Эхо тоннелей бесплатное чтение

Осенние одуванчики

Синяя потрёпанная «Скания» затормозила, расплескав по всей остановке лужу, оставшуюся от ночного дождя. В утренний час пассажиров в автобусе было мало, а точнее – всего один, высокий сухощавый мужчина в длинной тёмно-синей железнодорожной шинели советского образца. Ему было лет пятьдесят, но резкие черты лица и глубокие морщины, делавшие его похожим на американского пуританина с портретов восемнадцатого века, добавляли ему лет. Пассажир, взглянув на часы, вышел из салона. Автобус, завывая, словно пылесос, двигателем не первой молодости и извергая вонючий сизый дым, отъехал от остановки, растворившись в серой дымке, которая предвещала ясный и солнечный день. Мужчина перешёл дорогу и направился вдоль длинного бетонного забора, изрисованного граффити и обклеенного всевозможными объявлениями более чем сомнительного характера. Через несколько минут он дошёл до парковки, представлявшей собой густо усыпанную жёлтыми кленовыми листьями асфальтированную площадку, на которой дворник уже давным-давно не появлялся, а если и появлялся, то его работа ограничивалась заметанием листвы и окурков под припаркованные машины. Спугнув стайку копошившихся в мусоре воробьёв, по дороге проехала «Волга» серого цвета, водитель которой, очевидно, узнал прохожего и затормозил у тротуара, посигналив клаксоном.

– Физкульт-привет, Олег Михайлович, давай подвезу! – задорно поприветствовал его водитель, приоткрыв окно. – И куда вы в такую рань?

– Да туда же, куда и вы, Павел Николаевич.

– День сегодня хороший будет, – отозвался собеседник, указывая рукой куда-то в небо.

– А это мы вечером узнаем, хороший или нет.

Олег Михайлович Стрельников сел в серую «Волгу». Хотя в молодости он служил в танковых войсках и знал любую технику, как свои пять пальцев, он принципиально не хотел покупать машину, считая собственного «железного коня» излишеством, без которого вполне можно обойтись. Даже сейчас, когда он от помощника машиниста дорос до начальника депо, ему просто не хотелось тратиться на бензин и искать парковки, когда ему по должности был положен бесплатный проезд на всём общественном транспорте. А подвозил его Павел Николаевич Пустовалов, начальник метрополитена, который уже давно иронично отзывался о себе как об «адмирале без флота», намекая на то, как долго шла эпопея со строительством метро в городе. И прозвище «Адмирал» в итоге очень быстро приклеилось к нему. Он и впрямь своей рыжеватой, но уже седеющей бородкой напоминал бывалого «морского волка».

– Тут ехать пять минут, а парковаться полчаса, – прокомментировал Стрельников попытки Пустовалова высмотреть подходящее место для швартовки своей «баржи». – Вот именно поэтому я и не вожу.

Пустовалов промолчал в ответ. Привычным быстрым шагом они подошли к металлическим воротам, на которых блестела покрашенная серебрянкой большая эмблема – крылатое колесо. Рядом с воротами виднелась небольшая синяя будочка с белой дверью с табличкой: «Режимная территория. Предъяви пропуск!», куда и направились Стрельников с Пустоваловым. Охранник на проходной оторвал взгляд от монитора, встал в полный рост и приложил ладонь к козырьку фуражки.

– Доброе утро!

– Кому-то доброе, а кому-то работать надо.

Несмотря на ранний час, работа в депо уже шла полным ходом: по веерным путям сновал туда-сюда неуклюжий оранжевый «Унимог» на рельсовом ходу, расставляя вагоны в крытом ангаре производственного корпуса.

Как бы нехотя Стрельников повернул голову в сторону подъездного пути, где в тупике ржавело несколько старых вагонов. Один из них был ему особенно дорог. Это был гранёный оранжевый с белым головной вагон типа «И», на котором Стрельников сам ездил много лет назад, ещё в Москве. Двадцать или тридцать… Казалось, это было в прошлой жизни. По окончании испытаний поезд списали, не зная, что с ним делать. В результате он мотался, как неприкаянный, много лет простояв за ненадобностью сначала в депо «Сокол», потом в «Красной Пресне», часть вагонов порезали, но несколько остались в качестве сараев или тренажёров для ремонтников. И когда строили метро здесь, то из Москвы и Питера отправили огромное количество старой техники, пока что исправной, но уже никому не нужной. Вот и этот вагон, за который любой железнодорожный музей душу бы отдал, отогнали в дальний угол депо и использовали как склад для инструментов, не найдя ему лучшего применения. А потом, по мере того как открытие метрополитена приближалось, город получал всё больше техники, и для бесполезной, пусть и уникальной машины не осталось места. Многострадальный вагон буквально выбросили на улицу, выставив в тупик за стенами депо. Возглавив строящийся метрополитен, Стрельников с удивлением обнаружил здесь своего «старого знакомого».

Появись Олег Михайлович здесь чуть раньше, он бы принял меры к сохранению раритета, дорогого ему как память. Но сейчас, похоже, сохранять уже было нечего. С нескрываемой грустью он смотрел, как день за днём столь дорогой ему вагон превращался в груду ржавого хлама. Состояние вагона как нельзя лучше подчёркивало, что место для строительства депо было выбрано не самое удачное – на отшибе огромного и неблагополучного жилого района. Сначала местная шпана разбила окна, потом на выцветшей и облупившейся краске появились граффити. Видимо, вагон облюбовали бомжи или наркоманы, и с каждым днём возле него скапливалось всё больше мусора и следов костра. Но вагон, хоть и разукомплектованный и напоминавший скелет, ещё стоял на собственных тележках, да и автосцепки были на месте, и поэтому его теоретически, при большом желании, можно было привести в движение и отбуксировать в более надёжное место. Другое дело, что перед ним в том же тупике стояло ещё несколько ржавеющих остовов, и для вызволения драгоценного «типа И» потребовалось бы как минимум несколько единиц тяжёлой техники, включая пару подъёмных кранов и бульдозер. Своими силами и средствами обеспечить эвакуацию вагона Стрельников не мог, и всё, что ему оставалось делать – это заинтересовать московское или питерское начальство. Олег Михайлович уже намекал Пустовалову на необходимость сохранения этого агрегата для потомков, но единственный ответ, который он получил от Адмирала, был предельно кратким и ясным: «Оживлением трупов не занимаемся». А как знают все люди, кому небезразличен транспорт, нет повести печальнее на свете, чем повесть о порезке ржавого вагона.

Поздоровавшись и перекинувшись парой слов с коллегами, Стрельников поднялся в административный корпус: день обещал быть долгим и непростым. Разместившись в кабинете, он достал толстый ежедневник и начал что-то записывать, потом обвёл несколько дат на настенном календаре с логотипом метрополитена. Олег Михайлович хотел было спросить о поступивших звонках и письмах, однако в последний момент вспомнил, что секретаря на месте ещё не было. Рабочий день у Лилии, полненькой черноволосой девушки в неизменных толстых очках с квадратной оправой, начинался только в 9 часов.

Кабинетную тишину разорвал резкий и дребезжащий звонок старого телефона.

– У аппарата, – не слишком приветливым голосом произнёс мужчина в трубку.

С самого утра Олег Михайлович пребывал в мерзком настроении, причин для которого на первый взгляд не было. Такое случается, когда, например, услышишь по радио какую-нибудь дурацкую, но прилипчивую песню. И думаешь, как вообще можно было придумать и спеть такую чушь. А потом весь оставшийся день она крутится у тебя в голове, и единственным средством избавиться от неё оказывается старый добрый топор.

– Какая-такая приёмка? – возмутился Стрельников. – Нам русским языком сказали, чтобы мы ждали комиссию и проводили приёмку совместно!

Голос на другом конце провода был не менее удивлён и возмущён:

– А нам говорили приезжать, когда вы уже всё примете и все акты подпишете! Министерская телеграмма прошла в июле, а от вас ни ответа, ни привета! Когда вы обещали организовать всё?

Стрельников прикрыл ладонью трубку, готовясь тихо выругаться, но в этот момент в кабинет зашла Лилия. Она кивнула начальнику и, видимо, поняв, что он не в духе, без лишних слов включила компьютер, втайне надеясь, что гнев Стрельникова будет направлен не на неё. Сам Олег Михайлович, видимо, был несколько разочарован невозможностью в полной мере излить душу, и продолжил более спокойным тоном:

– Так мы вас ждали! – он сделал особенное ударение на слове «вас». – Выходит, мы просохатили два месяца, а сейчас вы от нас требуете, чтобы мы подготовили все документы?

– А они у вас разве не готовы? Если нас вызвали, то значит, вы уже всё приняли!

«Ну началась сказка про белого бычка, откуда ушли, к тому и пришли», – подумал Стрельников, прежде чем ответить. Но вместо ответа он громко опустил трубку на рычаг.

– Доброе утро, Лилия, – обратился Стрельников к секретарше. – Скажите, какие мероприятия на сегодня назначены?

– Сегодня должны подойти два курсанта, машинисты из Москвы и Питера, которые будут стажироваться на нашей технике.

– Точно сегодня? Сегодня какой день недели? Вторник?

– Сегодня среда. А среда – это маленькая пятница, – с улыбкой ответила секретарша, но тут же осеклась, натолкнувшись на немигающий взгляд начальника, явно не располагавший к шуткам, и молча пошла в сторону кофемашины. За время работы со Стрельниковым она уже узнала, что чашечка крепкого кофе – это единственное, что может усмирить гнев Олега Михайловича.

– Дьявол! Как я мог пропустить… Замотался совсем за последний месяц!

– В отпуск вам надо, Олег Михайлович, – участливо произнесла Лилия, поставив на стол начальника чашку кофе, наполнившего помещение приятным ароматом.

– В отпуск я, наверное, пойду только в следующей жизни… – негромко вздохнул он. – С самого утра донимают. Сначала требуют, чтобы мы не проводили приёмку без представителя из Москвы, мы два месяца вызываем этого самого представителя, а в качестве вишенки на торте я получаю вот это!

Тут Стрельников хлопнул папкой по столу, так что Лилия подскочила от неожиданности на своём стуле.

– А теперь обвиняют нас в том, что мы сами намеренно задерживаем ввод в эксплуатацию! – продолжил начальник депо. – Ну ладно, пускай приезжают, на месте разберёмся. Как курсантов зовут?

– Красавкин Алексей Юрьевич и Алтынбаев Кайрат, отчества почему-то нет.

– Это который киргиз? – не поднимая головы, задал вопрос Олег Михайлович.

– Вы про Алтынбаева?

– Да.

– Он казах, вообще-то.

– Какая к чёрту разница. Для меня он киргиз, – безразличным тоном резюмировал начальник. – Закажите на них пропуска.

Всего пару дней назад Стрельников с Пустоваловым принимали специалистов авторского надзора из «Браун-Бовери», приехавших на очередную инспекцию. С самого начала строительства метро больше всего вопросов вызвало решение внедрять трёхфазную схему энергоснабжения. Кто и кому дал за это откат, осталось тайной века, и соображения, что не надо изобретать велосипед, а следует использовать проверенные и надёжные решения, никого не убедили. Инженеры-конструкторы, тихонько матерясь, засели за расчёты, начальники всех мастей выбивали новое и новое финансирование под предлогом внедрения инноваций, а иностранные подрядчики радовались выпавшему шансу реализовать залежавшийся металлолом за баснословные деньги и давились от смеха, узнав о том, что конструкции почти столетней давности российские партнёры выдают за последнее слово техники. Но несмотря на то, что левая рука, как всегда, не знала, что делает правая, все разбирались в проблемах на месте и, что удивительно, в большинстве случаев это оканчивалось удачно. Вот только когда комиссия из Швейцарии узрела, что в депо стоят восемь поездов по четыре вагона, которые ни разу не трогались с места своим ходом и даже ещё не приняты на баланс предприятия, то быстренько состряпала бумагу о передаче полномочий по приёмке метрополитена российской стороне. А пока россияне радовались, что сэкономят на услугах переводчика, европейские инспектора улетели восвояси, не теряя времени. Так что теперь Пустовалов со Стрельниковым будут ожидать коллег из Москвы, которых звали ещё два месяца назад, но приезд которых, как всегда, оказался полной неожиданностью.

С этой мыслью начальник депо поднялся с кресла и направился к выходу.

– Лилечка, – обратился Олег Михайлович к секретарше, накидывая оранжевый жилет. – Узнайте, пожалуйста, кто будет проводить инспекцию, и ещё про этих… пионеров уточните тоже. Я буду через час, пошёл в цех, посмотрю, что да как.

***

«И кто только прогнозы составляет?.. Говорили же, что будет плюс двадцать и солнце, да и утром было ясно и тепло», – подумал Кайрат, одетый только в лёгкий спортивный костюм, поёживаясь на холодном ветру и с недоверием глядя на низкие тёмно-серые облака, закрывавшие небо. Он достал из кармана телефон и посмотрел прогноз: надежда на то, что днём распогодится, всё ещё теплилась. Но курточку накинуть тоже не мешало бы. Парень подошёл к расписанию, возле которого уже собралась небольшая, но явно чем-то недовольная толпа, и разочарованно вздохнул. Торопиться уже было некуда. Электричка, на которой он планировал ехать, из-за изменений в расписании ушла на полчаса раньше! Единственным утешением было только то, что Кайрат при всём желании на неё бы не успел. А следующую электричку и вовсе отменили! «Значит, – подумал он, – поедем в условиях повышенной комфортности, как селёдки в бочке. Это ж какой изверг придумал отменять электрички в рабочий день?!»

Два с половиной часа коту под хвост…. Сказав это почти вслух, Кайрат встал в очередь за билетами, конец которой выходил из павильона наружу. Рядом верещали бабки с тележками и сумками выше их собственного роста: «Это безобразие! Людям билеты брать надо, а у них только одна касса работает! И электрички отменяют, и цены повышают, и за что, спрашивается, платим?!»

Очередь двигалась медленно, с шумом и руганью, но Кайрат смог извлечь даже из такой неприятной неожиданности преимущества. Стоя в очереди, он достал телефон и стал просматривать предварительный план работы. В первый день ничего не будет, только заселение и знакомство. Он поначалу даже хотел позвонить кому-то из будущих коллег, но в последний момент передумал – по приезде времени на это будет более чем достаточно.

– Девушка, вы крайняя? – услышал он за своей спиной и обернулся. Бабулька с двумя бело-голубыми клеёнчатыми баулами скороговоркой пробормотала: «Ой извините, молодой человек, у вас волосы длинные, я обозналась, извините…»

– Ничего страшного, – кивнул парень и отвернулся, не дослушав до конца. Он уже привык к тому, что пожилые люди в транспорте или на улице принимают его за девушку. Довольно длинные тёмно-каштановые волосы с прямым пробором, маленький, чуть вздёрнутый нос и пухлые губы и вправду придавали его облику если не женственности, то сходства с персонажами аниме или с участниками японских или корейских поп-групп.

По хриплому громкоговорителю передали ни к чему не обязывающую фразу: «В связи с изменениями в расписании электропоезд отправлением в 11 часов 3 минуты отменён. Ближайший поезд отправится в 12 часов 28 минут. Администрация вокзала приносит свои извинения за доставленные неудобства». Сразу же вслед за этим послышался недовольное мужское ворчание: «Ну и что нам с этих извинений? На извинениях далеко не уедешь…»

Долго ли, коротко ли, а Кайрат добрался до заветного окошечка, протянул кассиру удостоверение работника Петербургского метрополитена. Кассирша резко и недовольно ответила: «Вам льгот не положено, оплачивайте полностью». Парень нехотя достал кошелёк и отсчитал нужную сумму, молчаливо возмутившись тому, что за последние несколько лет стоимость проезда выросла почти в три раза, а зарплата как была, так и осталась.

До поезда оставалось ещё достаточно времени, и Кайрат решил прогуляться по привокзальной площади, заглядывая в витрины газетных киосков и вдыхая ароматы свежей выпечки. Тучи тем временем рассеялись, и на солнце даже начало припекать. Взяв в одном из ларьков пару булочек, парень присел на уже нагретый солнцем гранитный парапет и начал неторопливо есть, поглядывая на суету привокзальной площади. Кайрату отчего-то нравилось наблюдать за этим Содомом и Гоморрой, где в окружении киосков с палёными DVD и разной просрочкой (причём и то, и другое пользуется огромным спросом) снуют торговцы с огромными мешками, полными хлама неизвестного происхождения, цыганки, кричащие «золото купить-продать», солидного вида мужчины, предлагающие из-под полы краденые мобильники. То тут, то там слышатся выкрики вроде «одна штука пять рублей, три на десять!», «девушка, не проходите мимо, всё по сто рублей, подходим, выбираем!», и, хотя повсюду мелькают полицейские фуражки, спокойствия это не прибавляет.

Вытряхнув крошки из пакета на радость многочисленным воробушкам, Кайрат направился в сторону турникетов на вход, попутно удивляясь, почему на таком большом вокзале строители не предусмотрели ни одной скамейки. На перроне уже скопилась солидная толпа, вглядывавшаяся в табло, на котором высвечивалось расписание поездов. Но несмотря на то, что все пути вокзала были заняты электричками, табло ничего не показывало. Наиболее предприимчивые граждане пытались стучаться в кабину машиниста, но получали одинаковый ответ: «Куда скажут, туда и поедем, а пока сами не знаем». Наконец, по толпе стал распространяться шёпот, и народ кинулся в сторону самой крайней, десятой платформы. Кайрат предпочёл переждать лавину в стороне и не руководствоваться принципом «все пошли – и я пошёл». Как оказалось, это была верная тактика, потому что через пару минут та же толпа волной хлынула обратно. И когда спустя четверть часа опять послышалось шептание, народная масса некоторое время сомневалась, прежде чем направиться в путь. «Говорят, со второй платформы пойдёт? А кто сказал? На табло ничего нет. А ладно, пойдём! Пошли-пошли, а то все места займут!» – доносились обрывки фраз, хотя у электрички, стоявшей у второй платформы, двери были закрыты, а пантографы опущены. Постояв минуту-другую перед закрытыми дверями и помянув недобрым словом железнодорожников, стадо вновь вернулось на то место, откуда пришло.

«Заканчивается посадка… Поезд отправится с третьей платформы, правая сторона!» – прошипел неразборчивый голос из громкоговорителя. Тем не менее, вид скопившейся на перроне толпы не оставлял ни малейших сомнений – поезда не было и неизвестно, когда будет, а дежурный, объявлявший прибытие и отправление, был не в курсе. Уворачиваясь от разбредавшихся по перрону пассажиров, Кайрат дошёл до конца платформы – ему удобнее садиться в первый вагон, да и делать больше было нечего.

– Я вообще ничего не могу понять! Такое впечатление, что он жопой говорит! – ворчал, протиснувшись между прутьями в обход турникетов, колоритный мужичок с бородой в ответ на десятый по счёту вопрос от его жены, какой же поезд объявили.

Наконец, на перроне появились два человека в синей форме, направлявшиеся к одной из электричек. Со стороны это смотрелось, как приезд знаменитости, которой не дают прохода журналисты. Народ окружил железнодорожников кольцом, наперебой задавая вопросы в отчаянной попытке выяснить, куда же поедет электричка. Гордым шагом пройдя сквозь толпу и игнорируя наседающих гоблинов, бригада зашла в кабину, где помощник торжественно разместил на лобовом стекле написанную от руки табличку «В ПАРК». Внутренний голос подсказал Кайрату, что, если один путь освободили, значит именно туда и подойдёт его электричка. И он решительно направился на тот перрон, от которого только что ушёл состав. Несколько человек тоже последовали его примеру.

Предчувствие не обмануло парнишку, и через несколько минут на горизонте показался свет прожектора прибывающего поезда. Это была зелёная электричка с обтекаемой полукруглой кабиной, каких на линии оставалось всё меньше и меньше. По счастливой случайности, эта электричка шла из депо, без пассажиров, иначе же столкновение выходящей из вагонов толпы с толпой входящей оказалось бы неминуемым. Народ, заблаговременно скучковавшийся возле воображаемых дверей, толкаясь плечами и баулами, заполнял вагоны. Кайрат любил эти неудобные лавки из лакированных деревянных реек, похожие на скамеечки в парке, и поручни, отполированные до блеска тысячами рук. В них было что-то по-детски уютное, совсем не похожее на современные вагоны с голубыми пластмассовыми сиденьями и бьющим по глазам светом люминесцентных ламп.

Уже через несколько секунд парень осознал, насколько сильно ему повезло, что он успел попасть внутрь в числе первых и занять сидячее место. Когда основная толпа вломилась в вагон, свободных мест уже не оставалось, и кто-то даже пробовал устроиться на решетчатых полках для багажа над сиденьями. Как обычно, некоторые пассажиры лаялись из-за шапок или пакетов на скамейке, обозначавших несуществующего пассажира.

– Молодой человек, у вас не занято? – скороговоркой спросил кто-то у Кайрата и, не дожидаясь ответа, кинул шапку на скамейку рядом с ним.

«Уважаемые пассажиры, не держите двери, не мешайте отправлению поезда!» – наконец, послышалось из громкоговорителя хриплое и невнятное объявление машиниста. Наконец, далеко не с первой попытки двери закрылись, и с грохотом и скрипом древняя электричка медленно тронулась от платформы. Кайрату всегда нравилось это смешанное чувство грусти, счастья, тревоги и ожидания чего-то нового. Особое, ни с чем не сравнимое удовольствие ему доставлял момент отправления поезда, когда можно было почувствовать себя спокойнее, прильнув к окну, и даже среди вечного гвалта, матерщины и запаха курева из тамбура более-менее уютно устроиться и даже немного подремать под стук колёс.

Состав разгонялся, пролетая по мостам через многочисленные каналы, под эстакадами недавно построенных скоростных шоссе. Сквозь разбитое стекло двери в тамбуре свистел ветер, а пассажиры курили в эту импровизированную «форточку», совершенно не боясь простудиться. Позади осталась промзона с приземистыми складами из красного кирпича и серыми бетонными трубами, затем поезд пролетел мимо высотных новостроек спальных районов и, наконец, вокруг путей остались бескрайние поля, покрытые сплошным золотистым ковром поздних одуванчиков.

Осенние одуванчики часто ассоциировались у Кайрата с Айгерим, его первой школьной любовью. Они познакомились в средней школе, благодаря конкурсу сочинений, в котором оба участвовали. Темой было «Кем ты будешь через десять лет?» Кайрат сочинил длинный и подробный текст, смысл которого сводился к тому, что через десять лет он хотел бы стать похожим на своего дедушку Даурена. Встретившись с холодным и осуждающим взглядом учительницы русского языка и литературы, мальчик понял, что это не совсем то, что хотели от него услышать, но всё равно дочитал до конца.

– Кайрат, ты не понял задание, садись, – строго ответила учительница.

– Но, Светлана Фёдоровна… – Кайрат посмотрел на неё исподлобья, не собираясь уступать без боя.

– Темой было написать, какой ты видишь свою жизнь в будущем, а не про своего дедушку, каким бы он замечательным ни был.

– Значит, вы плохо слушали, – ответил мальчик и, встряхнув своими густыми волосами, гордым шагом направился к своему месту, наблюдая за злобным шушуканьем учителей, недовольных тем, что какой-то двенадцатилетний сопляк, выйдя к доске, одарил их той самой фразой, какую они припасли для собственных учеников. А вот с задних парт раздались жиденькие аплодисменты.

Следующей к доске вышла маленькая, хрупкая девчушка с длинными, почти до талии, чёрными волосами. Она рассказывала, что мечтает стать чемпионкой по фигурному катанию. Кайрат и прежде замечал эту девочку на переменах, но не обращал на неё внимания. Он знал, что её зовут Айгерим, но это было, пожалуй, единственное, что он знал о ней. А когда девочка вернулась на своё место, то увидела на парте сложенный тетрадный листочек. Айгерим прочла его, её щёчки чуть покраснели, а когда она подняла глаза, то увидела, как Кайрат улыбается ей. После школы они шли домой вместе, и Кайрат на свои последние карманные деньги купил ей мороженое. Айгерим была тихой, молчаливой девочкой на два класса младше него. Друзей у неё почти не было, да и интересы у неё были слишком необычными на фоне остальных ребят. Она много пропускала школу из-за тренировок и поездок на соревнования, после чего ей постоянно приходилось нагонять программу. И хотя она не отличалась выдающимися оценками, ей очень нравилось читать книги, в особенности фэнтези, и на переменах они с Кайратом часто гуляли за ручку по школьному коридору, и она пересказывала ему сюжет очередной прочитанной книги или рассказывала про свои выступления.

Ей тогда было лет десять, и однажды утром отменили первый урок, и Айгерим позвала его побегать в школьном дворе. Они присели на траву, чтобы отдохнуть, и девочка начала срывать одуванчики, распустившиеся не в срок, и плести из них венок. Кайрат смеялся над этим занятием, но, когда девочка закончила, она надела ему венок на голову и назвала своим принцем. А он обнял её в ответ и поцеловал в щёчку детским, невинным поцелуем… Первым в жизни!

Закончилась эта история любви вполне обыденно – папа Айгерим был военным, и через год или два его перевели служить в другое место, и они уехали. Жизнь, тем не менее, шла своим чередом: школа, экзамены, каникулы… Со временем чувства угасли, интернет в то время был ещё далеко не у всех, а её почтового адреса Кайрат не знал. Осталась только старая фотография с «Полароида», которую сделали, когда они гуляли в городском саду: Айгерим присела на парапет набережной, а Кайрат стоит и держит её за руку, он в синем спортивном костюме с голубыми вставками, а она в джинсовом комбинезоне и модной в то время серой водолазке. Позже Кайрат пытался отыскать Айгерим через интернет, но безуспешно. Может быть, она уже вышла замуж, у неё своя жизнь, и ей не до мальчика, с которым она дружила в школе… С годами он всё больше укрепился во мнении, что главное в жизни – не то, что у тебя осталось, а что у тебя было. Это у взрослых девяностые годы не вызывали радости. Безденежье, криминал, разруха… А для нас эти годы были самыми прекрасными. Мы играли на заброшенных стройках, собирали вкладыши от жвачек, кидали карбид в воду и ловили головастиков в заросшем пожарном пруду. Мы умели радоваться мелочам и не думали о трудностях и заботах. Мы были детьми. «Странное чувство, – подумал Кайрат, в полудрёме прислонившись к вагонному стеклу. – Я еду в город своего детства, а кажется – будто в собственное прошлое. Интересно, как бы я поступил сейчас? Жизнь – это не экзамен, здесь нет правильных и неправильных ответов». С этой мыслью парень незаметно для себя уснул.

Кайрат проснулся от того, что кто-то тыкал его пальцем. Подняв лицо, он увидел женщину, примерно одинаковую в длину, ширину и высоту. У неё была потёртая синяя сумка через плечо, а на груди красовался увесистый голубой жетон с надписью «Кассир-контролёр».

– Ваш билет, пожалуйста.

Парень покопался в кошельке, извлёк мятый билетик и, не посмотрев, протянул контролёрше. Та чиркнула ручкой и вернула парню. Поезд тем временем приближался к станции, и охранники, сопровождавшие контролёров, подтянулись к дверям тамбуров, чтобы не пускать безбилетников, намеревающихся перебежать в соседний вагон во время остановки. Было одновременно смешно и грустно наблюдать, как прилизанные парни со стильными бородками и айпадами последней модели или модно одетые девушки с татуировками на руках и нарисованными бровями толкали друг друга и, спотыкаясь, бежали по платформе в надежде сэкономить сто рублей на проезд.

Кайрат только успел задуматься, почему никто ему не звонит и не спрашивает, где он, как его телефон ожил.

– Алло? Да, это я. Встретите? Ну, хорошо. Я прибываю на вокзал примерно через час. Будете ждать у выхода с вокзала или на платформе?

«Ну хорошо, хоть не забыли про меня», – подумал Кайрат и решил направиться в сторону туалета, который был только в головном вагоне. Собственно, и туалетом эту комнатку с шаткой дверью, запирающейся изнутри на хлипкий шпингалет, было трудно назвать. Раковина там имелась, но кран, залепленный жевательной резинкой по самое некуда, уже давно не работал. От унитаза тоже оставались одни воспоминания, а точнее – сквозная дыра в полу, сквозь которую можно было наблюдать мелькание шпал. Созерцая эту картину, Кайрат невольно испытывал глубочайшую гордость за наш народ, который, несмотря на все невзгоды, создаваемые не в последнюю очередь собственными руками, находит в себе силы жить и даже делать вид, что всё так и задумывалось.

Поезд начал замедляться, а за окном вместо сосен, берёз и вальяжно покачивающихся на ветру зонтиков борщевика стали появляться сначала дачные домики, а потом и многоэтажки. Вот пути начали ветвиться, и колёса состава застучали на стрелках. В тупиках стояло множество вагонов, в основном цистерн, но иногда виднелись и пассажирские, и даже парочка вагонов метро, которые куда-то перегоняли. Наконец, слева появилась асфальтированная платформа. «Уважаемые пассажиры, наш поезд прибыл на конечную станцию. При выходе из вагонов не забывайте личные вещи…» – неразборчиво отбарабанил машинист в микрофон.

«Ну вот, я и приехал, давно не виделись», – подумал Кайрат, выходя из душного вагона и вдыхая свежий воздух города, оказаться в котором он не мог себе представить ещё позавчера: когда ему предложили эту командировку, он не сомневался ни минуты. Как и следовало ожидать, весть поток пассажиров ринулся к турникетам в здании вокзала, которые и без того не отличались расторопностью, а сейчас и вовсе отказывались работать, в связи с чем толпа почти не двигалась. Кто-то решил продемонстрировать свою физическую подготовку и перемахнуть через турникет под бьющую по ушам трель свистка охранника. Несмотря на бурление в начале очереди, её хвост был неподвижен. Обойдя скопление народа по краю платформы, Кайрат прошёл в другой конец перрона, где располагался простой подземный переход в город. Там тоже были турникеты на выход, но ажиотажа возле них не наблюдалось, потому что переход располагался не очень удобно для пассажиров. Но такой контраст безлюдного перехода по сравнению с кишащим муравейником основного выхода удивлял парня и заставлял задуматься о том, насколько обленились люди, что готовы стоять по десять минут и ругаться, вместо того чтобы пройти лишние пару сотен метров. Тем более, что это выйдет даже быстрее с учётом отсутствия затора. Лишь подойдя к турникету, Кайрат внимательно всмотрелся в свой билет, а точнее – в сумму, обозначенную на нём. Она была ровно вдвое меньше, чем он отдал в кассе, а на билетике гордо красовалась надпись «50% СТУД». И тут до него дошло – когда он покупал билет, то отдал полную сумму, а кассирша пробила за полцены, как будто он студент. Разумеется, оставшуюся половину суммы она положила себе в карман, а Кайрат, будучи подгоняемый очередью, не проверил правильность выданного билета. Куда там проверять, когда сзади наседает ворчащая толпа? И дамы по ту сторону кассового окошка, отлично это знали. Поражаясь хитроумному бизнесу кассиров, Кайрат спустился в тёмный переход по крутой и скользкой лестнице, после которой не один десяток пассажиров оказался у травматолога. Пройдя по мрачному и гулкому коридору, обшитому коричневым профлистом, из-под стыков которого кое-где выглядывали остатки мозаичной отделки, Кайрат вышел в город.

Едва он очутился на привокзальной площади, его окружила разношёрстная толпа мужчин не самого опрятного вида, твердившая, словно заевшая пластинка: «Такси, такси, поехать, по городу сто рублей, пригород двести, кому такси…» Ускорив шаг, парень прорвался сквозь нестройные ряды таксистов, похожих на зомби из голливудских ужастиков. Не то, чтобы он их боялся, просто такое соседство казалось Кайрату неприятным, и он удивлялся, почему ни администрация, ни полиция ничего не делали, чтобы изменить первое впечатление о городе, возникающее у гостей. Кайрат огляделся, чтобы найти местечко поспокойнее и позвонить, и как раз в этот момент его телефон подал голос. Парень потянулся было в карман, чтобы ответить на звонок, но увидел прямо перед собой невысокую девушку, стоявшую спиной к нему с мобильником у уха. Она обернулась, видимо, услышав мелодию звонка, а потом спросила:

– Здравствуйте! Вы случайно не Кайрат Алтынбаев?

– Да, здравствуйте. Это я, – с улыбкой ответил парень, обрадовавшись, что о нём не забыли.

Девушка улыбнулась в ответ. Его собеседницей оказалась круглолицая черноволосая дамочка, которой можно было с равным успехом дать и 25, и 40 лет.

– Лилия Нигматуллина, – представилась она. – Это со мной вы разговаривали. Сейчас мы вас заселим, и я расскажу вам всю информацию по проекту. А коллега ваш где?

– Не знаю. Я пытался с ним созвониться, но, наверное, телефон дали неправильный, я несколько раз ему звонил, но там то гудки, то абонент не абонент.

– Да, хорошо, что предупредили, – ответила Лилия. – Пойдёмте в такси, по пути всё расскажу.

***

– Иманкулова! – тренер строго окликнула девушку, пока та отряхивалась от ледяной пыли после очередного падения. – Ты пришла сюда кататься или валяться на льду, как мешок с картошкой? Тебе сколько раз повторять, с какой ноги прыжок выполняется? Если ты и дальше будешь такой несобранной…

С тренерской скамейки Эвелина Шенгелия раздосадованно смотрела, как её воспитанница вновь и вновь делает одну и ту же ошибку. Конечно, долгий профессиональный опыт подсказывал Эвелине, что мысли Айгерим просто заняты чем-то, помимо выступления. И это больше всего раздражало тренера, которая с первого же дня занятий твердила, что спортсмен должен оставить все свои эмоции и переживания там, за пределами катка, иначе прокат будет безнадёжно испорчен. В ответ на тренерское замечание Айгерим выпрямилась, окинула взглядом лёд, затем разогналась и, когда оказалась прямо перед Эвелиной, сделала переворот «колесом», а затем, как ни в чём не бывало, вернулась к выполнению упражнения и на этот раз сделала прыжок безупречно. Тренер подняла было руку, чтобы подозвать девушку к себе и высказать ей всё, что думает об её акробатических этюдах, но в последний момент на тонких губах Эвелины появилось некое подобие улыбки, которая тут же сменилась прежней серьёзной миной.

– Тебе не стыдно?

– Стыдно. Но всё равно смешно!

– Твою бы энергию, Айгерим, да в мирных целях – цены б тебе не было! – набрав в лёгкие побольше воздуха, крикнула тренер вслед.

С Айгерим работать было сложно: она была несомненно талантливой, но, с точки зрения тренера, слишком самоуверенной и склонной к импровизации. И если соревнования были теми днями, когда можно было выдохнуть с облегчением, то тренировки вынимали из Эвелины всю душу. За свою долгую тренерскую карьеру она видела много спортсменов, но Иманкулова не укладывалась ни в один из шаблонов. Она была слишком хорошей и слишком плохой одновременно. И иногда тренер ловила себя на мысли, что ей хотелось бы, чтобы отбор на Кубок России прошёл кто-то более предсказуемый.

Услышав задорное щебетание девчонок-юниоров, доносившееся из раздевалки, Эвелина поспешила подозвать Айгерим к себе:

– На сегодня достаточно. А то ты ещё чего-нибудь отчебучишь, а травмы перед Кубком России мне не нужны, – подвела итог тренер, мельком взглянув на часы – она и так отработала с Айгерим на двадцать минут больше, чем нужно, а это значит, что перед занятием с младшей группой она не сможет даже перекусить.

Айгерим вдумывалась в слова своего тренера. Ещё никогда Эвелина так часто не говорила о Кубке России. Конечно, не стоит питать лишних иллюзий, но всё же… Девушка вышла на улицу, напоследок оглянув широкую лестницу, которая вела ко входу. Казалось, совсем недавно она первый раз поднималась по ней вместе с папой. Массивное здание спорткомплекса «Юбилейный» с грузной нависающей крышей, расположенное хоть и в центре города, но на отшибе, в малолюдном районе, казалось тогда ей пугающим, похожим на замок злой колдуньи из сказок. И малышка Айгерим крепко-крепко сжимала папину руку. А он улыбался и говорил, что там совсем не страшно и что ей очень понравится. И был прав, ведь это же папа… Айгерим сглотнула и направилась к остановке, думая, как бы он ею сейчас гордился. Ведь именно он подарил ей первые коньки, учил её первым шагам на льду, первым движениям. А потом привёл сюда на занятия фигурным катанием. И однажды после тренировки, разгорячённая и весёлая, Айгерим сказала отцу, что однажды хочет выступить на Кубке России. И кажется, она сдержала это обещание, данное когда-то в раннем детстве. Жаль только, что он уже никогда об этом не узнает.

Девушка села в автобус, с грустью думая, что её ожидает дома. И кого на этот раз придётся вызывать – скорую или полицию. Или, может быть, даже пожарных.

***

За окном мелькали улицы, словно всплывавшие из воспоминаний раннего детства. Некоторые кварталы, казалось, совершенно не изменились, застыв во времени, но многое Кайрат узнавал с трудом, понимая, насколько опрометчивым бывает полагаться на собственную память, которая коварно выдаёт желаемое за действительное или домысливает то, чего никогда не было на самом деле. На въезде на мост через Волгу такси застряло в пробке, и водитель негромко прокряхтел: «Ну вот, там впереди ещё какой-то баран догнал маршрутку, теперь как минимум полчаса стоять будем». Дело уже шло к вечернему часу пик, и, предвосхищая это безрадостное событие, пробка начала собираться уже в обе стороны. В среду вечером все стремились пораньше уйти с работы, пораньше приехать домой. А когда торопятся все, то быстрее точно не получится. Кайрат откинулся на спинку сиденья, лениво вглядываясь в происходящее вокруг, в суматоху гудков, моргающих фар, автомобилей, пешеходов… Водители торопятся, нервничают, сигналят, стучат кулаками по рулю, но затор от этого нисколько не рассасывается. Пешеходы в попытке сэкономить лишних двадцать секунд готовы кидаться под колёса, будто партизан на немецкий танк. До чего же приятно просто никуда не торопиться! Кайрату нравились те редкие минуты, когда можно было просто наслаждаться моментом, зная, что ты никуда не опаздываешь, и никто тебя не подгоняет. Вдруг парень вздрогнул и понял, что задремал. Он не смотрел на часы, но за то время, пока он спал, такси всего лишь пересекло мост. За мостом «бутылочное горлышко» закончилось, и дорога стала свободнее. Наконец, машина заехала во дворы, несколько раз повернув, и остановилась возле пятиэтажки.

– Вот и приехали, – сказала Лилия.

Кайрат вышел из такси, зевая и потягиваясь, достал сумку с вещами. Лилия протянула ему ключи от квартиры, в которой ему предстояло жить на время работы. Московское начальство и инспектора должны были разместиться в небольшой гостинице в самом центре города, а Кайрат и его коллега Алексей – на съёмной квартире в пятиэтажке в пешей доступности от депо, но довольно далеко от центра. С точки зрения удобства, лучше не придумать: метрополитен во многих городах снимает квартиры, предназначенные для отдыха машинистов, работающих в утреннюю смену. А тех сотрудников, кто остановился в отеле, каждое утро будет забирать развозка. Улица, на которой располагался дом, была чуть в стороне от основных транспортных магистралей, и потому на ней было очень тихо, по-провинциальному. Здесь было мало машин, и двор микрорайона скорее напоминал лес, где волшебным образом выросло несколько типовых «хрущёвок».

Кайрат поднялся на третий этаж и вошёл в квартиру, обычную советскую «однушку», правда, с евроремонтом и небольшим незастеклённым балконом. В просторной комнате стояла широкая кровать, а вдоль противоположной стены находился небольшой раскладной то ли диван, то ли большое кресло. Последовав принципу «кто первый встал, того и тапки», Кайрат решил организоваться на кровати. Разобрав сумки, он чуток полежал, а затем посмотрел на часы: до вечера было ещё долго, и поэтому он решил поближе познакомиться с районом, а заодно и купить что-нибудь на ужин.

Деньги крайне желательно было экономить, так что ещё до начала поездки Кайрат решил, что будет покупать еду самостоятельно, это гораздо выгоднее, чем есть в кафе и ресторанах даже с учётом того, что здесь они куда дешевле, чем в Питере. Разумеется, на работе питание предусмотрено в столовой, но кушать желательно не только во время смены.

Парень вышел из квартиры и запер дверь на ключ. На долю секунды его посетила мысль, а что же будет, если его будущий коллега приедет именно сейчас, как по закону подлости обычно и происходит. У него же не будет ключей, и он не сможет попасть в квартиру! Ведь Лилия между делом проронила, что может дать только один комплект на двоих. А начинать знакомство с такого конфуза не очень хотелось. Но и сидеть дома из-за этого – тоже не блестящая перспектива. К тому же, его никто не просил дежурить в квартире в ожидании человека, который даже ни разу не ответил на его звонки. А если что-то случится, то Кайрат всегда на связи. Имеющий мозги да позвонит.

***

К концу дня совсем распогодилось, и солнышко дарило городу последние тёплые лучи, осыпая позолотой окна домов. Прогулявшись до Волги и обратно, Кайрат заскочил в подвернувшийся рядышком универсам, чтобы купить чего-нибудь перекусить. К этому моменту он уже изрядно проголодался, а в случае похода за продуктами это всегда чревато тем, что все имеющиеся у тебя деньги вмиг будут потрачены на вкусняшки, которые съедаются за один присест, а следующее утро начнётся не с кофе, а с горького осознания того, что еды в доме снова нет. Начав с пакета макарон, пачки риса и двух пачек сосисок, Кайрат взял хлеб в нарезке, варёной колбасы, плавленого сыра с грибами, банки растворимого кофе и нескольких пакетиков кофе «три в одном». Потом парень оказался в отделе выпечки и не смог устоять перед вафельными трубочками с кремом, затем в корзину отправился пакет топлёного молока, а венчали праздник живота несколько пачек замороженных блинчиков, две пиццы и неизвестно как оказавшаяся в корзинке банка сгущёнки. Снова пройдя мимо кондитерского отдела, сладкоежка Кайрат взглянул на полку с тортиками и облизнулся, отчаянно разрываясь в сомнениях, стоит ли брать «Сказку» или «тирамису». Но затем он понял, что у него всего две руки, а все покупки едва ли смогут уместиться в два пакета. Закинув в корзинку пару бутылок с айраном, парень поспешил к кассе.

Выкладывая продукты на ленту, он бегло огляделся. По тому, что человек покупает в магазине, можно многое сказать о нём. Вот, например, девушка перед соседней кассой. Она берет лапшу «доширак», пиво и мороженое. Она живёт одна, без парня, много работает, не умеет готовить, и, должно быть, она очень одинока и несчастна. Окружающим она может казаться сильной, готовой справиться в одиночку со всеми трудностями, но на самом деле это не более, чем самовнушение, попытка выдать желаемое за действительное. Чуть дальше в очереди – совсем ещё юная девушка в чёрной косухе с заклёпками, с пирсингом в бровях, в носу, и с тремя или четырьмя серёжками в ухе. Но вид у неё усталый и немного смущённый, а в тележке – несколько пачек памперсов и баночки с детским питанием. «Вот так случается, никто не знает, как повернётся твоя жизнь…» От размышлений Кайрата отвлёк голос кассирши, которая механически спросила: «Пакет нужен?» и, не дождавшись его ответа, но, видимо, из долгого опыта поняв, что нужен, достала откуда-то из-под прилавка.

– Карта есть?

– Скидочная? – уточнил Кайрат.

– Да, – не поднимая глаз, ответила хозяйка кассы.

– У меня нет.

Тут пожилая женщина, стоявшая в очереди позади Кайрата, протянула ему свою карточку. Парень улыбнулся и кивнул в знак благодарности.

– Наличными или по карте?

– По карте.

Собрав все покупки и представив себя на мгновение вьючным осликом, паренёк направился в сторону дома. По телефону никто больше не тревожил, и Кайрат уже почти и забыл, что ждёт кого-то ещё. Он по-быстрому перекусил и принял ванну, о чём мечтал с самого приезда, но до чего руки дошли только прямо перед сном. Помывшись, парень сразу же плюхнулся в кровать и зарылся под одеяло. Накопившаяся усталость от поездки валила с ног, и парнишка даже не высушил волосы, а это чревато тем, что на следующий день причёска будет в более чем непотребном виде. Подумав о сушке волос, Кайрат вспомнил, что оставил фен дома, и сушить в любом случае уже нечем. «Так и думал, что чего-нибудь забуду. Ладно, не самая важная на свете вещь», – успокоив этим себя и смирившись с тем, что наутро придётся приглаживать волосы под струёй воды, Кайрат уснул, оставив входную дверь незапертой.

***

Спросонья ему почудилось, что в квартиру ввалился медведь. Судя по характерному звуку шагов, визитёр даже не удосужился снять обувь, прежде чем прошествовать на кухню, включить свет и электрочайник. Первые несколько мгновений Кайрат пытался понять, видит ли он сон, или это происходит на самом деле, и сильно пожалел, что проявил такую заботу о своём коллеге. «Интересно, а до этого умника допёрло, что он не один?» – подумал Кайрат, но, тем не менее, предпочёл не обнаруживать себя до поры до времени. Он лежал под одеялом и слушал, как посетитель кинул куртку на стул, начал расстёгивать сумку и доставать оттуда пожитки. Затем парень услышал, как открывается дверца холодильника. «Только бы ничего не сожрал», – Кайрат уже понемногу терял терпение. Наконец, незваный гость заглянул в комнату и включил свет. Кайрат резким движением повернулся на кровати, сбросив с себя одеяло, тут же полетевшее на пол.

– А ты не спишь? – бесцеремонно обратился к нему на «ты» ночной гость.

Разозлившись до позеленения, Кайрат рявкнул:

– Нет, представь себе! И теперь уж точно не засну. Сколько времени-то хоть?

– Да чёрт его знает, у меня телефон разрядился!

– А на часы посмотреть религия не позволяет? – задал вопрос Кайрат, заметив на руке гостя массивные и явно недешёвые «офицерские» часы.

– Ой, точно, – смутился собеседник, опуская взгляд на запястье. – Ну, начало третьего. Да ты не сердись, – протянул он руку Кайрату. – Я жрачево принёс.

– Ну ладно, давай знакомиться.

– Давай, я Лёшка Красавкин.

– Почему-то я не сомневался. А я Кайрат Алтынбаев. Только ты, может быть, говнодавы-то снимешь?

Осознав, что Лёшка вовсе не собирается укладываться спать, а заводить знакомство с коллегой, стоя в одних трусах посреди квартиры не комильфо, Кайрат набросил олимпийку, на ходу натянул штаны и предложил Алексею позавтракать, смирившись с тем, что сопротивляться неизбежному бесполезно. Парни прошли на кухню и разместились за столом. Когда чайник закипел, Лёшка достал из своей необъятной сумки несколько бутербродов с колбасой и сыром, которые, очевидно, брал с собой в дорогу, но не успел съесть.

– Ты в каком депо работаешь? И как тебе? – Не то, чтобы Кайрат действительно интересовался этим вопросом, но ему хотелось просто поддержать разговор.

– Ну, как сказать. Кто на «Яузе» работал, в аду не вспотеет! А ты откуда?

– Значит, «Печатники»? – догадался Кайрат. – А я в «Дачном», это ремонтное депо.

– «Ёжик» водишь? – хихикнул Алексей.

– Нет, электровоз.

– А, «кролик энерджайзер»… – многозначительно протянул Красавкин с презрительной ухмылкой.

Контактно-аккумуляторные электровозы, которые используются при манёврах или ночью, когда линии обесточены, повсеместно называют «батарейками». Отсюда и такой необычный эпитет, которым наградил Лёшка то ли Кайрата, то ли его машину.

– Ну, меня назначили сюда для обмена опытом, после командировки буду сдавать экзамен, чтобы работать с линейными поездами, а дальше, возможно, в «Автово» переведут, – ответил Кайрат, и ему стало в эту секунду так неловко, как будто он оправдывается перед Лёшкой.

– Ну, учись, студент, – небрежно бросил Алексей, уплетая сэндвич.

– Я бы тоже на «Яузе» поработал бы… – вздохнул Кайрат в ответ, мысленно завидуя собеседнику.

– Это ты сейчас так говоришь, на самом деле на ней не прикольно, – усмехнулся Алексей, наливая себе ещё чая. – Машины старые, ломаются, как горбатый «запорожец».

– А ты-то сам для чего решил сюда ехать? – спросил Кайрат, не очень довольный тем, что беседа постепенно начала превращаться в допрос.

– Для меня это промежуточная остановка. Вот отработаю, звёздочки получу, а там, может, старшим машинистом колонны назначат. А там и до инструктора рукой подать, – Алексей как будто ждал этого вопроса.

«Да, с таким человеком дружеские отношения наладить будет непросто», – подумал Кайрат, увидев реакцию Лёшки.

– И как зарплата, на жизнь хватает укротителю батарейки? – спросил его Красавкин высокомерно-пренебрежительным тоном.

По ехидной усмешке Кайрат понял, что собеседник был отнюдь не впечатлён названной цифрой.

– Да у меня дядька в Осташкове больше зарабатывает, варит самогон на кедровых шишках!

– Спасибо, я подумаю о твоём предложении, – отозвался Кайрат, втайне ненавидя Москву и всех, кто мечтает там жить.

«Вот когда в Москве зарплаты будут такими же, как в среднем по России, посмотрим, будут ли в неё так рваться», – недовольно подумал Алтынбаев, которому хотелось заткнуть за пояс этого выскочку. Москва ему не нравилась, суетливая, неуютная, похожая на одну гигантскую стройплощадку. Уже почти половина из его друзей и знакомых уехала туда, и он не осуждал их. Если прежде в столицу ездили за дефицитом, то сейчас в провинции с колбасой и сапогами напряжёнки вроде нет, зато зарплаты в Белокаменной в пять-десять раз выше, чем в остальных частях страны. Вот и садятся каждое утро в электрички тысячи человек, чтобы ехать за баснословными по отечественным меркам деньгами.

За разговором Кайрат понял, что даже не успел всмотреться в своего соседа по комнате и будущего коллегу, и сейчас внимательно оглядывал его. Высокий и худой, Алексей производил впечатление человека, который стремится выделяться во всём, начиная с внешности. Черты лица у него были мало запоминающимися, если бы не причёска с длинной косой чёлкой и выбритым виском и небольшая чёрная бородка. Одет Алексей был, как и многие парни, которые хотят выделиться из толпы, но в результате оказываются похожими друг на друга, как цыплята из инкубатора. На нём были узкие джинсы и модная приталенная рубашка, из-под завёрнутых рукавов которой виднелись большие татуировки – на одной руке надпись готическими буквами, а на другой тигр. Металлические часы со светящимися стрелками и фитнес-браслет дополняли картину. А рельефно вырисовывавшиеся мышцы на теле, в котором, похоже, не было ни грамма жира, недвусмысленно намекали на то, что он куда более крепкий, чем могло бы показаться на первый взгляд.

– Во сколько завтра на работу? – спросил Лёшка.

– Вроде к десяти. Так что желательно поспать, – заявил Кайрат и направился в комнату.

Алексей последовал его примеру, немного удивившись, что постель ещё следовало застелить. Осмотревшись в комнате, он вопрошающе уставился на Кайрата. Тот перехватил Лёшкин взгляд и ответил:

– Подушка, одеяло и бельё в нижнем ящике шкафа. Извини, Лёш, но кровать досталась мне. Так что вали на диван.

И уснул с чувством выполненного долга.

Парад ржавых гвоздей

Айгерим проснулась от шума на кухне. Она медленно открыла глаза и потянулась. По квартире разносился приятный аромат жареной курицы со специями. «Неужели мама решила что-то приготовить?» – подумала девушка, втайне надеясь, что сегодняшний день будет не таким, как обычно. Динара – мама Айгерим – уже давно ничего не готовила, и её меню ограничивалось замороженными полуфабрикатами, которые достаточно было просто разогреть. А Айгерим, разрывавшаяся между тренировками и работой, предпочитала обедать на бегу. Особенно обидно для неё звучала глупая мамина отговорка: «У меня нет времени, тебе хочется – ты и делай», когда дочь, едва державшаяся на ногах от усталости, возвращалась домой, чтобы увидеть, что мать весь день не выходила из своей комнаты.

– Доброе утро, мам!

Вместо ответа раздался удар, визг и звон битого стекла. Динара, увидев дочку на пороге кухни, дёрнула рукой, чтобы спрятать здоровенную бутыль. Но она, резко обернувшись, зацепила локтем клеёнку и снесла всё, что стояло на столе. Пол засыпало фейерверком из мелких осколков, содержимое бутылки разлилось, смешиваясь с натоптанной по кухне уличной грязью и распространяя повсюду больничный запах дешёвой водки.

– Ты как, не порезалась? – испуганная Айгерим кинулась к матери, но та отпихнула её и взглянула глазами, полными слёз. Это были слёзы человека, лишившегося последней и единственной радости в жизни. Но Айгерим не собиралась оставлять это: больше всего девушку возмутило то, что мать пытается скрыть своё пьянство таким глупым способом. Видимо, она до сих пор считает свою дочь малолетней дурочкой, которая ничего не понимает.

Выключив плиту, девушка вооружилась веником и совком, чтобы убрать битое стекло с пола, пока мать сидела в прострации, застыв в одной позе.

– Тебе не страшно так жить? – закончив с осколками, девушка села за стол прямо напротив матери и посмотрела ей в глаза.

– Ничего мне не страшно, я уже всё в жизни потеряла, – проворчала женщина, отрешённо глядя в пустоту.

В молодости Динара была на редкость привлекательной, да и сейчас её красное опухшее лицо всё ещё хранило следы былой красоты. Айгерим хорошо помнила её лучшие годы, когда чету Иманкуловых приводили в пример всем соседям как образец счастливой семьи. Муж Марат – молодой офицер, жена Динара – настоящая восточная красавица, которая без малейшего сожаления принимала все тяготы быта, выпадающие на долю офицерской жены: и постоянные переезды, и смену работы, и комнаты в общежитиях военных городков, и постоянное ожидание очереди на жильё. А рождение дочери только укрепило их брак и веру в собственные силы. Когда в водовороте лихих девяностых многие, даже самые прочные семьи распадались, казалось, не было таких трудностей, с которыми бы не справились Динара и Марат Иманкуловы. А затем всё рухнуло. Когда Айгерим училась в выпускном классе, Марат уже мог бы выйти на пенсию, но на просьбы супруги подумать об этом он только отмахивался. Более того, он согласился на командировку на полигон утилизации ядерных отходов. А через пару дней после возвращения его увезли в госпиталь с лёгочным кровотечением. Служба в войсках химзащиты взяла своё сполна. И хотя цифры в журналах учёта доз облучения регулярно занижали, чтобы не возникало неудобных вопросов у командования, Марат ещё до отъезда в командировку понимал, что обречён. Но что-то заставляло его не говорить о плохом самочувствии ни родным, ни товарищам по оружию. Может быть, он недооценивал угрозу, а может – стремился держаться до последнего, чтобы обеспечить семью, когда его не станет? Неспроста в свои последние дни он так часто говорил о будущем… Айгерим слышала краем уха его диагноз, длинный, который было невозможно выговорить, а уж запомнить – тем более. Девочке запомнились только два слова, которые чаще всего говорили врачи: «прогрессирующий» и «необратимый». И ещё – «на фоне лучевой болезни». Айгерим помнила, как пыталась шутить в телефонную трубку и казаться весёлой, чтобы не расстраивать папу, а потом падала на кровать и давилась от слёз. Даже сейчас, по прошествии нескольких лет, её терзала совесть за то, что она говорила папе, что тот обязательно поправится, хотя исход уже давно был предрешён. Ей было безумно больно за эту, казалось бы, безобидную ложь. Когда происходит авария или несчастный случай, это легче. Человек просто был – и раз! – его уже нет. Ты поплачешь и перестанешь. Это лучше, чем мучиться каждый день, когда твой любимый человек умирает, а ты ничего не можешь сделать и начинаешь ненавидеть весь мир от своего бессилия. В жизни каждого человека есть эпизоды, которые он хотел бы вычеркнуть или позабыть. Но прошлое не изменить, а будущее не предсказать. Остаётся только настоящее, в котором стоит жить так, чтобы не пришлось жалеть ни о прошлом, ни о будущем. Девушке всё это было вдвойне неприятно, поскольку после смерти отца и последовавшего за этим возвращения в город детства, где им дали квартиру от Минобороны, Динара покатилась по наклонной. Казалось, что она лишилась того стимула, который позволяет жить дальше. Она не могла найти постоянную работу, перебиваясь случайными заработками, вскоре к бытовым проблемам присоединился алкоголь, и, хотя мама Айгерим, по её собственному мнению, пыталась наладить свою личную жизнь, это сводилось к поиску очередного собутыльника. Перед Айгерим в тот год встал сложный выбор – работа или фигурное катание: надо было зарабатывать деньги, чтобы хотя бы не влезать в долги. В конце концов девушке попался приемлемый вариант, и она устроилась внештатным корреспондентом в агентстве спортивных новостей.

– Мама, – сказала Айгерим негромким, но строгим голосом. – Ты сколько угодно можешь корчить из себя мученицу, но я тоже потеряла любимого человека. Тебе он был мужем, мне – отцом. Мы с тобой в равных условиях.

– Хватит! – рявкнула Динара. – Я потеряла всё, что любила в жизни!

– И меня, значит, тоже потеряла?

Ответа не последовало. И Айгерим вернулась в свою комнату, чтобы по-быстрому собраться на работу: на сегодня у неё было запланировано большое интервью. А вместо завтрака снова бесплатный кофе в офисе информагентства.

***

– Олег Михайлович! – послышался крик из коридора. – Вас Пустовалов зовёт!

– Да не орите вы на весь этаж! – отозвался Стрельников ещё громче: он был на взводе ещё со вчерашнего вечера, когда понял, что на подготовку к предстоящим мероприятиям потребуется целый день, но как всегда этого единственного дня не хватало.

Он так торопился, что даже не успел отчитать за неуставной вид попавшегося ему навстречу помощника машиниста в зелёной армейской рубашке, на которой красовались синие железнодорожные погоны. Хотя и остальные работники рядились, кто во что горазд: чего только было не встретить на униформе – и советские нашивки МПС, и РЖД, и даже железнодорожных войск, которые вообще-то к метрополитену имеют не больше отношения, чем к полётам на Луну. А отдельные особо одарённые личности даже пришивали форменные знаки различия к джинсовым курткам, купленным на китайском рынке. Единственный предмет обмундирования, который носился исправно всеми, была оранжевая жилетка с буквой «М» на спине, за что некоторые работники метро называли друг друга в шутку гастарбайтерами. Впрочем, не самый опрятный внешний вид был наименьшим из зол.

Дверь в кабинет начальника метрополитена оказалась распахнута настежь, что было крайне нехарактерно. Стрельников остановился, оглядывая кабинет, прежде чем войти. Но Павел Николаевич Пустовалов, видимо, заметил его раньше:

–Заходите, заходите, Олег Михайлович, чего стесняетесь?

Достаточно было одного взгляда на лицо Пустовалова, чтобы Стрельников понял – хороших новостей ждать не стоит.

– Поздравляю вас. Сердечно поздравляю, – завёл беседу начальник, поднявшись со своего кресла и неторопливо шагая по кабинету из угла в угол.

– Спасибо, – несколько недоумевая, с чем же его поздравляют, ответил Стрельников. – А по какому случаю?

– Начальник инспекционной комиссии у нас Громов.

– А откуда информация?

– Сорока на хвосте принесла.

– Пускай обратно унесёт. Нам нужны факты, а не сплетни, – начал храбриться Стрельников.

– А это и есть факты. Хотели, чтобы русские приёмку проводили? Получите, распишитесь. А когда начинаете выделываться и гнуть свою линию, не удивляйтесь, что прилетит ответка.

«Господи, только не он! – мысленно выругался Стрельников. – Такой дотошный, все бумаги смотрит, в прошлый раз все отчёты по дефектоскопии затребовал, прикапывается к каждой запятой!»

– Раньше было проще, заказчику поляну накроют, водочки нальют, он всё и подпишет. Фуршет – это тоже часть приёмки! Может, даже самая важная.

– Раньше было проще, согласен. Но если всё делать, как раньше, мы бы не метро сейчас запускали, а бегали бы с каменным топором за мамонтом. Ну что ж, Олег Михайлович, вы человек опытный. Какие будут предложения?

– Готовим подвижной состав к приёмке сегодня. Я сейчас позвоню Тырышкину, пусть берёт всех, кого считает нужным…

– Я сам позвоню, – отрезал Пустовалов. – А вы спускайтесь в цех, вы там нужнее.

Антон Тырышкин был заместителем Стрельникова, и если Олег Михайлович сейчас большую часть времени проводил в тишине кабинета, то Антону доставалась вся физическая работа. У него тоже имелся свой кабинет по соседству с кабинетом Стрельникова, но если Тырышкин там и появлялся, то разве что ранним утром или поздним вечером. Всё остальное время его нужно было искать в производственном корпусе.

Решительным шагом Стрельников спустился на первый этаж, и прошёл по узкому и тёмному коридору из административного корпуса в производственный корпус депо, который сотрудники называли просто «цехом». Олег Михайлович открыл скрипучую железную дверь, и в сторону пулей метнулся рыжий приблудный кот, которого прикармливали работники. Суета вокруг вагонов прозрачно намекала на то, что Тырышкин свою работу знает. Рабочие срывали и уносили упаковочную плёнку, таскали инструмент. С одного из путей послышался громкий крик «Раз! Два! Взяли!» Стрельников заинтересованно посмотрел в сторону, откуда доносился шум, и увидел, как человек десять-пятнадцать пытались сдвинуть с места вагон. Если бы не подошедший как раз в этот момент Антон, то Олег Михайлович и дальше продолжил бы любоваться этим абсурдным действом, а так смысл сей операции так и остался непостижимой тайной.

–Цыгане шумною толпою толкали жопой паровоз? – обратился Стрельников к Антону, намекая на эпизод с толканием вагона. – Хороший у вас тут тамада, и конкурсы интересные.

– Ну дык, Олег Михайлович, снова электропитание накрылось. А мотовоз не подогнать, – ответил Тырышкин таким тоном, спорить с которым было бесполезно. Умение быстро найти ответ даже на самый каверзный вопрос было одним из самых ценных его деловых качеств.

– ПТЭ давно читали? Если бы не аврал, получили бы выговор и лишение премии.

Последняя пара месяцев и так была одним сплошным авралом. И Стрельников, конечно, не стал бы давать выговор или лишать премии, все это понимали. Максимум – выскажет в личной беседе всё накипевшее, да и отпустит с миром. После этого первые несколько недель все будут работать добросовестно, а затем вновь расслабятся, и так до следующего происшествия. Это уже была давно устоявшаяся череда событий, и никто за прошедшие годы не верил, что начальство от угроз когда-нибудь перейдёт к делу.

В эту минуту Олег Михайлович оглядел помещение, и первое, что предстало его взгляду – это резиновое изделие, свисающее с датчика пожарной сигнализации. Глаза Стрельникова налились кровью, он обернулся, но Тырышкина в этот момент уже и след простыл. В попытке выпустить накопившийся пар, он жестом подозвал ближайшего к себе работника и показал пальцем на использованное не по назначению средство контрацепции.

Работник, молоденький узбек, испуганно залепетал с неразборчивым акцентом:

– А, это у нас датчик дыма, сигнализация. На лестнице все курят, вот и повесили, чтобы не срабатывала.

– Вы же не хотите, чтобы приехала большая красная машина? – усмехаясь, добавил появившийся из ниоткуда Антон.

– Так, – начал Стрельников, срывая презик с датчика. – Я не знаю, кто это сделал и не хочу выяснять. Но если я кого-нибудь застукаю ещё раз, то эта штука ему больше не понадобится! Я понятно выразился?

Олег Михайлович швырнул продукт резинотехнической промышленности в мусорный бак и направился дальше, явно готовя к раздаче очередную порцию мотивирующих звездюлей. Судя по удвоенной суете Антона, таким разъярённым начальника депо он давненько не видел. Стрельников прямым шагом двинулся к головному вагону с открытой торцевой дверью и спущенным на пути аварийным трапом, поднялся по трапу в кабину, бегло смотрелся внутри, потом прошёл по салону. На свою беду, там дремал один из монтёров. Завидев начальника, тот вскочил с пассажирского дивана и выпалил:

– Порядок, товарищ начальник!

– Где порядок? Какой к чёртовой бабушке порядок? – рявкнул Стрельников, уже готовый схватить этого работника и ткнуть его носом, как котёнка, который сделал лужу на ковёр. Парнишка молчал, уставившись в пол, и не мог сказать слова, пока руководитель сверлил его взглядом в ожидании вразумительного объяснения или хотя бы отговорки.

– Что? Русский язык забыл? Так давай напомню! – и послышался громкий мат. Кто-то из рабочих, услыхавших эту тираду, захохотал, но Стрельников обернулся к нему и довольно резко бросил сквозь дверной проём:

– Вам смешно? Нет? Смешно ему… А вот мне плакать хочется.

Антон, вновь материализовавшийся поблизости, сам едва удерживался от того, чтобы не начать нервно подхихикивать, хотя отлично понимал, что в такой ситуации это сделает только хуже, а попасть под горячую руку Стрельникова – не самое удачное начало рабочей смены.

– Вот же! На день нельзя технику оставить без присмотра, как из неё помойку делают! – рявкнул Стрельников, пнув ногой наполненное окурками ведро, припрятанное в салоне. Оно с грохотом выкатилось из вагона на землю. – Бычки сами уберёте!

Один из новеньких вагонов рабочие уже приспособили под бытовку и даже успели наладить внутри некое подобие домашнего уюта в виде налепленных на стены плакатов с красотками в купальниках. В другом конце того же вагона в живописном беспорядке валялась ветошь, промасленные тряпки, вёдра, канистры, матрас… При виде дырявого матраса, брошенного на полу между сидений, Стрельников громко и грязно выругался, словно этот предмет нанёс ему личное оскорбление. Возможно, именно так оно и было.

– Ладно, пёс с ними. Загорится – их проблемы, не наши. Если не умеют с машинами обращаться, так и ездили б на ишаках. А коль купили, так пускай учатся.

– Может, им внеплановый инструктаж по пожарной безопасности нужен? – спросил Тырышкин.

– Нужен… – повторил Стрельников, – как пионерке сифилис. Прослушают, будут кивать, поддакивать, дескать, всё поняли, и всё равно сделают по-своему.

– А может, ведро оставить стоило бы? Москвичи бы полюбовались.

– Стоило бы, если честно.

– Ну ёкарный компот, а раньше не могли сказать? – на этот раз громко выругался Антон, наконец-то понявший, что от него требуется.

– Что там ещё? – обернулся на его голос начальник депо.

– Машина двести пятьдесят шесть! Замок кабины машиниста вверх тормашками поставили.

Казалось бы, после матраса и ведра с окурками в абсолютно новом вагоне уже ничего не могло удивить, но, как вскоре оказалось, сюрпризы только начались. И Антон предусмотрительно решил далеко от Олега Михайловича не отходить и помогать в осмотре составов.

– Вот, посмотри только на это! – крикнул Стрельников Антону.

– Твою ж етить… – только и можно было сказать в ответ.

А посмотреть было на что: дверь в кабину машиниста, закреплённая только на одной нижней петле, свалилась вниз, как только Стрельников повернул ключ, чтобы открыть её.

– Антон, помоги тут повернуть её и в кабину затащить! – крикнул Олег Михайлович, пролезая под перекошенную дверь внутрь кабины.

– Тяжёлая, зараза…

– А кто сказал, что легко будет? Короче, записывай – машина номер один-один-четыре, отвалилась дверь в кабину машиниста.

Табло в вагоне не работало. Во всяком случае, в графе «время» светились нули, а температура воздуха, если верить цифрам, составляла +28 градусов, что в этот осенний вечер выглядело издевательством.

– Смотри, стекло выбито в двери.

– Надо же, а я-то уж подумал, что это у нас такие окна чистые!

– Так, вольтметр не работает, скоростемер не работает… – начал Стрельников листать журнал рекламаций. – У вас вообще хоть что-нибудь тут работает?

– Но, Олег Михайлович, когда вы сами проверяли двери, сказали, что всё нормально. Но ведь закрывалось не полностью и с таким шумом… А потом нам же предъявляете претензии, что мы тут ерундой занимаемся. Подавайте серьёзные неисправности, видите ли! Я неспроста сказал, что на сто четырнадцатой машине дверь вывалилась, и на этой тоже отвалится, если никто не посмотрит, в чём причина шума, – попытался объяснить Тырышкин, который, похоже, был единственным человеком, к чему мнению ещё прислушивался Стрельников.

Но его слова так и остались неуслышанными.

– Послушай, я тебе как друг говорю: прочитай инструкцию, пока не сломал всё окончательно! – послышалось из-под вагона на соседнем пути.

– Да пошёл ты! – раздался истошный вопль из кабины.

– Сам пошёл!

– Вот и поговорили! – крикнул Антон, давясь от смеха. Олег Михайлович, однако, радость своего коллеги не разделял.

– Приёмка – это всё равно что парад. Всем плевать на боеспособность армии, главное – чтобы маршировали красиво! – попытался успокоить начальника Антон.

– Парад… ржавых гвоздей! – резюмировал Стрельников. – А ещё этого киргиза, казаха или кого там пригласили… Как будто у нас своих мало!

– А эти швейцарцы тоже хитрозадые – уехали прямо перед приёмкой, и все документы в Москву отправили, чтобы все косяки сразу в министерстве увидели! А мы целых три месяца балду пинали, ждали инспекторов, а к вагонам никто даже не подходил!

В этот время в кармане у Стрельникова завибрировал телефон. Олег Михайлович резким движением достал его из кармана и сбросил звонок, после чего быстро попрощался с Тырышкиным и поспешил в кабинет.

Увидев, что начальник ретировался, один из машинистов подошёл к Антону и негромко спросил:

– А что это сегодня Михалыч разбушевался?

– Просто приезжают инспектора из Москвы, вот все и на ушах.

– Так на той неделе уже какие-то инспектора были.

– Да на железке всегда так: на одного работающего десять проверяющих! Куда ни плюнь, везде начальник. Больше начальников – меньше порядка! – отрезал Тырышкин.

– Послушай, ну бывают же нормальные люди, те же там электрики, сварщики, токари… Знают своё дело и работают на совесть. Все бы так. Ну так нет же – лезут все в начальство! Со свиным рылом…

В офисе Стрельникова ожидал ещё один сюрприз, который едва ли можно было назвать приятным: Лилия принесла толстую пачку актов приёмки, которые срочно требовалось подписать и отправить в Москву. Ситуация усугублялась тем фактом, что оборудование, на которое составлены акты, ещё не только не испытывалось, но даже не было полностью установлено.

– Олег Михайлович, тут Громов звонил буквально десять минут назад, и требовал подписать до шести часов.

– Разбежался! Мы ещё не закрыли контрольную точку по системе сигнализации, а вы меня ещё этой кипой документов завалили.

– Он сказал, что Минтранс проводит плановую ревизию документов, – покраснела Лилия. Девушка почувствовала себя очень неловко, как будто она отвлекает своего начальника от более важных дел.

– Что? Опять ревизия? Да это же было совсем недавно! – возмутился Стрельников.

– Отчего же недавно? – удивленно возразила ему Лилия, показав на календарь. – Уже три месяца как прошло! – и с обиженным видом села за компьютер, стараясь не смотреть на Стрельникова.

«И правда, – подумал Олег Михайлович. – Что же я на неё сорвался, она-то ни при чём. День такой, наверное, всё наперекосяк… Надо сходить в киоск, шоколадку ей купить, что ли, а то расстроилась девчонка». Стрельников взглянул на календарь и огорчённо вздохнул. И правда, три месяца… А сколько всего за это время случилось… И сколько времени пропало зря! Один день плавно переходил в другой, и они сливались в одну гигантскую рабочую смену, не оставляя никаких особенных воспоминаний. С какого-то времени он начал отмечать для себя наиболее важные события дня, что он сделал, что он не смог, а что – не успел. Он не знал, для чего это нужно, просто отмечал… Но с каждым днём понимал, что незаконченных дел оказывалось гораздо больше, чем законченных.

– И ещё, Лилия, – начал Стрельников, наклонившись в её сторону и обратившись на «ты», что для него было крайне нехарактерно. – Если будут о чём-нибудь расспрашивать, поменьше говори, да побольше слушай. Да, – вспомнил вдруг он. – У нас на той неделе на манёврах два вагона стукнули, если что, ты не в курсе.

– Что-что, Олег Михайлович?

– Ты не в курсе, – повторил он. – Естественно, историю замяли. Сама знаешь, как у нас всё устроено – дела идут, контора пишет, «сдал-принял», «выявили-устранили». Лазить проверять всё равно никто из большого начальства не будет. Главное – чтобы на бумаге всё красиво было. Как в песенке: «Всё хорошо, прекрасная маркиза», – негромко рассказал Стрельников. Он замечал за собой, что если поведает кому-то о беспокоящих его опасениях, то на душе становится легче. Но опасений в последние дни становилось всё больше.

***

Кайрат проснулся оттого, что низкое утреннее солнце светило прямо в глаза, и стоило на мгновение приоткрыть веки, как ты получал бодрящий заряд солнечных лучей, отчего начинал переворачиваться то на один бок, то на другой, пытаясь спрятаться под одеялом, подушкой или даже всей кроватью. После такого природного будильника отпадало даже малейшее желание находиться в постели. Парень посмотрел время на телефоне – несмотря на то, что он спал всего около шести часов, он чувствовал себя выспавшимся и отдохнувшим. Его коллега, судя по шуму воды в ванной, встал ещё раньше.

Первое, что сделал Алтынбаев – это заправил кровать: он уже давно заметил, что убранная с самого утра постель настраивает на рабочий лад и уменьшает соблазн снова залезть под одеяло. Попив на завтрак кофе и закусив тем, что вывалилось из холодильника, парни по-быстрому оделись и направились в сторону депо, чуток поёживаясь – с утра, несмотря на сияющее солнышко и безоблачное небо, было довольно свежо. На железной подъездной двери красовалось написанное от руки на тетрадном листке объявление, что с завтрашнего дня на трое суток отключат горячую воду, и ещё холодную на сутки.

– Брависсимо! Этим остолопам из коммунальных служб взбрело в голову менять трубы! Уже отопление пора включать, поди не лето красное, а они снова воду горячую отключили…

– Забыли, что в июне уже две недели с лишним сидели без воды, а никто и пальцем не повёл, чтобы ремонт начать! – бурно обсуждали новость жильцы из соседнего подъезда.

Из разговора рассерженных соседей парням удалось узнать, что в ТСЖ два слесаря, один в отпуске, другой на больничном, и неизвестно, когда выйдет. А горячей воды нет с вечера понедельника, и неизвестно, дадут ли в пятницу. А в остальном – дом замечательный и красивый, и вообще жизнь прекрасна, если не считать готовящуюся коллективную жалобу жильцов по поводу завышенной суммы в квитанции за коммунальные услуги.

Пройдя по узкой тропинке, вытоптанной среди непролазных кустов вдоль полузаброшенной железнодорожной ветки, Алексей и Кайрат очутились прямо у забора депо. Пройдя ещё немного по дорожке, выложенной из бетонных плит, и завернув за угол, ребята оказались напротив проходной. Вся дорога заняла от силы четверть часа. Бывшее трамвайное депо, на скорую руку перепрофилированное под нужды метрополитена, выглядело крайне неопрятно: раскисшие от прошедших недавно дождей грунтовые дороги, которые не успели (или не хотели) заасфальтировать, серые корпуса с тёмными пятнами от влаги, которая ещё не скоро высохнет даже под ярким солнцем. Всё это навевало безысходность и недоверие ко всему предприятию. «И куда я попал? – подумал Кайрат. – Мог бы спокойно работать в Питере, а не ехать в эту тьмутаракань».

Мусор, обломки кирпичей и досок вместе с металлической стружкой валялись на земле в неописуемом беспорядке, а продукты жизнедеятельности братьев наших меньших, лежавшие прямо на тропинках, создавали непередаваемый колорит, что было неудивительно, учитывая то, что охраняемую территорию депо уже давно облюбовали бродячие собаки, бесхозные кошки и прочие представители городской фауны. Сотрудники же, по доброте душевной, их подкармливали. Охранники вообще считали, что чем больше собак – тем меньше работы им самим, а хвостатая четвероногая сигнализация гораздо эффективнее любых электронных систем. Напротив проходной уже стояла развозка – изрядно потрёпанная «барбухайка», издалека смахивавшая на машину дорожных рабочих. Аккуратно обойдя автобус, чтобы не испачкать ботинки в мокрой глине, Кайрат открыл дверь проходной. Сотрудник на посту без лишнего восторга воспринял появление новых людей – как раз в этот момент по телевизору, стоявшему в его будочке, начался какой-то сериал про ментов. Но затем, видимо, смирившись с необходимостью, оторвался от экрана и проводил гостей до бюро пропусков – оно находилось на втором этаже того же здания, за ободранной железной дверью. Войдя туда и на удивление быстро получив заветные картонки с печатью и наклеенной фотографией, Алексей и Кайрат услышали металлический стук в коридоре. Выглянув из-за двери, Кайрат едва успел увернуться от грузной уборщицы с ведром, которая вылетела из отхожего места прямо навстречу ему, издавая боевой клич:

– Какой паразит опять в туалете натабачил? Стены все прокисли! – вопль был, очевидно, адресован в космическое пространство, ибо курсанта эта дама даже не заметила.

– А вы проветрите, и всё. В чём проблема? Зачем же так шуметь? – пытался урезонить уборщицу внезапно нарисовавшийся на другом конце коридора высокий и худой мужчина. – И транспортное средство своё здесь парковать не надо, – продолжил он, указывая на швабру, прислонённую к двери.

– Если я окно открою, так ругаться будут, что холодно и дует. А если не проветривать, то мы тут задохнёмся, – уборщица стала похожа на рычащего цепного пса. И ещё скажите охране, чтобы камеру на входе поставили, а то туалетную бумагу воруют. Я уже третий рулон за неделю приношу!

– Ничему не удивляйтесь, это у нас нормальная рабочая атмосфера, – наконец обратился высокий мужчина к парням. – Скоро привыкнете. Вы, как я понимаю, Кайрат Алтынбаев и Алексей Красавкин. А я Олег Михайлович Стрельников. Вы уже, я тут посмотрю, начали вливаться в коллектив?

– Стараемся, Олег Михайлович! – первым выпалил Лёшка, отчего Кайрату стало немного неприятно. Уж больно уверенно для первого знакомства Алексей держится. Алтынбаев не любил выскочек и подхалимов.

– Вы уже в курсе рабочей программы? – задал вопрос Стрельников и жестом пригласил парней на лестницу, которая вела в цех.

– Ну, в общих чертах, – теперь уже Кайрат ответил первым, но Лёшка тут же вставил и свои пять копеек:

– Нам присылали по электронной почте план работы.

– Значит, ребята, дело такое: план будет немного скорректирован, но собственно вашей роли это не касается. Пока идут все приёмки, вы будете проходить сначала теоретическое обучение, потом практика на тренажёре и в техклассе, затем вы сдаёте экзамен и получаете допуск к самостоятельному управлению электропоездом. С вами ещё проведут экскурсию по тоннелям, покажут расположение средств сигнализации, это тоже будет на экзамене. Надеюсь, к моменту начала практических занятий мы уладим все формальности, и линию признают готовой к пуску.

– А если не признают? – поинтересовался Алексей.

– Тогда придётся ждать, а насколько долго – это уже не ко мне. До обеденного перерыва я познакомлю вас с коллективом, покажу депо и технику, на которой нам предстоит работать. А после обеда зайдите в учебный класс, там вам выдадут необходимую литературу и ознакомят с расписанием и прочими документами. А сейчас идите на склад получать форму. Это в конце коридора, я вам покажу. Извините, наши снабженцы снова накосячили, поэтому кому-то достанется наша форма, синяя, а кому-то армейская, зелёная. Но хотя бы шевроны правильные сделали! И ещё – ботинки выдают уж совсем позорные, уже после часа работы в них ноги будут ныть, как после марафона. Так что советую брать в кабину на смену обычные кеды.

– Как в шараге, блин… – проворчал Лёшка, не слишком обрадованный перспективой снова сесть за парту. Хотя он произнёс это вполголоса, этого было достаточно для Стрельникова, который отреагировал немедленно:

– И да, совсем забыл. Зачётки у вас тоже будут. Перед началом испытаний всем необходимо тщательно ознакомиться с линией, вы сначала всё увидите на чертежах и на тренажёре, затем посмотрите, как расположены стрелки, светофоры и прочее оборудование уже в настоящем тоннеле. После чего будет экзамен, по итогам которого вы будете допущены к поездной работе на период обкатки.

– Кто не сдаст? … – вырвалось у Кайрата.

– … тот педераст, – закончил его мысль Лёшка. Но на эту выходку Стрельников не обратил внимания и, как ни в чём не бывало, закончил свою мысль:

– Кто не сдаст, тот будет работать в качестве слесаря или монтёра. И пожалуйста, не спрашивайте, будет ли пересдача. Пересдачи не будет. Вопросы есть? Вопросов нет, – Стрельников даже не удосужился дождаться ответа.

Олег Михайлович проводил ребят до двери вещевого склада, а сам вышел во двор, благо выход был за соседней дверью.

– Алтынбаев – назвал Кайрат свою фамилию женщине за высокой стойкой и получил объёмистый пакет. «Зелёная…» – разочарованно подумал он. У Алексея форма была синяя.

Переодеться можно было в небольших кабинках, задёрнутых тканью, похожих на примерочные в магазине. Кайрат натянул на себя брюки и светло-оливковую футболку с длинными рукавами и воротником, плотно прилегающим к шее, а поверх неё – зелёную куртку на молнии. После этого он достал из маленького пакетика шевроны на «липучке» и прикрепил к куртке: на левый рукав «птичку» – крылатое колесо, а на правый – технический знак локомотивщиков: скрещённые молоток и гаечный ключ на фоне зубчатого колеса. Пока парни переодевались, Стрельников успел выкурить сигарету и ждал их в коридоре.

Поднявшись по лестнице, они оказались в тёмном проходе, освещённом редкими лампочками. С одной стороны в стене были широкие проёмы, сквозь которые открывался вид на цех отстоя подвижного состава. Через каждые несколько метров шла лестница вниз, в проход между путями, отчего вся галерея напоминала надземный переход через железную дорогу.

– Осторожно, тут пол неровный, – предупредил Стрельников, не оборачиваясь. – Смотрите под ноги, и в телефоне тоже желательно не залипать.

На противоположном конце галереи располагался выход на внутреннюю территорию депо, едва заметная дверь среди наваленных ящиков и катушек с проводами. Стрельников открыл дверь и шагнул вниз, на узкую и крутую лесенку, где не было ни единой лампочки. Парни последовали за ним.

– Пригнитесь, здесь потолок очень…

Фразу Олега Михайловича прервал глухой стук и весьма эмоциональная фраза, содержавшая лексику, известную всем, но которой почему-то не найти ни в одном словаре: если Кайрата проблема низкого потолка и крутой лестницы не коснулась, то Алексей проверил высоту дверного косяка собственным лбом. Пройдя насколько пролётов, они, наконец, очутились на улице. Как приятно было после грохочущего цеха оказаться на свежем воздухе, в относительной тишине! Алексей озирался по сторонам, потирая ушибленный лоб, а Кайрат вглядывался в паутину из проводов, шедшую от небольшой подстанции, расположенной у бетонного забора. На изящной маятниковой подвеске над путями были натянуты по два контактных провода.

– Олег Михайлович, – поинтересовался Кайрат, раньше видевший нечто подобное только на старых фотографиях откуда-то из Италии, – а почему два провода? Потому что две фазы кинули на провода, третью на рельс?

– Ну, в общих чертах да. И пантографы на крыше, если ты обратишь внимание, попарно установлены. Оно, конечно, локомотивщикам хорошо, техника простая, как кувалда – ни тебе инверторов, ни прочей ерунды. На меди для обмоток, правда, явно не экономили. А вот энергетикам геморрой. Но главное – оборудование несовместимо с другими метрополитенами. Они бы ещё габарит другой сделали, гулять так гулять!

– А почему так устроили? – задал вопрос Кайрат, воспользовавшись тем, что сам начальник депо проводит ознакомление и охотно делится информацией, полезной и на предстоящих занятиях, и в работе.

– Чтобы вам задачки посложнее задавать! Шучу, городские власти решили сэкономить на электричестве. Двигатели без нагрузки начинают работать как генераторы, возвращая энергию в сеть. Перепады высот на трассе большие, поэтому вагоны идут на выбеге почти половину времени. Вот и считай. Вот только то ли крохоборы из администрации, то ли наши швейцарские друзья из «Браун-Бовери» не учли, – начал рассказывать Олег Михайлович, пока они шли по дорожке, вымощенной плиткой, заросшей одуванчиками, в сторону занятых вагонами путей, – что экономия в одном выльется в перерасход в другом. Лично я всегда был против неоправданного риска. Всю жизнь в метро был постоянный ток, а здесь решили, видите ли, выпендриться! А это значит, что со всей этой хитро-мудрой схемой и электрику всю, и сигнализацию надо с нуля проектировать. Кто-то, не будем называть, кто, на этом очень большие деньги сделал. А донести до отдельных скудоумных личностей, что столько лишних проводов в метро – это потенциальный шашлык, не получается. Не я здесь принимаю решения, вот в чём дело.

Олег Михайлович ценил общение с молодым поколением, и видя, что его внимательно слушают, он почувствовал облегчение: наверное, всё же он не зря согласился взять стажёров. Ведь в работе они смогут увидеть много такого, чего не расскажут на теоретических занятиях. Стрельников вспомнил годы своей молодости на Киевском метрополитене, когда в работе ещё оставались древние электропоезда серии Е и их многочисленных модификаций. Там он насмотрелся всякого – несанкционированных перенумераций и перецепок вагонов, полнейшего бардака с документацией, и совершенно безумных модернизаций, после которых вагоны из одного и того же поезда после прохождения капремонта наотрез отказывались работать вместе, и в то же время вагоны совершенно разного типа благополучно (но, разумеется, методом тыка) соединялись в систему. На деповском жаргоне такие сцепки называли «овцебык». Не раз и не два при встрече с очередными «недокументированными возможностями» слесаря поминали крепким словцом конструктора, а тот, в свою очередь, не единожды перевернулся в гробу от творчества местных «кулибиных». Но годы шли, и, когда Олега Михайловича перевели на работу, связанную преимущественно с документами, он не радовался своему повышению. Скорее, теперь он мысленно ощутил приближающуюся старость и хотел воспользоваться любой возможностью поделиться своим опытом с теми людьми, кому он по-настоящему нужен.

– Давайте, сейчас пройдём через цех, я вам заодно покажу, с чем нам предстоит работать, – Стрельников оглянулся, чтобы посмотреть, как лица курсантов расплываются в довольной улыбке, а в глазах начинают бегать огоньки. В последнее время это была любимая часть его работы.

В этот момент из-за тёмно-красного вагона с табличкой «Путеизмеритель» показался мужчина в замасленной спецовке и с большим молотком и, стащив с руки грязную перчатку, поздоровался со Стрельниковым.

Ему было лет тридцать пять, но глубокие морщины на лбу и давно не бритая щетина заставляли его казаться намного старше.

– Здоровеньки булы, Олег Михайлович! А я тут сижу и слышу – туристы идут, а экскурсовод знакомый, кажется! Можливо присоединиться? – сказал он с милым украинским акцентом.

– Я сейчас ввожу новеньких в курс дела, а затем на обед отпущу, – ответил Стрельников.

– Так це ещё краще, тогда я тем более с вами! Я вообще за любую движуху, кроме голодовки! – его собеседник постоянно вворачивал в свою речь украинские словечки, и это звучало крайне забавно.

– Ты бы хоть представился гостям, – попытался умерить пыл парня Стрельников.

– Ах, точно, совсем забыл. Я Дима Антипенко. Старший машинист колонны служебной техники. Ну шо, пионеры, – обратился он к Алексею с Кайратом, закинув молоток за спину и почесав им между лопаток. – Просьба челюсть на пол не ронять!

Стрельников знал Диму ещё с Киева, где они работали вместе в электродепо «Дарница», и тот с тех пор неразрывно следовал за Олегом Михайловичем, словно Санчо Панса за Дон Кихотом. Дима, однако, всегда удивлялся, почему при таком тесном знакомстве с начальником его не продвигают по служебной лестнице.

– По 353-й машине я акт не подпишу, даже не просите. В неё какой-то бес вселился, хоть я во всю эту чепуху не верю, но тут хочешь не хочешь, а поверишь! – серьёзным тоном обратился Стрельников к Антипенко, показывая рукой на дальний путь депо, где стоял ничем не примечательный состав, на лобовом стекле которого белой краской был размашисто нанесён большой крест. – Мы её будем возвращать на завод для устранения брака.

– Это третий вагон в 35 составе? А шо с ним? – протараторил в ответ Дима, резко переменившись в настроении.

– А вот это, – выдержав многозначительную паузу, строго заявил Стрельников, – я бы хотел узнать от вас. Заводчане сказали, что схема самопроизвольно собирается в ходовое положение. Но вот другой человек сказал, что контакт рукоятки бдительности нарушен. Отсюда вывод – либо кто-то заблуждается сам, либо намеренно вводит коллег в заблуждение.

– А гарантийщикам разве его не показывали?

– Куда там! Тут уже не знаю, кому его показывать, то ли гарантийщикам, то ли экзорцисту, чертей изгонять. Когда заводчане прозванивали цепи управления, он чуть не вышиб ворота депо. Если бы вовремя не заметили, наделал бы он нам… Теперь к нему даже подойти боятся!

После этого происшествия проблемный поезд отогнали на самый дальний путь депо, где обычно стоит разная служебная техника – грузовые вагоны, дрезины, поливалки, – и намертво закрутили ручные тормоза на всех вагонах, а рукава напорных тормозных магистралей разъединили. Работники поговаривали, что этот состав никто и не собирался возвращать для ремонта: куда как проще было оставить его в качестве донора запчастей для линейных вагонов.

– Я удивляюсь, как тут ничего не расхабарили за время простоя, – вклинился Лёшка.

– Техники много, но большая часть совершенно бесполезна, – заявил Дима. – Намедни пригнали снегоочиститель, а это реально избушка на курьих ножках с отвалом и щёткой. Деревянная кабина с дверью, как в сельский сортир. И амбре соответствующее.

Алексей брезгливо поморщился, а Дима с довольным видом подмигнул парням:

– Как вам наш музей?

– Эрмитаж нервно курит в сторонке, – ответил Кайрат, несколько удивлённый таким панибратским тоном собеседника. – Мне кажется, в этом депо можно найти хоть чёрта в ступе!

– Ловлю на слове! – усмехнулся Антипенко, наблюдая за тем, как изменился в лице Алтынбаев, когда его взгляд упал на нечто, поблескивающее в полумраке.

Четыре девятки

На выезде с крайней канавы, среди обветшавшего наследия советской державы, красовался электровоз, по сравнению с которым всё увиденное прежде показалось скучным, как инструктаж по технике безопасности. Тёмно-зелёное с жёлтыми полосами чудо техники представляло собой укороченный кузов от старого вагона типа Д, поставленный на паровозную раму и вооружённый целыми четырьмя пантографами на крыше. Весь облик этой машины внушал какой-то подсознательный страх, будто она была не творением рук человеческих, а пришельцем из другого мира. Словно сошедший со страниц фантастических книг про исполинские дирижабли и самолёты с паровыми двигателями, этот живой памятник фантазии, смекалке и колхозу поражал воображение всем своим видом: «люстрой» сигнальных огней на красных брусьях, увенчанных двумя прямоугольными буферами, круглыми «жоксами» – розетками для подключения высоковольтных кабелей, огромными – в человеческий рост – спицованными колёсами, массивными спарниками и треугольными дышлами, соединёнными с двумя отбойными валами, рёбрами радиатора охлаждения, выведенными прямо на боковую поверхность кузова.

«Брутальненько!» – подумал Кайрат и медленно обошёл внушительную машину со всех сторон, потрогал свисающие из-под буферного бруса тормозные рукава и задержал свой взгляд на бронзовой овальной табличке, закреплённой на раме локомотива. Там было выбито: «Brown Boveri SLM Winterthur 1925». Чуть выше, уже на кузове, ещё проступало сквозь зелёную эмаль не до конца закрашенное обозначение Xte 4/6 – серия электровоза, присвоенная ещё в Швейцарии. Прямо поверх неё прикрутили хромированные цифры российского образца – 9999, четыре девятки. Гость из прошлого, неведомым образом попавший сюда, за сотни, если не сказать тысячи километров, заинтересовал Кайрата едва ли не больше, чем щеголевато сверкающие свежей краской новенькие пассажирские вагоны, занимавшие соседние пути. Глядя на засиявшие от любопытства глаза стажёров и будто предвосхищая лавину вопросов, Стрельников начал:

– Это лет двадцать назад, как только начали проектировать метро, наши что-то мутили со Швейцарией. Собственно, что мы сейчас и расхлёбываем. И швейцарцы, чтобы продемонстрировать жизнеспособность концепции, построили агрегатоноситель, или, как сейчас говорят, «демонстратор технологии», собранный из всего, чего не жалко: ведущие колёса стандартные, паровозные. По краям – тележки Цара-Краусса, а две средние оси – в жёсткой раме. Могу поклясться на чём угодно, такого вы в жизни не видывали! – медленно, наслаждаясь производимым впечатлением, произнёс Стрельников. – От вагона типа Д здесь только кузов. Двигателей два, трёхфазные асинхронные. Настолько здоровые, что их пришлось разместить в том, что было салоном. Представляю, как инженеры матерились, впихивая невпихуемое, – и Олег Михайлович похлопал рукой по металлу кузова, внимательно наблюдая за тем, как Кайрат пристально оглядывал экипажную часть: гигантские колёса с белой окантовкой; отбойные валы, к которым присоединялось массивное тяговое дышло; спарники, едва помещавшиеся в габарит. – Короче, скрестили швейцарского бульдога с советским носорогом, написали, что техзаданию соответствует, покатались на кольце в Щербинке, приложили толстую брошюру с расчётами, что трёхфазная система экономически эффективнее, чем постоянный ток, а наши все дружно похлопали и подписали контракт.

– Так вроде все тестовые «мулы» после испытаний обычно утилизируют?

– Обычно так, – кивнул Стрельников. – Но этот гостинец импортный оставили, потому что по документам он проходил как парковый электровоз-буксир, хоть по прямому назначению никогда не использовался. Еще, кажется, я несколько лет назад видел этот аппарат ржавеющим под забором, потому что с возложенной на него задачей прекрасно справлялись «унимоги», которые, к тому же, могут передвигаться и по рельсам, и по асфальту. А у «четырёх девяток» под сотню тонн общий вес! А сцепной почти вполовину меньше, поэтому с тягой у него плоховато.

– А можно подняться туда? – попросил Кайрат, совершенно не жалея, что согласился на эту командировку. Ради одного только этого локомотива можно было ехать сюда!

– Валяй, – ответил Стрельников.

– Только гравицапу не забудь поставить! – напутствовал его Лёшка.

Поднявшись в кабину, Алтынбаев невольно улыбнулся: прямо над лобовым стеклом, там, где обычно наносят грозную надпись «проезд запрещающего сигнала ведёт к преступлению» красовалась наклейка с мультяшными бурундуками и девизом «слабоумие и отвага», недвусмысленно напоминавшая, какие именно качества необходимы наезднику этой хтонической штуковины. То там, то тут виднелись из-под неровного слоя жёлтой эмали обрывки слов на немецком: остатки былой роскоши. Однако из всех полустёртых надписей можно было разобрать только слово «verboten».

– Да, – прокомментировал неожиданно оказавшийся рядом Лёшка, – немчура любила все инструкции прямо на стенах кабины писать.

– Это швейцарцы вообще-то.

– Все они одним миром мазаны, – отозвался он, даже не повернувшись, после чего покинул кабину.

Оглядев кабину изнутри и заглянув в машинное отделение, где красовались два огромных тяговых электродвигателя, Кайрат попытался интуитивно вникнуть в содержание надписей на немецком. Затем, влекомый природной любознательностью, парень обратил внимание на кнопку, которая, как ему показалось, слишком сильно выпирала из приборной доски, и с силой втопил её внутрь. Вслед за шипением воздуха раздался оглушительный металлический скрежет, а локомотив, ощетинившийся токоприёмниками, стал походить на какое-то древнее ракообразное.

– Бляха-муха! А я и не думал, что эта штука работает! – присвистнул Лёшка, подняв глаза к потолку цеха.

– Она ещё и нас всех переживёт, если за техникой ухаживать как следует, – ответил ему Кайрат, поспешивший вылезти из кабины, дабы не получить по шее. – По крайней мере, мы теперь знаем, что это не предмет мебели.

– Задача у этого «шедевра» была одна, – саркастично заметил Стрельников, – заключить договор на строительство. А потом его отогнали подальше, чтобы глаза не мозолил. А на порезку отправить нельзя, потому что по документам он ещё – собственность этих швейцарцев.

– Так и отдали бы им! – со знанием дела заявил Лёшка.

– Так не берут. И правильно делают, у них своего хлама достаточно, чтобы ещё лишний металлолом через пол-Европы к ним гнать. Думаю, как только уладят все бумажные дела – собственность и всё такое, – его сразу и сдадут в переплавку.

– А почему, интересно, на него шифр Октябрьской дороги нанесли? – Кайрат спросил Стрельникова, но ответил ему почему-то Алексей:

– Ну, его же по железке перегоняли. Вот и нанесли, наверное. Хотя пёс их знает…

– Слушай, – обратился Кайрат к нему, сияя, словно ребёнок, которому купили новую игрушку. – Не знаю, как тебе, а мне он нравится!

Красавкин явно не оценил восторга своего коллеги, ответив:

– Ну, ты привык ездить на всяком хламе, в Москве такое даже в музей не примут, а сразу на свалку.

Кайрат решил не продолжать дискуссию, а обратился к Стрельникову:

– Олег Михайлович, а он на ходу?

– Вообще, должен быть. Но его уже давно никто не запускал, хотя техобслуживание он проходил, – начальник депо указал рукой на дату на торце кузова, нанесённую белой краской по трафарету.

– Олег Михайлович, – вот думайте, как хотите, – начал Кайрат, – а мне кажется, что у техники тоже есть душа. Она может понравиться тебе, ты можешь понравиться ей. Они как живые существа, каждый со своим характером.

Стрельников внимательно посмотрел на Кайрата, отчего тот невольно смутился, подумав, что его приняли за идиота. Но Олег Михайлович похлопал его по плечу и произнёс:

– Хорошо, что ты это понимаешь.

– А у нас обед когда планируется? – поинтересовался Лёшка. – А то у меня уже в желудке урчит.

– Да хоть сейчас можно, дело хорошее, – отозвался Стрельников.

Они решили пройти напрямую через цех, чтобы срезать путь. Теперь их дорожка пролегала вдоль того, что обычно называется «калашным рядом» – пути, на котором ждёт своей участи списанная и отставленная от работы техника. Но здесь ситуация была отнюдь не такой простой, ведь метрополитен даже ещё не начал работу, а ряд машин, начиная от новеньких и заканчивая уже основательно потрёпанными, уже занимал почти всю канаву.

– Смотрите, даже самоходную электростанцию с вагоном-трансформатором откуда-то приволокли! – удивлённо присвистнул Кайрат.

– А рядом-то заметил? Путеизмеритель с дефектоскопом, которые ещё, наверное, Иосифа Виссарионовича помнят, – ответил Алексей, указывая на старенькие, хотя и опрятные вагончики.

– Даже ещё с гербами Советского Союза… – протянул Кайрат, медленно и внимательно шагая вдоль вагона. Теперь меткое сравнение депо с музеем обрело самый буквальный смысл.

– Думаю, вы в курсе, что пуск метро несколько раз откладывали и переносили. В конечном счёте, чтобы ускорить ввод в эксплуатацию, заказчик разрешил поставку бэушной служебной техники при условии соответствия техзаданию. Сюда со всех концов страны технику присылали! Так что, не было бы счастья, да несчастье помогло. Да, много старья, но состояние неплохое. Они же стояли на консервации в закрытом ангаре, – предвосхищая вопросы курсантов, сказал Олег Михайлович, а затем обратился к Кайрату. – Не ваша ли бывшая техника, кстати? Ты ведь в Автово работаешь?

– В Дачном, – ответил Кайрат. – Но они на одной и той же территории. Столько «дэшек» у нас в депо никогда не было. На моей памяти точно. Кроме пары электровозов, на которых я работал, у нас было три вагона и самоходный пылесос, но, насколько я знаю, они давно уже никуда не ездили и стояли как сараи для всякого хлама. Лет пять назад их вообще порезали. Я вообще не понимаю, откуда взялась эта древность, да ещё таком в приличном состоянии!

– По вашему мнению, это приличное состояние? – задал риторический вопрос Стрельников. – Хотя… понятие растяжимое.

Олег Михайлович не стал продолжать: видя, насколько наблюдательны и технически подкованы новички, он рисковал сболтнуть лишнее. Он ещё не забыл подписание актов приёмки этих вагонов и прекрасно видел, что лучшим описанием их состояния было озвученное Димой Антипенко сравнение с какашкой в обёртке от «Рафаэлло». Под глянцевитым слоем свежей краски скрывалась ржавчина, да ещё такая, что металл можно было насквозь проковырять пальцем! Пришли вагончики действительно с консервации, и в этом к поставщикам не было никаких претензий. Во всяком случае, на бумаге. Однако, вопреки известному и вполне очевидному требованию отправлять на базу запаса для консервации только полностью исправную и комплектную технику, в реальности туда направляли уже отслужившие свой срок машины, которые по какой-нибудь причине нельзя было утилизировать. Как правило, это происходило, если вагон или локомотив повреждали, но не могли списать сразу из-за того, что он по документам ещё не выработал свой ресурс. Вот их и отгоняли подальше от греха (и от глаз начальства) в дальний угол депо, где они постепенно ржавели, ожидая своего часа. Туда же отправляли и разную экспериментальную и служебную технику, как только в ней отпадала необходимость. Вот и стояла там куча металлолома разной степени раздолбанности. А при подготовке к пуску метрополитена какая-то светлая голова предложила руководствоваться принципом «всё новое – это хорошо отмытое старое» и тем самым сэкономить на закупке служебного подвижного состава. Конечно же, со всей служебной техники сняли двигатели и высоковольтное оборудование, тем более что по причине другого рода тока пользы от него не было ни малейшей, а вот цветной металл там имелся в большом количестве. И разумеется, когда представилась возможность легально избавиться от всех «токсичных активов», поставщики немедленно ею воспользовались. Вишенкой на торте была красивая формулировка в договоре, что все за выявленные недостатки ответственность несёт принимающая сторона. И волки, как говорится, сыты, и овцы целы. «И пастуху вечная память», – неосмотрительно брякнул во время приёмки Антипенко, за что получил от Стрельникова по лбу реверсивной рукояткой.

– Это вы ещё не видели нашу ассенизационную цистерну, – отозвался шедший впереди Дима. – Её вообще построили на базе тендера от дореволюционного паровоза «щука»!

– Фекальная цистерна на базе «щучьего» тендера… – картинно вытягивая каждое слово, повторил Кайрат. – Интересно, какие вещества принимал автор этого произведения? Может, и мне отсыпет?

– Кстати, – продолжил он через пару минут. – Вот меня всегда волновал такой вопрос: а для чего вам дерьмовозка? Я уже давно в метро работаю, и никогда не сталкивался с этим.

– Ну… местная канализационная сеть никак не сообщается с городской. Поэтому всё это дело нужно откачивать и вывозить из метро на сливную станцию. Потом вам всё это и расскажут, и покажут.

Кайрат уже давно обратил внимание на загадочные двери с табличками «ФЕКАЛ», которые то тут, то там проскакивали на фотографиях из тоннелей здешнего метро. Иногда могло посчастливиться увидеть их приоткрытыми и заметить, что за ними скрывались сложные переплетения толстых труб с многочисленными вентилями, а кое-где – ещё и манометрами с сигнальными лампами. Но, тем не менее, желания познакомиться с ними поближе у него не возникало.

– Может, сменим тему? Всё-таки обедать идём! – постарался вразумить коллегу Алексей, когда они уже прошли через весь цех и свернули в сторону столовой, прямо перед которой был небольшой скверик с макетом вагона на постаменте.

– Олег Михайлович, а вы тоже с нами пойдёте? – поинтересовался Кайрат.

– Нет, я не голоден, – ответил ему Стрельников, несмотря на то что с самого утра нормально не ел.

От скверика уходила асфальтированная дорожка в сторону транспортного КПП. По ней, однако, редко что-то ездило, и потому стремительно приближающаяся туча пыли и рёв мотора, по меньшей мере, озадачили Стрельникова. И когда тёмный БМВ, известный в народе по прозвищу «акула», с визгом шин и скрипом тормозов остановился прямо напротив входа в столовую, начальник депо уже мысленно представил, как подписывает приказ об аннулировании пропуска лихача. «Гонщиком» оказался Антон, который приоткрыл дверь и крикнул:

– Олег Михайлович, в машину, срочно!

– Что ещё случилось? – Стрельников взглянул на Тырышкина так, как будто тот обдал его ведром ледяной воды.

– Громов случился!

– Какого лешего? Я же вчера ему звонил, и он сказал, что отложит инспекцию!

Похоже, приезд большого начальника, к которому все так долго и упорно готовились, как всегда, оказался полной неожиданностью. Стрельников повернулся к остальным и сказал:

– Ну, значит, так. Всем приятного аппетита, я поехал. Дима, после обеда проводи ребят до проходной и распишись на охране. Потом я позвоню, если что. А вам, – он обратился к Алексею и Кайрату, – до завтра.

Стрельников торопливо занял место рядом с водителем, и БМВ рванула с места с пробуксовкой и дымом из-под колёс.

– Слухал за Громова? Который с Москвы? – спросил Дима Алексея, когда они зашли в туалет, чтобы помыть руки.

– Ну да, вроде. А кто это?

– Ответственный представитель заказчика. Тот, кто будет подписывать приёмку. Так знаешь его?

– Слышал, но лично не знаю. Но, говорят, зверствует.

– Ну, вот сегодня и узнаем. Мы, кажется, с ним уже встречались.

***

– Стрельников на месте? – едва открыв дверь в приёмную начальника депо, задала вопрос высокая блондинка. Она всем своим видом демонстрировала решимость и собственное превосходство.

Не привыкшая к такой наглости Лилия встала со своего места. Даже несмотря на то, что ей предстояло общаться, глядя на посетительницу снизу вверх, она умела держаться с достоинством.

– Сначала здравствуйте, – подчёркнуто вежливо, но твёрдо ответила Лилия, буквально чувствуя кожей, как вошедшая дама измеряет её взглядом. – Меня зовут Лилия, я секретарь Олега Михайловича. А как к вам обращаться?

– А вы действительно секретарь? – с издёвкой ответила посетительница вопросом на вопрос. – А то я уже начинаю сомневаться в вашей компетентности. Анастасия Фельдман, центральный аппарат Минтранса. И если бы вы работали как следует, то пакет документов для аудита лежал бы на этом столе.

Женщина уселась на диванчик, закинув ногу на ногу. Лилия выдержала паузу, оглядывая Анастасию. Строгий костюм бежевого цвета, кожаная сумочка с логотипом известного бренда, золотые часы, серёжки-гвоздики с бриллиантами, длиннющие ногти со свежим маникюром: всё говорило о том, что она тщательно продумала свой деловой образ: к мнению дорого одетого человека прислушиваются лучше, это общеизвестный факт. Но Лилию почему-то в этот момент больше заинтересовало, натуральный ли цвет волос у этой леди или нет, и она склонялась ко второму. «Так вот какая она, «Анестезия», – подумала Лилия. – Я была о ней лучшего мнения». Она, конечно, была наслышана об этой даме, но лично пообщаться выпало только сейчас. Прозвище Фельдман имело свою историю, связанную с одним маленьким бзиком: она ненавидела своё уменьшительное имя и не упускала возможности указать каждому встречному-поперечному, что она не «Настя», а «Анастасия». Неудивительно, что те, кто с ней работали, быстро переиначили её имя в «Анестезия», и прозвище это к ней прилипло.

– Придётся подождать, Олег Михайлович сейчас ушёл в цех, вернётся, скорее всего, только после обеда. Если бы вы предупредили о своём визите, то ждать бы не пришлось.

– А вы не хотите предложить посетителю кофе? – задержав оценивающий взгляд на кофемашине, произнесла Анастасия.

Она приехала в город ещё вчера, чтобы, не теряя времени, приступить к работе. Фельдман уже давно не доверяла никому, кроме себя. Даже собственному начальству. Именно поэтому она решила заявиться без предупреждения и даже раньше Громова, рассчитывая на эффект внезапности.

– Извините, конечно, – круглое лицо Лилии покраснело от гнева, – но я вам не официантка. Столовая на первом этаже, от лестницы направо.

***

Местным метрополитеновцам уже доводилось иметь дело с Валерием Геннадьевичем Громовым с полгода назад или даже больше. Тогда заказчики приехали на промежуточную инспекцию, а у подрядчика все сроки сорваны, и на стройплощадке метро царил полнейший шалман. Инспектора тогда долго удивлялись, почему все документы в порядке, а как дело дошло до проверок на объекте – у строителей возникала то одна отговорка, то другая, то тридцать третья, и все как на подбор правдоподобные, как рассказы барона Мюнхгаузена. Тогда их от души проскипидарили, и поэтому нынешней приёмки администрация боялась, как огня.

Стрельников напустил на себя как можно более добродушный и гостеприимный вид, чтобы скрыть разочарование от неожиданного визита. Но в мыслях Олег Михайлович репетировал самые разные сценарии начала разговора, пытался угадать, как на этот раз поведёт себя инспектор – пойдёт ли в наступление с первой же минуты или придёт с миром. И, наученный долгим опытом, Стрельников, тем не менее, догадывался, что ни один из воображаемых сценариев не реализуется так, как он предполагал.

Выйдя через проходную, куда довёз его Антон, Олег Михайлович затянулся папиросой и задумчиво вглядывался в проезжающий поток транспорта. Наконец, минут через пять-семь у ворот депо остановилось такси, откуда вышел кряжистый невысокий мужчина. Судя по тому, как сильно он боролся с одышкой, его лучшие годы были уже давно позади. Но, несмотря на это, шёл он довольно быстрым шагом. Мужчина, узнав его, поспешил навстречу и сам начал разговор:

– Здравствуйте! Извините, что без приглашения! И стеснять своим визитом вас не хотел, поэтому с вокзала сам такси заказал. Давненько не виделись, однако, Олег Михайлович! – Его грузноватая фигура никак не вязалась с визгливым, почти женским голосом.

– Давненько, Геннадьич! И на какой горе, с позволения сказать, волк сдох, что ты решил к нам пожаловать? Как Москва, стоит ещё? – приобнял Стрельников Громова, но за этим жестом угадывалась скрытая ненависть.

– Куда денется! По десять станций в год открываем, пока вы тут мхом порастаете! – с притворной фамильярностью ответил Громов.

– Если бы ваша дорогая Москва вовремя средства выделяла, так не порастали бы! – Стрельников жестом пригласил Громова на территорию.

– Ну как вы, до первого снега успеете сдать объект?

– С луны свалились? Нам бы к следующему лету закончить!

– Потому вы швейцарцев и спугнули, верно?

По сравнению с Громовым даже немногословный Стрельников казался образцом харизмы и красноречия – настолько трудно было понять, искренними или притворными являлись слова и эмоции Валерия Геннадьевича. Отвечая на неудобные вопросы, он мог отшучиваться и переводить беседу на отвлечённую тему, либо вещал долго и занудно, не отвечая по существу. Хотя чаще всего был молчаливым и задумчивым, и вся его манера разговора строилась на контрасте между мрачной натурой и пошловатым юмором. Ещё Громов частенько любил добавить в разговоре реплику про всяческие запреты, обоснованные или нет. Видимо, это больше всего нравилось ему в жизни – запрещать, и делать это с невыносимо слащавой улыбкой.

Пройдя через проходную, Стрельников пригласил гостя сесть в машину. Громов, заняв место на заднем сидении, спросил у Антона, сидевшего за рулём:

– Как у вас тут живётся?

– Как будто все черти с цепи сорвались, – усмехнулся Тырышкин, не зная, какую реакцию ожидать от этой в целом невинной фразы: то ли начнут расспрашивать, сколько мух и ворон пролетело над проходной, то ли пошлют на хутор бабочек ловить.

Стрельников наклонился к нему и легонько ткнул в бок, после чего обратился уже к Валерию Геннадьевичу:

– Вы, наверное, с дороги проголодались, предлагаю пообедать, – Олег Михайлович надеялся, что на этом первый день проверок и закончится.

– Я бы предпочёл сразу перейти к делу. Нас в административном корпусе уже Фельдман ждёт, – одной фразой разрушил его надежды Громов. При упоминании «Анестезии» Стрельников, прекрасно наслышанный об этой даме, поморщился, как будто съел лимон.

– А это у тебя часом не борщевик вырос? – Громов вдруг резко сменил тему и указал рукой на двухметровые зонтики на толстых стеблях, вальяжно покачивающиеся на ветру у забора. Затем, отвлёкшись от изучения местной растительности, он будто бы невзначай бросил коллеге:

– Вы тогда назначьте на завтра брифинг, пригласите всех, кого сочтёте нужным. Мне надо будет пару слов сказать.

***

Столовая представляла собой просторное и светлое помещение с большими окнами, из которых открывался вид на небольшой сквер прямо на территории депо. По всему залу были равномерно расставлены пластиковые столы на четырёх человек, а стены украшали фотографии и плакаты в советском стиле. Из-за того, что время обеда было разным у различных служб, народу в помещении было немного – больше половины столов были свободны. Вооружившись подносами, стоявшими высокой стопкой на металлическом столе, набрав себе еды из довольно обширного меню и расплатившись в конце «конвейера», Алексей, Кайрат и Дима обосновались за столом у окна.

– Что ты его солишь и перчишь, оно у тебя и так уже термоядерное! – прокомментировал Дима то, как Кайрат задумчиво сыпал содержимое солонки себе в тарелку. Но Алтынбаев, видимо, был сильно погружён в свои мысли, потому что никак не отреагировал на колкость.

– Могли бы и получше кормить, – скривился Лёшка, медленно пережёвывая говядину в соусе.

– Может, тебе ещё омаров в кальмаре подать? – сострил Кайрат.

Лешка скривился ещё больше, пытаясь успокоить рвотные позывы, возникшие, когда он представил себе ракообразного внутри моллюска.

– А у вас что, в столовке лучше кормят? – поинтересовался Алтынбаев после паузы.

– Да как и везде, редкостное хрючево.

– Я бы так не говорил, у нас очень даже хорошо. И здесь мне еда нравится, – ответил Кайрат, немножко обидевшись на Лёшкины резкие слова.       Но Алексей в этот момент думал уже не о еде: едва он завидел длинноногую стройную красотку, которая куда лучше смотрелась бы в дорогом ресторане, а не в столовой зачуханного депо, то тут же включил режим галантного кавалера, и решил поухаживать за дамой, хочет она того или нет.

– Это же Фельдман! Сиди тихо, как слива в компоте! – шикнул на него Антипенко, попытавшись ухватить за рукав. А затем вполголоса прибавил:

– Где Громов, там и его швабра.

Лёшка вскочил со своего места, едва не опрокинув стул, отодвинул в сторону один из столиков, освобождая дорогу девушке, а затем карикатурно протянул руку со словами: «Пожалуйте сюда».

Девушка проследовала мимо, не удостоив его даже взглядом, взяла чашку кофе и присела за свободный столик. Лешка устремился за ней. Кайрат предпочёл наблюдать за этой сценой со стороны, и на какое-то мгновение черты лица этой дамы показались ему знакомыми. Это же та самая девушка, которую он видел вчера в магазине и которая покупала там пиво и лапшу!

– Добрый день! Разрешите познакомиться, меня зовут Лёша. А тебя как зовут? – обратился Лёшка к девушке.

– Вообще-то мы на брудершафт не пили, чтобы на «ты» обращаться, – она сухо сделала замечание парню.

– О боже, какой конфуз! Я надеюсь, что ваша светлость соблаговолит извинить недостойного холопа за его дерзость, – с комичной манерностью ответил Алексей.

Вот только никто не засмеялся, а дама повернулась к Алексею, бросив в воздух:

– Вы же вроде со своими коллегами что-то обсуждали, вам с ними будет интереснее, чем со мной.

Как раз в эту секунду у неё в сумочке зазвонил телефон, дама ответила, а затем встала из-за стола и направилась к выходу. Алексей же, стараясь не привлекать к своей персоне внимания, ушёл за тот стол, где сидел раньше. А там Дима и Кайрат обсуждали слухи, что предыдущим местом работы Громова была войсковая часть 95006 в Москве – Служба специальных объектов.

– Дим, а это правда, что наш московский инспектор раньше в метро-2 работал? – внаглую задал вопрос Кайрат, но тут же покраснел, поняв, что сморозил глупость.

– Ты знаешь, хоть метро-два, хоть метро-двадцать два, это всё пустая болтовня, – жёстко парировал Антипенко, заметив приближение Лёшки. – Делать тебе больше нечего, вот и забиваешь голову всякой ерундой.

– Ну, у нас сейчас обеденное время, мы можем позволить себе поговорить о ерунде, – с улыбкой вставил Алексей.

Кайрат всегда поражался умению Алексея сглаживать любые конфликты и переводить их в безобидную шутку.

– Тем более, что у вас нет никаких доказательств того, что оно существует, – отрезал Дима неожиданно строгим тоном.

– Скорее, так: у нас нет никаких доказательств, что оно не существует, – возбуждённо ответил Кайрат и тут же мысленно порадовался, что не упомянул Громова лично. Тем не менее, по реакции Антипенко и Красавкина, он понял, что те догадались, куда он клонит:

– Тебе может с таким настроем ещё шашку и буденновку со звездой? Ты больше диггеров слушай, и не такое узнаешь. Тарена нажрутся, а с него такие приходы бывают, что не только метро-2, а и трёхметровые крысы, и радужные слоники померещатся.

Алексей, воспользовавшись завязавшимся разговором, решил поподробнее расспросить Антипенко, что за девушка сидела за столиком, а потом разговаривала с ним. Но по ответу он понял, что лучше было не спрашивать.

– Да это Настя Фельдман, коллега Громова, специалист по техническому контролю, и она очень недовольна, что в наших рядах, по её словам, «завелись клоуны».

Вместо ответа Алексей взял со стола бутылочку минералки, отхлебнул и поморщился оттого, что пузырьки газа ушли в нос. Затем он по-быстрому встал и направился вдогонку за Димой и Кайратом, которые уже закончили обедать, и несли использованные подносы на специальный столик. Вслед ему немедленно раздался недовольный голос буфетчицы:

– Подносы за собой убирайте, не в ресторане!

Проворчав вполголоса что-то неразборчивое, Алексей вернулся к столу и забрал с него поднос.

– А мы как в цех пойдём – по коридору или через улицу? – нагнав товарищей, спросил Лёшка у Антипенко, когда они спускались по лестнице из столовой.

– Давайте как быстрее, – ответил Дима, надеясь поскорее сплавить новичков домой.

Все пошагали в сторону цеха, не обменявшись ни словом. У Антипенко, как и у начальника депо, ещё теплилась робкая надежда на то, что Громов в первый день ограничится бумажной работой, дав работникам тот самый день, которого, как обычно, не хватает на то, чтобы устранить все косяки и недоделки. Должны же у московского визитёра оставаться хоть какие-то следы тактичности и уважения! Приехать без приглашения на неделю раньше срока уже было дурным тоном, а начать инспекцию в стиле «с корабля на бал» – и вовсе откровенное свинство. Но, зайдя в цех, Антипенко понял, что оправдались его худшие опасения. По оживлённым разговорам и непривычной суете работников стало ясно, что Валерий Геннадьевич даже не удосужился подождать окончания обеденного перерыва. И, в конце концов, даже Стрельников смирился с тем, что шило в мешке не утаишь, и лучше сразу представить всю картину, чем каждый день огорошивать инспектора очередной маленькой неожиданностью.

Антипенко, жестом попросив курсантов подождать, остановился у входа, выискивая глазами Громова, и как раз в этот момент к нему подбежал вездесущий Антон Тырышкин.

– Антипенко, едрить твою в подмышку! Тут инспектор уже тебя обыскался! Спрашивает, где документы с «четырёх девяток».

«Придирается, значит, – нахмурился Дима, который, по должности был обязан знать о служебной технике депо всё, и даже то, чего не знали её разработчики. – Специально ищет косяки. Нет, чтобы проводить приёмку рабочих машин, он к этому металлолому прикопался».

– Передай, что все документы по нему у этих упырей из «Браун-Бовери».

– А где они?

– Ты бы ещё спросил, где прошлогодний снег! Уехали они давно! – удивлённо заявил Дима.

– Ты же говорил, что у них вся техническая документация по машине!

– Так и есть, вот только они уже месяц как в своей Швейцарии, – пожал плечами Антипенко.

– Ну что, попкорном запасаемся? – кивнул Алексей Кайрату, приметив, как быстрым шагом Стрельников направился вместе с Громовым в сторону «калашного ряда». Но, заприметив только что вошедших в цех людей, инспектор моментально изменил направление движения, устремившись в сторону курсантов. Подойдя почти вплотную, Громов, нахмурившись, задал вопрос:

– Почему работники без касок? И где журнал инструктажа по технике безопасности?

– Виноваты, завтра всё будет, – ответил явно не ожидавший такого поворота Стрельников.

Алексей и Кайрат молча переглянулись, несколько удивлённые тем фактом, что инспектор даже не посчитал необходимым высказать замечания лично им. Антипенко же, незаметно для Громова, приложил указательный палец к губам, дав понять, что в подобной ситуации молчание лучше любых слов.

– Виноваты, – прищурился Громов, отчего его маленькие поросячьи глазки совершенно скрылись под тяжёлыми веками. – Ещё как виноваты. И вообще, всё, что вы должны отвечать на мои вопросы – это либо «так точно, товарищ инспектор», либо «никак нет, товарищ инспектор»! Уяснили?

– Так точно, товарищ инспектор, – неуверенно, будто сомневаясь, выдавил из себя Антипенко. Стрельников же промолчал.

– На первый раз прощается, – продолжил Громов. – Завтра составлю акт о нарушении, если повторится. И кстати, – добавил он, понизив голос почти до шёпота, – а почему Пустовалова нигде не видно? Я бы очень хотел с ним пообщаться.

Начальник депо замешкался с ответом, и Громов это заметил:

– Можешь не отвечать, если не хочешь врать.

Стрельников сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей, повернулся к курсантам и едва заметно кивнул им. Алексей и Кайрат почти одновременно достали бланки учёта рабочего времени и протянули их Стрельникову. Он по-быстрому расписался на них и попрощался с парнями, стараясь не привлекать внимание, посоветовав тем напоследок поспешить на выход, пока начальник не передумал, а Стрельников остался с Тырышкиным и Антипенко, которые наблюдали на отдалении за тем, как тщательно Громов обходил цех.

– Непростой товарищ, – вполголоса кивнул Антипенко в сторону Громова, который, спустившись в цех, демонстративно отказался от каски, тем самым дав понять, кто здесь главный.

– Не бери в голову, это ему шлея под хвост попала. Все на нервах, сроки поджимают, ничего не готово, вот и бомбит, – ответил Стрельников.

– Да щоб вiн здох, – ответил Дима шёпотом, но достаточно громко, чтобы быть услышанным.

***

– Не хочешь зайти куда-нибудь, хлебнуть пивчанского за первый рабочий день? – предложил Алексей Кайрату, когда они шли по длинному и тёмному коридору над путями, соединявшему цех с административным корпусом.

– Да нет, спасибо. Я в рабочие дни не бухаю, в отличие от некоторых.

– Не нравится мне этот Громов. Солдафон какой-то, – негромко сказал Лёшка Кайрату. – И к чему эта армейщина? «Так точно, товарищ инспектор». У нас такого никогда не было.

– Да знаешь, я вижу не солдафона, а молодящегося пятидесятилетнего бабника! Хотя да, соглашусь, он угрюмый какой-то, не внушает доверия… А ещё рядом с ним мне просто некомфортно находиться. Не люблю штабных инспекторов и прочих проверяющих.

– Ты не поверишь, их никто не любит.

По коридору парням снова встретилась Анастасия. Она выглядела усталой, и, казалась не такой холодной, как когда они только познакомились в весьма неловкой ситуации в столовой. Сейчас девушка шла из административного корпуса с толстой папкой, что намекало на то, что Громов возложил на неё все бумажные обязанности. Алексей кивнул ей в знак приветствия, и уголки её губ дёрнулись в чуть заметной улыбке.

– Вот ради таких женщин мужчины готовы на всё, – восхищённо произнёс Алексей, когда Анастасия прошла мимо них.

Стук каблучков в гулком коридоре на мгновение замедлился.

***

– Так вот, оказывается, как выглядит этот ужас, летящий на крыльях ночи! – воскликнул Громов, а затем продолжил брезгливым тоном: – И из какого, с позволения сказать, музея вы это ведро с болтами угнали? Инструкций и документов нет, значит? Как же вы эксплуатировать его собрались?

– Ладно, сами разберёмся как-нибудь. Поди, не космический корабль, – подоспел на шум разговора Антон, на бегу надевая оранжевую каску.

– Не космический корабль, это точно, – кряхтел Громов, поднимаясь в кабину. – Если этот швейцарский комод хотя бы сдвинется с места самостоятельно, то я отращу себе бороду, потом сбрею её и съем.

Впрочем, поняв, что освоение незнакомой техники методом тыка, да ещё и без знания языка было не самой лучшей идеей, Валерий Геннадьевич выглянул из кабины и громко крикнул вниз:

– Эй, здесь кто-нибудь по-фашистски шпрехает?

На окрик подтянулось несколько работников, имевших разный уровень владения как техникой, так и языком, и Стрельников с чувством выполненного долга поставил перед ними задачу, чтобы не терять времени самому. Через некоторое время, при помощи словаря, интуиции и упоминания чьей-то матери, все надписи были переведены на русский и написаны перманентным маркером прямо на панели управления. Для особо непонятливых необходимые инструкции были написаны от руки на обычных листочках из блокнота и приклеены скотчем поверх оригинальных табличек. А за этим электровозом прочно закрепилось прозвище «фашист», хотя с Германией это внебрачное дитя российско-швейцарских экономических отношений не имело ничего общего.

– Кстати, а это что за Сунь Хунь Вчай с вами был? Кто-то из гарантийщиков? – вполголоса поинтересовался Громов у всезнающего Тырышкина.

– Да это не Сунь Хунь, это вроде наш, курсант из Петербурга, – отозвался Антон.

– А я вот и смотрю, вроде у нас никаких китайских подрядчиков нет…

–Так он и не китаец.

Тем временем комиссия направилась дальше, осматривать вновь прибывшие вагоны.

– Новые вагоны, тридцать две единицы, мы их только готовим к приёмке, – стараясь сохранить самообладание, прокомментировал Стрельников.

– Вижу я, что вагоны, не ослеп ещё. Вот только с какого перепугу, – Громов уже перешёл на повышенные тона, – вам понадобилось их перекрашивать?

– Потому что корпоративный стиль, и номера мы тоже свои нанесём.

Громов провёл пальцем по обшивке одного из вагонов. Затем придирчиво осмотрел двери, достал фонарик и посветил. Завершив ритуал, он повернулся к собравшимся и громко объявил:

– Я не подпишу приёмку, потому что покраска некачественная. Вы красили прямо по слою пыли, он даже на ощупь шершавый!

– Цех новый, ещё ни разу там не убирались, и когда начали задувать, то компрессором подняли пыль… – начал было объяснять один из инженеров.

– Меня это не интересует. Я составлю акт о несоответствии, чтобы замечание было устранено.

– Блин… – процедил Тырышкин. – Этот зануда нам всё испортит.

– Не горячись, Антонио, – урезонил его Дима.

Тут на глаза Громова сквозь открытые ворота цеха попалась гидроколонка. Валерий Геннадьевич поначалу подумал, что ему почудилось или что он надышался выхлопов. Он протёр глаза, прошёл в ворота и долго разглядывал столб с торчащим из него изогнутым хоботом.

– А это здесь зачем, – поинтересовался инспектор. – Метро на паровой тяге планируете?

– Нет, это вода для охлаждения реостатов.

– М-да, я погляжу, инновации у вас так себе.

Если у руководства метрополитена и стояла задача удивить начальство из Москвы, уже повидавшее всякое, то она им, бесспорно, удалась.

Ближайший к воротам цеха состав был назначен в качестве «образцово-показательного» на тот случай, если комиссия захочет убедиться лично в том, что поезда, находящиеся в депо, умеют ездить, а машинисты умеют ими управлять. Какой-то особо щепетильный работник уже успел подать на состав напряжение через «удочки» – переносные источники питания, и вагоны сияли огнями, как новогодняя ёлка. Но это был как раз тот случай, когда чрезмерное желание угодить начальству оказывается лишним. Заметив такой праздник света среди унылого однообразия, Громов поспешил именно туда. Заглянув между вагонов, он, не говоря ни слова, поманил Стрельникова ладонью, и от этого жеста не столько ожидать ничего хорошего.

– Да, без чёрной магии тут явно не обошлось… – Валерий Геннадьевич уже не знал, смеяться ему или плакать. Тут он поперхнулся слюной и громко закашлялся.

Стрельников поинтересовался, чем вызвана столь бурная реакция.

– Да вот, смотрю, как электрическую схему подключили. Интересно, кто тут у вас такой умный? Или коллективное творчество?

– А что там? Не работает что-то? – в глазах Олега Михайловича читалось искренне удивление.

– В том-то и дело, что всё работает! Но вот этот моток проволоки, подвязанный скотчем, меня просто убил! – показал Валерий Геннадьевич на клубок проводов, небрежно замотанный синей изолентой. – В Москве за такое башку бы оторвали!

Через полминуты у поезда собралась небольшая толпа. Чуя, что дело пахнет жареным, Стрельников взял висевшую на поясе рацию и попросил прислать кого-нибудь из электриков.

– Тихо! «Паяльник» идёт! – послышалось вдруг из толпы.

«Паяльник» – это было прозвище старшего электромеханика Владислава Петровича, мужчины уже не первой молодости, но всё ещё сильного и энергичного, готового и обматерить нерадивого подчинённого, и дать оплеуху, если более цивилизованные методы воздействия иссякли. Его имя и фамилию знали разве что в отделе кадров, а все коллеги обращались к нему по отчеству, а за глаза называли по прозвищу.

– Вот, посмотрите, – Громов решил начать издалека и указал пожилому ремонтнику на перевёрнутый замок. – Как это назвать?

«Паяльник» подёргал дверь, чтобы убедиться, что с замком действительно что-то не так. Громов тем временем обратил внимание, что у электромеханика не было с собой резиновых перчаток, но ничего не сказал.

– А отвёртку взять и переставить религия не позволяет, что ли? – грубовато ответил Петрович. – Здоровые лбы, а простейших вещей не вдупляют!..

– Почему в журнале не указано, что один буферный фонарь не горит?

– Так и ладно, это ж мелочь! Лампочку поменяем, и всё.

– Из-за мелочей люди гибнут, – ответил Громов. – А это ещё что такое? – И тут он узрел массивный прямоугольник сцепки Шарфенберга, из которой свисала цепь, явно не входившая в перечень стандартного оснащения. – Зачем огород нагородили, если можно было присоединить всё по-человечески? А сейчас всё придётся переделывать к волчьей матери! – Громов задавал риторические вопросы, не надеясь получить на них внятный ответ.

– Это пример гибкости инженерной мысли в условиях ограниченности ресурсов! – подняв палец, важным тоном провозгласил Петрович, и в каждом его слове сквозило издевательство над инспектором.

– А если без болтологии? Представьте, что я долбаная блондинка, и вам нужно мне доступно объяснить, откуда, куда и для чего эти железяки?!

– В комплект поставки не входил переходник с европейской автосцепки на нашу, и слесаря депо изготовили звёнку самостоятельно, – объяснил Стрельников, но его московскому товарищу едва ли показалось убедительным.

– Только от жизни собачьей собака бывает кусачей, – шепнул Петрович Стрельникову, чтобы Громов не услышал.

В эту секунду инспектор ухватил серьгу самодельной звёнки и, видимо, желая проверить изобретение на прочность, с силой дёрнул. Штырь вылетел из гнезда автосцепки, как пружина, издав при этом громкий и мерзкий звук. Чудом не зашибив никого из людей, железяка со звоном шмякнулась на бетонный пол. Громов взглянул сначала на Стрельникова, затем на вагон, а потом на звёнку, мысленно прикидывая, стоит ли ему сегодня праздновать второй день рождения: для первого дня событий было несколько многовато. Петрович же продолжил рубить правду-матку, как ни в чём не бывало:

– Знаете, в чём настоящий парадокс – мы закупаем иностранные вагоны, хотя можем строить свои! А в инструкциях к ним – сам чёрт ногу сломит! По-моему, авторам вообще наплевать, что там написано, им главное – чтобы сноски были по ГОСТу расставлены!

– А что у вас руки не по ГОСТу, это я уже давно заметил. И скажу так – хоть вы привыкли чинить всё с помощью лома, кувалды и матюков, здесь этот способ не пройдёт. Надо, чтобы всё было, как положено. А то выходит проще десять раз нагадить, чем один раз убрать, – оборвал его Громов. Затем он бросил взгляд на часы и предложил Стрельникову выдвигаться в сторону переговорной.

– Ну как первые впечатления, Валерий Геннадьевич? – поинтересовался Стрельников в тот редкий момент, когда вокруг никого не было. Некоторые вопросы желательно было обсудить наедине, чтобы затем избежать неловких ситуаций в ходе общего собрания.

– Знал бы я, что у вас такая разлюли-малина…

– Можно подумать, вы не знали, куда едете!

– Вы издеваетесь, что ли? – наигранно-умоляющим голосом ответил он. – Пожалуйста, скажите, что я сплю, что у меня глюки, что я под кайфом, что я отравился мухоморами, да всё, что угодно! Я не поверю, что это может быть реальностью! Потому что, если бы это было на самом деле, я бы на вашем месте застрелился бы от такого позора!

– Ну, не надо так категорично. Мы готовимся к пуску, это просто рабочие моменты. Как только все проверки пройдём, так и…

– Не продолжайте, пожалуйста! У меня уже голова пухнет от этих фраз! Сколько я их услышал уже за свою жизнь…

– Но не может же всё быть так плохо, согласитесь! Есть же и хорошие моменты!

– Да, спорить не буду. Столовая, говорят, у вас хорошая. Но ничего, будем работать. И да, – добавил Громов. – Привыкайте ко мне, я у вас тут надолго, буду курировать подготовку метрополитена к сдаче в эксплуатацию. А то чует моя душа, без меня пропадёте вы. Знаем мы таких… амбиций выше крыши, а мозгов и умения не хватает. Вот и говорят что-нибудь типа «мы ракету космическую строить будем». А на выходе – новогодняя хлопушка получается, и то в лучшем случае.

– Это верно, – улыбнулся Стрельников. – Столовая у нас замечательная! Будет несправедливо, если вы не убедитесь в этом лично. Жаль, не смогу составить вам компанию.

Вскоре после того, как Громов удалился, из-за угла показались Антипенко и Тырышкин, видимо, отбегавшие покурить. Пройдя мимо четырёх путей, занятых новенькими, хоть и немного пострадавшими от местной самодеятельности вагонами, работники решили срезать путь по тропинке, проходившей прямо через рельсы. Шпалы на ближайшем пути были обильно забрызганы свежим маслом. Чёрная блестящая дорожка вела в сторону красного мотовоза, пыхтевшего дизелем в тупике.

Стрельников тут же ринулся в сторону плюющегося сизым дымом аппарата. Вслед за начальником тут же поспешил и Антон. Подбежав к мотовозу, Олег Михайлович не поленился и подлез под локомотив в поисках возможного места утечки. Хотя мотор работал, машиниста в поле зрения не наблюдалось. Антон громко крикнул, чтобы привлечь внимание, после этого поднялся в кабину и дал гудок. Только после этого из подсобки показался мужик в грязной когда-то синей спецовке и вальяжной походкой направился к мотовозу.

– Что такое? – лениво спросил он.

Терпение у Стрельникова, и без того отнюдь не железное, уже начало лопаться, и он крикнул:

– У тебя из картера масло хлещет, мать твою в передницу! Почему мотор не вырубил, угробить хочешь?

– Так я масло меняю. По инструкции горячее надо менять, чтоб не загустело, – невозмутимо ответил мужик.

Начальник депо уже не мог найти подходящих слов и только прошептал:

– Ну и народец, ёлы-палы! Хорошо, хоть Громов этого не видел!

Радужный зонтик

Осень в тот год была на редкость красивая. По-летнему тёплое сентябрьское солнце радовало горожан, а в траве, как будто отражением небесного светила, уже третий раз за год расцветали весёлые одуванчики. Стояла безоблачная погода, а листья на деревьях только начали желтеть. Пользуясь столь щедрым подарком природы, местные жители решили продлить купальный сезон, и на городском пляже возле моста через Волгу с утра и до позднего вечера скапливалось множество людей, желавших урвать эти солнечные деньки. Но работникам метрополитена было не до красот ранней осени, и они могли лишь с завистью наблюдать по пути с работы или на работу за прогуливающимся по набережной народом. Перед окончательной сдачей в эксплуатацию каждый день был на вес золота, а огромный кумачовый плакат «Даёшь метро горожанам досрочно!» над воротами Управления выглядел горькой издёвкой. Время шло, но дни всё больше напоминали бег на месте. Если в первую неделю каждая из рабочих смен была наполнена событиями, и к вечеру ты начинал забывать, что же случилось утром, а если и вспоминал, то события, произошедшие несколько часов назад, казались воспоминаниями из далёкого прошлого, то со временем всё новое становилось привычным, и ничто уже не удивляло. Вторая неделя шла проще и быстрее, все уже познакомились друг с другом, не терялись в хитросплетениях коридоров административных и производственных корпусов, знали своё расписание, как будто всю жизнь так жили. День за днём сливались в сплошную пелену, в которой не было ничего достойного остаться в памяти. А если время побежало так быстро, значит, ты уже привык к новому месту, и это привыкание прошло гораздо легче и быстрее, чем Кайрат представлял себе. Иногда ему и вовсе казалось, что он никуда не уезжал, и что не было тех долгих и насыщенных лет, когда он жил и работал в Петербурге. Общение с Алексеем постепенно сходило на нет, и ограничивалось только рабочими и бытовыми вопросами. Впрочем, никто от этого не страдал и не считал себя обделённым. Кайрата немного удивляла обстановка в коллективе: когда он работал в Петербурге, да и когда он ехал сюда, то представлял себе всё иначе, может быть, немного идеализированно. Он воображал коллектив товарищей, сплочённый общим делом и решимостью довести его до конца. Но в действительности этот образ, навеянный старыми советскими фильмами, мало походил на реальность. Каждый был сам по себе, и прежде всего защищал свои интересы. Никто не доверял даже коллегам, не говоря уже о заезжих курсантах, и за внешней вежливостью и доброжелательностью сотрудников читалась мысль: «Ну, и какую подлянку ты мне на этот раз устроишь?», даже если поводов к такому мнению не возникало. Начальство в лице Стрельникова и Пустовалова отдавало заведомо невыполнимые распоряжения, Громов и его помощница делали вид, что всё под контролем, а рядовые сотрудники ругались на жизнь. И всё – только чтобы дожить до выходных и напиться до поросячьего визгу. А дальше – цикл повторяется. Утро, аспирин, плотный завтрак, переходящий в обед, а там – и новый рабочий день. Бег хомяка в колесе и то казался более целенаправленной деятельностью. В сущности, это была обычная жизненная рутина для большинства жителей города. В такой обстановке было сложно заводить друзей, а ещё сложнее – не начать подозревать каждого встречного в чём ни попадя или беспробудно квасить по выходным. Единственное, что удивляло Кайрата, от усталости засыпавшего почти сразу по возвращении с работы, это сколько жизненной силы могло быть в Алексее, что он после рабочей смены мог по-быстрому перекусить в каком-нибудь ресторане фаст-фуда и пойти знакомиться с девушками в клуб. Приходил он уже давно за полночь и спал максимум четыре-пять часов. Обычный человек выдохся бы уже после нескольких дней, а у Красавкина пошла вторая неделя такого режима, и было похоже, что его это нисколько не затрудняет.

Теоретические занятия не сильно напрягали – по сути, это было повторение всего того, что ребята уже знали до этого. С практикой было сложнее, но и она не была чересчур тяжёлой. Скорее, курсанты уставали именно от новизны – ведь они, пусть каждый уже имел опыт работы в метро, впервые сталкивались с такой техникой. И больше всего им хотелось перейти от теории к практике, выйти из-за парты и сесть в кресло тренажёра, а затем – и в кабину поезда. Кайрат смотрел на расписание занятий и думал: «Как же ещё долго до начала практики…» Но вот, однажды утром он взглянул на календарь и удивился, как быстро наступил этот долгожданный день!

Не без дрожи Кайрат зашёл в зал, где находились тренажёры – две отрезанные кабины от вагонов метро типа Е, известных по прозвищу «ёжик», только вместо лобовых стёкол в них стояли компьютерные мониторы. Парень подошёл к невысокому пожилому инструктору, представился и подал лист, где указывалось количество занятий.

– Садитесь, – небрежно бросил инструктор, даже не удосужившись назвать своё имя. Наверное, он полагал, что нашивки «Муртазин Н.Р.» на форме будет достаточно.

Кайрат сделал шаг в сторону тренажёра, но мужчина неожиданно вырос перед ним и встал так близко, что ему стало, мягко говоря, некомфортно.

– На стул, я сказал.

«С таким лучше не спорить», – подумал парень, чувствуя, как ладони покрываются холодным потом.

– Для начала, – продолжил инструктор, – теоретический инструктаж. Правильная посадка машиниста…

– Но я раньше… – начал было Кайрат, но его прервали на полуслове.

– Мне плевать, кем вы были раньше. Здесь вы курсант.

Пока Кайрат слушал его речь о правильной посадке и настройке органов управления, то вглядывался в него и размышлял, кем бы он мог быть. Худой, абсолютно лысый, с безучастным лицом, напоминающим маску. Ему явно чуть больше пятидесяти, но выглядит он плоховато для своих лет. Наверное, это машинист, ушедший по состоянию здоровья с поездной работы и перешедший к преподаванию. Конечно, его суровость можно понять: одно дело – мчаться вдаль по стальным магистралям, и совсем другое – в сотый раз объяснять желторотым недотёпам, как правильно выбирать наклон спинки сиденья. С другой стороны, «тяжело в ученье – легко в бою», и, пройдя через все круги ада во время практики, курсанты могли уверенно чувствовать себя в кабине настоящего поезда. Кайрату было немного странно, оттого что ему снова объясняют то, что он и так уже давно знал, но – с инструктором не спорят.

Трудно было понять, когда Муртазин был в хорошем настроении, а когда – в плохом. Разница, пожалуй, была только в том, что когда он был не в духе, то матерился несколько чаще обычного. Да и общаться с ним было тяжело: к людям он относился сухо и, на первый взгляд, не воспринимал многого из того, что выходило за пределы служебных обязанностей и должностных инструкций. Лишь в конце дня ребята узнали, что его звали Наиль Рустемович Муртазин, но вряд ли эта информация была очень полезной – инструктор вёл себя молчаливо, и содержание разговоров с ним обычно ограничивалось указаниями, что требуется сделать. Но иногда во время занятий у Кайрата проскакивала мысль, что он мог уже знать этого человека, где-то встретиться с ним. Бывает иногда – видишь человека впервые, а тебе кажется, что он уже появлялся в твоей жизни. Вот так и не можешь отделаться от этой мысли, а спросить напрямую неловко. «Я его точно уже видел… – думал Алтынбаев, вглядываясь в суровое лицо инструктора».

***

…Полосатая ограничительная рейка осталась где-то в зеркале заднего вида. Кайрат готов был сквозь землю провалиться: «Ну что такое – то «ползуны» на колёсах сажаю, то вот так…» И снова он пытался сконцентрироваться, снова проходил один и тот же маршрут, стараясь не допускать помарок, но внимательный и беспристрастный компьютер выдавал полный список ошибок по окончании упражнения. Здесь превышение скорости, там пропуск места остановки, а ещё выход из графика, несоблюдение интервала, и прочее, и прочее… Штрафные баллы высвечивались красным, и, в конце концов, когда Кайрат вылезал из тренажёра, его поясница была настолько мокрой от пота, а лицо таким красным, что со стороны казалось, что парень только что вышел из парилки. Трасса метрополитена была гораздо сложнее, чем он предполагал, и, несмотря на весь накопленный опыт, безошибочно пройти её не получалось. Слабым утешением было и то, что Лёшка тоже оказывался отнюдь не безгрешен, но штрафных баллов у него было меньше.

– Молодец! Герой! – Муртазин поднялся по лесенке в кабину после того, как Кайрат сначала превысил скорость на перегоне, пытаясь нагнать отставание, а затем резко оттормозился при въезде на станцию, чтобы остановить состав в нужном месте. – А если бы ты с поездом ехал, знаешь, каких бы дров наломал? Это ведь здесь рейки, а там – вагоны с людьми!

Спорить и доказывать свою правоту было бесполезно. Наиль Рустемович «рубил» и тех, кто ездил куда лучше. На практику на тренажёре отводилось всего двенадцать часов, а дальше инструктора смотрели, можно ли допустить тебя до управления настоящим поездом. Кайрат всерьёз опасался, что все допущенные ошибки припомнят ему в конце практики, а вот Алексей относился ко всему весьма расслабленно. «Если тебя отправили сюда в командировку, то никто не будет менять тебя на другого человека посреди учебной программы. И никто не выгонит, если ты серьёзно не накосячишь или не заявишься на работу пьяным», – рассуждал он и, в сущности, был прав.

Во время практики на тренажёре инструктор частенько «подкидывал» курсантам задачи с подковыркой, с которыми требовалось справиться. Поломки и сбои на метрополитеновском жаргоне назывались просто «случаями», и поиск выхода из «случаев» занимал едва ли не половину учебного времени.

– Почему не собирается схема? – задал очередной каверзный вопрос инструктор, когда Кайрат отчаянно пытался привести в движение виртуальный поезд, выискивая глазами на приборной панели какой-нибудь случайно пропущенный тумблер.

– Не сработали концевые выключатели закрытия дверей! – выпалил он первое, что пришло в голову.

– Перекрыт кран пневмопривода токоприёмников, – торжествующе отрезал инструктор, указывая рукой на причину «случая». – И таким людям мы доверяем нашу технику. Садитесь на своё место. Вы же молодой специалист, должны проявлять смекалку! А не какой-нибудь дед Онуфрий из села Усть-Гадюкино.

Иногда Муртазин демонстративно отстранялся от попыток помощи курсанту. Он просто загружал маршрут в тренажёр, садился в кресло помощника и безмолвно наблюдал за работой будущего машиниста. И от этого пристального взгляда, уставившегося откуда-то сбоку, человеку в правом кресле становилось не по себе, и он допускал одну ошибку, потом следующую. Наиль Рустемович ничего не комментировал, а продолжал безмолвно наблюдать, зная – его выход на сцену будет в самом конце, и именно этого момента все и боялись. Когда программа подготовки на тренажёре подходила к концу, роль инструктора сократилась до «пассажира». Он, нарушая все возможные правила, усаживался вразвалку на левом кресле и начинал лузгать семечки в пластиковый стаканчик. И в один из таких дней Кайрат, отрабатывавший последний час на симуляторе, отвлёкся и прозевал горевший впереди сигнал – два жёлтых огня: виртуальный состав въехал под ограничение скорости, к которому парень оказался не готов. Привычную тишину тренажёрного кабинета разорвал мерзкий звонок сигнализации в кабине. Кайрат нажал на тормозной кран, но было уже поздно – компьютер зарегистрировал превышение скорости. Но это было всего полбеды – от неожиданности инструктор вздрогнул, и все семечки разлетелись по кабине! Стряхнув шелуху с кителя и изрыгая самые чёрные проклятия в адрес курсанта, покрасневшего, как воспитанница института благородных девиц, Муртазин встал со своего места и рявкнул: «Война уже закончилась, товарищ камикадзе! Таранить никого не надо! И с контроллером аккуратнее обращайтесь! Вы, извините, не хрен дёргаете!»

Кайрат молча хлопал глазами, пытаясь найти слова в своё оправдание и не находя их, потому что все варианты, приходившие ему на ум, выглядели один глупее другого. Он сидел в кресле машиниста и чувствовал себя так, как будто на него вылили ушат дерьма. «Что же дальше сделает Муртазин?» – мысленно задавал вопрос Кайрат, опасаясь, что такой суровый инструктор не удержится и перед затрещиной. Парень бросил взгляд на электронные часы, висевшие на стене зала – до следующего курсанта оставалось ещё около двадцати минут.

– Убирай семечки, пока никто не застукал, – скомандовал Наиль Рустемович.

– А чем? – растерялся Кайрат, оглядывая помещение на предмет щётки или чего-то похожего.

– А меня не волнует! Чтоб тут через пятнадцать минут ничего не было!

Пока Муртазин копался в ветоши, Кайрат поспешил в кладовку, чтобы раздобыть веник и ведро, но при этом не попасться на глаза никому лишнему. Здесь всё, как в армии. Если напакостил, нужно убраться, а если не знаешь, как, так это твои проблемы. Но когда он сбегал вниз по тёмной лестнице, его внезапно осенило: «Автомобильный пылесос! Нужно спросить у человека, который водит машину!» Развернувшись, Кайрат устремился назад, в сторону кабинета.

– Наиль Рустемович! – на бегу выпалил он, забегая в тренажёрный класс. – У вас есть автомобильный пылесос?

Видимо, Муртазин не хотел привлекать к своей персоне внимания и «светиться» на улице в рабочее время, и, к удивлению Кайрата, он вручил ему брелок с ключами и сказал номер своей машины. Добежав со всех ног до парковки и открыв машину – а у Муртазина был старый и видавший виды, но ухоженный «ленд-крузер» – парень увидел пылесос в ящике между передними сиденьями. Схватив его и заперев машину, Алтынбаев помчался назад, на всякий случай оглянувшись.

– Эх, Кайрат-Кайрат… Каким ты в шараге был, таким и остался… – задумчиво протянул Муртазин, когда его курсант, весь взмыленный, вновь показался в дверях. – Иди в туалет, умойся хотя бы, а то ты выглядишь, как будто в одежде купался.

– Скажу, что под дождь попал! – не медля ни секунды, выпалил Кайрат в ответ. На улице и вправду внезапно потемнело, и из нависающих тёмно-серых туч срывались первые капли дождя, прервавшего «бабье лето».

Тем временем Наиль Рустемович сам схватил пылесос и нырнул в чрево тренажёра в попытке избавиться от «улик». Вытирая шею и лоб бумажным платочком, Кайрат смотрел в окно, как отдельные капли за считанные мгновения превратились в сплошную шумящую пелену воды, и стук дождевых брызг перешёл в сплошной нарастающий гул. «Надеюсь, этот дождь ненадолго», – думал Кайрат, которого отнюдь не радовала перспектива идти домой по такому ливню. Он вновь повернулся к Муртазину, который вытряхнул семечки в мусорное ведро, а потом спокойным голосом подозвал Кайрата и пригласил присесть.

– Ну что, – неожиданно дружелюбным голосом произнёс инструктор. – Не узнал меня или стесняешься?

И тут Кайрат вспомнил, когда он видел Муртазина раньше – в свои студенческие годы! Когда он поступал в железнодорожный техникум, то помимо экзаменов и медкомиссии, будущих студентов ждала беседа со специалистом по профориентации. И этот специалист сильно удивил Кайрата: он привык к тому, что все непомерно расхваливают свою специальность, и очень часто наблюдал, как жестоко люди разочаровывались, когда желаемое и действительное, мягко говоря, не совпадали. Не один студент так бросал учёбу, да и с работы люди (даже неплохие специалисты) уходили по этой причине. Так вот, суровый человек в кителе МПС, украшенном ведомственными наградами, начал отговаривать Кайрата от выбранной профессии, рассказывать обо всех трудностях и ответственности. В тот день от него Кайрат узнал о том, что работа машиниста не для белоручек и неженок, что романтики в ней нет ни капли, а в случае аварии или сбоя движения первые подозрения всегда падают на локомотивную бригаду, а машинист несёт персональную ответственность за жизнь пассажиров. Этот грозный и строгий мужчина и был – Муртазин! Таким жёстким разговором Наиль Рустемович снимал «розовые очки», отсекал случайных людей, которые могут струсить, спасовать перед трудностями, чтобы только надёжный человек мог попасть в профессию. И лишь сейчас Кайрат понял, зачем он это говорил: это была проверка, действительно ли будущий студент хочет выбрать тот жизненный и профессиональный путь, действительно ли он готов к нему. Тогда Кайрат смотрел на него почти как на бога, а сейчас они работают рука об руку… «По возможности, надо бы спросить у него, почему он решил оставить спокойную и непыльную работу в учебном заведении и снова вернулся на железную дорогу» – подумал Кайрат, чьё первоначальное предположение реализовалось с точностью до наоборот.

Тем временем в кабинет зашёл следующий курсант, Наиль Рустемович проверил тренажёр, загрузил программу и не стал наблюдать за выполнением упражнения, а вернулся к Кайрату, и, словно предвосхищая мучивший того вопрос, посмотрел курсанту в глаза и строго произнёс:

– Знаешь, людям плевать, что ты знаешь и что ты умеешь. Все необходимые знания ты получишь в процессе работы, а главное в жизни – уметь находить подход к нужному человеку. Все отношения строятся на выгоде, хочешь того или нет. Это не плохо и не хорошо, это просто факт. Только выгода – это не всегда деньги, и очень многие люди этого не понимают. Вот мы сейчас, – продолжил он, чуть покашляв, – пыжимся, пытаемся что-то доказать, тратим время, деньги и нервы, губим свою жизнь, проще говоря. А на самом деле достаточно просто нескольких телефонных звонков нужным людям, и всё пройдёт как по маслу.

Кайрат слушал и всё больше понимал, что инструктор говорит правду – никто никому не нужен, пока не приносит деньги. Он не хотел перебивать собеседника, хотя время от времени его так и подмывало возразить. Но Муртазин продолжал свою речь:

– Но помимо выгоды есть и ещё кое-что. Помнишь нашего завхоза в техникуме, Сергея Ивановича? Ну, который ещё трубу чинил в кабинете? Хороший мужик был, работящий… за любую халтурку брался, быстро делал и хорошо. Вот только пил сильно… Он же раньше был машинистом на Московско-Казанской дороге работал, ещё на паровозе начинал, на «Ку» … Дескать, его не хотели повышать, переводить на более современную технику. Жаловался, что на переподготовку на электровоз брали только по блату или за взятку, вот он и запил… Думаешь, за что его с железки-то попёрли? Работал он на манёврах, после вчерашнего, я так понимаю, и захотел опохмелиться в пивнушке возле линии – она буквально метрах в десяти от путей стояла. Прямо на паровозе к ней и подъехал. А продавщица там сознательная оказалась и послала его лесом. Так Иваныча, видать, бес попутал, он разозлился, поднялся на паровоз, продёрнул поближе и цилиндры продул. Ну, ты понимаешь, струя пара была такая, что эту пивную просто сдуло. Как его не посадили, ума не приложу. Так что легко отделался, можно сказать. Потом бросить пытался, новую жизнь хотел начать. Устроился на ППЖТ машинистом то ли в Люберцы, то ли в Лыткарино.

– В промышленность его взяли? – перебил Кайрат.

– Туда всех брали, кого с «большой» железки уволили по здоровью или за пьянство. Знаешь, как ППЖТ расшифровывали? Приют пьяниц железнодорожного транспорта. Не старый ведь мужик был ещё, – вздохнул Наиль Рустемович. – А там и жене всё это осточертело, она с детьми к другому убежала, и вся вот эта катавасия с распадом Союза началась… Тут уж не до новой жизни, эту бы сохранить… Короче, запил он ещё сильнее, всё в доме пропил. Его кое-как завхозом устроили, бывшие коллеги похлопотали, чтобы не сбомжевался.

Кайрат его смутно помнил: часто бывший завхоз ходил по району, как лунатик, иногда не понимая, где он и что он делает, ночевал порой на улице, на свалках рылся. Друзей всех, что были, растерял, а новых искать и не пытался. Говорил – «не люблю я людей, злые они все». Изредка только приходил денег занять. Не отдавал, конечно, но никто у него и не спрашивал.

Всё, что крутилось у парня в мыслях, когда он вслушивался в рассказ инструктора – как же мало мы знаем о людях, а меньше всего – о тех, кто всегда рядом с нами. Так человек устроен, что готов следить за каждой минутой жизни очередной кинозвезды или певца, а вдумываться, чем живёт тот, кто каждый день с тобой рядом, выглядит странно и пошло. И многие не понимают, что не стоит сразу верить тому, что видишь. Люди могут скрываться под кучей разных масок, и сам Кайрат не раз наблюдал это. Милашка-очаровашка на работе может оказаться бессердечным тираном в семье, набожный и высокоморальный человек при ближайшем рассмотрении окажется подлецом и развратником, а строгий и требовательный руководитель, который дерёт по три шкуры с подчиненных, на поверку может оказаться бесхребетным подкаблучником в семье.

– Так ты дослушай, – строгим тоном продолжил Муртазин. – Из всего, что у него было, только кот у него остался. Персидский был, старый уже. Рыжиком звали. Иваныч всё ради него готов был сделать, сам лишнюю краюху хлеба в рот не положит, а о котике заботился. Никого больше у него не было, кроме этого кота. И Иваныч всё, что у него осталось человеческого, посвятил своему четвероногому другу. Всё потерял – семью, друзей, работу, а любовь сохранил. Но однажды Рыжик умер. Старенький он был уже, больше десяти лет точно. Так вот, Иваныч похоронил котика, а через несколько дней повесился… Так что деньги деньгами, а в жизни надо любить. Не важно, кого или что, нет любви – нет жизни.

– Поэтому вы и вернулись? Потому что любите то, чем занимаетесь? – задал вопрос Кайрат, заглядывая в глаза инструктору.

– Не только я… Я повидал многое, и очень хорошо чувствую фальшь. Знаешь, на самом деле я редко ошибаюсь в людях. Если я чувствую, что этого человека стоит опасаться, даже если он мне ничего плохого не сделал, то и оказывается, что он потом совершает какую-нибудь гадость. А если ты видишь, что человек, может быть, и не самый дисциплинированный, не самый аккуратный, но он вызывает у тебя доверие, дай ему шанс. Не прогадаешь.

Кайрат подсознательным чутьём догадался, куда клонит инструктор – он верит в то, что Кайрат оправдает возложенные на него надежды! Даже со всеми многочисленными замечаниями, но Муртазин в него верит! И пусть он не сказал это вслух, но по самому поведению Наиля Рустемовича это стало предельно ясно. Кайрат допущен к работе! В это время второй курсант уже отработал маршрут, и Муртазин удалился на «разбор полётов». Кайрату тоже уже надоело сидеть в кабинете технического обучения, и он, воспользовавшись обеденным перерывом, направился в сторону столовой. Едва он вышел в коридор, как услышал из переговорной, которую сейчас выделили Громову под кабинет, знакомый голос:

– Засуньте его куда подальше! Это вы в умных учебниках по менеджменту прочитали про командный дух, мотивацию, миссию компании и прочую дребедень для дебилов? Так вот, я вам скажу – мне плевать на всё это! Рассказывайте эти сказки девочкам в офисе, а у нас задачи другие! У нас сроки пуска срываются, а вы хотите отобрать у нас целый рабочий день!

Задумавшись, но уже без малейшего удивления, чем на этот раз может быть так недоволен Стрельников, Кайрат открыл дверь столовой. И на этот раз свободных мест там почти не было: должно быть, большинство сотрудников приходили на работу только ради того, чтобы пообедать.

Кайрат тоже взял поднос и встал в очереди за Димой Антипенко, взял с витрины тарелочку с сырным салатиком, и пару ломтиков чёрного хлеба.

– И как делишки? Кажется, у Фантомаса появился любимчик? – язвительно заметил Антипенко. «Фантомасом» работники депо за глаза называли Муртазина за его суровый характер, лысый череп и тяжёлое дыхание. Кайрат сделал вид, что пропустил эту реплику мимо ушей.

– Первое будете? – спросила из-за прилавка полненькая женщина в синем фартуке.

– Нет, давайте второе, – ответил Кайрат.

– Пюре, гречка, курица, сосиски, плов?

– Можно пюре с сосиской, – сказал Кайрат, в последний момент подумав, что лучше было бы взять плов. Антипенко же взял себе гречку с курицей.

Женщина зачерпнула поварёшкой пюре из огромной кастрюли и шлёпнула на тарелку. Кайрат поставил на свой поднос стакан компота из сухофруктов и рассчитался на кассе. Его приятно удивило, что в такой «совковой» столовой принимали к оплате банковские карточки. Парни разместились за одним столом с Лёшкой, который уже успел поесть и теперь неторопливо потягивал чай.

– Нравится тебе здесь? Как тебе по сравнению со столицей? – поинтересовался у Алексея Дима, пытаясь отрезать кусок курицы, больше напоминавший резину, и отправить его в рот.

– Да нормально, – негромко буркнул Лёшка. – Вот думаю только, где получить лицензию на отстрел бомжей. Задолбали! В центре так и лезут. И ментам, главное, пофиг! Вот у нас, у москвичей…

Кайрат не дал Алексею закончить фразу.

– И каким местом ты москвич? Что ты там работаешь?..

Курица, очевидно, не очень хотела оказаться съеденной, и даже жареная, отчаянно сопротивлялась. Наконец, Дима, ещё раз кашлянув, отправил злосчастный шматок обратно на тарелку, с которой он соскользнул и плюхнулся на истоптанный кафель с громким шлепком. Нисколечко не смутившись, парень поднял её и отправил в рот со словами «хорошо, что не на пол».

– Меня поражает только одно: в городе нет денег на уборку улиц, но зато есть деньги, чтобы строить метро… – вставил свои пять копеек Кайрат.

– Вопрос престижа! – ответил Антипенко. – Надо же пустить пыль в глаза. Слухал, кстати, новость? В пятницу мы не работаем, но надо будет всем явиться в управление, будет какое-то мероприятие.

– Корпоратив, что ли? Что празднуем? Очередной перенос сроков пуска? – усмехнулся Алексей.

– Не корпоратив, а семинар, что ли. Это Громов сказал.

За свою жизнь Кайрат уже давно познал – если приходит большой начальник и с порога заявляет, что грядут перемены к лучшему, то жди подставы. И чем шире улыбка у «большого дяди», тем гнуснее будет свинья, которую он тебе подложит.

Как бывало почти всегда во время обучения, рабочий день у Кайрата и Алексея закончился сразу после обеда. Получив подпись в бумагах, они вышли через проходную. Кайрат, уже пожалевший, что не дружит с зонтиком, направился было по знакомой тропинке, как увидел, что заветную дырку в заборе заварили, да ещё и насыпали хвороста вперемешку с обрезками колючей проволоки. Оглянувшись, Алтынбаев увидел, что товарищ куда-то слился по пути, и, поняв, что короткая дорога накрылась медным тазом, а посоветоваться, что делать, не с кем, он решил последовать примеру всех нормальных людей и пойти на остановку, чтобы сесть на маршрутку или какой-нибудь автобус. Единственная беда заключалась в том, что автобусный маршрут проходил буквой «зю» через все улицы района, и дорога пешком до квартиры была куда быстрее, чем на транспорте. Но у автобуса в этот дождливый день было неоспоримое преимущество: лучше добираться медленно, но сухим, чем быстро и промокшим до нитки.

Кайрат стоял у перехода и смотрел, как на табло светофора идёт обратный отсчёт. Двадцать, девятнадцать, восемнадцать… И тут прямо над ним ярким пятном в этом сером городе возник радужный зонтик. Кайрат обернулся и увидел улыбающуюся девушку. И на лице парня сама собой возникла улыбка, как будто и не было этого противного дождя с порывами ветра, хлещущими прямо в лицо.

– И кто тут без зонта в дождь ходит?

– Айгерим?! – после секундного замешательства, как будто ум искал решение задачи «она или не она», произнёс Кайрат, ещё до конца не поверив, что перед ним именно она.

– Да я это, кто же ещё! Я сразу поняла, что это ты! – засмеялась девушка.

На мгновение повисла неловкая тишина, и его накрыло стеснительностью, какая бывает, если встретишь человека, который тебе нравится, и у тебя всё вылетает из головы. Парнишка терпеть не мог это состояние, когда вроде бы и хочется что-то сказать, а язык не поворачивается. А потом дуешься на себя весь оставшийся день, что ты мог что-то сделать и не решился. Они шли рядом, и парень украдкой поглядывал на неё, мысленно сравнивая её с той девочкой в венке из одуванчиков, какой она запомнилась ему. Лет десять уже прошло с того момента, или даже больше. Кайрат помнил её милым круглолицым ребёнком, и сейчас парень всё ещё не мог до конца поверить, что это была та самая Айгерим. Она как была миниатюрной, так и осталась. Но знакомые черты лица стали выразительнее, а во взгляде её карих раскосых глаз с длинными ресницами читалась не наивность юной девушки, а опыт и решительность человека, который знает, чего хочет от жизни и как это получить. «Я видела и знаю намного больше, чем ты думаешь, даже если тебе так не кажется», – говорили её глаза под тёмными бровями, оттенявшими её маленький, по-детски вздёрнутый носик и пухлые улыбчивые губы. «Ты так повзрослела», – намеревался было сказать ей Кайрат, но вовремя понял, что это крайне сомнительный комплимент.

– Вот так встреча! Извини, я ещё не до конца осознал, то ли это правда ты, то ли местный воздух так действует, – лицо Кайрата расплылось в смущённой улыбке. – Давай где-нибудь переждём дождь?

Айгерим кивнула в ответ.

***

Кафе называлось «Сад чудес». Небольшой зал с приглушённым желтоватым светом, мебель из натурального дерева, а на стенах много-много картин с цветами и пейзажами. Посетителей в этот вечер почти не было – сказывалась середина рабочей недели и на редкость отвратная погода. Кайрат предложил расположиться на диванчике подальше от входа, где не будет слышно ни уличного шума, ни музыки, а Айгерим отлучилась, чтобы привести в порядок испорченный дождём макияж.

– Ты умеешь читать мысли? – улыбнулась она, увидев на столе большую чашку латте. – Это как раз то, о чём я думала.

– Давай ещё что-нибудь закажем, ты же, наверное, проголодалась? Ну, и мы же должны отметить зна… встречу, то есть, – Кайрат замялся, пытаясь подобрать нужное слово. – В общем, я тебя пригласил.

– Ты так говоришь, как будто у нас сейчас свидание! – усмехнулась Айгерим и легонько толкнула Кайрата в плечо.

– А почему и нет? Если что, ты сама первая это сказала!

– Мы с тобой не виделись лет десять, встретились на улице, промокли до нитки, а вишенкой на торте оказалось, что дело заканчивается свиданием! И после этого ты будешь говорить, что мы не сумасшедшие?

– Уж лучше быть сумасшедшим, чем унылой сосиской! – и Кайрат, улыбаясь, передал девушке меню. В ходе недолгого обсуждения они пришли к выводу, что пицца «маргарита» – это чересчур скучно, с ананасом и креветками – слишком сюрреалистично, а вот с курицей и шампиньонами – самое оно. И, сделав заказ, продолжили беседу.

– Кайрат, а ты уже давно здесь? – поинтересовалась Айгерим, отставив в сторону недопитый кофе.

– Пару недель уже! Пригласили на стажировку и для обмена опытом. Скоро ведь метро открывают.

– Они его уже лет пять открывают и всё открыть никак не могут, – Айгерим картинно развела руками. – Сколько здесь живём, столько и слышу, особенно перед выборами. А ты где обосновался?

– Вообще, в Питере. Как после техникума устроился работать в метро, так и работаю уже семь лет. Сначала помощником машиниста, а затем и на машиниста выучился. А что у тебя было в эти годы? Вы же куда-то на Урал уехали? Закрытый город, что-то с радиацией связанное, кажется. Ты же в пятом или шестом классе уехала?

– Да, в Снежинск. Перед пятым классом, летом. Папу туда перевели, – Айгерим сглотнула. – Но сейчас для меня эти годы, как в тумане. То ли на самом деле было, то ли приснилось. Да, местность красивая – горы, озёра… Хоть круглый год сиди, да пейзажи пиши. Но в остальном – глушь и скука смертная. Практически всей молодёжи хочется свалить оттуда, если честно. Спорт, правда, хорошо развит, но это, пожалуй, единственное развлечение.

– А ты продолжаешь кататься? – поинтересовался Кайрат.

– Да я с катка не вылезала! Всё свободное время там проводила! Когда мои ровесники копошились в песочнице, я уже выполняла тройные прыжки. В школе могла с последнего урока сбежать, лишь бы побольше покататься! – Айгерим заметно оживилась. – Зато и на соревнования ездили, областные первенства, региональные. Это был чуть ли не единственный способ легально выехать хотя бы в соседний город. Так что глушь глушью, но спасибо, не дали забросить мечту! А как только мы с мамой сюда вернулись, меня взяла в обойму сама Эвелина Шенгелия, представляешь? И сейчас полным ходом готовимся к первому этапу Кубка России в Москве!

Хотя это имя ничего не говорило Кайрату, он понял, что речь идёт о ком-то очень важном.

– Вот это да! Та самая Айгерим – и на Кубке России! Потому вы и переехали сюда опять?

– Папы не стало, – нахмурила лоб девушка. – Пришлось учиться жить заново. Хорошо хоть, что квартиру дали. У нас был выбор, в каком городе получить жилье. Мама хотела остаться в Снежинске, но я настояла, что хочу вернуться в город, где родилась. Как-никак поближе к цивилизации. Плюс мне важно, что здесь сильная школа фигурного катания, и с работой получше.

– А мама?

В ответ Айгерим лишь покачала головой, дав понять, что эта тема ей неприятна. Но в это время подошла официантка и принесла заказ на большом деревянном подносе. И это оказалось очень кстати, ведь ничто так не отгоняет дурные мысли, как аромат свежей горячей пиццы. И вот Айгерим с Кайратом уже уплетали аппетитные треугольнички, сменив заодно и тему беседы.

– А кем ты работаешь? – полюбопытствовал Алтынбаев.

– В агентстве спортивных новостей. Сначала делала фоторепортажи с соревнований, тренировок и прочих мероприятий, а затем мне доверили вести авторскую колонку и брать интервью.

– То есть, ты не только занимаешься спортом, но и пишешь о нём?

– Да, но не только о фигурном катании. Сегодня брала интервью у пары, которая занимается спортивными танцами на колясках. Честно, я до сих пор под впечатлением. Парень обычный, на ногах, а партнёрша передвигается на коляске. И они такое вытворяют на паркете, просто глаз не оторвёшь! Глядя на таких людей, понимаешь, сколько оптимизма и жизненной энергии может быть у человека. Мне было интересно спросить не только о спорте, но и о повседневной жизни этих людей, о сложностях. Напоследок я задала вопрос, что бы они хотели изменить в своей жизни, и они хором ответили, что хотели бы, чтобы танцы на колясках внесли в программу Паралимпийских игр! И знаешь, выходя на улицу после интервью, когда я переступала порожек или поднималась по ступенькам, я думала, насколько пустяковыми на самом деле оказываются все мои проблемы по сравнению с тем, с чем сталкиваются они. И о мечте, благодаря которой они находят в себе силы жить…

Айгерим закончила и посмотрела на ладони Кайрата. Тонкие пальцы, по краям ногтей тёмная кайма от машинного масла, которую, сколько ни отмывай, уже не отмоешь. И нет кольца на безымянном пальце. А парень молча взглянул на неё, на её бледное, словно кукольное, лицо, на влажные от дождя чёрные волосы, ещё не успевшие высохнуть, на тёмно-синее платье с белым воротничком и манжетами, на тонкие руки с серебристым браслетом…

– А ты хотел вернуться… – негромко ответила она то ли утверждением, то ли вопросом. Будто бы не зная, как продолжить разговор, она всматривалась через окно в смутные фигуры прохожих на улице.

– Я вообще не думал, что отправлюсь в эту командировку… – Кайрат взглянул куда-то вдаль. – Хотелось чего-то нового, неизведанного. Мне казалось, что чего-то не хватает в жизни. Драйва, что ли.

– Драйва? – переспросила девушка. – Но у тебя такая опасная работа, ты на каждой смене смотришь смерти в лицо.

– Ну, это ты сильно преувеличила, – улыбнулся в ответ Кайрат, подняв взгляд от чашки. – Я вожу парковый тягач, переставляя вагоны с одного пути на другой в депо. Опасности там не больше, чем на игрушечной железной дороге. Однажды, правда, пару лет назад, когда стояли очень сильные морозы, вдруг выяснилось, что в дизель-генераторе забыли поменять летнюю солярку на зимнюю, и один особо умный слесарь не нашёл ничего лучше, чем нагреть бак паяльной лампой. Ну так вот…

Кайрат рассказывал эту байку многим и не в первый раз, но сейчас это было не так, как всегда, и не по причине того, что парень должен был передавать речь трудяг более культурным лексиконом, но потому, что сейчас он говорил с человеком, с которым ему хотелось говорить. Бесконечно.

– Как удивительно, что мы встретились, – сказал Кайрат, оглядывая смеющуюся и чуть покрасневшую Айгерим – самые колоритные подробности истории всё же пришлось оставить без изменений для достижения нужного эффекта.

– Мне кажется, случайности не всегда бывают случайными. Когда не знаешь, что делать, жизнь иногда сама даёт подсказку. И открывает нужную дверь. И нам остаётся только выбрать, пройти ли мимо или же осмелиться войти.

– Кстати, насчёт подсказки, – улыбнулся Кайрат. – Мне кажется, что я тебя уже видел на днях!

– И где же? – девушка бросила заинтересованный взгляд из-под ресниц.

–Пару дней назад, я шёл в магазин, мне навстречу проехали две девушки на роликах. Одна в голубом костюме «Адидас», а другая в зелёном бомбере. И одна из них показалась мне очень знакомой.

– А ты наблюдательный! – улыбнулась Айгерим, дав Кайрату понять, что он не ошибся.

– Это у меня профессиональное, – ответил парень.

– У меня тоже! И да, это были мы с Ксюшей! Мы работаем с ней вместе, только она – в другом отделе, айтишник. Она мне как сестра! Хотя, почему «как», – скороговоркой продолжила Айгерим. – Ксюша недавно пришла к нам в агентство, а кажется, будто уже сто лет знаем друг друга. Иногда, когда погода хорошая, она составляет мне компанию на моих вечерних покатушках. Так что вот, приобщаю её к спорту понемногу! В последнее время я стараюсь любую свободную минуту уделять тренировкам, насколько это возможно. И ещё… – замялась она и сглотнула, прежде чем продолжить, – не знаю, как сложится, но надеюсь пройти отбор на Кубок России.

– Пройдёшь! – уверенно ответил Кайрат. – Для таких, как ты, нет ничего невозможного.

Айгерим лишь загадочно улыбнулась, а затем бросила взгляд на часы. Кайрат поспешил попросить счёт и подал девушке её жакет.

***

Солнце покряхтело, поворочалось и нехотя выползло из-за туч, чтобы одарить город оранжевыми предзакатными лучами. Кайрат и Айгерим вышли на улицу: дождь понемногу унимался, а радужные переливы света на мокром асфальте наполняли душу радостью, и свежий, ни на что не похожий аромат влажной земли мысленно возвращал тебя в беззаботное детство. Небо уже начало темнеть – хотя погода была на удивление тёплой, дни становились короче и короче. Сами законы природы намекали людям на хрупкость их благополучия. Пусть сегодня мы радуемся запоздалому летнему теплу, но уже скоро будут первые утренние заморозки, потом первый снег, за которым последуют и настоящие морозы. И с этим мы ничего не можем поделать: нельзя отсрочить наступление зимы и приблизить приход лета. Но мы знаем, что они настанут обязательно. Легко готовиться к тому, что знаешь, гораздо сложнее встретиться с неизвестностью.

– Посмотри! А вот и дождь, кажется, кончился! – звонко воскликнула Айгерим, показывая на отражение солнца на лужах и крутанув зонтик так сильно, что Кайрат едва успел увернуться от брызг.

Они зашли через арку во двор, глядя на тёмные силуэты деревьев, на листья в свете уличных фонарей, которые уже зажглись. Вечер после прошедшего ливня был очень тихим и тёплым, как бывает в конце лета.

– Вот и мой подъезд, – сказала Айгерим, задержавшись у двери, словно решаясь – спросить или нет. Затем достала телефон, чтобы посмотреть время и улыбнулась:

– Смотри! – она показала на часы. – 20:20! Закрой глаза и загадывай желание! Надеюсь, ты не боишься щекотки?

Кайрат с недоумением взглянул на девушку, хитро подмигнувшую ему, но глаза закрыл. А Айгерим уже взяла его ладонь и аккуратно выводила на ней цифры.

– Я люблю повторяющиеся цифры, – сказала девушка. – И каждый раз, когда я их встречаю, то загадываю желание.

– Очень мило, – парень не знал, что ещё можно ответить, но на ум ему почему-то пришёл электровоз с номером 9999. Кайрат и сам когда-то, в юности, то ли ради игры, то ли всерьёз верил в некоторые приметы, но очень быстро заметил, что они чаще всего не сбываются.

– Загадал? – спросила, наконец, Айгерим. – И глаза можешь уже открывать.

– Не буду говорить, – улыбнулся ей Кайрат. – А то не сбудется.

– Сбудется… – тихо ответила Айгерим. – И ещё… – продолжила она после небольшой паузы, – У тебя такое бывает, ты встречаешь человека, которого давно не видел, а через пять минут тебе уже кажется, что вы и не расставались? Честно, я боялась, что ты изменился, что ты не тот мальчик, каким я тебя помню. А сейчас я рада, что была не права.

Кайрат провёл ладонью по щекам Айгерим, по её тонкой шейке. Его губы чуть заметно дотронулись до её нежной щеки… но, когда парень попытался поцеловать её, девушка изящным движением отстранилась.

– Ещё раз спасибо за прекрасный вечер, – и девушка с радужным зонтиком впорхнула в подъезд, на прощание послав Кайрату воздушный поцелуй…

Только сейчас Кайрат взглянул на свою ладонь. Айгерим написала на ней цифры. Десять цифр телефонного номера. Кайрат ещё немного постоял во дворе, слушая в тишине стук её шагов по лестнице и даже, казалось, поворот ключа в двери. Ещё через мгновение зажёгся свет в окне…