Рыжик в капкане бесплатное чтение

Рыжик в капкане

Глава 1. Грант

София

— Мама, у меня получилось! — воодушевленная результатами итогового собеседования, влетаю в ее кабинет.

Она отрывает трубку мобильного от уха, поджав губы осматривает меня с ног до головы. Закусив щеку изнутри, стараюсь не улыбаться, поправляю юбку, расправляю плечи. Сердце в груди радостно скачет, на кончиках пальцев вибрирует надежда на несколько миллиметров свободы, замаячивших впереди.

— Ты считаешь это своим достижением? — мать начинает бить молотком по моему хрупкому хорошему настроению.

— Я много работала, чтобы попасть в этот лицей, — стараюсь не опускать взгляд в пол. Ее это бесит.

— Недостаточно, учитывая баллы последних двух тестов! Если бы не репетиторы, на которых уходила большая часть моей зарплаты, чего бы добилась?

— Надежда Алек… — в кабинет заглядывает симпатичная женщина в форме инспектора ПДН, такой же, как у моей мамы. — Ой, извини, я позже зайду.

— Нет — нет, — окрикивает ее мать. — Заходи, Маш. Заодно полюбуешься на неблагодарного ребенка. Вместо того чтобы прийти и сказать: «Спасибо мама, что у меня появился шанс учиться в лучшем лицее города», эта эгоистичная девчонка заявляет, что это у нее получилось! У нее, понимаешь?!

— Сонечка, ты получила грант? — обращается ко мне тетя Маша, коллега и единственная подруга матери.

— Да, — сжав зубы, все же отвожу взгляд в сторону.

— Там еще удержаться нужно, — продолжает мать. — Ты думаешь, восемьдесят баллов по французскому помогут тебе удержаться?

— Это хороший результат, мам.

— Хороший результат — это сто, София! Все, что ниже — твоя недоработка и неблагодарность лично мне! Надеюсь, ты не надумала отмечать получение гранта со своей подружкой, которая вообще никогда ничего в этой жизни не достигнет? Потому что это глупо и по-свински, отмечать чужие заслуги! Поезжай домой и зубри французский, Софи. В лицее именно он станет твоим вторым языком для изучения. И не забудь, вечером мы едем в ресторан с Владимиром.

— Да, мам…

Опустив плечи, выхожу из кабинета. На улице идет дождь. Капли маскируют мои слезы, одежда моментально промокает насквозь. По позвоночнику бегут ледяные мурашки. Я утром так торопилась, что забыла надеть куртку, но было солнечно, а теперь вот…

Ежусь от сырости, проходя мимо своей остановки. Если я сейчас сяду на автобус, то слишком быстро доберусь до дома, а мне туда совсем не хочется. Там дурацкий французский и противный Владимир, новый ухажер матери, перебивающийся нерегулярными подработками.

«Зато у нас дома порядок, жрать приготовлено и ты под присмотром, пока я на работе» — вспоминаю слова мамы, кинутые в его оправдание.

Я скорее под надзором, как в тюрьме, чем просто под присмотром, но со мной не согласны.

Учебный год уже начался. Мне вообще повезло, что в лицее внезапно освободилось несколько мест и был объявлен конкурс, а не просто взяли очередных мажоров. Конкуренция была огромная, ведь обычных школ в городе много и сильных ребят в них не меньше, а этот лицей — пропуск в лучшие университеты не только страны, но и мира. Это шанс, который я не могла упустить. И вот сегодня объявили, что я прошла. Я! И еще несколько ребят. Мы чудом пробились через всех желающих и стали теми самыми счастливчиками, которые вытащили билет в свое лучшее будущее.

Обняв себя руками, дохожу до пешеходного перехода, оглядываюсь по сторонам, проверяя, нет ли машин. Ближайшая довольно далеко, и я спокойно наступаю на «зебру».

Глядя перед собой, дохожу до середины дороги…

… визг тормозов, чей-то крик… Удар… Звон стекла, скрежет металла…

Как в замедленной съемке, с ужасом оглядываюсь на въехавшую в столб, дорогую спортивную машину. «Морда» помята, из-под искорёженного капота валит то ли пар, то ли дым. На меня смотрят дикие карие глаза парня, вывалившегося из кожаного салона. Он прижимает руку с дрожащими пальцами к груди. За его спиной с тихим свистом сдувается сработавшая подушка безопасности.

— Идиотка! — орет на меня. — Ты вообще по сторонам не смотришь?!

Вокруг начинает собираться толпа зевак. Люди достают телефоны, начинают снимать, перешептываться, комментировать.

— Я? — от изумления приоткрываю рот. — Здесь пешеходный переход вообще-то! — адреналин прилично придает мне смелости.

— И что? Это оправдание?! — хрипит он. — Я мог убиться, дура! И тебя бы скребком с асфальта собирали! Дорога скользкая! — его уже всего колотит.

— Гонять не надо, раз она скользкая, — огрызаюсь.

За поворотом, откуда он выскочил на своей машине, уже слышны сирены.

— Это жесть… — парень со стоном хватается за волосы. Сгибается пополам. Уперев руки в колени, смотрит на тачку. — Мне конец…

Возле нас останавливается машина ГИБДД, чуть дальше паркуется скорая. Инспектор разгоняет толпу, осматривает машину. Медики разделяются. Один подходит ко мне, второй пытается осмотреть парня.

— Да не трогайте вы меня! — продолжает психовать он. — Нормально со мной все! Пока… — морщится, снова прижимает кулак к груди.

Врач все же настаивает на осмотре. Парня отводят к карете скорой, поднимают футболку. Отворачиваюсь, чтобы не подумал, что я пялюсь. Надо больно! Но мальчик красивый, подтянутый, с этим не поспоришь.

— А у меня все хорошо, — уверяю второго медика. — Он меня не задел.

— Почему раздетая? Так холодно на улице. И промокла вся, — ругает доктор.

— Случайно получилось, — немного виновато улыбаюсь.

Меня все равно осматривают, убеждаются, что правда все нормально и уезжают, выдав инспекторам какие-то бумаги.

— Я могу идти? — спрашиваю у одного из инспекторов, ежась от холода.

Мужчина помоложе идет к служебной машине, приносит оттуда куртку, накидывает мне на плечи.

— Пока нет. Вы нам еще нужны, — укутывает меня в нее и отходит к коллеге.

— Решила сбежать? — зло ухмыляется горе-гонщик.

— Зачем? Я ни в чем не виновата, — напоминаю ему.

— Ты невнимательная дура! Я из-за тебя тачку разбил! — опять заводится он.

— Тихо-тихо! Тормози, парень! — осаживает его инспектор. — Права, документы на машину есть? — спрашивает у него.

Кареглазый монстр достает с заднего сиденья рюкзак, копается в нем, протягивает инспектору небольшой пластиковый конверт.

— Что там? — мужчина не торопится взять его в руки.

— Документы. Очень рекомендую начать их изучение с паспорта, — буквально всовывает инспектору конверт и складывает руки на груди этот наглец.

Инспектор отщелкивает кнопочку, вытаскивает из конверта документы, открывает паспорт.

— Калужский Платон Бориславович… У-у-у… Да ты влип, парень. Восемнадцати нет, а ты за руль?

— То есть фамилия тебе вообще ни о чем не говорит? — резко переходит на «ты».

— А у нас что, для прокурорских сыновей законы переписали? — хмыкает инспектор. — Машину сейчас заберет эвакуатор, а ты с нами поедешь. Будем папе звонить, радовать. Старший тут на мотоциклах по ночам гоняет, младший днем портит городское имущество и пугает людей, да еще и без прав. Не порол отец вас в детстве. Ой, не порол…

— Принципиальный значит, — вздыхает парень. — Угораздило же вляпаться! — и снова смотрит на меня. — Ты должна мне теперь, — выдает, скрипнув зубами. — За тачку и за моральный ущерб. Поняла? И если ты думаешь, что я не найду тебя или забуду, ты ошибаешься! Мы еще обязательно увидимся, кошка.

Глава 2. Штраф с пятью нулями

Платон

Голова кружится. Не ударялся вроде, подушки сработали, а все равно штормит. Тачка у ментов неудобная. Ерзаю, стараясь хоть как-то устроиться.

— Сиди спокойно! — рявкает один из инспекторов. — Пристегну сейчас.

— Попробуй только, — зло огрызаюсь.

Надо успокоиться и договориться, иначе я не доживу до утра. Отец узнает, что я разбил его тачку, и прикопает меня под ёлкой во дворе. Я бы тихо отогнал ее в сервис и все. Никто бы ничего не узнал. Эта машина все равно стоит во втором гараже. Отец туда не заглядывает наивно полагая, что у сыновей нет дубликата ключей.

Чтобы договариваться, нужна наличка. У меня только мелочь в карманах, все остальное на карте.

— Позвонить можно? — спрашиваю у инспекторов.

— Папе? — ехидно интересуется.

— Слушай, ну давай вот сейчас уже адекватно поговорим. Что тебе с моего ареста? Звездочку на погоны повесят? Не повесят. Очевидно же, что авария случайная. Дорога под дождем скользкая, тачку занесло на повороте, и я вписался в столб. У девчонки ко мне претензий нет, она просто испугалась. А ты бы не испугался, если бы на тебя неконтролируемая машина выскочила? Выпиши мне за превышение с процентами, и мы разойдемся. Ну ты же видел доки, у меня завтра день рождения!

— Превышение — раз, — загибает он пальцы. — Несовершеннолетний за рулем — два.

— Это штраф. Ну права забери, они все равно в силу завтра только вступят. Отпусти меня. Я могу быть очень благодарным. У тебя наверняка есть жена, ребенок там, я не знаю. Сводишь их в ресторан, на карусели.

Молчит. Да что ж вы несговорчивые такие! А может самому прокурору нос утереть решили? Мол, вот мы какие молодцы, даже мажоров с известными фамилиями по участкам таскаем. Надо Гордею позвонить, чтобы вытащил меня отсюда.

Подъезжаем к участку. Тот, что за рулем, оглядывается, внимательно на меня смотрит.

— День рождения, говоришь, завтра?

— Паспорт проверь.

Открывает мои документы, смотрит, усмехается.

— Надо же! И правда завтра. Ладно, считай, что договорились, — неожиданно соглашается мужик.

— Да ты чего?! — праведно возмущается второй.

— Знаешь, Коль, я с твоей принципиальностью ипотеку до свадьбы еще нерожденных внуков не закрою. Ему что наши штрафы? Папа заплатит в государственную казну копеечку и поедет пацан снова по городу кататься. Кому легче станет?

— Хоть кто-то здесь соображает, — вздыхаю, закрывая глаза. — Нам в банкомат надо, — сообщаю инспектору. — Где здесь ближайший?

— Сейчас найдем.

А Коля молчит. Да он тоже денег хочет, просто нет у него ни жены, ни детей, ни ипотеки, вот и выеживается со своими принципами. В нашем мире все и всех можно купить. Ценник только у всех разный, ну и борзометр тоже.

Меня доставляю к банкомату. Оставляем принципиального Колю сидеть в тачке, идем со вторым снимать бабки.

— Машину вернете? — не спешу набирать циферки на экране.

— На штрафстоянке она, — задумчиво чешет затылок под фуражкой. — Решу сейчас.

— Вперед, а я тебе гонорар увеличу. Сам решишь, делиться с другом или нет, — набираю красивую цифру с пятью нулями, быстро бегая пальцами по экрану монитора.

Мне башка моя дороже бабок, так что похрен. Карта все равно безлимитная.

Приятный звук машинки, пересчитывающей деньги, и сумма у меня в руках. Жду, когда инспектор договорится насчет моей машины.

— Сейчас заедем к нам, я тебе дам бумагу. С ней заберешь свою тачку. Но там, сам понимаешь, пацан, без эвакуатора не вариант.

— Разберусь, — отдаю ему большую половину суммы. — Остальное, когда получу бумагу. Извини, правила этой игры я очень хорошо знаю.

Он не обижается. Быстро прячет деньги в карман, идем к машине, возвращается к отделению. Меняю одну бумагу на стопку других в коридорчике без камер. Руку мне протягивает. Игнорирую. Просто ухожу.

Сначала договариваюсь с сервисом, потом вызываю эвакуатор сразу к штрафстоянке. Еду туда на такси. Предъявляю документы, забираю машинку.

Все, можно выдохнуть. Парни в сервисе сделают ее быстро, как вип-клиенту. До дома бы еще добраться. На улице дождь опять расходится. Так не хочется туда выходить.

Жду свое такси на диване сервиса. Приходит сообщение. Выскакиваю на улицу. И до машины вроде несколько шагов всего, а я все равно успеваю промокнуть. Рубашка противно прилипает к телу, штаны мокрые до трусов.

Я люблю дождь, когда он не капает мне на голову. Сейчас же ежась от противного озноба и все еще испытывая легкое, неприятное головокружение, добираюсь до дома.

Большой, модный особняк в это время года несмотря на все дизайнерские решения и окружающие его деревья, выглядит мрачно. Снова передергиваю плечами и уже наплевав на то, что холодная вода заливается везде, где только можно, хлюпаю кроссовками к крыльцу. Надо было послушать брата и взять куртку, но я же на машине, там тепло. На кой она мне была нужна?

Дома никого. Отец на работе. Где Гордей, я не знаю. В комнате его нет, на своей мотобазе ему сейчас тоже делать нечего, а в универе занятия давно закончились.

Набираю ванну и долго греюсь в ней, погрузившись в горячую воду по самый подбородок.

— Глаза у девчонки красивые, — озвучиваю вслух собственные мысли.

Насыщенные зеленые, с четко выраженным темным ободком по краю, а внутри рыжие разводы, прямо как ее волосы. Разглядел…

Вылезаю из остывшей воды. Вытираю волосы, заматываю бедра большим полотенцем и иду к себе. Залипаю в комп на пару часов, гоняя теперь на виртуальной тачке.

Ближе к восьми вечера собираюсь в клуб. Будем цеплять девчонок на деньги и внешность. Спасибо маме, с последним у меня проблем нет.

Глава 3. Тяжелый день, ужасный вечер

София

Меня только к вечеру перестало морозить после прогулки под дождем. Владимир вернулся с очередной шабашки. Скоро еще и мама должна появиться. Она звонила, предупредила, что задерживается.

К учебнику французского я так и не притронулась. Из головы не выходит произошедшее днем. Наглый мажор! За что я ему должна? За то, что он носится по дорогам и собирает все столбы на поворотах? Сам виноват! И как он найдет меня, интересно? Чушь! Мы живем в большом городе. Он, конечно, может попросить мой адрес у инспекторов, что его задержали, но они не имеют права раскрывать личные данные.

Выдыхаю и раскрываю створки шкафа. Надо выбрать одежду для похода в ресторан. Глянув на платье, передергиваю плечами. Стихия к вечеру только расходится, так что даже на машине я не готова перемещаться в этом тонюсеньком куске ткани.

Достаю джинсы, футболку и любимый мягкий вязаный свитер под цвет своих волос. Если маму не устроит такой вариант, я с радостью останусь дома. Сидеть с ней и Владимиром за одним столом у меня нет ни малейшего желания.

Переодеваюсь, укладываю волосы.

Входная дверь хлопает. Это мама вернулась.

Практически сразу открывается и моя, как всегда, без стука.

— Ты в этом собралась идти в ресторан? — мама недовольно поджимает губы, рассматривая меня.

— Да. Я попала под дождь сегодня и очень замерзла. В платье наверняка простужусь, а нам завтра документы в лицей отвозить, — захожу с правильной стороны.

— Ладно. Не смертельно, — вздыхает мать. — Французский учила?

— Да, — вру, стараясь сделать максимально честные глаза.

— Вова, — зовет сожителя. — Соня занималась?

— Не знаю, я работал, — летит ей в ответ из кухни.

— Ладно. Я все же надеюсь, что ты понимаешь всю ответственность, которая теперь на тебя ложится. Сейчас я переоденусь и поедем.

Это всего лишь еще один вечер с глупыми, несмешными шутками маминого мужчины и упреками в том, что я недостаточно благодарна и трудолюбива. Ничего нового не будет. Разве что повод. Зачем-то ведь этот прилипала позвал нас именно в ресторан.

Владимир галантно открывает нам двери старенькой «шестерки». Дребезжа металлом, захлопывает. Двигаюсь в угол к окну и замираю мышкой, чтобы не отсвечивать лишний раз и не нарваться на лекцию. Я люблю маму, у меня нет никого кроме нее, но она слишком давит. Чтобы я не сделала, будет недостаточно хорошо. Она всегда требует больше.

— У нас сегодня опять был рейд, — вздыхает мама. — Двух малолетних наркоманов из подвала забрали. Ты бы их видел, Вов! Не старше Соньки, а в глазах пусто. Там вообще ничего нет. Это так страшно. Трясутся все, бледные, грязные. Люди без будущего, — это сказано для меня. — Давно я тебя с собой не брала, — поворачивает ко мне голову. — Ты и расслабилась. Посмотришь вот на таких и вспомнишь, ради чего надо вкалывать!

— Я не хочу смотреть на наркоманов, — отвечаю маме.

— А ты иначе не понимаешь! Ты начинаешь наглеть и расслабляться!

— Да где я расслабляюсь, мам?! — становится обидно. — У меня и друзей то не осталось. Одна учеба.

— Друзей? Что они дадут тебе, София? Образование? Будущее? На скамейках в парке штаны протирают да по клубам шастают, а потом мы их по подвалам вылавливаем, а девок на аборты таскаем. Твой друг — это учеба. Но ты и здесь не дотягиваешь! Могла ведь сдать лучше. Не дотянула, недозанималась. Зато с подружкой своей гуляла.

— Мам, ну хватит. Я же прошла конкурс, — голос предательски дрожит.

— Прошла она…

— Надь, ну правда, — останавливает ее Владимир. — Оставь ты девочку в покое. Она все сдала. Молодец. Давай не будем ссориться сегодня.

— Да я и не ссорюсь, Вов. Я просто не понимаю, как можно так безответственно относиться к своему будущему.

— Все, успокойся, — он целует ее прямо при мне.

Морщась, отворачиваюсь к окну и стараюсь не вслушиваться в эти чавкающие звуки. Ужасно! Почему это обязательно делать при мне? Но мама хотя бы успокоилась.

Владимир паркуется у ресторана. Снова галантно открывает для нас двери.

Входим в небольшой, простенький зал. Осматриваюсь. У меня ресторан ассоциируется с чем-то более масштабным и помпезным, а здесь все больше похоже на столовую, даже не на кафе. Самостоятельно выбираем столик. Владимир заказывает для всех ужин, выбирает вино для них с мамой и сок для меня.

Достаю мобильник из кармана штанов, чтобы хоть чем-то себя занять. Мама тут же выхватывает его из моих рук.

— Совесть у тебя есть? Можно хотя бы здесь без телефона?

Можно. Отворачиваюсь к окну и молча смотрю, как за стеклом расплывается свет фар проезжающих мимо автомобилей. Есть не хочется, но я все равно ковыряю вилкой в тарелке, чтобы опять не упрекнули в неблагодарности. #ОнЖеСтарался!

Владимир наливает вино маме в бокал, достает из кармана черную пластиковую коробочку.

— Надь, выходи за меня, — звучит предложение.

Мама удивленно смотрит на своего мужчину и не торопится отвечать.

— Вов, ты серьезно сейчас?

— А что, такие вещи можно говорить несерьезно? — удивляется.

— Неожиданно, — улыбается мама. — Очень… Спасибо тебе, Вов… — подбирает каждое слово. — Я подумаю, ладно?

— Подумаешь? — недоумевает ее сожитель.

— Да. Я не отказываюсь, просто мне надо с этим переспать, — смеется она. — Я не могу так сразу ответить. Не обижайся, — гладит его по руке и защелкивает коробочку, пока не принимая кольцо.

Владимир махом осушает ее бокал с вином.

— Вова! — возмущается мама. — Ты за рулем!

— Я больше не буду, — наливает ей и нервно принимается за еду.

Мама его успокаивает, что-то воркует на ухо. Мужчина постепенно расслабляется. Даже начинает улыбаться.

— Соня, а ты чего молчишь? — решает докопаться до меня. — Ты что думаешь насчет моего предложения?

— А разве это имеет значение? — стреляю в них взглядом и снова отворачиваюсь.

Конечно нет. Я ведь еще ребенок без права на свое мнение. Чтобы я не сказала, это не примут в расчет. Просто закрываюсь от внешнего мира и сижу тихо, жду, когда закончится ужин.

Владимир расплачивается с официантом. Садимся в машину. Над головами раскатисто грохочет гром. Крупные, яркие молнии рассекают небо, а дождь даже не собирается прекращаться. Мамин сожитель резко дергает машину с места. Цепляюсь пальцами за ручку под потолком и крепко сжимаю ее в кулаке. Ремня безопасности здесь нет, дорога под нами скользкая, а Владимир выпил еще бокал вина, пока мама отлучалась в туалет.

— Вов, аккуратнее.

Машина слушается плохо. Проезжаем мимо две аварии. Возле одной стоит скорая, мигая спецсигналами. Сегодняшняя встреча с мажором вновь проносится перед глазами. Ужасный день… пусть он побыстрее закончится… Мне страшно. Накрывает настоящей паникой.

Нервно сглатывая, цепляюсь второй рукой за сиденье. «Шестерку» снова слегка ведет на повороте. Жмурюсь.

Вроде пронесло… выдыхаю, когда мы останавливаемся на светофоре. В салоне слышны щелчки работающего поворотника. Мы почти дома. Сейчас вот здесь свернем и все, там уже наш дом будет видно.

Слышу характерный звук пытающейся затормозить машины… я сегодня уже слышала такой… Не надо, пожалуйста…

Поворачиваю голову. В нас летят две ярко-желтые фары…

— Мама!!! — кричу и рефлекторно наклоняюсь вперед, закрывая голову руками.

Сильный удар кидает меня в бок. Бьюсь головой, в глазах темнеет, во рту появляется металлический привкус крови. Вокруг звенит стекло, рвется металл.

— Мама… — хриплю, пытаясь сквозь пелену перед глазами разглядеть, что происходит в салоне.

Дверь с моей стороны рывком открывается. Чьи-то руки подхватывают, дергают на себя, вытаскивая мое тельце под проливной дождь.

— Девочка жива, — слышу незнакомый мужской голос, находясь на грани сознания.

Глава 4. С днем рождения меня

Платон

— Пятьдесят семь… пятьдесят восемь… — считаю вслух, — пятьдесят девять… С днем рождения меня. Наконец, восемнадцать, — грустно усмехнувшись, убираю телефон, разворачиваюсь к сопящей рядом малознакомой девчонке, подцепленной в клубе, и понимаю, что мне больше ничего не хочется, кроме одного — я хочу, чтобы она ушла.

Меня обламывает грохот тяжелых автоматических ворот на улице. Светить девчонку перед отцом нельзя, пусть уж лучше спит. Утром разберусь.

Встаю с кровати. Глушу отличный блюз в колонках. Поднимаю с пола штаны. Звякнув бляшкой ремня, надеваю их и иду к окну.

Сверкнув фарами, во двор въезжает сначала такси, а следом эвакуатор. На нем в хлам разбитая отцовская тачка.

Да уж… Две разбитые в один день машины для семейства Калужских — это перебор. Как же так, папа? Ты же самый законопослушный гражданин в нашем городе (для виду, конечно, но это не имеет значения). В кого ты впилился?

Из-за проливного дождя мне плохо видно происходящее внизу. Охранник выносит отцу зонт. Родитель не спешит заходить в дом. Он кому-то звонит, нервно расхаживая взад-вперед и раскидывая туфлями воду с дорожки. Судя по его поведению и размашистым жестам руками, он основательно вляпался. Я отделался лишь легким испугом.

Груду металлолома, некогда бывшую пафосной тачкой бизнес-класса, сгружают возле гаража. Папа расплачивается, отпускает эвакуатор. Снова звонит, снова мечется.

В мою комнату тихо стучат. Это старший брат, больше некому.

Открываю.

— Ты видел? — шепчет Гордей, чтобы не разбудить мое праздничное развлечение.

— Да. Только что-то я не горю желанием сейчас туда спускаться.

— Идем, — ухмыляется братишка. — Не нарывайся только. Папочка явно не в лучшем настроении. С днем рождения, — протягивает мне ладонь.

Сжимаю. Гордей дергает меня на себя. Обнимает, хлопает по плечу. Это все поздравления, больше не будет. Седьмое ноября в нашей семье еще и день памяти женщине, что дала нам с братом жизнь. Мама умерла, рожая меня. Гордей ее помнит урывками, ему тогда только пять исполнилось, а я совсем ничего не знаю. Отец не говорил со мной о ней даже когда я мелким плакал и просил. Мне кажется, ему было бы легче, если бы врачи тогда спасли ее, а не меня. Но у них не получилось, я похож на маму… Не складываются у нас отношения с отцом… Не складываются!

Накидываю футболку, чтобы и правда не нарываться. Выходим с Гордеем на лестницу, спускаться ниже пока не рискуем.

Охранник открывает дверь, и моя челюсть падает, больно ударяясь о ступеньки. На пороге дома она! Чертова рыжая кошка! Испуганная, промокшая, замерзшая. На бледных щеках разводы от туши, губы искусаны в кровь, джинсы порваны и дурацкий вязаный свитер в грязи. Огненные волосы резко контрастируют с белой кожей. Ее шатает. Если бы не отец, это недоразумение рухнуло бы на пол.

Меня подкидывает от ее появления! Какого черта?!

Родитель ловит нас с братом взглядом.

— Это мой подарок на совершеннолетие? — усмехаюсь, разглядывая дрожащую девчонку. Гордей толкает меня в бок, осаживая.

— Это София. Она поживет некоторое время в нашем доме, — сообщает отец, не реагируя сейчас на мой выпад.

— Мама… — шевелит губами девчонка. — Где моя ма... — бессознательной куклой падает к нему на руки.

Ловит с тяжелым вздохом. Несет на диван, вызывает знакомого частного врача.

София, значит… Красивое имя для бездомной кошки.

Карма, она такая, детка. Из-за тебя в столб въехал я, а теперь вот, похоже, в твою тачку въехал мой папочка и теперь усиленно будет прикрывать свой зад. А вот что с родителями, интересно…

Меня опережает Гордей. Он спускается к ним и спрашивает у отца:

— С мамой ее что?

— Не знаю пока. В больницу увезли. Остальное вас не касается, — тут же огрызается. — Не вздумайте лезть, я сам все решу. За девочкой вот лучше присмотрите.

— Да мы как бы и не планировали вмешиваться, — спокойно отвечает братишка. — У твоего сына день рождения, — тихо напоминает.

— И что? Он его заслужил?

Вот, это оно и есть. Не заслужил я ни дня рождения, ни самого рождения, судя по всему.

— Гордей, распорядись, чтобы для Софии приготовили гостевую спальню на первом этаже. И принеси мне выпить чего — нибудь, — голос отца снова срывается на хрип.

Мне сверху хорошо видно, как трясутся его руки. Машина с отличной системой безопасности его не убила и даже не покалечила, а вот тем, в кого он въехал, похоже, досталось гораздо сильнее.

Меня не трогает его состояние, скорее даже немного радует. Приятно, когда любящего власть, уверенного в себе прокурора об колено ломают неподвластные ему обстоятельства. В такие моменты он становится похож на человека, которого интересует в жизни не только успешная карьера и большие бабки. Да он просто становится похож на человека!

Мои губы трогает циничная ухмылка. Отец ловит ее, повернув голову именно в этот момент. Его глаза сверкают злостью, но стон рыжей кошки, приходящей в себя, отвлекает внимание родителя.

Сажусь на ступеньки, наблюдаю, как приезжает и суетится вокруг нее врач. Как папочка отваливает ему приличную сумму налом. Как суетится домашний персонал, подчиняясь распоряжениям Гордея.

Отец уносит кошку в комнату, идет в сторону своего кабинета.

— За мной оба, — кивает нам головой.

Нехотя поднимаюсь, плетусь следом. Гордей догоняет уже у двери. Отец распускает галстук, рывком расстегивает верхние пуговицы на рубашке и присасывается к горлышку бутылки с дорогим виски. Закашливается, отставляет бутылку в сторону и обращает внимание на нас с братом.

— Платон, Софии понадобится новая одежда и наверняка какие-то личные вещи. Помоги ей завтра заказать все необходимое.

— С хрена ли?! — моментально вспыхиваю.

— Я тебе язык сейчас вырву! — рявкает отец. — Тебе сказали, ты сделал! Все, пошел вон отсюда. Хамло малолетнее!

— Сдай ее лучше в приют для бездомных животных. Кошкам там самое место!

— Ты давно по морде не получал?! — отец сжимает ладони в кулаки.

— А ты по-другому разговаривать и не умеешь! — огрызаюсь.

Гордей ругает за это, но я упрямый. Даже зная последствия такого поведения, стою до конца.

— Исчез отсюда, неблагодарный щенок! И только попробуй не сделать то, что я сказал!

— Да-да… — закатываю глаза к потолку. — Побежал уже, — иду к двери.

Мимо меня летит та самая бутылка с виски. С грохотом врезается в стену и не разбиваясь падает на пол, расплескивая по паркету дорогой алкоголь.

Глава 5. Дурак!

Платон

Захожу в комнату, кидаю взгляд на кровать. Там все еще спит девчонка, которую я притащил с собой. Мечусь из угла в угол. Верхняя губа подрагивает от злости. Какого черта он ее сюда приволок? Очевидно же, что кошке нужна нормальная медицинская помощь. Почему отец не оставил ее в больнице? Тем более, по его же словам, там ее мать.

И какого черта я должен с ней теперь возиться? У меня своих дел что ли нет?!

— Ты чего не спишь? — вылезает из-под одеяла мое развлечение.

— Сейчас такси тебе вызову. Домой поедешь, — сообщаю ей.

— Случилось чего? — сонно хлопает ресницами симпатяжка.

— Наигрался, — жму плечами и вызываю ей тачку. — У тебя десять минут.

— Ну и гад же ты, — фыркает она.

— Не ангел, точно!

Отхожу к окну, жду, когда оденется. Дождь немного стих и теперь на мокрой, глянцевой дорожке красиво играют блики от ночных фонарей. Я и правда гад, а еще сволочь, придурок и все прочие нелицеприятные эпитеты. Хорошим быть больно и невыгодно. Этот урок я усвоил быстро и решил, что не подпускать к себе людей слишком близко — не так уж и плохо. Гордей говорит, так происходит потому, что я ни в кого еще ни разу по-настоящему не влюбился. А я не умею. Смотрю сейчас на Севера, у них с Этель все вроде неплохо начинается. Она мне нравится. Добрая очень, светлая, слишком чистая для нашего лицея. И хорошо, что Артем с ней, он защитит, когда будет необходимо. У меня с Элей все равно бы не получилось. Она стала бы очередной проходной девочкой, которой пришлось бы сделать больно, чтобы не запустить слишком глубоко к себе в душу. Там темно и страшно. Она бы испугалась. Я и сам иногда боюсь, что уж говорить о хрупкой фее.

Вывожу свою ночную гостью через гостиную во двор. Сажаю в тачку, сразу расплачиваюсь. Мне уже наплевать, что это увидит отец. День рождения — это вроде как праздник. Вот свой праздник я только что выпроводил.

В доме, несмотря на позднее время, все еще царит легкая суета. Бегает туда-сюда домработница. Сейчас вот с тазиком розоватой от крови воды прошла мимо меня. Догоняю, молча забираю у женщины тяжесть, выплескиваю в раковину.

— Спасибо, Платон. С днем рождения, — шепчет Арина. — Утром испеку твой любимый пирог с ягодами.

— Что там с кошкой? — жду, когда она наберет еще воды.

— С кошкой? — не сразу понимает. — Аааа, ты про девочку? — киваю. — И правда есть в ней что-то такое. Испугалась она очень и головой ударилась, но ничего серьезного. Отлежится, к обеду уже встанет на ноги.

— Давайте, я донесу, — забираю у нее таз, иду в сторону гостевой комнаты.

— Дальше я сама. Не надо тебе пока туда, — шепчет Арина. — Иди поспи, мальчик, — гладит меня по руке. Поднимает с пола таз, толкает ногой дверь и быстро ее закрывает.

Мне все же удается заметить огненно-рыжие волосы предмета моего раздражения.

— Ты чего тут трешься? — за спиной раздается голос отца.

Молча разворачиваюсь, обхожу его, иду к лестнице.

— Платон! — окрикивает, замираю. — Чтобы я больше твоих девок здесь не видел! В честь дня рождения так уж и быть, прощаю.

— Оригинальное поздравление, пап, — отвечаю, так и не обернувшись. — Спасибо, ты очень щедр.

Надо бы поспать. Утром в лицей, а потом бой у Севера, первый после его восстановления. Надо сходить. Артем в этом один из лучших на мой взгляд. Да и все же приятнее провести время в спортивном комплексе, чем вернуться домой, где на тебя всем насрать.

Меняю постельное белье, включаю блюз на портативной колонке, закрываю глаза. В какой-то момент меня все же утягивает в липкое, темное марево без сновидений.

— Вставай, именинник, даже меня уже успел достать твой будильник, — смеется старший брат.

— У тебя его не слышно, — отвечаю, не торопясь открывать глаза.

— Держи, — кладет что-то мне на грудь.

Глаза все же приходится открыть. На одеяле конверт, а в нем билет на три игры в страйкбол в любое удобное для меня время. Пострелять я тоже люблю, братишка знает.

— Спасибо, — киваю Гордею.

— Не за что. Хоть эмоции сбросишь, а то на взводе весь последнее время. Ночная гостья не помогла? — усмехается он.

— Да при чем тут, — кривлюсь. — По этой части у меня как раз проблем нет. А вот кошка бесит. И свалить ведь пока вариантов нет. Ни образования, ни собственных денег.

— Это да. Как ни печально, но к отцу мы привязаны в этом плане. Ладно, не грузись сегодня сильно. У тебя все же праздник. Докинуть тебя до лицея?

— На байке?

— Нет, на машине сегодня. Погода там отвратительная. Все еще капает.

— Тогда я на такси доберусь. Не хочу, чтобы ты из-за меня опоздал.

Быстро принимаю душ, надеваю форму лицея. Белая рубашка с длинным рукавом отлично садится на подтянутый торс, застёгиваю ремень черных брюк и выбираю пару минут между жилеткой приглушенного красного цвета и таким же свитером с логотипом лицея. Если надеть свитер, можно не напяливать галстук. Выбор падает в пользу теплой, приятной на ощупь вещицы.

Вешаю на плечо рюкзак, спускаюсь в столовую. На столе меня уже ждет обещанный пирог и стакан молока.

— Как в детстве, — улыбаюсь Арине.

— Кушай, мой хороший, — проводит ладонью мне по затылку. — Он весь твой, — улыбается домработница.

— Ого! Класс!

Жмурясь от удовольствия, впиваюсь зубами в мягкую золотистую корочку еще теплого ягодного пирога. Запиваю молоком и получаю просто взрыв вкуса у себя во рту. Это уносит меня в детство, где я еще не понимал, почему Гордея отец любит больше, чем меня, но очень ждал праздников ради этого самого пирога с молоком.

Арина в нашем доме появилась как раз, когда я родился. Она начинала с обычной няньки для ненужного никому ребенка и постепенно доросла до управления всем домом, но все равно продолжает обо мне заботиться. Может это потому, что своих детей у нее так и не случилось.

— Доброе утро, Арина, — в столовой появляется отец. Смотрит, как я пью молоко, усмехается. — Кофе мне сделай, — просит женщину. — Софию кормила?

— Девочка еще спит, — Арина суетится, ставит перед хозяином чашку кофе без сливок и сахара.

— Платон, не забудь помочь сегодня Соне заказать необходимые вещи, — напоминает отец.

— У меня планы…

— Я твои планы тебе еще вчера озвучил! — тут же разражается родитель. — Человеку помощь нужна, ты понимаешь это?

— Что-то я раньше не замечал за тобой особого человеколюбия. Ты угробил ее мамашу? — меня заносит. Арина гладит по напряженной спине, стараясь успокоить.

— Уйди от него! — достается и ей. — Что ты с ним носишься, как дитем? Хватит уже. А ты следи за языком, мальчик. Мама Софии в больнице, я еще вчера тебе сказал. Сожитель ее погиб, а у женщины серьезные травмы. Она пока без сознания, но жизни ничего не угрожает. Это я узнал час назад. Ты доволен?

— Будешь лечить? — меня не трогает эта история.

— Буду. И похороны мужчины организую. Гордей мне в этом помогает. А тебе досталась задача проще. Ты ведь любишь хорошеньких девочек развлекать. Вот и займись! Только без фокусов! Узнаю, лично кастрирую.

— С хрена ли я должен тебе помогать? — не унимаюсь я.

— Потому что мы вроде как семья, — напоминает отец.

— Забавно, что ты вспомнил это слово, как только вляпался по самые уши. Из твоего рта, отец, это звучит, скорее как оскорбление.

Его кулаки сжимаются до хруста. Я технично сваливаю, пока не выхватил за то, что опять не смог сдержаться. Ну дурак же, прав старший брат. Дурак!

Глава 6. Чужой дом

София

После страшного вечера и беспокойной ночи утро в чужом доме оказалось поздним. Добрая женщина со вкусно пахнущими руками дала мне две маленькие таблетки, и я смогла немного поспать.

Состояние странное. Глаза открыты, но мне все еще чудится, что я сплю. Авария приснилась и этот дом тоже, а еще тот самый мажор, с которым мы успели встретиться до случившегося. Весь вчерашний день в целом похож на один сплошной кошмар. Надо подняться и узнать, где мама. Думать о страшном не хочется. Всеми силами гоню от себя такие мысли.

Подтягиваюсь на локтях выше. Осматриваюсь в небольшой, но вполне уютной комнате в оливковых и зеленых тонах. По бокам от двуспальной кровати стоят тумбочки со светильниками на высоких резных ножках. Тканевые абажуры приятного бежевого цвета дают мягкий свет, расползающийся по стене за спинкой кровати. В углу открытый узкий шкаф с интерьерной мелочью. Единственное окно задернуто шторой, в зеленую и бежевую полоску в тон всей комнаты. Широкий мягкий подоконник с подушками заканчивается еще одним узким шкафом, в этот раз с закрытыми дверцами.

Спускаю ноги на мягкий ковер. Босые ступни приятно утопают в пушистом ворсе, похожем на весеннюю траву. Пол подо мной немного качается. Пережидаю неприятный приступ, подхожу к окну, поднимаю, фиксирую наверху штору.

Во дворе слякотно. Дорожка, выложенная резной тротуарной плиткой, блестит от накрапывающего дождя. На высоких деревьях, выращенных строго в положенных им ландшафтным дизайнером местах от легкого, но, очевидно, холодного ветерка дрожат сухие, не успевшие опасть листья

Я плохо помню, куда меня привезли среди ночи, но даже по тому, что вижу из окна, могу оценить масштабы. Большой дом, большой двор… Где еще мог жить мажор? Явно не в деревянной бабушкиной развалюшке.

Легкое одеяло, в которое я завернулась, все время сползает с груди. Надо бы найти свою одежду. Оглядываюсь. Ее нигде нет. Подхожу к шкафу с закрытыми дверцами. Заглядываю в него. Тоже ничего. И как выйти отсюда? Мой организм жалобно ноет от желания срочно найти туалет. Закусив губу, сажусь на кровать, свесив вниз ноги.

— Ты проснулась? — в спальне появляется та самая женщина, что возилась со мной добрую половину ночи. Как же вовремя. — Сейчас — сейчас. — смеется она, видимо, прочитав все по моему жалобно скуксившемуся лицу. — Вот, возьми, должно подойти. У нас женских вещей нет в доме. Одни мальчишки. Платон помладше был, носил, — протягивает мне стопку одежды. — Переодевайся, я покажу тебе дом и накормлю завтраком.

Быстро надеваю серые спортивные штаны на мягкой резинке и свободную белую футболку. Выскакиваю из комнаты, пригладив волосы ладошкой.

Арина, так зовут эту заботливую женщину, первым делом провожает меня в санитарную комнату, расположенную недалеко от моей. Вручает мне расческу, зубную пасту, запакованную щетку и чистые полотенца. Привожу себя в порядок и возвращаюсь к ней.

— Легче? — улыбается.

— Да, спасибо. Скажите, а мама? С ней все в порядке?

— Я почти ничего не знаю. Персоналу не сильно докладывают, — гладит меня по руке. — Слышала, что она в больнице и пока без сознания. Борислав Георгиевич, хозяин дома и папа наших мальчишек, — последнее говорит с особенной теплотой, — занимается ее лечением. Не переживай. Все будет хорошо.

— А я могу к ней поехать?

— Не думаю, что сейчас в этом есть большой смысл. Могут еще и не пустить, но это ты лучше спроси у самого Борислава Георгиевича, когда он появится. А пока пойдем, я тебя покормлю и надо обработать ссадины.

— Вы говорили про мальчишек. Их здесь много? — хочется понимать масштабы бедствия.

Один мажор — это катастрофа, а если их несколько, это же вообще страшно!

— Мальчишек у нас двое. Ну как мальчишек. Это я их так называю, потому что выросли на моих глазах. Гордею недавно двадцать три исполнилось, а у Платона сегодня день рождения. Этому ежику теперь восемнадцать. Совсем большой стал.

— Почему «ежик»? — смеюсь, проходя в след за Ариной в столовую, размером со всю нашу с мамой квартиру.

— Колючий, потому что. И фыркает все время. Садись. Ты что будешь? Есть каша, творог, йогурт. Могу просто бутерброды тебе сделать. Чай, кофе, сок, молоко? — перечисляет она.

— Да я… сама могу бутерброды… — мне становится совсем неловко за такое беспокойство.

Как-то не принято у нас обслуживание. У мамы работа такая, что готовить, да и в целом, быть самостоятельной по дому я научилась довольно рано.

— Сиди. У тебя вообще постельный режим. Так что ты будешь?

— Творог, если можно. И чай, любой, — уточняю на всякий случай.

Арина ставит передо мной пиалку с зернистым отборным творогом, отдельно тарелочку со свежими ягодами. Приносит горячий чай, приборы, салфетки. И продолжает суетиться, пока я ем.

Помимо нее здесь есть повар, две женщины, которые занимаются уборкой, садовники, охрана, собаки.

После завтрака мне также ничего не дают делать. Убирают посуду, вытирают со стола. Арина приносит аптечку и обрабатывает все мои ссадины.

— Ляжешь?

— Нет. Не хочется, — кручу головой. — Может я могу вам чем-то помочь, пока мы ждем Борислава Георгиевича? Он во сколько приедет?

— Не знаю, Сонь. Всегда по-разному. Четкого расписания нет. Он у нас очень занятой человек. Бывает, вообще не ночует, а то и не по одному дню. А помогать мне не надо. Здесь есть кому этим заниматься. Можешь просто погулять по дому. У нас тут три этажа и полуподвальное помещение. Там котельная и прочее обеспечение дома. На втором этаже спальни мальчишек и хозяина. Третий этаж, скажем так, рабочий. Там большая библиотека, кабинет Борислава Георгиевича и другие, сейчас не используемые, комнаты. Здесь, — обводит рукой пространство, — комнаты персонала, гостевые спальни, спортзал и выход в закрытый бассейн. Думаю, не заблудишься, — смеется Арина моим распахнутым от удивления глазам.

Чтобы не мешаться под ногами, ухожу в комнату. Неудобно мне шастать по чужому дому. Не мое это все и нечего тут делать. Дождусь хозяина этого замка и спрошу, как мне можно вернуться домой. А еще… Ой… Блин-блин-блин! Мы документы в лицей сегодня должны были отвезти. Как же теперь? Грант быстро найдет нового хозяина.

У меня с собой нет даже телефона и время тянется очень долго, а Борислав Георгиевич все никак не приезжает.

Арина зовет ужинать. Я не хочу есть, но иду, чтобы еще немного с ней поболтать и не сходить с ума в четырех оливковых стенах.

Стол в столовой накрыт на троих. Это уже вызвало у меня желание вернуться в комнату, но бежать глупо и странно. Надо быть благодарной за то, что меня спасли и приютили. Зачем только? Вот это мне пока непонятно. Могли бы оставить в больнице, а оттуда меня бы просто отпустили домой.

Сажусь на то место, где завтракала. За спиной слышу шаги, тяжелые, явно мужские.

— Привет, — мне улыбается обаятельный брюнет. — Гордей, — представляется он.

Так и подумала, что это старший мажор. Они с братом похожи. Гордей тоже темненький, кареглазый. В чертах лица есть сходство, но взгляд не такой «волчий», как у Платона. Гордей крупнее, шире в плечах и при этом кажется мягче.

— Здравствуй, — киваю ему. — София, — представляюсь в ответ, хотя он и так, вероятно, знает мое имя. — Можно спросить?

— Спроси, — пожимает плечами и садится за стол.

— Твой... кхм… ваш отец дома?

А то вдруг я не заметила, как он вернулся.

— Нет. Он поздно будет. А зачем он тебе?

— Про маму хотела спросить, — не вижу смысла скрывать. — И мне бы домой.

— Это вряд ли, — усмехается парень.

— К сожалению, — раздается пренебрежительное за моей спиной. — Арина! — раздраженно повышает голос Платон. — Какого черта за нашим столом делают бездомные кошки?! Сейчас блох напустит. Жрать как? М?!

Глава 7. Откат

София

— Платон! — возмущается Арина.

— Я не буду есть, — переводит взгляд на меня. — Тошнит!

Разворачивается и уходит.

— А ну стой, негодный мальчишка! Посмотри на меня, Калужский! Ты пил что ли?

Но он не реагирует, скрываясь из виду.

— Невыносимый, — вздыхает Арина. — Ладно, простим ему. День рождения все-таки, — качая головой подходит, гладит меня по волосам.

Сердце возмущенно стучит в груди, но ничего сказать я ему не успела, да и опять же, возвращаемся к вопросу чужого дома. Он здесь хозяин, а я даже не гостья.

Гордей спокойно ест, тоже не вмешиваясь в перепалку. У меня окончательно пропал аппетит. Из уважения к повару и Арине впихиваю в себя пару вилок салата. Он встает поперек горла.

После ужина снова закрываюсь в комнате. Вот зря я не сходила на экскурсию по дому. Взяла бы книгу в библиотеке. Даже учебнику французского я была бы сейчас очень рада, лишь бы чем-то себя занять.

Борислав Георгиевич приехал действительно поздно. Я успела уснуть. Проснулась, услышав голоса за дверью. Мужчина тихо приоткрывает ее, заглядывает.

— Не спишь?

— Уже нет. Здравствуйте, — сажусь на кровати, подтягивая выше одеяло.

— Здравствуй, София. Мы не успели познакомиться с тобой. Борислав Георгиевич. — официально представляется. — Ты, наверное, волнуешься о маме? Я был у нее сегодня. Она все еще без сознания и к ней пока не пускают. Как только будет можно, тебя к ней отвезет мой водитель.

— А Владимир?

— Он погиб, к сожалению, — мужчина отводит взгляд к окну. — Завтра похороны. Поедешь?

— Да, — киваю, сглотнув ком, застрявший в горле.

Владимир хоть и раздражал меня, но он долго жил с нами, и мама вроде его любила. Нельзя не пойти, это будет неправильно.

— Мне можно вернуться домой? Я могу пожить одна. Правда, — заверяю его.

— Понимаешь, девочка, тебе нет восемнадцати. У службы опеки и попечительства могут возникнуть вопросы. Да и здесь тебе будет комфортно. В доме есть все от бассейна до библиотеки. Ты где-то учишься?

— В школе, но я грант получила и сегодня мы должны были подать документы в лицей. Как теперь быть, я не знаю, — опускаю голову. — Можно мне туда съездить? Надо только забрать все из дома, — тараторю, набрав в легкие побольше воздуха. Вдруг еще есть шанс.

Выдыхаю. Голова снова кружится, пальцы покалывает.

— Что за лицей?

— Самый лучший в городе, — вздыхаю, — седьмой.

— Хм. У меня младший сын там учится, и старший его закончил. Лицей действительно лучший, ты права. Не переживай. С твоим грантом все будет нормально, я решу. Вы с Платоном заказали вещи?

— Нет, — удивленно моргаю.

При упоминании этого хама у меня внутри все сжимается в тугой узел. А он еще и учится там же. Вот это я вляпалась, называется…

— Вот с… засранец! — злится Борислав Георгиевич. — Сказал же ему! Ладно. Завтра утром водитель отвезет тебя к вам на квартиру, переоденешься, соберешь необходимые вещи и документы. Оттуда он привезет тебя сразу на кладбище. Отдыхай, София.

— Борислав Георгиевич, — окрикиваю мужчину уже у двери. — Можно мне все же увидеть маму? Пожалуйста, — голос срывается.

Не знаю, то ли наполненные слезами глаза, то ли что-то иное все же пробило стену его деловой вежливости и такой же заботы, к которой у меня все еще много вопросов. Только задавать их этому человеку мне почему-то страшно.

— Хорошо. Заедем после похорон к ней в больницу.

— Спасибо, — благодарно складываю ладошки вместе.

Он уходит, оставляя после себя лишь напряжение и шлейф терпкого дорогого парфюма. Странный и пугающий человек. И делает ведь хорошо, заботится, помогает, но во всем этом есть подвох. Такие люди как он не спешат быть добрыми и сентиментальными к таким, как я. Мы из разных вселенных. Его дети, особенно младший, отличное тому подтверждение.

Проревев в подушку почти до утра, встаю и шлепаю в душ. В доме еще тихо и я спокойно стою под теплой водой, смывая с лица высохшие следы ночной истерики. Мне жалко Владимира, искренне жалко. И очнется ли мама? В голову что только не приходило в темноте ночи. Шок после страшного дня прошел и меня накрыло волной эмоций. Дрожащими пальчиками смываю с себя пенку от геля. Хорошо промываю длинные рыжие волосы. Заворачиваюсь в мягкое большое полотенце и хлюпая носом возвращаюсь в комнату. Ехать домой придется в том, что мне выделила Арина. Надеваю штаны и футболку, а сверху чудом уцелевший любимый оранжевый свитер. Забираюсь с ногами на мягкий подоконник и просто смотрю в окно. Там мужчина в камуфляже занимается с двумя немецкими овчарками. Послушные собаки выполняют все его команды и виляют хвостами, получая вкусняшки.

— Соня, ты чего завтракать не идешь? — ко мне заглядывает Арина. — Эй, детка, — подходит, обнимает меня, прижимает голову к своей груди. — Ты чего плачешь? Вчера не плакала, — гладит меня по спине. — По маме скучаешь?

— Домой хочу, — всхлипываю обнимая ее. Так хочется почувствовать поддержку, которой у меня никогда не было.

— Ну что ты, моя хорошая девочка… Все, вытирай слезки, — поднимает мое лицо ладонями и стирает влажные следы с лица. — Вот так. Мама поправится и поедешь домой. А здесь тебе будет лучше, чем в каком-нибудь интернате. Ты же домашняя девочка, ты не сможешь там. Пойдем, я напою тебя чаем. А лучше какао с корицей и свежими блинчиками.

— А Платон? — сама теперь стираю с лица слезы.

— Он не встал еще. Наотмечался вчера все — таки, но отцу этого лучше не знать. Я сейчас тебя накормлю и пойду его поднимать.

Чудесные теплые блинчики с медом помогли немного успокоиться. Сама убираю за собой со стола. Арина провожает меня на улицу до машины, знакомит с водителем. С опаской смотрю в салон.

— Может я сама доберусь? На маршрутке, — предлагаю им обоим, делая шаг назад.

— Сава очень аккуратно водит, у него большой опыт, не бойся, — успокаивает меня Арина.

— У Владимира тоже был опыт, — делаю назад еще пару шагов. — А теперь Владимира больше нет, — снова всхлипываю.

Арина вздыхает, оглядывается. Я вместе с ней поворачиваю голову и у входной двери замечаю Платона. Парень стоит со стаканом сока в руке и наблюдает за нами.

— Иди сюда, — машет ему Арина. Он отрицательно качает головой.

— Зачем? Не надо, я поеду, — тут же соглашаюсь и сжавшись в пружинку забираюсь на сиденье. Платон стоит и ржет надо мной. Смешно ему!

Дверь за мной закрывается, словно ловушка. Обеими руками впиваюсь в дорогую кожу сиденья и всеми силами стараюсь погасить в себе панику, болезненно пульсирующую в животе.

— София, вы живете по прописке мамы? — интересуется Савелий.

— Да, — выдавливаю из себя.

— Не бойтесь. Я обещаю доставить вас везде сегодня в целости и сохранности, — улыбается приятный молодой мужчина. — Хотите воды? Могу включить музыку, — предлагает он.

— Ничего не нужно, спасибо. Просто довезите меня живой, пожалуйста. А то что-то не складывается у меня с машинами в последнее время.

У родного подъезда ставлю на асфальт дрожащие ноги. Добрались! Теперь у соседки надо взять запасной ключ. Это тоже квест. Она начнет задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать. Сама ничего еще не поняла и не осознала.

От нее меня спасает Савелий. Завидев крупного мужчину с серьезным лицом за моей спиной, тетя Люда быстро находит и отдает наши ключи.

Захожу домой. Здесь все пахнет нами. Мамиными духами, стряпней Владимира. Висит ее китель на вешалке и его спецовка в пакете. Так и не закинул в стирку после своей шабашки.

Чтобы опять не разреветься, стараюсь собираться как можно быстрее. В сумку летят личные вещи, средства гигиены, любимая игрушка, личный дневник, учебники, тетради и старенький ноутбук вместе с зарядкой. В гостиной в серванте нахожу кнопочный мобильный телефон. Он был моим самым первым еще в начальной школе. Хорошо, что мама не стала его продавать. Нужна теперь только сим-карта, но это проще, чем купить мобильный, на который денег у меня просто нет.

Кстати, о них!

Карманных у меня почти не было. Мама считала, что обеспечивает меня всем необходимым, а своих денег я не заслужила еще, это блажь. Сейчас они мне очень нужны и я, краснея от стыда, залезаю в конверт с деньгами, отложенными на репетиторов. Там немного, но хоть что-то. Буду растягивать, как смогу.

На кухне на плите стоит прокисший суп и второе в глубокой сковороде. Все выбрасываю, мою посуду, поливаю немногочисленные цветы. Покрепче запираю балконную дверь, перекрываю газ, свет, воду. Все, как по учебнику.

Савелий забирает сумку и рюкзак. Я звоню в дверь соседки.

— Теть Люд, я ключи возвращаю. Если вам не сложно, заглядывайте пару раз в неделю к нам, поливайте цветы. Нас не будет некоторое время.

— Что-то случилось, Сонечка? У тебя глазки красные. Плакала?

— Нет. То есть да. Мама в аварию попала, в больнице сейчас.

— Ох… Ужас то какой! — всплескивает руками. — А ты как же? А Вова? Где Вова?

— Погиб, — мой голос все же срывается. — Похороны сегодня, — веду рукой, демонстрируя, что успела переодеться в черные брюки, блузку и куртку.

— Ты же моя девочка, — тетя Люда искренне меня обнимает и тоже всхлипывает. — Помощь нужна какая, Сонь? Я могу по соседям пройти, денежку собрать. И сама ты где сейчас? Может у меня поживешь?

— За ней присмотрят, не переживайте, — за меня отвечает Савелий.

— А это кто, Сонь? — шепчет мне на ухо тетя Люда.

— Я потом расскажу. Вы присмотрите за квартирой, ладно?

Сава протягивает ей визитку.

— Здесь мой номер телефона. Если что-то срочное, звоните. У Софи пока нет. Мы решим этот вопрос в ближайшее время и ее номер я вам тоже пришлю. До свидания. Сонь, нам ехать пора, — поторапливает меня.

— Держись, девочка, — тетя Люда крестит воздух мне вслед, и хлопает дверью только когда мы спускаемся на этаж ниже.

Провожает нас взглядом с балкона.

Сава оказывается осведомлен больше, чем я предполагала. Но мне уже все равно. Я снова держусь одной рукой за сиденье, будто в случае аварии это меня спасет, а второй прижимаю к себе рюкзак. Очень страшно и, как назло, опять расходится дождь. Впереди виднеется высокий забор городского кладбища. Это странным образом меня успокаивает.

Глава 8. Поездка к маме

София

Всю церемонию я проживаю молча. Рядом со мной стоит Гордей в черной рубашке и коротком пальто с поднятым от ветра воротником. Платон тоже оказался здесь. Он наблюдает за процессом, стоя у машины отца.

Возложила живые цветы на свежую могилу, в последний раз посмотрела на фотографию мужчины, который больше никогда ничего не приготовит в нашей квартире и не наденет свою противно пахнущую спецовку.

— Извините, что так и не смогла принять вас в нашу семью, — прошептала тихо.

Развернувшись, иду к машине, на которой меня сюда привезли. Сажусь в салон, забиваюсь в угол и замираю. К нам садится Борислав Георгиевич. Парни уезжают на другом автомобиле, а мы едем в клинику к маме, как мне и обещали.

Надо бы сказать этому человеку спасибо за то, что все организовал. Потратил свои деньги и время, но я пока не могу. Меня опять будто заморозило.

В клинике неприятно щекочет нос запах лекарств, даже стоящие в больших кадках цветы в холле не спасают. Борислав Георгиевич просит меня подождать на диванчике для посетителей, а сам уходит договариваться с врачом.

Чтобы чем-то себя занять, кручу в руке свой старенький кнопочный телефон, а заодно думаю над словами Арины. Правда, не знаю, что было бы лучше: интернат или чужой дом, где мне совсем не рады. Если Гордей занял нейтральную позицию и не особенно спешит со мной общаться, то Платон настроен агрессивно.

А как сложилось бы в интернате? Мама много рассказывала о таких детях в качестве примеров из своей работы. И все эти истории совсем не радужные. Как там говорят? Из двух зол выбирают меньшее. Осталось понять, какое из тех, что свалились, меньшее для меня.

— Соня, пойдем, — зовет Борислав Георгиевич.

Послушно подхожу к нему. Мужчина протягивает мне белый халат и ведет за собой по коридорам в отделение интенсивной терапии.

— Здравствуйте, София, — кивает врач. — Я делаю исключение просто потому, что у вас из близких больше никого нет. У вас пять минут.

— Спасибо.

Обрабатываю руки антисептиком, надеваю бахилы и захожу в бокс. Мама лежит с закрытыми глазами, к носу подведена кислородная трубка. На лице ссадины, рука зафиксирована в гипсе, голова перебинтована.

Смотрю на нее и не знаю, что сказать. Все слова вдруг застряли комом в горле. Прокашливаюсь, подхожу еще немного ближе и прикасаюсь пальцами к ее руке.

— Мам, ты возвращайся ко мне, ладно? — все же произношу шепотом. — Я выучу французский на сто баллов и в лицее буду стараться, только очнись, пожалуйста. Не бросай меня. Мне очень страшно и одиноко, мам, — делюсь с ней тем, что никогда не сказала бы в глаза.

Она бы просто фыркнула на меня и все. Но сейчас мне надо с кем-то поделиться, чтобы просто выдержать все это.

— Соня, пора, — торопит врач.

— Я еще приду к тебе, — еще раз глажу маму по руке и выхожу из бокса. — Скажите, — обращаюсь к врачу, — какие у нее прогнозы?

— Пока сложно сказать. Состояние стабильное, что уже хорошо. Будем наблюдать за динамикой и передавать всю информацию для вас через Борислава Георгиевича.

— А мне можно будет еще к ней приехать?

— Когда придет в себя. Пока в этом правда нет необходимости.

— Хорошо.

Выходим на улицу. Привожу себя в порядок при помощи пары бумажных салфеток.

— Ты голодная? — рядом встает отец Платона.

— Нет, — качаю головой. — Мне нужно где-то подключить новую симку для телефона. Я прогуляюсь, если можно. Потом сама доберусь.

— Прогуляйся, — кивает. Шарит по карманам, достает коричневое кожаное портмоне, перебирает пластиковые карты. — Возьми вот эту, — протягивает мне одну из них. — Там достаточно денег. Купи себе все, что необходимо, раз мой сын тебе с этим не помог.

— Спасибо, не нужно, у меня есть свои деньги, — не спешу принимать столь щедрый подарок от моего странного благодетеля.

— Бери, Сонь, и не занимайся ерундой. Я примерно представляю, сколько всего нужно девочке твоего возраста, а у нас мужской состав дома, — улыбается он. — Кстати, я звонил в лицей, переговорил с руководством. Не переживай, тебя там ждут, как только ты будешь готова приступить к учебе. Сегодня водитель привезет тебе форму и учебники.

— Спасибо. Это отличная новость, — первая хорошая за последние пару дней. — А можно завтра?

— Уверена, что это хорошая идея? — хмурится он.

— Уверена. Мне будет легче, когда я загружусь учебой.

— Ну хорошо, тогда договорились. Сегодня погуляй, а завтра с документами туда и сразу на занятия. Все, мне пора. Дела не ждут.

Прогулка по городу помогает немного прийти в себя. И даже голова не кружится, только ноги гудят, но в целом я чувствую себя вполне нормально. Мысли о том, что я завтра вернусь к учебе, воодушевляют. Меньше времени буду проводить в напряженной обстановке чужого дома.

Подключаю себе новую сим-карту, сразу вставляю в телефон. На меня в салоне так удивленно смотрят. Так и хочется сказать: «Да, представляете, с такими телефонами еще ходят!», но грубить неприлично, я же хорошо воспитанная дочь своей мамы, так что просто ухожу, подняв голову чуть выше обычного.

Рядом с салоном сотовой связи обнаруживается небольшое кафе. Захожу, заказываю себе горячий чай и булочку с корицей. Совсем недорого и очень вкусно, а еще тепло. Я успела подмерзнуть, пока бродила по ноябрьским улицам. Теперь надо сориентироваться, на чем добраться до своего временного жилья и ехать. Темнеет сейчас рано, на улице становится сильно холоднее.

Кутаясь в курточку, долго стою на остановке вычитывая маршрутные листы на стеклах проезжающих мимо автобусов и маршруток. Нахожу подходящий, забираюсь в него и радуюсь, что небольшой ПАЗик забит битком. Среди плотно прижавшихся друг к другу людей неудобно, но очень тепло. Веки тяжелеют и начинают слипаться. Чуть не просмотрела свою остановку. От нее еще довольно прилично идти пешком, а по-другому до особняка можно добраться лишь на такси. Нет у меня на него денег. Застегиваю замок повыше, надеваю капюшон, прячась от холода, и топаю по хорошо освещенной улице.

— Соня, ну слава Богу, — меня встречает Арина. — Я уже хотела в розыск подавать!

— Извините, немного не рассчитала время на дорогу.

— Ничего. Надо номер телефона мне твой записать, чтобы так не дергаться. Давай сейчас в ванную греться, а я пока ужин разогрею. Мальчишки уже поели. А еще, Сонь! — окликает меня. — Форму из лицея привезли. Ее выгладили. На вешалке у тебя в шкафу висит. Учебники на тумбочке. Сама разложи, как тебе удобно.

Глава 9. Первый день в лицее

София

Сегодня удивительно солнечно. После последней недели сплошного дождя погода решила сжалиться и подарить жителям города немного витамина «Д». В животе пульсирует волнение. Новая школа, новые одноклассники… и Платон. Непредсказуемый, грубый, наглый. Там его территория и он может устроить какую-нибудь подлость. Моя задача сохранить лицо и хорошо учиться. Это за них платят родители, а я просто не имею права потерять этот грант, подвести маму и себя.

Пока водитель везет меня на занятия, настраиваюсь исключительно на рабочий лад. Друзей, очевидно, мне там не найти. Мы с ними слишком разные. А вот показать класс в знаниях я и правда могу.

Эти мысли немного успокаивают. Из машины выхожу уверенно, стараясь дышать так, чтобы в животе не было слишком больно.

Расположение корпусов я успела изучить на сайте лицея. Воспроизвела эту информацию в памяти, нашла административный, отдала документы. Никто не стал задавать лишних вопросов. Мне выдали расписание и отправили на первый урок.

Ирония жизни — первым уроком оказался именно французский, который уже отмечен у меня в бланке, как мой дополнительный язык.

В главном корпусе кипит жизнь. Голоса, смех, суета. Форма сглаживает социальное неравенство, но я все равно вижу, кто есть кто. Детей из таких семей как у Платона отличают даже жесты во время разговора, а еще оценивающие взгляды, несколько из которых неприкрыто направлены на меня.

Быстро ухожу из входной зоны в один из коридоров. Судя по номеру, кабинет явно не на первом этаже. Быстро взбегаю по лестнице на второй и вместе со звонком упираюсь в нужную дверь. Выдохнув, дергаю ее на себя.

— Здравствуйте, — произношу, чуть охрипнув от волнения.

— Новенькая? Дегтярева? — преподаватель смотрит по журналу.

— Да, — киваю, крепче сжимая в ладони лямки рюкзака.

— Проходи, выбирай любое свободное место. На уроках иностранных языков мы максимально погружаемся в среду. Говорим только на том языке, который учим. Я видела твои баллы по французскому. Очень неплохие для обычной средней школы.

— Спас… Ай! — меня сносит болезненным толчком в спину.

— Калужский! — повышает голос преподаватель.

— И здесь ты, — пренебрежительно кривится Платон, мазнув по мне взглядом. — Je vous demande pardon pour ce retard (Прошу прощения за опоздание). — без грамма сожаления произносит он.

Красиво произносит, если честно. Этот язык ему идет, не будь Калужский таким гадом.

— Tu vas écrire une explication. Maintenant, asseyez-vous rapidement. Et ainsi pris beaucoup de temps (Ты напишешь объяснение. А теперь быстро садитесь. И так отняли уйму времени).

Нас буквально откидывает друг от друга. Платон обходит ряды по дуге с одной стороны, я — с другой.

— Un con (Идиот) — выдохнув, сажусь за последнюю парту.

Я не знаю, как он это услышал! Но злой взгляд и «Tu es fini» (Тебе конец) в ответ, прилетели моментально.

— Arrêtez-vous! (Остановитесь!) — повышает голос преподаватель.

Замолкаем. Сердце колотится в горле, пальцы дрожат. Ручка пару раз выпадает из рук привлекая ко мне внимание, которого и так оказалось слишком много для первого учебного дня.

После второй пары нахожу столовую. Есть не хочется, а вот стакан чая я бы взяла.

Поражает разнообразие предлагаемых блюд. Это точно обычная школьная столовая?

Мое внимание привлекает простой свекольный салат с молотыми грецкими орешками. Решаюсь взять его и стакан горячего чая. Нахожу местечко, куда можно присесть, аккуратно несу свой завтрак.

— Народ, — голос Калужского заставляет вздрогнуть. Иду дальше, не глядя на него. — Три секунды, — обращается ко всем присутствующим. — Разрешите представить, — позерствует он. — Моя персональная игрушка. Папа на день рождения подарил.

— Ты офигел?! — возмущенно разворачиваюсь с подносом в руках.

— Я тебе слово не давал, — делает несколько шагов в мою сторону. — А еще очень-очень проголодался. Хочу салат с морепродуктами и свежевыжатый апельсиновый фреш. У тебя две минуты. И если ты вдруг сейчас начнешь возражать, — говорит уже гораздо тише, — я напомню, сколько денег ты должна мне за разбитую тачку. У тебя нет вариантов, кошка. Ты либо отрабатываешь их, делая то, что я говорю, либо ищешь бабки, — достает телефон, вбивает на нем цифры и разворачивает экраном ко мне. — Вот столько бабок.

У меня дыхание перехватывает от увиденной суммы. Да я даже если на работу устроюсь, свою свободу у этого придурка не выкуплю.

— Жду свой обед, — нагло улыбается Платон.

— На, — вручаю ему свой поднос.

— Что это? — удивленно вскидывает бровь.

— Обед, — улыбаюсь, стараясь скрыть панику. — Вкусно и для мозгов полезно. Тебе пригодится!

Пока он не очнулся, быстрым шагом иду в сторону выхода из столовой. Натыкаюсь на какого-то сероглазого парня. Кажется тоже из нашего класса.

— Зря ты так с ним, — говорит он тихо. — Не простит.

— Тём, ну мы идем… — рядом с ним появляется красивая брюнетка. — Ой, привет. Я Этель, мы не успели познакомиться.

— Соня, — быстро представляюсь в ответ.

— Очень приятно. Ты уже обедала? Можешь сесть с нами, заодно познакомимся.

— Не может, — одергивает ее тот самый Тёма.

— Почему это? — девушка удивленно на него смотрит.

— Потому что мы не будем лезть в разборки Платона. Пойдем, Эль, времени почти не осталось, а я жрать хочу.

— Ну как же…

— Идем, я сказал, — подталкивает ее к раздаче.

Вот так. Помощи и поддержки мне здесь явно не найти. Слово Калужского — закон, а я так… «Игрушка, которую папа подарил».

Глава 10. Занимательный французский

Платон

Едва сдержавшись, чтобы не догнать и не надеть на одну рыжую голову поднос с отвратительным свекольным салатом, бросаю его на ближайшем столе и под заинтересованными взглядами Севера и его компании, иду искать свое персональное недоразумение.

К кошке в лицее не приблизится никто, я ее место четко и публично обозначил. Север Элю придержит от дружеских порывов, а Лу сама не полезет. Она к себе людей просто так не подпускает.

— Кис-кис-кис, — иду по коридору, заглядывая в ниши и места, где мы обычно сидим на подоконниках. — Кошка, ты сбежала от меня? Наивная. Ты же живёшь со мной на одной территории. Я тебя все равно найду. Кис-кис, — зову снова.

Поднимаюсь на следующий этаж.

— Оу...

Застываю в коридоре возле кабинета психологии. София стоит у окна спиной ко мне. В ее рыжих волосах запуталось солнце. Оно подсвечивает весь хрупкий силуэт девчонки. На широком подоконнике лежит рюкзак, поверх него форменный свитер лицея. Белая блузка слегка просвечивает. Вздрагивают узкие плечи. Плачет?

Подхожу ближе. Меня не видно за высоким декоративным лимоном с небольшими жёлтыми плодами.

Кошка достает из рюкзака бумажные платочки, приводит себя в порядок.

Точно плачет...

Прислушиваюсь к себе. Откликается?

Ну так, внутри что-то странно дергается и все.

Что же сделать с тобой, кошка? Как наказать? Мысли в голову лезут самые пошлые. Ещё этого мне не хватало! Хотеть это блохастое чудовище!

С жёсткой ухмылкой тихо выхожу из своего укрытия и… делаю несколько шагов назад. Надо свалить отсюда как можно быстрее. Собственная реакция на увиденное мне не нравится.

«Из-за этой идиотки ты разбил машину!» — напоминаю себе.

Кстати, о машине, надо же забрать. И я просто сваливаю из лицея, договорившись с охраной. Голова раскалывается, настроение отстой. Отцу позвонят, конечно, а он обязательно сожрет мне мозг за прогул, только мне почему-то похрен сегодня. Я увидел картинку, которая никак не отпускает. Надо переварить и выплюнуть, пока не встала поперек горла.

Забираю тачку из сервиса. Катаюсь по городу без фанатизма. Сейчас бы на трассу и погонять часа два в никуда, просто пейзажами полюбоваться и голову свою пульсирующую прочистить. Вместо этого еду домой. Машину в гараж надо загнать и сделать честный вид, что я к ней не прикасался. Парни в сервисе вылизали ее так, что не докопаешься.

Домой приезжаю раньше кошки и мне плевать, где ее носит. Арина гоняет двух уборщиц. Говорит, у нас какие-то гости вечером важные образовались.

Вместо того чтобы подняться к себе, сворачиваю в комнату Сони. Толкаю дверь в оливковое царство. Весной пахнет с порога. Прикольно. Захожу, плотно прикрываю за собой дверь, чтобы Арина не спалила и не выставила меня отсюда.

На стуле аккуратно сложена ее домашняя одежда. На тумбочке бумажная книга, раскрытая и перевернутая страницами вниз. Духи, расческа, плюшевая игрушка на кровати. Забираю. Осматриваюсь внимательнее. Лезу в тумбочку, нехорошо, знаю, но очень интересно, что хранят кошки в таких местах. Клубки с нитками и заводных мышей?

Нет. Тетрадки разноцветные, дневник с замочком… Дневник?! Уже интересно, а замок бутафорский, не работает. Какая доверчивая живность у нас тут завелась. Так открыто хранить личное, можно сказать интимное.

Открываю сразу последнюю страницу, а там занимательный французский…

«Nuit sombre dans la ville Sombre

Le chat noir marchait dans la rue…»

… перевожу стихотворение в своей больной голове:

«Тёмной ночью в Тёмном городе

Шел по улице черный кот.

Глаза умные, шерстка с проседью,

Шёл по улице старый кот.

Знает кот, что никто в этом городе

В дом, в семью его не возьмет.

Не обидится кот. Мимо нас пройдет.

Тайны темные, что услышит кот,

В темноту он с собой унесет.

И не знает никто, как одиноко коту.

Ему бы любви, заботы ему.

Он бы гордость унял и хозяина он

Не любил, уважал и был верен ему.»

— Маленькая, рыжая… Зараза! — сжимаю зубы.

Мы с тобой еще обязательно обсудим это стихотворение, кошка, а пока надо валить отсюда. Жалко бросать тут эту занимательную тетрадочку, но я теперь знаю, где она лежит и обязательно вернусь.

Довольно улыбаясь, кладу дневник на место, выглядываю из комнаты и быстро выскальзываю в коридор, пока никого нет. Игрушка кошачья зажата у меня в руке. Пусть поищет, а я потом поторгуюсь и, возможно, верну, если София будет себя хорошо вести.

Падаю спиной на кровать в своей комнате. Глаза закрываю и снова вижу, как в ее волосах путается солнце. Она не может мне нравиться! Просто не может. Но нравится же… Красивая девочка, только зашуганная. Я таким был лет в десять, когда отец особенно зверствовал по пустякам. Потом переболел, научился противостоять и открыто не нарываться, если специально не хотел его позлить.

Нет! Надо выбить эту дурь из головы. Мы просто поиграем. Она ответит за разбитую тачку, а я не сдохну со скуки в ближайшее время.

Отличный план!

Дотягиваюсь пальцами до Сониной игрушки, тяну к себе, подношу к лицу и вдыхаю запах. Тоже весной пахнет. Мне нравится этот запах. Он теплый и солнечный.

«Стоп, Калужский!» — торможу себя. — «Ты че творишь?! Нужен ты ей! Отцу не нужен, Дашке был не нужен, потом Эля… Красивая, добрая девочка. Она тоже выбрала не тебя. Что сейчас изменится? Ни-че-го! Просто будет снова больно, а я зарекся. Не хочу этого больше! Полегчало? Ну вот и славно…» — игрушка одним точным броском улетает с кровати на шкаф и скрывается там между запылившимся шлемом и роликовыми коньками.

Есть охота.

Переодеваюсь, спускаюсь в столовую. Стоя ко мне спиной, с Ариной разговаривает Соня. Тихо подкрадываюсь к ней сзади. Вздрагивает, все же услышав шаги. Отскакивает от меня. Оглядывается, прислонив кулачок к груди.

— Чего ты хочешь от меня, Платон?! — голос охрипший, глаза красные.

А мне самому бы разобраться чего я теперь хочу…

Глава 11. Где здесь мужчина?

Платон

Верхняя губа вздрагивает в подобии оскала. Внутри опять все закипает от раздражения. И глаза ее покрасневшие из-за меня. А кто говорил, что будет легко?

— Ты меня завтрака в лицее лишила. Теперь я жду свой обед в комнате. Не придешь, я приду к тебе сам, — ставлю кошку перед фактом.

— Калужский, ты офонарел? — ругается Арина.

— Не лезь, пожалуйста, — прошу ее. — Кошка, я жду, — небрежно засунув руки в карманы, кручусь на пятках и иду к лестнице. — Блох мне только в еду не напусти, — цепляю Соню.

— Платон! — снова Арина. — Соня, не вздумай никуда ходить. Я сейчас лично выпорю этого мальчишку.

— Да, Соня, — подмигиваю ей с лестницы. — Не ходи. Если я приду сам, тебе понравится больше. Хотя... — задумчиво стучу пальцами по перилам. — Нет. Думаю, понравится только мне!

— Ты посмотри на него! Ты чего разошелся, а? А ну брысь к себе, иначе я отцу скажу, как ты себя ведешь!

Сваливаю. Засекаю время... Через десять минут в дверь стучат. Неужели пришла?

Открываю. Арина с подносом.

— Я буду есть только если обед мне принесет кошка.

— Ей нечего делать в твоей спальне, как и тебе в ее! Либо забирай, либо ходи голодный. И оставь уже девочку в покое. У нее трагедия в жизни, понимаешь ты это или нет?! А может… — вдруг улыбается она. — Хороший мой, а ты не влюбился случайно?

— Не зови меня, когда придут гости отца, — игнорирую вопрос Арины.

Потому что нет, я не влюбился. Как вообще можно влюбиться в это недоразумение, да еще и так быстро? Красивая — факт. Необычная еще. Плачет, но сопротивляется, а мне интересно найти точку, в которой выйдет это сопротивление сломать. А еще интересно, насколько далеко я готов зайти в этой игре. Остались у меня тормоза или все, я достиг невозврата.

— Мне не нравится эта улыбка, — строго заявляет Арина. — Что ты задумал?

— Ничего.

— Платон, — она проходит в комнату, ставит поднос на компьютерный стол, — ну ты же хороший мальчик, — берет меня за руку. — Я тебя таким агрессивным не воспитывала. Тем более к девочке, которой и без тебя больно. Чего ты колючки свои выпустил, ёжик? — улыбается она.

Тепло так от ее слов и одновременно колит глубоко внутри, словно маленькой тонкой иголкой все время тыкают в одно место. И все теплое уходит, оставляя лишь глухое раздражение.

— Она тебе нравится, да? — давит Арина. — Хороший мой, если ты не знаешь, как подойти к девочке, просто спроси. Я постараюсь помочь.

— Не помню, чтобы у меня были проблемы с девочками, — ухмыляясь, разворачиваюсь, ухожу к окну.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — Арина подходит сзади, дотягивается и треплет меня по волосам. — Поешь.

— Не хочу. Кто у нас в гостях сегодня?

— Антон Витальевич Гаврилюк с женой. Часов в пять уже должны быть. Тебе придется спуститься, ты же понимаешь?

— Нет, — отрицательно кручу головой. — С начальником ГИБДД любимый папа прекрасно пообщается и без меня. На крайняк, есть Гордей. Как любимый сын, пусть отдувается и помогает папочке прикрывать свою задницу.

— Какой же ты упрямый! — толкает меня ладонью в затылок. — Поешь, я сказала! — строго.

— Только когда еду мне принесет кошка, — стою на своем.

Арина закатывает глаза на мою упертость. Ей некогда со мной возиться, приходится уйти. Поднос с аппетитным жарким в горшочке под хлебно — сырной шапкой, разноцветным овощным салатом и свежим хлебом так и стоит на моем столе. Желудок сообщает, что вполне был бы не против получить это все себе.

Беру в руки книгу, ложусь на кровать. Дам своему блохастому раздражителю еще минут десять на раздумье, а потом пойду требовать свой обед.

Конечно, кошка не пришла. Я бы удивился… Даже разочаровался, будь все так просто.

С тоской глянув на остывший обед, выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице, сворачиваю в сторону оливковой комнаты. Без стука открываю дверь. Соня сидит на мягком подоконнике, вытянув стройные ножки в белых носочках и уперев ступни в стену. В ушах наушники. Она смотрит во двор и тихо повторяет фразы на французском. Рыжая коса лежит на плече, всего несколько волнистых прядей падают на бледное лицо с контрастными розовыми губками.

Подхожу ближе. Встаю перед ней. Вздрагивает, поднимает на меня взгляд из-под пушистых ресниц. Солнце играет с цветом ее глаз, делая рыжие мазки в ее зеленых зрачках янтарными.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает, вытащив один наушник.

— Tu me dois le déjeuner (Ты должна мне обед), — напоминаю ей. Нравится ей французский, я не прочь пообщаться на нем.

— Tu sais où est la cuisine (Ты знаешь, где кухня), — отшивает меня.

— Le chat a oublié ce qui est dans mon esclavage? (Кошка забыла, что находится в моем рабстве?)

— Il y a des biscuits sur la table de chevet. Prends-moi et laisse-moi tranquille. (На тумбочке есть печенье. Возьми и оставь меня в покое.) — снова пытается вставить наушник.

Выдергиваю его.

— Эй! — возмущается Соня.

— Не вежливо затыкать уши, когда с тобой разговаривают. Ты же в курсе, что голодный мужчина — злой мужчина? М, кошка?

— Où est ici l'homme? Je ne vois pas! (Где здесь мужчина? Не вижу!)

Упираюсь коленом в подоконник, наклоняюсь к кошке так близко, что чувствую ее дыхание с ароматом земляничной жвачки. Зрачки в зеленых глазах становятся огромными. Завороженно смотрю, как весна превращается в ночь. Насыщенные, испуганные… Затягивает…

Мои губы приближаются к ее. Соня в ужасе задерживает дыхание…

— Je vais vous montrer maintenant (Сейчас покажу) — улыбаюсь, медленно наматывая на кулак ее рыжую косу.

Глава 12. Первый поцелуй

София

Упираю ладони в его грудь, чтобы остановить. Еще секунда, одно движение, вдох или попытка сказать что-то против, и наши губы соприкоснутся.

Платону весело, он играет в свои игру, результат, который я никак не могу просчитать. Но вот это вот, что сейчас пытается сделать этот кареглазый придурок, меня напрягает и пугает. Вся кожа горит огнем и покрывается мурашками, а у него зрачок пульсирует… Не могу оторваться. Голова начинает кружиться от нехватки воздуха.

Давлю ладонями сильнее. Каменный! Никак получается его сдвинуть!

Калужский дышит чуть чаще, прикасается своим носом к моему, легко ведет вверх-вниз, улыбается. Пауза слишком затягивается. Платон просто дразнит, испытывает мои нервы на прочность. Моя коса стиснута в его напряженной руке. Сейчас дернет и все, у меня будет первый в жизни поцелуй с парнем. И с каким? С самым отвязным придурком, которого только можно встретить!

Не хочу я так! По-другому представляла себе этот момент.

Пытаюсь отклониться в сторону.

— Не-а, — Платон тянет меня за косу обратно, но теперь между нами немного больше расстояния. — Поцелуй меня… сама.

— С чего это вдруг я должна тебя целовать? Отпусти! — требую, снова пытаясь оттолкнуть его.

Становится немного больно, потому что отстраняется Платон и тянет меня за собой за косу.

— Ай-яй! — взвизгиваю.

— Сама виновата. Не дергайся. Я ведь предупреждал: не придешь ко мне, я приду сам. Я пришел и требую компенсировать отсутствие обеда поцелуем.

— Да принесу я тебе твой обед! Принесу! Уйди только отсюда, — умоляю его.

— Начнем с того, что это мой дом и я могу находиться в нем где угодно, — напоминает, где мое место. — А есть я больше не хочу.

— А как же блохи? — зло фыркаю на него. — Не боишься подцепить?

— Зараза к заразе не пристает, — смеется Платон и неожиданно, нагло прижимается к моим губам. Резко кусаю его за нижнюю. На языке моментально появляется привкус крови… Его!

— Черт!!! — отскакивает от меня. — Ты чего творишь, дикая?! — морщится он, прижимая пальцы к раненной губе. Смотрит на красные разводы на подушечках.

Его глаза опасно сужаются. Невооруженным взглядом вижу, как напрягается все его тело, на шее выступают вены, бешено колотится пульс.

— Уходи, — отворачиваюсь к окну.

Так обидно становится. Это все же случилось. Первый поцелуй.

Во рту неприятно от вкуса чужой крови. Немного подташнивает от него и от нервов. Платон смотрит, как я прячу под бедра дрожащие пальцы. И не уходит. Вот почему он не уходит?! Ну получил же уже что хотел! Свою дурацкую компенсацию за завтрак, и за обед тоже. Пусть свалит теперь.

Ком в горле становится плотнее. Внутренности сводит. Я подскакиваю с подоконника и несусь со всех ног в санитарную комнату, сгибаюсь над унитазом и меня выворачивает наизнанку до боли во всем теле. В ногах тут же появляется слабость, опускаюсь на колени и стараюсь ровнее дышать, чтобы снять спазм.

— Даже так, — слышу за спиной. — Не думал, что я настолько отвратительно целуюсь.

Меня скручивает новым спазмом.

— Что такое? — рядом появляется Арина.

Помогает мне подняться, умыться. Чищу зубы и на шарнирных коленях возвращаюсь в комнату. Добрая женщина приносит мне воды с лаймом и мятой. Становится легче.

— Может вызвать врача? — беспокоится она.

— Не надо. Я полежу немного. Просто нервы. У меня бывает, когда я очень сильно волнуюсь, — вспоминаю, как мне было плохо перед сдачей тестов на получение гранта.

— Ты уверена, детка? — Арина гладит меня по волосам.

— Абсолютно. Скоро отпустит.

— Принести тебе что-нибудь? — так приятно и заботливо.

— Нет. Можно мне просто немного поспать? — вымученно улыбаюсь ей.

— Конечно. Я предупрежу Борислава Георгиевича, что тебя не будет на ужине. Отдыхай. Позже принесу тебе покушать что-нибудь легкое.

Арина оставляет меня одну. Глаза закрываются, но заснуть не выходит. Я лежу на боку и смотрю, как за окном на ветке делят кусочек хлеба две маленькие птички. Надо бы сделать им кормушку, скоро станет совсем холодно. Не думаю, что хозяин дома окажется против. Скорее всего он даже не заметит небольших изменений в его дизайнерском ландшафте.

Листаю ленту в интернете, рассматривая разные варианты кормушек для птиц. С левой стороны на одном из сайтов маячит перед глазами рекламный блок. Меня привлекает одна из ссылок с разбитой машиной на картинке. Щелкаю по ней и кровь отливает от лица. Это наша машина… Та, на которой мы попали в аварию. Искореженный перед, вокруг на дороге валяется пластик и стекла. Мокрая дорога подсвечивается светом уличного фонаря.

«Страшная авария унесла жизнь молодого мужчины» — звучит заголовок.

«… По последним данным в машине было трое пассажиров. Мужчина скончался на месте от полученных травм, несовместимых с жизнью. Женщина сорока лет получила тяжелые травмы, сейчас находится в городской клинической больнице без сознания. Врачи прогнозируют, что она на всю жизнь останется инвалидом…»

Глава 13. Новый друг

София

Зажав рот ладошкой, с ужасом перечитываю последнюю строчку. Мама может остаться инвалидом. Это так страшно. В голове сразу кружится множество мыслей. Как она это переживет? Но я тут же переключаюсь на то, она жива. Вот просто жива, а с остальным мы обязательно справимся, лишь бы она в себя пришла, лишь бы… Все равно страшно. Так страшно, что внутренности опять скручивает спазмом.

Стараясь глубоко дышать, листаю статью еще ниже.

«… В крови погибшего в аварии мужчины был обнаружен алкоголь. Мы предполагаем, что скользкая дорога, плохая видимость из-за дождя и нетрезвый водитель в совокупности привели к этой трагедии…»

Что? Нетрезвый водитель?!

Меня душит возмущением. Да он выпил всего одну малюсенькую порцию и хорошо поел. Он был абсолютно трезв! Что они такое несут?! А как же тот, второй, кто врезался в нас?

Листаю дальше и ничего не нахожу. Вообще никакой информации о другом автомобиле, будто его и не было. В ДТП обвиняют Владимира… Выходит так. Надо узнать! Ведь это неправда!

Выскакиваю из комнаты, стискивая в руке телефон. В гостиной никого нет. Из столовой раздаются женские и мужские голоса. Адреналин прибавляет мне решительности. Влетаю в просторное помещение. Домашний персонал еще кружится вокруг стола, заканчивая приготовления к ужину. Двое мужчин, хозяин дома и его гость, общаются, сидя на диванчике у окна, а незнакомая мне женщина о чем-то говорит с Ариной.

Все взгляды тут же направляются на меня.

— София, что-то случилось? — поднимается со своего места Борислав Георгиевич.

— Мне нужно спросить… сейчас… пожалуйста… — говорю, стараясь быстрее отдышаться.

— Конечно, — кивает мужчина, — пойдем.

Извиняется перед гостями, выводит меня в гостиную. Подбирая слова, протягиваю ему телефон.

— Такие еще существуют? — улыбается он, разглядывая старый аппарат, на котором чудесным образом работает хоть какой-то интернет.

— Я нашла статью про нашу аварию, — включаю экран и показываю ему. Борислав Георгиевич забирает у меня телефон, несколько мгновений ориентируется, как листать страницу кнопками и вчитывается в текст. — Почему они пишут, что Владимир был пьян? Это ведь неправда! Я была там! Они пишут, что он виноват. А как же второй? В нас ведь врезалась большая машина. Она ослепила фарами и потом был удар. Почему про него не написано? И это правда, что моя мама останется инвалидом? Что с ней?! — голос от нервов сам повышается на пару тонов.

— Я не знаю, кто писал эту статью, но обязательно разберусь. В крови твоего отчима правда обнаружили алкоголь. Незначительная доза, но все же присутствовала, а для тех, кто расследовал эту аварию, не имеет значения, сколько там промилле. Алкоголь, детка, он алкоголь в любом количестве и за руль садиться незаконно, тем более с пассажирами. Эта информация никуда не должна была уйти… Утром в первую очередь поставлю задачу специалистам, чтобы все почистили и наказали того, кто ее слил. На тебе и твоей учебе это никак не отразится, обещаю.

— Но он не был пьян… И не он врезался. В нас, вы понимаете? Врезались в нас!

— Соня, ты сидела на заднем, видимость плохая… Детка, я понимаю, тебе больно и страшно, ты пытаешься защитить своих близких. Случайность. Нелепое стечение обстоятельств и, возможно, недостаточный опыт вождения в таких сложных погодных условиях сыграли против вас. Почему не написали про второго участника ДТП, я не знаю. Как уже говорил, ничего подобного вообще нигде не должно было появиться. А маму твою я постараюсь вылечить, если это будет возможно. В крайнем случае, оплачу для нее самое лучшее кресло для перемещения и сиделку на первое время, чтобы помогала.

— Она не сможет ходить? — запал иссяк. Вместо пришло опустошение.

— Скорее всего нет, но это предварительно, и мы еще за нее поборемся, — заверяет Борислав Георгиевич.

— Зачем вам это? — сажусь на кресло в гостиной. Ноги опять не держат.

— Я ведь спас тебя, — улыбается он. — А значит несу ответственность. Не бери в голову, просто принимай то, что тебе дают. Если у тебя больше нет вопросов, я вернусь к гостям. Это очень важная для меня встреча. Сейчас отправлю к тебе Арину с горячим чаем или какао. Отдохни, София, и постарайся не читать больше всякое в сети. Нервы будут целее.

Возвращаюсь в комнату, забираюсь на кровать, сворачиваюсь в комочек и прячусь с головой под одеяло. Губы горят от поцелуя Платона, голова болит от очередного стресса. Что за черная полоса началась в моей жизни?! Никак не могу с ней справиться и вылезти из этого ужасного состояния безысходности. Начинает казаться, что хорошо уже никогда не будет. Это все бесконечно и так сложно.

— Соня, — Арина входит в комнату. — Вылезай, котенок, — гладит меня поверх одеяла. — Я тебе чай с мятой принесла. На тумбочке оставлю. Не могу с тобой посидеть сейчас, там гости у хозяина, без меня никак. Попозже приду. Ладно?

— Спасибо, — высовываю нос из-под одеяла.

— Не за что, — подмигивает она. — Возьми чай, оденься потеплее и сходи, прогуляйся по двору. Там хорошо сейчас, тихо. Свежий воздух поможет успокоиться и спать будешь лучше.

— А мне можно? — с сомнением.

— Конечно. Сходи. Все, убежала.

Очень хочу на улицу. Двор я еще толком не видела, а сидеть в четырех стенах становится просто невыносимо.

Надеваю длинные штаны, курточку с капюшоном, старенькие кеды. Беру в ладошки горячий ароматный чай и прошмыгнув через гостиную, выхожу на улицу.

Хорошо здесь, воздух холодный, чистый. Он слегка подмораживает все внутри при каждом вдохе, в лужах отражается свет из окон дома. Обхожу их, иду по дорожке туда, где хотела повесить кормушку для птиц.

Фонарики, торчащие прямо из земли, подсвечивают мне путь. Отпиваю быстро остывающий чай из кружки, разглядываю высокие деревья, прикасаюсь ладошкой к шершавому стволу.

В задумчивости обхожу особняк Калужских. Вздрагиваю от предупреждающего рыка. Поднимаю взгляд. На меня смотрят два карих глаза немецкой овчарки.

— Привет, — замираю на месте.

Мне совсем не страшно. В доме, среди его обитателей гораздо страшнее, а это всего лишь собака. К тому же я сама видела, как с ней занимаются.

— Мне даже дать тебе нечего, — виновато улыбаюсь, — только чай, но ты же не станешь его пить. Он с мятой.

— А ты предложи, — из темноты выходит крупный мужчина в высоких ботинках, камуфляжных штанах и куртке цвета хаки, — вдруг согласится.

— Вы думаете?

— Это Рай, а я Дамир, — представляется мужчина. — Ты чего бродишь тут в темноте?

— Воздухом дышу. А его можно погладить? Подпустит? — так хочется потискать что-то доброе, теплое и живое. Ладошки нетерпеливо зудят.

— Рай, свои, — обращается к собаке Дамир. — Ко мне, — дает еще одну команду. Я, не двигаясь, жду, когда собака пройдет мимо меня и встанет возле хозяина. — Сидеть, — звучит еще одна команда. — Давай поприветствуем гостью, как мы умеем?

Рай смешно дергает большими лохматыми ушами, смотрит на хозяина.

— Ну, — кивает ему Дамир, — вперед. Девочка ждет.

Немец подходит ко мне, садится в паре шагов и… протягивает лапу.

— Пожми, — смеется Дамир.

— Здравствуй, Рай, — присаживаюсь на корточки, ставлю кружку с чаем на тротуар и жму холодную, мокрую лапку собаки. — Я Соня, — улыбаюсь ему. — Хочешь чай? — двигаю к нему кружку.

— Афф, — звонко отвечает немец.

Отпускаю его лапу, он наклоняется и пьет мятный напиток, довольно виляя хвостом и дергая ушком.

— Уиии… — тихо повизгивая от восторга, осторожно запускаю пальцы в его чёрную, с коричневыми подпалинами шерсть. — Какой ты классный. Большой такой, мягкий, — урчу от удовольствия.

Рай отрывается от кружки и терпеливо выдерживает дорвавшуюся до него меня.

— Давай с тобой дружить, — шепчу ему.

Он толкает меня мордой, ласкаясь в ответ. Затекшие на корточках ноги не выдерживают, и я со смехом плюхаюсь попой прямо в лужу.

— Эй! — раздается крик откуда-то сбоку. — Пошел от нее! Дамир, убрал свою псину отсюда! Какого хрена он не вольере?! — к нам подлетает Платон и в недоумении смотрит, как я все еще сижу в луже и смеюсь, обнимая за шею своего нового друга.

Глава 14. Мучительные фантазии

Платон

Рай встаёт перед кошкой и скалится на меня. Замираю на месте. Соня заливается смехом, сидя в луже, а я чувствую себя идиотом.

Изметелив до одурения грушу в спортивном зале, принял душ и уже намеревался забраться в кровать с каким-нибудь фильмом, чтобы наконец выкинуть из головы мысли о том, что этой рыжей заразе оказался так противен мой поцелуй.

Ещё никто и никогда меня так не опускал! Она все время умудряется удивлять и давить на уязвимости.

В окно случайно периферийным зрением зацепил движение, увидел Соню и Дамира с собакой. Стало интересно, как кошка найдет общий язык с псом.

Пока спускался, пока дошел...

Мне издалека показалось, что Рай кинулся на нее. Внутри знатно дернуло, рванул к ней. Этому псу не свойственно просто так бросаться на людей, но то люди, а тут кошка...

А она смеется! Звонко, немного истерично. Рай защищает ее без приказа. Вот сейчас узнаю его.

— Не трогаю я, — стараюсь говорить спокойно, попутно выравнивая дыхалку. — Не трогаю, — поднимаю вверх руки, демонстрируя ладони. — Отойди, Рай.

В ответ только глухой рык на мою попытку подойти немного ближе.

— Дамир, убери его! — нервно и громче, чем надо бы.

— Рай чувствует от тебя агрессию, — спокойно отвечает Дамир. — Соня, — протягивает руку кошке. Она цепляется покрасневшими, заледеневшими пальцами за нее. Поднимается. — Платон, я же учил тебя, наши собаки надрессированы на защиту, а Рай будет защищать того, кто слабее, — я даже знаю, почему он так его дрессировал. —Смертельно он тебя не покалечит, потому что свой, но накажет за то, что хочешь обидеть. Агрессию надо гасить, тем более к хрупкой девочке. Ты, кстати, совсем перестал ходить ко мне на занятия. Почему?

— Некогда.

— Угу, я так и понял, — усмехается он. — Рай, да отпусти ты его уже. Не тронет он твою новую подружку.

Немец тут же расслабляется и виляя хвостом подходит ко мне.

— Ну ты и скот, — треплю его между ушей. — Я думал, ты на моей стороне. Погуляю с ним? — спрашиваю у Дамира.

— Не вопрос. А завтра все же загляни, я тебя по курсу уличного боя погоняю. Расслабишься маленько.

— Постараюсь. Пойдем, предатель, — цепляю Рая за ошейник, ухожу с ним подальше от кошки. — И нет во мне агрессии, — говорю с ним. — Просто бесит меня эта девчонка, — он дергает ухом, прислушиваясь к моим душевным излияниям. — А ты вот тоже на ее сторону встал, — умный пес разворачивается и поскуливая толкается носом мне в ладонь. — Да ладно, — присаживаюсь, глажу его. Рай довольно хвостом виляет. — На тебя я не обижаюсь. Побегаем? Надо слить остатки адреналина, а то я вообще не усну сегодня.

Получив в ответ довольное «Ррраф», срываемся с ним на первый круг по блестящей дорожке между деревьев. На втором круге сбавляем темп до умеренного и держим его до упора.

Дамир встречает нас на крыльце с кружкой кофе.

— Полегчало?

— Да. Спасибо, Рай, — благодарно провожу ладонью по мохнатой холке и отпускаю собаку.

— Ты чего так на девочку кидаешься? — интересуется Дамир.

— Не лезь в это, ладно? — прошу его. — Мне от Арины нравоучений хватает.

Захожу в дом и быстро поднимаюсь к себе, пока не наткнулся на отца. Я сказал, что не пойду на его чертов ужин и я туда не пошел. Пусть хоть оборется потом, меня воротит от происходящего. Не хочу в этом участвовать.

После душа с паром тело приятно расслабляется. Мысли утекают совсем в другом направлении. Сейчас бы с девочкой какой-нить запутаться в одеяле до утра. Ммм… Машинально облизываю губы. Есть тут у меня поблизости одна вкусная, кусачая девочка. Если бы не раздражала, я бы ее…

Черт!

Фантазии становятся слишком реальными. Меня аж сводит всего и пульс опять разгоняется, теперь только не от адреналина в страхе за рыжую кошку, а совсем от другого. Ее сегодняшний красноречивый отказ разгоняет жар по венам. Пойти что ли и прямо сейчас доказать ей, что я нормально целуюсь!

Прикасаюсь подушечками пальцев к маленькой ранке на губе.

Маленькая, рыжая зараза! Что ж ты так плотно засела в моей башке?

Скатываюсь с кровати на пол, яростно отжимаюсь, чтобы хоть немного отпустило!

— Помогает? — стебется вошедший в комнату брат.

— Отвали, — падаю на пол, уперев в него потный лоб.

— Я даже догадываюсь, кто стал причиной столь рьяной тяги к спорту, — Гордей ложится на живот поперек кровати и смотрит на меня.

Перекатываюсь на спину, пялюсь в потолок. Очень интересное, захватывающее зрелище! Еще и отжимания не помогли!

— Отвали, говорю, — отгрызаюсь на брата.

— Попробуй не терроризировать свою кошку, а пообщаться для начала.

— И как мне сейчас это должно помочь?

— Что тебе поможет сейчас, ты и без меня знаешь, не маленький, — издевается он. — Я про перспективы на будущее, чтоб вот так не мучиться. Очевидно же, что Соня тебе нравится.

— Кому очевидно?

— Мне. Тебе еще кто-то нужен? Я с тобой восемнадцать лет под одной крышей живу. Еще ни разу не видел, чтоб тебя так от девчонки крыло. Дашка была просто желанным трофеем. Эля тебе нравилась, очень нравилась…

— Она и сейчас мне нравится, — перебиваю Гордея.

— Угу. Но влюбился ты в Соню, — не отстает он.

— Ты сговорился с Ариной? — кошу взгляд на братишку. — Не влюбился я! Не-влю-бил-ся! Достали!

— Да-да, конечно, — с сарказмом. — Ладно, ушел я. Дверь запри, чтобы не вовремя никто не вломился, — издевается он.

— Иди в задницу! — подрываюсь, хватаю с кровати подушку и кидаю в Гордея. Она попадает в закрывшуюся дверь, скользит по ней и шмякается на пол. Из коридора слышу довольный смех старшего брата. — Придурок! — рявкаю в запале.

Весь сон опять сбили.

Выглядываю в окно. Отец и Арина провожают гостей. Иду вниз, намереваясь взять из холодильника немного еды в комнату и все же посмотреть фильм. На половине пути сворачиваю в сторону спальни кошки.

За дверью тихо.

Приоткрываю. Темно.

София свернулась калачиком на кровати поверх одеяла и сладко спит. Прохожу внутрь, стараясь не хлопнуть, очень осторожно закрываю за собой дверь. Подхожу ближе к кровати. Рыжие волосы закрывают ее лицо наполовину.

Как бы их убрать… Пальцы сами тянутся, буквально зудят от желания прикоснуться. Меня еще не отпустило от совсем недетских фантазий, и я позволяю себе невесомо провести подушечками по ее бледной щеке. Убираю локоны за ухо. Она морщится, урчит во сне, ворочается, съеживаясь сильнее. Замерзла. В лужу ведь упала, глупая, неуклюжая кошка.

На полу возле кровати покрывало. Поднимаю, укутываю ее плотнее. Залипаю на губах, которые целовал сегодня. Еще хочу, но то было наказание за неповиновение, а сейчас мне просто хочется ее поцеловать. Меня окатывает волнами от раздражения к желанию и обратно. Бесит, что тянет. Я вроде ее наказываю, а получается, что еще и себя. Это странно.

Вспоминаю про ее дневник. Я ведь почитать хотел. Это интереснее любого фильма.

Ныряю к тумбочке. Подсветив себе мобильником, нахожу тетрадку с неработающим замочком. Прячу ее под резинку штанов и футболку. Вдавливаюсь ладонями в матрас, все же быстро прикасаясь губами к ее приоткрытым губам. Кошка вздрагивает, открывает свои сонные глазки. Меня откидывает назад. Быстро ухожу из ее спальни, пока девчонка не сообразила, что ей не приснилось. Утром будет забавно понаблюдать за реакцией.

Пересекаю гостиную. На кухне набираю себе немного еды и сваливаю к себе.

Удобнее устраиваюсь на кровати, раскрываю тетрадку. Листаю.

— Ну что, писала ты что-нибудь про наш сегодняшний поцелуй? — улыбаясь, дохожу до последней исписанной странички. — Ммм… Писала, значит. Как интересно!

Глава 15. Завтрак

Платон

«… Дорогой дневник, я не понимаю, что почувствовала сегодня. Мне было обидно за то, что Платон так нагло посмел меня поцеловать. Я разозлилась, испугалась, растерялась, ведь это…

Это был мой самый первый поцелуй с парнем!

И я не могу сказать, что мне не понравилось. Было приятно. У него мягкие, теплые губы. Настойчивые…»

Фантазия подкидывает картинку, как она прикасается к своим губам пальчиками, вспоминая этот момент.

«… Если бы Платон не был таким агрессивным, я бы его не боялась, и тогда... Да, наверное, тогда он мог бы мне даже понравиться. Но я не знаю, что ждет меня завтра в лицее и от этого опять скручивает живот. Что он придумает?...»

— Я уже все придумал, кошка, — улыбаюсь, листая в самое начало этой занимательной тетрадки и залипаю в нее до трех часов ночи, пока перед глазами вновь не оказывается запись про поцелуй.

Зрение выхватывает из нее отдельные фразы:

«Первый поцелуй»

«Мог бы понравиться»

Приятно быть первым. Чертовски приятно!

Это тешит мое самолюбие, и я не планирую останавливаться на достигнутом.

Тихо возвращаю дневник в ее тумбочку. Кошка так и спит, свернувшись комочком под одеялом. Улыбаясь, осторожно ложусь рядом и закрываю глаза. Главное, чтобы не вломилась Арина и не испортила кошке утренний сюрприз.

В голове кружится информация, которую я прочитал. Нечто живое внутри меня снова дергается и кошачий весенний запах будоражит самые пошлые фантазии.

А кошка у меня не бездомная, скорее наоборот, слишком домашняя. И матери нужная только как достигатор неосуществленных родительских мечт! Были места, где на бумаге остались высохшие пятнышки слез. Они размазали там чернила от ручки. Кошке было очень грустно и одиноко. Ни друзей, ни поддержки, только чужие амбиции и никакой возможности для собственных желаний.

Влюбить в себя такую девчонку совсем не сложно. Вопрос в другом: а смогу ли потом бросить? Не слишком ли жестко?

«Калужский, да у тебя есть совесть?» — ехидно всплывает в голове внутренний голос.

Что-то в последнее время она стала часто показывать свой нос, откуда не просили. Запихнуть ногой обратно уже не получается. Надо попробовать вылечиться от этой сиюминутной слабости другим способом и вот если не сработает, тогда совсем хреново. Тогда я точно вляпался и пока не увяз, это вот новое, что заполняет дыру в середине груди сладким запахом весны, надо выдирать с корнем.

— Блин!!! — раздается визг у меня над ухом, а следом грохот и нечленораздельное возмущение с пола.

Я уснул, оказывается, под собственные мысли.

Перекатываюсь на живот, ложусь поперек кровати и смотрю вниз. Взъерошенная кошка зло сопит, запутавшись в одеяле.

— Ахаха!!! — угораю над ней.

Ну сорри, не смог сдержаться.

— Доброе утро, — говорю, сквозь смех.

— Что ты здесь делаешь?! — выпутав ноги, бросает одеяло на полу и встает.

Бодренькая такая. Никакого кофе не нужно.

— Сплю, — довольно улыбаюсь ее увеличившимся зрачкам.

— Ты…? Ты здесь всю ночь был?! Со мной в кровати?! — ее грудь высоко вздымается от частого дыхания.

Залипательно, черт возьми. Вечером точно поеду лечиться.

— Да, — издеваюсь. Пусть думает теперь, чего я тут всю ночь с ней делал. — Ты так крепко спала, — стараюсь снова не заржать, — но целовать тебя все равно было очень приятно.

— Нет! — топает ногой.

— Дааа, — тяну, облизывая губы. — Могу напомнить. Хочешь? Ты даже постонала немного в ответ. Тебе понравилось.

— Фу! Нет! Этого не может быть! Придурок! — подпрыгнув на месте, кошка пулей уносится из комнаты.

— Отличное утро, — довольный собой, сгребаю одну из подушек к себе поближе и намереваюсь поспать еще немного прямо так, поперек кошкиной кровати.

— Уйди отсюда, Платон, — в меня летит полотенце.

Поспал!

— Скажи, что это неправда. Я бы проснулась! — мечется по комнате.

— Необязательно, — подмигиваю ей. — Нагулялась вчера на свежем воздухе, в луже повалялась, вот и спала крепко.

— Я не валялась в луже, я в нее упала, — сопит Соня.

— Я все видел.

— Выйди, Платон, — просит, заламывая пальчики.

— С одним условием, — откидываю подушку в сторону и снова сажусь на кровати. — Ты приготовишь мне завтрак.

— Так его же готовит повар, — напоминает мне.

— А я хочу, чтобы приготовила ты. И заметь, пока даже не прошу поднять его в мою спальню. Но еще три секунды и… мы повторим вчерашнее.

— Ладно, я согласна, — выдыхает.

— И что? Даже не спросишь, что я хочу съесть? — продолжаю играться.

Нравится мне, как Соня кусает от волнения свои розовые губки и заламывает пальчики.

— Что ты хочешь на завтрак? — повторяет за мной.

— Яйцо — пашот, блинчики с медом, — загибаю пальцы, — и черный кофе.

— Да я не успею все это приготовить, нам же на занятия! И это яйцо не умею, — признается.

— Не мои проблемы. А если не хочешь опоздать, поторопись, — встаю с кровати, подхожу к ней максимально близко. — Когда тебя не тошнит, целоваться с тобой очень даже приятно, — выдыхаю прямо в ее влажные, искусанные губы. — Жду свой завтрак, — сваливаю, а то она и правда не успеет.

Принимаю душ, переодеваюсь в форму лицея, спускаюсь в столовую. Отца уже нет. Гордей смотрит на меня с любопытством. Из кухни появляется София, ставит передо мной поднос. На нем тарелка с обычным яйцом, сваренным вкрутую и бутерброды с джемом.

— Это что? — недовольно кривлюсь.

— Вот это, — тыкает пальчиком в яйцо, — пашот, а это, — показывает на бутерброды, — мой вариант блинчиков, — улыбается кошка. — Приятного аппетита.

— Ты отвратительно готовишь, — отодвигаю поднос подальше.

Старший брат давится смехом, стараясь быстрее проглотить свою еду.

— Я ведь сказала, что не умею, — пожимает плечами эта осмелевшая зараза. — Извини, мне пора собираться на учебу.

— Кажется, тебя опять сделали, — издевается Гордей. — Сдаешь на глазах, братишка, — обходит стол, — влюбленность, она такая, — тихо говорит мне на ухо, — хочешь — не хочешь, начинаешь уступать.

— Ты куда-то шел? — скидываю его руку с плеча. Кивает. — Вот и вали! Гордый, — одумываюсь в последний момент. Надо же, чтобы он меня прикрыл, — меня не будет сегодня ночью.

— Меня тоже, но я тебя понял. Прикрою, если отец будет звонить. Уверен, что оно тебе надо?

— Не задавай дебильных вопросов, брат, — прошу его.

— Да я то чего? Я не лезу, — поднимает руки и выставляет их перед собой. — Сам разберешься.

Глава 16. Влюбленность = приятно?

Платон

После психологии мозг кипит так, что голову хочется засунуть в морозилку. Сегодня говорили о самоутверждении себя как личности. Старая тема, нас уже который год по ней гоняют, просто расширяя ее изнутри в силу взросления.

Припомнили нам наш с парнями прошлогодний марафон, как яркий пример неправильного самоутверждения — попытки доказать, что мы чего-то стоим крайне сомнительным, местами унизительным для окружающих способом. На нем и разбирали все от гормонального бардака в наших головах до нехватки внимания со стороны семьи.

В итоге потухли практически все. Конечно, никаких имен, все в пределах профессиональной этики, все в общем и про всех сразу, но каждый примерил на себя. Это правда ведь. Мы самоутверждаемся за счет более слабых ради конфликта. Будет конфликт, нас заметят.

Долбанные мазохисты!

За конфликт можно огрести. Здесь у каждого второго репутация семьи и прочие ценности, которые необходимо лелеять. Зато родаки придут на тебя поорать, а ты получишь хоть какую-то порцию их внимания. Что — то из серии: «Вау, они еще помнят, что я есть!»

Переваривать такое всегда больно. Мне, как человеку, который вообще не понимает, на кой хрен его оставили в семье, раз так ненавидят, эта тема особенно взрывает мозг.

— Калужский, — психолог окрикивает в коридоре. — Платон, да подожди ты, — догоняет, берет под руку.

— Слушаю вас.

— Придешь сегодня на индивидуальное?

— Нет, — качаю головой.

— Совсем перестал ходить. Почему?

Резко останавливаюсь, разворачиваюсь к преподавателю лицом. В меня кто-то врезается плечом, быстро извиняется и сваливает.

— Зачем? Эти занятия не помогают мне больше. Я закончу учебу, уеду учиться и конфликт с отцом схлопнется сам собой. Мы больше не будем раздражителями друг для друга.

— В вашем доме появился новый жилец, — мягко улыбается психолог. — Как ты ладишь с Софией?

— Мы будем обсуждать это здесь? — усмехаюсь в ответ.

— Нет, конечно. После уроков жду тебя у себя. Там и поговорим. Поверь, нам есть что обсудить.

— Напомните мне в очередной раз, какой я муд… придурок? — быстро исправляюсь.

— Ни в коем случае. Мы поговорим с тобой о приятном, — она дружелюбно гладит меня по руке.

— О сексе? — дергаю бровью. — Я чего-то не знаю?

— Платон, — шутливо грозит пальцем психолог. — Если хочешь, можем поговорить и об этом, но я бы хотела обсудить с тобой тему влюбленности.

— Это, по — вашему, приятно?

— Вот ты мне и расскажешь, — подмигивает она. — Не опаздывай, пожалуйста. Наши с тобой встречи с сегодняшнего дня на контроле директора.

— С чего вдруг? — удивленно клацаю зубами.

— Придешь, расскажу. Беги, — смотрит на изящные часики на своей руке, — ты еще успеешь перекусить.

Зашибись! Папа постарался, сто процентов! Вот вообще я его не понимаю, но психолог у нас хороший. Подставлять ее детским бунтом глупо. Надо, значит придется тащиться на разговор. Даже интересно, как она обоснует свой знак равенства между «приятно» и «влюбленность», а главное, каким боком здесь я.

Столовую игнорирую. У меня кошкин завтрак еще поперек горла стоит. Представляю, чтобы было, если бы я его еще и съел.

Маленькая зараза!

Уголки губ сами приподнимаются в улыбке. Меня напоминает, тоже сопротивляется, зубки показывает.

— Ты чего довольный такой?

Встречаюсь с Севером возле спортзала.

— Я? Тебе показалось. Когда следующий бой? — сворачиваем с ним в сторону раздевалки.

— Не назначили еще. Должен быть через две недели, но там никак не утвердят. Жду. Слушай, я в душу к тебе лезть не буду, но Элька меня не простит, если не спрошу. Может все же подпустишь Этель к Соне? Девочке явно нужен друг. У нас тут в одиночку сложно.

— Эля за нее переживает? — от упоминания этой яркой брюнетки, внутри становится тепло.

У меня бы с ней точно не получилось…

— Переживает, конечно. Она сама недавно была новенькой, но у нее хотя бы Лу, ну и мы быстро включились. А кошка твоя ходит с затравленным взглядом. У нее проблемы? Если тебя не считать, конечно, — смеется Тёма.

— Мать в больнице. Инвалидом может остаться, — вслух это звучит особенно жутко.

В моем воспаленном мозгу опять что-то щелкает, взрывается, и меня опять цепляет за живое, и вкус ее губ вспыхивает на моих ярким, свежим воспоминанием.

— Охренеть… — Север проводит ладонью по затылку.

— Как-то так, — отворачиваюсь к своему ящику, чтобы Артем не увидел изменений, которые я сейчас чувствую.

— Тогда тем более, Платон. Это же писец, как тяжело. Я помню, когда мать болела…

— Север, я понял. — перебиваю его. — Пусть будет Эля. Ты прав. Скажи ей, что я не против, чтобы они с кошкой общались. У тебя какие планы на вечер? — перевожу тему.

— Есть предложение? — Артем прыгает на одной ноге, влезая в спортивные штаны.

— В клуб собираюсь вечером. Развеяться хочу. Буду рад компании. Макс? — оглядываюсь на Авдеева. — Ты с нами?

— Я всеми конечностями за, — загораются глаза у сына директора.

— Элька меня убьет, — смеется Север, — но я тоже с вами.

— Подкаблучник, — ржем с Максом.

— Да пошли вы, — скалясь в улыбке, показывает нам средний палец.

После разминки в зале нас гоняют по программе. После препод выносит баскетбольный мяч, кидает его в меня.

— Играем: парни против девочек. Чтобы уравновесить шансы, я в команде последних.

— На что играем? — интересуется Север.

— На интерес, нет? Не хотите?

— Мы же не в первом классе, — фыркает Артем. — Играть против девчонок можно только на желание.

— Хорошо. Только давай без ваших штучек, Северов. Я, знаешь ли, очень люблю свою работу.

— Все будет в пределах шестнадцать плюс, — улыбаюсь я, — обещаю.

— А, ну раз Калужский обещает, то я спокоен, — с сарказмом закатывает глаза наш физрук. — Если девочки согласны, давайте начинать, у нас не так много времени.

Девчонки пошептались пару секунд и согласились.

Мяч глухо ударяется об пол, обозначая начало игры. Уже через пять минут в глазах у всех здоровый азартный блеск. На кону такой интересный приз.

Кошка красиво двигается по площадке. Мой взгляд все время цепляется за нее, как приклеенный. Грациозная, легкая, только вот роста ей для этой игры не хватает.

Благодаря преподавателю, девчонки совсем немного отстают от нас по очкам. Пара хороших бросков, и мы сольем, но мяч оказывается у Сони. Девчонки звонко визжат…

— Уступим? — быстро переглядываемся с парнями.

Да-да, интерес здесь в другом. Желания девчонок всегда интереснее наших, и я пробегаю через площадку, — подхватываю Софию за бедра, под общий удивленный стон, поднимаю ее выше…

— Бросай мяч, кошка!

Он летит в кольцо и… еще три очка у них в кармане.

Софи скользит через мои ладони, мягко приземляется на пол.

— Зачем? — удивленно смотрит на меня своими зелеными глазищами. Щечки розовые, волосы растрепались, дыхание тяжелое.

Вау, какая все — таки девочка!

— Потом узнаешь, — подмигиваю, ухожу к парням, пятясь спиной, чтобы еще немного посмотреть на Софию.

— Вот черти! — смеется препод, а мы отдаем девчонкам последние очки.

Они прыгают от радости. Довольные такие, капец просто.

— Ждем желания. Надеюсь, до конца занятий вы их придумаете, — Север уходит к скамейкам, берет там бутылку воды, льет немного на лицо, делает пару глотков.

— Каждая? — интересуется женская часть команды.

— Ага, сейчас! — усмехается Макс. — По правилам можно загадать только три желания, так что очень хорошо подумайте.

— Максик, ты джинном заделался? — кокетливо облизывает губки одна из одноклассниц.

— Угу, — хлопаю Авдеева по плечу, отвечая, пока он пьет. — Джинном он будет завтра. Зеленым, но очень добрым.

— Он же в мультике синим был, — морщится Машка.

— Не, ну если тебе принципиально, мы с Севером можем засунуть его в морозилку. Будет синим.

— Так, все, юмористы, в душ и переодеваться, — поторапливает нас препод.

На душ времени крайне мало. Быстро приводим себя в порядок, переодеваемся и под возбужденный гудеж женских голосов идем на следующий урок.

— Тебе так идут влажные волосы, — в них тут же забираются тонкие пальчики с острыми ноготками. — Я случайно услышала, что вы в клуб сегодня собрались. Можно с вами? — мурлыкает хорошенькая блондинка из наших.

Под неосторожным взглядом Сони скольжу рукой по спине блондинки, обнимаю ее за талию, притягивая ближе. Кошка отворачивается.

«Ревнуешь что ли?» — мысленно ухмыляюсь.

— Исчезни, — шепчу навязчивой девчонке прямо в ухо. Блондинка фыркает и цокает каблуками вперед нас. — Север, намекни Эле насчет желания. Будет очень неплохо, если одно из них загадает кошка… лично мне.

Глава 17. Вот это я влип. Жесть просто!

Платон

К ночи появляемся с парнями у самого крутого клуба в городе. Перекидываемся парой слов со знакомыми охранниками на входе, бьем по рукам и входим в царство беспредела, вседозволенности и красивых девочек. То, что нужно, чтобы забыться и выбить из головы зеленоглазое создание, живущее на первом этаже моего дома. Я уже сам не понимаю, чего хочу от нее или с ней…

Вот сегодня и буду разбираться.

Оценивающе осматриваю толпу, хаотично двигающуюся на танцполе. Север прорезает плечом нам путь к диванам. Падаем на прохладную кожаную мебель. Макс поднимает вверх руку, подзывая официантку. Уже через десять минут девушка в мини, наклоняясь глубже чем надо, выставляет перед нами коктейли и легкую закуску.

Эстетика женских форм радует глаз. Даже несвободный Север любуется красивыми девочками, пока Элька не видит. Это ничего не значит. Уверен, он и не прикоснется ни к кому в течение вечера. Тёмыч правда любит свою сводную, так уж вышло. Но просто смотреть то можно. Не завязывать же ему глаза.

А я уже второй раз за последние минут пятнадцать ловлю себя на том, что цепляюсь взглядом за рыженьких. Их тут немного. Наверное, потому и обращаю внимание.

Тупое оправдание, правда?

Я не здесь мыслями, а в спортивном зале, где кошка была в моих руках целых несколько секунд. Ее запах весны очень близко и тепло, настоящее, солнечное такое. Интересно, что она загадает…

— Хей! — толкает меня в плечо Макс. — Ты с нами вообще?

— Не мешай ему, — ржет Артем. — Не видишь? Калужский пытается доказать себе, что не влюбился.

— Очень смешно, — закатываю глаза.

— А чего от тебя наша психологиня хотела? — интересуется Север уже серьезно.

— Не важно. Я все равно не пошел на индивидуалку. Без нее разберусь. Давайте не будем об этом. Мы сюда зачем пришли? — демонстративно поднимаю свой бокал. Парни тянутся за своими. — Вот и давайте не будем о глобальном.

Допиваем коктейли, идем на танцпол. Быстро фильтрую девчонок по своему вкусу, опять цепляюсь за рыжие волосы. Крашеная. Не нравится мне. Натурального хочу и… не кошачьего! Симпатичная брюнетка вполне подойдет. Цепляю ее за руку, кручу к себе спиной, прижимаю и плавно двигаюсь, изучая ладонями изгибы неплохой фигуры.

Хорошенькая девчонка быстро смекает, в чьи руки попала. Отдаю инициативу. Она кружится, изгибается, демонстрируя себя со всех сторон.

Пить хочется. Оставляя ее, просто ухожу к столику.

— Подожди, — догоняет, цепляется пальцами за футболку, слегка оцарапав спину. — А я?

— Потанцуй еще, неплохо получается, — засовываю ей в карман парю купюр. Удивленно хлопает ресницами. — Не тормози. Я сейчас передумаю.

Зову официантку, заказываю на один коктейль больше.

К моему персональному шоу присоединяются парни. Макс, довольно улыбаясь, облизывает губы. Север делает вид, что его тут нет и он вообще не смотрит.

— Забирай, если хочешь, — предлагаю Авдееву. — Оплачено, — залпом вливаю в себя сразу половину бокала.

— Не, я на такое тоже только смотреть люблю, — Макс откидывается на спинку дивана. Любуемся танцем незнакомой брюнетки.

Ну не вставляет меня. Вообще! Даже долбанная эстетика в одних и тех же колебаниях становится скучной. Прошу Макса, чтобы отшил девочку. Мне хочется совсем других эмоций. Честно надеялся найти их здесь, но пока не получается. То ли коктейля еще мало, то ли я все же встрял по полной в одну красивую, хрупкую девочку. Даже ломать ее больше не хочется. Насрать мне на разбитую тачку, я башкой то прекрасно понимаю, что в аварии виноват сам.

Мне не нравится это новое чувство. Что в нем приятного? Я же не нужен ей. Кошка вон и целоваться со мной не хочет.

А я хочу!

Блин, как же это бесит!

Бью кулаком по дивану.

— Ты чего? — дергается Север.

— Нормально все. Надо еще выпить и все же подцепить кого-нить на сегодня, иначе я просто взорвусь.

— Соня к тебе вообще никак? — правильно понимает Артем.

— А ко мне можно «как», Север? Я же кто? Чудовище, монстр, выродок, убивший собственную мать. Кошке не нужен такой, как я. Правильная слишком, аж зубы сводит!

— Ты не прав, Платон, — качает головой Артем. — Я тоже думал, что у нас с Элей ни черта не получится. Где моя репутация, и где моя девочка? — улыбается он. — Не совместимо было. А потом понял, что с ней гораздо лучше, чем одному, что хочется двадцать четыре на семь целоваться с ней и бить морду любому, кто посмеет даже подумать о том, чтобы прикоснуться. Мое, потому что. У меня ни с кем так не было. Тоже ни хрена не понимал, чего делать с этими новыми чувствами. На практике разобрался.

— У нас все сложнее, Тёмыч. Даже если я попробую… Стоит кошке узнать, кто убил ее отчима и сделал мать инвалидом, она возненавидит меня и мою семью. Я не знаю, как вывезу потом это. Лучше сейчас рвать, пока есть возможность.

— Да… — тянет Артем. — Об этом я не подумал.

— Платон, слушай, Этель ведь Севера простила. Сложно сравнивать ситуации по масштабу, конечно. Там был спор, а здесь настоящая трагедия. Но все же! Эля смогла простить, потому что любит его. Если Соня влюбится в тебя, возможно…

— Возможно, Макс! Если! Слишком много неопределенностей.

— А себя сжигать изнутри лучше? — снова включается Артем. — Мы же вот с тобой сидим тут сейчас, пьем, поддерживаем тебя, а ты нейтралитета хотел. Все меняется. Хреново одному, Калужский. Хорош уже. Вылазь из своего панциря.

— Мне в нем нормально, — сопротивляюсь, допивая еще один коктейль.

— Ну да, конечно, — с сарказмом поддевает Макс.

В голове слегка шумит. Снова выходим с парнями на танцпол. Вот и на кой черт мне нужен психолог? Севера с Авдеевым за глаза хватило, чтобы поднять внутри бурю, которую я пришел сюда успокаивать.

Макс нашел себе девочку и довольно улыбаясь свалил с ней в вип на втором этаже. Ну вот. Уже не зря пришли. Хоть кому-то будет хорошо.

Можно мне тоже хорошо? Но меня по-прежнему не тянет ни к одной из присутствующих здесь. Тянет домой, просто полежать рядом с кошкой в ее оливковом царстве, стянуть дневник. Вдруг еще что-то интересное написала. Украдкой целовать ее губы, пока спит.

Вот это я влип. Жесть просто!

— Север, пойдем проветримся, — зову… друга?

Тоже сложное для меня слово. Врагами мы с ним были, потом перешли на нейтралитет тупо игноря друг друга, но как-то вот так вышло, что сейчас именно с ним обсуждаем болезненное и важное для меня. Тёмыч — один из немногих, кто поймет. Ну и да, Макс еще. Тоже бедовый и с матерью у него натянуто прилично.

Выходим на улицу. Ночной, уже совсем холодный воздух, отрезвляет. Под ногами хрустит тонкая ледяная корочка на мелких лужицах. Идем по дорожке в сторону от гула голосов и басов, бьющих сюда из зала.

— Не понял?! — останавливаюсь, пялясь на остановившееся такси.

— Блин! — взвизгивает Эля. — Напугали!

— Вы чего здесь забыли? — спрашивает Север, пока я ошалело смотрю на вышедшую следом за Этель кошку в коротеньком красном платье и кожаной курточке.

Шумно сглатываю, понимая, что вот это оно, то, что я искал в этом чертовом клубе весь вечер. Меня другое больше не цепляет. Точно влип по самые… кхм… уши!

Глава 18. Желание

Платон

Кошка явно чувствует себя некомфортно в этом слишком провокационном платье. И платье это не ее. Элька нарядила, зараза!

Когда они успели спеться? Я только добро Северу дал, а девчонки уже нашли общий язык и решили надо мной поиздеваться. По серым глазам Этель вижу, что это для меня специально.

Ну спасибо тебе, Шерро!

И как отлипнуть теперь от этой картинки. Глаза у кошки стали еще зеленее, губки покрыты прозрачным искрящимся блеском, декольте V— образное, не пошлое, но при этом чертовски привлекательное. Светлая кожа мерцает, и я жру кошку взглядом. Не подавиться бы с голодухи.

— Держись, — стебется Север, хлопнув меня по плечу.

— У меня хреновое предчувствие, — признаюсь другу.  — Не может быть все так шоколадно. Что вы здесь делаете? — переключаюсь на девчонок.

— Проветриться решили. Мы же не знали, что вы именно в этот клуб поедите, — хлопает ресницами Эля, делая честные — честные глазки. — Вы пили что ли? — фыркает, уворачиваясь от поцелуя Артема. — Ты обалдел? У тебя тренировка!

— Я помню. Пойдем внутрь, раз приехали. Чего тут стоять? — тянет ее за руку Тёмыч.  — Потанцуешь со мной?

Они уходят вперед. Пропускаю мимо себя Софию. Тону в запахе ее духов и как преданный пес, тащусь следом. Теперь надо следить, чтобы ни одна тварь к ней не прикоснулась. Это все еще мое, я никому разрешения не давал!

Приводим их за свой столик. Макса нет еще, и мы вроде как автоматом разбиваемся на пары. Север заказывает девочкам безалкогольные коктейли. Под недовольным взглядом своей девушки, добавляет и себе один. А мне плевать, я если не зальюсь сейчас, точно сотворю чего-нить такое, о чем буду жалеть.

Платье ее как красная тряпка для быка — чертов раздражитель! Кошка сидит, и оно еще короче. Открывает мне обзор на стройные ноги.

После коктейля Тёма уводит Этель танцевать.

Вообще супер. Спасибо друг!

Соня своими изящными пальчиками задумчиво крутит в бокале трубочку. У меня в глотке пересохло. Не чувствуя вкуса, выпиваю залпом все, что мне принесли. В голове снова шумит. Чувствовать себя нерешительным придурком неприятно, и я протягиваю кошке ладонь.

— Потанцуешь со мной?

— Давай, — неожиданно соглашается.

Маленькая теплая ладошка ложится мне в руку. По позвоночнику простреливает острым удовольствием. Вывожу кошку на танцпол, мои ладони скользят по ее талии, замирают там в рамках приличий и горят, чувствуя эту девчонку так близко.

Она хорошо слышит музыку, легко вливается в ритм и становится его частью. Такая легкая, правда, весенняя. Дыхание перехватывает, и башка кружится. Наглею, поднимая руку выше по ее спине под курточкой. К себе ближе притягиваю, чувствую, как дрожит.

Ты подвоха ждешь, девочка?

Ее губы размыкаются и взгляд такой чистый, что я тону и захлебываюсь в нем. Пальцы сами впиваются в ее кожу прямо через платье. Я не вижу больше никого вокруг сейчас. Моя точка опоры — это она. Отведу взгляд в сторону и меня унесет обратно в темноту, а я вроде как вылез сегодня оттуда и здесь тоже неплохо.

— Больно, — выдыхает мой рыжик.

— Извини, — голос совсем не слушаются. Пальцы с трудом удается расслабить. — Как тебе Эля? Смотрю, вы быстро нашли общий язык.

— Хорошая, — улыбается кошка.

Мне так хочется еще к ней прикасаться. Это платье, словно издеваясь, собирается у меня под ладонью, мешая чувствовать Соню. В висках пульсирует. Снова залипаю на ее блестящие губы, мерцающую в свете клубного освещения кожу. Это просто вау! У меня слова закончились, насколько она шикарна.

Эля попала точно в цель сегодня. И сейчас, танцуя с Севером, хитро улыбается мне.

Здесь точно есть подвох. Надо включить свою пьяную голову и разглядеть его, но меня все время отвлекают и платье, и глаза, и губы…

Наклоняюсь, чтобы прикоснуться к ним. Соня задерживает дыхание, напрягается. Наши лица приближаются друг к другу.

Ответишь? Или снова попробуешь на вкус мою кровь?

Остается пара миллиметров до прикосновения. Она отклоняется, выставляет вперед руку, дистанцируясь от меня.

— Это мое желание, — шепчут проклятые губы.

— Какое желание? — не соображаю сразу.

Потом доходит.

Ммм… Идиот!

— Не надо больше меня целовать, — убирает с себя мои руки, делает шаг назад. — И трогать не надо.

Вот и подвох.

Так значит! Наказываете?

— Окей, — поднимаю руки, выставляя ладонями вперед, покачиваясь отступаю от кошки на пару шагов.

Внутри все затягивается в тугие узлы. Обхожу Соню, ловлю за локоть Этель, выдёргивая ее из объятий Севера.

— Зачем ты так со мной? — сжимаю зубы. Артем отталкивает меня. Подчиняюсь, Эля трет руку ладошкой.

— Я здесь не при чем. Это было ее желание, — обиженно отвечает Эля. — Но ты сам виноват, Платон! Я тебе уже говорила однажды, помнишь?

— Хорошо отдохнуть.

Вскидываю выше голову и бесцеремонно расталкивая толпу ухожу из клуба. Говорила она… Говорила! Сам дурак. Знаю я! Знаю! Только ни хрена не легче от этого! Я не умею иначе! Просто не умею. Без чувств и эмоций взять всегда проще, потом так же отпустить и забыть. А сейчас не получается и меня все сильнее ломает. Я потерялся и запутался в этих чувствах.

Не хочет кошка, чтобы я прикасался. А мне что теперь делать? Сдохнуть?! Знал же, что буду не нужен. Ей может и нравится кто-то другой в лицее, я ведь не спрашивал. Тот же Макс. А может Матвей из параллельного? Вообще мечта всех девчонок. По его голубым глазам многие прутся. Тоже боец, как и Артем.

Сердце качает повышенный градус в крови по венам, долбится в ребра и пульсирует в горле. Ну привык же уже, что не нужен, чего так больно то теперь? Я же все сделал для того, чтобы она меня ненавидела. Теперь чего страдать? Все вышло ровно так, как задумывал.

Мне не нравится теперь то, что получилось. Я думал больно будет, если подпущу ее сразу, а оказалось не так. Оказалось, больно от того, что я осознал, что влюбился, а меня отшили без права доступа. В любом случае чувства причиняют боль, с какой стороны не крути. Одному ведь нормально было!

И это ложь. Хреново одному. Я ее тепла хочу и не согласен с таким решением.

Ноги гудят уже. Достаю телефон, чтобы глянуть время. Небо сереет над городом. Явно рассвет. Замерз, как хрен знает кто. Сразу не заметил, только когда в карман полез, а пальцы не слушаются.

На мобильном десяток пропущенных от брата и два от отца. Не прикрыл меня Гордей? Да и насрать. Мне уже восемнадцать, я сам за себя отвечаю.

Вызываю такси до дома… От ночной вечеринки остался только перегар, головная боль и поганое настроение.

Пошатываясь на уставших ногах, прохожу через двор. Надеюсь, кошка дома уже. Еще не хватало, чтобы эта девчонка тоже шлялась до утра.

— Что с тобой, мой мальчик? — меня встречает обеспокоенная Арина.  — Платон, — берет в свои ладони мое лицо, внимательно всматриваясь в глаза. — Хороший мой, — обнимает, — кто сделал тебе так больно? — она сразу все считывает.  — Что произошло?

Я не знаю, что ей сказать, да и не успеваю.

— Где ты был?! — раздается злое от отца с лестницы.

Приплыли. Сейчас меня будут убивать…

Глава 19. Буйство тестостерона и адреналина

Платон

— Я задал тебе вопрос, щенок! — отец быстро спускается по ступенькам.

Какие мы нервные. Меня только раззадоривает его тон. Настроение и так в заднице, а папа просто добивает, но пусть лучше так, чем меня сломает изнутри.

«Не прикасайся…»

Это мы еще посмотрим, кошка! Мы еще посмотрим…

— Арина, уходи, — тихо прошу женщину. Понимаю, что сейчас здесь будет. Не хочу, чтобы переживала. Она упрямо стоит на месте. — Уйди. Пожалуйста, — отталкиваю ее от себя.

— Черт, успел, — выдыхает влетевший в дом Гордей. — Отец, ну хорош. Чего ты завелся? Ему ведь не пятнадцать.

Братишка примчался меня спасать. Зачем? Я все равно никому не нужен. Если отец сегодня грохнет меня, вряд ли кто-то расстроится. Если только Арина.

— Объясни мне, сопляк, почему я слышу, что ты напиваешься в клубе и снимаешь телок на мои бабки?! Сын прокурора! Это через два часа будет во всех газетах!

— Отец... — все еще пытается тормознуть его Гордей.

— А ты не лезь! Защитник хренов! Что, сопляк, — снова мне, — больше не взрослый? Сам за себя не отвечаешь? Прикрываешься старшим братом...

— Я никем никогда не прикрывался в отличие от тебя. Мне теперь из дома выйти нельзя? Вдруг я и этим опорочу твоё святое имя.

— Не надо, брат, — Гордей теперь и меня пытается остановить.

Но такие конфликты с отцом всегда заканчиваются одинаково. Он накалялся с той самой ночи, когда родитель притащил в дом потрепанную кошку и вот сейчас пик достигнут. Вся скопившаяся энергия требует выхода. Буйство тестостерона и адреналина во всей красе.

— А может расскажем Соне, кто врезался в ее машину той ночью? — бью в самое уязвимое на сегодня место.

— Ты мне угрожаешь?!

— Интересуюсь. Ты и в суде такой? Двойные стандарты в действии. Меня за посиделки с друзьями в клубе на казнь, а тебя за то, что покалечил человека, а второго вообще убил, похвалить надо?! Ты же благодетель, бедную девочку приютил! Учебу ей оплатил, ведь грант ее слетел к херам за то, что документы вовремя не подала! Не много ли лжи и лицемерия вокруг прокурора? М, папа?!

— Слышишь ты?!

Два шага ко мне и удар кулака в лицо разбивает губу. Голова взрывается резкой вспышкой боли, в глазах на секунду темнеет. Хорошо прилетело…

Арина не ушла, вижу боковым зрением, как стоит, зажав рот ладошкой, и всхлипывает.

На футболку попадает несколько капель крови, во рту до тошноты омерзительный привкус сладости и металла.

Не любит папа, когда ему правду в лицо говорят.

— Тихо, тихо, — Гордей удерживает меня от ответки. — Тормози. Все, — шипит мне в ухо. — Не нарывайся дальше. Это плохо закончится.

— Если бы не я, — отец трясет в воздухе рукой, которой разбил мне лицо. Приятно, что ему тоже больно. — Ты бы сдох, где-нибудь в приюте! Надо было бросить тебя, — его верхняя губа дергается в оскале. — Да твоя мать бы мне этого никогда не простила, — от упоминания о ней, он остывает, голос меняется, вздрагивает.

— Отец, — снова вступается Гордый, — это ведь неправда. Ты любишь его. Я своими ушами слышал… — тщательно подбирает слова, говоря это больше для меня, но и отца еще немного отпускает. — Хватит, пожалуйста, — гасит наши эмоции Гордей.

Не в первый раз он встает арбитром в наших конфликтах.

Из своей комнаты выныривает сонная, взъерошенная кошка. Красивая до одури. И плевать что не в своем этом провокационном платье. Она такая уютная, теперь совсем домашняя. Сейчас бы затискать ее под одеялом и уснуть, уткнувшись носом в шею. А эта зараза меня отшила... Кошачий взгляд замирает на моем лице. Соня встает как вкопанная. Отвожу взгляд. Не могу больше на нее смотреть. Больно…

— Я просил вас обоих посидеть тихо, пока в городе идут проверки! — отец убирает руки в карманы. — Что вы жрать будете, засранцы, если меня с поста снимут? Две недели никуда не влезать, нигде не светиться!

— Да мы поняли уже, — Гордый плавно задвигает меня себе за спину.

Отталкиваю его руку и встаю рядом. Не надо меня спасать!

— Не вижу! — вновь рявкает отец. — И еще, — выдыхает сквозь зубы, — Платон, я твои посещения психолога поставил на жесткий контроль. Не будешь ходить, я тебя в клинику закрою до тех пор, пока в тебе дури не убавится. Не создавайте мне проблем и у вас с братом их тоже не будет.

— Себе психолога найми, — огрызаюсь, получаю толчок локтем в ребро от старшего брата.

— Я предупредил. Умойся, — бросает с пренебрежением, уходит, кивнув рассекреченной кошке.

Хорошо, что она пришла к концу и практически ничего не видела. А главное, не слышала. Сделать ей так больно в ответ я не хочу. Вообще никак не хочу.

Пока меня не вывернуло от скопившейся во рту слюны с кровью, бегом поднимаюсь на второй этаж. Дергаю за ручку ванной, смотрю на себя в зеркало. Нормально. Надо у Арины лед попросить, чтобы отека не было, а мою разбитую рожу в лицее уже видели, так что похрен.

Периферийным зрением замечаю движение. Кошка, чтоб ее!

— Что смотришь? — рявкаю на Соню.

— Очень больно? — подходит ближе мой рыжий кошмар.

— Приятно, — сплевываю кровь в раковину.

Она только глаза закатывает, открывает зеркальную дверцу шкафчика над раковиной, достает оттуда аптечку. Наблюдаю за ее ловкими пальчиками, откручивающими крышку дезинфицирующего средства. Смачивает ватный диск, тянет руку ко мне. Я почему-то позволяю ей обработать ссадину на губе.

— Ш-ш-ш, — только шиплю, морщась от неприятного пощипывания.

— Потерпи, почти все, — сосредоточенно продолжает меня лечить.

От ее рук пахнет лекарством и сиренью. Легко, приятно, по-весеннему и это среди мерзкой ноябрьской слякоти.

— Платон, ну ты как? — старший брат врывается без стука и все портит.

— Жить буду.

— Говорил же тебе, не нарывайся! — рычит на меня Гордей. — Сонь, иди в свою комнату, — переводит взгляд на девушку. — Не для твоих ушей разговор.

Она молча убирает все в аптечку, ставит ее на полку и уходит.

— Спасибо, кошка! — кричу ей через плечо брата.

Дверь хлопает и запах весны распадается, словно иллюзия…

Старший брат читает мне лекцию, а я, не слыша его, стараюсь, как одержимый идиот, сохранить в своих легких те крупицы кошкиного аромата, что еще остались в моей ванной. Я же говорил, что любить больно. Почему люди решили, что это может быть приятно?

Саднящая губа ничего не значит в сравнении с ощущением от того, что я потерял нечто очень важное для себя.

Гордей оставляет меня одного. Падаю спиной поперек кровати, широко раскинув руки в стороны. А кошка все же прикоснулась… Пришла ко мне. Сама пришла! Сколько я звал, ни в какую, а сегодня сама… Нарваться на кулак отца стоило только ради этого.

Пустоту в груди начинает заполнять опасное чувство — надежда. Не все еще потеряно?

Отлепляю свою тушку от кровати. Иду в спальню брата.

— Гордый, как извиниться перед девушкой, чтобы опять все не испортить? — заряжаю с порога.

Глава 20. Напряжение

Платон

После разговора с братом, я умудрился вырубиться в его комнате. Такой интересный бросок в далекое детство, когда Арина укладывала нас спать вместе, а потом растаскивала по кроватям. Откуда я это помню? Черти когда ведь было.

Братишка сидит за компом в наушниках. Постукивая ногой в такт музыке, резво жмет на клавиши уходя от погони на виртуальном байке. Выходной сегодня. Дома все и надо бы пойти, поговорить с Ариной. После инцидента с отцом до нее я так и не дошел.

Благодарно хлопнув брата по плечу, иду к себе. В ванной смотрю в зеркало. Синяк все же отсвечивает. Красавчик! Отека нет, а то зрелище было бы вообще огонь!

Никого не обвиняя, спускаюсь на первый этаж в поисках Арины. Женщина, как всегда, суетится между кухней и персоналом. Увидев меня, мрачнеет.

— Все хорошо, — подхожу к ней, быстро обнимаю. С беспокойством осматривает мое лицо. — Арин, ты слышишь? Все нормально. Честно. Сам виноват.

— Да где же нормально? — ее глаза наполняются слезами. — Пойдем, я обработаю и синяк помажу, — тянет меня за руку к ванной на первом этаже, где обычно обитает кошка.

— Сядь, — Арина нажимает на плечо. Высокий я для нее стал, неудобно.

Подчиняюсь и стоически терплю неприятный запах лекарств, пощипывание и теплый, заботливый поцелуй в лоб.

— Ты не плачь, со мной правда все нормально, — заверяю ее. — Не в первый раз. Да и не в последний.

— А ты сделай так, чтобы был последний! — дает мне шутливый подзатыльник и тут же гладит по волосам. — Зачем провоцируешь? Я сколько тебе говорила, что от таких конфликтов лучше уходить, чтобы вот такого, — обрисовывает в воздухе овал лица, — не было! Я чуть с ума не сошла, когда он тебя ударил.

— Не ворчи. Отец не прав был, и ты это знаешь.

— Ты тоже не прав, Платон!

— В чем? В том, что отстаиваю себя, а не слепо подчиняюсь? Да он бы давно уже втоптал меня под каблук и крутил, как ему удобно.

Арина только рукой на меня махнула и захлопнула шкафчик над раковиной.

— Пойдем, покормлю тебя, — берет за руку, тянет за собой.

— А кошка поела?

— Нет. Соня из комнаты не выходила еще. Напугали девочку! — ворчит в пустоту.

— Можешь для нее на поднос собрать немного еды? Я отнесу…

— Нечего тебе делать в ее спальне, я говорила! — по инерции все еще ворчит Арина.

— Арин, ну, пожалуйста. Мне нужен повод, чтобы поговорить, — признаюсь ей.

— Ладно, пошли уже, Ромео!

Выставляет мне на поднос чашку зеленого чая с кусочком лайма, творог со свежими ягодами и бутылочку йогурта. Скептически осматриваю завтрак для кошки. Она этим наестся? Не уверен и сам кидаю рядом пару теплых круассанов.

Арина идет со мной, стучит в дверь оливкового царство, открывает, пропуская меня внутрь.

В рыжих волосах кошки опять запуталось редкое ноябрьское солнце. Девочка сидит на мягком подоконнике, прижав к себе колени и смотрит в окно. Рядом раскрытый и перевернутый страницами вниз Дневник. Интересно, что она сегодня там написала?

— Привет, — ставлю поднос с едой на тумбочку.

Неловкость перед девушкой — это что-то новое. Мне стыдно перед кошкой за то, что она увидела утром некрасивую семейную разборку.

— Привет, — хрипло отвечает, прокашливается, изучающе скользит по моему лицу. — Как ты?

— Нормально. Завтрак тебе принес, — киваю на поднос.

— С чего вдруг? — фыркает кошка.

— Должен, вроде как. Ты же меня кормила, — напоминаю Соне про те ужасные бутерброды, стараясь улыбнуться.

Ранка на губе лопается, через нее проступает кровь. Быстро слизываю ее, а кошка просто отворачивается, уронив тихое: «Спасибо».

Не будь я таким упертым, уже бы принял намек и ушел. Я ж не для того, сюда шел, чтобы сдаться в первые пять секунд. И мне настроение ее не нравится. Вчера в клубе глазки горели, а сегодня она потухла, будто выключателем щелкнули.

Прохожу, сажусь напротив нее на подоконник. Любуюсь. Ступни обтягивают белые носочки, серые бриджи с белыми лампасами на бедрах делают ее ножки еще стройнее, если такое вообще возможно. На коротких ноготках переливается прозрачный лак. Выше поднимать взгляд страшно, но я двигаюсь, ловлю взгляд ее зеленых глаз.

— Что ты хочешь, Платон? — раздраженно, я бы даже сказал, обиженно.

— Извиниться, — тоже перевожу взгляд в окно.

— Зачем? — звенит ее голос.

— Был не прав. Ты ничего не должна мне, Сонь, — зачем-то добавляю.

— Да неужели? — фыркает моя — не моя девочка. — Рада, что ты это понял. Все? — она откровенно отшивает меня. Практически послала сейчас, я это именно так ощущаю.

— Откуда взялось это дурацкое желание? Этель придумала?

Молчит. Зашибись! И как с ней разговаривать, если она не хочет? В моей башке творится какая-то дикая агония. Задевает ее тон, что не смотрит на меня, говорить не хочет, прикасаться запретила. Она со всех сторон от меня забаррикадировалась, и я не понимаю, как через это пробиться. Нельзя ведь как привык. Гордей говорил, с ней надо иначе. Да я и сам не дурак. Но как?! Как, если от меня полностью закрылись?!

Напряжение между нами трескается от хлопка двери. В комнату без стука заходит отец. Скользит по мне раздраженным взглядом. Мы с Соней одновременно поворачиваем к нему головы.

— Что ты здесь забыл?! — рявкает на меня родитель, любуясь делом рук своих, отражающемся на моем лице.

Органы внутри пульсируют и сжимаются. Инстинкт самосохранения намекает, что сейчас надо молчать, иначе мне опять прилетит, а Соня испугается еще больше.

— София, я к тебе, — кошка от его тона тоже сжимается.

Папочка ведь не знает, что она видела нашу «милую» утреннюю беседу.

— Мне сейчас врач из больницы звонил. Твоя мама пришла в себя. Я, к сожалению, не могу с тобой поехать. У меня срочная встреча, спасибо моему сыну! — убивает меня взглядом. — Водитель отвезет тебя к ней, когда ты будешь готова.

— Спасибо, — в ее голосе прорезается радость, но чувствуется, как она гасит ее.

Точно испугалась…

— Вон отсюда, — отец указывает мне на дверь. — Я тебе еще в первый день сказал, чтобы не смел сюда соваться!

И это при ней!

Ну твою же мать! Нахрена?! Кошка и так меня держит на расстоянии, а теперь у нее и официальный повод для этого есть.

Ммм… !!!

Чтобы погасить эмоции, бью кулаком в стену прямо у двери и выхожу из Сониной комнаты.

«Не нарывайся!» — набатом звучат прямо в мозгу слова старшего брата. Он всегда мне об этом напоминает, но только сейчас я действительно слышу и глотаю все, что мог бы ответить отцу.

Выхожу на улицу к Савелию. Жму его большую ладонь.

— Можешь мне маякнуть, когда Соню повезешь к матери? — спрашиваю у него.

— С нами поедешь?

— Она не должна знать, а потом я не дам ей прогнать себя из машины. Пожалуйста. Мне очень надо.

— Ну раз ты просишь, а не требуешь, как обычно, я могу подумать, — кивает Савелий.

— Спасибо.

Бегу к себе в комнату, чтобы переодеться. Уверен, кошка не станет затягивать с визитом. Потрошу шкаф, выкидывая из него на кровать черные узкие джинсы, свободную футболку «на выпуск» цвета хаки и удобный балахон с глубоким капюшоном. Впритык до сообщения от Савелия успеваю собраться.

Не затянув шнурки на кроссовках, проталкиваю их пальцами внутрь обуви и бегу вниз.

— Я с вами, — немного запыхавшись, падаю на переднее сиденье автомобиля.

Глава 21. Необычный десерт

София

Он тенью идет за мной по клинике. Глубокий капюшон, скрывающий его лицо, только накаляет атмосферу. Практически бесшумный, молчаливый, немного жуткий.

Передернув плечами, оглядываюсь на Платона. Мы подошли к маминой палате, дальше ему лучше не ходить. Он и не собирается. Вальяжно привалившись спиной к стене, складывает на груди руки и замирает красивым монументом.

Перед входом в палату нарастает волнение. Я вдруг отчетливо понимаю, что боюсь туда заходить. Пока мама была без сознания, я боялась за неё, скучала, переживала, а еще очень хотела и хочу вернуться домой, в свою комнату. А сейчас, особенно на фоне случившегося между Платоном и его отцом, у меня все внутри скручивается в болезненный ком. И я понимаю, зачем здесь Калужский. Если бы не его присутствие и горячий взгляд мне в затылок, я бы струсила скорее всего и убежала.

Я боюсь маму? Да, наверное, так.

Вдох-выдох. По плечам скользят его широкие ладони. Не слышала, как подошел. Он сегодня похож на приведение.

— Иди. Если что, я рядом, — говорит хрипло, пуская по моему позвоночнику очень интересные ощущения. — Если бы у меня была мама, я бы пошел.

— А к отцу? — разворачиваюсь, ищу в темноте капюшона его глаза.

— Тоже пошел бы, — удивляет он.

Кивнув Платону, еще раз выдыхаю, мысленно готовя отчет об учебе, поведении и французском.

Два шага и я внутри. К коже тут же липнет запах лекарств. Мама лежит с открытыми глазами, моргает слипшимися ресницами. Трубочек вокруг нее стало гораздо меньше. В носу еще остался кислород, и из вены торчит катетер с капельницей.

Я рада, что она пришла в себя. Потерять ее было бы больно и страшно, но и сейчас тоже страшно. Будет ругаться? Всегда ведь находила повод, даже когда для меня он был вообще не очевиден.

— Привет, — ставлю стул возле высокой кровати, прикасаюсь пальчиками к ее ладони.

— Соня... — мама смотрит на меня, словно видит впервые. — Почему ты одна? Где Вова?

О, Боже! Она же ничего не помнит ...

Можно ли ей сейчас сказать, я ведь совсем не знаю. Вдруг ей станет хуже и случится что-то плохое?

— Он не смог, — отвожу взгляд. — Как ты? — она только плавно пожимает плечами. — А я учусь в лицее, — делюсь с ней, — и по французскому у меня высокий балл, как ты и хотела. Я стараюсь, — голос предательски дрожит, — только поправляйся скорее, — шмыгнув носом, утыкаюсь лбом в ее ладонь.

— Не плачь, — хрипит мама. — Что вы там делаете без меня? Квартиру еще не спалили? — улыбается.

— Нет, ну что ты, — быстро стираю ладошками слезы. — Все хорошо. Тебе тетя Люда привет передавала.

— А Вова? — снова она о нем. — Передавал? Что вообще произошло? Я так плохо помню.

— И он передавал, — мне так больно ей лгать.

— Что ты не договариваешь все время? — в ее голосе прорезаются знакомые нотки, после которых следует еще много всего неприятного.

— Я пойду. Мне разрешили зайти к тебе совсем ненадолго. Завтра после занятий загляну, покажу, как на мне сидит форма лицея, — тараторю, чтобы она опять не начала спрашивать про него.

— Соня, я спросила...

— Я побежала, мам. До завтра, — быстро целую ее в лоб и бегу из палаты.

В коридоре прижимаюсь к стене, стекаю по ней на корточки и реву, закрыв лицо ладонями.

Я не умею о таком говорить! Я еще не пережила, не переболела этим! А как сообщить маме о гибели ее мужчины, у меня просто не укладывается в голове!

— Не сиди на полу, — Платон пытается меня поднять.

— Не трогай меня! — в отчаянной злости кричу на него. — Я просила не прикасаться, — рвано вздыхая, стараюсь успокоиться.

— Ты же знаешь, мне плевать, — наигранно безразлично. — Я никого не слушаю, — вздрагивает меня вверх и крепко прижимает к себе, укрыв своим балахоном.

— Пусти! — дергаюсь.

— И не подумаю, — кольцо из крепких рук сжимается сильнее. — Плачь, — шепчет он мне в макушку, — я буду рядом.

Это срабатывает как спусковой крючок и моя тихая истерика превращается в нечто большее. Платон гладит меня по спине и распущенным волосам. Меня трясет и опустошает. Не могу ни говорить, ни стоять. Если бы он не держал, я бы снова оказалась на полу.

— Она спросила про отчима, да? — все понимает этот кареглазый засранец.

И откуда ты вдруг стал таким?! Сильным, взрослым, уверенным в себе вместо самоуверенного козла!

— Я не пред-ста-в-ляю к-как с-каз-ать, — поднимаю на него взгляд.

Платон ведет большим пальцем по моей щеке стирая дорожку от слез.

— Для начала успокоиться, — совершенно искренне улыбается он.

Я такой его улыбки еще ни разу не видела. Все больше было похоже на оскал.

— С — стараюсь, — делаю вдох за вдохом.

— Пойдём, — берет меня за руку и тянет к выходу.

— Куда?

— Выполню любое другое твое желание. То, что ты загадала, мне не под силу. Хреновый из меня джинн.

Выводит меня на улицу. Савелий удивленно смотрит на наши руки, сплетённые в замок. Открывает дверь.

— Домой? — спрашивает водитель.

— В "Айс" на Набережную, — заявляет Платон, усаживаясь рядом со мной. Устраивает наши ладони у себя на колене.

Мне и неловко, и удивительно, и приятно. А еще странно, но его прикосновения забирают все мои мысли себе и становится чуточку легче.

— Вас ждать? — интересуется Савелий, паркуясь возле кафе с яркой неоновой вывеской, которая даже при дневном свете переливается и искрится.

— Нет, — отвечает Платон. — Буду признателен, если об этом, — показывает на наши все ещё сцепленные ладони, — не узнает отец, — и скидывает свой глубокий капюшон демонстрируя разбитое лицо.

— Позвони, как нагуляетесь, я заберу.

— Спасибо.

Они жмут друг другу руки. Калужский снова прячется в темноте балахона, уверенным шагом идет в кафе. На ватных ногах семеню за ним.

Сам выбирает столик. Они здесь интересные, стилизованы под голубоватый лед. Стулья практически прозрачные, а снизу, под сиденьем свисает очень натуральная имитация сосулек. Под потолком искрятся снежинки. Вместо привычных кадок с зелеными цветами, по углам стоят заснеженные деревья без листьев или карликовые елочки с белым, пушистым налетом зимы.

С детским восторгом смотрю на это потрясающее место. Платон делает заказ.

Я очнулась только, когда передо мной поставили высокий прозрачный бокал с голубыми шариками мороженого, посыпанными кокосовой стружкой и политыми топпингом из белого шоколада.

У Платона шарики зеленые, а сверху мелкая крошка темного шоколада и соленые крекеры в виде рыбок.

— Порция эндорфинов. Хочешь попробовать мое? — отламывает небольшой зеленый кусочек вместе с печенькой и шоколадом, собирает немного талого мороженого и тянет всю эту вкуснятину ко мне через стол, придерживая ладонью снизу, чтобы не капало. — Открывай рот, кошка.

— Ммм… — со стоном зажмуриваюсь, ощутив на языке взрыв вкусов: мята, шоколад и сладко — соленый крекер.

— Я знал, что тебе понравится! — самодовольно улыбнувшись, откидывается на спинку стула и наблюдает, как собираю в ложку мороженое из своего бокала.

— Откуда столько уверенности? — поглядываю на него, наслаждаясь черничным мороженным с белым шоколадом.

— Ты же кошка, — хмыкает парень. — Мороженое — это молоко. Здесь только натуральное, у них свое производство. Ну и мята, — ржет этот гад. — Кошки же неравнодушны к молоку и мяте. Ах, да, тут есть еще рыбки, — добивает меня и я, подхватывая его настроение, тоже смеюсь.

Все продумал! Но мне не обидно сейчас за кошку. Он не обзывается больше, просто шутит.

— Даш попробовать свое? — облизнув губы, заглядывается на мое мороженое.

— А если я жадина? — демонстративно кладу себе в рот еще одну порцию вкусняшки.

— Тогда я возьму сам, — неожиданно меняется его голос, опять пробегая обжигающей волной по моему позвоночнику и наглые пальцы медленно ведут по нижней губе, стирая следы необычного десерта.

Глава 22. Маленькая победа

Платон

Вау, какая реакция… Живая, яркая, настоящая. Я еще ничего не сделал, а Софи дышит через раз, впившись в меня своим кошачьим взглядом. Хочу поцелуй, горячий и вкусный, с ароматом весны и белого шоколада. Она еще не готова, а мне вдруг становится немножко больно, завтра ведь все это может закончиться. Вовремя оказался рядом. Ей было плохо, я поддержал и на эмоциях или из благодарности она проводит со мной время. Хочу, чтобы не из благодарности, чтобы хотела быть со мной, я же правда не отдам ее никому. Это моя девочка, моя персональная кошка.

Закончив с мороженым, веду ее гулять. Соня позволяет держать себя за руку, и я испытываю настоящий восторженный взрыв в своей голове.

— Не замерзла? — прячу наши сцепленные руки к себе в карман.

— Нет. А ты? — смущенная такая, красивая.

— Я знаю отличный способ согреться, — улыбаюсь ей.

— Калужский! — тут же вспыхивает, напрягается, пытается высвободить свою ладошку и смешно сопит.

— Кошка, — торможу, перехватываю ее за талию и рывком прижимаю к себе, — я вообще-то про страйкбол. Мне на днюху брат подарил три игры. Можем пострелять. Но если ты хочешь…

— Замолчи, — отталкивает меня от себя. Становится и правда холодно.

— Сонь, — ловлю ее сзади, трусь носом об ушко, — поехали. Мы еще успеем сегодня на вечернюю игру. Тебе понравится.

Еще немного посопев и скинув с себя мои руки, согласно кивает головой.

— Только я не умею.

— Это не проблема, я умею, — пока она не очнулась, быстро целую ее в щеку и вызываю такси.

Домой мы правда попадем только часам к десяти. Похрен. Отец просил не отсвечивать, мы и не будем. На закрытом полигоне царит адреналин и азарт, там всем насрать на статусы и фамилии.

Приезжаем, переодеваемся. Инструктор разъясняет новичкам главные правила, делит нас на команды. Кошке с непривычки тяжеловато. Амуниция, оружие весят прилично, а со всем этим счастьем надо еще и быстро двигаться. Стараюсь прикрывать ее собой и показывать, как стрелять из укрытий. Она только автомат к себе прижимает и тяжело дышит, жмурясь от звуков выстрелов.

Так не пойдет.

— Иди сюда, — дергаю ее на себя, устраивая на коленях за куском стены.

— Нет, — шепчет она, — я не могу.

— Трусишка. Это весело. Вот так, — помогаю ей правильно взять автомат, показываю, как дышать, как целиться. Вместе жмем на курок попадая шариком в противника.

— Уиии, — тихо попискивает от восторга мой рыжик.

— Я же говорил, тебе понравится. Это чистый адреналин и голову перезагрузить помогает. Идем, — тяну ее к следующему укрытию. Мимо нас пролетает еще один шарик. — Чуть не попал! Ложись! — роняю ее на землю, прикрываю собой. Над головами летит ее одна «пуля». — Бежим, — быстро поднимаюсь, беру ее за руку и затягиваю за подобие угла разрушенного здания. — Все нормально?

— Да!

Очки не мешают мне видеть, как блестят ее глаза. Помогаю сделать еще один выстрел и прячу ее за своей спиной, чтобы не попала ответка. Сам едва не подставляюсь. Нельзя ее тут одну бросить, кошка только входит во вкус.

Мы носимся по полигону, ржем и отстреливаемся от противника. Малышка неосторожно высовывается, я немного не успеваю среагировать и ее «убивают»

— Блииин, — хнычет Соня.

— Я отомщу за тебя, обещаю, — подмигиваю ей и начинаю охоту на того типа, что попал в мою кошку.

Она сняла защиту, стоит в стороне с остальными «трупами», наблюдает за происходящим перетаптываясь с ноги на ногу. Волнуешься за меня, маленькая? Это так приятно. Чертовски приятно, что ей не все равно.

Падаю, перекатываюсь по земле, пропуская над головой «пулю». Ползком ухожу за укрытие, восстанавливаю дыхание, целюсь…

— Yes! — попадаю в грудь своей жертве. Отомстил за кошку.

Радуясь маленькой победе, упускаю еще одного парня из команды противника. Он оказывается у меня за спиной. Я теперь тоже «убит».

Подбегаю к кошке, приподнимаю ее над землей.

— Отомстил? — искренне смеется, запрокинув голову назад и рассыпая по плечам свои огненные волосы.

— Обещал? Сделал, — ставлю Соню перед собой. — Ты очень красивая, — поправляю ее волосы. — Камуфляж и адреналин тебе к лицу.

— Спасибо, — смущается. Забавная такая, нежная. Она умудряется быть трогательной даже в этих грубых, тяжелых шмотках.

В этой игре побеждает команда противника. Там опытных парней больше, они нас красиво сделали. Это не страшно. Я кошку сюда не за победой привез, а за порцией правильных эмоций, которые выжгли всю тоску из ее красивых глазок.

На часах девять уже. Вызываю такси, пока переодеваемся. Мокрые все, в душ бы сейчас, и чтобы настроение никто не испортил.

Добираемся до дома, всю дорогу наперебой обсуждая сегодняшний вечер. Смеемся. Кошка не отнимает у меня свою руку, а я стараюсь не борзеть, хотя именно сейчас самое время целовать ее. Вечер хочется приятно продолжить.

— Давай посмотрим какой-нибудь фильм? — предлагаю ей, нехотя отпуская маленькую ладошку только у входа в дом.

— Можно, — кивает кошка.

— У тебя или у меня? — я бы предпочел первый вариант.

— Приходи, — она выбирает второй.

— Окей. Тогда с тебя вкусняшки, а с меня ноут и кино. Через тридцать минут. Успеешь?

— Постараюсь, — расходимся. Я бегу по лестнице к себе, она торопится в свое оливковое царство.

Быстро смываю с себя пот, наношу дезодорант на влажное тело, одеваюсь. Несколько минут вожусь с ноутом, распутывая шнур от блока питания. Вылетаю из комнаты, натыкаясь на Гордея.

— Спасибо за советы, брат, — быстро говорю ему и пока он открывает рот, чтобы ответить, сваливаю. Меня кошка ждет, я хочу добить этот вечер с ней.

Оглядываюсь. Не хочется нарваться на отца или Арину, мне ведь в эту комнату категорически нельзя.

Стукнув пару раз, захожу. Соня в домашних трикотажных шортиках, розовых коротких носочках и белой футболке. Волосы влажные, макияжа нет совсем. Суетится, поправляя кровать. На тумбочке поднос с кувшином сока, стаканами и бутербродами.

— Как ты успела? — кидаю ноут на покрывало.

— Арине сказала, что проголодалась и стянула из холодильника готовые. Они с обеда остались. Ты же не против?

— Нет. Я сейчас все что угодно готов сожрать, — признаюсь ей.

А теперь у нас два варианта. Мы либо на кровати вдвоем устраиваемся, либо на мягкий подоконник. Там не очень удобно, да и я хочу с ней на кровать! Кошкин взгляд тоже мечется. Не продумали мы этот вариант. У меня в комнате есть кресла — мешки. Радуюсь, что она позвала к себе. Здесь не выйдет держать дистанцию.

Поднимаю выше подушки, устраиваемся. Между нами сантиметров десять всего. Ноут у меня на коленях. Выбираем, что будем смотреть, жуя поздний ужин. В продолжении темы страйкбола запускаем новый боевик. Тянусь к светильникам, вырубаю свет. Обстановка более чем интимная. Кошка фильм смотрит, а я купаюсь в ее присутствии. Забираю себе руку, спокойно лежащую на плоском животике, устраиваю на себе. Она косится на меня, улыбается краешком губ. Не отталкивает. Надо теперь удержаться и не нарушить к чертям все границы, иначе я ее потеряю.

— Ой! — взвизгивает Соня, испугавшись неожиданного выстрела в главного героя.

— Обещают хэппи энд, — погладив ее по ладошке, перемещаю руку через ее голову, обнимаю за плечо, притягивая ближе к себе. Прикосновение ее бедра к моему обжигает через спортивные штаны. Шумно сглотнув, замираю. Кошка доверчиво положила голову мне на плечо.

Глава 1. Грант

София

– Мама, у меня получилось! – воодушевленная результатами итогового собеседования, влетаю в ее кабинет.

Она отрывает трубку мобильного от уха и, поджав губы, осматривает меня с ног до головы. Закусив щеку изнутри, стараюсь не улыбаться, поправляю юбку, расправляю плечи. Сердце в груди радостно скачет, на кончиках пальцев вибрирует надежда на несколько миллиметров свободы, замаячивших впереди.

– Ты считаешь это своим достижением? – мать начинает бить молотком по моему хрупкому хорошему настроению.

– Я много работала, чтобы попасть в этот лицей, – стараюсь не опускать взгляд в пол. Ее это бесит.

– Недостаточно, учитывая баллы последних двух тестов! Если бы не репетиторы, на которых уходила большая часть моей зарплаты, чего бы добилась?

– Надежда Алек… – в кабинет заглядывает симпатичная женщина в форме инспектора ПДН, такой же, как у моей мамы. – Ой, извини, я позже зайду.

– Нет, нет, – окрикивает ее мать. – Заходи, Маш. Заодно полюбуешься на неблагодарного ребенка. Вместо того чтобы прийти и сказать: «Спасибо мама, что у меня появился шанс учиться в лучшем лицее города», эта эгоистичная девчонка заявляет, что это у нее получилось! У нее, понимаешь?!

– Сонечка, ты получила грант? – обращается ко мне тетя Маша, коллега и единственная подруга матери.

– Да, – сжав зубы, все же отвожу взгляд в сторону.

– Там еще удержаться нужно, – продолжает мать. – Ты думаешь, восемьдесят баллов по французскому помогут тебе удержаться?

– Это хороший результат, мам.

– Хороший результат – это сто, София! Все, что ниже – твоя недоработка и неблагодарность лично мне! Надеюсь, ты не надумала отмечать получение гранта со своей подружкой, которая вообще никогда ничего в этой жизни не достигнет? Потому что это глупо и по-свински отмечать чужие заслуги! Поезжай домой и зубри французский, Софи. В лицее именно он станет твоим вторым языком для изучения. И не забудь, вечером мы едем в ресторан с Владимиром.

– Да, мам…

Опустив плечи, выхожу из кабинета. На улице идет дождь. Капли маскируют мои слезы, одежда моментально промокает насквозь. По позвоночнику бегут ледяные мурашки. Я утром так торопилась, что забыла надеть куртку, но было солнечно, а теперь вот…

Ежусь от сырости, проходя мимо своей остановки. Если я сейчас сяду на автобус, то слишком быстро доберусь до дома, а мне туда совсем не хочется. Там дурацкий французский и противный Владимир, новый ухажер матери, перебивающийся нерегулярными подработками.

«Зато у нас дома порядок, жрать приготовлено и ты под присмотром, пока я на работе», – вспоминаю слова мамы, кинутые в его оправдание.

Я скорее под надзором, как в тюрьме, чем просто под присмотром, но со мной не согласны.

Учебный год уже начался. Мне вообще повезло, что в лицее внезапно освободилось несколько мест и был объявлен конкурс, а не просто взяли очередных мажоров. Конкуренция была огромная, ведь обычных школ в городе много и сильных ребят в них не меньше, а этот лицей – пропуск в лучшие университеты не только страны, но и мира. Это шанс, который я не могла упустить. И вот сегодня объявили, что я прошла. Я! И еще несколько ребят. Мы чудом пробились через всех желающих и стали теми самыми счастливчиками, которые вытащили билет в свое лучшее будущее.

Обняв себя руками, дохожу до пешеходного перехода, оглядываюсь по сторонам, проверяя, нет ли машин. Ближайшая довольно далеко, и я спокойно наступаю на «зебру».

Глядя перед собой, дохожу до середины дороги…

…визг тормозов, чей-то крик… Удар… Звон стекла, скрежет металла…

Как в замедленной съемке, с ужасом оглядываюсь на въехавшую в столб дорогую спортивную машину. «Морда» помята, из-под искорёженного капота валит то ли пар, то ли дым. На меня смотрят дикие карие глаза парня, вывалившегося из кожаного салона. Он прижимает руку с дрожащими пальцами к груди. За его спиной с тихим свистом сдувается сработавшая подушка безопасности.

– Идиотка! – орет на меня. – Ты вообще по сторонам не смотришь?!

Вокруг начинает собираться толпа зевак. Люди достают телефоны, начинают снимать, перешептываться, комментировать.

– Я? – от изумления приоткрываю рот. – Здесь пешеходный переход вообще-то! – адреналин прилично придает мне смелости.

– И что? Это оправдание?! – хрипит он. – Я мог убиться, дура! И тебя бы скребком с асфальта собирали! Дорога скользкая! – его уже всего колотит.

– Гонять не надо, раз она скользкая, – огрызаюсь.

За поворотом, откуда он выскочил на своей машине, уже слышны сирены.

– Это жесть… – парень со стоном хватается за волосы. Сгибается пополам. Уперев руки в колени, смотрит на тачку. – Мне конец…

Возле нас останавливается машина ГИБДД, чуть дальше паркуется скорая. Инспектор разгоняет толпу, осматривает машину. Медики разделяются. Один подходит ко мне, второй пытается осмотреть парня.

– Да не трогайте вы меня! – продолжает психовать он. – Нормально со мной все! Пока… – морщится, снова прижимает кулак к груди.

Врач все же настаивает на осмотре. Парня отводят к карете скорой, поднимают футболку. Отворачиваюсь, чтобы не подумал, что я пялюсь. Надо больно! Но мальчик красивый, подтянутый, с этим не поспоришь.

– А у меня все хорошо, – уверяю второго медика. – Он меня не задел.

– Почему раздетая? Так холодно на улице. И промокла вся, – ругает доктор.

– Случайно получилось, – немного виновато улыбаюсь.

Меня все равно осматривают, убеждаются, что, правда, все нормально, и уезжают, выдав инспекторам какие-то бумаги.

– Я могу идти? – спрашиваю у одного из инспекторов, ежась от холода.

Мужчина помоложе идет к служебной машине, приносит оттуда куртку, накидывает мне на плечи.

– Пока нет. Вы нам еще нужны, – укутывает меня в нее и отходит к коллеге.

– Решила сбежать? – зло ухмыляется горе-гонщик.

– Зачем? Я ни в чем не виновата, – напоминаю ему.

– Ты невнимательная дура! Я из-за тебя тачку разбил! – опять заводится он.

– Тихо, тихо! Тормози, парень! – осаживает его инспектор. – Права, документы на машину есть? – спрашивает у него.

Кареглазый монстр достает с заднего сиденья рюкзак, копается в нем, протягивает инспектору небольшой пластиковый конверт.

– Что там? – мужчина не торопится взять его в руки.

– Документы. Очень рекомендую начать их изучение с паспорта, – буквально всовывает инспектору конверт и складывает руки на груди этот наглец.

Инспектор отщелкивает кнопочку, вытаскивает из конверта документы, открывает паспорт.

– Калужский Платон Бориславович… У-у-у… Да ты влип, парень. Восемнадцати нет, а ты за руль?

– То есть фамилия тебе вообще ни о чем не говорит? – резко переходит на «ты».

– А у нас что, для прокурорских сыновей законы переписали? – хмыкает инспектор. – Машину сейчас заберет эвакуатор, а ты с нами поедешь. Будем папе звонить, радовать. Старший тут на мотоциклах по ночам гоняет, младший днем портит городское имущество и пугает людей, да еще и без прав. Не порол отец вас в детстве. Ой, не порол…

– Принципиальный значит, – вздыхает парень. – Угораздило же вляпаться! – и снова смотрит на меня. – Ты должна мне теперь, – выдает, скрипнув зубами. – За тачку и за моральный ущерб. Поняла? И если ты думаешь, что я не найду тебя или забуду, ты ошибаешься! Мы еще обязательно увидимся, кошка.

Глава 2. Штраф с пятью нулями

Платон

Голова кружится. Не ударялся вроде, подушки сработали, а все равно штормит. Тачка у ментов неудобная. Ерзаю, стараясь хоть как-то устроиться.

– Сиди спокойно! – рявкает один из инспекторов. – Пристегну сейчас.

– Попробуй только, – зло огрызаюсь.

Надо успокоиться и договориться, иначе я не доживу до утра. Отец узнает, что я разбил его тачку, и прикопает меня под ёлкой во дворе. Я бы тихо отогнал ее в сервис и все. Никто бы ничего не узнал. Эта машина все равно стоит во втором гараже. Отец туда не заглядывает, наивно полагая, что у сыновей нет дубликата ключей.

Чтобы договариваться, нужна наличка. У меня только мелочь в карманах, все остальное на карте.

– Позвонить можно? – спрашиваю у инспекторов.

– Папе? – ехидно интересуется.

– Слушай, ну давай вот сейчас уже адекватно поговорим. Что тебе с моего ареста? Звездочку на погоны повесят? Не повесят. Очевидно же, что авария случайная. Дорога под дождем скользкая, тачку занесло на повороте, и я вписался в столб. У девчонки ко мне претензий нет, она просто испугалась. А ты бы не испугался, если бы на тебя неконтролируемая машина выскочила? Выпиши мне за превышение с процентами, и мы разойдемся. Ну ты же видел доки, у меня завтра день рождения!

– Превышение – раз, – загибает он пальцы. – Несовершеннолетний за рулем – два.

– Это штраф. Ну права забери, они все равно в силу завтра только вступят. Отпусти меня. Я могу быть очень благодарным. У тебя наверняка есть жена, ребенок там, я не знаю. Сводишь их в ресторан, на карусели.

Молчит. Да что ж вы несговорчивые такие! А может самому прокурору нос утереть решили? Мол, вот мы какие молодцы, даже мажоров с известными фамилиями по участкам таскаем. Надо Гордею позвонить, чтобы вытащил меня отсюда.

Подъезжаем к участку. Тот, что за рулем, оглядывается, внимательно на меня смотрит.

– День рождения, говоришь, завтра?

– Паспорт проверь.

Открывает мои документы, смотрит, усмехается.

– Надо же! И правда завтра. Ладно, считай, что договорились, – неожиданно соглашается мужик.

– Да ты чего?! – праведно возмущается второй.

– Знаешь, Коль, я с твоей принципиальностью ипотеку до свадьбы еще нерожденных внуков не закрою. Ему что наши штрафы? Папа заплатит в государственную казну копеечку и поедет пацан снова по городу кататься. Кому легче станет?

– Хоть кто-то здесь соображает, – вздыхаю, закрывая глаза. – Нам в банкомат надо, – сообщаю инспектору. – Где здесь ближайший?

– Сейчас найдем.

А Коля молчит. Да он тоже денег хочет, просто нет у него ни жены, ни детей, ни ипотеки, вот и выёживается со своими принципами. В нашем мире все и всех можно купить. Ценник только у всех разный, ну и борзометр тоже.

Меня доставляю к банкомату. Оставляем принципиального Колю сидеть в тачке, идем со вторым снимать бабки.

– Машину вернете? – не спешу набирать циферки на экране.

– На штрафстоянке она, – задумчиво чешет затылок под фуражкой. – Решу сейчас.

– Вперед, а я тебе гонорар увеличу. Сам решишь, делиться с другом или нет, – набираю красивую цифру с пятью нулями, быстро бегая пальцами по экрану монитора.

Мне башка моя дороже бабок, так что похрен. Карта все равно безлимитная.

Приятный звук машинки, пересчитывающей деньги, и сумма у меня в руках. Жду, когда инспектор договорится насчет моей машины.

– Сейчас заедем к нам, я тебе дам бумагу. С ней заберешь свою тачку. Но там, сам понимаешь, пацан, без эвакуатора не вариант.

– Разберусь, – отдаю ему большую половину суммы. – Остальное, когда получу бумагу. Извини, правила этой игры я очень хорошо знаю.

Он не обижается. Быстро прячет деньги в карман, идем к машине, возвращается к отделению. Меняю одну бумагу на стопку других в коридорчике без камер. Руку мне протягивает. Игнорирую. Просто ухожу.

Сначала договариваюсь с сервисом, потом вызываю эвакуатор сразу к штрафстоянке. Еду туда на такси. Предъявляю документы, забираю машинку.

Все, можно выдохнуть. Парни в сервисе сделают ее быстро как вип-клиенту. До дома бы еще добраться. На улице дождь опять расходится. Так не хочется туда выходить.

Жду свое такси на диване сервиса. Приходит сообщение. Выскакиваю на улицу. И до машины, вроде, несколько шагов всего, а я все равно успеваю промокнуть. Рубашка противно прилипает к телу, штаны мокрые до трусов.

Я люблю дождь, когда он не капает мне на голову. Сейчас же, ежась от противного озноба и все еще испытывая легкое, неприятное головокружение, добираюсь до дома.

Большой модный особняк в это время года, несмотря на все дизайнерские решения и окружающие его деревья, выглядит мрачно. Снова передергиваю плечами и, уже наплевав на то, что холодная вода заливается везде, где только можно, хлюпаю кроссовками к крыльцу. Надо было послушать брата и взять куртку, но я же на машине, там тепло. На кой она мне была нужна?

Дома никого. Отец на работе. Где Гордей, я не знаю. В комнате его нет, на своей мотобазе ему сейчас тоже делать нечего, а в универе занятия давно закончились.

Набираю ванну и долго греюсь в ней, погрузившись в горячую воду по самый подбородок.

– Глаза у девчонки красивые, – озвучиваю вслух собственные мысли.

Насыщенные зеленые, с четко выраженным темным ободком по краю, а внутри рыжие разводы, прямо как ее волосы. Разглядел…

Вылезаю из остывшей воды. Вытираю волосы, заматываю бедра большим полотенцем и иду к себе. Залипаю в комп на пару часов, гоняя теперь на виртуальной тачке.

Ближе к восьми вечера собираюсь в клуб. Будем цеплять девчонок на деньги и внешность. Спасибо маме, с последним у меня проблем нет.

Глава 3.

Тяжелый день, ужасный вечер

София

Меня только к вечеру перестало морозить после прогулки под дождем. Владимир вернулся с очередной шабашки. Скоро еще и мама должна появиться. Она звонила, предупредила, что задерживается.

К учебнику французского я так и не притронулась. Из головы не выходит произошедшее днем. Наглый мажор! За что я ему должна? За то, что он носится по дорогам и собирает все столбы на поворотах? Сам виноват! И как он найдет меня, интересно? Чушь! Мы живем в большом городе. Он, конечно, может попросить мой адрес у инспекторов, что его задержали, но они не имеют права раскрывать личные данные.

Выдыхаю и раскрываю створки шкафа. Надо выбрать одежду для похода в ресторан. Глянув на платье, передергиваю плечами. Стихия к вечеру только расходится, так что даже на машине я не готова перемещаться в этом тонюсеньком куске ткани.

Достаю джинсы, футболку и любимый мягкий вязаный свитер под цвет своих волос. Если маму не устроит такой вариант, я с радостью останусь дома. Сидеть с ней и Владимиром за одним столом у меня нет ни малейшего желания.

Переодеваюсь, укладываю волосы.

Входная дверь хлопает. Это мама вернулась.

Практически сразу открывается и моя, как всегда, без стука.

– Ты в этом собралась идти в ресторан? – Мама недовольно поджимает губы, рассматривая меня.

– Да. Я попала под дождь сегодня и очень замерзла. В платье наверняка простужусь, а нам завтра документы в лицей отвозить, – захожу с правильной стороны.

– Ладно. Не смертельно, – вздыхает мать. – Французский учила?

– Да, – вру, стараясь сделать максимально честные глаза.

– Вова, – зовет сожителя. – Соня занималась?

– Не знаю, я работал, – летит ей в ответ из кухни.

– Ладно. Я все же надеюсь, что ты понимаешь всю ответственность, которая теперь на тебя ложится. Сейчас я переоденусь и поедем.

Это всего лишь еще один вечер с глупыми, несмешными шутками маминого мужчины и упреками в том, что я недостаточно благодарна и трудолюбива. Ничего нового не будет. Разве что повод. Зачем-то ведь этот прилипала позвал нас именно в ресторан.

Владимир галантно открывает нам двери старенькой «шестерки». Дребезжа металлом, захлопывает. Двигаюсь в угол к окну и замираю мышкой, чтобы не отсвечивать лишний раз и не нарваться на лекцию. Я люблю маму, у меня нет никого кроме нее, но она слишком давит. Чтобы я не сделала, будет недостаточно хорошо. Она всегда требует больше.

– У нас сегодня опять был рейд, – вздыхает мама. – Двух малолетних наркоманов из подвала забрали. Ты бы их видел, Вов! Не старше Соньки, а в глазах пусто. Там вообще ничего нет. Это так страшно. Трясутся все, бледные, грязные. Люди без будущего, – это сказано для меня. – Давно я тебя с собой не брала, – поворачивает ко мне голову. – Ты и расслабилась. Посмотришь вот на таких и вспомнишь, ради чего надо вкалывать!

– Я не хочу смотреть на наркоманов, – отвечаю маме.

– А ты иначе не понимаешь! Ты начинаешь наглеть и расслабляться!

– Да где я расслабляюсь, мам?! – становится обидно. – У меня и друзей-то не осталось. Одна учеба.

– Друзей? Что они дадут тебе, София? Образование? Будущее? На скамейках в парке штаны протирают да по клубам шастают, а потом мы их по подвалам вылавливаем, а девок на аборты таскаем. Твой друг – это учеба. Но ты и здесь не дотягиваешь! Могла ведь сдать лучше. Не дотянула, недозанималась. Зато с подружкой своей гуляла.

– Мам, ну хватит. Я же прошла конкурс, – голос предательски дрожит.

– Прошла она…

– Надь, ну правда, – останавливает ее Владимир. – Оставь ты девочку в покое. Она все сдала. Молодец. Давай не будем ссориться сегодня.

– Да я и не ссорюсь, Вов. Я просто не понимаю, как можно так безответственно относиться к своему будущему.

– Все, успокойся, – он целует ее прямо при мне.

Морщась, отворачиваюсь к окну и стараюсь не вслушиваться в эти чавкающие звуки. Ужасно! Почему это обязательно делать при мне? Но мама хотя бы успокоилась.

Владимир паркуется у ресторана. Снова галантно открывает для нас двери.

Входим в небольшой простенький зал. Осматриваюсь. У меня ресторан ассоциируется с чем-то более масштабным и помпезным, а здесь все больше похоже на столовую, даже не на кафе. Самостоятельно выбираем столик. Владимир заказывает для всех ужин, выбирает вино для них с мамой и сок для меня.

Достаю мобильник из кармана штанов, чтобы хоть чем-то себя занять. Мама тут же выхватывает его из моих рук.

– Совесть у тебя есть? Можно хотя бы здесь без телефона?

Можно. Отворачиваюсь к окну и молча смотрю, как за стеклом расплывается свет фар проезжающих мимо автомобилей. Есть не хочется, но я все равно ковыряю вилкой в тарелке, чтобы опять не упрекнули в неблагодарности. #ОнЖеСтарался!

Владимир наливает вино маме в бокал, достает из кармана черную пластиковую коробочку.

– Надь, выходи за меня, – звучит предложение.

Мама удивленно смотрит на своего мужчину и не торопится отвечать.

– Вов, ты серьезно сейчас?

– А что, такие вещи можно говорить несерьезно? – удивляется.

– Неожиданно, – улыбается мама. – Очень… Спасибо тебе, Вов… – подбирает каждое слово. – Я подумаю, ладно?

– Подумаешь? – недоумевает ее сожитель.

– Да. Я не отказываюсь, просто мне надо с этим переспать, – смеется она. – Я не могу так сразу ответить. Не обижайся, – гладит его по руке и защелкивает коробочку, пока не принимая кольцо.

Владимир махом осушает ее бокал с вином.

– Вова! – возмущается мама. – Ты за рулем!

– Я больше не буду, – наливает ей и нервно принимается за еду.

Мама его успокаивает, что-то воркует на ухо. Мужчина постепенно расслабляется. Даже начинает улыбаться.

– Соня, а ты чего молчишь? – решает докопаться до меня. – Ты что думаешь насчет моего предложения?

– А разве это имеет значение? – стреляю в них взглядом и снова отворачиваюсь.

Конечно нет. Я ведь еще ребенок без права на свое мнение. Чтобы я не сказала, это не примут в расчет. Просто закрываюсь от внешнего мира и сижу тихо, жду, когда закончится ужин.

Владимир расплачивается с официантом. Садимся в машину. Над головами раскатисто грохочет гром. Крупные, яркие молнии рассекают небо, а дождь даже не собирается прекращаться. Мамин сожитель резко дергает машину с места. Цепляюсь пальцами за ручку под потолком и крепко сжимаю ее в кулаке. Ремня безопасности здесь нет, дорога под нами скользкая, а Владимир выпил еще бокал вина, пока мама отлучалась в туалет.

– Вов, аккуратнее.

Машина слушается плохо. Проезжаем мимо две аварии. Возле одной стоит скорая, мигая спецсигналами. Сегодняшняя встреча с мажором вновь проносится перед глазами. Ужасный день… пусть он побыстрее закончится… Мне страшно. Накрывает настоящей паникой.

Нервно сглатывая, цепляюсь второй рукой за сиденье. «Шестерку» снова слегка ведет на повороте. Жмурюсь.

Вроде пронесло… выдыхаю, когда мы останавливаемся на светофоре. В салоне слышны щелчки работающего поворотника. Мы почти дома. Сейчас вот здесь свернем и все, там уже наш дом будет видно.

Слышу характерный звук пытающейся затормозить машины… Я сегодня уже слышала такой. Не надо, пожалуйста…

Поворачиваю голову. В нас летят две ярко-желтые фары…

– Мама!!! – кричу и рефлекторно наклоняюсь вперед, закрывая голову руками.

Сильный удар кидает меня в бок. Бьюсь головой, в глазах темнеет, во рту появляется металлический привкус крови. Вокруг звенит стекло, рвется металл.

– Мама… – хриплю, пытаясь сквозь пелену перед глазами разглядеть, что происходит в салоне.

Дверь с моей стороны рывком открывается. Чьи-то руки подхватывают, дергают на себя, вытаскивая мое тельце под проливной дождь.

– Девочка жива, – слышу незнакомый мужской голос, находясь на грани сознания.

Глава 4. С днем рождения меня

Платон

– Пятьдесят семь… пятьдесят восемь… – считаю вслух, – пятьдесят девять… С днем рождения меня. Наконец, восемнадцать, – грустно усмехнувшись, убираю телефон, разворачиваюсь к сопящей рядом малознакомой девчонке, подцепленной в клубе, и понимаю, что мне больше ничего не хочется, кроме одного – я хочу, чтобы она ушла.

Меня обламывает грохот тяжелых автоматических ворот на улице. Светить девчонку перед отцом нельзя, пусть уж лучше спит. Утром разберусь.

Встаю с кровати. Глушу отличный блюз в колонках. Поднимаю с пола штаны. Звякнув бляшкой ремня, надеваю их и иду к окну.

Сверкнув фарами, во двор въезжает сначала такси, а следом эвакуатор. На нем в хлам разбитая отцовская тачка.

Да уж… Две разбитые в один день машины для семейства Калужских – это перебор. Как же так, папа? Ты же самый законопослушный гражданин в нашем городе (для виду, конечно, но это не имеет значения). В кого ты впилился?

Из-за проливного дождя мне плохо видно происходящее внизу. Охранник выносит отцу зонт. Родитель не спешит заходить в дом. Он кому-то звонит, нервно расхаживая взад-вперед и раскидывая туфлями воду с дорожки. Судя по его поведению и размашистым жестам руками, он основательно вляпался. Я отделался лишь легким испугом.

Груду металлолома, некогда бывшую пафосной тачкой бизнес-класса, сгружают возле гаража. Папа расплачивается, отпускает эвакуатор. Снова звонит, снова мечется.

В мою комнату тихо стучат. Это старший брат, больше некому.

Открываю.

– Ты видел? – шепчет Гордей, чтобы не разбудить мое праздничное развлечение.

– Да. Только что-то я не горю желанием сейчас туда спускаться.

– Идем, – ухмыляется братишка. – Не нарывайся только. Папочка явно не в лучшем настроении. С днем рождения, – протягивает мне ладонь.

Сжимаю. Гордей дергает меня на себя. Обнимает, хлопает по плечу. Это все поздравления, больше не будет. Седьмое ноября в нашей семье еще и день памяти женщине, что дала нам с братом жизнь. Мама умерла, рожая меня. Гордей ее помнит урывками, ему тогда только пять исполнилось, а я совсем ничего не знаю. Отец не говорил со мной о ней даже когда я мелким плакал и просил. Мне кажется, ему было бы легче, если бы врачи тогда спасли ее, а не меня. Но у них не получилось, я похож на маму… Не складываются у нас отношения с отцом… Не складываются!

Накидываю футболку, чтобы и правда не нарываться. Выходим с Гордеем на лестницу, спускаться ниже пока не рискуем.

Охранник открывает дверь, и моя челюсть падает, больно ударяясь о ступеньки. На пороге дома она! Чертова рыжая кошка! Испуганная, промокшая, замерзшая. На бледных щеках разводы от туши, губы искусаны в кровь, джинсы порваны и дурацкий вязаный свитер в грязи. Огненные волосы резко контрастируют с белой кожей. Ее шатает. Если бы не отец, это недоразумение рухнуло бы на пол.

Меня подкидывает от ее появления! Какого черта?!

Родитель ловит нас с братом взглядом.

– Это мой подарок на совершеннолетие? – усмехаюсь, разглядывая дрожащую девчонку.

Гордей толкает меня в бок, осаживая.

– Это София. Она поживет некоторое время в нашем доме, – сообщает отец, не реагируя сейчас на мой выпад.

– Мама… – шевелит губами девчонка. – Где моя ма… – бессознательной куклой падает к нему на руки.

Ловит с тяжелым вздохом. Несет на диван, вызывает знакомого частного врача.

София, значит… Красивое имя для бездомной кошки.

Карма, она такая, детка. Из-за тебя в столб въехал я, а теперь вот, похоже, в твою тачку въехал мой папочка и теперь усиленно будет прикрывать свой зад. А вот что с родителями, интересно…

Меня опережает Гордей. Он спускается к ним и спрашивает у отца:

– С мамой ее что?

– Не знаю пока. В больницу увезли. Остальное вас не касается, – тут же огрызается. – Не вздумайте лезть, я сам все решу. За девочкой вот лучше присмотрите.

– Да мы как бы и не планировали вмешиваться, – спокойно отвечает братишка. – У твоего сына день рождения, – тихо напоминает.

– И что? Он его заслужил?

Вот, это оно и есть. Не заслужил я ни дня рождения, ни самого рождения, судя по всему.

– Гордей, распорядись, чтобы для Софии приготовили гостевую спальню на первом этаже. И принеси мне выпить чего-нибудь, – голос отца снова срывается на хрип.

Мне сверху хорошо видно, как трясутся его руки. Машина с отличной системой безопасности его не убила и даже не покалечила, а вот тем, в кого он въехал, похоже, досталось гораздо сильнее.

Меня не трогает его состояние, скорее даже немного радует. Приятно, когда любящего власть, уверенного в себе прокурора об колено ломают неподвластные ему обстоятельства. В такие моменты он становится похож на человека, которого интересует в жизни не только успешная карьера и большие бабки. Да он просто становится похож на человека!

Мои губы трогает циничная ухмылка. Отец ловит ее, повернув голову именно в этот момент. Его глаза сверкают злостью, но стон рыжей кошки, приходящей в себя, отвлекает внимание родителя.

Сажусь на ступеньки, наблюдаю, как приезжает и суетится вокруг нее врач. Как папочка отваливает ему приличную сумму налом. Как суетится домашний персонал, подчиняясь распоряжениям Гордея.

Отец уносит кошку в комнату, идет в сторону своего кабинета.

– За мной оба, – кивает нам головой.

Нехотя поднимаюсь, плетусь следом. Гордей догоняет уже у двери. Отец распускает галстук, рывком расстегивает верхние пуговицы на рубашке и присасывается к горлышку бутылки с дорогим виски. Закашливается, отставляет бутылку в сторону и обращает внимание на нас с братом:

– Платон, Софии понадобится новая одежда и наверняка какие-то личные вещи. Помоги ей завтра заказать все необходимое.

– С хрена ли?! – моментально вспыхиваю.

– Я тебе язык сейчас вырву! – рявкает отец. – Тебе сказали, ты сделал! Все, пошел вон отсюда. Хамло малолетнее!

– Сдай ее лучше в приют для бездомных животных. Кошкам там самое место!

– Ты давно по морде не получал?! – Отец сжимает ладони в кулаки.

– А ты по-другому разговаривать и не умеешь! – огрызаюсь.

Гордей ругает за это, но я упрямый. Даже зная последствия такого поведения, стою до конца.

– Исчез отсюда, неблагодарный щенок! И только попробуй не сделать то, что я сказал!

– Да, да… – закатываю глаза к потолку. – Побежал уже, – иду к двери.

Мимо меня летит та самая бутылка с виски. С грохотом врезается в стену и, не разбиваясь, падает на пол, расплескивая по паркету дорогой алкоголь.

Глава 5.

Дурак!

Платон

Захожу в комнату, кидаю взгляд на кровать. Там все еще спит девчонка, которую я притащил с собой. Мечусь из угла в угол. Верхняя губа подрагивает от злости. Какого черта он ее сюда приволок? Очевидно же, что кошке нужна нормальная медицинская помощь. Почему отец не оставил ее в больнице? Тем более, по его же словам, там ее мать.

И какого черта я должен с ней теперь возиться? У меня своих дел, что ли, нет?!

– Ты чего не спишь? – вылезает из-под одеяла мое развлечение.

– Сейчас такси тебе вызову. Домой поедешь, – сообщаю ей.

– Случилось чего? – сонно хлопает ресницами симпатяжка.

– Наигрался, – жму плечами и вызываю ей тачку. – У тебя десять минут.

– Ну и гад же ты, – фыркает она.

– Не ангел точно!

Отхожу к окну, жду, когда оденется. Дождь немного стих, и теперь на мокрой, глянцевой дорожке красиво играют блики от ночных фонарей. Я и правда гад, а еще сволочь, придурок и все прочие нелицеприятные эпитеты. Хорошим быть больно и невыгодно. Этот урок я усвоил быстро и решил, что не подпускать к себе людей слишком близко – не так уж и плохо. Гордей говорит, так происходит потому, что я ни в кого еще ни разу по-настоящему не влюбился. А я не умею. Смотрю сейчас на Севера, у них с Этель все вроде неплохо начинается. Она мне нравится. Добрая очень, светлая, слишком чистая для нашего лицея. И хорошо, что Артем с ней, он защитит, когда будет необходимо. У меня с Элей все равно бы не получилось. Она стала бы очередной проходной девочкой, которой пришлось бы сделать больно, чтобы не запустить слишком глубоко к себе в душу. Там темно и страшно. Она бы испугалась. Я и сам иногда боюсь, что уж говорить о хрупкой фее.

Вывожу свою ночную гостью через гостиную во двор. Сажаю в тачку, сразу расплачиваюсь. Мне уже наплевать, что это увидит отец. День рождения – это вроде как праздник. Вот свой праздник я только что выпроводил.

В доме, несмотря на позднее время, все еще царит легкая суета. Бегает туда-сюда домработница. Сейчас вот с тазиком розоватой от крови воды прошла мимо меня. Догоняю, молча забираю у женщины тяжесть, выплескиваю в раковину.

– Спасибо, Платон. С днем рождения, – шепчет Арина. – Утром испеку твой любимый пирог с ягодами.

– Что там с кошкой? – жду, когда она наберет еще воды.

– С кошкой? – не сразу понимает. – А-а-а, ты про девочку? – Киваю. – И правда есть в ней что-то такое. Испугалась она очень и головой ударилась, но ничего серьезного. Отлежится, к обеду уже встанет на ноги.

– Давайте, я донесу, – забираю у нее таз, иду в сторону гостевой комнаты.

– Дальше я сама. Не надо тебе пока туда, – шепчет Арина. – Иди поспи, мальчик, – гладит меня по руке. Поднимает с пола таз, толкает ногой дверь и быстро ее закрывает.

Мне все же удается заметить огненно-рыжие волосы предмета моего раздражения.

– Ты чего тут трешься? – за спиной раздается голос отца.

Молча разворачиваюсь, обхожу его, иду к лестнице.

– Платон! – окрикивает.

Замираю.

– Чтобы я больше твоих девок здесь не видел! В честь дня рождения, так уж и быть, прощаю.

– Оригинальное поздравление, пап, – отвечаю, так и не обернувшись. – Спасибо, ты очень щедр.

Надо бы поспать. Утром в лицей, а потом бой у Севера, первый после его восстановления. Надо сходить. Артем в этом один из лучших на мой взгляд. Да и все же приятнее провести время в спортивном комплексе, чем вернуться домой, где на тебя всем насрать.

Меняю постельное белье, включаю блюз на портативной колонке, закрываю глаза. В какой-то момент меня все же утягивает в липкое, темное марево без сновидений.

– Вставай, именинник, даже меня уже успел достать твой будильник, – смеется старший брат.

– У тебя его не слышно, – отвечаю, не торопясь открывать глаза.

– Держи, – кладет что-то мне на грудь.

Глаза все же приходится открыть. На одеяле конверт, а в нем билет на три игры в страйкбол в любое удобное для меня время. Пострелять я тоже люблю, братишка знает.

– Спасибо, – киваю Гордею.

– Не за что. Хоть эмоции сбросишь, а то на взводе весь последнее время. Ночная гостья не помогла? – усмехается он.

– Да при чем тут, – кривлюсь. – По этой части у меня как раз проблем нет. А вот кошка бесит. И свалить ведь пока вариантов нет. Ни образования, ни собственных денег.

– Это да. Как ни печально, но к отцу мы привязаны в этом плане. Ладно, не грузись сегодня сильно. У тебя все же праздник. Докинуть тебя до лицея?

– На байке?

– Нет, на машине сегодня. Погода там отвратительная. Все еще капает.

– Тогда я на такси доберусь. Не хочу, чтобы ты из-за меня опоздал.

Быстро принимаю душ, надеваю форму лицея. Белая рубашка с длинным рукавом отлично садится на подтянутый торс, застёгиваю ремень черных брюк и выбираю пару минут между жилеткой приглушенного красного цвета и таким же свитером с логотипом лицея. Если надеть свитер, можно не напяливать галстук. Выбор падает в пользу теплой, приятной на ощупь вещицы.

Вешаю на плечо рюкзак, спускаюсь в столовую. На столе меня уже ждет обещанный пирог и стакан молока.

– Как в детстве, – улыбаюсь Арине.

– Кушай, мой хороший, – проводит ладонью мне по затылку. – Он весь твой, – улыбается домработница.

– Ого! Класс!

Жмурясь от удовольствия, впиваюсь зубами в мягкую золотистую корочку еще теплого ягодного пирога. Запиваю молоком и получаю просто взрыв вкуса у себя во рту. Это уносит меня в детство, где я еще не понимал, почему Гордея отец любит больше, чем меня, но очень ждал праздников ради этого самого пирога с молоком.

Арина в нашем доме появилась как раз, когда я родился. Она начинала с обычной няньки для ненужного никому ребенка и постепенно доросла до управления всем домом, но все равно продолжает обо мне заботиться. Может это потому, что своих детей у нее так и не случилось.

– Доброе утро, Арина, – в столовой появляется отец. Смотрит, как я пью молоко, усмехается. – Кофе мне сделай, – просит женщину. – Софию кормила?

– Девочка еще спит, – Арина суетится, ставит перед хозяином чашку кофе без сливок и сахара.

– Платон, не забудь помочь сегодня Соне заказать необходимые вещи, – напоминает отец.

– У меня планы…

– Я твои планы тебе еще вчера озвучил! – тут же разражается родитель. – Человеку помощь нужна, ты понимаешь это?

– Что-то я раньше не замечал за тобой особого человеколюбия. Ты угробил ее мамашу? – меня заносит. Арина гладит по напряженной спине, стараясь успокоить.

– Уйди от него! – достается и ей. – Что ты с ним носишься, как с дитем? Хватит уже. А ты следи за языком, мальчик. Мама Софии в больнице, я еще вчера тебе сказал. Сожитель ее погиб, а у женщины серьезные травмы. Она пока без сознания, но жизни ничего не угрожает. Это я узнал час назад. Ты доволен?

– Будешь лечить? – меня не трогает эта история.

– Буду. И похороны мужчины организую. Гордей мне в этом помогает. А тебе досталась задача проще. Ты ведь любишь хорошеньких девочек развлекать. Вот и займись! Только без фокусов! Узнаю, лично кастрирую.

– С хрена ли я должен тебе помогать? – не унимаюсь я.

– Потому что мы вроде как семья, – напоминает отец.

– Забавно, что ты вспомнил это слово, как только вляпался по самые уши. Из твоего рта, отец, это скорее звучит как оскорбление.

Его кулаки сжимаются до хруста. Я технично сваливаю, пока не выхватил за то, что опять не смог сдержаться. Ну дурак же, прав старший брат. Дурак!

Глава 6. Чужой дом

София

После страшного вечера и беспокойной ночи утро в чужом доме оказалось поздним. Добрая женщина со вкусно пахнущими руками дала мне две маленькие таблетки, и я смогла немного поспать.

Состояние странное. Глаза открыты, но мне все еще чудится, что я сплю. Авария приснилась и этот дом тоже, а еще тот самый мажор, с которым мы успели встретиться до случившегося. Весь вчерашний день в целом похож на один сплошной кошмар. Надо подняться и узнать, где мама. Думать о страшном не хочется. Всеми силами гоню от себя такие мысли.

Подтягиваюсь на локтях выше. Осматриваюсь в небольшой, но вполне уютной комнате в оливковых и зеленых тонах. По бокам от двуспальной кровати стоят тумбочки со светильниками на высоких резных ножках. Тканевые абажуры приятного бежевого цвета дают мягкий свет, расползающийся по стене за спинкой кровати. В углу открытый узкий шкаф с интерьерной мелочью. Единственное окно задернуто шторой, в зеленую и бежевую полоску в тон всей комнаты. Широкий мягкий подоконник с подушками заканчивается еще одним узким шкафом, в этот раз с закрытыми дверцами.

Спускаю ноги на мягкий ковер. Босые ступни приятно утопают в пушистом ворсе, похожем на весеннюю траву. Пол подо мной немного качается. Пережидаю неприятный приступ, подхожу к окну, поднимаю, фиксирую наверху штору.

Во дворе слякотно. Дорожка, выложенная резной тротуарной плиткой, блестит от накрапывающего дождя. На высоких деревьях, выращенных строго в положенных им ландшафтным дизайнером местах, от легкого, но очевидно холодного ветерка дрожат сухие, не успевшие опасть листья.

Я плохо помню, куда меня привезли среди ночи, но даже по тому, что вижу из окна, могу оценить масштабы. Большой дом, большой двор… Где еще мог жить мажор? Явно не в деревянной бабушкиной развалюшке.

Легкое одеяло, в которое я завернулась, все время сползает с груди. Надо бы найти свою одежду. Оглядываюсь. Ее нигде нет. Подхожу к шкафу с закрытыми дверцами. Заглядываю в него. Тоже ничего. И как выйти отсюда? Мой организм жалобно ноет от желания срочно найти туалет. Закусив губу, сажусь на кровать, свесив вниз ноги.

– Ты проснулась? – В спальне появляется та самая женщина, что возилась со мной добрую половину ночи. Как же вовремя. – Сейчас, сейчас. – смеется она, видимо, прочитав все по моему жалобно скуксившемуся лицу. – Вот, возьми, должно подойти. У нас женских вещей нет в доме. Одни мальчишки. Платон помладше был, носил, – протягивает мне стопку одежды. – Переодевайся, я покажу тебе дом и накормлю завтраком.

Быстро надеваю серые спортивные штаны на мягкой резинке и свободную белую футболку. Выскакиваю из комнаты, пригладив волосы ладошкой.

Арина, так зовут эту заботливую женщину, первым делом провожает меня в санитарную комнату, расположенную недалеко от моей. Вручает мне расческу, зубную пасту, запакованную щетку и чистые полотенца. Привожу себя в порядок и возвращаюсь к ней.

– Легче? – улыбается.

– Да, спасибо. Скажите, а мама? С ней все в порядке?

– Я почти ничего не знаю. Персоналу не сильно докладывают, – гладит меня по руке. – Слышала, что она в больнице и пока без сознания. Борислав Георгиевич, хозяин дома и папа наших мальчишек, – последнее говорит с особенной теплотой, – занимается ее лечением. Не переживай. Все будет хорошо.

– А я могу к ней поехать?

– Не думаю, что сейчас в этом есть большой смысл. Могут еще и не пустить, но это ты лучше спроси у самого Борислава Георгиевича, когда он появится. А пока пойдем, я тебя покормлю и надо обработать ссадины.

– Вы говорили про мальчишек. Их здесь много? – хочется понимать масштабы бедствия.

Один мажор – это катастрофа, а если их несколько, это же вообще страшно!

– Мальчишек у нас двое. Ну как мальчишек. Это я их так называю, потому что выросли на моих глазах. Гордею недавно двадцать три исполнилось, а у Платона сегодня день рождения. Этому ежику теперь восемнадцать. Совсем большой стал.

– Почему «ежик»? – смеюсь, проходя в след за Ариной в столовую, размером со всю нашу с мамой квартиру.

– Колючий, потому что. И фыркает все время. Садись. Ты что будешь? Есть каша, творог, йогурт. Могу просто бутерброды тебе сделать. Чай, кофе, сок, молоко? – перечисляет она.

– Да я… сама могу бутерброды… – мне становится совсем неловко за такое беспокойство.

Как-то не принято у нас обслуживание. У мамы работа такая, что готовить, да и в целом, быть самостоятельной по дому я научилась довольно рано.

– Сиди. У тебя вообще постельный режим. Так что ты будешь?

– Творог, если можно. И чай, любой, – уточняю на всякий случай.

Арина ставит передо мной пиалку с зернистым отборным творогом, отдельно тарелочку со свежими ягодами. Приносит горячий чай, приборы, салфетки. И продолжает суетиться, пока я ем.

Помимо нее здесь есть повар, две женщины, которые занимаются уборкой, садовники, охрана, собаки.

После завтрака мне также ничего не дают делать. Убирают посуду, вытирают со стола. Арина приносит аптечку и обрабатывает все мои ссадины.

– Ляжешь?

– Нет. Не хочется, – кручу головой. – Может я могу вам чем-то помочь, пока мы ждем Борислава Георгиевича? Он во сколько приедет?

– Не знаю, Сонь. Всегда по-разному. Четкого расписания нет. Он у нас очень занятой человек. Бывает, вообще не ночует, а то и не по одному дню. А помогать мне не надо. Здесь есть кому этим заниматься. Можешь просто погулять по дому. У нас тут три этажа и полуподвальное помещение. Там котельная и прочее обеспечение дома. На втором этаже спальни мальчишек и хозяина. Третий этаж, скажем так, рабочий. Там большая библиотека, кабинет Борислава Георгиевича и другие, сейчас не используемые, комнаты. Здесь, – обводит рукой пространство, – комнаты персонала, гостевые спальни, спортзал и выход в закрытый бассейн. Думаю, не заблудишься, – смеется Арина моим распахнутым от удивления глазам.

Чтобы не мешаться под ногами, ухожу в комнату. Неудобно мне шастать по чужому дому. Не мое это все и нечего тут делать. Дождусь хозяина этого замка и спрошу, как мне можно вернуться домой. А еще… Ой… Блин-блин-блин! Мы документы в лицей сегодня должны были отвезти. Как же теперь? Грант быстро найдет нового хозяина.

У меня с собой нет даже телефона и время тянется очень долго, а Борислав Георгиевич все никак не приезжает.

Арина зовет ужинать. Я не хочу есть, но иду, чтобы еще немного с ней поболтать и не сходить с ума в четырех оливковых стенах.

Стол в столовой накрыт на троих. Это уже вызвало у меня желание вернуться в комнату, но бежать глупо и странно. Надо быть благодарной за то, что меня спасли и приютили. Зачем только? Вот это мне пока непонятно. Могли бы оставить в больнице, а оттуда меня бы просто отпустили домой.

Сажусь на то место, где завтракала. За спиной слышу шаги, тяжелые, явно мужские.

– Привет, – мне улыбается обаятельный брюнет. – Гордей, – представляется он.

Так и подумала, что это старший мажор. Они с братом похожи. Гордей тоже темненький, кареглазый. В чертах лица есть сходство, но взгляд не такой «волчий», как у Платона. Гордей крупнее, шире в плечах и при этом кажется мягче.

– Здравствуй, – киваю ему. – София, – представляюсь в ответ, хотя он и так, вероятно, знает мое имя. – Можно спросить?

– Спроси, – пожимает плечами и садится за стол.

– Твой… к-хм… ваш отец дома?

А то вдруг я не заметила, как он вернулся.

– Нет. Он поздно будет. А зачем он тебе?

– Про маму хотела спросить, – не вижу смысла скрывать. – И мне бы домой.

– Это вряд ли, – усмехается парень.

– К сожалению, – раздается пренебрежительное за моей спиной. – Арина! – раздраженно повышает голос Платон. – Какого черта за нашим столом делают бездомные кошки?! Сейчас блох напустит. Жрать как? М?!

Глава 7. Откат

София

– Платон! – возмущается Арина.

– Я не буду есть, – переводит взгляд на меня. – Тошнит!

Разворачивается и уходит.

– А ну стой, негодный мальчишка! Посмотри на меня, Калужский! Ты пил, что ли?

Но он не реагирует, скрываясь из виду.

– Невыносимый, – вздыхает Арина. – Ладно, простим ему. День рождения все-таки, – качая головой подходит, гладит меня по волосам.

Сердце возмущенно стучит в груди, но ничего сказать я ему не успела, да и опять же, возвращаемся к вопросу чужого дома. Он здесь хозяин, а я даже не гостья.

Гордей спокойно ест, тоже не вмешиваясь в перепалку. У меня окончательно пропал аппетит. Из уважения к повару и Арине впихиваю в себя пару вилок салата. Он встает поперек горла.

После ужина снова закрываюсь в комнате. Вот зря я не сходила на экскурсию по дому. Взяла бы книгу в библиотеке. Даже учебнику французского я была бы сейчас очень рада, лишь бы чем-то себя занять.

Борислав Георгиевич приехал действительно поздно. Я успела уснуть. Проснулась, услышав голоса за дверью. Мужчина тихо приоткрывает ее, заглядывает.

– Не спишь?

– Уже нет. Здравствуйте, – сажусь на кровати, подтягивая выше одеяло.

– Здравствуй, София. Мы не успели познакомиться с тобой. Борислав Георгиевич, – официально представляется. – Ты, наверное, волнуешься о маме? Я был у нее сегодня. Она все еще без сознания и к ней пока не пускают. Как только будет можно, тебя к ней отвезет мой водитель.

– А Владимир?

– Он погиб, к сожалению, – мужчина отводит взгляд к окну. – Завтра похороны. Поедешь?

– Да, – киваю, сглотнув ком, застрявший в горле.

Владимир хоть и раздражал меня, но он долго жил с нами, и мама вроде его любила. Нельзя не пойти, это будет неправильно.

– Мне можно вернуться домой? Я могу пожить одна. Правда, – заверяю его.

– Понимаешь, девочка, тебе нет восемнадцати. У службы опеки и попечительства могут возникнуть вопросы. Да и здесь тебе будет комфортно. В доме есть все от бассейна до библиотеки. Ты где-то учишься?

– В школе, но я грант получила и сегодня мы должны были подать документы в лицей. Как теперь быть, я не знаю, – опускаю голову. – Можно мне туда съездить? Надо только забрать все из дома, – тараторю, набрав в легкие побольше воздуха, вдруг еще есть шанс.

Выдыхаю. Голова снова кружится, пальцы покалывает.

– Что за лицей?

– Самый лучший в городе, – вздыхаю, – седьмой.

– Хм. У меня младший сын там учится и старший его закончил. Лицей действительно лучший, ты права. Не переживай. С твоим грантом все будет нормально, я решу. Вы с Платоном заказали вещи?

– Нет, – удивленно моргаю.

При упоминании этого хама у меня внутри все сжимается в тугой узел. А он еще и учится там же. Вот это я вляпалась, называется…

– Вот с… засранец! – злится Борислав Георгиевич. – Сказал же ему! Ладно. Завтра утром водитель отвезет тебя к вам на квартиру, переоденешься, соберешь необходимые вещи и документы. Оттуда он привезет тебя сразу на кладбище. Отдыхай, София.

– Борислав Георгиевич, – окрикиваю мужчину уже у двери. – Можно мне все же увидеть маму? Пожалуйста, – голос срывается.

Не знаю, то ли наполненные слезами глаза, то ли что-то иное все же пробило стену его деловой вежливости и такой же заботы, к которой у меня все еще много вопросов. Только задавать их этому человеку мне почему-то страшно.

– Хорошо. Заедем после похорон к ней в больницу.

– Спасибо, – благодарно складываю ладошки вместе.

Он уходит, оставляя после себя лишь напряжение и шлейф терпкого дорогого парфюма. Странный и пугающий человек. И делает ведь хорошо, заботится, помогает, но во всем этом есть подвох. Такие люди, как он, не спешат быть добрыми и сентиментальными к таким, как я. Мы из разных вселенных. Его дети, особенно младший, отличное тому подтверждение.

Проревев в подушку почти до утра, встаю и шлепаю в душ. В доме еще тихо, и я спокойно стою под теплой водой, смывая с лица высохшие следы ночной истерики. Мне жалко Владимира, искренне жалко. И очнется ли мама? В голову что только не приходило в темноте ночи. Шок после страшного дня прошел, и меня накрыло волной эмоций. Дрожащими пальчиками смываю с себя пенку от геля. Хорошо промываю длинные рыжие волосы. Заворачиваюсь в мягкое большое полотенце и, хлюпая носом, возвращаюсь в комнату. Ехать домой придется в том, что мне выделила Арина. Надеваю штаны и футболку, а сверху чудом уцелевший любимый оранжевый свитер. Забираюсь с ногами на мягкий подоконник и просто смотрю в окно. Там мужчина в камуфляже занимается с двумя немецкими овчарками. Послушные собаки выполняют все его команды и виляют хвостами, получая вкусняшки.

– Соня, ты чего завтракать не идешь? – ко мне заглядывает Арина. – Эй, детка? – подходит, обнимает меня, прижимает голову к своей груди. – Ты чего плачешь? Вчера не плакала, – гладит меня по спине. – По маме скучаешь?

– Домой хочу, – всхлипываю, обнимая ее. Так хочется почувствовать поддержку, которой у меня никогда не было.

– Ну что ты, моя хорошая девочка… Все, вытирай слезки, – поднимает мое лицо ладонями и стирает влажные следы с лица. – Вот так. Мама поправится и поедешь домой. А здесь тебе будет лучше, чем в каком-нибудь интернате. Ты же домашняя девочка, ты не сможешь там. Пойдем, я напою тебя чаем. А лучше какао с корицей и свежими блинчиками.

– А Платон? – сама теперь стираю с лица слезы.

– Он не встал еще. Наотмечался вчера все-таки, но отцу этого лучше не знать. Я сейчас тебя накормлю и пойду его поднимать.

Чудесные теплые блинчики с медом помогли немного успокоиться. Сама убираю за собой со стола. Арина провожает меня на улицу до машины, знакомит с водителем. С опаской смотрю в салон.

– Может я сама доберусь? На маршрутке, – предлагаю им обоим, делая шаг назад.

– Сава очень аккуратно водит, у него большой опыт, не бойся, – успокаивает меня Арина.

– У Владимира тоже был опыт, – делаю назад еще пару шагов. – А теперь Владимира больше нет, – снова всхлипываю.

Арина вздыхает, оглядывается. Я вместе с ней поворачиваю голову и у входной двери замечаю Платона. Парень стоит со стаканом сока в руке и наблюдает за нами.

– Иди сюда, – машет ему Арина.

Он отрицательно качает головой.

– Зачем? Не надо, я поеду, – тут же соглашаюсь и, сжавшись в пружинку, забираюсь на сиденье.

Платон стоит и ржет надо мной. Смешно ему!

Дверь за мной закрывается, словно ловушка. Обеими руками впиваюсь в дорогую кожу сиденья и всеми силами стараюсь погасить в себе панику, болезненно пульсирующую в животе.

– София, вы живете по прописке мамы? – интересуется Савелий.

– Да, – выдавливаю из себя.

– Не бойтесь. Я обещаю доставить вас везде сегодня в целости и сохранности, – улыбается приятный молодой мужчина. – Хотите воды? Могу включить музыку, – предлагает он.

– Ничего не нужно, спасибо. Просто довезите меня живой, пожалуйста. А то что-то не складывается у меня с машинами в последнее время.

У родного подъезда ставлю на асфальт дрожащие ноги. Добрались! Теперь у соседки надо взять запасной ключ. Это тоже квест. Она начнет задавать вопросы, на которые я не хочу отвечать. Сама ничего еще не поняла и не осознала.

От нее меня спасает Савелий. Завидев крупного мужчину с серьезным лицом за моей спиной, тетя Люда быстро находит и отдает наши ключи.

Захожу домой. Здесь все пахнет нами. Мамиными духами, стряпней Владимира. Висит ее китель на вешалке и его спецовка в пакете. Так и не закинул в стирку после своей шабашки.

Чтобы опять не разреветься, стараюсь собираться как можно быстрее. В сумку летят личные вещи, средства гигиены, любимая игрушка, личный дневник, учебники, тетради и старенький ноутбук вместе с зарядкой. В гостиной в серванте нахожу кнопочный мобильный телефон. Он был моим самым первым еще в начальной школе. Хорошо, что мама не стала его продавать. Нужна теперь только сим-карта, но это проще, чем купить мобильный, на который денег у меня просто нет.

Кстати, о них!

Карманных у меня почти не было. Мама считала, что обеспечивает меня всем необходимым, а своих денег я не заслужила еще, это блажь. Сейчас они мне очень нужны, и я, краснея от стыда, залезаю в конверт с деньгами, отложенными на репетиторов. Там немного, но хоть что-то. Буду растягивать, как смогу.

На кухне на плите стоит прокисший суп и второе в глубокой сковороде. Все выбрасываю, мою посуду, поливаю немногочисленные цветы. Покрепче запираю балконную дверь, перекрываю газ, свет, воду. Все, как по учебнику.

Савелий забирает сумку и рюкзак. Я звоню в дверь соседки.

– Теть Люд, я ключи возвращаю. Если вам не сложно, заглядывайте пару раз в неделю к нам, поливайте цветы. Нас не будет некоторое время.

– Что-то случилось, Сонечка? У тебя глазки красные. Плакала?

– Нет. То есть да. Мама в аварию попала, в больнице сейчас.

– Ох… Ужас-то какой! – всплескивает руками. – А ты как же? А Вова? Где Вова?

– Погиб, – мой голос все же срывается. – Похороны сегодня, – веду рукой, демонстрируя, что успела переодеться в черные брюки, блузку и куртку.

– Ты же моя девочка, – тетя Люда искренне меня обнимает и тоже всхлипывает. – Помощь нужна какая, Сонь? Я могу по соседям пройти, денежку собрать. И сама ты где сейчас? Может, у меня поживешь?

– За ней присмотрят, не переживайте, – за меня отвечает Савелий.

– А это кто, Сонь? – шепчет мне на ухо тетя Люда.

– Я потом расскажу. Вы присмотрите за квартирой, ладно?

Сава протягивает ей визитку.

– Здесь мой номер телефона. Если что-то срочное, звоните. У Софи пока нет. Мы решим этот вопрос в ближайшее время и ее номер я вам тоже пришлю. До свидания. Сонь, нам ехать пора, – поторапливает меня.

– Держись, девочка, – тетя Люда крестит воздух мне вслед и хлопает дверью только тогда, когда мы спускаемся на этаж ниже.

Провожает нас взглядом с балкона.

Сава оказывается осведомлен больше, чем я предполагала. Но мне уже все равно. Я снова держусь одной рукой за сиденье, будто в случае аварии это меня спасет, а второй прижимаю к себе рюкзак. Очень страшно и, как назло, опять расходится дождь. Впереди виднеется высокий забор городского кладбища. Это странным образом меня успокаивает.

Глава 8. Поездка к маме

София

Всю церемонию я проживаю молча. Рядом со мной стоит Гордей в черной рубашке и коротком пальто с поднятым от ветра воротником. Платон тоже оказался здесь. Он наблюдает за процессом, стоя у машины отца.

Возложила живые цветы на свежую могилу, в последний раз посмотрела на фотографию мужчины, который больше никогда ничего не приготовит в нашей квартире и не наденет свою противно пахнущую спецовку.

– Извините, что так и не смогла принять вас в нашу семью, – прошептала тихо.

Развернувшись, иду к машине, на которой меня сюда привезли. Сажусь в салон, забиваюсь в угол и замираю. К нам садится Борислав Георгиевич. Парни уезжают на другом автомобиле, а мы едем в клинику к маме, как мне и обещали.

Надо бы сказать этому человеку спасибо за то, что все организовал. Потратил свои деньги и время, но я пока не могу. Меня опять будто заморозило.

В клинике неприятно щекочет нос запах лекарств, даже стоящие в больших кадках цветы в холле не спасают. Борислав Георгиевич просит меня подождать на диванчике для посетителей, а сам уходит договариваться с врачом.

Чтобы чем-то себя занять, кручу в руке свой старенький кнопочный телефон, а заодно думаю над словами Арины. Правда, не знаю, что было бы лучше: интернат или чужой дом, где мне совсем не рады. Если Гордей занял нейтральную позицию и не особенно спешит со мной общаться, то Платон настроен агрессивно.

А как сложилось бы в интернате? Мама много рассказывала о таких детях в качестве примеров из своей работы. И все эти истории совсем не радужные. Как там говорят? Из двух зол выбирают меньшее. Осталось понять, какое из тех, что свалились, меньшее для меня.

– Соня, пойдем, – зовет Борислав Георгиевич.

Послушно подхожу к нему. Мужчина протягивает мне белый халат и ведет за собой по коридорам в отделение интенсивной терапии.

– Здравствуйте, София, – кивает врач. – Я делаю исключение просто потому, что у вас из близких больше никого нет. У вас пять минут.

– Спасибо.

Обрабатываю руки антисептиком, надеваю бахилы и захожу в бокс. Мама лежит с закрытыми глазами, к носу подведена кислородная трубка. На лице ссадины, рука зафиксирована в гипсе, голова перебинтована.

Смотрю на нее и не знаю, что сказать. Все слова вдруг застряли комом в горле. Прокашливаюсь, подхожу еще немного ближе и прикасаюсь пальцами к ее руке.

– Мам, ты возвращайся ко мне, ладно? – все же произношу шепотом. – Я выучу французский на сто баллов и в лицее буду стараться, только очнись, пожалуйста. Не бросай меня. Мне очень страшно и одиноко, мам, – делюсь с ней тем, что никогда не сказала бы в глаза.

Она бы просто фыркнула на меня и все, но сейчас мне надо с кем-то поделиться, чтобы просто выдержать все это.

– Соня, пора, – торопит врач.

– Я еще приду к тебе, – еще раз глажу маму по руке и выхожу из бокса. – Скажите, – обращаюсь к врачу, – какие у нее прогнозы?

– Пока сложно сказать. Состояние стабильное, что уже хорошо. Будем наблюдать за динамикой и передавать всю информацию для вас через Борислава Георгиевича.

– А мне можно будет еще к ней приехать?

– Когда придет в себя. Пока в этом правда нет необходимости.

– Хорошо.

Выходим на улицу. Привожу себя в порядок при помощи пары бумажных салфеток.

– Ты голодная? – рядом встает отец Платона.

– Нет, – качаю головой. – Мне нужно где-то подключить новую симку для телефона. Я прогуляюсь, если можно. Потом сама доберусь.

– Прогуляйся, – кивает, шарит по карманам, достает коричневое кожаное портмоне, перебирает пластиковые карты. – Возьми вот эту, – протягивает мне одну из них. – Там достаточно денег. Купи себе все, что необходимо, раз мой сын тебе с этим не помог.

– Спасибо, не нужно, у меня есть свои деньги, – не спешу принимать столь щедрый подарок от моего странного благодетеля.

– Бери, Сонь, и не занимайся ерундой. Я примерно представляю, сколько всего нужно девочке твоего возраста, а у нас мужской состав дома, – улыбается он. – Кстати, я звонил в лицей, переговорил с руководством. Не переживай, тебя там ждут, как только ты будешь готова приступить к учебе. Сегодня водитель привезет тебе форму и учебники.

– Спасибо. Это отличная новость, – первая хорошая за последние пару дней. – А можно завтра?

– Уверена, что это хорошая идея? – хмурится он.

– Уверена. Мне будет легче, когда я загружусь учебой.

– Ну хорошо, тогда договорились. Сегодня погуляй, а завтра с документами туда и сразу на занятия. Все, мне пора. Дела не ждут.

Прогулка по городу помогает немного прийти в себя. И даже голова не кружится, только ноги гудят, но в целом я чувствую себя вполне нормально. Мысли о том, что я завтра вернусь к учебе, воодушевляют. Меньше времени буду проводить в напряженной обстановке чужого дома.

Подключаю себе новую сим-карту, сразу вставляю в телефон. На меня в салоне так удивленно смотрят. Так и хочется сказать: «Да, представляете, с такими телефонами еще ходят!», но грубить неприлично, я же хорошо воспитанная дочь своей мамы, так что просто ухожу, подняв голову чуть выше обычного.

Рядом с салоном сотовой связи обнаруживается небольшое кафе. Захожу, заказываю себе горячий чай и булочку с корицей. Совсем недорого и очень вкусно, а еще тепло. Я успела подмерзнуть, пока бродила по ноябрьским улицам. Теперь надо сориентироваться, на чем добраться до своего временного жилья и ехать. Темнеет сейчас рано, на улице становится сильно холоднее.

Кутаясь в курточку, долго стою на остановке, вычитывая маршрутные листы на стеклах проезжающих мимо автобусов и маршруток. Нахожу подходящий, забираюсь в него и радуюсь, что небольшой ПАЗик забит битком. Среди плотно прижавшихся друг к другу людей неудобно, но очень тепло. Веки тяжелеют и начинают слипаться. Чуть не просмотрела свою остановку. От нее еще довольно прилично идти пешком, а по-другому до особняка можно добраться лишь на такси. Нет у меня на него денег. Застегиваю замок повыше, надеваю капюшон, прячась от холода, и топаю по хорошо освещенной улице.

– Соня, ну слава Богу, – меня встречает Арина. – Я уже хотела в розыск подавать!

– Извините, немного не рассчитала время на дорогу.

– Ничего. Надо номер телефона мне твой записать, чтобы так не дергаться. Давай сейчас в ванную греться, а я пока ужин разогрею. Мальчишки уже поели. А еще, Сонь! – окликает меня. – Форму из лицея привезли. Ее выгладили. На вешалке у тебя в шкафу висит. Учебники на тумбочке. Сама разложи, как тебе удобно.

Глава 9. Первый день в лицее

София

Сегодня удивительно солнечно. После последней недели сплошного дождя погода решила сжалиться и подарить жителям города немного витамина «Д». В животе пульсирует волнение. Новая школа, новые одноклассники… и Платон. Непредсказуемый, грубый, наглый. Там его территория и он может устроить какую-нибудь подлость. Моя задача сохранить лицо и хорошо учиться. Это за них платят родители, а я просто не имею права потерять этот грант, подвести маму и себя.

Пока водитель везет меня на занятия, настраиваюсь исключительно на рабочий лад. Друзей, очевидно, мне там не найти. Мы с ними слишком разные. А вот показать класс в знаниях я и правда могу.

Эти мысли немного успокаивают. Из машины выхожу уверенно, стараясь дышать так, чтобы в животе не было слишком больно.

Расположение корпусов я успела изучить на сайте лицея. Воспроизвела эту информацию в памяти, нашла административный, отдала документы. Никто не стал задавать лишних вопросов. Мне выдали расписание и отправили на первый урок.

Ирония жизни – первым уроком оказался именно французский, который уже отмечен у меня в бланке как мой дополнительный язык.

В главном корпусе кипит жизнь. Голоса, смех, суета. Форма сглаживает социальное неравенство, но я все равно вижу, кто есть кто. Детей из таких семей, как у Платона, отличают даже жесты во время разговора, а еще оценивающие взгляды, несколько из которых неприкрыто направлены на меня.

Быстро ухожу из входной зоны в один из коридоров. Судя по номеру, кабинет явно не на первом этаже. Быстро взбегаю по лестнице на второй и вместе со звонком упираюсь в нужную дверь. Выдохнув, дергаю ее на себя.

– Здравствуйте, – произношу, чуть охрипнув от волнения.

– Новенькая? Дегтярева? – преподаватель смотрит по журналу.

– Да, – киваю, крепче сжимая в ладони лямки рюкзака.

– Проходи, выбирай любое свободное место. На уроках иностранных языков мы максимально погружаемся в среду. Говорим только на том языке, который учим. Я видела твои баллы по французскому. Очень неплохие для обычной средней школы.

– Спас… Ай! – меня сносит болезненным толчком в спину.

– Калужский! – повышает голос преподаватель.

– И здесь ты, – пренебрежительно кривится Платон, мазнув по мне взглядом. – Je vous demande pardon pour ce retard (Прошу прощения за опоздание), – без грамма сожаления произносит он.

Красиво произносит, если честно. Этот язык ему идет, не будь Калужский таким гадом.

– Tu vas écrire une explication. Maintenant, asseyez-vous rapidement. Et ainsi pris beaucoup de temps (Ты напишешь объяснение. А теперь быстро садитесь. И так отняли уйму времени).

Нас буквально откидывает друг от друга. Платон обходит ряды по дуге с одной стороны, я – с другой.

– Un con (Идиот), – выдохнув, сажусь за последнюю парту.

Я не знаю, как он это услышал! Но злой взгляд и «Tu es fini» (Тебе конец) в ответ, прилетели моментально.

– Arrêtez-vous! (Остановитесь!) – повышает голос преподаватель.

Замолкаем. Сердце колотится в горле, пальцы дрожат. Ручка пару раз выпадает из рук, привлекая ко мне внимание, которого и так оказалось слишком много для первого учебного дня.

После второй пары нахожу столовую. Есть не хочется, а вот стакан чая я бы взяла.

Поражает разнообразие предлагаемых блюд. Это точно обычная школьная столовая?

Мое внимание привлекает простой свекольный салат с молотыми грецкими орешками. Решаюсь взять его и стакан горячего чая. Нахожу местечко, куда можно присесть, аккуратно несу свой завтрак.

– Народ, – голос Калужского заставляет вздрогнуть. Иду дальше, не глядя на него. – Три секунды, – обращается ко всем присутствующим. – Разрешите представить, – позерствует он. – Моя персональная игрушка. Папа на день рождения подарил.

– Ты офигел?! – возмущенно разворачиваюсь с подносом в руках.

– Я тебе слово не давал, – делает несколько шагов в мою сторону. – А еще очень-очень проголодался. Хочу салат с морепродуктами и свежевыжатый апельсиновый фреш. У тебя две минуты. И если ты вдруг сейчас начнешь возражать, – говорит уже гораздо тише, – я напомню, сколько денег ты должна мне за разбитую тачку. У тебя нет вариантов, кошка. Ты либо отрабатываешь их, делая то, что я говорю, либо ищешь бабки, – достает телефон, вбивает на нем цифры и разворачивает экраном ко мне. – Вот столько бабок.

У меня дыхание перехватывает от увиденной суммы. Да я даже если на работу устроюсь, свою свободу у этого придурка не выкуплю.

– Жду свой обед, – нагло улыбается Платон.

– На, – вручаю ему свой поднос.

– Что это? – удивленно вскидывает бровь.

– Обед, – улыбаюсь, стараясь скрыть панику. – Вкусно и для мозгов полезно. Тебе пригодится!

Пока он не очнулся, быстрым шагом иду в сторону выхода из столовой. Натыкаюсь на какого-то сероглазого парня. Кажется, тоже из нашего класса.

– Зря ты так с ним, – говорит он тихо. – Не простит.

– Тём, ну мы идем… – рядом с ним появляется красивая брюнетка. – Ой, привет. Я Этель, мы не успели познакомиться.

– Соня, – быстро представляюсь в ответ.

– Очень приятно. Ты уже обедала? Можешь сесть с нами, заодно познакомимся.

– Не может, – одергивает ее тот самый Тёма.

– Почему это? – девушка удивленно на него смотрит.

– Потому что мы не будем лезть в разборки Платона. Пойдем, Эль, времени почти не осталось, а я жрать хочу.

– Ну как же…

– Идем, я сказал, – подталкивает ее к раздаче.

Вот так. Помощи и поддержки мне здесь явно не найти. Слово Калужского – закон, а я так… «Игрушка, которую папа подарил».

Глава 10. Занимательный французский

Платон

Едва сдержавшись, чтобы не догнать и не надеть на одну рыжую голову поднос с отвратительным свекольным салатом, бросаю его на ближайшем столе и под заинтересованными взглядами Севера и его компании, иду искать свое персональное недоразумение.

К кошке в лицее не приблизится никто, я ее место четко и публично обозначил. Север Элю придержит от дружеских порывов, а Лу сама не полезет. Она к себе людей просто так не подпускает.

– Кис-кис-кис, – иду по коридору, заглядывая в ниши и места, где мы обычно сидим на подоконниках. – Кошка, ты сбежала от меня? Наивная. Ты же живёшь со мной на одной территории. Я тебя все равно найду. Кис-кис, – зову снова.

Поднимаюсь на следующий этаж.

– Оу…

Застываю в коридоре возле кабинета психологии. София стоит у окна спиной ко мне. В ее рыжих волосах запуталось солнце. Оно подсвечивает весь хрупкий силуэт девчонки. На широком подоконнике лежит рюкзак, поверх него форменный свитер лицея. Белая блузка слегка просвечивает. Вздрагивают узкие плечи. Плачет?

Подхожу ближе. Меня не видно за высоким декоративным лимоном с небольшими жёлтыми плодами.

Кошка достает из рюкзака бумажные платочки, приводит себя в порядок.

Точно плачет…

Прислушиваюсь к себе. Откликается?

Ну так, внутри что-то странно дергается и все.

Что же сделать с тобой, кошка? Как наказать? Мысли в голову лезут самые пошлые. Ещё этого мне не хватало! Хотеть это блохастое чудовище!

С жёсткой ухмылкой тихо выхожу из своего укрытия и… делаю несколько шагов назад. Надо свалить отсюда как можно быстрее. Собственная реакция на увиденное мне не нравится.

«Из-за этой идиотки ты разбил машину!» – напоминаю себе.

Кстати, о машине, надо же забрать. И я просто сваливаю из лицея, договорившись с охраной. Голова раскалывается, настроение отстой. Отцу позвонят, конечно, а он обязательно сожрет мне мозг за прогул, только мне почему-то похрен сегодня. Я увидел картинку, которая никак не отпускает. Надо переварить и выплюнуть, пока не встала поперек горла.

Забираю тачку из сервиса. Катаюсь по городу без фанатизма. Сейчас бы на трассу и погонять часа два в никуда, просто пейзажами полюбоваться и голову свою пульсирующую прочистить. Вместо этого еду домой. Машину в гараж надо загнать и сделать честный вид, что я к ней не прикасался. Парни в сервисе вылизали ее так, что не докопаешься.

Домой приезжаю раньше кошки и мне плевать, где ее носит. Арина гоняет двух уборщиц. Говорит, у нас какие-то гости вечером важные образовались.

Вместо того чтобы подняться к себе, сворачиваю в комнату Сони. Толкаю дверь в оливковое царство. Весной пахнет с порога. Прикольно. Захожу, плотно прикрываю за собой дверь, чтобы Арина не спалила и не выставила меня отсюда.

На стуле аккуратно сложена ее домашняя одежда. На тумбочке бумажная книга, раскрытая и перевернутая страницами вниз. Духи, расческа, плюшевая игрушка на кровати. Забираю. Осматриваюсь внимательнее. Лезу в тумбочку, нехорошо, знаю, но очень интересно, что хранят кошки в таких местах. Клубки с нитками и заводных мышей?

Нет. Тетрадки разноцветные, дневник с замочком… Дневник?! Уже интересно, а замок бутафорский, не работает. Какая доверчивая живность у нас тут завелась. Так открыто хранить личное, можно сказать интимное.

Открываю сразу последнюю страницу, а там занимательный французский…

«Nuit sombre dans la ville Sombre

Le chat noir marchait dans la rue…»

…перевожу стихотворение в своей больной голове:

«Тёмной ночью в Тёмном городе

Шел по улице черный кот.

Глаза умные, шерстка с проседью,

Шёл по улице старый кот.

Знает кот, что никто в этом городе

В дом, в семью его не возьмет.

Не обидится кот. Мимо нас пройдет.

Тайны темные, что услышит кот,

В темноту он с собой унесет.

И не знает никто, как одиноко коту.

Ему бы любви, заботы ему.

Он бы гордость унял и хозяина он

Не любил, уважал и был верен ему».

– Маленькая, рыжая… Зараза! – сжимаю зубы.

Мы с тобой еще обязательно обсудим это стихотворение, кошка, а пока надо валить отсюда. Жалко бросать тут эту занимательную тетрадочку, но я теперь знаю, где она лежит и обязательно вернусь.

Довольно улыбаясь, кладу дневник на место, выглядываю из комнаты и быстро выскальзываю в коридор, пока никого нет. Игрушка кошачья зажата у меня в руке. Пусть поищет, а я потом поторгуюсь и, возможно, верну, если София будет себя хорошо вести.

Падаю спиной на кровать в своей комнате. Глаза закрываю и снова вижу, как в ее волосах путается солнце. Она не может мне нравиться! Просто не может. Но нравится же… Красивая девочка, только зашуганная. Я таким был лет в десять, когда отец особенно зверствовал по пустякам. Потом переболел, научился противостоять и открыто не нарываться, если специально не хотел его позлить.

Нет! Надо выбить эту дурь из головы. Мы просто поиграем. Она ответит за разбитую тачку, а я не сдохну со скуки в ближайшее время.

Отличный план!

Дотягиваюсь пальцами до Сониной игрушки, тяну к себе, подношу к лицу и вдыхаю запах. Тоже весной пахнет. Мне нравится этот запах. Он теплый и солнечный.

«Стоп, Калужский! – торможу себя. – Ты че творишь?! Нужен ты ей! Отцу не нужен, Дашке был не нужен, потом Эля… Красивая, добрая девочка. Она тоже выбрала не тебя. Что сейчас изменится? Ни-че-го! Просто будет снова больно, а я зарекся. Не хочу этого больше! Полегчало? Ну вот и славно…» – игрушка одним точным броском улетает с кровати на шкаф и скрывается там между запылившимся шлемом и роликовыми коньками.

Есть охота.

Переодеваюсь, спускаюсь в столовую. Стоя ко мне спиной, с Ариной разговаривает Соня. Тихо подкрадываюсь к ней сзади. Вздрагивает, все же услышав шаги. Отскакивает от меня. Оглядывается, прислонив кулачок к груди.

– Чего ты хочешь от меня, Платон?! – голос охрипший, глаза красные.

А мне самому бы разобраться, чего я теперь хочу…

Глава 11.

Где здесь мужчина?

Платон

Верхняя губа вздрагивает в подобии оскала. Внутри опять все закипает от раздражения. И глаза ее, покрасневшие из-за меня. А кто говорил, что будет легко?

– Ты меня завтрака в лицее лишила. Теперь я жду свой обед в комнате. Не придешь, я приду к тебе сам, – ставлю кошку перед фактом.

– Калужский, ты офонарел? – ругается Арина.

– Не лезь, пожалуйста, – прошу ее. – Кошка, я жду, – небрежно засунув руки в карманы, кручусь на пятках и иду к лестнице. – Блох мне только в еду не напусти, – цепляю Соню.

– Платон! – снова Арина. – Соня, не вздумай никуда ходить. Я сейчас лично выпорю этого мальчишку.

– Да, Соня, – подмигиваю ей с лестницы. – Не ходи. Если я приду сам, тебе понравится больше. Хотя… – задумчиво стучу пальцами по перилам. – Нет. Думаю, понравится только мне!

– Ты посмотри на него! Ты чего разошелся, а? А ну брысь к себе, иначе я отцу скажу, как ты себя ведешь!

Сваливаю. Засекаю время… Через десять минут в дверь стучат. Неужели пришла?

Открываю. Арина с подносом.

– Я буду есть только если обед мне принесет кошка.

– Ей нечего делать в твоей спальне, как и тебе в ее! Либо забирай, либо ходи голодный. И оставь уже девочку в покое. У нее трагедия в жизни, понимаешь ты это или нет?! А может… – вдруг улыбается она. – Хороший мой, а ты не влюбился случайно?

– Не зови меня, когда придут гости отца, – игнорирую вопрос Арины.

Потому что нет, я не влюбился. Как вообще можно влюбиться в это недоразумение, да еще и так быстро? Красивая – факт. Необычная еще. Плачет, но сопротивляется, а мне интересно найти точку, в которой выйдет это сопротивление сломать. А еще интересно, насколько далеко я готов зайти в этой игре. Остались у меня тормоза или все, я достиг невозврата.

– Мне не нравится эта улыбка, – строго заявляет Арина. – Что ты задумал?

– Ничего.

– Платон, – она проходит в комнату, ставит поднос на компьютерный стол, – ну ты же хороший мальчик, – берет меня за руку. – Я тебя таким агрессивным не воспитывала. Тем более к девочке, которой и без тебя больно. Чего ты колючки свои выпустил, ёжик? – улыбается она.

Тепло так от ее слов и одновременно колит глубоко внутри, словно маленькой тонкой иголкой все время тыкают в одно место. И все теплое уходит, оставляя лишь глухое раздражение.

– Она тебе нравится, да? – давит Арина. – Хороший мой, если ты не знаешь, как подойти к девочке, просто спроси. Я постараюсь помочь.

– Не помню, чтобы у меня были проблемы с девочками, – ухмыляясь, разворачиваюсь, ухожу к окну.

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – Арина подходит сзади, дотягивается и треплет меня по волосам. – Поешь.

– Не хочу. Кто у нас в гостях сегодня?

– Антон Витальевич Гаврилюк с женой. Часов в пять уже должны быть. Тебе придется спуститься, ты же понимаешь?

– Нет, – отрицательно кручу головой. – С начальником ГИБДД любимый папа прекрасно пообщается и без меня. Накрайняк есть Гордей. Как любимый сын, пусть отдувается и помогает папочке прикрывать свою задницу.

– Какой же ты упрямый! – толкает меня ладонью в затылок. – Поешь, я сказала! – строго.

– Только когда еду мне принесет кошка, – стою на своем.

Арина закатывает глаза на мою упертость. Ей некогда со мной возиться, приходится уйти. Поднос с аппетитным жарким в горшочке под хлебно-сырной шапкой, разноцветным овощным салатом и свежим хлебом так и стоит на моем столе. Желудок сообщает, что вполне был бы не против получить это все себе.

Беру в руки книгу, ложусь на кровать. Дам своему блохастому раздражителю еще минут десять на раздумье, а потом пойду требовать свой обед.

Конечно, кошка не пришла. Я бы удивился… Даже разочаровался, будь все так просто.

С тоской глянув на остывший обед, выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице, сворачиваю в сторону оливковой комнаты. Без стука открываю дверь. Соня сидит на мягком подоконнике, вытянув стройные ножки в белых носочках и уперев ступни в стену. В ушах наушники. Она смотрит во двор и тихо повторяет фразы на французском. Рыжая коса лежит на плече, всего несколько волнистых прядей падают на бледное лицо с контрастными розовыми губками.

Подхожу ближе. Встаю перед ней. Вздрагивает, поднимает на меня взгляд из-под пушистых ресниц. Солнце играет с цветом ее глаз, делая рыжие мазки в ее зеленых зрачках янтарными.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает, вытащив один наушник.

– Tu me dois le déjeuner (Ты должна мне обед), – напоминаю ей. Нравится ей французский, я не прочь пообщаться на нем.

– Tu sais où est la cuisine (Ты знаешь, где кухня), – отшивает меня.

– Le chat a oublié ce qui est dans mon esclavage? (Кошка забыла, что находится в моем рабстве?)

– Il y a des biscuits sur la table de chevet. Prends-moi et laisse-moi tranquille. (На тумбочке есть печенье. Возьми и оставь меня в покое), – снова пытается вставить наушник.

Выдергиваю его.

– Эй! – возмущается Соня.

– Не вежливо затыкать уши, когда с тобой разговаривают. Ты же в курсе, что голодный мужчина – злой мужчина? М, кошка?

– Où est ici l'homme? Je ne vois pas! (Где здесь мужчина? Не вижу!)

Упираюсь коленом в подоконник, наклоняюсь к кошке так близко, что чувствую ее дыхание с ароматом земляничной жвачки. Зрачки в зеленых глазах становятся огромными. Завороженно смотрю, как весна превращается в ночь. Насыщенные, испуганные… Затягивает.

Мои губы приближаются к ее. Соня в ужасе задерживает дыхание…

– Je vais vous montrer maintenant (Сейчас покажу), – улыбаюсь, медленно наматывая на кулак ее рыжую косу.

Глава 12.

Первый поцелуй

София

Упираю ладони в его грудь, чтобы остановить. Еще секунда, одно движение, вдох или попытка сказать что-то против, и наши губы соприкоснутся.

Платону весело, он играет в свои игру, результат, который я никак не могу просчитать. Но вот это вот, что сейчас пытается сделать этот кареглазый придурок, меня напрягает и пугает. Вся кожа горит огнем и покрывается мурашками, а у него зрачок пульсирует… Не могу оторваться. Голова начинает кружиться от нехватки воздуха.

Давлю ладонями сильнее. Каменный! Никак получается его сдвинуть!

Калужский дышит чуть чаще, прикасается своим носом к моему, легко ведет вверх-вниз, улыбается. Пауза слишком затягивается. Платон просто дразнит, испытывает мои нервы на прочность. Моя коса стиснута в его напряженной руке. Сейчас дернет и все, у меня будет первый в жизни поцелуй с парнем. И с каким? С самым отвязным придурком, которого только можно встретить!

Не хочу я так! По-другому представляла себе этот момент.

Пытаюсь отклониться в сторону.

– Не-а, – Платон тянет меня за косу обратно, но теперь между нами немного больше расстояния. – Поцелуй меня… сама.

– С чего это вдруг я должна тебя целовать? Отпусти! – требую, снова пытаясь оттолкнуть его.

Становится немного больно, потому что отстраняется Платон и тянет меня за собой за косу.

– Ай-яй! – взвизгиваю.

– Сама виновата. Не дергайся. Я ведь предупреждал: не придешь ко мне, я приду сам. Я пришел и требую компенсировать отсутствие обеда поцелуем.

– Да принесу я тебе твой обед! Принесу! Уйди только отсюда, – умоляю его.

– Начнем с того, что это мой дом, и я могу находиться в нем где угодно, – напоминает, где мое место. – А есть я больше не хочу.

– А как же блохи? – зло фыркаю на него. – Не боишься подцепить?

– Зараза к заразе не пристает, – смеется Платон и неожиданно, нагло прижимается к моим губам.

Резко кусаю его за нижнюю. На языке моментально появляется привкус крови… Его!

– Черт!!! – отскакивает от меня. – Ты чего творишь, дикая?! – морщится он, прижимая пальцы к раненной губе. Смотрит на красные разводы на подушечках.

Его глаза опасно сужаются. Невооруженным взглядом вижу, как напрягается все его тело, на шее выступают вены, бешено колотится пульс.

– Уходи, – отворачиваюсь к окну.

Так обидно становится. Это все же случилось. Первый поцелуй.

Во рту неприятно от вкуса чужой крови. Немного подташнивает от него и от нервов. Платон смотрит, как я прячу под бедра дрожащие пальцы. И не уходит. Вот почему он не уходит?! Ну получил же уже, что хотел! Свою дурацкую компенсацию за завтрак и за обед тоже. Пусть свалит теперь.