Плохие мальчики не влюбляются бесплатное чтение

Эля Пылаева
Плохие мальчики не влюбляются

Пролог

Рафаэль

— Раф, — шепчет брат, толкая меня плечом в плечо. — Царевы вернулись.

Смотрю в панорамное окно гостиной. Живая изгородь между их домом и нашим едва ли достигает метра. Какая-то суета во дворе, тачки…

— Может, дом продали?

— Неа. Если бы продавали, дед бы его выкупил.

Даниэль прав. Дед бы забрал эту землю, прилегающую к нашим владениям.

Царевы для меня — это неприятная нервная тахикардия и Динка. Мелкая, тощая, жалкая, бесцветная дуреха. Нас связывает один неприятный секрет. То, что я бы очень не хотел, чтобы выплыло. Мне, правда, стыдно… Чем я становлюсь старше, тем мне хреновее из-за того эпизода.

— Раф, ты чего? Возвращением кузнечика впечатлился? — с сарказмом ухмыляется брат.

Кузнечик, да. Все звали ее потом так…

Нам было по тринадцать, когда мы виделись в последний раз. Брат не знает об этом. Не знает никто. Она промолчала.

— Даниэль, Рафаэль… — задумчиво смотрит результаты наших тестов тьютор.

Мы со старшим братом очень похожи. Хотя разница у нас в три года. Темноглазые. Практически с идентичными чертами лица. И даже одинаковая ухмылка на одну сторону. И, несмотря на то, что дед нам обоим выбрал ангельские имена, мы далеко не ангелы. Скорее — наоборот.

— У вас обоих очень мощное «персоналити». Особенно у тебя Рафаэль. Но это тебе скорее мешает в достижениях. Ты чувствуешь себя особенным и без достижений. Это печально.

— Каждый чувствует себя особенным, — пожимаю я плечами.

— Если ты действительно уникальный — прояви это.

— Зачем? Мне достаточно знать самому.

— Но ты же можешь достигать большего.

— Дайте мне мотивацию! Какой смысл рвать пятую точку, чтобы кому-то что-то доказать?

— Я дам тебе мотивацию, — скрипучий голос деда сзади.

Судя по интонации, я встрял!

— У меня не было никаких привилегий, я достиг всего сам, поднявшись из нищеты. И думал, буду ступенью, чтобы мои потомки достигли большего. Но мальчик Рафаэль решил просто лечь на «ступеньку» и любоваться видом?

— Дед! — подскакиваю я, разворачиваясь к нему.

Тьютор тактично оставляет нас, забирая тесты.

— Ты бросил все, чем занимался, несмотря на то, что достигал успеха играючи. Бальные танцы, шахматы, плавание, скрипку…

— Это становилось скучно, — перебивая, оправдываюсь я.

— Молчи! — беззвучно говорит Дан, качая мне головой.

— А что тебе весело? — ползут вверх брови деда.

Набираю в грудь воздуха, чтобы ответить, но ни один ответ деду не понравится. И я затыкаюсь, ничего не сказав.

— Ну? — требовательно. — Швыряться моими деньгами? Покер-турниры? Тусовки? Игры твои позорные на девочек?

Опускаю взгляд.

— Покер — это интеллектуальная игра, — зажмуриваюсь я.

— Четыреста тысяч ты просадил в покер за прошлый месяц. Вынужден констатировать, что с интеллектом у тебя беда.

— Форс-мажор! В позапрошлом я выиграл двести.

— Не позорься, — скептически смотрит на меня дед.

— Окей, — вздыхаю.

— Никаких больше привилегий. Они тебя испортили. На твоей карте теперь лимит, и я внимательно слежу за успехами.

— Какой лимит? — сглатываю я.

— Очень скромный, Раф, очень. Научись использовать деньги с умом. И я жду свершений. Иначе, зарабатывать на Оксфорд будешь покером.

Да, черт возьми!

— Даниэль, удачи на собеседовании, мой мальчик. Не подведи меня.

Дед уходит. Встречаемся с Даном взглядами. Сегодня он уезжает в Лондон, к родителям. У него собеседование на факультет бизнеса в Оксфорде. Дед готов оплачивать обучение. Он считает это выгодным вложением. Дан — любимчик. Будет ли такая возможность у меня — большой вопрос.

— Дан, пока ты будешь в отъезде, дай мне свои права, — прошу у него.

Восемнадцати мне еще нет, но я прекрасно гоняю с его доками. Гаишники по фотке трехлетней давности нас не различают.

— Держи, — протягивает мне, доставая из заднего кармана. — Не спались только. И, Раф… Не забудь загнать ее в химчистку после своих запилов.

Стоя перед зеркалом у входной двери синхронно поправляем галстуки.

Выхожу проводить брата. Через живую изгородь встречаюсь мельком взглядом со светловолосой девушкой. Мой взгляд залипает. Интересная девочка… Даже не смотря на пирсинг в губе, берцы и комбинезон-милитари, которое я, к слову сказать, терпеть не могу. Яркая, стройная. Ловлю что-то знакомое в разлете ее темных бровей.

Сердце, вдруг, сбиваясь с ритма, мощным толчком швыряет кровь мне в лицо.

— Динка?.. — открываю я ошарашенно рот.

Да ну нахрен!

Она. Точно. Глаза ее — светло-голубая радужка обведена темно-синей каймой. Как у змеи. И взгляд… Далеко не восхищенный как раньше. Скорее — наоборот.

— Как жизнь, ангел? — прищуривается она, заносчиво вздергивая подбородок.

— А… нормально, — теряюсь я от неожиданности.

— Хм. Исправим…

Глава 1. «Травматолог»

Дина

Дагер. Я ждала этой встречи. Нет, правда ждала! Это как встреча с детским кошмаром. Чтобы закрыть этот, как его — гештальт!

Кошмаром была моя детская влюбленность в него. И вот… Разглядываю. И — да: хотелось бы чтобы он был некрасив, тощ, прыщав. Долбанулся бы разок головой, и подшаркивал ножкой. Но — нет. Все еще красив, гад. Возмужал, вытянулся, оброс мясцом. Холенный. И все такие же роскошные густые ресницы.

— Как дела, ангел? — поднимаю на него свирепый взгляд.

Рафаэль! О, боже. Мне казалось, имени красивее быть не может.

— Эм… нормально, — растерянно пялится на меня.

— Хм.

Нормально — это плохо. Надо тебе подрихтовать карму.

— Исправим! — дергаю с вызовом бровями.

Я теперь далеко не нежный цветочек, каким была в нашу последнюю встречу. Спорт такое дело — он воспитывает монстров.

Отворачиваясь, иду в дом. Чувствую на спине его взгляд. Не ожидал, да, что я тоже могу вырасти красивой девочкой?

В тринадцать я была убожеством. Очень худая, белобрысая, бледная. Почти не ела. Мой тренер по гимнастике пророчил мне славу. И мама была одержима этой идеей. Я сидела на жесткой диете сколько себя помню.

На мой тринадцатый день рождения все ели роскошный торт, а я крохотное пирожное из спорт-пита с отвратительным вкусом подсластителя. Как-то так!

Не детство, а сплошные травмы. И теперь я опытный «травматолог».

Хлопаю дверью.

Зачем ты, Боже, даешь столько красоты таким говнюкам? Ну зачем?! Учишь нас любить не за внешность? Со мной переборщил, я, кажется, разучилась совсем.

Две девушки из клининга моют окна. Мама указывает прислуге наманикюренным пальцем на цветы, от которых следует избавиться.

— Орхидеи — это уже not in trend! Уберите.

Стягиваю со стола кусок сыра. Все равно терять уже нечего. Из сборной по художественной гимнастике я вылетела. Как и из школы олимпийского резерва.

Плевать, собственно!

— Дина! — раздраженно. — Уйди из кухни! Сколько можно есть? Желудок! Скоро себя не поднимешь! Посмотри как ты разжирела!

Да, я набрала пять. Это критично. При моем росте в сто шестьдесят семь, я должна весить сорок два. Сорок семь это финиш! Зато теперь у меня есть грудь! Вау.

Тайком прихватываю еще один кусок. Сыр — это божественно!

На выходе оборачиваюсь, наблюдая за тем, как мама ест сыр сама. Складывая вместе несколько кусков из нарезки своими пухлыми пальцами.

Да-а-а! Ей можно, мне — нет. Я же ее мечта. И должна взять золотую медаль, которую не смогла она. Но ничего не выйдет… Поэтому, закрыв от удовольствия глаза, я ем сыр. Да здравствует грудь!

— Что это? — разглядываю школьную форму, которую развешивает на напольной вешалке девушка-курьер.

— Имиджмейкеры «Швейцарии» разработали несколько новых стильных луков для учащихся. Это новинки. Хотите выбрать сами?

— О, фак! «Швейцария»?! Мам!

Я проучилась там полгода. Потом попала в сборную. Так себе место.

— Не смей ругаться! Ты что — девка из подворотни?! — шипит мама.

— Я не хочу в «Швейцарию».

— Не хотеть, Дина, надо пить на соревнованиях.

— Откуда я могла подумать, что мне подмешают допинг? — от обиды голос мой срывается.

Мама, игнорируя, разворачивается к костюмам.

— Этот… Этот… И этот. Достаточно. Долго ты там не задержишься. Это на время, пока мы не опротестует твою дисквалификацию с соревнований.

Да как ее опротестуешь, то??

Ухожу к себе наверх. В комнате душно. Открываю балкон. Волна холодного освежающего ветра бьет в лицо.

Напротив моего балкона, балкон Дагера. Я часто зависала здесь, в надежде увидеть его. Открываю шкаф. Там ящик с моими старыми игрушками. Перебираю их. Надо бы кому-нибудь отдать. Выкинуть мне жалко.

О, рогатка! Выменяла у кого-то из мальчишек. Не знаю зачем. Хотелось попробовать пострелять, наверное. Отыскиваю на дне коробки шестигранный кубик от игры в нарды. И развлекаясь заряжаю его в рогатку.

Натягиваю. Щелкнуть бы им в лоб Дагеру. Посмеиваясь над идеей поднимаю глаза и прицел. Ой.

Мой взгляд встречается с ним. Чуть растерявшись, продолжаю держать прицел натянутым.

— Царева, не гони! — делает шаг назад Раф. — Ты чего?

Я конечно же не собираюсь стрелять. Но его испуг как бальзам на душу. И я ухмыляясь демонстративно натягиваю резинку сильнее и прицеливаюсь точнее.

— Дина!!! — рявкает снизу мама.

Вздрагиваю и мой палец срывается! Щелчок.

— Оо! Мать твою! — хватается он за скулу.

Черт-черт-черт! Я же не хотела!

— Идиотка отмороженная! Боже! Аааа!

Залетаю в комнату, закрываю дверь на балкон.

Сердце истошно колотится. Я выстрелила человеку в лицо. Ужас какой. Ну ладно — почти человеку. И все же — божья тварь, как никак!

Руки трясутся.

— Дина, тренер пришел, где ты?!

— Иду…

Глава 2. Ответочка

Рафаэль

Поставив руки на зеркало, разглядываю след от метеорита на своей скуле. Ссадина приличная, до самого уха. Отекла и вздулась. Болит адски!

Хорошо, что вскользь. Три сантиметра выше и прямиком в глаз. Что у нее в голове?!

Хочется из принципа вздрючить ее судебным иском. Больная…

Обработав рану, заклеиваю бежевым пластырем. Закидываю пару таблеток обезболивающего.

Кручу в руках телефон, палец зависает над номером нашего адвоката. Но что-то не позволяет мне нажать вызов. Вот всегда так… Не могу таким образом решать проблемы с девицами.

Ладно, убогая, живи. Будем считать, что в расчете. Но пару ласковых я тебе скажу, конечно.

Раздраженно сдергиваю пиджак, надеваю черный «худак», капюшон. Решительно иду в сторону их дома. Перехватившись руками за газовую трубу, что идет над изгородью, перепрыгиваю через кусты.

Мышцы вибрирую от адреналина.

Я не любитель драться. Умею. Но терпеть не могу. Драка — это отсутствие аргументов и роспись в своем бессилии. А у меня всегда есть аргументы! Но хочется всечь в ответ.

Иду по газону, первая поросль весенней травы мнется под кроссовками.

Я нарушаю границы вашей частной собственности? Да! Потому что вы нарушили границы моей целостности.

Останавливаюсь напротив панорамного окна гостиной. Шторы сняты, свет внутри горит. Я словно смотрю в огромный экран телевизора.

Дина в золотистом гимнастическом купальнике, в позе скорпиона. Открыв рот, забываю зачем пришел. Ее тело изогнуто так, что я машинально наклоняю голову к плечу, чтобы рассмотреть все детали.

Охренеть… Вау. Вот это да! Разве тело на такое способно?

Меняя стойку, встает на руки, гибкие ноги вырисовывают в воздухе изящные узоры. Толчок, какой-то сложный пируэт и она уже на ногах.

Меня сложно удивить. Моя партнерша по бальным танцам была очень гибкой. Но Кузнечик просто нереальная…

Тренер тянет ее, стоящую у стены в шпагат, выворачивая ногу уже, кажется, в обратную сторону.

Дина морщится, хватаясь за связку на бедре. Выкручиваясь из рук тренера, сдергивает полотенце, вытирает лицо.

Тренер, жестикулируя, отчитывает ее за что-то. Шлепает небрежно по красивому бедру.

Через стекло встречаемся взглядами с Диной. Оу… В ее взгляде — упрямое гневное пламя!

Ну красивая получилась девочка, чего уж. Кто бы мог подумать?

Швыряет полотенцем в мою сторону. Оно влажно шмякается о стекло и, потом, на пол.

Нахрена я пришел то? Не полюбоваться же?

Пульсирующая боль, о которой я забыл на мгновение, напоминает — зачем.

«Иди сюда!» — требовательно машу ей пальцами.

Выразительный фак в мою сторону. Делает глоток воды, немного выливает на макушку, вода стекает, оставляя темные пятна на купальнике. И, отворачиваясь, снова изгибается в какой-то умопомрачительной инопланетянской позе.

«Очнись!» — даю себе мысленно по щеке.

Что поделать? Я падок на изящество.

Но как-то же надо щелкнуть ей в ответ? Иначе, в следующий раз она выстрелит мне в упор из дробовика.

Настойчиво и раздраженно стучу медным резным молоточком, висящим на двери. Мама Динки открывает дверь. Не самая приятная дама, надо сказать.

Немолодая, грузная, со стеклянным надменным взглядом и вечным недовольством на поплывшем, но отполированном косметикой лице.

— Даниэль? — изображая прохладное удивление путает меня с братом.

— Рафаэль, — поправляю я. — Здравствуйте, Зоя Леонидовна. Можно Дину?

Пытливо водит пальцами по массивному ожерелью на шее.

— Диночка занимается, — ледяная дежурная улыбка словно приклеена.

— Я вижу, но мне срочно.

— Мы не прерываем тренировок, Рафаэль, — категорично, но типа доброжелательно.

— Когда заканчивается ее тренировка? — также прохладно и вежливо улыбаюсь я в ответ.

— Сегодня уже поздно, в десять. И… Она рано ложится спать. Что-то, может, передать?

Достаю из кармана пластиковый кубик, которым она мне выстрелила в лицо.

— Да. Она кое-что забыла у меня сегодня в комнате, — мстительно улыбаюсь я. Передайте.

Отдаю кубик.

У ее мамаши фрик-контрол за дочуркой. Раньше Динка бы грандиозно выхватила за любые движи с мальчиками. Надеюсь, ничего не изменилось, Кузнечик!

— Что? — ползут вверх филигранно нарисованные брови Зои Леонидовны. — В какой комнате?!

— В моей, — бросаю взгляд на свои окна. — Рад, что вы вернулись, кстати.

Изображаю голливудскую улыбку со скабрезной ноткой.

— Диночка красавица! — блаженно зажмуриваюсь я. — Привет ей!

Машу Динке пальцами в окно.

Держись от меня подальше, шибанутая. Иначе, я так накручу твою мать, что она тебя в хиджаб упакует и на цепь прикует.

Дверь закрывается перед моим носом. Ух!

— Дина! — рявкает разъяренно Зоя Леонидовна. — А ну-ка иди сюда!

Бинго! Такая вот ответочка, неадекватная! Посиди пару недель «на цепи».

Глава 3. Гадина

Дина

Мой ужин — зеленый чай и киви. Одна штука. Уже несколько лет. На завтрак — сто грамм йогурта с чайной ложкой меда. Если кто-то считает, что мы добираем в обед, то сильно ошибается. Яичный белок с огурцом сложно назвать полноценной едой.

Но бывают неплохие дни, когда мне можно немного гречки с грудкой. Не часто. Мой тренер утверждает, что я склонна к полноте. Гораздо чаще бывают хреновые дни, когда на обед мне достается только стакан протеина и таблетка витаминов. Потому что я — «жирная корова!».

Считается, что мы привыкаем голодать. И нам это перестает доставлять дискомфорт. Бред. Есть хочется всегда. Усталость тоже чувствуется всегда.

Официально, рекомендованный нам рацион гораздо шире, но, поверьте мне, внутри системы, никого не волнуют рекомендации. Только результат!

Киви… Ненавижу. Больше чем киви, я ненавижу только маму. По сравнению с ними отдыхает даже Дагер! Хотя он тоже входит в десятку.

Разрезав киви пополам, десертной ложечкой ем кислую мякоть, глядя маме в глаза. Она пьет чай с сыром и хрустящей булкой. Я чувствую запах, сглатываю слюну.

— Тебе не стыдно?

— Он соврал.

Мама бросает взгляд на кубик, лежащий на столе.

— Я его помню. Вот эту трещину. Твой отец играл им в нарды. Это наша вещь.

— Я не была у Дагера.

— Ты жалкая и нелепая, Дина. Что с тобой?? Я в твоем возрасте не позволяла себе так запускать себя! Столько лет работать на результат, и за два месяца все спустить на нет. Еда и прыщавые подростки? Серьезно? Это важнее «золота»?

У Дагера идеальная кожа, так что это она зря. Да и подростком назвать его можно едва ли. Но речь, конечно, не об этом. Засранец подставил меня…

— Я не хочу возвращаться в гимнастику.

— А что ты еще можешь?! Ты и есть гимнастика. Нигде больше ты уже не выстрелишь.

К несчастью, она права. Я не умею больше ничего. Образование мое было благополучно слито. Через классы скакала я формально. Парочку проскочив вообще экстерном. И только тренировалась.

Немного спасали книги.

— Без гимнастики ты ничтожество. А там… Там ты можешь быть королевой! Лучшей! Ты уже на закате карьеры, а за спиной одно… серебро! — уничижительно.

Попробуй возьми это серебро!

— Я устала.

— Спину давай, — рассерженно цедит мама. — Устала она… Я на тебя всю свою жизнь потратила! Я устала, я! — с надрывом всхлипывает она, доставая из холодильника пластырь. — Гадина… Где ты только еду берешь? Повернись!

Задираю худи, поворачиваюсь к ней спиной. Она наклеивает мне регенерирующий пластырь на позвоночник чуть выше поясницы.

Лишний вес у гимнастки — это всегда травмы. Впрочем, как и его дефицит. Гимнастика — это в принципе травмы.

— Смотреть не могу на тебя! — небрежный толчок кулаком в ягодицу.

— А на себя можешь? — не выдерживаю я. — Вкусная булка?

— У меня гормональный сбой. На нервной почве! — яростно. — А у тебя что?!

А у меня аменорея на фоне дефицита веса. Но ей плевать. Она даже рада, что я дольше буду в форме. Подумаешь, задержка развития. Цель оправдывает средства.

— Пошла вон! Спать!

Наконец-то.

Несет пластырь обратно. Незаметно кидаю ей в чай таблетку быстрорастворимого снотворного стыренного из ее ванной.

— Спокойной ночи.

— Телефон, — холодно требует она.

Оставляю на столе. Интернет — это поощрение. А я сегодня наказана за «визит» к Дагеру. По дороге к себе наверх вытягиваю случайную книгу из стеллажа. Мураками…

Спасибо тебе, дизайнер, за подходящую по цвету к нашему интерьеру обложку. Книги заказывались именно так. Падаю на кровать, открываю пролог.

Через двадцать минут слышу звук ключа в замочной скважине. Заперта. Выхожу на балкон. Смотрю в темноту.

За пределами моего маленького гимнастического мирка, я не знаю реальности. Я не понимаю, как там жить. Чем заниматься. Откуда брать деньги.

Изоляция превратила меня в динозавра.

Тренировки, соревнования, мама, ее амбиции, сука-тренер, люто ненавидящие тебя соперницы, культивируемая зависть, голод, боль, усталость, унижения — «ленивая, жирная, кривая, тупая корова, бездарь!».

Все остальное растворилось с момента моего поступления в «олимпийку».

Люблю ли я гимнастику? Ее не любит никто из тех, кто вкусил среду. Когда знаешь цену и изнанку этой эстетике.

Не люблю Но, увы, у меня кроме нее ничего больше нет.

Хватит! Переодеваюсь в черное.

Нужно попробовать выйти из моего мирка. И мой переезд обратно домой — это шанс. Дверь заперта — ерунда. Более цепкую обезьянку, чем я сложно найти. Я почти что ниндзя!

Открываю свою шкатулку, там парочка драгоценностей и отцовские Ролексы. Забираю их. Мне кажется, их проще продать.

Зашнуровываю кроссовки, надеваю капюшон. Спускаюсь по балкону вниз. На улице моросит. Пальцы соскальзывают с балюстрады. Повисаю на одной руке. Оттолкнувшись, прыгаю на газон. Свет в гостиной горит. Мама уснула прямо на диване перед плазмой.

Оглядываю дом. Это дом отца. Он давно бросил нас. Много лет живет где-то на Бали. Мы не общаемся. Но сумму на мое содержание отправляет исправно и ждет от мамы отчеты, что они идут на меня. Я даже не знаю сколько там. Карманных денег у меня нет. Это бы отняло мамину власть надо мной. А значит, исключено.

Магнитного ключа от ворот у меня нет тоже. Забор у нас монолитный и высокий. Даже если я выберусь, обратно уже не попаду.

Но Марк Давидович Дагер, дед Рафаэля, не теряет надежды выкупить наш дом, поэтому не возводит забор между нами. А у мамы на это, просто-напросто, нет лишних денег и такой потребности.

Тенью протискиваюсь через густую живую изгородь.

Запинаюсь о груду каких-то баллончиков. Они с жестяным звоном рассыпаются, под ногами.

Черт!

Присаживаюсь. У Дагеров охрана. Не спалиться бы. Поднимаю баллончик — «фасадный декор».

Охранник на воротах — это минус. Но есть и плюс — у них удобный забор со шпилями-пиками наверху. Есть за что уцепиться. И если быть аккуратной, то и не напороться на них.

Бросаю мстительный взгляд на балкон Рафаэля. Подставил, оставив меня без телефона. Прячусь в тень, наблюдая как он выходит из дома. Поднимает лицо, ловя ладонью мелкие капельки мороси. Надевает капюшон и уходит в гараж.

Поднимаю глаза. Балкон приоткрыт. Была я у тебя, значит, да?

Глава 4. Алаверды

Рафаэль

Уже к утру возвращаюсь домой. Открыв с пульта одну из трех штор в гараже тихо заезжаю внутрь. Кидаю сонному охраннику ключи.

— Лех, протри ее немного, чтобы без палева.

— Да она в грязи вся!

— Да? — отклоняюсь, оглядывая тачку.

Низ и правда весь уляпан.

— Выгони тогда машину деда на улицу, чтобы он в гараж не заходил. А как уедет, эту на мойку.

Вкладываю в его нагрудный карман купюру. Это за то, что покрывает меня.

— Сделаем! — с энтузиазмом.

Дед меня распнет, если узнает, что я катаюсь с правами брата.

Смотрю на часы. Он очень рано встает. Через час примерно будет на ногах. Тихо поднимаюсь по лестнице, захожу в комнату. Балконная дверь нараспашку, холодно, жуть. Я же совсем немного приоткрыл. Закрываю ее, щелкаю рубильником, включая свет.

Подхожу к зеркальному шкафу, синяк фиолетовым ореолом выплыл за пределы пластыря. Овал лица немного деформировался от отека. Боль стала тупее, но распространилась на пол лица.

Проснется Серафима, попрошу какое-нибудь ее чудодейственное средство.

Взгляд мой неожиданно ловит что-то непривычное. Я не сразу понимаю — что. Перевожу его на отражение моей дизайнерской стены со встроенной туда объемной скульптурой скрипки.

Подумав, что наглючило, зажмуриваюсь. Распахиваю глаза, оборачиваюсь. Вдоль всей стены за кроватью, прямо поверх скульптуры: «А здесь была я! Правда?»

В моих ушах начинает звенеть. Не веря своим глазам, подхожу ближе, веду пальцами по гипсу, впитавшему темно-фиолетовую краску.

«Правда?» Немного не вошла. Поэтому буква «а» и вопросительный знак ярчат на бежевой шторе. А буква «д» на охренительно дорогом футляре моей скрипки, которая стоит в углу, на постаменте. Футляр был открыт. Но вандалка, судя по всему, не рискнула оставить росчерк на самом инструменте и закрыла его, перед тем как оставить автограф.

Шокированно и тупо еще раз читаю фиолетовую надпись. В цвет синяку выбирала, зараза? Как она сюда попала?! Балкон…

В бешенстве пинаю футбольный мяч, выкатившийся из под кровати. И немного неудачно мажу, попадая не в центр, а ниже. Закручиваясь, он подлетает выше. Отбивается от лепнины на стене, меняя еще сильнее траекторию.

— Черт! — выставляю локоть, чтобы защитить лицо.

Но мой же кулак от удара мяча по руке, прилетает мне ровнехонько по ссадине.

— Аааа!!!! — в глазах вспышка, закрываю ладонями лицо. — Царева!

Конец тебе… Вот теперь — бойся!

В ярости швыряю на пол сорванную куртку. В крутышку решила поиграть? Я тебе поиграю.

Подгоняемый болью слетаю с лестницы вниз, чуть не сбив с ног только что проснувшуюся Серафиму.

— Рафи! — хватается она за сердце. — Что случилось, мой мальчик??

Натягиваю шизанутую дикую улыбку во все тридцать два.

— Взбодрился немного с утра! Все хорошо.

Перемахиваю снова через изгородь, на их участок. Разбегаюсь и, на адреналина, прыгаю вверх, хватаясь за балюстрады ее балкона. Подтягиваюсь. Ладони скользят. Но во мне сейчас столько дури, что это меня не остановит. Минута мучений, и я наверху. Тихо открываю балкон.

Та же ошибка, Кузнечик!

Теперь и я, и ты будем свои балконы закрывать.

Чудовище спит, сладко свернувшись под одеялом. Голые точеные плечики притягивают взгляд.

И — да: когда я рвался сюда, мне хотелось вмазать ей как следует чем-нибудь убойным по симпатичной мордахе. Но это не мои методы. Слишком грубо. Да и невыносимая боль, уже не рвет нервы. Отпускает. Эта эмоция замещается другой. Я вспоминаю ее «скорпиона»…

С девочками кулаками не воюют. Тем более с такими конфетными. Я нагну тебя изящнее, Царева!

Сдергиваю худак, снимаю кроссовки. Расстегиваю рубашку. И медленно… очень аккуратно… чтобы не разбудить, ложусь с ней рядом.

Ерзает. Я замираю, позволяя ей опять уснуть поглубже. И когда она начинает ровно сопеть, с мстительным кайфом обнимаю и закрываю глаза. Пахнет чудовище чудесно! И даже проведенная в приятной компании ночь никак не влияет на реакции моего тела на этот запах.

Включаю телефон. Поправляю прядь с ее лица. Беззвучно делаю несколько снимков нас в обнимочку. Прячу телефон в карман. Нет, это не весь нагиб.

На ее тумбочке будильник. Перевожу его на три часа позже. И, закрыв глаза, расслабляюсь. Меня быстро вырубает после бессонной ночи.

Но так же быстро и врубает обратно от вопля ее маман:

— Дина!!!

Мы подлетаем на кровати как от сирены.

Динка в шоке прижимает к себе одеяло, хлопая на меня глазами. Переводит взгляд на стоящую в дверях мать. Лицо той так наливается кровью, что по цвету уже близко к фиолетовому.

Такое вот алаверды, Царева.

— Пожалуй, мне пора!

С кайфом впечатываюсь губами в щеку ошарашенной Динки. И, подхватив свои вещи, сваливаю мимо маман, по лестнице вниз.

Наверху армагедон!

Два-один, чудовище. Тормози. Со мной игры плохи!

Глава 5. Скандал

Дина

Моя щека горит от пощечины, в глазах искры. Во рту привкус крови. Пока мать орет, трясущимися руками натягиваю одежду. Меня срывает на истерику от произошедшего и ее воплей.

— Ааа!!! — рявкаю ей в лицо.

Сбегаю вниз по лестнице и, хватая кочергу от камина, крушу нахрен стену с моими кубками и медалями.

— Что ты делаешь?! — вопит она, застывая на лестнице.

— Ненавижу! Ненавижу!!! — раскрутившись, швыряю кочергу.

— Истеричка!

— Отдай мне мои деньги! Вот это, — поднимаю я с пола серебряную медаль и швыряю ей в ноги, — премия четыре миллиона вместе со спонсорскими, а вот эта, — швыряю еще одну, — три с половиной. Отдай мои деньги, я хочу отсюда уйти!

— Деньги тебе отдать?! — смеется в ярости мать. — А ты знаешь сколько стоит делать из тебя, бездарщины, чемпионку?! Твои деньги все вложены! В тебя!

— Это неправда!

Размазываю по щекам слезы.

Мама хватает с камина кожаную папку. Вырывает оттуда бумаги.

— Ты знаешь, что это, моя дорогая? — трясет ими в воздухе. — Это извещение твоего неприкаянного папеньки о том, что как только тебе исполнится восемнадцать, он прекращает выплачивать те копейки, что шлет и продает Дагерам этот дом! Ты задумывалась откуда на это все деньги? На твоего тренера, школы твои, поездки, врачей мастер-классы в Лондоне, Праге, Токио?! Хоть приблизительно представляешь цену всему этому?!

Нет. Я не представляю.

— От тебя же не требуется ничего, кроме результатов! Мы скоро останемся на улице! А впереди у тебя — шанс взять золото и щедрую премию! И где ты будешь завтра, если не сделаешь этого, а?!

Шокированно смотрю на шелестящие бумаги. Я столько лет впахивала и, в результате, у меня ничего нет? Зачем тогда?…

— Ты будешь на улице! Нищей, никчемной, никому не нужной!

— Где мои деньги?… — хватаясь за горло шепчу я.

— Их нет! Они все потрачены! Надо пахать, дорогая моя! — язвительно. — До восемнадцати у тебя только один шанс. Давай! Хватит жрать! Хватит таскаться! Работай!

Швыряет бумаги мне в лицо. Закрывая глаза, чувствую как они шоркаются по моей коже.

— Белла Арнольдовна будет приезжать к тебе в школу после уроков, — тон становится спокойный и холодный. — Вам выделят зал для тренировок. Надеюсь, у тебя хватит мозгов в твоей крошечной милой головке расставить приоритеты ПРАВИЛЬНО! — рявкает она напоследок.

Поправляет манерно прическу.

Обессиленно сдергиваю с дивана плед, выхожу на улицу. Накинув на плечи, ухожу на задний двор. Там пожарная стальная лестница. Поднявшись на пролет, укутываюсь и сажусь. Прижимаюсь горящей щекой к перилам.

Завтра мама уедет на неделю решать вопросы с моей дисквалификацией. Она мой агент до совершеннолетия. А я отправляюсь в интернат, пока она решает все эти вопросы.

— Доброе утро!

Поднимаю заплаканные глаза. Дед Дагера в длинном халате с кружкой в руке.

— Здравствуйте, Марк Давидович.

— Не сидели бы Вы, юная барышня, на холодном. Вам еще детей рожать.

— Мне, Марк Давидович, это непринципиально. Боюсь, материнство мне не грозит, — зачем-то откровенничаю я.

Марк Давидович приятный старичок.

— Глупости. Бог даст, дети будут.

— Бог мне уже дал маму, — куксюсь я.

— А что это у Вас, Диночка, с лицом? — приглядывается тревожно внимательнее.

— Что? — смущаюсь.

Отводит взгляд, поджимая губы. Тут же догадываюсь — что у меня с лицом.

— Ерунда! — улыбаюсь я. — Это карма. Нечаянно разбила лицо одному человеку. Вселенная шмякнула мне в ответ.

Мы неловко молчим.

— Марк Давидович, а Вы покупаете наш дом? — решаюсь я на вопрос, мама могла и соврать.

Пожимает плечами.

— Я уже купил его, деточка. Но еще некоторое время он будет в аренде у вас. Только пусть это будет нашим с тобой секретом. Этот дом — подарок для одного из моих внуков.

— Ясно… Конечно.

— Хорошего дня, Дина.

— И Вам, Марк Давидович, — выдавливаю из себя улыбку.

Мой дом будет принадлежать ангельскому подонку? Его рейтинг в списке моих антипатий неумолимо растет.

— Дина! — слышу крик мамы. — Белла Арнольдовна приехала. Где ты прячешься, негодяйка?!

С отвращением в душе бреду домой.

Глава 6. Кузнечик

Рафаэль

— Как же ты красив, мой мальчик, — Серафима гладит меня по волосам. — Копия своего деда.

Они знают друг друга с детства. Но Серафима — второй его поздний брак. Основанный скорее на чувстве глубокого родства и уважения, чем на любви или страсти. Они знают друг друга с детства.

Хмурясь, не свожу взгляда с дома Динки. Я хотел, вообще-то, поговорить перед своим отъездом в школу. Чтобы раз и навсегда выяснить отношения.

Эмоции и бешенство отпустили. И по непонятной причине внутри свербит и ноет. Маман, конечно, у нее долбанутая. Так орать…

У нас в доме хамство неприемлемо ни в каком виде. И даже любые нагибы, независимо от их жесткости, делаются вежливо и с уважением.

— Не будь жесток с девочками, прошу тебя.

Закатываю глаза. Сейчас такие девочки… И одна из них как раз выходит из дома. В форме «Швейцарии»! Я давлюсь кофе, от не вовремя сделанного вдоха, оно идет носом.

Да, фу… Прокашливаюсь, пачкая белоснежную рубашку. Отряхиваю капли с лацкана.

— Боже мой! Рафи…

Вытирая салфеткой лицо, иду переодеваться.

— Фима, что случилось? — слышу снизу голос деда.

Царева случилась, мать ее!

Переодевшись, застегиваю на ходу пуговицы, сбегая по лестнице, вылетаю во двор. Она стоит у машины с рюкзаком на спине.

— Царева! — рявкаю я, подбегая к живой изгороди. — Стой. Я правильно понимаю твой прикид?

Не поворачиваясь, смотрит перед собой. Я — на ее профиль. Подбородок также неумолимо вздернут. В кисти ритмично сжимает эспандер.

— Дина!

— Нахрен, Дагер, это налево.

— Короче, Царева. У меня к тебе есть пара месседжей. Восприми адекватно оба.

Затягиваю расслабленный галстук.

— Первое: «тогда» я повел себя по-ублюдски. Я, черт возьми, прошу прощения! Второе: я все такой же ублюдок, Дина. Даже хуже. Не нарывайся.

— Направо — тоже нахрен, Дагер.

— Окей, тогда смотри сюда, — достаю телефон. — У нас с тобой теперь есть откровенные семейные фото.

Дина наконец-то поворачивается, заправляя прядь волос за ухо. И мой запал мгновенно исчезает. Растерянно смотрю на ее лицо.

— Ну, показывай, что там? — делает шаг в моем направлении.

На ее щеке синяк. Он замазан корректором и сверху нанесены бронзовые румяна, но утреннее солнце светит так, что это не спасает. Под скулой, у уха очевидные отпечатки пощечины.

Это как же надо было вмазать, чтобы остался такой след? Замечает направление моего взгляда. Лицо ее вздрагивает. Поспешно выправляет прядь, пряча отпечаток.

Из-за меня, что ли?! Дичь…

— Ну? — дергает бровью.

— Ладно, все, иди к черту, Царева. Просто отколись от меня.

Отвожу взгляд от ее лица. Не готов я что-то, чтобы из-за меня девочкам лица разбивали.

Ее мамаша выходит из дома. Я быстро ретируюсь к машине, сажусь на заднее сиденье.

Лицо мое горит так, словно это я ударил Динку. Она, безусловно, сучка и беспредельщица, но это перебор. Стремно то как вышло…

Ладно. Я не мог знать, что у нее настолько щелкнутая маман. Но она то знала, зачем нарываться?

Их машина уезжает первая. С гадким ощущением вины еду до школы.

В «Швейцарии» ей тоже мало не покажется с таким характером. Местные хищницы будут ее жрать, приправив перцем. У нас власть за мажорами, а это не про Динку.

Заезжаем под арку КПП школы. Охрана внимательно смотрит пропуск на лобовом и номер машины. У нас здесь фрик-контрол за безопасностью детей. Но только от внешних опасностей. Психику тут можно поранить знатно! К счастью, это не про меня.

Понедельник. Детки спешат… До первого урока минут десять. Опаздывать нельзя. Система наказаний в школе продумана до мелочей. Но с нами иначе нельзя. Борзеем мы быстро и неумолимо.

— Спасибо, хорошего дня, — благодарю водителя.

Дед с детства учит, что с персоналом нужно быть максимально вежливыми. В целом, я согласен. Атмосферу задает тот, кто стоит выше по статусу. И если он любит аристократическую атмосферу, он должен ее транслировать. Я — люблю.

— Хорошего дня, Рафаэль.

Я уже практически опоздал. Поэтому, не заходя в общагу, спешу в учебный корпус. Подсчитываю на автомате возраст Динки. Сколько ей было тогда точно? Главное, чтобы не в мой класс!

Но… В мой!

Тихо выругиваюсь. Еще мне не хватало!

Прямо передо мной, Дина заходит на литературу вместе с Аллой, нашим воспитателем. Пока они беседуют с преподавателем, я оглядываю класс. Свободное место у нас только одно — рядом с Галой. Гала — капитан команды чирлидинга. Староста класса. Ее отец — партнер моего деда, и хозяин жирного бизнеса. Сейчас будет какой-нибудь выпад!

Мне искренне жаль тебя, Кузнечик.

— Дина Царева будет учиться с вами, ребята, до конца года. Прошу проявить дружелюбие и заботу.

— А Царева — это из царской семьи? Или бутафория?

— А корона где?

— Ага, А то у нас сбивающая лопата в углу застоялась.

— Ой, у меня бумажная есть. Будет как раз к лицу.

Злые шуточки негромко летят со всех сторон. Щеки Дины расцветают румянцем. Ну, как-то так у нас, Кузнечик, шла бы ты в обычную школу, а?

— Садись на свободное место, все будет хорошо, — прохладно улыбается преподаватель, — я принесу для тебя рабочую тетрадь.

Предупреждающе оглядывает класс.

— Штрафы будут щедрые! Ведите себя прилично.

Выходит.

Дина идет к третьей парте, где сидит Гала.

— В проходе посидишь! — толкает пустой стул ногой Гала.

Он выкатывается между столами в проход.

— Да, легко! — неожиданно режет Динка.

И, хватаясь за край стола Галы, выдергивает его в проход. Отбивая колени шокированной Галы. Стул ее от удара закручивается вокруг своей оси.

Охренеть! Челюсть моя падает…

В полной тишине садится за сдвинутую в проход парту.

— Любите ли вы буллинг, как люблю его я? — улыбается зло, заглядывая в лица нашим. — Вряд ли…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хренасе, Кузнечик…

Глава 7. Художественная культура

Рафаэль

Последний урок — художественная культура. Под конец Лев Алексеевич добирается до Царевой.

— Дина, вы любите живопись? Может быть, какие-то стили?

— Я, скорее, уважаю живопись — это огромный труд и талант. В стилях разбираюсь плохо. Но… люблю некоторые картины.

— Мне нравится Ваш ответ. Обычно, предпочтения в живописи могут очень много рассказать о человеке. Расскажите мне немного о Вас.

Дина задумчиво замолкает.

— «Мишка на севере»! — негромко подкалывает кто-то.

— «Опять двойка»! — еще кто-то.

— «Роза в пустыне», — наконец отмирает Дина.

— Ммм! Дали? Интересно! — кивает Лев Алексеевич.

— Скорее — трендово, — фыркает Гала. — Спроси любую простушку — кто из художников ей интересен, она назовет Дали. Чтобы показаться глубже и интересней, чем есть. И это работает. Вот даже Вы, Лев Алексеевич, тут же воскликнули — «интересно».

— Гала, вся хитрость, к счастью, в интерпретации художественного посыла живописца, — вежливо улыбается ей он. — Что Вы видите в ней, Дина?

— Все знают символику «Розы в пустыне»! — закатывает глаза Гала. — Солнце заменено земным объектом — розой. Роза — символ любви. То есть неземная любовь, заменяется земной. Поклонение женской красоте…

— Я очень рад, — перебивает ее он демонстративно, — что мои ученики знают символику «Розы», значит, я не бездарный учитель. Но мне интересно, что скажет Дина. Ее учил не я. Дина?…

— Вопрос: «что хотел сказать автор»? — уточняет она. — Если — да, то я думаю, что он не хотел сказать ничего подобного. Он был вдохновлен какой-то эмоцией и изобразил свою эмоцию. А интерпретации придумали критики, которые не могут довольствоваться эмоцией, получаемой от картины.

— Какова же эмоция?

— Слишком личная, чтобы ее разделять с теми, кто ищет логику.

— Принимается. Тогда маленькое задание. «Подари» любую картину, любому из присутствующих.

— А, это легко! — отыскивает меня взглядом. — «Музыкальный ад» Босха — Дагеру, а вот фрагмент с флейтой — отдельно этой милой барышне, — стреляет взглядом на Галу. — От всей души!

Глаза Льва Алексеевича увеличиваются, взгляд застывает. Класс, включая меня, замолкнув, пытается, откопать в памяти Босха. Мне удается это быстро, дед любит живопись.

Фыркая от смеха, поджимаю губы.

Раньше она всегда выходила на балкон, стоило мне взять скрипку. Тогда это раздражало меня.

— Дина, ты мелкая лицемерка, — скомкав лист бумаги кидаю в нее, — тебе же нравилось, как я играю!

— Ты скрипел, Дагер, а не играл. Под твои потуги я всегда вспоминала Босха.

За спиной смешки над «фрагментом с флейтой» и активные обсуждения. Все лезут в телефоны.

«С флейтой»… Я помню этот фрагмент! Ложусь лицом на парту, чтобы не ржать в голос. Но сзади уже начинают хрюкать от смеха.

Лев Алексеевич не дышит.

— Вы не любите Босха? — невинно хлопает ресницами эта придурошная на учителя. — Мне кажется, он очень символичен.

— Ну почему же. Босх…

— Какая еще «Флейта»? — оборачивается Гала к сидящим сзади.

Ей показывают на айфонах фрагмент. Звенит звонок. Класс начинает ржать в полную громкость.

— Дина, задержитесь на минуту, — просит Лев Алексеевич.

— Дагер, это любовь! — стебут меня парни. — Нотная грамота на заднице — это намек!

— Обожаю Босха! — смеюсь я вместе с ними. — Жаль, что самый эффектный фрагмент достался не мне!

Прохожу мимо учительского стола.

— За знание Босха — пять, за акцент на скабрезностях — штраф, — прохладно улыбается Динке Лев Алексеевич.

— Справедливо! — приседает она в легком реверансе. — И спасибо за урок, было очень интересно.

— Откуда столь детальные познания?

— У меня есть большая художественная энциклопедия, в детстве я обожала рассматривать картины. Босх меня шокировал, пугал, но притягивал. Как и Дали.

Они говорят, я прохожу мимо. Едва сдерживаясь, чтобы никак не зацепить ее. «Музыкальный ад»… Я тебе устрою ад, если ты не успокоишься, Царева.

Но… смешно. Этого не отнять.

Толпа движется к переходу, по направлению к столовой. Оглядываюсь, Дина останавливается у танцевального класса.

— Дагер, — обходят меня с обеих сторон парни.

— Давай уже, возвращайся в чат, мы все тебе простим. Скучно без тебя.

— Тем более посмотри какая жертва нескучная!

— Надо ее сделать!

— Давай, ну?

— Где твой охотничий инстинкт?

— Слабо уложить Цареву?!

— Мы хотим посмотреть!

Да, с Царевой поиграть было бы нескучно, это факт.

— Нет, пацаны, я наигрался. Давайте сами! Если потянете, конечно.

В столовой мой взгляд ищет Цареву, независимо от моей воли. Потому что столовая — это тоже арена. И здесь тоже проходят свои битвы. И Кузнечик нарвется, это к бабке не ходи. Мне любопытно посмотреть как она отожгет. Но ее нет…

Я — за столом с кикерами. Как-то так вышло, что когда я вышел из игр на девочек, испортив отношения с «Золотыми», отношения с «Кикерами» сами собой наладились.

— Кого высматриваешь, Раф? — следит за моим взглядом Кислицын.

— Показалось тебе.

Откровенничать про Цареву хочется не особо. Но когда выхожу из столовой, зачем-то заглядываю в зал с Фитнес-меню. Там Гала и Тина, вечно следящие за каждым лишним граммом, но Динки нет. Да и черт с ней! Нет и отлично.

— Раф! — поднимается Тина, машет мне. — Подожди…

Девочки догоняют меня.

— Татьяна Борисовна, — это наш учитель по танцам, — сегодня в классе. Я хочу с тобой на выпускной бал. Попроси ее взять нас в программу. Марика же все равно ушла из школы, ты теперь без пары.

Тина учится в параллельном. И, в целом, неплохо танцует. Но, далеко не лучшая. Но, с другой стороны, «лучшая», уже «припаркована» так, что не подвигаешь. Агния…

— Хм… Я подумаю, окей, Тина? — уклончиво обещаю я.

— Дагер! — закатывает Гала глаза. — Ну а с кем еще-то? Ты довыделываешься, попадешь в пару с овцой этой новенькой.

— Она не овца, Гала, разве ты еще не поняла? Овцы не фанатеют от ада Босха. Динка — аллигатор!

— Тогда у меня будет ремень из крокодиловой кожи, — заносчиво ухмыляется она. — И всего лишь.

— Ага, и флейта! — не могу сдержаться я.

Взгляд Галы сатанеет.

Смываюсь, пока шутка не переросла в конфликт.

Глава 8. Фея с топором

Дина

Делая стойку на руках, медленно изгибаюсь в «складку». Но вес непривычный, и равновесие не ловится. Падаю на подкосившиеся руки, подбородок бьется об деревянный пол. Слегка прикусываю язык. Рот наполняется кровью.

Дотягиваюсь до полотенца сплевываю кровь.

Белла Арнольдовна недовольно меняет шагами зал, не сводя с меня глаз.

— Отожрала задницу, удержать себя не можешь? Еine neue! Давай!

Опять встаю на руки. Медленно изгибаюсь. Черт возьми!

Снова лечу, шмякаясь лицом об пол. В этот раз успеваю повернуть лицо, так, чтобы упасть на щеку. На щеку почти не больно.

— Noch!

Поднимаюсь снова.

Мне кажется она намеренно «бьет» меня лицом об пол, чтобы наказать за лишний вес.

Но мне плевать, сегодня у меня маленький «женский» праздник. «Они» начались. Ела я не зря!

— Шевелись.

В этот раз мне с трудом, но удается удержать равновесие в «складке».

Я, пытаюсь договориться со своим телом, что нужно привыкнуть к измененному центру тяжести. Вес — не проблема! Я легко могу его держать. Проблема — непривычная точка равновесия.

— Продольный шпагат.

Развожу ноги.

— Прогиб… Сильнее… Тяни ступни к полу… Держи «складку».

Пошатнувшись опять улетаю. Лежу на спине, смотрю в потолок.

Зачем я это вообще делаю? Медали мне теперь не видать. Наверное, все-таки, по инерции. В душе живет с раннего детства привитый ужас перед тем, что можно вылететь из струи. Он подгоняет, заставляет терпеть, стараться, слушаться.

«Столько вложено! Сил, денег, здоровья, времени! Все впустую?! Столько людей вложили в тебя свои силы! Нельзя подвести! Нельзя останавливаться! Только вперед! Посмотри — все могут, ты что — хуже всех?!»

Это музыкальное сопровождение живет своей жизнью в моей голове, меняя только голоса. Но чем дальше, тем менее чувствительной к нему я становлюсь.

Дотягиваюсь до полотенца. Переворачиваясь, снова сплевываю кровь. Язык пульсирует от боли.

— На «шведку», — командует она. — Тянись еще. Как Буратино деревянная.

Ставя ногу повыше на шведскую стенку, обнимаю ее, и прижимаюсь корпусом.

Белла тянет опорную назад.

— Ну! — больно шлепает по бедру. — «Провис» где?

Морщусь, провисая в шпагате ниже.

— Иди умойся, в крови лицо. И стойку для растяжки прикати.

Иду в другой конец длинного класса. Там местный учитель танцев — Татьяна Борисовна и Дагер с очень красивой девушкой. Ее идеальные белоснежные волосы, как водопад из молока. Лицо как у дорогой фарфоровой куколки. Очень нежное и красивое.

Давно они здесь?

Дагер с ужасом морщится, глядя на меня.

Да, твоя барышня красивее, признаю. Но уж не надо мне тут переигрывать! Я тоже ничего и точно не стою этой гримасы отвращения.

Раковина рядом с ними, у входа в женскую раздевалку.

Татьяна Борисовна тихо прокручивает им треки.

— Вальс, румба… и каждая пара из тех, что будут в программе — готовит сольник.

Умываюсь, вполуха слушая их разговор.

— Сколько будет пар? — интересуется куколка Дагера.

— Не могу сказать. Предварительно по смотрам прошли десять. Но это много, я сокращу до семи, оставлю лучших. Дина, а Вы не танцуете бальные? — переводит на меня взгляд Татьяна, Борисовна.

— Возможности научиться, к сожалению, не было, — промакиваю бумажным полотенцем мокрое лицо.

— Очень жаль. Двигаетесь Вы потрясающе. Я бы с Вами с удовольствием поработала.

— Благодарю! Но у меня шестичасовые тренировки, — развожу руками.

Татьяна Борисовна тоже строгая, но очень приятная.

Ставит один из треков для парочки. Я наливаю из кулера воду в пластиковый стаканчик.

— А кроме гимнастики чем-то занимались еще?

— Шахматами, ага… — пренебрежительно язвит блондинка. — Хорошо хоть разговаривает. Так головой об пол биться!

— Тина! — одергивает ее Татьяна Борисовна. — Прекрати. Послушайте лучше трек.

Татьяна Борисовна уходит к себе.

— Это ты сейчас намекнула, что я тупая? — делаю глоток воды.

— Я тебе прямо сказала.

Высокая, под метр восемьдесят, выше меня почти на голову на своих каблуках. Совсем уже взрослая, с формами.

— Тина, беги! — изображает фейспалм Дагер.

Делаю еще один глоток, и, глядя ей в глаза, делаю шаг ближе. Я не тупая. Кукла ошиблась.

— Чего пялишься?! — издевательски фыркает она. — Драться кинешься? Как тебя звали-то? Кузнечик?…

— Гимнастки не дерутся. Никогда. Мы ж все феи!.. — оскаливаюсь ей в лицо.

Меняет позу, подаваясь назад. И пытается демонстративно опереться локтем на гимнастическую стойку на колесиках. Резко толкаю стойку ступней в сторону.

— … с топорами, правда.

Потеряв равновесие, кукла нелепо переступает с ноги на ногу, спотыкается об свою туфлю, путается в волосах и…

Дагер подхватывает ее уже у пола.

— А я предупреждал, Тина.

Поднимает ее на ноги.

Пытаясь выбраться из копны своих растрепанных теперь волос, его девчонка свирепо зыркает на меня.

— С телесным интеллектом не очень у тебя, кукла! — изрекаю я доброжелательно улыбаясь. — Надеюсь, другие повыше. Работай над собой.

Гордо иду мимо них, обратно к Белле, проигрывая пальцами по воздуху все ритмичные точки их трека.

Качу второй рукой стойку.

И просто, чтобы повыпендриваться, разбегаюсь и делаю сложное сальто, идеально приземляясь.

Да, у меня нет такой роскошной внешности. Зато я умею вот так!

— Ну вот, можешь же! — шипит Белла.

Ловлю в зеркале взгляд Дагера. Продолжая выделываться, перехожу в стойку на руки, рисую не сильно сложные, но эффектные пируэты ногами. Вращение на руке. Изгибаюсь в «скорпиона». Перекат на живот, зажмуриваясь изгибаюсь в «коробочку». Надо признаться, задница ощутимо мешает и связки просто трещат. Больно. Но ошалевший взгляд Дагера это компенсирует. Так тебе… Восхищайся, засранец! Твоя заносчивая кукла просто полено рядом со мной.

— Хватит! — гавкает Белла.

Ее в последнюю очередь интересует эстетика. На эстетике медалей не взять. Нужен эксклюзив — сложные опасные трюки.

— Тянись в «складку».

Ой, фу… ненавижу. Спина болит.

Зал набивается еще другими парами. Мое лицо начинает гореть. Я чувствую, как меня обсуждают, рассматривают.

Мне все равно. Годами я тренировалась в одном зале с ненавидящими меня конкурентками. Надо просто делать лучше их! Делать идеально! И я делаю… Белла ставит мне трюки и переход из одного в другой.

Падаю из очередной стойки, когда слышу голос Аллы. Она здоровается и знакомится с Беллой.

— Дело в том, что Дина не была на обеде.

— Ей не нужен обед, у Дины свой рацион.

— Ну, подождите, у нас есть витаминно-минеральное фитнес-меню с минимальной калорийностью. На нем невозможно набрать.

— Алла Михайловна, у гимнасток другой метаболизм. Я сама разберусь с ее питанием. Родители же предупреждали администрацию на этот счет.

Они отходят подальше, я, ожидая пока закончат спор, тянусь в «лягушке».

Желудок урчит от разговоров про еду.

Пока Белла говорит с администрацией по телефону, ко мне подходит Алла. Я вижу ее красивые туфли. Присаживается.

— Дина, — тихо. — Ты не против, если я тебя запишу на развернутые анализы крови. И консультацию к хорошему врачу?

— Почему Вы предлагаете?

— Твоя мама не предоставила твою мед. карту. А школа не приветствует голодовки, — бросает взгляд на Беллу. — Мы несем за тебя юридическую ответственность.

— Я — за, — встаю я на колени, тоже бросаю взгляд на Беллу. — Но разве не нужно мамино согласие? Я наблюдаюсь у спортивного врача. И думаю, мама будет против, чтобы кто-то вмешивался.

— На время, пока ты в школе вопросы мед обслуживания и оказания помощи решаем мы. Твоя, мама подписала документы. Если ты хочешь, конечно.

— Хочу! Только Белле не говорите!

Алла кивает и уходит. Валяюсь на досках, смотрю в потолок. В зале уже пусто, бальники разошлись.

— Дина, откатай переходы. Ужин…

Ставит рядом со мной маленький пакетик. Я знаю, что там. Мои ненаглядные киви и протеиновые таблетки.

— Мне срочно нужно уехать. Завтра после уроков приеду.

— Аха…

Достаю ключ из рюкзака. Четырнадцатая комната, значит. Где там мои топоры?..

Глава 9. Охота началась

Рафаэль

На моей стене интерактивная панель с играми. Мне разрешили установить ее только из-за шахмат. Она подключена к интернету, я люблю играть с живыми соперниками.

До отбоя минут еще двадцать, потом интернет вырубят. Веду пальцем по панели, делая, очередной ход.

— «Лошадью ходи!» — подкалывает Кислицын.

— Тихо!

Я играю всегда на время. У меня высокий рейтинг.

— У Яны новенькая в комнате, — заходит Макс.

Вся схема в моей голове мгновенно сбивается. Так и «держу» фигуру, прижимая палец к поверхности панели. Куда я хотел ее поставить?

Максовская Янка в четырнадцатой комнате, и Гала тоже там…

Сигнал на панели пикает, напоминая, что я так и не сделал ход. По времени и так проигрывал. Сливаю партию. Рейтинг мой падает. Вырубаю экран.

— Царева? — уточняю я. — К нам в класс сегодня пришла. Соседи наши.

Есть в Швейцарии шикарная традиция — селить врагов на соседние кровати. Это учит «экстремальным коммуникациям, конфликтологии и быстро социализирует». Иногда мирит — как нас с Сэмом. А иногда доводит до драк и суда — как Макса со Стоцким. Всякое бывает в нашей чудной школе. Благо, в нашей комнате точек напряжения больше не осталось. Хотя и тесновато: я, Сэм Решетов, Макс Шагалов и Алекс Кислицын.

А у Царевой — да, сейчас будет праздник каждый день! Гала дама злопамятная и деятельная. Но это ничего, зубки у Аллигатора острые, да может, хоть немного отвлечется от моей персоны.

— Нормальная? — интересуется Макс. — Не хочу, чтобы Янка с неадекватными жила. Там Галы за глаза.

— Нормальная? Не, это вряд ли. Но не думаю, что с Янкой будут конфликтовать, она уже с Галой заискрила, а значит, автоматом ушла на сторону «света».

Одна из бородатых шуток школы. Каждый выбирает где он — на стороне света или на стороне тьмы. Я — до сих пор фигура пограничная. Как карта ляжет.

— Мажорка?

— Нет. Люмпен. Юное дарование. Гимнастка.

— Гала сожрет это «юное дарование».

— Обидеть Динку может каждый, не каждый может убежать! — изрекаю я, ухмыляясь. — Придури на ответки там с избытком.

Машинально прижимаю ладонь к лицу.

— Так эта, что ли, звезда тебе путь осветила? — угорает Сэм.

— Мда, — признаюсь я.

— Тогда точно девчонка на стороне «света», — ржут они. — А как?

— Все вам расскажи. Обойдетесь без скабрезных подробностей. Пока.

Выхожу в коридор. В нашем корпусе живет только четыре старших класса. Девочки на первом, парни на втором. Малышня живет во втором корпусе.

Спускаюсь вниз. Там холодильники с йогуртами и напитками. У одного из них Динка. Хмурясь читает этикетки.

Молча подхожу к соседнему холодильнику. Зависаю, разглядывая напитки. Взгляд теряет фокус. А потом, автономно от мозгов, фокусируется уже на ее голых длинных гибких… В моей голове крутится столько эпитетов, что я захлебываюсь от них. Короче — идеальных ногах.

Машинально поднимаю взгляд, пока не встречаюсь взглядом с ней. Молча смотрим друг другу в глаза. Слишком долго. Почти что неловкий момент.

Почти.

Неловкость — не моя стихия.

Я позволяю себе выражать эмоции открыто. А не смущаться их как подросток. И я быстро определяю причину этого момента, отыскиваю ее в себе. И… выражаю:

— В танцевальном классе было очень красиво.

Говорить заслуженные комплименты девушкам — это особый вид удовольствия. И очень редкий случай для меня, к сожалению. Пока что их получала только Агния.

Дина равнодушно отворачивается, снова разглядывая йогурты. Недоверчиво косится на меня.

— Конкретней говори — чего хотел?

— Это был комплемент, Царева! Искренний! — закатываю глаза. — Но… забудь.

— Уже забыла.

Дуреха!

Забирает парочку каких-то творожков.

Смотрю на ее удаляющуюся задницу, обтянутую черными жим-шортами. Ух! Чуть-чуть вес набрать и будет вообще бомба!

— Царе-е-ева! — догоняет ее Паша Воронин, одноклассник, который, вроде как теперь рулевой в Золотом чате. — Покажи шпагат у стеночки!

Динка поворачивается к нему.

— Минуту… — не поднимая глаз, что-то набирает в телефоне.

Он облизывается на нее, как кот на сметану. Охота началась?

— Вот, — сует ему телефон экраном в лицо.

— Фу, это же мужик.

— Это — шпагат!

Тихо смеюсь, откручивая крышку на бутылке.

— Ну дай что-нибудь вкусного голодным мальчикам, ты чего такая жадная, Царева? — разводит ее Воронин.

— Держи, — отдает ему один йогурт. — И слюни подотри тут, — показывает пальчиком на пол между ними, — поскользнется кто-нибудь.

— Ааа! — ржут в голос остальные парни, наблюдавшие подкат со стороны. — Облом, Воронин?

— С наскока было бы неинтересно! — играет он бровями.

Согласен… Но и длительная осада тебе не поможет. Не по зубам тебе Царева. А вот я бы смог. Но — не хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 10. Фантастические твари

Дина

Спится мне плохо. На душе камень.

Наверное, это жалко бояться остаться без опеки, предоставленной самой себе. Я ведь так к этому стремилась. Стремилась… Да только я была уверенна, что у меня будет хотя бы дом и небольшой запас средств к существованию, чтобы поступить куда-то, хотя бы платно. И, пока учусь, жить на эти деньги. А денег нет. И дома нет.

Что теперь? Как отслужившую свое вещь выкинут на улицу? Что я буду делать?

В груди сжимается от пустоты, неопределенности, страха. И так зыбкая почва под моими ногами сыпется окончательно.

Или… подчиниться и попытаться взять, пусть хотя бы не золото, но хоть какие-то премии за участие? Сможет ли мама утрясти вопрос с дисквалификацией?

А если — нет?

Где я могла бы работать, вообще? Сколько нужно денег в месяц на жилье, еду, одежду? Эти вопросы мучают меня даже во сне.

Просыпаюсь еще до будильника. Алла сказала, что общий будильник срабатывает в семь. Значит, семи еще нет. Соседки спят. Но на улице уже светло.

Комната большая. На четыре места. Два окна. У каждого своя небольшая зона — кровать, стол, шкаф, полка, тумбочка.

Но одна кровать, между мной и Галой, так и осталась свободна. Я заняла самую дальнюю, в углу. А в арке стоит четвертая кровать. Там Яна Албанцева из параллельного класса.

Волосы у нее тоже белые и до пояса, как у куклы Дагера. Но заплетены в афро-косички. И внешность не такая кукольная. Меньше гламура. Носит она не золото, а радированное стильное серебро.

Трогаю такое же колечко языком у себя в нижней губе. Не дружу я с золотом.

На стене, над ее кроватью, висит черная кожаная плеть. Плеть! Или кнут. Класс! Надеюсь, меня не выпорят! Такой убить можно. Если по шее хлестануть, например.

«Фантастические твари!.. И где они обитают.» Я и сама фантастическая тварь, надо признаться. Интересно, где обитают обычные люди?

Но если уж ей позволили спать в обнимку с плетью, то есть шанс, что Албанцева адекват, и никого ей не лупит.

Посмотрим…

Захватив полотенце, иду в душ. Душ — прямо в комнате. Это очень удобно. В последнем моем общежитии был общий на этаж. Минут через десять в дверь начинают долбиться. Отжимаю волосы, оборачиваюсь полотенцем и выхожу.

— Короче, Царева. С семи до семи пятнадцати душ мой, ясно. С пятнадцати до тридцати — Албанцевой. Хочешь успевать — вставай раньше.

— Ваш звонок очень важен для нас. Перезвоните позавчера, — пританцовывая иду мимо нее к своей кровати.

— Слышишь! Корону сними! — в спину.

— Не могу. Она мне идет!

— Албанцева, чего молчишь-то? — фыркает Гала. — Или, думаешь, тебя это не касается? Ты же в столовую опоздаешь.

— Раз нас теперь трое, предлагаю немного ужаться по времени и заново договорится в каком порядке и на сколько мы занимаем душ. Как-то же и вчетвером девочки договариваются.

Удивленно разворачиваюсь на Албанцеву. Окей…

— Мне в столовую не нужно, поэтому могу идти после тебя, — миролюбиво соглашаюсь я.

— Как это — не нужно?

Встаю на напольные весы у ванной. Вес стоит.

С одной стороны, я очень рада этому. С другой стороны, тревога и страх откуда-то из глубины стучат мне по мозгам — раскабанела… себя не поднимешь… равновесие не удержишь… опозоришься на отборе… Не пройдешь в сборную! Неудачница… Бездарь…

— Да ты с ума сошла? — закатывает глаза Яна. — Тебя же в профиль за удочкой не видно.

— Нет, к сожалению, уже видно.

Сжимаю свои округлившиеся ягодицы.

— Но есть все равно надо. Иначе, замедлится обмен веществ, и будет еще хуже.

— А я ем!

Демонстративно закидываю в рот пять таблеток протеина и запиваю водой. Три глотка обезжиренного йогурта с пониженным содержанием лактозы сверху.

— Но, спасибо за заботу, конечно.

Приглядываюсь к ней. Встречала я уже «добрых девочек». Лупят они в разы подлее, с доброжелательной улыбкой на лице и грустным вздохом.

Успокойся, Дина! Одергиваю я себя. Зачем ей это? Вы не конкурируете, ты не занимаешь ее место. Что вам делить? Какой ей смысл?

Но пунктик — не расслабляться от чужой доброжелательности — это на автомате.

Не то, чтобы я не встречала нормальных девчонок. Встречала. Но здесь две версии — либо она абсолютная прима, талант, стоит особняком от массы. И может позволить себе это снисхождение к остальным. На дистанции естественно! Либо такие девочки никогда не прорываются дальше определенного уровня. А на головах у них танцуют всякие Галы и Тины. Может, конечно, мне просто не везло с девочками. Да и с мальчиками. Да и вообще — с людьми, чего уж.

— Кстати… это Галы весы, — поджимает Яна губы. — Лучше не пользуйся, а то вони будет…

— Ммм. Ясно.

Яна уходит в душ, а я, одевшись, решаю прогуляться немного перед уроками.

Белла сказала, чтобы я восстановила пробежки по утрам. Но я не чувствую в себе сил на это сегодня. Попробую начать завтра. А пока прогуляюсь, посмотрю дорожки и как удобнее будет намотать пятерку.

— Ди-на… — догоняет меня сзади Воронин. — Ты идешь не в ту сторону. Тебя проводить?

Еще одна фантастическая тварь! По взгляду видно.

— Нам не по дороге.

— Кусаешься, словно тебе тринадцать, — цокает он.

В тринадцать я еще не кусалась. Но цепляет. Я знаю, что немного отстаю от сверстников не только телом, но и мозгами.

Цепляет, но не на столько, чтобы пробить. Просто… Пунктик.

— Паша, да? — разворачиваюсь к нему.

— Паша, да.

Улыбается…

— Скажи мне лучше Паша, где можно продать настоящие Ролексы. В идеальном состоянии.

— Без документов, естественно? — поднимает скептически бровь.

— Естественно!

— Отцовские?

— Не твое дело.

— Ой, да ладно. Много не дадут.

— Сколько? — достаю часы из кармана.

Пожимает плечами.

— Поехали в субботу на местный «Арбат». Там много полезных людей тусуется. Я знаю, кому можно слить дорогую брендятину.

— В субботу? А во сколько?

— Вечером, Царева, — хищная улыбка. — Покатаю тебя. У меня крутой конь.

Разворачивает ко мне экран своего телефона. На заставке черный крутой мотоцикл.

— Не забоишься? — провокационно.

— Не забоюсь! — холодно смотрю на него.

Главное, чтобы помог продать, а там я возьму такси и вернусь домой.

Глава 11. Страдания юного Вертера

Рафаэль

Последний урок.

«История мира» проштудирована мной от скуки еще в сентябре. Но историк у нас отменный и в каждой теме находит чем увлечь. Учителя, которые не нравятся ученикам надолго здесь не приживаются. Каждые полгода мы составляем анонимные рейтинги.

— Так как проекты будут у нас небольшие, в этот раз мы поделимся не на группы, а на пары.

Взмахиваю пальцами, привлекая, его внимание.

— А индивидуальные нельзя?

— Индивидуальные будут к экзаменам. Сейчас парные.

Терпеть не могу групповую работу!

Мне нужен раб. Благо, историк позволяет разбиваться в проектные группы самостоятельно.

Перевожу взгляд на Лану. Лана — это была легкая победа. Я разделал ее на спор за неделю еще в девятом классе! Выиграл приличную сумму.

Не мажорка, люмпен. Здесь учится по гранту. В целом, не глупа, но… Но не такая гордячка, как девчонки кикеров — Ася, Рита. Подулась полгода и успокоилась.

Лана все время пытается пристроиться к нам, власть имущим «золоткам». И готова платить за это разного рода услугами. Она сделает наш проект.

— Лана, — встречаемся взглядами.

— Ты хочешь со мной, Раф?

— Нет, — усмехаюсь я. — Ты!.. хочешь со мной. Ты же хочешь?

Кивает.

Кто-то еще тихо договаривается между собой.

— Паш? — многозначительно ведет бровью Гала.

— Не могу. Этот танец я уже обещал! — отшучивается Воронин.

Да ладно? Царева, ты чего — повелась?! Разочаровываешь меня!

— Кто хочет взять «Бастилию»?

— Я! — поднимает руку Динка. — Я хочу взять «Бастилию», англичане смогли, чем я хуже?

Парни тихо угорают, девочки — недовольно переглядываются.

Языкастая, сообразительная… С кругозором все в ажуре. Но математика, химия и языки — просто беда. Несмотря на это педагоги к ней благоволят.

— Уверен, ничем не хуже, — улыбается историк.

— Тогда — беру, и отпустите пожалуйста! Меня срочно в административный вызывают.

— Минуту, только найдем тебе пару.

Он ведет рассеянным взглядом по лицам.

— Гала?

— Нет, — кривится Гала. — Я с крепостными не работаю.

— Гала, штраф!

— За что?!

— За незнание даты отмены крепостного права.

Начинается возмущенный ропот.

— Я хочу! — поднимает руку Воронин.

— О, нет, — качает головой Дина.

— Царева, «дашь на дашь»… — прищуривается тот.

Она цокает недовольно языком.

— Ладно, пусть будет Паша.

Не понял сейчас? Это какое на какое «дашь» от Воронина она уже нарвалась?

Втыкаю ему карандаш между лопаток.

— Паш?

Оборачивается.

— Просто любопытно: ты чем купил Динку?

— А это наши маленькие секретики! — подмигивает он, плотоядно улыбаясь.

Ловлю себя на неожиданном порыве: дернуть его на себя за грудки и лбом сломать нос.

Зависаю в прострации.

Чего это я? Так впечатлился растяжкой?

Не растяжкой, нет. Хотя она будоражит… Скорее, мне жаль, что кто-то смеет ломать то, что мне принесло эстетическое удовольствие. Вандализм. Не приемлю.

Но ты же сам несколько лет назад сделал то же самое, Рафаэль!

Она тебе билет принесла, на вот это вот «эстетическое». На свое выступление. А ты чего сделал?

Я был малолетка и скотина. И идиот.

А Воронин, однако, постарше.

Подпирая щеку, смотрю в окно.

— Рафаэль, не желаете ли взять Инквизицию, «Молот ведьм»?

— С удовольствием…

— Можно меня в пару! — просит Лана.

Ищу телефон Царевой в чате класса с Аллой. Открываю личную переписку, там, естественно, пусто.

Ну и? Что-то хотел сказать своему Кузнечику? Да, нет… Нечего мне сказать. Никто насиловать не будет. По правилам игры — девочка должна влипнуть добровольно. Хочет влипнуть — вэлком. Особенно не убудет. Закрываю.

Но ощущения внутри убийственно гадкие. Влипнет эта порхающая бабочка, никакой внутренний аллигатор не поможет.

Опять открываю переписку. Снова закрываю.

Давай уже, определяйся! Будешь встревать в эту историю или нет?! Устроил здесь «Страдания юного Вертера»!

Да! Исключительно из чувства вины, мать ее… Сидела бы в своей спортивной школе. Какого хрена, м?…

Дагер: «Дина, ты где? Есть разговор».

Глава 12. Желание

Дина

Дагер: «Дина, ты где? Есть разговор.»

Вот не до тебя сейчас, мерзавец!

Вчера Алла снимала меня с уроков, чтобы я смогла сдать анализы. И сегодня я в кабинете нашего медика. Здесь не только Алла и медсестра, которая принимала меня при поступлении. Но и другой врач. Пожилая строгая женщина. Арина Ивановна. Она даже чем-то напоминает мне Беллу. Строгой недовольной линией губ.

— Дина, — снимает очки. — Я все понимаю, что ни одна гимнастка не скажет этого вслух. А уж тем более гимнастка из сборной. Но… Я не имею никакого отношения к спорту. Мне плевать на ваши достижения, допинги, запрещенные препараты и прочее, — пренебрежительно. — Я отвечаю только за здоровье учащихся Швейцарии. Ответь мне на вопрос как врачу, твой ответ останется в этих стенах. Ты систематически пьешь диуретики?

— Нет.

Меня накрывает паникой, как недавно на комиссии по допингу. Она опускает взгляд в бумаги.

— Какие препараты ты пьешь?

— Сейчас? Да я не знаю… Витамины… — пожимаю плечами.

Вздыхая перебирает бумажки.

— А когда готовишься к соревнованиям?

— Да, разное… Коллаген там… Кальций…

Переглядываются.

— Ну, хорошо. Нужно сделать МРТ или рентген.

Что такое МРТ я знаю. Мне делали как-то давно.

— Зачем мне?

— Мы можем сделать МРТ без подписи ее родителей, — кивает Алла. — А вот КТ и рентген — нет. Если ты конечно же хочешь, Дина.

— Почему я должна хотеть?

— У тебя болят суставы?

— Хм… У всех гимнасток болят суставы, спина… — ловлю себя на том, что повторяю слова Беллы, которые она говорит на мои жалобы.

Арина Ивановна рассматривает мои запястья, обмеряет меня.

— Это остеопороз. Нельзя при таком скелете и росте иметь такой вес и комплекцию. Это значит, что кости пористые, легкие, хрупкие. Мочегонное, которое вы пьете для снижения веса вымывает из костей кальций. Точно также, как и кофеин. Который ты тоже пьешь.

— Я не пью, — испуганно качаю головой.

— А твои анализы показывают, что пьешь. И при неудачном падении, ты можешь сломать шейку бедра или позвоночник! — рассерженно.

Мои губы дергаются от обиды.

— Я не пью ничего запрещенного. И ваши анализы…

— Это твои анализы.

Двигает бумажки по столу ко мне.

— Знаете, что?! Я думала, вы хотите помочь. До свидания.

Сдергиваю куртку с вешалки и вылетаю на улицу. В горле колотится возмущение. Не видя ничего перед собой, игнорируя дорожки, иду вперед.

Царева, ты — вспыльчивая идиотка. Это факт, да. «Неврастеничка»! Да, тоже факт. «Истерик». Это все я.

Это не допинговая комиссия, не судейство, они никому не подыгрывают, не топят тебя. Смысл им врать?

Никакого. Нет смысла. Но внутри еще докручивается маховик от взрыва.

Я извинюсь. Чуть позже. Обязательно. Пока что я еще ничего не могу понять, мне нужно подумать.

Оглядываюсь. Уличная спортивная площадка. Присаживаюсь на лавку. В нескольких метрах от меня компания — парни, девушки. Среди них моя соседка — Яна.

Вполуха слушая их веселую болтовню, достаю из рюкзака контейнер с ячейками под таблетки. Его всегда заполняет Белла. Это пищевые добавки. Официально. Потому что теперь я не уверенна. Открываю ячейку на сегодня «обед». И остальные не выпитые тоже открываю.

Высыпаю в урну. Они разноцветным каскадом летят вниз. К черту!

— Что это мы тут так палевно скидываем? Драгс?

— Может быть, Дагер. Достань — продегустируй.

— О, нет. Это не моя стихия. Я не любитель сладких туманов.

— Мне неинтересны твои вкусы. Иди мимо.

На удивление — идет. Здоровается с компанией Яны.

— Давайте в «лесенку»? — скидывает куртку миниатюрная темноволосая девочка.

Запрыгивает на турник, повисает. Она тоже спортсменка, какие-то «боевые». Я видела, как она резво машет ногами, выбивая дурь из напольной груши. Похожа на кореяночку чем-то.

— С десяточки? — предлагает она.

Парни тоже скидывают куртки.

— Давай, Рит!

Только Дагер не присоединяется, стоит рядом с Яной и еще одной девочкой.

Все по очереди подтягиваются, десять раз.

— Раф, давай с нами!

— Ой… — морщится. — Чего вы такие активные, а? Хорошо же стоим.

— Да он очкует опять Ритке проиграть! — дразнят его парни.

— Я не проиграл. У нас была ничья.

— Больше не будет! — ухмыляется Рита. — Я тебя сделаю.

— Этого мы не узнаем, — играет он ей бровями.

— Дагер, давай! — хлопает ему по плечу один из парней. — Надо практиковать. А то скоро ты даже новенькой в лесенку продуешь.

Парень кивает на меня.

— Ну уж «новенькой», — подмигивает мне Дагер, — точно не продую.

Плотоядно облизываюсь. Это же вызов! Не могу упустить момент, чтобы щелкнуть его по носу. Стягиваю расстегнутую куртку.

— Отвечай за свои слова, Дагер!

С разбега прыгаю на турничок и бодро подтягиваюсь десять раз.

— Молодец!

— Красотка!

Девочки хлопают мне.

— Раф! — парни шутливо отвешивают ему аристократический поклон, вращая изящно кистями, указывают на турник. — Просим, сударь! Ответьте за базар.

— Царева! — многострадально смотрит в небо Дагер. — Ну куда ты полезла, а?!

Но куртку снимает и тоже прыгает на турничок.

После десятки, мы дружно подтягиваемся по пятнадцать раз. А потом третьим кругом по двадцать. Шутки заканчиваются, парни поглядывают на меня с недоумением.

— По двадцать пять? — немного сконфуженно предлагает один из парней.

— Предлагаю присудить победу… — переводит взгляд на меня Рита. — Как тебя зовут?

— Дина.

— Дине!

Парни поддерживают.

— Нет, у меня поправка, — качаю головой. — Так как вопрос «кто кого» стоял между мной и Дагером, предлагаю продолжить нам двоим.

— Ты крутая! — показывает вверх палец Рита. — Сделай этого мерзавца! На тридцатке он сливается.

А мы, судя по всему, подружимся с Ритой!

— Ритка — предательница! — мстительно прищуривается Дагер.

— Не ной! — хором стебут его ребята.

Я прыгаю на перекладину. Это не самое привычное для меня упражнение. Но себя мне поднимать легко! Никакой эквилибристики. Вверх-вниз! Проще простого.

Дагер делает со мной двадцать пять. Мы спрыгиваем с турника, разминаем плечи.

— Как-то скучно мы играем, — ухмыляется светловолосый парень с взъерошенной шевелюрой. — А не поставить ли вам чего-нибудь на кон?

— Решетов заткнись, умоляю! — виснет на перекладинах Дагер.

— Желание… — подсказывает губастенький, которого обнимает Яна.

— Сорок сможешь? — с сомнением смотрит на меня Рита.

Киваю ей.

— Перестаньте! — возмущается девочка этого Решетова. — Дина не соглашайся!

— А я, пожалуй, соглашусь. Давай, Дагер? Желание по требованию.

— Ничему тебя Динка жизнь не учит.

— Так, воспользуйся моментом. Ты же у нас мер-р-рзавец! — рычу ему в лицо.

Опускает взгляд. Вокруг тишина.

— Ладно… Вперед, Царева.

Я подтягиваюсь тридцать раз. Вспотевшие ладони начинают скользить по железу. Последние разы даются непросто.

— Давай… Давай… Давай!!! — поддерживают меня.

Это неожиданно приятно. И дает прилив сил. Сжав зубы, я дотягиваю, и спрыгиваю с турничка.

— Все, умница, выиграла, — сливается Дагер. — С меня желание.

Гаденыш… Это не победа. Не спортивно!

— Какое желание, Дин? — смотрит мне в глаза.

О, у меня тьма желаний. Стукнись с разбега об стену, Дагер, такое пойдет?

— Мне не нужны подачки.

— Стоп. Я проиграл. Я готов исполнить желание.

— Хорошо, — пожимаю плечами. — Дарю свой выигрыш…

Веду глазами по лицам. Вот эта девочка с косами очень переживала за меня. Показываю на нее ладонью.

— Асе… — поджимает губы Дагер.

— Асе! — киваю я.

Он поворачивается к Асе, разводя руками.

— Загадывай.

— Ты — Ангел-хранитель для Дины на ближайшую неделю! — довольно вздергивает подбородок Ася.

Его лицо вытягивается.

— Вы издеваетесь?!

Глава 13. Десерты

Рафаэль

Немного опоздав на обед, захожу в столовую последним. На раздаче моя «подопечная». Первый раз вижу ее в столовой.

Беру поднос становлюсь рядом. Дина растерянно оглядывает шведский стол. Я бы даже сказал — испуганно.

— Сырный суп по-французски, с шампиньонами и копченой курочкой, уха с лососем, солянка с маслинами… — перечисляет ей девушка на раздаче.

— Мм… — растерянно хлопает глазами Царева, сглатывая.

— Сырный, — подсказываю я ей. — И мне.

— Ладно, пусть будет сырный.

— Салаты: греческий, цезарь с креветкой, панцанелла, фунчоза с овощами?

— Цезарь.

— На второе…

— О, нет, спасибо! Этого достаточно.

Уходит с подносом.

Беру двойную порцию острых сухариков и соуса, которые она забыла к супу.

Я же, как бы, ангел-хранитель. Надо же хоть иллюзию заботы создать. А то Ася будет придираться.

Ты оправдываешься перед собой? Да ладно? Причем тут Ася, вообще? Что зазорного в том, чтобы проявить внимание к девчонке?

Это «девчонка» выстрелила мне в лицо. Я не хочу проявлять к ней внимание, она шибанутая.

А как же Воронин?

Это — другое. Реверанс в сторону ее эстетического «perfect». Пусть Воронину не обломится. Он все равно не оценит уникальности.

Дина медленно идет с подносом, столики заняты. Пустых нет. На нее недоброжелательно поглядывают, намекая, что присоединяться не стоит. кто-то демонстративно переставляет на пустой стул сумку, кто-то задвигает его.

Да-а-а… У нас так.

А в самом конце столик для «черни». Но и «чернь» у нас не сказать, что доброжелательная. Поэтому, многие девочки из «люмпена» кушают в диетическом зале. Там свободнее.

Неожиданно Воронин отодвигает пустой стул, перекрывая Царевой проход.

— Присаживайся.

Черт!

Отказываюсь от намерения сесть за сдвинутые столики кикеров в углу. И сажусь третьим к Царевой и Воронину.

— Приятного аппетита.

— Дагер, Du störst mich.^[1]

— Das Leben ist keine leichte Sache^[2], Паша, — нахально улыбаюсь ему я.

— Если вы думаете, что это выглядит достойнее, чем шептаться при мне, спешу вас огорчить, полиглоты. Такой же махровый моветон!

Да. Царева не Ася, ее не смутишь. Но в целом, она, конечно же, права! Махровее некуда.

— Ты забыла кое-что, — перевожу тему.

Ставлю ей на поднос соус с зеленью и пиалу с сухариками.

— Оу…

— «Спасибо, Рафаэль, ты так любезен!» — играю ей бровями.

— А это «желание» или акт доброй воли? — уточняет она, пытливо прищуриваясь.

А я не знаю!

Порыв был мой, оправдание его — желание, загаданное Асей.

— Так «спасибо» или не «спасибо»?

— Сложно сказать, — честно признаюсь я.

— Тогда и я повременю.

Нюхает сухари, так словно это французские брендовые духи или коллекционное вино, и она хочет разложить букет на детали. Высыпает сухарики в суп. Перемешивает. Съедает ложку.

— Мммм! — закатывает от удовольствия глаза. И таким же елейным кайфующим голосом добавляет:

— Как же я вас всех ненавижу!

— Что? — удивленно смеется Воронин. — Кого это — всех?

— Всех, кто может есть все, что ему захочется.

— Красота требует жертв? — оглядывает ее Воронин.

— Скорее — спорт.

Задумавшись, наблюдаю, как она съедает несколько ложек бульона, игнорируя сухарики. И со вздохом сожаления отодвигает от себя чашку. Из салата съедает креветки и зелень, аккуратно соскребая сверху вилкой соус, сухарики и сыр в сторону.

Облизываясь, довольно откидывается на спинку.

— В соседнем зале лайт-фитнес меню, — подсказываю я. — Все обезжирено, везде сахарозаменитель.

— А я не хочу лайт-фитнес. Я хочу человеческой еды!

— Три ложки?

— Хотя бы.

Динка бледная, скуластая, глаза горят и капельку слезятся, как у лани. Такая «модельная» внеха сейчас в тренде, в минус от нормы веса. И за ней гонятся девушки, накачивая гелем скулы и удаляя комки Биша.

Но… Я ловлю себя на ощущении, что мне хочется накормить ее, а не любоваться на изможденное лицо. Внутри рождается предвкушение от какого-то совершенно нового чувства, связанного с этим желанием.

И я решаю поисследовать это.

— Если уж нарушать правила, так с оттяжечкой, Царева.

Переставляю на ее поднос свой десерт.

— Попробуй. Это тирамису с бананом.

— Мой десерт может оказаться вкуснее! — переставляет ей свой десерт и Паша. — Фисташковая пахлава.

— Оооо, — с ужасом взирает Динка на розетки со сладостями. — Демоны-искусители!

— Я бы попросил! — возмущаюсь. — Я в другой должности.

— Пробуй, Дина, — требует Воронин.

Динка берет вилку. Качая головой, откладывает в сторону.

— Царева, давай… Ты же анархист! К черту правила. Ешь, — подзуживаю ее.

Пытается отодвинуть стул, но мы одновременно удерживаем его за спинку.

— Ты хотела нормальной еды, нет?

— Я сыта.

— Не смеши меня! Что будет, если ты попробуешь?

— Горе горькое будет! — злится Дина. — Вдруг мне понравится?

— Ну и отлично.

— Отлично — любить что-то и не иметь возможности обладать этим?

Нет, это не «отлично». Это грусть, тоска.

— У тебя скоро соревнования? — интересуется Воронин.

— Олимпиада. Но я еще не решила.

Расставляет десерты нам обратно.

— Чем тебя кормить завтра на свидании и ума не приложу! — играет ей бровями.

— Это не свидание, Воронин.

Забирает свой поднос и сбегает.

— Шиза… — закатывает он глаза. — Так ограничивать себя!

— Вы куда-то идете?

— Напомни-ка, а как это тебя касается, Раф? Ты — ее парень?

— Боже упаси!

— А чего нянчишься?

Слишком сложно объяснить. Настолько сложно, что я даже не могу однозначно сформулировать мотивы для себя. Но, единственно, за что я могу отвечать — это знакомое и горячо любимое мной чувство азарта. Она съест мой «десерт»! Я хочу поймать то чувство, которое сегодня ускользнуло. У меня своя шиза. И…

— У меня свои игры.

— Хм…

Глава 14. Признание

Рафаэль

Отбрасывая в сторону вибрирующий пульт от плейстейшн, встаю с кровати. Мы сегодня договаривались потусоваться всей компанией с кикерами. Но еще рановато, а мне надо срочно валить из дома. Потому что Динку во дворе муштрует тренер. А у меня патология! Я хочу на это смотреть. Набрасываю длинный халат и снова выхожу на балкон. Опираясь локтями на перила, наблюдаю, как Дина выделавается на турнике. Ловкая как обезьянка и легкая как птичка. Повисает вниз головой. Кофта немного задирается, обнажая красиво прокачанный пресс. Ух! Форма у нее шикарная. Волосы подметают уже пробившийся газон. Отросли, слава Богу.

Меня опять бросает в чувство стыда и гадливости за наш общий «секрет». Но ты, Царева, сама припадочная идиотка без башни! Могла просто послать меня лесом! Но нет… Ударила по себе так, что наотмашь втащила и мне убойную оплеуху. Никто кроме меня не уловил, конечно. Иначе, я бы утонул в общественном осуждении. Не то, чтобы мне не похрен на общественное. Но деду точно не похрен. Он бы меня покарал!

Ее тренер уходит в дом. Заметив, что я наблюдаю за ней, Динка, снова начинает творить чудеса. Спрыгивает на руки и своими гибкими длинными ногами делает красиво. Словно у нее не колени, а шарниры. Гнется невероятно и растяжка просто…

Вау… Вау! Ну, супер-супер!

Завязывай уже Царева, по моим слабым местам топтаться своими изящными ножками. Я ж тоже могу «потоптаться» по твоим слабостям. Только у меня ручки. Ты любишь скрипку, я в курсе.

Делает мостик, встает на ноги.

— Хватит подглядывать, Дагер!

— Тебе нравится, что я смотрю, Царева, так что не надо мне тут, — ухмыляюсь ей.

— Мне нравится, когда смотрит тот, кто может оценить. А ты не способен ни на что, кроме влажных фантазий.

— Это не так.

Хотя и для «влажных фантазий» тут контента на убой просто! Но и эстет во мне в экстазе.

— Продолжай, Дина, — с барского плеча позволяю я, улыбаясь.

Да, мне тоже хочется немного ее пощипать в ответ.

— Пошел к черту, ты меня отвлекаешь, бездарь.

Ах, бездарь… Это я-то бездарь?!

Демонстративно отворачивается. И больше не дразнит, занимаясь какой-то «силовой».

Впервые за долгое время у меня возникает порыв взять скрипку. Под что ты там вздыхала, Кузнечик? Конечно же я знаю. Я перестал ее играть именно из-за тебя. Я тебе устрою «Музыкальный ад».

Достаю инструмент. Серафима стабильно ухаживает за ним, в надежде, что я вернусь к музыке. И сейчас на нем не пылинки.

Включаю скрипку в усилитель. Прохожусь смычком по струнам. Подстраиваю немного. Пробегаюсь по грифу пальцами вспоминая ноты. Разминаю суставы и уже уверенней прохожусь второй раз.

Выхожу на балкон с колонкой. Мне хочется, выдать идеально каждую ноту. Закрываю глаза на минуту, проигрывая мелодию в голове. А потом начинаю играть ее заново, уже касаясь смычком струн.

Звук неожиданно пронзает и захватывает, разносясь далеко в пространство. Я забываю с какой целью я это делаю, просто погружаясь в процесс. И не открывая глаз, позволяю тактильной памяти воспроизводить мелодию.

Это красиво… Я уже забыл, насколько это красиво.

В груди словно вибрирует камертон, извлекая из меня давно атрофированные чувства. В какой-то момент они мне показались слишком… уязвляющими. И я бросил скрипку. А теперь кайфую от давно забытой тонкой чувственности.

На последней ноте открываю глаза.

Динка…

Застыв, смотрит на меня своими огромными глазами. Так-то, Кузнечик… Я не бездарность.

Слышу сзади, в комнате всхлипы. Растерянно залетаю в комнату.

— Серафима!

Схватившись за сердце стоит в дверях.

— Дед! — кричу я испуганно, усаживая ее на кровать.

Слышу, как он торопливо поднимается по лестнице. Наливаю Серафиме воды из графина. Ее губы неестественно синие.

— Скорую?

Отрицательно качает головой.

— Ты так чудесно играл…

— Я выкину ее нахрен! — потрясывает меня.

Дед, поднявшись, трясущимися руками ищет в нагрудном кармане таблетки от сердца. Вырубаю быстро плазму. Там какая-то обнаженная непотребщина из новой игрухи.

— Может, скорую, Фима.

— Да все хорошо! — отмахивается она.

После того, как дед уводит Серафиму меня еще долго колбасит.

Ладно! Все нормально… Женщины просто чувствительны к этой мелодии. На концертах мамы постоянно рыдали!

Ставлю звук на минимум, чтобы слышал только я. И лежа, глядя в потолок играю еще что-то… Соскучился. За окном темнеет. Убираю скрипку в футляр. И только после этого понимаю, что практически окоченел. Дверь на балкон так и осталась открыта.

Закрываю, иду в горячий душ. В голову лезут картинки с Динкой. Но хрен тебе, зараза! И я пытаюсь переключиться на кого угодно, чтобы только не думать о ней. Не получается. Тогда — Ася! Это всегда работало. Но в этот раз… Переключиться на мысли об Асе не получается. В голове только Динка. Какая-то она… вкусная. Остро-сладкая. Как мой любимый соус — чили с ананасом. Вот выделяется на нее слюна и хоть тресни!

И хочется мне ее очень! Не столько физически, как ее внимания, признания, одобрения, вдруг доходит до меня. Вот, скормить ей насильно «десерт» хочется, и сожрать в ответ ее эмоции. Какие бы ни были.

«Штирлиц, это провал!».

— Нет… Нет… Нет… — ритмично стучусь лбом о прозрачную стенку душевой. — Ты не нравишься мне, Царева. Я тебя не хочу! Ты просто хорошо двигаешься. И все!

Но кто-то внутри меня не согласен. Хочется именно Цареву.

— Господи… ты решил меня покарать за «Кузнечика»? Я же раскаялся! Она же…

Давно уже не блеклая тощая мышь, кстати.

Нет!

Ни за что!

Надо просто…

Оборачиваясь полотенцем, выхожу в комнату и листаю на телефоне всех знакомых девочек, кого можно взять с собой на тусовку.

Contraria contrariis curantur! Кол колом, клин клином, короче, или как там точнее…

Вот, Лика. Изящная, не тупая. И только собираюсь позвонить… Смс-ка от Макса. Это он организует сегодня тусу.

«Раф, девочки просят, чтобы ты пригласил Цареву».

Перебьются девочки! Швыряю телефон на кровать.

Но…

Внутри меня уже точит. Не твоя инициатива, Дагер. Девочки попросили… Пригласи! От их лица. Стягиваю с кровати телефон, набираю Динку, глядя на часы. Десять уже. Хрен ее мамаша отпустит.

— Чего хотел? — фыркает она. — Аплодисментов не будет.

— И тебе добрый вечер, Царева. Яна, Агния и Рита попросили пригласить тебя на тусовку. Я — не против тебя пригласить. Ангел-хранитель как-никак. Увезу, привезу. Поедешь?

— Хм… А когда?

Ух ты! Был уверен, что пошлет.

Сердце колотится…

— Полчаса хватит?

— В самый раз.

— Жду!.. Жду тебя в гараже, — поспешно добавляю я.

Сбегаю по лестнице вниз. Чего колбасит-то так?

Останавливаюсь напротив гостиной. Там дед с Серафимой смотрят кино.

Опускаю глаза в телефон, проверяя на карте свой лимит.

— Шестьдесят тысяч?! Дед!

— Что? Мало?

— Конечно мало!

— Мои сотрудники в аптеке получают сорок пять. Много работают.

— Ну, перестань. Я же не сотрудник.

— А кто ты?

— Я твой любимый внук, — улыбаюсь я.

— Любимый — это правильно.

Включает свой телефон. Я терпеливо жду. Ну хотя бы до сотки… Уже можно жить.

— Все.

Перепроверяю.

— Тридцать?! — осаживаюсь я шокированно.

— Опять мало?! — невозмутимо поднимает телефон дед.

— Не-не-не! — даю я заднюю.

Дед принципиален.

— Тридцать — это прекрасно. Спасибо дед.

Сбегаю. Перезваниваю брату.

— Дан, грусть-тоска. Дед урезал меня до тридцатки. Спасай!

— Не могу, брат, он запретил, — сонно отвечает мне Даниэль.

— Дан! — начинаю я паниковать.

Тридцать — это вообще ни о чем. Один раз потусоваться с моими аппетитами.

— В комнате у меня, в нижнем ящичке пара сотен. Забери.

— Спасибо!

— Чем могу…

Присев на капот тачки Дана, терпеливо жду Динку, переговариваясь с охранником. Она появляется в потертых джинсах, черном худи с капюшоном и дутой безрукавке. Идет по нашему участку по направлению ко мне. Заходит в гараж.

— Не пойдет… — отрицательно качаю головой. — Для нашей тусовки нужно коктейльное платье.

— А для моей — джинсы, — смотрит она на приоткрытую дверь.

— Такую я тебя не повезу.

Невидяще взглянув на меня, выходит через дверь.

— Окей! Джинсы, так джинсы, госпожа нелепость.

Иду за ней. И… открыв рот наблюдаю, как она садится на черный байк Воронина.

— Дина?!

Что за?…

Молча надевает протянутый ей литой шлем. Застегивает его снизу. Обнимает Воронина.

— Спасибо за дверь, Дагер.

С щелчком опускает забрало, и они срываются с места.

Зашибись… Вот это «динамо».

Глава 15. Свобода

Дина

Мы останавливается на одном из перекрестков с «Арбатом». Я была здесь несколько раз днем, но давно…

С ночной его версией это сравнивать нельзя! Слева от нас пешеходный мост, справа какой-то клуб с прозрачной панорамной стеной. От музыки, огней и пестрой толпы возбужденных людей меня наполняет восторгом и предвкушением какого-то праздника.

— Пойдем, Дин.

Паша тянет меня за руку к мосту.

— Так значит, ты была Кузнечиком? — бросает на меня Воронин снисходительный взгляд.

— Значит — была.

— Еще не слышал всю историю целиком…

— Целиком и не услышишь.

— Говорят, ты отжигала какую-то дичь.

— Дичь? — фыркаю я. — Не совсем. Это была драка. Просто никто не видел соперника, кроме меня. И со стороны это смотрелось, наверняка, дико.

— А кто был соперник?

Дагер…

— Ну, расскажи!

— Нет. Это моя победа. Я ей не делюсь.

— Ой… — закатывает глаза.

На мосту — одна музыка сменяется другой. Какие-то прилавочки, уличные музыканты, мимы, танцоры. Стрит-артеры огородив кусок пространства рисуют 3D картинку прямо на асфальте. Издалека она уже приобретает черты провала в мосту.

Я оглядываюсь, врезаясь в людей.

Вокруг много огней. Много молодежи… Маленький уличный кинотеатр с короткометражками. Люди стоят перед экраном, едят попкорн. Кругом смех, голоса…

Мой взгляд залипает на всем. Чувствую себя инопланетянкой. Ночью я, пожалуй, была только на вокзалах и аэропортах. И всегда с мамой. Эйфория от того, что я одна без нее и могу делать все, что хочу — пьянит. Я улыбаюсь, как невменяшка.

— Сюда, — ведет меня дальше Паша.

Сглатываю слюну, наблюдая, как в большом казане кипит карамель и в нее макают очищенные половинки яблок, продавая их на палочках прохожим.

А чуть дальше — пончики.

А еще чуть дальше — корейская девушка собирает в коробочку вок с парящих поддонов. Там креветки, лапша, фунчеза, овощи…

От запахов кружится голова!

Но я же здесь, чтобы продать часы. Поэтому послушно иду за Ворониным. А что-нибудь съем я на обратном пути, когда будут деньги.

Мы наконец-то проходим до конца этот мост соблазнов, спускаемся к боксу проката. Там велосипеды, ролики, самокаты… Табличка «Закрыто».

Паша отпускает мою руку. Звонит кому-то.

— Костя, ты где? Мы подошли.

К нам выходит парень постарше нас.

— Здорово, Паха, — их ладони встречаются в небрежном рукопожатии.

Мне неприятен этот Костя. Какой-то разболтанный… И смех такой… нездоровый. Бивис какой-то.

— Чо за принцесса?

— Подружка, — искоса стреляет в меня взглядом Воронин, облизывая нижнюю губу.

— Не болтливая твоя подружка?

Насупившись, смотрю в глаза этому Косте.

— Ладно, пойдемте.

Внутрь идти очень не хочется. Но я же сама напросилась. И как-то нелепо сейчас будет давать заднюю.

— Не бойся, — уловив мои сомнения, давит на спину Воронин. — Тебя никто не тронет. Ты же моя… подружка.

Черт!

Молча захожу в бокс. Там еще один парень. Сидит, съехав в кресле в расслабленную позу. А вот и Батхед к Бивесу! На столе кальян, какие-то жестяные банки. На выходе, уперев руки в косяк стоит Костя.

От адреналина мое сердцебиение ускоряется. Это плохое место. И люди плохие.

— Ну, показывайте, что там у вас? — пренебрежительно протягивает Батхед руку.

Достаю часы. Подходить к этому… не хочется. Я протягиваю их Паше.

Тот сначала рассматривает сам. Потом отдает этому.

— Две сотки… — взвешивает в руке их Батхед, словно покупает на вес.

Две сотки? Чего?

Бросаю на Пашу тревожный взгляд, пытаясь понять.

Паша высокомерно смеется.

— Ты бредишь? Внимательнее посмотри. Тем более, они не ворованные.

— Чьи?

— Отца, — поясняю я. — Он уже много лет живет в другой стране. И возвращаться не планирует. Они ему не нужны.

— Четыре сотки. Больше не дам.

— Шесть косарей они стоят, — разворачивает Воронин к нему экран своего телефона с изображением таких же часов. — За штукарь я их сам у нее сейчас заберу.

Демонстративно вытаскивает несколько купюр евро и держит, зажав между пальцами. Батхед недовольно морщится.

— Штука триста. Больше нет.

— Окей. Давай бабки.

Ого! Я не рассчитывала на столько.

Он считает деньги мелкими купюрами.

— А больше у отца ничего ненужного нет?

— Не знаю. Что, например?

— Запонки на рубашках посмотри. Если бренд или золото — неси.

Конечно же, деньги очень нужны. Но эти товарищи так отталкивают, что не знаю, решусь ли я еще на один визит. Запонки дома есть, и зажим на галстук. У отца в шкафу. Комната закрыта. Ключа у мамы нет. Но я спокойно туда могу залезть через форточку. Уже несколько раз делала это.

Класс, Царева. Столько лет учиться на… форточницу!

Ну, а что делать?.. Может, мне этих денег хватит, пока работу найду?

— Тысяча баксов — это сколько? — шепчу я Паше.

Я даже примерно не знаю курс.

— Тысяча баксов — это тысяча баксов… — улыбается тот.

Мой телефон звонит. Мама! От ужаса волосы становятся дыбом. На улице играет музыка, здесь — мужские голоса.

— А где туалет? — оглядываюсь я.

— Там, — кивает Костя на дверь.

Поспешно сбегаю туда. Здесь воняет дымом, я открываю фрамугу под потолком. Мама перезванивает. Глубокий вдох…

— Алле? — сонно отвечаю я.

— Не могу до Беллы дозвонится. У вас все нормально?

— Нормально. Спим. Она телефон в гостиной оставила.

— Ясно.

— Все?

— Даже не спросишь, как дела с твоей дисквалификацией?

— Я спать хочу.

Там за дверью что-то происходит.

— Неблагодарная!

Скидываю вызов. Прислушиваюсь.

— Менты! — вскрикивает кто-то из парней. Потом грохот…

— …Скупка краденного… — слышу мужской голос.

— Э, руки убрал! — голос Паши. — Несовершеннолетний я! Отцу звоню…

Опять грохот. Крики…

В ужасе замыкаю дверь.

Капец…

Чего делать?

Поднимаю глаза на открытую фрамугу.

Кажется, пора делать ноги! Я не Паша, звонить мне некому.

Подтягиваюсь, высовываюсь в окно. Перехватившись руками за ветку вытягиваю себя. Спрыгиваю на землю в темноту.

Из-за бокса видны красно-синие огни ментовской машины. Я тихо пятюсь в тень деревьев. Через окно слышу, как выносят дверь в туалет.

Минута… Еще минута, и я бы попала. Хотела свободы — вот тебе, пожалуйста!

Разворачиваюсь и бегом срываюсь с места. Останавливаюсь только на мосту. Присаживаюсь на корточки у перил, слепо оглядывая масштабную тусовку.

Ладно, пронесло. Часы жалко… И с едой облом. Зато — погуляю!

Медленно бреду обратно. Останавливаюсь у экрана, смотрю пару короткометражек. Замираю у мимов. Смотрю как двигается одна из девочек. Тоже гимнастка! Сто процентов. Наших видно сразу.

После представления, она обходит народ со шляпкой. Ко мне подходит последней. Я с сожалением понимаю плечами.

— У меня нет денег. Но было классно! Особенно Chestroll!

— Ты гимнастка?

Киваю.

— Бывшая, — поспешно добавляю я зачем-то.

— И я — бывшая! — смеется она. — Катя…

— Дина, — пожимаю протянутую руку.

— Держи вот… — протягивает мне пластиковый квадратик. — Это наш любительский театр. Приходи. По субботам мы здесь. А в воскресенье — на малой сцене ТЮЗа.

— Обязательно… — рассматриваю визитку.

Иду дальше до конца моста. Останавливаюсь возле прозрачной стены клуба. Мне кажется, среди толпы я вижу там длинные белые косички Яны.

Вернуться на такси, как планировала — не выйдет. Ввожу на телефоне карту с геолокацией. Восемнадцать километров до дома.

Охренеть, нагуляюсь…

Глава 16. Пульт управления

Рафаэль

Все дороги ведут в «Рим»! Байк Паши стоит возле клуба. Паркуюсь на другой стороне улицы. Это клуб дядьки Макса Шагалова. И «Швейцарские» здесь «vip», на наше несовершеннолетие закрывают глаза.

Не то, чтобы в другие клубы нельзя попасть без паспорта. Можно! Но «Рим» — это уровень и «селебрити». Здесь кайфово. Здесь «вкусно». И охрана здесь заточена на то, чтобы не обламывать гостей. Особенно тех, кто хорошо платит.

И я хочу туда. Но…

Перевожу взгляд на байк Воронина. Кузнечик очень выбесила. И я даже хочу, чтобы она влипла. Самую малость! Что мозги встали на место. Но мозгов там нет. Просто — красивая. Ну, ладно… Немного-таки есть. Ровно столько, чтобы с выдумкой стебать публику.

Снова перевожу взгляд на яркую вывеску клуба. Набираю Макса.

— Дагер, ну ты где? Мы через час хотим свалить, покататься.

— Здесь я. Макс, а Воронин в клубе?

— Нет, не видел. В вип-зоне точно нет его.

— Как поедете, маякни мне. Я прогуляюсь пока.

Медленно бреду в направлении моста. Ловлю себя на том, что рассматриваю десерты и всякие сладости. И том, что хочется засунуть их в одну не очень приятную особу.

Зачем я ее ищу?

Да не ищу я ее…

Да, нет… Ищу.

Бесит!

Впереди вижу Воронина. Он о чем-то эмоционально спорит с мужчиной в дорогом костюме и золотых очках. Динки в периметре нет. Аха…

Набираю.

— Да.

— Привет, Дина.

— Что тебе нужно? — не так бодро и агрессивно, как обычно.

Делаю вдох поглубже, отыскивая дзен.

— У тебя все в порядке?

Молчание. Значит, не в порядке.

— Все нормально, — добавляет неуверенно после паузы.

Переламываю попранное чувство достоинства. В конце концов, что еще можно было ожидать от Царевой в свете наших отношений? Сам дурак. И, предлагаю ей, так и быть…:

— Если нужно, я могу отвезти тебя домой.

— Да ладно… — усмешка. — Сама дойду.

Скидывает вызов.

В смысле — дойду? Это откуда она дойдет?

Набираю ее еще раз, разворачиваясь обратно, к машине.

— Ты где?

— Какой твой интерес, Дагер, я что-то не пойму?

— Я обещал Агнии, побыть твоим ангелом.

— Тебе нравится Ася?

— Да. Мне нравится Ася.

— Мм.

— Подыграй мне немного, окей.

Мне кажется, Динка скорее согласится на это, чем на мою прямую помощь. Гордячка… Но и это не прокатывает.

— Увы, я в команде Семена.

Мне становится уже просто азартно! Она сядет сегодня в мою тачку. Любой ценой!

— А, черт… Мать твою… Оо… — болезненно бормочу и шиплю я в трубку. — Дин? Ооо… боже!

— Что происходит? — настороженно.

— Я кажется голеностоп сломал… Наступить не могу! Ты далеко от «Арбата»?

— Да нет…

— Ааа… Черт! Больно… Можешь подойти? — едва сдерживая смех, постанываю я.

— Окей. Куда?

Ну что ж вы все — гордячки — такие дурехи самоотверженные?! Развести, нефиг делать!

— У входа в «Рим».

— Клуб с прозрачной стеной?

— Да.

Ухожу в тень. Минут через пятнадцать появляется Царева. Оглядывается.

— Попалась, наивная чукотская девочка? — шепчу ей самодовольно в ушко сзади.

— Аааах ты… Лживый гад! — разворачивается, упирая руки в бока.

— А не надо верить мужчинам, мы все врем! — развожу руками.

— Ну и к чему был цирк?

— Чтобы причинить тебе счастье, Царева, и нанести тебе радость.

— Так, причини-ка, мне тогда простую физиологическую радость, раз уж подписался. Где здесь туалет?

— Внутри! — показываю приглашающе на клуб.

Дина скептически оглядывает себя, потом охрану на входе.

— Да, — киваю я. — Напомни, я не говорил разве, что нужен «коктейль»?

— Ой, все равно у меня нет денег на вход, может здесь есть что попроще.

— Я тебя умоляю, Царева, — закатываю я глаза. — Пойдем…

Открываю с брелока машину. Стягиваю с нее на ходу безрукавку. Снимаю свое пальто.

— Давай… — раскрываю его, помогая надеть.

Кроссы у нее приличные, белые. Стилек сомнительный, но все дорогое брендовое. Пропустят!

— Волосы распусти.

Взъерошивает свою светлую гриву. Обнимая за талию веду в клуб.

— Сколько сложностей, чтобы пописать! — ворчит сварливо Динка. — Здесь что нет другого туалета?

Провожу ее внутрь. Расплачиваюсь за вход. Она заглядывает в выезжающий чек.

— Дагер! — шокированно шепчет, — скажи, что у меня нули в глазах задвоились, а?

— Нет, не задвоились. Это «Рим», тут бывает только дороже.

— Десять штук, чтобы…

— Ты пописала, да. Видишь, как я ценю твой комфорт.

— Там что унитазы золотые?

— Мраморные… — смеюсь я ее возмущению. — Иди, я подожду.

Подталкиваю ее в сторону женского туалета. Выходит, запахивая пальто. Оглядывает антураж, как ребенок новогоднюю елку. Пальцем давлю ей на подбородок, заставляя захлопнуть приоткрытый от удивления рот.

— Тебе нравится?

Мне хочется, чтобы нравилось. Это тоже своеобразный «десерт», который я сейчас ей скармливаю.

— Я пойду, пожалуй.

Опять упрямо «сжимает губы», зараза! И не желает «пробовать».

— Я же обещал отвезти. Пойдем, поздороваемся с кикерами?

— Не уверенна, что хочу.

— Тебя приглашали, вообще-то. Невежливо… — давлю ей на психику.

Если уж повелась на сломанную ногу, это тоже сработает.

— Окей. Пять минут. Потом я ухожу.

Да-а-а! Я нашел пульт от Царевой! Главное теперь не сломать его. Аккуратненько…

Веду ее наверх в вип-зону. Проходим через небольшой танц-пол. На потолке прожекторы, выхватывающие светом пары на танцполе. Они начинают мигать, меняя цвета. Та-а-ак… мне в голову приходит одна шальная мысль.

Дина, как загипнотизированная, заторможенно следит за огнями и стробоскопом. Басы бьют в грудь. Зрачки ее замирают. Притормаживаю, притягивая к себе.

— Что ты делаешь, Дагер? — хлопает на меня глазами.

— У тебя в кармане мой телефон, — придумываю на ходу, засовывая руку в карман пальто.

И… смещаю ее в сторону, навстречу единственному среди белых красному прожектору в форме сердца. Он замирает на нас, вместе с музыкой.

— Ой… — смотрю ей в глаза, прикусывая нижнюю губу. — Мы попали.

Все расходятся, с улыбками глядя на нас.

Ди-джей вещает со сцены:

— И по нашей традиции, дорогие друзья, пара, попавшая в красный прожектор, показывает всем мастер-класс по поцелуям!

— Что им надо? — подозрительно шепчет Дина.

Да не им… Дурочка. Мне.

На меня накатывает пьянящая горячая волна, ускоряя сердце. Публика улюлюкает и скандирует «целуй!»

Глаза Дины начинают шокированно увеличиваться. Не давая ей опомниться, облизываю губы и… Ловя ее наивный сейчас, испуганный взгляд, подхватываю за затылок. Прижимаюсь своими к ее приоткрытым губам.

Та самая волна внезапно обрушивается и смывает напрочь мои мозги. Меня кружит от чистых эмоций. Я забываю про все! Это так неожиданно, тонко и уязвимо… Как звучание скрипки. Это даже ярче, чем мой первый поцелуй!

Вау…

Глава 17. Истерика

Дина

— Целуй! — кричит толпа.

В смысле? Растерянно оглядываюсь. Это они мне?! Дагера целовать?? Ну сейчас, ага…

Но мой приоткрытый от возмущения рот неожиданно оказывается пленен.

От ужаса замираю.

От ужаса, да.

Ну, во-первых, я не умею… И категорически против, чтобы это гад знал об этом и стебался потом.

Во-вторых, ненавижу ощущение уязвимости и открытости, а оно обрушивается на меня внезапно, бьет под колени, сковывает тело, не позволяя, сопротивляться.

В-третьих — адски неловко… Все смотрят!

В-четвертых — это же Дагер! Дагер!!! Чертов ублюдок Дагер!

В-пятых — самое ужасное: ублюдок нежен… Очень! Мое тело тает от мурашек. Сердце заходится от того, как его пальцы, словно по грифу скрипки ласково скользят по моему затылку. И пахнет ублюдок также, как и играет на скрипке — божественно! Время замирает.

Я не могу остановить этот кошмар и, одновременно, хочу испариться от этого позорного позора — поцелуй с Дагером, которому я позволяю сейчас происходить.

Его губы замирают, музыка снова играет. Что-то медленное. Мы стоим, уткнувшись лбами друг в друга. Я чувствую, как быстро и неровно он дышит. Его глаза закрыты. Густые ресницы подрагивают. Не отпускает меня.

Мне так обидно!!! Так обидно, что на глаза наворачиваются слезы. Поджимая губы, шмыгаю носом, чувствуя, как по щекам катятся горячие капли.

Он медленно распахивает глаза. Лицо тревожно вздрагивает. С недоумением разглядывает меня.

— Дин? — подозрительно.

Медленно отталкиваю его руки. Молча разворачиваюсь, и иду в сторону лестницы.

— Царева! — вслед.

Иди к черту!

Сердце колотится в горле, душит, лицо полыхает. Держась за перила, слетаю с лестницы. И выбегаю на улицу. Поднимаю в темное небо глаза, стирая с лица ладонями слезы.

Все испортил…

Рассерженно иду по улице в сторону дома. Холодно. Кутаюсь в его дурацкое пальто. Прячу руки в карманы. Там… Вытаскиваю… Деньги. И можно вызвать такси. Но это не мои деньги. А взять его — не позволяет гордость, поэтому, засовываю обратно, и иду дальше. Прохожу мимо какой-то закусочной.

Психую на себя, что опять думаю о еде, когда у меня только что украли такую важную вещь, как первый поцелуй! И теперь его не случится.

Подпрыгиваю от сигнала клаксона за спиной. Оглядываюсь. Дагер… Нагоняет меня, опускает стекло.

— Дина, сядь в машину.

Отвали!

Сворачиваю на какую-то поперечную улочку. Он паркуется и догоняет.

Черт, здесь тупик!

— Ты чего исполняешь, Царева? — резко разворачивает меня за плечи. — Обычный поцелуй! — закатывает глаза. — Устроила истерику…

Отбиваю его руки.

— Это у тебя, Дагер, все «обычные»! — шиплю ему в лицо. — А у меня был первый. И я хотела, чтобы он случился не с тобой!

— Ну извини! — дергается в агрессивном оскале его верхняя губа.

Зло усмехается.

— Не извиню!

Обхожу его и решительно пытаюсь свалить. Но он дергает меня за локоть, разворачивая снова.

— Так и… с кем же? — издевательски улыбается, глаза ледяные. — Мечтала поцеловаться Дина?

— Дина мечтала поцеловаться с нормальным парнем! Нормальным, понимаешь? Чтобы потом за этот поцелуй не было стремно!

Ухмылка стекает с его лица.

— То есть, тебе стремно за поцелуй со мной?! — падает его челюсть.

— Конечно! — в эмоциях вскрикиваю я, взмахивая руками. — Кому нужны эти дешевые «обычные» поцелуи?! Пустые! Беспонтовые! Особенно в первый раз! Дешевок своих ими целуй!

Демонстративно вытираю губы тыльной стороной ладони.

С каменным лицом сжимает челюсти.

— Или ты думал, ты — мой предел мечтаний, Дагер? Так нет, прикинь! Другие у меня мечты! — рявкаю я ему в лицо. — А ты все испортил!

Внезапно он словно взрывается, глаза темнеют, прищуриваются. Тирада застревает у меня в горле. И через мгновение я вжата в стену. Только из легких вырывается обратно застывший там вдох.

— Ну, не судьба, Царева, значит! — шепчет мне в губы яростно. — Вот такие у тебя первые поцелуи.

И снова впивается мне в губы! Мычу, пытаясь вырваться. Опять умирая в его руках от всех этих: во-первых, во-вторых, в-десятых!

Вцепляюсь в его губу зубами.

— Мм! — вскрикнув, замирает, но не отстраняется.

А мне жалко ее прокусить, дуре. Ведь губы — это не совсем Дагер. Они очень ласковые. И не виноваты, что хозяин — скотина.

Отпускаю его, толкая в грудь. Съезжаю по кирпичной стене на корточки.

Молча смотрит на меня сверху вниз. Губы сжаты.

— Ты пачкаешь мое пальто, — высокомерно.

Да пошел ты…

Снимаю, протягиваю ему, глядя в сторону. Надевает на себя обратно.

— В машину, — режет ледяным голосом.

Мне становится все равно. Я поднимаюсь и иду к его машине. Там моя безрукавка. С брелока открывает мне дверь, не торопясь подходить сам.

Я чувствую, как его бомбит.

Открываю заднюю дверь, вытаскиваю безрукавку. Надеваю ее.

— Садись, — тихо.

А, ладно… Десять минут унижений, и я дома. Что-то подсказывает мне, что он больше не тронет меня.

Дагер захлопывает за мной дверцу. Блокирует ее с брелока. Садится за руль, не моргая смотрит в лобовое. Вижу, как подрагивают его пальцы…

Глава 18. Финиш

Рафаэль

Рассеянно выстукиваю пальцами по рулю, вдруг забыв, как заводить тачку. Лицо полыхает, будто мне дали несколько пощечин. Мне и дали! Неожиданно болезненным способом. Поэтому и башню сорвало.

Стремно, значит, тебе за поцелуй со мной, да? Ты же влюблена была, нет? По уши!

Но накрыло меня еще и от того, что поцелуй был не «пустой» для меня. Крышесносный был поцелуй. На эмоциях. И я его хотел!

Да у меня вообще таких поцелуев не было…

А какие были?

Сижу, пялясь в лобовое.

«Ситуация обязывает» были. Когда понятно зачем эта встреча и чем закончится. Как ритуал перед основным действом. Иногда, как по мне, лишний.

А еще — срежиссированные. Много. На чувстве азарта, не больше. И этот начинался также. Но что-то пошло не так.

Но, вот еще первый, пожалуй, был особенный. Девочка мне очень нравилась. А ей нравился мой статус и подарки. А парень нравился другой. Поэтому, все равно в зачет не идет. Было в итоге противно.

В зачет идет только этот. Увы. Я все забыл нахрен, как только прикоснулся к ее губам. И я, конечно же, хочу еще.

Но, иди к черту, дурное создание! Я не готов терять голову из-за какого-то поцелуя.

Зачем я поцеловал ее насильно сейчас, вот в чем вопрос? Грубости говорил… Не могу вспомнить логики. И мне стыдно за свой срыв. Противно за этот вечер.

А противнее всего, что я искренне хотел сделать его приятным для Динки. А оказывается — «все испортил».

Первый…

Сглатываю, облизывая губы. Мне кажется, на них остался ее вкус. И ощущение трепетных мягких губ. И внутри меня поднимается чувственная температура от этого воспоминания. Не просто поднимается, она шкалит!

Сжимаю челюсти. Бросаю взгляд в зеркало заднего вида.

— Дина, — цежу я. — Извини за грубость.

Равнодушно смотрит в окно.

Да и плевать… Это я извинился больше для себя. Я — не грубый. Я никогда не делаю ничего насильно. Это не мой путь. Мне нравятся другие игры. То, что было сейчас…

Царева опять стала свидетелем моих падений. Бесит зараза!

Нажимаю на кнопку зажигания, поворачиваю ключ. Выезжаю на дорогу. Молча едем домой. Телефон звонит, я даже не смотрю кто это. Вечер испорчен. Не хочу его продолжать.

Пытаюсь дышать ровно. Не получается. Почему стремно-то, вдруг?! Меня цепляет до чертей, что ей не зашло!

С внятным решением отвезти этот неадекват домой, и забыть как страшный сон, я за каким-то хреном, поворачиваю в сторону от нужного пути. Притормаживаю у хорошей кофейни.

Заставляю себя разжать челюсти.

— Кофе хочешь?

— Нет…

Закрываю глаза. Внутренности обваривает отвратительным ощущением. Словно мое головокружительно падение продолжается. Я снова делаю реверанс в ее сторону. И снова получаю по морде. Не так обидно, что по морде, как обидно, что сдержанно. Потому что меня кроет не по-детски!

Ну, хватит, Дагер! Пора на темную сторону… Там сильно проще жить.

Бью по газам, не рассчитав дистанцию шоркаюсь бортом тачки о монолитную урну.

Фак!

Дан меня сожрет…

Динка, вскрикнув, пристегивается ремнем.

— Водишь так же, как и целуешься, — фыркает тихо.

— Чего??

Ты бессмертная что ли, Царева?!

— Тебе то откуда знать — хорошо ли я целуюсь? — зло ухмыляюсь я. — Никто другой же не позарился. Да и кто бы говорил, вообще… Твоя неуверенная попытка ответить тоже не впечатлила. Но была засчитана. Она была! Так что ты или штаны надень, или крестик сними, Царева.

Но пикировки не случается. Дина отворачивается к окну.

Казалось бы, уже дно пробито. Но я начинаю чувствовать себя еще хреновее. Потому что этими словами, я обесцениваю то, что зашло мне.

А я не делаю так, вообще-то. Я ценю свои эмоции. И то, что их дает мне. А еще ты насильно девочек не целуешь, Рафаэль. Туше!

И еще: я чувствую ее сильнее себя в этой ситуации. Она открыто говорит о своих чувствах, я же как уязвленная малолетка отрицаю свои. Ненавижу слабости!

«Инфантильно», как бы сказал наш психолог. И «слабО», как облажали бы меня за это кикеры. Потому что им не слабо признавать свои.

«Какие, мать твою, еще чувства?!» — взрываюсь я.

Эмоции! Просто эмоции. Были бы чувства, я бы признал. Это надо разделять и не париться.

Все… Где мой долбанный дзен?!

Дзен не спешит возвращаться. Царева снесла его нахрен.

Снова едем молча. Подъезжаем к дому. Я гашу фары, чтобы меня не спалил дед. С брелока открываю штору гаража. Заезжаем внутрь. Паркуюсь по привычке практически наощупь, но как всегда — идеально. Идеально я вожу, Царева, ясно?! Впрочем, как и целуюсь!

В темноте открываю ей дверцу машины. Перехватываю из принципа ее руку, помогая выйти. Тяну к выходу. Сжимаю крепче тоненькие пальцы.

Бомбит нереально! Теперь из-за того, что наговорил ей. Зачем я грубил? Она же просто уязвленная девчонка. Наверное, потому что я и сам уязвленный мальчишка?

Господи… Как я попал в это дерьмо? Нахрена… Нахрена… Нахрена ты вернулась сюда?! Было же просто отлично без тебя!

На улице чувствую, как пытается выдернуть руку из моей. Не отпускаю. Довожу до угла дома. Резко разворачиваюсь. По инерции она врезается в меня. В груди вспыхивает! Легкие не хотят дышать ровно. Едва гашу порыв — поцеловать ее еще раз. Без всей этой лажи с провокациями. Просто — поцеловать.

Но меня так не устраивает, что «не предел мечтаний». Должен быть «предел»! Тогда — я подумаю.

И мы зло смотрим в темноте в глаза друг другу.

Ну, давай, Дагер! Либо ты финалишь это, либо реабилитируешь. Но что-то надо сказать. Иначе, ты эту жвачку будешь жевать бесконечно, с этой стремной незаконченной ситуацией.

— Дина… — начинаю я, еще даже не представляя в какую сторону меня сейчас снесет. — Хочешь совет?

— От парня, который пытается привлечь внимание девочки, целуя другую у нее на глазах? Неа. Не хочу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- В смысле?

Осаживаюсь, не понимая — о чем речь.

О, мать твою! Доходит! Я ж просил ее подыграть с Устиновой!

Отобрав руку, идет к живой изгороди. А я обтекаю, увидев вдруг ее истерику немного под другим углом. Шлепаю себе удрученно ладонью по лбу.

Вот это дичь вышла!

— Дин! — окликаю в спину. — Не при чем здесь Устинова.

— Да мне все равно.

А мне — нет.

И меня потряхивает от желания догнать, оправдаться как-то… объяснить, что ее первый поцелуй «не испорчен». Едва сдерживаю себя. А когда она исчезает, психую, что не объяснился! А потом психую, что у меня вообще возникает такая потребность — объясняться с Царевой!

Уснуть не могу до утра. Ситуация не отпускает. И это прискорбно. Это финиш! Это жесть.

Глава 19. Бухенвальд и «Брак по любви»

Рафаэль

Просыпаюсь от стука в дверь.

— Ммм… — мычу страдальчески в подушку. — Да.

— Уже восемь, Рафи.

— Оо… Спасибо, Серафима.

Воскресенье. Дед сегодня дома. И у нас семейный завтрак. Вставать поздно у нас непринято. «Еврейские мальчики» должны рационально распоряжаться своим временем. Дед не выносит праздность. Иногда закрывает на это глаза. Но сейчас точно не тот момент. Марк Давидович ждет от меня подвигов!

Мой первый подвиг — выглядеть бодряком, поспав от силы три часа.

Взъерошивая волосы, выползаю раздетым на балкон. По голой коже идут мурашки. Холодно. Зато бодрит!

Окно у Динки приоткрыто.

Не предел мечтаний, да? Мстительно смотрю в ее сторону. Это мы быстро отредактируем! И организуем тебе «мечтания». Просто из принципа!

Переставляю на балкон колонку, и снова беру скрипку. Это не единственный аргумент. Но действенный! Будем закреплять эффект. Ты каждый день у меня будешь слушать теперь свой «не предел»!

На пару минут зависаю, вспоминая, любимые мелодии. И примерно пытаясь почувствовать, что сильнее зацепит Цареву. Врубаю погромче усилитель. Размяв пальцы прохожусь по грифу. И, с ехидной улыбкой закрывая глаза, извлекаю смычком первые ноты весеннего нежного «Mariage D'amour».

Мелодия уносится ввысь, снова отключая меня от реальности. Полетели вместе, Динка? Я знаю, ты способна…

Но через пару минут она с грохотом закрывает окно. Дурочка… Это же демонстрация того, что цепляет! Улыбаясь, доигрываю мелодию до конца. Я знаю, что Серафима и дед тоже слушают. Ну и бросить мелодию как-то не айс. Хочу, чтобы она прозвучала до конца.

Доиграв, опускаю взгляд вниз. Там дед с кружкой чая.

— Это было хорошо, — кивает он.

Присаживается в плетеное кресло. Листает новости на планшете.

Одевшись, спускаюсь вниз. Из кухни доносится запах поджаренного хлеба. Я знаю, что на тосты Серафима положит клубнику и сверху йогуртовый сыр. Все это оплавится и будет очень вкусно! И обязательно крепкий чай со сливками. Никакого кофе на семейном завтраке. Серафима кофе не уважает.

Заглядываю на кухню. Тосты с оплавленным сыром уже на большой чаше. Стаскиваю один. Выхожу на улицу.

От моего Кузнечика тоже, судя по всему, требуют воскресных утренних подвигов.

Наблюдаю, как она плетется к турникам, рядом с которыми мягкое покрытие. Подмышкой перламутровый лиловый мяч.

Удерживая его в кисти, делает переворот. И сразу же следующий, но, подкидывает мяч и ловит его, уже встав на ноги. Непринужденно и легко! Глаз не отвести…

Встречаемся взглядами. Подхожу ближе к изгороди. Ты же хотел объясниться, Рафаэль? Давай…

— Доброе утро, — заставляю себя поздороваться.

— Кому как.

— Как тебе «Mariage d'Amour»?

Морщась, показывает пальцами «ни то, ни се».

— Когда у повара грязные руки, даже вкусное блюдо есть неприятно.

Вот же токсичное чудовище!

С хрустом откусываю кусок тоста. Плавленый сыр тянется, аромат клубники наполняет слюной рот. Хлопая ресницами, Дина тяжело сглатывает.

— Угостить? — прищуриваюсь пытливо, взмахивая тостом.

Ну можешь ты оттаять немного? Не девочка, а сосулька!

Отрицательно качает головой. Отворачивается.

Несколько раз подбрасывает мяч, ловко ловит его, зажимая между бедром и икрой. Встает на руки… На это можно смотреть бесконечно!

Доедать при ней тост не могу. Чувствую — голодная. И в горло не лезет кусок. Кладу тост на блюдечко, оставшееся от чашки деда.

Серафима подходит и встает со мной рядом, разглядывая Дину.

Та так и стоит на руках, делая свои невозможные вращение ногами. Это как я со скрипкой полчаса назад! Сто процентов… Тоже хочешь меня впечатлить, Царева? У тебя получается.

— Хорошая девочка.

— Да уж, — скептически поджимаю я губы. — Нимфа, просто!

— Это сарказм, Рафи? Я не понимаю…

Динка встает на ноги, замирает, резко бледнеет. Мяч выскальзывает из пальцев и катится на траву. А потом, закатив глаза она неожиданно оседает и грохается на спину! Вместе с моим сердцем, которое стремительно обрушивается от страха куда-то вниз.

— Дина! — срываюсь я с места.

Продираюсь рывком через зеленую изгородь.

Что за?.. Падаю рядом с ней на колени. Сердце колотится.

— Дин? — шлепаю ее по щеке. — Дина!

Ресницы медленно распахиваются. Расфокусированный неадекватный взгляд. Глаза закрываются снова. Растерянно смотрю на Серафиму.

— Подними! — взмахивает руками. — Почки…

Кофта Динки и правда задралась, она лежит голой спиной на ледяном настиле. Подхватываю на руки. Пушинка!

— Эй! — делаю несколько шагов в сторону их дверей. — Есть кто-нибудь??

Тишина.

— Сюда! — поправляет плед на кресле деда Серафима.

Динка открывает глаза.

— Снова ты… — мямлит невнятно обескровленными губами.

Едва гашу порыв прижаться к ним своими. Не поцеловать, нет. А… Не знаю! Согреть что ли, влить в них немного своей кипящей сейчас крови.

— Ну я ж ангел твой хранитель, — отшучиваюсь нервно.

Но выходит с сарказмом. Почему? Потому что пытаюсь скрыть эмоции. Напугала!

Кладу ее на кресло. Присаживаюсь перед ней. Внимательно разглядываю.

— Ты чего падаешь-то, Царева?

— Ч-ч-черт… — мутно оглядываясь вокруг, вздрагивает, пытаясь удержать ровно голову. Но не может, кладет ее на подголовник.

— Ты заканчивай со своими голодовками.

Серафима торопится из дома к нам с кружкой чая.

— Держи-ка, — вкладывает в руки Дине. — Не горячий, пей.

— Спасибо, не нужно было, — смущается перед ней Динка.

— Пей-пей…

Пальцы у Динки подрагивают. Делает несколько глотков.

— Очень вкусно. Вы простите, неудобно вышло.

Ты чего такая вежливая вдруг?

Забираю из трясущихся рук кружку. Серафима пальцами ловит пульс на ее запястье.

— Не позавтракала?

— Эм… — пожимает плечами Дина.

— Это сахар упал.

— Спасибо, я пойду.

— Да ты что?.. Рафи… — многозначительно смотрит на меня Серафима.

— Сиди, уж… Загремишь же опять, — не даю я ей встать. — Или тебе понравилось, что на руках носят?

Ослабленно фыркает.

— В следующий раз не трогай, сама встану.

— В смысле — в следующий? — нахмуриваюсь я.

Молчит.

— Дина?

Серафима уже несет блюдце с тостами.

— Немедленно! — требует она.

— Оу… — сводя брови домиком страдальчески смотрит на тосты Динка.

— Ешь! Иначе, скорую вызову, — угрожаю ей я. — Или вообще санитаров из психушки.

Немного давления от Серафимы вдогонку и Динка сдается, вгрызаясь в тост.

Оооо… Да! Это нереально доставляет мне! Таки хоть какое-то удовольствие я в нее всунул. И пусть даже не я, а Серафима.

Делая глоток чая, Дина поднимается с кресла, со стоном откусывая еще кусок от тоста.

— Дина! — доносится резкий голос с их стороны.

— Wie kannst du es wagen… gibt es das?! — чеканит ее тренер. — Ungelehrig! Gierige Kuh!^[3]

Мои глаза лезут на лоб от возмущения. Подавившись, Динка начинает кашлять.

— Sind Sie zufällig ein Mitarbeiter von Buchenwald?^[4] — зло выстреливаю я в ответ.

— Что? — разъяренно вздергивает она подбородок, лицо ее вспыхивает.

— Девочка в обморок упала! — встает Серафима, загораживая нас.

— Да все нормально, извините, — бормочет Динка, пытаясь смыться.

Стискиваю сзади резинку ее штанов в кулак, удерживая на месте.

— Стоять, — шепчу негромко.

Неприятна мне эта фрау. Фрау поджимает губы, отыскивая взглядом Динкин мяч.

— Разве можно тренироваться ребенку без завтрака? — качает осуждающе головой Серафима.

— Дина завтракает, — ледяным тоном.

— Тогда, тем более, нужно отвезти ее в больницу. У нее очевидно низкий сахар.

— А Вы что — врач?

— Педиатр.

Высокомерное выражение лица фрау чуть стекает.

— Конечно, — холодная улыбка со скрытой ноткой презрения. — Обязательно вызовем нашего, — акцентирует она, — врача. Дина! Как ты себя чувствуешь?

— Нормально… — исподлобья смотрит на нее Дина.

— Ну а если нормально, иди в дом!

— Пусти, Дагер, — шипит Динка.

Притягиваю к себе, поднимая второй тост с блюдца. Подношу к ее губам.

— Ешь.

— Я сыта уже! Все! — дергает бровями.

— Сейчас будет гастрономический износ, Царева, давай не будем шокировать Серафиму? — шепчу ей. — Открывай рот.

Не без удовольствия всовываю ей тост, заставляя откусить. С недовольным мычанием жует. Скармливаю ей тост до конца, облизывая губы. Отпускаю. Пятится…

— Ничего не хочешь сказать своему ангелу? — поднимаю бровь.

— Ааа… Да. Агнии — спасибо за заботу. Передай.

Да черт возьми! Обескураженно смотрю ей в спину. Ну, как же с объяснениями, «ангел»? Что мне — на всю улицу орать? Момент упущен. Надо искать другой.

Глава 20. Белый плащ

Дина

Белла в гостевой собирает вещи. Я жду ее внизу.

Дагер… Меня словно искупали в его запахе. И два раза за день принятый душ и другая одежда ничего не изменили. Веду носом по своему запястью. Запаха быть не может. Но я его чувствую и все! Тонкий, едва уловимый. Аристократичный хрусталь с тяжелой нотой горького дыма. Он заставляет мои глаза закрываться, а дыхание замирать. Дагер притягателен, отрицать глупо.

Но клинический мерзавец, к несчастью. И самое страшное — в «Белом плаще». Вот этот плащ сильно сбивает с толку. И сейчас опять сбивает.

Крамольная мыслишка, что он мог измениться закапывается мной заживо, с остервенелым энтузиазмом. Не мог!

А сейчас выслуживается перед Асей. Хотя Семен Решетов ему друг. Вот как так?!

На улице нас ждет такси. Мы опять выезжаем с Дагером одновременно. Их машина едет перед нами. Белла говорит с мамой по телефону.

— Дина, мама задерживается еще на неделю.

— Хорошо.

Отлично! Прекрасно! Чудесно!

— У спортсмена бывают спады, — строго смотрит она мне в глаза. — Это нормально. Но если речь идет о выходе на финишную прямую, нужно бросить все усилия на результат. Рыдать, умирать, болеть, впадать в депрессию — это все потом. После того, как результат достигнут. А сейчас — напрягись. Забудь про все, кроме цели. Sieg!

— У меня обмороки.

— У всех иногда бывают обмороки, — смотрит она мимо меня. — Не в первый раз.

— Спина болит очень. И ступни.

— Естественно. Ты выходишь за границы физиологии. Твое тело не рассчитано на такие нагрузки. В этом и суть! — вдохновленно. — Гимнастика — это преодоление физиологии в угоду эстетике. Ты именно за эти достижения и получаешь награду. Этим восторгается публика!

— А если я сломаюсь?

— Я все контролирую. После Олимпиады у тебя будет хорошая реабилитация. Ты юная, твое тело быстро вернется в норму. Но сейчас все ресурсы должны быть брошены на победу. Мы нашли для тебя спонсоров. Они хотят посмотреть на тебя вживую.

Отворачиваюсь к окну.

— Отработай вольное выступление. Порази их! Пусть раскошелятся.

Протягивает мне таблетки, расфасованные в пластиковый контейнер.

— А что я пью?

— Витамины, минералы, хондроитин для гибкости…

— Фуросемид и кофеин! — выстреливаю я обиженно.

Я прочитала про что говорила мне Арина Ивановна. Запрещенные способы для сброса веса гимнасток.

— Да! — шипит на меня Белла. — Иначе ты просто не пробьешься, dummes Mädchen! Иногда приходится и так! Меньше засовывай в рот жирные сладости. Когда я взяла тебя, ты не соответствовала ни одному из критериев. Слишком высокая, слишком ширококостная для гимнастики. Ты априори проигрывала всем! Но ты так старалась и уперто работала, что мне показалось из тебя выйдет толк. Где это все сейчас?! И мы взяли бронзу! Серебро! И когда до золота остался только шаг, не осталось ничего, кроме твоих широких костей. И тяжелой задницы! Соберись!

Я работала — да. Это заслуга Дагера, кстати. Мне так хотелось показать ему, что я лучшая! Что стою его внимания! И слушая его скрипку, я несколько лет ежедневно пахала как проклятая, чтобы в определенный момент показать ему это — «победу эстетики над физиологией». Глупый кузнечик…

Первое, что я делаю по приезду в школу, высыпаю в урну все таблетки. И иду к нашей медсестре. Извиняюсь за истерику. И прошу у нее витамины, кальций…

Она, глядя в мои анализы, при мне наполняет пластиковые ячейки заново. Звонит Арине Ивановне, советуется с ней.

Протягивает мне распечатку от диетолога.

— Это твой коридор калорий с учетом нагрузок.

— Две с половиной тысячи?! — поднимаю на нее шокированный взгляд. — Да вы что?

— Если у тебя пятичасовая тренировка сейчас, то две с половиной тысячи, да.

Нет, я не могу этого принять. Тысяча — это мой верхний потолок перед соревнованиями. Больше нельзя.

Но я молча забираю распечатку с рекомендациями. Чувство вины и страха перед тем, что облажаюсь расцветает во всей красе. Меня рвет противоречивыми эмоциями.

Это чем же я столько калорий наем?

Это же какой жирной я буду??

Мне страшно!

Но и то, что может быть травма позвоночника страшно не меньше.

Ученики идут в столовую, на ужин. Разворачиваюсь в том же направлении. Возьму какой-нибудь омлет… и… салат! Белок и клетчатку.

Капец. Мама с Беллой меня уроют.

Оставляю в гардеробе куртку и рюкзак. На раздаче разбегаются глаза. Нервничаю. И беру я почему-то совсем не то что мне хочется, а совсем наоборот. То, что не хотела бы.

Уже когда иду с подносом, недоумеваю — зачем сделала так? Словно пытаясь оправдаться, что ем не для удовольствия, а по показаниям врача. У моих мозгов тоже дистрофия?

Я читала, что дефицит жировой ткани приводит к падению интеллекта. Нервная ткань не проводит сигналы.

Столики снова заняты. На автомате зачем-то отыскиваю взглядом Дагера. Он с кикерами. Глядя на меня, он что-то говорит Асе.

Она разворачивается. Машет мне рукой. У них за столом есть место. И я хочу туда сесть. Кикеры нормальные… Но с Дагером пересекаться не хочу. Мне неприятно, что меня используют, как флаг, которым можно помахать перед лицом Аси.

И неуверенно стою на месте.

— С дороги отойди, — кто-то недоброжелательно торопит меня сзади. Игнорирую, но, а какие, собственно, у меня варианты? Есть пустой столик в противоположном углу.

Но у моего же мозга дистрофия! Поэтому ноги ведут уже к кикерам.

— Привет всем, — присаживаюсь я.

Ставлю поднос напротив Дагера. Кикеры спорят о чем-то, весело хохочут.

— На что спорим? — азартно улыбается Яна.

— На бабки — скучно. Давай на желание, Раф? — провокационно стучит по столу пальцами Макс.

— Спасибо… — ехидно улыбается тот. — Одно я уже проспорил.

— А мне показалось, тебе понравилось его исполнять, — хихикает Ася, стреляя в меня взглядом.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍О, да. Все, наверное, видели, как мы целовались на танцполе. Поправляю волосы, пряча смущение.

— Есть и приятные моменты, бесспорно, — ухмыляется он. — Но пациент проблемный. Да и темная сторона в ней сильно заинтересована. Требую премию за вредность!

Забирает с Асиного подноса десерт. Сэм тут же переставляет Асе свой.

— А к «хлебу» — зрелищ! — кивает на кнут Яны, лежащий на столе. — Без всяких споров и желаний.

— Ян, жги! — подзадоривают ее остальные.

Оглянувшись на охранника, зависшего с кружкой чая в телефоне, Албанцева берет в руки кнут. И, размахнувшись, точно и резко щелкает им, сбивая лимон с лимонного дерева в кадке, что стоит за спиной Макса. Он, отклонившись, перехватывает его на лету, не позволяя упасть.

Все поворачиваются на щелчок кнута, но он уже спрятан под стол. Улыбаюсь «зрелищу». Янка — крутая.

— Кому чай с лимоном? — кладет на стол лимон Макс.

— Вау! Супер! — тихо восторгаются все.

— Опасные женщины… — довольно ухмыляется Дагер.

Они уже поужинали, собираются на какой-то фильм в кинозал.

— Дин, пойдешь?

— Не могу, — пожимаю плечами. — Тренировка.

Мне еще откатывать вольную…

Все встают, Дагер немного тормозит, поднимаясь последним. Переставляет молча мне на поднос нетронутый десерт. И дернув слегка за хвост смывается тоже.

Вот что это было? Так и не снял с утра свой «белый плащ». Смотрю ему в спину, с наслаждением засовывая в рот ложку чего-то нежного и сладкого! Ммм…

Глава 21. Свобода воли

Рафаэль

На территории школы есть несколько знаковых дислокаций, которые сложились исторически. Например, турнички — это место тусовки Кикеров. А качели — Золотой стаи. И те, и те — мажоры, конечно. Но менталитет разный…

Сегодня я на темной стороне. И развалившись на деревянных досках качелей, смотрю в темнеющее небо.

Почему я здесь? Правильно… Потому что панорамные окна спортзала, где тренируется Динка прекрасно отсюда видны.

Я хочу смотреть. И не вижу повода обламывать себя в этом. Но смотрю не только я. Здесь целая стая. Динка в спортивном купальнике. Видок просто бомба. Двигается как богиня. Азарт и тестостерон плещется вокруг…

Окна близко, в зале горит свет, мы ее видим, она нас — нет.

— Воронин, что-то ты приуныл, не? — троллят его парни. — Где горячее? Растяжечка там… Как выходные прошли?

— Отлично прошли выходные, — ухмыляется Паша.

— Ой, кого ты лечишь, — фыркаю я. — До центра Цареву прокатил? Шлемами постучались и попрощались. Это не в зачет.

— С чего это ты взял?

— А потом она в моей компании время проводила, Паша.

Встречаемся взглядами.

— Рафаэль, я не пойму, ты в игре?

— Нет, — улыбаюсь я.

— А чего землю вокруг нее вспахиваешь?

— Я всего лишь опроверг попытку мухляжа. Ничего же не было у вас.

— Кое-что было…

— Рассказывай! — подзуживают его парни.

Меня бомбит от его намеков.

— Рассказывать свои влажные фантазии Паша умеет, пусть покажет, если было, — осаживаю его я.

— Окей, Раф. Ты возвращаешься в чат и делаешь ставку на Цареву. Или — на себя. А я показываю кое-что интересное.

Черт! Неужели есть что показать?! Да ну… Динка сказала, что поцелуй был первый.

— Ты меня не впечатлишь, — качаю отрицательно головой. — Их впечатляй. Они ставки делали, не я.

— Ладно, Дагер, слив засчитан.

— Так, а где шоу?! Воронин! — возмущаются остальные. — Корми публику! Мы хлеба и зрелищ!

— Окей, небольшой анонс! Имеющий глаза да увидит, имеющий уши, да услышит…

Ухмыльнувшись, срывается с места и идет к горящим окнам. Стучит Динке в окно. Та замирает, переводит хмурый взгляд на него. Присматривается…

Подкидывая, в руке мяч, подходит. Встает коленками на низкий широкий подоконник и открывает створку. Доносится музыка.

— Привет, Дин.

— Привет.

— Я кое-что тебе должен… — флиртует Паша. — За одну ценную вещь, потерянную по моей вине.

— Аа… — сдувает она выбившуюся на лицо прядь волос, очевидно теряясь.

Не могу сообразить, о чем речь. Мои испорченные мыслишки выдают только банальные интерпретации. Но это же бред!

Он демонстративно вынимает из кармана две купюры по пятьсот евро. И добавляет к ним еще несколько…

— Ого… Расценки пошли! — тихо стебется стая. — Интересно за что именно? Хочется скабрезностей и деталей…

— На столько мы договаривались, м? — взмахивает деньгами Паша.

Что происходит?! За что деньги?

Дина протягивает руку, чтобы вытащить их из его пальцев. Но он медленно отводит руку. Музыка меняется. Снижая голос Паша флиртует с Динкой, поймав ее пальцы. Я не слышу, о чем они говорят.

Мое сердце надрывно колотится, откачивая кровь от мозгов.

«Ты хотел вмешаться!» — напоминаю я себе.

Складывая одной рукой купюры пополам, он пытается похабненько всунуть их ей под купальник, на бедре.

Царева! Ну! Ты чего?!

Подрываюсь на ноги. Но Динка наотмашь лупит ему по наглой морде, деньги рассыпаются. Окно с грохотом закрывается.

Да-а-а, это мой аллигатор! Теперь — узнаю. Все правильно! — с облегчением падаю обратно на качели.

Стая хохочет. Воронин, угорая, трет щеку.

— Коза резкая…

— Грубо, Паша, грубо. Учиться тебе еще и учиться, — хлопаю ему по плечу. — Выбери мишень попроще, не позорься.

— Ну покажи класс сам, чего ты?

— Неа. Неинтересно, — высокомерно улыбаюсь я.

— Да ладно! Ты сдулся просто! Ким — мимо. Устинова — мимо. Боишься, что и с Царевой пролетишь.

— Твои суждения обо мне, — поправляю рубашку. — Не являются модераторами моего поведения. Можешь не напрягаться.

— О-о-ой, все! Душное ты создание, Дагер.

— Правильно говорить: «я не разумею, барин, высокой речи».

Вокруг опять хохот.

— Ладно, пацаны, пока но нулям, — констатирует «рефери».

— Не понял сейчас… — разворачиваюсь я, скользя взглядом по лицам. — На меня ставят?

— Естественно, Раф, — хлопает теперь меня по плечу Паша. — Это же твои правила… Ты их забыл?

Фак! Теперь я на месте Решетова, а Воронин на моем? О-о-отлично!

«Это ты за Сэма меня, да? — поднимаю глаза на мгновение к небу. — Я неистово каюсь, слышишь?! Завязывай уже с наказаниями!»

Парни сваливают с качелей, я остаюсь. Подхожу ближе к окну. Наклоняюсь, поднимаю пятисотку. Остальные остались с Динкиной стороны на подоконнике.

Что за бабло? Оно накаляет меня. Я не могу придумать ему никакого объяснения. За что он мог ей заплатить?

Обхожу здание, иду внутрь. Захожу в женскую раздевалку. Засовываю деньги в карман ее куртки.

На выходе неожиданно сталкиваюсь с Диной. Рефлекторно подхватываю ее за талию, чтобы не снести. Она босая… Такая хрупкая… На мгновение слепну, глохну, дыхание сбивается. Застываю. И мне становится смешно, что меня так прет. А потом резко не смешно. Как это может быть?! Это же Динка. Я же на дух ее не переносил! Бесился от ее восторженных взглядов! Изменилась? Нет! Только внешне, внутри все такая же — мясом наружу и без башни!

Видимо, изменился я? А я не хочу! Однако, таю и едва себя в руках держу, чтобы не поцеловать ее снова.

Это даже близко не так, как с Асей. Там было через мозги. Просто — смог оценить девушку. А здесь — в обход мозгов! Неконтролируемо и неадекватно. Не выношу потерю контроля! Не выношу таким себя!

Мне хочется вскрыть свою грудную клетку, чтобы вычистить оттуда мешающий мне ровно дышать клубок эмоций.

— Пусти! — настороженно.

Отпускаю. В ее кулаке зажаты деньги. Те, с подоконника.

— Это очень плохая затея брать деньги у Паши, Дина.

— Неделя прошла, Дагер. Ты больше не мой «ангел».

— Я сам решаю сколько я кому ангел. Зачем ты взяла деньги?

— Они мне нужны! И это…

— Рафаэль, — заходит охранник. — Штраф.

— Черт! — психую я.

Нельзя заходить в женскую раздевалку, да.

— Выходи.

Выхожу. Но как преданный пес жду ее возле выхода. Зачем? Я же не хочу. Одно дело — смотреть. Совсем другое — вот это все! Про Пашу предупредил, как мог. Что еще?

Иди!

Давай…

Уходи отсюда!

Это не твой путь.

Выплюнь!

Пересиливая себя, двигаюсь в сторону спального корпуса. И все мои нервы словно натягиваются с каждым шагом, с которым я отдаляюсь от Динки. Что происходит? Я — против. Я не согласен. Как же свобода воли?

В комнате падаю на кровать, поворачиваясь лицом к стене. Прислушиваюсь к своим ощущениям. Мне не нравится, черт возьми!

— Раф, ты чего? — спрашивает Кислицын.

— Нормально все.

— А где Дина?

— А почему ты меня спрашиваешь? — рычу я. — Я что — слежу за ней?!

— Ооо. Ты хочешь об этом поговорить? — стебется он.

— Нет.

— Ну, если захочешь, я весь твой, — уже без сарказма.

— Ладно. Спасибо, Сань. Но я сам.

Сам? Ну, давай тогда делай сам что-нибудь. Но в первый раз у меня ни одной идеи. Ни одной!

Рафаэль: «Поговорим?»

Дина: «О чем?»

Рафаэль: «Про ТУ ситуацию между нами…»

Глава 22. Только хардкор!

Дина

Сегодня тепло…

На мягком настиле, возле турников тренируется команда черлидинг. Скоро межшкольные соревнования по баскетболу. Они будут там как группа поддержки. Чуть дальше на баскетбольной площадке играют парни.

Я повисаю на рукоходе. Обхожу круг. Навстречу мне — Рита. Останавливаемся, спрыгивая одновременно на землю.

— Тебя снимали сегодня с занятий…

У нас была общая лекция на два класса от какого-то маститого приглашенного профессора.

Киваю.

— Что-то случилось?

— Врач приезжал.

— У тебя травма?

— Пока — нет. Но есть кое-какие косяки.

Мимо пирамиды черлидеров, к нам идут Яна с Асей.

Гала спрыгивает с плеч девочек, которые стоят в основании пирамиды, словно случайно толкая Агнию. Ася, вскрикнув, теряет равновесие. Летит на мягкое покрытие, роняя телефон и рюкзак.

— Смотри, где ходишь! — фыркает Гала, мимоходом наступая на ее телефон.

Яна подает руку Асе, начинается конфликт. За спиной Галы еще четыре девки. Рита срывается туда. И я инстинктивно тоже иду следом. Они поддерживают меня. Я не могу стоять в стороне в такой ситуации.

Парни на баскетбольной площадке тормозят и разворачиваются в сторону толпы ругающихся девчонок.

— Ну все лохушки в сборе! — втыкает руки в бока Гала, когда я встаю рядом с Асей. — Кузнечик во главе? А чего волосы не зеленые?

— Флейту вытащи, Гала, посвистывает, — собираю волосы в хвост.

Со стороны баскетбольной площадки хохот парней. Гала идет пятнами.

— Ты чего, тварь, в себя поверила? — бросается в мою сторону.

Успеваю сделать шаг назад. Адреналин взрывает! Сейчас будет драка. Но Янка толкает ее ногой в коленку. Потеряв равновесие Гала падает.

— Не надо на нашу территорию заходить. Здесь неустойчиво! — цедит Яна.

Остальные черлидерши возмущенно дергаются, но Рита делает шаг вперед.

— Кто на ринопластику? — ведет взглядом по ним.

Они все выше ее и крупнее, но не идиотки!

— Сучки… — мнутся они. — Совсем страх потеряли.

— Это мы просто ваш нашли, — отряхивает юбку Ася.

Оглядываюсь от необычного ощущения за спиной. Там уже стеной стоят кикеры. От них в спину — словно горячее излучение. Дагер помогает подняться Гале. И прохладно улыбаясь, отводит ее в сторону. Тихо разговаривают, поглядывая на нас. Он изредка стучит об землю баскетбольным мячом.

Асю защищает… Агния очень хорошая. Но я рада, что она с Семеном, а не Дагером. Не хочу, чтобы ее обидели.

Толпа расходится. Все девочки со своими парнями, и я чувствую себя немного неуместно. Сэм возится с Асиным телефоном. Рита спиной опирается на Сашу, Яна с Максом игриво переглядываются.

И вот опять это ощущение горячей стены за спиной… Оглядываюсь. Мой мерзавец!

— Ты мне не отвечаешь, — стреляет взглядом на телефон в моей руке.

— Так бывает! Кто-то кому-то не отвечает, — дергаю бровями.

— Да. Бывает.

Сегодня на его лице нет привычной чуть надменной улыбки. И в спортивном костюме выглядит непривычно. Но… Неизменно в белом костюме! Тяготеет к этому цвету. Ему идет, надо признать.

На щеках румянец, темные глаза протыкают насквозь. Отвожу взгляд от его налитых кровью губ. Я помню их прикосновения.

Красивый гад.

Переступаю одной ногой через спортивную лавочку и сажусь на нее. Дагер садится напротив.

— Будь осторожна. Гала очень мстительная.

— Я всегда осторожна.

— Могу попробовать договориться, чтобы тебя переселили в комнату Аси и Риты.

И оставить Яну одну с этой гадюкой?

— Нет.

— Из принципа?

— Что ты от меня хочешь? Тебе приплачивают за заботу?

Не верю я в альтруизм мерзавца!

— Поговорить… — пристально и требовательно смотрит мне в глаза.

— Нет.

— Почему?

— Зачем это мне?

— Ну разве ты не хочешь сатисфакции? М? Никогда не поверю! Я хочу извиниться.

Пульс мой ускоряется. Меня начинает затягивать в ту реальность, и в то свое состояние. Очень страшное, на самом деле. Болючее, разрушительное, ранимое. И усилием воли, я отметаю его. Переходя в следующую стадию — куража, жестокости и пофигизма. Так гораздо лучше, да. На этом топливе можно жить!

— Хочешь? — подрагивают его губы.

— Хм… Хочу, — признаюсь я. — Но беседы и извинения мне недостаточно. Я же «чудовище». Я хочу «мяса», Дагер, иначе мне неинтересно.

— Какого мяса?

— Какого?…

Слепо смотрю вперед. Мне сложно придумать для него что-нибудь подобное. Да и не верю я…

— Слабо тебе будет, ангел, дать мне сатисфакцию.

Мои глаза останавливаются на Асе.

— Ну? — дергает бровью, следя за моим взглядом.

— Хочешь поговорить, да, про ЭТО? Окей. Но только при Устиновой. Пусть знает…

— Зачем?! — дергается его лицо.

— «Мясо»… — зло ухмыляюсь я. — Я же правильно его нащупала?

Кусает нижнюю губу, морщится. Ну, я так и думала, собственно.

— Нет, так нет. Адью, ангел.

Подхватываю рюкзак. Ухожу. Слабо! Конечно же — слабо. Бледно ты будешь выглядеть, Дагер. Шансов на Агнию не останется вообще никаких. Ася принципиальная… грязненькое не любит.

Мое сердцебиение мучительно нарастает. Я иду, выпадая из реальности и прислушиваясь к себе. Зачем-то столкнул меня туда обратно. А я была уверенна, что меня никогда больше ничего так не тронет.

Извинения…

Зачем?

Я хочу, чтобы ты жил с этим. Может когда-нибудь что-то там у тебя щелкнет. Не зря же я так убивалась, чтобы тебя порвать.

— Дина! — догоняет меня, разворачивает за локоть к себе. — Зачем? Это же наше личное.

— Нет, это было публичное, ангел. Ты забыл?

— Но это ты же превратила это в публичное! — психует он. — Зачем?!

— А ты реально до сих пор не понимаешь? — с издевкой смеюсь я.

Беспомощно взмахивает руками, глядя в небо.

— Не та инстанция, Дагер. Внизу попроси. Наши все там.

— Царева, у меня для тебя очень щедрое предложение в плане «мяса»! Я предлагаю совместный сеанс у психоаналитика. Два, три, десять. Сколько захочешь.

— Аха-ха! — потрясывает меня от веселой ярости. — Неа! Только хардкор, Дагер, только Устинова!

— Не надо, Дин.

— Ну, не надо, так не надо. Можешь не бояться. Сама я ей не расскажу.

— Не поэтому.

— Пока.

Отворачиваюсь, но он хватает меня за руку. Тянет.

— Эй… Эй! У меня тренировка, вообще-то. Куда ты меня тащишь?!

— К Устиновой…

Ну, трындец!

Окей! Да будет мясо! Еще раз.

Глава 23. Травма

Рафаэль

Идиотская затея! Но какую стоило еще ждать от этой идиотки?

Я веду ее за руку в сторону Аси. Тащу.

Есть много причин, почему в это не стоит вмешивать Агнию. Первая — потому что нахрен ей чужие проблемы? Вторая — да, это в «мясо» для меня. И я не хотел никогда и не хочу сейчас, чтобы кто-то знал. Тем более — Ася. Мне нравится с ней общаться. После Динкиных излияний это наверняка плавно сойдет на нет.

Да и я только реабилитировался после игро-чата в глазах девчонок! Это было непросто.

Третье, и самое значимое сейчас для меня… ну тебя ж очевидно до сих пор саму рвет, Кузнечик. Зачем тебе зрители на твое «мясо»? Я же делаю это для того, чтобы перестало болеть.

Неправда, Рафаэль!

Ты делаешь это для того, чтобы в твоей жизни исчезло то, что тебя напрягает. Ломает твой… как это? «Образ Я». А Динка просто свидетель.

Опять неправда!

Жертва?

Ну в целом, да. Но когда тебя это трогало?

Она не жертва… Она хуже. Она…

Насильник! Изощренный садист! А ты попал под раздачу. И тебе отчасти сломали психику, это же очевидно. Тебя «сделали», Дагер! И ты поэтому до сих пор перекрыт.

И снова вот не совсем правда. Психику ты ей тоже подправил. Причем, ты же это инициировал.

Нет! Она начала это!

Я не могу разобраться. С самого начала. Поэтому, я хочу этот разговор. И закрыть наконец-то тему. А потом уже без этого эха разобраться, что мне от нее надо и надо ли.

— Ася, можно тебя?

Фак!

В лицо бросается кровь.

Царева просто реально крокодил… пиранья… акула! Каплю крови за километр чувствует. Отчего-то этот ее волшебный навык меня будоражит. Даже несмотря на то, что капля крови — моя. Удивительная тяга к саморазрушению. Впрочем, психоаналитик отмечал это тоже.

Ася, отделяясь от компании кикеров подходит к нам.

— Ну? — подтаскиваю за руку Динку.

— Тебе надо, ты и договаривайся.

Коза…

Ася, улыбаясь, поднимает бровь.

— Что происходит?

— Ась, ты не могла бы поприсутствовать при нашем разговоре?

Улыбка на ее лице застывает.

— Я не понимаю немного…

Взъерошиваю волосы.

— У нас есть проблема. Мы хотим ее обсудить. Но Дина отказывается делать это наедине. Странно звучит, но… — развожу руками. — Я тебя очень прошу поучаствовать.

— А почему я?

— А кто? — хмурюсь.

Съедет, хрен с ним! Может и к лучшему.

Ася тревожно переводит взгляд с Дины на меня и обратно.

Откажись!

— Ну, хорошо.

Да твою ж мать!

— Окей, — вдыхаю поглубже.

Киваю девочкам на огромный диван из искусственной травы, стоящий под кленами. Недавно смонтировали несколько таких объектов ландшафтного дизайна. Диван сразу облюбили. Сейчас там пусто.

Мы забираемся на него. Опираясь на спинку сажусь между девочками. Они, по-турецки, друг напротив друга.

Расстановка, конечно, ад. Партия бесперспективная. Но коли уж начали. Да похрен!

Кручу в пальцах брелок, пялясь на спортивную площадку.

— У вас все нормально? — нервничает Ася.

— Нет, не совсем. Короче… — сглатываю я. — У нас есть неприятная предыстория. Мы с Диной соседи. Да не знаю я что рассказывать! — бросаю взгляд на Динку.

Ася тоже переводит на нее взгляд.

— Давай начнем с того, что я была неуклюжим уродцем и ты меня презирал. Обесцвеченный Буратино в веснушках! Сильно отстающая в развитии от остальных девочек.

Лицо Аси дергается. Дина продолжает.

— А Раф всегда был красивым! — улыбается Дина. — Не таким как все. Особенным. Он так играл на скрипке, словно за этим стояла какая-то неизмеримая глубина чувств. Но увы, это был просто хороший слух.

— Это неправда. Я чувствую музыку.

— Нельзя чувствовать только музыку, Дагер, ты либо чувствуешь, либо нет! — фыркает Дина.

И она права, да. Поэтому я и не играю. В определенный момент мне стало не нравиться «чувствовать».

— И что случилось? — бормочет неловко Ася.

— Я была в него влюблена до одури, — смотрит мне в глаза Дина. — Мне казалось он — ангел.

Меня сводит от противоречивых чувств. Это ломающая помесь какой-то болезненности, отвращения, сожаления, тоски… И еще дохрена чего!

— Мне было одиннадцать-двенадцать-тринадцать! — рассерженно развожу я руками. — Что ты хотела от меня?!

— Что-то мне нехорошо уже, — достает из рюкзака бутылку воды Ася.

— В общем-то, я ничего не хотела. Я просто хотела… чтобы ты признал мое существование, наверное. Ты даже со мной не здоровался.

— Ты мне не нравилась! Мне вообще нравилась тогда другая, девочка. Старше! И это нормально!

— Да. Это факт. Но я очень много работала над этим и тренировалась, чтобы тебе понравиться. И… я достигла крутого результата. Я попала в сборную. Мне организовали сольное выступление. Это было просто космическое достижение для меня! Все говорили — это претензия на золото! Но я думала только о Дагере…

Пульс мой ускоряется. Я возвращаюсь обратно в те события.

— Да ты бесила меня просто! Я не мог играть, когда ты слушала!

— В общем, в руках у меня было несколько пригласительных для учителей. Но я гордо потащилась к Дагеру, чтобы вручить именно ему. Маленькая дура… — зло и азартно смеется Динка.

— Ты не пришел? — сводит расстроенно брови Ася.

— Я…

Замолкаю.

— Он стоял в компании парней и девочек постарше. Я пригласила его при них. Он с презрением улыбнулся мне и сказал… Как ты сказал?? — щелкает пальцами Дина.

— Я сказал, что… Боюсь, смогу заметить ее на сцене, только если она выкрасит волосы в зеленый цвет.

Пролог

Рафаэль

– Раф, – шепчет брат, толкая меня плечом в плечо. – Царëвы вернулись.

Смотрю в панорамное окно гостиной. Живая изгородь между их домом и нашим едва ли достигает метра. Какая-то суета во дворе, тачки…

– Может, дом продали?

– Неа. Если бы продавали, дед бы его выкупил.

Даниэль прав. Дед бы забрал эту землю, прилегающую к нашим владениям.

Царëвы для меня – это неприятная нервная тахикардия и Динка. Мелкая, тощая, жалкая, бесцветная дурёха. Нас связывает один неприятный секрет. То, что я бы очень не хотел, чтобы выплыло. Мне, правда, стыдно… Чем я становлюсь старше, тем мне хреновее из-за того эпизода.

– Раф, ты чего? Возвращением кузнечика впечатлился? – с сарказмом ухмыляется брат.

Кузнечик, да. Все звали еë потом так…

Нам было по тринадцать, когда мы виделись в последний раз. Брат не знает об этом. Не знает никто. Она промолчала.

– Даниэль, Рафаэль… – задумчиво смотрит результаты наших тестов тьютор.

Мы со старшим братом очень похожи. Хотя разница у нас в три года. Темноглазые. Практически с идентичными чертами лица. И даже одинаковая ухмылка на одну сторону. И, несмотря на то, что дед нам обоим выбрал ангельские имена, мы далеко не ангелы. Скорее – наоборот.

– У вас обоих очень мощное "персоналити". Особенно у тебя Рафаэль. Но это тебе скорее мешает в достижениях. Ты чувствуешь себя особенным и без достижений. Это печально.

– Каждый чувствует себя особенным, – пожимаю я плечами.

– Если ты действительно уникальный – прояви это.

– Зачем? Мне достаточно знать самому.

– Но ты же можешь достигать большего.

– Дайте мне мотивацию! Какой смысл рвать пятую точку, чтобы кому-то что-то доказать?

– Я дам тебе мотивацию, – скрипучий голос деда сзади.

Судя по интонации, я встрял!

– У меня не было никаких привилегий, я достиг всего сам, поднявшись из нищеты. И думал, буду ступенью, чтобы мои потомки достигли большего. Но мальчик Рафаэль решил просто лечь на "ступеньку" и любоваться видом?

– Дед! – подскакиваю я, разворачиваясь к нему.

Тьютор тактично оставляет нас, забирая тесты.

– Ты бросил всë, чем занимался, несмотря на то, что достигал успеха играючи. Бальные танцы, шахматы, плавание, скрипку…

– Это становилось скучно, – перебивая, оправдываюсь я.

– Молчи! – беззвучно говорит Дан, качая мне головой.

– А что тебе весело? – ползут вверх брови деда.

Набираю в грудь воздуха, чтобы ответить, но ни один ответ деду не понравится. И я затыкаюсь, ничего не сказав.

– Ну? – требовательно. – Швыряться моими деньгами? Покер-турниры? Тусовки? Игры твои позорные на девочек?

Опускаю взгляд.

– Покер – это интеллектуальная игра, – зажмуриваюсь я.

– Четыреста тысяч ты просадил в покер за прошлый месяц. Вынужден констатировать, что с интеллектом у тебя беда.

– Форс-мажор! В позапрошлом я выиграл двести.

– Не позорься, – скептически смотрит на меня дед.

– Окей, – вздыхаю.

– Никаких больше привилегий. Они тебя испортили. На твоей карте теперь лимит, и я внимательно слежу за успехами.

– Какой лимит? – сглатываю я.

– Очень скромный, Раф, очень. Научись использовать деньги с умом. И я жду свершений. Иначе, зарабатывать на Оксфорд будешь покером.

Да, черт возьми!

– Даниэль, удачи на собеседовании, мой мальчик. Не подведи меня.

Дед уходит. Встречаемся с Даном взглядами. Сегодня он уезжает в Лондон, к родителям. У него собеседование на факультет бизнеса в Оксфорде. Дед готов оплачивать обучение. Он считает это выгодным вложением. Дан – любимчик. Будет ли такая возможность у меня – большой вопрос.

– Дан, пока ты будешь в отъезде, дай мне свои права, – прошу у него.

Восемнадцати мне еще нет, но я прекрасно гоняю с его доками. Гаишники по фотке трехлетней давности нас не различают.

– Держи, – протягивает мне, доставая из заднего кармана. – Не спались только. И, Раф… Не забудь загнать её в химчистку после своих запилов.

Стоя перед зеркалом у входной двери синхронно поправляем галстуки.

Выхожу проводить брата. Через живую изгородь встречаюсь мельком взглядом со светловолосой  девушкой. Мой взгляд залипает. Интересная девочка… Даже не смотря на пирсинг в губе, берцы и комбинезон-милитари, которое я, к слову сказать, терпеть не могу. Яркая, стройная. Ловлю что-то знакомое в разлëте её темных бровей.

Сердце, вдруг, сбиваясь с ритма, мощным толчком швыряет кровь мне в лицо.

– Динка?.. – открываю я ошарашенно рот.

Да ну!

Она. Точно. Глаза ее – светло-голубая радужка обведена темно-синей каймой. Как у змеи. И взгляд… Далеко не восхищенный как раньше. Скорее – наоборот.

– Как жизнь, ангел? – прищуривается она, заносчиво вздергивая подбородок.

– А… нормально, – теряюсь я от неожиданности.

– Хм. Исправим…

Глава 1 – "Травматолог" и ответочка

Дина

Дагер. Я ждала этой встречи. Нет, правда ждала! Это как встреча с детским кошмаром. Чтобы закрыть этот, как его – гештальт!

Кошмаром была моя детская влюбленность в него. И вот… Разглядываю. И – да: хотелось бы чтобы он был некрасив, тощ, прыщав. Долбанулся бы разок головой, и подшаркивал ножкой. Но – нет. Все еще красив, гад. Возмужал, вытянулся, оброс мясцом. Холенный. И все такие же роскошные густые ресницы.

– Как дела, ангел? – поднимаю на него свирепый взгляд.

Рафаэль! О, боже. Мне казалось, имени красивее быть не может.

– Эм… нормально, – растерянно пялится на меня.

– Хм.

Нормально – это плохо. Надо тебе подрихтовать карму.

– Исправим! – дергаю с вызовом бровями.

Я теперь далеко не нежный цветочек, каким была в нашу последнюю встречу. Спорт такое дело – он воспитывает монстров.

Отворачиваясь, иду в дом. Чувствую на спине его взгляд. Не ожидал, да, что я тоже могу вырасти красивой девочкой?

В тринадцать я была убожеством. Очень худая, белобрысая, бледная. Почти не ела. Мой тренер по гимнастике пророчил мне славу. И мама была одержима этой идеей. Я сидела на жёсткой диете сколько себя помню.

На мой тринадцатый день рождения все ели роскошный торт, а я крохотное пирожное из спорт-пита с отвратительным вкусом подсластителя. Как-то так!

Не детство, а сплошные травмы. И теперь я опытный «травматолог».

Хлопаю дверью.

Зачем ты, Боже, даешь столько красоты таким засранцам? Ну зачем?! Учишь нас любить не за внешность? Со мной переборщил, я, кажется, разучилась совсем.

. Две девушки из клининга моют окна. Мама указывает прислуге наманикюренным пальцем на цветы, от которых следует избавиться.

– Орхидеи – это уже not in trend! Уберите.

Стягиваю со стола кусок сыра. Все равно терять уже нечего. Из сборной по художественной гимнастике я вылетела. Как и из школы олимпийского резерва.

Плевать, собственно!

– Дина! – раздраженно. – Уйди из кухни! Сколько можно есть? Желудок! Скоро себя не поднимешь! Посмотри как ты разжирела!

Да, я набрала пять. Это критично. При моем росте в сто шестьдесят семь, я должна весить сорок два. Сорок семь это финиш! Зато теперь у меня есть грудь! Вау.

Тайком прихватываю ещё один кусок. Сыр – это божественно!

На выходе оборачиваюсь, наблюдая за тем, как мама ест сыр сама. Складывая вместе несколько кусков из нарезки своими пухлыми пальцами.

Да-а-а! Ей можно, мне – нет. Я же еë мечта. И должна взять золотую медаль, которую не смогла она. Но ничего не выйдет… Поэтому, закрыв от удовольствия глаза, я ем сыр. Да здравствует грудь!

– Что это? – разглядываю школьную форму, которую развешивает на напольной вешалке девушка-курьер.

– Имиджмейкеры "Швейцарии" разработали несколько новых стильных луков для учащихся. Это новинки. Хотите выбрать сами?

– О, черт! "Швейцария"?! Мам!

Я проучилась там полгода. Потом попала в сборную. Так себе место.

– Не смей ругаться! Ты что – девка из подворотни?! – шипит мама.

– Я не хочу в "Швейцарию".

– Не хотеть, Дина, надо пить на соревнованиях.

– Откуда я могла подумать, что мне подмешают допинг? – от обиды голос мой срывается.

Мама, игнорируя, разворачивается к костюмам.

– Этот… Этот… И этот. Достаточно. Долго ты там не задержишься. Это на время, пока мы не опротестует твою дисквалификацию с соревнований.

Да как её опротестуешь, то??

Ухожу к себе наверх. В комнате душно. Открываю балкон. Волна холодного освежающего ветра бьет в лицо.

Напротив моего балкона, балкон Дагера. Я часто зависала здесь, в надежде увидеть его. Открываю шкаф. Там ящик с моими старыми игрушками. Перебираю их. Надо бы кому-нибудь отдать. Выкинуть мне жалко.

О, рогатка! Выменяла у кого-то из мальчишек. Не знаю зачем. Хотелось попробовать пострелять, наверное. Отыскиваю на дне коробки шестигранный кубик от игры в нарды. И развлекаясь заряжаю его в рогатку.

Натягиваю. Щелкнуть бы им в лоб Дагеру. Посмеиваясь над идеей поднимаю глаза и прицел. Ой.

Мой взгляд встречается с ним. Чуть растерявшись, продолжаю держать прицел натянутым.

– Царëва, не гони! – делает шаг назад Раф. – Ты чего?

Я конечно же не собираюсь стрелять. Но его испуг как бальзам на душу. И я ухмыляясь демонстративно натягиваю резинку сильнее и прицеливаюсь точнее.

– Дина!!! – рявкает снизу мама.

Вздрагиваю и мой палец срывается! Щелчок.

– Оо! Мать твою! – хватается он за скулу.

Черт-черт-черт! Я же не хотела!

– Идиотка отмороженная! Боже! Аааа!

Залетаю в комнату, закрываю дверь на балкон.

Сердце истошно колотится. Я выстрелила человеку в лицо. Ужас какой. Ну ладно – почти человеку. И все же – божья тварь, как никак!

Руки трясутся.

*****

Рафаэль

Поставив руки на зеркало, разглядываю след от метеорита на своей скуле. Ссадина приличная, до самого уха. Отекла и вздулась. Болит адски!

Хорошо, что вскользь. Три сантиметра выше и прямиком в глаз. Что у неё в голове?!

Хочется из принципа вздрючить её судебным иском. Больная…

Обработав рану, заклеиваю бежевым пластырем. Закидываю пару таблеток обезболивающего.

Кручу в руках телефон, палец зависает над номером нашего адвоката. Но что-то не позволяет мне нажать вызов. Вот всегда так… Не могу таким образом решать проблемы с девицами.

Ладно, убогая, живи. Будем считать, что в расчете. Но пару ласковых я тебе скажу, конечно.

Раздраженно сдергиваю пиджак, надеваю черный "худак", капюшон. Решительно иду в сторону их дома. Перехватившись руками за газовую трубу, что идет над изгородью, перепрыгиваю через кусты.

Мышцы вибрирую от адреналина.

Я не любитель драться. Умею. Но терпеть не могу. Драка – это отсутствие аргументов и роспись в своем бессилии. А у меня всегда есть аргументы! Но сейчас хочется всечь в ответ.

Иду по газону, первая поросль весенней травы мнется под кроссовками.

Я нарушаю границы вашей частной собственности? Да! Потому что вы нарушили границы моей целостности.

Останавливаюсь напротив панорамного окна гостиной. Шторы сняты, свет внутри горит. Я словно смотрю в огромный экран телевизора.

Дина в золотистом гимнастическом купальнике, в позе скорпиона. Открыв рот, забываю зачем пришёл. Еë тело изогнуто так, что я машинально наклоняю голову к плечу, чтобы рассмотреть все детали.

Ого… Вау. Вот это да! Разве тело на такое способно?

Меняя стойку, встает на руки, гибкие ноги вырисовывают в воздухе изящные узоры. Толчок, какой-то сложный пируэт и она уже на ногах.

Меня сложно удивить. Моя партнерша по бальным танцам была очень гибкой. Но Кузнечик просто нереальная…

Тренер тянет её, стоящую у стены в шпагат, выворачивая ногу уже, кажется, в обратную сторону.

Дина морщится, хватаясь за связку на бедре. Выкручиваясь из рук тренера, сдергивает полотенце, вытирает лицо.

Тренер, жестикулируя, отчитывает её за что-то. Шлепает небрежно по красивому бедру.

Через стекло встречаемся взглядами с Диной. Оу… В её взгляде – упрямое гневное пламя!

Ну красивая получилась девочка, чего уж. Кто бы мог подумать?

Швыряет полотенцем в мою сторону. Оно влажно шмякается о стекло и, потом, на пол.

Какого черта я пришёл-то? Не полюбоваться же?

Пульсирующая боль, о которой я забыл на мгновение, напоминает – зачем.

"Иди сюда! " – требовательно машу ей пальцами.

Неприличные и выразительный жест в мою сторону. Делает глоток воды, немного выливает на макушку, вода стекает, оставляя темные пятна на купальнике. И, отворачиваясь, снова изгибается в какой-то умопомрачительной инопланетянской позе.

«Очнись!» – даю себе мысленно по щеке.

Что поделать? Я падок на изящество.

Но как-то же надо щелкнуть ей в ответ? Иначе, в следующий раз она выстрелит мне в упор из дробовика.

Настойчиво и раздраженно стучу медным резным молоточком, висящим на двери.  Мама Динки открывает дверь. Не самая приятная дама, надо сказать. Немолодая, грузная, со стеклянным надменным взглядом и вечным недовольством на поплывшем, но отполированном косметикой лице.

– Даниэль? – изображая прохладное удивление путает меня с братом.

– Рафаэль, – поправляю я. – Здравствуйте, Зоя Леонидовна. Можно Дину?

Пытливо водит пальцами по массивному ожерелью на шее.

– Диночка занимается, – ледяная дежурная улыбка словно приклеена.

– Я вижу, но мне срочно.

– Мы не прерываем тренировок, Рафаэль, – категорично, но типа доброжелательно.

– Когда заканчивается её тренировка? – также прохладно и вежливо улыбаюсь я в ответ.

– Сегодня уже поздно, в десять. И… Она рано ложится спать. Что-то, может, передать?

Достаю из кармана пластиковый кубик, которым она мне выстрелила в лицо.

– Да. Она кое-что забыла у меня сегодня в комнате, – мстительно улыбаюсь я. – Передайте.

Отдаю кубик.

У её мамаши фрик-контрол за дочуркой. Раньше Динка бы грандиозно выхватила за любые движи с мальчиками. Надеюсь, ничего не изменилось, Кузнечик!

– Что? – ползут вверх филигранно нарисованные брови Зои Леонидовны. – В какой комнате?!

– В моей, – бросаю взгляд на свои окна. – Рад, что вы вернулись, кстати.

Изображаю голливудскую улыбку со скабрезной ноткой.

– Диночка красавица! – блаженно зажмуриваюсь я. – Привет ей!

Машу Динке пальцами в окно.

Держись от меня подальше, шибанутая. Иначе, я так накручу твою мать, что она тебя в хиджаб упакует и на цепь прикует.

Дверь закрывается перед моим носом. Ух!

– Дина! – рявкает разъярённо Зоя Леонидовна. – А ну-ка иди сюда!

Бинго! Такая вот ответочка, неадекватная! Посиди пару недель "на цепи".

Глава 2 – Алаверды

Дина

Мой ужин – зелёный чай и киви. Одна штука. Уже несколько лет. На завтрак – сто грамм йогурта с чайной ложкой меда. Если кто-то считает, что мы добираем в обед, то сильно ошибается. Яичный белок с огурцом сложно назвать полноценной едой.

Но бывают неплохие дни, когда мне можно немного гречки с грудкой. Не часто. Мой тренер утверждает, что я склонна к полноте. Гораздо чаще бывают хреновые дни, когда на обед мне достается только стакан протеина и таблетка витаминов. Потому что я – "жирная корова!".

Считается, что мы привыкаем голодать. И нам это перестает доставлять дискомфорт. Бред. Есть хочется всегда. Усталость тоже чувствуется всегда.

Официально, рекомендованный нам рацион гораздо шире, но, поверьте мне, внутри системы, никого не волнуют рекомендации. Только результат!

Киви… Ненавижу. Больше чем киви, я ненавижу только маму. По сравнению с ними отдыхает даже Дагер! Хотя он тоже входит в десятку.

Разрезав киви пополам, десертной ложечкой ем кислую мякоть, глядя маме в глаза. Она пьет чай с сыром и хрустящей булкой. Я чувствую запах, сглатываю слюну.

– Тебе не стыдно?

– Он соврал.

Мама бросает взгляд на кубик, лежащий на столе.

– Я его помню. Вот эту трещину. Твой отец играл им в нарды. Это наша вещь.

– Я не была у Дагера.

– Ты жалкая и нелепая, Дина. Что с тобой?? Я в твоем возрасте не позволяла себе так запускать себя! Столько лет работать на результат, и за два месяца всë спустить на нет. Еда и прыщавые подростки? Серьезно? Это важнее "золота"?

У Дагера идеальная кожа, так что это она зря. Да и подростком назвать его можно едва ли. Но речь, конечно, не об этом. Засранец подставил меня…

– Я не хочу возвращаться в гимнастику.

– А что ты еще можешь?! Ты и есть гимнастика. Нигде больше ты уже не выстрелишь.

К несчастью, она права. Я не умею больше ничего. Образование моë было благополучно слито. Через классы скакала я формально. Парочку проскочив вообще экстерном. И только тренировалась.

Немного спасали книги.

– Без гимнастики ты ничтожество. А там… Там ты можешь быть королевой! Лучшей! Ты уже на закате карьеры, а за спиной одно… серебро! – уничижительно.

Попробуй возьми это серебро!

– Я устала.

– Спину давай, – рассерженно цедит мама. – Устала она… Я на тебя всю свою жизнь потратила! Я устала, я! – с надрывом всхлипывает она, доставая из холодильника пластырь. – Гадина… Где ты только еду берешь? Повернись!

Задираю худи, поворачиваюсь к ней спиной. Она наклеивает мне регенерирующий пластырь на позвоночник чуть выше поясницы.

Лишний вес у гимнастки – это всегда травмы. Впрочем, как и его дефицит. Гимнастика – это в принципе травмы.

– Смотреть не могу на тебя! – небрежный толчок кулаком в ягодицу.

– А на себя можешь? – не выдерживаю я. – Вкусная булка?

– У меня гормональный сбой. На нервной почве! – яростно. – А у тебя что?!

А у меня аменорея на фоне дефицита веса. Но ей плевать. Она даже рада, что я дольше буду в форме. Подумаешь, задержка развития. Цель оправдывает средства.

– Пошла вон! Спать!

Наконец-то.

Несёт пластырь обратно. Незаметно кидаю ей в чай таблетку быстрорастворимого снотворного стыренного из еë ванной.

– Спокойной ночи.

– Телефон, – холодно требует  она.

Оставляю на столе. Интернет – это поощрение. А я сегодня наказана за "визит" к Дагеру. По дороге к себе наверх вытягиваю случайную книгу из стеллажа. Мураками…

Спасибо тебе, дизайнер, за подходящую по цвету к нашему интерьеру обложку. Книги заказывались именно так. Падаю на кровать, открываю пролог.

Через двадцать минут слышу звук ключа в замочной скважине. Заперта. Выхожу на балкон. Смотрю в темноту.

За пределами моего маленького гимнастического мирка, я не знаю реальности. Я не понимаю, как там жить. Чем заниматься. Откуда брать деньги.

Изоляция превратила меня в динозавра.

Тренировки, соревнования, мама, еë амбиции, сука-тренер, люто ненавидящие тебя соперницы, культивируемая зависть, голод, боль, усталость, унижения – "ленивая, жирная, кривая, тупая корова, бездарь!".

Всë остальное растворилось с момента моего поступления в "олимпийку".

Люблю ли я гимнастику? Еë не любит никто из тех, кто вкусил среду. Когда знаешь цену и изнанку этой эстетике.

Не люблю Но, увы, у меня кроме неё ничего больше нет.

Хватит! Переодеваюсь в черное.

Нужно попробовать выйти из моего мирка. И мой переезд обратно домой – это шанс. Дверь заперта – ерунда. Более цепкую обезьянку, чем я сложно найти. Я почти что ниндзя!

Открываю свою шкатулку, там парочка драгоценностей и отцовские Ролексы. Забираю их. Мне кажется, их проще продать.

Зашнуровываю кроссовки, надеваю капюшон. Спускаюсь по балкону вниз. На улице моросит. Пальцы соскальзывают с балюстрады. Повисаю на одной руке. Оттолкнувшись, прыгаю на газон. Свет в гостиной горит. Мама уснула прямо на диване перед плазмой.

Оглядываю дом. Это дом отца. Он давно бросил нас. Много лет живёт где-то на Бали. Мы не общаемся. Но сумму на мое содержание отправляет исправно и ждет от мамы отчеты, что они идут на меня. Я даже не знаю сколько там. Карманных денег у меня нет. Это бы отняло мамину власть надо мной. А значит, исключено.

Магнитного ключа от ворот у меня нет тоже. Забор у нас монолитный и высокий. Даже если я выберусь, обратно уже не попаду.

Но Марк Давидович Дагер, дед Рафаэля, не теряет надежды выкупить наш дом, поэтому не возводит забор между нами. А у мамы на это, просто-напросто, нет лишних денег и такой потребности.

Тенью протискиваюсь через густую живую изгородь.

Запинаюсь о груду каких-то баллончиков. Они с жестяным звоном рассыпаются, под ногами.

Черт!

Присаживаюсь. У Дагеров охрана. Не спалиться бы. Поднимаю баллончик – "фасадный декор».

Охранник на воротах – это минус. Но есть и плюс – у них удобный забор со шпилями-пиками наверху. Есть за что уцепиться. И если быть аккуратной, то и не напороться на них.

Бросаю мстительный взгляд на балкон Рафаэля. Подставил, оставив меня без телефона. Прячусь в тень, наблюдая как он выходит из дома. Поднимает лицо, ловя ладонью мелкие капельки мороси. Надевает капюшон и уходит в гараж.

Поднимаю глаза. Балкон приоткрыт. Была я у тебя, значит, да?

***

Рафаэль

Уже к утру возвращаюсь домой. Открыв с пульта одну из трёх штор в гараже тихо заезжаю внутрь. Кидаю сонному охраннику ключи.

– Лех, протри её немного, чтобы без палева.

– Да она в грязи вся!

– Да? – отклоняюсь, оглядывая тачку.

Низ и правда весь уляпан.

– Выгони тогда машину деда на улицу, чтобы он в гараж не заходил. А как уедет, эту на мойку.

Вкладываю в его нагрудный карман купюру. Это за то, что покрывает меня.

– Сделаем! – с энтузиазмом.

Дед меня распнëт, если узнаёт, что я катаюсь с правами брата.

Смотрю на часы. Он очень рано встает. Через час примерно будет на ногах. Тихо поднимаюсь по лестнице, захожу в комнату. Балконная дверь нараспашку, холодно, жуть. Я же совсем немного приоткрыл. Закрываю её, щелкаю рубильником, включая свет.

Подхожу к зеркальному шкафу, синяк фиолетовым ореолом выплыл за пределы пластыря. Овал лица немного деформировался от отека. Боль стала тупее, но распространилась на пол лица.

Проснется Серафима, попрошу какое-нибудь её чудодейственное средство.

Взгляд мой неожиданно ловит что-то непривычное. Я не сразу понимаю – что. Перевожу его на отражение моей дизайнерской стены со встроенной туда объёмной скульптурой скрипки.

Подумав, что наглючило, зажмуриваюсь. Распахиваю глаза, оборачиваюсь. Вдоль всей стены за кроватью, прямо поверх скульптуры: " А здесь была я! Правда?"

В моих ушах начинает звенеть. Не веря своим глазам, подхожу ближе, веду пальцами по гипсу, впитавшему темно-фиолетовую краску.

"Правда? " Немного не вошла. Поэтому буква "а" и вопросительный знак ярчат на бежевой шторе.  А буква "д" на охренительно дорогом футляре моей скрипки, которая стоит в углу, на постаменте. Футляр был открыт. Но вандалка, судя по всему, не рискнула оставить росчерк на самом инструменте и закрыла его, перед тем как оставить автограф.

Шокированно и тупо ещё раз читаю фиолетовую надпись. В цвет синяку выбирала, зараза? Как она сюда попала?! Балкон…

В бешенстве пинаю футбольный мяч, выкатившийся из под кровати. И немного неудачно мажу, попадая не в центр, а ниже. Закручиваясь, он подлетает выше. Отбивается от лепнины на стене, меняя ещё сильнее траекторию.

– Черт! – выставляю локоть, чтобы защитить лицо.

Но мой же кулак от удара мяча по руке, прилетает мне ровнëхонько по ссадине.

– Аааа!!!! – в глазах вспышка, закрываю ладонями лицо. – Царëва!

Конец тебе… Вот теперь – бойся!

В ярости швыряю на пол сорванную куртку. В крутышку решила поиграть? Я тебе поиграю.

Подгоняемый болью слетаю с лестницы вниз, чуть не сбив с ног только что проснувшуюся Серафиму.

– Рафи! – хватается она за сердце. – Что случилось, мой мальчик??

Натягиваю шизанутую дикую улыбку во все тридцать два.

– Взбодрился немного с утра! Все хорошо.

Перемахиваю снова через изгородь, на их участок. Разбегаюсь и, на адреналине, прыгаю вверх, хватаясь за балюстрады её балкона. Подтягиваюсь. Ладони скользят. Но во мне сейчас столько дури, что это меня не остановит. Минута мучений, и я наверху. Тихо открываю балкон.

Та же ошибка, Кузнечик!

Теперь и я, и ты будем свои балконы закрывать.

Чудовище спит, сладко свернувшись под одеялом. Голые точеные плечики притягивают взгляд.

И – да: когда я рвался сюда, мне хотелось вмазать ей как следует чем-нибудь убойным по симпатичной мордахе. Но это не мои методы. Слишком грубо. Да и невыносимая боль, уже не рвет нервы. Отпускает. Эта эмоция замещается другой. Я вспоминаю еë "скорпиона"…

С девочками кулаками не воюют. Тем более с такими конфетными. Я нагну тебя изящнее, Царëва!

Сдергиваю худак, снимаю кроссовки. Расстегиваю рубашку. И медленно… очень аккуратно… чтобы не разбудить, ложусь с ней рядом.

Ерзает. Я замираю, позволяя ей опять уснуть поглубже. И когда она начинает ровно сопеть, с мстительным кайфом обнимаю и закрываю глаза. Пахнет чудовище чудесно! И даже проведенная в приятной компании ночь никак не влияет на реакции моего тела на этот запах.

Включаю телефон. Поправляю прядь с еë лица. Беззвучно делаю несколько снимков нас в обнимочку. Прячу телефон в карман. Нет, это не весь нагиб.

На её тумбочке будильник. Перевожу его на три часа позже. И, закрыв глаза, расслабляюсь. Меня быстро вырубает после бессонной ночи.

Но так же быстро и врубает обратно от вопля её маман:

– Дина!!!

Мы подлетаем на кровати как от сирены.

Динка в шоке прижимает к себе одеяло, хлопая на меня глазами. Переводит взгляд на стоящую в дверях мать. Лицо той так наливается кровью, что по цвету уже близко к фиолетовому.

Такое вот алаверды, Царëва.

– Пожалуй, мне пора!

С кайфом впечатываюсь губами в щеку ошарашенной Динки. И, подхватив свои вещи, сваливаю мимо маман, по лестнице вниз.

Наверху армагедон!

Два-один, чудовище. Тормози. Со мной игры плохи!

***

Дина

Моя щека горит от пощёчины, в глазах искры. Во рту привкус крови. Пока мать орëт, трясущимися руками натягиваю одежду. Меня срывает на истерику от произошедшего и её воплей.

– Ааа!!! – рявкаю ей в лицо.

Сбегаю вниз по лестнице и, хватая кочергу от камина, крушу к чертям стену с моими кубками и медалями.

– Что ты делаешь?! – вопит она, застывая на лестнице.

– Ненавижу! Ненавижу!!! – раскрутившись, швыряю кочергу.

– Истеричка!

– Отдай мне мои деньги! Вот это, – поднимаю я с пола серебряную медаль и швыряю ей в ноги, – премия четыре миллиона вместе со спонсорскими, а вот эта, – швыряю ещё одну, – три с половиной. Отдай мои деньги, я хочу отсюда уйти!

– Деньги тебе отдать?! – смеется в ярости мать. – А ты знаешь сколько стоит делать из тебя, бездарщины, чемпионку?! Твои деньги все вложены! В тебя!

– Это неправда!

Размазываю по щекам слезы.

Мама хватает с камина кожаную папку. Вырывает оттуда бумаги.

– Ты знаешь, что это, моя дорогая? – трясет ими в воздухе. – Это извещение твоего неприкаянного папеньки о том, что как только тебе исполнится восемнадцать, он прекращает выплачивать те копейки, что шлет и продает Дагерам этот дом! Ты задумывалась откуда на это все деньги? На твоего тренера, школы твои, поездки, врачей мастер-классы в Лондоне, Праге, Токио?! Хоть приблизительно представляешь цену всему этому?!

Нет. Я не представляю.

– От тебя же не требуется ничего, кроме результатов! Мы скоро останемся на улице! А впереди у тебя – шанс взять золото и щедрую премию! И где ты будешь завтра, если не сделаешь этого, а?!

Шокированно смотрю на шелестящие бумаги. Я столько лет впахивала и, в результате, у меня ничего нет? Зачем тогда?…

– Ты будешь на улице! Нищей, никчёмной, никому не нужной!

– Где мои деньги?… – хватаясь за горло шепчу я.

– Их нет! Они все потрачены! Надо пахать, дорогая моя! – язвительно. – До восемнадцати у тебя только один шанс. Давай! Хватит жрать! Хватит таскаться! Работай!

Швыряет бумаги мне в лицо. Закрывая глаза, чувствую как они шоркаются по моей коже.

– Белла Арнольдовна будет приезжать к тебе в школу после уроков, – тон становится спокойный и холодный. – Вам выделят зал для тренировок. Надеюсь, у тебя хватит мозгов в твоей крошечной милой головке расставить приоритеты ПРАВИЛЬНО! – рявкает она напоследок.

Поправляет манерно прическу.

Обессиленно сдергиваю с дивана плед, выхожу на улицу. Накинув на плечи, ухожу на задний двор. Там пожарная стальная лестница. Поднявшись на пролëт, укутываюсь и сажусь. Прижимаюсь горящей щекой к перилам.

Завтра мама уедет на неделю решать вопросы с моей дисквалификацией. Она мой агент до совершеннолетия. А я отправляюсь в интернат, пока она решает все эти вопросы.

– Доброе утро!

Поднимаю заплаканные глаза. Дед Дагера в длинном халате с кружкой в руке.

– Здравствуйте, Марк Давидович.

– Не сидели бы Вы, юная барышня, на холодном. Вам еще детей рожать.

– Мне, Марк Давидович, это непринципиально. Боюсь, материнство мне не грозит, – зачем-то откровенничаю я.

Марк Давидович приятный старичок.

– Глупости. Бог даст, дети будут.

– Бог мне уже дал маму, – куксюсь я.

– А что это у Вас, Диночка, с лицом? – приглядывается тревожно внимательнее.

– Что? – смущаюсь.

Отводит взгляд, поджимая губы. Тут же догадываюсь – что у меня с лицом.

– Ерунда! –улыбаюсь я. – Это карма. Нечаянно разбила лицо одному человеку. Вселенная шмякнула мне в ответ.

Мы неловко молчим.

– Марк Давидович, а Вы покупаете наш дом? – решаюсь я на вопрос, мама могла и соврать.

Пожимает плечами.

– Я уже купил его, деточка. Но еще некоторое время он будет в аренде у вас. Только пусть это будет нашим с тобой секретом. Этот дом – подарок для одного из моих внуков.

– Ясно… Конечно.

– Хорошего дня, Дина.

– И Вам, Марк Давидович, – выдавливаю из себя улыбку.

Мой дом будет принадлежать ангельскому подонку? Его рейтинг в списке моих антипатий неумолимо растет.

– Дина! – слышу крик мамы. – Белла Арнольдовна приехала. Где ты прячешься, негодяйка?!

С отвращением в душе бреду домой.

Глава 3 – Фея с топором

Рафаэль

– Как же ты красив, мой мальчик, – Серафима гладит меня по волосам. – Копия своего деда.

Они знают друг друга с детства. Но Серафима – второй его поздний брак. Основанный скорее на чувстве глубокого родства и уважения, чем на любви или страсти. Они знают друг друга с детства.

Хмурясь, не свожу взгляда с дома Динки. Я хотел, вообще-то, поговорить перед своим отъездом в школу. Чтобы раз и навсегда выяснить отношения.

Эмоции и бешенство отпустили. И по непонятной причине внутри свербит и ноет. Маман, конечно, у неё долбанутая. Так орать…

У нас в доме хамство неприемлемо ни в каком виде. И даже любые нагибы, независимо от их жёсткости, делаются вежливо и с уважением.

– Не будь жесток с девочками, прошу тебя.

Закатываю глаза. Сейчас такие девочки… И одна из них как раз выходит из дома. В форме "Швейцарии"! Я давлюсь кофе, от не вовремя сделанного вдоха, оно идет носом.

Да, фу… Прокашливаюсь, пачкая белоснежную рубашку. Отряхиваю капли с лацкана.

– Боже мой! Рафи…

Вытирая салфеткой лицо, иду переодеваться.

– Фима, что случилось? – слышу снизу голос деда.

Царëва случилась, мать еë!

Переодевшись, застёгиваю на ходу пуговицы, сбегая по лестнице, вылетаю во двор. Она стоит у машины с рюкзаком на спине.

– Царëва! – рявкаю я, подбегая к живой изгороди. – Стой. Я правильно понимаю твой прикид?

Не поворачиваясь, смотрит перед собой. Я – на её профиль. Подбородок также неумолимо вздернут. В кисти ритмично сжимает эспандер.

– Дина!

– К черту, Дагер, это налево.

– Короче, Царëва. У меня к тебе есть пара месседжей. Восприми адекватно оба.

Затягиваю расслабленный галстук.

– Первое: "тогда" я повëл себя по-ублюдски. Я, черт возьми, прошу прощения! Второе: я всë такой же ублюдок, Дина. Даже хуже. Не нарывайся.

– Направо – тоже к черту, Дагер.

– Окей, тогда смотри сюда, – достаю телефон. – У нас с тобой теперь есть откровенные семейные фото.

Дина наконец-то поворачивается, заправляя прядь волос за ухо. И мой запал мгновенно исчезает. Растерянно смотрю на её лицо.

– Ну, показывай, что там? – делает шаг в моем направлении.

На еë щеке синяк. Он замазан корректором и сверху нанесены бронзовые румяна, но утреннее солнце светит так, что это не спасает. Под скулой, у уха очевидные отпечатки пощечины.

Это как же надо было вмазать, чтобы остался такой след? Замечает направление моего взгляда. Лицо еë вздрагивает. Поспешно выправляет прядь, пряча отпечаток.

Из-за меня, что ли?! Дичь…

– Ну? – дергает бровью.

– Ладно, всë, иди к черту, Царëва. Просто отколись от меня.

Отвожу взгляд от еë лица. Не готов я что-то, чтобы из-за меня девочкам лица разбивали.

Её мамаша выходит из дома. Я быстро ретируюсь к машине, сажусь на заднее сиденье.

Лицо моë горит так, словно это я ударил Динку. Она, безусловно, сучка и беспредельщица, но это перебор. Стрëмно то как вышло…

Ладно. Я не мог знать, что у неë настолько щелкнутая маман. Но она то знала, зачем нарываться?

Их машина уезжает первая. С гадким ощущением вины еду до школы.

В "Швейцарии" ей тоже мало не покажется с таким характером. Местные хищницы будут еë жрать, приправив перцем. У нас власть за мажорами, а это не про Динку.

Заезжаем под арку КПП школы. Охрана внимательно смотрит пропуск на лобовом и номер машины. У нас здесь фрик-контрол за безопасностью детей. Но только от внешних опасностей. Психику тут можно поранить знатно! К счастью, это не про меня.

Понедельник. Детки спешат… До первого урока минут десять. Опаздывать нельзя. Система наказаний в школе продумана до мелочей. Но с нами иначе нельзя. Борзеем мы быстро и неумолимо.

– Спасибо, хорошего дня, – благодарю водителя.

Дед с детства учит, что с персоналом нужно быть максимально вежливыми. В целом, я согласен. Атмосферу задает тот, кто стоит выше по статусу. И если он любит аристократическую атмосферу, он должен её транслировать. Я – люблю.

– Хорошего дня, Рафаэль.

Я уже практически опоздал. Поэтому, не заходя в общагу, спешу в учебный корпус. Подсчитываю на автомате возраст Динки. Сколько ей было тогда точно? Главное, чтобы не в мой класс!

Но… В мой!

Тихо выругиваюсь. Ещё мне не хватало!

Прямо передо мной, Дина заходит на литературу вместе с Аллой, нашим воспитателем. Пока они беседуют с преподавателем, я оглядываю класс. Свободное место у нас только одно – рядом с Галой. Гала – капитан команды чирлидинга. Староста класса. Еë отец – партнëр моего деда, и хозяин жирного бизнеса. Сейчас будет какой-нибудь выпад!

Мне искренне жаль тебя, Кузнечик.

– Дина Царëва будет учиться с вами, ребята, до конца года. Прошу проявить дружелюбие и заботу.

– А Царëва – это из царской семьи? Или бутафория?

– А корона где?

– Ага, А то у нас сбивающая лопата в углу застоялась.

– Ой, у меня бумажная есть. Будет как раз к лицу.

Злые шуточки негромко летят со всех сторон. Щеки Дины расцветают румянцем. Ну, как-то так у нас, Кузнечик, шла бы ты в обычную школу, а?

– Садись на свободное место, все будет хорошо, – прохладно улыбается преподаватель, – я принесу для тебя рабочую тетрадь.

Предупреждающе оглядывает класс.

– Штрафы будут щедрые! Ведите себя прилично.

Выходит.

Дина идет к третьей парте, где сидит Гала.

– В проходе посидишь! – толкает пустой стул ногой Гала.

Он выкатывается между столами в проход.

– Да, легко! – неожиданно режет Динка.

И, хватаясь за край стола Галы, выдергивает его в проход. Отбивая колени шокированной Галы. Стул ее от удара закручивается вокруг своей оси.

Ого! Челюсть моя падает…

В полной тишине садится за сдвинутую в проход парту.

– Любите ли вы буллинг, как люблю его я? – улыбается зло, заглядывая в лица нашим. – Вряд ли…

Кузнечик, нда?…

***

Рафаэль

Последний урок – художественная культура. Под конец Лев Алексеевич добирается до Царëвой.

– Дина, вы любите живопись? Может быть, какие-то стили?

– Я, скорее, уважаю живопись – это огромный труд и талант. В стилях разбираюсь плохо. Но… люблю некоторые картины.

– Мне нравится Ваш ответ. Обычно, предпочтения в живописи могут очень много рассказать о человеке. Расскажите мне немного о Вас.

Дина задумчиво замолкает.

– «Мишка на севере»! – негромко подкалывает кто-то.

– «Опять двойка»! – еще кто-то.

– "Роза в пустыне", – наконец отмирает Дина.

– Ммм! Дали? Интересно! – кивает Лев Алексеевич.

– Скорее – трендово, – фыркает Гала. – Спроси любую простушку – кто из художников ей интересен, она назовет Дали. Чтобы показаться глубже и интересней, чем есть. И это работает. Вот даже Вы, Лев Алексеевич, тут же воскликнули – "интересно".

– Гала, вся хитрость, к счастью, в интерпретации художественного посыла живописца, – вежливо улыбается ей он. – Что Вы видите в ней, Дина?

– Все знают символику "Розы в пустыне"! – закатывает глаза Гала. – Солнце заменено земным объектом – розой. Роза – символ любви. То есть неземная любовь, заменяется земной. Поклонение женской красоте…

– Я очень рад, – перебивает еë он демонстративно, – что мои ученики знают символику "Розы", значит, я не бездарный учитель. Но мне интересно, что скажет Дина. Еë учил не я. Дина?…

– Вопрос: "что хотел сказать автор"? – уточняет она. – Если – да, то я думаю, что он не хотел сказать ничего подобного. Он был вдохновлен какой-то эмоцией и изобразил свою эмоцию. А интерпретации придумали критики, которые не могут довольствоваться эмоцией, получаемой от картины.

– Какова же эмоция?

– Слишком личная, чтобы еë разделять с теми, кто ищет логику.

– Принимается. Тогда маленькое задание. "Подари" любую картину, любому из присутствующих.

– А, это легко! – отыскивает меня взглядом. – "Музыкальный ад" Босха – Дагеру, а вот фрагмент с флейтой – отдельно этой милой барышне, – стреляет взглядом на Галу. – От всей души!

Глаза Льва Алексеевича увеличиваются, взгляд застывает. Класс, включая меня, замолкнув, пытается, откопать в памяти Босха. Мне удаётся это быстро, дед любит живопись.

Фыркая от смеха, поджимаю губы.

Раньше она всегда выходила на балкон, стоило мне взять скрипку. Тогда это раздражало меня.

– Дина, ты мелкая лицемерка, – скомкав лист бумаги кидаю в неё, – тебе же нравилось, как я играю!

– Ты скрипел, Дагер, а не играл. Под твои потуги я всегда вспоминала Босха.

За спиной смешки над "фрагментом с флейтой" и активные обсуждения. Все лезут в телефоны.

 "С флейтой"… Я помню этот фрагмент! Ложусь лицом на парту, чтобы не ржать в голос. Но сзади уже начинают хрюкать от смеха.

Лев Алексеевич не дышит.

– Вы не любите Босха? – невинно хлопает ресницами эта придурошная на учителя. – Мне кажется, он очень символичен.

– Ну почему же. Босх…

– Какая ещё "Флейта"? – оборачивается Гала к сидящим сзади.

Ей показывают на айфонах фрагмент. Звенит звонок. Класс начинает ржать в полную громкость.

– Дина, задержитесь на минуту, – просит Лев Алексеевич.

– Дагер, это любовь! – стебут меня парни. – Нотная грамота на заднице – это намëк!

– Обожаю Босха! – смеюсь я вместе с ними. – Жаль, что самый эффектный фрагмент достался не мне!

Прохожу мимо учительского стола.

– За знание Босха – пять, за акцент на скабрезностях – штраф, – прохладно улыбается Динке Лев Алексеевич.

– Справедливо! – приседает она в легком реверансе. – И спасибо за урок, было очень интересно.

– Откуда столь детальные познания?

– У меня есть большая художественная энциклопедия, в детстве я обожала рассматривать картины. Босх меня шокировал, пугал, но притягивал. Как и Дали.

Они говорят, я прохожу мимо. Едва сдерживаясь, чтобы никак не зацепить еë. "Музыкальный ад"… Я тебе устрою ад, если ты не успокоишься, Царëва.

Но… смешно. Этого не отнять.

Толпа движется к переходу, по направлению к столовой. Оглядываюсь, Дина останавливается у танцевального класса.

– Дагер, – обходят меня с обеих сторон парни.

– Давай уже, возвращайся в чат, мы всë тебе простим. Скучно без тебя.

– Тем более посмотри какая жертва нескучная!

– Надо её сделать!

– Давай, ну?

– Где твой охотничий инстинкт?

– Слабо уложить Царëву?!

– Мы хотим посмотреть!

Да, с Царëвой поиграть было бы нескучно, это факт.

– Нет, пацаны, я наигрался. Давайте сами! Если потянете, конечно.

В столовой мой взгляд ищет Царëву, независимо от моей воли. Потому что столовая – это тоже арена. И здесь тоже проходят свои битвы. И Кузнечик нарвется, это к бабке не ходи. Мне любопытно посмотреть как она отожгëт. Но еë нет…

Я – за столом с кикерами. Как-то так вышло, что когда я вышел из игр на девочек, испортив отношения с "Золотыми", отношения с " Кикерами" сами собой наладились.

– Кого высматриваешь, Раф? – следит за моим взглядом Кислицын.

– Показалось тебе.

Откровенничать про Царёву хочется не особо. Но когда выхожу из столовой, зачем-то заглядываю в зал с Фитнес-меню. Там Гала и Тина, вечно следящие за каждым лишним граммом, но Динки нет. Да и черт с ней! Нет и отлично.

– Раф! – поднимается Тина, машет мне. – Подожди…

Девочки догоняют меня.

– Татьяна Борисовна, – это наш учитель по танцам, – сегодня в классе. Я хочу с тобой на выпускной бал. Попроси еë взять нас в программу. Марика же всë равно ушла из школы, ты теперь без пары.

Тина учится в параллельном. И, в целом, неплохо танцует. Но, далеко не лучшая. Но, с другой стороны, "лучшая", уже "припаркована" так, что не подвигаешь. Агния…

– Хм… Я подумаю, окей, Тина? – уклончиво обещаю я.

– Дагер! – закатывает Гала глаза. – Ну а с кем еще-то? Ты довыделываешься, попадешь в пару с овцой этой новенькой.

– Она не овца, Гала, разве ты еще не поняла? Овцы не фанатеют от ада Босха. Динка – аллигатор!

– Тогда у меня будет ремень из крокодиловой кожи, – заносчиво ухмыляется она. – И всего лишь.

– Ага, и флейта! – не могу сдержаться я.

Взгляд Галы сатанеет.

Смываюсь, пока шутка не переросла в конфликт.

***

Дина

Делая стойку на руках, медленно изгибаюсь в «складку». Но вес непривычный, и равновесие не ловится. Падаю на подкосившиеся руки, подбородок бьется об деревянный пол. Слегка прикусываю язык. Рот наполняется кровью.

Дотягиваюсь до полотенца сплевываю кровь.

Белла Арнольдовна недовольно меняет шагами зал, не сводя с меня глаз.

– Отожрала задницу, удержать себя не можешь? Еine neue! Давай!

Опять встаю на руки. Медленно изгибаюсь. Черт возьми!

Снова лечу, шмякаясь лицом об пол. В этот раз успеваю повернуть лицо, так, чтобы упасть на щеку. На щеку почти не больно.

– Noch!

Поднимаюсь снова.

Мне кажется она намеренно "бьет" меня лицом об пол, чтобы наказать за лишний вес.

Но мне плевать, сегодня у меня маленький "женский" праздник. "Они" начались. Ела я не зря!

– Шевелись.

В этот раз мне с трудом, но удаётся удержать равновесие в "складке".

Я, пытаюсь договориться со своим телом, что нужно привыкнуть к измененному центру тяжести. Вес – не проблема! Я легко могу его держать. Проблема – непривычная точка равновесия.

– Продольный шпагат.

Развожу ноги.

– Прогиб… Сильнее… Тяни ступни к полу… Держи "складку".

Пошатнувшись опять улетаю. Лежу на спине, смотрю в потолок.

Зачем я это вообще делаю? Медали мне теперь не видать. Наверное, всё-таки, по инерции. В душе живет с раннего детства привитый ужас перед тем, что можно вылететь из струи. Он подгоняет, заставляет терпеть, стараться, слушаться.

«Столько вложено! Сил, денег, здоровья, времени! Всё впустую?! Столько людей вложили в тебя свои силы! Нельзя подвести! Нельзя останавливаться! Только вперед! Посмотри – все могут, ты что – хуже всех?!»

Это музыкальное сопровождение живет своей жизнью в моей голове, меняя только голоса. Но чем дальше, тем менее чувствительной к нему я становлюсь.

Дотягиваюсь до полотенца. Переворачиваясь, снова сплевываю кровь. Язык пульсирует от боли.

– На "шведку", – командует она. – Тянись еще. Как Буратино деревянная.

Ставя ногу повыше на шведскую стенку, обнимаю её, и прижимаюсь корпусом.

Белла тянет опорную назад.

– Ну! – больно шлëпает по бедру. – «Провис» где?

Морщусь, провисая в шпагате ниже.

– Иди умойся, в крови лицо. И стойку для растяжки прикати.

Иду в другой конец длинного класса. Там местный учитель танцев – Татьяна Борисовна и Дагер с очень красивой девушкой. Её идеальные белоснежные волосы, как водопад из молока. Лицо как у дорогой фарфоровой куколки. Очень нежное и красивое.

Давно они здесь?

Дагер с ужасом морщится, глядя на меня.

Да, твоя барышня красивее, признаю. Но уж не надо мне тут переигрывать! Я тоже ничего и точно не стою этой гримасы отвращения.

Раковина рядом с ними, у входа в женскую раздевалку.

Татьяна Борисовна тихо прокручивает им треки.

– Вальс, румба… и каждая пара из тех, что будут в программе – готовит сольник.

Умываюсь, вполуха слушая их разговор.

– Сколько будет пар? – интересуется куколка Дагера.

– Не могу сказать. Предварительно по смотрам прошли десять. Но это много, я сокращу до семи, оставлю лучших. Дина, а Вы не танцуете бальные? – переводит на меня взгляд Татьяна, Борисовна.

– Возможности научиться, к сожалению, не было, – промакиваю бумажным полотенцем мокрое лицо.

– Очень жаль. Двигаетесь Вы потрясающе. Я бы с Вами с удовольствием поработала.

– Благодарю! Но у меня шестичасовые тренировки, – развожу руками.

Татьяна Борисовна тоже строгая, но очень приятная.

Ставит один из треков для парочки. Я наливаю из кулера воду в пластиковый стаканчик.

– А кроме гимнастики чем-то занимались ещё?

– Шахматами, ага… – пренебрежительно язвит блондинка. – Хорошо хоть разговаривает. Так головой об пол биться!

– Тина! – одергивает её Татьяна Борисовна. – Прекрати. Послушайте лучше трек.

Татьяна Борисовна уходит к себе.

– Это ты сейчас намекнула, что я тупая? – делаю глоток воды.

– Я тебе прямо сказала.

Высокая, под метр восемьдесят, выше меня почти на голову на своих каблуках. Совсем уже взрослая, с формами.

– Тина, беги! – изображает фейспалм Дагер.

Делаю ещё один глоток, и, глядя ей в глаза, делаю шаг ближе. Я не тупая. Кукла ошиблась.

– Чего пялишься?! – издевательски фыркает она. – Драться кинешься? Как тебя звали-то? Кузнечик?…

– Гимнастки не дерутся. Никогда. Мы ж все феи!…– оскаливаюсь ей в лицо.

Меняет позу, подаваясь назад. И пытается демонстративно опереться локтем на гимнастическую стойку на колëсиках. Резко толкаю стойку ступней в сторону.

– … с топорами, правда.

Потеряв равновесие, кукла нелепо переступает с ноги на ногу, спотыкается об свою туфлю, путается в волосах и…

Дагер подхватывает её уже у пола.

– А я предупреждал, Тина.

Поднимает её на ноги.

Пытаясь выбраться из копны своих растрëпанных теперь волос, его девчонка свирепо зыркает на меня.

– С телесным интеллектом не очень у тебя, кукла! – изрекаю я доброжелательно улыбаясь. –  Надеюсь, другие повыше. Работай над собой.

Гордо иду мимо них, обратно к Белле, проигрывая пальцами по воздуху все ритмичные точки их трека.

Качу второй рукой стойку.

И просто, чтобы повыпендриваться, разбегаюсь и делаю сложное сальто, идеально приземляясь.

Да, у меня нет такой роскошной внешности. Зато я умею вот так!

– Ну вот, можешь же! – шипит Белла.

Ловлю в зеркале взгляд Дагера. Продолжая выделываться, перехожу в стойку на руки, рисую не сильно сложные, но эффектные пируэты ногами. Вращение на руке. Изгибаюсь в "скорпиона". Перекат на живот, зажмуриваясь изгибаюсь в "коробочку". Надо признаться, задница ощутимо мешает и связки просто трещат. Больно. Но ошалевший взгляд Дагера это компенсирует. Так тебе… Восхищайся, засранец! Твоя заносчивая кукла просто полено рядом со мной.

– Хватит! – гавкает Белла.

Её в последнюю очередь интересует эстетика. На эстетике медалей не взять. Нужен эксклюзив – сложные опасные трюки.

– Тянись в "складку".

Ой, фу… ненавижу. Спина болит.

Зал набивается ещё другими парами. Моë лицо начинает гореть. Я чувствую, как меня обсуждают, рассматривают.

Мне все равно. Годами я тренировалась в одном зале с ненавидящими меня конкурентками. Надо просто делать лучше их! Делать идеально! И я делаю… Белла ставит мне трюки и переход из одного в другой.

Падаю из очередной стойки, когда слышу голос Аллы. Она здоровается и знакомится с Беллой.

– Дело в том, что Дина не была на обеде.

– Ей не нужен обед, у Дины свой рацион.

– Ну, подождите, у нас есть витаминно-минеральное фитнес-меню с минимальной калорийностью. На нём невозможно набрать.

– Алла Михайловна,у гимнасток другой метаболизм. Я сама разберусь с её питанием. Родители же предупреждали администрацию на этот счет.

Они отходят подальше, я, ожидая пока закончат спор, тянусь в "лягушке".

Желудок урчит от разговоров про еду.

Пока Белла говорит с администрацией по телефону, ко мне подходит Алла. Я вижу её красивые туфли. Присаживается.

– Дина, – тихо. – Ты не против, если я тебя запишу на развернутые анализы крови. И консультацию к хорошему врачу?

– Почему Вы предлагаете?

– Твоя мама не предоставила твою мед.карту. А школа не приветствует голодовки, – бросает взгляд на Беллу. – Мы несем за тебя юридическую ответственность.

– Я – за, – встаю я на колени, тоже бросаю взгляд на Беллу. – Но разве не нужно мамино согласие? Я наблюдаюсь у спортивного врача. И думаю, мама будет против, чтобы кто-то вмешивался.

– На время, пока ты в школе вопросы мед обслуживания и оказания помощи решаем мы. Твоя, мама подписала документы. Если ты хочешь, конечно.

– Хочу! Только Белле не говорите!

Алла кивает и уходит. Валяюсь на досках, смотрю в потолок. В зале уже пусто, бальники разошлись.

– Дина, откатай переходы. Ужин…

Ставит рядом со мной маленький пакетик. Я знаю, что там. Мои ненаглядные киви и протеиновые таблетки.

– Мне срочно нужно уехать. Завтра после уроков приеду.

– Аха…

Достаю ключ из рюкзака. Четырнадцатая комната, значит. Где там мои топоры?…

Глава 4 – Охота началась

Рафаэль

На моей стене интерактивная панель с играми. Мне разрешили установить ее только из-за шахмат. Она подключена к интернету, я люблю играть с живыми соперниками.

До отбоя минут ещё двадцать, потом интернет вырубят. Веду пальцем по панели, делая, очередной ход.

– "Лошадью ходи!" – подкалывает Кислицын.

– Тихо!

Я играю всегда на время. У меня высокий рейтинг.

– У Яны новенькая в комнате, – заходит Макс.

Вся схема в моей голове мгновенно сбивается. Так и "держу" фигуру, прижимая палец к поверхности панели. Куда я хотел её поставить?

Максовская Янка в четырнадцатой комнате, и Гала тоже там…

Сигнал на панели пикает, напоминая, что я так и не сделал ход. По времени и так проигрывал. Сливаю партию. Рейтинг мой падает. Вырубаю экран.

– Царëва? – уточняю я. – К нам в класс сегодня пришла. Соседи наши.

Есть в Швейцарии шикарная традиция – селить врагов на соседние кровати. Это учит «экстремальным коммуникациям, конфликтологии и быстро социализирует». Иногда мирит – как нас с Сэмом. А иногда доводит до драк и суда – как Макса со Стоцким. Всякое бывает в нашей чудной школе. Благо, в нашей комнате точек напряжения больше не осталось. Хотя и тесновато: я, Сэм Решетов, Макс Шагалов и Алекс Кислицын.

А у Царевой – да, сейчас будет праздник каждый день! Гала дама злопамятная и деятельная. Но это ничего, зубки у Аллигатора острые, да может, хоть немного отвлечётся от моей персоны.

– Нормальная? – интересуется Макс. – Не хочу, чтобы Янка с неадекватными жила. Там Галы за глаза.

– Нормальная? Не, это вряд ли. Но не думаю, что с Янкой будут конфликтовать, она уже с Галой заискрила, а значит, автоматом ушла на сторону "света".

Одна из бородатых шуток школы. Каждый выбирает где он – на стороне света или на стороне тьмы. Я – до сих пор фигура пограничная. Как карта ляжет.

– Мажорка?

– Нет. Люмпен. Юное дарование. Гимнастка.

– Гала сожрет это "юное дарование".

– Обидеть Динку может каждый, не каждый может убежать! – изрекаю я, ухмыляясь. – Придури на ответки там с избытком.

Машинально прижимаю ладонь к лицу.

– Так эта, что ли, звезда тебе путь осветила? – угорает Сэм.

– Мда, – признаюсь я.

– Тогда точно девчонка на стороне "света", – ржут они. – А как?

– Всë вам расскажи. Обойдетесь без скабрезных подробностей. Пока.

Выхожу в коридор. В нашем корпусе живёт только четыре старших класса. Девочки на первом, парни на втором. Малышня живет во втором корпусе.

Спускаюсь вниз. Там холодильники с йогуртами и напитками. У одного из них Динка. Хмурясь читает этикетки.

Молча подхожу к соседнему холодильнику. Зависаю, разглядывая напитки. Взгляд теряет фокус. А потом, автономно от мозгов, фокусируется уже на её голых длинных гибких… В моей голове крутится столько эпитетов, что я захлёбываюсь от них. Короче – идеальных ногах.

Машинально поднимаю взгляд, пока не встречаюсь взглядом с ней. Молча смотрим друг другу в глаза. Слишком долго. Почти что неловкий момент.

Почти.

Неловкость – не моя стихия.

Я позволяю себе выражать эмоции открыто. А не смущаться их как подросток. И я быстро определяю причину этого момента, отыскиваю еë в себе. И… выражаю:

– В танцевальном классе было очень красиво.

Говорить заслуженные комплименты   девушкам – это особый вид удовольствия. И очень редкий случай для меня, к сожалению. Пока что их получала только Агния.

Дина равнодушно отворачивается, снова разглядывая йогурты. Недоверчиво косится на меня.

– Конкретней говори – чего хотел?

– Это был комплемент, Царëва! Искренний! – закатываю глаза. – Но… забудь.

– Уже забыла.

Дурëха!

Забирает парочку каких-то творожков.

Смотрю на еë удаляющуюся задницу, обтянутую черными жим-шортами. Ух! Чуть-чуть вес набрать и будет вообще бомба!

– Царë-ё-ёва! – догоняет еë Паша Воронин, одноклассник, который, вроде как теперь рулевой в Золотом чате. – Покажи шпагат у стеночки!

Динка поворачивается к нему.

– Минуту… – не поднимая глаз, что-то набирает в телефоне.

Он облизывается на неё, как кот на сметану. Охота началась?

– Вот, – сует ему телефон экраном в лицо.

– Фу, это же мужик.

– Это – шпагат!

Тихо смеюсь, откручивая крышку на бутылке.

– Ну дай что-нибудь вкусного голодным мальчикам, ты чего такая жадная, Царëва? – разводит её Воронин.

– Держи, – отдает ему один йогурт. – И слюни подотри тут, – показывает пальчиком на пол между ними, – поскользнется кто-нибудь.

– Ааа! – ржут в голос остальные парни, наблюдавшие подкат со стороны. – Облом, Воронин?

– С наскока было бы неинтересно! – играет он бровями.

Согласен… Но и длительная осада тебе не поможет. Не по зубам тебе Царёва. А вот я бы смог. Но – не хочу.

***

Дина

Спится мне плохо. На душе камень.

Наверное, это жалко бояться остаться без опеки, предоставленной самой себе. Я ведь так к этому стремилась. Стремилась… Да только я была уверенна, что у меня будет хотя бы дом и небольшой запас средств к существованию, чтобы поступить куда-то, хотя бы платно. И, пока учусь, жить на эти деньги. А денег нет. И дома нет.

Что теперь? Как отслужившую своë вещь выкинут на улицу? Что я буду делать?

В груди сжимается от пустоты, неопределённости, страха. И так зыбкая почва под моими ногами сыпется окончательно.

Или… подчиниться и попытаться взять, пусть хотя бы не золото, но хоть какие-то премии за участие? Сможет ли мама утрясти вопрос с дисквалификацией?

А если – нет?

Где я могла бы работать, вообще? Сколько нужно денег в месяц на жилье, еду, одежду? Эти вопросы мучают меня даже во сне.

Просыпаюсь еще до будильника. Алла сказала, что общий будильник срабатывает в семь. Значит, семи еще нет. Соседки спят. Но на улице уже светло.

Комната большая. На четыре места. Два окна. У каждого своя небольшая зона – кровать, стол, шкаф, полка, тумбочка.

Но одна кровать, между мной и Галой, так и осталась свободна. Я заняла самую дальнюю, в углу. А в арке стоит четвертая кровать. Там Яна Албанцева из параллельного класса.

Волосы у неё тоже белые и до пояса, как у куклы Дагера. Но заплетены в афро-косички. И внешность не такая кукольная. Меньше гламура. Носит она не золото, а радированное стильное серебро.

Трогаю такое же колечко языком у себя в нижней губе. Не дружу я с золотом.

На стене, над ее кроватью, висит чёрная кожаная плеть. Плеть! Или кнут. Класс! Надеюсь, меня не выпорят! Такой убить можно. Если по шее хлестануть, например.

"Фантастические твари!… И где они обитают." Я и сама фантастическая тварь, надо признаться. Интересно, где обитают обычные люди?

Но если уж ей позволили спать в обнимку с плетью, то есть шанс, что Албанцева адекват, и никого ей не лупит.

Посмотрим…

Захватив полотенце, иду в душ. Душ – прямо в комнате. Это очень удобно. В последнем моем общежитии был общий на этаж. Минут через десять в дверь начинают долбиться. Отжимаю волосы, оборачиваюсь полотенцем и выхожу.

– Короче, Царëва. С семи до семи пятнадцати душ мой, ясно. С пятнадцати до тридцати – Албанцевой. Хочешь успевать  – вставай раньше.

– Ваш звонок очень важен для нас. Перезвоните позавчера, – пританцовывая иду мимо неё к своей кровати.

– Слышишь! Корону сними! – в спину.

– Не могу. Она мне идëт!

– Албанцева, чего молчишь-то? – фыркает Гала. – Или, думаешь, тебя это не касается? Ты же в столовую опоздаешь.

– Раз нас теперь трое, предлагаю немного ужаться по времени и заново договорится в каком порядке и на сколько мы занимаем душ. Как-то же и вчетвером девочки договариваются.

Удивленно разворачиваюсь на Албанцеву. Окей…

– Мне в столовую не нужно, поэтому могу идти после тебя, – миролюбиво соглашаюсь я.

– Как это – не нужно?

Встаю на напольные весы у ванной. Вес стоит.

С одной стороны, я очень рада этому. С другой стороны, тревога и страх откуда-то из глубины стучат мне по мозгам – раскабанела… себя не поднимешь… равновесие не удержишь… опозоришься на отборе… Не пройдешь в сборную! Неудачница… Бездарь…

– Да ты с ума сошла? – закатывает глаза Яна. – Тебя же в профиль за удочкой не видно.

– Нет, к сожалению, уже видно.

Сжимаю свои округлившиеся ягодицы.

– Но есть все равно надо. Иначе, замедлится обмен веществ, и будет еще хуже.

– А я ем!

Демонстративно закидываю в рот пять таблеток протеина и запиваю водой. Три глотка обезжиренного йогурта с пониженным содержанием лактозы сверху.

– Но, спасибо за заботу, конечно.

Приглядываюсь к ней. Встречала я уже "добрых девочек". Лупят они в разы подлее, с доброжелательной улыбкой на лице и грустным вздохом.

Успокойся, Дина! Одергиваю я себя. Зачем ей это? Вы не конкурируете, ты не занимаешь её место. Что вам делить? Какой ей смысл?

Но пунктик – не расслабляться от чужой доброжелательности – это на автомате.

Не то, чтобы я не встречала нормальных девчонок. Встречала. Но здесь две версии – либо она абсолютная прима, талант, стоит особняком от массы. И может позволить себе это снисхождение к остальным. На дистанции естественно! Либо такие девочки никогда не прорываются дальше определенного уровня. А на головах у них танцуют всякие Галы и Тины. Может, конечно, мне просто не везло с девочками. Да и с мальчиками. Да и вообще – с людьми, чего уж.

– Кстати… это Галы весы, – поджимает Яна губы. – Лучше не пользуйся, а то вони будет…

– Ммм. Ясно.

Яна уходит в душ, а я, одевшись, решаю прогуляться немного перед уроками.

Белла сказала, чтобы я восстановила пробежки по утрам. Но я не чувствую в себе сил на это сегодня. Попробую начать завтра. А пока прогуляюсь, посмотрю дорожки и как удобнее будет намотать пятерку.

– Ди-на… – догоняет меня сзади Воронин. – Ты идешь не в ту сторону. Тебя проводить?

Еще одна фантастическая тварь! По взгляду видно.

– Нам не по дороге.

– Кусаешься, словно тебе тринадцать, – цокает он.

В тринадцать я еще не кусалась. Но цепляет. Я знаю, что немного отстаю от сверстников не только телом, но и мозгами.

Цепляет, но не на столько, чтобы пробить. Просто… Пунктик.

– Паша, да? – разворачиваюсь к нему.

– Паша, да.

Улыбается…

– Скажи мне лучше Паша, где можно продать настоящие Ролексы. В идеальном состоянии.

– Без документов, естественно? – поднимает скептически бровь.

– Естественно!

– Отцовские?

– Не твоë дело.

– Ой, да ладно. Много не дадут.

– Сколько? – достаю часы из кармана.

Пожимает плечами.

– Поехали в субботу на местный «Арбат». Там много полезных людей тусуется. Я знаю, кому можно слить дорогую брендятину.

– В субботу? А во сколько?

– Вечером, Царëва, – хищная улыбка. – Покатаю тебя. У меня крутой конь.

Разворачивает ко мне экран своего телефона. На заставке чёрный крутой мотоцикл.

– Не забоишься? – провокационно.

– Не забоюсь! – холодно смотрю на него.

Главное, чтобы помог продать, а там я возьму такси и вернусь домой.

***

Рафаэль

Последний урок.

«История мира» проштудирована мной от скуки еще в сентябре. Но историк у нас отменный и в каждой теме находит чем увлечь. Учителя, которые не нравятся ученикам надолго здесь не приживаются. Каждые полгода мы составляем анонимные рейтинги.

– Так как проекты будут у нас небольшие, в этот раз мы поделимся не на группы, а на пары.

Взмахиваю пальцами, привлекая, его внимание.

– А индивидуальные нельзя?

– Индивидуальные будут к экзаменам. Сейчас парные.

Терпеть не могу групповую работу!

Мне нужен раб. Благо, историк позволяет разбиваться в проектные группы самостоятельно.

Перевожу взгляд на Лану. Лана – это была легкая победа. Я разделал её на спор за неделю еще в девятом классе! Выиграл приличную сумму.

Не мажорка, люмпен. Здесь учится по гранту. В целом, не глупа, но… Но не такая гордячка, как девчонки кикеров – Ася, Рита. Подулась полгода и успокоилась.

Лана все время пытается пристроиться к нам, власть имущим "золоткам". И готова платить за это разного рода услугами. Она сделает наш проект.

– Лана, – встречаемся взглядами.

– Ты хочешь со мной, Раф?

– Нет, – усмехаюсь я. – Ты!… хочешь со мной. Ты же хочешь?

Кивает.

Кто-то еще тихо договаривается между собой.

– Паш? – многозначительно ведёт бровью Гала.

– Не могу. Этот танец я уже обещал! – отшучивается Воронин.

Да ладно? Царëва, ты чего – повелась?! Разочаровываешь меня!

– Кто хочет взять "Бастилию"?

– Я! – поднимает руку Динка. – Я хочу взять "Бастилию", англичане смогли, чем я хуже?

Парни тихо угорают, девочки – недовольно переглядываются.

Языкастая, сообразительная… С кругозором все в ажуре. Но математика, химия и языки – просто беда. Несмотря на это педагоги к ней благоволят.

– Уверен, ничем не хуже, – улыбается историк.

– Тогда – беру, и отпустите пожалуйста! Меня срочно в административный вызывают.

– Минуту, только найдем тебе пару.

Он ведёт рассеянным взглядом по лицам.

– Гала?

– Нет, – кривится Гала. – Я с крепостными не работаю.

– Гала, штраф!

– За что?!

– За незнание даты отмены крепостного права.

Начинается возмущённый ропот.

– Я хочу! – поднимает руку Воронин.

– О, нет, – качает головой Дина.

– Царëва, "дашь на дашь"… – прищуривается тот.

Она цокает недовольно языком.

– Ладно, пусть будет Паша.

Не понял сейчас? Это какое на какое "дашь" от Воронина она уже нарвалась?

Втыкаю ему карандаш между лопаток.

– Паш?

Оборачивается.

– Просто любопытно: ты чем купил Динку?

– А это наши маленькие секретики! – подмигивает он, плотоядно улыбаясь.

Ловлю себя на неожиданном порыве: дёрнуть его на себя за грудки и лбом сломать нос.

Зависаю в прострации.

Чего это я? Так впечатлился растяжкой?

Не растяжкой, нет. Хотя она будоражит… Скорее, мне жаль, что кто-то смеет ломать то, что мне принесло эстетическое удовольствие. Вандализм. Не приемлю.

Но ты же сам несколько лет назад сделал то же самое, Рафаэль!

Она тебе билет принесла, на вот это вот "эстетическое". На свое выступление. А ты чего сделал?

Я был малолетка и скотина. И идиот.

А Воронин, однако, постарше.

Подпирая щеку, смотрю в окно.

– Рафаэль, не желаете ли взять Инквизицию, " Молот ведьм"?

– С удовольствием…

– Можно меня в пару! – просит Лана.

Ищу телефон Царëвой в чате класса с Аллой. Открываю личную переписку, там, естественно, пусто.

Ну и? Что-то хотел сказать своему Кузнечику? Да, нет… Нечего мне сказать. Никто насиловать не будет. По правилам игры – девочка должна влипнуть добровольно. Хочет влипнуть – вэлком. Особенно не убудет. Закрываю.

Но ощущения внутри убийственно гадкие. Влипнет эта порхающая бабочка, никакой внутренний аллигатор не поможет.

Опять открываю  переписку. Снова закрываю.

Давай уже,определяйся! Будешь встревать в эту историю или нет?! Устроил здесь "Страдания юного Вертера"!

Да! Исключительно из чувства вины, мать её… Сидела бы в своей спортивной школе. Какого лешего, м?…

Дагер:  "Дина, ты где? Есть разговор."

***

Дина

Дагер: "Дина, ты где? Есть разговор."

Вот не до тебя сейчас, мерзавец!

Вчера Алла снимала меня с уроков, чтобы я смогла сдать анализы. И сегодня я в кабинете нашего медика. Здесь не только Алла и медсестра, которая принимала меня при поступлении. Но и другой врач. Пожилая строгая женщина. Арина Ивановна. Она даже чем-то напоминает мне Беллу. Строгой недовольной линией губ.

– Дина, – снимает очки. – Я всë понимаю, что ни одна гимнастка не скажет этого вслух. А уж тем более гимнастка из сборной. Но… Я не имею никакого отношения к спорту. Мне плевать на ваши достижения, допинги, запрещенные препараты и прочее, – пренебрежительно. – Я отвечаю только за здоровье учащихся Швейцарии. Ответь мне на вопрос как врачу, твой ответ останется в этих стенах. Ты систематически пьешь диуретики?

– Нет.

Меня накрывает паникой, как недавно на комиссии по допингу. Она опускает взгляд в бумаги.

– Какие препараты ты пьешь?

– Сейчас? Да я не знаю… Витамины… – пожимаю плечами.

Вздыхая перебирает бумажки.

– А когда готовишься к соревнованиям?

– Да, разное… Коллаген там… Кальций…

Переглядываются.

– Ну, хорошо. Нужно сделать МРТ или рентген.

Что такое МРТ я знаю. Мне делали как-то давно.

– Зачем мне?

– Мы можем сделать МРТ без подписи её родителей, – кивает Алла. – А вот КТ и рентген – нет. Если ты конечно же хочешь, Дина.

– Почему я должна хотеть?

– У тебя болят суставы?

– Хм… У всех гимнасток болят суставы, спина… – ловлю себя на том, что повторяю слова Беллы, которые она говорит на мои жалобы.

Арина Ивановна рассматривает мои запястья, обмеряет меня.

– Это остеопороз. Нельзя при таком скелете и росте иметь такой вес и комплекцию. Это значит, что кости пористые, легкие, хрупкие. Мочегонное, которое вы пьете для снижения веса вымывает из костей кальций. Точно также, как и кофеин. Который ты тоже пьешь.

– Я не пью, – испуганно качаю головой.

– А твои анализы показывают, что пьешь. И при неудачном падении, ты можешь сломать шейку бедра или позвоночник! – рассерженно.

Мои губы дергаются от обиды.

– Я не пью ничего запрещенного. И ваши анализы…

– Это твои анализы.

Двигает бумажки по столу ко мне.

– Знаете, что?! Я думала, вы хотите помочь. До свидания.

Сдергиваю куртку с вешалки и вылетаю на улицу. В горле колотится возмущение. Не видя ничего перед собой, игнорируя дорожки, иду вперёд.

Царëва, ты – вспыльчивая идиотка. Это факт, да. "Неврастеничка"! Да, тоже факт. " Истерик". Это всë я.

Это не допинговая комиссия, не судейство, они никому не подыгрывают, не топят тебя. Смысл им врать?

Никакого. Нет смысла. Но внутри еще докручивается маховик от взрыва.

Я извинюсь. Чуть позже. Обязательно. Пока что я еще ничего не могу понять, мне нужно подумать.

Оглядываюсь. Уличная спортивная площадка. Присаживаюсь на лавку. В нескольких метрах от меня компания – парни, девушки. Среди них моя соседка – Яна.

Вполуха слушая их веселую болтовню, достаю из рюкзака контейнер с ячейками под таблетки. Его всегда заполняет Белла. Это пищевые добавки. Официально. Потому что теперь я не уверенна. Открываю ячейку на сегодня "обед". И остальные не выпитые тоже открываю.

Высыпаю в урну. Они разноцветным каскадом летят вниз. К черту!

– Что это мы тут так палевно скидываем? Драгс?

– Может быть, Дагер. Достань – продегустируй.

– О, нет. Это не моя стихия. Я не любитель сладких туманов.

– Мне неинтересны твои вкусы. Иди мимо.

На удивление – идет. Здоровается с компанией Яны.

– Давайте в "лесенку"? – скидывает куртку миниатюрная темноволосая девочка.

Запрыгивает на турник, повисает. Она тоже спортсменка, какие-то «боевые». Я видела, как она резво машет ногами, выбивая дурь из напольной груши. Похожа на кореяночку чем-то.

– С десяточки? – предлагает она.

Парни тоже скидывают куртки.

– Давай, Рит!

Только Дагер не присоединяется, стоит рядом с Яной и еще одной девочкой.

Все по очереди подтягиваются, десять раз.

– Раф, давай с нами!

– Ой… – морщится. – Чего вы такие активные, а? Хорошо же стоим.

– Да он очкует опять Ритке проиграть! – дразнят его парни.

– Я не проиграл. У нас была ничья.

– Больше не будет! – ухмыляется Рита. – Я тебя сделаю.

– Этого мы не узнаем, – играет он ей бровями.

– Дагер, давай! – хлопает ему по плечу один из парней. – Надо практиковать. А то скоро ты даже новенькой в лесенку продуешь.

Парень кивает на меня.

– Ну уж "новенькой", – подмигивает мне Дагер, – точно не продую.

Плотоядно облизываюсь. Это же вызов! Не могу упустить момент, чтобы щелкнуть его по носу. Стягиваю расстёгнутую куртку.

– Отвечай за свои слова, Дагер!

С разбега прыгаю на турничок и бодро подтягиваюсь десять раз.

– Молодец!

– Красотка!

Девочки хлопают мне.

– Раф! – парни шутливо отвешивают ему аристократический поклон, вращая изящно кистями, указывают на турник. – Просим, сударь! Ответьте за базар.

– Царëва! – многострадально смотрит в небо Дагер. – Ну куда ты полезла, а?!

Но куртку снимает и тоже прыгает на турничок.

После десятки, мы дружно подтягиваемся по пятнадцать раз. А потом третьим кругом по двадцать. Шутки заканчиваются, парни поглядывают на меня с недоумением.

– По двадцать пять? – немного сконфуженно предлагает один из парней.

– Предлагаю присудить победу… – переводит взгляд на меня Рита. – Как тебя зовут?

– Дина.

– Дине!

Парни поддерживают.

– Нет, у меня поправка, – качаю головой. – Так как вопрос "кто кого" стоял между мной и Дагером, предлагаю продолжить нам двоим.

– Ты крутая! – показывает вверх палец Рита. – Сделай этого мерзавца! На тридцатке он сливается.

А мы, судя по всему, подружимся с Ритой!

– Ритка – предательница! – мстительно прищуривается Дагер.

– Не ной! – хором стебут его ребята.

Я прыгаю на перекладину. Это не самое привычное для меня упражнение. Но себя мне поднимать легко! Никакой эквилибристики. Вверх-вниз! Проще простого.

Дагер делает со мной двадцать пять. Мы спрыгиваем с турника, разминаем плечи.

– Как-то скучно мы играем, – ухмыляется светловолосый парень с взъерошенной шевелюрой. – А не поставить ли вам чего-нибудь на кон?

– Решетов заткнись, умоляю! – виснет на перекладинах Дагер.

– Желание… – подсказывает губастенький, которого обнимает Яна.

– Сорок сможешь? – с сомнением смотрит на меня Рита.

Киваю ей.

– Перестаньте! – возмущается девочка этого Решетова. – Дина не соглашайся!

– А я, пожалуй, соглашусь. Давай, Дагер? Желание по требованию.

– Ничему тебя Динка жизнь не учит.

– Так, воспользуйся моментом. Ты же у нас мер-р-рзавец! – рычу ему в лицо.

Опускает взгляд. Вокруг тишина.

– Ладно… Вперед, Царëва.

Я подтягиваюсь тридцать раз. Вспотевшие ладони начинают скользить по железу. Последние разы даются непросто.

– Давай… Давай… Давай!!! – поддерживают меня.

Это неожиданно приятно. И даёт прилив сил. Сжав зубы, я дотягиваю, и спрыгиваю с турничка.

– Всë, умница, выиграла, – сливается Дагер. – С меня желание.

Гадëныш… Это не победа. Не спортивно!

– Какое желание, Дин? – смотрит мне в глаза.

О, у меня тьма желаний. Стукнись с разбега об стену, Дагер, такое пойдет?

– Мне не нужны подачки.

– Стоп. Я проиграл. Я готов исполнить желание.

– Хорошо, – пожимаю плечами. – Дарю свой выигрыш…

Веду глазами по лицам. Вот эта девочка с косами очень переживала за меня. Показываю на неё ладонью.

– Асе… – поджимает губы Дагер.

– Асе! – киваю я.

Он поворачивается к Асе, разводя руками.

– Загадывай.

– Ты – Ангел-хранитель для Дины на ближайшую неделю! – довольно вздергивает подбородок Ася.

Его лицо вытягивается.

– Вы издеваетесь?!

***

Рафаэль

Немного опоздав на обед, захожу в столовую последним. На раздаче моя "подопечная". Первый раз вижу еë в столовой.

Беру поднос становлюсь рядом. Дина растерянно оглядывает шведский стол. Я бы даже сказал – испуганно.

– Сырный суп по-французски, с шампиньонами и копченой курочкой, уха с лососем, солянка с  маслинами… – перечисляет ей девушка на раздаче.

– Мм… – растерянно хлопает глазами Царева, сглатывая.

– Сырный, – подсказываю я ей. – И мне.

– Ладно, пусть будет сырный.

– Салаты: греческий, цезарь с креветкой, панцанелла, фунчоза с овощами?

– Цезарь.

– На второе…

– О, нет, спасибо! Этого достаточно.

Уходит с подносом.

Беру двойную порцию острых сухариков и соуса, которые она забыла к супу.

Я же, как бы, ангел-хранитель. Надо же хоть иллюзию заботы создать. А то Ася будет придираться.

Ты оправдываешься перед собой? Да ладно? Причем тут Ася, вообще? Что зазорного в том, чтобы проявить внимание к девчонке?

Это "девчонка" выстрелила мне в лицо. Я не хочу проявлять к ней внимание, она шибанутая.

А как же Воронин?

Это – другое. Реверанс в сторону её эстетического "perfect". Пусть Воронину не обломится. Он всë равно не оценит уникальности.

Дина медленно идëт с подносом, столики заняты. Пустых нет. На неё недоброжелательно поглядывают, намекая, что присоединяться не стоит. кто-то демонстративно переставляет на пустой стул сумку, кто-то задвигает его.

Да-а-а… У нас так.

А в самом конце столик для "черни". Но и "чернь" у нас не сказать, что доброжелательная. Поэтому, многие девочки из "люмпена" кушают в диетическом зале. Там свободнее.

Неожиданно Воронин отодвигает пустой стул, перекрывая Царëвой проход.

– Присаживайся.

Черт!

Отказываюсь от намерения сесть за сдвинутые столики кикеров в углу. И сажусь третьим к Царевой и Воронину.

– Приятного аппетита.

– Дагер, Du störst mich(ты мне мешаешь) .

– Das Leben ist keine leichte Sache (жизнь непростая штука), Паша, – нахально улыбаюсь ему я.

– Если вы думаете, что это выглядит достойнее, чем шептаться при мне, спешу вас огорчить, полиглоты. Такой же махровый моветон!

Да. Царëва не Ася, еë не смутишь. Но в целом, она, конечно же, права! Махровее некуда.

– Ты забыла кое-что, – перевожу тему.

Ставлю ей на поднос соус с зеленью и пиалу с сухариками.

– Оу…

– "Спасибо, Рафаэль, ты так любезен! " – играю ей бровями.

– А это "желание" или акт доброй воли? – уточняет она, пытливо прищуриваясь.

А я не знаю!

Порыв был мой, оправдание его – желание, загаданное Асей.

– Так "спасибо" или не "спасибо"?

– Сложно сказать, – честно признаюсь я.

– Тогда и я повременю.

Нюхает сухари, так словно это французские брендовые духи или коллекционное вино, и она хочет разложить букет на детали. Высыпает сухарики в суп. Перемешивает. Съедает ложку.

– Мммм! – закатывает от удовольствия глаза. И таким же елейным кайфующим голосом добавляет:

– Как же я вас всех ненавижу!

– Что? – удивленно смеется Воронин. – Кого это – всех?

– Всех, кто может есть всë, что ему захочется.

– Красота требует жертв? – оглядывает её Воронин.

– Скорее – спорт.

Задумавшись, наблюдаю, как она съедает несколько ложек бульона, игнорируя сухарики. И со вздохом сожаления отодвигает от себя чашку. Из салата съедает креветки и зелень, аккуратно соскребая сверху вилкой соус, сухарики и сыр в сторону.

Облизываясь, довольно откидывается на спинку.

– В соседнем зале лайт-фитнес меню, – подсказываю я. – Всë обезжирено, везде сахарозаменитель.

– А я не хочу лайт-фитнес. Я хочу человеческой еды!

– Три ложки?

– Хотя бы.

Динка бледная, скуластая, глаза горят и капельку слезятся, как у лани. Такая "модельная" внеха сейчас в тренде, в минус от нормы веса. И за ней гонятся девушки, накачивая гелем скулы и удаляя комки Биша.

Но… Я ловлю себя на ощущении, что мне хочется накормить еë, а не любоваться на изможденное лицо. Внутри рождается предвкушение от какого-то совершенно нового чувства, связанного с этим желанием.

И я решаю поисследовать это.

– Если уж нарушать правила, так с оттяжечкой, Царева.

Переставляю на еë поднос свой десерт.

– Попробуй. Это тирамису с бананом.

– Мой десерт может оказаться вкуснее! – переставляет ей свой десерт и Паша. – Фисташковая пахлава.

– Оооо, – с ужасом взирает Динка на розетки со сладостями. – Демоны-искусители!

– Я бы попросил! – возмущаюсь. – Я в другой должности.

– Пробуй, Дина, – требует Воронин.

Динка берёт вилку. Качая головой, откладывает в сторону.

– Царëва, давай… Ты же анархист! К черту правила. Ешь, – подзуживаю её.

Пытается отодвинуть стул, но мы одновременно удерживаем его за спинку.

– Ты хотела нормальной еды, нет?

– Я сыта.

– Не смеши меня! Что будет, если ты попробуешь?

– Горе горькое будет! – злится Дина. – Вдруг мне понравится?

– Ну и отлично.

– Отлично – любить что-то и не иметь возможности обладать этим?

Нет, это не "отлично". Это грусть, тоска.

– У тебя скоро соревнования? – интересуется Воронин.

– Олимпиада. Но я еще не решила.

Расставляет десерты нам обратно.

– Чем тебя кормить завтра на свидании и ума не приложу! – играет ей бровями.

– Это не свидание, Воронин.

Забирает свой поднос и сбегает.

– Шиза… – закатывает он глаза. – Так ограничивать себя!

– Вы куда-то идете?

– Напомни-ка, а как это тебя касается, Раф? Ты – еë парень?

– Боже упаси!

– А чего нянчишься?

Слишком сложно объяснить. Настолько сложно, что я даже не могу однозначно сформулировать мотивы для себя. Но, единственно, за что я могу отвечать – это знакомое и горячо любимое мной чувство азарта.  Она съест мой "десерт"!  Я хочу поймать то чувство, которое сегодня ускользнуло. У меня своя шиза. И…

– У меня свои игры.

– Хм…

Глава 5 – Признание

Рафаэль

Отбрасывая в сторону вибрирующий пульт от плейстейшн, встаю с кровати. Мы сегодня договаривались потусоваться всей компанией с кикерами. Но ещё рановато, а мне надо срочно валить из дома. Потому что Динку во дворе муштрует тренер. А у меня патология! Я хочу на это смотреть. Набрасываю длинный халат и снова выхожу на балкон. Опираясь локтями на перила, наблюдаю, как Дина выделавается на турнике. Ловкая как обезьянка и легкая как птичка. Повисает вниз головой. Кофта немного задирается, обнажая красиво прокачанный пресс. Ух! Форма у неё шикарная. Волосы подметают уже пробившийся газон. Отросли, слава Богу.

Меня опять бросает в чувство стыда и гадливости за наш общий "секрет". Но ты, Царева, сама припадочная идиотка без башни! Могла просто послать меня лесом! Но нет… Ударила по себе так, что наотмашь втащила и мне убойную оплеуху. Никто кроме меня не уловил, конечно. Иначе, я бы утонул в общественном осуждении. Не то, чтобы мне не плевать на общественное. Но деду точно не плевать. Он бы меня покарал!

Еë тренер уходит в дом. Заметив, что я наблюдаю за ней, Динка, снова начинает творить чудеса. Спрыгивает на руки и своими гибкими длинными ногами делает красиво. Словно у неё не колени, а шарниры. Гнется невероятно и растяжка просто…

Вау… Вау! Ну, супер-супер!

Завязывай уже Царëва, по моим слабым местам топтаться своими изящными ножками. Я ж тоже могу "потоптаться" по твоим слабостям. Только у меня ручки. Ты любишь скрипку, я в курсе.

Делает мостик, встает на ноги.

– Хватит подглядывать, Дагер!

– Тебе нравится, что я смотрю, Царева, так что не надо мне тут, – ухмыляюсь ей.

– Мне нравится, когда смотрит тот, кто может оценить. А ты не способен ни на что, кроме влажных фантазий.

– Это не так.

Хотя и для "влажных фантазий" тут контента на убой просто! Но и эстет во мне в экстазе.

– Продолжай, Дина, – с барского плеча позволяю я, улыбаясь.

Да, мне тоже хочется немного её пощипать в ответ.

– Пошел к черту, ты меня отвлекаешь, бездарь.

Ах, бездарь… Это я-то бездарь?!

Демонстративно отворачивается. И больше не дразнит, занимаясь какой-то "силовой".

Впервые за долгое время  у меня возникает порыв взять скрипку. Под что ты там вздыхала, Кузнечик? Конечно же я знаю. Я перестал еë играть именно из-за тебя. Я тебе устрою " Музыкальный ад".

Достаю инструмент. Серафима стабильно ухаживает за ним, в надежде, что я вернусь к музыке. И сейчас на нём не пылинки.

Включаю скрипку в усилитель. Прохожусь смычком по струнам. Подстраиваю немного. Пробегаюсь по грифу пальцами вспоминая ноты. Разминаю суставы и уже уверенней прохожусь второй раз.

Выхожу на балкон с колонкой. Мне хочется, выдать идеально каждую ноту. Закрываю глаза на минуту, проигрывая мелодию в голове. А потом начинаю играть еë заново, уже касаясь смычком струн.

Звук неожиданно пронзает и захватывает, разносясь далеко в пространство. Я забываю с какой целью я это делаю, просто погружаясь в процесс. И не открывая глаз, позволяю тактильной памяти воспроизводить мелодию.

Это красиво… Я уже забыл, насколько это красиво.

В груди словно вибрирует камертон, извлекая из меня давно атрофированные чувства. В какой-то момент они мне показались слишком… уязвляющими. И я бросил скрипку. А теперь кайфую от давно забытой тонкой чувственности.

На последней ноте открываю глаза.

Динка…

Застыв, смотрит на меня своими огромными глазами. Так-то, Кузнечик… Я не бездарность.

Слышу сзади, в комнате всхлипы. Растерянно залетаю в комнату.

– Серафима!

Схватившись за сердце стоит в дверях.

– Дед! – кричу я испуганно, усаживая её на кровать.

Слышу, как он торопливо поднимается по лестнице. Наливаю Серафиме воды из графина. Еë губы неестественно синие.

– Скорую?

Отрицательно качает головой.

– Ты так чудесно играл…

– Я выкину её к черту! – потрясывает меня.

Дед, поднявшись, трясущимися руками ищет в нагрудном кармане таблетки от сердца. Вырубаю быстро плазму. Там какая-то обнаженная непотребщина из новой игрухи.

– Может, скорую, Фима.

– Да всë хорошо! – отмахивается она.

После того, как дед уводит Серафиму меня еще долго колбасит.

Ладно! Всë нормально… Женщины просто чувствительны к этой мелодии. На концертах мамы постоянно рыдали!

Ставлю звук на минимум, чтобы слышал только я. И лежа, глядя в потолок играю ещё что-то… Соскучился. За окном темнеет. Убираю скрипку в футляр. И только после этого понимаю, что практически окоченел. Дверь на балкон так и осталась открыта.

Закрываю, иду в горячий душ. В голову лезут картинки с Динкой. Но обойдешься, зараза! И я пытаюсь переключиться на кого угодно, чтобы только не думать о ней. Не получается. Тогда – Ася! Это всегда работало. Но в этот раз… Переключиться на мысли об Асе не получается. В голове только Динка. Какая-то она… вкусная. Остро-сладкая. Как мой любимый соус – чили с ананасом. Вот выделяется на нее слюна и хоть тресни!

И хочется мне её очень! Не столько физически, как её внимания, признания, одобрения, вдруг доходит до меня. Вот, скормить ей насильно «десерт» хочется, и сожрать в ответ её эмоции. Какие бы ни были.

"Штирлиц, это провал!".

– Нет… Нет… Нет… – ритмично стучусь лбом о прозрачную стенку душевой. – Ты не нравишься мне, Царëва. Я тебя не хочу! Ты просто хорошо двигаешься. И всë!

Но кто-то внутри меня не согласен. Хочется именно Царëву.

– Господи… ты решил меня покарать за «Кузнечика»? Я же раскаялся! Она же…

Давно уже не блеклая тощая мышь, кстати.

Нет!

Ни за что!

Надо просто…

Оборачиваясь полотенцем, выхожу в комнату и листаю на телефоне всех знакомых девочек, кого можно взять с собой на тусовку.

Contraria contrariis curantur! Кол колом, клин клином, короче, или как там точнее…

Вот, Лика. Изящная, не тупая. И только собираюсь позвонить… Смс-ка от Макса. Это он организует сегодня тусу.

"Раф, девочки просят, чтобы ты пригласил Царëву".

Перебьются девочки! Швыряю телефон на кровать.

Но…

Внутри меня уже точит. Не твоя инициатива, Дагер. Девочки попросили… Пригласи! От их лица. Стягиваю с кровати телефон, набираю Динку, глядя на часы. Десять уже. Мамаша ее не отпустит.

– Чего хотел? – фыркает она. – Аплодисментов не будет.

– И тебе добрый вечер, Царëва. Яна, Агния и Рита попросили пригласить тебя на тусовку. Я – не против тебя пригласить. Ангел-хранитель как-никак. Увезу, привезу. Поедешь?

– Хм… А когда?

Ух ты! Был уверен, что пошлет.

Сердце колотится…

– Полчаса хватит?

– В самый раз.

– Жду!.. Жду тебя в гараже, – поспешно добавляю я.

Сбегаю по лестнице вниз. Чего колбасит-то так?

Останавливаюсь напротив гостиной. Там дед с Серафимой смотрят кино.

Опускаю глаза в телефон, проверяя на карте свой лимит.

– Шестьдесят тысяч?! Дед!

– Что? Мало?

– Конечно мало!

– Мои сотрудники в аптеке получают сорок пять. Много работают.

– Ну, перестань. Я же не сотрудник.

– А кто ты?

– Я твой любимый внук, – улыбаюсь я.

– Любимый – это правильно.

Включает свой телефон. Я терпеливо жду. Ну хотя бы до сотки… Уже можно жить.

– Всë.

Перепроверяю.

– Тридцать?! – осаживаюсь я шокированно.

– Опять мало?! – невозмутимо поднимает телефон дед.

– Не-не-не! – даю я заднюю.

Дед принципиален.

– Тридцать – это прекрасно. Спасибо дед.

Сбегаю. Перезваниваю брату.

– Дан, грусть-тоска. Дед урезал меня до тридцатки. Спасай!

– Не могу, брат, он запретил, – сонно отвечает мне Даниэль.

– Дан! – начинаю я паниковать.

Тридцать – это вообще ни о чëм. Один раз потусоваться с моими аппетитами.

– В комнате у меня, в нижнем ящичке пара сотен. Забери.

– Спасибо!

– Чем могу…

Присев на капот тачки Дана, терпеливо жду Динку, переговариваясь с охранником. Она появляется в потертых джинсах, черном худи с капюшоном и дутой безрукавке. Идет по нашему участку по направлению ко мне. Заходит в гараж.

– Не пойдет… – отрицательно качаю головой. – Для нашей тусовки нужно коктейльное платье.

– А для моей – джинсы,– смотрит она на приоткрытую дверь.

– Такую я тебя не повезу.

Невидяще взглянув на меня, выходит  через дверь.

– Окей! Джинсы, так джинсы, госпожа нелепость.

Иду за ней. И… открыв рот наблюдаю, как она садится на черный байк Воронина.

– Дина?!

Что за?…

Молча надевает протянутый ей литой шлем. Застегивает его снизу. Обнимает Воронина.

– Спасибо за дверь, Дагер.

С щелчком опускает забрало, и они срываются с места.

Зашибись… Вот это «динамо».

***

Дина

Мы останавливается на одном из перекрёстков с "Арбатом". Я была здесь несколько раз днем, но давно…

С ночной его версией это сравнивать нельзя! Слева от нас пешеходный мост, справа какой-то клуб с прозрачной панорамной стеной. От музыки, огней и пёстрой толпы возбужденных людей меня наполняет восторгом и предвкушением какого-то праздника.

– Пойдём, Дин.

Паша тянет меня за руку к мосту.

– Так значит, ты была Кузнечиком? – бросает на меня Воронин снисходительный взгляд.

– Значит – была.

– Еще не слышал всю историю целиком…

– Целиком и не услышишь.

– Говорят, ты отжигала какую-то дичь.

– Дичь? – фыркаю я.  – Не совсем. Это была драка. Просто никто не видел соперника, кроме меня. И со стороны это смотрелось, наверняка, дико.

– А кто был соперник?

Дагер…

– Ну, расскажи!

– Нет. Это моя победа. Я ей не делюсь.

– Ой… – закатывает глаза.

На мосту – одна музыка сменяется другой. Какие-то прилавочки, уличные музыканты, мимы, танцоры. Стрит-артеры огородив кусок пространства рисуют 3D картинку прямо на асфальте. Издалека она уже приобретает черты провала в мосту.

Я оглядываюсь, врезаясь в людей.

Вокруг много огней. Много молодёжи… Маленький уличный кинотеатр с короткометражками. Люди стоят перед экраном, едят попкорн. Кругом смех, голоса…

Мой взгляд залипает на всем. Чувствую себя инопланетянкой. Ночью я, пожалуй, была только на вокзалах и аэропортах. И всегда с мамой. Эйфория от того, что я одна без неё и могу делать все, что хочу – пьянит. Я улыбаюсь, как невменяшка.

– Сюда, – ведёт меня дальше Паша.

Сглатываю слюну, наблюдая, как в большом казане кипит карамель и в неё макают очищенные половинки яблок, продавая их на палочках прохожим.

А чуть дальше – пончики.

А еще чуть дальше – корейская девушка собирает в коробочку вок с парящих поддонов. Там креветки, лапша, фунчёза, овощи…

От запахов кружится голова!

Но я же здесь, чтобы продать часы. Поэтому послушно иду за Ворониным. А что-нибудь съем я на обратном пути, когда будут деньги.

Мы наконец-то проходим до конца этот мост соблазнов, спускаемся к боксу проката. Там велосипеды, ролики, самокаты… Табличка "Закрыто".

Паша отпускает мою руку. Звонит кому-то.

– Костя, ты где? Мы подошли.

К нам выходит парень постарше нас.

– Здорово, Паха, – их ладони встречаются в небрежном рукопожатии.

Мне неприятен этот Костя. Какой-то разболтанный… И смех такой… нездоровый. Бивис какой-то.

– Чо за принцесса?

– Подружка, – искоса стреляет в меня взглядом Воронин, облизывая нижнюю губу.

– Не болтливая твоя подружка?

Насупившись, смотрю в глаза этому Косте.

– Ладно, пойдемте.

Внутрь идти очень не хочется. Но я же сама напросилась. И как-то нелепо сейчас будет давать заднюю.

– Не бойся, – уловив мои сомнения, давит на спину Воронин. – Тебя никто не тронет. Ты же моя… подружка.

Черт!

Молча захожу в бокс. Там еще один парень. Сидит, съехав в кресле в расслабленную позу. А вот и Батхед к Бивесу! На столе кальян, какие-то жестяные банки. На выходе, уперев руки в косяк стоит Костя.

От адреналина мое сердцебиение ускоряется. Это плохое место. И люди плохие.

– Ну, показывайте, что там у вас? – пренебрежительно протягивает Батхед руку.

Достаю часы. Подходить к этому… не хочется. Я протягиваю их Паше.

Тот сначала рассматривает сам. Потом отдает этому.

– Две сотки… – взвешивает в руке их Батхед, словно покупает на вес.

Две сотки? Чего?

Бросаю на Пашу тревожный взгляд, пытаясь понять.

Паша высокомерно смеется.

– Ты бредишь? Внимательнее посмотри. Тем более, они не ворованные.

– Чьи?

– Отца, – поясняю я. – Он уже много лет живет в другой стране. И возвращаться не планирует. Они ему не нужны.

– Четыре сотки. Больше не дам.

– Шесть косарей они стоят, – разворачивает Воронин к нему экран своего телефона с изображением таких же часов. – За штукарь я их сам у неё сейчас заберу.

Демонстративно вытаскивает несколько купюр евро и держит, зажав между пальцами. Батхед недовольно морщится.

– Штука триста. Больше нет.

– Окей. Давай бабки.

Ого! Я не рассчитывала на столько.

Он считает деньги мелкими купюрами.

– А больше у отца ничего ненужного нет?

– Не знаю. Что, например?

– Запонки на рубашках посмотри. Если бренд или золото – неси.

Конечно же, деньги очень нужны. Но эти товарищи так отталкивают, что не знаю, решусь ли я еще на один визит. Запонки дома есть, и зажим на галстук. У отца в шкафу. Комната закрыта. Ключа у мамы нет. Но я спокойно туда могу залезть через форточку. Уже несколько раз делала это.

Класс, Царева. Столько лет учиться на… форточницу!

Ну, а что делать?.. Может, мне этих денег хватит, пока работу найду?

– Тысяча баксов – это сколько? – шепчу я Паше.

Я даже примерно не знаю курс.

– Тысяча баксов – это тысяча баксов… – улыбается тот.

Мой телефон звонит. Мама! От ужаса волосы становятся дыбом. На улице играет музыка, здесь – мужские голоса.

– А где туалет? – оглядываюсь я.

– Там, – кивает Костя на дверь.

Поспешно сбегаю туда. Здесь воняет дымом, я открываю фрамугу под потолком. Мама перезванивает. Глубокий вдох…

– Алле? – сонно отвечаю я.

– Не могу до Беллы дозвонится. У вас все нормально?

– Нормально. Спим. Она телефон в гостиной оставила.

– Ясно.

– Всë?

– Даже не спросишь, как дела с твоей дисквалификацией?

– Я спать хочу.

Там за дверью что-то происходит.

– Неблагодарная!

Скидываю вызов. Прислушиваюсь.

– Менты! – вскрикивает кто-то из парней. Потом грохот…

– …Скупка краденного… – слышу мужской голос.

– Э, руки убрал! – голос Паши. – Несовершеннолетний я! Отцу звоню…

Опять грохот. Крики…

В ужасе замыкаю дверь.

Капец…

Чего делать?

Поднимаю глаза на открытую фрамугу.

Кажется, пора делать ноги! Я не Паша, звонить мне некому.

Подтягиваюсь, высовываюсь в окно. Перехватившись руками за ветку вытягиваю себя. Спрыгиваю на землю в темноту.

Из-за бокса видны красно-синие огни ментовской машины. Я тихо пятюсь в тень деревьев. Через окно слышу, как выносят дверь в туалет.