Очень хочется жить! бесплатное чтение

Часть 1. Прибытие

Свет вырвал из темноты резкий изгиб дороги. Размытая дождями грунтовка уходила влево и терялась в темноте. Уставшие, после 6-часовой дороги по пробкам на серпантинах, за каждым поворотом мы надеялись увидеть дом Бона.

– Наверное, вот этот дом, – сказал Виталик. – Навигатор показывает где-то здесь.

Виталик, добросовестно исполнявший обязанности штурмана всю нашу поездку, порядочно устал и начинал злиться. Мы плутали в темноте среди индонезийских деревень, навигатор сбоил в горах.

– Должно быть, чуть дальше, Бон бы не стал жить в таком доме, всё-таки он не совсем местный, он из Сингапура.

Наши фары выхватили из темноты большой трёхэтажный дом грязного цвета, то ли с не начавшимся, то ли с не закончившимся ремонтом. По карте место вроде как совпадало с тем, что мы искали. Ворота нам открыл пухлый подросток с растерянным лицом, как будто он не ожидал, что мы приедем. Я тоже не ожидал его увидеть, у Бона не было детей этого возраста, только очень молодая жена из местной деревни, которой он любил хвастаться. Заехав во двор, я увидел Бона на крыльце.

Он стоял как местный раджа, высокий и плотный, полный непоколебимой уверенности в себе и с огоньком в глазах. Вокруг него суетились жители дома, подсказывая нам, как расположить машину, и помогая с вещами. Бон немного отличался от местных. При том что он был этническим яванцем, он был гражданином Сингапура, и его речь тяготилась малайским акцентом.

Я познакомился с Бонсаном в Джакарте на блошином рынке, он занимался мебелью из редкого дерева и присматривал на рынке интересные старинные экспонаты, я заглянул туда как в музей и выбирал клюшки для гольфа. Он помог договориться мне о хорошей цене на набор и позже помог с ремонтом сумки. Ему нужна была какая-то помощь в России, но через пару месяцев начался ковид, и мы об этом больше не говорили. Несмотря на зрелый возраст, он был гораздо энергичнее, чем большая часть молодых индонезийцев. Вот и сейчас, несмотря на позднее время, он энергично приветствовал нас и крепко обнял, как старых друзей. Мы оставили вещи в холле и поднялись по винтовой лестнице в его кабинет.

– Долго же ты добирался, Влад, никак не привыкнешь к индонезийским дорогам?

– Мы попали в большую пробку в районе Богора, пару часов тащились со скоростью пешехода, – сказал я, оглядывая кабинет. – Мы вели с Виталиком по очереди, но это всё равно была непростая дорога.

– Ещё у нас проблемы с машиной, – добавил Виталик, закуривая предложенную Боном сигарету. – Мы доехали сюда на запаске, сбоит электрика.

– Хэй, Вито, нет проблем, завтра местные парни приведут ваш старый джип в порядок. Как вы вообще дотащились на этой рухляди?

Мне стало немного обидно за нашу малышку. Синяя сузуки катана с ярко-красными звездами на бортах верно служила нам в дороге и лишь под конец начала подводить. Несмотря на то, что некоторые девушки, близко знакомые мне, были моложе этой машины, больших неприятностей она не доставляла.

– До тебя можно доехать только на джипе, – с улыбкой ответил я. – В целом машина хорошо идёт, по трассе мы гнали на хорошей скорости.

– Сколько?

– Сотку в час!

– Ты знаешь, почему эти джипы больше не производят?

– Почему?

– У них были проблемы с безопасностью, эта модель легко может перевернуться на большой скорости, так что я рад, что вы вообще доехали до меня.

– Доехали не без приключений.

– Надеюсь, это были приключения с местными девушками? – весело подмигнул Бон. – Будь я в вашем возрасте, я бы каждый день находил себе новую подругу и обязательно бы взял парочку с собой на охоту, если ты понимаешь, о чём я.

Пока он это говорил, открылась дверь в кабинет, и его жена, молодая деревенская девушка, тихо ступая, занесла три стакана безвкусного местного чая и так же тихо вышла, не поднимая глаз. В кабинете было прохладно, и чай согревал. Я почти отвык от этого ощущения за время жизни в Индонезии.

– Впрочем, хоть мне и 52, моей жене Амелии всего 23 года, – продолжал он. – Она молода, как весенний цветок, это всё, что нужно мужчине. Когда женщины становятся старше, они уже не приносят того же удовольствия мужчине, поэтому всегда ищите себе жену помоложе, запомните этот урок, парни. Жить надо так, чтобы в старости у тебя была молодая жена!

– Бон, надеюсь, когда мне стукнет пятьдесят два, я буду так же энергичен, как ты. Скажи, а кто этот парень, который нас встретил? Мне казалось, твои дети старше меня.

– Это Ади, сын владельца дома, я снял эту виллу на год, а парень помогает мне по хозяйству. Кстати, он одного возраста с тобой, хоть вы и выглядите по-разному. Местные мужчины всегда выглядят как дети, поэтому местные девушки предпочитают иностранцев. Для них мы не только кошельки, мы, – продолжал Бон, – люди из другого мира, в который они стремятся попасть. Если ты буле1 – это хорошо, если ты буле с деньгами – ты белый король здесь. Ты можешь купить здесь всё и всех, хочешь молодую жену, хочешь молодого мальчика, – и он опять подмигнул.

– Ты шутишь над нами, Бон, – сказал я. – Мы живём не в колониальные времена, и я уже сталкивался здесь с тем, что меня отказывались заселить в гостиницу только потому, что я буле.Я ведь рассказывал тебе об этом?

– Нэаа, всё это глупости, иностранцы всегда будут здесь в почёте. Именно белые, не негры. Я вообще расист и не стыжусь этого, – сказал он, обращаясь уже к Виталику. – Я считаю, что чёрные – это проблема. Это траблмейкеры, от них всегда надо ждать неприятностей. Только не говори мне, что я не прав!

Мы, посмеиваясь, развели руками. Виталик, глядя на мою тёмную кожу и помня, что в корпусе мой позывной был Барак Обама, смеялся чуть громче меня.

– Я расист и смотрю на чёрных свысока, – продолжал Бон. – Но при этом я остаюсь честен перед собой и смотрю на белых снизу вверх. Я осознаю превосходство белых людей и не обманываю себя на этот счёт.

– Почему, Бон, ты мой друг, разве мы не равны? Разве есть разница, какого оттенка у меня кожа? – с улыбкой спросил я.

– Э не, мы с тобой, конечно, друзья, и я даже гораздо мудрее и симпатичнее тебя, но люди, у которых четыре времени года, всегда будут доминировать над людьми, у которых всего один сезон. Вы закалены самой природой и холодом севера. Мы же, люди юга, расслаблены, нам не нужно работать, просто чтобы выжить. В нашей земле круглый год растут овощи и фрукты, в океане полно рыбы. На севере жизнь сурова, люди суровы. Вам нужно постоянно работать и охотиться, добывать себе пропитание, чтобы выжить. В этом ваша сила, в этом ваша слабость.

– К слову об охоте, – спросил Виталик, прерывая этот мастер-класс по расизму, – какой у нас план на ближайшие дни? Пока мы сюда ехали, как будто повсюду жили люди, неужели здесь есть где пострелять?

– В джунглях.

– Но здесь же везде фермеры и их поля?

– Кабаны постоянно подъедают посевы местных фермеров, они живут в горах, покрытых джунглями, и регулярно спускаются к грядкам. Фермеры часто стреляют здесь по кабанам для защиты своих посевов.

– А что местные делают с мясом? Им же нельзя есть кабанов, это ж вроде не халяль?

– Мы отдаём его христианам, здесь есть церковь, обычно они с удовольствием его берут.

– Слушай, а вы вообще не едите дичь? Что если мы подстрелим канчиля2 или обезьяну?

– Главное, правильно перерезать горло, ты должен произнести хвалу Аллаху и поблагодарить его за посланную тебе пищу. Тогда мясо можно будет есть.

– Можно будет съесть даже обезьяну, если правильно её «открыть»?

– Не, обезьяна – это харам в любом случае. Хотя некоторые местные их едят, говорят, у них неплохое мясо, – улыбнулся Бон. – Главное, её надо убить одним выстрелом, если ты только ранишь её, и она будет кричать, это плохой знак. Местные верят, что так она насылает на тебя и на твоё потомство проклятие. Чем дольше кричит, тем дальше твоё потомство проклято. Это какие-то древние локальные поверья. В семье моей жены иногда едят обезьян, её отец охотник, завтра вы пойдёте с ним.

– Это тот человек, у которого мы сможем взять оружие? – спросил я.

– У меня есть одно ружьё, второе мы возьмём в аренду у местных охотников.

Он снял со стены газобаллонную винтовку предатор и, явно красуясь перед нами, перезарядил затвор и прицелился.

– А нам хватит двух ружей? Разве ты не будешь охотиться с нами?

– Парни, я уже стар для этого.

Положив ружьё на стол, он задрал левый край своей камуфляжной рубашки и с гордостью показал глубокий старый шрам под рёбрами.

– Когда я был помоложе, я охотился на кабанов, и один из них оставил мне это. Я потерял довольно много крови и с тех пор уже не хожу убивать зверей. Аллах дал мне знак, что больше я не должен этого делать. Если мне нужно мясо, я всегда могу купить его в магазине, да и староват я для того, чтобы бегать по джунглям, – он с прищуром улыбнулся. – Время молодых, вы, парни, там повеселитесь как следует!

Мы допили чай, расспрашивая его про рану и о том, что делать в такой ситуации, когда нет возможности стрелять и животное уже летит на тебя.

– Покажите мне свои ножи, я должен быть уверен, что отправляю вас в джунгли хорошо подготовленными.

Я не без гордости снял с ремня 25-сантиметровый тесак, который купил на Бали. Его деревянная рукоятка тяжело легла в руку Бону, который, покрутив его в руках, засмеялся.

– Да уж, Влад, я думал, ты разбираешься в ножах. Этот никуда не годится, это дерьмовая сталь, – сказал он, доставая из-под стола два кинжала в чёрных ножнах. – Это вам, парни, подарок от ветерана.

На ножнах была гравировка Kopassus TNI-AD, спецназ индонезийской армии. Внутри лежал длинный и толстый кинжал с зазубренными лезвиями, предназначенный явно не для резки фруктов. На каждом из кинжалов был порядковый номер, который выдавал в них факт принадлежности к стоящему на учёте оружию. Холодная сталь рукоятки тяжело лежала в руке, рождая ощущение животной силы. Мы переглянулись с Виталиком.

– Они просто потрясающи, Бон, спасибо большое!

– Теримакаси3! – подхватил я.

– Это настоящие ножи спецназа?

– Да.

– Разве это не холодное оружие?

– Что?

– Если нас остановит полиция, разве нам не понадобится разрешение на них?

– С такими ножами к вам не будет вопросов, тем более, Влад, ты всегда можешь сказать, что это подарок от твоих друзей в Джакарте, – сказал Бон. – Вы должны дать мне пару рупий, ты знаешь, что ножи не принято дарить.

– Бон, напомни, на кого мы идём охотиться, на местных повстанцев? С такими мечами мы могли бы легко решить вашу проблему в Папуа.

– Эти ножи не для охоты, все вещи для охоты мы подготовим завтра утром. Нужно будет ещё пристрелять ружья.

– Нам нужно разгрузить машину, мы в дороге уже неделю, в джунглях нам понадобятся явно не все вещи.

– Хорошо, Ади вам поможет занести вещи, он подготовил вашу комнату. И ещё, поешьте после дороги!

Доставая вещи из машины, я взял бутылку арака. Когда мы его брали, мне показалось, что рисовый бренди от балийских фермеров будет неплохим сувениром для Бона. Однако он резко отказался от алкоголя и сказал, что не может даже из вежливости его принять, чтобы его слуги и молодёжь, на которую он хочет оказывать хорошее влияние, не подумали, что он позволяет себе выпивать. Я выругался на себя, что не подумал об этом заранее и не придумал чего-то получше, чем бутылка балийской самогонки. После подаренных Боном ножей бутылка и так казалась смешной. А дарить её правоверному мусульманину, который не нарушает заповедей пророка по части еды, было даже немного оскорбительно.

Замяв неловкую ситуацию, мы поужинали и поднялись с вещами в комнату. Я забрал из машины ноутбук. Почему-то я думал, что у меня получится ещё и поработать после долгой поездки. Какой-то срочной необходимости для этого не было, скорее это была автоматическая мысль, что надо бы и поработать после дня безделья.

Комната, которую для нас выделил Бон, была довольно холодной. Я ни разу не видел обогревателей в Индонезии, но в этой комнате он бы не помешал. В горах бывает прохладно, температура опускается до 15 градусов, что непривычно после жизни в +30. Не добавил тепла и душ без горячей воды. Впрочем, хорошо, что это был душ, а не привычная для большинства индонезийцев бочка с ковшиком для омывания тела.

Войдя в комнату, Виталик первым делом открыл ноутбук и зашёл в рабочие чаты.

– Не отпускает работа? Сейчас же новогодние праздники.

– Это у тебя праздники, в Британии все праздники уже отгуляли, и у меня все коллеги уже вышли на работу. Минусы удалённого графика работы, очень хочется жить, но полноценного отключения от работы не происходит. Она всегда где-то фоном в голове.

Виталик работал в британской IT-компании и смог приехать в Индонезию, не уходя в отпуск. По сути, среди рабочей недели он должен был отправиться на весь день в джунгли и попробовать там кого-то убить, чтобы ощутить вкус жизни. Спасала его в таком графике разница в часовых поясах, позволявшая ему работать уже сильно вечером по местному времени. Каждый день, весь день перед началом работы он крутил в голове те дела, которые должен сделать, и не мог в полной мере насладиться тем, что его окружало.

Посочувствовав Виталику, но не слишком сильно, я принял холодный душ и расстелил кровать. Засыпая, мы обсуждали завтрашний день. Всё, что окружало нас, было для нас новым и интересным. Однако в этом большом деревенском доме, при всей непохожести самого дома и его жителей на тот мир, из которого пришли мы, я всё же наталкивался на мысли о его сходстве с теми домами, что стоят где-нибудь в русской деревне. Такие же люди, такие же у них мысли, такие же бытовые проблемы. Гостеприимство и открытость наших хозяев рождали чувство, схожее с ощущением дома.

Мы слышали, как за дверью тихо ступала Амелия, жена Бона, стараясь не нарушить наш покой. Сам Бон ещё какое-то время смотрел телевизор, и, как только он стих, дом погрузился в сон. Мы готовились к первому дню охоты, и нас отделяла от него только полоска беспамятного сна.

Часть 2. Пристрелка

Я открыл глаза и рывком поднял своё тело. Казалось, что дом ещё спал, только слева от меня поднимался Виталик. Ощущение раннего подъёма и холода напомнило мне кадетский корпус. Именно там я встретил самых близких своих друзей, в том числе и Виталика. С улыбкой я подумал о том, что в отличие от кадетского корпуса нам не нужно по форме одежды номер два выбегать на холодную питерскую улицу для получасовой зарядки. Для того чтобы взбодриться, достаточно было принять душ. Ничто так не бодрит утром, как ледяная вода.

Пока мы собирались, проснулся весь дом. Помимо Бона и его жены в доме жила служанка лет 50, которую я видел только в чёрном платке, и Ади, сын владельца дома, который помогал Бону по хозяйству и был кем-то вроде отрока при алтаре. Спускаясь вниз, я заметил ещё двух подростков: мальчика и девушку, которые смущённо прятались на кухне, с любопытством оттуда поглядывая.

Из Джакарты, помимо газового баллона для ружей мы привезли жаркое, которое передала Бону его мама. Теперь девушки грели его в шипящем масле вока, и запах специй разносился по всему дому. Бон сидел полураздетый за столом и уже доедал.

– Хэй, Влад, кто долго спит, тот мало ест, – подмигнул он мне.

Я уже привык есть жареное мясо на завтрак, но впервые оно было на вкус, как будто я ем его где-то в России.

– Как это называется? На вкус, как будто его готовила моя бабушка.

– Наа, нравится? Это семур, коронное блюдо моей мамы.

– Почему его не продают в варунгах4?

– Говядина – это дорого для местных, они чаще едят куриц. На вечер моя жена приготовит для вас сюрприз, это будет что-то из русской кухни!

–Ты нас балуешь!

Отлично позавтракав, мы стали обсуждать план охоты. На часах было где-то 8 утра, Бон сказал, что к 10 часам придёт местный охотник, вместе с которым мы поедем в джунгли. На месте нас будут ждать трое охотников со сворой собак. Сам процесс предполагал, что мы должны будем сесть на прикормленные тропинки между фермерскими полями и дремучими джунглями и ждать, пока снизу собаки погонят на нас яванских кабанов. Так как это довольно умные животные, которые должны будут стремиться избежать встречи с нами, у нас может быть только одна попытка. Говоря это, Бон завёл нас в длинный зал с импровизированной мишенью слева и столом с телескопом справа. Помещение было как будто выведено из эксплуатации (или ещё не введено), хотя видно, что мишенью здесь активно пользовались и до нас.

– Я тренирую здесь молодёжь, кто-то должен научить местных парней держать ружьё в руках и стрелять из лука. Со временем я хочу трансформировать этот дом в учебный центр для детей со всей Индонезии, где они могли бы получать хорошее образование, не хуже зарубежного, и получать вместе с этим военную выправку. Дети должны расти с ощущением гордости за свою нацию, это невозможно, когда хорошее образование ты можешь получить только за границей. Мы с тобой ещё обсудим это, Влад.

Кадетский корпус в Индонезии, прикольно. Интересно, как в индонезийской армии выражается дедовщина? – подумал я.

Виталик занялся пристрелкой ружей. Держа в одной руке сигарету, в другой спусковой крючок, он медленно спускал затвор, проверяя после каждого выстрела, куда он попал, через подзорную трубу. Оружие было зафиксировано довольно жёстко, поэтому прощало небольшую небрежность. После того как мы пристреляли предатор, Бон вручил нам два лука с металлическими стрелами.

– Охотиться со стрелами – это честно, шансы животного выше, ты не можешь быстро сделать несколько выстрелов подряд или выдать очередь. Тут ты наедине со своим мастерством и животным. В такой честной борьбе убить животное и не грех. Ты всегда должен давать шанс животному, иначе это будет просто убийство, а не охота.

Стрелы часто проходили мишень насквозь, иногда вонзались в стену за ней. «Я бы точно не хотел, чтобы в меня охотились стрелами, таким выстрелом сразу и не убьёшь, и стрела остаётся в теле, калеча его. Нет, охота из лука это уж слишком». Это и многие другие оправдания придумал я себе, чтобы охотиться с ружьём, а не луком, после того как понял, что навыки моей стрельбы далеки от идеальных.

Какое-то время до этого я думал, что среди моих предков могли быть татаро-монголы. Так я объяснял себе свою смуглую кожу. Постреляв из боевого лука, я понял, что тёмная кожа у меня явно не от Чингисхана.

Виталик клал стрелу за стрелой в центр мишени, и это немного задевало моё чувство самолюбия хорошего стрелка.

– Вам надо потренироваться стрелять, кабана будет довольно сложно убить. Вам надо будет попасть в маленькую точку в задней части головы, – с этими словами Бон потрогал себе череп ниже мочки уха. – Чувствуете полость между черепом и челюстью? У диких боровов такие же полости. Если попасть в череп или в живот, он может уйти как подранок. Вы его не догоните, а животное будет страдать и, возможно, всё равно умрёт. Тогда будет грех. Если попасть за ухо – БАМ! И всё, можно готовить барбекю. Надо убивать с одного выстрела!

Я подумал, что, если Бон будет учить в этой комнате детей мусульман тому, как правильно убивать свиней, его школа вряд ли станет популярной. Говорить ему об этом не стал.

Мы постреляли ещё какое-то время и начали складывать экипировку для выхода в джунгли. Фляжки, массивные ножи, утяжелённые пули, баллон с газом для ружей, колчан со стрелами, луки и предатор. Не хватало ещё одного ружья. Отец Амелии был ещё у себя дома, и мы решили ехать ему навстречу. Двое подростков, которых я видел на кухне, оказались братом и сестрой Амелии, которые вызвались поехать с нами и показать нам дорогу. Девочку звали Ананда, как звали мальчика, я так и не узнал. Загрузив вещи и местных подростков в багажный отдел, мы выехали за ворота.

Днём дорога была, конечно, более живописной, чем ночью. Вчера только огни внизу долины выделяли её из пейзажа, казалось, что там внизу стелется город, сотканный из тысячи рыжих огней. Наутро эта картина превратилась в бесконечные поля капусты и корнеплодов, разбавленные деревенскими лачугами. Холмистая местность периодически открывала широкие просторы. Просторы сменялись длинными и узкими деревенскими домами. Между этих хаотичных построек тонкими полосками часто возносились к небу минареты мечетей. Мулла заводил молитву, и звук пения магометян разносился по долине.

Несмотря на то что солнце было почти в зените, было совсем не жарко. Холодный (по местным меркам) горный воздух не успевал прогреваться до температур Джакарты, и в открытые окна веял приятный свежий ветерок. Из колонок играл плейлист «Вьетнамские флешбэки», на заднем сиденье шебуршили и посмеивались индонезийцы.

Среди обшарпанных халуп, покрашенных во все цвета пожилой радуги, ярко выбивались виллы состоятельных индонезийцев. Бон рассказывал, что этот район считается элитным для жителей столицы и где-то здесь рядом есть даже резиденция президента.

В Средневековье здесь был центр индуистского княжества Паджаджа́ран, голландцы хотели оставить здесь «независимое» государство Пасундан. В итоге все эти земли, с людьми, их населяющими, оказались в одном большом и довольно однородном котле народов Индонезии.

Минут через 20 пути Ананда сказала повернуть, мы съехали с дороги с классическим пейзажем азиатской улицы в небольшой комплекс таунхаусов. Домики были как будто из западного мира и выбивались из общего ландшафта наличием какой-никакой архитектуры, за которую цеплялся глаз. При этом только проросшая сквозь асфальт трава и снующие тут и там курицы выдавали, что мы всё ещё в индонезийской глубинке. Я первый раз видел такое место в Индонезии. Ананда пояснила, что это дачный посёлок для жителей Джакарты, а нам надо пройти дальше.

Мы припарковали машину у дома, куда, видимо, давно не приезжали хозяева. Выгрузили оружие и, смущённо улыбаясь удивлённым дачникам, потащили наш арсенал вслед за проводниками.

– Прикинь, Веталь, как они удивились?

– Ага, сразу два буле с оружием и в камуфляже. Это, наверное, как увидеть негров с оружием в каком-нибудь СНТ в России.

– Наверное, можно было бы вызвать полицию.

– Ну, если бы мы были неграми, можно было бы и вызвать.

За дачным посёлком начиналось заливное рисовое поле, которое упиралось через пару километров в подножие холмов. Мы же побрели по его другой кромке, узкой полоске асфальта с крутыми обрывами в грязь. На этой тропинке и двум людям было бы тяжело разойтись, а при этом туда и обратно постоянно сновали мопеды. Здесь дома уже больше походили на привычные индонезийские постройки. Слепленные из сырцового кирпича стены, местами покрытые ядовито-зелёным (или другими неожиданными цветами), хаотично нагромождались друг на друга. Глаза моментально расслабились, отчаявшись пытаться уловить архитектурную мысль авторов этих строений. Вместо стоявших слева халуп взгляд невольно обращался направо – на величественные горы, резко выступавшие в конце рисового поля.

На Кавказе такие горы-холмы зовутся пупырями. Не очень подходящее слово для индонезийских холмов, всё-таки многие из них когда-то были гордыми огнедышащими вулканами. Конечно, вулкан звучит лучше, чем пупырь. Приятнее себе сказать, что залез на потухший вулкан, а не на пупырь. Для себя я решил, что буду называть их пунчаками, так индонезийцы называют вершины гор, тем более их вокруг было так много, что вся эта местность в целом и называлась местными – Пунчак.

Дом, в который мы вошли, был примечателен на фоне грязных халуп других местных жителей. Комната-прихожая, в которой нас посадили на пол, была почти с европейским ремонтом, с чистой и аккуратной плиткой на полу и не ядовитого цвета стенами (что вообще редкость для Индонезии). Правда, прямо в комнате стоял мотоцикл и было видно, что в соседней комнате есть выход во двор, который представлял собой обычные индонезийские трущобы. Всё равно, находясь в этой комнате, казалось, что здесь живут довольно богатые по местным меркам люди.

На стене я сразу приметил свадебную фотографию Бона и Амелии. В красивых сунданистских нарядах бежевого цвета они выглядели как древние правители местного княжества. Бон точно выглядел как раджа, ну или, в крайнем случае, султан. Нас сразу же принялись угощать чаем и рисом с закусками и предложили подождать, пока домой вернётся фермер.

Ананда и её брат дома стали гораздо увереннее и, несмотря на смущение, стали раскрываться больше, чем у Бона дома. Мы угостили их сушёным джек-фруктом и какими-то конфетами, которые завалялись у нас в карманах. В доме никто не говорил по-английски, и поэтому общение часто обрывалась, давая время подумать, что сказать дальше и как поддержать беседу.