Принц, принцесса, белая роза бесплатное чтение

Принцесса… принц… воздушный замок…

Где реализму место тут?

Соль наших жизненных шпаргалок,

успеха главный атрибут,

играючи перечеркнут

и неожиданные встречи,

и неожиданные речи –

вихрь неожиданных минут.

Подумать, эдакая малость,

а всё летит в тартарары!..

Читатель! Вы удивлены?

А я, как автор, удивляюсь:

хотелось про любовь, и – сказку,

и чертовщинки бы всерьёз

в формат реальности… Напрасно!

В обычной нашей жизни грёз,

Себя спросите – не бывает!..

Роман такой не сочинить!

Не написать?.. Не совместить?..

28 июня – Защита диплома

Лена

– Мальчики, девочки! Здравствуйте! До начала защиты дипломов остаётся сорок минут. Открываю аудиторию. Давайте! Расставляйте столы, цветы, скатерть. Кто первый защищается – вешает плакаты. Скрепки, номерки, кнопки есть? Если нет – сейчас принесу. Минералку, соки, стаканчики, конфеты, фрукты – всё ставьте. Себе воды не забудьте, жарко сегодня. Ну да не мне вас учить. Давайте, Юлия, командуйте!

Наталья Алексеевна, полноватая невысокая женщина, бессменный секретарь-распорядитель этого мероприятия уже долгие годы, с улыбкой смотрела на нашу суету. Я тоже улыбнулась. Все такие красивые, праздничные. Хотя боюсь – жутко! Но с другой стороны, это же последний день учёбы. Фактически. А что потом, Леночка? Работать? Где? Вместе с Юлей? Можно, если не найдётся ничего лучше. Найти лучше?! При её папе?! – Шуточка в духе Вячеслава Игоревича… Или выйти замуж? Вот это был бы финт ушами! Но не зовёт никто… Да и не думала особо. – А пора бы уже подумать, Елена! – А можно ещё и то, и другое одновременно…

– Лена!, что ты стоишь?! – кричит Юлия, моя подруга, моя подушечка для слёз, мой неизменный партнёр по выполнению и сдаче учебных контрольных точек, староста нашей группы и лидер по жизни. – Хватай сумки, заноси в аудиторию. Мальчики! Столы, скатерть давайте. Людочка, ты идёшь первой? Не стой тогда, вешай плакаты. Сергей, помоги Люде развеситься!

Сергей – смешной, толстенький. Один из братцев-акробатцев. Так их компанию Вячеслав Игоревич окрестил. Их трое, они всегда вместе, «Два варианта на троих делаем!» – обычно говорит Юрец, он у них, типа, за главного. И Сергей часто солидно добавляет: «Неизменно!». Третий, Женька, почему-то отсутствует. Но он часто опаздывает. Сейчас Сергей недоволен:

– Помочь, это значит повесить их за неё? А она будет стоять в прострации?

Людмила – она такая. Замирает в неподвижности, задумавшись, и стоит минут пять. В её внешности есть что-то загадочное, неземное. Вячеслав Игоревич иногда называет её очень красиво – звёздная девушка. Но сами мы к Людмиле обращаемся проще – «Звёздочка» или «Звездюля».

– Пока наша звёздная девушка думает, вы, Вера, как истинная дочь кузнеца, должны взять на себя всю смелость ответа! – так он шутил.

Вера и Люда – это как мы с Юлькой. Всегда вместе. Вера очень большая. Широкая кость, как говорят. «Дочь кузнеца» – это гораздо более благозвучное прозвище, чем её называют у нас в группе. Мне Вера нравится. И ещё она очень умная. Наверное, умнее всех нас.

– Данила! Тихон! – продолжает распоряжаться Юлия. – Постелили скатерть? Молодцы! Спасибо невероятное! Хватайте вазы – и за водой. Куда цветы будем ставить? Лена, Вера! Конфеты разложены? Фрукты теперь! Помыть их кто-нибудь додумался?

– Грязными сожрут, – беззлобно говорит Тихон.

Тихон Зорин. Его чаще называют «А зори здесь тихие» – мнемонически легко запомнить. Тоже Вячеслав Игоревич придумал.

– Ой, черника! Обожаю! – восхищается наш секретарь-распорядитель. – Можно мне специальную тарелочку?

– Конечно, Наталья Алексеевна! – немедленно реагирует Юлька. – Исключительно для вас! Самая крупная и вкусная! Данила, передай.

– Раскомандовалась, Трясогузка, – совсем тихо говорит Данила.

Трясогузка – это Юлия. По слухам, тоже обзывалка Вячеслава Игоревича. Но это только с Данилиных слов. Сам Вячеслав Игоревич мне говорил, что он смотрел в окно и просто увидел странную птицу. Она хвостом всё время трясла. Он и предположил, что эта птица называется – трясогузка. А Юля в это время в аудиторию хотела войти:

– Можно?

– Какая интересная птица. Трясогузка, наверное.

Вячеслав Игоревич говорил, что он не слышал Юлиного «Можно?». Он обернулся на Данилину фразу:

– Точно, Юленька! Вы правы, Вячеслав Игоревич! Наша Юля – это интересная птица трясогузка. Точнее не скажешь!

Кто прав? Поди узнай! Кроме Данилы, в аудитории Тихон ещё был. Но он на все наши разборки отвечает одно:

– Хренью страдаете!

Лично я верю Вячеславу Игоревичу, а не Даниле. Сама Юля уверена, что это её специально так обозвали и выходит из себя, если слышит это слово в свой адрес. А с самой гузкой у неё всё в порядке. Наверное, чуть больше, чем у меня или Людмилы, но не трясётся там ничего. Там всё правильно шевелиться, как и положено при красивой походке. У Юлии, кстати, ещё и другие выпуклости необыкновенно симпатичные. Но прозвище почему-то ей очень подходит, хотя я её так никогда и не называю. Вообще, Вячеслав Игоревич говорил, что у Юлии, как у старосты группы, не должно быть прозвища. Потому что это будет подрывать её авторитет.

А вот Данилу называют просто по имени.

– Можете меня Данила-мастер называть! – как-то предложил он.

– Да нет, Данила, – отверг предложение Вячеслав Игоревич. – Мастер в вашей бригаде это Тихон. А ты – хитрый. Ты не фломастер даже.

– Да, Данила, ты не фломастер! – ехидно вставляет Юля. – И с виду ты очень примитивная конструкция.

Когда Данила злиться – у него надуваются щеки и лицевые мышцы приходят в движение. Кажется, что он что-то жуёт. Но не ртом, а периферией лица.

– Когда же у тебя бюст отвалится? – зло отвечает он.

Вячеслав Игоревич как-то по большому секрету сказал мне, что Данилу можно было бы назвать «Флаг-Фюррер», но это не те слова, которые… Короче, он называет его просто Данила. Иногда – Дани-и-ил. Он высокий, красивый, мускулистый. Мне кажется, что он испытывает ко мне симпатию. Смотрит на меня как-то странно иногда. Но мне он не очень нравится. Я думаю, что он злой. Или жестокий, жёсткий – не знаю, как сказать правильно. Вот если девушка нравится, разве ей говорят с кривой улыбкой: «Ленка! Ты должна быть моей!»? И тянуть в тёмный уголок… Ещё он с Юлией на ножах. Или это их родители на ножах? Но там, где есть Юля – вне универа, конечно – там Данилы нет. И я очень этому рада.

Ну а меня чаще зовут просто по имени. Лена, Леночка, Ленка. Вячеслав Игоревич Леной-Еленой называет. Иногда добавляет Прекрасная. А ещё однажды он обозвал меня «отдушиной». Мне эта прозывалка не нравится, как и Юле её Трясогузка.

– Куда же вы уходите, Лена?! Вы же моя самая любимая отдушина!

Просто Вера однажды заметила, что он плохо на сильные запахи реагирует. Поэтому, если чересчур надушиться духами, то время ответа на вопросы резко сокращается. Она, Юлька и другие девчонки даже целую систему противоположных запахов разработали. Эксперименты проводили, эффективность рассчитывали…

– Я ещё… – выговаривал им Вячеслав Игоревич. – Могу понять вашу бессовестность, нимфы доморощенные. Но мальчиков!, мальчиков вы зачем этому научили?!.

А я в этой их газовой атаке участвовать не захотела. Мне нравится Вячеслав Игоревич. Очень. И я ему нравлюсь. Я в этом почти абсолютно уверена.

– Да не просто нравишься! – ехидничает иногда Юля. – Он слюной, а то и чем похуже на тебя истекает! Невооружённым глазом это видно!

Но мне кажется, что всё гораздо сложнее. Слюной и чем похуже наши мальчики истекают на вечеринках. У той же Юли, например. Или у Людочки один раз было. У Тихона, где Данила ко мне приставал. У меня тоже собирались… А с Вячеславом Игоревичем у нас совместная работа. Занятия он у нас уже полтора года не ведёт. А отдельно он с Юлькой с самого начал занимался. По просьбе её отца, вроде. Ну и я к ним пристроилась. Потом ещё «А зори здесь тихие» появился. А за ним Данила. Я подозреваю, что Данила – из-за меня. Так-то он и сам умный. Его и Веру Фёдорыч, а это самый главный профессор на кафедре, изначально отобрал для индивидуального обучения. А про Юльку сказал: «Не буду с дурой возиться!». Поэтому и возникли её занятия с Вячеславом Игоревичем. Он не считал Юлю глупой. Или заведующий его обязал – точно не знаю. Полгода назад, когда «трясогузка» эта случилась, Юлька обиделась и к другому руководителю ушла. А мы трое остались.

Если бы Вячеслав Игоревич «истекал», как Юлия считает, то это давно проявилось бы, думаю. Уж наедине-то мы с ним, особенно последние полгода, часто бываем. Он как-то пошутил, что муж с женой столько времени вместе не проводят, как мы с ним. Задачка у меня очень сложная, сама не всегда соображаю. А он как-то ненавязчиво подскажет – и всё к арифметике и логике сводится. Уж тогда-то я и сама могу. Ну и с оформлением проще. Да и вообще с ним интересно. Со мной он себя ведёт не так, как с той же Юлькой, например, но очень аккуратно. Ладонь мою своей накрыть может. Ещё я ему позволяю почему-то волосы мои за левое ухо заправлять. Он когда рассказывает, так иногда делает. Я это вообще-то только маме позволяю. Отцу, брату, наверное, позволила бы. Юльке, возможно, ещё. Если честно, то тому, что и он это делать может – есть объяснение. Но это, как говорится, совсем другая история. А правая моя сторона под запретом прикосновений. Шрам у меня там. От уха – и почти до груди спускается. С детства. С тех пор и прячу его от всех. Не хотите истерики – не лезьте к правому уху. Так вот, Вячеслав Игоревич как будто знает об этом. Возьмёт аккуратно прядь волос слева и – как расчёской – за левое ухо забрасывает. А с правой стороны – никогда. Ещё он мой «локон страсти» любит раскачивать. Он его «завлекушкой» называет. Мальчики бы наши так «истекали». А то суют руки куда не надо… А вот… Вот вдруг если бы Вячеслав Игоревич стал ко мне приставать? Захотел бы меня поцеловать, например?.. Стала бы я кричать, сопротивляться, протестовать? – Не знаю. Может быть, и нет…

– Елена! – вижу перед собой негодующую Юлию. – Ещё одна звёздная девушка у нас объявилась?! Ты нам помогать будешь?

– Ага!

Буду, Юля, буду. Что делать-то надо? И пора бы уже Вячеславу Игоревичу появиться. Начнётся всё скоро, а его нет…

Славик

Третья точка уже. Что же нигде нормальных белых роз нет? Ну а здесь, интересно, как с этим дело обстоит? Ага, белые есть, даже неплохие, но без запаха… А те, что с запахом – хилые какие-то и вялые…

– Кремовые и розовые розы у вас замечательные, спасибо, но мне нужна белая, белоснежная…

Не хочу Лене-Елене обычную розочку дарить. Она – необычная, значит, и роза для неё тоже необычной быть должна. Последняя точка осталась, посмотрим там. Сколько время, кстати? Так, до начала защит 45 минут. Успеваю, короче…

Ага, около последней точки – газелька. Ух ты, как интересно, оказывается, цветы транспортируют. Если и здесь не повезёт – тогда и не знаю, что делать…

Повезло, однако! Большая, белоснежная, аромат нежный. И сама розочка – свежая, колючая. Оно!

– Да, в целлофан заверните, пожалуйста.

Теперь довезти в целости и сохранности главное. Трясусь в маршрутке. Минут десять – и я на месте.

Цветочек-то ты купил, а вот говорить что будешь, Славик? Какая она милая и хорошая? Как с ней замечательно было работать? Что никогда её не забудешь? Как об этом вообще говорят, интересно… – И не стыдно тебе, Славик? Не мальчик, вроде, уже. А простых вещей не знаешь… Простых?! Это тебе не модель системы построить и испытать её на нормальный и аварийный режим работы. Это сложнее. Гораздо сложнее. Ничего такого раньше с тобой не случалось? Случалось… Но там как-то всё было само собой… Ну и вот! Положись на случай! Подожди божественного откровения! Надейся, что в самый такой момент тебя нужным словом и шандарахнет! – Ерунда, не верю я в это…

Начать с обычной белиберды? И только потом… Поздравляю вас с получением диплома, Лена, вы закончили университет, стали специалистом, стали совершенно взрослой и теперь мы, возможно, сможем с вами дружить и в дальнейшем… – Бред!

Лена, давайте я буду вашим парнем? Вашим бой-френдом? Вашим молодым человеком? – Чемоданом… Лена, я вас хочу?!. – Ещё больший бред!

Лена, выходите за меня замуж?.. – Вот ты ей нужен! Сколько тебе лет, старина? А ей? Разница-то не очень большая, бывают и такие семьи… Да нет, Славик, девять лет – это много, это достаточно много. Сейчас для неё особенно… А ты гурман оказывается, молодую девицу в жены себе захотел, да?.. Не в этом дело… Просто… Но если я всё время о ней думаю? На руках её носить хочется, хорошее что-то делать… Может быть, это любовь? – Любоф-ь, моркоф-ь… Если согласится, то это, конечно, самый-самый для меня вариант. А вот если откажет, то тогда многие пути-дорожки будут обрезаны… Лучше, пожалуй, не рисковать… Или разрубить всё одним махом? Да – да! Нет – нет!.. А вот если попытаться понять, что если – нет, то тогда получается, что сегодня – последний день. Всё. Больше вы не увидитесь… Нет причины для встреч. И тоска какая-то сразу наваливается… Что же придумать?

Опять предложить увести её в мир, где ей никогда не придётся есть пирожки с жаренной капустой?.. Да уж, Славик, твои шуточки непонятны и общеизвестны… Посмотрит она на тебя, как на дурака, и промолчит… Было уже такое, предлагал. Отвела глаза и промолчала.

Как же это сказать?

Елена, вы мне нравитесь. Очень нравитесь. Возможно, мы и далее сможем с вами встречаться? Если вы не против… – Жалко как-то звучит. Но этот вариант ещё более-менее…

Или испугаешься и ничего не скажешь? – Этого-то и боюсь. Раньше, наверное, говорить надо было. Когда была неизбежность последующих встреч… Когда бедной девочке очень сложно было бы… Послать тебя сложно было бы, короче.

Всё, никаких божественных откровений! Скажу, что нравится она мне. И что хотелось бы и далее встречаться… Устал от этой глупости. Что будет – то и будет. Университета нет, и никакой этой идиотской этики тоже нет. Вот и так!

Приехал… Так, теперь главное – незаметно пробраться и спрятать нашу розочку. Не хочу, чтобы её вообще кто-либо видел. Это наше с Леной дело – и только наше.

Лена-Елена, что же я к тебе так привязался? Сумасшествие какое-то…

Суетятся, небось, с защитой уже. Столы-фрукты-минералки раскладывают… Волнуются… Пять минут позора – и ты инженер! Вперёд, Славик! Моральная поддержка своих дипломников – твой святой долг. Какие бы свои личные симпатии ты там не переживал…

Лена

Приготовления почти закончены. К защите дипломов всё готово. Наталья Алексеевна, довольная, воцаряется на своём рабочем месте, перекладывает какие-то бумаги, щёлкает мышкой… Люда, ругаясь с Сергеем, вешает плакаты. Вера с ними. Она спокойна, как танк. А ко мне волнение возвращается. Где был мой текст?.. Всякие записки и мысли?..

Вот и Вячеслав Игоревич! Я вижу его в конце коридора. Я не зря ждала. Я знала, что он придёт. Мысленно оглядываю себя. Как непривычно в платье с полуоткрытыми плечами. А как там мой бант, розочка и полуворотник одновременно? Всё правильно? Да! Молодец, мамочка! Здорово придумала! А «завлекушка»? На месте… Ну, Вячеслав Игоревич, готовьтесь к поражению глаз!

– Вячеслав Игоревич! Как хорошо, что вы пришли! Я уже думала, что вы не придёте!

– Здравствуйте, Лена! Здравствуйте, ребята! Лена, я не мог не прийти! Даже хладным трупом приполз бы, наверное… Боитесь? Волнуетесь?

– Чего нам, кабанам, волноваться? – говорит Тихон. – Пять минут позора…

На Тихоне очень странный наряд. Рабочий комбинезон со множеством карманов. Только необычно чистый и новый, похоже. Вячеслав Игоревич улыбается:

– Ох, Тихон! Не кочегары мы, не плотники… Что ж это у вас за костюм такой интересный?

– Ну а чего? – отвечает «наши тихие зори». – Удобно же! Он чистый, я его постирал, погладил. Потом же всё равно в лес, праздновать, дрова собирать, костёр жечь. Удобно.

– Ладно, – Вячеслав Игоревич знает, что у Тихона всегда свой взгляд на происходящее. – Не одеждой славен, как говорится… Хотя лучше было бы, чтобы ты был такой же представительный, как наши браты-акробаты, например. Или – Данила! Кстати, никогда тебя таким солидным не видел. Костюм великолепен.

– Спасибо, – басит Данила.

Замечаю, что на меня Вячеслав Игоревич старается не смотреть. Торжественно улыбаюсь. Конечно же, я его поразила! Возможно, в самое сердце!

– А мне вы ничего не скажите? – немного обиженно спрашивает Юлия.

– У тебя свой руководитель есть! – немедленно реагирует Данила. – К нему и иди за советами…

– Вы и в такой день пикируетесь зачем-то… – устало говорит Вячеслав Игоревич.

Затем он разворачивается к моей подруге:

– К чему говорить об очевидном, Юлия? Всё по-прежнему, как и должно быть. Ваш наряд лесной феи, дриады, или какой иной лесной нечисти, безупречен. Никакой другой цвет, кроме изумрудного, не подойдёт под ваши глаза. Поэтому, увидев вас, я, как и любой человек, был поражён…

Испытываю какое-то нехорошее чувство. Зависть? Ревность? Почему он вместо меня говорит ей всякие хорошие слова? Глазищи её зелёные хороши, тут спора нет, и платье зелёное ей подходит…

Ага! Не выдержал своего обворожительного тона, усмехнулся… Наверное, это была шутка, Юля, чтоб вы знали… Только в чём смысл?

– Если это комплимент, Вячеслав Игоревич, то спасибо. А почему вы усмехнулись?

– Непосредственно ты, Юль, тут не причём. Извини. Глупые мысли… Просто ты вся зелёная и даже… – тут он опять усмехнулся. – Словом, я не подозревал, что в номенклатуре этой вашей ножной женской бижутерии существуют подобные оттенки.

Зелёная, как кузнечик, точно! А-а-а, это он про её колготки… Ну да, такой цвет не часто встретишь.

– А вот игру теней вы так и не освоили… – печальным тоном заключает Вячеслав Игоревич.

Все наши вокруг громко хмыкают, даже смеются. Да-а, Юленька, этой подколке уже не один год и, похоже, она будет преследовать тебя ещё долго. Предаюсь воспоминаниям. Почему-то – злорадно.

Это была сдача какой-то лабораторной. Я сидела справа от Вячеслава Игоревича. Он нашёл у меня ошибки в логике работы программы и попросил тут же на месте ручкой их и исправить. Исправляю, стараюсь. Слева теснились все три брата-акробата. Они что-то возбуждённо доказывали сразу по двум своим вариантам. Вера и Люда, помню, сидели чуть поодаль, ждали своей очереди. Ещё дальше остальные из группы, кто чем занимается. Было в меру шумно. Юлия ворвалась в аудиторию, чем-то озадаченная. Сразу же ринулась к нам. И, через голову центрального Юрика, заявила:

– Вячеслав Игоревич! Ну помогите же нам с Ленкой с этой ерундой разобраться!..

Потом она увидела меня. Поняла, что я уже «с этой ерундой» разбираюсь. Запнулась. А Вячеслав Игоревич почему-то сердито (обычно он очень спокойно на подобные вещи реагировал) сказал:

– Юлия! Но вот как вам не стыдно! Врываетесь посреди важной научной дискуссии, перебиваете всех своим вопросом. Мы тут очень интересные и полезные вещи обсуждаем, между прочим…

– Извините! – лепечет удивлённая необычной реакцией Юлька и начинает отступать в сторону Веры и звёздной Людочки.

– Так вот, Лена! – очень громко, как на лекции, говорит Вячеслав Игоревич.

Я непонимающе поднимаю глаза. Не со мной, вроде, разговор был. Братцы-акробатцы тоже замолкают, удивлённые. И остальные затихают от громкости голоса. Внимание на Вячеславе Игоревиче концентрируется. Конечно, дословно я его речь не воспроизведу, но близко по смыслу помню.

– Так вот, Лена! Я утверждал и продолжаю утверждать, что именно этот оттенок теней вам подходит самым максимальным образом. Вы согласны со мной?

– Да… – шепчу я, по-прежнему ничего не понимая, а потом говорю почти про себя, едва слышно. – Мы же их вместе с вами подбирали…

Вообще-то, их мама мне подарила… Ой, это ещё была история… Но её никому знать не надо, даже Юле. Тушуюсь, умолкаю. А Вячеслав Игоревич продолжает:

– А почему?.. Потому, что они идеально подчёркивают цвет вашей радужной оболочки глаз. Используя это косметическое средство как украшение…

Все слушали, раскрыв рты, совершенно не понимая – в чём дело…

– …как украшение, вы из простой необычной девушки превращаетесь в крутую необычную девушку, приобретая загадочный, таинственный образ, который заставляет все взгляды, упавшие на вас…

Юлия, как загипнотизированная, начинает возвращаться к преподавательскому столу…

– Единственное, что не хватает вам, Елена, по моему мнению, это некий штрих, чёрточка, что ещё более подчеркнёт романтичность вашей натуры и сдвинет образ в сторону, наверное, восточных красавиц…

– Вячеслав Игоревич! – умоляюще говорит Юлия. – Если вы про косметику дискутируете, то можно и мне принять участие? Про косметику и всё модное. Я про это очень, очень много знаю. Пожа-а-алуйста!..

– И про моду всё знаете? – строго спрашивает Вячеслав Игоревич.

– Да! – уверенно говорит Юля.

Тут хмыкают Вера.., Данила… Потом, не удержавшись, начинаю хохотать я. Затем и все остальные…

– А вот игру теней вы так и не освоили… – печальным тоном заключает Вячеслав Игоревич.

Юлин взгляд делается колючим.

– Ловко! – говорит Вера. – И о волнении никто больше не думает… Только рано вы это. Начало через семь минут, пока там то, сё. Опять разволнуемся… Впрочем, можно ещё мой наряд обсудить. Или Людочкин. Она у нас сегодня не только загадочная, как обычно, но ещё и жёлтенькая, как цыпленок. А интересно, на другой специальности, где одни ребята, какую антистрессовую тему для обсуждения вы предлагаете?

Но Вячеслав Игоревич не слушает Веру. Он подходит прямо к злым Юлиным глазам. Опять испытываю какое-то завистливое чувство. Когда он на меня, наконец, внимание обратит. Кто тут его любимая отдушина – я или Юлька?

– Юлия! – говорит он. – Если ты до сих пор злишься на ту мою шуточку, то извини. Я ко многому отношусь с иронией и действительно не думаю – как отразится на людях то, что приходит в голову и кажется мне смешным. Лучше вспомни: какой вопрос для изучения ты получила в ответ на свою просьбу поучаствовать в дискуссии?

– Разобраться, что значит слово «мода», – настороженно отвечает Юля.

– Я полгода не мог тебя заставить к изучению этого раздела приступить…

И меня не слушала! А вся её задачка, которую они с отцом для её диплома придумали, на этих модах сидит.

– На другой специальности, – говорит Данила. – Галюсик мой позавчера защищалась. Вячеслав Игоревич сказал, что она на кружку кофе похожа. А староста их достал термос – и все стали это кофе пить. Я бы сейчас тоже не отказался…

Славик

«Вот ведь врун! – думаю с раздражением, – или путаник. Не на кружку, а на рюмку кофе! Вот что я сказал». Галина миниатюрная, почти крошечная девушка с железной волей. Какая уж там кружка… А кофе – потому что смуглая она, и платье на ней абсолютно кофейного цвета было.

А с самим напитком ребята очень неожиданно придумали! Комиссия начинает работу, а им по чашке кофе приносят. Ароматный, вроде как свежезаваренный. Мечта! Какие уж тут придирки…

Лена

– Мне кажется, я поняла, Вячеслав Игоревич, – отвечает Юля. – Я подозревала что-то подобное…

Что тут понимать было! Но подружка моя не успокаивается:

– А трясогузкой вы меня зачем обозвали? Что бы я, как Ленка, спортом начала заниматься?

Вот ведь Овён упёртая! Что за выяснения отношений? Нашла время! Вон, Вячеслав Игоревич даже огорчился. Это потому, что он молодо выглядит, как наш сверстник. К Фёдорочу, наверное, за «дуру» с претензиями не приставала бы.

– Я Верин костюм обсуждать не буду, – вдруг говорит Тихон. – Он как мой, только красивый. А Людку, раз она цыплёнок, зажарим сегодня. Давно мечтал её укусить…

Звездюля наша высокомерно фыркает и снисходительно смотрит на Тихона.

– Заниматься спортом всем полезно всегда. А про эту глупую историю тысячу раз уже говорил. Птица не виновата в том, что прилетела под наши окна. Я не виноват в том, что обратил на неё внимание. Всё это совпало с твоим появлением. Чья это вина?..

А я бы ещё добавила, что с «игрой теней» – сегодня не шутка никакая! И с оттенком ты, Юлечка, действительно промахнулась…

– Кто виноват в том, что природа одарила вас так щедро?..

– Ага! – вдруг ухмыляется Данила. – Две дыни за пазуху засунула!

– Дани-ил! – укоризненно в два голоса говорим Вячеслав Игоревич и я.

Мы иногда говорим одно и то же одновременно. «Если мысли у людей совпадают, то бывает, что и слова совпадают тоже, – так это объясняет Вячеслав Игоревич».

– Очень некрасиво! – насмешливо заявляет Вера. – Мой размерчик не меньше, а про дыни мне никто никогда не говорил. А я бы…

– Скотина! Ублюдок! – Юлия вдруг срывается на крик, хватает бутылку с минеральной водой и кидает её в Данилу.

– Промазала, Трясогузка!

– ПРЕКРАТИТЬ ! – кричит Вячеслав Игоревич. – Данил!..

– Девочек бить негигиенично? – на лице Данилы появляется его кривая улыбочка.

Вячеслав Игоревич идёт прямо на него. Мне становится за него страшно. Данила мощнее. А Вячеслав Игоревич говорит тихо и чётко:

– Учитывая. Отца. Юлии. Это. Ещё. И. Неразумно.

В ответ Данила только что-то рычит. Но возникшее напряжение уменьшается.

– Юленька, ты в порядке? – пытаюсь поддержать, успокоить подругу. – Давай лучше повторим текст…

– Нервы, у всех нервы… – зачем-то почти поёт Тихон.

Юля кусает губы. Верная примета, что злиться… Выглядывает Наталья Алексеевна:

– Начинаем. Вера, Люда, вперёд! Вячеслав Игоревич, вы не будете Верочку слушать?

– Уверен, – отвечает он. – Что там более чем всё замечательно. Людмила! Вера! Удачи! Ни пуха, ни пера! Или что вы там сейчас говорите?..

– К чёрту! – выкрикивают дружно Вера и Люда.

– Я хочу послушать, – внезапно говорит Тихон. – Можно? Ни пуха, ни пера, Вера!

– К чёрту! – Вера отвечает значительно тише.

– И я хотел бы! – говорит Данила. – Тем более, что потом – мы. А то здесь как-то стрёмно!

– Быстро заходите! – распоряжается Наталья Алексеевна и, после того как все заходят, закрывает дверь.

Защиты начались. Тишина. Вячеслав Игоревич, наконец, оборачивается ко мне. Я застываю под его взглядом. Сколько же у него в глазах всякого! Сразу и не поймёшь – чего… Так на меня, наверное, никто и не смотрел. Шёпотом он говорит:

– У меня нет слов, Лена…

Вот то-то же!

– Вячеслав Игоревич! – влазит Юлька. – Там очень страшно?

Но он, наверное, её и не слышит. Он продолжает смотреть на меня…

Славик

Да, необыкновенно. Непривычно… Второй раз вижу её с открытыми плечами. Какая красивая косточка… Это ключица, наверное. Хочется её погладить…

Сумасшествие, Славик! Наваждение!

Платье очень похоже на свадебное. Рукава приделать и юбку удлинить вниз – до самых туфелек. Оно и будет. Туфельки на ней сегодня белые, а не чёрные, как обычно. И эта кружевная роза, полуворотник. Шрам у неё, наверное, ниже шея спускается, раз вся эта зона закрыта. А кружевная розочка очень похожа на ту, что ждёт её как подарок. И она тоже белоснежная с лёгкими зелёноватыми прожилками…

А сама Лена! Светится вся! Волнуется, как без этого. Вся такая трогательная в своём волнении. Чуть раскраснелась. Как летнее яблочко…

Тени… Под цвет глаз. Наверное те же, что подарила ей мама, но она стеснялась их использовать. Надо же, не израсходовались ещё. Падаю в странное, абсолютно глупое воспоминание. Первое наше с Леной воспоминание… Если, конечно, мы! – существуем как данность.

Сначала был её звонок мне. Она сказала, что она Лена, ну вот которая… А я ответил:

– Я узнал вас, Лена! Что вы хотели?

Она не была уверена, что я её узнал. У них в группе две Лены…

– Обычно вы сидите сзади в правом ряду. У вас потрясающая «завлекушка» в причёске. И запоминающийся голос. Не сомневайтесь, что я узнал вас, Лена-Елена.

Тогда-то первый раз я и назвал её Леной-Еленой…

Она сказала, что болела и пропустила два занятия. И теперь она не может понять, как делать первую работу. Конспект подруги она изучила, но многое не поняла. И не мог бы я уделить ей немного времени… Я спросил:

– Во сколько завтра вы заканчиваете занятия?

– В пятнадцать часов тридцать минут.

Так завелась, хотя и не сразу, наша традиция ходить в столовую прямо перед её закрытием, говорить о многом и ни о чём… Оговоренное время свиданий практически каждый день, кроме выходных. И больше пяти минут никто никого не ждёт… А Лена… она всегда серьёзная и обязательная…

О чём мы говорили в тот раз я, наверное, не помню. Хотя нет, вру. Мне было важно выяснить её знания. Так что обсуждали школу и первые курсы. Потом говорили о книгах. Потом, вернувшись, я спросил – что же ей непонятно конкретно из задания. А она сказала, что ей непонятно абсолютно всё и расплакалась. Как мог, успокоил. Решил дать ей для изучения несколько другие книжки. Она начала искать флешку. Не нашла. Сказала, что очень часто не может найти в сумочке то, что надо. Тогда я расстелил лист ватмана и предложил ей вывалить на него всё содержимое, найти что надо, а остальное уложить правильно.

– Если там есть что-то интимное, я отвернусь.

– Нет там ничего интимного, – сказала она и решительно вывалила содержимое сумочки на ватман.

Но интимное всё-таки было. Она смутилась, покраснела, опять зачем-то заплакала, начала бормотать:

– Извините…

Вот тогда я впервые взял её за руки. Мне нужны были её глаза, а она закрыла их ладонями.

– Елена, это глупости. Здесь нечего стесняться. Я взрослый человек и знаю, что эти впитывающие штуки очень важны для женщин. Давайте спрячем их в сумку и забудем об их существовании.

Флешку мы так и не нашли. Зато нашли очень красивую коробочку с арабскими, наверное, письменами.

– Это тени для век. Мама подарила. Только цвет непривычный.

А цвет, на мой взгляд, был очень даже правильный. Не вообще, а для конкретной заплаканной Лены-Елены…

– Вячеслав Игоревич! – как сквозь вату слышу голос Юлии. – Вы меня слышите?

Бессовестный вы человек, Юля! Не дали досмотреть такое замечательное воспоминание… Сосредотачиваю свой взгляд на ней:

– Что, Юля? Я не расслышал.

Она делает полшага, чтобы оказаться ближе и тихо говорит:

– Хватит вам уже на Ленку пялиться. Это неприлично.

Внезапно в душе вспыхивает отчаянная надежда. Вот же оно – Юля ведь её лучшая подруга! Она знает её мысли, чувства. Может быть, она подскажет мне, как правильно поступить, что сказать…

– Мне она очень нравится, – говорю тихо. – Безумно. Безостановочно. Как воздух! Я ничего не могу с собой поделать.

– Вы ей не пара, – слышу в ответ.

Неожиданно. Гляжу на Юлию. Холодная… Зелёная… Как лягушка. Перевожу взгляд на Лену. Белоснежная, прекрасная. Как принцесса.

– Вы бесперспективны, вы ничего ей не сможете дать, у вас огромная разница в возрасте. Сегодня вы разбежитесь и никогда больше не увидитесь… – Юля забивает в меня аргументы как гвозди – уверенным в своей правоте молотком – безжалостно.

Мелькает идиотская мысль, что не зря я возился с ней два с половиной года. Положения моей бесперспективности она формулирует абсолютно чётко. И приоритеты ранжированы грамотно… Возможно, что и моя Лена-Елена столь же решительно всё определила и разложила по полочкам… Она ведь, откровенно говоря, гораздо умнее и серьёзнее Юлии. Вот только насколько теории применимы к реальной жизни?..

– Может быть, она сама решит – кто ей пара… – говорю это скорее самому себе.

– Какая-то вы, Юлия, сегодня воинственная… – говорю непосредственно ей.

Открывается дверь. Из неё беспечным цыплёнком выпрыгивает Людмила, а дальше могучим танкером выплывает Вера.

– Отстрелялась! – говорит она. – Всё! Я инженер!

Выглядывает Тихон:

– Вячеслав Игоревич! Пойдёмте! Сейчас мы с Данилой.

– Поздравляю! Вам с Данилой ни пуха, ни пера!

– К чёрту!

Иду…

Лена

За ними ещё не успевает закрыться дверь, как Юлька подскакивает ко мне с вопросом:

– Ленка! Я надеюсь, что ты не будешь делать глупости!

– Какие глупости, Юля?

– С нашим Славиком…

– С Вячеславом Игоревичем? А какие глупости с ним я могу делать?

– Какие-какие! Детей, например!

– Кого?! – я поражена Юлиными словами. С чего она вдруг о детях? – Ты с ума сошла? Каких детей?

– Главное, что бы ты, Леночка, с ума не сходила!

– И не собираюсь!

– Можешь сказать, что это не моё дело, но я скажу: Славик – прошедший этап. Сказали спасибо и забыли. А он тебе ничего такого не предлагал?

– Про детей? Нет.

– Удивлена!

Удивлена она! Я тоже удивлена её удивлением! Придумает вот. Поделиться ещё с ней хотела… Вячеслав Игоревич недавно странную фразу сказал. До сих пор не могу понять – что она значит. Позавчера, когда все вопросы про защиту: и мою, и Данилы, и Тихона, обсудили, мы с ним опоздали в столовую. На пять минут, но выдачи еды уже не было. А есть хотелось. Я вообще очень часто хочу есть. Прошли дальше по улице, а там…

– Попытаем счастья? – спросил меня Вячеслав Игоревич. – Может быть, здесь нам удастся кого-нибудь съесть!

Я согласилась. Вошли. По названию – харчевня, взгляд в меню – чистый ресторан.

– Господи, как всё дорого! – ужаснулась я. – Вячеслав Игоревич, что будем делать?

– Мы, Лена, – ответил он. – Съедим всё, что нам понравится. Выбирай!

– Но дорого же! – повторяю я.

И улыбаюсь, кокетливо:

– Я вас разорю! Вы к этому готовы?

Он тоже улыбнулся:

– За один раз не разоришь, Елена. Видеть тебя голодной – вот подлинное несчастье. А деньги – это ерунда. Они и нужны, чтобы их тратить…

Пока ждали заказ, нам принесли блюдо с пирожками. Мол, мы в их заведении впервые, есть традиция, бесплатное блюдо дня от шеф-повара – пирожки с жаренной капустой. А мы её оба не любим, это давным-давно установлено.

– Капуста! – в сердцах сказала я. – Не люблю!

Вот тогда он накрыл своей рукой мою и, глядя прямо в глаза, очень серьёзно сказал:

– Лена! Хотите я уведу вас в мир, где вам никогда не придётся есть пирожки с жаренной капустой?

Вот и гадаю теперь. Что это значит? Шутка? Но почему сказано именно так, серьёзно, в глаза? В какой-то другой ресторан приглашает, где из капусты блюд нет? Непонятно. Вот и решила: если не поняла, то молчи – за умную сойдёшь. Промолчала… Но это не может же быть приглашением делать детей! Мне даже стало смешно. Представила, как Вячеслав Игоревич серьёзно так мне говорит:

– Лена-Елена! Пойдёмте делать детей!

Расхохоталась. Ерунда полная.

Не нравится мне тема для разговора, пытаюсь её сменить:

– Юля, а ты не волнуешься перед защитой? Меня вот опять трясти начинает.

– Волнуюсь, Ленка, волнуюсь, как дурочка. Казалось бы, мой папа – председатель этого действа, я знаю, что пятёрку мне поставят сто процентов, а всё равно волнуюсь. Кстати, Лен, ты идёшь работать со мной в конструкторский? Сейчас место для тебя есть, но день, два…

– Скорее всего да, Юля. Работать же где-то надо. Наши ещё будут?

– Вера и Тихон – точно. Ещё пара человек под вопросом.

– Тихона тоже в конструкторский? – удивляюсь. – Он же в другое место хотел…

– Тихона на производство. Он, если хочешь знать, уже месяца четыре работает. Премию заработал и отпуск маленький. Как раз для диплома.

Задумываюсь. Многие, оказывается, работу себе уже нашли. Одна я, как беззаботная бабочка, порхаю, ни о чём не заботясь… Нет, так быть не должно. Девчонки рядом, отец Юлин, если что, прикроет, наверное. Он у неё какой-то очень надёжный, правильный. Лучшего места для работы мне и не найти. Решено!

– Знаешь, Юль, пойду. Сто процентов. С тобой, с Верой. Всё проще будет…

– Только я в конструкторском полгода буду, учти. Меня родители решили на финансы двигать, в мамину епархию. А решение твоё правильное, Ленка! Правильное! Будем зажигать вместе! Свобода! Деньги! Мужчины! Приключения! Знаешь, сколько там молодых парней работает?!. Подберём тебе нормального, ты же у нас серьёзная, на глупости не размениваешься… Жизнь – она сегодня только начинается! Или, если точнее, то завтра. Или – когда отдохнём недельку от учёбы.

Двери опять открываются. Возникает Наталья Алексеевна, Вячеслав Игоревич, Данила, «зори здесь тихие». Браты-акробаты, Юрец и Сергей, начинают свою суету, сейчас их очередь. Потом защищается Юлька, потом уже я. Данила словно раздулся, наверное, от гордости. Вячеслав Игоревич поздравляет его, чего-то желает. А вот Тихон не очень радостный. Данила подскакивает к нам:

– Лена, Юля! Ни пуха вам, ни пера! Я – готов! Инженер…

– К чёрту! Поздравляю, – осторожно отвечает Юлька.

– К чёрту! Поздравляю! Я искренне рада! – говорю я.

– Я на улицу сбегаю, – зачем-то сообщает он нам. – Меня прямо прёт всего от этого!

Убегает. Вячеслав Игоревич негромко говорит Тихону:

– Ты молодец, Тихон. Хорошо держался. Жаль только, что растерялся, мямлить чего-то начал. Ну да будем надеяться…

– Вячеслав Игоревич! – потерянно говорит Тихон. – Ну они что, идиоты? Как я этот второй метод в свою фитюльку засуну?! Там памяти одной до хрена… И мне не нужна точность! Мне реакция системы нужна! Они что, не соображают? Глупый абсолютно вопрос…

– Вот так, Тихон, ты и должен был отвечать, – говорит Вячеслав Игоревич. – Только технически грамотно, конечно. Они теоретики. Второй метод точнее, чаще используется. Вот и спросили: почему ты его не рассматривал даже.

– Ну у меня же все параметры, все требования – всё было расписано. Разве сложно сообразить?!

– Это тебе всё понятно. Ты с этой системой сколько возишься?

– А-а-а, – машет рукой Тихон, но потом оживляется. – Кстати, а где вы этот отзыв взяли? Я аж заслушался. Ни шиша себе, думаю, сколько я полезного сделал! Позавчера, когда обсуждали, его не было.

– Вот когда обсуждали, я и понял, что он нужен. Моя вина, что раньше этим не озаботился. Вчера весь день его получал, подписывал, печати ставил…

Во-от вы где были, оказывается, Вячеслав Игоревич. А я уже хотела обижаться. Обещали, что пойдёте со мной гулять. Сами говорили: перед защитой надо хорошо выспаться, погулять, отдохнуть. Я выспалась. А гулять мне не с кем. С Юлей – не хочу. Даниле, дураку этому, звонить? Куда, в общежитие? Вот разбежалась прямо! Я – не идиотка! Хотите, что бы я погуляла, Вячеслав Игоревич – гуляйте меня! Да ты просто раскапризничалась, Ленка! Как кисейная барышня. Да. Ну и что? Я что, всегда серьёзной должна оставаться? Я что, даже покапризничать не могу? Гуляйте меня – и всё! И потом я подумала, что это здорово! Почему мы только по учёбе встречается? Напросилась, короче. Вячеслав Игоревич сказал, что очень, очень постарается… А потом звонит: Лена я не успеваю, извини, дела, работа…

– Получается, – переспрашивает Тихон. – Что вы сами этот отзыв написали, а потом Юлиного отца подписать попросили?

– Нет. С Юлиным отцом я не в таких отношениях, чтобы о чём-то просить. А отзыв написал твой непосредственный начальник.

– Степаныч? – поражается Тихон. – Он, разве, кроме как матом, разговаривать умеет?

– Разговаривать – не знаю, а писать, как видишь, умеет.

– Поня-ятно… – тянет Тихон, заметно повеселев.

– Будем надеяться, не переживай.

– Чего мне переживать, – машет рукой Тихон. – Формальности это всё. Никакого значения они не имеют…

Молчим. Ходим. Переживаем опять. Как долго тянется время… Наконец-то! Вываливаются два акробата, Юрец, Серёга, довольные, отстрелялись, физиономии от счастья перекошенные.

– Поздравляем!

– И вам ни пуха, ни пера!

– К чёрту!

Заходим мы с Юлей. Вячеслав Игоревич с нами.

Славик

Ну вот и очередная «смена караула». Юле, тихо, в спину:

– Удачи!

Усаживаюсь в стороне. Елена – рядышком, справа. Чтобы держать проход мимо нас свободным, двигаю стул совсем впритык к Лениному. Ощущаю… не знаю чего, сложно определить: всплеск энергии?, электрический удар?, шок? – просто её коленка касается моей. Даже сквозь штанину чувствую, какая она тёплая. Тёплая и почему-то красивая. Уверен, что красивая, хотя глазами и не смотрю. Я смотрю на неё. Совсем изволновалась, покраснела, в глазах, похоже, отчаянье, паника, слёзы. Глазами ищу её руки. Они, оказывается, аккуратно лежат на коленках. Поневоле смотрю на них. И на руки, и на коленки. И в самом деле – красивые… А то ты этого раньше не знал, Слава? Знал, но ещё раз увидеть – приятнее. Накрываю её руку своей, тихонько глажу – получается и руку и коленку немного – успокаиваю. Говорю ей тихо, в самое ухо, сквозь волосы:

– Не волнуйся. Ты со всем справишься.

Она благодарно кивает. Убираю свою руку. Ой, как же не хочется этого делать! Разрыв контакта ощущаю почти физической болью…

А Юлия тем временем разворачивает своё выступление. Теория, как вижу, безукоризненно. Петрович, к кому она от меня убежала, в этой теме силён, как никто. Я бы так красиво её теоретическую часть не выстроил. А практическую реализацию она сделала фактически сама. Я, Лена, Тихон, и даже Данила ненавистный ей помогали, но не сильно.

Доложилась. Стоит, зелёные флюиды вокруг разбрызгивая. Мельком гляжу на её отца, он здесь – председатель комиссии. Ох, он доволен и горд. Есть чем, чего уж там. Отлично Юлия выступила. Набираю уже воздух в легкие говорить Елене «Удачи!»…

– А скажите-ка, Юлия… Степановна? Так, кажется?..

Федорыч… Вот неймётся человеку… Он что, реально желает доказать её отцу, что она дура, как он когда-то определил? Во-первых, это неправда, во-вторых – зачем?!

Что спрашивает? Э-э-эа, отлегло от сердца: в реализацию полез… Сюрприз вам тут будет, Фёдорыч. В теории, может, и поймали бы, а здесь… Глухо! Сама она всё это делала. Ручками, как говорится. Чему был неоднократным свидетелем. Лишь бы не растерялась и не запуталась… Давай, Юльчик, аккуратно, не спеши. Выслушай вопрос. Подумай…

Елена, смотрю, тоже за подругу волнуется. Меня за руку схватила, сжала.

Молодец, Юленька! Да, так не делают обычно, но в твоём случае это оптимально. Правильно. Вспоминай, Тихон тебе это подсказал… Что у нас далее? Зачем такой способ адресации? Это просто, это ты сама выбирала… Ещё вопросы? Так и нечестно, пожалуй. А это почему так? Вспоминай! Кривульку строили, экстремум находили… Ай, молодец! Кривую покажешь, формулы полученные… Надо только в напечатанном экземпляре диплома найти… Потому что в памяти этого никто не держит… Уверен, что в твоих записочках это есть, но зачем об этом говорить? Листать будем, искать… А время идёт. Молодец! Ага. Можно успокоится? Не-ет?! Ещё вопрос? Да что же это такое?!. Пора уже административный ресурс в дело пускать! Хватит человека мучить!..

Выстояла! Молодец! Горжусь тобой, Юлия! Вот бы Тихон с таким же жаром свои решения отстаивал. А то растерялся… Теперь Лены-Елены очередь.

– Удачи, Лена!

Юлия садится на её место. Тяжело дышит, как после пробежки. «Дыни» её симпатичные спазматически вздрагивают. Ведь и правда симпатичные, не один я это замечаю. И ведь не кажутся какими-то огромными, но взгляд притягивают моментально.

– Молодец, Юлия! Очень достойно! Поздравляю!

– Спасибо.

А вот Ленино выступление не такое яркое, как у Юлии. Оно очень отрешённое. Так, словно это мы – здесь, а её работа – она где-то там, на небесах. Я практически спокоен. Вопросы, если и будут, то общего плана. Спецов особых по этой теме нет.

– Доклад закончен…

Пауза. Неужели вообще вопросов не будет?

– А скажите-ка…

Опять Фёдорыч… Вот неугомонный. Как маньяк какой-то! Что он там спрашивает? Соберись, Леночка… О-ой, какой гадкий вопрос… Как он их выискивает только? Как будто знает. Чувствую, что мою руку опять стискивают. Мимолётный взгляд – Юля теперь волнуется… Правильно, в плохом Ленка положении. Этот алгоритм – единственное, что она не сама делала. Этого я объяснить не сумел, просто написал, потом вместе только отлаживали. Здесь как-то нейтрально надо отвечать, Лен… Уходить в сторону… Ой, какая ты умница! Вот как тобой не восхититься! Надо же, так обтекаемо… Получается, и он прав, и у тебя тоже – всё правильно… Даже слабость какую-то ощущаю от облегчения… Пронесло? Вопросов больше нет?

Что? Вопрос к руководителю? Это ко мне, да? Я вот здесь… Пытаюсь понять, что спрашивают… Насколько? Красивы? Наши? Дипломантки?.. В смысле?, это вопрос такой? И что отвечать? Растеряно говорю:

– Да обалденно красивы…

Смеются. Хохочут! Это шутка была, понятно…

– Обалденно красивы! – уверенно повторяю. – Особенно моя Лена-Елена.

Перевожу взгляд на неё. Радостная, гордая – настоящая Елена Прекрасная! Раскраснелась, для глаз приятно. Как спелое летнее яблочко…

Лена

Я даже не поняла, что всё закончилось. Все засмеялись, засуетились. Юлин отец помахал мне рукой:

– Молодец, Лена! Поздравляю! Теперь к нам, надеюсь?

Сама Юлька подскочила, что-то начала говорить. Вячеслав Игоревич тоже подошёл. Поздравляю! Поздравляю! Спасибо. Сквозь эту суету прорезается жалобный возглас Женьки, последнего из братов-акробатов:

– Девчата! Освободите помещение! Я ещё не защищался…

Ему вторит строгий голос Натальи Алексеевны:

– Защиты ещё продолжаются.

Юля хватает меня и буквально тащит за собой… Тараторит:

– Нет, ну ты представляешь! Вцепился в меня как клещ! А почему это?.. А как здесь?.. А зачем?.. А где?.. Хорошо, что я всё знала, всё вспомнила. Папа очень доволен, по глазам вижу. Его я больше всего боялась, а он вообще ничего не спросил… Ленка, очнись! Нам до вечера ещё столько дел!

Останавливаю её:

– Подожди, Юля. Мне нужен Вячеслав Игоревич…

– Зачем?! – в эйфории предыдущей речи восклицает Юлия.

Сталкиваемся взглядами. У неё в глазах будто сочувствие какое-то. А ещё кажется, что они говорят мне: «Дура!». Сама дура! Оборачиваюсь. Вячеслав Игоревич стоит метрах в двух от меня. Ему что-то говорит Наталья Алексеевна, но он, похоже, не очень её слушает. Он смотрит на меня. Как очень часто в последнее время. Думаю, что я слишком привыкла к этому его восхищённому взгляду, поэтому пугаюсь. Сейчас он смотрит как-то немного иначе. Делаю шаг.

– Всё в порядке, Вячеслав Игоревич? Вы довольны защитой?

Наталья Алексеевна недовольна: перебивать некультурно… Но Вячеслав Игоревич бормочет: «Извините!» – и делает шаг ко мне, оставляя её за спиной.

– Всё прошло просто великолепно, Елена. Пойдёмте. У меня есть для вас подарок.

Но я не верю, что всё великолепно. То есть прошло-то всё хорошо… Просто я знаю этот оттенок его голоса. Так он говорит, когда уже исчерпал все аргументы, отчаялся объяснить глупой Юле, или глупой мне – что-то. Так же он говорил про тот злосчастный алгоритм.

– Ладно, Лена. Это действительно очень сложно. Я подумаю, как это сделать. Займитесь лучше… – а потом просто принёс готовый кусок кода, и мы вместе его отлаживали.

Я не понимаю: почему. Ведь сегодня он никому ничего не объяснял… Но тут до меня доходит его последнее слово. Подарок! Это как на Новый год? Я люблю подарки. Я обожаю подарки! Правда, мне их не часто дарят…

– Подарок? Настоящий?!

Он усмехается:

– Конечно, настоящий! Разве подарки бывают какие-то другие?

Идём по коридору. Я – чуть сзади. Нюхаю его любимый одеколон. Если честно, то в «газовых атаках» девочек Вячеслав Игоревич и сам немного виноват. Ненормально это, когда человек пахнет свежими огурцами. Как поросёнок какой-то.

– Лена, вы ничего не понимаете в мужском парфюме. Это очень модный одеколон, «О'жен», если вам интересно…

Это когда я неудачно пыталась его воспитать. Ну ничего, Вячеслав Игоревич, я упорная, я ещё доберусь до вас и ваших запахов. А вот моя туалетная вода и духи ему нравятся… Некстати вспоминается Юля с её удивлением…

Вдруг откуда-то выскакивает Данила, размахивает руками, даже не говорит, орёт:

– Ленка! Батя приехал! Там такая байда, жесть! Пойдём, ты мне нужна!

И хватает меня за руку. Больно. От него сильно несёт коньяком. Срываюсь:

– Идиот что ли?! Пусти! Мне некогда!

Удивлённый, он отступает. Я не истеричка Юля. Я всегда серьёзна, спокойна и выдержана. Поэтому мой псих ему непонятен… Вячеслав Игоревич открывает дверь аудитории:

– Заходите, Лена.

Вхожу. Как же всё здесь знакомо. Вот уголок Тихона. Раскуроченный компьютер, паяльник, детальки, складированные и подвесные гирлянды плат, переключателей, разъёмов, да и вообще не пойми чего. Тихону невозможно объяснить, что компьютер бывает не только в его личном пользовании. Вот тут обычно сидел Данила, а вон там – Юлия. Даже работая вроде как вместе, они сохраняли меду собой не меньше пяти метров пустого наэлектризованного пространства. Вот стол, куда на лист ватмана я обычно вываливала содержимое своей сумочки, разыскивая что-то. Ватман лежит до сих пор, ждёт меня. Вот стул, на котором я рыдаю, когда не могу что-то понять. Здесь же Вячеслав Игоревич намазывал мои веки найденными тенями. Почему я не делала это сама? Потому что в этой комнате нет зеркала. Они здесь не живут. На четвёртом курсе мы скинулись всей группой, и подари сюда одно, но через день оно лопнуло, разлетевшись на миллион осколков. Поэтому он меня и намазывал. «Как курица лапой накрашена!» – сказала потом моя мама. А я удивилась: «Неужели вы умеете это делать?». А он рассказал анекдот:

– Вы умеете играть на скрипке?

– Не пробовал, но, наверное, умею.

– А вы сейчас вся заплаканная и на нервах, – сказал он мне. – Попробую. Вдруг получится…

А вон там, за компьютером Вячеслава Игоревича, сидела я. Там и сейчас торчит моя любимая флешка с розовыми ушками.

Вдруг понимаю, что это всё уходит в прошлое. Возможно, что я здесь вообще в последний раз. Это как бы прощальное посещение. Становится очень грустно…

– Лена. Это вам.

Вячеслав Игоревич передаёт мне… цветок. Это роза. Белая. Совершенно одуряющий запах. Чувствую жар во всём теле. Наверное, я сейчас сильно покраснела. Я вообще легко краснею. А ещё я легко теряюсь. Как происходит и сейчас… Видимо, надо сказать: спасибо. Что вообще говорит девушка, когда ей дарят цветы? Пытаюсь вспомнить: когда мне их дарили? Мама, папа, брат, сокурсники на день рожденья… С семьёй – понятно. День рождения – это тоже понятный повод. Зачем вы, Вячеслав Игоревич, дарите мне сейчас этот цветок? Это что, прощание? А если я не хочу с вами прощаться? Смотрю на Вячеслава Игоревича. Он похож на аварийное сообщение. Тоже красный, напряжён как струна. И в глазах – слёзы, я вижу их. Недавно я с родителями провожала брата. Он уезжал в Канаду, на заработки. Ему надо было спешить, хотя он и хотел дождаться моего диплома, поздравить. Провожали надолго. Определённости – когда ещё увидимся – не было. И он, такой же напряжённый и со слезами в глазах, стоял на подножке поезда. Прощался. Мне становится очень горько. И, наверное, оттолкнувшись от предыдущей грусти, из глаз, помимо моей воли, потекли слёзы.

– Что с вами, Лена?! – Вячеслав Игоревич, встревоженный, пытается поймать мой взгляд, взять за руку.

Руки мои заняты. Одна держит его цветок, другая сумочку, расстёгнутую, как всегда. А лицо я прячу. Уверена, что я красная, как свекла. И слёзы ещё… Я знаю, что потёк мой праздничный макияж. Сейчас я некрасивая, не надо на меня смотреть. Как мне сказать ему, что не цветы мне от него нужны. А что тебе нужно от него, Лена? Его восхищённый взгляд? Его присутствие рядом? Ты сама-то себя понимаешь? Нет. Но мне нужен он сам. Я не хочу прощаться…

– Мне не нужны от вас цветы… – пытаюсь объяснить…

Дверь с треском распахивается. Кто-то хватает меня за предплечье и с силой тянет в коридор.

– Оценки! Объявляют оценки! Ленка, бегом!

Запах, голос… Данила. Придурок! Практически волочёт меня…

– Пусти! – ору.

Я ещё не всё сказала вам, Вячеслав Игоревич… Но я уже в коридоре. Захлопывая за мной дверь, штатно пыхтит пружина. Доносится его слабый голос, почти отголосок:

– Лена. Подождите. Я вам…

Или: «Я вас…» – очень тихо, не разобрать… Данила внезапно оказывается прямо передо мной.

– Ты чего красная? И зарёванная? Он что, … тебе предложил?! Урою, суку!

Данила говорит мерзкое слово. Приходит мысль, что Юлино «делать детей» подразумевает, в сущности, то же самое. Но если у Юли это было смешно, то здесь – мерзко. Я вообще не люблю мат. А Вячеслав Игоревич называет его «заклинания технической магии». Чуть ли не лекцию нам читал, что с помощью подобных слов можно заставить техническое устройство работать. Но если их часто использовать, то… «насыщенность заклинания» пропадает, эффект не тот… Срываюсь в истерику:

– Пусти! Идиот! Ублюдок!.. Крысёныш!

Последнее слово – это Юлина «тяжёлая артиллерия». Так я и не знаю, на чём основана их вражда, но это Юлино «крысёныш» всегда Данилу осаживало. Как удар под дых, лишало его важности и значительности. Сработало и сейчас. Он отпустил меня, отступил, произнёс почти миролюбиво:

– Так оценки же… Только тебя все ждут.

Славик

Что же ты сделал неправильно, Слава? Почему ей не нужны от тебя цветы? Может и вообще ничего от тебя не нужно? Но почему? Что произошло? Где, когда и чем ты её обидел?

Отвратительной толстой иглой колет произошедшее! Вот ты вручаешь ей розочку. Глаза у неё грустные. Она усталая от психологического напряжения, но одновременно ей легко, так как учёба закончилась. У неё же вообще огромный период жизни закончился! Возможно, её пугает будущее. Хотя едва ли, насколько говорили, она вместе с Юлей собиралась работать. Да не об этом ты думаешь, Славик… Она вообще спокойная, уравновешенная, рассудительная девушка. Серьёзная, хотя и забывает сумочку свою застёгивать. И вдруг – покраснела сильно-сильно и начала плакать. А глаза? Она прятала их, но если удавалось поймать её взгляд, то там был какой-то испуг, паника. Словно ты предложил ей что-то стыдное, а она и отказаться почему-то не может, и принять это – её душа тоже не в состоянии. Поэтому и слёзы! Что ещё в таком положении делать, как не плакать? Но что стыдного ты ей предложил? Ты даже ничего не сказал. Не успел… Может, вручение цветов в их системе молодёжных ценностей, незнакомой тебе, означает что-то плохое? Расставание, прощание. Может, белая роза – это как раз такой знак? Нет, такого не может быть, это чушь! Ну не может такого быть! Что же тогда?.. Знать бы, что она думает…

А почему ты раньше никогда не дарил ей цветы? На восьмое марта, например. Очень уместно было бы… И Юлии можно было бы подарить для маскировки… Почему, почему? Лопух потому что… Дурак. И день рождения у неё был, наверное. И на него уместно цветы дарить… А ты даже не знаешь – какого он числа! Месяца! Лопух, одно слово.

Может ты её испугал своей напористостью? – Ага!, пёр как танк, как же!

Может быть, мне надо бежать? Сейчас, пока они здесь, и спросить: в чём я виноват? А если… а если ты будешь прилюдно послан?.. Без всяких объяснений. Позор? Ты боишься позора? Слухов? Кривых улыбочек?.. Без этого, наверное, уже не обойдётся. Выбежала красная, в слезах. Уверен, что кто-нибудь, да видел… Может этим ещё потом и гордится придётся? Завтра, небось, кто-нибудь похлопает по плечу:

– Да ты мужик, говорят! Девицы от тебя красные, зарёванные, растрёпанные выбегают. Одежда порвана, трусы вместо лифчика надеты. Ты там поосторожней! Родные, любимые… Идолов-то никаких. Был вот в другом корпусе один такой – в больнице уже лежит…

И почему на свете столько идиотов?

Опять не о том думаешь, Славик. Если тебя стоит послать, если тебя надо послать – пусть пошлёт! Да, пока она ещё здесь… Поднимаюсь, иду на выход. Но не успеваю пройти и половины пути, как в аудиторию заглядывает наш заведующий.

– Вот ты где спрятался, Славик, – он входит и закрывает за собой дверь. – А то пошёл бы там, закусил, пока Фёдорыч всю водку не выпил. Хотя я помню – ты не любитель. Но сегодня можно. Каких орлов и орлиц воспитали, а! Степан Степаныч доволен, как слон. Нами. Дочерью. А это важно, Славик, для нас он и его заводик очень важны. А Юлия-то, у-ух?!! Ну ты видел сам – держалась, как Сталинград! Петрович, конечно, гений! Что Вера, что Юля. Да даже Людочка эта загадочная была на высоте. Правда, пока думала ответ на вопрос, мы сами его забывали. Ох и смеялись потом… Ты чего смурной какой-то? Случилось чего? Дома проблемы?

– У меня всё в порядке, – отвечаю.

– Это хорошо. Ну так вот… Гений, говорю, Петрович! Блестяще, можно сказать, не самую умную студентку подготовил! Так, что она самого Фёдоровича по носу щёлкнула! Ты, Славик, смотри, работай, перенимай опыт. Учись у него. У меня, у Фёдоровича. Учись работать со студентами, пока мы, корифеи, живы. А то потом и научить вас, молодую поросль, некому будет. Твой-то руководитель уже…

– Уже, к сожалению, да… – говорю искренне. – Мощный был дядька!

– Вот именно – мощный! Могучий! Слушай, а я ведь помню тебя. Не студентом, а уже когда работать пришёл. Тощий такой, ручки, ножки из рукавов и штанин торчат. Лохматый всегда. Сейчас-то ты посолиднее одет. А на вид всё равно – мальчишка. Тебя студенты за своего не принимают? Мне вот так и хочется поинтересоваться: какого преподавателя вы тут делаете?..

Я, стало быть, улыбаюсь смущённо – уж какой есть, ха-ха!

– Так вот, – продолжил он. – Учись, чтобы не в грязь лицом. Хотя твои протеже сегодня тоже неплохи были. Ну-у, Данила это понятно. Он Фёдоровича кадр фактически. Лена эта… как ты её называешь? Прекрасная? Сказочная? Тоже нормально. Зорину, конечно, натянули оценочку, но Степан Степаныч щедрый сегодня – всем пятёрки! Тем более, что он у него на заводе уже что-то делает. Кто мы такие, чтобы спорить с работодателем?.. Ладно, заболтался я. Ушёл! Сегодня уже не ищите…

Уходит…

Выскакиваю за ним в коридор… Пусто… Бросаюсь на выход, на улицу. Может там?.. – Нет, тоже не повезло.

Что же делать?..

Спокойней, Славик! Вспомни сам себе свой совет! Подумать надо. Не спешить бежать, ломать, искать, крушить… Подумай! Иди выпей грамм сто, как советовали. Выпьешь, посидишь, подумаешь… Может, оно и так. Возвращаюсь.

Лена

– Спасибо, Юля, что меня так быстро в нормальный вид привела. Внешне хотя бы…

– Фигня вопрос! Что случилось?

– Розу он мне подарил! Красивую! – показываю ей свой цветочек, но от этого слёзы опять почему-то потекли из глаз…

– Ага! И от этого ты разревелась! Так я и поверила… Что сказал? Любовь прошла? Наша встреча была ошибкой? Желаю вам счастья, Лена-Елена? Добро пожаловать во взрослую жизнь?

– Ничего не сказал, Юль! Совсем. Но хотел, наверное. Данила, придурок, ворвался, орать начал, схватил меня, поволок. Во, видишь, даже красное на руке от его пальцев…

– Заметила, что у Данилы какое-то радостное событие сегодня, помимо защиты…

– Мне к Вячеславу Игоревичу надо…

– Пойдём, горе моё… Только я тебе мнение своё всё равно скажу. Не нужен он тебе. Старый, бесперспективный.

– Юль! Но ведь он чуть старше нас выглядит… Вот когда заговорит, тогда понимаешь – да…

– Да это ещё хуже, Ленка. Физиологию и старость организма никуда не денешь… И сама сказала – когда заговорит! О чём вы с ним говорить будете? Или ты на что надеешься?.. Стой, там заведующий к нему зашёл…

Ждём минуту, две…

– Лен, – осторожно говорит Юля. – тут дел ещё…

– Я всё понимаю, Юлечка, иди…

– Нет, я тебя одну не брошу. Пойдём, я тебя в газельку отведу. Папа нам её на весь день дал. Вместе с Колей. За продуктами ещё ехать, шашлыки вечером. Поляну чистить, костёр жечь… Посидишь там, поплачешь в газельке… Там и умывальник есть. И даже биотуалет, хотя он противный.

– Но как же…

– Лен, ты на себя в зеркало посмотри, – перебивает Юля меня. – И поймёшь, что я права. Ты во всеоружии быть должна! Прекрасная! Как яблоко это… Летнее!

– Как румяное летнее яблочко… – я невольно улыбаюсь, вспоминая эти слова Вячеслава Игоревича.

– Вот именно! А то даже висюлька твоя на сосульку похожа стала. Пойдём. В одном городе живёте, в конце концов. Телефоны есть. Как дети…

И мы уходим…

Славик

Вернувшись обратно, встречаю Наталью Алексеевну. Она выкладывает на Еленин ватман пластмассовые тарелочки с сыром, колбасой… Говорит, увидев меня:

– Пришла вот вас подкормить, Вячеслав Игоревич. Корифеи разошлись, но немного продуктов осталось. Крепкого, правда, ничего нет. Может быть, вы вина со мной выпьете?

– Спасибо, Наталья Алексеевна…

Начинаю свою типовую отговорку, но одёргиваю себя. Ты зачем возвращался, Слава? Вино ещё и лучше. У крепких напитков резкий запах всё-таки. А от ста грамм вина – никакого запаха.

– А вот и выпью! – неожиданно заканчиваю фразу.

– Здорово! – радуется она. – Хоть старушечьи причитания послушаете. А то эти всё: за процветание!, за корифеев!, за алгоритм совместной работы пера и молота!.. Слушать противно.

Наливаем, чокаемся.

– За выпускников!

– Да-а, – задумчиво говорит Наталья Алексеевна. – Очередные птенчики из гнезда выпорхнули. Им теперь клювы, перья, когти растить… Жить-поживать – в жизни выживать. Красивые все, милые такие. Юлечка, Верочка, Леночка, Данилка, Серёжка, да все… Как-то их судьба сложиться?..

– Поживём – увидим! – отвечаю.

Посидели немного, поговорили. Придумать я ничего не придумал, но успокоился вроде. Хотя «не ничего» – есть призрачный шанс, что наше свидание для похода в столовку она вспомнит. Сегодня оно и лишнее по всему, но вдруг… Остаётся подождать.

Наталья Алексеевна, немного посидев, тоже собирается домой.

– Вы, Вячеслав Игоревич, как всегда ещё остаётесь? Умрёте вы на работе… До свидания.

Собираюсь выйти в коридор на дежурство. А вдруг! Надежда-то – она всегда в сердце… Возвращается Наталья Алекеевна.

– Забыла передать: вас же, как молодого и перспективного, на доску почёта решили повесить.

– Помню такое дело. Я даже фотографироваться ходил.

– Фотографии готовы. Лежат в отделе, где архив. Вот, я записала, инструкция. Забрать фотография, пойти, купить рамку определённую, вставить фото. Потом – в профком. А там скажут…

– Они дадут дрель, молоток, заставят вешать фото собственноручно…

– Не исключено… – улыбается Наталья Алексеевна. – До свидания, теперь уже окончательно…

Не на дежурство даже выхожу. На патрулирование скорее. Но напрасно. Народ есть, Лены-Елены не видно.

Около трёх часов дня внезапно заглядывает Данила. Входит, плотно прикрывает за собой дверь. В руках у него пакет. Его он мне и протягивает со словами:

– Вячеслав Игоревич! Мы тут решили вам презент небольшой от нашей компании дипломантов. За то, что возились с нами, терпели нас. Я, Елена, Тихон и даже Юлия, хоть мы с ней и в контрах, скинулись – и купили, вот. Примите от всей души! Спасибо вам!

Принимаю. Судя по запаху – от уже нетрезвого студента. Судя по весу и форме содержимого пакета – бутылка. Сплошные нарушения…

– Спасибо, Данила, – говорю. – Ребятам всем тоже спасибо передай. Вы молодцы! Удачи вам в жизни! Сам-то что собираешься делать дальше?

Рассказывает, что огромные у него планы. Отец новости привёз. В области у них производство было плохенькое, а теперь заказ большой получили, спонсор нашёлся. Словом, должно быть развитие. Отец у него финансист, а он там чуть ли не начальником производства будет…

– Что ж, – говорю. – Мозги у тебя есть, знания есть, а опыт появится. Удачи!

Он уже уходить собрался, как я опомнился:

– Подожди… А Лена… как она там?.. Исчезла куда-то…

Он вздохнул. Заговори нехотя.

– С Леной случилось что-то. Может на защите что было? Но «отлично» же поставили. Нервы у неё непонятные, истерики. Я ведь хотел, чтобы коньяк этот именно она вам подарила. Юлька, она… вообще предательница. К Петровичу ушла. Я – и нашим, и вашим, как говорится – и с вами, и с Фёдоровичем работал. Тихон в последнее время на заводе больше, а Лена, все знают, любимая ваша ученица. Вам наверняка от неё этот подарок получить было бы приятней. Но, как сказал ей про это, она орать – ни слышать о вас не хочет, ни видеть. Не знаю почему… Извините, если не так что сказал.

Вот оно как, значит… Обидел… Понять бы ещё – чем?..

– Данил, попробуйте ей передать, что мне очень с ней поговорить надо. Я сам не пойму, что случилось… Спасибо за подарок.

– Попробую…

Ушёл. А я, в совершенно растрёпанных чувствах, отправился на место наших встреч для похода в столовку. Ждал, уже понимая, что бессмысленно. Не придёт…

Лена

После того, как я умылась, дядя Коля усадил меня в очень мягкое и удобное переднее сиденье, практически, кресло. Плакать я перестала, внутренне успокоилась и зачем-то рассказала ему всю эту историю, все мои вопросы, всё, что я не понимаю. Заодно и у самой в голове прояснилось, по полочкам стало раскладываться. Но стройной картины у меня не получалось. Ошибка была где-то в алгоритме, явная лажа. Только никак я не могла понять – в чём она. Дядя Коля меня выслушал, ответил задумчиво:

– Сложно как-то всё. Для меня. Вы, молодёжь, как сами говорите – загоняетесь! Я вот думаю просто: нравится девка – женись! А мозги крутить не моги. Одно я понял – нанервничалась ты сегодня. Выпей-ка вот…

И протянул мне потрёпанную фляжку. Я испуганно взглянула на него. Пахла она явно чем-то крепким и медицинским.

– Не боись, Ленка, – подбодрил дядя Коля. – Верное средство. Только глотай сразу. Полегчает…

Я и глотнула. Обожгло, дыхание перехватило, даже дурой в очередной раз обозвать себя не могу. Закашлялась, запила тёплой минералкой. И как-то в самом деле стало тепло, уютно. Захотелось спать. Никаких сил нет сопротивляться.

– Посплю я, наверное, – сказала, глупо улыбаясь. – Извините.

– Ну вот и то! – непонятно ответил дядя Коля, достал подушку и отдал мне, вылез, достал ещё тёплое одеяло, укрыл меня. – Спи.

Последнее, что слышала, это его слова:

– Вот ведь девки выдумщицы! Цветочек уложила рядом с собой как котёнка, или как ребёночка даже…

А дальше я, наверное, уснула. И приснилось мне, что я с Вячеславом Игоревичем шагаю замуж. То есть мы с ним шагаем, сначала в ногу, потом в разнобой. Я точно знаю, что – замуж. А он не соглашается, спорит. По-другому, говорит, это должно называться! Я ему тоже возражаю, что он сам нас учил: главное – результат, а не теория и определения. Идём мы по красной ковровой дорожке. Она длин-н-ная, только далеко в конце видна светлая беседка и силуэт непонятно кого. Вокруг сплошной сад из белых роз. И аромат вокруг – необыкновенный. Мы держим друг друга за руки. Разговариваем, смеёмся, ссоримся. Иногда я обижаюсь, вырываю свою руку и хочу убежать. Но белые розы встают на моём пути и не пускают, не дают уйти с красной дорожки. Я возвращаюсь, покорно вкладываю свою руку в его – и мы идём дальше. А там и Вячеслав Игоревич вдруг начинает психовать, вырывает свою руку, тоже пытается убежать. Но белоснежный сад не пускает и его. И он тоже покорно возвращается. Берёт меня за руку, и мы идём дальше. Разговариваем, смеёмся. Нам очень хорошо вдвоём, несмотря на периодические ссоры и убегания. Но ноги устали, а конец пути, хоть и виден, но не становится ближе…

А потом что-то случается. Словно гаснет свет. И из роз, что вокруг, как будто кто-то выпивает всю воду, и они остаются стоять сухими и ломкими. Ковровая дорожка под нашими ногами вдруг превращается в грязь… Да и сами мы уже не держимся за руки. Мы близко, рядом, но не вместе. Мне хочется, чтобы какая-то часть меня оторвалась и навечно спряталась в Вячеславе Игоревиче. И часть его очень хочу спрятать в себе навсегда… А потом свет включают. Пустота. Пусто и холодно…

– Сильна же ты спать! Мать! – с чувством говорит Вера.

Вскакиваю. В открытое боковое окошко газельки вижу её с двумя огромными сумками. Мы около какого-то магазина. Впереди Юлька тоже тащит огромный пакет. Чувствуется, что ей тяжело.

– Девочки! Вы чего меня не разбудили? Я бы помогла. Где все? Где мальчики? Почему вы сами всё таскаете?

– Ого, сколько вопросов от спящей красавицы! – усмехается Вера. – Вылезай на воздух. Дождёмся, когда доползёт наша Юля – есть, что обсудить…

Выскакиваю, бегу к подруге, помогаю донести пакет. Она потная и запыхавшаяся. Зато успела переодеться.

– Ну что, девушки, – говорит, ещё не отдышавшись. – Совещание?

– Совещание!

Пока я спала, произошло много разных событий. Формальности, которые нам ещё по университету положены, почти решены. Впереди – вечеринка на свежем воздухе. Мальчишки сейчас расчищают полянку и жарят шашлык. Наша полянка – 11А. Корпус для занятий расположен фактически в лесу. А метров через сто от главного входа эти полянки и начинаются. Идёшь по большой тропе до дерева, на котором огромная буква «А» вырезана, а дальше по тропинке на одиннадцать часов, всё просто. Далее – к Даниле приехал отец, привёз радостные для него известия. Он теперь считает себя директором и ведёт агитацию – с ним в район ехать. Обещает золотые горы и даже больше. Людочка и ещё пару человек из группы, что вчера защищались, купились. Отец Данилы много самогона деревенского привёз, поэтому от мальчишек толку никакого. Один Тихон в норме, но он за шашлыком приглядывать оставлен. Всё, что девчонки сейчас закупили – надо отвезти. Про меня новости тоже есть – Данила кричит, что без меня никуда не поедет…

– Да пошёл он в… – говорю легкомысленно.

Совсем страшное слово не стала употреблять. Так, на грани литературных норм… Не об этой ерунде надо думать. Спохватываюсь – а сколько время?… Э-эх, пропустила время похода в столовую…

– А преподавателей приглашали на шашлыки?

– Да, должны были…

Значит, увидимся, Вячеслав Игоревич. Приняла коварное решение: расскажу ему свой сон. Глядя в глаза, буду рассказывать. Пусть объясняет: почему он мне дарит белую розу и ничего не говорит?, почему он мне сейчас снится?, а раньше не снился, и что мне от него надо?, если я сама не могу в этом разобраться.

– Юля, Лена… – нерешительно говорит Вера. – Вы только меня поймите правильно. Вам бы посидеть для приличия немного, а потом свалить от греха. Данила и всегда скользкий какой-то был, а сейчас его прёт не по-детски. Я и сама так хочу, но Люду попытаюсь отговорить. Не верю я ему.

– Со мной дядя Коля ещё… – резонно говорит Юля. – И Ленку мы в обиду не дадим… И ещё, Лен… Ты для леса одежду не брала?

– Нет.

– О-ох, – вздыхает. – Опять Юля головой за всех думай… У меня там в газельке есть кое-что, посмотри.

Залезаю посмотреть Юлин запасной гардероб. Зрелище знакомое, в принципе. Не раз, и ни два мы с дядей Колей путешествовали.

– Туфельки у тебя, конечно, не как моя шпилька, – говорит тем временем Юлька. – Но в лесу неудобно будет. Ну и футболки мои в районе груди, извини уж, болтаться будут…

Почему-то сначала я пытаюсь совместить своё платье с одеждой, пригодной для леса. Например, спортивные штаны, носочки, кроссовки под платье. Умора!, даже без зеркала понимаю. Значит, долой платье, всё равно помялось, пока спала. Надеваю футболку, мастерку. Мне, как бывшей спортсменке, одежда очень даже удобная и привычная. Бельё у меня, конечно, немного не подходит, но здесь уже ничего не поделаешь… Своё платье, колготки, туфельки аккуратно интегрирую в Юлин гардероб. Потом заберу, не в первый раз. Переодетая, возникаю перед девчонками.

– С изящной сумкой розовой и розочкой в руке… – пропела на какой-то полузнакомый мотивчик Юлия.

– Прынцесса, – подытоживает Вера. – Но хоть комары не покусают…

Славик

Возвращаюсь обратно. Вон там, в уголке возле окна у меня есть очень уютное местечко. Кресло и столик. Обычно, ты пишешь там что-то умное, Славик, читаешь, думаешь… Но этот уголок вполне пригоден и для обычной пьянки. Или для необычной. Потому что не каждый день предмет твоих грёз обижается на тебя неизвестно за что…

Что там принёс бывший твой студент, а ныне, наверное… Нет, важным хреном он пока ещё не стал. Но станет, если будет такая возможность, задатки есть… Коньяк! Страна-производитель? Непонятны. Но, если в приобретении участвовала Юлия, то, через её отца… Короче, почти наверняка – это классное пойло. Что есть к нему? Чем собиралась меня откармливать Наталья Алексеевна? Банка сайры, причём ключа для открывания нет… Банка малосольных огурцов… Подойдёт… Хотя огурец должен быть один, он должен быть солёным, а вместо коньяка должна быть водка. Ещё непременно полбуханки хлеба… Хлеб у меня есть? – Выше крыши… Что ещё? Семнадцать кружков колбасы средней паршивости и пять пластин сыра. Нормально.

Так вот… Водка (плюс запасная бутылка), один солёный огурец и полбуханки хлеба человек на пять… Это называлось «интегрирование по огурцу»! Если верить дням твоей весёлой молодости, то так можно было решить задачу любой сложности… В чём задача, Славик?

Первая пошла! Бульк… Огу-у-урчик обязательно…

В чём задача?.. Напиваться – это отвратительно, это не выход, ты это не любишь… Это не гарантия того, что поймёшь, что проблемы решатся или исчезнут… И тем не менее почему-то: иначе-то как?.. Так в чём задача, Славик? Когда и чем ты её обидел?.. Кстати! А зачем тебе это всё?! Ведь Юлия достаточно грамотно сформулировала все «но», в том числе и твои собственные…

Вторая пошла!

И ведь она, Юля, права! Своей правотой, естественно. Тебе её правота не нужна. Здесь важно, что нужно самой Елене? Но как это узнать? Хотя тебе ведь недавно сказали – чего она не хочет. Тебя видеть она не хочет! Без всяких причин… Так почему ты не желаешь с этим примириться?

Третья?.. Надо ли?.. А-а-а, третья пошла…

Почему не желаешь примириться? Любовь? Но ты ведь не знаешь: что это такое. Это просто громкое слово. Бессмысленное. Смыслом его наполняют поступки. Вот, например, готов ли ты исполнить любое её желание? Готов! Любое? Да. Без всякой патетики, типа «Лена, я делаю это ради вас!»? Да. Ну так и исполни! Она не желает тебя видеть! Вот и исполняй. Это и будет – любовь. Но тебя ведь ещё интересует: а почему-у? Значит, это не любовь никакая… А что тогда?..

Ох, надо бы сходить кое-куда… А то после четвёртой уже будет сложно… А домой, Славик, ты сегодня поедешь? Или будешь тут куковать?.. Надо бы поехать… Мама волноваться будет. И не могу уйти. Мне кажется, что она здесь, рядом. Что уйти – это будет ошибкой…

Так, – чет-вёр-та-я!, и кое-куда сро-очно…

Лена

На полянке, куда мы притащили все пакеты и сумки, было суетно. Кто-то ел, пил, шатался без понятной цели и смысла, подбрасывал дрова в костёр. Раз пламя уже на полную мощность жгут, то шашлыки, стало быть, готовы. Разгружаемся около импровизированного стола. Тот, кто привозит еду, не занимается её распаковкой. Замечаю некоторых преподавателей, как за столом, так и вообще вокруг. Но Вячеслава Игоревича среди них нет.

– Ба-а-а-рашек для Елены Прекрасной! – шутливо проблеял Тихон. – Бе-е-ег как зе-еницу ока! По вы-и-сшему распоряже-е-нию.

И протянул мне тарелку с мясом, зеленью, конвертиком лаваша.

– Спасибо, – беру, но кладу обратно на скатерть, заменяющую стол.

– Присаживайтесь, Коля! – Юлия указывает на брёвнышко для сиденья. – Угощайтесь… Где мясо?

– А где мой баран, БАРАН ? – грозно вопрошает Вера, нависая над Тихоном.

– Преподаватели все пришли? – я.

Тихон вертится между нами:

– Мясо вон там в мисочке, кого позвали, те и пришли…

– Вот ведь хамство, – негромко, но отчетливо произносит Вера. – Ни ко мне, ни к Юльке на защиту не пришёл. А Юльку там чуть не порвали, как говорят. А здесь сидит, разглагольствует небось: «Фафлычок седует есть с т’авками и ке’чупом»…

Но невозмутимый глуховатый Петрович, как ни в чём не бывало, продолжал чем-то хрумкать.

– Вячеслава Игоревича звали? – спрашиваю я.

– Данила звал, – хмуро говорит Тихон. – Коньяк наш ему относил. Сказал, что не придёт. Занят.

Мысленно делаю себе втык: «Дура № 2». Номер один – про привычный поход в столовку забыла, номер два – сама должна была коньяк этот отнести, это был и отличный повод, и возможность поговорить…

– Где Данила?

– Агитационная у нас во-он в том конце поляны, – указал Тихон.

Иду туда. Сейчас Данила показался мне почему-то похожим на баклажан. Зеленоватая рубашка, тёмно-синие штаны. В пиджаке, впрочем, ещё больше на баклажан был бы похож. Вокруг него стояли человек пять, им он что-то негромко втолковывал. Втискиваюсь между ними.

– Ты приглашал Вячеслава Игоревича на наш шашлык?

– Ле-енка! – он растопыривает руки и…

Обниматься, что ли лезет?.. Отступаю и разворачиваюсь правым плечом вперёд. К левому боку прижимаю свою розочку. Как будто защищаю её. Спрашиваю ещё раз:

– Приглашал?

– Славика-то. Конечно! Сказал, что занят… – тут он скорчил глумливую физиономию. – Интимное свидание у него…

– Не верю! – это вырывается из меня автоматически.

– Ле-енка! – опять растопырился Данила. – Да давай я тебя сам…

Но продолжение фразы комкает… Обращаясь ко всем, говорит пьяно и уверенно:

– Мужики! Ленка тоже с нами поедет! Мы там всё по высшему разряду ор-р-р-ганизуем…

– Ага! – саркастически восклицаю я.

Жгу его взглядом. Разворачиваюсь, чтобы уйти.

– Стой! – опять хватает меня за правое предплечье.

Да что это за привычка – людей хватать и тянуть?! Мгновенно концентрируюсь. Розочка моя в правой руке? – Прячу её под подмышкой и далее вниз опускаю, а левой рукой сильно бью кулаком по Данилиной руке.

– Пошёл вон!

От неожиданности он отпускает меня и отступает. Растерян?

– Ты чего, Лен?..

– Что, не ожидал? Не видел меня такой?! Я тебе тут ещё что-нибудь взорву!

Ага! Если найду, что взорвать!.. Я не всегда серьёзная и уравновешенная. Отступаю, полуразворачиваясь. Напоследок хочется сказать что-то совсем обидное. Бросаю через плечо:

– Клоун!

Удаляюсь. Опять делаю мысленный втык: «Дура № 3. Про «крысёныша» забыла». От нормального настроения, которое было после пробуждения в газельке, ничего не остаётся. Решительно иду на выход из лесной зоны. Слышу сзади шаги. Оборачиваюсь. Юля.

– Подожди… – говорит она. – Не спеши так… Ты сейчас…

Сбавляю шаг. Идём по тропинке рядом.

– Я сейчас в корпус. Сюда не вернусь. Платьице моё пусть у дяди Коли пока, позвоню, заберу. Тогда и костюмчик твой верну.

– Подожди, Лен…

Юлия тихонько прикасается к моему локтю, как бы останавливая, разворачивая к себе. Смотрю – она прячет глаза. Так бывает, когда ей надо сказать человеку что-то неприятное.

– Что, Юль?

– Я не хотела тебе говорить… – она, тихо.

– Говори уж давай, – я, устало и обречённо. Что за очередная фигня меня ждёт?

Оказывается, пока я спала, Юлька, Вера, остальные бегали с какими-то нужными нам бумажками. Что мы, мол, никому нигде ничего и никогда не должны.

– Я и на тебя тоже подписала, – говорит Юля.

– Спасибо.

И в архиве, по словам Юли, она увидела фотографию моего Вячеслава Игоревича. Красивую, такую, где он причёсан нормально, представительную, не очень-то и мальчишки, каким мы видим его обычно. «Ой! – сказала Юля. – Я знаю этого человека. Это наш преподаватель». «Да! – ответила ей Мадам Архив. – Очень интересный молодой человек. Его вешают на Доску почёта. Я жду его сегодня».

– И что из этого, Юль? – спрашиваю устало. – Кого ещё вешать на эту доску, если не его?

– Понимаешь, – пытается объяснить Юля. – Во-первых, рабочий день уже давно закончился, все разошлись, а она его ждёт. Она приятная достаточно, по возрасту ему подходит, по росту. А потом… тон, с каким она это говорила… там было очень много личного, интимного… у них явно есть отношения…

– Не верю я, Юля. Мы работаем с ним три года. Виделись почти каждый день. Никогда и никакой Мадам Архив не было. Сегодня она, что ли, появилась?

– Отношения обычно скрывают…

– Не верю я, Юль! Зачем ты мне это сказала?

– Я испугалась за тебя, Лен. Ты же идёшь к нему. Вдруг ты сейчас придёшь, а они там… Ведь почему-то он к нам не пришёл…

– Почему-то не пришёл … Ну и что они там, Юль?

– Что ты тупишь? – рассердилась Юлька. – Целуются. Или даже детей делают. А тут ты…

– Места другого, как будто, нет…

И внезапно я свирепею. Стычка с Данилой эта… Картина, Юлей нарисованная, помимо воли предстаёт перед глазами… Бред какой-то!

– Если они там, как ты говоришь, делают детей, то я должна стоять и смотреть…

– Смотреть? – оторопела Юля.

– Да! Стоять и смотреть!

– Зачем? Я не понимаю.

– И не поймёшь! Потому что это и представить себе невозможно! Да! Должна стоять и смотреть! Стоять и смотреть… и выжигать в своём сердце! И Лену-Елену, и «спелое летнее яблочко», и «завлекушку», и Елену Прекрасную, и даже «отдушину»… Всё должна буду выжигать, Юленька! Сотню чувств я должна буду выжечь в своём сердце, как это можно понять?!

И я опять заплакала…

– Лен… Ты чего-то совсем не туда… Я же точно ничего не знаю, просто мне показалось…

Показалось ей! А я стой и реви! Который уже раз за сегодня! Что же это за день такой?!

– Пойду, – твёрдо говорю. – И во всём разберусь!

Иду. Слёзы – высушила. До остановки дошла, она на полпути между лесом и корпусом. Опять сзади топ-топ-топ. Уже не Юлька. Серёжа из братов-акробатов.

– Стой, Лена! Ты куда?

Ох и вертится на языке ответ нехороший! Из заклинаний технической магии слепленный…

– Тебе что за дело?

– Ты должна вернуться, Лен.

– Это ещё почему?

– Ты Данилу обидела. Он рвёт и мечет… Поручил мне тебя вернуть.

– Ты его раб? Цепной пёс?

– Я его соратник, типа. Моя деревенька от его предприятия недалеко. Самая для меня работа.

– Поздравляю!

– Вернись, Лен. Что я Даниле скажу?

Что же это за идиотизм сплошной!

– Скажи, что у меня критические дни! Знаешь, что это такое? – сказала, чуть не прокричала специально громко, чтобы на остановке услышали, заинтересовались.

Ага!, Серёжа тоже умеет краснеть. Он очень тихо говорит:

– Ты Данилу обидела, Лен. Вернись, пожалуйста, в лес. Он сказал – никуда тебя не пускать.

И тут я срываюсь. Ору, кричу: кто они, куда, откуда и как! Самыми страшными техническими заклинаниями. Даже не подозревала, что так свободно с ними обращаюсь! Почему-то вдруг вижу себя как бы со стороны. Девица в спортивном костюме размахивает сумкой. Молния опять не застёгнута, того и гляди вывалится что-нибудь. Я пытаюсь пнуть идиота Серёжу. Я великая заклинательница! Под моими словами он скукоживается, сморщивается, как раздавленный гриб-дождевик. Я точно не Елена Прекрасная. Они такими не бывают! Я похожа на пьяную дебоширку, не удивлюсь, если милицию сейчас вызовут…

…а в моей левой руке, точно как ребёнок, лежит моя розочка…

Закончила орать. Оглядываюсь. Маршрутка очень вовремя распахивает свои створки передо мной. Ныряю в них, как в раковину – в сумрак салона. Плюхаюсь в кресло. Можно перевести дыхание. Розочка… Целлофан обёртки помялся. Но сама она выглядит свежей, ни один листик не повреждён. Удивительно. После стольких событий. Аромат, по-прежнему, необыкновенный. Ну что ж, если это единственная память о Вячеславе Игоревиче, то пусть так и будет…

Еду домой. Хватит с меня приключений на сегодня.

29 июня – Новая квартира

Лена

Когда вчера я приехала домой, то думала, что упаду и не встану до утра. Но, войдя в квартиру, попав в привычный, знакомый, родной уют, вдруг поняла, что хочу… есть. Причём – зверски хочу! Как волк или как волчища.

– Доченька, – встретила меня мама. – Как всё прошло? Учёба закончилась? Почему ты в таком виде? Где туфли, платье? Что произошло? Откуда эта роза?..

– Произошло очень много, мама…

– Надеюсь, ничего ужасного… Ты выглядишь устало.

А я, сначала учуяв, а потом и увидев на кухонном столе огромный медовый торт, немедленно отрезала себе кусочек.

– Да, я устала, мама, но больше всего я хочу есть. Разогрей мне ужин, пожалуйста. И ещё… Вы с отцом сильно хотите спать?

– Ужин сейчас разогрею… Спать мы, конечно, хотим… Что случилось?

– Мне надо с вами поговорить. Сама я запуталась…

Потом я не выдержала и позвонила Вячеславу Игоревичу. Время позднее, пора ему уже быть дома. Никто не взял трубку. Он говорил, что живёт вместе с мамой, больше никого. Всегда было так: или никого, или он сам отвечает. Никого… то есть его нет дома… в это позднее время… Призрак Мадам Архив опять начал будоражить воображение… Через силу попыталась отбросить, забыть, не думать. Отправлюсь в душ!

Я смывала с себя все события этого дня, пока разогревалась еда. Нет, скорее, смывала всё несчастное и глупое. С некоторыми событиями расставаться мне не хотелось совсем. Потом, заелозив досуха кожу махрушками полотенца, я налила в ванну очень-очень холодной воды и уложила туда мою розочку.

– Это тебе водные процедуры. Отдыхай и набирайся сил, цветочек.

А потом я ела, рассказывала, пила чай с тортом, опять рассказывала, опять пила чай… Точнее, я не всё время рассказывала, я много отвечала на вопросы. Загадку Вячеслава Игоревича про мир, где не придётся есть пирожки с капустой, мои родители не разгадали. Сами они такие пирожки любят, мама умеет их замечательно печь.

– Такой мир глупый и невкусный! – сказала мама. – Пирожки – это тьфу! А солянка, а рагу! Как можно без жаренной или тушёной капусты существовать – не понимаю.

Папа, более склонный к анализу, сказал, что это может означать всё, что угодно. Или приглашение замуж, или желание просто пожить вместе, как сейчас у молодёжи принято, чего он не одобряет, или, действительно, приглашение в другой ресторан, более крутой, наверное, или желание без обязательств друг перед другом… гм…, или просто непонятная шутка.

– Я бы нажал на него – и пусть объясняет понятными словами, что он имеет в виду.

И что значит роза в молчании, без всяких дополнительных слов, им тоже было неясно.

– Может, это было просто поздравление с окончанием университета, – предположил папа. – Но почему только тебя? Юлия же, например, тоже завершила учёбу. Однако ей он розу не дарит – только тебе…

– Елена! – строго сказала мама. – Мы же не враги! Почему ты никогда не рассказывала нам, что у тебя есть отношения с преподавателем? Хотя с его стороны это, конечно, ни в какие ворота…

– Да нет никаких отношений, мам, понимаешь?!

Словом, хорошо, что есть родители, но понимают они тебя как-то не так, специфически, очень по-своему.

Папа, например, в первую очередь поинтересовался: не беременна ли я? А вот меня безмерно удивило, что моё «НЕТ!» его вроде как расстроило или разочаровало. Я даже решила его утешить:

– Внуков вы должны получить сначала от старшего сына…

– А-а-а, – безнадёжно махнул он рукой. – Дождёшься от него. Гастарбайтер. Но хоть на шее не сидел…

Я даже впервые серьёзно задумалась: а ведь семья и дети – это ведь не так плохо?

В конце концов, бесконечными повторениями, упрёками, объяснениями, пояснениями, ответами на вопросы мне удалось донести до своих родителей ситуацию в том виде, как она видится мне. А решение… я даже до их совета поняла: надо просто поговорить с ним. Или мне надо забыть его. Обычный примитивный логический оператор выбора, ничего сложного. Могла бы и сама догадаться…

– Только, доченька, меня очень испугали твои слова про желание увидеть его связь с этой мадам, про выжигание сердца… Бог ему судья, конечно, но тебе это не будет в радость. Я ни одной, даже самой плохой женщине, не пожелаю увидеть, как любимый человек ей изменяет. А для тебя сейчас это может быть страшным ударом, который всю твою жизнь исковеркает. Поэтому мой тебе совет: не надо самой суетиться. Просто подожди. Если ты ему нужна, он тебя найдёт. Если не нужна – поплачешь, забудешь…

– В самом деле, дочь, – поддержал отец. – Мужчине необходимо дать возможность быть мужчиной. Искать! Добиваться! Ухаживать! Найти! – и тогда уж… А если ты сама придёшь – вот она я… Мужики не ценят то, что им достаётся легко. Не любят они, когда ягоды сами собираются в кузовок, понимаешь?

Я была с ними согласна… наверное.

– А вот что меня беспокоит гораздо больше во всей этой истории, так это твой новоявленный директор завода! – заявила мама.

– Что тут беспокоиться, что он может сделать?!

– А вот и не скажи! Синяков-то уже тебе понаставил. В платье без рукавов теперь не покрасуешься, пока не пройдут. А тут ты одна остаёшься…

А-а-а! Втык-втык-втык-втык себе мысленно! Действительно. Родителям-то ехать утром, а я им спать не дала. Уезжают они, а я и не помню ничего со своими переживаниями. Они в новый медовый месяц собрались. Потому что старший сын, брат мой который, уехал в дальнюю даль. Младшая, я то есть, университет закончила, совсем взрослой стала, своей жизнью, может быть, жить начну. А они, вроде как, и не нужны никому. На пенсии, работа не держит. Вот и купили путёвки. Уже скоро, как совсем утро настанет, им и ехать…

– Я вас провожу обязательно! Выспаться вам не дала, бессовестная.

– Это ерунда, – говорит папа. – В поезде отоспимся. Действительно, одну тебя оставлять тут, как вы сейчас говорите, стрёмно!

Понимаю. Даже согласна.

– Я к Юле могу, конечно…

У Юлии огромный полупустой дом. Там десять меня поселить можно. Отец у неё гостеприимный, да и мама у неё, хоть и строгая, но мне всегда рада была. Бывало, что и ночевала у Юльки, даже жила недельку. О еде беспокоиться не надо. Но не хочу к ней сейчас. Люблю её, но хочу побыть одна… Совсем одна. Устала от всего, от всех…

– Ай! А сюрприз-то! – смешно хлопает себя по лбу мамочка. – Это же выход!

Сразу пугаюсь!

– Какой сюрприз?

Боюсь я уже сюрпризов!

– Да хороший сюрприз, – усмехается мама. – Самостоятельная жизнь для взрослой дочери. Совсем забыли, страсти-мордасти твои слушая…

– Это вариант… – соглашается и папа.

– О чём вы говорите?

Брат мой любимый, как школу закончил, грезил всё о самостоятельности. Учился дальше – и опять мечтал. Отдельно жить, самому работать, самому себя обеспечивать, а то и родителям помогать… Добился. Работал много, правда. Квартиру – снимал, с нами жить не хотел. Хотя мы его и любим. Полная самостоятельность, по его мнению, это, прежде всего, жить отдельно. И всё-таки купил он квартиру, оказывается. В новом районе. Маленькую, но свою. От родителей скрывал, неожиданно хотел. Новоселье с помпой справить. А как в Канаде вакансия для работы подвернулась, он туда сразу намылился, и о квартире пришлось родителям преждевременно рассказать. Пригляд же за ней нужен. Квартплата всякая. Там, как поняла, даже обои ещё не наклеены, батареи не покрашены…

– Мы думали, дочка, – сказал папа. – Потихоньку сделаем, как вернёмся. Деньги он оставил некоторые, да и мы собрали, в тумбочке лежат. Учёбу закончишь – а тут такой сюрприз! И выбирай: хочешь сама жить – есть такая возможность. Захочешь с нами – мы тебе всегда рады. Жить-то на квартире этой хоть и сейчас можно. Вода, свет, телефон, всё прочее – есть. На кухне стол, табуретка, холодильник. В комнате, единственное, раскладушка только. Спартанские условия, короче. Шкафов, столов, зеркал нет. Хотя в ванне есть зеркало.

Я даже обалдела немного. Жить самой? Это когда одна? И Юльку, пригласив в гости, поить чаем в собственной кухне? И в ванне сиди хоть целый день? Какая девушка не мечтает об этом? Я, например, не мечтала, но хотелось иногда. Скучно? Одиноко? Не знаю. Может быть, Ленка, это тебе награда за вчерашние страдания? От судьбы! Было бы здорово: пострадал – получай квартиру, ещё пострадал – ещё получай что-нибудь нужное. Ага!, пока пострадалка не кончится! Или получалка. Это рай называется.

А согласилась бы ты, Леночка, обменять квартиру на Вячеслав Игоревича, а? Ерунда!, только настроение себе портить такими мыслями! Почему нельзя и то, и то? Почему только «или-или»? Хочу, чтобы всё вместе! Да!

А что обои не наклеены, батареи не крашены – так этим меня не испугать! Обои клеить я даже люблю.

Люблю вас!, люблю, родители мои любимые!

Получаю адрес, ключи, телефон соседей, а у них и запасные ключи есть. Это на всякий случай.

– Ровно в восемь вечера будем тебе звонить. Каждый день. Изволь быть у телефона. Не ответишь – звоним соседям. Если они ничего про тебя не знают – звоним Юлии, а она поднимает панику: Ленка пропала – всесоюзный розыск! Про звонок – это я не шучу, доченька.

– Папа! Какие-то страшные шпионские страсти! Время связи изменить нельзя! Почему в восемь?

– Предлагай своё время…

– Да ну вас. Пусть в восемь. Поняла. Буду умницей.

Спешно собираю небольшую сумку всего, что мне там, где ничего нет, понадобиться.

– Посидим на дорожку – и в путь!

Ага!

– Стойте! Розочку! Розочку забыла из плена ванны вытащить. Я к ней уже привыкла. Она со мной жить будет. Всё веселей…

Славик

Вставай, алкоголик! Напился, значит, до бесчувствия, провалялся в не предназначенном для валяния месте, водой даже утренней запастись забыл… А теперь голова не понимает этот мир? То ли коньяк был неправильный, то ли правильные коньяки с нашими отечественными огурцами несовместимы… Вставай!

И первым делом бросаюсь к телефону… Лена, Лена… Нет ответа. Время? Для звонков – нормально. Сама она, может быть, ещё спит. Хотя говорила, что вставать любит рано. Как и ты, Славик. Сегодня вот только… Не стыдно тебе? А если бы были занятия, пришли люди, а ты тут, понимаешь…

По-прежнему нет ответа. С ней же вместе мама, папа, брат должны жить. Все ушли? Все спят?.. До обеда будешь это «никого нет дома» у уха держать? Давай-ка ты и сам домой. Мать успокоишь. Днём или вечером кто-нибудь да появится. Или Лена-Елена проснётся…

14 июля – Новый Славик

Лена

Квартирка мне очень понравилась: маленькая, уютная. А что пустая и стены голые – это временно. Впрочем, проводив родителей и оказавшись в ней первый раз, я почти сразу же завалилась спать. Почти – потому что должна была обустроить место жительства моему цветочку. Закон о том, что даже в пустой квартире найдётся трёхлитровая банка, оказался справедливым. Банка нашлась. И только после того, как я установила её с розочкой в воде на кухонном столе, я пошла отсыпаться. То, что папа назвал раскладушкой, оказалось средних размеров кроватью с матрасом, мягким, удобным. Почти не нашла отличий от своего диванчика. Сначала я боялась крепко засыпать, всё думала: а вдруг позвонит Вячеслав Игоревич… Но он не звонил…

Проснувшись, начала проводить ревизию: чего нет, чего надо… Не знаю, какую именно конфетку собирался делать мой братец из этой квартиры, но денег оказалось неожиданно много. Хватит не только на обустройство в моём понимании, но ещё и на мебель немного, на вещички кое-какие… Так и закончился первый день взрослой, вроде бы как, жизни: тишина, планы, расчеты. Сеанс связи с родителями прошёл штатно. И темнота вечера тоже наступила по расписанию.

И птицы загомонили по тому же природному регламенту. Проснувшись рано утром на следующий день, я поняла: буду жить отдельно. Всегда, при любой возможности. Мне сложно было понять – на чём базировалось эта мысль, но она была абсолютно чёткой: это моё! Не как собственность, а как то – к чему лежит душа.

А всё потому, что ты, Ленка, не любишь суеты, тебе милее тишина и покой!

Но суеты в последующие дни было много. Были покрашены батареи, куплены и наклеены обои, электропроводка, розетки и люстры-лампочки. Всего один удар током излечил меня от безалаберности при монтаже электроприборов.

– Ты инженер, Ленка! – пела я самой себе. – А это значит… Это значит, что ты знаешь и умеешь до фига!.. Си-и-илы бы вот только ещё эти шурупчики заворачивать!

Соседи оказались замечательные. Муж, жена, очень милый малыш. Маму его, как оказалось, тоже звали Юлией. Возможно поэтому, общаясь с ней, я немного позабыла про свою подругу. Её муж, Володя, занимался ремонтами, установкой дверей, стёкол и прочее. Поэтому полы моей квартирки оказались очень быстро застелены сероватым линолеумом, придавая жилищу вполне законченный вид. Это очень обрадовало меня, так как в моих планах полы были самой большой проблемой. Иногда я с ними кооперировалась с завтраками, обедами, ужинами, а по вечерам часто усаживалась читать на скамейке во дворе или разговаривала с Юлией, которая гуляла с малышом.

Из мебели, как самое-самое необходимое, купила комод и вешалку в прихожую. Ещё решила, что в новой жизни, которая на меня свалилась, мне нужно всё новое. Если это возможно – сейчас. А старое – выбросить! Бельё вот точно нужно новое – и постельное, и нательное. И ещё тёплое пушистое одеяло. И ещё вдруг поняла, что всю жизнь мечтала о халатике, хотя до этого всегда обходилась спортивными штанами и майками…

Юльке позвонила только на третий день. Ух, она и кричала! Она действительно почти объявила меня в розыск – я же пропала! Меня нигде нет! Сначала меня это развеселило:

– Я на осадном положении, Юлия! Я прячусь от зла этого мира в уютной норке! Я там, где меня никто не найдёт!

– Не делай так больше, Лен, – тихо попросила она меня. – Я же на самом деле думала, что тебя похитили, что ты лежишь где-нибудь в подвале изломанная, избитая, окровавленная… Я ведь переживаю за тебя, правда…

Я устыдилась, объяснила всё и пригласила её в гости.

Вячеслав Игоревич… Он так и не позвонил. Мне думается, что активная фаза воспоминаний о нём завязалась на подаренную мне розу. Пока она зеленела, наполняя мою квартирку тонким ароматом, он вспоминался мне часто. Я даже уверена, что слишком часто. Но однажды я поняла, что уже завтра она перестанет быть прежней… Стоя перед открытым окном, я долго и вслух перечисляла всё то хорошее, что нас связывало. Я не буду это жёчь, я сохраню это глубоко в себе. Это было доброе, милое, хорошее время.

– Счастья вам, Вячеслав Игоревич, с той, кого вы выберете. Мне очень жаль, что это не я. Сейчас я это понимаю. Мне кажется, что я разгадала вашу загадку с жаренной капустой. Вы звали меня в счастье! А я, дура, промолчала, боясь показаться глупой.

– Поэтому, Ленка, – сказала я самой себе. – Когда в следующий раз тебя позовут в счастье, не молчи. Слушай своё сердце…

Ожидала ли я, что ветер донесёт мои слова до него? Нет, мы же не в сказке. В естественной среде звуковые волны затухают достаточно быстро.

Я думала, что после этого стану свободной от воспоминаний о нём. Это оказалось не так. Воспоминания эти спрятались куда-то глубоко, где и жили своей тихой жизнью. За прошедшие пару недель они вспыхнули только один раз. Впрочем, вспых этот был ядовитым и ложным…

На работу я устроилась. В конструкторский, куда хотела и планировала, где уже были Вера с Юлькой. Моя верная подруга, встретив меня на проходной после долгого оформления всех формальностей, вела знакомиться с коллективом, с рабочим местом. Внезапно она остановилась где-то в коридоре и сказала:

– Ленка. Вдохни десять раз. Выпей воды. Тебя ожидает неожиданность.

– Ужасная? – спросила я в шутку.

– Я не знаю, Лен, – каким-то очень странным оттенком голоса ответила Юля. – Я не знаю, как ты на это отреагируешь…

Новая работа, новые люди, много нового в последнее время в моей жизни. Беспокойно с одной стороны, но с другой – ты всё время в движении, всё время в приподнятом настроении. А я… короче, меня не зря считают серьёзной, спокойной и уравновешенной девушкой. У меня всегда была какая-то внутренняя подушка тишины, отделяющая меня от жизни. Поэтому я боюсь и не боюсь одновременно ужасных неожиданностей! Страшнее – неожиданные ужасы! Шутка в духе…

– Пойдём, Юля, – сказала я решительно. – Реагировать на твою неожиданность.

Помещение было довольно большим, разделённым как бы на сектора.

– Вон в той стеклянной клетке сидит главный босс, – говорила Юлия. – Вот твоё рабочее место. Я сижу рядом. А это Рина, знакомься. Наш как бы инструктор, пока мы здесь осваиваемся…

– Очень приятно. Лена.

– Приятно. Марина. Но все зовут сокращённо – Рина.

Симпатичная невысокая женщина, светловолосая, голос приятный. Лет на десять нас старше. Моя первая задача – изучение незнакомой мне чертёжной программы, Юля уже два дня в ней копается. Срок – до конца недели. Понятно. Интересно. Знакомо. Что тут, где и как вообще? Тут уже и Юлька в разговор включилась. Кофе-брейк организовали…

– А вон и наш новый мини-босс. Начальник группы. К нам идёт…

По проходу незнакомой походкой шёл очень знакомый мне человек. Это же…

И вот тут-то оно и вспыхнуло! Полыхнуло сверхновой, выжигая мою глупую подушку безопасности.

– Вячеслав Иг..оре..вич…

Славик

Тянучие какие-то потянулись дни. Как патока. Бессмысленные.

Словно по взбесившемуся таймеру, звоню Лене-Елене. Утром, днём, вечером, даже ночью пробовал. Жду бесконечное «никого нет дома», пока по уху не забегают мурашки от прижимающей его телефонной трубки. Скорее всего, сломан аппарат или линия. По любой теории вероятности я должен был бы кого-нибудь застать дома. Могла ли она, точнее её семья, куда-то переехать, сменить телефон? Конечно. Событие не частое, но возможное. Никаких других альтернативных телефонов у неё нет – специально узнавал в деканате.

Надежда увидеть её на вручении дипломов тоже оказалось напрасной. Пришли многие, но не она. Зашёл узнать – куда она распределилась? Тоже мимо: диплом досрочно забрала два дня назад (знать бы!), распределение – свободное. То есть по месту работы не найти, поскольку оно неизвестно.

Позвонил Юлии, это единственный мой живой контакт, иллюзорная ниточка, паутинка к Лене из всех, которые остались. Юлия разговаривала со мной сухо. Сказала, что Лена как-то звонила ей, что у неё всё хорошо. Обо мне она не спрашивала, не интересовалась. Никаких её планов на дальнейшую жизнь Юлия не знает. Как с ней связаться – тоже. Лена сказала, что решила отдохнуть от всего и всех.

– Подозреваю, что и от вас, Вячеслав Игоревич, с вашими липкими взглядами…

Передать просьбу связаться со мной Юля услышала, но мнения своего обо мне и о перспективе наших с Леной гипотетических отношений она не изменила.

Конец связи.

Не буду врать, что я ей во всём поверил. Но что меняет моё неверие? Остаётся только надеяться, что действительно передаст, потому что все другие варианты найти и поговорить с Леной-Еленой, вроде как, отработаны.

То есть ты, Славик, всё-таки решил не выполнять её пожелания тебя не видеть? Не совсем так. Наверное, я мазохист. Я желаю быть посланным лично. Пусть и без объяснения причин, но лично. Не верю всем этим сведениям через третьи руки. В душе – не верю…

Лена

– Вячеслав Иг..оре..вич…

Уже договаривая, я поняла, что это не он. Просто похож. Рост чуть пониже. Выглядит лет на пять старше. Очень ухожен. Хорошая причёска. Совсем-совсем другой взгляд. Властные тёмные карие глаза. Кажется, что они тебя презирают. У моего Вячеслава Игоревича был небесно-голубой взгляд. Ведь он не всё время мной восхищался, я видела в его глазах разные эмоции. Презрения среди них не было.

…и вот опять я подумала – моего. Он не твой, Лена, забудь, примирись…

Так вот, Юлия, какая она, твоя неожиданность… Просто сказать, что я встречу человека, очень похожего на Вячеслава Игоревича, было нельзя? Скосив глаза, вижу, что Юлька внимательно за мной наблюдает. Изучает мою реакцию? Скорее всего. Только моя реакция – внутренняя, как её можно изучать? Внешне я сижу на офисном креслице, пью кофе… Нет. Внешне я вскочила. Стою, оказывается…

– Давидович вообще-то, – говорит этот тип, подходя. – Но мне очень приятно, что моё имя уже известно нашей новой сотруднице, если не ошибаюсь. Как тебя зовут?

– Лена. Еле-на, – второе имя вырывается из глубин подсознания.

– Леночка. Замечательно. Будем работать вместе…

Работа сама по себе оказалась несложной и понятной. Я, во всяком случае, не чувствовала себя неумёхой, ничего не знающим новичком. В незнакомых программах разобралась. Всё реже и реже возникала необходимость обращаться с вопросами к Рине. Коллектив спокойный. Дикой потребности к общению со мной не демонстрировал, но и отторжения не было. Влилась в коллектив нормально, как говорится. А вот наш мини-босс начал оказывать мне знаки внимания. Ерунда, мне казалось. Кофе принесёт, присядет поговорить ни о чём, идиотский анекдот расскажет:

– Два боровика смотрят на бледных поганок. Один спрашивает другого: «Тебе нравятся эти лысые блондинки?». А тот отвечает: «Нет, мне нравятся лысые шатенки, вот как мы!».

Ха-ха…

– И почему это Славики к тебе липнут, Ленка? – с непонятной мне интонацией вопрошала Юля.

– У нас тут женский уголок, – со смехом говорила Рина. – Есть молодые интересные девушки… Не ко мне же ему липнуть.

– А почему он не липнет ко мне? – поворачивалась к ней Юлька.

– Потому, Юля, что он знает, чья вы дочь. Возможно, он липнул бы именно к вам, только земля слухом полнится… К тому же вы не правы, он и вам иногда кофе приносит. Это я одна сама за ним бегаю…

– Что значит: земля слухом полнится? – ощетинивалась Юлька.

– Кстати, да, подруга, – присоединялась и я. – Почему о симпатии к тебе и о твоей возможной благосклонности я узнаю не от тебя, а из сплетен?

– Потому что это секрет! – смутилась Юлька. – Не решено ещё ничего…

Называла я нашего мини-начальника только Славик, но на «вы». Объяснять: почему я не хочу называть его по имени-отчеству, я отказалась решительно. По-моему, его интерес ко мне и возник из этой ситуации.

И вот сегодня, на нашей корпоративной вечеринке, мини-Славик предлагает мне пить на брудершафт, раз уж я всё равно называю его по имени. Мне не хочется этого делать, но отказываться глупо и неприлично. Ничего плохого он не сделал, ничего несовместимого с моими моральными нормами он не просит. Даже лучше, отпадает необходимость объяснять моё упорство в именовании его по имени. Пьём. Я – шампанское, он – что-то крепче.

– Поцелуй! – требует он.

Шампанское ударяет мне в голову? Или я так ещё и не стала окончательно взрослой? – А женщина, живущая внутри меня, требует взросления? – Поцелуй? Почему бы и нет… Зажмуриваю глаза, выпячиваю губы как девочка, задираю подбородок. Буквально тону в запахе его классного парфюма. Чувствую его руки, одну на талии, вторая обхватывает моё левое плечо, клонит, требует опуститься ниже… Конечно же, мы почти одного роста, мои каблуки, да ещё и задранный подбородок… Послушно опускаю голову и чувствую соприкосновение его губ с моими. Его губы тёплые и шершавые. Мне кажется, что у него необыкновенно наглый язык. Ещё становится чуть-чуть смешно: я ещё не была у столов, не знаю чем там нас кормят, но возьмусь утверждать, что в одном из салатов есть… лук,.. яйцо,.. и, наверное, кальмары, крабовые палочки, мясо криля – что-то из них,.. ещё чувствуется – привкус?, запах?.. – не разберу чего. От этих мыслей упускаю внутренний контроль, и крепко защёлкнутый капкан моих зубов размыкается. Язык его врывается в меня, буквально обшаривая, ощупывая, поглаживая… Злюсь на себя, что так случилось, но не могу не признать, что мне нравится. Приятно. Отрываюсь от него.

– Какая-то ты нерешительная, Леночка, – говорит мой мини-босс. – Надо быть смелей, раскованней, сексуальней.

Признаться ему, что я не очень-то умею целоваться? – Ещё чего!.. Рук он не разомкнул. Более того: та, которая была на талии, уже успела спуститься ниже. Внезапно он говорит мне очень серьёзно:

– Спасибо, что решилась на поцелуй. Признаться, думал, что будешь отказываться. Мне очень понравилось. Сейчас я не буду к тебе особо приставать, Леночка. Веселись! Отрывайся! Но после вечеринки мне хотелось бы тебя проводить до дома, СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА. Нет возражений?

Глубоко внутри меня возражения были. Но я почему-то наклонила голову, кивая, соглашаясь…

13 сентября – Приглашение в ресторан

Славик

Всё по-прежнему, всё без изменений. Мой «бешеный таймер» сдох, иногда только напоминает мне о необходимости звонка. Бесполезные телодвижения бессмысленны. Надо как-то иначе, наверное.

Звонил Юлии. У Лены всё хорошо, мной не интересовалась, просьбу вашу передала, отстали бы вы от неё, наконец, да и от Юлии тоже бы отстали с дурацкими просьбами.

Позвонил мой старый, ещё институтский товарищ. По телефону поболтали, в городе встретились… И вот, разговаривая с ним, вдруг подумал: а почему я выкинул из уравнения фактор случайности? Случайности не случайны, как известно. Особенно если они продуманы и рассчитаны. Почему я не учитываю возможность случайной встречи? Веду себя, как бирюк: дом, работа… Начал судорожно вспоминать – что же ей нравилось? Какие культурные мероприятия она бы выбрала для посещения? Стопроцентно верного объекта не нашёл. Не так часто мы культурную жизнь города обсуждали, всё о книгах больше говорили, когда не про учёбу. Ладно!, методом «тыка» выбираю событие – и туда, искать, присутствовать. Понятно, что бесполезно. Но это дело долгое.

Вообще, надо сказать, что образ Лены-Елены моей начал… не то, чтобы тускнеть… Нет, он решил как-то закапсулироваться, спрятаться внутрь памяти, впасть в анабиоз. Наверное, чтобы не тянуть из меня столько нервов…

Один раз даже попробовал выбить клин клином, как говорится. То есть знакомством с какой-то другой девушкой попытаться… попытаться что? Ой, как сложно ответить на этот вопрос… Познакомился, гуляли по городу, даже целовались… Не вариант! Я даже где-то её истерику понял – ну кому понравится, если тебя через раз Леной называют? Знакомится целенаправленно с Ленами? – Бред!.. Но сама идея, безусловно, правильная. Возможно, когда-нибудь потом…

И часто отлучаться из дома тоже не мог – мама стала чувствовать себя плохо.

Полегчало, когда начались занятия. Привычная рутина затягивает. Заметил, однако, что перестал задерживаться на работе и почти свернул свои традиционные походы в столовку…

– Вячеслав Игоревич! Вас к телефону! – зовёт Наталья Алексеевна.

– Да, я слушаю.

– Подождите минутку, с вами хотел поговорить Степан Степаныч.

Отец Юлии? Зачем?

– Вы уверены, что он желает поговорить именно со мной?

– Конечно, уверена. Переключаю.

– Вячеслав Игоревич, приветствую!

– Здравствуйте, Степан Степанович! Неожиданный звонок. Чем могу помочь?

– Это вы можете мне помочь. Хотел пригласить вас в ресторан пообедать или поужинать.

– МЕНЯ ?! В ресторан? Вы меня приглашаете в ресторан на обед или ужин? Это, наверное, ошибка какая-то…

– Нет, Вячеслав Игоревич, это не ошибка, это справедливость. Я, наконец, разобрался, кто виновник знаний моей дочери, и, поскольку, человек простой…

Тут я не удержался и хмыкнул. Он услышал, но воспринял с юмором.

– Вы правы. Человек я не очень простой, но хочу таким быть. Словом, если мне хочется сказать «спасибо» – я говорю. Если мне хочется сделать это лично, пожимая при этом руку, то желал бы, чтобы это случилось именно так.

– Да я не возражаю особенно. Просто удивлён.

– Вы давно были в ресторане «Прага»?

– Вообще никогда не был. Но знаю, где он находится. Говорите: когда?, во сколько?

А в голове бьётся мысль: с ним наверняка будет Юлия! Наизнанку вывернусь, но узнаю – как мне найти Елену…

16 сентября – Свадьба

Лена

Когда я просыпаюсь на своей квартирке, всегда слышу птиц. А здесь нет, полная тишина…

Заночевала у Юльки. Сегодня очень сложный день, много хлопот, беготни…

Вот и хозяйка, кстати:

– Лена! Ты не сошла с ума – столько валятся? Мы ничего не успеем…

Славик

Ресторан «Прага»… Самый шикарный ресторан, гостиница, ещё бог знает что – комплекс, одним словом. Кто ж не знает: где он находится? Центр города.

К столику, где расположились Степан Степанович и ещё какая-то важная, породистая и ничего так ещё внешне, женщина, очевидно, его жена, меня проводили. Сам бы, может, и не нашёл, больно большое здесь пространство, да ещё и несколько залов. Юлии за столом не было.

– Здравствуйте!

– Приветствую вас, Вячеслав Игоревич! Знакомьтесь, моя супруга… Присаживайтесь. Располагайтесь…

Отсутствие Юлии расстроило.

Мне не было уютно. Но поразило резкое изменение… чего-то очень сложно уловимого, какого-то чувства внутри меня… Моего внутреннего мировосприятия внешнего мира, так, наверное, можно сказать. Дело в том, что, упрятав образ Лены, я приобрёл некое внешнее спокойствие. Способность адекватно мыслить, наверное, делать что-то, взаимодействуя с вещами, событиями, которые непосредственно не были с ней связаны. Другими словами – я научился жить без неё, без ежеминутных мыслей о ней. Но меня не оставляло ощущение, что некое подлинное умиротворение, подлинный покой меня тоже покинули. Или спрятались от меня вместе с ней. Но, едва войдя в ресторан, я вдруг ощутил присутствие этого скрывшегося, настоящего чувства. Слабым, неизвестно где находящимся огоньком, светильником…

Да, уютно за одним столом со Степан Степановичем и его супругой я себя не чувствовал. Нет у меня привычки к таким обедам и ужинам. Атмосфера непривычная, запахи… С запахом вот тоже: собираясь, мазнул по щекам «О’жён»-ом любимым, а потом вспомнил нотацию одной любимой мной девицы:

– Это запах для сельской местности, Вячеслав Игоревич! Вы же не в огороде, а в городе. Вам надо что-нибудь мужественное, резкое…

Я даже приобрёл такое, для настоящих мужчин, если верить надписи на упаковке, но «О’жён» всё равно мне нравится больше. Но тут вроде в ресторан иду… Не думая, пшикнул на макушку. А потом смешно стало – настоящие мужчины в сельской местности! Ладно, не нюхать же меня там будут. Всё равно не исправить…

И по поводу своей одежды испытал некое подобие дискомфорта. Я надел свои самые лучшие костюм, рубашку, галстук, туфли. Ещё на входе бросил взгляд по сторонам, чтобы убедиться, что соответствую окружающей обстановке. Соответствовал, вроде. Но люди, за одним столом с которыми я сидел, одеты были непередаваемо шикарно. Особенно мама Юлии. Женщины так одеваются на торжественные мероприятия, например, на свадьбу или приём где-нибудь на самых верхах. Впрочем, там, на верхах, я никогда не был, поэтому могу только предполагать. Степан Степанович, конечно, выглядел попроще. От меня его отличали цены костюма, рубашки, туфель и массивная, наверное, золотая заколка для галстука. Но так, наверное, и должно было быть.

– Где же сама Юлия?

– Обещала подойти позже. У нас тут мероприятие одно происходит. Время моё мне мало принадлежит. Как и у жены, впрочем. Поэтому совмещаем, так сказать, приятное с полезным. Мы благодарны, что согласились прийти сегодня именно в это время.

– Ерунда, не стоит…

Я, наконец, услышал полный вариант истории Юлиного обучения. У их семьи оказалось очень интересное мировоззрение достижения успеха в этом мире – союз техники и финансов. Они с женой как раз и были реальным успешным воплощением этого метода. А в Юле они решили совместить обе компоненты. Затем мне рассказали про Петровича, который, сидя на этом же самом месте, что и я, рассказывал, бессовестно лопая еду – а, кстати, вы любите рыбку с картошечкой под коньячок?, вот, угощайтесь, не стесняйтесь… – сколько труда он вложил в Юлию. Но Степан Степанович не был бы собой, если бы не умел определять враньё. К тому же, хотя он и не часто видел дочь – работа, заботы, понимаете… – он вспомнил, что Юля больше двух лет костерила и ругала страшными словами некого Славика… Значение имели ещё два факта. Проект, который делала его дочь, совсем недавно решили принять к реализации, даже не смотря на его, Степан Степановича, протесты. У предприятия нет необходимости немедленной реализации такого проекта…

– Всё верно, – говорил я. – Я и просил Юлию найти такую реальную задачу, которая была бы актуальной в перспективе, но не «горящей». И заметьте, что это сделала она сама…

– Ну не совсем сама… – скромно замечал Степан Степанович.

– Она принесла, – вспоминал я. – Несколько вариантов возможных проектов. Я спросил: к чему у неё самой лежит душа? Она почти ничего не знала из того, что они должны были бы изучать в будущем, но задачу выбрала виртуозно, и это просто констатация факта. Ну а уж сбор документации, изучение технологии, доступных эмпирических изысканий и прочее – это, сто процентов, её заслуга.

– Ну а сейчас, когда дело прошлое и уже успешно завершилось, скажите честно, Вячеслав Игоревич, вы считали мою дочь глупой, необучаемой, как утверждал этот ваш профессор?

Ответ на этот вопрос не так прост и однозначен. Попытался быть объективным.

– Когда встал вопрос об индивидуальном обучении Юли, я мог судить о её способностях только по результатам сдачи одной-единственной работы. Она была несложная, но Юлино решение…

Решение, возможно, было и не Юлино. Скорее всего, идея принадлежала одной симпатичной девушке, вместе с которой Юля выполняла все контрольные точки… симпатичной, с беспечной висюлькой завитых волосинок, постоянно падающей ей на нос…

– …Юлино решение было правильным только формально, очень нестандартным и абсолютно нелепым с технической точки зрения. Словом, Юлия очень добросовестная, трудолюбивая, но у неё не технический склад ума. Глупой, необучаемой назвать её никак нельзя. Просто подход нужен своеобразный. Я, честно сказать, рад, что она довела до ума свой сложный проект, для неё это своеобразный подвиг. Вот что я думаю.

– Вот как… – задумчиво проговорил Степан Степанович.

А вот его жена очень оживилась:

– И я тебе говорила почти тоже самое. Так что не спорь – я забираю Юльку себе в финансы.

– А какой второй факт? – мне стало интересно.

– Разговор с другой вашей ученицей. Верой. Я говорил с ней как раз накануне её свадьбы…

– Вера вышла замуж? – удивился я.

Вера, помимо сложной для замужества внешности (мне так казалось, во всяком случае), ещё очень умная и прямолинейная. Опять же, не самое лучшее сочетание…

– Вера нам тут много чего устроила! Но снабженца моего – да!, захомутала. Ох, и уморительная они парочка, надо сказать. Мы-то над нашим снабженцем посмеивались: мол, лилипутку или карлицу надо тебе в секретарши, и по росту, и для здоровья, возможно, полезно будет…

– Здравствуйте, Вячеслав Игоревич! – услышал я знакомый голос Юлии.

Лена

Это странное чувство толкнуло меня под рёбра на «пятнадцать» или на «шестнадцать». Оно было настолько неожиданным, что я прервала «горькие» поцелуи. Мой мини-Славик – я ничего не могла с собой поделать: про себя я называла его именно так – посмотрел удивлённо.

– Леночка, всё в порядке?

– Кольнуло что-то, извини.

Гости разочаровано загудели…

Да, я делала «финт ушами», я выходила замуж. Точнее, если верить официальным бумагам, уже вышла.

Так вот, чувство… Собственно, ощущение холода, попадания себя словно в центр льдины, появилось, наверное, с завершением цветения моей розочки. Иногда оно почти угасало, иногда ощущалось некой данностью. Я практически привыкла к нему. Поэтому возникновение какого-то как бы источника тепла стало для меня неожиданностью. Слабое и далёкое, вызывающее желание его найти…

– Лена! – в левое ухо сквозь шум прорвалась Юлька. – У отца встреча. Я отлучусь ненадолго, потом мы вернёмся вместе с ним и мамой. Мои обязанности пока будет исполнять мой муж.

Неделю назад мы гуляли сразу две свадьбы – Юли и Веры. И там, и там я была свидетельницей. Почему-то им так захотелось. С Юлькой-то понятно, кто, если не я? Почему Вера этого захотела – не знаю. Суеты было… А сейчас, закономерно, Юлия была свидетельницей на моей свадьбе.

Как же случилось так, что ты, Ленка, выходишь замуж? Почему? Зачем?

В ту вечеринку, когда мой мини-Славик попёрся меня провожать, он был очень напорист. Целовался он замечательно. Не понимая себя, я готова была целоваться с ним долго и упоительно. Но руки… его вездесущие руки мне не нравились. Да даже не то, чтобы не нравились, сердечко всё равно: то стучало, то замирало, но, наверное, я не привыкла, не была готова к такому.

Квартирку свою мне удалось сохранить в тайне. Распрощалась за два дома до своего. Вошла в чужой подъезд. Глядя в техническое окно, что между первым и вторым этажами, убедилась, что он ушёл. И только после этого пошлёпала в свою квартирку. Именно пошлёпала, поплелась. Саму меня это очень удивило. Казалось, что я должна была лететь, как на крыльях…

На следующий день, подойдя к нашему женскому уголку, он положил на мой стол букет в три красные розы. И вот здесь я поразила всех. Со мной случилась истерика.

– Вы не смеете дарить мне розы! – кричала я, Юлька и Рина меня потом едва успокоили.

У Рины даже появился аналог личного недоумения. Она смешно округляла глаза и спрашивала слабым испуганным голоском:

– А георгины хотя бы можно?..

Но для меня это было принципиально – никаких роз в моей жизни не будет!

В начале последнего летнего месяца я покрасила, как давно хотела, свою «завлекушку» в светло-коричневый – под цвет радужки. Но «игры теней» не получилось, сложно точно подобрать тон. Решила, что здесь правильней что-то радикальное: ярко-красный, малиновый, а может и вообще – зелёный, надо с ленточками поэкспериментировать…

Непосредственно при общении в коллективе меня называли – Леночкой, Леной или даже иногда по имени-отчеству – Еленой Николаевной. За глаза, если верить Рине и Юльке – Ленкой-отщепенкой (это потому, что я перестала ходить на корпоративные вечеринки) и Снежной Королевой. Последнее наименование неизменно вызывало у Юлии ехидное фырканье. А Рина как-то сказала:

– Мне это очень понятно. Ты внешне холодная, неприступная. В какой-то мере даже совершенная, неизменная: строгая одежда, одна и та же причёска, постоянный «локон страсти». Но ты и желанная одновременно, в тебе есть что-то непонятное, какая-то загадка, которую хочется разгадать, – и она улыбнулась. – Даже мне хочется…

– Вот мой Славик, – неопределённо сказала я. – И будет её разгадывать…

– Извини меня, Лена, – нерешительно ответила Рина. – Это не моё дело, но мне кажется, что Вячеслав Давидович не будет разгадывать твою загадку. Не тот тип мужчины…

А мне вдруг стало перед ней неудобно. Она работает тут уже долго и, судя по отсутствию обручального колечка, остаётся одинокой. А я только появилась – и за мной уже ухаживает молодой перспективный начальник. Начальник, конечно, громко сказано, но всё равно…