Сводные. Поиграем в кошки-мышки? бесплатное чтение

© Муравская И., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Иллюстрация на переплете Grom

Во внутреннем оформлении использована иллюстрация: © Mark Rademaker / Shutterstock.com / FOTODOM

GAYAZOV$ BROTHER$, Filatov & Karas – «Пошла жара»

Chainz ft. Wiz Khalifa – We Own It

Sevyn Streeter – How Bad Do You Want It (Oh Yeah)

Tommee Profitt feat. Jung Youth, NAWAS – Faking Love

XOLIDAYBOY – «Моя хулиганка»

DAASHA, Кирилл Скрипник – «Влюбись»

RASA, NLO – «Нагуляться»

RASA – «Ягуар»

RASA – «Как ты там?»

Elvira T – «Такси»

Elvira T – «Я еду домой»

Elvira T – Drama Queen

Artik & Asti – «Качели»

ANNA – «Фарфор»

DASHI – «Я»

Глава первая

Оу. Да мы, оказывается, уже знакомы?

POV Крестовский

– Мы еще встретимся? – Томного вида блондинка, на раскрасневшемся после секс-марафона фейсе которой черным по белому написано: «В жизни главное быть не умной, а красивой», вопросительно приподнимается с подушек. И кокетливо прикрывает наготу одеялом, ну естественно…

Меня всегда это так умиляет. Девушки, на кой черт вам дешевое стеснение? Мы до этого час трахались так, что в номере отеля все стекла запотели, а теперь что? Включаем скромницу?

– Это вряд ли. – Сидя в кресле, натягиваю на ноги носки.

Первый есть, а второй где? Где второй, спрашиваю?

А, вот он. Подо мной.

– Почему?

– Я ненадолго в городе. – Носки есть, ищу трусы и джинсы. С последними проще: валяются посреди гостиничного номера.

– Я могу как-нибудь приехать к тебе.

– Э, нет… – Очень сомневаюсь, что Эля обрадуется таким гостям. – Родная, как тебя там, я забыл?

– Лиля, – обиженно хмурится блондинка.

– А, ну да. Короче, Лилька: спасибо за уделенное время, однако давай не будем усложнять.

И если уж говорить начистоту, проведенное на троечку. Девочка оказалась только внешне многообещающей, но на деле подкачала. Правда, за минет в туалете самолета, так и быть, поставлю плюсик. Здесь действительно постаралась.

– Козел, – бурчит злобно.

– Что-что?

– Козел, говорю!

– Эй, давай только без истерик. Неужели ты правда рассчитывала получить от ни к чему не обязывающего флирта что-то иное? Это перепихон на скорую руку, не более.

Который мне весьма удачно сам прыгнул в руки после пересадки в Москве, где взамен пованивающего и страдающего от ожирения мужика, которого пришлось терпеть от самого Амстердама, в соседки наконец досталась куда более приятная спутница.

Многочасовой перелет, несколько шотов в баре за знакомство и с пользой убитый остаток бессонной ночи – отпуск за свой счет начался как нельзя лучше. И, надеюсь, продолжится в том же духе.

Еще и пару минут назад пришла уведа[1] от транспортной компании, перегонявшей через полмира мою крошку: «Ваша машина на месте, парковочное место Е48». Оперативные ребята оказались.

А вот блондинка оскорбилась.

Демонстративно отвернулась и фырчит.

Огонь, вот мне только обижулек не хватает! Чего злиться-то? Будь она более усердна, я б задержался еще на один заход, однако в данных обстоятельствах игра явно не стоит свеч. Стараться за двоих – в чем кайф?

Так, футболка… где футболка?

Ха. Что она делает на телике?

– Ладно, Леська. Хорошего помаленьку. Приятного тебе отдыха и всякое такое. – Перекинув косуху на плечо, впрыгиваю в кроссы, мимолетно мазнув губами по надутой щеке. – Если что, номер оплачен до полудня, можешь не торопиться.

– Я Лиля.

– Да неважно.

Выхожу из номера, спускаясь вниз и отмечаясь на стойке регистрации. Там же забираю переданные администратору ключи от тачки и иду к обозначенному парковочному месту.

Вот оно, мое сокровище Юнеско – Ford Mustang gt500 шестьдесят восьмого года выпуска. Классика американского автопрома. Эталон автомобильного искусства. Единственная в своем роде. Чтобы заполучить ее, пришлось не только попотеть, но и отстегнуть нехилые бабки, однако это того стоило.

Знаете, бывают такие машины, которые становятся не просто «классными», а олицетворяют целую эпоху. И моя одна из таких – визитная карточка шестидесятых: времен рок-н-ролла, сексуальной революции, студенческого беспредела, акций протеста и горячих голов.

Тот самый случай, когда, выбрав железного коня, ты обязан ему соответствовать, задавая настроение. Так это или не так, не мне решать, но девчонки ссут кипятком, слетаясь к машине как пчелы на мед. Пусть и не шарят ни черта в ней.

Хотя нет, вру. Одна была. Единственная, что секла фишку. Та еще оторва, обезоруживающая своей наглостью и слинявшая по-английски в самый эпичный, буквально жизненно необходимый момент.

Ох. Увидеть бы ее снова. Хоть раз…

Вот бы я тогда оторвался, завершив начатое. Обещание, брошенное ей напоследок, ведь надо выполнить, вот только у меня нет ни имени, ни контактов, ни адреса. Ни-че-го.

Сколько ни бросал клич среди знакомых, подняв чуть ли не весь город на уши, – все вхолостую. Принцесса-звездонесса оказалась неуловима.

Зажимая пока не зажженную сигарету в уголке рта, проверяю авто на наличие возможных новых царапин. Отдавать свою малышку левым людям, конечно, было рискованно, однако тратить трое суток на дорогу жуть как не хотелось. Пришлось искать альтернативы.

Не найдя никаких внешних повреждений, что крайне радует, падаю на водительское сиденье, проворачивая в замке ключ зажигания.

М-м-м… Урчит как котенок. Еще и бак заблаговременно заправили под завязку, надо будет оставить положительный отзыв на сайте.

А вот мне перекусить не помешает. Последнее, что я ел, не считая орешков к шотам, был посредственный ужин в самолете. Так что сперва пожрать, а после уже можно и к бате заявиться с традиционным: «Не ждали? А я приперся».

Притом что меня как раз-таки ждут. Сами ж позвали пригласительным на свадьбу, что валяется сейчас где-то в бардачке. Скомканным и порванным в порыве ярости, потому что внезапная новость до сих пор не укладывается в башке. Ни вдоль, ни поперек.

Только подумать, мой отец… женится.

Сука! Двух месяцев не прошло, как он официально развелся с матерью, и уже снова женится! Значит, наставлял ей рога и раньше. А главное, с кем?! С вшивой художницей.

Не зря говорят, что творческие люди с прибабахом: эта так точно отбитая. Бабенка младше его лет на десять всего, а словно в пубертате затерялась. Яркие шмотки, чудаковатый вид. Девочка-переросток.

Зато с прицепом, потому что точно знаю, что у нее есть дочь. Вроде моя ровесница. И тогда мне еще больше ни хрена не понятно: если кризис среднего возраста в яйца жахнул и захотелось на старости лет мяса свежего, какого дьявола отец на мамашку-то нацелился? Чего не на дочурку?

Хотя… Может, та стремная и косоглазая? Я ж не знаю, мы прежде не пересекались. Да и сейчас желания особого нет. Однако скоро придется познакомиться со сводной «сестричкой», которую я уже заранее ненавижу. Всю семейку эту ненавижу, для которой ничего не стоит рушить чужие семьи.

Айфон, брошенный на приборную панель, пиликает, оповещая об очередном новом сообщении.

«Кирюш, почему не отвечаешь? Как доехал?» – высвечивает от Эльки.

М-м-м, может, потому, что трахал другую?

«Устал от перелета, вырубился до отключки»

«Уже на месте?»

«Нет. Только еду»

«А я уже соскучилась ♡»

Не сомневаюсь.

«Я тоже, малыш. Жаль, у тебя не получилось сорваться со мной», – набираю стандартную ванильную чепуху, а сам тихо ликую.

Жаль? Ха. Нет, не жаль.

В кои-то веки строгий папаша, не выпускающий доченьку на расстояние дальше поводка, оказался не обузой, а спасительным кругом. Отстегнул мне свободы, потому что ревнивая Элька, честно говоря, начинает уже порядком утомлять. А расстаться с ней пока не вариант.

Так, ладно. Выруливаю на главное шоссе.

Дом, милый дом и всякое такое.

Несколько лет меня здесь не было, но словно вовсе не уезжал. По-моему, даже ничего не изменилось. Разве что отелей стало понатыкано вдоль береговой линии еще больше. Весь горизонт перекрыло.

Где там новый адрес, который скидывал отец? Скорее бы в глаза его лживые посмотреть, а то ведь он был настолько занят новой пассией и открытием очередного ресторана в курортном районе, что даже пригласительный не удосужился лично вручить. Передал через десятые руки. Будто с барского плеча скинул подачку…

Так. Снова завожусь, надо остыть.

И пожрать.

После секса жутко на жор пробивает.

POV Скворцова

Этим же вечером

Авторитетно заявляю: май – мой любимый месяц. И не потому, что «весна – это время перемен, когда даже воздух пахнет по-особенному» и прочее бла-бла.

Ни фига.

Просто подыхающую в грязи осень я по определению не люблю, зиму ненавижу за холодрыгу, а лето – за комаров. Поздней весной же уже не пробирает до костей и можно, наконец, стянуть с себя сто одежек. Но при этом не бояться оказаться с ног до головы искусанной. Перфекто!

К тому же все вокруг оживает, наряжаясь. Природа прихорашивается, скрывая за распустившейся зеленью остатки хмурой серости, а про вылезающий под растаявшим снегом мусор и сгнившие прошлогодние листья, так и быть, я тактично умолчу.

Тем более что шустрые дворники весьма оперативно исправляют этот косяк. В центре так точно. И заодно обновляют улицы, так что запах краски чередуется с ароматом цветущей черемухи, создавая ударную дозу впечатлений для обоняния.

Ну и конечно же, как можно не любить весну за бесконечные перепады погоды? Утро – солнце, день – дождь, вечер – опять солнце, к ночи – тучи нагоняются. Как сегодня.

Чтобы не попасть под разразившийся ливень, забегаю в первую попавшуюся кофейню на набережной. Такой ветрище с моря поднялся, что едва не сдуло, как Элли в Изумрудный город.

Отряхиваюсь, будто искупавшийся песик, смахивая влагу с фиолетовых уже давно не кудрей, а накрепко залаченных соплей, заказывая у бариста любимый ванильный мокко. Кофе вообще моя слабость, готова душу за него продать, а уж ванильный мокко…

Пока тот готовится, залипаю на витрину с десертами. Долго смотрю на политый жидким шоколадом брауни с шариками мороженого и понимаю, что все: Искра. Буря. Безумие. Как в романтических кино: увидели друг друга и поняли – это любовь с первого взгляда.

Эх, к черту диету! Все-таки такой повод…

Забираю заказ и, пока не набежали другие застигнутые непогодой, занимаю дальний свободный столик возле окна. С классным видом на дорогу, по которой то и дело смазанными вспышками проносятся отблески фар, путающиеся в стекающих по стеклу каплях.

Усаживаю рядом плюшевого белого гуся, чтобы тот тоже оценил ламповость момента, и достаю из маленького рюкзачка так и не использованную упаковку разноцветных свечек для торта. Вскрываю, заимствую одну и, запалив зажигалкой фитилек, втыкаю украшение в брауни.

Ну что, типа с днем рождения меня?

А, желание… Надо загадать желание.

– И чего бы такого загадать? – Подперев подбородок, задумчиво жую помаду на губах. – О, знаю! Можно мне мужика адекватного? – С кривой усмешкой отвешиваю пляшущему огоньку и задуваю.

М-да. Наверное, я сейчас максимально ущербно выгляжу со стороны, однако в свою защиту замечу: вечеринку мне пытались устроить. С караоке, блэкджеком и шлюхами. И если бы не последнее, движуха удалась бы на славу, но…

Не получилось, не фортануло.

– У кого-то сегодня праздник? – словно по заказу подкатывает ко мне левый чел, топтавшийся до того в противоположном углу кофейни. Долговязый, с грязным тощим хвостиком на затылке и несуразным пушком над губой.

Усики – пропуск в трусики, а?

В чьи конкретно – не знаю, но точно не в мои. Не до такой степени я отчаялась. Да и загадывала не совсем это. Надо было, видимо, уточнять детали, характеризующие «адекватного мужика».

– Да не, я просто токсикоманка. Обожаю нюхать плавленый воск, бензин и грязные носки. Я вообще слегка невменько, так что не обращай внимания, – отмахиваюсь от него, давая понять, что на беседу не настроена.

– Я тоже с прибабахом. Могу составить компанию.

Блин. Чел, ты реально не понимаешь намеков?

– Так у меня уже есть, – киваю на гуся. Не удержалась, когда меньше часа назад увидела его в витрине одного из сувенирных магазинов. Решила сделать самой себе подарок. Клевый же! – Василием зовется. Парень – огонь! Думаю, у нас все серьезно.

– А ты забавная.

Зато ты тоскливый до зевоты.

– Да. Мне когда-то говорили. – Высокий ботинок на шнуровке предупредительно выставляется вперед, пресекая попытку присесть рядом. – Чувак, ну нет. Вот вообще никак. Свободен, – не выдерживаю. – Дама хочет побыть одна и всякое такое, так что сорри.

– Ну и зря. Не знаешь, от чего отказываешься, – гордо откликается тот, демонстративно удаляясь.

Ого. Вот это я понимаю, уверенность в себе! Может, правда – жемчужину упускаю, а? Ну а что. Усенки можно побрить, волосы постричь, затасканные шмотки сменить – глядишь, таким красавцем станет, что еще локти кусать буду. Когда-нибудь…

Но точно не сейчас. Сейчас я слишком занята новыми уведомлениями, пришедшими на телефон. Поздравлений за сегодня насыпало немало, вот только я так не люблю отвечать на эти мало чем отличающиеся трафаретные шаблоны, что просто отмечаю их прочитанными и забиваю болт.

Исключение делаю только для Алиски, лучшей подруги. И для мамы. Последней на невинное «Веселитесь?» скидываю фотку своего хэппибездного ужина на фоне нового плюшевого друга.

«Это что, Славик подарил?»

«Сама себе подарила. Славик слишком занят исследованием чужой промежности», – печатаю в ответ.

Застукать своего парня на кухне, ублажающего пальцами новую подружку друга, который находится буквально в соседней комнате, – это, конечно, мощно.

Тут одно из двух: либо стоит восхититься поразительной человеческой бессовестности, либо обалдеть от переизбытка дебилизма на квадратный метр.

Ма тоже оценивает всю глубину треша. Причем делает это в свойственной себе манере: стикером из «Вовки в тридевятом царстве».

«Ничесе»

«Сама в шоке», – быстро набираю, попутно отламывая ложкой брауни.

«Надеюсь, хоть женской промежности?»

Тьфу, блин. Мама! Я же ем!

«К счастью, да. Или к несчастью. Это смотря как посмотреть»

«Вот кобель. Он никогда мне не нравился! И пускай вернет свитер, который я ему дарила!»

Пф-ф. Да пускай подавится. Этот свитер все равно у нее в мастерской кто-то забыл, и он долго валялся без дела, работая пылесборником, пока не перекочевал к Славе. А тот его и не надевал ни разу. Сомневаюсь, что вообще помнит, куда его засунул.

«Короче, можешь вычеркивать его из списка приглашенных. Буду без плюс один», – пишу маме.

«А сейчас ты куда?»

«Не знаю. В общагу, наверное, буду обратно напрашиваться».

А то ведь неофициально меня оттуда поперли, и последние несколько недель я жила со своими скромными пожитками у Славы.

Если что, моей вины почти нет: просто коменда та еще злыдня, обижающаяся на правду. Если она не удовлетворенная жизнью толстуха, отыгрывающаяся на молодых и красивых, – это разве моя проблема?

«Зачем тебе общага, Карин? Приезжай к нам. Здесь тоже твой дом, твоя комната, все твои вещи перевезены. Кстати, как раз с утра приехал сын Володи, познакомишься заодно»

Володя, он же Владимир Владимирович – это мамин жених, мой будущий отчим. Мужик вроде ничего, классный. Еще и известный в городе ресторатор, у которого немерено бабла.

Настолько немерено, что он совсем недавно обзавелся элитным частным жильем. Специально для новой семьи. Старое же щедро оставил за бывшей женой.

Ма долго не решалась переехать, но все же сдалась. Она в принципе к мужчинам крайне недоверчива, и есть за что, но В. В. буквально покорил ее сердечко галантностью и ухаживаниями.

Признаться честно, я ее такой окрыленной ни разу еще не видела, поэтому против их брака ничего не имею. В конце концов, она заслужила обычное женское счастье.

А вот о сыне будущего родственничка знаю лишь по коротким обрывкам разговоров. Слышала, что он немногим старше меня, вроде бы доучивается на архитектора в крутой академии в Амстердаме и что с отцом у них отношения неважнецкие.

Ветреный, легкомысленный, живущий одним днем и исключительно ради себя – шикарный будущий сводный брат, ничего не скажешь.

Одно радует: мы живем настолько далеко, что часто пересекаться по определению не сможем. Он и сейчас-то приехал исключительно на свадьбу отца. А потом свалит обратно в свою Голландию.

Ма ждет ответа. А я подвисаю в раздумьях. Чтобы обдумать ее предложение, требуется половина съеденного десерта и опустошенная чашка мокко, по стенкам которой теперь грустно стекает пенка.

Да, вернуться в общагу можно, вот только ради этого придется унизиться, скатившись до извинений, по сути, ни за что. И зачем мне это, когда есть альтернатива?

«Окей. Скоро буду», – отправляю наконец.

Ну а почему бы и нет? Так даже лучше.

Мне там реально выделили койко-место, перевезли все мое шмотье из нашей старой съемной студии, а главное – мамина домашняя мастерская тоже туда переехала, что означает полный доступ к рабочему инвентарю. А у меня как раз акриловые краски заканчиваются…

Дожидаюсь, пока утихнет дождь, после чего в обнимку с Василием спешу обратно к дому Славика, чтобы забрать оставленную у подъезда машину.

Благо, ключи и документы прихватила с собой, пока, вероятно, уже бывший рогатый друг набивает рожу моему уже бывшему парню. Я сперва хотела остаться, поглазеть на разборки и потешить, так сказать, уязвленное эго, но потом решила, что нефиг. Много чести.

Отпустить и забыть – так завещала великая Эльза[2]. Так что с этого дня я официально избавилась от балласта, снова став свободной и открытой к приключениям.

Первое из которых находит меня само, причем весьма оперативно. Прямо на подъездной дорожке нового родового гнезда будущей четы Гордеевых, расположенного в элитном районе города.

Только заезжаю за автоматические механические ворота и сразу вижу ее…

Ни с чем не перепутаю эту тачку, потому что где-то с год назад беззаветно отдала ей свое сердце вместе с почками и селезенкой.

Серебристый Ford Mystang gt500. Культовый автомобиль, представляющий класс Pony Car. Именно на нем ездил Николас Кейдж[3], снимаясь в знаменитом фильме «Угнать за 60 секунд». Помните, ей еще по сюжету женское имя дали – Элеонор?

Наплевав на догнавший меня ливень, топчусь как полная идиотка возле машины, с блаженным удовольствием скользя кончиками пальцев по изгибам, напоминающим настоящее произведение искусства.

Динамичная передняя часть с агрессивными чертами. Горбатый капот. Выведенные по бокам патрубки выпускной системы. Оригинальный передний воздухозаборник. Воздухообменники задних стоек. Две противотуманки круглой формы, находящиеся по центру бампера…

А-а-а!

Этот зверь создан для эстетического наслаждения, скорости и кипящего в крови адреналина. Буквально! Он бесподобен, он прекрасен, он стоит просто сумасшедших денег, и он принадлежит…

Стоп!

С надеждой всматриваюсь сквозь пелену дождя в номерную табличку…

Черт, совпадают!

Во-первых, сразу бросается в глаза нетипичный для региона индекс. Во-вторых, я отлично помню его с прошлого раза, потому что я ж не совсем больная – сигать в тачку к незнакомцам, не обезопасив себя. А это значит, что…

Оставив свою фиолетовую «бэху» по соседству, с плохим предчувствием забегаю в парадные двери кирпичного особняка, шикарного и помпезного.

Даже, наверное, чересчур помпезного. Будто находишься не дома, а на приеме в чьем-то дворце. Швейцара на входе не хватает и горничной в короткой юбочке. Чтоб пипидастром своим ширк-ширк по вазонам делала.

Тьфу, ну явный же перебор. Зачем вензеля? Зачем пафосный мрамор? Почему все такое светлое? Разве нельзя было как-то… Ну не знаю, проще.

А если я пятен наоставляю? Или что-нибудь сломаю? А я ведь что-нибудь непременно сломаю, как пить дать. Я себя знаю.

– Ма-а-м, – бросаю в глубь холла, вылезая из ботинок и выжимая толстовку. Промокла до нитки, блин. Еще и Василича намочила.

– Мы в гостиной.

В гостиной. Принято. Чешу в гостиную, оставляя за собой мокрые следы. Ля-ля-ля, это не я…

– Дра-а-ас…

Хоть и ожидаемо, но все равно неожиданно. Брови сами ползут на лоб при виде вальяжно сидящего возле включенного электрокамина парня. Который замечает в ответ меня, от недоумения аж привставая с кресла.

– Да ладно… ТЫ? – вырывается из него то ли с огорчением, то ли с воодушевлением. Не поняла конкретно. Одно очевидно: он меня помнит.

Пф-ф. Конечно помнит. Сложно забыть ту, что устроила ему настолько фееричный обломинго.

Амстердам, год назад

Площадь Рембрандта принято считать центром ночной жизни Амстердама. Когда-то здесь находился рынок масла, теперь же это средоточие гостиниц, баров и клубов.

Возле одного из самых топовых, Paradiso, расположенного в районе Лейдсеплейн, собственно, сейчас и стою. Вышел покурить.

Место на уровне, да и зал с крутым акустическим эффектом из-за необычной формы, так как находится в, хех, здании бывшей церкви (верующие, надеюсь, вы не вздернулись от ужаса), но мне все равно скучно. Танцор из меня хреновый, перспектива лакать пойло в баре до утра в одно рыло не прельщает, а клеить некого.

В смысле, снять, конечно, кого-нибудь да можно, это никогда не проблема, однако желания изгаляться нет. Я приехал сюда чисто отвлечься после очередной недоссоры с отцом, вот только не отвлекается.

Его зудящее в мозгах: «К чему ты вообще стремишься: прозябать до старости в постоянных пьянках на своих непонятных тусовках?» – сбивает весь настрой.

Вечная битва поколений, в которой старшее почему-то всегда свято верит, что лучше знает, что же нужно его отпрыскам. Не утруждаясь тем, чтобы хотя бы поинтересоваться их мнением.

Согнал в ссылку меня сюда, оторвав от друзей и дома, запихнул в академию, которая мне сто лет не уперлась, и уже пригрел для меня местечко в семейном бизнесе. А я класть на него хотел! Я хочу совершенно другого, но кого бы это волновало.

Докуриваю, со злостью втаптываю брошенный на асфальт бычок и иду к припаркованной крошке. На хрен вечеринку, лучше спать лягу.

Щелкает брелок сигнализации, вспышка фар выхватывает очертания ночной улицы. Уже собираюсь открыть дверцу, когда слышу за спиной столь непривычный для местности чисто русский женский голосок:

– Это вообще законно? Быть таким красивым и не моим?

Озадаченно оборачиваюсь.

– Чего?

– Да я не тебе. – Откуда-то взявшаяся фиолетововолосая девица бесцеремонно отталкивает меня и… прилипает к капоту «мустанга», раскинув руки.

Она что, реально обнимает машину? А я…

А я озадачено таращусь на ее зад, который короткие джинсовые шорты и не думают хоть сколько-то прикрывать. Наоборот, свисающая бахрома лишь подчеркивает формы. Как и черные колготки в сетку.

– Ты пьяная? Тебе как, очень хорошо или очень плохо? – Будет совсем не прикольно, если мне заблюют тачку.

Игнор.

– Четыреста двадцать восьмой двигатель объемом семь литров. Триста пятьдесят пять лошадок. Разгон до сотни за шесть с половиной секунд… – чуть ли не долбится та в десна с моей крошкой, и не думая отлипать. – Где ты был раньше, любимый?

Нет. Не пьяная. Сомневаюсь, что бухарик способен выдавать настолько сложные предложения без запинки.

– Это девочка. Вообще-то, – замечаю.

– Сам ты девочка, осел. Ты еще рюшки на него нацепи. Это зверь!

– Э-э… – только и успеваю проблеять, потому что в МОЮ крошку садятся БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ. Собственнически кладут руки на отделанный деревом руль и с блаженством откидываются на спинку кожаного сиденья. Просто шедевральная борзость. – Принцесса-звездонесса, ты ничего не попутала?

– Отвянь. Я в раю.

Зашибись.

– М-м-м…

И что с ней делать? За шкирман вытаскивать?

Другой вопрос: а надо ли? В смысле… Я пусть и собирался свалить, но девчонка ведь уже в машине. Даже уламывать и покупать коктейли не пришлось. Грешно отказываться от возможности.

– Пересаживайся на пассажирское, чумичка, – снисходительно облокачиваюсь на распахнутую дверцу. – Так и быть, прокачу.

Мне наконец делают одолжение и впервые удостаивают вниманием, вскидывая глаза. Большие, выразительные и ярко подведенные тенями. Словно этого мало, еще и губы оттеняет темное бордо.

Не… Объективно девица, кстати, ничего. Излишне эксцентричная, но это отчасти и плюс. Прибабахнутые, как водится, отличаются особенно жарким темпераментом.

Пока разглядываю ее, меня не менее тщательно оценивают в ответ, сканируя с ног до головы. Будто решают: достоин ли я того, чтобы тратить на меня время.

– Ты меня прокатишь? А может, я тебя? – дерзко парирует она, хитро сощурившись.

Лиса. Ну натурально лиса.

– Смотря как.

– С ветерком.

– А права у тебя есть?

Мне требовательно протягивают ладонь, звякающую от обилия браслетов на запястье.

– Гони ключи, и узнаешь.

Воу. Это однозначно что-то новенькое. Обогнув тачку, падаю на соседнее место, вручая запрашиваемое. Интересно же, что будет дальше.

– Учти: разобьешь – будешь отрабатывать. Деньги не возьму, отдашь натурой.

– Прейскурант такой же примитивный, как и твоя прическа, – усмехаются в ответ, заводя движок.

Эгей, не понял! Прическа-то чем ей не угодила?

– На трассе держи на нижних передачах. И имей в виду, в затяжном вираже задняя ось заноси… – Маслкар с ревом срывается с места, не давая договорить…

Глава вторая

Игра в кошки-мышки началась

POV Крестовский

Наши дни

Она! Это она! Та девчонка из клуба.

Стоит в дверном проеме: промокшая с ног до головы и с плюшевой игрушкой под мыхой. А стоит, потому что…

Да ладно? Она что, и есть дочурка новой отцовской пассии?! Вот так подстава!

– Ты, – повторно вырывается из меня для закрепления результата. А то вдруг галюны пошли на почве акклиматизации.

– Сюрприз, – театрально разводит та руками, скалясь в фальшивой улыбке. Настолько фальшивой, что вижу ее задние зубы. Острые и умеющие кусаться. Это я еще с прошлого раза помню.

– Вы что, знакомы? – озадачивается отец, наконец отрываясь от своего блэкберри.

Семейное вечернее чаепитие, чтоб вас… Один мозгами с работы так и не ушел, слишком занятый, чтобы спросить самое банальное на свете: «Как дела, сын?» Другая какую-то хрень черкает в графическом планшете, блаженно напевая себе под нос. А третий, то есть я, все это время в айфоне ковыряется. Так душевно, что слов нет.

Уж и не чаял разбавить эту убогость хоть какой-то движухой, а тут нате… Открытие.

И я что-то настолько охренел от него, что выхренеть обратно пока не получается. Отчего отцовский вопрос остается без ответа. Да и какое мне сейчас дело до него, когда тут ТАКОЕ…

– Глазенки сломаешь, – едко замечает новоприбывшая, видимо, почувствовав неловкость от того, что я безбожно на нее пялюсь. Пытаясь если не высверлить из пространства, то хотя бы проделать в ней новые отверстия. – Если соскучился, так и скажи.

Выдерга.

– А ты времени зря не теряла. Жопу наела. Подсела на мучное?

– Обрастаю защитным целюлем[4], чтоб избавить себя от домогательств со стороны всяких мутных личностей.

Подлая провокация! Тогда она полезла на меня как раз-таки первой. Ну, почти…

– Насколько помнится, ты была не особо и против.

– Тебе показалось.

– Да ну как же! Я ж прям заставлял тебя совать язык себе в рот.

– Это был эксперимент. Зато проверила на практике: не все то золото, что блестит. Чтоб ты знал: целуешься паршивенько. Потому с продолжением и не срослось.

Чихаю от возмущения.

– Слышь, принцесса-звездонесса, а давай-ка мы…

– Кирилл! – одергивает меня с досадой отец. – Что за выражения? Ты с девушкой разговариваешь, а не со своими быдловскими дружками.

– Кто девушка? Эта? Тебя обманули. Тебе подсунули Сатану в женском обличье. Думаешь, я – геморрой на задницу? Это ты с ней не тусил. Я из-за нее дважды едва не огреб. За одну ночь!

– Вот не звезди, – фыркает девчонка, безмятежно покусывая заусенец. Как ее там зовут? Вроде имя называлось, но я не запоминал. – Один раз очень даже хорошо огреб.

– Провоцировать тех мудаков не надо было.

– Чем это я их провоцировала?

– Голой задницей.

– Ты меня путаешь с проститутками из квартала красных фонарей.

– Не. Это те пацаны тебя с ними перепутали. Что, кстати, несложно. И наверное, не стоило их переубеждать. Морда целее была бы.

– Ути, божечки, – кривляясь, складывает губы уточкой она. – Да кто-то до сих пор дуется, что ему обломался секс.

– Так. Думаю, с нас достаточно подробностей, – тактично покашливая, снова напоминает о себе отец.

Надо заметить, неловко сейчас только ему. Его «невеста» между тем активно общается с дочерью с помощью жестикуляции. Сложноопределимо крутит пальцем, будто что-то спрашивает, получает кивок в ответ и понимающе изображает мимикой что-то в духе: «О-о-о, теперь все ясно».

Чего им там ясно? Что за бабские шифры?

– А вслух можно? – не выдерживаю. – Тоже хочу поучаствовать в беседе.

– Прости, но это только для девочек, – спархивая с дивана, на котором до того сидела в позе лотоса, будущая мачеха одаривает меня улыбкой. Которая, вероятно, должна была выглядеть очаровательной, однако вызывает исключительно отторжение. – Кариночка, пошли. Поболтаем… о женском. Переоденешься заодно. Ой, я же еще подарок свой тебе не вручила… – уводя дочь под локоть, щебечет та пташкой, а я с лютым недоумением провожаю обеих взглядом, пока они не скрываются за поворотом к лестнице.

– Серьезно? – Меня всего только что не передергивает. – Ты предпочел матери вот этого недоподростка?

Моя мать – утонченная леди, которая даже в глубоком маразме не позволит себе драные джинсы, обляпанную краской безразмерную футболку и непонятное гнездо на голове с втыканными туда кисточками. А это чучело…

Да там со спины вообще не поймешь: кто мать, а кто дочь!

– Подбирай выражения. Марина – замечательная женщина. Честная, искренняя и делающая меня счастливым. Ты можешь не одобрять мой выбор, но оскорблять его не смей. Хочешь того или нет, в скором времени они станут частью нашей семьи, поэтому настоятельно прошу оставить в прошлом все, что у вас там было с Кариной, и не усугублять внутренние отношения.

Ага. Разбежался.

– Твоей.

– Что?

– Твоей семьи. Не моей. Меня не впутывай. И да, мне абсолютно плевать, кого ты трахаешь. Все, что для меня имеет значение, – брошенная тобой мать, которой теперь приходится в одиночку отбиваться от грязных сплетен.

– Надо же! Впервые тебя заботит что-то, кроме себя. Жаль, не по существу.

– И что это должно значить?

– То, что за своим эгоизмом ты никогда не видел дальше собственного носа. И очень удивишься, когда наконец на тебя снизойдет озарение. – Демонстративно пройдя мимо, отец оставляет меня одного в гостиной.

И вот такая хрень между нами была всегда. Сесть и поговорить нормально хоть раз? Еще чего, не дождешься. Только вечное недовольство, упреки и тупые вбросы из разряда «додумай сам».

Раздосадованный, поднимаюсь наверх, в одну из отведенных мне гостевых спален, испытывая непреодолимое желание свалить отсюда к чертям собачьим. Очевидно же, что мне здесь места нет, как бы мачеха ни верещала про: «Наш дом – это твой дом» и «Тебе здесь всегда рады».

Наш дом.

Шустрая, однако. Времени зря не теряет, быстро взяла отца в оборот. Еще и ко мне пытается подмазаться, играя во всепонимание и добродушие. Лицемерие просто зашкаливающее.

Не стал бы принимать участия в этом цирке фриков, прямо сейчас запрыгнув в крошку и свалив на передержку к матери в осиротевший-опустевший особняк, как планировал изначально, но эта фиолетововолосая…

Карина, значит.

Нет, ну это ж надо! Судьба настолько благосклонна, что сама направляет ее ко мне в руки. Разве что бантиком не перевязывает.

Сука. Какая же ирония: год тишины – и вот она, в шаговой доступности. Трындит с мамашей у себя. Причем долго трындит, пока та не уходит. По шагам слышно.

Несмотря на новый ремонт и звукоизоляцию, все вибрации ловятся без труда. Вот скрипнули петли, вот топот по ступеням, несколько минут тишины, а затем снова шлепанье босых пяток. Приглушенный стук и бубнеж. Видимо, кое-кто не вписался в косяк.

Выглядываю в коридор, замечая приоткрытую щель по диагонали от себя. Соблазн перебороть сложно, поэтому легким пинком заставляю дверь распахнуться настежь.

Кадр. Карина стоит посреди комнаты с стеклянной кружкой кофе, стискивая зубами бутерброд. На голове кривая гулька, вместо джинсов безразмерная борцовка до колен. Или это должно называться платьем?

Неважно.

Самая прелесть в том, что под ним ничего нет. Это отлично видно благодаря широким вырезам.

– Чего надо? – выплевывая бутер в руку, хмуро воззряется на меня она. – Стучаться не учили?

– Лифчик надень, а то недостаточно грозно смотришься.

– Я в своей комнате. Хожу в чем хочу.

Мельком бросаю взгляд на громоздящиеся баррикады коробок, приютившийся в углу мольберт и прислоненные к стене полотна. Эта тоже, что ль, из творческих? Похоже на правду, памятуя ее бесшабашность.

– Да не, чумичка. Я тебя огорчу: твоего тут ничего нет.

– Как и твоего.

Туше.

– Тоже верно, – хмыкаю, переключаясь на стройные ножки. – А раз так, полагаю, можно обойтись без дешевого церемониала. Так что не удивляйся, если я буду захаживать к тебе. Периодически. Ты ведь не забыла, на чем мы закончили в прошлый раз? Пришло время закрыть гештальт.

– Я думала, это пройденный этап.

– Шутишь? Должен же я получить хоть какое-то удовольствие от поездки! Но если будешь себя хорошо вести, и тебе перепадет чуток счастья, – подмигнув, бросаю ей ехидно и возвращаюсь к себе.

Сегодня, так и быть, дам отсрочку, пусть обвыкнется с мыслью, что ловушка захлопнулась и слинять повторно уже не удастся, а вот завтра…

Завтра начнется веселье.

POV Скворцова

Кирилл Крестовский.

КИРИЛЛ, мать его, КРЕСТОВСКИЙ!!

Мало того что мажор, имя которого несколько лет назад гремело в скандальной хронике на весь город, и есть сын В. В., так еще и это ТОТ САМЫЙ парень из клуба!!

А, как оно? Комбо, блин!

Я фигею. Я тихо фигею.

Ни за что бы не сопоставила эти факты в единое из-за разных фамилий. Почему разных? Наглая морда решила взять мамкину?

Но да зато все сразу встает на свои места. Теперь понятно, ху из ху, потому что о Крестовском не слышали только глухие.

До своего отъезда он так успел накуролесить, что слухи еще долго обрастали подробностями, в которых отделить истину от воспаленного воображения уже попросту не представлялось возможным.

Окончательно зафиксированная в Сети информация: на руках мажорчика чья-то смерть – последствия нелегальных уличных гонок. На этом все.

Дальше гадай: несчастный случай это или же вообще брехня и никаким жмуриком там не пахнет – тут никто уже точно не скажет. Но то, что Кирилл – скандально известная личность, это факт.

Интрижки с моделями, мутные развлечения, стоящие на шаткой границе с законностью, еще более мутные компании, дебоши в ночных клубах…

Неудивительно, что папаня сбагрил его куда подальше: чтоб сыночка-корзиночка не отсвечивал и не портил репутацию бизнесу. Это ведь я, лошара такая, не знала, что Крестовский его отпрыск, а другие-то знали!

Да чего уж, я даже в глаза его не видела прежде. Момент, когда он гремел на весь Интернет, меня как-то деликатно обошел стороной.

Чем я занималась в это время? Сколько мне тогда было? Лет шестнадцать где-то, а я тогда боролась с собственными подростковыми комплексами, поэтому за другими особо не следила.

Короче, офигеть. Просто офигеть.

И еще больше офигеть, что у этого товарища шарики за ролики заехали, раз он начал столь тактично угрожать мне расправой.

Закрыть гештальт ему надо, видите ли. Что, все манекенщицы, извиняюсь, уже отлюбленные и перелюбленные? Больше никого не осталось, раз на меня переключился?

Ну, подумаешь, затусили разок.

Ну, подумаешь, поцеловались разок.

Другой. Третий…

Ну, подумаешь, я первой на него с ногами забралась, одурманенная обалде-е-ено пахнущим дорогой кожей салоном…

И вообще, у меня тогда мозги в узелочек завязались исключительно из-за тачки. Ну и впрыснувшегося в кровь адреналина, так как та ночка выдалась на редкость драйвовой и душа требовала завершить все эпичным перепихоном с незнакомцем.

Душа требовала, но гордость не позволила.

А потому что нехрен рот свой открывать ни к месту и брякать что ни попадя! И без него догадываюсь, что таких одноразовых у него выше крыши. Блокнотик, наверное, уже забит проставленными галочками.

Мы потому даже имен друг друга не спрашивали, все равно не вспомнили бы наутро, однако ведь должны быть какие-то границы тактичности. Тем более в момент прелюдии.

«Так что не обессудьте, молодой человек. Сами прокаркали возможность. Я, конечно, понимаю, что ты от своей неотразимости ссышь кипятком. И в зеркало стопудово не смотришь, боясь, что отражение от восхищения треснет, но блин…

Короче, пошел ты лесом, Крестовский. Ищи себе игрушку в другом секс-шопе. Дело уже пошло даже не на морально-этические соображения, а на принцип.

И какой бы очаровательной ни была родинка над твоей губой, да-да, я обратила на нее внимание еще тогда, ближе чем на десять метров не подойдешь. Иначе огребешь…»

Это я, если что, с апломбом мысленно распинаюсь, репетируя пылкую речь. Стоя как раз-таки перед зеркалом в ванной и мучая тюбик зубной пасты. Судя по степени непроизвольного сдавливания – представляя, что душу кое-кого.

Фу, теперь руки грязные. И раковина.

– Крышечка, миленькая, ну ты-то куда? – ворчу, нагибаясь за беглецом, выскользнувшим и давшим деру. Причем, по закону подлости, под ванную, в самый угол. Знаете такие пафосные корыта на позолоченных ножках? Вот мне туда. – Вот от кого-кого, а от тебя такого не ожидала. Это, знаешь ли, подло.

– Еще и с вещами разговариваешь? А ты чеканутей, чем я думал, – раздается позади язвительный смешок, заставляющий подскочить от неожиданности и садануться затылком о керамическое дно.

– А-ау-ч, – шиплю с зубной щеткой во рту, кое-как поднимаясь с карачек и потирая ноющее место.

Кажется, Крестовский не шутил, когда дал понять, что будет наведываться без приглашения. В комнату, в уборную – неважно.

А я так-то не привыкла запираться, чтобы тупо умыться. Дома мы даже туалет с мамой не защелкивали на замок, однако отныне привычки придется менять, раз в коллективе прибавились мужики.

– Больно? Иди поцелую, и все пройдет, – сочувствующе цыкает собеседник, ослепляя меня токсичной ухмылкой.

Это прям его личная фишечка, потому что я ни у кого больше не видела настолько активной игры лицевых мышц. Да в принципе этот подлюка непозволительно хорош собой, чего уж отрицать.

Причем он спецом не дает об этом забыть, красуясь передо мной сейчас топлес. Еще и джинсы так незатейливо расстегнуты на пуговичку, словно просят: «Посмотри, посмотри на меня…»

А чего мне туда смотреть? Будто я брендовых резинок от боксеров никогда не видела. Да тыщу раз, в журналах с женоподобными мальчиками.

Кстати, никогда не понимала: почему они так популярны? Да, торсики у них зачетные, но они какие-то слишком уж слащавые, смазливые и жеманные…

Крестовский тоже мальчик с обложки, но иного типа. Более холодного. Такого, знаете, с налетом гранжа, где преобладает небрежность и отсутствие условностей.

А-ля: «Детка, я тот самый плохиш, что разобьет твое сердечко на мелкие осколки и соберет себе из них трофейное ожерелье. Ну-ну, не надо плакать. Хотя нет, плачь. Слезы тоже пригодятся. Приготовлю из них эликсир сученышности».

У Кирилла я ни пробирки под слезы, ни ожерелья не вижу, зато наблюдаю клевые забитые рукава. И реально годное, поджарое тело. Кубики там, мускулы – все прокачано ровно настолько, чтобы девчонки слюной захлебывались. Отсюда и зашкаливающее ЧСВ.

Да и с чего бы ему не быть, если к внешности прилагаются папочкины денежки? Такие, как он, – лакомый кусочек намбер ван для каждой. Вот только не каждая еще подойдет подобному персонажу.

Ну прикиньте: идет серая зачуханная мышка в шмотках из ближайшей барахолки, а рядом с ней, рассекая воздух своей секси-харизмой, чешет альфа-самец в очочках от Картье.

Смешно же? И нелепо.

Не. Только фарфоровые куколки с ногами до ушей и сгодятся в компаньонки Крестовскому. Правда, и такие надолго не задержатся, так как он из тех парней, что любят только себя. Чистейший подвид эгоиста обыкновенного.

Соответственно, зацепить-то его интерес можно и несложно, а вот удержать… Это задачка уже из разряда высшей математики. Решать которую или не решать – остается на индивидуальное усмотрение.

– Ты тоже ничего, – выводит меня из размышлений насмешливое замечание.

Выплевываю щетку, которую продолжаю мусолить все это время за щекой чисто на рефлексах.

– Чего?

– Ты с таким интересом меня разглядываешь, вот я и возвращаю комплимент.

С интересом? Да он себе льстит. Мне, если честно, так по барабану на него, что даже обидно. Видимо, я пока еще не отошла от предательства Славы, чтобы переключаться на кого-то другого. Даже ради спортивного интереса.

Что совсем не дело.

Надо срочно менять направление.

– Тю, всего-то? – снисходительно хмыкаю, выгнутой бровью показывая всю степень разочарования. – Что-то это совсем не тянет на топ пикаперских заигрываний. Попробуй еще раз. Уверена: ты справишься.

– В прошлый раз я тоже особо не старался, насколько помнишь. После текилы вся инициатива пошла от тебя.

– Это был абсент, дубина, – закатив глаза, отворачиваюсь, продолжая утренние процедуры.

Нормально так он меня окрестил алкоголичкой. А ничего, что я выпила тогда всего ничего? Чисто взяла попробовать дымящуюся зеленую бодягу.

– Текила, абсент, какая разница? Тебя даже спаивать не придется. Всего пару часов тет-а-тет, и сама попросишь меня не останавливаться.

– Целых пару?! Теряешь сноровку, чувак. Старость подкрадывается незаметно, а?

– Я уже и забыл, какая ты язва.

– Еще и ранний склероз. М-да. И это называется «завидный жених». – Дочищаю зубы, пока Кирилл с особой настырностью сверлит мой затылок, и не думая сваливать. – Долго топтаться будешь? В доме три ванных комнаты. Неужели все заняты?

– А мне эта больше всех нравится.

Нравится ему. Ну так раз нравится, пускай ждет. Намеренно не тороплюсь, решая повторно начиститься скрабом.

А Крестовский все стоит. Косяк подпирает царским задом, скрестив руки на груди. Палю его исподлобья, но тот ловит мой взгляд в отражении, подмигивая. Засранец.

Умываюсь, вытираюсь, заправляю зубную щетку за ухо и только тогда снова оборачиваюсь к нему, закидывая полувлажное полотенце на широкое мужское плечо. А что, отличная вешалка получается!

– Раковина свободна. Плескайся. Оставить мыльно-рыльное? Только лосьон от черных точек весь зараз не выливай. Твоему шнобелю все равно не поможет.

Собираюсь проскочить в коридор, но этого только и ждут, перехватывая меня и прижимая лопатками к холодной кафельной поверхности.

Ясно, понятно.

Ваши методы весьма прозрачны, сударь.

Крестовский нависает сверху, медленно и с хозяйской деловитостью подцепляя глубокий вырез борцовки под мышкой.

Реально глубокий. Туда спокойно можно нырнуть и не вынырнуть, так как это шмотка на самом деле мужская и размера этак XXL. Зато удобная, практичная и об нее не жалко вытирать грязные кисточки.

Судя по всему, Кириллу тоже абсолютно пофиг, что на мне надето. Гораздо больше его интересует то, что скрывается под тканью. Оттягивается вырез, прикрывается правая часть груди и…

Упс. Вот незадача, правда?

– Без него лучше, – мазнув ногтем по эластичной ткани кислотно-розового спортивного топа, огорченно замечает он.

А ты на что рассчитывал, пупсик? Что я встречу тебя как вчера? Ну чувак, не до такой же степени я тю-тю. Одно дело – ко сну готовиться и лифчик снять, другое – по чужому дому шастать средь бела дня.

Тем более что я так-то впервые за последние полгода на пробежку собралась, поэтому, если он попробует зайти дальше, его ждет еще одно разочарование в виде таких же кислотных легинсов.

Впрочем, он уже и так успел их заценить. Пока я ползала под ванной. Поэтому вниз не лезет. Вместо этого оставляет борцовку и переключается на мой подбородок, красноречиво требуя приподнять его.

Поднимаю, о’кей. С меня не убудет. Правда, помнится, я совсем недавно говорила про дистанцию в десять метров? Так что отсчет пошел.

Десять. Девять…

– Без штукатурки тебе больше идет. Не так агрессивно смотришься.

Это смотря что он подразумевает под штукатуркой. Я не мажусь корректорами и не засыпаю себя пудрой, моя кожа меня и так устраивает. Подводка, тушь, тени и помада, все. Ему это перебор?

– А не слишком много запросов?

Восемь. Шесть…

Большой палец касается моей нижней губы, несильно сдавливая ее. Крестовский, ты совсем бессмертный?

Пять, два, один, блин!

Извернувшись, что есть сил сжимаю челюсть.

– А-а! – орут на весь этаж, облизывая выступившую на пальце кровь. – Сдурела?

– Ты кто? Стоматолог, чтобы совать свои конечности в мой рот? – Отплевываюсь, демонстративно вытирая рот и отталкивая его от себя. – В следующий раз побежишь в травмпункт швы накладывать, понял?

– Бешеная.

– Еще и заразная. Так что подходить не советую. Хотя тебе-то что? Зараза к заразе не липнет, – парирую, уходя и на ходу стягивая с себя борцовку.

– Ну ты и дрянь! – слышу вслед то ли восхищенное, то ли офигевшее.

– От дряни слышу! – не остаюсь в долгу, довольная собой.

Как же славно началось субботнее утро! Восьми не стукнуло, а уже первая кровь полилась. Кла-асс. Еще бы кроссовки в одной из бесчисленных коробок откопать – и вообще будет прекрасно.

После долгих мучений кроссы наконец находятся. Ну все, осталось самое сложное: загнать свою – как он там выразился? – «разъевшуюся» попу на пробежку.

На самом деле я правда мальца забросила себя, пока была в отношениях, так что пора приходить в форму. Отменяем меланхолию и официально обновляем статус с «Планировала скатиться в лайт-версию депрессии» на «В активном поиске чего-нибудь интересненького».

Все, требую парня на растерзание!

Только чур не того, что остался нянчить свой пальчик. Дайте кого-нибудь поадекватней.

Глава третья

Розовая пантера и деловое предложение

POV Крестовский

Вот же чумичка бесстрашная! А силищи, главное, откуда столько? Отвечаю, я хруст собственной кости слышал.

Прокушенный палец нарывает и дергает, ежеминутно напоминая о себе. И о придурковатой пигалице. Слава богу, мне мозгов хватило засунуть ей в рот только палец. А если бы что другое?

И вот теперь она ускакала наматывать круги по закрытой территории коттеджного поселка, слепя розовым задом. Еще и мамашу с собой прихватила в компанию.

Отец уехал на очередное внеплановое совещание, а я от скуки подыхаю, играя с валявшимся на веранде теннисным мячиком и продумывая план мести. Карина же, надеюсь, понимает, что мы лишь разогреваемся?

Карина Скворцова.

Двадцать лет. Учится, вот же неожиданность, в местном художественном вузе. Решила, видимо, пойти по стопам родительницы. Катается на шестой «бэхе». Уже не свежей, но в отличном состоянии. И той же вырвиглаз расцветки, что и ее прическа.

Дерзкая, без комплексов, знает себе цену и может за себя постоять. Принцесса с прибабахом, которую нет нужды спасать от дракона. Это бедолагу дракона стоит спасать, иначе крылатый ящер схлопочет инфаркт.

Что и бесит, и отчасти раззадоривает. Больным ублюдком покажусь, но я прям ловлю кайф от возможности переругиваться с ней вот так. Другого-то адреналина в жизни пока не хватает.

Кстати, об этом…

Раз уж я снова в городе, надо промониторить обстановку. Старые контакты хоть и остались, но актуальны ли они еще?

– Кто звонит и чего надо? – на весь салон раздается недовольный, но легко узнаваемый картавый голос. Судя по всему, сонный. Дрыхнет еще? Спросонья не продуплился или зазнался? Раз своих не узнает.

А, да. У меня ж номер давно другой.

– Борзый, живой? – приветствую старого знакомого, выруливая к заднему двору родного дома. Решил совместить приятное с полезным и заехать к матери: проведать, а заодно шмотки старые прихватить. Приехал-то, считай, налегке. – Надо же. Думал, ты давно ноги двинул.

– Крест, ты, чё ль? Во дела! Уж по кому похоронка плачет, так это по тебе. Как исчез с переломанными костями, так два года ни слуху ни духу.

Исчез. И, будем честны, мое отсутствие мало кто заметил. Включая Борзого. Не тот это кореш, которому вечерком звякнешь и будешь за жизнь перетирать.

Как выяснилось после той аварии, друзей у меня вообще никогда не было, потому что ни одна собака в больницу не пришла проведать без пяти минут инвалида.

– Как исчез, так и вернулся. И снова в строю. Ты еще общаешься с теми, кто организовывает ночные заезды, или вышел из игры?

– Обижаешь. Я всегда в строю. Правда, шмонают нас в последнее время люто.

– Вообще похрен. Маякни, как назреет что-нибудь интересное. Я на какое-то время задержусь в городе.

– Добро.

– Тогда на созвоне. – Сбрасываю вызов, глуша попутно и двигатель. Прибыли.

«Родные пенаты», «отчий дом», «логово разведенки» – хрен знает, как теперь называть это место. И вот вроде бы ничего внешне не изменилось, коттедж как коттедж, но стоит зайти внутрь – и грудную клетку сдавливает пустота. Или ностальгия?

Я ведь помню, как здесь было раньше. Всегда шумно, всегда много гостей. Отцовские званые обеды со спонсорами, мамины бабские посиделки за бриджем.

А сколько вечеринок устраивалось в школьные годы, когда предки сваливали отдыхать? Вечеринок, залитых бухлом и достойных получить премию AVN Awards за достижения в порноиндустрии.

Например, вон в том джакузи две подружки-нимфоманки отлично старались, доставляя удовольствие всем желающим. А в нашей бане я наконец поимел одноклассницу, что не давала мне класса с седьмого.

Ох, как я за ней бегал, высунув язык! Ухаживал всеми доступными способами, будучи уверенным на тот момент, что это и есть та самая настоящая любовь.

Увы. Интерес оказался надуман и быстро сошел на нет, когда оказалось, что, кроме функции недотроги, в той красотке не было ничего особенного.

Тупая как пробка и такая же пресная. Зато приставучая. Потом еле отделался от нее. И ее когтей, желавших вцепиться мне в глаза, когда она застукала меня с другой.

Короче, да, было весело. Теперь же ни души. Где вся обслуга? Где садовник, где домработница? И чей черный «мерс» стоит возле гаража? У нас такого не было. У водителя матери другая тачка…

– Мам, блудный сын явился! – звеня ключами, громко оповещаю о своем прибытии, проходя вглубь дома, но получаю в ответ тишину.

Заглядываю в гостиную – тоже пусто. Почти. Если не считать распитую бутылку шампанского и два бокала в окружении десертов. У-у, клубника в шоколаде – попахивает чем-то интимным.

Первый этаж безмолвней кладбища. Зато на втором слышится шебуршание. А, нет. Простите. Скрип кровати и мужские стоны. Громкие мужские стоны. Перемешанные с женскими вскриками и символичными шлепками.

– Боря… О, да… Еще…

Оу. Кажется, я не вовремя.

Разворачиваюсь, собираясь уйти, чтобы не быть свиньей и не обламывать людям лафу, однако задеваю гребаную трехногую стойку с цветком, о которой и раньше вечно забывал.

Горшок летит на землю, с треском разбивается, и из дальней спальни после секундной заминки вылетает запахивающаяся в халат мать.

Взъерошенная, разрумянившаяся и со стыдливым лицом подростка, застуканного за передергиванием. О последнем знаю не понаслышке. Чудесные годы самопознания своего тела никого не обходят стороной.

– Кирилл? Что ты здесь делаешь?

– Ну как бы это… Навестить приехал.

– Я ведь просила позвонить заранее!

Просила. И теперь понятно зачем.

– Да оно как-то спонтанно получилось. М-м-м…

Из когда-то родительской спальни к нам вытекает солидного вида мужик с залысинами, лениво застегивающий золотые запонки на белоснежной рубашке. Уже одетый и потрясающе невозмутимый.

– Это… – начинает было мать, перехватывая мой вопросительный взгляд, но заминается.

– Боря. Да, уже понял.

– Борис Аркадьевич, – поправляет она, подтирая уехавшую помаду. – Ты должен его помнить.

Ага. Кажется, помню. Частенько в гости захаживал. Вроде как бывший партнер отца по бизнесу. Который прямо сейчас протягивает мне ладонь для рукопожатия.

– Вас не узнать, молодой человек. Вырос, возмужал. А я ведь тебя еще шпаненком помню.

Подвисаю в нерешительности. Кто знает, как принято общаться с чуваком, которой пару минут назад натягивал на себя твою мать?

– Без обид, но я понятия не имею, где только что была ваша рука и что конкретно она трогала, – брезгливо качаю головой, для надежности пряча кисть за спину. – А вот колечко на безымянном отличное. Жена знает, как вы проводите выходные?

Колкое замечание заставляет смутиться мать. Но не Бориса.

– Меньше знать – крепче спать. – Он хоть и улыбается, но с отчетливо уловимым холодком. – Слышал про такое?

– Слышал.

– Вот и молодец. Ольга, я тебе потом позвоню, – бросают матери и с уже куда более сухим: «До встречи, Кирилл», уходят.

– Сорян, – провожаю его спину, пока та не скрывается из виду. – Не хотел мешать. Мне уже стоит называть его «папа»?

– Глупости не говори.

– Нет? Тогда это вдвойне мерзко.

– Не вижу проблем. Я женщина свободная и одинокая. А Боря…

– Сильно не против. Это мы тоже установили. Однако тема жены не раскрыта.

– Там… все сложно.

– Отмазка на все случаи жизни.

– Не надо так смотреть, сын. – Мать начинает сердиться. – Ты что, приехал мне нотации читать?

Да нет, конечно. Уж перед кем ноги раздвигать, она сама как-нибудь разберется.

– Вообще-то просто увидеться хотел. Пожаловаться на новую мачеху там, на Эльку.

– Тогда спускайся вниз. Подожди, пока приведу себя в порядок. И чайник вскипяти, я отпустила всю прислугу.

Чтобы та потом не судачила о похождениях женатого ухажера? Предусмотрительно.

– Ага. Только душ не забудь принять. Воняешь мужским одеколоном. Причем не самым лучшим.

Наверное, не так должна проходить встреча близких родственников после полугодичного расставания. Или больше? Когда мы в последний раз виделись? Прошлой осенью?

Не суть. Суть в том, что особого тепла за душевным чаепитием не наблюдается. Впрочем, его и раньше нечасто можно было встретить.

Мать по натуре своей не шибко эмоциональная: пищать, визжать и соплями радости давиться никогда не станет. Да и я не из тех, кто любит пустые обнимашки и сюсюканья.

Плюс неловкость так или иначе присутствует. У нее – за то, что оказалась застуканной. У меня – от понимания, что мне в этом мире уже вообще не осталось места. Куда ни плюнь, везде лишний.

Здесь – разведенка ищет утешения, там – строят новую семью, тоже не приткнешься. В Амстердаме вообще лишь часть съемной квартиры в пользовании имеется. А большего, если честно, и не хочется.

Да, в Северной Венеции, как называют город сами местные из-за обилия каналов, круто затусить так, чтоб потом еще несколько дней ловить отходняк. Да, там все легализировано и можно оторваться на полную катушку. Да, никто тебя не контролирует и не капает на мозг, напоминая о репутации, но…

Не то это. Чужое. Чужой город, чужой менталитет. О чем, собственно, и рассказываю вкратце матери, пока мы давимся чаем.

Как бы криво наша встреча ни началась, процесс пустого трепа все равно затягивается. Ей же тоже надо пожаловаться. Не говоря о том, что пообсасывать косточки новой отцовской пассии – ее святая обязанность. Так что поездка, в которую я планировал уложиться за пару часов, занимает едва ли не полдня.

Пока еще тряпки в старой комнате перебрал. Приличная гора сразу улетела в утиль, но все равно целую спортивную сумку на переодевку умудрился собрать.

Будучи взбешенным на отца за самоуправство, я в свое время уезжал со скандалом и из вредности пустой. Все здесь оставил. Теперь же с ношей наперевес возвращаюсь в новую отцовскую вотчину.

Правда, едва успеваю перешагнуть порог, когда меня окатывает с ног до головы химической вонью.

– Бабы, вы совсем ошалели?!

– Обоснуй претензию, – не оборачиваясь, бросает мне покачивающаяся на шаткой стремянке Карина, деловито орудующая баллончиком с краской.

Ниже, уже на уровне роста, ее мамаша проделывает то же самое. А я стою и охреневая смотрю на когда-то девственно белоснежную стену. Когда-то, потому что теперь на ней красуется розовая пантера в процессе разработки.

РОЗОВАЯ ПАНТЕРА, МАТЬ ВАШУ!

Мрамор, колонны и… граффити с розовой пантерой до потолка в эффекте неона! Выглядывает из-за углового стыка, маша рукой.

– Это вам что, гараж или ночной клуб? Отец увидит – руки оторвет обеим и в жопу засунет, райтерши вшивые.

– Цыц! – огрызается Скворцова. – Ты о своей заднице беспокойся. Будешь много вякать – баллончик туда запихну и скажу, что так и было.

– Не ругайтесь, детки, – миролюбиво замечает ее мать. – Все нормально, Кирюш. Твой папа разрешил.

«Кирюш?! Детки?!» Это говорит мне кто, сорокалетний переросток?

– Разрешил превратить дом в раскраску?

– Это ты не видел нашу прежнюю квартиру. Там живого места не было. А тут уныло, как в музее. Красок добавить нелишне.

– Мозгов вам добавить нелишне.

Карина грозно оборачивается, рискуя свалиться со стремянки, скользящей по расстеленной на полу защитной пленке.

– Лапу дай, – требовательно протягивает она свою, с моей помощью спрыгивая со ступеней и вскидывая баллончик… Опешив, опускаю взгляд, разглядывая намалеванный ярко-розовый крест на своем свитере. – Как там говорится? Во имя отца, сына и святого духа. Все, – стягивая медицинскую маску, усмехается Карина. – Ты благословлен. Можешь ступать с миром, пока я тебе еще и рожу не украсила для полного комплекта.

– Принцесса-звездонесса, у тебя тормоза есть? – стирая мокрые брызги с подбородка, «любуюсь» на испачканные краской пальцы. – Или сожгло ко всем чертям?

В ответ угрожающе потряхивают баллончиком.

– Раз-два, раз-два. Левой-правой, левой-правой. Не мешай полету фантазий, иначе сам станешь арт-объектом! Я предупредила.

– Давай. Но потом не верещи, когда я нагну тебя и… – Ловлю насмешливый взгляд ее мамаши, невольно осекаясь. Вроде бы и похрен, однако посторонние рушат весь эмоциональный запал. – Сама скоро узнаешь, короче.

– Насколько скоро? А то только обещаешь. Начинаю разочаровываться.

Вот су…

– Скоро. Очень скоро, – обещаю… и иду наверх отмываться. Правда, подзадерживаюсь, проходя мимо ее спальни. Не заперто, ключ вставлен с обратной стороны в замочную скважину. Всем своим видом так и манит поклептоманить.

Ну что ж, не станем сопротивляться порыву.

Прихватываю его как сувенир. Теперь не запрется, болтушка. И пусть ждет гостей. Возможно, этой же ночью.

POV Скворцова

По большей части я предпочитаю работать акрилом, но в маминой мастерской, под которую В. В. отдал ей подвальное помещение, нашла профессиональные масляные краски и не смогла удержаться.

Хотя все равно частично смешиваю технику, так как акрил сохнет быстрее и его хорошо использовать в качестве подмалевки на начальном этапе.

Поэтому сперва заполняю им основную часть картины и прорабатываю объемные места. Жду, пока высохнет, параллельно воюя с навороченной кофемашиной на кухне, а вернувшись, начинаю накладывать слои.

Вообще получается прикольно. Масляные краски достаточно гибкие в использовании, при смешивании дают шикарные оттенки, а за счет густоты выдерживают нужную глубину и насыщенность. Плюс с помощью мастихина[5] получается хорошая фактура.

Жаль, у меня нет с собой кольцевой лампы. Засняла бы и залила на свой канал «Творческая мастерская мадам Ка», куда я скидываю короткие ролики творческого процесса, лайфхаки для начинающих да и где просто делюсь опытом.

А вот готовое портфолио выставляю исключительно на личный сайт, который мне помогла создать мамина коллега-менеджер.

Великим художником себя, конечно, еще назвать не осмелюсь и на заказ ничего не делаю, однако уже законченный продукт пускаю на продажу. Чтоб не пылился.

Стоит заметить, картины покупаются. Периодически. С учетом того, что я себя особо не раскручиваю и громким именем ма не прикрываюсь, это воодушевляет, вселяя надежду.

Родительница любит повторять знаменитые слова французского драматурга: «Карьера художника подобна карьере куртизанки: сначала для собственного удовольствия, потом для чужого – и, наконец, ради денег».

Самая печаль в том, что именно так все и происходит, если увлечение выходит за границы хобби, превращаясь в основной заработок. Для меня это предрешено, но пока я все же оттягиваю момент, оттачивая стиль и работая просто ради кайфа.

Вот и сегодня на ночь глядя петух клюнул меня начать что-то новенькое, хотя у Славы дома лежит недописанная картина. И мольберт. И краски. И кое-какие шмотки. И…

Да много чего. Все, что было вывезено из общаги. Надо доехать, забрать, да только пока не соберусь с духом. Поэтому и заимствую рабочий инвентарь у ма.

Знаете, какие на вкус масляные краски?

Не очень. Масло. Обычное льняное масло с горчинкой. Но это точно приятнее акрила, хоть и не менее вредно. Знаю, что так делать нельзя, и все равно не могу отделаться от дурной привычки грызть мягкий ворс кисточек, смакуя химический привкус.

Это давно стало чем-то вроде вдохновляющего релакса. Который мне самым подлым образом обламывают, когда в лицо прилетает… что-то. Тряпка. Мужская тряпка с разводами розовой краски.

Хм, понятно.

Проворачиваюсь на деревянном табурете, спуская на шею громоздкие наушники, за музыкой которых было не слышно присутствия посторонних. Несмотря на то, что я их ждала. Пустую замочную скважину я так-то сразу оценила.

Крестовский решил не запариваться. Судя по мокрым волосам и обернутому вокруг бедер полотенцу, он только из душа вылез, а одеться либо забыл, либо посчитал излишним. Трусами, интересно, тоже пренебрег, решив проветрить хозяйство?

– Это что? – брезгливо снимаю с себя мужской кашемировый свитер, держа на вытянутых пальцах.

– Дарю. В нем все равно ходить уже невозможно.

– Немного растворителя, и все сойдет как миленькое.

– Ну вот и оттирай. Неужели я буду?

– Спешу огорчить: я тоже не собираюсь. – Скидываю «Тома Форда» на пол, отпинывая. – Домработнице отдай. Она его отмоет, продаст и всю месячную зарплату зараз отобьет.

– Ты недооцениваешь моего отца. – Заваливаясь на МОЮ кровать, вальяжным ленивым котом вытягиваются в полный рост, подминая под себя подушку. Тело – на всеобщее обозрение, татуировки – на всеобщее обозрение. Волосатые ноги – и то на всеобщее обозрение. «На, любуйся, детка». – Он платит на порядок больше положенного, чтобы у прислуги не возникало желания тырить все, что плохо лежит.

– Прислугу? Не унижай тех, кто, в отличие от тебя, зарабатывает на жизнь трудом и потом.

– А как их еще называть? Обслуживающий персонал? Это то же самое.

Нет. Не то же самое. Важна интонация, с которой это говорится, а Кириллу за его интонации хочется влепить ножницами промеж глаз. Заносчивый индюк, который, наверное, ни разу швабры в руках не держал.

Заносчивый и несоизмеримо наглый, потому что лапает без разрешения Василия!

– Положь на место моего парня.

– Твоего парня? – ухмыляется в ответ, выкручивая гусю шею. – Такие ролевые игры ты любишь, да? А настоящего парня попробовать не хочешь?

– Уже попробовала. И осталась неудовлетворенной.

Не говоря о том, что злой. Хотя нет, не столько злой, сколько разочарованной, потому что прошли сутки, а телефон упрямо молчит.

Ни сообщения, ни звонка. И если Славик сейчас не в реанимации после того, как его отмудохал дружок, то это дно. Человек разочаровал меня даже больше, чем я могла представить.

– Неудовлетворенной? Это не дело. Давай помогу. Как насчет сатисфакции? Восстановим космический баланс?

Это он снова так незатейливо на секс намекает? О да. Как тут не согласиться, если та-а-ак просят? Держите мое бельишко, оно сейчас само свалится.

Кто не понял, машу табличкой: «Сарказм».

И попутно высматриваю крафтовую коробку с припиской на боку. Среди других многочисленных коробок с приписками на боку.

Блин. Надо бы разобрать барахло, потому что эти баррикады плохо сочетаются с интерьером и перекрывают доступ к окну, но так лень. Успокаиваю себя тем, что ничего ж не валяется. Все аккуратненько лежит, никому не мешает. А раз они лежат, то и я полежу.

Ага. Коробку нахожу. Забитую под завязку канцелярией и скетчбуками. Правда, чтобы достать ее, приходится попыхтеть и потрудиться.

– Тебе помочь? – галантно интересуется Крестовский.

– Не утруждайся. – С горем пополам справляюсь, едва не устроив обвал. А все ради кофра с маркерами. – Лучше заморозься и не дыши. – Перетаскиваю увесистый сундучок на постель, выискивая нужный цвет, и, зажав зубами чпокнувший при открытии колпачок, укладываюсь рядом с ним.

– Это что-то новенькое.

– Заморозься и не дыши, сказала. Ты ветошь, – напоминаю, заворачивая ему руку так, чтобы получить доступ к плечевой части.

Если что мне в Кирилле и нравится, так это его татуировки. Реально. Левый рукав забит лицом девушки, растрепанные волосы которой плавно перетекают в часы с шестеренками вместо циферблата. Правый же, в нижней части, светит непонятным поцом в недодоспехах с вороном на плече, за которым по тропе шагает лев.

На этом полноценная отрисовка заканчивается, потому что на плече намечен лишь контур еще одного льва, на этот раз в виде одной морды. По чернилам заметно, что набросок совсем свежий.

– Денег не хватило? – Устраиваюсь поудобнее на животе, кончиком черного маркера касаясь тусклых линий.

– Времени, – с любопытством наблюдая за мной, отзывается. – Должен был на следующих выходных дозабиваться, но пришлось покупать билет на ближайший рейс.

– Сочувствую твоему горю.

– Непониманию. Что отец нашел в твоей матери?

– Слабо спросить его об этом?

– Слабо. У нас нет предрасположенности делиться личным.

– Может, потому что ты козел? – Холст недовольно дергается. Приходится снова фиксировать его, исправляя искривившийся львиный нос. – Чего ерзаешь? Оскорбилась, кисейная барышня? Салфетки дать слезки подтереть?

– Ехидна.

– А ты неженка. На правду не обижаются. И батя твой вполне ничего.

– Лучше твоего?

– Сто процентов лучше моего.

– Он знает, что его бывшая на следующей неделе выскакивает замуж?

– Очень удивлюсь, если он вообще помнит, как выглядит его бывшая. Не думаю, что такими нюансами заморачиваются, насилуя молоденьких официанток в общественном сортире. Да что ж такое, хватит дрыгаться! Свяжу!

Притихает. Я бы сказала, чересчур послушно притихает. Зато чувствую сверлящий макушку взгляд.

– Так ты…

– Последствие уголовной статьи? Типа того. Только ма так не вякни, на люстре подвесит за ребра. И не смей на нее батон крошить, она у меня мировая.

– Ты дикая, знаешь? Кто ж разбрасывается такой информацией, еще и столь небрежно?

– А ты настолько ущербен, что додумаешься использовать ее против меня? – Замираю, оценивая результат стараний. Грива не айс. Надо подкорректировать. – Но ты, конечно, лошара. С лету повелся. Тебя провести все равно что у младенца соску отобрать, – добавляю, усмехнувшись, вдоволь насладившись реакцией.

– Не понял. Ты просто угарнуть решила?

– А ты что думал? Что я тебе всю подноготную как на духу выложу и детскими фотоальбомчиками шлифану для надежности? Боже, не будь наивным. Но про ма, если что, не шучу. Загрызу и утоплю, понял? А сверху газонокосилкой пройдусь. Так что фильтруйся, открывая рот в ее присутствии.

– А в твоем присутствии можно не фильтроваться? А то я тебя как вижу, одни пошлости на ум лезут.

– Какой ум, такие и замашки, – фыркаю, прикрывая увлекательнейшую беседу и заканчивая уже в тишине. Настолько увлекаюсь, болтая в воздухе пятками, что в ход идут маркеры других оттенков, придавая львиной морде цвет, насыщенность и награждая ярко-синими глазами. – Хех, слегка белый ходок[6] получился.

– Норм. Мне нравится.

– Ну и славно. Тогда принимай работу и вали. Первый сеанс, так и быть, бесплатный.

– Что, уже все? Еще хочу.

– Понравилось быть подопытной крысой?

– Чего бы не побыть, если вид такой славный открывается.

Какой вид?

Впервые за последние, наверное, четверть часа поднимаю на него голову и понимаю, что все это время Крестовский смотрел далеко не на процесс, а тупо палил мои сиськи.

В смысле, у борцовки же вырез будь здоров, а спортивный топ я давно сняла. И лежу так четенько, что все добро вываливается на обозрение.

Тьфу. А я-то думаю, чего это он такой послушный!

– Все тридцать три удовольствия. Жопа не слипнется?

– За нее не беспокойся. А вот в других местах поджимает, не сомневайся.

– М-да? – скептически оцениваю полотенчико, которое не сильно-то и топорщится. Что, кстати, обидно. За мой стриптиз тряпочка должна болтаться как на флюгере.

Привстаю на коленки, снова приводя маркер в боевой режим, и на этот раз склоняюсь над мужским прессом, щекоча кожу спадающими волосами.

Раз, два и готово. Тут попроще.

– Ценяй, Дон Жуан, – подмигиваю, довольно выпрямляясь.

Ценяет. Что, конечно, не очень удобно делать снизу-вверх, но предложения не особо длинные, а он не до такой степени тупица, чтобы не разобрать мой почерк.

«Тут ниче так» – вещает первая надпись и стрелкой указывает на кубики.

«А вот здесь тю-тю. Облом, девочки, расходимся. Лампа оказалась без джинна» – вторая стрелка спускается вниз, теряясь в линии темных волос, идущих от пупка и уходящих под махровую ткань.

– Тю-тю, значит? – грозно щурится Кирилл.

– Ко мне какие претензии? Не наградил боженька, бывает. Ничего. Зато у тебя, вон, зубы… есть. Почти ровные причем.

Айкаю, когда подлой подсечкой меня роняют на себя, обхватывая ногами. Полотенчико долой – не выдержало активности, развязавшись, так что прижимаюсь к Крестовскому по полному максимуму, без посредников.

Ладно, готова признать неправоту: боженька был щедр. Не только зубов засранцу отсыпал.

– Ну что, джинн есть или все-таки нет? – хитро уточняет он, одаривая теплым дыханием и шлейфом ментолового шампуня.

– Ты собираешься валить из моей комнаты?

– Если только вместе. Предлагаю перекочевать ко мне, у меня кровать меньше скрипит.

Вот настырный гад.

– Ты не сдаешься, да?

– У тебя должок.

– Чува-а-ак, – грустно вздыхаю, подпирая подбородок кулаком, чтобы не держать голову на весу. – Что ж ты портишь священные традиции? «Что случилось в Амстердаме, остается в Амстердаме» – слыхал народную мудрость?

– Проблема в том, что в Амстердаме так ничего и не случилось.

– Так почему ты уверен, что здесь обломится?

Спросила девица, лежащая на голом парне, чей вставший член упирается ей в живот. Ага.

– Да ладно, тебе жалко, что ли? Всего разочек, и я от тебя отстану.

Прикол в том, что так оно и есть. И, по сути, перспектива, что он от меня отцепится, звучит даже заманчивее, чем само предложение о разовом сексе. Вот только принципы никто не отменял.

Да и мне вроде как нравится с ним цапаться. Надо ведь себя в тонус возвращать, а то все навыки флирта растеряла за длительными отношениями.

Отношениями, блин! Это ж надо было так вляпаться. А теперь мне подсовывают еще одного индивида, которому точно так же плевать: куда и что втыкать.

Ну уж нет, дудки!

Эх. Хотела я эту ночку посвятить совсем другому, но, видимо, не судьба…

– Жалко у пчелки, – подтягиваюсь ближе, понижая голос до страстного полушепота. – А у меня есть кое-что другое. Никогда не угадаешь…

– М-м-м… – Крестовский аж привстает на локтях заинтересованно, залипая на то, как я кусаю губы.

– Маленькая такая штучка. Но сколько удовольствия она может нам доставить…

– И что же это за штучка?

– Даже не попытаешься угадать?

Какое там. Ему не до этого. Человек завелся. А я тем временем ме-е-едленно приоткрываю верхний ящик стоящей рядом тумбочки и… чмокнув его в нос, пользуюсь заминкой.

Выскальзываю из ослабшей хватки, скатываюсь на пол, сигаю к двери и вылетаю в коридор. Запасной ключ, выпрошенный у его отца, успевает сделать второй оборот, когда ручка с обратной стороны требовательно трясется, но…

– Ты же не думал, что один такой догадливый? – с довольным видом целую свое сокровище. – Я тоже подготовилась.

– Скворцова. Это война, – доносится из моей комнаты.

– Непременно. Но не сегодня. Сладких снов, пупсик. Утром, быть может, выпущу. Захочешь пописать, там где-то бутылка из-под воды валялась.

Смех? Я что, реально слышу смех? Во больной.

Глава четвертая

Могу и попозировать, мне несложно

POV Крестовский

Не отрицаю, я частенько просыпался в чужих женских спальнях. И практически всегда голый. И да, не всегда девушка прилагалась в комплект, так как успевала проснуться и бежала прихорашиваться. Однако запирают меня впервые.

Хотя «запирают» – это, конечно, громко сказано. Дверной замок не сейф в банке, достаточно одного удара, чтобы выломать его с корнем. Но зачем? Скворцова ведь вернется. Да хоть за тем же телефоном, который, к сожалению, оказался запаролен.

Ну а я буду ее ждать, валяясь в залитой светом комнате и занюхивая подушку, пахнущую миксом из растворителя и женского дезодоранта. Специфичный, но занимательный аромат.

Что и говорил, долго куковать не приходится. В какой-то момент слышится характерный звук. Встречаю гостью во всеоружии, распластавшись поверх смятого одеяла в виде звезды, но получаю не совсем то, на что рассчитывал.

Вернее, не того…

– Лежи, лежи. Я не смотрю. – Переступая порог, мать Карины зажимает ладонью глаза, правда, при этом весьма резво ориентируется по территории, обтекая потенциально опасные углы.

– А дочурка где?

Я почти что разочарован.

– Попросила сходить за… – В верхнем ящике комода находят знакомую кислотную одежку для пробежки. – А, вот.

– Что, сама подняться застремалась?

– Спроси у нее сам. Ты, кстати, свободен. Мне разрешили тебя выпустить.

– Да мне и тут хорошо. – Для наглядности запрокидываю руки за голову, а ногу на ногу. Самое ценное, так сказать, прикрыл, чтоб утренний стояк не отсвечивал.

– Заметно. Ты, Кирюш, только не заигрывайся. Дело молодое, горячее, сама была такой, но все же соблюдай рамки, ладно? Чтоб потом не пришлось писать заявлений о домогательствах. Это занятие не самое приятное.

– Знаете не понаслышке? – колкость вырывается прежде, чем мозг дает установку «стоп». Зря Карина вчера пошутила. Или не пошутила.

Комедию перестают ломать, отнимая ладонь от лица и по прямой траектории оборачиваясь ко мне.

– Можно на ты. Я не такая старая.

Это факт. Если бы не знал ее реальный возраст, спокойно подумал бы, что Скворцовы – не мать с дочерью, а сестры. Пусть не ровесницы, но с очень небольшой разницей в возрасте.

– А «мамулей» звать можно?

– Вряд ли ты этого хочешь.

– Не хочу.

– Так и не называй. Можешь просто по имени. Я прекрасно понимаю твое ко мне отношение и не стремлюсь его менять. Но давай не будем скатываться до оскорблений. Я все же тебе не враг.

– А кто? Друг?

– Друг. Пока мою дочь устраивает ваш невинный флирт. Но если что-то пойдет не так… разговор будет другим. Ферштейн?

– Яволь, – согласно салютую покачивающейся пяткой.

– Вот и чудесно. Неплохие ягодицы, кстати. В модельный бизнес податься не пробовал? Средство от геморроя раскупалось бы на ура, – усмехается та, кивая на мою позу, и выходит, оставляя дверь открытой. Однако ключ предусмотрительно прихватывает. Правильно. Зачем мне два? Мне и одного достаточно.

Что бы я ни говорил, а перспектива свободы все же радует, природа так-то зовет. Подзастреваю в сортире, а выйдя, понимаю, что дом опустел: барышни полным составом снова пустились в бега. Замечаю в окно мелькнувший попец в ярких леггинсах.

Отец же… Отец укатывает по очередным делам. Как и всегда, собственно. Сколько себя помню, его дома вечно не бывало. А если и был, то на меня времени ему никогда не хватало.

Отсюда, наверное, и пропасть в нашем общении. Сложно сблизиться, если единственная тема, что нас объединяет, – разбор полетов за очередные косяки.

Вот и сейчас курю на балконе, наблюдая за тем, как его джип выкатывает из гаража, направляясь к автоматически открывающимся воротам.

Что ж, хата в моем распоряжении. Ненадолго, конечно, девы скоро вернутся, так что, полагаю, надо одеться. Я уже и так смутил своим нудизмом какую-то даму бальзаковского возраста, мелькнувшую в окне соседнего коттеджа.

Не уверен, что она рассмотрела все детали с такого расстояния, однако голый мужик точно привлек ее внимание. Та свою крысенышную собаку на руках чуть не задушила от потрясения.

Докуриваю, отвешиваю ей «привет» двумя пальцами от виска и иду в ванную отмывать поплывшую после трения об простыни наскальную живопись.

Честно говоря, лев реально зачетный вышел. Да и таланта Скворцовой не занимать, я оценил наброски в скетчбуках. Ночь-то долгая, а занять себя надо было…

Вот теперь думаю: попросить, что ль, ее нарисовать эскиз? На бумаге. Пускай с него перебивают.

Долго торчу под тропическим душем, замучив мочалку и вылив на себя добрую половину женского геля для душа. Растер кожу до красноты, но карикатурные записульки на торсе стер.

Коза-егоза.

Тю-тю ей, видите ли. Ничего, ничего. Потом на собственной шкурке прочувствует всю степень этого «тю-тю». Не кричать, орать будет. От оргазма.

Стряхивая с волос влагу, неторопливо вылезаю, намочив коврик. Черт, полотенце-то я оставил в Каринкиной комнате…

Ну да ладно, воспользуюсь ее. По иронии эта ванная теперь негласно закреплена за нами двоими, так что есть лишний повод позлить чумичку.

Обтираюсь и, шлепая босыми ногами по ламинату, чешу к себе, слыша голоса внизу. Уже вернулись? Быстро. Или же это я долго ковырялся, спешить-то в кои-то веки некуда. Отпуск. Свобода. Лафа.

Нахожу оставленный с вчера на столе айфон, пухнущий от переизбытка непрочитанных сообщений и звонков. Один от Борзого, все остальное от Эльки.

Понимая, что так проще, нежели клацать пальцами по сенсорной клавиатуре, делаю последней прозвон.

– Почему не отвечал? – тут же давит по барабанным перепонкам мелодичный голосок. Вроде миленький, но какой же бесящий. – Я полночи до тебя дозвониться пыталась!

– Эм… Я как бы спал.

– Один, надеюсь, – уточняет та с нажимом.

Такая интересная, я прям не могу. Прекрасно понимаю ее подозрительность, но чего Эля ждет? Что я тут же каяться начну? Типа, сознаешься – скидка выйдет, истерику не закатят?

Закатят. Еще какую. Проверено.

– Не, с плюшевой игрушкой.

Прикол в том, что в этот раз даже не соврал.

– Смеешься?

– Да не, правду говорю. Погодь, ща фотку скину, – чешу обратно к Карине, устраивать фотосессию гусю. – Отправил.

Ответ не заставляет себя ждать.

– Какой миленький. Откуда такой?

– Достался в наследство вместе с новыми родственничками.

– И как они тебе? Все очень плохо?

– Ну, как тебе сказать… – Нахожу на кровати то, чего тут точно не лежало всего каких-то полчаса назад: подготовленную женскую одежду. Среди которой обнаруживается женский лифчик. – В целом терпимо. – Подцепляю за лямку, разглядывая черную шнуровку на салатовых чашках. А Скворцова шалунья. Буйные расцветки для буйной особы. – Точно лучше, чем я ожид…

– Крестовский, да ты задрал! – оглушает меня злобный ор за спиной. – Еще не все обтер своим задом?

Опачки. Хозяйка притопала.

– Кир, кто это? – раздается напряженный голос в трубке.

Черт, точно. Элька ж еще на проводе.

– Навязанная сестрица, – прикрывая динамик, шикаю Скворцовой. – Ч-ч, не верещи. Не видишь, я разговариваю?

Та едва не задыхается от возмущения. Ловит открытым ртом воздух как рыбка, почти закашливаясь.

– ТЫ. СОВСЕМ. ОБОРЗЕЛ?! – вырывает она у меня свой лифчик, активно принимаясь им же меня и лупить в промежутках между словами. – Нашел где трепаться! А ну свалил из моей комнаты, фетишист придурошный! – В конечном итоге выпинывает меня, хохочущего, в коридор, раздраженно захлопывая дверь. С чувством так. Странно, что стены не посыпались.

Злюка. Чертовски горячая, но злюка.

– Кир, что происходит?!

Мать твою, Элька! Всю малину портит.

– Я тебе перезвоню, о’кей?

– Кирилл!

– Позже. Все позже, малыш. У меня тут по второй линии прорываются.

И снова не вру. Борзый звонит. Переключаюсь.

– Мне вот интересно: кому это больше надо?

Еще один недовольный.

– Чего хотел?

– Я что хотел? Это ты вроде просил маякнуть.

А, да. Точно.

– Просил.

– Тогда вторник. Ты в деле?

– Само собой.

– Как участник или как зритель?

– А это как карта ляжет.

– Значит, приготовь наличку. Адрес скину.

– Добро.

Огонь. Становится все интересней и интересней. Может, задержаться здесь? Я планировал свалить сразу после свадьбы, однако теперь начинаю сомневаться. В Амстере ревнивая Элька, контролирующая каждый мой шаг, а тут…

А тут Скворцова. Снова появляется на горизонте. Снова хлопает дверью и, одарив меня волчьим прищуром, утопывает в ванную с охапкой шмоток.

– Волосы свои из слива вытаскивать не забывай. Линяешь как попугайчик, – бросаю ей вслед.

– Пошел в задницу.

– Твою?

– Свою.

– Спинку потереть?

– Себе язык наждачкой потри. – Очередной хлопок, клацанье автоматической защелки и шум воды. Правда, тут же слышу новый сердитый вопль: кое-кто обнаружил мокрое полотенце.

Сбегаю, пока в затылок не прилетело что-нибудь тяжелое. Ну и попутно Эльке снова перезваниваю, чтоб мозги не компостировала. Хотя она все равно найдет повод, эту кралю постоянно что-то не устраивает.

Коронное: я слишком мало уделяю ей времени, занятый магистратурой и практикой. Ну а по-другому никак. Извините. Все лекции и занятия проводятся исключительно вечером, а до этого стандартная подработка четыре раза в неделю, будь любезен.

Не столько ради денег, сколько ради опыта, чтобы после завершения академии сразу получить титул архитектора. Иначе потом еще минимум пару лет понадобится работать по специальности и сдавать допы.

Вот и получается: с утра до пяти – батрачишь, с семи до десяти – торчишь на лекциях. Многие, естественно, не выдерживают, сливаются. Да и у меня самого неоднократно возникало желание послать все к черту.

Тормозит только то, что половина пути уже пройдена. Осталось всего два года, не сворачивать же лавочку за пару шагов до финишной черты?

Логично предположить, что, живя в таком режиме, организм требует разрядки. А что расслабляет лучше скорости и секса без обязательств?

Точно не постоянный нудеж Эльки о том, что я недостаточно часто вожу ее по ресторанам, не гуляю за ручку вдоль каналов и не рассыпаюсь в признаниях в любви.

Тьфу, блин! Какие еще, на хрен, признания? Я вообще собирался тихо слиться после первого-второго секса, да только не получилось.

Случайно-нежданно вскрылось, что от ее папули напрямую зависит не только получение моего аттестата, но и карьерная перспектива. Тот мне самолично дал это понять, вызвав в деканат.

Поэтому пока терплю, кое-как успокаивая готовую сорваться на очередную истерику Эльку. Пока слушал ее вопли, даже жрать захотелось.

К тому моменту, когда одеваюсь и спускаюсь на кухню, Карина уже тоже там. Собранная: сидит, листает новостную ленту и что-то с аппетитом жует.

– Это что? – заглядываю ей через плечо, всматриваясь в мешанину в глубокой пиале.

– Слепошарый? – огрызается, не оборачиваясь. – Овощной салат.

– С селедкой?

– Девочке нужен фосфор.

Принюхиваюсь.

– И уксус?

– Беспроигрышный рецепт: помидоры, огурцы, лук, селедка, рюмка уксуса, две рюмки воды, сахар и специи по вкусу. Перфекто.

– Н-да. – Забираю стоящий рядом с ней кофе, отпиваю. – Селедка на завтрак. Говорю ж, ты чумная.

На меня сподобляется-таки обратить внимание, ощерившись.

– Моя кровать, моя комната, мой кофе. У тебя какой-то пунктик?

– Не жадничай. – Делаю еще пару глотков и ныряю в холодильник: проводить ревизию. – Ты мне, кстати, знатную свинью подложила. – Останавливаюсь на палке сырокопченой колбасы. Резать ее западло, поэтому просто снимаю шкурку и отгрызаю так. – Еле оправдался. Чего орать-то как потерпевшая?

– Что такое? Ревнивая девушка?

– Мягко сказано.

– А, – вилка с нанизанным ломтиком селедины замирает у рта Карины, – то есть у тебя есть девушка?

– Номинально. – Всухомятку плохо идет. Снова ворую ее кофе.

– Класс. Ты еще больший мудак, чем я думала.

– Обзываться обязательно?

– А быть мудаком обязательно?

– Если только «мудак» – это синоним к слову «очаровательный».

– Не льсти себе.

– Не льщу. Это объективная оценка. А что по поводу тебя? Парень есть? Настоящий, не плюшевый.

– А чем тебе Василий не угодил?

– Значит, нет. Отлично! Я тут подумал и решил, что буду твоим парнем.

– А девушка-то твоя одобрит?

– А мы ей не скажем.

Скворцова насмешливо чихает в пиалу.

– Ты неподражаем, Крестовский. Правда, – усмехается она, относя тару к раковине. – Но вынуждена отказаться. Эмоционально нестабильные мальчики с ограниченным кругозором – не моя тема.

Эвона как приласкала.

– Эй, кофе-то оставь, – торможу ее, а то кружка уже занеслась над мойкой. – Там еще добрая половина.

– Я после тебя допивать не собираюсь.

– Ну а я не брезгливый. Давай сюда.

– Да пожалуйста, – замешкавшись, оборачиваются ко мне, послушно протягивая кружку. Хм… Чего это она такая добрая?

Ясно.

– Тьфу, – отплевываюсь, счищая с языка мерзкий привкус. – Что за дерьмо? – нюхаю содержимое, от которого уже тянет не кофеином, а знакомым запашком специй и уксуса. Жижу от салата мне туда залила, зараза. Испоганить капучино, души у нее нет! – Ты маленький вредитель.

– Хлебай на здоровье, солнышко. И кстати, в трусиках с маечками моими можешь копаться сколько твоей извращенной душе угодно, но только просьба: делай это, когда меня нет поблизости, о’кей?

– А когда тебя нет поблизости?

– Сегодня точно не будет до вечера. Так что наслаждайся и получай удовольствие.

– И далеко собралась? – ревниво уточняю.

– Тебе какое дело?

– Ты – мое дело. И не дело, если ты будешь шлындать где-то, докучая другому. Это исключительно моя привилегия на ближайшее время.

– Это что ж получается, я теперь еще и отпрашиваться у тебя должна?

– Желательно.

– А как же свобода выбора и равноправие полов?

– Фигня. Мода на демократию скоро пройдет.

– Ну-ну, – скептично хмыкает Скворцова и отчаливает, виляя бедрами.

Не, ну она нормальная? Кто такие короткие юбки надевает? Это ж как красная тряпка для быка. И вообще, что за прикол? То есть я должен тухнуть в гордом одиночестве, пока она будет непонятно чем заниматься?

Не пойдет так.

Прямо вместе с палкой колбасы спешу сначала обратно наверх, чтобы прихватить бумажник с айфоном, а затем на улицу. К фиолетовой «бэхе».

– Суетолог вошел в чат. Погнали, – ныряя на пассажирское, подмигиваю опешившей Карине.

– Куда?

– Куда тебе надо, туда и погнали. Маршрут мне не принципиален.

POV Скворцова

Торможу возле длинного белого паровозика с наростами в виде башен, украшенных голубой черепицей. Несмотря на то, что набережная расположена на расстоянии, это здание все равно ассоциируется у меня не с учебным заведением, а с подобием гостиничного комплекса. Слишком уж светлое и праздное. Но за это я как раз его и люблю. Сюда приходишь не на каторгу, а для души.

– Да ладно? – скептично кривится Крестовский. – Универ? В воскресенье? Это так ты развлекаешься в выходные?

– Смотря что ты имеешь в виду под развлечением. Тусовки в пьяном угаре?

– Да хоть бы и так.

– Я из них выросла. И тебе советую.

Выросла или же попросту насытилась. Ма меня никогда не ограничивала, поэтому лет с четырнадцати я спокойно могла отпроситься на любую вечеринку. Конечно, с условием: отзвон раз в пару часов, чтобы она знала, что я жива и в сознании, но по сути – полная вседозволенность.

Даже когда попервой приползала домой в щи, не рассчитав меру, та не ругала, лишь заботливо подставляла тазик и с утра рассольчик подгоняла. Наверное, именно это и сыграло решающую роль. Имея на руках карт-бланш, слишком быстро стало скучно.

Одно дело, если ты тайком выбираешься из квартиры, подгоняемая бунтарским духом, и совсем другое – когда родительница выбирает вместе с тобой прикид для свидания, предусмотрительно снабжая доченьку презервативами и подробно объясняя: как, что, куда и для чего.

Может, из-за доверительного отношения, а может, потому, что я оказалась более-менее вменяемым подростком, но презервативы в большинстве случаев так и не пригождались.

Да и целом есть чем похвастаться: к двадцати годам я не курю, не принимаю, редко когда ужираюсь до состояния овоща и еще не делала ни одного аборта. Достижение двадцать первого века, блин.

Может ли тем же похвастаться сидящее рядом со мной тело? Раздражающе громко чавкающее и сгрызшее целую палку в одну харю. Эгоист хренов, даже не подумал поделиться!

– Ты думаешь, я от них балдею? – облизывая жирные пальцы, с трудом дожевывает остатки колбасы Крестовский. – Это лишь повод склеить кого-нибудь, минуя стадию свиданий с бесполезным анкетированием. Встретились, сделали дело, разошлись. Сама подумай: на кой хрен мне знать, какой у нее любимый цвет, если потом я ее и в лицо-то не вспомню?

М-да. На самом деле я ужасаюсь и восхищаюсь одновременно этой его… Эм, вот прям даже не знаю, как это обозвать. Только мат и вертится на языке.

– Позволь уточнить: ты давно у дяденек в белых халатах был? Проверься, а то мало ли.

– На этот счет можешь не переживать. Здоров как бык, хоть сейчас в космонавты. Но если принципиально, могу справочку принести. Тогда дашь?

Я с него худею. И буквально, и фигурально.

– Крестовский, знаешь, что я хочу тебе сказать?

– М-м-м?

– Ты просто эпический дебил.

– Но хоть красивый?

Хрюкаю от смеха.

– Красивый, красивый. Жалко только, что дебил.

– Что ж ты все время обзываешься? Я ведь могу и ремнем по жопцу твоему очаровательному за это всыпать.

– Уже очаровательному? Была же жирная совсем недавно.

– Где жирная? Кто чушь такую сказал?

– Ты.

– Когда? А… О-о-о… – До него доходит. Правда, почти сразу непонимание сменяется ухмылкой. – Ля, а тебя задело. Еще скажи, что из-за меня по утрам круги наворачиваешь?

– Естественно. Надо ведь быть в форме, когда придется убегать с места преступления. Потому что, если не заткнешься, обещаю: я тебя прирежу. – С досадой отмахиваюсь, жалея, что вообще заикнулась об этом. Теперь же не оберешься ехидства.

Пресекая тему, вылезаю из машины, чтобы достать из багажника большую сумку-чехол. Не столько тяжелую, сколько громоздкую из-за объемной папки для черчения, лежащей внутри.

– Скворцова… – Крестовский тут как тут. Маячит рядом, подпирая бедром моего «Баклажанчика». Тачку, в смысле. – Я просто обязан уточнить, во избежание необоснованных претензий: зад у тебя бомбический. Мне нравится.

– Только зад? – накидывая лямку на плечо, хмыкаю.

– Да не, у тебя в целом все как надо.

– Но узнать мой любимый цвет желания не возникает?

– А чего его узнавать? И так очевидно, – кивает тот на расцветку тачки.

Укоряюще прицыкиваю, захлопывая багажник.

– Мимо, красавчик.

– Серьезно? Тогда розовый.

– Нет. – Направляюсь к главному входу универа.

– Цвет лифчика, который на тебе сейчас? – Крестовский семенит следом, гадая на ромашке.

– С учетом существующей цветовой палитры тыкать пальцем в небо будешь до-олго, – торможу его, выставляя вперед руку и не давая зайти внутрь. – Ну и куда ты?

– В смысле, куда? За тобой.

– Свободен. Дальше я сама.

– Не сомневаюсь в твоей самостоятельности, но не на улице же мне торчать. Я там расплавлюсь под солнцем.

– Могу в салоне оставить. Открою, так и быть, окошко, чтоб не задохнулся.

– Я тебе кто, собака?

– Ты приставучий репейник.

– Очень приставучий. Поэтому смирись: мне скучно, и я иду с тобой.

– Тебя не пустят.

– Спорим, пустят?

Даже спорить не буду. Молча пересекаю обдуваемую кондиционером проходную, приветственно махнув охраннику зажатым между пальцев пропуском. Проскальзываю через вечно не работающий турникет, прямиком сворачивая к лестнице, но опешив замираю, слыша насмешливый окрик.

Да ладно?

Пропустили! Блин, его реально пропустили!

– Всего один вопрос: КАК?

Наш охранник из тех хмурных дядек, которые наслаждаются доставшейся им властью и очень любят не пущать. Он порой студентов даже при наличии пропуска тормозит, веля показать зачетку и доказать свою причастность к «цитадели искусств», а уж тех, кого в первый раз видит…

– Секрет фирмы. Но могу намекнуть: врожденное обаяние.

Ну-ну. Скорее уж бумажные шуршащие.

– Ты как та глиста, что в любую щель пролезет, – разочарованно вздыхаю.

– Очень занимательно. Проводила научный эксперимент? Точно знаешь, что в любую?

Игнорирую сарказм, поднимаясь на второй этаж и минуя пустынный коридор, увешанный работами выпускников. Все двери закрыты, кроме нашей мастерской. Еще на подходе слышу голоса, народ уже собирается.

Да, согласна, со стороны это странно – тащиться в универ в выходной, однако в данном случае это не добровольное начало, а официальная рокировка: перенос пар со среды на воскресенье, чтобы состыковаться с графиком натурщицы. Принято единогласно всей группой, поэтому третью неделю… вот так.

В целом никто не против. У нас тут на постоянке царит анархия и ненормированный график: я сама частенько подзадерживаюсь, доделывая проекты. На заднем дворе есть просто обалденная аллея, пропитанная творческой эстетикой.

Сидеть там на лавочке, рисовать, попивать мокко и наслаждаться видом – отдельная форма прекрасного. Но сегодня занимаемся строго в мастерской. Да здравствует духота и полумрак.

– Скворец пришла, – первой примечает меня Вита: коротко стриженная брюнетка с туннелями, пирсингом в самых неожиданных местах и забитая с ног до головы. Наша староста. Клевая девчонка. – И не одна… – добавляет, замечая выглядывающую из-за моего плеча любопытную моську Кирилла. – Это кто?

– Моя мигрень, – бурчу, занимая место. Достаю из сумки сперва футляр с сепией и сангиной[7], затем папку. На мольберт ставится пока еще набросок обнаженной девушки. Рядом ложится блокнот для черновиков. – Рената появлялась?

– Не-а.

Задерживается. Притом что я сама опоздала чуток, встав в пробку на выезде, и была уверена, что получу втык. Вот только Алевтины Михайловны, нашего препода, тоже еще нет.

– Какая симпатичная мигрень, – с нескрываемым интересом поглядывает на Крестовского Даша, блондиночка с пучком на макушке.

Да и не она одна. У нас в группе одиннадцать девчонок, не считая меня, и всего три пацана. Из этих четырнадцати человек догадайтесь, скольким по боку появление постороннего? Правильно, троим. Пацанам.

– Забирай. Дарю, – снисходительно киваю на своего спутника, хозяйски бродящего по аудитории и сующего любопытный нос всюду, где придется. Вплоть до работ других студентов.

– Вау! У вас тут девочки голенькие, – одобрительно присвистывает он, кивая Юрцу, не очень довольному вторжением. – Не на то я учился, не на то. У меня вместо девочек были транспортиры и циркули.

А, да. Точно. Он же тоже «художник», только более инженерного склада ума.

– Тебе мало своих голых девочек, озабоченный? Не насмотрелся еще? – не могу удержаться от колкости.

– На твоих девочек точно не насмотрелся, – парирует Крестовский. – С удовольствием продолжу медитацию этим вечером, если позволишь.

Вот скотобаза.

– Не позволю.

– Слыхали? Единоличница! Нет чтобы для народа стараться, во имя искусства. А еще творческая личность.

Боже, что он несет? Ну натурально дебил.

– Вита! Я тебе по шапке настучу! – влетает в мастерскую рассерженный колобочек в черепашьих очках, с челкой-пони. – Дозвонилась я твоей подружке. Улетела она!

– Как улетела? – не поняла та.

– Как, как… На самолете. На Бали, чтоб ее! Мужика какого-то подцепила и укатила с ним загорать.

– А договор? Она же договор подписывала.

– А что договор? Закорючка для вида. Она так и сказала: «Извините, но от такой возможности не отказываются».

– Охренеть, – вырывается из меня.

Три недели коту под хвост, потому что продолжать без натурщицы дальше бессмысленно.

– Еще какое охренеть! – Алевтина Михайловна только что не подпрыгивает на месте от досады. – Вот сразу чувствовала, что она не надежная! И где теперь искать новую натурщицу?

Новую? Бли-ин, это ж теперь придется начинать все с нуля. И сегодня только зря приехала. Уже понятно, что лавочку можно сворач…

– А вам именно натурщица нужна? Натурщик не покатит? – раздается звонкий беспечный голос, окатывающий меня ледяным ушатом.

Преподша же и вовсе впервые замечает постороннего в мастерской.

– А вы, молодой человек, собственно, кто? – приспустив на нос очки, деловито оценила та его с ног до головы.

Особенно Михайловну заинтересовали татухи и скулы. Причем последние она, не стесняясь, осмотрела, взяв Крестовского за подбородок и повернув его лицо так, чтобы на того упал свет потолочных ламп. Единственное освещение в аудитории, так как окна сейчас плотно занавешены, чтобы не накидывать на натурщицу лишних теней.

Поправка: на неприехавшую натурщицу.

– Я с ней. – Кирилл коряво кивает в мою сторону, так как сложно шевелиться, когда находишься в цепких руках маэстро.

– То, что с ней, – это прекрасно, но нас уже одна такая знакомая знакомой подвела. Повторного фиаско не хочется.

– Не сцыте, не подведу. Мужика подцеплять я не собираюсь. И на Бали не планировал. До осени так точно.

– Это не разовое мероприятие, молодой человек. Минимум пару недель придется позировать в усиленном режиме, так как у ребят горят сроки сдачи. Три раза в неделю, по несколько часов в одной позе. Это сложно.

– Фигня. Сделаем.

– Не надо нам его! – возмущенно восклицаю. Фигня ему, видите ли. Все по фану. А нам потом что, опять с нуля начинать?! – Он ненадежный. Либо забухает, либо свалит в свой Амстердам.

– Хорошего же ты обо мне мнения. Не рассчитывай, я решил подзадержаться. Могу загранку в залог оставить, если успокоит, – ухмыляется Крестовский, которого наконец перестали изучать, как подопытного кролика. Теперь ему ничего не мешает неотрывно таращиться на меня, наслаждаясь реакцией. А она есть, потому что…

Зашибись. Подзадержаться он решил! А я так надеялась, что к концу следующей недели его уже и след простынет.

– Загранка мне ваша не нужна. – Алевтина Михайловна не то чтобы в восторге, однако понимает, что искать кого-то – дело муторное и неблагодарное. Не всякий согласится. Мы Ренату-то только в марте нашли, хотя клич бросали еще с зимы. А тут нате: возможность сама в руки идет! – Будет достаточно подписанного договора. Академические часы оплачиваются, если что. За час в одежде – семьдесят три, за час обнаженки – девяносто восемь.

– Девяносто восемь? Это в долларах или евро?

– В рублях, конечно. Мы вам кто, олигархи?

– Рублей? Шутите? Оставьте мелочевку ребятам на кофе. Я и за бесплатно разденусь. Карина же тоже будет меня рисовать?

– Естественно.

– Тогда я в деле. Трусы снимать прямо сейчас?

Глава пятая

Стритрейсеры

POV Крестовский

Облом. Боксеры велели оставить. Сказали: там нет ничего настолько интересного, чтобы с технической точки зрения тратить на это лишнее время.

Ауч.

Прозвучало это немного оскорбительно, конечно, однако с другой стороны – оно и к лучшему. Девочки-то ладно, пускай наслаждаются, но чтоб еще и парни палили в открытую мой член… Ну такое себе это достижение в копилку, так что норм. Мне и в трусах неплохо.

Короче: раздели меня, усадили на стул в дальней части аудитории, поставили позади завешенную белой тканью ширму, присобачили к стремянке настольную лампу, направив свет, включили таймер и велели не шевелиться.

Чего уж. Не шевелюсь.

Сижу, оседлав стул спинкой вперед, сложив на спинке руки, и с трудом сдерживаю порыв почесать нос.

Как часто бывает: когда нельзя – начинает зудеть буквально все. Но терпим, раз подвизался. Не скулить же, как баба. Так что отвлекаю себя тем, что без зазрения совести таращусь на Скворцову.

Я – на нее, она – на меня.

Понятно, что помимо этого меня пристально разглядывают еще до хрена кого, однако вся эта затея ведь ради чего устроена? Позлить ее. Правда, коварный план почти сразу дает сбой.

Да, первые минут десять Карина не разочаровывала, покрывая меня мысленно, судя по испепеляющему взору, отборнейшим матом, вот только ее недовольство удивительно быстро перетекло в не менее занимательную одухотворенность.

По разгладившимся складкам на лбу буквально можно проследить всю степень затягивания в творческий процесс. И, надо сказать, это пробивает до мурашек, которыми покрывается моя кожа от каждого брошенного ею на меня взгляда.

Сосредоточенного, внимательного, плавно скользящего по моему телу и впитывающему… Каждую мелочь, каждый изгиб, каждую черточку.

В альтернативной реальности, в мире, где не существует тактильности, это могли бы быть просто потрясные предварительные ласки. Несмотря на наличие посторонних, момент прямо-таки сугубо интимный. Находись мы сейчас в спальне, за закрытыми дверями, отвечаю, я бы не выдержал…

Но в данных обстоятельствах приходится. Выбора нет, потому что установившуюся между нами невидимую связующую ниточку так и норовят оборвать.

Ребята частенько подходят, чтобы сделать центровку глаз, рассмотреть поближе какие-то только им важные нюансы или же просто для того, чтобы убрать волосы, закрывающие мое ухо.

Охренеть. Меня трогают, разглядывают как экспонат, обходя кругом, и с холодным отстраненным безразличием изучают… Причем не как объект сексуального влечения, даже не как человека, имеющего хоть какую-то половую принадлежность.

Просто материал, который нужно оформить.

Очень странное, необычное и прикольное ощущение. Будто я участник какого-то чудаковатого перформанса. А суетливая, вечно недовольная всем преподша только добавляет ситуации сюра: ходит от одного студента к другому, подмечает ошибки и бубнит, бубнит, бубнит…

– Данилин, ты видишь, как падает свет на фигуру? Сверху. Вот и рисуй только то, что видишь сейчас. И не выдумывай лишнего.

– Не забывайте прорисовывать тени и блики.

– В Древнем Египте во время занятий мимо учеников ходил человек с бамбуковым стволом и бил по спине за кривой рисунок. И заметьте: спустя столько веков мы до сих пор восхищаемся теми работами. Улавливаете, к чему я веду?

– Вы посмотрите, какие работы висят в коридоре, и что малюете вы, бестолочи мои. Застрелиться не хочется?

– Скворцова, что за скелет? Он здоровый парень в отличной физической форме. Зачем ты делаешь из него узника Освенцима?

– Ничего не знаю. Я художник, я так вижу, – обиженно бурчит та. Кажется, кто-то не любит, когда его отчитывают.

– Видь по-другому! Подойди ближе, если зрение шалит, – назидательно муштрует ее дамочка, заставляя Карину смущенно пунцоветь. От чего меня так и распирает на улыбку, которую едва удается удержать. Шевелиться же нельзя. И мимики это тоже касается.

А тело-то тем временем начинает сдавать позиции. Задеревеневшая спина ругается, отяжелевшие свисающие кисти сводит, а по нервным окончаниям растекается покалывающее онемение.

Когда писк таймера оповещает, что начинается перерыв и туловище снова ненадолго принадлежит мне, с трудом удается для начала хотя бы просто встать.

О, да-а… Как же приятно просто двигаться!

Приятнее этого только до хруста костей хорошенько размять мышцы и, без предупреждения сделав упор лежа, отжаться пару десятков раз на кулаках. Чтоб застоявшуюся кровь разогнать.

Капец. А ведь это только первые полчаса. Лишь одна четвертая от того, что запланировано на сегодня. Надеюсь, я выживу.

Выживу. Куда денусь. Вот кофейка бахну, который мне услужливо преподнесла симпатичная блондинка, и можно снова отправляться на экзекуцию.

Пока остаются последние минуты, пользуюсь возможностью, чтобы, наконец, и самому рассмотреть аляпистую творческую компашку. Не все же им одним.

Кого здесь, конечно, только нет: и обколотая недопацанка с каре; и недодевочка, который недомальчик с длинным хвостиком в зауженных джинсах; и толстушка-хохотушка с разноцветными прядями на тонких жидких волосенках, смотрящимися жутко нелепо…

Но, кстати, имеются и нормальные. Я бы даже сказал, слишком нормальные, мало чем примечательные. Настолько, что попросту теряются на их фоне. Сразу видно: у кого все в порядке с менталочкой, а у кого эксцентричность настолько шкалит, что последствия этого выливаются не только во внешность, но и в повадки.

Карина, меланхолично помешивающая свой кофе карандашом, одна из таких. Все в ней, начиная с волос и яркого макияжа вплоть до колготок в сетку и ботинок на шнуровке, – словно один сплошной вызов. Себе, обществу и… не знаю. Всему миру, наверное.

Дается сигнал продолжать, и таймер снова включается. Блондинка, что на протяжении последних минут всячески трется рядом, кокетничая напропалую, неохотно возвращается к мольберту, а я – на пыточный стул. Отсчет следующего получаса пошел.

А затем еще полчаса. И еще…

Черт, не рассчитал я мальца силы воли. Шило к концу второго часа отчаянно рвет очко, требуя хоть какого-то движения. К тому же от монотонного шуршания бумаги, гудения потолочных ламп и пропитавшего мастерскую запаха красок меня начинает нехило рубить.

Правда, уснуть как раз-таки сложно. Студенты продолжают то и дело подходить, вырывая своей суетливостью из сонного оцепенения. Одни, как блонди, с разрешения снимают на телефон какие-то части моего тела. Другие, как Скворцова, просто присаживаются рядом на корточки, делая быстрые наброски в блокнотах.

Невольно заглядываюсь на легкие штрихи, стремительно появляющиеся на белом листе. Изгиб кистей, наметки пальцев, которые настолько налились свинцом, что я давно их не чувствую. Контур ногтей. Даже грязный кант мизинца и порванный заусенец на безымянном не ускользает от ее зоркого взгляда.

Карандаш в женской руке порхает словно живой, играя в копирку: Ctrl C–Ctrl V. Я бы так не смог. Чертить линии, вычислить радиус, угол наклона, разработать подробный план проекта и объемную форму с расчетом конструкции – это запросто, а вот оживить неоживимое за считаные минуты… Признаю свою некомпетентность.

– Кирилл, не отвлекайтесь, – напоминает преподша, последние четверть часа лениво ковыряющаяся за своим рабочим столом. Устала раздавать ц/у.

На самом деле все уже устали. Некоторые ребята давно наушники нацепили. Заметно, что им становится скучно, ведь обычно так долго один сеанс у них не длился. Это сегодня было решено сделать исключение, чтобы наверстать потерянные ранее часы.

Забывшись, выпрямляюсь. Трынде-ец… По ощущениям на спину словно добрую тонну булыжников нагрузили. Завтра, наверное, не разогнусь.

– Я почти раздет. Ты передо мной на коленях… Чем не эротическая фантазия, а? – тихо, практически одними губами шепчу, залипая на длинные ресницы и перламутровые тени на веках.

Так близко и, блин, ничего не сделать. Ни щелбана отвесить, ни куснуть за нос, ни… поцеловать. Почему нет? Я бы поцеловал.

– Каждый думает в меру своей испорченности, – огрызается та, не поднимая головы.

– Лучше тебе не знать, о чем я думаю, глядя на то, как ты лихо управляешься со своим инструментом. Уверен, и с моим бы не подкача… – со свистом втягиваю воздух сквозь зубы, когда меня сердито щипают за голень. Хорошо так щипают, с прокручиванием. Вырвав часть волос. Еле удержался, чтоб не заорать. – Хулиганка. Любишь пожестче, да?

– Люблю делать больно. Другим, – заверяет Скворцова, возвращаясь за место. Ненадолго. Голень еще печет, обещая в скорейшем времени синяк, когда пиликает очередной таймер. Последний на сегодня.

Все! Аллилуйя! Свобода! Следующий заход в среду, но всего на час. Больше не получится, потому что аудитория понадобится другой группе.

– Так вы типа встречаетесь или не встречаетесь? Если нет, то чего он вокруг тебя так вьется? А если да, то куда ты девала Славика? – запрыгивая в джинсы и затягивая ремень, слышу болтовню блондинки, крутящейся около Карины.

– Что за Славик? Был же Василий, – подключаюсь я, с трудом влезая без обувной ложки в кроссовки.

– Какой Василий? – удивляется куколка. – Еще и Василий? Скворец, ты гарем собираешь?

Ну какой же она скворец? Она… не знаю, колибри. Маленькая, юркая и яркая. Хотя, кстати, скворцы вроде на самом деле фиолетовыми бывают.

– Да. Меня тоже это интересует. Я-то наивно верил, что у тебя единственный, – саркастично хмыкаю, закидывая футболку на плечо и заглядывая птичке-невеличке в мольберт. – Дай глянуть, чего ты там начирикала. А то вдруг рога мне пририсовала? – Нет. Рогов нет. Есть лишь наброски силуэта без лица, стоп и кистей, в полный рост и это… круто. Самого себя распознать пока, конечно, сложно, но все равно. – Ля, а я и правда красавчик!

Карина раздраженно отпихивает меня локтем, убирая работу в папку, а ту – в громоздкую сумку.

– Рога поищи у своей девушки, – фыркает она с досадой. – Они у нее настолько ветвистые, что олени от зависти перегрызутся.

– О-о, так у тебя есть девушка? – огорчается блонди.

– Нету, – отмахиваюсь.

– Есть, – закатывает глаза Скворцова. – Но такая мелочь его не заботит, так что совет да любовь. Развлекайтесь, детки. Помой, будь любезен, – сует она мне пустую кружку и, попрощавшись с преподом, стремительным росчерком выскальзывает из аудитории.

Ловлю выжидательный взгляд блондинки, прожигающей всю мою правую половину лица. Ждет.

Чего ждет? Приглашения на свидание?

Ну да, она в целом ничего. Разок закутить можно было бы с… Ёпрст, а зовут-то ее как? Называли же имя, сто процентов.

Ай, ладно. Похрен.

– Помой, а. Будь товарищем. – Играя в «горячие пирожки», передаю эстафету с грязной тарой ей и лечу следом за Скворцовой. – Принцесса-звездонесса, далеко собралась?

– Далеко, Кирилл-дебил.

«Кирилл-дебил», как оригинально.

– Долго придумывала?

– Да не, само озарило. Пока любовалась на тебя битые два часа. Ты на кой фиг вписался? Тебе оно зачем?

– Как зачем? Чем чаще я у тебя на виду, тем скорее ты влюбишься в меня как кошка.

Карина тормозит, разворачиваясь вполоборота.

– Изначальная ставка была вроде просто секс. Когда условия поменялись?

– Приятный бонус никто не отменял.

– Крестовский, ты просто конченый… – Не договаривает. Пробует на вкус, перебирая, но подобрать нужного определения не может.

– Что такое? – насмешливо ухмыляюсь. – Запас оскорблений иссяк? Все, сдулась?

Издав усталое и протяжное «пф-ф», Карина попросту уходит. Обратно вниз, к проходной, а там к парковке. Молчит и когда я загружаюсь без спроса в машину, внутри которой стоит просто убийственная духота. Пока кондиционер набирает обороты, открываю окно. Иначе задохнемся.

– Где тебя высадить? – сдавая задним ходом и ловко обтекая припаркованные на обочине тачки, интересуется она у меня. – Советую выбрать место самому. Иначе скину где сама пожелаю.

– В смысле – «скину»?

– В коромысле. Неужели ты думал, что я буду нянчиться с тобой весь день?

– А почему нет?

– Может, потому что у меня есть личная жизнь?

– Личная? Без меня? Это что-то новенькое.

Сарказма не оценивают.

– Повторяю вопрос: где тебя высадить?

Молчу. Вместо того, чтобы отвечать, впитываю ее манеру вождения. Внешне расслабленную и даже будто бы легкомысленную, однако исходящая от нее концентрация затопляет салон какими-то новыми для моих рецепторов феромонами.

– Никогда бы не подумал, что девушка за рулем – это настолько сексуально! – чистосердечное признание как есть. Положа руку на сердце, до нашего знакомства я был непоколебимо уверен, что девушкам водить нельзя. Категорически.

Карина, не отрываясь от трассы, достает из бардачка пачку влажных салфеток, кидает мне на колени.

– Слюни подотри, – виртуозно уходит она вправо, не снижая скорости. Потенциальный занос переходит в полноценный мини-дрифт. Точный и выверенный. Ювелирная работа. Вот уж точно впору слюни пустить.

Вообще, то, как Скворцова улавливает вибрации авто и чувствует габариты даже незнакомой тачки, я оценил еще в прошлый раз. И уже тогда, будем откровенны, знатно запал на это, потому что не каждый мужик-то справится с механикой с той грациозностью, с которой управлялась она с моим «мустангом».

Запал тогда, и кажись, сейчас история повторяется.

Догадывается ли Карина об этом или нет, но у нас с ней гораздо больше общего, чем она думает. Потому что я каждой клеткой чувствую ее нетерпение и безошибочно замечаю подрагивающее женское колено. Кое-кто страстно желает надавить на педаль и прибавить газку, но держится, чтобы не нарушать ПДД.

– Ты никогда не гоняла? По-взрослому? – спрашиваю я, озаренный шальной идейкой.

– По-взрослому – это как?

– Хочешь покажу? Только для этого тебе придется освободить для меня всю ночь вторника.

POV Скворцова

С брошенными ма напоследок словами: «В душе не чаю, куда меня везет этот маньяк, но если что: где искать труп – спрашивайте с него», – гордо выходим в ночь. Правда, одиннадцать вечера не просто так зовется вечером, поэтому вроде как и не ночь еще…

Ладно, не столь важно. Важнее другое.

– Рискнешь? – Крестовский протягивает мне ключ от машины.

Рискну ли я снова сесть за руль «мустанга»?

– Как два пальца об асфальт.

О’кей, не два пальца. Погорячилась. Хотя опыт уже есть. А вот в прошлый раз я немного себя переоценила, ведь на механике ездила исключительно в автошколе. Но ничего, вроде быстро сообразила, что к чему, обвыклась и не опозорилась.

Сейчас на меня накатывает примерно то же состояние: закипающий адреналин вперемешку с ссыкливым волнением накосячить. Сложно со щелчка переключиться, когда несколько лет водишь исключительно на автомате, поэтому первые минуты чувствую себя бараном на выпасе и жду насмешек.

Которых, вот же удивительно, нет. Кирилл молчит. Лишь внимательно следит за каждым моим движением, меланхолично играя зажатой в уголке губ зубочисткой.

Что только еще больше нервирует.

Блин, зря я, наверное, согласилась ехать с ним в одной тачке. Зря вообще согласилась куда-либо ехать, однако любопытство пересилило. А этот хитрюга еще и условия обозначил: чтоб колеса были общие. Это он так, как понимаю, предусмотрительно лишил меня возможности свалить, привязав к себе.

– Я на экзамене? – Включая поворотник, сворачиваю к выезду из коттеджного комплекса, который, как и все элитные районы, заканчивается КПП. Чтоб не шастали посторонние с пустыми ведрами и завистливо не плевали на наши газоны.

– Нет.

– Тогда чего таращимся?

– Я не таращусь, а наблюдаю. Где училась водить?

– Где и все. Инструктор толковый попался.

А еще безумно классный парень, ставший моим первым. Во всех смыслах, но… увы. Не срослось.

Разница в возрасте и на тот момент моя сильная неуверенность в самой себе на фоне брекетов и лишнего веса все испортили, но расстались мы мирно. Без скандала.

Наверное, по-другому и не могло сложиться, ведь на тот момент мне было всего шестнадцать, а ему… хм, около двадцати, вроде как. Может, чуть больше.

– Что ж, неплохо, – признает Кирилл. – Очень неплохо. Особенно для девчонки.

Вот спасибо, Ваше Величество! Одарил благословением. И как я без него раньше жила?

– Попахивает дискриминацией, не чувствуешь?

– Не. Я чувствую только свой одеколон.

О, да. В Dior Sauvage утопает весь салон. А заодно и я. Но аромат так-то реально классный, вот только знать ему об этом не обязательно.

– Не ты один. Можно было и поменьше на себя лить. Иначе девушки помрут от отравления раньше, чем успеешь их склеить.

– Ты это о себе?

– А я тут при чем? Меня ты не клеишь. Меня ты просто бесишь навязчивостью.

– Не соглашусь. Смотри: ты сейчас со мной, по доброй воле, сидишь в моей тачке и едешь туда, куда я велю. Хочешь ты того или нет, но кое-кто все-таки склеился. Пусть и чисто из интереса.

Черт. А ведь он дело говорит!

– Как склеилась, так и расклеюсь обратно. Если мне не понравится то, что увижу. И только попробуй начать домогаться.

– Не планировал, но вот ты сказала – и резко захотелось.

– Не советую.

– А иначе что? Снова будешь кусаться?

– Зачем мне твои микробы? У меня и своих достаточно. Просто получишь коленкой по бубенчикам и на ближайшее время забудешь о том, что их можно пускать в ход.

– Кощунство. Давай обойдемся без этого? Я своими бубенчиками очень дорожу.

– Тогда за что так нещадно их эксплуатируешь? Где милосердие? Даже портовые шлюхи, услышав количество твоих беспорядочных связей, выпали бы в осадок.

– Ты аж такого обо мне мнения? Лестно. Ну… Я не отрицаю, у меня было достаточно девушек, но все же не переоценивай мою аморальность. Все подряд я тоже не трахаю.

– Он еще и привереда, вы гляньте!

– Я бы предпочел определение «избирательный».

– Скорее, зажравшийся. Зато дурнушки могут быть в безопасности. Твоя брезгливость спасет их.

– А кто сказал, что дурнушек я не беру? Знаешь, какие порой они оказываются страстные и благодарные? Особенно если где-нибудь в клубе выбираешь ее, а не стоящую рядом пустоголовую куклу.

Нормально так. Всем выделил нишу в своей пищевой цепочке, никого вниманием не оставил. Миссионер с великим предназначением, блин.

– И к какой категории у тебя отношусь я? Я вроде не уродка, но и иллюзиями не тешусь.

– Ты не уродка, ты – чумичка. Дерзкая. Горячая. Сексуальная.

– М-м-м, мягко стелешь. Смотри, аккуратнее, а то сейчас еще растаю. Потом обивку не отмоешь.

Кирилл ничего на это не отвечает. Только смотрит с кривой ухмылкой. И задает вопрос совсем из другой оперы:

– Слышишь?

– Что?

– Что-то кряхтит в движке. Тормозни. Глянем, что там.

Не выдерживаю, разразившись хохотом.

– Ха, ну уж нет. Второй раз такой номер не прокатит.

Не он один помнит ночную безлюдную улицу Амстердама, этот глупый предлог и меня… верхом на нем.

– Жаль. Вдруг бы сработало? – легкомысленно отзывается Крестовский, перекидывая зубочистку на другую сторону рта. – А знаешь, что мне еще в тебе нравится? Ты не идешь в руки без боя. Поэтому заполучить тебя будет втройне приятно.

– Неужели правда думаешь, что у тебя получится?

– Получится. Ты не первая такая недотрога.

Очаровательно.

– И сколько продержались прошлые?

– Самая выносливая сдалась спустя пару лет.

– Вау! А ты настойчивый. Одобряю. Но спорим, я побью ее рекорд?

– Другой ответ меня бы разочаровал. Однако в этот раз все будет куда быстрее.

– Ты либо слишком самонадеян, либо попросту болван.

– Снова обзываешься?

– Ага. И ты мне ничего за это не сделаешь. Знаешь почему? Потому что вряд ли хочешь получить свою красотку всмятку.

– Готов рискнуть – «Мустанг» начинает рыскать, когда рука Кирилла ложится… между моих ног, сжимая внутреннюю часть бедра.

Эй!

– Стряхни конечность, фетишист. Греть потные ладошки будешь в другом месте.

– Переубеди меня.

Да запросто!

Резко выкручиваю руль, вылетая на встречку, в последнюю секунду уходя от столкновения с одинокой легковушкой, ослепивший нас вспышкой фар.

Прости, мужик на «жигулях»! Честное слово, тебе ничего не угрожало, я все контролировала. И не надо бибикать, умоляю. Сама в шоке от собственной дури.

Зато добиваюсь желаемого. Лапать меня перестают.

– Ну точно чумичка! – выдыхает Крестовский.

Не поняла, он что… в восторге? Вот же конченый псих. Конченый, но… прикольный. Люблю тех, у кого не все дома. Главное, чтоб невменяемости было в меру.

– Еще какая. А знаешь, в чем самая прелесть? Письма счастья за превышение скорости прилетят не мне, – коварно скалюсь, подбавляя газа.

Мы как раз выезжаем за черту города, в малонаселенную ее часть, где, кроме напичканных на каждом углу заводов, нет ни души. Особенно в это время суток.

Мелькающие дорожные знаки то и дело просят не разгоняться до восьмидесяти, однако на спидометре быстро набирается за сотку. Правда, перед подсвечиваемыми пешеходными переходами все равно слегка сбавляю. Мало ли что.

Так и едем. Крестовский задает направление, я послушно следую указаниям, заезжая в такую глухомань, в которую одна по трезвому уму ни за что бы не сунулась. По-моему, тут даже сеть не ловит, потому что вышек на ближайшую округу раз-два и обчелся.

Зато есть огромный по площади пустырь. Земля неровная, в колдобинах, мало зелени, много поваленных деревьев и еще больше старых технических отходов, возвышающихся горой – последствия сошедшего не так давно оползня, после которого бульдозеры сгребали сюда весь мусор.

До самого пустыря не доезжаем, тормозя на съезде малопопулярной у жителей трассы. Обычно даже в дневное время здесь редко когда образовывается затор, а ночью так и вовсе максимум транзит раз в час проедет.

Но не сейчас.

Сейчас замечаю длинные колонны припаркованных по обе стороны четырехполосной дороги авто. Подсчитать сложно, однако навскидку точно больше сотни. С включенными аварийками и развевающимися на ветру флагами.

При приближении даже замечаю затесавшийся по центру, пересекающий сплошную, эвакуатор, на котором под грохочущую музыку, как на сцене, танцуют… девочки?

Да, точно. Полуголые девочки гоу-гоу.

О, прям совсем полуголые. Топлес.

– Я вижу сиськи, – хмыкаю, тормозя после повелительного жеста одного из парковщиков в светоотражающем жилете, выступившего нам наперерез. – Зачетные, кстати.

– Твои лучше. – Опустив окно, Кирилл протягивает чуваку несколько скрученных купюр крупного номинала, тот записывает номер машины и разрешает проехать дальше, услужливо ориентируя, куда можно встать.

Комплимент сомнительный, но, так и быть, приму.

– Значит, ты привез меня на уличные гонки.

– Ты привезла. И, насколько могу заметить, не особо этому удивлена.

– До меня доходили слухи о твоих увлечениях. Сложить два и два несложно. Это правда, что тебя едва не загребли за то, что ты кого-то убил на одном из таких мероприятий?

– Это был несчастный случай.

– С летальным исходом?

– И это тоже. Тогда четверо, включая меня, серьезно пострадали. Трое выкарабкались, четвертому не повезло.

Ого. Мало того, что он не отрицает, так еще и невероятно буднично об этом сообщает.

– Миленько. – Медленно продвигаюсь вперед, жмурясь от развернувшегося впереди файер-шоу. А у них тут весело. И народу просто куча. Самой бы не терануть кого ненароком, а то лезут прямо под колеса. – А теперь ты решил попытать удачи со мной? Вдруг тоже откинусь? Типа, «так не доставайся же ты никому»?

– Глупости не говори. Тебе ничего не угрожает.

– Точно?

– Точно. Шмель отличный орг. У него редко когда случаются осечки.

– Шмель. Погоняло так себе для нарушителя закона. – Красиво запарковываюсь между старенькой «Нивой» и оттюнингованным под завязку «Порше». Разброс в качестве тачек тут, конечно, мощный. – Не поняла. Это сборище для вип-мажоров или сюда берут всех подряд, лишь бы мотор не глох?

– А ты чего ждала? Понтов и экшена? «Форсажа» пересмотрела? Сюда приезжают выпустить пар: неделя началась тяжело, босс – козел, подчиненные – идиоты… Народ приезжает за дозой адреналина, общается, курит кальян и разъезжается. Здесь неважно, на какой машине ты приехал. Главное – желание участвовать. Если хочешь сборище фриков без тормозов, тогда вперед и с песней к «Койотам». Вот там не удивляйся, если окажешься в реанимации. У них правил вообще никаких нет.

– Дай угадаю: именно там и случился инцидент с летальным исходом?

– Неважно, – уходит от ответа Кирилл, отстегивая ремень безопасности.

Неважно. Ага. А чего тогда так напрягся? Но все же не настаиваю. Может, не так уж и наплевать ему на все, как мне показалось.

– Неважно так неважно. – Глушу мотор, бросая беглый взгляд на приборную панель, где, игнорируя специальную подставку, небрежно валяется последний айфон. Высвечивающий на беззвучном входящий. Без фотки, только имя. – Тебе тут Эля звонит. Дай угадаю: твоя девушка? – с тихим злорадством тянусь к зеленой кнопочке.

– Не трогай!

Поздно.

– Упс, я случайно. Сорянчик, – наигранно виновато скалюсь.

Крестовский, скрипя зубами, вынужденно переключает на громкую связь.

– Да.

– Привет, Кирюш. Опять вне зоны доступа? Еле дозвонилась.

Какой приятный голос. Не противный так точно.

– Здесь ловит плохо.

– Здесь – это где?

– Здесь – это здесь.

– У тебя там вечеринка?

Она, наверное, имеет в виду долбящую музыку, которую практически не глушит корпус «мустанга»?

– Не совсем. Так, встретился со старыми знакомыми. У тебя что-то срочное? Давай я позже перезвоню.

– Позже перезванивать не обязательно. Лучше встречай меня в аэропорту послезавтра.

Кирилл давится зубочисткой, отгрызая кусок и проглатывая.

– В смысле? – с трудом сдерживая кашель, хрипит он.

– В прямом. Я убедила папулю отпустить меня на свадьбу отца моего жениха.

Нет. Кашель удержать не получилось.

– «Ж-жениха»?

– Пришлось сказать ему, что ты сделал мне предложение. Иначе бы он не отпустил познакомиться с твоими родителями.

– Эля, ты охренела? Что за самоуправство?

– Не злись, Кирюш. Я же не просто так: у меня для тебя есть важная новость, которую не рассказывают по телефону. Плюс я ужасно соскучилась. А ты разве нет?

– Кхм… Соскучился, ага. Слушай, давай я все-таки позже перезвоню? Въезжаю в туннель. – Крестовский отключается поспешно, тихо цедя сквозь зубы: «Мля-я».

– Какой туннель, бестолочь? – хихикаю. – Сам себе противоречишь. Она ж не настолько дура.

– О да. Она не дура, – зарывая пальцы в волосы, присвистывает тот. – Поэтому и приезжает. Почуяла опасность и едет территорию помечать.

Какие у них, однако, крепкие и доверительные отношения. И зачем это все?

– Надо же! – Меня снова уносит в хохот. – Оказывается, на свете существует та, что держит твои фаберже в ежовых рукавицах. А она мне уже нравится.

– Заткнись. Просто заткнись.

Затыкаюсь. Но про себя все равно тихо ржу. Просто его физиономия… О, эта секундная гримаса паники стоила того, чтобы приехать. Жаль только, что она очень быстро уступает место привычной беспечности.

– Херня. Разрулим. Вылезай из машины, здороваться пойдем. Ну и в заезд впишемся, если еще есть место.

В заезд? Ого, это сильно. Я пусть и люблю иногда полихачить, но в гонках прежде еще не участвовала. Не доводилось. Ма, если узнает, весь корвалол в аптеке скупит. Она и так не очень рада тому факту, что я вожу. Вернее, как вожу.

Выходим на улицу, утопая в коктейле ароматов. Паленая резина, кострище от огненного шоу и любимый запах бензина моментально отправляют на второй план поселившийся в ноздрях привкус одеколона.

А тачки, каки-и-ие тут тачки…

И я, разумеется, не о стандартном ширпотребе, а о красавцах спорткарах. Голубой «Ягуар F-Type», серебристый «Шевроле-Камаро» и… мамочки, держите меня семеро, король дорог – Bugatti Veyron Super Sport.

Возле каждой торможу, обтекая ванильной лужицей. Крестовскому приходится ревниво подталкивать меня в лопатки, ворчливо приговаривая:

– Ветреная женщина. Как быстро ты предала мою крошку, стоило только фарами поманить. А еще меня осуждаешь.

– Я не виновата. Оно само-о-о… – Застываю как вкопанная возле «харлея». Вот это мотоцикл, вот это агрегатище! Какие формы, какая брутальность, какая…

Настолько впечатляюсь байком, что не замечаю его хозяина: высокого, широкоплечего блондина. Стоявшего к нам спиной и с кем-то разговаривающего, но при виде Кирилла моментом переключающегося.

– Дарова. – Парни обмениваются рукопожатиями, а я… А я словно вьетнамские флешбэки ловлю, вглядываясь в знакомые черты. Он изменился. Стал уже не просто симпатяшкой, а прямо-таки обалденно красивым мужиком. – Когда Борзый сказал, что ты снова в городе, я даже не поверил сперва. Надолго?

– Пока не знаю, как карта ляжет. Давно сменил «хаммер» на «харлей»?

– Чередую.

– Смотрю, гонки приносят куда больше прибыли, чем раньше.

– Ты многое пропустил.

– Догадываюсь. – Крестовский замечает мой взгляд. И блондин наконец тоже. – Это…

– Карина Скворцова, – улыбается Шмель.

И я тоже не могу сдержать улыбки. Это ж надо, только-только ведь вспоминала его!

– Даниил Шмелев. Как тесен мир. Ну, привет… Шмель.

– Привет, – смеется тот. – И правда, что еще можно сказать в таких случаях, да? А ты похорошела. И теперь… с Крестом? Засада. Кажется, зря я тебя упустил.

– Так. Стопэ, – напрягается Кирилл. – Не понял. Вы что, знакомы?

Шмелев не торопится отвечать. Лишь продолжает лукаво улыбаться, оставляя право ответа за мной.

– Конечно знакомы, – хмыкаю. – Сложно забыть того, кто лишил тебя девственности.

Амстердам, год назад

Неплохо, неплохо.

Первые минуты девица подтупливает, не сразу подружившись со сцеплением. Моя крошка то и дело рыскает, заставляя вжиматься в сиденье поглубже, однако затем ничего, езда выравнивается. И вот мы уже с ветерком едем вдоль многочисленных каналов Амстердама.

Стоит отдать должное, за рулем фиолетововолосое создание смотрится неплохо. Не так хорошо, как смотрелась бы на заднем сиденье с раздвинутыми ногами, но тоже сгодится.

Высунув локоть в открытое окно, искоса поглядываю за сосредоточенным личиком. Вот, вроде бы, и ничего особенного в ней нет, но…

Дерзкая девчуля, с огоньком. Ярко накрашенные губы вон как эстетично покусывает на азарте. Глаза как щурит. Курносую носопырку забавно морщит. В ухе, между фиолетовыми кудрями, блестит россыпь сережек разных форм. Много.

Нет, в ней точно что-то есть.

Особенно когда она молчит, потому что салон пропитан тишиной все те четверть часа, пока она бесцельно нарезает круги по ночному городу и красиво уходит в крутые повороты.

Не включаю магнитолу, чтобы не рушить странную, но залипательную атмосферу, хотя быть пассажиром в собственной тачке, конечно, капец как непривычно. Рефлексы работают на опережение.

Пару раз я уже тянулся к невидимому рулю, запоздало понимая, что он, вообще-то, расположен с другой стороны. Да и вообще, все это, конечно, круто, однако…

– Накаталась? – не выдерживаю.

Неболтливая девушка – это, несомненно, бонус, вот только диалог ведь выстраивать надо. Впрочем, я не против занять наши языки и другим, более интересным занятием…

– Нет.

Сказала как отрезала.

– За аренду транспорта платят.

– Ты, вроде, не бедный. Или последние гроши на пафосные часы спустил?

Опять наезд? Прическа ей моя не нравится, «Картье» не угодил. Сплошные предъявы.

– Я же предупредил: оплату беру не деньгами.

– Сочувствую.

– Чему?

– Тому, что у тебя все настолько плохо, раз секс приходится клянчить.

Ну, знаете ли. Это уже слишком! Лучше бы и дальше молчала.

– Так, говорливая принцесса, а ну-ка выметайся. Ехидничать будешь в своей собственной тачк… – От резкого вжатия ноги по тормозу влетаю в лобовуху.

Ауч. Мать твою, надо было пристегнуться.

– Да пожалуйста. Я все равно уже накаталась. Премного благодарна за тест-драйв! – Бросив крошку прямо на мостовой, раскорячившуюся на середине, она резво выпрыгивает из машины и… сваливает.

Не удосужившись ни дверцу за собой закрыть, ни мотор заглушить, ни «до свидания» сказать. Нормально вообще?

Потирая ноющий от прилета в панель лоб, перелезаю на водительское, сопровождая все отборным матом.

Выдерга! Ждет, что я за ней побегу? А вот хрен! Возвращаемся к изначальному плану: ехать домой и завалиться спать…

Решаю я и сдаю задним ходом, выруливая туда же, куда дала деру беглянка.

– Эй, и что? И все? – Поравнявшись, снижаю скорость, чтобы мы двигались параллельно.

– Ты сказал выметаться, я вымелась, – бросает та, не оборачиваясь.

Задумчиво оглядываю аппетитный зад, стройные ножки в сексуальных колготках и распущенные волосы, подпрыгивающие в такт бодрых шагов.

Дьявол! Ну хороша же, чертовка…

Такой куш нельзя упускать.

– Как тебя зовут-то, чумичка?

– Это правда важно?

– И мое не интересно?

– Вообще нет.

Хм. А вот это обидно.

– И часто ты сигаешь к мужикам в тачку, не имея намерения знакомиться?

– Да каждый день. Это у меня такое хобби. Девушки ведь имеют право на маленьких тараканчиков, верно?

Ага. У кого маленьких, а у кого – мутировавших монстров.

– Садись, отвезу тебя… где ты там живешь.

– Не хочу. Я там, где должна.

Там – это где? В квартале Красных Фонарей? Потому что именно туда она и направляется. Отблески фонарных огней и алых неоновых вывесок уже совсем близко. Играют с бликами на воде, окрашивая канал причудливыми узорами.

– На улице проституток? Рабочая смена начинается?

– Я похожа на проститутку?

– Давай я не буду отвечать на этот вопрос? Ответ может тебе не понравиться.

– Не отвечай. Твое мнение меня все равно не интересует. Но за комплимент спасибо. Счастливо, – ехидно машет та мне на прощание, а я вынужденно торможу. Дальше все: зона исключительно для пешеходов и велосипедистов.

«За комплимент спасибо».

Ей лестно, что ее сравнили со шлюхой? Точно чумичка. Которая стремительно скрывается из вида, потому что на набережной в это время просто огромные толпы. Не только туристов, но и местных. Затеряться среди них – раз плюнуть.

Не знаю, что ведет мной: физиология или задетое эго, но снова отъезжаю назад, теряясь в узких улочках и ища парковочную зону с внутренней стороны дворов налепленных впритык друг к другу зданий.

Нахожу. И на свой страх и риск оставляю там крошку. Все-таки Амстердам знаменит не только легализацией продажной любви и шмали, но и уровнем преступности. Грабят зевак по ночам и тырят велики здесь стабильно. С элитными машинами сложнее: их сбывать тяжелее, но и ими не брезгуют.

Возвращаюсь к главной дороге и блуждая по Де Валлен – сердцу квартала, включаюсь в игру «найди меня, если сможешь».

Тот еще квест, ведь здешний квартал – это едва ли не целый город площадью более шести тысяч квадратных метров. Наполненный стеклянными витринами с женскими силуэтами, барами, секс-шопами и музеями.

И как в многолюдном стоге разврата, похоти и порока прикажете найти всего одну, пусть и приметную внешне, но все же маленькую иголку?

Почти нереально.

Глава шестая

Телоразвратитель

POV Крестовский

Чего-чего?

ПЕРВЫЙ? ОН?! У НЕЕ?!

Так. Я опять охренел и не могу выхренеть обратно.

НО… КАКОГО, НА ХРЕН, ХРЕНА?!

А Скворцова-то, Скворцова…

Поглядите только на нее! Щеки зарумянились, глазки заблестели, ядовитые зубки спрятались. Вся такая милый одуванчик. Смотрит на Шмеля и краснеет, аки школьница.

– М-м-м, – мычу сквозь стиснутые зубы, потому что, если открою рот, наружу полезет мат. Очень хочется схватить Карину за шиворот, затолкать обратно в тачку и увезти домой. Потому что мне ни хрена не нравится то, как Шмель на нее глазеет!

КАКОГО ХРЕНА ОН НА НЕЕ ГЛАЗЕЕТ?!

Достаю из кармана пачку сигарет и закуриваю. Чтоб руки занять, а то слишком чешутся.

– Прикольно. А у меня вот первой была соседка по парте. Помнится, прямо на дискотеке, в кладовой актового зала ее и распаковал.

Зачем я это говорю? Да просто чтоб возникшую паузу закрыть.

– Зная тебя, удивлена, что это была соседка по парте, а не училка математики, – усмехается Карина.

– Училку я потом приласкал. В универе. И не по матану, а по химии.

– Мое предложение провериться у венеролога все еще в силе. И к психиатру сходи, а то у тебя нездоровая какая-то тяга совать во все, что движется.

Тогда вместе со Шмелем и пойдем. Или она думает, что он пай-мальчик и не нагибает после заездов танцовщиц гоу-гоу в своем «хаммере»?

– Как раз-таки очень здоровая. Это физиология, ничего личного.

– Еще как личное. Твой подход к девушкам как к куску мясу их и обезличивает, унижая женское достоинство.

– Они сами себя унижают, превращая секс в обыденность. Хочешь докажу? Эй, куколка, – вырываю из стайки проходящих мимо девиц рандомную. – А ты ничего, затусим? Наедине. Зачем нам свидетели? Могу прокатить на своем «мустанге». Отвечаю, тебе понравится. – Приправляю предложение обаятельной улыбочкой, укрытой облаком табачного дыма.

Над ответом долго не думают.

– «Мустанге», говоришь? Я бы не отказалась.

Победоносно оборачиваясь к Скворцовой.

– Что и требовалось доказать, да? – А девчонка все стоит, ждет. Локоны на палец накручивает. – Свободна. Я передумал.

Вот это лицо у нее плывет. Как снеговик на солнце.

– Козел, – бросает она сердито и с гордым фырком удаляется.

– Очень тонко. Да ты настоящий джентльмен, – усмехается Карина. – Зря бортанул. Тебе не помешает спустить пар. Чтоб от меня отцепился.

– Даже не рассчитывай. Ты первая в моем списке. Остальные подождут.

– Так, ребят, – вклинивается Шмель. – Я не особо понял: вы типа вместе или…

– Боже упаси, – отмахивается Скворцова с таким пренебрежением, что желание поставить ее на колени и переубедить уже не просто зудит в одном месте, а полыхает адским огнем.

– Пока что не вместе, – с нажимом уточняю.

– Крестовский, самому-то не смешно? Иди невесту свою лучше встречай с чемоданами.

Тьфу, блин! Вот обязательно напоминать? Элька еще непременно получит за самоуправство, но сейчас я не хочу и не собираюсь думать о ней. Это проблема завтрашнего дня. На сегодня же есть другая.

Фиолетовая такая, говорливая.

– Мы приехали болтать или гонять? Принцесса-звездонесса, ты со мной? Или трусишь прокатиться с ветерком? В заезд самостоятельно я тебя, конечно, не пущу, однако кайфа, сидя рядом, будь уверена, словишь не меньше.

– Сидя рядом? Ну уж нет, я так не играю! Хочу все и сразу!

– Сразу в омут? Без подготовки? Да ты крейзи.

– Все когда-нибудь начинают. А ты мне обещал незабываемые ощущения, помнишь? Только поэтому я здесь.

Молодец. Кроет железными аргументами.

– Ты ж даже правил не знаешь.

Карина с вызовом скрещивает руки на груди.

– А рот тебе на что? Только чтобы пошлости отпускать?

– Да нет. Я ртом и другое умею. А вот рисковать тобой не очень рвусь. Мне все же еще тебя матери сдавать, причем желательно целой.

– Какой ты заботливый. Только вот… – насмешливо бренчит она ключом от тачки, который я так и не забрал. – Волшебная открывашка у меня, а значит, и направление задаю я. Если, конечно, не отберешь силой.

Все, в ход пошли бабские выкрутасы. Хочет, чтобы я скакал зайчиком, отговаривая? Перебьется. Это она сейчас такая смелая, выпендривается перед бывшим, а как к стартовой линии подъедет – всю спесь мигом сдует.

– Не убей только тачку, лады?

Сколько сладкого яда в ответной улыбочке.

– Как получится.

– Девственности, значит.

Возвращаемся к моей крошке, предварительно переговорив с одним из оргов, подогнавшим нам соперника. Такого, чтоб шел наравне по мощности движка.

Тягаться с теми, кто катается на консервных банках, выпускающихся конвейером в массовую продажу, позорно для репутации. С теми, у кого под сиденьем система закиси азота припрятана, – нерентабельно. В обоих случаях сразу очевидно, чем дело закончится, так что оптимальный вариант – золотая середина. Чтоб баш на баш.

– М-м-м? – переспрашивает Карина. Последние пару минут ее внимание сильно рассеянно. Ровно после того момента, когда она увидела спорткар противника. Гибрид BMW i8, отличная тачка. Хороша. И тянет неслабо.

– Говорю, не нашла вариантов получше, с кем открывать мир секса?

– А чем тебе Даня не нравится? Он был нежен, обходителен и ласков. Тебе бы поучиться у него.

– Ну-ну, – криво ухмыляюсь. Обходительности мне у него поучиться надо, видите ли. Пускай скажет это девчонке, которую он когда-то поимел по синьке. Так хорошо поимел, что той аборт делать пришлось. – Где вы вообще познакомились?

– Я училась в автошколе. Он работал инструктором. Дальше продолжать?

– Так вот оно что! Не хватило баблишка занятие оплатить? Пришлось телом отдавать?

Скворцова, которая дверцу-то открыла, но еще не села в тачку, подается вперед, с раздражением закидывая локти на крышу «мустанга».

Как я и говорил, ее прыть заметно подсдулась, но держится она образцово. В грязь лицом не падает, хотя отлично видно, что ее потряхивает. Для того и отвлекаю. Темой, которая меня сильно интересует. Пусть лучше побесится.

– Крестовский, ты идиот.

– Это значит «нет»?

– Нет. Все было по взаимному согласию. И давай обойдемся без тупых намеков.

Зеркалю ее позу со стороны пассажирского.

– Как это – без намеков? Тогда будут вопросы напрямик: где произошло сие чудо? Прям там, в учебной тачке? Или все же до кровати добрались? А то ж первый раз как-никак. Вам, девочкам, важно, чтоб он был особенный.

– Тебе действительно нужны подробности?

– Конечно.

– Зачем? Чтобы позавидовать?

– А есть чему?

– Есть, сладкий. Есть. Даня делал со мной такое, о чем тебе остается лишь фантазировать, потому что иного, увы, не светит. Знай это, кусай локти и тихонько плачь, – бросает она мне ментальную пощечину и скрывается в салоне.

– Погоди, – залезаю следом. Не оставлять же ее один на один перед неизвестностью. Надо проконтролировать обстановку. – Я еще позавидовать не успел, а ты уже плакать велишь. Так что же, Шмель у нас, оказывается, профи, что за один раз всю камасутру способен экспресс-курсом проштудировать? Колись, ты потом ходить долго не могла?

– Не вали с больной головы на здоровую. У нас была уйма времени, чтобы экспериментировать.

– Эм… То есть это была не разовая акция?

– Это были отношения. Продолжительные.

Продолжительные отношения. У Шмеля, который два раза одну и ту же бабу никогда не трахает из принципа? Еще лучше! Я надеялся, что дело ограничилось случайным перепихоном.

– И почему разбежались?

– А тебе все расскажи и доложи, – заводя движок, усмехается Карина. – Ты слишком любопытный, Кирюша. Неужели ревнуешь?

Ревную. Еще как. Злюсь на самого себя за то, что ревную, и от этого бешусь еще сильнее. Вот какого хрена меня так плющит?!

– Езжай давай, – с досадой дергаю подбородком, кивая на трассу, где нас уже ждут.

Выстраиваемся с «бэхой» в одну линию. Не с первого раза, потому что мой водила слегка увлекается и, не рассчитав сил, пересекает черту.

Приходится сдать назад, игнорируя глумливую физиономию, мелькающую в соседнем авто. Уже понял, что победа в его кармане.

Что ж, не спорю. Так и будет, однако поставленные на кон бабки стоят того, чтобы Скворцова испытала весь спектр эмоций в полном объеме.

Пока букмекер собирает с нас таксу, в центр выходит нанятая танцовщица гоу-гоу в нижнем белье со стразиками. Танцует, вертит задом и готовится дать старт, но Карина в ее сторону даже не смотрит.

Отрешенный, неморгающий взгляд пялится в пустоту ночной дороги, пока нога сдавливает педаль, выжимая обороты, от чего рычащий «мустанг» потряхивает. Ему о-очень не терпится сорваться с места.

– Можем поменяться местами, пока не поздно, – на всякий случай предлагаю.

– Ну уж нет, – стискивая руль до побелевших костяшек, шумно втягивает та носом воздух.

– О’кей. Как скажешь. Правила запомнила?

Неуверенный кивок.

Запомнила, куда денется. Драгрейсинг самый элементарный формат гонок. Заезд по парам на прямом участке с максимальным разгоном. Победитель тот, который первым проезжает финиш. Куда уж проще?

Если тебя при этом не сковывает лютый мандраж. А ее сковывает. Но это ничего, стандартная реакция попервой. Все стритрейсеры через это проходили.

Танцовщица заканчивает пляски на своих гигантских каблуках, ознаменовывая покачивающимися бедрами начало отсчета.

Три…

Народ стекается ближе, толпясь вдоль дороги и неосмотрительно суясь в опасную зону. Когда тачка срывается с места со столбом пыли, почти нет шансов вовремя заметить помеху. Именно поэтому специально обученные люди, прошедшие курс скорой помощи, терпеливо отгоняют всех обратно, за условно обозначенный барьер.

Два…

Через четыреста метров стоит другой организатор. На шесть и восемь сотен установлены контрольные точки, откуда следят, чтобы машины остановились, развернулись и поехали обратно стороной, а не в лоб старту.

Аптечки, огнетушители, подсвеченная переносными прожекторами дорога и лайтовый, максимально безопасный заезд – для меня давно скучновато, а вот для новичка то что надо.

Пусть Скворцова на собственной шкуре прочувствует это наркотическое ощущение свободы, которое буквально разрывает изнутри в коротких секундах между стартом и финишем.

Если не сдрейфит, конечно.

Но она не сдрейфит.

Перехватываю подрагивающую в ожидании женскую кисть, ободряюще кладя ее на рычаг коробки передач. Моя рука замирает неподалеку – на ручнике.

Теперь главное сделать все быстро и ювелирно: снять с ручника, отпустить сцепление и вжать до упора педаль газа…

Гонка

Тачка с оглушающим рычанием срывается с места.

Погнали!

POV Скворцова

Когда я начала лихачить? Не так, чтоб вступить в клуб чокнутых стритрейсеров и тусить на подобных сходках, а чисто для себя?

Примерно после расставания с Даней.

Нет, он не стал основной причиной, однако уменьшать его вклад тоже не стоит. С таким учителем просто непозволительно было стать штатным автомобилистом, транспорт которому необходим лишь для передвижения из точки А в точку Б.

Страсть Шмелева, его увлеченность и трепетность к любимому делу передалась мне неосознанно, встретив в душе отклик. Наверное, именно на этом мы и зацепились. А когда разбежались, я не забросила все, а продолжила практиковаться в вождении самостоятельно, ища себя.

Уезжала на заброшенную территорию военного полигона и гоняла там на мопеде, разбивая колени. И не только колени. Ма была в ужасе, когда я возвращалась с содранной чуть ли не до костей кожей по всему телу.

Ну а что делать, своей машины-то у меня на тот момент не было. Зато на той заброшке часто тусили классные компашки на байках и оттюнингованных девятках, которые иногда разрешали мне сесть за руль.

Так что, когда появился любимый «Баклажанчик», я была максимально подготовлена. И все же стрелка на спидометре прежде еще никогда не поднималась настолько высоко.

Мотор «мустанга» с дичайшим ревом выжимает такую мощь, которая и не снилась моей малышке: к тому моменту, когда колеса пересекают вычерченную белой краской финишную линию, разгон достигает больше двух сотен.

По инерции прокатываюсь дальше положенного. Отяжелевшая нога не сразу отпускает педаль, давая скорости снизится до умеренного среднячка, нужного для того, чтобы развернуться и вернуться к разбитому лагерю.

Еду и чувствую, как меня трясет.

Как после эспрессо.

Нет. Как после тройного эспрессо.

Машина паркуется, и я буквально выпадаю из нее на ходящих ходуном конечностях. Приходится придерживаться за прохладную бочину авто. Сердце заходится, отдавая щемящей сдавленностью в грудной клетке, а внутри все сворачивается в стянутый узел.

– Охренеть, – часто-часто выдыхаю, давясь окрыляющим экстазом.

Восторг, экстаз, эйфория.

И неважно, что я приехала вторая. С небольшим отрывом, конечно, но в таком деле нет полутонов: либо все, либо ничего.

Самое забавное, что проигрыш меня не беспокоит. Победа, несомненно, стала бы приятной блажью, однако давайте рассуждать здраво: шансы были по умолчанию невелики.