Розы после дождя бесплатное чтение

Ты помнишь: поникшие ивы

Качались над спящим прудом;

Томимы тоской, молчаливы,

С тобой мы сидели вдвоем.

В открытые окна глядели

К нам звезды с высоких небес;

Вдали соловьиные трели

Поля оглашали и лес.

Ты помнишь – тебе я сказала:

Мы много любили с тобой,

Но светлых часов было мало

Дано нам суровой судьбой.

Узнали мы иго неволи,

Всю тяжесть житейских цепей,

Изныло в нас сердце от боли;

Но скрыли мы боль от людей.

В святилище наших страданий

Не дали вломиться толпе, –

И молча, без слез и рыданий,

Мы шли по тернистой тропе.

Ты помнишь минуту разлуки?

О, кто из нас думал тогда,

Что сердца забудутся муки,

Что рану излечат года,

Что страсти былые тревоги,

Все бури поры прожитой,

Мы, встретясь на новой дороге,

Помянем насмешкою злой!

А. Плещеев

Глава 1

– Пап, но ты же говорил, что мне сперва нужно окончить институт, а там уже решим со свадьбой?

– Викусь, ну какая разница! Годом раньше годом позже, – вмешалась Лариса, сидевшая на диване. На ней был короткий бежевый жакет и прямая черная юбка, которая едва прикрывала колени. На груди висели очки на золотистой цепочке, а каштановые с рыжим отливом волосы были присобраны сзади в строгий высокий пучок, впрочем, как всегда. Лара себе не изменяет.

– Вик, если ты не хочешь и сомневаешься…

– А с чего бы ей сомневаться? – снова перебила папу Лариса и, соскочив с дивана, продолжила. – Любая девушка была бы рада оказаться на ее месте. Стас – образованный, обеспеченный, ты ни в чем не будешь нуждаться.

Я уже собиралась возразить, но папа меня опередил:

– Лар, погоди. Оставь нас.

– Ну, хорошо-хорошо, – отозвалась она и, всплеснув руками, торопливо покинула кабинет, в дверях, добавив. – Только не засиживайтесь, через двадцать минут будем ужинать.

– Вик, ещё раз повторюсь, если ты не хочешь…

– Не то чтобы не хочу… Это немного неожиданно и поспешно. Мы же со Стасом толком друг друга не знаем. Да и виделись всего-то пару раз.

– Ну, теперь-то вы будете встречаться чаще. Да и с Маргаритой вы давно дружите.

– Дружим…

– Ну вот, – и папа похлопал меня по плечу. – Значит, ты согласна?

Я подняла глаза и взглянула на него: он был настроен добродушно и смотрел с нежностью и пониманием. Но меня раздирали сомнения, а на языке вертелись слова: «Не делай этого! Не делай!» Да и папа дал понять, что я могу и не соглашаться, но я почему-то утвердительно кивнула в ответ.

– Вот и славно! – и папа, не скрывая радости, обнял меня. – А теперь пойдём ужинать, не то Лара нас заждётся.

Я снова кивнула в ответ, и мы с ним направились в столовую, где уже вовсю хозяйничала Лариса. Увидев папу, она с ним переглянулась, и мгновенно её лицо расплылось в улыбке. «И зачем я согласилась, – корила себя. – Я же не люблю Стаса. Во время тех нескольких коротких встреч, что мы провели вместе, он ни разу не дал понять, что я ему хоть немного нравлюсь, он был холоден, как лёд. Хотя… может, я преувеличиваю. Нет, но и он не вызывает во мне ни капли интереса. Да, он красив, по-своему умён, мечта любой девушки. Хотя… может, папа и прав, может, мои выводы преждевременны, возможно, если мы узнаем друг друга получше…»

– А почему я об этом ничего не знала? – и Августа толкнула меня плечом.

– Я тоже об этом узнала только перед ужином, – растерянно ответила я, но Августа, ничего не заметив, весело продолжала:

– И когда свадьба?

– Скорее всего, в августе или в сентябре, – отозвался папа.

– Тут-то осталось всего четыре месяца! – удивилась Августа.

– Именно, поэтому нам нужно будет поторопиться с приготовлениями, – произнесла Лара.

– Кстати, о праздниках. Демьяновы годовщину свадьбы всё-таки решили отмечать за городом.

– За городом? – удивлённо переспросила Лариса. – Они же хотели в городе.

– Хотели, но передумали.

Лицо Ларисы искривилось от недовольства. «Как же она не любит дачу! А вот маме всегда была больше по душе загородная жизнь, она мечтала, что на старости лет поселится на даче, будет выращивать цветы и нянчиться с внуками». А Лариса тем временем продолжала причитать и жаловаться на то, сколько неудобств это создаст. Зато я обрадовалась: это замечательная возможность пописать и навестить бабушку.

***

Ранним субботним утром мы выехали на дачу. Погода благоволила: утро выдалось ясное, воздух был наполнен свежестью и ароматом цветущих садов, а молодая трава отдавала ярко-изумрудными переливами. Повсюду слышалось чириканье воробьев. Вид оживающей природы после зимней спячки не мог не радовать. Хотя на душе все равно было тоскливо. Впрочем, чему я удивляюсь, со мной всегда так: когда я вспоминаю о маме. Она очень любила наш загородный дом, и он словно любил ее. Небольшой кирпичный дом с мансардой с маленьким огородиком и садом, который разбили мама с бабушкой и который уходил вглубь и сливался с парком. Последние месяцы жизни мама провела там, похоронить ее, она попросила тоже там…

Дорога заняла минут сорок и пролегала через несколько деревень, и чем дальше мы отдалялись от города, тем чаще моему взору попадались цветущие яблони и груши. В голове я уже рисовала цветущую яблоню в нашем саду, которую мы посадили вместе с бабушкой. «Бабушка!.. – резко подумалось о ней. – Как она там? По словам Вари, ее состояние стабильное без изменений».

По приезду я быстро поднялась в свою комнату. В ней как всегда царили чистота и порядок, а на подоконнике красовался букет из свежесрезанных тюльпанов и нарциссов. «Ах!.. – невольно вырвалось у меня, и я вдохнула их аромат. – Надо будет обязательно поблагодарить Варю. Она никогда не забывает порадовать меня свежесрезанным букетиком». Не теряя времени, я быстро присела на кровать и, достав блокнот, сделала небольшой набросок. «Хорошо получилось!» – и довольная вышла из комнаты, чтобы, наконец, проведать бабушку.

Дверь в ее спальню была плотно заперта. Я осторожно надавила на ручку и тихо вошла. В нос сразу ударил запах лекарств и камфары. Окна были пришторены, и в комнате царил полумрак. Бабушка спала. Я присела на стул, который стоял у изголовья ее кровати, и взяла за руку. Невольно из глаз покатились слезы: трудно видеть её в таком состоянии, особенно после долгой разлуки. Она похудела, лицо осунулось, а морщины изрешетили кожу на лбу и щеках. Когда слёзы закончились, я склонила голову к ней на подушку и принялась рассказывать обо всём, что со мной произошло с тех пор, как мы не виделись. Когда и слов не осталось, я ещё немного посидела с ней, невольно наблюдая за ее дыханием. Дышала она еле заметно, тихо-тихо. Из коридора время от времени доносились скрип то открывающейся, то закрывающейся двери и громкие возгласы Ларисы: она была чем-то недовольна, но и им было не под силу потревожить бабушкин сон. Поцеловав ее на прощание, я ушла к себе. Достала мольберт, разложила краски и, присев на то место, где сидела прежде, принялась за работу. Три часа, и картина готова. Раздался стук, и в дверном проёме, не дожидаясь ответа, показалась Августа.

– Ты уже здесь! А то я заходила, но тебя не было. Подумала, что ты куда-то ушла.

– Нет, я была у бабушки, потом писала, – и, повернув холст к Августе, спросила. – Ну как?

Она бегло скользнула взглядом по картине и также бегло ответила:

– Норм. Мама сказала, чтобы в шесть тридцать были готовы.

– Хорошо… – отозвалась я, а про себя добавила: «Не хочу туда ехать!.. Для чего? Лучше бы я осталась дома, прогулялась по парку, сделала несколько набросков. А так придется бессмысленно торчать там весь вечер. Но выбора у меня нет. Увы, нужно собираться…»

Когда мы подъезжали к дому Демьяновых, начало смеркаться. За воротами были слышны звуки классической музыка, а калитку и дорожку, ведущую к входу, украшали букетики из белых и розовых роз и разноцветные лампочки. В полумраке двухэтажный выложенный из красного кирпича коттедж возвышался высокой зловещей громадиной. Не знаю, почему, но именно такие ассоциации он у меня вызвал. Хотя внутри было светло и чинно. Организаторы постарались на славу. Холл утопал в цветочных композициях из розовых и белых роз. Гостей пока было мало. Мы приехали одними из первых, и все благодаря стараниям Ларисы. По холлу ещё бегали официанты, заканчивая последние приготовления. В столовой сверкал стол, покрытый белоснежной скатертью и уставленный фарфором и хрусталем. «Неужели, я скоро стану частью всего этого?» – невольно думалось мне, а Августа, словно прочитав мои мысли, произнесла:

– Ты только представь! Ты скоро станешь частью всего этого!

На ее лице читалось искреннее восхищение.

– Честно, не представляю. Я ещё не свыклась с этой мыслью.

Августа по-прежнему с неподдельным любопытством разглядывала убранство холла и то и дело отзывалась о новой подмеченной мелочи.

Незаметно холл оживлялся. Со всех сторон зазвучали мужские голоса, и заискрился женский смех. К восьми часам, наконец, показались виновники торжества – родители Стаса: Павел Олегович и Людмила Петровна. В их адрес посыпались поздравления и волнительные речи. Они старались выглядеть довольными и счастливыми, но по лицу Людмилы Петровны читалось абсолютное безразличие ко всему происходящему и не доставляющее ей ни малейшего удовольствия, будто это делалось для галочки, только Павел Олегович дружелюбно улыбался и жал всем руку.

Спустя час пламенных речей и поздравлений объявили небольшой перерыв. Собравшиеся, наконец, расслабились и разошлись по холлу. Многие вышли во внутренний двор, где играл музыку специально приглашённый оркестр, некоторые стали танцевать. На улице совсем потемнело, и весь двор очаровательно утопал в свете ночных фонарей и гирлянд. А я воспользовалась перерывом и подошла к Соне, которую давно заприметила в другой стороне холла. Мы успели лишь обменяться фразами приветствия, как неожиданно меня за плечо кто-то одернул. Я обернулась и хотела произнести «Привет!», но опешила. Мне показалось, что это Стас, но присмотревшись, поняла, что ошиблась. Он был очень похож на него. Пока я мешкалась, он протянул мне руку и пригласил на танец. Не знаю почему, но я ответила на его приглашение. Теперь, когда мы находились друг напротив друга и двигались в ритме танца, я, получше к нему присмотрелась, поняла, что он мне напоминает кого-то другого, словно я его где-то уже видела: черты лица, взгляд, улыбка – весь его облик. Он был не дурен собой, высокий, лёгкая небритость придавала ему особое обаяние. Он весь танец молчал, лишь изредка посматривал на меня и ухмылялся. Похоже, он заметил, что я пристально разглядывала его, но мне было все равно, не выдержав, я, наконец, спросила:

– Кто вы? Вы здесь впервые?

– Да, но ты должна меня знать, – ответил он и испытывающе посмотрел на меня.

– Не думаю. Я бы запомнила. Кто вы?

Он немного наклонился ко мне и заговорщическим голосом сказал:

– Тогда называй меня незнакомцем.

– А имени у вас нет?

– Есть, Вик, но ты его узнаешь, если пообещаешь еще один танец!

– Вы знаете мое имя? – удивилась я.

– Знаю, – ответил он, после чего выпустил мою руку и направился к дому. Я тоже последовала за ним, не переставая думать о том, кто же это может быть. «А ведь он прав, что-то мне подсказывает, что я его знаю, но откуда? Случайный знакомый? Нет!.. Я не завожу случайных связей. Тогда кто? Очень странно…»

В холле снова зазвучали поздравительные речи. Время близилось к половине десятого. Вскоре Павел Олегович взял микрофон и, в очередной раз, поблагодарив всех собравшихся, попросил минуту внимания:

– Мне не хочется упускать такую возможность, когда близкие и дорогие нам люди собрались все вместе. Поэтому хочу поделиться радостной новостью. Стас, Вика, подойдите ко мне!

Когда я услышала свое имя, опешила и несколько секунд стояла в замешательстве. Но меня подогнал Стас, откуда он только взялся, до этого я его нигде не видела, и мы вместе подошли к его отцу.

– У тебя слишком серьезное выражение лица для такого случая, – шепнул мне на ухо Стас. – Улыбнись, на нас все смотрят.

– А может, нужно было заранее предупредить?

– Хватит!.. – отдернул он меня и, приподняв подбородок и поправив костюм, стал смотреть в зал. «Ему бы тоже не помешало улыбнуться, – подумалось мне. – А-то состряпал не улыбку, а кривую гримасу. Еще учит меня!»

Но я все же сделала над собой усилие и улыбнулась, а Павел Олегович, окинув нас доброжелательным взглядом, продолжил:

– В нашей семье радостное событие этой осенью мой сын Станислав и дочь Дмитрия Березина Виктория соединят свои судьбы и заключат брак. Это решение было принято так поспешно буквально на днях. И сегодняшний вечер позвольте считать официальной помолвкой.

И он захлопал. Вслед за ним, как по цепной реакции, раздались аплодисменты всех собравшихся и буря оваций в наш адрес. Напоследок, Павел Олегович попросил нас станцевать и отошёл к Людмиле Петровне. Стас протянул мне руку, и мы спустились с ним в зону, отведенную для танцев.

Когда танец закончился, Стас поцеловал меня в щеку и, постояв рядом несколько минут, скрылся. Больше я его в этот вечер не видела. «Наверное, не так должен вести себя новоиспеченный жених». Зато ко мне подошли Лариса и Людмила Петровна, радостные и довольные, они увлеченно говорили о предстоящей свадьбе, обо всех тех приготовлениях, которые нужно будет сделать. Я только поддакивала им в ответ, но внутри ощущала грусть и пустоту. «Наверное, не так должна чувствовать себя новоиспечённая невеста? Почему папа не предупредил меня, что о помолвке будет объявлено уже сегодня! Я же выглядела по-идиотски». Когда Лара и Людмила Петровна, наконец, отошли, за спиной раздался знакомый голос, я обернулась и увидела незнакомца. Он стоял с вытянутой рукой и ждал моего согласия на танец.

– Вы выбрали неудачный момент, – промолвила я.

– Я жду, – настаивал он.

Я вздохнула и подала ему руку. Начали мы медленно, потом стали двигаться быстрее. Мы крутились, и все крутилось вокруг нас, словно диск на оси. Я чувствовала, что он пристально смотрел на меня, но я больше не отвечала ему взаимностью и даже не разглядывала его, как в первый раз. Теперь это не имело никакого значения. Ничего теперь не имело значения. Вдруг на мгновение на меня нашел столбняк. Я остановилась и хотела уйти, но он не позволил. Наоборот, прижал к себе ещё крепче.

– Что вы делаете? – возмутилась я. – На нас же все смотрят!

Но он лишь ухмыльнулся. «Опять эта улыбка. Всё-таки откуда я его знаю?» Пока я размышляла, музыка закончилась, он бросил на прощание: «Еще увидимся» и направился к дому. Я тоже хотела войти, но прямо перед входом мне преградила путь Соня:

– Так! Куда это мы собрались? – произнесла она, подперев бока руками.

Я улыбнулась и, взяв ее под локоть, мы вместе пошли по садовой дорожке, ускользающей вглубь сада.

– Да уж! Я от тебя такого не ожидала. Вообще-то с лучшими подругами такими новостями в первую очередь делятся, ты не считаешь?

– Кто бы ещё со мной поделился.

– Да, я видела выражение твоего лица, – усмехнулась Соня.

– Неужели это было так заметно?

– Не знаю, может, кто-то и не обратил на это внимание, но я-то хорошо тебя знаю. Ты и вправду ничего не знала?

– Нет. Папа сказал мне о свадьбе буквально вчера, но о том, что о помолвке будет объявлено уже сегодня, не удосужился.

– И Стас тоже?

– Нет. Самое смешное, что я его увидела, когда Павел Олегович подозвал нас к себе.

– Я вот иногда думаю, он вообще нормальный?

– Сонь, тише, вдруг нас кто-нибудь услышит.

– Ты права!

И мы с Соней сменили тему. Она заговорила о предстоящем Сиреневом фестивале, до которого осталась всего одна неделя и о тех приготовлениях, которые нужно будет успеть сделать.

***

Домой мы вернулись поздно. Лара всю дорогу тараторила о свадьбе. Мне хотелось поскорее лечь спать, а утром проснуться и это все оказалось дурным сном. Но не тут-то было! За завтраком Лара снова завела ту же самую песню о свадьбе, как будто другие темы для разговоров иссякли. Под конец завтрака даже папа не выдержал и упрекнул её, что она слишком форсирует события и времени предостаточно.

– Нет, Дим, ты не прав! – и она последовала за папой в кабинет. – Ты не представляешь, сколько всего нам надо успеть сделать. Мы с Людой встретимся на следующей неделе и все обсудим. Ещё нужно будет договориться об официальном ужине у нас, заодно и с датой определиться. Без нее мы как без рук. Тем более скоро лето, и все нормальные рестораны будут заняты…

Когда их голоса стихли, мы невольно переглянулись с Августой.

– Боже, и это только первый день! Я этого не вынесу, – отозвалась я.

– Вынесешь! Лучше смотри, что у меня есть.

И Августа, подсев ближе, протянула мне небольшой бумажный конверт. Я удивленно посмотрела на него, потом на нее.

– Бери быстрей, пока никто не увидел.

Я торопливо схватила конверт и, оглянувшись по сторонам, распечатала его. В нем лежала короткая записка: «Жду тебя сегодня в парке возле большого фонтана в три часа. Незнакомец».

– Кто же он? – вслух вырвалось у меня, и я невольно встретилась глазами с Августой. – Не смотри так! Я сама ничего не знаю.

– Конечно!..

– Гузь, честно. Откуда он у тебя?

– Мне дала его Варя, а ей какой-то мальчик. Он спозаранку тёрся под нашими окнами и, когда Варя выглянула, чтобы его прогнать, он отдал ей конверт и убежал.

– Ясно… – произнесла я и снова посмотрела на записку.

– Ну? Или я и дальше буду сгорать от любопытства.

– Да, нечего рассказывать. Вчера у Стаса мы танцевали с ним пару раз. Он не пожелал представляться, сказал, что я должна его знать. А теперь хочет встретиться в три часа в парке у фонтана.

– И ты пойдешь?

– Не знаю, но мне интересно узнать кто это.

– Тебя прикрыть? – произнесла Августа, и мы рассмеялись.

***

До обеда писала в саду яблоню, о которой думала пока мы ехали сюда. «Немного переборщила с зеленью, после подправлю. А сейчас нужно собираться на встречу». Я быстро переоделась в джинсы и белый топ на бретелях, поверх которого накинула теплую клетчатую рубашку. Подкрутила и присобрала в пучок светло-русые волосы, подтемнила тенями и подчеркнула черным карандашом серо-зеленые глаза, накрасила блеском губы, и в половине третьего вышла со двора и направилась в сторону парка. Брела я не спеша. Весеннее солнце пригревало спину. Повсюду зеленела трава, бойко пробивающаяся сквозь землю. В палисадниках отцветали поздние сорта тюльпанов. Я увидела его издалека. Он стоял вблизи фонтана с задумчивым видом. При дневном свете он совсем не был похож на Стаса. И почему мне вчера так показалось? Ничего общего. Если только рост и темный цвет волос. Он был одет в обычные синие джинсы и футболку, лицо гладко выбрито – совсем другой человек. «А может, я обозналась?» И огляделась по сторонам. Но нет, увидев меня, он сразу оживился. Это он.

– Ты сегодня прелестна, как и вчера. – На его лице сияла улыбка, такая до боли знакомая, серые глаза блестели. – Прогуляемся? – спросил он и выставил свою руку. Я не стала брать его под локоть, а направилась вперёд по мощеной аллее, делящей парк на две части. Он последовал за мной. Лучи весеннего солнце пробивались сквозь редкую молодую листву и играли на наших лицах в игру света и тени.

– Ты меня совсем не помнишь? – отозвался он, наконец.

Я отрицательно покачала головой.

– Я так сильно изменился?

– Наверное…

Он хмыкнул и произнес:

– А Сонька, молодец, не проболталась, хотя рьяно отнекивался, что не будет во всем этом участвовать.

– Соня?! – удивлённо переспросила я и, резко взглянув на него, меня осенило: «Это же Костя, брат Сони. Точно! Те же черты лица, глаза, улыбка… Как я могла сразу не догадаться?!» – Костя!.. – произнесла, наконец, я вслух и улыбнулась. Его лицо тоже расплылось в довольной улыбке. – Но ты сильно изменился.

– От тебя тоже глаз не отвести, ты так похорошела, повзрослела. Я помнил тебя еще совсем девочкой, – Я улыбнулась. – Если бы Соня не показала мне тебя вчера на приеме, то я бы ни за что на свете не догадался. Куда подевались твои оттопыренные ушки и курносый весь в веснушках носик?

– Когда ты вернулся?

– На днях. Все равно не понимаю, как ты могла меня забыть. Мы же вместе столько проказничали в детстве, точнее вы с Сонькой проказничали, а все шишки летели на меня.

– Ты был так добр к нам, помогал делать паски из песка, наливал нам лейку, катал на качелях, брал с собой на рыбалку.

Костя усмехнулся:

– А ещё обливал водой и измазывал золой.

Я невольно хохотнула:

– И такое было.

– А помнишь, ваше с Соней излюбленное место, куда вы частенько сбегали ото всех.

– Ещё бы! Конечно, помню. Кстати, после вон той скамейки как раз должна быть узкая дорожка, ведущая к нему.

– Пойдем по ней? – Я радостно кивнула в ответ, и мы свернули на тропинку, уводящую вглубь парка.

– Кажется, с тех пор деревья непомерно разрослись, – отозвался Костя, в очередной раз, раздвигая ветви, заслонявшие нам путь. – А вот и эта полянка! Как вы ее только нашли?

– Не знаю, мне показала ее Соня.

Перед нашими взорами раскинулась широкая поляна, окружённая кленами, ясенями и липами и сплошь покрытая молодой зелёной травой.

– Как здесь все изменилось! – удивленно произнесла я. – Раньше она казалась гораздо больше.

– Ты права, но деревья выросли, да и мы. А вот и дуб. – И Костя показал на высокий раскидистый дуб, находящийся справа от нас. – Не замёрз, красавец! Помнишь?

– Помню.

– И чего тебе тогда дома не сиделось?

– Я всего лишь хотела до отъезда успеть насобирать цветов для мамы.

– А я тебя спалил!

Я засмеялась.

– Да, но внезапно начавшаяся гроза расстроила все мои планы.

– И нам пришлось укрыться под этим дубом.

– Да…

– Ты так боялась раскатов грома, что крепко прижималась ко мне…

– Я не боялась грома, просто было очень холодно.

Костя хмыкнул:

– Нас потом ещё нашел ваш пес Черныш. Что с ним стало?

– Утонул, бедняжка!

Наступило недолгое молчание, которое нарушил Костя:

– А пойдём к нам?

Я сначала хотела отказаться, но потом передумала. Встреча с Костей оживила в памяти столько приятных детских воспоминаний, что пусть эти ощущения продлятся ещё немного. Раньше мы часто ходили друг к другу в гости, – мама Кости и Сони Тамара Максимовна и моя мама в детстве были соседями, вместе учились в одной школе и дружили, но потом их дорожки разошлись. Встретились они вновь, когда мои родители купили тут дачу, а мама в первый же год случайно встретила Тамару Максимовну, так они и стали общаться, заодно и подружили нас с Соней. Дом у них был небольшой, одноэтажный, немного старомодный с козырьком над дверью и перилами из кованого железа. Соню мы нашли в гостиной, она сидела на диване и листала какой-то глянцевый журнал, а, услышав наши голоса, оглянулась с удивлённым видом.

– Привет! – отозвалась я первой и, присев к ней на диван, обняла.

– Привет… – растерянно произнесла она и, снова обернулась к Косте и хотела ему что-то сказать, но он ее опередил:

– Все, ты мне проспорила! Она меня не узнала!

Соня ахнула и, поджав нижнюю губу, посмотрела на меня:

– Вик! Я совсем забыла тебе сказать, – и прикрыла рот рукой. – Что этот, прохвост, успел сделать?

– Ничего… – улыбаясь, ответила я.

– Как же я могла забыть?!

Костя присел на спинку дивана и, похлопав ее по плечу, ехидно произнес:

– Все! С тебя теперь должок!

– Ага, конечно! Помечтай!

– О, вы все здесь! – раздался голос Тамары Максимовны, и через мгновение она вошла в гостиную в широком платье-разлетайке. В руках она держала кухонное полотенце и вытирала им руки. Темно-русые волосы были заколоты на затылке в короткий хвост.

– Здравствуйте! – поприветствовала я ее.

– О, Вик! Здравствуй! – и Тамара Максимовна, поправив челку и убрав за ухо короткую прядь, спросила:

– Как дела?

– Хорошо.

– Как бабушка?

– По-прежнему.

Она, участливо кивнув в ответ, добавила:

– Через полчаса будем ужинать. Ты с нами?

– Конечно! – отозвался Костя, удаляясь из гостиной. – Ты думаешь, эти трещотки наговорятся за полчаса?!

Мы с Соней бросили ему вслед косые взгляды, но, тем не менее, он оказался прав. За полчаса мы не наговорились, и боюсь, что никогда не наговоримся. Ужин прошел в приятной теплой семейной атмосфере, и оживил в памяти ворох воспоминаний, что домой я вернулась с единственной мыслью, поскорее отыскать свою «коробочку с сокровищами»: обычная картонная коробка из-под обуви, в которой я в детстве хранила всякие безделушки. Она стояла у меня под кроватью и, когда было грустно, доставала ее, высыпала все содержимое себе на колени и, складывая обратно каждую вещицу, припоминала историю, которая была связана с ней. Теперь за ненадобностью она пылилась на верхней полке шкафа. Я пододвинула стул, достала коробку и, смахнув слой пыли, открыла крышку. Как прежде, высыпала все содержимое себе на колени. Чего здесь только не было! И огромная еловая шишка, и ракушки, которые достал мне со дна реки Костя, и его носовой платок, которым он обвязал мне палец, когда я умудрилась вонзить в него рыболовный крючок, и который я ему так и не отдала. Я раздвинула все безделушки и нашла тот самый крючок! Что тут ещё есть?! Несколько камешков причудливой расцветки. Вот и мой самый любимый: черный с серебристыми вкраплениями. Засохший цветок чайной розы, который мы с Соней украдкой сорвали с соседской дачи. Ещё Костина записка: «Завтра в пять тридцать», что значило, что к этому времени нужно было быть готовой, чтобы успеть улизнуть с ним на рыбалку. Я улыбнулась.

Соня редко с нами ходила: она терпеть не могла ранние подъёмы, а если и шла, то всю дорогу ныла, надоедая и мне, и Косте. В этом я ее никогда не понимала, ведь на речке было столько всего интересного, как можно было не хотеть туда пойти. Когда клёв не удавался, мы бродили с Костей по окрестностям, в поисках какой-нибудь живности, например, улиток или катушек, чтобы наловить свежую партию, потому что прежнюю из-за своей безалаберности я оставляла на солнце, и они от перегрева погибали.

Всё-таки странно, и какой смысл был ему возиться с маленькими восьмилетними девочками, ведь Косте тогда было уже лет тринадцать или четырнадцать? Или его просто вынуждали родители, что вернее всего. Но как бы там ни было, только он мог утолить мое любопытство и жажду приключений. Ведь в глазах родных я должна была быть прилежной девочкой, сидеть в красивом платьице в беседке и читать с умным видом книжки. А меня, наоборот, интересовало всё, что было за ее пределами. Страх был мне нипочём. Собственно в первый раз мы с Соней и пошли на рыбалку, потому что Костя раздразнил нас трусихами, что мы побоимся сбежать из дома в такую рань. Не знаю, как Соню, но меня эти слова сильно задели. Я была готова на всё, лишь бы не прослыть трусихой.

И вот в шесть часов, я как штык, сидела на подоконнике в ожидании Костиного свиста. Условный позывной: когда он приближался к нашему дому, начинал насвистывать какую-нибудь песенку. Услышав ее, я выбиралась из комнаты и на корточках проползала под всеми окнами. Это было сделать не трудно. Но оставалось самое опасное: окно на веранде. Оно не было завешено шторами, да и рамы почти всегда были открыты настежь, вдобавок там с утра обязательно хозяйничали мама или бабушка, или еще хуже, если они были вдвоем. Поэтому требовалось незаметно проползти под окном, быстро сигануть за виноград, снова проползти за кустами смородины и нырнуть в щель в заборе, о которой никто не догадывался, к моей превеликой радости.

Раздался стук и отвлек меня от воспоминаний. Не дожидаясь ответа, в дверном проёме показалась Августа.

– Куда ты запропастилась? Я тебя устала ждать?

– Была у Сони, – произнесла я и принялась складывать оставшиеся безделушки в коробку.

– А как же встреча? Ты не пошла? – И Августа с озадаченным видом присела на кровать.

– Почему же, пошла…

– И?.. Вик! Ну, рассказывай уже! Я и так весь день сгорала от любопытства.

– Гузь, да нечего рассказывать. Незнакомцем оказался брат Сони. Он последние несколько лет был за границей и на днях вернулся. Вот и решил меня разыграть.

– Ну, так не интересно. Я уже себе целую историю нафантазировала.

***

Эту ночь мы провели на даче, а утром вернулись в город. Всю неделю читала книги и писала конспекты, готовясь к предстоящей сессии, и только в пятницу удалось вырваться и встретиться с Соней, чтобы обсудить культурную программу завтрашнего фестиваля. Жаль, в этом году у меня не было возможности помогать ей. Но ничего, приехала Марго – сестра Стаса, они вместе с Соней учатся на искусствоведов, – и вместе они быстро все устроили. Уж так повелось, что ни один год учебы в художественной школе, не обходился без посещения «Сиреневого фестиваля», который каждый год проводится в пору цветения сирени в старинной усадьбе, расположенной в окрестностях города, где жил и трудился художник А.Белов. Тогда мы сами принимали непосредственное участие, играя в сценках и мастер-классах, а сейчас готовили ребят к выступлению и участвовали в конкурсе-пленэре для молодых художников. Ну, а еще это всегда отличная возможность насладиться атмосферой девятнадцатого века, которая накладывает неизгладимые впечатления. Помню, когда я впервые попала на фестиваль, то после него, наверное, еще с неделю отходила от испытанных ощущений.

Вот и суббота. На часах восемь тридцать. Пора выезжать, чтобы успеть, все сделать. Я уже полностью собралась и ждала только звонка Сони. Раздалась мелодия. Торопливо накинула клетчатую рубашку, схватила этюдник и, повесив его на плечо, на ходу ответила Соне:

– Уже выхожу! – и вышла из спальни.

– Вик, мы с Валерой не сможем за тобой заехать, не успеваем, – раздался голос Сони.

– Вообще-то о таком предупреждают заранее, – возмутилась я.

– Подожди, но я попросила Костю.

– Зачем? Вечно ты всё перевернёшь с ног на голову. Я могла и на такси добраться.

– Поздно, Костя уже там.

– Сонь…

– Ладно, встретимся на фестивале.

И она сбросила звонок, а я выглянула на улицу. Костина машина стояла возле наших ворот. Увидев меня, он вышел из нее и, облокотившись на дверь, махнул мне рукой.

– Машина подана! – пошутил он, когда я приблизилась. Я шла с твердым намерением отказаться, но в последний момент замешкалась. – Мне тебя долго ждать?!

Я нехотя открыла дверь и села на заднее сиденье.

– Костя, это все Соня! Я могу и на такси поехать…

– Поздно, только сначала заедем в офис буквально на несколько минут. Я закину документы.

Я молча кивнула и отвернулась к окну, не переставая думать о поступке Сони. Мало того, что меня не предупредила, так ещё и Костю оторвала от дел. Доехали мы быстро. Мне не захотелось оставаться в машине, и я пошла вместе с Костей. Мы поднялись на лифте почти до самого верха небоскреба. Рабочий день только начинался, и, не смотря на субботу, в коридоре суетились офисные служащие. Со всех сторон доносилось «Доброе утро!» Костя отвечал всем сдержанно, но вежливо, кому-то пожимал руку. Наконец, мы зашли в его кабинет.

– Побудь здесь, я сейчас вернусь, – и он, взяв какую-то папку со стола, вышел.

Я проводила его взглядом, а потом принялась рассматривать обстановку. Кабинет был просторный с панорамными окнами, вид из которых поражал и впечатлял. Я не любитель городских пейзажей, но нечто подобное мне бы хотелось запечатлеть. Вид будто с высоты птичьего полета. За многоэтажными зданиями виднелись мелкие постройки частного сектора, а за ним река с ухабистым берегом и подлеском, делящая город на две части: историческую и деловую. Солнце уже высилось над горизонтом и золотило макушки деревьев и речную гладь.

– Все, мы можем ехать, – раздался голос Кости.

Я обернулась, потом еще раз взглянула на пейзаж и направилась к выходу.

В полуоткрытое окно веял майский ветерок, ласковый и по-весеннему теплый, наполненный ароматами трав и цветов. «Слава богу! – думала я, – что с погодой повезло! Не то, что в том году, когда полдня лил дождь, и мы продрогли до мозга костей, а я потом еще с неделю пролежала с температурой». Ехали мы недолго и через минут двадцать были на месте: выходной день на дорогах почти нет машин.

– Соня, наверное, в одной из беседок, готовится к выступлению, – произнесла я, когда мы вылезали из машины, на что Костя кивнул и захлопнул дверцу.

За оградой усадьбы было многолюдно: повсюду гуляли пары, молодые и уже в возрасте, носились дети, также можно было повстречать мужчин и женщин, специально переодетых в наряды девятнадцатого века. Мимо нас прошла пара. На женщине было пышное зеленое платье с длинными рукавами и с турнюром1 позади, который украшали драпировки, рюши и складки. Ее волосы были аккуратно убраны под шляпку. На мужчине красовался сюртук с галстуком и клетчатые брюки. В руках он держал небольшой ажурный зонтик. Мне почему-то сразу вспомнились картины Моне и Ренуара. Возле главного входа в усадебный дом уже полным ходом шло театрализованное представление, знаменующее открытие «Сиреневого фестиваля».

Мы не стали задерживаться и углубились с Костей в сад. Кусты сирени, растущие повсюду, наполняли воздух томным сладким благоуханием, а трели птиц придавали неповторимое романтическое очарование, ведь не зря с незапамятных времён усадебный сад считался непременным атрибутом загородного дома.

– О, привет! – воскликнула Соня, увидев нас. Они с Марго стояли неподалеку от беседки. – Ну, наконец-то, я думала, мы тебя не дождемся.

– Куда же я без вас.

Марго тоже кивнула мне в знак приветствия и приблизилась к Косте, а меня Соня взяла под локоть, и мы с ней зашли в беседку. Я скинула свой этюдник, а Соня пока вкратце рассказала мне о предстоящем выступлении и о том, какая помощь понадобится от меня. Пока мы были с Соней в беседке, Марго продолжала стоять с Костей и подошла к нам только тогда, когда ее позвала Соня. До выступления оставалось все меньше и меньше времени. Наши ребята ставили небольшую сценку по мотивам сказки Пушкина “Мертвая царевна”. Увлекательно было наблюдать за тем, как на глазах обычные мальчишки и девчонки превращались в героев сказки. После выступления наших ребят, я осталась посмотреть на сценки других участников, а когда вернулась, в беседке сидели только Марго и Костя и о чем-то мило щебетали, судя по довольному выражению лица Риты, которая то и дело строила глазки, без конца поправляла черные волосы назад и выпячивала грудь вперед. На Костю я даже не взглянула. Молча пройдя мимо, направилась к выставочному павильону. «Интересно, какие картины представлены в этом году?» – думала по дороге. Каждый год они обновляются. Люблю художественные выставки небольших музеев. На них как нигде можно увидеть полотна малоизвестных авторов, которые запечатлели в своих творениях быт и повседневную жизнь обычного люда, простые человеческие радости и горести. Заканчивалась экспозиция в этом году индивидуальной выставкой нашей современной художницы. Разглядывая ее картины, я думала о том, что как бы мне хотелось, чтобы когда-нибудь мои работы, также кто-нибудь рассматривал, предугадывал историю их создания, и что побудило человека пойти в искусство.

Резко прозвучала вибрация. Это Соня. Я вышла из художественного павильона на улицу и ответила на звонок.

– Где ты? – раздался голос Сони.

– Смотрела экспозицию. А что?

– Нет, ничего, просто мы тебя потеряли.

– Хорошо, сейчас подойду.

Марго снова сидела возле Кости и что-то ему говорила. Костя молчал. Резко наши взгляды встретились, и он пристально посмотрел мне в глаза, от его взгляда сделалось не по себе, и я торопливо присела к Соне.

– Чем теперь займемся? – поинтересовалась она.

– Не знаю, как ты, но я хочу найти укромное живописное местечко и, наконец, пописать. Я и так за всю неделю ни разу не притронулась к краскам. Успела сделать только два небольших наброска карандашом и все.

Пока я говорила это Соне, Марго кто-то позвонил, и она вышла из беседки. Потом вернулась попрощаться и быстро убежала.

– Сонь, давай я тоже поеду? – отозвался Костя.

– Нет, ты мне ещё нужен.

– Сонь, я и так торчу здесь целый день бес толку. И ещё ни разу не понадобился!

– Нет.

– Сонь, давай, если я тебе понадоблюсь, ты мне просто позвонишь, и я сразу приеду.

– Нет.

– Вообще-то крепостное право отменили в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году.

– Подожди, пока не приедет Валера.

– Что-то он полдня едет и все никак не доедет. Он точно не вымышленный персонаж?

И Соня косо взглянула на него. Я не захотела слушать дальше их препирания и, взяв свой этюдник, вышла из беседки и направилась в сторону прудов, в поисках одного местечка, которое я присмотрела еще в прошлом году, но из-за плохой погоды не смогла тогда пописать. В этом году другое дело, природа сама благоволила. Искала я его недолго и, присев, на лавочку под сенью деревьев принялась раскладывать свои принадлежности. И вскоре приступила к работе. Вид открывался замечательный. В метрах тридцати располагался пруд, в котором очаровательно отражались кучерявые облака, бегущие наперегонки по чистой лазури весеннего неба. Пруд был окаймлен липами, соснами и березами с одной стороны и зеленой лужайкой, которая плавно поднималась на пригорок, с другой. Вдали виднелись какие-то хозяйственные постройки и отдельно стоящие березки и цветущие кусты сирени.

– Вот ты где! – раздался голос Кости. Я мимоходом оторвала взгляд от холста и посмотрела на него: он уже присел сзади и, вытянув ноги вперед, скрестил их.

– Валера, так и не появился?

– Нет…

Резко что-то защекотало мне нос. Я дернулась и зачесала его, а, отстранившись, поняла, что это была гроздь сирени, которую Костя держал в руке.

– Помнишь, как вы с Соней в детстве искали цветки с пятью лепестками и загадывали желание?

Я кивнула.

– О! Ты смотри! Сразу нашелся!.. Дай руку… – И он положил мне на ладонь маленький сиреневый цветочек. Я взглянула на него и, улыбнувшись, зажала в кулаке.

– Значит, ты тоже художничаешь?

– Да…

– Странно, а Сонька мне что-то говорила про переводческое дело?

– Ничего странного, на переводчика я тоже учусь. Папа настоял, чтобы я получила нормальную профессию, а не занималась вот этой мазней.

Костя хмыкнул. Резко в кармане завибрировал телефон. Это Соня.

– Ты где?

– Пишу возле прудов.

– Костя с тобой? А то я не могу до него дозвониться.

– Да…

– О'кей. Мы с Валерой сейчас подойдем, – и она сбросила звонок.

– Радуйся, Валера приехал, – произнесла я и посмотрела на Костю, пока засовывала телефон обратно в карман. Он закатил глаза и наигранно всплеснул руками вверх, а я снова принялась писать.

– Странно, – резко раздался голос Кости, – я думал, он окажется таким же отчаянным художником, с тату на руках, на нем будут обтягивающие брючки и подтяжки. Ан-нет, вполне себе прилично выглядит.

Я усмехнулась и посмотрела назад. Вдалеке под руку неторопливо шли Соня с Валерой.

– Почему подтяжки? – переспросила у Кости.

– Не знаю.

– Но интуиция тебя не подвела. Такой был до этого, – усмехнувшись, произнесла я и повернулась к холсту. «И до него, – добавив уже про себя. – Валера и вправду отличался от тех, с кем Соня встречалась раньше. Серьезный, в меру остроумный и солидный. Если Соня не достанет его своими капризами, и он не сбежит, то он будет для нее идеальным мужем. И что-то мне подсказывает, что не сбежит». Пока я предавалась размышлениям, Соня и Валера приблизились к нам. Соня познакомила Костю с Валерой, и они с ним отошли в сторону, а она присела ко мне и, взглянув на холст, произнесла:

– Неплохо получается.

– Да, мне тоже нравится…

– Немного высветлить облака… Добавить больше контраста на переднюю зелень и будет хорошо. – Я кивнула. Ее мнению я доверяю. Поразительно, сама она рисует не ахти, порой не замечает элементарного, но в чужих работах способна подметить вроде незначительную деталь, и картина сразу же начинает играть другими красками. – Ну, что все по домам?

– Нет, я хочу закончить, осталось совсем немного.

– Хорошо, тогда мы с Валерой поехали. – Мы обнялись на прощание, и уже уходя, она бросила Косте. – Отвезешь Вику.

Он ей кивнул и снова присел на лавочку. Похоже, моего согласия опять никто спрашивать не собирался.

– Это не обязательно. Я и сама доберусь домой.

– Полчаса никакой роли не сыграют. Все равно весь день насмарку.

– Почему же? Когда бы ты еще так культурно отдохнул?

Костя хмыкнул, но ничего не сказал. Хоть я и закончила засветло, но когда мы выехали из усадьбы на проезжую часть, дорогу и окрестности вовсю окутали сумерки. Жаль, что в это время года дни так коротки. Фонари мигали мягким, приятным для глаз светом, а в воздухе была разлита нежная нега весеннего вечера, которую тонко чувствовали и тело и душа. Я расслабленно вытянула ноги после плодотворного дня и только поглядывала в окно. Когда Костя свернул на нашу улицу, и оставалось проехать несколько домов, я спохватилась и попросила Костю остановиться. Но он меня не послушал, лишь поинтересовался: «Почему?»

– Не хочу, чтобы нас увидели.

– С каких это пор? – ехидно спросил он.

Похоже, его это позабавило. А я не знала, что ответить, потому что сама не понимала, что вдруг на меня нашло. Меня же это никогда не волновало. Хотя, собравшись с мыслями, я сослалась на помолвку, на свадьбу, что нас могут неправильно понять, что поползут слухи, и все в таком духе, да, и Лариса будет не довольна. На что Костя ответил, как отрезал:

– Запомни, пока ты не замужем, ты – свободная женщина.

Я выскочила из машины, как ошпаренная, забыв даже поблагодарить его и попрощаться. Но открывая калитку, убедилась, что интуиция меня не подвела. На крыльце стояла Лариса, скрестив руки на груди, и укоризненно смотрела на меня. Похоже, она все просекла.

– Где ты была? – сходу спросила она.

– На фестивале, я вчера говорила, – ответила я и, не желая стоять с ней на улице, зашла в дом.

Лара последовала за мной, продолжая расспрашивать:

– А с кем это ты приехала?

– С Соней.

– Но это была машина не Валеры?

– Да, это был брат Сони, Валера сегодня был занят.

– Что-то я никогда его раньше не видела?

– Он последние годы жил за границей, недавно вернулся.

– Между вами что-то было?

– Конечно, детские проказы и шалости. Когда я видела его в последний раз, мне было десять лет.

– Но для друга детства он слишком хорош собой.

Я невольно улыбнулась и подумала: «Поразительно! Как она успела его так быстро рассмотреть? Или она нас видела еще утром? Да!.. Скорее всего», а вслух ответила:

– Да, он сильно изменился. Но будьте спокойны, ко мне он проявил лишь дружеский жест и то по настоянию Сони.

– Но он не слеп. Он не может не заметить твоей красоты. Ты еще совсем юна, ты не знаешь мужчин. Мой долг предостеречь…

– Лара, пожалуйста, хватит. Какой долг? Я через три месяца выхожу замуж. К чему этот разговор и эти нотации?!

– Кстати, о свадьбе и о завтрашнем ужине. У нас не так много времени, чтобы хорошо подготовиться к ней. Завтра я хочу поговорить с мамой Стаса и все досконально обсудить.

– Только одна просьба со мной не забывайте советоваться. Это все-таки моя свадьба!

Эти слова заставили ее лицо искривиться, но она продолжила спокойно говорить дальше. Я больше не слушала ее. Почему-то в последнее время мне все чаще кажется, что она совсем не тот человек, которым хочет казаться, будто я пригрела змею на груди. Ее нежность и доброта были напускными, чтобы завоевать мое доверие, чтобы я ей не мешала. И эта спешка со свадьбой ведь продиктована с ее легкой руки? К чему она? Ведь папа никогда особо не настаивал на ней. Всегда говорил, что сначала учеба, а потом все остальное. Почему он передумал? Не понимаю.

***

В воскресенье, как и говорила Лара, состоялся ужин с родителями Стаса. За столом все держались спокойно и расслабленно. Приятная компания, но мне почему-то было сложно чувствовать себя непринужденно. Хотя я и знала родителей Стаса. Да и Людмила Петровна всегда старается быть приветливой со мной. Но я не ощущала той близости и доверия, которые бывают между людьми, знакомыми целую вечность и которые через многое прошли. Но больше всего меня удивил Стас. Он весь вечер был весел и даже шутил, что на него совсем не похоже. И у меня зардела надежда, что не все так плохо, что я понапрасну волновалась. Нам нужно время, чтобы лучше узнать друг друга. Но как оказалось в дальнейшем, это была разовая акция. За все время подготовки к свадьбе, мы с ним виделись всего пару раз и то на официальных приемах. А я-то наивная размечталась, что мы будем видеться чаще, будем куда-нибудь ходить. Я понимаю работа, встречи, сделки, но раз в неделю можно же найти несколько часов, и сходить хотя бы в театр или кино. Я как не знала его, так и не знаю. Хотя сомневаюсь, что он удивил бы меня богатым внутренним миром. Он до мозга костей пропитан работой и дышит ею, а до меня и свадьбы ему и дела нет. Ещё один незначительный пунктик в списке дел. Единственное, что я от него постоянно слышу так это нескончаемые упрёки и наставления, то, видите ли, я сижу как-то не так, то мне нужно сменить выражение лица, то на нас все смотрят. А где тепло, нежность, романтика? Этого ничего нет! И, похоже, после свадьбы будет только хуже.

С каждым днем я все больше и больше жалела о том, что не отказалась тогда от свадьбы или хотя сослалась на то, что хочу подумать. А теперь постоянные тревоги и волнение стали моими спутниками, я потеряла сон, аппетит, даже живопись не приносила желаемого удовлетворения. В голове крутились лишь мысли о свадьбе и о том, как сделать так, чтобы она не состоялась. Но это были только мысли. Я ведь в сущности ничего не могла изменить, хотя все чаще склонялась к тому, чтобы поговорить с папой, но каждый раз меня что-то останавливало. Точнее я понятия не имела, как это сделать. Просто подойти и сказать: «Знаешь пап, я передумала выходить замуж, нам нужно отменить свадьбу!» Ага! Кто меня слушать-то будет. Или, может, к Стасу? Он ведь тоже не в восторге от нее, хотя мне кажется, ему все равно на ком жениться. Но настоящей головной болью стал для меня Костя. Не знаю, что на него нашло, но он как будто специально подтрунивал надо мной и над свадьбой, делая все, чтобы доказать всю нелепость этой затеи. Я и сама это прекрасно понимала, но с ним назло утверждала обратное. И он это видел, но мне было все равно. Кто он такой, чтобы указывать мне, что и как делать.

Глава 2

Ох!.. А дни бежали и бежали, и до заветной даты оставалось все меньше и меньше времени. Уже был на исходе июль, а там не за горами и двадцать первое августа.

Вот и последняя примерка свадебного платья. По настоянию Лары мы заказали его в одном из столичных салонов, будто у нас в городе нельзя было найти что-нибудь подходящее. Мы приехали раньше назначенного времени, и нам пришлось немного подождать. Соня тоже уже была на месте. Она разглядывала платья, а я смотрела на девушку, у которой в это время была примерка и мысленно ей завидовала. Она казалась такой счастливой. Ее голубые глаза искрились, а с губ не сходила улыбка. Рядом с ней, видимо, с довольными и радостными лицами стояли ее мама и сестра, потому что уж очень сильно все трое были похожи. Я взглянула на озабоченное лицо Лары, и мне стало ещё печальнее. Как бы мне хотелось, чтобы вместо нее сейчас здесь со мной была мама. С ней бы было всё совершенно по-другому. Да, она бы и не допустила этого брака. Невольно на глазах выступили слезы, и я отвернулась к окну и посмотрела на небо, залитое чистой лазурью. «Остаётся лишь верить, что где бы она не находилась, она все видит и убережёт, если это будет нужно».

– Ну все, пойдем, – раздался голос Сони.

Я вытерла слезы, и направилась в примерочную. На этот раз платье село идеально, что даже Лара не удержалась от восхищения. Не знаю платье, как платье. К тому же длинное и неудобное. Как я буду в нем находиться весь день, понятия не имею.

После мы с Соней прогулялись по столице и заодно решили зайти в Пушкинский музей. По дороге Соне кто-то позвонил и она, сославшись на важные дела, оставила меня одну в полном замешательстве на полпути в музей, что я сразу и не сообразила, что мне делать: идти в музей или возвращаться домой. Но соблазн встретиться с Моне и Ренуаром оказался сильнее, и я направилась к музею.

Переходя дорогу, у самого входа я увидела Костю. «А он что тут делает?» Он меня тоже заметил и жестом показывал на часы, видимо намекая, чтобы я ускорилась. «Почему я должна торопиться?»

– Сколько можно ждать? Уже двадцать минут пятого! А мы договаривались к четырем! И где Соня?

– Я ни с кем, ни о чем не договаривалась, а Соня ушла. У нее возникли очень важные дела, – ответила я и, не собираясь останавливаться возле него, прошла к входу в музей.

Костя ухмыльнулся, и последовал за мной. Мне почему-то показалось это странным, но я промолчала. Пока брали билеты, я с любопытством осматривала фойе. Я здесь еще не была. Мы посещали музей Пушкина с группой, когда учились в художественной школе. А буквально несколько лет назад в музее была проведена реконструкция и полотна зарубежных художников девятнадцатого двадцатого века перенесли в отдельную галерею. Если верить гиду, то теперь для каждого из них выделена специальная комнатка. Что ж посмотрим! Взяв билеты, мы поднялись на второй этаж.

– С каких пор ты стал интересоваться искусством? – ехидно спросила у Кости.

– Пока Соня появится, я хоть культурно просвещусь, а то так и умру невеждой.

Я усмехнулась. Другого ответа я и не ожидала услышать.

– Тогда побуду твоим гидом и обо всем тебе расскажу.

– Чувствую, я умру со скуки.

– Я поняла твой намек. Буду стараться говорить, как можно занудней и с кучей подробностей. – Костя покачал головой. – Не бойся, экспозиция здесь небольшая, и меня в основном интересуют картины импрессионистов.

– Кого?

– Импрессионизм – это направление живописи, зародившееся в середине девятнадцатого века во Франции, и существенно отличалось от того, что делалось раньше. Импрессионисты в своих работах не поднимали сложные философские проблемы, не несли в массы социальную критику, ими были отброшены в сторону библейские и мифологические сюжеты, а запечатлели мгновения из обыденной жизни.

Мимоходом посмотрела на Костю, он поймал мой взгляд и произнес:

– Ты считаешь, я что-нибудь понял из того, что ты сказала?

– Неважно. Будь любезен идти молча и делать вид, что тебе это до жути интересно.

Костя лишь покачал головой. Нам повезло, залы оказались полупустыми, и можно было спокойно подходить к каждой картине и подолгу ее рассматривать.

Мы увидели полотно Дега «Голубые танцовщицы», полюбовались работами Ренуара «Портрет актрисы Жанны Самари», «Купание на Сене» и, конечно же, картинами Моне, собственно ради которых я и пришла сюда. Его «Стог сена около Живерни» и «Белые кувшинки» – одни из моих любимых, а вживую просто не передать словами, насколько они восхитительны! Одно дело, когда ты смотришь на них в каталоге, но совсем другое – когда они перед твоими глазами и можно всматриваться в каждую деталь, в каждый мазок и неустанно восхищаться талантом и техникой автора. Резко раздался голос Кости и прервал мои мысли:

– Я, конечно, извиняюсь, но обязательно по три часа стоять возле каждой картины и глазеть на нее?

– Не глазеть, а созерцать и духовно насыщаться. Кроме того это же Моне!

– Мне все равно кто это!

– Тебе, может, и все равно, а я давно хотела увидеть эти картины вживую. И зря ты так нелестно отзываешься о Моне. Одна из его картин оценивается в восемьдесят пять миллионов долларов.

– Хотел бы я взглянуть на того дурака, который её приобрел. Как по мне, это полная глупость выкладывать кучу денег за какую-то мазню, которая ничем не отличается от той, что я видел у тебя.

– Костя! Костя! Пойдем, взглянем ещё на Ван Гога. Может, хотя бы ему удастся растопить твое черствое сердце.

– Почему сразу черствое? Нет, я не спорю, есть достойные картины, но эту мазню я не понимаю.

– Поэтому импрессионизм и считают отправной точкой на пути к современному искусству. Именно с него начинает меняться видение мира и переосмысление форм и делается упор на чувственное восприятие действительности.

Костя лишь удрученно вздохнул, я поняла его намек, ему это не интересно и больше не стала ничего говорить. Мы с ним молча досмотрели экспозицию, потом я ещё прикупила несколько брошюр, и мы вышли на улицу. А Сони так и не было. Хотя она мне не говорила, что вернется. Я достала телефон и позвонила ей. Почему Костя сразу этого не сделал, не понимаю? Ответила она не сразу, лишь после третьего звонка.

– Ты где?

– Уже дома, – удивленно отозвалась она.

– Понятно, а то мы тебя заждались с Костей!

– Ой, я совсем забыла. Я же просила его забрать нас…

– Ага… – согласилась я с ней. – Дальше…

– Ну да, я забыла.

– Как обычно…

– Ну, пусть он хоть тебя отвезёт.

– Хорошо, разберемся… – ответила я и сбросила звонок, – Она обо всем забыла и уже дома, так что ждать ее не стоило.

– Как обычно, – повторил за мной Костя, но на его лице я не заметила ни злости, ни негодования. Слишком спокойно он это воспринял. Хотя, наверное, это уже обычная история.

– Мне пора…

– Ты домой?

– Да…

– Я могу тебя отвезти.

– Не стоит, я сама доберусь.

– Я все равно еду домой и заодно подвезу тебя. Идём! – и он взял меня за руку и потянул за собой. Я возмущалась, но он и не думал меня слушать, только когда мы подошли к машине, он выпустил мою руку и произнес. – Садись!

– Что-то это все как-то странно.

– Ты слишком подозрительная, – ответил Костя и открыл мне переднюю дверь.

Я косо посмотрела на него и молча отошла к задней двери и, отрыв ее, присела. Костя ничего не сказал, только усмехнулся. Городские постройки плавно сменялись природными ландшафтами. Я смотрела в окно, и не переставала удивляться тому, как в природе все закономерно устроено. Переходы плавные и постепенные. Природа – великий мастер. Чего не сказать о человеческих строениях, которые громоздятся огромной серой массой и возникают резко, откуда ни возьмись. Вот и снова вдали замелькали трубы теплоцентралей, промышленные ангары, склады. Мы подъезжали к городу.

– По дороге заедем в одно место. От вашего дома совсем недалеко.

– Хорошо…

Это был старый жилой массив с деревянными домами и землянками еще послевоенных лет. Я смотрела по сторонам и удивлялась, что Косте здесь понадобилось. Наконец, мы остановились возле одного старого дома. Он был полностью обшит деревянными рейками и выкрашен синей краской, которая во многих местах облупилась и обсыпалась. На окнах красовались резные ставни, покрашенные голубой и белой краской. Небольшой палисадник ограждал деревянный заборчик, где рос большой раскидистый куст боярышника и две рябины.

– Что это за место? – спросила у Кости.

– Не бойся, похищать тебя не собираюсь, – отшутился он, отстегивая ремень. – Останешься или зайдешь со мной?

– С тобой…

Костя вышел из машины и быстро поднялся на деревянное крыльцо. Я последовала за ним и остановилась возле начала ступенек, оперевшись рукой на перила. А он ощупал карманы.

– Черт! Неужели забыл? Ладно… – Он присел на корточки и принялся что-то искать в цветочном горшке, который стоял справа от двери. – Вот он. На месте!

Это был ключ. Он вставил его в замок, но открыть сразу не смог, только со второй попытки. Он приоткрыл дверь, и мы оказались в маленькой, залитой солнечным светом веранде. В углу под окном располагался стол, напротив него ещё одна дверь, которая была заперта на обычную железную щеколду.

– Осторожно, здесь везде пыль, – отозвался Костя, открывая ее.

– Хорошо… – произнесла и, войдя во внутрь, осмотрелась.

Это была небольшая кухонька квадратной формы, стены которой до середины были выкрашены синей краской. Справа было два маленьких деревянных окна, между ними располагалась старая эмалированная раковина. Напротив стоял еще советских времен буфет, он был забит старой посудой. По левую сторону от него находился небольшой п-образный коридорчик, через который, похоже, можно было выйти во внутренний двор. Да, я оказалась права, Костя последовал туда и скрипнул дверью. Я пошла за ним. Возле дома был небольшой навес, под которым стояла лавка и небольшой деревянный столик. Его правая сторона была оплетена девичьим виноградом и навевала ощущение покоя и уединения. Не хватало только горшков или корзинок с цветами. Я прошлась до конца навеса и выглянула в сад, он был небольшой, но отменно заросший травой, хотя если привести его в порядок, то будет очень даже неплохо смотреться. Но больше всего меня поразил розарий справа от навеса. Уж очень он резко выделялся на общем фоне запущенности и заброшенности. Странно, очень странно, ведь за ним нужен уход, но тут не похоже, чтобы кто-нибудь жил. Пока я стояла, размышляла, Костя вышел из сарая и окликнул меня. Я последовала за ним, расспрашивая его на ходу, чей это дом.

– Родителей мамы, но они давно умерли, и сейчас здесь никто не живет, – отозвался он и прошел на веранду. «Странно, а розарий? – подумала я. – Ну не сам же он по себе вырос?» И Костя, будто прочитав мои мысли, добавил. – Правда, несколько лет здесь жил наш прораб со стройки с женой, весной они съехали.

«Теперь понятно». Я подумала, что мы уже уходим, но оказалось, что Костя вышел смазать дверной замок, а после снова вернулся в дом. Пока он отлучался в сад, меня заинтересовал дверной проем, ведущий из кухни в остальную часть дома. На нем не было дверей, он был завешен желтыми занавесками. Я подошла к ним и немного раздвинула их. Это была гостиная – небольшая комнатка с выбеленными стенами. С левой стороны было два таких же маленьких окна, как и на кухне, которые были занавешены такими же желтыми занавесками, едва достававшими до пола, как и в дверном проеме. Между ними стоял на массивных ножках круглый стол, окруженный деревянными стульями и застеленный белой скатертью, вышитой по краю крестиком. Такая же белая накидка с вышивкой покрывала громадный ламповый телевизор советских времен, стоявший в углу. На нем красовалась красная полупрозрачная вазочка с тремя искусственными гвоздиками.

– Посторонись!.. – раздался голос Кости, и я почувствовала, как его руки коснулись моих плеч.

Я обернулась и невольно сдвинулась в сторону. Костя убрал руки и, широко раздвинув занавески, прошел в гостиную. Я хотела пойти за ним, но резко остановилась. Прямо напротив дверного проема стояло огромное зеркало с человеческий рост, и когда ты заходил, полностью отражался в нём.

– Господи!.. И кто додумался его так поставить! – вырвалось у меня.

Костя видимо услышал это и произнес:

– Отличное решение!

– Ага! Заикой останешься.

Костя лишь усмехнулся и зашел в комнату, которая была заперта на ключ, а я осмотрелась. Напротив окон вдоль противоположной стены стоял диван, накрытый тканевым покрывалом с цветочным рисунком в центре. Слева от дивана из-за приоткрытой двери виднелась старая железная кровать на пружинах. На ней стояли две пышно сбитые пуховые подушки, накрытые связанной крючком накидкой. На стене висел ковёр, над ним два портрета мужчины и женщины. «Интересно, кто это? Хотя, наверное, Костины дедушка и бабушка, раз это дом родителей его мамы». На деревянном полу и мебели лежал серый налет пыли, по углам и с люстры свисала паутина.

– Все, мы можем идти, – раздался голос Кости. – Я нашел, что искал.

Я кивнула и направилась к выходу. Когда мы спускались с крыльца, Костя произнес:

– Запомнила, где лежит ключ, если вдруг захочешь сбежать?

Я лишь косо на него посмотрела и направилась к машине. «Ну да, было бы удивительно, если бы он за весь день ни разу не заикнулся о свадьбе».

Домой мы приехали затемно. Снова я попросила Костю остановиться пораньше и не подъезжать прямо к дому, но он снова меня не послушал. И снова нас увидела Лара. У нее прям чутье какое-то: появляться не вовремя или она намеренно ждала моего возвращения? И снова чуть ли не с порога обрушила на меня свое негодование:

– Ты хочешь подорвать свою репутацию перед самой свадьбой? Люди же могут воображать себе все, что угодно.

– Пусть! Это мое личное дело, и оно никого не касается!

Горячность, с которой были сказаны эти слова, заставили Лару насторожиться. Я и сама от себя этого не ожидала.

– А не влюблена ли ты в него?

– В кого? В Костю? Нет! Мне просто не нравится, когда меня контролируют. – А сама задумалась, почему она так подумала? И почему я должна быть в него влюблена? Он брат Сони и все. Единственное, что нас связывает – наше детство. Влюблена? Я хмыкнула, а Лара продолжала стоять с озабоченным видом.

– Я думаю, всё-таки нужно поговорить об этом с Димой.

– Говорите, – произнесла я и хотела уйти к себе, но Лара меня остановила.

– На выходных Стас устраивает на даче пикник и заедет завтра за тобой и Августой, так что будь готова.

– Хорошо, – отозвалась я и поднялась к себе. А в голове все продолжали крутиться слова: «Влюблена? Влюблена? Влюблена?» Мне стало от них даже как-то не по себе. Нет! Я ни в кого не влюблена. Точка! Так откуда же это непонятное волнение? Нет, нет и нет! Это ничего не значит. Пикник! Какой ещё пикник? И Стас сам за нами заедет. Это что-то новенькое».

***

Как и говорила Лара, Стас вместе с Марго заехал за нами в пять часов вечера, и мы поехали к ним на дачу. Стас сразу же испарился, стоило нам перешагнуть порог дома, а мы с Августой и Марго расположились на просторной террасе, которую окружал аккуратно подстриженный газон. Повсюду стояли горшки с петуниями, немного поодаль журчал небольшой фонтан, его огибала дорожка, ведущая куда-то вглубь сада. Августа с Марго беззаботно щебетали о своих новых кавалерах, запланированных свиданиях, а я… Что я? В моей жизни уже все было предрешено, как и с этим летним днем, который незаметно близился к закату. Догорали последние лучи августовского солнца. К семи часам нас позвали на ужин, за которым я практически не притронулась к еде. Стас, наоборот, очень плотно поел, а потом снова исчез.

Господи!.. Ну что у него там за дела такие неотложные, что он даже один субботний вечер не может провести со мной. А ведь мы собираемся связать свои жизни и судьбы! Для чего? Если у него для меня нет ни секунды свободного времени. Он даже не пытается проявлять хоть малейшую заинтересованность в мой адрес. И, похоже, не будет. А я же вот, я здесь. Я живая. У меня же тоже есть чувства, и есть потребность в заботе и любви. Ну, вот что ему сейчас мешает быть здесь, провести этот вечер вместе? Хотя эти выводы были поспешны. Я это поняла, когда в конце вечера Марго заявила, что она покажет мне, где спальня Стаса.

Меня это удивило, но я ничего не сказала. Да и что я могла сказать? Я лишь молча последовала за ней. Перед моими глазами распахнулась большая просторная комната, посреди которой стояла огромная кровать, аккуратно застеленная темно-коричневым покрывалом. У изголовья стояли в несколько рядов подушки, большие и маленькие. Комната была слабо освещена небольшими лампами, две из которых стояли на прикроватных тумбочках, а еще одна висела, напротив, над комодом. Поначалу я присела на кровать, потом встала, подошла к окну и немного постояла у него, потом вернулась к кровати и разобрала постель. Белоснежное белье благоухало чистотой и свежестью, будто его только что постирали и занесли с улицы. Я провела рукой по глади простыни и прилегла, но уснуть не смогла, не сказать, что меня терзали мысли, наоборот, моя голова была пуста, но мне было не по себе. Неожиданно раздался скрип двери и голос Стаса:

– Ты уже легла? – Я обернулась и увидела его выходящим из другой комнаты, дверь от которой я не заметила. Он быстро подошел к кровати и прилег рядом. – Устал как собака, – и он, прикрыв глаза, потер пальцами переносицу. – Ладно, иди сюда…

И он поцеловал меня грубо с силой, обхватив одной рукой за талию, а другой хотел провести по шее и груди, но я стала сопротивляться. Его рука принуждала уступить, а поцелуй все не кончался, пустой и холодный, в котором не было ни страсти, ни намека на любовь. Наконец, он отстранился и произнес:

– Ты так зажата. Ну да ладно, если не хочешь, у нас еще будет время, а на сегодня у меня есть дела… – И он встал с кровати и направился к той двери, из которой вышел до этого.

«И что это было? – недоумевала я. – Или я должна была ждать его с распростертыми объятиями, что, его высочество, решило снизойти до меня. Нет, я ни какая-нибудь там ханжа или недотрога, но разве так можно? Видимо, можно. Или я чего-то не понимаю? Опять во всем винить работу? Хорошо, допустим, это его образ жизни, он так привык, по-другому не умеет, никто не научил, некому было подсказать, но я не хочу такой жизни. Не хочу!.. Что же мне делать? И я легла на подушку, уткнувшись взглядом в потолок и пролежала так полночи, периодически поглядывая на ту дверь, потом все же уснула, а, проснувшись утром, первым делом посмотрела на подушку, которая предназначалась для Стаса: она была даже не смята. «Неужели Стас всю ночь провел в кабинете? Или у него там вторая спальня? Скорее всего, и я даже не удивлюсь, что так и есть». Продолжая размышлять в том же духе, я встала с постели, привела себя в порядок и спустилась в гостиную. Она была пуста, и я долго не думая, вышла на террасу и расположилась на одном из плетеных кресел. Утро было чудесное. Солнце уже вовсю сияло, птицы трезвонили, вода в фонтане журчала и я, прикрыв глаза, поначалу предалась мечтам, но они все равно привели меня к мыслям о Стасе. «Ну, вот что ему мешает хоть иногда проявлять чуточку внимания по отношению ко мне, ведь я многого не прошу, и я по идее не последний для него человек, и было бы все нормально, но нет! Вот даже эти выходные – такая прекрасная возможность побыть вместе, сходить прогуляться, ну или посидеть вдвоем и подержаться за ручки. Хотя чего я развозмущалась, вчера же ночью он снизошел до меня и в коем-то веке проявил участливость ко мне. Это все я! Я не пожелала быть с ним! Эх!..»

Стаса я увидела только за завтраком. И опять все его внимание было приковано не ко мне, а к какой-то газете. «Нет, ну я так не могу. Хотя, может, я все преувеличиваю. Папа ведь тоже частенько читает газету за завтраком и вечно получает нагоняй от Лары», – и я невольно усмехнулась. Единственное, что он мне сказал за весь завтрак:

– К обеду придут мои друзья и коллеги по бизнесу. Будь, пожалуйста, рядом. Это не так сложно.

– Хорошо… – отозвалась я и, не поднимая на него взгляда, добавила про себя. – «Сегодня буду паинькой…»

К обеду, как Стас и сказал, стали собираться его друзья, и я, следуя его наставлениям, везде сопровождала его, точнее, держалась рядом, мило улыбалась, но внутри сгорала от скуки и была готова сквозь землю провалиться. Они то и дело болтали о делах, политике, экономике. Я в этом совершенно ничего не смыслила и молилась о том, чтобы все это поскорее закончилось. Немного погодя, еще заявился Костя. Но его быстро взяла в оборот Рита, и они с ним сразу же куда-то исчезли.

– Спорим, если мы сейчас отсюда улизнем, то нас даже не кинутся, – услышав эти слова, я резко обернулась. Костя стоял сзади, облокотившись о спинку лавки, и заговорщически улыбался.

– Я никуда с тобой не пойду!

– Лучше умрешь со скуки?

– Да.

– А я хотел заманить тебя к лодочному причалу.

– Где ты здесь видел лодочный причал? – удивлённо переспросила я.

– О, я тебя заинтересовал!

– Ничуть!

– Одно время здесь были неподалеку лодки. Правда, не знаю, остались ли они до сих пор.

– Ну как узнаешь, обращайся или лучше предложи эту идею Марго.

Костя усмехнулся:

– Я сочту это за положительный ответ. Смотри, потом не отвертишься!

И он удалился, а я обречённо вздохнула. «Костя прав. Скука смертная! Как можно говорить только об одних сделках, акциях, фьючерсах. И чепухе подобного рода!.. Это же не деловая встреча, а все-таки пикник!» Самое ужасное, что после того, как все пришли, Стас и вовсе забыл обо мне, есть я рядом или нет, ему стало совершенно все равно. Я выполнила свою часть работы. Я приподнялась с лавки и побрела к фонтану. Присев на каменный бортик, окунула правую руку в воду. Вверх по коже сразу же побежали мурашки. Я высунула ее и, стряхнув, стала наблюдать за маленькими струйками воды, поднимающимися вверх и разлетающимися в разные стороны на множество капель. «Даже в этом не хитром действии и то больше живости», – и я вздохнула.

– Вот ты где! – снова слышу голос Кости и оборачиваюсь. – Я подумал, ты без меня улизнула от здешней компании.

– Пойдем, прогуляемся, – резко говорю Косте и встаю, отдернув платье.

– Вы ставите меня в неловкое положение! Где ваши приличия? Что о нас подумают окружающие, если застукают вместе?

Не обращая внимания на его триаду, спрашиваю:

– До этого ты что-то говорил о лодочном причале?

– О! Я был прав, тебя это заинтересовало. Пойдем по этой дорожке. Нам нужно выйти к пруду. Хотя я не совсем уверен, остались ли там лодки.

– Просто прогуляемся. Если я еще хоть немного останусь, мой мозг точно взвоет от этих фьючерсов, кейсов, бирж и всего прочего.

– Сколько в вас негатива к делу всей жизни вашего будущего мужа! Но утешить мне вас нечем. Вам придется слушать подобные речи постоянно, изо дня в день. И если вы хотите построить крепкую семью. Не то вас уличат в безразличии, а вы должны восхищаться вашим мужем, давать стимул для новых свершений.

– Ты же тоже занимаешься инвестированием и бизнесом, но от тебя я никогда не слышала подобной чепухи.

Костя усмехнулся.

– Пойдем сюда. Нам нужно немного спуститься вниз по течению.

Вскоре мы добрели до так называемого лодочного причала – деревянный мостик, на пару метров отходивший от берега. «И с чего Костя взял, что когда-то здесь были лодки? Что-то меня терзают смутные сомнения на этот счет, – и я искоса посмотрела на него. – Хотя, может, я и ошибаюсь, мостик же остался». Но сейчас кроме диких уток здесь ничего не было. Жаль, что с собой не было никакой еды, а то можно было покормить их. Немного постояв на берегу, мы неспешно побрели дальше. Я никогда не была в этой части парка. Здесь было много старых лип, клёнов и елей, которые местами образовывали густую сень. Отовсюду пахло лесом, мхом и сыростью. А ведь ещё каких-то пару месяцев и здесь все преобразится, сочная зелень листвы сменится ярко-пурпурными переливами.

– Смотри, орешник, – и Костя показал на большой куст, росший рядом с тропинкой, которая вела дальше, вглубь парка. – Набери немного орешков, и иди за мной.

Пока собирала орешки, краем глаза наблюдала за Костей, он отошел вперед и, похоже, направлялся к высокой старой ели. Точно! Он остановился возле нее. Нижних веток практически не было, а которые остались, были высоко и настолько большими и длинными, что свисали почти до самой земли, создавая пустое пространство возле ствола, где можно было уместиться в полный человеческий рост.

– Пробирайся под ель.

Я пригнулась и протиснулась к стволу Костя последовал за мной. Под сенью ели было сыро, и царил полумрак, отчего по спине пробежался холодок.

– Давай орешки, – отозвался Костя.

Я протянула ему несколько штук и увлеченно наблюдала за тем, что он будет делать. Он встал возле ствола и, вытянув руку, в которой держал орешек, начал насвистывать. Раздался шорох. Наконец, из-за густых веток ели показалось юркое лицо белочки. Она ловко спустилась к Костиной руке и, выудив у него орех, вмиг скрылась.

– Хочешь попробовать?

Я кивнула.

– Только осторожно, они могут цапнуть.

Я приблизилась к стволу и, так же как и Костя, вытянула руку. Костя снова принялся насвистывать. Белочка не заставила себя долго ждать: бойко подскочила и отобрала орех.

– Интересно, это одна и та же белочка или другая?

– Не знаю…

Скормив все орешки, мы вылезли из-под ели и наткнулись на пожилую пару, которая в это время проходила мимо. Женщина окинула нас укоризненным взглядом, а добродушный старичок только произнес: «Молодежь!»

– Что они подумали?! – воскликнула я, оглядываясь им в след.

– Всего лишь, что мы влюбленная парочка, решившая скрыться от людских взоров, чтобы немного побыть наедине.

– Костя! – возразила я.

– Ну, уж явно не о том, что мы кормили белочек!

Резко громыхнул гром, и мы с Костей одновременно подняли головы вверх. Сквозь просветы в ветвях виднелись черные дождевые тучи.

– Похоже, будет гроза, – отозвался Костя. – Нужно возвращаться и поживее, не то промокнем.

Я медлила. «Как же так?! – недоумевала я. – Ведь с утра было так ясно и солнечно».

Костя тем временем схватил меня за руку и хотел бежать, но вдруг остановился. От сильного порыва ветра деревья загудели и заскрежетали, а по листьям наперебой забарабанили капли дождя.

– Бесполезно, все равно не успеем. Возвращайся под ель.

Я ловко проскальзываю под ветвями и невольно притуляюсь спиной к стволу. Поначалу стою, словно в забытье. Но очнувшись, вспоминаю, что я здесь не одна и резко смотрю на Костю. Взгляд его серых глаз прикован к моему лицу, к моим губам. Больше не в силах смотреть, опускаю глаза. «Нет, мне это только кажется?!» – пытаюсь убедить себя и глубоко вдыхаю, но это не помогает, и я невольно вздрагиваю то ли от волнения, медленно разливающегося по всему телу, то ли от холода, поднимающегося тонкими струйками от земли. Костя это просекает и встает ближе.

– Ты совсем легко одета.

– С утра было тепло… – не решительно отвечаю я и не свожу с него глаз.

Он немного наклоняется и спокойно продолжает смотреть на меня. Невольно делаю чуть заметное движение, словно пытаясь стряхнуть с себя его чары, но тщетно, он неотрывно смотрит мне в глаза. Хочу отстраниться, но ощущаю прикосновение его рук вокруг талии и плеч. «Господи! Какие же они теплые и нежные…» Зажмуриваю глаза и чувствую, как его губы касаются моих. Лёгкая дрожь пробегает по всему телу, ее сменяет жаркая тревожная волна. Колени слабеют, ноги подкашиваются, а поцелуй все не кончается. «Если он сейчас не перестанет, я лишусь чувств…» и пытаюсь отстраниться, но он и не думает останавливаться. Его губы скользнули ниже, к вырезу платья. Тело млело от его поцелуев, а я ничего не могла с собой поделать. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не резко раздавшийся оглушительный раскат грома, который так меня напугал, что я от неожиданности вздрогнула. Костя это почувствовал и, видимо, хотел крепче меня обнять, но я упёрлась кулаками ему в грудь. Но это его не останавливает, он склоняется надо мной и хочет снова поцеловать. Хочу этого, и невольно задерживаю дыхание. «Нет!.. Хватит!..» – твердит внутренний голос. Я отстраняюсь от Кости и еле слышно произношу:

– Перестань, пожалуйста…

Но он словно не слышит и продолжает целовать. Я начинаю паниковать.

– Пусти!.. – произношу и пытаюсь высвободиться из его объятий.

– Тише… – успокаивает он меня, – один поцелуй, и я тебя отпущу.

И он не обманул, поцеловав ещё раз, он ослабил руки и отпустил меня. Сразу же я ощутила такую слабость в ногах, что если бы не ствол, я бы рухнула назад.

Как выбралась из-под ели, не помню. Я пребывала в замешательстве, что ни о чем не думала, инстинктивно свернула на первую попавшуюся тропинку и торопливо побежала по ней. Когда вышла к реке, дождь почти прекратился: грозовые тучи бойко перемещались на восток, оставляя после себя ясное, умытое небо. Отовсюду пахло свежестью и мокрой хвоей, возобновилась трескотня птиц. По речной глади плавали пузыри, а показавшееся солнце вмиг преобразило всю окружающую природу: деревья ярко зазеленели и засверкали россыпью мелких бриллиантов, которые скатывались на тебя при малейшем дуновении ветра, так что пока я добрела до дома, промокла насквозь и испачкалась в грязи. Удивительно, но по воле судьбы ноги сами вывели меня к нашей даче. И, слава богу! Возвращаться к Стасу было немыслимо.

В доме царила тишина, видимо Варя куда-то отлучилась, и я незамедлительно пробралась в свою комнату, скинула мокрую одежду и отправилась в душ. Теплые струи воды вмиг смыли грязь, но им не под силу было смыть Костины прикосновения и поцелуи, которые жарким пламенем полыхали на губах и коже. Так меня еще никто не целовал, он полностью овладел мной. Как такое может быть? Я ведь не люблю его. Мы даже не друзья. Или я ошибаюсь? Или между нами давно уже что-то большее? И на ум почему-то пришли его слова как-то сказанные в шутку: «Может, вас кто-то любит истинной и постоянной любовью. А вы этого не замечаете и хотите связать жизнь с нелюбимым». И была ли это шутка? Господи! Ну почему он не появился чуть раньше? Я бы не соглашалась на эту проклятую свадьбу или хотя бы попросила отложить ее на время.

Я вышла из ванной, и услышала, что мой телефон разрывался. Это звонила Августа. Похоже, они обнаружили, что меня нигде нет. Может, не брать трубку? Ага, если бы я могла… Пока размышляла, звонок прекратился. Я взяла в руки телефон. Это был пятый пропущенный вызов. Не дожидаясь следующего, сама перезвонила ей.

– Гузь, я была в ванной и не слышала твоих звонков, – начала я оправдываться, но Августа меня перебила:

– Где ты? Мы нигде не могли тебя найти.

– Я у нас на даче, попала под дождь…

– Стас, зол, как собака. Рвет и мечет.

– С чего это вдруг? Неужели я стала его интересовать.

– Не знаю. Мы стояли с Костей, и он между делом спросил, вернулась ли ты, а Стас это услышал, и тут началось светопреставление.

– При Косте?

– Да…

– Вот паршивец! – вырвалось у меня.

– И не говори… – Я невольно усмехнулась. Я-то имела в виду Костю, а Гузя подумала на Стаса. – Короче, Стас просил передать, что мы заедем за тобой к семи.

– Передай ему, что не нужно. Я хочу остаться на даче на несколько дней…

– Но…

– Гузь, я не поеду с вами. Мои вещи забери с собой.

– Ладно… – ответила Августа и сбросила звонок.

«Ох, что-то краски совсем сгущаются. И чего мне не сиделось у Стаса, поднялась бы в его спальню и все. Но нет! Меня потянуло на приключения! И вот что теперь делать? Что?» Я подошла к туалетному столику и обмакнула полотенцем волосы. Взгляд невольно скользнул по губам, шее. И я снова вспомнила о Костиных поцелуях… «И зачем он так поступил, ведь через две недели свадьба со Стасом? Черт возьми! А ведь в коем-то веке Лара оказалась права! Он всё-таки мужчина!..» От этой мысли сердце болезненно сжалось в груди.

– Господи, Вик! – раздался голос Вари. – Ты-то откуда здесь? Я аж перепугалась, заслышав твой голос. Подумала, померещилось.

Я радостно поприветствовала ее, и мы крепко обнялись:

– Долго рассказывать.

– Что с одеждой? Не бойсь, вся промокла? – Я кивнула в ответ. – Ох, и ливануло же сегодня не на шутку, а какой гром был.

– Да… – отозвалась я, – гром был сильный…

– Ну все, пойдем, буду поить тебя горячим чаем, а то ещё простынешь.

Мы спустились с Варей на кухню. Она сразу принялась хлопотать с чаем, который оказался как нельзя кстати: согрел и, насколько было возможно, успокоил. В завершении Варя накрыла меня теплой пуховой шалью, и я довольная растянулась на кресле-качалке. Моё блаженство прервал раздавшийся стук в дверь. Варя побежала открывать. Это была Августа, она с порога стала расспрашивать обо мне. Я незамедлительно встала и, накинув шаль на плечи, вышла к ней.

– Стас ждет тебя в машине, – отозвалась Августа.

– Я же сказала, что останусь здесь.

– Не знаю. Сами разбирайтесь…

– Хорошо… – бросила я Августе и вышла из дома.

Стас сидел в машине, лицо у него и вправду было сердитым и напоминало бескровное изваяние. Когда я подошла к нему, он приоткрыл окно и в приказательном тоне произнес:

– Садись, поехали!

– Нет, я же сказала, что хочу остаться тут и побыть с бабушкой.

– Садись в машину! – повысив голос, отозвался Стас.

– Тон смени! Ты мне ещё никто, чтобы указывать, что и как делать. Я сказала, что останусь здесь! – и, развернувшись, направилась к дому.

– Вика, вернись!.. – крикнул он мне вдогонку.

– Нет… – ответила я, даже не повернувшись к нему.

На крыльце с вопрошающим видом стояла Августа:

– А мне что теперь делать?

– Не знаю… – ответила ей и вошла в дом.

Сердце колотилось, а все тело сотрясал озноб. Я присела на кресло-качалку и еще сильнее закуталась в шаль.

– Все, они уехали, – раздался голос Вари.

– Хорошо…

– Что-то на тебе совсем лица нет, – и Варя подошла ко мне и, подав чашку с горячим чаем, потрогала мой лоб. – Температуры нет. Тогда что?

– Ничего…

– Что-то ты темнишь, девонька.

Я невольно подняла на нее глаза и, быстро опустив их, принялась за чай. Варя лишь вздохнула и, присев за стол, тоже отпила немного чая.

– Варь, скажи, ты по любви замуж выходила?

– Вон оно что! Где собака зарыта! – воскликнула Варя и усмехнулась. – Не знаю я никакой такой любви. Ну, по молодости познакомились, повстречались с месяцок и расписались с благословления родителей.

– И живете душа в душу?

– Ага, счас прям! Душа в душу! Это лишь в книжках так бывает. Да и то, нам показывают только хэппи-энд и на нем история завершается, но самый смак начинается после брака, то бишь пресловутая бытовуха. На ней большинство семей и прогарает. Тут не до любви.

– Хочешь сказать, что чувствам нет места в семейной жизни.

– Почему же есть. Они другие.

– А как понять, твой это человек или нет?

– Ну, если видишь в нем отца для своих детей.

– Железобетонный аргумент.

– Еще какой! Попомни мои слова, девонька. Ладно, что-то мы с тобой заболтались. Пойду, сделаю укол нашей бабуле и спать. Ты тоже долго не засиживайся.

– Хорошо, – отозвалась я, но с места не сдвинулась, лишь поджала ноги под себя. В мыслях продолжала вертеться фраза: «Отца своих детей!.. Отца своих детей… Да какой из Стаса отец! Ему до меня нет никакого дела, куда уж там до детей… А вот Костя… – и я невольно вздохнула. – Костя… Господи! Ну почему же все так сложно…» И я соскочила с кресла и метнулась к окну. На небе после дневного ненастья взошла почти полная луна и ознаменовала ясную тихую ночь, в которой, если верить классикам, все волнует, все умиляет, окрыляет и будит потаённые порывы души. Я, не переставая, думала о Косте, представляла, какая бы из нас могла выйти пара, сложись все иначе. Если бы все было иначе… «Но время еще есть, – твердил внутренний голос. – Еще можно все исправить… Поговорить с папой, все ему объяснить, он должен меня понять… Нет!.. А Лариса… Боюсь, что она не допустит этого. Ведь без сомнений идея со свадьбой была продиктована с ее легкой руки. Хотя какая ей разница? Она должна больше заботиться о Гузе, чем обо мне. Или все-таки есть что-то, чего не знаю я? И эта спешка… К чему она? Избавиться поскорее от меня? Но я ведь никогда ей не мешала, не противилась их отношениям с папой, хотя, да, поначалу испытывала неизгладимую боль, видя ее на месте мамы. Но я это приняла и отпустила… – Часы пробили три часа. – Нужно идти спать…» Но ноги не слушались. Хотелось и дальше вот так стоять и всматриваться в темную сень сада в надежде, что все заботы растворятся, подобно ночной мгле, стоит лишь показаться первым лучам солнца. Но этого не случилось. К тому же, похоже, я еще и простыла. Щеки горели, и жуткий озноб сотрял все тело. Выпив таблетки, я легла в постель и впала в глубокий сон. Разбудил меня вибрирующий телефон, лежавший на тумбочке. Я потянулась за ним. Сквозь почти не открывающиеся веки разглядела имя Сони. «Что ей понадобилось в такую рань!.. Хотя какая рань?! Половина одиннадцатого…»

– Да, Сонь… Что-то случилось?

– Нет. Что с голосом?

– Похоже, простыла…

– К тебе приехать?

– Нет, я все равно на даче. Останусь здесь на несколько дней, пока не полегчает.

– Что-то голос у тебя совсем неважный, – произнесла озабоченно Соня, да я и сама это почувствовала, договаривая последние слова.

– Все в порядке, – сглотнув, ответила я. – Я только проснулась. Полночи не могла уснуть.

– Мечтала о Стасе?

– Сонь, мне не до шуток. Скажи лучше, как подруга подруге, я правильно поступаю, выходя замуж за Стаса.

– Ну и вопросики у тебя с утра!

– Просто ответь.

– А разве не понятно, что он мне никогда не нравился и для своей подруги, я бы желала лучшей партии. Но тебе виднее. Что это с тобой? Ты передумала выходить замуж?

– Нет… Но даже если и «да», то уже все равно ничего не изменить.

– Менять никогда не поздно. Ну, или хотя бы попытаться, чем потом всю жизнь жалеть.

– Легко сказать…

– Кстати, Марго тебя уже пригласила на день рождения?

– Да…

– И ты идешь к будущей золовке?

– Сонь, перестань…

– О'кей…

«Господи! Еще и этот день рождения, – удрученно произнесла я. – А я про него совсем забыла. Теперь придется возвращать в город на несколько дней раньше, чем я планировала…»

***

В город я вернулась в пятницу рано утром, сходила Рите за подарком и оставшуюся часть дня провела дома. А вечером мы с Гузей отправились в клуб. И приспичило же Рите отмечать свой день рождения в ночном клубе, до этого она никогда особо не заморачивалась, к тому же сегодня, когда в нем соберётся куча народа ещё до начала основной программы. Одно радовало, что наш столик был на втором этаже в отдельной кабинке. Там меньше людей, вокруг столиков стоят мини-диванчики, и нет той суеты и шума, как на первом, да и обзор на весь танцпол лучше: можно выйти и понаблюдать за всем происходящим сверху. Что я в разгар вечера и сделала. Соня без конца куда-то отлучалась. Риту после нескольких коктейлей понесло танцевать, а мне не очень-то хотелось оставаться с ее подружками, как и танцевать.

– А вот и моя куколка! – резко за спиной раздался голос Стаса.

Я удивленно обернулась. «И вправду он! Что он тут делает? В коем-то веке он решил посетить клуб. Я думала, он понятия не имеет о подобных заведениях». Он обнял меня за плечо и, поцеловав в щеку, увлек за собой в кабинку. Мы с ним расположились на одном из диванчиков. Он заказал себе виски, а мне коктейль. Пока несли заказ, чтобы поддержать разговор, перебрасывался фразами с подружками Риты. Он произнес тост за ее здоровье. Они его радостно поддержали. Я тоже отпила немного коктейля. Следом за ним тост сказала одна из подружек Риты, потом вторая, и вскоре мой бокал оказался пуст. Стасу тем временем кто-то позвонил, и он куда-то отошел, бросив, чтобы я дождалась его, и он отвезет меня домой. Я не возражала. Но не прошло и десяти минут, как меня стало мутить: в глазах двоилось и бросало в жар. Поначалу я подумала, что это из-за душного воздуха, но, взглянув на пустой бокал, сошлась на мысли, что это все из-за выпитого коктейля. «Похоже, он был с алкоголем. Черт! Ладно, ничего. Как только вернется Стас, попрошу его сразу поехать домой». А пока, чтобы хоть как-то отвлечься, пыталась прислушаться к разговору подружек Риты, но тщетно. Меня жутко мутило. Я незамедлительно вышла из кабинки и направилась в уборную, умылась холодной водой, но и это не помогло. Я вернулась в зал: громкая музыка и духота лишь усугубляли состояние. Я набрала номер Стаса, но он был не доступен. Я озиралась по сторонам в надежде увидеть его среди толпы танцующих, но его нигде не было. Резко я уткнулась взглядом в Риту, которая отжигала по полной, выписывая невообразимо изящные формы и поддразнивая короткими заигрывающими движениями. Этого у нее не отнять! А рядом с ней и Костю, ради кого она и старалась. «Он тоже здесь!.. Нет!.. С ним я точно не хочу видеться! К черту Стаса! Возьму такси!» – и я, держась за поручни, направилась к выходу…

***

Сквозь сон слышу голос Сони, и ничего не понимаю. «Почему именно ее? Что ей с утра пораньше понадобилось в моей комнате? Или уже не утро?» Резко открываю глаза. Рядом со мной на кровати и вправду сидит Соня.

– Прости, я не хотела тебя разбудить, – отвечает она и кладет сотку на тумбочку. – Просто позвонил Валерка…

Я не слушаю ее, а лишь озираюсь по сторонам, и осознаю, что я не дома. Это не моя спальня! Резко приподнимаюсь и хватаюсь руками за голову.

– Болит? – спрашивает Соня. Я киваю. – Держи, – и она протягивает мне стакан с водой и две таблетки.

Я их выпиваю и, отдавая ей стакан, спрашиваю:

– Почему я у тебя?

– Тебе было плохо, и мы решили, что лучше поехать ко мне.

– Но ты же вчера ушла рано?

– Нет…

– Сонь, я же тебя почти весь вечер не видела?

– Ну и что?..

– Ты постоянно отлучалась, а потом совсем ушла!

– Ну, что ты заладила об одном и том же. Топай лучше в душ, а я пока сварганю что-нибудь нам на завтрак.

Я лишь покосилась на нее, но к ее совету прислушалась и отправилась в душ, после которого действительно стало лучше. Ну и в завершении завтрак сделал свое дело, во время которого я пыталась выведать у Сони подробности вчерашнего вечера, так как сама ничего, увы, не помнила, но она изворачивалась, как могла. Ведь видно же было, что увиливает от ответа, но правду так и не сказала, что в конец мне это надоело, и я отстала от нее. К тому же позвонил Стас и обрушил на меня гору недовольства и претензий. А я не знала, что ему отвечать, как оправдываться. Каждый мой ответ, порождал еще больше вопросов, как у него, так и у меня. И я нет-нет поглядывала на Соню, но она делала вид, что не замечает этого, а потом и вовсе вышла в сад. Я договорила со Стасом и последовала за ней, но нигде ее не нашла, присела на лавку-качели на террасе. Солнечные лучи одаривали теплом, а свежий воздух, наполненный утренней прохладой и ароматами цветов, бодрил и придавал сил. Я блаженно опустила голову на спинку лавки и, прикрыв глаза, стала потихоньку раскачиваться.

– Доброе утро! – неожиданно раздался голос Кости.

«Только не он!» – подумала я и открыла глаза. Он стоял в дверном проеме со скрещенными руками и пристально смотрел на меня. И когда наши взгляды невольно встретились, я быстро отвела их, зардев от смущения: последняя встреча, тогда в парке, отчетливо всплыла в памяти. И, похоже, он это понял. Его глаза насмешливо заблестели. Я резко отвернулась от него и призвала на помощь все самообладание, но это не помогло: лицо пылало, сердце стучало. Мысленно злилась на Соню, куда она так неожиданно запропастилась, а Костя тем временем присел рядом и заставил меня заволноваться еще сильнее.

– Ты смущена… Я тогда ни на что собственно не рассчитывал, но иногда ты бываешь настолько соблазнительной, что мне трудно себя контролировать…

– Перестань, пожалуйста…

– Как и сейчас…

Я соскочила с лавки и хотела вернуться в дом, но возле дверного проема чуть не столкнулась с Соней и резко отпрянула назад.

– Завтрак готов, – произнесла она.

– Благодарствую, – отозвался Костя и, подойдя к нам, добавил. – Я буду скучать по… твоим завтракам.

Хотя эти слова и адресовались Соне, но я почему-то приняла их на свой счет.

– Иди уже! – воскликнула Соня,

Костя окинул меня на прощание долгим пристальным взглядом и зашел в дом. Я тоже проводила его глазами, потом Соня взяла меня под руку и что-то говорила-говорила, но я ее совсем не слушала. Мы присели на лавку, но взгляд мой по-прежнему был прикован к двери, а в ушах звенели Костины слова.

– Ау-у, я с кем разговариваю? – резко раздался голос Сони.

– Извини, я задумалась…

– Что насчет девичника?

– Не знаю… – буркнула я, а сама подумала о том, какой к черту девичник? Не хочу я никакого девичника! Не хочу!..

– Хорошо, тогда я все беру на себя… – И Соня продолжила что-то говорить, но я ее по-прежнему не слушала. Я ощущала себя потрясенной и совсем запутавшейся. Почему он так сказал? Что имел в виду?

– Вик!.. – резко раздался голос Сони, и я невольно взглянула на нее. – Ты меня слушаешь?

– Да, извини… Голова болит…

– Может, приляжешь…

– Нет, на свежем воздухе легче…

***

С девичником Соня не подвела, устроила все как нельзя лучше, ведь кроме нее, меня никто так хорошо не знает. И будь я в другом расположении духа, а не снедаемая тревогами и сомнениями, была бы в восторге. Тихая уютная атмосфера с морем свечей и успокаивающей музыкой в компании холстов и кистей. О чем еще можно мечтать? По задумке Сони мы пытались изобразить свое счастье, но мой холст под конец вечера так и остался пустым, хотя другие девчонки отнеслись к заданию с энтузиазмом, были веселы и оживлены, мило щебетали между собой, что моя молчаливость сразу бросалась в глаза, а случайно услышав обрывок разговора между Соней и Марго, совсем сникла. Оказывается, Костя на днях возвращается в Лондон. «Вот что значила тогда его фраза, брошенная между делом. Значит, мне не показалось… Он уезжает… Наверное, это к лучшему…» Но от этих мыслей почему-то сделалось горько на душе и защемило в груди.

– Вик, ну в чем дело? Я для тебя старалась, из кожи вон лезла, чтобы придумать что-нибудь оригинальное, а вижу пустой холст.

– Ну и что? Может, она волнуется, от чего совсем не рисуется. Ведь не каждый день замуж выходишь, – поддержала меня Гузя.

– Хорошо, тогда у меня есть кое-что еще. Мешочек с предсказаниями.

Девчонки мгновенно оживились и зашептались. Мы сели на полу, образовав небольшой круг. В центр Соня поместила красный матерчатый мешочек на завязках. Каждый засовывал в него руку и доставал свое предсказание. «Счастье рядом – просто открой глаза и сделай шаг навстречу», – гласила моя записка.

– Конечно, рядом, – отозвалась Марго, ехидно подметив, – ведь свадьба уже послезавтра.

Послезавтра! Я была глубоко разочарована и подавлена. Я не хотела выходить замуж за Стаса, и я знала это наверняка. Но, к сожалению, на разговор с папой так и не решилась, за что корила себя. В пятницу вечером после сумасшедшего дня мы все сидели в гостиной. Лара заканчивала с последними приготовлениями и уже собиралась идти спать. И вот, наконец, когда она ушла, мы с папой остались одни, он сам подсел ко мне и, погладив по щеке, спросил:

– Что с тобой? Устала?

– Да… – нерешительно ответила я, а в голове мелькнула мысль: «Может, сейчас ему сказать?» Но слова не шли с языка. Наедине с собой я была такой смелой, думала, что смогу ему объяснить, что не хочу этой свадьбы, но сейчас находясь рядом, не могла даже в мыслях подобрать и пары слов, чтобы начать разговор.

– Ну ладно, тогда я пошёл. Завтра трудный день. – И он, похлопав меня по плечу, приподнялся и собирался уходить.

– Пап!.. – резко воскликнула я и даже инстинктивно приподнялась, будто хотела удержать его.

Он обернулся и озадаченно посмотрел на меня:

– Ты хотела что-то ещё?

– Нет, ничего… – и я, потупив взор, снова опустилась на диван.

Папа окинул меня долгим взглядом и ушёл к себе, а я осталась одна. Черт!.. Последний шанс упущен. Я поднялась к себе в комнату и присела на край кровати. Что же делать? Я не могу! Я не хочу выходить за Стаса! Не хочу! Эх, раньше надо было решаться на разговор с папой, теперь поздно, слишком поздно… Я погасила свет и прилегла, даже не удосужившись раздеться, но мне не лежалось. Я приподнялась и подошла к окну, на всю распахнула створку, и насколько было возможно, вдохнула прохладного ночного воздуха. Но он не принес успокоения, только еще больше растревожил. Я снова прилегла, потом снова встала и так несколько раз за ночь. Пока не заметила, что звезды побледнели, а низко стоявшая луна закатилась за горизонт. Ночь проходила, и ее готовилось сменить приближавшееся утро. «Господи! Утро!» А я так ничего и не решила, хотя, что я могла решить, свадьба уже сегодня. Сегодня!.. Вскоре послышалась возня в коридоре. Лара встала и принялась за приготовления, а я продолжала стоять у окна. Не так я представляла свою свадьбу. Не так!

– Викусь! Ну, что за круги под глазами! Ты что всю ночь не спала? – возмутилась Лара во время завтрака. – Сегодня же твоя свадьба. Ты должна выглядеть неотразимо. Ну, ничего-ничего девочки все подправят!

И вправду все подправили! Замаскировали круги под глазами, подчеркнули глубину глаз, нарумянили щеки, сделали укладку, одели, обули, только, кто бы еще навел марафет в душе и разложил все по полочкам. Лара с Августой то и дело время от времени заглядывали ко мне в спальню и охали от восхищения. Ведь сегодня должен быть самый счастливый день в моей жизни, но я ощущала себя совсем не так. Чувство ужасного непоправимого несчастья овладело всем моим существом. Я всматривалась в отражение в зеркале, и оно мне казалось жуткой насмешкой, хотя должно было олицетворять невинность, нежность и чистоту, особенно фата. Фата!..»

Резко рука тянется к ней. Я с силой срываю ее и со всех ног бросаюсь в гардеробную. Стаскиваю платье «Вик! Что ты делаешь? – твердит внутренний голос. – Нет! Это  мой последний шанс спастись». Хватаю первые попавшиеся джинсы и рубашку, наспех одеваю их и возвращаюсь в спальню. Неожиданно в коридоре слышится голос Лары. Испуганно припадаю к двери и прислушиваюсь: она раздает указания и проходит мимо. Голоса стихают. Я облегченно выдыхаю и, приоткрыв дверь, выглядываю. Никого. «Так теперь нужно незаметно пробраться в уборную на первом этаже. Там есть окно, которое выходит на задний двор. Там вряд ли меня кто-нибудь заметит. А дальше? Куда дальше? Через соседей! У них забор низкий, смогу перелезть. А если они поднимут шум?! И все, я пропала! Нет, без паники! Я им все объясню. Ну, все! Была, не была!» Как я и думала, я без особых усилий перелезла через соседский забор и огляделась по сторонам. Во дворе было ни души. Я быстро добежала до дома, пригнувшись, проскользнула под окнами. Теперь оставалось добраться до калитки, и все, я свободна. «Свободна!»

Радостная повернула за дом, как резко на меня кинулась с диким лаем огромная черная псина. От ужаса заскочила за угол дома. Сердце бешено застучало в груди. «Да, уж, об этом я не подумала». А псина все лаяла и лаяла, но из дома никто не вышел. «Это хорошо. Значит, дома никого нет». Я снова выглянула из-за угла и осмотрелась. Псина носилась по всему периметру двора. «Видимо, ей специально спустили цепь, чтобы к дому никто не подошел. Что же делать? Единственный выход – прижаться вплотную к забору и дойти до въездных ворот и через них перелезть на улицу. Я так и поступила. На свой страх и риск притулилась спиной к каменному забору и приставным шагом стала продвигаться к воротам. Псина яростно прыгала и злостно рвалась с цепи еще каких-то сантиметров тридцать, и она бы до меня достала. «Тише, собачка, тише! – шептала я. – Я тебе ничего не сделаю. Мне всего лишь надо выбраться наружу». Добравшись до ворот, я окинула их сверху донизу оценивающим взглядом. «Да, уж! Высоковато!» Мощные железные ставни под два метра висели на огромных навесах, которые были прикручены к выложенным из жёлтого кирпича столбам. Прикинув на глаз, что если поставить одну ногу на нижний навес, а второй попытаться оттолкнуться, то смогу ухватиться за верх ворот, потом снова поставить ногу на второй навес и, оттолкнувшись, попытаться запрыгнуть на кирпичный столб, и все, я на свободе. Эти слова придали мне сил. С третьей попытки немыслимыми усилиями мне всё-таки удалось взобраться на этот кирпичный столб. С пару минут я переводила дыхание, оглядываясь по сторонам. К моей превеликой радости, на улице было ни души. Как раз то, что мне нужно. Теперь оставалось только слезть с него. Уж это мне показалось, будет сделать проще простого, по сравнению с тем, как я взбиралась сюда, но была не права. Поставив ногу на нижний навес, я не удержала равновесие и, сорвавшись, упала на землю, счесав правую ногу. «Пустяки!» – вырвалось вслух, и я принялась отряхивать руки от песка и мелких камешков. Но наступив на ногу, почувствовала боль. «Черт! Теперь же я не смогу быстро идти, хотя не думаю, что меня будут искать именно здесь, хотя… Главное, у меня получилось, – заликовала я. – Но теперь-то куда? К Соне? Нет, нельзя! Эх, нужно было взять хоть немного денег! Тут оставаться тоже нельзя». Резко зазвонивший телефон в кармане джинсов, испугал меня. «Значит, меня уже хватились!»

Резко в памяти всплыли слова Кости: «Запомнила, где лежит ключ, если вдруг захочешь сбежать». Точно! Его старый дом. Он же отсюда совсем недалеко. Ключи я знаю, где найти. К тому же его нет в городе, никто не догадается меня там искать. Главное, вспомнить дорогу». Сориентировавшись, я побрела по брусчатой дорожке. Лучи августовского солнца одаривали последним теплом, пробиваясь сквозь ветви и густую зелень листвы. «Что ни говори, а с погодой на свадьбу нам со Стасом повезло. Эх, если бы все было по-другому… Если бы…» Через час я всё-таки добралась до дома, изрядно поплутав по похожим смежным переулкам. Ключи лежали на месте в горшке возле двери. Но замок долго не поддавался, только с третьей попытки мне удалось его отпереть. Радостная зашла в дом, закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, наконец, облегченно выдохнула. В нос ударил затхлый воздух. Но это ерунда! Я метнулась на кухню и настежь распахнула окно. В лицо дунул поток свежего воздуха, и донеслось чириканье воробьев. Я огляделась, как и в прошлый раз, полы и кухонная утварь были покрыты слоем пыли. «Ничего, мне-то нужно побыть здесь до утра, а потом я вернусь домой». Я прошла в гостиную. Взгляд мигом заострился на движении в зеркале, что я от неожиданности испуганно передернулась, подумав, что в доме есть кто-то ещё. А это всего лишь то зловещее зеркало. Кто только придумал поставить его напротив входа. Бросив ключи на стол, взгляд мой пал на диван, и меня мигом одолела усталость, хотя до этого я ничего не чувствовала, и радостная без задних ног плюхнулись на него. Старые пружины незамедлительно дали о себе знать, издав пронзительный скрип. Следом за ним завибрировал телефон. Он трезвонил, не переставая, всю дорогу пока я шла сюда, но я стоически не поднимала трубку. На этот раз звонил папа. «Нет, отвечать не буду. Завтра, все завтра».

Терзали ли меня в тот момент угрызения совести или осознавала ли я все последствия своего поступка?! Нет! Я была слишком счастлива от того, что сбежала из-под венца, остальное не имело значения. Я, наконец, почувствовала облегчение, после томительных терзаний последних месяцев. Ко мне снова вернулся вкус жизни. Это как после затянувшегося насморка, когда не чувствуешь ни вкуса ни запаха и все становится пресным и однообразным, ты словно попадаешь в вакуум и ничего не чувствуешь, но стоит вкусу вернуться, и ты снова ощущаешь всю полноту жизни и ее многогранность.

Успокоившись, я видимо задремала, да и бессонная ночь дала о себе знать. Очнулась я от скрипа входной двери и, соскочив от страха, стала озираться по сторонам. В гостиной было темно, и я понятия не имела который сейчас час. «Может, мне это померещилось?» – подумала я. Но неожиданно включился свет на кухне, отчего я зажмурилась.

– Не верю своим глазам! – резко раздался голос Кости, и вслед за ним перезвон ключей, упавших на пол.

Мои глаза немного привыкли к яркому свету, и я посмотрела на него. «Точно Костя!» Он уже успел выпрямиться и зашел в гостиную, а, увидев на столе ключи, произнес:

– А вот и пропажа!

Он повертел в руках ключи из цветочного горшка, а потом обернулся и пристально на меня посмотрел. Я сидела в нерешительности, как нашкодивший ребенок, а Костя почему-то усмехнулся:

– Нет, ну я подозревал, что ты способна на многое. Но чтобы сбежать со свадьбы.

– Ты же должен был вчера уехать?

– Ты тоже должна быть сейчас не здесь. – Я насупилась, больше мне ему нечего было сказать, а Костя продолжал. – Знаешь, сегодня Соню по иронии судьбы Валерка не смог отвезти к вам домой, и она, как обычно, пристала ко мне. Порой меня достают ее капризы, но сегодня я был даже рад, что увидел все представление воочию.

– Как папа?

– Вида не подал, держался, как мог.

– Что он сказал?

– Сослался на твое плохое самочувствие. Это Лара позеленела от злости. Ну и свинью ты ей подсунула.

– Меня она не интересует. Я волнуюсь за папу. Он возлагал большие надежды на этот брак. Без поддержки Стаса у него возникнут проблемы с бизнесом.

– Не грузи себя. Проблемы скоро ждут всех.

«Я ведь совсем не подумала о последствиях, которые повлечет за собой мой опрометчивый поступок. Ну что сделано, то сделано».

– Голодная? – неожиданно спросил Костя и отвлек меня от нахлынувших угрызений совести.

– От чая не откажусь. С утра ничего не ела.

Костя вышел на веранду и зашуршал пакетами. Я тоже последовала за ним на кухню, и когда он вернулся, поинтересовалась, есть ли в доме ванная. Он указал на старую обшарпанную дверь. Внутри вид был не лучше. Такие же обшарпанные стены, когда-то выкрашенные не яркой приятной для глаз салатной краской. Углы почернели от плесени и пыли. Но главное были раковина, старая и запыленная, зеркало, висевшее над ней, и вода, тонкой струйкой, бежавшая из крана, а все остальное – мелочи. Я протерла ладонью зеркало и, наконец, взглянула на себя. На мне все ещё оставались свадебный макияж и укладка. Последнее напоминание о сегодняшнем дне. Я принялась смывать макияж, но без специального средства это было затруднительно. Тушь и тени размазывались по лицу, оставляя грязные разводы. Волосы тоже невозможно было расчесать, их нужно только мыть. Ладно, пойдет и так! Потом я задрала ногу, поставила ее на край ванны и осмотрела ее. Ссадина отменная! Наружная сторона правой лодыжки была полностью счесана. Вот почему она так болела! Я хотела промыть ее водой, но подумала, что лучше спросить у Кости перекись. Когда вышла из ванной, он уже вовсю хозяйничал на кухне. Резко в нос ударил запах жареных яиц и ветчины.

– Угощать особо нечем, – произнес он, увидев меня. – Достань тарелки и кружки вон в том буфете и пойдем.

Я так и сделала. В гостиной на столе уже стояла тарелка с порезанными помидорами и огурцами, поверх которых лежал зелёный лук, а рядом с ней – нарезанный ржаной хлеб. На деревянную дощечку Костя поставил сковороду с жареными яйцами и ветчиной, которые все еще соблазняюще скворчали. Увидев, все это, в животе заурчало. Я и вправду очень сильно проголодалась и, поскорее расставив тарелки, присела на стул. С ужином было покончено в два счета. И только после этого я вспомнила, что хотела попросить у Кости перекись. Он поначалу удивился, но, окинув меня взглядом, все понял:

– И где же тебя угораздило счесать так ногу? Хотя, у кого я спрашиваю. Что на этот раз окно или забор?

– Неудачно спрыгнула с забора.

Костя закачал головой и усмехнулся:

– Нет, ты меня умиляешь. Сейчас принесу из машины, – и он отлучился на несколько минут. – Вот держи, – и Костя протянул мне белый пластиковый пузырек и немного ваты, а, присев на стул, добавил. – И когда ты повзрослеешь?! Как сигала в детстве через заборы, так и сигаешь.

Я молча открыла перекись и, смочив вату, принялась аккуратно обрабатывать ссадину. Она жутко защипала, и я сморщилась от боли. Костя подсел ближе и подул на нее.

– А не проще было заранее отменить свадьбу, и не доводить все до крайностей.

– Возможно, но я так и не решилась поговорить с папой. Думаю, он бы не принял отказа, да и Лара, узнав обо всем, не допустила этого. Уж она бы точно позаботилась, чтобы эта свадьба состоялась.

– А зачем вообще соглашалась? И дураку было понятно, что ты не хотела замуж.

– Думала, стерпится-слюбится, что папе виднее.

– Но это же тебе жить с человеком, не ему. Я ведь постоянно твердил тебе об этом.

– Знаешь, – произнесла я и, закрыв перекись, поставила ее на стол. Костя пересел на стул, а я, обхватив руками колени, продолжила говорить. – В последние дни до свадьбы я очень много вспоминала маму. Их брак с папой нельзя назвать идеальным. Я видела, как она страдала из-за его постоянных измен. Родители почему-то думают, что дети ничего не видят и ничего не слышат, но я всё видела и всё слышала. Сколько раз я находила маму в их спальне, заплаканную, с немигающим взглядом. Я стояла под дверью и смотрела в щелку, боясь к ней подойти, а потом убегала… Хотя не сказать, что папа был каким-то тираном. Просто они, видимо, разлюбили друг друга или вообще никогда не любили, может, разлюбил папа, а расстаться… Ведь правда, можно же было расстаться и не причинять друг другу столько боли.

– Они, наверное, думали о тебе.

– Возможно, но не слишком ли была высока цена? И я-то всё видела. Неужели они этого не замечали? Поэтому и сбегала каждый раз, чтобы не видеть всего этого.

– Люди слепы. Можно разглагольствовать об этом сколько угодно, но, попав в похожую ситуацию, ещё не факт, что ты поведешь себя по-другому. Поэтому не заморачивайся, – и Костя приподнялся со стула и направился на кухню, напоследок бросив. – Уже поздно. Тебе нужно отдыхать, – и вышел на улицу.

Я посидела ещё несколько минут и ушла в спальню, прикрыв дверь, но она тут же со скрипом приоткрылась. Я попыталась закрыть ее снова, надавив посильнее, но она открывалась вновь и вновь. Я лишь окинула беглым взглядом железную щеколду, и отошла к кровати, сбила подушку, закатила покрывало и, потушив свет, прилегла. В щель между стеной и дверью пробивался свет из гостиной и попадал мне на глаза. Я приподнялась и, обхватив руками колени, присела. «Нет, я всё сделала правильно, – твердила себе. – С трудом представляю, какая бы жизнь меня ждала со Стасом. В любом случае все закончилось бы разводом». Резко стало темно, и скрипнул диван. «Костя вернулся!..» – и я невольно опустилась на подушку. Лунный свет озарил мне лицо. «Да, что ж такое!» – возмутилась я и приподнялась, чтобы задернуть штору. Раздался кашель. Я мигом прилегла, натянув покрывало до самого подбородка, наверное, пытаясь скрыть волнение, которое закралось мне в сердце. Не имеет смысла отрицать, что я тщетно думала о том инциденте под елью, хотя отчаянно и пыталась гнать от себя эти мысли. Снова скрипнул диван, и раздались шаги. Я насторожилась и, приподнявшись, натянула покрывало чуть ли не до носа. Скрипнула половица возле входа в гостиную и открылась дверь, ведущая в сад. Я выдохнула и, перевернувшись на спину, сделала три глубоких вдоха и три медленных выдоха. «Все, а теперь спать!..» и отвернувшись к стене, прикрыла глаза. Но мне не спалось, дневной сон дал о себе знать. Как уснула, не помню, но утром меня разбудило бодрое кукареканье соседских петухов. Я потянулась от души и вышла из комнаты. Гостиная была залита яркими солнечными лучами, в которых порхали частички пыли. Кости в доме не было. Я прошла на кухню и, набрав в чайник воды, поставила его на газ. На часах семь тридцать. Когда чайник вскипел, я выглянула во двор. Костя сидел под навесом и курил.

– Доброе утро! – произнес он и затянулся.

– Доброе… – ответила я и, невольно скрестив руки на груди от обдавшего холода, спросила у Кости:

– Кофе будешь?

– Не откажусь…

Я вернулась в дом, приготовила кофе и снова вышла. Костя с кем-то говорил по телефону:

– Здесь!.. Сонь! На этот раз я кристально чист. Ты и сама прекрасно знаешь, что я ещё в пятницу должен был уехать. Но не уехал из-за глупой оплошности!

Я подала Косте кружку, а он протянул мне телефон. Я успела сказать Соне только «Привет!», как она обрушила на меня лавину негодования, что половину из того, что она говорила, я не в силах была разобрать.

– Сонь, правда, на этот раз он ни при чём. Я сама заварила эту кашу.

– Почему вчера не позвонила. Я бы приехала. Всю ночь за нее волновалась, трезвонила ей, а она даже не удосужилась перезвонить.

– Было поздно.

– Что-то вы оба темните.

– Сонь…

– Я сейчас приеду!

– Сонь, не надо, мне нужно домой.

– Я приеду. Дождитесь меня! – и положила трубку.

– Она сейчас приедет, – сказала я, протягивая Косте телефон. Он промолчал.

Пока ждали Соню, я прошлась до края навеса и окинула любопытным взглядом сад, точнее то, что от него осталось. Взор сразу пал на розарий. Розы пышно цвели и благоухали. Куст плетистой розы возле шпалы с бархатной ярко-красной окраской больше всего привлек мое внимание. Никогда не видела такой насыщенной расцветки. Мгновенно перед глазами возникла картинка, что неплохо было бы запечатлеть его в лучах восходящего солнца, прям как сейчас, и осмотрелась, чтобы убедиться в правильности своих выводов. Да! И капель росы добавить и будет самое то! Я достала телефон и сделала несколько снимков. Но им не удалось передать всей насыщенности и переливов света. «Ладно, задумка ясна. Попробую красками это исправить».

Соню долго ждать не пришлось. В машине ехали молча. Соня взяла меня за руку и не выпускала её, пока мы не добрались до нашего дома. Волнение усиливалось.

– Что ж, возвращаю вас по домам, как в старые добрые времена, – произнес Костя, после того, как остановил машину и повернулся к нам. Мы с Соней переглянулись: первой хохотнула она, я следом за ней. Потом мы обнялись. На глазах невольно наворачивались слезы.

– Может, пойти с тобой?

– Нет, не нужно… – и вылезла из машины.

***

В гостиной царили тишина и покой. Я облегчённо выдохнула. Первой мыслью было подняться к себе в комнату, но я остановила себя. Нет, сначала нужно найти папу и объясниться с ним. Я не боялась встречи с ним, потому что была уверена в своём решении, хотя и дотянула с ним до самого последнего момента. Кое-где остались стоять цветы, я вздохнула и направилась в сторону папиного кабинета. И не прогадала. Дверь в кабинет была приоткрыта, и я ещё у лестницы услышала их голоса. «Лучше бы он был один!.. С Ларой будет сложнее». И оказалась права. Стоило мне перешагнуть порог, как Лариса накинулась на меня с криками, но папа был невозмутим. Он спокойно попросил Ларису выйти, она противилась.

– Выйди! Я сам с ней поговорю.

– Но Дим…

Папа был непреклонен. Она лишь фыркнула от бессилия и направилась к двери, напоследок окинув меня злобным ненавистным взглядом. Я стояла в нерешительности.

– Проходи, садись, – произнес папа, а сам отошёл к окну.

Сердце ушло в пятки, пока я присаживалась на стул.

– Пап… Я понимаю, что натво… – начала я говорить, собрав все свое мужество, но папа обернулся и взмахом руки дал понять, чтобы я не продолжала. Я замолчала. Он ещё несколько минут простоял у окна, но потом все же присел на диванчик и подозвал меня к себе. Его взгляд не был строгим, наоборот казался мягким и участливым. Это придало мне сил, и я направилась к нему. Но тут он резко воскликнул: «Боже!», что я мгновенно встала как вкопанная.

– Что с ногой?

Я испуганно посмотрела на ногу и вспомнила о вчерашнем неудачном прыжке.

– Неудачно спрыгнула с забора.

– Вик, тебе сколько лет?

Я промолчала и присела к папе. Он вздохнул.

– Ты должна была сразу сказать мне, что не хочешь выходить за Стаса. Я ведь у тебя столько раз спрашивал.

– Поначалу я не была против, хотя и сомневалась, но объясняла это тем, что мы плохо друг друга знаем. Я надеялась, что, начав общаться чаще, мы узнаем друг друга лучше, что я смогу полюбить его. Но он оказался совсем не тем человеком, которого я себе представляла.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь. По мне, он был неплохой кандидатурой.

– Возможно, но…

– Или появился кто-то другой?

– Другой? – непонимающе переспросила у папы и отстранилась от него.

– А какие отношения вас связывают с Костей?

– Никаких!..

– Но он постоянно крутится возле тебя. Поначалу я не придал этому значения, первой забеспокоилась Лара. А в свете последних событий, у меня закрались некоторые сомнения на ваш счет.