Бывшие в городе бесплатное чтение

Пролог. Дима

Вы когда-нибудь задумывались о том, как любимый город в одночасье превращается в выжженное поле битвы? Определенные места и улицы напоминают о былой любви, призрак которой все еще преследует вас. А время беспощадно и медленно тянется, заставляя переживать каждое мгновение вашего расставания.

Каждый раз после расставания мы хотим сбежать из страны с позором, чтобы никогда не сталкиваться со своими ошибками лицом к лицу; в моем случае я боялся встретить ее.

Я знал места, в которых ее можно было заметить. Я знал парки, в которых она обычно обедала или читала. Я целенаправленно избегал любимых магазинов, кофеен, чтобы не тревожить ни ее, ни себя. Мне нужно было ступать осторожно. Каждые шаги по улицам, паркам и проспектам были четко выверенными и обдуманными, потому что, если бы мы встретились, мы бы разбились, как две волны, ищущие друг друга с противоположных берегов.

Я не переставал думать о ней и о нас. О том, что, возможно, если бы мы смогли поговорить, у нас и могло бы все получиться. Я не переставал думать о ней, потому что в глубине души я надеялся, что я смогу встретить ее. Это было бы катастрофой. Но без нее я чувствовал себя никем. Внутри меня образовалась пустота, с которой мы слились, и я стал невидим. Моя жизнь превратилась в череду одиноких, похожих друг на друга дней, тяжесть которых давила на плечи.

Я снова был одинок, и мы делили наше одиночество на двоих с этим городом.

Когда-то моя подруга сказала, что нам отпущено в жизни всего лишь две большие любви. Одну свою большую любовь я уже отпустил.

Хотите историю в стиле «валентинок»? С тем самым финалом, где они будут жить долго и счастливо?

Похоже, такой финал был предусмотрен не для нас.

Часть первая. Алина. Как я представляла его себе?

У меня была привычка не ходить на учебу в свой день рождения. В этот день у каждого начинается свой «новый год»: от первого вздоха до последнего выдоха пролетают года, а дни рождения знаменуют их наполнение. Совершеннолетие – это заглавие ближайших пяти лет. А я думала треть дня о своем одиночестве.

Проснулась. Оделась. Умылась. Все как обычно.

Мама в фартуке стояла на кухне, мыла овощи. Она согласилась помочь мне накрыть на стол, чтобы сделать этот день особенным. Вот только ничего особенного в нем не было. На столе стоял заранее купленный алкоголь: 12 бутылок пива, шампанское, вино, ром, текила – отрада бывшего подростка.

Недовольные вздохи и причитания в духе «Почему всем этим занимаюсь я?», доносившиеся до меня с кухни, отбивали все желание праздновать. Я успокаивала себя тем, что мне осталось потерпеть всего лишь несколько часов присутствия уставших и недовольных родителей, после чего толпа моих друзей завалится в квартиру. Поздравят меня, подарят что-то незначительное, но приятное. Все так, как оно и должно быть.

С полуночи меня атаковали во всех мессенджерах: поздравления от старых знакомых, дальних родственников, с которыми диалог никогда дальше «С днем рождения» не заходит, от одноклассников, чье присутствие в моем медиапространстве с утра уже портило все ощущение праздника.

Папа вез меня в университет: нужно было срочно сдавать работу по бессмысленному и беспощадному фольклору, который влиял на допуск к сессии. Папа рассказывал последние новости. Голова болела, и я чувствовала какую-то отупляющую пустоту. Легкое волнение охватило меня еще с утра, как легкая искра охватывает сухие ветки.

В универе я быстро покончила с делами: хотела поскорее избежать встречи с одногруппниками, половину которых я недолюбливала.

Я с облегчением выдохнула. Вызвала такси и поехала домой.

Дома под ногами мельтешил младший брат, который требовал от старших и от меня толику внимания. Мама суетливо работала на кухне, держа в одной руке сигарету, а в другой – разделочный нож. Папа находился в привычном состоянии для любого мужчины: молча сидел за столом и внимательно читал соцсети, почесывая свою кудрявую бороду.

Позже пришла моя лучшая подруга Карина. Уже втроем мы закончили основное приготовление.

– Не слишком ли мало? – суетливо спросила мама.

– Александра Владимировна, – сказала Карина. – Мы даже и половину не съедим.

Мама по-доброму улыбнулась и приобняла Карину. Иногда мне казалось, что мою лучшую подругу она считает своей родной дочерью, а не меня. Я подкидыш.

По отъезде родителей тухлая часть дня закончилась, и мы с Кариной вскрыли две бутылки пива и заварили Доширак. Народный метод действовал безотказно: начал летать салат-латук, послышался звон ножей, тостер извергал хлебные пластинки – Карина вошла в дело. Не следует уделять слишком много внимания меню ужина и его приготовлению, ведь, к счастью, это все равно не имеет смысла. Наша компания была настолько пунктуальна, что приехали на час раньше, и пришлось выкинуть хлебные мякиши в мусорку, чтобы встречать заслуженные поздравления.

Но как бы забавно не было описывать приготовления к встрече восемнадцатилетия, в голову вторгаются навязчивые воспоминания о том, с каким сентиментальным чувством я ожидала сообщения от Кеши. Еще летом он уехал в Санкт-Петербург, после чего наше общение прекратилось. Кеша ушёл по-английски.

Это была обычная школьная история первой любви. Он учился в параллельном классе. Первое, что нужно знать о Кеше: он умопомрачительно красив. Высокий, стройный, широкоплечий, всегда хорошо одетый брюнет с выдающимся профилем и карими глазами с медным оттенком, от одного взгляда которых можно было влюбиться, утонуть и пропасть в бездне. Второе: Кеша умен, начитан, обладает бешеной харизмой и чувством юмора. Третье: я любила его с пятнадцати лет, и на протяжении трех лет Кеша играл со мной в очень изощренную игру, в которой проигравшим всегда была я.

Я мечтала о том, чтобы после школы мы были вместе. Представляла нас через несколько лет другими. Я всегда думала о нас, пока Кеша думал о себе. В его жизни я всегда занимала самое последнее место.

– Три года, – сказала я Карине, когда компания была занята поеданием стола. Мы сидели с Кариной с краю, и она внимательно слушала. Вино – вот в чем действительно истина. – Три года я бегала за ним, а он…

– Да уж, – сказала Карина. – Я даже представить себе не могла. – Она промолчала, сделала глоток. – Никогда мне Кеша не нравился. Он же придурок!

– Да, – сказала я. – Но… Если он и придурок, то с таким придурком я когда-то мечтала о чем-то большем… О том, с чем делиться с первым встречным нельзя…

Карина понимающе кивнула. Моя подруга была свидетелем всех моих юношеских провалов, живым личным дневником. Возможно, я редко говорю ей о том, что люблю её; что она дорога мне.

– Знаешь, он делал выбор всегда в свою пользу, – подытожила Карина. – Когда ты делала выбор всегда в его пользу. Алин, забудь его.

Если бы только она знала, что после трех месяцев его отъезда я все еще продолжала испытывать к нему что-то, что можно назвать жалким остатком влюбленности: смесь ненависти, обиды, злости и тоски.

К моему удивлению, через час от начала нашей посиделки с друзьями раздался звонок в домофон. Неизвестный человек хорошо знакомым голосом ответил, что это курьер. «Точно, я же заказывала пиццу», – подумала я. Надела пальто и сбежала по лестнице, чтобы забрать заказ. Но когда открыла дверь, увидела его. Кеша стоял около подержанной иномарки. Начался снег, и первые хлопья падали на дорогу, на его машину, плечи и волосы. Он развязным шагом с чуть согнутыми ногами подошел к подъезду и долго смотрел на меня.

Вам никогда не приходилось встречать привидений? Я не про классических мстительных призраков, а про призраков прошлого. Тех привидений, которые никогда и ни за что не покидают вас, особенно если вас объединяет общий круг знакомых, один город, одна и та же музыка. Я говорю о бывших, о неразделенной любви или о тех, кто растоптал ваше сердце.

Кеша стоял передо мной и нагло улыбался, как будто не было того лета, не было всех тех мучительных лет, в течение которых он то бросал меня самым низким способом, то возвращался ко мне.

– Привет, Алина.

Этот голос, эта интонация. Я захотела умереть в этот момент. Чувствовала страх, от которого онемели все конечности. Хотела исчезнуть. Мой мозг истерично вопил «Уходи!», но сердце… Сердце предательски требовало прижаться к его телу, прижаться к его губам и забыть все, что случилось со мной, с ним и с нами.

– Что ты здесь делаешь? – спросила я. Голос дрожал.

– Твой день рождения, – сказал он. – Ты думаешь, я смог бы упустить возможность поздравить тебя?

Он опасно приближался ко мне. Кеша изменился с нашей последней встречи в лучшую сторону. Нет, он выглядел убийственно хорошо. Глаза сверлили меня насквозь. Только сейчас я обратила внимание на то, что в руках он держал красивый букет из белых лилий и коробку, обернутую в гофрированную бумажную упаковку. Кеша протянул мне цветы и подарок. Я невольно отступила.

– Я надеялась, что ты никогда не вернешься в Саратов, – сказала я. – Ты сказал летом, что в этом городе тебя больше ничего никто не держит.

Он опустил взгляд. Было забавно наблюдать, как Кеша делал вид, что ему может быть присуще ощущение стыда или даже вины.

– Это было неправдой, – сказал он. – Ты прекрасно знаешь, что это был способ понять твое истинное отношение ко мне. Да и мне надо было разобраться в том, что я испытываю по отношению к тебе. В этом городе меня держала… – Он запнулся. – Меня держала только ты. Алина, это же очевидно даже для маленькой девочки, а ты в очередной раз придаешь излишний драматизм всей ситуации и явно не желаешь подумать головой.

Снег, цветы, сухой морозный воздух царапал кожу. Вокруг шумели машины, люди, фонари освещали наши лица, а в голове медленно всплывал тот разговор.

Это было в самом конце июля, после тусовки у моих друзей. Кеша позвонил мне, когда я ехала в такси, мучаясь от похмелья. Я долго прислушивалась к его голосу. Через динамики телефона я могла слышать только его прерывистое дыхание.

– Что-то случилось? – спросила я.

Он долго молчал, а тревога росла с каждой секундой, минутой, которые делали это молчание невыносимым.

– Я уехал в Питер, – сказал он.

– И как надолго? – спросила я.

Неуверенность и волнение охватывали меня, сердце бешено колотилось.

– Думаю, что навсегда. Ты же знаешь, в этом городе меня ничего больше не держит. Нужно двигаться дальше. Если ты хочешь, приезжай сюда. Устроишься на работу, снимешь квартиру.

Фраза, которая убила, разбила меня. Фраза, которая растоптала все, что было между нами и все, что объединяло нас. Я долго молчала, ожидая очередного удара. Мысленно я приготовила себя к новой боли. Но внутри меня образовалась кровоточащая рана. Я все время рассчитывала, что он как-то невербально заставит меня ощутить тепло и любовь в его словах, но либо это были мои несбыточные мечты, либо ничем не оправданные ожидания.

Он молчал.

– Прости меня, – тихо сказал он. – Ненавидь меня и как можно скорее забудь.

Кеша положил трубку и поставил в наших отношениях точку. А я оставшуюся неделю июля рыдала. В августе собирала себя заново. Мне казалось, что по прошествии трех месяцев безрадостной осени я собрала себя полностью. Пока он снова не появился у порога моей новой жизни. И каждый божий раз, когда я отвлекалась от общения с ним, он внезапно появлялся в качестве уведомления в социальных сетях или, как сейчас, образом. Кеша улыбался. Он хотел снова подойти ко мне. Отступать уже было некуда: только трусливо капитулироваться в подъезд.

– Нет, – сказала я. – Я больше не позволю тебе так обращаться со мной.

Я захотела уйти, пока его сильная рука не притянула меня обратно.

– Брось, Алина, что за детский сад?! – возмутился он. – Забудь все то, что я говорил и делал. Не веди себя как ребенок и давай поговорим, как два взрослых человека.

Злость. Гнев. Обида. Боль. Я вырвала свою руку из его рук.

– Не прикасайся ко мне, – выпалила я. – Не приближайся ко мне. И запомни: я уже не та дура, которую ты можешь выбросить из своей жизни, как использованную куклу, а потом снова вернуть себе. Прости, но я не твоя вещь!

Он смотрел и не узнавал меня.

– Три года! – продолжила я. – Три года я ждала тебя, надеялась, верила в нас. Но ведь никаких нас не было! Был только ты! В твоей жизни я не существовала, а если в ней мне и было отведено место, то только в качестве подруги, которая из-за своей влюбленности поддерживала каждую твою мысль и смотрела на тебя, как на солнце. Такое ощущение, что у тебя не то, что нарциссизм, а синдром Бога.

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Любишь? – спросила я. – Кеша, что ты несешь? Нет, меня ты как раз и не любишь. Тебе нравится, что я люблю тебя. Хватит меня мучить, хватит! Я все это время думала, что я недостаточно красива, недостаточно умна. А ты все разрушил. Ты превратил лучшие школьные годы в ад, в мой личный ад. Тебе нравилось издеваться надо мной. Каждый раз, когда я только-только приходила в себя, ты снова появлялся в моей жизни с той же самодовольной улыбкой с мыслями: «О, у Алины все хорошо, нужно срочно все похерить к чертям собачьим!»

– Я никогда и не думал об этом, – сказал он.

– Нет, ты думал об этом.

Я перевела дыхание. Меня всю трясло, и я чувствовала, что, если задержусь здесь хоть немного, то уйти никогда не смогу: от него, от этого чувства. Я не смогу уйти от нас, вернее от того, что осталось от нас.

– И пожалуйста, – сказала я. – Никогда не появляйся в моей жизни. В ней для тебя места больше нет. И забери свой букет: я ненавижу лилии.

Я поднималась на лифте и еле сдерживала себя, чтобы не расплакаться. Когда я вошла в квартиру, Карина отвела меня в сторону.

– Что случилось? – спросила она. Лицо ее выражало полную обеспокоенность.

– Это был он, Карин, – сказала я. – Это был Кеша.

– Я его сама сейчас убью, – сказала она с нескрываемой неприязнью.

– Не нужно, – сказала я. – Я все сделала правильно. А теперь я нуждаюсь в ускоренном курсе лоботомии. Или в ускоренном курсе обезболивания.

– Как у будущего врача, – заявила Карина, – у меня есть куча рекомендаций. Шампанское, вино, текила, белый ром. И именно в такой последовательности.

– Что угодно. Сегодня я хочу забыть его и все, что было между нами. Навсегда.

Еще в ванной я долго приводила себя в чувства. Нужно просто надеть улыбку, украсить ее красной помадой, и все станет проще.

В кругу друзей я слушала поздравления, принимала подарки. Мы смеялись, пили алкоголь, слушали музыку, обсуждали последние сплетни и новости из мира простых смертных и из мира людей, для которых покорение политических и карьерных вершин ничего не стоило. Ирина, моя бывшая подруга, чье присутствие в компании вызвало вопросы у меня и у Карины, рассказывала про свою бедную подругу, которая, ввиду своей неопытности, отдалась первому встречному, и про своего нового «друга». Эти истории меня никак не заинтересовали. Паша и Ваня – единственные представители мужского пола, в которых я никогда и ни за что не разочаруюсь, – делились своими впечатлениями из мира технарей. Я ничего не понимала, но было жутко увлекательно. Остальные делились проблемами в личной жизни. «Как же это все скучно», – подумала я.

Заиграла моя любимая песня. Разгоряченная крепким алкоголем, я захотела потанцевать. Чувствовала легкость. Никакой боли, никакого волнения. Я практически его забыла. Со мной танцевала Настя, другая подруга. Я была рада, что она смогла прийти, но весь вечер мне казалось, что между нами есть непреодолимая стена.

С Настей мы познакомились через Ирину. В свою очередь, добавлю, что Ира была на удивление гадкой и пустой девушкой. Но вопрос всегда оставался без ответа: как такая, как Ира, может иметь при себе близких друзей? Неужели есть в ней что-то? «Нет, – сказала я про себя, – в ней отсутствуют все те качества, наличие которых говорит о человеке как о хорошем и добром». И как Настя вообще с ней смогла найти общий язык.

После нескольких дней общения с Настей я поняла, что чувствую в ней родную душу. Все подростковые тусовки, каждый приятный момент, который связывал меня с этой компанией, – Настя отвечала за все.

Я ценила в ней искренность. Когда я сказала ей, что на время хочу побыть одна после тяжелого расставания с Кешей, она отреагировала очень странно. Настя приняла мое решение, но ее действия, ее мимика говорила совершенно об обратном.

– Лин, – сказала Настя, – вечер прекрасный.

Есть в Насте все-таки то, что отличало нас друг от друга. Она была человеком свободным. Совершенно безотказной. Она любила жизнь и хваталась за её каждое мгновение. Как и за мужчин.

А я всегда беспокоилась. В какой-то степени я была для нее живым олицетворением нравственности. Только Настя не хотела видеть рядом с собой человека, который всегда честно, без ужимок, говорил бы ей о ее промахах.

– Спасибо тебе, – сказала я Насте, – за то, что смогла прийти.

Она улыбнулась и на время отошла в ванну.

Рюмка текилы. Вторая. Третья. Я сбилась с счета. О том, что было несколько часов назад я уже совсем не думала. Мне было весело. Музыка заставляла двигаться, а текила выполняла свою главную функцию: одновременно оперативное средство лоботомии без неприятных побочных эффектов и быстродействующее обезболивающее.

– Может, мы позовем кого-нибудь еще? – спросила я.

Идею компания восприняла без особого энтузиазма.

– А если звать, то кого? – спросил Паша. – У меня даже на примете нет никого.

– Лин, может, не стоит? – спросила Настя.

– Я согласна, – сказала Карина. Я удивилась: она впервые была согласна с Настей. – Не уверена, что идея на пьяную голову лучшая.

– А я хочу, – сказала я. – Сегодня мой день рождения.

– Помнишь, я рассказывала про друга своего? Ну одногруппника того классного? Его Настя знает!

Ирина оживилась. Настя восприняла предложение Иры с явным недовольством.

– О, я его знаю, – сказала Карина. – Он даже ничего.

Я всегда доверяла Карине в качестве выбора друзей, партнеров, потому что в моей жизни она была голосом разума.

– Зови, Ир, – сказала я. – Стало как-то скучно.

Ира отошла позвонить. Настя решила кому-то написать. Паша с Ваней пустились в пространную беседу, какая всегда случается у людей, выпивших такое количество алкоголя, которого было достаточно для полного расслабления тела и души, но которого не было достаточно для полного расслабления и расплавления разума. Мы с Кариной, добыв сигареты, сбежали на балкон.

– Честно, – сказала я, – я уже жалею, что позвала этого… Как его там?

– Диму, – сказала Карина. – Да хватит тебе, он нормальный.

Я услышала звонок домофона. Поняв, что выгляжу я для незнакомого человека недостаточно хорошо, я побежала в ванну приводить себя в порядок.

В ванной я задержалась надолго: одних красивых глаз, моего острого ума и красной помады не хватит, чтобы произвести на него впечатление. Так странно: я никогда не видела Диму, слышала о нем только от Ирины и Насти, чьей объективной оценке я никогда не доверяла.

Я подвела глаза, осмотрела себя с ног до головы.

Я вышла из ванной, прошла по коридору. За спинами друзей я плохо смогла его разглядеть. Первое, что я отметила для себя: он недостаточно высокий, но и не низкий. Мысль, эмоционально проявляемая: «Он хорошо выглядит».

Когда мы все вместе прошли на кухню я смогла детально рассмотреть его. На нем были белая рубашка поверх белой майки и темные брюки. Среди присутствующих мужчин он ярко выделялся своим умением находить общий язык с девушками, нетипичным для парня чувством юмора. Когда он протянул руку, я встретила любопытный, но в то же время смущенный взгляд серо-голубых глаз. Его рукопожатие было крепким, теплым и немного жестковатым. Он улыбался и что-то быстро говорил, я мало что разбирала. Большие губы, нос с легкой горбинкой, густые брови, беспорядочно уложенные русые волосы.

Еще одна мысль, эмоционально проявляемая: «Мне не нравится его лицо».

Его голос, интонация, жесты. Излишняя феминность в жестах, отталкивающая скованность. Весь он был неловким и нескладным. Слишком худые руки, слишком юное лицо, эти нелепые очки, которыми он то и дело скрывал половину своего лица. Между прочим, самый яркий показатель самодовольного человека. Есть люди, которые носят головные уборы или громоздкие аксессуары в обыденной жизни или в каких-нибудь кафе. И сколько бы они ни были убеждены, что мы живем в обществе, свободном от правил этикета, порядков или других социальных регуляторов, такие «модники» по-прежнему вызывают смешанные чувства.

– Я вина купил, куда его убрать?

Третья мысль, эмоционально проявляемая: «Он купил то, что мне нравится. Найти общий язык с человеком, который делает и пьет то, что мне нравится, не составит труда».

– Где тут можно покурить?

Возможно, его лицо мне и не нравилось. Но Дима был до ужаса обаятельным, и в какой-то момент его стеснительность вызвала во мне умиление.

Мы уединились на балконе, так как, кроме нас, никто в компании не курил.

– Я точно лишним не буду? – спросил он.

Много вопросов, мало ответов. Я подумала: «Что в нем было такое, что могло нравиться женщинам? Судя по всему, ответ на это я вряд ли получу, если он продолжит бросаться вопросами о том, как бы ему закрыть свои минимальные потребности».

– Нет, совсем нет. Дим, здесь каждый просто отдыхает и общается. Главное, чтобы ты нашел себе собеседника, – ответила я.

Чуть позже завязался разговор о наших странных историях или, как нам казалась на тот момент, странных жизнях. В историях Димы я услышала то, что хотела услышать давно, и это помогло мне понять, что я не одна в своих рассуждениях, желаниях. Посетило странное ощущение того, что мы были знакомы еще до этого дня.

Я училась на филолога, но моя детская мечта стать журналистом не умерла. Так, не имея при себе ни журналистского образования, ни соответствующей аккредитации, я выяснила, что Дима увлекался литературой, барами и женщинами. С каждым его словом он начинал мне нравиться все больше и больше.

– Недавно познакомился со странной девушкой, – сказал он, закуривая следующую. Мне нравились его улыбка, его смех и родинки вокруг глаз. – Она была странной. Знаешь, в момент приближающегося коитуса она попросила остаться в туфлях…

– В туфлях? – спросила я, смеясь.

Он улыбнулся и посмотрел на меня:

– Именно: в туфлях.

Послышались звуки салюта. Снопы искры поднимались в беззвездное ноябрьское небо, загорались, взрывались и снова поднимались в небо.

– В твою честь? – спросил Дима.

– Может быть, – сказала я. – Я замерзла.

Я начала игру. Намек был понят.

– Вернемся к остальным?

Я поняла ту женщину, которая предпочла остаться в туфлях: она просто подготовилась к скорому побегу. Неужели я его не привлекаю? Или он просто притворяется? Как много вопросов и как мало ответов…

Когда мы вернулись на кухню, мы все сели за стол. Каждый из компании начал делиться чем-то, что, как казалось, вызовет интерес большинства. К счастью, мои увлечения выходили далеко за рамки увлечений, отвечающих желаниям и потребностям моих друзей. Но, к своему несчастью, я давно обнаружила, что отклика они не у кого не находят. Я научилась выкладывать основную информацию в доступную всем форму, при этом легко добавляла остроты, которые либо смущали, либо смешили всех.

Я начала рассказывать про сегодняшнюю историю с зачетом и автоматом по греческой литературе. Краем глаза я встретила заинтересованный взгляд Димы. Он увлекся моим рассказом.

Я была взволнована. Я повернулась к нему, но была встречена холодным взглядом, в котором сквозили и надменность, и враждебность.

Чем я это заслужила? Я встретила его таким же надменным и холодным взглядом. Он растерялся. Я растерялась.

Что это было?

– Я обожаю Чехова, – сказал он, когда рассматривал мою скромную библиотеку. – Он невероятен.

Очередная мысль, эмоционально проявляемая: «Ему нравится то, что нравится мне».

В моей картине мира было одно негласное правило: человек, которому нравится Чехов, по определению своему плохим быть не может.

– Этот альбом, – сказал он, улыбаясь и откидываясь назад на стуле, заложив руки за шею, – я переслушал несколько раз.

Moby и Sting. Два исполнителя, музыка которых является зеркалом души человека. В случае Димы душа у него была добрая.

– Еще по одной? – спросил он, когда мы всей компанией перешли на белый ром.

Он, чокнувшись со всеми, красиво откинул голову назад и вылил все содержимое рюмки в себя. Он смешно поморщился. Я рассмеялась.

Каким-то странным образом я чувствовала себя с ним хорошо. Все с ним было легко и просто. Я не хотела думать ни о чем. Мне нравилось, что во время споров он быстро разгорался, увлекался, иногда глотая слова, иногда путая факты, прилично пьяный человек всегда должен иметь право на ошибку; тогда он начинал смеяться, и смех его был настолько заразительным, что каждый подхватывал, не понимая сути наших споров, и каждый смеялся.

Только половина второго, а у меня уже был новый мужчина.

Последняя мысль: «Я никогда и ни за что не смогу полюбить такого парня, как он».

Бывает, что в нас рождается чувство, природу которого невозможно объяснить. Мы испытываем его по отношению к тем людям, которых мы видим в первый и, возможно, в последний раз в своей жизни.

Дима относился именно к этой категории людей. Он был веселым, самое главное – он был живым при всей своей скромности. Но назвать его мужчиной мечты?.. Я думала об этом, уединившись на балконе – Ира, испугавшись, что Дима станет и моим другом, украла его на «минуту».

Сигарета за сигаретой, мысль за мыслью. Как бы смешно это ни звучало, но я чувствовала себя глупо. Чего я хотела от него? И что он хотел от меня?

– Ты совсем пропала, – сказала Настя. – Я постою с тобой?

Мне показалось, что что-то случилось.

– Да нет, все в порядке, – сказала Настя. – Просто… Ну ты знаешь, мужчины…

– Да, – сказала я. – Понимаю.

Я приобняла ее, подбадривая.

– Лин, я могу остаться у тебя? – спросила она.

– Конечно, – ответила я. – Мне кажется, что пора всю эту толпу уже домой отправлять.

Настя улыбнулась. Я проводила ее в гостевую комнату, где постелила ей. Она благодарно посмотрела на меня, снова поздравила с днем рождения и заснула.

Дима, Карина и я проводили всех остальных к такси. Втроем мы сидели на кухне. Карина быстро нашла общий язык с Димой: обсуждали недавнюю статью о инновационном лекарстве от рака, а я делала всем чай.

Позже мы прошли в гостиную, где мы легли все втроем. Активно поступали предложения о просмотре фильма.

– Предлагаю «50 оттенков серого», – сказал Дима.

Карина рассмеялась.

– А я никогда этот фильм не видела, – сказала я.

– Тогда смотри и плачь, дорогуша, – сказал Дима, улыбнувшись. – Фильм дерьмо, зато как актеры там хорошо выглядят… В общем, сама сейчас все увидишь.

После первых пятнадцати минут фильм я поняла, о чем говорил Дима: фильм был до ужаса скучным, зато Джейми Дорнан на фоне унылых и серых зданий Сиэтла и на фоне невзрачной и какой-то зеленой Дакоты Джонсон.

Карина заснула, а мы с Димой смотрели фильм и пускали похабные шутки относительно поведения героев.

В какой-то момент я почувствовала руку Димы на своем плече. Мне было неловко, и даже захотелось отстраниться, но в то же время его теплая рука, легко сжимающая плечи, его упругая кожа, от прикосновения которой тело испытывало странное, незнакомое желание…

Он заснул. Я разочарованно вздохнула, скинула с своих плеч его руку и пошла к себе в комнату. Я чувствовала себя глупо, и вдруг мне захотелось отмыться от этого желания, от этого чувства.

– Может, мне помочь тебе чем-нибудь? – спросил Дима утром, медленно потягиваясь.

– Нет, – сказала я. – Одной будет проще.

От вчерашнего желания ни осталось и следа. Я снова смотрела на его лицо, и снова думала о том, что оно мне не нравилось.

– Как тебя найти? Я имею в виду в соцсетях, в мессенджерах?

«Только не это, – подумала я. – Он же будет навязываться».

– Через Иру или Настю.

Он кивнул головой. Дима стоял в коридоре, немного разбитый после количества выпитого алкоголя. Он медленно одевался, меня это злило: я хотела как можно скорее избавиться от вчерашнего напоминания своего глупого решения.

Дима ушел, не попрощавшись. Как и мужчина, который разбил меня.

– Как прошел день рождения? – спросила мама, вернувшись от бабушки.

– Много вопросов, мало ответов, – сказала я.

Мама покачала головой, а я отправилась в свою комнату. В голове было множество мыслей, и каждая из них пролетала в голове так быстро, что было невероятно сложно удержать хоть одну. Зачем вчера приехал Кеша? Что значил вчерашний жест Димы? Чтобы избавиться от проблем, ничего не значащих, я обратилась к проблемам, которые значили гораздо больше: приближающиеся зачеты и экзамены, одно название которых уже отпугивало меня. И все-таки…

Что же значил его жест?

Дима. Как я с ней познакомился?

А как я с ней познакомился? Я закрываю глаза и предаюсь воспоминаниям.

Это было серое, ничего не обещающее утро ноября. За окном – шум машин, грохот трамваев. Город просыпался, город жил. Только я совсем не хотел подавать признаков жизни.

Будильник вопил, будильник насильно стягивал с меня невидимой рукой теплое одеяло. Я пытался вымолить у бездушного техномонстра еще немного времени на сон. Вы бы осудили меня, но тогда я мечтал о том, чтобы вернуться на ту ступень развития человечества, когда будильником были петушиные крики по утрам – кинул тапком по орущей курице, и дело с концом.

Преодолев свои низменные желания, я поднялся с раскладного дивана и нехотя поплелся в ванну. Посмотрел на себя в зеркало, грустное существо в отражении пыталось всем своим видом сказать мне: «Жизнь студента – это ад наяву!» Звучит наивно, не правда ли?

Я включил тёплую воду и подставил свою руку. Только не говорите мне, что никто из вас по утрам так не делает, чтобы проснуться. В другой руке – телефон. Куча уведомлений из разных мессенджеров и приложений так красиво, так приятно через дисплей телефона шептали: «Открой нас и потрать немного драгоценного времени сборов и утренних ритуалов». Иногда поддаваться слабостям приятно, но иногда они могут стать главными врагами.

Взбодрившись контрастным душем, я побежал в комнату в тщетных надеждах, что в шкафу еще осталась чистая и свежая одежда, в которой в институте показаться будет хотя бы не стыдно. Поэтому я взял первое, что приметил глаз: растянутый свитер, брюки, которые стали велики, и самый главный, самый нужный и необходимый предмет одежды – мятый медицинский халат. Именно мятый. Во всех стереотипных рассказах о студентах медицинских вузов можно услышать, что наши круги под глазами обусловлены объемом изучаемого материала и ежедневной глажкой медицинского халата. Как бы не так. Свой медицинский халат в приличном состоянии я видел только два раза в жизни: в магазине медицинской одежды и на первой паре по анатомии.

Выбегаю на балкон, курю и смотрю на время. Семь сорок пять. Пара начиналась в 8.30. Потратив некоторое время на математические вычисления, где X – это время, которое я должен был потратить на дорогу к самому университету, а Y – время, которое я уделю променаду с сигаретой в зубах, стало предельно ясно, что, несмотря на мое большое желание посетить предпоследнюю лекцию истории медицины, опоздаю я до ужаса неприлично.

По дороге в университет меня осенило: сегодня пятница, а значит, можно наконец-то расслабиться, обнулиться на посиделках в квартире с друзьями, после чего мы могли бы без всяких угрызений совести поехать в бар для знакомства и дальнейшего обнуления.

– Ты как всегда, – сказала Ира. – Тебе повезло: препод вышел на перекур.

– Я думаю, что он меня увидел, – сказал я. – Я ж сам сейчас курил.

– Когда ты уже бросишь? – недовольно спросила Ира.

Уже в течение месяца мои друзья пытались сподвигнуть меня бросить курить.

– Либо бросай, либо переходи на что-то другое. Мы готовы смириться с чем угодно, но только не с этим отвратным запахом.

– Когда небо рухнет, – сказал я. – Никогда. Мы же студенты меда.

Она улыбнулась.

Мы сидели на задних рядах. Из группы были все: как-никак последняя лекция, на которой мы должны собрать темы для последующих семинаров.

– Видел Аню после выходных? – спросила Ира.

– Нет. Хотя она обещала, что учебник отдаст. Я ей написал, сказала, что сегодня принесет. А что такое?

– На звонки не отвечает, хотя говорила, что придет сегодня. Вчера в слезах позвонила, разбудила. Ее парень бросил.

– Да ну! – Я надеялся, что удивление было правдоподобным. – Давай подробности.

На самом деле мы уже догадывались о том, что Аня с Сашей должны были расстаться. Но иногда обсуждение «проблем на личном» подруг всегда так же приятно, как почитать последние посты в телеграм-каналах именитых светских сплетниц: погружаешься в мир интриг, сексуальных расследований и забываешь о своих же проблемах.

Она рассказала нам в конце сентября о том, как познакомилась с ним. Саша был старшим братом ее друга. Аня краем уха слышала об успехах Саши в военной карьере, и каждый, кто был знаком с Аней, знал, что главной ее мечтой была вовсе не успешная карьера акушера-гинеколога, а удачное замужество… с военным. Нет, в военных нет ничего плохого, увольте. Однако каждый, кто когда-либо сталкивался с обучением по направлению, знает: вышла замуж за офицера – и решилась проблема с отработкой. И свадебный торт съел, и в вагон до Санкт-Петербурга (если крупно повезет) сел.

В очередной раз Аня приехала к своему другу, чтобы передать какие-то тетради с конспектами, как вдруг… Она увидела его, высокого, широкоплечего блондина с выразительными голубыми глазами, у порога квартиры ее друга.

– Он что-то говорил, а я млела и млела, мои ноги таяли, и почва под ногами превращалась в зыбучие пески. Мне казалось, что еще чуть-чуть и пропаду, – с юношеской живостью и жаждой страстных приключений во взгляде говорила Анечка.

Мы с Ирой переглянулись и поняли – пропащая.

После скорого знакомства в квартире друга, которое ограничилось сырым диалогом: «Я принесла. Я отдам. Спасибо. Пока», Аня ещё неделю в духе романов «Он мой властелин» атаковала нас пустыми мечтами об их свадьбе, детях и прекрасной старости.

– Такое бывает только в фильмах «С любовью, Рози». Реальность такова: ничего дальше вашего знакомства не зайдет, – сказал я в один из обеденных перерывов в студенческой кофейне. – Перестань уже, неделя прошла. Он тебе ни написал, ни спросил у брата твои контакты.

– Ты слишком предвзято к нему относишься, – сказала Аня, обиженно надув губы.

– Дим, правда, ты уже переборщил. Тебя попросили со стороны парня дать оценку, а ты в своем духе! – недовольно пробубнила Ира.

– А оценку чему я должен давать?

Наконец-то мой вопрос заставил Аню задуматься: а стоит ли ее мечта недельных переживаний? Поэтому она перешла к радикальным действиям, что для нее было несвойственно: она попросила у друга всевозможные мессенджеры, в которых мог быть Саша.

Долгое время она не решалась написать первой: Аня подозревала, что он мог быть уже в отношениях с другой, более привлекательной и более интересной девушкой. Но пустые рассуждения «А что, если?..» могут как предостерегать от нежелательных бед, так и заставить ее свернуть с прямой дороги к ее счастью.

Аня схватила телефон, открыла Телеграм, быстро написала милое и ни к чему не обязывающее приветственное сообщения и сразу же отключила телефон.

Весь день она нервно занимала себя любыми бесполезными делами и той работой, которую откладывала многие месяца: записалась на маникюр, посмотрела сериал, приготовила поесть, устроила генеральную уборку в скромной, но уютной квартире и упорно готовилась к предстоящему «итогу» по анатомии. Телефон в руки она брать не решалась по двум причинам: 1) она не хотела увидеть разочаровывающую пустоту в их диалоге; 2) она не хотела увидеть его ответ, потому что не понимала, что будет после его полного чувств (или безразличия) ответа.

Но перед сном моя подруга-невротичка решила перейти в Зазеркалье.

– Я надеюсь, твой звонок стоил того, чтобы меня разбудить, – сказал я, медленно потягиваясь за сигаретами. – Что случилось?

– Он написал мне, – сказала она с каким-то странным придыханием.

– Кто «он»? Погоди… так ты в итоге написала ему?

– Дима, я знаю, что я полная дура, – сказала Аня. – Я понимаю, что это всё неправильно… Но я точно знаю: он моя судьба! – с иронией, конечно, сказала Анечка.

Я такую иронию называю «предабсессуальный период».

– Ты то же самое говорила и про меня, – ехидно подметил я.

Дело в том, что с Аней мы непродолжительное время встречались, когда начался учебный год. Бывает такая дружба, во время которой вы сближаетесь и ощущаете, словно никто вас лучше не поймет. В такие моменты дружеская любовь ощущается как любовь романтическая. В восемнадцать лет разграничить ее сложно. До первой ошибки. Поэтому в один из поздних октябрьских дней я понял уже в постели, что воспринимаю ее как подругу (юноше свойственно ошибаться, хотя осознавать свои проступки следует до коитуса). Аня тогда расстроилась, а я попросту сгорал со стыда, понимая, что теперь начнутся шутки женского мстительного эго за спиной.

С Сашей они договорились встретиться в пятницу; погода была прекрасная, и всё располагало к первому свиданию. Аня была не совсем уверена, что это было именно первое свидание. Однако его недвусмысленные сообщения заставляли ее думать совершенно о другом.

– Я боюсь, что ему не понравится, – сказала она, осматривая себя с ног до головы.

Выглядела она хорошо: юбка, облегающая бедра, топ, в котором ее грудь выглядела гораздо эффектнее – словом, подруга была готова к любому исходу событий.

Мы с Ирой, будучи опытными советчиками в вопросах свиданий и в one-night-stand, напутствовали ее на путь истинный за бутылкой вина и дешевыми закусками из ассортимента алкогольного магазина за углом.

– Не спи с ним, умоляю, – сказал я.

Ирина поддержала.

– Я вас уверяю, – сказала Аня, – я не настолько отчаялась, чтобы прыгать к нему в кровать после недели общения.

– Всё равно, – сказала Ирина, – даже не думай.

– Или для нас ты пропадёшь, – подхватил я.

Мы изнемогали, мы ожидали, мы нервничали вместе с Аней: Саша опаздывал на 15 минут, как приличная девушка и как самый неприличный и неучтивый молодой человек. Я поддерживал Аню, но мысленно понимал и его: как-никак я парень, и мужская солидарность была мне не чужда. Разве что в самых крайних случаях.

Саша позвонил и сообщил, что уже на месте, и Аня, впопыхах надевая пальто и прощаясь с нами, сбежала на свидание с мужчиной, который, как она полагала, сможет осуществить ее мечту.

– Ничего особенного не было, – рассказывала Аня на следующее утро. Она была немного разочарована и даже расстроена. – Мы просто занялись сексом в его машине.

– Что? – в унисон воскликнули мы с Ирой.

– Ты же обещала нам! – сказал я.

– Господи, ну ты и дура! – сказала Ира.

– Вы предохранялись? – спросил я, уводя Аню в сторону от толпы студентов.

– Перестаньте! – В голосе Ани прозвучала обида. – И да, я предохранялась.

Она красиво, камерно закурила и посмотрела на нас взглядом, в котором была тайна. Ирина сгорала от любопытства, я же понимал, что за тайна была в её глазах: секс был прекрасным, Саша был прекрасен, и теперь моя подруга была втянута в неопределенные отношения с молодым человеком, которого мы знали только из рассказов Ани (не будем забывать, что иногда наши подруги под влиянием «царского» недуга могут становиться ненадежными рассказчицами, потому что во время громкого расставания они будут говорить вещи противоположные).

Четыре стремительные недели они провели вместе: гуляли по прекрасным осенним паркам, проводили время в тех местах Саратова, где обычно можно встретить самые слащавые и клишированные пары, занимались сексом, тем самым сексом, который только бывает в самом начале отношений – полным страсти, чувств и эмоциональной близости.

Прошел месяц, и мы с Ириной стали постепенно забывать о существовании Ани, мысленно внося ее в список тех подруг, которые всегда забывают о своих верных друзьях после первых серьезных отношений и которые по прошествии пяти-семи лет пригласят вас на свадьбу, где вы выполните роль счастливых-несчастливых друзей одиночек, чья карьера сложилась, а личная жизнь трещала по швам.

Саша уехал по работе в другой город, но обещал вернуться через одну-две недели. Аня вспомнила, что в Саратове у неё ещё остались какие никакие друзья, которые могут скрасить осеннее одиночество.

– Честно, я долго обижалась, – сказала Ирина, смеясь и вздыхая. – Какое же отличное вино!

– Оно было самым дешевым, – ответил я. – Сигареты после подробностей!

Аня расстроенно посмотрела на меня.

– Этот месяц, – начала она, – я была в раю.

Мы с Ириной посмотрели друг на друга и не смогли сдержать смеха. На манер пятилетних забияк мы начали кривляться и извращенным фальцетом произносить дразнилку: «Тили-тили тесто, Аня с Сашей жених и невеста!»

– Как старомодно, – сказала она, улыбаясь. – В любом случае… каждый из вас поймет меня, когда по-настоящему влюбится.

– А если я влюбляюсь каждую ночь? – спросил я.

– Партнеры на одну ночь не считаются, – ответила Аня. – Любовь… ведь она всегда так внезапна, как будто появляется из-под земли и охватывает вас с головы до ног… как стихия.

Ирина задумалась.

– Вот «это», – сказал я, указывая пальцем вверх на то, что осталось после сказанных Аней слов в воздухе, – и убивает любовь.

На самом деле я завидовал Ане.

Не потому, что у нас с ней ничего не вышло. Потому что в моей жизни ничего не клеилось.

Каждые выходные я проводил либо с головой погруженным в учебу, либо с друзьями за посиделками у меня в квартире, либо в бесконечных исследованиях половой жизни городских заведений.

Нет, не подумайте, что мне было просто одиноко. Мне было ужасно одиноко. Каждую ночь я представлял себе, что когда-нибудь я мог бы стать счастлив не только с самим собой, но и ещё с кем-то другим.

Что меня так останавливало вступать в отношения? Я не знаю.

Не подумайте, что я принадлежал к той самой категории парней, у которых высокая планка по отношению к девушкам. В моем детстве присутствовали и мама, и папа. Я потерял девственность в 16 лет с первой девушкой, как и каждый подросток, которому сперматоксикоз бьет в голову и у которого есть совершеннолетний друг, который поможет с приобретением презервативов.

Но любовь для меня была этапом непройденным.

Я мог дать совет каждой из своих подруг, находящихся в сложных отношениях со своими возлюбленными, поддерживал каждую во время разрывов. Я наблюдал из раза в раз то, насколько тяжело дается отпускать каждой любимого человека. Со стороны буквально видишь, как на твоих глазах умирает чья-то чужая, неудобная, никому ненужная любовь, выброшенная как мусор.

Я завидовал Ане, потому что думал, что она нашла свою любовь. Потому что она смогла довериться человеку. А моё доверие распространялось лишь на номер телефона, Телеграм и адреса.

Я завидовал ей, потому что, несмотря на разрыв, она всё равно будет любить его, сможет простить, и они снова будут счастливы вместе.

– Я поверить не могу, что с ней так обошелся, – ответил я. – Бросил на расстоянии… А в чем причина-то?

– Так я и пыталась по телефону узнать у нее что-то, – сказала Ирина. – Но она толком, кроме «он меня больше не любит» и «я не могу в это поверить», ничего не расслышала. – Она посмотрела в экран телефона. – Странно, уже полчаса от пары прошло, что преподавателя нет, что Ани нет… Хотя живет рядом.

– Да… Преподаватель пришел.

В аудитории запахло свежестью ноябрьского утра, сигаретами и крепким мужским одеколоном. Наш преподаватель по истории медицины, Владимир Викторович, сорока лет от роду, оглядел нашу группу своими мелкими и черными глазами-пуговками и сел на свое место.

– Список отсутствующих мне на стол, – сказал он каким-то пустым, обезличенным голосом.

– Бляха, – тихо сказала Ирина. – Аня же опаздывает… если она эту лекцию пропустит, ей зачета не будет…

– Ага, – ответил я шепотом. – Хер его теперь знает, как она зачет закроет этот…

Вдруг в аудиторию зашла Аня. По ее виду можно было сказать, что либо она увидела, как переехали живого человека, либо ее саму чуть ли не переехал грузовик: волосы взъерошены, под глазами круги… Хотя выглядела она вполне типично для студента медицинского.

– Вы кто? – спросил преподаватель тем же безразличным голосом.

– Ходакова, – ответила Аня тихо и почти испуганно.

– Ходакова, – повторил преподаватель.

– Он ее сейчас убьет, – сказал я. – Господи, лишь он от нее отстал.

– Ты в Бога поверил? – пошутила Ирина.

– По какой причине вы опоздали? – спросил преподаватель.

– Проспала, – ответила Аня.

– О! Красиво говоришь! Проспала!.. В последний раз повторяю: единственной уважительной причиной для вашего опоздания может быть только смерть и только смерть. Ничего больше.

Аня молчала, и каждый из нас затаил дыхание.

– Но у меня настроение хорошее, поэтому ваше почти часовое опоздание я прощаю.

Владимир Викторович попытался изобразить на лице что-то напоминавшее улыбку. Выглядело жутко неприятно.

– Он позвонил мне и начал как-то очень странно говорить: быстро, да еще слова как будто намеренно путал, – начала Аня свой рассказ. Мы собрались после пар в любимой студенческой кафешке, чтобы услышать полный рассказ. – Я вообще ничего не понимала и старалась внимательно слушать. Что-то про работу… говорил, что задержится еще на неделю. Я сказала, что я дождусь. А если он снова задержится, то накоплю или родителей попрошу помочь и поеду к нему.

Она замолчала.

Ирина протянула руку, а я просто слушал и наблюдал, как моя теория о счастливом конце истории Ани и Саши рушилась на глазах.

– Мы молчали, молчали. Потом он сказал, что мы слишком поспешили… Я просто внимательно слушала, не понимая смысла слов… Меня как будто обухом по голове ударили, понимаете? Сказал, что сожалеет, что вынужден это говорить мне сейчас, находясь за сотни километров от меня. – Она снова замолчала, отпивая кофе. – Он бросил трубку, а я еще час сидела и не могла с места сдвинуться. Потом… ну вы уже понимаете, не хочу это все вспоминать.

Мы молчали, мы смотрели в стороны. Ирина потянулась за телефоном, Аня смотрела на свои ногти, а я пил кофе и смотрел на обстановку вокруг. Словом, никто из нас не хотел говорить первым.

– Он был первым серьезным, но был не последним, – сказала Ирина, подбадривая подругу. – Мы любим тебя, а это главное.

Аня прослезилась.

– Я ценю это… но никто же из вас со мной спать не будет, – сказала Аня, смеясь.

Мы улыбнулись.

– Кто чем занимается в эту пятницу? – спросил я. – Может, соберемся у меня, что-нибудь приготовим и посмотрим?

– Не сегодня, – сказала Ирина. – Мы с Аней идем на тусовку к подруге: сегодня у нее день рождения.

– А… точно, – сказал я. – А я мог бы к вам присоединиться? Вечер полностью свободен.

– Нет, не получится, – разочарованно сказала Ирина. – Только свои, только тесным кругом.

Я расстроился, а потом вспомнил: Ирина говорила мне об этом в прошлый понедельник, когда я уже пытался построить планы на эту пятницу.

Мы распрощались, я проводил своих подруг, а по возвращении домой задумался: почему Аня не подумала в первую очередь о том, что Саша весь этот месяц просто… использовал ее?

Пока она рассказывала, я старался не смотреть ей в глаза, потому что понимал: я не смогу себя сдержать и скажу все, что думаю. Скажу, что Саша просто использовал ее и он больше никогда не сможет ей позвонить; что ее «большая любовь», о которой она рассказывала, оказалась лишь мечтательным словосочетанием, употребляемым простыми смертными к серьезным отношениям.

Уже ближе к дому я понял, что этот вечер обещает только одиночество: все мои знакомые или девушки, с которыми я когда-то провел одну ночь, были заняты или попросту не хотели меня видеть.

– Дима, у меня к тебе разговор!

С самого порога меня атаковал мой сосед по съемной квартире Руслан.

Руслан был моим бывшим одноклассником, про которого каждый любил отпускать не совсем политкорректные шутки о школьном теракте и роли Руслана в нем. Ближе к выпускному всем стало ясно, что ничего подобного не случится, хотя буду честен: иногда молчаливость и терпеливость Руслана удивляли меня. Он был что-то вроде буддийского монаха, такой же молчаливый и такой же терпеливый.

– Ты забыл помыть посуду, – сказал он, растягивая каждый слог.

В моей голове крутилось только одно: если он сейчас же не перестанет разговаривать как паралитик, я либо сойду с ума, либо пристрелю его.

– Руслан, могу я для начала переодеться? – сказал я. Раздражение росло с каждым мгновением. – Да, я не помыл посуду, потому что вчера допоздна готовился к парам. Я жутко устал, мне очень стыдно. Прости.

Руслан самодовольно улыбнулся, а мне хотелось лишь одного: поскорее закрыться, чтобы не видеть его по-странному овальное лицо, его странные, по-рыбьему пустые глаза и эти тараканьи усики.

– Не забывай, пожалуйста, – сказал он так же медленно. – Я больше не хочу мыть за тобой посуду.

– Ну так и не мой, – сказал я. – Логично же? Я знал, что не помыл посуду, и никто тебя ее мыть не заставлял, верно?

– Да, но…

– Прости, но я больше не хочу спорить. Я сегодня дома, навряд ли куда-то поеду. Весь день я буду в своей комнате. Прошу тебя меня больше не беспокоить.

Я закрыл дверь своей комнаты. Спасение. Маленький островок моего личного пространства.

День медленно перетекал в вечер, вечер медленно близился к тому промежутку времени, когда за алкоголем пойти еще не поздно и музыку на балконе в объятии сигаретного дыма можно слушать на определенной громкости. Я перечитал методическое пособие по анатомии, написал несколько лекций, сходил в магазин, приготовил себе скромный ужин. Бездумно лежал в ванной, досмотрел скучный сериал. Я пытался занять себя всем, чем мог, но время неумолимо жадно и медленно текло, как мед с чайной ложки.

В мессенджерах и соцсетях Ирина выставляла фотографии с вечера: большая компания с порога поздравляет именинницу, большая компания дарит подарки красивой блондинке, большая компания сидит за столом и говорит тосты…

Я отложил телефон и пошёл на кухню. Есть мне не хотелось, но стены квартиры на меня ужасно давили. Я как будто задыхался. Одиночество крепко вцепилось в меня своими когтями и ни за что не хотело меня отпускать.

Раздался звонок. Я медленно поплелся обратно в комнату, шаркая по полу обнаженными стопами. На дисплее телефона неизвестный абонент.

– Ало?

– Дима, это Ирина!

Странно: еще несколько минут назад я наблюдал за тем, как она отмечает день рождения, а сейчас она звонит с незнакомого номера.

– Аня не смогла поехать сегодня, поэтому… ну если хочешь, можешь приехать, – сказала Ирина, заикаясь.

– Честно, я даже не знаю, Ир, – сказал я. – Все-таки ваша подруга, я ее не знаю… было бы как-то странно приезжать на день рождения к незнакомому человеку.

– Дим, без лишних вопросов и слов: приезжай, мы тебя ждём! – сказала Ира и бросила трубку.

Я задумался: вечер пятницы был свободен, ничего серьезного не наклевывается, да и других причин для отказа я найти не мог. Я осмотрел свой гардероб и нашёл относительно приличную белую майку, еще живую рубашку и брюки. Посмотрел на время: 21.45. Немного рассуждений, немного вычислений, и я понял, что вполне успеваю захватить пару бутылок вина и сигареты.

Уже у подъезда до меня дошло: я приехал на день рождения без подарка.

Я докурил, позвонил в домофон и стал ждать ответа; на улице был ноябрь, а поверх рубашки была легкая дубленка.

– Да?

– Это Дима, от Ирины!

Я чувствовал себя неловко. С другой стороны, пригласили меня, предупредили в самый последний момент. Естественно, меня застали врасплох.

Легкое волнение крепко схватило меня за горло. Я боялся не понравиться, боялся быть лишним: обычно я предпочитал таким посиделкам большими компаниями бары.

Я настроил себя на вечер с заранее оговоренным окончанием, что значило: «Я не могу сегодня остаться, завтра нужно обязательно заняться делами». Я не был настроен на секс, не был настроен на чьи-то пустые разговоры о жизни и о том, как нужно ее жить.

У порога меня ждала Ирина, веселая, пьяная и радостная.

– Как же хорошо, что у нас получилось сегодня встретиться, – сказала она.

– Я тоже. А почему у Ани не получилось приехать?

– Она предпочла остаться у мамы, но я уверена, что к маме она не поехала. Просто захотела дома остаться.

– Понятно.

– Привет!

Так я и встретил ее…

Высокая и стройная, она стояла в обтягивающем боди и брюках, что очень выгодно подчеркивало ее бедра. Волосы были аккуратно уложены в хвост в стиле нулевых, а красивые подведенные глаза уверенно встречали мой взгляд. Она улыбалась, приглашая меня войти, и вокруг нее словно струился свет, словно она сама была создана из мельчайших частиц солнечного света.

Сомневаться в ее красоте мог только недалекий человек.

– Дубленку сюда, ботинки сюда, – прозвучал ее голос. От нее веяло запахом сигарет, лимонных духов и алкоголя. – Меня зовут Алина, к слову.

Она пожала мне руку. «У нее такая невероятно приятная кожа», – подумал я про себя. В тот момент стало понятно, что заранее запланированный финал вечера начинает медленно перетекать в нечто более неопределенное, что означало: «Сдерживайся с алкоголем, ешь больше и не думай, как бы завершить вечер с ней в постели».

Мы с Ириной и Алиной прошли в просторную кухню, чтобы убрать бутылки вина и перейти в гостиную, где собрались остальные гости.

– Там туалет, здесь ванная, можешь помыть руки. Пройдешь по коридору – спальни, моя и родителей. На балконе в гостиной можно курить. Кстати, я сильно хочу курить. Ты не принес сигареты? – спросила она.

– Ну так, самые дешевые. – Я вытащил из кармана пачку.

На балконе.

– Ирина рассказывала, что ты любишь читать и пишешь стихи, – промолвила Алина. Вот она, та самая фраза, чтобы не дать заполниться неловкой тишине.

– Да, что-то в этом роде, – ответил я, улыбаясь неуверенно. Алина устроилась на кресле, завернувшись в плед. – Пишу, но не так часто, как бы мне хотелось.

– А о чем ты пишешь? – поинтересовалась Алина.

Мне было неловко делиться этим с ней, но странным образом никотин, который обычно убивал, стал вдруг расслаблять.

– О людях, о чувствах. Словом, ни о чем и обо всем сразу, – проговорил я, улыбаясь.

– Звучит многообещающе, – откликнулась она.

– Не совсем. Это просто особый способ самопроявления и самоанализа, чтобы окружающие не испугались излишнего потока мыслей, выходящих за пределы нормы, – поправил я.

Она улыбнулась:

– Теперь звучит немного странно.

Алина стряхнула пепел и взглянула в окно. Она все делала с изяществом: зажигала сигарету, словно в фильмах с Марлен Дитрих, легко исправляла выбившуюся прядь волос и грациозно вытягивала тонкую шею, как лебедь. Даже в ее голосе звучала какая-то удивительная тонкость, будто она вот-вот сорвется.

Мы замолчали, и в этот момент посетило меня чувство стыда за то, что впервые за много лет я чувствовал неловкость в общении с девушкой.

Сцена развивалась на кухне.

– Не кажется ли тебе странным проводить свой собственный день рождения с человеком, которого ты едва знаешь, в то время как твои друзья остались без твоего внимания в гостиной? – осмелился спросить я.

– Заканчивай, – сказала Алина, махнув рукой. – И вдруг ты окажешься вором и что-то стащишь? Как мне потом отвечать перед родителями?

– Справедливо замечено. А не хочешь, кстати, попробовать вино, которое я купил?

– Ой, я уже немного перебрала… Хотя давай, дай мне попробовать.

Я открыл первую бутылку, налил немного вина в фужер и передал ей. Она выпила, немного нахмурилась.

– Ну что, не так уж и плохо, – сказал я, протягивая ни к чему не обязывающее поздравление, и мы направились в гостиную.

В гостиной друзья Алины и Ирины оживленно обсуждали что-то, смеялись, слушали музыку, которая казалась мне немного глупой, и делали селфи. Воздух был пропитан спокойствием, тишиной и приятной атмосферой.

– Честно говоря, мне не очень нравится такая музыка, – отметил я.

– А что ты предпочитаешь слушать? – поинтересовалась Алина.

Каким-то образом вокруг начало все оживать, и вскоре всплыло предложение об участии в странной игре, основанной на смешении алкогольных напитков. Суть этой игры заключалась в том, что проигравший должен был выпить это отвратительное месиво залпом.

Я включил свой плейлист и показал его Алине. Она снова улыбнулась, и ее улыбка была настолько теплой, доброй, что я почувствовал, как ее радость может заразить меня: было невероятно видеть, как моя музыка вызывает такие яркие эмоции у нее.

– Я даже не думал, что наши музыкальные вкусы настолько совпадают, – сказала Алина с улыбкой. – Мне нравятся люди, ценящие качественную музыку.

– Почему? – поинтересовался я.

– Плейлист человека – как зеркало его души. Сколько времени ты уже слушаешь Эми Уайнхаус? Ты, случаем, не переживаешь сложного расставания? – задала она вопрос с любопытством.

– Нет, – ответил я, улыбаясь. – Просто музыка настолько потрясающа, что хочется слушать ее снова и снова. И, конечно, под вино она звучит еще прекраснее.

Мы долго и увлеченно беседовали с Алиной. Оказалось, что она студентка филологического факультета и умудрялась следить за последними тенденциями в мире искусства. Меня поразило то, что почти всё, о чем мы говорили, находило отклик у нас обоих.

– Я обожаю Пелевина! – воскликнул я, схватив с полки привлекательный экземпляр «Generation P».

– Я тоже, – отозвалась Алина. – Но в данный момент мне приходится изучать Гомера. Честно говоря, было бы хорошо, если бы я ожидала от него большего, но бесконечные описания кораблей… Я люблю литературу, но не настолько, чтобы мучить себя.

– Я тоже пробовал читать его летом, – признался я. – Но в какой-то момент задремал, и мне даже стало немного стыдно.

– Зато честно, – сказала Алина и улыбнулась. – Многие почему-то гордятся тем, что прочитали «Илиаду».

– А вот я радуюсь тому, что закончил музыкальную школу и играю на фортепиано.

– Музыкантов не приемлю, – заявила Алина. – У всех моих бывших было какое-то странное отношение к музыке.

– Ну, кого не любить, – усмехнулся я.

Каждый любимый фильм, книга, исполнитель – вещи несомненно интимные. Наши общие интересы к Тому Йорку, Льву Толстому, Ларсу фон Триеру, а также к алкоголю и сигаретам сближали нас в этот вечер. Прошло сто лет с тех пор, как мне так приятно было разговаривать с кем-то новым.

– Дима, это нечестно, – ворвалась в комнату Ирина, где мы уединились с Алиной, чтобы продолжить разговор о «Воскресении» Толстого. – Мы так и не обсудили с тобой Аню!

– Кто такая Аня? – спросила Алина.

– Наша общая подруга…

– Девушка, что вчера рассталась с другим парнем, – добавила Ирина. – А еще они с Димой встречались! Там вообще такая история забавная, Гель…

Иногда я благодарил судьбу за знакомство с Ирой, ведь ее поддержка была непревзойденной… Но в тот момент я был готов ее задушить.

– Ты дружишь с бывшей? – улыбнулась Алина.

– Это действительно долгая и позорная история, – ответил я, отступая на некоторое время, чтобы поговорить с Ирой.

Позже, оставшись один наедине с Алиной на балконе, я услышал от нее историю, схожую с тем, что рассказывают в антидень святого Валентина: про парня, в которого она была влюблена со школы и который оставил ее ради Питера. Звучало слишком стереотипно.

– Скажи мне, как мужчина, почему он так поступил со мной? – спросила она после своего повествования.

– Не могу точно сказать, – ответил я. – Но в любом случае ты этого не заслужила.

Алина посмотрела на меня с недоумением.

– Ну не перегибай палку, – улыбнулась она. – А вина у тебя еще осталось там?

– По-моему, да, но, может, и нет. Я уже не помню.

В небе вдруг засверкало яркое ослепительное свечение – это был салют. Сноп искр взметнулся к темным небесам, рассыпаясь на крошечные огоньки и нежно освещая пустынные улицы.

– Салют в твою честь. Как галантно, – прошептал я, улыбаясь.

– Нет, это не для меня. Просто у кого-то тоже сегодня день рождения, – ответила Алина. – Мне холодно, – сказала она. – Давай на кухню, я проголодалась и хочу чего-нибудь выпить.

– Знаешь, в каком-нибудь французском фильме сейчас бы последовал поцелуй, а потом мы бы долго разговаривали о высоком и тонком, – усмехнулся я.

Она засмеялась, и мы направились к кухне.

– А ты умеешь поднимать настроение, – сказал я Алине, помогая ей на кухне.

Вечер медленно подходил к концу. Несколько гостей просили ночлега, зная, что для студентов такси в три часа ночи является непозволительной роскошью. Мы с Алиной собрали остатки салатов, горячих блюд и алкоголя, которые остались.

– Пожалуй, мне пора идти, – сказал я, готовясь покинуть квартиру.

– Не надо, останься, – отозвалась она. – Такси сейчас дорогое, а завтра я тебя просто разбужу пораньше.

– Мне как-то неловко, – возразил я.

– Не переживай, – улыбнулась она.

Мы остались вдвоем в гостиной, наконец-то наслаждаясь тишиной. Звуки притихших гостей за стеной напоминали нам, что мы все-таки не одни в этом доме.

– Предлагаю посмотреть какой-нибудь легкий фильм, – предложила она. – Что скажешь насчет «Пятьдесят оттенков серого»? Можем взять с кухни салат, отбивную и шампанское.

– Звучит неплохо! Но боюсь, что скоро отрублюсь, – отозвался я.

– Такой скучный фильм?

– До ужаса скучный, – вздохнул я.

Я старался держаться, но уже через пятнадцать минут непрекращающихся игр Анастейши с карандашом понял, что силы на исходе.

– Никогда не задумывался, – начала Алина, – почему люди настолько загадочны, что начинают играть в непонятные игры? Постоянное игнорирование или дурацкие умыслы вместо прямых слов. Почему так сложно сказать: «Ты мне не нравишься» или «Ты мне нравишься»?

– Я слишком выпил, чтобы дать осмысленный ответ на подобные вопросы, – признался я. – Но ты права: мы тратим бесчисленные века, пытаясь понять, нравимся мы кому-то или нет, основываясь лишь на догадках и пустых размышлениях. Пустая трата времени.

Но, видимо, как раз этим я и занимался. Мне было непонятно, как моя рука оказалась на плече Алины. Она не оттолкнула ее, не сдвинулась в сторону. Это был проявление сострадания к тем, кто ощущает себя несчастным и одиноким, или, быть может, в этом есть капля надежды?

На что именно была надежда?

Алина была невероятно привлекательной, обаятельной, умной и уверенной в себе. Безусловно, в какой-то момент наших разговоров я начал фантазировать о возможном сексе с ней.

Алина шутила насчет глупости, проявленной как Анастейшей, так и мистером Греем, в то время, когда я сам вел себя просто глупо: моя рука стремилась к ней, мои мысли кружились вокруг нее, а желание поцеловать ее становилось все более непреодолимым. Но знакомый сюжет заурядной БДСМ-драмы меня абсолютно не заинтересовал, и в конечном итоге я просто заснул.

На следующее утро, когда я сел в такси, я все еще размышлял о вчерашнем вечере и не мог понять, что же стало причиной моего поведения: был ли это шарм Алины, мое непреодолимое влечение к ней или же просто алкоголь ударил мне в голову? Возможно, я никогда не узнаю правду. Или, возможно, я уже все понимаю, но просто не хочу признаваться в этом.

Алина. Засуха

У меня было маленькое глупое желание. Я хотела перестать ругаться с Кешей и хотела, чтобы мы наконец-то научились общаться друг с другом. Без претензий. Без злости. Я полагала, что, когда это случится, все начнет приходить в порядок.

Мое желание было исполнено. С Кешей мы больше не ругаемся.

Я не хотела выходить из дома. Появлялась на парах, сдавала работы и зачеты и изредка виделась с друзьями.

Неделю я неловко оглядывалась на соседний подъезд, где он когда-то жил. Бывало, что в холодное и темное ноябрьское утро, когда небо, густое от темноты, становилось уже по-утреннему легким и светлым, я посматривала из окна машины в окно его комнаты. Возвращаясь из универа на такси, я выходила, долго курила на морозе и думала, всматриваясь в каждую деталь его дома, видит ли он меня.

Впервые Кеша услышал меня. Мои слова он воспринял со всей серьезностью. Впервые Кеша сделал что-то для меня, и мне это не нравилось.

Бывали дни и определенные часы, которые напоминали мне о нем. В те моменты я пыталась сконцентрироваться на чем-то незначительном: слушала бестолковые речи моей подруги Насти (она жаловалась на мужчину):

– После последней встречи, – сказала она, – он пропал.

Мы встретились с ней в баре. Было многолюдно, и мы практически не слышали друг друга: голоса людей, музыка, звон бьющихся друг о друга коктейльных бокалов, флюте и пинт – звуки мешались, и голос Насти терялся.

Я уже час пила свой коктейль. Настя шла впереди на два коктейля и шот текилы, от этого речь ее становилась бессвязной.

– Не знаю, – продолжила она. – Всё так угнетает. Я устала от постоянной беготни за мужчинами. От них одни лишь проблемы. Так и хочется сказать им в лоб: «Если это было на одну ночь, так и скажи, идиот, и не трать мое время». – Последнее она произнесла чуть громче нужного, и мужчины, что сидели рядом с нами, обратили на нас внимание. – Да, будьте добры быть честными!

– Один раз я сказала так одному парню, – сказала я. – Он исчез из моей жизни навсегда. Я думаю, что тебе достаточно.

Она нахмурилась, а потом грустно вздохнула и допила остатки коктейля:

– Ты права. Мне действительно пора остановиться.

– Да, – кивнула я. – Может, по домам? Я закажу такси.

– Давай пройдемся, – сказала она. – Мы так редко стали видеться.

Мне поскорее хотелось покинуть заведение: парень в конце барной стойки намеревался подойти ко мне, а в этот вечер я вовсе не была намерена знакомиться с очередным парнем, который через две недели исчезнет из диалога, из жизни и из головы.

– Он же хороший, – сказала Настя на улице. – Почему нет?

Хороший парень. Перевожу для всех: скучный громоотвод, в меру глупый и в меру нарциссичный, с хорошим чувством юмора. Раньше эти парни были мне интересны, потому что они забавляли меня, но сейчас каждого из них я сравниваю с Кешей, каким бы смешным, каким бы красивым ни был молодой человек.

Кеше надо умереть.

Тогда в моих мыслях перестанет тревожно всплывать его взгляд, его голос, его шутки. Кеше нужно исчезнуть из этого города.

По дороге домой Настя продолжала рассуждать о себе и об очередном парне, намерения которого доселе ей явно были неизвестны. Мы шли по мерзлому, ноябрьскому проспекту. Я молилась попасть домой поскорее.

– Я знаю, почему ты так редко появляешься, – сказала Настя, когда мы остановились у перекрестка.

– Знаешь? Что ты имеешь в виду? – спросила я.

Неужели меня всегда можно было прочитать как открытую книгу?

– Я знаю, что Кеша приезжал сюда, – сказала Настя. – От общих знакомых узнала.

Я молча всматривалась в кружащийся снег, в дома, где чьи-то тени так странно и смешно передвигались. На улице крепчало, и на щеках прохожих выступал свежий, морозный румянец.

– Мне жаль, – сказала Настя. – Я не думала, что ты это так воспримешь.

– Все нормально, – сказала я, улыбнувшись. – Я совсем не удивлена: это же Кеша.

Настя кивнула и попыталась как-то поддержать меня. Она была единственной, с кем я не хотела обсуждать это. Я не хотела казаться слабой, уязвимой и глупой дурой в ее глазах.

С одной стороны, Настя являлась девушкой, которая нелегко переживает хамское поведение мужчин. С другой – Настя зависела от мужского внимания и была одинока. Она хотела любить и быть любимой, но всегда получалось лишь любить. Настя мечтала о надежном мужчине, с которым она могла бы видеть чуть дальше завтрашнего дня, а в ответ получала сырое и грубое:

– Прости, но я не готов к серьезным отношениям.

Моя подруга в некотором смысле методично наступала на одни и те же грабли: не те мужчины, не тот возраст, не то время. Я всегда хотела найти парня, которого я смогу полюбить и на котором смогла бы остановиться навсегда; Настя хотела быть нужной. Мои попытки отрезвить ее всегда приводили к бессмысленным спорам, после которых она всегда убеждалась: я права.

Теперь у нее появилась возможность посмеяться надо мной.

– Я беспокоюсь за тебя, – сказала она.

Я кивнула. На прощание она предложила встретиться завтра у нее дома: собрались все наши друзья. Я пожала плечами: на самом деле, я хотела оказаться закованной в своей же кровати и никогда не покидать пределы комнаты.

Уже дома я вспомнила, что завтра – суббота. В среду я обещала встретиться в этот день Артему. Я разочарованно вздохнула.

Артем был студентом физико-математического факультета, с которым я была знакома с начальной школы. Он был другом Насти, и я никогда его не замечала. Артем всегда казался мне очень добрым, стеснительным парнем, который был простым в общении и весьма… Недалеким. Мы не были друзьями, но и не были в отношениях. Ему нравилось, что со мной можно поговорить на разные темы: моих поверхностных знаний хватало, чтобы впечатлить таких парней, и на этом я зачастую играла на чувствах молодых людей… После исчезновения Кеши я встретила его в сентябре. Он стал выше, смешнее, увереннее и красивее. Настя поспособствовала нашему общению. В течение месяца он приглашал меня на свидания, красиво ухаживал и провожал до дома. Все было замечательно, пока Артем не попытался меня поцеловать.

Этому предшествовали драматический фильм, его случайное прикосновение к моей кисти, его нелепая попытка приобнять меня и далеко не двусмысленная и пошлая шутка. Когда он рассказывал ее в гардеробе, я жутко покраснела от неловкого подмигивания со стороны Артема и от встречного взгляда женщины, стоящей впереди нас и обратившей внимание на моего кавалера.

В такси мы молчали. Когда же мы наконец стояли у подъезда моего дома, я была жутко раздражена его подростковыми попытками проявить внимание. Мое негодование связано с тем, что между нами были вещи, переходящие границы поцелуев. Но Артем мялся, и его ужимки, молчание и бездействие бесили меня до дрожи. Я не страдала застенчивостью и сказала ему:

– Когда ты меня уже поцелуешь?!

Подтянула его к себе, и мы поцеловались. Он был ошарашен и в оправдание додумался вымолвить:

– Лин… Я просто момент выжидал.

Спасибо!

Оба молчали, не в силах смотреть друг на друга, не смея ничего сказать. Он покраснел, а я сдерживала себя, чтобы не засмеяться: Артем выглядел испуганным и обиженным, как ребенок.

Я и сама себя чувствовала идиоткой. Он сделал шаг вперед, что-то говорил себе под нос.

– Извини меня, – сказал он.

Я молча кивнула головой и нырнула в подъезд.

С того момента Артём преследовал меня в сообщениях: он отслеживал, когда я была в последний раз в сети. Он хаотично писал мне несколько сообщений в час с просьбой снова встретиться. Артем выработал схему: в течение часа он либо удалял сообщения, если они оставались непрочитанными, либо писал в два раза чаще и больше и всё равно стирал.

Я подумала: «Мне нужно избавиться от него». Я не испытывала жалости, а скорее ту форму раздражения, когда ты пытаешься скрыться от человека как можно скорее, едва заприметив его спину в переполненном автобусе, на улице или соседнем корпусе университет. Артем вел себя как ребенок. Я не давала никаких поводов для подобного поведения. Неожиданно я задумалась: «Вдруг я разобью его сердце?»

Перед сном, чтобы очистить совесть, я решила набрать человеку, трезвый взгляд которого на мою проблему не помешал бы. Я позвонила Диме, очаровательному другу Ирины, с которым мы познакомились на мой день рождения.

– Уже полночь, а ты еще не спишь?

Шум, который раздавался с другого конца провода, дал мне ясно понять, что Дима не дома, а значит, он не расположен к моей ночной исповеди.

После дня рождения Дима неожиданно пропал со всех радаров на неделю: мы не пересекались ни в компании, ни в диалоге, который был начат им с сообщения «Привет! у нас что-то было?», вызвавшего во мне раздражение и недоумение, и который был закончен моим: «Я подумала, что ты заинтересован не в женщинах».

Дима после позорного исчезновения решил реабилитироваться в моих глазах, пригласив меня к себе. Это был скромный, уютный вечер с заранее оговоренным окончанием. Итог вечера?

«Мы друзья».

Дима жил в скромной квартирке на углу двух главных улиц. Окна гостиной, выполняющей одновременно функцию спальни, выходили на сквер, окруженный со всех сторон деревьями, снежными и голыми; внутри самого сквера – десяток выстроенных в ряд скамей, все по-разному охваченные синим в ночном освещении льдом.

– Теперь я понимаю, почему ты снял именно эту квартиру, – сказала я на маленькой кухне. – Вид прекрасный.

– На самом деле, – сказал он, улыбаясь, – до университета идти минут пять – семь от силы. Очень экономит расходы на транспорт.

Кухня, очень узкая, плохо освещенная, замасленная и темно-желтая (из-за цвета стен, которыми она была выкрашена), имела небольшое преимущество – уютную лоджию. После чашки кофе можно было смело выбежать и покурить, не опасаясь распространения запаха по всей квартире.

Единственный минус лоджии – отсутствие подогрева и огромное количество хлама, аккуратно спрятанного в коробках, которые стояли одна на другой, они так и грозились упасть, раздавить и превратить меня и Диму в пыль.

– Что ты хранишь? – спросила я, опасливо поглядывая за спину.

– Ничего особенного, – сказал он. – Это все от хозяина осталось: банки, тряпки и прочая хрень. Никак не заберет.

– Слушай, – сказала я после двух чашек кофе и половины пачки Marlboro, – я так и не поняла: вы с Аней что… встречались?

Он закатил глаза. Еще одна вещь, что мне не нравилась в его поведении: он закатывал глаза как ребенок, который не может словесно выразить эмоции. Иногда это было крайне неуместно: сбивало с толку и ставило в неловкое положение собеседника, а иногда злило.

Дима открыл дверь лоджии, и мы вернулись на кухню. Он стоял у плиты и пытался что-то приготовить. Единственный мужчина в моей жизни, который не стеснялся приготовить для меня ужин, был Кеша…

«Дима просто друг. Друзья иногда готовят друг другу», – повторяла я про себя.

– Это было что-то вроде… Знаешь, иногда ты смотришь на человека… И есть определенные качества, не внешние, а внутренние, на которые ты всегда обращаешь внимание… Допустим, доброта. Умение заводить друзей. Чаще всего обращаешь внимание на поведение человека в толпе или в нестандартных ситуациях. Мы познакомились с ней с первого дня и… Блин, подгорает!

Дима издал звук сильного раздражения и нетерпеливости, быстро выключил плиту.

Он достал прибор, продегустировал и сморщил лицо:

– Да, получилась неистовая мерзость. Может, мы закажем азиатской еды?

Я улыбнулась. Качество, которое мне нравилось в моем новом друге, – умение быстро находить пути решения в любой ситуации. Он сделал заказ и снова вернулся к теме нашего разговора.

– Аня была доброй, начитанной, немного наивной дурочкой. Кое-что нас связывало: мы оба закончили музыкальную школу, ненавидели Баха и боготворили Моцарта, и это каким-то злополучным образом нас сблизило. Но я не знаю, что мной двигало в тот момент. На даче у ее подруги мы остались одни в комнате, очень пыльной и темной. Нас попросили принести стулья, которые еще были пригодны для сидения. Все присутствующие были уже изрядно пьяны, в том числе и мы с ней. Ну ты сама понимаешь, Лин…

Дима замялся. На скулах отчетливо выступал румянец.

– Ты смущаешься? – спросила я с издевкой.

Почему-то меня это раздражало и напрягало, однако так забавляло.

– Да не смущаюсь я, – сказал он и махнул рукой. – Короче говоря, я подошел как-то близко к ней, как-то споткнулся, как-то упал и схватился за первое, что под рукой оказалось… Схватился я за ветровку Ани… Она упала на меня, мы поцеловались, и… так и начались эти долгие две-три недели наших попыток построить отношения.

– Да… – сказала я, удивившись. – Ну а секс между вами был?

– Нет, – сказал он.

В дверь позвонил курьер, и он скрылся в коридоре.

Вернулся он с пакетами вечерней доставки, на пакетах – желтый иероглиф.

– Секса не было, – продолжил он. – Как вообще можно спать с друзьями?

Он поставил пакеты на стол, а я задумалась: как давно словосочетание «друзья с привилегиями» стало вымирающей концепцией дружбы?

Секс портит всю дружбу?

– Если честно, я всегда стараюсь не дружить с девушками, с которыми планирую переспать, – сказал Дима, словно услышав мои мысли.

Я помогала ему с сервировкой.

– Разве не нужно узнать человека получше прежде, чем прыгать к нему в койку? – спросила я.

Дима для меня стал кем-то вроде независимого исследователя в мире, неизведанном для меня: в мире отношений, ни к чему не обязывающих. Мое воспитание и принципы не позволяли переходить черту и вступать в связи на одну ночь. Я была верна одной простой истине: секс без любви невозможен. Я была равнодушна от переживаний подруг из-за такого рода взаимоотношений. Временами подруги осуждали меня за мои взгляды. В общем, не была ни с кем настолько близка.

– Достаточно двух-трех часов, чтобы разговорить пьяного человека, узнать подробнейшую историю его жизни… А потом вы внезапно оказываетесь в одном такси, в одной постели. Все волшебство длится до первого луча солнца, пока кто-то из вас не проснется и начнет тщательно планировать план побега в голове, совершенно разбитой от похмелья и плохого сна.

– Тогда вопрос: сколько женщин было у тебя в постели?

Он поперхнулся. Я задала вопрос, на который было только два варианта ответа. Если он назовет число, уверенно приближающееся к сотне, Дима соврет, и тогда нашей дружбе можно было положить конец. Если Дима назовет число, в четыре раза меньше предполагаемой сотни… Я так хотела услышать от него определенную цифру, потому что в душе такие интимные подробности вызывали детское любопытство и одновременно казались мне мерилом привлекательности человека.

Я начала волноваться, в горле пересохло. Дима молчал, и я почувствовала всю неловкость своего положения: я в квартире у парня, с которым познакомилась по пьяни в свой день рождения, пытаю его вопросами о личной жизни. Меня преследовало чувство, что мы знакомы много лет, и мне хотелось чаще улыбаться и открываться. Мне было настолько хорошо, что я даже позволила себе объедаться всякими закусками, – при парнях такого раньше я точно не делала.

Похоже, я ненормальная.

– Около пятнадцати, – сказал Дима. – Да, их было всего пятнадцать.

Мне стало легче дышать. Пятнадцать было приятным числом, и сегодня оно подняло мне настроение.

– Как раз последняя пятнадцатая – это та самая, которая захотела остаться в туфлях. Сейчас полная засуха.

– То есть как? – спросила я. – С начала этого месяца у тебя…

– Вообще никого не было.

Кухня плавно вела в коридор, из коридора – в просторную, но пустую комнату. Большое окно, а напротив – один шкаф, в котором еле помещалась одежда, пылесос и сезонная обувь. У самого входа в комнату стоял раскладной диван, всегда разложенный и прикрытый пледом. Рядом с диваном – маленький столик, больше походивший на журнальный, на столике – несколько медицинских журналов, книг и тихо шипящий ноутбук, звуки которого скорее напоминали посапывание. А в каждом свободном углу комнаты горами лежали книги в совершенно хаотичном порядке.

– Мне больно на это смотреть, – сказала я. Я подняла раскрытую книгу, которая больше напоминала подстреленную птицу. Флобер Г., «Госпожа Бовари». Страница двухсотая, пометка сделана ручкой черного цвета: неразборчиво и быстро. – Ты насилуешь книги, а я с такими не дружу.

– Я не насилую. Мне просто так удобнее хранить книги. Тем более издание восемьдесят первого года. Этой книге пора бы в санаторий.

Я осуждающе посмотрела на него, он улыбнулся.

Остаток вечера мы провели за просмотром фильма. В холодильнике я обнаружила у Димы запас пива на черный день. Он лишь пожал плечами и согласился сбегать в магазин за закусками и сигаретами.

После этого вечера мы еще виделись несколько раз. Мы всегда находили темы. Могли не спать всю ночь, обсуждая последний фильм Кирилла Серебряникова или альбом нашего любимого исполнителя. Уже под утро каждый смирялся с прошляплянной ночью.

Но кажется, ему нравилось не просто разговаривать со мной, а слушать меня…

– Так что у тебя случилось? – Дима начинал очень громко говорить: мой голос терялся в шуме заведения. – Погоди, я сейчас выйду на улицу.

– Ничего особенного, – сказала я. – Пытаюсь избавиться от одного назойливого молодого человека. К слову, он физик.

– Фу, – сказал Дима и рассмеялся. – Не ходи вокруг: скажи ему все как есть, а лучше – вживую. По сети выйдет как-то грубо…

– Я так и хочу поступить, – сказала я.

Я пересказала ему всю историю.

– Лин… я теперь боюсь представить, как бы ты поступила со мной…

– Я бы растоптала твою самоуверенность, – сказала я. – Ты бы год еще отходил и боялся подойти к первой встречной юбке.

Он рассмеялся мне в трубку. Мы попрощались, и он первым завершил разговор. Мне всегда нравились люди, которые умели первыми закончить разговор. Я отправила извинительное сообщение Диме, но тот так и ничего не ответил. Мой новый друг всегда пропадал, когда тот был занят очередной девушкой на одну ночь.

Но почему-то это качество в моем друге меня привлекало. Сейчас я понимаю, что мне нравилось его бунтарство: он жил той жизнью, которая меня интересовала, но при этом отталкивала с неменьшей силой.

Погруженная в собственную путаницу из мыслей, я не заметила как заснула.

Утром я проснулась, быстро привела себя в порядок и постаралась одеться как можно теплее. Было еще холоднее, чем вчера. Я быстро добралась до кафе с небольшим опозданием в десять минут. Артем уже сидел там, за столиком у окна рядом с аркой, у входа которой стояли искусственные пыльные цветы.

Он сидел, сложив руки за столом. Когда Артем увидел меня, он подскочил.

– Алина, я так рад тебя видеть, – сказал Артем.

Выглядел он изрядно исхудавшим. Он не брился около двух недель, и на лице появилась добротная щетина, которая даже прибавляла ему возраста. На нем были какие-то глуповатые очки для зрения.

Было практически пусто: двое-трое человек сидели где-то отдаленно в углу. Я позволила ему снять с меня пальто. Артем подал руку, чтобы провести меня до столика.

– Я дойду, – сказала я.

Мы долго молчали: каждый ждал, кто заговорит первым. Мне было жутко неловко: официанты подумали, что мы пара. Один из них, высокий брюнет, принес меню, в которым идиотским розовым шрифтом было написано: «Влюбленным скидки до пяти процентов на горячие напитки». Артем тут же сделал заказ для меня и для себя. Он помнил, что я любила самый простой латте.

– Я хочу извиниться за свое поведение, – сказал он. – Я был очень груб.

– Ты был не груб, – ответила я. Я почувствовала, что могу расслабиться и облокотилась на спинку стула. Хотелось утонуть в свитере. – Ты был слишком настойчивым. Я пока к этому не готова.

– Но почему? – спросил Артем. – Я веду к тому, что… Я готов подождать, правда. Только вопрос в другом: почему именно мне ты не хочешь давать шанса?

– Артем, я скажу тебе прямо. Мне неинтересны отношения с тобой. Я буду еще честнее: я не хочу никаких отношений сейчас.

Он замолчал, и в его глазах я увидела свое отражение: злобная и заносчивая блондинка в растянутом свитере, с красными губами на овальном лице с высокими скулами и холодными глазами. Я действительно была именно такой в голове Артема, или моя паранойя заставляет мой мозг рисовать себе ход мыслей человека, о котором я практически ничего не знаю?

Я чувствовала себя ненормальной…

– Почему ты тогда сразу ничего не сказала?

Официант, явно заинтересованный нашей беседой, стоял в самом конце зала и ждал наш заказ. Наконец он принес мой латте и капучино Артема. Уходить официант (его звали Дима) вовсе не собирался.

– Я не хотела тебя обижать, – ответила я. Кофе немного меня успокоил. – Я боялась, что ты можешь подумать, что я использую тебя. По крайней мере, я думала, что Настя могла тебе такое рассказать мне.

– Настя ничего не говорила, – сказал Артем. Он был грустным и выглядел довольно жалко. – Так значит… Между нами ничего не может быть?

Я долго смотрела в окно, любуясь видом субботнего дня. Солнце высоко поднялось, весело отражаясь в окнах противоположного офисного здания. Тут и там мелькали люди, машины. Кафе постепенно оживало. Приходили гости: молодые пары и с детьми. Недовольные официанты бегали от стола к столику, принимая заказ.

Я чувствовала себя виноватой. С другой стороны, я подумала: если даже Дима понял без лишних объяснений, что Артем мне никогда не понравится, то почему сам Артём этого не понял? Удивляло другое: он до сих пор надеялся, что я могла согласиться на что-то большее?

– Я ничего не хочу, – ответила я. – Ничего. Ты очень хороший парень, просто мне по душе другие люди.

«Вроде Димы», – проговорила я про себя.

Он грустно опустил голову. На секунду мне показалось, что он заплакал.

– Я не буду тебя больше задерживать, – ответил Артем. – Прощай.

– Не драматизируй, – сказала я. – Тем более, мы всегда можем остаться друзьями. Если ты, конечно, прекратишь это прощание славянки.

Артем немного оживился. Он снял очки, поправил взъерошенные волосы:

– С привилегиями?

Отвращение, достаточно яркое проявляемое, смутило его.

– А вот теперь прощай, – сказала я.

Я по-быстрому накинула верх и вышла на улицу. В момент меня охватила легкость, свобода. Разочарование и облегчение. Я впервые почувствовала себя никому ничем не обязанной. Мне хотелось поделиться этим ощущением с каждым. Как только я зашла домой, я увидела пропущенный от Насти.

– Я наконец-то избавилась от него, – сказала я.

В какой-то степени я даже гордилась собой. Я повторила еще несколько раз эту фразу в своей голове.

– От Артема? – с грустью в голосе спросила Настя. – А зря. Он был очень даже хорошим.

– Он был слишком навязчивым и не принимал отказа, – сказала я. – Такого парня точно назвать хорошим нельзя.

– Ладно, дело не мое. Ты помнишь о том, что мы все собираемся у меня?

Честно, я предпочла бы встретиться с Димой и Кариной, так как с ними проводить время было гораздо интереснее (и мне не терпелось узнать у Димы, как прошла его вчерашняя ночь), но отказываться было уже поздно.

– Да, конечно.

Настя жила в обычном двухэтажном домике с небольшим садом и странной соседкой через забор. Я приехала одной из первых, и Настя, немного запыхавшаяся, стояла у плиты.

– Я решила попробовать приготовить что-нибудь, – сказала Настя, пробуя с конца деревянной лопатки соус. – Получилось неплохо.

Настя протянула мне лопатку, и я, в страхе измарать новую блузу, вежливо отказалась. Я не сомневалась в кулинарных талантах моей подруги, скорее больше боялась что буду плохо выглядеть.

Когда большая часть компании стала подтягиваться, я застряла в ванной. Критически осматривала себя с ног до головы, пытаясь найти малейший изъян в прическе, в блузке или юбке, облегающей бедра; взгляд скользил по всему лицу. Я стерла несколько раз помаду с губ и нанесла ее снова.

Почему я так переживаю?

Я вышла в гостиную, где уже все сидели. Компания разбилась на внутренние кружки по интересам: Ирина и Настя обсуждали историю, которой поделилась со мной Настя еще вчера; Паша и Ваня настраивали приставку в телевизоре Насти, то и дело повышая голос друг на друга; Карина же просто ждала меня, заняв для меня самое удобное место – на двух креслах, что стояли в углу гостиной, рядом с лестницей.

– День был сегодня просто отвратительный, – сказала я. – Мало того что с этим Артемом возилась как с ребенком, так еще и сюда приехала…

– Честно, мне самой не хотелось сюда тащиться, – поддержала меня Карина. – Столько нужно учить: зачеты, экзамены… До экзамена нужно успеть сдать коллоквиум. Я пошла сюда только ради тебя.

– Кстати, а ты не знаешь, Дима приедет?

Карина вопросительно посмотрела на меня:

– Ирина ничего не писала и не говорила. А почему ты спрашиваешь?

Почему я хочу, чтобы он был здесь?

– С ним так хорошо было в прошлый раз, разве нет?

– Да так, смешной, но странный немного. Так почему ты спрашиваешь?

Потому что я хочу, чтобы он был здесь.

– Просто он вчера говорил, что должен приехать. Вот и спрашиваю.

– Вы общаетесь?

Ирина включилась в диалог. Она села рядом с нами. Ее присутствие раздражало меня, а факт того, что она могла подслушать часть диалога, меня пугала. Ирина была очень мнительной, и чаще всего ее мнительность была главным источником всех ее проблем.

Я знала, что, если мое поведение даст Ирине почву для сомнительных и безосновательных доводов, она растреплет каждому о том, что Дима может мне нравиться.

Я повернулась к ней спокойно и решительно:

– Да, Ир. Он такой классный друг на самом деле! Я очень рада, что ты нас познакомила.

Есть эмоции, которые невозможно описать словами. Лицо Ирины перекосилось от гнева. Она боялась, что я могу увести ее лучшего друга. Я перенеслась снова в девятый класс, когда начала хорошо дружить с Настей и когда Ирина поняла, что в мире существуют люди, которые могут быть гораздо интереснее, чем она.

Ира разочарованно посмотрела в сторону.

– Да, друг он хороший, – сказала она. – Я спрошу у него, приедет он или нет.

– Пусть Дима приезжает, – сказала Настя, когда подошла к нам. – Я была бы не против. Если они с Линой так подружились, я была бы только «за», если он станет моим другом.

Услышав последнее, Ира разозлилась. Она резко поднялась, вздохнула и ушла на кухню за напитками. Наконец Паша с Ваней разобрались и подключили приставку к телевизору. Настя попросила помочь с сервировкой стола, и я согласилась. Карина осталась наедине с Ирой, но я не переживала: Карина терпеть не могла Иру и ни за что бы с ней заговорила.

– Так значит, Дима? – спросила Настя.

– Я не понимаю, – сказала я.

Я все понимаю.

– Теперь он будет твоим громоотводом?

– С чего ты взяла? – спросила я.

Напряжение росло с каждой минутой. Я чувствовала, как трясутся мои ноги. Руки как будто онемели, и я боялась уронить графин с соком и несколько чистых тарелок, который смогла взять в свободную руку. Каждое прикосновение к холодному кафельному полу кухни – взрыв в черепной коробке; страх расцветал искрами в моем затылке; закружилась голова, и я захотела сбежать.

– Он очень подходит на эту роль, – ответила Настя и улыбнулась.

– Он просто друг, – сказала я. Я почувствовала легкую дрожь в голосе. – Не отрицаю, что он может мне нравиться. Только как человек и только как друг. Он хороший человек.

Я не отрицаю, что он мне может нравиться.

Я боялась, что он уже мне нравился.

Настя еще долго смотрела мне в спину. Я чувствовала себя разгаданной в воскресном кроссворде. Слово из четырех букв, существительное. Глупая женщина.

Дура!

Дима приехал к девяти. К тому времени прибавилось еще трое человек: друг Паши, Даниил, внимание которого всецело украла Ира; Варя, еще одна наша подруга, которую недолюбливали все за излишнюю доверчивость; и знакомый Насти с самым заурядным именем для русского парня.

Дима приехал, и единственные, кто обратил на это внимание, были я и Карина. Он быстро вошел в дом, снимая с себя зимнее пальто. Он был одет в черную водолазку и черные брюки. Водолазка подчеркивала его плечи, а брюки – бедра.

Почему мужчины так мало уделяют внимание своим бедрам?

И почему он так хорошо выглядел?

Румянец на щеках, горящие голубые глаза. С нашей последней встречи он изменился, хотя прошло меньше недели.

– Я так соскучился, – сказал он, улыбаясь. – У меня столько новостей.

Мы отошли к тому же месту, где мы до этого сидели с Кариной. Дима сел напротив меня рядом с Кариной. От него пахло алкоголем и женскими духами.

Он немного оживил нашу скучную беседу с Кариной. Я внимательно наблюдала за каждым его взглядом, который был обращен на меня.

Было бы честнее сказать, что я выхватывала каждый его взгляд. Мне хотелось посмотреть в его глаза и увидеть свое отражение: какой я буду выглядеть там?

– Этой ночью я был в одном заведении. Странное место, зато музыка там невероятная.

Карина его слушала и смеялась от каждой шутки, а мне вовсе не хотелось смеяться. Я чувствовала себя лишней. Почему он не смотрел на меня?

– Ты сегодня отлично выглядишь, – сказал Дима.

Он опасно смотрел на меня, только на меня. Я прикусила губу, и его взгляд скользил с моих губ, с моей шеи, с моих плеч… Я была ему интересна?

Произошло то же самое, что и в тот раз, на мой день рождения: тот же холодный взгляд, надменный и пренебрежительный. Мне было немного больно. Я ответила ему тем же. Он смущенно отвернулся.

Что за игру он затеял?

Мне казалось, что он нагло закидывал удочку и проверял границы дозволенного: как дальше он мог зайти в своих изощренных эмоциональных играх, чтобы узнать, что я к нему испытываю?

Насколько я позволю ему приблизиться ко мне?

– Ты замерзнешь, возьми мое пальто, – сказал Дима, когда мы все вместе вышли покурить.

– Спасибо, мне не холодно, – ответила я.

Его взгляд говорил: я очень хочу, чтобы ты надела именно мое пальто. Я хочу, чтобы тебе не было больно.

Мой взгляд говорил: ты ведешь себя как ребенок. Стало очевидно, что мы оба игроки. Не только я хотела понравиться ему, потому что могла, но и он хотел понравиться мне. От этого во мне разгоралось желание узнать, к чему приведет перетягивание одеяла и как я спущу его с небес на землю, когда он позволит себе думать, что мои чувства, эмоции, разум в его власти.

Он опустил взгляд в пол и ушел на кухню за соком и газировкой.

Половину вечера мы провели за дурацкой для меня игрой: мы молчали и делали вид, будто мы не существуем. Карина уехала намного раньше обещанного, и мне приходилось оставшуюся часть вечера сидеть в компании Насти и скучной Вари. Дима же сидел один. Он не мог ни с кем найти общий язык, от того выглядел очень глупо и жалко. Словно я была единственным, таким же жалким существом в этой комнате, которое тянулось к нему.

Понемногу вечер терял интерес, и многие готовились к тому, чтобы разойтись. Я заявила о том, что хотела бы прогуляться. Никто не соглашался: многие парни устали и собирались уезжать на такси, и девочки боялись темноты.

– Я могу проводить тебя, – сказал Дима.

Его взгляд говорил: я хочу извиниться, я всего лишь друг и не смею так вести себя.

Мой взгляд говорил: ты придурок, но я хочу, чтобы меня проводил именно ты.

Большую часть пути мы снова поддерживали диалог друг с другом. Часто останавливались, чтобы покурить и посмотреть на город, медленно готовящийся к зиме.

– В детстве родители часто меня возили с собой к бабушке: рядом с ее домом была маленькая речушка, и я любила там кататься на коньках. Мы и в эти праздники снова поедем к ней: я в детстве обожала просыпаться в свежей постеле, освещенной зимним ярким солнцем.

Дима слушал меня и улыбался.

– Я любил зимой с дедушкой на лыжах в лесу кататься, а потом как-то разлюбил. Мне больше плавание нравится. Не хочешь кофе?

Он купил нам горячий кофе и предложил присесть в ближайшем парке. Снег хрустел под ногами, переливался, освещенный фонарями. Отдаленно слышался гул машин и редких трамваев.

– Я люблю зиму, – сказала я. – Есть в ней что-то особенное.

– Я тоже, – ответил Дима. – В детстве кажется, что есть какое-то очарование, а когда взрослеешь, все исчезает.

– Чем ты так разочарован? – спросила я. – И я не могу не задать этот вопрос: почему ты… почему тебе так нравится…

– Спать с разными девушками?

– Да. Что-то случилось?

Он задумался. Ветер слегка тревожил ветви и редких птиц, что в полутьме превращались в быстрые, неуловимые ветви. Перед нами падали последние листья ноября, сухие и безжизненные.

– Большая любовь, – ответил Дима. – А ты почему ищешь громоотвод?

Долгое молчание. Он смотрел куда-то в сторону.

– Человек, которого я любила, очень подло поступил со мной. Чувствую себя гадко. А еще мне больно.

Дима посмотрел на меня и ничего не сказал. Я открыла в нем для себя новое качество: он знает, что иногда бывают моменты, когда стоит промолчать.

Через два часа я была в постели, но не могла уснуть. Я долго думала о сегодняшнем вечере и о том, чем он завершился.

Мне хотелось кричать. Не хватало воздуха в легких. Еще напротив моей комнаты находилась комната родителей и комната младшего брата. Но как же мне безумно хотелось кричать.

Дима обещал позвонить мне, как доберется до дома. Мой телефон молчал, и лишь изредка он подавал голос: это были Настя и Карина. Я ловила тишину в своей голове, а натыкалась каждый раз на комок оборванных и несвязанных мыслей, застревавший у меня в горле.

Меня охватило странное, импульсивное чувство. Я быстро собралась, привела себя в порядок. Перед самым своим уходом Дима сказал:

– Я хочу побыть с тобой еще немного.

Мне хотелось кричать от собственной глупости.

Такси, улица за улицей, перекресток за перекрестком. Я смотрела в телефон, на котором отображался маршрут водителя. Время предательски медленно тянулось, а я безумно хотела снова увидеть его.

Через сорок минут я стояла у его подъезда. Я нервно набрала номер его квартиры. В лифте представляла себе до ужаса странную сцену, в которой Дима, увидев меня, пригласил бы к себе в комнату; мы бы снова разговаривали до самого утра, а позже я легла бы вместе с ним, уткнувшись в его плечо.

Я сжала ладони, взмокшие от волнения, и неловко постучала в дверь.

Он встретил меня в трусах и наспех надетой задом наперед майке, взъерошенный и злой:

– Что ты здесь делаешь?

– Я подумала, что мы могли бы провести еще немного времени, если ты не против…

Дима был удивлен и чем-то расстроен, напуган и озадачен. Неужели мое появление было неуместным? Я боялась снова ошибиться в том, что чувствовала.

Я боялась, что могла ошибиться в том, что сама себе придумала.

– Сейчас не самый подходящий момент, Лин, – сказал он и попытался выйти на лестничную площадку… Как вдруг из-за его спины появилась другая девушка. В его рубашке. Такая же взъерошенная. Брюнетка. Красивая, стройная. Она враждебно осматривала меня.

Я смотрела на Диму и не понимала происходящего.

– Я все объясню, – сказал он.

Дима волновался. Он хотел спрятаться за дверью своей квартиры. В одних трусах и майке он выглядел таким слабым и уязвимым. Он оправдывался, а его не слышала. Голова болела, и мне стало трудно дышать.

– Зачем? – спросила я. – Я просто не так тебя поняла. Ты меня не так понял.

Я не помнила того, что он сказал мне на прощание, не помнила, как оказалась в лифте, в такси. Я пришла в себя только тогда, когда в моей зажатой руке появились несколько сообщений от Димы. Их я читать не хотела.

Я чувствовала себя униженной.

Мы врем относительно тех людей, которые нравятся нам, и чаще всего мы время себе, а не окружающим. Я надеялась, что все пройдет, но еще около недели я не могла спокойно разговаривать с Димой и не могла спокойно реагировать на его присутствие в компании. Я избегала его.

Впервые я почувствовала, что могу довериться человеку. Впервые я сделала первый шаг.

Мне это не понравилось.

Дима. Хороший человек?

Я не любил оказываться в незнакомых местах, особенно по утрам и особенно в утро буднего дня. Я медленно и мучительно открыл глаза. Меня ослепил яркий, бледный свет. Сел на кровати и обнаружил приятную вещь: я все-таки был одет. Минуту погодя я обнаружил, что в постеле был не один, рядом со мной спала девушка, имени которой я не помнил. Она тоже была одета во что-то черное.

Находился я в спальне, довольно симпатичной спальне, полностью бежевой. Тошнотворно бежевой. Я попытался встать и отправиться на поиски телефона, и внезапно комната превратилась в пьяный корабль, из стороны в сторону дрейфующий по штормовому морю. Меня тошнило, голова была налита свинцом.

– Ты уже уходишь?

Девушка проснулась. Она приподнялась на кровати и сонно улыбалась. Протерла глаза.

– Да, я уже ухожу, – сказал я.

Неловко смотрю в пол. Мне не хотелось встречаться с ней взглядом.

– Может, останешься на завтрак?

Она поднялась и, шатаясь, подошла ко мне, положила свои руки на бедра и поцеловала меня. Губы у нее были кислые от текилы, дыхание было несвежим.

– Нет, мне правда нужно спешить.

Девушка грустно вздохнула, а я продолжал поиски телефона в незнакомой квартире.

– Телефон ты оставил в коридоре, если ты его ищешь.

10.45. Я смотрел в телефон, как будто пытался поставить время на паузу. В ванной я силился вспомнить все то, что было вчера. Мозг отказывался работать, а в висках пульсировала боль. Всё тело дрожало, тянуло в спине.

У порога, в спешке надевая пальто, я спросил.

– Между нами что-то было?

Девушка улыбнулась и взъерошила мне волосы:

– Нет, не переживай. Ты был слишком пьяный.

В городе были жуткие пробки. Я мечтал как можно скорее добраться до дома, чтобы успеть на последние три пары. Телефон завизжал от назойливого звонка Ирины.

– Где ты? Ты уже пропустил одну пару, следующая вот-вот начнётся!

– Извини, – сказал я. – Вчера я помогал дяде на работе.

Я говорил паузами, потому что врал. Я не хотел, чтобы Ира знала всю правду: язык у нее был без костей, и моя вчерашняя ночь быстро стала бы главной темой сегодняшнего дня.

– Я надеюсь, что ты к последним двум успеешь.

Последнее она произнесла с каким-то раздражением, от которого меня замутило сильнее.

Дома, под напором горячей воды, я понемногу начал вспоминать вечер.

Складывается ощущение, что я в целом жил вечерами. В среду в это же время я был один, и мне было грустно. С Алиной мы давно не общались, и она почему-то игнорировала меня. На мои сообщения она отвечала изредка, дни проходили долго и натяжно без наших телефонных разговоров. Между нами выросла стена. Штурмом брать ее не получалось: меня всегда атаковали безразличием и холодом.

Я скучал. Учебный материал совсем не шел в голову. Квартира пустовала, запах одиночества и сигарет пропитал стены. Я написал Ире и Ане. Подруги молчали, и у меня складывалось впечатление, что все как будто сговорились и решили коллективно игнорировать меня.

Я быстро собрался и пошел в бар, где один бармен всегда был готов выслушать меня. Я был настроен на то, чтобы немного выпить на сон грядущий. В баре, как ожидалось, было почти безлюдно: двое-трое ютились за столиками в углу. Пахло алкоголем, немного парфюмом.