Рыбалка бесплатное чтение

– Брат! Ты брат мой. Ты же вместо отца мне был! Я же «папа» тебя называл. – Данила обнял его, и Виктор заплакал.

А. Балабанов.

-1-

Сегодня я совершил нечто ужасное. Я видел, как Гриша после уроков встретился с незнакомой мне девушкой, и проследил за ними. Она ждала его на ступеньках школьного крыльца, маленькая, сутулая, в блеклом плащике, с чересчур острым личиком и хвостиком жидких светлых волос. Я подождал, пока они скроются за воротами – темное и светлое – и, повинуясь какому-то новому, солено-жгучему чувству, побежал за ними…

Иван стер из последнего предложения «за ними» и захлопнул ноутбук. Тетя Паша уже дважды звала обедать. Суп с клецками, в котором темнели уже изрядно размокшие листья петрушки, и постные лепешки.

– Вы не могли бы дать мне немного петрушки? – вспомнилось отчего-то и откуда-то.

– Может, разогреть суп-то? – спросила тетя Паша.

Иван мотнул головой, мол, не нужно, все хорошо. Тетя все ещё носила траурную кружевную косынку, туго охватывавшую широкий лоб и завязанную сзади узлом. Из-за этой косынки, казалось мальчику, все вокруг мрачнело. Будто бы она не только была прилеплена к теткиному лбу, а плотно зашторивала окна и двери, не пропуская ни солнечный свет, ни свежий воздух. Он молча хлебал пресный остывший суп, стараясь не глядеть на грузную пожилую женщину в цветастом халате, и все пытался вспомнить исток бессмысленной фразы про петрушку.

Паша мыла посуду, склонясь над белой эмалированной, с темными кругами сколов раковиной и поглядывая на племянника: как ест-то аккуратно… пожалуй, даже слишком, будто не родной… Худой и бледный, на улицу не выгонишь: в компьютере сидит или в телефоне. Говорит, читает… Чудной. А вот старшенький Витя у сестры деловой и бойкий… пожалуй, даже слишком… но зато хлеб с маслом всегда достанет. Тут Паша спохватилась:

– Надо в магазин сходить, Ванюша, хлеб весь вышел… Да сиди, сиди, доешь сперва… Чудной какой, – сказала она и улыбнулась.

– Теть Паш, тебе мама не звонила? – спросил Иван, снова принявшись за суп. – У меня тут связь ловит плохо.

– Так у всех плохо. Вышку-то уже несколько лет обещают построить.

– А почему не строят?

– В правлении говорят, голосуем неправильно, вот и не строят.

– Так, может, нужно правильно проголосовать?

– А ты знаешь, что ли, как – правильно?

Иван не знал. Он доел суп, взял из полных рук тети Паши влажную пятидесятирублевую бумажку, которую она достала из своего кармана, и пошел в магазин. Когда надевал в прихожей кеды (узковатые, надо помогать ложечкой), ненароком поглядывал на закрытую дверь дедовой комнаты, которую было видно в проеме двери в гостиную.

На похороны они с матерью и братом не успели: у Вити были неотложные дела по работе. Приехали под вечер, к поминкам. Душный самолет, долгое тесное такси (коренастый Витя решил вздремнуть на остром Ванином плече, умягчив его своим сложенным свитером). Лет до восьми Иван проводил у деда с теткой летние каникулы, а потом у матери с ближайшими родственниками что-то разладилось – больше сюда не приезжали. Открытые настежь ворота дома казались мальчику лишь смутно знакомыми, совсем чужими.

– Паша, горе какое! – Его мать, невысокая, плотная, густо накрашенная женщина под пятьдесят, кинулась к сестре и они обнялись, рыдая.

– Горе, Соня…

– Ведь не такой старый еще…

Иван вспомнил, как мать говорила, что деду было девяносто два, и озадаченно посмотрел на Витю. Тот шикнул, мол, не взболтни лишнего, и зачем-то отвесил легкий шутливый подзатыльник.

Стол был накрыт прямо во дворе. На стоящих вдоль его длинных сторон лавках друг против друга сидели двое: сухонькая старушка в черном платке и седой лохматый старик с тростью – должно быть, соседи. Старушка боязливо озиралась и куталась, несмотря на июньскую жару, в шерстяную кофту, а дед смотрел в одну точку и чему-то беззубо улыбался.

– Ну что, дорогие мои старики, помянем? – громко сказал Витя и сел на свободное место рядом с боязливой. Та осторожно отодвинулась.

Из еды на столе была кутья в изящной хрустальной салатнице, горкой сложенные пирожки, треугольники сыра и кружочки копченой колбасы, потеющие на блюдце. Массивно нависающая над столом Паша раскладывала жирно блестевшие котлеты. На тарелках мягко возвышалось комковатое картофельное пюре.

– А можно я в доме посижу? – спросил Иван, обращаясь то ли к матери, то ли к брату. – Я не голодный.

– Начинается, – сказала мать и вопросительно посмотрела на старшего сына.

– Да пусть идет, чего ему с нами делать, – добродушно сказал Витя (он уже успел выпить рюмку водки), – завтра на рыбалку его свожу. Тут недалеко озеро обалденное… природа, красота… Только надо рано встать, не позднее шести… А, Ванек? Пойдем рыбачить?

– Пойдем, – согласился Иван. Он еще никогда не был на рыбалке.

– Еще надо обязательно сходить к деду на кладбище, – сказала мать наставительно, но Иван уже ушел в дом, и она покачала головой ему вослед. – Такой вот наш Ваня, сестра. – И многозначительно вздохнула.

– Да брось, мать, они сейчас все такие… инфантильные.

– А вы – другие, что ль? – сказала вдруг осмелевшая старушка и неодобрительно цокнула. – Я в твоем возрасте уже с двумя детьми была, а дед твой вообще – на фронте…

– Ну ничего, перерастет… – неопределенно сказала Паша.

– Так уж пятнадцатый… – возразила мать.

– А я в пятнадцать девку обрюхатил, а она возьми – и помри в родах… – скрипуче прошамкал вдруг старик, и все смолкли, принявшись сосредоточенно ковыряться в тарелках.

В прихожей Иван снял кеды и осмотрелся: прямо перед ним – кухня, справа – небольшая гостиная, которая, по всей видимости, была проходной комнатой. Войдя, мальчик увидел круглый стол с парой стульев, низкое продавленное кресло, старомодный пухлый телевизор, накрытый стопкой газет. Комнат отсюда выходило три, но лишь одна из них была открыта настежь и темнела в прямоугольнике дверного проема. Иван сразу понял, что это спальня деда, в которой еще утром стоял гроб с телом, а раньше – лежал в своей кровати измученный старостью человек. Мальчик почувствовал, что из комнаты исходит тошнотворно-сладкий дух, к которому примешивается тяжелый лекарственный запах, и торопливо закрыл дверь.

Следующим утром Иван проснулся по будильнику ровно в шесть. Было светло. Он быстро натянул футболку, шорты и вышел из маленькой комнатки, в которой ему заботливо постелила тетя Паша. В гостиной было тихо, лишь тикали ходики, висевшие над телевизором, и из закрытой дедовой спальни, в которой вчера уложили перебравшего Витю, слышался храп. Иван вернулся в комнату, прилег, стал читать книгу с мобильного и уснул…

-2-

– Ванек, просыпайся! – крикнул Витя, стоя в дверях комнатки брата. – Рыбалку мы с тобой проспали… ну, ничего, как-нибудь в следующий раз, – сказал он.

– Хорошо, – сказал Иван и сел на кровати.

– Пойдем, мать завтракать зовет.

За столом ему сообщили, что он остается у тетки, а мать с братом уже вечером уезжают: у одной – работа, у другого – дела.

– А почему мне нельзя с вами?

– Да побудь ты на свежем воздухе. Солнце, витамин дэ, с огорода все свое, сливы скоро пойдут… Да, Паш? – крикнула мать сестре, суетившейся у плиты. И уже сыну: – Ты же их любишь.

– А долго мне тут быть? – спросил Иван, липко вспоминая темную комнату деда.

– У меня отпуск в конце августа, приеду и заберу тебя.

– Ванек, ну чего скис? А хочешь, махнем со мной через пару недель на море?

– Сынок, ну какое море?

– Черное, мать. У меня кореш в Крыму, надо к нему съездить, вопросики порешать… Ну, Ванек, поедем?

– Поедем, – согласился Иван. Он никогда не был на море.

– В такое-то время ребенка в Крым тащить, там ещё не всё успокоилось…

– Там в прошлом году все успокоилось, – возразил Витя.

– Опять ерунду какую-то затеял, – сказала мать и замолчала, нахмурившись.

Поначалу Иван почти всегда молчал, стеснялся проявлять себя в чужом укладе. Лишь вежливо и односложно отвечал тетке на пустячные вопросы. «Есть будешь?» – «Да, спасибо». «Купаться пойдешь?» – «Нет, спасибо».

Потом привык. Тетя Паша была женщиной ненавязчивой, но заботливой и теплой, только вот ее косынка, и это соседство его комнатки со спальней деда… Хотя спальня всегда была закрыта, никак не выветривался из мыслей и тошнотворный запах, и могильная темнота, увиденная в день приезда. Если бы телефон ловил связь и интернет работал, Иван прочел бы, что это всего лишь иррациональный страх. Но интернета не было.

Как и хлеба в магазине.

– Ты бы еще вечером пришел. С утра привоз-то – все разобрали, – сказала маленькая кругленькая продавщица сельмага. – Возьми булку с маком.

– Давайте, – согласился Иван, решив, что булка – тоже хлеб, и положил на блюдце полтинник.

– Только у меня сдачи нет… на вот, возьми зажигалку.

– Ладно… А вы не знаете, где можно документы распечатать?

– Так на почте, это напротив, через дорогу. С флешки печатают.

– А флешку где можно купить?

– Это только в городе… А ты к кому приехал-то?

– К тете Паше… У нас еще дед умер недавно.

– Ааа, это из каменного, беленого, на углу? – припомнила продавщица. – Я тебе дам флешку, только обратно принести не забудь.

Когда Иван вернулся домой, тетя Паша все ещё была на кухне. Стояла лицом к окну. Мальчик положил на стол пакет.

– Хлеб закончился, я булку с маком купил.

– Спасибо, Ванюша, – сказала она, не оборачиваясь, и шмыгнула носом, будто бы ее мучил насморк.

Иван вышел из кухни и хотел, как обычно, до ужина засесть в своей комнате, но увидел, что та самая дверь открыта, и в нерешительности остановился. Внутри был беспорядок: ящики комода выдвинуты, рядом с ним тряпье валяется. Он глубоко вдохнул, выдохнул и зашёл в спальню деда.

Странный сладкий запах тревожил, а в затылке Иван ощущал неприятную тяжесть, будто от чьего-то пристального недоброго взгляда. Мальчик огляделся. Комод переворошен, но в комнате чисто и прибрано: пустой письменный стол, два стеллажа с книгами, аккуратно заправленная кровать. В освобожденное от коричневых штор окно бил яркий свет, а на подоконнике рядком стояли горшки с фиалками. «Вы любите фиалки? – Да, они пахнут петрушкой…»

– Деда твоего награды пропали, – сказала вошедшая тетя Паша. Иван обернулся и отошел от окна.

– А что за награды?

– Так ордена и медали военные, я на поминках вам показывала… да ты же пропустил все, – вспомнила она. – Дед с войны три ордена и несколько медалей принес… – Она присела на краешек кровати и начала перечислять названия боевых наград своего отца. Прежде слишком крупная и массивная ее фигура будто бы уменьшилась и теперь казалась Ивану хрупкой и уязвимой.

– Погоди, а книжечки-то… книжечки у меня в другом месте хранятся.– Она торопливо вышла из комнаты, а Иван стал разглядывать черно-белую фотографию в рамке, стоявшую на комоде. Юный дед в военной форме смотрел на внука тревожно и грустно, не улыбаясь. Смотрел так, будто бы он все о нем знал и все про него давно понял. Тяжесть в затылке постепенно отпускала.

– Молоденький он тут совсем, – сказала вернувшаяся со стопкой удостоверений тетя Паша, – на этой фотографии видно, как ты на него похож… Я сразу это заметила, а Соня не согласилась, говорит, ты вроде как копия своего отца… Книжечки были на месте, я их у себя, с документами храню… погляди, если интересно. – Тетя Паша положила на комод потрепанные и грязноватые, размером с паспорт, удостоверения к медалям и темно-бордовую, уже начавшую пускать нитки по краям, орденскую книжку. Иван осторожно, словно боясь испачкать, взял ее в руки. На первом развороте слева была отпечатана прямоугольная рамка, обозначавшая место для фотографии (самой карточки не было, но был штамп, мол, действительно без фото), справа – фамилия, имя и отчество. Он растерянно смотрел на документ: буквы его, Ивана, имени чернильно расплывались в глазах.

– Это временное удостоверение, лейтенант, потом вам выдадут орденскую книжку… – сказал Ивану человек с густо морщинистым серым лицом, одетый в военную форму. – Спасибо за службу, сынок. – И протянул ему широкую ладонь.

Юный лейтенант вышел из штаба, временно находившегося в низкой и мрачной деревенской избе. Было уже темно. Мелко накрапывал дождь, пахло листовым перегноем и земляной сыростью… а еще плавящимся металлом, горелым мясом, кипящей кровью и чем-то тревожно-сладким. Так теперь, казалось, пахло всегда. Лейтенант зажмурился и закричал: он снова и снова вырывал чеку, до боли выворачивал плечо, падал лицом в пропитавшуюся кровью грязную жижу, извивался и полз, как обезумевшая, потерявшая страх змея, готовая атаковать и жалить пантеру, пока та не сдохнет.

Иван открыл глаза и глубоко вдохнул. Его нос, горло и грудь наполнил сладкий запах нежных фиалок, мирно обитающих в своих уютных горшках на окне спальни деда.

– Теть Паш, как думаешь, кто мог взять награды? – спросил мальчик.

– Не знаю, Ванюша, тут из посторонних никого не было, – после небольшой паузы ответила она и посмотрела в пол.

– Ванек, меня тут не было… скажешь матери, мол, не видел меня с самого утра, а эта сумка пусть полежит у тебя под кроватью… Только не открывай, там сюрприз для мамы. Я скоро вернусь и мы сходим с тобой в кино. Хорошо?

– Хорошо, – говорит десятилетний Ваня вслед спешно уходящему из квартиры Вите. Мальчик еще не бывал в кино и уже отчаянно ждет возвращения брата.

– Он вернётся, – сказал Иван тете Паше. – Вор вернется за орденской книжкой.

-3-

Витя объявился на следующий день к обеду. А с утра Иван сходил на почту и распечатал с флешки свой рассказ, который он, наконец, закончил редактировать. Он хотел отправить его в один литературный журнал: вдруг примут. Купил большой конверт, но подписать его решил дома. Кассирша так нарочито медленно считала распечатанные листы, будто бы желая успеть прочесть все написанное, что мальчик, едва не лопнув от помидорного напряжения, забрал теплую стопку замаранной убористым текстом бумаги и поспешил прочь.

Когда Иван возвратился с почты, тети Паши не было: должно быть, пошла на огород, что за домом, собрать овощей и зелени к обеду. Мальчик бросил распечатки на кровать в своей комнате и поспешил к тетке, чтобы попросить побольше свежей петрушки к супу. Он быстро сбегал на огород и обратно, а, вернувшись, застал в своей комнате Витю. Тот, не разувшись, сидел на кровати брата и читал его рассказ.

– Ванек, ну где ты ходишь? – спросил Витя, откладывая листы в сторону. – Тетка где?

– На огороде.

– Слушай, брат, мне помощь твоя нужна… Надо как-то осторожно вызнать у тети Паши, где дедова орденская книжка хранится…

– Зачем? – спросил Иван.

– На поминках тетка говорила, что эта книжка совсем растрепалась: обложка посыпалась, чернила выцвели… Вот хочу сюрприз ей сделать и отреставрировать… все же фамильная память… Поможешь?

Иван молчал, вспоминая терпкий запах перегноя и сырой земли.

– Верни награды… и я не скажу тете, что это ты их взял, – наконец сказал он, расставляя слова, будто бы пробуя их на вкус, осторожно, словно впервые.

Витя поднялся с кровати и медленно подошел к Ивану, который все еще стоял в дверях.

– А ты помоги мне найти книжку – и я не скажу матери, что ты педик. – Он кивнул в сторону кровати.

– Это всего лишь рассказ, вымысел.

– А мать, думаешь, поверит? Она, Ванек, в тебе давно сомневается… Ты посмотри на себя… тебе же только платьице надеть осталось.

Мальчик отступил назад, а потом, резко развернувшись, выбежал из гостиной в прихожую, из прихожей – спешно, на ходу влезая в кеды – во двор, а со двора, скрипнув тяжелым засовом ворот и больно прищемив палец, на улицу. Он бежал по широкой пыльной грунтовке мимо соседских домов и их ворот, калиток и заборчиков (новых и старых, добротных и покосившихся), пестрых палисадников и тенистых тополей. Бежал не останавливаясь в сторону деревенского кладбища, куда за все это время, проведенное у тетки, так ни разу и не сходил.

Он повернул за магазин – на небольшом холме, за огородами, виднелись кресты.

Свежий земляной горб, заваленный венками, Иван нашел быстро, хотя могила деда была спрятана на самом краю кладбища.

Оградки не было, только скамейка. Мальчик сел, вытащил из заднего кармана джинсов бордовую книжечку и стал ждать.

– Ты ее что, закопать решил? – крикнул Витя издалека.

Иван молча смотрел, как брат пробирается между крестами.

– Ну хорош придуряться, Ванек, просто отдай… и забудем. – Витя стоял у могилы деда и смотрел на мальчика сверху вниз. Иван протянул брату книжку. Тот взял ее и усмехнулся:

– Все-таки ты никчемыш, мать права, а я уж было подумал…

– Даже не откроешь? – спросил Иван, когда Витя стал засовывать добычу в карман. – Все же фамильная память.

Витя удивленно взглянул на младшего брата, покрутил в руках книжечку, пожал плечами и раскрыл. В лицо остро врезались мелкие холодные капли.

Витя смотрел на бумажный разворот, на котором выцветшими чернилами была написана фамилия, которую он не знал. Он с силой зажмурился, открыл глаза – и увидел уже другую, тоже незнакомую, фамилию.

– Что за черт… – испуганно пробормотал Витя и огляделся: Вани не было. По опустевшей скамейке решетил дождь.

Небо обесцветилось, где-то вдалеке прогремело. Витя выругался, посмотрел на часы и поспешил прочь. Через час его должен забрать отсюда и увезти в город кореш на машине: условились «пойматься» у магазина. Там можно и дождь переждать.

Вдруг его кто-то сильно толкнул в спину. Еле удержавшись на ногах, Витя обернулся и увидел автомат, который прямо на него направлял мужчина в военной форме. Витя никогда не видел эту форму вживую, но моментально узнал: в паре метров от него стоял солдат Вермахта.

Дорогу сильно развезло от дождя. В глубоких колеях, оставленных чьими-то огромными гусеницами, стояла мутная вода. Витя хлюпал своими летними туфлями с перфорацией, местами проваливаясь в грязь по щиколотку. Он шел, держа вверх полусогнутые в локтях руки, по улице совершенно незнакомой деревни. Мрачные бревенчатые избы, деревянные заборы, низкие ограды из серых кривых досок, спутанные ветки плетеней, закрытые ставнями окна. Было тихо и пустынно. Едва уловимо пахло гарью.

Ныл копчик и запястье, которые он повредил, когда споткнулся и упал, пятясь от автоматчика. Витя не знал, куда его ведут. Не понимал, что происходит и где он оказался. Все его внутренности, казалось, оккупировал недоуменный ужас.

Вдалеке послышалась резкая и грубоватая для русского уха немецкая речь. Скоро показались люди в военной форме, которые кучковались у ворот одного из дворов. Витин конвоир тыкнул его в плечо и что-то выкрикнул, кивая направо и потрясая своим автоматом.

– Партизан! – картаво и почему-то обрадованно сказал рослый человек в грязноватой гимнастерке, подвернутой в рукавах. Он стоял у забора, вальяжно расставив ноги, и курил, щурясь из-под заляпанного козырька фуражки.

– Я не партизан, мужики… это ошибка, ошибка… Не партизан, –  затараторил Витя, яростно мотая головой.

– Партизан. – Курящий кивнул. – Бандит.

Солдат, который привел Витю, кивнул двум сослуживцам, стоящим неподалеку, чтобы те взяли его «на мушку». Сам же подошел к вальяжному и что-то быстро заговорил, доставая из кармана удостоверение, которое нашел у Вити при обыске.

– Это не мое, мужики! Не мое! Это брат мне подсунул, его эта книжка, его! Там, на кладбище он остался, братец мой… это он вам нужен, не я! Это все он!

Металлический толчок в спину – и Витя плюхнулся на четвереньки в грязь. Даже не сделав попытки подняться, он кричал и колотил жирный, смачный чернозем. Брызги летели в лицо, смешивались со слезами и каплями вновь начинающегося дождя, который с каждой минутой становился все сильнее. Витя поднял голову к серому небу, будто бы желая смыть с лица грязь. Жуткая немецкая речь стихла, слышался лишь шум дождя и раскаты грома вдалеке.

Витя поднялся и, оглядевшись, понял, что вокруг – никого.

Дождь меж тем превратился в ливень, а ливень – в сплошной поток, который уже не могла впитать земля. Когда воды было по пояс, Витя понял, что нужно плыть.

-4-

Иван растерянно смотрел перед собой и нервно моргал: только что здесь стоял брат, а теперь было пусто, словно Витину фигуру сперва нарисовали на фоне всей этой травы, кустов и могильных оградок, а потом стерли ластиком.

– Я не этого хотел… – невнятно пробормотал мальчик.

– Обидно, когда что-то происходит не так, как хочешь… – К скамейке подошел дед и сел рядом с внуком. Дед был точь-в-точь таким, каким его запомнил восьмилетний Иван: невысокий, худой, с гладко выбритым лицом и будто обесцветившимися глазами. Как и в Ваниных детских воспоминаниях, от него пахло папиросами, машинным маслом, бензином и чем-то ещё, что казалось маленькому мальчику жутко интересным и значительным. Ваня часто бегал в гараж, за домом, где дед возился со своими допотопными жигулями, чинил для внука старенький велосипед, у которого то и дело слетала цепь, или мастерил что-то из дерева.

– И почему самый близкий человек иногда ведет себя не так, как тебе нужно?.. Захотелось проучить Витю? Да, Ванюша? – спросил дед.

– Я думал, он просто увидит то, что ты показал мне, и поймет, как гнусно поступил…

– Почему решил, что он увидит то же самое?

– И что теперь делать? – после длительной паузы спросил Иван. – Забыть, как ты о моей маме… и о нас?

– А чего ты действительно хочешь? – спросил дед, проигнорировав второй вопрос.

Мальчик молчал, облизывая соленые губы.

– Сходить с ним на рыбалку, – наконец сказал он.

Дед улыбнулся и, посмотрев в небо, которое быстро затягивалось серой пеленой, сказал:

– Тогда тебе нужна лодка. Рыбалка – дело такое… – он поднялся со скамейки и пошел прочь, вскоре затерявшись где-то между крестами.

Иван не успел ничего спросить: начался ливень, и он побежал с кладбища. Когда еле добрался до дороги (ноги вязли в набухшем черноземе), никакой дороги уже не было: все вокруг было залито мутной водой, которая прибывала и прибывала. Лодка появилась вдруг, из ниоткуда, как неожиданно всплывшая из памяти фраза, которую где-то когда-то слышал, но забыл, где и когда. Мальчик понял, что нужно плыть за братом…

Дождь кончился. Иван неумело греб деревянным веслом и протяжно выкрикивал имя брата. Он нашел промокшего, дрожащего Витю, мертво вцепившегося в верхнюю ветку дуба, которая вот-вот могла треснуть. Протянув ему весло, помог перелезть в лодку.

– Спасибо, брат, – сказал Витя и заплакал.

Некоторое время они плыли молча, думая каждый о своем. Потом Витя спросил:

– Слушай, а зачем ты эту хрень пишешь? Других тем, что ли, нет?

Иван пожал плечами:

– Модно это сейчас… проще продвинуться.

– А о чем бы ты сам хотел писать?

– Не знаю, – признался Иван. Потом, подумав, спросил: – А знаешь, за что наш дед орден Отечественной войны получил?

– Это такая красная звезда, на фоне золотистой?

– Ага.

– Не знаю, расскажи.

– Он в танковом полку служил. Был бой, немцы наступали и… в общем, перебили там почти всю дедову роту вместе с танками… Командира ранило, и дед, он был тогда лейтенантом… Он взял гранаты, двоих солдат и повел их прямо на поле боя, в атаку. В общем, подорвали они несколько танков, сдержали наступление, продержались… пока не подоспела наша артиллерия…

Пока Иван рассказывал, Витя греб. Он заметил небольшой остров, покрытый зарослями высокой травы и кустарника, и который сначала показался лишь зеленым миражом, но потом стал вырисовываться так четко и ясно, что сомнений не оставалось: там твердая земля.

Причалив, братья вдвоем вытащили лодку на берег.

– Надо костер развести, иначе замерзнем… только огня нет, – сказал Витя.

– Кажется, у меня есть, – сказал Иван и достал из кармана дешевую прозрачную зажигалку, которую вместо сдачи ему дала продавщица сельмага.

Они набрали сухих веток (будто бы не было тут никакого дождя) и нашли поваленное дерево, от которого Витя с треском отломал несколько толстых суков. Костер развели прямо на берегу и, волоком перетащив к нему дерево, сели греться…

– Ну что, Ванек, как тебе рыбалка? Нравится? – спросил Витя.

– Нравится, – согласился Иван, вслушиваясь в редкие прозрачные звуки утреннего озера. Вокруг было тихо, лишь уютно потрескивали в костре сучья, да иногда слышался плеск. Это рыба снова срывалась с крючка удочки, которую Витя оставил на берегу, оперев на прочную дубовую рогатину.