Тайная страсть бесплатное чтение

Бабушке Рози, необыкновенной женщине, которую я люблю

Глава 1

Лондон, 1844 год

Очередной весенний ливень был готов вот-вот пролиться на головы прохожих, но Кэтрин Сент-Джон почти не обращала внимания на черные тучи, угрожающе нависшие над головой. Явно занятая неотвязными и, по всему видно, невеселыми мыслями, девушка рассеянно обходила розовые кусты, росшие в маленьком садике, срезая душистые бутоны, из которых позже намеревалась собрать два изящных букета и поставить в гостиных, своей и сестры Элизабет. Ее брат Уоррен, как всегда, весело проводил где-то время, поэтому вовсе не нуждался в цветах для украшения комнаты, в которой почти не бывал. А отец Кэтрин, Джордж, терпеть не мог роз.

— Не выношу их навязчивого запаха! Разве можно сравнивать эти вульгарные цветы с лилиями, ирисами или хотя бы полевыми маргаритками!

Кэтрин в жизни не пришло бы в голову ослушаться отца. Во всем, что касалось его прихотей, она была на редкость уживчивым человеком, и потому каждое утро слуга посылался на поиски полевых маргариток для графа Страффорда, невзирая на то, что в городе их было совсем не так легко найти.

— Ты просто чудо, моя дорогая Кейт, — любил повторять отец, и Кэтрин обычно принимала комплимент как должное, причем дело было совсем не в том, что она так уж нуждалась в похвалах, нет, просто ее достоинства и совершенства были предметом гордости и самоуважения. Кэтрин нравилось ощущать себя нужной и необходимой, и она действительно была нужна и необходима. Конечно, Джордж Сент-Джон мог считаться главой семейства, но именно Кэтрин управляла хозяйством, и именно на нее он полагался во всех вопросах. И Холден-Хаус, особняк на Кавендиш-сквер, и Брокли-Холл, загородное поместье графа, были владениями, где безраздельно царила Кэтрин.

Она была хозяйкой, домоправительницей и управляющим в одном лице, и отец весьма ценил эти превосходные качества. Кроме того, поскольку девушке обычно удавалось самой справляться со всеми домашними затруднениями, неприятностями и бедами, не ставя в известность отца, тот, ни о чем не тревожась, мог посвящать все время и силы единственной страсти, единственному увлечению — политике.

— Доброе утро, Кит. Позавтракаешь со мной? Пожалуйста!

Подняв глаза, Кэтрин увидела Элизабет, высунувшуюся из окна спальни, выходившего на площадь, с риском свалиться вниз.

— Я уже позавтракала, дорогая, несколько часов назад, — отозвалась Кэтрин, едва повысив голос. Не в ее характере было кричать, даже в тех случаях, когда это казалось необходимым.

— Тогда кофе. Пожалуйста! — упрашивала Элизабет. — Мне очень нужно поговорить с тобой.

Кэтрин наконец улыбнулась, соглашаясь, и, подхватив корзинку с розами, направилась к дому. Говоря по правде, она тоже терпеливо ждала, пока Элизабет проснется, чтобы серьезно побеседовать с сестрой. Обе, несомненно, имели в виду один и тот же предмет разговора, поскольку вчера вечером их позвали в кабинет графа, правда, по отдельности, но причина оказалась все та же — лорд Уильям Сеймур.

Лорд Сеймур, неотразимый молодой человек, дьявольски красивой внешности, очаровал и покорил с первого взгляда невинную юную Элизабет. Они встретились в самом начале сезона, первого сезона Бет, и бедняжка с тех пор не взглянула ни на одного мужчину. Они влюбились друг в друга, охваченные тем старым как мир чувством, которое так любят воспевать поэты и которое способно лишить рассудка даже самых разумных людей. Но кто такая Кэтрин, чтобы осуждать их только лишь потому, что сама она считала столь сильные эмоции попросту глупыми, бесцельной тратой энергии, которую лучше стоило бы употребить на что-то полезное?! Она счастлива за младшую сестру… по крайней мере была… до прошлой ночи.

За несколько секунд, понадобившихся Кэтрин, чтобы пересечь холл, она успела разослать всех слуг с поручениями — отнести наверх поднос с завтраком, отправить почту в ее кабинет, напомнить графу, что на утро назначена встреча с лордом Селдоном и тот должен появиться через полчаса. В кабинет отца были посланы две горничные с приказом убедиться, все ли в порядке (Джордж отнюдь не отличался аккуратностью), а в спальню Элизабет отправлены вазы с водой. Не привыкшая терять время даром, Кэтрин собиралась во время беседы расставлять розы.

Будь она из тех людей, в обычае которых откладывать неприятные разговоры на потом, наверняка бы постаралась избегать Элизабет как чумы. Однако такое было не в ее принципах. Хотя Кэтрин совсем не была уверена в том, какие именно доводы намеревается привести сестре, однако твердо знала, что ни за какие блага мира не подведет отца и сделает именно так, как считает он.

— Ты единственная, кого она послушает, Кейт, — уговаривал Джордж прошлым вечером. — И должна заставить Бет понять, что это не пустые угрозы. Не позволю, чтобы она связала жизнь с этим негодяем.

Он только что поведал дочери гнетущую историю, но ее спокойное «конечно, отец» заставило его обороняться со все большим пылом:

— Ты же знаешь, Кейт, я никогда не был деспотом. Поэтому и предоставляю все тебе. Кто лучше сумеет справиться со всеми неприятностями?!

Оба улыбнулись, зная, что, если понадобится, Кэтрин могла быть непререкаемо властной. Правда, такое случалось крайне редко, поскольку домочадцы делали все возможное, чтобы угодить ей.

— Я хочу, чтобы мои дочери были счастливы, — продолжал оправдываться Джордж, — однако, не в пример другим отцам, почти всегда стараюсь относиться к ним снисходительно. — — Я бы сказала, что обычно ты пытаешься понять своих детей.

— Мне тоже хотелось бы так думать.

И это была правда. Джордж нечасто вмешивался в дела детей, хотя причиной этому было отнюдь не равнодушие. Ни в коем случае. Однако, если кто-нибудь из них попадал в беду, точнее говоря, если Уоррен попадал в беду, Джордж предпочитал перекладывать все заботы на плечи Кэтрин. Все и во всем полагались именно на нее, и девушка старалась оправдывать ожидания домашних.

— Но скажи, ради Бога, Кейт, что еще я мог сделать? Знаю, Бет воображает, что влюблена в этого типа. Возможно, так оно и есть, однако какое это имеет значение?! Я узнал из самых достоверных источников, что Сеймур вовсе не тот, за кого выдает себя. И вот-вот очутится в долговой тюрьме! Но представляешь, что девочка отвечает мне на это? «Мне все равно. И если понадобится, я убегу с Уильямом!» Подумать только, мне приходится выслушивать подобные дерзости от собственной дочери! — И Джордж уже спокойнее, хотя и нерешительно, добавил:

— Она ведь на самом деле не думает убегать, правда?

— Конечно, нет! Она просто огорчена, отец, — заверила Кэтрин. — Бет сказала это лишь затем, чтобы хоть немного облегчить боль и разочарование.

Прошлой ночью Бет отправилась спать в слезах. Кэтрин, сильно расстроенная из-за сестры, однако, была слишком практичной, чтобы позволить событиям выбить ее из колеи. Правда, Кэтрин чувствовала себя немного виноватой, поскольку именно она была компаньонкой сестры и поощряла растущую привязанность между молодыми людьми. Но теперь все изменилось. Бет не может стать женой лорда Сеймура. Ее необходимо заставить понять и принять это. Сестра должна попытаться начать новую жизнь.

Постучав всего один раз, Кэтрин открыла дверь спальни сестры. Девушка даже не успела переодеться и все еще была в шелковом розовом пеньюаре, накинутом поверх белой полотняной ночной сорочки. Она сидела перед туалетным столиком, а горничная проводила щеткой по ее длинным белокурым локонам. Даже измученная горестями, девушка выглядела очаровательной, и капризно опущенные уголки губ не могли отвлечь внимания от ослепительной красоты Элизабет Сент-Джон.

Сходство сестер ограничивалось лишь ростом и цветом глаз, причудливым смешением оттенков голубого и зеленого. У всех Сент-Джонов радужка светло-бирюзового цвета была окружена темным сине-зеленым кольцом. Слуги клялись, что глаза леди Кэтрин загорались сверхъестественным светом, как только та была недовольна чем-то или приходила в ярость. Но это, конечно, было совершеннейшей не правдой. Просто необычные глаза, единственная, по мнению Кэтрин, красивая черта, затмевали все остальное, так что ее внешность казалась ничем не примечательной.

Что касается Элизабет, светлые волосы лишь оттеняли бирюзовые глаза, брови темного золота и прелестное личико. Она обладала классической красотой, унаследованной от матери. Уоррен и Кэтрин пошли в отца: темно-каштановые волосы, гордый аристократический нос, полные губы. И если Уоррена по праву можно было посчитать представительным и даже красивым мужчиной, то для женщины эти черты казались немного резковатыми. Кроме того, Кэтрин была слишком мала ростом, чтобы сохранять на лице присущее мужской половине Сент-Джонов выражение высокомерия. Определение «довольно хорошенькая» могло посчитаться по отношению к ней величайшим комплиментом.

Зато отсутствие красоты с лихвой восполнялось характером. Кэтрин недаром считали благородной великодушной женщиной и многогранной личностью. Уоррен любил подшучивать над сестрой, говоря, что та настолько изменчива и многолика, что вполне может играть на сцене. Кэтрин умела совершенно естественным образом приспособиться к любой ситуации, причем либо взять ответственность на себя, либо скромно следовать указаниям тех, кто уже успел принять бразды правления. Однако многие из этих черт отнюдь не были наследственными. Кэтрин успела немало усвоить за тот год, что провела во дворце в должности фрейлины королевы Виктории. Если придворная жизнь и учит чему-нибудь, так именно искусству лицедейства и дипломатии.

Все это было два года назад, после ее первого сезона, окончившегося сокрушительным провалом. И теперь Кэтрин уже двадцать один, скоро исполнится двадцать два, и в обществе единогласно считают, что она «засиделась» Совершенно омерзительное определение, почти такое же противное, как «старая дева». Да, конечно, светские сплетницы часто прохаживались таким образом насчет Кэтрин, но сама она себя таковой не считала. Кэтрин твердо намеревалась в один прекрасный день выйти замуж за солидного, надежного и спокойного мужчину постарше, конечно, не такого неотразимого красавца, о котором мечтают юные дебютантки, но отнюдь не урода. Ни один человек из ее знакомых не мог отрицать, что из Кэтрин получится превосходная жена. Все дело в том, что она просто не была готова стать чьей-то женой. Отец по-прежнему нуждался в ней, не говоря уже о Элизабет и Уоррене, которому в противном случае пришлось бы принять на себя обязанности, подобающие графскому наследнику, чего он боялся как огня и пока не имел ни малейшего желания отважиться на подобный подвиг.

Элизабет нетерпеливым жестом отослала горничную и, подняв голову, встретилась глазами с отражением Кэтрин в зеркале.

— Кит, отец рассказал тебе, что сотворил?

Какое горестно-безутешное личико! Глаза Элизабет и сейчас подозрительно блестели, словно девушка вот-вот была готова разразиться слезами. Кэтрин, естественно, преисполнилась сочувствием, но лишь потому, что имение ее сестре приходится страдать. На самом же деле способность тратить столько сил и эмоций на такую глупость, как любовь, была просто выше ее понимания.

— Я знаю, дорогая, все, что он сделал, и уверена, что ты уже успела хорошенько выплакаться, так что теперь успокойся. Больше никаких слез, пожалуйста.

Кэтрин вовсе не собиралась выглядеть такой бессердечной. Она действительно искренне хотела понять, что так терзает сестру. Наверное, сама Кэтрин от природы слишком прагматична, да к тому же видит вещи в реальном свете, а это вряд ли сейчас поможет. Кэтрин твердо верила, что, если ты не способен выиграть после того, как все средства использованы, лучше сдаться и попробовать собраться с силами для новой борьбы. Никто и никогда не увидит, что она бьется головой о стену и беспомощно ломает руки, полная жалости к себе!

Бет развернулась на маленькой бархатной табуретке, и две огромные слезы действительно поползли по ее нежным щекам.

— Тебе легко говорить. Кит. Это не твоему жениху отец отказал от дома!

— Жениху?

— Ну конечно! Уильям просил моей руки, прежде чем отправиться к отцу за благословением, и я согласилась.

— Понятно.

— О, пожалуйста, не нужно говорить таким тоном! — вскричала Элизабет. — И не обращайся со мной, словно с не угодившей тебе горничной!

Столь неожиданное нападение застало Кэтрин врасплох. Господи, неужели она действительно кажется настолько снисходительной?

— Прости, Бет, — искренне ответила она. — Конечно, сама я в жизни не оказывалась в подобном положении, так что мне нелегко проникнуться…

— Неужели ты никогда не была влюблена, хотя бы немного? — с надеждой осведомилась Бет. Кэтрин — единственная, кто могла бы переубедить отца, но если она не осознает, насколько это важно…

— Бет, ты ведь знаешь, я не верю в… я хочу сказать, что… Умоляющее выражение на личике младшей сестры еще больше усложняло положение. Появление горничной, принесшей завтрак на подносе, спасло Кэтрин от необходимости говорить правду. Она действительно считала себя неимоверно счастливой тем, что была одной из немногих женщин, способных трезво оценивать любовь, это глупое и совершенно непрактичное чувство, к тому же часто разрушающее жизнь и приносящее одни неприятности. Стоит лишь посмотреть на добрую милую Бет, чтобы понять правоту Кэтрин. Но в эту минуту Бет вовсе не желала выслушивать правду о том, насколько смехотворны ее переживания. Она нуждалась в сочувствии, а не в насмешке.

Кэтрин взяла чашку с дымящимся кофе, подошла к окну и, подождав, пока за горничной закроется дверь, повернулась к сестре, явно страдающей отсутствием аппетита.

— Был когда-то один молодой человек, который, как я думала, мог бы стать мне неплохим мужем, — негромко пробормотала она.

— Он любил тебя?

— Он даже не подозревал о моем существовании, — вздохнула Кэтрин, вспомнив молодого лорда, которого считала настоящим красавцем.

— Мы встречались на балах весь сезон, но каждый раз при разговоре он, казалось, смотрел сквозь меня, словно беседовал сам с собой. Меня будто не было рядом, а все внимание он уделял куда более хорошеньким молодым леди..

— Значит, тебе все-таки было больно?

— Нет… прости, дорогая, но я даже тогда была реалисткой. Мой молодой человек был слишком красив, чтобы интересоваться мной, хотя нуждался в деньгах, а я, как всем известно, могла считаться выгодной партией. И поскольку у меня не оставалось ни малейшего шанса поймать его, я не слишком расстраивалась.

— Значит, ты просто не любила его по-настоящему, — упрямо возразила Бет.

Кэтрин, поколебавшись, покачала головой:

— Любовь, Бет, — то самое чувство, которое приходит и уходит с поразительной регулярностью.

Возьми хоть свою подругу Мэри. Сколько раз за все это время, что ты ее знаешь, она была влюблена? Шесть? Восемь? По-моему, не меньше.

— Это не любовь, а увлечение. Мэри слишком молода, чтобы понять, каким бывает истинное чувство.

— А ты, в восемнадцать, считаешь себя достаточно взрослой?

— Да! — решительно кивнула Бет. — О, Кит, почему ты не желаешь понять? Я люблю Уильяма!

Пришло время открыть глаза наивной Бет и заставить ее увидеть суровую правду. Очевидно, сестра не пожелала выслушать наставления отца.

— Лорд Сеймур — охотник за приданым. Он проиграл все свое наследство и теперь волей-неволей должен жениться на деньгах, а ты, Элизабет, богатая невеста.

— Я не верю этому! И не поверю никогда!

— Отец не стал бы лгать в подобных случаях, и если лорд Сеймур утверждает другое, значит, именно он говорит не правду.

— Мне все равно. Я выйду за него во что бы то ни стало.

— Но я не могу позволить тебе сделать такую глупость, дорогая, — твердо объявила Кэтрин. — Отец выполнит обещание, лишит тебя наследства и не даст ни шиллинга. И тогда и тебе, и твоему Уильяму придется милостыню просить! Не допущу, чтобы твоя жизнь была разрушена из-за этого негодяя!

— О, почему я воображала, что ты согласишься мне помочь? — воскликнула Бет. — Ты ничего не понимаешь! Жалкая, высохшая, сморщенная, старая зануда!

Обе одновременно охнули от неожиданности.

— О Боже, Кит, я не хотела…

Кэтрин поверила сестре, но боль все равно тонкой иголочкой вошла в сердце. Она попыталась выдавить улыбку, но смогла только пролепетать:

— Я знаю, Бесс.

В этот момент появилась еще одна горничная с двумя наполненными водой вазами. Кэтрин велела отнести все в свою гостиную, а сама пошла к двери, подхватив по пути корзину с розами, но у самого порога остановилась:

— Думаю, нам пока не стоит говорить об этом. Но поверь, я желаю тебе только добра, просто ты не хочешь этого видеть.

Элизабет долго в отчаянии ломала руки, прежде чем вскочить и побежать за Кэтрин. Она еще никогда не видела такого потрясенного выражения на лице сестры. В эту минуту Бет забыла даже про Уильяма. Необходимо немедленно помириться с Кэтрин!

Девушка отпустила горничную и осталась наедине с Кэтрин в большой комнате, красиво обставленной мебелью в стиле «чеппендейл», с чехлами, вышитыми самой Кит. Не зная, что сказать, Элизабет принялась нервно мерить шагами толстый ковер с узором ромбами, покрывавший весь пол от стены до стены. Кэтрин, однако, не обращая внимания на сестру, принялась расставлять розы.

— Ты вовсе не высохшая! — наконец вскрикнула Элизабет. — И уж, конечно, не старая!

Кэтрин подняла глаза, все еще не в силах улыбнуться:

— Но иногда бываю занудой?

— Нет, не занудой… а слишком строгой и правильной, как это и должно быть.

Наконец Кэтрин все-таки сумела улыбнуться.

— Я стала такой, когда пришлось принимать во дворце всех этих чопорных старых немецких и испанских дипломатов. Как только стало известно, что я бегло говорю на обоих языках, мне никогда больше не пришлось испытывать недостатка в соседях по столу.

— Какая тоска! — посочувствовала Бет.

— Ничуть! Поверь, так увлекательно узнавать все больше нового и интересного о других странах из первых рук. Это почти так же чудесно, как путешествовать, а ведь отец не разрешает мне поездить по свету.

— А приходилось ли тебе развлекать беседой какого-нибудь очаровательного француза? Ты ведь говоришь по-французски, как настоящая парижанка!

— Как и все остальные придворные, дорогая.

— Да… я и забыла, — пробормотала Бет, снова начиная нервно метаться по комнате. Что делать? Кит улыбнулась, но в глазах ее по-прежнему стыла обида. О, эти ужасные, грубые, безжалостные слова! Если бы только она обладала сдержанностью Кит! Сестра никогда ничего не говорила сгоряча!

Случайно взглянув в окно, Элизабет увидела экипаж, показавшийся ей знакомым.

— Разве отец ожидал сегодня лорда Селдона?

— Да. Лорд уже прибыл?

Бет, отвернувшись от окна, кивнула:

— Терпеть не могу этого старого козла! Помнишь, когда мы были маленькими, ты вылила из окна кувшин воды прямо ему на голову. Я смеялась до слез…

Кэтрин подняла вторую вазу с водой и медленно направилась к окну. Грум в яркой ливрее как раз помогал лорду Селдону выйти из кареты.

— Кит, не нужно, — предостерегла Бет, хотя улыбалась при этом во весь рот. — В прошлый раз отца едва не хватил удар. Нас обеих выпорют!

Кэтрин ничего не ответила и, подождав, пока ничего не подозревающий лорд Селдон встанет у двери, как раз под окном, опрокинула вазу и поспешно отстранилась. В комнате раздались смешки.

— Господи Боже, ты видела его лицо? — еле выговорила Кэтрин между приступами хохота. — Он выглядел в точности, как снулая рыба!

Бет в приступе бурного веселья даже не сумела ответить сестре. Обняв Кэтрин, она заливалась смехом.

— Что ты скажешь отцу? — наконец выдохнула она. — Он придет в бешенство.

— Да, несомненно. А я заверю его, что непременно уволю неуклюжего слугу, виновного во всем этом безобразии.

— Он тебе не поверит, — хихикнула Бет.

— Поверит, уверяю тебя! Он никогда ничего не узнает, поскольку не вмешивается в домашние дела.

А теперь я должна помочь лорду Селдону. Нельзя же, чтобы он намочил весь ковер в холле! Молись, дорогая, чтобы я смогла выдержать все это с серьезным видом!

Леди Кэтрин Сент-Джон величественно выплыла из комнаты, чтобы постараться сделать то, в чем преуспела лучше всего, — утешить и справиться с неожиданно возникшей неприятностью. Кроме того, ей удалось также помириться с сестрой.

Глава 2

— Grandmere[1], он едет! — воскликнула молодая девушка, врываясь в комнату в вихре белого кружева и шелка. Даже не взглянув на бабку, она подбежала к окну, откуда могла видеть процессию элегантных экипажей, быстро катившихся по длинной подъездной аллее. На прикушенной острыми зубами нижней губке показалась крохотная капелька крови. Костяшки пальцев, вцепившихся в подоконник, побелели от напряжения. В темно-карих глазах стоял неподдельный страх.

— О Боже, что делать? — охнула она. — Он меня побьет! Ленора Кадуорт, вдовствующая герцогиня Олбемарл, вздохнув, прикрыла глаза. Она слишком стара для подобных представлений! Ну… по правде говоря, не настолько уж она дряхлая, но такие драмы в ее возрасте тоже ни к чему. А внучке, прежде чем опозорить себя в глазах общества, следовало подумать о последствиях!

— Возьми себя в руки, Анастасия, — спокойно велела она. — И если твой брат изобьет тебя, в чем я сильно сомневаюсь, это не более того, что ты заслуживаешь! Даже ты должна признать это.

Княжна Анастасия резко развернулась и трагически заломила руки.

— Да… но он убьет меня! Вы просто не знаете его, бабушка. И никогда не видели его в гневе. В такие минуты он сам не помнит, что делает. Конечно, он не намеревается задушить меня, но поверьте, я буду мертва, прежде чем успею вымолвить хоть слово!

Ленора поколебалась, припоминая последнюю встречу с Дмитрием Александровым четыре года назад. Даже тогда, в двадцать четыре года, он был настоящим гигантом, огромного роста, с широченными мускулистыми плечами и мощными руками — недаром он несколько лет прослужил в русской армии. Да, Дмитрий неимоверно силен. И способен убить человека даже без оружия. Но собственную сестру?! Немыслимо! Что бы она ни сделала, Дмитрий на такое не способен!

Ленора решительно покачала головой:

— Конечно, брат сердит на тебя, как тому и следует быть, но вряд ли дело дойдет до трагедии.

— О, grandmere, почему вы ничего не хотите слушать? — заплакала Анастасия. — Дмитрий никогда не жил с вами! За всю жизнь вы виделись с ним раз шесть, и то недолго! А я прекрасно его знаю! Лучше, чем кто бы то ни было! И к тому же он теперь мой опекун!

— Но прошлый год ты провела со мной, — напомнила Ленора. — И за все это время даже не написала Дмитрию!

— Хотите сказать, что он вовсе не такой, кем я его считаю, и успел всего за год так сильно измениться? Нет, мужчины, подобные Дмитрию, никогда не меняются. Он русский…

— Наполовину англичанин.

— Но воспитывался в России! — настаивала Анастасия.

— Он много путешествует. И проводит всего полгода в России, а иногда и меньше.

— Только с тех пор, как подал в отставку! Они никогда не придут к согласию относительно характера Дмитрия. Сестра считала его настоящим тираном, еще худшим, чем царь Николай. Но Ленора была уверена, что это вовсе не так. Дмитрий многое унаследовал от ее дочери Энн. Петр Александров был далеко не так образован, как собственный сын.

— Постарайся успокоиться до того, как он войдет, — приказала Ленора. — Уверена, что он, как и я, терпеть не может истерик.

Снова выглянув в окно, Анастасия обнаружила, что первый экипаж уже успел остановиться перед громадным особняком. Девушка охнула и, метнувшись к Леноре, встала перед ней на колени.

— Пожалуйста, бабушка, пожалуйста! Вы должны поговорить с ним! Заступиться за меня! Поверьте, скорее всего он будет взбешен совсем не из-за того, что я сделала! Дмитрия не назовешь ханжой! Беда в том, что ему пришлось отложить все дела, чтобы приехать за мной, а Дмитрий всегда ставит перед собой определенные цели и составляет планы на много месяцев вперед! Он даже может сказать вам, что будет делать в этот день через год! Но если что-то или кто-то препятствует ему, он делается просто невыносимым! Вы послали за ним, оторвали от всех занятий и теперь должны мне помочь!

Наконец-то Ленора поняла истинную причину этого небольшого спектакля!

Она решила выждать до последнего момента, чтобы у меня не осталось времени все хорошенько обдумать!

Весьма изобретательно. Но Анастасия Александрова всегда была неглупой молодой женщиной. Испорченной, избалованной, крайне непостоянной, но в уме ей не откажешь. Итак, именно Леноре предназначается роль укротителя наводящего ужас чудовища, не так ли? И, видимо, она должна при этом забыть, как эта дерзкая девчонка умудрялась на каждом шагу ослушаться ее, открыто пренебрегала правилами приличия, жила по собственным законам. Анастасия даже отказалась вернуться в Россию после того, как разразился последний скандал. Если бы не это, Ленора и не подумала бы послать за Дмитрием.

Ленора взглянула в изысканно-прекрасное, полное беспокойства личико, поднятое к ней. Ее Энн была прелестной, но все Александровы отличались совершенно необычайной красотой. Ленора была в России всего один раз, когда умер Петр и Энн нуждалась в поддержке матери. Там она встретила других отпрысков князя Александрова, троих детей от первого брака и множество побочных, и все они были необыкновенно красивы. Но эти двое — ее внуки. Единственные любимые внуки. Сын Леноры, ныне здравствующий герцог Олбемарл, потерял первую жену, прежде чем та родила ему детей. Он так и не женился вторично и не выражал ни малейшего желания вступить во второй брак. Говоря по правде, именно Дмитрий был законным наследником герцогского титула.

Ленора вздохнула. Эта девчонка способна даже ее обвести вокруг пальца! Анастасии необходимо покинуть Англию, пока не заглохнет очередной скандал и не улягутся сплетни, но Ленора понимала, что придется снова пригласить внучку погостить. Конечно, жизнь в одном доме с ней может быть весьма бурной и совершенно суматошной, зато уж ни в коем случае не скучной.

— Иди в свою комнату, девочка, — велела Ленора. — Я поговорю с Дмитрием. Но, имей в виду, я ничего не обещаю. Анастасия вскочила и бросилась на шею бабушке:

— Спасибо! И простите меня, grandmere! Я знаю, что была для вас жестоким испытанием…

— Лучше уж для меня, чем для брата, особенно если с ним так тяжело жить, как изображаешь ты. Ну а теперь иди, пока он не вошел.

Княжна поспешила выйти, и как раз вовремя: минуту спустя дворецкий объявил о приезде князя Дмитрия Александрова… по крайней мере попытался объявить. Но Дмитрий, не дожидаясь, пока приличия будут соблюдены, ворвался в комнату, как только открылась дверь. Ленора ошеломленно смотрела на внука. Боже, неужели возможно, что он стал еще красивее, чем четыре года назад?! Да, именно так! Золотистые волосы, пронзительные темно-карие глаза, черные, прямые, сросшиеся на лбу брови — все, как и раньше, но если в двадцать четыре года в Дмитрии что-то оставалось от прежнего мальчика, то теперь перед Ленорой стоял мужчина, и притом такой, какого она не видела за все шестьдесят девять лет. Он даже превзошел красотой отца, а Ленора всегда считала, что не встречала мужчины привлекательнее Петра Александрова.

Дмитрий тремя широкими шагами пересек комнату и вежливо поклонился бабке. Его манеры значительно улучшились, чего не скажешь о надменном взгляде и высокомерном выражении лица — неужели это действительно ее внук?

Но зубы Дмитрия тут же блеснули в неотразимой улыбке, а сильные руки стиснули плечи Леноры. Герцогиня невольно поморщилась, но Дмитрий, ни на что не обращая внимания, поднял ее с кресла и звучно поцеловал в обе щеки.

— Отпусти меня, негодяй! — почти выкрикнула она. — Имей почтение к моему возрасту!

Она была явно взволнованна. Такая сила! Да, у Анастасии есть все причины нервничать! Если этот возвышающийся над ней гигант решит задать девчонке трепку, которую та полностью заслуживает…

— J'en suis au regret[2].

— Прекрати эту французскую белиберду! — отрезала герцогиня. — Ты прекрасно владеешь английским, и я была бы тебе крайне благодарна, если станешь употреблять в моем доме исключительно этот язык.

Дмитрий откинул львиную голову и разразился громким искренним смехом. Какой глубокий бархатистый звук! Давно в доме герцогини не было слышно мужских голосов!

Все еще улыбаясь, он усадил Ленору в кресло.

— Я сказал, что очень сожалею, бабушка, но вы даже не выслушали мои извинения! Вижу, вы по-прежнему ужасно сварливы. Однако я скучал по вам. Зря вы не приехали в Россию.

— Мои старые кости не вынесли бы ваших зим, и тебе это прекрасно известно.

— Тогда мне придется приезжать сюда почаще. Мы слишком давно не виделись, бабушка.

— О, да садись же, Дмитрий! У меня шея болит глядеть на тебя снизу вверх! И кроме того, ты не слишком торопился!

Он обращался с ней, как с ребенком, и Ленора не могла

противостоять искушению заставить внука оправдываться.

— Я получил ваше письмо, только когда на Ладоге растаял лед, — пояснил Дмитрий и, схватив первый попавшийся стул, придвинул его поближе к креслу герцогини — Это мне известно, — кивнула Ленора. — Как, впрочем, и то, что твой корабль пришвартовался к лондонской пристани три дня назад. Мы ожидали тебя еще вчера.

— Нужно же мне было немного восстановить силы после такого утомительного путешествия!

— Господи, да я представить не могла, что ты способен столь изысканно выражаться. Надеюсь, она хотя бы была хорошенькой?

— Невероятно!

Если Ленора и надеялась обезоружить внука подобной прямотой, то ничего не вышло. Дмитрий даже не покраснел. Никаких извинений, ни малейшего раскаяния, только ленивая улыбка в ответ. Ей следовало бы предвидеть нечто подобное. Если верить тете Дмитрия, часто писавшей Леноре, молодой человек никогда не испытывал недостатка в женском обществе, особенно во внимании замужних женщин. Анастасия права. Было бы чистым лицемерием упрекать сестру за неблагоразумие и некоторую неосторожность, когда о его собственных многочисленных романах знали даже в Лондоне.

— Что ты намереваешься предпринять относительно сестры? — осторожно спросила Ленора, пока добродушное настроение Дмитрия еще не успело испортиться.

— Где она?

— В своей комнате. Она не особенно рада твоему приезду и, кажется, считает, что ты будешь с ней резок, поскольку тебе пришлось бросить все свои дела и срочно ехать сюда.

Дмитрий пожал плечами:

— Признаюсь, сначала я был вне себя. Сейчас крайне неподходящее время покидать Россию.

— Мне очень жаль, Дмитрий. Ничего этого не понадобилось бы, не устрой эта глупая женщина сцену, когда обнаружила собственного мужа в постели с Анастасией. Но на балу собралось не меньше сотни гостей, и половина из них, услышав вопли, поспешила на помощь несчастной. А у Анастасии не хватило ума спрятать голову под одеяло, чтобы ее не узнали. Подумать только, вскочила в одной сорочке и спорит с оскорбленной женой!

— Жаль, конечно, что Анастасия не оказалась более осмотрительной, но не стоит заблуждаться, бабушка, Александровы никогда не прислушивались к публичному мнению и не переживали из-за слухов и сплетен. Нет, моя сестра провинилась именно тем, что ослушалась ваших повелений.

— Она просто чересчур упряма и отказывается склонить голову перед осуждением общества — еще одно общее качество всех Александровых.

— Вы слишком защищаете ее, бабушка.

— Тогда сними тяжесть с моей души и скажи, что не намереваешься побить ее.

Дмитрий окинул бабушку недоумевающим взглядом. Только через несколько минут до него дошел смысл ее слов, и золотоволосый великан разразился оглушительным смехом.

— Что именно рассказывала девчонка обо мне? У Леноры хватило совести покраснеть.

— Очевидно, несла всякую чушь, — резко бросила она. Но Дмитрий снова усмехнулся:

— Она слишком взрослая для хорошей трепки, хотя мне приходила такая мысль. Нет, я просто увезу ее домой и найду мужа. Ей нужен такой, чтобы глаз с нее не спускал!

— Анастасии это совсем не понравится, мальчик мой. Девочка десятки раз твердила мне, что замужество не для нее, и в этом она полностью с тобой согласна.

— Ну что же, возможно, Настя изменит свое мнение, когда узнает, что я намереваюсь жениться еще до конца года.

— Ты это серьезно, Дмитрий? — поразилась Ленора.

— Совершенно. А теперь из-за этой поездки я был вынужден покинуть будущую невесту, так и не сделав предложения!

Глава 3

Кэтрин положила на свой лоб очередной холодный компресс и устало прислонилась головой к спинке кресла. Она ушла к себе утром, сразу же после того, как отдала приказания слугам. Но мерзкая головная боль по-прежнему не желала оставить ее в покое. Скорее всего она просто выпила слишком много шампанского на вчерашнем балу. Как не похоже на нее! Кэтрин крайне редко пила спиртное на балах и званых ужинах, особенно на тех, где выступала в роли хозяйки.

Ее горничная Люси бесшумно передвигалась по комнате, приводя все в порядок Завтрак на подносе остался нетронутым Сейчас Кэтрин не могла вынести даже мысли о еде.

Девушка вздохнула, глубоко и громко. К счастью, бал имел шумный успех, несмотря на ее легкое опьянение. Даже Уоррен сделал над собой усилие и соизволил показаться среди гостей. Сам по себе вчерашний вечер не имел ничего общего с невыносимой головной болью. Все дело в Элизабет и ее записке, принесенной горничной, как только стали прибывать первые приглашенные: поскольку Уильяма не пригласили на бал, она тоже не собирается приходить.

Просто невероятно! За всю неделю со дня их последнего разговора Кэтрин не услыхала от нее ни единого слова жалобы. Бет слезинки не проронила! Кэтрин уже считала, что та смирилась с судьбой, и была невероятно горда за сестру. Подумать только, как стоически она несет бремя разбитых надежд! И вот теперь, ни с того ни с сего эта записка, яснее ясного доказывающая, что Бет отнюдь не забыла Уильяма. Оставалось лишь гадать, почему она ни разу не заплакала и не пожаловалась.

И что теперь должна думать Кэтрин? Ах, все равно, в этот момент, когда виски распирает, а голова буквально раскалывается, она вообще не способна ни о чем думать.

Кэтрин поморщилась от громкого стука в дверь. Вошла Элизабет в прелестном шелковом наряде для прогулок цвета лесного мха. Она небрежно раскачивала за ленты изящную шляпку и держала под мышкой кружевной зонтик.

— Марта сказала, что ты неважно чувствуешь себя. Кит. Никакого упоминания О прошлой ночи, ни даже виноватого взгляда! И это после всех трудов Кэтрин, собравшей на балу самых завидных женихов в надежде, что кто-нибудь из них привлечет внимание сестры. Конечно, говоря по правде, Кэтрин ничуть не утомилась. Развлекать две сотни приглашенных вовсе не так уж сложно, если знаешь, с какого конца взяться за дело.

— Боюсь, я слишком много выпила вчера вечером, дорогая, — пояснила Кэтрин. — Ничего страшного, к полудню все пройдет.

— Вот и хорошо! — рассеянно бросила Бет. Ее мысли явно заняты чем-то. Но чем?! И куда она собралась?

Кэтрин не собиралась пока упоминать о лорде Сеймуре, но необходимо было узнать о намерениях Бет. В душе зародилось неприятное подозрение и нагло подняло свою змеиную голову.

— Ты уходишь?

— Да.

— Тебе придется попросить Джона править экипажем. Генри вчера заболел.

— Это… это ни к чему. Кит. Я просто… немного пройдусь пешком.

— Пройдешься? — тупо повторила Кэтрин — Да. Надеюсь, ты уже успела заметить, что день чудесный, а погода — самая подходящая для прогулок.

— Не успела. Ты ведь знаешь, я редко обращаю внимание на погоду.

Боже милостивый, прогулка! Да Бет в жизни не ходит пешком! У нее такой высокий подъем, что стоит прошагать сотню ярдов, и она тут же натирает ноги. И откуда такая нерешительность? Этот заикающийся голосок?

— Ты надолго, дорогая?

— О, не знаю, — уклончиво пробормотала Бет. — Может, доберусь до Риджент-стрит и кое-что куплю, пока покупателей немного. Помнишь, как тяжело протиснуться в лавки после полудня?

Кэтрин лишилась дара речи, и прежде чем успела прийти в себя. Бет помахала на прощание рукой и вышла из комнаты. Глаза Кэтрин опасно блеснули, головная боль была тут же забыта, вытесненная тревожной мыслью:

Господи, неужели она способна сотворить подобную глупость? Нет, нет, не может быть!

Но необычное поведение Элизабет, это смехотворное заявление насчет прогулки и еще более абсурдное утверждение, что она отправится по магазинам делать покупки — одна, без экипажа, куда могла бы складывать пакеты! Она наверняка назначила Уильяму свидание! И если боится признаться в этом, значит, они сговорились убежать! У него было достаточно времени, чтобы получить разрешение на брак. А в этом городе чересчур много церквей!

— Люси!

В дверях почти мгновенно возникла рыжеволосая горничная:

— Леди Кэтрин?

— Позовите мою сестру и попросите вернуться. Горничная буквально выпорхнула из комнаты, встревоженная паническими нотками в голосе госпожи. Она успела догнать леди Элизабет у подножия лестницы, и обе поднялись в комнату Кэтрин.

— Что-то случилось. Кит?

Взгляд определенно виноватый.

Мысли Кэтрин лихорадочно метались. Что делать?

— Бет, умоляю, обсуди с поваром меню сегодняшнего ужина. Я, кажется, не в состоянии принимать никаких решений. Очевидное облегчение.

— Конечно, Кит.

Элизабет закрыла за собой дверь, оставив ошеломленную Люси недоумевающе таращиться на хозяйку.

— Разве вы не успели…

Кэтрин поспешно вскочила с кресла.

— Да-да, но это задержит Бет на несколько минут, пока я успею переодеться. Хоть бы повар не проболтался, что я уже с ним сегодня поговорила, и все превосходно обойдется!

— Не понимаю, леди Кэтрин, о чем вы.

— Откуда тебе понять! Я собираюсь предотвратить ужасную трагедию. Моя сестра собирается сбежать из дома!

Рот Люси открылся сам собой. Она, естественно, слыхала сплетни слуг относительно леди Элизабет и молодого лорда Сеймура и о том, чем угрожал дочери граф, если она выйдет замуж против его воли.

— Может, лучше остановить ее сразу, миледи?

— Не будьте глупенькой! Как я могу остановить ее, не имея ни малейшего доказательства? — нетерпеливо отмахнулась Кэтрин, расстегивая утреннее платье. — Быстро, Люси, мне нужна твоя одежда. Кроме того. Бет без всякого труда сможет улизнуть из дома в следующий раз, стоит мне лишь отвернуться! Не могу же я запереть ее в комнате! Придется последовать за ними в церковь и помешать этой свадьбе. Ну а потом я увезу Бет в Брокли-Холл, где смогу не спускать с нее глаз.

Горничная, совершенно ничего не соображая, все-таки, поспешно сняла черную полотняную униформу и вручила ее Кэтрин.

— Но зачем вам мое…

— Скорее, Люси, помоги мне натянуть это. Можешь переодеться в мое платье после того, как я уйду, разумеется. Зачем? Для того, чтобы меня не узнали, конечно. Если Бет заметит, что я слежу за ней, наверняка не станет встречаться с лордом Сеймуром, и у меня так и не будет никаких доказательств. Мне ничего не удастся сделать, пока она снова не попытается сбежать. Теперь понятно?

— Да… нет… о, леди Кэтрин, не можете же вы выйти из дома в платье горничной! — воскликнула Люси, помогая застегнуть крахмальный воротничок.

— Да в этом все и дело, Люси! Теперь меня никто из знакомых не узнает! Даже Бет! — пробормотала Кэтрин, пытаясь натянуть юбку на множество нижних юбок. Ничего не получалось. Люси носила только две нижние юбки.

— Не выходит. Нужно избавиться от всех оборок и от этой ужасной юбки, подбитой конским волосом. Ну вот, уже лучше.

Четыре нижние юбки упали к ногам Кэтрин, и теперь униформа сидела превосходно, хотя и оказалась чуть длинна, поскольку Люси была на несколько дюймов выше хозяйки. Но поделать с этим уже ничего было нельзя.

— Вы не надеваете этот длинный передник, когда выходите из дома, верно, Люси?

— Нет.

— Я так и думала, но не была уверена. О, почему я никогда не замечала подобных вещей? Как насчет зонтика?

— Нет, миледи, только ридикюль в кармане…

— Этот?

Кэтрин вытащила маленький мешочек из верблюжьей шерсти с длинными ручками.

— Превосходно. Не возражаете, если я одолжу его? Господи, мне хочется выглядеть естественно и ничем не выделяться из прохожих. Наверное, эти кольца тоже следует снять!

Кэтрин поспешно стянула большой рубиновый перстень и колечко с жемчугом.

— Ну а теперь шляпку, да поскорее! Капор! Это поможет мне скрыть лицо!

Горничная, оставшись в одном белье, поспешила к гардеробу и вернулась с самой старой шляпкой Кэтрин.

— Она слишком хороша, миледи. Кэтрин схватила шляпку и безжалостно оторвала всю отделку.

— Ну?

— Как вы сказали, леди, превосходно. Вы больше не похожи на…

Кэтрин улыбнулась, видя, как краснеет Люси. Очевидно, горничная испугалась, что наговорила лишнего.

— Не похожа на леди? — закончила она и хмыкнула, заметив, что щеки девушки еще больше побагровели. — Ничего, не смущайтесь, девочка моя. Этого я и добивалась.

— О, миледи… я ужасно беспокоюсь Мужчины на улицах бывают ужасно нахальными. Возьмите с собой хотя бы нескольких лакеев…

— О небо, только не это! — воскликнула Кэтрин. — Бет легко узнает любого из них!

— Но…

— Не волнуйтесь, дорогая, со мной все будет в порядке.

— Но…

— Я должна идти!

Люси долго стояла, ломая руки и в ужасе глядя на закрытую дверь. Что она наделала?! Леди Кэтрин никогда в голову не приходило ничего подобного! Да она просто не понимает, на что решилась. Боже, только на прошлой неделе на Люси напал здоровенный детина, всего в двух кварталах от дома! Именно в тот день на ней было это же платье! Если бы джентльмен, проезжавший мимо в дорогом экипаже, не пришел ей на помощь, просто неизвестно, что случилось бы! Но этот парень не первый, кто приставал к ней с непристойными предложениями. У простой девушки защитников не бывает. А леди Кэтрин ушла из дома в платье простой девушки.

Однако Кэтрин не совсем удалось перевоплощение. Да, она сумела изменить внешность, но не манеры и осанку! Независимо от одежды она была и оставалась дочерью графа и не умела вести себя как служанка, даже если попыталась бы. Но Кэтрин и не пыталась. Это ей было ни к чему. Главное, чтобы Элизабет не узнала сестру, если случайно оглянется. И Бет действительно оглядывалась каждую минуту, подтверждая подозрения Кэтрин относительно того, что она боится преследования. Кэтрин приходилось каждый раз поспешно опускать голову. Но пока все шло как нельзя лучше.

Она последовала за сестрой по Оксфорд-стрит. На перекрестке та свернула налево. Кэтрин держалась на почтительном расстоянии. Зеленое шелковое платье было легко различить в толпе, хотя на тротуаре с каждой минутой становилось все больше народа.

Бет действительно направлялась к Риджент-стрит, что, однако, отнюдь не успокоило Кэтрин. Вполне подходящее место для свидания с Уильямом, и к тому же в эго время дня там не так много людей, хотя клерки уже спешили на работу, а служанки делали покупки для хозяев. Мостовые были запружены фургонами, развозящими товары, каретами, экипажами и дилижансами.

Кэтрин потеряла из виду Бет, как только та свернула на Риджент-стрит, и поэтому пришлось ускорить шаг Она почти бежала, но неожиданно замерла как вкопанная, заметив, что Бет остановилась всего через три лавки и внимательно рассматривает витрины. Кэтрин не осмелилась подойти поближе и поэтому оставалась на месте, нетерпеливо притоптывая ножкой и не обращая внимания на многочисленных прохожих — Эй, крошка!

Кэтрин даже не поняла, что обращаются именно к ней, поскольку представить не могла, что подобный тип осмелился заговорить с леди — Ну же, нечего нос задирать!

Наглец даже схватил ее за руку, чтобы привлечь внимание хорошенькой горничной.

— Прошу прощения, это вы мне?

Кэтрин ухитрилась посмотреть на мужчину сверху вниз, что оказалось совсем нелегко при том, что он был выше ее на голову. Но тот и не думал ее отпускать.

— Фу-ты ну-ты, какие мы важные! Но мне такие и нравятся! На нем был приличный костюм, в руке трость, однако манеры оставляли желать лучшего. Неплохо сложен, и лицо приятное, но Кэтрин не обратила на это внимания. Никогда в жизни к ней не прикасался, да еще так грубо, незнакомый мужчина. До сих пор ее всегда могли защитить лакеи или грумы, и теперь девушка совершенно растерялась, не зная, что делать. Какое-то шестое чувство заставило ее попытаться вырвать руку. Но нахал с силой вцепился в нее, не отпуская.

— Убирайтесь, сэр! Не желаю, чтобы мне надоедали!

— Ну же, крошка, к чему ломаться! По широкой улыбке было понятно, что ему даже нравится ее внезапное отчаянное сопротивление.

— Все равно ты стоишь здесь без дела! Тебе не повредит, если согласишься весело провести часок.

Кэтрин была потрясена. Губы невольно кривились от омерзения. Может, ей стоит порезче возразить ему? Да нет, вряд ли. Она достаточно ясно дала понять, что не хочет его видеть.

Она отвела кулак с зажатым в нем жестким ридикюлем Люси и замахнулась на мужчину. Он поспешно отскочил и, хотя сумел избежать удара, все же споткнулся и налетел на другого пешехода. Тот с силой оттолкнул его, пробормотав затейливое проклятие, от которого уши и щеки Кэтрин загорелись.

Мгновение спустя негодяй выпрямился и злобно уставился на нее:

— Стерва! Достаточно было простого «нет»! Ноздри Кэтрин яростно раздувались. Она едва не опустилась до его уровня, высказав все, что думает о его «справедливом» негодовании. Но для этого она была слишком хорошо воспитана и потому лишь гордо отвернулась, но тут же застонала, заметив, что во время всей этой суматохи Элизабет отправилась дальше и сейчас была уже едва ли не в квартале от нее.

Глава 4

Анастасия была раздражена неожиданной задержкой. Вот уже полчаса, как их карета застряла на оживленном перекрестке Риджент-стрит, а поток экипажей и фургонов все не редел. Городской дом их дяди был всего в нескольких кварталах отсюда, и быстрее было бы добраться туда пешком.

— Ненавижу этот город, — жаловалась она. — Улицы такие узкие и многолюдные по сравнению с Санкт-Петербургом! И там никто никуда не спешит!

Дмитрий ничего не ответил, даже не напомнил о сестре, что она находится здесь по собственному желанию. Он просто продолжал смотреть в окно. Чего вообще ожидала Анастасия? Дмитрий двух слов не промолвил во время всего пути в Лондон. Но он и так высказал больше чем достаточно, до того как они успели покинуть загородное поместье герцога.

Анастасия вздрогнула, вспомнив, в какую ярость пришел брат. Правда, не бил ее, но она почти жалела, что он этого не сделал. Все лучше, чем вынести этот ужасный приступ гнева. Дмитрий рвал и метал, называя ее безмозглой дурой, и наконец, уничтожающе глядя на сестру, бросил:

— Все, что ты делаешь в постели и в чьей постели при этом находишься, дело не мое. Я дал тебе ту же свободу, которой пользуюсь сам. Но я приехал сюда не поэтому, Настя. Я здесь, потому что ты возымела дерзость пренебречь желаниями grandmere.

— Но с ее стороны по меньшей мере неразумно отсылать меня домой из-за подобных пустяков!

— Молчать! То, что считается у нас пустяками, для этих англичан едва ли не трагедия! Здесь не Россия!

— Нет, в России за каждым моим шагом следит тетя Соня. Там я как в тюрьме!

— Значит, я правильно сделаю, препоручив тебя заботам мужа, который, вероятно, будет куда более снисходительным.

— Дмитрий, нет!

Но он не пожелал дальше обсуждать эту тему, поскольку уже принял решение. Но даже в этот момент он не нанес удара, которого со страхом ждала Анастасия, — мести за все неприятности, которые она ему доставила. Это случилось как раз перед тем, как Дмитрий повернулся, чтобы уйти.

— Тебе лучше молиться Богу, чтобы мои планы не были погублены твоим непристойным поведением и этой совершенно ненужной поездкой, Настя, — грубо бросил он, — иначе, можешь быть уверена, выбранный мной муж вряд ли придется тебе по душе.

Остальные четыре дня, проведенные им в поместье герцогини, Дмитрий вел себя безупречно, был весел и успел очаровать всех домочадцев, однако Анастасия не могла забыть его угроз, нависших над ней мрачным облаком. Вряд ли стоит надеяться, что он сказал это в порыве гнева и не подумает выполнить свое обещание! Конечно, муж — это не так уж плохо, особенно если он предоставит ей свободу и станет глядеть сквозь пальцы на ее подчас весьма опрометчивые поступки. По крайней мере она навеки избавится от постоянного строжайшего надзора Сони. Но мужчина, который станет требовать верности, вынудит силой исполнять его желания, заставит слуг шпионить за ней или, пожалуй, начнет бить, если Настя станет ему противиться, — это совершенно другое дело, а именно такого грозился отыскать ей брат.

Анастасии никогда раньше не приходилось попадать в такую переделку, хотя она часто становилась свидетельницей диких сцен, но обычно другие люди страдали от ужасной ярости Дмитрия, с сестрой же он всегда был добрым и любящим. Это доказывало лишь, как сильно ухитрилась она вывести его из себя, и теперь Дмитрий, конечно, недоволен поведением сестры. Анастасия знала, что он придет в бешенство, понимала, что зашла слишком далеко в непослушании герцогине И холодное пренебрежение брата лишь подтверждало, что он так и не простил ее.

Они сидели в карете вдвоем, что делало молчание еще более невыносимым. Слуги ехали сзади, в многочисленных экипажах. Кроме того, при них был эскорт из восьми казаков, которые всегда сопровождали князя, когда тот покидал Россию, что казалось вполне естественным и необходимым, если вспомнить о богатстве Дмитрия. Англичане с нескрываемым любопытством рассматривали этих странных для них воинов, с огромными усами, в мундирах российской армии, меховых шапках и вооруженных до зубов. Они привлекали внимание всех прохожих, однако не позволяли никому приблизиться к ним.

О Господи, ну почему карета все еще не двигается с места? Если уж приходится возвращаться домой, чем скорее это произойдет, тем лучше.

— Не можешь ты приказать своим людям расчистить дорогу, Митя? — спросила наконец девушка. — Столько неприятностей, и все из-за какого-то несчастного перекрестка!

— Не вижу причин для спешки, — не глядя на сестру, ответил Дмитрий. — Мы отплываем только завтра, а сегодня шагу не сделаем из городского дома. Не хватало еще, чтобы царь узнал об очередном скандале, когда приедет летом в Лондон, чтобы посетить королеву Викторию.

Анастасия молча прикусила губку, разозленная предупреждением, предназначенным, конечно, исключительно для ее ушей! Она впервые услыхала о приезде царя Николая в Англию! И кроме того, действительно надеялась вечером ускользнуть из дома и провести, возможно, последнюю свободную и веселую ночь перед долгой чередой унылых дней, которые ей предстоят в России.

— Но, Митя, в карете ужасно душно! Мы сидим здесь уже…

— Не более пяти минут, — сухо перебил он. — И прекрати жаловаться!

Анастасия окинула брата разъяренным взглядом, но тут же с удивлением услышала веселый смешок. Дмитрий по-прежнему смотрел в окно, так что Анастасия не оскорбилась, просто пришла в бешенство.

— Рада видеть, что тебе нравится два часа ждать здесь непонятно чего, — саркастически заметила она, но, не получив ответа, резко спросила:

— Ну, что там такого смешного?

— Девица отбивается от обожателя. Весьма свирепая штучка!

Дмитрий был заинтригован, хотя не совсем понимал почему У девушки была неплохая фигура, но ничего особенного. Полные груди, натягивающие ткань слишком тесного корсажа, тонкая талия, довольно узкие бедра, и все это прикрыто уродливым черным платьем. Он видел ее лицо всего несколько мгновений, причем издалека, поскольку она стояла на противоположной стороне улицы. Не красавица, зато пикантна: огромные глаза на маленьком личике; небольшой, но решительный подбородок.

Не размахивай она так ридикюлем, Дмитрий даже не заметил бы ее. Она не из тех женщин, которые обычно вызывали у Него интерес, — слишком маленькая, похожа на ребенка, если бы не эти дерзкие груди. Но она забавляла его. Столько высокомерного негодования в такой малышке! И Дмитрий, не мог припомнить, когда в последний раз женщина сумела развеселить его до такой степени.

Какой-то непонятный порыв заставил его подозвать Владимира. Преданный слуга, готовый на все ради хозяина, незаменимый человек, Владимир не задавал лишних вопросов, никогда не осуждал хозяина, не высказывал собственного мнения. Он просто повиновался приказам и неуклонно их исполнял.

Несколько слов доверенному слуге, и Владимир исчез. Минуты через две лошади тронулись.

— Просто поверить не могу! — негодующе воскликнула Анастасия, прекрасно поняв, о чем идет речь. — Значит, теперь он еще и сводничает?! Берет для тебя шлюх прямо с улицы?! Она, должно быть, необыкновенно красива.

Но Дмитрий не обратил внимания на ее язвительный тон.

— Не особенно. Достаточно сказать, что она возбудила мое любопытство. Мне нравится одерживать победы там, где другие потерпели поражение.

— Но уличная девка, Митя?! Она может быть больна или еще что похуже.

— А тебе понравился бы такой оборот, не правда ли, дорогая? — сухо осведомился он.

— В эту минуту, возможно, да! — запальчиво вскинулась она, но в ответ получила лишь вежливую улыбку.

А Владимир тем временем пытался справиться сразу с двумя трудностями — нанять кеб и не упустить из виду хрупкую фигурку в черном, продолжавшую поспешно шагать по Риджент-стрит. Поблизости не было ни одного наемного экипажа, Владимир плохо говорил по-английски и не намного лучше по-французски. Но деньги обладают способностью мгновенно разрешать все проблемы, и эту в том числе. После нескольких попыток ему удалось уговорить кучера маленькой закрытой частной кареты покинуть свой пост у столба, рядом с которым тот ждал хозяина. Сумма, равная почти годовому жалованью, стоила риска потерять работу.

Теперь оставалось догнать женщину. Очевидно, карета не могла догнать ее на запруженной экипажами мостовой. Кучеру было приказано следовать за Владимиром так быстро, как только возможно. Тот лишь покачал головой, удивляясь прихотям богачей. Подумать только, нанять карету за такие деньги и даже не сесть в нее! Но кто он такой, чтобы возражать, если этот тип готов платить?!

Владимир поравнялся с женщиной почти в конце улицы, но лишь потому, что она неизвестно почему остановилась и встала посреди тротуара, глядя вперед.

— Mademoiselle[3]?

— Oui?[4] — рассеянно спросила она, едва взглянув на него. Превосходно. Значит, она говорит по-французски. Большинство английских простолюдинов ни слова не знали на этом языке, да и на родном говорили как-то странно, и Владимир боялся, что не сумеет объясниться с ней как следует.

— Выслушайте меня, пожалуйста, мисс. Мой хозяин, князь Александров, хотел бы воспользоваться вашими услугами на сегодняшний вечер.

Обычно одного упоминания имени Дмитрия было достаточно, чтобы сделка состоялась. Однако Владимир был удивлен, когда незнакомка наградила его уничтожающим взглядом. При виде ее лица его удивление еще больше возросло. Она совсем не во вкусе князя! О чем думал хозяин, когда потребовал доставить к нему в постель этого маленького королька[5]?

Кэтрин действительно была раздражена тем, что ее снова посмели побеспокоить, и на этот раз речь, очевидно, идет о работе. Вероятно, в доме, где не хватает слуг, предстоит какое-то важное событие. Но нанимать прислугу прямо на улице?!

Кэтрин в жизни не слыхала ни о чем подобном. Но этот чудак явно иностранец, так что приходится делать некоторую скидку на незнание английских обычаев. Кроме того, Кэтрин не расправилась с ним, как с тем другим негодяем, приставшим к ней посреди улицы, поскольку поняла свою ошибку, — раз ты одета как служанка, значит, нужно и вести себя соответственно. И своим опрометчивым нападением на него едва не стала причиной уличных беспорядков. Не хватало устроить сцену, чтобы к тому же ее узнал кто-нибудь из знакомых Можно представить, какую пищу для сплетен дало бы ее неподобающее поведение!

Единственное, чего не могла допустить Кэтрин, — это скандала, связанного с ее именем. Она всегда гордилась тем, что стоит вне всяких упреков и подозрений. Но в таком случае что же она делает здесь? Остается винить мерзкую головную боль, совершенно лишившую ее способности мыслить здраво. Если бы рассудок вновь вернулся к ней, а голова с самого начала была ясной, Кэтрин наверняка придумала бы план получше, чем разыгрывать горничную.

Мужчина ждал ее ответа. Должно быть, он служил дворецким в богатом доме, потому что его сюртук и брюки были из дорогой материи и прекрасно сшиты. Незнакомец был высок, средних лет, с каштановыми волосами и довольно приятным лицом, на котором выделялись светло-голубые глаза. Что ответила бы ему Люси? Должно быть, пококетничала бы немного, чтобы сделать свой отказ более приемлемым. Но Кэтрин почему-то не могла заставить себя сделать это.

Не упуская из виду Элизабет, которая только что перешла улицу и остановилась в ожидании, она сухо ответила:

— Мне очень жаль, сэр, но лишняя работа мне ни к чему.

— Если дело в деньгах, могу заверить, князь чрезвычайно щедр и великодушен.

— Деньги мне не нужны. Владимира охватило беспокойство. На нее не произвел ни малейшего впечатления княжеский титул. Мало того, девушка, казалось, совершенно не сознавала, какая честь ей оказана. Неужели она действительно отказалась… нет, это невозможно!

— Десять фунтов, — предложил он, но если и подумал, что на этом торг закончен, то жестоко ошибся Кэтрин недоуменно воззрилась на Владимира, не веря собственным ушам. Только безумец может предложить подобную сумму! Или он просто не представляет, сколько здесь платят слугам?! Единственным разумным предположением могло послужить то, что он полностью отчаялся выполнить приказ хозяина.

Но девушка тут же с неприятным чувством поняла, что, наверное, ни одна горничная в Англии не способна отказаться от возможности получить такие деньги всего за одну ночь работы. Однако она не могла заставить себя согласиться. Он, без сомнения, посчитает, что это она сошла с ума!

— Сожалею…

— Двадцать фунтов.

— Просто немыслимо! — взорвалась Кэтрин, настороженно оглядывая незнакомца. Нет, это он спятил! — Вы можете нанять целый легион горничных за половину той цены, что предложили сейчас! Ну а теперь, извините, мне пора.

Она отвернулась, моля Господа о том, чтобы он убрался. Владимир вздохнул. Подумать только, вся эта смехотворная торговля оказалась ни к чему. Горничная?! Да она просто ничего не поняла!

— Мисс, простите меня за то, что не выразился яснее с самого начала. Моему хозяину не нужны услуги горничной. Он видел вас и желает провести вечер в вашем обществе. Поверьте, вы будете щедро вознаграждены. Если необходимо объяснить подробнее…

— Нет!

Кэтрин вновь повернулась к нему, чувствуя, как пламенеют щеки.

— Я… теперь я понимаю.

Боже, как могла она поставить себя в такое ужасное положение?! Первым порывом Кэтрин было размахнуться и дать ему по физиономии. Такого оскорбления ей еще никто не наносил! Но Люси нисколько не обиделась бы. Наоборот, была бы на седьмом небе.

— Я, конечно, польщена, но не могу…

— Тридцать фунтов.

— Нет! — отрезала Кэтрин. — Ни за какие деньги. Ну а теперь прошу вас уйти…

Но тут ее внезапно перебил чей-то мужской голос:

— Вот и я, мистер! Сейчас поедете? Оглянувшись, Владимир увидел всего в нескольких шагах нанятый им экипаж.

— Прекрасно. Провезешь нас вокруг квартала. Я скажу тебе, где остановиться.

И зажав рот женщины, потащил ее к экипажу.

— Сбежавшая служанка, — пояснил он раскрывшему рот кучеру.

— Сбежала? Но послушайте, мистер, если она не желает работать на вас, это ее дело, верно ведь? Как ее заставишь…

Но несколько фунтовых банкнот, сунутых в карман словоохотливого кокни[6], заставили его немедленно запеть другую песенку:

— Как вам будет угодно…

Вопль Кэтрин резко оборвался. Неужели ни один человек, кроме кучера, не видел похищения? Но позвать на помощь некого — незнакомец с такой молниеносной быстротой втолкнул ее в карету, что вряд ли кто-то заметил происходящее.

Он немедленно швырнул Кэтрин на сиденье вниз лицом, и как только лошади тронули, стащил с нее шляпку, обвязал платком рот и уперся в поясницу острым локтем, не давая встать. Вскоре это ему, по-видимому, надоело, и похититель просто завел ей руки за спину и прижал коленом ее ноги к жестким подушкам. Незнакомец был достаточно силен, чтобы сжимать ее запястья одной рукой, которую он через несколько минут сменил, и Кэтрин поняла почему, когда несколько минут спустя он набросил на нее сюртук. Правда, в карете было темно, но, когда она останавливалась, всякий мог заглянуть в окно и увидеть, что происходит внутри.

Как оказалась права Кэтрин! Этот человек действительно сумасшедший! Подобные вещи просто не могут происходить с благородной леди вроде Кэтрин Сент-Джон. Но когда Кэтрин объяснит, кто она такая на самом деле, он, вне всякого сомнения, будет вынужден отпустить ее.

Похититель нагнулся над Кэтрин и тихо объяснил:

— Прости, маленький королек, но ты не оставила мне другого выхода. Приказам князя нужно подчиняться. Он и представить не мог, что ты ему откажешь. Ни одна женщина не отвергала его раньше. Самые прекрасные дамы России сражаются за честь оказаться в его постели. Ты увидишь почему, когда он придет к тебе. Другого такого человека, как князь Дмитрий, на свете нет!

Кэтрин была бы рада объяснить ему, что он может сделать с этой своей честью. На свете нет другого такого?! Да ей совершенно все равно, пусть хоть этот князь окажется красивее всех на земле! Он ей не нужен! Послушать этого негодяя, так она должна быть еще и благодарна за похищение! Какая наглость!

Экипаж остановился. Необходимо как можно скорее постараться вырваться из рук этого безумца. Но он не дал ей ни малейшего шанса на избавление. Она не могла освободить ни рук, ни ног. Незнакомец поднял ее, вытащил из кареты и куда-то понес, крепко прижимая к груди. Кэтрин ничего не могла увидеть, поскольку сюртук закрывал также и ее лицо.

Однако она неожиданно почувствовала вкусные запахи. Кухня? Видимо, он вносит ее в дом через черный ход!

В душе Кэтрин забрезжила надежда. Значит, похититель не хочет, чтобы хозяин узнал о том, что он натворил. Кроме того, он сказал, что этот самый Дмитрий не ожидал отказа. Истинный аристократ никогда не унизится до подобного поступка, даже чтобы заполучить понравившуюся ему женщину.

Значит, Кэтрин не придется унижаться перед слугой, объяснять, кто она на самом деле. Достаточно поговорить с князем и сказать, что такого рода предложения ее не интересуют. Несомненно, он немедленно отпустит Кэтрин.

Колени похитителя коснулись ее спины раз, потом другой. Он, очевидно, поднимался по лестнице. Где же все-таки она оказалась? Карета ехала совсем недолго. Боже, неужели она находится где-то на Кавендиш-сквер, неподалеку от особняка Сент-Джонов? Какая ирония!

Однако Кэтрин не знала ни одного князя, живущего поблизости Да существует ли он на самом деле? Может, этот негодяй просто похищает молодых девушек для собственных забав, рас-, сказывая им дурацкие сказки, чтобы облегчить себе задачу?!

Похититель снова заговорил, на этот раз на непонятном наречии, а ведь Кэтрин знала почти все европейские языки! Женщина ответила на том же странном… Русский! Он упомянул Россию! Да ведь это северные варвары! Ну конечно, в их стране полно князей! Там этот титул не так уж редок!

Дверь открылась. Еще несколько шагов, и Кэтрин осторожно поставили на ноги. Она немедленно сорвала с головы платок. Первым порывом было обрушиться на незнакомца, который по-прежнему оставался на месте, глядя на нее с нескрываемым любопытством. Кэтрин потребовалась вся ее немалая сила воли, чтобы сдержаться.

— Возьми себя в руки, Кэтрин, — пробормотала она вслух. — Он всего-навсего дикарь, с дикарским мышлением. И вероятно, даже не сознает, что совершил преступление.

— Мы не дикари, — ответил он по-французски.

— Значит, вы говорите по-английски?! — негодующе воскликнула она.

— Всего несколько слов. Но я понял, что вы считаете меня дикарем. Меня и раньше так называли англичане. Что еще вы сказали?

— Не важно. Я говорила с собой, не с вами. Такая уж у меня причуда.

— С распущенными волосами вы гораздо красивее. Князь будет доволен.

Так вот почему он на нее уставился! Строгий пучок рассыпался, когда он затыкал ей рот, однако не все шпильки еще выпали, и теперь лицо Кэтрин обрамляли очаровательные локоны.

— Лестью вы ничего не добьетесь, сэр.

— Прошу прощения, — почтительно поклонился он, но тут же, поймав себя на этом, раздраженно нахмурился. Для служанки эта особа слишком нос задирает! Но ведь она англичанка, они здесь все такие!

— Меня зовут Владимир Киров. Я говорю вам это, потому что мы должны побеседовать…

— Нет, мне больше нечего вам сказать, мистер Киров. Будьте добры сообщить вашему хозяину, что я здесь и собираюсь объясняться только с ним.

— Но он прибудет только к вечеру.

— Пошлите за ним!

Она была потрясена, заметив, что почти кричит, однако Владимир лишь молча покачал головой.

— Я, кажется, сейчас начну вопить во все горло, мистер Киров! — предупредила она тоном, который, учитывая обстоятельства, посчитала вполне рассудительным. — Вы оскорбили меня, унизили, однако, как видите, я все еще сохраняю спокойствие. Я не какая-нибудь жеманная дурочка, чтобы при малейшей опасности падать в обморок! Но поверьте, и моему терпению приходит конец! Я не продаюсь ни за какие деньги! И даже все королевские сокровища меня не соблазнят! Поэтому лучше вам отпустить меня прямо сейчас!

— Вы слишком упрямы, но это ничего не изменит. И останетесь… Нет!

Кэтрин открыла было рот, но Владимир повелительно поднял руку.

— Не советую кричать. За этой дверью два стражника, которые немедленно ворвутся сюда, чтобы успокоить вас, и поверьте, вам это крайне не понравится. Даю вам несколько часов, чтобы изменить решение.

Кэтрин ни на минуту не поверила похитителю… пока тот, уходя, не открыл дверь. Тут она увидела двух гигантов со злобными лицами и грозными усами, в одинаковых ливреях: длинные рубахи, широкие шаровары, заправленные в высокие сапоги, изогнутые сабли, свисавшие с поясов. Невероятно! Неужели все здешние обитатели стали соучастниками преступления? Очевидно. Ее единственной надеждой оставался князь.

Глава 5

— Что мне делать, Маруся? — спросил жену Владимир. — Он хочет ее, а она отказывается лечь к нему в постель. Никогда еще такого не бывало!

— Тогда найди ему другую, — небрежно бросила она, очевидно, считая, что муж тревожится из-за пустяков. — Сам ведь знаешь, что будет, если он сегодня останется без женщины, — всю обратную дорогу от него житья не будет! Если хотя бы бабка не пожурила его за то, что гоняется за каждой юбкой, все было бы еще не так плохо. Но она запретила господину и близко подходить к своим горничным, а тот из почтения к ней подчинился. Подумай только, с тех пор, как мы гостили у нее, он ни разу ни с кем ни спал, а такое для князя просто немыслимо! Он должен взять женщину, и сегодня же, перед отплытием, иначе нам всем придется плохо, гораздо хуже, чем по пути сюда, когда эта глупышка графиня неожиданно передумала и отказалась с ним ехать.

Владимир и без жены знал все это. Дело не только в том, что он никогда раньше не подводил князя, — важнее всего добиться, чтобы тот был всем доволен, иначе им придется несколько недель терпеть его бешеный гнев. Правда, князь по необходимости мог сохранять целомудрие довольно долгое время. По необходимости. Но сегодня, как раз когда Дмитрий Петрович приказал доставить именно эту пташку… не дай Бог, чтобы он не получил того, что пожелал, потому что, если князь рассердится, тогда горе всем!

Владимир налил себе очередной стаканчик водки и проглотил залпом жгучую жидкость. Маруся продолжала начинять гуся кашей к ужину. Она явно считала, что беспокоиться не о чем. Правда, муж сказал ей только, что женщина, которую он доставил для князя, строптива и несговорчива.

— Маруся, объясни, почему женщина — нет, не благородная дама, а служанка, горничная — почему она не радуется, что князь обратил на нее внимание?

— Она должна считать это великой честью, даже если и не хочет спать с ним! Покажи ей его портрет. Тогда она наверняка передумает.

— Да… только на этот раз, я думаю, это не поможет. Она вовсе не обрадовалась, Маруся! Она оскорбилась! Я видел это по ее лицу! Не понимаю! Ни одна женщина не отказывала ему раньше! Сколько их перебывало — девственницы, чужие жены, принцессы, графини, даже королева…

— Какая королева? Ты мне ничего не рассказывал!

— Не важно! — резко бросил Владимир. — Это не для сплетниц, а ты, дорогая жена, любишь языком помолоть!

— Ну что же, каждому мужчине невредно получить отказ хотя бы однажды. Ему это на пользу пойдет.

— Маруся!

Женщина довольно рассмеялась:

— Я шучу, муженек. Каждому, кроме нашего князя, конечно. Ну же, перестань тревожиться! Сказано тебе, пойди и найди другую женщину!

Владимир угрюмо поглядел в пустой стакан и снова наполнил его.

— Не могу. Князь не сказал: «Я хочу сегодня женщину. Найди!» Он показал именно на эту птичку и велел привести только ее. Знаешь, Маруся, она даже не красавица… разве только глаза… Да я мог бы отыскать господину дюжину женщин по его вкусу, но он желает именно эту. Значит, должен ее получить.

— Наверное, она влюблена, — догадалась Маруся. — Есть только одна причина, почему простая девушка отказывается от такой чести. Ни одна русская крестьянка…

— Это Англия, — перебил муж. — Они совсем не такие, как мы.

— Но мы уже бывали здесь, Владимир. И у тебя никогда не случалось таких забот раньше. Говорю же тебе, она в кого-то влюблена. Но есть зелья, которые могут заставить ее забыть обо всем, замутить разум, сделать посговорчивее…

— Но господин подумает, что она пьяна, — хмуро ответил Владимир. — А такое ему не понравится.

— Но он по крайней мере возьмет ее.

— А если зелье не поможет? Если она все-таки начнет противиться?

Маруся покачала головой:

— Нет, так не пойдет. Он сильно разгневается! Дмитрий Петрович не привык насильничать над женщинами, да и зачем? Они сами у него на шее виснут. Он может иметь любую!

— А хочет ту, которую не может получить. Маруся с возмущением взглянула на мужа:

— Вижу, не будет мне от тебя покоя! Хочешь, чтобы я поговорила с девчонкой, попробовала узнать, что ей нужно?

— Да уж неплохо бы, — согласился готовый на все Владимир.

Маруся, кивнув, приказала:

— Ну а пока отправляйся к Булавину. Вдруг он не врал, когда хвастался на прошлой неделе, что знает способ, как заставить женщину, причем любую, валяться у него в ногах и на все соглашаться. Может, и правда выпросил зелье у какой колдуньи!

— Глупости! — фыркнул Владимир.

— Кто знает, — улыбнулась Маруся. — Казаки всегда жили рядом с турками, а турки знают, как усмирить рабынь, особенно пленниц!

Владимир попросту отмахнулся от жены, презрительно хмыкнув, однако про себя решил послушать ее совета и поговорить с Булавиным. Чем черт не шутит, что, если она права!

Кэтрин не могла усидеть на месте. Она металась по комнате, злобно поглядывая на огромный гардероб, придвинутый стражниками к единственному окну. Даже если он пуст, у нее все равно нет сил сдвинуть это чудовище. Она уже безуспешно пыталась сделать это.

Ее заперли в большой спальне, где явно никто не жил. Даже в массивном бюро ничего не было. Розовые с зеленым обои — королеве нравилось такое сочетание — красовались на стенах. Вся мебель была работы Хоупа — довольно неуклюжее подражание греческо-египетскому стилю в отделке. Дорогое покрывало зеленого атласа на постели. Да… здесь, несомненно, живут богатые люди. Кавендиш-сквер, в этом Кэтрин была уверена. Если бы только удалось вырваться из этой комнаты, она уже через несколько минут могла бы добраться домой… но что ей это даст? Элизабет наверняка уже успела встретиться с Уильямом. Прежде чем Кэтрин окажется дома, сестра станет замужней женщиной!

Этот глупый маскарад, это омерзительное приключение — и все зря! Элизабет вышла замуж за негодяя, авантюриста, охотника за приданым! Одно это переполняло Кэтрин бешенством и гневом на русских дикарей. Подумать только, какой-то болван, варвар, идиот посмел притащить ее сюда, и из-за него жизнь Бет навеки погублена! Нет… дело не в нем. Он только выполнял приказ. Всему виной князь! Кем это он, спрашивается, себя вообразил, послав за ней слугу?! Что за наглость!

— Ну, он еще свое получит! — поклялась про себя Кэтрин. — Его следует засадить в тюрьму! К счастью, я знаю его имя. Дмитрий Александров… или наоборот? Не важно. Не так уж много русских князей сейчас находится в Лондоне. Его будет нетрудно найти.

Несколько минут мысль о мести согревала душу Кэтрин, но, к сожалению, отправить злодея в темницу невозможно. Разразится ужасный скандал. Не хватало еще, чтобы имя Сент-Джонов было вываляно в грязи!

— Но если Бет не будет дома к тому времени, как я вернусь, видит Бог, я это сделаю!

Оставалась лишь слабая надежда, что Бет всего-навсего отправилась на свидание к Уильяму, чтобы поговорить, решить, что делать. Приходилось цепляться за эту надежду, как за соломинку. В этом случае ничего не потеряно, и остается лишь пережить сегодняшнее неприятное происшествие, которое лучше всего будет выбросить из головы.

— Я принесла вам обед, мисс, и еще одну лампу. В комнате слишком темно, когда окно загорожено. Вы ведь знаете французский? Я тоже, потому что в России многие господа даже не говорят по-русски!

Ни на минуту не прекращая болтать, женщина поставила на низкий круглый столик тяжелый поднос. Она была на полголовы выше Кэтрин, средних лет, с каштановыми волосами, затянутыми в тугой пучок, и добрыми голубыми глазами. Она вошла не постучав, по-видимому, один из стражников открыл и закрыл за ней дверь.

Женщина поправила розу, выпавшую из узкой вазы, и поставила уже зажженную лампу на мраморную каминную доску. Мягкий свет разлился по комнате. Потом незнакомка подошла к столику и начала поднимать крышки блюд.

— Катушки, — пояснила она, показав на рыбные тефтели в соусе из белого вина. — Я кухарка и знаю, что вам они понравятся. Меня зовут Маруся.

Кэтрин с удивлением отметила, что женщина довольно худощава и совсем не похожа на кухарку. Однако ароматы были настолько соблазнительными, что девушка невольно посмотрела на поднос и увидела несколько ломтиков ржаного хлеба, салат из цикория и фруктов, кусочек торта н бутылку вина. Кэтрин мгновенно вспомнила, что даже не завтракала сегодня. Жаль, что она слишком упряма, чтобы согласиться попробовать хотя бы кусочек.

— — Спасибо, Маруся, но можете унести все это. Я ничего не приму в этом доме, ни одной крошки.

— Но так не годится! Вы и без того слишком маленькая! — охнула Маруся.

— Я маленькая… просто потому, что маленькая, — сухо бросила Кэтрин. — И это не имеет ничего общего с едой!

— Но князь… он настоящий великан! Посмотрите! Она почти насильно сунула Кэтрин под нос небольшой портрет, так что та невольно опустила глаза. Мужчина, изображенный на миниатюре, был… нет, невозможно. Никто на свете не может иметь подобную внешность! Кэтрин резко оттолкнула руку женщины.

— Очень мило! Подобная маленькая хитрость должна, по-вашему, помочь заставить меня изменить решение? Даже если это действительно князь Александров, я все равно откажусь!

— Вы замужем?

— Нет.

— Имеете любовника, которым очень увлечены?

— Любовь — это забава идиотов. Я не идиотка. Маруся нахмурилась:

— Тогда, если можно, объясните мне, почему вы не соглашаетесь. Это и вправду мой господин. Зачем мне лгать, когда вы все равно увидите его сегодня? Такой красивый мужчина! Да перед ним ни одна не устоит. И так добр с женщинами…

— Довольно! — рявкнула Кэтрин, потеряв терпение. — Господи, просто невероятно! Сначала это чудовище, похитившее меня, а теперь еще и вы! Неужели не понимаете, как это отвратительно — сводничать? Уговаривать меня продаться какому-то князю, словно уличную девку! Ну так вот, никаких денег не хватит, чтобы меня купить!

— Если не хотите брать деньги, почему бы вам не посчитать это просто приятным времяпрепровождением? Поверьте, князь умеет ухаживать за женщинами! Просто у него нет времени сегодня — завтра мы отплываем домой, в Россию, и он отправился на пристань, убедиться, все ли в порядке.

— Рада слышать, что вас здесь не будет, — сухо процедила Кэтрин. — Но так или иначе, я все равно не желаю видеть ни князя, ни его слуг.

Владимир был прав. Девчонка не просто упряма, но к тому же зла и высокомерна! Матерь Божья, ведет себя, как принцесса, хотя глупа при этом, как последняя крестьянка! Ни одна женщина в здравом уме не может отказаться от ночи с князем Александровым! По правде говоря, есть и такие, которые сами готовы заплатить за эту честь!

— Но вы так и не объяснили, почему противитесь, — настаивала Маруся.

— Вы просто совершили ошибку, вот и все. Я не из тех, кто способен лечь в постель с совершенно незнакомым мужчиной. Благодарю, такое мне и во сне не снилось.

Что-то пробормотав по-русски, Маруся покачала головой и поспешно вышла. В холле ее уже ожидал муж. Жаль, что приходится разочаровывать его, но другого выхода нет.

— Ничего не вышло, Владимир. Либо она боится мужчин, либо терпеть их не может. Но могу поклясться, она не передумает. Лучше тебе пойти и попросить у князя разрешения найти ему другую женщину.

— Нет, он никогда не согласится, — вздохнул Владимир, вручая жене маленький мешочек, перетянутый веревкой. — Подмешай это к еде, когда понесешь ей ужин.

— Что это?

— Колдовское снадобье Булавина. Если верить его словам, князь будет весьма доволен.

Глава 6

Ванну внесли к концу дня… или уже наступил вечер? В комнате не было часов. Кэтрин всегда носила в кармане маленькие часики, но они остались в платье, которое она так небрежно бросила горничной сегодня утром.

Кэтрин настороженно наблюдала, как трое слуг внесли фарфоровую ванну, наполнили ее дымящейся водой, подлили ароматного масла из маленького пузырька, так что комната сразу наполнилась запахом роз. Никто не спросил у Кэтрин, хочет ли она принять ванну. Конечно, она и не подумает раздеться! Да в этом доме она и пуговки не расстегнет!

Но в спальню вошел Владимир Киров, попробовал, достаточно ли горяча вода, и улыбнулся. Кэтрин постаралась не обращать на него внимания, просто сидела в кресле, прямая, как доска, рассерженно постукивая пальцами по подлокотникам.

Владимир решительно подошел к ней и не допускающим возражений голосом приказал:

— Вы сейчас же искупаетесь!

Кэтрин медленно подняла на него глаза, снисходительно оглядела с ног до головы и снова отвернулась.

— Вам следовало бы спросить меня, прежде чем тратить столько времени и труда. Я не принимаю ванн в чужих домах.

С Владимира было довольно этого нестерпимого высокомерия.

— Это не просьба, девушка, а приказ. Либо вы выполните его, либо мужчины, те, что стерегут дверь, вам помогут. Думаю, им весьма понравится это, хотя вам вряд ли доставит удовольствие.

Он с радостью увидел, как быстро удалось привлечь ее внимание. Огромные глаза не правдоподобно расширились, гневно блеснули. Они были ее единственной по-настоящему привлекательной чертой. Большие, необычного цвета, они так и сияли с маленького овального личика, придавая ей странно невинный вид. Может, именно это привлекло в ней князя? Но нет, вряд ли он мог заметить ее глаза на таком расстоянии Но прежде всего нужно избавиться от ее уродливого платья. Черный цвет не шел ей, лишал всех красок, так что лицо казалось болезненно-бледным. Конечно, в этот момент ее щеки порозовели от гнева, но румянец скоро исчезнет У нее хорошая кожа — гладкая, почти прозрачная, но немного румян не помешает. Он бы приказал их принести, если бы не был уверен, что девушка станет сопротивляться и придется удерживать ее силой. Не дай Бог, князь увидит синяки!

Нет, придется довольствоваться тусклым освещением и светло-зелеными простынями на постели. Владимир удовлетворенно вздохнул. Наконец-то все в порядке!

Женщина, благоухающая розовым маслом, одурманенная зельем и чувствующая себя беспомощной и бессильной без одежды, наверняка не подумает спорить с князем или жаловаться.

— Лучше искупаться сейчас, пока вода горячая, — посоветовал Владимир. — Я пошлю горничную помочь вам. А потом сможете поужинать, и на этот раз будете есть или вам помогут. Поверьте, в наши намерения не входит морить вас голодом.

— И сколько времени я здесь пробуду? — осведомилась Кэтрин.

— Когда князь покинет эту комнату, я отвезу вас куда пожелаете. Думаю, он вряд ли захочет пробыть в вашем обществе больше нескольких часов.

Ну уж нет! Ей и нескольких минут будет достаточно, чтобы поставить на место этого распутника, разъяренно подумала Кэтрин. И тогда она будет свободна!

— Когда он придет?

— Когда решит, что пора ложиться в постель, — пожал плечами Владимир.

Кэтрин опустила глаза. На щеках вновь расцвели два ярких пятна. Сегодня она наслушалась непристойностей больше, чем за всю жизнь. Просто не верится, что люди могут говорить о столь интимных вещах так спокойно, ничуть не смущаясь! Должно быть, слугам князя часто приходится наблюдать подобные сцены, потому что у них совершенно нет стыда! Можно подумать, они не видят ничего особенного в том, чтобы похищать невинных женщин и притаскивать их в дом на утеху хозяину!

— Надеюсь, вы сознаете, что совершаете преступление? — спокойно поинтересовалась она.

— Не так уж оно велико, и к тому же вас щедро вознаградят за беспокойство.

Кэтрин была слишком потрясена, чтобы ответить, а Владимир исчез, прежде чем она успела взорваться. Они ставят себя выше закона! Нет, скорее всего нет. Просто считают, что она принадлежит к самым низам, а законы пишутся только для богатых и знатных, как здесь, так, без сомнения, и в России. И действительно, стоит ли обращать внимание на какую-то служанку? Что она может поделать против могущественного князя? Но ведь Кэтрин не раскрыла им глаза на ошибку! Не сказала, кто она такая и что похищение дочери графа им с рук не сойдет!

Наверное, с самого начала стоило во всем признаться. Но так неловко рассказывать о собственной глупости! И вряд ли стоит раскрывать свое имя, достаточно высказать Александрову нелицеприятное мнение о нем и его слугах.

Вскоре появилась молодая горничная, чтобы помочь Кэтрин раздеться. Она не хотела никакой помощи, но девушка, очевидно, говорила только по-русски, " поскольку проигнорировала все протесты Кэтрин и, о чем-то непрерывно болтая, складывала каждый предмет туалета, который та отбрасывала, спеша поскорее покончить с испытанием. И как только Кэтрин ступила в ванну, горничная поспешно удалилась, унося с собой всю ее одежду, включая туфли.

Гром и молния! Они успели подумать обо всем! А в комнате ничего не было, кроме постельного белья. Даже прикрыться нечем!

Это оказалось последней каплей. Кэтрин пыталась сохранить спокойствие. Пыталась, как могла, не обращать внимания на бесконечные оскорбления и считать все случившееся глупой ошибкой. Она даже собиралась быть вежливой с князем, когда станет объяснять досадное недоразумение самовольством слуг. Но не сейчас. Помоги ему Бог, она не собирается ничего спускать! Им всем это даром не пройдет!

Кэтрин яростно намыливалась, пока не порозовела кожа. Больше она ни на ком не могла сорвать злость. Но прежде чем она успела выйти из ванны, дверь открылись и на пороге появилась Маруся с подносом.

— Немедленно принесите одежду! — потребовала Кэтрин.

— Все в свое время, — невозмутимо ответила женщина.

— Сейчас и немедленно!

— Не стоит так кричать, малышка. Стражникам приказано…

— Черт с ними и с вами тоже! О, не важно, обойдусь! Кэтрин решительно протопала к кровати, обвязалась полотенцем и стащила покрывало, пока эти негодяи не успели вынести из комнаты все белье. Покрывало оказалось слишком тяжелым, поэтому Кэтрин стащила простыню и, накинув ее на плечи, завязала под подбородком наподобие плаща. Зеленый атлас быстро впитал капельки воды, оставшиеся на коже.

Маруся от удивления потеряла дар речи Подумать только, как много ярости в этом маленьком существе Глаза гневно сверкали, на щеках расцвел румянец, а тело… Неужели под уродливым черным одеянием скрывалось такое совершенство? Да, князь, без всякого сомнения, будет доволен!

— Поешьте, прошу вас, и, может быть, успеете поспать немного, прежде чем…

— Ни слова больше! — резко оборвала Кэтрин. — Оставьте меня! Я не буду говорить ни с кем, кроме вашего хозяина.

У Маруси оказалось достаточно ума, чтобы не возражать и поспешно уйти. Оставалось лишь ждать и надеяться, что в словах Булавина было хотя бы немного правды.

Представив, как эти здоровенные мужланы будут удерживать ее за руки и силком запихивать еду в рот, Кэтрин невольно сделала шаг к столу. И то обстоятельство, что последние три часа ее мучил голод, не имело ничего общего с ее решением все-таки поужинать. Но еда оказалась великолепной — цыпленок в сливочном соусе, вареные картофель и морковь, маленькие медовые пирожные. Белое вино тоже оказалось превосходным, но Кэтрин слишком хотела пить, чтобы оценить его по достоинству. За весь день у нее росинки маковой во рту не было, и поэтому она поспешно осушила два стакана, прежде чем горничная принесла еще один поднос с холодной водой. Слишком поздно! Она уже успела утолить жажду, как, впрочем, и первый голод. На подносе, кроме кувшина с водой, оказались графин с бренди и два бокала. Горничная поставила его на ночной столик и удалилась.

Значит, настало время, когда его светлость, князь Александров соизволит наконец известить о своем появлении? Прекрасно, пусть приходит, да поскорее, пока Кэтрин все еще вне себя от ярости и готова разорвать его!

Однако никто не приходил, и минута за минутой продолжали тянуться уныло и бесконечно.

Кэтрин отставила тарелку и снова начала мерить шагами пол, но не успела несколько раз обойти комнату, ожидая каждое мгновение, что дверь откроется, как почувствовала, что кожу начало покалывать в тех местах, где к ней прикасалась простыня. Нервы! Просто представить немыслимо! Она, которая всегда была невозмутима, как скала, теперь трусит и нервничает!

Кэтрин подошла к ночному столику и налила себе бренди. Это поможет подкрепить силы. Не подумав о последствиях, она одним глотком осушила бокал. Жаль, конечно, но времени совсем нет. Князь может вот-вот явиться, а ей нужно расслабиться, взять себя в руки.

Кэтрин села, вынуждая себя успокоиться. Но ничего не помогало. Теперь уже все тело горело, и жар с каждым мгновением усиливался.

Кэтрин вскочила, налила себе еще бренди и на этот раз стала пить уже маленькими глоточками. Не хватало еще опьянеть, и все из-за расстроенных нервов! Она снова заходила по комнате, но теперь малейшее прикосновение атласа к коже становилось совершенно невыносимым. Первым порывом Кэтрин было сбросить простыню, но она, конечно, никак не могла сделать это. Нельзя же разгуливать по комнате голой! Слава Богу, она еще не забыла о скромности.

Кэтрин замерла посередине комнаты, боясь шелохнуться. Но и это не помогло. Казалось, каждая частичка тела наполнилась энергией, побуждающей ее двигаться. Стоять на месте было невозможно.

Она начала поводить плечами, потягиваться, нервно перебирать простыню. Никогда в жизни не чувствовала Кэтрин такой нетерпеливой потребности что-то делать. И тут случилось нечто еще более странное. Кэтрин могла бы поклясться, что ощущает, как кровь бежит по жилам все быстрее и быстрее Нет, это просто невозможно… и однако происходит именно с ней. Как странно и неприятно!

Дверь, наконец, открылась, но вошла всего лишь молодая горничная и, захватив поднос с остатками еды, удалилась. Говорить с ней не было смысла — девушка понимала только по-русски, и поэтому Кэтрин решила выпить еще бренди, но тут же упрямо покачала головой. Нет, она и так уже немного пьяна? а ведь ей сейчас нужно быть собранной, и голова должна оставаться ясной.

Кэтрин села на постель, но тут же услыхала собственный стон. Глаза ее широко раскрылись. Да что это с ней творится? Должно быть, во всем виновата проклятая простыня. Нужно избавиться от нее, хотя бы на несколько мгновений.

Кэтрин развязала простыню и, вздрогнув, почувствовала, как она сползла вниз и зеленым озерцом легла у ног. Девушка инстинктивно скрестила руки на груди, но тут же словно молния пронзила ее с головы до ног. Кэтрин охнула. Почему ее груди внезапно стали такими чувствительными? Но ощущение было приятным. Такого раньше она никогда не испытывала.

Оглядев себя, Кэтрин была поражена, заметив, как разгорелась кожа. А соски превратились в твердые крохотные пуговки, и это странное покалывание… покалывание во всем теле…

Кэтрин провела ладонью по руке и снова застонала. Нет, что-то, несомненно, неладно. Она вся была словно открытая рана… нет, не рана… Кэтрин не знала, как описать все, что с ней происходит, но волны жара прокатывались по ней, загораясь в лоне нестерпимым пламенем.

Кэтрин, сама того не сознавая, откинулась на постель, беспокойно извиваясь. Она заболела! Конечно же! Еда!

И она с ужасом осознала, ясно, бесповоротно, что ей скорее всего подсыпали что-то в пищу.

— Господи, что они сделали со мной?

Но им совершенно ни к чему желать ее смерти. Вряд ли Кэтрин отравили, видимо, ей плохо от того снадобья, что они подсыпали. Просто смешно — уж они, конечно, совсем не ожидали, что ее будет сжигать лихорадка. Но отчего она вся горит и не находит себе места до такой степени, что не может управлять даже движениями собственного тела?!

Кэтрин свернулась клубочком на постели, охваченная страхом и отчаянием. Простыня немного охладила разгоряченную кожу. Кэтрин перевернулась на живот и на несколько благословенных мгновений почувствовала некоторое облегчение Приятная усталость охватила ее, усталость и надежда, что все кончилось. Напрасно! Кэтрин почувствовала, как огненные волны снова захлестывают ее со все большей силой, и эта непрестанная пульсация в лоне, почти боль. О Боже!

Кэтрин снова перевернулась на спину, вцепившись руками в перину, откинув голову, тяжело дыша. Она совершенно не могла совладать с собой: тело выгибалось, извивалось, металось, и она даже не понимала, что делает, не имела представления о том, сколько времени прошло. Ее нагота, положение, в котором она очутилась, — все было забыто в пожирающей тело лихорадке.

Двадцать минут спустя, когда князь Александров вошел в комнату, Кэтрин, окончательно потеряв голову, не могла думать ни о чем, кроме палящего жара, охватившего ее. Она даже не слышала, как открылась дверь, не сознавала, что он встал над ней, зачарованно следя за каждым ее движением темными бархатистыми глазами.

Дмитрий застыл, захваченный сладострастным зрелищем. Она билась, выгибалась дугой, терлась о покрывало, словно в истоме, в мучительной агонии страсти. Самые чувственные женщины в его постели именно так отвечали на его ласки. Он ощущал их движения под собой, они доставляли ему удовольствие, однако никогда не видел ничего подобного со стороны. Сцена была настолько эротичной, что Дмитрий почувствовал, как напряглась и поднялась его мужская плоть под свободным халатом — единственной одеждой, которая на нем была.

Странно, что эта маленькая английская роза делала с собой в одиночестве, чем довела себя до такого состояния? Какой приятный сюрприз! А он еще весь вечер жалел о том, что так опрометчиво послал за ней Владимира! В конце концов, если признаться честно, в ней не было ничего такого, что могло бы возбудить в нем страсть. Во всяком случае, он думал так… до этого момента.

Когда Кэтрин наконец поняла, что в комнате кто-то есть, Дмитрий уже стоял у изножья постели, небрежно прислонившись к кроватному столбику.

Этот портрет… Оживший Адонис… Невозможно. Он не может быть настоящим — она просто бредит. Но нет, вот он стоит, во плоти и крови.

— Помогите! Мне… мне нужен… Горло Кэтрин пересохло до такой степени, что она едва ворочала языком. Она медленно провела по губам языком:

— Доктора…

Полуулыбка Дмитрия мгновенно исчезла. Нахмурившись, он заглянул в глаза женщины. Еще один сюрприз. Такого необычного цвета и горят страстью. Он был совершенно уверен, что она скажет, как сильно желает его. Но доктор!

— Вы больны?

— Да, жар… мне очень плохо.

Дмитрий помрачнел еще больше. Плохо? Проклятие! И это после того, как девчонка заставила его пылать безумной страстью.

Безрассудный гнев охватил Дмитрия. Он шагнул к двери. Владимир заплатит за это! Но ее голос остановил его.

— Пожалуйста… воды.

Жалобная мольба пробудила в нем сострадание. В другое время Дмитрий предоставил бы девушку заботе слуг. Но он был здесь, и подать ей воды не так уж трудно. Она не виновата, что заболела. Владимир должен был обо всем рассказать, прежде чем Дмитрий отправился в ее комнату. Следует немедленно послать за доктором.

Он совсем не подумал, что может заразиться и что из-за этого придется отложить плавание. Налив воды, Дмитрий приподнял голову девушки и поднес стакан к ее губам. Она сделала несколько глотков, благодарно потерлась щекой о его запястье и тут же повернулась к нему, словно притягиваемая магнитом.

Дмитрий отпустил незнакомку, но она мучительно застонала, лишившись прохладного прикосновения его руки.

— Нет… так жарко… пожалуйста…

Она дрожала. От холода? Но лоб не был горячим. Почему же девушка ведет себя так, словно горит в лихорадке? И что это за болезнь? Кроме того, будь он проклят, если по-прежнему не хочет ее!

Гнев охватил Дмитрия с новой силой, и он почти вылетел из комнаты, громовым голосом призывая Владимира. Слуга мгновенно появился как из-под земли.

— Ваша светлость?

Дмитрий никогда не бил слуг, даже в ярости. Поступить так означает совершить величайшую несправедливость, ведь они принадлежат ему душой и телом и не могут ответить ударом на удар, не могут попросить расчета и уйти, не могут ничем себя защитить. Однако сейчас он был до того раздражен, что едва не забыл о собственных принципах.

— Черт тебя возьми, Владимир, женщина больна! Как ты мог этого не знать?!

Владимир ожидал взрыва и знал, что придется все объяснять. Но лучше сейчас, после того как средство возымело действие, чем раньше, когда пришлось бы признаться в неудаче.

— Она не больна, — поспешно заверил он. — Просто в еду подмешали шпанских мушек[7].

Дмитрий удивленно поднял брови. Как он сам не понял, что мучит бедняжку?! Проведя несколько лет на Кавказе, он как-то видел, что творится с женщиной, испытавшей на себе действие шпанских мушек. Она была ненасытна. Пятнадцать солдат не смогли ее удовлетворить. Она требовала еще и еще, и действие зелья продолжалось много часов.

Дмитрий с отвращением поморщился, поняв, что не сможет в одиночку облегчить страдания несчастной. Наверное, придется позвать на помощь стражников. Боль желания, должно быть, стала невыносимой, и теперь ей нужен сильный мужчина, и скорее всего не один. Но несмотря на брезгливость, он чувствовал, как пульсирует набухшая плоть. Незнакомка не больна! Он возьмет ее, и она станет молить его о новых и новых ласках.

В воображении Дмитрия одна за другой возникали чарующие сцены чувственного исступления.

— Но зачем, Владимир? Мне всего-навсего нужно было провести приятный вечер, и не требовалась тигрица в постели.

Гроза миновала. Владимир понял, что князь больше не сердится. Мало того, он наверняка будет весьма доволен исходом сегодняшней ночи. И это самое главное.

— Ее было невозможно убедить, милорд. Она не желала никаких денег и повторяла, что не собирается ложиться в постель с незнакомым мужчиной.

— Утверждаешь, что она мне отказала?! — изумленно пробормотал Дмитрий. — Разве ты не сказал ей, кто я?

— Конечно, сказал! Но эти английские простолюдины слишком высокого мнения о себе. По-моему, девушка хотела, чтобы за ней сначала ухаживали… или уговаривали, уж не знаю. Я объяснил, что на это нет времени и что вам совсем ни к чему утруждать себя ради таких, как она. Простите, ваша светлость, но больше я ничего не смог придумать.

— Сколько снадобья вы ей дали?

— Насыпали на глазок.

— Так что действие может продолжаться часами?!

— Пока вы соизволите оставаться с ней.

Дмитрий, проворчав что-то нечленораздельное, повелительным жестом отослал Владимира и снова вошел в комнату, удивляясь своему желанию поскорее увидеть женщину. Она по-прежнему металась на постели и громко стонала, но стоило ему сесть рядом, и огромные голубовато-зеленые глаза тут же воззрились на него. Женщина немного успокоилась, но оставаться неподвижной не могла. — Доктор?

— Нет, голубка, боюсь, доктор тут не поможет.

— Значит, я умираю?

Дмитрий мягко улыбнулся. Она действительно не понимает, что происходит и какое лекарство существует от подобной «болезни». Но Дмитрий будет счастлив все объяснить и показать.

Наклонившись над незнакомкой, он легко притронулся губами к ее губам. Глаза ее удивленно распахнулись. Дмитрий едва сдержал смех Какое странное сочетание невинности и чувственного притяжения! Он находил ее восхитительной!

— Тебе это не понравилось?

— Нет… я… о небо, да что это со мной?

— Мой слуга решил преодолеть твою застенчивость при помощи шпанских мушек. Знаешь, что это такое?

— Нет… но мне очень плохо.

— Ты не больна, малышка. Просто таково действие этого средства — оно до невероятной степени возбуждает плотское желание.

Прошло несколько мгновений, прежде чем сказанное дошло до нее, и девушка в ужасе закричала:

— Не-е-ет!

— Ш-ш-ш, — успокоил Дмитрий, поглаживая ее щеку. Она немедленно уткнулась лицом в его ладонь. — Я не пожелал бы такого ни одной женщине, но поскольку уж это произошло, могу помочь тебе, если позволишь.

— Но как?

Девушка относилась к нему с явным подозрением. В ее глазах Дмитрий читал недоверие. Владимир прав. Она действительно не хочет иметь с ним ничего общего. Если бы не снадобье, Дмитрий ничего не добился бы, совсем как тот болван, что пристал к ней на улице. Загадочная история! Он чувствовал, что, даже если бы пустил в ход все свое обаяние, она все равно отвергла бы его. Да эта пичужка просто бросает ему вызов! Будь у него чуть больше времени…

Но сейчас она одурманена, и шпанские мушки творят чудеса. Он возьмет ее. А тщеславие Дмитрия было задето настолько, что он готов был воспользоваться создавшимся положением и усмирить этот английский цветочек.

Не отвечая, он продолжал гладить девушку по щечке, такой же нежно-розовой, как все ее миниатюрное изящное тело.

— Как тебя зовут, милая?

— Кит… нет, Кейт. — .то есть Кэтрин.

— Значит, Кит и Кейт, то есть Кэтрин. Дмитрий улыбнулся:

— Царственное имя! Ты ведь слыхала о Екатерине Первой и Екатерине Второй, российских императрицах?

— Да.

— А фамилии у тебя нет? Кэтрин упрямо отвернула голову.

— Секрет? — хмыкнул Дмитрий. — Ах, малышка Катя, я так и знал, что ты сможешь развлечь меня. Но фамилии действительно нам ни к чему. Еще немного, и мы будем слишком близки, чтобы беспокоиться из-за таких пустяков.

Не переставая говорить, он положил руку ей на грудь и услышал резкий мучительный крик.

— Слишком чувствительна, милая? Тебе необходимо немедленное избавление, не так ли?

Он погрузил пальцы в треугольник темно-каштановых волос между ее ног.

— Нет! Прошу вас, не надо!

Но несмотря на все протесты, девушка бессознательно выгнулась, пытаясь налечь всем весом на его руку.

— Другого способа нет. Катя, — заверил он тихо. — Ты просто еще не успела понять этого.

Кэтрин застонала, ощутив, как усиливается нестерпимая пульсация от его прикосновения. Умом она понимала: то, что он делает, — невыносимо и непристойно, но была не в силах остановить этого человека, точно так же, как не нашла в себе воли прикрыться, когда он впервые появился в комнате. Ей необходима прохлада его нежных рук. Ей нужно…

— О Боже, Боже! — пронзительно вскрикнула она, едва ослепительное наслаждение взорвалось в ней бушующим смерчем, унося ее вдаль, смывая нестерпимый жар.

Кэтрин очутилась в безбрежном прохладном море блаженного утомления. Напряжение покинуло тело, оставив ее расслабленной и бесконечно удовлетворенной. Но раздавшийся над ухом голос вернул к ужасной реальности, заставил вспомнить обо всем.

— Видишь, Катя? Это было единственным средством. Кэтрин мгновенно открыла глаза. Она совсем забыла о нем! Почему? Именно этот человек избавил ее от расплавленной лавы в жилах и во всем теле. Но как она могла позволить ему сделать это? И сейчас он сидит рядом не сводя с нее глаз, а ведь она совсем голая!

Кэтрин приподнялась, лихорадочно оглядываясь в поисках простыни, уже давно соскользнувшей на пол. Она попыталась было прикрыться одеялом, но Дмитрий, разгадав намерения девушки, положил ей руку на живот, придавив к постели.

— Ты бесцельно тратишь энергию, хотя осталось всего несколько минут передышки. Сейчас все начнется снова, крошка. Попытайся сберечь силы и отдохни немного, пока еще есть время.

— Лжете! — в ужасе воскликнула Кэтрин. — Это… это не может снова начаться! О, пожалуйста, отпустите меня! У вас нет права держать меня здесь!

— Тебя никто не удерживает, — великодушно объявил Дмитрий, хотя был уверен, что она не успеет даже встать с постели. — Ни один человек не станет препятствовать тебе.

— Они… они заставили меня сидеть в этой комнате! — взорвалась Кэтрин, чувствуя, как возвращается прежняя ярость. — Этот дикарь Киров похитил меня и весь день не выпускал отсюда!

Она была очаровательна в своем бешенстве. Дмитрий ощутил безумное желание целовать ее, сжимать в объятиях. Это маленькое сокровище обладало способностью пьянить его, как крепкое вино, и он сгорал от нетерпения поскорее овладеть Кэтрин, особенно после того, как видел ее бьющейся в порывах страсти. Но нужно быть терпеливым. Не стоит силой брать то, что она скоро отдаст по доброй воле.

— Прости, Катя, но мои люди иногда готовы переусердствовать, чтобы угодить мне. Чем я могу загладить свою вину?

— Только… только… о нет! Нет!

Лихорадка вновь вернулась, медленно нарастая. С каждой секундой Кэтрин становилось все жарче. Она с молчаливой мольбой посмотрела на Дмитрия, прежде чем со стоном отвернуться. Нестерпимое жжение в лоне возобновилось слишком быстро. Он не лгал. И теперь Кэтрин понимала, чего так властно требует ее исстрадавшееся тело. Моральные принципы, стыд, гордость — все смыло, словно весенним ливнем.

— Пожалуйста!

Она начала извиваться, снова пытаясь поймать взгляд этих бархатистых глаз.

— Помогите мне!

— Чем именно. Катя?

— Коснитесь… там… как раньше…

— Не могу.

— О, умоляю!

— Послушай меня!

Он сжал ладонями ее лицо, не давая отвернуться. , — Ты знаешь, что сейчас произойдет.

— Не понимаю. Вы обещали помочь. Почему же сейчас отказываетесь?

Неужели она настолько наивна?

— Не отказываюсь, но и ты должна помочь мне. Я тоже нуждаюсь в облегчении, малышка. Посмотри.

Он распахнул халат, под которым ничего не было, и Кэтрин затаила дыхание, впервые в жизни увидев мужскую плоть, гордо поднимающуюся из поросли золотистых волос. Наконец-то сообразив, в чем дело, она залилась багровым румянцем.

— Нет… вы не можете… — сокрушенно пролепетала она.

— Я должен. Именно это тебе сейчас необходимо. Катя, мне нужно войти в тебя. И я на все готов. Видишь, я здесь! Воспользуйся мной, как лекарством!

Дмитрий не привык ни о чем просить женщин. Такое с ним происходило впервые и доказывало, до какой степени он желал Кэтрин… невозможно припомнить, когда еще он так страстно хотел женщину. И ему совершенно ни к чему спорить с ней. Она не сможет долго сопротивляться действию снадобья.

Он ничего не сказал больше, не коснулся ее, лишь выжидал, наблюдая, как бедняжка мечется, истерзанная муками. При виде ее ненужных страданий Дмитрий чуть заметно морщился, как от боли. Ей стоит лишь попросить — и наступит блаженное избавление. Но она сопротивляется действию зелья и отвергает лекарство. Можно ли быть такой глупышкой? Или это гордость?

Дмитрий почти готов был послать к дьяволу ее протесты и начать действовать сам, когда она повернулась к нему, глядя прямо в душу этими огромными молящими глазами, губы соблазнительно приоткрылись, волосы разметались по плечам, грудь волнуется. Создатель, как она прекрасна, как невероятно чувственна!

— Больше я не вынесу! Александров, делайте все, что угодно, только побыстрее!

Дмитрий удивленно улыбнулся. Малышка ухитрилась превратить мольбу в приказ, правда, такой, которому он был рад подчиниться.

Сбросив халат, он растянулся на постели рядом с Кэтрин и притянул ее к себе. Она вздохнула от удовольствия, чувствуя прикосновение прохладного тела, но вздох тут же превратился в тихий плач. Девушка ждала слишком долго, и теперь ее кожа опять стала слишком чувствительной, особенно на груди. Проклятие! Он так хотел почувствовать под ладонями эту изумительную плоть! Но придется потерпеть.

— В следующий раз. Катя, не тяни так долго! — резко велел он.

Глаза Кэтрин округлились:

— В следующий раз?

— Это может продолжаться часами, но тебе нет необходимости так страдать. Понимаешь? Только больше не отталкивай меня.

— Нет… не стану… только, пожалуйста, Александров, поскорей!

Дмитрий улыбнулся. Ни одна женщина никогда еще не звала его по фамилии, по крайней мере в постели.

— Дмитрий, — поправил он, — или «ваша светлость», — и весело хмыкнул, потому что крохотные кулачки забарабанили по его груди. — Хорошо, малышка, хорошо. Не волнуйся.

Больше он не мог ждать. Ее бедра поднимались и опускались в безумном ритме, разжигая его страсть. Он перекатился, лег на нее, опираясь на локти, и нагнул голову, чтобы испить сладость этих розовых губ. Дмитрий целовал ее и не мог оторваться, но Кэтрин извивалась все лихорадочнее, не позволяя ему забыться.

Дмитрий слегка отстранился и, сжав ее лицо ладонями, посмотрел в голубовато-зеленые, затуманенные глаза. Он хотел снова видеть девушку в тот момент, когда она потеряет голову в порыве экстаза. Он врезался в нее глубоко и мощно и услышал вопль боли. Поздно. Кэтрин больше не была девственна.

— Иисусе милостивый! — прошипел Дмитрий. — Почему ты не сказала мне?

Кэтрин, не ответив, опустила ресницы, и одинокая слеза скатилась из уголка глаза. Дмитрий выругался про себя. Она совсем не была похожа на наивную девчонку! Он считал ее настоящей женщиной! Но как она до сих пор ухитрилась сохранить невинность? Среди слуг такая добродетель ценится невысоко! Только аристократы требуют от будущих жен доказательств девственности в первую брачную ночь.

— Сколько тебе лет, Кэтрин? — мягко спросил он, вытирая с ее щеки соленую каплю.

— Двадцать один, — пробормотала она.

— И ты умудрилась так долго оставаться девушкой? Невероятно. Должно быть, ты работала в доме, где совсем нет мужчин.

— М-м-м.

Дмитрий рассмеялся Она вовсе не слушала, но продолжала вращать бедрами, стараясь поглубже вобрать его в себя. Ощущение было невероятно острым, и Дмитрий, стиснув зубы, позволил ей делать с ним все, что пожелает. Однако не прошло и нескольких минут, как ее тело сотрясли сладостные судороги, и хотя он хотел продлить собственное наслаждение, эта пульсирующая плоть с такой силой обхватила его набухший жезл, что Дмитрий, не выдержав накала восхитительных эмоций, излился в нее, с силой вдавливая ее бедрами в перину и слушая тихие крики — Кэтрин снова билась в конвульсиях, забыв обо всем.

Дмитрий, с лихорадочно колотившимся сердцем, отодвинулся, сел и потянулся к бокалу, чтобы налить себе бренди. Он предложил Кэтрин выпить, но та, не глядя на него, лишь покачала головой. Дмитрию хотелось смыть с нее пятна крови, доказательство девственности, но придется подождать, пока жар вновь завладеет ею. Он улыбнулся, предвкушая, как вновь станет ласкать ее и подарит блаженство.

Дмитрий уселся поудобнее, положив ей руку на бедро. Девушка по-прежнему не желала смотреть на него, пока он не прижал круглое холодное основание ножки бокала к заостренному соску. Глаза девушки блеснули так ярко, что Дмитрий весело хмыкнул.

— Тебе придется ублажать и меня. Катя. Мне нравится играть с моими женщинами.

— Но я не твоя женщина.

Неожиданная враждебность в голосе доставила ему удовольствие снова настаивать:

— Моя… моя, по крайней мере на эту ночь. Он наклонился вперед и лизнул другой сосок кончиком языка. Кэтрин нервно дернулась и тут же охнула, когда он взял губами маленькую грудь и начал сосать. Ее руки инстинктивно метнулись к волосам Дмитрия, чтобы оттянуть его, но тот стал легко покусывать упругий холмик, пока Кэтрин не сдалась и не позволила ему делать все, что он хочет. Не прошло и нескольких минут, как она вновь была готова принять его.

Дмитрий встал, чтобы намочить мочалку в оставшейся после купания воде, сначала вытер тело Кэтрин, подождал, пока жар станет почти нестерпимым, и только потом, плеснув на мочалку ледяную воду из кувшина, прижал ее к пылающему местечку между ног.

Кэтрин едва не обезумела. Сочетание холода и властного прикосновения было приятнее всех ласк. Она достигла экстаза почти немедленно, но исступленный прилив уносил ее все дальше и дальше, пока Дмитрий наконец не выпрямился. Он отошел, чтобы вымыться, и, вернувшись, снова лег на нее и принялся сосать ее груди. У Кэтрин не осталось воли протестовать. Она нуждалась в нем, и это было ясно без всяких доказательств. Если он настаивает на том, чтобы «играть» с ней во время коротких передышек, значит, придется нести этот крест. Но говоря по правде, она получает удовольствие от этих игр, так к чему жаловаться?

Кэтрин достигла очередной вершины экстаза, потираясь бедрами о его бедра, пока Дмитрий продолжал ласкать ее груди. А потом он снова отыскал пальцами крохотный бутон ее женственности, и их языки сплетались в эротическом танце, доводя Кэтрин почти до безумия, поднимая наслаждение до непереносимой остроты Однако ничто не могло сравниться с той минутой, когда он вновь вошел в нее, даря исступленную радость и благословенное удовлетворение.

И так продолжалось всю ночь. Дмитрий ни в чем ей не солгал. Кэтрин не страдала больше, и пока подчинялась ему во всем, он облегчал ее муки, был рядом и час за часом давал ей невероятное ослепительное счастье — своими руками, ртом, всем телом — и просил за это лишь позволения ласкать ее, играть с грудями, сосками, губами… Кэтрин была уверена, что он узнал каждый дюйм ее тела так же хорошо, как своего собственного. Но теперь ей было все равно. Эта ночь — нечто нереальное, как страшный сон, который можно забыть, проснувшись.

Глава 7

— Владимир, вставай Владимир! Маруся грубо трясла его за плечи, пока он, наконец, не приоткрыл мутный глаз.

— Пора. Лида слышала, как он ходит по комнате. Тебе лучше поскорее отослать бедняжку домой.

— Бедняжку? И это после всего, что по ее милости мне пришлось пережить?

— Вспомни-ка, что она пережила по нашей вине! Выгляни в окошко, муженек. Уже светает.

Владимир повернул голову. И вправду, небо окрасилось фиолетовым цветом. Мгновенно проснувшись, он отбросил легкое одеяло, которым накрыла его Маруся, прежде чем спуститься в кухню и разжечь огонь. Он заснул, не раздеваясь, потому что полночи прождал, пока князь выйдет из комнаты женщины. Владимир вовсе не намеревался спать и просто решил прилечь ненадолго, чтобы отдохнуть.

— Он, наверное, поднялся пораньше, — решил Владимир. — Ты ведь знаешь, его светлость никогда не спит долго. И не мог же он всю ночь оставаться с ней.

— Так или иначе, Лида говорит, что он проснулся, и тебе лучше вывести женщину из дома, прежде чем барин выйдет из спальни. Он так не любит встречаться наутро со случайными женщинами, подобранными на улице!

Владимир одарил ее взглядом, ясно говорившим: «Этого ты могла мне не объяснять», схватил узел с одеждой и поспешил на третий этаж.

В коридоре никого не было. Охранников отпустили еще вечером, перед приходом Дмитрия. Важно, чтобы князь ничего не заподозрил, пока не увидит женщину. Теперь, если она, оставшись без охраны, решит потихоньку исчезнуть, Владимир будет только благодарен ей, хотя и чувствует себя обязанным вознаградить девушку за все неприятности.

Владимир бесшумно приоткрыл дверь в надежде, что Лида ошиблась и это камердинер ходит по комнате Дмитрия. Тем не менее шансы увидеть здесь барина были настолько невелики, что Владимир мысленно выругал себя. Ну стоит ли так осторожничать?!

Спальня действительно была пуста, если не считать женщины. Она все еще крепко спала, укрытая атласным покрывалом. Бросив ее одежду на стул, Владимир подошел к постели и тронул, женщину за плечо.

— Не нужно, — простонала она.

Владимир ощутил мгновенный укол жалости. Ею действительно попользовались, и попользовались хорошо! В закрытой комнате стоял удушливый запах плотской любви. Пожалуй, лучше сначала впустить немного воздуха.

Пыхтя от натуги, он отодвинул тяжелый гардероб к стене и с наслаждением подставил лицо утреннему ветерку.

— Спасибо, Владимир, — раздался за спиной голос князя. — Я с ужасом думал о том, что придется налечь плечом на этот гроб.

— Барин! Простите меня! Я как раз собирался разбудить ее и…

— Не надо.

— Но…

— Пусть спит. Ей нужно отдохнуть. Кроме того, мне очень хочется узнать, какая она на самом деле, когда полностью владеет собой.

— Не… не советовал бы, — нерешительно пролепетал Владимир. — Она не очень сговорчива и не так уж приятна.

— Разве? Я положительно заинтригован, учитывая, какой сговорчивой она была всю ночь напролет. По правде говоря, не помню, когда я в последний раз так хорошо проводил время.

Владимир облегченно вздохнул. Князь не играет словами, как обычно, когда приходит в бешенство, а действительно доволен. Игра стоила свеч. Хорошо бы теперь и подготовка к отплытию прошла гладко, чтобы ничто не испортило настроение барину.

Дмитрий повернулся к кровати. Рассыпавшиеся каштановые волосы закрывали все, кроме тонкой руки и бледной щечки. Его неудержимо тянуло в эту комнату, хотя необходимо было поспать несколько часов и вымыться, прежде чем начнутся суматошные приготовления к отъезду. Ванну он успел принять, но так и не смог выбросить женщину из головы.

Князь сказал Владимиру правду. Никогда еще ему не доводилось провести такого восхитительного и необычного вечера. По чести говоря, он должен был чувствовать себя таким же усталым, как и эта женщина. Но он умудрялся экономить силы, удовлетворяя Кэтрин ртом и руками. Мысль о том, чтобы отдать ее своим людям на потеху, вызывала в нем отвращение. И кроме того, Дмитрий попросту не желал ни с кем делить неожиданно найденное сокровище.

Невероятно, но он действительно почувствовал разочарование, когда девушка наконец уснула. Дмитрий был по-прежнему бодр и свеж, и желание никак не хотело утихнуть.

— Ты знал, что она была девственна, Владимир?

— Нет, барин. Это имело какое-то значение?

— Для нее, вероятно, да. Сколько ты собирался ей заплатить? Учитывая только что сказанное, Владимир удвоил сумму:

— Сто фунтов.

Дмитрий, искоса поглядев на него, решил:

— Лучше тысячу… нет, две. Пусть купит себе красивое платье. Эти лохмотья просто невыносимы. Может, найдется подходящее платье, которое она смогла бы надеть, когда проснется?

Владимиру не стоило даже удивляться. Щедрость и великодушие князя были известны повсюду. Но все же женщина была всего-навсего простолюдинкой!

— Почти все вещи слуг уже на корабле, ваша светлость.

— И Анастасия, конечно, не согласится подарить ей одно из своих платьев? Нет, ни за что. Она вчера дулась на меня за то, что я не позволил ей пуститься в разгул прошлой ночью. Думаю, сейчас она воспользуется любой возможностью сделать мне назло.

Владимир поколебался, но если барин желает одеть девушку в роскошные наряды… нет, он не решится упомянуть о том, что почти весь гардероб графини Рутковской приплыл с ними в Англию, хотя сама дама осталась в России. Князь может весьма утонченно отомстить, отдав девушке все вещи графини, поскольку наверняка покончил с ней после того, как дама так его разочаровала, но Владимир вовсе не желал, чтобы эта несговорчивая грубиянка получила столько дорогой одежды. Роскошные платья не для таких, как она.

— Я пошлю служанку поискать что-нибудь подходящее, как только откроются лавки, — предложил Владимир, но тут же добавил:

— Если, конечно, считаете, что она согласится остаться здесь до тех пор.

— Нет, не стоит. Я просто представил, с каким бы удовольствуем приказал выбросить это отрепье, — небрежно отмахнулся Дмитрий. — Я позову тебя, когда она соберется уйти.

Значит, он хочет побыть с ней еще немного? Настолько сильно заинтересовался этим серым воробушком?

Владимир снова замялся. Он никогда еще не ставил свои желания выше желаний хозяина, как сделал это только что. Однако ему не пришлось угождать барину — тот, по всему видно, и без того был в прекрасном настроении. Но Владимир слишком невзлюбил эту женщину за все беспокойства и волнения, которые она доставила ему своим упрямством. Пусть даже она в конце концов сумела ублажить князя, но, по мнению слуги, ей уже и так причитается слишком много! Если это зависит от него, девчонка не получит ничего сверх огромной суммы, обещанной его светлостью! Не хватало еще наряжать ее, как барыню!

— Как прикажете, барин.

Владимир вышел, тихо прикрыв за собой дверь, и спустился вниз, чтобы рассказать Марусе о последней причуде князя. Но жена скорее всего только посмеется и напомнит ему, как много лет назад отец барина тоже увлекся англичанкой настолько, что женился на ней. Слава Богу, эта девица из простых, не то что леди Энн.

Тем временем Дмитрий потушил горевшие всю ночь лампы и вытянулся на постели, которую оставил всего несколько часов назад. Кэтрин лежала на животе; нежное личико было повернуто к нему. Дмитрий осторожно пригладил непокорные локоны, чтобы лучше видеть девушку. Она не шевельнулась.

Во сне резкие черты лица смягчились, совсем как в мгновения страсти. И Дмитрий не мог забыть эту Страсть. Конечно, причиной всему — проклятое зелье, и вот почему он хотел овладеть девушкой еще раз, когда она придет в себя. Отчасти он стремился принять вызов, узнать, сумеет ли поднять ее до тех же высот наслаждения, пробудить в ней такие же обостренные ощущения. Но в душе, кроме того, тлело извращенное стремление доказать себе, что девчонка не может быть столь невероятно чувственной теперь, когда больше не находится под воздействием шпанских мушек.

Однако пока что ей необходимо поспать, чтобы восстановить силы. Дмитрий совершенно не переносил ожидания. Терпение не относилось к числу его добродетелей. Но все равно до самого отплытия больше делать нечего.

Глава 8

Солнце поднималось все выше, и слуги уже проворно сновали по дому с метлами и тряпками. Князь любил, уезжая, оставлять все в идеальном порядке. Лакеи и горничные герцога Олбемарла, отпущенные накануне, поскольку Дмитрий всегда возил с собой собственный штат прислуги, не найдут нигде и лишней пылинки, когда вернутся к вечеру. Но в комнате на третьем этаже по-прежнему царила тишина.

Владимир, терпеливо ожидавший в холле, пока его позовут, решил, что барин заснул. Он провел с женщиной еще три часа. Должно быть, все-таки спит. Но до отъезда еще есть время. Он посидит здесь еще немного, прежде чем осмелится потревожить господина.

Дмитрий, однако, не сомкнул глаз, но при этом нисколько не чувствовал себя усталым. Он сам удивлялся своему терпению, хотя время тянулось ужасающе медленно. До сих пор ему удавалось держать руки Подальше от Кэтрин. Наконец он притянул ее к себе и стал ласкать, пытаясь привести в чувство. Она сонно сопротивлялась.

— Не сейчас, Люси. Уходи.

Дмитрий улыбнулся, рассеянно гадая, кто такая эта Люси. Прошлой ночью Кэтрин говорила с ним по-французски, потому что он обратился к ней на этом языке, и говорила прекрасно. Правда, английский она знала гораздо лучше, а повелительный тон, которым она обратилась к неизвестной Люси, еще больше позабавил князя. Однако он терпеть не мог английского и поэтому старался не употреблять его без лишней необходимости.

— Ну же. Катя, обними меня, — уговаривал Дмитрий, осторожно гладя ее атласное плечо. — Я уже устал ждать, пока ты проснешься.

Наконец ее веки приподнялись. Девушка обнаружила, что смотрит прямо в глаза незнакомого мужчины, а носы их почти соприкасаются. Кэтрин недоуменно моргнула, но странное видение не исчезло. Она, казалось, совершенно не узнавала его, ничему не удивлялась и даже не смутилась. Однако на самом деле Кэтрин постепенно приходила в себя. Она медленно отодвигалась, пока наконец не оказалась почти на краю кровати. И все это время не переставала оглядывать Дмитрия с головы до ног и с ног до головы. Такой хладнокровный осмотр мог кого угодно вывести из себя, поскольку у Дмитрия сложилось определенное впечатление, что она считает его не совсем достойным для себя обществом.

Но на самом деле Кэтрин с трудом осознала, что перед ней живой настоящий мужчина. Истинный Адонис, принц из волшебной сказки. Ее практичный ум отказывался верить этому. В жизни таких людей просто не бывает.

— Вы обычно исчезаете, когда часы пробьют полночь? Дмитрий весело расхохотался:

— Если хочешь сказать, что так скоро позабыла меня, малышка, я буду рад освежить твою память.

Кэтрин побагровела до корней волос и, судорожно вцепившись в покрывало, села. Она, наконец, вспомнила.

— О Господи, — застонала девушка, но тут же требовательно воскликнула:

— Почему вы все еще здесь? Могли бы по крайней мере хотя бы ради приличия оставить меня наедине с моим позором!

— Но чего тебе стыдиться? Ты не сделала ничего плохого!

— Тут вы правы, — с горечью согласилась Кэтрин. — Это со мной поступили не слишком хорошо. А вы… пожалуйста, только уходите поскорее!

Она с отчаянием закрыла лицо руками. Плечи подавленно опустились. Девушка молча раскачивалась, не замечая, что глазам Дмитрия открывается соблазнительное зрелище — изящная спина и верхняя часть упругих полушарий.

— Неужели ты плачешь? — небрежно спросил он. Кэтрин замерла, но, не опустив руки, невнятно промямлила:

— Я не плачу, и почему бы вам не убраться отсюда?

— Именно поэтому ты прячешь лицо? Ждешь, пока я уйду? Если так, тебе лучше сдаться. Я остаюсь здесь.

Кэтрин мгновенно выпрямилась, опустила руки, и Дмитрий увидел, что ее суженные глаза яростно сверкают:

— Тогда уйду я!

И она бы так и сделала, только вот почему-то никак не могла сдернуть с кровати покрывало. На нем лежал Дмитрий и, очевидно, не собирался подвинуться.

Кэтрин едва не набросилась на него:

— Немедленно встаньте!

— Нет, — просто ответил он, подкладывая руки под голову и потягиваясь.

— Время игр закончилось, Александров, — ледяным тоном предупредила она. — Что, спрашивается, вы хотите этим сказать, черт побери?!

— Катя, пожалуйста, я уже думал, что с формальностями покончено, — мягко упрекнул князь.

— Должна ли я напомнить вам, что нас никто друг другу не представил?

— Настаиваешь на соблюдении приличий? Прекрасно, — вздохнул он. — Дмитрий Петрович Александров.

— Вы забыли упомянуть свой титул, — напомнила Кэтрин. — Князь, не так ли?

Темная бровь вопросительно приподнялась.

— И это тебя не устраивает?

— Для меня это не имеет ни малейшего значения. Ну а теперь мне хотелось бы остаться одной, одеться и поскорее покинуть это место, если не возражаете, конечно.

— Но к чему спешить? У меня сколько угодно времени…

— Но у меня его нет! Создатель, меня держали здесь всю ночь! Отец с ума сойдет от тревоги!

; — Ничего страшного. Я пошлю кого-нибудь к нему, сообщить, что вы в безопасности, если, конечно, дадите мне адрес.

— Ни за что! Не хватает еще, чтобы вы знали, где меня найти! Надеюсь, что вижу этот дом и вашу светлость в последний раз.

Почему она сказала это? Дмитрий почувствовал, как сердце сжалось совершенно неожиданным сожалением. Он почему-то понял, что, будь у него время, стоило бы узнать эту женщину получше. Она была такой необыкновенной… первая, на кого не производили ни малейшего впечатления его титул, красота и богатство. Правда, Дмитрий чувствовал, что физически ее влечет к нему, но маленькой голубке не терпелось вылететь из клетки.

Дмитрий порывисто повернулся к ней лицом и спросил:

— Ты хотела бы побывать в России?

— Такое просто не заслуживает ответа, — фыркнула она.

— Осторожнее, Катя, или я начну думать, что не нравлюсь тебе.

— Но я вас совсем не знаю.

— По-моему, ты прекрасно знаешь меня.

— Не вас, а ваше тело, а это совершенно не одно и то же.

Мне известно ваше имя и то, что сегодня вы покидаете Англию. Это, пожалуй, все… нет, не правда. Я поняла также, что ваши слуги готовы на любое преступление, чтобы угодить вам.

— Ну вот, теперь мы добрались до сути дела. Возражаешь против способа, которым Владимир устроил нашу встречу. Вполне резонно. У тебя действительно не было иного выбора. Но, Кэтрин, и у меня тоже. Ну… это не совсем верно… я мог бы уйти отсюда и оставить тебя страдать.

Глаза Кэтрин гневно полыхнули при этом подчеркнутом напоминании о прошедшей ночи.

— Если думаете, что я поблагодарю за помощь, должна вас разочаровать. Я не так глупа и понимаю, почему мне подсыпали это омерзительное зелье. Они сделали это ради вас, поскольку я отказывалась согласиться с вашими планами на вчерашний вечер. Кстати, я желаю, чтобы ваш слуга предстал перед судьей. Ему это с рук не сойдет!

— Ну что ты, ведь ничего особенного не случилось. Верно, ты больше не девственна, но этому стоит только радоваться.

Не будь Кэтрин жертвой этих ужасных обстоятельств, она могла бы рассмеяться над абсурдным заявлением, поскольку князь, без всякого сомнения, говорил искренне. Он действительно думает, что никакой великой потери она не понесла, и это ясно говорило, до какой степени он развращен. Но спорить с ним бессмысленно, особенно если учесть, кем он ее считает. Однако Кэтрин почему-то ощущала, что, знай Дмитрий правду, мнение его не изменилось бы.

Ей пришлось усилием воли взять себя в руки.

— Вы намеренно не желаете вспомнить о том, что меня похитили, притащили с улицы, бросили в карету, заткнули рот и заперли в этом доме, как в тюрьме, на весь день. Мне угрожали, меня оскорбляли…

— Угрожали? — нахмурился Дмитрий.

— Вот именно. Я собиралась кричать, позвать на помощь, но узнала, что за дверью стоят охранники, которым приказано связать меня, если стану сопротивляться. Меня предупредили также, что силой принудят вымыться и поесть.

— Чепуха! — безапелляционно махнул рукой Дмитрий. — Тебя ведь и пальцем не тронули, не так ли?

— Не об этом речь! Киров не имел права привозить меня сюда и держать взаперти против моей воли.

— Ты слишком громко возражаешь, малышка, и совсем забыла, что в конце концов прекрасно провела здесь время! Что было, того не исправить. Скандал ничего тебе не даст. А Владимиру приказано щедро расплатиться с тобой…

— Снова деньги? — обманчиво-мягким тоном осведомилась она.

— Конечно. Я всегда плачу за свои развлечения…

— Прекратите! — разъяренно взвизгнула она. — Сколько раз повторять? Я не продавалась, не продаюсь и не собираюсь продаваться!

— Ты способна отказаться от двух тысяч фунтов?! Если он думал, что такое великодушие вызовет в ее настроении немедленную перемену, то жестоко ошибся.

— Я не только откажусь, но и готова объяснить, что вы можете сделать со своими деньгами!

— Пожалуйста, не стоит, — поморщился князь.

— И вам не купить моего молчания, так что не трудитесь больше оскорблять меня!

— Молчание?

— Праведное небо, неужели вы не слушаете меня?

— Слышал каждое слово, — заверил князь, улыбаясь. — Ну а теперь не лучше ли покончить с этими глупостями? Хватит, Катя, лучше иди ко мне.

Дмитрий потянулся к ней, но девушка в испуге отпрянула:

— Нет! Пожалуйста!

Умоляющие нотки в собственном голосе раздражали Кэтрин, но она ничего не могла поделать. После того, что случилось, она боялась, что не способна будет совладать с собой, если Дмитрий притронется к ней. Она никогда не встречала такого привлекательного мужчину. В его красоте было нечто гипнотическое, притягательное, манящее. Самым удивительным было то, что он хотел ее и ласкал всю ночь напролет. Приходилось заставлять себя сосредоточиться, обрушить на него праведный гнев, вместо того чтобы по-дурацки глазеть на него.

Но Дмитрий вовсе не собирался сердиться, наоборот, обрадовался. Он слишком хорошо сознавал, что ни одна женщина не способна устоять перед ним, и без труда понял, что мучает сейчас его пленницу. Стоило воспользоваться своим преимуществом, но Дмитрий почему-то колебался. Правда, он по-прежнему невыносимо хотел ее, но сейчас Кэтрин была слишком возбуждена и вряд ли скоро успокоится.

Дмитрий вздохнул и опустил руки.

— Так и быть, малышка. Я надеялся… не важно… Сев на край постели, он с неотразимой улыбкой посмотрел на Кэтрин:

— Ты уверена?

Девушка едва не застонала вслух. Ей хотелось бы сделать вид, что она не понимает намеков князя, но даже взгляд его был слишком красноречив. Матерь Божья, неужели он снова хочет взять ее, после этой безумной ночи?

— Совершенно уверена, — ответила она, молясь, чтобы он, наконец, ушел.

Дмитрий встал, но направился не к двери, а взяв со стула охапку одежды, вручил Кэтрин.

— Ты должна принять деньги. Катя, хочешь ты этого или нет. Кэтрин с отвращением воззрилась на черное платье. Дмитрий же, увидев нижние юбки, с удивлением посчитал, что у нее, по крайней мере в том, что касается нижнего белья, вкус гораздо лучше.

— Если я оскорбил тебя, предложив слишком много, — мягко добавил он, — то лишь потому, что ты могла бы купить себе на эти деньги несколько новых туалетов. Я просто хотел сделать тебе подарок, ничего больше.

Она поднимала голову все выше, пока их глаза не встретились. Отчего она не заметила вчера, как невероятно он высок?

— Я не могу принимать от вас подарки.

— Почему?

— Не могу, вот и все.

Наконец Дмитрий начал злиться. Она просто невозможна. Какая-то девчонка, простая служанка отвергает его щедрый дар?!

— Вы примете деньги, мисс, и я ничего больше не желаю слушать, — повелительно объявил он. — А теперь я пошлю горничную помочь вам одеться, и Владимир отвезет…

— Не смейте снова посылать ко мне это животное, — резко перебила она. — Видите, вы совсем не обращаете внимания на мои слова. Я же сказала, что потребую ареста Кирова.

— Сожалею, что не смогу удовлетворить ваше раненое самолюбие, позволив сделать это, дорогая. Я не оставлю в беде своего слугу.

— У вас не будет выбора, так же как его не было у меня. Какое счастье наконец бросить ему это в лицо!

— Вы забываете, что мы сегодня отплываем, — снисходительно усмехнулся Дмитрий.

— Ваше судно можно задержать, — бросила Кэтрин. Губы Дмитрия зловеще сжались:

— Так же как и вас, пока не будет слишком поздно поднимать скандал.

— Делайте все что хотите, — опрометчиво выпалила Кэтрин. — Но вы недооцениваете меня, если считаете, что сумеете выйти сухим из воды.

Но Дмитрий больше не желал ничего слышать, удивляясь тому, что вообще позволил себе вступить с ней в спор. Да и что она, спрашивается, может сделать? Английские власти не посмеют задерживать его лишь по слову какой-то служанки. Сама эта мысль просто смехотворна.

Коротко кивнув, Дмитрий вышел из комнаты, но, дойдя до половины коридора, остановился как вкопанный. Он совсем забыл, что это не Россия. Русские законы созданы лишь для аристократов, но английские судьи имеют обыкновение выслушивать даже простолюдинов. Здесь считаются с публичным мнением, и девушка вполне способна поднять такой крик, что отголоски его могут дойти до ушей королевы.

Только этого не хватало Дмитрию, особенно если вспомнить о скором прибытии царя. Здесь и без того царят антирусские настроения. Англичане любили государя Александра, потому что благодаря его войскам Наполеон был повержен, но младший брат царя Николай считался назойливым надоедой, вечно старавшимся влезть в дела других стран и повсюду проводить свою политику. И это, конечно, было чистой правдой, но в данном случае не имело значения. Дмитрий и приехал в Англию, лишь не желая, чтобы невыносимое поведение Анастасии опозорило императора.

— Она уже уходит, барин?

— Что?

Подняв глаза, Дмитрий только сейчас заметил, что перед ним стоит Владимир.

— Нет, боюсь, что нет. Ты был прав, друг мой. Большей скандалистки я еще не встречал, и к тому же своим упрямством и неразумием она может доставить нам кучу неприятностей.

— О чем вы, барин?

Дмитрий неожиданно рассмеялся:

— Она хочет, чтобы ты сгнил в какой-нибудь английской тюрьме.

Полное отсутствие беспокойства в лице Владимира лучше слов говорило о способности Дмитрия защитить своих людей.

— И что же делать?

— Не думаю, что она собирается сдаваться, даже если мы вовремя успеем отплыть.

— Но визит царя…

— Совершенно верно. Все остальное не важно. Так что ты думаешь по этому поводу, Владимир? И что можешь предложить?

У Владимира действительно было одно предложение, но он боялся, что Дмитрий не одобрит идеи попросту расправиться с девушкой.

— Нельзя ли ее убедить… — И заметив поднятые брови князя, в отчаянии осекся:

— Нет, конечно, нет. Наверное, лучше всего не отпускать ее.

— Правильно, — согласился Дмитрий и почему-то улыбнулся, как будто крайне довольный таким решением. — Да, боюсь, что ей придется остаться с нами, по крайней мере на несколько месяцев. Потом ее можно послать домой на одном из моих кораблей, прежде чем Нева снова замерзнет.

Владимир едва не заскрипел зубами. Подумать только, несколько месяцев подряд иметь дело с этой бабой, которая кого угодно способна свести с ума! Можно было бы найти ей подходящего тюремщика и здесь. Ее совсем необязательно брать с собой. Но если барин даже не подумал о такой возможности, значит, еще не покончил с ней. Да что вообще он нашел такого именно в этой девчонке? Она ведь даже не красавица!

Конечно, не стоило и спрашивать, в качестве кого она будет присутствовать на судне, но Владимир не собирался больше допускать ни одной ошибки.

— И кем она будет, барин?

— Служанкой, конечно. Не вижу причины даром растрачивать ее таланты, какими бы они ни были. Обо всем можно договориться позже. Ну а пока без лишнего шума доставь ее на борт корабля. Для этого прекрасно послужит один из моих сундуков, выбрось оттуда вещи. Она достаточно мала, чтобы поместиться внутри. Кроме того, тебе придется раздобыть для нее одежду, по крайней мере на время путешествия.

Владимир с готовностью кивнул, обрадованный тем, что девушка останется всего-навсего служанкой и, следовательно, с ней не нужно будет особенно церемониться.

— Что-нибудь еще, барин?

— Да. Смотри, чтобы до нее никто и пальцем не дотронулся, — ответил Дмитрий, и в голосе его отчетливо прозвучали предостерегающие нотки. — Ни единого крошечного синячка, Владимир, так что будь с ней поосторожнее.

Интересно, как ему это удастся, особенно когда нужно будет запихивать ее в сундук?! Владимир хотел было спросить что-то, но Дмитрий уже отошел. Слуга пожал плечами и, что-то ворча себе под нос, удалился. Служанка, значит?! Да князь просто разозлился на нее, вот и все. Посмотрим, как быстро он изменит решение, когда немного успокоится. Его интерес к ней по-прежнему весьма силен.

Глава 9

— Сюда.

Владимир придержал дверь каюты, чтобы впустить двух лакеев с огромным сундуком князя.

— Осторожнее! Ради Бога, только не уроните. Прекрасно. Теперь можете идти.

Оставшись один, Владимир подошел к сундуку и заглянул в замочную скважину. Ключ лежал в кармане, но слуга не потянулся за ним. Пока нет смысла выпускать женщину. Они поднимут якорь не раньше чем через час. Береженого Бог бережет — лучше пусть полежит в сундуке, пока сбежать уже будет невозможно.

Он услышал громкий стук: вероятно, девушка барабанила ногами в стенку. "Владимир удовлетворенно улыбнулся. Честно говоря, он ничуть не сочувствовал ее испытаниям. Пусть помучится немного, ее дерзость и наглость этого заслуживают! Значит, желает посадить его в тюрьму? За что это, спрашивается? Ведь никакого особенного вреда ей не причинили!

Кэтрин, однако, была совершенно противоположного мнения. Теперь к списку всех претензий к этим русским варварам прибавилась еще одна. Связать ее, как цыпленка, и сунуть в сундук, чтобы вынести таким образом из дома. Просто невыносимо даже думать об этом! Но чего Кэтрин могла ожидать после того, как сама была столь неразумна, что предупредила князя о своих намерениях? Как могла она совершить подобную глупость?

Нет, не стоит во всем винить себя, Кэтрин. В его присутствии просто невозможно мыслить здраво, особенно когда эти бархатистые глаза смотрят на тебя.

Нет ни малейшего сомнения в том, что именно он распорядился нанести ей это последнее оскорбление. Кэтрин предупреждала Дмитрия больше не посылать к ней Кирова, и однако именно этот зверь вошел к ней в комнату почти сразу после ухода князя, так что она даже не успела как следует одеться. Она должна была заподозрить что-то, когда слуга явился не один. С ним был настоящий великан, один из вчерашних стражников, только одетый сегодня в черную с золотом лакейскую ливрею. Он зашел ей за спину, и прежде чем девушка успела сообразить что-то, ее связали его рукам и ногам и сунули в рот кляп.

Потом лакей, как и Киров, не сказавший ни единого слова с самого прихода, подхватил ее как пушинку и потащил вниз. Но вместо того чтобы вынести ее из дома, они открыли дверь комнаты на втором этаже, и не успела девушка моргнуть глазом, как оказалась в сундуке, с поджатыми едва не к подбородку коленями. Крышка захлопнулась.

И тут начались настоящие мучения. Голова Кэтрин касалась стенки сундука, стянутые за спиной руки оказались придавленными весом тела, так что сразу же затекли, и хотя она могла бить ногами по толстым доскам, никто, конечно, не собирался ее выпускать.

Кэтрин не имела ни малейшего представления, где находится сейчас. По толчкам и тряске она поняла, что ее куда-то везут, потом сундук подняли и понесли, а когда наконец поставили, она даже ничего не могла услышать, кроме собственного затрудненного дыхания, и дышать становилось все труднее: в сундуке не было отверстий, если не считать крошечной щелочки у края крышки. Вероятно, если ее продержат здесь еще немного, она задохнется. Но не стоит впадать в панику. Единственный выход — оставаться спокойной, тогда воздуха хватит надолго. Однако минуты перетекали в часы, и Кэтрин невольно задалась вопросом, уж не решили ли русские таким образом избавиться от назойливой служанки. Если они поверили угрозам Кэтрин, как могли отпустить ее? Вероятно, этот сундук станет ей гробом. Но неужели князь Дмитрий способен так поступить с ней, после… после… нет, она ни за что не поверит этому. Зато Владимир вполне способен расправиться с ней, поскольку не имеет никаких причин жалеть ее или отнестись хоть с малейшей долей симпатии.

А в это время на камбузе тот, о ком она думала, потянулся к поджаристому пирожку с мясом, которые так хорошо умела печь его жена. Но Маруся, не настроенная шутить, отвесила мужу шлепок как раз в тот момент, когда его пальцы были в нескольких дюймах от цели.

— Знаешь ведь, это для князя и княжны, — проворчала она. — Если хочешь пирожков, муженек, следует попросить меня напечь новых.

Корабельный кок, стоявший рядом с Владимиром, рассмеялся:

— Придется, как всем остальным, обойтись сегодня моей стряпней, дружище. — И покачав головой, тихо прошептал:

— Что это с ней стряслось? Прогневал ее чем-то? Считай, что повезло, если она откажет тебе сегодня только в пирожках.

Владимир злобно уставился на весельчака, пока тот, наконец, не решил, что лучше будет присмотреть за собственными кастрюлями, и не отошел. Однако что, если он прав? Когда муж рассказал Марусе о том, как князь решил поступить с девушкой, та нахмурилась и закричала, что ни одна женщина не заслуживает подобного обращения. Правда, Владимир попытался оправдаться и повторил, что таково было повеление князя, но Маруся покачала головой и заявила, что не в обычаях барина быть таким бесчувственным. Кроме того, она утверждала, что Владимир виноват не меньше.

— Он все еще спит? — неожиданно спросила Маруся.

— Да, так что спешить с его обедом ни к чему.

— Не волнуйся, все будет готово вовремя. Светло-голубые глаза жены угрожающе сузились, и Владимир понял, что она все еще гневается на него.

— А что ты сделал с несчастной девушкой?

— Поставил сундук в каюту вместе с остальными, — раздраженно отрезал Владимир. — Наверное, придется подвесить для нее койку.

— Что она сказала, когда узнала обо всем?

— Я подумал, что лучше подождать, пока мы отплывем подальше от Лондона.

— Что?!

— Я еще ее не выпустил.

— Значит, успел проделать дырки в сундуке? Ты же знаешь, какие у барина прочные сундуки — в них и капли воды не просочится.

Владимир побледнел. Как он сам не сообразил? Что теперь будет? Правда, он никого раньше не сажал в сундуки!

Маруся охнула, сразу поняв, в чем дело:

— Да ты никак с ума сошел?! Беги и молись, чтобы не опоздать! Скорее!

Он исчез, прежде чем она успела выкрикнуть последнее слово. В мозгу настойчиво звучал приказ князя. Он велел не причинять ей ни малейшего зла. И если барин грозил всеми карами за малейший синячок, что же он сделает с ним, если девушка задохнется?! Подумать только, неужели из-за злобной мелочности и неприязни он убил женщину? Вынести этого он не сможет. , Маруся побежала за ним, и, конечно, эти двое, мчавшиеся по палубе с таким встревоженным видом, не могли не привлечь внимания окружающих. Вскоре за ними уже следовали несколько любопытных слуг и членов команды. Дмитрий, только что проснувшийся, послал своего камердинера Максима узнать, в чем причина такой суматохи.

Лакею достаточно было выйти на порог, чтобы увидеть, как все сгрудились у каюты в конце прохода.

— Они собрались у кладовой, ваша светлость. Князь обычно путешествовал с таким количеством багажа, включая постельное белье и посуду, что для всех вещей требовалась отдельная каюта.

— Наверное, какой-нибудь сундук разбился. Я сейчас посмотрю.

— Подожди, — остановил его Дмитрий, поняв, что Кэтрин, должно быть, поместили в кладовую и теперь она устроила сцену. — Это, вероятнее всего, англичанка. Приведи ее сюда, ко мне.

Максим даже не подумал спросить, что это за англичанка. Он не был, как Владимир, доверенным лицом князя, но решил все узнать от Маруси, которая не отличалась способностью хранить секреты. Немыслимо спросить об этом князя. Ни один человек не отважится на такое.

Владимир, слишком расстроенный, чтобы заметить свидетелей, открыл сундук и откинул крышку. Глаза девушки были закрыты. Она лежала совершенно неподвижно, даже не поморщилась от внезапного яркого света. Паника охватила Владимира с такой силой, что он лишился дара речи. Но тут грудь ее поднялась и опустилась, потом еще и еще раз. Девушка жадно втягивала воздух в легкие.

В этот момент Владимир почувствовал к ней прилив горячего сочувствия. Слава Богу, хоть не мертва!

Но радость долго не продлилась — веки девушки медленно приподнялись, и в бирюзовых глазах сверкнула такая убийственная ярость, что слуга даже попятился, решив было снова захлопнуть крышку. Однако Маруся с такой силой ткнула его локтем под ребра, что об этом не могло быть и речи.

Проворчав что-то, Владимир нагнулся, чтобы поднять Кэтрин из сундука, и, поставив ее на пол, отступил. Но девушка мгновенно повалилась на него как подкошенная.

— Видишь, что ты наделал, муженек?! Бедняжка на ногах не стоит! — И Маруся, закрыв крышку, приказала:

— Немедленно усади ее на сундук и помоги мне развязать веревки!

Ноги и руки затекли до такой степени, что Кэтрин не могла ими пошевелить. Страшно представить, какую боль придется вынести, когда они начнут отходить. Да, следующие полчаса будут не из приятных.

Владимир размотал веревки на ее запястьях, пока Маруся ловко трудилась над путами на щиколотках. Туфли Кэтрин остались в доме. Она не успела надеть их до того, как Владимир вошел в комнату. Времени причесаться тоже не было, и растрепанные волосы висели спутанными прядями. Но самым позорным оказалось то, что платье было почти расстегнуто, так что выглядывала белая кружевная сорочка. В довершение всего Кэтрин заметила, что в дверях собралась целая толпа, с любопытством глазевшая на нее. На щеках девушки вспыхнули яркие пятна. Никто, никогда не видел ее в подобном состоянии, и вот теперь в крохотную каюту набилось не меньше восьми человек.

Но кто все эти люди? И, Матерь Божья, куда они ее привели?

Но тут Кэтрин почувствовала, что пол под ногами шатается, и осознала ужасную правду. Она ощущала качку, еще лежа в сундуке, но искренне считала, что ошибается. Услышав, как собравшиеся переговариваются по-русски, она поняла, что попала на русское судно.

Руки, освобожденные от веревок, бессильно повисли, и Кэтрин, застонав, подняла их и согнула в локтях, стараясь размять плечи. Владимир потянулся было к платку, обвязанному вокруг ее рта, но пальцы его нерешительно замерли в ее волосах. Весьма предусмотрительно. Он, должно быть, знает, что она не собирается молча стерпеть это последнее злодеяние. Она выскажет ему все и так отчитает, что уши у него будут гореть не одну неделю! Но Владимир по-прежнему колебался, а у самой Кэтрин пальцы еще не гнулись.

Сзади раздалась длинная русская фраза, и толпа мгновенно рассеялась. Платок упал на пол, но рот Кэтрин так пересох, что она могла прокаркать лишь одно слово:

— Воды…

Маруся мгновенно побежала за водой, а Владимир опустился на колени перед Кэтрин и начал растирать ей ноги. У нее было единственное желание — послать его на пол сильным пинком в грудь. Но ноги по-прежнему отказывались двигаться.

— Я должен попросить у тебя прощения, — неохотно проворчал Владимир, не глядя на нее, словно приходилось выдавливать слова насильно. — Нужно было проделать дырки в сундуке, но, боюсь, я просто не подумал об этом.

Кэтрин не верила собственным ушам. Ни малейшего раскаяния по поводу того, что он так бесчеловечно запихал ее в сундук? Ни следа краски на лице?

— Это не единственная ваша ошибка, вы… вы… Она сдалась. Слишком болело пересохшее горло, и слова не шли с воспаленного, распухшего языка. Кровь прихлынула к начинавшим обретать чувствительность ногам, и их кололо все сильнее. Приходилось стискивать зубы, чтобы удержаться от стонов. Господи, конечно, бывало, что у нее затекали ноги и руки от неудобной позы, но такое… Представить невозможно!

Явилась Маруся и поднесла чашку с водой ко рту Кэтрин. Девушка пила жадно, захлебываясь, забыв о хороших манерах и приличиях. Теперь ее по крайней мере не мучила жажда, но по-прежнему хотелось кричать, бить кулаками — тысячи игл впивались в ноги и руки, и мучения с каждой минутой усиливались, пока терпение Кэтрин не достигло предела. Несмотря на решимость держаться, она тихо застонала.

— Потопай ногами, англичаночка. Сразу поможет. Голубоглазая женщина говорила добродушно и с явным сочувствием, но Кэтрин слишком сильно терзалась, чтобы испытывать к ней благодарность.

— Я… О, черт бы вас побрал, Киров! Жаль, что теперь преступников не четвертуют, но я позабочусь, чтобы этот обычай возродили специально для вас!

Владимир попросту не обратил внимания на крики, продолжая с силой растирать ей щиколотки и ступни, но Маруся, делавшая то же самое с руками девушки, весело хмыкнула.

— По крайней мере упрямство ее не сломлено, и покорнее она в этом сундуке не стала.

— Очень жаль, — проворчал Владимир. Кэтрин разозлилась еще больше. Как смеют эти грубияны говорить в ее присутствии по-русски?!

— Я знаю пять языков, но, к сожалению, не ваш. Если не станете говорить на французском, который я понимаю, значит, не собираюсь утруждать себя объяснениями, почему флот ее величества королевы станет преследовать это судно до самых российских вод, если это понадобится.

— Какой вздор! — перебил ее Владимир. — Глядишь, еще немного, и начнете рассказывать, что вхожи во дворец!

— Не только это, — отпарировала Кэтрин, — но я удостоена дружбы ее величества, поскольку год прослужила фрейлиной при дворе. Но даже если бы это было и не так, надеюсь, влияния графа Страффорда будет достаточно, чтобы стереть вас с лица земли!

— Вашего хозяина?

— Да не слушай ее, Маруся! — фыркнул Владимир. — Станет английский граф беспокоиться из-за таких, как она, и разыскивать пропавшую служанку! Она не принадлежит хозяину, как мы.

Кэтрин отметила, с каким презрением он сказал это, словно гордился своим рабским положением. Но больше всего ее взбесило то, что он, очевидно, не поверил ни единому ее слову.

— Ваша первая и самая серьезная ошибка заключалась в том, что вы посчитали меня горничной. Я не поправляла вас, поскольку не желала, чтобы стало известно мое истинное имя. Но, похитив меня, вы зашли слишком далеко. Граф — мой отец. Я Кэтрин Сент-Джон. Леди Кэтрин Сент-Джон.

Муж и жена переглянулись. Кэтрин не видела выражения лица Маруси, казалось, торжествующе твердившей:

— Видишь, муженек? Теперь тебе понятно, почему она так надменна и ведет себя, словно все вокруг обязаны ей кланяться? Но Владимир лишь безразлично пожал плечами.

— Кем бы вы ни были, все равно зря растрачиваете на меня свой гнев, — объявил он. — На этот раз я сделал так, как приказал барин. Именно он велел вынести вас из дому в сундуке. Конечно, я промашку дал, когда не провертел в сундуке дырки. Барин строго наказал и пальцем вас не трогать. Правда, может, стоило освободить вас раньше…

— Может?! — взорвалась Кэтрин, оглядываясь в поисках предмета потяжелее, которым можно было бы огреть этого нахала по его пустой голове.

Она хотела сказать еще что-то, но новая волна боли заставила девушку громко застонать и согнуться. За что ей такие страдания?!

Последние пять минут Максим стоял в двери, в зачарованном молчании прислушиваясь к громкому спору, и наконец, вспомнив собственные обязанности, объявил:

— Если она и есть англичанка, барин хочет немедленно ее видеть.

Снова неловко поежившись от страха, Владимир нерешительно начал:

— Она не может…

— Он сказал «сейчас же», Владимир.

Глава 10

Дмитрий откинул голову на спинку кресла и поднял босые ноги на табурет. Кресло было удобным, жестким, но хорошо набитым, и напоминало о том, что он — человек, который редко отказывает себе в чем-либо, будь то женщины, предметы роскоши или даже настроения. Дмитрий приобрел восемь таких одинаковых кресел, по числу спален в поместьях, которыми владел по всей Европе, и еще одно, которое повсюду путешествовало с ним. Дмитрий всегда старался приобрести то, что ему нравилось или подходило.

Одной из таких дорогих вещей была княжна Татьяна. Да, она вполне достойна стать его женой — из всех петербургских красавиц эта была редчайшей драгоценностью. И если уж он собрался жениться, почему не на самой прекрасной?

Дмитрий совсем не думал о княжне с того самого момента, как упомянул бабушке, что ухаживает за Татьяной, намереваясь жениться. Он и сейчас не вспомнил бы о девушке, если бы не неприятный сон. Она и наяву водила его за нос, не давая твердого ответа, и даже во сне его цель по-прежнему не была достигнута.

И дело было совсем не в том, что Дмитрий так уж хотел жениться на ней или на какой-то другой женщине. Вовсе нет. К чему ему жена, когда он никогда не испытывал недостатка в женском обществе? Еще одна тяжесть на его плечи, очередная обязанность, в довершение к бесчисленным, уже имевшимся. И вся эта затея со свадьбой была бы совершенно ни к чему, если бы старший брат Михаил, со свойственным ему легкомыслием, не продлил срок службы на Кавказе, так поглощенный перипетиями бесконечной войны с черкесами, что оставался там месяц за месяцем, пока удача наконец не отвернулась от него. В начале прошлого года он пропал без вести, и, хотя его тело так и не нашли, слишком многие видели, как Михаил упал, сраженный пулей, и теперь с каждым днем надежд на его возвращение оставалось все меньше.

Тот день, когда Дмитрий получил известие о смерти Михаила, стал для него черным. И не потому что он так уж сильно любил сводного брата от первого брака отца. В молодости они были ближе, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте и отсутствие общих интересов. При жизни отца Александровы были большой дружной семьей. Но армия всегда привлекала Михаила, и, повзрослев, он осуществил свои мечты. С этого времени Дмитрий почти не встречался с ним, если не считать того года, когда служил на Кавказе. Именно тогда он навидался столько убийств, что этого хватило ему на всю жизнь. Он совсем не стремился навстречу опасности, как Михаил, хотя и искал приключений, как его друзья-гвардейцы, и подобно им находил их великое множество. Достаточно, чтобы уйти в отставку. Даже ореол прославленной императорской гвардии не привлекал его. И хотя Дмитрий был младшим сыном, все же он не нуждался в карьере военного, как многие младшие дети дворян. Помимо того, что семья его была очень богата, он владел и собственным состоянием. Кроме того, он не собирался без нужды рисковать собственной жизнью.

Если бы только Михаил держался того же мнения! Да что тут, если бы он хотя бы нашел время жениться и иметь детей, прежде чем позволить себя убить! В этом случае Дмитрий не остался бы единственным наследником титула и поместий князей Александровых! Из оставшихся в живых пяти сводных братьев не было ни одного законного! А сестра отца Соня дала ему совершенно ясно понять, что его долг и обязанность — жениться и произвести на свет сына, прежде чем что-то случится с ним, как с Михаилом. И не важно, что Михаил в отличие от Дмитрия каждый день подвергал свою жизнь опасности. Тетя Соня была так потрясена гибелью племянника, что не желала слышать ни о какой отсрочке.

До сих пор Дмитрий вел беззаботную счастливую жизнь. Михаил стал главой семьи и принимал все важные решения с того часа, как Петр Александров умер во время эпидемии холеры 1830 года. Дмитрий управлял всеми семейными владениями, но лишь потому, что финансовые дела неудержимо влекли его, поскольку были куда более безопасным способом рисковать. Однако теперь вся ответственность легла на плечи Дмитрия — огромные поместья, крепостные, братья, даже с полдюжины незаконных отпрысков Михаила. И скоро ко всему этому прибавится жена.

Дмитрий в тысячный раз проклял брата за то, что тот имел глупость умереть и бросить все на него. Теперь его жизнь больше ему не принадлежала. И достойным примером стал случай с сестрой. Будь жив Михаил, герцогиня написала бы ему, и брату пришлось бы мучиться с Анастасией, хотя она была его сестрой лишь по отцу. Михаил, конечно, попросил бы во всем разобраться Дмитрия, но положение было бы совершенно иным. Дмитрий при таких обстоятельствах не стал бы ни за кем ухаживать и с радостью отправился бы в Англию. Он так любил путешествовать, и даже это удовольствие теперь выпадало нечасто.

Хорошо уже и то, что он скоро выдаст замуж сестру и препоручит ее заботам мужа! Хватит с него и собственной жены. Не стремись он с таким упорством к достижению цели, давно и думать забыл бы о прекрасной княжне.

К его удивлению, Татьяна Иваницкая оказалась крепким орешком и вовсе не собиралась так легко поддаваться его чарам. Князь посвящал ей гораздо больше времени и усилий, чем другим женщинам, которых пытался покорить с неизменным успехом, но ему не раз приходилось сдерживать свой нрав, чтобы не отказаться продолжать утомительную погоню за добычей. Она знала, что может сделать своим рабом любого мужчину, и вовсе не спешила делать выбор из бесчисленных обожателей.

Но ни одна женщина не была способна долго противиться Дмитрию. И это было не тщеславием, не хвастовством, а чистой правдой. И вот, наконец, когда княжна стала обращать на него внимание, когда Дмитрий почувствовал, что лед начал таять, пришло письмо от герцогини. Только этого ему и не хватало! Однако Дмитрий почему-то не тревожился, что Татьяна успеет выбрать другого. Его раздражала сама задержка планов и сознание того, что теперь, вероятно, придется начинать все сначала, тогда как ему хотелось лишь поскорее все уладить и вернуться к делам.

Стук в дверь отвлек его от мрачных мыслей. Не стоит и думать о своей неминуемой женитьбе, по крайней мере пока он не доплывет до России, а до этого пройдет не одна неделя.

Но тут появился Максим и широко открыл дверь, пропуская Владимира, несшего на руках Кэтрин. На первый взгляд девушка казалась спящей, но Дмитрий заметил, как мучительно прикушена нижняя губка, как сильно зажмурены глаза, как лихорадочно цепляются пальцы за юбку, и взметнулся с кресла с такой быстротой, что слуги замерли в тревоге.

— Что с ней?! — ледяным голосом процедил он, обращаясь к Владимиру.

— Ничего, ваша светлость, правда, ничего, — поспешил заверить тот. — Просто ноги и руки онемели, а теперь отходят…

Он осекся, видя, что лицо барина с каждой секундой становится все мрачнее.

— Я из предосторожности оставил ее в сундуке, решив выждать, пока мы не выйдем в море. Такая, как она, могла броситься в реку и доплыть до берега! Не стоило рисковать, особенно если вспомнить, как важно…

— Мы все еще на Темзе, и даже если это и так, неужели нельзя было найти другого способа помешать ей сбежать? Хочешь сказать, что только сейчас освободил ее?

Владимир виновато кивнул:

— По правде говоря, я забыл, как много времени уходит на то, чтобы достичь побережья, а в суматохе отплытия… я попросту забыл о девушке, пока Маруся не напомнила.

Эта полуправда, казалось, немного успокоила Дмитрия. Лицо его едва заметно смягчилось, хотя в глазах по-прежнему стыли льдинки. Владимир знал, что князь не выносит неумелых, неловких людей, а он уже и без того наделал слишком много ошибок с тех пор, как встретился с англичанкой. Однако барин — человек справедливый и вовсе не тиран. И не привык наказывать людей за каждый промах.

— Ты отвечаешь за нее, Владимир, и прошу на будущее этого не забывать. — Владимир застонал про себя. Отвечать за эту женщину? Да худшего наказания и не придумать!

— Как изволите, барин.

Дмитрий отодвинулся, жестом показав на кресло, с которого только что встал. Владимир поспешно избавился от бремени и отступил, молясь, чтобы женщине не вздумалось снова закатить истерику. Но удача была явно не на его стороне.

Кэтрин громко охнула, пытаясь наклониться вперед. Волосы закрыли ее лицо, спадая до самых кончиков ног, вырез кружевной сорочки под весом грудей опустился, открывая взглядам мужчин соблазнительные упругие полушария. Заметив, что Дмитрий снова нахмурился, Владимир быстро заверил:

— Ваша светлость, через несколько минут ей станет лучше. Дмитрий, не обращая на него внимания, опустился перед Кэтрин на одно колено и осторожно сжал ее плечи, вынуждая выпрямиться. Потом он поднял юбки и стал сосредоточенно разминать стройные ножки.

Первым порывом Кэтрин было отвесить ему хороший пинок. Она молча выслушала весь разговор, но только потому, что боялась пронзительно завопить, если откроет рот. Правда, отвратительное покалывание потихоньку проходило и уже не было таким нестерпимым, как и предсказывал Владимир. Однако она не исполнила своего намерения. Бурлившая в душе ярость требовала лучшего выхода, и она его нашла. В тишине каюты раздалась громкая пощечина. Щека князя побагровела.

Дмитрий замер. Максим побелел и затрясся от ужаса. Владимир, не успев ничего сообразить, выпалил:

— Она сказала, что сама из благородных, ваша светлость. Ни больше ни меньше, как дочь графа.

Тишина становилась невыносимой. Владимир не был уверен, что князь его слышит, а если и слышит, какое это, черт возьми, имеет значение? Почему он вообще пытается объяснить столь ужасный проступок да к тому же пересказывая наглую ложь?! Владимир сам себя не понимал. Не скажи он ничего, и девушку, к его невероятной радости, конечно, бросили бы за борт, и он, наконец, избавился бы от нее.

Дмитрий поднял голову, только чтобы встретиться взглядом с пылающими бирюзовыми глазами. Да, это был не просто манерный жест оскорбленной женщины. Удар был полновесным и выражал настоящую, неподдельную ярость, такую жгучую, что Дмитрий на мгновение онемел. И она, по всему видать, еще не разделалась с ним по-настоящему.

— Ваша наглость не имеет границ, Александров! Да как вы посмели приказать посадить меня… о!

Будь она драконом, из ее рта наверняка вырвались бы языки пламени. Пальцы сжались в крохотные кулачки. Всеми фибрами своего существа она стремилась взять себя в руки, хотя ей это плохо удавалось. А он к тому же продолжал стоять на коленях, изумленно глядя на нее.

— Черт бы вас побрал, вы немедленно повернете судно и вернете меня в Лондон! Я настаиваю… нет, требую, чтобы вы сделали это сейчас же!

Дмитрий медленно поднялся, вынуждая Кэтрин задирать голову все выше, чтобы продолжать смотреть ему в глаза. Рассеянно потрогав щеку, он покачал головой и неожиданно весело усмехнулся.

— Она предъявляет требования мне, Владимир, — сообщил он, не оборачиваясь к слуге. И слуга облегченно вздохнул:

— Да, барин.

— Говоришь, дочь графа? — осведомился Дмитрий, бросив на него вопросительный взгляд.

— Это она говорит!

Темные бархатистые глаза вновь оглядели Кэтрин, и она обнаружила, что даже в этом состоянии способна краснеть, поскольку он смотрел не ей в лицо, а на расстегнутый корсаж, о котором она совершенно забыла. И словно этой дерзости оказалось недостаточно, он намеренно пристально уставился на затянутые в чулки ножки: о задранных юбках Кэтрин тоже не вспомнила.

Громко ахнув, девушка опустила юбки и принялась возиться с маленькими пуговками, идущими по переду платья. Но за все свои старания заработала лишь ехидный смешок.

— Негодяй! — прошипела она, не поднимая головы, пока последняя пуговка не была застегнута. — У вас манеры грязного бродяги, не знающего ничего лучшего, кроме как глазеть на то, что его совершенно не касается!

Владимир поднял глаза к потолку. Максим, еще не оправившийся от первого удара, даже пошатнулся от такой смелости. Но Дмитрий улыбнулся еще шире.

— Должен отдать тебе должное, Катя, — наконец объявил он, — ты обладаешь поистине выдающимися талантами. Кэтрин была на мгновение сбита с толку:

— Талантами?

— Конечно? Объясни-ка лучше, они у тебя от природы или приходится много работать, чтобы не ударить в грязь лицом? Глаза Кэтрин настороженно сузились:

— Если намекаете на то…

— Не намекаю, — с улыбкой перебил Дмитрий. — Готов аплодировать столь блестящему представлению. Ты безупречно разыгрываешь роль аристократки.

Наверное, приходилось исполнять нечто подобное в театре? Это объяснило бы…

— Прекратите! — вскрикнула Кэтрин, вскакивая и заливаясь краской оскорбленного достоинства.

Но, к несчастью, стоять рядом с ним значило оказаться в невыгодном положении. Она впервые поняла это, и он оказался настолько выше, что Кэтрин ощущала себя маленькой и незначительной рядом с золотоволосым великаном. Ее макушка едва доходила до его плеча.

Кэтрин поспешно отступила подальше и так быстро развернулась, что распущенные волосы описали широкий круг. За эти несколько минут она успела собраться с мыслями и прийти в себя. Гордо выпрямившись, девушка вызывающе выдвинула подбородок и окинула князя пренебрежительным взглядом. Однако ярость немного улеглась. Он не издевался над ней, не дразнил. И совершенно искренне восхвалял ее «таланты», но именно это и пугало Кэтрин.

Она не приняла в расчет, что Дмитрий может не поверить ей, и дала волю гневу лишь потому, что ни на минуту не сомневалась: стоит князю узнать, кто перед ним, и он пойдет на все, лишь бы загладить вину. Но этого не случилось! Князь считает, что Кэтрин разыгрывает спектакль, и посмеялся над ее усилиями. Господи Боже, актриса! Да она всю жизнь взирала на сцену лишь из отцовской ложи в театре!

— Отошлите своих лакеев, Александров! — велела она, но поняв, что не стоит восстанавливать его против себя, поправилась:

— Князь Александров.

Ей нелегко было смириться, но для того, чтобы избавиться от общества этого негодяя, Кэтрин решила пойти на все… почти на все. До девушки даже не дошло, что она отдала приказ. Зато Дмитрий прекрасно понял это и удивленно приподнял брови, но тут же снова успокоился, чувствуя, что совершенно заинтригован.

Взмахом руки он отослал слуг, но не заговорил, пока не захлопнулась дверь:

— И что ты хотела сообщить, дорогая? — Леди Кэтрин Сент-Джон, если не возражаете.

— Да… все сходится, — задумчиво ответил он. — Припоминаю, что встречался как-то с Сент-Джоном во время одного из моих визитов в Англию, несколько лет назад. Граф Стаффорд, не так ли? Нет, Страффорд. Граф Страффорд, известный политик, о котором часто пишут в газетах.

Последнее было сказано с многозначительным кивком. Опять он намекает, что каждый англичанин может знать это имя. Кэтрин стиснула зубы, но то, что он встречал ее отца, дало ей надежду.

— В чьем доме вы виделись с графом? Возможно, мне удастся описать обстановку, поскольку я знакома со всеми друзьями отца и их домами.

— В этом случае опиши загородное поместье герцога Олбемарла, — снисходительно бросил Дмитрий.

Кэтрин поморщилась. Конечно, он назовет какого-нибудь совершенно незнакомого человека!

— Я не знаю герцога, но слышала…

— Еще бы, дорогая! Он тоже достаточно известен.

— Послушайте, — взвилась Кэтрин, — я действительно дочь графа. Почему вы не хотите поверить мне? Разве я усомнилась в том, что вы князь? Кстати, ваш титул не произвел на меня особого впечатления, поскольку я достаточно хорошо знакома с русской геральдикой.

Дмитрий усмехнулся. Он и раньше чувствовал это, но теперь она впервые объявила вслух, что находит его далеким от совершенства. Это должно было его задеть, однако вполне соответствовало той роли, которую пыталась играть девушка. Дмитрий с первого взгляда понял, что ему не будет с ней скучно и что она полна сюрпризов.

— Объясни, Катя, какие же великие истины ты постигла? Кэтрин понимала, что князь всего лишь забавляется, однако не собиралась отступать.

— Насколько мне известно, русский князь всего-навсего равен английскому герцогу или графу.

— Не уверен, что мне нравится это «всего-навсего», но что ты хочешь этим сказать?

— Что мы ровня, — подчеркнула Кэтрин. Дмитрий широко улыбнулся:

— Неужели? Да… по крайней мере в одном…

Глаза его вновь скользнули по ее телу, не оставляя сомнения в том, что он имеет в виду.

Кэтрин в отчаянии стиснула кулаки. Как нечестно с его стороны напоминать о том, что произошло прошлой ночью! Все это время ее гнев был направлен не столько на самого Дмитрия, сколько на его высокомерие и снисходительность. До этой минуты ее ярость мешала заметить в нем мужчину. Но теперь Кэтрин ощутила, что снова потрясена его внешностью. Только сейчас она заметила, что князь почти раздет. На нем были лишь короткий бархатный халат, подхваченный поясом, и широкие белые шаровары. Ноги босы, голая грудь выглядывает в прорезь изумрудного халата. Золотистые пряди, слишком длинные для современной моды, были взлохмачены, словно Дмитрий только сейчас встал с постели. Судя по небрежному виду, так оно и было.

Гневные слова замерли на языке Кэтрин, внезапно понявшей, что она находится в спальне князя. Она даже не огляделась вокруг, потому что все это время видела лишь Дмитрия. И теперь она вообще не смела осмотреться, боясь, что вид разостланной постели окончательно выведет ее из себя. Он приказал, чтобы Кэтрин привели сюда. А она, дурочка, еще настаивала на том, чтобы остаться с ним наедине!

Все прежние тревоги затмила новая. Он хотел, чтобы она оказалась здесь… по весьма очевидной причине. И не желая употребить силу, действовал исподтишка, делая вид, что подсмеивается над ней! Но недолго ждать, пока его терпение истощится, и Кэтрин сознавала, что тогда не сможет устоять. При одном взгляде на него она становилась слабой и бессильной.

Все эти беспокойные мысли помешали Кэтрин сообразить, что они находятся на корабле и что он мог использовать свою каюту как для деловых встреч, так и для развлечений. Но, к счастью, ей так и не удалось узнать, что случится дальше, поскольку дверь распахнулась и в каюту вплыло облако ярко-фисташковой тафты.

Высокая девушка, с такими же, как у Дмитрия, золотистыми волосами, оказалась настоящей красавицей. Кэтрин сочла ее неотразимой, особенно потому, что была потрясена неожиданным появлением прелестного видения в переливающемся всеми оттенками зеленого наряде. Но одновременно Кэтрин была крайне благодарна незнакомке за то, что та, во-первых, отвлекла ее внимание от Дмитрия, так что теперь по крайней мере можно было мыслить здраво и без помех, и, во-вторых, заставила Дмитрия полностью позабыть о пленнице.

Дверь еще не успела закрыться, как незнакомка мелодичным, хотя и капризным голосом объявила:

— Митя, мне пришлось терпеть, пока ты соизволишь выспаться, но больше я ждать… не намерена…

Последние слова она выговорила с трудом, очевидно, только сейчас увидев, что Дмитрий не один. Девушка едва замечала Кэтрин, но поведение ее как по волшебству изменилось при виде раздраженного лица брата.

— Прости, — поспешно извинилась она. — Не знала, что у тебя дела.

— Это как раз не важно, — резко бросил Дмитрий. — Неудивительно, что герцогиня отказалась от тебя, Анастасия, и умыла руки! Подобная невоспитанность, по-видимому, очередной из бесчисленных недостатков, приобретенных тобой за последнее время.

Девушка, позабыв обо всем, старалась защититься:

— Это очень важно, или я не…

— Мне безразлично, даже если на корабле пожар! Учти на будущее: впредь ты должна попросить разрешения войти, когда вновь вздумаешь меня беспокоить, хотя бы и по самой важной причине!

Кэтрин почти забавлялась, наблюдая за разыгравшейся сценой и подобным проявлением крутого нрава. Человек, неизменно остававшийся невозмутимым, даже когда ему дали пощечину, сейчас рвет и мечет из-за сущих пустяков. Но она довольно часто встречала русских при дворе, а также слыхала многочисленные истории от английского посла в России, близкого друга отца, и знала, что этот народ отличается изменчивостью настроений и бурным темпераментом.

Правда, до сих пор князь не выказывал никакой склонности к подобным качествам, но по крайней мере Кэтрин утешалась тем, что именно такого поведения и стоило ожидать от русского. Предсказуемость — свойство, с которым легче всего иметь дело.

Быстро оценив ситуацию, Кэтрин решила сыграть ва-банк. Приняв несвойственный ей подобострастный вид, она вмешалась в становившийся все более горячим, судя по выражению лица женщины, спор.

— Милорд, я не возражаю против того, чтобы подождать в коридоре, пока вы поговорите с леди. Я сейчас же покину…

— Останься здесь, Кэтрин, — бросил Дмитрий не оборачиваясь. — Анастасия уходит.

Но обе женщины не проявляли ни малейшего намерения подчиниться.

— Ты не смеешь отказывать мне, Митя, — настаивала Анастасия, топая ножкой, чтобы показать, как она расстроена. — Одна из моих горничных исчезла! Эта негодница просто сбежала!

И не успел Дмитрий ответить, Кэтрин, все это время медленно, но решительно продвигавшаяся к двери, твердо объявила:

— Мои дела могут и подождать, милорд, — но тут же совершила ошибку, добавив:

— Если кто-то оказался за бортом…

— Чушь, — оборвала Анастасия, даже не потрудившись обрадоваться неожиданной помощи. — Эта плутовка удрала с корабля еще до того, как мы отплыли! По пути в Англию ее все время тошнило, совсем как мою Зину! Поэтому она и не хотела снова отправиться в путешествие! Но я не желаю оставить ее здесь, Митя! Она принадлежит мне! И пусть ее вернут!

— Требуешь, чтобы я повернул корабль и начал гоняться за крепостной?! Да знаешь ли ты, что я предложил всех отпустить на свободу в любое время, как только они захотят?! Не будь дурочкой, Анастасия, ты можешь выбрать любую из сотни женщин!

— Но не здесь и не сейчас. Что же мне делать, ведь Зина больна?!

— Придется обойтись одной из моих служанок, надеюсь, ты согласна? — повелительно осведомился Дмитрий.

Анастасия поняла, что больше ничего не добьется: Дмитрий не передумает. Да она и не ожидала, что он повернет корабль, просто не знала, на ком сорвать злость за вынужденную поездку и как заставить брата проявить немного больше сочувствия к ее бедам, поэтому сбежавшая девушка оказалась самым подходящим предлогом.

— Ты так жесток, Митя. Мои горничные прекрасно обучены. Твои же служанки ничего не понимают в подобных вещах! Только и умеют, что пресмыкаться перед тобой!

Они продолжали спорить, и Кэтрин воспользовалась замешательством, чтобы подобраться к выходу еще ближе. Она даже не потрудилась снова повторить, что подождет за дверью, пока князь освободится, и, потихоньку выскользнув наружу, осторожно прикрыла дверь.

Глава 11

Узкий коридор был тускло, но достаточно хорошо освещен. В одном конце висел фонарь, а на другом свет из открытой двери падал на трап, ведущий на палубу. Кроме того, в коридоре никого не было, что позволило Кэтрин оглядеться. Все оказалось слишком легко. Осталось лишь пробраться на палубу, подбежать к поручню и побыстрее через него перевалиться. Но секунд двадцать Кэтрин все же стояла под дверью каюты Дмитрия, сдерживая дыхание.

После двух дней сплошных неудач естественно было усомниться, что ей наконец повезло. Сердце Кэтрин тревожно забилось. Опасность все еще была велика. Кэтрин не сможет успокоиться, пока ее ноги не коснутся берега и она не увидит, как этот проклятый корабль уплывает все дальше и дальше, превращаясь в крохотную точку на горизонте.

Ну же, Кэтрин, побыстрее, прежде чем он сообразит, что ты сбежала, пока он спорит с этим великолепным созданием!

Раньше она думала, что уговорит князя изменить курс судна и доставить ее на берег, но его отказ помочь этой ослепительной красавице разбил в прах надежды Кэтрин. Если он даже ради собственной жены или любовницы не согласился вернуться в Лондон, что уж говорить о ней? Но почему? Зачем она ему нужна?

Не сейчас, Кэтрин! Подумаешь об этом позже, когда сумеешь ускользнуть от этого человека.

Гневные голоса за дверью становились все громче, и хотя слов нельзя было различить, Кэтрин очнулась и немедленно поняла, что Дмитрий в любой момент может заметить ее отсутствие. Нельзя терять ни минуты. Какое счастье, что подвернулась возможность сбежать еще до того, как судно достигнет устья Темзы и покинет побережье Англии. Там, в море, о спасении не может быть и речи.

Кэтрин крадучись отошла от двери и побежала к трапу. Она так торопилась, что едва не упала на ступеньках, но именно эта задержка спасла ее от нежеланной встречи с каким-то матросом, как раз проходившим по палубе. Как глупо с ее стороны забыть, что в это время дня на палубе полно народа! Правда, Кэтрин понятия не имела, который час, но скорее всего до вечера недалеко. Ах, если бы только уже стемнело! Одним поводом для беспокойства было бы меньше! Но к ночи они должны уже выйти в море. Придется рискнуть и понадеяться, что ее не заметят.

Девушка с бешено заколотившимся сердцем продолжала медленно подниматься по трапу.

Постарайся не выдать себя, старушка. Делай вид, что просто вышла на палубу немного прогуляться.

Беда заключалась в том, что Кэтрин не знала, позволено ли ей находиться здесь или нет. Если, как она подозревала, ее считают пленницей, значит, эта прогулка будет выглядеть крайне странной. Но все ли знают о ее существовании? Слуги Дмитрия — несомненно, но как насчет капитана, матросов? И каким образом князь может правдоподобно объяснить ее похищение капитану? Наверняка он собирался держать Кэтрин в заточении в продолжение всего путешествия, что вполне осуществимо, если учесть, сколько слуг исполняют каждую его прихоть.

Одна из таких служанок, молодая горничная, сейчас находилась в нескольких шагах от Кэтрин. Именно она приносила ей ужин прошлой ночью! И сейчас девчонка смеется и болтает по-французски, ни больше ни меньше! Лживое отродье! Притворялась, что ни слова не знает ни на каком языке, кроме русского! Должно быть, специально, чтобы не отвечать на вопросы Кэтрин! Но теперь это не важно. К счастью, горничная так увлеклась флиртом, что ни разу не взглянула в сторону трапа.

На палубе оказалось полно народа. Слышались крики, смех, даже пение. Но никто, кажется, не замечал Кэтрин, осторожно пробиравшуюся к поручню. Сама она тоже ничего не видела, кроме этих деревянных планок, символизирующих свободу. Но достигнув наконец желанной цели и вцепившись в поручень, она с ужасом увидела, как, оказывается, далека земля. Они уже успели достичь устья Темзы, и впереди расстилалась широкая водная гладь. По-видимому, много миль отделяло ее от суши, а ведь Кэтрин считала, что стоит проплыть совсем немного, и возвращение домой — дело всего нескольких часов. Однако есть ли у нее иной выбор? О путешествии в Россию не может быть и речи, тем более что она еще не успела покинуть Англию.

Кэтрин закрыла глаза, произнесла короткую молитву, прося Бога дать силы, которые ей, несомненно, понадобятся, отогнала пугающую мысль о том, что вместо удачного побега ее, вероятно, ждет могила на дне реки. Правда, вполне вероятно также и то, что от нее и без того собирались избавиться, попросту швырнув через борт и разом решив все проблемы. Именно возможность Подобной гибели вновь возродила в Кэтрин решимость, бывшую неотъемлемой частью ее характера. Насколько она представляла, у нее было два выхода — попытаться спастись или покорно умереть.

Сердце билось так отчаянно, что грудь заныла. Никогда еще в жизни Кэтрин не испытывала такого страха, однако, сцепив зубы, подняла юбки, чтобы без помех перевалиться через поручень. Но как только девушка оперлась босой ногой о среднюю планку, как чья-то рука обвилась вокруг ее талии, а вторая — подхватила под коленки.

Кэтрин следовало бы яростно наброситься на непрошеного спасителя, проклинать несправедливость судьбы, но, говоря по правде, она едва не потеряла сознание от облегчения. Значит, все решено за нее! Конечно, потом она станет терзаться собственной неудачей, но в эту минуту страх куда-то исчез и сердце снова забилось ровно.

Противоречивые чувства досады и благодарности за спасение, однако, исчезли, как только Кэтрин, опустив глаза, увидела зеленый бархатный рукав, распознала силу стальных объятий. Сразу стало предельно ясно, чьи пальцы сжимают ее бедро так цепко, что она не может опустить ногу на палубу.

Кэтрин слишком близко, слишком хорошо знала эти руки, которые осыпала ночью бесчисленными поцелуями в благодарность за доставленное блаженство, за миг освобождения, словно жалкая ничтожная рабыня, пресмыкающаяся перед господином. Воспоминания об этих постыдных минутах были поистине позорны, однако Кэтрин инстинктивно сознавала, что почувствовать снова его прикосновения означает полностью и навсегда потерять свое достоинство, опустошить душу. Недаром она пыталась держаться от него на расстоянии. Прошло слишком мало времени, и память о безумной ночи еще жива. Кэтрин просто не успела еще окружить себя непроницаемым барьером, подумать о способах оборониться от дерзкого наступления. Предательское лекарство, кажется, не успело окончательно выветриться из ее организма, и его магическое действие продолжало пьянить Кэтрин. Возможно, так оно и было. Скорее всего так и есть.

Прекрасно, Кэтрин! Только этого не хватало! Продолжай обманывать себя сладкими сказочками. Все дело в нем! В этом проклятом лице, которое ты продолжаешь видеть, даже если не смотришь на него, в этом чертовом теле! Его следовало бы выставить в музее, вместо того чтобы позволить шататься по свету и разбивать женские сердца!

Но упреки ни к чему не привели, особенно когда его рука передвинулась на дюйм выше и девушка, к своему величайшему унижению, ощутила, как мгновенно затвердели ноющие соски. А ведь он даже не касался их, просто перехватил руку поудобнее под грудью Кэтрин!

Но Дмитрий, как и Кэтрин, остро ощущал прикосновения мягких полушарий, приятным весом легших на его руку. Он с трудом противился искушению сжать эти нежные холмики, снова ощутить, как они наполняют его ладонь. Но он понимал также, что они не одни, что десятки любопытных взглядов направлены в их сторону. Однако не мог заставить себя освободить Кэтрин. Боже, какое наслаждение — вновь сжимать ее в объятиях. Перед глазами плыли соблазнительные картины: горящие глаза, розовые губы, раскрытые в экстатическом вопле, упругие бедра, поднимающиеся в ответ на его толчки.

Жаркая молния пронзила чресла Дмитрия, куда более сильная, чем в каюте, когда ему удалось увидеть сливочно-белую кожу ее грудей, выглянувших из-под кружева сорочки. Не будь он так возбужден в тот момент, наверняка не разозлился бы так сильно на несвоевременное появление Анастасии. И не будь Дмитрий так раздражен на сестру, несомненно, скорее заметил бы отсутствие пичужки или понял бы из ее слов, что она задумала.

Ни Дмитрий, ни Кэтрин не сознавали, как идет время, хотя оба не сказали ни единого слова. Зато остальные… Лида была потрясена появлением князя в подобном виде — босым, в одном халате. И сразу же метнулся к англичанке, которую горничная даже не заметила до сих пор. Правда, ее действительно не так-то легко заметить!

Однако матросы вряд ли согласились бы с мнением девушки. Длинные волосы, развевающиеся по ветру, и простое платье, обтягивающее упругие, задорно торчащие вверх груди, сделали ее объектом самого пристального внимания. И при появлении князя не одно обветренное лицо расплылось в понимающей улыбке. Зрелище, которое они представляли, было чрезвычайно непристойным, чтобы не сказать больше: нога Кэтрин поднята на поручень, юбки задрались, обнажая колено и узкую щиколотку. Кроме того, со стороны казалось, что князь дерзко ласкает стройную ножку, прижимая к себе пленницу.

Кэтрин умерла бы от стыда, увидев себя в эту минуту и зная о нескрываемо похотливых взглядах команды. Ее безупречные манеры, чувство собственного достоинства, пристрастие к скромным нарядам и сдержанному стилю — никаких огромных декольте! — вызывали неизменное почтение у лиц противоположного пола. Кроме того, дома она пользовалась неограниченной властью и уважением, смешанным, правда, с некоторым страхом.

Конечно, природа не наградила ее высоким ростом и величественной фигурой, зато Кэтрин обладала настоящим генеральским нравом и при случае не раз брала командование на себя. Она отлично знала, как принизить мужчину, низвести его до степени последнего ничтожества высокомерным взглядом, заставить ощущать себя жалким, никчемным существом. С другой стороны, Кэтрин умела успокоить, утешить и ободрить любое раненое самолюбие, пригладить взъерошенные перышки и вселить в мужчину чувство неизменной уверенности в себе. Она по праву гордилась тем, что способна сохранять самообладание в любой ситуации, справиться с любым мужчиной… пока не встретила Дмитрия. Но никогда Кэтрин и в голову не приходило, что она может возбудить в ком-то вожделение.

То, что случилось в прошлую ночь, не стоило принимать в расчет — ведь ее попросту одурманили мерзким зельем. А то, что происходит сейчас, касается лишь ее одной — или так она по крайней мере считала. Кэтрин была настолько поглощена бурей, бушующей в ее душе, что совершенно не имела представления о том, что творится с Дмитрием.

Правда, именно князь очнулся первым, понял, в каком положении очутились они оба и почему он так поспешно примчался сюда. Нагнув голову, он хрипловато-ласкающим голосом прошептал, почти касаясь губами ее уха:

— Пойдешь сама или мне тебя отнести? И почему-то почти пожалел, что сказал это. Дмитрий не удивлялся тому, что девушка молчит и за все это время ни разу не шевельнулась, хотя следовало бы поинтересоваться, в чем дело. Не в ее характере так быстро смиряться с неудачей, недаром ведь она устроила такой блестящий спектакль в каюте. Значит, при случае она способна и притвориться!

Кроме того, Дмитрий не знал, как много потерял, не увидев в этот момент ее лица, иначе сразу понял бы, что она не настолько равнодушна к нему, как хочет казаться. Но теперь, почувствовав, как при звуках его голоса Кэтрин мгновенно застыла, как попыталась отстраниться, Дмитрий тут же вспомнил, что перед ним не какая-то пустоголовая девчонка, а крайне умная женщина, и отнес ее молчание за счет новой готовящейся уловки.

— Не будь я так занят в тот момент, наверняка заподозрил бы что-то неладное, слыша, как мило ты величаешь меня «милордом» и рассыпаешься в вежливостях.

Голос потерял хриплые нотки, хотя по-прежнему оставался ласкающим.

— Но сейчас меня ничто не отвлекает, малышка, так что никаких фокусов!

Кэтрин снова безуспешно попыталась вырваться.

— Отпустите меня!

Никаких просьб, никакого умоляющего взгляда. Сухой беспрекословный приказ.

Дмитрий широко улыбнулся. Ему отчего-то нравилась роль надменной аристократки, которую продолжала разыгрывать девушка, и он был доволен, что она еще не отказалась от этой роли, доволен потому, что такое поведение совершенно не пристало скромной служанке.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Кэтрин Дмитрий.

— Предпочитаю остаться здесь.

— Тебе этого никто не предлагал.

— Тогда я требую немедленной встречи с капитаном. Дмитрий хмыкнул и, сам того не сознавая, слегка стиснул девушку.

— Снова претензии, дорогая? Что заставляет тебя считать, будто этим ты чего-то добьешься?

— А ты просто боишься позволить мне поговорить с ним, верно? — взвилась девушка. — Я ведь могу и закричать! Конечно, не очень это красиво, зато имеет некоторые преимущества.

— Пожалуйста, не нужно.

Дмитрий, не в силах сдержаться, затрясся от смеха.

— Сдаюсь, Катя, но лишь потому, что ты обязательно пустишь в ход любую хитрость, лишь бы добраться до бедняги.

Кэтрин не поверила князю, даже когда тот, подозвав одного из матросов, послал его за капитаном. Но увидев приближавшегося к ним офицера, охнула, сообразив, в каком виде стоит на палубе: юбки все еще задраны, ноги обнажены!

— Пусти меня немедленно! — прошипела она Дмитрию. Он тоже совсем позабыл, что по-прежнему сжимает ее ногу, — совершенно инстинктивный жест, вовсе не рассчитанный на то, чтобы удержать Кэтрин. Он неохотно разжал пальцы, но не убрал руку, позволяя ей медленно скользнуть по бедру девушки, и услыхал, как та резко втянула в себя воздух при столь намеренной вольности. Однако Дмитрий ни на секунду не пожалел об этом, даже когда Кэтрин, круто развернувшись, разъяренно уставилась на него.

Князь с невинным видом поднял брови и, почти не скрывая усмешки, коротко представил подошедшего. Сергей Миронов, коренастый мужчина среднего роста, лет около пятидесяти, с сединой, проглядывавшей в каштановых волосах и бороде, и в безупречном синем с белым мундире, был явно раздражен тем, что его так неожиданно оторвали от дел.

Кэтрин ничуть не сомневалась, что перед ней капитан корабля, хотя ей не очень понравилось почтение, которое он выказывал Дмитрию.

— Капитан Миронов… как бы мне получше объяснить вам… Она нерешительно посмотрела на Дмитрия, неожиданно сообразив, что не может громко и перед всеми обвинить в преступлении русского князя… по крайней мере русский капитан вряд ли станет ее слушать.

— Совершена ужасная ошибка. Я обнаружила… что не могу сейчас уехать из Англии.

— Тебе придется говорить помедленнее. Катя. Сергей немного знает французский, но только когда на нем говорят не слишком быстро.

Не обратив внимания на вмешательство Дмитрия, Кэтрин продолжала:

— Вы понимаете меня, капитан?

— Да, — кивнул тот. — Вы говорили о какой-то ошибке.

— Совершенно верно, — улыбнулась Кэтрин. — Не будете ли вы так добры… мне крайне необходимо попасть на берег… если это, конечно, никого не затруднит.

— Ничуть, — дружелюбно кивнул капитан и обратился к Дмитрию:

— Как прикажете, ваша светлость?

— Продолжайте идти прежним курсом, Сергей.

— Да, ваша светлость.

И капитан, поклонившись, отошел, оставив Кэтрин смотреть ему вслед с открытым ртом. Постаравшись прийти в себя, она напустилась на Дмитрия:

— Вы настоящий ублюдок…

— Я же предупреждал, дорогая, — вежливо перебил князь. — Видишь ли, судно со всей командой и капитаном принадлежит мне.

— Настоящее варварство!

— Согласен, — пожал плечами Дмитрий. — Но пока царь не решит сломить сопротивление дворянства и не отменит крепостное право, миллионы крестьян по-прежнему будут принадлежать довольно небольшому числу избранных.

Кэтрин прикусила язык. Как ни хотелось ей разразиться страстной обличительной речью, она уже слышала, что Дмитрий сказал прелестной Анастасии, будто готов предоставить свободу своим рабам. И если он действительно осуждает крепостное право, значит, согласится со всеми ее аргументами, а в этот момент у нее не то настроение, чтобы соглашаться с князем по какому-либо вопросу. Пришлось избрать другой курс.

— На этом корабле имеется все же кое-что не принадлежащее вам, Александров.

Уголки губ Дмитрия чуть приподнялись, и эта улыбка без слов говорила, что хоть Кэтрин в принципе и права, тем не менее полностью оказалась в его власти. Кэтрин не нуждалась в словах, чтобы понять безмолвный намек. Труднее было смириться с этим.

— Пойдем, Катя, обсудим эту проблему за ужином в моей каюте.

Но Кэтрин поспешно отдернула руку:

— Нечего нам обсуждать. Либо отправьте меня на берег, либо позвольте прыгнуть за борт.

— Мне ты лишь приказываешь, а для Сергея нашлись такие милые слова! Возможно, тебе стоит сменить тактику?

— Убирайтесь ко всем чертям!

Кэтрин решительно зашагала прочь, но тут же запоздало поняла, что идти некуда. У нее даже нет собственной каюты, где можно было бы запереться, ни единого укромного уголка на корабле, его корабле, где она сумела бы спрятаться. А время летит с ужасающей быстротой, и с каждой секундой берега Англии отдаляются все больше.

Дойдя до трапа, Кэтрин так неожиданно остановилась и повернулась лицом к князю, что тот едва не налетел на нее и не сбил с ног. От падения вниз Кэтрин спасла лишь быстрая реакция Дмитрия, успевшего поддержать ее, и теперь они снова оказались лицом к лицу.

Она была готова смирить гордость. И, кажется, проглотила язык от мгновенного, чисто физического ощущения невероятного блаженства.

— Ты хочешь сказать еще что-то, Катя?

— Что?

Дмитрий отступил, выпустив Кэтрин, и способность мыслить мгновенно вернулась к ней.

— Да, я…

Создатель, не так это легко!

Неужели станешь пресмыкаться перед ним, Кэтрин, когда стоило бы хорошенько лягнуть его?

Кэтрин быстро подняла голову и так же поспешно ее опустила. Взгляд этих темных бархатистых глаз пьянил не меньше, чем его объятия. И опасная близость к нему не позволяла принять вызов.

— Прошу извинить меня, князь Александров. Обычно я не настолько вспыльчива, но учитывая обстоятельства… не важно. Послушайте, я готова посмотреть на вещи здраво. Если вы отправите меня на берег, клянусь забыть, что мы вообще встречались. Я не обращусь к властям. И даже не расскажу отцу, что произошло. Я всего лишь хочу попасть домой.

— Мне очень жаль. Катя, действительно жаль. Если бы царь Николай не собирался посетить летом вашу королеву, не было бы необходимости увозить тебя из Англии. Но английские газеты и без того ищут предлога возобновить нападки на Николая Павловича. И я не дам им этого предлога.

— Клянусь…

— Я не могу рисковать.

Кэтрин настолько разозлилась, что теперь могла без опасения взглянуть ему в глаза.

— Слушайте, я была слишком расстроена сегодня утром. И поэтому наговорила чересчур много такого, чего не стоило бы принимать всерьез. Но я же объяснила вам, что не могу идти в суд и полицию хотя бы потому, что скандал уничтожит мою семью. Теперь вам известно мое настоящее имя, и такого позора отец не перенесет, а репутация, моя и сестры, будет навеки уничтожена.

— Я согласился бы с этим, будь вы на самом деле дочь Сент-Джона.

Кэтрин издала странный звук, нечто среднее между стоном и воплем:

— Но вы не можете пойти на такое! Неужели не представляете боль и терзания моих родственников, не знающих, что случилось со мной! Пожалуйста, Александров!

Кэтрин видела, что князя терзают угрызения совести, однако он твердо стоял на своем.

— Прости…

Дмитрий попытался дотронуться до ее щеки, но Кэтрин брезгливо сжалась, и он уронил руку.

— Не расстраивайся так, птичка. Я верну тебя в Англию, как только визит царя будет окончен.

Кэтрин дала ему последнюю возможность оправдаться:

— Вы не передумаете?

— Не могу.

И поскольку все было сказано, Кэтрин поступила так, как должна была поступить с самого начала: подняла ногу и что было сил лягнула Дмитрия. Но, к несчастью, она совершенно забыла, что оставила ботинки в городском доме князя, и хотя Дмитрий охнул от боли, но совсем не так громко, как рассчитывала девушка. Кроме того, пальцы на ногах мгновенно заныли, но она тем не менее гордо повернулась спиной к князю и похромала к трапу. Ее не остановил даже его громовой голос, призывающий Владимира. Миновав каюту князя, Кэтрин отыскала кладовую, уселась на сундук и стала ждать, сама не зная чего.

Глава 12

— Пресвятая Мария, Матерь Божья! — взорвался Владимир. — Что такого я сказал?! Объясни! Все, о чем попросил, — отнести ей новую одежду и передать приглашение барина на ужин. Но ты смотришь на меня так, словно я предложил ее убить!

Маруся опустила глаза, но губы были по-прежнему упрямо поджаты, а нож с силой стучал по доске, превращая в лохмотья листочки шпината.

— Почему ты вообще о чем-то просишь меня? Сам ведь сказал, что князь поручил ее тебе. И если я — твоя жена, это еще не значит, что собираюсь делить с тобой эту ответственность.

— Маруся…

— Нет! Я не буду ничего делать, и даже не подходи ко мне! Довольно бедняжка настрадалась.

— Бедняжка?! Да эта бедняжка рычит, словно волчица!

— Ах вот оно что! Боишься подступиться к ней, после того что наделал!

Владимир тяжело уселся на противоположном конце стола, подальше от жены, и разъяренно уставился ей в спину. Плечи Маруси подозрительно вздрагивали. Двое поварят, чистивших картофель в углу, изо всех сил притворялись, что неожиданно лишились слуха. Здесь не место спорить с женой! К вечеру каждый на корабле будет знать все подробности.

— Но как может моя просьба рассердить ее? Князь оказал ей такую честь! — тихо запротестовал Владимир.

— Чушь! Сам знаешь, что она не примет ни его подарка, ни приглашения! Однако приходится выполнять приказ, не так ли? Ну так вот, не стану я причинять несчастной еще больше боли! — брезгливо бросила Маруся. — Я и без того достаточно натворила.

Владимир широко раскрыл глаза, наконец сообразив, что превратило жену в сварливую ведьму.

— Просто поверить не могу! Неужели из-за такой чепухи ты чувствуешь себя виноватой?!

Маруся подняла голову. Неприязненное выражение мгновенно исчезло, вытесненное робкой улыбкой.

— Я действительно всему причиной. Не предложи я, чтобы ты одурманил ее…

— Не будь дурой, женщина! Я тоже слышал, как хвастается Булавин своим снадобьем, и пошел бы к нему даже без твоего предложения.

— Но это ничего не изменит, Владимир! Я оказалась такой бессердечной! Совершенно не подумала о ее чувствах. Она ничего не значила для меня… еще одна из бесчисленных безымянных женщин, которыми он ублажает себя между своими куда более громкими победами! Даже встретив ее и поняв, как сильно она отличается от других, я, стыдно сказать, думала лишь о том, как получше угодить барину.

— Это твой долг.

— Знаю! — рявкнула жена. — Но это ничего не меняет. Она была девушкой, муженек!

— И что из того?

— Что? Она не хотела ложиться с ним, вот в чем дело! Неужели ты взял бы меня против воли? Нет, наверняка ты уважал бы мои желания. Но никому в голову не пришло прислушаться к ней, а ты просто утащил ее, бросил в карету и привез в чужой дом! Это ужасно!

— Он не принуждал ее, Маруся, — покачал головой Владимир.

— Ему и не пришлось! Об этом позаботилось зелье, зелье, которое мы ей дали.

— Но она не оплакивает свою потерю, — нахмурился Владимир, — наоборот, только и знает, что рычит на всех и отдает приказания. Кроме того, ты забываешь, что барин щедро вознаградит ее. Она вернется в Англию богатой женщиной.

— Но ведь она не собиралась ехать в Россию. По-твоему, хорошо, что ее силой притащили сюда… в сундуке, едва живую?

— Сама знаешь, это было необходимо.

— Наверно, — вздохнула Маруся, — но все равно, так не годится.

Немного помолчав, Владимир нежно сказал:

— Жаль, что у нас нет детей, Маруся. Ты жалеешь ее, как собственную дочку. Прости…

— Не нужно.

Маруся, перегнувшись через стол, потянулась к руке мужа:

— Я люблю тебя. И никогда не пожалела о своем выборе. Только… только… будь с ней помягче, хорошо? Вы, мужчины, никогда не заботитесь о чувствах женщины. Подумай об этом, когда отправишься к ней.

Владимир сделал страдальческую гримасу, но все же кивнул.

Он долго колебался, прежде чем постучать в дверь. За его спиной с пристыженным видом стояла Лида, нагруженная свертками. Он как следует отчитал девушку за то, что она успела выболтать Марусе, да и каждому, кто хотел слушать, о кровавых пятнах на простыне. Если бы не эта чертова девственность, жена не сочувствовала бы так англичанке. И Владимир невольно заразился от Маруси угрызениями нечистой совести. Несмотря на все неприятности, которые причинила ему девушка, Марусе удалось вызвать в нем жалость. Однако это непривычное чувство длилось ровно столько, сколько понадобилось Кэтрин времени, чтобы открыть дверь.

Она стояла на пороге — олицетворение надменного вызова и уничтожающей злобы. Кроме того, девчонка даже не посторонилась, чтобы дать ему пройти.

— Что вам здесь нужно?!

Владимиру пришлось сделать усилие, чтобы не отвесить ей почтительный поклон, настолько повелительным показался ему ее тон. Именно это превосходство раздражало его с самой первой встречи. Ни один крепостной князя не подумал бы так задирать нос, даже те, кто занимал довольно высокое положение в доме. Балерины, оперные певцы, капитаны кораблей, такие, как Сергей Миронов, архитекторы, актеры, игравшие на сцене императорских театров, — все они знали свое место. Только не маленькая англичанка. Нет, она ставила себя выше всех.

Следовало бы отпустить ей хорошую оплеуху, чтобы привести в чувство, и у Владимира просто руки чесались сделать это, и немедленно. Но он постарался взять себя в руки и твердо помнить Марусину просьбу. Как может жена жалеть подобную стерву?

— Я принес вам вещи, которые могут понадобиться в этом путешествии.

Он шагнул вперед, вынуждая Кэтрин отступить так, чтобы Лида смогла внести свертки.

— Сюда, — приказал девушке Владимир, показывая на один из сундуков. Его раздражала сама мысль о том, что англичанке, несомненно, понравятся новые наряды. Следовало бы самому отправиться в модные лавки, поскольку все четыре горничные из штата слуг князя были слишком заняты уборкой герцогского дома, чтобы поехать за покупками. Но Владимир не смог заставить себя сделать это и послал Бориса, который помогал укладывать Кэтрин в сундук и приблизительно знал ее рост и размеры. Владимир втайне надеялся, что слуга не выполнит поручения и вернется с пустыми руками в последнюю минуту, когда посылать другого будет уже поздно. Но Борис оказался куда смышленее, чем считал Владимир, и, боясь ошибиться, упросил Зину, горничную Анастасии, поехать вместе с ним. А Зина, к несчастью, разбиралась в дамских туалетах достаточно хорошо, чтобы все купленное оказалось гораздо лучшего качества, чем хотелось бы Владимиру. Правда, вряд ли платья подошли бы знатной даме, но и для служанки были слишком хороши.

— Удалось купить всего одно готовое платье, — снова обратился Владимир к Кэтрин, хотя избегал смотреть на нее, пока не выскажется до конца. — Остальные еще не совсем дошиты, но Лида поможет вам, если не умеете сами управляться с иголкой. Нам повезло, что сумели все достать перед самым отъездом, но деньги делают чудеса. Все можно купить, если цена подходящая.

Кэтрин довольно громко охнула, и Владимир улыбнулся, поняв, что отравленная стрела достигла цели.

— По-моему, у вас есть все, что может понадобиться. Горничная княжны постаралась, как умела. Если же чего-то недостанет, только скажите.

— Вижу, вы обо всем подумали. И сундук тоже купили?

— Можно все сложить в этот, он теперь пустой. Кэтрин, проследив за его взглядом, поморщилась:

— Откуда вы узнали, что я настолько сентиментальна и питаю нежную любовь к этому… гробу?

Владимир, не в силах сдержаться, невольно улыбнулся столь откровенному сарказму. Но она, ничего не замечая, по-прежнему смотрела на сундук.

Наконец настало время выполнить последнее поручение.

— Лида поможет вам переодеться, поскольку времени осталось немного. Князь ожидает вас, а он не любит, когда опаздывают.

Кэтрин повернулась к нему, недоумевающе подняв брови:

— Зачем я ему понадобилась?

— Желает поужинать вместе с вами.

— Об этом можете забыть, — коротко бросила она.

— Прошу прощения?

— Вы ведь, кажется, не глухой, Киров. Передайте ему мои сожаления. Придумайте что хотите. Но я не собираюсь никуда идти.

— Невозможно… — начал Владимир, но немедленно вспомнил о Марусе и съежился, словно жена подталкивала его локтем в ребра. — Хорошо, давайте сделаем так. Переоденьтесь, пойдите сами к нему и объясните, что не собираетесь принять его приглашение.

Кэтрин невозмутимо покачала головой:

— Вы, кажется, меня не поняли. Я видеть не желаю этого человека.

Владимир со спокойной совестью мог бы сказать Марусе, что честно пытался выполнить ее просьбы, но сейчас, однако, улыбнулся с особенным удовлетворением.

Глава 13

Дмитрий успел принять ванну, побриться и надеть самый элегантный вечерний костюм, но когда Максим принес накрахмаленный белый галстук, взмахом руки отослал лакея.

— Не сегодня, иначе она посчитает, что я пытаюсь произвести на нее впечатление.

Камердинер кивнул, однако искоса посмотрел на украшенный свечами стол, накрытый на двоих. В ведерке со льдом покоилась бутылка шампанского. И это называется «не производить впечатление»? Вероятно. Но если она действительно дочь графа, чему Максим был склонен полностью верить, то уж, должно быть, привыкла к подобной роскоши.

Однако князь — дело другое. Не часто Максиму приходилось видеть его таким. Должно быть, в самом деле вознамерился покорить англичанку, посмевшую во всем противиться ему. Но было еще что-то, чему лакей не мог подобрать названия. Не знай он барина настолько хорошо, назвал бы это нервозностью… или робостью, смешанной, однако, с беззаботной, безудержной радостью, которой так прискорбно не хватало князю все последнее время. Что бы то ни было, но именно это заставляло темно-карие глаза сверкать предвкушением праздника так ярко, как никогда раньше.

Она просто счастливица, эта англичанка. Даже если чарующая атмосфера каюты не сможет покорить ее сердце, то князь наверняка не промахнется!

Но уже через несколько минут мнение Максима разительно изменилось. Лакей быстро понял то, на что у господина уйдет гораздо больше времени: именно с этой женщиной никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

Владимир не сопровождал ее, как было приказано. Он связал девушку, перекинул через плечо и внес в каюту. Бросив извиняющийся взгляд на барина, доверенный слуга поставил пленницу на пол и поспешно распутал ее запястья. Девушка немедленно вырвала кляп изо рта — причина, по которой Дмитрий не получил предупреждения о ее готовящемся прибытии. Швырнув злополучный платок во Владимира, Кэтрин обернулась, пригвоздив князя к месту пылающим яростью взглядом.

— Я не позволю так издеваться над собой! Не позволю! — завопила она. — Немедленно прикажите этому грубому животному держаться подальше от меня, иначе, клянусь… клянусь…

Кэтрин осеклась, и Дмитрий понял, что девушка слишком расстроена, чтобы удовлетвориться простыми словесными угрозами. Она отчаянно оглядывалась в поисках какого-нибудь оружия, и, увидев, что глаза ее загорелись торжеством, Дмитрий ринулся вперед, чтобы не дать ей уничтожить бесценные хрусталь и фарфор, не говоря уже о том, что она казалась вполне способной прикончить любого из стоящих здесь мужчин. А потом, должен же он узнать, что вызвало подобную истерику!

Его руки, подобно толстым веревкам, обвили Кэтрин, не давая двигаться, мешая дышать.

— Прекрасно, — сухо объявил Дмитрий. — Успокойся, и мы распутаем эту маленькую драматическую загадку.

— К моему полному удовлетворению, — прошипела она.

— Если настаиваешь.

Ощутив, как девушка чуть расслабилась, Дмитрий взглянул в сторону предполагаемого преступника.

— Владимир?

— Она отказалась переодеться и принять ваше приглашение, поэтому я и Борис ей немного помогли.

Кэтрин вновь разъяренно напряглась и попыталась вырваться:

— Они сорвали с меня платье! От него одни клочья остались!

— Желаешь, чтобы их выпороли?

Кэтрин мгновенно застыла, не сводя взгляда с Владимира, стоявшего всего в нескольких шагах. Выражение его лица не изменилось — для этого он был слишком горд. Но Кэтрин заметила, что слуга затаил дыхание, дожидаясь ответа. Он явно боялся, в этом не было ни малейшего сомнения. И девушка невольно помедлила, наслаждаясь властью, данной ей Дмитрием, представляя привязанного к мачте, обнаженного до пояса Владимира и себя, с кнутом, поднятым над его спиной. И дело не только в том, что с ней обошлись как с ребенком, который не может одеться сам, втискивали руки в узкие рукава, натягивали чулки и туфли, и даже не в том, что ее связали, сунули в рот кляп, насильно причесали и надушили. В своем воображении Кэтрин размахивала кнутом, наказывая этого человека за все, что с ней сделали, и, по ее мнению, он заслужил каждый жестокий удар.

Картина была такой яркой, что Кэтрин несколько мгновений не могла от нее оторваться, хотя знала, что наяву ничего подобного не сделает, как ни велика ее ненависть к Владимиру. Но ее смущало, что Дмитрий способен на такое.

— Можете отпустить меня, Александров, — спокойно велела она, все еще глядя на его слугу. — Думаю, я наконец смогла справиться со своим ужасным характером.

Неудивительно, однако, что Дмитрий продолжал колебаться. Кэтрин прекрасно понимала, что никогда еще не устраивала таких постыдных сцен, как в последние два дня. Но она ничуть не смущалась. Довольно с нее этих людей! Они сами толкнули ее на это!

И когда Дмитрий все же разжал руки, девушка медленно повернулась лицом к нему, вопросительно подняв брови:

— У вас, по-видимому, в обычае пороть слуг?

— Я, кажется, слышу в вашем голосе нотки осуждения?

— Вовсе нет. Обыкновенное любопытство, — поспешно солгала девушка, насторожившись при виде внезапно нахмурившегося Дмитрия.

— Поверьте, я никогда ни на кого не поднимал руки. Хотя нельзя сказать, что не признаю исключений из этого правила.

— Ради меня вы готовы сделать это исключение? Но почему?

— Говоря по правде, я обязан возместить все причиненное вам зло, — пожал плечами Дмитрий.

— Это верно, — согласилась она. — Но я не настолько кровожадна.

— Прекрасно.

Дмитрий обернулся к Владимиру:

— Впредь запомни, если ее желания идут вразрез с моими, не нужно спорить. Обращайся сразу ко мне.

— И что это решит? — запальчиво вскинулась Кэтрин. — Кроме того, что не он, а вы принудите меня сделать то, чего я не хочу!

— Вовсе не обязательно!

Строгое лицо Дмитрия наконец немного смягчилось.

— Владимир безоговорочно следует моим приказаниям, даже если сталкивается с затруднениями, как ты уже успела заметить. Я же могу выслушать твои аргументы и даже отменить приказ, если это необходимо. Не настолько уж я безрассуден.

— Неужели? Боюсь, я не заметила ничего, что могло бы убедить меня в чем-то подобном.

— По-моему, это слишком поспешное суждение, — улыбнулся Дмитрий. — Я пригласил тебя на ужин, чтобы мы могли обсудить, какое положение ты отныне займешь, и прийти к соглашению, выгодному для нас обоих. Думаю, в дальнейших поединках больше просто нет нужды. Катя.

Кэтрин всей душой хотелось бы ему поверить. Но она потому и отказалась от приглашения на ужин, что боялась услыхать эти самые условия своего положения, высказанные четко и недвусмысленно. Лучше уж оставаться в неведении, чем знать, что худшие твои страхи подтвердились.

Но поскольку теперь она все равно оказалась здесь, пожалуй, лучше все узнать поскорее и покончить с этим.

— Итак, — начала Кэтрин с деланной невозмутимостью, — кто я здесь — пленница или не слишком желанная гостья?

Подобная прямота казалась поистине занятной, однако не входила в планы Дмитрия на сегодняшний вечер.

— Садись, Катя. Сначала мы поужинаем, а потом…

— Александров… — предостерегающе начала она, но получила в ответ лишь чарующую улыбку.

— Я настаиваю. Шампанского?

Повинуясь едва заметному взмаху руки, слуги покинули каюту. Дмитрий подошел к серебряному ведерку с шампанским. Кэтрин наблюдала за ним, охваченная чувством нереальности происходящего. Неужели он действительно считает себя человеком рассудительным?. Какой бред! Да он даже не взял на себя труд дождаться ответа и уже успел наполнить оба хрустальных бокала!

Ну хорошо же, она станет играть по его правилам, по крайней мере сейчас. В конце концов, Кэтрин последний раз ела вчера вечером. И во всем, что касалось еды, ее никак нельзя было назвать притворщицей, в отличие от многих дам из общества, неспособных сделать за столом ни глотка из-за чересчур тесных корсетов. Она никогда не затягивалась слишком сильно — при такой талии в этом просто нет необходимости. И Кэтрин была тонким ценителем хорошей кухни. Беда в том, что ей вряд ли придется сегодня наслаждаться ужином, как бы хорошо ни были приготовлены блюда, — слишком уж в опасном обществе она оказалась, да и ближайшее будущее весьма неясно и неопределенно.

Держись начеку, Кэтрин, смотри в оба! Он наверняка замышляет напоить тебя так, чтобы ты согласилась на что угодно! Старайся сохранить ясную голову, не смотри на него слишком часто, и все будет в порядке.

Кэтрин выбрала стул, стоявший как можно дальше от Дмитрия, и осторожно уселась. Какой мягкий! И обивка из толстого рытого бархата. Очень удобно. На столе кружевная скатерть прекрасной работы. Освещение мягкое, чуть приглушенное. В комнате висели и другие лампы, правда, достаточно далеко, чтобы не нарушать интимной атмосферы. Большая роскошная каюта. Как она могла не заметить этого раньше? Огромный белый ковер из медвежьих шкур. Вся переборка занята полками с книгами. Кровать.

Не смотри туда, Кэтрин!

Прелестный диван и такое же кресло из вишневого дерева с белой атласной обивкой, а также еще одно кресло, в котором она сидела раньше, расставлены вокруг печи затейливого литья. Старинное бюро и несколько столов и шкафчиков тоже вишневого дерева. С полдюжины меховых ковриков поменьше. Комната действительно очень велика. Возможно, две-три каюты попросту соединили в одну.

Правда, это судно принадлежит Дмитрию, и все здесь сделано по его вкусу.

Князь сел напротив Кэтрин. Слава Богу, их разделяет стол! Девушка глядела куда угодно, только не на Дмитрия, хотя сознавала, что тот наблюдает за ней.

— Попробуй шампанского. Катя. Девушка машинально потянулась к бокалу, но тут же, опомнившись, отдернула руку.

— Не хочется.

— Предпочитаешь что-то еще?

— Нет, я…

— Боишься, что в него опять что-то подмешали? Кэтрин ответила яростным взглядом. Она совсем не думала об этом, хотя следовало бы! Глупая! Позабыла, что следует предвосхищать каждый его шаг!

Девушка вскочила, но Дмитрий успел перехватить ее запястье, Доказав этим, что расстояние между ними не настолько уж безопасно, как считала Кэтрин.

— Садись, Кэтрин, — твердым, не допускающим возражений голосом велел он. — Если пожелаешь, я сам стану пробовать каждое блюдо.

Кэтрин не пошевелилась, однако Дмитрий отпустил ее.

— Нужно же тебе есть, хотя бы изредка! Будешь трястись от страха все плавание или все-таки поверишь, что тебя больше не собираются одурманивать?

Девушка, сухо поджав губы, села.

— Я не собиралась ни в чем вас обвинять, но Киров способен и не на такое, и…

— И он был строго наказан, еще вчера. Говорю же тебе, этого больше не случится. Доверься мне, — добавил Дмитрий уже мягче.

И Кэтрин снова пожалела, что на этот раз невольно взглянула на Дмитрия. Теперь она не могла отвести глаз. Белая шелковая рубашка распахнута на шее, придавая Дмитрию беззаботно-залихватский вид, несмотря на элегантность его вечернего костюма. Широкие плечи… мощные руки… он действительно был настоящим великаном, этот волшебный принц, и настоящим мужчиной.

И как ни пыталась девушка справиться с собой, ее все больше влекло к этому человеку. И на этот раз не осталось даже гнева, обычно защищавшего ее от неумолимо-сильного притяжения.

Кэтрин, сама того не сознавая, продолжала невежливо глазеть на Дмитрия, и от окончательного позора ее спасла Лида, принесшая первое блюдо. Девушка постаралась целиком сосредоточиться на еде. До нее смутно доносились слова Дмитрия, рассказывавшего о жизни в России, о каком-то Василии, очевидно, близком друге, о придворных обычаях. Она, по-видимому, даже нашла в себе силы делать соответствующие замечания, что случалось нечасто, поскольку он говорил почти непрерывно.

Кэтрин понимала, что он просто пытается успокоить ее, ободрить, и была благодарна за это. Но она никогда не будет чувствовать себя свободно в его присутствии! Это просто невозможно!

— Ты, кажется, совсем не слушаешь меня. Катя! Дмитрий заговорил громче, чтобы привлечь ее внимание. Девушка, слегка покраснев, поспешно подняла глаза. Дмитрий весело улыбался, хотя в глазах мелькнуло некоторое раздражение. Вероятно, он попросту не привык, что кто-то может его игнорировать.

— Извините… я… я…

Она лихорадочно искала подходящее к случаю извинение, но на ум пришло лишь одно:

— Я слишком проголодалась.

— И слишком озабочена?

— Да… учитывая обстоятельства…

Дмитрий, отбросив салфетку, вновь наполнил свой бокал. Он уже успел осушить почти всю бутылку. Кэтрин же не выпила ни глотка.

— Может, перейдем на диван?

— Я… предпочитаю остаться на месте.

Пальцы Дмитрия конвульсивно сжали ножку бокала. К счастью, Кэтрин ничего не успела заметить.

— В таком случае не лучше ли сразу покончить с тем, что тебя волнует, и спокойно провести остаток вечера?

Слишком поздно поняла Кэтрин, что вновь рассердила князя. Но какого дьявола ему нужно? Она не собирается оставаться здесь ни минуты больше, чем это необходимо! Лучше уж провести остаток вечера в благословенном одиночестве, хотя Кэтрин сильно сомневалась, что ей это позволят. Но сначала действительно необходимо внести некоторую ясность в их отношения.

— Возможно, вы согласитесь, наконец, ответить на мой вопрос. Я чувствую себя узницей на этом корабле, однако вы приглашаете меня к ужину, словно почетную гостью. Кто же я на самом деле?

— Думаю, ни то ни другое, по крайней мере не в строгом смысле этого слова. Нет причин запирать тебя в каюте на все время плавания. Тебе необходимо делать что-то, занять время, пока ты с нами.

Кэтрин стиснула зубы и сцепила лежавшие на коленях руки. Он, конечно, прав, и это было куда больше того, на что она смела надеяться. Девушка не могла припомнить, когда в последнее время ее жизнь не была заполнена бесчисленными обязанностями. У Дмитрия в каюте целая библиотека, но как она ни любила читать, однако не представляла себя проводящей целые дни за книгами. Ей необходимо постоянное движение, требуется планировать, устраивать, объяснять, приказывать… делать что-то нужное, полезное или сложное. И если Дмитрий сумеет что-нибудь предложить, она будет крайне благодарна ему, особенно еще и потому, что действительно очень боялась стать настоящей узницей и просидеть в каюте много недель.

— Что вы имеете в виду?

Она явно заинтересовалась предложением! Дмитрий изумленно взглянул на девушку. Он ожидал, что она решительно откажется от всякой работы, и уж тогда можно будет со спокойной душой предложить ей оставаться его любовницей. Пусть уж тогда Кэтрин разыгрывает роль важной дамы, сколько заблагорассудится! Вероятно, она просто не так его поняла! Ну конечно! Недаром Дмитрий никогда до сих пор не встречал женщины, которая не предпочла бы спокойную роскошную жизнь унизительному тяжелому труду.

— Надеюсь, ты понимаешь, что на корабле не найдется так уж много дел для девушки твоего положения?

— Да, конечно.

— Говоря по правде, есть всего две должности, на которые ты можешь рассчитывать. Подумай хорошенько, но ты должна выбрать одно или другое.

— Вы достаточно ясно выразились, Александров, — нетерпеливо бросила Кэтрин. — Переходите к делу.

Неужели он действительно когда-то находил ее прямоту забавной? Что за глупец!

— Вы, кажется, уже успели встретиться с Анастасией? — сухо осведомился Дмитрий.

— Да, конечно. Ваша жена?

— Предполагаете, что я женат?

— Ничего я не предполагаю. Обыкновенное любопытство. Дмитрий нахмурился. Жаль, что она не проявляет к нему ничего серьезнее любопытства. Однако ее вопрос напомнил ему о Татьяне, и Дмитрий мысленно напомнил себе никогда не брать будущую жену с собой в плавание. Если он едва вытерпел этот вечер, поскольку приходилось вести беседу самому, с Татьяной будет в миллион раз хуже — она вообще не может говорить ни о ком и ни о чем, кроме как о себе. Однако здесь крылась огромная разница. Татьяна не волновала его. А эта крошка… Даже ее раздражающая откровенность ничего не меняла. Как и высокомерное безразличие. И особенно непредсказуемая натура.

Кэтрин не обладала той поверхностной красотой, которая заставляла мужчин падать к ногам Татьяны, но тем не менее неудержимо влекла его к себе. Ее необычные глаза, которые он про себя называл притягательными, чувственные губы, маленький упрямый подбородок, твердость характера, светившаяся в каждой черте лица, — все казалось ему необыкновенным. И с той минуты, как ее внесли в комнату, Дмитрий не мог отвести от нее взгляда. Кроме того, ей необыкновенно шло новое платье из узорчатого голубого органди с узкими рукавами и круглым вырезом, обнажавшим сливочно-белые плечи и прелестную шейку. Небо, ему не терпелось попробовать на вкус эту гладкую кожу! Но как ухитриться сделать это, когда Кэтрин по-прежнему неприветливо-сдержанна! Не то что прошлой ночью, когда ее мольбы едва не свели его с ума! И все же Дмитрий не мог забыть это извивающееся, стройное тело. Он хотел ее. Хотел страстно и готов был пойти на все, кроме одного, — принуждать ее он не станет и силой не возьмет.

План Дмитрия был превосходен и почти безупречен, и Кэтрин может легко и без всяких ненужных угрызений совести его принять. И пока она не вздумает отказаться от принятой роли, все получится как нельзя лучше. И если он раздражен ее резкими сухими репликами, то лишь потому, что надеялся завоевать ее, обольстить, правда, к сожалению, безуспешно. Весь вечер она оставалась совершенно безразличной к его чарам.

— Княжна Анастасия — моя сестра, — объяснил Дмитрий. Кэтрин даже глазом не моргнула, хотя эти несколько слов заставили ее почувствовать… что? Облегчение? Какая чушь! Обыкновенное удивление! Сначала она посчитала девушку любовницей, потом — женой и даже не подумала, что та может оказаться сестрой князя.

— И?

— Из нашего разговора ты, конечно, поняла, что ей крайне необходима еще одна горничная, по крайней мере до тех пор, пока мы не доберемся до России.

— Прошу вас, переходите к делу.

— Я уже все сказал.

Она вперилась в него взглядом. Ни один мускул не дернулся, ничего не отразилось на лице: ни гнева, ни удивления, ни потрясения. Он смотрел на нее внимательно, пристально, выжидающе.

Легче, Кэтрин. Не сходи с ума, и не стоит набрасываться на него. Пока. Он, должно быть, предвидел, как ты отнесешься к его предложению, и все-таки сделал его. Почему?

— Вы упомянули о двух возможностях, Александров. Вторая настолько же остроумна?

Как ни старалась она говорить равнодушно, в голосе прозвучал невольный сарказм. Дмитрий распознал его, пришел в восторг и окончательно успокоился, неожиданно ощутив себя охотником, готовым прикончить долгожданную добычу. Она, конечно, откажется от унизительной должности… остается лишь другая.

Князь встал. Кэтрин почему-то сжалась от неприятного предчувствия. Он обошел стол, остановился рядом. Кэтрин не подняла головы, даже когда его пальцы сомкнулись на ее предплечьях, осторожно подняли ее на ноги. Дышать стало невозможно… панический страх перекрыл горло. Дмитрий обнял ее за талию. Другая рука приподняла подбородок. Но глаза Кэтрин по-прежнему были опущены.

— Я хочу тебя.

О Боже, Боже, Боже! Он не говорил этого, Кэтрин! Ты ничего не слышала!

— Взгляни на меня, Катя.

Его голос околдовывал, теплое дыхание ласкало губы.

— Мы не чужие. И провели вместе целую ночь. Скажи, что согласишься делить со мной постель, эту каюту, и я буду обращаться с тобой, как с королевой. И стану любить тебя так страстно, что не заметишь, как пройдут эти недели. Взгляни же на меня!

Кэтрин зажмурилась еще крепче. Его страсть убивает ее. Один поцелуй — и она навеки пропала!

— Может, по крайней мере хоть ответишь? Мы оба знаем, что ты нашла наслаждение в моих объятиях. Позволь мне снова стать твоим возлюбленным, малышка.

Этого просто не может быть, Кэтрин. Всего-навсего фантазия, сон, более реальный, чем остальные, но тем не менее сон. Так что почему бы не подыграть ему? Если не предпримешь что-то и побыстрее, дело плохо кончится!

— Что, если у меня будет ребенок?

Дмитрий не ожидал услышать такого, однако вопрос не рассердил его. Значит, она — особа осторожная. Хотя это не имеет значения, лишь бы она в конце концов согласилась. Но Дмитрия никогда раньше не спрашивали о таком. В России само собой подразумевалось, что отец заботится о побочных детях. Дмитрий никогда не задумывался раньше ни о чем подобном, поскольку всегда старался не зачать нежеланного ребенка. В отличие от отца и брата Дмитрий не желал, чтобы на его отпрыске лежало клеймо незаконнорожденного. Прошлой ночью он обо всем забыл. Больше такого не произойдет. Но сейчас Кэтрин требовала правды.

— Мое дитя ни в чем не будет нуждаться. Я стану содержать вас обоих всю жизнь. Или, если предпочитаешь. Катя, я заберу малыша и сам его выращу. Все зависит от тебя.

— Весьма великодушно с вашей стороны, однако не понимаю, почему вы не упомянули о женитьбе. Но ведь вы так и не соизволили объяснить, женаты или нет.

— Что общего это имеет с нами?

Неожиданно резкие нотки в его голосе развеяли сон.

— Вы забываете, кто я.

— Да, все время забываю, кто ты… по твоим же словам. Благородная дама, конечно, вправе ожидать предложения. Но тут, дорогая, я вынужден отказаться. Ну, а теперь жду твоего ответа.

Терпение Кэтрин наконец лопнуло, и последнее оскорбление окончательно вывело ее из себя.

— Нет, нет, нет и нет!

Она отпрянула от него и обежала стол, создав, наконец, достаточно безопасный барьер между ними.

— Ни за что! Боже, я так и знала, что вы задумали что-то, но и предположить не могла подобной мерзости. Подумать только, я действительно была настолько глупа, что поверила в это ваше «приемлемое соглашение»!

Дмитрий почувствовал, что настал предел и его сдержанности. Он весь горел от желания, а Кэтрин снова закатывает истерику. Будь проклята она и ее загадки! Что за странная женщина!

— Тебе предоставили выбор, Кэтрин. Выбирай что пожелаешь, мне все равно.

И в этот момент ему действительно было все равно. Она снова замолчала, но спокойствие было обманчивым. Взгляд ясно говорил, что девушка способна на все.

— Вы отвратительны, Александров. Стать простой горничной, предложить это мне, той, которая вела не одно, а два поместья и несколько последних лет была управителем отца и его деловым советником. Я помогала ему писать речи, развлекала политических союзников, контролировала вложения капитала. Я прекрасно разбираюсь в философии, политике, математике, сельском хозяйстве и говорю на пяти языках.

Она осеклась, не собираясь снова впадать в ярость.

— Но если ваша сестра хотя бы вполовину так хорошо образованна, я соглашусь на ваше абсурдное предложение.

— Русским в отличие от англичан не нравится, когда их женщины становятся «синими чулками», — процедил он. — Но ведь почти все из того, что ты здесь наговорила, тоже не так-то легко доказать, верно?

— Не собираюсь ничего доказывать. Мне известно, кто я, и этого достаточно. Хорошенько подумайте, прежде чем обращаться со мной подобным образом. Придет день, когда вы поймете, что я говорю правду. Сейчас вам легко игнорировать последствия, но потом вы горько пожалеете, даю слово.

Кулак Дмитрия врезался в стол, так что Кэтрин даже подпрыгнула от неожиданности. Огонек в лампе мигнул. Пустой бокал Дмитрия свалился. Из ее бокала, все еще полного, расплескалось шампанское, промочив белоснежную скатерть.

— Не желаю больше ничего слушать о правде, последствиях и сожалениях! И требую, чтобы ты немедленно сделала выбор, или я сделаю его за тебя!

— Принудите силой лечь к вам в постель?

— Нет, но не позволю тебе зря растрачивать такие таланты! Моя сестра нуждается в горничной. Будешь ей служить.

— А если не соглашусь, прикажете меня высечь?

— Вряд ли столь серьезные меры могут понадобиться.

Несколько дней в заточении, и ты будешь счастлива согласиться на все.

— Не рассчитывайте на это, Александров. Я не собираюсь сдаваться.

— И готова просидеть все это время на хлебе и воде? — осведомился он.

Кэтрин замерла, но голос от этого не прозвучал менее презрительно:

— Если вам так угодно.

Господи Боже, да у нее на все найдется ответ! Посмотрим, надолго ли хватит ее упрямства. Терпение Дмитрия истощилось, планы закончились провалом, и гнев взял над ним верх.

— Будь по-твоему. Владимир! Дверь открылась почти немедленно.

— Уведи ее!

Глава 14

Пока Кэтрин отсутствовала, в ее каюте произошли перемены — сундуки сдвинули к стенам, пол накрыли ковром, поставили умывальник и подвесили койку. Сундуки служили ей гардеробом, креслом, столом… крайне неуютная тюремная камера, ничего не скажешь.

Но больше всего Кэтрин ненавидела подвесную койку. В первый раз она приземлилась на пол четыре раза, и, наконец, сдавшись, провела ночь на жестких досках. Однако ноющие мускулы заставили ее атаковать чудовище на вторую ночь. В этот раз она свалилась всего дважды и выпала в третий раз, только заснув крепким сном. Покрытая синяками с головы до ног, девушка все же нашла в себе достаточно упорства, чтобы сражаться с непослушной койкой, и лишь на четвертую ночь окончательно одолела врага.

Днем приходилось еще хуже. Кэтрин всегда мечтала о путешествиях, с самого детства, когда ее в десятилетнем возрасте взяли в Шотландию на свадьбу дальнего родственника. Она обнаружила, что в отличие от сестры и матери прекрасно переносит качку и великолепно себя чувствует. И с тех пор ей хотелось увидеть дальние неведомые страны, о которых она успела так много прочитать. Эта мечта никогда не покидала Кэтрин.

Она даже серьезно подумывала о том, чтобы принять предложение одного из иностранных сановников, которых встречала во дворце, и все из-за своего неодолимого желания путешествовать. Но это означало, что придется навеки покинуть Англию, а на такое Кэтрин не могла осмелиться.

Очень немногие предлагали ей руку и сердце. Поклонников было бы куда больше, если бы Кэтрин поощряла их. Но англичане находили девушку слишком сухой, слишком суровой, — возможно, просто побаивались ее острого языка. Да и Кэтрин отнюдь не горела желанием оставить отцовский дом. Она начала выезжать в свет, прослужила год при дворе и скорее всего осталась бы под крылышком королевы, если бы не кончина матери. Кэтрин пришлось занять ее место, стать человеком, к которому все приходят со своими бедами и трудностями. Но хотя отец и домашние не могли без нее обходиться, Кэтрин твердо намеревалась в один прекрасный день пойти под венец. Она сначала хотела лишь выдать замуж Бет и образумить Уоррена, хотя бы для того, чтобы переложить на его плечи часть груза. Ну а потом стоит постараться найти мужа и себе.

Теперь же придется, вероятно, довольствоваться каким-нибудь охотником за приданым, и все из-за потери девственности. Однако в этом нет ничего особенного. Покупка мужа — явление довольно обыденное. Другое дело, если бы Кэтрин надеялась на брак по любви. Тогда жизнь ее была бы разбита. Какое счастье, что она слишком практична для подобных глупостей!

И вот ее единственная мечта сбылась. То, для чего у нее никогда не оказывалось времени, было ей навязано. Она отправилась в путешествие. И находится на корабле, плывущем в чужую страну. И, естественно, ощущала некое приятное возбуждение, смешанное с совершенно противоречивыми эмоциями. Правда, она никогда не думала о том, чтобы посетить Россию, и уж, во всяком случае, не в роли узницы, посаженной под замок.

Если бы Кэтрин попыталась поразмыслить о своем положении спокойно, не терзаясь нежелательными мыслями, она скорее всего признала бы, что все не так уж плохо. Девушка уже смирилась с тем, что придется ехать в Россию, и оставалось лишь извлечь наибольшую выгоду из сложившейся ситуации. И Кэтрин наверняка так и поступила бы, но непрошеные чувства продолжали изводить ее.

Худшим врагом Кэтрин стала гордость. Далее не мешало бы вспомнить о неразумном упрямстве. Она даже не подозревала, что способна на такое. Несправедливость делала ее неприступной и несгибаемой. А гнев лишь иссушал душу. В конце концов стоит немного поступиться гордостью. Ей даже не придется слишком унижаться. Вынужденная капитуляция — вот как это называется. Люди делают это постоянно, на каждом повороте жизни.

Если ее вынуждают делать что-то, почему бы Кэтрин не попытаться найти в этом удовольствие? Отчего именно князь должен делать за нее выбор, отнимая возможность поступить, как предпочитает Кэтрин? И к чему вообще отвергать его? Другие женщины уступают любовникам. Заводят романы, вот как это называется. Скорее, можно считать это радостями плоти. Похотью в красивой обертке. Но как бы то ни было, у Кэтрин все симптомы дурацкого вожделения. Ее так влечет к этому человеку, что она даже не способна мыслить здраво в его присутствии.

И он хочет ее. Невероятная, несбыточная фантазия. Этот волшебный принц, золотистый бог, хочет ее. Ее! Кэтрин не могла поверить такому. В этом нет ни малейшего смысла. И она отказалась. Несчастная дурочка!

Но ты знаешь, почему обязана отказаться, Кэтрин. Это неверно с точки зрения морали, грешно, и кроме того, ты просто не из тех, кто годится в любовницы. В тебя с детства вдалбливали важность святости брака и семьи, а он и не думал делать тебе предложение.

Да, разумные доводы, но от этого не становилось теплее. Однако предоставь ей Дмитрий еще одну возможность, ответ по-прежнему был бы отрицательным. Что ни говори, она — леди Кэтрин Сент-Джон. А леди Кэтрин Сент-Джон не может завести любовника, как бы втайне ни хотела этого.

Тяжелые мысли день и ночь роились в голове, только усиливая раздражение. Но она знала, как покончить с этим, — стоит лишь согласиться на роль горничной прекрасной княжны. В этом нет ничего постыдного, зато тогда она сможет свободно передвигаться по кораблю и даже увидеть берега чужеземных стран, наблюдать восходы и закаты, наслаждаться путешествием.

И как ни противна была сама мысль о том, чтобы прислуживать кому-то, Кэтрин понимала, что рано или поздно придется сделать это. Князю не откажешь в хитрости и уме. Кэтрин просто не может и дальше пребывать в вынужденном безделье. Даже платья, которые она хотела перешить, унесли, и Владимир приказал Лиде поработать иглой. Кэтрин изнывала от тоски и отчаяния. Но пока еще не лезла на стену. И не сидела на хлебе и воде, поскольку Маруся ухитрялась тайком приносить ей фрукты и сыр и даже пирожки с мясом, несмотря на то, что у двери неизменно стояли два стражника. Но Кэтрин все еще держалась не поэтому. Просто слуги Дмитрия каждый день умоляли ее передумать и сдаться. Похоже, князь воспринимал заточение Кэтрин не лучше, чем она сама, и именно это придавало ей силы устоять дольше, чем она предполагала и считала возможным.

Лида первая не выдержала и рассказала Кэтрин об угрызениях совести, терзающих Дмитрия. Кроме того, горничная клялась, что плохое настроение князя мигом рассеется, если только Кэтрин будет разумной и сделает так, как он хочет. Правда, Лида не представляла, чего именно он хочет, но твердо полагала, будто ничто не может быть ужаснее, чем возбудить немилость князя, поскольку, когда он гневался, страдали все.

Кэтрин ни слова не сказала на это. Она не защищалась, не пыталась извиняться и не выискивала причин. Но и не возражала. Она уже успела понять, что на корабле царит мертвая тишина, такая неестественная, словно Кэтрин была здесь единственным живым человеком. Однако стоило приоткрыть дверь, и она видела обоих стражников, хотя и они оставались совершенно безмолвными.

В тот же день прибежала Маруся, знавшая гораздо больше и сумевшая многое объяснить.

— Не спрашиваю, что вы сделали, чтобы настолько обозлить князя. Правда, не одно, так другое — я знала, что это неизбежно.

Кэтрин была слишком заинтригована, чтобы пропустить такое мимо ушей.

— Но почему?

— Он никогда не встречал такой, как вы, англичанка. У вас одинаковые характеры. Думаю, это не так уж плохо. Барин быстро теряет интерес к женщинам, но вы совсем не такая, как остальные.

— Значит, вот что я должна сделать, чтобы он потерял ко мне интерес? Держать свой нрав в узде?

— Хотите, чтобы он потерял интерес? — улыбнулась Маруся. — Нет, не отвечайте. Я вам не поверю. Кэтрин сухо поджала губы:

— Благодарю вас за еду, Маруся, но мне действительно не хочется обсуждать вашего князя.

— Я так и думала. Но мне нужно было высказаться, поскольку то, что вы делаете, затрагивает нас всех.

— Это чистый абсурд.

— Разве? Всем известно, что именно вы — причина плохого настроения барина. Когда с ним такое случается дома, это не важно. Барин уезжает в клуб, на балы, вечеринки, играет, пьет, дерется на дуэли. И срывает злость на чужих людях. Но здесь, на судне, ему некуда идти. И никто не смеет поднять голос. Все слишком боятся.

— Он всего-навсего человек.

— Это для вас. Но для нас все по-другому. В глубине души мы понимаем, что страшиться нечего. Барин — человек добрый, и мы его любим. Но слишком хорошо знаем также, что жизнь и смерть крепостного зависит от каприза господина, и он может заставить любого жестоко страдать. Конечно, барин не таков, однако он все-таки наш хозяин. И когда он невесел, нам не к лицу смеяться.

Маруся с каждым разом задерживалась все больше, и Кэтрин была рада посещению доброй женщины, немного развлекавшей ее, как избавлению от скуки. Но девушка по-прежнему отказывалась считать себя виноватой во всем, что происходило за стенами ее маленькой каюты. Слуги Дмитрия боялись, что он станет им мстить, потому что сам никак не мог успокоиться, но что ей до этого? В конце концов Кэтрин лишь защищала свои права. Она просто не могла поступить иначе. И если это выводило из себя могущественного князя. Кэтрин втайне лишь радовалась. Однако с его стороны нечестно запугивать несчастных слуг до такой степени, что они приходили к ней, умоляя передумать. Почему Кэтрин должна жертвовать своими принципами ради совершенно чужих людей?

На третий день явился Владимир, вынудив все-таки Кэтрин изменить решение. Если он может смириться и попросить пленницу о чем-то, хотя терпеть ее не может, неужели она способна так неразумно цепляться за свою гордость? Кроме того, Владимир дал ей прекрасный предлог пойти на компромисс.

— Он был не прав, барышня. И знает это, потому и злится на себя, и с каждым днем становится все угрюмее. Поверьте, барин никогда не собирался держать вас в заточении, просто посчитал, будто одной угрозы достаточно, чтобы заставить вас склониться перед его волей. Но он недооценил ваше упорство и твердый характер. Теперь это стало вопросом гордости и чести, вы понимаете. Такому человеку признаться в собственной не правоте гораздо труднее, чем женщине.

— Чем некоторым женщинам.

— Возможно, но что вам стоит ненадолго стать горничной княжны, если никто из ваших знакомых не узнает об этом?

— Вы подслушивали под дверью в ту ночь, верно? — осуждающе прошипела Кэтрин. Владимир даже не попытался оправдаться.

— Мой долг — знать и предупреждать желания господина, прежде чем он прикажет их исполнить.

— Это он послал вас сюда? Владимир покачал головой:

— Он и двух слов не сказал мне, с тех пор как велел заточить вас в каюте.

— Откуда же вы в таком случае знаете, что он сожалеет о своем решении?

— С каждым новым днем, который вы проводите здесь, его настроение становится все мрачнее. Пожалуйста, прошу, подумайте хорошенько.

Магическое слово «пожалуйста», особенно из уст Владимира, немного смягчило Кэтрин, но она еще не была готова уступить.

— Почему бы ему не подумать хорошенько? Почему именно я должна подчиниться?

— Он князь, — просто объяснил Владимир, хотя уже начинал терять терпение. — Матерь Божья, да знай я, что ваше поведение так огорчит барина, лучше уж рискнул бы навлечь на себя его гнев там, в Лондоне, и нашел бы ему другую женщину. Но он хотел именно вас, а я пытался избежать именно того, что сейчас происходит. Какая ошибка! Мне искренне жаль. Но что сделано, то сделано. Неужели не видите, что теперь единственное спасение — быть хотя бы немного уступчивее? Или боитесь, что не справитесь с работой?

— Какая чушь! Думаю, то, что княжна потребует от горничной, не слишком отличается от того, что я потребую от одной из своих.

— Тогда в чем же дело? Разве не сами вы утверждали, что служили королеве?

— Это большая честь.

— Такая же, как прислуживать княжне Анастасии.

— Черта с два! Я равна ей по рождению и положению. Лицо Владимира вспыхнуло от гнева.

— В таком случае, возможно, вам лучше принять другое предложение князя.

Когда он вышел из каюты, хлопнув за собой дверью, лицо Кэтрин было таким же багровым, как его собственное.

Глава 15

— Я хочу видеть мистера Кирова, — заявила Кэтрин, переводя взгляд с одного стражника на другого. Бесстрастные непонимающие лица были совершенно одинаковыми. Охрана менялась каждый день, и сегодня у дверей сидели казаки, очевидно, не знавшие ни слова по-французски. Кэтрин повторила требование на немецком, а потом и голландском, английском и наконец, в отчаянии, на испанском. И все напрасно. Они просто глазели на нее, не двигаясь с места.

— Господи, да что же это такое? — Кэтрин была так расстроена, что заговорила вслух:

— Они все хотят, чтобы ты сдалась, Кэтрин, но ни на минуту не подумают облегчить тебе этот шаг.

Ей следовало бы попросту забыть о своем порыве. Подумаешь, что из того, что она всю ночь промучилась, пытаясь принять правильное решение. Она сидит в этой проклятой каюте всего четвертый день и может продержаться гораздо дольше, даже если Маруся перестанет тайком приносить еду. Но в конце концов у нее есть оправдание — она делает это не столько для себя, сколько для других.

Лгунья! Ты просто хочешь вырваться на волю!

Она попыталась в последний раз, прежде чем гордость все-таки возьмет верх.

— Киров. — Кэтрин жестами обрисовала Владимира:

— Вы его знаете? Такой большой… слуга Александрова.

Услышав имя князя, оба стражника неожиданно словно очнулись. Один вскочил так быстро, что опрокинул табурет и едва сам не полетел кувырком, однако удержался на ногах и немедленно помчался по коридору к каюте Дмитрия.

— Нет! Я не желаю его видеть, вы, идиоты, — запаниковала Кэтрин, но прежде чем успела остановить его, дверь открылась и вошел князь.

Взгляды их встретились, застыли, но Дмитрий, не двигаясь с места, выслушал сбивчивую речь казака. Тот говорил не на русском, а на каком-то другом языке, которого Кэтрин в жизни не слышала. Первым порывом Кэтрин было поскорее скрыться. Она действительно не собиралась говорить с Дмитрием и хотела лишь объявить о своем решении Владимиру, с тем чтобы именно он все передал князю, с которым Кэтрин предпочла бы не встречаться. Дмитрий остался победителем, и Кэтрин не хотелось видеть, как он злорадствует по этому поводу.

Но в чем-чем, а в трусости ее никто не мог упрекнуть. Поэтому Кэтрин, вызывающе подняв подбородок, ждала, пока подойдет князь.

— Ты хотела видеть Владимира?

Глаза девушки загорелись яростным пламенем.

— Эти… эти…

Она взглядом пригвоздила к месту несчастных стражников, стоявших теперь на почтительном расстоянии от них.

— Так значит, они все прекрасно поняли?!

— Они немного знают французский, но недостаточно…

— Можете не продолжать, — рявкнула она. — Совсем как капитан, верно? Ну да не важно.

Дмитрий бесстрастно, с совершенно равнодушным лицом оглядел ее.

— Возможно, я могу чем-то помочь?

— Нет… да… нет.

— Если не можете собраться с мыслями…

— Прекрасно! — отрезала она. — Я собиралась передать кое-что через мистера Кирова, но раз вы уже здесь, с таким же успехом скажу и вам. Я принимаю ваши условия, Александров.

Дмитрий по-прежнему смотрел на нее, и горячая краска вновь поползла по щекам Кэтрин:

— Вы слышите меня?

— Да! — выдохнул он с очевидным изумлением и едва не ослепил ее чарующей улыбкой. — Я просто не ожидал… то есть… начал думать…

Дмитрий осекся, не зная, что сказать. Такое бывало нечасто, вернее, с ним этого никогда не случалось. И он никак не мог найти слов. Иисусе, он как раз собирался отправиться к ней и попросить забыть о его дурацких требованиях и условиях, и тут Кэтрин присылает за ним! Ему все-таки следовало бы обо всем сказать ей, признаться, что был настоящим негодяем, когда старался заставить ее, принудить… и однако… однако… слишком уж это чудесно — чувствовать, что выиграл это сражение. И Дмитрию действительно казалось, что все эти четыре дня он вел непрерывную битву с собственной совестью и собственной горячей натурой.

Князь никогда еще не обращался с женщиной так безжалостно, и все потому, что хотел ее, а она не желала иметь с ним ничего общего. Однако Кэтрин сдалась как раз в тот момент, когда он уже совсем было убедился, что она не уступит и нет смысла продолжать стараться сломить ее и заставить подчиниться своей воле. Значит… возможно, все еще есть надежда на то, что она в конце концов согласится и на другие, гораздо более интимные условия.

— Я правильно понял тебя. Катя? Ты действительно согласна работать на меня?

Ну что ж, ты ведь знала, что он будет рад растравить твои раны, Кэтрин! Именно по этой причине ты и не собиралась встречаться с ним… то есть это всего лишь одна из причин. Прислушайся, как бьется сердце, и поймешь остальные.

— Не знаю, можно ли назвать это работой, — сухо ответила Кэтрин. — Я помогу вашей сестре, но лишь потому, что она нуждается в этой помощи. Вашей сестре, Александров, — подчеркнула она, — не вам.

— Это одно и то же, поскольку я оплачиваю все ее расходы.

— Расходы? Надеюсь, вы не собираетесь снова упоминать о деньгах?!

Он именно это и намеревался сделать. Работая на него, она получит в десять раз больше, чем за тот же самый труд в Англии. Любой другой не терпелось бы узнать, сколько он готов заплатить. Но прищуренные глаза Кэтрин достаточно красноречиво предостерегали его — не упоминать об этом предмете.

— Хорошо, никаких разговоров о жалованье, — согласился Дмитрий. — Но я сгораю от любопытства. Катя. Почему ты передумала?

Она, однако, ответила вопросом на вопрос:

— А почему вы последние четыре дня были в таком ужасном настроении?

— Откуда… какого дьявола… что общего между моим настроением и твоим согласием?

— Ничего, возможно, если не считать того, что мне сказали, будто именно я всему виной. Конечно, я ни на минуту не поверила этому, но мне также объяснили, что все на судне боятся лишний раз шелохнуться, и все из-за того, что вы ни разу не улыбнулись за все это время. С вашей стороны это невероятная бесчувственность, Александров. Ваши люди изо всех сил стараются угодить вам даже за счет спокойствия других. Или вы знали, но вам попросту все равно?!

Дмитрий начал хмуриться задолго до того, как Кэтрин договорила свою пламенную речь.

— Надеюсь, ты кончила критиковать меня?

Кэтрин с деланной наивностью похлопала ресницами:

— Вы же спросили, почему я передумала, не так ли? Я всего лишь пыталась объяснить…

И тут Дмитрий понял, что девушка намеренно дразнит его.

— Так ты капитулировала только лишь ради моих несчастных слуг, не так ли? Знай я, что в тебе столько благородства, дорогая, предпочел бы забыть о просьбе сестры и настоять» чтобы ты согласилась на второе предложение.

— Ах вы…

— Ну же, спокойнее, — упрекнул Дмитрий. Чувство юмора вновь вернулось к нему настолько, чтобы, в свою очередь, подшутить над девушкой. — Прошу, помни о своей жертве, прежде чем снова попытаешься испортить мне настроение и возбудить гнев.

— Идите к черту!

Дмитрий, откинув голову, восторженно рассмеялся. Как противоречит этой скромной внешности столь пламенная ярость! Какой милой и невинной выглядела Кэтрин в бело-розовом платье из легкого шелка, с высоким воротом и без всяких ухищрений; волосы связаны на затылке простой ленточкой, как у маленькой девочки. Однако губы Кэтрин плотно сжаты, глаза гневно сверкают, а маленький квадратный подбородок мятежно выдвинут. Неужели он в самом деле надеялся сломить бесчеловечным обхождением этот непокорный характер? Дмитрию следовало бы лучше знать эту девчонку!

Все еще улыбаясь, князь мужественно встретил ее разъяренный взгляд и снова невольно удивился странному воздействию, которое она на него производит.

— Знаешь ли ты, как возбуждает меня твой непокорный дух?

— Не могу сказать то же самое о себе… — начала Кэтрин и в ужасе осеклась, как только истинный смысл его слов дошел до нее.

Сердце девушки, казалось, перевернулось. Дыхание пресеклось. Она зачарованно наблюдала, как глаза Дмитрия становятся почти черными. И когда его пальцы медленно скользнули под копну волос и притянули Кэтрин ближе, она поняла, что не в силах сопротивляться неизбежному. Каждое невероятно чувственное ощущение, испытанное ею под действием проклятого снадобья, вернулось с новой силой в тот момент, когда их губы слились. Ноги ее подкашивались, мозг отказывался работать. Дмитрий воспользовался замешательством девушки. Его язык беспрепятственно проник в ее рот и начал медленный, сладострастный танец, от которого в лоне Кэтрин загорелся жаркий огонь. Ее бедра инстинктивно выгнулись навстречу ему, без всякого поощрения со стороны Дмитрия. По правде говоря, он всего лишь некрепко обнимал Кэтрин за шею. Именно она прижималась к нему все теснее, охваченная неодолимой потребностью в близости, потребностью…

Дмитрий был окончательно потрясен столь непредсказуемым поведением. Он ожидал яростного сопротивления и, может быть, очередной пощечины, но никак не этой неожиданной капитуляции, не этого внезапно ставшего мягким и податливым тела. Вместо того чтобы, преодолевая на каждом шагу ее упрямство, пытаться заманить ее в постель, следовало бы с самого начала просто осыпать ее поцелуями.

Каким же дураком он был, когда не отнес ее к известной и многочисленной категории женщин, которым нравится говорить «нет», хотя на деле они согласны на все! Однако в Кэтрин не было ни капли лукавства или кокетства. Все ее неукротимые выходки — не притворство. Она не относится к коварным, расчетливым обманщицам, которых он привык видеть в свете, и это вызывало в Дмитрии еще большее недоумение, пусть при этом он и восторгался своей удачливостью.

И когда он поднял голову, Кэтрин почувствовала, будто лишилась чего-то бесконечно драгоценного. Рука Дмитрия скользнула по ее щеке, и, как в ту памятную ночь, Кэтрин уткнулась лицом в его ладонь, сама не сознавая, что делает. Только услышав, как он резко втянул в себя воздух, она немного опомнилась. Реальность вернулась с ужасающей силой, и девушка застонала от унижения.

Поняв, что наделала, она с силой уперлась кулачками в грудь Дмитрия. Тот не покачнулся, зато Кэтрин едва не упала от собственного толчка и невольно отступила назад, в каюту. Расстояния между ними было вполне достаточно, чтобы окончательно взять себя в руки, хотя сердце по-прежнему оглушительно громко колотилось о ребра.

Окинув Дмитрия разъяренным взглядом, девушка предостерегающе подняла руку:

— Не подходите ближе, Александров.

— Почему?

— Черт бы побрал вас и ваши «почему»! И посмейте только еще раз сделать такое!

Дмитрий шагнул к двери и облокотился о косяк, скрестив руки на широкой груди и внимательно изучая девушку.

Она взволнованна. Прекрасно. Кроме того, нервничает и, вероятно; слегка испугана, что дает ему ощущение власти над ней, какого он раньше не чувствовал. Неужели возможно, что она точно так же потрясена собственным откликом на его поцелуй? Или боится, что он вновь попытается обнять ее?

Маленькая глупышка. Почему она так опасается испытать наслаждения плоти? Однако из этой встречи Дмитрий усвоил кое-что ценное и пока удовлетворится этим. Он в конце концов отнюдь ей не безразличен. В этой женщине под ледяной поверхностью кипит страсть, которая не нуждается в любовном зелье, чтобы обнаружить себя. Необходимы лишь время, терпение и нежность. Кроме того, он позаботится, чтобы ему не раз представилась возможность объяснить это и ей.

— Прекрасно, Катя, ты убедила меня, что не переносишь поцелуев, — согласился Дмитрий, хотя оба знали, как смехотворно это заявление.

— Пойдем, я познакомлю тебя со своей сестрой. И видя, что она не шевельнулась, добавил:

— Ты ведь больше не боишься меня, правда? Девушка вскинулась, поскольку он тоже не сделал ни шага.

— Нет, но если хотите, чтобы я пошла с вами, могли бы по крайней мере показать дорогу.

Князь расхохотался, и Кэтрин, следуя за ним, насторожилась. Возможно, она ослышалась, но он, кажется, пробормотал себе под нос:

— Ты выиграла этот раунд, малышка, но не думай, что я всегда буду столь почтителен к твоим желаниям.

Глава 16

— Она, Митя? Думаешь, я не слыхала о ней? И не знаю, что ты подобрал эту маленькую шлюшку прямо на улице? И ее ты даешь мне в горничные?

Таковы были слова приветствия, услышанные Кэтрин от Анастасии Александровой, после того как Дмитрий познакомил их и объяснил появление девушки. Княжна удостоила ее лишь мимолетным взглядом, прежде чем напасть на брата, обвиняя его во всех грехах, будто тот нанес ей ужасное оскорбление.

Однако оскорбленной стороной была как раз Кэтрин, и, немного оправившись от неожиданности и потрясения, она отреагировала на выходку княжны совершенно необычным образом. Выступив вперед, она заслонила собой Дмитрия, терпение которого, казалось, готово было вот-вот лопнуть, и теперь, когда Анастасия не могла больше игнорировать незваную гостью, Кэтрин хладнокровно улыбнулась:

— Дорогая моя, не будь я истинной леди, да к тому же умеренного темперамента, то решилась бы попросту наградить вас парой хороших оплеух, чтобы привести в чувство и наказать за невыносимо грубые манеры и выражения, не подобающие девушке из хорошей семьи. Но поскольку вы, очевидно, введены в заблуждение относительно меня, я, со своей стороны, вероятно, должна быть терпеливой и снисходительной. Но позвольте сразу же прояснить самую суть. Я не шлюха, княжна. И меня никто вам не собирается отдавать, как вы самонадеянно считаете. Я согласилась помочь вам, поскольку вы скорее всего сами ни на что не способны. Но я прекрасно понимаю вас. Да взгляните хотя бы на меня. Без горничной я не сумела даже как следует причесаться, а уж одеться… весьма мучительная процедура, вы не согласны? Поэтому мне близки все ваши затруднения, и поскольку больше все равно нечем заняться…

Кэтрин могла бы продолжать и дальше свою саркастически-вежливую речь, но боялась, что рассмеется при виде потрясенного лица княжны. Кроме того, она уже высказала все, что хотела. Оставалось узнать, произвели ли ее слова желанный эффект.

Дмитрий, наклонившись поближе к ней, прошептал:

— Умеренный темперамент. Катя? Интересно, когда мне удастся встретить ту женщину, которую ты сейчас описала?

Кэтрин поспешно отступила и, повернувшись, наградила князя той же притворной улыбкой, какую только что подарила княжне:

— Знаете, Александров, не думаю, что ваша сестра так беспомощна, как хочет показать. По-моему, она вполне…

— Подождите, — вмешалась Анастасия, боясь, что зашла, слишком далеко и потеряет эту, по всей видимости, умелую горничную, в которой так отчаянно нуждалась. — Я считала, что мне придется обучать вас, как любую из Митиных служанок, но если вы действительно леди, как утверждаете, в этом нет необходимости. Я принимаю вашу помощь. И… Митя… спасибо, что вспомнил обо мне.

Анастасии было нелегко выговорить даже эти несколько слов извинения. Она по-прежнему была вне себя и злилась на брата за то, что он везет ее домой да еще угрожает как можно скорее выдать замуж. Благодарить его за что-то было поистине выше ее сил. А эта англичанка!

Кровь княжны закипела. Дмитрий, конечно, уже успел устать от мерзкой твари и именно поэтому навязывает ее сестре! Леди, подумать только! Но вероятно, она действительно куда больше, чем остальные слуги Дмитрия, знает об обязанностях дамской горничной и поэтому может оказаться полезной. Однако Анастасия не забудет оскорбления, нанесенного простолюдинкой!

— Оставляю вас, чтобы вы сумели ближе познакомиться, — объявил Дмитрий.

Анастасия улыбнулась одними губами. Выражение лица Кэтрин можно было бы посчитать безразличным, если бы не плотно сжатый рот. Дмитрий знал, что с его сестрой трудно поладить. Что касается Кэтрин… он уже успел получить представление о ее истинном характере. Вероятно, не стоило сводить вместе этих двоих, но что сделано, то сделано. Если ничего не выйдет, его второе предложение всегда остается в силе.

Взгляд, которым окинул ее перед уходом Дмитрий, был достаточно красноречив, и Кэтрин сразу поняла, о чем думает князь. Конечно, хочет, чтобы у нее ничего не вышло! С нетерпением ждет, когда она рассорится с княжной. Негодяй! Ну что же, не дождется! Даже если это убьет Кэтрин, она все равно будет неизменно вежлива с этой избалованной противной девчонкой, его сестрой.

Однако решимости Кэтрин немного поубавилось после длинного списка обязанностей, перечисленных Анастасией. От нее требовалось готовить княжне ванну, причесывать, одевать, подавать обед. Девушка явно стремилась не оставить Кэтрин ни единой свободной минуты и хотела даже заставить ее… — невероятно! — позировать для портрета! По-видимому, Анастасия считала себя талантливой художницей, и живопись была ее единственным занятием в этом плавании.

— Я назову ее «Маргаритка», — объявила она, имея в виду картину.

— Вы сравниваете меня с маргариткой?

Анастасия обрадовалась предлогу унизить это дерзкое создание.

— Ну… вы, конечно, вряд ли похожи на розу. Да, обожженная солнцем маргаритка… с этими унылыми и тусклыми волосами. Однако у вас прекрасные глаза, — поспешно поправилась она, видя, как эти самые глаза раскрываются все шире.

Тут Анастасия нисколько не покривила душой. Кроме того, возможно, лицо англичанки и не было прекрасным в классическом смысле, но, несомненно, необычным и достаточно интересным. Чего бы она только не дала, чтобы запечатлеть его на холсте! Трудная, но какая благодарная задача. И чем больше она смотрела на англичанку глазом художника, тем сильнее хотелось ей поскорее начать портрет.

— У вас есть желтое платье? — спросила она. — Я так и вижу девушку в желтом на фоне зелени.

Спокойствие, Кэтрин. Она явно вызывает тебя на ссору, а ты не слишком хороша в подобного рода схватках:

Лучше сразить ее двумя-тремя спокойными, но достаточно язвительными словами.

— Сожалею, но у меня нет желтого платья, княжна. Придется вам импровизировать или представить…

— Нет… я должна его видеть… ну конечно! Наденете одно из моих!

— Я вынуждена отказаться, — спокойно покачала головой Кэтрин.

— Но вы должны! Вы же согласились позволить мне написать вас.

— Я ни на что не соглашалась, княжна, вы сами все за меня решили.

— Пожалуйста.

Этот порыв удивил обеих. Анастасия отвернулась, чтобы скрыть предательский румянец, пораженная не столько тем, что она снизошла до просьб, но и потому, что портрет неожиданно приобрел для нее такое значение. Это будет самая необычная вещь, которую она когда бы то ни было сделала! Совсем не то, что однообразные вазы с фруктами и луга, усыпанные цветами. И не одинаково розовые голубоглазые мордашки приятельниц! Нет, эта женщина — оригинальна, единственная в своем роде. Она просто должна ее нарисовать!

Кэтрин, заметив покрасневшие щеки, почувствовала себя мелочной ведьмой. Подумать только, она отказывается от единственно интересного занятия, которое ей понравилось бы! Какая глупая злоба! И почему? Только потому, что княжна избалована и говорит вещи, в которых, возможно, сама раскаивается? Или потому, что она сестра Дмитрия и отказать ей — почти такое же удовольствие, как отказать ему?

— Хорошо, княжна, я стану позировать вам по несколько часов в день, — кивнула Кэтрин. — Но взамен мне необходимо столько же свободного времени.

С остальными обязанностями она справится по мере их возникновения. Спорить сейчас нет смысла, как и говорить, что она никому не собирается тереть спину. Сейчас ей действительно стоит получше узнать Анастасию, особенно пока та еще прячет коготки.

Глава 17

Этим же вечером начался шторм, первый из тех, с которыми повстречается судно на своем пути. Однако качка не была сильной, хотя многие, особенно Анастасия, не слишком хорошо ее переносили. Княжна предпочла лечь в постель, а Кэтрин, выйдя из ее каюты с охапкой платьев, решила поскорее выгладить их, в том числе и то золотистое, в котором будет позировать для портрета, чтобы остаток дня провести за более интересными занятиями. Беда в том, что она совершенно не имела понятия, как гладить дамские туалеты, но Анастасия считала, что служанки Дмитрия способны только испортить дорогие наряды.

— Как, впрочем, и я.

— Госпожа?

Кэтрин остановилась как вкопанная, потрясенная таким обращением. Маруся?! Маруся зовет ее госпожой?!

Женщина стояла в дверях каюты и, широко улыбаясь, делала Кэтрин знаки войти. Девушка поспешила подчиниться, сообразив, что коридор не место для прогулок, особенно еще и потому, что каюта Дмитрия находится в такой опасной близости. Она не имела ни малейшего намерения вновь встречаться с ним.

— Почему вы так меня называете? — спросила Кэтрин, прежде чем переступить порог. Но Маруся не обратила внимания на резкость тона.

— Мы все знаем, кто вы на самом деле, госпожа. Только князь и мой муж еще сомневаются.

Какое облегчение знать, что кто-то верит тебе! Однако ничего не изменится, пока Дмитрий не поймет всей правды.

— Почему именно он не хочет ничего слушать? Одежда и обстоятельства никак не могут изменить сущность человека.

— Русские трудно поддаются убеждению и чаще всего упорно верят первому впечатлению. У Владимира на это свои причины — в России похищение кого-нибудь из господ карается смертью. Поэтому он, и не смеет признаться, что вы не та, какой показались с первого взгляда.

— Мы не в России, и я англичанка, — напомнила Кэтрин.

— Но русские обычаи не забываются, хотя мы сейчас и в другой стране. Ну а князь… — Маруся пожала плечами. — Кто знает, почему он не хочет смириться с очевидным? Возможно, просто боится, чтобы это не оказалось правдой. Кроме того, он слишком увлечен вами и совсем голову потерял.

— Другими словами, чересчур занят изобретением способов совратить меня, чтобы думать о чем-то еще?

Неприязненный ответ удивил Марусю, но она все же не смогла удержаться от смеха. К этому времени кухарка уже понимала, насколько отличается малышка англичанка от остальных, однако все еще не могла до конца поверить, что Дмитрий Петрович, наконец, встретил женщину, способную оставаться равнодушной к его чарам. Даже княжна Татьяна была безумно влюблена в него, как знали все, кроме барина. Если верить ее слугам, Татьяна просто решила притворяться безразличной, чтобы привлечь его внимание.

Заметив недоумевающий взгляд Кэтрин, Маруся сразу стала серьезной:

— Простите, госпожа. Только… вы в самом деле ничего не питаете к князю?

— Наоборот, — не задумываясь, ответила Кэтрин, — я презираю и ненавижу его.

— Вы в самом деле так думаете, англичаночка, или только гнев заставляет вас…

— Снова в моей искренности сомневаются?

— Нет-нет, я только думала… не важно. Плохо, что вы так к нему относитесь, потому что он без ума от вас. Но вы, конечно, уже знаете это.

— Если вы имеете в виду все его старания затащить меня в постель, уверяю, Маруся, что я не так глупа. Мужчина может желать женщину, которую не знает, не уважает и иногда даже не переносит. Не будь это так, слово «шлюха» никогда не появилось бы на свет. И не смейте притворяться, что шокированы моей откровенностью, потому что я вам не поверю!

— Дело не в этом, госпожа, — поспешила объяснить Маруся. — Но, по-моему, вы ошибаетесь. Конечно, князь любит женщин, как всякий молодой мужчина его возраста, и чаще всего эти связи ничего для него не значат. Но с вами все было по-другому с самой первой встречи. Думаете, он так уж часто подбирает женщин прямо на улице? Да барин в жизни такого не делал! Вы нравитесь ему, госпожа. Иначе он не хотел бы вас так сильно. Поверьте, все его чувства к вам ясны и понятны каждому. Неужели не заметили в нем разницы с той самой минуты, как согласились на его требования? Именно поэтому я и пришла сюда — поблагодарить вас за то, что согласились пожертвовать собой ради всех слуг.

Кэтрин действительно заметила разницу: повсюду вновь звучали крики, смех и песни, даже в самый разгар шторма, и на душе было легко от сознания, что именно она — причина этих перемен. Она не могла также отрицать трепета, охватившего сердце, когда Маруся уверяла, что Дмитрий от нее без ума. Но признаться в этом было выше всяких сил. Что же до ее жертвы… с Анастасией оказалось не так уж сложно поладить, пока ее брат держался от них подальше. Остальные же намеки… рано или поздно, этим людям придется понять, что положение Кэтрин не изменилось лишь оттого, что она утратила девственность. Она не позволит никому играть роль сводни!

— Не знаю, как бывает в России, — сказала она вслух, — но в Англии джентльмен обычно предлагает леди руку и сердце — никаких иных предложений она попросту не примет. Ваш князь оскорбляет меня каждый раз, когда… когда…

— Неужели ни один мужчина не умолял вас стать его возлюбленной прежде, госпожа?

— Конечно, нет!

— Как жаль! Чем больше вас об этом просят, тем меньшим оскорблением кажутся подобные просьбы.

— Довольно, Маруся.

Глубокий вздох и полуулыбка подсказали Кэтрин, что Маруся так просто не собирается сдаваться. Но сейчас она сочла за лучшее отступить.

— Это княжна дала вам платья? — осведомилась она.

— Да, их нужно вычистить и погладить. Маруся едва не рассмеялась при виде отвращения, смешанного с решимостью на лице Кэтрин.

— Ну уж насчет этого вам беспокоиться не придется, госпожа. Я отдам их Максиму, камердинеру князя, и он все приведет в порядок. Княжна ни о чем не узнает.

— Но у него и без того много дел.

— Вовсе нет. Он также присмотрит и за вашими нарядами, если позволите, поскольку именно ему приходилось больше всех страдать от плохого настроения барина. Поэтому он так вам благодарен, что сделает все на свете, лишь бы угодить и помочь.

Кэтрин боролась с гордостью несколько секунд, прежде чем вручить платья Марусе.

— Это, желтое, нужно переделать на мою фигуру.

— Вот как?

— Княжна хочет нарисовать меня в нем.

Маруся усмехнулась, чтобы скрыть удивление. Последние дни Анастасия ненавидела весь мир и срывала злость на всех и каждом. Маруся готова была поклясться, что она станет сживать со свету маленькую англичанку, и могла также побиться об заклад, что Кэтрин так просто не сдастся и битва будет поистине грандиозной.

— Должно быть, вы ей понравились, — заметила Маруся вслух. — Она и вправду хорошо рисует. Это ее страсть, вторая после увлечения мужчинами.

— Я так и поняла.

Теперь Маруся наконец расхохоталась:

— Так она рассказала вам обо всех своих любовниках?

— Нет, только о том, из-за которого ее увезли в Россию, и долго жаловалась на несправедливость.

— Княжна слишком молода. Для нее все, с чем она не согласна, — ужасная несправедливость, особенно поступки брата. Всю свою жизнь княжна делала только то, что хочет, а теперь неожиданно поводья натянули, и она, естественно, обижена.

— Это следовало бы сделать раньше. В Англии такая распущенность просто немыслима.

— Русские по-другому смотрят на подобные вещи, — пожала плечами Маруся. — Ваша королева не терпит распущенности. Наша царица Екатерина выставляла напоказ своих любовников перед всем светом. Точно так же поступал и ее внук Александр. И царя Николая воспитывали при том же дворе. Неудивительно, что наши дамы не так строги и невинны, как ваши.

Кэтрин придержала язык, напомнив себе, что Россия — совершенно иная страна, с незнакомой культурой, и у нее нет права никого судить. Но Боже, она чувствовала себя ребенком, брошенным в Вавилоне.

Кэтрин буквально потеряла дар речи, услышав рассказ Анастасии о том, как бабушка из-за какого-то несчастного романа разгневалась на нее так сильно, что послала за Дмитрием и приказала увезти внучку домой. Только сейчас Кэтрин поняла, что Анастасия именно та русская княжна, чье имя было на языке у каждого сплетника в светских салонах. Она сама слышала эту историю, о которой так много судачили, просто не сообразила, о ком идет речь, когда Дмитрий упомянул имя герцога Олбемарла. Герцог — их дядя по матери! Брат и сестра — наполовину англичане. Узнав это, Кэтрин должна была бы почувствовать себя лучше. Но этого не произошло. Благородная кровь не имеет никакого значения, когда ты воспитываешься в варварском обществе и по дикарским обычаям.

Глава 18

— Катя?

Сердце Кэтрин, казалось, перестало биться. Следовало бы хорошенько подумать, прежде чем пробовать тайком пробраться мимо открытой двери каюты Дмитрия. Черт бы его побрал, не может немного посидеть взаперти!

Постаравшись убрать с лица гримасу, Кэтрин заглянула внутрь. Дмитрий сидел за письменным столом, просматривая бумаги. Чуть сбоку стоял стакан с водкой. Он снял сюртук: ворот белоснежной сорочки был расстегнут. День выдался хмурый, и Дмитрий зажег лампу. Пламя чуть колебалось, высвечивая его лицо так, что золотистые волосы казались почти белыми. Кэтрин бросила на него быстрый взгляд и поспешно отвернулась.

— Я шла на палубу, — нетерпеливо бросила она, стараясь показать, как раздражена неожиданной задержкой.

— В такой дождь?

— Несколько капель еще никому не вредили.

— На суше, возможно. Но палуба может быть скользкой и… Кэтрин резко вскинула голову:

— Послушайте, Александров, либо мне позволено свободно передвигаться по всему судну, как вы обещали, либо я с таким же успехом могу продолжать безвыходно сидеть в каюте. Прошу сказать поточнее, что вам угодно?

Она уперлась кулачками в бедра, вызывающе выдвинула подбородок, готовясь к схватке, возможно, даже надеясь на нее. Но Дмитрий широко улыбнулся, совершенно не собираясь играть по ее правилам.

— Ради Бога, делай что заблагорассудится. Но когда вернешься, я бы хотел поговорить с тобой.

— О чем?

— Когда вернешься, Катя.

Он снова уткнулся в бумаги. По всей видимости, аудиенция окончена, от нее просто отмахнулись. Кэтрин стиснула зубы и удалилась.

— Когда вернешься. Катя, — разъяренно передразнила она вполголоса, топая по ступенькам трапа. — Тебе не обязательно ни о чем знать заранее, Катя. Нет-нет, тогда у тебя появится время подготовиться, а этого допустить нельзя, не так ли? Лучше уж тебе все это время волноваться и мучиться! Черт побери, что же он замыслил на этот раз?

Но тут все мысли вылетели из головы: дождевые струи били в лицо, мгновенно промочив Кэтрин с головы до ног. Высокомерие Дмитрия было временно забыто. Кэтрин подобралась к поручню, крепко вцепилась в него и зачарованно уставилась на бурное море и мрачное небо. Вот он, хаос первобытной природы. Подумать только, она могла не увидеть всего этого! Даже сейчас она разглядела на горизонте, между разрывами в грозовых облаках, заходящее солнце. Скоро шторм останется позади.

Но пока Кэтрин наслаждалась тем, чего никогда не могла бы иметь дома: подставлять лицо ветру, мокнуть на дожде, и при этом никто не требует, чтобы ты немедленно бежала под укрытие, и не волноваться о том, что шляпка и платье окончательно испорчены, или о том, что кто-то увидит ее. Конечно, это была радость ребенка, но такая бесшабашная, что Кэтрин захотелось смеяться, особенно когда она попробовала набрать в ладони дождевой воды и напиться, а ветер в это время пытался забраться ей под юбку.

Она все еще улыбалась, когда вечерний холод заставил ее спуститься вниз. И ничто не возмущало покоя Кэтрин, когда она приблизилась к по-прежнему открытой двери Дмитрия и вспомнила, что он хотел поговорить с ней. Она заставила его ждать почти два часа, и если при этом еще ухитрилась и разозлить его, значит, преимущество на ее стороне!

— Все еще хотите поговорить со мной, Александров? — вежливо осведомилась Кэтрин.

Дмитрий все так же сидел за столом и при звуке ее голоса отбросил перо и откинулся на спинку стула, чтобы взглянуть на нее. Он, казалось, совсем не удивился, что Кэтрин выглядит как мокрая кошка — спутанные обвисшие волосы, несколько прядей прилипли ко лбу, платье стало прозрачным и липнет к телу, у ног натекла целая лужа.

И хотя лицо Дмитрия по-прежнему оставалось бесстрастным, в тоне отчетливо прозвучало раздражение, хотя не по той причине, что ожидала Кэтрин.

— Неужели ты так и будешь продолжать обращаться ко мне по фамилии? Мои друзья и родные называют меня Митей.

— Как мило.

Дмитрий громко вздохнул.

— Входи, Катя:

— Нет, вряд ли мне следует делать это, — пробормотала она с прежней, сводящей с ума небрежностью. — Не хотелось бы промочить вам ковер.

— Однако Кэтрин немедленно уничтожила эффект собственных слов, оглушительно чихнув, и приди девушке в голову взглянуть на Дмитрия, она немедленно обнаружила бы, что к нему вновь вернулось хорошее настроение.

— Значит, небольшой дождь никому еще не вредил? Пойди и немедленно переоденься, Катя.

— Сразу же, как только вы объясните…

— Сначала переоденься.

Она хотела было настоять на своем, но тут же передумала и плотно сжала губы. Какая разница? Они уже играли в эту игру. И он снова и снова умудрялся вывести ее из себя. Однако на этот раз… на этот раз Кэтрин с силой хлопнула дверью, решив доставить себе удовольствие как можно громче заколотить в нее по возвращении. Ну почему, почему, спрашивается, он не может держать ее закрытой?!

Да для того, чтобы постоянно видеть, что ты делаешь, Кэтрин. Что это, спрашивается, за свобода, если ты даже на палубу выйти не можешь, без того чтобы он об этом не узнал!

Боже, неужели Кэтрин с некоторых пор считает, что именно она — причина и повод всех его выходок?! Скорее всего Дмитрию просто жарко, а по коридору гуляет прохладный ветерок. В конце концов он ведь родом из страны, где царит вечная зима, и, должно быть, постоянно страдает от духоты.

К чему тебе обманывать себя, Кэтрин? Сама прекрасно понимаешь, что ничего для него не значишь. Да он, вероятно, и не вспоминает о тебе, стоит ему лишь отвернуться! И правильно делает. Да и дверь его не будет открыта постоянно, а если и будет, не станет он останавливать тебя каждый раз.

И хотя это казалось достаточно разумным, Кэтрин все-таки кипела от гнева. Почему он обращается с ней, как с ребенком или служанкой? Приказывает переодеться, словно у нее не хватит ума сделать это и без его повелений?!

Кэтрин раздраженно захлопнула собственную дверь и немедленно набросилась на пуговицы корсажа, никак не хотевшие вылезать из петель. Она отдала бы все, лишь бы Люси хоть на минуту оказалась рядом, и то, что это желание, конечно, не исполнилось, лишь злило Кэтрин еще больше.

Не успело платье свалиться на пол, как Кэтрин отшвырнула его ногой и, подступив ближе, еще раз лягнула груду мокрой материи, извлекая из этой процедуры мрачное удовлетворение. Туфли, нижние юбки и остальное белье последовали за платьем, прежде чем Кэтрин поняла, что в комнате слишком темно и найти сухую одежду в сундуке будет нелегко. Она ушибла ногу, пытаясь подступиться к умывальнику за полотенцем. Это лишь подлило масла в огонь.

— Попробуйте только снова забивать мне голову пустяками, мой заносчивый князь, я покажу вам, как нос задирать!

Кэтрин удалось зажечь свечу, прежде чем она закончила запальчивую тираду.

— Держать меня в неведении и тревоге… должно быть, таким образом вы…

— Ты всегда разговариваешь сама с собой. Катя? Кэтрин застыла. Глаза в ужасе захлопнулись, пальцы судорожно вцепились в полотенце, которым она успела обернуться, а мысли лихорадочно заметались.

Его здесь нет. Просто не может быть. Он не посмеет. Она не нашла в себе сил обернуться, даже когда его шаги зазвучали совсем близко, за спиной.

О Боже, исполни всего лишь одно желание! Пожалуйста. Надень на меня хотя бы что-нибудь! Соверши единственное маленькое чудо!

— Катя?

— Вы не имеете права входить сюда.

— Но я уже здесь.

— Тогда уходите, пока я…

— Ты слишком много говоришь, малышка. И даже с собой ведешь беседу. Неужели ты всегда будешь начеку, всегда собираешься обороняться? Чего ты боишься?

— Я не боюсь, — слабо настаивала Кэтрин. — Существуют правила приличия, и явившись сюда без приглашения, вы их нарушаете.

— А ты бы пригласила меня?

— Нет.

— Именно поэтому я и не постучал.

Он явно играл с ней, забавляясь ее затруднительным положением, и Кэтрин не представляла, что делать. Невозможно сохранять достоинство, когда из всей одежды на тебе одно полотенце. Страшно представить, как она выглядит! И как теперь выйти из этого положения и накричать на него, когда она боится повернуться и встретиться с ним лицом к лицу!

— Я требую, чтобы вы немедленно вышли, Александров, — объявила она, удивляясь, что может говорить так спокойно, хотя сердце отплясывало бешеный галоп. — Я присоединюсь к вам через несколько минут, когда…

— А я хочу остаться.

Всего несколько слов, но как много смысла! Она не могла заставить его уйти против воли, и оба знали это. Напряженные нервы не выдержали, и Кэтрин, наконец, повернувшись к нему, воинственно осведомилась:

— Почему, спрашивается?

— Глупый вопрос, Катя.

— Черта с два! Почему именно я? И почему сейчас? Я совершенно промокла и похожа на утонувшую мышь! Как вы можете… то есть зачем я…

Она начала заикаться, и Дмитрий ехидно усмехнулся.

— Ты вечно стараешься все разложить по полочкам своими «отчего» и «почему». Хочешь правду, малышка? Я сидел за столом и представлял, как ты снимаешь с себя эти мокрые одежки, одну за другой, и сцена была такой живой, ясной, словно ты делала это передо мной. Понимаешь, мои воспоминания о тебе такие же мучительно-манящие, как и реальность. Я закрываю глаза и снова вижу тебя на зеленом атласе…

— Немедленно прекратите!

— Но ведь ты желала знать, почему я хочу тебя сейчас, не так ли?

Прикосновение его рук удержало Кэтрин от ответа. Говоря по правде, мысли путались, в голове стоял туман. Теплые ладони, еле заметно дотрагивающиеся до обнаженных плеч, обнимающие стройную шею…

Большие пальцы легонько приподняли ее подбородок.

— Мне не следовало мысленно раздевать тебя. Губы прижались к виску, потом к щеке.

— Но я ничего не сумел с собой поделать. И теперь… теперь ты нужна мне. Катя, нужна, — страстно прошептал он, перед тем как завладеть ее полуоткрытым ртом.

Страхи Кэтрин оправдывались, но она не могла и не хотела противиться поцелую. Он весь был словно мед, словно старое сладкое вино, заставляя Кэтрин чувствовать себя такой восхитительно порочной…

Подумай о последствиях, Кэтрин! Ты должна немедленно отстраниться! Следуй его примеру, пусти в ход собственное воображение. Представь на его месте лорда Селдона!

Она честно пыталась, но предательское тело отлично знало разницу между обоими мужчинами и отказывалось повиноваться. И к чему? Зачем? В эту минуту Кэтрин не удалось при всех стараниях вспомнить причину столь мужественного решения.

Всего несколько мгновений, чтобы насладиться им, Кэтрин. Ну что плохого может случиться за несколько минут?

И в то мгновение, как Кэтрин, сдаваясь, прижалась к нему всем стройным телом, Дмитрий дал волю чувствам. Торжество пело в крови, обостряя все инстинкты, как никогда раньше, потому что до этого дня успех у женщины не казался ему настолько уж важным.

И он оказался прав. Кэтрин сдавалась, лишь когда он был совсем близко. Но Дмитрий не забывал, что случилось в то утро, и не смел остановиться, даже чтобы перевести дыхание, не смел позволить ей опомниться, иначе она опять оденется в свою броню безразличия и эта великолепная возможность будет снова упущена.

Но что он делает с ней… Христос сладчайший, он совершенно не способен ни на секунду опустить руки! Нет, Дмитрий, кажется, сейчас раздавит ее силой своего желания. Ее маленькие ручки лихорадочно метались по его спине и наконец запутались в его волосах, стиснули непокорные пряди, настойчиво потянули, словно моля о чем-то. Язык сплетался с его языком не робко и нерешительно, а словно дерзко нападая. Дмитрий не мог ошибиться. Она так же готова к любовному поединку, как и он. Однако он все еще боялся сделать последний, решительный шаг.

И не прерывая поцелуя, Дмитрий осторожно приоткрыл глаза, чтобы определить, где находится кровать. Следовало бы заметить это, когда он только вошел сюда, но вид полуобнаженной Кэтрин, в почти не скрывающем идеальные очертания тела полотенце, мгновенно лишил его способности мыслить связно. Теперь же он никак не мог определить, где же эта чертова постель. И тут его взгляд наткнулся на что-то темное. Подвесная койка!

Дмитрия словно окатили ледяной водой. Невероятно! Какое страшное невезение! Оставался ковер. Он достаточно толстый, и… Нет, не может он взять ее на полу, Кэтрин никогда его не простит! Не в этот раз. Сейчас необходимо сделать все по самым твердым правилам, чтобы потом, позже, пустить в ход убеждение и суметь уговорить Кэтрин сдаться раз и навсегда.

Кэтрин так остро ощущала страсть, горевшую в Дмитрии, что эта краткая передышка мгновенно вернула ей ясность разума. В голове словно звучали колокола тревоги. Она не знала, что произошло, и это не имело значения, поскольку реальность вернулась с ужасающей силой, и Кэтрин поняла, что едва не сотворила. А он? Что делает он?

Дмитрий подхватил ее на руки и медленно шагнул к двери, продолжая прижиматься губами к ее губам. Но теперь поцелуй стал совсем другим, в нем ощущался неумолимо-жестокий пыл, будто… будто…

Он разгадал тебя, Кэтрин. И знает, как превратить в бессловесного безмозглого моллюска…

Поздно. Слишком поздно. Рассудок возвращался к Кэтрин с ужасающей быстротой, хотела она этого или нет.

Девушка отвернула голову, чтобы окончательно сломить его власть над ней.

— Куда вы меня несете?

— В мою каюту, — бросил на ходу Дмитрий.

— Нет… вы не можете, протащить меня по коридору в таком виде.

— Тебя никто не заметит.

Но ее голос, до сих пор неровный и неуверенный, приобрел внезапную мощь и силу:

— Немедленно отпустите меня! Дмитрий остановился, но не поставил Кэтрин на пол, а, наоборот, стиснул руки, и она поняла, что на этот раз он не уступит так легко.

— Я помог тебе в минуту нужды, — напомнил он. — Не станешь же ты это отрицать?

— Нет.

— Тогда ты должна сделать для меня то же самое.

— Нет.

Дмитрий мгновенно сжался, словно оцепенел.

— Будь же хоть немного справедливее. Катя, — резко ответил он. — Ты нужна мне сейчас, сию же минуту. Не время вздыхать о своей дурацкой добродетели.

Наконец и Кэтрин рассердилась:

— Дурацкой добродетели? Не сравнивайте меня с вашими русскими женщинами, у которых, очевидно, отроду не бывало этой самой добродетели. Я англичанка, и некоторые принципы у меня в крови, и ничто не сможет изменить этого факта. Ну а теперь немедленно поставьте меня на пол!

Его так и подмывало попросту уронить ее. Ярость красной дымкой застилала глаза. Как может она переходить из одной крайности в другую с такой легкостью? И почему он вообще разговаривает с ней? Уже предельно ясно, что словами ее оборону не сломить.

Дмитрий позволил ногам Кэтрин соскользнуть на пол, но одной рукой продолжал прижимать ее к груди. Узел на полотенце развязался, и теперь только их тесно прижатые друг к другу тела удерживали его от падения.

— — Я начинаю думать, что ты сама не знаешь, чего хочешь, Катя.

Кэтрин тихо застонала, чувствуя, как жесткие пальцы властно впиваются в ее подбородок. Она не выдержит новой атаки, просто не сможет, не сейчас. Ей еще предстоит оправиться от первой. Но он не прав, решительно не прав. Она совершенно точно знала, чего хочет.

— И вы готовы принудить меня, Дмитрий? Дмитрий отстранил ее так поспешно, что Кэтрин едва не упала и, шатаясь, отступила на несколько шагов."

— Никогда! — яростно прорычал он.

Кэтрин, сама того не сознавая, оскорбила его. Правда, она вовсе не хотела этого, просто сделала последнее отчаянное усилие сохранить достоинство, не дать себе погибнуть, поскольку боялась, что, если один-единственный раз отдастся порыву, Дмитрий завладеет навсегда ее душой и телом и Кэтрин Сент-Джон исчезнет навсегда.

Но было понятно также, что Дмитрий крайне раздражен. Когда Кэтрин, лихорадочно путаясь в ткани, вновь завязала полотенце узлом и осмелилась взглянуть на него, то обнаружила, что он рассеянно теребит волосы, словно намеревается вырвать каждую непокорную прядь. Выпрямившись, князь пронзил ее взглядом, одновременно недоумевающим и разъяренным.

— Господи Боже, да в тебе словно две разные женщины! Куда девается распутница, когда возвращается ханжа?

Матерь Божья, неужели он слеп? Неужели не видит, что она все еще трепещет от желания?

Черт бы побрал тебя, Дмитрий. Почему ты стараешься выглядеть настоящим джентльменом? Прислушивайся не к моим словам, а к тому, что говорит мое тело! Возьми меня!

Но Дмитрий не слышал безмолвной мольбы, сознавая лишь, что возможность упущена безвозвратно, ощущая муки неутоленной страсти.

Одарив Кэтрин пламенным взглядом в последний раз, Дмитрий вышел, гневно захлопнув за собой дверь. Но, оказавшись в коридоре, мгновенно пожалел о своей жестокой насмешке, вспомнив растерянно-жалкое лицо Кэтрин. Ни одна женщина, способная отвечать такими поцелуями, не может считаться ханжой. Она хотела его. И Дмитрий пойдет на все, чтобы заставить ее признать это.

Он потерпел поражение, потому что не захотел овладеть ею прямо на ковре. Но почему? Ведь Дмитрий не раз брал женщин в самых неподходящих для этого местах. Однажды, на пари с Василием, даже занимался любовью в театральной ложе, да еще во время антракта, когда их в любую секунду могли обнаружить. Черт, как жаль, что здесь нет Василия и не с кем посоветоваться! У него поистине дар разрешать самые сложные проблемы.

Соблазнить ее не удалось, всякая попытка подойти прямо оканчивалась неудачей. И бесполезно взывать к чувству справедливости Кэтрин, оно у нее просто отсутствует. Значит, настало время сменить тактику, возможно, воспользоваться ее же собственными методами и разыграть безразличие. Женщины любят отказывать, но терпеть не могут, когда им отвечают тем же. Это, пожалуй, может сработать. Конечно, потребуется немалое терпение, качество, которым Дмитрий не отличался.

Князь тяжело вздохнул. По крайней мере Кэтрин назвала его Дмитрием. Слабое утешение…

На следующий день, с утра пораньше, в каюту Кэтрин доставили кровать.

Глава 19

— Что вы собираетесь делать, когда мы окажемся в Санкт-Петербурге, Кэтрин?

Кэтрин, позировавшая для портрета, встрепенулась, пристально посмотрела на княжну, но та, по-видимому, задала вопрос без всякой задней мысли, не отрывая взгляда от холста. Кэтрин заметила, однако, что сидевшая в углу Зина даже шить перестала в ожидании ответа. Пожилая горничная еще не совсем оправилась от морской болезни, но все же могла выполнять некоторые обязанности.

Неужели Анастасии неизвестно, что Кэтрин — настоящая пленница и не может шагу сделать без позволения? Зина знала. "Как, впрочем, и остальные слуги. Но конечно, Дмитрий велел ничего не говорить сестре, и никто не осмелится пойти против его желаний, даже личная горничная Анастасии.

— Я еще не думала об этом, — солгала Кэтрин. — Может, вам лучше спросить брата?

Столь уклончивый ответ заставил Анастасию вскинуть голову и нахмуриться:

— Вы пошевелились. Наклоните голову набок, подбородок повыше… вот так.

Она снова взяла в руки кисть и пригляделась к неоконченному портрету.

— Спросить Митю? Но какое ему дело до всего этого? И тут же, мгновенно позабыв про картину, потрясенная неожиданной мыслью, пролепетала:

— Вы, конечно, не надеетесь… то есть понимаете… о Господи!

— Что именно я должна понять, княжна?

Анастасия, слишком смущенная, чтобы ответить, поспешно притворилась, что снова поглощена картиной. Она вовсе не хотела питать к Кэтрин никаких теплых чувств, наоборот, англичанка, казалось, была послана самим небом, чтобы стать превосходной мишенью, на которую можно излить злобу и раздражение. Кроме того, Анастасии хотелось изобразить настоящую английскую крестьянку, грубую, неотесанную женщину, воплощение безыскусственности и деревенской простоты. Но ничего не получилось. Три раза Анастасии пришлось переписывать портрет, прежде чем сдаться и рисовать то, что перед ней, а не то, что хотела увидеть.

Правда заключалась в том, что Анастасии нравилась Кэтрин — ее прямота, искренность, спокойная сдержанность, так отличающаяся от взрывного русского темперамента, неизменное гордое достоинство, чувство юмора. Ей даже пришлось по душе упрямство англичанки, напоминающее ее собственное. Сначала, правда, произошло несколько легких стычек из-за выполнения того, что княжна считала обязанностями новой горничной и от которых Кэтрин наотрез отказывалась, но, видя, что она не думает сдаваться и вообще спорить на эту тему, Анастасия прониклась к Кэтрин невольным уважением, особенно после того, как рассталась с убеждением, будто она не та, за кого хочет себя выдать. Княжна постепенно стала смотреть на нее как на подругу.

И теперь Анастасия, неожиданно почувствовав, что жалеет англичанку, почему-то страшно смутилась. Обычно она подсмеивалась над женщинами, рыдавшими и оплакивавшими потерянную любовь, поскольку не понимала, что такое быть отвергнутой, и никогда не испытывала сердечной боли сама, ведь ни один мужчина никогда и помыслить не мог, чтобы ее бросить. Именно она всегда уходила первой, повинуясь собственному капризу. В этом Анастасия очень походила на брата.

Разница между ними состояла в том, что Дмитрий никогда не испытывал сердечного волнения. Он любил женщин вообще и никого в частности и дарил вниманием ту, которая в данный момент ему нравилась. С Анастасией, однако, все было по-другому. Ей было необходимо ощущать хотя бы легкую влюбленность, а влюблялась она часто. К сожалению, чувство это никогда не длилось слишком долго, но не имело ничего общего со страданиями женщин, терзавшихся от безответной любви.

Однако Анастасия не думала, что Кэтрин, столь прагматичная по натуре, может оказаться в этой категории. Но почему же в таком случае она считает, что Дмитрий все еще будет думать о ней, когда корабль достигнет берегов России? Князь, очевидно, уже понял, как ошибся, взяв Кэтрин с собой. Не прошло и недели, как он потерял к ней всякий интерес и отдал Анастасии, и с тех пор они ни разу не говорили. Неужели Кэтрин не поняла, что это означает?

— Так что я должна понять, княжна? Анастасия густо покраснела и, видя, что Кэтрин заметила ее смущение, неловко поежилась.

— Я уже не помню, о чем говорила.

— Помните, — возразила Кэтрин, не собираясь позволить княжне легко отделаться. — Мы говорили о вашем брате.

— О, так и быть!

" Настойчивость была еще одной из черт Кэтрин, которой Анастасия восхищалась до этой минуты.

— Я думала, что вы не такая, как все эти женщины, которые влюбляются в Митю с первого взгляда. Но до меня только сейчас дошло, что вы не можете не понять… как он… он…

Нет, не стоит об этом. Она и так сконфужена. Недоставало еще, чтобы Кэтрин расстроилась, посчитав, будто Анастасия ее жалеет.

— Знаете, что я думаю? Но вы, конечно, догадываетесь.

— О чем именно?

— Митя не способен на глубокое чувство. По-моему, он вряд ли вообще любил когда-нибудь. Ни одной женщине не удавалось удержать его больше чем на две недели. Конечно, у него есть и постоянные любовницы, но он ничего к ним не испытывает, кроме вожделения, конечно. Погодите… еще одно исключение — это княжна Татьяна, потому что он решил жениться на ней, однако она тоже, честно говоря, не считается — он к ней, кажется, совершенно равнодушен.

— Княжна…

— Нет-нет, не нужно ничего говорить. Вы слишком мудры, чтобы поддаться чувствам, и были бы потрясены, узнав, сколько женщин на свете клялись, что не могут жить без Мити. Он — настоящий знаток и ценитель слабого пола, но остается верным одной, пока его внимание не привлечет другая. И он никогда не дает обещаний, которых не собирается выполнить, поэтому никто не может назвать его обманщиком.

Последние слова Анастасии донеслись до Кэтрин словно издалека. В ушах звенело роковое слово «жениться», желудок стянуло так, что к горлу подступила тошнота, хотя это, конечно, было просто смехотворно. Какое ей дело до брачных планов Дмитрия? Она даже думала сначала, что Анастасия — его жена. Что из того, что он помолвлен?

Будь проклята Анастасия за то, что вообще об этом заговорила! И кажется, ждет ответа! Пытаться объяснить, в чем дело, свое положение, чувства к Дмитрию означает продлить этот ненужный разговор. Кроме того, Анастасия — сестра Дмитрия и может попросту ей не поверить.

— Вы, конечно, правы, княжна, — ухитрилась наконец небрежно бросить Кэтрин. — Я достаточно умна, чтобы не увлечься вашим братом, да и каким-либо другим мужчиной. Говоря по правде, я в восторге от того, что он забыл о моем существовании. Но Анастасия ни на минуту не поверила ей. Конечно, тон безразличный, но слишком уж горячо она защищается. Это и заставило Анастасию посчитать, что Кэтрин, по-видимому, все же влюблена в Дмитрия. Нужно дать ей понять, как безнадежна эта страсть, и тогда она постепенно забудет его. Решив таким образом помочь Кэтрин, Анастасия сразу почувствовала себя лучше.

К счастью, Дмитрий не выбрал именно этот момент, чтобы появиться в каюте. Когда спустя четверть часа он открыл дверь, Кэтрин уже сумела справиться со своим раздражением, выиграть спор с внутренним голосом, и перед Анастасией вновь сидела гордая, сдержанная женщина, удовлетворенная тем, что откровения княжны ни в коем случае ее не задевают. Зато это в полной мере удалось Дмитрию. Кэтрин не видела его несколько недель, и теперь все ее самообладание мгновенно улетучилось. Она совсем забыла, какое действие производит на нее это безупречно красивое лицо… о нет, ничего она не забыла… просто обманывала себя. Он по-прежнему оставался волшебным принцем, слишком прекрасным, чтобы быть настоящим. И хотя он был одет скромно, в черных и серых тонах, одежда не имела ни малейшего значения. Неужели его волосы еще отросли? Да, немного. И не светилось ли в его коротком взгляде, обращенном на нее, любопытство? Вряд ли. Кажется, она совершенно его не интересует.

Кэтрин сказала правду Анастасии, когда объясняла, что Дмитрий» забыл ее. С того штормового дня, когда князь ворвался в ее каюту, он, казалось, совершенно прекратил всякое преследование. И Кэтрин была рада, конечно, была. Его равнодушие позволяло легче переносить путешествие.

Но тебе стало намного скучнее, Кэтрин. Ушло волнение схватки, предвкушение битвы умов. И ты была так польщена его интересом к тебе! А теперь тебе не хватает всего этого и многого другого.

Кэтрин мысленно вздохнула. Ее чувства не имеют никакого значения. Леди Кэтрин Сент-Джон не может, не имеет права завести любовника, даже такого блестящего, как Дмитрий. И этого было достаточно, чтобы пожалеть о том, что она родилась леди.

— Что это?

Да, теперь в его голосе определенно звучало любопытство. Конечно, откуда Дмитрию знать, что Анастасия рисует ее портрет? Княжна редко покидала свою каюту, а брат почти не заходил к ней. Кроме того, Анастасия не собиралась так легко прощать обиду. Она все еще сердилась на Дмитрия и намеренно его избегала, точно так же, как тот, в свою очередь, избегал Кэтрин.

— В самом деле, Митя, на что это похоже?! Это был не вопрос, а достаточно раздраженная реплика. Анастасии не нравилось, когда ей мешают, особенно брат. Однако ее сарказм остался незамеченным.

Дмитрий обернулся к Кэтрин, не в силах сдержать удивления:

— Ты согласилась на это?

— В самом деле, Александров, на что же это похоже? — не удержалась Кэтрин, чтобы не повторить реплику княжны.

Дмитрий весело рассмеялся. Почему, спрашивается? Она не собиралась его развлекать.

— Тебе что-то нужно, Митя? — неохотно спросила Анастасия.

Он ничего не хотел… то есть хотел, но не собирался признаваться в этом сестре, и особенно Кэтрин. Вчера Дмитрий решил посмотреть, как действует его новая тактика. Эта комедия ожидания истощила его терпение до предела. Десятки раз на дню Дмитрию приходилось напрягать все силы, чтобы удержаться и не пойти к Кэтрин. И утром он должен был снова ждать, поскольку Кэтрин заперлась в каюте Анастасии, чтобы позировать для портрета. Дмитрию пришлось испытать очередное потрясение.

Конечно, существовала возможность, хотя и весьма слабая, что это безумное увлечение, эта одержимость Кэтрин может пройти за то время, что он ее не видел. Но одного взгляда оказалось достаточно, чтобы заблуждение рассеялось. Будь он в России, где достаточно женщин, чтобы отвлечь его… нет, и это не поможет. Она по-прежнему оставалась самой страстной, самой чувственной женщиной из всех, когда-либо им встреченных. Стоило лишь оказаться в одной комнате с ней, и желание вновь захлестнуло его приливной волной. Дмитрий безумно жаждал насытиться ею, брать снова и снова, пока наконец этот пожар в крови не потухнет. Скука, которая так часто владела им в отношениях с другими, — вот единственное средство. Дмитрий был убежден в этом.

Князь никогда не думал, что придет день, когда он станет мечтать об этой скуке как об единственном спасении, особенно еще и потому, что так часто сокрушался о своей неспособности вступать с женщинами в более прочные отношения. Он легко брал их и так же легко бросал, и единственной его приятельницей оставалась Наталья, да и то лишь после того, как Дмитрий перестал с ней спать. Но Дмитрий предпочитал тоску и скуку этому несчастному непрошеному чувству, занимавшему все его мысли и причинявшему неведомые до сих пор боль и страдания.

Дмитрий не намеревался отвечать Анастасии и, улыбаясь, подошел ближе, чтобы, не опасаясь показаться назойливым, лишний раз взглянуть на Кэтрин под предлогом сравнения портрета с оригиналом. Но этот план, как и всякий связанный с Кэтрин, в очередной раз благополучно провалился. Он не мог отвести взгляд от портрета.

Конечно, Дмитрий знал, что Анастасия хорошо рисует, но не настолько же! Однако не это захватило его. Женщина на портрете была и не была той, которую он вожделел. Да, сходство, несомненно, было. Они могли показаться близнецами. Но не эту женщину он видел каждый раз, закрывая глаза. Перед ним было изображение гордой аристократки, величественной, царственной, истинной патрицианки, настоящей благородной дамы с голубой кровью.

Она могла быть юной средневековой королевой в этом переливающемся золотом платье, с туго заплетенной, переброшенной через плечо косой и тиарой, возвышавшейся на ее голове, словно корона… гордая… непобедимая… и прекрасная. Да-да, Анастасии удалось запечатлеть красоту, которую не так-то легко распознать в жизни.

Господи Иисусе, о чем он думает? Да она просто актриса! Все это чистая игра, поза, притворство!

Дмитрий коснулся плеча Анастасии, чтобы привлечь ее внимание.

— Она уже видела?

— Нет.

— Княжна не позволяет мне, — вмешалась Кэтрин. — Охраняет картину, словно драгоценности короны. Настолько ужасно?

— Нет, совсем нет.

И Дмитрий почувствовал, как застыла Анастасия, услышав столь короткую оценку своего шедевра.

— Кстати, Кэтрин, можно тебя попросить оставить нас на несколько минут? Мне нужно поговорить с сестрой.

— Конечно.

Кэтрин вспыхнула. Подумать только, выгнать ее из комнаты, спокойно, равнодушно, как простую служанку! Но чего ей ожидать после всех этих недель! Его пренебрежительное безразличие говорило само за себя. Однако Кэтрин все-таки надеялась… надеялась… на что? Она не знала сама. Но теперь в душе разверзлась огромная пропасть, заполненная печалью и мукой. Конечно, ей следовало бы радоваться такому отношению. Так почему же так хочется плакать?!

Оставшись наедине с братом, Анастасия удивленно подняла брови. Дмитрий снова смотрел на портрет.

— Ну?! — бросила она, не пытаясь скрыть неприязнь.

— Почему ты не показала это ей?

— Почему? — рассеянно переспросила Анастасия. — Почему? Да потому что модель часто теряет терпение, если тут же не видит сходства, и отказывается позировать достаточно долго, чтобы позволить мне закончить портрет. — Анастасия пожала плечами. — Хотя Кэтрин, возможно, дело другое. Она достаточно разбирается в живописи, чтобы пытаться оценить незаконченную работу. И способна сидеть часами не шевелясь. Только поэтому я и сумела сделать так много. Как видишь, портрет почти готов.

Дмитрий все еще продолжал смотреть на портрет, гадая, о чем думала Кэтрин, терпеливо проводя здесь целые дни. Вспоминала ли когда-нибудь о нем? О ночи, проведенной в его постели? И удался ли замысел Дмитрия? Вряд ли, судя по тому, как она себя вела. Недаром едва взглянула на него.

— Я хочу получить портрет, — неожиданно бросил он.

— Что?!

— Не заставляй меня повторять, Настя, — раздраженно пробурчал Дмитрий.

— Ну так ты его не получишь.

Анастасия взяла кисть и яростно сунула ее в желтую охру. Но Дмитрий успел схватить ее за локоть и помешать испортить картину из-за глупого каприза.

— Сколько? — требовательно спросил он.

— Тебе его не купить, Митя, — покачала головой княжна, явно находя удовольствие в том, чтобы злить брата. — Он не продается. И кроме того, я собиралась подарить портрет Кэтрин. Ее общество доставило мне столько удовольствия во время этого утомительного путешествия…

— Что ты хочешь за него?

— Ниче…

Настя внезапно осеклась. Он ничуть не шутит. И если так уж желает заполучить картину, можно попросить у него что угодно и получить это.

— Зачем он тебе?

— Это твоя лучшая работа, — просто объяснил он. Анастасия нахмурилась:

— Но ты, кажется, был совершенно другого мнения, когда Кэтрин оставалась здесь. Настолько ужасно? Совсем нет, — передразнила она, все еще разгневанная его равнодушным ответом.

— Назови цену, Настя.

— Я хочу вернуться в Англию.

— Только не сейчас.

— Тогда я желаю сама выбрать себе мужа.

— Ты слишком молода, чтобы принимать такие решения. Но я разрешаю тебе отказать жениху, которого выберу я, если, конечно, приведешь достаточно разумные аргументы. Поверь, это гораздо больше, чем позволил бы тебе Миша, будь он жив.

К несчастью, это было правдой. Старший брат по отцу вряд ли стал бы обременять себя ее проблемами и просто объявил бы ей о предстоящем браке, и вполне вероятно, с человеком, которого Анастасия даже не знала бы, скорее всего с одним из его армейских приятелей. А то, что предлагает Дмитрий, превосходит самые безумные надежды, даже если бы они не поссорились с братом из-за ее нескромного поведения.

— Но если твое представление о разумных аргументах отличается от моего?

— А именно?

— Слишком старый, уродливый или несносный.

Дмитрий улыбнулся, впервые за все долгое время с прежним братским теплом.

— Достаточно веские возражения.

— Обещаешь, Митя?

— Обещаю, что ты получишь мужа, которым будешь довольна.

Теперь улыбнулась и Анастасия, отчасти пытаясь извиниться за свои прежние истерики и отчасти от радости.

— Портрет твой.

— Прекрасно, только ни в коем случае не показывай ей, Настя, ни сейчас и ни потом.

— Но она ожидает…

— Скажи, что ты его уронила, запачкала краской и окончательно испортила.

— Но почему?

— Ты изобразила ее не такой, какова она на самом деле, но той, кем она хочет казаться. И я не желаю, чтобы Кэтрин лишний раз поняла, насколько блестяще разыгрывает роль.

— Роль?

— Она ведь не благородная дама, Настя.

— Чепуха, — запротестовала Анастасия, коротко рассмеявшись. — Я провела с ней много времени. Неужели считаешь, что мне трудно отличить даму от безродной простолюдинки? Ее отец — английский граф. Она прекрасно образована, как ни одна из моих знакомых женщин.

— Николай и Константин тоже хорошо образованны, как, впрочем, и…

— Думаешь, она такая же незаконнорожденная, как они? — удивленно охнула Анастасия.

— Этим и объясняется ее прекрасное воспитание, при отсутствии положения и средств.

— И что из этого? — встала Анастасия на защиту новой подруги и своих сводных братьев. — В России побочные дети зачастую приняты в обществе.

— Только если отец их признал. Вспомни, на каждого незаконного ребенка благородной крови, воспитанного как князь, приходится дюжина подзаборников, растущих в избах крепостных. А в Англии и того хуже — побочные дети всю жизнь несут на себе клеймо своего рождения и отвергаются светом, независимо от Того, кем были их родители.

— Но она рассказывала о семье, Митя, и уверяла, что живет с отцом, графом Страффордом.

— Вероятно, просто мечты, высказанные вслух.

— Почему Кэтрин не нравится тебе? — вздохнула Анастасия.

— Разве я говорил это?

— Но ты ей не веришь.

— Нет. Правда, она заинтриговала меня. Уж слишком упорствует во лжи. Ну а теперь скажи: выполнишь мою просьбу?

Анастасия, по-прежнему продолжая хмуриться, все же послушно кивнула.

Глава 20

На судне вновь стояла тишина, но на этот раз Кэтрин отказывалась брать вину на себя, как бы часто слуги Дмитрия ни бросали на нее умоляющие взгляды. Словно она — причина очередного приступа плохого настроения Дмитрия. Все, что она сделала, — в очередной раз отказалась поужинать с ним. Но этим, конечно, нельзя объяснить его постоянно мрачную физиономию. Он даже не казался особенно воодушевленным, когда приглашал ее, и, по-видимому, отказ Кэтрин совершенно его не тронул. Нет, они не имеют права осуждать ее на этот раз.

Но что, если ты права: стоило всего лишь согласиться, и эта напряженная атмосфера не воцарилась бы вновь? Даже Анастасия последнее время чересчур спокойна и подавлена. И кроме того, ты хотела поговорить с ним насчет библиотеки.

Утром она приняла твердое решение и час спустя постучалась в дверь Дмитрия. Открыл Максим и поспешно исчез, как только Кэтрин переступила порог. Лакей, конечно, удивлен ее появлению, но не больше Дмитрия. Князь немедленно выпрямился, пригладил волосы и, поймав себя на столь неподобающе суетливых жестах, вновь откинулся на спинку кресла. Но Кэтрин ничего не замечала. Она смотрела на разбросанные на столе бумаги, гадая, что может занимать Дмитрия в таком долгом путешествии.

Девушка была бы удивлена, узнав, что Дмитрий просматривает отчеты о состоянии многочисленных заводов и фабрик в Рейнской области, которые намеревался купить. Именно изучение утомительных отчетов было областью, в которой преуспела Кэтрин.

Она наконец взглянула на него и разочарованно отметила, что лицо Дмитрия снова стало непроницаемой маской. Кэтрин нервно поежилась, пожалев, что вообще ворвалась к нему, тем более по такому пустяковому делу.

— Надеюсь, я не помешала, — нерешительно начала она и быстро перевела взгляд на книги. — Я случайно заметила… раньше… то есть, когда была здесь… ваше большое собрание…

Ради Бога, Кэтрин, почему ты заикаешься, как деревенская дурочка?

— Не возражаете, если я позаимствую одну-две книги?

— Позаимствовать? Нет. В каюте для них сделано специальное хранилище, так чтобы морской воздух не испортил бумагу. Но ты можешь читать здесь.

Кэтрин чересчур быстро обернулась, не сумев скрыть удивление и неловкость.

— Здесь?

— Да. Я не возражаю против твоего общества, если, конечно, не боишься быть в одной комнате со мной. Кэтрин поджала губы:

— Нет, но…

— Я Не дотронусь до тебя. Катя, если именно это тебя беспокоит.

Князь, по всей вероятности, говорил искренне и не думал лгать. Видимо, ему совершенно все равно. Просто предложил из вежливости. Сама Кэтрин даже не подумала о том, что морской воздух может разрушительно повлиять на дорогую книгу.

Она кивнула и подошла к полке, безуспешно пытаясь притвориться, что осталась одна в комнате. Выбрав книгу, Кэтрин подошла к белому атласному дивану и уселась поудобнее. Книга оказалась коротким описанием России, ее быта и обычаев. Автор, французский граф, прожил в России пять лет. Кэтрин с удовольствием пролистала бы ее, чтобы узнать побольше об этих людях, и кроме того, она могла читать по-французски так же легко, как по-английски.

Прошло больше часа, а Кэтрин все еще была не в состоянии понять хотя бы слово. Совершенно невозможно сосредоточиться, находясь в одной комнате с Дмитрием, гадая, наблюдает ли он за ней, потому что поднять голову и удостовериться самой нет ни воли, ни сил. Даже не глядя на князя, Кэтрин ощущала, как его присутствие подавляет ее, творит хаос с мыслями и чувствами. Кэтрин попеременно бросало то в жар, то в холод, хотя в комнате стояла приятная прохлада. И нервы были натянуты до предела. Малейший шум заставлял ее вскидываться, и сердце тут же начинало отбивать свой собственный сумасшедший ритм.

— Ничего не получается. Катя?

Господи, какое счастье, что он догадался положить конец этой пытке! И ей даже не нужно просить Дмитрия объяснить смысл этого странного заявления. Вероятно, в ее присутствии ему так же трудно сконцентрировать свое внимание на бумагах. Нет, этого просто не может быть. Он скорее всего сообразил, как ей неловко.

— Не получается, — смущенно подтвердила она и закрыла книгу, прежде чем посмотреть на него. И мгновенно поняла свою ошибку. Того, что не выказал голос, обнаружили глаза, принявшие необычный бархатисто-коричневый оттенок, который всегда ассоциировался у Кэтрин со страстным желанием. Сейчас эти глаза сияли внутренним, магическим светом, все больше темнея с каждой секундой, и, казалось, раздевали ее, глядели в душу в поисках ответного чувства, которое она не смела открыть даже себе.

— У тебя весьма ограниченный выбор, — тихим голосом, противоречившим буре, бушующей в глазах, объявил он. — Либо ложишься в мою постель, либо берешь книгу и уходишь. Решай, и побыстрее.

Кэтрин не смогла противиться искушению бросить взгляд в сторону постели. Способна ли она устоять перед соблазном? Она считала, что князь больше никогда не скажет ей ничего подобного.

Опять ты не права, Кэтрин.

— Я… думаю, мне лучше уйти.

— Как… пожелаешь, — с трудом выдавил Дмитрий. У него хватило решимости лишь на то, чтобы остаться сидеть, хотя каждая мышца, каждый мускул вопили, требуя вскочить, догнать Кэтрин, не выпускать из объятий. Неужели он превратился в мазохиста и наслаждается, причиняя себе боль? Надежды нет. Она не изменится. Почему же он упорствует?

Кэтрин обессиленно прислонилась к закрытой двери, пытаясь усмирить все еще колотящееся сердце, охладить разгоряченные щеки. Она так вцепилась в книгу, что пальцы заболели. Ее не покидало ощущение, что ей только что удалось избежать казни. Возможно, так оно и было. Дмитрий угрожал разрушить ее убеждения, принципы, чувство собственного достоинства. Он вполне может уничтожить и волю, и тогда что останется от Кэтрин?

Но она так отчаянно хотела подойти к этой постели. И если бы Дмитрий поднялся, если бы сделал хоть одно движение к ней… Украдкой поглядев на него, она поняла, каких усилий ему стоило не шевелиться: сжатые кулаки, напряженные мышцы, искаженное гримасой лицо.

Господи, каким безумием было вообще прийти к нему! Следовало бы помнить, что находиться наедине с князем небезопасно. Но она думала, что он совершенно потерял к ней интерес. Ну почему она не может понять даже самые простые вещи, когда дело касается его?

Кэтрин, тревожно нахмурившись, зашагала прочь. Но меланхолия и тоска, терзавшие ее последнее время, неожиданно исчезли.

Глава 21

Экипаж мчался с головокружительной скоростью, так что пейзаж за окном сливался в одну размытую линию. У Кэтрин разболелась голова от безуспешных попыток различить хоть что-нибудь, но она наконец была вынуждена сдаться. Сейчас важнее всего было постараться удержаться на сиденье.

Но Анастасия лишь смеялась над ее негодованием.

— Обычная поездка, дорогая, не из-за чего беспокоиться. Подождите до зимы, когда колеса заменят на полозья. Тогда тройка полетит, как птица.

— Хотите сказать, что превращаете кареты в сани?

— Конечно. У нас слишком много снега и льда. Кроме того, так гораздо экономнее, не нужно тратиться на зимние и летние экипажи.

Кэтрин невольно улыбнулась, уверенная, что Анастасия в жизни не забивала себе голову проблемами экономии, по крайней мере во всем, что касалось ее самой. Но улыбка тут же исчезла — на очередном, особенно крутом повороте пальцы Кэтрин разжались, и она врезалась в противоположную стенку, к счастью, обитую толстым золотистым бархатом. Она совсем не ушиблась и невольно расхохоталась, видя, что Анастасия тоже ударилась плечом. Княжна присоединилась к ней, и девушки долго и громко смеялись. Теперь Кэтрин поняла, как можно наслаждаться быстрой ездой, если, конечно, привыкнуть с самого детства. Ребенок, вероятно, был бы в восторге от такого приключения.

— Почти приехали, — объявила Анастасия, немного успокоившись.

— Где мы?

— Разве Митя ничего не сказал? Он решил оставить меня под присмотром нашей старшей сестры по отцу. Варвары. Она и ее семейство редко покидают город, разве что осенью, когда сырость слишком неприятна. Но я не возражаю, хотя летом в Санкт-Петербурге ужасно скучно — все стараются разъехаться за границу или в летние дворцы в Крыму. Но зато я, хоть ненадолго, избавлюсь от нотаций тети Сони, так что жаловаться не на что.

— А куда отправится Дмитрий?

— В Новосельцеве, наше загородное поместье, и он ужасно спешит туда попасть. — Анастасия нахмурилась. — Даже не хочет погостить у Варвары, что с его стороны просто невежливо! Но он, конечно, сначала устроит вас, скорее всего в одной из семей, поддерживающих отношения с британским посольством. Жаль, что вам нельзя остаться со мной. Уверена, что Варвара не возражала бы. Но Митя сказал, что это неудобно и бессмысленно. Не знаете почему?

— Боюсь, я в последнее время даже не говорила с ним.

— О… во всяком случае, на вашем месте я не беспокоилась бы. Митя знает, что делает. Но пообещайте навестить меня при первой же возможности. Я хочу показать вам город.

— Княжна, думаю, вам стоит знать кое-что…

— О, наконец-то! Смотрите, это одна из моих племянниц. Как выросла!

Дорожная карета остановилась перед огромным домом, который в Англии считался бы дворцом, но здесь, в Санкт-Петербурге, каждое здание, виденное Кэтрин, казалось либо дворцом, либо лачугой. Но она не удивлялась, поскольку из истории знала, что Петр Великий воздвиг эту жемчужину среди городов, используя принудительный труд миллионов крепостных; он заставил также своих вельмож выстроить роскошные каменные особняки.

Анастасия немедленно выпрыгнула из экипажа, прежде чем кони встали, но подбежавшие лакеи в красных с серебром ливреях не дали ей упасть. Они почти внесли ее по ступенькам крыльца, словно сама девушка не могла осилить этих нескольких шагов. Маленькая золотоволосая девочка бросилась в объятия тетки.

Возвращение домой. В горле Кэтрин почему-то застрял комок слез. Когда она окажется в Англии? Ей нужно было все рассказать Анастасии с самого начала. Девушка — единственная, кто может по-настоящему помочь Кэтрин, поскольку, кроме нее, никто не осмелится выступить против Дмитрия. Времени оставалось совсем немного.

Кэтрин потянулась к дверце, но была тут же отброшена назад — лошади полетели по дороге. Она поспешно высунула голову в окно, но успела лишь увидеть, как Анастасия машет вслед рукой. Карета была уже так далеко, что даже слова прощания не донеслись до Кэтрин.

И только сейчас она заметила, что казаки Дмитрия скачут сзади. Чтобы проводить ее в посольство? Почему-то ей так не казалось. Гром и молния! Нужно же было ей ждать так долго, чтобы рассказать Анастасии правду!

Просто ты полюбила эту глупышку, в этом все и дело. И не хотела ранить ее, объясняя, какой на самом деле подонок ее брат. И что теперь делать? Только ждать. Не может же он прятать тебя от окружающих! Вероятно, тебе удастся встретить человека, который согласится помочь.

Ободряющие мысли… но почему они не радуют Кэтрин? Потому что ее опять заперли сегодня в каюте, как и в те дни, когда судно заходило в порт за припасами для долгого путешествия. Кэтрин ждала и ждала, и под конец ей стало казаться, что ночь никогда не настанет и она так и будет вечно сидеть в этой клетушке. И ночь не настала. Кэтрин наконец поняла, что в этой части России, как и в других северных странах, лежавших почти на одной параллели с Данией, Швецией и Норвегией, летом по ночам светло, как днем. Было уже совсем поздно, когда Владимир свел ее по сходням и посадил в карету рядом с Анастасией. И теперь ее везут неизвестно куда!

Вскоре, однако, экипаж остановился перед другим дворцом, еще более впечатляющим, чем особняк Варвары. Но никто не вышел, чтобы помочь Кэтрин спуститься, поэтому она предположила, что не останется здесь. И оказалась права. Массивные двери распахнулись. На крыльце появился Дмитрий и поспешно сбежал по ступенькам. Кэтрин была слишком напряжена, чтобы пытаться встретить его хоть немного приветливее.

— Мне не слишком нравится, когда обезумевший кучер мчит на бешеной скорости по всему городу, да еще в такой час!

— Что она ответила, когда ты все рассказала?

Сбитая с толку, Кэтрин разъяренно уставилась на него:

— Что рассказала? Кому?!

— Не притворяйся непонятливой. Катя, — вздохнул он. — Насте. Ты ведь поведала ей свою печальную историю?

— Ах, это… говоря по правде, нет. Брови Дмитрия взлетели вверх:

— Нет? Но почему?

— Времени не было, — сухо бросила она.

— Но вы провели вместе несколько недель!

— О, да замолчите же, Дмитрий! Я собиралась обо всем рассказать, не сомневайтесь! Ей следовало бы знать, что вы за беспардонный негодяй! И я уже начала, но тут мы как раз добрались до дома вашей другой сестры, слишком скоро, по моему мнению, и Анастасия разволновалась и тут же убежала… Только попробуйте рассмеяться!

Но Дмитрий ничего не смог с собой поделать. Он не видел ее такой с самого начала путешествия: лицо раскраснелось, в прекрасных зеленовато-голубых глазах сверкает огонь. Он совершенно забыл, какой прелестной может быть она в ярости. Кроме того, последний повод для беспокойства исчез. Вздумай Анастасия заступиться за Кэтрин, и у Дмитрия возникло бы немало проблем. Он слишком долго успокаивал себя мыслью, что если Кэтрин не удосужилась во всем признаться Анастасии во время путешествия, то уж тем более не откроет секрета в последние минуты. Кроме того, Дмитрий слишком поздно сообразил, что обеим женщинам будет позволено остаться наедине и Кэтрин представится великолепная возможность попросить помощи у княжны. Но Кэтрин ничего не сказала. Намеренно? Иисусе Христе, как хотелось бы ему так думать!

— Хорошо, что ты промолчала, Катя, — заметил Дмитрий, устраиваясь поудобнее.

— Для вас, конечно, — отпарировала она.

— Да, это значительно облегчает положение.

— И что же?

— Ты пока останешься со мной.

Днем Дмитрий сумел завершить все самые срочные дела и послал слуг вперед, чтобы сообщить тете о своем скором прибытии. Кроме того, лакею было поручено отыскать Василия и, конечно, Татьяну. Дмитрий пока не хотел возобновлять церемониал традиционного ухаживания, хотя знал, что скоро придется сделать это. Но теперь мысли его были заполнены Кэтрин и ожиданием дней, проведенных в ее обществе. Теперь, когда Анастасия осталась в городе, Дмитрий будет чаще видеть прекрасную пленницу… и кто знает, к чему это приведет?

— Не могли бы вы просто отправить меня домой? Тоскливые нотки в голосе Кэтрин раздражали Дмитрия, но он лишь небрежно пожал плечами.

— Не могу, пока не узнаю, что царь завершил визит в Англию. Но неужели тебе совершенно не хочется повидать Россию? Мы едем в Новосельцеве. Это в двухстах пятидесяти милях отсюда, в Вологодской губернии.

— Дмитрий! Это все равно, что пересечь Англию! Вы везете меня в Сибирь?

Дмитрий невольно улыбнулся столь понятному невежеству.

— Дорогая, Сибирь — за Уральскими горами, а Урал — более чем в двух тысячах миль отсюда. Неужели ты совершенно не представляешь, как велика моя страна?

— Очевидно, нет, — промямлила Кэтрин.

— На территории России может поместиться до пятидесяти Англии. До Новосельцева всего неделя пути, правда, дни сейчас гораздо длиннее, и можно ехать даже вечером.

— Но зачем мне туда ехать? Почему нельзя остаться здесь?

— Конечно, можно, если желаешь сидеть взаперти месяц или больше. Но в деревне не то что в Англии, Кэтрин, и у тебя будет гораздо больше свободы и широкое поле деятельности. Ты говорила, что сильна в математике. Управляющий, без сомнения, запустил отчетность в мое отсутствие.

— Вы доверите мне счетные книги? — По-твоему, этого не стоит делать?

— Нет, я… черт возьми, Дмитрий, неужели считаете, что все это вам сойдет с рук? Думаете, я такая трусливая дурочка, что не добьюсь суда и расплаты? Вы и представить не можете, что сделали со мной и моей семьей. Уничтожили мою репутацию, притащив сюда без компаньонки, и теперь мне придется купить мужа, когда захочу иметь семью, поскольку я слишком честна, чтобы не признаться, чего лишилась по вашей милости. Жизнь моей сестры, вероятно, тоже испорчена, в чем вы, несомненно, виноваты, ведь из-за вас я не помешала ей сбежать с охотником за приданым. Брат не готов к грузу обязанностей, которые, конечно, свалятся на него в мое отсутствие. А отец…

Но тут Дмитрий резко оборвал эту пламенную речь, наклонившись вперед и схватив за плечи, он посадил ее к себе на колени.

— Да, я ужасно поступил с тобой и готов признать это. Но твое положение не так плохо, каким ты хочешь представить его. Катя. Я найму компаньонку, которая готова будет принести присягу в том, что была с тобой каждую минуту, и под угрозой смерти не признает правду. Что же касается потерянной чести… я дам тебе целое состояние, чтобы купить любого мужа, какого пожелаешь, или жить независимо, если захочешь остаться одна. Если же твоя сестра вышла замуж за недостойного человека, я просто сделаю ее вдовой. Что же касается брата… кстати, сколько ему лет?

— Двадцать три, — машинально ответила Кэтрин, слишком ошеломленная, чтобы мыслить связно.

— Двадцать три, и ты беспокоишься, что он не способен нести ни малейшей ответственности? Дай мальчику возможность показать себя. Катя. Твоего же отца я не желаю обсуждать. Если он так скучает по тебе, то, без сомнения, больше обрадуется, когда ты вернешься. Вместо этого позволь объяснить, что я с тобой сделал.

— Не стоит.

— Но я настаиваю.

Дмитрий весело хмыкнул, когда Кэтрин попыталась слезть со своего нового сиденья.

— Я вынудил тебя немного отдохнуть, в чем ты крайне нуждалась, если хотя бы половина из того, что тебе приходится выполнять, — правда. Я подарил тебе приключения, новых друзей, новые страны и места и даже новый язык… да-да, Маруся рассказывала, как быстро тебе удалось выучить русский с ее помощью. — Голос Дмитрия внезапно понизился. — Я также заставил тебя испытать новые великолепные ощущения. Узнать, что такое страсть.

— Немедленно прекратите!

Взбешенная Кэтрин попыталась оттолкнуть его, упираясь кулачками в грудь.

— Думаете, у вас на все найдется ответ?! Ошибаетесь! Прежде всего компаньонка ничего не значит, мое исчезновение говорит само за себя! И я уже говорила, что не возьму ваших денег. Мой отец чрезвычайно богат, и я могу прекрасно прожить всю жизнь на собственное приданое! Если хотите выбросить на ветер состояние, можете подарить его лорду Сеймуру, если он в этом нуждается, и уж я, конечно, не позволю его убить, и не важно, сколько горя он причинит моей сестре!

И прежде чем она успела сказать еще хоть слово, Дмитрий, преодолевая сопротивление Кэтрин, прижал ее к себе и начал целовать, не слишком пылко, лишь чтобы заставить замолчать… сначала. Через несколько секунд, однако, все изменилось. Его поцелуи стали магическим опьяняющим зельем. Кэтрин ослабела, обмякла и услышала его стон.

— Создатель!

И тут эти темные гипнотические глаза вновь заглянули в самую ее душу.

— Нам не нужна постель. Скажи, что нам не нужна постель, Катя.

Теплые пальцы пробрались под ее юбку, и Кэтрин поспешно схватила его за руку, пытаясь остановить.

— Нет.

— Катя… — Нет, Дмитрий.

Дмитрий отстранился и закрыл глаза.

— Вот что получается, когда хочешь быть честным. Кэтрин ничего не ответила. Ее так трясло, что едва хватило сил сползти обратно на сиденье.

— Я думал было ехать в одном экипаже с тобой, но вижу, что вряд ли это удастся, не так ли? — продолжал он. — Кончилось бы тем, что я вновь набросился бы на тебя, только и всего.

— Ты не стал бы этого делать. Дмитрий вновь поднял бровь.

— Нет, — вздохнул он, — но ты посчитала бы нападением любое слово и любой жест, верно, малышка? И поскольку я не смогу держаться в рамках приличия, лучше всего немедленно выйти.

Дмитрий немного подождал, надеясь, что Кэтрин возразит, но она молчала.

— Прекрасно, — снова вздохнул он, — но предупреждаю, Катя, настанет время, когда я так просто не сдамся. И для тебя лучше будет, если к тому времени окажешься на судне, плывущем в Англию.

Глава 22

Позже, обдумывая этот разговор, Кэтрин радовалась, что во время путешествия Дмитрий держался подальше от нее, а его место заняли Владимир и Маруся, так что эта поездка превратилась в увлекательное приключение. В присутствии Дмитрия она была не способна думать ни о чем, кроме него. Но с Марусей она могла отдыхать. Даже мрачное молчание Владимира не расстраивало ее и отнюдь не беспокоило его жену. Маруся постоянно щебетала о чем-то, без умолку рассказывая новые и новые истории.

Кэтрин узнавала все больше о людях, земле, деревнях и поместьях и… о Дмитрии. Некоторые вещи ей лучше было бы не знать, но стоило Марусе начать, как она уже не могла остановиться.

Пейзаж был ошеломляюще красив. Золотистые поля, луга, расцвеченные яркими полевыми цветами, веселые рощицы серебристых берез и угрюмые величественные сосны. Но самыми живописными были деревни с веселыми голубыми или розовыми домиками и одинаковыми красными крылечками. Кэтрин это показалось странным, но Маруся объяснила, что это военные поселения, выстроенные по приказу царя Александра графом Аракчеевым в Петербургской, Могилевской, Новгородской и Херсонской губерниях. Экипаж проезжал достаточно близко, чтобы она увидела детей в мундирах. Маруся, которая, по всей видимости, питала к этим поселениям особенную нелюбовь, добавила, что несчастных рекрутов берут в армию из крепостных на двадцать пять лет и обучают в основном розгами и. Шпицрутенами. В таких деревнях все жили по армейскому уставу, и беднягам приходилось нелегко. С ними обращались крайне жестоко и бесчеловечно. Поселения строились на месте обычных деревень. Дома сносились и заменялись одинаковыми строениями, а жителей превращали в солдат. Им приходилось даже обрабатывать поля в мундирах под звуки барабана.

— А женщины? — полюбопытствовала Кэтрин.

— Царь хотел, чтобы в мирное время солдаты жили с семьями и продолжали ради экономии выполнять крестьянскую работу. Поэтому женщины здесь, конечно, играют важную роль. Браки устраиваются по повелению военных властей. Здесь нет ни вдов, ни старых дев, но никому не позволено выбирать. Они обязаны выходить замуж за кого прикажут и производить на свет детей. А если женщина рожает редко, на семью накладывается штраф.

— Что же ждет этих бедных детей?

— С шести лет начинается военная муштра. И все делается по расписанию — уход за скотом, мытье полов, чистка пуговиц, даже кормление малышей грудью. За малейшее неповиновение — порка.

Кэтрин, не в состоянии поверить услышанному, только ахала:

— И люди соглашаются так жить?!

— Они всего-навсего — крепостные, рабы, и им все равно, кому подчиняться — господину или офицеру. Однако многие сопротивлялись, уходили в бега и скрывались в лесах. В Чугуевском поселении даже началось восстание, и военный трибунал вынес десятки смертных приговоров. Мятежников не расстреляли, а заставили двенадцать раз пройти сквозь строй из тысячи солдат. Более полутора сотен человек погибли под ударами шпицрутенов.

Кэтрин взглянула на Владимира, словно пытаясь найти подтверждение этой возмутительной истории, но он старательно игнорировал женщин, считая подобный предмет совершенно неподходящим для обсуждения. Но его жена была в своей стихии, особенно заполучив такую внимательную слушательницу. Кроме того, у нее была склонность драматизировать события, и у него не хватало духу помешать развлечениям Маруси.

— Александр лично следил за этими поселениями. Как и царь Николай. Но последний в отличие от брата по-настоящему военный человек и требует порядка, чистоты и размеренности. Князь рассказывал, что царь даже велел поставить походную кровать в дворцовую спальню и берет эту кровать с собой, когда объезжает империю, инспектируя войска. Князь Дмитрий несколько раз сопровождал государя, когда служил в императорской гвардии.

Кэтрин ничего не знала об этих отборных, привилегированных частях и о том, что Дмитрий когда-то служил в них, но Маруся быстро исправила упущение. И поскольку речь зашла о Дмитрии, интерес Кэтрин к беседе, естественно, значительно возрос, как, впрочем, и раздражение Владимира. Одно дело, когда жена сплетничает о князе со слугами, преданными барину, и совсем другое — обсуждать его дела с чужачкой, особенно с этой англичанкой.

Описав короткую, но блестящую военную карьеру Дмитрия, Маруся продолжала с гордостью рассказывать о его генеалогическом древе, восходившем к самому Рюрику, варягу, считавшемуся основателем государства Российского.

— Рюрик пришел из Скандинавии и поселился вместе с другими варягами на реке Днепр, став вождем одного из славянских племен.

— Вы имеете в виду викингов? — догадалась Кэтрин, удивленная, что не связала раньше эти два понятия. Дмитрий действительно чем-то походил на древнего викинга. — Ну конечно. Я должна была сообразить. Рост, цвет волос…

— Викинги, варяги — все одно и то же, но в России немного таких высоких людей, как наш князь. Правда, и царь Николай ему ростом не уступит.

В последующие дни, запертые в экипаже и предоставленные самим себе, Маруся и Кэтрин коснулись каждого возможного предмета беседы по крайней мере дважды. Кэтрин узнала о всех родных Дмитрия — о старшем брате Михаиле, погибшем на Кавказе, о сестрах и их семьях, о всех незаконных детях, к которым относились точно так же, как к законным, и о тетке Дмитрия, Соне, которая, если верить Марусе, была настоящей тиранкой. Для Маруси не было никаких запретов, даже когда речь шла о финансовом положении Александровых. Текстильные и стеклодувные фабрики, медные рудники, огромные поместья на Урале, где жили больше двадцати тысяч крепостных, летняя резиденция на побережье Черного моря, дворец на Фонтанке в Санкт-Петербурге, еще один — в Москве, Новосельцеве — и это далеко не весь список фамильных владений.

Кроме того, у Дмитрия было собственное огромное состояние, унаследованное от матери, не говоря о бесчисленных предприятиях, рассеянных по всей Европе, но о них Маруся знала немного. Зато Владимир, которому было все известно, предпочитал помалкивать. Маруся упомянула лишь о пяти судах, флорентийском замке, вилле во Фьезоле и загородном поместье в Англии и объяснила, что до гибели Михаила Дмитрий проводил гораздо больше времени за границами России, чем в самой стране.

Когда Маруся завела речь о крепостных, Кэтрин обнаружила, что порка и различные наказания широко применялись помещиками, чтобы добиться повиновения от крестьян. Теперь Кэтрин поняла, почему слуги Дмитрия были так свирепо преданы барину и предпочитали оставаться в его собственности, чем работать за нищенскую плату в ужасных условиях и жить в грязных лачугах.

— Да вы знаете, какой у нас год на дворе?!

Маруся, поняв, что хочет сказать Кэтрин, рассмеялась:

— Многие цари говорили об отмене крепостного права. И Александр, и Николай хотели сделать это — ведь они видят, как мы отстали по сравнению с другими странами. Но придворные и советники приводили им множество причин, почему этого делать не стоит, почему сейчас неподходящее время и тому подобное.

— Иначе говоря, они поддаются давлению со стороны помещиков, которые отказываются освободить рабов, — фыркнула Кэтрин.

— Благородные господа… — пожала плечами Маруся. — Что с них возьмешь? Люди боятся перемен.

— Но Дмитрий совсем другой, — задумчиво заметила Кэтрин. — Он не похож на остальных русских дворян, не так ли?

— Нет, и в этом заслуга его матери. Она воспитывала его единолично, пока к ним не переехала Соня. После этого они начали каждая тянуть мальчика в свою сторону. И ненавидели друг друга, что еще ухудшало положение. Князь так и не забыл, чему его учила мать, и особенно ненавидит издевательства над крестьянами. Крепостное право — вовсе не русский обычай! Ведь в России не было рабства до Алексея Тишайшего, отца Петра Великого, который запретил слугам переходить от одного хозяина к другому.

Кэтрин было о чем подумать во время этого путешествия, особенно о том, что Россия — прекрасная страна, если, конечно, не замечать жестокости и несправедливости. Даже подумать страшно, что такая огромная власть сосредоточена в руках жалкой кучки дворян! Господи, можно только представить, какие реформы начал бы немедленно проводить ее отец! Здесь многое нуждалось в переменах, слишком многое, чего не по силам Добиться одному человеку… нет, это не правда. Царь здесь абсолютный властелин, и если один монарх может превратить миллионы людей в рабов, то другой способен их освободить.

У Кэтрин даже голова разболелась. Будь это ее родина, она с ума бы сошла от бессилия и невозможности сделать что-то для улучшения условий жизни. Но с другой стороны, будь эта страна ее родиной, у Кэтрин наверняка появились бы другие воззрения. Хорошо, что она не пробудет здесь долго! Кстати, зачем вообще она должна здесь оставаться? Только потому, что так пожелал Дмитрий? Ха!

На первой же почтовой станции, где меняли лошадей, Кэтрин долго взвешивала шансы ускользнуть незамеченной и отнюдь не обрадовалась, узнав, что ничего не выйдет. Владимиру поручили следить за ней и держать подальше от посторонних глаз, и он, как всегда, относился к приказу крайне серьезно. Когда слуга отлучался, его место занимали Маруся или Лида.

По ночам, когда они останавливались на ночлег в поместьях друзей Дмитрия, Кэтрин укладывали вместе со служанками, на полу, куда стелили жесткий тюфяк. Конечно, она могла бы спать в доме, на мягкой постели, но, вероятно, не одна. Дмитрий не раз предлагал ей это. Но узнав, какова истинная судьба русских крестьян, и возмущенная тем, что Дмитрий и ее посчитал простолюдинкой, Кэтрин, охваченная неудержимым гневом, лишь укрепилась в своем упрямстве. Если она ничем не лучше остальных слуг, зачем делать для нее исключение? Она не допустит этого. Либо пусть верит ей, либо Кэтрин останется в людской и разделит участь несчастных крестьян. Больше никаких полумер! У нее слишком много гордости, чтобы подбирать крошки его великодушия и щедрости, не зная, кем он в действительности ее считает.

Как приятно вновь скрестить шпаги с Дмитрием в поединке характеров и посмотреть, чья воля возьмет верх! Этому заносчивому князю пора указать его место. Пусть он тащит Кэтрин через всю страну и держит в заточении, но ее душой ему не овладеть! Она по-прежнему Кэтрин Сент-Джон, с собственным твердым разумом и мнениями, принципами и убеждениями, а не какая-нибудь горничная, боящаяся возразить барину.

Глава 23

Новосельцеве было похоже на те поместья, которые Кэтрин уже успела увидеть из окна экипажа, однако оказалось куда больше и роскошнее. Учитывая все, что она слышала о несметных богатствах Дмитрия, Кэтрин ожидала встретить громадное, величественное здание, но в загородном доме не оказалось ничего претенциозного: полускрытый высокими деревьями, он представлял собой обычное двухэтажное здание с двумя широкими крыльями, верандой и балконом, поддерживаемым массивными белыми колоннами. Кэтрин невольно залюбовалась резными наличниками и карнизами — такой тонкой работы она еще не встречала. Аллея, обсаженная вековыми липами, вела в сад, где уже наливались яблоки, груши и вишни. Ближе к дому были разбиты цветочные клумбы, переливающиеся всеми мыслимыми красками. На задах дома располагались большой огород и хозяйственные постройки, а меньше чем в полумиле виднелась деревня.

Дмитрий не поехал вперед, хотя провел большую часть пути в седле и сгорал от нетерпения поскорее оказаться дома. Последние несколько миль он ехал рядом с каретой, и Кэтрин должна была признать, что впервые провела с ним столько времени с тех пор, как они покинули Санкт-Петербург. Даже на почтовых станциях он ухитрялся ее избегать. Но Кэтрин ничуть не жалела. Она привыкла редко видеть Дмитрия на корабле, и когда сталкивалась с ним, всегда переживала прилив странных ощущений, без которых вполне могла бы обойтись.

Наверное, он все еще недоволен Кэтрин, поскольку она вчера вновь настояла на том, чтобы спать в людской, когда они остановились на ночлег в доме Алексея, друга Дмитрия. Скорее всего. На его лице можно все прочесть, как в открытой книге, — сведенные брови, плотно сжатые губы, подергивающаяся щека и убийственный взгляд, которым он время от времени награждал Кэтрин о таким видом, словно готов был свернуть ей шею.

Неудивительно, что слуги боялись барина, когда тот был в таком состоянии. Кэтрин справедливо предположила, что ей тоже следует опасаться, но вместо этого не могла сдержать улыбки. Дмитрий был так похож на избалованного ребенка, которого лишили любимой игрушки. Он напоминал ей брата, Уоррена, привыкшего в детстве закатывать истерики каждый раз, когда не получал желаемого. Справиться с этим оказалось довольно легко, нужно было просто не обращать внимания на вопли и слезы. Но игнорировать Дмитрия оказалось сложнее — такого мужчину было просто невозможно не заметить. Конечно, Кэтрин могла притвориться, однако всегда остро ощущала его близость, присутствие и, даже когда не видела Дмитрия, мгновенно понимала, что он рядом.

Они подъехали к дому, и Кэтрин съежилась от неловкости, увидев, сколько людей высыпало на крыльцо, чтобы поздравить хозяина с возвращением. Само по себе ужасным было то, что из четырех карет в их кавалькаде именно ее экипаж остановился прямо перед зданием, но что еще хуже — Дмитрий, не здороваясь ни с кем, даже с теткой, ожидавшей на веранде, открыл дверцу и, вытащив Кэтрин, потянул ее по ступенькам в дом. Вот она и наказана за неуместное веселье прилюдным унижением!

Добравшись до широкой прихожей, Дмитрий с силой повернул Кэтрин лицом к себе и только тогда разжал пальцы.

— Ни слова, Катя, — рявкнул он, видя, что та-Ьткрыла рот и готова запротестовать против столь непристойного поведения. — Ни единого слова. Довольно с меня твоего ослиного упрямства, своеволия и, конечно, бессмысленных споров. Будешь жить там, где я прикажу, а не где пожелаешь, и уж точно не в людской. Владимир, — бросил он не оборачиваясь, — отведи ее в Белую комнату, проследишь, чтобы она там оставалась.

Кэтрин не верила ушам и глазам. Неужели он действительно повернулся к ней спиной и зашагал к тетке?! От нее отделались! Отделались, как от назойливого ребенка! Снова! Опять!

— Ах ты…

— Матерь Божья, только не сейчас, — прошипел Владимир. — Он сорвал злость, и теперь все обойдется, если, конечно, не начнете все сначала.

— Да он может хоть всю жизнь рвать и метать, — почти завопила Кэтрин. — Какое право он вообще имеет мне приказывать?!

— Право?

Кэтрин попыталась возразить, но тут же передумала и стиснула зубы. Ну конечно, Дмитрий имеет право отдавать ей повеления. Пока она в его власти, он может сделать с ней все, что захочет, особенно здесь, в деревне, в окружении преданных слуг. Все это невероятно выводит из себя, но что ей делать?!

Игнорировать его, Кэтрин. Его поведение переходит все границы и не заслуживает даже презрения. Терпение. Твое время придет, и уж тогда Дмитрий Александров горько пожалеет о той минуте, когда встретил тебя.

Кэтрин не знала, что ее заветное желание сбылось и Дмитрий уже горько жалеет о той минуте, когда его взгляд впервые упал на это непредсказуемое создание. Ни одна женщина не действовала так сильно ему на нервы, и он даже не мог сказать при этом, что сумел отплатить за все муки. И никакого сомнения в том, что она делает это намеренно, находя огромное удовольствие в том, чтобы поступать назло, бесить Дмитрия. В этом она преуспела. Неблагодарная девчонка. Но он устал угождать ей, устал терять голову и держаться начеку, лишь только речь заходила о ней. Стоило хорошенько призадуматься, и становилось понятно, какого идиота он разыгрывает.

Однако Дмитрий, хотя и не намеренно, все-таки отомстил Кэтрин. Одного взгляда на недовольное лицо Маруси оказалось достаточно, чтобы понять: своим поступком он сейчас унизил пленницу в глазах окружающих. Но в эту минуту ему было все равно. Пожалуй, так даже лучше.

Пора положить конец этой" утомительной игре. Маруся и остальные слишком уж почтительны с ней и потакают бредовым идеям относительно родства с графом, так что Кэтрин все сходило с рук. Он и сам ей подыгрывал. Но больше этому не бывать.

При виде потрясенного лица тетки Дмитрий сообразил, что только что промчался мимо без единого слова. На этот раз он приветствовал ее как подобает, но Софью Александровну Корсакову никогда нельзя было упрекнуть в излишней тактичности и сдержанности.

— — Кто она, Митя?

Проследив за взглядом тетки, он увидел, как Кэтрин мрачно шагает по лестнице вслед за Владимиром: голова высоко вскинута, плечи расправлены, юбка чуть приподнята. Его бесконечно раздражало, что у нее даже походка знатной дамы.

— Это не важно, тетя. Обыкновенная, не стоящая внимания англичанка, вернувшаяся с нами.

— Но ты поместил ее в свое крыло, и…

— На время, — резко перебил Дмитрий. — Не стоит беспокоиться из-за этого, тетя Соня, я найду ей занятие.

Соня попыталась было запротестовать, но тут же передумала. Высокая худая женщина, вдова, замужество которой длилось меньше года, она не имела ни малейшего желания снова выходить замуж и терпеть унижения, которым подвергалась в супружеской постели. Ее жизнь, полная разочарований, иссушила душу, сделала Софью жестокой и холодной, и уж конечно, совершенно лишенной всякого сочувствия к низменным инстинктам человечества. Собственный брат зашел так далеко, что женился на англичанке просто потому, что не мог заполучить ее в постель никаким иным способом. Теперь голубая кровь Александровых навеки запятнана. Если бы только Михаил не погиб или хотя бы оставил после себя наследника…

Брезгливая гримаса промелькнула на лице Сони, уже сделавшей собственные выводы относительно нежеланной гостьи. Значит, он дошел до того, что привозит в дом шлюх! Не может поступать осмотрительно, как брат и отец, которым было достаточно повалить прямо в поле хорошенькую крестьяночку. Нет, он должен был поселить эту дрянь здесь! О чем только думает Дмитрий?!

Но Соня не осмелилась расспросить племянника. В эту минуту он вряд ли воспринял бы даже благожелательную критику — слишком уж у него злой вид. А она не хотела больше никаких позорных сцен в присутствии слуг.

Соня подождала, пока Дмитрий обменяется словами приветствия со всеми присутствующими. Просто смехотворно это уважение, с которым он относится к слугам! За эти чудачества стоит поблагодарить его мамашу, и изменить уже ничего невозможно — Дмитрий достаточно взрослый, чтобы отвечать за себя. Может быть, Татьяна окажет на него хорошее влияние. Единственное, что заслуживало одобрения в глазах Сони, — выбор невесты. Правда, долгое отсутствие может все испортить. Дмитрию нельзя тратить ни секунды времени, тем более заниматься какой-то английской девкой.

Наконец Соня, запоздало заметившая отсутствие племянницы, осведомилась:

— Разве Настя не вернулась с тобой?

— Она гостит у Варвары.

Правда заключалась в том, что Анастасия слишком привязалась к Кэтрин, а это могло вызвать бесконечные проблемы, в которых Дмитрий никак не нуждался.

— По-моему, ты зря это сделал, Митя. Хотя Санкт-Петербург почти опустел в это время года, однако там и сейчас бывают балы и собрания. Или я не так поняла твое письмо, где ты объяснил, что немедленно привезешь девочку?

— Вы прекрасно все поняли, тетя. Но не стоит волноваться за Настю. — Она согласилась пойти под венец, как только я найду подходящего мужа.

Голубые глаза Сони удивленно блеснули:

— Ты позволишь ей самой выбирать?

— Настя моя сестра, тетя Соня. И мне хотелось бы видеть ее счастливой в замужестве. Тебе не позволили выбирать, и видишь, что получилось!

Соня гордо выпрямилась во весь рост:

— Не стоит обсуждать эту тему. Насте повезло, что ты так снисходителен, но поверь, только совершенно особенный человек способен примириться с ее своеволием, не говоря уже о том, каких идей она набралась там, в Англии. Как ты мог позволить ей поехать туда… впрочем, тебе с самого начала было известно мое мнение.

— Да, тетя, — вздохнул Дмитрий. Он действительно прекрасно знал все, что может сказать тетка. Она до последнего противилась женитьбе брата на иностранке и не смирилась потом. Соня так и не простила брата, и между женщинами немедленно началась война, особенно когда Соня была вынуждена вернуться домой после смерти мужа. Ревность не давала ей увидеть хорошие качества Энн. Что бы ни делала невестка, она никак не могла угодить сестре мужа, а после ее смерти Соня перенесла эти чувства на всю Англию. Дмитрий был уверен, что тетка так часто пишет герцогине только из удовольствия лишний раз указать на недостатки Дмитрия и Анастасии, которые, безусловно, относила на счет воспитания англичанки — жены брата, хотя, конечно, воздерживалась упоминать об этом матери Энн.

— Слава Богу хотя бы за то, что скандал, вызванный Настей в Англии, не дойдет до ушей государя и всего света, — заметила Соня, пока они направлялись в гостиную. — Здесь она по крайней мере сможет сделать завидную партию. Кстати, насчет партии: ты уже сделал визит княжне Иваницкой?

Какая целеустремленность! Дмитрий был удивлен, что она не спросила раньше.

— Мы только что вернулись, тетя Соня, и я приехал прямо с корабля. Правда, послал людей узнать, где она сейчас.

— Стоило лишь спросить меня. Княжна в Москве, навещает замужнюю сестру. Но она, говоря по правде, отнюдь не чахла и не томилась по тебе, Митя. Я слыхала, что граф Григорий Лозинский начал ухаживать за ней и она его поощряет.

Дмитрий, не особенно встревожившись, пожал плечами. Лозинский никогда не нравился ему, особенно с тех пор, как оба служили на Кавказе и он имел несчастье спасти жизнь графа. Сам он ничуть не ценил свой подвиг, но удивительнее всего то, что Лозинский не питал к Дмитрию ни малейшей благодарности, скорее наоборот, возненавидел спасителя и постоянно старался показать свое превосходство в стрельбе, охоте и тому подобных занятиях. Стоит ли удивляться, что теперь он добивается руки прелестной Татьяны? Но волноваться не из-за чего. Граф вечно выставляет себя в дурацком свете.

— Я напишу ей, что успел возвратиться.

— Может, лучше сделать это лично, Митя?

— И проявить чрезмерный интерес?

— Она будет польщена.

— Скорее, рассмеется мне в лицо, — поправил Дмитрий, все больше раздражаясь. — Постоянные знаки внимания никак на нее не действовали. Ей не повредит немного помучиться, гадая, не изменились ли мои намерения.

— Но, ..

— Никаких «но»! — рявкнул Дмитрий. — Если считаешь меня не способным завоевать сердце девушки, вероятно, мне и стараться не стоит?

В его голосе прозвучало столь явное предостережение, что Соне хватило ума принять это к сведению. Сухо поджав губы, она повернулась и вышла.

Дмитрий подошел к поставцу со спиртным и плеснул в бокал водки. Он и без тетки знал, что нужно возобновлять ухаживание за княжной, но у него просто не хватало на это терпения… и не хватит, пока он не избавится от желаний плоти, так мучивших его последнее время. Правда, здесь немало женщин, которые будут счастливы ублажить его, но он не желал иметь с ними ничего общего, даже после изнуряющего морского путешествия. Дмитрий хотел Кэтрин. Хотел. Черт возьми, опять он о том же!

Дмитрий с бешенством швырнул полный бокал в камин и почти выбежал из гостиной. Он нашел Кэтрин в Белой комнате. Девушка равнодушно смотрела в окно, Борис, как раз внесший сундук, благоразумно счел за лучшее ретироваться.

— Не спрашиваю, понравилась ли тебе комната. Ты, конечно, скажешь «нет», и тогда…

— Тогда у вас начнется очередной припадок, — перебила Кэтрин, медленно оборачиваясь. — Право, Дмитрий, эти ваши бесконечные истерики становятся крайне утомительными.

— Истерики?!

— Кажется, я вызвала еще одну? — спросила она с деланной невинностью.

Дмитрий поспешно закрыл рот. Опять она намеренно провоцирует его на ссору, так чтобы он потерял голову, не мог думать, не сумел вспомнить, зачем вообще хотел ее видеть. Но на этот раз Дмитрий не попадется на удочку. В эту игру можно играть и вдвоем.

— Ты забыла упомянуть собственный дерзкий нрав.

— Я? Какой же у меня нрав?

— О, идеальный, — процедил Дмитрий. — Ты, конечно, вопишь и кричишь только потому, что это прекрасное упражнение для легких!

Кэтрин неверяще уставилась на Дмитрия и начала смеяться искренне, весело, заразительно, и он мгновенно понял, что пропал. Она очаровала его. Дмитрий никогда еще не слышал, как смеется Кэтрин, и только сейчас понял, что не разглядел в ней еще одной примечательной черты — чувства юмора, а возможно, и лукавства.

— О небо, — вздохнула наконец Кэтрин, вытирая слезы. — Да такого я и представить не могла! Упражнение для легких — нужно запомнить это на будущее, особенно когда брат жалуется, что я настоящая тиранка. Я действительно иногда теряю с ним терпение.

Дмитрию почему-то захотелось продолжать эту внезапно ставшую дружеской беседу.

— А со мной? — И особенно с вами.

Но при этом Кэтрин улыбнулась, и Дмитрия охватила странная радость. Почему он пришел? Объявить новые правила игры? Черт с ними, с этими правилами. По правде говоря, он не хочет пытаться исправить ее и лишить возможности притворяться. Пусть делает что хочет. Если бы только он не был так снисходителен во всем, что касается Кэтрин! Пусть бы она просто подшучивала над ним… почаще…

— Должен быть способ исправить это! — объявил Дмитрий, незаметно придвигаясь ближе.

— Что именно исправить?

— Отсутствие терпения у тебя, у меня, нашу взаимную вспыльчивость. Говорят, у любовников никогда нет времени спорить.

— Неужели вы опять о том же?

— Но мы даже ни разу не говорили об этом как следует! Кэтрин настороженно отступила, видя, что Дмитрий подошел слишком близко.

— Зато я слышала, что любовники обычно страшно ссорятся!

— Возможно, некоторые, но, конечно, такое бывает нечасто. Зато они обнаружили восхитительный способ примирения. Сказать тебе какой?

— Могу только…

Отступление закончилось у самой стены, и Кэтрин смогла только выдавить:

— ..предположить.

— Почему бы нам для разнообразия не помириться? Кэтрин пришлось упереться руками в грудь Дмитрия, чтобы удержать его.

Сосредоточься, Кэтрин. Нужно непременно отвлечь его. Придумай что-нибудь.

— Дмитрий, вы хотели видеть меня по какой-то причине? Но он лишь улыбнулся и сжал ее руки. — Я как раз перехожу к причинам, малышка, если ты только на минуту замолчишь и хорошенько меня выслушаешь.

Кэтрин жадно впитывала его слова, улыбку и совсем не удивилась, когда он прижался губами к ее губам. Поцелуй совсем не напоминал яростное нападение, предпринятое, чтобы сломить ее сопротивление. Его страсть немного смягчилась после их разговора, однако никуда не исчезла, и он без слов давал ей понять это нежными ласками губ и языка, пьянящими так же Сильно, как и раньше. Он делил с ней минуты любовного томления, и на какие-то несколько божественных мгновений Кэтрин позволила себе взять все, что он предлагал, пока в крови Дмитрия не вспыхнуло пламя и она не ощутила твердый как железо ком, прижатый к ее животу.

Девушка поспешно отвела голову, задыхаясь, охваченная паникой.

— Дмитрий…

— Катя, ты хочешь меня.

Его голос звучал так призывно-хрипло, что, казалось, эхом отдавался в ней.

— Почему ты лишаешь нас обоих наслаждения?

— Потому что… потому что… нет, я не хочу вас. Не хочу. Он бросил на нее скептический взгляд, но все же не назвал лгуньей. Конечно, ей не одурачить ни себя, ни его. О, почему Дмитрий не желает понять ее положения? Почему считает, что, если они провели ночь вместе, Кэтрин с готовностью снова ляжет к нему в постель? Конечно, она хотела его, и как могла не хотеть? Но отдаться этому желанию немыслим . Кто-то из них двоих должен быть рассудительным и ясно представлять все последствия. Очевидно, он не собирался этого делать или ему было попросту все равно.

— Дмитрий, как заставить вас понять? Ваши поцелуи приятны, но для меня этим все и кончается. Вы же требуете большего. Постели.

— И что в этом плохого? — вскинулся он.

— Я не шлюха. И была девственницей, пока не встретила вас. И сколько бы вы меня ни целовали и как бы это мне ни нравилось, я не могу допустить большего. Для меня все на этом кончается. Поэтому…

— Кончается? — резко перебил Дмитрий. — Поцелуй руки — да. Поцелуй в щеку — возможно. Но не когда ты прижимаешься ко мне! Будь я проклят, если это не недвусмысленное приглашение взять тебя!

Кровь бросилась в лицо Кэтрин, как только она осознала правоту слов Дмитрия.

— Если бы вы позволили мне договорить, я объяснила бы, что, вероятно, разумнее всего будет вообще воздержаться от поцелуев, так чтобы избежать этих неприятных споров.

— Но я хочу целовать тебя!

— И даже больше, Дмитрий.

— Да! В отличие от тебя я никогда этого не отрицал. Я хочу тебя. Катя. Хочу любить! И предлагать мне даже не пытаться делать этого — просто абсурдно!

Кэтрин опустила глаза. Его гнев всего лишь иная форма страсти, слишком заразительная, чтобы долго противиться.

— Признаться, я не совсем понимаю причину столь сильных эмоций, Дмитрий. Вспомните, мы ни разу не разговаривали с вами, не беседовали спокойно о чем-то, не пытались узнать друг друга получше, понять, что мы любим, а что нет. То немногое, что мне известно, рассказали ваши слуги или сестра. А обо мне вы знаете и того меньше. Почему нам нельзя просто попробовать стать друзьями?

— Не будь наивной. Катя, — с горечью пробормотал Дмитрий. — Разговаривать? Да я думать не способен, когда ты рядом. Хочешь потолковать? Напиши мне чертово письмо.

И Дмитрий исчез, а комната, такая большая, неожиданно показалась душной и крошечной. Неужели Кэтрин не права, когда считает, что с этим человеком у нее не может быть будущего? Но если она отдастся ему, возможно, его интерес тут же пропадет? По крайней мере так предсказывала его сестра. Так зачем она добровольно и очертя голову ринется в опасные пучины страсти, которая принесет лишь терзания и боль?

Кого ты дурачишь, Кэтрин? Ты уже запуталась в этой паутине. И хочешь этого человека. Он заставляет тебя испытывать чувства, о которых ты даже и помыслить не могла, а если и слышала о чем-то подобном, всегда презрительно фыркала. К чему сопротивляться?

Теперь она ни в чем не была уверена. И каждый раз после очередной встречи с Дмитрием уверенности все убавлялось.

Глава 24

Первый день в Новосельцеве тянулся агонизирующе медленно. После ухода Дмитрия Кэтрин чувствовала себя несчастной и подавленной и ничего не могла с этим поделать. В конце концов она могла бы осмотреть дом, чтобы немного отвлечься. По крайней мере никто не запрещал ей этого. Нельзя же принимать всерьез приказ Дмитрия Владимиру не выпускать ее!

Однако девушка была слишком смущена тем, что Дмитрий ни с кем ее не познакомил, и не собиралась делать вид, что все в порядке, хотя на деле желала одного — забиться в самый дальний угол. И нельзя рисковать вновь столкнуться с Дмитрием, особенно сейчас, когда решимость так ослабла.

Господи, неужели все так и будет продолжаться? И искушение станет настолько нестерпимым, что Кэтрин не сможет ему противиться?

Кроме того, если хорошенько подумать и представить полную картину, всякий посчитает Кэтрин поистине сумасшедшей. Подумать только, оказаться в глуши, в деревне, в роскошной обстановке, знать, что тебя желает самый красивый мужчина на свете… О подобном можно только мечтать! Какая женщина в здравом уме станет ныть и жаловаться на судьбу, одарившую ее сказкой наяву?

Только Кэтрин, конечно. И ей в конце концов необходимо обвинить кого-то в случившемся! Она устала проклинать себя.

Неудивительно, что козлы отпущения скоро отыскались, и в немалом количестве. Сестра, бывшая такой скрытной и вынудившая этим Кэтрин последовать за ней. Лорд Сеймур, потерявший наследство и превратившийся тем самым в неподходящего жениха. Даже отец. Он мог бы без лишних слов смириться с лордом Сеймуром, принять его и помочь возместить потери. Анастасия! Нужно же было ей стать причиной скандала, приведшего Дмитрия в Англию! Вдовствующая герцогиня Олбемарл тоже могла бы справиться сама с непокорной девчонкой, а не посылать за внуком! И конечно, Владимир, самый злейший враг — ведь именно он принял столь необдуманное решение похитить Кэтрин. Каждый из вышеперечисленных людей мог бы вести себя по-другому и предотвратить то, что произошло с ней.

И теперь ситуация стала еще более невыносимой. Кэтрин начала колебаться. Она подошла слишком близко к тому, чтобы пожертвовать своими принципами, отдаться примитивным эмоциям. Теперь она знала, что ее капитуляция — всего лишь вопрос времени. В этом крылась причина упадка духа. Кэтрин не хотела стать очередным завоеванием Дмитрия. Нет, она желала большего. Ее гордость требовала большего.

Кэтрин поняла, что находится в ужасном состоянии, только когда заметила поднос с ужином. Она не помнила и не заметила, когда его принесли, и сейчас гневно покачала головой, раздраженная тем, что целых полдня изнывает от жалости к себе. Она даже не разобрала сундук, хотя перед этим так долго жила по-походному, что это не имело особого значения. Однако она могла бы заняться чем-нибудь полезным. Дмитрий упомянул о счетных книгах. Нужно бы попросить Владимира их принести. Кроме того, Кэтрин еще не осмотрела новое жилище.

Она сделала это после ужина, пока готовили ванну. Удивительно, что за ней ухаживало сразу несколько служанок, хотя, вероятно, их в Новосельцеве было так много, что можно было даже жалкой пленнице уделить достаточно внимания.

Они казались молчаливыми и враждебно настроенными, но, может, таково было их обычное настроение. Кэтрин не могла осуждать их. Слуги в Англии имеют право покинуть слишком требовательных хозяев. Эти же люди — рабы.

Комната была великолепной, сверкающей разными оттенками белизны, что вполне оправдывало ее название. Белые ковры, занавеси, обои, правда, с еле различимым золотым рисунком, достаточным, однако, чтобы оттенить драпировки из тяжелой парчи. И вся мебель была белоснежной с золотой филигранью: столы, кровать, гардероб и туалетный столик. Даже каминная доска сделана из белого мрамора. Приятным контрастом служили диван и стулья, обитые светло-голубым с золотом шелком. Покрывало на постели тоже было голубым.

Обстановка казалась чисто женской. Картины на стенах, изящные безделушки, флакончики с маслами и духи в крошечной ванной — все подтверждало это. Кэтрин была довольна, что Дмитрий поселил ее именно здесь, но радость продолжалась недолго. Открыв смежную дверь, она обнаружила, что находится в хозяйской спальне. Спальне Дмитрия.

Кэтрин с шумом захлопнула дверь, как только увидела Максима, раскладывавшего вещи князя. Она покраснела и вспыхнула еще жарче, заметив многозначительные взгляды, которыми обменивались горничные. Значит, всему дому известно, где она ночует! И это, конечно, спальня жены хозяина или, как в ее случае, любовницы! Даже его тетка знала! Что должна подумать бедная женщина?! Что еще она должна думать?!

— Это не правда, — объявила Кэтрин по-русски, чтобы служанки смогли ее понять, но в ответ получила лишь смешок от девушки помоложе и ехидную ухмылку от другой, что окончательно вывело ее из себя. Терпение Кэтрин лопнуло. Больше она не станет выносить оскорблений!

— Убирайтесь! Убирайтесь обе! Я по суровой необходимости уже привыкла управляться без вас! И ваша помощь мне не нужна! Немедленно вон!

Видя, что они продолжают ошеломленно стоять на месте, потрясенные и немного испуганные ее взрывом, Кэтрин ринулась в ванную, снова захлопнула дверь и начала срывать с себя одежду, не обращая внимания на тугие петли и молясь о том, чтобы горячая вода немного ее успокоила. Но этого не произошло.

Как он посмел поступить с ней подобным образом? Позволить всем в доме думать, что она — его любовница, да что там, прямо объявить об этом, поселив ее в соседней со своей спальней комнате, так что даже слепой понял бы, в чем дело! С таким же успехом князь мог приказать Владимиру поселить Кэтрин в собственной спальне!

Кэтрин была слишком взволнованна, чтобы долго оставаться в фарфоровой ванне. Рядом лежал шелковый халат, и она натянула его, даже не позаботившись вытереться или узнать, кому он принадлежит. Шелк персикового цвета мгновенно прилип к телу, но Кэтрин и этого не заметила.

Это ему так не пройдет! И нужно все выяснить сразу и немедленно! Кроме того, она не останется в Белой комнате даже на одну ночь. Лучше уж амбар или конюшня, простая охапка сена, тюфяк на полу, даже еще одна подвесная койка, лишь бы все это находилось подальше от комнаты Дмитрия.

Когда она стремительно вышла из ванной, служанки уже исчезли. Спальня была пустой, поднос унесли. В камине горел огонь, прохладный ветерок, проникающий из окон, играл пламенем, заставляя мигать лампы. Из одной, которая успела погаснуть, поднимался дымок.

Кэтрин несколько мгновений смотрела на серый столбик, пытаясь сосредоточиться, взять себя в руки и подумать, как лучше поступить. Но все усилия были бесполезны. Придется выяснить отношения с Дмитрием, прежде чем она сможет успокоиться. И с этой мыслью она распахнула смежную дверь, намереваясь потребовать от Максима, чтобы тот нашел Дмитрия. Но лакея уже не было. Вместо него, сидя за маленьким столиком, ужинал тот, кого она считала своим проклятием.

Кэтрин, мгновенно сбитая с толку, машинально сказала было:

— Прошу прощения. — Но в следующий момент ярость вернулась с новой силой:

— Нет, никакого прощения! На этот раз вы зашли слишком далеко, Александров. — Обернувшись, она ткнула пальцем в смежную дверь:

— В этой комнате я не останусь!

— Почему?

— Потому что она рядом с вашей. Дмитрий отложил нож и вилку и внимательно посмотрел на Кэтрин.

— Боишься, что я приду к тебе без приглашения, и это после того, как я имел полную возможность не раз делать это во время путешествия!

— Нет, об этом я не думала. Просто не желаю жить именно в этой комнате.

— Но ты не объяснила почему.

— Объяснила. Вы не слушали.

Она начала мерить шагами комнату: руки сложены под грудью, спина неестественно прямая, волосы развеваются при каждом повороте.

— Могу выразиться точнее. Это часть хозяйских покоев, и мне в них не место. Кроме того, это положение просто неприемлемо, и вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.

— Разве?

Кэтрин пригвоздила его к месту негодующим взглядом:

— Я не ваша любовница! И не собираюсь ею быть! И не позволю, чтобы ваши люди так думали!

Но вместо ответа Дмитрий молча глядел на нее. Он как-то странно спокоен. Где гнев, пылающий в глазах каждый раз, когда Кэтрин противится его желаниям? Интересно, что случилось со времени их последней встречи? Чем он так доволен? После их ссор Дмитрий неделями ходил мрачный и угрюмый. А сейчас она рвется в бой, кровь кипит, а он не собирается даже спорить?

— Ну? — скомандовала она.

— Сегодня слишком поздно переводить тебя в другую комнату.

— Чепуха.

— Поверь, Катя, слишком поздно.

Что-то в его голосе подсказывало, что она должна знать причину. Кэтрин остановилась, взбешенная еще больше оттого, что он не желает выразиться яснее. Неужели не понимает: она не в том состоянии, чтобы играть в словесные игры? Кэтрин была настолько разъярена, что не могла связно выражать свои мысли, не говоря уже о том, чтобы спокойно постоять на месте. Она так бушевала, что Дмитрий мог ощущать жар, исходящий от ее тела, слышать пульсацию крови в ее ушах, бешеный стук сердца. А он просто стоял неподвижно, выжидая, словно требовал какого-то чудесного озарения, которое должно снизойти на Кэтрин.

И дождался. Кэтрин попыталась остановиться, но поняла, что это невозможно. Потребность двигаться оказалась сильнее. Она уже испытала нечто подобное раньше, и дело было не в охватившей ее ярости. Потрясенная Кэтрин шагнула к Дмитрию, но тут же отскочила, сообразив, что не смеет подойти ближе. Господи, она почти молилась о неведении, о счастливой возможности не знать, что сейчас случится. Но Кэтрин знала. Теперь ничто не способно остановить водоворот, в который втягивает ее проклятое зелье, утихомирить напряжение, которое уже начало накапливаться в ней и скоро непоправимо изменит ее природу и заставит пресмыкаться у его ног.

Кэтрин вся сжалась от этой мысли, но тут же взорвалась в порыве праведного возмущения:

— Будь ты проклят, Дмитрий! Ты опять сделал это!

— Прости, малышка, мне очень жаль.

Он не лгал. В голосе ясно слышалось сожаление, на лице застыла гримаса презрения к себе. Однако это ничуть не утешило девушку, наоборот, злость ее еще больше усилилась, если это только было возможно.

— Будь ты проклят! Чтобы тебе в аду гореть! — завопила она. — Ты обещал, что мне больше никогда не дадут это мерзкое снадобье! Просил меня довериться тебе! Вот, значит, как обстоят дела? Как ты мог сделать такое со мной?

Каждое слово, словно кислотой, жгло совесть Дмитрия. Он сам терзался этим вопросом весь день. И нашел достаточно оправданий для себя, пока еще бушевал после очередной ссоры, а когда немного остыл, попросту напился, поскольку обнаружил, что все эти оправдания не выдерживают ни малейшей критики.

— Я отдал приказ в минуту гнева. Катя, и сразу уехал. Отправился в дом Алексея, где мы останавливались прошлой ночью, и допился до беспамятства. И даже не вернулся бы сюда, если бы один из его слуг не уронил поднос под дверью комнаты, где я отсыпался.

— Думаешь, мне не все равно, здесь ты сейчас или нет?! Презрительные слова хлестнули его, как кнутом. Дмитрий поморщился.

— Ты предпочла бы пройти через это одна? Я никому не позволю приблизиться к тебе, — предостерег он.

— Конечно, не позволишь! Это разрушило бы все твои планы, не так ли?

— Я пытался вернуться вовремя, чтобы отменить приказ, но, когда поднимался по ступенькам, поднос как раз убирали из твоей комнаты.

— Меня не интересуют твои бесконечные лживые извинения. Тебе просто нечего сказать…

Кэтрин осеклась, охваченная нестерпимым жаром. Все нервные окончания, казалось, вибрировали. Она перегнулась пополам, обхватив себя руками, пытаясь сдержать бурю, поднявшуюся внутри, и застонала, поняв собственное бессилие.

Дмитрий встревоженно вскочил, но она, подняв голову, пригвоздила его к месту взглядом, полным такого отвращения, что он не осмелился подойти.

— Ненавижу тебя!

— Ты можешь меня ненавидеть, — тихо, с сожалением выдохнул он, — но сегодня… сегодня будешь меня любить.

— Ты просто безумец, если думаешь так, — охнула Кэтрин, медленно отступая к двери. — Я справлюсь с этим сама… без… всякой помощи… от тебя.

— Не сможешь, Катя. И прекрасно понимаешь это. Поэтому и сердишься.

— Только держись подальше от меня! Несколько долгих мгновений Дмитрий смотрел на закрывшуюся дверь, и эмоции, которые он старался до сих пор держать под контролем, вырвались наружу. Загрохотал опрокинутый столик, зазвенел упавший поднос, разлетелись но всей комнате тарелки и бокалы. Но облегчения Дмитрий не почувствовал.

Он действительно не мог поверить, что осмелился так поступить с Кэтрин. Она никогда его не простит. Не то чтобы это имело значение… Господи Боже, конечно, имеет, да еще какое! Его следовало бы отхлестать кнутом. И подумать только, это он, Дмитрий Александров, которому достаточно пальцем шевельнуть, чтобы покорить любую женщину. Ему не найти извинений, будь он даже уверен, что Кэтрин тоже желает его и нуждается лишь в предлоге, чтобы признать это. Дмитрий не мог сделать, как она просила, и оставить ее в покое. Немыслимо хладнокровно подвергать ее таким страданиям. Но Дмитрий не получит наслаждения сам. Именно этого он заслуживает — видеть ее в постоянном возбуждении и не сделать ничего для удовлетворении собственных желаний. Знать, что она готова принять его, и отказаться от этого ослепительного тела.

Полный решимости исполнить клятву, даже если это его убьет, Дмитрий быстро разделся и вошел в комнату Кэтрин. Она уже лежала на постели, скинув халат, — слишком чувствительная кожа не выносила ни малейшего прикосновения. Тело извивалось, корчилось, вытягивалось. Не хватало лишь зеленых атласных простынь, чтобы вновь воспроизвести ту же самую сцену их первой ночи в Лондоне.

Ноги сами поднесли Дмитрия к постели. Он не отрывал взгляда от крутого изгиба бедра, задорно торчащей груди, длинных стройных ног. Она была самой волнующей, самой чувственной женщиной, которую когда-либо знал Дмитрий, и он рвался к ней, умирал от желания завладеть этим непредсказуемым созданием. Дмитрий находился в состоянии возбуждения с той минуты, как увидел служанку, выносившую поднос из комнаты Кэтрин. Да, можно презирать себя, ненавидеть, но тело отказывалось подчиняться воле и разуму. Он, должно быть, действительно помешался, если собирается подвергнуть себя подобной пытке без всякой надежды на освобождение. Он пылал в огне и никогда еще не желал женщину с такой силой. Но не мог ее получить. Он сам назначил себе кару.

— Дмитрий, пожалуйста…

Она почувствовала его присутствие. Взглянув в глаза Кэтрин, Дмитрий застонал, увидев в них безумную мольбу. Она уже забыла о гордости, и Дмитрий не смог вспомнить о своей.

— Ш-ш-ш, малышка, успокойся. Ничего не говори. Клянусь, все будет хорошо. Необязательно позволять мне любить тебя сегодня. Просто разреши помочь.

Не переставая говорить, он осторожно лег рядом, стараясь не коснуться Кэтрин, и, не отрывая от нее взгляда, сунул руку между ее ног, чтобы отыскать источник мучений. Она мгновенно забилась в конвульсиях, высоко поднимая бедра, откинув голову. С губ сорвался резкий вопль полуболи, полуэкстаза.

Дмитрий зажмурился и не поднял век, пока не почувствовал, что напряжение временно покинуло ее. Открыв глаза, он обнаружил, что она с непроницаемым видом смотрит на него. Лицо Кэтрин было спокойным и полностью расслабилось, как у спящей. Но Дмитрий понимал, что она находится в полном сознании, а разум, ненадолго освобожденный от власти зелья, полностью к ней вернулся и ясен, как всегда. В этот момент Кэтрин была способна на все, на любой поступок, соответствующий ее характеру. Говоря по правде, он ожидал очередной уничтожающей тирады, а не спокойного вопроса, который она неожиданно задала:

— Объясни, почему мне необязательно позволять тебе любить меня сегодня?

— Это означает лишь то, что я сказал.

Он приподнялся над ней, и Кэтрин понадобилось всего лишь опустить глаза, чтобы понять, в каком состоянии находится Дмитрий.

— И ты позволишь этому пропасть впустую?

Дмитрий едва не поперхнулся, поняв, куда устремлен ее взгляд.

— Мне не в первый раз терпеть такое.

— Но сейчас в этом просто нет необходимости. Я не стану сопротивляться.

— В этом виноваты шпанские мушки. Я не воспользуюсь твоей беспомощностью.

— Дмитрий…

— Катя, пожалуйста! Мне и так нелегко, и от этих разговоров лучше не становится.

Кэтрин раздраженно вздохнула. Он не слушает! Помешался на том, чтобы помочь ей пройти через испытание, и даже слушать не желает, что она ему говорит! Снадобье не имеет ничего общего с капитуляцией, разве что ускорило ее. Но Кэтрин хотела, чтобы он воспользовался ее положением. Откуда вдруг взялось такое благородство?

Не было времени убеждать Дмитрия, что она тоже хочет его, с зельем или без. Все начиналось сначала, и жидкое пламя вновь разлилось по венам, а в лоне усиливалась глухая боль.

— Дмитрий, возьми меня! — вскрякнула она.

— О Господи!

Он закрыл ей рот поцелуем, грубым, дерзким, восхитительным, но отказался исполнить ее просьбу и противился усилиям привлечь его ближе. Руки, эти волшебные руки принесли ей мгновенное и быстрое облегчение, но истинного удовлетворения она не получила — для этого необходимо было разделить восторг с возлюбленным.

Когда пульс немного замедлился и дыхание стало ровнее, Кэтрин решила, что больше не собирается ограничиваться полумерами. Часами без всякой необходимости терпеть эту сладострастную пытку — чистое безумие. Еще хуже — твердое намерение Дмитрия не воспользоваться ее положением и терзаться неутоленным желанием. Да, она действительно была вне себя от злости на него, поскольку терпеть не могла, когда ею пытались управлять, но причины его столь недостойного поведения были достаточно ясны. И если подумать хорошенько, Кэтрин была даже рада: значит, он хочет ее с такой силой, что ни перед чем не останавливается.

— Дмитрий?

Дмитрий застонал. Он лежал, скорчившись, прижав руку ко лбу, закрыв глаза, и любому постороннему показалось бы, что этот человек охвачен смертельной мукой Кэтрин улыбнулась, мысленно покачав головой:

— Дмитрий, взгляни на меня.

— Нет., дай мне по крайней мере минуту, чтобы… Он не смог договорить. Кэтрин молча наблюдала, как напрягаются мышцы на его шее, как сжимаются в кулаки руки. Мокрое от пота тело казалось неестественно порозовевшим. Все его силы уходили на то, чтобы противиться искушению. И она могла бы находиться в подобном состоянии, если бы лекарство не лишило ее сил сопротивляться.

Кэтрин повернулась на бок, лицом к Дмитрию, и с намеренным спокойствием объявила:

— Если ты не возьмешь меня, и немедленно, клянусь, я сама тебя изнасилую.

Голова Дмитрия резко вскинулась:

— Что?!

— Ты меня слышал.

— Не говори чепухи, Катя. Это невозможно.

— Неужели?

Она коснулась его плеча, провела кончиками пальцев по руке. Дмитрий поймал ее запястье и, сжав его, отодвинулся.

— Не смей!

Но резкий приказ почему-то не отпугнул ее.

— Ты можешь держать меня на руки, Дмитрий, но как насчет всего тела?

Кэтрин положила ногу ему на бедро. Дмитрий мгновенно взметнулся с кровати, и Кэтрин только сейчас увидела его во всей красе. Боже, он поистине великолепен в своей наготе: мускулистые широкие плечи и грудь, длинные сильные ноги, и это доказательство неукротимого желания…

— Немедленно перестань, — мрачно повторил Дмитрий, сжимаясь под ее взглядом. В глазах Кэтрин мелькнули веселые искорки.

— Может, лучше меня связать и сунуть в рот кляп? Ты ведь сам обещал помочь мне, но ничего не сможешь сделать, если не подойдешь ближе.

— Черт возьми, да я не хочу, чтобы ты меня возненавидела!

— О чем ты говоришь? — недоуменно переспросила она. — Ненависть? Да этого просто быть не может!

— Сейчас ты сама не знаешь, что говоришь, — настаивал он. — Завтра…

— К черту завтра! Иисусе, я поверить не в силах, что вообще спорю с тобой из-за этого! Угрызения совести не идут тебе, Дмитрий, ни в малейшей степени. Или ты наказываешь меня, потому что я так долго…

— Как ты можешь думать такое!

— В таком случае не заставляй меня молить… О, Создатель, опять начинается! Дмитрий, никаких больше глупостей! Ты должен взять меня! Должен!

Он снова лег рядом и крепко прижал ее к себе.

— Катя, простишь ли ты меня? Я думал…

— Ты слишком много думаешь, — прошептала она, обвив руками его шею, наслаждаясь близостью этого человека.

Губы его обжигали ее лицо. Он начал целовать ее, глубоко проникая языком в рот, исследуя его глубины, безжалостно, почти грубо, словно наконец потерял терпение и позволил страсти вырваться наружу. И когда несколько секунд спустя Дмитрий вошел в нее, Кэтрин наконец обрела блаженство, чистое, незамутненное блаженство, потому что он сумел погасить жадное пламя. Это было все, в чем нуждалась Кэтрин, — в полном безоговорочном обладании. И сладостное освобождение показалось еще слаще, потому что он бурно излился в нее.

Но Дмитрий только начал. Его грезы наконец стали явью, все, о чем он так долго мечтал, сбылось. Она нуждалась в нем, хотела с той же силой, что горела в нем. И теперь, когда безумие его решимости было наконец побеждено, страсть Дмитрия не знала пределов. Кэтрин еще лежала, одурманенная исступленными ласками, но Дмитрий уже вновь обожествлял ее губами и руками, не в силах остановиться хотя бы на мгновение.

Кэтрин улыбнулась, ощущая, как набухает сосок под теплым ртом, как сильные пальцы скользят по животу все ниже. И хотя она, конечно, устала, но в этот момент ум ее был деятелен, как никогда. Именно в этот самый момент Кэтрин поняла, что любит Дмитрия.

Глава 25

Утренний свет превратил Белую комнату в сказочную сокровищницу, переливающуюся бриллиантовым блеском. Солнечные лучи играли на ковре, но постель оставалась в полумраке.

Кэтрин, все еще нежившаяся на огромной кровати, сонно потянулась. Сознание медленно возвращалось к ней. Что-то важное случилось… ах да, вчерашняя ночь.

Она улыбнулась внезапно вернувшимся воспоминаниям и, счастливо вздохнув, открыла глаза.

В комнате, кроме нее, никого не было. Кэтрин еще раз быстро огляделась. Она одна. Пожав плечами, Кэтрин позволила голове вновь упасть на подушку.

Что еще ты ожидала, дурочка? То, что Дмитрий был с тобой там, в Лондоне, когда ты проснулась, еще не означает, что он снова станет тебя дожидаться. В конце концов мы приехали только вчера, и, по словам Дмитрия, он сразу же уехал и вернулся только вечером. У него, без всякого сомнения, полно срочных дел.

Но нельзя отрицать, что было бы так приятно проснуться рядом с Дмитрием. Кэтрин не терпелось объяснить ему, что она помнит все, говорила правду, и ему не за что себя винить.

И будь Дмитрий сейчас здесь, она призналась бы… да-да, не было причин хранить это в секрете, призналась бы, что любит его.

Кэтрин снова улыбнулась, чувствуя прилив тепла при одной лишь этой мысли. Она все еще сама не могла до конца поверить в такое. Подумать только, Кэтрин Сент-Джон пала жертвой самой глупейшей эмоции. Невероятно! Но теперь она поняла, что любовь не может быть глупой. Это сильное, реальное, великолепное чувство. И Кэтрин была счастлива, что ошибалась раньше.

Она продолжала лежать еще около часа, думая о Дмитрии, прежде чем неожиданно вскочила, не в силах больше сдержать бьющую через край радость. Необходимо отыскать Дмитрия и рассказать обо всем!

На самом же деле девушка просто не понимала, что ею движет неодолимая потребность узнать, что на ее чувства отвечают.

Она поспешно оделась, лишь мельком взглянув в зеркало, желая убедиться, что пуговицы застегнуты правильно. Кэтрин давно уже перестала пытаться сделать что-то со своими волосами, поскольку попросту не умела справляться с ними сама, без помощи горничной. Приходилось связывать их лентой на спине. По крайней мере получалась довольно аккуратная, хотя и немодная прическа.

Она решила, что Дмитрий, вероятнее всего, сейчас у себя в спальне, и поэтому постучала в смежную дверь. Не получив ответа, Кэтрин все равно решила войти. Ей и в голову не пришло, что еще вчера она не вела бы себя так дерзко. Мысленно Кэтрин уже считала Дмитрия своим возлюбленным, и это давало ей определенные привилегии, которыми раньше она и не подумала бы воспользоваться. Но, к несчастью, Дмитрия не оказалось и здесь, как, впрочем, и Максима, который мог бы помочь разыскать барина.

Не заходя к себе, Кэтрин нетерпеливо перебежала комнату, чтобы побыстрее выйти в коридор, и, открыв дверь, немного смутилась, оказавшись лицом к лицу с теткой Дмитрия.

Соня уже хотела было постучать, но испуганно вскинулась, когда дверь открылась сама и на пороге появилась Кэтрин. Странно, ведь ее приказали поместить в Белую комнату! Если Соне и потребовалось бы дальнейшее доказательство того, что эта женщина здесь делает, она его получила. И этот непристойный вид! Какая бесстыдная развратница! Женщины распускают волосы только в спальне! И то, что эта девица собралась выйти на люди с такой прической, только усилило негодование Сони и сознание собственной непогрешимости.

Кэтрин опомнилась первая и отступила, чтобы не вытягивать шею, пытаясь разглядеть величественную даму. Она попыталась было улыбнуться, но покраснела, заметив осуждение в холодных голубых глазах Сони. В своем только что обретенном счастье она не рассчитывала ни на что подобное н теперь поняла, что препятствий на пути более чем достаточно. Конечно, ее отношения с Дмитрием просто скандальны, и не будь она одной из сторон, первая поспешила бы это признать. Всякий, не колеблясь, подтвердит это.

Но Кэтрин уже приняла решение, вернее, решение было принято за нее. Она любит этого человека и почти уверена, что он отвечает ей тем же. Да, он еще не надел ей на палец обручальное кольцо — пока. Однако Кэтрин имела все основания надеяться, что это недоразумение будет скоро исправлено. Для нее это не детское увлечение, не мимолетная страсть, а истинное чувство, любовь на всю жизнь.

Кэтрин, сама того не сознавая, гордо выпрямилась, приняв величественную, почти царственную позу. Соня посчитала это высокомерием и взбесилась еще больше.

— Я ищу племянника.

— Я тоже, — вежливо ответила Кэтрин. — Так что прошу простить…

— Минуту, мисс, — повелительно бросила Соня, пренебрежительно подчеркивая слово «мисс». — Если Дмитрия здесь нет, что вы делаете в его комнате, одна?

— Как я уже ответила, ищу его.

— Или пользуетесь возможностью что-нибудь украсть?

Обвинение казалось столь смехотворным, что Кэтрин не смогла воспринять его всерьез.

— При всем моем уважении к вам, мадам, должна сказать, что я не воровка.

— И я должна верить вам на слово? Какая чушь! Англичане, конечно, народ легковерный, но мы, русские, не таковы! Я прикажу вас обыскать.

— Прошу прощения?

— Вы не так запоете, если у вас найдут что-то ценное.

— Что за… — охнула Кэтрин, когда Соня потащила ее по коридору. Она попыталась высвободиться, но пальцы Сони впились в ее руку, словно когти. Женщина была почти на голову выше Кэтрин и, несмотря на обманчивую худобу, отличалась недюжинной силой. Кэтрин не успела оглянуться, как оказалась в большой прихожей, где собралось несколько слуг, недоуменно глазевших на странную сцену.

Держи себя в руках, Кэтрин. Дмитрий все уладит. В конце концов ты же ничего не сделала против его воли. Его тетка просто с ума сходит от злости. Разве Маруся не говорила, что она — настоящая тиранка и что слуги Дмитрия стараются не попадаться ей на глаза?

Кэтрин немедленно толкнули в руки ближайшего лакея. Старше других, широкоплечий и приземистый, он, по-видимому, был готов исполнить любой приказ хозяйки.

— Обыщите ее, — велела Соня, — да получше. Я поймала ее в комнате барина.

— Но позвольте, — с вынужденным спокойствием объявила Кэтрин. — Дмитрий не потерпит этого, мадам, и вам, по всей вероятности, известно это. Я требую, чтобы за ним послали.

— Требуете?! Вот как! Требуете!

— Вижу, слух у вас прекрасный, — язвительно бросила Кэтрин. Она, возможно, придержала бы язык, но слишком уж сильно рассердилась и совершенно забыла о необходимости быть немного дипломатичнее. Эта ведьма не имела права обвинять ее! Для этого просто не было основания. И вообще, как она посмела обращаться с Кэтрин как с одной из своих крепостных?

Саркастическое замечание Кэтрин оказалось последней каплей. Терпение Сони лопнуло. Никто и никогда не говорил с ней в таком тоне, да еще перед слугами. Такого позволить нельзя!

— Я велю тебя… — завопила Соня, но тут же, вспомнив, где находится, смолкла, хотя лицо по-прежнему оставалось багровым.

— Нет, пусть Дмитрий с тобой разбирается! Убедишься по крайней мере, что ничего для него не значишь! Где князь?

Она обернулась к слугам, зачарованно наблюдавшим за происходящим.

— Кто сегодня видел князя? Говорите же!

— Его здесь нет, барыня.

— Кто это сказал?

Вперед, спотыкаясь, вышла девушка, запоздало понявшая, что с ее стороны было крайне неблагоразумно привлекать всеобщее внимание, да еще когда хозяйка в гневе. Но она по глупости открыла рот, и теперь оставалось лишь продолжать.

С первого взгляда Кэтрин показалось, что перед ней Лида, но девушка была моложе и явно лишена бойкости последней. Почему она выглядит такой испуганной? Ведь именно Кэтрин здесь приходится хуже всего.

— Моя сестра разбудила меня на рассвете, барыня, чтобы попрощаться, — объяснила девушка, не поднимая глаз. — Она очень спешила, потому что князь уже уехал, а остальные слуги должны были отправиться следом.

— Не важно! — отрезала Соня. — Куда он отправился?

— В Москву.

Наступило мгновенное молчание. Уголки губ Соня приподнялись, холодные глаза вперились в Кэтрин.

— Значит, он все-таки серьезно относится к своим обязанностям? Рада это слышать. Мне не следовало в нем сомневаться. Нужно было знать, что он как можно скорее решит навестить княжну Татьяну и объявить о своем приезде.

А это означает, что он оставил тебя на мое попечение. Стоило бы выгнать тебя из дома!

— Прекрасная идея, — сухо заметила Кэтрин. Она все еще была рассержена настолько, что даже не поморщилась, услышав такую невероятную новость. Дмитрий исчез? Отправился в Москву за невестой? Нет, это всего лишь злобное предположение тетки, не больше.

Не смей сразу делать поспешные заключения, Кэтрин. Возможно, у него были веские причины покинуть тебя, не сказав ни единого слова. Он вернется и все объяснит. Будешь смеяться над собой за то, что осмелилась сомневаться в нем хотя бы на секунду!

— Значит, торопишься поскорее убраться отсюда? — ехидно осведомилась Соня, снова помрачнев. — В таком случае, возможно, стоит запереть тебя. И даже если Дмитрий уже забыл о твоем существовании, его человек, Владимир, не настолько небрежен, хотя, очевидно, так торопился утром, что забыл передать, как с тобой поступить. Но должно быть, тебя оставили здесь по какой-то причине, поэтому мне придется, хоть и против воли, позаботиться о том, чтобы ты не исчезла и к их возвращению все еще была здесь.

— Я могу объяснить, почему оказалась в Новосельцеве, — негодующе объявила Кэтрин.

— Не трудись. Все, что говорят тебе подобные, по меньшей мере сомнительно.

— Мне подобные?! — почти взвизгнула Кэтрин. Соня не стала вдаваться в подробности, лишь красноречиво оглядела Кэтрин с ног до головы. Глаза ее сузились. Она снова вошла в роль хозяйки дома, всевластной и всемогущей, и, несмотря на ярость, сумела взять себя в руки. Теперь она выглядела настоящей старой ведьмой — тиранкой, как ее назвала Маруся.

— Поскольку тебе придется остаться в Новосельцеве, стоит поучиться скромности и покорству. Твое поведение невыносимо! Здесь никому не позволено дерзить!

— В этом случае вам стоило бы взять несколько уроков вежливости, мадам, поскольку я, со своей стороны, была безукоризненно почтительна, пока вы не начали обвинять меня Бог знает в чем. Вы же, напротив, с первых слов начали оскорблять меня.

— Довольно! — вскричала Соня. — Посмотрим, не собьет ли с тебя немного наглости посещение дровяного склада?! Семен, немедленно отведи ее туда!

Кэтрин едва не рассмеялась. Если старая карга думает, что, посадив ее под замок на дровяном складе, чего-то добьется, она жестоко ошибается! Кэтрин провела немало недель в тесной каюте. Еще несколько дней заключения, пока Дмитрий не вернется, нисколько на нее не подействуют! И она с удовольствием проведет время, представляя, как взбесится Дмитрий, узнав о самовольстве тетки.

Даже слугам не по себе, удовлетворенно подумала Кэтрин. Тот лакей, что держал ее, кажется, Семен, колебался целых пять секунд, прежде чем потащил ее в глубь дома, к черной лестнице. На лицах остальных отражалась вся гамма чувств, от потрясенного изумления до откровенного страха.

Кэтрин вывели во двор и подтолкнули к одной из хозяйственных построек, которые она заметила по приезде. Отсюда были хорошо видны деревня и бесконечные поля зреющей пшеницы, безбрежное золотое море, переливающееся на солнце. Странно, что она могла любоваться этим великолепным пейзажем в такую минуту! Но почему-то могла. В Кэтрин говорила неутолимая жажда видеть новые места и страны, переживать приключения и искать новых.

Дровяной склад оказался маленьким домиком без окон и пола, где хранились доски и бревна. Взглянув на место, куда ее привели, Кэтрин немного пала духом.

Нечего страдать, Кэтрин. Да, пребывание здесь будет не слишком приятным. Еще одна причина ожидать многословных извинений от Дмитрия, когда все будет кончено. Он загладит вину перед тобой, вот увидишь.

Повинуясь кивку Сони, за Семеном последовал еще один самый крепкий лакей. Все четверо, включая тетку Дмитрия, находились теперь в домике. Яркий свет вливался через дверь, освещая душное помещение. Кэтрин толкнули к молодому и сильному парню, который, крепко стиснув ее руки, завел их вперед.

— Меня, кажется, еще и свяжут? — фыркнула Кэтрин. — Как мило!

— В веревках нет нужды, — снисходительно сообщила Соня. — Родион вполне способен удержать тебя, сколько потребуется.

— И сколько же времени для этого потребуется?

— Тебя станут сечь, пока не попросишь прощения за свою наглость.

Кровь мгновенно отлила от лица Кэтрин. Так вот что означает посещение дровяного склада! Боже, да она внезапно очутилась в средневековье!

— Вы с ума сошли, — медленно, ясно выговаривая каждое слово, объявила Кэтрин, повернув голову, чтобы брезгливо оглядеть стоявшую сзади женщину. — Вам это с рук не сойдет. Я леди Кэтрин Сент-Джон, дочь графа Страффорда.

Соня вздрогнула, но тут же оправилась. Она уже пришла к выводам относительно Кэтрин, а в России не только крепостные поддавались первому впечатлению. Эта женщина ничего не значит. Обращение с ней Дмитрия это доказывало. Долг Сони — в корне задушить ее отвратительное высокомерие, прежде чем им заразятся другие слуги.

— Кто бы ты ни была, — холодно процедила она, — пора научиться приличным манерам. Сама определишь, сколько понадобится для того, чтобы немного тебя исправить. Правда, можешь встать на колени и попросить прощения сейчас…

— Никогда! — выпалила Кэтрин. — Я отношусь с почтением только к тем, кто этого заслуживает. Вы же, мадам, достойны лишь презрения.

— Начинайте! — взвизгнула Соня, вновь багровея от ярости. Кэтрин стремительно повернула голову, пригвоздив взглядом лакея, державшего ее за руки.

— Немедленно отпустите! — приказала она так властно, что пальцы Родиона едва не разжались. Но рядом стояла княжна. Кэтрин поняла, в чем дело, заметив тревогу и нерешительность на грубой физиономии лакея. Соня победила. — Лучше молитесь, чтобы вас не было рядом, когда князь все узнает…

Кэтрин осеклась, готовясь к худшему, и услышала свист розги еще до того, как она опустилась на спину. Дыхание с шумом вырвалось из легких Кэтрин. Она едва не застонала, и первый, же удар повалил ее на колени.

— Скажите ей все, что она желает, госпожа, — умоляюще прошептал Родион, глядя на нее сверху вниз. Он единственный видел лицо Кэтрин и хотел сказать еще что-то, но тут второй удар пришелся по тому же месту, а потом и третий, четвертый, пятый… Руки ее дрожали, на закушенной губе появились капельки крови. В отличие от крепких крестьянок, закаленных годами тяжкого труда, она была слишком изящной, слишком деликатной, чтобы вынести подобное наказание. Для крепостной, возможно, несколько ударов ничего не значат. Но Кэтрин не крепостная. И выдержать подобное унижение нет сил.

— Отпустите меня, — сумела выговорить Кэтрин на просьбу Родиона.

— Не могу, госпожа, — жалко пробормотал он, видя, что Семен снова размахнулся.

— Тогда… не позволяйте… мне… упасть.

— Только скажите ей…

— Не могу, — охнула Кэтрин, шатаясь под следующими ударами. — Гордость Сент-Джонов, знаете ли…

Родион не верил ушам. Гордость? Она не шутит? Только господа могли позволить себе быть гордыми! Матерь Божья, что же он натворил! Неужели девушка вправду та, за кого себя выдает?!

Ни с чем не сравнимое облегчение охватило лакея, когда минутой позже он смог с чистой совестью сказать:

— Она сомлела, барыня.

— Облить ее водой? — спросил Семен.

— Не Стоит, — сухо бросила Соня. — Упрямая девка! Из нее слова не вытянешь! Еще несколько ударов, Семен, чтобы помнила науку.

На этот раз даже Семен осмелился возразить:

— Но она без сознания, барыня.

— И что же? Не почувствует сейчас, почувствует позже, когда очнется.

Родион сжимался при каждом новом ударе проклятой розги, жалея, что не может принять наказание на себя. Но он по крайней мере выполнил просьбу бедняжки и не дал ей свалиться на пол, хотя не понимал, какое это имеет значение.

— Обыщи ее! — приказала наконец Соня. Семен нагнулся и через несколько минут выпрямился, покачивая головой:

— Ничего, барыня.

— Лишний раз убедиться не мешает. И ей не повредит. Лакеи переглянулись. И Родион, с плотно сжатыми губами, вынес Кэтрин из домика, чувствуя бессильную ярость и боль, которые могли быть понятны лишь тому, кто обречен страдать под ярмом крепостничества. Не повредит? Интересно, а как посчитает англичанка, придя в себя?

Глава 26

— О Господи!

Кэтрин взметнулась с гладкой плиты, на которой лежала в тот момент, когда поняла, что это такое. Резкое движение заставило ее громко застонать. Задохнувшись, девушка скорчилась, разъяренно глядя на странное сооружение. Одно дело — проснуться в незнакомом месте, и совершенно Другое — понять, что под тебя подкладывают горящие угли.

Печка! Тебя бросили на проклятую печь, Кэтрин! Безумцы! Они все с ума сошли!

— Здравствуйте, госпожа.

— Ну и утро!

Кэтрин стремительно обернулась к бесшумно подошедшей сзади женщине и, видя, как та в испуге попятилась, перешла на русский.

— Собрались приготовить меня на обед? Женщина широко улыбнулась, поняв шутку.

— Печка не топится, — заверила она, — но зимой она служит хорошей теплой постелью для стариков и детей. Поэтому она такая большая. Летом же слишком жарко и готовим мы на дворе.

Кэтрин еще раз злобно оглядела огромную русскую печь длиной футов пять и шириной не меньше четырех. Действительно, достаточно велика, чтобы поместилось несколько человек. Но если печь не топится, почему у Кэтрин такое ощущение, будто ее поджаривают на открытом огне?!

— Вам еще нельзя ходить, барышня, — уже серьезнее посоветовала женщина.

— Нельзя?

— Разве только вам не полегчало.

— Не понимаю, — сухо ответила Кэтрин, пожимая плечами. Ничего хуже, как оказалось, она не могла сделать. Девушка широко раскрыла глаза от изумления, но тут же зажмурилась, почувствовав, как перехватило дыхание. Спину словно обожгло, и Кэтрин невольно напряглась, отчего стало еще больнее. Девушка жалобно застонала, не в силах сдержаться, не заботясь о том, кто может ее услышать.

— Эта… проклятая… сука… — прошипела она сквозь стиснутые зубы, сгибаясь от невыносимой муки. — Она действительно… невероятно! Как она посмела?!

— Вы говорите о бариновой тетке? Она здесь всем правит, особенно когда барина нет, и…

— И что из этого?! — рявкнула Кэтрин.

— Все знают, что вы наделали, барышня. Зря вы это. Мы давным-давно приучены ни словом ей не перечить. Она — барыня старого закала и требует, чтобы ей все кланялись. Коль она видит, что ее все боятся да уважают, значит, милостива будет. Давненько уж здесь никого не пороли, только вот вы под руку подвернулись. Впредь будете знать, как угождать барыне.

Кэтрин с великим наслаждением выказала бы свое отношение к барыне, подвернись ей под руку хлыст.

Но она ничего не ответила, стараясь заглушить боль, заставить ее уйти. Если не двигать ни единым мускулом, становится гораздо легче.

— Спина сильно изранена? — нерешительно спросила Кэтрин, заметив, что одета в чье-то чужое платье, из грубого полотна, почему-то ужасно колючего. Скорее всего княжна приказала отобрать у нее вещи, а взамен дала это одеяние, явно не принадлежащее хозяйке избы, довольно полной женщине, поскольку пришлось впору Кэтрин.

— К вам небось как прикоснешься, сразу на коже синяк расплывется?

— Верно, — кивнула Кэтрин.

— Тогда все не так и худо. Рубцов да синяков хоть отбавляй, зато ни единой царапины, да и ребра целы.

— Вы уверены?

— Насчет ребер — нет. Вам лучше знать. Барыня даже доктора не велела кликать, когда вы в жару метались.

— У меня был жар?

— Да уж больше полутора суток. Поэтому вас сюда и принесли. Я-то жар хорошо снимаю.

— Где я? Ах, простите, не знаю вашего имени. Меня зовут Кэтрин.

— Катерина? Пригожее имя. Матушку-царицу так величали…

— Да, мне уже говорили, — перебила Кэтрин, раздраженная очередным вариантом своего имени. — А вас как зовут?

— Параша, и вы в деревне, в моем доме. Родион вчера принес вас. Тревожился уж больно. Княжна, видать, никому не поручила присмотреть за вами, хотя и знала, что вы в жару мечетесь. Ну и конечно, все видят, что она на вас гневается, и боятся и близко подступиться. Что уж там, каждому своя рубашка ближе к телу.

— Понятно, — вздохнула Кэтрин. — Значит, я могла бы умереть без всякой помощи?

— Пресвятая Матерь Божья, конечно, нет! После порки такое бывает, да быстро проходит. Только Родион шибко боялся за вас. Уж и не знаю почему. Кажись, думает, что барин больно разгневается, когда обо всем проведает.

Ну что же, значит, на лакея произвело впечатление все сказанное Кэтрин. Но даже предполагаемый гнев Дмитрия не остановил Соню, да и к тому же неизвестно, рассердится ли Дмитрий, узнав о случившемся. А если нет? И если ему вообще все равно?

При этой неприятной мысли у Кэтрин перехватило горло, и только усилием воли девушка заставила себя думать о другом.

— Вы живете здесь одна. Параша? Женщина, казалось, искренне удивилась странному вопросу:

— В такой большой избе? Нет, вместе с Саввой, мужем моим, да с его родителями и тремя детьми.

Изба была действительно просторной, выстроенной из дерева — материала, имевшегося в изобилии в здешних местах. Кэтрин проезжала много деревень по пути сюда, однако такого огромного, хотя и одноэтажного строения еще не видела. Раньше она предполагала, что в избе может быть только одна комната, но здесь их было несколько, по крайней мере рядом с кухней виднелась еще одна дверь. Сама кухня оказалась чисто прибранной и не захламленной: в середине стоял богатырских размеров стол, в углу — печь. Даже шкаф для посуды был украшен красивой резьбой.

В доме было тихо, по-видимому, кроме хозяйки и непрошеной гостьи, никого не осталось.

— Все на поле?

Параша снисходительно улыбнулась:

— Жатва еще не началась, так что на поле и работы-то почти нет. Так, огород прополоть, овец стричь да за скотом ходить, не то что в сев либо в жатву, когда спину гнешь от зари до зари. К тому же и суббота сегодня.

Она говорила так, словно Кэтрин могла понимать, что это означает. И Маруся в самом деле успела ей рассказать, что по субботам крестьяне обычно моются в банях, да еще и поддают пару, выливая воду на раскаленные камни. Многие парятся часами, хлеща друг друга березовыми вениками, а потом сразу прыгают в реку, а зимой валяются в снегу. Маруся заверяла, что это очень полезно для здоровья и придает бодрости.

— Вы сами, наверное, жалеете, что не пошли в баню? — заметила Кэтрин.

— Но не могла же я вас оставить здесь одну, хотя лихорадка спала еще ночью. Я бы велела Савве снести вас в баню, сразу же полегчало бы, да только брат барина Николай прошлой ночью приехал и ночевал у матери, так что, видать, уберется нескоро. Не хотите же, чтобы он и вам докучал, когда в себя придете.

— Почему он должен мне докучать?

— Уж больно озорной, ни одной девки не пропустит, — хмыкнула Параша. — В папеньку пошел. И совсем не так переборчив, как барин. Ему все одно, лишь бы юбка была.

Кэтрин не знала, чувствовать ли себя оскорбленной или нет, и решила на всякий случай промолчать. Она знала, что Параша говорит о Николае Баранове, побочном сыне Петра Александрова от крепостной крестьянки. Матери дали вольную, но она не воспользовалась свободой и, оставшись в Новосельцеве, вышла замуж за одного из жителей деревни. Николай же, однако, воспитывался вместе с законными детьми князя и ни в чем не знал отказа.

Как леди Энн, гордая англичанка, могла терпеть столь откровенное доказательство неверности мужа, оставалось выше понимания Кэтрин. Николай был всего на семь месяцев моложе Дмитрия. Однако если верить Марусе, леди Энн преданно любила мужа до самой его смерти и никогда ни на что не жаловалась.

Кэтрин знала, что сама не сможет быть столь снисходительной. Однако она была реалисткой. Мужчины в своих поступках руководствуются зовом плоти, и даже самые любящие из них могут изменять. Такова жизнь;

Кэтрин видела и слышала слишком много, чтобы сомневаться в этом. Она всегда верила в старую истину: то, чего не знаешь, не может тебе повредить, и считала, что, когда выйдет замуж, не допустит и возможности измены мужа… пока никто не возьмет на себя труд сообщить ей об этом.

Именно так рассуждала Кэтрин до недавних пор. Теперь же она не была в этом так уверена. Кэтрин не рассчитывала на то, что влюбится. Вряд ли она сумеет благополучно игнорировать все, что сотворит Дмитрий, и конечно, стоит ему уехать хотя бы ненадолго, сразу предположит, что он нашел другую. И от этого предположения почему-то становилось больно. Подтверждение же способно разбить ей сердце. Как она справится с такой пыткой, когда они поженятся? Ведь даже сейчас думать об этом было больно.

Он уехал, если верить служанке, ухаживать за другой женщиной, своей невестой. Кэтрин ни на минуту не верила в это, но Дмитрий по-прежнему был в Москве, где любая может привлечь его внимание. Конечно, ей казалось, что она ему не безразлична. Слишком уж она самоуверенна!

Черт возьми, почему Параше нужно было напоминать о несчастной склонности мужской половины рода Александровых к распутству! Сколько же у них незаконных детей! Правда, Маруся никогда не упоминала о том, есть ли они у Дмитрия, но это не значит, что бедняжки не появятся на свет в будущем. Стоит лишь вспомнить о Михаиле — погиб в тридцать пять лет, а его старшему незаконному сыну уже восемнадцать.

Ей следует забыть о Дмитрии. Слишком он красив, слишком любит женщин, чтобы оставаться верным одной, даже если и полюбит ее. Нуждается ли она в нем? Конечно, нет. Лучше всего поскорее убраться подальше, пока чувства, которые испытывает Кэтрин, не завладеют ею настолько, что она будет рабски вымаливать крохи его любви. А если Кэтрин собирается сбежать, лучше сделать это сейчас, пока Дмитрий в отъезде и отсутствует Владимир, следивший за каждым ее шагом.

Глава 27

Кэтрин притаилась в тени за домом, выжидая, пока пройдет боль, вызванная неосторожным движением. Но ей удалось добраться сюда, да еще захватить с собой еду, и она ни за что не позволит таким пустякам, как синяки и ноющие мышцы, помешать ей.

Кэтрин нетерпеливо выжидала, пока Параша со своим семейством готовилась этим утром отправиться в церковь. Правда, пришлось пережить несколько неприятных моментов, когда добрая женщина начала настаивать, что Савва будет счастлив отнести Кэтрин в церковь и пропускать заутреню нельзя, но Кэтрин так стонала и охала, когда Параша попыталась поднять ее с тюфяка, по-прежнему разостланного на печи, что той пришлось сдаться.

Кэтрин познакомилась с семейством еще вчера. Все они целый вечер пели хвалу князю и его родне. Кэтрин тогда же поняла, что благополучие и счастье крепостных зависели исключительно от характера и прихотей владельца. При хорошем хозяине крестьяне имели дом и не боялись черных дней, если же помещик отличался суровым нравом, уделом рабов становился ад на земле — жестокость и постоянные избиения были привычными условиями существования, кроме того, крепостные жили в постоянном страхе быть проданными, обмененными, проигранными в карты или, хуже всего, забритыми в солдаты и прослужить в армии двадцать пять лет.

Крестьяне Дмитрия были довольны своей судьбой и прекрасно Сознавали, как им повезло. Сама мысль о свободе была им ненавистна, потому что тогда им пришлось бы распроститься с покровительством господина и забыть о щедрости, позволявшей считать землю собственной да к тому же вести свое хозяйство и процветать. Дмитрий продавал товары, сделанные ими долгими зимами, в Европе, за куда более высокие цены, чем в России, и поэтому в Новосельцеве не было бедных.

В церковь надевались лучшие наряды, как, впрочем, и повсюду в мире. Мужчины носили цветные косоворотки, преимущественно красные, вместо длинных свободных будничных рубах, подпоясанных обрывком веревки. Широкие штаны шились из домотканого сукна, а вместо обычных лаптей надевались сапоги из хорошей кожи. Высокие поярковые шляпы дополняли наряд, правда, некоторые надевали поверх еще и кафтаны.

Женщины тоже прихорашивались, повязывая нарядные косынки и вынимая из сундуков цветастые сарафаны. После долгой церковной службы здесь, как и в Англии, отдыхали — молодые шли на речку или гулянье, ребятишки играли, а взрослые ходили друг к другу в гости. Старухи сплетничали на завалинках.

Кэтрин рассчитывала, что за это время успеет уйти подальше и ее отсутствие обнаружат не сразу. Сейчас ей не до празднеств. Она надеялась, что пройдет не менее двух часов, прежде чем ее хватятся.

Конечно, было бы гораздо легче, не говоря уже о том, что тело ломило бы куда меньше, будь у Кэтрин несколько дней, чтобы оправиться, прежде чем пытаться сбежать. Но едва заметив в хлеву крепкую лошадь, она поняла, что наконец-то нашла способ скрыться. Кэтрин сообразила, что единственная возможность ускользнуть — воскресенье, услышав, что только прикованные к постели больные и совсем дряхлые старики не ходят к воскресной заутрене. Ждать целую неделю немыслимо, особенно еще и потому, что Дмитрий может в любую минуту вернуться.

Параша объяснила, что Новосельцеве находится как раз на полпути между Санкт-Петербургом и Москвой. Дмитрий отсутствует уже три дня, не считая сегодняшнего. Кроме того, он уехал вперед, не дожидаясь слуг, которым понадобится не менее пяти суток в один конец, чтобы добраться до города. Если он спешит, значит, будет мчаться сломя голову. Нельзя рисковать.

К тому же всегда существует возможность того, что княжна Соня вспомнит, как обещала следить за Кэтрин до приезда Дмитрия. Сейчас, учитывая состояние Кэтрин, все считают попытку побега невероятной, и, без сомнения, именно поэтому к ней не приставили стражу. Вполне возможно, что, как только она окрепнет, ее снова переведут в большой дом и скорее всего посадят под замок, откуда вырваться будет немыслимо.

Это ее последний шанс, и, вероятно, единственный, тем более что деревня опустела и никто здесь не знает, что Дмитрий собирался продержать Кэтрин в имении все лето. Это ее козырная карта: сейчас им неизвестна истинная причина ее появления здесь. Тетка Дмитрия даже может облегченно вздохнуть, услыхав об исчезновении англичанки.

Кэтрин осторожно подобралась к маленькому загону, не упуская из виду церковь, стоявшую в конце дороги и отличавшуюся от остальных зданий лишь колокольней и большим голубым куполом. Правда, у многих церквей, виденных Кэтрин, было по несколько куполов, чаще всего позолоченных, но иногда выкрашенных в яркие цвета.

Кэтрин искренне надеялась, что громкий голос священника и пение хора заглушат конский топот. Но теперь ей оставалось только молиться, чтобы удалось незаметно выбраться из имения, чтобы она не позабыла дороги в Санкт-Петербург, не заблудилась и никто не позаботился отправиться в погоню. А главное — оказаться в безопасности под крышей английского посольства, прежде чем Дмитрий узнает о побеге.

Она даже не против того, чтобы увидеть его снова, особенно когда избавится от его власти и они наконец будут на равных. Но сейчас Кэтрин владело лишь одно желание — поскорее вернуться домой и попытаться забыть Дмитрия. Так будет лучше. Так будет лучше, верно? Ну конечно, будет.

Лгунья! На самом деле ты жаждешь, чтобы он приехал за тобой, умолял не покидать его, поклялся в вечной любви и предложил стать его женой. И ты согласилась бы и бросилась бы ему на шею, несмотря на все бесчисленные разумные доводы против этого брака!

Кэтрин была почти благодарна агонизирующей боли, пронзавшей мышцы при каждом движении, пока она седлала лошадь и садилась на нее, потому что это позволяло ни о чем больше не думать. В этот момент самым главным было убраться подальше. Необходимо, чтобы Дмитрий увидел в ней ровню себе, но этого не произойдет, пока она не докажет, что с самого начала говорила правду. А здесь это сделать невозможно. Она позже побеспокоится о том, что он скажет и сделает, узнав о ее побеге.

Кэтрин медленно отъехала, только сейчас полностью осознав, во что грозит превратиться поездка. Терзания были настолько непереносимы, что хотелось кричать. В жизни еще она не испытывала подобных мучений. Будь у Кэтрин винтовка, она сейчас бы мчалась к большому дому, чтобы отыскать этого ублюдка Семена и пристрелить его. Он мог бы обойтись с ней куда бережнее, и уж, во всяком случае, придерживать "'руку каждый раз, когда розга опускалась на спину Кэтрин! Но нет, он всячески выслуживался перед княжной, во всем следовал ее приказам, и поглядите только, что натворил этот олух! Удивительно еще, что он не переломал ей все кости!

Пришлось объехать господский дом, чтобы добраться до большой дороги, и как только Кэтрин удалось сделать это, она пустила коня в галоп. Боль сразу немного утихла, однако девушка по-прежнему стонала и охала, теперь уже громко, поскольку никто не мог ее услышать. Она продолжала скакать с такой скоростью часа четыре, или по крайней мере ей казалось, что прошло столько времени, поскольку часов у Кэтрин не было. Наконец она миновала поместье, в котором провела последнюю ночь до приезда в Новосельцеве и куда Дмитрий вернулся на следующий день, чтобы напиться до беспамятства.

Сначала Кэтрин намеревалась останавливаться в тех местах, которые проезжала по пути сюда, поскольку у нее не было денег на еду. Ведь слуги ее знали и вряд ли отказались бы покормить, хотя сейчас она и одна. Правда, им может показаться странным, что Кэтрин путешествует без эскорта, хотя в крайнем случае можно что-нибудь придумать. Но сейчас она поняла, что просто не посмеет искать гостеприимства в этих имениях. Если за ней отправятся в погоню, немедленно поймают. Кроме того, здесь полно лесов, где можно будет отдохнуть и даже немного поспать в безопасности, подальше от дороги и преследователей, которые к тому же, если повезет, проедут мимо!

Сейчас она может не останавливаться — еды довольно, хватит до завтра, и необходимо оказаться как можно дальше от Новосельцева. Притом Кэтрин боялась натянуть поводья, боялась, что, если сейчас спешится, не найдет в себе сил вновь забраться в седло. Лучше подождать до ночи, отдохнуть и немного оправиться, прежде чем выдержать еще один день бесконечной боли.

И тут Кэтрин сообразила, — что в ее идеальном плане есть огромный недостаток. Ночь. Она совершенно забыла, что ночи сейчас светлые и короткие, а ехать без отдыха невозможно, даже если бы Кэтрин не была избита до полусмерти. Так или иначе, придется останавливаться, но скрыться под покровом темноты нельзя. Придется забираться в лес, подальше от дороги, только чтобы спрятаться. Совершенно бездарная трата времени, но есть ли у нее иной выбор?

Несколько часов спустя Кэтрин, наконец, свернула с пути и, отыскав уединенное место, почти рухнула на землю, поскольку сведенные мышцы не дали ей соскользнуть более грациозно. Девушка даже не смогла привязать как следует лошадь, улечься поудобнее, расправить усталые ноги, и последнее, что сумела сделать, — намотать на кулачок поводья, прежде чем провалиться в полусон-полубред.

Глава 28

— Значит, ты и есть та голубка, что сумела выпорхнуть из клетки?

Вопрос сопровождался довольно чувствительным толчком. Кэтрин открыла непонимающие глаза, огляделась, не успев сообразить, где находится, и увидела у своих ног стоявшего в надменной позе подбоченившегося молодого человека, своего золотистого великана. Здесь? Так скоро?

Сердце словно рванулось из груд.», голова закружилась.

— Дмитрий?

— Так значит, это действительно ты, — улыбнулся он. — Я не был уверен. Ты не совсем такая, как можно было ожидать от остальных Митиных… э-э-э… знакомых.

Сердце Кэтрин снова упало. Это не Дмитрий… хотя они похожи, как близнецы. Нет… не совсем. Фигура, рост, те же самые светлые волосы и красивое лицо. Но лоб, кажется, чуть-чуть шире, подбородок немного квадратнее, а глаза… глаза выдают его с головой, не бархатистые, темно-карие, а ясные, глубокого синего цвета, сверкающие весельем.

— Николай?

— К твоим услугам, голубка.

В подобных обстоятельствах его шутки по меньшей мере раздражали.

— Что вы здесь делаете?

— Этот вопрос лучше бы задать тебе, не находишь?

— Нет. У меня достаточно веские причины оказаться здесь, не то что у вас, если, конечно, вы не были посланы за мной.

— Именно так.

Глаза Кэтрин чуть сузились:

— В таком случае вы зря потратили время. Я не вернусь. Кэтрин попыталась подняться. В такой позе невозможно спорить с достоинством, а она, несомненно, намеревается отстаивать свое право не иметь ничего общего с семьей Александровых. Но девушка забыла, в каком состоянии находится. Стоило чуть приподнять плечи, как Кэтрин громко застонала, не в силах сдержать брызнувшие из глаз слезы.

— Видишь, что бывает, когда спишь на твердой земле, вместо мягкой постели, от которой ты отказалась, — упрекнул Николай, поднимая ее на ноги, но, испуганный пронзительным воплем, тут же выпустил Кэтрин.

— Господи, да что это с тобой? Упала с лошади?

— Идиот! — охнула Кэтрин, пытаясь не шевелиться и боясь, что снова упадет. — Не притворяйтесь, что вам ничего не известно! Все в Новосельцеве знают!

— Если это и так, значит, они ухитрились скрыть это от меня, так что, клянусь вам, не понимаю, о чем идет речь.

Ее глаза, позеленевшие от боли, разъяренно блеснули. Но во взгляде Николая были лишь тревога и сочувствие. Он даже побледнел. Вероятно, этот человек не лжет.

— Извините, — вздохнула девушка, — за то, что назвала вас идиотом. Просто мне немного не по себе и трудно двигаться, и все потому, что меня довольно сильно избили.

— Митя не способен… — потрясение начал Николай, явно возмущенный таким оскорблением чести брата.

— Конечно, не способен, вы…

Кэтрин осеклась, сообразив, что едва вновь не назвала его идиотом, но сохранить хладнокровие так и не сумела.

— Он пока не знает, но поверьте, кое-кому придется поплатиться за все. Ваша чертова тетушка сделала это со мной!

— Не верю! — фыркнул Николай. — Соня? Милая добрая Соня?

— Послушайте, вы, с меня достаточно! Судя по тому, как вы относитесь к каждому моему слову, худшей лгуньи, чем я, свет не видывал! Довольно я наслушалась ваших насмешек! Но на этот раз достаточно взглянуть на мою спину, чтобы получить доказательства, и ваша милая добрая тетушка заплатит за каждый синяк, когда я доберусь до британского посольства. Английский посол, кстати, ближайший друг моего отца, графа Страффорда, и если мое похищение не наделает скандала, то уж это последнее беззаконие вам с рук не сойдет! Я готова потребовать, чтобы вашу родственницу сослали в Сибирь! И можете не смотреть на меня так, словно я превратилась в тыкву! Я не сумасшедшая!

Николай, слегка краснея, поспешно закрыл рот. Его никогда еще не удостаивали столь уничтожающей тирады, по крайней мере женщины. Правда, время от времени Дмитрий обрушивался на него. Иисусе, да они два сапога пара! Сколько огня! Неужели она ведет себя так с его братом? В таком случае вполне можно понять, почему эта женщина так заинтриговала Дмитрия, несмотря на то что красавицей ее не назовешь. Да и сам Николай был поражен.

Лицо молодого человека осветила мальчишеская улыбка:

— Да, голубка, ты за словом в карман не полезешь. Ответный разъяренный взгляд лишь заставил его ухмыльнуться.

— Ну, не сердись, не такая уж ты маленькая. Выросла и вполне-вполне оформилась.

Голубые глаза оценивающе оглядели девушку с ног до головы.

— И как мило, что ты нашла такое уединенное местечко. Мы могли бы…

— Не могли! — резко оборвала Кэтрин, поняв его намерения. Но на Николая отказ не произвел ни малейшего впечатления.

— Но, конечно, мы…

— Ошибаетесь!

Параша была права насчет этого негодяя. Подумать только, на что она похожа — бледная, растрепанная, в ужасных отрепьях, гораздо худших, чем черные лохмотья Люси, в волосах полно сосновых игл, а платок, который она стащила у Параши, чтобы больше походить на крестьянку, сбился и болтается на шее. И хотя Кэтрин сама этого не знала, лицо ее было покрыто тонким слоем пыли, во многих местах запекшейся от пота и слез. А этот болван предлагает лечь с ним, с незнакомым мужчиной, здесь, в лесу, при свете дня! Невероятно!

— Уверена, голубка?

— Совершенно.

— И дашь мне знать, если передумаешь?

— Несомненно.

— Ах, какие светские манеры, — снова усмехнулся он. Кэтрин с облегчением вздохнула, поняв, что Николай ничуть не огорчен ее отказом. Какое отличие от Дмитрия!

— Полагаю, ты влюблена в Митю, — продолжал Николай со вздохом. — Всегда одно и то же. Стоит им сначала увидеть его, и… — Он красноречиво прищелкнул пальцами. — И я с таким же успехом мог бы стать невидимкой. Не можешь представить, как ужасно находиться с ним при этом в одной комнате, на балу или приеме. Женщины глазеют на братца так, словно готовы упасть к его ногам. Мне же они дарят снисходительные улыбки и гладят по головке! Никто меня всерьез не принимает.

— Возможно, потому что вам этого не хочется? — осведомилась Кэтрин.

Николай широко улыбнулся, глаза смешливо заискрились.

— Да, в проницательности тебе не откажешь! Обычно эта маленькая исповедь творит чудеса!

— И доказывает, какой вы на самом деле неисправимый негодяй!

— Совершенно верно, и что же из этого? И поскольку ты меня разгадала, можно отправляться в путь.

— Никуда мы вместе не отправимся, Николай.

— Ну, не спорь, голубка. Прежде всего для меня немыслимо оставить тебя здесь одну, и кроме того, приходится повиноваться приказам старушки Сони. Правда, ее легко обвести вокруг пальца, но в отсутствие Мити всеми денежками распоряжается она, поэтому лучше с ней не ссориться. А с тех пор, как ты сбежала, с Соней просто сладу нет.

— Не сомневаюсь, — отпарировала Кэтрин. — Но по мне она может посинеть от злости! Я не собираюсь возвращаться и терпеть ее выходки! Вряд ли Дмитрий намеревался подвергать меня подобным оскорблениям.

— Конечно! И больше никто пальцем тебя не тронет, даже если придется мне самому встать на твою защиту. Клянусь, голубка, тебе нечего бояться в Новосельцеве.

Николай все еще не мог поверить, что Соня, милая старушка Соня, приказала высечь эту женщину. Да такого просто быть не может! Вероятно, англичанка упала и ушиблась и по какой-то причине решила во всем обвинить Соню. Она достаточно умна, чтобы сочинить убедительную историю. В любом случае его послали вернуть беглянку, и поскольку удалось ее отыскать, Николай не видел причины не выполнить свою миссию. Да к тому же она украла лошадь Саввы! Что тот подумает, узнав, что Николай попросту отпустил воровку! Да никто не поверит, что Николай не смог отыскать ее. Именно ему придется купить нового коня, да еще и терпеть взрывы ярости тетки!

— Знаешь, Екатерина… тебя ведь Ека…

— Нет, черт возьми, Кэтрин! Старое, доброе английское имя, или даже Кейт или Кит… Господи, услышать хотя бы раз, как тебя снова называют «Кит».

— Прекрасно, Кит, — снисходительно улыбнулся Николай, хотя в его произношении это имя звучало странновато. — Митя немедленно выяснит это недоразумение, как только вернется. Ты же хочешь быть здесь, когда он приедет из Москвы, верно?

— ; Неужели я направлялась бы в Санкт-Петербург, если бы желала его видеть? Кроме того, может пройти несколько недель, прежде чем Дмитрий вернется. Нет, не может быть и речи. Но если…

Она задумчиво помолчала, пытаясь решить, как лучше поступить. Вряд ли у нее большой выбор.

— Поскольку, как вы верно сказали, именно Дмитрий должен разрешить это недоразумение, почему бы вам не отвезти меня к нему? Я не возражала бы.

— Великолепная идея! — восторженно рассмеялся Николай. — Но вряд ли осуществима, малышка Кит, если, конечно, представишь себе последствия долгого путешествия наедине со мной.

— Заверяю вас, моей репутации уже ничто повредить не сможет.

— А я, в свою очередь, заверяю, что не смогу добраться до Москвы, не овладев тобой, хочешь ты этого или нет. Я имею в виду именно такие последствия. До Новосельцева я еще способен держать себя в руках, поскольку ехать недолго.

— Черта с два, — бросила Кэтрин, окончательно разъярившись. Подумать только, играет с ней, как кошка с мышкой! — Вчера я проехала не меньше пятидесяти миль!

— Скорее, двадцать, голубка моя, и это было не вчера, а сегодня.

— Хотите сказать…

— Сейчас уже почти вечер. Мы как раз успеем домой к ужину, если немного успокоишься и перестанешь закатывать истерики.

— Превосходно! — взорвалась Кэтрин. — Чудесно! Но если та ведьма, которую вы величаете теткой, прикончит меня в припадке безумия, вина падет на вашу голову, вы… вы… похотливый распутник! И не думайте, что я не стану являться к вам после смерти, если, конечно, сумею, потому что Дмитрий прежде убьет вас, если узнает, кто стал причиной моей гибели!

Она могла бы многое высказать этому мерзавцу, но, гордо повернувшись к нему спиной, побрела к лошади, чтобы попытаться сесть в седло без посторонней помощи. Но это оказалось нелегко. Господи, малейшее движение вновь посылало по телу волны боли. Но она все-таки сумела сделать это, встав на большой камень. А Николай просто стоял как вкопанный, потрясение наблюдая за Кэтрин и чувствуя себя немного… нет, на самом деле кругом виноватым, поскольку время от времени до него доносилось слово-другое из той речи, что произносила девушка вполголоса.

— Вы, конечно, не джентльмен, но этого трудно было бы ожидать, не так ли? О подобных качествах в вашей семье и не слыхали, мне-то уж это известно лучше, чем кому бы то ни было. Похитили, опоили, использовали, заперли — вот неполный перечень благородных деяний Александровых. Такие понятия, как совесть и благородство, им неизвестны!

Кэтрин на мгновение зажмурилась. Этой боли она поддаваться не намерена. Не намерена.

— Почему? Почему именно я? — донеслось до Николая. — Зачем ему понадобилось тащить меня через всю Россию? К чему держать меня здесь после… после… Боже милосердный, можно подумать, он заполучил неземную красавицу, когда всем известно, что я всего лишь довольно мила. Почему ему так важно…

Николаю страстно захотелось услышать конец именно этой фразы, но ничего не вышло. Кэтрин, застонав, подхлестнула лошадь, но тут же скорчилась и закусила губы. Ее, очевидно, терзала боль, и Николая вновь охватили сомнения, но не относительно того, стоит ли позволять ей ехать верхом в таком состоянии. Он никак не мог решить, что значит для Дмитрия эта женщина.

— Кит, голубка, может…

— Ни слова не желаю слышать от вас и вам подобных, — бросила она с таким презрением, что Николай невольно съежился. — Я возвращаюсь, чтобы вновь оказаться во власти этой ведьмы, но вовсе не обязана слушать тот вздор, который вы несете!

Она пустила коня в галоп, и Николаю пришлось пришпорить своего жеребца, чтобы догнать девушку. Это удалось ему только когда она успела добраться до поломанных кустов у обочины дороги, тех кустов, что и привели его к ней. Черт возьми, он оказался в весьма затруднительном положении. Что же теперь делать? Одно дело — угождать тете Соне, и совсем другое — оказаться мишенью ярости Дмитрия. Кроме того, уговаривать эту сварливую девку — тоже задача не из легких.

Наконец Николай решил, что, если она действительно небезразлична Дмитрию, значит, тот захочет вновь найти ее там, где оставил, а не в Санкт-Петербурге, где придется обыскивать весь город. Если, конечно, захочет ее найти. Что бы сейчас ни дал Николай, лишь бы узнать правду о том, что произошло на самом деле!

Глава 29

Дмитрий молча смотрел на пустую комнату: кровать аккуратно застелена, все в полном порядке, ни единой вещи не на своем месте… словно в белоснежном склепе. Нетерпение и страх, терзавшие Дмитрия все эти дни, заставили его броситься к гардеробу и распахнуть дверцы. Одежда вся здесь, даже черная суконная сумочка, которой Кэтрин пыталась оглушить назойливого поклонника в то утро, когда он впервые ее увидел.

Дмитрий облегченно выдохнул воздух из легких, не подозревая, что до сих пор боялся дышать. Кэтрин, конечно, не подумает сбежать без своей сумочки, не так ли? Это все, что ей оставили из ее собственных вещей. В таком случае где же она?

Раздражение быстро вытеснило остальные чувства. Все эти бесконечные часы он мчался в Новосельцеве, доведя себя едва ли не до безумия, готовый принять все, что она скажет ему, ожидая самого худшего. Теперь же Дмитрий ощущал себя приговоренным к смерти, которому дарована небольшая отсрочка, хотя он желал лишь одного — чтобы казнь состоялась как можно скорее.

Он думал найти Кэтрин в Белой комнате, за книгой или туалетным столиком или даже свернувшейся калачиком в постели, перед бонбоньеркой с конфетами. Именно в этой позе он всегда видел Наталью, когда являлась прихоть навестить ее. Дмитрий даже был не против встретить Кэтрин яростно мечущейся по комнате от тоски и скуки. И вот что вышло на самом деле!

Было еще не поздно, когда Дмитрий ворвался в дом и, ни с кем не здороваясь, помчался вверх по лестнице. Двое лакеев у входа изумленно глядели ему вслед. Горничная в белом передничке охнула, завидев барина. Раньше весь дом знал заранее о его прибытии. Но в последнее время Дмитрий ничего не делал, как обычно.

Он даже не подождал слуг. Они пытались догнать хозяина во время его бешеной скачки в Москву, но Дмитрий, не доезжая до города, повернул обратно и встретил их на полпути. Пришлось, однако, приказать им отправляться дальше, в Москву, поскольку княжна Татьяна все еще ожидала его визита. Дмитрий взял с собой всего двух казаков, да и те отстали еще с утра.

Совсем не в натуре Дмитрия было так спешить. Его побег в Москву вовсе не был следствием страстного желания поскорее увидеть будущую невесту. О ней он думал меньше всего. Татьяна лишь предлог, причина, которой он оправдывал собственный побег именно в Москву, а не в какое-то другое место. Говоря по правде, ему было все равно, в каком направлении трусливо скрыться. Да-да, он считал себя последним трусом, после того как безумная паника, овладевшая им, немного выветрилась. Единственным его стремлением было умчаться подальше от Кэтрин, не видеть, как она просыпается после их ночи, проведенной вместе, не замечать презрения и отвращения в ее глазах, которое она, конечно, ощущала, несмотря на все уверения в обратном, ведь Кэтрин все еще находилась под влиянием мерзкого зелья.

Дмитрий пришел в себя на полдороге в Москву. Да, он совершил ошибку. И не впервые. Правда, ошибка оказалась роковой. И на этот раз времени на то, чтобы сломить ярость Кэтрин, уйдет гораздо больше. Она и раньше злилась на него и была страшна в гневе, но ему всегда удавалось помириться с ней, вернее, вовремя подойти, когда Кэтрин немного успокаивалась. Она разумная женщина. И незлопамятна. Это одно из многих качеств, которые нравились в ней Дмитрию, наряду с силой духа, непокорством и еще десятком других.

Он продолжал путь уже в гораздо лучшем настроении, довольный, что не совершил ничего непоправимого. Дмитрий даже начал прикидывать, нельзя ли каким-либо образом уговорить Кэтрин остаться в России. Он купит ей особняк, наполнит его слугами, осыплет драгоценностями, разоденет, как королеву. Татьяна необходима, чтобы родить ему наследника. Но любить… любить он может лишь Кэтрин.

Кэтрин твердо заняла свое место в мечтах о будущем, ярких фантастических грезах о счастье.

Но тут Дмитрий вспомнил, что уехал слишком поспешно, ни слова не сказав на прощание, даже не уверившись, что она по-прежнему будет в имении, когда он вернется. Но что, если у нее хватит мужества отправиться в путь одной, не побояться чужой земли и незнакомых дорог? Да, нужно признаться, если Кэтрин как следует рассердить, она готова на все. А сейчас, после его поспешного бегства, ей вообще нечего делать, кроме как подогревать собственную обиду.

Дмитрий немедленно повернул назад. Татьяна подождет. Сначала необходимо уладить все домашние дела, даже если это означает встречу с разъяренной Кэтрин раньше, чем он предполагал, прежде чем она успеет успокоиться. С другой стороны, девушка вряд ли придет в себя, если все время будет думать лишь о том, как получше покончить с ним, Дмитрием.

И теперь ему хотелось, чтобы худшее поскорее осталось позади и они могли бы начать все сначала. Кроме того, Дмитрий страстно желал вновь увидеть ее, всего лишь бросить взгляд, удостовериться, не улетучилась ли его одержимость, не исчезло ли то странное чувство, которое он испытывает лишь при одной мысли о Кэтрин. Его не было пять дней. И если первое, что он захочет сделать при встрече, — вновь овладеть ею, сделать своей, значит, все начинается снова, и та глупость, которую он сотворил, одурманив Кэтрин, оказалась ни к чему. Все зря.

Выйдя из Белой комнаты, Дмитрий решительно зашагал по коридору. Та горничная, с которой он столкнулся раньше, исчезла, зато другая поднималась наверх с подносом, нагруженным блюдами, без сомнения, предназначенными для него. По-видимому, весть о его внезапном возвращении уже успела распространиться.

— Где она? — резко спросил Дмитрий девушку.

— Кто, барин?

— Англичанка, — нетерпеливо бросил он. Горничная съежилась от страха:

— Н-не знаю, барин.

Дмитрий прошел мимо и, не успев еще спуститься, окликнул одного из лакеев:

— Где англичанка?

— Я не видел ее, барин.

— А ты?

Семен, знавший Дмитрия всю жизнь и понимавший, что все его взрывы ярости обычно не приводили ни к каким ужасным последствиям, неожиданно так перепугался, что не смог ответить как это было, даже не в том, что князь, не успев войти, ринулся в Белую комнату, о чем шепотом сообщила Людмила, пробегая к двери, чтобы всем рассказать о прибытии господина. И не в том, что он, не найдя женщины на месте, немедленно начал о ней расспрашивать. Обеспокоенное лицо князя — вот что устрашило Семена. Это и совет, который успела дать Родиону англичанка:

— Тебе лучше оказаться подальше от князя, когда тот узнает…

Она не успела договорить. Семен заглушил ее голос первым ударом розги. Именно он избил девушку до бессознательного состояния.

— Проглотил язык? , Нетерпеливый голос князя прервал поток воспоминаний.

— Я… кажись… ее видели на кухне, барин… раньше. Дмитрий оказался почти рядом, и Семен невольно сжался.

— А сейчас?..

Он был вынужден громко откашляться:

— Сейчас не знаю.

— А кто знает?

Но лакеи лишь растерянно пожимали плечами. Дмитрий, окинув их грозным взглядом, ринулся в глубь дома, оглушительным голосом зовя Кэтрин.

— Что это ты так кричишь, Митя? — удивилась Соня, выходя из гостиной. — Не стоит так вопить, чтобы дать знать о своем возвращении, хотя не понимаю, отчего ты так скоро приехал…

— Где она? — набросился Дмитрий на тетку. — И если желаешь покоя и тишины, не спрашивай, о ком я говорю. Ты и без того все прекрасно понимаешь.

— Англичанка, конечно, — спокойно кивнула Соня. — Она здесь, хотя однажды уже попыталась сбежать и даже украла одну из крестьянских лошадей. К счастью, Николай поехал следом и сумел ее вернуть.

Противоречивые чувства одолевали Дмитрия. Удивление по поводу того, что Кэтрин все-таки постаралась удрать. Облегчение, поскольку она все-таки находилась где-то в доме, пусть он еще и не обнаружил, где именно. И ревность, жгучая, безумная, совершенно бессмысленная ревность, и лишь потому, что один из его сводных братьев-красавцев, известных волокит, встретился с Кэтрин. В довершение всего им оказался Николай!

— Где он? — сухо осведомился Дмитрий.

— Не мог бы ты выразиться поточнее? Если имеешь в виду Николая, то он и появился здесь, чтобы повидаться с тобой, а узнав о твоем отъезде, немедленно отправился в Москву. Вы, вероятно, разминулись по дороге.

Дмитрий протиснулся мимо тетки в гостиную и немедленно подошел к поставцу со спиртным. Собственнический инстинкт по отношению к какой-либо женщине был для него совершенно новым чувством. И весьма неприятным. Подумать только, на мгновение ему действительно захотелось задать брату хорошую трепку, и лишь потому, что Николай сделал ему одолжение и вернул Кэтрин… нет, не за это. За то, что оставался с ней в лесу, наедине, и, конечно, попытался добиться ее благосклонности… Если Николай хотя бы пальцем ее коснулся…

— Вероятно, ты устал, Митя, и потому ведешь себя так грубо. Почему бы тебе не выспаться как следует, а утром мы сможем поговорить о причинах твоего столь быстрого возвращения.

Залпом опрокинув чарку водки, Дмитрий пронзил тетку мрачным взглядом:

— Тетя Соня, если я немедленно не получу ответов на свои вопросы, теперешнее мое поведение покажется вам ангельским! Я вернулся, чтобы увидеть Кэтрин, и ни по какой иной причине. Ну так где она, черт возьми?!

Ноги Сони невольно подкосились. Она почти рухнула в кресло, но, нужно отдать ей должное, внешне осталась невозмутимой, несмотря на бешено колотящееся сердце.

— Насколько мне известно, отправилась на ночлег.

— Я был в ее комнате. Где же она спит?

— В людской, со слугами.

Дмитрий прикрыл глаза. Опять эта тактика. Пытается заставить его терзаться угрызениями совести, как каждый раз, когда он выражал сомнения в ее происхождении, и достаточно ясно дает знать, что любая, самая грязная постель предпочтительнее его собственной.

— Будь она проклята! Мне следовало бы знать, что она устроит нечто в этом роде, как только я уеду.

Сони удивленно мигнула. Он сердится на эту женщину, а не на нее! Это гораздо больше, на что могла надеяться княжна, учитывая, что она поняла свою ошибку в тот момент, когда Дмитрий ворвался в дом и начал звать английскую шлюху. Возможно, она сумеет подогреть его гнев.

— Я еще никогда не встречала такой капризной, высокомерной и скандальной особы, Митя! Я заставила ее мыть полы, чтобы посмотреть, не научит ли кто ее скромности, но сильно сомневаюсь, чтобы даже такое средство помогло.

— И она согласилась? — недоверчиво спросил Дмитрий. Соня почувствовала, как краска бросилась в лицо. Согласилась? Он позволил бы ей отказаться? Да слышал ли он, что говорит тетка? Именно Соню оскорбили перед всеми слугами! Как ему пришло в голову настолько избаловать подобное создание?!

— Она не возражала.

— В таком случае я, видимо, зря потратил время, приехав сюда, — с горечью признался Дмитрий, даже не глядя на Соню. — Так значит, теперь ей угодно скрести полы! Ну что же, если госпожа графиня думает, что это известие заставит меня мучиться угрызениями совести, она жестоко ошибается.

И схватив бутылку водки, ринулся прочь из комнаты. Семен и другой лакей едва успели отскочить от двери, где все это время благополучно подслушивали.

Оставшись одна, Соня налила себе рюмку вишневки и, улыбнувшись, пригубила. Она не поняла последней реплики Дмитрия, но это не важно. Теперь он вернется в Москву, к Татьяне и, вероятно, пробудет там несколько месяцев, совершенно забыв о существовании англичанки.

Глава 30

Надежда Федорова, сузив голубые глаза, с ненавистью наблюдала за чужачкой. И чем старательнее та орудовала веником, не вступая ни в какие разговоры и держась подальше от слуг, тем сильнее разгоралась злоба Надежды.

Да кто она вообще такая? Никто, ничтожество! Маленькая, такая крошечная, что может сойти за ребенка. Вот про Надежду уж никто этого не может сказать. Высокая, с пышной фигурой и густой блестящей рыжей гривой, не то что тускло-каштановые волосы этой мышки! Правда, глаза у нее хороши, ничего не скажешь, но все равно непонятно, чем она могла привлечь барина? Что тот увидел в ней?

Не одна Надежда задавала себе подобный вопрос. Никто этого не мог понять. Но Надежде, проведшей несколько лет назад единственную восхитительную ночь с его светлостью, загадка не давала покоя.

Она так и не смогла перенести полнейшее равнодушие князя. У нее были такие чудесные планы. Надежда мечтала родить барину сына, подняться на недосягаемую высоту над другими и жить с тех пор в довольстве и покое. Но из этого ничего не вышло. Она так и не зачала после той ночи, но, к счастью, вовремя поняла, что все еще может выдать своего ребенка за дитя Дмитрия, если забеременеет достаточно быстро. С небольшой помощью первого же попавшегося лакея она сумела добиться цели и была так горда, так счастлива, что не выдержала и проболталась сестре, которая немедленно выдала ее отцу. Тот был страшно взбешен, что дочь — потаскуха и собирается к тому же обмануть барина, и избил ее до полусмерти. Так Надежда потеряла ребенка, и с тех пор ничто не могло ее утешить.

И вот теперь явилась эта чужачка, уродина, которую барин привез с собой и поместил в Белую комнату! Вообразить только! И к тому же всех убедила, что господин питает к ней нечто большее, чем ко всем остальным своим шлюхам!

Надежда была вне себя от радости, узнав, что княжна Соня приказала выпороть дерзкую тварь и отрядила ее на самые грязные работы в кухне. Теперь-то она порастеряла наглость! И князь даже не подумал прийти за ней избавить от наказания, как она по-дурацки считала. Да и все слуги почему-то верили, что барину не понравится, как его тетя обошлась с женщиной. Но он привез англичанку в Новосельцеве и оставил здесь даже после того, как переспал с ней. Правда и то, что барин искал ее, когда вернулся. Надежда была вне себя от гнева, пока не разузнала, что барин почему-то рассердился на женщину, без сомнения, потому, что она выказала такое неуважение к его тетке.

Никто не удосужился сообщить англичанке о появлении князя. Говоря по правде, остальные слуги намеренно скрыли это известие в смехотворной попытке пощадить ее чувства. Но та даже не замечала перешептываний и сочувственных взглядов и почти не обращала внимания на то, что творится вокруг. Поделом этой мерзавке, если она обнаружит, что барин был здесь и снова уехал.

Но Надежда просто не могла выдержать столь долгого ожидания. Никто не предупреждал ее, что на эту тему говорить не стоит. И англичанке следует открыть глаза — пусть не думает, что она смогла кого-то одурачить своими бреднями.

Надежда удивлялась только, что сама княжна Софья не взяла на себя труд обо всем рассказать англичанке. Вчера каждому стало ясно, что она отнюдь не была довольна, когда женщина без малейших протестов согласилась со своим новым положением поломойки. Княжна, как, впрочем, и Надежда, несомненно, надеялась на сопротивление, чтобы получить возможность вновь наказать непокорную.

По крайней мере Надежде удалось как следует позлорадствовать над позором чужачки. И к тому же она быстро объяснила англичанке, как той повезло так легко отделаться после стольких преступлений. Мало того, что она сбежала, украв чужую лошадь, так еще и брату барина пришлось брать на себя труд гоняться за ней по всем дорогам! И подумать только, что ответила Надежде эта сумасшедшая!

— Глупышка, я не крепостная, а пленница. Для любого узника вполне естественно пытаться сбежать. От него этого и ожидают.

Какая дерзость! Какая неблагодарность! Какая наглость! Она и впрямь считает себя выше других, и ничем ее не приведешь в чувство, ничем не унизишь! Но теперь у Надежды появилась возможность утереть ей нос, и если никому нет дела до выходок этой мамзели, тем хуже для них!

Кэтрин следовало бы понять по злобным взглядам, бросаемым исподлобья огненноволосой девицей, что та не оставит ее в покое. Но она даже представить себе не могла, что та окажется настолько подлой и не подумает сделать вид, что споткнулась, опрокинув при этом на Кэтрин полную миску мокрых объедков, оставшихся от завтрака. Не окажись Кэтрин достаточно проворной, весь мусор оказался бы у нее на коленях, но, к счастью, она лишь немного забрызгала руки и ноги.

— Ну и неповоротлива же я! — громко охнула Надежда, вставая на колени, словно намереваясь убрать гору остатков каши, гнилых помидоров, ошметки сметаны, куски лука, яиц, грибов и картофеля.

Кэтрин отстранилась, выжидая, что станет делать девица. Но та, конечно, и не подумала убрать, просто сунула Кэтрин пустую миску.

— Что это ты все скребешь да скребешь веником, а на полу ни пылинки, — ехидно заметила Надежда. — Я и подумала, вроде не мешает немного насорить, по крайней мере будет что мести!

Значит, она даже не дала себе труда притвориться, что оступилась.

— Как благосклонно с вашей стороны, — ответила Кэтрин без всякого выражения.

— Благосклонно?

— Простите. Я иногда забываю, что говорю с невеждами. Надежда не совсем поняла значение слова «невежда», но сообразила, что ее только что исподтишка оскорбили.

— Думаешь, умнее всех, если можешь слово ученое ввернуть? Только что запоешь, когда узнаешь, что барин давно вернулся и думать о тебе не желает?

Лицо Кэтрин мгновенно ожило, глаза взволнованно блеснули:

— Дмитрий вернулся? Когда?

— Еще вчера, к вечеру.

Вчера к вечеру Кэтрин едва не теряла сознание после тяжелого двенадцатичасового труда. И, конечно, ничего не услышала бы, даже если бы дом развалился на части, поэтому, естественно, и не знала ничего о скандале, учиненном Дмитрием. Но почему он даже не подумал ее найти? Ведь утро давно прошло. Почему она все еще здесь?

— Ты лжешь.

Надежда ехидно усмехнулась.

— С чего бы мне врать? Спроси Людмилу, коли хочешь. Она видела, как он вошел. Да хоть любого возьми! Просто молчат, потому что ты все уши прожужжала, как он разгневается, когда узнает, что случилось. Ну так вот, дура ты набитая, он и вправду разгневался, да только на тебя.

— В таком случае его тетка не сказала правды.

— Можешь верить чему хочешь, да только я-то знаю, о чем говорю. Семен подслушивал под дверью. Барыня все ему сказала, и о том, что ты здесь полы моешь. Да только барину плевать на это. Дура ты, дура! Небось думала, он против тетки пойдет, заради такой, как ты? Да барин с утра готовится к отъезду, а про тебя что-то не вспомнил!

Кэтрин ни на секунду не поверила ей. Просто не могла. Слишком уж эта девица злобна и завистлива, хотя Кэтрин искренне не понимала, чем заслужила подобную вражду. Но тут в кухню случайно зашел Родион и, сразу уразумев, что происходит, рывком поднял Надежду на ноги. Он не станет лгать Кэтрин, поскольку был неизменно добр с той минуты, как Николай привез ее обратно.

— Что ты наделала, Надька? — потребовал он ответа.

Но девушка только расхохоталась в ответ и, вырвав руку, покачивая бедрами, удалилась в свой угол кухни. Родион немедленно нагнулся, чтобы помочь Кэтрин собрать мусор в миску. Она ничего не сказала, пока работа не была окончена, и лишь после этого без обиняков спросила:

— Родион, барин вернулся?

— Да, — пробормотал тот, не поднимая головы. Прошло несколько минут, прежде чем Кэтрин снова заговорила:

— И он знает, где меня найти?

— Да.

И только тогда Родион взглянул ей в глаза, немедленно пожалев об этом: никогда еще он не видел столь неприкрытой обнаженной боли. Даже порка не сломила ее, и всего лишь несколько слов этой подлой Надьки сделали свое черное дело.

— Простите, барышня, — выдохнул Родион. Но девушка, казалось, не слышала. Молча повесив голову, она принялась механически шаркать веником. Родион встал и огляделся, но у каждого почему-то нашлось срочное и неотложное дело, и никто даже не смотрел на него, если не считать злорадно ухмылявшейся Надежды. Родион повернулся и вышел из кухни.

Кэтрин продолжала скрести по одному месту снова и снова. В какое бешенство пришла бы Соня, узнав, насколько благотворно действует на англичанку тяжелый труд. Конечно, Кэтрин рассердилась, когда ей под угрозой наказания приказали отправляться на кухню, но тут же сообразила, что Соня рада будет воспользоваться ее сопротивлением, и отказалась доставить ей это удовольствие. Она будет без единой жалобы мыть эти проклятые полы, даже если придется так и умереть на кухне.

Но вместо того чтобы еще больше растравить боль в спине, постоянные упражнения сильно облегчили ее состояние, и опухоль немного спала. Остались лишь синяки, да и те скоро исчезнут. Вчера, после целого дня неустанной работы, Кэтрин казалось, что она едва доползет до постели, но на деле вышло так, что она просто чувствовала себя усталой и немного стерла ладони. Более того, двигаться стало гораздо легче. Если не касаться спины, можно вообще забыть об избиении.

Слезы, вот уже несколько минут собиравшиеся в ее глазах, наконец хлынули через край.

Ну вот, идиотка, ты все стараешься отвлечься. Когда ты плакала в последний раз, не испытывая сильной боли? У тебя ничего не болит, дурочка несчастная! Прекрати немедленно! Ты с самого начала знала, что ему все равно! Не забудь, он уехал, не сказав ни слова, не позаботившись о твоей безопасности Стоило все объяснить тете, и она бы пальцем не посмела меня тронуть.

О Боже, сердце разрывалось так, что было больно дышать, а в горле стоял ком. Как он мог взять и оставить ее здесь? И даже не собирается зайти и посмотреть, жива ли она после зверского избиения. Он действительно все забыл. И от этого становилось все больнее.

Дмитрий провел здесь ночь, лег спать, зная, что тетка обрекла Кэтрин на рабство в кухне, и ничего не предпринял. Ни единого извинения. Никакого раскаяния. И теперь Дмитрий собирается уехать. Или собирается таким образом занять Кэтрин, пока будет в отъезде? Подонок!

А ты влюбилась в него, презренная дура, хотя знала, какой это идиотизм с твоей стороны! Ну что ж, получила все, что заслужила. Ты всегда знала, что любовь — чувство, присущее лишь безумцам, и все случившееся лишь доказывает это.

Но все уговоры были бессмысленны. В душе не загоралось ни гнева, ни злобы, только мука продолжала раздирать душу, притупляя все остальные эмоции, пока, наконец, ничего не осталось, кроме благословенной пустоты.

Глава 31

— Сапоги! — нетерпеливо крикнул Дмитрий. — Я не еду представляться ко двору! Они будут все в пыли еще до конца дня!

Семен в мгновение ока принес недочищенные сапоги. Почему именно он ухитрился оказаться на лестнице в тот момент, когда князю понадобился камердинер, чтобы заменить отсутствующего Максима?!

Семен весь трясся от страха и волнения, в любую секунду ожидая появления англичанки, которая, конечно, расскажет барину всю историю, а не ту полуправду, которую тот услышал от тетки. Но ведь англичанка даже не знает, что барин вернулся. С чего бы ей вообще выходить из кухни?

Однако на это твердо рассчитывать не приходилось. У него ни минуты спокойной не будет, пока барин снова не уедет, и, слава Богу, это произойдет с минуты на минуту.

Дмитрий, мельком увидев свое отражение в зеркале, был поражен собственным злобным видом. Неудивительно, что Семену не по себе. Неужели он все утро так выглядел? Но откуда ему знать! Дмитрий и сейчас не совсем протрезвел. Две бутылки водки не произвели желаемого эффекта, и он так и не смог заснуть, только в голове все смешалось. И даже после бессонной ночи Дмитрий не чувствовал себя усталым. Господи Боже, чего бы он ни дал за то, чтобы забыться хотя бы ненадолго, выбросить из головы все мучительные думы!

— Принести вам придворную шпагу, барин?

— Ты еще бы про медали спросил! — гаркнул Дмитрий, но тут же взял себя в руки.

Он надел один из старых мундиров лишь потому, что чувствовал себя в достаточно воинственном настроении, но никаких атрибутов ему не требовалось. Алый мундир был по-прежнему в превосходном состоянии, на белых лосинах — ни единого пятнышка, высокие ботфорты так же жестки, как всегда. Будь на то воля царя, вся страна надела бы военную форму. Во всяком случае, уходя в отставку, мужчина сохранял права на ношение мундира, и при дворе редко носили гражданскую одежду.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Войдите, — резко бросил Дмитрий, прежде чем Семен успел сделать хотя бы шаг.

В комнате появился Родион, неловко поеживаясь при виде угрюмого барина. Одно дело — решиться рассказать все, как было, презреть опасность ради незнакомой женщины, и совсем другое — открыть рот, когда барин так мрачно смотрит на тебя.

Семен буквально посерел, правильно угадав намерения Родиона. Недаром он напился в ту ночь, когда англичанка металась в жару. Именно он отнес бедняжку к Параше и предупредил всех слуг, чтобы ее оставили в покое. Однако он тоже принимал участие в порке, так же как и Семен, пусть даже не по своей воле. Как мог Родион забыть это?

— Ну?! — рявкнул Дмитрий.

— Я… наверное… вы, барин, должны знать… кое-что насчет англичанки… прежде чем уедете.

— Кэтрин. Ее зовут Кэтрин, — зарычал Дмитрий. — И ты не сумеешь рассказать мне ничего такого, что удивило бы меня, так что можешь не беспокоиться. Говоря по правде, буду рад, если вообще больше о ней в жизни не услышу!

— Как угодно, барин, — пролепетал Родион и уже повернулся, чтобы выйти, чувствуя одновременно разочарование и облегчение.

Семен только успел перевести дыхание и немного успокоиться, как Дмитрий остановил лакея:

— Так что ты собирался объяснить, Родион? Я не хотел на тебя кричать. Что случилось с Кэтрин?

— Только то…

Родион переглянулся с Семеном, но собрался с силами и быстро выпалил:

— Княжна Софья Александровна велела ее высечь, да так сильно, что она лежала без памяти почти два дня. И теперь полы на кухне моет, только не по своему желанию. Ее снова избили бы, откажись она повиноваться.

Дмитрий не ответил ни слова. Несколько долгих мгновений он просто стоял, не сводя с Родиона глаз, а потом так поспешно метнулся из комнаты, что Родион едва успел отскочить.

— Что ты наделал, дурень окаянный? — выругался Семен. — Видел, что с ним творится?

Но Родион нисколько не жалел о сказанном.

— Она правду говорила, Семен. И узнай он обо всем позже, нам всем несдобровать бы, особенно если обнаружится, что никто не позаботился все ему рассказать. Но барин — человек справедливый и не станет винить нас за то, что повиновались барыне. Ему все равно, кто розгу держал, главное, почему ее наказали и по чьему приказу. Пусть его тетка все и объясняет, если сумеет.

Снизу донесся оглушительный грохот ударившейся о стенку двери, разнесшийся по всему дому. За ним последовал еще один громовой раскат, потом еще и еще, так что несколько женщин, хлопотавших на кухне, в панике уронили все, что держали в эту минуту в руках.

Взгляды всех присутствующих были устремлены на высокую фигуру князя, едва помещавшегося в дверном проеме. Всех, кроме Кэтрин. Она и не потрудилась поднять голову, даже когда вокруг началась вся эта суматоха и князь столь картинно появился на кухне, даже когда пересек комнату и опустился рядом с ней на колени. Кэтрин знала, что он здесь. Безошибочно ощущала его присутствие, пусть и не видя князя. Но ей попросту было все равно. Приди Дмитрий прошлой ночью, и она, возможно, выплакала бы горе на его плече. Теперь же он может отправляться к дьяволу. Слишком поздно. Слишком.

— Катя?

— Убирайся, Александров.

— Катя, пожалуйста… я не знал.

— Не знал? Чего же именно? Что я здесь? Ну а мне известно совсем другое. Случайно услышала, что эта ведьма — твоя родственница успела все тебе рассказать.

Она по-прежнему отказывалась взглянуть на него. Волосы, удерживаемые лишь косынкой, повязанной вокруг головы, от резких движений рассыпались по плечам, почти скрывая лицо, особенно когда Кэтрин нагнулась, продолжая упрямо орудовать веником. На ней было чье-то чужое платье, такое грязное, что от него дурно пахло. Дмитрию страстно захотелось прикончить кого-нибудь, но сначала необходимо позаботиться о Кэтрин.

— Тетка сказала, что ты спишь в людской, но не призналась, что приказала бросить тебя туда. Я думал, ты сама этого захотела, Катя, как и в прошлый раз, что ты снова отказываешься принять от меня самый ничтожный дар. Еще она объяснила, что ты сбежала и поэтому пришлось отправить тебя на кухню и заставить работать. Кроме того, она убеждала меня, что ты здесь по своей воле и не отказалась мыть полы! Я ей поверил!

— Это только доказывает, насколько мыслительный процесс труден для тебя! Полнейшая трата времени!

— По крайней мере гляди на меня, когда сыплешь оскорблениями.

— Иди к черту!

— Катя, я не знал, что тебя избили! — раздраженно повторил князь.

— Ничего страшного со мной не приключилось.

— Я что, должен раздеть тебя, чтобы удостовериться самому?

— Ладно, не важно, заработала несколько синяков, что из того? Кроме того, они больше не болят, так что твое сочувствие немного запоздало, не говоря уж о том, что кажется мне весьма сомнительным.

— Неужели считаешь, будто я хотел, чтобы это случилось?

— По-моему, ты показал всю цену своего сочувствия, когда не позаботился объяснить своей тетушке, почему привез меня сюда. Все одно к одному, и по странной случайности совпадает, Александров, не находишь?

— Посмотри на меня!

Кэтрин гордо откинула голову и впилась в него глазами, прозрачными, подозрительно сверкающими, явно выдающими близкое присутствие слез.

— Теперь ты счастлив? Дай мне знать, когда насмотришься вволю. У меня много работы.

— Ты немедленно пойдешь со мной, Катя.

— Ни за что!

Но Кэтрин отступила недостаточно быстро. Дмитрий в мгновение ока подхватил ее и поднял.

— Моя спина, чудовище ты этакое! Не смей притрагиваться к спине!

— Обними меня за шею, малышка, потому что я не отпущу тебя!

Кэтрин негодующе воззрилась на Дмитрия, но было уже поздно. Слишком много боли пришлось ей вынести, чтобы без лишней нужды терпеть снова. Она обхватила его за шею, и руки Дмитрия немедленно скользнули вниз, поддерживая Кэтрин снизу, под бедра.

— Поверь, это все равно ничего не значит, — прошипела Кэтрин, как только Дмитрий устремился прочь из кухни. — Я с огромным удовольствием огрела бы тебя по голове, если бы не боялась лишний раз пошевелиться!

— Когда почувствуешь себя лучше, я тебе напомню об этом, и даже велю принести палку и не подумаю отступать, делай все, что пожелаешь. Я это заслуживаю.

— О, замолчи, замолчи же…

Кэтрин не успела договорить. Слезы снова брызнули фонтаном, и она немного крепче стиснула шею Дмитрия, спрятав лицо на его плече.

Он остановился у сломанной двери и совсем другим, повелительным тоном приказал горничным:

— Немедленно ванну и бренди в мою комнату. Кэтрин поспешно подняла голову:

— Ноги моей не будет в твоей комнате, так что если это для меня…

— В Белую комнату, — резко поправился Дмитрий, — и пошлите за доктором. Ты и ты…

Он пронзил обеих девушек грозным взглядом, и те растерянно закивали.

— Немедленно пойдете со мной, сделаете все для госпожи!

— Но это совершенно необязательно, Дмитрий! Я сама могу позаботиться о себе, поскольку достаточно долго обходилась без посторонней помощи, так что благодарю, но…

Но он не обратил на нее внимания, а горничные бросились выполнять его приказания. После ухода князя на кухне раздался общий вздох облегчения. Слуги начали многозначительно переглядываться, на многих лицах тех, кто был склонен верить англичанке, светилось удовлетворенное выражение, означавшее, по-видимому, «говорил же я тебе!». Лишь Надежда со злостью раздирала кусок теста, который до сих пор месила, вконец выведенная из себя только что виденной сценой. Но кухарка, заметив это, выругала ее, а когда Надежда огрызнулась, без лишних слов дала ей здоровенную оплеуху, чем мгновенно заслужила уважение всех остальных, недолюбливавших Надежду и часто страдавших от ее сварливого характера.

Оказавшись в Белой комнате, Дмитрий осторожно уложил Кэтрин на постель, не получив за это ни слова благодарности. Горничные поспешили наполнить ванну горячей водой, единственное, от чего Кэтрин не собиралась отказываться, поскольку не мылась как следует со дня отъезда Дмитрия. Однако она не пожелала выпить бренди и раздраженно оттолкнула стакан:

— Не понимаю, что ты собираешься доказать всеми этими знаками внимания, Александров. Я предпочла бы оставаться там, где была. В конце концов тяжелый труд — всего-навсего новый опыт для меня, очередное испытание с тех пор, как встретилась с тобой. Я за многое должна тебя благодарить!

Дмитрий съежился. Значит, она снова в своем язвительном настроении, и пытаться уговорить ее бесполезно. Он мог объяснить, что обыкновенная жалкая трусость помешала ему посмотреть ей в глаза после их незабываемой ночи, заставила сбежать без оглядки. Но именно об этой ночи он не смел напомнить ей сейчас — это лишь подольет масла в огонь.

— Ванна готова, барин, — нерешительно пролепетала Людмила.

— Прекрасно, в таком случае избавься от тех лохмотьев, что на ней, и…

— Только когда тебя здесь не будет! — яростно перебила Кэтрин.

— Хорошо, я уйду. Но ты позволишь доктору осмотреть тебя!

— Это необязательно.

— Катя!

— О, не все ли равно! Я приму проклятого доктора'. Но ты, Александров, не трудись возвращаться! Мне больше нечего тебе сказать.

Дмитрий вошел к себе через смежную дверь, но, прежде чем успел ее прикрыть, испуганный возглас одной из горничных заставил его обернуться. Платье Кэтрин как раз успело сползти до пояса, и при виде ее спины во рту Дмитрия стало горько от разлившейся желчи. Всю кожу покрывало переплетение рубцов с синими, коричневыми и желтыми синяками, еще сохранившими посередине, там, куда приходились удары, фиолетовый цвет.

Дмитрий закрыл дверь и, прислонившись к ней, зажмурился. Неудивительно, что Кэтрин отказалась выслушать его. Во всем виноват только он! Боже, подумать только, она даже не противилась ему! Не кричала, не бушевала, голоса не повысила! Дмитрий горько пожалел, что Кэтрин не набросилась на него с воплями. По крайней мере тогда оставалась бы какая-то надежда, что Дмитрий проникнет сквозь ледяной барьер, который она воздвигла вокруг себя, заставит ее понять, что он сделал бы все на свете, лишь бы повернуть время назад, облегчить ее боль, и никогда, ни за какие блага не хотел бы причинить ей такие муки. Небо, да все, к чему он стремился, — любить эту женщину. А теперь пал в глазах Кэтрин так низко, что даже недостоин ее ненависти.

Дмитрий отыскал тетку в библиотеке. Она стояла у окна, глядя в сад: спина неестественно выпрямлена, ладони крепко сжаты. Она ждала племянника. Ничто в этом доме не ускользало от глаз Сони, и Дмитрий понимал, что ей, должно быть, успели пересказать во всех подробностях все, что произошло сегодня на кухне. Она предчувствует худшее. Но бешеная ярость Дмитрия была направлена на самого себя. Лишь малая ее часть предназначалась тетке.

Он тихо подошел и стал рядом, глядя на тот же пейзаж, но ничего не видя при этом. Усталость, которую Дмитрий так ждал раньше, внезапно окутала его, тяжким грузом давя на плечи.

— Я оставляю женщину здесь, в безопасности собственного дома, и, возвратясь, узнаю, что ее подвергли адским мукам. Почему, тетя Соня? Никакой, даже самый ужасный поступок Кэтрин не может оправдать подобного обращения!

Соня, обманутая мягким тоном племянника, ошибочно вообразила, что он не так уж расстроен, как ей об этом доложили.

— Ты сам говорил, что она ничего для тебя не значит, Митя, — напомнила Соня.

— Да, говорил, — вздохнул Дмитрий, — в минуту гнева, но разве это дает тебе право издеваться над ней? Я также говорил, что она — не твоя забота. Зачем, во имя Бога, тебе понадобилось вмешиваться?

— Я увидела ее выходящей из твоей комнаты и посчитала, что она могла что-то украсть у тебя.

Не веря ушам, Дмитрий повернулся к тетке:

— Украсть у меня?! У меня?! Да она отказалась от всего, что я мог бы ей дать! Ей до моего богатства дела нет!

— Но откуда я могла знать это? Я всего лишь приказала ее обыскать! И ничего не произошло бы, если бы она не вела себя так нагло! Или мне спокойно смотреть на то, как меня оскорбляют перед слугами?!

— Она свободная женщина, англичанка, и не обязана подчиняться архаическим законам и обычаям нашей страны.

— Но кто же она в таком случае, Митя? — рассердилась Соня. — Мне известно лишь только, что эта женщина — твоя любовница!

— Она не моя любовница, хотя я всей душой желал бы этого. Говоря по правде, я и сам не знаю, кто она, возможно, побочная дочь какого-нибудь знатного английского лорда. Но это не имеет значения, хотя Кэтрин и разыгрывает роль благородной дамы. Я сам достаточно снисходительно отношусь к этому, и она не видит причины вести себя здесь по-другому, даже с тобой. Но главное, что она под моим покровительством. Соня, неужели ты не видела, какая она нежная и хрупкая? Неужели до тебя не доходило, что подобное наказание может убить ее или навеки искалечить?!

— Возможно, я и остановилась бы, выкажи она хотя бы немного страха, но эта девчонка — совершенно бесчувственное создание! И не подумала молить о пощаде. Мало того, всего три дня спустя она сумела украсть лошадь и сбежать.

— Несомненно, в порыве отчаяния.

— Вздор, Митя. Подумаешь, небольшая порка. Если бы она действительно была сильно избита, просто не смогла бы…

— Небольшая?! — взорвался Дмитрий, наконец позволив Соне увидеть, в каком состоянии находится. — Пойдем со мной!

И схватив Соню за руку, поволок за собой наверх, в Белую комнату, где, не позаботившись постучать, распахнул дверь ванной. Кэтрин взвизгнула, опускаясь глубже в ванну, но Дмитрий подошел ближе и приподнял девушку, показывая ее спину тетке. Правда, за все свои усилия он успел получить несколько ударов намыленной мочалкой.

— Черт тебя возьми, Александров…

— Прости, малышка, но моя тетя почему-то считает, что тебе не причинили особого вреда.

И снова усадив Кэтрин в воду, вышел из ванной не оборачиваясь, хотя слышал за спиной гневную тираду:

— Я же сказала, болван, что все в порядке! Мне уже легче! Думаешь, члены семьи Сент-Джонов не способны переносить крохотную боль?!

Соне не пришлось ничего доказывать. Она побелела как мел, увидев результаты своих усилий.

Дмитрий подхватил тетку под локоть и повел из комнаты, но на верхней площадке остановился:

— Я намеревался оставить Кэтрин здесь, в Новосельцеве, на несколько недель, до тех пор, пока… причина, собственно говоря, не важна. Но я не собираюсь менять решение. В этих обстоятельствах тебе, думаю, лучше навестить одну из племянниц.

— Да я сегодня же уеду… Митя, я и представить не могла… она казалась такой крепкой, несмотря… я знаю, мне нет прощения…

Соня поспешила прочь, не в силах договорить, встретиться глазами с Дмитрием. Совсем как многие дворяне старой закалки, способные совершить любое беззаконие, любую мерзость в момент гнева и жалеющие об этом потом, когда уже слишком поздно.

— Нет, этому нет извинений, тетя Соня, — с горечью пробормотал Дмитрий. — Нет и не будет.

Глава 32

Понедельник.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Как только вы изволили отправиться в Москву, барышня встала с постели и ни при каких обстоятельствах не пожелала вернуться туда (ее собственные слова, барин). Остаток дня она провела в саду, подрезая кусты, выпалывая сорняки и нарезая цветы для дома. Теперь цветы стоят повсюду, в каждой комнате. Зато в саду ничего не осталось.

Ее настроение не меняется. Со мной она вообще не разговаривает и раскрывает рот, только когда приказывает горничным оставить ее в покое. Марусе тоже не удалось ее развеселить. Она и близко не подходит к счетным книгам, которые вы оставили для нее.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Вторник.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Ничего не изменилось, если не считать того, что она обошла весь дом, хотя не задавала вопросов даже насчет фамильных портретов, которые висят в библиотеке. Днем барышня пошла в деревню, но там не было ни души, поскольку жатва уже началась. Она отказалась взять одну из ваших лошадей, чтобы проехаться верхом. Ее сопровождал Родион и она, кажется, настроена к нему не так враждебно, как к остальным. Барышня ходила в деревню, чтобы попросить прощения у Саввы и Параши за то, что взяла их коня.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Среда.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Этим утром барышня взяла из библиотеки две книги и весь день провела в своей комнате за чтением. Маруся по-прежнему не может ее разговорить, а на меня она смотрит как на пустое место.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Четверг.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Она целыми днями сидит у себя за книгой и даже к обеду не выходит. Маруся носила ей поднос в комнату и теперь говорит, что барышня выглядит еще более расстроенной, чем обычно. Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Пятница.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Сегодня барышня подняла на ноги весь дом. Она потребовала, чтобы каждый слуга предстал перед ней и объяснил, какие обязанности выполняет, а потом, отпустив всех, заявила мне, что в Новосельцеве слишком много людей, занятых непонятно чем, и приказала, чтобы я нашел им более достойную работу.

Настроение барышни стало гораздо лучше, если считать улучшением то, что она вновь проявила свой невыносимый характер. Маруся клянется, что теперь она окончательно оправилась. Даже ее странная привычка говорить сама с собой тоже вернулась.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Суббота.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! Барышня провела почти весь день, наблюдая, как трудятся на полях люди, и даже пыталась помочь, хотя вовремя остановилась, поняв, что только мешает. Когда Параша пригласила ее в баню, барышня отказалась, зато, вернувшись домой, отправилась в вашу парную и даже велела вылить на нее потом ведро холодной воды, и громко смеялась при этом. Почти вся дворня долго радовалась, видя, что барышня довольна.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Воскресенье.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! После службы в комнату барышни по ее повелению отнесли счетные книги. Вы были правы, барин. Она не смогла долго противиться искушению.

Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Понедельник.

"Ваша светлость, барин Дмитрий Петрович! С сожалением сообщаю вам, что моя жена по какой-то непонятной причине вбила себе в голову, будто барышня обрадуется, узнав о моих ежедневных вам отчетах. Но на самом деле барышня, не выбирая слов, дала мне знать, что думает о моей, как она выразилась, слежке. Далее, поскольку она знает, что не может запретить мне писать письма, то и велела передать вам, что хотя не успела еще свести Все цифры, однако просмотрела счетные книги. Из них ей удалось понять, что четыре из ваших предприятий ничего не стоят и лишь постоянно истощают ваш капитал, и в ближайшем будущем, а возможно, и никогда, нельзя надеяться получить от них доход. Это ее слова, барин, не мои. Если хотите знать, по-моему, невозможно понять все это за такое короткое время, если даже она и знает, о чем говорит. Ваш покорный слуга Владимир Киров».

Прочтя письмо, Дмитрий не смог удержаться от смеха. Два из четырех неудачных вложений, обнаруженных Кэтрин, это, без сомнения, фабрики, еле сводившие концы с концами. Однако на каждой работало множество народа, и Дмитрий не мог найти в себе жестокости закрыть их и выбросить людей на улицу. Он планировал произвести необходимые перемены, чтобы фабрики начали, наконец, приносить прибыль, даже если для этого придется начать выпускать другую продукцию. Просто Дмитрий до сих пор никак не мог найти для этого времени.

Он так и знал, что Кэтрин легко отыщет причины убытков, если она действительно хорошо разбирается в цифрах. Но два других предприятия? Может, стоит ей написать и спросить? Но станет ли она читать его письмо? Лишь потому, что Кэтрин, хотя и отказывалась перед этим наотрез, все же взялась за книги, еще не значит, что она готова простить Дмитрия. Перед тем как тот уехал, она достаточно ясно дала понять, что будет счастлива никогда не видеть его снова.

— Наконец-то я разыскал тебя! Объехал все клубы, рестораны, балы и пирушки! В жизни не подумал бы, что найду тебя дома…

— Вася!

— И к тому же за какими-то скучными письмами! Широко улыбаясь, Василий заключил друга в медвежьи объятия.

Дмитрий был в восторге от сюрприза. Он не видел Василия с начала марта. Перед тем как отправиться в Англию, он был так поглощен ухаживанием за Татьяной, что редко виделся с Василием. Ошибка, которую он больше не повторит. Вася — самый близкий, самый дорогой друг, человек, который лучше всех на свете его понимает.

Не такой высокий, как Дмитрий, с угольно-черными волосами и голубыми глазами (судя по мнению дам — убийственное сочетание), Василий Дашков считался обаятельным беззаботным гулякой, веселым и легкомысленным, совершенной противоположностью Дмитрию. Однако они были настолько родственными душами, что без труда могли читать мысли друг друга.

— Так где ты пропадал? Я уже месяц, как вернулся.

— Твой человек с трудом меня отыскал, поскольку я проводил время с одной графиней в ее поместье и не желал, чтобы меня обнаружили. Представляешь, что будет, если до мужа дойдет, как она развлекала поклонника в его отсутствие!

— Представляю, — вздохнул Дмитрий, садясь в кресло. Василий весело хмыкнул, плюхаясь на край письменного стола.

— Во всяком случае, я сначала заехал в Новосельцеве, думая найти тебя там. Но что, черт возьми, случилось с этим медведем Владимиром?! Даже в дом меня не впустил, просто объяснил, где тебя найти, и выпроводил. Кстати, что он делает в деревне, когда ты здесь?! В жизни такого не видел!

— Ему ведено глаз не сводить с человека, которого лучше не оставлять без присмотра.

— Ну вот, теперь мое любопытство возбуждено. Кто она?

— Ты ее не знаешь, Вася.

— Однако сокровище нужно держать под стражей и выбрать для этого самого твоего надежного человека? — Глаза Василия расширились. — Только не говори, что украл чью-то жену!

— Это скорее по твоей части.

— Верно. Ну хорошо, выкладывай. Знаешь ведь, что не отвяжусь, пока не расскажешь.

Дмитрий вовсе не собирался ничего скрывать. Он хотел поговорить с Василием о Кэтрин, просто не знал, с чего начать и как лучше объявить другу, что произошло.

— Это не то, — что ты думаешь, Вася… вернее, именно… нет, ничего подобного со мной не случалось, да и с тобой тоже.

— Дай знать, когда сумеешь произнести связно хотя бы несколько слов.

Дмитрий беспомощно покачал головой:

— Я полностью и совершенно одержим этой женщиной, однако она не желает иметь со мной ничего общего. И говоря по правде, меня ненавидит.

— Да, такому поверить трудно, — фыркнул Василий. — Женщины не способны тебя ненавидеть, Митя. Они могут сердиться на тебя, даже злиться, но ненавидеть? Так чем же ты заслужил столь сильное чувство?

— Ах, поверь, я сделал для этого все возможное, но она все равно с самого начала не выносила меня.

— Ты это серьезно?!

— Можно сказать, мы встретились при самых неблагоприятных обстоятельствах, — ответил Дмитрий.

Василий ждал продолжения, но Дмитрий задумчиво молчал, и тот в конце концов взорвался:

— Мне что, из тебя вытягивать слово за словом?! Дмитрий отвел глаза, не слишком гордясь своей ролью во всем случившемся.

— Короче говоря, увидел ее на лондонской улице и понял, что страстно хочу эту девушку. Посчитав, что она достаточно доступна, я послал за ней Владимира, но оказалось, что она не желает никаких денег.

— Господи, я понял! Предусмотрительный Владимир тем не менее исполнил приказание и похитил ее, не так ли?

— Да, и более того, подсыпал ей в еду афродизьяк, и я оказался наедине с самой чувственной, самой соблазнительной девственницей, когда-либо появлявшейся на свет, и провел незабываемую ночь любви. Но на следующее утро, придя в себя, она настаивала, чтобы я отправил Владимира в тюрьму за похищение…

— Она не осуждала тебя?

— Нет, просто старалась как можно быстрее оказаться подальше. Беда в том, что девушка начала угрожать обратиться к властям, а этого, учитывая предстоящий визит государя, я допустить не мог и потому решил взять ее с собой в Россию.

Василий широко улыбнулся:

— Насколько я понял, она не пришла в восторг от твоего плана?

— Закатила грандиозную сцену, и не одну.

— Поэтому ты до сих пор держишь это прелестное создание в неволе, а она по-прежнему не желает тебя видеть, верно?

— Не совсем, — мрачно покачал головой Дмитрий. — Я сделал ошибку, оставив Кэтрин в Новосельцеве одну, и, вернувшись, обнаружил, что тетка измывалась над ней. И если она не возненавидела меня раньше, то уж теперь определенно не выносит.

— И на этот раз винит тебя?

— У нее на это есть причины. Уезжая, я не позаботился о ее безопасности, как следовало бы. И уехал достаточно быстро, по причинам, говорить о которых стыжусь.

— Только не говори… нет, ты не мог взять ее силой. Такое на тебя не похоже. Значит, велел снова подсыпать ей зелья.

За свою проницательность Василий получил в награду угрюмый взгляд.

— Я был зол.

— Естественно, — хмыкнул приятель. — Лично я в жизни не встречал женщину, которую невозможно было бы соблазнить. Должно быть, тебе тяжело пришлось.

— Оставь свои насмешки, Вася. Интересно, что бы сделал ты при подобных обстоятельствах?! Кэтрин — самая упрямая, властная, несгибаемая женщина из всех, кого я знаю, и все же не могу находиться с ней в одной комнате без того, чтобы не терзаться желанием бросить ее на ближайшую постель. Но больше всего меня раздражает и бесит то, что она не так равнодушна ко мне, как хочет казаться. Бывали мгновения, когда она отвечала мне такой же страстью, но всегда приходила в чувство, прежде чем я успевал воспользоваться этим.

— Значит, ты, очевидно, что-то делаешь не так. Может, она старается заполучить тебя в мужья?

— Женитьба? Конечно, нет. Она должна знать, что это невозможно… — Дмитрий осекся и нахмурился. — С другой стороны, если вспомнить о ее мании, вполне вероятно.

— Какой мании?

— Я не упоминал, что она претендует на имя леди Кэтрин Сент-Джон, дочери графа Страффорда?

— Нет, но что заставляет тебя думать, будто она не дочь графа?

— Она шла пешком по улице, в ужасном поношенном платье и без компаньонки. К какому заключению пришел бы ты, Вася?

— Понимаю, — медленно протянул Василий. — Но в таком случае к чему ей притворяться?

— Видишь ли, она достаточно хорошо знакома с этой семьей, и на вранье ее поймать невозможно. Вполне вероятно, Кэтрин — побочная дочь графа, но это еще не делает ее выгодной партией.

— Но если о браке и речи не ведется, чего еще она может добиваться?

— Ничего. Ей абсолютно ничего от меня не надо.

— Брось, Митя, любой женщине что-нибудь да требуется. И судя по твоим словам, именно эта желает, чтобы с ней обращались, как со знатной дамой.

— Хочешь сказать, я должен притвориться, что верю ей?

— Я бы не зашел настолько далеко, но…

— Ты прав! Мне следует вызвать ее в город, возить на балы, повсюду сопровождать…

— Митя! Либо я ошибаюсь, но кажется, ты приехал в Москву из-за Татьяны Иваницкой?

— Черт!

Дмитрий беспомощно обмяк в кресле.

— Именно так я и думал. Не следует ли тебе сначала получить ответ от княжны, прежде чем весь свет узнает, что ты обожаешь другую? В конце концов на любовниц женатого человека общество всегда смотрело сквозь пальцы, но не в тот момент, когда ты еще лишь ухаживаешь за будущей женой. И не думаю, что Татьяна тебя поймет. Кстати, почему ты сидишь дома, когда она сегодня приглашена на бал к Андреевым и твой старый приятель Лозинский вызвался ее сопровождать? Да и почему она принимает знаки внимания с его стороны, хотя ты вернулся?

— Я еще не нанес ей визита, — признался Дмитрий.

— Но сколько времени ты уже пробыл здесь?

— Восемь дней.

Василий поднял глаза к небу:

— Он уже и дни считает! Послушай, Митя, если ты так сильно тоскуешь по своей Кэтрин, пошли за ней и держи взаперти, пока не сделаешь предложения Татьяне.

— Нет, — покачал головой Дмитрий. — Когда Кэтрин рядом, я ни о чем не способен больше думать.

— А мне кажется, независимо от того, рядом она или нет, ты окончательно потерял голову. Ты просто мешкаешь, откладываешь неприятное дело со дня на день.

— Я в отчаянии, Вася, и поэтому не гожусь для развлечений. Но ты прав. Мне нужно поскорее покончить с делами и стать женихом княжны, прежде чем пытаться что-то решить относительно Кати.

Глава 33

— Григорий, разве это не князь Дмитрий только что вошел? — осведомилась Татьяна, кружась в вальсе с графом Лозинским. Тот на мгновение оцепенел, но тут же повернул даму так, чтобы оказаться лицом к двери.

— Совершенно верно, — сухо подтвердил он. — Теперь, когда Александров вернулся, вы, как и раньше, станете совершенно недоступной?

— Но почему вы так считаете? — невинно улыбнулась девушка.

— Вы отказали мне, мадемуазель. И в свете только о том и говорят, что вы дожидаетесь возвращения Александрова.

— Неужели? — невольно нахмурилась Татьяна.

— Жаль, что он не нанес вам визита, как только приехал. Всем известно, что он пробыл в Москве уже неделю, — намеренно жестко добавил Лозинский.

Татьяна стиснула зубы. Об этом напоминать не стоило, она и без того все прекрасно сознавала. Старшая сестра указала Татьяне на очевидное нежелание Дмитрия как можно скорее увидеть предполагаемую невесту, что само по себе было крайне оскорбительным. И вот теперь еще и Григорий твердит почти то же самое!

— Все гадают, уж не передумал ли он делать вам предложение.

— А если бы и так! По-вашему, мне не все равно?

Но Татьяне было не все равно. Совсем не все равно. Она хотела лишь одного — узнать Дмитрия получше, немного чаще оставаться с ним наедине, а такое возможно лишь до свадьбы. Потом он, конечно, потеряет к ней интерес, и они пойдут каждый своей дорогой, как в большинстве браков. У него появятся другие женщины, поскольку ее Дмитрий уже завоевал, и теперь она всегда будет ждать его дома, пока муж будет увлечен погоней за новой добычей, и лишь от его желания будет зависеть, предпочтет ли он прийти к ней ночью или нет.

Татьяне и в голову не приходила мысль сделать пребывание мужа дома настолько интересным, чтобы тот и не подумал искать развлечений на стороне. Княжна, подобно большинству женщин, держалась того ошибочного мнения, что все мужчины одинаковы. Кроме того, она была весьма эгоистичной, когда речь шла о ее собственных желаниях, и не задумывалась о том, как мучит и оскорбляет Дмитрия, заставляя его ждать ответа.

И теперь она отнюдь не была уверена, что избрала мудрую тактику. Может, она слишком многого хотела, потребовав безоговорочного внимания Дмитрия, по крайней мере в течение нескольких месяцев? Возможно, она заставила его ждать слишком долго? Но если он передумал, Татьяна будет поставлена в глупое положение в глазах общества, хотя прежде она была предметом зависти всех светских женщин.

Такое вынести невозможно. Подумать только, люди будут шептаться за ее спиной, жалеть или, того хуже, считать, будто она получила то, что заслуживает. Все знали, что Дмитрий просил княжну Иваницкую стать его женой, она сама позаботилась об этом. И каждому было известно также, что она заставила князя ждать ответа. Никто не осудит его за то, что он решил отступить. Слишком долго княжна дразнила его пустыми обещаниями. И в этом лишь ее вина!

Конечно, у нее оставались Григорий и еще с полдюжины других завидных поклонников, каждый из которых клялся ей в вечной любви, но, если Дмитрий больше не хочет Татьяну, вряд ли сознание собственной красоты и недоступности может послужить утешением.

Татьяна выжидала, пока Дмитрий заметит ее, подойдет, «отобьет» ее у Григория, но князь не тронулся с места. Правда, он приветственно кивнул ей головой, но продолжал беседовать с князем Дашковым и несколькими приятелями, поспешившими встретить старого друга.

Как только вальс закончился, Татьяна, наклонившись к Лозинскому, прошептала:

— Григорий, вы не проводите меня к нему?

— Вы слишком многого просите, княжна, — процедил Григорий, не скрывая разочарования. — Я не так легко смиряюсь с проигрышем.

— Пожалуйста, Григорий, уверяю, вы будете довольны тем, что я собираюсь сказать ему.

Несколько мгновений граф пристально смотрел на Татьяну, отмечая ее волнение, румянец на щеках и решительный блеск в глазах. Она настолько воздушна, что кажется почти неземным созданием. Он решил завоевать ее сердце, чтобы отнять у Александрова, но совершил ошибку, влюбившись при этом в княжну. Что такого Татьяна может сказать сопернику, что доставит радость ему, Григорию Лозинскому? Или просто использует назойливого поклонника, чтобы досадить тому, в кого влюблена? Так или иначе, Лозинский все скоро узнает.

Коротко кивнув, он взял княжну под руку и подвел к компании мужчин, начавших вежливо расходиться, как только они увидели, кто к ним направляется. Вскоре возле Дмитрия остался лишь его ближайший друг, князь Дашков. Он продолжал широко улыбаться, не пытаясь скрыть живейшего интереса к их встрече.

— Князь Александров, как я рада снова видеть вас, — улыбнулась Татьяна.

— Татьяна! Вы, как всегда, прелестны, — заметил Дмитрий, склоняясь над протянутой рукой и едва касаясь ее губами.

Она опять ждала и ждала, что Дмитрий подаст знак, скажет что-нибудь, хотя бы слово, даст каким-то образом понять, что по-прежнему готов жениться на ней. Но он не сказал ничего. Ни извинения, ни признания в том, что скучал, что рад ее видеть. Ничего. Дмитрий не оставил ей иного выбора.

— Вы, кажется, знакомы с графом Лозинским, моим женихом?

— Женихом? — переспросил Дмитрий, едва заметно приподняв бровь.

Татьяна подвинулась ближе к Григорию, вовремя сообразившему поцеловать ее пальцы, словно в подтверждение удивительной новости.

— Да, я надеюсь, вы не слишком разочарованы, князь. Но когда вы так внезапно уехали, отделавшись всего лишь короткой запиской, в которой говорилось, будто вы неизвестно когда вернетесь, что мне было делать? От женщины нельзя ожидать, чтобы она ждала вечно.

Дмитрий едва не задохнулся, но, не желая оскорблять даму, промолчал.

— Тогда, полагаю, мне просто стоит поздравить вас обоих. Он протянул руку Григорию, как подобает истинному дворянину в подобных обстоятельствах, но граф не смог удержаться от того, чтобы не сказать:

— Жаль, Александров, но думаю, выигрывает достойнейший.

— Если вы так считаете, Лозинский.

Татьяна поняла, что все кончено. Ни гнева, ни ревности. Она правильно поступила. Он не попросил бы ее стать его женой вторично. Она потеряла Дмитрия, прежде чем тот вернулся в Россию. Но объявив о помолвке с Лозинским, она по крайне№мере не будет выглядеть брошенной! Пришлось пойти на это, пусть она и связала себя навеки с человеком, которого не любит. Но ведь всегда можно разорвать помолвку немного позже, когда все успокоится.

— Я так рада, что вы понимаете меня, князь, — бросила на прощание Татьяна, прежде чем увести Григория. — — Ты, конечно, знаешь, что мог бы помешать этому, — недовольно пробормотал Василий.

— Ты так считаешь?

— Брось, Митя. Она стояла и терпеливо ждала хотя бы какого-то знака симпатии с твоей стороны. Тебе прекрасно известно, что она до этой самой минуты не принимала его предложения. Видел, какое у Лозинского было удивленное лицо? Для него это оказалось такой же новостью, как и для тебя.

— Вероятно.

Схватив Дмитрия за руку, Василий с силой повернул его лицом к себе:

— Глазам не верю! Ты просто светишься от радости! Я прав, не так ли?

— Говоря по правде, с моих плеч свалилась огромная тяжесть, — ухмыльнулся Дмитрий.

— Просто не верю, — повторил Василий. — Шесть месяцев назад ты объявил, что именно княжна — та женщина, на которой ты решил жениться еще до конца года, с тем чтобы как можно скорее получить наследника. Ты твердил, что ничто тебя не сможет остановить. Делал все возможное, чтобы завоевать ее, и пришел в ярость, когда не смог добиться определенного ответа. Я, кажется, перечислил обстоятельства достаточно подробно?

— Совершенно ни к чему повторять это, Вася.

— Тогда, может, сумеешь объяснить мне, почему пришел в такой восторг из-за того, что тебя бросили? И посмей только признаться, что все это из-за той девчонки, по которой ты сохнешь! Женитьба не имеет ничего общего с любовью. Татьяна была самой подходящей для тебя партией! Ты вовсе не обязан ее любить! Боже милостивый, да прекраснее ее нет женщины в России! Пусть у нее даже горошины вместо мозгов, она все равно остается желанной и очаровательной! Кроме того, ее родословная безупречна. Лучшей для тебя жены не сыскать! И тетка твоя тоже так думала.

— Довольно, Вася! Можно подумать, это ты только что лишился невесты!

— Черт бы все это побрал! Просто, если уж тебе так понадобилось жениться, я хотел, чтобы ты выбрал лучшую. Да и ты, полагаю, того же мнения. Или больше уже не стремишься жениться и произвести на свет наследника? Может, услышал что-то про Мишу, вероятно…

— Все еще надеешься на невозможное? Миша мертв, Вася. И прошло слишком много времени, чтобы ожидать его появления. Нет, Вася, ничего не изменилось. Мне по-прежнему необходима жена. Но только не эта. Признаюсь откровенно, я не спешил на этот раз лишь потому, что не мог представить, как снова начинать ухаживать за ней, месяцами терпеть ее увертки и уловки лишь для того, чтобы получить ясный ответ. И снова придется плясать под дудочку прекрасной дамы, пока она будет заставлять меня ждать и ждать… Нет, у меня слишком много дел, чтобы зря тратить время подобным образом.

— Но…

— Вася! Если ты считаешь Татьяну таким сокровищем, женись на ней сам. Лично я не желаю быть связанным с женщиной, которая сама не знает, чего хочет. Нет, последнее время я обнаружил, как прекрасны прямота и искренность.

— Опять твоя англичанка? — проворчал Василий и тут же ошеломленно охнул:

— Надеюсь, ты не думаешь…

— Нет, я еще не потерял рассудка, хотя не могу отрицать, что мечтал бы прожить жизнь с ней рядом, — усмехнулся Дмитрий и, вздохнув, добавил:

— Но в невестах недостатка нет, и с ответом они тянуть не будут, так что не успеешь оглянуться, как я окажусь женатым человеком. Собираешься кого-нибудь предложить?

— вверен, что ты в каждой отыщешь бесчисленное множество недостатков.

— Возможно, Наталья сумеет что-то посоветовать. Она прирожденная сваха, и к тому же неисправимая, поэтому и не упускает из виду всех завидных невест.

— Превосходно! Любовница выбирает жену. Только этого и не хватало, — сухо бросил Василий.

— А мне это показалось блестящей идеей, — хмыкнул Дмитрий. — В конце концов Наталья прекрасно знает мои вкусы и пристрастия, поэтому ни в коем случае не предложит такую, с которой я не смогу ужиться. Это крайне облегчит мне задачу.

— Но ты даже не знаешь, уехала ли Наталья куда-нибудь на лето, — напомнил Василий.

— Придется потрудиться, чтобы ее разыскать. Нет, Вася, я действительно хотел бы поскорее покончить с этим делом, но признаться, не настолько уж спешу. Мне есть чем заняться и без этого.

Вернувшись домой, Дмитрий нашел еще одно письмо, на этот раз от сестры, и при этом не совсем приятное.

"Митя! Ты должен приехать немедленно, чтобы сдержать обещание. Я, наконец, нашла человека, за которого хочу выйти замуж.

Анастасия».

Какое обещание? Он никогда не давал слово сразу же одобрить любого жениха, которого выберет сестра. Но если он не приедет, плутовка, без сомнения, найдет способ выскочить замуж без его согласия. С чего вдруг такая спешка?!

Черт, и это именно в тот момент, когда Дмитрий уже считал, что все идеально устроилось и теперь он сумеет больше времени провести с Кэтрин прежде, чем отошлет ее домой или по крайней мере предложит это сделать. Чем больше князь думал об этом, тем напряженнее старался найти подходящую причину, чтобы удержать ее в России подольше. Он сумел изобрести доводы, чтобы покончить с бесконечными попытками повести Татьяну к алтарю, почему же не способен придумать, как помешать Кэтрин навсегда исчезнуть из его жизни?

Глава 34

— Госпожа! — окликнула Маруся, просунув в дверь голову. — Прибыл гонец от барина. Мы должны немедленно собираться и ехать к нему в город.

— В Москву?

— Нет, в Санкт-Петербург.

— Входите, Маруся, пожалуйста, и закройте дверь. Сквозняки по всей комнате гуляют, — покачала головой Кэтрин, плотнее закутываясь в шаль. — Почему Санкт-Петербург? Я думала, Дмитрий все еще в Москве.

— Давно уже уехал. Отправился по делам в Австрию и только что вернулся.

Весьма типично для этого человека! К чему объяснять ей, что он покинул страну? И вообще к чему говорить ей что-то? Он просто запер Кэтрин в деревне и предпочел забыть о ней.

— Государь, наконец, закончил свой визит? Именно поэтому мы едем в Петербург?

— Не знаю, госпожа. Посланец сказал только, чтобы мы поспешили.

— Почему? Дьявол все это побери! Маруся, я с места не сдвинусь, пока не узнаю, чего ожидать, — раздраженно бросила Кэтрин.

— Насколько я понимаю, государь уже в столице и барин хочет отослать вас домой, поэтому медлить нельзя, иначе Нева замерзнет и судно не сможет выйти в море.

— Вот как?!

Кэтрин бессильно обмякла в кресле у камина.

— Да, это все объясняет, — тихо добавила она. И что теперь с ней будет? Вернуться домой с огромным разбухшим животом и без мужа? Нет, этого она не допустит. Кэтрин просто не имеет права так поступить с отцом! Исчезнуть на полгода и стать причиной еще худшего скандала?! Ни за что!!

Она собиралась рассказать Дмитрию о беременности, когда тот вернется в Новосельцеве. Решила потребовать, чтобы он женился на ней. Но прошло почти три месяца с тех пор, как она в последний раз его видела. Лето и осень пролетели в мгновение ока. Она не намеревалась провести и зиму в России, но не вернется домой без мужа. Если Дмитрий воображает, что достаточно посадить ее на корабль и покончить со всеми неприятностями, он жестоко ошибается!

— Хорошо, Маруся, я буду готова к отъезду завтра, — кивнула Кэтрин. — Но никакой гонки! Можете передать своему мужу, что я так сказала!

— Мы все равно не сможем вернуться так же быстро, как добрались сюда, потому что ночи гораздо длиннее.

— Я говорила о езде в дневное время! Мне не вынести больше такой спешки. Никаких двадцати миль в день! Мы поедем спокойно и со всеми удобствами.

— Но на это уйдет две недели!

— Я не собираюсь спорить на эту тему, Маруся. Река может подождать немного, прежде чем окончательно замерзнуть.

Она искренне надеялась на это и к тому же не могла допустить, чтобы будущему ребенку повредила безумная скачка.

Получив очередное послание Владимира, Дмитрий рвал и метал. Кэтрин настаивает на том, чтобы путешествовать со скоростью черепахи! Сколько же их можно ждать? Черт побери, этого просто не должно было случиться!

С самого начала план задержать Кэтрин в России, ссылаясь на погоду, изобиловал недостатками, в основном потому, что придется прожить в разлуке с ней несколько месяцев, пока не настанет зима. Но Дмитрий понимал, что, как только кончится лето, Кэтрин будет постоянно требовать отправить ее домой. Приходилось избегать ее, чтобы избавиться от ненужных вопросов и пережить осень в надежде, что зима в этом году будет ранней.

Ожидание оказалось долгим и мучительным, особенно потому, что осень в Санкт-Петербурге — не лучшее время года. Кроме того, даже его намерения выдать сестру замуж окончились неудачей, поскольку стоило ему приехать, как Анастасия объявила, что избранник вовсе не годится ей в мужья. Дмитрию ничего не оставалось, кроме как заняться текущими делами, многие из которых он за последнее время совсем запустил. Доказательством служили присланные Кэтрин счетные книги, показавшие, что не четыре, а пять предприятий близки к разорению. Друзей в столице осталось немного, все предпочитали разъехаться до зимы, и многие еще не вернулись. На прошлой неделе наконец появилась Наталья и пообещала помочь Дмитрию выбрать достойную невесту, хотя сам он старался не слишком об этом думать.

Но самой раздражающей, угнетающей и невероятной вещью в разлуке с Кэтрин оказалось вынужденное целомудрие. И это он, Дмитрий Александров, который и трех ночей подряд не мог провести без женщины! Он, которому дамы сами бросались на шею, даже сейчас. Особенно сейчас. Но все они не имели ничего общего с Кэтрин, а Дмитрий по-прежнему оставался в оковах страсти к этой маленькой англичанке, и одержимость его с каждым днем все возрастала. Пока он не избавится от своего несчастного увлечения, ни одна женщина не сможет покорить его!

Как только Нева стала, Дмитрий немедленно послал за Кэтрин. Он безумно хотел увидеть ее после всех этих долгих месяцев. И что делает она? Намеренно задерживает приезд, отдает приказ не спешить! Как это на нее похоже! Старается любыми способами вывести его из себя! Владимир прав, Кэтрин полностью обрела прежний воинственный дух. Но это, несомненно, предпочтительнее молчаливого презрения, читавшегося в ее глазах при каждой встрече. Все, что угодно, предпочтительнее этому.

Поэтому Дмитрию ничего не оставалось, кроме как снова ждать, и он с пользой употребил это время, изобретая кучу извинений для Кэтрин, причин, по которым он не сможет отправить ее домой сейчас. Она, несомненно, придет в бешенство, но в конце концов смирится с неизбежным.

Кэтрин думала о том же, проезжая по широким улицам столицы. Дмитрий будет вне себя, и это только справедливо, ведь она нарочно опоздала на корабль! Она решила, что лучшим способом отвлечь его будет напасть первой, выбрав для этого совершенно неожиданный предлог. Однако она может предъявить длинный счет оскорблений и обид, не выдавая настоящую причину своей медлительности.

Изумительная панорама Санкт-Петербурга потрясла Кэтрин. Для того, кто привык к тесноте и скученности лондонских жилищ, зрелище было незабываемым. Кэтрин не могла наглядеться на российскую столицу, потому что в прошлый приезд почти ничего не успела увидеть.

В этом грандиозном городе все было монументальным. Зимний дворец, выстроенный в стиле барокко, насчитывал четыреста комнат, но кроме него было множество прекрасных зданий поменьше и бесчисленное количество площадей. Рядом находился Невский проспект, главная улица города, со множеством лавок и ресторанов. Кэтрин удалось мельком увидеть даже мрачную Петропавловскую крепость, где томилось множество несчастных политических узников.

Но больше всего ее заинтересовал рынок, с великолепным разнообразием замороженных продуктов — мяса, рыбы, масла и дичи. Какое смешение народов, рас и костюмов! Бородатые купцы в темных кафтанах рядом со своими толстыми женами в цветастых шалях, башкиры в малахаях, татары в длинных халатах, монахи в черных рясах. То и дело крынку подъезжали сани, на которые хозяйки и кухарки грузили купленную провизию. Уличные музыканты и поводырь с медведем развлекали народ. Разносчики бойко торговали сбитнем и калачами.

Такова была Россия, о которой она успела узнать так мало и почти не имела возможности увидеть красоту и прелесть столь многих культур и обычаев, слитых воедино. Кэтрин мысленно велела себе обязательно попросить Дмитрия привезти ее сюда, чтобы посмотреть все как следует.

Она могла бы узнать дворец Дмитрия, как только они подъехали поближе, но в этом не было необходимости. Он встречал их, стоя на расчищенном от снега крыльце, и едва экипаж остановился, открыл дверцу и протянул ей руку.

Весь последний отрезок пути Кэтрин необычайно нервничала, вспоминая, каким презрением облила Дмитрия во время последней встречи, как отказалась слушать все, что он скажет, позволив обиде перерасти в настоящую войну. Теперь же она изо всех сил старалась воздвигнуть вокруг себя барьер неприступности. Она, как всегда, была ошеломлена его видом. Дмитрий выглядел ослепительным красавцем в своем мундире, и сердце Кэтрин бешено заколотилось.

Но теперь ей нужно думать не только о себе! И пусть душа находится в смятении, разум готов к поединку.

Дмитрий осторожно подхватил ее и поставил на землю.

— Добро пожаловать в Санкт-Петербург.

— Я уже была здесь, Дмитрий.

— Но слишком недолго.

— Ты прав. И меня с такой скоростью протащили через весь город, что не дали ничего рассмотреть. Мое теперешнее прибытие, спокойное и неспешное, было куда приятнее отъезда.

— Мне следует извиниться и за это, хотя список моих прегрешений все равно бесконечно велик.

— Неужели я слышу нечто вроде извинения? Не может быть! Такое из твоих уст?!

— Катя, пожалуйста, если хочешь растерзать меня, не можем ли мы по крайней мере хотя бы войти в дом? Ты, кажется, не заметила, что снег идет!

Как она могла не заметить это, когда глаза против воли были словно прикованы к белым звездочкам, тающим на лице Дмитрия! И почему он не кричит на Кэтрин за то, что она не слишком торопилась явиться? И при этом, кажется, делает чрезвычайные усилия казаться гостеприимным и сговорчивым. Слишком сговорчивым. Разве река еще не замерзла?

— Конечно, Дмитрий, показывай дорогу. Я в твоем распоряжении, впрочем, как обычно.

Услышав ее деланно-смиренный тон, Дмитрий поморщился. Настроение Кэтрин еще хуже, чем он ожидал, а ведь ей еще даже не успели сообщить, что ни одно судно больше не выйдет из гавани до самой весны. Чего ожидать, когда она обо всем узнает? — Дмитрий взял ее под руку и повел по ступенькам. Огромные двойные двери открылись при их приближении и тут же захлопнулись, как только они оказались внутри. Процедура повторилась, когда подошли Владимир и остальные слуги, внесшие вещи. Кэтрин сообразила, что таким образом лакеи старались не напустить холода в дом.

Привыкшая к неброской элегантности дома в Новосельцеве, Кэтрин была поражена роскошью городского дворца Дмитрия. Полированные паркетные полы, широкие мраморные лестницы, устланные пушистыми коврами, картины в позолоченных рамах, исполинская хрустальная люстра на потолке, и это всего лишь холл!

Кэтрин не промолвила ни слова, пока Дмитрий не ввел ее в еще одну просторную комнату, по всей видимости, гостиную, обставленную мебелью из розового и красного дерева, с шелковой и бархатной обивкой приглушенных тонов розового и золотистого, прекрасно гармонирующих с персидскими коврами.

В камине горело яркое пламя, и поэтому в комнате было достаточно тепло. Кэтрин выбрала для себя кресло, не слишком широкое для нее одной, и этот оборонительный жест не укрылся от Дмитрия. Не вставая, она избавилась от тяжелого салопа, одолженного Марусей, и повесила его на спинку кресла. Ни одна вещь из купленных Дмитрием в Англии не подходила для русской зимы. Но это легко исправить.

Зимний гардероб для Кэтрин был уже заказан и почти готов. Слуге приказано отнести платье к модистке, чтобы свериться с размерами, как только вещи будут распакованы.

— Не хочешь немного коньяка, чтобы согреться? — осведомился Дмитрий.

— Насколько я поняла, это универсальное лекарство русских от всех болезней?

— Здесь больше принята водка.

— Спасибо, я как-то попробовала и поняла, что больше в жизни в рот ее не возьму. Если не возражаешь, я лучше выпью чаю.

Дмитрий махнул рукой, и Кэтрин заметила, что один из двух стоявших у двери лакеев немедленно вышел.

— Как мило, — заметила она сухо. — Теперь у меня есть компаньоны. Немного поздно, не находишь?

Дмитрий снова сделал знак, и второй лакей исчез. Они остались одни.

— Слуги здесь так вышколены, что постепенно даже перестаешь замечать их присутствие.

— Очевидно, я не пробыла здесь достаточно долго. Кэтрин попыталась было заговорить о том, что мучило их обоих, но тут же трусливо отступила.

— Как ты жил все это время, Дмитрий?

— Тосковал по тебе. Катя.

Беседа принимала совершенно неожиданный и нежеланный оборот.

— И я должна верить этому, когда ты исчезаешь на три месяца?

— У меня были дела…

— Да, в Австрии, — резко перебила она. — Мне сказали обо всем только после того, как ты прислал за нами. До этой минуты никто ничего не позаботился объяснить.

О Боже, она слишком ясно показывает свое недовольство столь очевидным пренебрежением. А Кэтрин не хотела, чтобы Дмитрий знал, как сильно она, в свою очередь, скучала по нему.

Но тут принесли чай, очевидно, приготовленный заранее. Кэтрин была спасена от дальнейших ошибок и получила возможность собраться с мыслями и прийти в себя. Она сама налила чай, пытаясь выиграть время. Дмитрию принесли коньяк, но он не прикоснулся к рюмке.

Видя, как Кэтрин молча подносит к губам чашку, Дмитрий понял, что она больше не намерена упрекать его. Но он хотел поскорее пройти через самое худшее.

— Знаешь, ты права, — тихо признался он, глядя ей в глаза. — Следовало бы написать тебе перед отъездом в Австрию. Но, как я уже сказал, мне за многое нужно просить прощения. Мне также следовало уехать из Австрии раньше, но, к несчастью, дела потребовали больше времени, чем я ожидал. Катя… мне очень жаль, но лед уже сковал Неву. До весны ни один корабль не выйдет из гавани.

— Значит, я не смогу вернуться домой?

Он ожидал другого. Кэтрин могла справедливо заметить, что порты всей страны не могут быть закрыты. Но Дмитрий решил идти до конца и отважиться на любую ложь, лишь бы убедить ее в невозможности уехать из страны. Однако этот простой вопрос поставил его в тупик.

— Почему ты нисколько не расстроилась? — с подозрением поинтересовался он.

Кэтрин поняла, какую глупость совершила.

— Конечно, расстроилась, просто ожидала, что так случится, когда последние дни непрерывно шел снег. У меня было время привыкнуть к этой мысли.

Дмитрий так обрадовался, что Кэтрин уже смирилась с невозможностью попасть домой, что едва не рассмеялся вслух и не выдал себя.

— Конечно, южные гавани еще открыты, но это слишком далеко, а поездка в такое время небезопасна даже для русских, привыкших к холодам.

— Нет, об этом не может быть и речи! — категорически воскликнула Кэтрин. — Я едва не замерзла по пути сюда.

— Мне и в голову не приходило предлагать такое, — заверил Дмитрий. — Можно также ехать на запад, через Францию.

Он не позаботился упомянуть об остальных портах на побережье, рассчитывая на то, что сама Кэтрин об этом не подумает.

— Но опять же зимой такая поездка весьма затруднительна.

— Скорее всего, — согласилась Кэтрин. — Если уж непобедимая армия Наполеона спасовала перед русскими морозами, то уж мне тем более не устоять. И что же теперь остается делать?

— Поскольку во всем виноват лишь я — в конце концов именно я обещал посадить тебя на судно, прежде чем замерзнет река, — могу надеяться только, что ты воспользуешься моим гостеприимством, пока лед не растает.

— В каком качестве? — осведомилась Кэтрин. — Узницы?

— Нет, малышка. Ты сможешь делать все, что захочешь, и бывать где угодно. Станешь моей гостьей, только и всего.

— Тогда, я полагаю, у меня нет иного выбора, кроме как согласиться, — вздохнула Кэтрин. — Но если за мной не будут следить и снимут охрану, неужели не боишься, что я обращусь к властям и обвиню тебя в похищении?

Дмитрий был потрясен. Все оказалось слишком легко. Он часами ломал голову, не зная, как уговорить Кэтрин остаться в его доме, но никак не рассчитывал на столь быстрое решение. Правда, он не из тех, кто долго раздумывает над неожиданной удачей.

— История получится весьма романтичной, не находишь? — усмехнулся Дмитрий.

Кэтрин покраснела. Дмитрий, видя, как горячий румянец расползается по щекам, вспомнил моменты, в которые она выглядела точно так же, мгновения, когда она отвечала на его ласки. Он был так тронут, что забыл свою решимость не спешить на этот раз и одним прыжком перекрыл разделявшее их расстояние, доказав бессмысленность тактики Кэтрин, выбравшей слишком маленькое кресло, чтобы оставаться как можно дальше от Дмитрия. Он поднял Кэтрин, уселся сам и осторожно посадил ее себе на колени.

— Дмитрий!

— Ш-ш-ш. Ты сопротивляешься, даже не узнав, что я собираюсь делать.

— Твои намерения никогда нельзя назвать пристойными, — отпарировала она.

— Видишь, как хорошо мы подходим друг другу, малышка? Ты уже успела прекрасно узнать меня.

Он явно подшучивал над ней, и Кэтрин не знала, как поступить. В его объятиях не было ничего хотя бы отдаленно легкомысленного — одна рука крепко прижимает ее к груди, другая лежит на коленях, и пальцы дерзко ласкают ее бедро. Жар пронизал тело Кэтрин. Она неожиданно почувствовала, что все эти месяцы не жила, а существовала. Он всегда обладал способностью возбуждать в ней эти ощущения, всегда волновал и распалял…

— Думаю, тебе лучше отпустить меня, Дмитрий.

— Зачем?

— Слуги могут войти, — пробормотала она смущенно.

— Если это твой единственный довод, я и слышать ничего не хочу. Никто не откроет этой двери под угрозой смерти.

— Будь же хоть немного серьезным!

— Я совершенно серьезен, сердце мое. Нас никто не потревожит, поэтому придется тебе придумать другую причину, а еще лучше ничего не придумывай! Дай мне немного вспомнить тебя… Господи! Да не ерзай же ты так, Кэтрин!

— Прости! Я сделала тебе больно? Дмитрий застонал, устраивая ее подальше от самого чувствительного органа своего тела.

— Ничего такого, о чем ты не могла бы позаботиться, если бы захотела.

— Дмитрий!

— Прости, — усмехнулся он, наблюдая, как на щеках Кэтрин вновь расползаются два ярких пятна. — Довольно грубо с моей стороны, не так ли? Беда в том, что я не способен мыслить здраво в твоем присутствии, и сегодняшняя встреча не является исключением. Почему у тебя такой удивленный вид? Не думаешь же ты, что я больше не хочу тебя лишь потому, что мы не виделись три месяца?

— Говоря по правде…

Но Дмитрий уже забыл о сдержанности. Уже одно то, что она не подумала сопротивляться, довело его до такого состояния, что он был готов сорвать с нее одежду. Дмитрий начал целовать Кэтрин так настойчиво, так страстно, что результат был неизбежен, хотя он об этом и не подозревал. Но тут он накрыл ладонью ее грудь и застонал, ощутив под тканью маленький твердый бугорок.

Ответный стон Кэтрин заглушили его губы, впившиеся в ее рот. О небо, ей так не хватало его, не хватало жгучих поцелуев, лишавших сил, не хватало рук, посылавших по жилам жидкое пламя, взглядов, способных свести с ума. И тела… его прекрасного, мускулистого, волнующего тела, золотистых волос и чувственных губ.

Нет смысла отрицать, что она истосковалась по этому человеку. Она не может больше обходиться без Дмитрия. И хотела прижаться к нему еще теснее, без стыда отвечать на ласки.

— Дми… Дмитрий! Дай же мне дух перевести!

— Нет, не в этот раз!

Он продолжал исступленно целовать ее, и Кэтрин опять вспыхнула, неожиданно поняв, что он боится. Этот сильный, могучий великан боится, что она остановит его, станет сопротивляться!

Кэтрин нежно сжала ладонями его лицо, чтобы немного успокоить, и улыбнулась одними глазами.

— Отнеси меня на диван, Дмитрий.

— На диван?

— Это кресло слишком неудобное, не находишь? На Дмитрия неожиданно снизошло озарение, и лицо его осветилось таким восторженным изумлением, что Кэтрин едва не расплакалась. Дмитрий вскочил так быстро, что Кэтрин показалось, будто сейчас ее уронят на пол, но он успел вовремя подхватить девушку, и несколько мгновений спустя она уже лежала на мягком бархатном диване.

Дмитрий, встав на колени и торопливо расправляясь с пуговицами на мундире, помедлил лишь, чтобы спросить:

— Ты уверена, Катя… нет-нет, не отвечай. И чтобы заглушить слова, вновь завладел ее губами, но Кэтрин все равно дала ему ответ, самозабвенно обхватив его шею руками и пылко возвращая поцелуи. На этот раз она твердо знала, что делает. Никакие любовные напитки ни к чему. Лишь Дмитрий способен пробудить в ней желание. Он тот, кого она любит, несмотря на все беды и несчастья, неудачи и ошибки, именно он — отец ее нерожденного ребенка, человек, женой которого она станет. О деталях они поговорят позднее. Времени еще немало. Сейчас же она хочет лишь наслаждаться примирением и радостью встречи.

Глава 35

Снег сплетал за окном белые кружева, в камине горел огонь, и гостиная казалась скорее уютным гнездышком. Приятное тепло окутывало комнату. День клонился к вечеру, где-то мяукала кошка, послышался стук двери, прогромыхали колеса экипажа. Но Кэтрин прислушивалась лишь к потрескиванию дров и мерному биению сердца Дмитрия.

Никто из них не спешил нарушить драгоценную близость. Кэтрин лежала отчасти на Дмитрии, отчасти на краю дивана. Места было не слишком много, но Кэтрин не боялась, что вот-вот упадет. Наоборот, руки Дмитрия, прижимавшие ее к сильному мужскому телу, были теплыми и надежными.

В это мгновение он сжал ее ладонь, мешая приятному занятию — Кэтрин лениво проводила кончиком пальца по поросли золотистых волос на его груди, — и стал целовать пальчики, чуть прикусывая и посасывая каждый, возбуждая в ней неудержимое желание. Но Кэтрин лишь молча наблюдала за ним, полузакрыв глаза, зачарованная теми ощущениями, которые вызывали в ней ласки его губ, зубов и языка.

— Если немедленно не прекратишь, малышка, мне придется брать тебя снова и снова, — хрипловато прошептал Дмитрий, вернув ее к действительности.

— Я? Но что я такого делаю?

— Смотришь на меня своими сладострастными глазами. Больше ничего и не требуется.

— Вздор! — фыркнула Кэтрин, невольно, однако, улыбаясь. — А ты? Что творишь ты? Если сам не остановишься, мне придется…

— Обещаешь?

— Ты неисправим! — рассмеялась Кэтрин.

— Чего ты еще ожидала, когда я все три месяца был лишен этого блаженства?

— И я должна этому верить? — удивленно поинтересовалась Кэтрин.

— Но это правда, и я доказывал тебе несколько последних часов, как велико мое желание. Разве нет? Или тебе нужны еще доказательства?

— Дмитрий! — хихикнула Кэтрин, когда он, перекатившись, лег на нее, но тут же обнаружила, что Дмитрий не шутит. Он вошел в нее неожиданно, быстро и глубоко.

— Дмитрий, — почти неслышно выдохнула она как раз перед тем, как потянулась губами к его губам.

Когда немного спустя сердца их забились ровнее, Кэтрин уже собиралась было сказать что-то относительно его ненасытности, но он ее опередил:

— Ты станешь причиной моей смерти, женщина!

— Опять ты преувеличиваешь! — расхохоталась Кэтрин. — Однако я могу припомнить пару случаев, когда ты выказал невероятную стойкость.

Дмитрий изумленно поднял брови:

— Надеюсь, оцененную по заслугам?

— В то время, конечно, хотя не могу сказать, что настолько уж нуждалась в подобном опыте. Предпочитаю собственную волю и свободу выбора.

Дмитрий не мог поверить собственным ушам. Она сама вспомнила о том, как ее опоили, и при этом не выказала ни малейшего гнева. Кэтрин простила его! И сама призналась, что на этот раз отдалась ему по собственному желанию. И не скрывает, что сама хочет его.

Иисусе! Сколько раз он мечтал услышать от Кэтрин эти слова!

— Знаешь ли ты, каким счастливым сделала меня, Кэтрин? На этот раз настала очередь Кэтрин удивляться: слишком искренне звучали слова Дмитрия.

— Разве?

— Как долго я грезил, что прижимаю тебя к себе, целую, ласкаю и ты не противишься. Сгорал от желания коснуться тебя, любить, иметь право сказать, что ты моя. Здесь твое место, Катя, в моих объятиях. И я собираюсь сделать все, что в моих силах, лишь бы убедить тебя навсегда остаться в России, понять, что твой дом только там, где я.

— Это… это предложение? — нерешительно, недоверчиво прошептала Кэтрин.

— Я хочу, чтобы ты всегда была со мной.

— Это предложение, Дмитрий? — повторила она уже тверже.

Проклятие!

— Катя, ты ведь понимаешь, что я не могу жениться на тебе. И знаешь, о чем я прошу.

Кэтрин сжалась, внезапно ощутив, что в горле застрял ком, мешающий вздохнуть. Отнюдь не помогало и то, что неукротимый нрав вновь взбунтовался, хотя обнаженное тело Дмитрия по-прежнему придавливало ее к дивану. — Пусти меня, Дмитрий.

— Катя, пожалуйста… — Черт побери, да отпусти же меня!

Оттолкнув его, Кэтрин выскользнула и умудрилась сесть. Разметавшиеся волосы ударили Дмитрия по лицу, когда она, резко развернувшись, взглянула ему в глаза, не заботясь о том, что в этот момент обнажена и выглядит беспомощной и уязвимой.

— Я хочу, чтобы у моих детей был отец, — без обиняков заявила она.

— Я всегда буду любить и беречь твоих детей.

— Это не одно и то же, и ты прекрасно все понимаешь. Я достаточно хороша, чтобы быть твоей любовницей, но недостойна звания жены, не так ли? Да сознаешь ли ты, насколько это оскорбительно?

— Оскорбительно? Ничуть, ведь жена для меня — пустое место, средство получить законного наследника, исполнить возложенный на меня долг, и не более того. Но ты — единственная, кто мне по-настоящему дорог, и я прошу тебя стать частью моей жизни.

Кэтрин разъяренно воззрилась на него, но гнев уже начал таять. Спаситель небесный, он знает, как задеть струны ее сердца. Она любит Дмитрия и хочет того же, что и он, — стать частью его существования. Неотъемлемой частью. Его жестокое безразличие к жене… ну что же, Кэтрин пожалела бы бедняжку… если только самой не придется оказаться на ее месте. Нет, сдаваться нельзя. До весны остается пять месяцев, и за это время она должна стать для него необходимой, вызвать в нем куда более глубокие чувства, чем простая симпатия, заставить влюбиться настолько, чтобы он презрел законы общества, воспрещающие князю жениться на простолюдинке, какой он ее считал. Представить только, как будет потрясен Дмитрий, узнав, что она — ровня ему!

Кэтрин робко коснулась щеки Дмитрия, и тот, поймав ее руку, поцеловал узенькую ладошку.

— Прости, — мягко ответила она, — я совсем забыла о твоих нелегких обязательствах. Но когда мой первый ребенок появится на свет, я намереваюсь к тому времени уже носить на пальце кольцо. И если не твое, Дмитрий, тогда чье-нибудь еще.

— Нет.

— Нет?

— Нет, — категорично объявил он, притягивая Кэтрин к себе. — Ты ни за кого и никогда не выйдешь замуж.

В голосе Дмитрия звучали такие свирепо-властные нотки собственника, наконец заполучившего давно желанное сокровище, что Кэтрин сочла за лучшее промолчать. Она лишь улыбнулась, радуясь, что не успела ничего сказать о будущем младенце. Правда, он сам вскоре все узнает, и пусть вспомнит ее обещание любым способом выйти замуж. Конечно, она неплохо блефует, но ему, по всей вероятности, не придется узнать об этом!

Глава 36

Бальный наряд отличался таким изяществом и изысканностью, что сердце Кэтрин замерло от восторга, хотя сама она никогда бы не выбрала для себя ничего подобного. — блестящий темно-бирюзовый атлас с белой кружевной вставкой на корсаже и широкой юбкой колоколом, расшитой сотнями мелких жемчужин. Соблазнительно глубокий вырез открывал плечи, а кружево заходило на короткие пышные рукава. В этом платье Кэтрин чувствовала себя кем-то другим, принцессой из волшебной сказки.

Волосы ее были разделены пробором посередине и стянуты узлом на затылке. Лицо по последней моде обрамляли букли, схваченные жемчужными заколками. К наряду полагались длинные белые перчатки, атласные туфли такого же цвета и белый кружевной веер. Кроме того, Дмитрий еще раньше вручил ей шкатулку с ожерельем из бриллиантов и жемчуга, серьгами и кольцом, которые она надела перед балом. Там были и другие украшения из сапфиров и изумрудов, чтобы, как сказал Дмитрий, было из чего выбирать. Он назвал их безделушками и точно так же выразился о ее зимнем гардеробе. Несколько платьев прислали сегодня вместе с бальным, остальные обещали доставить позднее.

Кэтрин понимала, что он уже обращается с ней, как с содержанкой, но почему-то эта мысль ее не тревожила. Недолго осталось ждать того дня, когда одежда перестанет на ней сходиться, и тогда посмотрим, какое лицо будет у Дмитрия!

Кэтрин снова повернулась перед высоким, во весь рост зеркалом, пытаясь разглядеть свою талию. По-прежнему тонкая. И это на четвертом месяце! Кэтрин просто повезло! Только груди немного налились, хотя не настолько, чтобы Дмитрий догадался о появлении на свет младенца, которого он поклялся любить и беречь.

О да, князь, вас ждет сюрприз, да еще какой! Скоро вы узнаете, почему мои чувства так разительно переменились.

Конечно, Кэтрин неизмеримо больше радовалась бы будущему ребенку, будь она дома, в Англии, и успей к тому же выйти замуж. Но пока она здесь, ничто не мешает ей наслаждаться жизнью. В конце концов больше нет причин бояться, что станется, если она забеременеет.

Кэтрин улыбнулась, оглядывая свою спальню. Ей снова отвели комнату, которая в обычном случае принадлежала бы хозяйке дома, и каждый предмет обстановки говорил о безумной роскоши. Но она еще ни разу не спала в этой постели.

Улыбка Кэтрин стала еще шире. Весьма сомнительно, что и этой ночью она окажется здесь.

О, какое блаженство, чистое, незамутненное блаженство — проводить ночи напролет с Дмитрием, засыпать в его объятиях и, просыпаясь, видеть его голову на подушке. И каждый раз ее ждали ослепительная, лишающая разума улыбка и поцелуй, а это вело и к другим ласкам… Нет, душой и сердцем Кэтрин ощущала, что сделала правильный выбор. Она счастлива, а больше ничто на свете не имеет значения.

Дмитрий уже стоял у подножия лестницы, держа наготове великолепную накидку из горностая, подбитую белым атласом, которую и накинул ей на плечи, прежде чем вручить такую же муфту.

— Ты балуешь меня, Дмитрий.

— Таков был мой коварный замысел с самого начала, малышка, — ответил он совершенно серьезно, хотя в глубине чувственно потемневших глаз таилась улыбка.

Дмитрий сам выглядел блистательно в белом мундире с тяжелыми золотыми эполетами и голубой лентой Ордена Святого Андрея Первозванного через плечо. Россыпь медалей на груди предназначалась специально, чтобы произвести впечатление на Кэтрин. Однако именно он был потрясен и лишился дара речи при виде Кэтрин и не смог отвести от нее глаз, даже когда усаживал в карету, чтобы отправиться на бал.

Она была ослепительна в великолепном наряде и живо напомнила Дмитрию портрет, написанный Анастасией, висевший теперь в кабинете и вызывающий в нем такую неловкость всякий раз, когда он смотрел на картину. Никто в жизни не принял бы эту женщину за горничную, актрису или простую крестьянку, какой ее считал Дмитрий. Да и сам он, сначала увидев Кэтрин на портрете, нисколько не усомнился бы в ее происхождении, и Дмитрий постепенно начинал понимать, что лишь одежда и обстоятельства, при которых они встретились, убедили его, что она не та, за кого себя выдает.

Что, если он ошибается?

Тяжелый ком дурных предчувствий заворочался в груди.

Нет, этого просто не может быть! Но возможно, не столь уж хорошая идея — заставить Кэтрин впервые появиться на публике в таком блестящем собрании.

Он хотел доставить ей удовольствие, показать всему свету и, как предложил Василий, обращаться с Кэтрин, как со знатной дамой, вместо того чтобы держать взаперти. Но внезапно ему стало страшно. Почему Дмитрию неожиданно захотелось ревниво охранять ее и не показывать ни одному человеку? — Полагаю, тебе придется представлять меня знакомым.

Какое же имя ты мне изберешь?

Неужели она прочла его мысли?

— Как, ты сказала, тебя зовут — Кэтрин Сент-Джон?

— Я бы добавила кое-что, но, если ты намереваешься представить меня именно так, было бы невежливо поправлять тебя.

Она явно подшучивает над ним. Откуда вдруг такой легкомысленный тон, да еще когда речь идет о ее имени?

— Катя, ты уверена, что хочешь ехать?

— Остаться дома и никому не показать это божественное платье? Господи, да я уже целую вечность не танцевала на балу! Конечно, я хочу поехать!

Опять она за свое, старается мимоходом упомянуть о прошлой жизни. Конечно, это не может быть правдой, однако она обычно роняла подобные фразы, не задумываясь, без всякой причины, просто в процессе беседы.

Карета остановилась, прежде чем Дмитрий успел решить, что делать: разочаровать ее и отвезти домой или все-таки отправиться на бал и надеяться на лучшее. Зная откровенность и прямоту Кэтрин, можно предположить, что она доставит кое-кому несколько неприятных моментов, а уж сплетни и слухи о ней распространятся с быстротой лесного пожара. Что, если она потеряет терпение и выскажет правду?

— Ты знаешь, как… я имею в виду, ты сумеешь…

— О чем ты так беспокоишься, Дмитрий? — ехидно усмехнулась Кэтрин, прекрасно понимая, что так тревожит князя.

— Ни о чем особенном, — уклончиво обронил он, помогая ей сойти. — Идем скорее. Не хватало еще, чтобы ты простудилась.

Дмитрий проводил Кэтрин в огромный особняк, где лакей подхватил их шубы. По широкой двойной лестнице с резными перилами они поднялись в бальную залу. К этому часу уже почти все гости успели съехаться, однако хозяева еще стояли у входа, приветствуя запоздавшую пару. Дмитрий представил спутницу как Кэтрин Сент-Джон.

Наконец Кэтрин получила возможность оглядеться и была потрясена почти варварской роскошью. Комната отличалась поистине гигантскими размерами, а несколько хрустальных люстр заливали ее бриллиантовым сиянием.

Лучи света отражались от бесчисленных драгоценных камней и золота, переливавшихся на дамах. Здесь собралось не менее двух сотен самых избранных членов общества. Почти половина танцевала, остальные, собравшись в группы, беседовали или прогуливались по зале.

Официанты разносили подносы с напитками, но Кэтрин ничего не хотелось, Дмитрий осушил бокал шампанского и поставил его обратно на поднос. Кэтрин невольно улыбнулась:

— Нервничаешь, Дмитрий?

— Какие у меня могут быть причины нервничать? г — О, не знаю. Вероятно, боишься, что я опозорю тебя перед твоими приятелями. В конце концов что может знать какая-то крестьянка о правилах этикета? Платье еще не делает человека, и даже в бальном наряде простолюдинка не может стать княгиней.

Дмитрий не знал, как объяснить ее настроение. Кэтрин не сердится, это ясно, глаза ее искрятся весельем. Но шутки ее от этого не стали менее язвительными.

— Митя, почему ты не предупредил меня, что приедешь сегодня? Я бы… о, простите, кажется, я помешал?

— Нет, Вася, ничего важного, — с облегчением ответил Дмитрий. — Кэтрин, могу я представить тебе князя Василия Дашкова?

— Кэтрин?

Василий мельком оглядел девушку, но, тут же сообразив что-то, широко раскрыл глаза:

— Та самая Кэтрин? Но я ожидал… то есть… Дмитрий зловеще нахмурился, и Василий, покраснев, растерянно умолк.

— А по-моему, вы достаточно ясно выразились, князь Дашков, — подчеркнуто вежливо ответила Кэтрин. — Позвольте лишь добавить несколько слов. Поскольку Дмитрий, без всякого сомнения, рассказывал вам про меня, вы ожидали чего-то более выдающегося, блестящего, и уж конечно, не такой серенькой пташки, как я. Но нельзя же всем быть роковыми красавицами, ваша светлость, и, к сожалению, мне не выпало такого счастья. Ваше удивление при виде столь очевидного интереса Дмитрия ко мне ничуть не больше моего собственного, уверяю вас.

— Катя, пожалуйста, еще несколько минут, и мой друг просто отрежет себе язык, чтобы угодить тебе и вымолить прощение. Он не понимает, что ты просто шутишь.

— Вздор, Дмитрий. Он прекрасно все понимает. Просто сконфужен тем, что не сразу обратил на меня внимание.

— Ошибка, которой я в жизни больше не повторю, миледи, клянусь Богом! — чистосердечно заверил Василий.

Кэтрин, не в силах сдержаться, весело рассмеялась, совершенно очаровав Василия. Дмитрий тоже долго находился под впечатлением ее звонкого голоска. Он любил слушать, как смеется Кэтрин, хотя жар, заливавший при этом тело, был в этой обстановке совершенно неуместен.

Он порывисто привлек Кэтрин к себе, обнял за талию и хрипло прошептал на ухо:

— Еще одна улыбка, сердечко мое, и я, по обыкновению, окажусь в крайне неприятном положении, как обычно, стоит лишь тебе оказаться рядом, и начну терзаться муками неудовлетворенного желания, поскольку постели, естественно, поблизости не предвидится.

Кэтрин подняла глаза на Дмитрия, с удивлением отметила, что тот совершенно серьезен, и так мило покраснела, что он немедленно наклонил голову, собираясь поцеловать ее в нарушение всех правил приличия. Но Василий успел вовремя вмешаться.

— Я, как верный друг, спасу тебя от риска показаться в глазах всего общества влюбленным школьником, Митя, и поэтому приглашаю на танец твою даму. Надеюсь, ты не возражаешь?

— Возражаю, — процедил Дмитрий.

— А я — нет, — вмешалась Кэтрин, приветливо улыбаясь Василию и отстраняясь от Дмитрия. — Однако должна предостеречь, что некоторые личности, вероятно, могут заявить вам, князь Дашков, будто я не умею танцевать. Надеюсь, вы не побоитесь, что я оттопчу вам ноги. Зато правда сразу выплывет наружу — Ради вас я готов на все.

Дашков увлек ее на середину зала, прежде чем Дмитрий смог что-то возразить. Он глядел вслед блестящей паре, не сознавая, что мрачен, как грозовая туча, и делая сверхчеловеческое усилие, чтобы не броситься за Кэтрин, схватить ее за руку и больше не отпускать. Ему пришлось напомнить себе, что это всего лишь Василий. Зная чувства друга, он не станет ухаживать за Кэтрин. Но Дмитрий едва сдерживался, видя, как Кэтрин обнимают чужие руки, пусть даже руки ближайшего приятеля.

Десять минут спустя, когда Василий вернулся один, Дмитрий все-таки взорвался:

— Как ты мог доверить ее Александру?!

— Спокойно, Митя, — пробормотал застигнутый врасплох Дашков. — Ты же сам видел, что случилось. Он подошел, прежде чем мы направились к тебе. Что я мог поделать, когда она согласилась принять его приглашение?

— В таком случае запретил бы ей или придумал что-нибудь.

— Но он тебе не соперник, и…

Василию пришлось поспешно схватить Дмитрия за руку, поскольку тот широкими шагами устремился к танцующим. Оттащив друга в сторону подальше от любопытных ушей, он прошипел:

— Да ты рассудка лишился! Устроишь сцену лишь потому, что она танцует и веселится? Ради всего святого, Митя, что с тобой?

Дмитрий с бешенством воззрился на Василия, но тут же медленно перевел дыхание:

— Ты прав. Я… о дьявол… влюбленный школьник, это еще мягко сказано.

Лицо его осветилось извиняющейся улыбкой.

— Так ты ее еще не завоевал?

— И что же? Думаешь, моя страсть от этого стала меньше? Заверяю, ты ошибаешься.

— Тогда тебе необходимо отвлечься, друг мой. Кстати, Наталья здесь.

— Мне совершенно все равно.

— Болван, конечно, все равно, — нетерпеливо бросил Василий. — Но она так старалась и наконец нашла тебе невесту, если, конечно, верить ее словам. Идеальную партию. Вспомни, ты сам просил ее…

— Забудь об этом, — резко перебил Дмитрий. — Я решил не жениться.

— Что?!

— Ты меня слышал. Если я не могу жениться на Кэтрин, значит, останусь холостяком.

— Да ты это серьезно? — запротестовал Дашков. — А как насчет наследника?

— С таким же успехом я могу признать всех детей, которых даст мне Кэтрин.

— Ты шутишь!

— Тише! — велел Дмитрий. — Александр ведет ее сюда. Весь следующий час Дмитрий больше ни на миг не отпускал Кэтрин, и каждая минута стала для нее радостью. Он танцевал с ней все танцы, немилосердно поддразнивая тем, что она будто бы отдавила ему ноги, и вообще был в таком прекрасном настроении, что Кэтрин в жизни так не веселилась… до тех пор, пока он не оставил ее на попечение Василия, а сам отправился за прохладительным.

Какая-то навязчивая дама немедленно утащила Дашкова танцевать. Оставайся он с Кэтрин, наверняка бы увел девушку подальше от сплетниц, собравшихся в кружок и, казалось, совершенно не заботившихся о том, что Кэтрин может их услышать. Она и сама бы отошла, но сначала болтовня светских кумушек попросту ее забавляла.

— Говорила же я вам, Анна, она просто англичанка, одна из родственниц его матери. Почему бы еще Митя стал так ухаживать за ней?

— Чтобы заставить Татьяну ревновать, конечно. Разве не видите, что она как раз приехала со своим женихом?

— Чепуха. Реши он заставить Татьяну ревновать, не отходил бы от Натальи. Она тоже здесь. И всему свету известно, что именно Наталья его любовница и что Митя навестил ее после того, как Иваницкая отвергла его и приняла предложение графа Лозийского. Представляю, в какое бешенство пришел князь!

— Ошибаетесь, Анна. Бедный мальчик был так расстроен, что немедленно покинул Москву, укрылся в Санкт-Петербурге и три месяца не выходил из дома.

— Да, но сегодня, по всему видно, он позабыл о всех печалях.

— Конечно. Не станет же он показывать Татьяне, как несчастен. Она и без того поступила так жестоко, без всякого предупреждения представив ему своего жениха. И это после того, как Митя приехал в Москву, чтобы второй раз сделать ей предложение!

— Так вы думаете, он все еще любит ее?

— А как по-вашему? Только взгляните на княжну. Вон там, у колонны. Скажите, какой мужчина устоит перед ней?!

Кэтрин против воли повернулась туда, куда показывал веер говорившей, и, поспешно отвернувшись, отошла, не в силах слушать дальше. Но худшее уже случилось. Княжна Иваницкая оказалась самой ослепительной красавицей на свете. Действительно ли Дмитрий все еще любит ее? Но может ли быть в этом хоть малейшее сомнение?

Он использовал тебя, Кэтрин, и лгал, утверждая, что ездил в Австрию. Почему? Настолько переживал, получив отказ княжны, что попросту забыл отправить тебя домой вовремя? И вообще, зачем ему ты? К чему он притворяется, что хочет тебя, ведь ты в подметки не годишься такому неземному созданию, как княжна.

— Леди Кэтрин? Кэтрин не сразу обернулась — чересчур давно к ней никто так не обращался. Но голос был слишком знаком. Кэтрин застонала про себя и тут краем глаза увидела приближающегося Дмитрия. Тот остановился в нескольких шагах и смертельно побледнел, услышав обращенные к ней слова. Но Кэтрин сейчас было не до него. Главное — объясниться с британским послом, старинным другом отца. Господи, она совершенно упустила из виду, что может встретиться с ним на балу!

— Какой сюрприз, лорд…

— Вы удивлены? Да я глазам не поверил, когда увидел вас танцующей! Сначала я решил, что ошибаюсь и, конечно, малышка Кэтрин не может находиться здесь, но оказалось, что это действительно вы. Какого дьявола вы делаете в России?

— Это долгая история, — уклончиво ответила Кэтрин, стараясь поскорее сменить тему разговора. — Давно вы не получали писем от отца?

— Совсем недавно, и должен сказать, что…

— Он не упоминал о моей сестре… ее замужестве? На этот раз Кэтрин удалось отвлечь посла.

— Как оказалось, леди Элизабет сбежала с лордом Сеймуром. Помните такого? Довольно неплохой парень, но граф был, конечно, в бешенстве, пока не обнаружил, что сведения, собранные о Сеймуре, совершенно неверны.

— Что?! — едва не взвизгнула Кэтрин, позабыв о собственных бедах. — Хотите сказать, что все было зря?

— Что именно? Поверьте, я совершенно ни о чем не осведомлен, — проворчал посол. — Ваш отец упомянул о свадьбе только в связи с вашим исчезновением, да и то лишь потому, что вы обе пропали одновременно. Джордж ожидал, что леди Элизабет может сбежать, и поэтому не волновался, предположив, что вы отправились с молодыми людьми в качестве дуэньи. Только через две недели, после возвращения новобрачных, поднялась суматоха. Все считают вас погибшей, миледи.

Кэтрин в ужасе охнула:

— М-мое письмо, в котором я все объясняла, должно быть, затерялось! О, это ужасно!

— Возможно, вам стоит написать отцу еще одно, — сухо предложил Дмитрий, подойдя к ним.

Кэтрин заметила, что он успел полностью оправиться от потрясения. По правде говоря, если судить по выражению его лица, знаменитая вспыльчивость Александровых вот-вот возьмет верх и он сейчас взорвется. Но почему? Кажется, он всему виной!

— Дмитрий, мальчик мой! Ты ведь знаком с леди Кэтрин Сент-Джон, не так ли? Я видел, как вы танцевали.

— Да, леди Кэтрин и я уже встречались. Надеюсь, вы извините нас, господин посол, мне нужно сказать даме несколько слов.

И не дав никому времени возразить, буквально потащил Кэтрин из залы вниз по лестнице. Ей удалось отдышаться только на крыльце, но не успела она высказать все, что думает о Дмитрии, тот уже усадил ее в карету и наконец дал волю гневу:

— Так все это правда?! Да знаете ли вы, что наделали, леди Кэтрин?! Имеете ли хотя бы малейшее представление о последствиях, о…

— Что я наделала? — неверяще ахнула Кэтрин. — Как ты смеешь?! Я с самого начала сказала, как меня зовут и кто мой отец! Это ты, проклятый всезнайка, не желал ничему верить!

— Но ты могла бы убедить меня! Рассказать, что делала дочь графа в тот день на улице, да еще к тому же одетая в лохмотья!

— Но я рассказала! И никакие это не лохмотья, а платье, взятое у моей горничной! Я же говорила!!

— Ничего подобного!

— Конечно, говорила. Объяснила, что переоделась потому, что заподозрила сестру в намерении сбежать с лордом Сеймуром! И видишь, так все и произошло! А могла бы помешать этому, если бы не ты!

— Катя, ты и словом не обмолвилась ни о чем подобном.

— Обмолвилась! Не могла я промолчать! — И видя, как угрюмо сдвинулись брови Дмитрия, неловко пробормотала:

— Ах, какая разница? Ты с самого начала знал мое имя и положение, и я даже сумела доказать тебе, что могу вести дом и управлять имением! Но ты до сегодняшнего дня был слишком упрям и тупоголов, чтобы смириться с очевидным. Господи, как была права Маруся! Вы, русские, обо всем судите по первому впечатлению и ни за что не хотите признать собственной ошибки!

— Ты закончила?

— Думаю, мне больше нечего сказать, — сдержанно объявила Кэтрин.

— Прекрасно. Завтра мы обвенчаемся.

— Нет.

— Нет?! — снова зарычал Дмитрий. — Только вчера ты хотела выйти за меня замуж и была вне себя, когда я объяснил, что это невозможно.

— Совершенно верно, — отпарировала Кэтрин, чьи глаза к тому времени подозрительно заблестели. — Вчера я была недостаточно хороша для тебя. Что же случилось сегодня? Нет, благодарю, я ни при каких обстоятельствах не стану твоей женой.

Дмитрий отвернулся, разъяренно уставясь в окно кареты. Кэтрин последовала его примеру. Знай она Дмитрия чуть лучше, наверняка поняла бы, что он злится не столько на нее, сколько на себя. Но она не понимала этого, и его несправедливые упреки разрывали сердце. Как он мог во всем обвинить ее? И как смеет предлагать руку сейчас, если не любит Кэтрин, если так называемая «честь» требует, чтобы он искупил все прегрешения и восстановил утраченную репутацию дамы! Но Кэтрин не позволит этого. Ей не нужен муж, который женится лишь из чувства долга! У нее еще осталось довольно гордости!

Глава 37

Гладкое покрывало снега, нетронутое и пушистое, раскинувшееся до самого горизонта, казалось сказочной белой пустыней, без малейшего признака жизни, где не ступала нога человека, покинутой всеми, не носящей никаких опустошений, причиненных цивилизацией. Зимний пейзаж был так головокружительно прекрасен — кусты, превращенные в крохотные холмики, спящие под толстым снежным одеялом, трогательно-обнаженные березы, распустившие тонкие черные косы. Толстые дубы угрожающе простирали темные руки-ветки к затянутому тучами небу. Такая тишина, такое спокойствие, благотворно действующие на растревоженную душу.

Дмитрий остановился на дороге или там, где, по его предположению, проходила дорога, поскольку сильная метель, разразившаяся накануне, уничтожила все следы. Граф Бердяев, хлебосольный хозяин, просил Дмитрия не уезжать так скоро, остаться еще на день хотя бы для того, чтобы убедиться, улеглась ли метель. Но Дмитрий отказался.

— Сначала он просто стремился побыть наедине со своими мыслями, оказаться как можно дальше от Кэтрин, получить возможность хотя бы хорошенько все обдумать, но в результате оказалось, что Дмитрий отсутствовал вот уже неделю. Три дня подряд он, не слезая с седла, мчался сам не зная куда, и только буран заставил его искать гостеприимства в доме графа. Дмитрий провел там еще несколько суток и теперь сгорал от нетерпения поскорее вернуться. Он слишком надолго оставил Кэтрин в одиночестве, и его поспешное бегство в ночь, их ссоры еще больше усложнит положение.

Была и еще одна причина, заставившая его покинуть дом графа Бердяева как можно скорее. Туда неожиданно приехала компания из десяти человек, в числе которых была и княжна Иваницкая со своим женихом. Они тоже искали убежища от снежной бури. Ситуация вскоре стала непереносимой и оказалась еще неприятнее, когда Дмитрий случайно стал свидетелем разрыва Татьяны с Лозинским. Если бы взгляды могли убивать, граф немедленно прикончил бы соперника, поскольку, очевидно, винил его во всем.

В мертвой тишине оглушительно прогремел выстрел. Лошадь встала на дыбы, и застигнутый врасплох Дмитрий вылетел из седла. Пушистый сугроб смягчил падение, но тем не менее он несколько секунд не мог отдышаться. Подняв глаза, Дмитрий увидел, как исчезает за кустами испуганный конь. Но не это встревожило его.

Молниеносно перекатившись на живот и скорчившись за высоким пеньком, Дмитрий оглядел темнеющий лес и сразу же заметил Лозинского. Тот и не дал себе труда спрятаться — он снова поднимал ружье, готовясь выстрелить еще раз, однако почему-то колебался. Взгляды их встретились, и тоска, увиденная Дмитрием в глазах Лозинского, заставила его ужаснуться. Но тут Лозинский опустил оружие, рывком повернул лошадь и исчез в лесу.

Какие дьяволы могут довести человека до подобного? Дмитрий боялся признаться самому себе, что знает. Татьяна. Лозинский, несомненно, считал именно Дмитрия причиной того, что он навсегда потерял невесту.

— Да что с тобой, Митя? Этот человек только что пытался покончить с тобой, а ты стоишь здесь и ищешь для него извинений. — Дмитрий расстроенно вздохнул и покачал головой:

— Ну вот, ты уже сам с собой разговариваешь, в точности, как она.

Он огляделся, пытаясь отыскать лошадь, но вокруг не было ни души. Правда, можно отыскать ее по следам. Дмитрий снова вздохнул. Только этого не хватало, брести по сугробам, ежеминутно рискуя провалиться в снег. Но по крайней мере, он не ранен. Этот идиот Лозинский даже прицелиться как следует не сумел. И не выстрелил во второй раз. Должно быть, совесть все-таки у него есть.

Дмитрий изменил свое мнение, когда часом позже обнаружил коня со сломанной ногой и был вынужден покончить с мучениями бедного животного. Его не оставляло назойливое подозрение, будто граф Лозинский совершенно точно знал, что делает. Незнакомая местность в нескольких часах езды от дома Бердяева, ни одной деревни поблизости, да еще и метель того и гляди разразится. Шансов выжить в такую погоду без укрытия почти никаких.

Он немедленно повернул в том направлении, откуда пришел. До имения графа слишком далеко, и добраться туда невозможно, так что единственная надежда — отыскать какую-нибудь хижину, прежде чем наступят сумерки.

Не прошло и часа, как холод пробрался в кожаные перчатки и сапоги, а пальцы онемели. Шуба, подбитая мехом, пока еще грела, но к вечеру температура еще понизилась. Перед тем как последние проблески дневного света окончательно угасли, Дмитрий нашел маленький сарай, свидетельство того, что он оказался в чьих-то владениях. И как бы ни хотелось ему найти хозяина этих владений, Дмитрий все же побоялся отправляться на дальнейшие Поиски. У него и так почти не осталось сил, а тьма с каждой минутой все сгущалась.

Сарай был совершенно пуст, ни кусочка дерева, ни хворостинки. И не из чего разжечь огонь, разве только оторвать доски от стен и лишиться даже этой жалкой защиты от пронизывающего холода. Правда, он и здесь мерз — ледяной ветер проникал сквозь щели в стенах, взметал пыль с глиняного пола. Однако это лучше, чем ничего, и как только настанет утро, Дмитрий сумеет найти дом, который, конечно, находится где-то поблизости.

Дмитрий свернулся в углу, на замерзшей земле, поплотнее закутался в шубу и заснул, мечтая о теплом теле Кэтрин рядом с ним… нет, лучше сосредоточить все силы на том, чтобы пробудиться утром и не заснуть вечным сном под завывание ветра.

Глава 38

Кэтрин вышла к нему из густого тумана, теплая и нежная. Она больше не сердилась на него, не винила в том, что он разрушил ее жизнь. И любила Дмитрия, лишь его одного. Но снова повалил снег густыми хлопьями, и Кэтрин начала таять. Он больше не мог разглядеть ее сквозь серую пелену, не мог найти, как бы быстро ни бежал, как бы громко ни звал. Она исчезла.

Дмитрий открыл глаза, и совершенно не правдоподобное зрелище, представшее его взору, мгновенно убедило в том, что он уже успел умереть и отправиться на небеса. У него наверняка случился бы сердечный приступ, не появись в эту минуту Анастасия и Николай.

Дмитрий, увидев родных, облегченно вздохнул и вновь устремил взгляд на привидение:

— Миша?

— Вот видишь, Настя, — хмыкнул Михаил, — говорил же я тебе, нет нужды ждать, пока ему станет лучше.

— Это еще неизвестно, — запротестовала Анастасия. — Он мог бы снова потерять сознание. Я на его месте точно лишилась бы чувств, увидев призрака.

— Это я призрак? Так вот, позволь сказать…

— Господи Боже! — выдохнул Дмитрий. — Это действительно ты, Миша?

— Можешь меня потрогать и убедиться.

— Но откуда?!

— Откуда? — ухмыльнулся Михаил. — Я бы мог рассказать тебе, как мои друзья — трусы! — оставили меня с тремя сабельными ранами и пулей в боку истекать кровью. И как черкесы притащили меня в свое поселение, чтобы поиздеваться, перед тем как прикончить.

Он немного помедлил для пущего эффекта. Голубые глаза весело искрились.

— Я мог бы поведать также, как дочь черкесского князя, одного из старейшин, случайно увидела меня, и пресловутая внешность Александровых помогла мне остаться в живых. Девица влюбилась с первого взгляда и уговорила отца позволить ей ухаживать за мной.

— И какие еще сказки ты успел придумать?

— Это не сказки, Митя, — вмешался Николай. — Чистая правда, особенно еще и потому, что он привез домой прекрасную черкешенку.

— Не слишком дерзко с моей стороны надеяться, что ты женился на ней, Миша? — устало пробормотал Дмитрий.

— Слишком дерзко?

— Этот вопрос для Мити жизненно важен, — засмеялся Николай, — поскольку тетя Соня требовала, чтобы он женился и обзавелся наследником, и не отставала от него с того дня, как пришло известие о твоей гибели. Бедному Мите ничего не оставалось, как покориться и найти подходящую партию, пока на земле еще остались мужские представители рода Александровых.

— В отличие от тебя не вижу здесь ничего смешного, — нахмурился Дмитрий.

— Ну что же, можешь считать, что легко отделался, — гордо объявил Михаил. — Она не только стала моей женой, но уже успела подарить мне сына. Именно по этой причине я так долго не возвращался. Пришлось ждать, пока родится малыш и жена сможет выдержать путешествие.

Дмитрий мгновенно успокоился и устало откинул голову на подушку.

— Поскольку появление призрака объяснилось, может, кто-нибудь возьмет на себя труд объяснить мне, что вы трое делаете у моей постели и каким образом я попал сюда. Или мне только привиделось, что я остался один…

— Это не сон, Митя, — перебила Анастасия, осторожно присаживаясь на постель и поднося к его губам поильник с водой. — Ты так сильно болел, что бывали минуты, когда мы не были уверены, что ты очнешься.

— Вы не шутите?

Но никто из присутствующих не подумал улыбнуться.

— И как долго я провалялся без памяти?

— Три недели.

— Не может быть! — взорвался Дмитрий и попытался встать, но голова закружилась так, что он почти рухнул на кровать и закрыл глаза. Три недели совершенно выпали из его памяти и жизни? Сознание того, что подобное действительно могло произойти, ошеломило Дмитрия.

— Митя, пожалуйста, тебе нельзя расстраиваться, — уговаривала Настя, с тревогой глядя на брата. — Доктор сказал, что как только ты очнешься, должен лежать спокойно и не вскакивать с постели.

— Тебе было очень худо, — добавил Николай. — Горел в жару почти все время, хотя иногда приходил в себя и казался совершенно здоровым, и мы считали, что лихорадка прошла. Но немного погодя все начиналось снова.

— Да, я три раза рассказывала, как ты попал сюда и что случилось, — вмешалась Анастасия. — Ты оставался в сознании достаточно долго, чтобы что-то потребовать, приказать и причинить всем как можно больше неприятностей. Неужели не помнишь?

— Нет, — вздохнул Дмитрий. — Может, возьмешь на себя труд объяснить еще раз?

— Какие-то солдаты, разыскивавшие беглого крестьянина, отыскали тебя. Они подумали сначала, что наткнулись на него, когда увидели твои следы, ведущие к сараю. Сколько ты пробыл там, неизвестно, потому что уже тогда метался в жару и бредил. И даже не мог сказать им, кто ты.

— Они отправились вместе с тобой в бараки, но, к счастью, кто-то из твоих бывших сослуживцев узнал тебя и сообщил нам, — добавил Николай. — Когда Владимир добрался туда, ты пришел в себя как раз настолько, чтобы приказать немедленно ехать домой.

— Но тут началась метель, — перебила Анастасия, — и вы опять застряли на целую неделю. К этому времени тебе стало настолько хуже, что мы боялись за твою жизнь.

— Женщины, что с ними поделаешь, — покачал головой Михаил. — Не способны даже понять, что настоящему мужчине нипочем какая-то жалкая простуда, особенно когда существует так много гораздо более волнующих способов…

— Избавь меня от описания твоих кровавых похождений, — устало перебил Дмитрий. — Кстати, когда ты приехал?

— Почти неделю назад. Подумать только, я ожидал торжественной встречи, а все сидят вокруг твоей постели, а на меня даже не смотрят.

— Все? — неожиданно оживился Дмитрий. — И Кэтрин?

— Кэтрин? Кто эта Кэтрин?

— Он имеет в виду ту малышку… — хмыкнул Николай.

— Леди Кэтрин Сент-Джон, — сухо поправил Дмитрий.

— Неужели? Так значит, она говорила правду, даже насчет Сони?

— Да, кстати, потрудись объяснить, что случилось, когда ты ее нашел?

Вопрос был задан таким тоном, что Николай невольно отступил, хотя понимал, что Дмитрия в его теперешнем состоянии нечего бояться.

— Ничего не случилось! Даю слово, я к ней и близко не подошел!

— Да скажет мне наконец кто-нибудь, кто эта Кэтрин? — безуспешно добивался ответа Михаил.

— Где она? — продолжал допытываться Дмитрий, но при виде непонимающего лица Николая обратился к сестре:

— Настя? Она ведь здесь?

— Видишь ли…

Настя виновато отвела глаза, и Дмитрий понял, что она пытается утаить дурные вести.

— Владимир! — панически вскрикнул Дмитрий и вновь обернулся к Николаю, вне себя от страха. — Где он?! Немедленно позовите Владимира! Владимир!

Николай метнулся из комнаты, а Настя вновь толкнула брата на постель.

— Успокойся, Митя! Тебе станет хуже…

— Ты знаешь, где она?

— Не знаю, но уверена, что твоему слуге все известно, поэтому если только ты немного придешь в себя и подождешь…

В дверях появился Владимир, уже осведомленный о причинах суматохи.

— Барин? Вы очнулись? Она уехала в британское посольство.

— Когда?

— На следующий день после вашего отъезда. Она все еще там.

— Ты уверен?

— Я нанял сыщика наблюдать за посольством, барин. Она ни разу не вышла за ворота.

Напряжение мгновенно покинуло тело Дмитрия, оставив его таким обессиленным, что глаза сами собой закрывались. Теперь, когда он знает, где она…

— Все-таки объяснят мне в конце концов, кто эта Кэтрин?! — вышел из себя Михаил.

— Твоя будущая невестка, Миша, " как только я снова встану на ноги. Кстати, рад, что ты вернулся, — добавил Дмитрий, прежде чем провалиться в глубокий сон.

— Я находился под впечатлением, что он не очень-то спешит жениться, — заметил Михаил, вопросительно глядя на родственников.

Николай и Анастасия переглянулись и, улыбаясь, потихоньку вышли из комнаты. Николай, не оборачиваясь, бросил на ходу:

— По-видимому, кто-то сумел заставить его изменить решение.

Глава 39

— Леди Кэтрин, вы сегодня принимаете? Кэтрин со вздохом оторвалась от счетных книг.

— Кто на этот раз, Фиона? — осведомилась она. — Когда же, черт возьми, соседи перестанут совать носы в чужие дела?

— Говорит, что она герцогиня Олбемарл. Кэтрин молча уставилась на девушку, чувствуя, как от щек медленно отливает краска. Бабка Дмитрия? Здесь? Означает ли это… нет, будь Дмитрий в Англии, наверняка явился бы собственной персоной!

— Миледи?

Кэтрин поспешно вернулась к реальности.

— Да, я приму ее. Проводите леди в… постойте, она ведь одна, не так ли? — И дождавшись, пока Фиона кивнет, велела:

— Прекрасно. Думаю, здесь нам будет всего удобнее. Да, Фиона, не забудьте принести лимонада с бисквитами.

После ухода горничной Кэтрин продолжала сидеть за секретером, нервно грызя кончик пера и с каждой секундой все больше волнуясь. Почему бабка Дмитрия внезапно решила повидаться с ней? Она никак не могла ни о чем проведать. Ни один человек, даже ее отец, не знает всей правды.

Граф выказал себя крайне снисходительным и понимающим отцом, судя по тому единственному письму, которое Кэтрин получила от него перед отъездом из России. Однако она успела послать ответ, состоящий из искусных хитросплетений лжи, призванных успокоить графа и заверить, что она чувствует себя прекрасно и готова отправиться домой. Всю историю Кэтрин, конечно, не могла рассказать хотя бы по той причине, что долг отца — отомстить за поруганную честь дочери и вызвать обидчика на дуэль, а этого она допустить не могла.

Осталось сочинить весьма правдоподобную сказку о том, как ее похитили по ошибке и привезли в Россию. Кроме того, Кэтрин воспользовалась той же уловкой, что и в разговоре с послом, и продолжала утверждать, что сразу же написала, но письмо по каким-то причинам затерялось. В довершение всего она невозмутимо сообщила, что собирается воспользоваться случаем и еще немного попутешествовать.

Нельзя сказать, что отец был очень доволен ее решением, но все же смирился с волей дочери и даже прислал ей кругленькую сумму на расходы.

И все было хорошо, пока, наконец, три недели назад она не явилась домой с Алеком на руках. Этого отец никак не мог понять, особенно еще и потому, что Кэтрин никак не объяснила появление ребенка на свет, сказав лишь, что влюбилась, и неизбежным результатом этого чувства обычно являются дети. Самым большим яблоком раздора между ними стал отказ Кэтрин назвать имя отца Алека. Она, правда, упомянула, что встретила его, путешествуя по России, и пока не желает выходить замуж. И что же можно было объяснить обществу? Абсолютно ничего.

Кэтрин была отнюдь не первой девушкой, вернувшейся из странствий с младенцем, но в отличие от остальных не собиралась объявлять его найденышем, усыновленным из милосердия, — слишком часто к этой отговорке прибегали дамы, поэтому ни один нормальный человек ей бы не поверил. И поскольку леди Кэтрин Сент-Джон нельзя было упрекнуть в легкомыслии и распутстве, она предполагала, что злословить о ней не станут слишком рьяно и долго.

В этом она оказалась права. И хотя не знала, что именно ее бесценная Люси распустила этот слух, но в обществе Кэтрин считали вдовой, чей муж безвременно погиб, оставив ее безутешной, и теперь бедняжка отказывается даже говорить о так рано ушедшем из жизни возлюбленном.

Все это весьма забавляло Кэтрин, но кроме того, и позволяло без всякого смущения избегать расспросов относительно отца Алека. Наоборот, Кэтрин так гордилась сыном, что была готова показывать его всякому, кто выражал желание увидеть мальчика. Всякому, кроме, конечно, бабки Дмитрия.

Алек, к несчастью, унаследовал знаменитую красоту рода Александровых и волосы отца. Это, конечно, не огорчало Кэтрин, но всякий, кто знал Дмитрия, сразу мог сказать, чей это ребенок. Герцогине стоит взглянуть на Алека, чтобы заметить сходство, а потом упомянуть об этом в разговоре с внуком, и тогда правда выплывет наружу. Дмитрий поймет, что она оставила его, уже зная о ребенке, что отказалась выйти замуж, лишив его тем самым наследника. Вряд ли он хладнокровно воспримет эту новость. И может даже попытаться отобрать Алека у Кэтрин. Нет, она не имеет» права рисковать.

В комнате «то-то тихо кашлянул, и Кэтрин, мгновенно встрепенувшись, вскочила.

— Ваша милость, входите, пожалуйста. Садитесь. Насколько я поняла, вы знакомы с моим отцом. Он сейчас в Лондоне, но если вы приехали…

— Я здесь, чтобы поговорить с вами, дорогая, и пожалуйста, давайте забудем о формальностях. Мне хотелось бы, чтобы вы называли меня Ленорой.

Ленора Кадуорт оказалась совершенно не такой, как ожидала Кэтрин, хотя, говоря по правде, она сама не представляла, кого хочет увидеть. Многие дамы возраста вдовствующей герцогини держались старых обычаев и прежнего образа жизни, некоторые даже пудрили волосы. Однако Ленора была одета в модный дорожный костюм, и единственной данью прошлому была излишне строгая прическа, которая, однако, очень ей шла. На лице почти нет морщин, хотя волосы совсем седые. Она все еще могла считаться очень красивой женщиной, и Кэтрин окончательно расстроилась, увидев, от кого унаследовал Дмитрий темные глаза — точно такого же цветами разреза, как у герцогини. Правда, в ее взгляде светилось куда больше тепла.

— Не стоит так нервничать, — посоветовала герцогиня.

— О, я совершенно спокойна, — заверила Кэтрин. Черт возьми, она с самого начала попала в неловкое положение! — И пожалуйста, называйте меня Кейт. Так меня зовут в семье.

— А как к вам обращался Дмитрий?

Кэтрин выдали глаза, мгновенно вспыхнувшие при этом вопросе.

— Почему вы приехали? — резко сказала она, хотя в голосе слышались нотки страха.

— Познакомиться с вами. Удовлетворить свое любопытство. Я только узнала, что вы вернулись в Англию, иначе явилась бы раньше.

— Не думаю, что вы относитесь к людям того склада, которым не терпится раздуть очередной скандал, ваша милость.

Ленора почти против воли расхохоталась:

— О, дорогая Кейт, как восхитительно приятно встретить человека, который всегда говорит то, что думает! Нет, поверьте, я не сплетница. Видите ли, в прошлом году я получила от тетки Дмитрия довольно длинное письмо — надеюсь, вы не будете отрицать, что знаете моего внука?

Видя, что Кэтрин и глазом не моргнула, Ленора как ни в чем не бывало улыбнулась.

— Так или иначе. Соня, тетка Дмитрия, обожает жаловаться мне насчет его бесчисленных любовных похождений. Она из года в год исправно сообщает мне обо всем, без сомнения, намереваясь открыть глаза несчастной старухе на окончательно заблудшего внука, который, несомненно, добром не кончит. Правда, я ни на секунду не верила в это и, конечно, не пожелала бы иметь с Соней ничего общего, если бы ее послания не были такими забавными. Но последнее письмо меня чрезвычайно расстроило. В нем говорилось, будто Дмитрий пал настолько низко, что не погнушался привозить своих… как бы получше выразиться… женщин прямо из Англии, и зашел так далеко, что поселил одну из них в собственном доме.

Кэтрин побелела:

— Она, случайно, не упомянула ее имя?

— Боюсь, упомянула.

— Понимаю, — вздохнула Кэтрин. — Она, вероятно, не поняла, почему я оказалась там. И уж конечно, все было не так, как она думала. Кроме того, сомневаюсь, что Дмитрий позаботился объяснить… о, это не важно. Надеюсь, вы приехали не затем, чтобы довести эти сведения до ушей моего отца?

— Но к чему мне делать такое?

— Чтобы успокоить его. Все это время он ничего не знал обо мне и был уверен, что я мертва.

— Хотите сказать… Извините, дорогая, я не имела ни малейшего представления. Конечно, мне было известно о вашем исчезновении, но Джордж ни словом не дал понять, что не знает, где вы. Все были уверены, что вы отправились в путешествие по Европе. Но не считаете ли вы, что такое поведение было несколько легкомысленным с вашей стороны? Конечно, Дмитрий, бесспорно, дамский угодник и большой повеса, но взять и просто сбежать с ним…

— Прошу прощения, — резко перебила Кэтрин, — но боюсь, моего мнения по этому вопросу никто не спрашивал. Щеки герцогини ярко вспыхнули:

— Тогда мне действительно очень жаль, дорогая. Кажется, я приехала сюда, находясь под ошибочным впечатлением. Мне казалось, что у вас с моим внуком был роман и что ребенок, которого вы привезли в Англию, его сын. Видите ли, я слышала о младенце и надеялась… собственно говоря, я и сейчас надеюсь… То есть хочу сказать…

— Алек — не сын Дмитрия!

Ленора откинулась на спинку кресла, потрясенная столь неожиданным взрывом.

— Я не собиралась намекать… Нет, конечно, собиралась.

Простите меня. Но учитывая, что большинство женщин находят моего внука совершенно неотразимым, самым естественным было предположить… О, дьявол все побери, Кейт, я хотела бы видеть мальчика.

— Нет! Я хотела сказать, что он спит и…

— Я готова подождать.

— Но он неважно себя чувствует. И вряд ли стоит в таком состоянии тревожить его.

— Почему вы мне отказываете? Мы говорим о моем правнуке!

— Он не ваш правнук, — гневно бросила Кэтрин, видя, что герцогине удалось загнать ее в угол, но от волнения не в силах ничего придумать в подобной ситуации. — Я уже сказала, что Дмитрий не отец Алека. Да ведь он оставил меня в деревне на несколько месяцев! Знаете, сколько там мужчин? Сотни! Стоит ли мне продолжать?

Ленора улыбнулась:

— Вам всего-навсего следовало объяснить, дорогая, что вы никогда не были близки с Дмитрием, но я ничего подобного не услышала. И ничем не убедите меня, что вы из тех женщин, которые перепархивают от одного мужчины к другому, так что даже не трудитесь убеждать меня в обратном. Мальчик ничего не знает, верно? Именно этого вы боитесь?

— Ваша милость, я буду вынуждена просить вас уйти, — холодно процедила Кэтрин.

— Прекрасно, дорогая, считайте, что пока победа за вами, — не повышая голоса, любезно отозвалась Ленора. В ее возрасте не стоит так легко поддаваться эмоциям. Однако она тем не менее твердо пообещала:

— Когда-нибудь я все равно увижу Алека. Не позволю лишать меня первого правнука, даже если придется привезти сюда его отца, чтобы разрешить спор.

— Не советую, — раздраженно ответила Кэтрин, вконец потеряв самообладание. — Представляете, в какое бешенство он придет, узнав, что вы зря заставили его совершить столь утомительное путешествие? Все это лишь ваши фантазии.

— Позвольте мне в этом усомниться, дорогая.

Глава 40

— Ну? — скомандовал Дмитрий. Владимир в очевидной растерянности переступил через порог.

— Она не приняла ни цветы, ваша светлость, ни письмо. И то и другое возвратили мне, причем конверт не был даже вскрыт.

Дмитрий с силой опустил кулак на столешницу, расплескав вино и свалив канделябр, возвышавшийся в центре стола. Лакей поспешил поднять подсвечник, прежде чем начался пожар. Дмитрий даже не заметил случившегося.

— Почему она не хочет меня видеть? Что такого ужасного я сделал? Я ведь просил ее выйти за меня, верно?

Владимир ни слова не проронил. Он понимал, что спрашивают не его, поскольку слыхал все это уже сотни раз. К тому же у него все равно не нашлось бы ответа. Он не, знал, что именно сделал князь, разве что речь шла о том же, что сотворил сам Владимир, и, Матерь Божья, как часто ему пришлось жалеть об этом! Нужно же было оказаться таким глупым, слепым болваном, ничего не понимающим в людях! Как злорадствовала и ликовала Маруся, потому что поняла все с самого начала, пока он, ее муж, упрямо не желал раскаиваться в собственных заблуждениях по поводу леди Кэтрин.

— Возможно, если вы…

Владимир не успел договорить. Вбежавший лакей поспешно объявил:

— Вдовствующая герцогиня…

Но и он не окончил фразу, поскольку Ленора, повелительно оттолкнув несчастного, уже появилась в дверях. Было ясно, что она чем-то расстроена, хотя Дмитрий, немедленно поднявшейся со стула, так удивился, что ничего не заметил.

— Бабушка!

— И нечего подлащиваться ко мне, бессовестный, легкомысленный негодяй! — рассерженно бросила Ленора, довольно сильно шлепнув внука по рукам, когда тот попытался ее обнять. — Подумать только, как я должна была чувствовать себя, когда меня спросили, почему ты так скоро вернулся в Лондон после того, как уже пробыл здесь несколько месяцев, а я ничего не могу ответить, поскольку даже не слыхала, что ты вообще приезжал в Англию, ни тогда, ни сейчас! Как ты мог явиться сюда и ни разу не навестить меня, даже не удосужился сообщить, что был здесь не один раз, а дважды! У Дмитрия хватило совести покраснеть.

— Я должен принести вам извинения…

— И не только, — отрезала бабка. — Ты обязан объясниться.

— Конечно, только садитесь, пожалуйста. Составьте мне компанию и выпейте бокал вина.

— Я сяду, но никакого вина!

Ленора опустилась в кресло и начала раздраженно барабанить пальцами по столу. Дмитрий жестом отослал слуг и вернулся к своему стулу, чувствуя, что его приперли к стенке. Что он может сказать бабке? Только не правду.

— Я как раз собирался ехать к вам, бабушка, — начал он.

— Через три недели после прибытия?

Значит, ей известно, что внук пробыл здесь так долго.

Интересно, что она еще успела проведать?

— Я написала тебе месяц назад, но ты, конечно, не успел получить моего письма. Именно поэтому я сегодня взяла на себя труд повидаться с тобой. Так вот, в сторону всяческие отговорки. Объясни-ка, что ты здесь делаешь и почему именно я узнаю об этом последней?

— Вы писали мне? Случилось что-то?

— Не пытайся отвлечь меня, Дмитрий. Я требую немедленного ответа. Что ты задумал? И почему попросил моего собственного сына утаить все от меня? Он, конечно, знает о твоем приезде, иначе ты не жил бы в его городском доме.

— Вы не должны ни в чем винить дядю Томаса, — вздохнул Дмитрий. — Я попросил его пока молчать, поскольку знал, что вы будете настаивать на моем визите. Но у меня слишком неотложные дела, и… придется пока остаться в Лондоне, бабушка. Нужно убедиться, что она не исчезнет снова.

— Кто?

— Дама, на которой я хочу жениться. Брови Леноры взметнулись вверх:

— Вот как? Насколько я припоминаю, ты обещал, что женишься еще к концу прошлого года. Получив же известие о том, каким чудом твой брат воскрес из мертвых, я предположила, что ты больше не спешишь связать себя узами брака.

— Это было до того, как я встретил Кэтрин.

— Неужели Кэтрин Сент-Джон? — охнула Ленора.

— Откуда вы узнали? Нет, не говорите. По-видимому, я выгляжу полным идиотом в глазах общества! Меня столько раз выгоняли из ее дома, что весь город, должно быть, уже знает! Конечно, гнаться за ней по Пикадилли было чистым безумием, тем более что она все равно ухитрилась от меня ускользнуть!

— Превосходно! Насколько я поняла, ты преследуешь леди Кэтрин и даже взял на себя труд появиться сейчас в Лондоне. Но что ты делал здесь раньше?

— Тоже искал Кэтрин. Думал, она успела вернуться сюда, но, как выяснилось, ошибся. Сумел лишь обнаружить, что она все еще путешествует по Европе, но где именно, никто точно не знал.

— Мог по крайней мере погостить у меня день-другой, — пожаловалась Ленора.

— Простите, бабушка, но я был не слишком подходящей компанией в то время. Говоря по правде, меня совсем выбило из колеи то, что Кэтрин так и не успела появиться и я не знал, где ее искать.

— Значит, окончательно доведен до отчаяния? — впервые за все время улыбнулась Ленора. — Не знай я тебя лучше, могла бы подумать, что ты влюблен.

— Разве это настолько невозможно? — нахмурился Дмитрий.

— Ну почему же, конечно, нет. Дело в том, что я встречалась с леди Кэтрин. Весьма внушительная, и я бы сказала, грозная дама, несмотря на весьма миниатюрные размеры. Уж Она-то не станет плясать под твою дудочку, мальчик мой. Слишком, ., долго она была самостоятельной и вела дела по своему усмотрению, так что вряд ли сможет привыкнуть к роли покорной жены! Крайне сомневаюсь, что такая леди, на все имеющая собственное суждение и мнение, относится к тому типу женщин, из которых ты хотел бы выбрать себе жену.

— Вы не сказали ничего нового. Все это мне и без того уже давно известно.

— Вот как? — хмыкнула Ленора.

Она, пожалуй, могла кое-что сообщить внуку, но решила не делать этого. Зачем давать мальчику оружие, в котором он пока не нуждается? Слишком легко ему все доставалось в жизни. Не мешает приложить немного усилий, чтобы на этот раз получить желаемое и достичь цели, а если малышка Кейт не собирается так легко сдаваться, тем лучше. Конечно, если внуку в конце концов не удастся завоевать свою даму, тогда дело другое. Ленора не намеревается лишаться первого и единственного пока правнука.

— Ты сказал, что Кэтрин не желает тебя видеть? — осведомилась Ленора. — Но почему?

— Сам не знаю. Во время последней встречи мы поссорились — совершенно обычное явление, ничего особенного. Она только что стала моей… не важно. Главное, что Кэтрин сбежала, исчезла, и когда наконец я снова ее нашел, не желает меня видеть. Конечно, мне за многое нужно попросить прощения, но Кэтрин не дает ни малейшего шанса сделать это. Похоже, она просто меня боится.

— Боится или нет, это не имеет никакого значения. Если Кэтрин именно та, которая нужна тебе, мальчик мой, придется найти способ ее получить, не так ли? Лично я думаю остаться в Лондоне, чтобы видеть все своими глазами. И не забудь пригласить меня на свадьбу, если таковая, конечно, состоится.

После ухода Леноры Дмитрий еще долго сидел за столом. И если настроение бабушки к концу разговора значительно улучшилось, внук, наоборот, стал еще мрачнее. Почему его преследует такое чувство, словно герцогиня знала что-то неизвестное ему и не пожелала открыть правду?!

Глава 41

— Кит? Ты уже встала?

Бет постучала в дверь и едва не отпрянула, увидев, что ручка замка немедленно повернулась.

— О, ты меня испугала. Проснулась?

— Ну конечно. Вопрос в том, что заставило тебя подняться так рано?

— Подумала, что стоило бы нам куда-нибудь поехать сегодня утром — покататься верхом или отправиться по магазинам… как раньше.

Кэтрин устремилась по коридору, но сестра не отставала.

— Это было бы неплохо, но у меня сегодня слишком много…

— Оставь, Кит! Я могу погостить всего два дня, пока Уильям уехал по делам. Ты же знаешь, он считает, что глупо проводить уик-энд у вас, когда наш городской дом всего в нескольких кварталах отсюда.

— И он совершенно прав, — согласилась Кэтрин, улыбаясь.

— Вздор. Я просто хотела, чтобы мы побыли немного вместе, как раньше, прежде чем ты… то есть…

— Прежде чем что?

— О, ты прекрасно знаешь.

— Бет! — предостерегающе воскликнула Кэтрин.

— Прежде чем ты снова выйдешь замуж или что-то в этом роде, и…

— Я не собираюсь выходить замуж. Бет, и что, черт возьми, заставило тебя думать иначе?

— Не стоит так злиться! Что я должна, по-твоему, думать? Ни для кого не секрет, что происходит здесь! Твои слуги просто в восторге! Все это так романтично! И конечно, они все рассказали моей горничной! Самый красивый на свете мужчина часами простаивает у твоей двери, посылает тебе подарки, цветы и письма…

— Кто сказал, что он красив? Элизабет рассмеялась:

— О, Кит, почему ты так старательно обороняешься? Я видела его, конечно. Русский князь вызывает всеобщее любопытство.

Они добрались до столовой, где как раз завтракал граф, но Элизабет и не подумала замолчать.

— Мне его показали несколько недель назад, но я просто поверить не могла, что он действительно тебя знает. И тут слышу, что он неустанно тебя преследует и пытается увидеть! Это так волнующе! Где ты с ним познакомилась? Пожалуйста, Кит, ты должна мне все сказать!

Кэтрин молча уселась, не обращая внимания на вопросительный взгляд отца. Он тоже ожидал ее ответа, но она была полна решимости держать правду при себе.

— Мне нечего рассказать, — небрежно бросила она. — Я встречалась с ним в России, только и всего.

— Нечего рассказать? — фыркнул Джордж Сент-Джон. — Это он, не так ли?

— Нет, не он, — подчеркнула Кэтрин, в который раз повторяя эти слова за последние три недели: отец постоянно задавал один и тот же вопрос.

— Ты имеешь в виду отца Алека? — охнула сестра.

— О, да успокойся же ты. Бет! Совершенно не важно, кто он! Я не желаю иметь с ним ничего общего!

— Но почему?!

Кэтрин встала, окинув сестру и отца взглядом, ясно говорившим, что с нее достаточно.

— Я повезу Алека на прогулку в парк и надеюсь по возвращении больше никогда не слышать имени этого человека! Я уже достаточно взрослая, чтобы сама определять свою жизнь, и в последний раз заявляю, что не хочу его больше видеть. Никогда! Ясно вам? И давайте на этом закончим разговор.

После ухода Кэтрин Элизабет взглянула на отца. Судя по его виду, тот был раздражен не меньше старшей дочери.

— Папа, что, по-твоему, заставило Кэтрин так рассердиться на него?

— Рассердиться? Считаешь, в этом все дело?

— Ну конечно. Иначе почему она отказывается даже поговорить с ним? А ты? Ты разговаривал с этим человеком?

— Когда он появляется, меня вечно дома нет, — покачал головой Джордж. — Но, думаю, мне стоит нанести ему визит. Если именно он — отец Алека…

— О нет, ты не должен силой вынуждать их пожениться! Кэтрин в жизни не простит тебе этого, если, конечно, не помирится с ним. Но как этого добиться, ведь она и видеть его не желает!

Кэтрин шла по широкой аллее, стараясь держаться в тени деревьев. Она не упускала из виду Алека, резвившегося на одеяле, разостланном на самом солнцепеке, хотя его няня, Элис, постоянно находилась рядом. Стояла уже средина сентября, но после зимы, проведенной в России, Кэтрин не выносила слишком жаркого, по ее мнению, солнца, и даже такая погода казалась ей неприятно теплой. Но Алек любил прогулки и, кроме того, с восторгом рассматривал осенние листья, медленно кружившие над его головкой и ложившиеся на землю багряно-желтым ковром.

В свои четыре с половиной месяца малыш с каждым днем становился все более непоседливым. Последние несколько дней он забавлялся тем, что вставал на четвереньки и долго раскачивался. Если верить няне, недолго ждать, пока Алек начнет ползать. Жаль, что Кэтрин почти ничего не знает о младенцах! Но она прилежно училась и была безмерно рада и горда каждым новым достижением своего очаровательного сына.

— Катя!

Кэтрин, мгновенно придя в бешенство, резко обернулась, сверкая глазами, но, как всегда, при одном взгляде на Дмитрия гневные слова застряли в горле. Прекрасно! Тем лучше! Не стоит ему знать, что он по-прежнему способен разжечь в ней какие бы то ни было чувства! К тому же он уставился на нее. Ни взгляда в сторону Алека. Пока ей нечего бояться.

Она с радостью отметила, что голос звучит спокойно и даже бесстрастно.

— Это, конечно, не назовешь случайной встречей.

— Я никогда не оставляю подобные веши на волю случая.

— Естественно. Ладно, Дмитрий, поскольку ты, по-видимому, не собираешься поступить разумно и вернуться домой, объясни, пожалуйста, что такого важного…

— Я люблю тебя.

О Господи, снова фантазии, мучительно правдоподобные, яркие грезы, сны средь бела дня! Кэтрин необходимо немедленно сесть, и побыстрее, но поскольку поблизости нет скамейки (не собирается же она рухнуть к его ногам), сойдет и ближайшее дерево.

Она поспешно шагнула к высокому тополю и благодарно прислонилась к стволу. Может, Дмитрий просто растает в воздухе, как всякий призрак?!

— Ты слышала меня, Катя?

— Не может быть.

— Что именно?

— Ты меня не любишь.

— Снова сомнения? — резко спросил Дмитрий, но Кэтрин так и не подняла глаз. — Сначала моя бабка, потом ты. Но почему, почему так уж невозможно поверить, что я…

— Ты видел герцогиню? О, какой глупый вопрос. Ну конечно, видел! Она упоминала о том, что недавно приезжала ко мне?

Дмитрий пристально глядел на Кэтрин, но она все так же избегала его взгляда и смотрела куда угодно, только не на него. Да что это с ней? Он не видел Кэтрин почти год. Год!! И теперь из последних сил боролся с настойчивым порывом схватить ее в объятия. И подумать только, она, именно она сменила тему, когда Дмитрий пытался сказать, что любит ее! Ей все равно. Ей действительно все равно!

У Дмитрия возникло такое ощущение, словно в грудь внезапно вонзился острый кинжал, но вместо потока крови наружу выплеснулась ярость.

— Прекрасно, Катя, поговорим о моей бабке, — ледяным тоном объявил он. — Да, она упомянула, что встречалась с тобой. И считает также, что мы не подходим друг другу, в чем, очевидно, согласна с тобой.

— Что ж, она абсолютно права.

— Нет, мы подходим друг Другу, и ты прекрасно это знаешь!

— Тебе совершенно ни к чему кричать! Кэтрин разъяренно воззрилась на Дмитрия.

— Вспомни, разве я хотя бы раз повысила на тебя голос? Нет, несмотря на то, что имела полное право! Ты использовал меня, Александров, использовал, чтобы заставить свою Татьяну ревновать. Ты и не думал ездить в Австрию! Все это время пробыл в Санкт-Петербурге, оплакивая свою печальную участь и разбитое сердце, поскольку твоя княжна предпочла тебе другого.

— Откуда ты набралась подобного вздора? — выпалил взбешенный Дмитрий. — Да, я в самом деле не был в Австрии, но лишь потому, что не мог придумать другого предлога, чтобы задержать тебя в России до зимы!

Да, я лгал, но лишь потому, что не мог вынести мысли, что придется расстаться с тобой! Господи Боже! Да неужели ты могла подумать, что я оставил тебя одну в Новосельцеве на все три месяца по какой-то иной причине?! Мне нужно было найти способ не дать тебе исчезнуть из моей жизни навсегда! Что же тут дурного?

— Ничего, будь все это правдой, но я не верю ни единому твоему слову, — упрямо пробормотала Кэтрин. — Я понадобилась тебе лишь для того, чтобы подразнить Татьяну! Именно ее ты любишь, однако все равно женился бы на мне из чувства долга! Так вот, я не нуждаюсь в подобной милостыне ни от тебя, ни от кого другого! И кстати, жениться вообще не было ни малейшей нужды! Моя репутация не пострадала, поэтому мне такие жертвы ни к чему! Обо мне упоминают только для того, чтобы лишний раз посочувствовать. Видишь ли, я исчезла одновременно с сестрой, и это сбило моего отца со следа, если можно так выразиться. Но если Бет смогла предъявить обществу законного мужа, мне, к несчастью, не повезло. Как выяснилось, своего я потеряла.

— Вдова! — фыркнул Дмитрий. — Тебя считают вдовой?

— Я не старалась подтвердить это предположение, но не важно, главное, что на моем имени нет ни малейшего пятнышка. Ты зря тратил время, разыскивая меня, если решил, что женитьба может облегчить твою совесть.

— Ты действительно так считаешь? Что я способен взять на себя труд побывать в Англии не один раз, а дважды, только из-за нечистой совести?

— Дважды?

— Вот именно. Когда я не смог отыскать тебя в Санкт-Петербурге, то, естественно, предположил, что твой друг, посол, сумел незаметно вывезти тебя из страны. Я был готов задать господину послу хорошую трепку, поскольку тот настаивал, что ни разу не видел тебя после того бала.

— Ты не посмел! — охнула Кэтрин.

— Нет, я сорвал злость на другом человеке, правда, вполне заслуживавшем этого.

Кэтрин невольно вздрогнула при виде кровожадного блеска, мелькнувшего на мгновение в его глазах, и искренне пожалела несчастного, попавшего Дмитрию под горячую руку.

— Но бедняга, надеюсь, жив? — тоненьким голоском осведомилась она.

Дмитрий невесело рассмеялся:

— Да, к сожалению. И наверное, даже может еще жениться на Татьяне. Видишь ли, она, глупышка, считала, что мы дрались из-за нее, и когда я не пришел, чтобы востребовать ее по праву победителя, решила утешить побежденного. Но что до меня, он может наслаждаться своим счастьем. Катя. Я не люблю Татьяну. И никогда не любил. И говоря по правде, был вне себя от счастья, когда она приняла предложение Лозинского. Только он не поверил этому, поскольку сам был влюблен в княжну. Идиот винил меня в том, что она порвала с ним, и решил, что, если избавится от соперника, сможет вновь заполучить свою невесту.

Кэтрин внезапно побледнела:

— Что значит избавиться?

— Встревожилась, малышка? Понимаешь, мне трудно объ…

— Дмитрий! Что он сделал? Дмитрий пожал плечами:

— Сумел подстроить так, что меня застигла метель, одного, без коня, в степи. Я едва не отправился на тот свет, так что пришлось провести полтора месяца в постели. За это время ты как раз успела покинуть страну.

— И это все? — радостно выдохнула она. — Он не ранил тебя? — И заметив мрачно нахмуренные брови Дмитрия, осеклась. — Прости, я не собиралась так легкомысленно… Полтора месяца? Должно быть, ты ужасно простудился.

Лицо Дмитрия еще больше потемнело.

— Послушай, если хочешь знать, я покинула страну только в начале лета.

— Черта с два. Я повсюду разослал своих людей, чтобы тебя разыскать. Поставил сыщиков у посольства, велел следить за послом, подкупил его слуг…

— Но он правду сказал, Дмитрий! Посол в самом деле не видел меня. Да, выйдя из твоего дома, я действительно направилась в посольство, но прежде чем поговорила с послом, встретила графиню Ставрину. Очень милая женщина и такая приветливая. Когда я упомянула, что срочно должна отыскать место, где могла бы спокойно прожить несколько месяцев, она оказалась настолько гостеприимной, что пригласила меня к себе.

— Хочешь сказать, что Владимир в тот день так пренебрег своими обязанностями, что не велел никому сопровождать тебя?

— Наоборот, — отмахнулась Кэтрин. — Именно поэтому графиня и предложила мне переодеться в платье ее горничной. Я вышла тем же путем, каким вошла, но никто ничего не заметил, и мне выпало провести остаток зимы в обществе Ольги Ставриной. Ты знаком с ней? Такая добрая дама, хотя чуточку эксцентрична, и…

— Но почему ты решила скрываться от меня? Неужели не понимаешь, что я едва с ума не сошел от тревоги и волнений за тебя?!

— Я не скрывалась, — запротестовала Кэтрин, но тут же поправилась:

— Возможно, сначала я действительно решила спрятаться. Просто…

Нет, она ни за что не признается, как боялась, что, если увидит его снова, твердая решимость мгновенно испарится, не говоря уже о том, как бы ликовал Дмитрий, узнав о ее беременности.

— Скажем, я все еще очень сердилась из-за…

— Из-за чего? Потому что я тебя использовал? Лгал? Любил другую?

Каждое язвительное слово будто кипятком обжигало раненую душу. Кровь бросилась в лицо Кэтрин. Неужели она и впрямь верит всему этому? Разве она не подумала в тот день, когда Дмитрий появился в Брокли-Холл, заставив ее в панике бежать в Лондон, что он не был бы в Англии, если бы действительно любил другую?!

Подумай хорошенько, Кэтрин. Последние две недели ты не могла заставить себя встретиться с ним лицом к лицу именно потому, что в глубине души сознавала собственную не правоту. Кроме того, ты прекрасно понимаешь, как будет взбешен Дмитрий из-за того, что от него до сих пор скрывали правду о существовании Алека. Признаться честно, второй такой трусихи на всем свете не найти.

Но она и в самых безумных фантазиях представить не смела, что Дмитрий может любить ее. Разве способны сбываться подобные мечты? Однако Кэтрин была не в силах забыть, как повел себя Дмитрий, узнав, кто она на самом деле.

— Ты не хочешь жениться на мне, Дмитрий. И пришел в ярость, узнав, что придется идти к алтарю. Помнишь, ты был так зол, что даже уехал из города неизвестно куда. Знаешь, что я чувствовала в эти минуты?

— Для умной женщины, Катя, ты иногда выказываешь поразительное отсутствие здравого смысла. Я сердился не на тебя, а на себя. В ту ночь, еще до того, как узнал правду, я сказал Василию, что решил не жениться вообще, поскольку не могу сделать тебя своей женой. И вся ирония заключается в том, что через месяц Миша объявился дома, с женой и сыном.

— Но я думала…

— Мы все так думали. Но он не погиб, и его возвращение освободило меня от всех обязательств. Я женился бы на тебе, Катя, будь ты простой крестьянкой. Но в ночь бала я мог думать только о том, сколько бед причинил тебе, несчастий, за которые мне нет прощения. Собственное поведение вызывало во мне горечь и отвращение: ведь я с самого начала видел правду, запечатленную Настей в твоем портрете, но упрямо отказывался признать очевидное потому, что таким образом мог сохранять власть над тобой. Объявить, что я верю всему, означало рисковать потерять тебя, а этого мне было не вынести. Но я все равно тебя потерял.

— Дмитрий…

— Леди Кэтрин, щечки Алека порозовели, — раздался позади голос Элис. — Прикажете перенести его в тень или лучше ехать сразу домой?

Кэтрин, застонав про себя, окинула няню разъяренным взглядом, жалея лишь о том, что не может задать ей заслуженную трепку. Как она посмела упомянуть об Алеке да еще и подойти так близко к Дмитрию! Но Дмитрий едва удостоил внимания няньку с младенцем и продолжал вопросительно смотреть на Кэтрин, словно предполагая… она сама не знала что. Однако прежде чем Кэтрин успела раскрыть рот, до Дмитрия, должно быть, дошли слова няньки, а вместе с ними и правда, об истинном положении дел. Он резко повернулся, глядя на Алека с таким неослабевающим напряжением, что ноги Кэтрин от ужаса приросли к месту. Наконец Дмитрий взял на руки ребенка, не сводя с него глаз, изучая каждую черточку. Алек с недетским спокойствием рассматривал отца, как всегда, зачарованный появлением чего-то нового.

— Прости. Дмитрий, — пролепетала Кэтрин. — Я собиралась признаться тебе, когда приехала в Санкт-Петербург. Честное слово. Но после того, что ты сказал в тот первый день, решила подождать, а потом, после бала, была слишком обозлена, расстроена, и… обижена. Я хотела стать твоей женой, но не в том случае, если ты будешь вынужден жениться. А когда прошло несколько месяцев и ты так и не нашел меня, я подумала, что не нужна тебе. Я часто выезжала и как-то даже прошла мимо твоего дома. Но ты, вероятно, к тому времени уже уехал.

— Да, чтобы отыскать тебя, — напомнил он, на мгновение отрываясь от созерцания сына.

— Теперь я это понимаю. Но в то время сдалась и решила, что будет лучше, если мы больше не увидимся. Поэтому и приехала домой, как только Алек достаточно подрос, чтобы путешествовать. Не отрицаю, ты имел право знать о нем. И я обязательно написала бы тебе, но ты так быстро появился здесь! Я пробыла в Англии всего месяц и еще не успела опомниться.

— Не найдя тебя здесь, я вернулся в Россию и продолжал поиски. А уж потом снова решил ехать сюда просто потому, что не представлял, где ты можешь быть. Но у тебя было вполне достаточно времени рассказать мне. Я каждый день стоял у твоего порога.

— Знаю… только я боялась.

— Чего?! Что я отберу его у тебя? Рассержусь? Катя, я вне себя от радости. Он… просто чудесный ребенок! Самый красивый малыш в мире.

— Знаю.

Кэтрин невольно улыбнулась при виде гордо блеснувших глаз Дмитрия, когда тот прижался щекой к щечке сына и легонько стиснул его, прежде чем вручить няне.

— Везите его домой, — велел он. — Мой слуга проводит вас, а госпожа скоро вернется.

Он показал на карету, стоявшую рядом с ее собственной. Владимир помог Элис взобраться в экипаж, и лошади тронулись. Милый старина Владимир! Всегда рядом, всегда готов помочь, такой находчивый, изобретательный! Не будь его, они не встретились бы и Алек так и не появился бы на свет. Подумать только, как сильно ненавидела его Кэтрин когда-то!

Дмитрий, проводив взглядом экипаж, обернулся к Кэтрин Глаза, эти темные мрачноватые глаза сейчас светились нежностью.

— Я люблю тебя. Катя. Прошу, стань моей женой.

— Я…

Дмитрий осторожно приложил палец к ее губам:

— Пока ты ничего не сказала, малышка, предупреждаю: если мне придется не по душе твой ответ, я собираюсь снова похитить тебя и малыша, и на этот раз возможности побега не представится!

— Обещаешь?

Испустив радостный вопль, Дмитрий подхватил Кэтрин на руки и закружил, после чего позволил ее телу медленно соскользнуть по своему, и впился в розовые губки жгучим поцелуем, без слов изливая тоску и одиночество, терзавшие его столько месяцев. И, как обычно, поблизости не оказалось ни одной кровати.

Глава 42

Когда карета остановилась у дома Кэтрин, Владимир уже поджидал на крыльце. Дмитрий восторженно стиснул верного слугу в медвежьих объятиях так, что бедняга едва мог дышать.

— Она сказала «да», Владимир!

— Я так и предполагал, ваша светлость. Поздравляю вас и госпожу.

— Спасибо, Владимир, — величественно кивнула Кэтрин. — И не стоит держаться так скованно лишь потому, что я стану вашей новой госпожой. Это еще не означает каких-либо значительных перемен в хозяйстве. Вы ведь уже успели узнать, что я — сама доброта, и кроме того, обещаю сечь всех слуг, включая вас, только по субботам!

Видя, как краска медленно разливается по лицу Владимира, Дмитрий сочувственно хмыкнул и счел нужным вступиться:

— Он не понимает, что ты шутишь. Катя. Впредь тебе стоит с большей осторожностью выбирать выражения.

— Чепуха. Он все прекрасно понимает! Просто совесть его замучила, верно, Владимир?

— Да, барыня.

— Успокойтесь, друг мой, — широко улыбнулась Кэтрин. — Мне, по правде говоря, за многое стоит благодарить вас.

Она вошла в дом, снимая на ходу перчатки и шляпку, и Дмитрий, услышав облегченный вздох слуги, покачал головой и усмехнулся. Будущая жена наведет страху на всех домочадцев! Его люди никогда не будут знать точно, шутит ли она или говорит серьезно, и одно это заставит их постоянно быть начеку. И сообразив, что то же самое относится и к нему, Дмитрий невольно расхохотался. Пусть! Пока она рядом, счастлива и любит его, может шутить и издеваться сколько ее душе угодно!

Обернувшись к Владимиру, Дмитрий велел:

— Герцогиня ожидает меня к обеду. Сообщи ей… нет, лучше привези ее сюда. Как по-твоему, Катя?

Кэтрин немного поморщилась:

— Конечно, но должна предупредить, Дмитрий, что ей могут не понравиться твои новости. Во время нашей первой встречи мы не слишком поладили. Боюсь, я должна признаться, что отказалась позволить ей увидеть Алека, и герцогиня осталась весьма недовольна мною.

— Хочешь сказать, она все знает?

— Нет, только то, что я вернулась домой с сыном. Правда, подозревает, что он твой. Соня написала герцогине и пожаловалась на меня.

— Ах эта старая… — коротко рассмеялся Дмитрий. — Так и знал, что она что-то утаила от меня! Но ты ошибаешься:

Ленора крайне восхищена твоим пылом, как она это называет. И подобно мне, полна решимости добиться, чтобы мы помирились. Теперь я знаю почему. Хочет нянчить первого правнука.

— А, это ты, Кейт! — воскликнул Джордж Сент-Джон, появившийся на верхней площадке. — Мне показалось, что слышу голоса, но я не смог ни слова разобрать из вашей тарабарщины. Снова практикуешься во французском?

— Спускайся, отец. Я хочу познакомить тебя с будущим зятем.

— Русским князем?

— Да.

— Значит, это все-таки он! — удовлетворенно заявил Джордж, довольный собственной проницательностью.

— Совершенно верно.

Кэтрин искоса посмотрела на Дмитрия, опасаясь увидеть, как он раздражен тем, что они говорят по-английски. Но лицо Дмитрия оставалось абсолютно невозмутимым.

— Не понимаю, почему у тебя ушло так много времени на то, чтобы все уладить, — проворчал Джордж, оказавшись внизу. — Я мог бы заполучить его для тебя гораздо скорее.

— Спасибо, но я сама заполучила его, причем без всякой помощи.

— А мне казалось, что это я всячески добивался ее руки! — произнес Дмитрий с прекрасным английским выговором и добавил, обращаясь к Джорджу:

— Рад познакомиться, сэр.

Кэтрин, разъяренно сверкая глазами, набросилась на Дмитрия:

— Ах ты…ты…

— Болван? Злодей? Подлец? О, не забыть еще «проклятый распутник»! Это всего лишь несколько ругательств из тех, которыми ты осыпала меня, думая, что я ни слова по-английски не понимаю!

— Разве я была несправедлива?

— Несправедлива, малышка? Конечно! Зато я искренне забавлялся, когда ты в приступе раздражения начинала бормотать себе под нос.

— Она всегда так, — согласился Джордж. — Унаследовала привычку от своей матери. Вот та могла вести необыкновенно интересные беседы сама с собой!

— Хорошо, сдаюсь, — улыбнулась Кэтрин и, торопясь сменить тему, с надеждой осведомилась:

— Уоррен и Бет дома? Я хотела бы познакомить их с Дмитрием.

— Придется подождать до вечера, Кейт. Твоя сестра сказала что-то насчет срочных покупок и упорхнула, а Уоррен, насколько мне известно, ночевал в клубе. Кстати, я тоже ухожу. Надеюсь, вы придете к ужину, князь. Необходимо обсудить приготовления к свадьбе.

— Обязательно, — заверил Дмитрий. Джордж был уже у порога, когда входная дверь распахнулась и появилась Элизабет.

— Уже вернулась? — удивился отец. — Твоя сестра тоже дома и хочет сообщить тебе кое-что важное.

— Неужели?

Подняв глаза, Элизабет увидела Дмитрия и Кэтрин, стоявших рядом, и, охнув, бросилась к ним. Отец, покачав головой, усмехнулся, прежде чем выйти.

Кэтрин познакомила сестру с Дмитрием и наспех объяснила, что произошло. Но Бет, казалось, не слушала. Увидев Дмитрия впервые так близко, она явно потеряла дар речи и могла только неотрывно смотреть в это ослепительно красивое лицо. Кэтрин пришлось подтолкнуть ее локтем, чтобы та пришла в себя.

— О, простите, — пролепетала Элизабет, краснея. — Я так счастлива наконец встретить вас… правда, мне почти ничего не известно. Кит такая скрытная, и… означает ли это, что вы увезете ее в Россию? Там так холодно.

— Наоборот, — улыбнулся Дмитрий. — Большую часть времени мы будем проводить в поездках. У меня слишком много деловых предприятий за границей. — И, многозначительно взглянув на Кэтрин, добавил:

— Меня предупреждали, что произойдет, если не следить за вложениями капитала.

Элизабет, не совсем понимая, что он имеет в виду, тем не менее воскликнула:

— Как чудесно! Кит всегда любила путешествия! Кроме того, у нее просто талант к ведению дел! Вы ведь позволите ей помочь, не так ли?

— Я и не мыслю иного! Но сейчас, как бы я ни хотел познакомиться поближе с родными Кэтрин, все-таки вынужден просить. Бет, извинить нас. Ваша сестра только что согласилась стать моей женой, и нам о многом нужно поговорить:

— Конечно! — с готовностью кивнула Элизабет, настолько очарованная будущим зятем, что согласилась бы сейчас на все. — Мне необходимо развернуть покупки, и… и надеюсь увидеть вас позже.

Кэтрин искренне забавлялась растерянностью сестры, но ничуть не была удивлена. Сколько раз она сама теряла голову, стоило Дмитрию взглянуть на нее темными чувственными глазами. Говоря по правде, она до сих пор еще не оправилась от радостного потрясения и сомневалась, что вообще когда-нибудь придет в себя. Этот человек сказал, что любит ее. Ее! Невероятно! Неужели судьба решила наконец ей улыбнуться?

Не успела Элизабет подняться наверх, как Дмитрий обнял Кэтрин за талию и увлек в первую попавшуюся комнату. Это оказалась гостиная.

— Надеюсь, у тебя нет других планов на сегодня? — спросила Кэтрин. — Отец ничему не помешал своим приглашением?

— Все мои планы касаются только тебя, малышка, — заверил Дмитрий.

Стук захлопнувшейся двери немедленно предупредил Кэтрин об истинных намерениях Дмитрия. Выражение его глаз лица, подтверждало это.

— Дмитрий!

Она постаралась произнести его имя с укоризной, но улыбка, игравшая на губах, противоречила тону.

— Это все-таки не твой дом! Здесь слуги вполне способны в любую минуту ворваться в комнату!

Но Дмитрий немедленно решил проблему, подперев дверь стулом.

— Ты ужасно безнравственный!

— Совершенно верно, — согласился он, обнимая ее и с силой притягивая к груди. — Впрочем, и ты тоже, любимая.

— Как хорошо, — пробормотала она, едва прикасаясь губами к его губам. — Скажи еще раз.

— Любимая. Моя любовь. Единственная. Без тебя в моей жизни нет и не будет счастья.

Слышишь, Кэтрин? Веришь ли в это теперь? Она поверила. Волшебная сказка стала явью.