Танец чайки бесплатное чтение

Андреа Камиллери
Танец чайки

Andrea Camilleri

La danza del gabbiano

© 2010 Sellerio Editore, Palermo

© И. Д. Боченкова, перевод на русский язык, 2021

© АО «Издательский Дом Мещерякова», 2021

1

Примерно в пять тридцать он понял, что больше не может лежать, уставившись в потолок.

Это началось у него с годами: обычно он укладывался после полуночи, с полчаса читал, а едва глаза начинали слипаться, закрывал книгу, выключал свет, удобно устраивался на правом боку, подтянув к животу ноги и подложив под щеку ладонь, закрывал глаза и мгновенно засыпал.

К счастью, почти всегда ему удавалось сладко спать до самого утра. Но бывали ночи, как эта, когда сон не шел, хоть убей. Он часто просыпался либо вовсе не мог уснуть.

Однажды, отчаявшись, он решил пригубить немного виски в надежде поскорее забыться сном. И в результате приехал в комиссариат навеселе, с первыми лучами солнца.

Комиссар встал и открыл дверь на веранду. День занимался погожий, сверкал, как картина, на которой еще не просохли краски. Доносившийся до него шум прибоя казался громче обычного. На веранде было свежо. Середина ноября, в это время часто бывало по-зимнему холодно, но сегодня денек выдался погожий, как летом.

Не исключено, однако, что к обеду погода испортится. Прямо по курсу, над горой Русселло сгущались черные тучи.

Он пошел на кухню и сварил себе кофе. Выпил первую чашку и направился в ванную. Уже одетый, налил еще – вторую чашку он обычно пил на веранде.

– Что-то вы раненько сегодня, комиссар!

Он приветственно помахал рукой. Это синьор Пуччо кричал из лодки, орудуя веслами и направляясь в открытое море.

Сколько же лет он видит его по утрам?

Комиссар перевел взгляд на парившую над морем чайку.

Чаек нынче было мало, они почему-то переселились в города. Даже на побережье в Монтелузе, где раньше собирались большие стаи, они как будто старались держаться подальше от воды. Как ни странно, вместо того чтобы ловить свежую рыбу, они искали пропитание на помойках. Неужели им приятнее драться с крысами за тухлятину? Интересно, сами они выбрали такую жизнь или в природе произошли какие-то перемены?

Вдруг чайка сложила крылья и стала пикировать вниз. Увидела добычу? Нет, коснувшись клювом песка, птица не взмыла в воздух, но внезапно обмякла и осталась лежать, превратившись в груду перьев, которые шевелил утренний бриз. Может, ее подстрелили? Но выстрела комиссар не слышал. Какому идиоту могло прийти в голову стрелять в чаек? Однако чайка, лежавшая шагах в тридцати от веранды, была, несомненно, мертва. Монтальбано смотрел на мертвую птицу; но вдруг по ней как будто пробежала дрожь, она попыталась подняться на лапы, накренилась на бок, и, опираясь на распростертое крыло, закружилась, описывая концом другого крыла окружность, а клюв запрокинула к небу, с неестественно искривившейся шеей. Что она делает, танцует? Танцует и поет. Нет, не поет. Звук, вырывавшийся из птичьего клюва, был хриплым, отчаянным, словно она звала на помощь. Не переставая кружить, чайка тянула кверху шею и шевелила клювом взад-вперед, и казалось, это рука, которая из последних сил пытается ему на что-то указать.

Монтальбано бегом спустился на пляж и подошел к чайке. Движения птицы замедлились, наконец, издав пронзительный, почти человеческий крик, она упала на подмятое крыло и затихла.

«Предсмертный танец», – подумал комиссар. Он впервые видел нечто подобное.

Ему не хотелось оставлять мертвую птицу на поживу собакам и муравьям. Взяв чайку за крылья, он вернулся на веранду. Нашел на кухне полиэтиленовый пакет, положил в него птицу, добавив в качестве балласта два тяжелых камня, что держал дома для красоты. Снял ботинки, рубашку и брюки, в одних трусах зашел в воду, размахнулся и бросил пакет далеко в море.

Дрожа от холода, прибежал домой и, чтобы согреться, сварил себе еще кофе.

По дороге в Пунта-Раизи мысли Монтальбано крутились вокруг предсмертного танца чайки. Он никогда не видел, как умирают птицы, ему почему-то казалось, что они живут вечно. Теперь он увидел это своими глазами и был слегка озадачен, как обычно бывает, когда случается нечто неожиданное. Вряд ли в чайку стреляли. Хотя не исключено, что дробь была очень мелкой. Кажется, из раны не вытекло ни капли крови, тем не менее для птицы она оказалась смертельной. Интересно, все чайки перед смертью устраивают такой душераздирающий балет? Сцена птичьей смерти не шла у него из головы.

На электронном табло аэропорта значилось, что рейс, который он встречал, задерживался на целый час. Этого следовало ожидать.

Было бы удивительно, если бы что-то изменилось! Разве в Италии что-то отправляется или прибывает по расписанию?

Поезда опаздывают, самолеты тоже, паромы отчаливают лишь с Божьей помощью. Про почту лучше не вспоминать! Автобусы теряются в пробках. Решение социальных вопросов опаздывает на пять – десять лет, принятие законов откладывается на годы, суды затягиваются, и даже телепрограммы начинаются с опозданием на полчаса…

Размышляя об этом, комиссар пришел в мрачное расположение духа. Нет, негоже встречать Ливию в таком настроении. Нужно отвлечься, чтобы убить этот час.

Он вдруг понял, что ужасно проголодался. Странно, ведь обычно он никогда не завтракал. Возможно, сказался ранний подъем и дальняя дорога.

В баре стояла очередь, как на почте в день выплаты пенсии.

– Пожалуйста, кофе и круассан.

– Круассанов нет.

– Закончились?

– Нет. Еще не привезли, через полчаса будут.

Подумать только, даже круассаны опаздывают!

Он нехотя допил кофе, взял газету и сел читать. Сплошная болтовня, переливание из пустого в порожнее.

Правительство, оппозиция, церковь, промышленники, профсоюзы – все только и делают, что пустозвонят. Сплетничают о разводе каких-то знаменитостей; о фотографе, снимавшем что-то такое, что нельзя было снимать; перемывают кости местному олигарху, на которого ополчилась жена за то, что он посулил золотые горы любовнице. В сотый раз обсуждают рабочих, свалившихся с лесов, как падают с дерева перезрелые груши; утонувших в море нелегалов, обнищавших пенсионеров и переживших насилие детей…

Пустозвонят всегда и везде, хватаются за любую тему, совершенно не решая проблем и не заботясь о принятии каких-то действенных мер…

Монтальбано вдруг пришло в голову, что неплохо бы внести поправку к первой статье Конституции: «Италия – это республика, основывающаяся на торговле наркотиками, систематическом опоздании и пустой болтовне».

Он в сердцах швырнул газету в мусорное ведро, вышел на улицу и закурил. У кромки воды кружили чайки. Ему вспомнился танец умирающей птицы.

Поскольку до прибытия самолета оставалось еще полчаса, комиссар решил пройтись. Дошел до берега, сел на камни у самой воды и наслаждался, вдыхая соленый запах водорослей и наблюдая за полетом чаек.

Когда он вернулся в аэропорт, самолет Ливии только что приземлился.

Она появилась перед ним, смеющаяся и прекрасная. Он крепко прижал ее к себе и поцеловал – они не виделись целых три месяца.

– Пойдем?

– Нужно забрать чемодан.

Выдавать багаж, как водится, начали через час, под возмущенные крики и ругань пассажиров. Хорошо еще, что чемоданы не улетели в Бомбей или Танзанию!

По дороге в Вигату Ливия спросила:

– Ты помнишь, что у нас заказан отель в Рагузе? Сегодня вечером?

Они планировали провести три дня в Валь-ди-Ното и посмотреть города сицилийского барокко, где Ливия еще не бывала.

Решение это далось Монтальбано непросто.

– Послушай, Сальво, – сказала Ливия по телефону неделю назад, – у меня будет четыре выходных, как ты смотришь на то, чтобы я приехала, и мы немного побыли вместе?

– Я буду счастлив.

– Послушай, давай съездим куда-нибудь недалеко?

– Мне кажется, отличная идея. К тому же в комиссариате сейчас мало дел. Куда бы тебе хотелось?

– В Валь-ди-Ното. Я там еще не была.

Ох, ну почему именно туда?

– Конечно, Валь-ди-Ното – замечательно, еще бы! Но, поверь, есть и другие места, где…

– Нет, я хотела бы именно в Ното, говорят, там совершенно бесподобный собор, а потом заехать, к примеру, в Модику, Рагузу, Шикли…

– Прекрасная программа, я не сомневаюсь, но…

– Ты не хочешь?

– Нет, по большому счету – да, конечно, почему бы нет? Только сначала надо бы узнать…

– Что узнать?

– Вдруг они как раз там снимают?

– Ты о чем? Что снимают?

– Телесериал… Ты же знаешь, его снимают в тех местах, а мне бы не хотелось…

– Послушай, тебе-то какая разница?!

– Что значит, какая мне разница? А если я встречусь лицом к лицу с актером, который играет меня… Как его там, Дзингарелли…

– Его фамилия Дзингаретти, не притворяйся, что не помнишь! Дзингарелли – это словарь ^[1]. Но ты мне скажи, какое это имеет значение? Что за детские комплексы, в твоем-то возрасте!

– При чем тут возраст?

– И потом, вы абсолютно не похожи.

– Согласен.

– Он намного моложе тебя.

Черт бы побрал этот проклятый возраст! Ливия знает его слабое место!

Он обиделся. Какое это имеет значение, моложе или старше?

– И что? Если на то пошло, он лыс как коленка, а у меня вон какая шевелюра!

– Сальво, давай не будем ссориться.

И тогда, чтобы сохранить мир, он позволил себя уговорить.

– Я прекрасно помню, что ты заказала гостиницу. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что ты должен вернуться с работы домой не позднее четырех.

– Я только подпишу бумаги.

Ливия рассмеялась.

– Что тут смешного?

– Сальво, как будто в первый раз… – Она замолчала.

– Нет, продолжай. В первый раз что?

– Ладно, не будем об этом. Чемодан у тебя собран?

– Нет.

– Прекрасно! Ты еще два часа будешь собирать чемодан, и на твоей крейсерской скорости мы приедем в Рагузу поздно ночью!

– Крейсерская скорость! Какое остроумие! Да сколько можно собирать чемодан? Полчаса, не больше!

– Хочешь, я тебе помогу?

– Нет, ради бога, не надо.

Однажды Ливия собрала ему чемодан, и, приехав на остров Эльба, он обнаружил, что она положила ему один ботинок черный, а другой – коричневый.

– Что значит – ради бога? – прошипела Ливия сдавленным голосом.

– Да ничего не значит, – ответил он, не желая провоцировать ссору.

Немного помолчали, и Монтальбано вдруг спросил:

– В Боккадассе чайки умирают?

Ливия, которая смотрела вперед на дорогу и все еще сердилась из-за чемодана, повернула к нему изумленное лицо.

– Чего ты на меня смотришь? Я просто спросил, умирают ли в Боккадассе чайки.

Ливия продолжала молча на него смотреть.

– Что, сложно ответить? Да или нет?

– По-моему, это глупый вопрос.

– Ты можешь просто ответить, не оценивая мой ай-кью?

– Я думаю, что в Боккадассе они умирают, как и везде.

– А ты когда-нибудь видела, как они умирают?

– Не думаю.

– Что значит – не думаю? Что тут думать? Видела или не видела! Третьего не дано!

– Не кричи на меня! Не видела! Доволен? Я не ви-де-ла!

– Это ты кричишь, а не я!

– Почему тебя интересуют чайки? Ты какой-то странный сегодня. С тобой все в порядке?

– Со мной все в порядке, в полном порядке, все отлично, прекрасно, лучше не бывает, черт бы побрал этот чертов порядок!

– Прекрати орать и поминать черта…

– Кого хочу, того и поминаю!

Ливия ничего не ответила, и он замолчал. Остаток пути ехали молча.

Почему, интересно, малейшая искра неизбежно высекает между ними ссору? И почему им в голову не приходит, что в таком случае логично пожать друг другу руки и расстаться навсегда?

Молчали всю дорогу, до самой Маринеллы. Вместо того чтобы немедленно отправиться в комиссариат, Монтальбано решил принять душ, чтобы успокоиться после перепалки с Ливией. А та, войдя в дом, немедленно заняла ванную.

Он разделся и робко постучался.

– Тебе чего?

– Давай скорее, я тоже в душ.

– Подожди, я первая.

– Ладно, Ливия, мне надо на работу!

– Я помню, только бумаги подписать!

– Да, но учти, я проехал от Вигаты до Палермо и обратно! Чтобы встретить тебя, между прочим. Мне нужно в душ!

– А я, разве я не проехала от Генуи до Вигаты? Это намного дальше! Сейчас моя очередь!

Значит, километры считать будем?

Чертыхаясь, он натянул плавки и пошел на пляж.

Солнце поднялось уже высоко, но песок под ногами был прохладным.

Холодная вода обожгла тело. Нужно плыть, не медля и энергично. Через четверть часа бодрого брасса он лег на спину и уставился в небо.

В небе, хоть ты тресни, не было ни единой чайки. Набежавшая волна захлестнула лицо, немного воды попало в приоткрытый рот. Вкус ее показался странным. Тогда он зачерпнул целую горсть и глотнул. Сомнений не оставалось, у морской воды был другой вкус, не такой, как раньше. Какая-то она менее соленая, даже горьковатая, как протухшая минералка. Может, поэтому чайка… Но тогда почему кефаль в трактире оставалась по-прежнему вкусной?

На веранде сидела Ливия в халате и пила кофе.

– Как водичка?

– Протухла.

Выйдя из душа, он наткнулся на нее.

– Что?

– Ничего. Ты очень торопишься?

– Нет.

– Тогда…

Он сразу понял. Где-то внутри заиграл целый симфонический оркестр, Монтальбано крепко обнял Ливию и прижал к себе.

Примирение было сладостным.

– В четыре, прошу тебя, не опаздывай! – напомнила Ливия, закрывая за ним дверь.

– Пришли ко мне Фацио, – бросил он Катарелле, входя в комиссариат.

– Нету его на месте, синьор комиссар.

– Он звонил?

– Нет, синьор комиссар.

– Как только появится, пусть зайдет.

На столе у Монтальбано высилась гора бумаг. Он оторопел. Еле-еле поборол искушение послать все к чертовой матери. Что, интересно, с ним сделают, если он их не подпишет? Смертная казнь отменена, пожизненное заключение тоже вот-вот отменят. Что тогда? Хороший адвокат может долго тянуть дело, а там, глядишь, и срок давности выйдет. Бывали ведь в Италии премьер-министры, которые пользовались этим рецептом, чтобы выбраться из куда более серьезных передряг. Но чувство долга все-таки пересилило.

2

Ауджелло вошел без стука и даже не поздоровался. Выглядел он неважно.

– Что случилось, Мими?

– Ничего.

– Ладно тебе, я же вижу.

– Отстань.

– Выкладывай, Мими.

– Всю ночь ругались с Бебой.

– Из-за чего?

– Она говорит, моей зарплаты не хватает, хочет найти работу. Кстати, ей предложили неплохой вариант.

– Ты не рад?

– Нет. Вопрос в том, куда пристроить ребенка.

– Ах да! И как она думает его решить?

– Уже решила, никаких проблем. Хочет отдать его в детский сад.

– И что?

– Я не согласен.

– Почему?

– Слишком мал. Ну хорошо, не слишком. Но мал. Мне его жаль.

– Думаешь, ему будет плохо в саду?

– Что ты! Ему там будет отлично! Но все равно жаль. Меня почти никогда нет дома. Если и Беба пойдет работать, значит, утром уходим – вечером возвращаемся. Так малыш, чего доброго, решит, что он сирота.

– Не говори глупостей, Мими. Быть сиротой – это совсем другое. На личном опыте говорю, ты знаешь.

– Извини. Давай сменим тему.

– Какие новости?

– Никаких. Полный штиль.

– Не знаешь, случайно, где Фацио?

– Нет.

– Слушай, Мими, ты когда-нибудь видел смерть чайки?

– Нет. Почему тебя это интересует?

– Сегодня утром я видел, как чайка умерла, прямо у моей веранды.

– В нее стреляли?

– Не знаю, не думаю.

Ауджелло внимательно посмотрел на Монтальбано. Аккуратно, двумя пальцами, извлек из внутреннего кармана куртки очки и надел на нос.

– Объясни.

– Нет, сначала скажи, зачем ты нацепил очки.

– Чтобы лучше тебя слышать.

– В них что, встроен слуховой аппарат?

– Нет. Слышу я прекрасно.

– Тогда зачем тебе очки?

– Чтобы лучше тебя видеть.

– Нет, Мими, не крути! Ты сказал, что надел очки, чтобы лучше меня слышать! Слышать, а не видеть!

– Какая разница! Когда я лучше тебя вижу, я лучше тебя понимаю.

– А что ты хочешь понять?

– Куда ты клонишь.

– Никуда не клоню! Я просто спросил!

– А я прекрасно тебя знаю, и знаю, чем заканчивается это «просто спросил».

– Чем же оно заканчивается?

– Тем, что нам придется расследовать смерть чайки! С тебя станется!

– Не говори ерунды!

– Ах, ерунды?! А история с лошадью, которую ты нашел мертвой на пляже? Мы все изрядно помучились, чтобы…

– Мими, иди ты знаешь куда…

Монтальбано уже полчаса подписывал бумаги, как вдруг зазвонил телефон.

– Синьор комиссар, тут синьор Миццика, он хочет поговорить с вами лично персонально.

– По телефону?

– Никак нет, он здесь.

– Ты спросил, что ему надо?

– Он что-то говорит про рыбацкие баркасы.

– Скажи ему, что я занят, и отправь к Ауджелло.

Но тут же передумал:

– Нет, давай я сам с ним поговорю.

Если синьор Миццика связан с рыбной ловлей, может, он что-то знает о чайках.

– Здравствуйте, комиссар, я Адольфо Риццика.

Было бы странно, если бы Катарелла по своему обыкновению не переврал фамилию!

– Садитесь, рассказывайте. Предупреждаю, что у меня только пять минут. Изложите мне суть проблемы, а потом поговорите с инспектором Ауджелло.

Синьор Риццика, лет шестидесяти, производил впечатление человека бывалого, но вежливого и с обходительными манерами. У него было обветренное и просоленное лицо, как у настоящего моряка. Риццика робко присел на краешек стула. Он заметно нервничал и теребил в руках носовой платок. На лбу выступили капельки пота. Так он и сидел, опустив глаза и не решаясь заговорить.

– Синьор Риццика, я жду.

– Я владелец пяти рыболовных траулеров.

– Рад за вас. Дальше?

– Я постараюсь кратко. Проблема вот в чем: один из пяти не внушает мне доверия.

– В каком смысле не внушает доверия?

– Пару раз в неделю этот траулер возвращается с опозданием.

– Не понимаю. Он возвращается позже остальных?

– Вот именно.

– А в чем проблема? Сделайте так, чтобы…

– Комиссар, я знаю, где они ловят рыбу, знаю, сколько времени им нужно на дорогу, я все время связываюсь с ними по телефону. В общем, они всегда сообщают, когда закончили и когда возвращаются.

– И что?

– А то, что капитан этого траулера, «Мария Кончетта»…

– Капитан – женщина?

– Нет, конечно, мужчина.

– Мне показалось, это женское имя.

– Женское имя у катера, а капитана зовут Аурели Сальваторе.

– Хорошо, дальше.

– Капитан Аурели говорит мне по телефону, что возвращается, но приходит с опозданием на час-полтора.

– Может, у этого траулера мотор слабый?

– Нет, синьор комиссар, как раз наоборот.

– Тогда почему он опаздывает?

– В том-то все и дело! Я думаю, весь экипаж замешан!

– Замешан в чем?

– Синьор комиссар, в море такой трафик, хуже, чем на автостраде, понимаете?

– Нет.

– Я думаю – но это только мое предположение, заметьте, – я думаю, они где-то берут груз.

– Какой груз?

– Вы не догадываетесь?

– Послушайте, синьор Риццика, у меня нет времени отгадывать загадки.

– По-моему, они замешаны в наркотрафике, комиссар. Не дай бог, все откроется, я не хочу быть соучастником.

– Наркотики? Вы уверены?

– На сто процентов – нет. В общем…

– А капитан Аурели как объясняет эти опоздания?

– У него всякий раз новое оправдание! То мотор заглох, то сети запутались.

– Знаете что? Поговорите об этом с инспектором Ауджелло. Я хотел бы задать вам один вопрос.

– Всегда пожалуйста.

– Вы когда-нибудь видели, как умирает чайка?

Риццика такого вопроса явно не ожидал и удивленно смотрел на Монтальбано:

– Какое отношение это имеет…

– Никакого, просто любопытно.

Рыбак ненадолго задумался.

– Было дело, тогда траулер у меня был один, я сам ходил в море, и видел, как падала замертво чайка.

– Она что-то делала перед смертью?

Рыбак удивился еще больше:

– А что она должна делать? Писать завещание?

– Послушайте, Миццика… – разозлился Монтальбано.

– Риццика.

– …шутки тут не уместны! Это серьезный вопрос!

– Хорошо-хорошо, я извиняюсь.

– Так что она делала перед смертью?

Риццика ненадолго задумался.

– Ничего не делала, комиссар. Упала камнем, я видел потом, как она качалась на волнах.

– А, она упала в море… – разочарованно протянул Монтальбано.

Если она упала в море, никакого танца, понятное дело, станцевать не могла.

– Я провожу вас к инспектору Ауджелло, – сказал комиссар, поднимаясь со стула.

Странно, никто не видел танца умирающей чайки. Кого бы еще спросить?

Зазвонил телефон. Это была Ливия.

– Ты знал, что у тебя пустой холодильник?

– Нет.

– Это безусловно акт саботажа твоей обожаемой Аделины. Она знала, что я приеду, она меня ненавидит, поэтому в холодильнике пусто.

– Боже мой, ты, как всегда, преувеличиваешь! Какая еще ненависть, просто вы обе немного недолюбливаете друг друга.

– Как ты можешь ставить меня с ней на одну доску?!

– Ливия, ради бога, не начинай, не стоит делать трагедию из пустого холодильника, пообедаем в траттории у Энцо.

– А как я туда доберусь? Пешком?

– Я за тобой заеду.

– Когда?

– Боже мой, Ливия, как смогу, так и приеду.

– Ты можешь сказать мне хотя бы приблизительно…

– Могу. Я не знаю!

– Пожалуйста, только не как обычно, прошу тебя!

– Что значит – как обычно?

– Значит, что ты говоришь «через час», а появляешься через три.

– Я буду пунктуален, как никогда.

– Но ты не сказал, во сколько…

– Хватит, Ливия! Хочешь, чтобы я сошел с ума?

– По-моему, это уже случилось!

Он повесил трубку. Телефон снова зазвонил. Монтальбано схватил трубку и сердито прокричал:

– Я не сошел с ума! Понятно?

Повисла пауза, затем раздался робкий голос Катареллы.

– Синьор комиссар! Клянусь здоровьем и табельным оружием! Я ведь и подумать не мог, что вы сошли с ума, не то что сказать…

– Катаре, я ошибся. Что у тебя?

– Синьор комиссар, там жена Фацио.

– Звонит?

– Никак нет, лично и персонально.

– Пусть зайдет.

Зачем, интересно, Фацио прислал жену? Не мог позвонить, если болен?

– Доброе утро, синьора. Чем могу помочь?

– Доброе утро, синьор комиссар. Простите, что беспокою, но…

– Совершенно не беспокоите, слушаю вас.

– Это я вас слушаю.

Боже, что это значит?

В глазах у синьоры Фацио светились тревога и беспокойство.

Монтальбано решил выведать как можно больше, чтобы не попасть впросак с ответом.

– Присаживайтесь. Мне кажется, вы чем-то взволнованы.

– Мой муж ушел из дома вчера в десять вечера, после вашего звонка. Сказал, что вы должны встретиться в порту. С тех пор от него никаких вестей. Обычно он всегда звонит. А в этот раз нет. Поэтому я немного волнуюсь.

Ах, вот в чем дело! Вообще-то он вчера вечером не звонил Фацио и не назначал ему свидания в порту. Куда, интересно, парня занесло?

Первым делом нужно успокоить синьору. Монтальбано так вошел в роль, что Станиславскому и не снилось. Он изобразил на лице чувства раскаяния и сожаления одновременно и с силой хлопнул себя ладонью по лбу:

– Господи! Как я мог забыть! Ради бога, простите, совершенно вылетело из головы!

– Что вылетело, синьор комиссар?

– Ваш муж просил позвонить вам! Боже, он так просил, чтобы я не забыл! Какой же я болван…

– Не корите себя, комиссар.

– Поверьте, мне очень жаль, что вам пришлось поволноваться! Будьте спокойны, с вашим мужем все в порядке! Он занят одним деликатным делом…

– Это я и хотела услышать, синьор комиссар. Спасибо.

Она встала и протянула ему руку.

Жена у Фацио была под стать мужу. Сдержанная и немногословная. Раза два или три, когда Монтальбано был у них в гостях (готовила она, надо признать, отвратительно!), он отметил, что синьора Фацио никогда не вмешивается в мужские разговоры, особенно если речь идет о работе.

– Я провожу вас, – сказал Монтальбано.

Они дошли до парковки. Монтальбано отметил, что синьора приехала на машине мужа. Значит, Фацио ушел пешком.

Комиссар вернулся в комиссариат и, остановившись перед стеклянной будкой, попросил Катареллу:

– Позвони Фацио на сотовый.

Катарелла сделал две попытки.

– Молчит, синьор комиссар.

– Скажи Ауджелло, чтобы зашел ко мне, срочно!

– Но у него синьор Миццика.

– Плевать на синьора Миццику!

«Что же случилось с Фацио?» – думал Монтальбано, входя в кабинет.

Жену Фацио он успокоил, но надолго ли? У них была встреча в порту. Почему в порту? Это могло означать все и ничего. Не исключено, что Фацио назвал место, которое первым пришло ему в голову.

Плохо, что Фацио не позвонил домой. Но, видимо, он не позвонил, потому что… потому что возникли обстоятельства, при которых он не мог этого сделать.

«Можно отсюда чуть подробней?» – попросил внутренний голос.

«Ты не развиваешь эту мысль, потому что боишься», – ответил ему Монтальбано.

«Боюсь? Интересно, чего?»

«Выводов, к которым неизбежно придешь».

«К каким таким выводам?»

«Почему Фацио не звонит. Он в руках бандитов, ранен или даже мертв».

«Как всегда, тебе первым делом в голову приходят самые дурные предположения!»

«А тебе? Думаешь, Фацио сбежал с какой-нибудь девкой?»

Вошел Ауджелло.

– Что за спешка?

– Закрой двери и сядь.

Ауджелло повиновался.

– Так что?

– Фацио пропал.

Мими уставился на Монтальбано открыв рот.

Они проговорили полчаса и пришли к выводу, что Фацио определенно начал какое-то расследование по собственной инициативе, не поставив никого в известность. Время от времени у него случались такие прекрасные порывы. Очевидно, на этот раз он недооценил опасность – хотя, учитывая его опыт, это странно – и попал в переделку.

Другого логичного объяснения не было.

– Мы должны найти его до завтра, – сказал Монтальбано. – До завтра я еще смогу водить за нос синьору Фацио. Пока она мне верит, но рано или поздно придется рассказать ей правду. Какой бы горькой она ни была.

– С чего начнем?

– У нас одна зацепка – порт. Начни с него.

– Могу я взять с собой кого-нибудь?

– Нет. Пойдут слухи… Но, если не сдвинемся с места, придется привлечь подкрепление.

Как только Ауджелло вышел, Монтальбано в голову пришла одна идея.

– Катарелла, пусть тебя подменят минут на пять, зайди ко мне!

– Мигом, синьор комиссар!

Мигом и явился.

– Послушай, Катаре, нужна твоя помощь.

Катарелла вытянулся по стойке «смирно», глаза у него блестели от радости.

– Я в вашем полном распоряжении, синьор комиссар.

– Подумай хорошенько, прежде чем ответить. В кабинете у Фацио нет прямого телефона, верно?

– Куда верней!

– Поэтому все звонки, которые к нему поступают, неизбежно проходят через коммутатор, верно?

Катарелла не ответил, только поморщился.

– Что такое?

– Синьор комиссар. У Фацио есть мобильник. Если кто-то звонит на мобильник лично персонально ему, Фацио, этот кто-то звонящий никак не проходит через коммутатор.

– Ты прав. Но я сейчас не об этом. Возьмем только коммутатор. Я хочу, чтобы ты вспомнил, кто звонил Фацио в последние четыре-пять дней. Ясно?

– Яснее ясного, синьор комиссар.

– Тогда садись на мое место, бери листок и ручку и пиши все имена, которые вспомнишь. А я пойду покурю.

– Простите, синьор комиссар, не могу.

– Не можешь вспомнить, кто звонил?

– Нет, не могу сесть на ваше место.

– Почему? Не место, как говорится, красит человека. Ладно, садись где хочешь.

Монтальбано вышел на улицу, закурил, задумчиво побродил по парковке и вернулся обратно.

3

Катарелла протянул ему листок. Там было три фамилии. Лоччиччиро (скорее всего, на самом деле Ло Чичеро), Парраваккио (поди разберись, как на самом деле его зовут) и Дзирета (ерунда, ошибка в удвоенных согласных: Дзирретта).

– Только три?

– Нет, синьор комиссар, четыре.

– Но ты написал только три.

– Четвертого не написал, и так понятно. Вот, между Гараваккио и…

– Здесь написано Парраваккио.

– Не важно. Видите, между Сараваккио и Дзинетой пустое место?

– Да. Что это значит?

– Белая строчка, Бьянко то есть.

Что тут скажешь? Сэкономил буквы. Гениально.

– Послушай, Катаре, это не тот Бьянко, у которого на прошлой неделе арестовали сына за драку?

– Он, синьор комиссар. А Лоччиччиро звонил потому, что тот, кто живет выше над ним на верхнем этаже, каждое утро мочится, уважительно говоря, ему на балкон, расположенный ниже.

– А Парраваккио чего хотел?

– Не знаю. Но Тараваккио приходится родственником Фацио.

– А кто звонил чаще, Парраваккио или Дзирретта?

– Конечно, Дзирета, он все время названивал, ему срочно, как можно скорее понадобилось получить паспорт.

Монтальбано вздохнул.

– А если вы хотите знать, кто досаждал непрерывными постоянными звонками, но это было больше чем пять дней назад, так это Манселла.

– Через «с» или через «з»?

– Через обе, синьор комиссар.

– И этот Мансзелла звонил через коммутатор?

– Манселла звонил через коммутатор, когда мобильный телефон Фацио был занят. Или выключен. И тогда он говорил мне, что это Манселла и что нужно, чтобы я сказал Фацио, как только освободится, пусть немедленно перезвонит ему, Манселле. Или пусть включит телефон.

– И Фацио перезванивал?

– Не могу знать. Поскольку меня там не было. Если перезванивал, перезванивал с мобильного.

– Ты, конечно, не помнишь, когда этот Манзелла позвонил в первый раз?

– Погодите-ка минутку!

Он выбежал из кабинета и так же бегом вернулся, держа в вытянутой руке блокнот в черном переплете. Пролистал несколько страниц. Они были густо испещрены номерами и именами.

– Что это?

– Синьор комиссар, я всегда записываю, кто звонит, чего хочет, точный день и час.

– А зачем?

– На всякий случай. Мало ли что.

– Разве у нас нет автоматического контроля входящих звонков?

– Есть, а только я не доверяю автоматам. Кто знает, что она думает, эта техника! Вот, нашел! Манселла первый раз звонил не далее как десять дней назад. После чего звонил каждый день, пятого дня последний раз. Но в тот день аж три раза. Помню, он нервничал. Велел передать Фацио, чтобы не болтал много по мобильнику.

– А потом?

– Потом больше не звонил. Но потом Фацио спрашивал раза два в день, не меньше, не звонил ли, случайно, Манселла. И всякий раз, когда я говорил нет, он говорил, что, если вдруг позвонит, немедленно соединить с ним, потому что очень сильно важно.

– Спасибо, Катаре, ты мне очень помог.

– Синьор комиссар, позвольте спросить?

– Спрашивай.

– Что с Фацио?

– Ничего. Ерунда, не волнуйся.

Катарелла вышел, изо всех сил стараясь не волноваться.

Как только за ним закрылась дверь, Монтальбано тяжело вздохнул и решил сделать то, чего делать не хотел. Лучше начать с худшего. Он набрал номер доктора Паскуано.

– Доктор на месте?

– Занят.

– Монтальбано это. Позовете его?

– Комиссар, вы меня извините, но не могу. Он с самого утра чернее тучи, всем грубит, и как раз сейчас проводит вскрытие.

Видимо, Паскуано накануне крупно проигрался в покер. В таких случаях голодный тигр добрее, чем доктор Паскуано.

– Тогда я вас спрошу. Ночью и сегодня утром были новые поступления?

– Свежие трупы, хотите сказать? Нет.

Монтальбано с облегчением вздохнул.

Он вышел из кабинета и, проходя мимо Катареллы, бросил:

– Я в Монтелузу, вернусь через час. Скажешь Ауджелло, пусть звонит на сотовый.

В Монтелузе три городские больницы и две частные клиники. Раньше достаточно было позвонить по телефону, сказать, что ты из полиции, и тебе сообщали всю необходимую информацию. Теперь эта чертова политика конфиденциальности, пока не придешь сам и не покажешь удостоверение, ни слова не добьешься.

В городских больницах Фацио не было. Предстояло самое сложное: частные клиники. Эти хранят секреты пациентов лучше, чем швейцарские банки. А сколько мафиози там оперируется! Вестибюль в первой клинике напоминал холл пятизвездочного отеля. За стойкой регистратуры, которая сгодилась бы в качестве зеркала, стояли две женщины в белых халатах – молодая и пожилая. Придав лицу суровое выражение, он обратился к пожилой:

– Комиссар Монтальбано, – и протянул удостоверение.

– Чем могу вам помочь?

– Мои люди будут здесь через десять минут. Все пациенты должны находиться в палатах, посетителям запрещено покидать больницу.

– Вы шутите?

– У меня постановление прокурора. Ищем опасного преступника, его фамилия Фацио, по нашим сведениям, со вчерашнего он дня находится у вас.

Регистраторша, белая как полотно, наконец ответила:

– Но у нас два дня как нет госпитализации! Смотрите сами! – И она повернула к комиссару монитор компьютера.

– Не морочьте мне голову! У нас есть сведения, что в клинике Матердеи…

– Но это не клиника Матердеи!

– Как?!

– Это клиника Салус!

– О боже! Простите, я ошибся. Извините! Всего доброго! Кстати, не вздумайте предупреждать Матердеи!

Из второй клиники его просто выгнали. Встретила его старшая медсестра лет шестидесяти, ростом под два метра, тощая, как смерть, и такая же страшная.

– Мы не подбираем на дорогах раненых бандитов.

– Хорошо, синьора, но…

– Я вам не синьора.

– Не надо отчаиваться, рано или поздно вы встретите своего принца.

– Вон отсюда!

Монтальбано садился в машину, когда его кто-то окликнул. Знакомый врач. Комиссар изложил суть дела. Врач ушел и через пять минут вернулся на парковку.

– Новых пациентов в эти дни не поступало.

Что это значит? Все вдруг сделались здоровыми или просто не накопили денег на оплату частных клиник? Ладно, главное, что Фацио нет ни в одной больнице. Куда же он подевался?

Зазвонил телефон: Мими Ауджелло.

– Сальво, ты где?

– Возвращаюсь в Вигату, был в Монтелузе, обошел все больницы. Фацио здесь нет.

– Слушай, а что, если…

Монтальбано понял.

– Не волнуйся, в морге его тоже нет. Есть у тебя новости?

– Есть. Приезжай в порт. Жду у входа, у южных ворот.

– Еду.

Южные ворота находились неподалеку от восточного пирса, где комиссар любил прогуливаться после обеда. Они служили главным образом для проезда машин на паром, направляющийся на Лампедузу. Отчаливал он ближе к полуночи. Как только начинался сезон отпусков, этот район порта превращался в бивак для туристов, ожидавших погрузки на корабль.

С обеих сторон огромных ворот стояли будки для офицеров финансовой полиции, контролировавших движение.

Днем, как правило, здесь было спокойно, оживление начиналось лишь к вечеру.

– Ночью эти и центральные ворота закрываются. Открытыми остаются только северные, – объяснил комиссару Мими.

– Почему?

– Потому что там швартуются рыболовные суда, там находятся склады и грузятся рефрижераторы, в общем, все, что нужно рыбакам.

– Если с Фацио что-то случилось, это случилось ночью.

– Вот именно.

– Тогда почему мы у южных, а не у северных ворот?

– Нас ждет офицер, его фамилия Сассу, прошлой ночью он дежурил у северных ворот.

– Он что-то видел?

– Идем, поговоришь с ним сам.

Сассу было лет двадцать с небольшим, парень оказался компетентным и неглупым.

– Рыболовецкие суда обычно возвращаются не раньше полуночи, разгружают улов, часть которого остается здесь, а остальное грузят в рефрижераторы, и те сразу уезжают. Работа кипит примерно до трех часов ночи, потом наступает тишина. Часа в четыре я услышал странные звуки. Мне показалось, это выстрелы.

– Сколько их было? – спросил Монтальбано.

– Два.

– Вы уверены, что это были выстрелы?

– Не уверен. Это мог быть звук мотора. Например, мопеда или мотоцикла. Кстати, сразу после этого мимо меня проехал большой мотоцикл. Поэтому я не встревожился.

– Сзади был пассажир?

– Нет.

– А вы не слышали криков, угроз? Может, кто-то звал на помощь?

– Нет, ничего.

– Вы можете вспомнить, откуда послышались выстрелы?

Сассу задумался, вид у него вдруг стал растерянным.

– Странно, – пробормотал он.

– Что?

– Я сейчас подумал… что, скорее всего, вы правы.

– Почему?

– Между двумя хлопками прошло несколько секунд. Мне показалось, я слышал первый рядом с доком, но следующий раздался намного дальше, где-то в районе второго или третьего склада… Если бы это был мотоцикл, я бы услышал оба хлопка с одной стороны.

– То есть это похоже на то, что кто-то бежал и стрелял? – спросил Монтальбано.

– Похоже.

Они поблагодарили офицера.

– Дело принимает плохой оборот. – Мими был встревожен.

– Идем, – сказал комиссар.

– Куда?

– Прогуляемся между доком и складами.

Холодильные склады тянулись вдоль внешней части центрального пирса, представлявшего собой широкий мол, протянутый далеко в море наподобие рукава.

Рыболовецкие суда причаливали и, разгрузив улов у складов с внешней части мола, переходили в образованную им бухту, где вставали на прикол, а экипаж отправлялся домой отдыхать.

Монтальбано и Ауджелло прошлись от дока до второго склада, внимательно глядя под ноги.

На дороге, заляпанной грязью, отпечатались шины грузовиков. Все склады были закрыты, кроме третьего, перед которыми стоял «Форд-Транзит». В приоткрытые дверцы фургона виднелись электрические провода, щитки и прочие инструменты. Может, сломалась холодильная установка, и ее чинили. Вокруг не было ни души.

– Пошли, мы ничего здесь не найдем. Только теряем время. Такая вонь, меня просто выворачивает, – сказал Мими.

Монтальбано не мог с ним согласиться, ему нравился этот запах. В нем чувствовался аромат водорослей, тухлой рыбы, старых корабельных тросов, морской воды, гудрона с легкой ноткой дизельного топлива. Удовольствие, доступное немногим.

Когда, потеряв всякую надежду, они возвращались обратно, Мими заметил на земле неподалеку от дока блестящий предмет. Это оказалась гильза, она закатилась под прогнившую доску.

Мими аккуратно поднял гильзу. Свеженькая, не ржавая, не помятая – видно, что провалялась здесь не недели и месяцы, а считаные часы.

– Никакой это не мотоцикл, – заключил Монтальбано.

– Похоже, от патрона калибра 7,65, – предположил Ауджелло. – Что будем делать?

– Сварим суп.

– В смысле?

– Мими, что ты можешь сделать с этой гильзой? Она всего-навсего подтверждает, что была перестрелка. Пока все. К сожалению.

Ауджелло на всякий случай опустил гильзу в карман.

Монтальбано стоял и задумчиво разглядывал носки своих ботинок. Во рту у него торчала сигарета, которую он забыл зажечь. Ауджелло тоже молчал. Комиссар заговорил, не глядя на Мими: похоже, он думал вслух:

– В Фацио – предположим, что это был Фацио, – стреляли, когда он возвращался к северным воротам. Очевидно, он закончил какие-то свои дела в районе складов и хотел покинуть порт, но здесь его поджидали.

– Зачем они ждали, когда он приблизится к доку? Это рядом с воротами, где всегда стоит охрана, – удивился Мими.

– У них не было выбора. Представь, что перестрелка завязалась у какого-то склада. Если мы обнаружим следы преступления, это даст нам полное право обыскать все склады. Им это, понятно, без надобности. А земля у дока ничейная. Здесь проходят все, кому нужно попасть на пирс. Это как перестрелка на центральной улице города, понимаешь?

– Во всяком случае, первым выстрелом его не уложили.

– Верно. Но Фацио понял, что не может бежать к воротам. Путь к ним был отрезан стрелявшим. Что он сделал?

– Что?

– Повернулся и побежал обратно, то есть к складам.

– Зачем? Разве это выход? Пирс кончается, а дальше море! Ему никуда не деться, это ловушка.

– Но он видел и понимал ситуацию, а мы – нет.

– Объясни-ка.

– Возможно, какой-то склад был еще открыт, и Фацио надеялся, что ему помогут. Офицер слышал два выстрела, второй выстрел раздался, когда Фацио поравнялся со вторым или третьим складом. И все, больше выстрелов не было, а это плохой знак.

– Что ты хочешь сказать?

– В него стреляли, а это значит, он либо ранен, либо убит.

– О боже! – воскликнул Ауджелло.

– Впрочем, возможен и другой вариант: Фацио сдался на милость победителей.

– В таком случае давай обыщем склады, – предложил Ауджелло.

– Зачем? Если он убит, от тела бандиты постарались избавиться. А если ранен или у них в заложниках, вряд ли его держат в морозильной камере.

– Допустим, он мертв. Где тело?

– Вот именно. У меня есть одно соображение.

– Говори.

– В море, Мими. Груз на шею, и все.

– Какого черта, Сальво!

– Это лишь предположение, Мими, не горячись. Подумай. Если его убили, бросить тело в море – самое простое и надежное дело. Я уверен, спрятать его на складе они не могли. Вдруг кто-то задержится на работе и увидит? Слишком рискованно. Поверь мне, это тупик.

– Ну хорошо.

– Ты вот что сделай: позвони шефу. Придумай что-нибудь. Но лучше ничего не говори про Фацио. Скажи, что нужно найти пистолет, он упал в море. Пусть даст водолазов.

– Как это? Он непременно спросит, чье оружие!

– Скажи, что пистолет мой.

– Интересно, как он упал в море?

– Через дырку в заднем кармане штанов.

– А если он не согласится?

– Скажешь, что тогда вся ответственность на нем.

– За что?

– За то. Люди видели, как у меня упал пистолет. Кто-то может нырнуть за ним. Мое дело предупредить.

Ауджелло отошел на несколько шагов. Телефонный разговор был долгим. Наконец Мими, покачав головой, подошел к Монтальбано и протянул ему телефон:

– Держи, он хочет поговорить с тобой сам.

– Монтальбано! Вы в своем уме? Что там у вас происходит?

– Я не хотел, эта дырка…

– Возмутительно! Только вы могли выронить табельное оружие через дырку в штанах! А если бы он у вас выпал на дорогу и выстрелил?

– Я никогда не держу в стволе патронов.

– Послушайте, Монтальбано, я не могу просить помощи у водолазов!

– Тогда мне придется нырять самому. Дыхание задерживать я умею.

– Монтальбано, с вами невозможно говорить! Дайте сюда Ауджелло!

Мими проговорил с начальником управления еще минут пять, потом опустил телефон в карман и выдохнул:

– Получилось.

Предположение комиссара не подтвердилось. Водолазы работали долго, но ничего не нашли.

Вернее, нашли всякую ерунду, даже детскую коляску и хозяйственную сумку с банками томатной пасты.

«Тем лучше», – подумал Монтальбано.

Между тем на пирсе собрались зеваки, они болтали и смеялись, громко высказывали идиотские предположения, наблюдая за работой водолазов. Монтальбано подобные сборища терпеть не мог.

Один из зевак подошел к комиссару и представился владельцем склада.

– Извините за беспокойство, комиссар, что сказать рыбакам?

– Кому?

– Рыбакам. Через час-другой они начнут возвращаться.

– И что?

– Водолазы работают прямо перед складами, рыбаки не смогут причалить, а им надо разгрузить улов.

– Не волнуйтесь. Максимум через четверть часа мы закончим.

– Можно спросить, что ищут? – спросил человек, внезапно перейдя на сицилийский диалект.

Диалект – это определенная близость и доверие.

– Конечно, – перешел на диалект и комиссар. – Мои часы. Они упали в море.

– А мне сказали, ваш пистолет.

– Ошиблись. Вечно они все перепутают.

4

В комиссариат они вернулись только к вечеру. Поесть за целый день не успели. Вернее, час-полтора, чтобы перекусить, можно было выкроить, но, по правде говоря, не было аппетита.

– Фацио не появлялся?

– Нет, синьор комиссар.

Они прошли в кабинет Монтальбано.

– Садись, Мими. Обсудим ситуацию. Хочешь кофе?

– Прекрасная идея.

Монтальбано поднял трубку:

– Катаре, не сходишь в бар нам за кофе? Спасибо.

Они переглянулись.

– Начинай ты, – сказал Мими.

– Теперь ясно, что Фацио у них. Но неясно, живой или мертвый.

– В море его не нашли.

– Это не гарантия, что он жив.

– Согласен. А если его все-таки убили вторым выстрелом у складов, где тело?

– Мими, мы не узнаем этого по одной простой причине. Нам неизвестно, что происходит на причале, когда возвращаются рыбаки, сколько времени им требуется для разгрузки улова, когда суда отплывают от складов, чтобы встать на прикол, долго ли грузятся рефрижераторы и во сколько они отъезжают с рыбой… Короче, что происходит там в это время.

– По словам офицера, выстрелы были около четырех, а с трех до четырех, как правило, все спокойно.

– Что значит – спокойно? Никого нет? Ни души? Вряд ли. Помнишь, он сказал, что после хлопков видел мотоцикл. Значит, там были люди.

Дверь резко распахнулась, отлетев к стене. Мими и комиссар подпрыгнули на стульях. Ауджелло вполголоса выругался. Появился Катарелла с подносом в руках, поднятая нога зависла в воздухе.

– Прошу прощения и извинения, – сказал он, – маленько не рассчитал.

Он поставил поднос на стол.

– Слушай, Катаре, кто-нибудь искал сегодня Фацио? – спросил комиссар.

Катарелла сунул руку в карман, достал блокнот. Послюнявил кончик указательного пальца и принялся листать страницы.

Ауджелло удивленно поднял брови.

– Значит. Звонили Бьянко и Лоччиччиро.

– Всё?

– Сарраваккио приходил лично и персонально.

– Выходит, не звонил только Манзелла.

– Точно так, синьор комиссар.

– Я ничего не понял, – прошипел Ауджелло, едва за Катареллой закрылась дверь.

Кофе был отличный. Комиссар рассказал Мими о звонках Манзеллы.

– Думаешь, если Манзелла сегодня не звонил, он знает, что случилось с Фацио? – спросил Мими.

– Не исключено.

– Что будем делать?

– Ты возвращаешься домой к Бебе и малышу.

– А ты?

– Отдохну немного, потом пойду на берег, посмотрю, что происходит на пирсе.

Телефон зазвонил, когда Монтальбано уже собирался уходить.

– Синьор комиссар! Вас спрашивает журналист Тизито.

– Соединяй. Привет, Николо, как дела? Куда ты пропал? Как дома?

– Все хорошо, спасибо. Ты еще в комиссариате?

– Как раз ухожу.

– Возвращаешься в Маринеллу?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Да так.

– Николо, ты чего-то недоговариваешь. Что у тебя?

– Ничего срочного. Хотел кое о чем спросить. Если спешишь, дай мне Фацио. Я поговорю с ним.

– Его нет.

– Ушел уже?

– Не знаю.

– Ладно, я позвоню ему домой.

– Нет!

Черт возьми, зачем он так закричал?

Помолчав немного, Дзито нерешительно заговорил:

– Прости, но…

– Видишь ли, Николо, дело в том, что его жена… она больна, и ему сейчас ни до чего… понимаешь?

– Конечно. Пока! Всего хорошего!

Интересно, устроило ли Николо Дзито такое объяснение?

Впрочем, дураку понятно, что репортер «Свободного канала» звонил неспроста.

Когда Монтальбано пришел на пирс, некоторые траулеры уже пришвартовались у складов и разгружали улов. Ярко горели портовые прожекторы. Вдалеке, у входа в гавань, были видны огни возвращавшихся с моря кораблей.

У складов стоял отчаянный гвалт: кричали рыбаки, кто-то ругался, кто-то отдавал приказы. Перекрывая гул голосов, урчали моторы катеров и авторефрижераторов; мерно гудели компрессоры холодильных установок.

Комиссар заметил, что в узких проходах между складами, в этих портовых переулках, развернулась активная торговля: ящики с рыбой тащили те же люди, которые только что разгружали их с траулеров и катеров. Вряд ли это бросовый товар, скорее доля, причитавшаяся самим рыбакам. Покупатели после недолгих переговоров грузили ящики на скутеры или в небольшие фургоны. Наверняка владельцы ресторанов или посланные ими люди. Приезжают, затариваются свежей рыбой по выгодной цене. На обычном рынке придется заплатить вдвое больше.

Монтальбано вдруг вспомнил про хозяина пяти траулеров, что приходил утром в комиссариат.

Как его бишь? Риццика, точно! Он должен быть где-то здесь.

Комиссар увидел охранника, в руках у него был ящик с рыбой. Видать, получил компенсацию за то, что закрывает глаза на стихийный рынок.

– Комиссар Монтальбано. Я хотел бы знать…

Охранник побледнел от страха.

– Мне ее подарили… эту рыбу… Клянусь! – ответил он дрожащим голосом.

– Я в этом нисколько не сомневаюсь. Я хотел бы знать, где можно найти синьора Риццику.

– Риццику? Он на складе, у него их несколько.

– Какие именно?

– Номер три, номер четыре и последний.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста! – явно приободрившись, ответил охранник. Он подобострастно отступал и чуть ли не побежал, опасаясь, что Монтальбано передумает и примется расспрашивать про рыбу.

Перед открытой дверью склада номер три стоял тот же «форд-транзит», что и утром. Монтальбано заглянул в открытые двери склада и увидел Риццику.

Тот разговаривал с человеком в комбинезоне. Вид у него был встревоженный. Увидев Монтальбано, Риццика пошел ему навстречу, вытянув для приветствия руку.

– Выйдем на улицу.

Очевидно, он не хотел говорить в присутствии человека в комбинезоне. Они отошли в сторонку, за склады, там было грязно и нестерпимо воняло ископаемыми и свежими экскрементами и мочой. Рядом не было ни души.

– Вы про мое заявление?

– Нет. А вы подали заявление по форме моему заместителю Ауджелло?

– Не знаю, по форме или нет. Но подал.

– Вернулись ваши рыбаки?

– Нет, через час-полтора.

– А тот траулер, который всегда опаздывает, как его…

– «Мария Кончетта»? У него сегодня выходной. Да лучше бы все сегодня опоздали!

– Почему?

– Склад со вчерашнего дня не работает. Холодильник не морозит. Несу убытки, вчера пришлось выбросить всю рыбу в море. Электрик сказал, нужно заказывать какую-то деталь в Палермо. А сегодня два траулера возвращаются груженные доверху, говорят, был хороший улов. Нужно чинить третий склад, обычно он у меня для…

– Кажется, вы говорили, что у вас пять рыболовных судов?

– Да-да.

– А почему в море вышли только два?

– Комиссар, они работают посменно. Два отдыхают, три работают, и наоборот.

– Понятно.

– Простите, мне нужно на склад. Что до моей проблемы, синьор Ауджелло все знает. Я очень прошу!

– Конечно! Постойте, а как зовут капитана «Марии Кончетты»?

– Аурели. Аурели Сальваторе.

– А имена членов экипажа вы помните?

– Я всех назвал синьору Ауджелло.

– Назовите и мне.

– Албанезе Тото, Беллавия Гаспано, Дима Пеппе, Фрагапане Жеже, Дзамбито Антонио и двое тунисцев, как их зовут, не припомню, но я назвал их имена синьору Ауджелло.

Манзеллы среди них, к сожалению, не было.

Шел четвертый час, основные работы на пирсе закончились. Суда стояли в бухте. Авторефрижераторы отъехали. Закрылись большие ворота складов, кроме третьего, где электрики чинили оборудование. И все же…

И все же дорога перед складами не опустела совсем. Пять или шесть человек оставались на пирсе, переговаривались, спорили, кое-кто затевал потасовку. Значит, и прошлой ночью кто-нибудь непременно слышал выстрелы и видел, как Фацио убегал.

Офицер слышал два хлопка, а потом видел мотоцикл. Значит, один свидетель точно был! Но эти люди ничего не скажут, Монтальбано был уверен на все сто.

Внезапно он почувствовал такую усталость, что ноги стали как ватные.

Зря потерял время. Завтра утром нужно пойти к начальнику управления и все рассказать. Придется начать официальное расследование, ничего не поделаешь. Время идет, и чем дальше, тем хуже для Фацио, если он еще жив.

– Монтальбано!

Обернувшись, он увидел Николо Дзито.

– Кто тебе сказал, что я здесь?

– Ауджелло, я позвонил ему, не мог тебя найти.

– Что-то случилось?

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Слушаю.

– Пойдем в мою машину?

Машина стояла возле дока. Утренний ветерок был свеж. Монтальбано от усталости, голода и волнения сильно замерз.

Он сел в машину, опустил голову на подголовник и закрыл глаза.

Очнулся же от дивного аромата. Дзито сунул ему под нос крышку термоса с горячим кофе. Монтальбано сразу ожил.

– Когда пропал Фацио? – спросил журналист.

Комиссар поперхнулся. Дзито похлопал его по спине.

– Откуда ты знаешь?

– Мне позвонили, а ты подтвердил мои опасения.

– Я?!

– Да. Ты запретил мне звонить Фацио домой. Мне это показалось странным. Скажи честно, во что он ввязался?

– Понятия не имею. В том-то все и дело, Николо. Он никому ничего не сказал. Кто тебе звонил?

– Этого я сказать не могу. Кажется, этот человек видел Фацио, и тот выглядел ужасно.

– Что это значит?

– У него голова была в крови.

– Он был один?

– К несчастью, нет. Но тот человек не уверен, что видел именно Фацио, он просил меня проверить. Я позвонил тебе, ты косвенно подтвердил мои подозрения. Тот человек просил перезвонить ему через два часа.

– Почему он сам не сообщил в полицию?

– Потом объясню. Я перезвонил, он объяснил, где находится, так что можно переговорить с ним лично. Ты согласен?

– Конечно. Где это?

– Недалеко от Риверы. Часа полтора на машине.

– Поехали. Так почему он позвонил не в полицию, а тебе?

– Потому что у него проблемы с законом, Сальво!

С каких это пор преступника волнует судьба полицейского? Спрашивать было бесполезно: Дзито никогда бы не назвал имя своего информатора. Утешало одно: Фацио жив.

– Что ты сказал Ауджелло?

– Что нужно срочно с тобой поговорить.

– Намекнул, что речь идет о Фацио?

– Нет.

Позвонить Мими и сообщить новость? Нет, пусть спит. На этой мысли глаза у Монтальбано, как по команде, закрылись. И он провалился в сон.

Разбудила его тишина.

Дзито в машине не было. Солнце поднялось уже высоко. Машина стояла на проселочной дороге, но никакого села рядом не было. Совершенно безлюдная местность, заброшенная земля. Хилые деревья, пучки травы, редкие кусты ракитника. Из земли повсюду выступали белые камни.

Известняки, гиблое место, здесь ничего не растет, здесь и ходить-то опасно. Почва изъедена эрозией, недолго провалиться в яму, а та может оказаться глубокой расщелиной.

Монтальбано знал, что известняки – это кладбища безымянных костей, территория мафии, особенно если нужно кого-то убрать. Человека ставят на краю ямы и стреляют. Или не стреляют, экономят патрон. Просто толкают. Несчастный либо умрет при падении, ударяясь об острые камни, либо упадет на дно, а там можно кричать сколько угодно – никто и никогда не услышит. Его ждет медленная смерть – от голода, а особенно от жажды.

Метрах в десяти от дороги стоял покосившийся домишко. Белый куб, он тоже выглядел как известняк, только очень большого размера. Дверь в хибару была закрыта. Должно быть, Николо там.

Монтальбано решил не выходить из машины. Пошарил в карманах: три сигареты. Закурил и приоткрыл окно. Даже пения птиц не слышно.

Не успел он докурить одну сигарету, как дверь белого куба открылась и на пороге появился Дзито. Он помахал рукой. Монтальбано вышел из машины и направился к дому.

– Он готов все рассказать, Сальво, но есть одна загвоздка.

– Какая?

– Он не хочет, чтобы ты его видел. Придется завязать тебе глаза.

– Смеешься?

– Нет. Иначе он ничего не расскажет.

– Это мы сейчас посмотрим!

– Сальво, не будь дураком. Что мне было делать?

Дзито достал из кармана огромный платок в красную и зеленую клетку.

Монтальбано не мог удержаться от смеха.

– Скатерть с собой носишь?!

– С некоторых пор да. Синусит.

Дзито завязал комиссару глаза и повел в дом.

– Доброе утро, комиссар, – голос был явно немолодой, глубокий, с почтительными нотками.

– Доброе утро.

– Прошу прощения за то, что пригласил вас сюда, и прошу простить меня за то, что пришлось завязать вам глаза. Но так будет лучше для всех.

– Давайте без этих любезностей, – сказал комиссар. – Рассказывайте, что вам известно.

– Вчера утром, часов в шесть, я был у горы Шибетта. Знаете, где пересохшие колодцы?

– Да.

– Я проезжал мимо пересохшего ручья, там бетонное корыто, где раньше поили скот. Их было трое. Один сидел на краю, а двое стояли рядом. У того, кто сидел, была перевязана голова, и рубашка вся в крови. Потом один из стоявших ударил его по лицу, и он упал. Но я успел его рассмотреть. Мне показалось, это был синьор Фацио.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– Что было потом?

– Я проехал вперед и видел в зеркало, как они подняли его снова.

– А вы что там делали?

– Поспешил скрыться, и как можно скорей. Меня ищут карабинеры. Я решил пересидеть пока здесь. Но сначала я позвонил синьору Дзито.

– Давно вы знакомы?

– Это не имеет значения, Сальво, – подал голос Николо.

– Хорошо, продолжайте.

– Прежде всего я хотел убедиться, что это действительно Фацио.

– А когда убедились, почему вы попросили Дзито обратиться ко мне?

– Потому что однажды синьор Фацио проявил снисхождение к моему сыну.

– Как вы думаете, зачем они привезли Фацио туда?

Голос замолчал, повисла пауза.

– Ну? – настойчиво спросил Монтальбано, теряя терпение.

– Комиссар, если его привезли туда, значит, они решили от него избавиться. Скорее всего, сбросить в один из пересохших колодцев.

Этот ответ он и боялся услышать.

Нельзя было терять ни минуты.

– Спасибо вам, синьор Никотра.

– Как вы меня узнали, комиссар?

– Вашу историю мне рассказывал Дзито, мы давно с ним дружим. А когда вы сказали, что Фацио проявил снисхождение к вашему сыну… я сразу понял. Еще раз большое спасибо.

5

За порогом хибары Монтальбано содрал с лица клетчатый платок и побежал к машине. Следом за ним едва поспевал Дзито.

– Быстрее! Быстрее!

– Куда ехать? – спросил журналист.

– К горе Шибетта. Нужно спешить!

– Сальво, подумай сам, прошло уже много времени…

– Я думаю, думаю, не волнуйся.

– Похоже, ты не понимаешь: если они его…

– Я все понимаю. Но возможно, он еще жив. Ты знаешь, где эти пересохшие колодцы?

– Да.

– Сколько времени нужно, чтобы туда добраться?

– Часа два.

– Поехали. Дай мне твой мобильный.

У Мими сон как рукой сняло, когда Монтальбано все ему рассказал.

– Этот Никотра твой друг? Почему ты не убедишь его явиться с повинной? – спросил комиссар у Дзито.

– Сколько раз ему говорил! Какое там! Одна мысль о том, что он окажется за решеткой, сводит его с ума. Боится, что не выдержит в тюрьме. Все-таки двойное убийство – это двойное убийство.

– Я понимаю. Но у него есть масса смягчающих обстоятельств. Ты и сам знаешь, у нас рога – главное смягчающее обстоятельство. Рогоносец может полгорода перестрелять, и все будут на его стороне. Застать жену в постели с собственным братом и не убить обоих? Разве ты после этого мужик? Для присяжных Долг, Семья, Честь и Женская Добродетель – не пустые слова, скорее всего, Никотра будет оправдан.

Встречу назначили у пересохшего ручья. Ауджелло еще не подъехал.

– Где их черти носят? – нервничал Монтальбано.

– Подождем, им нужно время, – пытался успокоить его Дзито.

Комиссар закурил. Хорошо, что в Ривере был открыт бар, Монтальбано купил сразу три пачки, про запас.

Первыми приехали спасатели, у них была специально оборудованная машина и даже кран. Видно, Ауджелло хорошо объяснил задачу: спуститься в старые заброшенные колодцы, достаточно глубокие.

– Мы готовы. Можно начинать? – спросил командир спасателей по фамилии Маллия.

– Подождем, пока приедет мой заместитель, – сказал Монтальбано.

– Все-таки мы начнем, посмотрим, как ситуация. Может, выиграем время. Увидимся у первого колодца.

– Вы знаете, где это?

– Конечно, примерно километр отсюда. Два года назад мы вытаскивали оттуда труп, – сказал Маллия.

«Лиха беда начало…» – подумал комиссар.

Вскоре подъехал Мими Ауджелло на своей машине. За ним, на служебной, ехали Галло, Галлуццо и новый инспектор Ламарка, толковый юноша.

Три колодца были вырыты здесь лет тридцать назад метрах в ста друг от друга. Они соединялись между собой тропинкой. Земля с давних пор принадлежала семейству Фраделла. Несколько поколений этой семьи, хорошие земледельцы, так и не смогли вырастить здесь ни одного деревца, ни одной культуры. Мертвая земля. Легенда гласила, что она проклята: в стародавние времена лихие люди надругались в этих краях над девушкой и убили ее. Тогда Фраделла позвали монаха из Трапани, который умел изгонять дьявола. Он не смог ничем помочь. Слишком сухая, мертвая земля. Надо найти воду, чтобы оживить ее. Как раз тридцать лет назад из Америки приехал Джо Фраделла. В Америке у него было свое ранчо. Он сказал родственникам, что знает отличного лозоискателя, способного найти воду даже в Сахаре. И пригласил за свой счет американского умельца. Лозоискатель, оказавшись в этих краях, удивленно воскликнул:

– Здесь столько воды, что можно создать оазис!

Фраделла вырыли первый колодец, и на глубине тридцати метров нашли кристально чистую воду. Тогда они вырыли еще два, и через пару лет земля, орошаемая с помощью специальной системы полива, зазеленела. Все, что они ни сажали, росло как на дрожжах. Все тридцать гектаров превратились в цветущий рай. А потом местные власти решили проложить новую скоростную трассу между Монтелузой и Трапани, объект чрезвычайно важный, как объясняли политики. Дорога должна была пролегать через гору Шибетта. Туннель рыли, вгрызаясь в гору с двух сторон. С завершением туннеля завершились и работы по строительству магистрали.

В том смысле, что трассу так и не проложили, потому что с рекордной скоростью кончились бюджетные деньги, осевшие в карманах подрядчиков и мафии. Ко всему прочему, в землях семейства Фраделла исчезла вода. Возможно, когда долбили туннель, повредили водоносную жилу. Земля стала прежней: сухой и безжизненной.

С тех пор пересохшие колодцы обрели печальную славу безымянных могил.

В первом колодце спасатель в защитном костюме, обвязанный тросами, добравшись до дна, ничего не нашел. Люди и техника переместились ко второму. Спустившись метров на двадцать, спасатель подал сигнал тащить его наверх.

– Он не дошел до конца, – заметил комиссар.

– Значит, есть проблема, – коротко ответил Маллия.

Показавшись наверху, спасатель сказал:

– Мне нужна маска.

– Не хватает кислорода? – спросил Монтальбано.

– Нет, там ужасно воняет. Похоже на трупный запах.

Монтальбано как будто ударили под дых. Он побледнел, дыхание у него перехватило. К горлу подступила тошнота.

– Вы что-нибудь видели… – начал Мими Ауджелло.

– Нет, только чувствовал запах. Он очень сильный.

Маллия, командир спасателей, заметил, как изменился в лице комиссар:

– Подождите, может, это труп овцы или собаки…

Спасатель надел маску и снова спустился в колодец. Мими взял Монтальбано под руку и отвел его в сторонку.

– Ты чего? Это точно не Фацио.

– Почему?

– Прошло слишком мало времени, его труп просто не успел бы… Ты понимаешь…

Конечно, Мими был прав. Но на душе у Монтальбано кошки скребли.

– Не хочешь пойти в машину, отдохнуть? Если будет что-то важное, я тебе сообщу.

– Нет.

Отдохнуть! Монтальбано не мог стоять на месте. Нужно двигаться, хотя бы ходить кругами вокруг колодца. Все смотрели на него с пониманием.

Наверху показалась голова спасателя.

– Комиссар, там труп, – сказал он.

Монтальбано накрыла тошнота. Как сквозь сон, он услышал фразу:

– Думаю, что труп пролежал не меньше четырех-пяти дней.

– Нужно поднять его, – сказал Маллия.

– Это непросто, – заметил спасатель.

Монтальбано чувствовал себя неважнецки. По всему телу будто шли электрические разряды, от головы до самых пяток, а во рту был противный, как отрыжка, горьковато-кислый вкус. Если труп лежит там четыре дня, значит, Ауджелло прав, это не Фацио. Только эта успокоительная логика почему-то не работала, тело реагировало по-своему, не слушая доводов рассудка. Дорого бы дал Монтальбано, чтобы понять, куда подевался Фацио и где его искать.

– У вас есть все необходимое, чтобы поднять труп? – спросил комиссар у командира спасателей.

– Конечно.

– Мими, сообщи прокурору, криминалистам и доктору Паскуано.

– Так будем доставать труп или подождем их всех? – поинтересовался Маллия.

– Подождем. А пока обследуем третий колодец.

– Думаете, это не тот человек, которого вы ищете?

– Более чем уверен.

– Но…

– Вы со мной не согласны? – Комиссар начинал заводиться.

В такие моменты он не терпел возражений.

– Нет, – сказал Маллия, – я совершенно не в этом смысле… Я хотел сказать, лучше обследовать третий колодец не сейчас, а после того, как вытащим труп. Передвигать все это оборудование утомительно и сложно, понимаете?

Он понимал. Скрепя сердце, неохотно, но понимал.

– Хорошо, согласен.

Подошел Дзито, все это время он держался в стороне. Он знал, что Монтальбано дорожит Фацио, и сочувствовал другу.

– Сальво, я позвоню в редакцию?

– Зачем?

– Если не возражаешь, попрошу ребят приехать, сделать репортаж. Это важно.

Он был признателен Николо. Если б не журналист, неизвестно, как долго продолжались бы поиски Фацио.

– Звони.

Монтальбано зашагал по тропе к третьему колодцу. Дорога шла в гору. Пройдя шагов десять, он начал задыхаться. Сказывались усталость и волнение. В голове была полная каша.

Он боялся, что худшие опасения могут подтвердиться, боялся увидеть мертвого друга. Бог знает как он добрался до третьего колодца, рядом с которым на земле валялись ржавые остатки насоса.

Комиссар присел на полуразрушенную стену колодца. Солнце припекало, день выдался жарким, но по спине у Монтальбано стекал ручеек холодного пота. Земля вокруг колодца высохла и превратилась в пыль, дожди шли в этих местах редко. Невдалеке комиссар заметил следы, но на мертвой сухой земле невозможно было понять, старые это следы или свежие. Он лег на живот и заглянул в колодец. Тьма кромешная. Нет, нужно, чтобы спасатель спустился на дно. И все же, если Фацио там, внизу, нет ни малейшей надежды, что он еще жив.

Возвращаясь к спасателям, комиссар обдумывал ситуацию. В голову пришла одна мысль. Он отозвал в сторону Мими.

– Слушай, Мими, я говорил с командиром спасателей, после того как они вытащат труп, мы осмотрим последний колодец.

– Да, он мне сказал.

– Я очень надеюсь, что Фацио там нет. Когда все разъедутся, мы должны остаться.

– Зачем?

– Как зачем? Искать Фацио. Я уверен, он где-то здесь.

– Почему ты так думаешь?

– Фацио был ранен в порту. Там его погрузили в машину и привезли сюда. Здесь они вряд ли оказали ему первую помощь, скорее продолжили мучить. Вывод: если его не убили, то Фацио, раненый, где-то здесь. Подумай сам, его не повезут обратно в порт.

– Что ты предлагаешь?

– Как только мы избавимся от трупа, ты поедешь к шефу и все ему расскажешь. Придется устроить большую облаву.

– Ладно. А ты?

– Я возьму Галло, Галлуццо и Ламарку, будем искать.

– Хорошо.

Джентльменский клуб, обычно собирающийся по случаю убийств, прибыл из Монтелузы часа через два. Первыми приехали криминалисты и принялись отщелкивать тысячи фотографий, как обычно, бесполезных, но такая у них работа. На этот раз снимали колодец и его окрестности. Поскольку Аркуа, начальник криминалистов, которого Монтальбано терпеть не мог, не приехал, комиссар подошел к одному из них и попросил внимательно исследовать бетонное корыто у пересохшего ручья, нет ли там пятен крови.

– При чем тут бетонное корыто у пересохшего ручья? – подозрительно посмотрев на комиссара, спросил тот.

Черт, верно! Он перепутал Фацио и труп в колодце! Это от усталости, голова совершенно не работала.

– Делайте, как я сказал! – строгим тоном приказал он.

Тот ответил, что сделает, когда они закончат с трупом.

Затем приехал доктор Паскуано с труповозкой и санитарами и начал возмущаться:

– Вы хотите, чтобы я лез в колодец делать аутопсию? Доставайте его, чего ждете?!

– Ждем прокурора Томмазео.

– Он ползет как улитка! В следующий раз звоните мне после того, как он будет на месте!

Но прокурор Томмазео не ползал как улитка. Скорее он ездил, как подгулявший подросток. Приехав на место, он рассказал, что добирался из Монтелузы три часа из-за того, что дважды вылетел на обочину, а в третий раз – аккурат в дерево. Он также сообщил, что при столкновении с деревом ударился головой, поэтому плохо соображает.

– Это мужчина или женщина? – спросил он у командира спасателей.

– Мужчина.

Прокурор Томмазео тут же потерял к делу всякий интерес. Его интересовали лишь женские трупы, лучше обнаженные, и преступления на сексуальной почве.

– Хорошо-хорошо, вытаскивайте. Всем привет.

Помахав на прощание, он уехал. На встречу с очередным деревом. Все без исключения присутствующие мысленно послали ему вслед проклятия.

На этот раз на лебедку повесили дополнительную обвязку с брезентом, по бокам которого болталось много веревок. Монтальбано посочувствовал спасателям: работа не из легких, да еще и малоприятная. Как у могильщиков. При этой мысли машины, люди, пейзаж – все вдруг закружилось. Теряя равновесие, он крепко схватился, чтобы не упасть, за плечо стоявшего рядом Мими Ауджелло.

– Сальво, иди домой. Я буду здесь. На тебе лица нет, – сказал ему Мими.

– Нет.

– Ты на ногах не стоишь! Пожалуйста, посиди хотя бы в машине, – вмешался Дзито.

– Нет.

Отдыхать нельзя: уснет мертвецким сном.

Наконец, после многочисленных попыток, похожий на мумию труп, завернутый в брезент и обвязанный веревками, подняли наверх. Его положили на землю у колодца.

Все подошли посмотреть, предусмотрительно прикрыв платками нос и рот. На вид мужчина лет шестидесяти, совершенно голый, худой. Лицо у него было обезображено. Спасатель прыгнул обратно в колодец.

– Зачем?

– Забрать покрывало, которое было под телом.

Паскуано тем временем взглянул на труп.

– Здесь я ничего не могу сделать. Везите в лабораторию.

– Доктор, отчего он умер?

– Вы что, Монтальбано? Сами не видите? Ему в лицо разрядили целую обойму.

Репортеры из «Свободного канала» подоспели как раз вовремя, чтобы отснять сюжет. Когда они закончили, Дзито подошел к Монтальбано, крепко обнял его и уехал вместе со съемочной группой.

Пока криминалисты занимались своим делом, к комиссару подошел командир спасателей, Маллия.

– Пожалуй, лучше задержать их.

– Зачем?

– Если в последнем колодце мы что-нибудь найдем, всем придется вернуться.

– Лишняя предосторожность! Давайте не будем терять время!

Маллия отдал приказ, и техника направилась к третьему колодцу.

– Садись в машину, – сказал Мими.

– Нет. Я пешком, – ответил Монтальбано.

Они не понимают: если он сядет, то все.

Он дошел до колодца и почувствовал, что весь взмок от пота. Закурил. Сигарета дрожала в руке, и он ничего не мог с этим поделать.

Когда они спустят спасателя в колодец? Почему так долго возятся с обвязкой?

– Почему они еле шевелятся?

– Успокойся, Сальво. Они работают быстро, как только могут.

Наконец-то спасателя опустили в колодец. Боже, как медленно! Конечно, куда им торопиться?! Интересно, они специально действуют ему на нервы? Нет, смотреть на это невозможно. Он отошел на несколько шагов, поднял камень и бросил в торчавший из земли железный прут.

Промахнулся. Поднял еще один, снова мимо. И еще, и еще… Пока по шуму лебедки не понял, что спасателя поднимают наверх.

Поравнявшись с краем колодца, тот не спешил вылезать. Командир подошел к нему, и спасатель что-то сказал ему на ухо. Что это значит? Монтальбано перехватил быстрый взгляд, которым обменялись командир и Мими Ауджелло. Одно мгновение, взмах ресниц. Он сразу все понял, слов не требовалось.

– Вы нашли его! Он в колодце!

Монтальбано прыгнул вперед, но путь ему преградил Мими. Их окружили, словно сговорившись, Галло, Галлуццо и Ламарка.

– Брось, Сальво. Ради бога, успокойся!

– Комиссар, мы не знаем, кто это, – вмешался Галло.

– Ламарка, верни всех назад, криминалистов, прокурора… – начал Ауджелло.

– Нет!

Монтальбано крикнул так, что спасатели оглянулись.

– Я скажу, когда их звать! Понятно? – сказал он, отстраняясь от Ауджелло.

Все смотрели на него с удивлением. Усталость комиссара как рукой сняло. Он стоял прямо, неподвижно, руки у него больше не дрожали.

– Но почему? – спросил Мими. – Так будет быстрее.

– Не хочу, чтобы его видели посторонние, понятно? Не хочу! Сначала мы сами простимся с другом, потом позовем остальных.

6

Монтальбано решительно зашагал к колодцу. Подошел вплотную и припал к стене, чтобы все увидеть первым. Наступила напряженная тишина, тяжелая, будто свинцовая. Грохот лебедки как сверло ввинчивался в мозг.

Перегнувшись через край колодца, комиссар подался вперед всем телом, потом спрыгнул вниз, повернулся к своим друзьям и сказал:

– Это не он.

Ноги у него подкосились, и медленно, как мешок, он стал оседать на землю. Ауджелло с трудом его удержал.

Монтальбано видел как в тумане, как кто-то подхватил его и понес к служебной машине. Видел, как его укладывали на заднее сиденье. Это было последнее, что он видел, потому что сразу то ли провалился в сон, то ли потерял сознание. Галло, как всегда, пулей рванул с места.

Комиссар очнулся, когда машина резко затормозила. Он свалился на пол. Выругался. И услышал голос Галло, у которого тоже вырвалось крепкое словцо.

Интересно, сколько времени прошло? Удивительно, но Монтальбано чувствовал себя свежим и отдохнувшим, будто проспал всю ночь.

– Долго мы едем?

– Около часа, синьор комиссар.

– Значит, подъезжаем к Монтереале?

– Да, синьор комиссар.

– Бар «Реале» еще не проехали?

– Еще нет.

– Отлично. Остановись там.

– Но вам нужно отдохнуть и…

– Остановись у бара. Я отдохнул, не волнуйся.

Он выпил две чашки кофе, ополоснул лицо в туалете и вернулся в машину.

– Едем назад.

– Но, синьор комиссар…

– Не спорь. Позвони Ауджелло и узнай, что там.

Поговорив с Мими по телефону, Галло сообщил:

– Криминалисты еще на месте, заканчивают. Томмазео и доктор Паскуано уехали.

– Хорошо. Скажи Ауджелло, чтобы ждал нас у пересохшего ручья.

– Криминалисты нашли две гильзы, – первое, что сказал ему Мими.

– Где?

– Прямо у колодца. Их было не видно, они валялись среди остатков насоса.

– Они у криминалистов?

– Да. Но я успел сравнить их с той, что у меня в кармане, помнишь, мы нашли ее в порту. На мой взгляд, они идентичны.

– Кто этот парень?

– Неизвестно. Документов в карманах нет. На вид ему лет тридцать.

– Причина смерти?

– Падение.

– Как это?

– Так. Он упал в колодец и разбился насмерть.

– Когда это случилось?

– Паскуано говорит, с момента смерти прошло часов десять.

– На его теле точно нет огнестрельных ранений?

– Точно, Сальво. Что будем делать?

– Мими, я передумал. Не будем ставить в известность шефа. Давай осмотрим окрестности.

– Хорошо. Ты как думаешь, что произошло?

– Я думаю, Фацио понял, что его хотят сбросить в колодец, и сам столкнул одного из них, а потом убежал. Второй выстрелил вслед, но промахнулся.

– Не исключено, что так и было, ведь тела Фацио мы не нашли. Откуда начнем?

– С горы Шибетта. Видишь домик возле опоры линии электропередачи? Поезжайте туда; если ничего не найдете, поднимайтесь в гору, дорога там одна. В горе много пещер и гротов. Может, он прячется в одной из них. Время от времени зовите его по имени. Скорее всего, он не может передвигаться. Связь держим по телефону.

– Хорошо. А ты?

– Есть одна идея. Созвонимся через час.

– Куда едем? – спросил Галло.

– Рядом в горе есть туннель.

– Мне кажется, его закрыли.

– Поехали посмотрим.

Вход в туннель перекрывал деревянный забор. Конечно, машине не проехать, но человек может пройти.

Действительно, две доски прямо в центре были выбиты, так что попасть внутрь не составляло никакого труда. Очевидно, туннель использовали как пристанище бродяги и наркоманы.

– Заедем на машине, – сказал Монтальбано.

– Зачем?

– Там ничего не видно. Подсветим фарами.

– Пойду посмотрю, – сказал Галло, выходя из машины.

Галло подошел к забору и пнул его ногой. Еще одна доска с легкостью отвалилась.

– Выходите, – сказал Галло комиссару, садясь за руль.

Монтальбано послушно вышел. Галло завел мотор, подъехал вплотную к забору и медленно продолжал движение, напирая бампером на деревянные доски. Забор покосился и упал, в открытую брешь легко мог проехать грузовик.

Монтальбано вернулся в машину. Фары хорошо освещали туннель. Прямо перед ними лежало что-то, очень похожее на человека. Приглядевшись, они увидели кучу тряпок и рваных одеял.

Потревоженная светом, из груды лохмотьев вылезла кошка и бросилась прочь.

– Это кот, – сказал Монтальбано, – ему здесь вольготно, столько крыс кругом!

– Комиссар, это не кот, это крыса. Не выходите из машины, они сожрут вас живьем.

Проехав метров пятьдесят, они услышали выстрел. Лобовое стекло покрылось сеткой трещин.

Одновременно выпрыгнув из машины, Монтальбано справа, Галло слева, они залегли. Выждав немного, Галло сзади машины переполз к комиссару.

– Вы ранены?

– Нет. А ты?

– Я в порядке.

Они лежали бок о бок на земле и шепотом переговаривались. Мотор машины работал, и фары светили, прорезая лучом туннель. Тишина. Интересно, откуда стреляли?

– Комиссар, у вас есть оружие? – спросил Галло.

– Нет.

– У меня есть.

– Если он не дурак, должен стрелять по фарам. Почему он не стреляет?

– Или не хочет, чтобы мы его обнаружили, или патроны кончились.

– Видишь, на стене справа белая полоса, она обрывается метров через десять.

– Точно. Там ниша в стене туннеля, вроде как карман.

– Значит, он там.

– Кто?

– Тот, кто удерживает Фацио. Он увидел полицейскую машину.

– Что будем делать?

– Он может выйти, прикрываясь Фацио. Нам придется дать ему возможность уйти. Возможно, на нашей машине.

– Что вы предлагаете?

– Тихо садимся в машину, двери открыты. Даешь задний ход.

– Хорошо.

– Пригнись как можно ниже: как только он увидит, что мы отъезжаем, начнет стрелять.

Они осторожно пробрались в машину, ожидая, что в любой момент по ним откроют стрельбу, но все было спокойно. На лобовом стекле виднелось круглое отверстие и паутина трещин вокруг.

– Что дальше? – спросил Галло. Медленно сдавая назад, он поравнялся с выходом из туннеля.

– Газуй что есть мочи и включай сирену.

– Зачем?

– Чтобы сбить его с толку. Когда поравняешься с карманом, резко тормози и посвети туда фарами. Дай мне пистолет.

Галло дал ему пистолет. Монтальбано, ухватившись левой рукой за приборную панель, высунулся из окна.

– Надо понять, где Фацио. Не хочу ранить его по ошибке.

– Будет сделано!

– Вперед!

Галло превзошел самого себя. Достигнув кармана в стене галереи, машина резко повернула, будто хотела влететь туда, и внезапно затормозила. В нише стоял человек, ослепленный светом фар и оглушенный визгом сирены. Он вытянул правую руку и стрелял наугад, прикрывая левой рукой глаза. Монтальбано на полном ходу выскочил из машины и с силой ударил его головой в живот. Тот рухнул на землю, согнувшись от боли, и выронил пистолет. Наклонившись к нему, Монтальбано оторопел. Это был не бандит, который удерживал Фацио. Это был сам Фацио.

Рана была неглубокой, но, очевидно, Фацио потерял память, поэтому вел себя не вполне адекватно. Он вырывался, когда его пытались усадить в машину, и чуть не ударил в лицо Монтальбано – тот едва увернулся.

– Надень на него наручники.

– На Фацио?!

– Не будь дураком, Галло. Видишь, он нас не узнает? Должно быть, рана серьезная.

– В больницу?

– Да. Во Фьякку.

– Почему не в Монтелузу?

– Никто не должен знать, что мы его нашли. И никто не должен знать, в какой он больнице. Поехали.

Сначала он позвонил Мими, сообщил новости и велел возвращаться в Вигату. Потом позвонил синьоре Фацио. Но прежде чем набрать номер, спросил:

– Хочешь поговорить с женой?

Казалось, Фацио не слышит вопроса, он смотрел в одну точку перед собой. Комиссар сам поговорил с синьорой Фацио.

– Как он? – Синьора была немногословна.

– Ранен в голову, проблемы с памятью. Ради бога, не волнуйтесь, его жизни ничто не угрожает! Мы отвезем его в больницу, я вам позвоню.

«Вот это выдержка!» – с уважением подумал Монтальбано, завершив разговор. За всю дорогу Фацио не проронил ни слова. Даже не смотрел в окно, только уставился в затылок Галло, который гнал как сумасшедший.

Через два часа комиссар вернулся домой, в Маринеллу. Врач, осмотревший Фацио, диагностировал черепно-мозговую травму. Рана сама по себе пустяковая. Потеря памяти связана с травмой, но могла произойти в результате шока. Состояние стабильное, требуется наблюдение. Во всяком случае, жизнь Фацио вне опасности. Монтальбано, как обещал, рассказал все синьоре Фацио, и та решила немедленно приехать во Фьякку.

– Хотите, я пришлю за вами машину?

– Спасибо, не нужно.

Теперь, когда все было улажено, бессонная ночь давала о себе знать. Добравшись до дома, комиссар открыл входную дверь и сразу почувствовал, что ноги подкашиваются от усталости.

Все мускулы в теле просили об отдыхе.

Из последних сил он добрался до спальни, прямо в одежде рухнул на кровать и сразу провалился в тяжелый, глубокий сон.

Он проснулся около восьми утра – выходило, что проспал не меньше двенадцати часов. Чувствовал себя отдохнувшим и ужасно голодным. Интересно, когда он в последний раз нормально ел? Он открыл холодильник, и сердце у него сжалось. Шаром покати. Ни оливок, ни сардин, ни кусочка сыра. Почему Аделина не… Почему Аделина… Адели…

Он сразу вспомнил все.

И подумал, что, вероятно, потерял память за компанию с Фацио. Говорят, свет правды дарует спасение и согревает. Но свет правды, открывшейся Монтальбано, исходил из пустого холодильника, и это была погибель, а не спасение. Монтальбано замер, превратившись на мгновение в ледяную глыбу.

О господи, Ливия! Как он мог забыть?! Черт, черт, черт!

Он позвал ее, не смея сделать ни шагу. Голос его походил на кошачье мяуканье.

– Ливия!

Нет, бесполезно. Ее нет. С трудом оттаяв, он вернулся в спальню и огляделся по сторонам. Никаких следов пребывания Ливии, словно она и не приезжала из Боккадассе. Он прошел в столовую.

На столе лежало письмо.

Прощальное, конечно. Окончательный разрыв, ничего невозможно изменить. Как он мог? Так поступить с ней… Прежде чем прочитать эти горькие строки, нужно было привести себя в порядок, набраться сил, чтобы услышать то, что он несомненно заслуживал. Он разделся, бросил грязную одежду в корзину, принял душ, побрился, переоделся, сварил себе кофе, выпил одну за другой три чашки и позвонил в больницу, чтобы поговорить с синьорой Фацио.

– Какие новости?

– Его будут оперировать, синьор комиссар.

– Почему?

– У него гематома мозга.

– Из-за ранения?

– Доктор говорит, не исключено, что он упал и ударился головой уже после ранения.

– Когда операция?

– Точно не знаю. Сегодня утром.

– Я еду.

– Синьор комиссар, здесь прекрасный врач, он говорит, что операция несложная. Я дам вам номер моего сотового.

– Спасибо, давайте, но я все равно приеду.

Он положил трубку, взял письмо Ливии и вышел на веранду.

Сальво, дорогой,

прождав тебя три часа (помнишь, мы договорились пойти пообедать вместе?), я была просто вне себя от гнева.

Я хотела позвонить тебе, но потом меня осенила идея: пойти в комиссариат и отхлестать тебя по щекам. Я думала закатить такую сцену, чтобы твои люди запомнили ее надолго.

Я вызвала такси и приехала в комиссариат. Спросила у Катареллы, и он ответил, что тебя нет. Я спросила, знает ли он, когда ты вернешься, и он сказал, что не знает. И добавил, что ты собирался поехать в Монтелузу.

Поскольку все еще горела желанием отхлестать тебя по щекам, я сказала Катарелле, что подожду тебя в кабинете. И прошла в твой кабинет.

Но вскоре пришел Катарелла. Он закрыл дверь и с таинственным видом сказал, что хотел бы поговорить со мной, хотя не уверен, что это правильно. Он сказал, что, по-видимому, с Фацио что-то случилось.

Что-то серьезное, потому что Катарелла заметил, как ты взволнован.

Тогда я поняла, что, если ты напрочь забыл о встрече со мной, это действительно серьезно.

Я знаю, как тебе дорог Фацио. Мою злость как рукой сняло.

Я пообедала у Энцо, а потом на такси вернулась в Маринеллу. Около 18 часов я позвонила Катарелле. Он сказал, что новостей нет, и ты еще не вернулся.

Тогда я подумала, что мое присутствие здесь будет для тебя помехой.

Я забронировала билет на завтрашний рейс, на десять утра. Очень надеюсь, что все закончится хорошо.

Ничего страшного, встретимся в другой раз.

Я упрекаю тебя только в одном: почему ты не нашел времени позвонить мне и рассказать о том, что случилось. Дай мне знать, как Фацио.

Крепко обнимаю,

твоя Ливия.

Почему, почему Ливия не осыпала его проклятиями, оскорблениями, ругательствами? Он и так чувствовал себя полным дерьмом, он и был дерьмом, без сомнений! А может, она издевается? Смеется над ним? Допустим, беспокойство за Фацио лишило его возможности соображать, но позвонить-то он мог! Мог. Но не позвонил. Почему он забыл про Ливию? Что за чертовщина?

«Это не чертовщина, – сказал ему внутренний голос, – просто Ливия исчезла в тот момент из твоей головы. Поэтому ты ей и не позвонил».

«Интересно, к чему ты клонишь?» – поинтересовался Монтальбано.

«Ни к чему не клоню. Просто хочу сказать, что образ Ливии в твоем сознании прорисовывается довольно смутно».

«Хорошо, но, если Ливия в данный момент прорисовывается вполне явственно, что я, по-твоему, должен сделать?»

«Немедленно ей позвонить».

Но Монтальбано решил этого не делать.

Раз она вернулась домой, наверняка вышла на работу, а значит, разговор будет коротким и сдержанным. Нет, он позвонит вечером, в спокойной обстановке. А сейчас надо немедленно ехать во Фьякку.

Перед тем как сесть в машину, он позвонил жене Фацио.

– Он уже в операционной, синьор комиссар. Не приезжайте, все равно к нему никого не пустят, даже меня.

– Можете позвонить в комиссариат, когда закончится операция, и сообщить новости? Буду вам очень признателен.

7

Увидев комиссара, Катарелла разве что на колени перед ним не упал:

– Пресвятая Дева Мария, синьор комиссар, как я рад вас видеть! Даже не высказать, сколь обременительно было мне ваше отсутствие! Галло мне все как есть поведал! Утречком я уж позвонил-таки в госпиталь, и синьора Фацио мне сказала, что…

– Все будет хорошо, Катаре. И спасибо тебе.

– За что, синьор комиссар?

– За то, что поговорил с Ливией.

Катарелла покраснел как помидор.

– Синьор комиссар, вы уж простите, что я вмешался, но она, синьорина, поскольку показалась мне сильно сердитой…

– Ты все правильно сделал, пришли мне Ауджелло.

– Как Фацио? – первым делом спросил Мими.

– Он на операционном столе.

– Галло сказал, что он вас не узнал.

– Более того, он в нас стрелял! Но с ним все будет хорошо. Что сказал Паскуано про второй труп?

– Паскуано не обнаружил на теле никаких ранений, ни ножевых, ни огнестрельных. Он считает, что парня сбросили в колодец живым. По-моему, твое предположение, что это сделал Фацио в целях самозащиты, оправданно.

– Его опознали?

– Нет. У него не было документов. И даже отпечатки пальцев, думаю, не помогут.

– Почему?

– Я видел его руки. Падая, он отчаянно пытался за что-нибудь ухватиться. Кончики пальцев стерты до мяса.

– Мы узнаем больше, когда Фацио сможет говорить. А что насчет первого трупа?

– Ждем заключения криминалистов.

– Ты говорил с Паскуано?

– Думаешь, он будет со мной разговаривать?

– Ладно, я сам ему позвоню, ближе к обеду.

– Послушай, Сальво, я не хочу тебя нервировать, но…

– Что еще?

– Мне кажется, мы должны сообщить Бонетти-Альдериги про Фацио.

– Зачем?

– Шила в мешке не утаишь. Не хотелось бы, чтобы он узнал об этом от других.

– Другие – это кто?

– Например, какой-нибудь журналист.

– Дзито наш человек.

– За Дзито я спокоен. Но подумай, Сальво, Фацио лежит в больнице во Фьякке под своими именем и фамилией, с черепно-мозговой травмой и огнестрельным ранением в голову. Теперь представь, что какой-нибудь журналист из Фьякки…

– Ты прав.

– Имей в виду, тебе придется отправить Фацио на больничный. Что ты скажешь шефу, что у Фацио тиф?

– Ты прав.

– Я бы позвонил ему не откладывая.

– Уже звоню.

Монтальбано набрал прямой номер начальника и включил громкую связь.

– Монтальбано это. Я хотел бы…

– Дорогой мой, как я рад! Как жена, детки?

Это был начальник канцелярии Латтес, ханжа и подхалим, каких свет не видел. Он пребывал в твердом заблуждении насчет семейного положения Монтальбано.

– Спасибо, все хорошо, хвала Мадонне.

– Воздадим ей хвалу! Вы хотели поговорить с синьором Бонетти-Альдериги?

– Да.

– К сожалению, он уехал в Палермо и вернется поздно. Я мог бы ему передать…

– Передайте, что один из моих людей ранен в перестрелке, поэтому…

– Серьезно ранен?

– Нет.

– Хвала Мадонне!

– Воздадим ей хвалу! Так вы передадите?

– Конечно! Всего наилучшего вашему семейству!

– Я передам.

Мими, свидетель разговора, не сводил с Монтальбано изумленного взгляда.

– Ты чего?

– Как это понимать? Семья, дети…

– Не говори ерунды, Мими.

– Тогда почему Латтес…

– Мими, я потом тебе объясню, хорошо? Знаешь что? Иди-ка ты к себе, а я займусь бумагами.

Прошло два часа, правая рука у Монтальбано одеревенела, подписывая документы, которые все никак не кончались. Он решил позвонить доктору Паскуано. Но, набрав номер, подумал, что если Паскуано не в настроении, как это часто бывает, то просто пошлет его и ничего не скажет о трупах. Лучше наведаться к нему лично. Монтальбано передумал звонить Паскуано и набрал номер Аделины. Он дал ей зеленый свет, сказав, что Ливия уехала.

– Представляю, какой там порядок оставила эта ваша женщина, – сказала Аделина, которая испытывала к Ливии глубокую неприязнь.

– Какой порядок, Адели? Обычный.

– Сразу видно, что вы – мужчина, и ничего в этом не смыслите! Беспорядок, всегда форменный бес-по-рядок! Знаете, где я один раз нашла носки синьорины? Отгадайте!

– Адели, у меня нет времени отгадывать загадки.

– Ладно, после обеда приеду. Вам приготовить чегой-то поесть на вечер?

– Конечно!

Едва он повесил трубку, зазвонил телефон. Это была синьора Фацио.

– Хорошие новости, синьор комиссар. Его прооперировали. Мне сказали, что часов в пять я смогу его навестить. Но врачи против посещений. Лучше вам приехать завтра утром.

– Спасибо. Если вы хотите отдохнуть, я могу послать…

– Благодарю вас, синьор комиссар, не беспокойтесь. Мне помогает сестра.

Проходя мимо Катареллы, Монтальбано сообщил:

– Звонила синьора Фацио. Операция прошла хорошо. Можешь всем рассказать.

У дверей института судебной медицины стоял доктор Паскуано с сигаретой.

– Добрый день, доктор.

– Если это действительно так.

В любезности доктору Паскуано не откажешь! Кажется, настроение у него так себе, но не критично.

– Не знал я о ваших вредных привычках, – сказал комиссар, чтобы завязать разговор.

– Каких вредных привычках?

– О курении.

– Нет у меня никаких вредных привычек.

– Но вы же курите!

– Монтальбано, вы рассуждаете, как настоящая ищейка!

– А как я рассуждаю?

– Вы связываете человека и поступок, а между тем человек не обязательно весь в этом поступке…

– Доктор, вы неточно цитируете Пиранделло. Знаете, что я вам скажу?

– Нет, не знаю.

– Мне плевать на ваши привычки.

– Вот это правильно. Ведь вы пришли, чтобы потрепать мне нервы и испортить удовольствие от единственной выкуренной за день сигареты.

– Одна сигарета – уже привычка, так считают американцы.

– Плевать я хотел на вас и ваших американцев.

– Это вы зря, с президентом Бушем шутки плохи! Что нового?

– У меня?! Каких новостей вы от меня хотите? Способы насильственной смерти я, кажется, видел все. Для полноты картины не хватает массового истребления напалмом.

– Я пришел узнать о найденных в колодцах трупах.

– Могли бы и не говорить! Думаете, я надеялся, что вы пришли справиться о моем здоровье?

– Прошу прощения: как ваше здоровье?

– Спасибо, не жалуюсь. Вы очень любезны. С кого начнем?

– Со второго, того, который моложе.

– Свежее, вы хотели сказать? Его сбросили в колодец живым.

– Вы не заметили на теле признаков борьбы?

– Комиссар, с возрастом вы явно утрачиваете здравый смысл! Он падал с тридцатиметровой высоты и ударялся о стенки колодца, как мячик. Хотите совет?

– Если вы считаете, что он мне поможет…

– В ваши-то годы, почему бы вам не уйти в отставку? Разве вы сами не видите?

– Доктор, не все так печально, вы усугубляете.

– Я врач. Врачи всегда должны говорить правду.

– Вы руководствуетесь этой идеей, даже когда блефуете в покер?

– Когда я играю в покер, я игрок в покер, а не врач. Вы видели труп?

– Нет, доктор, мне пришлось уехать чуть раньше, чем его достали.

Лучше отделаться полуправдой. Значит, Ауджелло не сказал, что комиссару стало плохо, вот где Паскуано дал бы волю сарказму!

– Ему около тридцати, он совершенно здоров. Мог бы прожить лет до ста, если бы не криминальные разборки.

– А второй?

– Второй… Пройдемте ко мне в кабинет!

Они вошли в здание института, в кабинете доктор предложил комиссару сесть.

– Как долго он пролежал в колодце? – начал Монтальбано.

– Примерно неделю. Скорее всего, его сбросили туда вскоре после того, как убили. Замечу – но это мое личное мнение, – его убили не сразу. У палачей ушло на это по меньшей мере полдня.

– Его пытали?

– Точно не скажу… хотя…

– Доктор, в молодости вы отличались решительным характером. А теперь у вас даже голос дрожит. Хотите совет? Почему бы вам не уйти на покой? Играли бы себе в покер с утра до ночи. Поверьте, все, что я от вас услышу, даже если это полная ерунда, останется между нами.

Паскуано расхохотался:

– А вы держите марку, а? Ладно. Имейте в виду: в отчете я об этом не напишу. По-моему, сначала ему прострелили ногу.

– Какую?

– Это имеет значение? Левую.

– Очевидно, им нужно было что-то узнать.

– Не исключено. Они оставили его в таком состоянии на несколько часов, затем в дело пошел нож. У него все тело в колото-резаных ранах. Затем его добили пятью выстрелами: три пули попали в грудь и две в лицо.

– Значит, по фото его не опознать.

– Ваши комментарии меня просто бесят! Вы сами не видели, как он выглядел?!

– Прежде чем убить, его раздели?

– Странно слышать от вас такой умный вопрос. Да, он был голым. Но его не раздевали после убийства. Скорее всего, застали в постели, он так спал. А после того как убили, завернули в покрывало, которое было под рукой.

Монтальбано помолчал.

– Могу я спросить, о чем вы так глубокомысленно молчите, напрягая свои многострадальные мозги? – спросил Паскуано.

– Чтобы развязать кому-то язык, ему, как правило, не простреливают ногу. Жгут ладони, выкалывают глаза… Раны на теле – это понятно, но вот нога…

– У него были очень ухоженные…

– Что?

– Ноги. Думаю, он часто делал педикюр.

– Что-то еще?

– Правая нога была прооперирована, давно. Сшивали разорванные связки.

– Значит, он хромал?

– Трудно сказать.

– Что-то еще?

– Да. Сделайте одолжение, комиссар, убирайтесь ко всем чертям!

Подъезжая к Вигате, Монтальбано понял, что едет под сто, на скорости, для него не типичной. Притормозил, осознав, что выжимать педаль акселератора с удвоенной силой его вынуждало чувство голода. Он почти вбежал в трактир, и Энцо, увидев такую спешку, испугался:

– Случилось что?

– Ничего.

Он уселся за свой любимый столик.

– Что вам принести?

– Все.

Монтальбано постыдным образом предался чревоугодию. Хорошо, что в этот час посетителей почти не было, разве что один тип, да и тот уткнулся в газету, развернутую на столе рядом с бутылкой вина.

В конце концов даже Энцо удивился:

– Рад видеть вас в добром здравии, синьор комиссар!

– Спасибо.

– Немного ликеру для пищеварения?

– Нет.

В желудке совсем не осталось места. От капли ликера он бы лопнул, как толстяк в комедии Монти Пайтонов.

Салон собственной машины показался комиссару меньше обычного. Он неторопливо прогулялся до маяка, сел на свой любимый плоский камень. Вдруг навалилась такая дремота, будто век не спал. Он решил вздремнуть пару часов дома.

Монтальбано вернулся в участок около пяти.

– Ах, синьор комиссар! Криминалисты разослали фоторобот одного из тех, которых нашли умершими в колодце. Я провел поиск среди людей, которые объявлены пропавшими.

– И что?

– Ничего, синьор комиссар, не значится.

– А про другого что сказали?

– Ничего, синьор комиссар.

– Посмотри, нет ли заявлений о пропаже за последнюю неделю, мужчина лет шестидесяти, из особых примет – прооперирована правая нога.

– Я мигом, синьор комиссар.

– Пусть Фацио зайдет ко мне.

Катарелла удивленно вскинул брови.

– Прости, я хотел сказать, Галлуццо.

Сила привычки, ничего не поделать… Монтальбано вдруг почувствовал, как навалилась непонятная тоска.

– Слушаюсь, синьор комиссар.

– Галлу, уточни, сколько магазинов, или как их, контор, в общем, там, где делают педикюр, есть в Вигате и Монтелузе. И еще: узнай, пожалуйста, может, кто-то практикует такую услугу на дому.

– Слушаюсь. А потом?

– А потом узнай, нет ли среди их клиентов мужчины лет шестидесяти, возможно, он немного хромает.

– Точнее описать можете?

– А ты бы мог точнее описать первый труп, вытащенный из колодца?

Только за Галлуццо закрылась дверь, как зазвонил телефон.

– Оперированных шестидесяти лет в пропащих не значится, синьор комиссар, – доложил Катарелла.

Значит, никаких зацепок. И вряд ли они появятся, пока Фацио сам не расскажет, что с ним случилось. Ситуация действовала комиссару на нервы. Должно быть, в былые времена так чувствовал себя капитан парусника, когда ветер стихал, и корабль дрейфовал себе на волнах. Рассказывают, что на флоте в Королевстве обеих Сицилий была традиция: если штиль продолжался долго, требовалось как-то встряхнуть экипаж, чтобы тот окончательно не раскис. «По команде устроить тарарам. Те, кто на носу, перемещаются на корму, а те, кто на корме, – перемещаются на нос. Те, кто в каюте, поднимаются на палубу, а те, кто на палубе, спускаются в каюту». Это бессмысленное перемещение не имело никакой цели. Так, сотрясание воздуха. Если подумать, эта флотская традиция была метафорой бюрократии. Бессмысленное перемещение туда-сюда писем и бумаг. Комиссар решил внести свой вклад в тарарам и сел подписывать документы, загромождавшие стол. «Почему они не кончаются? А вдруг это саморазмножение?» – пришло ему в голову. Клетки делятся, вместо одной становится две. Действительно, некоторые письма были совершенно одинаковыми, менялись только дата и номер протокола.

Синьора Фацио позвонила около шести:

– Меня пустили к нему! Он меня узнал! Представьте, первое, о чем он попросил, – срочно вас увидеть.

– Вы сказали, что я приеду завтра утром?

– Конечно.

Между тем время подошло к восьми. Монтальбано решил, что надо прогуляться. Есть не хотелось, за обедом он съел столько, что спокойно мог обойтись без ужина. Но размять ноги не мешало.

Он попрощался с Катареллой и вышел из комиссариата. Не успел открыть дверцу машины, как увидел бегущего со всех ног Катареллу.

– Что-то случилось?

– Ой, синьор комиссар! Господин начальник вас к телефону. Пресвятая Дева Мария, синьор комиссар, ну и голос у него, у господина у начальника!

– Что за голос?

– Точно лев рычит!

8

Ругаясь, Монтальбано вернулся в кабинет, и не успел сказать «алло», как на него обрушился начальственный гнев:

– Вы в своем уме? Что происходит? Вы отдаете себе отчет? Мы в полицейском участке или в психушке?!

– Последние разве открыты? – вырвалось невольно. К счастью, господин начальник, кажется, не услышал.

– В перестрелке ранен один из наших сотрудников, слава богу, несерьезно, и вы преспокойно сообщаете об этом Латтесу! Безобразие!

– А кому следовало сообщить, если вас не было?

– Хорошо, но вы должны были оставить подробный рапорт на моем столе! Приезжайте немедленно, я вас жду.

Нет, ехать к шефу нельзя, тот спросит, как Фацио был ранен, придется вдохновенно врать, но сначала нужно сочинить правдоподобную версию.

– Извините, я не могу.

– Послушайте, Монтальбано, это приказ…

– Мне только что позвонили из больницы. Фацио пришел в себя и хочет, чтобы я…

– Значит, ко мне сразу после того, как его проведаете.

– Это далеко. Во Фьякке.

– Как?! Территория Фьякки не в нашей компетенции! Почему он оказался там?

– Мы нашли Фацио поблизости и…

– Как нашли? Что это значит?

– Синьор начальник управления, это долгая история, не телефонный разговор.

– Завтра в девять ко мне, вот и расскажете!

Ого! Этого еще не хватало! Срочно отмазаться.

– Извините, в девять утра я не смогу.

– Вы шутите, не так ли?

Монтальбано понизил голос и заговорщическим тоном сказал:

– Это очень личное, и я бы не хотел…

– Отмените!

– Никак не могу, поверьте! Доктор Грюнц специально приедет из Цюриха!

– Что за доктор?

– Лучший специалист в этом вопросе.

– В каком вопросе?

Вот геморрой! В чем мог бы преуспеть швейцарский доктор Грюнц? Выкручивайся. Мути воду, Монтальбано. Старайся уйти от прямого ответа.

– В полдевятого он придет ко мне, чтобы сделать даблскроксон, эффект которого, как вы наверняка знаете, длится от трех до пяти часов. Мне придется остаться дома и лежать в постели. Поэтому с утра никак не могу.

– Простите, что, вы сказали, должен вам сделать доктор Грюнц? – удивленно переспросил начальник.

– Даблскроксон.

– А зачем?

Эх, знать бы еще зачем! Монтальбано, как говорится, понесло.

– Разве вы не знаете? Это западная адаптация метода, используемого индийскими йогами. В анус вставляется пластиковая трубка, которая затем…

– Достаточно, я понял. Жду завтра в шестнадцать, – прервал его Бонетти-Альдериги с явным отвращением.

Когда Монтальбано вернулся в Маринеллу, над морем висела лишь тонкая красная полоса заката. Прибой тяжело дышал. Чаек не было видно. После разговора с шефом у комиссара вдруг проснулся аппетит. Возможно, это такая форма компенсации. Он читал, что раньше, после эпидемии чумы, люди принимались есть и совокупляться с удвоенной силой. Можно ли сравнить Бонетти-Альдериги с эпидемией чумы? Скорее уж холеры. Открыв холодильник, Монтальбано почувствовал себя так, будто нашел спрятанный разбойниками клад. Чего только не наготовила Аделина! Баклажаны по-пармски, паста с мясным рагу, капоната, овощные котлетки, сыр из Рагузы и вяленые оливки. Очевидно, свежей рыбы на рынке не было. Он накрыл на веранде стол и, пока разогревались баклажаны и паста, выпил два бокала холодного белого за здоровье Фацио. Когда он вспомнил, что надо бы позвонить Ливии, была глубокая ночь.

Спал он этой ночью плохо.

В полдевятого утра, собравшись выезжать во Фьякку, Монтальбано подумал, что с его-то крейсерской скоростью, как говорит Ливия, когда хочет позлить, он приедет в больницу как раз к тому моменту, когда Фацио выпишут. Позвонил в комиссариат.

– Что такое, синьор комиссар? Что случилось? – сразу встревожился Катарелла.

– Ничего не случилось, Катаре, успокойся. Скажи Галло, чтобы забрал меня в Маринелле, мы едем во Фьякку.

– Сию минуту, синьор комиссар.

По правде говоря, Монтальбано не хотел садиться за руль, потому что нервничал. Его снедало любопытство: так хотелось узнать, что случилось с Фацио. Всю ночь он думал об этом, строя самые невероятные гипотезы и предположения.

Минут через десять раздалась сирена служебной машины, летевшей на огромной скорости. Галло только дай волю погонять с мигалкой!

Всякий раз, когда они мчались куда-то, Монтальбано наблюдал за Галло: тот рулил уверенно, спокойно и с явным удовольствием. Иногда, сам того не замечая, Галло принимался напевать мелодию известной детской песенки. И Монтальбано вдруг понял, что за рулем несущейся на полной скорости машины Галло становился ребенком.

– У тебя в детстве была машинка с педалями? – спросил Монтальбано, когда они отъехали от дома.

Галло бросил на комиссара удивленный взгляд:

– Почему вы спрашиваете?

– Так, завести разговор.

– Нет, никогда. Я очень хотел, но отец не мог купить, денег всегда не хватало…

Может быть, поэтому… и он устыдился своих мыслей. Просто он подумал, что страсть Галло к быстрой езде была компенсацией того, чего ему не хватало в детстве. Ну, как в американских фильмах, когда тебе объясняют, что герой стал насильником, потому что сам в детстве пережил насилие.

Раньше подобные мысли не приходили ему в голову. Прав Паскуано: он стареет, и мозги становятся дряблыми, как мускулы, как кожа… Взгляд Монтальбано упал на спидометр: 170.

– Ты не слишком гонишь?

– Хотите, сбавлю?

Комиссар хотел сказать «да», но пересилило желание поскорее увидеть Фацио.

– Нет, только будь осторожен, я не хочу оказаться в палате рядом с Фацио.

Больничные коридоры были для комиссара настоящим лабиринтом. Не потеряться в них он не мог, как ни старался. Всегда аккуратно справлялся, на какой этаж, на каком лифте подниматься, в какое отделение заходить… И за короткий отрезок пути от стойки информации до лифтов забывал абсолютно все, что услышал. Поэтому, поднявшись на лифте А вместо Б, он неизбежно попадал в отделение нейрохирургии, а не травматологии. А дальше начиналась игра в лабиринт. Он шел по каким-то коридорам, открывал какие-то двери, пугая пациентов и выслушивая в свой адрес много лестных замечаний…

Он не изменил себе и на этот раз. Через полчаса бесплодных поисков, взмокший от пота и злой, он встретил на своем пути медсестру. Лет тридцати, высокая, светловолосая, синеглазая, длинноногая, словом, как в сериалах про медицинские будни. Они столкнулись уже второй раз, и девушка, пожалев комиссара, вид у которого был несчастный, как у сироты из Бурунди, спросила:

– Вы кого-то ищете?

– Да.

– Куда вам надо? Я вас провожу.

Монтальбано мысленно пожелал, чтобы Господь послал ей победу в конкурсе «Мисс медсестра», а когда настанет ее час, распахнул ворота рая. Медсестра привела его прямо к палате Фацио.

Комиссар тихонько постучал, никто не ответил. Он подождал немного – тишина. Что, если Фацио перевели в другую палату?

Как быть? У кого узнать? Он решил проверить, есть ли кто в палате. Осторожно, как вор, потянул дверную ручку, но в этот миг дверь открылась, и на пороге появилась синьора Фацио.

– Давайте поговорим в коридоре, – шепнула она, закрывая за собой дверь.

– Что такое? – обеспокоенно спросил Монтальбано.

У синьоры Фацио был усталый вид, и комиссару показалось, что в волосах у нее прибавилось седых прядей.

– Мой муж сегодня плохо спал. Его мучили кошмары. Доктор сказал, что вам можно поговорить с ним не больше пяти минут. Извините, синьор комиссар, но…

– Я прекрасно вас понимаю. Не волнуйтесь, я не буду утомлять его, обещаю.

Вдруг рядом с женой Фацио как из-под земли выросла внушительного роста медсестра. Не здороваясь, недобро посмотрела на комиссара, потом на часы:

– Пять минут. У вас ровно пять минут. Время пошло!

Весьма оригинально, посещение по секундомеру.

Синьора Фацио закрыла за спиной у Монтальбано дверь палаты. Она поняла, что мужчинам нужно побеседовать наедине. Удивительная женщина!

Фацио спал или лежал с закрытыми глазами. С перебинтованной головой он походил на пилота первых лет аэронавтики в глухом шлеме. Открытым оставалось только лицо. Единственное отличие – шлем у Фацио был из марли.

Монтальбано показалось, что Фацио похудел и осунулся. У изголовья кровати стоял железный стул. Комиссар осторожно сел. Что делать? Будить или подождать? Ужасно хотелось узнать, что расскажет Фацио, но и будить его было жаль. Пусть поспит, сон важнее, чем расследование. В этот момент Фацио открыл глаза и посмотрел на Монтальбано.

– Комиссар… – сказал он каким-то далеким, усталым голосом, в котором, однако, чувствовалась радость.

– Привет, – растроганно ответил Монтальбано.

И взял в свои руки руку Фацио. Так они посидели молча, радуясь встрече. Потом Фацио заговорил:

– Я ничего не помню…

– Расскажешь все, когда вспомнишь. Ничего страшного.

Но Фацио не сдавался:

– Я только помню, что мне позвонил… мы были знакомы раньше… он танцор… мы вместе учились в школе…

– Как его имя?

– Не помню…

Монтальбано как молния озарила, он немного поколебался и выпалил:

– Манзелла?

Фацио вздрогнул от неожиданности:

– Да-да! Он! Вы молодец!

– Что ему от тебя понадобилось?

Фацио закрыл глаза. Дверь распахнулась, и появилась великанша-сестра:

– Ваше время истекло.

В тюрьме охранники добрее!

– Вы уверены, что ваши часы не врут?

– Уверена. На выход!

Он встал и медленно пошел к двери. Нарочно, чтобы позлить сестру.

– Когда можно снова навестить его? – спросил он, поравнявшись с сестрой.

– Посещения разрешены ежедневно с четырех до пяти.

– Сколько времени у меня будет, если я приду в четыре?

– Пять минут.

– Можно десять?

– Семь.

Все лучше, чем ничего.

В коридоре, прислонившись к стене, стояла синьора Фацио.

– Почему вы не возьмете стул?

– Нельзя. Я сейчас вернусь в палату. Вы поговорили?

– Да. Немного. Мне показалось, он очень слаб.

– Врачи говорят, это нормально. С каждым часом он набирается сил. Когда вы вернетесь?

– Сегодня в четыре.

В конце коридора можно было свернуть вправо или влево. Он в нерешительности остановился. Куда повернуть? Ему показалось, что надо налево. Он шел по бесконечно длинному коридору c бесконечной чередой закрытых дверей, и вдруг увидел лифт. Тот или не тот? Все равно придется ехать, потому что строивший больницу архитектор, кажется, забыл сделать лестницы. Двери лифта открылись, комиссар вошел и понял, что на панели нет кнопки «T», которой обычно обозначается первый этаж. Кнопок было всего три: 4, 5 и 6. Значит, это служебный лифт, он делает остановки не на всех этажах. Между тем двери закрылись, от отчаяния он нажал кнопку «5». Его удручала мысль о том, что придется изрядно попотеть в поисках выхода. Лифт остановился, двери открылись, и перед Монтальбано возникла та самая медсестра, которая провожала его до палаты Фацио. Комиссар едва удержался, чтобы не обнять ее.

– Как мне повезло! Похоже, вы – мой ангел-хранитель! – обрадовался он.

– Нет, конечно, но здесь я могу вам помочь.

– Вы проводите меня к выходу?

– Я могу проводить вас до нужного лифта.

– Спасибо. Как вас зовут, простите?

– Анжела.

– Видите, я не ошибся! А я Сальво. Сальво Монтальбано. Комиссар полиции.

Девушка засмеялась.

– Комиссар полиции заблудился в больничных стенах!

– Трудно не заблудиться! Все коридоры одинаковые. Кстати, я приеду в четыре. Вы будете здесь?

– Да.

– Тогда у меня к вам просьба. Поможете?

– Попробую.

– Давайте встретимся у входа.

– Вы назначаете мне свидание?

– Нет, ну что вы! Умоляю о помощи!

Анжела опять засмеялась и ничего не ответила.

– Как Фацио? – спросил Галло вернувшегося к машине комиссара.

– Еще слаб, но чувствует себя хорошо. К четырем мы вернемся сюда, так что в полтретьего будь готов. И еще: теперь можешь не гнать.

– Как? Сюда – да, обратно – нет?

– Галло, не спорь. Делай как я сказал. Кстати, позвони Катарелле и скажи, что мы были у Фацио, с ним все в порядке. И когда мы вернемся, пусть никто не пристает ко мне с расспросами.

– Значит, ситуация выглядит так, – сказал Галлуццо, вынимая из кармана сложенный лист бумаги. – В Вигате два косметологических кабинета по педикюру и один по мозолям…

– Разве это не одно и то же?

– Нет, синьор комиссар. Первый – «Красивые ножки», у них есть клиент шестидесяти лет, я записал его имя, фамилию и адрес. Второй – «Одной ногой в раю», у них нет клиентов мужского пола.

– А который по мозолям?

– У него четверо клиентов указанного возраста, я записал все имена и адреса.

– Ты в Монтелузе был?

– Не успел. Вчера прождал этого, по мозолям. Еду сегодня.

– Оставь список и скажи Ауджелло, чтобы зашел ко мне.

Монтальбано вернул Мими листок, тот взял его, но даже не взглянул.

– Ты говорил с Фацио?

– Да.

– Что узнал?

– Немного. Что ему звонил некто Манзелла, бывший танцор, его школьный товарищ.

– Чего хотел?

– Фацио не сказал. Он еще слишком слаб. И потом нас прервали. Я вернусь к нему сегодня в четыре.

Мими взглянул на листок.

– Я бы посоветовал «Красивые ножки», был там пару раз, – сказал он.

– Мими, мне не нужен совет насчет педикюра. Видишь имена? Нужно найти всех пятерых.

Ауджелло удивленно покосился на него.

– Зачем?

– Паскуано сказал, что у первого трупа были ухоженные ноги.

– Он мог делать педикюр дома.

– А мог и не делать. Если все пятеро живы, тем лучше для них и тем хуже для нас. Но если кто-то из них неделю не появляется, с него-то мы и начнем. Ясно?

– Куда яснее!

– Удачи!

Теперь предстояло самое трудное. Он повторил про себя заученную речь, а несколько фраз даже произнес вслух, чтобы послушать, как они звучат. Подготовившись как следует, снял телефонную трубку и набрал номер «господина начальника».

9

Начал тихо, дрожащим голосом, таким, как в его представлении говорит умирающий:

– Монтальбано это.

– Что с вами?

Комиссар глубоко вздохнул, потом хрипло покашлял.

– Монтальбано, да что с вами?

– Мне пло…хо… – зашелся он в кашле.

– Монтальбано, говорите уже!

– Простите. Доктор Грюнц сделал мне супер скроксон. Я умолял его отложить. Ни в какую! Супер, вместо дабл! Понимаете? Говорит, экстренная и крайне необходимая мера.

– Что это означает?

– Означает, что супер действует в два раза дольше, чем дабл, то есть до самого вечера.

– Ничего не понимаю.

– Я пальцем пошевелить не могу, не то что двигаться.

– Вы хотите сказать, что сегодня не сможете приехать?

– Мне очень жаль, но…

– Послушайте, Монтальбано, если вы не приедете сами, я пришлю за вами «скорую»!

– Помилуйте, дело не в «скорой», дело в моем состоянии, понимаете?

– Нет.

– Я бегаю в отхожее место…

Почему для пламенной лжи всегда находятся такие изысканные словечки?

– …каждые пять минут. Суперскроксон обладает чудовищным действием, другого определения я не нахожу. Представляете, вышла пуговица, которую я проглотил в 2001 году! Не только пуговица, но и…

– Хорошо, жду вас завтра в девять, – сказал господин начальник, которого явно мутило от этого разговора.

Неужели шеф заглотил такую идиотскую наживку? Конечно, ведь он ценил Монтальбано как человека серьезного, может, слегка сумасбродного, но точно не способного на такое. Огорчаться тому или радоваться? Он вздохнул, оставив вопрос без ответа, и отправился обедать.

Когда комиссар подошел к траттории, живот у него уже сводило от голода. Аппетит разыгрался, поскольку мысли о предстоящем визите к «господину начальнику» не давали покоя.

– Звонил из Монтелузы начальник управления, – сказал Энцо с видом заговорщика.

– Меня искал? – спросил ошарашенный Монтальбано.

Значит, «господин начальник» не поверил, что он лежит дома, не в силах подняться после процедуры суперскроксона! Но Энцо, к счастью, отрицательно покачал головой:

– Нет. Придет пообедать с друзьями. Забронировал столик на шесть человек.

– Когда придет?

– Через полчаса.

Монтальбано выругался и подпрыгнул на стуле, будто сел на гадюку. Вот будет здорово, если «господин начальник» застанет его над тарелкой с кефалью! Устроит ему суперскроксон, только держись! Как минимум – выгонит с работы.

Он немедленно принял решение:

– Прости, Энцо, я ухожу.

– Где же вы будете обедать?

– Лучше остаться голодным, чем столкнуться с шефом.

– Синьор комиссар, я посажу вас в отдельный кабинет, там вас никто не увидит!

– А уходить как?

– Предоставьте это мне! Через заднюю дверь.

Не успел Монтальбано прикончить пасту с моллюсками, как в приоткрытой двери показалась голова Энцо.

– Пришел, – сказал он.

И исчез, но вскоре вновь появился с тарелкой кефали.

Кефаль показалась комиссару необычайно вкусной, может, потому, что рядом сидел «господин начальник», который думал, что Монтальбано дома в обнимку с унитазом.

Ровно в половине третьего он подобрал Галло, чтобы поехать во Фьякку. На этот раз на своей машине, поскольку утром пришло распоряжение «господина начальника» экономить ведомственный бензин.

На въезде в город карабинеры останавливали все машины. Десять автомобилей выстроились друг за другом в ожидании проверки. Галло тоже встал в хвост. Так и до вечера можно простоять!

– Покажем удостоверение? – спросил Галло.

– Нет, – ответил Монтальбано.

Он вспомнил, что еще не прошел техосмотр. А если карабинеры узнают, что он из полиции, выпишут такой штраф, что двух зарплат не хватит.

От группы карабинеров отделился офицер и подошел к ним. Увидев, кто за рулем, расплылся в улыбке:

– Привет, Галло.

– Привет, Тумминелло.

У Монтальбано отлегло: если эти двое друзья-приятели, значит, можно не волноваться.

– Кого ловите? – спросил Галло.

– Приказ задержать на выезде из Фьякки невысокого коренастого мужчину со шрамом на левой щеке.

Комиссару стало смешно. Он обратился к офицеру с язвительной усмешкой.

– Извините, – сказал он, – если у вас приказ ловить человека на выезде из Фьякки, почему вы проверяете всех, кто едет во Фьякку? Вам не кажется, что надо бы развернуться в другую сторону? Прямо как…

Он вовремя остановился. Кто, кто тянул его за язык? Тумминелло переменился в лице.

– А вы вообще кто? – спросил он строго.

– Я бухгалтер Мушетта.

– Это мой друг, он попросил меня… – вмешался Галло.

Но карабинер как будто его не слышал и продолжал, обращаясь к «бухгалтеру»:

– Это ваша машина?

– Да.

– Прошу вас закончить фразу, которую вы начали, бухгалтер.

Дался ему этот бухгалтер!

– Какую? Я ничего не начинал…

– Начинали. Вы сказали: «Прямо как…» Продолжайте!

– Ну… Я имел в виду прямо как в зеркальном отражении…

– Нет, вы хотели сказать: «Прямо как в анекдотах про карабинеров»! Не так ли?

– Как можно?! Неужели вы думаете, что я позволю себе…

– Вы? Конечно, вам только дай волю, дорогой комиссар Монтальбано!

Монтальбано похолодел.

– Проезжайте, – сказал офицер.

Выходит, он его сразу узнал, специально прицепился к «бухгалтеру»! Тем временем Тумминелло подал знак коллегам пропустить машину. Минут десять ехали молча, потом Монтальбано сказал:

– Я, конечно, погорячился. Сразу видно, стреляный воробей этот Тумминелло.

– Далеко пойдет. Кстати, он учится на юриста.

Они проехали второй блокпост, где останавливали машины, ехавшие из Фьякки.

– Видишь, я прав, – заметил Монтальбано. – Первый блокпост был абсолютно бесполезен.

– Синьор комиссар, вы слышали про Микеле Мизураку? Эта история случилась во Фьякке полгода назад.

– Нет.

– Микеле Мизурака застал свою собственную дочь с любовником. Поскольку зять был в это время в Германии, Микеле пришлось вершить правосудие своими руками. Он застрелил дочь, но любовник сбежал. Мизурака сел в машину и выехал из Фьякки до того, как карабинеры расставили блокпосты. Потом Мизурака поехал назад, но карабинеры его не остановили, потому что проверяли машины только на выезде из Фьякки. Мизурака спокойно вернулся в город, нашел любовника дочери, убил его и сдался карабинерам.

Монтальбано промолчал.

Галло нагнал потерянное у блокпоста время, и около четырех комиссар стоял на пороге больницы.

Он сделал несколько шагов и остановился, мучительно вспоминая, направо или налево поворачивать.

– Комиссар!

Он обернулся. Это была Анжела, медсестра. От радости у Монтальбано забилось сердце.

– Вы очень любезны! Я не думал, что…

– …я приду? Я и не собиралась, но потом передумала.

– Почему?

– В больнице был такой переполох! Я подумала, что без меня вы не найдете своего друга.

– Что случилось?

– В начале второго, когда все посетители ушли, в коридоре четвертого этажа медсестра заметила незнакомого человека, он бродил по коридору, открывая и закрывая двери, и явно кого-то искал.

– Примерно как я.

– Да, но если вас остановит медсестра, вы не побежите прочь с пистолетом в руке.

– Он выстрелил?

– Нет.

– Его задержали?

– Нет, ему удалось убежать через парковку.

– Невысокого роста, коренастый?

– Да, откуда вы знаете?

– Сказали карабинеры с блокпоста. А потом?

– Полиция перевела всех пациентов четвертого этажа на шестой, он еще не открыт, его легче контролировать.

Может, этот человек приходил убить Фацио? Не исключено. Сколько случаев было, когда мафиози убивали людей прямо в больнице! Нужны доказательства.

– В этом отделении лежит какая-то важная персона?

– К нам недавно доставили сенатора Фринканато и судью Филиппоне, оба из парламентского комитета по борьбе с мафией. Они попали в аварию, их машина столкнулась с грузовиком. Один лежит со сломанной ногой, другой с переломом костей таза. Оба неоднократно получали угрозы.

Насчет угроз, которые получал сенатор Фринканато, у комиссара были большие сомнения. Злые языки болтали, что он сам писал себе анонимки с угрозами, привлекая внимание к своей невзрачной персоне. Судья Филиппоне был из тех, кто всегда говорит «да», если большинство скажет «да», и «нет», если большинство скажет «нет». Марионетка. Вряд ли мафия стала бы так подставляться! Монтальбано опасался, что тот человек искал именно Фацио.

Двери лифта открылись на шестом этаже, и комиссар увидел перед собой вооруженных полицейских. Он показал им удостоверение, и его пропустили. Рядом с палатами 8 и 10 стояли два агента, тоже вооруженные.

Анжела проводила его до палаты под номером 14.

– Хочу вас порадовать, я узнала, что синьора Фацио через три дня выпишут. Завтра ему разрешат вставать и понемногу ходить.

– Значит, вам придется еще шесть раз меня провожать.

– Вы будете приходить два раза в день?

– Да.

– Послезавтра вряд ли получится.

– Почему?

– Я дежурю в хирургическом отделении. Придется вам самому.

– Я справлюсь, – сказал Монтальбано.

И немного погодя добавил:

– Я хотел бы пригласить вас на ужин.

Анжела ничуть не удивилась. Конечно, такая красавица, на нее приглашения сыплются как из рога изобилия. Монтальбано добавил:

– В знак благодарности.

Анжела рассмеялась, потом ответила:

– Я бы охотно. Но вообще-то я занята. Дайте мне немного времени. Я постараюсь освободиться. Если не увидите меня, когда будете уходить, позвоните.

Она написала номер и протянула Монтальбано бумажку, тот убрал ее в карман. Анжела улыбнулась и пошла прочь. Комиссар невольно посмотрел ей вслед и, чуть помедлив, постучал в двери палаты.

– Входите! – ответил женский голос.

Первой, кого он увидел, войдя в палату, была медсестра-надсмотрщица.

Фацио полусидел на кровати, его приподняли, положив под голову и плечи подушки. Синьоры Фацио не было.

– Семь минут, – сказала великанша.

– Счет пойдет с той минуты, как вы выйдете, – возразил Монтальбано. – А где жена? – спросил он Фацио, который явно был рад его видеть.

– Я отправила ее домой, – вмешалась великанша. – Она очень устала. А наш пациент пошел на поправку!

И добавила, закрывая за собой дверь:

– Семь минут!

– Да пошла ты! – чуть слышно прошипел Фацио.

– Кстати, у меня хорошие новости, – сказал Монтальбано. – Послать кого-то – теперь не преступление. Постановление кассационного суда. Ты слышал, что случилось в больнице?

– Да. Кто-то пытался проникнуть в палату, где лежат парни из комитета по борьбе с мафией.

– Ты знаешь, кто это? Фринканато и Филиппоне.

– Две пешки! – поморщился Фацио.

– Вот именно. Не нравится мне все это.

– И мне.

– Этот тип заглядывал сюда?

– Нет.

– Ничего не припоминаешь? Невысокий, коренастый, со шрамом на лице.

– О, черт! – воскликнул Фацио, лицо его стало белым как полотно.

– Ты его знаешь?

– Это один из тех, кто пытался меня убить.

– Я так и думал, – ответил комиссар.

Фацио показал ему знаком, что хочет пить. Комиссар налил воды в стоявший на тумбочке стакан и продолжил:

– Он пришел сюда за тобой. Чтобы закончить начатое.

– Мне нужно убираться отсюда! – сказал Фацио, протягивая комиссару пустой стакан.

– Не бойся, вряд ли он вернется.

– Можно мне пистолет?

– Ты смеешься? Эта тюремщица упечет тебя в карцер!

– Какая тюремщица? – покосился на него Фацио.

– Ладно, я так. А теперь расскажи, что произошло. Вижу, что-то серьезное.

– Честно говоря, не знаю, серьезное или нет. Когда эти двое…

– Погоди. Давай как в сериале, по порядку. Иначе за семь минут я ничего не пойму. Начнем с Манзеллы.

Фацио задумался на мгновение, потом начал рассказ:

– С Филиппо Манзеллой мы знакомы с детства, вместе учились в начальной школе в Вигате. Потом я потерял его из виду, отец у него был железнодорожником, и его куда-то перевели. Мы снова пересеклись, когда я служил в армии. Он занимался в Палермо в танцевальной школе, хотел стать классическим танцором. Его даже взяли в балетную труппу театра Массимо в Палермо. Иногда, когда… я… ездил в Палермо… мы встречались…

Он устал.

– Отдохни, – сказал ему комиссар.

Фацио закрыл глаза и немного помолчал. Он хотел продолжить рассказ, но слова давались ему с трудом, он был еще слишком слаб.

– Потом…

Он остановился, дышать ему было тяжело.

– Отдохни еще немного, – сказал Монтальбано.

– Нет, времени мало. Однажды я случайно встретил его Монтелузе. Он очень изменился.

– В каком смысле?

– Я сразу заметил, что он поправился. И еще, когда мы разговаривали, он не смотрел мне в глаза, как раньше. Он рассказал, что больше не танцует, женился, жена ждет ребенка, он не работает, и ему досталось хорошее наследство.

Фацио остановился, чтобы передохнуть. Паузы между словами становились все длиннее.

– Недели две назад я снова встретил его в Монтелузе. Он куда-то спешил. Попросил номер моего телефона. Я дал, дня через два он позвонил.

– Чего хотел?

– Хотел, чтобы я занялся одним делом. Сказал, что речь идет о контрабанде.

– Только это?

– Да.

– Почему ты ничего не сказал мне?

– Синьор комиссар, мне показалось, он придумывает. Филиппо всегда был с фантазией, любитель приврать.

– Что дальше?

– Время от времени он звонил, говорил, что за ним следят… Но когда я предложил ему встретиться и рассказать мне все, он пропал…

– Ты перезванивал ему, если он просил?

– Конечно, перезванивал ему на мобильный.

– А на стационарный номер не звонил ни разу?

– Звонил. Только это был номер какого-то бара. Ему нравилось напускать туману.

– Он назвал тебе какие-то имена?

– Нет, он всегда темнил… я не воспринимал это всерьез, так, ерунда.

– Ладно, времени у нас мало, скажи, зачем ты пошел в порт?

– Он пропал на несколько дней и вдруг как-то вечером позвонил, сказал, что, если я сейчас приду в порт, всех можно взять с поличным. Тогда я сказал жене, что это вы позвонили.

– Он сказал тебе, о какой контрабанде речь?

– Нет. Сказал только, что ждет меня в порту, в три часа ночи.

– Тогда почему ты вышел из дома так рано?

– Чтобы жена ничего не заподозрила.

– У тебя с собой было оружие?

– Нет.

– Как?! Ты идешь на встречу с опасными контрабандистами и…

– Я не собирался попадаться им на глаза. Просто хотел посмотреть… Если бы возникла необходимость, я бы вызвал подмогу. Честно говоря, я не верил Манзелле.

– Время истекло! – сказала медсестра, открывая дверь.

– Последний вопрос: ты уверен, что в тот вечер тебе звонил именно Манзелла?

– Мне показалось, что это был его голос. Слышимость была не очень. Он всегда звонил с мобильного. В тот раз он сказал, что плохая связь.

– Ладно, отдыхай! Увидимся завтра.

10

Монтальбано вышел, но через минуту вернулся, приоткрыл дверь палаты и просунул голову:

– Вспомнил, завтра утром меня ждет начальник управления. Увидимся после обеда.

Анжелы в коридоре не было. Посмотрел на часы: десять минут пятого.

Обождав немного, комиссар подошел к охране, показал им удостоверение и представился:

– Комиссар Монтальбано.

– Слушаю вас! – хором ответили агенты.

– В четырнадцатой палате лежит инспектор Фацио из комиссариата Вигаты. Его ранили в перестрелке. Не могли бы вы заодно приглядеть и за его палатой? Может, этот тип искал вовсе не парней из отдела по борьбе с мафией. Понимаете?

– Понимаем, – сказал один.

– Не волнуйтесь! – сказал другой.

В конце коридора комиссар остановился в нерешительности: направо или налево? Догадался судя по вооруженной охране. Спустившись на первый этаж, вынул из кармана бумажку с номером телефона Анжелы. Это был внутренний номер. Монтальбано попросил одну из девушек-дежурных позвонить, та мигом соединила его с Анжелой.

– Комиссар, к сожалению, сегодня я занята. Можем поужинать завтра?

– Конечно. Я готов.

– Тогда договоримся завтра утром.

– Нет, Анжела, утром я прийти не смогу.

– Уверены?

– Уверен. Утром у меня важное дело.

– А днем?

– В четыре я буду здесь.

– Тогда до завтра. Я заканчиваю в половине седьмого.

– Вы знаете какой-нибудь хороший ресторан здесь, во Фьякке?

– Да, их много. Вот только…

– Что?

– Я бы не хотела появляться… если меня увидят с незнакомым мужчиной, у меня могут быть проблемы, понимаете?

– Да, понимаю.

– У вас нет проблем?

– В данный момент нет. А как насчет Вигаты?

– Я согласна.

Она ответила так быстро, как будто ждала этого предложения.

– Вы на машине?

– Да, но, если вы подождете меня минут пятнадцать после окончания смены, я переоденусь, и мы сможем поехать на вашей.

Что она себе вообразила, интересно? Он хотел просто пригласить ее на ужин, без продолжения. Ты уверен, Монтальба, что сможешь достойно уклониться от продолжения?

Парковка для посетителей была за зданием больницы, минут десять пешком. Галло спал, откинув голову назад, рот приоткрыт.

– Здрасте! – рявкнул Монтальбано.

Галло вздрогнул и открыл глаза, вид у него был ошалелый.

– Извините меня, синьор комиссар, спать хотелось смертельно.

– А ночью чем занимался?

– Не мог уснуть, накануне тоже. Живот болел. А теперь глаза сами слипаются.

– Иди выпей кофе, в больнице есть бар.

– Что-то не хочется.

– Так, давай начистоту: я с тобой не поеду, вдруг ты заснешь за рулем? Я поведу машину, а ты перебирайся назад и поспи.

Галло действительно очень хотел спать, его не пришлось упрашивать дважды. Когда комиссар выехал с парковки, Галло уже видел десятый сон.

Как и следовало ожидать, блокпост на выезде из Фьякки еще не убрали, поэтому машину Монтальбано остановили вместе со всеми прочими. Карабинерам могло показаться подозрительным, что на заднем сиденье, прикрыв лицо рукой, спит человек. Монтальбано хотел опустить окно, чтобы объяснить, кто спит, но передумал. Ему пришло в голову подшутить над Галло. Между тем карабинер подозвал коллег, те окружили машину. Руки у них предусмотрительно лежали на рукоятках револьверов. Монтальбано упивался сценой, он сидел неподвижно, положив руки на баранку автомобиля.

– Он что, спит? – спросил один из карабинеров.

– Крепко.

– Разбудите его.

– Вам надо, вы и будите. Но знайте: когда его резко будят, он вскакивает как ненормальный. Реакция может быть непредсказуемой. Я ни при чем, я вас предупредил.

– А как его будить?

– Не знаю, ласковыми словами, поцелуем…

– Шутите?

– По-вашему, я похож на шутника? – Монтальбано сделал обиженное лицо.

Карабинер посоветовался с остальными и велел комиссару:

– Медленно выходите из машины.

– С поднятыми руками?

– Это лишнее.

Монтальбано осторожно вышел. Тогда карабинер рывком открыл заднюю дверцу и, отскочив в сторону, крикнул:

– На выход! На выход, руки вверх!

Галло, до смерти перепугавшись спросонья, замер на месте:

– Я из полиции! Не стреляйте!

– Покажите документы.

Галло протянул удостоверение. Первый карабинер повернулся к Монтальбано:

– Почему вы не сказали нам, что он полицейский?

– Потому что вы не спросили меня, кто он.

Карабинеры позвали начальника. Тот попросил документы у Монтальбано.

– Почему вы не представились?

– Меня никто не спрашивал. Меня спросили, спит ли мой человек. Я ответил, да, он спит. Долго вы меня будете держать?

– Нет, комиссар. Только выпишем штраф. Это ваша машина?

– Да. А что?

– Вождение с выключенными фарами и разбитым задним фонарем.

Расплата за шутки над карабинерами и за то, что не пустил Галло за руль!

Монтальбано вошел в кабинет, Мими уже его ждал.

– Что скажешь?

– Всех нашел.

– Что значит всех нашел? – спросил Монтальбано, мысли его были заняты Анжелой.

– Все пять мужчин в возрасте плюс-минус шестьдесят, ухаживающие за своими ногами, живы. Я проверил список по Монтелузе, который дал Галлуццо. Все на месте. Значит, покойник делал педикюр не в Вигате и не в Монтелузе. Ты поговорил с Фацио?

– Да.

Комиссар выложил ему все про Манзеллу.

– А почему в него стреляли в порту?

– Об этом мы узнаем в следующей серии.

– Если я правильно понял, Манзелла говорил Фацио, что женат, а жена его на тот момент была беременна, – сказал Мими.

– Все правильно. И это сейчас единственная зацепка.

Ауджелло молча вышел из кабинета и вернулся с телефонной книгой в руках.

– В Вигате два Филиппо Манзеллы. И еще один в Монтелузе, – заключил Мими.

– Включи громкую связь, начнем с Вигаты.

Первый Филиппо Манзелла оказался противным старикашкой, он не захотел разговаривать с Мими. Второго не было дома, поскольку, как уверял женский голос, представившийся женой, час назад вышел в море на рыбацком траулере.

– Этого тоже исключаем, час назад он был жив, – заключил Мими.

Монтальбано посмотрел на него со смешанным чувством удивления и восхищения.

– Мими, иногда ты приходишь к потрясающим выводам!

– Учусь у тебя, – парировал Ауджелло, набирая номер Филиппо Манзеллы из Монтелузы.

– Кто говорит? – спросил женский голос.

– Полиция, – ответил Мими.

– Боже мой, что случилось? – испугалась женщина.

– Не волнуйтесь, прошу вас, кое-какие уточнения по неуплате штрафа. Могу я поговорить с синьором Филиппо Манзеллой?

– Филиппо здесь больше не живет. Мы расстались лет пять назад.

– Извините, синьора, не подскажете, где я могу его найти?

– Я знаю, что он жил в Вигате на виа Форчелла, тринадцать. Но недавно он обмолвился, что собирается переезжать.

– Когда он звонил вам в последний раз?

– Недели две назад.

– И больше не перезванивал?

– Нет.

– А вы не беспокоились, что он долго не звонит?

– Нет, я привыкла. Обычно он звонит только для того, чтобы справиться о нашем сыне. Но может и месяц не звонить.

– Он не оставил вам свой новый адрес?

– К сожалению, нет.

Комиссар выхватил трубку из рук Мими:

– Синьора, это комиссар полиции Монтальбано. Могу я приехать к вам в Монтелузу? Скажем, через полчаса. Мне необходимо с вами поговорить.

– Извините, я ухожу. Если хотите, можем встретиться завтра, начиная с одиннадцати.

Монтальбано поблагодарил ее, повесил трубку и встал.

– Едешь со мной? – спросил он Ауджелло.

– Куда?

– Проснись, Мими! На виа Форчелла, тринадцать.

Виа Форчелла находилась в новом районе по дороге в Монтереале. Дом номер тринадцать был шестиэтажным, на входной двери висело объявление:

«Сдаются квартиры-студии. Обращаться к консьержу».

Монтальбано припарковался и вышел из машины. Мими не поехал, он поговорил по телефону с Бебой и узнал, что их малыш неудачно упал и разбил себе нос.

Будка консьержа оказалась крохотной квартиркой, в приоткрытой двери которой комиссар увидел женщину, орудующую шваброй.

– Можно консьержа?

– Его нет.

– А с кем я могу поговорить по поводу аренды?

– Со мной.

– Вы кто, простите?

– Консьержка, жена консьержа, достаточно?

– Вполне.

Ему не хотелось расспрашивать про Манзеллу эту шуструю женщину.

– Когда вернется ваш муж?

– Если будет в состоянии найти дорогу, часам к одиннадцати.

– Он работает?

– Не покладая рук!

– А где?

– В трактире, опустошает стаканы один за другим. Понятно вам?

Синьора не лишена чувства юмора.

– Понятно.

Алкоголик. Хочешь не хочешь, придется говорить с ней. Синьора, опершись на рукоятку швабры, смотрела на него не слишком приветливо.

– Я вот что вам скажу!

– Говорите.

– Вы из полиции, без обид.

Лучше играть в открытую.

– Да, я – комиссар полиции.

– Проходите, садитесь, в ногах правды нет.

Монтальбано сел на один из четырех стульев у стола. Из крошечной кухни доносился аромат рыбного супа.

– Вина хотите?

– Не беспокойтесь, спасибо. Какой аромат! Просто шедевр кулинарного искусства. Я очень люблю рыбный суп.

Настроение у синьоры переменилось. Она поставила швабру в угол и села рядом.

– Спрашивайте, что вам нужно. Ежели что знаю, расскажу.

– Мы знаем, что здесь проживал некто Филиппо Манзелла.

– Да-да. Проживал. Хороший, порядочный человек.

– Как долго он здесь жил?

– Года три.

– Почему съехал?

– Нашел себе что получше.

– А новый адрес он вам не оставил?

– Нет.

– Как же письма, квитанции?

– Сказал, раз в неделю будет заходить.

– Когда он приходил в последний раз?

– Как уехал, не приходил еще. У меня для него три письма и квитанция за свет.

– У него бывали гости?

– Днем – нет.

– А ночью?

– Дорогой комиссар, откуда мне знать? Моя работа кончается в семь тридцать, я ужинаю, смотрю телевизор, иду спать. Кто приходит ночью, звонит в домофон.

– Можно взглянуть на его квартиру?

– А чего там смотреть? Я все у него прибрала, он забыл подзорную трубу, сказал, потом заберет.

– А где подзорная труба?

– В квартире. Все как было при нем. Квартира-то еще не сдана.

– Могу я посмотреть?

Консьержка, вздохнув, поднялась со стула. Она принесла из соседней комнаты связку ключей и протянула их комиссару:

– Вот, идите сами. Шестой этаж, квартира восемнадцать. Я должна следить за супом. Лифт работает.

Сразу за дверью квартиры номер восемнадцать начиналась гостиная с балконом, телевизором и небольшой кухней. Из гостиной комиссар прошел в крошечную спальню с окном, где едва помещалась большая кровать, шкаф для одежды и две тумбочки. Со спальней соединялась микроскопическая ванная комната. В гостиной и спальне на голых стенах виднелись телефонные розетки. Комиссар покрутил головой – телефонного аппарата нигде не видно. Половину гостиной занимала большая подзорная труба на треножнике. Объектив был направлен на порт Вигаты. Комиссар посмотрел в объектив, и взгляд его уперся в стену одного из холодильных складов, где швартовались для разгрузки рыболовные суда. Большие ворота склада были открыты, внутри можно было без труда рассмотреть двух рабочих.

Уходя, комиссар решил заглянуть в шкаф. Там лежали аккуратно сложенные простыни, покрывало и бинокль в чехле. Монтальбано достал его. Это был мощный военный бинокль с инфракрасными линзами.

Манзелла, должно быть, раздобыл его контрабандой за хорошие деньги. Комиссар положил бинокль на место, запер квартиру и спустился вниз.

– Еще пара вопросов, и я оставлю вас в покое, – сказал он консьержке, передавая ключи.

– Спрашивайте.

– Почему в квартире нет телефона?

– Синьор Манзелла всегда пользовался мобильным.

– Вы знаете, где он работал?

– Он не работал.

– А на что он жил?

– Это, конечно, не мое дело, но деньжата у него водились.

– Но из дома он выходил?

– Конечно! Утром, когда был здесь, ходил в магазин, потом готовил обед. Он часто музыку слушал, громко очень, а после обеда спал, бывало, что и до пяти, потом…

– Минутку. Вы сказали «когда был здесь». Разве он не всегда был здесь?

– Нет. Иногда неделями пропадал.

– Куда он ездил?

– Откуда мне знать!

– Кто убирает в квартире Манзеллы?

– Я.

– Тогда у меня к вам вопрос, синьора, несколько деликатный. Как вам кажется, у него бывали женщины?

Консьержка расхохоталась:

– Кажется? Дорогой комиссар, иногда у него как ураган проносился! Подушки на полу, простыни скручены, а однажды даже матрас сполз.

– И часто такое бывало?

– В последнее время частенько.

– Он был бабник?

– Не знаю, что и ответить, а только постель была разбросана часто, раза три в неделю.

– Три раза? В его-то годы!

– Правда ваша. Видать, все у него работало исправно. Или таблеточки принимал.

– А женщина всегда одна и та же?

– Откуда мне знать?

– Может… вы находили волосы на подушке или в ванной…

– Поверите ли? Не находила нигде!

– Следы помады?

– Ничегошеньки.

– Разве такое возможно?

– Не знаю. Может, они осторожничали.

– У Манзеллы есть машина?

– Была.

– Что значит – была?

– В нашем доме живет синьор Фальцоне, ему Манзелла и продал свою «панду», задешево продал.

– А когда продал?

– Дня за два до того, как съехать. Сказал, что хочет купить новую.

– Как Фальцоне с ним расплатился?

– Манзелла хотел наличными. Я сама видела.

– А вещи? Вещи как он перевозил?

– Да какие там вещи?! Один чемодан. По-моему…

– Что?

– По-моему, у Манзеллы где-то еще есть жилье.

– И последнее: я хочу забрать его корреспонденцию.

Консьержка колебалась.

– Если придет синьор Манзелла, что я ему скажу?

– Давайте сделаем так. Я оставлю вам расписку. Пусть синьор Манзелла сам придет ко мне в комиссариат.

11

Монтальбано вышел на улицу, размышляя о том, что Манзелла не просто сменил квартиру, скорее это напоминало побег: похоже, он хотел скрыться и замести за собой следы.

Чтобы не вызывать любопытство у жильцов, комиссар отъехал от дома на несколько метров, остановился и достал из кармана письма.

Первое было из Палермо, за подписью «Крепко обнимаю, твоя сестра Лучана».

Бесконечная литания: девяностолетняя больная мать нуждается в помощи, муж – старый кобель, сын потерял голову из-за девчонки, которая оказалась настоящей стервой, хотя с виду чистый ангел… В конце письма Лучана просила денег.

Второе было от некоего Себастьяна и пришло из Мессины. Себастьян писал, что у него все хорошо, он взялся за ум и наконец-то нашел любовь всей своей жизни. Фото любви прилагалось. На нем был военный моряк, парнишка лет двадцати с низким лбом, лопоухий и губастый. Роста и сложения богатырского, но с такими кривыми ногами, будто всю жизнь сидел верхом на бочке.

Монтальбано подумал, что любовь, как известно, слепа.

Третье и последнее письмо было из Вигаты. Комиссар прочел его два раза подряд.

Он заехал в комиссариат, убрал два письма в ящик письменного стола, оставив последнее в кармане, и вернулся домой, в Маринеллу.

Теплой и ясной, тихой и безветренной была ночь. Луна неспешно плыла над морем. Осень, чувствуя, что дни ее сочтены, предавалась на прощание меланхоличной неге.

Расположившись на веранде, Монтальбано с удовольствием умял большую порцию макаронной запеканки, приготовленной Аделиной. Вообще-то такое блюдо пристало к обеду, но, к счастью, домработница не делала различий между тем, что едят на обед, а что – на ужин. Комиссар иногда за это расплачивался. Очевидно, и сегодня его ожидала бессонная ночь на полный макарон желудок. Вздохнув, комиссар вернулся в дом, сел за стол, на котором лежало письмо, адресованное Филиппо Манзелле, и перечитал его в третий раз.

Пиппо,

объясни, почему ты избегаешь встреч со мной?

Почему не отвечаешь на телефонные звонки? Может, тебе наговорили про меня гадостей, а ты, дурачок, поверил. История про Фьякку, если тебе о ней рассказали, просто вздор. Я по тебе скучаю, но дело не в этом. Думаю, нам нужно встретиться и откровенно поговорить. Это и в твоих интересах, понимаешь? Могут быть последствия.

Так что позвони мне. Ж.

Первая загадка этого письма, отправленного из Вигаты в Вигату и написанного на хорошем литературном языке, крылась в последних строках, где тон неожиданно менялся. Если Манзелла не хочет иметь никаких отношений с Ж., почему Ж. пишет, что могут быть последствия? Похоже на угрозу, значит, последствия неприятные. Манзелла решил сменить жилье и скрылся, чтобы их избежать. Он и машину продал, чтобы по ее номеру не добрались до владельца.

Вторая загадка в том, кто написал письмо. Однозначно сказать, что это женщина, нельзя. Судя по почерку, это могла быть женщина, а мог быть и мужчина. Женщина, брошенная мужчиной, употребила бы другие слова, скорее всего более резкие. А если это мужчина… написал бы он, к примеру, «вздор»? Или «дурачок»?

Он, Монтальбано, к примеру, как бы написал? Ему пришли в голову такие слова, как фигня, хрень, бред собачий… Нет, «вздор» – явно не из мужского лексикона. И «дурачок» он бы точно не сказал. Нужно завтра захватить письмо в полицейское управление. Там есть Гарджуло, криминалист, он хороший графолог.

Долгий разговор по телефону с Ливией завершился на веселой ноте, и комиссар отправился спать. Но попробуй уснуть на полный макаронной запеканки желудок!

– Что-то вы бледненький. Дома все хорошо? – спросил ханжа и подхалим Латтес, вечно он торчит в приемной начальника управления, действуя всем на нервы.

– Все хорошо, хвала Мадонне.

– Проходите, начальник управления ждет вас.

Монтальбано был пунктуален, как никогда. Бонетти-Альдериги выглядел озабоченным. Он даже привстал:

– Дорогой комиссар! Проходите, присаживайтесь. Как вы? Все в порядке? Что-то вы бледноваты.

Конечно бледноват. Глаз не сомкнул из-за этих макарон!

– Знаете, последствия процедуры суперскроксон дают о себе знать. Когда целый шланг втыкают тебе…

– Боже упаси, не надо подробностей! Я вас долго не задержу. Расскажите мне в двух словах, что произошло.

– Дело в том, что информации маловато, поэтому я еще не составил рапорт. В двух словах: поступили сведения, что в порту Вигаты торгуют наркотиками, и я поручил старшему инспектору Фацио разобраться. Насколько нам известно, как только Фацио прибыл на место, в него выстрелили, ранив в голову, а потом он исчез. Из анонимного телефонного звонка мы узнали, что Фацио видели в районе заброшенных колодцев с двумя мужчинами. Они хотели его убить. Я вызвал спасателей, из двух колодцев они достали два трупа. Но Фацио мы так и не нашли.

– Сообщили прокурору? – перебил его шеф.

– Безусловно. Вызвали криминалистов и доктора Паскуано. Все как положено.

– Дальше.

– Дальше – Фацио был замечен на дороге, ведущей во Фьякку.

– Кто его заметил?

– Один… один коллега из комиссариата Фьякки, они знакомы.

– Продолжайте.

– Фацио ничего не помнил. Я поехал туда, он и меня не узнал. Я отвез его в больницу, где он и лежит. Его прооперировали.

– Вы были у него? Что он говорит?

– Нет, не был. Врачи сказали по телефону, что память к нему пока не вернулась. Он абсолютно ничего не помнит. Нужно время.

– Врачи уверены, что память восстановится?

– Уверены.

Они поговорили еще минут десять, потом начальник полиции сказал:

– Держите меня в курсе.

Это означало, что разговор окончен. Монтальбано достойно выкрутился, перемешав в нужных пропорциях правду и ложь. Главное – удалось убедить шефа в том, что Фацио совершенно ничего не помнит, иначе, чего доброго, пошлет кого-нибудь в больницу, брать показания. Одним словом, шеф – возможно, не желая усугублять последствия суперскроксона, – был сегодня чутким и внимательным.

Монтальбано пошел к криминалистам, надеясь избежать встречи с их начальником, Ванни Аркуа. Его не было, но не было и Гарджуло.

– Комиссар, вы кого-то ищете? – спросил один из криминалистов.

– Да, ищу Гарджуло.

– Сегодня его не будет. Завтра утром.

– Не могли бы вы мне помочь?

– С радостью.

Комиссар достал из кармана письмо от Ж., адресованное Манзелле.

– Пожалуйста, передайте ему это, скажите, что я просил взглянуть. Завтра я ему позвоню.

Выйдя из полицейского управления, Монтальбано зашел в бар, заказал кофе и, пока ждал, пролистал телефонную книгу. Филиппо Манзелла жил на виа Кроче, двадцать восемь. Противоположная часть города. О том, чтобы ехать туда на машине, не было и речи. Монтелуза – лабиринт улиц и переулков, где-нибудь непременно ведутся дорожные работы, все перекопано, проезд запрещен. Комиссар решил прогуляться до виа Кроче пешком, благо времени было предостаточно. Синьора Манзелла ждала его после одиннадцати.

Квартира, расположенная на пятом этаже восьмиэтажного дома, была небольшой, но очень аккуратной и чистой. Синьора Манзелла пригласила его пройти в гостиную и предложила кофе. Монтальбано отказался, попросил лишь стакан воды: путь был не близким, к тому же дорога шла в гору.

Синьору звали Эрнестиной, лет сорока пяти, привлекательная, со вкусом одета, в молодости, похоже, была хорошенькой. Не глупа, что отметил Монтальбано. Она первой начала разговор:

– Скажите мне правду, комиссар, вы солгали про штраф?

Монтальбано вздохнул с облегчением:

– Да. Как вы поняли?

– Не думаю, что комиссар будет заниматься подобными мелочами.

Монтальбано улыбнулся и ничего не сказал.

– Что случилось с Филиппо? – спросила Эрнестина.

Обыденно спросила, спокойно.

– Мы этого не знаем.

– Тогда почему вы им интересуетесь?

– Он пропал.

Эрнестина засмеялась:

– Пропал! Он частенько пропадает! На неделю, на две, на месяц! Вскоре после нашей свадьбы он сказал, что должен уехать. Уехал – и как сквозь землю провалился, даже ни разу не позвонил.

– А вы не спрашивали у него, куда он едет, зачем?

– Разумеется, спрашивала! И не раз! Он неизменно отвечал, что по делу. Но я ему не верю. Хотите совет? Прекратите его искать. Рано или поздно он вернется.

– Боюсь, все гораздо сложнее.

– То есть?

– Пока ничего не могу вам сказать. Можно я задам вам несколько вопросов?

– Задавайте.

– Когда вы поженились?

– Восемнадцать лет назад.

– Это был брак по любви?

– Тогда мне так казалось.

– Если я правильно помню, у вас есть сын.

– Да, Микеле, ему шестнадцать лет, он учится в лицее.

– Скажите, Микеле продолжал встречаться с отцом после вашего развода? Я имею в виду, встречаться просто так, помимо встреч, установленных по обоюдному согласию.

– Да, до того, как Микеле пошел в лицей, то есть год назад, они виделись достаточно часто. Иногда Филиппо встречал его после школы. Но потом Микеле не захотел его больше видеть.

– Почему?

– Он не говорит. Сказал только, что они поссорились. И я внутренне даже обрадовалась.

– Почему?

– Я всегда боялась, что Филиппо может плохо на него повлиять.

– В каком смысле?

– Филиппо в молодости был танцором. Вы знаете, что у нас танцор – синоним…

– Да, непостоянный, склонный к переменам настроения, капризный человек…

– Вот именно: непостоянный. Это проявлялось во всем: в дружбе, в любви, даже в мелочах… У него вкусы меняются в одночасье. Еще накануне обожал, к примеру, мороженое, а на следующий день утверждал, что оно ему никогда не нравилось. Жить с ним было нелегко.

– Когда вы поженились, чем он занимался?

– Работал в мэрии. Это длилось пять лет, и он неплохо зарабатывал. Нам хватало. Мне казалось, что его все устраивало.

– А потом?

– Потом умер его дядя Карло, брат отца, и Филиппо получил огромное наследство. Он никогда не рассказывал об этом дяде, я даже не знала, что он существует, его не было на нашей свадьбе.