( Не) мой наследник бесплатное чтение

Глава 1.

Злата.

Никитушка бессильно роняет голову на мое плечо, пока я бегу по мраморному полу длинного коридора. Сердце гулко стучит в висках, по спине градом катится пот… Убегать от охраны с ребенком на руках так себе развлечение… Тихий звук моих шагов эхом отражается от стен, а потом в него вплетается цоканье каблуков.

– Стойте, женщина! Остановитесь!

А вот и женушка пожаловала. И не подумаю! Пусть стреляет в меня, если хочет, но я добьюсь своего – поговорю с Гончаровым. Да и на таких ходулях ей меня не догнать.

– Женщина! – Габи нагоняет меня возле двери его кабинета. – Что вам нужно от моего мужа? Вы… Вы попрошайка? Думаете самая умная? Тут таких столько ходит… Ах, это вы? Злата, кажется? – произносит, словно я незнакомка.

– Вам лучше отойти, – цежу сквозь зубы. – Я все равно войду.

– Давайте я вам денег дам? Сколько? – расстегивает сумочку и роется в ней. Черт, как же унизительно…

Сейчас я точно похожа на бродяжку – бледная и изможденная от бессонных ночей, растрепанная, мятая. Плевать… Я должна увидеть Никиту.

– Отойди, – хриплю, теряя терпение. – Или я за себя не отвечаю.

Фифа недовольно поджимает губы и толкает дверь, входя первой. Неуверенно следую в просторный светлый кабинет, прижимая горячую голову сына к плечу. Его частое прерывистое дыхание обжигает висок, пробуждая неуправляемую тревогу. Меня трясет! Волнение за Никитушку скручивает внутренности, перед глазами двоится. Ничего не могу с собой поделать, а уж сдержать истерику… Если и Никита-старший меня выгонит, я выплесну ее на них… Мало не покажется!

– Ники, дорогой, тут эта женщина пришла, как ее… Злата. Охрана ее не пускала, но она пролезла под турникетом. И я не смогла ее остановить, – вымученно произносит темноволосая красотка, цокая на каблуках как кобыла. – Хочешь, я вызову полицию или…

– Выйди, Габи, – командует Никита, появляясь из смежного помещения.

Я и не заметила, как он сильно изменился… Возмужал, раздался в плечах. А его цепкий и холодный взгляд когда-то казался мне самым ласковым на свете.

– Что значит выйди? Ники, ты…

– Выйди, Габи! Не заставляй меня применять силу!

Габи фыркает что-то невразумительное и с шумом хлопает дверью, оставляя нас одних.

Мне бы сразу перейти к делу, но я молчу, связанная по рукам и ногам чудовищной тревогой за сынишку. Никитушка хнычет и трет глаза, бессильно приваливается к моей груди и постанывает. Надо возвращаться в больницу… Я и так отпросилась у лечащего врача лишь на час.

– Какими судьбами, Злата? – Никита опускает ладони в карманы брюк и лениво прохаживается вдоль стены.

– Помоги моему сыну. Он тяжело болен. Нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Никита подходит ближе. Смотрит на сына, а потом произносит:

– А почему ты пришла ко мне? Как же твой муж? И влиятельный папа?

Чудовищный цинизм… Он думает, я прямо сейчас начну ему все о них рассказывать? Стоя на дрожащих от усталости ногах, с больным ребенком на руках и мокрой от пота рубашке?

– Я поняла… – шепчу и срываюсь с места, чтобы скорее покинуть его проклятый кабинет.

– Стоять! – Никита часто дышит, переводя взгляд с сына на меня. – Его зовут Никита.

– Да.

– Почему?

– Назвала в честь отца. Он твой сын, Гончаров.

Никита.

Габи спускается по ступенькам крыльца, тихонько чертыхаясь и проклиная «ужасную варварскую страну, ее законы и суровую зиму». Ну где она суровая? Обычная теплая зима на черноморском побережье.

– Осторожно, Габриела, держись за меня, – протягиваю жене руку, злясь на вечерние пробки и дурацкий губернский бал, на котором нам «кровь из носа» надо быть.

– Ники, мы здесь уже месяц! Когда кончится это мучение? Ты погостил у мамы, повидал брата, пора возвращаться в Лос-Анджелес.

– Я сам решу, когда возвращаться, Габи.

Щелкаю брелоком и распахиваю перед женой переднюю пассажирскую дверь. Сажусь за руль, почувствовав, как некстати вибрирует в кармане телефон. Наверняка опять журналисты со своими извечными: «Как вам удалось добиться такого успеха?». Или «Вы один из самых успешных предпринимателей на побережье? Почему вы вернулись домой?».

– Да, – рявкаю, намереваясь послать назойливого писаку на три буквы.

– Здравствуйте, вы Никита Федорович Гончаров? Это воспитатель из детского сада.

– Да, я Гончаров, только вы ошиблись, у меня нет детей. До сви…

– Постойте, пожалуйста. Не кладите трубку. Я не знаю, что мне делать с Никитушкой. Злате Леонидовне я дозвониться не могу, а ее бабушка лежит в кардиологии. Не могу же я мальчика домой забрать? А ваш номер Злата оставила для экстренных случаев.

Крепко зажмуриваюсь, стремясь изгнать наваждение и… Не могу. Воспоминания обрушиваются, как лавина. Я шесть лет пахал как проклятый, на минуту боясь остаться наедине с собой, топил боль расставания сначала в водке, а потом в работе… Думал, что справился. А сейчас против воли перед глазами всплывает образ Златы: карие глаза-вишни, длинные мягкие волосы, тихий голос, шепчущий признания… Стоп! Черт бы побрал эту девку!

– А Злата часто пропадает? Почему вы не можете ей дозвониться?

– Кто там звонит, Ники? – подает голос Габи. – Это мошенники. Брось трубку и поехали танцевать. Зря я, что ли, мучаюсь на каблуках?

– Помолчи, Габи! – рычу, зажимая динамик ладонью. – Сейчас я вызову тебе такси.

– Что?!

– Скажите, а как давно Злата оставила мой номер телефона? Я же не отсюда и…

– Месяц назад.

Я ровно столько и нахожусь дома… О моем приезде кричали из каждого утюга, неудивительно, что она узнала… И все равно непонятно – почему я?

– Говорите адрес детского сада, я сейчас подъеду.

– Какого сада, Ники? Ты издеваешься? Ты готов ринуться на помощь чужому ребёнку, а просьбы родной жены для тебя…

У Габи есть удивительное свойство – доводить меня до ручки. Вот успокоить – ни фига.

– Возвращайся в офис и жди такси. Я все сказал.

– Адрес повторите.

– Так садик «Росинка» на Гагарина. Я вас буду на улице ждать.

Не могу описать словами, что сейчас со мной происходит… Почему я, а не Мирон – муж? Или влиятельный папаша Белоцерковский? Куда она пропала, черт возьми, и почему забыла забрать ребенка из сада? И куда его девать, этого мальчика?

Возле темной калитки меня ждет женщина с маленьким мальчиком на руках.

– Вы Никита Федорович? Держите Никитушку.

Мальчишка смотрит на меня таким доверчивым взглядом, словно я ангел во плоти. Светленький, большеглазый, он спокойно идет ко мне и обнимает прохладными ручками шею.

– Куда тебя девать, малец? Не боишься меня?

– Нет. А где мама?

– Мне тоже очень интересно, где она… шляется.

Усаживаю мальчика на заднее сиденье и кое-как пристегиваю – детских кресел у меня отродясь не водилось. На мое счастье, Габи чайлдфри.

Запускаю двигатель машины и звоню начальнику отдела службы безопасности:

– Костя, надо найти человека. Злата Белоцерковская или… Черт, я не знаю, какая у нее сейчас фамилия.

– Шеф, вы успокойтесь. Сегодня в городе митинг был, может загребли случайно?Таких случаев полно. И маринуют сейчас где-то на участке.

– А почему митинг?

– Против стихийной застройки на побережье. Я вас понял. Поищем женщину. Оборачиваюсь к испуганному мальчонке и произношу:

– Ты кушать хочешь?

– Дя.

– Ну, поедем домой.

Злата.

– Мамоська, этот дядя мой папа? – спрашивает Никитушка, тыча пальчиком в экран телевизора.

– Нет, сыночек, – всхлипываю и отворачиваюсь.

Не хочу на него смотреть… Отворачиваюсь, стараясь скрыть слезы, но любопытство одерживает верх… Беру сына на руки и смотрю на проклятый экран во все глаза. Никита не тот, кем я его помнила… Высокий, широкоплечий, модный… И девушка возле него под стать – эффектная и нарядная. А еще счастливая, судя по широкой улыбке, не сходящей с ее лица.

– А посему ты тогда пласись? – обнимает меня Никитка прохладными ладошками.

– Это мамин начальник, сынок. Этот дядя… Он открывает фирму и просит мамин ансамбль организовать концерт в честь открытия. Только он не знает, что ансамбль мой.

"Да, малыш, он твой папа, который сбежал, спасая шкуру и не пожелал меня выслушать. А теперь мы не нужны ему… Он вернулся – успешный и богатый, а нам нет места в его жизни".

– А сто такое филма?

– Ну… Это такая работа.

Вот черт дернул Гончарова вернуться! Зачем? Почему нельзя было остаться в Америке и перевезти родных туда? Устроить брата в университете и обеспечить матери достойную старость? Там, а не здесь? Меня трясет от обиды и негодования. Ничего не могу поделать с эмоциями. А если увижу его вблизи – упаду в обморок! Неужели, Гончаров не мог выписать из Москвы крутую музыкальную группу? Да какой там из Москвы! Судя по его напомаженному важному виду ему по карману выписать Мадонну. Наверное, оценить уровень местного ансамбля захотела девица рядом с ним – кто она? Невеста или уже жена? А детки интересно есть?

– Мамуя, поехали сколее, мы опоздаем в садик, – вырывает меня из задумчивости голосок Никитушки.

– Конечно, сыночек. Едем скорее.

С некоторых пор мы живем вместе с бабулей. Отца посадили шесть лет назад по статье о мошенничестве. Все имущество конфисковали. У меня до сих пор перед глазами стоит страшная картинка: папу уводят в наручниках, а дом переворачивают вверх дном какие-то люди. Берут вещи, прячут по карманам ценности, роются в шкафах. Никогда не прощу Гончарова, что он меня оставил тогда… Никогда. Трусливо сбежал, спасая свою шкуру! Ненавижу его! Трижды ненавижу. А после того как я почувствовала, что беременна… Меня тогда чуть не поглотило отчаяние. Я и об аборте думала. Слава богу, что бабуля отговорила меня от этой глупости. Николетта уехала к маме на остров, а я осталась с бабулей. Нам было очень тяжело жить вдвоем. На бабулину пенсию не очень-то разгуляешься… Я тогда думала, что поездка в европейский пансионат была не такой уж плохой идеей…

Везу Никитушку в маршрутке, зябко кутаясь в прошлогоднюю куртку. Ничего, еще сезон прохожу, а уж на следующий год куплю новую. Зато сыночку мы с бабулей справили хорошую тепленькую курточку. А от проведения концерта я откажусь… Найду причину или заменю себя кем-то. Не желаю видеть этого предателя! Он не заслужил моего сына, не заслужил! Сглатываю слезы и выхожу на остановке. Зачем только бабуля записала его телефон воспитателям для экстренной связи? Знали бы вы, как я ее ругала! Я рассказала про то, что Никита вернулся, а она сделала по-своему. Вот зачем воспитателю вздумается звонить моему бывшему? Я всегда на связи, да и бабуля тоже… Правда сейчас она лежит в кардиологическом отделении и проходит профилактическое лечение. Вы не представляете, как я ценю ее. Если с ней что-нибудь случится, я сразу умру!

– Привет, бабулечка, как ты? – звоню бабуле, выходя из садика. – Как твое самочувствие?

– Хорошо, Золотко. Ты сейчас в дом творчества?

– Туда. Мне же надо что-то решать с этим злосчастным концертом? – фыркаю в ответ, добавляя шаг. Вдали виднеются какие-то скопления людей. Они кричат и несут над головой плакаты.

– Надо выступить, внучка. На совесть. Пусть он тебя увидит, дочка. Может, и екнет сердечко? Нехорошо это, что Никитушка растет без папы.

– Перестань, бабуль. Он не заслужил Никитушку. К тому же он женат. Наверняка и дети есть. Бабуль, на центральном проспекте какое-то сборище. Ума не приложу, зачем столько народу куда-то идет?

– Перейди на другую сторону, будь осторожна. Соседки по палате говорили, что в городе планируются митинги.

– А как я перейду? Они возле входа в ДДТ стоят. Мне по-любому надо прорваться.

Иду напролом, а потом чувствую, как на плечо опускается тяжёлая резиновая дубинка. Телефон выпадает из рук и разбивается вдребезги. Чужие руки скручивают меня, на запястьях захлопываются наручники… Меня толкают в полицейский бобик, забитый под завязку другими людьми…

Глава 2.

Никита.

Поедем домой… Легко сказать… Что я буду делать с чужим мальчиком дома? Да и сейчас? Я купил небольшой дом-шале в горах, ехать туда не менее сорока минут. Правда Габи была против столь неосмотрительной покупки – зачем тратиться, если мы собираемся возвращаться в Америку? Наверное, пацану станет скучно в дороге? Или его укачает на горном серпантине? Или…

– Никита, может, тебе мультики поставить? – смотрю на мальчишку в зеркало заднего вида.

– А какие у вас есть? Вообсе-то мама мне не лазлисает долго их смотлеть, – деловито отвечает он, поерзав на месте. – А нам далеко ехать?

– Вообще-то, да. Я живу в горах, отсюда довольно далеко. И я не хочу, чтобы тебе стало скучно. Так что? Есть варианты? Признаться, я не силен в мультфильмах.

– А у вас нет детей?

– Нет. Ну… ты мне скажи про кого мультик, я постараюсь разобраться.

– Про тлех богатылей и коня. Знаете такой?

– Давай я телефон прикреплю, чтобы тебе удобно было.

Перехожу на задний ряд и ищу в ютубе мультик. Листаю дрожащими пальцами варианты в поисковой строке, испытывая необъяснимое чувство. Ребёнок Златы сидит в моей машине, а я вдруг стал ее доверенным лицом…

– Оно, оно! Тли богатыля и самаханская цалица! Мой любимый! Вклюсяй.

– Отлично, Никита. Устраивайся поудобнее и наслаждайся просмотром. Если захочешь в туалет или тебя укачает, говори.

– Холосо.

Разворачиваюсь и отъезжаю от детского сада. Что мне делать с ребенком дома? И где, черт возьми, Злата? Не хочу превращаться в бабку-сплетницу и расспрашивать мальчишку о папе и дедушке. Ребенок ни при чем… Он не виноват, что у его матери оказались более важные дела, чем он…

Выезжаю из города на горную дорогу, ведущую к поселку, и звоню нашей домоправительнице Зинаиде Петровне. Ее так прозвала Габриэла. Женщина старой закалки, строгая, чистоплотная, жена бывшего военного – лучше помощницы не сыскать.

– Зинаида Петровна, приготовьте комнату, у нас сегодня ночует гость.

– Хм… В детской стелить, Никита Федорович?

– Да, наш гость мальчик пяти лет. И я не знаю, чем его кормить? И одежды никакой у меня нет.

– Вы его что, украли? Как это нет одежды? Нужны трусики, носочки чистенькие. Сколько малыш у нас пробудет? – командным тоном приносит она.

– Ох, не знаю. С его мамой что-то произошло. Мы ее… В общем, мы не можем ее найти. Очевидно, с ней случилось что-то нехорошее.

– Значит так, Никита Федорович, – произносит она. – По пути заезжайте в сетевой маркет и купите ребенку все необходимое. Трусы, носки и пару футболок. Остальное я постираю. Насчет ужина не волнуйтесь, я сейчас супчик куриный быстренько организую.

Ну и дела… Я никогда не покупал ребенку одежду. Я и не знаю, что покупать? На что обращать внимание? Цвет, размер, качество? Может, Габи поможет разобраться? Прошу у Никиты телефон «на одну минуточку» и решаюсь позвонить жене, Но тут же на меня обрушивается тонна негодования:

– Ты бросил меня, Ники! Я час стою в пробке по твоей милости!

– Габи, мне надо купить мальчику трусы и носки.

– Что?! Ты повез этого неизвестного ребёнка к нам домой?

– А что ты прикажешь мне делать? Бросить его на улице? Как ты можешь, Габи? У тебя есть хоть что-то… Хоть…

– Договаривай, Ники. Я ненавижу детей, ясно? Ты знал, когда женился. Делай что хочешь, Ники. Ты взрослый мальчик, сам разберешься! А я… Переночую в гостинице.

Кажется, Никита все слышал… Пацан втягивает голову в плечи и как-то странно скукоживается. Я и сам готов провалиться под землю от стыда… Это же… кошмар.

– Все нормально, Никита. Сейчас мы заедем в магазин и все тебе купим. Какие ты любишь игрушки? – смотрю в зеркало заднего вида, встречая его испуганный взгляд. – Никита, ты мой гость и я тебе рад, ясно?

– Ясно, – тихонько отвечает он.

Паркуюсь возле большого магазина на развилке. Расстегиваю ремень безопасности и освобождаю мальчика.

– А как тебя мама называет? – вдруг спрашиваю я, сжимая его прохладную маленькую ладошку.

– Никитушка, – отвечает он, а я сжимаю зубы от лавины необъяснимых чувств. Почему Злата назвала сына Мирона моим именем? И где он, черт возьми? И где Злата?

– Ну идем, Никитушка.

Покупаю пацану две пары трусов, носков и нательных футболок, одну пижаму с машинками, книги, раскраски, кое-что из игрушек.

Домой мы добираемся без происшествий. Въезжаю во двор через ворота и беру Никиту на руки.

– А она меня не выгонит? – опасливо произносит он, имея в виду Габи.

– Нет, я ей не разрешу этого делать, не бойся.

– Кто это у нас тут? – суетится Зинаида Петровна, встречая нас в прихожей. – Что же вы не сказали, что сыночка привезли, Никита Федорович?

– Я… Эм… – перевожу взгляд на Никиту, не в силах выдавить и слово.

Злата.

– Господи, как же так? Никитушка мой… Сыночек… – слезы против воли льются из глаз. Их так много, что шарф становится мокрым насквозь. Как же меня угораздило так попасть? Говорила бабуля – отойди, перейди на другую сторону, пережди… Нет, я поперлась в самую глубь событий. Остается только сетовать на собственную глупость.

Всхлипываю и опасливо озираюсь по сторонам. На твердых вонючих лавках сидят люди: мужчины, женщины, старики с плакатами. Они уныло вздыхают и поглядывают на меня, как на умалишенную. Женщины остервенело прячут листовки во внутренние карманы курток и сумки, мужчины молчат и вздыхают.

– Да не реви ты! Сколько можно сырость разводить? – выкрикивает дама в красной куртке. – Отпустят нас все равно. Права не имеют задерживать дольше, чем на двое суток.

– Как? На двое суток? – гробовым шепотом выдавливаю я. – Вы не понимаете, у меня сын в детском саду, его некому забрать! Что с ним будет? Никитушка…

– Ничего не случится с твоим сыном, воспитатель домой заберет. На улице же не оставит ребенка, – чуть смягчается другая дама, похожая на училку. – Нас вот могут и до утра промурыжить. Смена поменяется и всю ночь будут допрашивать.

– О боже…

Встаю с места и цепляюсь пальцами за решетки камеры. С силой трясу их, привлекая внимание конвоиров.

– Чего разошлась? На допрос хочешь?

– Да, хочу… Мне домой надо. Я одна воспитываю ребёнка, его некому забрать из детского сада. Пожалуйста… – вою как белуга и трясу холодные прутья.

– Раньше надо было думать, красавица. Когда на несанкционированный митинг против власти шла. А теперь будешь сидеть тут и ждать допроса. А потом суд. И дадут тебе пару годков общего режима.

– Я не ходила на митинг, я работаю в ДДТ, я просто шла на работу! Пожалуйста, дайте мне объяснить.

– Успокойся, девонька, – треплет меня по плечу женщина в красной куртке. – Слезами горю не поможешь. Давай твоим родным позвоним, кто-то же есть у тебя? Или совсем-совсем одна?

– А как мы позвоним? Мой телефон разбился при задержании. Нет, исключено, – категорично мотаю головой. – Бабулечка в больнице, у нее больное сердце. Я не могу так рисковать.

– Девушка, а вы не подумали, что она уже волнуется? – подает голос мужчина со свернутым плакатом в руках. – Вы ей весь день не звонили в больницу.

– И то верно. Но у нас же конфисковали телефоны? Как я…

– Держи, – мужчина расстегивает сапог и вынимает спрятанный простенький телефон. – Только быстро. А то и этот отберут.

Тихонько благодарю пожилого участника митинга и по памяти набираю телефон бабулечки. Уже ночь, но она отвечает мне тотчас.

– Слава богу, Золотко. Я как чувствовала, что тебе не удалось пройти сквозь толпу. Ты где, детка?

– В центральном РОВД, бабуль. Я не знаю, где Никитушка… Я страшно переживаю, – громко всхлипываю. – Наверное, воспитатель его забрала домой.

– Или позвонила Никите.

– Только не это! Какой позор, бабуль. Еще не хватает, чтобы Гончаров подумал обо мне черт те что!

– Никита хороший парень, он нашего Никитушку не обидит.

– Не забывай, как этот добрый парень чуть не подставил папу. Боже мой, это еще не знают, что мой отец сидит. Мне точно впаяют срок! Вот точно!

– Успокойся, внучка. Утром я позвоню Никите и попрошу его помощи. Такой влиятельный человек сможет тебя вызволить.

– Не надо, бабулечка. Мы сами справимся. И без… Без этого самодовольного, важного и напыщенного американского сноба.

– Не справимся. И ты прекрасно знаешь об этом. Ладно, Золотко, держись. Ты только не плачь, я отпрошусь утром у лечащего врача и поеду к Гончарову. Надеюсь, не прогонит.

– Ох, бабуля. Только бы он не забрал нашего Никитушку в Америку!

– Не заберет. Или будет иметь дело со мной!

Никита.

– Ну проходите, Никитки, чего застыли? – улыбается Зинаида Петровна, вытирая руки о фартук.

Никита улыбается и поднимает на меня взгляд. Засмущала его добрая старушка, понимаю. Я и сам стою, как дурак, не в силах уместить в мыслях невзначай брошенную фразу домработницы. Не может он быть моим сыном… Иначе, Злата бы нашла способ сообщить.

«А ты дал ей такую возможность, гордый идиот?», – шепчет внутренний голос.

«Ты удалился из соцсетей, поменял номер телефона, а когда узнал о ее замужестве… Вычеркнул девчонку из памяти и сердца, обозвав предательницей. Хотя сам-то совсем не лучше».

– Давай, Никитушка, я помогу тебе снять курточку и ботинки, – опускаюсь на коленку и протягиваю к пацану руки.

– А мама учит меня самому лаздеваться. И я умею, – поджимает он губки.

Пытаюсь найти в мальчишке свои черты и… Черт, боюсь. Боюсь найти их и захлебнуться в вине – чудовищной и горькой, как яд. Потому просто отворачиваюсь и спешу подняться.

– Какой ты молодец. Ну, давай сам.

– Умничка какая. А как твою маму зовут? – Зинаида Петровна забирает вещи из рук Никитки и берет его за руку.

– Злата. А еще у меня есть бабуська Ила.

– Баба Ира? А я баба Зина, запомнил?

– Дя.

– Никита-старший, помой мальчику руки и давайте-ка за стол, – командует прозорливая домоправительница. – Вас ждет куриный суп-лапша с вареными перепелиными яичками.

Мою Никитушке руки, ловя себя на мысли, что уже привык называть его только так… Никитушка. Неужели, мой? И почему безопасник до сих пор молчит? Где, черт возьми, Злата?

– Никита Федорович, да расслабьтесь вы, – угадывает мое настроение Зинаида Петровна. – Мальчонка замечательный. Жалко, что его может напугать эта… Ваша жена.

Мда… Нетрудно догадаться, что Зинаида Петровна недолюбливает Габриэлу…

– Она изъявила желание переночевать в гостинице, пока у нас гости, – добавляю, помогая Никитке сесть за стол. Маленький мальчик забавно смотрится за огромным деревянным столом. Как и в моем холодном, вылизанном доме.

Мы едим с удовольствием. Отмечаю, что у мальчонки хороший аппетит. Он старательно пережевывает хлеб и смешно вылавливает из тарелки перепелиные яйца.

– Какая умница, – по-матерински складывает на груди руки Зинаида Петровна. – Кто все съел, получит шоколадный кекс. Баба Зина успела в мультиварке испечь. А потом Никитка наш покупается и спатки пойдет, да? Как тебя мама укладывает? Песенки поет?

– Да, моя мама класиво поет. И сказки лассказывает лазные. Только я… – пацан надувается и трет глазки. Наверное, соскучился по Злате или что-то вспомнил.

– Ты чего, Никитушка? Расстроился? – отставляю тарелку и подхожу к мальчугану.

– Я один спать боюсь. Мы с мамой спим вместе, в одной кловати. Мозно ты со мной лязыс? – доверчиво протягивает малыш.

И смотрит на меня, как на героя. Рыцаря, как минимум или самого лучшего папу на свете. И этот его взгляд бьет в сердце, как острый клинок. Оглушительная и жгучая боль новой порцией разливается в душе. Наверное, хорошо, что я вернулся домой? Вот ведь до последнего сомневался… И долго велся на увещевания Габи. А потом мама заболела… Да так сильно, что я не смог не поехать. Наверное, вы догадались, что у мамы не сложились отношения с моей женой? И почему меня устраивала Габи в Америке? Наверное, потому что там я не жил – работал сутками, ел фастфуд и не отлипал от монитора.

– Ну что, Никитушки, поели? – вырывает из задумчивости голос Зинаиды Петровны. – Давайте-ка чайку и в теплую ванну. Никита Федорович, покупаешь сы… мальчика?

– Вы правда думаете, он на меня похож? Не может этого быть, – шиплю, закрывая рот ладонью. – Злата была замужем. Возможно, она развелась. Просто Никита не помнит папу, вот и все. Давайте не будем делать преждевременных выводов.

– Да ну вас, Никита Федорович. Я много на веку повидала, так вот: мужчины все такие тугодумы. Вот как вы… Идите покупайте сыночка.

Зинаида Петровна гладит новые вещи Никитушки горячим утюгом и приносит их в ванную комнату. Вытираю головку пацана и переодеваю его в пижаму.

– Нравится? – треплю светлую челку.

– Да. А мама лазлисыт мне взять ее домой? И где мама?

– Конечно, разрешит. Я обещаю, что ее найду. Веришь?

– Дя. Посмотлим пелед сном мультик? А ты точно от меня ночью не уйдес? Я тогда буду плакать.

– Я же пообещал. Ну иди, пока мультик с бабой Зиной посмотри, а я искупаюсь.

– Она холосая, как моя баба Ила.

Быстро обмываюсь и возвращаюсь в спальню. Никитушка сидит на руках у Зинаиды Петровны и с интересом смотрит мультик про «Босса-молокососа».

– Давай спать, Никит. А то мама расстроится, когда узнает, что мы до сих пор не спим.

– Давай.

– Спокойной ночи, мои хорошие, – устало поднимается с места пожилая домработница. – Никитка, утром будешь мне помогать готовить завтрак?

– Дя!

Прижимаю голову мальца к груди и жмурюсь от скупых слез. Во мне сейчас столько чувств, что впору захлебнуться. Нежность, умиление, радость… Неужели, правда, мой? И я даю им волю – непрошенным чувствам к мальчику. Пью их жадно и открываю сердце, наглухо закрытое от всего человеческого. Разве я счастлив? Да, я добился всего, к чему стремился, но… В груди безбожно щемит от волнения за Злату. Вот где ее носит? Я завтра узнаю, весь город подниму на уши, но ее найду…

Глава 3.

Никита.

Утро любопытно заглядывает в спальню. Красноватые зимние лучи ползут по стенам, полу и нашим с Никитушкой лицам. Он тихонько сопит, а я тянусь под подушку, чтобы отключить будильник. Работу, конечно, никто не отменял, но и одного пацана я оставлять не хочу. Может, свозить его в Сочинский Дендрарий или цирк? Или парк аттракционов? Так, Никита, стоп… Кажется, ты заигрался в папашу. Скоро Злата найдется и навсегда заберет сына. И я больше не увижу его… Ерзаю, стремясь избавиться от неприятных мыслей, и освобождаю руку от лежащей на ней детской головы. Накрываю Никитку одеялом и тихонько иду в ванную. Странно, что он совсем не мешал мне спать. Прижимался доверчиво и обнимал прохладной ладошкой. Иногда всхлипывал и что-то бессвязно бормотал.

– Никита Федорович, извините, к вам пришли.

Зинаида Петровна ждет меня в комнате по стойке смирно. Вытираю волосы полотенцем и поправляю одежду, бросая взгляд на спящего мальчика.

– Габи явилась?

– Нет, бабушка нашего… Никитушки за ним приехала, – с нескрываемой скорбью в голосе протягивает она.

– Ирина Максимовна? Сейчас выйду. Предложите пока чаю или кофе.

– Слушаюсь.

Вот и все, Никитка. Закончилось наше неожиданное и приятное знакомство. Вешаю полотенце на батарею и иду в гостиную, к ожидающей меня гостье.

– Здравствуйте, Ирина Максимовна, как поживаете?

– Ой, Никита, живу потихоньку, хлеб жую да таблетки ем, – отмахивается она. – Ты извини, что я так заявилась. Мне твой адрес в фирме дали. Я так и знала, что воспитатели тебе позвонят. Это было моей идеей оставить твой номер телефона для экстренного случая. Златка была не в курсе. Ты уж нас извини… – мнется она, прижимая сумочку к груди.

– Я слышал, Злата была замужем?

– Простите, что отвлекаю, – вмешивается Зинаида Петровна. – Сырников горяченьких, Ирина Максимовна? Никита Федорович, давайте покушаем, а? Что я, зря готовила?

– С удовольствием, – соглашается Ирина Максимовна. – Признаться, я вторую неделю лежу в больнице, не до разносолов. Так что от домашней еды не откажусь. А Злата… Что Злата? Была замужем за Мироном Мирончуком, да… Было дело. Развелись, когда Никитушке было два месяца.

«Вот так, значит… Была замужем. Открыла сердце кому-то другому и целовала его так же, как меня… И слова любви шептала те же… Господи, Гончаров, ты взрослый мужик, когда уже переболеешь?»

– Мне было несложно. Никитка ваш отличный парень. Он нам вчера все мультики пересказал. А знаете что, Ирина Максимовна? Я займусь поисками Златы, а мальчик пусть остается пока у меня.

– А что ее искать? Она мне ночью звонила. В центральном РОВД Злата моя. Попала под разнос, когда полиция разгоняла митингующих. Она же в ДДТ работает, а те прямо перед входом устроили митинг, кричали, людей зазывали. Я ее предупреждала, чтобы спряталась, не торопилась на работу. Но она…

– Не волнуйтесь, я помогу ей освободиться. Давайте позавтракаем, я отвезу вас в больницу, а потом поеду в РОВД. Зинаида Петровна побудет с Никитушкой.

– А ты женат, Никита? – пристально смотрит на меня Ирина Максимовна. – В смысле… Жена не будет против чужого мальчика в доме?

– Ну что она зверь какой? – нарочито непринужденно улыбаюсь.

Зверь… Габи всю жизнь обижали в школе. Она пережила насмешки и унижения и, наверное, имеет право ненавидеть детей? Хотя разве испытывать такие чудовищные чувства правильно? Им можно найти оправдания?

– Ну и хорошо. Не хочу, чтобы из-за нас у тебя были проблемы.

На языке вертится вопрос про Леонида, но я оставляю его невысказанным… Ежу понятно, что с ним случилась неприятность…

Из спальни доносятся шорохи, а потом и тихий голосок Никитки. Я торопливо отодвигаю стул и следую в комнату.

– Проснулся? А у меня сюрприз, – улыбаюсь и беру пацана на руки.

– Мама наслась?

– Пока только баба Ира.

– Ула! Бабуля!

Никитка освобождается из моих рук и бежит в гостиную, прямиком в объятия Ирины Максимовны.

– Никитушка мой, золотко мое! – женщина прижимает пацана к груди.

– Золотко – это мама, бабуль. А я Никитушка, – деловито поправляет он.

– Ой, прости, внучек. Конечно, ты у нас никакое не золотко, а самый настоящий орел!

– Бабушке нужно возвращаться в больницу. Ты останешься с бабой Зиной? На один денечек? – ласково произносит Зинаида Петровна.

– Да, внучок, побудешь еще в гостях? Тебе понравилось у дяди Никиты?

– Да, он холосый. И баба Зина тозе.

– Ну и отлично, – поднимаюсь с места и потираю руки. – Я переоденусь и поедем, Ирина Максимовна.

Сегодня я увижу Злату… Сейчас отвезу ее бабулю в больницу и поеду ее вызволять. Как гребаный запоздалый рыцарь без страха и упрека…

Когда мы остаемся одни, Ирина Максимовна резко сникает. Внутри нее будто ломается стержень или сдувается невидимый шарик, наполненный уверенностью. Подозреваю, что она хотела сказать больше, чем сказала. Но сейчас просто молчит, прижимая к груди сумочку, и смотрит в окно, на пролетающие мимо сосны и лиственницы. Я же чувствую себя последней сволочью… За то, что уехал тогда и не поговорил со Златой, за то, что повелся на сладкие речи Вадима и согласился предать Белоцерковского… Она обязательно бы все это мне высказала, но молчит… Потому что я пообещал вызволить из тюрьмы Злату и позаботился о ее внуке…

Интересно, почему Мирон бросил Злату? Парень из ее компании и ее круга – не чета мне. Вопросы кружатся в голове, как мухи, но я усилием воли заставляю себя смотреть на дорогу и молчать… Ни к чему это все теперь… У каждого из нас своя жизнь. Я женат, да и Злата… Наверняка в ее жизни есть кто-то другой…

«Ага, именно поэтому ее бабушка оставила твой номер телефона, а не какого-то воображаемого козла!».

Чтобы изгнать гнетущую тишину в салоне машины, настраиваю радио. Так мы и доезжаем до города. Паркуюсь на площадке перед больницей и виновато поворачиваюсь к Ирине Максимовне.

– Спасибо, Никита. Ты не держи на мою внучку зла, ладно? – устало добавляет она.

– Я и не думал, Ирина Максимовна.

Ну какое зло, в самом-то деле! Я не вправе ее судить. Да и себя… Что было, то прошло. Сейчас надо думать, как выручить Злату. Меня не было в городе шесть лет, но одному человеку я могу позвонить всегда.

– Привет, Роберт! У меня к тебе дело. Очень важное, – звоню старому другу.

Роберт уже не простой парень из кафе «У Шариповых», с недавнего времени он владелец собственного рыбного ресторана на берегу моря. Важный в городе человек, обладающий нужными связями.

– Здорова, Ник. Ты так и не заехал ко мне, хоть и обещал, – обиженно вздыхает он на том конце провода. – Твоя зазноба против, да?

– Я сегодня же пообедаю с тобой, Роб. Злата в беде. Долгий разговор, но… В общем, ее вчера загребли на площади, приняв за участницу митинга.

Ловлю себя на мысли, что не хочу разговаривать с Габи. Пусть обижается подольше, пока я решу свои дела…

– Кошмар! Заедешь за мной? Какой, говоришь, РОВД?

– Центральный. К ресторану подъехать? Обещаю, потом я с тобой пообедаю и поговорю по душам.

– Не обещай, Ники. Ты сейчас увидишь Злату и забудешь обо всем.

Фыркаю в ответ и разворачиваюсь на проспекте Мира. К ресторану я подъезжаю через полчаса. Жму Роберту руку и еду по нужному адресу.

– Начальник РОВД пару раз ко мне захаживал, так что… Я приготовил конверт, – Роб похлопывает по нагрудному карману.

– Не выдумывай, у меня есть с собой деньги, – перебиваю его я. – Давай положим мои. Не стоит тебе тратиться, это же посторонний тебе человек, а я…

– А тебе, Ник? Посторонняя? – осторожно спрашивает он.

– Не знаю, Роб. Так что, идем? – заглушаю двигатель на парковке возле РОВД.

– Разговаривать буду я. Ты здесь человек чужой, не местный. Мало того, американец. Я договорюсь и уеду, а ты лавры собирай, – важничает Роб.

– Как это лавры? Ты о чем? Я не собираюсь умалять твою роль и…

– Ники, перестань. Злате будет гораздо спокойнее знать, что ее спас ты. Пошли, давай.

Роберт спрашивает у охраны, где сидит начальство. Просит меня подождать в коридоре, но я проявляю недюжинное упрямство и вхожу в кабинет вместе с ним. Ему приходится представить меня – «перспективного бизнесмена и владельца самого удобного приложения в телефоне». Начальник непонимающе хлопает глазами, но конверт берет.

– Вы уж поговорите с ней, Никита Федорович, – басит он, прикрывая деньги бумагами. – Нельзя так себя вести. А еще мать… Она камеру превратила в болото, плакала всю ночь.

– Обещаю, что такого больше никогда не будет, – тараторю, испепеляя начальника взглядом. – Так вы ее…

– Иванченко! – кричит начальник. – Белоцерковскую с вещами на выход.

– А допрос?

– На выход я сказал и бумаги уничтожить. Ждите в коридоре, сейчас вашу девушку приведут, – а это уже бросает нам.

Мы с Робом послушно выполняем просьбу начальника, а через минуту в коридоре появляется она… Сердце замирает на мгновенье, а потом пускается в галоп. Почти не изменилась… Такая же худенькая, хрупкая и беззащитная. И ей по-прежнему отчаянно хочется верить, только одного желания мало… Она вышла замуж, стоило мне уехать. И нет, она не забывала слова любви, Злата поменяла адресата. Слова вроде бы те же, а человек другой, не я… Что они, интересное для нее значили?

– Привет, – здороваемся мы с Робом, подойдя ближе.

– Спасибо… большое, – шепчет она хрипло.

Замечаю распухший от слез нос, глаза, спутанные волосы и пролегшие под глазами тени. Что бы там ни случилась у нас в прошлом, мне ее жалко. Да, я ей искренне сочувствую.

– Поедем отсюда, – опережает меня Роб. Я так и стою, словно кол проглотил и просто на нее пялюсь.

– Спасибо… вам, – снова надрывно шепчет Злата, опуская взгляд. – Никита, а мой сын…

– Он у меня дома, Злата, не волнуйся, – отвечаю, придерживая перед ней дверь. – Воспитательница позвонила.

– Ты прости нас за эту выходку, это бабуля зачем-то твой номер телефона оставила. У нас просто… В общем, мы живем втроем и…

– Злата, тебе не нужно оправдываться, – останавливаю ее я. Отчего-то, я веду себя, как страус. Прячу голову в песок, не желая услышать, как тяжело она живет.

– Ребятки, рад был повидаться, я поехал на работу, – неловко вмешивается Роберт, застегивая молнию куртки. – Я сам доберусь, Ник. А ты довези Злату домой, она устала.

– Спасибо, Роберт, – кивает Злата. – Наверное, сначала надо забрать Никитушку? – поворачивается ко мне.

– Садись. Разберемся, – распахиваю перед ней переднюю пассажирскую дверь, невольно заглянув в глаза… И тут же отворачиваюсь, заметив, как мой жест ее смутил…

Глава 4.

Злата.

Никогда не думала, что наша первая встреча произойдет так… Это насмешка судьбы, не иначе! Вы не представляете, сколько раз я воображала, как увижу его! Явлюсь в вечернем платье и взмахну подолом прямо перед его носом. Или того лучше, щелкну по нему! Но вместо этого я сижу на переднем сидении его роскошной машины и… кажется, жутко воняю. Я грязная, уставшая, заплаканная и… жалкая. И у него мой сын.

– Спасибо тебе, Никита, – повторяю и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы он на меня смотрел… Надо скорее забирать Никитушку и валить домой, в свой мир, далекий от красивой жизни его папаши.

– Всегда, пожалуйста, Злата. Предлагаю тебе сначала отдохнуть, выспаться, принять душ, переодеться… А за сынишкой ты сможешь и позже приехать. Не волнуйся, он под присмотром. У меня дома живет потрясающая домоправительница.

– И кем она управляет? – протягиваю недоуменно и тотчас осекаюсь: жене Гончарова не подобает самой управляться с хозяйством, для этого есть нанятый персонал. Это я тащу на себе все… А разве Никита виноват в этом? Рожать ребёнка было моим выбором, так и нечего теперь сваливать с больной головы на здоровую.

– Я купил дом в горах, – начинает Никита, выруливая на Курортный проспект. – Он небольшой, но требует постоянного ухода. Вот им и занимается наша баба Зина. Знаешь, как они с Никитушкой поладили?

Что? Он его уже Никитушка зовет? Интересно, сынок сам маму сдал или это опять проделки бабули?

Кручу в руках разбитый телефон, грустя над судьбой и думаю, может, согласиться на предложение Никиты? Никита-младший вряд ли даст мне отдохнуть… Ноги гудят от усталости, кости ломит от поверхностного сна на твердой лавке, да и помыться мне надо!

– Знаешь, Никита, я, пожалуй, соглашусь сначала отдохнуть, а потом поехать к тебе.

– Конечно, Злата, это правильно. Не беспокойся, Никитка будет накормлен и окружен заботой.

– А вы планируете с женой детей? – неожиданно произношу я. Сжимаю край куртки так сильно, что белеют костяшки пальцев. Вот зачем я это спрашиваю? Какое мне дело? Мы расстались, и я не собираюсь вешать заботу о сыне на Никиту.

– Нет, не планируем. Мы в некотором роде чайлдфри. Раньше я еще думал о продолжении рода, а сейчас… Это большая ответственность. Вряд ли я настолько хороший человек, чтобы воспитать другого человека. Да еще и достойно…

– Надо же… – сглатываю и навеки хороню в себе признание о сыне. Если минутой раньше я была готова рассказать о Никитушке, то теперь… Раз семья Гончаровых против детей, так зачем я буду портить идеальную картинку мира тем, что в ней есть ребенок? Не нужен Никитушке такой папа! И его детоненавистница жена тем более! – И жена тоже совсем-совсем не желает детей?

– Нет, не желает, – Никита с силой сжимает руль. Ловлю себя на мысли, что жадно впитываю каждое его слово и движение… Да и изменения во внешности не ускользают от моего внимания – что уж греха таить? Никита раздался в плечах и заматерел. И одевается совсем не как раньше. В памяти невольно всплывает наше лето… Его растянутая футболка и застиранные кеды. Именно так он заявился в гости к моему папе… И я тогда была самой счастливой на свете. Думала, так будет всегда. Глупышка Злата…

Опускаю мимолётный взор на его дорогие ботинки из мягкой кожи и тотчас его отвожу… Как и не было нашего прошлого… И не было этого парня. А вместо него рядом сидит богатый успешный американец… Он ведь всю жизнь стремился к этому.

– Ты бы мог привезти Никиту вечером? Я пока отдохну и приведу себя в порядок.

– Конечно, мог. Но я бы хотел пригласить тебя в гости. Когда тебе еще выпадет возможность побывать у меня в гостях?

«А жена не будет против?», – вертится на языке. Ну какие гости? Нам надо поскорее возвращаться в свои жизни и забыть обо всем, как о страшном сне!

– Не сомневайся, Злата. Никитушка будет доволен, честное слово. А о Габи не беспокойся… Пока у меня гости, она съехала. Я Степку в гости позову. Помнишь моего брата?

– Помню. Ну… хорошо. Если это будет удобно, я приеду. "Куда эта мадам, интересно, съехала?".

– Злата, а где Мирон? – неожиданно произносит Никита. – Ирина Максимовна сказала, что вы были женаты.

«Да, мне пришлось выйти за него, потому что я не хотела рожать ребенка вне брака. А в браке он унижал и бил меня. Я не выдержала, когда Никитушке было два месяца – ушла с огромным фингалом под глазом и больше никогда не возвращалась… А злость он вымещал, потому что я его не любила… Мирон всю беременность упрекал меня за чужого сына».

– Мы развелись. Он тоже оказался, в некотором роде, чайлдфри, – сухо бросаю я. – Только понял это уже после рождения сына.

– Мне очень жаль. Правда, – бросает на меня короткий взгляд Никита. – Вот мой адрес. Если нужна какая-то помощь, звони. – Он протягивает визитку, паркуясь возле подъезда бабули.

– А у меня нет телефона, Никита. Разбился при задержании.

– Даже старого нет? Кнопочного? Ну хотя бы для связи…

– Старый где-то дома есть, не волнуйся. Такси вызвать сумею. Ждите меня в шесть часов, – киваю и выхожу из машины…

Никита.

Я идиот. Высокомерный дурак и жестокий гордец, вот кто я! Вот зачем я сказал Злате эту форменную глупость? У нее потрясающий сынишка. Я и мечтать о таком боюсь, но вместо этого я сказал чушь про чайлдфри. Наверное, в Америке я искренне считал себя таким. Я не хотел детей, потому что рядом не было ее… Вот в чем корень всех бед. Я хотел сделать ей больно. Уколоть за все те чувства, что испытывал, когда она вышла замуж. Помню, как Роберт рассказал мне об этой чертовой свадьбе. И чувства свои помню… Они и сейчас вернулись, как снежная лавина. Обида, боль, гнев, непонимание… За что она так поступила со мной? Целовала и говорила, что любит, а потом спешно вышла замуж за этого напыщенного придурка.

«– Она выходит замуж, Никита. О свадьбе трубит весь город. Странно это все…»

«– Почему, Роб? – с трудом подавляя эмоции, спросил я».

«– Ее папу таскают по допросам. Даже не знаю, удасться ли ему выпутаться из этой ситуации. А у Златы свадьба… Как-то слишком быстро. Может, она…».

«– Мне все равно, Роб. Я здесь и у меня получается закрепиться в одной компании. Мне надо думать о будущем. Я хочу зарабатывать и ни в чем себе не отказывать».

Тогда мои слова были такими… И мои мечты сбылись. Я хорошо зарабатываю. И я крутой стартапер. Моим приложением пользуются миллионы людей по всему миру. Наверное, я многое могу купить… И я счастлив. И мой успех со мной разделила Габриела. Она была рядом, когда я не поднимал головы, сидя над программой. Она носила мне гамбургеры, когда приложение давало сбой и мне приходилось запускать программу снова… А теперь… А теперь я не чувствую, что все это нужно. Да, множество людей сравнивают цены на один и тот же товар, используя мое гребаное приложение, и в глазах матери и брата я умница и человек, добившийся всего, чего хотел, но… Почему всегда есть дурацкое «но»? Ты чего-то не достиг или достиг слишком многого, упуская важные житейские мелочи? Получается, так? Крепко сжимаю руль, съезжая на проспект Мира. Работу никто не отменял, да и Габи… С ней надо поговорить. Какими бы ни были наши отношения сейчас, я не могу делать вид, что ее нет…

В кабинете меня ждет Степка. Брат в этом году закончил факультет программирования и программного обеспечения и ждет с нетерпением моего возвращения в Америку. К большому неудовольствию мамы, между прочим…

– Привет, Ник. Опаздываешь? – важно произносит он, пожимая мне руку. Высокий, широкоплечий, он производит впечатление серьезного парня, а не мальчишки, которого знала Злата. Вот опять я о ней думаю… И о своем обещании позвать брата в гости тоже.

– Степка, ты помнишь Злату? – вместо приветствия произношу я.

– Конечно. А что случилось?

– Так получилось, что я помог ей и ее сыну. Она приедет за ним вечером. Ты не хочешь приехать в гости? Ну… Я пригласил ее и теперь…

– И теперь трусишь? – улыбается Степка. Ясновидец долбанный! – Ее мальчишка у тебя дома? Офигеть!

– Сам не знаю, зачем позвал ее в гости. И таких наговорил глупостей.

– Господи, Ники, глупость – это твое второе имя. Начать можно с того дня, когда ты свалил в Америку без объяснений, а продолжить твоей женитьбой, – закатывает глаза Степка. – Приеду, конечно. А наша миссис ее не выгонит? Где она, кстати?

– Как узнала, что в нашем доме будет ночевать ребёнок, ушла в гостиницу.

– О боже… Лишь бы не вернулась домой вечером. Может, позовем Роберта? Посидим в непринужденной обстановке, поболтаем…

– У нас разные жизни, Степка. Я помог ей и на этом все. Единственное, чем я еще попробую помочь в память о былом – разобраться с ее бывшим мужем. Почему он не участвует в жизни сына и жены? И почему…

– Не лезть к ней, вот, чем ты еще можешь помочь, Ники. Ты упустил Злату, ясно тебе? Уехал и не объяснился. Она вышла замуж, потому что тебя не было рядом. Она ничего не должна тебе и не виновата ни в чем. Ясно тебе!

– Да ясно, чего ты разорался? – вспыхиваю я. Степка стал важный – палец в рот не клади.

– Не береди ее раны, не подчеркивай, какая сейчас между вами пропасть. Она никто, а ты все… Ей и так больно все это видеть. Тогда все было по-другому. Вспомни, каким ты пришел в ее дом, а теперь… Падать с пьедестала очень больно, Ники.

– Какой ты стал умный, я погляжу. Вечером приедешь?

– Конечно. Надо же кому-то следить за твоим языком.

Злата приезжает ровно в шесть вечера. С домашним пирогом на пластиковом подносе, счастливая и домашняя до дрожи в коленках… Никитушка выскакивает навстречу, заслышав шум в прихожей. Обнимает мать за колени и тараторит без умолку:

– Мама, у Никиты такой большой телек. Давай мы тозе купим такой?

– Хорошо, сынок. Никита, возьми пирог. Спасибо за приглашение, – смущенно шепчет она, оглядывая дом. – У тебя очень красивый дом, уютный и стильный. – Добавляет, сбрасывая ботинки и снимая куртку. На ней мягкое вязаное платье, волосы собраны в низкий хвост, на лице нет никакой косметики…

– Проходи, Злата. А вот и мой брат. Посмотри, какой мужчина вырос?

– Здравствуй, Злата. Рад тебя видеть. А что за пирог? – неожиданно спрашивает Степка. Еще хотел следить за моим языком!

– Зебра. Надеюсь, что вышло вкусно.

– Ну, проходи. Я покажу тебе дом, а потом поужинаем, – усмиряя дрожь от волнения, произношу я.

За окном мелькают огни фар подъехавшего такси. Мне не надо гадать, кто вернулся домой… Габи… Она весь день где-то пропадала и сейчас, именно сейчас, решила вернуться! Ну почему сейчас? От досады хочется топнуть ногой, но я делаю вид, что ничего не случилось.

– Упс! – многозначительно произносит Степка.

– Помолчи, – рычу я, завидев в сумраке фигуру жены.

Двери распахиваются и на пороге появляется Габи…

Глава 5.

Злата.

Мне бы всучить Гончарову блюдо с пирогом, забрать Никитушку и свалить из его дома, только меня и видели! Но внутри поднимает голову странный протест. Правильно отец говорил: «Ты Белоцерковская!». Почему Никита решил, что у меня все плохо? Спаситель хренов… «А разве у тебя все хорошо, Золотко?», – противным старческим голосом бормочет внутренний голос. А разве нет? Да, Никита разбогател, женился на красивой женщине, обзавелся хорошей машиной и дорогой одеждой, новым загородным домом, а ты-то что? Кем стала ты, Злата? Несчастной матерью-одиночкой, живущей с бабушкой и перебивающейся от зарплаты до зарплаты? Черта с два! Он не будет так обо мне думать! И эта его… фифа тоже.

– Здравствуйте, меня зовут Злата, – произношу, не стесняясь посмотреть фифе в глаза.

– Я Габи. Габриела, – с нескрываемой скукой в голосе произносит она. Сбрасывает сапожки на шпильке и снимает короткую меховую курточку. – Вы уходите?

– Габи, это мои гости, – вмешивается Никита, подходя ближе.

– Я думала, гости были вчера, – цедит она, поджимая пухлые губы.

«Уходи, Злата. Принимай намеки такими, какие они есть», – опять этот проклятый голос!

«Утри этой невоспитанной курице нос!», – кричит другой голос – прежней Златы Белоцерковской, кем я была в прошлом.

– А давайте попьем чаю или кофе, Габи? Я испекла вкусный пирог. Как вы на это смотрите? – улыбаюсь, как дурочка, поглядывая на Никиту и Степку.

– Невестка, ты чего такая… Без настроения. Давай-ка к столу? – лыбится Степан, взмахивая ладонью в сторону кухни.

– Хорошо, – бурчит Габи, даже не пытаясь скрыть свое недовольство. – Милый, ты покажешь гостям дом?

«Милый» хватает воздух ртом, окидывая непонимающим взглядом присутствующих. Один Никитушка чувствует себя непринужденно – болтает с домработницей и рассказывает о своем друге из садика Вите. Зинаида Петровна косится на хозяйку и расставляет на столе красивый чайный сервиз. Она ей не рада, или мне кажется?

– Садитесь, гости дорогие, – приглашает Зинаида Петровна. – Злата, где вам будет удобно? Может, возле камина?

– Да, спасибо. Здесь очень уютно, – улыбаюсь нарочито широко, словно и не заметила недовольства хозяйки.

– А кто вы, Злата? – подает голос Габи. Поправляет длинный хвост и забрасывает ногу на ногу.

– Мы в юности дружили, – опережает меня Никита, ерзая на стуле.

– Я и сама могу ответить. Скажем так: Никита какое-то время работал на меня. Оказывал кое-какую услугу, – произношу твердо, едва ли не задохнувшись от нахлынувших чувств. Воспоминания отбрасывают в прошлое… Там теплое море, ласковый ветер и качели возле обрыва. Его горячие поцелуи, ласки и мой… первый раз. Помню, как шептала Никите сбивчивые признания о любви. «У меня это впервые… Прости, что не сказала, но я… Я люблю тебя и знаю, что ты меня не любишь». Тогда мне казалось, нас никто не сможет разлучить… Никто… А сейчас он сидит рядом, такой далекий и близкий… Муж чужой жены. Далекий, как Полярная звезда…

– Очень интересно, – хмыкает Габи. – И что он делал?

– Изображал моего парня, – хмыкаю в ответ. – Но у моего влиятельного отца тогда были другие представления о подходящей для меня паре. Никита честно выполнил работу и уехал, а я вышла замуж за мужчину из своего круга.

«Мда… Ну ты и дурища, зачем так жестоко?», – шепчет старушечий внутренний голос.

«А он со мной не жестоко? Уехал, обрубил все концы… Я даже сказать о беременности не смогла – не знала, куда позвонить», – пытаюсь заткнуть проклятую совесть.

– Ники, ты не рассказывал, что подрабатывал альфонсом, – Габи хлопает мужа по коленке.

Видели бы вы лицо Никиты… Смесь ярости и недоумения. А что он хотел? Важничать и изображать героя-спасителя? Ну да, я попала в трудную ситуацию, но это не дает ему право быть таким… Господи, дело ведь не в нем, а в моей непреходящей обиде. И я наивно надеюсь ее побороть…

– Да, было дело. Только деньги я тогда не взял, – сухо произносит Никита. – Расскажи тогда о своем муже, Злата? – просит он.

– Мы расстались, но Мирон хочет меня вернуть, – произношу я. В принципе, я не лгу… Мирон прибежит к нам, стоит мне поманить пальцем. Но у меня есть и другой ухажер, о котором Никита не знает. А что – я девушка симпатичная, молодая, парни на меня обращают внимание. – Знаете, как это бывает: сразу родился ребенок, и отношения дали трещину. Но тогда мы были молодыми, а сейчас… Наверное, я дам мужу шанс.

– Поэтому мы с Ники против детей. Перед свадьбой мы все обговорили, чтобы не было сюрпризов. Ни мне, ни мужу не нужны эти спиногрызы. Да, Ники? – отхлебнув чай из блюдца, многозначительно протягивает Габи.

– Да, – охотно отвечает Никита.

Смотрю на него и с трудом сдерживаю вздох обиды… Не нужны. Вот так. Мой Никитушка, мой славный мальчик ему не нужен… Ненавижу… Пусть живет со своей зазнобой и не знает, что оставил мне перед отъездом… Он не заслужил такого сына. Возможно, когда-то я и скажу сынишке об отце. И утаивать не буду, рассказав честно и без обиняков: ты не был ему нужен, сынок…

Кажется, Степка замечает мой вмиг потемневший взгляд. И Зинаида Петровна грустно вздыхает…

– Спасибо вам, Злата за пирог. Я мучное не ем, а тут… С удовольствием попробовала, – произносит Габи. – Я пойду, с вашего позволения. Устала, хочу тишины.

– И нам пора. К нам хотел заехать… мой муж. Поиграть с Никитушкой.

– Злата, давай я тебя отвезу. Никита, ты не против? – спохватывается Степка.

– Нет, не против. Был рад повидаться, Злата. Передавай привет мужу и отцу. Может, вспомнят и посмеются надо мной, – протягивает Никита.

– Передам, спасибо.

Обижен, понимаю… Я ведь этого хотела, так? Выставить себя благополучной, а его унизить? Все получилось, Золотко? Тогда почему так гадко на душе? Хочется выскочить на улицу и орать… Сейчас приеду домой, завалюсь на кровать, накрою голову подушкой и поплачу… Может, станет легче?

Злата.

Кажется, я оглохну от стука собственного сердца… Горло сдавливают тиски рыданий. Хорошо, что салон машины наполняет мягкий урчащий шум, иначе Степка точно бы услышал мои позорные всхлипы. Отворачиваюсь в окно, делая вид, что пейзаж горного поселка интересен. Степа деловито крутит рычажок, делая радио потише. Какой он стал… Высокий, широкоплечий, взрослый. И на Никиту похож… Да и сам Никита… Господи, столько лет прошло, а я по-прежнему ТАК на него реагирую… Плавлюсь, как свечной воск и задыхаюсь чувствами. А он ничего не понял… Он. Ничего. Не понял. Его сердце не дрогнуло при виде сына…

Как же мне жалко моего Никитушку… Какими он смотрел на отца глазками, вы бы только видели! Влюбленными, заинтересованными, восхищенными… Так на героев смотрят, а не на… моральных уродов, каким он стал.

«– Нам с Ники не нужны спиногрызы, мы сразу решили. Да, Ники?»

«– Да», – без запинки ответил он своей курице.

Сглатываю скопившуюся в горле горечь и крепче прижимаю сыночка к груди. Степка бросает на нас взгляд в зеркало заднего вида и важно произносит:

– Я так понимаю, Никитка мой племянник?

«– Да, Мистер Очевидность, ты чертовски дальновиден!»

– Он только мой! – отрезаю гневно. – И он носит фамилию своего отца – Никита Миронович Мирончук.

– Ну и что? Мало ли чью фамилию ты ему дала, Злата. Он вылитый Ник! Ты его, наверное, полным идиотом считаешь?

– Мне все равно. Пусть живут как хотят, только меня не трогают. И моего сына… – последние слова звучат, как жалкий всхлип.

– Ох, Злата… Что же делать-то теперь?

– Забей, Степка. Мальчик правда никакого отношения не имеет к вашей семье.

– Он страдал, Злат. И уезжать не хотел. Его Роберт убедил скорее в Америку свалить. А Никита побоялся оставаться… Он не хотел…

– Степа, ты очень хороший, правда. Не стоит вспоминать прошлое. Мы тогда были слишком молодыми, чтобы… Ни к чему это все.

Степка как будто сдувается… Замолкает и остаток пути напряженно всматривается в дорогу. Степан паркуется на дорожке возле подъезда старенькой пятиэтажки бабули. Теперь мой дом здесь, а раньше я жила в поселке недалеко от коттеджа Никиты. Раньше… Ключевое слово – раньше. Сейчас-то все по-другому!

– Спасибо, Степан. Хорошего вечера, – бросаю сухо и поспешно иду к подъезду. – Я правда ни на кого не обижаюсь. У меня своя жизнь и мне она нравится.

Сейчас поднимусь в квартиру, брошусь на кровать и…

– Мамуя! У меня головка болит, – жалуется Никитушка.

Опускаю голову, замечая, что у сынишка под носом запеклась кровь. Только этого не хватает для полного счастья! Если честно, у Никитки последнее время частенько кружится голова и течет носом кровь. Но он и вырос за последний год будь здоров! Высокий будет парень, в отца. Слезы и самобичевание придется отложить. Открываю квартиру, впуская сыночка в прихожую. Снимаю ему ботинки, курточку и веду в ванную. Умываю Никитушку и укладываю на диван перед телевизором.

– Мамоська, все узе, головка не болит, – успокаивает он меня. Гладит по плечу и приговаривает. – Я у тебя богатыль? Как Алеса Поповись?

– Да, мое солнышко, да. Завтра не пойдем в садик, ладно? Поедем к тете доктору и она возьмет моему Никитушке кровь.

– Ой, я боюсь, мамуя.

– Не бойся, сынок. Богатыри не боятся. Иголочка тебя совсем немного уколет, как комарик.

Мне надо успокоиться… Или на что-то отвлечься. Недомогание сынишки вмиг отодвигает мысли о Никите и его фифе-жене. Тьфу на них! Плевать! Они вдруг становятся в моих глазах маленькими и ничтожными, незначительными. Здоровье сына – вот, что главное. Никита успокаивается и отвлекается на раскраску с какими-то трансформерами, а мне снова звонит Амиран… Почему тогда контакт Никиты Гончарова записан в детском саду, а не доброго знакомого Амирана, спросите вы? Мы знакомы с Амираном всего ничего… Парень владеет небольшой уютной кофейней на углу, недалеко от ДДТ, где я работаю. Мы с девчонками частенько ходим туда в обеденный перерыв. Так и познакомились… А потом Амиран вытянул из меня заветные цифры телефонного номера и стал звонить. И писать…

– Привет, неуловимая красавица! Не мог несколько дней до тебя дозвониться, что-то случилось? И воцап отключен, – звучит в динамике его низкий голос.

– Да так… Телефон разбился, пришлось достать старенький кнопочный аппарат.

– Как твои дела, Злата? Ты обещала, что познакомишь с сыном. Не хочу, чтобы ты думала…

– Амиран, Никитушка заболел. Сама не знаю, что с ним, хочу завтра пойти к педиатру.

– Хочешь, я пойду с тобой? У меня выходной. Помогу тебе… Зачем вам таскаться по маршруткам? Я на колесах.

Может, согласиться? Парень он хороший, порядочный, добрый. Только почему сердце рядом с ним не бьется, как с Никитой? Ох, Златка, судьба тебе сама подбрасывает варианты, а ты замкнулась на Гончарове! Чужом муже и отце, которому не нужны дети. Соглашайся и хотя бы попробуй устроить свою жизнь.

– Я не против, Амиран. Спасибо тебе за помощь, заезжай за нами в семь тридцать. Сможешь?

– Конечно, Злата. Ровно в семь тридцать я у вас.

Глава 6.

Злата.

Амиран отправляет сообщение на мой старенький аппарат, когда я одеваю сонного Никитушку в прихожей. Спешно застегиваю молнию куртки и захлопываю дверь. Никитка капризничает и просит найти его любимого мишку Тэдди, я нервничаю… Только бы с сыном все было хорошо, а с остальным я справлюсь…

– Привет, малец, – Амиран выходит из машины и протягивает Никите руку. – Я Амиран, а ты…

– Никитуска. Так меня мама с бабулей называют. А ты нас повезешь?

– Да, садись, я тебя пристегну. У меня есть автокресло.

– У тебя тозе есть дети? – оживает Никитка.

– Нет, но дети есть у моей сестры. Маленькая девочка по имени Ксюша.

– Спасибо, Амиран, – шепчу вымученно, закрепляя на груди ремень безопасности. – Спасибо за поддержку и…

– Злата, предлагаю поехать в частную лабораторию. Я оплачу мальчику анализы крови и… Что там ты еще хотела сделать?

– Только анализ крови. Спасибо, я тебя очень благодарна.

Кажется, жизнь налаживается… Мной интересуется симпатичный мужчина. Да что там мной! Он вызвался помочь моему сыну, это же о чем-то говорит? Амиран паркуется на просторной площадке возле сетевой лаборатории. Заказывает развернутый анализ крови, оплачивает услугу и с улыбкой поворачивается ко мне:

– Тебе ничего не нужно? Давно проходила обследование?

– Недавно. Нас в ДДТ заставляют частенько проходить диспансеризацию.

– Вот и хорошо. Анализы будут готовы через несколько часов, предположительно к обеду. До этого времени предлагаю погулять. Как вы на это смотрите? Никитушка, ты хочешь в парк или кино?

– В кино! – кричит мой юный киноман.

Ободренный предстоящими развлечениями, Никитка терпеливо переносит процедуру взятия крови. Улыбающийся администратор записывает адрес моей электронной почты и номер телефона. Вот и хорошо… Надеюсь, обследование не покажет ничего серьезного, а завтра Никитка пойдет в садик.

Амиран выбирает в приложении детский фильм, покупает билеты на самый ранний сеанс и без стеснения берет моего сыночка за руку. Да и Никитка выглядит вполне довольным… Доверчиво улыбается чужому дяде и соглашается на все его предложения. Права бабуля – мне нужен муж, а Никитушке отец. Только я ведь должна любить мужа? Жить с ним не ради сына, а ради себя… Как это исполнить, если мысли занимает равнодушный циничный мерзавец? К тому же женатый?

– Кинотеатр откроется в десять, – произносит Амиран, бросая на меня ласковый, до чертиков мужской взгляд. – Предлагаю позавтракать в кондитерской на Курортном проспекте, а потом махнуть в кино. Никитка, ты любишь сырники?

– Да. И пиложное шоколадное с олехами.

– Спасибо, Амиран, – снова шепчу, испытывая искреннюю благодарность.

– Злата, я хочу стать ближе… Мои намерения серьезные.

– Хорошо, – улыбаюсь, отводя смущенный взгляд.

Мы завтракаем в уютной кофейне. Никитушка с удовольствием пьет какао и ест сырники, мы с Амираном завтракаем блинами и кофе. Мне нравится парень – вот, что я скажу… Сердце молчит – не трепыхается в груди, как брошенная на берег рыба, не бьет ребра, но… Симпатия же может перерасти в любовь? Не все же должно быть, как в прошлом? Я ведь с ума сходила по Гончарову… С первой минуты знакомства я не могла возле него дышать. Господи, ну почему мысли заняты им? Даже когда я встречаюсь с другим?

– Проверь почту, Злата. Может, пришли результаты?

– А я не смогу этого сделать, Амиран. У меня же кнопочный, ты забыл?

– Сейчас заедем в магазин и купим тебе смартфон, – деловито произносит он.

– Я не могу принимать такие подарки, – качаю головой. – Ты и так многое для меня сделал.

– Да что я сделал-то? Не понимаю, с какими ты встречалась мужчинами? Все это ерунда, Златка, – пожимает Амиран плечами.

– Погоди, кто-то звонит, – отвлекаюсь на входящий вызов с незнакомого номера. – Да, Никита Мирончук это мой сын. Что? Не понимаю…

– Что случилось? – взволнованно спрашивает Амиран, касаясь моих ладоней.

– Не понимаю… Врач говорит про какие-то бласты. И просит срочно приехать в лабораторию и получить направление к гематологу. Мне страшно, Амиран, – нервно сглатываю, косясь на Никитушку. Он испачкал лицо и руки шоколадным пирожным, но выглядит вполне довольным ребенком.

– Едем, – решительно отвечает Амиран. – Все будет хорошо, слышишь? Я рядом. Поедем к гематологу, уверен, он поможет расшифровать анализ.

Дорога кажется мне адски долгой. Время тянется, как жвачка. Никитка играет в смартфон Амирана, я мучаюсь неизвестностью. С трудом сдерживаю подступающие слезы и глубоко дышу. Что бы ни случилось, я должна быть сильной. Ради сына, ради себя…

Нас приглашают в кабинет. Врач разворачивает результат анализа моего сына и сообщает гробовым голосом:

– Картина крови безрадостная, Злата Леонидовна. В вашей семье были случаи болезней крови?

– Да. Мой папа в юности болел апластической анемией. Его лечили за рубежом. Но это давно было…

– Не буду ходить вокруг да около, – вздыхает врач. – Мы сначала не поверили глазам, когда увидели. Сделали повторный анализ, благо кровь в пробирке оставалась. Там везде бласты… Из них формируются клетки крови, в норме у деток их число не превышает один процент, а у Никиты… Их очень много. У вашего мальчика подозрение на острый лимфобластный лейкоз, Злата Леонидовна. Мне очень жаль… Вам надо срочно ехать в городскую центральную больницу, отделение детской онкологии и гематологии.

Уши закладывает, а голос врача звучит словно сквозь вату… Бессильно откидываюсь на спинку стула и роняю голову на грудь… Только бы сохранить сознание. И мужество, ускользающее из меня, как вода…

– Злата, все будет хорошо, слышишь? Лейкоз лечится, ты мне веришь? – Амиран садится на корточки и сжимает мои дрожащие ладони…

Злата.

– Злата, я с тобой… Успокойся. Ты пугаешь Никитушку, – ласковый голос Амирана вырывает меня из кокона бессознательности. – Я приложу все усилия, чтобы узнать об этой болезни побольше. И помогу…

Ну откуда он взялся? Такой хороший и понимающий.

– Здравствуйте, я ваш лечащий врач Алина Евгеньевна, – в палату входит невысокая брюнетка в розовом халате и шапочке с героями из мультфильмов. – Злата Леонидовна, я хочу вас успокоить для начала… Работа нам предстоит долгая, кропотливая, напряженная. Мне нужна решительная мама, а не…

– А не размазня, да? – всхлипываю, по-детски утирая слёзы. – Извините… Обещаю, что успокоюсь. Еще чуть-чуть и я…

– Хорошо. Я вас понимаю, – деловито произносит Алина Евгеньевна. – Я оставляю Никиту в больнице. Все необходимые анализы мальчику и вам возьмут сегодня. Ждем результаты к концу недели.

– А мне зачем?

– Одним из способов лечения лейкоза является пересадка костного мозга. Если вы подойдете, как донор, Никитка быстро пойдет на поправку. Вы общаетесь с его отцом? Простите, что лезу… – врач примирительно взмахивает руками. – Это нужно для дела.

– Мы не общаемся. У него другая семья и мы ему не нужны. Если необходимо, я с ним свяжусь.

– Если анализы Никиты покажут высокую резистентность к препаратам, то пересадка костного мозга – единственный способ спасти мальчика. У него четвертая группа крови и отрицательный резус-фактор. К тому же ваш отец болел апластической анемией и…

– Господи… – закрываю лицо руками, вновь проваливаясь в омут беспомощности. Неужели, мне придется идти на поклон к этому циничному детоненавистнику?! И просить его помочь? Нет, нет и еще раз нет! Анализы Никитки покажут нормальную чувствительность к препаратам, и врачам удастся его вылечить без пересадки костного мозга. Да, все так и будет…

– Злата, ради Никитушки ты должна пойти к его отцу, – Амиран мягко сжимает мои плечи. – Ты же не денег идешь просить, тут вопрос жизни и смерти! Доктор, а я могу сдать анализ на совместимость? Может, я подойду?

– Амиран, ты не должен идти на такие жертвы.

– Я сам решу, Злат.

– Алина Евгеньевна, давайте сначала дождемся результатов анализов, – решительно произношу я. – Может, Никиту можно будет вылечить без пересадки?

– Конечно, Злата Леонидовна. Пересадка может и не понадобиться. Располагайтесь в палате и набирайтесь терпения.

Доктор выходит, оставляя нас одних в просторной палате. В горле скапливается тугой горький ком от желания плакать и осыпать Амирана благодарностями. Это все он… Организовал платную палату, «отблагодарил» врача за оперативность и повышенное внимание к мамаше-размазне…

– Спасибо тебе, – обнимаю его за плечи. – Для меня никто столько не сделал… Спасибо.

– Злата, если бы у меня были деньги, то я… Квартира у меня в ипотеку, помещение кофейни я снимаю в аренду и…

– Амиран, прекрати, пожалуйста! Мы не настолько близки, чтобы ты так тратился. Извини… – Добавляю, заметив его потемневший тусклый взгляд.

– Как будешь признаваться бабуле?

– Ох, не знаю… Эта новость ее убьет. Она же сама еще в больнице. Почему все это навалилось на меня сейчас?

– Злата, давай оставим Никитушку в палате, а сами съездим за вещами? Алина Евгеньевна права – ты должна набраться терпения и решимости. Твое состояние передается сыну, как ты не понимаешь?

– Я все понимаю. Только ничего не могу с собой поделать. Ладно, поедем. А бабуле придется признаваться… Попрошу ее завтра к нам приехать.

Голос дрожит и садится, когда я по телефону прошу бабушку приехать. Отделение гематологии и онкологии, седьмая палата… Она всхлипывает в динамик, обещая приехать в скором времени. Срывается и прилетает к нам через полчаса. Пока врач не ограничил посещения, но в скором времени это случится… У Никитки почти нет иммунитета, и любая инфекция может губительно сказаться на его самочувствии.

– Золотко мое… Надо рассказать Никите, внучка. Эх… так я и знала, что кому-то передастся дурная наследственность Леонида!

– Ну, бабушка!

– Поезжай к Никите.

– Он ему не нужен, бабуль. Я же тебе рассказывала про него и его расфуфыренную жену! Что я ему скажу?

– Он должен знать, вот и все. Пусть сам решает, что с этой информацией делать.

Мы лежим в больнице вторую неделю, а я все не решаюсь поехать к Никите. Да и он за все это время не проявил никакого интереса к нашей судьбе – ни разу не спросил обо мне или Никите. Тогда, какой смысл ехать?

Глава 7.

Злата.

Жизнь превращается в череду из боли и слез… При сынишке я стараюсь не плакать – выхожу в коридор, когда он спит или убегаю в туалет, запираюсь в спасительной кабинке и даю волю слезам. Как же мне жалко его! За что, Господи?! Лучше бы я умерла, а он был жив. Если бы я могла принять его боль… Перенести ее вместо Никитушки и испить до дна… Лишь бы он был здоров. Но это невозможно. За что моему сынишке такие испытания? В пять-то лет? Умываюсь в больничной раковине и возвращаюсь в палату. Скоро обход и врач, наконец, озвучит приговор. Прижимаю головку Никитушки к груди и раскачиваюсь, сидя на краешке больничной койки. Умалишенная, обезумевшая от горя мать – вот кто я…

– Злата Леонидовна, как самочувствие моего маленького пациента? – Алина Евгеньевна впархивает в палату. Нарочито довольная, улыбающаяся – я успела понять, что скрывается за улыбками врачей… Ежедневно они пропускают сквозь себя тонны боли, километры отчаяния и море родительских слез…

– Давайте ближе к делу, – выдыхаю я.

– Мне очень жаль… Но анализы показали слабую чувствительность к препаратам. Лечение займет дольше времени. И вы… Мне жаль, но вы не подходите сыну, как донор. Типирование крови показало отрицательный результат.

– О боже… И что теперь?

– Приводите родного папу мальчика, если он, конечно, согласится помочь. И… – мнется Алина Евгеньевна, теребя розовую пижаму. – Никитушке поможет пересадка костного мозга. Операция способна подарить вашему мальчику надежду на долгую и счастливую жизнь, но…

– Но… – дрожащим шепотом повторяю я.

– Операция не оплачивается за счет государства, – сухо произносит она. – И мы рекомендуем зарубежные клиники.

– Я могу поехать к отцу Никиты вместе с сыном? Мне кажется, это поспособствует тому, что он… – мямлю, не зная, как объяснить уважаемому доктору, что Гончаров детоненавистник.

– Только никуда больше не заезжайте. Никитка только начал терапию, вы же понимаете…

– Я туда и обратно, обещаю.

Одеваю Никитушку, раздумывая, как подобраться к Гончарову? Позвонить, чтобы выслушать отказ? Не подходит. Значит, надо ехать в офис и добиваться встречи там. Несмотря на мои отговорки, Амиран все-таки купил мне смартфон. Набираю в поисковой строке запрос и быстро нахожу адрес модного офиса Никиты. На мой звонок отвечает секретарша, подтверждая, что «Никита Федорович на месте». Вызываю такси, одеваю Никитушке шапку и выхожу на крыльцо. Солнце слепит, прохладный морской воздух забирается под одежду, но мне так жарко, что впору расплавиться. Прыгаю в такси, молясь, чтобы Никита помог…

Сынишке становится хуже, когда мы подъезжаем к высокому блестящему строению. Вхожу в просторный холл, нарвавшись на охрану.

– Вы к кому, девушка? Вы записаны? Сначала надо записаться. Никита Федорович сегодня не принимает…

Они сверлят меня грозными взглядами и хлопают дубинкой по ладони. Странно переглядываются. Кажется, напряжение повисает в воздухе, как плотная грозовая туча – того гляди придавит к полу… Нет, Злата, нельзя отступать… Только не сейчас…

– Я… Э… Мне срочно надо, извините, – нагибаюсь и юркаю под турникетом.

Никитушка бессильно роняет голову на мое плечо, пока я бегу по мраморному полу длинного коридора. Сердце гулко стучит в висках, по спине градом катится пот… Убегать от охраны с ребенком на руках так себе развлечение… Тихий звук моих шагов эхом отражается от стен, а потом в него вплетается цоканье каблуков.

– Стойте, женщина! Остановитесь!

А вот и женушка пожаловала. И не подумаю! Пусть стреляет в меня, если хочет, но я добьюсь своего – поговорю с Гончаровым. Да и на таких ходулях ей меня не догнать.

– Женщина! – Габи нагоняет меня возле двери его кабинета. – Что вам нужно от моего мужа? Вы… Вы попрошайка? Думаете самая умная? Тут таких столько ходит… Ах, это вы? Злата, кажется? – произносит, словно я незнакомка.

– Вам лучше отойти, – цежу сквозь зубы. – Я все равно войду.

– Давайте я вам денег дам? Сколько? – расстегивает сумочку и роется в ней. Черт, как же унизительно…

Сейчас я точно похожа на бродяжку – бледная и изможденная от бессонных ночей, растрепанная, мятая. Плевать… Я должна увидеть Никиту.

– Отойди, – хриплю, теряя терпение. – Или я за себя не отвечаю.

Фифа недовольно поджимает губы и толкает дверь, входя первой. Неуверенно следую в просторный светлый кабинет, прижимая горячую голову сына к плечу. Его частое прерывистое дыхание обжигает висок, пробуждая неуправляемую тревогу. Меня трясет! Волнение за Никитушку скручивает внутренности, перед глазами двоится. Ничего не могу с собой поделать, а уж сдержать истерику… Если и Никита-старший меня выгонит, я выплесну ее на них… Мало не покажется!

– Ники, дорогой, тут эта женщина пришла, как ее… Злата. Охрана ее не пускала, но она пролезла под турникетом. И я не смогла ее остановить, – вымученно произносит темноволосая красотка, цокая на каблуках как кобыла. – Хочешь, я вызову полицию или…

– Выйди, Габи, – командует Никита, появляясь из смежного помещения.

Я и не заметила, как он сильно изменился… Возмужал, раздался в плечах. А его цепкий и холодный взгляд когда-то казался мне самым ласковым на свете.

– Что значит выйди? Ники, ты…

– Выйди, Габи! Не заставляй меня применять силу!

Габи фыркает что-то невразумительное и с шумом хлопает дверью, оставляя нас одних.

Мне бы сразу перейти к делу, но я молчу, связанная по рукам и ногам чудовищной тревогой за сынишку. Никитушка хнычет и трет глаза, бессильно приваливается к моей груди и постанывает. Надо возвращаться в больницу… Я и так отпросилась у лечащего врача лишь на час.

– Какими судьбами, Злата? – Никита опускает ладони в карманы брюк и лениво прохаживается вдоль стены.

– Помоги моему сыну. Он тяжело болен. Нужна дорогостоящая операция за рубежом.

Никита подходит ближе. Смотрит на сына, а потом произносит:

– А почему ты пришла ко мне? Как же твой муж? И влиятельный папа?

Чудовищный цинизм… Он думает, я прямо сейчас начну ему все о них рассказывать? Стоя на дрожащих от усталости ногах, с больным ребенком на руках и мокрой от пота рубашке?

– Я поняла… – шепчу и срываюсь с места, чтобы скорее покинуть его проклятый кабинет.

– Стоять! – Никита часто дышит, переводя взгляд с сына на меня. – Его зовут Никита.

– Да.

– Почему?

– Назвала в честь отца. Он твой сын, Гончаров.

Никита.

– Будьте внимательны, Артем. Постарайтесь больше не пускать тех, кого я не знаю, – цежу сквозь зубы, с трудом держа себя в руках. Хочется разнести кабинет в пух и прах. Повесить амбарный замок и никого не видеть. Охранник виновато кивает и плетется к выходу. Какого черта они ко мне ходят? Журналисты, чудаки с бизнес-планами, психопаты, попрошайки…

«– Как вы добились такого успеха, Никита Федорович? Легко ли вам было покорять Калифорнию? Во сколько оценивается ваше состояние?»

«– Приглашаем вас быть инвестором в строительстве батутного парка…».

Не понимаю, как они узнали обо мне? Кто слил информацию? Я планировал вернуться домой и помочь больной матери. Открыть фирму и никого не трогать. Не привлекать лишнего внимания. Но, нет… Меня в первый же день начали донимать журналисты и бизнесмены-неудачники, умоляющие вложиться в «прибыльный бизнес». Конечно, это все Габи… Больше некому кичиться и сливать информацию писакам. Ей уж очень хотелось, чтобы я мелькал на первой полосе модных журналов.

– Простите, Никита Федорович. Этот наглец вошел через черный вход. Он вас… – вздыхает охранник, приосаниваясь и поглаживая плотный живот.

– Нет, он меня не трогал. Денег просил, как и все. Но я не дал. Уж больно дерьмовый у него бизнес-план. Я никого больше не принимаю, Артем. Ни одного человека.