Все было не так бесплатное чтение

Глава 1

Гордей

— Твою мать, как голова-то раскалывается, — не узнаю собственный голос.

Сколько ж мы выпили-то вчера? Вроде бы немного…

Хреново мне. Думать совсем не могу. Во рту страшный сушняк, горло дерёт, будто я ложками жрал битое стекло. И тошнит. Сильно.

Дышу носом, пережидая отвратительный приступ. Медленно открываю глаза и тут же закрываю обратно. Их режет от яркого солнечного света, и голова снова взрывается болью. Лопнет сейчас, нахрен!

Отметили начало нового мотосезона. Жесть!

Я вечность так не напивался.

Глаза открыть всё же надо. Главное, чтобы не стошнило прямо в кровати. Яся мне этого не простит. Она у меня очень нежная и чистоплотная.

Решаю, что сначала на всякий пожарный неплохо бы повернуться на бок, а потом уже открывать глаза. Так в случае чего будет проще скатиться на пол.

Бля, от самого себя противно, а моя девочка такое вообще не любит. Обиделась, наверное.

Аккуратно поворачиваюсь. Постельное бельё непривычно шуршит и холодит обнажённую кожу…

Оуч! Я голый?

Точно голый. Вообще зашибись! Походу, я очень сильно накосячил. И тишина в квартире начинает настораживать. Малышка ушла? Я дурак приставал к ней со своим перегаром? Это совсем хреново. Не помню ни черта. Даже как домой попал, не помню. Почему раздетый, не помню тем более. Яся меня бухого раздевать точно бы не стала. Значит сам.

Да я герой!

Судя по жесткому похмелью, я был в дрова.

Ладно, открываем глаза и стараемся не упасть с «вертолёта».

— Ммм, что ты так болишь-то, зараза… — со стоном разлепляю веки.

Сердце, и до этого грохотавшее за ребрами, ускоряется до ста сорока, не меньше.

И где я проснулся?!

Квартира явно чужая. Плотные кремовые шторы на окне во всю стену не задёрнуты. Яркое весеннее солнце безжалостно лупит по глазам. «Вертолёт» превращается в «лодку» и меня больше не кружит, а качает прямо вместе с кроватью.

Возле неё стоит тумбочка, заставленная всякими женскими штучками, раскидано несколько невскрытых презервативов и один с надорванной упаковкой, но так и неиспользованный. Рядом с гондонами пепельница, а в ней покоятся останки сигарет с толстым фильтром, судя по марке — мои, и тонкие, со следами губной помады. Но Яся не курит, а я бросаю.

Значит…

Ёбаный в рот! Чё я натворил вчера?!

Словно отвечая на мой вопрос, большое одеяло начинает шевелиться. К моей спине прижимается голая женская грудь, и тёплая рука скользит на живот, обнимая так, будто мы пару лет в отношениях.

— Гордей, давай ещё немножко поспим, — мурлычет сонный голос.

И этот голос я знаю!

Скинув с себя её руку, резко слетаю с кровати. Мне становится очень хреново. В глазах темнеет, тошнота давит на горло.

— Только не здесь, — хнычет зеленоглазая блондинка.

Я сосредотачиваюсь на двери. Выпадаю из комнаты и интуитивно нахожу сортир. Падаю на колени перед белым другом.

Бухло что ли нам в том баре палёное подсунули? Ну не бывает мне так погано! Или я просто не помню. Правда, давно столько не пил. Очень давно. Чёрт!

Поднимаюсь с пола. Умываюсь холодной водой, полощу рот и жадно пью прямо из-под крана.

Смотрю на себя в зеркало.

— Пиздец, Калужский, ты устроил… — провожу ладонью по короткой щетине. — Взрослый вроде уже, а облажался, как школьник.

Из зеркала на меня смотрят шальные красные глаза, пьяные ещё. Рожа отёкшая, на шее длинная воспалённая царапина.

Красавчик!

Сдёргиваю полотенце с крючка на двери. Наматываю на бёдра, чтобы не светить причиндалами. Пытаясь напрячь память, возвращаюсь в спальню.

— Полегчало? — тянется на кровати Соболева, дочь местного мехового магната и бывшая одноклассница моего младшего братишки.

Она по-кошачьи выгибает спину и проводит ладонью по груди с крупными тёмными сосками.

— У нас был секс?

Вопрос очевидно тупой, но мало ли. Я же был сильно пьян. Мог просто вырубиться.

— У нас был очень крутой секс, Гордей, — улыбается Ангелина. — Ты ничего не помнишь?

— Блядь! — сжимаю зубы.

— Красноречиво, — смеётся она. — Иди ко мне, — скидывает с себя одеяло и разводит ноги в стороны. — Я напомню, как нам было хорошо всю прошлую ночь.

— Тормози, Соболева, — смотрю исключительно ей в глаза. — Как я здесь оказался?

— Мы вместе на такси приехали. Вы с парнями пили в баре. Ты позвонил, долго жаловался, как тебя достала твоя фригидная очкастая мышь. Я бросила все свои дела и примчалась тебя спасать.

— Я не мог тебе такое сказать!

— Посмотри в телефоне, там есть набранный номер и длительность разговора. И фоточки из клуба. Мы успели поселфиться прежде, чем уехали. Ты хотел начать ещё в клубе, но я уговорила поехать ко мне. Потому что, Калужский, как бы ты мне не нравился, но секс в туалете не для меня. Это пошлость и низость. А что ты нашёл в Ясе, я до сих пор не понимаю. Она же никакая. А у тебя такой темперамент… ммм… — довольно облизывается, закатывая глаза к потолку.

— Шмотки мои где? — раздраженно отворачиваюсь.

Веду взглядом по полу, и всё выглядит именно так, как говорит Ангелина. Неравномерно раскиданная одежда, нижнее бельё. Так бывает в порыве страсти.

Мать твою, Яська… Если она узнает…

— Лина, не смей ляпнуть об этом Ярославе, — подбираю с пола свои трусы.

Соболева поднимается с кровати. Не прикрываясь подходит ко мне, дёргает полотенце, роняя его к нашим ногам, и берёт ладонью за член, сжимает, гладит его, осторожно царапает ногтем чувствительную плоть. Тело реагирует даже с похмелья.

Грубо перехватываю Лину за запястье. Она вскрикивает, а моей голове от её воплей снова больно. В висках пульсирует. Выть хочется и аспирин.

— Ты меня услышала?! — рычу девчонке в лицо, грубо дёрнув за руку на себя. — Не смей ей ничего говорить!

— Да перестань, Гордей. Может оно и к лучшему? Ты дал себе волю, и тебе всё понравилось. А твоя Яся… Сам же сказал, она…

— Заткнись! Просто заткнись и кивни, что поняла.

— А знаешь, Калужский, я не буду тебе ничего обещать. Или ты думаешь, я шлюха, которую можно вызвать среди ночи, оттрахать и выбросить?

— Лина, блядь! Это ни хрена не смешно! — нервно провожу ладонью по волосам.

— Я и не смеюсь, Гордей. Ты видишь, что я смеюсь?

— Окей, — глубоко вдыхаю, медленно выдыхаю, стараясь успокоиться. Голова точно сейчас лопнет и забрызгает своим содержимым стильную квартиру Ангелины. — Чего ты хочешь за своё молчание? — захожу с другой стороны.

— Вот это уже интереснее, — на её губах появляется провокационная улыбка. — Не знаю. Я подумаю. Может ещё одну такую ночь с тобой. А может что-то другое. Завтракать будешь? Я закажу что-нибудь.

— Без меня.

Собираю свои шмотки с пола, привожу их в порядок и стараюсь максимально быстро одеться. Шарю по карманам. Достаю телефон. Выключен и признаков жизни не подаёт. Разрядился. Страшно представить, что там себе накрутила Яся, пока я тут… Изменял ей.

Пиздец!

Обнаружив в прихожей кроссовки, надеваю, не завязывая шнурков. Хочется как можно быстрее уйти отсюда. На свежий воздух. Куда угодно. Просто проветриться.

— Давай я тебе хотя бы такси вызову, — выглядывает из кухни Ангелина. — Или телефон заряди. Час тебе всё равно погоды не сделает. Заодно фотографии посмотрим. А может… — проводит языком по губам.

— Без «может». Не надо такси, я прогуляюсь.

Надо подумать и до конца протрезветь.

Глава 2

Гордей

Во дворе на высоких деревьях, покрытых свежей зеленью, о чём-то громко спорят воробьи. Лёгкий апрельский ветер пробирается под футболку и щекочет до озноба разгорячённую с похмелья кожу. Мурашки бегут по позвоночнику, поднимая дыбом все волоски на теле, добираются до затылка и там, кажется, всё тоже встаёт дыбом. Солнце припекает больную голову, но дышится всё равно гораздо легче, чем у Ангелины в квартире.

Пару минут просто стою у подъезда, глубоко дышу и пытаюсь сориентироваться на местности. Не проспался ни черта. Даже не хочу думать, во сколько мы уснули. По моим ощущениям, на рассвете.

Водички бы сейчас.

Жилой комплекс из новых, но типовой, значит с торца есть магазины.

Сую ладонь в карман. Сигарет тоже нет. Вряд ли я сейчас смогу затянуться, но рука всё равно тянется. Яське бросить обещал, а теперь она меня бросит, если вскроется мой секс с Ангелиной.

Смешно, но я не знал, что в таком состоянии способен кого-то трахнуть. Да ещё темпераментно, как выразилась Соболева. Что-то первобытное, мужское внутри гордо поднимает голову. Но я тут же вспоминаю, что без Яси мне будет хреново. Не надо бы ей знать о таком. Хрупкая девочка сломается.

Домой мне в таком виде однозначно нельзя.

Покупаю в продуктовом полторашку холодной воды без газа, две пачки Ротманса и зажигалку. Тоже где-то посеял. В аптеке через стенку от магазина прошу перекись. Царапину залить. Саднит зараза. Соболева — стерва, пометила!

Женщина в белом халате надо мной посмеялась, но помогла обработать рану и даже мазь посоветовала заживляющую. После неё стало легче. Взял сразу же таблеток от головы. Закинулся парочкой и снова на улицу.

Симпатичненько здесь, но наш район лучше. У нас зелени больше, да и вообще уютнее. Наверное потому, что там Яся. Эта девочка сделала мою жизнь лучше, гораздо светлее. Без её света я загнусь.

Блядь! Ну и олень же!

Со злости пинаю урну на остановке. Бабушка в цветастом платке показывает мне кулак. Пожав плечами, глотаю залпом воду. Ей же умываюсь и мочу волосы.

Телефон оттягивает карман мёртвым куском пластика и микросхем. Надеюсь, братишка дома. Идеально, если один. В кармане звенит мелочь. На следующей остановке забираюсь в автобус. Пешком до Платона я в таком состоянии не дойду. Рухну где-нибудь на подлёте. Потом объясняйся с ментами и отцом. Последнее хуже всего. Мы с братом последние пару лет стараемся держаться от него на расстоянии.

Рядом с домом Платона у ещё одной бабушки покупаю пакетик с сочными на вид, красными яблоками. Его Соня вроде любит такие. С пустыми руками неудобно вваливаться. Я и так без предупреждения.

Поднимаюсь на этаж. Звоню. Шаги в квартире раздаются практически сразу.

— О-о-о, — тянет младший братишка. — Хорошо, что я вчера с вами не поехал. Заходи.

— Здаров, — протягиваю ему вместо ладони пакет с яблоками. — Соня дома?

— Нет. На учёбе ещё, — кричит он из кухни.

— А ты чего не в универе? — прохожу в комнату.

Кровать завалена учебной литературой и тетрадями. Тут же рядом на табуретке кружка с недопитым чаем, открытая пачка печенья, крошки, а на полу сумка его спортивная с футбольной формой. Лёгкий хаос нормального двадцатилетнего парня.

— Мы закончили на сегодня. До тренировки ещё вагон времени. Вот, развлекаюсь, — кивает на книжки. — Есть будешь?

— Брат, мне бы в душ. И, наверное, поговорить, но я пока не уверен.

— Случилось что-то? Тормози, — хмурит брови, — а на шее чего? Охренеть! — подходит ближе, рассматривая царапину. — Официантка попалась строптивая? — прикалывается он.

— Давай, я сначала в душ. Потом обсудим.

Брат швыряет в меня большое тёмно-серое полотенце. Скривившись, смотрит на мою одежду и достает из шкафа красную футболку со светлыми спортивными штанами. Комплекция у нас немного разная, но зато от меня не будет нести другой девушкой.

Стоя под прохладной водой, долго оттираюсь от прошлой ночи при помощи губки. Мою волосы, нормально чищу зубы. Перегаром всё равно несёт, но уже не так.

Проверив карманы в своих шмотках, закидываю их в стиральную машинку и сразу запускаю на самую короткую программу.

Уперев ладони в раковину, ещё раз рассматриваю себя в зеркало. Глаза уже не такие воспаленные. Вроде даже на человека стал похож.

Прошу брата поставить телефон на зарядку и всё же соглашаюсь поесть.

— Рассказывай.

Платон ставит передо мной тарелку разогретого в микроволновке борща. Кидает в него сметану и вручает мне измазанную в ней ложку.

— Кто бы мог подумать, что ты будешь есть борщи и сидеть над книжками, — смеюсь я.

— С темы съезжаешь, — хмурится братишка. — Кто тебя так знатно пометил?

— Да не забивай голову. Сам разберусь.

— Гордый, бесишь! — рявкает он, швыряя стаканчик со сметаной в холодильник. — Ты меня вечно из жопы вытаскивал. А сейчас сам пришёл, явно же за помощью, и молчишь.

— Я брата пришёл увидеть, — отхлёбываю горячий, наваристый бульон насыщенного красного цвета. Очень вкусно. Соня у него хорошо готовит. Наша гувернантка научила.

— Бля-а-а, — раздражённо стонет брат.

— Я Ясе изменил, — отвечаю, глядя ему в глаза.

— Ох-ре-неть… С кем хоть, помнишь? — чешет затылок Платон.

— К сожалению. И это вторая часть проблемы. С Ангелиной Соболевой.

— Твою ж мать! Как?! Как ты умудрился?! — его бомбит. — В клубе других тёлок не было?! — братишка подскакивает с табуретки и смотрит на меня с высоты своего роста.

— Да в душе не ебу, Платон! У меня, блядь, как в дешёвом кино! Бухал с пацанами в клубе, проснулся в квартире у Соболевой. Она говорила, я сам ей позвонил. Надо мобилу включить, посмотреть. Там фотки ещё должны быть. Надо снести всё. И как-то Яське в глаза смотреть. Я не могу ей о таком сказать. Ты же её знаешь. Она ранимая. Это будет конец.

Брат молча уходит в комнату и возвращается с телефоном, на котором на коротком проводе висит пауэрбанк. Протягивает мне. Пробую включить. Не хочет.

Нервно ем. Вкусно, но не лезет ни хрена, а я всё равно проталкиваю, чтобы чем-то занять рот и руки.

Телефон всё же включается. Сначала лезу в набранные. Забираюсь в историю, чтобы посмотреть длительность разговора. Разворачиваю трубу, показываю брату.

— Звонил.

«Ты позвонил, долго жаловался, как тебя достала твоя фригидная очкастая мышь» — сразу всплывает в моей больной, едва протрезвевшей голове.

Бред! Такого сказать я точно не мог. У нас всё хорошо с Яськой. Я у неё стал первым, когда мы съехались. Учится девочка постепенно. Меня всё устраивает. Я же ждал её. Я знал, на что иду.

— Фотки давай, — Платон забирает у меня мобильник и сам лезет в галерею.

Я не против. Он для меня самый близкий, помимо Яси.

— Оу. Бля, ты сколько выпил вчера? И главное, с чего? Ты ж не бухаешь почти.

— Не бухаю… — вздыхаю, забирая у него телефон и глядя в экран.

Там фотки с моего мотоклуба. «Либерти» устраивали красочный заезд по городу в полной экипировке, с флажками и логотипами на бортах мотоциклов.

Нам и бухать много потому неинтересно. Мы свой кайф получаем на треке или на трассе за городом, когда можно выкрутить газ на максимум и почувствовать настоящую, внутреннюю, не менее пьянящую, чем градусы в бутылке, свободу.

Листаю дальше.

Попадаю на кадры из ночного клуба. За столиком, возле бара. Адекватные все. Мы обычно нормально отдыхаем. Без фанатизма.

А следом мы с Ангелиной. Кто-то из парней фотографировал, как мы танцуем. Несколько селфи есть. Тоже её, правда, но я этого уже ни хера не помню. И в конце вишенка на торте. Несколько фотографий из квартиры Соболевой. Откровенных, красивых, надо сказать. Все в лучших традициях картинок для взрослых.

Сношу всё подчистую. Проверяю раздел с видео. Хоть в нём ничего нет.

— Платон, я не хочу Яську потерять из-за тупой случайности.

— Не говори. Было и было. Изменить ты всё равно ни хрена не сможешь. Я буду молчать. От меня даже Соня ничего не узнает. Вопрос только в том, будет ли молчать Ангелина?

Глава 3

Гордей

Брат делает мне горячий чай, а сам уходит в аптеку за таблетками от отравления. Задумчиво смотрю в чёрный экран телефона. Надо парням позвонить, узнать, это только мне так «хорошо», или сегодня все умирают?

Первым в списке у меня Кит. Он, правда, с зимы ничего крепче кофе не употребляет, но это и к лучшему.

Нажав на вызов, считаю громкие гудки.

— О, живой, — раздаётся в трубке. — Ты как?

— Спасибо, хреново. Кит, я ни черта не помню толком. С чего я так накидался?

— Без понятия. Сидели, как обычно. Общались. На танцпол пару раз вылезали. К бару гоняли за соками или минералкой. Потом ты бац и в дрова. Парни решили, что на голодный желудок развезло. Не жрали же с утра, и в клубе ты вроде особо не закусывал. Не парься. Чего ты, не человек что ли? Нажраться не можешь?

— Могу. Кит, ко мне в клуб девушка приезжала, я потом с ней ушёл. Я уже пьяный был, когда её принесло?

— Угу. И вот этого я не понял. Ты ж с Ясей вроде? У вас там серьёзно было. Если что, я не осуждаю. У самого крылья давно почернели и отсохли, но ты ж не я. В общем, удивил.

— Не поверишь. Я сам себя удивил. Кирилл, слушай, не надо, чтобы Яся узнала. Попроси парней, пусть не треплются особо. Я пока не в состоянии на весь чат это обсуждать. В себя никак не приду.

— За это можешь даже не переживать. Тему ещё вчера развивать не стали. Но я на всякий скажу.

— Спасибо. Увидимся на треке.

Роняю руку с телефоном на колено. Упираюсь затылком в стену. Хочется для Яси что-то хорошее сделать сегодня. Цветы купить её любимые, например. Нет. Это так банально и дёшево. Переспал с другой, пришёл домой с цветами. Точно, как в дешёвом кино.

Ничего дельного в мутную голову не лезет.

Вспоминаю, что ей нужны новые наушники. Её сломались пару дней назад. Только это же не подарок. Всё равно лезу на сайт магазина, бронирую хорошие, красненькие, как она любит. Заберу по дороге.

Братишка возвращается из аптеки с таблетками и Соней.

— Привет, — его рыжая кошечка чмокает меня в щёку.

— Сонька, — улыбаюсь ей. — Как дела?

— Точно лучше, чем у тебя, — смеётся девушка брата. — Пей свои таблетки. В аптеке сказали, они хорошо помогают. Я поверила и нам домой тоже купила.

Убегает в комнату, а Платон падает на табуретку напротив. Листаю дальше страницы фирменного магазина. Захожу в раздел электронных книг. Яся у меня с телефона обычно читает или с планшета. Не очень удобно, да и глазки у неё устают. С этой штукой должно быть комфортнее. Показываю брату, он поднимает большой палец вверх, одобряя мою идею.

— Ладно, погнал я, — поднимаюсь, закинув в бронь подарок для Ярославы.

— Уже? — к нам на кухню прибегает София и ластится к Платону, присев к нему на колено. — Оставайся. Можно Ясе позвонить, чтобы она после занятий к нам завернула. Платон всё равно только вечером уйдет.

— Нет, Сонь. Извини. Давай мы в следующий раз сразу вместе к вам приедем. А сейчас я домой. Отлежаться надо.

Ребята тепло меня провожают. Платон выходит на лестничную клетку. Тихо перекидываемся парой слов и, пожав ему руку, бью по кнопке вызова лифта.

От подъезда вызываю такси. Курить всё ещё не рискую. Кручу в пальцах сигарету, провожу ею под носом, вдыхая дразнящий запах табака. Разминаю тонкую бумагу. Запах остаётся на пальцах, а сигарета летит в урну.

В тачке всё же затягиваюсь. Дым дерёт горло, но мне становится легче.

Забираю подарки для своей девочки и остаток пути прохожу пешком.

Минут через двадцать я уже возле дома. Поднимаюсь на этаж. Открываю дверь своим ключом. На тумбочке в прихожей стоит джинсовый рюкзак. Значит она только вернулась с учёбы.

Скинув обувь, прохожу в нашу спальню. Яся что-то ищет в шкафу, шмыгая носом. Простые белые трусики слегка сместились, сексуально оголив ягодицу. Коса почти полностью расплелась, и русые пряди частично закрывают обнажённую спину.

Подхожу ближе. Ярослава вздрагивает. Обнимаю. Ладони приятно покалывает от прикосновения к её бархатной коже. Такая родная она. Пахнет вкусно. Провожу кончиком носа по волосам, затягиваясь ароматом шампуня, духов и апреля.

Яся из тех девочек, с кем не будет обжигающей страсти. Она другая. Воспитанная строгой бабушкой и гувернанткой. В голову вложено много дурацких запретов. Мне до сих пор выговаривают, что я её из дома уволок, женщиной сделал, а женой ещё нет.

Но мне же она такая нравится. Всё в ней нравится. Иначе я бы не стал связываться.

Нежно касаюсь губами её щеки.

— Прости меня, — шепчу в ушко. — Я был просто не в состоянии добраться до дома. Да и вряд ли бы ты оценила мой вчерашний вид и утренний перегар.

— Где ты ночевал? — бьёт меня по пальцам, поглаживающим её плоский животик.

— У одного из парней. Прости, Ясь. Я реально сильно перебрал. Так вышло.

— Я почти всю ночь не спала! А вдруг ты там вообще разбился насмерть на своём мотоцикле?! — вырывается из моих объятий.

Даю ей развернуться и снова прижимаю к себе. Глаза заплаканные, губы припухшие, ресницы влажные. Веду костяшками пальцев по её щеке. Сердце нервно грохочет за рёбрами. Делая вдох, всеми силами гоню от себя картинки сегодняшнего утра совсем из другой спальни.

Пока Яся ревела в подушку и думала, что я сдох под грудой металла, я бухой трахал другую тёлку. И даже не помню этого.

— Прости, малышка, — целую её в лоб, кончик носа, скулы и щёки. — Со мной всё нормально. Видишь? Мы даже не подрались ни с кем. И я пьяный за руль не сажусь. Это железное правило.

— Будто трезвые мало бьются, — она пытается зачем-то закрыться от меня ладошкой.

Убираю её руку в сторону от красивой, сочной, чертовски сексуальной груди. Природа наградила девочку шикарными формами. И всё это досталось мне.

— Ясь, ты же знаешь, с кем связалась, — улыбаюсь ей.

Так кайфово от того, что она обо мне беспокоится.

— И не закрывайся от меня, пожалуйста. Ты очень красивая. Мне нравится на тебя смотреть, даже когда я … кхм… технически не могу взять в силу алкогольного отравления.

— Спасибо, — вяло улыбается комплиментам. — И да, я знаю, с кем связалась. Но дома ты не ночевал в первый раз. Что я должна была думать? Ни одной лекции сегодня не запомнила, — её голос снова дрожит. — Домой приехала, а тебя всё ещё нет. Гордей, блин!!! — ударяет меня кулачком в грудь, утыкается в неё носом, комкает футболку на спине и плачет. Так надрывно и горько.

Мне пиздец как перед ней стыдно. И подарок ей мой пока не нужен. Она жмётся ко мне обнажённым телом. Пальцы сами бродят по нежной коже, опускаясь до резинки трусиков. Поднимаются вверх, путаются в волосах, массируют затылок. Моя малышка постепенно успокаивается под лёгкими ласками. Поднимает на меня свой заплаканный взгляд. Целую пухлые солёные губки, плавно надавливая на них языком, раскрывая рот и толкаясь глубже. Она отвечает не сразу, но всё же медленно её язычок начинает поглаживать мой.

— Я люблю тебя, Ясь, — выдыхаю, оторвавшись от её губ. — Вот такую нежную, ранимую, очень чувственную, тёпленькую и домашнюю. Спасибо, что волнуешься обо мне. Это на самом деле очень приятно. Ты простишь меня?

— А что на тебе за футболка? — только сейчас замечает, что я не в своих шмотках.

— У Платона переоделся. Говорю же, я вчера был в дрова. Мало того, что накосячил, так ещё и домой бы в грязном притащился? Ты бы меня точно на коврик в подъезд выселила. Так ты простишь?

— А что там за подарок? — улыбается Яся.

Возмущённо приподнимаю бровь.

— Прощу, если больше не будешь меня так пугать, — сдаётся она.

— Я постараюсь. Идём, — беру её за руку и тяну за собой в прихожую. — Так, — отдаю сначала наушники, — это не подарок. Подарок вот, — вручаю коробку с электронной книгой.

— Класс! Спасибо! — радостно подпрыгнув, дарит мне лёгкий благодарный поцелуй.

Всё внутренние пружины во мне расслабляются.

Вот как-то так. Вроде всё обошлось.

Глава 4

Ярослава

Гордей переоделся в своё, выпил таблетки, включил фильм и через пять минут уснул лёжа на спине, подложив руки под голову. Мне всё ещё неспокойно, будто все мои чувства и эмоции застряли в моменте, где я среди ночи брожу по квартире, не в силах усидеть на месте, и не понимаю, куда мне бежать, ведь я с таким ни разу не сталкивалась.

Он, наверное, даже не представляет, сколько всего взорвалось у меня внутри, когда я почувствовала его прикосновение сегодня. Если бы не утренний разговор с Соней, девушкой его младшего брата, вряд ли бы я поехала на занятия. Скорее всего, побежала бы в полицию или стала звонить по врачам.

Глупая паникёрша!

Но что мне было думать? Этот заезд, потом они поехали отмечать, и он не приехал домой. Трубку не брал. Я столько раз ему звонила, но телефон всё время был выключен. Могло ведь случиться всё что угодно. Парни бьются на бешеных скоростях. Даже опытные.

Мы вместе около года, и за это время его команда похоронила двоих. Одного из парней относительно недавно, в начале марта, когда в городе растаял снег и ребята начали обкатывать свои байки.

Сложно было себя не накрутить на этом фоне!

Он говорит: «ты знала, с кем связалась». Знала. Поэтому я не просто так волновалась, а в конкретную сторону.

Мы с Гордеем познакомились, когда я заканчивала одиннадцатый класс. С нами учился его младший брат. И девчонки визжали от восторга, когда взрослый, красивый сын прокурора заезжал к нам на своём агрессивном мотоцикле. А у меня была безответная влюблённость, и кареглазый байкер как-то померк на фоне душевных терзаний о том, что мальчик, который мне так сильно нравился, меня не замечал.

Гордей, впрочем, тоже. Мне так казалось. Мы стали общаться совершенно случайно. Какой-то незначительный повод подтолкнул к первому разговору. Из него зародилась дружба, длительностью в целый год. А когда я закончила первый курс университета, он повёл меня гулять по набережной. Мы ели мороженое, держались за руки и впервые поцеловались. Калужский был очень удивлён, что с ним у меня случился первый поцелуй в мои девятнадцать. Я была удивлена не меньше, поняв, что моё сердце давно уже бьётся чаще рядом с ним. В момент прикосновения его губ оно вытворяло совершенно безумные акробатические этюды.

Мы встречались несколько месяцев. Он познакомился с моей бабушкой, которая, конечно же, его не одобрила. Только Гордея этот факт ничуть не смутил. Он похищал меня из дома на всю ночь. Мы гуляли по городу, катались на его байке, целовались и ходили на дни рождения к его друзьям. Нежный, внимательный, обходительный и… терпеливый.

Его срывало в желании перевести наши отношения на другой уровень, но я была не готова, и он это принимал. Знакомые девочки смеялись надо мной и даже делали ставки, когда этот взрослый, красивый и горячий парень сорвётся окончательно и либо бросит меня, либо начнёт спать в другими. Он не бросил. Он привёз меня в эту квартиру и сказал, что мы будем жить здесь вместе.

Так что да, я знала, с кем связалась. И мне очень страшно его потерять.

Грустно улыбнувшись своим воспоминаниям, наклонилась и осторожно поцеловала его плотно сжатые губы. Он что-то промурлыкал во сне и повернулся на бок. А я забрала в стирку вещи его брата. Поставила чайник и села за учебники на кухне. Надо проштудировать всё, что сегодня на нервной почве не уместилось у меня в голове.

— Эй, — раздаётся хриплое над ухом. — Иди сюда, — тёплые, сильные руки обнимают за талию, помогают подняться с табуретки.

— Уснула? — улыбаюсь его растрёпанному виду.

Тёмные волосы смешно торчат в разные стороны, но он уже не такой бледный, как был днём.

— Как обычно, — смеётся Гордей, пробираясь горячей ладонью под мою домашнюю тунику. По-хозяйски сжимает ягодицу и вдавливает в пах.

Поднимает, подхватив под бедра, усаживает на стол, прямо на мои тетради. Встает между ног. Не даёт возразить, закрывая мне рот поцелуем. Отвечая ему, стараюсь вытащить из-под себя конспекты и сдвинуть учебники в сторону. Они стопкой падают на пол. Гордей смеётся мне в губы, осторожно касаясь пальцами перешейка трусиков.

По коже бегут мурашки. С ним всегда так. Он вызывает во мне бурю эмоций, смущения и нежности. Обняв его за шею, глажу по затылку. Там волосы гораздо короче, и они приятно щекочут кожу.

Его тяжёлое, хриплое дыхание дразнит нервные окончания. Пальцы жадно впиваются в моё тело, ласкают грудь, терзают затвердевшие соски. Он ещё сонный, но уже такой распалённый, будто ему снился пошлый эротический сон, и теперь он желает воплотить его в реальность.

Сдёргивает меня со стола. Разворачивает к себе спиной и требовательно давит на поясницу. Уперев ладони в столешницу, подчиняюсь его желанию. Слышу, как шлёпает широкая резинка его домашних спортивных штанов. Горячая головка скользит по моему бедру, оставляя после себя очередную дорожку мурашек.

Он ладонями сгребает наверх мою тунику, стягивает до середины бедра трусики и одним точным, резким движением заполняет собой. Живот на мгновение сводит и перехватывает дыхание. Мои мышцы плотно сжимают его эрекцию. Немножко больно и даже грубо. Непривычно. Я задыхаюсь от каждого его движения. Он берёт так жадно. Я не успеваю дышать. Не помню, чтобы у нас было так. Всегда новые ощущения. Гордей учит, раскрывает для меня все грани близости.

Мне так сложно даётся каждый вздох. Гордей ложится сверху, кусает кожу между лопаток, покрывает её поцелуями и двигается в моём теле короткими, глубокими толчками. Выпрямляется, держит за бёдра и буквально насаживает меня на свой член. Бёдра дрожат. Внутри всё горит. Я держусь ладонями за стол, который пошло стучит об стену.

Тело наполняется теплом. Я снова чувствую его губы на своей спине, слышу его тяжёлое дыхание, ощущаю давление и сладкое распирание внутри. Содрогаюсь в его руках, и он с довольным рыком в несколько ударов догоняет меня, пачкая спермой ягодицы.

Помогает подняться, снова подсаживает на стол. Его карие глаза сейчас похожи на расплавленный тёмный шоколад. Губы довольно улыбаются, прикасаясь к моим.

— Ты у меня… — делает вздох, смеётся. Нас никак не отпускает. — … самая лучшая девочка. Люблю, — целует в нос и снова в губы. — Не забывай об этом.

— И я тебя люблю. Ты сегодня… — касаюсь ладонью его колючей щеки. Короткая щетина тихо шелестит и царапает кожу.

— Побреюсь, — обещает он. — Что «я сегодня»?

— Другой, — не знаю, как объяснить, но так у нас правда ещё ни разу не было. Он всегда горячий, но более деликатный, что ли.

Я никогда не требовала, он сам так со мной обращается, а сегодня сорвался, и я впервые почувствовала, как ему на самом деле хочется.

Обещаю себе подумать над этим чуть позже, когда смогу нормально формулировать свои мысли.

Он ничего не отвечает. Обнимает, выдавливая из моих лёгких весь воздух. Снимает со стола, стягивает с меня тунику, хотя её всё равно уже только в стирку. Она вся перепачкана следами нашего секса, как и моё тело.

— Беги в душ. Потом я пойду.

Чмокнув его в щёку, скрываюсь в ванной.

Быстро ополоснувшись, заворачиваюсь в любимое полотенце и выхожу в коридор. Гордей всё ещё на кухне. Стоит ко мне спиной и курит в открытую форточку. Квартиру уже успел заполнить запах весны и дыма.

— Ты же бросаешь, — подойдя ближе, касаюсь пальцами его напряжённой спины.

— Захотелось. Не дыши дымом, Ясь. Иди спать. Я скоро приду, — не оглядываясь, отсылает меня и снова затягивается.

Глава 5

Гордей

Пацаны разъехались после тренировки. Остались только друзья. Сидят у фирменного вагончика, греют торсы на апрельском солнце, щурятся и тянут воду из бутылок. А я жгу топливо в баке, выжимая из своего байка максимум.

Спортивный, прокаченный мотоцикл с логотипами моего клуба на бортах пулей пролетает по треку и идёт на новый заход. Раньше я народ на другой технике тренировал. Гоняли по бездорожью на сложных отрезках или вообще в лесу. Но тогда нас и клубом назвать можно было с натяжкой, хотя в заездах принимали участие, места брали. Хотелось масштаба. Хотелось сделать это основным видом деятельности, чтобы на всё хватало и душа при этом получала свою порцию необходимого ей ощущения полёта.

Я поднял этот клуб с нуля, и немногие знают, чего мне это стоило. Да и сейчас всё сложно, просто я парней не гружу. Это мои проблемы. Их они коснутся только в том случае, если я проиграю битву с собственным отцом. А проигрывать я не намерен.

Это моя жизнь. Я прихожу сюда в любое время суток, и мне становится хорошо внутри, будто дома. Помню, было время, я жил на нашей старой базе. В родительский особняк возвращался только ради младшего брата. Боялся, что однажды его сложный, затянувшийся конфликт с отцом закончится плачевно. Как бы и сейчас мне не пришлось оказаться в вагончике на ПМЖ.

Газ на пределе. Ветер обтекает тело, а сердце бьётся в такт двигателя. Ему беспокойно.

Чёрт побери, я никогда не был святым! В моей семье без лжи и умения грамотно прикрывать свою задницу вообще было колоссально трудно, а когда у тебя ещё младший брат, который при живом отец нахер никому не нужен и постоянно нарывается на неприятности, это шарашит такой ответственностью. Не отвертишься. И с девушками складывалось по-разному. Я не могу назвать себя влюбчивым. Вообще не уверен, что до Яси по-настоящему влюблялся. У этой трогательной девочки получилось достучаться до моего нутра. С остальными как-то не срасталось. Мне всегда не хватало в них… Ярославы, наверное. А сейчас я не могу придумать себе оправдания. И меня жрёт совесть.

Вчера сорвался на ней. Внутри горело и чертовски хотелось выплеснуть хотя бы часть этого огня во вне. Зато понял, что Яся вполне готова к разгону. Я сам слишком торможу себя, боясь её напугать.

Останавливаюсь у вагончика. Парни дымят. Делая козырьки из ладоней, смотрят на меня.

— Кит, дай канистру. Я пустой почти.

Кладу шлем на скамейку, расстёгиваю куртку. Тёплый ветер сразу пробирается под футболку и приятно щекочет разгоряченное, потное тело. Погода в этом году определённо за нас. И я тоже подставляю лицо солнцу, пока Толмачев ходит за бензином.

— Прокатиться с тобой? — вручает мне канистру.

— Не надо. Я кроме дороги сейчас ни хрена не вижу. Мысли раскладываю.

— Помогает?

— Угу. Дайте кто-нить сигарету, пожалуйста.

Парни передают. Кит забирает, протягивает мне пачку. Губами вытягиваю одну сигарету. Забираю у Толмачёва зажигалку. Прикуриваю и сразу делаю несколько затяжек. В груди становится тяжело и вместе с тем чертовски хорошо.

Байк остыл. Выбросив затушенный бычок в бочку для мусора, седлаю его и срываюсь на очередной круг. Куртку не стал застёгивать. Ветер врезается в рёбра, парусом раздувает кожаную экипировку. Останавливаюсь, застегиваюсь. Мешает.

На новом круге резко давлю на тормоз, улетая прилично вперёд. Плохой пример для парней, которых я учу правильно работать с техникой, чтобы не убиться. Но сейчас пример будет ещё хуже, потому что тренер превратится в убийцу!

— Что. Ты. Здесь. Забыла?! — на последнем слове срываюсь на животный рык, вырывающийся из грудной клетки.

Соболева в лёгком, развевающемся на ветру платье открыто мне улыбается. Парни косят на неё взгляды, поднимаются и тактично сваливают подальше.

— Увидеть тебя хотела. А где найти Гордея Калужского, если не на треке? Ты же здесь живёшь практически.

— Какая осведомлённость, — вешаю шлем на руль.

Нервно дёргаю молнию на кожаной куртке, её тоже снимаю, раскручиваю задравшиеся рукава футболки. Эти простые действия помогают мне держать себя в руках.

— Да брось. Об этом все знают. Ты же повернут на своих мотоциклах. Прокатишь?

— Лина, чего тебе надо? — облокачиваюсь бёдрами на борт байка.

Соболева подходит ближе. Светлые волосы всё время попадают ей в лицо. Откровенно облизывая меня взглядом, заплетает их в косу.

— Тебе очень идёт эта форма, — улыбается она. — Может поужинаем?

— Ты серьезно сейчас? Или это какой-то прикол? У меня есть Яся, — напоминаю девушке. — Ничего не изменилось.

— Если бы, — она подходит ещё ближе и упирается острым ногтем мне в грудь, — я не была с тобой той ночью, может быть и поверила. Но нам было хорошо вместе, Гордей. Правда, хорошо. У тебя словно сорвало все стоп-краны. Я даже не думала, что ты такой ненасытный! И это при том, что ты был изрядно пьян. Представляю, каким ты будешь, когда трезвый.

— Запретить тебе фантазировать я, к сожалению, не могу. Исчезни, — отбиваю её руку.

— Ты же помнишь, что должен мне за молчание? — коварно улыбается зеленоглазая стерва.

— Предлагаешь в благодарность ещё раз тебя трахнуть?! — снова завожусь я.

— Грубо! И нет. Думаю, ты сам не против повторить. Просто боишься себе в этом признаться. И сегодня я приехала не для того, чтобы требовать. Хотела увидеть и провести с тобой немного времени.

— Увидела? Теперь уходи. И не надо сюда приезжать. Никуда не надо. Как придумаешь, чем я могу наверняка закрыть тебе рот, дай знать.

— Очень двусмысленно, — смеется Ангелина, вновь поправляя непослушные волосы. — Твоя идеальная Яся не балует тебя оральными ласками? — пошло проводит языком по накрашенным губам.

Разворачивается и, красиво виляя бёдрами, под скрип моих зубов идёт к воротам. Оглядывается на выходе, игриво машет мне пальчиками и скрывается из виду. А я прыгаю на байк и снова срываюсь на треке.

Надо боксёрский мешок тут повесить, что ли! Так лупануть по чему-нибудь хочется. И лучше по кому-нибудь, чтобы было сопротивление и можно было оторваться.

Сука! Бесит! Как же меня бесит, даже не Ангелина, сама ситуация!

На повороте практически кладу мотоцикл на бок. От асфальта чувствуется тепло. Оно ложится на открытые участки кожи. Выравниваюсь. В памяти плавно проясняется. Останавливаюсь посреди дороги, снимаю шлем и закрываю глаза, чтобы не упустить картинки с той ночи. Они размытые и больше похожи на вырезки из порнофильма без начала и конца. Видимо, адреналин окончательно выжег всю выпитую дрянь из моего организма. А может, это злость на Соболеву так сработала, но я вспомнил. И крохотная надежда «а вдруг всё же ничего не было» благополучно сдохла.

Было. У меня был секс с Ангелиной. И теперь это утверждение подкреплено не только откровенными фотографиями. Память включается вплоть до вкуса её кожи и обоюдных горячих оргазмов. В ушах стоят её стоны, звон бокалов. Мы пили ещё.

Куда в меня влезло то?

Не важно теперь. Это был отвязный пьяный секс без тормозов. Теперь пусть и фрагментарно, но я его помню. Эти «фотографии» не сотрёшь.

Глава 6

Ярослава

— Ты на часы смотрела? — сварливо спрашивает бабушка.

— Смотрела, ба. Десятый час. И что?

— И почему твой Гордей опять не дома? Ты с таким же успехом могла бы жить со мной и бегать к нему на свиданки по выходным, — начинает она старую песню.

Полгода прошло, а бабушка упрямо не желает привыкнуть к тому, что мы живём вместе. А до этого ей не нравилось, что мы встречаемся. И вообще, «надо сначала институт закончить, в жизни устроиться, а потом любовь крутить!». Ах, да, и ещё обязательно сразу замуж, иначе это всё ерунда и «никаких у нас правильных ценностей, а ведь она меня воспитывала».

Прокручиваю в голове с улыбкой. Я люблю бабулю, она меня растила, пока родители строили карьеру, но иногда с ней бывает очень тяжело.

— Ба, у него работа такая, понимаешь?

— Какая у него работа? Я вообще не понимаю, на что вы живёте. Катается целыми днями на своём этом драндулете. Это разве работа для мужчины?

— Конечно, нет, — выдыхаю с лёгким сарказмом, рисуя пальцем по стеклу и глядя на улицу.

— Вот именно! Вернись домой, девочка. Настроен серьёзно — пусть делает предложение и женится, как все нормальные люди. И работу найдёт! Чего папа его к себе не пристроит? Или он сам не хочет?

Будто она не знает, что с отцом Гордей не общается.

— И домой ровно в шесть, а за опоздание расстрел, — смеюсь я, вспоминая собственное детство и все школьные годы.

— А что плохого в дисциплине? Я тебя плохо воспитала?

— Ба, ну хватит, пожалуйста. Потом ты обижаешься, что я редко звоню. Ну невозможно же так. Я люблю его, — говорю гораздо тише.

— Любит она, — недовольно фыркает бабуля. Для неё это не аргумент. — Заехали бы хоть. Может, я тут померла уже.

Вот мы и до манипуляций добрались. Я уже думала, сегодня пронесёт. А нет. Всё как по учебнику.

— Заедем. Ладно ба, мне надо готовиться к завтрашней контрольной. Не скучай.

И пока она не продолжила давить, а я не начала на это вестись, сбрасываю звонок и, оперевшись обеими ладонями о подоконник, встаю на носочки, стараясь разглядеть получше, что там внизу.

«Джинсы, кеды и обязательно куртка. Жду у подъезда» — высвечивается у меня на экране.

Вот! Сказала же, он скоро приедет.

Пока мы просто общались, я не совсем понимала всей этой «кухни», а вот когда стали встречаться, как раз прошлой весной, в полной мере поняла, что такое — открытый мотосезон. К этому надо привыкнуть. Это надо понять. Иначе никаких отношений не получится.

Улыбаясь, быстро переоделась по инструкции и спустилась вниз.

Гордей сидит верхом на байке, копается в телефоне. На руле уже висит шлем для меня. Он убирает трубку в карман, слезает с мотоцикла и ловит меня в объятия. Сразу же целует протяжно и сладко.

От него пахнет бензином и сигаретным дымом. Последнее немного расстраивает. Бросить курить он пытается с тех пор, как мы съехались, но всё время срывается. Не то, чтобы я требовала. Как-то разговорились, и он решил попробовать завязать с этой вредной привычкой.

— Куда мы едем? — уворачиваюсь от очередного поцелуя, по его слегка изменившемуся дыханию понимая, что ещё немного и никуда. А я бы прогулялась. Погода такая на улице. Её вдыхать хочется. И ещё я по Гордею очень соскучилась.

— На свидание, — он протягивает мне шлем.

— Ура!

Радостно подпрыгнув, быстро справляюсь с защитной экипировкой, заботливо привезённой для меня из гаража. Наколенники, налокотники фиксируются на своих местах. Гордей помогает забраться на мотоцикл.

— Держись крепко, малышка, — перекрикивает рев мотора. — Мы поедем быстро!

Прижимаюсь к его сильной спине, обтянутой кожаной курткой, и едва не визжу от восторга, когда байк срывается с места. И страшно, и захватывающе. И рядом с любимым человеком!

Дыхание перехватывает на поворотах. Мы мчимся по городу, чудом успевая пролетать все светофоры, не останавливаясь. Это гонка с ветром, с собственными мыслями. Это пульс, пляшущий в висках и горле. Это невероятная наполненность тем, кого так сильно любишь всем сердцем и разделяешь его восторг от происходящего, принимаешь часть его эмоций на себя, точно зная, с какой силой сейчас бьётся его сердце и как горят его глаза.

Бабушке этого точно не объяснить. Я училась это чувствовать и не захлебываться от переизбытка эмоций. Мне кажется, я до сих пор до конца не умею принимать наши отношения, как должное, бытовое и уже свершившееся. Гордей дарит мне жизнь, которой у меня никогда не было, при этом старательно заботясь и оберегая, как свою личную ценность.

Я не могу его не любить. Это невозможно. Мои чувства к нему похожи на этот самый ветер, что сейчас несётся с нами наперегонки по городским улицам. Такой же тёплый, обволакивающий, лёгкий.

Мы останавливаемся у какого-то магазина. Я так торопилась, что забыла дома линзы. Снимала, чтобы отдохнули глаза, и в итоге вывеска с дороги для меня нечитабельна, ещё и шрифт ужасный. Такой даже с хорошим зрением воспринять не так-то просто. Наверное…

— Сейчас вернусь.

Гордей оставляет меня возле мотоцикла и, перепрыгнув через низкий декоративный заборчик, бегом добирается до входной двери. До меня доносится едва слышный звук колокольчика, но его тут же заглушают машины.

Буквально пара минут и Калужский возвращается ко мне всё так же бегом. Уже не один. С небольшим плетёным сундучком.

Нетерпеливо открываю крышку, а там свежая, крупная малина.

— Ааа! Спасибо, — счастливо улыбаюсь ему.

Достаю две ягоды. Одну закидываю себе в рот, а вторую подношу к его губам. Гордей ловит её ртом вместе с моим пальцем, облизывает фалангу, глядя мне в глаза. По телу тут же проходится волна жара.

— Тебе придётся немного подержать её в руках. Справишься? — достаёт ещё одну ягоду, проводит ею по моим губам, выдавливая немного сладкого сока. Он застывает каплей на коже, а Гордей прячет малину у себя во рту. Тут же целует, возвращая мне ягоду языком.

— Что-то изменилось… — озвучиваю собственные ощущения от произошедшего.

— Я просто давно не возил тебя на свидания. Поехали. Тут недалеко.

Только дело не в свидании. Во взгляде и в прикосновениях. Сейчас, в этом поцелуе вроде и не было ничего такого, но он получился очень откровенным, прелюдией к тому, что обычно происходит после…

И это был новый поцелуй.

Так Гордей меня ещё не целовал.

Пять минут полёта, не успевшие сформироваться заморочки, и мы снова остановились. Парковка недалеко от узкой набережной. Гордей помогает спуститься, ставит мотоцикл на сигнализацию, берёт меня за руку и ведёт гулять.

Мы болтаем о том, у кого как прошёл сегодня день. Он больше слушает, чем говорит, и иногда коротко отвечает на мои вопросы общими фразами.

Останавливаемся, чтобы посмотреть на воду. Едим малину, целуемся. Я провожу ладонью по его шее, цепляясь пальцами за царапину, про которую совсем забыла спросить, пережив бессонную ночь и после просто порадовавшись, что мой парень живой и в принципе целый.

— Откуда это? — аккуратно оттягиваю ворот его куртки в сторону и снова касаюсь ранки.

Гордей убирает мою руку, целует в запястье и неопределенно пожимает плечами.

— Зацепился. Пьяный же был. Ветка скорее всего или что-то такое.

Он отвлекает меня ягодами и своими губами. Немного неловко на людях, но ему сегодня все равно. Он расстегивает мне курточку, забирается теплой ладонью под футболку, поглаживает кожу на животе. Обхватив талию, вжимает в себя, сминая нижнюю губу большим пальцем второй руки. Так смотрит, что у меня снова перехватывает дыхание, словно мы опять мчимся на его мотоцикле на сумасшедшей скорости.

Корзинка с остатками малины улетает в воду, а он смотрит на мой рот потемневшим взглядом.

— Яська… — мои мурашки откликаются на хриплые нотки в его голосе. — Ты у меня такая красивая, — выдыхает он. — Такие мысли сейчас в башку лезут. Ты себе даже не представляешь.

Глава 7

Ярослава

Классное вышло свидание. Если бы он ещё озвучил, что именно творится в его голове… Но Гордей плавно ушёл от ответа, бережно усадив меня на мотоцикл и чмокнув в нос, сам надел шлем.

Ветер мчит нас домой, опережая мои мысли. Поддавшись моменту, развожу руки в стороны, погружаясь в ощущение полёта. Гордей сбавляет скорость, позволяя мне продлить эту маленькую, но приятную шалость.

Разгоняется, как только я его вновь обнимаю и теснее жмусь к сильной, надёжной спине.

Оставив мотоцикл в гараже, держась за руки, идём домой. Гордей курит, выдыхая дым в противоположную сторону от меня. Его пальцы иногда чуть крепче сжимаются на моей ладони. Тут же отпускают.

Мне хочется, чтобы он поделился тем, что его беспокоит. Возможно, опять проблемы с отцом или что-то в клубе. Додумывать не хочется, а он не любит грузить меня своей работой.

— Гордей… — беспокойно зову.

— М? — откликается не глядя.

— У тебя точно всё нормально?

— Конечно. Устал немного. Весь день за рулём сегодня.

— Завтра тоже допоздна?

— Скорее всего. Если хочешь, приезжай к нам после занятий, но тебе там будет скучно. Мы начинаем тренировки. Ещё у меня встречи с родителями. Я всё же решил открыть на нашей базе детскую секцию. Посмотрим, что из этого выйдет. Переделываем сейчас дальний угол участка под занятия с мелкими. Захар и Кирилл будут помогать. Деньги клубу позарез нужны. Спонсорские покрывают далеко не всё.

— Я могу вам помочь?

— Ты мне уже помогаешь, Яськ. Просто тем, что ты у меня есть. А с остальным я разберусь сам. Если всё пойдёт хорошо, в следующем году будет полноценная мотошкола, вместо частных уроков.

Понятно, значит всё же клуб. Это лучше, чем отец. Когда они ссорятся, Гордей превращается в один сплошной нерв.

После такой прогулки, накормив его ужином, я засыпаю первая. Снится всякая бессвязная ерунда. Несколько раз просыпаюсь, в попытке осознать, что увидела. Шарю рукой по кровати. Его ещё нет.

Не обнаружив Гордея рядом в очередной раз, поднимаюсь и шлёпаю босыми ногами на кухню. Он сидит с ноутбуком за столом. Трёт уставшие глаза.

— Ты чего подскочила? — встаёт, обнимает.

— Не могу нормально уснуть без тебя, — жалуюсь, нежась в его руках.

— Маленькая моя… — целует в макушку. — Иди. Я скоро приду. Обещаю.

Забравшись под одеяло, подтягиваю к себе его подушку и жду, когда наступит это «скоро». И, кажется, снова успеваю уснуть, потому что прикосновения тёплых ладоней к бёдрам ощущаются на уровне полусна. С меня сползают трусики. И влажные поцелуи покрывают ноги от колена, двигаясь к самому сокровенному.

— Гордей…

— Т-ш-ш, спи, — доносится снизу.

Моё тело согласно безоговорочно подчиняться тому, что он со мной делает. Неловкость смешивается с возбуждением.

Гордей сначала просто целует мягкие губки, потом начинает покусывать, вызывая дрожь во всех мышцах. Это, наверное, самое интимное, что есть между нами. Не в первый раз, но я всё равно краснею и задыхаюсь в моменте, когда к губам добавляется язык, умело сводя меня с ума и выбивая из лёгких стоны каждым своим скольжением или постукиванием.

Пальцы комкают простыню. Тело выгибается навстречу. Гордей удерживает за бёдра, полностью контролируя моё удовольствие. Он доводит до исступления, до хрипов. Ещё немного, и я начну кричать или умолять о том единственном миллиметре, которого не хватает, чтобы взорваться.

Ни разу не делала ни первого, ни второго. Но у нас снова другой секс. Он знакомый, но всё же другой. Мне начинает казаться, что Гордей хочет, чтобы я кричала. Или просила? Он упрямо подводит меня к этому, в очередной раз не давая разрядки.

Я думала, откровеннее быть уже не может. Я ошибалась. И я снова сгораю в его руках. Прикусывая кожу на бедре, он вновь касается языком изнывающей от желания плоти. Я совершенно мокрая. Он слизывает сок, толкает язык внутрь меня, дотягивается пальцами до сосков. И сжав простыню до треска, я выгибаюсь, скользя пятками по кровати. Всё же кричу. Негромко, хрипло, задыхаясь и содрогаясь. А он держит и продолжает медленно водить кончиком языка по пульсирующему клитору.

— Голова … — вдох. — Кружится… — выдох.

Его тяжёлое, красивое тело нависает над моим, измученным и обессиленным. Гордей тяжело дышит в губы, плавно водя по ним своими.

— Ясь, я чертовски хочу почувствовать твой язычок на своём члене.

Меня ещё раз ошпаривает кипятком. Глаза распахиваются. А в его глазах творится то, что я видела на набережной. Сразу становится понятно, о чём он там думал.

О минете я знаю только в теории. С девочками такое не обсуждалось, а с ним ни разу не происходило. Сейчас в первый раз попросил, ещё и так открыто.

— Попробуем? Если тебе не понравится, я тормозну.

— Д-давай, — чуть заикаюсь от волнения.

Гордей помогает мне сесть на кровати, а сам встаёт рядом. Убрав за спину растрепавшуюся косу, благодарю вселенную за то, что сейчас ночь и в комнате достаточно темно, чтобы Гордей не видел моего смущения. Я понимаю, что в этом нет совершенно ничего такого. Парням нравится такой секс. А мы почему-то дошли до него только сейчас.

Мне волнительно чувствовать, как бархатная головка касается моих губ. Я в ответ прикасаюсь к ней языком и вижу, как вздрагивает низ живота моего мужчины.

— Смелее. Это чертовски приятно, — подбадривает он. — В руку его возьми. Сама сможешь всё контролировать.

В руку — это не страшно. Пробежавшись подушечками пальцев по всей длине, обнимаю его эрекцию ладонью и сначала ласкаю так. Гордей подается чуть вперёд, намекая, что мы планировали совсем другое.

Интуитивно поглаживаю его член сначала языком, привыкая ко вкусу, к ощущениям. Делаю вдох и впускаю его к себе в рот.

— Щщет…

Выдыхает сквозь стиснутые зубы. Я замираю. Он толкается бёдрами сам. Значит всё хорошо. И чем дальше заходят мои неуверенные ласки, тем тяжелее он дышит, то разглядывая с высоты своего роста, как двигается его член у меня во рту, то закрывая глаза и откидывая назад голову со сдержанным, вибрирующим стоном.

Никогда не думала, что мужчина может быть так красив и уязвим в этот момент. Все доступные моему взгляду мышцы напряглись. Провожу рукой по рельефам. Тонкие волосы на его руках встают дыбом.

— Чёрт… — стонет он, покидая мой рот и кончая на грудь.

Тяжело дыша, опускается на пол к моим ногам, кладёт голову на колени, целует их и, кажется, улыбается.

—Тебе правда понравилось? — ногтями массажирую ему голову.

— Для первого раза всё было просто супер.

Достает салфетки из прикроватной тумбочки, сам аккуратно вытирает с меня своё семя. Отбросив их в сторону, прикасается ладонью к щеке.

— Ты горишь, малышка…

Перебираемся на кровать. Он укутывает нас одеялом.

— Ясь, — настораживаюсь от его слишком серьёзного тона, — а теперь очень-очень честно: тебе самой понравилось? Не отвернуло?

— Неловко за то, что не умею, — признаюсь Гордею.

— Это лечится практикой. Я спросил о другом.

— Не отвернуло. Должно было? — жмусь к нему теснее.

— Всякое бывает. Мне важно знать. Не хочу, чтобы ты делала это просто потому, что надо. В этом не будет кайфа.

— Мне было… — подбираю слова. — Откровенно, эротично, необычно и волнительно. Завтра ни одна тоналка не спасёт мои горящие щёки, но я ничуть не сожалею о том, что мы это сделали.

— Хорошо, — смеётся он. — Значит можно развращать тебя дальше.

Пригревшись в объятиях любимого мужчины, я снова засыпаю. В этот раз спокойно, совсем без дурацких сновидений. Всё портит будильник.

Гордей всегда встаёт раньше. У него пробежка, потом душ и завтрак. Это значит, что у меня есть ещё минут тридцать, чтобы доспать, но стоит подумать о том, что я сотворила этой ночью, щёки ошпаривает горячим смущением, а низ живота наполняется приятным теплом.

— Ты у меня самая лучшая. Доброе утро, — раздаётся у меня над ухом.

— Доброе. А что, есть из кого выбрать? — ревниво шучу.

Глава 8

Гордей

«Нет!» — зло рявкаю в своей голове.

Что за дурацкие вопросы она задает с утра? Или меня просто так триггерит, потому что виноват?

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Какого же хрена не отпускает?!

Бросив Ясе резковатое: «До вечера», просто беру и сбегаю из дома. Ни утренней пробежки, ни завтрака, ни душа. Мне прямо сейчас надо было уйти, и я ушел.

На улице с утра ещё довольно прохладно. Застегнувшись по самое горло, стартую от гаража на нашу базу. К девяти подъедет несколько родителей моих потенциальных маленьких учеников. Успею выпить кофе и привести в порядок взвинченные нервы. Они ни хрена не способствуют эффективной работе. Да и за рулём на большой скорости можно размазать свою тушку по асфальту. Сбавляю обороты, понимая, что попал на штраф и неаккуратно перестроился, едва не сев задницей на капот фольксвагена. Водила меня справедливо обматерил. Откатился назад, извинился перед ним и рванул дальше, надеясь, что он не окажется одним из тех самых родителей.

Вот будет смешно. Владелец и тренер клуба кидается под машины! Заголовок для некролога с юмором.

Он у меня сегодня чёрный, как проклятая полоса, внезапно появившаяся в моей жизни.

Приезжаю на базу, по дороге зацепив несколько пакетиков растворимого кофе. Дерьмо редкостное, но возвращаться за нормальным зерновым уже некогда.

Сбросив в вагончике куртку, сижу на нашей скамейке, пью, стараясь сильно не морщиться. Телефон наигрывает одну из любимых песен. Смотрю на экран. Большими буквами написано: «ОТЕЦ».

Надо на него отдельную музыку поставить. Игнорировать будет проще. В ЧС его нельзя. Потому что Борислав Калужский не только отец, он ещё и прокурор. И если ссору с отцом я могу пережить спокойно, то с прокурором нет.

Ставлю на вибро, потому как звонки становятся слишком настойчивыми. Я бы даже сказал требовательными, зная поганый характер абонента.

Ко мне подъезжает Кирилл как раз вместе с первой семейной парой и пацаном лет десяти. Малой с восторгом осматривается.

У нас тут прикольно. Большой участок. На нём несколько треков: основной и короткие, но сложные, для отработки маневренности и быстрой реакции. Вот ещё детский делаем, для другого типа мотоциклов. Раздевалки есть. Мой любимый вагончик, типа административный. Обстановка располагает к тому, чтобы сесть на мотоцикл и получить от него настоящий кайф.

Общаемся. Представляю Кира, как титулованного гонщика. Он принёс нашему клубу первую и очень важную победу, а вместе с ней новых спонсоров и финансирование. Рассказываю, что вторым тренером будет будущий оперативный сотрудник. Он днём в своей Академии и будет брать только вечерние занятия.

Подтягивается ещё парочка. С ними девочка. Мелкий пацан недовольно на неё косится и выше поднимает нос, а она только фыркает и, пока родители не видят, показывает ему фак. Я стараюсь не засмеяться, но малая видит реакцию. Хоть бы покраснела! Хрен там. Эта девочка точно нужна нам в команду! И я обрабатываю родителей, уже сейчас понимая её потенциал. Знаю одну гонщицу. Не такая дерзкая, правда, но она мне всех пацанов нагнула ещё в старом клубе.

Работа офигенно отвлекает. Отец только заколебал звонить.

Закинув трубу в вагончик, провожаю заинтересованных родителей, переодеваюсь в строительный комбез. Топаем с Киром помогать рабочим на детскую трассу. Быстрее сделаем, быстрее запустимся.

— Гордей! Сын!

Оглядываюсь на крик.

Блядь! Чего тебя сюда-то принесло, товарищ прокурор?!

Кидаю на землю рабочие перчатки. Иду к отцу и ловлю наезд:

— Какого хрена вы с братом не берёте трубки?!

Усмехаюсь.

— Занят я. Не видишь? Чего хотел? — увожу его подальше от строительных работ, а то запачкает сейчас свой дорогой костюм. Туфли вон, уже в пыли.

— Вы мне нужны сегодня вечером. Оба. И никаких отмазок, Гордей. Я не так часто о чём-то прошу.

— Не помню, чтобы ты просил. Угрозы помню, требования тоже. А вот просьбы…

— Прекрати. Я не отношения выяснять приехал. Возьми с собой Ярославу. Одень только прилично. Платону скажи, чтобы был с Софией. Там будет её отец.

— Кошка будет в восторге, — хмыкаю, даже не стараясь скрыть сарказм. — И где «там», кстати?

— Дома, сын. До-ма. Намечен важный ужин с очень значимыми людьми. Мне принципиально, чтобы мои дети достойно представляли своего отца на данном мероприятии. А если нет, я закрою к чёртовой матери твой клуб.

— Ну вот, — скалюсь я. — Теперь узнаю папочку. А то просить он приехал. Насмешил! Мы будем. И Платона я уговорю. Ясю цеплять не смей!

— Да нужна мне твоя книжная мышь, — кривится он. — Развели зоопарк! Кошки-мышки! Баб надо трахать, а не этот зверинец. Если твоя Смольская будет правильно себя вести, её никто и не заметит. Поеду, — брезгливо разглядывает мой грязный комбез. — И это сын прокурора. Ладно. Вечером ещё обсудим и твой вид, и перспективы.

Оставив парней, возвращаюсь к вагончику. Заодно смотрю, чтобы родитель точно свалил и его амбалы не оставили мне «сюрпризов».

Созваниваюсь с братом, передаю фактически приказ отца и все вытекающие.

— Ясно теперь, какого он мне телефон оборвал. Я на лекциях был. Забил, — отвечает Платон. — Будем. Сейчас наберу Соню, скажу, чтобы готовила платье.

Договорив с ним, звоню Ясе. Она не берёт. Тоже на лекциях. Глянув на время, сажусь перекурить на скамейку. Солнышко как раз разгулялось. Хорошо, тепло.

Звонит моя малышка.

— Мы сегодня внезапно и в обязательном порядке идём в гости к моему отцу. Он просил тебя в платье, — смеюсь я, — но ты можешь выбрать всё что угодно.

— А мы на такси поедем?

— Конечно. Ты думаешь, я вывезу эту встречу без грамма алкоголя?

Хотя от одной мысли о бухле тут же начинает тошнить.

— Не уверена, — смеётся она. — Хорошо. Будет платье.

— Спасибо, любимая. И за ночь тоже. Я очень ценю то, как ты реагируешь на мои хотелки.

— Люблю очень, — шепчет она. — Мне пора. У нас лекция.

— Пока, малышка. Я часа в четыре сорвусь домой тогда. Парням придётся тут без меня вечером отдуваться.

После обеда подъезжает наша взрослая команда в компании с Захаром. Озвучиваю ему и Кириллу ситуацию. Парни без проблем соглашаются подстраховать.

Провожу тренировку, даю своим младшим тренерам ещё пару установок. Но Кир уже понял, он утром хорошо справился. Захар пока не в теме, это больше для него. Ключи от вагончиков и ворот у этих двоих есть, так что я, слегка ополоснувшись из уличного шланга, переодеваюсь и сваливаю домой.

Яся тоже приехала. На плите греется обед, а моя малышка уже крутится перед зеркалом, выбирая наряд.

— Красное или чёрное в горошек? — задумчиво кивает на нашу кровать, занятую её платьями.

— Чёрное. В нём грудь смотрится особенно шикарно.

— Значит красное, — смеётся она.

— Нет! Ну, пожалуйста. Пусть будет чёрное, — обнимаю её со спины и целую в голое плечо. — Для меня.

— Для тебя я могу надеть красивое бельё, и ты снимешь его уже через пять минут, — смеётся малышка. — А там твой отец. Ты же знаешь, как он ко мне относится, — грустно вздыхает она.

— Плевать. Я никому не дам тебя обижать.

— Ладно. Пусть будет чёрное, — сдается Яся. — Ешь иди. Там для тебя разогревается. Мы с девочками в кафе перекусили.

Прежде чем садиться за стол, ухожу в душ и смываю с себя пыль, песок и пот. Промыв волосы, наскоро их вытираю и сажусь есть, не снимая полотенца с шеи.

Мою посуду. Прихожу в спальню. Яся успела погладить мне любимую чёрную рубашку на замке вместо пуговиц. Её можно носить с джинсами, что меня очень даже устраивает.

Пока она наносит последние штрихи, подчёркивая свои большие карие глаза и полные, сексуальные губы, я одеваюсь и через зеркало любуюсь ею. И платье это Ярославе чертовски идёт. Она накидывает сверху короткий, стильный пиджачок.

Забираю ключи от квартиры из других штанов. Снимаю с зарядки телефон. Как раз пришло уведомление о том, что у подъезда нас ждёт машина.

Созваниваюсь с братом. Они с Соней тоже выезжают. Договариваемся встретиться у ворот отцовского особняка и зайти вместе.

Всего пару раз задержавшись в небольших пробках, добираемся до дома, в котором мы с Платоном выросли и где было так мало хорошего, что едем сюда каждый раз через силу.

Отпускаем машины. Жмём с братом друг другу руки. Улыбаемся девчонкам. Заходим во двор. Тут уже стоят тачки некоторых гостей. Вглядываюсь, надеясь по номерам определить, кто тут есть.

На лестнице перед входом Яся буквально впивается ноготками мне в руку. Ободряюще глажу её по ладошке, подношу к губам, нежно целую и вхожу в дом. Платон с Соней следом.

— Вот бл… — остальное зло проглатываю, увидев первых гостей.

— Ничего себе! Какие люди! — широко улыбается стерва Соболева.

— Ну прямо встреча одноклассников, а не деловой ужин, — без тени улыбки отвечает ей Платон.

Глава 9

Гордей

Главная гостиная отцовского особняка у нас с братом сама по себе вызывает максимум неприятных воспоминаний. Так сложилось, что большая часть скандалов в этом доме видела именно она. Здесь отец пару лет назад разбил Платону лицо. А сейчас у меня ощущение, что в морду дали мне. А потом сразу под дых. И мы с младшим братишкой оба это чувствуем. Раньше я всегда заступался за него, сейчас он пытается сделать это для меня, делая уверенный шаг вперёд.

— О! А вот и мои парни приехали, — лицемерно счастливо улыбается отец.

Руку не протягивает ни мне, ни Платону. Знает, что ответа не будет. Яся тихонечко здоровается с ним. Отец кивает исключительно из необходимости держать лицо.

— Платон, наверное, знает. Всё же дети учились вместе, но я представлю. Соболев Глеб Давидович. Человек, одевающий прекрасный пол в шикарные меха. Его очаровательная дочь — Ангелина. Вы ведь в параллельных учились, да? — обращается к брату, делая вид, что это архиважно.

— Да, — цедит сквозь зубы Платон, соблюдая этикет. Мы обещали быть паиньками, если отец не станет цеплять девчонок.

— София, твой отец… А вот и он. Андрей Павлович Коростылёв, — напоминает нам. — Оперативно-разыскной департамент наркоконтроля.

— Здравствуйте, — Кошка тоже не старается улыбаться. В её жизни отец появился два года назад. И то, наверное, только потому, что она стала жить с сыном прокурора.

Наш мир больше похож на паутину взаимовыгодных знакомств и связей. Со стороны положения отца или бизнеса я это понимаю. Меня бесит, что он тащит это в семью. Хотя, какая мы к чёрту семья?

К нам присоединяется ещё несколько значимых персон. Все со своими женщинами и детьми.

Держа Ясю за руку, беру со стойки бокал хорошего коньяка. Вдыхаю запах, грею в ладони. Маленький глоток приятно обжигает горло, но пить больше не хочется.

— Привет, — к нам подходит Ангелина. — Так давно тебя не видела, — улыбается Ясе. — Отношения идут тебе на пользу. Такая хорошенькая стала.

— Спасибо. А ты совсем не изменилась, — вежливо отвечает моя малышка.

— Я и не знала, что у тебя есть грудь. Или ты для Гордея сделала? — смеётся Соболева.

— Эй! — торможу её.

— Мужчины, — закатывает глаза блондинка. — Это вообще-то комплимент, Калужский! И чуть-чуть женской зависти. Яся, скажи ему. Ты же девочка. Поняла, что я именно это имела в виду.

— У меня натуральная грудь, Лина, — улыбается Яся. — Я её в лицее потому и прятала. Чтобы не развивать комплексы у первой красавицы класса.

— Спасибо за заботу, — добавив яда в тон, но сохраняя доброжелательное выражение лица, отвечает Ангелина.

А я притягиваю Ясю ближе и целую в щёку. Соболева бросает на меня странный взгляд, изящно разворачивается на каблуках и уходит к другим гостям.

Недалеко Платон с Софией общаются с её отцом. Брат тоже обнимает свою девочку, стараясь дать ей ощущение уверенности и защиты в этом серпентарии.

Нас зовёт к столу новая домработница отца. Все рассаживаются. Мы со своими девочками с одной стороны, ближе к отцу по старшинству. Прямо напротив меня Ангелина, рядом с ней её отец, следом отец Сони и так далее.

Беседа о делах затягивается. Обсуждаются важные для каждого из присутствующих здесь моменты. Мы общаемся только своей четвёркой, пересадив девчонок так, чтобы им было удобнее шептаться. Меня резко передёргивает от прикосновения к ноге под столом. Его ширина вполне позволяет Ангелине дотянуться.

— Очень не советую! — шиплю ей, пока Яся увлечённо что-то обсуждает с Соней.

Отец бросает на меня заинтересованный взгляд.

— Я чего-то не знаю? — ещё более заинтересованно смотрит на Ангелину.

Откуда на её щеках появился румянец, я даже боюсь предполагать. Не уверен, что она в принципе способна на смущение.

— Ярослава, — он обращается к ней. Малышка вздрагивает, поворачивает к нему голову. Наплевав на этикет, снова её обнимаю. — Детка, когда же мы, наконец, увидим и твоих родителей?

— Вы же знаете, Борислав Георгиевич, они практически не бывают дома. У них очень важная работа, которая в будущем поможет спасти ни одну жизнь, — с достоинством отвечает Яся.

— Да-да, конечно. Люди с глобальными целями. Интересно, мы доживём до момента, когда они предъявят результат своей работы миру? Не обижайся, малышка. Я скептик, которому важен результат. Особенно, если знаешь, сколько денег честных налогоплательщиков наше государство тратит впустую на подобные проекты. Да и жертвовать единственным ребёнком ради эфемерного спасения мира….

— Отец, хватит! — перебиваю его. — Тебе бы и самому не помешало подумать о ком-то, кроме себя самого. Хоть раз в жизни.

— Ты прав, мой мальчик, — глаза отца зло сужаются. — Я приземлённый эгоист, думающий о благе своего города и своих сыновей. Куда мне до целого мира? Яся для меня практически как дочь. И лишь потому я переживаю. Она единственная, с кем сегодня за этим столом нет ни мамы, ни папы.

— С ней всегда рядом есть я. Да и этот ужин мало смахивает на семейный, — пожимаю плечами.

Звенящая тишина за столом. Все взгляды направлены на нас. Отцу не нравится моя реакция. А я его предупреждал. Я не дам обижать Ясю! И мне плевать на этикет и на всех присутствующих.

— Мне остаётся только гордиться тем, что я воспитал настоящего мужчину, — отец красиво выходит из некрасивой ситуации.

Платон давится смехом. Чтобы не заржать в голос, залпом выпивает стакан сока. Я же нежно целую Ясю в висок, и разговор за столом плавно возвращается в деловое русло.

После ужина присутствующие делятся на группы. Мерно потягивая хороший алкоголь, общаются на более узкоспециализированные темы, строят совместные планы.

— Ярослава, я украду у тебя своего сына на исключительно мужской разговор? — просит у неё подошедший отец. — Обещаю, это не займёт много времени.

— Да, конечно, — улыбается ему малышка.

Передаю её Платону и Соне. Поднимаюсь за отцом в его кабинет.

— Что это было за столом?! — налетаю с порога.

— Правда, Гордей. И ничего кроме неё. Расскажешь, что у тебя было с дочкой Соболева? — он достаёт из личного бара коллекционный виски, разливает по бокалам и протянув один мне, небрежно облокачивается бёдрами на стол.

— Ничего.

— Да брось. Даже я почувствовал, что между вами искрит. Красивая девчонка. С характером. Так что не переживай. Осуждать не стану.

— Мне глубоко насрать на твоё мнение в этом вопросе. Ты же знаешь, — парирую, делая глоток виски. — О чём ты хотел поговорить? Если об этом, плохая идея. Ты давно потерял право лезть в мою личную жизнь.

— Ошибаешься, сын. Я всегда был и буду твоим отцом. А потому это право есть у меня по умолчанию. А поговорить я хотел о делах. Ты нужен мне в бизнесе, который, к слову, всё ещё оформлен на тебя.

— Это формальность.

— Была. Сейчас я настоятельно прошу тебя начать в него вникать. Это ваше с Платоном наследство, в конце концов. И кому, как не вам, заниматься его приумножением? У тебя есть подходящее образование. Опыт. Я вижу, как ты развиваешь свой клуб. Вижу работу со спонсорами. Умение договариваться, находить решения. Но там ты ничего не достигнешь.

— Откуда такая уверенность? Ты вновь собираешься вмешаться?

— Я хочу вернуть сына в семью и помочь ему обеспечить себе нормальное будущее. Если для этого мне придётся вмешаться, я это сделаю. Мне стыдно, что мой главный наследник живёт в спальном районе в крохотной квартирке в бесперспективных отношениях! Сегодня я собрал здесь очень полезных людей, с которыми знаком не один год. И каждый из них заинтересован в сотрудничестве и может дать тебе необходимые консультации. У руля сейчас стоит так же опытный человек…

— Твоя любовница, — перебиваю я.

— Это неважно. Наши отношения не мешают ей вести грамотную работу. И, кстати, Гордей, раз уж ты сам затронул эту тему. Заметь. Она мне даже не жена. Мы просто иногда спим вместе. И нам обоим это выгодно. У нас удобные партнёрские отношения. Рядом с тобой должна быть именно такая женщина. Хваткая, понимающая, что нужно ещё мужчине? Чтобы с ней было не стыдно выйти в свет. Чтобы она умела красиво представить тебя на людях. Украшение, Гордей. Правильная женщина — это украшение успешного мужчины.

— У нас с тобой несколько разное представление о женщине. Я люблю свою, отец. И…

— Да я тебе сейчас вообще не о любви говорю! — заводится он. — Ты меня не слышишь! Любовь проходит. Страсть проходит. Ещё пару лет, и ты перегоришь. Если это уже не случилось. А дальше что? Супчики на обед и балкон однушки, завешанный пелёнками? Что эта девчонка может тебе дать?

— Тепло, уют, свои открытые эмоции без лицемерия, понимание, поддержку, желание заботиться о ней. Ты же любил нашу с Платоном мать. Забыл, что это такое?

Его лицо искажается гримасой злости. Отец залпом допивает свой виски и наливает ещё. После смерти мамы он так и не женился. У него есть постоянная женщина. Давно есть. Но она так и не переросла из статуса любовницы в статус жены.

— Твоя мать сочетала в себе всё, что я тебе озвучил.

— Я её помню очень плохо. Но в моей памяти осталась её доброта и тепло, которое она мне дарила.

— Ты был ребёнком, а я её мужчиной. И говорю я с тобой сейчас как мужчина.

— Окей. Тогда расскажи мне, что ты намерен делать, если я откажусь от участия в твоём бизнес-проекте.

— Убеждать, пока ты не передумаешь, — ухмыляется отец. — Ты же знаешь, я неплохо умею это делать. Я дал тебе достаточно времени погулять и попробовать эту жизнь на вкус. Пора вспомнить, что ты наследник.

Глава 10

Гордей

Я и не забывал. Кто мне даст? Нам с братом при любой удобной и неудобной возможности об этом напоминают.

Лезть в дела отца не хочу от слова «совсем». Да, мы сейчас с Ясей только встаем на ноги, но я делаю это сам, зная каждую бумажку, которую подписываю, каждую цифру, налаживая свои собственные связи, в которых уверен. А его бизнес — это его люди, его схемы, и даже если соглашусь на столь щедро предложенный пост, рулить и принимать решения мне там никто не даст. Это не в характере моего отца. Ему просто нужен контроль. Он хочет, чтобы я стал кивающей марионеткой, а управлять всем будет он и его женщина. Наша задача лишь показать всем идеальную картинку семьи — отец и сыновья. Для его репутации полезно. Одно то, как он при каждом удобном случае упоминал, что младший сын пошёл по его стопам и учится на юрфаке, чего стоит! Забыл упомянуть, почему именно Платон поступил туда, и сколько раз они сталкивались лбами «за кадром».

Есть и то, за что безусловно благодарен ему. За то же образование. Но этого слишком мало для того, чтобы я забыл остальное и вдруг начал подчиняться. Нас с братом вполне устраивает нынешняя ситуация. Мы не портим репутацию отцу, он не вмешивается в нашу жизнь. Но видимо, этой схеме пришёл конец.

— Мне неинтересно, — озвучиваю своё решение.

— Что так? — иронично ведёт тёмной бровью.

— Любые сделки с тобой слишком дорого обходятся.

— То есть нормально жить ты не хочешь? — потягивая виски, интересуется отец.

— Я нормально живу.

— Хочешь сказать, после вот этого дома, — неопределённо обводит пространство кабинета взмахом руки, — и квартиры, что ты продал, дабы вложиться в клуб, твоя убогая конура тебя устраивает? И ты реально готов жениться и наплодить выводок детей со своей мышью?

— Прекрати. Оскорблять. Мою. Женщину! — цежу сквозь зубы.

— Ладно-ладно, извини, — отец даже ладонь свободной руки вверх поднимает.

Столько фальши!

— Ты на вопрос не ответил, — напоминает мне.

— Меня устраивает моя жизнь, папа. Я люблю Ярославу. И да, в будущем вижу её своей женой и матерью своих детей.

— Хорошо, — он пожимает плечами, и в два глотка допивает остатки виски. — Пойдём к гостям. Но мы не закончили этот разговор, Гордей.

— Я так не считаю.

Резко поднявшись, ухожу из его кабинета первым. Спускаюсь на первый этаж. Сразу нахожу Ясю и, наплевав на всех присутствующих, обнимаю. Она чувствует моё напряжение. Прижимает ладошку к груди. Там мотор вот-вот лопнет, а с ней хорошо. С ней тепло, и тормоза не сразу, но срабатывают.

— Спасибо, что ты у меня есть, — глажу пальцами по её щеке, легко целую любимые губы. — Хочешь, уедем отсюда прямо сейчас?

— А Платон с Соней? — стреляет в них взглядом.

— С собой заберём. Мы здесь больше не нужны. Все, что отец хотел сказать или сделать сегодня, он сделал.

— Тогда очень хочу, — признаётся Яся.

Платон мою идею свалить поддерживает моментально. Не предупредив отца, быстро покидаем дом. Такси вызываем уже с улицы. Девчонки смеются, звонко обсуждая наш побег, а мы с братом тихо переговариваемся о планах на вечер, решив, что остальное обсудим вдвоём, без наших половинок.

Начинаем с кинотеатра. Берём билеты на первый попавшийся, подходящий нам по времени сеанс и больше тискаемся на диванах, чем смотрим фильм. Ужинаем в кафе в этом же торгово-развлекательном центре и перемещаемся в «Грецию», один из самых модных клубов города.

Подпаиваем девчонок. Они окончательно расслабляются. Красиво танцуют, звонко смеются. На подходящем треке прижимаю Ясю к себе и кружу в медленном танце. Устроив руки у меня на шее, она открыто смотрит мне в глаза. Такая забавная сейчас. Разгорячённая и очень сексуальная. Алкоголь делает её смелее. Даже не пытаясь спрятать довольную улыбку, принимаю чувственный поцелуй. Скольжу ладонью по её руке, беру за пальчики и закручиваю вокруг своей оси. Её платье слегка приподнимается, а Яся снова падает в мои объятия.

Моя. Она вся, каждой своей клеточкой, каждым своим вдохом и выдохом моя. Ни одна девушка, с которой я был, не дарила мне такого ощущения счастья. До Яси я не знал как это, когда тебя вот так безвозмездно любят. Ей всё равно на то, что у меня папа —прокурор, плевать, сколько у меня денег. Она принимает меня со всеми моими заёбами.

— Не устала?

— Пить хочется.

— Пойдём к столику.

Платон с Соней присоединяются к нам через пару минут. А ещё через двадцать мы прощаемся и разъезжаемся по домам.

— Я так давно столько не танцевала, — Яся прижимается щекой к моему плечу. — Ноги гудят, — старается вытянуть их вперёд, насколько позволяет расстояние между сиденьями. — Ты так и не рассказал, чего хотел твой отец.

— Меня, — задерживаюсь губами на её макушке. — Но я не готов подчиниться его прихоти и снова всё потерять. Не заморачивайся этим. Ладно? Мы с ним сами разберёмся.

— Я в тебе не сомневаюсь, — поддерживает она.

Дома долго и нежно доказываю, как люблю её и как она желанна для меня. Мы осваиваем подоконник в спальне и пару более откровенных поз, которые по началу немного смущают Ярославу. Поцелуй в ладошку, которой она пытается прикрыться и пара убедительных фраз в сочетании с горячими, но ласковыми прикосновениями помогают ей расслабиться и окончательно выдать мне права на управление её сегодняшними оргазмами.

— Гордей, я не могу больше, — смеётся она, закинув на меня дрожащую ножку.

— Спи. Я покурю и вернусь.

Укрыв её одеялом, забираю из прихожей сигареты. Ухожу на кухню. Открыв окно, дышу ночным весенним воздухом, делая несколько частых, коротких затяжек.

Знал бы ты папа, как мне сейчас хорошо. Я не согласен от этого отказаться в угоду чужих амбиций, тем более у меня хватает своих. Мне нравится наша уютная квартирка. Нравится, как в ней пахнет. Нравится, что меня всегда здесь ждут. И девочка, что сейчас спит без сил в нашей с ней постели — самое лучшее, что со мной случилось за все мои двадцать пять лет.

Ни черта не выспавшись, стараюсь аккуратно объехать пробки. Ярослава всё утро улыбалась, значит я всё сделал правильно. Зальюсь кофе и перетерплю до обеда. Потом упаду на пару часов в вагончике — и будет нормально.

Ясе было классно. Я переживал. У меня в башке всё ещё срабатывает тумблер, отвечающий за максимально бережное отношение к неискушенной девочке. Но кому её ещё искушать и развращать-то, как не мне? Так что этот тумблер надо сломать уже нахрен! Мешает только.

У наших ворот трётся знакомый мне инспектор пожарной безопасности.

— Доброе утро, Гордей Бориславович, — лучезарно улыбается полноватый мужичок.

— Пока не знаю, — установив байк на подножку, стягиваю зубами перчатку и протягиваю ему руку. — Зачем пожаловали? Мы же с вами виделись в начале марта.

— Ну вы же знаете, безопасность на таких объектах требует тщательного контроля. Тем более, у вас там проводятся ремонтные работы, и вы набираете детскую группу.

— Какая осведомлённость, — из кармана куртки достаю ключи от ворот, но открывать пока не тороплюсь.

— У меня коллега хочет к вам сынишку привести. От него и знаю. Так что, считайте, тут немножко личного интереса. Да вы не переживайте, Гордей. Если у вас такой же порядок, как был при нашей последней встрече, я просто уеду и не буду отвлекать вас от работы.

— Проходите, — открываю ворота и пропускаю инспектора вперёд.

Загоняю байк. Ставлю на постоянное место под козырёк.

«Это даже неоригинально, папа» — быстро набиваю сообщение.

В ответ приходит лишь улыбающийся смайлик.

Хоть не скрывает, что эта проверка с его подачи. Значит инспектор сейчас обязательно что-то найдёт.

Расслабляюсь и сразу веду его в зону, где будут заниматься дети. Там и будем договариваться исходя из степени тяжести нарушений, которые он придумает.

Глава 11

Ярослава

Мы сидим с Соней на нашей маленькой уютной кухне. Задумчиво мешаю ложкой успевший остыть чай. Она звонко стучит по краям, неприятно отдавая в уши.

— Ясь, ну так что? Как тебе идея? Яся!

— А? — поднимаю на неё взгляд.

— Ты меня совсем не слушала, — вздыхает подруга. — Я говорила, что Платон предложил нам вчетвером поехать в Крым или в Краснодарский край, на море. Я бы очень хотела. А ты?

— И я, — улыбаюсь ей. — Ни разу не была на море.

— Меня мама в детстве по путёвке от работы возила, но это было так давно, что я уже и не помню. Поговоришь с Гордеем? Парни согласуют отпуск и оторвёмся, — сияет она. — Может еще Тёма с Элей с нами соберутся. У них там тоже всё от контракта Северова зависит. Представляешь, как будет здорово?

— Представляю…

— Да ты чего? — Соня касается моей руки.

Откладываю ложку в сторону, чтобы раздражающий звон не мешал мне думать.

Я не знаю, чего я! Не знаю! И это расстраивает ещё больше.

Так бывает. Где-то в районе солнечного сплетения сосёт необъяснимой тревогой. Никаких предпосылок к ней нет. Жизнь становится только лучше. Наши отношения с Гордеем ярче. Даже поездка в дом его отца в этот раз не принесла особых неприятностей. Ангелина пыталась меня укусить, но я настолько привыкла к её провокациям ещё в лицее, что мне всё равно. Я их просто переросла. Да и лично меня она особенно не цепляла, так что действительно мимо.

С учёбой тоже всё хорошо. До бабушки вот только никак не доеду. Надо обязательно исправить. И отпуск… Соня озвучила и правда супер-идею. Собрать всю нашу компанию и рвануть к морю, погреться на пляже, напитаться солёным воздухом и попробовать знаменитую кукурузу. Я бы хотела…

И вот со всем этим внутреннее беспокойство никак не вяжется. Оно кислотой разъедает моё хорошее настроение, мешает сосредоточиться и лишает сил, а надо приготовить ужин и заниматься.

— Ясь, ну ты чего? — Соня обходит стол, обнимает меня со спины, чмокнув в макушку. — Делись.

— Нечем делиться, — пожимаю плечами, коснувшись руки подруги. — Наверное, это опять гормональное. Надо сходить к гинекологу.

— Ты пьёшь противозачаточные?

— Сейчас нет. Она сказала, нужен перерыв на месяц. Потом будет новый курс. Но детей мы пока не планируем. Даже не говорим об этом, так что никаких проблем. Так даже лучше. А то презервативы…

— О, да, — смеётся Соня. — «Детка, я забыл, но я всё контролирую», — пытаясь изобразить мужской голос, передразнивает наших парней.

У неё так забавно получается, что меня тоже пробирает на смех.

До детей мы действительно ещё не доросли. Самим бы повзрослеть и на ноги встать. Я бы хотела сначала закончить учёбу, а уже потом углубляться в дебри такой глобальной семейной жизни. У Сониного Платона контракт с футбольным клубом, у моего Гордея свой мотоклуб, который надо развивать, а у нас с подругой учёба и мечты сделать этот мир лучше. Когда ещё, как не в двадцать, думать о таких масштабах?

— Ну вот, улыбаешься, — Соня возвращается на свою табуретку.

Мы ещё немного болтаем, фантазируя, каким классным будет предстоящее лето. Кошка помогает мне с приготовлением ужина, а потом мы вместе садимся каждый за свои конспекты.

В шесть Гордей написал, что задержится.

— Погуляем? — предлагает София. — Платон мне тоже написал, — разворачивает ко мне экран:

«Еду к брату. Повеселитесь там с Ясей. Я тебя заберу»

Собираюсь минут за пятнадцать. Голубые джинсы, белая футболка и джинсовая куртка, потому что вечерами ещё довольно прохладно. Соня помогает собрать волосы в две красивые косы, начинающиеся где-то на макушке. Затягиваю шнурки на цветных кедах, и всё. Я готова.

Кошка тоже переплетает свои яркие рыжие волосы, но в одну косу. Все такие красивые и довольные идём с ней гулять. Никакой определённой цели нет. Запрыгиваем в первый попавшийся троллейбус и добираемся до красивого парка. Нам пойдёт.

Берём по мороженому в стаканчиках, я цепляю подругу под руку и тяну на одну из дорожек, уютно расположившихся между ровно высаженными деревьями.

Так хорошо. Необъяснимая тревога немного отступает. Её остатки я заедаю ещё одним мороженым, обещая себе обязательно отработать лишние калории.

В сумерках в парке зажигаются фонари, подсвечивают листья на деревьях. Исчезают мамочки с детьми. На деревянных скамейках с изогнутыми спинками появляется всё больше парочек.

Было бы здорово сейчас посидеть на одной из них с Гордеем….

И меня опять уносит в грустные мысли. Это точно гормоны. У меня так уже было. Врач сказала, в моём возрасте у девушек часто бывает. Ни страшно, ни критично.

Да и я скучаю. Всё понимаю, всё принимаю, но чувства же не засунешь в эту логику. Она у них своя и никаким разумным объяснениям не поддаётся. Чтобы стать чуть ближе к Гордею, в порыве эмоций пишу ему сообщение:

«Люблю тебя. Приезжай скорее домой»

Романтическая глупость прочитана и оставлена без ответа.

Ну и ладно. Зная Калужского, он сейчас может быть с грязными по локоть руками. У них же там ремонт и сжатые сроки на его завершение.

Спрятав трубку в карман, снова беру подругу под руку. Соня рассказывает недавние приколы из своего универа. Плавно сворачиваем в сторону остановки и едем к нам домой. Ужинаем, не дождавшись парней. Садимся смотреть фильм.

Слышу, как щёлкает замок в двери в прихожей. Выхожу встречать. Мне в руки ложится маленький букетик цветов.

— Я приехал, — улыбается Гордей. — Моя малышка соскучилась? — обнимает меня.

— Так, дайте я к своей малышке пройду, потом будете сосаться, — проталкивается мимо нас Платон.

— Вот умеешь ты всю романтику запороть! — смеюсь я.

А больше мне сказать ничего не дают. Гордей занимает мой рот поцелуем.

— Что вы там делали? — интересуюсь, привалившись плечом к стене и наблюдая, как он разувается.

Мне сейчас хорошо просто от того, что он дома.

— Устраняли нарушения, которые мне выкатила пожарная инспекция. Месяц назад всё было нормально, а теперь… А, в задницу его! В следующий раз опять что-нибудь найдёт. Я уже узнал, сколько примерно будет стоить отвязаться от этих проверок.

— Ужас какой.

— Это не ужас, Ясь, — кричит из комнаты Платон. — Это наш папа-мудак!

— Думаешь?

— Уверен. Задолбает теперь, — высовывается к нам в прихожую. А есть чего пожрать у вас? Я голодный как зверь.

— Конечно. Мойте руки, сейчас разогрею.

Убегаю на кухню. Ставлю греться плов с курицей. Достаю из холодильника самый обычный салат из свежей капусты и огурцов. Никаких изысков. Всё по-домашнему просто.

Тарелки, салфетки, хлеб…

Кружусь, слушая, как парни перекидываются колкими фразами, даже не стараясь не материться.

У Гордея настойчиво сигналит телефон сразу несколькими сообщениями.

— Вот сука! — слышу его тихое рычание. — Нахер. Завтра разберусь.

Ребята приходят ко мне на кухню. Рассаживаются. Раскладываю им горячее по тарелкам.

— Кто там тебя хочет в такое время? — интересно же.

— Да так. Навалилось. Посиди со мной, — тянет к себе на колено.

— Тебе же так есть неудобно, — пытаюсь подняться.

Гордей не даёт. Устраивает удобнее, целует в щёку:

— Зато приятно.

И принимается с аппетитом уплетать наш с Соней плов.

Глава 12

Гордей

«Кир, ты за старшего, пока я не вернусь. Всех проверяющих переводи на меня» — оставляю Толмачёву голосовое, сворачивая на очередном перекрёстке, примерно понимая, в какой район мне надо попасть.

Те сутки помню очень смазано. Будто посмотрел отвратительный фильм с плохими актёрами. Картинка вроде есть, а деталей по нулям.

Ещё один поворот.

Останавливаюсь у бордюра, снимаю шлем и всматриваюсь в местные дома и магазины. Взгляд цепляется за пару ярких вывесок. Я их точно видел. Значит туда еду.

Пропетляв ещё немного, въезжаю на территорию двора. Осталось вспомнить подъезд и надеяться, что стерва дома. Понятия не имею, где она учится и учится ли вообще. Числится, наверняка. Папа не оставит дочку без диплома.

Выбора тут не особенно много, так что найти должен.

Покурив, смотрю список квартир. Набираю на домофоне. Никого. Потом ещё и ещё, пока в конце концов мне не отвечает сонный женский голос. Общими усилиями мы выясняем, что с подъездом я не попал, но мне всё же везёт. Дочку мехового магната тут знают в лицо, и я получаю правильное направление с вариантами номеров квартир «или — или».

В правильный подъезд меня пропускает пожилая дама с карманной собачкой в руках. Поднявшись на этаж, сначала звоню в одну квартиру, но там мне никто не открывает. Потом нажимаю на дверной звонок с противоположной стороны.

Если и тут сейчас никто не откроет, придётся возвращаться вечером. Но вселенная решила надо мной сжалиться, и в момент, когда я уже вызвал лифт, послышался щелчок замка.

— Гордей? — хриплая, сонная и растрепанная Соболева.

Ура, вашу мать! Нашёл!

— Поговорим? — по венам ползёт ледяная ярость.

Ангелина быстро ловит моё настроение и делает шаг назад, распахивая для меня дверь. Вхожу. Сам захлопываю её и в пару быстрых движений грубо прижимаю девушку к стене, сдавив ладонью горло.

— Калужский, ты охренел?! — сипит Соболева, пытаясь убрать мою ладонь.

Зафиксировав Лину коленом, достаю свою трубу, открываю вчерашнее сообщение и едва ли не впечатываю экраном в лицо.

— Знаешь, я ещё никогда не был так близок к тому, чтобы ударить женщину! Зачем?!

— Отпусти!

Но отпускать я не намерен. Ангелина это понимает, расслабляется и даже пытается улыбнуться.

— Гордей, отпусти, я никуда не убегу. Сделаю кофе, и мы поговорим, — мурлычет она, царапая кожу на тыльной стороне моей ладони своими проклятыми, острыми ногтями.

Зубы сводит от неприятного ощущения, и я всё же разжимаю пальцы, но лишь для того, чтобы зафиксировать Соболеву иначе. Кофе пусть засунет себе в задницу!

— Слушаю.

Она растирает шею, пытается прикоснуться к моему лицу. Уворачиваюсь.

— Люблю… — выдыхает, глядя мне в глаза.

— Дальше.

— Какой ты чёрствый, — поджимает губы и всем своим видом пытается показать, как её это задевает. — Соскучилась. Хотела тебе напомнить, как нам было хорошо той ночью. Ты завёлся? — взмахивает ресницами.

— По мне сейчас не заметно? — усмехаюсь. — Знаешь, когда мне хорошо с женщиной, — копирую её манеру общения, — я запоминаю это без всяких картинок. А ты… Посредственная, недотраханная стерва. Где остальные фотографии? Это же явно не всё.

— Я, может, и всё вот это, что ты там сейчас наговорил, — морщится Лина, — но я сказала тебе правду. Ты давно мне нравишься, Калужский. В такого мужчину сложно не влюбиться. И я могу дать тебе гораздо больше, чем…

— Телефон! — перебиваю, пока не прибил её тут к херам.

— Ищи. Тебе же надо.

А я уже нашёл. Отсюда вижу, как он светит экраном на тумбочке. Взяв взвизгнувшую Соболеву за шкирку, тащу в спальню. Свободной рукой сдёргиваю мобильник с зарядки.

— Разблокируй.

— Ещё чего!

Швырнув Ангелину на кровать, наваливаюсь сверху. Она довольно улыбается, поёрзав подо мной. Перенеся вес на корпус, чтобы не шевелилась, снимаю её руки со своей шеи и вдавливаю в матрас.

— Тяжело, — хнычет она.

— Потерпишь!

Две секунды, и нужный палец разблокирует для меня её телефон. Тут же поднимаюсь, отряхиваю одежду и лезу искать фотографии. Их не особенно много. Есть несколько из клуба.

— Вот эти кто снимал? — показываю Соболевой.

— Не помню. Кто-то, — пожимает плечами.

Вид у меня на них, как будто я нажрался, а потом шлифанул это всё косяком, но я этой дрянью никогда не увлекался. Чёрт! Я олень, конечно. Надо было сразу сдать анализы, и стало бы понятно, с чего меня накрыло, но сначала мне было хреново, потом голова была полностью занята произошедшим и Ясей… Сейчас уже поздно. С телефона Ангелины забиваю в поиски, чтобы проверить, верны ли мои скудные знания в этой области.

Возвращаюсь в галерею. Эротические фотки, похоже, снимались со штатива. Мда… Если нам было реально настолько заебись, зачем?

Обращаю свой вопрос к Соболевой.

— На память. Ты был совсем не против.

— Я был не в себе, — отвечаю не конкретно ей. Просто озвучиваю вслух собственные мысли.

Удаляю весь этот порно-архив. Проверяю флешку, лезу в облако. Спасибо блондинке, на нём нет дополнительного пароля. Зато есть дубли фотографий. Чищу. Ещё раз всё проверяю. Не торопясь отдавать ей мобильник, шарю взглядом по комнате в поисках ноутбука или планшета.

Техника обнаруживается на кухне. Вот она под паролем. Возвращаюсь в спальню.

— Вводи.

— Ещё чего. Там знаешь сколько всего личного?

— Ангелина, блядь! Пароль!

Хочется разнести этот ноут к чёртовой матери. Пластик её телефона жалобно трещит под моими сжатыми до бела пальцами. Соболева уселась на кровати, скрестив ноги, сложила на груди руки и снова заявила своё категорическое «нет».

Со всей дури швыряю об пол её телефон. Он разлетается на части. Лина визжит, а я додавливаю экран подошвой ботинка.

— Ты дурак? Это последняя модель! Ты знаешь, сколько он стоит?!

— Знаю. Пароль!

— Да подавись! — зло клацает ногтями по клавиатуре. — Боишься, что твоя мышь узнает, как ты трахался со мной? Как отрывался тут? На этой кровати, пока бедняжка Яся терпеливо ждала тебя у окошечка? Боишься разрушить её ванильный мир? А обо мне ты подумал? Попользовался по пьяни и всё? Моё сердце можно разбивать, да? — не очень убедительно истерит она, пока я чищу её ноутбук. — Гордей, — касается моего плеча. — Калужский, ну посмотри на меня!

Поворачиваю голову. Слёзы. Надо же! Не знал, что она способна плакать. Ещё бы меня это волновало. Не та девушка. Совсем не та. Лучше, искреннее, чище и роднее Ярославы у меня никого нет, не было, и вряд ли будет.

— Я же правда в тебя влюбилась. Правда, слышишь?

Закончив, захлопываю крышку ноутбука. Поднимаюсь. Под ногами хрустят останки дорого телефона.

— Подойдёшь к Ясе, я тебе ноги переломаю. И мне за это ничего не будет. У меня папа — прокурор, — усмехаюсь в ответ на её фальшивые признания. — Счастливо оставаться.

— Ты всё равно будешь моим! — летит мне в спину. — Тебя тянет ко мне, Калужский!

— Дура, — выхожу в подъезд, громыхнув дверью на пару этажей.

Меня не тянет. Меня, сука, воротит! От неё, от себя и от ситуации.

Долетев до базы, срываюсь на пару кругов по треку. Становится легче, если не считать, что пульс нервно долбит по вискам, в разы повышая мою раздражительность. Пацанам на тренировке прилетает за всякие мелочи. Хорошо хоть сегодня без неожиданных визитов инспекций. Я бы точно нарвался на проблемы.

— Удачно съездил? — спрашивает подъехавший во второй половине дня Захар.

— Не знаю. Она мне в любви признавалась, представляешь?

— Я? — посмеивается друг. — Представляю. Ты же помнишь, у меня недавно с бывшей были похожие траблы.

— У тебя хотя бы бывшая, — достаю нам с ним по сигарете. — У меня вообще всё как-то через жопу в этой ситуации.

— Может поговоришь с Ясей? — предлагает Захар.

— И что я ей скажу? Я этот разговор уже вертел в разные стороны и слова пытался подобрать. Не понимаю, как можно такое сообщить любимому человеку. Прости, родная, я вот там напился случайно и переспал с твоей бывшей одноклассницей, но я ничего не помню и мне вообще не понравилось, потому что я люблю тебя. Так?

Глава 13

Ярослава

У нас отменили последнюю лекцию, и я решаю всё же заехать к бабушке. Помню, что обещала сделать это вместе с Гордеем, но у него внеплановые проверки. Дёргать не буду. В следующий раз обязательно заедем вместе. А пока заглядываю в кондитерскую, покупаю любимые бабушкины пирожные. Прошу продавца завязать коробку красивой лентой. Буду радовать!

Остаток пути до её дома прохожу пешком. Улыбаюсь консьержу в холле и шагаю на широкие ступеньки. Лифта здесь нет. Пятиэтажка из другого века. Свободные лестничные пролёты, мало квартир, но они все довольно большие по площади. Высокие потолки, толстые стены, живые цветы на широких подоконниках и резные балкончики.

Я здесь выросла. Эта квартира осталась нам от деда, а ему от государства, как заслуженному научному работнику. Бабушка у меня из сферы культуры, а вот мама пошла в своего отца и мужа себе нашла такого же, немного фанатичного в хорошем смысле, с глобальными мечтами, которых многие не понимают.

Открыв дверь своим ключом, тут же погружаюсь в атмосферу своего детства. И тут всё вне времени. Ничего не меняется уже много лет. Даже моя комната не особенно похожа на спальню современной девочки.

— Бабуль! — зову её, уже разувшись и вытащив из шкафчика мягкие тапочки для гостей.

— Явилась, пропажа, — встречает строго, но я смотрю в глаза. Они улыбаются.

Бабушка, как всегда, элегантна. Никаких халатов дома. Если только банный. Аккуратная причёска, минимум макияжа, удобная юбка с блузкой, а иногда ещё и пиджак или же платье. Все зависит от её настроения и времени года.

Нинель Эдуардовна Смольская улыбается уголком губ, увидев заветную картонную коробку с прозрачным верхом и праздничной ленточкой.

— Подлизываться будешь? — заглядывает в неё через пластиковый верх.

— Конечно, — улыбаюсь шире. — Прости, что так редко прихожу, — обнимаю её.

Блин, да она даже пахнет, как и в моём детстве. Неизменно одни и те же духи. Не знаю, где она их достает, но меня всё время утягивает в ностальгию. Чаепития с правильной осанкой, чтение книг вслух в гостиной. Я мало что понимала и мне хотелось сказок, но терпеливо сидела и водила пальчиком по строчкам, проговаривая сложные слова, потому что потом за вкусным чаем бабушка или няня всё же рассказывали мне сказки.

Вот и сейчас она заваривает нам чай, вытащив из старинного серванта один из самых красивых наборов посуды. Тончайший фарфор с золоченой кромкой, расписанный розовыми цветами.

У неё есть и обычная, вполне современная посуда. Бабушка не относится к тем, кто отрицает всё новое, считая, что «раньше было лучше». Она следит за развитием мира, много читает и умеет пользоваться ноутбуком. У неё есть свои принципы. Нарушением одного из них меня сейчас в очередной раз будут попрекать. Это я тоже вижу по глазам.

— На работе? — специально не называет Гордея по имени.

— Да. Они, кстати, начали набор в детскую группу, — сразу принимаю позицию защиты своего парня, как части нашей с ним маленькой семьи.

— М-м-м… — тянет она, пряча недовольно искривлённые губы в чашке чая. Делает маленький глоток. Ставит чашку на блюдце и внимательно разглядывает меня. — А сюда он не приезжает, потому что стыдно?

— За что ему должно быть стыдно, ба?

— За то, что никаких гарантий тебе не даёт. Обхаживал, своё получил, а дальше что? Какая семья без гарантий? Или деньги на свадьбу копит?

— Бабуль, ну вот чего ты опять начинаешь? Думаешь, Гордею приятно каждый раз такое слушать? Вот зачем ты цепляешься к нему?

— Я за тебя, глупенькую, переживаю. То, что он от отца отделился и самостоятельным стал, так это для мужчины нормально. А вот то, что предложение до сих пор не сделал и дома почти не бывает… Нет, Ярослава, этого я ни понять, ни принять не могу. Сидишь там одна целыми днями, ждёшь его.

— Я не сижу, — улыбаюсь ей. — У меня подруги есть, мы гуляем. С Гордеем тоже гуляем. Он недавно мне знаешь, какое свидание красивое устроил?

— Откуда мне знать? Ты же не рассказываешь!

И улыбнувшись шире, делюсь с ней всем от заезда по городу до вкусного подарка, умалчивая лишь самые интимные подробности. Бабушка оттаивает, приняв факт, что внимание он мне всё же уделяет.

Вместе пробуем дозвониться до родителей, но, к сожалению, безуспешно. Жаль. Я очень соскучилась по маме и папе. Надеюсь, они скоро приедут. По графику должны прилететь на пару недель. Лишь бы не сорвалось.

— Поеду, — крепко обнимаю родного человека.

— Может всё-таки вернёшься домой? Или переезжайте к нам. Гордея твоего всё равно дома не бывает почти. А уж утром и вечером я его присутствие потерплю.

— Нет, ба. Вот так точно не надо. Да и у нас разный ритм жизни. Тебе самой быстро станет некомфортно.

— Ладно, — вздыхает она. — Береги себя.

Попрощавшись с ней и купив по дороге мороженое, иду на остановку. Мне тепло от бабушкиной заботы, хоть и выражает она её иногда в своей строго-воспитательной манере.

До нашего с Гордеем района добираюсь быстро. Сажусь на скамейку у подъезда, смотрю, как на качелях на детской площадке катается пара подростков.

«А ты когда домой?» — пишу любимому мужчине.

«Часов в девять буду» — ответ приходит лишь через двадцать минут. — «Куплю наше любимое вино. Надо серьёзно поговорить»

«Что-то случилось?»

Набирает. Стирает. Снова набирает. В итоге отвечает:

«Нет. Не волнуйся, малышка. Всё хорошо»

Глянув на часы, понимаю, что я сегодня ленивая попа, отлынивающая от подготовки к завтрашним лекциям и очередной контрольной. Это всё весна виновата. Хочется больше гулять, дышать, любоваться.

Дома ставлю себе таймер. В восемь надо начать готовить подходящий к вину ужин.

Раскладываю тетради, вчитываюсь в свои записи, заодно делая некоторые исправления и дополнительные пометки. Иногда улыбаюсь, думая о разговоре с бабушкой. Гордею с ней сложновато, а я просто привыкла. На некоторые вещи выработался иммунитет, ну и искать её истинное настроение надо совсем не в словах.

Чувство тревоги отступило после поездки к ней. Наверное, бабушка права, надо делать это чаще.

Отложив конспекты, открываю в телефоне сайт клиники, записываюсь к своему гинекологу, пока опять не забыла.

Телефон вздрагивает прямо в моей руке, и на экран вместе с кодом подтверждения записи к врачу вываливается ещё одно новое сообщение. Сначала ввожу код. Закрываю браузер. Номер второго сообщения не записан у меня в контактах.

Первая мысль — спам. Уже тяну полоску вбок, чтобы удалить, но резко отпускаю. Тревога болезненным уколом впивается под ребра, и я открываю сообщение.

«Мы неплохо провели время вместе» — написано над ссылкой.

Еще не понимая, зачем я это делаю, ведь так часто рассылают вирусы, жму. Начинает скачиваться файл. Пока ползёт полоска загрузки, моё сердце разгоняется. Мозг откидывает все бредовые мысли, связанные с текстом сообщения.

Открывать файл вдруг становится страшно.

«Надо серьёзно поговорить» — вспоминаю сообщение Гордея и жму на предложенную телефоном иконку приложения.

Мир вокруг превращается в стекло с первых же секунд увиденного. Не дыша и не двигаясь, смотрю порнографический фильм со знакомыми мне «актерами», а воздух вокруг меня превращается в стекло, и оно становится всё тоньше. От нехватки кислорода покалывает кожу и перед глазами пляшут чёрные точки. А сделать вдох у меня не получается.

— Ты же не мог… — шевелю онемевшими губами. — Ты не мог. Нет. Это не ты…

И я с мазохизмом прокручиваю видео ещё несколько раз, пока мир вокруг меня не взрывается и всё тело не пронзает невыносимой болью, будто миллионы мелких, острых осколков вспарывают мне кожу и застревают в жизненно важных органах. Мне кажется, я сейчас умираю. Прямо в эту самую секунду. И не могу позвать на помощь. Из горла вырывается лишь сдавленный хрип, а глаза неотрывно смотрят на экран мобильного, где так жарко мой… МОЙ! Чёрт бы его побрал! Гордей! Занимается сексом с другой.

Я знаю, какая именно это была ночь…

— Нет! Пожалуйста, нет! — так сложно получается связать слова.

Сползаю с табуретки, зажав телефон в ладони. Ложусь на пол на нашей с Гордеем кухне. Свернувшись в комочек, дрожу в беззвучных рыданиях, продолжая слушать чужие женские стоны. У меня нет сил нажать на «стоп», чтобы это остановить.

Глава 14

Гордей

— Сука! Да что ж такое?!

Психанув, пинаю заглохший байк по колесу. С какого-то хрена встал на середине пути. В рюкзаке греется купленное для сложного разговора вино. Я так и не подобрал правильные слова. Придётся импровизировать. Захар прав. Лучше я сам объясню, открыто. Так, как оно было. Буду обнимать, целовать, прижимать к себе. Так страшно ранить её сердечко, страшно лишиться её доверия. Но только так будет правильно. Мы наверстаем.

Откатываю мотоцикл с проезжей части. Достаю телефон и набираю Ясю. Надо предупредить, что я вынужденно задержусь. Она же ждёт.

Дозваниваюсь. Гудки идут, а трубку не берёт.

Вполне может быть в душе и потому не слышит. Чуть позже наберу ещё раз, а сейчас надо разобраться, что за внезапные выкрутасы демонстрирует моя практически безотказная техника.

Перебрав все возможные причины по порядку, нахожу неисправность в электронике. Закурив, снова набираю Ясю. Её телефон теперь выключен.

Вздохнув, зажимаю губами сигарету, возвращаясь к ремонту мотоцикла.

— Ну что ж ты, брат, подводишь меня в самый неподходящий момент.

Пока вожусь, ещё несколько раз прокручиваю в мыслях наш с Ясей разговор. Репетирую его начало, стараюсь подбирать максимально мягкие формулировки и убеждаю себя, что так действительно будет честно. Да, будет чертовски болезненно, но вместе мы со всем обязательно разберёмся. Я себя без неё давно уже не представляю.

Мотоцикл заводится, довольно урчит движок. Глушу, собираю в рюкзак нехитрый, дорожный набор инструментов для диагностики и ремонта.

Выезжаю с обочины, первое время особенно не разгоняясь. Прислушиваюсь к работе двигателя, наблюдаю за поведением байка. И только убедившись, что всё в полном порядке, набираю скорость до предельно допустимой по городу и петляю между рядами автомобилей, спеша к своей любимой малышке.

Загнав технику в гараж, закуриваю и медленно иду в сторону дома. Перед смертью не надышишься. Так вроде говорят. Но умирать я пока не планирую. Знаю, Ярослава у меня умная девочка. Всё просто обязано быть нормально!

А сердце всё равно болезненно сжимается с каждой ступенькой, приближающей меня к нашей уютной квартирке. Специально проигнорировал лифт. Ещё чуть-чуть времени, чтобы сформировать слова и мысли.

На лестничной клетке ищу по карманам ключи. Переворачиваю рюкзак. Нет.

Да твою ж! Забыл или потерял. Пару раз ударяю по двери кулаком. Прислушиваюсь. Мне отвечает тишина. Ни работающего телевизора, ни льющейся воды, ни шагов.

Малышка не дождалась и заснула?

Опять, наверное, сладко сопит за столом над своими тетрадками. Но мы всё равно поговорим. Разбужу, поцелую, напою, усажу на колени и признаюсь…

Нажимаю на дверной звонок.

Слишком долго ничего не происходит. Тревога подстёгивает прожимать его снова и следом постучать гораздо громче, чем делал в первый раз. Параллельно вдавливаюсь пальцем в экран, надеясь дозвониться до Яси. Зажав трубку плечом возле уха, слушаю голос робота.

— Ясь! — рявкаю на весь подъезд, снова нажимая в кнопку звонка у двери.

И запасного комплекта ключей у нас нет. Один у неё, второй у меня. Раньше необходимости оставлять ключи у соседей не возникало. Обязательно исправлю этот недочёт.

Снова звоню, стучу.

В квартире что-то падает. Замираю, прислушиваюсь.

Шаги…

Выдохнув сквозь зубы, с бешено колотящимся сердцем жду, когда щёлкнет замок. Но он, сука, не щёлкает! И шагов больше не слышно.

— Уходи…

Глухое, убитое, похожее на тупой нож, слово безжалостно режет по взвинченным нервам. Ещё не до конца осознавая происходящее, прислоняюсь лбом к прохладной поверхности двери.

— Яся, — знаю, что она слышит. — Малышка, впусти меня. Я ключи забыл.

— Нет…

Мне становится больно. Я уже понимаю, что опоздал, но верить не хочется. Хочется к ней. Я её боль тоже чувствую. И растерянность. И…

Да блядь! Какого хрена всё это с нами происходит?! Зачем бить по самому ранимому и светлому человеку в моей вселенной? Это грубо и жестоко — ранить ту, которая не сможет ранить в ответ.

— Ярослава. Яся, пожалуйста… Девочка моя, впусти. Я объясню.

— Ты переспал с ней! — её срывает на хриплый вскрик.

Он застревает в моей голове и ещё несколько раз прокручивается на репите.

— Нет! Нет, Яся! Всё было не так, — отчаянно стучу ладонью по двери.

Надо, чтобы она открыла. Чтобы увидела меня. Посмотрела в глаза. Услышала.

— Мне прислали видео, Гордей. Это было очень! Очень красноречивое видео! Уходи, — её голос падает до надрывного шёпота.

— Это случайность! — звучит как тупая отмазка. — Чертова пьяная случайность! Ясь, открой дверь и мы поговорим. Девочка моя, ты же меня знаешь. Ты знаешь мои чувства к тебе.

Она знает! Я всегда говорил и показывал их для неё.

Знает!

Но все мои доводы сейчас проигрывают перед тем, что ей скинули.

Видео… Откуда взялось это проклятое видео?!

Страшно представить, что на нём.

— Мне тоже так казалось, — всхлипывает любимая девочка. — Уходи, Калужский. Я бы многое тебе простила, но только не предательство.

— Я не предавал тебя, Ясь. Пожалуйста. Я умоляю, открой дверь.

— Нет…

— Смольская! — со злости на всех, кто лезет в мою жизнь, снова луплю по двери. — Даже самому опасному маньяку перед смертной казнью дают сказать последнее слово. — Впусти меня сейчас же! Или я выломаю к хуям эту проклятую дверь!

И я действительно настроился её ломать.

Время тянется адски медленно. Секунды тягучими расплавленными струями стекают откуда-то из пространства и капают, капают, капают….

Я гипнотизирую дверь, слушая, как за ней плачет моя любимая маленькая женщина, раненная в самое сердце. Моё рвётся к ней. Нам обоим больно. Ей, конечно, сильнее.

Мне очень нужно на неё посмотреть. Пусть откроет. Не хочу пугать сильнее.

Пусть щёлкнет этот чёртов замок!

Как раненый пёс, скребусь напряжёнными пальцами.

— Пожалуйста, Ясь, — шепчу едва слышно. — Просто открой мне. Впусти. Там же наша с тобой жизнь. Прямо за этой дверью. Наша семья. Я без тебя сдохну, Смольская. Нам надо поговорить.

Вместо ответа, на мой телефон приходит сразу несколько сообщений.

Первое о том, что абонент «Моя малышка» снова в сети, а следом пересылка от этого же абонента.

«Мы неплохо провели время вместе» — написано там.

Жму на ссылку. Через несколько секунд открывается видео, и я смотрю на всё, что помню лишь короткими, бессвязными вспышками.

Она это увидела?

Нет! Нет, блядь!

Вы ёбаные дебилы, что ли?! Зачем? Зачем с ней так?!

— Ясь! — с новой силой стучу по двери, теперь уже ногами. — Яся! Ясенька, пожалуйста. Малыш, я знаю, как это выглядит. Но это не совсем так. Это не я. Точнее другой я. Неадекватный и нетрезвый. И то, что написано — ложь. Мне с тобой хорошо. Я чувствую, что тебе больно. Я понимаю. Давай поговорим. Дай мне шанс объяснить, глядя тебе в глаза. Потом решишь… Вместе решим, как быть дальше. Впусти меня, девочка моя.

Один поворот замка где-то между рваными ударами моего сердца.

Второй. И дверь медленно открывается…

Глава 15

Ярослава

Я практически ничего не вижу из-за бесконечно льющихся слёз. Фигура Гордея расплывается. Он шагает в прихожую. Мне становится ещё больнее. От его родного запаха, оставшегося на чужом теле. От его дыхания. От его голоса, отчаянно звучащего в моих ушах.

Мы стоим друг напротив друга и не двигаемся.

Знал бы он, сколько сил у меня ушло на то, чтобы просто встать с пола после первого шока. Как сложно мне сейчас стоять рядом с ним. Как тяжело дышать.

Внутри меня месиво из внутренних органов и осколков невидимого стекла. Я не понимаю, как буду жить без его карих глаз и поцелуев по утрам. Без влажных после пробежки футболок и неожиданных свиданий. Как завтракать без него? А ужинать? Засыпать? А потом просыпаться одной и вспоминать — всё разрушено.

Мы стоим на руинах наших отношений, сгорая от боли.

Как он мог? Как?!

Этот вопрос не даёт мне покоя.

Почему это произошло именно с нами? Я же так люблю его. Я так сильно люблю его…

Напряжённые пальцы, пропахшие бензином, едва ощутимо касаются щеки, а мне кажется, это удар. Пощёчина.

Увожу голову от касания. Гордей роняет руку вдоль тела и судорожно вдыхает.

— Я ехал, чтобы рассказать, — глухо звучит его голос. — Сломался по дороге. Звонил тебе, а ты…

— Уже знала.

— Я понял. Можно мне пройти?

— Это твоя квартира.

— Наша, — поправляет он.

Мне сложно передвигаться. Всё мое тело категорически отказывается шевелиться. Тянет лечь и застыть на неопределённое время.

Гордей проходит к нашей спальне. Задерживается у дверного проёма. Врезается кулаком в косяк и идёт на кухню.

На столе всё так же разложены мои тетради. На микроволновке мигает таймер. Мясо разморозилось. Я хотела готовить ужин к нашему любимому вину, а он вёз его сегодня, чтобы разрушить наши отношения.

Не представляю, что он сейчас будет говорить.

По полу с грохотом двигается табуретка. Его горячая ладонь касается моей ледяной. Пальцы Гордея сжимаются. Он выдыхает, а я отстранённо думаю о том, что вдох слышала в прихожей. Не дышал?

Мне тоже даётся сложно. Приходится делать усилие, чтобы протолкнуть кислород в лёгкие. Если не контролировать этот процесс, всё останавливается и начинает кружиться голова.

Калужский подводит меня к табуретке. Усаживает на неё. Сам опускается на пол на колени.

Мы снова смотрим друг на друга. Это тоже похоже на мазохизм, как было с просмотром ролика. Мне больно, но я не могу оторваться от его глаз. В них агония. В них полыхает пламя. Его скулы стали ещё острее. Губы сжаты. Нижняя челюсть и шея сильно напряжены.

— Малышка, — меня давно никто так не называет. Только он. — Ясь, ты знаешь, я почти не пью.

Знаю. Это правда.

— В тот вечер мы сидели с парнями в клубе. Ничего необычного. Чисто мужская компания. Минимальный алкоголь, соки, минералка. Разговаривали. А потом я проснулся в чужой квартире… — замолкает на несколько секунд. — Голый и ещё не особенно трезвый. С диким отходняком. Просто адским. Мне так плохо не было целую вечность. И вот этот промежуток между тем, когда и каким макаром я успел так нажраться и моим не менее странным пробуждением просто исчез из памяти. Разбираться в произошедшем я был не в состоянии. Даже думать связно выходило с огромным трудом. В моих мыслях была только ты. Чтобы не завалиться домой в неадеквате, я уехал к Платону. У него немного привёл себя в порядок и…

— Платон знает? — впиваюсь ногтями в свои колени.

— Да. Малышка, он знает ровно столько же, сколько знаю я. Практически ни хрена! Это очевидная подстава, Ясь. Я бы никогда так не поступил. Если бы я хотел гулять дальше, малышка, я бы не ввязывался в отношения с тобой. Мы бы не жили вместе. Всё, что есть между нами — это осознанное решение. Я люблю тебя. Я хочу быть только с тобой. Все эти дни подбирал слова, чтобы рассказать. Не успел…

— Ты стал другим после … этого. Я чувствовала, но не понимала, что так резко изменилось. Теперь ясно.

— Что тебе ясно, девочка моя? Что?!

— Тебе не хватало того, что было между нами.

— Не говори ерунды! — заводится Гордей.

— Я видела. И…

Мне больно и сложно говорить. Тяжело воспринимать всё, что рассказывает он. В ушах всё ещё стоят стоны Соболевой под моим мужчиной, на моём мужчине… Перед глазами кадрами прокручивается всё, что между ними было.

— Уходи, Гордей, — понимаю, что больше не могу выносить его общество. Не сейчас.

Всего слишком. Я не была готова к тому, что меня так жестоко ударит тот, кому я безоговорочно отдала свое сердце.

— Не хочу, — опускается лбом мне на колени. — Не гони меня, Ясь. Мы успокоимся и обязательно разберёмся с тем, что произошло и с тем, кто меня подставляет.

— Разбирайся. Сам. Твои ключи на зеркале. Ты забыл. Дай мне ещё немного времени. Завтра я съеду, и ты сможешь сюда вернуться, — говорю отстранённо, снова контролируя каждый свой вдох и выдох.

— Нет. Нет, Ясь. Не надо, — он впивается пальцами мне в бёдра. — Не бросай меня. Я… Прости меня. Прости за то, что не рассказал сразу. Ты — моя слабость, Ярослава Смольская. Мне очень страшно было тебя ранить, — целует мои колени. — Мне ничего не нужно без тебя, Ясь. Это ведь наша с тобой квартира, наша с тобой жизнь. Останься…

— Я не могу, — качаю головой.

— А если съеду я? Останешься? — смотрит совершенно несчастным, разбитым взглядом.

— Не могу, — повторяю снова. — Всё, что здесь есть — это мы. А нас, Гордей… нас больше нет, — и мой голос снова срывается.

Плачу, отвернувшись в сторону окна. Он скрипит зубами, тяжело дышит.

— Я не отпускаю тебя, слышишь? — его голос звучит совершенно убито. — Моя любимая, родная девочка. Не отпущу! — в отчаянии сжимает пальцы ещё сильнее. Мне больно, но всё равно не так сильно, как внутри. — Всё не так, — тихо повторяет он. — Не так, как тебе показали. Идиотка Соболева пытается получить то, что ей никогда не светит. Мои чувства, моё сердце принадлежат только тебе.

— Уйди, пожалуйста. Мне слишком больно от твоего присутствия, — хриплю, не узнавая собственный голос. Да и всё равно сейчас.

— Нет, — шёпотом отвечает он.

— Пожалуйста, Гордей! — кричу на него.

— Мне страшно оставлять тебя одну, — касается моих спутанных волос. Нервным движением убирает их за уши.

— С тобой сейчас хуже…

— Пообещай. Нет, поклянись мне, что не наделаешь глупостей, Смольская!

— Обещаю. Только уйди. Я правда больше не могу выносить твоё присутствие. Это всё равно, что нож, который без наркоза режет моё тело.

Он тяжело поднимается, нависая надо мной мощной тенью. Наклоняется. Тёплые губы прижимаются к моему лбу.

Гордей разворачивается и медленно идёт к двери, по дороге касаясь пальцами всего, что ему попадается.

Хлопок. И я остаюсь в нашей квартире наедине со своей болью и страхами.

Раздаётся глухой удар в дверь со стороны подъезда.

Медленно иду в прихожую, наполненную запахом Калужского. Перестаю контролировать дыхание, стараясь не впускать его внутрь себя. Выглядываю в глазок.

Гордей никуда не ушел. Он сидит возле нашей двери прямо на грязном полу.

Я тоже сажусь на пол, не понимая, какая боль теперь сильнее: та, которую он причинял, пока был в квартире, или же от того, что его в ней больше нет.

Глава 16

Гордей

Мне некуда отсюда уходить. Моя жизнь здесь, с ней.

Сижу, глушу вино из горла, слушая, как за дверью плачет моя Ярослава. Алкоголь ни черта не берёт, когда он так нужен. Бурлящая кровь выпаривает его моментально. Каждый её всхлип бьёт прямо по мне. Хочется вернуться туда, подхватить на руки, прижать как можно крепче и шептать на ушко, что всё будет хорошо, мы справимся, мы разберёмся с этим, но…

«С тобой сейчас хуже…»

В свободной ладони связка ключей. Один из них до крови впивается в кожу. Я ни черта не чувствую. Мне внутри гораздо больнее, чем снаружи.

В голове миллион мыслей. Знала бы Соболева, сколько способов её убийства я разложил до мельчайших деталей. Во мне умер серийник, не меньше. Никогда не был жестоким. Не хотел быть похожим на отца. Но сейчас я готов пересмотреть свои принципы, потому что сделали больно моей любимой малышке.

Вот так, наверное, и совершаются преступления в состоянии аффекта. Перед глазами красная пелена, в груди горит, и всё, что сейчас удерживает меня от шага в никуда — это Ясины слёзы. Страх за неё сильнее.

Клятвы, обещания ничего с собой не сделать — такая херня. У неё сейчас тоже аффект. Я не спец, но других умных слов в голову не приходит.

Никогда не видел Яськиных истерик. Она трогательно плакала над фильмами или грустной музыкой во время ежемесячных женских гормональных перепадов или когда у бабушки прихватило сердце. Тогда малышка очень переживала. Обижалась сильно, если мы ругались, в отношениях без этого никуда. Скучала по родителям. Но истерик ни разу не случалось. Это очень страшно, оказывается. Особенно, когда являешься причиной такого состояния.

Нездорово улыбаюсь, представляя, что скажет на всё это её строгая бабушка. Наверное, обрадуется. Я ведь никогда ей не нравился.

За дверью становится тихо. Уронив бутылку с остатками вина на пол, поднимаюсь и открываю. Яся забилась в угол под вешалку. Её почти не видно под длинной курткой. Только поджатые к груди ножки.

Присаживаюсь на корточки, убираю одежду в сторону и выдыхаю.

Моя малышка устала плакать. Уснула, обняв себя за колени. Бледная, измотанная, сломленная…

Осторожно поднимаю её на руки и несу в спальню. Устроив на кровати, хорошенько укутываю. Ладони холодные, нос тоже. Она даже во сне плачет. Мне адски больно от этого.

От того, что сейчас не имею права лечь рядом, прижать к себе и целовать эти слёзы, пока не высохнут.

Поправив ей волосы, сажусь рядом у кровати, ищу телефон и звоню брату.

— Ты чего? — сонно отвечает он.

— Привези утром Софию к Ясе. Её сейчас нельзя оставлять одну. А мне надо будет уйти.

— Сказал или узнала? — братишка сразу всё понимает.

— Показали. Всё потом, Платон.

— Мы приедем сейчас.

— Утром, брат. Сейчас она уснула. Я посижу с ней сам.

Сбрасываю.

Думаю, он поймёт.

У меня так мало времени с ней. Всего несколько часов до рассвета. Потом Яся проснётся и снова будет гнать меня от себя. А я не хочу… Я не предатель. Как доказать теперь? Как стереть из её памяти это проклятое видео?

Мой будильник привычно срабатывает первым. Ещё вчера это был бы осторожный поцелуй, чтобы не разбудить, пробежка, душ, объятия на кухне и, возможно, сладкий утренний секс вместо завтрака. Сегодня я выключаю его, поднимаюсь и тихо ухожу на кухню курить.

Брат присылает сообщение: «Мы едем».

— Что ты здесь делаешь? — ранит её хриплый голос.

Проснулась…

— Сейчас приедет София, и я уйду, — мой голос не лучше. Севший, сдавленный.

Яся молча уходит обратно в спальню. Заглядываю к ней. С головой забралась под одеяло и снова плачет.

Сжав зубы, заставляю себя оставаться на месте.

Дверь мы так и не заперли. Вошедшая Соня убивает меня взглядом и сразу заходит к Ярославе.

— Со мной не разговаривают, — делится Платон. — Ты сам как?

— Не видно? — глухо бьюсь затылком о стену.

— Поехали к нам, — предлагает брат. — Тебе надо остыть, иначе не разгребём потом.

— Нет. Мне надо совсем по другому адресу. Не оставляйте Ясю одну. Я позвоню.

И пока брат не начал меня тормозить, быстро ухожу из квартиры. В подъезде подбираю свой рюкзак. Сосед аккуратно приставил его к стене у нашей двери. Бутылку тоже забираю. Тяну в рот, чтобы сделать глоток, но останавливаюсь. Мне сейчас за руль.

Выбрасываю бутылку в урну по дороге до гаража. Забираю байк и агрессивно срываю его с места.

До дома Соболевой добираюсь, нарушив херову тучу правил и скоростной режим. Штрафы сейчас волнуют в последнюю очередь.

Через звонок к соседям попадаю в подъезд. На лифте поднимаюсь на этаж и, вкладывая всю свою дурь в кулак, стучу по двери.

Открывает она тоже быстро.

Схватив за горло, заношу Ангелину обратно в квартиру и в этот раз, не церемонясь, вышибаю из стервы воздух ударом её тельца об стену. Она моментально просыпается. Ошалело смотрит на меня, пытаясь дышать.

— Ааа!!! Сука!!! — ору ей в лицо. Следом летит мой кулак. Она жмурится, а я рывком увожу его в стену в сантиметре от блондинистой головы.

— Мамочки, — пищит Ангелина.

— Кто снимал?!

— Ч-что? — дрожат её губы.

— Кино, которое ты вчера прислала Ярославе. Кто снимал?! — встряхиваю её, безжалостно ударяя затылком о стену.

Она снова морщится. В глазах появляются слёзы.

— Пусти, — хрипит стерва.

Ослабляю хватку, чтобы она могла говорить.

— Я ничего ей не отправляла! Ты всё удалил и разгрохал мой телефон!

— Кто снимал?! — повторяю свой вопрос.

— Да пошёл ты! У меня есть гордость, между прочим! Ты со мной переспал и свалил! Я тебе в любви призналась, а ты… руки распускаешь, — обвиняет меня всем своим видом. — А если я окажусь беременна? — почти натурально всхлипывает. — И сейчас у меня от страха случится выкидыш?

— Сэкономишь на аборте. Кто ещё здесь был в ту ночь, Соболева?! — рука снова сжимается в кулак.

Знала бы эта дрянь, чего мне стоило его остановить возле её скулы.

Сжалась вся. С ужасом смотрит на содранные, кровоточащие костяшки.

—Только мы, — поднимает на меня покорный взгляд. — Это была лучшая ночь в моей жизни. Ночь с любимым мужчиной…

И меня срывает окончательно. Удар в стену. Её оглушительный визг. А через несколько минут её комната превращается в руины разбитой техники, битого стекла и поломанной мебели.

Ангелина пытается это остановить.

Разворачиваюсь, грубо отшвыриваю её обратно к стене. Она ударяется об неё головой. Теряется в пространстве. Сползает на пол, машинально касаясь пальцами места над верхней губой. Из носа стекает алая струйка крови.

Подхожу к ней. Наклоняюсь и, дёрнув за волосы, заставляю смотреть себе в глаза.

— Я тебя предупреждал. Не смей трогать Ясю!

Глава 17

Ярослава

Соня собирает мои вещи во все сумки, что ей удалось найти. Я сама не могу. В шкафу лежат вещи Гордея. И… Чёрт! Да целый кусок моей жизни здесь! Не имеет значения, что мы прожили на этих квадратных метрах всего шесть месяцев. Важно, как это было. Важно, что этот человек для меня значил и значит до сих пор. Всё, о чем мы мечтали, остаётся здесь.

Я слабачка. У меня не хватает смелости подойти к шкафу самой и даже случайно коснуться его футболок. Пока я могу лишь смотреть, как подруга быстро опустошает полку за полкой.

— Почему так больно, Сонь? — обнимаю себя руками.

— Потому что ты его любишь.

Она бросает поверх остальных вещей моё платье, то самое, в горошек, в котором у меня хорошо смотрится грудь со слов Гордея, обнимает как маленькую, гладит по волосам, стараясь успокоить.

— Давай я тебе косу заплету, — предлагает рыжая Кошка.

Берёт расчёску, водит ею по всей длине. Ловкие пальцы помогают расправлять локон за локоном, а потом собирают из них что-то сложное и красивое.

— Вот так, — улыбается подруга. — А твоя бабушка угостит нас своим апельсиновым печеньем?

Пожимаю плечами.

— Если нет, выпрошу у неё рецепт. Сами попробуем испечь. Будем есть вредные углеводы и до утра смотреть самые тупые комедии со всего мира, — уверенно заявляет она.

А я не хочу бабушкино печенье. Я хочу проснуться. А Гордей рядом. И наша жизнь никуда не делась. Мне просто приснился кошмар.

— Эй-эй, не плачь, — хнычет Соня. — Ну, пожалуйста, Ясь.

Не могу я пока это контролировать. У меня в груди всё кипит и то, что не умещается там, выливается слезами наружу. Боль вытесняет всё.

Смахнув собственные слёзы, Соня вызывает нам такси. Как только находится машина, звонит водителю и просит подняться за сумками, обещая доплатить. Я механическими движениями переодеваюсь, стараясь не смотреть по сторонам.

Выхожу в прихожую, но там снова наша с ним жизнь. Куртка его зимняя на вешалке. Мы хотели купить ещё один шкаф в комплект к нашему и убрать всё тёплое туда. Всё некогда было.

Спотыкаюсь о его кроссовки. Если бы не Соня, я бы упала.

Поднявшийся к нам мужчина в ветровке, увидев двух зарёванных девушек, отказывается от доплаты. Он забирает наши сумки и уходит с ними вниз.

Квартиру закрываем. У нашего порога в пол впиталось несколько тёмных пятен, похожих на кровь. Перешагиваю. Иду дальше. Одна ступенька. Другая. Улица. Такси. Молчаливый водитель везёт нас по указанному адресу.

Только бы сейчас без допросов. Просто упасть на свою кровать и забыться, пока боль не уйдёт. А лучше вколоть себе анестезию.

— Я тут посижу немножко, — опускаюсь на резную скамейку у подъезда.

— Только никуда не уходи, — беспокоится Соня. — Я сейчас сумки твоей бабушке передам и спущусь.

— Мне некуда больше идти, — голос снова дрожит.

Водитель опять помогает с вещами. Ободряюще улыбается мне, садится в свою машину и уезжает. Рядом плюхается наша яркая, летняя Кошка. Берёт меня под руку, кладёт голову на плечо.

— Нинель Эдуардовна обещала нам печенье. И кое-что ещё, но уже не нам. Я не знала, что она такие слова знает, — шепчет подруга, снова стараясь меня развеселить.

Ба у меня такая. Она может послать человека без единого грубого слова. Он не только поймёт, куда именно его отправили, но и пойдёт туда с удовольствием. Правда это не про Гордея. С ним не работало.

Немного посидев на свежем воздухе, всё же собираю последние силы, чтобы подняться в квартиру. Бабуля слышит, что мы пришли. Спешит встречать.

— Девочка моя, — столько сочувствия в голосе.

— Мне так плохо, ба, — кидаюсь к ней на шею и крепко-крепко обнимаю. Она в ответ. И косу мою в кулак сжимает, стараясь держать в узде собственные эмоции. — Как я без него буду? Почему он так поступил? — снова и снова повторяю одни и те же вопросы.

— Всё будет хорошо, — шепчет она. — Главное, ты не одна. Поплачь, пока болит. Всё со слезами выйдет. А потом будем думать. Пока выброси все вопросы из головы. Просто плачь.

Она провожает меня в комнату. Оставляет с Соней и обещает принести печенье, как только будет готово.

Я без сил проваливаюсь в густое, серое марево. Назвать это состояние сном можно вряд ли. Плаваю в невесомости в поисках новой точки опоры.

Просыпаюсь от запаха горячей выпечки, разогретой апельсиновой цедры и корицы. Соня сидит рядом со мной на кровати, тихонечко с кем-то переписываясь. Заметив, что я проснулась, улыбается мне, убирает телефон в карман.

Бабушка приносит нам поднос с горячим ромашковым чаем, красивой деревянной пиалой с медом и тарелку ароматного печенья. Кошка забирает у неё наши вкусняшки. Ба тут же подходит ко мне, гладит по голове, как в детстве.

— Кушайте, — тепло улыбается нам и снова уходит.

Я так боялась, что будет ругаться или говорить, что она предупреждала. Наверное, у меня слишком жалкий вид, чтобы распинать меня за чувства.

Соня сама выбирает фильм. Старый «Доктор Дулитл». Я его в детстве последний раз смотрела. Ставим в серединку тарелку с печеньем. Я аккуратно пью ароматный чай, чувствуя в нём нотки пустырника помимо ромашки. Домашнее печенье дарит тепло моей растерзанной в клочья душе.

После второй чашки чая я начинаю улыбаться фильму. Через «не могу», но всё же получается. А потом снова накрывает. И так волнами.

Я засыпаю на короткий срок. Спасибо бабушкиному чаю. Просыпаюсь в слезах, потому что мне снился Гордей. На мгновение в темноте показалось, что это наша с ним комната и рядом он, а не сопящая в обнимку со своим телефоном подруга. Я свой телефон включать боюсь. Вдруг там что-то ещё прислали. Или сообщения от Калужского.

Вопреки этим мыслям, поднимаюсь, заглядываю в туалет, потом в ванную. Умываюсь прохладной водой, не глядя на себя в зеркало, и ищу телефон.

Нахожу. Ставлю на зарядку в спальне. Лежу, подложив ладонь под щёку, смотрю, как скачет по тёмному экрану индикатор зарядки. Как только он начинает замирать на пятидесяти процентах, решаюсь нажать на кнопку включения. Яркой вспышкой по глазам бьёт белый экран. На нём кружится стильная заставка не самой новой, но вполне надёжной модели. Проявляются все мои ярлычки, а живот уже больно от напряжения. Я жду пару десятков сообщений или информацию о пропущенных. Но вот уже телефон загрузился полностью и …

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Запоздало всё же коротко вибрирует.

Одно непрочитанное сообщение.

Разворачиваюсь к Соне. Будить её неловко, она и так возится со мной с раннего утра. А самой трусливо.

Почувствовав мой пристальный взгляд, подруга сама открывает глаза. Видит телефон в моей руке.

— Там сообщение, — шепчу ей пересохшими губами. Пить очень хочется. Истерика забрала у меня не только силы, но и всю влагу. — Посмотри. Я сама не могу.

Вижу в темноте её улыбку. Соня забирает у меня телефон. Тоже щурится от яркого света с экрана. Даёт привыкнуть глазам и открывает:

«Мне адски плохо без тебя» — зачитывает вслух.

— А мне без тебя… — отвечаю Гордею.

Глава 18

Гордей

Трек к главе — «Пацаны не плачут»

AMELI

Я сегодня осознанно пьян. В стену бара летит очередная рюмка, раздаётся звон стекла и по имитации дерева расползается тёмное, мокрое пятно. Бармен перестал дёргаться. Молча выдаёт нам ещё одну бутылку текилы и посуду.

Захар и Кит разливают. Младший братишка отбирает у меня мобильник. Конечно, Яся не ответила на моё сообщение. Я всё равно должен был ей сказать.

— Пей, — ко мне толкают рюмку с налипшей по бортику солью. — Это сегодня твоё лекарство.

— Парни, я ни хрена не понимаю, что происходит. У меня такое чувство, что меня посадили в коробку метр на метр без единого окна.

Растираю грудь кулаком с содранными костяшками. Кислорода не хватает. Без неё. Опрокидываю в себя рюмку. Текила обжигает горло. На губах остается привкус соли. В башке срабатывают дурацкие ассоциации. Моя девочка так плакала до горечи солёными слезами.

Тряхнув головой, всё пытаюсь сопоставить своё нынешнее состояние с тем, что было в прошлый раз. Не состыковывается. Да, мы бухие не без причины, но я продолжаю мыслить связно.

— Платон, дай трубу, — прошу брата.

— Нет у тебя до завтра телефона, — вместо брата отвечает Захар. — Гордый, мы тебя сюда привезли, чтобы ты выжег свои эмоции нахер! Я знаю, что тебе больно. Мне пиздец как это знакомо, когда кости выкручивает и жилы рвёт. Я прошёл через всё это.

— Тебя предали, Зорин! А в нашем случае всё наоборот! И меня воротит от этого. От себя самого, понимаешь? И от того, что я никак не могу сложить всё в кучу. Вот объясни мне, зачем я этой блондинистой стерве? С хера ли вдруг большая любовь? М?! Кто снимал это грёбаное видео? У кого оно сейчас лежит? И что будет дальше? Меня переедет тачка? Сожгут клуб? Что, мать его?!

С одной стороны давит отец, с другой рушится личная жизнь. Можно было как-то это всё по очереди организовать? Сразу по всем фронтам отбиваться довольно сложно. Ещё одна неприятная мысль застряла в моей башке, но её я пока не озвучиваю. Не хочу, чтобы в команде начались разборки. Парни начнут провоцировать друг друга, обязательно дойдет до драки, и далеко не одной. У нас разгон до сотни за три секунды. Все перегрызутся и команды не станет.

Мне надо, чтобы отпустило хоть немного. Чтобы я мог дышать. Квартиру снять, шмотки из нашей с Ясей забрать. Я там без своей малышки жить не смогу. Мы туда вернёмся только вместе. Других вариантов даже не рассматриваю.

Зорин очень прав сейчас. Мне надо дать себе выгореть дотла. И всё начать сначала. Пытаться с Ярославой поговорить. Найти хорошего нарколога для консультации. Пусть разложит мне, от чего человек может впасть в такое состояние: невменяемая секс-машина, которая ни секса, ни себя потом не помнит.

Воспоминания, что мелькнули в моей голове, всё ещё кажутся обрывками чужого сна. Не могли же мне их подкинуть как занимательный порнофильм.

Мне до сих пор странно. Я будто никак не проснусь до конца с той чёртовой ночи. Кровь всё же сдам. Может там чего интересного осталось.

От всех этих мыслей начинаю трезветь.

Парни разливают текилу. Опрокидываю в себя рюмку.

— Бля, Калужский, с тобой пить ни хрена не интересно, — ржёт Кирилл, который ради меня сегодня отступил от своих новых принципов.

— Я гонял, когда бухло не брало, — вспоминает Захар. — Алиса когда мне про аборт завернула, меня вообще ничего не брало. Ни спал, ни жрал, не пил. Курил много и все гонки по области выиграл, чтобы крыша не съехала.

— Можно зарядить соревнования внутри команды, — предлагает Кир. — И тебя заявить как участника. Отвлечёшься, пацанов погоняешь и мозги в порядок приведёшь. Агония, друг, хуёвый советчик в решении личных вопросов. Пей, — толкает ко мне вновь наполненную рюмку.

— Не хочу больше, — кривлюсь я. — Трезвый уже. Всё. На голову только давит. Платон?

Улыбнувшись, братишка достает из своего кармана мою трубу. Разблокирует, у него есть доступ. Качает головой. Не ответила…

Агония — хуёвый советчик.

Кир, конечно, прав. Как вырваться-то из неё? У меня кусок сердца из груди выдрали. А вторая его часть не справляется. Это как на спортивный байк поставить движок от скутера и ждать от него высоких результатов. Я сейчас даже не мопед. Велик, сука! Кручу педали, захлёбываясь от усилий, и всё куда-то не туда. В тупик. И остановится не могу, потому что больно.

Прикончив бутылку, решаем разъезжаться по домам. Парни расплачиваются с барменом. Вызывают такси.

Стоим на улице. Курим, тут только я и Захар за компанию. Покачиваясь, травимся с ним никотином. Пацаны немного пьяные, у меня просто паршивая слабость.

Рассаживаемся по машинам. Я сегодня ночую у Кирилла.

Вырубать начинает ещё в поездке.

Добираемся. Друг толкает в плечо. Открываю глаза, провожу ладонями по лицу и выхожу на свежий воздух.

— Нормально, — Кир хлопает меня по плечу. — Хоть частично, но эффект достигнут. Сейчас отключишься, завтра гореть будет немного меньше. Думать станет легче.

Я понимаю. И благодарен им всем за поддержку.

Песня в голове крутится по этому поводу:

«… Пацаны не плачут

И никак иначе.

Запивают свою боль

И не забирают сдачи…»

Захар прошёл через боль, выжигая её в бухле и гонках. Кир — гонял на байке, как безумный, а потом ударился в спорт, бросил пить и курить. Другая крайность.

Я вот тоже пытался бухать сегодня. Не получилось. Завтра буду пробовать гонять. За нас двоих плачет Яся, а я обязан быть сильным ради неё, ради нашего совместного будущего.

Продолжая крутить в голове заевшее:

«… Пацаны не плачут,

Разве что немного,

Когда выключают свет

И никого нет дома…»

Попсовая пошлятина, но чёрт бы её побрал, попадает прямо туда, где сейчас полыхающая дыра.

Кир предлагает разложить кресло, но я забираю у него одеяло и ложусь на пол. Друг пропихивает мне под голову подушку. Закрываю глаза и молю бога ровных дорог, чтобы сегодня мне снилась моя маленькая, любимая, тёпленькая, родная Ярослава.

Глава 19

Гордей

От таких снов только хуже. Просыпаешься и осознаёшь, что всё было не по-настоящему. Её нет рядом, и эту пустоту ничем не заполнить. Даже смена места жительства не помогает.

Снял квартиру поближе к базе клуба. Перевёз шмотки. И что? Утром ухожу из пустой чужой квартиры. Вечером в неё же возвращаюсь. Никто не встречает, не целует.

Сегодня просто ещё одно такое утро. За тем лишь исключением, что должны быть готовы результаты анализов.

С хорошим наркологом помог Кирилл. Толковый специалист доступным языком рассказал, что сейчас на рынке есть достаточно препаратов, способных сделать из человека то, что случилось со мной. Добавили возбуждающее средство. Всё быстро всосалось в кровь с алкоголем, и нужный эффект оказался достигнут. Если есть полезные знакомства, достать такие препараты несложно. А в последствиях как раз очень тяжелый отходняк с полной или частичной потерей памяти на промежуток действия «коктейля».

При единоразовом применении следы в среднем держатся в организме пять – семь дней. Если человек занимается спортом или употребляет, к примеру, мочегонные препараты, то «чистка» произойдёт быстрее.

Никаких гарантий мне никто не дал, но несколько разных анализов всё же взяли. Вдруг где-то что-то найдут.

Даже если нет, я съездил к врачу не зря. Убедился в правильности своих подозрений. В тот вечер в баре какая-то тварь сильно меня подставила.

Я уже третий день наблюдаю за пацанами. Захара и Кира отмёл сразу. Что касается остальных, сказать пока сложно. Личных конфликтов у меня ни с кем нет. Своих проблем тут хватает у каждого. Чтобы такое вытворить, надо иметь очень вескую мотивацию.

Я так думаю. Могу ошибаться.

За закрытыми воротами настойчиво сигналит чья-то тачка. Бросив взгляд на трек и убедившись, что там всё в порядке, иду открывать.

— Вот тебя мне сейчас только и не хватает, — вздохнув, сам выхожу за территорию базы. — Чего хотел? — грубо интересуюсь у отца.

Он криво усмехается, протягивая мне ладонь. Игнорирую.

— В машину сядь. Поговорим, — переходит к требованиям.

— Говори, — демонстративно достаю пачку сигарет и зажигалку.

— Ладно, — сдаётся. — Давай здесь. Я слышал, ты разошелся с Ярославой. Сочувствовать не буду. Я тебе сразу сказал, не твой вариант. Пусть найдёт себе библиотекаря или лаборанта какого и с ним крутит. Бесполезные для тебя и семьи отношения.

— Не ты ли постарался? — ставлю ноги шире, складываю на груди руки, так и не прикурив.

— Боже упаси. Ты взрослый парень, сам прекрасно справился. Ангелина — действительно неплохой вариант. Только вот какого хрена ты ей квартиру разнёс? М? Девочка пришла ко мне вся в слезах, с распухшим носом. Говорит, приехал, наорал, всё переломал и… толкнул! Ты в курсе, что она головой ударилась об стену? Гордей, я даже не сразу понял, что она говорит о моём сыне.

У меня складывается чёткое ощущение, что со мной сейчас говорят либо как с дебилом, либо как с пятнадцатилетним пацаном, которого застукали за курением за стеной школы.

— Я восстановлю всё в её квартире за свой счёт. Своему отцу она ничего говорить не будет. Но тебе как минимум придётся извиниться. На семь вечера я заказал столик в отличном грузинском ресторане. Съезди и поговори с девушкой. Не будь Ангелина в тебя влюблена, написала бы заявление. А бодаться с её отцом мне сейчас хочется меньше всего.

— Какой заботливый у меня папа. Она тебе не рассказала, почему меня сорвало? Но знаешь, — делаю шаг к нему, — я задницей чую, что ты и так всё знаешь. Решил давить сразу со всех сторон?

— Не понимаю, о чём ты, — раздражающе улыбается отец.

Достаю телефон, открываю то самое видео и, нажав на плэй, разворачиваю экран к родителю.

— Это что?

Он забирает у меня телефон, всматривается в экран, улыбается шире и возвращает.

— Молодость, мой мальчик. Я говорил, между вами искрит. Шикарно смотритесь.

— Не угадал! Это причина, по которой я разнёс квартиру твоей протеже. Кино попало к Ясе, — про подсыпанную наркоту пока молчу. — Разрушило мои отношения. Причинило боль моей любимой женщине. Эту часть истории Соболева тебе не рассказала?

— Девочка борется за свою любовь, как умеет, — разводит руками отец. — Твоя мышь запудрила тебе мозги, а Лина здесь даже молодец. Не растерялась. Вот такая тебе нужна женщина, Гордей. Она понимает, что в этом мире наивность и доброта ради доброты ещё никому не помогли крепко встать на ноги и заполучить желаемое. Идеальный партнёр. И… — его ухмылка становится пошлой, — судя по тому, что я увидел, неплохая любовница. Настоятельно рекомендую присмотреться. И извиниться!

— Ты только за этим приехал?

— Считаешь недостаточный повод, чтобы увидеть сына?

— Считаю, что тебе давно пора оставить нас с братом в покое. По-твоему больше не будет. Если нравится Соболева, оставь её себе. Полагаю, её отцу всё равно, с кем из нашей семьи породниться.

— Вот непрошибаемый! — злится отец. — Ладно. Не хочешь по-хорошему. Посмотрим, как ты будешь себя вести, когда у тебя ни хрена не останется! Считай, мой мальчик, что твой клуб я закрыл!

— Ты не посмеешь, — сжимаю руки в кулаки. — Я вложил в него всё, что у меня было.

— Почему же? В детстве, если ребёнок не слушается, его ставят в угол. Тебя в угол ставить уже бесполезно, но за непослушание наказать всё же можно. Ты потом мне ещё спасибо скажешь за то, что я твою гордую задницу в семью вернул! И бабу тебе нормальную нашёл!

Он зло хлопает дверью тачки, а я ухожу на базу. Опускаюсь на скамейку. Вытягиваю сигарету из смятой пачки. Закуриваю, глядя перед собой. Удивительно, но меня даже не трясёт после разговора с отцом. В груди застыла какая-то холодная ярость.

Легко тебе, папа, забирать у других людей то, к чему ты сам не приложил ни грамма усилий? Вспомнил, что у тебя есть семья?

— У тебя такой вид зверский, — рядом со мной плюхается запыхавшийся Кит. — Что задумал?

— Согласиться на щедрое предложение отца.

Глава 20

Ярослава

Возвращаться к учёбе очень сложно. Последние дни смазались в единое мутное пятно. Спроси меня сейчас, что я ела вчера на ужин — не отвечу. Когда я спала в последний раз нормально? Знаю, но буду молчать. Бабушка с Соней на пару твердят, что всё пройдёт. Станет легче. Нужно просто перетерпеть.

— Не смей закрываться в себе! — Соня вчера ругалась, когда я категорически отказалась ехать в универ.

Мне даже самой себе сложно объяснить, почему так. Просто жизнь резко разделилась на «до» и «после», а я застряла посередине. Но так нельзя. Мой мозг это понимает, а пальцы всё равно бесконечно щёлкают кнопкой включения экрана мобильного. Чего я жду? Новых сообщений. Звонков. Я же не стану отвечать, но вопреки логике всё равно бесконечно проверяю их наличие. И когда вчера вечером я в очередной раз поймала себя на этом жесте, решила, что Соня права. Хватит. Надо выбираться из этого кошмара. Медленно, аккуратно, шаг за шагом.

Поэтому сегодня утром под строгим присмотром лучшей подруги всё же поехала в универ. Только ни одна лекция в голове ещё не задержалась. Сижу на предпоследней, переношу на листок в клетку хаос, творящийся у меня в голове. Круги, линии, снова круги.

Пожилой профессор начинает быстрый опрос, хаотично поднимая студентов с разных рядов. Очередь доходит и до меня. Встаю, совершенно растерянно глядя на него.

— Я не готова ответить, простите.

Под удивлённый гомон голосов одногруппников сажусь обратно.

— Вы меня удивили, Смольская. С вами всё в порядке? Вы не заболели? Иначе я просто не могу объяснить, почему одна из лучших студенток курса не может ответить на элементарный вопрос. К тому же, заданный по одной из предыдущих тем лекций.

— Голова болит, — неуверенно лгу.

— Ну хорошо. Отдыхайте. На следующее занятие принесите мне короткий доклад по теме сегодняшнего занятия. И помните, Ярослава, за просто скачанный из интернета и непереработанный лично вами текст будет неуд.

Кто-то на задних рядах посмеивается, кто-то сочувственно вздыхает. Вот тем, кто учится регулярно плохо или средне, живётся гораздо легче. К ним нет столь повышенного внимания. Да и по именам запоминают далеко не всех в таком-то потоке студентов. А высокий балл накладывает совсем другую ответственность. От тебя все ждут стабильного хорошего результата, но люди иногда ломаются… В моей системе координат случился сбой, и это сразу заметили, и нет, не пожалели и не попытались понять, а потребовали реабилитироваться через этот дурацкий доклад.

С другой стороны, будет на что отвлечься. Можно же вообще в сеть не лезть. Съездить в городскую библиотеку и посидеть за настоящими бумажными книгами.

После занятий выхожу на улицу и поднимаю взгляд к небу. Дождик собирается. Небо тяжёлое, серое, как моё настроение. Первые капли уже срываются, попадая на лицо.

Спускаюсь на асфальтированный плац перед нашим корпусом и вздрагиваю, услышав знакомый вой двигателя с рычащими нотками. Сердце моментально ускоряется, живот напрягается до боли в мышцах, и пальцы на лямке рюкзака сжимаются крепче.

Спортивный байк влетает на территорию университета и, эффектно развернувшись, едва не наезжает мне на ногу. С визгом отскакиваю назад.

— Кис-кис, ты больной?! — хочется двинуть ему рюкзаком.

— Привет, красавица, — сняв шлем, этот темноволосый и кареглазый псих обаятельно мне улыбается.

Учится в нашем же универе на последнем курсе.

— Подвезти? — играет густыми, чёрными бровями.

— Нет, спасибо, — обхожу его байк.

— Ясь, стой, — догоняет парень. — Я же это, без намёков. Женщина тренера — табу…

Я дальше не слушаю, зациклившись на фразе «женщина тренера».

Выходит, они не знают, что у нас с Гордеем всё закончилось. Он им не сказал.

— Ясь, — Кис-кис касается моей руки.

— Отстань. Не до тебя. Правда, — скидываю его руку и стремлюсь быстрее уйти.

«Что за дурацкое прозвище они ему дали?» — отстранённо думаю, глядя перед собой. Но прижилось же. Даже я довольно быстро привыкла его так называть. Гордей рассказывал, что оно Саркису девочек клеить помогает. Парень как этот спецэффект для себя открыл, беситься сразу перестал.

Он снова меня догоняет, бросив мотоцикл на плацу.

— У тебя случилось что-то? В универе обидели?

— Да! — злюсь на его настойчивость. — Докладом нагрузили. Тебе на тренировку не пора?

— Успею. Гордый же сдвинул всё на два часа. И внутренние соревнования замутил. А ты не в курсе, что ли? Он не рассказывал?

— Кис, там мой троллейбус. Пока, — позорно сбегаю, пока от постоянно звучащего имени Калужского меня не сорвало в слёзы прямо на глазах у практически постороннего парня.

«Всё пройдёт» — напоминаю себе, забежав в общественный транспорт, даже не глянув на номер маршрута. — «Прошло всего несколько дней. Слишком мало, чтобы научиться спокойно реагировать на упоминания о дорогом мне человеке»

Выкрутив на всю громкость в телефоне, включаю музыку в наушниках. Выскакиваю через пару остановок и пересаживаюсь на правильный маршрут.

Соня пишет. Интересуется, как прошла вылазка из «бункера». Признаюсь ей честно:

«Тяжело»

Если бы Кис-Кис не подкатил и не болтал о клубе и Гордее, было бы гораздо проще. Но ему не сказали, что мы расстались. И я почему-то промолчала. Язык не повернулся озвучить. Так что винить парня вроде как не за что, но так легче. Выплеснуть всё, что горит в груди на того, к кому нет эмоциональной привязки.

«Ты когда дома будешь? Я приеду» — пишет Соня.

«Я только переодеться заскочу. Хочу съездить в библиотеку»

«КУДА?!» — и много смайлов с большими глазами.

Невольно улыбаюсь.

«Шопинг как антистресс я пока рассматривать не готова» — отвечаю ей.

«Уговорила» — я прямо вижу, как она вздыхает, набирая это сообщение.

Вдвоём веселее. Мы встречаемся с подругой в зелёном сквере и до старинного здания, в котором расположилась ещё чудом живая библиотека, идём пешком. Тут я точно не встречу наших общих с Гордеем знакомых, которые начнут задавать мне вопросы.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Собрать короткий доклад я могла бы и дома, потратив на это от силы минут двадцать и ещё столько же, чтобы добавить в него своих мыслей, но сидеть взаперти я устала. Библиотека действительно стала отличным решением. Мы с Соней от души посмеялись, выполнили моё задание. Нашли немного полезной информации для неё. И мой вечер дома так же будет занят. Надо перепечатать всё, что я набросала в тетрадь от руки.

Тоска и боль приходят ночью, когда все дела закончены, а уснуть всё равно не получается. За окном разошлась гроза. Комнату то и дело освещает вспышками молний. Встаю с кровати, отодвигаю в сторону штору и, прислонившись лбом к прохладному стеклу, смотрю, как по нему плотным слоем стекает вода. За пеленой дождя едва виден соседний дом. Внизу размытыми пятнами светят фары чьей-то машины.

Тихо пробираюсь на кухню, чтобы не пугать и не беспокоить лишний раз спящую бабушку. Делаю себе ароматный чай с ромашкой. Беру из вазочки пару шоколадных конфет и возвращаюсь в комнату. Выглядываю в окно. Машина стоит на том же месте, всё так же освещая фарами улицу.

Наблюдая за ней, допиваю чай и забираюсь в постель. Укрывшись одеялом, достаю телефон, решив посмотреть короткие ролики в интернете, раз уснуть всё равно не получается. А на экране висит уведомление о том, что мне пришло сообщение.

Увидев имя абонента, резко сажусь и сжимаю телефон крепче.

Открываю.

Гордей: «Гроза сегодня лютая. Я побуду рядом. Спи сладко, моя малышка»

Глава 21

Гордей

За несколько часов до ночёвки у подъезда Яси.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — Кит кладёт передо мной ключи от своего Ягуара.

Начавшийся дождь сделал дорогу слишком скользкой, да и промокнуть насквозь на скорости мне ни хрена не улыбается. Стою перед зеркалом, улыбаюсь. Репетирую. Всё время выходит натуральный звериный оскал. Забиваю на это и разворачиваюсь к другу.

— Нет, Кит. С моим отцом вообще сложно быть в чём-то уверенным. Но на сегодня я не вижу иного выхода. Если защитить Ясю и свой «Либерти» можно только так, значит я это сделаю. Он не отступит, понимаешь?

— Понимаю, Гордый. И работая со своим отцом, прекрасно понимаю ещё кое-что. Совсем чистого большого бизнеса не бывает. Но даже так его можно делать по-разному. И играть в эту игру надо на одной стороне. Твой отец — одиночный игрок. Ему не нужна команда. Ему нужно безоговорочное подчинение. Ты не подчиняешься сам — он начинает тебя ломать и рушить всё, что тебе дорого. Ему нужен не просто наследник. Ему нужен послушный сын, который откажется от своих интересов в его пользу, станет красивой картинкой на совместных фотографиях, удачно женится на той самой девушке, которая выгодна ему, чтобы за счёт этого брака приумножить капиталы и укрепить его связи. Место прокурора не вечно. У него возраст. Его в любой момент снимут. А он привык к этой власти. Он всю жизнь в этом варится.

— Всё так, Кит. И он знает, через что на меня давить. В прошлый раз сделал это через брата, прекрасно понимая, что я не дам ещё больше ломать Платона. Он и так пацана всю жизнь через колено! Ты бы видел, каким он был. Брат ненавидел людей. Он никому не доверял. Дикий. Злой. Всё время нарывался и огребал ещё больше. Неделю с разбитым лицом с отцовской подачи мог ходить. За него больше некому было заступиться. И я отдал отцу и землю, которую хотели его «связи», и старый клуб, выкупив Платону свободу. Если сейчас дам ему нас закрыть, насколько этого хватит? Ещё на два года?

Раздражённо поправив воротник чёрной рубашки, смотрю в зеркало на свой идеальный для сегодняшнего вечера образ. Меня тошнит от всей этой ситуации, но все присутствующие в этой комнате понимают, вариантов и правда больше нет.

Бежать в другой город тупо и бессмысленно. Отец же найдёт, если ему приспичит, а сейчас явно именно это и происходит.

На переезд в другую страну у нас с Ясей пока просто не хватит ресурсов. Переписать клуб на кого-то из парней? И такая мысль приходила мне в голову. Только что мешает прокурору пробить информацию в налоговой и закрыть его к херам? Ни-че-го!

— Спасибо за поддержку, парни, — жму руку Захару, потом Кириллу. — И за тачку. Обещаю вернуть целой, — нервно улыбаюсь.

Дорога до ресторана по вечерним пробкам занимает у меня чуть больше часа. Нахожу место на парковке. Выхожу под разошедшийся дождь. Над городом уже вовсю грохочет гром. Мои мысли сразу утекают к Ясе. В грозу она всегда прижимается ко мне ещё теснее и вздрагивает от раскатов над крышей.

Вхожу в ресторан. Без помощи сотрудников заведения нахожу в зале нужную мне блондинку. Прохожу, отодвигаю стул. Пока она удивлённо моргает, заказываю себе горячий чёрный чай.

Меня ломает извиняться перед ней. Я знаю, что был прав. Эта дрянь подставила меня. Сидит сейчас с самым невинным видом, скользит взглядом по моей влажной рубашке. Этот взгляд вместе с тканью противно липнет к телу.

— Не ожидала, что ты придёшь, — начинает разговор, потому что пауза откровенно затягивается.

— В моей жизни есть то, что гораздо дороже гордости. Ты вряд ли поймёшь.

— Думаешь, я солгала тебе о своих чувствах? — обиженно отводит взгляд к окну.

— Думаю, ты беспринципная стерва, которая далеко пойдёт. Меня настоятельно попросили извиниться перед тобой. Извини.

— И это всё? — хмурит брови.

— Цветов, преклонения колена при всём ресторане и других громких жестов не будет. Что там с твоей потенциальной беременностью?

— Не знаю пока. Но зря ты так, Калужский. Мы не предохранялись. И я смотрела календарь. Всё вполне может случиться.

— Дашь знать, я выделю денег на аборт.

— Я не буду делать аборт, Гордей! — повышает голос так, что на нас начинают оглядываться посетители.

Мои губы снова растягиваются в подобии улыбки. Уперевшись локтями в стол, наклоняюсь к Лине поближе и громким шёпотом интересуюсь:

— Не страшно рожать от обдолбанного? Вы мне там такой дряни намешали, что я боюсь представить, кем ты будешь беременна. Знаешь, как в известной сказке: «Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь…» Ну и далее по тексту. Не буду портить тебе аппетит.

Соболева побледнела. Очень! До зеленоватого оттенка. Милашка просто. К её глазам очень подходит.

— С чего ты взял? При чём тут я вообще?! — сжимает в кулаке тканевую салфетку. — Ты пьяный был! Ты сам мне позвонил! Откуда я знаю, что вы там употребляли? Я же позже приехала. Гордей, послушай меня, пожалуйста.

— Думаешь, стоит? Слушать тебя меня не просили.

— Я прошу. Ты всё равно здесь сидишь. Тебе же несложно.

— Ну окей, — пожимаю плечами.

— Знаешь, когда я в тебя влюбилась?

Это очевидно риторический вопрос, и я молчу.

— Год назад, когда ты приехал в лицей, чтобы забрать Ясю, Софию и своего брата с нашей первой годовщины выпуска. На тебе была простая белая футболка. Она задиралась, когда ты наклонялся. А белые джинсы сидели так низко, что над ремнём в этот момент можно было увидеть широкую полоску боксеров. Я запомнила, но влюбилась в другое. В твой взгляд. В нём было столько тепла, адресованного Ярославе. На меня вообще никогда в жизни никто так не смотрел. А ты умеешь. И да, чёрт возьми, я приехала в этот клуб, когда ты был пьян! Иначе ты же меня не замечал. Меня всегда можно было только трахать.

— И ты решила разрушить мои отношения, трахнув меня? Ты реально думала, что так можно получить чьи-то чувства? Я не говорю сейчас про шантаж. Это отдельная тема. И если мы её снова поднимем, мне опять придётся извиняться. Не думала, почему ещё в лицее пацаны тебя использовали по назначению?

Плачет. Её слёзы меня снова не трогают. Она понимает и бесконечно трёт щёки, чтобы избавиться от влаги.

— С тех пор всё изменилось, Гордей, — находит в себе силы говорить. — В лицее я была ещё подростком. Мне казалось, что так легче самоутвердиться. Казалось, это же круто, когда тебя желают лучшие.

— Да ни хрена не изменилось. Только ставки стали гораздо выше. И эти игры стали причинять настоящую боль. В том числе тому, кто установил правила. В данном случае откат прилетел в тебя. Я поеду. Моя миссия здесь выполнена. Даже с процентами.

— Нет, стой. Подожди, пожалуйста, — хватает меня за руку. — Дай мне шанс. Ты не пожалеешь, обещаю. У нас может получиться. С Ясей уже не получится. А со мной может. Я буду любить тебя. А потом, со временем, может и ты сможешь.

— Пока.

Отцепив её руку, быстро покидаю ресторан, сделав для себя несколько выводов:

Первое — она лжёт, что не знает про наркоту. Испугалась, когда я заговорил о больном ребёнке.

Второе — она ещё будет пытаться обратить на себя моё внимание. Если её чувства — правда, это только усугубляет ситуацию.

Я выполнил одно из условий отца. Выхожу. Пишу ему короткое сообщение:

«Извинился.

Согласен поиграть с тобой в бизнесмена, если ты не тронешь клуб и Ярославу.

Жениться на Соболевой не стану. Сдохну одиноким, но зато богатым. Прямо как ты когда-нибудь».

Прочитано.

Долго не отвечает. Я успеваю докурить и проехать половину пути до дома Ясиной бабушки. Гроза разошлась не на шутку. Хочу быть рядом с ней хотя бы на расстоянии. Моя малышка почувствует меня. Я знаю. И её ночь пройдёт спокойно.

Когда уже забиваю на ответ отца, он всё же приходит.

«Жестокий сын. Желать такое родному отцу на ночь глядя.

Я рад, что ты одумался. Приезжай утром ко мне в офис. Всё нормально обсудим.

Что касается Ангелины, вы без меня разберётесь. Я в ваши отношения лезть не стану. Если только ты сам не попросишь у своего умудрённого опытом старика совета. Спокойной ночи, сын. С возвращением в семью»

Глава 22

Ярослава

Трек к главе — «Не обнулиться»

PEGAS

Даже после самой тёмной ночи наступает рассвет, а после страшной грозы над городом поднимается солнце. Именно с таким настроением я проснулась сегодня, сжимая в ладони мобильник.

Распахнула занавески, открыла окно, впуская в комнату утреннюю свежесть.

— Уже встала? — удивлённо спрашивает бабушка.

— Доброе утро, — улыбаюсь ей, прячась в ванной.

Под гром и молнии у меня в груди родилось что-то новое. Оно ещё не оформилось, и я пока не понимаю, что именно ощущаю, но это, безусловно, приятное чувство на фоне всего пережитого за последние дни. Будто я спала, а сегодня раз и проснулась. Голова ясная. Боль никуда не делась. Её я тоже всё ещё чувствую. Но сквозь неё сегодня впервые прорвалось ощущение, что там, впереди, обязательно будет что-то хорошее. То, ради чего точно стоит жить и за что бороться.

После завтрака под внимательным взглядом бабушки собираюсь в университет.

— Ба, я сегодня к вечеру буду. Не теряй, — застёгиваю тонкие ремешки босоножек.

— Куда собралась? — подозрительно щурит глаза.

— Прогуляюсь, — подхватываю с пола рюкзачок.

— Одна? — продолжается допрос.

— Да. А с кем я должна быть? У Сони есть личная жизнь, — на этих словах тоска по моему собственному недавнему тихому счастью поднимает голову. — Она не может всё время проводить со мной. Всё будет хорошо, — целую родного человека в щёку. — Мне просто надо подумать, пока меня опять не накрыло.

Ещё раз чмокнув бабулю в щёку, выскакиваю в подъезд, сбегая от её беспокойного взгляда. Хорошее настроение очень шаткое и сомнительное. В него при каждом моём шаге подмешиваются чувство одиночества, острой нехватки рядом человека, которого разлюбить по щелчку не получается.

Выхожу на улицу, пытаясь проглотить собственное сердце, пульсирующее в горле. Машины нет. Ни той, что дежурила здесь в грозу, ни даже соседских. Все разъехались.

В ней точно был Гордей. Подозрение кольнуло сразу, но я отгоняла его, пока не получила сообщение. И засыпала я с полным ощущением его присутствия.

Не простила… Я пока совсем не представляю, возможно ли вообще хоть когда-нибудь простить то, что он с нами сделал. Но лгать себе не стану. Без него плохо. Без него я чувствую себя лишь частью целого. И что-то никак не даёт мне покоя. Множество несостыковок: слова, поведение, принципы, характер. Много-много деталей, которые ты знаешь наизусть. Мы ведь дружили. Я знала Калужского вне отношений. И сейчас, когда потихоньку, аккуратно начинаю возвращать себе способность мыслить, появляется множество вопросов. На них и собираюсь искать ответы.

Кто-то скажет, он тебя предал. Перешагни, забудь и живи дальше.

Да, предал. Да, мне безумно больно. Но даже для самой себя мне важно правильно сложить пазлы в общую картинку. Хотя бы для того, чтобы не зарыться в комплексах и постоянных сомнениях.

Отсидев лекции, выхожу на крыльцо нашего корпуса и … раздражённо выдыхаю.

Облокотившись бёдрами на свой мотоцикл, внизу у ступенек стоит Саркис. Улыбается, удерживая белыми зубами тёмно-зеленый стебель алой розы.

Вытаскивает цветок изо рта и сам поднимается ко мне.

— Извинение, — протягивает мне розу.

— За что? — не тороплюсь брать, с сомнением глядя на стебель с отметинами от его зубов.

— Напугал вчера. Возьми. Ну хочешь, я её салфеткой протру? Там нет моих слюней. Честно – честно, — хлопает тёмными ресницами.

— Да при чём тут это, — стараюсь не засмеяться. Очень уж он забавно сейчас выглядит со своими пикаперскими штучками. — Кис-кис, это лишнее. Ты сам говорил, что женщина тренера — табу, — напоминаю ему.

— Возьми цветочек. Ему без тебя грустно, — Кис строит тоскливую мордочку. — Смотри, даже лепестки скукожились, — обрывает пару подвявших бархатных пластинок с бутона.

— Хорошо, — сдаюсь и аккуратно забираю у него многострадальную розу.

— Ясь, тут такое дело, — изображает смущение.

Вот если бы я его не знала, могла бы поверить. Кис-кис считывает мой скептический настрой и перестаёт строить из себя пай-мальчика.

— Ходит слух, что вы с Гордым разбежались. И выходит, ты теперь не женщина тренера, а значит, запрет снимается. Пообедаешь со мной?

Его слова стреляют прямо туда, где больно, и я на несколько мгновений теряю возможность дышать. Требуется усилие, чтобы вернуть себя в прежнее состояние, где я всё же могу думать.

— Ты всегда веришь слухам, Кис? — нахожу в себе силы, чтобы улыбнуться.

— Это многое объясняет. Например, его перепады настроения. И то, что Гордый с сегодняшнего дня фактически передал управление клубом Толмачёву и Шолохову. Мы думали, соревнования тоже отменит. Но хотя бы тут всё осталось без изменений.

— С сегодняшнего дня?

— Угу. Утром сообщения всем разослал. А ты не знала. Значит точно расстались, — делает свои выводы из моей реакции. — Ясь, я обещаю не приставать. Обычный обед двух голодных студентов. Я тебя потом до дома подброшу.

— Нет, Кис-кис, — сжав пальчиками стебель цветка, хочу обойти парня. Он делает шаг в бок, преграждая мне путь. — Пропусти.

— Давай, я тебя хотя бы просто подвезу, — настаивает.

— Саркис, какую из трёх букв в слове «нет» ты не понял? Иди, клей первокурсниц. Или ты там уже всех перепортил?

— Ага, — скалится гад. — До следующего завоза ещё далеко. Это шутка, если что, — примирительно поднимает ладони. — Что за дурацкие стереотипы?

— Слухи ходят, — улыбаюсь ему. — Пока.

— Вредина ты, Смольская! А я упрямый! — кричит мне в спину.

Вот в этом я почему-то даже не сомневаюсь. А ещё уверена, что у таких парней, как Кис, дома в тумбочке есть маленький чёрный блокнотик, в который он записывает имена своих побед. И когда случается так, что ему всё же отказывают, он достаёт его и бережно перелистывает странички, теша своё самолюбие.

Включив музыку в наушниках, доезжаю до одного из городских парков. Несмотря на рабочий день, люди всё равно находят время, чтобы подышать свежим воздухом, пока молодая листва не покрылась слоем пыли. Ветер сбивает с них оставшиеся капли дождя. Брызги иногда долетают до прохожих, оседая на коже. Тёплое солнышко приятно припекает в спину. Под кожей щекочет и сосёт под ложечкой.

Нахожу отдалённую скамейку из коричневых деревянных реек. Сажусь, переключаю трек за треком в поисках того самого, что попадёт в моё странное, неопределившееся настроение.

«Раздай, без тебя всё бессмысленно – ты моя громкость

Мой драйв – без тебя я хриплю полусдохшей колонкой…»

До мурашек пробирает красивый женский голос. Позволяю себе погрузиться в него, в музыку, в текст. Закрыв глаза, тону в воспоминаниях. Чтобы разобраться в настоящем, надо ещё раз окунуться в прошлое.

Тёплый ветер превращается в прикосновения любимого мужчины. Солнце согревает меня так, как грели его руки. Кровь становится горячее. Так было, когда Гордей смотрел на меня. Это на уровне ощущений. То, что я всегда буду помнить. То, что невозможно подделать.

Новый припев выставленной на репит песни проходится по мне лёгким ознобом.

На кухне, когда Гордей впервые брал меня на грани грубости и страсти, но при этом не переходил границы и всё равно оставался моим заботливым и внимательным парнем. Вот тогда нам надо было поговорить! На этом моменте всё стало ломаться. Тогда всё уже произошло. Всё уже было разрушено. Калужский пытался сохранить нас. Слишком старательно. Вот что меня смущало. Я всё не могла уловить. Теперь понимаю.

Гордей очень плохо притворяется. К нему люди всегда тянулись потому, что он настоящий, открытый, все его эмоции живые и искренние. Ему верят. И я верила.

Вот тут у меня опять случается диссонанс. Возможно, в глубине души я ищу ему оправдание, пытаюсь сохранить для себя тот образ, в который влюблена, но у меня никак не вяжется с ним то, что я видела.

Если отбросить боль, причинённую этим видео. Если…

Чёрт! Как же сложно! Чувства так сильно мешают думать.

Где эта проклятая правда? Так страшно ошибиться. Ведь если я не права. Если действительно все мои мысли — лишь попытка оправдать его и смягчить собственную агонию, будет только хуже.

Только вот моя интуиция кричит до хрипоты, что всё не так просто.

Гордей повторял: «всё было не так».

А как же, чёрт бы тебя побрал, было, если мне наглядно всё показали?!

Глава 23

Ярослава

«Соня, ты сходишь со мной к врачу?» — пишу подруге, пока троллейбус везёт меня домой по суетливым городским улицам.

Сквозь пыльное стекло смотрю, как зажигаются фонари и как свет фар ползущих рядом с нами автомобилей отражается в лужах на дороге. Задумчиво рисую пальцем невидимые сердечки на окне, провожая взглядом пролетающие мимо мотоциклы. Мне кажется, они едут прямо по моим нервам, и сердце опять сжимается от тоски. Я весь день держалась, не позволяя этим чувствам вновь поглотить себя. Прогулка здорово помогла немного раскидать всё по полкам, но нос всё равно щиплет, потому что я еду не в нашу уютную квартиру, где жила любовь, а к бабушке. И нет в этом никакой логики. Я просто не могу перестать скучать по Гордею. Это невозможно выключить.

«Поеду, конечно» — наконец приходит ответ от Сони.

Я как раз выбираюсь на улицу на своей остановке и быстро строчу ей: «Спасибо». А следом время и место встречи.

Подхожу к своему подъезду. Удивлённо врастаю ногами в асфальт. Чуть в стороне стоит серебристый кабриолет, а в нём за рулём знакомая мне блондинка. Опускаю вопрос о том, откуда у неё мой адрес, и сразу перехожу к другому: какого она тут забыла?

— Яся, привет! — Соболева так радостно машет мне рукой, будто мы с ней всю жизнь были самыми лучшими подружками.

Решив, что у неё помутнение, торопливо направляюсь к двери.

— Ясь! Подожди!

Отпустив железную ручку, разворачиваюсь на торопливый цокот каблуков. В носу больше не щиплет. Вместо этого мурашками по коже проходится волна раздражения.

— Ты приехала похвастаться оскаром за лучшую порно роль? — выплёскиваю свои эмоции на Ангелину.

Блондинка застывает с приоткрытым ртом.

— Не верь им, — несёт меня. — Так себе из тебя актриса. Посредственная.

Обычно это Лина вот так со всеми, но система и тут дала сбой. Мои внутренние защитные механизмы в её присутствии работают на максимум.

— Не понимаю, о чём ты, — отмирает она. — Нам надо поговорить. И желательно не под окнами твоих соседей.

— Окей, — киваю на скамейку, где любят сидеть местные бабушки.

Первая сажусь и до боли в пальцах сжимаю деревянную поверхность обеими руками. Если сбегу, покажу всю свою боль и слабость. А Соболевой я не хочу это демонстрировать. Слишком личное.

Она смахивает со скамейки несуществующую пыль. Изящно присаживается на край и… ничего не говорит! Внимательно рассматривает меня, словно проверяя на прочность мои нервы. А там всё плохо и ещё очень нестабильно.

— Очень содержательный разговор, — поднимаюсь, чтобы уйти.

— Мы с твоим Гордеем переспали.

Сажусь обратно.

— Он мне сам позвонил, Ясь, — невинно хлопает ресницами. — Пьяный, настойчивый. Клянусь, я сначала не хотела, но он жаловался, что у вас всё плохо и ему тоже плохо. А я давно люблю его. В общем, у нас был секс. Не одноразовый, как бывает случайно. Калужский всю ночь мне спать не давал. И… сейчас, — роется в сумочке. Вытягивает из неё смятую бумажку, протягивает мне и даже услужливо подсвечивает телефоном. — Я беременна от него, — добивает. — Отпусти его, ладно? У вас всё равно нет будущего, а у нас будет ребёнок.

— Гордей знает? — спрашиваю не своим голосом.

В ушах шумит. И я вообще очень плохо понимаю, как до сих пор сижу на месте. Меня вжало в скамейку, придавило этой новостью. И без того помятая справка дрожит в руке и рвётся по краю прямо под моими пальцами.

Ангелина вытягивает её из моих рук.

— Нет ещё, — отвечает на мой вопрос. — Решила сначала с тобой поговорить. Не порти ему сюрприз, хорошо? Я как раз сейчас к нему в офис поеду. Обрадую.

Пока сердце плачет и захлёбывается в рваном ритме, мозг зачем-то судорожно считает, сколько времени прошло от случившегося. Выходит, что да, такое вполне может случиться. Не знаю, как на УЗИ, но мне врач говорила, что по анализу крови о беременности можно узнать гораздо раньше. У меня иногда скачет цикл, и я такой анализ сдавала.

— Ясь, — Лина трясёт меня за плечо.

Скидываю её руку, как нечто противное и липкое.

— Не лезь в нашу семью, пожалуйста. Гордею с нами, — демонстративно кладёт руку на совсем плоский живот, — будет лучше.

С гудящей головой на деревянных ногах встаю со скамейки и плетусь к подъезду. Поднимаюсь в квартиру, сразу ухожу в ванную, запираюсь, сажусь на пол. Обнимаю подтянутые к груди колени. Упираюсь затылком в стену и смотрю куда-то под потолок.

Что же ты наделал, мой любимый байкер? Я только начала искать тебе оправдание. Я только начала заново дышать! Вернула себе способность думать о тебе, не скатываясь в очередную истерику. И столько хорошего вспомнила.

Я же знаю тебя, Гордей. Я знаю!

Но ребёнок — это отягчающее. Это твоя ответственность, Калужский! А ты, чёрт возьми, никогда не бежал от ответственности!

Наверное, надо отпустить. Может цепляться и правда уже не за что? И мне показалось, что ты тоже скучаешь? Тогда к чему эти сообщения? К чему ночёвка в грозу под окном?

Не отпускаешь…, и я никак не могу!

Скажи же мне, как это сделать?! Как отпустить тебя к ней и заткнуть проклятый внутренний голос, который продолжает тебя защищать вопреки всему?

Я ещё час назад решила, что буду его слушать. Но ребёнок… Я не уверена, что настолько сильная, чтобы выдержать такое напоминание о случившемся. Ведь можно стереть видео, можно удалить фотографии. Даже попробовать закрыть это в памяти и заполнить ворохом тёплых, счастливых моментов. Ребёнка не удалишь и не сотрёшь. А я всегда думала, что у нашего сына будут твои глаза. Если у вашего с Ангелиной малыша тоже?

— Яся, — бабуля стучит в дверь. — Ярослава, открой сейчас же!

Надо было воду в душе открыть, чтобы она не беспокоилась.

— Всё нормально, ба, — громче, чем надо бы. — Сейчас выйду. Поставь чайник, пожалуйста.

Через пять минут я действительно сажусь за стол на кухне. Пью чай и даже рассказываю ей о том, как погуляла.

— Что случилось? Этот засранец приезжал? — бабушку не проведёшь.

Лучше бы приезжал Гордей, честное слово. Но всё гораздо хуже. Я боюсь говорить об этом бабушке. И так мы своими разборками расшатали ей нервы.

— Нет, бабуль. Не приезжал. Я пойду, лягу. Завтра вставать рано.

Отставив чашку, ухожу в комнату. Забираюсь с головой под одеяло. Меня колотит ознобом, как при температуре, а что-то глубоко внутри пытается искать объяснение происходящему. Моё сердце ни в какую не желает соглашаться с тем, что его предали.

От такого раздрая начинает болеть голова. Все системы моего организма сходят с ума.

Сон — лучшее лекарство, и меня как по команде отключает под стук собственных зубов.

С утра на столе накрыт завтрак и лежит записка, написанная очень красивым бабушкиным почерком.

«Уехала по делам. Не теряй. Обязательно покушай».

Так мило, что если бы у меня были силы, я бы обязательно улыбнулась, но все мои настройки снова сбились. Придётся начинать сначала.

Лекции в универе проходят на удивление быстро. К концу последней пары ко мне приезжает Соня и сразу же дублирует бабушку:

— Что случилось?

— Потом, — отмахиваюсь.

Не хочу пока говорить об этом. Слишком сложно принять. И я, кстати, даже не плачу, но есть риск разрыдаться, потому пока помолчу.

В клинику успеваю впритык к своему времени.

— Как дела? — спрашивает врач.

Рассказываю про симптомы, вспоминаю об очередной задержке. Вместе смотрим мой календарь и понимаем, что она вполне приличная получается.

Забираюсь на кресло. Доктор проводит осмотр и подозрительно улыбается.

— Не молчите, пожалуйста, — умоляю её. — Что там?

Глава 24

Ярослава

Выхожу в коридор и плюхаюсь рядом с Соней на удобную кушетку.

— Ну? — нетерпеливо ёрзает подруга.

Вместо ответа вручаю ей заключение врача и снимок УЗИ.

Ещё вчера я держала в руках похожую бумажку от Ангелины, а теперь и у меня такая, только ещё и с фотографией.

— Семь недель? Семь недель! — подпрыгивает Соня, начиная расхаживать вдоль кушетки. — А-а-а!! У тебя будем малыш! — пищит она.

Устало улыбаюсь, прикладывая ладонь к животу. В этот раз мои гормоны сходили с ума вполне справедливо. Прошлый курс лечения пошёл на пользу, и вот, получился такой незапланированный результат.

Я сейчас даже не вспомню, где мы с Гордеем проворонили момент с контрацепцией. Совершенная дезориентация во времени. Мне кажется, если бы не универ, я бы очнулась после апреля сразу где-то в июле. Но за окном цветёт май, а я категорически не понимаю, как мне сейчас быть.

— У Соболевой тоже будет от него ребёнок, — ошарашиваю подругу новостями.

— Че-го?! — Соня замирает с зависшей в воздухе ногой, занесённой для очередного шага. Разворачивается ко мне с неприлично открытым ртом.

— Вчера вечером приезжала со справкой. Сказала, у них семья.

— Капец, — подруга садится рядом со мной. — Вот знаешь, я никогда не дралась, но этой сучке ужасно хочется повыдирать все её белобрысые патлы! Ты чего смеёшься? — в недоумении смотрит на меня.

Нервы! Блин, это нервы!

И «сучка», прозвучавшая от Сони, сработала как катализатор.

Из уст не матерящейся Кошки звучит настолько инородно и забавно, что я не сдержалась. Вот у парней вворачивать такие слова в свой лексикон получается как-то естественно, а у нас только Аня Каменская делает это изящно.

Отсмеявшись, снова рассматриваю снимок УЗИ.

Я, честно, к такому повороту событий совсем не готова. Моя жизнь в последнее время стала напоминать американские горки. Ещё недавно я понимала, что будет завтра или через неделю. А теперь стоит чуть отдышаться, случается новый резкий спуск. Дыхание перехватывает так, что начинают гореть лёгкие.

Я ведь даже не заметила, что уже не одна. Малыш никак не давал знать о своём появлении, кроме того, к чему я успела привыкнуть и стала относиться как к естественному, но вполне излечимому со временем явлению. Задержка месячных, эмоциональные качели. А потом мой мир разбился вдребезги, и за пеленой слёз я вообще перестала что-либо замечать. Утонула в боли и разочаровании.

Вчерашний визит Ангелины стал очередным ударом под дых. И мне казалось, что за ночь я просто выгорю дотла. К утру бабушка бы обнаружила горстку пепла под одеялом. Но я вывезла и это. Пусть будет ради него. Ради крохотного тёплого комочка, который однажды назовёт меня мамой, точно стоит научиться быть ещё хотя бы немного сильнее.

Сегодня не будет никаких судьбоносных решений.

— Не говори ему пока. Ладно? — прошу подругу. — И Платону тоже. Я сама потом скажу.

— А ты скажешь? — Кошка крепко меня обнимает.

— Не знаю… — вдыхаю приятный аромат духов с огненных волос лучшей подруги. — У меня будет ребёнок. Сегодня я хочу думать только об этом.

— Тогда, — отстраняется Соня и заглядывает мне в глаза, — предлагаю это отметить. Устроим девичник?

— Давай, — легко соглашаюсь я. Очень хочу «таблетку» в виде хорошего настроения.

София быстро бегает пальчиками по экрану, переписываясь в нашем общем чате с Аней Каменской и Этель Шерро, девочками, с которыми мы вместе учились в лицее и тоже до сих пор дружим, как и наши парни.

А через пару часов мы уже заваливаемся на снятую на сутки квартиру. Сгружаем в прихожей гору пакетов, наполненных всякой всячиной, и дружно выдыхаем.

Смеясь и болтая, разбираем покупки на кухне. Сооружаем простые салаты, выкладываем на тарелку роллы, заодно вспоминая, как здорово и беззаботно было в школе.

Анюта пришла к нам только в одиннадцатом классе. Вот честно, не представляю, как мы до этого жили без её шуток и провокационных, иногда совершенно безбашенных, идей.

С Ангелиной у них была открытая война. Тоже, кстати, из-за парня. Соболевой нравился Макс Авдеев, но он был уже занят нашей Анютой.

Лина тогда целоваться к нему полезла. Каменская же этот порыв не оценила и решила мстить.

Смахивая слёзы и шмыгая носами, обсуждаем, как Аня стащила из столовой пакетики с острым и чёрным перцем. Натёрла ими нижнее бельё и форменную юбку Ангелины, пока та была на физре. Зеленоглазая стерва потом чесалась, сверкая красной задницей на весь класс, и на несколько дней вообще пропала с радаров.

У Ани и Максима до сих пор всё хорошо. А мне очень полезно вспомнить, что за два года люди не меняются, и Ангелина ради своих целей действительно всегда шла по головам. Чаще всего это оставалось безнаказанным. Папа в спонсорах лицея легко решал многие конфликты в пользу дочери. Проще было не связываться. Но это не про нашу Анютку. Она как боевая торпеда, остановить которую может только Макс.

Насмеявшись до розовых щёк и боли в животе, устраиваемся в комнате. Включаем любимую музыку. Поедаем наготовленные вкусняхи. Девчонки по такому случаю купили вино. У меня сок. И да, грустная история, которую приходится рассказать.

Я делюсь с Элей и Аней всем, что произошло вплоть до сегодняшнего дня. Там, где у меня срывается голос и перестаёт хватать дыхания, подхватывает Соня.

— Вот же тварь! — скрипит зубами Анюта. — Ясь, — двигается ко мне. Обнимает.

Она очень добрая и отзывчивая, на самом деле. Её просто люто триггерит от Ангелины.

— Ты какого хрена раньше молчала? — по-доброму отчитывает меня. — Наша самая ранимая девочка. И эта сука опять взялась за своё! Она же провокаторша, Яськ! Ты же помнишь. Я вот вообще ни разу не удивлюсь, что справка липовая. А то, что у них было… Блин, я бы Максу яйца оторвала за такое! Но потом бы всё равно разбиралась. Вот будь кто другой на месте этой дряни, послала бы обоих куда подальше. Но Лина. Лина — это пипец!

— Я согласна, — с другой стороны ко мне подсаживается Этель. — Помнишь, как у нас с Тёмой было? Дашка тоже покоя не давала, пока парни её на место не поставили. Если бы я ей поверила, у нас с Севером ничего бы не вышло. Но поведение Дашки я хотя бы немного понимала. Отчасти, они с Артёмом из-за меня расстались. А Соболева сама в отношения лезет. Это всё же другое, но я всё равно не знаю, как бы пережила, если бы мне такое кино с участием Тёмы прислали. Тоже с ума бы, наверное, сошла.

И мы все как-то машинально переводим взгляды на нашу Аню.

— Предлагаю выпить, — коварно улыбается она. — И вместе подумать, как потрепать нервы этой блондинистой стерве, — поправляет собственные светлые волосы.

Они с Соней быстро наполняют бокалы. Мне доливают ещё сок.

— Пусть Гордей, как взрослый мальчик, решает проблемы по-взрослому, — в стеклянный бортик моего бокала ударяются ещё три. — А мы же с вами девочки, — не перестаёт улыбаться Каменская. — Мы просто немножко похулиганим!

Глава 25

Гордей

«Генеральный директор Калужский Гордей Бориславович»

Смотрю на эту табличку и тихо ржу. Папа расстарался. Красивый шрифт на золотой пластине под стеклом. Дорого. Кричаще пафосно. Куда мне со своим вагончиком, на котором красуется логотип клуба! Вот сюда надо стремиться. К кабинету с секретарём, у которой сиськи в блузку не помещаются.

У неё сегодня, кстати, последний рабочий день. Сидит за столом, дует накаченные губы. Мне в таких тёлок всегда хочется потыкать иголкой. Интересно же, лопнет она, как воздушный шарик, или нет.

Захожу в кабинет. Вешаю в шкаф любимую мотокуртку. Достаю из маленького холодильника бутылку воды. Открутив крышку, делаю несколько глотков. По плану до обеда перелопатить хотя бы пару папок с документацией компании.

Отец не оригинален. Он выбрал хорошо знакомое ему направление — юридические консультации, в том числе онлайн, сопровождение сделок, помощь в подготовке к судебным процессам и всё в этом духе.

Я пока не понимаю, куда конкретно копать, но уверен, что нужное направление найдётся. Платон подрядился помогать. Всё же он учится на юриста. И делает это довольно успешно. Мы договорились, что я буду заниматься тем, в чём разбираюсь: движение денег, партнёрские связи, договора, сотрудники. Весь костяк, на котором основывается любой бизнес. А братишка будет разбирать дела, которые велись юристами этой конторы.

Уже в зависимости от того, что найдём, будем думать, как это грамотно использовать, чтобы слезть с крючка отца.

Включаю комп, заглядываю в календарь и уже настраиваюсь на работу. Меня отвлекают настойчивым стуком в дверь. Раз мимо секретаря, значит…

— Гордей, привет, — заглядывает Виолетта.

Красивая, элегантная брюнетка. Моложе отца на тринадцать лет. Острый, внимательный взгляд женщины, которая точно знает, чего хочет от жизни. Одета в классику с налётом сдержанной сексуальности и ярким акцентом на стервозность. Идеальная пара для Борислава Калужского. Другая его тяжёлый характер просто не вывезет.

— Я занят, — отмахиваюсь от неё.

Раздражающе громко цокая каблуками, Виолетта проходит к столу и садится на ближайший ко мне свободный стул. Постукивает длинными ногтями по столешнице, привлекая моё внимание.

Эта женщина привыкла быть здесь хозяйкой. Отец подрядил её «присматривать за любимым сыном и во всём ему помогать». По факту же, как я и говорил, ему надо меня контролировать, чтобы я никуда не рыпался. Делал ему ту самую идеальную картинку, которую он так жаждал.

А я пришёл и уволил сразу троих сотрудников. Мне хватило половины дня, чтобы понять — с этими людьми мы не сработаемся. Конечно, местной королеве не понравилось, что её власть в этих владениях пошатнулась. Пришла толкать вразумительную речь.

— Выпьем кофе? — предлагает Виолетта.

— Пейте. Только не в моём кабинете. У вас встреча с клиентом через полтора часа. Не пора ли выезжать? — издевательски скалюсь.

Здесь есть вип-клиенты, с которыми общается непосредственно сама Виолетта. Как раз на днях в контору обратился один из таких. Его папку я отложил отдельно. Отдам Платону, пусть разбирается и контролирует.

— Я успею. Давай поговорим без кофе. Гордей, я понимаю, папа поставил тебя во главе, но ты здесь пока плохо ориентируешься. Совсем не знаешь людей, а уже рубишь с плеча. Прежде, чем увольнять сотрудника, надо же посмотреть на эффективность его работы.

— Я посмотрел. Мне не понравилось.

— И чем же тебе не угодила наша Оля? Она со мной три года отработала без нареканий.

— Этим и не угодила, — пожимаю плечами. — Я привык работать с людьми, которым доверяю. И своим принципам изменять не намерен. Обсуждать с вами свои решения тоже. Хотели меня в директорское кресло? Вот он я. Тут. А теперь не мешайте мне работать.

— Гордей, послушай…

— Послушайте, Вита! — сжимаю зубы. Бесит она меня. — Я в это кресло не просился! Вы с отцом сделали всё, чтобы меня в него усадить. Так вот теперь, — зло улыбаюсь ей. — Здесь всё будет так, как решу я. Не нравится? Вы знаете, куда адресовать претензии. И, кстати, я уже отозвал генеральную доверенность. Официальное письмо с уведомлением будет у вас на столе в ближайшее время, а также разослано во все прилегающие организации, в том числе в банк. На всякий случай.

— Даже так? — она очень сильно себя сдерживает.

— А вы думали, я сюда в игрушки играть пришёл? Время, Виолетта. Опоздаете на встречу, потеряете клиента. Это уже вопрос о вашей компетентности на занимаемой должности.

Стрельнув в меня недовольным взглядом карих глаз, поднимается со стула с идеально ровной спиной. Разворачивается на каблуках и, вдавливая их в пол, идёт к выходу.

— Засранец! — доносится до меня её недовольное шипение вместе с характерным хлопком закрывшейся двери.

Ухмыльнувшись, всё же погружаюсь в работу. К трём часам мне надо быть в «Либерти». У нас первый соревновательный заезд, а потом последняя проверка детской трассы. Одну группу мы сформировали. Вести её буду сам, так как у меня есть опыт работы с детьми на байках. Взрослых парней надо отобрать на предстоящую городскую гонку между клубами. И где-то в этом графике найти время на сон и еду. А в выходные поеду к Ясе, ползать на коленях и умолять о разговоре. И нет, мне не стрёмно это сделать, лишь бы она дала мне возможность всё объяснить. Потому что без неё плохо. И ей без меня. Я чувствую.

Просидев за столом несколько часов, встаю, чтобы размять ноги и спину. Да и перекусить было бы неплохо, пока есть такая возможность. Следующая в лучшем случае появится только к ночи. Но меня обламывают сначала одним звонком, потом другим и добивает отец:

— Сможешь заехать сегодня вечером к нам домой? — интересуется он. — Надо серьёзно поговорить.

— Нет. Сегодня не могу. Говори так.

— Нетелефонный разговор. Завтра днём тогда сам к тебе заеду. Дождись меня.

— Хорошо, — сбрасываю.

Вита уже нажаловалась? Не в её стиле. Эта скорее сначала попробует сама договориться. И чего ему тогда от меня надо?

Быстро выбрасываю все лишние мысли из головы. Выключаю компьютер, запираю кабинет и, игнорируя Ольгу, ухожу к лифту. Рядом с новенькой тачкой, что вчера подарил мне отец в честь «возвращения в семью», стоит мой байк. Седлаю старого друга и стартую в сторону базы.

Парни уже все тут, кроме Захара. Он, как всегда, подтянется вечером.

Кит и Кис-кис в шортах, с голыми торсами прыгают на скакалках, а пацаны считают. Там уже перевалило за сотню.

— Что происходит? — вклиниваюсь в толпу, глядя, как потные парни самодовольно ухмыляются.

— Да так, выносливостью меряются, — подсказывают мне. — Ты ж знаешь, они вечно цепляются.

Знаю. Горячие оба. На ровном месте заводятся. Самцы, блин! Но Кит стал сдержаннее, а у Саркиса с тормозами пока не очень. Проигрывает, бесится, глядя, как Толмачёв делает ещё несколько оборотов скакалкой, чтобы уделать Киса до конца.

— Померились членами? А теперь убрали линейки. Привели себя в порядок. Через десять минут жду первую линию на старте. Кис, сюда иди.

Вылив остатки воды из бутылки себе на голову, подходит. Вопросительно смотрит на меня своими тёмными, наглыми глазами.

— Ты заебал на него нарываться, — тихо выговариваю, чтобы пацаны не слышали. — Он же тебе лицо разобьёт в один момент и будет прав. Как мать? — перевожу тему.

— Лучше, — его взгляд мрачнеет.

— Хорошо. Если помощь будет нужна, подходи. Я попробую через спонсоров ещё раз ей лекарства пробить. Соберись! Вместо того чтобы с Китом бодаться, покажи себя на треке. Я тебя на городскую гонку поставлю. Войдешь в тройку, будут деньги. Там хорошо платят за призовые места.

— Понял. Спасибо, Гордый, — протягивает мне руку.

Пожимаю, перехватываю и дёргаю на себя.

— Сначала здесь, со своими, покажи, что ты можешь. Потерялся в последнее время.

— Исправлюсь, — обещает Кис-кис.

Отпускаю, он уходит переодеваться, а ко мне подваливает Толмачёв. Довольный как слон.

— Не трогай его. Ладно? — прошу друга. — Дурной же. Ты тоже таким был.

— Да нужен он мне. Трогать его. Я же так. Стебусь. Чтобы в тонусе был. Пойдём по детскому треку прокатимся, пока парни готовятся?

— Давай. А то потом можем не успеть, а сегодня всё должно пройти на сто двадцать процентов.

Глава 26

Гордей

С малыми работать прикольно. Они упрямые и трудолюбивые, ещё не обременённые массой внешних проблем. Слушают внимательно с открытыми ртами. Глаза горят, когда хоть и маленькие, но уже мотоциклы начинают подрыкивать моторами.

Отпустив их, отвечаю на вопросы родителей. Рассказываю, что надо докупить из защиты, даю визитки спонсорских сайтов. На оборотах промокоды на хорошие скидки для членов клуба. Через них же я в прошлый раз пробивал деньги для матери Саркиса. Она давно у него болеет. Дорогостоящие лекарства поддерживают в ней жизнь, но каждый следующий кризис приближает неизбежное.

Нехорошие мысли лезут мне в голову уже не первый день. Кис ведь мог подставить? На грани отчаяния, если ему пообещали помочь с матерью, вполне. Мы с пацанами всех перебрали. Реально веская причина так со мной поступить есть только у него. Мать дороже. Если её не станет, у Киса могут забрать младшую сестрёнку. Служба опеки уже пыталась это сделать, аргументируя тем, что он — студент, а мать уже не может ни о ком позаботиться.

Так что всё было бы логично, но от этой долбанной логики мне не становится легче. Только ещё хуже.

Руки сами выкручивают руль на перекрёстке в противоположную сторону от дома, в котором я снимаю квартиру.

Промчавшись по городу, паркуюсь возле нашего с Ясей подъезда. На детской площадке ещё носится малышня. По двору эхом разносятся крики мамочек:

«Саша, не лезь туда!»

«Василена, отдай мячик Святу!».

Улыбаюсь. Это классный набор проблем — решать, кому из твоих детей достанется мяч, а кому сегодня кататься на цветной горке. Мне хочется такой жизни. Хочется бытовухи, разбавленной спонтанными свиданиями на байке. Хочется вернуть себе ощущение семьи. Оно было у меня целых шесть месяцев, и в нём было очень круто.

Я стою, смотрю на этих людей и завидую. Им не надо никому ничего доказывать. Не надо выгрызать зубами возможность быть с тем, кого любишь, и заниматься тем, чем горишь. Вот так и подтверждается теория о том, что деньги не могут сделать тебя счастливым. Что от них толку, если вечерами возвращаешься в пустую квартиру и ложишься спать в холодную постель? Статус отца не помогает нам с братом. Он к херам всё рушит! Вообще всё хорошее, что у нас есть!

— Чего загрустил, Гордеюшка? — моей руки касается шершавая ладонь старушки-соседки с последнего этажа. — Давно вас с Ярославной не видно, — немного коверкает её имя.

— Добрый вечер. Работаю много, а Яся у бабушки пока живёт.

— Поругались что ли? — щурится старушка.

— Нет. Говорю же, работа. Вы ещё здесь будете?

— За драндулетом твоим посмотреть? — кряхтя, посмеивается она.

— Если несложно. Чтобы малые не лезли. Уронят на себя, могут травмироваться. Я быстро.

— Иди-иди. А с Ясенькой помирился бы. Такая пара…

Как серпом по яйцам. Больно до зубного скрежета.

Коротко выдохнув, как перед прыжком с высоты, бегом преодолеваю несколько лестничных пролётов. Упираюсь взглядом в нашу дверь. Под ногами у порога так и остались тёмные пятна моей крови. Я ещё не вошёл, а сердце уже грохочет в разы сильнее обычного.

Нервно проворачиваю ключ в замке. Открываю дверь, и в меня ударяет запах нашей с Ясей жизни. Внутри всё переворачивается. Заводится невидимая мясорубка, медленно прокручивающая все мои органы, превращая их в фарш.

Я не хотел сюда возвращаться без неё. Но всё равно притащился. Чтобы по-мазохистски напомнить себе, чего меня лишили.

Прохожу в нашу спальню. Сажусь на край кровати. Забираю Ясину подушку и трусь об неё носом, вдыхая оставшийся на наволочке аромат её волос. Сжимаю в руках до треска ткани.

Я скучаю…

Девочка моя, без тебя очень холодно и одиноко.

Закрываю глаза. Оглушённый стуком собственного сердца, замираю, чувствуя, как покалывает кожу. Как липкий ком встаёт в горле. Как царапает язык зубная крошка.

Надо как-то оставить это всё, подняться и ехать отсюда. Завтра очередной сложный день. Не представляю, чем ещё отец надумает на меня давить. Раз хочет поговорить, значит точно нашёл какой-то рычаг. Херово, что мне в ответ пока не за что зацепиться.

Кис ещё… Сучонок!

Понятно, что его семья ему дороже. Он ради неё на всё готов. А я — ради своей. И как мы будем это разруливать, я пока не знаю.

Отложив подушку, касаясь стен пальцами, подрагивающими от злости и усталости, выхожу в подъезд. Пара оборотов ключа. Ещё один тоскливый взгляд на закрытую дверь. И я спускаюсь на улицу к своему байку.

Мамочки с детьми уже разошлись по домам. Старушка-соседка сидит на скамейке с парой местных бабулек.

Благодарно кивнув ей, резво стартую с места в сторону своей съёмной однушки.

Приняв душ, ложусь на кровать и впиваюсь взглядом в потолок. Ни черта у меня со сном не выходит.

Иду на кухню. Завариваю себе чай. Открываю ноутбук. Создаю новый файл и вбиваю в него всё, что у меня на сегодня есть. Пока без системы. Просто выкладываю из головы, чтобы черепная коробка не лопнула.

Под утро рубит прямо за столом. И снится мне Яся. В носоглотке всё ещё стоит её запах. Интересный 3D-эффект даёт ощущение присутствия.

Удивительно, насколько можно нуждаться в конкретном человеке. Смело могу сказать, что болен этой девочкой. Окончательно, неизлечимо и навсегда.

Быстро собравшись, еду в офис. Вчерашний залёт домой и ночные посиделки за компом помогли навести некоторый баланс в голове и эмоциях. Случилась своего рода подзарядка батареи.

На этой энергии прохожу в свой кабинет, мазнув взглядом по пустующему рабочему месту секретаря. Поисками нового займусь позже. Пока начинаю свои «раскопки» с того места, на котором остановился.

Больше всего меня интересуют движения денег по счетам компании. Вчера, минуя бухгалтерию, запросил у банка полный отчёт за последний год. Распечатал то, что есть у меня в базе. Сижу, сравниваю циферки, проверяю наличие договоров на поступающие суммы. Те, что особенно сильно смущают, выделяю цветным маркером.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Мой отец не дурак, у него всё прикрыто, но я и не ищу то, что лежит на поверхности. Я же не подмазанная им налоговая проверка.

— О, я смотрю ты серьёзно взялся за дело, — уши режет его голос.

Обед уже?

Второй час. Охренеть. Не заметил, как пролетело время.

— Подсказать что-то? — кивает на стол, заваленный бумагами.

— Ты поговорить хотел, — напоминаю ему, складывая всё в стопку.

— Поехали, посидим где-нибудь. У меня есть примерно часа полтора для любимого сына, — скалится отец. — Как тебе новая машина, кстати? Уже опробовал?

— Подарил детскому дому, который курируют старший Толмачёв и Добронравов. Им эта тачка сильно нужнее. Считай, что ты впервые в жизни сделал что-то хорошее безвозмездно. Как ощущения?

Довольно улыбаюсь, глядя на его перекошенную рожу. Тачку я ещё не подарил, но в планах сделать именно это. Сначала хотел гордо вернуть, потом подумал: с хрена ли? Добронравову если не понадобится, он её продаст и вложит эти бабки в свой новый проект, направленный на работу с трудными подростками.

— Нормальные ощущения, — цедит сквозь зубы папочка.

— Я рад, — моё настроение поднимается ещё на пару пунктов.

Особенно с учётом того, что проект Демида Добронравова прямо сейчас подвергается прессингу многих структур города. В том числе ведётся прокурорская проверка по невнятному поводу. Землю под старым детским домом очень хочет одна крупная иностранная компания…

Чёрт! Вот я олень!

Нам не надо перепахивать всё!

Достаю трубу, пишу Кириллу:

«Кит, устрой мне встречу с Добронравовым»

«А сам чего?»

«Вы знакомы ближе»

«Попробую. У него там опять ахтунг»

«Знаю. Скажи, мы с ним можем друг другу здорово помочь»

Водитель отца паркует машину возле ресторана.

Выходим из неё практически одновременно, каждый со своей стороны.

Прокурора здесь знают. Находят для нас лучший столик. Едва ли не бегом приносят меню.

Бегло вчитываюсь, выбираю суп, тёплый салат и кофе.

Официантка так же спешно удаляется, чтобы выполнить заказ важных гостей.

— Так о чём ты хотел поговорить? — напоминаю, что мы сюда не жрать приехали.

— О твоей связи с юной Ангелиной Соболевой.

— Я не намерен с тобой это обсуждать! — меня аж передёргивает. — Тем более никакой связи между нами нет! — до треска пластика сжимаю в руке солонку.

Отец внимательно наблюдает за моей реакцией.

— Теперь я понимаю, почему перепуганная девочка пришла сначала ко мне с такими важными новостями. Она беременна, Гордей. И очень боится, что ты заставишь её сделать аборт.

Глава 27

Гордей

— У нас был уговор, — напоминаю отцу.

Меня уже даже не бесит. Мне, блядь, смешно! Прокурор смотрит на мой зверский оскал. По глазам вижу, очень удивляется.

Ждал, что сработает? Что я всё брошу и побегу принимать эту беременность?

А папа, оказывается, меня ни хрена не знает.

— Это совсем другие обстоятельства, Гордей. Я не могу не вмешаться, когда вопрос встаёт таким образом. Глеб Давидович Соболев — очень влиятельный человек в нашем городе. У него двоюродный брат в правительстве. И знаешь, мой мальчик, он обожает свою племянницу! Если сейчас ты сделаешь ошибку, нас всех закатают в асфальт! Моя карьера, бизнес, твой проклятый клуб, твой брат и даже твоя сопливая мышь! Достанется всем! Я не хотел ТАК на тебя давить. Но её беременность, сынок, это билет. Куда? Зависит от тебя. Либо в преисподнюю, либо на самый верх. Я на посту последний год. Мне уже дали понять, что пора уступить место молодым и перспективным. Если ты поступишь правильно, я пойду выше. Тогда и у тебя всё сложится! Наш бизнес… — хмыкает он. — Ты же начал копаться. Давай я кое-что объясню, чтобы сократить тебе время на поиски. Через него проходят приличные суммы денег. Откуда они, неважно. Важно другое. На чьих счетах они оседают. Когда на пост приходит новый человек, он начинает подтягивать своих людей. А ещё ему очень важно выслужиться. Громкое дело, чтобы показать всю свою мощь. Заявить о себе. Если мы не получим поддержку Соболевых и я не заберусь наверх, Гордей, меня посадят. А потом и тебя. Потому что компания оформлена на тебя. И всем будет насрать на то, что ты не поставил ни одной подписи. Ты — владелец. На тебе вся ответственность. Так что, сынок, очень хорошо подумай, стоит обижать красивую девочку или всё же свобода тебе дороже?!

— Забавно, — стучу пальцами по столешнице. — То есть, ты изначально понимал, что подставляешь меня под удар?

— Изначально, Гордей, я предполагал, что мой сын меня поддержит. Но ты невыносимо упрям! — швыряет на стол скомканную салфетку. — Вы, — он сжимает зубы, — росли в достатке. Я дал вам лучшее образование. Я прикрывал задницу Платона, когда зверёныш выкидывал очередной фортель. Звонил дяденькам в погонах. Затыкал рты журналистам. Всё это я! Благодаря мне вы те, кто вы есть.

— И поэтому ты решил, что нас можно использовать? Какой поддержки ты от меня ждал? Что я похерю собственные мечты, амбиции и личную жизнь в угоду твоим связям? В одном ты прав, отец. Ты сделал нас теми, кто мы есть. Платон — перспективный футболист и в ближайшем будущем отличный юрист, который давно живёт самостоятельно и обеспечивает свою девочку сам. Я ни разу не пришёл к тебе за деньгами и связями. Я тоже поднимался сам! Потому что просить помощи у родного отца слишком дорого! Я выкупал у тебя свою свободу постоянно! Эта чёртова компания — всего лишь ещё одна сделка. И ты снова меня подставил. Ты ударил меня по самым больным местам, чтобы сохранить своё влияние. И вот что смешно — на кону снова моя свобода.

Я замолкаю, глядя в его искажённое злостью, негодованием и осознанием лицо. Больше не будет так, как он хочет.

Медленно поднимаюсь. Кидаю на стол свою салфетку.

— Если беременность и правда существует. Пусть делает аборт, — достаю из кошелька деньги. Всю наличку, что у меня есть. Выкладываю перед отцом. — Я оплачу.

— Ты дурак! — подскакивает отец, обращая на себя внимание посетителей заведения.

Может и дурак. Наверное, надо было сделать вид, что я и здесь на всё согласен. Только вся моя природа противится этому. У всех есть предел. Какая-то граница, которую он не может переступить. Вот это моя. Его шлюхой по доброй воле я никогда не стану.

Вызываю такси на улице. Нервно курю, сминая сигарету в пальцах. Частые, короткие затяжки. Горький, горячий дым из порвавшегося фильтра обжигает губы. Сплёвываю. Тушу сигарету. Достаю другую.

— Успокойся, — отец подходит и встаёт рядом. — Ещё раз очень хорошо подумай.

— Да пошёл ты, — всё же справляюсь с зажигалкой и затягиваюсь уже гораздо глубже.

— Гордей, без меня ты с Соболевым не справишься.

— На это и был расчёт, когда вы его дочь под меня подложили? — зло стреляю в него взглядом. — Что я не вывезу и сдамся? Просто дожали, да? Яся ушла… Теперь снова под угрозой Клуб. Так ведь? Заберёшь его. Продашь. Положишь на свои счета ещё бабла, которое заработал не ты. Но это ведь неважно. Насрать на пацанов, которые там пытаются чего-то достичь. Там есть те, кому «Либерти» в прямом смысле жизненно необходим. Только на это тебе тоже насрать. Ты перешагнул через меня. Снова. И если меня посадят, папа. Посадят из-за тебя. Ты планомерно, целенаправленно уничтожаешь мою жизнь. Не говори мне больше о семье. Тошнит от твоего эгоизма и лицемерия.

Что-то мне как-то хреново на душе… Начинает казаться, что и правда не вывезу. Может и хорошо, что моя малышка сейчас далеко от всего этого дерьма. Так не хочется её пачкать.

— Да какого хуя!!! — пинаю мусорный бак, отменяя такси.

Иду пешком, сжав кулаки и зубы. Отец прожигает взглядом мои лопатки. А меня бесит! Сука! Как же бесит эта беспросветная безысходность. У меня только начинает получаться. Только появляется решение. Долбанный прокурор обрушивает на меня очередную тонну шлака!

Откуда теперь ждать удара?

Я и так, как филин, кручу башкой на двести семьдесят градусов. Сосредоточиться на чём-то одном не дают.

Виски выламывает. В ушах звенит.

Тюрьма или свадьба с Ангелиной?

Свадьба или тюрьма?

А разница?

Нихуя нет разницы!

Хотя вру. Есть. В тюрьме отец и Глеб Соболев не смогут использовать меня в своих планах.

А Яся?

Это всё? Наш с ней конец?

Но я не хочу так! Я, мать вашу, не согласен с таким раскладом! Не. Согласен!

Не могу без неё! Блядь! Я! Без! Неё! Не могу!

У меня скоро крышу сорвёт от всего происходящего.

Добираюсь до офиса. Забираю с парковки байк и лечу на нём за город, выкручивая газ на всю. Стрелка ложится. Шлем забыл в кабинете. И куртку. Ветер свистит в ушах. Футболка превращается в парус. Дыхание всё время перехватывает. Я захлебываюсь тёплым майским воздухом. Глаза слезятся. Дорогу размывает. Но мне сейчас всё это очень нужно. Больше ничего не поможет. Бухло выжжет. От никотина уже тошнит. Остаётся только гнать вперёд, надеясь, что мне по дороге не встретится фура, которую я не замечу.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Смазываются сигналы редких тачек. В сумерках меняется восприятие трассы. Пульс долбит уже привычные сто сорок, а лампочка мигает, оповещая о том, что бак у меня практически пуст.

Останавливаюсь на обочине. Достаю из заднего кармана штанов мобильник. Не потерял. Уже неплохо.

На экране несколько пропущенных от брата, от Кирилла и Захара.

Смахиваю. Включаю GPS, чтобы сориентироваться, как далеко меня унесло. Ищу ближайшую заправку. Должен дотянуть. Там же надо взять воды и поворачивать в сторону города.

Добираюсь.

Залив бак, покупаю пачку сигарет, кофе и воду. Откатываюсь подальше от огнеопасной зоны. Делаю глоток чёрного, горького, бодрящего. Затягиваюсь.

Брат снова звонит.

— Если на нас не летит метеорит, поговорим завтра, — отвечаю ему. — Хотя даже если летит, похрен, — отнимаю трубку от уха, собираясь сбросить.

— Гордый, тормози! — орёт братишка. Возвращаю телефон к уху. — Новости есть. Про Ясю.

Глава 28

Ярослава

Кручусь перед зеркалом в одних трусиках, пытаясь разглядеть, что во мне изменилось. Вожу пальцем по животу, прикладываю ладошку, прислушиваюсь.

Там теперь живёт малыш. Это так непросто осознать. На руках есть снимок, есть справки, и я даже начала сдавать анализы, чтобы убедиться в том, что у нас с ним всё хорошо. А всё равно никак не могу поверить. Очень особенное чувство, тёплое и волнительное с примесью щемящей тоски по Гордею.

В дверь настойчиво звонят. Прибыла моя команда «злостных мстительниц», как сказала Анюта.

Быстро надеваю футболку и иду открывать.

— А вот и мы! — довольно улыбается Каменская.

— Привет, — нестройным хором здороваются и по очереди обнимают меня Соня и Эля.

— Мика, — протягивает ладошку очень красивая девочка с короткой стрижкой.

— Яся, — представляюсь в ответ.

Бабушки нет. Она уехала к своей хорошей знакомой. Так что квартира в нашем полном распоряжении.

Аня заносит на кухню пакеты. Выкладывает на стол свежие фрукты, ягоды в прозрачных лотках, сок, пирожные и пачку травяного чая.

— Папа привёз из очередной командировки, — поясняет она. — Очень вкусно и тебе полезно. Там гора витаминов.

Девочки взяли надо мной шефство. Я и сама слежу за питанием, понимая всю ответственность за своего ребёнка, но их не остановить. Первая беременность в нашей компании. Всем интересно, как это будет.

Не раздумывая, беру со стола лоток с крупной малиной. Открываю крышечку. Вдыхаю аромат ягод, тоже плотно ассоциирующихся с Гордеем. Живот поджимается, кончики пальцев покалывает.

Чёрт… Как же я скучаю…

— Не реветь! — щёлкает меня по носу Каменская.

— Ей можно, у неё гормоны, — подхватывает Соня.

— Яся, скажи гормонам, пусть идут в ж… ну ты поняла. Сейчас мы будем поднимать тебе настроение. Да, Мика?

— Если вы нас с ноутбуком за стол пустите, то будем, — улыбается девушка.

— Ой! Точно, — смеётся Эля, сдвигая в сторону всё, что они нагромоздили.

— Так. Давайте я вас нормально познакомлю. Только это… — странно улыбается Аня, — Сначала уберите от Яси все тяжёлые и острые предметы. На всякий случай.

Я перестаю есть малину. Живот поджимается сильнее, а под рёбрами чувствуется укол беспокойства.

— Микаэлла с моим Максом знакома с выпускного класса. Он пытался к ней подкатывать. Но это было ещё до меня. Хотя, когда я узнала, что они до сих пор общаются…

— Бедный Макс, — смеются Эля и Соня.

— Ничего он не бедный, — фыркает Анюта. — Мирились зато потом… Так, стоп. Не туда. В общем, Мика учится на программиста, заядлый геймер и ещё чуть-чуть хакер. Она нашим мальчикам как-то очень здорово помогла. Макс рассказывал, я забыла, а когда думала, чем прижать Соболеву, снова вспомнила.

— А я не смогла отказать, — подхватывает Мика. — Есть такие особенные твари, которых надо наказывать, — улыбается очень чувственными губами.

Понимаю, чего Аня так взъелась на Макса за их общение. Я бы тоже Гордея приревновала, хоть и доверяла ему всегда без оглядки.

— Ясь, мне твой телефон нужен. Обещаю, что буду лезть только по назначению.

— А что ты хочешь найти?

— Тебе не понравится, но мы всё продумали. Гордей не пострадает, — отвечает за Микаэллу Аня.

Ко мне подходит Соня, обнимает за плечи и кладёт голову на макушку.

— Если получится восстановить или отследить путь видео, что тебе прислали, — объясняет Мика, пока лучшая подруга успокаивающе гладит меня по рукам, — я проверю его на монтаж, а потом мы сделаем свой и я гарантирую, что оно станет вирусным. Пока дойдёт до службы безопасности отца вашей Соболевой, пока те среагируют, слава успеет разлететься по всей сети.

— Ясь, — передо мной на корточки присаживается Анюта, — она не понимает иначе. Не смей её жалеть.

— Я не жалею. Дело в другом. Ангелина беременна. Если что-то случится с ребёнком?

— У тебя будет свой, — Эля ставит передо мной чашку ароматного чая. — От мужчины, которого ты очень любишь. Думай об этом. А такие, как Лина. Они непотопляемые.

— Вот-вот, — поддакивает Соня. — Парни в мыле сейчас. Я Платона почти не вижу. Он или на учёбе, или на тренировках, или закапывается в бумаги и спит по три часа. Вряд ли бы они всем этим занимались, будь Гордей рад всему происходящему. Я же слышу, как Платон говорит с братом, Ясь. Мы должны им помочь. Потом уже вы между собой всё решите. И вдруг мы его оправдаем? Ведь может быть монтаж? Надо проверить.

— Да я согласна! Со всем согласна! Давайте сделаем, — улыбаюсь подругам. — Аня, а что там насчёт острых предметов? — вспоминаю я.

— Блин… Понимаешь, — кусает губы Каменская, — чтобы выудить у моего Авдеева контакты Мики, мне пришлось ему объяснять, что я не киллера собираюсь к ней отправить, а нам действительно нужна её помощь. И… — она смешно краснеет, — Макс теперь знает, что у вас с Гордеем будет малыш.

— Ой, — хватаюсь за голову и впиваюсь пальцами в волосы. Соня крепче сжимает мои плечи.

— Авдеев обещал молчать. Но такая новость. Парни — балаболы ещё хуже нас. Так что я не могу гарантировать, что информация не дойдёт до твоего Калужского. Прости, пожалуйста.

— Ты, кстати, сама-то, что решила? — спрашивает Эля. — Собиралась сказать?

— Собиралась, — признаюсь им. — У Гордея должен быть выбор. Думала набраться смелости и написать сообщение в выходные. На звонок я бы вряд ли решилась.

— Ну вот. Будем считать, что всё складывается так, как надо, — заключает Анюта, едва заметно с облегчением выдыхая.

— Неси телефон. Будем пытаться реабилитировать твоего парня, — Мика постукивает аккуратными короткими ноготками по столу.

С очень сильным волнением, щекочущим чуть повыше пупка, приношу Микаэлле телефон и зарядку. Она достаёт из сумки для ноутбука свой шнурок и подсоединяет трубку к компьютеру.

— Там… — подбираю слова, как бы объяснить про это видео. Очень оно пошло-болезненное.

— Расслабься, — девочка смотрит на меня поверх экрана, — я сейчас как хирург. Меня интересует не картинка, а то, что спрятано у неё внутри.

Мика для нас исчезает. Она внимательно смотрит в монитор, иногда тихо ругаясь или поджимая губы. Свет экрана отражается в её внимательных глазах с пульсирующими зрачками. Пальцы ловко и очень быстро что-то набирают, клацает мышка. Она не глядя цепляет чашку с чаем, делает несколько глотков и, едва не промахнувшись мимо стола, ставит её на место.

Соня улыбнулась, убрала чашку подальше, а вместо неё поставила тарелку с россыпью разноцветных ягод. От пирожных Микаэлла отказалась сразу, и мы бессовестно съели их сами.

Бабушка вернулась только к десяти вечера. Поздоровалась со спасательным отрядом и ушла к себе.

— Бабуль, — заглядываю к ней сама, — давай я тебе хоть чай принесу?

— Ой, я этого чая напилась у Лидии Семёновны. На неделю хватит. Вы сидите. Я почитаю немного и спать лягу.

— Мы постараемся не шуметь.

— Шумите, — она касается тёплой ладонью моей щеки. — Ты не представляешь, как я рада, что ты вернулась. Очень страшно смотреть на то, как твой ребёнок превращается в тень.

— Прости, что напугала, — опустившись на пол, кладу голову ей на колени.

Она гладит меня по волосам. Очень уютно. Как в детстве.

— Ничего. Засранец твой так и не появлялся? — неожиданно спрашивает она.

— Нет, — грустно вздыхаю.

Конечно, мне очень хочется его увидеть. Страшно. Но от этого желание ещё раз заглянуть в родные карие глаза не становится меньше.

— Приедет.

— Думаешь?

— Уверена, — смеётся бабуля. — А вот пустить его на порог или нет, я ещё подумаю, — говорит строго, но всё равно тепло. — Кстати. Там у нас возле подъезда ещё один мотоциклист пасётся. Мимо проходила, курил возле своей смертоубийственной железяки. Чёрненький вроде, я в темноте не разглядела. Точно не наш. Не по твою душу?

Глава 29

— Яся, телефон! — кричат девчонки из кухни.

Возвращаюсь к ним. Мика трёт уставшие глаза. Аня протягивает мне трубку.

— Нашла что-то? — не спешу принимать звонок от неизвестного номера, с надеждой смотрю на Микаэллу.

— Угу. Вся прелесть сети как раз в том, что следы остаются практически всегда, если только не работают прям очень крутые спецы, которые знают, как это всё вычищается. Нам повезло. Не твой случай. Кино скачала. Айпишник динамичный, но комп найти всё равно можно. По радиусу будет разброс, но мы же примерно понимаем, что ищем? — мы дружно киваем ей в ответ. — Тогда не будет проблем. Сейчас передохну немного и займусь. А файл уже завтра будем разбирать.

— Спасибо, — улыбаюсь ей. Мика улыбается в ответ.

У меня снова звонит телефон. Все девчонки замерли в ожидании, когда же я возьму трубку.

— Слушаю, — присаживаюсь на самый край табуретки.

— Привет, девушка, спасшая розу от возможной гибели в мусорном баке, — с нотками лёгкого заигрывания мурлыкает Кис-кис.

Услышала голос и сразу узнала.

— Спустись, пожалуйста. Тут ещё один цветок умирает без твоего внимания.

— Откуда у тебя мой номер и тем более адрес?! — раздражаюсь на настойчивого парня.

Девчонки начинают сопеть с ещё большим любопытством.

— Спустишься, расскажу.

— Кис, я тебе уже всё сказала! — собираюсь прекратить эту бессмысленную беседу.

— Ясь, это правда очень важно. Насчёт тебя, Гордея и вашей ситуации. Пожалуйста, — и больше никакого заигрывания в голосе. Зато тонна неподдельной нервозности.

— Сейчас.

— Что случилось? — нахмурившись, спрашивает Анюта.

— Спущусь. Надо с Саркисом поговорить. Подождёте?

— А что за Саркис? — продолжается допрос.

— Парень из клуба Гордея. Вернусь, расскажу.

Убегаю в комнату. Меняю домашние шорты на первые попавшиеся джинсы, накидываю ветровку и, смяв задники, всовываю ноги в старенькие любимые кеды, которые давно уже пригодны только для того, чтобы выскочить в них в подъезд.

Скользя ладонью по гладким перилам, торопливо преодолеваю лестничные пролёты. Выхожу из подъезда. Втягиваю ноздрями вкусный майский воздух. Медленно выдыхаю, восстанавливая дыхание.

Мотоцикл Киса стоит в тени раскидистого дерева. Замечаю его благодаря светоотражающим деталям на куртке парня. Он отталкивается от байка и сам идёт ко мне.

Закутавшись в ветровку и сложив руки на груди, смотрю на растрёпанную тёмную шевелюру и несвойственный ему беспокойный взгляд.

Саркис молча протягивает завёрнутые в гладкие листья ландыши, немного потрёпанные в дороге.

— Присядем? — кивает на скамейку.

— Да, пойдём, — чувствуя передающееся мне от него волнение, прохожу к скамейке.

Кис ловит меня за локоть, пока не села. Снимает с себя куртку, стелет на доски и только после отпускает.

Не ожидая от него такой заботливой галантности, аккуратно присаживаюсь, перебирая пальцами маленькие нежные цветочки с ароматом весны.

— Ясь, я приехал к тебе, потому что Гордей на лютом взводе сейчас. Он не станет меня слушать. Толмачёв и Шолохов в два голоса сказали, что на городской заезд меня не поставят, а мне пиздец как туда надо! Мне очень нужно, чтобы хоть кто-то мне поверил. Ты же умная девочка. И в принципе девочка. У вас там интуиция и всё такое. Посмотри на меня. Я похож на полного идиота?

— Не похож. Но я пока всё равно ничего не понимаю, Кис.

Саркис встаёт и делает несколько нервных шагов в одну сторону, затем в другую. Достаёт сигареты. Прикуривает одну и прячет её в ладони, чтобы дым не попадал на меня. Выдыхает в сторону. Проводит пятернёй по тёмным волосам, наводя на голове ещё больший хаос.

— Они думают, что я предатель. Бля… Да Гордый столько для меня сделал. Если бы не он, я бы мать уже похоронил! Да, мне постоянно нужны бабки. Я тяну её как могу. Не получается отпустить. Но это, сука, не значит, что я готов ради них на такое! — подскакивает он и снова делает несколько нервных шагов, разворачивается на пятках, выбрасывает недокуренную сигарету и садится рядом со мной.

— Яся, я клянусь тебе. Всеми днями, что осталось прожить моей матери, я не подставлял Гордея и не причастен к том, что между вами произошло. Да я даже не знал ни хрена! Я, как все, видел, что он бухой уехал. Всё! Откуда у меня наркота? А, ну да… — сжимает зубы, упирается локтями в колени и запускает обе пятерни в волосы. — От матери. Я же всё время между домом и больницей. Они складывают. Я бы тоже так сложил. Но я ничего ему не подсыпал. Не знаю, как доказать. Есть догадка, кто это сделал. Но, блядь! Они же уже всё решили, хоть ещё и не озвучили официально. И очевидный мотив только у меня.

У вечно дерзкого, всегда улыбающегося, нагловатого парня дрожат пальцы. Он ломает ими очередную сигарету. Сплёвывает между широко разведённых коленей.

— Кис, — осторожно касаюсь его плеча.

У них у всех что-то складывается. У меня пока нет.

— Кис, что за наркота? Я правда не знаю. Мы с Гордеем не говорили с тех пор, как расстались. И больше никто мне ничего не говорил.

— Он за тебя, наверное, боится. У него серьёзные траблы с отцом, насколько я понимаю, — убито отвечает Саркис. — В ту ночь, когда мы сезон толпой отмечали, Гордый ушёл с тёлкой не сам. Точнее, своими ногами, но мозгами он уже был в другой реальности. Ему что-то адское сыпанули в бухло, и его унесло, как его байк, за три секунды. Никто ничего не понял. Я тренера вообще первый раз таким видел, как и другие пацаны, кто одновременно со мной в клуб пришёл. Потом его бомбило. Помнишь, я говорил? Я узнал, что вы расстались. Тренерский состав весь на взводе. Пацаны по кускам услышанного стали собирать относительно понятную картину. Мы только с Гордым проговорили о том, что он выставит меня на городской заезд, потому что мне очень нужны деньги. И со спонсорами обещал поговорить, чтобы лекарства купить. Теперь выясняется, что парни вели своё расследование внутри команды и я крайний. Вот скажи, что там говорит твоя интуиция на этот счет, м? Ясь?

Кис-кис встаёт со скамейки и присаживается передо мной на корточки. Заглядывает в глаза грустным кошачьим взглядом. Своими тёплыми ладонями накрывает мои. Плавно выпутываю руки, но Саркис снова их ловит, сжимает крепче и всем своим видом показывает, что ждёт ответа. А я сижу, глядя сквозь него, и перевариваю новую информацию.

— Я обычно гордый, — с порывом тёплого ветра доносится до меня тихий голос парня. — У девочек помощи не прошу. Но знаешь, сейчас не до гордости. Мне ни одна работа не даст таких возможностей для помощи матери и сестре, как клуб Гордея. У них нет никого кроме меня. Но ты всё равно прости, что я припёрся, — утыкается лбом мне в колени.

Отодвигаюсь.

— Кис…

В глаза бьёт яркий свет фары, ворвавшийся в темноту, и по всему двору разносится агрессивный рёв мотора. Что-то внутри меня падает вниз живота. Я знаю этот звук. Из тысячи одинаковых смогу выделить именно его.

Кис подскакивает на ноги. Гордей роняет едва заглохший мотоцикл на асфальт и с разбегу сносит Саркиса, ухватив его за футболку.

Взвизгнув, в ужасе смотрю, с какой яростью Калужский наносит Кису первый удар, попадая прямиком в лицо. Между ними завязывается серьёзная потасовка с матом и хрипами.

— Прекратите! — кричу на них. — Слышите меня? Оба! Гордей, остановись! Кис! Чёрт! Да хватит!

Я никогда так близко не видела, как люди бьют друг друга. Это очень страшно. И я не представляю, как их можно остановить. Это ведь всё равно, что попытаться влезть между двумя вцепившимися друг в друга бойцовскими псами.

— Гордый, — хрипит Кис, поваленный на землю. — Это не я. Не я, блядь! Ммм… — стонет, получив кулаком в скулу.

— Остановитесь! — снова кричу.

Потасовка продолжается. Звоню девчонкам, прошу, чтобы спустились. Мне уже нехорошо от всего происходящего. В воздухе стоит пыль и появился запах крови. Пахнет ещё не развеявшимся выхлопом и горючим.

— Я не предавал тебя, — продолжает доказывать Кис.

— Поэтому ты здесь?!

Гордей вздёргивает Саркиса вверх и толкает на ствол дерева.

— Пожалуйста, прекратите оба, — опускаюсь на край скамейки. Голова очень сильно кружится.

Хлопает подъездная дверь. Меня глушит топотом ног. Чьи-то руки касаются моих плеч, и среди всего этого хаоса раздаётся громкий свист, оставшийся звонким эхом в моих ушах.

Всё неожиданно стихает. Мне даже кажется, что я оглохла. Но нет. Я слышу тяжёлое дыхание двух взведённых до максимума молодых мужчин.

Бабушка вынимает пальцы изо рта.

«Она так умеет?» — нервно посмеивается мой внутренний голос, но тут же замолкает и он.

— Вы чего тут устроили на ночь глядя?! — бабуля упёрла руки в бока и нахмурившись смотрит на Киса и Гордея.

Лица у обоих разбитые. У Саркиса сильнее. У него же порван ворот футболки. У Гордея агрессивно раздуваются ноздри, а у меня перед глазами всё плывёт.

— Вон отсюда, оба!

— Я не уйду, пока мы с Ясей не поговорим, — Гордей делает несколько шагов вперёд.

— Остынешь. Приведёшь себя в порядок и утром придёшь. Если захочет слушать, поговорите. А сейчас уходи. Ты не видишь, до чего её довёл?

— Гордый, — зовёт Кис.

— Заткнись, — рявкает Калужский, — пока я тебя не добил!

Подходит ко мне, игнорируя вообще всех присутствующих. Присаживается. Кладёт ладонь со сбитыми костяшками на колено. Меня тут же опаляет жаром, но я пока не могу вменяемо реагировать. Голова всё ещё кружится.

— Девочка моя, — такой тихий, такой родной голос касается моих заложенных ушей. — Ясь, — Гордей старается заглянуть мне в глаза. — Я очень люблю тебя, слышишь? И, — устало и грустно улыбается он, — нашего малыша.

— Мне нехорошо… — делаю вдох. — Я хочу домой.

Глава 30

Гордей

— Здесь будь! — бросаю Кису и поднимаю Ясю на руки.

Не весит ни черта. Дышит тяжело. Положила голову мне на плечо. Соня уже звонит в скорую. Аня бежит вперёд, чтобы открыть мне подъездную дверь. Не отстает и Нинель Эдуардовна, прожигая мои лопатки строгим взглядом.

Сердце лопнет сейчас от переизбытка эмоций. Адреналин всё ещё гуляет по венам. К нему добавляется что-то необъяснимое. Страх за свою девочку и нашего ребёнка, трепет, нежность. Я прижимаю Ярославу к себе. Родную, тёплую, домашнюю, мою. Дико скучал. Меня будто собрали заново в единое целое. Малышка так доверчиво прижимается. Как раньше. Мне орать хочется. В груди распирает.

— Моя, — дышу ей в волосы, переступая порог квартиры. — Ты моя, слышишь? — голос хрипит. Совсем не похож на мой собственный. — Не смогу больше отпустить. Не отпущу.

Кладу на кровать, опускаюсь на пол на колени. Яся такая бледная, такая растерянная. Мне хочется укрыть её собой. Спрятать от ублюдков, разрушающих нашу жизнь. Домой забрать очень хочется. Там наши простыни ещё не остыли. Наши чашки, из которых мы по утрам пили чай. Её смех впитался в стены. Тихие вечера в обнимку на кровати под сериал. Поцелуи.

Чёрт, сколько там поцелуев!

Это нельзя просто взять и выкорчевать из нас.

Моя рука сама тянется к её животику. Замирает в паре сантиметров от прикосновения. Из дверного проёма за нами строго следит её бабушка. Мне сейчас всё равно. Пусть хоть всей компанией смотрят.

Яся облизывает губы. Накрывает мою ладонь своей и сама прижимает мою руку к животу. Пульс пляшет в висках от восторга. Есть ощущение свершившегося чуда.

— Я хотела сама сказать… — тихо говорит она.

— Макс не мог промолчать. Передал Платону. А брат позвонил мне. Я далеко за городом был. Всех птиц с деревьев сорвал своими воплями, — грустно улыбаюсь родной девочке. — Ясь, — от тепла её ладони кровь разогревается и начинает плавить вены. Но это не больно. Это так естественно. Её огонь никогда не сжигал меня дотла. Он согревал до болезненно-трепетного счастья, живущего в каждой клетке моего организма.

— Малышка, я не знаю таких слов, которые могут хоть как-то оправдать всю ситуацию, произошедшую с нами. Я не знаю, чем клясться, чтобы ты мне поверила. Никогда, слышишь меня? Я бы никогда по доброй воле так с тобой не поступил.

В комнату пропускают врача. Мне приходится отойти в сторону. Отодвинув занавеску, опираюсь ягодицами на подоконник. Бабушка её тоже здесь. Обеспокоенно ждёт вердикта.

— Тахикардия, небольшое напряжение внизу живота и низковато давление. Перенервничали? — спрашивает врач.

— Да, — хрипло отвечает Яся.

— Что ж вы, молодой человек, будущую мамочку не бережёте? — укоризненно смотрит на меня.

— Исправлюсь, — обещаю не врачу. Ярославе.

Из её глаз к виску стекают слезинки. Врач замечает. Тяжело вздыхает.

— Милая, плакать ты сейчас имеешь право только от счастья. Ребёночек желанный?

Мой бешеный пульс начинает биться через раз в ожидании её ответа. Для меня желанный. Очень. А для неё?

— Конечно, — Яся обнимает себя обеими руками. И отвечает тоже не врачу. Мне.

Такой вот странный у нас получается диалог.

— Тогда только улыбаться. Побольше гулять. И обязательно, — доктор поворачивается ко мне, — беречь нервы, если не хотим всю беременность провести в больнице. Сейчас ничего критического не случилось. Обойдёмся без госпитализации. Пару дней постельного режима. Правильное питание. И даже лекарства не понадобятся. Потом к своему гинекологу. Но если вдруг появятся боли или выделения, сразу вызывайте нас. Всё ясно? Папочка, это больше к вам вопрос.

— Нам ясно, — заверяю я.

Нинель Эдуардовна берётся провожать врача. Я тут же занимаю своё место на коленях возле Ясиной кровати. Уже смелее кладу ладонь на её животик. Поглаживаю, стараясь передать через прикосновение всю свою любовь и заботу нашему ребёнку.

Свободной рукой убираю прилипшие к её лицу прядки русого шёлка. Стираю пальцем слёзы. Касаюсь приоткрытых губ.

— Ко мне приходила Ангелина, — немного помолчав, признаётся Яся, снова натягивая мои нервы и закручивая их в жгуты. — Сказала, у вас будет ребёнок, — слёзки снова начинают капать из родных и любимых глаз.

— Дрянь, — скриплю зубами. — Я практически уверен, что там нет беременности. А если есть, то не от меня. Блядь! — подскакиваю на ноги. — Это совсем не то, о чём мне хочется с тобой говорить. Яськ, — снова падаю перед ней на колени, беру за руку, упираюсь лбом в раскрытую ладошку. — Ясь, я совсем не хотел, чтобы всё так вышло. Ты же знаешь, мы с Платоном всегда старались держаться подальше от отца. Я уверен, он связан с этой ситуацией с Соболевой. Я пытаюсь раскрутить. Мы нашли вероятный способ, как выпутаться. Мне никто не нужен кроме тебя. Пожалуйста… Малышка, пожалуйста, вспомни, как я тебя люблю. Не слушай никого. Ты же всегда верила мне. Я всегда был честен с тобой. Ты же знаешь. Нам плохо друг без друга. У нас будет ребёнок, и я не собираюсь от него отказываться. Родная моя, у меня без тебя земля под ногами качается.

— Мы с девочками тоже кое-что придумали. Я тебе завтра расскажу. Устала, — закрывает свои красивые глазки.

— Я приеду к тебе после работы в офисе. Можно?

Очень хочется остаться сегодня с ней. Но я понимаю, что не время ещё. Я ещё перед ней не оправдался, хоть и не сам в койку к блондинке полез и всё это дерьмо подстроено. Мне всё равно плохо и противно. Я не хочу, чтобы Ясе было противно со мной.

Справку ей от нарколога покажу. Там нет почти ни хрена. Остаточные явления. Но и не так чисто, как должно было быть, если бы мы просто бухали. Врач сказал, если бы не очень конкретная задача, вряд ли бы что-то нашли. Я эту бумажку ещё никому не показывал. Она сама по себе ничего не доказывает. Отец, например, скажет, что я сам обдолбался. Но Яся должна понять. Она же меня знает.

— Приезжай, — тихо отвечает любимая малышка.

— Спасибо! — не удержавшись, целую её в запястье. И моя. Моя, чёрт возьми! И никак иначе не будет! Родная девочка снова шмыгает носом. — Не плачь. Тебе врач запретил. Я, как освобожусь, сразу рвану сюда.

— Иди, — высвобождает руку и прижимает её к себе.

Выхожу из комнаты, прикрываю дверь и прислоняюсь к ней спиной.

— Доигрался? — ворчит Нинель Эдуардовна.

— Вы знаете, что это не так. Я люблю её, — отвечаю не открывая глаз.

— Любит он, — вздыхает бабушка Яси. — Жаль, сосед ружьё охотничье продал. Пристрелила бы засранца за Яську! Да она, дура, тоже без тебя не дышит. А у меня дороже внучки никого нет на этом свете. Дай бог до правнука доживу. И ведь молчала! — вскидывает руки. — Партизанка мелкая!

Улыбаюсь. Такое кайфовое ощущение — я снова дома. И уходить не так тяжело, потому что мне разрешили вернуться.

Девчонки тоже собрались. На улицу спускаемся вместе. Все мои попытки узнать, что они задумали, проваливаются.

— Отстань, Гордей! — фыркает Микаэлла. — Вот я доделаю, потом расскажем.

Запрыгивают в такси и уезжают.

Под деревом так и стоит байк Саркиса. Парень сидит на скамейке, мигает огоньком от сигареты. Мой мотоцикл с дороги убрал. И не ушёл.

Сажусь рядом с ним. Тоже закуриваю.

— С Ясей нормально? — хрипло спрашивает он и тут же закашливается. Прижимает два пальца к разбитой губе. На подушечках остаются блестящие пятна крови.

— Да. Кис, какого хера происходит? — уперев локоть в колено, поворачиваю к нему голову.

— Она мне нравится. Хорошая. Тепла захотелось. У неё есть. Вы расстались. Гордый, я бы даже не дёрнулся, будь это не так.

— Это моя женщина, Кис. Даже если сейчас у нас всё сложно. Она моя! Ты понял?! — завожусь от ревности.

— Понял. Гордый, — он тоже поворачивает ко мне голову, — я тебя не подставлял. Ты мою семью спас. Я тебе пожизненно должен. Но вот доказательств у меня нет. Только моё слово. Ситуация — дерьмо!

Мягко сказано….

Мы докуриваем одновременно. Я топлю в горьком дыме свою злость. Саркис сплёвывает кровь на землю между своих ног.

— Кис, ты сказал, у тебя есть подозрения, кто мог подставить меня в клубе. Озвучивай.

Глава 31

Ярослава

Я перед своим первым свиданием так не волновалась, как сегодня. Уже несколько раз умылась холодной водой, чтобы остудить горящие щёки.

Бабушка обиженно ворчит за то, что сразу не рассказала про беременность. Это отвлекает от всяких дурацких мыслей, заползающих ядовитыми змеями мне в голову. Они жалят сомнениями, тревожат горький осадок, оставшийся от первоначальной боли.

— Да сядь ты уже куда-нибудь! — ругается бабуля. — Брось тряпку. Сейчас сервант мне до дыр протрёшь. А это раритет, между прочим. Вам же потом и останется.

План с уборкой, дабы занять руки, проваливается едва начавшись.

Сажусь во второе кресло рядом с бабушкой. Заламываю пальцы, глядя в экран телевизора и совершенно не усваивая, что там показывают.

— Ба, а ты где так свистеть научилась?

— Пф! С этими мужиками чему только не научишься! Если бы моя мама о таком умении узнала, выпорола бы непременно, — смеётся она. — Дед твой, — улыбка становится грустной, — горячий был по молодости, не хуже Гордея. А я симпатичная тогда была. Мама платья всякие красивые шила, не как у всех. Нравилось ей это дело. Говорила, успокаивает. Так вот парни уж больно были падки на эти платья

— На платья ли? — смеюсь я.

— Ой, — бабуля не перестаёт улыбаться, махнув на меня рукой. — Задирались они часто. Дед твой за мной ухаживал. Несёт цветы, а возле меня Петька Матвеев вьётся, не отцепишься. И что ты думаешь? Цветы в одну сторону, кепки в другую, пыль столбом. Петушиные бои, не иначе! А лезть страшно. Зашибут. У нас сосед был. Хороший мужик. Угрюмый только и молчаливый после войны. Он их и разгонял, пока не надоело. А потом научил меня свистеть. В миг остужало.

— И что? Победителю доставался поцелуй?

— С ума сошла? — бабушка округляет глаза. — По домам гнала, в себя приходить. Дед твой упрямый был. Умоется, переоденется, ещё цветов по округе надерёт и снова ко мне. И знаешь, Ясь, ничего дороже тех ромашек и одуванчиков для меня не было. Молодость… — вздохнув, поднимается из кресла и уходит к окну.

— Скучаешь по дедушке? — встаю у неё за спиной. Обняв, кладу подбородок на плечо.

— Он мне снится часто, — признаётся бабуля. — Такая любовь, девочка, бывает один раз и на всю жизнь. Ты думаешь, мне всяких предложений не делали, когда вдовой стала? А не могу я предать эту любовь. Я рядом с собой кроме него никого не вижу, — она шмыгает носом и едва заметно смахивает непослушную слезинку, скатившуюся по щеке.

— Мне кажется, я тебя понимаю. Давай чаю попьём на балконе? Там такое солнце сегодня! — решаю поднять нам обеим настроение.

Убегаю на кухню. Ставлю чайник.

В дверь звонят, и моё сердечко берёт разгон, взлетая к весеннему небу и падая в живот. Нервно колотится там, рядом с малышом.

Открываю и тону в сладком запахе огромного разноцветного букета. Кусаю губы, чтобы не улыбаться.

— Ты чего не в кровати? — спрашивает родной голос, отзываясь во мне одновременно болью и радостью.

— Я чай хотела сделать, — забираю у Гордея букет.

Стягивая с пяток кроссовки, он поддерживает цветы одной рукой. Тяжёлые.

Откладываем их на обувницу. Смотрим друг на друга. На лице ссадина после вчерашней драки. Взгляд уставший. Тёмные волосы смешно взъерошены после шлема. У меня пальцы покалывает от желания его обнять.

Гордей берёт меня за руку, подносит к тёплым губам и целует каждый пальчик, не переставая смотреть в глаза. Каждое прикосновение как удар тока в позвоночник. Тело наполняется множеством электрических разрядов, покалывающих разные участки кожи.

— Ненавижу тебя, Калужский! — не выдержав, делаю шаг к нему и обнимаю за шею, скользнув ладошкой по открытому участку горячей, успевшей загореть кожи. Вожу подушечками пальцев по коротко стриженному затылку.

Отмерев и выдохнув, Гордей бережно обнимает в ответ. Осторожно, но крепко прижимает к себе, зарываясь носом в волосы. Я чувствую его напряжение. Слышу, как он скрипит зубами, пытаясь справиться с эмоциями.

— Мне всё ещё больно, слышишь? — шепчу ему в ухо. — Мне невыносимо больно!

— Я знаю… — глухо отвечает он. В каждом звуке сожаление и чувство вины. — Люблю тебя, — хаотично возит губами по моим волосам.

— И я тебя, — хлюпаю носом, стараясь не плакать. — Мне очень страшно, Гордей.

— Мне тоже, малышка, — сильные руки крепче сжимают меня в кольцо. Скользят выше. Горячие ладони обнимают лицо. — Прости меня. За ублюдка-отца. За то, что у меня не хватило ресурсов защитить нашу семью. За твои слёзки. За то, что не был рядом, когда ты узнала о нашем ребёнке. Я бы хотел… — грустно улыбается он.

Я бы тоже очень хотела, чтобы Гордей был рядом в такой важный момент моей жизни. Думала, он будет держать меня за руку на первом УЗИ, когда мы будем готовы на расширение нашей семьи.

Он мягко отстраняется. Опускается передо мной на колени. Кладёт ладони на бёдра и притягивает к себе, прижимаясь губами к животу.

— Папа и тебя уже очень любит. Слышишь? — шепчет он, обдавая горячим дыханием кожу прямо через футболку.

Зарываюсь пальцами Гордею в волосы. Массирую голову, а он ластится щекой к моему животу и слегка толкается макушкой в ладонь.

— Не гони меня, — поднимает на меня умоляющий взгляд.

Встаёт и так целует, что у меня в животе разом просыпаются все бабочки. Им становится тесно. Они щекочут кожу и почему-то щиплют нос. На языке остаётся вкус любимого мужчины. Обнимаю, отвечаю и реву как дура от страха и щемящей нежности, которую сейчас мне дарит Гордей.

— Моя родная, — хрипло шепчет, покусывая губы. — Мы же вместе, Ясь? Скажи, что мы вместе.

— Обещай говорить со мной обо всём, что беспокоит. Если тебе трудно, и ты с чем-то не справляешься. Если тебя что-то не устраивает между нами. Обещаешь?

— Я научусь, — он зацеловывает моё лицо.

— Я не хрустальная, Гордей. А ты не железный. Ты же сам говоришь, что мы — семья. Значит, должны быть вместе не только, когда хорошо. Правда ведь?

— Правда, — гладит большим пальцем скулу. — Ты не хрустальная. Ты невероятная, — улыбается он. — Мы вместе? — повторяет свой вопрос.

Закрываю глаза, доверяясь чувствам, выводам, что успела сделать, разложив всю ситуацию в голове, своей интуиции, всем своим ощущениям рядом с Гордеем и сошедшим с ума бабочкам.

— Да… — мой тихий ответ тонет в очередном поцелуе.

Отпускает нехотя. Берёт за руку и уводит меня на кухню.

Чайник успел остыть, но нам не до него. Гордей садится на табуретку и достаёт из внутреннего кармана мотокуртки сложенный в несколько раз листок. Протягивает мне.

— Сможешь своим родителям показать? Вдруг они смогут дать более глубокое экспертное заключение. Пригодится или нет, пока не знаю. Но думаю, тебе самой это нужно.

Раскладываю бумагу на столе. Там развёрнутый анализ с непонятными мне значениями. Ниже заключение нарколога с указанием возможных используемых препаратов.

— Это свои подсыпали, — разъясняет Гордей. — И с моего телефона этой стерве звонили. Кис-кис вчера поделился подозрениями. Я сопоставил кое-что. Охренел.

— Кто? — складываю справку.

— Андрюха. Капитан нашей команды. Тот самый лидер, у которого Кирилл учился гонять в паре, когда только пришёл и пытался влиться в процесс. Тот, с кем они в паре выиграли наши первые серьёзные соревнования. Никто даже не думал в его сторону, — хмыкает Гордый.

— Серьёзно? — у меня аж волоски по всему телу встают дыбом.

— Да. Один из немногих, у кого был доступ к моему телефону. Зато теперь я точно заведу отдельную рабочую трубу, — горько усмехается он. — Мелочи. Как-то не до неё было.

— И что теперь с ним будет?

— Будем использовать его так, как надо нам. Потом я скажу команде.

— Ой… — присаживаюсь на край табуретки, прекрасно понимая, что будет, когда Гордей всем назовёт имя предателя.

Глава 32

Гордей

Зацеловав Ясю до покрасневших губ, передаю её в руки прибывшей «женской спасательной бригаде». Мне будет спокойнее, если малышка не одна, чем бы они там не занимались. Эти девчонки её точно не обидят, ещё и мне накостыляют, если придётся.

Заглядываю в гостиную к Нинель Эдуардовне.

— Простите меня за то, что всё так сложилось. Обещаю, когда мы всё решим, на Ясином пальчике появится обручальное кольцо.

— Я запомню твоё обещание, Гордей. На вот — протягивает мне листок, на котором её красивым почерком выведен номер телефона и фамилия, имя, отчество. — Всю телефонную книгу перерыла. Нашла. Генерал-лейтенант Пётр Станиславович Матвеев. Сейчас, конечно, в отставке. У него дочка и зять, оба не последние адвокаты где-то за рубежом. Интересы наших бизнесменов представляют. Я Петру уже позвонила. Он готов с тобой встретиться. Дети его как раз здесь сейчас, к отцу погостить приехали. Сам всё им объяснишь. Возможно, заинтересуются и помогут. Хотя бы советом.

— Спасибо вам, Нинель Эдуардовна.

Бабушка Яси грустно улыбается. Неожиданно берёт меня за руку, крепко сжимает. Такая поддержка от неё ощущается. Я теряюсь. Чертовски непривычно.

— Иди уже. И запомни, что просить помощи у семьи — это не слабость. Кому ты потом нужен будешь, если отец тебя под себя прогнёт и поломает?

— Спасибо, — ещё раз абсолютно искренне благодарю бабушку и, не заглядывая к девчонкам на кухню, ухожу из квартиры.

У меня в телефоне несколько пропущенных от отца и сообщение с тонной восклицательных знаков:

«Почему ты до сих пор не был у Ангелины?!!!»

Потому что прямо сейчас Кирилл, Кис-кис и Захар едут с Андреем в бар, чтобы напоить там последнего, загрузить его голову мусорной дезинформацией и посмотреть, куда он её понесёт и что вообще будет говорить в ответ.

А я через час встречаюсь с Демидом Добронравовым. Если мы с ним договоримся, я отвлеку отца громким разбирательством по поводу земли под детским домом, а сам займусь Соболевой и оформленной на меня компанией.

Может быть потом я всё равно сяду. Зато не один. Пару человек я за собой точно утяну. И мою Ясю больше никто не тронет. А Платон с Соней, да и Аня, Макс, Эля с Тёмычем не бросят мою маленькую семью без присмотра.

Приезжаю к открытому кафе недалеко от замороженного в очередной раз строительства будущего центра, или, как называет его сам Демид, Академии для трудных подростков, где сложные дети смогут жить, учиться и получать помощь специалистов.

Добронравов задумчиво потягивает кофе за одним из столиков. Подхожу, протягиваю руку. Мы знакомы лично, но не так чтобы близко. Пожимает мою ладонь. Предлагает присесть.

— Рассказывай, сын прокурора, что ты там придумал, — посмеивается он.

— Давай поможем друг другу. Смотри. У меня есть контакты крутого адвоката. Даже двух. Если мы их заинтересуем, а я уверен, что за такое дело они возьмутся, спасём и твою Академию, и мою семью.

— Уже интересно, — отодвинув чашку, Демид упирается локтями в стол, всем своим видом показывая, что готов слушать дальше.

— Это дело должно стать громким. Ты бодаешься со структурой молча. Это так не работает. Нужен резонанс такой силы, чтобы у всех причастных задницы подгорели, и они ни секунды на месте сидеть не могли. В новостях мельком о вас говорят, но ты же понимаешь, кто рулит умами населения?

— У кого больше влияния, тот и рулит.

— Правильно. Или те, у кого больше денег. Но всех их можно заткнуть, если из каждого утюга начнут мелькать заголовки о том, что продажный прокурор пытается отобрать землю у нуждающихся детей. Телеграм, Ютуб, Рутуб, социальные сети. Это должно стать вирусом и такое не смогут проигнорировать.

— Я пробовал. Всё это быстро пресекается.

— У тебя не было козыря, — улыбаюсь я.

Достаю из кармана телефон и пересылаю Демиду фотографии документов, которые всё же нашёл сегодня в офисе компании. Правда не в своём кабинете. Мне такое, естественно, никто не покажет. Пришлось отсылать папину любовницу на встречу с клиентом, вызывать ребят, открывающих сейфы. Так как я являюсь единоличным владельцем этого сомнительного предприятия, проблем не возникло. Вскрыли, я перебрал небольшую стопку документов, вытащил нужный, остальное убрал на место, и сейф был закрыт.

Демид внимательно вчитывается в документы.

— Это те самые, что хотят землю купить?

— Да. Расписки, обязательства, первый проведённый платёж. Всё там.

— Охренеть… Слушай, это может сработать. Только, — хмурится он, — подожди. По тебе же шарахнет, как по владельцу. А у тебя же клуб. И там детская группа, я слышал. Гордый, моментально прикроют.

— Вот тут нам и понадобится помощь адвокатов, про которых я говорил тебе в самом начале. Мне надо продержаться максимально долго, чтобы успеть выстроить броню по всем фронтам и защитить семью. Дальше уже не важно. Так что? Разворошим осиное гнездо?

— Я в деле, — кивает Демид, протягивая мне руку.

— Отлично. Тогда я звоню и договариваюсь о встрече, — бью по его ладони.

Достаю бумажку из кармана и вбиваю номер в телефоне. Генерал-лейтенант отвечает практически сразу.

— Здравствуйте. Меня зовут Гордей Калужский, — вежливо представляюсь. — Нинель Эдуардовна дала ваш номер.

— А-а-а, Ниночка, — в его голосе слышится улыбка. — А говорила, зять гордый, не позвонит.

— Мы можем с вами встретиться?

— Завтра, в семь вечера. Записывай адрес, — растерянно щёлкаю зубами. Привыкли коммуницировать электронными сообщениями. Нужна ручка.

— Секунду, — прошу генерал-лейтенанта подождать.

Поднимаю руку, подзывая официантку. Девушка делится со мной своей ручкой, всегда спрятанной в кармашке форменной рубашки.

— Пишу, — раскладываю на столе тот же листок, на котором записан номер телефона, и совсем не таким красивым почерком, как у Нинель Эдуардовны, шкрябаю адрес. — Спасибо.

— Не опаздывайте, — бросает генерал-лейтенант и скидывает.

Демид фотографирует себе адрес. Договариваемся встретиться сразу на месте.

Бьём по рукам и разъезжаемся по домам. К парням в бар мне нельзя. Остаётся ждать новостей и надеяться, что я и правда успею всё сделать до того, как меня закроют.

Глава 33

Ярослава

Трек к главе — «Косички»

Mary Gu

Мика с уставшим, но до невозможности довольным выражением лица разворачивается на табуретке и откидывается спиной на стену. Пытаюсь подсмотреть, что там делается на экране, но его от меня отворачивают.

— Беременным нельзя волноваться, — фыркает она, ещё немного наклоняя крышку ноутбука.

— Ага, — смеюсь я. — А сейчас я вообще не волнуюсь.

— Думай о том, что уже завтра утром нашу меховую принцессу ждёт сомнительная слава. Это так приятно, — улыбается Анюта, усевшаяся на одну их кухонных тумб и жующая песочные печеньки.

— Не монтаж, да? — перевожу взгляд с одной девочки на другую.

Я понимала, что шансов мало, но надежда, она такая… Всё равно была.

Теперь я знаю, как всё было. Действительно совсем не так, как мне показывали. Нас обоих использовали. Только стереть из памяти увиденное будет очень непросто. Я пока стараюсь об этом не думать. Вокруг меня происходит достаточно событий, чтобы это получалось. Потом, когда всё закончится, нам с Гордеем придётся всё ещё раз обсудить.

Его справку я маме с папой уже отправила. Ответа пока не получила. Надеюсь, они завтра проверят сообщения и перезвонят.

Мои родители в этом довольно хорошо разбираются. Они всё же разрабатывают вакцины, понимают, как там всё внутри химически устроено и что на что влияет. Гордей прав. Они могут дать полезные подсказки или советы.

— Ну чего вы молчите? Сонь? Эль? — хочется кинуть чем-нибудь в этих зараз.

— Нет, Ясь, прости, — качает головой Мика. — Чуда не свершилось.

— Ясенька, — меня обнимает Соня, — ты ведь знаешь, что это не он. Не сам.

— Знаю…

— Не грусти, — старается поддержать Мика. — Я такую бомбу собрала. У твоего Гордея будет отличная фора, чтобы решить все свои дела. Сейчас программа закончит обработку ролика и будем выгружать.

— Эх, — Аня шарит рукой по корзинке, а печенек там больше нет. — Надо было для эпичности момента купить красную кнопку. Ну знаете, как в кино. Нажал, и случился конец света.

— Глобального не обещаю. Но кое-кого знатно тряхнёт, — подняв крышку ноутбука, Мика проверяет, не закончилась ли обработка. — Кстати, — подскакивает и протискивается в прихожую мимо нас с Соней.

Приносит телефон и пересылает мне адрес.

— Это примерная точка, откуда тебе отправили видео, — поясняет она. — Знаешь, кто может жить в этом районе?

— Нет, — кручу головой. — Но есть подозрение. Сейчас отправлю Гордею.

Пересылаю с пояснением от Мики.

Он читает минут через пятнадцать.

«Там Андрюха живёт» — присылает ответ.

«Я так и подумала»

«Как ты?» — приходит после долгого молчания.

«Всё хорошо. Мика почти закончила. Скоро будем выгружать в сеть. Она сказала, тебе это очень поможет»

«Супер. Огромная благодарность от меня всей спасательной бригаде» — улыбающийся смайлик в конце. — «Люблю тебя» — сердечко.

Сжав в ладошке телефон, уже набираю ответ, но Мика всех отвлекает своим: «Готово!» И начинается обратный отсчёт. Выгрузка на самые крупные популярные сайты, внутренняя настройка и…

— Три! — считаем хором, — Два! Один! Погнали!!!

Микаэлла жмёт последнюю кнопку и сразу запускает ещё какую-то программу, бормоча себе под нос:

— Сейчас мы его чуток подтолкнём и настанет конец репутации Соболевой и дяденьки прокурора.

— Ко-го?! — тоже хором. Девчонки, оказывается, как и я, знали не все подробности.

Мика разворачивает к нам ноутбук, а там вместо моего Гордея Соболеву теперь яростно имеет сам Борислав Калужский! Ещё и со звуковым сопровождением!

— Мать моя, — прикрываю рот ладошкой.

— Класс! — довольно топчется на месте Анютка. — Это же охренеть как круто! — подпрыгивает она.

— Как? — интересуется опешившая Эля.

— Сложно, если честно, — признается Мика. — Но главное ведь, что всё получилось. Отправь ссыль Гордею. Пусть на папу любуется. И, кстати, всё, видео набирает просмотры. Уже комменты пошли.

Пока девочки читают, я, ещё не веря во всё происходящее, отправляю Гордею ссылки на все ресурсы, куда было залито видео, где в названии указаны участники, а в описании добавлены ссылки на аккаунты Ангелины в социальных сетях.

Гордей перезванивает.

— Поставь на громкую, малышка, — в его голосе столько эмоций, что они передаются мне даже на расстоянии. Жму на иконку. — Девчонки, вы охрененные! — кричит он. — Вы мега крутые! Вы не представляете, как помогли нам! Я в шоке! Бляааа… У меня слова закончились! Я ваш должник теперь!

— Ясю больше не обижай, — Микаэлла перекрикивает звонкий смех девчонок. — А то я и про тебя кино состряпаю, а потом в сеть выложу. Понял?

— Договорились, — смеётся мой любимый мужчина. — Ясь, ты мне так и не ответила, — напоминает он.

— Люблю, — улыбаюсь и сбрасываю вызов.

— Мне кажется, это надо отметить, — предлагает Аня.

Все дружно соглашаются. Я ухожу собираться. Давно мы вот так компанией никуда не выбирались. А тут такой повод. И моя совесть даже не думает шевелиться. Может я ужасный человек, но сейчас на первое место встаёт мой малыш и тот факт, будет у него отец или нет.

Ангелина сама виновата. В лицее не доходило, что такими грязными способами настоящих чувств не получить. Может сейчас, когда её поставили на место всех девочек, которых она обижала, в её голове что-то щёлкнет. Наверное, такие люди иначе не понимают.

Я не хочу, чтобы мой малыш как-то пострадал от выходок Соболевой. Где-то в глубине души я её боюсь. Кто знает, каким мог бы быть следующий шаг? Вдруг она бы посягнула на нашего с Гордеем ребёнка?

— Бабуль, — заглядываю к ней в комнату. — Мы погуляем с девочками.

— Иди-иди, — машет на меня рукой. — Аккуратнее только там. Не перенапрягайся.

Быстро чмокнув её в щёку, выскакиваю в прихожую. Обуваюсь в любимые кеды.

Бурно обсуждая произошедшее, такси вызываем уже на улице. Решили поесть пиццу в одной модной пиццерии, потом прогуляться по парку.

Мика продолжает мониторить цифры на разных сайтах.

— Не удалили ещё. Я была лучшего мнения о безопасниках Соболева и прокурора. Если оно доживёт до утра, я в них окончательно разочаруюсь!

Донельзя довольные собой занимаем столик у окна, заказываем две вкуснющие «Пепперони» и большие стаканы с соком.

Если честно, такие классные эмоции действуют на меня лучше любого постельного режима. Ничего не болит, нигде не тянет. И, кстати, всё ещё ни грамма не тошнит, хотя я читала, что токсикоз на раннем сроке — явление довольно частое. С аппетитом теперь тоже всё хорошо. Или дело во вкусной пицце, которую я давно не ела? Не знаю.

— Всё, девочки. Безопасники начали чистку, — заглянув в телефон, сообщает Мика. — Только их это уже не спасёт. Больше ляма просмотров успели собрать.

— Завтра надо обязательно посмотреть местные новости, — дожевав свой кусочек пиццы, подкидывает верную мысль Соня.

— Да, — кивает Анюта. — Наши звёзды будут там. Теперь контрольный в голову от Гордея. И мы с вами… Блин! Вы только представьте, что мы устроили! — горят глаза подруги. — Это же… это…

— Переворот, — подсказывает Эля.

— Да уж, — улыбается Мика. — Обиженные женщины — страшная сила.

Глава 34

Гордей

Мне чертовски захотелось посмотреть на отца. Уверен, он уже знает о случившемся.

В шесть утра, до пика городских пробок, быстро добираюсь до коттеджа. Встаю под деревья. Облокотившись ягодицами на байк, закуриваю, разглядывая микроавтобус и несколько автомобилей с логотипами телеканалов, издательства журнала о бизнесе и политике, интернет-издательства и блогеров. В эту зону ребят пропустили по удостоверениям. Все они ждут своей сенсации, проверяя микрофоны и камеры.

Девчонки устроили если не атомный взрыв, то нечто очень к нему близкое. Ролик провисел в сети всего ничего, но успел так срезонировать, что теперь его нескоро забудут. Это же горячая «вирусная» тема — порно с участием самого прокурора и племянницы чиновника. Её будут таскать с площадки на площадку и разбирать под микроскопом.

Мимо меня проезжает мини-кортеж с наглухо тонированными стёклами центральной тачки. Останавливается аккурат возле дома отца. Журналисты делают стойку. Их не смущают даже вышедшие из первой и последней машин охранники с очень серьёзными габаритами и демонстративно выпяченными стволами.

Дяденьки в пиджаках начинают разгонять толпу, оттесняя её к соседнему бордюру.

Как только образуется относительно безопасный проход, двое из них возвращаются к центральному автомобилю, выводят из него пассажира, всячески закрывая его собой.

«Да ладно вам, ребят. Все мы знаем, кто приехал» — улыбаюсь я.

Господин Соболев, седовласый мужчина, прожжённый политик. Циничный, высокомерный, неприятный тип. Я успел немного изучить его сегодня ночью. Спать всё равно не получалось. Провёл время с пользой, перелопатив сеть, а заодно информацию по договорам, которую нашёл младший братишка. Теперь для встречи с адвокатами у меня тоже есть неплохая бомба, которая осколочными зацепит ещё десяток фамилий.

Гулять так гулять, как говорится.

Чувствую себя человеком, которому объявили, что ему осталось жить не больше шести месяцев, и за это время он, то есть я, решил оторваться на полную катушку. Эта мысль, как ни странно, срывает все тумблеры, отвечающие за чувство самосохранения. Мне теперь важно, чтобы у Яси и малыша всё было хорошо, чтобы не зацепило Платона и Соню. Меня в дерьме уже изваляли. Так что играем в эту игру до конца.

Жаль, что я не услышу, о чём будут говорить Соболев и мой отец.

Если я войду в дом, обратно могут уже не выпустить. Рисковать нельзя. Остаётся фантазировать и получать от этого кайф. Папе однозначно сейчас прилетит.

Через час Соболев выходит на улицу уже в компании прокурора. К ним тут же кидаются журналисты. Охрана снова пытается их оттеснить, но мужчина снимает солнечные очки, окрикивает парней, и те отступают, подпуская «акул пера» ближе.

Галдёж прекращается. Все ждут заявления.

— Дамы и господа, — хорошо поставленным голосом обращается к ним Соболев, — сегодня ночью произошло киберпреступление. Злоумышленник или группа злоумышленников с целью опорочить органы власти выложила смонтированный компрометирующий видеоролик в сеть. Служба безопасности среагировала достаточно быстро. Сейчас расследованием занимается соответствующее подразделение. Я вас уверяю, виновные будут найдены и наказаны. Вы об этом обязательно узнаете.

— Скажите, а уже есть подозреваемые? — летит из толпы.

— В интересах следствия эта информация не разглашается.

Их засыпают ещё рядом вопросов, и охрана по очередному знаку от Соболева начинает оттеснять журналистов, создавая коридор до кортежа.

Мне тоже пора. Удовлетворившись бледным, нервозным видом папочки, седлаю своего верного друга и проезжаю мимо кортежа, зная, что отец меня обязательно заметит.

На выезде прибавляю скорость и ухожу вперёд. Мой маршрут лежит к Ангелине. В офисе делать пока больше нечего. Того, что я нашёл, нам должно хватить.

Поднимаюсь на этаж. Вдавливаю палец в кнопку дверного звонка.

— Идите к чёрту! — раздаётся из квартиры.

— Открывай, — усмехаюсь в ответ.

— Гордей? — щёлкнув замком, Ангелина высовывает нос в подъезд. — Заходи, — воровато оглянувшись, пропускает меня в прихожую и закрывается на все замки.

— Поздравляю, — не разуваясь, прохожу в комнату. На тумбочке у кровати откупоренная бутылка вина, коробка шоколадных конфет и куча использованных бумажных платочков. — Ты теперь звезда, — беру бутылку за горлышко, смотрю обороты на этикетке. — Разве беременным можно пить? — скептически дёрнув бровью, разворачиваюсь к Ангелине.

Она бледнеет. Приоткрыв пересохшие губы, шумно сглатывает.

— Это от стресса, — хрипит Соболева. — Вино лучше таблеток. И… Гордей, да я иначе вообще нашего малыша потеряю! Ты уже знаешь, что случилось?

Так мерзко от её лжи. По Ясе сразу видно, что её положение изменилось. Малышка стала ещё чувствительнее, аккуратнее в движениях. Да у неё даже взгляд изменился. Она осознаёт, что скоро станет мамой. А эта…

«Вино лучше таблеток»

Сказал бы, что для неё будет лучше, да девчонки и без меня постарались.

— Знаю. Справедливость восторжествовала. Ты заняла своё законное место на пьедестале. Считала себя невъебенно желанной? Поздравляю. Теперь это оценило больше миллиона человек. Вы, кстати, хорошо смотритесь вместе. Я отцу предлагал жениться на тебе. Вышла бы отличная пара. Стерва без грамма самоуважения и беспринципный ублюдок.

— Прекрати! Хватит! Ты приехал, чтобы меня добить? — кричит она, зло топая ногой.

— Не спорю, это чертовски приятно. Но нет. Я приехал не за этим. Собирайся, мы едем в клинику.

— Я никуда не поеду!

— Что так? Есть что скрывать? — сложив руки на груди, ловлю панику в её взгляде.

— У меня есть свой врач. Я другим не доверяю. И там эти… — кивает в сторону окна. — Журналисты, — шмыгает носом.

— Нет там никого. Они атакуют твоего дядю.

— Не-е-ет… — присев на корточки, впивается пальцами в волосы. — Нет-нет-нет! Я прибью сволочей, которые это устроили. Дядя… Гордей, дядя мне такого не простит. Но это же неправда. Там были мы с тобой. Ты скажешь ему? Мне конец, Гордей. Пожалуйста, скажи дяде, что я не была с прокурором, — поднявшись, подходит ко мне и пытается взять за руку.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Собирайся.

Сделав шаг от неё, разворачиваюсь и ухожу к окну. Все разговоры будут только после того, как я получу подтверждение её беременности и того, что ребёнок мой. Только я уверен на сто двадцать процентов, что никакого ребёнка нет.

Хлюпая носом и шлёпая босыми ногами по полу, Ангелина всё же начинает шевелиться возле шкафа.

— Обдолбанный отец, бухающая мать… — рассуждаю вслух, надеясь, что этот цирк закончится уже здесь. — Мне реально страшно представить, с каким букетом заболеваний родится этот ребёнок. Это же на всю жизнь, Лина. Представляешь? Вместо салонов красоты, вечеринок у бассейна и ночных клубов тебя ждут бесконечные больницы, лекарства, памперсы, реабилитационные центры.

— Прекрати! — возмущённо швыряет мне в спину заколку.

Не оглядываясь, грустно улыбаюсь.

Я не жестокий. Просто отлично понимаю, что Ангелина Соболева — совсем не та женщина, которая способна пройти через такое. Она избалована и эгоистична. В её словарном запасе есть только: «Я хочу».

— Я готова. Но мы едем к моему врачу.

— Нет, — оглядываюсь.

Становится смешно. Платок, большие тёмные очки. Кто-то пересмотрел шпионских фильмов?

Даю ей ещё пару минут на то, чтобы застегнуть босоножки на невысокой платформе.

Спускаемся вниз.

— Мы поедем на байке?

— А ты не знала, что у меня нет машины?

Отдаю ей свой шлем. Жду, когда усядется. Впивается мне в торс всеми десятью пальцами, когда я дёргаю байк с места.

Не удержался.

Дальше, правда, еду аккуратно. Хрен знает, вдруг и правда залёт. Ясю бы вообще на мотоцикл не посадил, а эту…

Выдохнув, сворачиваю в одну из улиц и останавливаюсь возле реабилитационного центра для детей с синдромом Дауна.

— Зачем мы здесь? — прочитав вывеску, Ангелина бледнеет ещё сильнее.

Забрав у неё шлем, киваю, чтобы шла вперёд.

— Я туда не хочу, Гордей, — врастает ногами в тротуар.

— Я спать с тобой не хотел. Тебя это остановило? — рыкнув на неё, дёргаю за локоть и тащу за собой.

Встречаемся с женщиной, организовавшей этот небольшой частный центр, существующий только на спонсорские деньги и средства родителей. Она проводит нам экскурсию, знакомит с детьми. Ангелина всё глубже уходит в себя.

— Спасибо большое, — благодарю владельцу. — Вы невероятно сильная.

— Наши дети делают нас сильнее, — улыбается она.

Вывожу пошатывающуюся Соболеву за территорию центра. Кажется, я только что сломал её идеальный мир и по второму адресу мы уже не поедем. Ей хватит.

— А вот теперь в клинику, — сам надеваю на неё шлем.

Она всю дорогу молчит. И в клинике тоже молчит. Только край кофты комкает и ломает свои длинные ногти.

— Калужский, вы? — к нам выходит медсестра.

Запись на моё имя.

— Да.

— Можете заходить.

Поднимаюсь с диванчика. Вопросительно смотрю на Соболеву.

— Стой, — она цепляется за штанину моих джинсов. — Не надо, — качает головой. — Нет никакого ребёнка. Я просто не знала, как ещё тебя удержать. А ты… ты… — из-под очков стекают слёзы. — Нет, я не хочу таких детей. Я не готова. Я не смогу… — быстро шепчет она. Как они с этим живут? — стянув очки, поднимает на меня совершенно растерянный взгляд. — Гордей, отвези меня домой.

— Нет. Сначала мы убедимся в том, что ты снова не лжёшь мне. К тому же, мне нужна настоящая справка от врача, а не та фикция, что ты принесла моей Ярославе. Вы с папой всё отлично придумали, Лина. Это могло бы сработать, если бы мне нечего было терять. Пошли. А о том, как живут те женщины, ты сможешь узнать потом сама. Никто не мешает тебе съездить в этот центр ещё раз и пообщаться с ними.

— Я не смогу… — качает головой. — Это очень страшно.

— А когда Андрюша подсыпал мне наркоту, вам не было страшно? — сжав зубы, смотрю ей в глаза. — На тебе вполне мог оказаться мой труп. Сердце могло не выдержать нагрузки. И залёт, Лина, мог бы быть настоящий. Только здорового ребёнка у нас бы не получилось! Думай, блядь! Думай своей головой! — толкаю её пальцем в лоб. — Ты считаешь моему отцу или твоему дяде нужен был бы такой внук? Какая же ты всё-таки дура, — вздыхаю я. — Может теперь шестерёнки начнут работать туда, куда надо, и ты начнёшь взрослеть. Пошли, — так же удерживая за локоть, завожу её в кабинет.

На обследование уходит совсем немного времени, ведь обследовать нечего. Никакой беременности там нет. Забрав документы и снимок УЗИ, на котором всё понятно даже мне, выхожу на улицу и закуриваю.

Лина где-то там. Плетётся сзади.

Усевшись на перила, жду её, а заодно фотографирую все справки. Сразу отправляю Ясе.

«Очередная ложь» — пишу ей. — «Я заеду вечером? Очень нужно тебя обнять»

«Раз очень нужно, приезжай» — смущённо улыбающийся смайлик.

Довожу Соболеву до дома. Сворачиваю во двор. У её подъезда стоит знакомый кортеж. Резко торможу, разворачиваюсь и откатываюсь обратно за угол.

— Дальше ты идёшь пешком, — снимаю Ангелину с мотоцикла.

— Я туда не пойду, — крутит головой в шлеме.

— За свои поступки надо отвечать. Это тоже минусы взрослой жизни. Добро пожаловать в реальность, — ухмыльнувшись, забираю у неё шлем и подталкиваю вперёд.

Спотыкаясь и всё время оглядываясь, Ангелина идёт навстречу дяде. Я снова встаю так, чтобы меня не видели. Надо понять, чем закончится эта встреча.

Глава 35

Ангелина

Дядя грубо вталкивает меня в квартиру. Споткнувшись о собственную обувь, по инерции пролетаю несколько шагов вперёд и разворачиваюсь.

Я никогда ещё таким его не видела. Верхняя губа дёргается, взгляд мечет молнии, а руки то и дело сжимаются в кулаки. Плечи широко развёрнуты. Пиджак словно уже стал, белая рубашка обтянула тяжело вздымающуюся грудь. Тёмные с сединой на висках волосы встали дыбом. И весь этот гнев мощными волнами летит в меня.

А ведь он всегда меня любил. Баловал сильнее отца. И никогда не повышал голос. У дяди нет своих детей, и я была ребёнком сразу для двух семей. Сейчас мне страшно. Такого дядю я боюсь. Гордей ещё… Эта ужасная экскурсия не выходит из головы.

— Вы что устроили?

Кусая губы, нервно трясу головой, не зная, что ему отвечать.

— Что вы устроили, я спрашиваю?! — его голос грохочет по всей квартире, бьётся об оконные стёкла и, не найдя выхода, возвращается ко мне.

— Дядя, у меня ничего не было с прокурором! И не могло быть! Да он же старый! А там… там… на самом деле другой парень.

— Я знаю, кто там! Мои спецы уже разобрали это занимательное кино на атомы. Ты понимаешь, что теперь будет?! Какое пятно ты, глупая, избалованная соплячка, поставила на моей репутации?!

— Да не я же его в сеть выложила! Я тоже пострадала, между прочим, — от страха пересохло в горле и слова выходят хриплыми, некрасиво каркающими.

— Заткнись, Геля! Просто заткнись сейчас и не смей оправдываться! В такое дерьмо влезли за моей спиной. Знаешь, чем вам всем это грозит?

— Нам?

— Вам, вам. Тебе, прокурору, твоему отцу. Что ты там сочинила? Залёт? За сыночка Калужского замуж надеялась выскочить? А Борислав наметил для себя кресло неподалёку от моего? Неплохо разыграли, неплохо. И знаешь, племяшка, у вас бы всё получилось, если бы не одно «но».

— К-какое? — от того, как хрустят дядины пальцы мне становится совсем плохо.

— Ты правда не поняла, что послужило крахом вашего плана? — усмехается он. — Любовь и ненависть. Блядь, Геля! — его кулак врезается в стену. — Человеческие чувства похерили весь ваш план! Вы не учли эту переменную при его составлении. Я просто охренел, когда мне сегодня принесли отчёт по всему, что удалось найти. Да тебя, дуру посадят за наркоту, как только место Калужского займёт другой человек! Это не замнут, Ангелина! Это будут мусолить. В это будут лезть! Люди будут требовать решений. И решения будут вынесены. Шикарнейший повод для показательных порок!

— Ты ведь поможешь? — с надеждой смотрю на него.

— Я? — он начинает смеяться. Сначала тихо. Его плечи дёргаются, а рот кривится в оскале, мало напоминающем искреннюю улыбку. Потом смех дяди становится всё громче. Жутковатый, издевательский, злой.

— Я. Помогу. Вам? Смешно, — моментально становится снова серьёзным. — Нет, Ангелина. Пусть твой отец отвечает за эту подставу сам. А Борислава погубили чрезмерные амбиции. Ты права. Он стареет. Перестаёт быть внимательным и… полезным. Я никому не буду помогать. И мешать пацанам Калужского тоже не буду, они имеют право на месть. Пусть заканчивают то, что начали. У них есть все шансы на победу в этой игре.

— А я, дядя? Как же я?

Мне действительно страшно остаться без его опеки. А если папу посадят? Тогда ведь и имущество арестуют. Я слышала, что так происходит. И что мне тогда делать? Я ведь ничего не умею. Чем платить за квартиру? На что вообще жить?

Мне начинает казаться, что дядя получает удовольствие от накрывающей меня паники.

Он вздыхает. Присаживается на край тумбочки и трёт ладонями лицо.

— Нет, это ж надо было… — качает он головой. — Пацана опоили. Не противно тебе было, Гелька? Ты же красивая девка у нас выросла. Истинная Соболева. А если бы он сдох в ту ночь в твоей кровати? — говорит прямо как Гордей. — Ты бы начала звонить и ныть: «дядя, спаси»?

— Дядечка, родной, — подхожу к нему, опускаюсь на корточки и заглядываю в глаза. — Я просто влюбилась в Гордея, а он на меня внимания не обращал. Когда его отец предложил всё это сделать, я же согласилась из-за чувств, понимаешь? У меня вот тоже любовь! — напоминаю недавно сказанное им.

Дядя долго молчит. Уходит покурить на балкон. Возвращается ко мне со стаканом воды, зажатом в ладони до побелевших пальцев. Выпивает всё залпом и молча кидает стакан в стену. Тот крупными осколками рассыпается по полу.

— Не баловать тебя надо было, а пороть! У тебя десять минут на сборы. Никаких тряпок с собой не набирай. Только самое необходимое. Тебя я из этой игры выведу. На моих руках росла, дурёха.

— Спасибо, — хватаю его за руку. Отдёргивает.

— Не радуйся. Я тебя сам накажу. И отца твоего, — повторяет он, — прикрывать не буду. — Ты теперь сидишь как мышка. Никуда не высовываешься и разговариваешь только с теми, с кем я тебе разрешу. Потом работать пойдёшь. Я один пансион для стариков спонсирую. Там всегда руки нужны. Утки выносить, полы мыть, бельё стирать, из ложки кормить тех, кто сам не может, книжки им читать и всё в таком духе. Мозги на место встанут, верну в город, снова начнёшь учиться. Замуж тебя отдам, чтоб опять по большой любви чего не учудила. Всё ясно?

— Утки за стариками выносить? — меня начинает тошнить ещё сильнее.

— Или в тюрьму вместе с папой и прокурором. Там сортир общий на всех прямо в камере. Выбирай, племяшка, — дядя наступает на крупный осколок. Тот скрипит и лопается под подошвой его дорогих туфель.

— Утки.

— Десять минут на сборы, — повторяет он.

Быстро складываю вещи, уговаривая себя, что это всё ненадолго. Дядя отходчивый. Немного потерплю и весь этот кошмар закончится.

Еще один вопрос не даёт мне покоя.

— Дядь, а тому, кто это видео в сеть выложил, что будет? И ты узнал, кто это?

— Узнал, — смеётся он. — Моим спецам пришлось здорово поднапрячься. Результат оказался крайне неожиданным.

— И? — кидаю в сумку любимые духи и косметичку.

— Будет, конечно, — шире улыбается дядя. — На работу её позвали. Такими кадрами разбрасываются только идиоты.

— Её? — неприлично приоткрываю рот.

— Да. Представляешь!

— И что? Согласилась? — закрываю замки на округлившейся сумке.

— Думает, — продолжает довольно посмеиваться он. — Но мы дожмём. И она, в отличие от тебя, далеко не дура.

Глава 36

Гордей

На моих глазах Ангелину с сумкой в руках посадили в машину и увезли. Выходит, минус ещё одна проблема. Остальное решится на сегодняшней встрече.

Глянув на часы, прикидываю, успею ли доехать до клуба. Надо узнать у парней, что там интересного вещал пьяный Андрюша, и глянуть, как идёт тренировка. Уже пора подавать заявку с именами на гонку, а мы в таком подвешенном состоянии.

Добираюсь. Закатываюсь в ворота. Работа идёт полным ходом. Кит с ноутбуком у вагончика следит за ходом тренировки.

Увидев меня, откладывает технику, протягивает руку для приветствия.

— Захар на треке, — кивает на происходящее на экране.

С интересом наблюдаю, как друг грамотно обходит каждого из парней. Корректирует манёвры знаками.

— А чего он не на учёбе?

— Его отец прикроет на несколько дней. У них утром состоялся разговор по нашему вопросу. Он тебе потом сам расскажет.

— Окей. Чего там наш гоблин? Развели? — облокотившись на нагретую стену вагончика, прикрываю глаза. Голова гудит немного. Намотался уже с утра.

— Ты будешь ржать, — невесело усмехается Кит. — Ему пообещали этот клуб.

Отлипнув от стены, упираюсь предплечьями в колени, сцепив пальцы в замок, поворачиваю голову к Толмачёву, готовый слушать ещё внимательнее.

Я думал, его купили за бабки, а тут вон что, оказывается.

— Он сначала ныл, что ты его ни хрена не ценишь. Пацаны его капитаном выбирали за лидерские качества, за опыт, а ты его до тренера так и не поднял. Нас с Захаром поставил.

— Так вы очевидно сильнее как тренера. Ты силён в сольных заездах. Захар вообще универсален. Мне кажется, если мы его на метлу нашу посадим, он и на ней уедет.

Ржём, немного разряжаясь после накатившего напряжения. Адаптировался я уже, что ли, к тому, что вокруг меня столько козлов скопилось? Хороших ребят намного больше. И мелкие ещё есть. За них точно стоит повоевать.

— Ты понимаешь. Мы с Захаром понимаем. Кис вчера это бухое чудовище чуть мордой в стол не впечатал. Еле тормознули, — посмеивается Кирилл. — Так вот Андрюша сильно расстраивался, что нет ему карьерного роста в твоём клубе. И даже на детскую группу не взял.

— На детскую я и вас взял пока только на подстраховку.

— Так и мы ему о том. Такой опыт есть только у тебя. Смысл нам в это лезть? Каждый занимает своё место — и всем зашибись. Так любой бизнес работает. А он всё выл, и выл. Мы ему ещё подлили, и язык у него окончательно развязался. Стал хвастаться, что скоро всё изменится и Гордей Калужский лично будет проситься к нему на работу. Пока я это дерьмо слушал, Захар в его в телефон залез.

— Как?

— Да палец его приложил. Тот по пьяни даже не заметил. Гордый, мы его нормально накачали. Он только говорить и мог. Захар в его телефоне нашёл то самое кино. Это он отправил файл Ярославе.

— Мика нашла район, откуда оно было отправлено. Там как раз живёт наш Андрюша. А с наркотой что?

— О, это было шедеврально. Саркис тоже решил пострадать. Мол, скучно сидим. Бухло не вставляет, я трезвый. Хочу расслабиться. Есть чего? — у Толмачёва прикольно получается парадировать нашего Киса. Не зря они вечно цепляются. Хорошо друг друга изучили.

— Нашли? — закуриваю я, продолжая тихо смеяться.

— Ну, как тебе сказать… Знаешь, чёт я так порадовался, что бухать в таком количестве бросил. Это ж пиздец. Как котёнка сделали. Придурок ещё и рожу довольную состроил. Ему там какую-то дрянь забористую подогнали. Сносит от минимальной дозы. Только вот досада, — картинно вздыхает Кирилл. — Закончилась. А дадут ли ещё, он не знает.

— Бедняга. Всё на меня перевёл. Ничего себе не оставил, — поддерживаю я.

— Не, может и оставил. Хрен его знает. Я вообще в нём за вчерашний вечер окончательно разочаровался. И под конец нашего мероприятия уже был готов помочь Кису уработать это тело. Мы записали всё. Я тебе скину сейчас. Ночью не стал, чтобы не дёргать.

Кирилл быстро водит пальцами по своему телефону. На мой приходит сообщение с несколькими аудиофайлами.

Подняв облако пыли, недалеко от нас тормозит Захар. Снимает шлем. Поднимает кулак вверх, здороваясь со мной. Киваю в ответ. Жду, пока он откатит байк в сторону и вернётся к нам.

Команда тоже закончила. Умываются из шланга, бурно обсуждают тренировку. С ними Андрей. Выглядит, мягко говоря, хреново. Плохо ему после вчерашнего, и явно ни черта не помнит, раз приехал. Тем лучше. Всё, что мне было нужно, я от него получил.

— А где Саркис? — не вижу его среди ребят.

— Маму в больницу увезли. Ей под утро хуже стало. Он с ней, — отвечает Захар.

— Твою мать! — резко поднимаюсь. — И бабок сейчас нет, чтобы ему с лекарствами помочь. Ебаный папа! — рычу я. Парни затихают.

— Гордый, там лекарства уже вряд ли помогут, — качает головой Кирилл.

— Звонил парню кто-нибудь? — смотрю на них. — Команда, блядь! — рявкаю на всех. — Кто из вас звонил Саркису?

— Я звонил, успокойся, — дёргает меня за штанину Кирилл.

— И я, — подаёт голос один из самых младших в группе.

— Я тоже звонил, — ещё один.

— Я, — вверх поднимается рука.

Отпускает. Всё-таки команда. Андрюша только молчит. А вчера они бухали вместе.

Сучонок!

— Что он сказал? — спрашиваю сразу у всех.

Кого-то наш Кис-кис сбросил, кому-то быстро сказал, что всё нормально. Отделался общими фразами.

— Сестрёнка с ним в больнице, — дополняет Кирилл.

— Понял. Значит, я закончу, поеду туда.

— Гордый, кинь в наш чат, как будут новости, чтобы мы его всей толпой не дёргали, — просит один из ребят.

— Кину. Только вы не толпа, Серёг. Вы — команда. Иначе на хер вы все сюда приходите?!

Молчат. В принципе, вопрос был для того, чтобы они на него сами себе ответили. Мне ни к чему.

Да, у нас мотоклуб, который позволяет существовать каждой единице самостоятельно. Но есть масса интересных заездов. Сложных, именно командных. И я тащу их в эти заезды не только потому, что там больше денег. Это другой уровень. Чтобы его потянуть, нужна сплочённость. Да и на трассе тебе свои всегда помогут. Это закаляет в них чувство ответственности. Завтра кто-то из пацанов захочет завязать с гонками, а всё равно что-то ценное отсюда унесёт.

Я идеалист, наверное. И максималист. Чёрт знает, лечится это или нет.

— Ну что, команда, — зло ухмыляюсь, глядя в глаза Андрюше. — Сюда идите все. Поближе. Послушаете кое-что интересное.

Кит и Захар аккуратно встают за спиной у предателя, чтобы никуда не рыпался. Парни подтягиваются. Кто-то садится прямо на землю, кто-то на корточки, кто-то остаётся стоять. Разгорячённые все. После тренировки в их крови ещё гуляет адреналин.

Достаю из кармана телефон и включаю запись, где хорошо слышно, как на фоне музыки и звона стаканов капитан вот этой самой команды рассказывает про то, что его недооценили, что клуб скоро будет принадлежать ему и ещё много всего интересного.

Наш Андрюша сильно бледнеет, понимая, что просто так он отсюда уже не уйдёт.

Мужской коллектив такого не прощает.

Я шагаю к нему и наношу первый удар в солнечное сплетение. Кир и Захар даже не держат. Капитан сгибается пополам и получает удар коленом в рожу. На моих штанах остаётся мокрое пятно с парой капель крови. Остальное капает на землю.

— Гордый, — хрипит он. — Гордый, да хорош. Это же шутка была!

— Почему тогда я не смеюсь?! — дёргаю его за волосы и хриплю в разбитую рожу. — М?! И моя беременная девушка, прикинь, тоже не оценила твоего юмора!

Напряжение за моей спиной гудит. Его уже можно резать. Все парни поднялись на ноги. Я делаю шаг назад. И смотрю, как каждый по очереди наносит уже бывшему капитану свой удар за предательство.

Андрюшу выпихивают за ворота клуба. Швыряют ему вдогонку шлем, выкатывают байк и кладут на бок. Пусть валит. Пацаны всё сделали правильно. Им теперь остывать, а мне пора ехать дальше.

Заскакиваю домой, чтобы переодеться, и на такси добираюсь до нужного адреса. Жду, когда подтянутся Платон и Демид. Вместе поднимаемся к генералу.

Нас удивительно тепло встречают. Накрытый стол, чай, домашний пирог. Обсуждение дел в такой обстановке идёт гораздо легче.

Показываем адвокатам всё, что у нас есть. Делимся дополнительными деталями. Они довольно долго всё изучают, советуются, думают, пока хозяин квартиры тихо расспрашивает меня о том, как же там живёт его первая любовь — Ниночка.

Уже около десяти вечера нам выносят вердикт.

Помощь будет. Нашим делом займётся зять генерала, а дочери надо вернуться. У них там тоже достаточно работы, которую нельзя бросить.

— Сколько мне это будет стоить? — задаю ещё один важный вопрос.

— Только попробуй, — тихо рычит генерал, глядя зятю в глаза.

— Для моей карьеры это дело станет отличной рекламой, — спокойно отвечает адвокат. — Честно говоря, — смеётся он, — это своего рода вызов моему профессионализму. Здесь такие люди замешаны. Если мне удастся вам помочь, за рубежом отбоя от крупных клиентов не будет. За этим разбирательством будут следить. Так что вашей оплатой могут стать несколько совместных интервью для телеканалов и блогеров. Потом, естественно. Всё потом. Когда мы закончим.

— Будет очень нагло, если я напрошусь в помощники? — спрашивает мой младший братишка. — Я был бы рад поучиться у вас. Ну и может подскажу чего. Я всё же отца и его окружение знаю неплохо.

— А вы учитесь, да? — братишка кивает в ответ. — Давайте попробуем. Лишняя голова мне точно не помешает.

— Спасибо, — по очереди благодарим генерала и его семью.

Демид улыбается. Он уже задолбался бороться со всеми инстанциями. Платон доволен, что у него будет крутая практика. А я просто устал и, наверное, поверю в возможный результат только, когда он случится.

«Любимая, мы только освободились. Съездили удачно.» — надиктовываю Ясе голосовое, пока жду такси. — «Я сейчас поеду в больницу к Саркису. Его маме стало хуже. Как выйду оттуда, напишу. Если не будешь спать, сразу же поеду к тебе. Если не успею, тогда заскочу уже утром. Поцелую. Специально меня не жди. Береги себя и нашего малыша»

Сажусь в тачку и умудряюсь заснуть в дороге до больницы. Водитель толкает в плечо. Вздрагиваю и немного теряюсь в пространстве. Вижу ориентир — ярко светящуюся вывеску. Благодарно киваю водителю и выхожу на улицу. Набираю Саркиса. Он долго не берёт трубку. Только с третьей попытки удаётся до него дозвониться.

— Да, Гордый, — голос хриплый, убитый. Совсем ему несвойственный.

— Ты в больничке ещё? Я подъехал. Где там тебя искать?

— Сам сейчас выйду.

Сбрасывает. Через несколько минут появляется на крыльце. Взъерошенный, бледный, глаза красные, ресницы влажные. Всё сразу становится понятно, но Кис всё же озвучивает:

— Мама умерла, — его голос рвётся, а по щеке течёт слеза.

Глава 37

Ярослава

Телефон звонит, а глаза никак не хотят открываться. Еле уснула, по ощущениям часа два назад. Шарю рукой в его поисках. Вибрирующая зараза никак не желает находиться.

Звонки прекращаются. Раздаётся стук в дверь.

Накинув халатик поверх пижамного комплекта, иду открывать.

Гордей приехал. И не один. За руку его держит маленькая девочка, второй рукой прижимающая к себе розовый рюкзачок. Тёмная коса растрепалась. Глазки сонные. Смущённо переступает через порог и хрипло здоровается.

— Привет, — присев на корточки, улыбаюсь ей. — Меня Яся зовут. А тебя?

— Ана, — тихо отвечает малышка.

Поднимаю вопросительный взгляд на уставшего Гордея.

— Анаит. Сестрёнка Саркиса. Помощь нужна, — смотрит мимо меня, — Доброе утро Нинель Эдуардовна. Простите, что разбудил.

— Пойдём, я тебя вкусным чаем угощу, — моя проницательная бабуля протягивает малышке руку. — У меня печенье есть. Лимонное. Ты такое ещё точно не пробовала.

— Нет, — крутит головой девочка и доверчиво вкладывает ладошку в руку бабушки.

Гордей присаживается на обувную полку, упирается затылком в стену и закрывает глаза. Встаю у него между ног. Устраивает обе ладони у меня на бёдрах. Притягивает ближе и утыкается носом в грудь. Его горячее дыхание чувствуется на коже даже через слои одежды. От волос пахнет сигаретами и больницей. Медленно массирую ему голову.

— Малышка, — усадив меня на одно колено, целует в плечо, — пару дней надо за девочкой посмотреть, пока Кис в себя приходит и будет заниматься похоронами мамы.

— Боже… Она всё же умерла.

— Да. Кис в шоке пока. Да к такому, наверное, нельзя подготовиться. Он столько за неё боролся. И вот, это всё равно случилось. Ана пока не знает. Он не смог ей сказать. Для неё мама ещё лежит в больнице. Ты сможешь с ней посидеть? У них больше никого нет.

— Конечно. Мог бы и не спрашивать, — прижимаюсь губами к его виску.

— Как вы тут у меня? — кладёт тёплую ладонь мне на живот.

— Всё нормально, — улыбаюсь его заботе. — Токсикоза всё ещё нет. Только есть стала больше. Если я буду… Точнее такими темпами, когда я буду толстая, ты всё равно будешь меня любить?

— И на руках носить, — подмигивает он.

— Может ляжешь хотя бы на часик?

Я даже не спрашиваю, сколько он спал прошлой ночью. Всё и так очевидно.

Из нашей кухни раздаются тихие голоса и звон посуды. Бабушка выходит к нам с большой кружкой горячего чая. Отдаёт Гордею. Он удивлённо моргает и слабо улыбается.

— Крепкий заварила, но тебе бы отдохнуть. Выглядишь паршиво, — замечает она и уходит к нашей маленькой гостье.

— Я никак не привыкну к такому отношению с её стороны, — отпустив меня, чтобы случайно не обжечь, Гордей делает маленький глоток чая.

— Она увидела, как мы друг друга любим. И ещё — ты отец её правнука. Вы правда вчера удачно съездили? — перехожу к теме, которая как раз и не давала мне покоя всю ночь.

— Правда. Со всеми договорились. Сейчас вот с Саркисом ещё решим и я тебя домой заберу. Если захочешь, конечно. Мне кажется пора, Ясь. Или хочешь, я её продам на хер, эту квартиру. Купим другую. Чтобы совсем всё с нуля.

— Не хочу, — кручу головой. — Я люблю нашу.

— Нам всё равно придётся расширяться. В одной комнате втроём будет тесно.

— До этого ещё далеко. Пей чай. Остывает же.

Он допивает остатки залпом, благодарит бабушку, нежно целует меня и уходит помогать другу. Закрыв за Гордеем дверь, иду на кухню и сразу лезу в холодильник.

— Сядь, горе ты моё луковое, — ворчит бабушка. — Каша варится. Сейчас буду вас кормить.

— Я не хочу кашу, ба. Я хочу, — задумчиво барабаню пальцами по столу, прислушиваясь к себе, — макароны с курочкой. Давай приготовим.

— Начинается, — посмеивается бабушка. — Вареньем будем заправлять вместо томатного соуса или ещё рано?

Анаит хихикает. Я тоже улыбаюсь, но через секунду всерьёз задумываюсь над бабулиным вопросом.

— Нет, всё же без варенья.

— Ну вот и славно, — смеётся она и снимает готовую кашу с плиты.

После завтрака меня выгоняют на учёбу.

Отсидев лекции, тороплюсь быстрее добраться до дома. В наушниках звучит радио. Включается блок новостей и начинается он с главного:

«Скандалы вокруг прокурора Борислава Георгиевича Калужского не утихают. Пользователи сети ещё не отошли от компрометирующего видео, набравшего более миллиона просмотров буквально за пару часов, как появилась новая информация. Сегодня утром был обнародован целый пакет документов, раскрывающих коррупционную сеть. Старый детский дом, который взял в свои руки Демид Добронравов, решивший сделать из него современный центр для трудных подростков, оказывается, был уже фактически продан зарубежной компании. Молодой бизнесмен долгое время не мог победить систему. Но обстоятельства свели его с другим пострадавшим — Гордеем Калужским, старшим сыном Борислава Георгиевича.

Его втянули в мошенническую схему по отмыванию денег для некоторых известных фамилий в нашем городе. Молодому человеку может грозить реальный тюремный срок, но его адвокат, с которым наша студия связалась буквально час назад, заверил, что у них ещё есть шансы этого избежать и действительно виновные в произошедшем окажутся за решёткой.

С вами была Елена Стрелецкая. Будьте в курсе самых свежих новостей вместе с нами».

Мне становится нехорошо. Резко начинает кружиться голова, а перед глазами танцуют чёрные точки. Вцепившись в поручни, жду, когда троллейбус остановится. Выскакиваю на улицу. Сажусь на скамейку и пытаюсь прийти в себя.

— Девушка, вам плохо? — ко мне подходит пожилой мужчина с тросточкой.

— Немного, — признаюсь ему, потому что асфальт всё ещё качается под ногами.

Пальцы слушаются плохо, но мне кое-как удаётся расстегнуть замок на кармашке рюкзака и достать телефон.

— Я сейчас вызову вам врача. Сейчас.

Мужчина и правда звонит в скорую, а я пытаюсь сосредоточиться на экране своего мобильного, чтобы набрать Гордея. Попадаю по нужной строке. Калужский не сразу снимает трубку. Оно и понятно.

— Да, малышка, — родной голос, как успокоительные капли, попадает прямо в сердце.

— Гордей…

— Ясь, тебе плохо? — сразу беспокоится он. — Где ты? Я сейчас приеду.

— Мне вызвали скорую. На какой-то остановке сижу, — оглядываюсь, чтобы сориентироваться. — Почему ты не сказал, что тебя могут посадить? — вкладываю подкопившиеся силы в вопрос.

— Откуда ты… Чёрт! Новости!

— Мы же договаривались, — всхлипываю я. — Ты обещал всё мне рассказывать.

Со стороны дороги уже слышен спецсигнал скорой.

— Я говорил, Ясь. Всё-всё говорил. Не посадят меня, слышишь? Не должны. Потому эту деталь решил пока не озвучивать. Чтобы зря не волновалась. Тебе ведь нельзя. У тебя там наш малыш.

— Да… И мы с ним узнали из новостей о том, что его отца могут снова у нас забрать. Только теперь очень надолго. Врачи приехали. Не могу пока больше говорить. Позже наберу.

Сбрасываю, убираю телефон в карман. Меня забирают в машину. Сразу же говорю им про беременность. Мерят давление, температуру, задают массу вопросов и укладывают на кушетку.

Мне вроде бы стало легче. Голова уже почти не кружится, только покалывает пальцы и сухо во рту.

Дают немного воды. Лежу с закрытыми глазами, ругаю Калужского. Вот он привык всё тащить один! Как его переучить? Понятно, что сразу не получится. И я уже больше не злюсь, понимая мотив его поступка и отлично зная его упрямый характер. Мне больше не обидно, мне теперь просто за него страшно.

Приезжаем в больницу. Меня ещё раз осматривают. Сразу берут анализы и отправляют в палату. Снова звоню Гордею. В этот раз он трубку снимает ещё до того, как я слышу первый гудок.

— Сказали, если анализы хорошие, до вечера понаблюдают и можно ехать домой, — отчитываюсь я. — Там Анаит под присмотром бабушки. Это ещё надёжнее, чем со мной.

— Какая больница, Ясь? Я сейчас приеду.

— Не надо. Мне правда уже лучше. Ты Саркису нужен.

— Ну давай, начни меня опять отталкивать! — рявкает он. — Я же забочусь о тебе. Поэтому не сказал, — уже гораздо тише. — Ясь, какая больница?

— Я не буду отталкивать. Я очень за тебя испугалась.

— Знаю, прости. Чёртовы нервы уже не вывозят. Я обещал научиться делить и такие новости на двоих. Всё помню, маленькая моя. Сразу не получается. Даже не думал, что это может быть так трудно, — тихо смеётся он. — Жду адрес.

— Сейчас пришлю.

Глава 38

Гордей

Вечером моих любимых отпускают домой. Яся сидит рядом со мной в такси. Голову на плече устроила. Обнимает большой букет цветов, то и дело опуская нос в разноцветные бутоны и вдыхая их сладковатый аромат.

— Так курочки жареной хочется, — вздыхает она. — Бабушка обещала приготовить.

Бабушка меня сейчас чем-нибудь огреет за то, что её беременная внучка опять оказалась в больнице по моей вине. И будет права.

Расплатившись с таксистом, забираю у Яси увесистый букет и придерживаю за талию, чтобы она не споткнулась на ступеньках.

Заходим в квартиру. Пахнет очень вкусно. Той самой курочкой и свежими огурцами. У Яси громко урчит в животе. Она смущённо смеётся, быстро скидывая обувь. Точным снарядом в меня летит кухонное полотенце от Нинель Эдуардовны.

— Да я же как лучше хотел! — возмущаюсь так, чисто для видимости.

— Вот если бы не ребёнок, — косится на хихикающую Анаит, — сказала бы я тебе совсем не литературным языком. Руки мыть и за стол! Яся, как ты, моя хорошая? — уходит за внучкой на кухню.

— Смешно тебе, да? — улыбаюсь сестрёнке нашего Киса.

— А когда мне можно будет домой? Когда Саркис за мной приедет? — спрашивает она.

— Через пару дней. Иди сюда, — присев на корточки, шёпотом зову Анаит к себе, — секрет тебе расскажу.

Карие глаза тут же загораются любопытством. Подходит ближе. А за её спиной стоит и жуёт куриную ножку моя Яська. Смотрит на меня тоже в ожидании секрета. По пальцам течёт золотистый жир, мордочка довольная. Только бледность всё портит, но я буду стараться, чтобы из-за меня такого больше не повторялось.

— Яся очень давно не играла в куклы, — Ана задерживает дыхание, а моя малышка перестаёт жевать, — но она очень хочет. Если я завтра привезу вам по кукле, ты поиграешь с Ясей?

— Да, — громким шёпотом отвечает Анаит.

Яська начинает смеяться, едва не выронив изо рта кусочек не дожёванной курицы. Краснеет. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы тоже не рассмеяться, а то обидится ещё, а я не хочу.

— А разве взрослые играют в куклы? — спрашивает Ана.

— Тс-с-с, — прикладываю палец к губам. — Это же секрет.

— Теперь понятно, про каких кукол Саркис всё время болтает по телефону с друзьями, — неожиданно заявляет она.

Яся уходит ржать на кухню. Нинель Эдуардовна, кажется, сейчас запустит в меня ещё одно полотенце.

— Э-э-э, ну да, — киваю я. — Только ты ему не говори, что знаешь.

— Я запомнила. Это секрет, — улыбается хорошенькая девчушка.

— Есть идите, пока вы тут до пестиков и тычинок не договорились, — строго зовёт нас бабушка.

Садимся за стол. Нинель Эдуардовна ставит передо мной тарелку с макаронами и парой жаренных ножек и начинает допрос Ярославы о том, что сказали врачи. Новости она тоже сегодня слушала, но мне делиться пока особенно нечем. Основная стратегия у нас прежняя — действовать быстро. Адвокат рано утром созвонился с Демидом, дал добро на публикацию документов, и началось. Мне за день позвонили несколько раз, но я сам ни с кем не общаюсь, опять же по рекомендации адвоката. Всех перенаправляю к нему, он решает.

— Завтра мы едем в следственный комитет, — рассказываю им.

Ясино хорошее настроение тут же исчезает, и даже полюбившаяся жареная курочка становится неинтересна. Любимая жуёт губы и кромсает на мелкие кусочки бумажную салфетку.

— Не волнуйся только, родная. Мы едем туда сами. Это не протокольная встреча, но она всё равно очень важная. Генерал-лейтенант Шолохов Михаил Федорович, отец Захара, договорился, чтобы нас приняли.

— А потом ты сразу к нам? — она берёт в руки новую салфетку.

— В магазин игрушек заеду, потом к вам, а потом, — кошусь на Анаит и не договариваю.

— Я поняла, — опускает взгляд Яся. — Ты останешься с нами сегодня? Ба, можно Гордей останется?

— Так а я при чём? Он чей мужик? Твой. Вот сама и решай. Ты поела, маленькая? — гладит по спинке Ану.

Девочка кивает. Встаёт из-за стола и сама убирает за собой тарелку. Дотягивается до раковины. Моет посуду и ставит в сушилку.

— Спасибо. Было очень вкусно, — благодарит бабушку, вытирает руки и уходит в другую комнату. Нинель Эдуардовна спешит за ней, а Яся ждёт от меня ответа.

— Останусь.

Не даю ей ничего делать. За нами со стола убираю сам. И посуду тоже сразу мою.

Прошу у любимой полотенце. Весь день опять мотался. Душ жизненно необходим. Стою под водой и как неопытный пацан волнуюсь — мы сегодня будем спать вместе, да ещё и в доме её бабушки. Такого экстрима у нас точно не было.

Возвращаюсь к ней.

Моя малышка уже переоделась в пижаму. Стою и жру её с ног до головы голодным взглядом. Я так соскучился! Словами не передать.

На ней свободные белые шорты в мелкий голубой цветочек и майка на тонких бретелях. Конкретно сейчас это сексуальнее любого кружева, но трогать мне её пока нельзя.

Если только аккуратно и совсем чуть-чуть.

Проверяю, плотно ли закрыта дверь. Яся забирается на кровать и стучит ладошкой рядом с собой.

Снимаю джинсы и в одних трусах забираюсь к ней. Телевизор работает. Но кто его смотрит? Мы видим только друг друга. Ярослава нерешительно касается пальчиками моего пресса. Все мышцы тут же сокращаются, выдавая резкий импульс удовольствия в пах, в грудь и в голову. Улыбается, двигаясь ниже до резинки боксеров и, царапнув кожу, «шагает» вверх по животу, груди, подбородку. Касается губ. Целую в мягкие подушечки. Беру её руку за запястье, отвожу в сторону. Двигаюсь ближе и зацеловываю любимые губы.

В глазах темнеет от желания.

Ласкаемся языками, поглаживая друг друга везде, где дотягиваемся.

За дверью отлично слышны шаги её бабушки, и к возбуждению в кровь впрыскивается ещё и адреналин.

Переворачиваю нас, оказываясь сверху и удерживая свой вес на локтях, чтобы не навредить ей и нашему ребёнку. Аккуратно трусь пахом о низ её живота. Целую любимые губы, выдавая в них хриплый стон.

Я чувствую её желание и её напряжение. Я всё это понимаю. Между нами такое… Мешает. И мне. И ей. Но мы же решили двигаться дальше. Она дала нам шанс. Значит, ещё немножко ласки, а потом спать, пока не сорвался.

Мне нужно услышать от врача «да» на секс с ней. И от неё услышать «да». Пока только целуемся. Ещё и ещё. Меня глушит от закипающей крови, от Яськиного тихого всхлипа и острых сосков, трущихся о мою кожу.

— Гордей, — хнычет она, приподнимая попу и плотнее прижимаясь ко мне. Ей физически хочется, а в голове она пока не готова. Я чувствую. Наверное, из тормозов остался только этот.

— Любимая моя, — начинаю притормаживать, покрывая её лицо лёгкими поцелуями.

— Я так соскучилась, — шепчет Яся, касаясь губами моего уха и царапая ногтями затылок. — Мне так страшно. И всё ещё больно.

— Знаю, родная. Знаю…

— Я понимаю, что ты не виноват, — продолжает она. — Я простила. И очень постараюсь никогда не упрекать тебя в случившемся. Наверное, иногда буду плакать, потому что воспоминания… Эти дурацкие картинки… Они так и лезут в голову.

— Мы сотрём их, — обещаю ей. — У нас с тобой столько классных воспоминаний. Только наших с тобой, без всей этой грязи. И будут ещё. А сейчас, — спускаюсь ниже, задираю ей маечку и прижимаюсь губами к животу, — детям пора спать, — дышу в пупок.

Ложусь на соседнюю подушку. Дышу тяжело. В глазах ещё звёздочки от не унимающегося желания. Меня ломает. Сейчас бы в душ. Хотя бы там разрядиться, но мы не дома, а значит надо взять себя в руки и погасить это.

Тёплая ладонь сжимается на моём перевозбуждённом члене, высекая искры из глаз. Резко выдыхаю и поворачиваю голову. Яся придвинулась ближе, закусив губу, смотрит мне в глаза и толкает пальчики под резинку трусов. Ноготки касаются головки. Меня едва не подкидывает на кровати.

— Что… ты… делаешь…? — выдыхаю, сходя с ума от её прикосновений.

— Я так хочу, — заявляет она, сжимая стояк ладонью и запуская необратимые реакции в моём организме.

Глава 39

Гордей

Охренеть, как мне остро и жарко от каждого её прикосновения. На висках выступил пот, затылок немеет и покрывается мурашками. Она такая открытая, если её отпустить. Как же ошибался… Я всё делал не так. Любопытная кошечка, голодная и нежная, нашла себе интересную игрушку.

Яся будто заново изучает моё тело. Всё видела вроде. Всё знает. Но сейчас всё иначе. Всё сначала, и теперь мне нельзя опять накосячить. Не нужно защищать её ещё и в постели.

Там наш малыш. Сорваться и навредить страшно. Поэтому я доверяюсь ей полностью. Она чувствует, как ей надо, как ей хочется.

Мягкие губки оставляют горячие влажные следы на моей коже. Хулиганка дует на них, и я весь сокращаюсь, покрываясь мурашками. Волосы встают дыбом теперь не только на затылке. Член болезненно напрягается. Яся поглаживает его пальчиками, продолжая меня целовать.

Усаживается сверху. Стягивает бретельки, опускает майку с груди. Тяжёлые полушария с красивыми тёмными бусинами сосков подрагивают от сбившегося дыхания. Малышка берёт мою руку за запястье, переплетает наши пальцы, тянет вверх, показывая, чего хочется ей.

Улыбнувшись, осторожно сминаю её грудь, сдвигаю полушария вместе, приподнимаюсь и ласкаю языком оба соска. Она постанывает, врезаясь ногтями мне в плечи. Ёрзает, дразнит своим запахом. Шортики у неё совершенно промокли…

— Аррр!!! Чёрт! Что же ты творишь, малышка?! — дотягиваюсь до её губ. — Страшно мне, Яська. За вас с малышом, — признаюсь, толкаясь членом ей между бёдер. Чувствую даже через ткань одежды, как она открылась для меня.

Вдруг и правда нельзя? Она же плохо чувствовала себя. Две скорые за такой короткий срок. Обе из-за меня. Я понимаю, что там нервы, но…

— Пожалуйста, — она толкает меня в плечи.

Послушно падаю на подушки.

— Мне очень нужно, — наклоняется и снова целует. Проводит язычком по соску. Меня выгибает, и пальцы сами впиваются ей в бёдра, прижимая промежностью к паху. — И тебе, — шепчет она. — Я хочу новых воспоминаний. Как ты говорил… Сейчас хочу.

Её губки добираются до головки. Невесомое касание, и член тонет у неё во рту. Я в своей башке уже ору от того, как это хорошо и чувственно. Её горячий язычок плавно обводит кожу по всей длине, давит, ласкает, играется. Ноготки царапают живот.

Любимая девочка держит нас на краю обрыва. До прыжка меньше шага. Она хорошо меня чувствует. Останавливается. Тяжело дыша, смотрит в глаза. Такая беззащитная, такая ранимая… И такая сильная.

Переворачиваю нас, потому что она хочет именно так и позволяет мне закончить.

Раздеваю, целуя каждый миллиметр её тела, спускаясь всё ниже и ниже. Гладкий лобок. Мягкие, влажные, раскрытые губки. Толкаю язык между ними. Любимая вздрагивает и тянется за моим прикосновением, сильно сдерживаясь в стонах.

Развожу ей ножки. Целую бёдра. Покусываю нежную плоть и снова глажу языком.

Вкусная моя. Родная. Чувственная.

Меня прёт от счастья. Ему тесно за рёбрами. Оно распирает грудь, разгоняет сердце. Мы оба захлёбываемся собственным дыханием. Комната пахнет нами. В ней так мало кислорода. Дышать можно только друг другом. Это хорошо до головокружения.

Яськины пальчики сжимаются на моих волосах и оттягивают голову.

— Не так хочу, — хнычет она, дрожа всем телом.

Немного не дала дожать. Она бы кончила. Не хочет…

Ложусь сверху. Яся дотягивается до моих губ. На них остался её вкус. Вижу, как смущается, улыбается и целует. Сладко и горячо.

Она сегодня всё контролирует. Я себе пообещал.

Вхожу в неё, но не до конца. Страх навредить никуда не делся. Яся сама приподнимает бёдра. Получается плавно, глубоко, на грани… Тот самый шаг. Пара движений бёдрами. Столкновение языков, дыхания, стонов, и нас разносит на осколки по вселенной. Не столько физика. Это эмоциональное. Это чувства, накалённые до предела, рвутся наружу хрипами и свистов в лёгких.

Она плачет и улыбается. На моих губах соль её слёз. Пальцы путаются в русых волосах.

— Не плачь, — шепчу ей.

— Не могу, — обнимает меня за шею, утыкается губами в ухо.

— Я такой дурак, Яська.

— Не надо защищать меня от себя. Я тебе верю, Гордей. Я тебе доверяю. Ты же почувствовал сегодня? — обняв моё лицо ладошками, заглядывает в глаза.

— Да, — целую её в кончик носа. — С нашим малышом всё хорошо?

— С ним всё хорошо, — улыбается любимая. — Хватит бояться за нас.

— Это сложно. Я вас…

Она прикладывает палец к моим губам, не давая договорить, и «чуть не потерял» приходится проглотить.

— Люблю, — произношу вслух.

— Я кушать хочу, — вздыхает Ярослава. — Там осталась курочка? Посмотришь?

И скатившись с неё, я просто ржу, глядя в потолок. Она жмётся ко мне и тоже смеётся.

Курочка. Похоже, надо забивать морозилку птицей.

Встаю, нахожу свои штаны, надеваю, звякнув бляшкой ремня. Тихо пробираюсь на кухню. Вздрагиваю. Ясина бабушка не спит. А от меня сексом пахнет. Я даже сам чувствую.

— Яся проголодалась, — поясняю цель визита, стараясь сохранить невозмутимое лицо.

Глянув на меня, Нинель Эдуардовна странно улыбается и, взяв стакан воды, щёлкает выключателем на стене. Яркий свет больно бьёт по глазам.

Вот я вроде взрослый уже, а всё равно как-то неловко вышло.

Задвигаю совесть подальше. Разогреваю для Яси поздний ужин и возвращаюсь в спальню.

— Нас спалили, — сообщаю любимой, устраиваясь рядом на кровати.

— Бабуля не будет ругаться. Дай, — тянет руки к тарелке.

Сжевав пару ножек, Яся сама уносит остатки еды на кухню. Возвращается. Ложится ко мне. Сразу же прижимается, закидывает на меня ногу и начинает плавно «рисовать» пальчиком по моей коже. Её дыхание быстро меняется, трансформируясь в уютное сопение.

— Спокойной ночи, — целую её в макушку.

Тоже закрываю глаза. Впереди ещё один адски тяжёлый день. Зато нам должны дать какую-то конкретику. Кого посадят, что закроют и насколько всё это вообще затянется.

Глава 40

Гордей

Встреча в следственном комитете проходит в присутствии не только моего адвоката, но и отца одного из моих лучших друзей. Михаил Федорович Шолохов по личной просьбе Захара отложил все дела и приехал помочь.

Не знаю, как я со всеми ними буду расплачиваться. Кирилл, Захар, Саркис, «женский спасательный отряд», младший братишка, моя команда, Нинель Эдуардовна. Я даже не знал, что вокруг меня столько людей, к которым можно прийти и просто сказать: «Помогите».

Какие же мы иногда гордые идиоты…

Я бы ни за что не справился в одиночку с тем, что на меня свалилось. Это всё равно, что пытаться вытянуть из ямы многотонный грузовик пятидесятикубовым мопедом. Усилий до хрена, но они абсолютно неэффективны.

Сделав перерыв на кофе, мы продолжаем беседу.

— Гордей Бориславович, в сухом остатке ситуация следующая, — поясняет Валентин Сергеевич, представитель следственного комитета. — Ваш отец сядет. Это вопрос времени. Если исходить из того, что у нас есть на руках на данный момент, до конца осени этого года всё должно разрешиться. Список фамилий, переданный вашим адвокатом, уже изучается. Будут проводиться аресты. Он не полный, но мы найдём остальных. Все санкции с участка Демида Добронравова сняты. Их быстро проверили. Никаких нарушений найдено не было. Более того, я слышал, — улыбается мужчина, — ему обещали поддержку для скорого завершения строительства.

— Это хорошая новость. Хотелось бы, чтобы и остальные были не хуже, — делаю глоток воды из полулитровой пластиковой бутылки.

— Давайте ещё немного о плохом. Недвижимость вашего отца, все его счета будут арестованы, как только его снимут с должности. Как вы понимаете, у вас с братом никакой возможности использовать эти средства не будет.

— Мы давно независимы от отца, так что эта новость уж точно не является для нас плохой.

— Тогда перейдём непосредственно к вам. До конца следствия у вас подписка о невыезде. Город вам покидать запрещено. Придётся приезжать по повестке, давать показания, в том числе и на судебных заседаниях. Адвокат вам поможет подготовиться к этим встречам. Предупреждаю, нервы помотают. У нас всё же не районный следственный отдел.

— Я понимаю.

— Надеюсь. Наша встреча с вами неформатная. Далее мы видеться не будем. С вами будут работать другие люди. Виолетта Демьяновна Кожанова, любовница вашего отца и управляющая вашей фирмой, будет привлечена как соучастник в отмывании денег в особо крупных размерах. Там до пяти лет со штрафом, но есть небольшой шанс отделаться условкой.

— Даже так? — нервно постукиваю пальцами по столу в ожидании того, что же ждёт меня в таком случае.

— Да. Что касается вас, Гордей. Можно же так обращаться?

— Конечно.

— Так вот, Гордей. На договорах, через которые происходила легализация средств, полученных преступным путём, нет ни одной вашей подписи. Вас могут привлечь к ответственности только в том случае, если у прокурора выйдет доказать, что вы были в курсе всего происходящего.

— Но я не был, — сжимаю ладони в кулаки.

— Вот вокруг этого и должна выстраиваться ваша с адвокатом работа. Думаю, специалисту такого уровня не составит труда защитить клиента и, главное, подготовить его к возможному давлению. Эмоциональность, вспыльчивость будут играть против вас. Вы не виноваты. Вам нечего бояться.

— Выходит, я тоже буду под следствием? — смотрю на адвоката.

— Да, Гордей. Как вам и сказали, с подпиской о невыезде, — поясняет адвокат.

— А клуб?

— Подписка ограничивает лишь ваш выезд из города, но никак не препятствует работе до тех пор, пока вы соблюдаете установленный законом порядок. Вовремя приезжаете на следственные и судебные мероприятия, — отвечает адвокат, а представитель следственного комитета подтверждает кивком головы.

— У меня там детская группа недавно открылась. Будут проблемы? — задаю ещё один важный для меня вопрос.

— Нет, Гордей. Проблем не будет.

— А если всё же каким-то немыслимым образом ваши специалисты найдут способ доказать, что я якобы знал? Тогда что? Тоже до пяти лет лишения?

— Гордей, — строго одёргивает адвокат.

— Вы намекаете на то, что наши сотрудники могут быть не чисты на руку? — хмыкает представитель комитета.

— Я просто пытаюсь оценить риски. Ещё недавно я не предполагал, что собственный отец ради своих амбиций решит меня уничтожить. А он всю жизнь в системе. Вы считаете, у меня нет повода задавать такие вопросы ещё одному представителю той же системы?

— Парень правильные вопросы задаёт, Валентин Сергеевич, — подаёт голос молчавший до этого генерал Шолохов. — У него невеста беременная. Волнуется. Я Гордея к тебе сюда за неудобными ответами привёз, которые ему больше никто не даст. А он потом свою женщину успокоит, — подмигивает мне генерал-лейтенант.

— Гордей, — выдыхает Валентин Сергеевич, — успокойте свою невесту, наберитесь терпения и слушайте адвоката. Как я и сказал, не будете нарушать, потеряете только немного времени и нервов. Но ведь это лучше, чем потерять свободу. Правда?

— Согласен. Спасибо, что уделили время и разъяснили обстановку, — протягиваю руку мужчине.

Валентин Сергеевич кивает, крепко пожимая мою ладонь. Отец Захара остаётся, а мы с адвокатом выходим в коридор. Он вытирает пот со лба клетчатым тканевым платком. Посмеиваясь, показывает мне кулак.

— Впредь без самодеятельности, — грозит им же.

— Хорошо, — улыбаюсь мужчине.

Курим и прощаемся у его машины.

Седлаю байк и лечу в магазин игрушек за подарками для девчонок.

В отделе кукол растерянно смотрю по сторонам. Их так много… А ещё всякие платья, расчёски, ванночки, домики. И всё такое яркое, аж глазам больно. Как во всём этом разобраться?

Иду вдоль стеллажа со страшными головами. Стараюсь не думать, для чего они нужны и куда делись тела. Выглядит очень странно.

Далее на полках стоят какие-то мелкие пупсы в коробках. Тоже совершенно не то.

Дохожу до конца ряда, сворачиваю в следующий и вижу то, что мне понятно гораздо больше. Куклы, похожие на маленьких детей. В наборе бутылочки, памперсы, соски. Прикольно. Зависаю на пупсе в синей шапке. Пацан. Мне почему-то кажется, у нас с Ясей будет сын. Ей тоже так кажется, а значит, эта кукла нам подходит.

Прохожу ещё немного вперёд и нахожу кукол в красивых платьях с дополнительными нарядами в комплекте. Для смышлёной девятилетки, которую очень любит старший брат, выбираю именно такую игрушку.

Расплатившись на кассе, еду к Ясе.

Поднимаюсь на этаж. Родная девочка встречает меня нежной улыбкой и горящими глазами. Ночь была шикарной, хоть и короткой.

Она дарит мне нежный поцелуй и забирает подарки, радуясь им не меньше маленькой Анаит, выскочившей к нам из комнаты.

— Что тебе сказали? — Яся нетерпеливо переступает с ноги на ногу.

За её спиной появляется Нинель Эдуардовна. Отправляет Ану в комнату, чтобы не слушала взрослые разговоры.

— Сказали, в ближайшие дни меня возьмут под следствие.

У Яси глаза становятся больше и наполняются слезами.

— Стой, стой, родная, я же не договорил, — делаю шаг и прижимаю родную девочку к груди. Она обнимает за пояс и тихо шмыгает носом. — Будет подписка о невыезде. Жить будем по месту прописки на нашей с тобой квартире. Клуб не тронут. Детскую группу тоже. Наша жизнь практически не изменится. Только на море мы в этом году не поедем, как хотели. Я вас с малышом в следующем обязательно свожу.

— Тебя не посадят? — задрав голову, жалобно смотрит на меня.

— Нет, малыш, — уверенно отвечаю, целуя её в кончик носа. — Надо только ещё немного потерпеть. Возможно, до конца лета. Или немного дольше.

— Когда мы переезжаем? — рвано выдохнув, жмётся щекой к футболке.

— Через пару дней, — мягко отстраняю её от себя. — Мне пора к Саркису, родная. Вечером вернусь, всё спокойно обсудим.

— Обними его там за меня, — просит она.

— Обязательно.

Глава 41

Ярослава

Бабушка не хотела отпускать меня. Она беспокоится, а я уверена в том, что мы всё делаем правильно. К тому же, скучно ей не будет. Саркис очень попросил мою бабулю посидеть с сестрёнкой ещё несколько дней. Решил, что выиграет гонку, на которую всё же поставил его Гордей, заодно немного выжжет эмоции и сможет поговорить с маленькой Анаит о маме. Бабушка с удовольствием согласилась. Она прониклась и к дерзкому Саркису, и к малышке.

Гордей погрузил в багажник такси последнюю сумку с моими вещами и вернулся за мной.

— Береги их, — строго наказывает ему бабушка. — Понял меня?

— Понял, — улыбается мой будущий муж.

— И себя. Себя тоже береги, мальчик, — говорит бабуля гораздо тише, будто её тёплое к нему отношение всё ещё остаётся большим секретом.

Благодарно обнимаю её. Сплетаю наши с Гордеем пальцы и вывожу его в подъезд.

По ступенькам спускаемся, держась за руки.

Калужский помогает мне сесть в такси. Садится рядом и тут же снова берёт за руку. Всю дорогу смотрит на меня и улыбается.

Солнышко такое тёплое за окном. Летнее. Стекло нагрелось, и правую щёку начинает подпекать. Двигаюсь ближе к своему мужчине. Кладу голову ему на плечо.

— Ты же пойдёшь со мной на плановое УЗИ? — рисую ногтем по его тонким светлым брюкам. Мышцы на бедре всё время вздрагивают, будто его бьёт едва заметным импульсом тока.

— Я не отвечаю на дурацкие вопросы, — целует меня в волосы. — Чувствуешь себя как? Не жарко? Не укачало?

— Нет. Всё хорошо.

По дороге заезжаем в супермаркет.

— Я убраться успел, а холодильник без тебя затаривать не стал. Вдруг ты захочешь ещё чего-то, кроме курицы, — посмеивается Гордей, толкая тележку впереди себя.

Хочу. Много свежих ягод. Я их и до беременности обожала, а сейчас готова есть в прикуску с жареной курицей, с чаем, с омлетом и просто так. Звонила своему гинекологу. Она сказала, с ягодами надо аккуратнее, всё же сильный аллерген. Поэтому вздохнув, кладу в нашу тележку всего два лотка — малину и клубнику. К ним добавляю зелёные яблоки, молочку и ещё всякой всячины по списку. Мои родители прислали денег. Гордей забрал у меня карточку и расплатился своей. Вернул уже в такси.

— Мама ещё развёрнутый анализ прислала по тем препаратам. Я забыла тебе сказать, — вспоминаю уже возле подъезда. — Сейчас придём, сразу перешлю. Родители делали его от своего института. Там есть официальные подписи и печать. Так что можно отдать адвокату, чтобы приложил к остальным документам. Исследование заняло гораздо больше времени, чем я думала. Надеюсь, это поможет.

Гордею хоть и сказали, что ничего не будет, я всё равно переживаю, поэтому очень обрадовалась, когда получила письмо от мамы.

— Передай маме от меня огромное спасибо. И не трогай ты ничего! — отбирает у меня самый лёгкий пакет, в котором лежат мои ягоды. — Ключи у тебя? — киваю. — Поднимайся вперёд. Дверь мне открывай.

Послушно топаю к нашему подъезду. Поднимаюсь на этаж. С трепетом в сердце подхожу к двери нашей квартиры. Опускаю взгляд себе под ноги. Тёмные пятна крови Гордея въелись в бетон. Их уже ничем не выведешь. Я безошибочно могу определить, где именно они расположены.

Закусив губу, проворачиваю ключ в замочной скважине и вхожу в маленькую уютную прихожую, заполненную нашими вещами. В квартире пахнет моющими средствами и летом. Форточка, наверное, открыта и окно в спальне.

Так и есть.

Занавески отодвинуты в сторону. Наша спальня залита солнечным светом. Гордей сменил постельное бельё и покрывало. Не знаю, чем ему не угодило последнее. Мне не важно. Всё равно это наше с ним уютное гнёздышко, как принято говорить. Примерно так я сейчас это место и ощущаю.

Фантазия дорисовывает в комнате детскую кроватку с мягкими бортиками и газовым полупрозрачным балдахином. Если убрать от кровати тумбочку, стоящую с моей стороны, детская кроватка отлично встанет. Купим коляску со съёмной люлькой, чтобы не нагромождать однушку лишними предметами, а малыша удобно будет перемещать по нашим скромным квадратным метрам. Комод полностью освобожу под детские вещи. Бабуля вот втихаря уже начала покупать ползунки с машинками, милые чепчики и пинетки. Всё спрятано, но я сунула свой любопытный нос. Это чертовски мило. Такая забота с её стороны.

— Родная, всё поднял, — горячие ладони Гордея ложатся мне на животик. — Сейчас разберу, схожу в душ и приготовлю поесть.

— Иди в душ, с готовкой я справлюсь сама.

— У тебя завтра только консультация в универе? — его ладонь оказывается под моей футболкой. Чуть шершавые пальцы плавно выводят круги над мягкой резинкой удобных «алладинов».

— Угу, — откидываю голову ему на плечо, кайфуя от прикосновений.

— А на УЗИ во сколько?

— К трём. Если ты меня из универа заберёшь, как раз успеем.

— Я тебя на мотоцикл не посажу, родная. Не обижайся. На общественном доберусь. В больницу на такси поедем.

— Всё время на такси дорого, — напоминаю ему.

— Разберёмся. Пойду. Мокрый весь. Самому от себя противно. Или вместе пойдём? — водит губами по кромке уха.

— Пошли, — улыбаюсь, попой чувствуя его эрекцию.

Долго и нежно ласкаемся под струями тёплой воды. Моё тело стало каким-то гиперчувствительным. Каждое прикосновение Гордея воспринимается острее до сумасшедших мурашек, до искр в глазах, до громких стонов, которых здесь можно не бояться.

Его мягкие губы ласкают соски и кожу на груди, оставляют едва заметные розовые следы, которые быстро исчезают. Гордей разворачивает меня к себе спиной. Очень осторожно входит. Каждый удар его члена выбивает воздух из моих лёгких. До самого конца. До головокружения.

Положив ладонь мне на горло, разворачивает и запрокидывает мою голову.

Чуть сдавив горло пальцами, дотягивается губами до моих губ и пьёт моё дыхание, языком повторяет движения собственного члена, пока я не начинаю задыхаться.

Отпускает. Тяжело дышим и улыбаемся.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Всё такое новое теперь между нами.

Мы новые.

Взрослые.

Но всё равно ещё такие дураки.

Из душа вываливаемся на дрожащих ногах. Раскрасневшиеся. У него глаза горят. У меня, наверное, тоже. Гордей не даёт посмотреть в зеркало. Всё время целует, до самой спальни.

Вытираем друг друга мягкими полотенцами. Переодеваемся в домашнее и вместе идём готовить.

Жареная курица, варёный рис, салат из свежих овощей и мягкий хлеб. Нам никогда не надо было много или дорого, чтобы быть счастливыми. Не хватало только откровенных разговоров обо всём: плохом и хорошем.

Тянусь через стол, касаюсь кончиками пальцев его руки. Гордей улыбается, считывая с моих глаз ту горечь, что пока никуда не ушла. Вздыхает. Откладывает вилку. Поднимается, чтобы через пару шагов опуститься передо мной на колени, уткнуться лбом мне в ноги и шептать: «люблю», «прости», «верь мне, пожалуйста».

— Верю, — шепчу в ответ, зная, как ему это важно.

Эпилог

«А теперь к новостям.

Вчера было проведено заключительное слушание по делу Гордея Калужского, старшего сына бывшего прокурора Борислава Георгиевича Калужского.

С молодого владельца мотоклуба «Либерти» были сняты все обвинения. Адвокат отшутился, цитирую: «Да мне и делать-то ничего не пришлось. Было слишком очевидно, что мой клиент невиновен».

Это, конечно, излишняя скромность специалиста высокого уровня. Наша команда пристально следила за ходом громкого дела, и хочу вам сказать, оборонялись они до последнего.

Ещё сутками ранее был вынесен приговор Виолетте Кожановой по статье 174 УК РФ «Легализация (отмывание) денежных средств или иного имущества, приобретённых другими лицами преступным путём».

Виолетте Кожановой назначено наказание в виде штрафа в размере одного миллиона рублей и лишения свободы сроком на пять лет. Её адвокат настаивал на иной мере пресечения и заявил, что данный приговор будет обжалован.

Слушания по делу самого прокурора Калужского всё ещё ведутся. Вскрылись новые факты, которые следствие пока не разглашает.

С вами была Елена Стрелецкая. Будьте в курсе самых свежих новостей вместе с нами.»

В наушниках заиграл один из хитов слишком быстро пролетевшего лета.

Улыбаясь, перекладываю из одной руки на другую увесистый букет цветов. «Женская команда мстителей» в лице её лидера Анны Каменской прислала мне сообщение с просьбой явиться в кафе на Набережной и получить сюрприз от моей невесты.

У меня для Яси тоже сюрприз. Я хотел сделать его сегодня вечером. Заодно бы отметили оправдательный приговор, но девочки такие девочки! Сломали мне все планы. Придётся подстраиваться.

Сворачиваю к кафе с белоснежными круглыми столиками, стоящими на улице, с плетёными стульями и столбиками, увитыми розовыми и красными цветами. Сейчас уже довольно прохладно для посиделок на улице, но пара человек всё же потягивает кофе из маленьких чашек, удобно устроившись за одним из столиков.

Сразу видно, что кафе выбирали девочки. Какое-то оно даже внешне немного кукольное. Слишком женское. Толкаю дверь, стекло которой затянуто паутиной тонких белых завитков. Мелодично звенит колокольчик, и я ожидаю увидеть розовые стены, плюшевых медведей и лохматые коврики на полу. А ещё непременно всю нашу банду в разноцветных пижамах.

Передёрнув плечами, шагаю в зал и оглядываюсь. Никого нет. На полу белая плитка с тонкой золотой «ниткой» по швам. Светлые стены, много зелени и совсем чуть-чуть пыльно-розового в деталях.

Неожиданно уютно.

У одной из стен под потолком зависли разноцветные шары, а на полу к грузу в виде подарочной коробки привязан самый большой, чёрный, на котором большими цветными буквами написано: «мальчик или девочка?»

Чёрт! Они серьёзно?

Я думал, такая фигня только по телевизору бывает. А мотор уже завёлся, выдавая сто десять, сто двадцать, сто сорок… В ушах слегка шумит от волнения, и в горле резко пересохло.

— Приехал! — из другого зала выходит Аня, а за ней и остальные девчонки. Мика, Соня, Эля и моя Яся.

Красивая невозможно. Русые волосы уже дотягиваются кончиками до поясницы. Карие глаза сияют от счастья. В вырезе платья в мелкий белый горошек грудь стала смотреться ещё эффектнее. Скольжу взглядом на круглый животик, снова выше… Нет, это не может быть то же самое платье.

Яся следит за моей реакцией и улыбается. Понятно всё. Купила очень похожее.

— Родная, — подхожу к ней, — это тебе, — не даю цветы в руки. Они для неё тяжёлые.

— Красиво так… — касается пальцами лепестков.

— Тебе очень идёт это платье, — не могу оторваться от её невероятных тёплых глаз.

Откладываю цветы на ближайший к нам столик. Обнимаю любимую женщину. Чувствую, как пинается наш малыш. Положив ладонь на живот, поглаживаю пальцами. Мне в ответ снова пинаются.

— Всё хорошо?

— Теперь точно да, — касается костяшками пальцев моей щеки. — Не верится, что всё закончилось.

Нас с братом ещё дёргают по делу отца, но там до вынесения решения осталось совсем немного, так что да, можно считать, что всё закончилось. Мне по большому секрету знакомый из следственного комитета шепнул, что на самом деле решение уже принято. Нужно соблюсти все формальности для того, чтобы его озвучить. Отец сядет. Сядет точно и сядет надолго.

— Значит пришло время, — достаю из кармана кольцо без коробки, протягиваю своей любимой малышке. — Ярослава Смольская, ты уверена, что хочешь взять фамилию, запятнанную судебными разбирательствами и грязными скандалами?

— Калужский, блин! — фыркает кто-то из девчонок. Кажется, Аня. — Кто так делает предложение? Романтик!

Они же не знают. Предложение Ясе я сделал давно, без кольца, свидетелей и всей этой лишней шелухи. Замуж брать побоялся. Оставалась вероятность, что приговор всё же будет вынесен. Да, мизерная вероятность, но я не хотел вешать это на любимую женщину. Теперь, когда я уверен в нашем будущем, просто прошу подтверждения. И кольцо наконец купил.

— Это же фамилия моего, — делает акцент на последнем слове, — мужчины, — пожимает плечами и улыбается ещё теплее. — Конечно, хочу.

— Спасибо, что веришь мне, — надеваю колечко ей на палец.

Всё ещё волнуется. Всё ещё иногда плачет по ночам.

Собирая её слёзы в поцелуях, прикасаясь к дрожащим солёным губам, я знаю, что она мне верит. И я это ценю. Так сильно, что не могу выразить словами, таких ещё просто не придумали.

Не представляю, какой была бы моя жизнь, если бы я не приехал тогда к брату в лицей и не встретил кареглазую девочку в больших круглых очках.

Да-да, влюбленную совсем не в меня, а в голубоглазого мальчишку из своего класса.

Если бы у нас не было года дружбы. Если бы у меня не было её…

Я был бы каким-то другим Гордеем Калужским, наверное. Не таким счастливым.

Мне некуда было бы спешить. У меня всё ещё не было бы чувства дома. Я бы до сих пор так и не понял, что такое, когда у тебя есть семья. Когда тебя любят. Когда тебя ждут любого, даже если ты ошибся. Сильно. Почти смертельно. Ты остаёшься нужен, потому что ты это просто ты.

Она дуется, что я опекаю. А как иначе? Она же такая хрупкая и такая родная. Да, сильная. Да, повзрослела. И наши отношения чуть изменили градус. Всё равно Ярослава Смольская навсегда останется моей той самой девочкой в больших круглых очках и платье в мелкий белый горошек. И я буду оберегать её. У меня иначе не получается.

Яська ворчит, но и это во мне принимает. Любит. И я люблю её.

Чтобы там кто не говорил, всё было не так! Мы с ней точно знаем!

— Мы всё пропустили? — узнаю голос младшего братишки.

— Да не, шар же целый. Его лопнуть должны, да? — спрашивает Кирилл.

Встав у будущей жены за спиной и устроив ладони у неё на животе, киваю приехавшим парням.

— Чего так долго? — фыркает Анюта, вешаясь на шею своего Макса.

Захар крепко держит за руку свою сводную сестрёнку и девушку по совместительству. Кис взял стул, развернул его спинкой вперёд и сел верхом. Платон о чём-то говорит с Соней, а Север не церемонясь целует Этель. Он на соревнованиях в другом городе был. Из автобуса сразу к нам.

— Мы Тёмыча ждали, — поясняет Макс. — Поэтому опоздали.

— Давайте уже лопнем этот шарик, — нетерпеливо просит Яся.

— А ты не знаешь результат? — шепчу ей на ушко.

— Нет, конечно. В этом вся суть такой вечеринки. Результат УЗИ забирала Соня.

— Ммм… — кошусь на девушку брата. Она хитро улыбается.

Аня несёт мне ножик со стола и кивает на шар.

Беру Ярославу за руку. Подходим к шару вместе. Моя ладонь на рукоятке, её — сверху. Приятно так. Тепло по всей руке от этого прикосновения.

Выдыхаем и протыкаем шар.

Хлопок!

На нас высыпается облако розовых блёсток.

— Да ладно?! — синхронно моргаем и медленно поворачиваемся к друзьям, ещё предполагая, что это шутка.

Мы были уверены, что у нас будет сын!

— Кажется, бабушка поторопилась с чемоданом голубых ползунков, — нервно смеётся Яся.

— Ничего, в следующий раз пригодятся, — шепчу ей на ушко, прижимаясь к нему губами.

КОНЕЦ