Последний пазл бесплатное чтение

1

Англия

ЛИЛИ: Мама пропала.

ДЖУЛИЯ:??????!!!

ФЕЛИСИТИ: Что?

ЛИЛИ: Я сейчас дома, она уехала!

ДЖУЛИЯ: Куда уехала?

ЛИЛИ: Развлекаться.

ДЖУЛИЯ: Хахахаха.

ФЕЛИСИТИ: Кто-нибудь мне объяснит, что происходит?

ЛИЛИ: Мама подалась в Грецию.

ДЖУЛИЯ: Здорово.

ЛИЛИ: Балдею от тебя, Джу.

ФЕЛИСИТИ: Когда? Как? Зачем?

ЛИЛИ: Сегодня утром – самолетом – не знаю.

ФЕЛИСИТИ: А папа знал?

ДЖУЛИЯ: Она его бросила?

ЛИЛИ: Хахахаха – нет, в пятницу она возвращается.

ФЕЛИСИТИ: Что?????

ЛИЛИ: Так сказал папа.

ФЕЛИСИТИ: она же сегодня сидит с Хьюго!

ДЖУЛИЯ: Значит, не сидит!!

ФЕЛИСИТИ: Помогаешь, как всегда, Джу. Черт. Придется мне самой им заниматься.

2

Фелисити Найтингейл швырнула мобильник на только что застеленную кровать и принялась массировать большими пальцами виски. Она заставляла себя размеренно дышать ртом, чтобы успокоить колотящееся сердце. Кажется, висок – точка для снятия напряжения. Интересно, как сильно можно нажимать, чтобы не нанести себе травму? Она надавила чуть сильнее.

На дисплее радиоприемника с часами горели яркие зеленые цифры: «7:37». По понедельникам она оставляла Хьюго у своей матери в восемь утра и бежала на станцию. Так у них было заведено с тех пор, как она вышла на работу. Правило не менялось неделями: Фелисити нравилось постоянство, нравилось точно знать, на каком она свете.

И как прикажете ей поступить теперь? Мать не могла просто так, без спросу, взять и удрать в Грецию, когда ей положено ухаживать за внуком. Это невероятно! И ужасно неудобно.

В довершение ко всем бедам няня отправилась на похороны. Во всяком случае, так она сказала, отпрашиваясь. Фелисити не вполне поверила Мари-Клод, тем более что та отпросилась не у нее (что само по себе было подозрительно), а у Ричарда, принявшего отговорку за чистую монету и отпустившего ее.

Фелисити знала, что если бы поговорила с няней сама, то мигом бы распознала обман. Ричард – разиня, где ему уличить обманщицу. Либо разиня, либо ему попросту все равно. Скорее второе. Оба они знали, что рано или поздно ей придется самой сидеть с сынишкой, тем более что он снова укатил в Лондон и не собирался возвращаться до пятницы. А значит, отъезд матери, нарушившей их договоренность, был проблемой одной Фелисити.

Торопливо крася губы, она лихорадочно прикидывала варианты. Сказаться больной? Нет, намечалось важное заседание правления, ей нельзя было на нем отсутствовать, хотя ее мнение редко спрашивали и еще реже учитывали. Нет, недомогание не вариант.

Попросить о помощи сестру Лили? Той ничего не стоило усадить за свой великолепный кухонный стол еще одного ребенка, сам Хьюго тоже был бы не против: он любил компанию тети Лили и своих двоюродных братьев, но Фелисити замечала, что после дня, проведенного в доме Лили, сын начинает безобразничать за столом. Лили относилась к таким вещам спустя рукава, не то что Фелисити, которая придавала большое значение умению сына правильно держать нож и вилку. Пускай ее сыночку всего четыре года, никогда не рано начать усваивать азы этикета, а вот приобретенные дурные манеры потом трудно изживать.

Но обратиться к Лили нельзя было не из-за ее отношения к воспитанию детей. Если бы Фелисити попросила Лили о помощи, та непременно поделилась бы с Джулией – и пожалуйста, опять перешептывания у нее за спиной. Даже в детстве Фелисити терпеть этого не могла: когда сестры о ней шептались, она чувствовала себя изгоем.

Времени оставалось все меньше, еще немного – и она опоздает на поезд. Все варианты были рассмотрены и отвергнуты, кроме одного – оставить Хьюго с дедушкой.

Фелисити тяжело вздохнула, вспомнив, сколько всего придется объяснить отцу, чтобы он провел день с внуком. Начать с того, что он понятия не имел, чем кормят детей, и запросто скормил бы Хьюго мороженое в десять тридцать утра, если бы тот попросил. Наверняка начнутся игры где попало, и Хьюго весь перепачкается; то ли дело мать Фелисити, у которой была припасена для такого случая специальная рубашонка из клеенки. Главное, нужно категорически запретить им гулять в парке. Отцу нельзя доверять. В прошлый раз Фелисити застала Хьюго на самой верхотуре детской «паутинки»; ее отец стоял внизу и уговаривал Хьюго не трусить. Одному Богу известно, что было бы, если бы он оттуда навернулся. Много ночей после этого Фелисити мучили кошмары один другого страшнее.

Изучая себя в зеркале, она пожевала накрашенными губами, убрала мизинцем комочек помады из уголка рта. Отлично! Она взяла мобильный и позвонила домой родителям. Дожидаясь ответа, она готовилась расспросить отца о выходке матери.

3

Застрявшая в уличном заторе Джулия громко хохотала. Это уже слишком! За все прожитые Джулией тридцать пять лет мать еще ни разу не совершала таких спонтанных поступков. Это не в ее характере! Улететь в Грецию, ничего никому не сказав? Неслыханно! Сначала мать должна была определить, кто и когда навестит отца, чем и когда ему положено питаться, какие растения и как именно поливать, какие телепрограммы записать в ее отсутствие. Но нет, она даже не оставила им номер телефона того места, куда отправилась. Все вместе было абсолютно не в ее стиле.

А бедняжка Фелисити! Сестры переписывались по WhatsApp, так что Джулия не могла видеть ее лицо, но прекрасно представляла гримасу. Донельзя забавно! Она не собиралась смеяться над дорогой Фелисити, но ни за что не хотела бы оказаться мухой на стене у сестры в тот момент, когда рухнули ее тщательно выстроенные планы насчет Хьюго.

Джулия не удивилась бы, если бы ей позвонила в панике сама Фелисити, хотя в очереди тех, кто мог присмотреть за Хьюго, она стояла на последнем месте. Что ж, судя по всему, Лили с легкостью присоединила племянника к своему собственному пятиглавому выводку и тем решила проблему без лишней суеты. Но окажись она в дурном настроении, настал бы черед Джулии. Да, своих детей у нее не было, но это не значило, что она не способна приглядеть за племянником. Все-таки она врач общей практики, что в глазах многих, особенно Фелисити, повышало ее рейтинг, тем не менее ее телефон молчал. Но молчание Фелисити не задевало Джулию. Что действительно ее беспокоило, так это поведение матери.

Она свернула на улицу, где стоял дом родителей; сама она жила с ними, пока не уехала учиться в университете. Она уже отсутствовала там дольше, чем когда-то жила, тем не менее сейчас она возвращалась домой. Все здесь было родным: знакомые дома, тротуары, на которых она когда-то играла, опасно склонившиеся над улицей темно-пунцовые буки, десятилетиями грозящие телефонным проводам. Сквозь их ветви струился теплый вечерний свет. Джулия затормозила на родительской подъездной дорожке.

Там уже стоял, конечно, кабриолет «Ауди A5» Фелисити с непонятно как засунутым на заднее сиденье детским креслом Хьюго. На месте сестры Джулия приобрела бы что-нибудь попрактичнее, но у Фелисити всегда были собственные приоритеты.

Джулия вылезла из своего скромного «Клио». Дом уже обветшал, думала она, запирая машину. Это всегда было любимое семейное гнездышко, а не дом напоказ, но теперь Джулия обратила внимание на трещины в гудроне посредине дорожки и на торчащие из них пучки травы, которая раньше зеленела только по краям. Надо будет посоветовать родителям нанять кого-нибудь для ухода за домом, иначе, когда настанет время его продавать, работы накопится через край. Ужас от мысли о продаже семейного гнезда некоторое время боролся в голове Джулии с мыслями о том, что нужно ухаживать за домом, но она поспешила отмахнуться и от того, и от другого… Думать о продаже дома еще рано, впереди уйма времени.

Она прошагала мимо лужайки, густо заросшей наглыми рыжеголовыми одуванчиками, и торопливо отперла дверь.

– Привет! – крикнула Джулия, по привычке вешая ключ на крючок у двери.

Фелисити убеждала родителей, что мир непоправимо изменился и что теперь дверь всегда надо запирать, а ключ никогда не оставлять на видном месте.

«Предлагаешь мне чувствовать себя пленником в собственном доме? – ворчал их отец. – Нет уж, лучше пусть к нам пожалуют воры. Все равно у нас нечего красть».

Это было близко к правде. Двадцать первый век их родителей почти не затронул. Телевизор у них был древний, под ним еще сохранился антикварный видеомагнитофон, вокруг валялись видеокассеты с наклейками о содержимом. Пленки использовались для перезаписи столько раз, что изображение на них стало почти неразличимым. Джулия даже не знала, продаются ли еще кассеты формата VHS. Однажды сестры сговорились купить родителям в складчину на Рождество новый DVD-плейер, но спустя несколько месяцев Джулия нашла подарок в гараже так и не распакованным.

– Мы здесь, – донесся из гостиной звучный отцовский голос.

Отец сидел в эркере у круглого столика и корпел над пазлом. На носу у него были очки для чтения, на лбу – очки для дали, получалось три пары глаз, как у инопланетянина. О бифокальных и тем более, боже упаси, о мультифокальных линзах он даже слышать не хотел. Хьюго сидел напротив деда в наушниках с шумоподавлением, заглушавших все посторонние звуки, и с айпадом в руках. Он не поднял голову, поэтому Джулия решила, что он ее не заметил.

Фелисити печатала как оголтелая в своем телефоне.

– Надо срочно отправить один мейл… – пробормотала она, ни к кому не обращаясь.

Джулия подошла к отцу и чмокнула его в макушку.

– Привет, пап. Ты как? Справляешься один?

Фелисити бросила на нее предостерегающий взгляд, но Джулия сделала вид, что не поняла, о чем ей лучше бы не заикаться.

– У меня все хорошо, спасибо, Джулия. Вернее, было бы хорошо, если бы я нашел последнюю недостающую деталь… Уже три дня ее ищу, и все без толку. Начинаю бояться, что ваша мать засосала ее в пылесос.

Новый стук входной двери, в дом ворвался хор звонких голосов.

– Это всего лишь я! – крикнула Лили.

– Мы здесь! – откликнулся дуэт Джулии и отца.

Первыми появились двойняшки Лео и Лука, чьи белокурые головки не доставали до дверной ручки. Дружно подбежав к Джулии, они прижались к ней и подперли с двух сторон. Следом за сыновьями пожаловала Лили с младенцем, привязанным к ее груди хлопчатобумажным платком.

– Идите сюда! – позвала она остальной свой выводок, но оставшиеся двое не откликнулись на зов. – Как хотите. Но не сметь приближаться к дороге!

Входная дверь скрипнула и захлопнулась.

– Всем привет! – провозгласила Лили, крутя головой, чтобы распространить приветствие на всех собравшихся.

Джулия испытала прилив любви к своей двойняшке – так бывало при любой их встрече. Это было сродни неконтролируемому электрическому разряду, сигнализировавшему, что все в мире вдруг пришло в равновесие. Лили выглядела, как всегда, чудесно: свежая кожа, лучистые ярко-синие, с зеленоватым отливом глаза. Если Лили раскопала волшебное средство, придававшее ей столько уверенности в себе, то ей точно стоило расфасовать его и продавать на вес мелкими порциями.

– Как насчет фруктового сока? – обратился дедушка к братьям-близнецам и заговорщицки подмигнул. Наушники не помешали Хьюго навострить уши.

– Да, пожалуйста! – крикнули дуэтом близнецы.

– Им вреден сок, папа, – раздраженно сказала Фелисити, как будто ее родительские обязанности распространялись и на племянников.

Лили пожала плечами. Ее дети жили вольно, следили за временем по движению солнца в небе и появлялись дома, только когда проголодаются. Иногда было даже полезно побаловать их чем-нибудь сладеньким.

– Если дать соку близнецам, значит, и Хьюго тоже, – логично заметил дедушка.

– Вообще не надо было об этом упоминать! – огрызнулась Фелисити, но тут же опомнилась. – Ладно, но только разок.

Отец выпрямился, и Джулия заметила в его движениях некоторую стесненность. Он картинно, как полководец саблей, указал рукой на дверь.

– Вперед, войска! На кухню!

Мальчишек как ветром сдуло, женщины остались одни.

Первой заговорила Фелисити. Судя по напряженному тону, ей хотелось все высказать до возвращения отца.

– Надо узнать, что у мамы на уме, надолго ли она уехала. После этого мы договоримся, кто когда кормит отца. Сами знаете, на кухне он хуже чумы. На готовых блюдах он не проживет больше двух дней.

Джулия подумала: очень даже проживет, многие так делают, судя по ее пациентам. Но одним из достоинств жизни всех трех сестер Найтингейл в родном городке была возможность заглянуть вечерком к отцу и угостить его тем, что осталось у них от ужина. Было бы даже приятно, продолжала думать Джулия, готовить время от времени здесь, а не дома, и делить с отцом трапезу. Она удивилась, почему это не приходило ей в голову раньше, и сделала себе мысленную заметку: предложить такой вариант матери, когда та соизволит вернуться из тех мест, куда ее занесло.

– Мне будет труднее все бросить, на мне Хьюго… – продолжила Фелисити.

Джулия еле справилась с желанием подмигнуть Лили.

– …но я постараюсь. Завтра вернется Ричард, и мне полегчает.

Выходит, ее Ричард опять не дома? Иногда Джулия даже жалела сестру – не из-за частых отъездов ее мужа, а из-за того, как стоически она все это сносила. Казалось, Фелисити терпит отсутствие супруга как наказание за некий свой проступок в прошлом, а не как неприятный факт жизни.

– Я живу совсем рядом, – сказала без затей Лили. – Мне ничего не стоит сюда заглянуть.

Джулии казалось, что пятеро детей – это гиря, мешающая передвижению, но у Лили все вроде бы получалось без особенных усилий, поэтому возникал соблазн поверить, что в ее жизни нет обычных семейных тягот. Тем временем Фелисити кликнула по своему телефону и уставилась на него, сильно щурясь. Ей стоило бы проверить глаза, подумала Джулия. Впрочем, Фелисити никогда не призналась бы, что у нее слабеет зрение.

– Сегодня я здесь, – заявила Фелисити. – Завтра под вечер у меня встреча в другом месте. Среда – третья среда месяца, в этот день мы всегда встречаемся. Насчет четверга еще неясно, но к тому времени она, может быть, уже вернется…

– Кто вернется? – спросил их отец.

Он толкнул дверь ногой, развернулся и распахнул дверь спиной. В руках у него был поднос с тремя стаканами темно-алого сока и четырьмя порциями джина с тоником, судя по пузырькам.

– Я позволил себе налить кое-что нам всем. – Он поднял самый полный стакан. – За вас!

– Мама, кто же еще? – отозвалась Фелисити. – Я пас, я за рулем.

– Немножко джина не повредит, – возразил отец и протянул рюмку Фелисити, которая посмотрела на нее так, будто там смертельный яд. Джулия помогла сестре – сама забрала рюмку.

– Лучше я, папа. – Она поспешила сделать большой глоток. От лимонного вкуса стало кисло во рту.

Лили раздала детям стаканы с соком. Близнецы, почти ровесники Хьюго, ловко справились со своими стаканами. Фелисити зорко следила за своим сыном, боясь, что он обольется.

– Может, сядем? – предложила Джулия и шагнула к просиженным диванам. Год-другой, когда в моде был шебби-шик, такая мебель считалась шикарной, но то время давно миновало. Правда, в удобстве этим диванам нельзя было отказать. «Сделай удачную покупку и больше не заморачивайся» – таково было одно из отцовских правил.

Все уселись: Фелисити рядышком с Хьюго, Джулия и Лили с младенцем на другой диван, отец в свое кресло, близнецы расположились на полу, у них в ногах. Хьюго почувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что сел со взрослыми, и тоже сполз на пол. Джулия заметила, что он оставил айпад на диване и Фелисити не преминула поправить гаджет, чтобы не съехал на пол. Мальчишки тут же увлеклись игрой «камень, ножницы, бумага».

– Скажи, папа, – начала Джулия, – что происходит? Куда подалась мама?

– И почему! – дополнила Фелисити с неуместной агрессивностью.

Джулия укоризненно взглянула на сестру, но та не прореагировала.

– Ваша мать пробудет до пятницы на Кефалонии, – ответил отец.

Его взгляд, как обратила внимание Джулия, был направлен на макушки внуков – это был способ не смотреть в глаза дочерям.

– Подвернулась возможность слетать, и она решила ее не упускать, – продолжил он. – С моего одобрения, – добавил он, чтобы снять вероятные сомнения.

– Повезло маме. – С этими словами Лили устроила младенца у себя на коленях и накрыла его подолом юбки. Детская головка исчезла под белым пологом. Отец не шелохнулся, но Джулия знала, что он все еще относится к кормлению грудью как к крайне интимному акту и предпочел бы при этом не находиться, при всех стараниях Лили беречь его чувства.

– Какая еще возможность? – вскинула голову Фелисити, от которой было непросто отмахнуться.

– Она получила письмо с приглашением и решила его принять, – ответил отец. – Как по мне, просто чудесно, что мир теперь так мал и что мы можем так легко разъезжать по свету. Я полностью поддерживаю ее решение.

Джулия восприняла эти слова как заготовленную речь. Только сейчас у нее мелькнула мысль, что в поездке матери может таиться нечто большее, чем кажется на первый взгляд. Тем временем отец кивнул и выпил еще джина, давая понять, что тема исчерпана.

Лили задумалась. Когда она снова взглянула на Джулию, ей стало ясно, что ее сестра-близнец тоже считает этот вопрос временно закрытым.

Но Фелисити не собиралась униматься.

– Куда же мне девать в четверг Хьюго? Мама знает, что по четвергам у нашей няни выходной.

– Я могу ее подменить, – предложила Лили.

– Я тоже могу, – напомнил о себе их отец, обиженный тем, что о нем забыли. Порой Фелисити бывает такой бесчувственной! Сейчас она готова была считать все эти предложения жалкими попытками решить огромную проблему, созданную отъездом матери.

– Вы не поссорились, пап? – тихо спросила Джулия. – Она не в подавленном настроении?

Веселый взгляд темных отцовских глаз задержался на Джулии, морщинки вокруг них стали глубже.

– Никакого подавленного настроения, – ответил он убежденно.

Казалось, они больше ничего от него не добьются, как бы ни старалась Фелисити. Джулия поймала себя на том, что ей нравится завязавшаяся интрига. Главное, что их мать в безопасности, а о том, что произошло на самом деле, она сама когда-нибудь обязательно им поведает, надо только потерпеть.

– Все это очень странно, – гнула свое Фелисити. – Как ты будешь питаться, а, пап?

– А что такого? – удивился отец. – Уверен, как-нибудь сыщу пропитание, пока ваша мать будет в отъезде.

Лили сдавленно хихикнула и завозилась с сосущим молоко младенцем, чтобы скрыть свое легкомысленное настроение. Джулия прикусила губу. Нет ничего забавнее, чем Фелисити, расстраивающаяся из-за отца.

– Вот и я о том же, – фыркнула Фелисити. – Потому и подумала, что нам надо установить очередность, чтобы каждый вечер одна из нас приносила тебе ужин.

С лица отца сползла улыбка, он стиснул челюсти, как всегда делал, когда кто-то из них ему дерзил в детстве.

– Может, я и постарше тебя, милая Флисс, но еще не инвалид. Согласен, до сих пор приготовление ужина лежало на плечах вашей матери, но вчера вечером я смотрел по телевизору очень интересную передачу, ее вел некий Джейми Оливер. Он с удивительной легкостью готовил еду. Я подумал, что тоже так могу. Будет приятный сюрприз к возвращению вашей матери.

– Так держать, папа! – обрадовалась Лили. – У меня есть пара его книжек с рецептами. Я их тебе привезу, и ты выберешь то, что тебе больше по вкусу.

Отец откинулся на спинку кресла и весело закивал, как будто получил гарантию стремительного превращения в отменного шеф-повара.

Хлопнула входная дверь: это вернулись – вбежали наперегонки – старшие сыновья Лили. Лили и Джулия были блондинками, а Фрэнки и Энцо пошли в своего отца-итальянца: оба были брюнетами и стремительно смуглели при первых же лучах солнца.

– Вот они и проголодались, – простонала Лили и закатила глаза. – Вечно они голодные! Придется ехать домой кормить. – Она отняла у младенца грудь и повязала платок так, что он снова очутился в уютном коконе. – Все, дети, пора домой.

Она взяла свой стакан и залпом выпила джин с тоником, стараясь не смотреть на Фелисити, которая наверняка назвала бы сочетание грудного кормления со спиртным неэтичным. У Хьюго был такой вид, словно расставание с кузенами было для него равнозначно концу света.

– Поскорее приезжай к нам играть, Хьюго, – спохватилась Лили, и он опять заулыбался.

Лили умела всем поднять настроение. В этом с ней никто не мог сравниться при всем старании, настолько щедро она была одарена этим полезным качеством.

Джулия чмокнула отца в щеку и вышла следом за остальными. Последней покинула родительский дом Фелисити, затворившая за собой дверь.

В саду три сестры задержались, чтобы посовещаться. Сыновья Лили воспользовались заминкой и устроили на лужайке беготню друг за другом.

– Все это весьма странно, – сказала Фелисити, пристегивая Хьюго к детскому креслу – почти что акробатическое упражнение, учитывая размеры ее автомобиля. – Но я надеюсь, что все обойдется, а вы?

Для Джулии было непривычно видеть старшую сестру в сомнениях. Та бывала откровенной, только когда оставалась с сестрами наедине, но и то не всегда.

– Все в порядке, – сказала Лили. – То есть чудно, конечно, но папа, похоже, вполне счастлив.

Джулия была согласна с Лили. Отец, ясное дело, утаивал от них что-то важное. Он проговорился о полученном их матерью приглашении, но не о том, от кого оно и что в нем такого привлекательного, что она махнула на все рукой и сорвалась в Грецию как ошпаренная. Ясно было одно: ответов на эти вопросы им придется подождать.

4

Греция

Сесили выглянула в иллюминатор: за ним поблескивало крыло самолета. Дальше простиралось чистое голубое небо, но, если заглянуть за край крыла, можно было увидеть непроницаемую серую пелену. В полете над облаками было что-то волшебное, будто летишь над радугой, в таинственном пространстве, где возможны любые чудеса.

Ей хотелось тронуть руку соседки и поделиться с ней своими мыслями, но незнакомка вряд ли бы разделила ее чувства, поэтому Сесили сосредоточилась на облаках, определяя, где облачный слой гуще, где тоньше.

Ей, конечно, уже доводилось летать над облаками, но раньше она почему-то не осознавала этой магии. Правда, погода немного ее разочаровывала: она хотела бы разглядывать игрушечный мир внизу. Над какими краями они сейчас пролетают: над Францией или уже над Италией? Ее губы сами по себе растянулись в улыбке. Она летит в Грецию! Но стоило вспомнить зачем, как Сесили стало не по себе.

Она вжалась в кресло, пытаясь отключиться, чтобы не слышать детское хныканье в нескольких рядах позади нее. Эти звуки напомнили ей о семье. Исчезнув вот так, без объяснений, она подвела Фелисити и теперь мучилась угрызениями совести, хотя и знала, что малыш Хьюго не останется без присмотра. Норман с удовольствием за ним приглядит, внук в доме заставит его забыть обо всем на свете. Сесили надеялась, что именно так и произойдет, к тому же смысла переживать из-за этого теперь не было. Самолет нес ее на высоте тридцати шести тысяч футов над землей, и волнения дочери из-за того, куда девать своего ребенка, сейчас были не ее заботой.

Она закрыла глаза, стараясь не думать о письме в сумке. Если честно, все дни после получения письма она только о нем и думала и чувствовала себя… Она затруднялась определить, как именно, но точно не лучшим образом. Впрочем, когда летишь в самолете, ничего нельзя изменить. Все прояснится, когда она прибудет в отель. Пока что ей требовалось терпение. Чтобы отвлечься, она заставила себя вспоминать, что взяла с собой, что забыла, соображать, хватит ли ей нижнего белья, и переживать из-за стирки в случае, если не хватит.

– Что будете пить? Желаете перекусить? – раздался голос слева от нее, и она открыла глаза.

На нее выжидательно смотрел бортпроводник в чудесном желтом пиджаке с белой оторочкой на воротнике и на манжетах. Кожа у него была необычного цвета, как будто его окунули в кленовый сироп.

– Даже не знаю… – пробормотала Сесили. – Что у вас есть?

Бортпроводник был профессионалом: не вытаращил глаза, а только глубоко вздохнул, прежде чем ответить.

– У нас широкий выбор горячих и холодных напитков, соленых и сладких снеков, горячих блюд и алкоголя. – В его голосе все-таки прозвучало легкое раздражение.

Взволнованная Сесили услышала только последний вариант.

– Джин с тоником, пожалуйста, – проговорила она и сама удивилась своим словам. – И орешки, пожалуй.

Который сейчас час? Уместно ли заказывать спиртное? Если ориентироваться на пассажира через проход, тянущего из банки пиво, то вполне. Она покосилась на свои часы. Уже миновал полдень, значит, она никого не шокирует джином. К тому же у нее какой-никакой отпуск, а значит, повод расслабиться.

– Лед, лимон? – осведомился бортпроводник, доставая из одного из отделений своей тележки бутылочку Gordon’s.

Сесили утвердительно кивнула. Решение было принято – и не такое уж дерзкое.

Она поставила пластмассовый стаканчик на бумажную подставку и опять стала смотреть в иллюминатор. Норман и Хьюго прекрасно справятся без нее. Хьюго такой забавный: серьезный, сдержанный и при том смешной – порой как скажет что-нибудь эдакое, что так и замрешь разинув рот. Он совсем не похож на своих кузенов, на эту четверку Маугли. Ничего удивительного, ведь их матери, Фелисити и Лили, такие разные.

Шестеро внуков, настоящее благословение! Будут ли еще? Время покажет. Фелисити так намучилась, прежде чем родила Хьюго, что вряд ли решится на повторение. Лили и Марко могут попытаться: вдруг к пятерым сыновьям добавится дочь? Сесили знала, что женщины в наше время все дольше тянут с родами, но существует черта, после которой о деторождении обычно уже не помышляют. Джулия как раз подбиралась к этой черте. Особенно если учесть, как долго теперь длятся поиски подходящего партнера. И кто знает, что за новости поджидают ее в Греции? Лучше не забегать вперед. Очень может быть, что вся затея окажется напрасной.

Когда командир корабля объявил, что до посадки остается десять минут, Сесили замутило от волнения. Она еще никогда не бывала в аэропортах одна. Обычно рядом находился Норман, он все контролировал. Каков порядок действий? Ей никак не удавалось это вспомнить. Что делаешь сначала – забираешь багаж или проходишь паспортный контроль? Какая разница, указатели, без сомнения, будут не только на греческом, но и на английском. Самолет был полон английских отпускников, наверняка не все они владеют греческим. В школе Сесили изучала такой предмет – «греческий язык», только, конечно, это был древнегреческий. Много ли общего у этих двух языков? В любом случае она давно все забыла, ей ни за что не составить фразу «Где мне искать мой багаж?».

Сесили наклонилась, достала из сумки конверт, вынула и аккуратно развернула письмо. Взгляд сразу нашел главное. «Найдите стойку „трансфер“, вас направят в микроавтобус, он доставит вас в отель», – прочла она в энный раз. Получается, ее будут ждать? Времени было так мало, что она не успела ответить; оставалось надеяться, что все получится так, как было описано в письме.

Послание пришло три дня назад. Когда Сесили прочла его в первый раз, то час или два просто непонимающе смотрела на строчки. Норман где-то гулял с приятелями. Сесили сидела в кухне и раз за разом перечитывала текст, пока не заучила его наизусть. Когда Норман вернулся, раскрасневшийся, весь в грязи, она молча, ничего не объясняя, сунула ему письмо.

– О!.. – протянул он, когда прочел. – Ну и ну!

Сесили ничего не сказала. Норман в точности воспроизвел ее мысли.

– Ты поедешь? – лаконично спросил он.

– Не вижу других вариантов, – ответила Сесили.

– Прямо в понедельник? Времени в обрез.

Сесили пожала плечами.

– Ничего не поделаешь. Я уже звонила в турагентство, есть рейс утром в понедельник. Бронировать билет?

Норман мог бы возразить, забеспокоиться, что ей придется лететь в такую даль, послушавшись неожиданно пришедшего письма с минимумом информации. Но она заранее знала, что возражений не будет. Как он мог возразить?

Самолет уже выпустил шасси, до приземления оставались минуты. Сесили сложила письмо, аккуратно убрала его в конверт и спрятала в сумочку. Ей поступило приглашение, она его приняла. Все просто, проще не бывает.

5

До отеля «Афродита» был примерно час езды от аэропорта – так Сесили сказали на стойке «трансфер». Она с облегчением убедилась, что ее ждали: девушка с гладкими волосами нашла ее имя в списке и с наслаждением вычеркнула – дело было сделано. После нее к стойке подошли еще четыре человека. Прибывшие погрузились в микроавтобус вместе с чемоданами и стали смотреть на непривычные пейзажи за окном, менявшиеся по мере того, как они ехали по неуклонно сужавшимся дорогам.

Вот и берег моря. Внизу мерцала бирюзовая вода, над дорогой нависали скалы, земля имела небывалый – оранжевый – цвет. Все вместе выглядело в точности как разворот в туристической брошюре. Сесили всегда считала такие яркие картинки фотошопом, краски на них казались ей чрезмерными; но нет, реальность оказалась ничуть не хуже – Кефалония выглядела захватывающе красивой. Она пожалела, что рядом нет Нормана: хотелось разделить с ним эту красоту; что ж, придется все передать на словах после возвращения. В том, чтобы любоваться красотами в одиночку, тоже была своя прелесть.

Она прижалась затылком к подголовнику. Пока что, думала она, все идет без сучка без задоринки. Посмотрим, готов ли для нее номер. Вдохновляло то, что ее фамилия оказалась в списке пассажиров микроавтобуса. Все происходило согласно изложенной в письме программе.

По пути они делали остановки, высаживая пассажиров. Пара в одинаковых непромокаемых куртках (это когда в небе ни облачка!), вылезая, ворчала, что их отель не дотягивает до уровня, обещанного сайтом. Сесили снисходительно улыбалась: британцы за границей – особая порода людей.

В конце концов в микроавтобусе остались двое – Сесили и еще одна женщина. Сесили не спешила завязывать разговор, потому что плохо понимала, почему здесь оказалась, и старалась не встречаться глазами с попутчицей, хотя та смотрела на нее в упор, явно горя желанием поболтать.

– Вы тоже в оздоровительный центр? – прозвучал вопрос, когда стало очевидно, что сама Сесили не нарушит молчания.

Сесили кивнула и скупо улыбнулась.

– Первый раз? – продолжила женщина, не обидевшись на сдержанную реакцию. – А я езжу каждый год. Чудо как хорошо, то, что доктор прописал. Обычно беру пару занятий по йоге, а остальное время нежусь у бассейна. Однажды польстилась на курс освобождения организма от шлаков, но при такой шикарной кормежке… – она произнесла это так, словно пробовала что-то очень вкусное, – было бы преступлением голодать, вы меня, конечно, понимаете.

Полноту женщины можно было назвать нездоровой, но услышанное взбодрило Сесили. Она бы не выдержала неделю на одной траве и была рада услышать, что ее не станут изводить лечебным голоданием.

– Тем лучше, – отозвалась она, считая, что этого ответа будет достаточно.

Микроавтобус затормозил, и женщина шумно перевела дух, как будто добралась после долгой поездки до родного дома. Быстро пройдя по дорожке под грохот чемоданных колесиков, она исчезла в дверях здания. Сесили осталась сидеть. Водитель вопросительно оглянулся на нее.

– Отель «Афродита»? – спросил он с сильным акцентом.

Сесили кивнула, и он жестом указал ей на дверь. Она все еще колебалась. Он приподнял брови.

– Выходите или везти вас обратно?

– Выхожу, – ответила она, невольно подражая его акценту. На самом деле она бы сейчас предпочла укатить обратно в аэропорт.

Водитель помог ей вытащить чемодан, уселся за руль и был таков. Сесили осталась стоять на ступеньках отеля, как эвакуированная военного времени. Отель выглядел симпатично: двухэтажное здание с широкими арочными окнами и французскими балкончиками, серовато-розовое, как внутренность спелого гриба. Перед фасадом стояли высокие вазы вперемежку с юккой и другими растениями, терракотовая черепица крыши притягивала взгляд на фоне небесной сини. Все было устроено со вкусом, содержалось с любовью. Весьма многообещающе!

Сесили вздохнула. Если сорвется все остальное, она по крайней мере приятно проведет неделю, с облегчением вернется домой и постарается обо всем забыть.

Для начала нужно было войти. Затаив дыхание, она толкнула входную дверь.

Фойе было светлое, просторное, с выложенными белым мрамором стенами и полом, от которых будто веяло прохладой, с красивыми растениями в огромных кадках по углам. Стойка администратора находилась у противоположной стены, и Сесили направилась туда, нарушая тишину стуком колесиков чемодана по полу.

Администратор встретил ее гостеприимной улыбкой.

– Добрый день! – сказал он по-английски. Светлые волосы и бледная кожа лучше всякого паспорта выдавали ее гражданство.

– Я Сесили Найтингейл, – сказала она, надеясь, что этого хватит. Он кивнул, как будто только ее и ждал, и Сесили облегченно выдохнула.

– А, миссис Найтингейл! Хорошо долетели?

– Очень хорошо, благодарю! – прощебетала Сесили.

– Как я понимаю, вы прибыли в оздоровительных целях. У вас будет номер с видом на море. Надеюсь, вы не возражаете?

Сесили утвердительно кивнула.

– Чудесно.

– Все оплачено, осталось только посмотреть ваш паспорт…

Сесили достала из сумочки паспорт и подала администратору. Что значит «все оплачено»? Бесплатное пребывание? Очень мило, конечно, но она предпочла бы заплатить за себя сама. У нее уже возникло неприятное чувство незащищенности. Чья-то непрошеная щедрость его только усугубляла. Но она понимала, что сейчас не время задавать вопросы. В нужный момент она все узнает.

После коротких формальностей администратор вызвал коридорного. Тот взял ее чемодан и повел ее по ступенькам вверх, потом по коридору до двери номера. Отперев дверь, он посторонился и пропустил ее вперед. Белизну комнаты нарушали розовые подушки, голубые простыни и алая бугенвиллея с толстым стеблем в стеклянной вазе. За окном и вправду мерцало Ионическое море.

Сесили полезла в сумочку за чаевыми, но коридорный не стал ждать и ретировался, тихо затворив за собой дверь.

Она гадала, что будет дальше.

Ее позвали, она прилетела. Теперь оставалось только ждать.

6

Англия

Лили изучала сайт университета. Там предлагались бесплатные курсы по множеству предметов. Потребительское поведение и психология. Введение в шифровальное дело. Дигитальное благополучие – с чем это едят? Основы работы с кадрами. Выбрать последнее, чтобы потом поразить Фелисити своими новыми познаниями? Но зачем? Она все равно не постигнет эту премудрость, к тому же бесплатный курс ни за что не даст тех знаний, которые Фелисити усвоила за пятнадцать лет работы.

Правильнее было бы выбрать что-то такое, о чем у ее сестер нет никакого представления. Ее взгляд остановился на курсе под названием «Важность игры в повседневной жизни». На сей счет Фелисити наверняка не осведомлена, усмехнулась Лили и тут же упрекнула себя за это. У ее сестры много других сильных сторон. Она кликнула по ссылке. Появилась женщина средних лет, машущая руками в воздухе и улыбающаяся так, будто только что сумела разгадать сокровенную тайну жизни. Лили стала изучать программу курса и не увидела почти ничего сверх того, что привыкла считать обыкновенным здравомыслием; тем не менее курс был рассчитан на несколько недель при трех часах занятий в неделю. О чем разглагольствовать столько времени? Не иначе, жизнь таит многое, что Лили неведомо.

– Хватит из-за этого переживать, – сказал как-то раз ее муж Марко, когда она в очередной раз затеяла разговор о собственных несовершенствах. – Чтобы понять жизнь, необязательно учиться в университете. Взгляни на меня, разве я не успешен?

С этим нельзя было не согласиться. Марко, уроженец деревни под Анконой, подался в Англию в шестнадцатилетнем возрасте, стал работать в дядиной пиццерии, а теперь был владельцем небольшой сети собственных ресторанов.

– Конечно, ты успешный человек, – согласилась она. – Но никто в твоей семье не ждал, что ты займешься чем-то другим. А я единственная в семье, кто не учился в университете, это другое дело.

Марко покачал головой.

– То, что у тебя есть, гораздо важнее. Мы завели детей, и ты их растишь. Это важнейшая на свете работа. У Фелисити один Хьюго, и то за ним присматривают другие, у Джулии вообще нет детей. Вот скажи, что ты предпочла бы: наших малышей или скучную офисную работу?

Когда он так это поворачивал, она понимала, что он прав, хотя ее слегка обижало, когда он критиковал ее сестер. Но на самом деле Лили расстраивало не то, что она не училась в университете, а то, что она не смогла туда поступить: не дотянула успеваемость, не хватило мозгов.

В некотором смысле Лили повезло, что она вообще выжила. Она появилась на свет преждевременно, на тридцать первой неделе, крохой весом два с половиной фунта. Ее немедленно поместили в инкубатор, на искусственное дыхание и кормление через трубку; по словам матери, ее жизнь висела на волоске. Несколько раз она находилась на грани гибели, но продолжала бороться, мало-помалу окрепла и в конце концов научилась дышать самостоятельно. Преждевременное начало жизни означало, что некоторые стадии развития наступили у нее позже ожидаемого, а какие-то вообще не наступили.

Где же находилась в это время Джулия, ее близнец? В тепле и в безопасности, в материнской утробе. Только вмешательством свыше можно было объяснить то, что, исторгнув Лили, материнский организм расслабился, схватки прекратились. К моменту появления на свет розовой, здоровенькой, способной самостоятельно дышать Джулии Лили успела провести на планете уже семьдесят один день.

Их история пришлась по вкусу прессе. Чудо-близнецы, родившиеся с разницей в десять недель! Гордые родители позировали с обеими дочерями, худышкой Лили и ее младшей, но более сильной близняшкой. О них писали газеты, историю их рождения с тех пор не переставали обсуждать. Ничего себе, близнецы с разными датами рождения!

Матери нравилось, что у них разные дни рождения, Лили – нет. Она бы предпочла родиться в один день с Джулией и терпеть не могла отмечать свой день рождения одна, как будто была недостойна «настоящего» праздника. Джулия всегда охотно предлагала ей праздновать вместе, в свой день, и Лили знала, что от нее ждут радости из-за двух дней рождения, прямо как у королевы [1], но ей было совсем не радостно.

Когда близняшки пошли в школу, одна в форме на свои пять лет, а вторая в форме наименьшего из существующих размеров, быстро стало ясно, что день рождения – не единственное преимущество Джулии перед Лили. Лили позже научилась читать и писать, всегда всюду опаздывала и была не в ладах с математикой. Поэтому, когда Джулия пошла учиться на врача, Лили прошла обучение уходу за детьми и стала няней в яслях, о чем нисколько не сожалела. Как няня она значительно превосходила Джулию. И все же она чувствовала себя отстающей, понимая, что все сложилось бы у нее иначе, если бы она однажды не поторопилась на выход, а потерпела бы еще пару месяцев.

В отличие от сестер, она не стала продолжать профессиональную карьеру, а принялась рожать детей. Успех Марко в бизнесе давал ей прекрасную возможность сидеть дома и самой их воспитывать. Оказалось, что сестры по части деторождения значительно от нее отстают. Лили знала, что Фелисити и Джулия завидуют ее нехитрому выбору. Порой жизнь полна иронии.

Лили закрыла компьютер и посмотрела на часы. Через двадцать минут младенец должен был проснуться. Потом придется забирать мальчиков из школы и из игровой группы. Оставалось время только на звонок матери. Обычно Лили нравилось с ней беседовать, не то что с Флисс и с Джулз. Фелисити звонила только по делу, насчет Хьюго, Джулия – почти никогда. Лили уже нашла свой мобильный и стала искать в списке номер, но вовремя вспомнила, что мать в Греции.

У нее поникли плечи. Мать не пользовалась мобильным телефоном и не брала в руки тот, что они ей подарили.

«Если я дома, то отвечу на звонок, – объясняла она. – А если нет, то вам нетрудно оставить сообщение на автоответчике, чтобы я перезвонила. Это прекрасно работало целых тридцать лет. У меня нет причин что-то менять сейчас». Так она ничего и не меняла. Но теперь, когда ей предстояло отсутствовать целую неделю, у Лили не было способа с ней связаться, и она тяжело переживала разлуку. У нее не было даже телефона гостиницы, где мать остановится; может быть, номер есть у отца?

Лили позвонила родителям домой и стала ждать ответа. Она надеялась застать отца, но после девятого гудка встревожилась. После десятого гудка включился автоответчик. Лили уже была готова повесить трубку, но тут отец все-таки ответил на звонок.

– Найтингейл слушает, – раздался его бас. Фелисити уговаривала его перестать называть свою фамилию, чтобы не поощрять телефонных рекламщиков, но он упрямился.

– Привет, пап, это Лили.

– Привет, Лили, мамы нет дома, – по привычке ответил он.

– Знаю, она же в Греции.

– Ах, да, действительно…

– Я звоню проверить, как ты. Тебе что-нибудь нужно?

– Нет, благодарю, я в полном порядке. Знаешь, дел по горло. Я обещал вашей матери заняться в ее отсутствие сараем, а то у него начинает протекать крыша. Уже дважды за сегодня туда лазил.

– Смотри не переусердствуй.

– Не считай меня дряхлым! – Судя по тону, отцу все же было немного не по себе.

– Я считаю, что тебе семьдесят лет, папа. С водостоком справится Марко, ему не трудно.

Отец в ответ фыркнул.

– Ты ходил за покупками? Не будешь голодать?

– Ходил, не буду. – Он оживился. – Чего только теперь не продают! Я услышал рецепт блюда «пак чой», и что же? Оно на стеллаже в «Теско».

– Тем лучше, папа. Ты уже пробовал стряпать?

– А как же! – В его голосе звучала гордость. – На ужин у меня говяжий бульон с лапшой. Всегда любил азиатскую кухню, а вот ваша мать к ней равнодушна: говорит, она сыровата. Я записал ту передачу, теперь у меня есть все рецепты. Пересмотрю, прежде чем начать готовить. Так и подмывает приступить к делу!

– Мама дала о себе знать?

– Еще нет. Думаю, позвонит, когда устроится.

Это удивило Лили. Насколько она знала, родители никогда не разлучались – во всяком случае, все сорок лет, сколько длился их брак.

– Что все это значит, папа? – не удержалась от вопроса Лили. – У мамы все хорошо?

На том конце повисла короткая, но отчетливая пауза.

– Все хорошо. Просто она иначе не могла. Знаю, для вас это выглядит странно, но я не сомневаюсь, что она все вам объяснит, когда придет время. – Снова пауза. Лили открыла рот, чтобы что-то сказать, но отец продолжил: – Больше меня не спрашивай, Лили. Все объяснения получите у матери.

– Как скажешь, – вздохнула Лили. – Ты-то сам в порядке?

– Говорю же, лучше не бывает. А сейчас прости, водосток не ждет.

Лили улыбнулась в трубку.

– Желаю насладиться говяжьим бульоном с лапшой! Перезвоню завтра.

– Это лишнее, Лили. Я прекрасно справляюсь сам.

Ты-то да, подумала Лили, а я нет.

7

Джулии хотелось заказать себе еще одну порцию выпивки до прихода Сэма, хотя причин нервничать у нее не было. Да и голову лучше было сохранять ясной. Не хотелось что-то забыть или случайно с чем-то согласиться.

В баре было тихо, и она надеялась, что так и будет дальше. Джулия прошла со своим стаканом к столику у стены, в самое безлюдное местечко. Их беседу вряд ли стали бы подслушивать, но она не хотела рисковать. Разговор и так ожидался непростой, не хватало еще отвлекаться на любопытных вокруг.

Ей было очень беспокойно. Давненько она так сильно не переживала, уже много лет ничто не нервировало ее так сильно. Будто она снова стала ребенком. От нервов она даже проснулась сегодня среди ночи – вот уж небывалое дело!

Все действительно непросто: к адреналину примешивалось непрошеное ощущение – паника. В голове у нее еще звучал тихий голос разума: что ты вытворяешь? Тебе это по плечу? Надеешься справиться? Точно? Что скажут люди? Что скажет Лили?

Джулия до сих пор не сказала Лили. Она делилась с ней всем, но только не этими своими планами, во всяком случае, не сейчас. Они уже пять лет обсуждали саму возможность, но всегда только теоретически. Лили удивлялась, но против самой идеи не возражала; Джулия была уверена в ее поддержке, но все равно не хотела рисковать. Теперь, когда она решила, что хочет именно этого, необходимо было все разложить по полочкам, прежде чем кому-то открыться. Исключая, конечно, Сэма. Сэм с самого начала был ее союзником.

Вот и он: вошел в бар и озирается, ищет ее. Увидев, он помахал ей рукой и подошел к стойке. Джулия смотрела, как он обменивается шутками с барменом. Нашел время для болтовни! Им надо столько всего обсудить, а он… Сэм неисправим. Впрочем, Сэм всегда был общительным парнем.

Когда Сэм добрался наконец до нее, его кружка пива была уже наполовину пуста.

– Мог бы допить до дна! – усмехнулась Джулия.

– Прости, отвлекся. Теперь я твой. – Он уселся напротив нее. – Как поживаешь? Все хорошо?

– Все прекрасно, благодарю, – ответила Джулия. – Не считая исчезновения моей матери.

– Ты серьезно? Вы сообщили в полицию? – Его серые глаза расширились, и Джулии показалось, что перед ней прежний мальчишка-одноклассник.

– Она не то чтобы совсем исчезла. Мы знаем, где она. На Кефалонии. Просто мы не понимаем, зачем она туда отправилась.

– Как интригующе! Ваш отец остался дома? Вдруг у нее роман с официантом-греком, как в «Ширли Валентайн» [2]?

Такое даже не приходило Джулии в голову. Она немного поразмыслила и отбросила этот вариант.

– Нет. Отец вроде бы в курсе, но набрал в рот воды. Все это какая-то ерунда. С Флисс чуть припадок не случился.

Сэм усмехнулся.

– Больше всего ее огорчило то, что мама должна была присматривать за Хьюго и даже не удосужилась предупредить о своем отъезде.

Сэм удивленно приподнял брови. Он мог бы отпустить замечание о том, что Фелисити слишком балует Хьюго, но это было лишнее. Оба знали, что он думает.

– Суматоха в семействе Найтингейлов, – заключил он, и с этим трудно было поспорить.

Джулия пригубила вино. Оно стало теплым и не таким приятным, но она не собиралась привередничать. Ей хотелось перейти к делу и больше не отвлекаться на свои семейные драмы. Она решительно поставила стакан, давая понять, что меняет тему.

– Значит так, – начала она. – Ты совершенно уверен, Сэм? Ты точно не передумал? Если передумал, то я не против, я тебя пойму. Только скажи прямо сейчас, чтобы я знала. – Она смотрела ему в глаза, ища в них следы сомнения, которого там не было в помине.

– Конечно не передумал. Я согласился после того, как хорошенько поразмыслил. – В его тоне можно было расслышать обиду.

– Знаю, знаю, – торопливо произнесла Джулия. – Но это важное решение, важнее не бывает. Я не хочу на тебя давить, потому и предоставляю шанс сдать назад, пока… пока не поздно.

Сэм наклонился к Джулии и взял ее руку. Его пальцы были холодными от кружки с пивом, которую он только что поставил на столик.

– Дорогая моя Джулия, я знаю тебя почти всю жизнь. Я люблю тебя как сестру и для меня радостно и почетно сделать для тебя эту шту… оказать тебе эту потрясающую услугу. Я долго ломал голову, и вот тебе мой категорический ответ: нет, я не передумаю.

Джулия облегченно перевела дух.

– Ты даже не знаешь, до чего я обрадована этими твоими словами!

– Ты сама-то уверена? – спросил он.

Джулия посмотрела на потолок, как будто ответ находился там, между балок. Прикусила губу, обдумывая все еще раз, и ответила четко, звучно:

– Да. Я одинокая женщина, больше не надеющаяся на появление Прекрасного Принца. У меня завидная, хорошо оплачиваемая работа. Собственный дом. Много друзей, родные живут неподалеку, и мне тридцать пять. Если совсем скоро не объявится Тот Единственный, то я окажусь старше, чем мне хотелось бы. А посему – да, я уверена.

– Отлично! – Сэм поднял в честь их решения кружку. – За то, чтобы из двух стало трое! – И он звякнул кружкой о ее стакан.

По всему телу Джулии, от корней волос до пальцев ног, пробежала волна волнения. Теперь ЭТО произойдет! Может быть, радоваться преждевременно, но теперь это событие ближе, чем когда-либо за всю ее прошлую жизнь.

8

Греция

Чемодан был уже разобран. Сесили повесила в шкаф юбки, блузки и жакеты, аккуратно разложила по ящикам все остальное. На это ушло меньше десяти минут. Теперь она сидела на краю кровати и разглядывала свою чистенькую одноместную комнату. Она не могла вспомнить, жила ли когда-нибудь в отеле без Нормана – может, и нет. Ей подвернулось приключение, впору было осмелеть и почувствовать себя независимой, но у нее было совсем другое чувство – пугливой уязвимости. Она поступила согласно изложенной в письме просьбе и теперь боялась того, что будет отвергнута и унижена. От одной мысли, что может произойти дальше, у нее начались спазмы в животе.

Сесили достала из сумки письмо, погнавшее ее на край света. Она прочла его уже невесть сколько раз, но его содержание не переставало ее удивлять. Изложение было сдержанным, только факты, но их с лихвой хватало, чтобы Сесили не сомневалась в подлинности письма и в том, как будет обставлена встреча. Само приглашение не позволяло догадаться, от кого оно исходит, и одно это должно было сильно ее тревожить. Зато содержание было совершенно ясным. «Если у вас есть желание встретиться и обсудить это, то приезжайте в отель согласно нижеследующему приглашению». Только и всего. Ничто не указывало на то, что письмо волновало его автора, оно не содержало никаких подробностей, и ей ничего не оставалось, кроме ожидания.

Она встала, подошла к окну и стала смотреть на синеющее за скалами море. Вода искрилась на солнце, по поверхности катились длинные волны. От этой завораживающей картины ее отвлекло урчание в животе, и она осознала, что сильно проголодалась. В суматохе поездки и перелета она забыла о еде, ограничившись завтраком. Пора было спуститься вниз и найти кого-нибудь, кто объяснит, как здесь все устроено, и покажет, где кормят ужином. Она вспомнила женщину в микроавтобусе, признавшуюся, что раз за разом возвращается сюда из-за отменного питания, и ее рот наполнился слюной.

Решение было принято. Сесили быстро сменила дорожную одежду на хлопковую юбку в цветочек и блузку с короткими рукавами. Лето уже началось, так что ее руки и кожа в вырезе платья успели слегка загореть, но ноги сохранили прискорбную зимнюю белизну. Вряд ли кто-то стал бы таращиться на ее ноги, но все же ей хотелось выглядеть как можно лучше. В предстоящие дни надо будет постараться, чтобы ноги посмуглели. Она надела босоножки, взяла сумку и электронный ключ и вышла в коридор.

В фойе было гораздо многолюднее, чем в час ее заезда. Всюду кишели женщины в лосинах для йоги и саронгах, у каждой в руке был стакан с коктейлем. Сесили огляделась и нашла, откуда берутся коктейли: на столике у стены теснились стаканы с оранжевой и красной жидкостью. Она направилась туда.

Стаканы раздавала женщина за столиком, высокая, стройная, с иссиня-черной курчавой шевелюрой, не позволявшей разглядеть ее черты. На ней было что-то белое, просторное, загорелые руки были оголены, на запястьях пестрели кожаные браслеты, пальцы были унизаны тонкими серебряными кольцами. При виде Сесили она обрадовалась.

– Вы, наверное, Сесили? – Она вышла из-за стола и крепко ее обняла. – Я так рада с вами познакомиться! Я София. – Она умолкла, как будто ждала ответного узнавания. Сесили замялась.

– Вы здесь главная?

София улыбнулась, догадавшись, видимо, что Сесили мало что знает.

– Вообще-то да. Это мой оздоровительный центр, а еще я провожу здесь занятия по йоге – если вы к ним присоединитесь, то опять меня увидите. После ужина я дам вам расписание и обо всем расскажу. А пока возьмите это. – Она подала Сесили стакан. – Безалкогольный «Текила санрайз». Мы не подаем алкоголь, но мы не пуритане – если у вас возникнет желание, можете посетить бар в городе. А пока попробуйте это. – Она указала кивком на коктейль.

Сесили поднесла стакан ко рту и сделала глоток. Недурно: приятный апельсиновый вкус и еще что-то резкое, хотя, на ее вкус, недоставало текилы и гранатового сиропа.

– Каждый вечер в семь тридцать у нас пьют коктейли и обсуждают перед ужином прошедший день. Люди предпочитают выходить с коктейлем на воздух. – София указала на открытую стеклянную дверь, за которой синел бассейн.

– Замечательно! – сказала Сесили, хотя сейчас ее не влекло общество незнакомых женщин.

Уловив ее колебание, София поднажала:

– Знаю, вы здесь одна, но это не беда: женщины часто приезжают сами по себе. У нас очень дружелюбная атмосфера, у всех нас столько общего, что найти собеседницу не составляет труда. Пойдемте, я вас представлю.

Она взяла Сесили под руку и повела на террасу. Воздух снаружи был обволакивающим, сильно пахло жасмином, громко стрекотали цикады.

– Внимание! – повысила голос София, чтобы все умолкли и повернулись к ней. – К нам только что пожаловала Сесили из Йоркшира. Она одна, так что проявите присущее вам гостеприимство.

Сесили была впечатлена осведомленностью Софии, хотя они ничего не обсуждали. Либо это профессионализм, либо особый интерес к ее особе. Судя по сердечному приветствию, София знала о письме, позвавшем Сесили в дорогу. Что еще ей известно?

По террасе прошелестел приветственный ропот, все лица, освещенные золотым предзакатным солнцем, повернулись к Сесили. Она засмущалась. Женщины числом не менее дюжины сидели группками, выглядели расслабленными, излучали довольство. Большинство пили то же, что она, некоторые – что-то горячее, судя по пару; странно для террасы греческого отеля летом, а может, и нет.

– Привет! – сказала она всем сразу и виновато пожала плечами. – Чудесный вечер, не правда ли?

Ближайшая к Сесили компания отъехала на стульях назад, освобождая для нее место.

– Прекрасно! – сказала София. – Наслаждайтесь! Увидимся в восемь за ужином.

Сесили присмотрелась к женщинам, среди которых очутилась. Их было пятеро. Двум лет двадцать с небольшим, их кожа и волосы свидетельствовали о безупречном здоровье; они уже успели подружиться, судя по тому, как они сидели рядышком. Остальные три были старше и тоже, подобно ей, приехали, видимо, одни. Сесили была старше всех, но это не имело значения.

Они тепло улыбнулись ей и вернулись к разговорам, которые вели до ее прихода. Сесили попыталась к ним присоединиться. Молодежь обсуждала, где лучше покупать принадлежности для йоги, и жаловалась на цены. Эта тема была Сесили чужда, поэтому она прислушалась к другим. Старшие дамы разговаривали о диетах, которые они безуспешно пытались соблюдать. Сесили не чувствовала себя исключенной из их разговора, но желания вступить в него не испытывала. Достаточно было просто сидеть и блаженно улыбаться, радуясь, что ее не отвергают.

Может ли среди них затесаться ОНА? Сесили вглядывалась в лица беседующих, выискивая знакомые черты и ничего не находя. Неужели так пройдет вся неделя: она будет таращиться на незнакомцев и охотиться за тенями?

– Где именно в Йоркшире вы живете? – обратилась к Сесили ближайшая соседка, заставив ее вздрогнуть. Спросившая была толстушкой с кучерявой гривой светлых волос, по которой давно плакали ножницы.

– В Харрогейте, – ответила Сесили. – Знаете этот город?

– Брат моего мужа живет в Донкастере, только мы с ним не разговариваем, – сообщила женщина, исчерпав этим все свое представление об этом графстве.

– А вы сами откуда? – спросила ее Сесили. До чего же она ненавидела пустую болтовню!

– Из Милтон-Кинс, – ответила толстушка.

Все, что Сесили знала о Милтон-Кинс, что это новый город с «бетонными коровами». Во всяком случае, раньше там стояли такие скульптуры. Она не знала, сохранились ли они, и опасалась, что их упоминание свидетельствовало бы о ее старомодности.

– О, чудесно! – выдавила она. – Вы здесь давно?

– Приехала в пятницу на две недели. Буду сидеть на соках, – прозвучало со значением.

Сесили понятия не имела, что это значит. Наверное, непонимание отразилось у нее на лице.

– Вместо еды, – уточнила женщина. – Жаль, конечно, ведь здесь не еда, а объедение. Но ничего не поделаешь… – Она похлопала себя по животу, заколебавшемуся, как желе. Сесили чуть не стошнило.

– Понимаю, – сказала она. – Трудно, наверное? Трудно не есть? – Она не представляла, как это – сидеть на одних соках. Не иначе, это вредно.

– Терпимо, – ответила женщина. – Можно привыкнуть. Как говорится, без труда не вытащишь и рыбку из пруда. Сбросить вес не так-то просто, – она усмехнулась. – Меня зовут Сью.

– А меня Сесили.

Она продолжала следить за довольно бессвязной беседой соседок, улыбаясь и изображая интерес, но почти не пытаясь вставить словечко. Солнце быстро садилось, превращаясь в огненный шар на оранжево-розовом фоне. С террасы можно было увидеть, как оно касается воды на горизонте, как на морской ряби ширится золотой треугольник света. Когда девочки были маленькими, Сесили говорила им, что если прислушаться, то можно услышать, как шипит солнце, погружаясь в воду. Она гордилась духовной связью со своими детьми, пусть они уже выросли и завели собственных детей.

Потом Сесили стала думать о Нормане: как он там один в их доме в Харрогейте, справляется ли? Наверняка все еще ломает голову над своим пазлом, а в девять вечера сядет смотреть сериал. Она знала, что он тоже думает о ней. Завтра, когда будет, что сообщить, она ему позвонит.

Ровно в восемь женщины дружно встали и заученно двинулись в ресторан. Сесили проголодалась до боли в желудке, поэтому рада была последовать за остальными.

В зале с высоким потолком были накрыты четыре длинных стола с блюдами, полными аппетитной еды, посередине. Сесили отошла от группы с террасы и нашла себе место в другой компании на случай, если в ней появится знакомое лицо. Никто не возражал, и вскоре она уже лакомилась вкуснейшими яствами. Женщина в микроавтобусе не обманула: Сесили редко пробовала такую вкуснятину.

Она накладывала себе уже вторую тарелку, когда рядом с ней выросла София с бумагами в руках.

– Мне надо убегать, Сесили, мы все обсудим завтра. Вот это вам: анкета о состоянии здоровья и программа на неделю. Все классы расположены на крытой террасе у бассейна. Приходите за пять минут до начала. Никто никого не заставляет, можете заниматься так много или так мало, как вам захочется.

Сесили взяла у нее бумаги.

– Спасибо, София.

– Да, еще вот это, – спохватилась София, отдала ей запечатанный конверт, на котором было напечатано «Миссис С. Найтингейл», и не сразу отвела взгляд, как будто давала понять, что письмо очень важное. Сесили стало не по себе – все съеденное, пускай небывало вкусное, превратилось у нее внутри в камень.

– Спасибо… – выдавила она.

– Не за что. Увидимся завтра утром. Хорошего вам вечера и крепкого ночного сна!

Сесили кивнула. Если письмо было от Марни, то ей была гарантирована бессонная ночь.

9

Сесили кое-как досидела до конца ужина, чувствуя, что конверт с письмом прожигает в ее сумочке дыру. Ей очень хотелось броситься к себе в номер и вскрыть конверт, но она заставляла себя сидеть, полумертвая от любопытства и одновременно от страха.

На вежливую беседу у нее не хватало сил – оставалось делать вид, что она слушает болтовню соседок по столу, время от времени кивать, улыбаться и помалкивать. Она могла думать только о письме, все время вспоминалось значительное выражение лица Софии, когда та передавала его ей. Как расшифровать это выражение?

Не иначе, в конверте новое послание от Марни. Другого разумного объяснения не могло быть, и от одной этой мысли у Сесили кружилась голова, она перестала замечать происходящее вокруг, как будто кто-то выключил звук. Она украдкой оглядела своих соседок. Вдруг Марни – одна из них? Большинство были слишком молоды, двое, наоборот, староваты, а остальные? Оставалось только гадать, хотя она не чувствовала даже подобия связи ни с кем из них. А ведь должна была бы!

Она долго сидела неподвижно, пока не набралась сил, чтобы шелохнуться.

Со столов убрали посуду, и женщины стали кучками расходиться: некоторые выходили наружу, чтобы насладиться вечерним теплом, некоторые наливали себе травяной чай и брели с чашками к удобным креслам в вестибюле. Всех их объединяло чувство товарищества, общности, хотя большинство, похоже, познакомились только здесь. За столиками террасы раздавался смех, смеялся и кто-то невидимый в темноте. У Сесили мелькнула мысль, что если она постарается, заговорит с кем-нибудь еще, то без труда присоединится к какой-нибудь из компаний. Ведь можно было бы максимально использовать этот незапланированный вояж, махнув рукой на связанную с ним неопределенность.

Но у нее не было желания делать это. Она прилетела сюда с одной-единственной целью, все остальное было всего лишь шумовыми помехами. Она извинилась, сославшись на усталость после перелета, что было отчасти правдой, и постаралась незаметно исчезнуть.

У себя в комнате она распахнула окно и впустила внутрь теплый вечерний воздух. Небо потемнело, море казалось теперь огромной черной дырой, поглощающей все вокруг. Странная картина: куда ни глянь – темнота без мерцания уличных огней… Лишь кое-где вдали теплились желтые точки; она решила, что это рыбацкие лодки – они протыкали водную гладь и как будто намекали на глубинный свет, не более того. Она уже собиралась закрыть окно, чтобы уберечься от ночных насекомых, но в бескрайней темной пустоте было что-то успокаивающее.

Она села на край кровати и опять достала из сумочки конверт. Сердце так сильно забилось, что она испугалась, что здесь, в Греции, вдали от дома, у нее может случиться сердечный приступ. Она отбросила эту мысль как глупую, но пожалела, что рядом нет Нормана. Он бы взял ее за руки и держал, пока они не перестанут дрожать, пока она не будет готова открыть конверт и еще раз прочесть письмо. Но Норман был далеко. Она решила отправиться в путешествие одна, и теперь ей придется мириться с его отсутствием. Так правильнее. Полвека назад, когда все это началось, она тоже была одна-одинешенька.

Руки потянулись к конверту: что там внутри? Конверт явно был больше своего содержимого: в центре лежало что-то плотнее, чем лист бумаги. Открытка? Дальше ждать она не могла. Осторожно отклеив клапан, она запустила в конверт пальцы и нащупала глянец фотографии, больше ничего. Письма не оказалось, только фото. Сесили испытала разочарование. Но на что она надеялась? Она убеждала себя, что не питает никаких надежд, но, как теперь выяснилось, это был самообман.

Она извлекла фото на свет. Оно было перевернуто вверх ногами, пришлось взять его правильно. Изображение заставило ее вздрогнуть, даже ахнуть. Оно было простое, без лишних деталей: односпальная кровать под белым стеганым покрывалом, на ней коробка размером с обувную, обклеенная обойной бумагой с желтыми розочками, отставшей на уголках. Розочки выцвели, но коробка, учитывая ее возраст, хорошо сохранилась. Сесили в любом случае ее узнала бы.

– О… – прошептала она, слезы наполнили ее глаза и побежали по щекам. Она издала стон, плечи задрожали, и она разрыдалась – бурно, до боли в мышцах. Она крепко вцепилась в фотографию, словно благодаря этому та коробка могла оказаться у нее в руках.

Сесили не знала, как долго она плакала. В конце концов слезы иссякли, она повалилась на бок, как была, в одежде, и натянула на себя простыню.

Это наверняка ОНА. Получив письмо, Сесили рассталась с последними сомнениями, а фотография послужила лишним доказательством. На ней была та самая коробка, которую Сесили приготовила пятьдесят лет назад. Она вспомнила, как долго готовилась ее украсить, как выбирала подходящие картинки, как аккуратно вырезала их, прежде чем наклеить. Давно забытые воспоминания разом нахлынули с потрясающей отчетливостью, как будто она хранила их в надежном месте как раз для этого случая.

Ей тогда хотелось, конечно, чтобы с коробкой обошлись с той же заботой и любовью, которые вложила, создавая ее, она сама, даже не зная, какой будет ее судьба. Но ее вполне могли попросту выбросить. Теперь она знала, что коробку сохранили; может быть, с нее даже сдували пылинки…

По сей день, после стольких десятилетий, Марни продолжала ее беречь.

Когда она проснулась, окна были по-прежнему открыты; свет, отражавшийся от белых поверхностей, не давал больше спать. Снаружи доносилась оживленная беседа по-гречески между мужчиной и женщиной, обсуждавшими, видно, хлопоты наступившего дня. Хлопали ставни, кто-то выбрасывал в мусорный бак стеклянные бутылки. Здравствуй, новый день!

Сесили уснула в одежде и проснулась вся потная. Это было неприятное ощущение, к тому же одежда измялась, а жаль: эта юбка была ее любимой. Надо будет узнать, доступны ли здесь услуги прачечной или хотя бы утюг.

Фотография лежала на белом кафельном полу в нескольких футах от кровати – не иначе, она выронила ее во сне. Сесили испуганно уставилась на нее, но с облегчением убедилась, что изображение утратило ту разящую силу, какой обладало ночью, и уже не лишало ее самообладания.

Она сбросила с себя простыню и побрела в душ. Глаза опухли и болели. Посмотрев на себя в зеркало, она не удивилась, что глаза превратились в щелочки – так сильно опухли веки. Никто здесь еще не привык к ее нормальному виду, и временную проблему могли решить темные очки. Она отвернула холодный кран, намочила салфетки и приложила к векам мокрые комки бумаги. Ощущение прохлады дарило наслаждение.

Завтрак накрыли на открытой террасе. Сесили налила себе соку, взяла вареное яйцо и нашла пустой столик. Ее еще не влекли пустые беседы.

Не прошло и нескольких секунд, как слева от нее выдвинули стул. Она подняла глаза и увидела Софию – нынче она была в черной лайкре, с волосами, кое-как собранными в узел на макушке.

– Доброе утро, Сесили, как спалось?

– Без задних ног, – ответила Сесили отчасти правдиво.

– Вот и славно. Чудесно, что вы здесь. Как я сказала вчера, без колебаний присоединяйтесь к любому занятию, которое вам приглянется.

– Я бы начала с чего-то полегче. В последние несколько дней мне приходилось, – она поискала нужное слово, – не очень сладко. Теперь надо воспользоваться случаем, чтобы прийти в себя.

София согласно кивала, не обращая внимания на упавшую ей на щеку прядь волос.

– Помните, что здесь у нас оздоровительный центр, – сказал она с улыбкой. – Именно для этого мы и существуем. Никто никого ни к чему не принуждает. Прислушивайтесь к своему организму и поступайте по его подсказкам.

Для Сесили все это звучало абракадаброй, тем не менее она вежливо улыбалась. Ей не терпелось расспросить Софию про конверт и про Марни, но это явно было не ко времени. София уже направилась к другим гостям.

После завтрака поднялась легкая суматоха: женщины готовились к дневным занятиям. Сесили сидя наблюдала за ними, надеясь усмотреть в чьем-нибудь поведении странности: повести себя странно, по ее мнению, должна была Марни. Но наблюдение ничего не дало.

Когда начались занятия и суматоха улеглась, она вернулась в свой номер, забрала свою книгу – потрепанный томик в бумажном переплете, – которую уже не первую неделю силилась дочитать, и отправилась на разведку. За недолгую прогулку она успела отметить для себя места, где удобно было бы уединиться и пообщаться. В одном из таких тихих уголков стояло плетеное кресло, в него она и опустилась. Выгоревшие подушки кресла оказались удивительно мягкими. До чего чудесно, подумала она, держать такие подушки на свежем воздухе с весны до осени, не следя за небом, где могут собраться дождевые тучи.

Сесили всегда мечтала провести пенсионные годы за границей. Много лет она, переживая душевную травму, хотела стабильности и предсказуемости. Норман был для этого самым подходящим партнером. Он был ее гаванью в шторм, ее маяком, он гарантировал ей безопасность все первые трудные годы. Потом у них родились девочки, и она почувствовала твердую почву под ногами, сердечная боль стала утихать. Но теперь дочери выросли, и ей все чаще хотелось покончить с привычной жизнью в чудесном зеленом Харрогейте и ринуться навстречу неизвестности. Ее желания были скромны: наблюдать смену времен года в чужом краю.

Она на заметила, как веки смежились, но, когда книга упала на кафельный пол, проснулась от хлопка. Она была совершенно одна – тем лучше. Ей хотелось побыть в одиночестве, как следует поразмыслить, многое вспомнить, в том числе свою неизбывную вину.

Ей было нетрудно провести весь день в тени, присоединяясь к остальным только за обедом и за ужином, а потом снова исчезая. Никто ее не беспокоил, никто на нее не озирался – ни женщины-отдыхающие, ни сотрудники; Марни среди них не оказалось. Своим чередом стемнело. Первый ее полный день на Кефалонии подошел к концу, а она ровно ничего не достигла.

10

Англия

Фелисити посмотрела на часы. Опять! Не прошло и полминуты с тех пор, как она интересовалась временем в прошлый раз. Где он? Обещал ведь успеть, клялся, и на тебе: ей пора уходить, а муж блистает отсутствием!

Она проверила, нет ли на телефоне сообщения, чего-нибудь вроде «опаздываю, увидимся там» или «занял нам места в первом ряду», но ничего подобного, конечно, не нашла. Взгляд на часы – в последний раз. Ничего не поделаешь, придется ехать без него и ждать его появления уже там. Только бы Хьюго не заметил, что нет его папочки.

Схватив жакет и сумочку, Фелисити выбежала из дому и прыгнула в машину. До школы было десять минут езды, концерт начинался через пятнадцать минут. Время еще оставалось, вот только сидеть придется в заднем ряду. Она проклинала про себя Ричарда. Знай она, что он так задержится, договорилась бы встретиться в зале. Но ведь на самом деле она с самого начала знала, что он в очередной раз ее подведет, просто надеялась на чудо.

Стоянка была забита, пришлось довольствоваться местечком на заросшей травой обочине. В который раз выругав про себя Ричарда, она заковыляла по мягкой земле, боясь застрять на высоких каблуках. Дверь детского сада находилась с противоположной стороны; Фелисити торопилась, насколько позволяли узкая юбка и туфли. Солнце немилосердно жгло спину, подмышки взмокли – больше от стресса, вызванного опозданием, чем от спешки.

В зале уже собрались родители, с нетерпением ждавшие появления своих чад. Как она и боялась, свободными остались только места сзади, да и то с краю. Фелисити выбрала то, рядом с которым было еще одно, хотя, по совести, Ричарда стоило бы заставить стоять. Она устроилась поудобнее, надеясь, что никто не заметит, как она запыхалась, выпрямила спину и расправила плечи, чтобы произвести впечатление крайне организованной особы, сознательно запланировавшей появление в последний момент. Но занятое ею место в зале этому намерению противоречило. Любой, кто ее знал, понял бы, что в ее планах не было влететь в зал всего за минуту до начала. Она мысленно перебирала приличные отговорки: затянувшееся важное совещание, звонок гендиректора перед самым ее уходом, тащившийся перед ней трактор, который никак нельзя было обогнать…

А вообще-то, думала она, можно рассказывать что угодно, кроме правды: муж так занят сексом со своей ассистенткой, что ему не до концерта нашего единственного ребенка. Могу представить их физиономии! Если бы не последствия для нее самой и для Хьюго, она выложила бы всю правду – или то, что считает правдой за неимением доказательств мужниной неверности. Доказательств нет, но она все чувствует нутром. Какой стыд! Шаблонная измена. И не с кем-нибудь, а с ассистенткой! Хорошо хоть, что не с няней, хотя Фелисити не сомневалась, что он и там успел наследить. Она предпочитала об этом не думать. Только бы не дома, не в ее постели!

– Это место занято?

Фелисити подняла глаза и увидела растрепанную женщину с пылающими щеками, выглядевшую еще хуже, чем она.

– Увы, да. Это место моего… – Она тут же передумала: – Хотя нет, здесь свободно. Садитесь, пожалуйста.

Так ему и надо! Ей осточертело его покрывать. Когда он соизволит наконец появиться, пускай сам объясняет Хьюго, почему торчит у пожарного выхода.

Но стоило женщине сесть, как Фелисити почувствовала себя виноватой. Бедный малыш Хьюго! Не его вина, что папаша у него – пустое место, а просветить его на сей счет она не взялась бы. Она сообразила, что место нужно было караулить ради Хьюго.

В зале ахнули: детишки высыпали на сцену и дисциплинированно, без суеты расселись по своим стульчикам. Видно было, что все тщательно отрепетировано. Все-таки частная школа! Здесь ничего не оставляли на авось. Родители должны были видеть, что не зря платят деньги.

Все дети были в одинаковых полосатых бело-голубых пиджачках, сразу разглядеть Хьюго не удалось. Потом она его увидела: темные волосы, серьезное личико. Материнское сердце защемило. Несправедливо, что с ним происходит эта гадость!

Рассадив детей, директор встал посередине сцены и дождался тишины.

– Добро пожаловать, родители, бабушки-дедушки, близкие, друзья! До чего приятно видеть всех вас сегодня здесь!

Фелисити испытала приступ гнева. Пришлось медленно дышать ртом и стараться сосредоточиться. Не хватало, чтобы Ричард, даже отсутствуя, испортил ей удовольствие.

– Надеюсь, вы заглядывали в программу и знаете, что вас ждет сегодня море удовольствия.

У Фелисити не было программы: не взяла, так торопилась сесть. Не забыть взять на выходе, чтобы положить в коробку с сокровищами Хьюго!

– Не стану испытывать ваше терпение, лучше сяду с вами. Мы начинаем! Поаплодируем участникам летнего творческого вечера дошкольников академии Acreview Acorns!

Фелисити всегда морщилась, когда слышала это сложное название. Наверное, директор долго репетировал, чтобы не сбиться, произнося его. Первым номером был хор, слаженный и вполне гармоничный для такой малышни. Потом девочка из класса Хьюго играла на пианино. Фелисити была вынуждена мысленно поставить ей пятерку, как ни трудно ей было признать успех ребенка, явно соревнующегося с ее отпрыском. Она тщетно искала среди присутствующих мать юной пианистки. Та наверняка села в первом ряду, где сидела бы и Фелисити, если бы не…

Третьим номером были ударные, звучавшие, на вкус Фелисити, несколько вразнобой, четвертым – попурри из колыбельных песенок в исполнении самых маленьких, двое из которых просто таращились в зал, раскрыв рот. Девчушка со светлыми косичками увидела своих родителей и все время им махала, вызывая смех в зале и оттого махая еще активнее.

Фелисити уже ерзала от нетерпения, так она заждалась выступления Хьюго. Ей очень помогла бы программка: с ее помощью она усмирила бы свои нервы. Она стала озираться, чтобы попросить программку у соседей, но женщина слева сидела с пустыми руками, а сосед по другую сторону так впился взглядом в свой экземпляр, что у нее не хватило духу к нему обратиться. Оставалось только ждать.

К счастью, ожидание не затянулось.

– А теперь Хьюго сыграет нам на скрипке! – провозгласил директор.

Фелисити съехала на самый краешек сиденья, сердце грозило выпрыгнуть у нее из груди. «Давай, Хьюго, милый! – хотелось ей крикнуть. – Вспомни, как мы репетировали!»

Хьюго встал и шагнул вперед. В одной руке он держал ноты, в другой скрипку и смычок и, кажется, не знал, что со всем этим делать. Он неуверенно посмотрел влево, где сидела его учительница – та ободряюще кивнула, но не подошла, чтобы помочь. Фелисити еле сдерживалась, чтобы не броситься сыну на подмогу. Зачем они заставляют его так мучиться? Не видят, что ли, что ему нужна помощь? Бедняжка смешается и собьется при игре. Фелисити сверхчеловеческим усилием заставила себя остаться на месте.

Хьюго, держа скрипку и смычок в правой руке, попытался левой положить ноты на пюпитр, но тонкие листы предательски сворачивались. От замешательства он задел пюпитр смычком, и вся эта штуковина со звоном рухнула на сцену. Сосед Фелисити хихикнул и получил от жены локтем в бок. Злость на Ричарда, которую она до того сдерживала, готова была выплеснуться, и ей пришлось сжать кулаки и впиться ногтями себе в ладони, да так сильно, что заболели мышцы.

В конце концов учительница встала и помогла Хьюго с пюпитром и с нотами, чтобы он начал играть. Зал притих. Фелисити затаила дыхание, мысленно она слала сыну поверх голов яростные лучи поддержки. Ей хотелось, чтобы он хорошо выступил, проявил свой природный талант. Как музыкант он превосходил всех остальных детей на сцене, не считая, правда, юной пианистки: Фелисити признавала скрепя сердце, что та очень хороша.

Хьюго зажал подбородком скрипку, Фелисити прикусила губу. Судя по постукиванию смычка по струнам, у мальчугана дрожали руки. Ну же, Хьюго, думала она, не подведи меня!

Он заиграл. Это была полька, которую он разучивал для своего первого экзамена. Подбирая произведение для этого выступления, Фелисити немного волновалась. Среди трех пьес, из которых они выбирали, эта была самая трудная – быстрая, с необычным ритмом, зато, хорошо ее разучив, он мог блестяще продемонстрировать свое дарование. Сейчас Фелисити переживала, как бы инцидент с нотным пюпитром не сбил его с толку. Для него настал прекрасный момент проявить себя во всей красе перед полным залом родителей. Пускай его папаша – лживый изменщик, зато ее ребенок мог доказать им всем, что она сила, с которой следует считаться.

Первые ноты, извлеченные Хьюго из инструмента, получились неуверенными, слышалась даже некоторая фальшь. Почему он не проверил заранее, хорошо ли настроена скрипка, зря, что ли, она над этим билась?

Ее сосед негодующе расправил плечи и зашептал жене:

– До десяти лет детей нельзя подпускать к скрипке!

– Тсс! – шикнула на него жена.

Фелисити тоже хотелось двинуть его в бок, а потом уведомить, что талантливых скрипачей младше десяти лет на свете пруд пруди, просто у Хьюго сегодня не самый удачный день, что не помешает ему и дальше штурмовать высоты мастерства. Но вместо отповеди она демонстративно отвернулась от дурня и сконцентрировала внимание на Хьюго.

Ее малыш уже вошел в раж. Его пальцы шустро сновали по шестнадцатым долям, смычок плясал по струнам. Совсем другое дело! «Видали? – хотелось ей крикнуть дурню-соседу. – То-то!»

Хьюго добрался до завершения польки и сорвал аплодисменты, пусть это и была просто дань вежливости. Фелисити хлопала как сумасшедшая, Хьюго отвесил залу благородный полупоклон – не забыл мамин урок. Потом взял свои ноты и с достоинством сел. «Видали?!» – звучал в голове его мамы торжествующий вопрос.

Она надеялась, что где-то позади нее сидит Ричард. Надеялась – но знала, что в зале его нет.

11

Греция

Назавтра, в среду, Сесили уже чувствовала, что освоилась на новом месте. Уединение, к которому она себя сперва приговорила, пошло ей на пользу: теперь появилось желание пообщаться. Не зря же она сюда прилетела! Кто сказал, что она должна посвятить все время ожиданию неизвестно чего? Если она найдет себе занятие, то время пролетит быстрее.

Она приняла душ, тщательно выбрала одежду и, довольная своим видом, стала изучать расписание мероприятий на день. Первым пунктом утренней программы была прогулка с целью встретить восход. Его она, увы, пропустила: солнце давно встало и уже припекало не на шутку. После завтрака на террасе намечалось занятие хатха-йогой для новичков. Это ей подойдет.

За отсутствием в ее гардеробе спортивной одежды она взяла с собой пару футболок и пару шортов для бега. Она натянула комплект поприличнее и решила проверить, что припас для нее наступивший день.

София застала ее за завтраком.

– Как провели вчерашний день? Сегодня утром вы выглядите гораздо лучше, уже набрались сил!

Сесили сочла эти слова учтивой ложью. Но глаза у нее этим утром и вправду не были распухшими, не то что после неудачной первой ночи.

– Чудесно, благодарю, – отозвалась она. – То, что доктор прописал.

– Как насчет сегодня? – выражение лица Софии было нейтральным, она спокойно отнеслась бы к решению Сесили провести в одиночестве еще один день.

– Я подумываю о занятии в десять утра, – сообщила ей Сесили, в сомнении опустив уголки рта. – Думаете, это разумная идея?

София широко улыбнулась. Ей очень хотелось, чтобы ее гостьи не скучали. А она хорошенькая, подумала Сесили и пожалела о своей ушедшей молодости.

– Хатха? – спросила София. – То, что надо! Вы занимались йогой раньше?

Сесили отрицательно покачала головой. Как ни смешно, у нее было чувство, что она подвела Софию тем, что ни разу даже не пробовала.

– Не беда, – сказала та. – Вам понравится. Я все объясню, чтобы вы знали, что происходит. Увидимся на занятии!

София хотела вскочить, но Сесили не позволила.

– Спасибо, что передали конверт, – проговорила она, стараясь встретиться с Софией взглядом и передать ей некий смысл помимо слов.

София осталась сидеть.

– Не стоит благодарности. Ситуация щекотливая, но, надеюсь, все вскоре разрешится.

Сесили воодушевилась.

– Так вы в курсе? – спросила она, сохраняя загадочность. Если София – всего лишь передаточное звено, то ей ни к чему знать лишнее.

Та пожала плечами.

– Отчасти, – ответила, вернее, проронила она.

– Вы знаете Марни Стоун? – решила рискнуть Сесили.

София молча кивнула.

– Она здесь? – У Сесили так забилось сердце, что она услышала его стук.

– Сейчас ее нет, но она придет. Больше ничего не могу вам сообщить, Сесили, как бы ни хотела. Марни хочет обставить все по-своему, придется нам дождаться, пока она подготовится.

Сесили кивнула.

– Простите, – пробормотала она. – Зря я стала напирать. Просто я настолько…

София сочувственно покивала.

– Знаю. Хорошо вас понимаю, поверьте. Но ничего не поделаешь, остается посоветовать вам не терять время зря и спокойно ждать. – Улыбка Софии померкла. – Учтите, она может решить не знакомиться, но вы ведь это знаете?

Сесили снова кивнула.

– Это самое трудное, – созналась она. – Такое ощущение, что я прохожу проверку.

София состроила гримасу – доказательство, что Сесили права.

– То есть я знаю, конечно, что Марни вправе сама решать, что делать, просто переживаю, что не пройду проверку и не смогу с ней встретиться.

– Могу только повторить, – София опять вскочила, – что решение за Марни.

С этим она ушла.

Придя в класс для тех, кто впервые пробовал заняться йогой, Сесили застала на матах пять женщин. Она примостилась на краю террасы, не зная, что ей делать, хотя ответ был очевиден: выбрать себе мат и усесться на него.

– Доброе утро, Сесили, – окликнула ее Сью из Милтон-Кинс и похлопала ладонью по соседнему мату. Сесили направилась к ней. – Немного йоги – отличный способ начать день. У меня не выходит совершенствоваться, но я не прекращаю попыток. Хуже не становится, и то хорошо.

Она засмеялась, колыхая обтянутым лайкрой животом. У Сесили мелькнула мысль, что надо бы ввести возрастной лимит на ношение леггинсов; одновременно она не могла не уважать Сью за смелость: что хочет, то и носит, хотя знает, что ей лучше избегать всего обтягивающего.

– Я еще никогда не пробовала, – созналась Сесили. – Это первый раз.

Йога оказалась способом контролировать свое дыхание и надолго принимать причудливые, но не требующие больших усилий позы. Стараясь не терять равновесие, она успевала поглядывать на остальных занимающихся, которые были, оказывается, ничуть не лучше ее, но и не хуже. Даже молоденькие не могли похвастаться мышцами и растяжкой. К концу занятия она обнаружила, что получила больше удовольствия, чем ожидала, хотя до расслабления дело не дошло. Никогда еще ей не доводилось лежать с утра на полу в окружении чужих людей!

Они протерли свои маты, свернули и сложили у стены, а потом вышли на солнышко. Семеня за остальными, она старалась понять, не наблюдает ли за ней кто-нибудь издали. В разгар занятия йогой она забыла про Марни, а теперь опять вспомнила. Никто за ней не наблюдал. Оставалось только ждать дальше.

Те, кто обошелся без йоги, отдыхали в шезлонгах вокруг бассейна, болтая или читая. Сесили решила, что солнце палит слишком сильно и что ей лучше удалиться к себе в комнату, взять книжку и отыскать уголок в тени.

– Как насчет чая? – раздался у нее за спиной голос Сью.

Сначала Сесили огорчилась, что ее лишают блаженного одиночества, а потом передумала грустить. Она уже утомилась ждать. Лучше проводить время в компании, и Сью – не худший вариант.

– Пожалуй, – услышала она собственный голос.

– Только чай ненастоящий, – хмуро предостерегла ее Сью. – Все отдала бы сейчас за хороший крепкий чай со сладкой булочкой! – Она прыснула, ее глаза заискрились, как у заправской озорницы. – У нас дома в ходу йоркширский чай. У вас тоже, наверное, раз вы оттуда.

– Его делают в Харрогейте, недалеко от нашего дома, – сказала Сесили. – Не выращивают, конечно; это чаеразвесочная фабрика, там готовят разные смеси.

– Как интересно! Знаете, я никогда не задумывалась, откуда что берется, пью и все. – Сью подмигнула. – Но не здесь. – Заглянув в корзинку с чайными пакетиками, она скривила губы. – Фенхель, мята, имбирь, гибискус, эхинацея, ройбос, шалфей, мята лимонная. Широкий выбор ядов!

– Лимонная мята, – выбрала Сесили.

Они понесли чай на террасу и устроились в тени фигового дерева.

– Так… – Сью сделала глоток и скривилась. – У вас есть дети?

– Три дочери. – Только три? Всякий раз, говоря это, Сесили испытывала сердечную боль, тем не менее всегда отвечала только так. – И шестеро внуков.

Сью вытаращила глаза.

– Все – мальчишки? Представляю, как шумно у вас дома в Рождество! У меня сын и дочь, внуков пока что нет, и слава богу. Я и так чувствую себя старой… – Она смутилась от собственных слов. – Не хочу сказать, что вы старая, вовсе нет. Просто моему старшему всего девятнадцать, заводить своих детей ему еще рановато. А мне только что исполнилось пятьдесят. Это само по себе удар по организму, не хватало еще внуков!

Всего пятьдесят! Одного возраста с Марни, подумалось Сесили. Она вгляделась в лицо Сью и ничего в нем не увидела. Перед ней сидела всего лишь Сью из Милтон-Кинс. Вот, значит, как выглядит пятидесятилетняя женщина, полезно это учесть.

– Моим дочерям уже за тридцать, – сообщила Сесили. – Пусть заводят детишек, я не против. Да, на Рождество у нас оглохнуть можно, тут вы правы.

Сью посмотрела на левую руку Сесили, на ее золотое кольцо.

– Вижу, вы замужем.

– Да, мы с Норманом женаты уже сорок лет. Мне очень повезло.

– А мой сбежал со своим лучшим другом Робом, – сказала Сью. – Я знать ничего не знала, он, кажется, тоже, а поди ж ты, они все еще вместе, живут в милой квартирке в центре города. Я не вправе его осуждать, но я осталась как судно на мели. Между нами говоря, поэтому я здесь. В пятьдесят самое время преобразиться: сбросить вес, позаботиться о прическе, принарядиться. Стану совершенно новой женщиной!

Сесили тянуло подсказать, что важнее внутреннее содержание, но она оставила свою мудрость при себе.

– И правильно! – одобрила она.

– Чем собираетесь заняться после обеда? Лично я – прыжками.

Сесили не осмелилась попросить разъяснений.

– Типа маленьких батутов, – пояснила Сью. – Отрываешься целых полчаса!

– Для этого я, пожалуй, уже старовата, – сказала Сесили. – Лучше прогуляюсь вдоль моря. Может, поплаваю.

– Храбрая вы! Я моря боюсь, всегда боялась, с раннего детства. Нет у меня к нему доверия, как говаривал мой отец.

Сесили улыбнулась.

– Или греблей заняться? – Она знала, конечно, что просто пойдет плавать.

– Вот по той тропинке можно спуститься в бухту, – сказала Сью, указывая на маленькую железную калитку. – Местами она крутая, особенно трудно возвращаться назад, но оно того стоит. Там, внизу, есть бар, сангрия у них – восторг! – Она прижала к губам пухлый палец. – Не бойтесь, я никому не скажу. Главное, сами помалкивайте.

– Я могила, – отозвалась Сесили с улыбкой.

Она вернулась к себе в комнату и надела купальник. Не факт, что она войдет в воду, но лучше подготовиться. Вернувшись, она не нашла Сью: не иначе, та отправилась прыгать на батутах. Никто не видел, как Сесили выскользнула за калитку и стала спускаться к морю.

Каменистая тропинка была крутовата, она боялась оступиться, камни норовили выскользнуть из-под ног и укатиться вниз по склону. По обеим сторонам росли кусты жесткого дрока. В одном месте Сесили даже испугалась, что переоценила свои силы, но успокоила себя мыслью, что теперь уже поздно возвращаться, цель близко; она продолжила спуск, и вскоре тропа стала шире, открылся вид на пляж.

Там не было ни души.

Сесили доковыляла по гальке до кромки воды. На берег лениво накатывались низкие волны, потом гальку затягивало обратно в воду. Звук при этом был как расслабляющая музыка в массажном салоне. Море было хрустально-прозрачное, бирюзовое, цвет сгущался с каждым метром. Крохотный пляж прятался под старыми узловатыми деревьями, отбрасывавшими густую тень. Чтобы здесь загорать, пришлось бы подойти к самой воде. С обеих сторон громоздились поросшие кедрами скалы. Попасть сюда можно было одним путем – по тропинке, по которой только что спустилась Сесили. Еще сюда можно было приплыть. Сью что-то говорила про бар? Сесили оглянулась и обнаружила бревенчатый навес под рифленой крышей, несколько столиков и стульев под выгоревшими зонтиками, почти не дававшими тени. Судя по стоявшему здесь же пикапу, сюда все-таки вела дорога. Сесили испытала легкое разочарование: местечко оказалось не настолько затерянным, как она надеялась. В баре, правда, не было ни души, она была одна-одинешенька.

Она вошла в тень деревьев и сняла сарафан. Купальник у нее был скромный, но все же более открытый, чем ей хотелось; однако ничего не поделаешь, придется плавать в таком. Только сейчас она поняла, что больше всего на свете хочет искупаться. Она заковыляла по гальке – выходило совсем не элегантно, и она радовалась, что ее никто не видит. Вода оказалась теплее, чем она думала, но назвать это тепло тропическим было нельзя, она поневоле ежилась. Зайдя в воду по пояс, она набрала в легкие побольше воздуха и окунулась целиком. К прохладной воде она привыкла быстро и скоро поплыла вперед сильными мерными гребками.

Плывя, она думала о семье. Фелисити пришла бы в ярость, если бы узнала, что мать плавает в море, никому не сказав, куда отправилась. «Мало ли что может случиться? – слышала Сесили ее голос. – Никто же не знает, где тебя искать!»

Иногда ей казалось, что дочери ее недооценивают. Они не имели возможности оценить ее потенциал, потому что никогда им не интересовались. Для них она была просто мамой, они понятия не имели, какой сильной она может быть. Ни малейшего понятия! Что они скажут, когда узнают? Сейчас об этом не стоило волноваться. Всему свое время.

Издали бухта выглядела уже не такой укромной. Сесили плыла вдоль бросивших якорь кокетливых яхт, опутавших бухту якорными тросами, как телефонными проводами. Справа показалась еще одна бухточка, и она слегка поменяла направление, чтобы туда заглянуть. Над водной гладью зазвучали голоса. Несколько мальчишек затащили свою лодчонку на прибрежную гальку, чтобы не уплыла. Язык, на котором они переговаривались, она не опознала.

Возникло желание повернуть обратно, но раз она уже заплыла так далеко, ей захотелось обследовать новую бухту. Обратно можно будет вернуться пешком, сверкая своими белыми ляжками – подсматривать все равно будет некому. Она подплыла как можно ближе к берегу, вышла из воды и побрела по гальке в тень. Мальчишки оглянулись на звук, но интереса не проявили: что им за дело до пожилой женщины?

Сесили храбро углубилась в ущелье, спотыкаясь в воде об отмытые штормами добела, выцветшие за тысячи лет на безжалостном солнце камни. Здешний пейзаж смахивал на съемочную площадку с мастерскими декорациями; казалось невероятным, что все это – работа природы и стихии.

Сесили зашла так далеко, что уже не видела мальчишек на берегу. Не совершает ли она глупость? Вдруг им известно что-то ей неведомое? Не успев так подумать, она услышала, как они залезают в лодку, как тарахтит лодочный мотор, затем голоса стали стихать, и вскоре воцарилось полное безмолвие. Они уплыли, и она осталась совершенно одна в бухте на острове Кефалония. Ни одна живая душа не знала, где ее искать. Ее чувства метались между восторгом полной свободы и страхом, но первое постепенно перевесило.

Она прошла немного дальше, ее зрение уже привыкло к полутьме. Пещера оказалась просторнее, чем выглядела со стороны моря, и уходила все дальше вглубь скалы. Чтобы продолжить ее исследование, Сесили понадобился бы факел. Она огорчилась, что попала сюда неподготовленной, но при этом испытывала облегчение оттого, что поход завершился не по ее воле. Теперь в ней боролись зуд первооткрывательницы и предчувствие беды. Вдруг она не сможет вернуться, вдруг откажут ноги, вдруг случится сердечный приступ? Вдруг она рухнет здесь, не сможет плыть назад, захлебнется? Сколько времени пройдет, прежде чем Сью поднимет тревогу да и просто заметит ее отсутствие? Что, если начнется прилив? Найдет ли она место, где его переждать?

Сесили покачала головой и мысленно высмеяла себя. В ней проснулась материнская привычка взвешивать риски, хотя рядом не было ее чад. Но, так или иначе, пора было возвращаться. Как бы не окоченеть здесь, а ведь впереди еще заплыв в обратную сторону. Она нагнулась, достала из воды белый круглый, как монета, камешек и сжала его в кулаке: пусть это будет сувенир в память о ее приключении.

До «своего» пляжа она доплыла быстрее, чем думала. У нее не было полотенца; пришлось обсыхать, лежа на плоском камне, – декадентское занятие, разве она кинозвезда из пятидесятых годов? Солнце было уже в зените; у ее ног мелькнула крохотная ящерка. Надо было взять с собой денег, чтобы отпраздновать свое выживание хваленой сангрией из бара. Она решила вернуться сюда на следующий день, уже в полной готовности.

Высохнув, она надела через голову сарафан, сунула ноги в босоножки. Оглянувшись на тропинку, которую ей теперь придется штурмовать, она увидела, что за одним из столиков перед баром кто-то сидит. Это была женщина, очень загорелая, с темными волосами до плеч. Она была в солнечных очках, но Сесили все равно показалось, что она смотрит на нее.

Она улыбнулась незнакомке и приветственно подняла руку.

– Хэлло! Здесь чудесно, не правда ли?

Вместо ответа женщина пожала плечами. Обычно в таких ситуациях Сесили не продолжала попыток общаться, но здесь, на тихом кефалонском пляже, вдали от друзей и родных, в полном одиночестве, ей хотелось быть дружелюбной. Она побрела к женщине. Та подняла очки и закрепила дужки у себя в волосах. Бесцеремонно оглядев Сесили с ног до головы глазами цвета кофе, она спросила:

– Вы Сесили Найтингейл?

– Да… – робко ответила Сесили.

Женщина кивнула. Ее взгляд стал оценивающим.

– Я Марни Стоун, – сказала она.

1

Англия

Прошло уже два дня после отъезда Сесили, и пока что Норман был собой доволен. Он выполнил обещание – разобрал сарай, и ненужный хлам оттуда лежал теперь грудой на заднем дворе. Сарай стал выглядеть образцово, чего нельзя было сказать о заднем дворе, но эту проблему можно было решить если не сегодня, то завтра. Лапша с говядиной тоже более-менее удалась. Все вышло, конечно, не так просто, как выглядело у мистера Оливера – оказалось нелегко подготовить все ингредиенты сразу, – но в целом Норман остался горд собой. Сесили удивится, когда вернется и обнаружит, что он не только выжил без ее привычной кормежки, а даже расцвел. Он нисколько не возражал против кухонного труда, но такое уж разделение труда сложилось у них за долгие годы; теперь в него вполне можно было внести изменения. Он не противился переменам и даже приветствовал их, учитывая то, что в это время происходило, как он считал, на Кефалонии. Норман предчувствовал немалые перемены в их жизни.

Он заварил чай и взял к чаю целых три печенья с ванильным кремом, благо некому было их сосчитать и одернуть лакомку. Наслаждаясь тем и другим на лужайке, он планировал свои дальнейшие действия в рамках операции «Сарай». Однако ограничиться только этими мыслями было трудно. Норман гадал: где Сесили сейчас, как у нее дела? Он не сомневался, что его супруга со всем справится. Других таких умелых женщин, как она, Норман не знал. Но даже ее завидное душевное равновесие могли поколебать новости последних нескольких дней. Он жалел, что ему не хватило решительности настоять на том, чтобы отправиться в Грецию вместе с ней; он знал, впрочем, что его настойчивость ни к чему не привела бы. Через ЭТО Сесили должна была пройти сама. Его место было здесь, дома, его долгом было оборонять крепость до ее возвращения, а потом помочь ей собрать разлетевшиеся черепки. Он, правда, надеялся, что до этого не дойдет. Только эта надежда его и поддерживала.

Звякнула задвижка на боковой калитке, появилась Лили с прикрученным к бедру младенцем.

– Доброе утро, папа! – прочирикала она и тут же ахнула. – Что ты натворил с сараем?

– Я же говорил: затеял уборку, пока ваша мать в отъезде.

– Думаю, тебе придется потрудиться изо всех сил, – сказала Лили, разглядывая, склонив набок голову, кучу хлама. – Тебе помочь?

– Нет, благодарю, – натянуто ответил Норман. – С виду хаос хаосом, но, уверяю тебя, даже в этом безумии присутствует особый порядок. Я точно знаю, что где лежит и что когда делать.

Это было правдой лишь отчасти, и, судя по улыбке Лили, она знала это не хуже отца; но она не стала спорить и села к нему за столик, устроив сынишку у себя на коленях так, чтобы он мог наблюдать за происходящим. Он забарабанил по столу пухлыми ручонками – пришлось Лили схватить его за пальчики, чтобы усмирить.

– Мы были на музыкальном занятии, – объяснила Лили. – Дай, думаю, загляну к тебе на обратном пути.

– Не маловат ли он для этого? – спросил Норман, любуясь внучонком, засунувшим в рот кулак; непонятно, как он при этом не задыхался. – Или у нас в семье народился новый музыкальный гений?

Лили бросила на отца укоризненный взгляд. Ей никогда не нравилось семейное подтрунивание друг над другом, даже в шутку.

– Хьюго действительно хорошо играет на скрипке, не смей дразнить из-за этого Флисс. Она принимает это слишком близко к сердцу.

Нормана подмывало возразить, что Фелисити рискует горько разочароваться, излишне – по крайней мере, так ему подсказывал собственный музыкальный слух – расхваливая талант Хьюго, но он счел за благо прикусить язык.

– Этим вечером мы встречаемся с сестрами, – напомнила ему Лили. – Как всегда, в третью среду месяца. Можешь присоединиться, если хочешь, – спохватилась она. – В программе всего лишь карри.

– Очень мило с твоей стороны, Лили, но сегодня вечером я записываю телепрограмму для вашей матери. – Ставить программы на запись он так и не научился. – А еще я хочу опробовать новый рецепт.

– Как знаешь, – сказала Лили. – Наверное, будет даже лучше, если ты не придешь. Мне надо пошептаться с Джулией. Чует мое сердце, она что-то затевает втайне от меня.

– Это на тебя не похоже. Я думал, ты проникаешь телепатическим способом во все ее мысли. Недаром вы близнецы! – Теперь он подтрунивал над ней, но она не реагировала.

– В этот раз не смогла, – призналась она. – Но знаю: что-то назревает.

– А что Фелисити? – спросил Норман. Старшая дочь волновала его сильнее всего. Со стороны та выглядела женщиной, держащей под полным контролем абсолютно все в своей жизни, но он знал, что это видимость, на поддержание которой уходит слишком много ее сил. Чем выше залезешь на дерево, тем больнее расшибешься, если тебя сбросит порывом ветра. Наглядный пример – ее возня с малышом Хьюго. Было бы лучше, если бы она могла направить слепящий луч своего внимания не на него одного, но, увы, появления у Хьюго братьев и сестер ждать не приходилось.

А уж ее муженек…

– Ричард по-прежнему работает в Лондоне? – спросил он. Вопрос был с подтекстом, но Лили притворилась, что ничего не заметила.

– Насколько я знаю, да, – ответила она как ни в чем не бывало. – В выходные он дома. Хотя бы так…

Малыш раскапризничался, его щечки раскраснелись, кулачок заблестел от слюней.

– Ну-ка, ну-ка, – потянулся к внуку Норман. – Поздоровайся с дедушкой.

Лили передала сына ему. Малыш был белокурым, как Лили, с голубыми глазищами и пухлым личиком. Норман принялся подбрасывать его на коленях, и он ненадолго перестал хныкать, но вскоре зашелся оглушительным криком.

– Извини, папа, – сказала Лили, забрала у него сынишку и стала легонько покачивать, прижав к груди. – У него зубки режутся. А на музыке он обкакался, такое никому не понравится. Сейчас ему лучше вздремнуть.

– Остальные в порядке? – осведомился Норман. – Как Марко?

Лили улыбнулась.

– Все хорошо, спасибо. Ну что, молодой человек, пойдем? Тебе пора домой. Я загляну к тебе завтра, – пообещала она отцу.

– Это лишнее, Лили. Я прекрасно справляюсь сам.

Лили откинула с лица длинные светлые пряди, чтобы сын в них не вцепился – он уже тянулся ручонками к маминым волосам.

– Знаю, но должна сама увидеть, как ты разобрался с сараем, к примеру. Мама разозлится, если застанет все в таком виде. – Оба покосились на гору хлама. – Тебе нужно это сиденье от качелей?

– Мне оно ни к чему, веревки совсем сгнили.

– Тогда я его заберу, хорошо? Марко привяжет новую веревку, будут у нас качели на дереве за домом.

По мнению Нормана, у дочери в саду и так хватало детских игрушек. С другой стороны, лишние качели никогда не повредят.

– Конечно, – согласился он. – Только проследи, чтобы Марко крепко привязал веревки. Ваша мать никогда мне не простит, если что-нибудь случится.

– Не волнуйся, – отозвалась Лили, вытягивая сиденье из кучи. – Спасибо. Ну, мы пошли. Звони, если что-нибудь понадобится, ладно?

– Конечно, Лили. Правда, я в полном порядке. Мы оглянуться не успеем, как ваша мать вернется.

– Ну, раз ты так уверен… – Лили чмокнула отца в макушку. – Скоро увидимся, папа.

С этим дочь ушла, унеся внука. Норман даже не успел напоить ее чаем – впрочем, она все равно отказалась бы. Его чай уже остыл, но он его допил и торопливо сжевал одно за другим все печенья, как будто кто-то мог его украсть. Позвонить Сесили? У него был номер телефона оздоровительного центра. Но если он ей понадобится, она позвонит сама. Правильнее было оставить ее в покое и дождаться, пока появятся новости. К тому же, решил он, глядя на свой хлам, у него было чем заняться.

2

Джулия пришла в ресторан первой. Метрдотель встретил ее с преувеличенным энтузиазмом, и она смутилась оттого, что не помнила его имени. Три сестры Найтингейл уже много лет встречались здесь каждый месяц, и теперь уже стыдно было признаваться в забывчивости. На его прочувствованное приветствие ей пришлось ответить всего лишь теплой улыбкой. Он обращался к каждой из них «мисс Найтингейл», не ошибаясь только в отношении Джулии, хотя Фелисити все еще пользовалась на работе своей девичьей фамилией по каким-то сложным, непонятным для Джулии причинам.

Безымянный метрдотель отвел ее на их постоянное место, за круглый столик в глубине ресторана, далеко от туалета и от окон – они не хотели, чтобы их видели с улицы. Они не были знаменитостями, но прожили в городке почти всю жизнь и были знакомы со многими, кто мог бы помешать им наслаждаться обществом друг друга.

Джулия села на стул, который давно облюбовала, метрдотель принял ее куртку.

– Что предпочитаете пить, пока ждете? – раздался через считаные секунды вопрос официанта. Здесь гордились стремительностью и качеством обслуживания.

Джулия уже открыла рот, чтобы заказать большой бокал мерло, но успела опомниться.

– Воду с тоником, пожалуйста. Побольше льда, с лимоном.

При необходимости она могла выдать свой напиток за джин. Она еще не решила, делиться ли своей новостью с сестрами. Пока стоило предусмотреть все возможные варианты.

Официант, принесший ей напиток, явно был не прочь поболтать, но она дала понять, что ей не до разговоров, уткнувшись в свой телефон. У нее не было настроения слушать рассказы о его семье.

– Благодарю, – бросила она, не поднимая глаз, когда он поставил перед ней стакан. Она чувствовала себя немного виноватой, но не настолько, чтобы поддержать разговор.

На экране телефона появилось сообщение:

Задерживаюсь, буду через десять минут.

Лили. Она опаздывала всюду и всегда. Казалось, вечное опоздание на десять минут было частью ее натуры. Они часто шутили, что не опоздала она единственный раз в жизни – когда родилась.

Фелисити отличалась пунктуальностью, но с сестрами не всегда ее придерживалась, ведь на них необязательно было производить впечатление. Сейчас Джулия уже слышала голос сестры: громкий, властный, он разносился по ресторану – она здоровалась с персоналом. Через несколько секунд Фелисити подошла к столику – как всегда, в тщательно подобранном наряде: костюм цвета розовой фуксии, кремовые туфли на высоких каблуках. Джулии не хотелось думать о цене этих вещей. С ценой ее видавшего виды наряда она точно не сравнится.