Точка окончательной коррекции. Уровень 2. Истории Дотда и Карла бесплатное чтение

© Вениамин Солатомин, 2023

ISBN 978-5-0059-9325-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вениамин Киприанович Солатомин

ТОЧКА ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ КОРРЕКЦИИ (ТОК).

УРОВЕНЬ 2. ИСТОРИИ ДОТДА И КАРЛА.

Вступление

Дисциплина – мать победы

Александр Васильевич Суворов.

Сам удивляюсь – чего только я не делывал в своей научной жизни. И сделано, думаю, неплохо.

Дмитрий Иванович Менделеев.

Фабрика или завод при каждой общине – вот что одно может сделать народ богатым, трудолюбивым и образованным.

Изобретатель вод Ки.

Тихое помещение с серыми, ничем не примечательными стенами. В помещении стол. За ним сидят двое напротив друг друга. Классические костюмы дорого пошива, но без лишних элементов. За их спинами менее дорого, но тоже стильно одетые люди. По одному человеку с каждой стороны за спинами сидящих.

– Все, как вы просили здесь, – сказал один из сидящих, ставя кожаный дипломат на стол. – Здесь вся сумма полностью и еще.

– Что еще? – с вызовом спросил второй из сидящих.

– Нам нужны гарантии.

– Какие еще гарантии?! Я все сказал, мое слово – закон!

– Пока – нет, – уступчиво сказал первый. – Но все же…

– Что вам нужно? – с недовольством процедил второй.

– Макарена!

– Что за …, – начал второй, но больше ничего не смог сказать.

Стоящий за его спиной телохранитель рывком сместился к своему объекту, зафиксировал его и несильно припечатал головой к столу. Все закружилось хороводом. В помещение зашло несколько человек, зафиксированного сидящего дополнительно одели в наручники и сделали укол. Его телохранитель отошел от стола, перешел на противоположную сторону и стал неторопливо раздеваться. Он оголили полностью свой торс, оставшись в костюмных брюках и штиблетах. Невыразительный человек в белом халате и очках старого образца подошел к нему и намазал тампоном большую область в области сердца. Почти мгновенно на протертом месте проявилось ромбовидное клеймо характерного синюшного цвета. Внутри периметра из линий двух ромбов были четыре надписи крупным шрифтом заглавными буквами: «ОСТОРОЖНО». Внутри внутреннего ромба была совокупность цифр и две буквы латинского алфавита – большая и малая.

– Расскажи ему свою историю, – сказал первый и только сейчас спокойно встал из-за стола и отошел в сторону.

– Все, что я вам сказал до этого – чистая правда, Сидор Гамович. Только в моей биографии есть много того, о чем не принято вспоминать.

– После уничтожения основ империи, продажное руководство от нас отказалось. Нас и многих спецов выкинули из жизни и мы оказались на обочине. Все, как я рассказывал. Каждый подрабатывал где мог и как мог. Некоторые пошли в наемники, другие в контракторы, третьи – родину защищать. Последние – практически бесплатно, да и понятие родина стало очень натянутым. Большинство пошло в «бизнес». Там крутились реальные деньги. Нас, меня и нескольких знакомых и малознакомых ребят, взяли к себе. Да неважно кто, в общем – одни дельцы. Как-то нам дали обычную задачу – разобраться с непонятливыми фраерами. Необычно было то, что взяли лучших из нас и усилили ребятами из конкурирующей бригады. Напряга особого не было, поскольку с этой бригадой мы на ножах не были и часто помогали друг другу в мелких вопросах. Почти всех из соседских я знал в лицо и не только. Странно было то, что особого сопротивления от фраеров не ожидалось. Но буграм виднее, зачем такая движуха на пустом месте. Акции устрашения у нас были. Обычно появлялись, самым крикливым по сопелкам надавали, мышцами поиграли и все становилось на свои места. Даже железками бряцать не приходилось. Иногда, правда, выходили косяки. Кто-то из фраеров строил из себя непонятливого, насмотревшись американского кино, строил из себя «рембо». Приходилось чистить, но не часто. Настоящая движуха была с деловыми. Эти вгрызались в землю всеми пядями. Здесь без огнестрестрела редко обходилось. Но ребята у нас все были непростые – с подготовкой и реальным войсковым опытом. Поэтому все оставались живы, а больничка была настоящим курортом со всеми шикарными прелестями. Оттягивались на полную, и не только те, кто был ранен. В общем, рядовая туфта, как мы думали. Ехали долго. Я до сих пор не знаю названия этого места. В чистом бескрайнем поле стояла колючка. Старая, проржавелая. Никаких опознавательных знаков. Только наметанный глаз отмечал остатки вышек. Покосившиеся, разрушенные и полуразрушенные вышки стояли на стандартном удалении от линии колючки с потрепанной спиралью Бруно. «Спотыкача» не было. Ничего необычного, таких объектов было завались, на многих только ветер да трава остались. Ворота были закрыты. Чтоб не царапать машины мы их открыли. Замка не было. Ворота были просто так замотаны той же ржавой проволокой. Проехав с десяток километров, мы наткнулись на несколько бетонных блоков, которые перегораживали дорогу. Ни будки, ни охраны рядом не было. Складывалось впечатление, что их просто не довезли, или не вывезли. Картину портило несколько свежевырытых окопов полного профиля на стандартном удалении от дороги для поражения бронетехники и живой силы противника. Они были посвежее всего остального и располагались на двух сопках по обоим сторонам дороги. Было видно, что кто-то знающий следит за их состоянием. Впрочем, их было видно почти за километр, никакой маскировки. Пустота прямо зияла. Поэтому, осторожно объехав препятствие, мы через несколько километров приблизились к приземистым зданиям в несколько этажей. Здания были старые, зачуханые, непонятно есть там кто или нет. Большая часть зданий была обнесена забором из бетонных панелей. Забор был без просветов и создавал цельную картину. За забором стояли вышки из металла. Эти выглядели вполне пригодными, на некоторых даже поблескивали большие прожектора с целыми стеклами. Длинное здание снаружи забора было огорожено такой же ржавой колючкой как и поля. Оно было довольно большой протяженности и стояло вдоль дороги. За ним было бескрайнее поле. Чем-то эта картина напоминала тир, впрочем так и оказалось. С противоположной стороны дороги стоял высоченный забор, за которым были более высокие здания. Через некоторую дистанцию дорога сворачивала вправо и почти сразу утыкалась в здоровенные железные ворота, на которых были большие пошарпанные полустертые звезды и кем-то в углу ворот краской из пульверизатора намалеванные череп и кости. Мы подъехали, вышли из авто и дальше все. Очнулся я в бараке. Огромный барак, с бесконечным рядом коек армейского вида в несколько ярусов в хорошем состоянии. Высокие потолки, нереально далекие для казарменного здания. На каждом ярусе нар полный комплект с одеялами и даже простынками с наволочками на подушках. Рядом стоечки, на которых комплекты армейского х/б времен усатого вождя. Все наши ребята были здесь. Все без царапины. Все голые, без единого цепка или печатки. Остальное помещение было пустым. Только мы и все. Голову стягивала тягучая боль, хотя черепа у всех целые – ни синяков, ни шишек. Как, контуженые – подумали мы. С самочувствием остального тоже, что-то было не то. Ползали как тараканы, слегка подташнивало. Как будто в водолазном костюме под водой. Говорить не хотелось, не хотелось даже шевелить пальцем. Хотелось только лежать и все. И мы лежали. Некоторые делали попытки сесть на койке, безуспешно. Внезапно раздался резкий звук гудка.

– Обед через пять минут. Всем одеться, – сказал бесстрастный бесцветный голос из усилителя.

Внезапно всех попустило, стало легче дышать и возникло непреодолимое желание встать. Мы все поднялись и стали одеваться. Х/б была мягкой и ласковой. Было видно, что она как бы недавно проглажена – как будто нас специально дожидалась. Одевались не спеша, от трусов до гимнастерок. Как только оделись, вдалеке загорелся большой красный фонарь в круглом плафоне и прозвучал знакомый голос из усилителя:

– Обед.

Мы побрели на свет. В конце ряда коек оказалась стена с подозрительно чистой штукатуркой и открытые двери. Пройдя по небольшому коридору мы оказались в обычной армейской столовке. На столах уже стояли комплекты из алюминиевых мисок с первым и вторым, а также стаканчиками с чем-то. Вкусно пахло хлебом, который лежал в отдельных больших мисках. Особо не переживая мы сели за стол и поели. Кормят, значит будем жить. А остальное – разберемся.

– Посуду сдать в приемник, – прозвучала очередная команда.

Надпись «для посуды» легко узнаваемого вида была на привычном месте. Особо не переговариваясь, мы собрали посуду и по одному выстроились в очередь. После того, как мы вышли в коридор, оказалось, что двери, которые вели в казарму закрыты, а открыты другие, за которыми поблескивал светлый кафель. Все двери были добротного вида из железа с белой покраской. Поэтому мы побрели в открытые двери. Здесь нас ждал небольшой сюрприз. За дверями было небольшое помещение, которое было перегорожено стальными прутьями и вертушкой во весь рост. За вертушкой были еще одни двери и большое окно матового непроглядного цвета.

– По одному, заходи, – прозвучал невыразительный голос.

Желания для сопротивления не было, наоборот, хотелось войти первым. По одному мы подходили к вертушке. Она пропускала только одного, затем фиксировалась. Далее каждый подходил ко второй двери исчезал за ней. Подошла и моя очередь. Войдя за вторые двери, я оказался в небольшом помещении, где располагалось несколько коек больничного вида, и несколько человек в белых халатах и масках. В противоположной стене располагалась еще одна дверь. Она была закрыта.

– Оголяйтесь по пояс и ложитесь на эту койку, – добродушно сказала одна из масок.

Опять, почему-то исчезли все сомнения. Я спокойно выполнил команду.

– Сейчас будет немного больно, – сказал опять же тот врач.

Он поднес непонятную пластину к моей груди и осторожно ее приложил. Пошла резкая боль. Когда боль, казалось, станет нестерпимой, она внезапно исчезла и сменилась вполне терпимым зудом.

– Все, одевайтесь. – сказал доктор.

Пластины в его руках уже не было. Непонятно было куда она подевалась. Одеваясь, я заметил на себе надпись и ромбы, которые вы сейчас видите на мне, Сидор Гамович.

Дальше день был невыразителен и пролетел с ужином незаметно. Нас вернули в казарму, и мы хорошо выспались. На следующее утро нас отвели в поле. Перед выходом из казармы всем приказали раздеться по пояс и выдали одинаковые кепки. Необычным было наличие на каждой такого же номера, как внутри ромба на каждом. Пройдя строем через железные ворота внутреннего комплекса, мы прошли по дороге к знакомому внешнему длинному зданию за колючкой. Наших машин и чего-то постороннего на дороге не было. Обычное запустение и мы. Как я узнал дальше, основной комплекс носил название «Блок А» и был медицинским. Наружный комплекс имел название «Блок Б» и был большим. В смысле, само здание «Блока Б» было громадным по протяженности, но маленьким в высоту. Бескрайним было поле «Блока Б». Рядом со зданием «Блока Б» валялся садовый инвентарь – мотыги и грабли. Мы без вопросов собрали их и пошли куда-то вдаль. Вскоре появился вид на поля. Они были вспаханы. Мы шли густой цепью и уменьшали разброс комьев. Работали с остервенением до самого заката. Далее, не сговариваясь, собрались и вернулись к основному зданию. Сложив инвентарь там же, где взяли, построились в привычную колонну и пошли обратно. Первые три дня обеда и ужина не было – только завтрак. Запасливые в первый день заныкали хлеб, который мы по-братски поделили. В остальные два дня каждый собрал столько хлеба, сколько оставалось с завтрака. Впрочем, его было не так много. После трех дней нас еще раз осмотрели «доктора» и некоторых мы больше не видели. Никогда. Остальные дни были похожи на один. Нам давали ужин и иногда обед. Так прошло все лето и наступила осень. Осенью нас собрали и отпустили. Правда, не всех…

– В общем, ничего страшного, – сказал первый, вернувшись к разговору.

– После выборов вы отправитесь в служебную командировку с деловым визитом.

– Куда, – прошамкал второй, которого слегка поддерживали два угрюмых санитара в нетипичных модных костюмах вместо белых халатов.

– В Сан-Педро, – весело сказал третий, – вы еще не были в Сан Педро? Там хорошо, и очень прекрасные перспективы. А какой свежий воздух!

– Правда не для всех, – тихо, со значением посмотрев на второго, добавил первый.

Осторожно поддерживая второго, санитары стали поворачивать его к выходу. Раскрытый дипломат с ассигнациями зеленого цвета, по-прежнему стоял на столе. Деньги в аккуратной банковской упаковке лежали в нем ровными стопками. Но уже не радовали глаз второго.

– Его действительно в Сан Педро? – спросил третий, когда дверь за вторым закрылась.

– Да, – ответил первый.

– А если не получится?

– Жуки помешают?

– Допустим.

– Тогда к родственникам.

– Мы же с ними, вроде, на ножах.

– Вот именно, что вроде. Они без нас, как без воздуха. Впрочем, как и мы без них, – тихо, еле слышно, сказал первый.

– А деньги?

– Отработает, – мы получим реальные суммы, а не этот кубик. – Вопросы есть?

– Вопросов нет, – сухо ответил третий и вышел.

Первый вздохнул и задумчиво почесал свою грудь. В последнее время симбионт перестал подавать о себе знать. Это могло значить одно из двух. И о втором, первый старался не думать.

1 Перспективы

Со стороны ошибки замечать легко, достойные идут путем их исправления.

Лама Но Сов.

За ученого трех неученых дают.

Генералиссимус российских сухопутных и морских сил А. В. С.

Дотд Петров улыбался. Это был его счастливый день. В этот день он был на свадьбе у друга и повстречал лучшую девушку в его жизни. Ее звали Мармеладка. По паспорту, она, конечно, называлась тускло – Сенцова Ольга Борисовна. Но очень любила, когда Дот называл ее Мармеладкой. Затем прошла целая осень ухаживаний. Дотд дарил ей цветы, они съездили в Крым, Кипр и Каунас. Каждый месяц, в день их первой встречи, Дотд отвозил свое сердце в самый шикарный ресторан, дарил дорогое кольцо, неизменно огромный букет из специальной композиции узкого ряда. А вечер был полон незабываемых красок. Ночи он просто не помнил.

Дотд Петров грустно вздохнул. Эти воспоминание были так далеки и сейчас приносили только боль. Тем более после пребывания в теле этого дряблого убожества, по недоумению именующегося Вз3244. Было и другое имя, его Петрову не сообщали, но странно было бы если он его не мог знать и не знал. Дряблое убожество звали Сидор Гамович Воеводин. Радостные воспоминания входили в стандартный реабилитационный курс после работы. Профилактика становилась с годами все дольше, но прежней бодрости не добавляла. Правда, результаты были на лицо. Очередная кишка забывалась и отходила на второй план, а Петров чувствовал себя как человек и заново обретал свой взгляд на жизнь. Якобы свой. Об остальном хотелось не думать. Кто мало знает, тот крепче спит. И дольше, что немаловажно для каждого индивида. А Петров считал себя личностью. Высоко нос не задирал, но и терять себя не собирался.

Сегодня был довольно скучный день. Опять пропалывали картошку. Гораздо интереснее было вчера – собирали жуков. Некоторые находили особую прелесть в том, чтобы их давить. Петров не находил в этом наслаждения. Он просто собирал жуков в банку, где благополучно теряли связь с реальностью. Так было всегда и так будет.

Выйдя из душного здания «Блока А» Петров посмотрел вдаль. Там свободно парили птицы. Они роем взмывали вверх и опускались вниз. Плавно меняя построение, их рой принимал причудливые фигуры. Их полет был совершенным и при этом они весело с озорством перекликались.

Еще раз вздохнув, Петров сел в потрепанную временем «девятку» и неторопливо поехал в сторону горизонта. Его путь был еще далек до завершения. Объехав бетонный КПП, Петров ускорился. Через открытые ворота уже проехали «жигули» старосты местного поселка. Петров пристроился к нему в хвост и помигал фарами. Это было старой шуткой времен его молодости. И всегда поднимало настроение. В ответ староста показал из окна машины руку с интернациональным знаком. Все течет, все меняется. Приколы остаются.

Утопив педаль, Петров понесся навстречу с домом. Задувал ветерок и мерно журчал мотор. За очередным поворотом оказался патруль ДПС в черном. Их авто было разрисовано как спортивный болид. «Поц» махнул палочкой и Петров притормозив, съехал на обочину. Через открытое окно чувствовалось, что форма подошедшего «поца» подозрительно пахла свежестью только взятой в магазине одежды.

– Ваши документы, – сухо сказал офицер ДПС.

– Я что-то нарушил? – просительным тоном спросил Петров, делая вид, что ищет документы.

– Нет, обычная проверка.

– Так может, я поеду, – продолжил канючить Петров, по-прежнему копаясь во внутренних карманах пиджака.

– Сидеть, документы, – резко сказал «поц» и наклонился к машине.

В этот момент Петров отчетливо увидел смену зрачка сначала на зеленый, затем на бледно голубой. Он относительно спокойно достал документы и протянул в окошко.

– Аля улю? – сказал Петров.

– Гони гусей, – ответил офицер, весь подобравшись. Полистав лениво документы, он протянул их обратно. – Обычная проверка, зеленый решил подзаработать на чем-то доступном. Крутые просто проезжают.

– Было бы все просто, жил бы в Сочи, – вздохнул Петров.

– Гвоздики на кладбище не сохнут, все путем.

– Доктор Палыч?

«Поц» поднял усталые глаза на Петрова и мигнул одним глазом.

Петров вскинул бровь:

– Опять пьян, Палыч?

– А что делать, не мы такие, жизнь такая.

– А если бы что-то серьезное?

– Что-то серьезное будет после сороковой серии, нам до этого не дожить.

– И все же, поосторожней.

– Я мерку знаю. Все, пошел. А то его напарник уже тушуется.

В переносной матюгальник на плече «поца» что-то плюнуло. Офицер что-то неразборчиво плюнул в ответ, отошел от машины Петрова и махнул лениво жезлом.

Петров утопил педаль газа и дальше ехал без приключений. Дома его ждала жена. Не Мармеладка, совсем другая женщина. С Мармеладкой Петров развелся очень быстро, не прошло и месяца после свадьбы. И был сейчас этому несказанно рад.

– Что-то ты грустный сегодня, – сказала Маша.

– Я всегда такой, причин для веселья нет.

– Что-нибудь серьезное?

– Нет, ДПС притормозил, отдал честь и отчалил. Потерь нет.

– Что-то ты мне не договариваешь.

– Я всегда не договариваю, издержки профессии.

– Совсем ты в своем институте зашился, пошел бы в бизнес, хоть зажили бы нормально.

– Или пошли по миру. Маша, давай не бередить старые раны, я доволен своей работой, какая бы сволочная она не была. По крайней мере сейчас регулярно платят.

– Что там платят, копейки. Вон, твои однокашники как живут!

– Это те, кто живы. Но и у них – не жизнь. Маша, не начинай, давай лучше покорми с дороги.

Недовольно еще побурчав, для приличия, Маша поставила на стол борщ и творожную запеканку.

– Не забудь вымыть руки! – грозно сказала она.

– С тобой забудешь, – усмехнулся Петров. – Так, что у нас вкусненького?

– Вкусненькое тебе не положено, – не заслужил, – недовольно буркнула Маша и ушла в другую комнату.

Петров привычно быстро вымел съестные припасы из предложенной тары и заглянул в холодильник.

– Торта нет, – раздался голос Маши из другой комнаты, – Я его для приезда родителей купила.

– Нет, так нет, – тихо сказал Петров и достал из тайника старенькую воблу.

Расстелив газетку, он с хрустом стал ее чистить.

– Совсем ты на рыбе помешался, – сказала Маша, заходя на кухню.

– Мне, как работнику с мозгами, постоянно нужен фосфор, – привычно отмазался Петров и неторопливо продолжил процесс обнажения жителя больших водоемов.

Рыбка была хороша. В меру сухая и в меру свежая. Пиво к ней Петров употреблял редко, по причине ярого недовольства этим процессом Маши. Лучше потерпеть, чем потом на месяц остаться без рыбы. А пиво – баловство, тем более разве сейчас пойло из магазина является пивом? Вот, когда жил его дед – пиво было пивом. Петров с ностальгией вспомнил то время. Знал он его не только понаслышке. Но это совсем другая сторона жизни, которая должна оставаться вне дома.

Этот вызов Петров помнил очень хорошо. Он находился на смотровой площадке блока Б. Он представлял из себя длинное трех-этажное здание с высокими потолками. Здание практически пустовало и носило вспомогательный характер. Здесь были склады всякого хлама, прочие склады второстепененного назначения и оборудованы смотровые площадки визуального и другого контроля. Петров принял вызов по внутренней связи. Он тут же перешел в блок А, где ему была поставлена боевая задача: прибыть на место объекта, изучить, оказать посильную помощь. До аэродрома Дотд добирался на перекладных. То есть сначала на своем транспорте, потом на том, что оказался рядом. Петрову не повезло, все служебные авто были заняты, поэтому он добирался на обыкновенном городском.

В аэропорту его никто не ждал. Старший инспектор охраны долгое время разглядывал Петрова и его документы, пока ему не позвонили. После звонка он отскочил спиной от стола, на котором лежали документы Петрова.

– Что ж вы сразу не сказали, что вы из этих! – испуганно сказал он.

– Из каких? – вежливо поинтересовался

– Из этих самых! – нервно махнул рукой инспектор. – Забирайте свои документы и пойдемте за мной.

Петрова посадили в комфортный аэробус на места первого класса. Летели недолго. Во втором аэропорту Петрова уже ждали. Его посадили вместе с еще двумя людьми в самый обычный рейсовый аэробус. Летели долго, Петров успел задремать. Далее его пересадили в вертолет и вместе с сопровождением доставили к объекту.

Объект представлял собой поврежденный корабль, который лежал на коралловом рифе. Коралловый риф был большой и походил больше на небольшой остров. Океанский пассажирский лайнер стоял вертикально, так, что с острова на корабль и обратно можно было переместиться без особого труда. Такое положение было странным. Второй странностью были сведения о полном отсутствии экипажа и наличии большого количества подшефных. Их было видно невооруженным глазом: они находились на палубе корабля и поляне острова. Поведение их могло показаться странным: они то все сидели, то все вставали, то ходили и абсолютно все делали почти синхронно. Но для Петрова такое поведение подшефных было знакомо: живого оператора нет, есть сигнал или набор базовых сигнатур. Второй вариант был менее хорошим, чем первый. Потому, что во втором случае всегда присутствовала одна или несколько альфа-особей, на поведение и сигналы которых и реагировали остальные. Система могла быть сложной, многоуровневой, с системой защиты и атаки. Петров понаблюдал некоторое время за особями. Их поведение можно было разбить на следующие типичные установки: офис, митинг, группа экспертов, атака, сон, сбой в системе. Ключевыми для Петрова были две установки поведения: атака и сбой в системе. При первой все особи бросались к периметру. При второй поведение особей было различно. Большинство бестолково (хаотично) ходили. От них было слышно только топот ног: «топ, топ, топ». Другие ползали. Третьи валялись на земле и дергались. Вторые и в особенности третьи при этом обильно пускали слюни. Некоторые из третьих орали или ныли в шоке. Это был хороший признак. Некоторые оставили в себе остатки своих личностей и еще сопротивляются. Петров подождал еще немного до следующего сбоя и убедился: здесь присутствует вариант один. Никаких видимых раздражителей (вся команда прибывших располагалась на удалении от особей) не было. Характер и массовость сбоев тоже подтверждала первую версию. Кроме этого, удалось определить частотный диапазон и характер сигнала. Поэтому Петров попросил сопровождение и направился к источнику сигнала. Как и предполагалось, это была распределенная система, но расположение центра ее управления удалось достаточно быстро обнаружить.

Это была абсолютно белая изнутри каюта, достаточно просторная. Сама каюта была шлюзом или камерой первичной обработки. Она больше походила на просторную больничную палату или точнее на ее прихожую с двумя больничными койками и минимумом мебели. Точнее из мебели присутствовал лишь еще стол и два складных переносных стула. Сам центр располагался в конце комнаты и имел еще один дополнительный выход с бронированной дверью. Из холла же цент прикрывался стандартной дверью, которая к тому же была не заперта на замок. Центр представлял из себя длинное узкое помещение. При входе стояли металлические боксы, в которых стояли защитные костюмы и висело несколько защитных устройств. Все было покинуто, только автоматика продолжала свою работу. Журналы отсутствовали, но Петров знал, что пиндосы предпочитают электронные планшеты, с которыми они не расстаются. Впрочем ситуация и так была понятна: океанский челночный лайнер вез очередную партию рабов, которые подвергались стандартной обработке. По прибытии все оставшиеся в живых и ходячем состоянии должны были стать стандартными американскими гражданами с набором базовых умений, базовых поведенческих стереотипов и реакций, а также набором базовых знаний, прежде всего гимна и необходимых поправок к конституции для защиты демократии и свободы за пределами американской зоны влияния. Но что-то пошло не так.

Петров пробежался по аппаратуре. Интерфейс был привычный. Как никак все новое – это хорошо забытое старое, причем обычно сделанное еще при его предшественниках. Многие из них купились на деньги и продали родину. Мало кто из бывших настоящих спецов дожил до старости. Но технологии они все продали. Поэтому Петрову стало достаточно быстро ясна ситуация: пиндосы хлипкие, и у них оператор оказался неспособным справиться с нештатной ситуацией. После этого произошла экстренная эвакуация всего персонала и частично экипажа, а также капсулирование станции с переводом в автономный режим работы. К тому же ядро программы было старым, оно применялось на его родине несколько поколений назад, когда эксперименты проводились в основном на высших приматах и отдельных «добровольцах» из особей человеческого вида. Петров пробежался по настройкам. Ситуация была плохой, но не безнадежной. На корабле большая часть приезжих были с зелеными картами, но была часть нелегалов. Для зеленых карт были сохранены копии матриц мозга, для нелегалов их не было. Но был и приятный момент – набор базовых личностей и аппаратура для ручной коррекции. Петров взялся за привычную работу в спартанских условиях и технологии прошлого времени. В первую очередь он всех усыпил и стер им новую память. Затем «оживил», то есть вернул матрицы мозга всем легалам. Дал им команду встать. После того, как их увели, Петров продолжил свою работу. Он создал нужное количество матриц мозга для оставшихся, распределили их вручную и дал приказ встать. После того, как увели и этих, пошел самый сложный этап. Остались самые сильные, которых программатор не смог подавить, стереть и превратить в послушных машине болванчиков. Петров прошелся вскользь по все оставшимся. Некоторых удалось поднять. Таких увели. До других удалось достучаться. Таких упаковали для отправки в заведения медицины когда-то желтого цвета. С самыми сложными возиться было опасно. Кроме этого, мощностей и возможностей наличной аппаратуры не хватало и необходима была работа слаженной команды нескольких операторов. Ситуация была понятной – наложение нескольких матриц мозга, конфликты и разные уровни коллапса. Поэтому Петров провел визуальный осмотр. Пятеро подавали признаки активной жизни, но Петров не обманывался – это только мышечные реакции. Петров посмотрел на них по другому. Ситуация была плохой. Только трое по его мнению подлежали реанимации, а остальные зачистке. Так и сделали. Этих троих удалось восстановить. За свою работу Петров получил премию.

2 Пионеры

Никакой баталии в кабинете выиграть не можно.

Всякий воин должен понимать свой маневр.

Принц Сардинского королевского дома А. В. С.

Сидор Гамович привычно уселся за парту. Рядом с ним было только трое. Соседом был грузный американец Джон До, который представлялся конрессменом. Еще был казах или казак Торо Зово. Он представился как микадо. Что это, Сидор не знал, но подозревал, что какая-то шишка в Мордовии или где-то там. Этих малороссов всегда было сложно понять. По русски Торо говорил плохо. Последним был Леня Голубков. Этот на вопрос о должности и положении отмалчивался и только улыбался. Так улыбаться могут только люди очень довольные жизнью, не меньше министра или премьера. Сидор склонялся ко второму варианту, правда гадал из какой-же Леня страны. Подтверждало высокий статус Лени в реальной жизни то, что он был главным в их группе. Остальные наседки казармы в их группу не входили. Сидор привычно напрягся, хотя ему неоднократно указывали на развитие противоположного состояния. Однако его опасения были напрасны. После того, как они сели за свои парты, почти сразу встал Леня Голубков. Привычным взглядом обведи их тройку, он подошел к доске и сказал.