин присели в реверансе, и принцесса прошла мимо, лишь едва заметно кивнув.

– Какая она все-таки противная, – шепнула моя новая подруга и испуганно закрыла себе рот кончиками пальцев.

– Не выдам, – заверила я ее, однако согласие с неосторожно оброненной фразой оставила при себе. Я вообще старалась больше слушать, чем говорить сама. Так было безопасней.

Потом были три дня службы, а после снова наступил отдых. Мне полюбились прогулки по берегу озера. Но туда я выходила только с Керстин или с кем-то из женщин ее светлости, а вот по парку у фонтанов могла гулять и без сопровождения. К тому же я добралась до библиотеки, которую мне указала Керстин. Проведя здесь один из вечеров, я взяла себе несколько книг, и теперь, пока была не нужна герцогине, я скрывалась в уединенной беседке и читала там, пока за мной не прибегала моя служанка, приставленная дядей, и не звала на обед или ужин.

А вечером мы все собирались в покоях нашей госпожи, рассаживались на большом балконе и слушали игру музыкантов, певцов или читали вслух. Ее светлость демонстративно вела уединенный и добропорядочный образ жизни, потому, кроме фрейлин, на ее вечерах могли присутствовать избранные придворные дамы, но мужчины в комнаты герцогини не входили.

– Я не ханжа, – как-то сказала она мне. – Но пересудов не терплю. – Я спорить не стала. Для меня придворные так и оставались незнакомцами, так что оказаться в их обществе я пока не спешила.

Вот так протекала моя жизнь. Не сказать чтобы она была наполнена красками, но и совсем уж тоскливой тоже не была. И сегодня, пользуясь своим свободным днем, я опять сидела в беседке и читала «Славные деяния». Подобное чтиво никогда меня не утомляло, в этих книгах я получала знания, которые никогда бы не дали мне учителя, приставленные матушкой, но именно их я считала более необходимыми, чем игра на музыкальных инструментах, на которых не столько играла, сколько извлекала некие звуки.

День радовал приятной погодой, ветерок трепал оборки на платье, а птичья трель вселяла в душу умиротворение. Я была почти счастлива, когда…

– Доброго дня, прелестнейшая, – незнакомый мужской голос, ворвавшийся в мое уединение, едва не вынудил меня подпрыгнуть, и на месте удержалась я лишь благодаря матушкиной выучке.

Повернув голову, я взглянула на мужчину. Он был молод и красив, и красив до такой степени, что будь я чуть впечатлительней, то непременно застыла бы, пораженная в самое сердце. Но я с ранней юности была холодна к романтическим иллюзиям. Уж не знаю, передалось ли мне это по наследству, или же попросту меня занимали иные идеи, но красоту я видела не в гармоничных чертах. Меня восхищали сильные натуры. И пока Амберли томно вздыхала над чувствами придуманных романистами героев, я зачитывалась жизнеописанием победителей. Втайне от матушки, разумеется. Для нее на моем столике всегда имелась одобренная ею книга, а под периной покоился томик «Исторических хроник».

Лет в тринадцать я была влюблена в графа Виннера. Он одержал одну из крупнейших побед в истории Камерата – нашего королевства во время пятилетней войны с Самменом – нашим соседом со стороны Нирской равнины. С поля боя его вынесли израненным, но граф так и не выпустил из руки голову командующего самменской армией, которую держал за волосы. Кровопролитнейшее сражение, и подвиг камертцев стал примером для будущих поколений. Правда, произошло это более двухсот лет назад, однако сие досадное недоразумение не помешало мне засыпать с портретом графа Виннера под подушкой и тихо вздыхать, любуясь его лицом, обезображенным шрамами.

Так что мужчина, обладавший почти идеальной красотой, произвел на меня впечатление ровно столько, сколько могла произвести статуя, созданная руками талантливого скульптура. Поэтому просто отметила наличие привлекательности, и на этом интерес к внешности незнакомца исчез.

– Доброго дня, – с прохладной учтивостью ответила я, отложив книгу. – С кем имею честь разговаривать?

Мужчина уверенно шагнул в беседку, перед входом в которую стоял. Он галантно склонил голову и произнес:

– Мы не были представлены друг другу, тогда позвольте мне представиться самому…

– Знакомиться напрямую для незамужней девицы – дурной тон, – сухо ответила я. После поднялась на ноги, не забыв прихватить свою книгу, и собралась покинуть беседку, но наглец не пожелал пропустить меня.

– Полноте, ваша милость, – отмахнулся он. – Я уже знаю ваше имя. Столь яркие волосы могут принадлежать лишь одной известной мне девице. Выходит, что мы наполовину уже знакомы, баронесса Тенерис. Осталось довести знакомство до его завершения. И поэтому я просто назову себя, иначе выходит и вовсе уж безобразие. Незамужняя девица беседует с мужчиной, имени которого не знает. И как вам это, ваша милость? По мне так ужасно неприлично.

Поджав губы, я внимательно оглядела незваного собеседника и отступила на шаг назад, демонстративно накрыв рот кончиками пальцев. Он приподнял брови в ироничном изумлении:

– Стало быть, вы со мной не разговариваете? – Я коротко вздохнула и отвела взгляд в сторону, перестав замечать незнакомца. – Но вы со мной уже беседовали, Шанриз, – заметил наглец, и я сухо ответила:

– У вас нет права обращаться ко мне по имени.

– Ну вот, мы уже вновь беседуем, – весело подмигнул мужчина. – А раз так, то я все-таки представлюсь. Моя светлость герцог Нибо Ришем, – он улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой и склонился, чтобы взять меня за руку, но я, не скрывая недовольства, спрятала ее за спину.

Теперь я вновь смотрела на него, уже с новым интересом. За весь месяц, что я служила герцогине Аританской, деверя королевской фаворитки я видела впервые. Он покинул королевский дворец через пять дней после моего появления в нем, а за те пять дней не попался мне на глаза ни разу. Зато сегодня я могла разглядеть его во всех подробностях.

Закончив осмотр, я все-таки сказала:

– Целовать руку девице является так же дурным тоном, как и разговор с ней, не будучи представленным третьим лицом, и как ее ответ человеку, имени которого она не знает. Я ваше имя уже знаю, вы мне его навязали, и потому чиста по всем правилам, а вот вы так и остались их нарушителем, и потому не стоит усугублять свою вину еще больше.

– А вы были бы строгим и безжалостным судьей, который не замечает звания и титулы, – завуалировано укорил меня герцог за мою грубость.

– Я вас обидела? – фальшиво изумилась я. – Приношу свои глубочайшие извинения, ваша светлость, – и, прихватив подол пальцами, я склонилась перед ним в еще одном отточенном годами поклоне.

– Я нисколько не обиделся, баронесса, – отмахнулся герцог. – И в свою очередь приношу вам свои извинения за то, что обратился к вам по имени.

– Вы прощены, ваша светлость, – милостиво ответила я. – Теперь позвольте мне пройти. Вам, несомненно, известно, что уединение с мужчиной также порицается правилами хорошего тона.

– Какие все-таки ужасные эти правила, – удрученно вздохнул Ришем. – Вам не кажется, что их следует отменить?

– Нет, – ответила я. – Не для того я их столько лет заучивала, чтобы сейчас старания моих учителей оказались напрасны. Позвольте мне покинуть вас.

– А если не позволю? – он улыбнулся и… не сдвинулся с места.

– Это будет весьма прискорбно, – признала я. – Мне придется настаивать.

– Настаивайте, – разрешил герцог.

– Стало быть, не пропустите? – полюбопытствовала я, отступив еще на шаг. – Быть может, уйдете тогда вы?

Он изобразил недоумение и развел руками:

– Вынужден отказать. Присаживайтесь и не обращайте на меня внимания, а я не буду мешать вам. Представьте, что меня здесь попросту нет. Раз уж вышло так, что нам обоим пришлась по нраву эта беседка, то зачем же кому-то из нас уходить отсюда? И, в конце концов, выражаясь вашими словами, я не для того столько шел к этой беседке, чтобы мои старания оказались напрасны.

Герцог мило улыбнулся и указал на скамейку, на которой я сидела еще совсем недавно. Я также мило улыбнулась в ответ, после приподняла подол, забралась на скамейку с ногами, а уже оттуда перемахнула через невысокую стенку беседки.

Оказавшись на свободе, я повернулась к его светлости, взиравшему на меня в явном ошеломлении, присела в реверансе и с чистой совестью направилась прочь.

Впрочем, ликовала я недолго, вскоре за моей спиной послышались быстрые шаги, и деверь фаворитки пристроился рядом.

– А вы, оказывается, сорванец, ваша милость, – заметил герцог. – Неожиданный поступок.

Он предложил мне руку, но я ее «не заметила».

– Это было единственно верное решение, – ответила я. – Вы не оставили мне выбора. И к чему идти за мной, ваша светлость, когда я оставила вам вожделенную беседку?

– Вы меня заинтриговали, ваша милость, – произнес герцог. – От меня нечасто сбегают дамы, да еще таким лихим образом. Да что там часто, дама сбежала от меня вообще впервые.

– Дама сбежала из двусмысленного положения, – заметила я. – Но вы продолжаете создавать его, и что же прикажете делать мне? Бежать от вас и дальше?

– Это было бы забавно, – хмыкнул Ришем. – Но мне пришлось бы бежать за вами, дабы поддержать, если вы споткнетесь или подвернете ножку. Как галантный и воспитанный мужчина я обязан позаботиться о сохранении здоровья нежной дамы.

Остановившись, я воззрилась на него с искренним возмущением, герцог не смутился.

– Помилуйте, ваша светлость! – воскликнула я. – Прекратите ваше преследование и как галантный и воспитанный мужчина оставьте меня.

– Так вы считаете, что я вас преследую? – в ответ возмутился он, однако я видела, что герцог больше развлекается нашим диалогом, чем оскорблен моим требованием.

– Иначе не назвать, – кивнула я.

– Вы ошибаетесь, ваша милость, – заверил меня Ришем. – Я вовсе вас не преследую.

– Тогда возвращайтесь в вашу беседку, а мне позвольте идти своим путем без ненужного сопровождения.

Я вывернула с той дорожки, по которой мы шли, и оказалась на аллее, где уже можно было встретить кого-то из придворных, и общество герцога стало совсем уж лишним. Однако он последовал за мной, не желая оставлять мои слова без ответа. Но успел только вновь поравняться со мной и открыть рот, как в спины нам прилетел возглас:

– Ваша светлость!

Мы оба обернулись, и я вздохнула с облегчением – к нам направлялась герцогиня Аританская.

– Негодный мальчишка, что вам понадобилось от моей фрейлины? – не стесняясь в выражениях, вопросила моя покровительница. – Дитя мое, что понадобилось от вас его светлости?

– Мы не поделили беседку, – наябедничала я. – Но как только я ушла оттуда, господин герцог последовал за мной. Его светлость уверен, что его долг сопроводить меня, я же настоятельно прошу оставить заботу обо мне.

– Моя бедная девочка! – в лучших матушкиных традициях воскликнула герцогиня, накрыв лоб тыльной стороной ладони, а после напустилась на Ришема: – И как же вам не совестно, ваша светлость, домогаться невинного создания?

– Я не домогался! – возмутился герцог. – Я же дурного слова не сказал и уж тем более не сделал, подтвердите же, ваша милость!

Но я уже нырнула под крыло своей покровительнице и сурово взирала на незадачливого кавалера. И вместе со мной в негодовании на него глядели: герцогиня и пять сопровождавших ее фрейлин, а еще два лакея и служанка. Герцог всплеснул руками и, буркнув извинения, сбежал, оставив нас в нашем праведном гневе. И как только он исчез, ее светлость обернулась и поманила меня к себе, коротко велев:

– Рассказывайте, что там у вас приключилось?

Она, взяв меня под руку, показала остальным идти в удалении, чтобы не слушать наш разговор, и мы неспешно продолжили прогулку уже совместно. Я рассказывала герцогине о своем небольшом приключении. Она внимательно слушала меня, но когда я дошла до своего побега из беседки, ее светлость весело рассмеялась.

– Как бы я хотела видеть его лицо! – воскликнула герцогиня.

– Он был обескуражен, – улыбнулась я.

– Еще бы! Он ведь известный сердцеед, и вдруг такое, – хмыкнула ее светлость. Однако стала серьезной и произнесла уже без всякого веселья: – Будьте осторожны, дитя. Ришем не зря отыскал вас и пытался навязать свое общество. И раз уж он начал действовать, значит, ваше появление не оставило наших врагов равнодушными, поэтому осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Отныне не гуляйте в одиночестве, если не желаете быть скомпрометированной и оказаться без вины виноватой. – Она отвела от меня взор и усмехнулась. – Однако даже любопытно, что будет дальше…

Машинально пожав плечом, я отправила вслед герцогу парочку проклятий. Мне вовсе не хотелось оказаться привязанной к кому-то и лишиться своей свободы. До этой минуты меня мое существование в «Жемчужине» вполне устраивало. А теперь я должна буду таскать за собой Керстин или же сама навязывать ей свое общество. Конечно, временных подруг можно было менять, но суть-то от этого иной не становилась!

Протяжно вздохнув, я посмотрела на герцогиню, думавшую о чем-то. Почувствовав мой взгляд, ее светлость повернула голову и улыбнулась.

– А знаете, Шанриз, его потуги будут нам даже кстати. Какие бы цели он не преследовал, мы обратим это себе на пользу. Дадим-ка придворным сплетникам новый повод почесать языки.

– Что же вы собираетесь делать, ваша светлость? – полюбопытствовала я.

Она загадочно улыбнулась, но так и не ответила, а я не стала настаивать. Могла бы, однако фрейлине не полагалась пытать свою госпожу, и пришлось смириться и ждать развития событий. И все-таки я согласилась с герцогиней. Появление Нибо Ришема не было случайным. Если бы его интересовало уединение, то он нашел бы себе место, увидев, что прежнее занято, или же дал мне уйти. Он же не искал одиночества, герцог желал преследовать меня, и это вне всяких сомнений. И вряд ли бегал по огромному парку, разыскивая баронессу Тенерис, ему указали, где я нахожусь. А тогда выходит, что… за мной следят?

– Какой ужас, – пробормотала я, и ее светлость вновь поглядела на меня.

– Что такое, дорогая?

– Мне пришло в голову, ваша светлость, что за мной пристально наблюдают, раз уж герцог Ришем точно знал, что я покинула дворец, и где нахожусь на прогулке. Это… неприятно, – чуть ворчливо закончила я.

– Да, весьма, – ответила герцогиня и в задумчивости обернулась назад.

Я тоже обернулась и посмотрела на сопровождение ее светлости. Нахмурившись, я перевела взгляд на свою покровительницу, кажется, догадываясь, о чем она подумала.

– Вы хоть раз замечали, что за вами кто-то следует? Быть может, кто-то из слуг чаще других попадается вам на глаза? – спросила ее светлость.

Подумав немного, я пожала плечами и призналась, что на ум никто не приходит.

– Понаблюдайте, дорогая, – велела герцогиня. – И если таких не обнаружится, то… – она многозначительно замолчала, и я закончила вместо нее:

– Это кто-то из ваших фрейлин.

– Не исключено, – ответила герцогиня. – Запомните, Шанриз, придворная жизнь обязывает быть настороже, доверие – это роскошь, о которой лучше забыть. Кто, к примеру, знал, куда вы можете отправиться?

– Керстин, – не задумываясь, ответила я. – Благодаря тому, что ее приставили ко мне наставницей, мы бываем вместе чаще всего. Я говорила ей, что мне полюбилась уединенная беседка, на которую мы набрели с ней в одной из наших прогулок.

– Хм… – ее светлость снова задумалась. – Эта девочка пока не подводила меня.

– Но она болтлива, – заметила я. Отчего-то не хотелось допускать, что моя, пусть и не близкая, но подруга стала соглядатаем Ришема. – Если кто-то завел разговор, могла и рассказать обо мне.

– С Ришемом без собственного интереса вряд ли бы стала откровенничать, – произнесла ее светлость. – Баронесса дорожит своим местом. Ее семья, да что там семья, весь род весьма беден, и я взяла Керстин к себе больше из милости, памятуя о помощи ее тетки, еще в пору моего супружества… Значит, болтлива?

– Имеет такой грех, – признала я.

– И за ней тоже понаблюдайте, – велела ее светлость. – Мы не можем позволить себе беспечность. Ставки слишком высоки, и наш враг обладает главным – покровительством Его Величества. Но мы сделаем ответный ход и вонзим в герцога его же кинжал, – на губах герцогини заиграла коварная ухмылка.

– Что вы намереваетесь сделать? – все-таки не удержалась я от вопроса.

– Придет время, поймете, – легкомысленно отмахнулась герцогиня и устремила взор на большой фонтан, мимо которого мы как раз проходили. – Вот они-то мне и нужны! – вдруг воскликнула ее светлость и утянула меня за собой.

Мы шли к супружеской паре, сидевшей на одной из скамеек. Они были уже не молоды, но прославились неколебимой верностью друг другу и теплым отношением, несмотря на минувшие годы. Кого-то это раздражало, кого-то умиляло – это мне рассказала Керстин, мне же самой были просто интересны новые лица. А эту чету я видела лишь издали, потому что без супруга графиня Вейрэ не сделала бы и шагу, а на вечера к герцогине приходили только дамы. Теперь я могла познакомиться с ними поближе. Но…

– Идите, дитя мое, – приказала мне герцогиня. – Отправляйтесь к себе и будьте осторожны.

– Хорошо, ваша светлость, – ответила я.

А когда отходила, услышала, как герцогиня произнесла сокрушенно:

– Бедная девочка.

– Что случилось, ваша светлость? – спросила графиня Вейрэ.

– Ришем не дает ей проходу. Разумеется, свежесть и красота баронессы Тенерис не могли не обратить на себя внимание этого низкого и подлого сердцееда. Он преследует Шанриз, несмотря на то, что она не дает ему ни повода, ни надежды. Герцог бьется лбом в глухую стену, но никак не может понять, что благосклонности от этой девицы ему не видать.

Что ответили Вейрэ, я не услышала, потому что ушла уже далеко. Поначалу я испытала недоумение от того, что ее светлость вот так с ходу говорит обо мне и герцоге Ришеме, тем более он впервые подошел ко мне. А со слов моей покровительницы можно было сделать вывод, что он уже давно не дает мне проходу. Потом мне подумалось, что она так защищает мою честь от возможных пересудов, и на этом я выкинула случайно подслушанный разговор из головы.

Мои мысли теперь устремились к Керстин. Я вспоминала все вопросы, которые она когда-то мне задавала, но не могла признать хоть один из них настораживающим. И об ее откровениях я тоже вспомнила, однако могла бы с уверенностью сказать, что в них не было и намека на какие-либо сношения с кем-то помимо фрейлин герцогини. Она не хвасталась мужским вниманием, никуда не пыталась улизнуть тайком, а значит, напрашивался вывод, что вроде бы девушка вне подозрений. И все-таки кто-то сообщил Ришему, где я нахожусь. Но кто…

– Надо и вправду понаблюдать, – прошептала я.

Я уже дошла до дворца и готова была подняться по широкой лестнице, когда увидела пару, спускавшуюся мне навстречу. Встретившись взглядом с пронзительными голубыми глазами государя, я присела в реверансе и почтительно произнесла:

– Доброго дня, Ваше Величество, – после перевела взгляд на его спутницу и просто кивнула ей: – Графиня Хальт.

– Баронесса Тенерис, – с безразличием в голосе ответила она, и мы обменялись взглядами.

Ее ладонь покоилась на сгибе королевского локтя, кажется, они собирались с Его Величеством прогуляться. Принцессы с ними не было, только за спиной государя стояли его гвардейцы. Графиня спустила ногу с последней ступеньки и остановилась. Она с недоумением во взоре посмотрела на Его Величество, король не двинулся с места. Государь снял со своего локтя руку ее сиятельства и мягко велел:

– Идите, Серпина, я догоню вас.

– Разве же я могу осмелиться заставить короля бегать за мной, – с чуть укоризненной улыбкой ответила графиня. – Я дождусь Вашего Величества.

– Идите не спеша, – произнес государь, – тогда мне не придется бегать. Ступайте, графиня, скоро я присоединюсь к вам.

Она открыла рот, но возразить не посмела. Только обожгла меня взглядом и направилась прочь от царственного любовника, теперь смотревшего на меня. Он наконец спустился со ступеней и встал напротив меня.

– Как вам служится у моей дорогой тетушки? – полюбопытствовал государь.

– Ее светлость – чудесная женщина, – ответила я.

– Разумеется, – хмыкнул Его Величество. – И где же она? Почему вы не сопровождаете ее светлость?

– Сегодня я не дежурю у ее светлости. Мне позволено отдохнуть от службы.

– И как же вы отдыхали? Я вижу в ваших руках книгу, стало быть, посвятили свободное время чтению?

– Девице дозволено не много развлечений, Ваше Величество, – ответила я, улыбнувшись. – Особенно когда нет сопровождения. Я выбрала прогулку по парку и чтение.

Государь взял из моей руки книгу и прочитал название. После вздернул в изумлении брови и посмотрел на меня:

– «Славные деяния»? Любопытный выбор для женщины.

– Раз уж газеты читать нам запрещено, то познавать историю своего королевства запретить невозможно. Я хочу знать больше, чем рассказывают учителя. Я хочу гордиться государством, в котором родилась и живу, – не без высокопарности закончила я.

Король раскрыл книгу, пролистал несколько страниц, после закрыл ее и передал мне.

– У вас есть любимцы? – полюбопытствовал государь. – Кем вы гордитесь, ваша милость?

– Я восторгаюсь отвагой и умом графа Октора Виннера, Ваше Величество. Он один из любимых мною героев в истории Камерата.

– Оу, – король хмыкнул и покачал головой: – Однако. Он ведь ужасен, вы видели его портрет?

– Видела, Ваше Величество, – склонила я голову. – Он восхитителен, пусть и был обезображен шрамами, но каждый из них, как строчки в книге его жизни. О человеке говорят его дела, а не лик. Граф сказал достаточно, чтобы заслужить мое почитание. Красота же сама по себе не добавит человеку ни благородства души, ни отваги, ни чести.

– Все-таки вы прелюбопытнейшая девушка, Шанриз, – улыбнулся Его Величество. – Мне было приятно поговорить с вами.

После этого кивнул мне и направился за графиней, скрывшейся за высокими аккуратно подстриженными кустами. Проводив его взглядом, я коротко вздохнула и продолжила свой путь, но мысли продолжали крутиться вокруг недавнего разговора. Мне было… приятно.

Глава 6

Дядины покои оказались больше моих, и значительно. В моем распоряжении были маленькая гостиная, спальня с альковом, где пряталась гардеробная, и умывальня. У дяди имелся еще и кабинет, да и гостиная была просторней. Прогулявшись по комнатам графа Доло, я вернулась в гостиную, уселась в кресло напротив него и подвела итог осмотру:

– Пора менять службу фрейлины на службу секретаря главы Тайного кабинета.

– К сожалению, дорогая моя, вы можете только выйти замуж за секретаря главы Тайного кабинета. Но раз им являюсь я, а я давно и благополучно женат, а вас воспринимаю как дочь, то этому суждено сбыться, лишь когда на мое место придет кто-то помоложе и неженатый, – развел руками граф.

– Вы сказали – к сожалению, – заметила я. – Почему?

Дядюшка усмехнулся, но вдруг стал серьезным и ответил:

– Потому что вы – женщина, Шанни. Если бы вы были мужчиной моего рода, я бы вывернулся наизнанку, но пристроил бы вас в один из кабинетов.

– Несправедливо, не находите, ваше сиятельство? – произнесла я. Дядя вопросительно приподнял брови, и я пояснила: – Возьмем, к примеру, ваших сыновей. Вы сами, ваше сиятельство, признали за ними отсутствие необходимых черт для службы при Дворе и для пользы рода. Мне вы не отказали в силе духа и разуме, однако меньшее, что я могу сделать, – это выйти замуж за нужного роду человека, а большее – забраться в постель короля. А ведь я могла бы приносить необходимую пользу, служа Камерату и его государю на другой должности. Однако я – женщина, и за мной признается право на капризы, на рождение детей и на заботу о супруге, но отказано во всем остальном. Разве же это справедливо?

Граф улыбнулся уголками губ и мягко ответил:

– Такова данность, дитя мое, и она неизменна. Хотя в чем-то я согласен с вами. Иная женщина обставит мужчину по коварству, силе характера и упорству. Однако женщины привычны и вполне согласны со своей ролью. – Я фыркнула, и дядя улыбнулся: – Кто в вашей семье разделяет ваши мысли, Шанриз?

Я усмехнулась и вынужденно созналась:

– Никто. Матушка пришла бы в ужас, услышав то, что я сказала вам, дядюшка. Амберли назвала бы меня безумной.

– И это лишь малая модель мироустройства, дорогая, – улыбнулся его сиятельство. – Скажу вам больше, моя супруга и жены моих сыновей будут согласны с Элиен и Амберли. Пожалуй, из ста женщин девяносто девять скажут, что довольны своей жизнью и не мыслят иную.

– Но одна будет против, – щелкнула я пальцами, а граф рассмеялся:

– И ею будете вы, Шанриз! – воскликнул он, и я насупилась. – Однако оставим фантазии. Я пригласил вас к себе не ради занимательной беседы.

– И все-таки вы находите нашу беседу занимательной, более того, ведете ее со мной, а не браните за крамольные мысли, – ответила я, не желая так быстро менять тему разговора. – Батюшка уже непременно отчитал бы меня.

– И был бы прав, – без тени улыбки произнес его сиятельство. – Но я хочу лучше узнать вас, прежде чем вы увязнете в придворных интригах. Я хочу понимать, чего ждать от вас, и на что вы способны. Те качества, которые я вижу, мне нравятся. Надеюсь, мои наблюдения и чутье не подведут и в этот раз. Лишь потому я веду с вами разговор, который прервал бы в ином случае. Однако я настоятельно прошу вас сдержаться и не заводить подобных бесед ни с дамами, ни с мужчинами, дабы не прослыть чудачкой. Это подпортит ваш образ и снизит шансы на успех.

Ничего иного я и не ждала, потому нисколько не обиделась на главу рода. Более того, могла бы сказать ему спасибо уже за то, что он не стремился закрыть мне рот жесткой отповедью и изгнать из головы крамольные мысли. Пусть наша беседа по интересующей меня теме была короткой, но все-таки познавательной. И мне было о чем подумать. Что до его предостережения, то я давно научилась носить маски, под которыми прятала свои истинные помыслы и устремления. Матушка была бы искренне изумлена, если бы узнала, что мой кругозор и познания несколько шире, чем она предполагает. И, тем не менее это было так.

– Вам не о чем беспокоиться, ваше сиятельство, – заверила я. – Я отдаю себе отчет в том, с кем и о чем можно разговаривать.

– Вы неизменно доставляете мне радость, Шанни, – улыбнулся граф. – Итак, о деле. – Я устремила на него внимательный взгляд. – Как вам уже должно быть известно, через две недели состоится большая королевская охота. Ее отличие от малой королевской охоты значительное. Сейчас я расскажу вам о них. – Об охоте я действительно слышала, но мало что знала об этом придворном событии. Керстин просто сообщила, заходясь от восторга, что это будет восхитительно, но вразумительного более ничего не сказала. Потому, поерзав, я устроилась поудобней и кивнула, показав, что готова внимать его сиятельству, и он продолжил: – Между малой и большой охотой столь же разницы, как и между Большим дворцовым парком и Малым, впрочем, и смысл тот же. В большой охоте участвует весь двор, а на малую государь выбирает охотников. И значит, через две недели вы будете присутствовать на этом увеселении.

– Увеселение? – скептически хмыкнула я.

На охоте я не были ни разу в жизни, подобные развлечения не предназначались для юных девиц. Когда мы перебирались в поместье, располагавшееся вдали от столицы, являвшееся матушкиным приданым, отец охотился один или вместе с соседями. Иногда мужчины брали с собой своих женщин, но никогда детей.

Однажды, лет в семь, понукаемая любопытством и озорством, я пробралась на кухню, куда доставили зайцев, добытых батюшкой. Я до сих помню тот ужас, который испытала, глядя на окровавленную тушку. Я стояла, тяжело дыша, смотрела в мертвый заячий глаз, а после, когда наш повар взял животное за уши и потряс передо мной, с гордостью расхваливая меткость хозяина, из моей груди вырвался истошный крик.

Кто-то из кухонной прислуги подхватил меня на руки и спешно вынес из кухни. Матушка, испуганная моей истерикой, сначала отчитала того, кто принес меня, а после досталось и мне за то, что была там, где быть не полагалось. А после пришел отец.

– Зачем, зачем вы его убили?! – кричала я, топая ногами. – Не надо никого убивать!

Батюшка, взиравший на меня сверху вниз, склонился и заглянул в лицо:

– Вы слишком впечатлительны, дитя мое, – сказал он, после взял меня на руки и наставительно добавил: – В этом нет дурного, Шанни. Охота существует от начала времен. Чтобы люди могли жить, им требуется пища, и ее нужно добыть. Если я больше не буду охотиться, запрещу прислуге покупать мясо и овощи, тогда все мы умрем от голода. Вам бы хотелось видеть, как ваша матушка не имеет сил подняться на ноги?

– Н-нет, – судорожно вздохнув, ответила я. – Не хочу. Я люблю матушку, и вас люблю. Но есть зайцев я больше никогда не буду. Никогда!

– Как скажете, Шанриз. Вам подадут другое блюдо, – не стал возражать барон Тенерис. – И обещайте больше не бегать на кухню, чтобы не огорчаться так сильно.

– А вы не убивайте зайцев, батюшка, мне их жалко.

Отец не стал возражать и на это. Он легко согласился, но лишь для того, чтобы я успокоилась. Разумеется, батюшка продолжал охотиться, и на зайцев в том числе, но мне об этом стало известно лишь в более взрослом возрасте. Я увидела, как камердинер барона, сопровождавший хозяина на охоте, нес две заячьи тушки, но тогда на меня это уже не произвело столь сильного впечатления.

Однако к охоте у меня выработалось стойкое неприятие как к варварскому и жестокому занятию. Потому мысли о собственном участии в ней вызвали оторопь и даже легкий испуг. Меньше всего мне хотелось кому-то причинять боль, пусть это и было животное. Но, конечно же, дяде я об этом не сказала, а продолжила слушать его.

– Именно так, Шанни, увеселение, – ответил граф на мой вопрос. – И, как вам известно, Его Величество страстный охотник. Более того, по приезду в резиденцию он почти сразу отправился на охоту. Вы об этом не знаете, потому что еще были в пути. Сейчас же настало время большой охоты. Дамы останутся ждать охотников на поляне для пикников, куда те вернутся с добычей. – После этих слов я испытала несказанное облегчение. – С государем поедут лишь несколько женщин: графина Хальт, принцесса и еще несколько придворных дам. Графиня охоту не любит, но неизменно следует за королем, потому что ему это занятие нравится. Как женщина далеко не глупая, Серпина выбрала неплохую стратегию, которая позволила ей оставаться подле государя столько времени. Она закрывает глаза на его интрижки, поддерживает увлечения и создает уют домашнего очага.

Но всё это не так уж и сложно разрушить. И поэтому, чтобы набрать в его глазах вес, не только как хорошенькая девушка, вы тоже должны проявить интерес к охоте. И чем жарче он будет, тем лучше. Если государь поймет, что вам нравится это занятие, вы можете быть приглашены на малую охоту. Государь ценит здоровый азарт и задор, а где их можно проявить, как не на охоте? Так мы убьем сразу двух зайцев, – я машинально передернула плечами, услышав о зайцах, но граф, кажется, этого не заметил. – Вы покажете ему свой интерес к охоте, а после огонь, скрытый в вашей крови, если будете приглашены в малый круг приближенных. Вы меня поняли, Шанриз?

– Да, дядюшка, – кивнула я.

– Что еще рассказать вам? Пока дичь будут свежевать и готовить, мужчины, разгоряченные охотой, будут упражняться в меткости. Женщины в этом развлечении не участвуют, они остаются зрителями. В этом состязании победитель первым отрезает кусок от готовой туши и подносит его даме. Мужья, разумеется, женам. Свободные мужчины выбирают любую из незамужних дам. Впрочем, чаще остальных выигрывает в состязании сам государь, он одаривает свою фаворитку.

– Что мне сделать, если вдруг выиграет неженатый мужчина и преподнесет свой приз мне? Отказаться – будет дурным тоном? Приняв этот кусок мяса, не дам ли я какого-либо обещания?

Дядя улыбнулся.

– Нет, дорогая, отказываться не стоит. В этом знаке внимания нет ничего дурного, всего лишь дань традициям. Разумеется, в этом есть подоплека, но если вы не станете поощрять интереса, то не дадите надежду кавалеру и пищу для сплетен. Пока вы вели себя безукоризненно. Даже сплетня о вас и Ришеме показывает вас в выигрышном свете.

Вот уж воистину сплетня! Такая благонравная чета графов Вейрэ, бывшая образцом для подражания, оказалась главным поставщиком пересудов для Двора. Узнала я о слухах, когда ко мне примчалась Керсти с расширенными от возбуждения глазами, выпалила:

– Какой ужас, Шанриз! Какой ужасный… ужас! – и упала в изнеможении на мою кровать.

Добившись от нее пояснений об «ужасном ужасе», я некоторое время и сама пребывала в ошеломлении, потому что Двор вот уже несколько дней с живейшим интересом обсуждал домогательства герцога Ришема и мою похвальную стойкость. Сочувствовали мне и насмехались над его светлостью. Что думал сам герцог, мне было неизвестно, после нашей единственной встречи мы больше ни разу пока не виделись.

Разгадку появления слухов и скорости их распространения дала та, кто породила их – герцогиня Аританская.

– Разумеется, говорят, – ответила она на мое удивление. – Не зря же я поделилась этой маленькой тайной с Вейрэ. Если хотите пустить сплетню и так, чтобы к вечеру об этом услышали все, то посекретничайте с Вейрэ. Больших сплетников и представить сложно. Они оба любят разносить по свету чужие секреты.

– Но зачем?

Ее светлость потрепала меня по щеке и покачала головой:

– Мое невинное дитя, – с улыбкой сказала моя покровительница. – У вас умненькая головка, но совершенно нет опыта в интригах. Вы пока не умеете предугадывать грядущие события, так черпайте эту мудрость у меня. Я опередила Ришема, – уже серьезно продолжила она. – Этот негодяй мог испортить нам все дело, если бы сумел увлечь вас или попросту скомпрометировать, а теперь мы лишили его этого хода. Всем известно, как он домогается вашего внимания, но получает отказ за отказом. Скорей всего, после этого он уже не сунется к вам. Нибо ужасный сердцеед, беспринципный и жестокий. Не вздумайте влюбиться в него, если герцог все-таки решит продолжить начатое, – ее светлость устремила на меня строгий взгляд. – Помните, что ему нужны не вы, а неколебимость невестки в ее нынешнем положении фаворитки. Возможно, обломав зубы сам, он направит кого-то сделать то, чего мы его лишили. Будьте осторожны, Шанриз.

– Я не мечтаю о страстных объятьях, кавалерах и замужестве, – заверила я герцогиню.

– И это весьма странно, – отметила она. – Однако нам на руку. Будьте холодны, но не слишком. Он, – герцогиня посмотрела на меня со значением, – должен увериться, что под коркой льда скрывается пламя.

Вот уж в чем ее светлость могла не сомневаться, так это в скрытом во мне пламени. Оно жгло мне пятки, понуждая к поиску приключений. Но сейчас я притушила свой огонь – так было нужно. Улыбнувшись воспоминанию, я вернула свое внимание дяде.

– Надеюсь, вы привезли сюда весь ваш новый гардероб? – спросил его сиятельство.

– Как я могла оставить свои платья, когда их подарили мне вы, дядюшка? Разумеется, я привезла всё, что вы назвали необходимым.

И это было так. И то, что граф немало потратил на мои новые наряды, и то, что я привезла все свои обновки с собой. Те платья, которые пошили к моему совершеннолетию, почти полностью были отправлены обратно с приказом передать их Амберли. Дядя, осмотрев мой гардероб, признал его негодным для придворной жизни и отвез меня к лучшему портному, который одевал само королевское семейство. Вскоре моя гардеробная снова заполнилась, и в ней появилось то, чего не было до этого – три охотничьих наряда.

– Этого мало, но заказать большего мы пока не успеваем, – сказал тогда дядя.

А сейчас, когда разговор зашел об охоте и моем гардеробе, я задала вопрос:

– Ваше сиятельство, вы говорили, что моих охотничьих костюмов мало, что это может означать? Я могу опозориться на охоте?

– Нет, Шанни, – улыбнулся граф. – На большую охоту они вам не понадобятся. Туда вы наденете костюм для пикников, потому что, по сути, это и будет пикник после охоты. Но вот если вас пригласят на малую, то может выйти конфуз. Малая охота проводится от трех дней до недели. Его Величество отправится в один из охотничьих домиков. Те, кто поедут с государем, и вернутся тоже с ним, а значит, на эти несколько дней нужно иметь соответствующий гардероб. У вас его пока нет, разве что повезет, и малая охота продлится всего три дня.

– Меня еще никто не пригласил, – заметила я.

– Всё зависит от вас, дорогая, – улыбнулся граф. – Что до соответствующего одеяния, этот вопрос вполне решаем. Помните мои наставления, и вы сможете успешно продвинуться дальше переглядываний с королем, когда он навещает свою тетушку.

Устав сидеть, я поднялась с кресла и отошла к окну. Граф последовал за мной. Он встал рядом и устремил взгляд вверх. За то время, что мы разговаривали, небо затянуло тучами. Они нависали над королевской резиденцией черными отяжелевшими брюхами, грозя пролить слезы на людские головы. А может, и побраниться, уж больно хмуры они были.

– Похоже, надвигается гроза, – произнес его сиятельство. – Смотрите, какие темные тучи. И ветер поднялся.

Я перевела взор на деревья. Их верхушки гнулись, послушные ветру.

– Это Хэлл примчался навестить нас, – улыбнулась я.

– Кажется, он собирается ворчать, – усмехнулся дядя. – Слышите?

Где-то, еще вдалеке, слышался первый раскат грома. А еще спустя минуту на стекле появились первые тонкие росчерки дождевых капель. Теперь я посмотрела вниз и негромко рассмеялась:

– Хэлл ворчит не на нас. Глядите, дядюшка.

Граф проследил за моим взглядом и негромко рассмеялся – среди аккуратно подстриженных кустов спешно вышагивал сам герцог Ришем. Однако тучи не пожелали ждать, когда его светлость доберется до укрытия, и обрушили на герцога все свои горести, зарыдав в полную мощь. Жертва дворцовых сплетен совершенно неблагородно сорвался на бег, а вслед ему уже грозил сердитый гром. Еще миг, и перед дворцом сверкнула молния.

– Хэлл промахнулся, – с некоторой досадой произнес его сиятельство.

– Не богохульствуйте, дядюшка, – я укоризненно покачала головой. – Хэлл – известный озорник, и в этом он вполне преуспел.

– Хвала Хэллу, – улыбнулся граф. Он отвернулся от окна и проворчал: – Надеюсь, герцог успел изрядно промокнуть, чтобы подхватить простуду. Умрет вряд ли, что весьма огорчает, но хотя бы походит с красным носом.

– Магистр Элькос исцелит герцога слишком быстро, чтобы вы сумели налюбоваться его красным носом, – улыбнулась я.

– Магия – зло, – сварливо отозвался глава моего рода. – Иногда я даже радуюсь, что ее стало так мало в нашем мире.

– Магия – это восхитительно, дядюшка, – возразила я. – И если бы ее было больше, то мы ездили бы не на лошадях, а на самодвижущихся повозках, как наши пращуры. Хорошо, хоть что-то еще маги могут. А так будто и нет их вовсе.

Граф вернулся в кресло, вытянул ноги и закинул за голову руки. Он удовлетворенно вздохнул. Я не спешила обратно в кресло. Устроившись на подоконнике, я вновь устремила взгляд на улицу. По дорожкам уже разлились большие лужи. Цветы, еще недавно наполнявшие резиденцию тонким ароматом, закрыли свои чашечки и склонили головки, прячась от беспощадных капель.

– Конечно, вы правы, дитя мое, – голос графа привлек мое внимание, и я обернулась к нему. – Магия – это великое чудо, но все чудеса однажды заканчиваются. Когда-нибудь и некогда величайшая сила покинет наш мир, и людям придется полагаться только на свои возможности. Впрочем, мы уже давно научились этому. Сейчас маги – это реликт и показатель богатства и могущества государства. Хвала богам, Камерату есть еще чем похвастаться. И пусть магов, равных Элькосу, у нас не так много, но у соседей дела с мастерами этого ремесла обстоят еще хуже.

Я все-таки вернулась и села напротив графа. Его рассуждения мне были интересны уже тем, что это было не беседой о погоде. Усевшись в кресло, я воззрилась на его сиятельство с живейшим интересом. Похоже, ему польстило мое внимание, потому он продолжил:

– Но знаете ли вы, дитя мое, что существуют еще накопители? Они имеются и у почтенного придворного мага. Он как-то поделился со мной, что, пожалуй, смог бы открыть врата в другой мир, – я округлила глаза, и дядюшка легко рассмеялся: – Да-да, Шанни. То, о чем мы можем читать в легендах, считая вымыслом, возможно и в наши дни. Правда, Элькос на подобное никогда не пойдет. Он бережет свои сокровища пуще, чем гвардейцы королевскую корону.

– Что такое накопители, ваше сиятельство? – полюбопытствовала я.

– Вроде бы это какие-то кристаллы, в которых скапливается магия: остаточные выплески, намеренно слитая сила мага, а еще собранная с артефактов, когда они ослабевают. Один такой Элькос носит на пальце. Его кольцо с большим и немного нелепым камнем, – я с пониманием кивнула, этот белый камень я видела. – Наш уважаемый мастер сказывал мне, что этот камень что-то вроде ловушки. Он вбирает в себя магию, те самые остатки, которые оказались излишними, и таким образом придворный маг возвращает себе растраченную впустую силу. Он даже говорил, что камень способен собрать силу отовсюду, где обнаружит ее. Элькос отправляет собранные в перстне потоки в накопители, и те сохраняют их и даже усиливают. Что-то вроде винной выдержки. Бывает очень любопытно послушать нашего дорогого магистра, когда он в благодушном настроении и готов делиться своими секретами.

– Как увлекательно! – не удержалась я от восклицания.

– Весьма, – улыбнулся дядя и, подавшись вперед, потрепал меня по щеке. – Или я уже слишком стар и сентиментален, или же мне просто нравится с вами разговаривать, Шанни, но что-то я стал болтлив не в меру.

– Не отказывайте себе в этом, ваше сиятельство, – улыбнулась я. – Особенно если это приносит вам удовольствие. Мне так уж точно.

– Не сомневаюсь, – рассмеялся дядя.

Расстались мы с дядюшкой только с наступлением темноты. Это могло бы считаться предосудительным, если бы не наше родство и возраст графа. Мы и поужинали в его комнатах, а после выбрались на улицу. Дождь давно и благополучно закончился, и даже выглянуло солнце, быстро подсушившее листву. Однако тепло спало, и, покинув уютный кров, вскоре я ощутила дрожь. Его сиятельство, как галантный мужчина, накинул мне на плечи свой сюртук.

– Вы замерзнете, дядюшка, – заметила я. – Уж лучше пошлем за шалью.

– Скоро стемнеет, – ответил граф, – и вам придется вернуться в свои комнаты, поэтому не будем тратить время на беготню. Я отнюдь не дряхл, не волнуйтесь, Шанни. И я знаю, как согреться. Идемте.

– Куда? – удивилась я.

– Покатаемся на лодке, заодно продолжим прерванный разговор без случайных встреч и лишних ушей.

Я возражений не имела. Мы почти не разговаривали, пока шли к лодкам, привязанным к большому деревянному пирсу, еще пахшему свежим деревом. Как я уже знала, его делали к лету каждый год и устанавливали у берега. Здесь были и скамеечки, и резные перила, чтобы можно было задержаться и полюбоваться озером и его обитателями. Но сейчас пирс был пуст. Дождь и прохлада разогнали праздных гуляк. Кроме нас с его сиятельством были только лодочник и его помощники, которые расходились, когда дворец засыпал. Впрочем, один всегда оставался на случай, если кому-то взбредет в голову покататься на лодке под звездами.

– Нам не нужен лодочник, – чуть прохладно произнес дядя, глядя на согнутые в почтительном поклоне спины.

Он помог мне сесть в лодку, сноровисто забрался сам, и наше маленькое суденышко оттолкнули от пирса. Граф взялся за весла, и лодочка резво побежала по озерной глади. Склонившись, я опустила пальцы в холодную воду, передернула плечами и закуталась плотней в дядин сюртук.

– Итак, продолжим наш разговор, – сказал его сиятельство, и я согласно кивнула.

Мы обсуждали придворных. Начали еще до ужина, во время ужина продолжили, но прервались, решив прогуляться, а теперь возобновили беседу. Дядя наконец, пользуясь временем, которое выпало нам сегодня, рассказывал мне об обитателях королевского дворца в подробностях. Не обо всех, разумеется, на это ему и всего дня не хватило бы, но о самых приметных. О тех, кто имел вес, и кого можно было разделить на союзников и недругов.

– Граф Атленг – министр иностранных дел, – произнес дядя. – Он – личность примечательная, имеет гибкий ум и сильный характер. Иметь такого в союзниках весьма недурно, но он не станет поддерживать: ни нас, ни Ришема. Более того, он испытывает неприязнь и к герцогу, и к графине. И уж точно уже относится с подозрением к вам. Граф стал со мной холоден с тех пор, как вы поступили на службу к герцогине.

– Почему? – живо заинтересовалась я.

Дядюшка поднял весла в лодку и позволил течению нести нас.

– Его сиятельство против наличия фаворитки у государя, – пояснил глава рода. – Он полагает, что женщины отвращают Его Величество от женитьбы.

Я удивленно вздернула брови. Заподозрить в государе слабоволие и податливость было сложно. Да и наследник ему был необходим, так что женитьба должна оставаться лишь вопросом времени.

– Не понимаю, – огласила я свои сомнения. – Как любовница может мешать женитьбе?

В сгущающихся сумерках я рассмотрела, как дядя улыбнулся.

– По сути никак, если этой помехи ни допускает сам государь. Король женится в любом случае, разве что к фаворитке может относиться с большей теплотой, чем к супруге. Атленг ошибается, когда списывает отсутствие королевы на фавориток. Наш государь не тот человек, кто будет слушать женские капризы, если принял решение.

Мне вспомнился мой первый Большой завтрак и укор герцогини, обращенный к племяннику.

– Но к тетушке Его Величество как-то не пришел из-за недомогания графини, – заметила я.

– Если бы герцогиня меньше одолевала его жалобами, государь бывал бы у нее чаще, – усмехнулся его сиятельство.

– Так почему же король не женится? – полюбопытствовала я. Мне и вправду стало интересно.

Граф снова взялся за весла, и лодка набрала ход. Ожидая ответа дяди, я подняла голову и посмотрела на небо. Оно еще не потемнело, но луну я уже смогла разглядеть, а вскоре должны были проклюнуться и звезды. И тогда они отразятся в озерной поверхности, и мы сможем плыть среди звезд…

– Как вам известно, дитя мое, государь был женат уже дважды…

– Дважды? – переспросила я, потеряв интерес к небу.

– Дважды, – кивнул дядя. – Впрочем, вы были слишком малы, когда Его Величество женился в первый раз. Ему тогда было восемнадцать, а вам всего лишь пять. А так как его первая супруга так и не добралась до Камерата, то вы о ней, разумеется, ничего не слышали, а учителя вам не говорили, потому что этот эпизод в истории королевства не имеет никакого значения. – Заметив, как я встрепенулась, готовая к новым вопросам, граф усмехнулся и продолжил: – С принцессой Фремондой Утландской, старшей дочерью короля Утланда, наш король был обручен еще с раннего детства, так наш покойный государь хотел закрепить союзнический договор. И когда пришло время, Фремонда отправилась к жениху. Чтобы ее путешествие было благочинным, брак был заключен заочно, и граф Мистэ, племянник вашей госпожи, выступив от имени государя, подписал бумаги и забрал юную королеву к ее мужу. Как вам известно, с Утландом нас разделяет море, оно-то и оборвало этот брак, состоявшийся только на бумаге. Корабль попал в шторм и затонул вместе с Фремондой, графом Мистэ, свитой сопровождения и командой. Не спасся никто.

– Как печально, – покачала я головой. – Бедная принцесса.

– Примерно также сказал и государь, – кивнул головой дядя. – На этом его скорбь и закончилась. Фремонду он видел только на портрете, знал лишь по рассказам и полюбить или возненавидеть не успел. В королевской усыпальнице есть ее саркофаг, но тела там нет, его попросту не нашли, как и никого с того корабля. – Граф снова опустил весла в лодку, отправив ее по течению. – Второй супругой, которая все-таки надела венец Камерата, была Рагнесса Самменская. Эта принцесса была встречена женихом на границе двух королевств, и Его Величество лично сопроводил ее до столицы. Рагнесса оказалась премиленькой, живого нрава, и она сумела покорить государя еще в дороге. Ему на тот момент исполнилось двадцать, его невесте было, как вам сейчас, и на свадьбе они оба выглядели счастливыми. На них было приятно посмотреть.

Идиллия продолжалась около двух лет, после супруги несколько охладели друг к другу, но уважение осталось. Скажу честно, государь успел увлечься фрейлиной королевы, но их связь тщательно скрывалась. Ее Величество если и подозревала, то не показывала виду. Впрочем… Шанриз, – тон дяди стал строгим. – То, что я сейчас вам расскажу, не должно стать предметом сплетен. При Дворе об этом много шептались, но за переделы дворца сплетня не просочилась. Не вздумайте поднимать дела минувших дней из праха и задавать кому-либо лишние вопросы.

– Я умею хранить тайны, – заверила я его сиятельство.

– То, что вы сейчас услышите, я говорю лишь с одной целью, чтобы вы сумели принять к сведению эту историю и избежать ошибки. К тому же вы совсем ничего не знаете о человеке, к которому мы с герцогиней вас подталкиваем, а должны знать.

– Я поняла вас, дядюшка, – кивнула я. – Клянусь милостью моего небесного Покровителя, что ничего из того, что услышу, не сделаю оглаской и не предам вашего доверия.

– Хорошо, Шанни, – ответил его сиятельство. – Но продолжим. Рагнесса не отставала от мужа, у нее тоже появилось тайное увлечение. Этого человека при дворе вы ныне не увидите, как не услышите имени его рода. Они в опале и вряд ли скоро смогут испросить прощения. Поэтому и я не назову вам имя любовника королевы. Но он был, и я это знаю точно, потому что служу в кабинете, где умирают все тайны королевства.

В общем, супруги, пресытившись друг другом, нашли отдушины на стороне. А потом Ее Величество понесла. Известие было желанным и радостным. И оставалось бы таким, если бы до короля не дошли слухи о связи его жены с другим мужчиной. Сами понимаете, после этого отцовство государя подлежало большому сомнению. Элькос сказал, что определить точно сможет только после рождения ребенка.

Сама Рагнесса отрицала измену, зато сознался ее любовник. Его бросили в темницу. Там он признал связь с королевой, маг подтвердил правдивость. После этого государь своей фаворитки уже не прятал. Он поселил ее неподалеку от себя и выказывал милость, так карая жену…

– Но это же несправедливо!

– В чем вы видите несправедливость, дитя мое? – спросил граф. – В том, что они оба нарушили брачный обет, или в том, что Рагнесса была наказана за то, что чуть не посадила на трон Камерата ублюдка? Нет, Шанни, между изменой короля и королевы большая разница. Учтите это и запомните – государь не прощает предательства, даже фавориткам. Такой пример тоже был, и я как-нибудь расскажу вам об этом, а пока закончу уже начатую историю.

Итак, Рагнесса жила в своих покоях, получала содержание, но полностью лишилась внимания супруга. Спасти ее могло лишь одно – рождение наследника. И когда пришел срок и ребенок огласил криком королевские чертоги, первым делом его осмотрел Элькос. Впрочем, и без него было ясно, что дитя – не порождение чресл Его Величества. Карие глаза выдавали того, кто был отцом этому младенцу. Магистр только подтвердил очевидное – королева родила ублюдка.

– Она ведь умерла в родах, и ребенок умер, – прошептала я, вдруг испугавшись неожиданной мысли, посетившей меня.

– Ребенок жив и отправлен к родне его отца, – сухо ответил его сиятельство. – Сейчас в нем особенно ярко проступило сходство с любовником королевы.

– А королева…

– Умерла в родах, Шанни, вам это известно, – ответил дядя. Я испытала недоверие и сразу не ответила. Слова о том, что король не прощает предательства, секретность тех сведений, что давал мне граф – всё это только еще больше укрепили внезапную догадку, которую я не собиралась оглашать. Только нервно потерла ладони и прерывисто вздохнула:

– О боги.

– Сделайте необходимые выводы, дорогая, – велел его сиятельство. – Выберите правильную линию поведения, и Хэлл не оставит вас своей милостью. Что до Атленга, то вы поймете, насколько он ошибается. Фаворитки к нежеланию государя жениться не имеют никакого отношения. И однажды он выберет себе новую королеву, которая родит Камерату наследника. А пока Его Величество ведет образ жизни, который ему по нраву. И вы можете стать частью этой жизни.

Мне нужно было уложить в голове всё, что рассказал мне дядя, пережить оторопь и даже страх, появившийся после откровений графа Доло. В любом случае от своих идей я отказываться не собиралась. Значит, нужно свыкнуться с новой правдой о короле.

– Я устала, дядюшка, – сказала я, желая поскорей вернуться к себе и остаться одной.

– Да, уже стемнело, – согласился его сиятельство. – Нам пора возвращаться.

Он развернул лодку в обратную сторону. Теперь мы и вправду плыли среди звезд, но это уже не произвело на меня впечатления. И пока мы не вернулись на твердую землю, ни я, ни граф не сказали ни слова. Только по дороге к дворцу дядя сжал мою руку.

– Вам не стоит бояться, Шанни, – негромко произнес его сиятельство. – Я не запугивал вас, а лишь дал пищу для размышлений и выводов. И главным должно стать вот что – не стоит держать его за дурака и слепца, даже если вы будете чувствовать с его стороны трепетные чувства. Они не помешают ему наказать, если вы будете виновны. Понимаете, о чем я?

– Понимаю, – кивнула я. – Не переживайте, дядюшка, я не попрошусь отпустить меня. Я вас услышала и запомнила.

– Это радует, – улыбнулся граф, и мы продолжили путь.

Глава 7

– Подойдите ко мне, Шанриз.

Я послушно шагнула к ее светлости. Герцогиня неспешно двинулась вокруг меня, наконец, снова оказалась перед моими глазами и подвела итог:

– Никуда не годится.

– Ваша светлость?

– Всё это никуда не годится, – чуть раздраженно повторила моя покровительница. – Да, отвечает придворной моде, но скрывает вашу юную прелесть. Мне это не нравится. Идемте к вам, я хочу посмотреть ваш гардероб.

Прим-фрейлина, стоявшая неподалеку, склонила голову.

– Ваша светлость, позвольте напомнить, что выезд состоится через полчаса.

– Пусть едут, – легкомысленно отмахнулась герцогиня и снова посмотрела на меня: – Идемте.

Фрейлины, ожидавшие госпожу, проводили нас с недоумением, но, конечно же, вопросов задавать не посмели. Как и я. Всё, что мне оставалось, – это идти за герцогиней и ждать ее решения. Меня наряд для пикника вполне устраивал, и менять его не хотелось. Это была юбка без кринолина, и была она не пышной и не узкой. Не стеснила бы движений, когда пришлось бы присесть, и ветер не смог бы задрать подол, оголив ноги. Еще имелась блуза и жакет, который можно было снять, если станет жарко. Рассчитан этот наряд был на то, что дама может отправиться на пикник верхом или же решит прокатиться на лошади во время отдыха на природе. К тому же я еще ни разу не надевала этот костюм, а он мне нравился, но ее светлость решила иначе.

– Я хочу, чтобы вы выделялись на общем фоне, – сказала она, когда мы зашли в мои комнаты. – Вы должны стать заметной.

– Мне кажется, я заметна, – улыбнулась я и указала на свои волосы.

– Нет, дорогая, вы станете самим воплощением нежности, – герцогиня потрепала меня по щеке и велела моей служанке: – Показывай платья.

Ее светлость устроилась в кресле в гостиной, я встала за ее спиной, и моя Тальма поспешила в гардеробную. Герцогиня придирчиво рассматривала платья, после указывала, что унести, а что оставить. Изучив подробно то, что осталось, моя покровительница уверенно ткнула в легкое белое платье с нежно-зеленым поясом.

– Вот это, – велела она. – И переделайте прическу. Никаких шляпок, пусть будет белая лента.

– Но это же… – начала я и осеклась под взглядом герцогини.

– Одевайтесь, я жду, – приказала ее светлость.

Это было утреннее платье с короткими рукавами, которое надевали до выхода в свет, и появиться в нем было всё равно что в ночной сорочке. Признаться, я была ошеломлена решением герцогини. У этого платья не предусматривался подъюбник, да и легкая ткань и свободный крой юбки способствовал тому, что при дуновении ветра мои ноги могли стать центром внимания.

– Ваша светлость, – осторожно заговорила я. – Мы всем показываем, что я строга и сдержанна, и вдруг этот наряд. Что если ветер? Это будет конфуз…

– Это будет выстрел в мужские сердца, – легко рассмеялась герцогиня. – Впрочем, если вы волнуетесь, мы все оденемся также.

– Это было бы недурно, – вырвалось у меня. – В этом случае я бы не чувствовала себя бельмом у всех на глазах. Да и остальным придворным не придет в голову подшучивать надо мной, если в подобный наряд одета моя госпожа, а я лишь исполняю ее волю, как и остальные фрейлины. Возможно, так мы даже введем новую моду при Дворе.

Я улыбнулась и потупила взор, изображая смущение, а ее светлость вдруг задумалась.

– И то верно, дитя мое. – Она взглянула на меня и озорно улыбнулась: – А что? Я всё еще важная персона при Дворе, и пусть не списывают меня со счетов. Я еще могу задавать придворную моду. Вот и сразим их всех нашей смелостью и покажем пример, что простота может быть утонченной и изысканной. Прекрасная мысль! Сейчас же прикажу всем переодеться в утренние платья. Но прическу измените только вы, Шанриз, – уже строже закончила она. – Можете и вовсе не собирать волосы. Только пусть это выглядит красиво, а не так, будто вы только что встали с постели. И непременно ленту! Собирайтесь.

И она ушла, а я осталась. Мы переглянулись с Тальмой, и я махнула рукой:

– Переодеваться.

– Слушаюсь, ваша милость, – поклонилась она, и работа закипела.

Закончили мы сборы, когда кортеж уже отправился к означенному для пикника месту. Возглавляли кортеж охотники, и мне удалось увидеть лишь мельком всадников и несколько всадниц, которые должны были участвовать в охоте. Рассмотреть мне их толком не удалось, но об этом я особо не переживала. Больше меня волновало, как пройдет выходка герцогини с нашими нарядами. Но ее пожелание я выполнила. Правда, от совсем распущенных волос я отказалась.

Тальма собрала мне их на затылке пышным пучком, оставив часть прядей, начиная от висков, свободными, превратила их в локоны, а после разбила ловкими движениями, но расчесывать не стала. Затем повязала ленту, которая аккуратно легла поверх головы и была повязана под пучком. Удержать всё это сооружение должен был помочь состав магистра Элькоса, входивший в подарок на мое совершеннолетие. Вышло даже прелестно. Этакая легкая небрежность, не оставлявшая сомнений в том, что над прической изрядно поработали.

Теперь к моему наряду совсем не шли украшения, выбранные ранее. Просмотрев свои драгоценности, я выбрала короткую тонкую жемчужную нить, охватывавшую шею, но не спускавшуюся на грудь. На нити имелась небольшая подвеска – изумрудная капля, приятно гармонировавшая с цветом моих глаз. А прочих украшений не надела вовсе. Сменив туфельки, которые надевала к костюму, на более подходящие к новому образу, я подошла к зеркалу.

– Юная свежесть и красота, – прокомментировала я свое отражение и скосила глаза на служанку.

– Истинно, – важно кивнула она.

Когда я пришла к покоям герцогини, их хозяйка уже успела сменить наряд. Окинув меня взглядом, ее светлость просияла:

– Именно так! Это то, что я желала видеть. Очаровательно, – подвела она итог.

А пока она рассматривала меня, я также разглядывала герцогиню. Этот легкий наряд ей шел необычайно. Она будто помолодела разом лет на десять. Прическу моя покровительница тоже сменила, да так, что ни о каких шляпках разговор не шел. На ее макушке был свернут объемный пучок, вокруг основания которого шла серебряная нить с россыпью бриллиантов, и они красиво контрастировали с черными волосами герцогини. В отличие от меня, на ее светлости украшения имелись, но не громоздкие, оттого смотревшиеся уместно.

Кроме меня в покоях присутствовали десять фрейлин. На всех были уже надеты утренние платья. Дамы тоже успели внести необходимые штрихи и теперь выглядели необычайно мило. Удивительно, как может преобразить женщину не только богатый наряд, но и упрощенный продуманный образ. Мы теперь казались не придворными дамами, но стайкой бабочек. На фоне остальных женщин должны были выглядеть, как распустившийся цветок среди ухоженных веток.

Фрейлины отнеслись к своему преображению спокойно, в любом случае, никто не выглядел хмурым или угнетенным, будто всё это было задумано изначально и принято душой и сердцем. Разве что следующая причуда ее светлости ввергла нас в ошеломление.

– Мы поедем верхом, – заявила герцогиня. Она осмотрела нас и изумилась в ответ: – И что это за недоумение на ваших лицах, дети мои? Мы ужасно опоздали, и если не поспешим, то упустим момент, когда государь отправится на охоту, а мы так и не пожелаем ему удачи. Необходимые распоряжения я уже отдала. Поспешим. – Она прошла к дверям, но вдруг остановилась и опять обернулась: – Надеюсь, среди нас все умеют держаться в седле? Мы поскачем быстро.

Вопрос явно предназначался мне, об остальных фрейлинах герцогиня знала достаточно. Однако вздохнула только Керстин.

– Ох.

– Значит, все, – удовлетворенно произнесла ее светлость, и мы наконец отправились на пикник.

Скажу честно, я даже обрадовалась тому, что мы поедем верхом. Это было очередным «преступлением», о котором матушка не знала. Когда мы отправлялись на лето в ее поместье, я пользовалась свободой, которую получала там, и часто каталась на лошади. Разумеется, об этом баронесса знала, не знала она лишь о том, что, отъехав от усадьбы, я пересаживалась на коня грума, и пока он вел в поводу мою кобылку, я скакала в свое удовольствие, сменив дамское седло на мужское. Амберли знала, укоряла, но молчала, как и грум. Но как раз в его интересах было хранить нашу маленькую тайну, и потому я с неизменным успехом и удовольствием нарушала правила.

Моей милой Звездочки не было ни во дворце, ни тем более в резиденции Его Величества. Но имелись лошади ее светлости, и они уже ждали хозяйку и ее сопровождение. Это были спокойные и послушные скакуны. Для них была выделена отдельная конюшня, и ухаживали за ними конюхи ее светлости, над которыми стоял граф Экус, высокий длинноногий мужчина с надменным лицом и совершенно бесцветными чертами.

Он тоже был представителем Малого Двора герцогини Аританской и прибыл вместе с ней из Аритана после ее возвращения в королевский дворец. Графиня Экус была когда-то фрейлиной ее светлости, однако, забеременев, покинула службу, но не свиту герцогини. Впрочем, она жила в своем поместье, где растила детей, а их у четы Экус было уже пятеро. Когда главный конюший успевал совмещать свою службу и обязанности мужа, оставалось загадкой, но все его дети были похожи на него, как доверительно рассказала мне Керстин – мой неутомимый поставщик сплетен и правдивых сведений.

Граф стоял подле лошадей, и когда мы подошли, помог своей госпоже сесть на белоснежную лошадь, покрытую попоной с гербом ее светлости. Такие же попоны были и на наших лошадях. Мне достался жеребец гнедой масти. Он легко подпустил меня к себе, дал погладить и, фыркнув, ждал, пока мне поможет забраться в седло лакей, замерший рядом с конем.

– Как его кличка? – спросила я.

– Аферист, ваша милость, – с поклоном ответил лакей.

– Аферист? – изумилась я.

– Его кличка – Аметист, – вклинился в нашу беседу граф Экус, услышавший ответ.

– Как любопытно, – хмыкнула я и покосилась на лакея.

– Аферист он, ваша милость, – шепнул тот, – самый что ни на есть аферист. Конек хороший, не норовистый, но хитрый.

– В чем же его хитрость? – спросила я, но ответ так и не успела услышать, потому что наша кавалькада в сопровождении двух грумов тронулась с места.

Пока мы ехали рысью, я обернулась, отыскивая грума взглядом, и подозвала его. То, что я узнала о своем скакуне, не давало мне покоя, а столкнуться с аферой хитрого жеребца на половине дороги очень не хотелось.

– Чего изволите, ваша милость? – склонил голову грум.

– На что способен Аметист? Каких хитростей от него ждать?

Грум улыбнулся и почтительно ответил:

– Не беспокойтесь, ваша милость, Аферист… Аметист не доставит вам хлопот. Чаще всего он развлекается тем, что вдыхает, когда затягивают подпругу, и когда всадник забирается в седло, съезжает с наглеца. Еще может вдруг захромать, но вы не волнуйтесь, ваша милость, он так выпрашивает ласку и угощение. Просто погладьте его, а я дам ему сухарь. А во время прогулки, если дать ему немного воли, будет останавливаться у каждого ручья и щипать траву на каждом шагу. Он не голоден и жажды не испытывает, если не успел побегать до этого, но все жилы вытянет, стервец, лишь бы обратить на себя внимание. Простите, ваша милость. Такой уж он у нас хитрец.

– Благодарю за пояснения, – улыбнулась я и погладила Аметиста-Афериста.

– Рад угодить, ваша милость, – снова склонил голову грум.

В этот момент мы выехали из ворот резиденции, и герцогиня пустила свою лошадь в галоп, явно красуясь мастерством и красивой посадкой. Мы последовали ее примеру. Только за моей спиной жалобно застонала Керсти, и грум перебрался ближе к ней. А я уже наслаждалась скачкой. Оказывается, я успела заскучать по этому развлечению. В эту минуту я решила, что испрошу у ее светлости позволения брать одну из ее лошадей для конной прогулки. Может и Аметиста, если он не доставит мне хлопот в этом выезде.

Дорога заняла не более получаса, но короля мы почти упустили. Когда мы были уже недалеко от поляны для пикников, охотники, возглавляемые государем, почти исчезли из виду. Они, наверное, и вовсе не заметили бы нас, если бы не лошадиный топот. Герцогиня и не подумала придержать свою кобылку, и мы пролетели мимо дам и мужчин, не участвовавших в охоте, под их изумленные восклицания.

Всадники, заметив погоню, остановили своих скакунов. Навстречу нам выехал сам Его Величество, конечно же, в сопровождении своих теней – фаворитки и сестры. Ее светлость подняла руку, наши кони замедлили бег и до охотников дошли уже шагом.

– Доброго дня, ваша светлость, – немного сухо произнес государь. – Вы все-таки решили оказать нам честь своим присутствием? Отрадно, однако вы сильно задержались, что стало для вас привычным делом в последнее время, и теперь задерживаете нас.

– Прошу прощение, Ваше Величество, – ничуть не смутившись, ответила герцогиня. – Захотелось, знаете ли, проехаться верхом и насладиться резвым бегом скакунов. Не могла же я позволить себе мчаться впереди своего сюзерена. Это было бы верхом неуважения, потому пришлось нагонять вас. Но мы успели, и я рада пожелать вам удачной охоты, дорогой племянник.

– Вы только что проснулись, ваша светлость? – с легко уловимой иронией спросила графиня Хальт. – А кто-то даже не успел прибрать волосы. Такая распущенность, ужас.

Разумеется, она имела в виду меня. Я оставила замечание фаворитки без внимания, тем более и ее светлость даже не обернулась в сторону Серпины, лишь спросила, чуть приподняв брови:

– Разве с вами собаки, Ваше Величество?

Государь, смотревший на меня, после замечания своей фаворитки, перевел взгляд на герцогиню:

– Вы где-то видите собак, ваша светлость? – прохладно спросил король. Взгляд его стал предупреждающим.

– И вправду не вижу, – улыбнулась герцогиня. – Значит, ветер откуда-то донес. Знаете, бывают такие пустолайки. Лают-лают, толку нет, один только шум.

– Оскорблять графиню было лишним, тетушка, – вклинилась Ее Высочество.

Герцогиня немедленно перевела взор на Селию, а я увидела, как досада скользнула одинаково по лицам короля и его фаворитки, потому что ее светлость провоцировать не стоило:

– Дорогая моя племянница, – с искренним интересом полюбопытствовала моя покровительница: – Вы восприняли мои слова как оскорбление вашей подруги? Селия, душа моя, я столько раз учила вас не сравнивать людей с животными. Кем бы вам ни казалась графиня Хальт, но не стоит говорить этого прилюдно. Ужасно неприлично, – и ее светлость удрученно покачала головой. И уже после этого посмотрела на фаворитку. – Ваше сиятельство, не почтите за оскорбление слова Ее Высочества. Она просто еще юна и наивна.

До нас долетели тихие смешки со стороны всадников, оставшихся за спиной короля. Селия, осознав, что сама позволила герцогине воткнуть в графиню уже не шпильку, а копье, судорожно вздохнула.

– Это ваши фрейлины – собаки, – отчеканила пунцовая от досады и злости принцесса. – Особенна та рыжая…

– Тише, дитя мое, тише, – предупреждающе произнесла ее светлость. – Вы можете возить своих фрейлин в грязи сколько угодно, но моих не смейте трогать даже мыслью. К тому же для вас, дочери и сестры государей Камерата, стыдно вести себя, как простолюдинка, позволяя себе непростительную грубость.

– Вы грубите… – начала принцесса, но ее одернул брат, уставший слушать брань родственниц.

– Молчать, – негромко произнес он, но тон государя был таков, что, кажется, даже лошади перестали фыркать. – Ваша светлость, ваше пожелание удачи принято. После мы поговорим с вами особо. Теперь присоединитесь к остальным дамам, если, конечно, хотите принять участие в пикнике. Если нет, я вас пойму и не осужу.

– Отчего же, – ответила герцогиня, сияя жизнерадостной улыбкой, и в этот момент я была искренне восхищена своей госпожой, которая, оскорбив графиню в ответ на ее насмешку, еще и отчитала племянницу за недостойное поведение. – Это первый пикник в этом году, и я собираюсь им насладиться.

– Разумеется, – на лице государя не дрогнул ни один мускул, и все-таки от едкого замечания он не удержался: – У вас есть время переодеться и… – он скользнул взглядом по мне, – привести себя в порядок.

– И кто же, Ваше Величество, по вашему мнению, здесь не в порядке? – полюбопытствовала ее светлость. – Вы столь часто и пристально смотрите на одну из моих фрейлин, что я делаю вывод – вы недовольны баронессой Тенерис. Шанриз, дитя мое, – она не глядя поманила меня, и я послушно подъехала.

– Ваше Величество, – я улыбнулась и склонила голову, приветствуя государя. – Ваше Высочество, – принцессе я также поклонилась с улыбкой, а потом просто кивнула: – Графиня Хальт.

– Да, вот этой не мешало бы причесаться и подобрать волосы, – всё еще злясь на тетку, буркнула Селия. Графиня влезать больше не рискнула.

Ее светлость не удостоила племянницу взглядом, зато она сделала то, ради чего были затеяны все эти переодевания – привлекла ко мне всеобщее внимание. И теперь взор государя был и вправду прикован ко мне. Я глаз не отвела, лишь скользнула взглядом на мгновение за спину монарху и увидела герцога Ришема, подъехавшего ближе. Он покусывал губы, наблюдая за происходящим. Ему я не стала ни улыбаться, ни посылать приветствий.

– Дорогая тетушка, вы крадете у нас время, – раздраженно произнес Его Величество.

– Позвольте украсть у вас еще несколько минут, – уже без тени улыбки произнесла герцогиня. – Вы не можете не понимать, как любой женщине неприятно слышать о том, что с ней что-то не в порядке, особенно когда она приложила немало стараний перед тем, как покинуть свои покои. И вот теперь, глядя на баронессу, скажите, что вам в ней пришлось не по нраву? Ее наряд? Так мне есть что ответить. Когда вы вернетесь, ваши спутницы, как и дамы на поляне, будут покрыты испариной, они будут страдать от жары, потому что сегодня чудеснейший день. Так почему же мы не могли облегчить себе жизнь и надеть легкие платья. Мы предпочитаем быть красивыми и пахнуть так же, а не потом, уж простите за прямоту, как взмыленные лошади. И разве же Шанриз не мила в этом белоснежном платье? Ответьте же, дорогой племянник. Как вы находите баронессу?

– Баронесса очаровательна, – ровно ответил государь. – И волосы уложены недурно. Пожалуй, я соглашусь с вами. Это всё, дорогая тетушка?

– Так нам ехать переодеваться, или вы позволите остаться нам женщинами, очаровательными в своей простоте и скромности?

– Оставайтесь, – отмахнулся король. – Вы и так отняли у нас время, а мне вовсе не хочется, чтобы ваша ватага преследовала нас, желая спорить и дальше.

– Мои нижайшие извинения, Ваше Величество, – приложив ладонь к груди, склонила голову герцогиня. – Боги с вами, государь.

Он кивнул и бросил на меня еще один взгляд. А я, ощутив дуновение ветра, не стала сдерживаться и улыбнулась:

– Хэлл уже здесь, Ваше Величество.

– Что вы хотите этим сказать, баронесса? – заинтересовался государь.

– Его скакун так быстр, Ваше Величество, нельзя упускать его, – я взглянула ему в глаза. – Вам стоит поспешить, Хэлл не терпит промедления.

– Стало быть, мы более не станем рисковать удачей, – губы короля едва заметно тронула улыбка. – Вперед! – крикнул он, и кавалькада, дав государю обогнать их, сорвалась с места, а мы остались стоять, глядя им вслед.

И как только всадники сильно удалились, герцогиня рассмеялась. Ее смех был легкий и заразительный, и все-таки я услышала в нем издевательскую нотку. Наверное, именно она и не позволила мне рассмеяться вместе с ее светлостью. Я просто улыбнулась, чтобы поддержать мою покровительницу. Она обернулась ко мне и сверкнула ответной улыбкой.

– Как же славно! – воскликнула герцогиня. – Как же замечательно! Но вы ведь слышали, как гавкнула графиня? – Она обернулась к фрейлинам, а после посмотрела на меня и серьезно добавила: – Готовьтесь, дитя мое. Это уже не пристрелка, игра набирает ход. Пока они наблюдали, но то, что Серпина позволила себе открыть рот и пройтись по вам, это означает, что вас признали соперницей. Интерес государя к вам уловить несложно. И пусть он опять был не на моей стороне, все-таки оказался благосклонен. А эта ваша последняя фраза… Это восхитительно! – вновь воскликнула ее светлость и велела: – На поляну. Шагом, нам спешить уже некуда, – и где-то рядом вознесла хвалу богам Керсти, правда, шепотом, но я услышала.

На поляне нас ждали, и ждали с нетерпением. Бравый галоп, в котором мы промчались мимо, не оставил равнодушных. И когда наша кавалькада въезжала на поляну, взгляды придворных и слуг уже привычно были прикованы к нам. Лакеи и два наших грума поспешили помочь фрейлинам спуститься, как только поводья были натянуты. Герцогине помог всё тот же граф Экус, успевший добраться до поляны, пока мы устраивали погоню за королем. Его сиятельство, как и другие мужчины, в числе которых был и мой дядя, в охоте не участвовали.

Граф Доло подошел к нам, как только мы появились. Он поклонился герцогине и протянул руки ко мне, я соскользнула дядюшке в объятья, и он, утвердив меня на ногах, поцеловал в лоб и отступил, чтобы оглядеть наряд.

– Прелестно, – сказал он с улыбкой. – И легкость платья не позволит вам испытывать неудобства. Еще и практично.

– Истинно, друг мой, вы совершенно правы, – отозвалась герцогиня. – Я безмерно рада, что вы верно оценили нашу смелость. Удобство, легкость и практичность. И да, прелестно. Я в восторге!

– Как и я, ваша светлость, – его сиятельство поцеловал руку моей покровительнице, и они отошли от меня, мило беседуя о погоде, но я была уверена, что ее светлость успеет между делом рассказать о нашей встрече с государем.

Оставшись в одиночестве, я огляделась и приметила Керстин, на лице которой было столько блаженства, что и без того солнечный день, заиграл еще большими красками. Хмыкнув, я взяла ее под руку, и баронесса Вендит вновь примерила на себя роль наставницы, помогая мне сориентироваться. И пока она толковала мне, что нам дозволено и как себя вести, я рассматривала место, где нам предстояло ждать охотников.

Поляна была огромной и называлась так скорей из скромности, чем по своей сути. Она была размером с небольшую площадь, где легко могли бы соседствовать торговые ряды, помосты для циркачей и актеров, и это бы нисколько не затруднило движение мимо них. На траве никто и не думал сидеть, как это делали мы с родителями, когда отправлялись на пикник в своем поместье, даже если с нами отдыхали другие семейства с дочерьми. Всегда располагались на покрывалах, и мне это нравилось. Впрочем, и нарядов для пикников у нас не было. Одевались просто и удобно. Все-таки частная жизнь дозволяет иметь меньше церемоний.

Так что я ожидала нечто подобное тому, к чему привыкла. Однако на поляне стояли длинные столы, были расставлены стулья вокруг них, и сервировка мало отличалась от повседневной. Но были и качели, подвешенные к деревьям, росшим в обрамлении по трем сторонам поляны. С четвертой, от дороги, растительности не было, чтобы не затруднять проезд. И если справа от меня рос действительно лес, то слева и с противоположной стороны от въезда можно было заметить среди деревьев и лошадей, которых привязали за пределами поляны, и прислугу, возившуюся возле конструкции, в которой горел огонь. Кареты остались стоять вдоль дороги.

Однако было еще место, подготовленное для готовки на вертеле добычи, которую привезут охотники, и вот его не прятали. Хвала богам, свежевать хотя бы должны были не у нас на глазах. Но тушу обязательно продемонстрируют, как сказала мне Керсти. Мне стало заведомо дурно от мысли, что придется рассматривать убитое животное, еще и нахваливать мастерство охотников.

Передернув плечами, я посмотрела на небольшую площадку, где находился оркестр. Музыканты уже начали играть, чтобы усладить слух собравшейся знати легкой музыкой. Играть им предстояло до окончания пикника… долго. А потом я уделила внимание другим придворным. Подходить к ним, чтобы поздороваться, не требовалось. Они сами кланялись герцогине, она отвечала сразу за всех нас. Впрочем, это не означало, что нас совсем не замечали. И так я сразу могла увидеть, кто здесь на стороне герцогини, кто на стороне принцессы и королевской фаворитки.

К нам с Керстин подошли несколько женщин, чтобы выразить восхищение нашей смелостью, имея в виду наряд, сказать комплимент и пожелать приятного дня. Мужчины не подходили, но кланялись. Некоторые просто улыбались, заметив мое внимание, я улыбалась в ответ. Но были и те, кто перешептывались, обменивались усмешками, скрытыми ладонями или веерами. Фрейлины принцессы стояли как раз рядом с такими шептунами. Их злорадные ухмылки я уловила и… жизнерадостно улыбнулась, приветствуя грубиянок.

Это стало поводом, чтобы к нам подошла одна из анд-фрейлин и две фрейлины. Керстин заметно напряглась. Она бросила взгляд на герцогиню, но ее светлость была занята беседой с господином министром правопорядка, который был, как и мой дядя, преклонного возраста, а потому остался на поляне.

– Доброго дня, – сладко пропела анд-фрейлина Ее Высочества.

– И вам милости Левит, – не менее сладко улыбнулась я.

– Как вам почивалось, баронесса Тенерис? Приятно ль были сны? – продолжила растекаться медом ее сиятельство.

– Весьма приятны, графиня Лийдес, – в тон собеседнице ответила я.

– Ах, – она прижала ладони к груди, – как же я вам завидую, баронесса. Иметь такой сон дано не каждому. Это же надо так сладко спать, чтобы забыть одеться. Да и прибрать волосы к тому же.

– Похоже, у всех фрейлин ее светлости здоровый крепкий сон, – заговорила одна из женщин, сопровождавших графиню, – раз уж они так дружно не только позабыли соответствующее одеяние, но даже проспали сам выезд.

– Зная ее светлость и любовь к своим фрейлинам, – вклинилась вторая, – и ей пришлось оставить заготовленный наряд, чтобы прикрыть разгильдяйство и нерасторопность своей свиты. Иначе зачем бы пришлось мчаться верхом, как какие-то кавалеристы, а не благородные дамы, которым этикет велит передвигаться в карете. Какой позор, – и она покачала головой.

Я скосила глаза на Керсти, ее щеки пылали багрянцем, но взгляд стал колючим. Сейчас оскорбили не только всех нас, но и нашу госпожу, а это уже был прямой вызов, а не какие-то мелкие шпильки, которыми мы обычно обменивались.

– Керстин, – позвала я больше для того, чтобы моя подруга выдохнула и расслабилась, потому что баронесса Вендит была явно готова к смертоубийству нахалок, посмевших высмеять герцогиню, прикрываясь ее фрейлинами. Керсти повернула ко мне голову, и я ей улыбнулась: – Какая чудная погода, вы не находите, дорогая?

– О, восхитительная, – ответила она, сразу поняв, к чему я клоню. – Думается мне, что нас ожидает настоящая жара.

– Совершенно с вами согласна, – деловито кивнула я. – И подумать только, если бы ее светлость не позаботилась о нас, мы могли оказаться в поистине ужасном положении. Эти жакеты, эти блузы – они совершенно не дают коже дышать. А знаете ли, дорогая моя баронесса, что случается, когда испарины становится сверх меры?

– И что же? – живо заинтересовалась Керсти.

Я склонилась к ней и произнесла тихо, но так, чтобы меня услышали и фрейлины принцессы:

– Прыщи, – моя подруга в ужасе прикрыла рот кончиками пальцев. – А еще ужасные красные пятна по всему телу. И как же замечательно, что нам это не угрожает. Хвала ее светлости и ее уму и умению подобрать правильный наряд в любой ситуации, будь то бал, званый ужин или пикник.

– Вы еще кое о чем забыли, Шанриз, – укорила меня баронесса Вендит. – Кроме прыщей и пятен по всему телу, есть еще и запах. Неприятный и резкий. Это так невыносимо, когда от женщины пахнет так же, как от взмыленной лошади. – Она вдруг потянула носом и, выудив из-за пояса платочек, прижала его к лицу: – Идемте, идемте же, ваша милость.

Я увидела, как одна из фрейлин принцессы принюхалась, стремительно покраснела и сбежала, прежде чем ее подруги нашлись, что ответить. Поглядев в глаза анд-фрейлине, я хмыкнула и уже хотела удалиться, но задержалась еще ненадолго:

– Кстати, ваше сиятельство, – произнесла я, – прогулки верхом помогают поддерживать стройность фигуры и здоровый цвет лица. Я бы вам настоятельно советовала. Дамы, – я склонила голову, а Керсти добавила с непередаваемым пафосом:

– Прощайте.

За нами никто не последовал, но со стороны фрейлин Ее Высочества это было бы недальновидно, да и вряд ли им хотелось продолжить нашу беседу. И как только мы отвернулись от нахалок, я уже позабыла об их существовании, потому что больший интерес для меня представляла публика, собравшаяся на поляне. Добрая половина из них была приглашена на мое представление свету, но имен тогда я запомнила очень мало. За время проживания во дворце запомнила многие лица, которые видела на больших завтраках, в переходах дворца и на прогулках. И все-таки не все были представлены мне или я им.

Сейчас меня интересовал один-единственный человек. Как раз я знала, как он выглядит и как его имя, но его не было на моем дне рождения, и после никто этого господина мне не представлял, и потому подойти было бы к нему опрометчивым шагом. Однако у меня была Керстин, а она знала весь Двор.

– Дорогая, вы ведь знакомы с графом Атленгом? – спросила я.

– Была удостоена этой чести, – ворчливо ответила баронесса Вендит. – Мы даже несколько раз танцевали, но он – худший кавалер, которого можно себе представить. Даже на ногу мне наступил, и знаете, как извинился? – Я посмотрела на подругу, и она, буркнула, почти не раскрыв рта: – «Псисе». Вот так! Представляете?! Вместо членораздельного и вежливого извинения – это «псисе».

– Представьте меня ему, – попросила я.

– Но зачем?! – искренне изумилась Керстин. – Он такой же ужасный собеседник, как и танцор. Никакой тонкости, и в словах нет ни учтивости, ни изящества. Просто какой-то дикарь, право слово.

– И всё же представьте меня, – повторила я свою просьбу, и баронесса всплеснула руками:

– Порой вы бываете совершенно непонятной. Ну, хорошо, если уж вам хочется услышать грубость, то идемте, но учтите, я ни минуты не задержусь подле этого мужлана. Идемте же и помните, что я вас предупреждала.

– Не укорю ни разу, – заверила я ее, и мы направились к тому, с кем так хотелось познакомиться после разговора с дядей две недели назад.

Не скажу, зачем мне вдруг понадобился министр иностранных дел, но отчего-то хотелось разглядеть этого человека поближе. Да, я помнила о его неодобрении и предубеждении против фавориток и что даже с дядей после моего появления граф начал разговаривать сквозь зубы, однако это только раззадорило мое любопытство.

Его сиятельство стоял, прислонившись спиной к дереву. Он скрестил на груди руки и смотрел в сторону от благородного собрания. Где были думы графа, сказать не берусь, но, кажется, он недолюбливал не только фавориток, но и подобные сборища, на которых был обязан присутствовать.

Внешне это был такой же малопривлекательный человек, как и его характер. Невысок, несколько полный, с густыми черными бровями, почти сросшимися на переносице, отчего лицо казалось хмурым и недовольным. И массивный подбородок, и крупный нос, и полная нижняя губа, чуть оттопыренная из-за своего объема, – всё это окончательно и бесповоротно внушало желание держаться подальше от его сиятельства, я же, напротив, горела желанием сблизиться с ним, и помешать мне в этом не мог даже сам граф.