Каин бесплатное чтение

От автора

Эта история не претендует на историческую, военную или географическую точность в воспроизведении событий, связанных с распадом Социалистической Федеративной Республики Югославия и боевыми акциями в Автономном крае Косово и Метохии.

Один день войны может изменить всю жизнь…

а сколько их было у нас этих дней?..

1 Мария

Февраль 2005 года, Рига, Латвия.

Я сидела за столиком привокзального кафе и с почти прозрачным страхом ожидала предстоящую встречу с Ярославом Шиповаловым, который был другом знакомого моего начальника, хотя может цепочка была еще длиннее. Меня очень попросили с ним встретиться и проконсультировать, а я была не в том положении, чтобы отказывать главному адвокату нашей конторы. Да, собственно, это было частью моей работы – консультации, рекомендации, защита прав в суде, составление необходимых документов. Во всей этой истории меня не устраивало только что, что встречи наши несколько раз срывались не по моей вине, и встретиться Ярослав смог только вечером и вне офиса, где-то между его работами или чем он там занимался. Я честно пыталась дать ему простые письменные рекомендации, отнекивалась от встреч, но он для чего-то настаивал на личной консультации. Что можно было ожидать от встречи с человеком, который в тридцать лет уже имел несколько судимостей? Пусть это были в основном условные сроки за мелкие проступки, вроде подделки проездных билетов и неуплаты штрафов, но все же, факт как таковой мне совсем не импонировал.

Постукивая ложкой о края невысокой пузатой кружки, я уже в третий раз размешивала давно растворившийся сахар и пыталась представить внешние данные моего сегодняшнего клиента. Богатая фантазия рисовала образ сутулого, обросшего десятидневной щетиной молодого человека с жиденькими, немытыми волосами, проредью выпавших или выбитый зубов и бегающими глазами, вечно ищущими сочувствия и жалости, одним словом, урки, которых я почему-то представляла себе именно так.

После десяти минут ожидания я уже начала сомневаться в целесообразности нашей встречи. Ну, какой юридический совет я могу дать человеку, дважды попадавшемуся на подделке документов? Не творить сие безобразие? Или отсидеть хоть раз срок, чтобы впредь неповадно было нарушать закон? К сожалению или к счастью, я не была настолько прямолинейна.

Как, однако, он ловко затащил меня на эту встречу, ведь, по сути, все, что я могла сказать по его вопросу, я написала в e-mail`е, и тем не менее, сейчас я сижу в назначенном месте и время, в скованном ожидании с какой-то смутной и необъяснимой тревогой. Лучше бы задержалась на работе и поговорила по скайпу с Алёшей.

Как же я по нему соскучилась… Эти вечные поездки друг к другу раз в четыре-пять месяцев, короткие недельные встречи, расставания и опять месяцы ожидания… Ожидания чего? За два года он так и не сделал мне предложения, намекал, конечно, но ничего существенного. Естественно, о каком предложении может идти речь, если мы живем в разных странах, в разных ритмах, в разных часовых поясах. Работая по контрактам в зарубежных телекоммуникационных компаниях, он постоянно переезжает с места на место, из страны в страну. Вчера еще он был в Германии, а уже через три дня будет на год в Канаде. Ему нравится такая кочевая жизнь, ему нравится колоссальный заработок, который его обеспечивает, ему нравится смотреть мир, ему не нравится только, что я не бросаю работу, родных и друзей и не мотаюсь по свету вместе с ним. А чем я, собственно, могу заниматься в той же Канаде? Сидеть дома, любить мужа, наслаждаться прелестями обеспеченно жизни и обустраивать быт? Мне никак не хотелось верить, что это мой удел…

Внезапно завибрировавший телефон на чайном столике, заставил меня вздрогнуть и вернул от девичьих мыслей к делам насущным. Звонил Ярослав. «Неужели отменит встречу? Можно было и раньше позвонить для этого» – возмущенно подумала я, в глубине души зная, что встречу, он отменять не станет ни при каких обстоятельствах. Ему по каким-то мне непонятным причинам нужна эта встреча, он слишком долго ее добивался, чтобы сорвать в последний момент.

Раскрыв свой Nokia 7200, я постаралась придать голосу слегка уставшие от ожидания нотки:

– Алло.

– Все, я тебя вижу…

В трубке раздались гудки отбоя, не дав мне возможности должным образом отреагировать на эту реплику. «Во всяком случае, голос приятный» – подумала я тогда. В ту же секунду у меня за спиной раздалось приглушенное:

– Привет, Маша. Извини, что опоздал,– смущенная улыбка и пара карих глаз спрятанных за аккуратной и дорогой оправой очков, с длиннющими ресницами, совсем несвойственная тому типу мужчин, к которым я заочно причислила Ярослава.

– Привет. Неприлично опаздывать на встречу, которую организовал сам, это полный провал правил приличного тона между клиентом и адвокатом,– в ответ улыбнулась я.

– Я уже извинился, но готов сделать это еще раз, – он спокойно сел напротив,– у меня всего сорок минут, потом надо бежать на вторую работу.

«Нахал!– пронеслось у меня в голове.– Сам затащил меня сюда, сам опоздал, а теперь о времени мне говорит.» Я обворожительно улыбнулась и отчеканила:

– Мне хватит и пяти минут, чтобы объяснить, что с твоим теперешним паспортом, который выдан на законных основаниях, а так же при условии, что на тебе не лежит обязательство не выезжать за пределы страны, ты можешь преспокойно отправляться в Берлин и… – я не успела договорить, потому что у него зазвонил телефон.

– Извини, мне надо ответить,– он поднял трубку и сказал, на мой взгляд, совершенно несуразное приветствие:

– Внимательно! – а потом продолжил.– Да, на сегодня… я помню…

Я исподтишка наблюдала за ним и понимала, что это совсем не тот прототип, для созданного мною образа урки. Он не был сутулым, хотя его плечи и были слегка опущены, как будто под невидимым грузом. Волосы не имели ничего общего с прилагательными «жидкие и грязные», они были темно-русыми, чисто вымытыми и слегка кучерявились на концах, давая понять, что пора идти в парикмахерскую, щетина возможно и была десятидневной, но она придавала ему вид лесного человека, всегда задумчивого, замкнутого и интригующего. Ярослав был довольно высокого роста, я прикинула, что даже на десять сантиметровых каблуках и при своих ста семидесяти восьми сантиметрах живого роста, я еле-еле буду доставать головой до его макушки.

Он говорил отрывисто, и как мне тогда казалось раздраженно и даже зло, что насторожило меня, потому как впервые в свои двадцать четыре года я не знала, как общаться с человеком. За все время телефонного разговора глаза Ярослава оставались спокойными и, по-книжному, непроницаемыми. Знаете, когда автор пытается передать отрешенность или немыслимый самоконтроль своего героя, он описывает его взгляд как непроницаемый, то есть через который невозможно увидеть абсолютно ничего из эмоционального фона человека в данную минуту. Вот у Ярослава тогда был именно такой взгляд.

– На чем мы остановились? – он отложил телефон.

– Что?..– я попыталась восстановить цепочку мыслей в обратном направлении.– А, да… на том, что ты можешь спокойно отправляться в гости за рубеж, используя при этом законно выданный паспорт, и в том случае, если на твоем выезде за границу не лежит никаких табу в соответствии с решением суда.

– Нет, никаких запретов нет и паспорт настоящий.

– В таком случае, поздравляю, у тебя появился шанс впервые пересечь границу, не нарушая законы,– я улыбнулась, в то время как его лицо по-прежнему оставалось серьезным и суровым.

– Ты занята сегодня вечером? – Ярослав посмотрел мне прямо в глаза.

– Что? – я не сразу поняла, о чем он спрашивает.– Тебе разве не надо бежать на работу через… уже двадцать семь минут?

– Нет, работу только что отменили. Мы можем сходить куда-нибудь, скажем в ирландский паб в старой Риге. Ты как?

– Эээээ…. Я…

– Ну и замечательно,– не дав мне быстро найти повод отказать, сказал он и едва заметно улыбнулся,– пойдем поедим нормальную еду, а то одним чаем сыт не будешь.

Он помог мне облачиться в зимнее пальто и, выйдя на обледенелую улицу, мы не спеша направились в сторону старого города.

Не помню, о чем конкретно мы разговаривали в тот вечер. По-моему, он рассказывал о четырех годах проведенных в Англии, работая на случайных работах и весело отдыхая каждую пятницу. О том, что под влиянием каких-то обстоятельств решил вернуться и вот уже три года работает в Риге на деревообрабатывающем заводе, что объясняло такой приятный и слегка пьянящий запах свежей древесины, исходящий от него. Я, в свою очередь, делилась впечатлениями о своей учебе в магистратуре и других мелочах, которые считала приемлемыми для рассказа в первый день знакомства. Ничего конкретного или существенного в тот вечер мы друг о друге не узнали. Единственное, что осталось в памяти это то, что мы избегали встретиться друг с другом взглядом, и что я предательски пыталась ему понравиться. Просто так. Чтобы было. Было в Ярославе что-то такое, что магнитило и парализовывало волю, разум, логику и напрочь стирало ясность в суждениях.

«Она мне нравится. Красивая девушка. Надо придумать, куда бы ее пригласить в следующий раз… Удивляюсь, что она вообще согласилась пойти со мной сейчас, возможно просто не нашла повода отказать. Если бы еще не эти долбанные заказы на работе и вечное отставание от плана из-за нерасторопности начальства и новобранцев-добровольцев, то вечер был бы еще лучше. Так… а у нее красивые глаза, такие голубые и… хм, разные. Нет, действительно разные… и ножки вроде ничего, насколько можно судить по очертаниям в брюках. Да и в голове вроде не тараканы бешенные… Интересно, у нее есть кто-нибудь? Такая девушка не может быть одна. Куда же пригласить ее на выходных?.. В кино?.. Или лучше в ресторан пообедать? Хотя… Не надо нам больше встречаться. Переспать разок с ней не получится, а отношения заводить я не могу, да и не хочу. Не надо было сюда тащиться, мог бы сейчас уже домой ехать в теплом автобусе…»

Ярослав отпил темный Guiness и поднял на меня взгляд, от которого мое сердце неожиданно и в миг сжалось в комочек. Вдруг появился какой-то непонятный и неуместный трепет по отношению к этому совершенно чужому мне человеку. «Да что же это такое, и зачем так пристально смотреть на меня. Весь вечер бегали друг от друга глазами, а тут, на тебе, уставился, прям стыда нет! И взгляд какой-то…»

– Что ты делаешь в субботу? – Ярослав исподлобья наблюдал за мной.

– Не знаю,– я неуверенно пожала плечами, но через мгновение уже улыбалась ему всеми 32 зубами, что у меня были,– а ты хочешь меня куда-то пригласить?

«Ты кокетничаешь с ним!» – одернула я себя, сама себя не узнавая.

– Если ты не против. Мы могли бы сходить в цирк, а потом поужинать здесь же.

– Звучит вкусно и познавательно,– продолжала улыбаться я, пытаясь поймать свои мысли, лавиной обрушившиеся на мою голову. «Я категорически против! Просто почему-то не могу это озвучить. Но я против! Скажи – я занята, я не могу, у меня планы.»

– Ну, познавательного там будет мало, но весело и вкусно, я обещаю,– Ярослав сделал знак официантке.– Тогда в пятницу я жду тебя после работы в том же кафе на вокзале.

– Лучше в самом цирке,– я положила мобильник в сумку и, ловким движением застегнув молнию, поймала себя на мысли: «А лучше вообще нигде и никогда. Ты его не знаешь совсем, и знать не хочешь.»

– Хорошо,– Ярослав достал огромную горсть серебряных монет и принялся отсчитывать их по принесенному счету.

* * *

Тяжело. Было безумно тяжело тащить тело этого уродливого албанца с темными кругами под глазами и с длинной грязной от пыли и крови бородой. «Его уши… мне надо найти его отрезанные уши… это будет трофеем. Нет, это будет памятью. Памятью о том, что я отомстил». Ярослав шел, тяжело передвигая ногами и, таща на себе мертвого мужчину, чьи ноги волоклись по земле носками старых обтрепанных ботинок, затрудняя движение. Он сбросил тело на землю у грузовика Югославской Народной Армии и с ненавистью посмотрел на уже начавшее остывать безымянное тело. «Это тебе за Билянку и ее семью, сука.» Ярослав яростно сжал в руке АК-74М и, резко вздернув затвор, хотел нажать на курок, как вдруг увидел, что вместо окровавленного албанца на земле лежит его любимая Биляна. Лежит в такой нелепой и неудобной позе, что он даже потянулся, чтобы выпрямить ее подломанные под себя чуть раздвинутые ноги и освободить почему-то связанные над головой руки… Она была в разорванном зеленом платьице с задранным подолом, темно-красными разводами крови на бледных ногах и в паху. Все тело было усыпано синяками, а от уха до уха тянулась зловещая ножевая улыбка… и только глаза, эти до боли любимые и милые карие глаза были, по-прежнему, широко раскрыты и обращены в небеса…

Ярослав проснулся от собственного вскрика и, вскочив на кровати, долго пытался понять, где он, и почему вокруг тихо и темно. Он включил настольную лампу и только тогда увидел, что он дома, в своей комнате. Сердце колотилось так неистово, что в первую секунду ему подумалось, что оно разорвалось. Лоб был покрыт холодной испариной, а руки тряслись как от недельного запоя. Все тело будто свело огромной судорогой, и ему понадобились минуты, чтобы расслабиться и сделать более или менее спокойные вдохи. «К врачу… мне надо опять идти к врачу, иначе это никогда не закончится. Господи… я уже давно в тебя не верю, но… помоги мне… Господи…» Он судорожно хватанул таблетку реладорма, а затем амитриптилина и запил их стаканом воды. Откинувшись на подушки, Ярослав сделал несколько глубоких вздохов и, немного успокоившись, закрыл глаза и стал ждать пока тяжелый сон прошлого опять не придет к нему…

Он проснулся от легкого, но настойчивого жужжания мобильного телефона под подушкой.

– Внимательно,– не открывая глаз, промычал он.

– Ярослав? Привет. Это Мария.

– Кто?– он попытался сосредоточиться и вспомнить где он слышал этот приятный и довольно низкий для девушки голос.– Аа… Маш, а сколько время?

– Ну, вообще-то почти двенадцать,– голос на другом конце провода был явно озадачен.– Мы договорились встретиться в час в цирке, ты не забыл?

– Нет, конечно, нет. Я уже встаю и через сорок минут буду в центре,– Ярослав сел на кровати, все еще держа глаза закрытыми.

– Не спеши, я звоню, чтобы сказать, что опоздаю на полчаса или около того.

– Хорошо. Тогда я жду тебя в половине второго у касс. Билеты уже у меня,– его голос немного заплетался, хотя он очень старался четко выговаривать слова.

– С тобой все в порядке?

– Все замечательно. Увидимся через полтора часа,– Ярослав тряхнул головой, отгоняя остатки наркотического сна, и направился в душ.

Услышав сигнал отбоя, я положила трубку и начала прикидывать, что надеть на вторую встречу с Ярославом. Было необходимо облачиться во что-то достаточно строгое, так как это все же не свидание, но неделовое, так как сегодня выходной день, а также умерено сексуальное и откровенное, чтобы подразнить его и потешить свое женское самолюбие. Долго крутившись перед большим тонированным зеркалом, встроенным в дверь шкафа-купе, я остановила выбор на темно-серых шерстяных брюках и тонком плотно облегающим фигуру свитере с V-образным вырезом. Он был приятного красного оттенка в тон наманикюренным ногтям. Чисто вымытые рыжие волосы были вытянуты горячим феном и игриво спадали на плечи, а голубые глаза обрамлены черными ресницами, над покраской который я корпела целых десять минут. Удовлетворенно кивнув своему отражению в зеркале, я накинула на себя пальто и поспешно выскочила из дома.

Я увидела Ярослава издалека, когда только подходила ко входу, и даже замедлила шаг, чтобы получше рассмотреть его и возможно увидеть что-то такое, что оттолкнет меня, чего я не заметила в нашу первую встречу, но как на зло, глаз не цеплялся ни за что конкретное. Это был все тот же высокий, худощавый молодой человек с темно-русыми волосами, густой щетиной и небольшими очками, посаженными на аккуратный прямой нос. В тот день на нем был черный свитер грубой вязки с высоким горлом и темно-синие джинсы, и от него по-прежнему маняще пахло лесом.

Я, не спеша, приближалась к нему и с удивлением слышала, как у меня учащенно стучит сердце и начинается легкий стрекот сверчков во всем теле. Я не могу солгать, что не думала о нем эти несколько дней, пока мы не виделись, но мои мысли были не совсем романтического характера, а скорее предостережительного. Я чувствовала, что за его спиной, возможно в прошлом, таится что-то зловещее и тяжелое, что-то, от чего он никогда не избавится и что никогда не забудет. Я так же четко осознавала, что наши встречи могут привести к сексу, и тогда это будет чистой воды измена с моей стороны по отношению к Алексею, но в Ярославе было что-то такое, что интриговало, гипнотизировало, будоражило любопытство и подавляло волю. Подобные мысли и предчувствия побуждали меня оборвать наше знакомство и больше никогда не встречаться, а ноги тем временем все приближали меня к нему.

– Привет еще раз,– я сзади слегка коснулась его плеча.

Ярослав вздрогнул и резко повернулся ко мне. Его глаза были холодными и колючими, а взгляд суровым и немым, как будто он ожидал увидеть заклятого врага, а не девушку, приглашенную на встречу.

– Привет,– он улыбнулся губами и протянул мне билеты,– держи макулатуру и пошли, а то до мест не успеем добраться.

«Как всегда, коротко и понятно. Надо было надеть юбку», – подумала я.

«Странно, но я соскучился за эти дни. Хммм, жаль, что она не в юбке», – подумал Ярослав.

Представление как обычно началось с опозданием, и никаких аншлаговых номеров и выступлений не было, если не считать белых дрессированных голубей, красиво паривших под куполом. Помню, что было безумно холодно, и я хотела, чтобы Ярослав обнял меня и согрел, но я безоговорочно пресекала подобные собственные мысли.

«Ей холодно… Вон, как скукожилась. Надо бы обнять ее и согреть… но тогда все это закончится у меня дома, а я этого не хочу. Не хочу просто постели. Не хочу… Ну, не то, чтобы совсем не хочу, просто не так быстро, иначе это так и останется только сексом» – думал Ярослав, наблюдая как карликовые пудели ловко перепрыгивали с тумбы на тумбу и катали друг друга на в повозке из игрушечного ведра на колесиках. Он наклонился и, почти касаясь губами моего уха, тихо спросил, обдавая меня своим горячим дыханием:

– Ты замерзла?

– Нет,– так же тихо, не поворачивая головы, выдавила я. «Он с ума сошел… почти поцеловал меня! Нет, это я сошла с ума! Больше никаких встреч, никаких дурацких мыслей. Я люблю совершенно другого человека. А этот испортит и осложнит всю мою жизнь.»

После окончания представления мы, молча, спустились в гардероб, так же, молча, оделись и спешно вышли на улицу.

– Ты знаешь, я, наверное, поеду домой, – я старалась придать голосу усталые нотки.

– В паб не пойдем? – мы остановились на перекрестке у светофора.

– Я не особо голодна, – сказала я, а у самой в это время в желудке заурчало так, что я удивилась, как этот звук не перебил рев моторов машин, стоящих на красный свет светофора.

– Хорошо… тогда я провожу тебя до маршруток,– Ярослав поднял воротник своей куртки и одел перчатки.

На мое везение маршрутка уже стояла в ожидании пассажиров, мы наспех попрощались, и я практически влетела в салон, довольная тем, что мне удалось избежать ужина – раз, нелепого момента прощания – два и разговоров о следующей встречи – три. В тот вечер я считала себя победителем и искренне радовалась тому, что сумела уйти от ситуации и быть хорошей девочкой, а встречаться с Ярославом еще раз я не собиралась.

2. Ярослав

Март 2005 года, Рига, Латвия.

Громко постучав и немного помедлив возле кабинета с табличкой «Анжелика Куприянова», Ярослав все же нажал на ручку и открыл дверь.

– Здравствуйте, Анжелика!

– Добрый день, Ярослав! Честно говоря, я приятно удивлена вашему визиту. Думала, что после последнего сеанса вы больше не придете,– Анжелика вышла из-за рабочего стола и села в удобное кресло, стояще около аккуратного журнального столика, какие есть, наверное, в кабинете любого практикующего психотерапевта или психолога.

– Проходите, садитесь,– вновь обратившись к парню, она указала на кресло, стоящее напротив нее.

– Я, в общем-то, не собирался приходить, но сны опять появились, и таблетки, выписанные Вами, уже плохо помогают,– Ярослав сел в предложенное ему кресло.

– Мы же с Вами обсуждали тему лекарств и того, что нет такой таблетки, которая помогла бы Вам без наших сеансов избавиться от того, что Вас тяготит.

– Да, я помню…– Ярослав поежился в кресле, у него никак не получалось устроиться удобнее,– но я все-таки надеялся, что антидепрессанты и снотворное помогут.

– Они не помогают в том смысле, что Вы от них ожидаете. Они скорее способствуют притуплению эмоциональной окраски всего происходящего или произошедшего с человеком, давая ему время все устаканить, прожить, принять и не сойти с ума, если так можно выразиться.

Ярослав лишь коротко кивнул в знак согласия. Он помнил этот краткий ликбез перед входом в мир антидепрессантов.

– Четыре месяца назад Вы решили прервать наши встречи. Почему?– Анжелика сняла очки и потерла переносицу. Она очень устала сегодня, у нее было восемь пациентов, и она согласилась принять Ярослава уже после официального рабочего дня только потому, что знала о тяжести его состояния, и раз уж он позвонил, значит, дело совсем плохо.

– После нашего последнего сеанса я напился и подрался с какими-то дворовыми хулиганами, пИсавшими около моего подъезда. Уж очень хотелось покалечить кого-нибудь и самому быть побитым. Слишком многое… мы подняли во мне тогда, надо было выплеснуть.

– Понятно…– Анжелика вернула очки на прежнее место.– Расскажите мне о Ваших снах.

– Ну… сюжет в последнее время один и тот же, различаются только нюансы.

– Сюжет, я так понимаю, связан с вашим прошлым в Косово.

– Да. Вообще-то правильно говорить в Космете1 или на Космете, а не в Косово.

– На Космете. Вы не хотите рассказать мне этот сон?

– Хочу. Просто это очень сложно,– Ярослав сжал кулаки и на его лице заходили жевалки.

– Вы боитесь того, что почувствуете, рассказывая…

– Да. Я не хочу опять рыдать как девица над своей потерянной любовью. Все равно уже ничего не вернешь и не исправишь,– в голосе Ярослава чувствовалось явное презрение к себе и к своей слабости.

– Хорошо, тогда расскажите мне самое яркое впечатление из Вашего детства.

– Что?– Ярослав был в явном недоумении.– При чем здесь детство?

– Если для Вас пока сложно говорить на коренную и тяжелую тему, тогда давайте поговорим о чем-то более нейтральном для Вас,– Анжелика устроила руки на подлокотниках кресла и спокойно посмотрела на парня.– Скажите, вы считаете, что ваше детство было счастливым?

– Детство?.. Не знаю… Наверное, да. Во всяком случае, тогда я считал себя очень счастливым… Я был всецело предоставлен самому себе, за неуды в школе меня никто не порол, постоянными опозданиями домой тоже не пеняли. Мама взялась за ремень и хорошенько отходила меня только один раз, когда в 15 лет я и еще пара ребят занялся подделкой школьных табелей, ученических и проездных билетов. Нам казалось, что это по-бандитски круто, да и деньги всегда водились. Мелочь, но приятно – у нас свой нелегальный бизнес, мы круче всех пацанов на районе. Все было хорошо, пока нас, спустя полгода не поймали,– Ярослав едва заметно улыбнулся, но в его взгляде мелькнула горчинка.

– Кто-то настучал на нас, и менты пришли за мной как раз в день рождение моего младшего брата. Скадалище был ужасный. Меня забрали, и отпустили только спустя сутки дня, поставив на учет. Вот тогда-то мать и отходила меня отцовским ремнем по самое не могу. Потом был суд, нам всем дали условный срок, но мы продолжали куролесить, за что вскоре получили еще один. Как нас не посадили тогда, до сих пор не понимаю… А может, оно было бы лучше, если бы посадили…

– И, не смотря на все это, Вы считаете, что у вас было счастливое детство,– психолог была явно немного озадачена и удивлена.

– Конечно. Потому что все, что было со мной тогда было в кайф, в экстрим. Это были детские соревнования на крутость и глупость, которую всегда можно было понять и оправдать возрастом, социальным статусом, да чем угодно. Все же, что было потом… тоже соревнования, только приз за них – смерть,– с каждым словом голос Ярослава становился все тише и жестче, как будто каждое сказанное слово наждачной бумагой стирало его гортань.– Перед каждой военной операцией мы, с ребятами, напившись антибиотиков, делали ставки на то, кто сегодня умрет, кого ранят, а кому повезет и он вернется целым и невредимым. Мы ставили на человеческие жизни… Разве люди так делают?..

– Я так понимаю, под антибиотиками Вы имеете в виду наркотики?– Анжелика взяла ручку и стала делать пометки в записной книжке.

– Да. Нам их давали командиры ЮНА2 перед всеми операциями. Приняв эти таблетки, мы становились почти безумными, универсальными солдатами. У нас повышалась выдержка, физическая активность, вся сенсорика работала на пределе возможного, но главное – было четкое ощущение и даже уверенность, что мы непобедимы! Что мы боги этой войны и ничто и никогда нас не свалит! – Ярослав глухо стукнул кулаком по подлокотнику кресла и сжал его так сильно, что костяшки пальцев сделались снежно-белыми.

– Однако с каждым новым днем становилось все тоскливее, а после каждой операции нас становилось все меньше и меньше. К середине нашего контракта из нашей латвийской компании остался только я один. Один из тех пяти, которые приехали в эту богом проклятую страну, чтобы заработать денег и стать по-настоящему крутыми парнями с военным прошлым и желательно шрамом от пули. Наивная глупость, дерзость и тупость!

Ярослав замолчал так резко и неожиданно, как будто чуть-чуть приоткрывшаяся дверь в прошлое со стуком захлопнулась, и Анжелика поняла, что вытащить из него сегодня хоть что-то еще будет крайне сложно.

С Ярославом было непросто, но оттого и интересно работать, он был, как раковина, в которой хранится жемчужина и для того, чтобы эту жемчужину достать очень важно подобрать правильное время и применить нужную силу и ловкость. Вот только вместо жемчужины у Ярослава была темнота, горечь и боль, которые отчаянно сопротивлялись каждый раз, когда Анжелика пыталась вытащить их наружу.

– Я хочу поговорить с вами о вашей девушке. Ее звали Биляна.

Лицо Ярослава на секунду словно свело судорогой, и он опустил глаза, чтобы скрыть подступившие воспоминания. Анжелика давно поняла, что тема этой девушки для него самая тяжелая и страшная. Он мог говорить о массовых захоронениях албанских солдат на придорожных полях, о приеме наркотиков, о боли и страхе, которые приходили после каждой военной операции, он даже мог выборочно говорить о гибели друзей. Однако Биляну и все, что было с ней связано Ярослав загнал в самый дальний и глубокий уголок своего сознания, и вытащить это из него было очень сложно. Он постоянно контролировал свои чувства и эмоции и не позволял Анжелике «взломать» себя. Раз за разом она терпела неудачу.

– Она умерла. Дальше я не готов об этом говорить,– Ярослав как будто выплюнул слова на пол.

– Хорошо… Тогда на сегодня мы можем закончить,– Анжелика подалась вперед и положила свой блокнот на край стола.– Ярослав, я хочу, чтобы Вы поняли, Вам просто необходимо избавиться от всего, что Вас тяготит и не дает жить настоящим, иначе очень скоро Ваша жизнь станет невыносимой.

Ярослав посмотрел на Анжелику и негромко произнес:

– Она уже невыносима.

– Тогда Вы приняли верное решение, вернувшись ко мне на прием,– психолог слегка откинулась в кресле и улыбнулась Ярославу.– Скажите, что для вас было главным в сегодняшнем нашем разговоре?

– Наверное, то, что он вообще состоялся,– не задумываясь, ответил парень и тут же добавил.– Я хочу прийти завтра. Это возможно?

Анжелика подошла к рабочему столу и посмотрела свой ежедневник. Слегка нахмурив брови, она ответила:

– На ближайшие три недели у меня все расписано… мы сможем встречаться как сегодня, после рабочего дня или… в 8 утра перед моим первым приемом,– она подняла на Ярослава вопросительный взгляд.– Это Вам подходит?

– Да,– поднявшись с кресла, Ярослав благодарно улыбнулся, хотя его глаза были потухшими и холодными.– Я приду к Вам завтра с утра. До свидания.

– Всего хорошего, Ярослав.

Ярослав шел на автобус и ловил себя на мысли, что, не смотря на то что он не сказал ничего нового или важного, на его взгляд, ему стало чуть-чуть легче. На миллиметр, но легче. Как будто в душе все эти годы были навалены огромные сугробы снега, и чисто белого, и грязно талого, и вот наконец-то он начал этот снег убирать. Пока очищен только малюсенький островок, а насколько легче от этого дышать.

Анжелика сложила все документы в стол и села в свое удобное ортопедическое кресло с высокой спинкой. Ей нравилось это кресло, оно успокаивало и убаюкивало. Анжелика устроилась по удобнее и, закрыв глаза, стала продумывать стратегию вопросов и «раскалывания» Ярослава. Она отлично понимала, что у него внутри стоит такой жесткий эмоциональный блок практически на все, что случилось с ним в Косово, что для преодоления этого блока ей необходимо придумать что-то экстраординарное. Главное, что он решился продолжить их общение, значит, он будет сам пытаться открываться по мере возможности, и ей лишь надобно вовремя и правильно его направлять и надавливать, где это будет необходимо.

Анжелика практиковала как психолог больше десяти лет, и в ее практике было много достаточно тяжелых и сложных случаев, в том числе и с подростками, подвергшимися издевательствам, физическому и эмоциональному насилию в детских домах. Однако Ярослав стал для Анжелики таким клиентом, за которого она переживала и до, и во время, и еще долго после сеанса. Его история, чувства, мучения и страхи вызывали в ней горючую смесь сильнейших эмоций и чувств. Она сострадала ему, как мать, как человек и как женщина, понимая и чувствуя его боль, страх, первую любовь, ненависть и ярость. Несмотря на то, что она очень хорошо знала, как избавляться от тех проблем и негатива, что выкладывают клиенты в ее кабинете, избавиться от рассказанного и пережитого Ярославом у нее не получалось довольно долго.

Этот раз не стал исключением. Анжелика просидела в своем кабинете еще тридцать минут и только потом отправилась домой. По пути она окончательно успокоилась и выветрила все накопленное за день и решила для себя, что сделает все от нее зависящее, чтобы помочь Ярославу выбраться из той темноты, в которой он сейчас находился.

3. Мария

Март 2005 года, Рига, Латвия.

Ярослав позвонил спустя почти три недели после нашей встречи в цирке и пригласил меня сходить в кино на третью часть какой-то фантастической трилогии, по-моему, это был «Блэйд». Я согласилась. Не потому, что меня так интересовал сюжет только что вышедшего фильма, и даже не потому, что я горела желанием опять встречаться с Ярославом, просто мне банально было нечем заняться в ту субботу, и я решила – страсти вроде бы улеглись, так почему бы и не сходить. Я ясно дам ему понять, что секс меня не интересует, и он отстанет, думала я тогда. В те дни я и не подозревала, куда заведет меня наше знакомство и встречи. Не думала, что страсть, которая уже зародилась во мне на тот момент, но которую я еще не понимала, оставит незаживающие рубцы на моем теле и душе. Я не знала будущего, поэтому так слепо отдавалась и доверяла ему.

Мы встретились у входа в кинотеатр „Forum Cinemas”, лил сильный весенний дождь, и было как-то серо и некомфортно. В тот день я не выбирала, что одеть, чтобы сразить Ярослава, не красила ресницы по десять минут и даже не уложила волосы, а просто стянула их резинкой на затылке. Он выглядел уставшим и каким-то потерянным, и я подумала, что возможно стоит вовсе отменить встречу и разъехаться по домам.

– Привет. Давно ждешь?

– Привет. Не очень,– в его руке возникли два билета, он едва заметно улыбнулся. – Держи макулатуру и пошли за попкорном.

«Как всегда коротко и незамысловато. Надо было все-таки приодеться и подкрасить глаза и губы, а то я останусь в его памяти как не накрашенная неряха», пронеслось у меня в голове.

«Интересно она пришла как мышка, потому что думает, что так я быстрее от нее отстану, или просто не было времени на штукатурку», подумал Ярослав.

Мы прошли на третий этаж к первому кинозалу, по пути купив попкорна и кока-колы. Я старалась держаться от него на расстоянии, но он постоянно оказывался в полушаге от меня, и я четко ощущала тепло, исходящее от него и какую-то бешенную энергетику, от которой подрагивали коленки.

Мы без приключений добрались до своих мест, но, когда сели, едва коснувшись друг друга локтями, я очень пожалела, что согласилась на этот поход в кино. Даже несмотря на то, что я была полностью сконцентрирована на фильме, от моего внимания не ускользало, что Ярослав периодически смотрел на меня, внимательно изучая мое лицо и прочие в полутьме обозримые места. От этого почему-то приятно щекотало в горле и на кончиках пальцев. Я то и дело ерзала в кресле, вжималась в него, с нетерпением перекладывала ногу на ногу в ожидании долгожданного окончания фильма. Мне очень хотелось поскорее выйти на свет и вновь убежать домой, как тогда в цирке. Страсти и не думали усмиряться, они только-только начали по-настоящему тлеть, грозясь в любой момент вспыхнуть и выжечь все разумное и рациональное, что было во мне.

В какой-то момент Ярослав приблизился ко мне и что-то тихо сказал на ухо, не расслышав, я машинально чуть повернула голову, чтобы переспросить и почувствовала, как его губы коснулись моих. Так нежно, но так настойчиво и властно одновременно, что от неожиданности у меня перехватило дыхание. Вся действительность рухнула в одно мгновение, я провалилась в какую-то кружащуюся темноту и все летела, летела, летела… Пока он не оторвался от моих губ и ласково не провел ладонью по щеке. Я открыла глаза и столкнулась с его затуманенным, горящим взглядом, едва различимым в полусвете кинотеатра.

– Мне показалось, я потеряла сознание… – я на секунду зажмурилась в надежде, что это всего лишь сон.

– Мне тоже,– Ярослав опустил глаза, и я заметила, как напряглись его скулы. Он был так близко, что, разговаривая, мы практически касались лбами.

– Это все неправильно,– тихо прошептала я.

– Тогда почему от этого так хорошо?..

Он хотел опять поцеловать меня, но я отстранилась от него, и через секунду опять оказалась в холодном облаке реальности. «Бежать, бежать отсюда! Что ты делаешь, Маша? Ч-Т-О Т-Ы Д-Е-Л-А-Е-Ш-Ь?!» Кое-как досмотрев фильм, мы двинулись к выходу.

– Я так понимаю, в паб мы опять не идем,– Ярослав ухмыляясь, надевал перчатки.

– Ты не ошибаешься,– едва улыбнулась я,– я просто хочу домой.

– Мы можем поехать ко мне домой,– он продолжал усмехаться,– там очень тепло и уютно.

– Тебя забавляет все это?– я зло посмотрела на него.

– Меня забавляет твоя реакция на обычный поцелуй. Как будто мы закон преступили, или ты этого не хотела, а я против воли тебя заставил,– он открыл передо мной дверь на улицу.

– Так и есть,– бросила я ему через плечо, выходя на улицу и вдыхая свежий воздух после проливного дождя.

– Что так и есть?

Я остановилась и серьезно посмотрела ему в глаза.

– Мы преступили черту. У меня есть любимый человек, и то, что я позволила сегодня – недопустимо. Я вообще не понимаю, как оказалась тут. В смысле я должна была тебе консультацию, я ее дала… какого черта мы встречаемся дальше??..

Он приблизился ко мне и ответил тихо, но уверенно.

– Ты хотела этого. Ты хотела, и чтобы я прикоснулся к тебе, и чтобы мы встретились еще раз,– Ярослав наклонился еще ближе и, слегка схватив меня ладонью за затылок, прошептал на ухо,– и не только это.

Я опустила глаза. Никогда мне еще не было так стыдно и отвратительно быть самой собой. Было ощущение, что это какой-то гипноз.

– Нам не надо больше встречаться. Ты просил консультацию, я ее тебе дала, на этом и остановимся. Не провожай меня, ладно, и не обижайся,– я оттолкнула его и быстрым шагом направилась к конечной остановке маршруток.

«Дура, дура, дура! Ты что творишь, Машка?!»

«А что я такого творю? Ну, подумаешь, поцеловалась, это же не измена.»

«Ты любишь другого человека, как ты можешь позволять кому-то чужому прикасаться к тебе? Это – предательство!»

«Это был первый и единственный раз, больше это не повториться…»

«Пообещай мне!»

«Обещаю.»

Этот короткий, но тяжелый диалог с самой собой длился всю мою дорогу до маршруток, и по приезду домой я твердо пообещала сама себе больше никогда не встречаться с Ярославом. Я была искренне уверена, что исполню данное себе обещание. В конце концов, я была прагматичным юристом, умеющим вовремя обуздать эмоции и чувства и сделать все правильно. Это было первое, чему я научилась в профессии, будучи помощником адвоката и принимая участие на судебных заседаниях.

Ярослав правильно понял мой настрой и исчез из моей жизни так же молниеносно, как и появился в ней. Его не было семь месяцев, и это были воистину самые спокойные и счастливые месяцы в той моей жизни.

4. Ярослав

Октябрь 2005 года, Рига, Латвия.

Рабочий день на деревообрабатывающем предприятии уже подходила к концу. Все, чья смена заканчивалась, доделывали последние операции на станках и убирали свои рабочие места, подготавливая их для ночных сменщиков. Ярослав немного небрежно отбросил последний на сегодня отшлифованный брусок.

– Саныч, мне надо пораньше уйти сегодня, ты помнишь? – Ярослав вопросительно посмотрел на напарника.

– Помню я, помню,– недовольно проворчал тот и, остановив станок для шлифовки дерева, спросил,– ты куда ходишь-то постоянно после работы?

– Саныч, я же не спрашиваю, что вы с женой в шестьдесят пять лет в постели делаете? Вот и ты не задавай вопросы, на которые знаешь, я не отвечу,– Ярослав снял рукавицы и вытряхнул оттуда залетевшую стружку.

– Ладно, ладно. Ты прямо сейчас что ли хочешь уйти?

– Да. Мне надо быть в центре через час.

– Ну, это ты уже не успеешь.

Ярослав с усмешкой посмотрел на пожилого напарника.

– Ты плохо знаешь, на что я способен, Саныч,– он засунул рукавицы в карман и, сняв защитные очки, быстро направился в сторону раздевалок.

Сергеев Владимир Александрович, которого все называли Саныч, посмотрел вслед Ярославу и подумал, что он никогда в своей жизни не встречал более замкнутого и отстраненного человека, чем его напарник. Они проработали вместе уже больше года, но он не знал о нем практически ничего. Ярослав был хорошим, исполнительным работником, практически никогда не перечил, но был как-то особенно холоден и порой даже груб. Особенно, если кто-то пытался расспросить его о семье, девушках и вообще жизни вне работы. Ярослав отмалчивался или открыто огрызался. Поначалу Сергеев думал, что это все напускное, и только со временем понял, что его напарник действительно замкнутый и нелюдимый человек, а от таких в жизни ничего хорошего не жди, это он усвоил давно и на своем опыте.

Внимательно осмотрев станок на предмет неполадок, Саныч стал предельно быстро и четко убирать место их с Ярославом работы, чтобы поскорее вернуться домой, где его ждала любимая жена и теплый вкусный ужин.

***

Ярослав пришел к Анжелике ровно в назначенное время. Он заглянул в кабинет как раз, когда она закрутила свои длинные темные волосы в свежую кичку.

– Здравствуйте, Ярослав! – Анжелика отошла от зеркала и жестом предложила Ярославу сесть в уже давно знакомое кресло.

– Здравствуйте.

– Как вы себя чувствуете? С чем сегодня пришли?

Ярослав устало плюхнулся в кресло и поставил на пол свой рюкзак.

– С чем я могу к вам прийти, Анжелика? – с легким раздражением спросил он.– С тем же, что и последние семь месяцев.

– Вы раздражены…– Анжелика спокойно смотрела на Ярослава, положив руки на подлокотники кресла.

– Конечно, раздражен! Мы с вами встречаемся два раза в неделю больше полугода, а я как был психованный, так и остаюсь,– зло процедил он,– точнее, все стало еще хуже.

– Что конкретно стало хуже, Ярослав?

– Кошмары никуда не ушли, я постоянно сижу на снотворных и антидепрессантах, я не могу нормально общаться ни с одним человеком.

– Вы же понимаете, что это не быстрый и легкий процесс вроде удаления зуба с обезболивающим лекарством.

– Понимаю.

– Хорошо… Вы помните, о чем мы говорили в прошлый раз?

– Да,– тихо ответил Ярослав и сжал кулаки.

– О чем?

– О Биляне. О…ее смерти.

– Когда вы потеряли Биляну, что вы почувствовали?– голос Анжелики был тихим и сочувствующим.

– Я ее не потерял,– глухо и зло ответил он,– ее убили.

Почти не дыша, Ярослав долго смотрел в окно, пытаясь совладать с нахлынувшими воспоминаниями и чувствами. Когда он перевел взгляд на психолога, то ничего кроме пустоты и безразличия она там не увидела.

– Я не буду больше вспоминать об этом. Вы должны научить меня забыть это, а не заставлять переживать все снова и снова,– он сжал зубы, постепенно возвращая контроль над эмоциями.

– Ярослав, вы понимаете, что находитесь на грани?– Анжелика звучно выдохнула и продолжила.– Наши встречи бессмысленны, если вы будете отмалчиваться и постоянно контролировать себя, не давая мне возможности вам помочь.

– Разве ваша задача не состоит именно в том, что достать из меня все необходимую информацию и чувства? У вас же должны быть какие-то методики, чтобы я, наконец… раскололся?

– Все эти семь месяцев, что вы ходите ко мне, я пытаюсь вам помочь, и я испробовала все возможные и известные мне методы и подходы, чтобы взломать вас, если можно так выразиться. Однако у вас очень сильная психика, и вы сопротивляетесь так отчаянно, что я должна признать, у меня не получится вам помочь, если вы сами не захотите этой помощи.

– Я же пришел к вам!– в сердцах сказал Ярослав.– Разве это не крик о помощи?! Разве это не доказывает, что я готов делиться и отдавать.

– Несомненно,– Анжелика чуть понизила голос, тем самым пытаясь успокоить Ярослава,– но прийти это только первый шаг, и он один ничего не изменит. Да, вы готовы открыться, возможно, просто не мне. В какой-то момент вы по какой-то причине потеряли ко мне доверие, поэтому и открываться мне для вас стало все сложнее и сложнее. Однако, если мы попытаемся понять почему это произошло…– Анжелика не успела закончить.

Ярослав мотнул головой и решительно встал.

– Вы правы. Я думаю, мне больше не надо сюда приходить. Мне становится только хуже,– взяв рюкзак, он вытащил десятилатовую купюру.– Спасибо вам за помощь. Дальше я сам.

Положив деньги на столик, Ярослав решительно вышел из кабинета.

Дойдя до остановки, и, отстояв длинную очередь на автобус до Олайне, он окончательно продрог. Ярослав понимал, что его трясет не только из-за ветра и почти нулевой температуры, совсем не свойственной октябрю. Каждый раз, после визита к Анжелике его колотило, как в лихорадке. Она говорила, что так тело реагирует на его постоянный контроль над собой и своими эмоциями, когда все мышцы напряжены и готовы к обороне. Сопротивляясь ее натискам и под давлением воспоминаний и чувств, томящихся в нем и рвущихся наружу, тело и разум настолько устают физически, что, когда он позволяет себе расслабиться, выйдя из ее кабинета, от перенапряжения мышцы самопроизвольно сокращаются и тело начинает трясти. Возможно, она и права. Вот только, что ему делать с этим? Он понимал, что дальше жить в таком состоянии невозможно. Ему было плохо, тяжело и иногда даже физически больно вспоминать и проживать все, что было с ним в Космете на каждом сеансе у Анжелики. Скорее всего, поэтому он и сопротивлялся, как мог, пусть даже и не осознанно.

Зайдя в автобус и устало плюхнувшись в теплое сидение у окна, Ярослав закрыл глаза и попытался уснуть. Однако перед ним все время всплывал такой знакомый и приятный сердцу и уму образ… Маша. Когда ему было плохо и одиноко, он почему-то все время вспоминал именно ее. Ярослав не звонил ей после той встречи в кино, когда они поцеловались. Она явно дала понять, что не хочет его больше видеть. Давно уже надо было забыть и ее, и тот нелепый поцелуй. Он и забыл. Почти.

Никогда Ярославу не было так тяжело, как в последние полгода, когда он по капле стал отдавать свои переживания, начал вспоминать и переживать все снова, чтобы отпустить мрак и боль тлеющую внутри. Опять пережить потерю близких и любимых людей… что может быть хуже? Сейчас он, как и когда-то, отчаянно желал себе смерти, чтобы прекратить эти мучения. «Биляна… Милая, любимая Биляна, если бы ты осталась жива, ничего бы этого со мной не происходило. Мы бы поженились и были счастливы. Как же я хочу к тебе… к тебе, Сашке, Костяну, Валерке, Марку. Хорошо вам там… Я очень надеюсь, что хорошо. Потому что здесь – ад». За окном в сгущающихся сумерках мелькали деревья и прореди давно убранных полей, Ярослав смотрел на эти ничего незначащие для него картинки и погружался в легкую дремоту…

Ярослав открыл дверь квартиры своим ключом и, сбросив куртку и рюкзак с ботинками, вошел на кухню. Мать как обычно что-то варила-парила на плите, а отец, подвыпив, привычно дремал в углу у стола. Он жил с родителями не потому, что не мог снять квартиру или не хотелось самостоятельной жизни, просто было очень страшно быть одному в тишине, когда нет кого-то рядом. Пусть даже эти «кто-то» практически не обращали внимания на него и его жизнь, но все-таки присутствие кого-то живого хоть немного успокаивало и расслабляло его.

– Мам, Пашка приехал?

– Да, в комнате, тебя ждет,– не оборачиваясь, ответила она.– У него первый пациент сегодня ночью умер.

Сказав это, она недовольно перемешала мелко нарезанный лук и сало, задорно скворчащее на сковородке. Всю жизнь ей не нравилось готовить, и она делала это, словно отрабатывая повинность, наверное, поэтому ее стряпню не любил ни одни из членов семьи. Однако это ее мало заботило, еда приготовлена, белье постирано, квартира убрана – что еще от нее может быть нужно?

Она с тоской посмотрела на дремлющего у стола мужа и, неуклюже толкнув его в плечо, сказала:

– Если кушать не будешь, иди спать на диван.

Он вяло поднялся и поплелся в гостиную, где его ждал старый продавленный диван советского образца со светло-коричневой обивкой в мелкий цветочек. Этот диван становился его прибежищем каждый раз, когда он выпивал, то есть довольно часто.

Наспех запихав в рот ломтик хлеба, Ярослав взял со стола тарелку с нарезанной колбасой, помидорами и сыром и пошел в свою комнату.

Младший брат спал на его диване, радом стояла непочатая литровая бутылка водки и две рюмки, из телевизора громко орал Малахов.

Павел Шиповалов был полным антиподом Ярослава, который был старше его всего на полтора года. У него были совсем светлые волосы, он был ниже брата на голову и обладал плотным и увесистым телосложением. Павел был одним из тех, кто всю жизнь посвящает тому, чтобы спасать других и просто не мыслит жизни без этого. Наверное, именно поэтому он решил стать врачом и, заканчивая учебу в резидентуре, работал в Детской клинической больнице в детской хирургии под руководством доктора Ариса Лациса. Павел восхищался своим наставником и коллегами, которые почти с самого начала позволяли ему принимать участия в операциях не только как наблюдателю. В этой профессии ему нравилось все, и частые, изматывающие дежурства, и командировки на один день, например, в Данию, чтобы присутствовать на сложнейших операциях на сердце трехлетнего ребенка, и долгие ночные обсуждения с коллегами предстоящих операций в поисках наилучшего решения. Он был без остатка предан своему делу, однако оказался совершенно не готов к смерти пациента. Конечно, он знал, что такое случается сплошь и рядом, их учили, как преодолевать это, но, столкнувшись с гибелью ребенка в первый раз, он не нашел лучшего способа, чем приехать в гости к брату, чтобы напиться. Уж очень ему не хотелось оставаться одному в пустой съемной квартире неподалеку от больницы.

Сделав телевизор тише, Ярослав сел на диван и потряс брата за плечо.

– Пашка!

– Мммм…– Паша с трудом разлепил глаза и непонимающе посмотрел сначала на Ярослава, а потом на Малахова на экране, вещавшего об ужасах жития в отдаленных деревнях и селах России.

– Ты сколько выпил уже?– Ярослав огляделся в поисках пустых бутылок.

– Нисколько…– невнятно пробормотал Пашка и сел, потерев голову руками и взъерошив ладонями волосы.– Таблеток твоих наглотался и вырубился.

– Ты что? Их только в крайних случаях принимать можно! Это же…

– Пошел ты!– огрызнулся Паша.– Сам, небось, их горстями каждую ночь жрешь. И я – врач, если ты не забыл. Знаю, что и сколько можно.

Ярослав посмотрел на брата, и устало сел рядом. Спорить и что-то доказывать совсем не хотелось.

– Почему умер-то?

– Мы делали операцию Росса, меняли клапан сердечной аорты пациенту на клапан, взятый у него же из легочной артерии. Операция технически сложная и очень опасная. Пациент умер.

– Пациент это тот годовалый ребенок?

– Да, годовалых тоже называют пациентами,– вновь огрызнулся Павел.

– Ладно, не заводись,– Ярослав взял бутылку водки и, откупорив ее, разлил по рюмкам.

– Давай выпьем,– Пашка потянулся к рюмке.

– Давай,– Ярослав снял свитер и бросил его на стул, оставшись в майке.

Паша секунду посмотрел куда-то в пустоту, а потом, не говоря ни слова, опрокинул рюмку водки в рот.

– Самое паршивое,– слегка морщась, сказал он,– что этот ребенок был не последним. Первым, но не последним.

– Ты собираешься пить после каждого,– спросил Ярослав и, осушив свою рюмку, налил еще.

– Не знаю. Пока не привыкну к этому, наверное, буду, хотя Лацис сказал, что крепкий сон и осознание того, что мы попытались, и этот опыт нам еще послужит в будущем, тоже должен помочь,– ответил Павел и опять залпом выпил, закусив куском колбасы и сыра.– Скажи, как ты пережил то, что случилось в Косово?

Ярослав посмотрел на брата и, тяжело ухмыльнувшись, ответил:

– А я не пережил. Живу в этом говнище уже почти семь лет,– осушив рюмку, он добавил,– и водка не помогает. Впрочем, как и все остальное. Так, что завязывай с этим.

Остаток вечера они почти не разговаривали, а только пили. Каждый о своем – Павел об умершем ребенке, Ярослав о прошлом и настоящем. Они никогда не были по-настоящему близки, уж так их воспитали, но в самые тяжелые моменты жизни всегда оказывались рядом друг с другом. Пусть даже только для того, чтобы выпить в тишине.

***

Когда на столе беззвучно завибрировал телефон, я, занятая работой, даже не посмотрела на высветившееся имя звонившего и подняла трубку.

– Алло,– устало произнесла я.

На другом конце молчали, неуверенно дыша в трубку.

– Алло!– повторила я уже более четко и громко.

– Маш… это я.

– Кто я?

– Ярослав.

На мгновение я подумала, что меня с ног до головы окатили ушатом ледяной воды и воткнули сотни маленьких острых и ледяных сосулек. Одним именем, одним голосом.

– Да, я слушаю тебя,– сказала я, пытаясь понять, зачем он вдруг позвонил мне столько времени спустя.

– Мы можем встретиться?

От его голоса и моментального воспоминания нашей последней встречи и поцелуя у меня по всему телу побежали мурашки, и слегка закружилась голова.

– Зачем?– настороженно ответила я вопросом на вопрос.

– Я тебе объясню при встрече.

– Нет. Нам не надо встречаться,– быстро выпалила я в ответ, пытаясь привести в порядок мысли и внезапно вспыхнувшие эмоции.

– Маш… мне очень нужно с тобой увидеться.

– Зачем?– повторила я свой вопрос, уже заранее зная ответ.

– Я буду ждать тебя после работы около выхода,– настаивал Ярослав.

– Нет,– тихо и коротко ответила я и повесила трубку.

«Он придет. Он обязательно придет и будет меня ждать»,– пронеслось у меня в голове.

Стараясь унять и угомонить воспоминания такого далеко и короткого поцелуя, я полностью погрузилась в составление искового заявления о разводе и разделе имущества между супругами Лиепинями, которое решил подать муж. Их история казалась уж очень банальной. Познакомились еще в школе, поженились в восемнадцать лет, он учился, потом успешно шел в карьере, она помогала ему, поддерживала, рожала и воспитывала детей и обустраивала быт. В итоге почти двадцать пять лет в браке, трое детей, большой дом за городом, четырехкомнатная квартира в центре Риги, две машины, мотоцикл и так по мелочи – драгоценности, шубы и прочее. И тут появилась Она. Двадцати трехлетняя, красивая, неглупая, хитрая, цепкая, соблазнительная. Одним словом, в ней было все то, что жена растеряла за эти долгие годы брака. Он хочет развестись, он молод, бодр и свеж, жена же хоть и ухоженная и элегантная, но все-таки уставшая и потерянная. Она оскорблена и зла, оттого и требует половину всего, что они нажили в браке, а это ой как не мало. Конечно, он не хочет отдавать так много, считая, что воспитание детей и содержание дома в опрятности это мелочь не стоящая так дорого, ведь теперь ему надо что-то предложить и своей новой молодой спутнице.

Дележка нажитого всегда неприятна и мелочна. Вот уже два года я занималась в основном бракоразводными делами, точнее подготавливала документы для подачи в суд, были еще и споры между компаниями и возмещение ущербов, но семейное право давалось мне намного проще, хотя и не было таким интересным, как имущественное.

Закончив составлять проект заявления о разводе, который получился почти на пять страниц, я отослала его и отсканированные документы своему начальнику, который был главой адвокатской конторы, и устало посмотрела в окно. Очень хотелось поскорее попасть домой и устроиться на диване с любимой книжкой в руках. Мне было очень жалко эту женщину, мне казалось, я физически чувствовала и ее отчаяние, и боль, и грусть, и обиду. Поэтому я так торопилась домой, чтобы забыться за чтением очередной доброй интересной книжки, где в итоге у главных героев все будет хорошо.

Выключив свет в кабинете, я вышла в фойе и стала искать записанный в мобильном телефоне код, чтобы поставить входную дверь на охрану. Услышав за спиной шорох, я резко обернулась и увидела Ярослава стоящего рядом с огромным деревом фикуса. За работой я совсем забыла, что он должен был прийти. «О, господи…» – пронеслось у меня в голове.

– Как ты вошел?– спросила я.

– Твоя коллега, уходя домой, меня впустила. Я сказал, что должен доставить цветы,– он вытащил из-за спины небольшой букет роз какого-то необычного лососевого цвета.

Я с недоверием посмотрела на него, но все же, взяла цветы в руки.

– Очень красиво, спасибо.

– Маш, давай пойдем куда-нибудь, попьем чай или что ты захочешь,– Ярослав сделал попытку приблизиться, но я отступила назад.

– Зачем?

– Ты мне уже в третий раз за сегодняшний день задаешь этот вопрос.

– Потому что ты до сих пор не дал мне на него ответ,– чуть раздраженно ответила я.

– Ну, что ты хочешь, чтобы я тебе ответил?– спокойно спросил он.

– Я ничего не хочу, Ярослав. Ты пропадаешь, потом объявляешься и говоришь, что нам надо встретиться. Естественный вопрос, который возникает – зачем? Тебе нужна консультация? Флирт? Секс? Компания сходить в кино? Что? Я правда очень устала сегодня и хочу домой. Поэтому говори, что ты хочешь, и позволь мне уйти.

Он едва заметно улыбнулся, хотя его взгляд все время оставался напряженным.

– Секс был бы очень кстати, но для начала я хочу просто попить чай, поговорить и объяснить почему пропал так надолго.

– Мне это совсем неинтересно,– ответила я, сжав в руке сумку.

– Секс или где я был все это время?– в голосе Ярослава появилась плохо скрываемый смех и ирония.

– Очень остроумно,– сухо парировала я.– И то, и другое.

– Неправда,– сказал он,– тебе это интересно. Я даже предположу, что обидел тебя таким резким исчезновением, и причина такого поступка должна быть тебе как минимум любопытна.

– Отнюдь,– соврала я.– Если помнишь, тебе нужна была только моя консультация, я ее тебе дала. Все остальное было огромной, неуместной и необъяснимой глупостью, которая вовремя закончилась.

– Думаешь?– спросил он, глядя мне прямо в глаза, и незаметно сделал шаг в мою сторону.

– Уверена,– мой голос немного дрогнул, но звучал вполне убедительно.– Неужели ты думаешь, что произвел на меня такое неизгладимое впечатление, что я помнила о тебе столько времени?

Я пыталась ощетиниться и иронизировать, хотя от его взгляда и голоса в душе уже началась песчаная буря, помутняющая разум и не позволяющая рассуждать трезво.

Ярослав улыбнулся.

– Я думаю, что ты сейчас чувствуешь себя неловко. Ты все время отводишь глаза и отступаешь, когда я пытаюсь подойти к тебе, а значит, ты все прекрасно помнишь. Более того, думаю, ты боишься, что я опять попытаюсь тебя поцеловать. Ты хочешь этого, но боишься,– неторопливо ответил он, и от этих слов у меня по всему телу разлилось тепло переходящее в жар.

Я стыдливо опустила глаза, не зная, что ответить. Меня как будто опутало чем-то невидимым, липким и чертовски приятным.

Ярослав словно хищник за добычей, крадучись, подошел ко мне совсем близко. Так близко, что я уловила знакомый запах леса. Отступать мне было фактически некуда.

– Я думал о тебе все это время,– тихо сказал он.

– Не подходи ко мне…– выдохнула я.– Ты не смеешь появиться и опять перевернуть все вверх дном.

– Маш…– прошептал Ярослав и, обхватив ладонью мою шею, запустил пальцы в волосы.

– Ярослав, не надо,– упорно твердила я, понимала, что уже упустила контроль над ситуацией, хотя, наверное, в отношениях с ним я никогда ей по-настоящему и не владела.

Как будто не было этих месяцев разлуки, как будто только вчера мы вышли из того кинотеатра… Ярослав едва ощутимо коснулся губами моего лба. Я уперлась кулаками в его грудь и слабо попыталась оттолкнуть его от себя, однако ничего путного из этого не получилось, и он только крепче сжал своей ладонью мой затылок. Я посмотрела на него, и его губы тут же нашли мои. В один миг я потеряла почву под ногами, и вся воля с таким трудом собранная в кулак просочилась сквозь пальцы как горячий морской песок… Этот человек одним своим голосом и взглядом мог кинуть меня в какую-то темную бездну.

Не помню, как долго мы целовались, страстно прижавшись друг к другу около фикуса, и жадно ощупывая друг друга руками, но, когда Ярослав отстранил меня, я не сразу поняла, где мы и как сюда попали.

– Я хочу тебя… Поедем ко мне,– слегка хриплым голосом сказал он, касаясь губами моего уха.

Эти слова почему-то хлестнули меня, как пощечина, и мой полет резко прервался, больно бросив меня на землю. Я отстранилась от него и, отрицательно мотнув, сказала:

– Нет. Я поеду домой,– я потуже запахнула пальто и, подняв с пола упавшую сумку и цветы, подошла к входной двери.

– Тебе пора.

Ярослав стоял, не понимая причину такой резкой перемены.

– Маш, в чем дело? Что я опять сделал не так?

– Просто уходи,– я стиснула зубы, пытаясь унять появившуюся дрожь. Было ощущение, как будто после жаркой бани меня в одну секунду выпихнули на двадцати градусный мороз.– Ничего не изменилось – я не свободна, секса не будет.

– Хорошо, давай просто погуляем по городу, поговорим, сходим…

– Да не получается у нас просто поговорить, неужели ты не видишь?!– не выдержала я.

– Вижу. Только меня это не смущает,– спокойно ответил он.

– Ярослав, что ты делаешь?– от негодования на себя и на него за только что произошедшее, я начинала злиться.

– Неужели это так не понятно?– удивился он.– Я пытаюсь тебя отбить. Я знаю, что нравлюсь тебе даже больше, чем тебе хотелось бы, и ты будешь моей.

– Нет. Не буду,– тихо, но твердо сказала я и, открыв входную дверь, вопросительно посмотрела на Ярослава.

Он взял свой рюкзак и, застегнув куртку, вышел на улицу. Поставив дверь на сигнализацию, я вышла за ним и как можно более твердо и уверенно сказала:

– Ярослав, я очень прошу тебя, не приходи больше и не звони мне.

– Я буду встречать тебя здесь каждый день после работы,– как будто не слыша моих слов, сказал он.– Я буду ждать, пока ты не перестанешь сопротивляться.

– Я никогда не перестану,– отчеканила я и поспешила в сторону станции.

Ярослав только улыбнулся и посмотрел мне вслед.

5. Мария

Ноябрь 2005 года, Олайне, Латвия.

Я осторожно, не поворачивая головы, огляделась вокруг. Было довольно темно, но вполне можно было различить очертания стола и двух стареньких стульев, какие-то длинные горшки для рассады на подоконнике, печку, в которой приятно и душевно трещали дрова и пламя периодически вырывающиеся наружу через открытую дверцу. Аккуратная стопка дров, которой должно было хватить на всю ночь, лежала рядом с печкой, а на столе стояли две кружки с уже остывшим чаем, который вместе с конфетами так и остался нетронутым.

– Ты не спишь?

– Нет. Подай мне сигареты, пожалуйста,– я приподнялась на локте, обнажив прикрытую одеялом грудь.

Ярослав потянулся к полке за изголовьем кровати и, протянув мне «Парламент», чиркнул зажигалкой.

– Ты же говорила, что не куришь.

Я прикурила и, выпустив первую струйку дыма, тихо прошептала:

– Ты просто плохо слушал, когда я говорила об этом.

– Все в порядке? – Ярослав сел, прислонившись спиной к стене и, согнув колени, поставил на одну из них маленькое блюдце для пепла.

– Ты имеешь в виду, понравилось ли мне?

– Нет, я не об этом. Я знаю, что понравилось.

– Ты слишком самоуверенный.

– С тобой я робкий и глупый… – Он взял сигарету и закурил.– Ты жалеешь?

Глубоко затянувшись, я посмотрела на него:

– Мне это все больше и больше напоминает сюжет из мыльной оперы… Сейчас я скажу, что не жалею, и мы опять займемся сексом, а потом будем жить долго и счастливо и умрем в один день. Глупо и банально.

Ярослав выжидающе смотрел на меня, его напряженное лицо освещало лишь лихо выбивающееся из печки пламя и огонек сигареты при каждой затяжке. Я отвела взгляд и опять затянулась. Курение успокаивало и кружило голову, отвлекая от подвывания совести.

– Спроси меня об этом, когда взойдет солнце,– попыталась отшутиться я.

– Так ты сейчас не убежишь как обычно, а останешься до утра?– Ярослав улыбнулся.

– Да,– я ответила на его улыбку.– К тому же, тут, и бежать-то некуда, одни поля вокруг и пустые летние дачи.

Придвинувшись, я села и откинулась спиной на его грудь. Он нежно обхватил меня сзади свободной от сигареты рукой, еще сильнее прижимая к себе, и осторожно коснулся губами моего затылка. Я почувствовала, как что-то дрогнуло в сердце, и тут же поспешила нарушить это секундное любовное единение.

– Ярослав… я только хочу, чтобы ты понимал, что у нас не будет серьезных отношений. Ты ведь это понимаешь, да?– я слегка отстранилась и, повернув голову, вопросительно посмотрела на него.

Он чмокнул меня в губы и тихо ответил:

– Главное, чтобы ты это понимала.

Я опять отвернулась и стряхнула пепел со своей сигареты и, обтирая ее тлеющие края об пепельницу, стоящую на его коленке, сказала:

– Я понимаю. Просто…

– Что просто? – спросил Ярослав, продолжая беззвучно касаться губами моих волос и затылка.

– Просто ты так меня обнимаешь и целуешь сейчас…

– Как?

– Как будто я – твоя,– чуть помедлив, ответила я.

Он повернул меня к себе и аккуратно взял за подбородок, заставив посмотреть ему в глаза.

– Маш, а ты и есть моя,– его голос и взгляд впервые за столько времени был теплым и мягким, насколько я могла его разглядеть.– Здесь и сейчас ты – моя, а что будет завтра, меня мало волнует. Я знаю, что не хочешь со мной встречаться и иметь нормальные отношения. Я знаю, что у тебя есть кто-то еще. Я буду играть по твоим правилам, какими бы наивными они мне не казались, а дальше посмотрим.

Я, молча, кивнула и, затушив свою сигарету, поставила пепельницу обратно на стол.

– Уже поздно, точнее рано. Давай поспим хотя бы пару часов,– отодвинувшись от него, я наглухо накрылась одеялом, как будто пытаясь построить безопасную стенку между нами.

– Ты спи, а я пойду, подброшу еще дров, иначе печка скоро потухнет, и принесу воду с колонки,– Ярослав затушил свою сигарету и, надев джинсы и рубашку, босиком вышел в коридор.

Уже через пару минут под тихий треск печки я провалилась в глубокий дрем.

Я проснулась от того, что кто-то нежными прикосновениями поглаживал мне спину и легкой медленной россыпью целовал плечи. Я в одну секунду очнулась ото сна и вспомнила кто это, что я здесь делаю и что случилось прошедшей ночью. В ту минуту мне больше всего захотелось очутиться где-то совсем в другом месте, неважно где, только бы не здесь. Почему-то только при свете дня все казалось подлым и неправильным, ночью же, укутанная темнотой, я была недосягаема для своей совести и чувства вины. Наверное, ночью людьми полностью овладевают совсем иные чувства и эмоции, нежели днем, и поэтому все плохое, страшное и непоправимое всегда происходит именно под покровом ночи.

– Доброе утро,– тихо сказал Ярослав и поцеловал меня в шею.

– Щекотно,– я дернула плечом и демонстративно посмотрела на часы, висящие на стене.

Ярослав проследил за моим взглядом.

– Мне уже надо идти,– я приподнялась и, прикрываясь одеялом начала быстро выползать из теплой постели. Ярослав не пытался меня удержать.

– Когда мы опять увидимся? – он закурил и сел на диване.

На минуту я замешкалась, не зная, что ответить и ища глазами свои разбросанные вещи. «Что же я наделала?.. Что наделала… Бесстыжая предательница!.. Уходить. Надо срочно уходить отсюда и больше никогда не возвращаться».

– Я не знаю.

– Мы вообще еще увидимся? – он спокойно курил, играя пальцами с зажигалкой.

– Не знаю,– я натянула свитер и джинсы на голое тело, наспех запихнув найденные на полу трусики и лифчик в сумку.

– Куда ты так торопишься?

– Мне надо быть дома…– я лихорадочно застегивала сапоги, глазами ища перчатки и шарф.

– Твой шарф на стуле под пальто, а перчатки в кармане моей куртки,– Ярослав затушил сигарету и продолжил с интересом наблюдать за моими стремительными сборами.

Я чувствовала, как меня душат слезы и как мне поскорее хочется остаться одной. «Домой. Скорее домой и в душ… наплакаться вдоволь, так, чтобы выплакать все чувство вины, которое просто душит с того момента, когда поняла где и почему нахожусь… Как же ему удалось меня сломить?.. Ненавижу себя за то, что не могу ему сопротивляться…» В то время понятия подлости, измены и предательства как-то притупились и затуманились в моем разуме. Было только невыносимое и какое-то автоматическое чувство вины и тяжести, которое, однако, приходило только с рассветом, когда было уже слишком поздно.

– Ты что?.. Ты плачешь? – Ярослав встал и попытался повернуть меня к себе и посмотреть, сухи ли мои глаза, но я отдернула его руку.

– Да не трогай же меня!!

– В чем твоя проблема?!

Я надела пальто, взяла со старенького обшарпанного стула сумку и шарф и повернулась к нему.

– Ты! Ты – моя проблема,– почти прокричала я.– Ты не допускаешь, что у меня может быть просто чувство вины?– комок в горле никак не давал голосу звучать нормально и все время получались какие-то полухрипы.

– Перед кем?– зло усмехнулся Ярослав.– Перед парнем, который с тобой проводит три недели в году?! Как вы вообще до сих пор вместе? Это же какие-то ненормальные отношения!

– Я люблю его, ты понял?!– с каким-то отчаянием прокричала я.

– Может быть. Только и меня ты любишь тоже,– тихо, но уверенно сказал Ярослав, выжидающе глядя мне в глаза.

Я выдержала его взгляд и, сжав в руках шарф, так же тихо ответила:

– Это не может быть любовью. Любовь совсем другая… А это… не знаю…

– Думаешь, если мы не будем встречаться, это что-то изменит?

– Уверена. Если бы ты только оставил меня в покое и не появлялся больше…

– Глупость,– почти оборвал меня Ярослав,– и когда ты поймешь, что на самом деле пытаешься убежать от себя, а не от меня, станет и легче и тяжелее одновременно. Ты уже не сможешь все решить простым побегом, тебе придется принимать решения и брать за них ответственность, и после этого винить меня в твоих действиях ты больше не сможешь.

– Очень проникновенная и мудрая мысль,– попыталась съязвить я, понимая, что в чем-то он, безусловно, прав.

Я туго завязала шарф вокруг шеи и повесила на плечо сумку:

– Все. Я ушла.

– Я позвоню тебе,– сказал Ярослав мне в спину.

Ничего не ответив, я плотно закрыла за собой дверь.

По дороге домой, сидя в теплом мягком автобусе, я не смогла проронить ни слезинки, и от этого на душе становилось все тяжелее и тоскливее. В кармане завибрировал телефон. Экран светился новым смс: «Привет! Я оформил отпуск на пару дней. Буду в Риге 20 февраля. Надо поговорить. Думаю, тебе должно хватить этого времени, чтобы побыть одной и разобраться в себе. Приеду, и мы поставим точку. Алексей». И тут слезы покатились градом, я даже не поняла, откуда они появились в таком количестве и так быстро. Я давилась слезами, проклиная себя, свой звонок Алеше три недели назад, когда попросила дать мне время побыть одной и подумать о том, как нам с ним быть дальше. К тому моменту я уже понимала, что сломаюсь под напором Ярослава и хотела хоть как-то очистить совесть, поэтому и решила взять тайм-аут в отношениях с Алексеем. Однако такой ход мою совесть не успокоил и факт измены и предательства не уменьшил.

«Ну, зачем… зачем Ярослав опять появился в моей жизни? Зачем я его впустила? Что за власть он надо мной имеет?.. Его не было почти семь месяцев, все встало на свои места… Все было так просто и понятно – я люблю Алешу, мне с ним спокойно, тепло и уютно, и я хочу быть с ним. Зачем опять все это?.. Я запуталась… я окончательно запуталась…»

6. Ярослав

Декабрь 2005 года, Олайне, Латвия

Ярослав торопился домой, он очень устал после рабочего дня и хотел просто поскорее принять снотворное и забыться. Выйдя из электрички, он зашел в магазин и, купив мясной салат и чипсы, направился к дому. Около его подъезда сидели трое каких-то парней, на которых он бы никогда не обратил внимания, если бы на одном из них не были одеты особые военные сапоги и куртка. Такие сапоги и выцветшую зеленую пятнистую куртку он видел только в одном месте. Точнее он сам их носил там.

– Егегееей!– увидев его, компания встала со скамейки.– А вот и он!

– О! Привет, Серега! Макс! – Ярослав протянул им руку.– Какими судьбами в Олайне?

– В гости к тебе приехали! Примешь?– засмеялись они.

– О чем речь! Сейчас возьму у бати ключи от машины и дачи и двинем туда,– Ярослав уже почти вошел в подъезд, когда его окликнул третий парень.

– Здорово, Каин! А старых друзей не узнаешь совсем?– немного хриплым, простуженным голосом спросил третий молодой человек.

Ярослав окаменел. «Каин» был его позывной в Космете и никто, кроме него и остальных погибших там друзей этого не знал. Он обернулся на вышедшего из тени молодого человека в «спецовке», которая еще издали, привлекла его внимание. Тот снял капюшон, натянутый на голову и закрывавший почти пол лица.

– Костян?..– выдавил из себя потрясенный Ярослав.– Ты же… я же сам видел…

Костя Малевич, один из его друзей косовцев стоял напротив и протягивал руку. Тот самый Костя, который закрыл его от пуль в их первый боевой акции, тот самый Костя, который погиб в Космете при взрыве автомобиля.

Все еще не веря своим глазам, он ответил на рукопожатие, но тут же поддавшись чувству, крепко обнял друга.

– Здравствуй, Старик,– тихо сказал Ярослав.

Они с друзьями почти с самого детства называли Костю стариком, потому что из всей их компании он был старше остальных и на правах старшего вечно утомлял их нравоучениями.

– Здравствуй,– ответил Костя.

– Подождите меня, я буду через пять минут,– Ярослав бегом поднялся домой и, перебросившись парой никчемных фраз с матерью, забрал ключи от дачи и машины и спустился вниз.

Загрузившись в машину, ребята заехали в магазин и, накупив спиртное и нехитрую закуску, направились на дачу.

Когда Серега и Макс утомленные водкой, свежим морозным воздухом и двумя часами ночи уснули, Ярослав и Костя, стоя у дымящегося мангала, смогли, наконец, поговорить о том, что томилось в них с первой минуты, когда они увидели друг друга сегодня.

– Ты, наверное, ждешь рассказа о том, как я оказался жив и почему я в Латвии?– Костя налил себе и Ярославу очередную стопку водки.

– Жду,– ответил Ярослав и осушил свою рюмку.– Не хотел спрашивать при ребятах. Я им ничего не рассказывал, они думают, мы все были в Англии и что Марк, Саня и Валерка до сих пор где-то там.

– Да, я знаю,– Костя выпил водку и бросил в рот кусок уже остывшего печеного мяса.– Я им тоже ничего не сказал. Хотел, но не смог. Да и зачем?.. Мы видимся не так часто, чтобы эта тема постоянно всплывала.

Ярослав закурил и, выпустив струю дыма, выжидающе посмотрел на Костю.

– После того обстрела,– начал тот,– отлежав почти месяц в больничке, я служил в районе Чичавицы под руководством Британского КФОРа, точнее был в группе поддержки.

– Точнее не значился ни в одних официальных документах, партизанил, убивал, прятался по лесам и заброшенным домам и был полу пушечным мясом.

Костя бесцветно улыбнулся.

– Помнишь, значит.

– Такое не забывается.

– Уже в 2002 меня с группой КФОРа послали в район Липляны, где мы в основном вели разведку и зачищали села, где прятались албанские патриоты, а потом нас перебросили в район Косовской Митровицы. Я там был вплоть до мая 2004 года, когда случились известные беспорядки. После этих нескольких дней постоянных перестрелок, пожаров, трупов мирных жителей и ликующих албанцев, что-то окончательно сломалось внутри. Точнее, как будто кто-то поставил мне тормозные колодки, и я уже не мог больше там находиться. Понял, что из следующего боя живым не выйду. Я вернулся в Латвию пару месяцев назад, до этого почти полтора года жил у сестры в Тарту.