Неправильная помощница бесплатное чтение

Глава 1

Маша

– Машка, – отвлекают меня, но я тут корячусь над чертежом, в котором, судя по всему, ошибка. – Машка! Котова!

– Да что тебе! Не видишь, работаю! Если не закончу чертеж в срок, меня наш тиран проглотит и не подавится.

– Да пошли ты уже, скоро ты сама будешь глотать у тирана, – ЧТО?! – В смысле тирана. Глотать тирана и не давиться.

Она утаскивает меня из конструкторского отдела в коридор. Бежит так, словно не на восьмом месяце беременности, но я все равно ее торможу.

– Ну чего еще? Он пока в офисе, надо брать быка за рога.

– Страшно, – нет, сам наш генеральный не то, чтобы страшный. Скорее даже очень симпатичный. Настолько, что у нас половина компании по нему вздыхает. И все бы очень хотели стать его помощницами, но Софа, его бессменный секретарь, выбрала меня, уже все показала, всему научила, но все равно… – Страшно…

– Волков бояться – в лес не ходить…

– Распутин не волк, он скорее минотавр. Ну знаешь, тот что с рогами, – показываю рога, а Софа смеется. Тянет меня к лифтам, а я бурчу вслух. – Чего мне на месте не сиделось. Отличная должность, никаких перспектив, а главное стабильность, зарплата, внимания к моей персоне почти нет. Замахнулась же я на место помощницы генерального. А если я, как старуха, останусь у разбитого корыта?

– Маш, ты много думаешь. Ты молодая, перспективная и ты мечтаешь учиться у Распутина.

– Сейчас я мечтаю сходить в туалет.

– Нет времени, мне еще сейчас выдержать его ор придется по поводу ухода в декрет.

– А он не знает?

– Представь себе! – смеется Софа, а я только удивляюсь, как при работе на Распутина можно оставаться такой позитивной. Я слышала, что до нее он увольнял помощниц каждую неделю. Возможно, старое проклятие вернется, когда на эту должность приду я? Точнее, ЕСЛИ я приду на эту должность.

Мы выходим на этаже, большую часть которого занимают три помещения. Приемная с огромными окнами на весь Новосибирск, переговорная и, конечно, кабинет Распутина. Святая святых, куда могут попасть лишь избранные. Наверное, поэтому для меня дикость, когда Софа ковыляющей, легкой походкой подходит к двустворчатой двери и открывает ее без стука.

– Стой тут и готовься, и попробуй только сбежать… – шепчет она мне, повернув голову, и заходит в логово зверя. Я же шумно выдыхаю, чувствуя, как озноб от сердца спускается к пяткам, но все равно иду вперед. Еще немного, чтобы прикоснуться к резной двери, чтобы услышать, что происходит внутри.

Ради возможности учиться у Распутина я, наверное, буду даже готова на него поработать. Терпеть его несносный характер, даже позволю на себя орать.

– Арсений Ярославович, отвлекитесь, пожалуйста, – начинает Софа, а я пытаюсь заглянуть в щелку, но высматриваю лишь часть его крупной спины, облаченной в уже мятую рубашку. Наверное, опять за чертежами все утро простоял.

– Не сейчас, София Вадимовна. Потом зайди.

– Не могу потом, потом я ухожу в декретный отпуск.

Его рука с закатанным до локтя рукавом опускается резко, словно падает. Он оборачивается, и теперь мне видно часть волевого лица. С трехдневной щетиной.

– Какой еще декретный отпуск? Кто тебе разрешал беременеть.

– Муж.

– Давно тебе говорил, нужно развестись.

– Давно говорю, вам нужно жениться.

– Заняться мне больше нечем. Я не могу тебя отпустить. Как, по-твоему, я буду работать без помощницы? Ты должна была предупредить меня за две недели и найти себе замену.

– Заявление было у вас на столе месяц назад, а замену я нашла. Мария Викторовна, проходите!

Встряхиваюсь, гордо вскидываю голову и толкаю дверь, делая шаг вперед. Но путаюсь в длинной юбке и позорно грохаюсь на пол, довольно болезненно ударяясь локтем.

Поднимаю голову и смотрю, как Софа закрывает лицо рукой, а Распутин смотрит прямо на меня, презрительно вздернув бровь.

– Мне кажется, София Вадимовна, Мария ошиблась дверью. Кристиана Грея тут нет.

Софа фыркает, плохо скрывая смешок, а я стараюсь побыстрее подняться, насколько это возможно в моем случае. Даже пытаюсь сделать это изящно. Хотя этого тирана с ледяными глазами вряд ли это волнует. От него веет дичайшим раздражением. Еще немного и меня просто снесет энергической волной. Но я встаю, гордо выпрямляюсь и поправляю очки.

– Меня интересует лишь работа.

– Ее интересует только работа. Я ее отлично подготовила, он все знает, просто волнуется,

– Котова, да? – киваю. Надо же. Знает? Откуда? У него сотня таких чертежников как я работает. – Это же вы в прошлом месяце разлили кофе на чертеж, а потом за ночь его перерисовывали.

А, так себе слава

– Но я перерисовала, исправила оплошность.

– А до этого вы сожгли буфетную…

– В микроволновке было короткое замыкание! Я не виновата.

– У вас в голове короткое замыкание, если вы думаете, что я соглашусь взять вас к себе в помощницы. ар

– Машка, – отвлекают меня, но я тут корячусь над чертежом, в котором, судя по всему, ошибка. – Машка! Котова!

– Да что тебе! Не видишь, работаю! Если не закончу чертеж в срок, меня наш тиран проглотит и не подавится.

– Да пошли ты уже, скоро ты сама будешь глотать у тирана, – ЧТО?! – В смысле тирана. Глотать тирана и не давиться.

Она утаскивает меня из конструкторского отдела в коридор. Бежит так, словно не на восьмом месяце беременности, но я все равно ее торможу.

– Ну чего еще? Он пока в офисе, надо брать быка за рога.

– Страшно, – нет, сам наш генеральный не то, чтобы страшный. Скорее даже очень симпатичный. Настолько, что у нас половина компании по нему вздыхает. И все бы очень хотели стать его помощницами, но Софа, его бессменный секретарь, выбрала меня, уже все показала, всему научила, но все равно… – Страшно…

– Волков бояться – в лес не ходить…

– Распутин не волк, он скорее минотавр. Ну знаешь, тот что с рогами, – показываю рога, а Софа смеется. Тянет меня к лифтам, а я бурчу вслух. – Чего мне на месте не сиделось. Отличная должность, никаких перспектив, а главное стабильность, зарплата, внимания к моей персоне почти нет. Замахнулась же я на место помощницы генерального. А если я, как старуха, останусь у разбитого корыта?

– Маш, ты много думаешь. Ты молодая, перспективная и ты мечтаешь учиться у Распутина.

– Сейчас я мечтаю сходить в туалет.

– Нет времени, мне еще сейчас выдержать его ор придется по поводу ухода в декрет.

– А он не знает?

– Представь себе! – смеется Софа, а я только удивляюсь, как при работе на Распутина можно оставаться такой позитивной. Я слышала, что до нее он увольнял помощниц каждую неделю. Возможно, старое проклятие вернется, когда на эту должность приду я? Точнее, ЕСЛИ я приду на эту должность.

Мы выходим на этаже, большую часть которого занимают три помещения. Приемная с огромными окнами на весь Новосибирск, переговорная и, конечно, кабинет Распутина. Святая святых, куда могут попасть лишь избранные. Наверное, поэтому для меня дикость, когда Софа ковыляющей, легкой походкой подходит к двустворчатой двери и открывает ее без стука.

– Стой тут и готовься, и попробуй только сбежать… – шепчет она мне, повернув голову, и заходит в логово зверя. Я же шумно выдыхаю, чувствуя, как озноб от сердца спускается к пяткам, но все равно иду вперед. Еще немного, чтобы прикоснуться к резной двери, чтобы услышать, что происходит внутри.

Ради возможности учиться у Распутина я, наверное, буду даже готова на него поработать. Терпеть его несносный характер, даже позволю на себя орать.

– Арсений Ярославович, отвлекитесь, пожалуйста, – начинает Софа, а я пытаюсь заглянуть в щелку, но высматриваю лишь часть его крупной спины, облаченной в уже мятую рубашку. Наверное, опять за чертежами все утро простоял.

– Не сейчас, София Вадимовна. Потом зайди.

– Не могу потом, потом я ухожу в декретный отпуск.

Его рука с закатанным до локтя рукавом опускается резко, словно падает. Он оборачивается, и теперь мне видно часть волевого лица. С трехдневной щетиной.

– Какой еще декретный отпуск? Кто тебе разрешал беременеть.

– Муж.

– Давно тебе говорил, нужно развестись.

– Давно говорю, вам нужно жениться.

– Заняться мне больше нечем. Я не могу тебя отпустить. Как, по-твоему, я буду работать без помощницы? Ты должна была предупредить меня за две недели и найти себе замену.

– Заявление было у вас на столе месяц назад, а замену я нашла. Мария Викторовна, проходите!

Встряхиваюсь, гордо вскидываю голову и толкаю дверь, делая шаг вперед. Но путаюсь в длинной юбке и позорно грохаюсь на пол, довольно болезненно ударяясь локтем.

Поднимаю голову и смотрю, как Софа закрывает лицо рукой, а Распутин смотрит прямо на меня, презрительно вздернув бровь.

– Мне кажется, София Вадимовна, Мария ошиблась дверью. Кристиана Грея тут нет.

Софа фыркает, плохо скрывая смешок, а я стараюсь побыстрее подняться, насколько это возможно в моем случае. Даже пытаюсь сделать это изящно. Хотя этого тирана с ледяными глазами вряд ли это волнует. От него веет дичайшим раздражением. Еще немного и меня просто снесет энергической волной. Но я встаю, гордо выпрямляюсь и поправляю очки.

– Меня интересует лишь работа.

– Ее интересует только работа. Я ее отлично подготовила, он все знает, просто волнуется,

– Котова, да? – киваю. Надо же. Знает? Откуда? У него сотня таких чертежников как я работает. – Это же вы в прошлом месяце разлили кофе на чертеж, а потом за ночь его перерисовывали.

А, так себе слава

– Но я перерисовала, исправила оплошность.

– А до этого вы сожгли буфетную…

– В микроволновке было короткое замыкание! Я не виновата.

– У вас в голове короткое замыкание, если вы думаете, что я соглашусь взять вас к себе в помощницы.

Глава 2

– София, найди другую и старше, мне еще тут соплей влюбленной дурочки не хватало.

Да кому ты вообще нужен, кроме своих любовниц. Никто за просто так с тобой спать не будет!

Этого я, конечно, не сказала. Делаю несколько шагов вперед, вставая прямо перед тираном, смотря в лицо своим страхам.

– Свой первый вертолет вы сконструировали неудачно, отчего могли погибнуть люди. А третий ваш вертолет взорвался, не пролетев и нескольких километров. Вы тоже не сразу стали метром российской авиации, и вряд ли бы им стали, если бы не деньги вашего отца. Неудачи бывают у всех, это нормально, мы люди. И я, может быть, не работница месяца, но я была лучшей в вузе, я знаю «Прогресс» от и до, я могу работать сверхурочно, потому что в ближайшее время не планирую ни отношений, ни замужества. Но все это не важно, потому что у меня перед всем остальным персоналом есть неоспоримое качество.

Он вздергивает густую бровь, смотря на меня если не с интересом, то с легким любопытством.

– Поясните.

– Со мной не будет розовых соплей, потому что вы мне не нравитесь. И я слишком прагматична, чтобы верить, что отношения между нами возможны. Это только в любовных романах боссы женятся на секретаршах и неуверенных в себе дурочках, а мы с вами живем в реальном мире.

Распутин не отвечает, молчит, рассматривая меня. От затянутых в тугой узел волос, до разношенных туфель на низком каблуке. Я же в свою очередь наконец рассматриваю его не издалека, как обычно, а близко. Смотрю, что в черных волосах проглядывает седина, а в уголках глаз намечаются гусиные лапки. Он был бы очень хорош, если бы умел хотя бы изредка улыбаться. Хотя смотреть на него приятно. От него пышет мужская энергия, в которой хочется купаться, чтобы заряжаться его талантом, его смелостью, может быть, даже его безумием. Потому что только безумный может создавать вертолеты самой высшей категории. Понятно, почему у него нет семьи и детей. Его детей производят в нашей компании «Прогресс» имени Б.А. Распутина.

– Наверное, будь я потупее, на меня бы подействовала ваша речь, но тем не менее, вы молоды и неуклюжи.

– Мне двадцать шесть.

– Свободны, Мария Викторовна. София Вадимовна, задержитесь.

Поворачиваюсь лифом к Софе, на ней лица нет. Вяло улыбаюсь. Да, а сказка была так близко. Ладно, хоть не уволил и на том спасибо.

Закрываю за собой дверь и на тяжелых ногах иду к лифту. Нажимаю кнопку и еще раз смотрю на приемную, где могла работать. Захожу внутрь, жду, когда двери лифта закроются, и нажимаю на свой пятый этаж. Лифт не двигается.

Так, без паники. Нельзя паниковать. Нажимаю на кнопку открывания дверей. Ничего. Еще раз. Ничего.

Меня начинает потряхивать. Терпеть не могу лифты. Просто ненавижу.

Нажимаю на кнопку вызова.

– Я застряла. Помогите, пожалуйста.

– Добрый день, – она издевается? – сейчас вызовем лифтера.

Поскорее бы

– Мария Викторовна, вы сломали мне лифт? – слышится за дверью, а меня истеричный смех разбирает.

– Я его не ломала! Лифт просто сломался!

– Десять лет не ломался, а как только вы в него зашли…

– Напишите это на моей надгробной доске: «Она сломала лифт».

– Вы нажимали кнопку открытия лифта?

– Нет, конечно, я же тупая. Я же пришла устраиваться вам кофе носить…

– Не истерите. Софа, звоните лифтерам.

– Да я уже позвонила. Господи, как страшно-то, – сажусь в угол, как учат в сети. И не дышать, не дышать. – Ненавижу лифты

– И как вы живете, ненавидя лифты.

– Очень просто. На первом этаже.

– А на работу?

– Пешком. Пятый этаж же. Господи, я не хочу умирать. Я еще так молода… Даже работу мечты получить не успела.

– Вот и я говорю, молода. Работу мечты? Думаете, каждая девочка мечтает стать помощницей?

– Нет, конечно. Каждая девочка мечтает стать принцессой, а я мечтала летать на драконах. Но так как драконов не подвезли, то на вертолетах. Потом захотела их делать, между прочим, вы меня вдохновили, когда пришли в нашу школу, как гость.

– Тогда тем более не понимаю, какой вам резон работать у меня помощницей.

– Сидя в конструкторском, я ни на милю не приближусь к возможности самой полностью сконструировать вертолет и посмотреть, как он взлетит, а мы бы в сами нашли общий язык, и вы бы меня всему научили.

Он замолкает, а мой страх снова занимает лидирующие позиции.

– Арсений Ярославович! Арсений Ярославович! Софа!

Вдруг дверь со звоном разъезжается, и я скорее выпрыгиваю из стальной кабины, висящей на высоте десятого этажа. Правда опять падаю в ноги генерального. Софа помогает мне подняться, и я поднимаю глаза, смотря в грозное лицо Распутина.

Секунда. Две. Пауза затягивается, а воздух накаляется добела. Кажется, я сейчас просто закричу от напряжения!

– Вы приняты. Завтра выходите. София Вадимовна, оформи, – говорит он и скрывается в своем кабинете, а я поворачиваюсь к Софе, улыбка которой ярче самого солнца. Мы визжим от радости, обнимаясь и приплясывая. Давно мне не было так хорошо. Давно я не была так счастлива.

– Не такой уж он и тиран, – смеюсь я, по-другому осматривая кабинет. Это ведь теперь мой кабинет.

– Не обольщайся, а самое главное не влюбляйся…

– Да ладно тебе. Он не настолько красив, чтобы тут же течь от него. Да? – я округляю глаза. – Ты была влюблена в него?

– В Распутина все так или иначе влюбляются. В нем слишком много нерастраченного тестостерона. Просто будь готова, что это ничем не закончится. Я вот поскорее замуж вышла, чтобы мысли не забивать.

– Не переживай. Мне это не грозит. У меня вообще к мужчинам иммунитет…

– Ну дай-то Бог. Так, давай я еще раз тебя проинструктирую и побегу. Господи, слава Богу, что он взял тебя.

– Да я сама не верю своему счастью!

Глава 3

Мы с Софой перебираем папки, в которых лежат договора с поставщиками. Смеемся, обсуждаем, чем она будет заниматься в декретном отпуске. Она, конечно, торопится смыться, но я не отпускаю ее, пока все не буду знать досконально. Я больше не должна ударить в грязь лицом.

– София Вадимовна, – врывается в наш уютный уголок низкий, напряженный голос. Очевидно, он уже не первый раз зовет нас. – Я напоминаю, что сегодня ваш последний рабочий день.

Он выглядит совсем иначе. В его волосах капли воды, а на плечах надет свеженький пиджак. Я помню, что у него тут ванная и гардеробная, потому что он порой проводит за работой сутки. И все равно, это удивительная метаморфоза.

На его лице нет улыбки, но от него веет положительной энергетикой.

– Да, да, я поняла. До пяти никуда не уходить.

– Это, конечно, тоже, но скорее всего вы смоетесь, как только я войду в двери лифта. Это вам. Знаю, вы скорее всего сразу уйдете потом во второй декрет, но скажу, что у меня никогда не было более квалифицированного секретаря.

– Вообще-то помощника.

– Да, помощника. Это вам, – он протягивает конверт, и Софа удивленно поворачивает ко мне лицо. – Это не деньги. Их вы получите в бухгалтерии.

Она открывает конверт, а там билеты.

– Когда моя сестра была беременна третьем ребенком, она отдыхала там. Ей понравилось. Плюс немецкое гражданство ребенку никогда не повредит.

Она ахает, хочет обнять начальника, но он делает шаг назад, очевидно не терпит лишних прикосновений. Тоже мне, грубиян. Не дал себя обнять. С другой стороны, он очень щедрый. А еще у него есть сестра. Я не знала.

– Извините, забылась на радостях.

– Просто будьте счастливы. Мария Викторовна, я ушел до конца дня. Завтра не опаздывайте, – прощается он и уходит, оставляя нас с Софой в тишине, которую сопровождают вздохи удивления.

– Он никогда не делал мне подарков. Никогда, понимаешь, Маш.

– Стоило ради этого забеременеть и уйти в декрет?

– Конечно, стоило! – кружит она меня, а потом сразу звонит мужу, маме, папе, потом убегает, чтобы рассказать обо всем подружкам, которых тут оставляет. Я же остаюсь одна и еще минут сорок просматриваю договоры, которые требуют внимания, потом смотрю расписание Распутина.

Софа прибегает, но тут же собравшись убегает.

– Маш, если что на связи. Я в тебя верю.

«Я тоже в себя верю. Вроде бы», – шепчу уже в закрытые створки лифта. Потом поворачиваю голову к двери начальника. Нужно в любом случае зайти и все посмотреть. Должна же я быть в курсе.

Поднимаюсь на ноги, вытираю потные ладошки об ткань юбки и делаю несколько шагов к двери. Нажимаю ручку, открываю. У меня дыхание перехватывает. Здесь даже самая первая модель вертолета есть, которую Распутин собрал в детстве. Это настолько потрясающе, что я почти не дышу. Почти на цыпочках хожу вдоль стен, увешанных наградами и фотографиями с известными лицами. И нигде Распутин не улыбается. И нигде никого не касается. Странный он конечно. Но гении все странные.

Обхожу его стол и попадаю в мир чертежей и конструирования. Именно тут, за огромным каменным полотном, он творит свою магию. Сначала чертит, потом рисует, потом делает макет, и если его все устраивает, то чертеж отправляется к нам в отдел, чтобы сделать копии и масштабировать.

Это, наверное, новый вертолет. Самый скоростной, судя по недавней презентации. Его скорость будет почти равна самолету, но приземляться он сможет даже на самых острых скалах и вплотную подлетать к цели… Потрясающе. Рука так и тянется посмотреть. Он словно настоящий.

Поднимаю глаза… Ладно, все равно никто не узнает.

Беру в руки хрупкий макет, наслаждаясь тем, как играет серая металлическая краска на солнце… Когда-нибудь и я создам нечто подобное, удобное, маневренное, возможно даже для передвижения по городу. Мечты, конечно, но вдруг…

– Ты, блять, что делаешь?! – слышу гортанный рык и испуганно дергаюсь, полнимая глаза. Рука вздрагивает, и макет падает на пол. Я пытаюсь его словить, изо всех сил, но он просто разламывается на несколько частей…!

Глава 4

– Я же только склеил его, дура! – почти толкает он меня, поднимая обломки. Я же стою ни жива, ни мертва. – Идиотина! Неужели Софа не сказала главного, сюда не лезть, ничего не трогать. Ничего, неужели непонятно!?

– Вы меня напугали, вы сказали, что не вернетесь! – иду в нападение, просто потому что дико страшно. А если он сейчас меня с окна выбросит. Я точно не выживу.

Он поворачивается ко мне, нависая скалой, пыша яростью, как дракон огнем…

– То есть это я виноват, что ты неуклюжая, дерганная идиотка?

– Вы бы ничего не узнали!

– Тут камеры! И я их просматриваю!

– Я бы ничего сломала, если бы вы…

– Вон пошла…

– Что?

– У тебя еще и со слухом проблемы? ПОШЛА ВОООН! – шагает он на меня, и я тут же срываюсь с места, выбегаю в приемную, мимо лифта к лестнице. Сердце бьется так, словно вот-вот выпрыгнет. Наверное, это самая короткая работа в моей жизни. Господи, ну что я за дура! Как можно было так тупануть?! Как?!

Я влетаю в свой отдел, на вопросы не отвечаю. Дико стыдно. Хватаю сумку, плащ и вылетаю за дверь. По лестнице в самый низ, на улицу, в сторону остановки. Автобус приходит быстро, и я просто падаю на ближайшее сидение, закрывая лицо руками и просто содрогаясь в рыданиях. Дура, дура, просто идиотка. Все он правильно сказал. Потому что только дура так тупо потеряет лучшее рабочее место в городе.

Надо позвонить Софе, и я даже достаю свою айфошу, но не решаюсь набрать ее номер. Что я ей скажу? Что нарушила правило, о котором она талдычила мне каждый день, дико надоедая. Не трогай вещи Распутина, не трогай Распутина. Он не терпит.

Интересно, а как он сексом занимается. Через скафандр?

Ну да, тебя уволили, а ты думаешь о сексе с начальником. Не с начальником, а про начальника. Убираю телефон, думаю, Распутин уже позвонил ей и наорал, что нашла на замену самую тупую девку в мире.

Автобус тормозит на моей остановке даже раньше, чем обычно. Ну, конечно, я всегда возвращаюсь вечером, в забитом автобусе, а сейчас еще трех нет. Просто класс.

Домой прихожу убитая. Слышу, как мама шумит на кухне, и пробегаю мимо, чтобы не видеть. Просто закрываюсь в комнате, падаю на кровать и долго, долго реву.

– Дочь? – мама уже в комнате, то ли услышала, как я скулю, то ли просто увидела, что я дома. Плевать. Теперь на все плевать. Потому что такой дуре как я лучше не жить. – Маш, что случилось? У тебя болит что-то? Давай врача вызову.

Она уже встает, но я вцепляюсь в руку, усаживаю обратно на свою кровать и укладываю голову к ней на колени.

– Мам… – шмыгаю носом. – Меня уволили.

Рассказываю все как есть, пока она меня по голове гладит. Не ругает, хотя надо бы, просто говорит коронное.

– Ну что поделаешь, раз ты у меня такая бедовая. Говорила, иди в библиотекари, как я. Там сложно что-то испортить…

– Ага, сожгла бы библиотеку или затопила.

– Ну, все возможно… – смеется мама. – Хочешь, позвоню этому твоему начальнику, скажу…

– Ну уж нет. Еще чего не хватало.

– Ты кушать будешь? Или объявишь голодовку.

– А чего там вкусного?

– Кабачки жаренные.

– Буду, но чуть попозже, – накрываюсь с головой и жду, когда мама уйдет. Только потом иду в душ и долго вою там, потом, конечно, иду есть. Потому что страдания страданиями, а обед по расписанию. Ну и потом всю ночь, с перерывами на сон. Понятно, что придется вернуться в офис за вещами, за дипломом и трудовой книжкой, но как же тяжело открывать опухшие глаза…

– Дочь, – мама входит в комнату. – У тебя тут телефон разрывается.

Она протягивает мне гаджет, который так и лежал в сумке, и я не глядя беру его.

– КОТОВА! – почти рубит мне барабанную перепонку голос начальника. – КАКОГО ХРЕНА ТЫ НЕ НА РАБОТЕ! У ТЕБЯ ОТГУЛ В СВЯЗИ С РУКАМИ, РАСТУЩИМИ ИЗ ЖОПЫ?

– Что? Но вы же …

– Что? Что я же? Быстрее.

– Вы же меня уволили!

– Когда?

– Вчера.

– Напомни, что я сказал.

– Что я уволена…

– Я разве так сказал?

– Ну… – господи, как я туплю с утра. Но настроение повышается так быстро, словно мой сломанный, горящий вертолет все-таки совершил посадку. – Вы сказали, цитирую: «ПОШЛА ВОН».

– Котова, – он вздыхает, словно его терпение на исходе. Из-за меня, что очевидно. – Если ты через час не будешь на работе, мое «пошла вон» быстро превратится в «ты уволена».

– Я поняла! Скоро буду! Спасибо вам, Арсений Ярославич! Вы не пожалеете!

– Я уже жалею, – отключается он, а я подпрыгиваю на кровати и бегом надеваю юбку, блузку, чищу зубы, убираю волосы в пучок и не забываю очки. Сегодня я самый счастливый человек. – Пока мам

Глава 5

Я приезжаю на работу через тридцать минут, даже быстрее, чем было приказано. Сразу залетаю в лифт, нажимаю кнопку.

Страх никуда не делся, но я на таком адреналине, что он словно за стеклянной стеной. Но вдох облегчения, когда створки выпускают меня на десятом этаже, все равно вырывается наружу.

Дверь в кабинет Распутина закрыта, и это к добру. Так что сажусь за свое рабочее место и принимаюсь за работу. Где-то спустя полчаса мне на мобильный раздается звонок, судя по номеру, из этого здания. Даже интересно, кто? Может быть, с отдела?

– Котова! Вы все-таки не хотите на меня работать.

– Очень хочу, несмотря на ваш характер…

– С моим характером такие же проблемы, как с вашей пунктуальностью, – Господи, как это смешно, болтать, когда вас разделяет лишь бетонная преграда.

– Тут вы не правы. Я на работе уже полчаса как…

– И я должен вам поверить?

– Вы же сами говорите, что все на камеры записываете, так что проверьте, когда я пришла и начала ковыряться в носу.

Мне или послышалось, или начальник реально прыснул со смеху. Вздрагиваю, когда дверь справа от меня щелкает, и передо мной предстает босс.

Телефон от уха он убирает первым. Я за ним. Как в замедленной съемке.

– Доброе утро. Я еще раз хочу принести извинения за сломанную модель вертолета, если надо, я могу ее склеить. Сама…

– Если вы закончили, может приступим к работе?

– А, да, да, конечно, – киваю, прыгаю тощей задницей на стул и открываю блокнот Софки. Готова к труду и обороне. – Слушаю.

Следующий час Распутин не двигается и дает задания. Просто робот, а не человек. Он даже нос не почесал ни разу, а у меня самой этот самый нос уже несколько раз просил о помощи. Но я боюсь, что если прервусь, то просто не успею все записать, а потом спрашивать будет неудобно.

Вчера я уже опростоволосилась, сегодня нужно показать себя во всей красе трудоспособности и внимательности.

После инструктажа я спускаюсь сначала в свой отдел, объявляю, что перехожу на работу к тирану. Некоторые девушки завистливо вздыхают, кто-то сочувствует, а мужчины поздравляют меня, пожимая руки. В отделе кадров та же двоякая ситуация. И ни от кого нет искренней за меня радости. Наверное, надо было больше вливаться в коллектив…

После пробежки по отделам возвращаюсь к делам и только к вечеру, когда меня вызывает генеральный, иду к нему с отчетом.

В кабинет захожу с животным страхом, что он снова начнет на меня орать. Не очень-то я привыкла к крикам. Обычно меня все только хвалят.

Он сидит за своим творческим столом и доклеивает ту самую сломанную модель. Вот наверняка, чтобы меня пристыдить.

– Я все сделала. Назначила нужные встречи, даже смогла дозвониться до министра, – хотя для этого и пришлось выслушать рассказ о жизни его секретаря. – Так же назначила на завтра совещание, всех предупредила. И еще звонила Августина Соломина, сказала, что не может дозвониться до вас.

Он меня вообще слушает? И чего я тут распинаюсь.

– В общем, вот, тут все записано. Арсений Ярославович… Я все…

– У тебя синдром отличницы, – вдруг отрывается он от своего вертолета и поднимает глаза. Приковывая меня балетками к ковру. – Тебе обязательно нужно сделать все правильно, и в срок. Даже пообедать не сходишь. И ты ждешь похвалы.

Я поджимаю губы, потому что он прав. Я всегда была отличницей, умницей, меня все хвалили.

– Я просто пришла сказать, что все сделала.

– Нет, ты пришла за похвалой. А когда тебя не хвалят, начинаешь царапаться и кусаться. И именно поэтому ты не поднялась выше отдела конструирования. Тебе никогда бы не светил отдел разработок.

– Что? Почему?

– Потому что ничего не придумываешь, опасаясь провала. Делаешь только то, что тебе говорят, не проявляя никакой инициативы…

Я стою как пришибленная. Ну вот как двумя фразами можно втоптать человека в грязь. Становится обидно и больно, но вида не подаю.

– Если это все, я могу идти?

– Принесешь свои наработки. Посмотрю. Вдруг я не прав.

– Какие наработки? – говорю осторожно, чувствуя, как под ногами словно уходит.

Он поднимает брови.

– Ты же мне там чего-то говорила о мечте создать свой вертолет. У меня еще лет в десять все тетради были исписаны картинками вертолетов. И почти все они сейчас летают.

Я тоже рисовала, да. Пока не поступила, потому что учиться было настолько сложно, что времени почти не оставалось. Чтобы быть отличницей, мне приходилось зубрить ночами и днями, повторять снова и снова. А Распутин наверняка относится к той категории людей, которым достаточно прочитать пару раз, и они уже все знают наизусть.

– Мария Викторовна?

– У меня нет наработок.

– Я так и подумал. Можете быть свободны…В смысле, сейчас, а не совсем. Вы отличный секретарь, но вряд ли станете разработчиком.

– Могли бы и не стрелять, достаточно того, как вы забили меня ногами, – говорю почти тихо и поворачиваюсь, чтобы выйти за дверь.

Тут же хочется заплакать, ком в горле размером с теннисный мяч, но помню о камерах и иду за свой стол. Теперь тупо пялюсь в экран.

Двери лифта открываются, и в приемную вплывает видение чистой красоты… Ну так бы наверняка сказал любой мужик со спермотоксикозом, а на деле просто женщина, отчаянно желающая найти постоянное жизнеобеспечение в виде одного хамоватого гения. Все такое кричащее. От рыжих волос до синего костюма, который заканчивается в районе бедра.

– Добрый день. Как вас представить? – конечно, я знаю, как ее зовут, но настроение у меня «говно» и так просто эту эротическую радость к начальнику я не впущу.

Глава 6

– А где Софа, – она даже не здоровается.

– Софа ушла в декрет. Так как я могу вас представить?

– Августина Соломина, он меня ждет, – она делает шаг к двери, но я встаю перед ней.

– Госпожа Соломина, вы присядьте, я о вас доложу, и если он скажет, то я вас непременно запущу.

– Вы… Софа меня всегда пропускала.

– Софа работала тут пять лет, у нее был кредит доверия, а у меня пока только ипотека под грабительский процент.

Сказать, что мадам ничего не поняла, это ничего не сказать. Но думаю, Распутин общается с ней по другой причине. Гораздо более приземленной.

– Присядьте, пожалуйста.

Она хмыкает, поворачивается ко мне спиной и изящно ковыляет до дивана, куда садится так же.

– Кофе мне. Капучино.

Открываю дверь генерального и заглядываю, не делая больше нескольких шагов. Распутин в той же позиции, словно не отрывался от вертолета.

– К вам Августина пожаловала.

– Понял. Пусть подождет, сделай ей кофе и спроси, в каком ресторане забронировать стол.

– А временные рамки?

– Минут двадцать, не больше. Когда мы уйдем, разбери корзину с моими рубашками и отнеси все в химчистку.

Не помню, чтобы Софа говорила мне о таких обязанностях, но сейчас лучше не спорить.

Выхожу обратно, где дама пытливо на меня смотрит, словно не сводила взгляда с двери.

– Ну?

– Он приказал сделать вам кофе и узнать, в каком ресторане забронировать столик. И нужно подождать, – иду к кофемашине, делаю капучино и несу любовнице Распутина.

– Вам, милая, нужно со мной дружить, иначе долго вы тут не протянете.

Она протягивает тонкие пальцы к чашке в моих руках. Я за долю секунды понимаю, что ее пальцы коснулись горячего фарфора. Но трагедии уже не избежать. Она тут же с визгом опрокидывает кипяток на меня.

– Идиотка, он же горячий!

– А какой еще должен быть кофе?! – пытаюсь отлепить от себя горячую ткань, которая плотно липнет к телу, обжигая, а эта тупая курица бегает по кругу, крича и ругаясь совсем не по-женски.

– Что тут происходит!? Мария Викторовна…

Я даже не смотрю на него, просто пытаюсь справиться со слезами, которые так и норовят испачкать кожу солью.

– Августина, у тебя просто пятно на юбке, угомонись, – рявкает Распутин, хватает меня за руку и тащит к себе в кабинет.

– Тебе нужно ее уволить, – летит нам вслед, но слышно уже плохо, особенно в ванной, куда меня затаскивает начальник.

Я бы возмутилась, если бы могла хоть что-то сказать от той боли, что одолевает часть груди.

Почти не реагирую, когда Распутин просто срывает с меня блузку и лифчик, наклоняется за чем-то и тут же запенивает мне грудь и живот чем-то белым.

Тут же кожу холодит, становится легче, а мозг наконец начинает работать. Я только сейчас понимаю, что начальник просто стоит и пялится на мою грудь. На мою обнаженную грудь.

Тут же тянет прикрыться, но он качает головой. Поднимает несколько осоловелый взгляд, словно его мозг тоже только что включился.

– Пусть пена растворится полностью, потом наденете одну из моих рубашек.

Он отходит к выходу, но напоследок спрашивает.

– Она сделала это специально? Или вы?

– Нет, конечно. Просто она схватилась не за блюдце, а за чашку, – шепчу ему в спину.

– Закажите новую кофемашину, эта действительно делает в последнее время очень горячий кофе, я сам уже несколько раз обжигался.

– Дайте еще посмотрю, – поворачивается он, но я прикрываюсь, но себя не трогаю.

– Это уже лишнее. Кожа не слезет и ладно.

Он поднимает взгляд с моих ладоней к глазам. Ничего не могу понять по его лицу, хотя мысли есть.

– Завтра сделаем календарь катастроф как на заводе…

– В смысле?

– Ну знаете, на заводе есть такие календари, столько-то дней без катастроф. Вот и нас с вами такой нужен. Домой-то сможете добраться без приключений?

– Меня даже никогда не насиловали и не грабили, если вы об этом.

– Просто у вас на лбу написано «Девочка-беда», вот они и боятся к вам приближаться.

– Нет, просто я не хожу там, где со мной что-то может случиться.

– Ну конечно. Правильная до мозга костей. До завтра, Котова.

Он наконец уходит, а у меня ощущение, что моя грудь горит теперь не только снаружи, но и изнутри. Почему он так смотрел. Словно женские прелести видел впервые.

Глава 7

Через неделю ожог сошел, осталась только розовая отметина. Отметина собственной глупости. Больше я не подавала Августине кофе, а ставила на столик возле дивана, не забывая предупреждать, что кофе горячий. Но уже явно не такой горячий, потому что на следующий день после катастрофы принесли новую шикарную кофеварку. А кроме этого действительно заказал календарь. И вот сегодня уже двадцать один день без происшествий. Когда я на него смотрю, то думаю, хорошо, что Распутин не умеет читать мои мысли и не знает, сколько всего произошло со мной за последние три недели. Я заканчиваю проверять договор, который мне прислали девчонки из отдела, когда звонит телефон.

– Я на тебя обиделась! – слышу голос Софы, довольно бодрый для обиженки.

– Привет, Софа. Как отдыхается.

– Ты мне зубы не заговаривай. Как работа, неужели ты настолько хорошо все понимаешь, что даже мне с вопросом ни разу не позвонила?!

– Все не так, – на самом деле было довольно сложно, но я привыкла задавать вопросы непосредственно начальству. Конечно, приходилось выслушивать вагон оскорблений, но зато я все понимаю с первого раза. А еще тренирую нервную систему. – Просто ты так шикарно меня всему обучила, что даже такая обезьяна с гранатой как я все поняла.

– А, ну если так рассматривать.

– Как отдыхается?

– Пока непривычно. Умираю со скуки. Муж сказал, что раз я теперь не работаю, то могу готовить и убираться. Ты представляешь?

– А раньше кто это делал?

– Так как кто? Уборщица. Я могу себе это позволить.

– Ну понятно, – не могу я кому-то доверить убирать и стирать свое, например, белье. Даже маме. – У нас все хорошо, не переживай.

– Точно? Я уже наслышана про календарь.

Я кручусь на кресле, смотря на этот самый календарь. Простой, синий, с вертолетом, где каждый день нужно записывать, сколько дней без происшествий.

– Да, висит вон. Но тут только речь о происшествиях на работе, хорошо Распутин не знает, что в моей жизни постоянно что-то случается.

– Расскажи-ка.

– Да что рассказывать. Бывший появился. Приехал на новенькой «бэхе», а я случайно руку ему придавила дверцей.

Софа хохочет, а мне стыдно. Я, конечно, обижена, но не настолько, чтобы вредить. Все-таки до секса у нас так и не дошло, чего обижаться.

– Ой, хорошо, что позвонила. Что-то еще?

– Да куча всего! Разбила мамину чашку, устроила потоп, потому что отвлеклась на рисование вертолета, бежала за автобусом целую остановку, сломала на тренировке пилон.

Софа хочет рассмеяться, а я только понимаю, что ляпнула. Ну вот зачем? Зачем?

– Пилон? Ты занимаешься пилоном? Это который шест? Серьезно?!

– А я не говорила? – строю из себя дурочку.

– Нет, конечно. Давно?

– Да со школы еще. Соф, только никому. Это все-таки не самый привычный вид спорта.

– Стесняешься?

– Не хочу неудобных вопросов. Меня и так за дурочку с переулочка порой считают, а тут еще пилон. Главное, чтобы Распутин не узнал. Ладно?

– Ладно, ладно, но за это я требую, чтобы ты звонила мне и рассказывала, как у вас дела. Каждый день.

– Раз в неделю и не чаще.

– Ну, Мааааш.

– И не проси, а если расскажешь, вообще звонить не буду.

– Коза. Ладно. А есть видео?

– Ну набери в сети городские чемпионаты, Котова. Должно быть.

– Лады! Все, на связи! – прощается она, а я вздыхаю. Падаю спиной на спинку стула, да так сильно, что просто кувыркаюсь с него на пол с неприличным визгом.

И конечно, по закону вселенской подлости именно в этот момент двери лифта открываются. Я упорно пытаюсь развязаться, но моя дурацкая нога завернулась за шею и просто не в состоянии встать сама.

– Отличные трусы, Котова. Очень вам подходят.

Мне бы еще вспомнить, что там за трусы. А черт, там же котята.

– Вы так и будете пялиться или сделаете что-нибудь?

– Двадцать один день.

– Что?

– Прошло с последнего происшествия. Думал, будет быстрее, – он заходит за стойку стола, помогает мне встать и сразу идет менять число на календаре. На гордый ноль.

Стою, не двигаясь, смотря на его влажные волосы. В руке сумка. Он с тренировки. Интересно, а он чем занимается? Тела я его не видела, но судя по комплекции, он довольно крепкий. И ведь не спросишь, подумает еще, что влюбилась, а мне до него и дела нет.

– Договор готов?

– Как раз заканчивала проверять. Через пять минут будет у вас на подпись.

– Ладно, – кивает он, мельком смотря на меня. А я жду. Чего? Комментария по повожу детского белья? Или того, почему умею заворачиваться буквой «зю». Но Распутин лишь уходит, мельком бросив.

– Позвоните Августине, скажите, что я сегодня к ней заеду.

– Без ресторана?

– Времени нет, – рявкает он и закрывает двери, а я бурчу себе под нос: «времени у него нет». Так нет, что бедная Августина появляется тут не чаще пары раз в неделю. И каждый раз после того, как Распутин на меня орет. Злость он на ней срывает что ли.

Господи, я уже жалею его любовницу. Меня бы кто пожалел.

Через секунду приемную оглушает звонок селектора, и я трясущимися руками беру трубку.

– Да?

– Договор, Котова! Или вас как котенка нужно рыбкой поманить, чтобы вы работали быстрее?

– Лучше сосиской?

– Что?

– Сосиски баварские, знаете, толстые такие, с которых сок стекает.

– Вы, блять, издеваетесь?

– Нет, конечно, уже несу договор! – отключаюсь и быстро распечатываю два экземпляра и несу в кабинет. Застываю, потому что начальник стоит спиной, без рубашки, и теперь я точно знаю, что он занимается тяжелым спортом, потому что на теле ни капли жира, лишь мышцы, вылепленные словно художником. Я бы потрогала. Ну чисто в познавательных целях, конечно.

– Договор, Котова, а то я подумаю, что вы в меня влюбились, и наконец найду повод вас уволить, – рявкает начальник, надевая рубашку.

– Нет конечно, – шагаю к столу, даю на подпись договор, стараясь не смотреть на стиральную доску из кубиков на животе. Издевается? Ищет повод меня выкинуть? Не дождется. Я у себя в зале и не такие тела видела. Правда не такие крупные. Но вряд ли Распутин относится к тому виду мужчин, которые лазают по пилону.

Он обходит меня сзади, обдавая приятным запахом геля для душа и собственным, принадлежащим лишь ему одному.

– Все, возьмете водителя и отвезете поставщику.

– Да я и сама могу.

– Чтобы как в прошлый раз бежать за автобусом?

– О, вы знаете?

– Да, я как раз ехал мимо. Котова, вы слышали о такси? Дайте пиджак.

Я тут же сбегаю к стулу, беру пиджак и помогаю упаковать эти девяносто килограмм чистого мяса. Не меньше.

– Такси дорого. А почему вы не притормозили?

– Честно? – поднимает он глаза, и мне, конечно, может мерещиться, но лед там давно превратился в бушующий океан.

– Ну конечно.

– Любовался тем, как вы бежали.

С этим он и уходит, оставляя меня в своем кабинете хлопать глазами и думать о том, как Распутин любовался моей пробежкой.

– Котова, водителя возьми! – слышу уже у лифта и кричу в ответ.

– Ладно! Августине-то звонить?

– Я уже еду туда. До завтра.

Глава 8

Водителя Распутина зовут Гена. Это довольно взрослый, добродушного вида здоровяк. За эти недели мы довольно частенько встречались, когда он приходил за начальником, или внизу, когда прощались. Машина у него «Мерседес» последней модели и, если честно, я побаиваюсь туда садиться. Нет, ну а вдруг я чего-нибудь сломаю? Электроника меня вообще не любит.

– Мария Викторовна, мне потом надо Арсения Ярославовича забрать. Но я вряд ли успею это сделать, если вы так и будете прятаться за столбом.

Черт.

Выглядываю, чувствую себя полной дурой.

– Я не пряталась, я макияж поправляла.

Он недоверчиво выгибает бровь, а я фыркаю. Ну да, с макияжем я переборщила. Я им пользуюсь только на выступлениях.

– Боитесь?

– Может, я лучше на автобусе?

– Я бы не против еще раз посмотреть, как вы за ним бежите, но работа мне важнее.

– Ну понятно. Это конечно. И чего, красиво бежала?

– Не то слово. Садитесь уже, – открывает он двери. – И просто ничего не трогайте.

– Ничего не трогать. Это я, пожалуй, могу.

Гена усмехается, ждет, когда я залезу в этого зверя, и наконец закрывает двери. Пахнет тут, конечно… Дорого-богато. Кожа, нотки виски и терпкого запаха… Да, самим начальником тут тоже пахнет. И не удивительно, учитывая, сколько времени он тут проводит.

– А Арсений Ярославович на такси?

– Да. Не переживайте.

– Не лучше было бы такси заказать мне.

– Я так и предложил, – настраивает Гена зеркало заднего вида, чтобы видеть меня, в том числе.

– Так? А Распутин чего?

– А он сказал, что вы либо сбежите, либо под колеса попадете, либо таксист в вас влюбится и увезет на свою родину. А вы ему еще нужны.

– Я ему нужна…

– Не в том смысле…

– Да я же не дурочка, просто… В общем я поняла. И часто вы меня обсуждаете? – складываю руки на груди.

– Мы почти не разговариваем, Мария Викторовна, хотя, надо признать, последние недели он стал разговорчивее. Недавно вот спросил, есть ли у меня семья.

– А он не знал?

– Он не интересуется сотрудниками. Ну не интересовался.

– Ну так и что? Есть у вас семья?

– Да. Жена и две дочки.

– Классно. Наверное, им живется весело. Ну… Вместе, – всегда мечтала о сестре, но мать рано развелась с отцом и больше замуж не выходила, а отец так и не завел другую семью.

– И им весело и нам весело.

– Ха, ну точно, – смеюсь вместе с Геной и осматриваю салон. Тут такие навороты, как, наверное, в вертолетах наших нет. Компания частенько делает вертолеты попроще, чтобы государство и самые дальние города имели возможность их приобрести. Хотя есть и такого, элитного типа вертолеты, для самых богатых.

Гена довозит меня до офиса поставщиков, и я выхожу из машины.

– Я подожду вас здесь.

– А может я сама… Не хочу вас отвлекать.

– Вы совсем не жалеете моих дочек. Что они будут есть, если Распутин лишит меня работы.

– Ой, я опять не подумала об этом. Ну тогда ждите, я скоро! – прощаюсь и уже бегу по ступеням, чуть не споткнувшись на одной из них. Тороплюсь. Забегаю в здание, сразу к ресепшну, чтобы меня проводили к руководителю электрической компании «Альтаир». Они поставляют нам электронику для вертолетов. Кстати, мой бывший работал в фирме, наподобие этой. Тоже как-то на «а». А….

– Котова?! Ты?! Неужели передумала?! – «Альтаир». Точно. Он работал в «Альтаире»… Только я могла это забыть. С другой стороны, не стала я бы отказываться от выполнения своих прямых обязанностей из-за бывшего.

– Привет, Антон. Нет, конечно. Я к твоему руководителю. Договор нужно подписать.

Показываю, не отдавая в руки.

– Точно, ты же в «Прогрессе» работаешь. Я думал, так и чертишь?

– Нет. Теперь я заместитель генерального, – немножко приукрасить свою должность перед бывшим вообще не грех.

– Ого. За какие заслуги?

– Ну точно не потому, что я вышла замуж за его сына или дочку…. – фыркаю. Он женился на дочери руководителя, и его повысили. Он вообще, помнится, пришел ко мне тогда и сказал, что я спокойно могу быть его любовницей, пока он не разведется. Охренеть, предложение. Мечта любой девушки.

– Я развелся.

– Потому что она тебя бросила. Брось ты ее, вернулся бы в свой ЖЭК трудиться электриком, – кстати, тогда он мне нравился больше. Симпатичный, худощавый, простой. Шутил плоско, но очень мило.

– Давай провожу.

– Не надо. Меня девушка проводит. Девушка?

– Не отвлекай девчонок от работы. Пойдем, провожу, – идет он вперед, а я чего, я за ним пошла. Шагаю все выше по лестнице, уже три этажа.

– А лифта нет?

– Есть, но я просто помню, что ты их боялась….

– Уже не боюсь, – и это правда. Мне каждый день приходится подниматься на десятый этаж. Я привыкла. Наверное, потому что там, наверху, меня ждет работа мечты. Да и вид из окна стоит нескольких секунд страха…

– Да ладно, не дуйся. Как твой шест? Еще крутишь задницей?

– Это называется акробатика на пилоне, и я не планирую осваивать профессию стриптиза.

– Да я понял. Просто вряд ли твой начальник обрадуется, если узнает.

Я даже торможу, поражаясь его наглости.

– Серьёзно? Собираешься меня шантажировать?

– Да я так, просто сказал. Тем более, он наверняка в курсе? Ты же не станешь такое скрывать.

– Да что… такое? Словно я на панели стою и случайно могу встретиться с одним из своих клиентов.

– Да нет, конечно… – он тушуется, но вдруг поднимает наглый взгляд. А ведь когда-то мне нравились его глаза, а теперь даже в груди ничего не шевелится. – Просто, ну, раз встретились, может кофе выпьем после работы…

– Мне на тренировку, и ты прекрасно это знаешь, – вижу кабинет с нужной мне фамилией. – Но даже если бы не тренировка, то меньше всего я хочу проводить свой вечер с тобой.

– Вот из-за твоих тренировок мы и расстались! – говорит он мне вслед, но я поворачиваюсь и качаю головой.

– Мы расстались, Щепкин, потому что ты накануне нашей свадьбы решил жениться на другой, более выгодной партии. А бесишься ты, потому что так и не стал у меня первым. А так было бы круто щегольнуть перед друзьями тем, как широко умеет твоя девушка раздвинуть ноги, да?

– Я никому не рассказывал.

– И снова вранье, потому что после нашего расставания меня все твои друганы еще полгода доставали звонками и пошлыми намеками.

– Я не знал, Маш, – говорит он довольно искренне, но мне уже все равно. Больно было осознавать, что твой парень выбрал другую, но боль прошла, когда я поняла, что являлась предметом шуток и насмешек в их веселой компании.

Наконец оказываюсь в нужной приемной, довольно быстро подписываю договора и спускаюсь на первый этаж. Внизу Антон стоит на крыльце, выбрасывает сигарету, когда меня видит. Терпеть не могу этот запах.

– Катаешься на машине начальника?

– Ну да, – просто пожимаю плечами и спускаюсь по лестнице. Антон вдруг дергает меня, и я чуть не падаю. Снова. Бью его по плечу и трогаю ушибленную лодыжку.

– Ты поехавший?!

– На тебе, Маш. Я до сих пор забыть тебя не могу, – шепчет он, пытаясь к себе прижать, так что приходится применить силу рук. Он просто отлетает от меня.

– Мария Викторовна, помощь нужна?

– Нет, Ген, спасибо.

– Ну и иди, работай, тренируйся, проводи время с мамой. Еще кота заведи, так и сдохнешь старой девой.

– Лучше остаться старой девой, чем обманутой женой! – совершенно неприлично показываю средний палец, а потом просто убегаю, прячусь в уже привычном салоне крупной машины.

Гена садится за руль, молчит, выезжая на проезжую часть, а я опираюсь на передние кресла и приближаю голову к его.

– Ген, а давай мы про этот спектакль ничего Распутину говорить не будем?

– Если вы не хотите сюда больше ездить, то может и стоит сказать. Уверен, Распутин отнесется спокойно…

– Я, как и вы, не хочу терять работу, я с ней почти сроднилась. А со мной и так много проблем, чтобы разбираться с бывшими.

– Их было много? – прыскает Гена со смеху, а я головой качаю.

– Только один. Да и тот наполовину.

– Ну если вы справитесь с его вниманием, то я, конечно, буду молчать. Это вроде к работе не относится.

– Спасибо, Ген! А с меня вкусные печенья в виде животных вашим дочкам. Они у меня самые вкусные.

– Это они любят. Договорились.

– Спасибо, – откидываюсь на спинку сидения и расслабляюсь. Да, лучше, чтобы Распутин ничего не знал. Ни о пилоне, ни о бывшем.

Глава 9

Я стою возле прачечной, которая уже на три дня задерживает заказ по рубашкам. У Распутина осталась всего одна, и вчера я смотрела на нее с благоговейным страхом. А вдруг и она закончится.

Доехать сюда на такси было не самым дешевым удовольствием, но выбора особо не было. Так что теперь стою у компании с незамысловатым названием «Клин» и жду, когда они откроются.

На телефон поступает звонок. От Распутина. Он на сотовый звонит мне редко, но каждый раз в голове сигналит опасность. Тем более теперь, когда бывший активизировался и может рассказать про то, чем я занимаюсь после работы. Разумеется, Антон опустился до шантажа и просит о встрече. Я тянула неделю и теперь придется рассказать. Даже представить сложно его реакцию. Он последнее время раздраженный, и даже поездки к Августине не помогают. Ладно, надо брать трубку.

– Котова, почему вы не на работе. Я сам должен партнерам кофе готовить.

– Ну, или вы приготовите им кофе или останетесь без рубашек.

– А что с рубашками. Они должны были давно в гардеробной висеть.

– Ну да, только в прачечной сменилось руководство, и пока оно разбирается, нам уже на три дня задержали заказ. Вот я и приехала…

– Чтобы что? Лично все постирать?

– Ну вот еще. Потребую назад рубашки и отвезу в другую прачечную, я уже нашла недалеко от офиса. И ваши партнеры приезжают в десять, я успею вернуться.

– Котова, у меня двадцать пять рубашек, почему не отдавать все постепенно, чтобы не возникало таких ситуаций? – какие мы простые, я вас умоляю.

– Я не знаю, Арсений Ярославович. Обычно я отдаю рубашки по пятницам. Только грязные. А в эту пятницу были грязные все. Это скорее к вам вопросы, зачем вы так часто раздеваетесь.

– Выпороть бы тебя…

– Да за что?! Я терплю все ваши заскоки и вообще супер-помощница.

– Всем бы твою уверенность в себе. Я, кстати, посмотрел твои наработки.

Ах да, я вчера ему на стол положила, молча, если честно, язык отнялся что-то говорить на этот счет.

– Сейчас обсудим. Забирай рубашки и стой на месте, сейчас приеду.

– А зачем? Я на такси могу.

– Потому что у меня в десять встреча, а рубашки у меня нет. Заедем в магазин, купим.

– Время восемь. Какие магазины. Все еще закрыто, – как и чертова прачечная.

– Для меня откроется…

И это он мне говорит о самоуверенности.

Наконец прачечная открывается, и я иду ругаться с девушкой, которая, по сути, ничего не решает. Она спокойно возвращает мне деньги, рубашки в двух больших пакетах и уходит в подсобку. Занимает это минут двадцать, а когда я уже иду к стеклянным дверям, то вижу, как рядом уже паркуется большая машина Распутина.

В душе невольно поднимается волнение. И я с улыбкой бегу к нему. Но внезапно уши пронзает звон дребезжащего стекла, а лоб и нос прошибает болью. Я вскрикиваю, бросая пакеты на пол.

– Осторожно, стекло, – запоздало предупреждает меня девушка администратор, и мне очень хочется ее ударить. Дверь открывается, и входит Распутин, подбирая пакеты и уводя меня из этого ужасного места. Возле машины он тормозит и обхватывает мое лицо своими длинными большими пальцами. Черт, по коже тут же расползается приятное покалывание, а я невольно замираю, рассматривая радужку начальника. Глаза у него синие, синие. А в них какие-то квадратики. Забавно, но так близко я видела его последний раз, когда он лечил мой ожог на груди. Обычно нас всегда разделяет стол. Или мой, или его.

Кстати, о груди, там прям тянет что-то. Такое непривычное ощущение, словно меня распирает от эмоций. Хочется улыбнуться, но не к месту. Мне же больно вроде как должно быть. И больно, конечно. Но терпимо.

– Тридцать три несчастья Дэниела Хэндлера. Читали?

– Ага. Классная серия. А Джим Керри в роли злого дядюшки Олафа просто великолепен. Смотрели кино?

– Я не смотрю кино.

– А к чему вы спросили? Типа я тридцать три несчастья?

– Да. Именно поэтому, – он трогает мой лоб, очень мягко прощупывая. Потом переносицу. Больно, но я молчу, продолжая вроде как наслаждаться этой близостью.

– А почему вы кино не смотрите?

– Зачем мне кино. Ты мне каждый день эмоции похлеще американских горок устраиваешь. Надо рентген сделать.

– Ну вот еще. Мне уже и не больно почти.

– Я не задаю вопросов. Я начальник, помнишь еще?

– Да как тут забудешь, – бурчу под нос себе, когда мы залезаем на заднее сидение. – Доброе утро, Гена. Как девочки?

– Доброе, Мария Викторовна. Лучше, чем ваш нос определенно.

– Ой, все так плохо? – лезу на переднее, чтобы посмотреться в зеркало, но Распутин вжимает пальцы в мою талию и возвращает меня на место.

– Нормально там все. Это вас не испортит. Ген, давай в ближайшую клинику, где рентген можно сделать.

– Говорю же…

– Рот закрой, – выругивается Распутин и, бросив на меня взгляд, отворачивается. Ну ладно, мне какая разница, как проходит мое рабочее время. Мы делаем рентген, на котором, разумеется, нет никаких переломов, потом едем в тот самый магазин. Тем более что времени до встречи все меньше. Странно ехать рядом с начальником. Без него я уже привыкла. Частенько катаюсь теперь в этой шикарной машине. Но теперь волнение захлестывает как волны, потому что теперь запахи салона словно усиливаются во сто крат, вынуждая почти задыхаться. И с чего бы… С того, как уверенно рука Арсения лежит на его же колене? Или от того, как легко представить эту самую руку на моем? Он вроде не крупный, ни амбал, ни здоровяк как Гена, но от него веет такой мужской энергетикой, что я кажусь себе совсем маленькой девочкой, которую вот-вот огреют по попе за провинности.

Сразу вспоминается фраза о порке, которую он бросил накануне.

Забавно, но есть мысль, что я даже не буду сильно возмущаться. Вряд ли порка от Распутина будет неприятнее, чем удар носа о стеклянную дверь.

– Приехали, – говорит Гена, и мы выходим возле торгового павильона, где возле входа стоит красивая женщина. Она собирает руки на груди.

– Сказал будешь в восемь тридцать, а сам, – она коротко целует его в щеку, потом улыбается мне. – Я Надежда.

– Мария, очень приятно, – теперь меня гложет любопытство. Кто она? Еще одна любовница? Вроде милая. И такая женственная.

– Тебе рубашку? Белую.

– Да, на меня и побыстрее, – не слишком вежлив Распутин и на меня смотрит. Чувствую затылком, пока рассматриваю ряды элитной фирменной одежды. Дорогой не потому что качественной, а потому что бренд.

– Выбери себе что-нибудь. А то выглядишь так, словно я тебя на сухом пайке держу.

Вот уж точно неожиданно. Жду, когда Надежда принесет начальнику рубашек, а сама на себя смотрю. Привычная длинная юбка, чтобы скрыть синяки на ногах от пилона, кофта, которая скрывает грудь, чтобы не пялились. В зеркале появляется Распутин, смотрит прямо на меня. Злит. Обижает.

– Я прилично выгляжу. И одежда у меня не дешевая.

– Она тебя старит.

– Так и должно быть вообще-то. Я же работаю в приличной компании. Или вам нужно, чтобы я носила кожаные пояса вместо юбок и блузки с вырезом?

– А ты думаешь, что, если так оденешься, я наброшусь на тебя и изнасилую? – усмехается он и уходит к женщине. Она дает ему рубашку, которая не сходится.

– Ой, чет тебя разнесло в груди. Сейчас другую принесу, – она уходит, а я все еще обдумываю его слова.

Ну вот зачем он это сказал? У меня слишком богатое воображение. Но пока нет Надежды, я просто беру и задираю свою юбку до самых бедер, показывая всю неприглядную сторону тренировок на пилоне. Придется сказать, теперь уж точно.

– Ну как? Все еще считаете, что нужно носить юбки покороче? – поворачиваюсь к нему, пока он стоит с обнаженным торсом, который в свете утреннего солнца кажется еще совершеннее.

– Это из-за пилона?

Сказать, что я ждала не этого вопроса, ничего не сказать.

– Вы знали?

– Разумеется, – продолжает он рассматривать мои ноги с каким-то неподдельным интересом. Даже неловко становится. Жарко, словно я успела уже размяться и скоро полезу на шест выполнять акробатические трюки. – Было бы странно не узнать всю подноготную человека, которого я подпустил к себе так близко.

– И… Никаких вопросов? Претензий?

– Лишь один.

– Какой?

– Как ты до сих пор не убилась.

Глава 10

На его вопрос я так и не отвечаю, опуская юбку, скользнувшую по ногам.

Тем более приносят наконец рубашку по размеру, и мы сразу берем несколько. Я, естественно, ничего себе не выбираю, да начальник и не настаивает. Его разговорчивость вообще как-то резко закончилась. Мы доходим до машины в молчании, а в салоне он утыкается в планшет, что-то рассматривая и печатая.

– Вы посмотрели мои наработки…

– Что?

– Вы сказали, что посмотрели мои наработки.

– Я помню. Есть один неплохой вариант, после совещания зайдешь, посмотрим.

Я с улыбкой киваю, воодушевленная будущим разговором. Да и тем, что не придется скрывать правду о своем занятии, к тому же, идти на поводу шантажа бывшего. Можно даже немного его проучить, чтобы он навсегда забыл дорогу к моему подъезду, а память отшибло напрочь.

– Почему пилон? – вдруг спрашивает Распутин уже на самом подъезде к офису. – Это как-то связано с желанием причинять себе страдания шестом? Или с возможностью забираться выше по этой палке? Или ты решила освоить дополнительную профессию?

– Палке, – смеюсь я, но Распутин только сильнее хмурится, и я поджимаю губы. Ему действительно интересно?

– Все проще. Мальчик, в которого я была влюблена в школе, сказал, что я скучная заучка, что, кстати, было правдой. Я реально зануда.

– И? Ты решила поразить его танцем на шесте?

– Я вообще хотела поразить его хоть чем-нибудь, а студия пилона у меня рядом с домом, а это значит, что я не убьюсь, пока дойду до нее.

– Логично. И как, поразила? Он стал твоим первым парнем?

– Нет, – смеюсь, вспоминая лицо одноклассника. – Спустя год я уже и думать о нем забыла. Он увидел меня на выступлении и почти полгода бегал. Караулил у студии и…

– Шесты там крепко закреплены? – перебивает Распутин. Зачем спрашивал тогда?

– Что? Ну, обычно да, но недавно один сломался.

– Именно в тот момент, когда ты на нем висела?

– Ага. Представляете, как все ржали?

– Представляю, – даже не улыбается он и кивает в сторону моего окна. – Приехали.

Мы вместе поднимаемся в офис, я тут же готовлю кофе и чай гостям, которые должны прибыть с минуты на минуту, а Распутин идет развешивать свои рубашки.

После совещания я убираю все со стола, слушая радио, что играет теперь фоном. И тут играет она, моя песня. «Believer» Imagine Dragons.

Я быстро оглядываюсь на закрытую дверь. Вроде никого. Распутин опять весь в работе.

Так что можно немного расслабиться и погрузиться в эту божественную мелодию.

В моей голове она играет на полную громкость. Я складываю грязные чашки, немного пританцовывая. Стираю пыль, водя по столу тряпкой, как рукой по шесту, равно под музыку. Резко, под сильный бит оборачиваюсь, крутанув бедрами и головой, чувствуя себя почти богиней танца. Тут же вскрикиваю, замечая Распутина в дверном проеме. Сволочь! Я дергаю рукой, и вся моя башенка из чашек просто валится на пол. Я пытаюсь спасти хоть парочку, слышу почти в ухо.

– Да не трогай, дура! – но поздно, на пролитом кофе я поскальзываюсь, и улетела бы вниз, головой, если бы не сильные руки Распутина.

– Вы опять меня напугали! – нападаю, но из рук его не выбираюсь. Я в них, можно сказать, вешу, как на канате, но страха не чувствую, знаю, что не отпустит. Не уронит. Сама не знаю почему, при этом теперь рассматриваю его большой нос. Он у него и правда огромный. И ноздри. Как у быка раздуваются. Раздражаю я его, да?

– Я тебя зову, ты не слышишь. Может тебе тут шест организовать, чтобы ты крутилась…

– Ага и случайно в окно вылетела… – усмехаюсь, выбираясь из объятий, неохотно, если честно. Распутин, что странно, тоже не спешит выпускать меня, удерживает до последнего.

– Запросто. Прыгай потом за тобой.

– Это будет сенсацией.

– Нормально. Стоишь?

– Да. Только голова кружится.

– Ну давай еще так постоим, чтобы не кружилась, – говорит он спокойно, тоже смотря мне в глаза. Интересно, а так близко мой нос тоже кажется большим? – О чем ты думаешь, Маша?

– О носе…

– О чем? – кашляет он, наконец отпуская меня.

– Просто у вас нос большой, когда смотришь близко, и я подумала, что мой тоже кажется большим…

– Потрясающе. О носе.

Пожимаю плечами. Лучше говорить и думать о носе, чем о том, почему рядом с начальником моя голова кружится, хотя я этого состояния вообще не знаю, так как кручусь на шесте с шестнадцати лет.

Опускаюсь на корточки, чтобы собрать осколки. Только чтобы перестать смотреть в эти ледяные, такие обжигающие глаза. Только чтобы не ощущать, как они жгут кожу везде, где касаются.

– Мария Викторовна? – слышу отклик и поднимаю взгляд, чувствую, как теряю ориентиры, как земля уходит из-под ног, как все вокруг теряет краски, кроме одного темного и очень яркого пятна. В таком положении Распутин выглядит непросто устрашающе, он выглядит почти божеством. – А сейчас о чем думаешь?

Ну вот что ему до моих мыслей. Дурацких и совершенно не рабочих.

– Что вам идет быть сверху.

– А тебе снизу. Не трогай ничего руками, порежешься, пошли наработки твои смотреть, пока я еще в состоянии, – поднимает он меня за плечо, а я пытаюсь осознать его ответное: «А тебе снизу». С другой стороны… Он же мужчина. Он бы любой женщине так сказал.

Пока Распутин уходит в свой кабинет, я звоню Арине Петровне, которая у нас отвечает за уборку. Она приходит быстро, а я иду скорее к начальнику и сажусь рядом, пока он раскладывает на столе мои чертежи и рисунки.

– Ближе двигайся, – пододвигает к себе он мое кресло, да так, что теперь я чувствую яркий запах его древесного одеколона и касание его твердого бедра. Становится неловко. Остается надеяться, что очередной разнос быстро закончится. И я смогу уйти и дальше делать вид, что меня совершенно не интересует начальник…

Глава 11

Слишком близко. Неподобающе. Бедро к бедру. И как тут слушать очередной разнос. Как слушать, если он жестикулирует, а я смотрю на выпирающие вены. И все-таки чем он занимается? Ну, помимо вертолетов, секса с любовницей и контроля над всей компанией. Каким спортом?

– Мария Викторовна, ты меня слушаешь?

– Конечно.

– И что сказал?

– Вы сказали, что вертолет не может быть таким длинным, лопасти должны быть длиннее.

Он замолкает, моргает пару раз.

– Ты, конечно, фантастична. Как можно любоваться на начальника и слушать все, что он говорит.

Что? Нет, простите, что?

– Я на вас не любовалась?! Я не любуюсь на начальников!

– Не кипятись, я понял. Давай еще посмотрим, что там у тебя.

– Да с чего вы решили, что я любуюсь? Ну хорошие у вас зубы, так они у коней знаете какие? Ого-го. И руки у вас хорошие, с венами. Значит, чем-то занимаетесь. Вот я и подумала, чем. Но точно не любовалась.

– То есть зубы у меня как у коня?

– Ну блин! Ну почему вы выдергиваете самую смешную фразу?

– Если бы я знал, – я только открываю рот, но он прикрывает его. Я почти чувствую солоноватый вкус его тугой кожи. – Все, закрой рот, пока я его чем-то другим не закрыл.

– Как у коня? – я даже на миг прикрываю глаза, только что осознавая, что ляпнула.

Начальник вскакивает, я за ним. Готовая к борьбе. А то что там у него сейчас на уме. Он хватает все мои рисунки, пихает мне их в грудь.

– Вон пошла! Ты вообще за языком следить не умеешь?

– Но вы сами…

– Маша, выйди! – рявкает он, а я зачем-то опускаю глаза туда, где виднеется довольно крупная, продолговатая проблема. Не как у коня, конечно, но весьма прилично. – Маша! Ты издеваешься?

– Простите! Уже ушла! – убегаю я, по пути раскидывая листы и тут же их собирая. Когда оказываюсь в приемной, смотрю, чего не хватает. Аккуратно заглядываю в кабинет начальника, а его не видно. Может в ванной?

Хочу уже зайти, как слышу странные звуки. Очень похожие то ли на пыхтение, то ли на стоны… По коже проходит озноб? Господи, мой босс извращенец? Он наверняка прямо сейчас в ванной мастурбирует. И мне срочно нужно закрыть двери и забыть об этом. Но вместо этого я на цыпочках иду по ковру, к приоткрытой двери. Мне просто любопытно… Ну…. Я просто посмотрю.

Заглядываю в проем и застываю.

Потому что это невероятно.

Он такой огромный.

Такой большой.

Мышцы рук так напрягаются, а зубы сведены в напряжении.

Кулаки сжаты.

Пот по шее ручьем.

Не думала, что мне понравится смотреть, как мужчина… отжимается.

Ну, зато понятно теперь, почему его рубашки так быстро пачкаются.

Я тихонько отхожу назад. Шаг, другой и вдруг слышу звон… Блин. Оборачиваюсь и вижу, как упала какая-то статуэтка. Она не разбилась, но одиноко валяется на полу. Наклоняюсь. Поднимаю.

– Маш, я что сказал? – голос начальника врезается в спину, дергает за струны нервов, играя какую-то сильно волнующую мелодию.

– Я просто…

– Что ты просто, – он все ближе, я чувствую. И запах пота. Вместо того, чтобы поморщиться, я наоборот втягиваю его, задыхаюсь им. Тяжелое, горячее дыхание в затылок. И тут же волоски дыбом. В самых неожиданных местах.

– Вы издавали странные звуки, и я подумала, что вам плохо, – и чего мой голос такой сиплый. Нужно повернуться или уйти, а я на месте застыла. Не могу и шага сделать.

Сглатываю, когда он протягивает руку, касаясь моей, и обхватывает статуэтку вместе с моими пальцами. Я смотрю на это заворожённой дурочкой, потому что выглядит это словно мы держим…

– Мне плохо, поэтому тебе сейчас лучше уйти…

– Потому что? – мне нужно это услышать. Услышать и понять, что пора прекращать общаться с начальником в такой непринужденной форме. Пора возвращаться в свою раковину, где нет эмоций к противоположному полу.

– Потому что если ты останешься, то вряд ли мы сможем сохранить прежний формат отношений.

Я выдёргиваю руку из его пальцев, киваю скорее сама себе, услышав то, что нужно было озвучить.

– Тогда я пойду.

– Иди, – хрипит он, а я выбегаю, закрываю дверь и слышу звон керамики.

Я присаживаюсь на стол и обнимаю себя за плечи. Всего месяц прошел, а дурацкое пророчество Софы сбывается. Я вроде ничего не делаю, не флиртую, но понимаю, что совершенно по-дурацки влюбилась в босса. И, конечно, это пройдет. Я уже не раз влюблялась. Потом все проходило. Значит и тут пройдет. Проблема в том, что, кажется, босс тоже… Хочет выбрать другой формат общения. А этого допустить никак нельзя.

Глава 12

Я сажусь за работу и стараюсь в течение дня больше не попадаться Распутину на глаза и разговаривать с ним только строгим, профессиональным тоном.

Задаю вопросы, получаю задания, выполняю, отчитываюсь.

Больше никаких неуместных фраз. Я даже больше ни в какие передряги не попадаю. Мой календарь снова на нуле, но, если я не буду волноваться, я и в передряги попадать не буду.

Заканчиваю работу ровно в шесть.

Встаю, собираю все в сумку. Иду к лифту, надеясь успеть до того, как выйдет начальник. На кнопку усиленно жму.

Давай, давай, чего ж ты такой медленный лифт.

Но мое везение не распространяется так далеко. Дверь в кабинет Распутина открывается, и он выходит как обычно при полном параде. Встает рядом, утыкается в телефон. Возможно тоже что-то для себя решил.

– Вам придется спуститься со мной на парковку.

– Это еще зачем? Мне уже бежать надо. Да и я сама доеду на автобусе.

– За моими рубашками. Они так и лежат в багажнике.

– А… Хорошо, – соглашаюсь, двери лифта открываются. Я как обычно мешкаю перед тем, как войти в эту кабину страха, а начальник уже привычно толкает меня в поясницу, активизируя все мои нервные окончания. – Я тогда доделаю тот эскиз?

– Да, он был самый удачный.

– А остальные?

– Остальные на свалку. Вы, несмотря на профессию, продолжаете романтизировать авиастроение. Это вам не пони с единорогами – это техника, которая может как и убить, так и спасти.

– Прямо как любовь.

– Что?

– Ничего, – тут же отворачиваюсь, смотря на горящее табло. Быстрее бы… Первый. Минус первый. Наконец-то.

Двери лифта открываются. Как ошпаренная выбегаю. Мы тут же идем к машине, возле которой уже ждет Гена.

– Добрый вечер? Подвезем Марию Викторовну?

– Сама доедет. Пакеты из багажника.

– А точно, – он что-то нажимает, и дверца открывается сама. Я вытаскиваю пакеты и улыбаюсь Гене.

– Спасибо большое, до завтра.

– Хорошего вечера.

– Гена, поехали! – рявкает Распутин, и я тут же убегаю обратно к лифтам. Поднимаюсь на первый этаж. Улыбаюсь девчонкам на ресепшне. Уже на выходе слышу свое имя. Раз. Другой.

– Маша! Маша! – Антон. Блин. Я вообще про него забыла. – Привет.

В его руках букет цветов, каких-то пошлых роз, насыщенного красного цвета.

Он грубо толкает его мне. А некуда. В одной руке сумка, в другой пакеты, но он все равно умудряется в пакет засунуть.

– Привет.

– Ну все, сроки все вышли, мы идем на свидание, – говорит он совершенно уверено, а у меня настроение, которое было ниже плинтуса, взлетает к самой крайней отметке.

Мне даже на миг жалко его становится.

Это же надо. Вырядился, рубашку надел, а может быть, даже презервативы купил.

Помню, как он всегда с собой носил. Ну а вдруг вот именно сегодня я передумаю и дам ему помять мои прелести. А вот не дам.

– Не идем, Антон. Можешь говорить моему начальнику все, что хочешь. Но пойти с тобой на свидание я и не подумаю. Ты свой шанс давно просрал… – отворачиваюсь от него и иду от офиса подальше. А Антон за мной. Ну вот чего ему неймётся.

– Я тебе советую не спорить со мной.

– А то что ты сделаешь? К отцу своей жены побежишь?

Наверное, переборщила, потому что Антон вдруг делает рывок и в локоть мой вцепляется. Да с такой силой, какой я раньше в нем и не видела.

– Сука, Котова. Ты переспишь со мной, иначе твой драгоценный босс не только о пилоне узнает. Я ему такое расскажу, что он тебя на километр к себе не подпустит.

– Отпусти, идиот, больно! Что такого ты ему обо мне можешь рассказать?

– Я ему… Я скажу, что ты шпионка и тыришь идеи для вертолетов ваших. Сразу он, конечно, не поверит, но работать ты точно не сможешь. Кто тогда будет лечить твою драгоценную больную мамочку?

– Отвали!

– Придешь ко мне как миленькая, на коленях приползешь и ноги свои раздвигать будешь.

Я замахиваюсь пакетом, он рвется, и Антона осыпает белыми рубашками. Правда это не помогает, и боль в руке становится адской. Но ровно до того момента, пока вдруг все не проходит, а улицу оглушает крик Антона. Я ищу его глазами и замечаю, как его нос зажат рукой Распутина. Так сильно, что уже начинает кровить.

Глава 13

– Отпустите! Больно! Больно!

– Больно тебе будет, если я еще раз тебя здесь увижу или вообще в зоне видимости Марии Викторовны, ты понял? – он толкает его, но Антон не сдается. Держится за текущий нос и не уходит.

– Вы не понимаете, она скрывает от вас…

– И чего такого интересного ты, гнида, можешь рассказать о ней, чего я сам не знаю.

– Она занимается не подобающим видом деятельности. Она танцует на шесте!

– Он, что, тебя этим шантажировал?

– Да забейте на него, – уже прошу я, люди вокруг смотрят. Девчонки вышли из офисного здания, им теперь не до работы, тут такое шоу. Кто-то уже камеру включил.

Распутин просто поднимает одну из рубашек, наматывает на кулак и, схватив Антон за воротник, бьет ему в нос, полагаю, ломает тот окончательно. Страшно дико, но и останавливать босса я не намерена.

Антон падает, воет, а мне уже страшно.

Не за него, а за Арсения. Вдруг его посадят?

– Давайте ему скорую вызовем? – предлагаю я, пока начальник уводит меня все дальше, держа за запястье, как ребенка. К машине, что все это время стояла совсем рядом. – Арсений Ярославович! Если он истечет кровью…

– Он тебя там оскорблял, а ты за него волнуешься? Очередная влюбленность юности?

– Я не волнуюсь! – вырываю у него свою руку. – Но не хотелось бы остаться без начальника, когда вы сядете в тюрьму. Я вроде как к вам уже привыкла.

Он смотрит на Антона, который все еще корчится на асфальте, и выругивается. Идет туда, бросив мне.

– Стой возле машины и не двигайся, – ну а что я, я делаю, как он говорит, даже не дергаюсь. Мне нравится ему подчиняться, нравится смотреть, как он решает дела, как руководит начальниками отделов, как увлеченно чертит, а потом в цехе смотрит, как собираются в паззл нужные детали. Нравится смотреть, как он ходит. Четкий, почти военный шаг, никакой пружины. Наоборот вбивает каблуки ботинок в асфальт, как гвозди. По телу дрожь. Кажется, что прямо сейчас он достанет меч и проткнет меня им.

Он подталкивает меня к машине.

– А что, мы так Антона и оставим?

– Скорая уже едет. Жить он будет, захочешь еще интересного о себе послушать, придешь к нему в больницу.

– Заняться мне больше нечем, – замечаю только что подошедшего Гену. Улыбаюсь ему ровно секунду, потому что в следующую меня почти насильно пихают на заднее сидение. Не слишком-то вежливо.

– И давно этот гондон тебя шантажирует?

Антон – гондон. Банальщина. Но я все равно прыскаю со смеху.

Распутин ждет ответа спокойно, но это спокойствие обманчиво, кажется, в его голосе сквозит еле сдерживаемый гнев.

– Маша… Я вопрос задал…

Эта энергия власти и притягивает, и отталкивает. Сейчас больше второе, так что я отсаживаюсь подальше… Опускаю свою сумку на колени.

– Маш, я вопрос задал? – сколько же у него терпения. Подсознательно, а может и не слишком мне очень хочется в очередной раз вывести его на эмоции и посмотреть на последствия. Тоже сделает больно? А может что-то другое?

– А это не тот Антон, который неделю назад с вами общался в «Альтаире»?

Я качаю головой, но Гена прищуривается и приходится кивнуть. Ситуация, конечно, патовая.

– То есть ты хочешь сказать, что какой-то хрен моржовый к ней клеился, а ты не сказал ничего?

– Вы не спрашивали, Арсений Ярославович, а Мария Викторовна сказала, что беспокоится не о чем.

– Да я бы сама справилась. Ай! – вскрикиваю, не сразу понимаю, откуда боль.

Оказывается, начальник сжимает пальцами мою коленку. Жжет дико, но уже не больно, скорее непривычно ощущать на себе чужое прикосновение, его прикосновение.

– Ты слабая и неуклюжая. Несмотря на свою щуплость, он весит килограмм на тридцать больше тебя. Серьезно считаешь, что справилась бы с ним? Что с правилась бы хоть с кем-то…

– Я… быстро бегаю

Он отпускает, расслабляется и даже вроде растягивает губы в микроулыбке. Ну или мне кажется.

– Ген, отвезем Машу в студию ее, пилона, – он даже адрес называет. Откуда знает-то? Да еще по памяти.

– Да? Ну ладно, – говорю, а сама откидываюсь на спинку кресла и просто смотрю на проезжающие мимо улицы. Моя рука расслабленно лежит на кожаном сидении, ощущая приятные вибрации двигателя.

Да уж, в такой машине я бы всю жизнь ездила. Большая, безопасная. Особенно когда Распутин рядом. Жаль нельзя его сложить в коробочку и носить с собой как талисман. Кто знает, чего бы удумал Антон? Руку бы мне сломал? До сих пор место, где он сжимал, болит и ноет.

Тут же чувствую касание и поворачиваю голову. Распутин берет мою руку как хрустальный сосуд, вызывая колкие мурашки там, где только что болело. Он аккуратно проводит кончиками пальцев в месте, где все покраснело. Я уже жалею, что надела рубашку с короткими рукавами. Но сегодня так жарко, что я с утра даже думала надеть юбку покороче.

– Думаю, рентген делать не надо, – хочу отвести руку, это кажется слишком интимным, но его нежные касания превращаются в стальной капкан.

– И как ты будешь сейчас тренироваться?

– Нормально. Я же не сломала руку, – он все-таки отпускает меня, а я отвожу взгляд. Как же тяжело в его глаза смотреть. И в то же время отводить свои еще тяжелее.

– Твоя мама болеет? Этого нигде не указано?

– Ну… – не хочется об этом говорить. – Инвалидность ей так и не дали. Но у нее аллергия на свет. Работать, разумеется, она не может, так что я кормилица в семье.

– Почему не дали?

– Смешно, но в России такая болезнь не зарегистрирована, а по анализам у нее обычная аллергия. Ей выписали Зиртек и отпустили домой.

– Очень странно, – говорит он, а я плечами пожимаю. Антон урод, что упомянул это. – Антона я уволю, чтобы ты знала.

– Так он не у вас работает.

– Директор «Альтаира» послушается, если хочет еще работать с нами. Или ты хочешь пожалеть его?

Наверное, не упомяни он маму, пожалела бы…

– Не-а. Чем он дальше от меня, тем лучше.

– Хорошо. Приехали, – вижу несколько странных машин возле студии. Они уже выносят инструменты. Странно как-то. Не знала, что у нас ремонт.

– Спасибо, что подвезли и … – поворачиваю голову, смотря в серьезное лицо Распутина. – За все спасибо.

– Пожалуйста. Иди уже. У тебя вроде тренировка в семь начинается.

– Ага, – мне становится неудобно перед ним, и я говорю… – Может вы посмотреть хотите?

– На что?

– Ну… Какие элементы я умею делать…

Он откашливается, оттягивает галстук.

– Не стоит, Мария Викторовна. Да и у меня очень хорошее воображение.

– Я ради приличия предложила.

– Я понял, – кивает он, и я наконец покидаю машину, полную не только его терпких мужских запахов, но и его острой, режущей по нервам энергетики.

Глава 14

– Это что за мужик? – спрашивает Эля. Мы с ней давно знакомы, вместе занимаемся. Она недавно развелась и уже подыскивает нового мужа. – Твой?

Мой ли… Да нет. Вряд ли такой как Распутин готов принадлежать хоть кому-то.

– Мой начальник. Подвез меня, – пожимаю плечами. Машу в сторону машины и захожу внутрь. Даже жалко, что он отказался посмотреть.

Я бы показала, что есть такие виды деятельности, где моя природная неуклюжесть и неудачливость отходят на второй план.

Внутри ремонт полным ходом, так что мы с девчонками переходим в другой зал. Разминаемся, растягиваемся.

– А он женат? – врывается в сознание голос Эли, я головой качаю.

– У него есть любовница.

– Красивая? Они давно вместе?

– А что? Хочешь ее место занять?

– Ну а что? Мужик он видный, с деньгами, да и я одна. Поможешь?

– Как? – отрываюсь от отжиманий.

– Ну ты же можешь сказать, где он обедает, бывает.

– Ну в теории, конечно, могу. Но, по-моему, это нарушение профессиональной этики, Эль. Так что как-нибудь сама.

– Господи, Котова, какая ты зануда. Поэтому и мужика у тебя нет.

– А ты очевидно не зануда, поэтому второй раз с мужиком разводишься.

Она дует губы, но тут же смеется.

– Ладно, извини. А может ты его для себя хочешь?

– Да ты что? Куда мне до него. Максимум, на что я могу рассчитывать – это перепих в обеденное время на рабочем столе, а меня, знаешь ли, такой вариант не сильно устроит.

– Ну да, ты у нас дама с запросами. Ну слушай, а позови его на конкурс. Пусть посмотрит, как я выступаю, может, там я его и подловлю. Тем более конкурс будет в отеле, – она играет бровями, а я мне смешно даже. Ну позвать-то можно, только вряд ли он придет.

– Сомневаюсь, что ему такое интересно, но я позову. Чего не сделаешь ради подруги.

– Сучка. Но он правда хорош, согласись?

– Ты давай уже на шест прыгай, а не о членах мечтай, – смеюсь я с нее. Ну а что ей сказать. Что она права и мой босс действительно хорош? Более того, еще и рыцарь, доспехи с которого порой очень хочется снять. Что все мои планки приличия совершенно срывает, когда я его вижу?

Весь вечер и половину следующего дня я занимаюсь тремя вещами. Перво-наперво вертолет. Я переделываю план, рисунок, чертеж. Закончив, выбираю новые рубашки для босса и думаю, как позвать его на конкурс.

А главное, хочу ли я, чтобы он там был. Смотрел на меня. На Элю.

На меня. И снова на меня.

Я никогда не танцевала для кого-то. Мне нравился сам процесс, но вчера, только представив, что Распутин будет смотреть, скользить по телу взглядом, в душе появилось волнение, а в груди разлилось горячее тепло.

Преподаватель даже сказала, что впервые увидела в моих движениях страсть.

Надо же. Страсть.

Так может, если он придет, у меня появится эта самая страсть, и я наконец займу призовое место? Очень хочется.

– Это что? – запинается Распутин об пакеты, которые принес курьер, пока он уезжал по делам.

– Это новые рубашки. Вчера ваши так и потерялись, я подумала, что вам нужны новые.

– Они не белые. Я ношу только белые.

– Знаю, – вздыхаю. О чем я только думала? О том, как они будут смотреться на торсе босса, и как он устроит для меня личное дефиле? – Но мне захотелось. Примирите? Вдруг вам понравится?

– Ты переделала план? – спрашивает он, но, что удивительно, пакеты берет и идет к себе. Я тут же в припрыжку за ним. Хватаю папку. В кабинете достаю листы, пока он разворачивает одну из рубашек и осматривает ткань. Блин, ну померь. Хотя можешь и так оставаться. Потому что смотреть на тебя одно удовольствие.

– Померьте.

Он поднимает глаза, снимает рубашку и меряет новую. А у меня такое удовольствие по телу разливается, словно только что тренировка закончилась, и можно сделать глоток воды.

Черт, как ему идет этот цвет. Я так и знала!

– Хорошо, мне кажется. Вам идет.

– Вроде ничего. Главное, чтобы ты меня как клоуна не вырядила.

– Я бы не посмела. Посмотрите?

– Да, – подходит он ближе, а я втягиваю аромат его геля для душа, парфюма, сигарет и черного чая. Убойное сочетание. Стреляет прямо в мозг, стекает к животу. – Уже лучше. Но хвост переделай. И винт не такой огромный, иначе вертолет будет заносить. Ты словно вертолетов никогда не видела.

– Вы же меня в цех не пускаете?

– Чтобы у меня там производство встало? Сиди тут, хоть не убьешься.

Я молча собираю папку. Обида жжет горло.

– Бывший не звонил? Не беспокоил?

– А! Я вообще про него забыла! Он хоть жив?

– Жив. В больнице. Думаю, больше не тронет.

– Вы и правда его уволили?

– Конечно. Я слов на ветер не бросаю. Ты рубашки как купила.

– Через интернет. Сайт дать?

– За чей счет?

– За свой счет, конечно. По моей же вине вы те потеряли.

– Чек скинь в бухгалтерию, тебе начислят.

– Не надо, я же сказала. Мне не трудно и вам идет. Мне хотелось что-то сделать для вас, как вы вчера для меня, – говорю, а сама сыкую под его взглядом прямым. – Ну что? Не люблю быть в долгу.

– Никто мне ничего не покупал, потому что ему просто захотелось это сделать.

– Ну так в ответ же на доброе дело.

– Я не добрый, Маша.

– Может и да, но поступки определят человека. Я пойду тогда работать.

– Да, иди. Рубашки потом развесь.

– Ладно. Арсений Ярославович…

– Что?

Как его позвать, что он про меня подумает… Лучше не надо. Лучше оставаться и дальше боссом и подчиненной.

– Кофе вам сделать?

– Сделай, – смотрит он мне вслед с прищуром, но больше не говорит со мной. Иногда лишь выдавая короткие приказы. Вечером мы спокойно расходимся. И глупо, но я испытываю дурацкое острое разочарование, что он снова поехал к своей Августине. Что он будет с ней делать? Ему будет хорошо? Надеюсь, ему будет хорошо.

Вечером, после тренировки, мама задает вопросы. Неудобные, на которые у меня самой нет ответов. Почему молчаливой стала, почему на работу стала носить блузки вместо кофт закрытых, почему волосы стала не зачесывать, а распускать.

Я-то понимаю, почему это происходит, но не скажешь же маме, что банально влюбилась в босса. Почти пол ночи работаю над вертолетом, вижу, что результат отличный. Я придирчива к своей работе, но сегодня меня все устраивает. И мне очень хочется, чтобы Распутин меня похвалил. Так что иду к нему в кабинет почти дрожа от нетерпения и страха.

Не стучу, сразу открываю.

– Да не за что, брат, сочтемся. Ксюхе привет.

У него брат есть? А какой он был в детстве?

– Что принесла?

– План.

– Так быстро? Ты хоть спала?

– Достаточно, чтобы работать.

– Ладно, неси, посмотрю, – встает он, освобождает мне место, и я почти не думая бегу к нему, падаю в кресло, ощущая, какое оно невероятно удобное. Раскладываю все, жду вердикта. Минуты, две, пока он шуршит бумагами, а я смотрю на его увитые венами руки. И все-таки чем он занимается? Каким видом спорта? Я бы посмотрела, как он штангу тягает, что угодно тягает. А меня бы смог в воздух поднять? Удерживать на весу.

– Неплохо.

Он сказал, неплохо! Это почти как признание. Счастье безмерное и я тут же поворачиваюсь и висну на нем.

– Спасибо! Я очень старалась.

Он не реагирует, только замирает. А потом вдруг толкает меня и легко, словно пушинку поднимает на стол. Я ахаю, когда его горячая ладонь опускается мне на бедро, сжимает. Через толстую ткань оставляет след. В воздухе потрескивает грозовое предупреждение. Вот-вот хлынет ливень. У меня между ног так точно. Он другой рукой задирает подол юбки, открывая мои украшенные синяками ноги. Сначала их осматривает, продолжая причинять легкую степень боли.

– А-арсений Ярославович…

Он молчит, ждет чего-то. Ждет, что я делать буду. А мне все на свете хочется. Между ног горит огнем, но стоит ему один раз позволить вольность, дорога в мир авиации будет для меня закрыта.

– Не получается у меня, Маш.

– Что?

– Не думать о том, как стану шестом, об который ты будешь тереться.

– Я не трусь об него…

– Ты же понимаешь, что рано или поздно я тебя трахну?

Я ахаю от удивления, что он так прямо и без прикрас все выдал. И мне бы бежать, но я не шевелюсь, смотря, как он поджимает губы.

– Вы сразу меня уволите.

– Могу взять тебя внештатным чертежником, если тебе так сильно нужна эта работа…

– А похвалили вы меня, чтобы в трусы залезть?

– Тогда я бы не стал тянуть так долго.

– Логично… Но я, пожалуй, откажусь. Работать на вас мне нравится больше.

– Ты просто трахаться со мной не пробовала.

– Вам любовница наскучила? Найти новую? У меня в студии Эля вами очень интересовалась. Очень. Она раскрепощенная, в разводе, без комплексов. Думаю, эффект новизны позволит вам протянуть еще несколько месяцев. А потом еще одну найду.

– Красивая? Эля твоя.

– Да. Вполне.

– Красивее тебя? – подбирается он все ближе к трусикам, а я торможу его, взглядом умоляю. Это уже будет не остановить. Я сама не смогу остановиться.

В его глазах столько ледяной власти, а я почти готова подчиняться его ледяному сиятельству.

– Ярче, я бы сказала, – говорю, а сама ноги сжимаю, чувствуя, как они сами хотят раскрыться под его напором.

– Тогда устрой нам встречу. Августина начала наглеть.

– Хорошо, – выдыхаю с облечением, спрыгиваю со стола и собираю свою папку. Хорошо, что так все разрешилось. Он уже не смотрит на меня, занимаясь своей работой. Словно и не было ничего, словно даже речи о сексе не заходило.

– Я хочу в цех. Хочу посмотреть, – откуда столько наглости. Он поднимает глаза и усмехается.

– Любовница за цех.

– Да, – хотя я и не планировала.

– Ладно. Будь готова к пяти. И самое главное не отходи от меня ни на шаг, поняла?

Глава 15

«Августина начала наглеть». Пока едем, эта фраза засела в мозгу и никак выйти не может. Просто интересно, что в его понимании «наглеть». И ведь не спросишь. Он заявил, что хочет меня. Хочет сделать очередной любовницей? А если и я начну наглеть? Он и меня выкинет за ненадобностью?

– О чем задумалась? – врывается его голос в мои мысли, и я отвечаю на автомате.

– О наглости.

– О том, как нагло ты напросилась в цех?

– Вроде того, – киваю на автомате, а сама открываю глаза шире, врезаясь взглядом в гектары земли, которые занимают постройки. Это не цех, это катакомбы…. Я, конечно, видела изображения, но никогда не осознавала масштабов.

– Нравится?

– Масштабно.

– Это да. Не забудь, что держаться ты должна возле меня.

– Я помню, – почти шепчу, пока в груди плещется адреналин. Я увижу, как плавятся детали, как собираются лучшие в мире вертолеты. Это просто невероятно.

Даже во время учебы нас так и не свозили. Да и вряд ли бы кто-то смог попасть в «Прогресс». Мне невероятно повезло. И я точно не собираюсь просрать шанс стать кем-то значимым из-за секса. Пусть даже с таким мужчиной как Распутин.

Сегодня он спокойнее. Возможно, вчера был у любовницы или еще где, потому что больше ни одного намека, что он хочет перевести наши отношения в другую плоскость. Не то чтобы я была расстроена, наоборот, я рада, что между нами только профессиональные отношения. Хотя… Странно, что сегодня он даже не смотрит на меня. Словно вчера ничего не говорил.

И это хорошо. Потому что гораздо интереснее секса посмотреть, как создается авиационное совершенство.

В цехе Распутин в своей стихии. Сразу вникает в проблемы производства, людей, которые собираются возле него кучкой и задают множество вопросов. Он отвечает тем же. Кого-то ругает, кого-то хвалит. От него веет такой силой, что кажется, воздух сгущается вокруг этой группы. Все тянутся к нему, как к источнику энергии, а он дает им это необходимое внимание.

Он настолько увлечен, что очень скоро забывает обо мне, уходя вглубь здания. Я, просто не успев за ним, решаю остаться в месте сборки, где уже стоят несколько собранных моделей.

Но я не в претензии. Фиксирую что-то на фотоаппарат, что-то записываю, а некоторые модели просто рассматриваю с открытым ртом.

– Привет, – здоровается со мной молодой человек в рабочей форме. Долговязый немного, в очках. Я бы могла назвать его симпатичным.

– Привет, – приветливо улыбаюсь ему.

– Ты секретарь Распутина?

Наверное, это дань молодости, когда сразу можешь переходить на «ты», ничего не стесняясь.

– Вообще-то помощница, но по факту секретарь. Я Маша

– Понятно. Да я сам тут на побегушках. Дима, – он смотрит на меня с неприкрытым интересом, как и все парни, когда меня не знают. – Хочешь посмотреть, как детали вытачивают и красят?

– Ой, хочу. А ты дорогу знаешь? – может я там и Арсения Ярославовича встречу?

– Да я тут все знаю. Пойдем. Только каску хорошо надень, – он сам пытается поправить, но я не даю к себе прикоснуться. – Ну давай, поправляй. Застегни внизу.

– А тебе не нужно?

– Не. У меня реакция хорошая, – он улыбается, немного кривовато, и я отвечаю ему тем же. Иду за ним по бесконечным коридорам комбината. Здороваюсь со всеми, смотрю на производство, открыв рот. Это что-то невероятно потрясающее. Единственное, напрягает, что я вряд ли смогу найти дорогу назад. А мы идем все дальше и дальше.