Если ты хочешь… бесплатное чтение
Скачать книгу
Пролог.
Если ты хочешь, я поверну время вспять.
Заставлю солнце светить ночью.
И не спорь, не кричи: «Ты опять?»
Я сделаю, и точка!
Склею осколки надежды,
Прогоню сомнения.
Я скажу тебе «Прости»
Лишь бы ты поверила…
Если ты хочешь – я починю разрушенный мост,
Соберу обломки нашего прошлого,
И не спорь, не кричи: «Невозможно!»,
Я сделаю, и точка!
Если ты хочешь – я сделаю все для тебя…
И плевать мне на всякие «если»…
Константин.
– Товарищ майор, к вам посетитель, – голос стажера Вакуленко в динамике детонирует в голове приступом острой боли.
Морщусь, вперившись ненавидящим взглядом в трубку и гневно плююсь:
– Ты время видел, Вакуленко? Шли их всех на… Сам знаешь куда!
Прошло всего два часа после завершения спецоперации. Ничего особенного – захват подозреваемых, стрельба, крики и звук бьющегося стекла, скрежет металла… Обычная рабочая рутина. Нет, вру, не обычная – захват проворовавшегося генерала Завьялова – из ряда вон выходящее событие! Набрасываю на плечи куртку, поднимаюсь с места и придирчиво оглядываю кабинет. Место силы, не иначе – усмехаюсь, захлопывая створку старенького шкафа. Застегиваю молнию куртки и медленно направляюсь к дверям.
Сейчас бы сбросить одежду, принять душ… и напиться. Смыть накопившееся за день напряжение и зудящие мысли об этой, о…
– Девушка, туда нельзя! Я же сказал, рабочий день закончился! – за дверью слышатся шаги и звуки борьбы.
– Я не уйду, пока не поговорю с ним!
Дверь с грохотом распахивается, открывая взгляду ту, кого ненавижу всей душой. И кого, честно признаться, ждал увидеть – Весну Завьялову…
– Здравствуй, Костя, – хрипло произносит она и закашливается. Сгибается пополам, судорожно перехватывая горло тонкими пальцами. Подавив приступ, Весна приосанивается и вскидывает подбородок. Бледная, как небо за окном и тонкая, как плачущая ива. Жалкая. Да-а, знатно ее жизнь потрепала. Черт, я даже расслабляюсь. Вальяжно прохаживаюсь к столу, запустив руки в карманы брюк. Весна так и стоит возле дверей – поникшая, какая-то… чумная. Длинная шоколадная прядь прилипла к ее взмокшему лбу. Она нервно взмахивает рукой и с нескрываемым остервенением ее поправляет. За нами наблюдает ошалевший Вакуленко – его небольшие карие глазки шустро перемещаются с меня на Весну. И обратно.
– Отставить, стажер! Закройте дверь.
Дверь с шумом клацает, отрезая воздух. В кабинете становится так душно и пыльно, что впору задохнуться.
– Здравствуй, Костя, – повторяет она.
– Весна, чего ты хочешь? Ты же не поздороваться зашла? – дергаю молнией куртки и спускаю ее с плеч.
– Я прошу тебя… – выпаливает она. Слова звучат так, словно царапают ее горло – вымученно, надломлено. Понимаю – после всего, что было, просить меня об одолжении – непосильный труд. – Помоги папе. Поверь, он ни в чем не виноват! Его подставили. Кто-то проник к секретным данным и слил их…
– Прекрати, Весна! – рычу я. Черт, она, видимо, полная дура! Материал год собирали, пасли генерала Завьялова, как кисейную барышню. Кто там только не участвовал в разработке! Наша контора – завершающее звено, не более. Чего она от меня-то хочет?
– Помоги. Я на все готова, Костя… – скулит она. Делает шаг навстречу, обдавая странным запахом – смесью лекарств, хлорки и моющих средств.
– На все, Весна? Даже не спросишь, что я попрошу? Денег-то хватит? Или смелости? – произношу, глядя в ее глаза. Сам не знаю, что хочу в них увидеть – мелькнувшее возмущение, презрение или, быть может, отчаяние? Не знаю – сейчас в них только странный блеск – лихорадочный, я бы сказал, больной.
– Все, что захочешь. Денег у меня, правда, нет… Только я… – Весна всплескивает руками, а затем медленно их опускает.
– Так иди полы мой, раз нет! Или для такой, как ты, работа поломойки не катит?
– Отчего же? Я мою полы, только подъездов много, а я… одна. – Парирует она и… прячет руки за спину. Странно, я ведь не попал в цель? Или, правда, моет? Нутро обдает странной тошнотворной волной – обида, будь она неладна. А еще боль, проснувшаяся и впившаяся в сердце зубами, как пиранья.
– Тогда остается натура. Только так. – Прозвучавшая из моих уст реплика вызывает на лице Весны любопытство. И… надежду, мать ее. Она заправляет за ухо слипшуюся, похожую на сосульку прядь, и подходит ко мне. За время нашего разговора я успел расположиться в кожаном потрескавшемся кресле и сейчас смотрю на нее снизу вверх: потертые джинсы, простенькие балетки, мешковатый свитер с вытянутыми локтями. Значит, так она пришла просить меня? Или это один из способов показать, как я ей противен? Наверняка к майору Кожину она бы нарядилась как следует: сделала макияж, причесалась, надела туфли на каблуках и юбку покороче. А ко мне можно и так заявиться?
– Я готова. – Хрипит она и опускается на колени. Подтягивает мои бедра к себе, вцепившись тонкими крючковатыми пальцами в брюки.
В ноздри вмиг ударяет смесь больничных запахов, дорожной пыли и, пожалуй, совсем немного аромата Весны… Тот самый, что мучил меня много лет. И который, справедливо, срабатывает триггером.
– Что ты возомнила о себе? – отталкиваю Весну от себя. – Ты на себя посмотри? Приперлась, как… – прикусываю язык, столкнувшись с ее взглядом. Распахнутым, несчастным до чертиков, опустошенным. Ей все равно, без слов понимаю я. Все равно, что я о ней думаю, все равно, что попрошу у нее. Она бы и сейчас все для меня сделала – удовлетворила по полной, не останови я ее. Как и майора Кожина, будь он на моем месте.
– Так что, поможешь? Повторю, я готова. И мне плевать, что ты обо мне думаешь. Можешь оскорблять сколько хочешь.
– Вот визитка. – Цепляю невзрачный прямоугольник со стола и протягиваю ей. – Не думай, что я позволю тебе схалтурить. Ну… или прикасаться ко мне в таком виде. В самом-то деле, такая как ты могла бы и маникюр сделать. Я уж не говорю о макияже и прическе. Или ты думала, я поведусь на все это безобразие? – сосредоточивая во взгляде все презрение, на какое способен, произношу я.
– Я помню, Костя, ты же меня шлюхой считаешь. – Обрывает она, пряча визитку в заднем кармане.
– Ты такая и есть, так что будь добра выглядеть соответственно и как следует попросить меня… скажем в шесть вечера.
Глава 1.
Весна.
Не знаю, чем обладает Константин Духин – наверное, умением облекать эмоции во что-то материальное, но меня почти выдавливает из его кабинета. Не понимаю, как я оказываюсь в темном коридоре, пропахшим сигаретным дымом и пылью. Кожа до сих пор покалывает от невидимых искр его ненавидящего взгляда, а нутро… Оно скручивается от очередного приступа кашля. Черт, вот зачем я пришла к нему? Еще и больная? Спешно выхожу на улицу, огибаю здание и… даю себе волю. Кашляю от души – так, что болят легкие… Права была Надежда Петровна, загнала я себя. Кстати, надо ей позвонить. Отираю разгоряченное лицо и набираю телефонный номер дрожащими пальцами.
– Медико-социальный центр паллиативной медицины «Надежда», – звучит на том конце провода.
– Тетя Наденька, – хриплю, чувствуя, как по телу молниеносно распространяется жар. Еще и температура поднялась…
– Вёсенка, милая, что-то случилось? Ты же придешь? Михална без тебя гулять отказывается.
Ну вот как не прийти? А звонила ведь отпроситься…
– Приду. Чаем горячим напоете? Что-то я разболелась.
– Приходи, детка. Я терапевта нашего Степана Федоровича попрошу тебя послушать. Говорила тебе – вовремя лечиться надо, таблеточки принимать, а ты… Все на ногах, детка, переносишь. Разве можно так? Приходи…
Несколько лет назад ноги привели меня – инструктора по фитнесу – в хоспис. Наверное, мне так хотелось быть нужной… Чувствовать себя живой, испытывать что-то другое, светлое и доброе, а не те чувства, что остались после Кости… Зачем он вернулся? Я ведь только стала его забывать… И снится он перестал совсем недавно, хотя вру – до сих пор снится… Я начала оживать, расцветать, как робкий подснежник, а потом…
В общем, мы гуляли с подругой по торговому центру, и я увидела его. За окном падал мягкий ноябрьский снег. Костя стряхнул снежинки с плеч и помог спутнице снять пальто. Улыбался и бережно тянул дурацкий шарфик с ее шеи. Наверное, жена… Миниатюрная блондинка в теле – полная противоположность мне. Они сели в центре зала, а я трусливо пристроилась возле окна – для лучшего обзора. Танька отговаривала меня… Призывала успокоиться и «перестать преследовать мерзавца, растоптавшего мое сердце», но я осталась непреклонной – так и сидела, не сводя с него глаз.
У нашего Алешки такие же орехово-карие глаза и волосы русые и вьющиеся. Стоп! Я ведь не собиралась рассказывать о сыне? Костя не стал меня слушать тогда, так какой в этом смысл сейчас, спустя столько лет? Мне нет места в жизни этого лощеного карьериста… И встреча эта, его широкая улыбка, адресованная другой – лезвием по коже. Но боль такая сладкая… Тупая, ноющая, забирающая дыхание, но, черт возьми, сладкая!
– Весна, давай уйдем? Он… обвинил тебя черт знает в чем, не дал объясниться, а ты… – Танюшка ласково гладила мои пальцы и смотрела полным щенячьей верности взглядом. – У тебя давно другая жизнь – сын, Илья еще за тобой ухаживает, и вообще…
– Он вернулся, чтобы посадить моего папу, Танюш. – Сухо бросила я, монотонно помешивая ложечкой капучино.
– С чего ты взяла?
– Управление ждет нового начальника. Папа узнал от сослуживца. Я уверена – это Костя. Иначе, для чего он вернулся? Соскучился по нашему городишке? – кисло улыбнулась. Таня права – пора уходить. Не хватало, чтобы Костя меня заметил и надумал себе всякого.
Я тогда не ошиблась. Майор Духин возглавил отдел ФСБ, занимающийся преступлениями чиновников и должностных лиц. Больше полугода они «разрабатывали» папу, хотя он… ни в чем не был виноват. Я уверена в этом на все сто! И пусть майор Духин засунет свои улики в одно место! Больше мы не встречались… Мне иногда даже обидно становилось, живем в одном городе, ходим в одни магазины. Наверное, оно и лучшему было… Моя жизнь возвращалась в прежнее русло – дом, работа, сынок, Илья, опять же…
Воспоминания обрушиваются на меня, как лавина. Прошлое, настоящее, мой унизительный визит в его кабинет… Вот зачем я пришла? «В таком виде», как он справедливо заметил? Вид ему мой не понравился? А ты помой полы и судна за больными хосписа, я на твои, Костенька, руки посмотрю! Еще и встречу назначил… Черт. Неужели, мне придется делать то, на что он намекнул? Как он может? Женатый человек, перспективный начальник… Но, ради папы я и на это пойду – Костя может не сомневаться! Он еще добавки просить будет, мерзавец!
Бреду к остановке и валюсь на лавочку – совсем мне худо… В груди булькает горячее дыхание, волосы липнут к пылающему и влажному от испарины лбу. Ненавижу… Некрасивая я для него, жалкая, без маникюра… И смотрел на меня, как на грязь под ногтями. Оттолкнул брезгливо, а потом все же позвал… Ненавижу. Правильно я сыну говорю, что его папа умер… Он умер для меня – козел этот…
– На-адежда… Петровна, я на лавочке сижу, возле Комитетского проспекта. Я… плохо мне очень. – Кашляю и хриплю в динамик.
– Вёся, деточка. Ладно… Клавдия Михална расстроится, но… Выздоравливай.
Сбрасываю звонок и откидываюсь на металлические холодные прутья остановки. Вынимаю из сумочки платок и отираю влажный лоб. Домой… Успеть бы доехать без приключений. Приосаниваюсь, завидев ползущий переполненный автобус. Поднимаюсь, цепляясь за каркас напряженными пальцами, делаю два шага и… падаю на землю.
Глава 2.
Весна.
– Тише, тише, женщина.
Разлепляю веки, но вижу лишь размытую, словно акварельный рисунок картинку. Мужское лицо, седые волосы, очки… Кислородная маска с влажным, направленным прямо в нос воздухом. Где я, черт возьми? Еще и потряхивает знатно. Дрожу так, будто сквозь тело проводят огромной силы электрический разряд.
– Где… я. – Ерзаю, стремясь избавиться от ощущения липнущей к телу одежды.
– Вам плохо стало. Прохожие на остановке вызвали «скорую». Вы меня видите? Можете назвать свое имя?
– Весна.
– Да, на улице май. Тепло, солнечно, пахнет яблочной смолой и нарциссами, – снисходительно улыбается он. – А зовут-то вас как?
– Весна Валерьевна Завьялова. – Хрипло, почти по слогам отвечаю я. – Пас-порт в сумке. Я… мне дышать тяжело.
– Мы везем вас в дежурную больницу, Весна Валерьевна. У вас острая дыхательная недостаточность. Дышите спокойно, детка. – Чуть мягче произносит он. Выпускает из шприца струю и вкалывает мне какой-то препарат. – Дышите спокойно, сейчас мы вас довезем, врачи помогут… Запустили вы себя, загнали… Нельзя так, деточка…
Голос врача убаюкивает, веки тяжелеют, над головой кружится карусель из обрывочных кадров: качающиеся провода дефибриллятора, седая голова врача, серый потолок…
А потом я словно проваливаюсь в прошлое. Падаю в колодец похожих чувств, переживаемых мной давно, почти девять лет назад… То же головокружение, тяжелые веки и ощущение замурованного в голову колокола.
Мамуля, царствие ей небесное, попросила меня съездить на дачу. Погода стояла непривычно жаркая для июня. В небе неторопливо плыли воздушные, как взбитое суфле облака, на зеленых ветвях наливались яблоки, вовсю цвели ирисы и лилии, и я… цвела, как роза. Молодая, здоровая и любимая, не то что теперь…
Костик уехал на сборы, и я охотно согласилась помочь матери – все лучше, чем томиться в душном городе.
Дорога в Ольховку занимала примерно час. Я купила билет на электричку, бутылку ароматного кваса и села в вагон возле окна. Меня еще тогда не покидало странное предчувствие – за мной следили. Прожигали в спине дыру пронзительным, злым взглядом… Я не знала, как себя вести в этой ситуации. Звонить папе или Косте? А что бы я сказала? Поделилась с близкими пустыми подозрениями? В общем, я попыталась отвлечься и достала из рюкзака книгу. Время за чтением пролетело незаметно. Я вышла на перрон, опасливо озираясь, но, как и того следовало ожидать, преследователя не обнаружила…
Помню, как Костя мне писал… Я довольно улыбалась, читая его милые пошлости. Откладывала тяпку и отирала взмокший лоб садовыми перчатками.
«Вёсенка моя любимая, я так скучаю. Приеду и съем тебя. Мне кажется, твой папа специально делает так, чтобы меня отправили подальше».
«Не выдумывай, Котик! Он тебя полюбит, вот увидишь!»
«Так хочу бросить все и приехать к тебе. На даче никого нет?»
«Опять ты о своем? Пошляк!»
Я отвечала любимому, отвлекаясь от работы – полола землю вокруг молодых деревьев, белила стволы, подрезала ветки кустарников. В точности исполняла наказ мамы. К тому времени ее здоровье пошатнулось окончательно – тяжелые приступы бронхиальной астмы случались почти каждый день, их провоцировали любые запахи и волнения. Закончив работу, я вернулась в дом. Сварила картошку, выудила из рюкзака недопитую бутылку кваса.
Очнулась я на закате… Вскочила с постели, а потом снова упала на подушку, сжимая виски. Невыносимая боль выдавливала глаза, а предметы двигались, как живые. Мне было плохо… С трудом поднявшись, я оглядела комнату шальным, как будто пьяным взглядом. В домике царила тишина, пели птицы, а ситцевые занавески слегка подрагивали от ветерка. Прищурилась, завидев свои вещи на кресле: футболка, шорты, лифчик… Из одежды на мне оставались только трусики. Но я не помнила, как раздевалась… Несколько часов стерлись из моей памяти, словно ластиком. И эти несколько часов навсегда изменили мою жизнь.
Пошатываясь, я натянула одежду и побрела на кухню. Что произошло? Я ведь ничего не запечатлела в памяти… Она возвращалась обрывками. Размытыми кадрами, из которых я так и не смогла сложить картинку. На столе стояла тарелка с недоеденной вареной картошкой, а бутылка кваса пропала… Зато появился букет ландышей. Не помню, чтобы я рвала их… Я вообще ничего больше не помнила. Ничего… Иногда мне казалось, что я вижу лицо парня – красивое, молодое. Оно склонялось ко мне близко-близко. Парень что-то говорил, шептал, просил…
После этой поездки Костя обвинил меня в измене. Уехал навсегда. Смеялся, когда я пыталась все ему рассказать. Все, что помнила. У него были доказательства повесомей – так он говорил. Только какие доказательства, я так и не узнала…
– М-м-м… – пытаюсь пошевелиться, разбуженная светом фонарика, направленного прямо в глаза.
– Весна Валерьевна, вы в реанимации городской больницы. Я Андрей Иванович, ваш лечащий врач. Вы меня слышите?
– Д-да… Дышать… тяжело… А… Алеша.
– Алеша – ваш родственник?
– Сын, – с трудом выдавливая слова, хриплю я. – И он один дома. Он маленький.
– У вас есть близкие? Муж, родители? Кому мы можем сообщить?
– Костя… – тянусь слабой кистью в карман. Там будто огнем жжет его визитка.
Глава 3.
Константин.
Закат разливает в небе оранжево-розовые чернила, бессовестно чертит ими небо, а потом растворяет весеннюю синеву в своих красках. Отпускает солнце на покой, укладывает его спать, заботливо толкает под горку… Оно катится, как расплавленный докрасна диск и скрывается за горизонтом. И моя уверенность, что Весна придет, тает на глазах… Катится куда-то к черту… в прошлое, где мы были так счастливы. Я маюсь, меряя комнату шагами и жду… Поглядываю на неподвижный телефон на столе, чувствуя, как меня распирает злость. Прокатить меня решила? Оскорбилась? Не понравилось мое предложение? Давай же, Весна… Приди и попроси меня тебе помочь. Смотри на меня грустными, пустыми глазами, унижайся передо мной… Отрабатывай любезность Константина Духина – того, кого вы считали никем. А сейчас ты пришла… жалкая и тощая как щепка. Пришла, потому что от меня зависит свобода твоего папаши.
«Попроси меня хорошо, Весна. Для такой, как ты это проблема?»
«Нет, Костя, не проблема. Ты меня считаешь шлюхой, и я…»
«Ты такая и есть. Жду тебя в шесть»
«Напиши адрес»
Пальцы против воли складываются в кулаки, а забытая обида лезет сквозь истлевшую броню самоконтроля. Гребаного самообладания. Ненавижу… Ненавижу ее всей душой. Зачем я только предложил ей это? Хотел унизить, вывалять в грязи, утопить ее в той боли, в которой живу сам, увидеть слезы в чистых, как весеннее небо глазах… Так тебе, Весна Завьялова! Ты шлюха, предательница… И, да, судя по всему, тебе все равно, кого ублажать: за свободу генерала Завьялова ты и не на такое пойдешь. Я мечусь по комнате, как дикий зверь, не сразу замечая, что звонит телефон. Надо же, Весна собственной персоной! Какое оправдание ты придумаешь? И, почему, черт возьми, униженным чувствую себя я?!
– Да.
– Добрый вечер, – звучит на том конце провода незнакомый мужской голос.
– Простите, вы…
– Весна Валерьевна сжимала в руках записку с вашим номером телефона. Мы не знаем, куда еще можно позвонить? Я врач городской больницы. Меня зовут Андрей Иванович.
– А где Весна? – не своим голосом спрашиваю я. По спине ледяными мурашками прокатывается дурное предчувствие.
– Она в реанимации.
– Как? Я видел ее утром. «Бледную, жалкую, чуть живую… Готовую на все. Просящую меня»
– У нее пневмония. А еще налицо признаки сильнейшего переутомления. Очевидно, она мало спит и много работает. Мы поместили ее в реанимацию. Если у нее есть родственники, может, вы поможете нам их найти?
– Да… – хриплю я, опадая на стул.
– И как теперь поступить с ее сыном? За мальчиком некому присмотреть.
– За мальчиком? – переспрашиваю тупо. У Весны есть сын? Значит, и папаша имеется. – А вы не пробовали связаться с его отцом?
– Хм… Простите, у нас нет его номера. Так вы поможете?
Черт! Врач сопит в трубку, напряженно ожидая ответа. Кажется, проходит вечность, пока я принимаю решение. А оно мне надо? Лезть в прошлое, ворошить старую, прикрытую надежным слоем времени боль. К тому же завтра Маша возвращается от родителей. Жена. Но она же тоже человек – Весна… Хоть и подлая предательница.
– Хорошо, я сейчас приеду. Ей что-то нужно? – усилием воли придаю голосу твердость.
– У нее нет ничего. «Скорая» подобрала Завьялову, лежащую на автобусной остановке.
Когда-то давно я желал ей наказания. Искренне хотел, чтобы жизнь с ней поквиталась. Представлял, как она однажды придет и станет меня о чем-то просить. А я гордо откажу. Глупость, ребячество – теперь я это знаю точно. Она наказала меня сегодня куда больше – равнодушием и готовностью пойти на низость ради отца. И я наказал себя – своим предложением. И как Весна смотрела – как на червяка, недостойного ее внимания. А теперь она лежит на больничной койке – слабая и раздавленная горем и работой, а я… Тебе хорошо от этого, майор Духин? Классно? Полегчало на сердце? Ты себя счастливым почувствовал? Или надо, чтобы Весна умерла? Тогда твоя душенька успокоится?
Закрываю квартиру и, погруженный в мысли, бреду к машине. Что там больному требуется? Посуда, средства гигиены, чистая одежда… Заезжаю в «Ленту» и выбираю все необходимое. Полотенца, трусы, резиновые тапочки, шампунь с зубной щеткой… Подхожу к отделу с женским трикотажем и рассматриваю висящие на вешалках ночные сорочки. Весна похудела… Только глаза остались прежними – синие, с мелкими крапинками. Че-е-рт…
Выбираю ей парочку сорочек, халат и футболку, гружу пакеты в багажник и торопливо выруливаю на проспект Октября.
Сын… У Весны есть ребенок, за которым некому присмотреть. Развелась или… Может, ее муж в командировке или просто временно недоступен, так бывает. Интересно, за кого генерал Завьялов ее выдал? Воспоминания острым лезвием поддевают застарелые раны, окунаюсь в прошлое с головой, ныряю в его ледяной колодец, осязая, как становится зябко. Он не любил меня – злобный старик Валерий Завьялов. Цены не мог сложить своей красавице дочери, а претендентов на ее руку перебирал как перчатки. И я, ожидаемо, не подходил на роль зятя. Меня воспитывала мать, а отец был пьяницей и бывшим уголовником… Отличником учебы я тоже не был. Он не понимал меня – старый генерал. Ему-то жизнь дарила блага на блюдечке… А я с детства привык выгрызать у жизни лучшее, как дикий волчонок. Работал и учился. Неплохо, кстати, учился – в институте мне прочили блестящую юридическую карьеру. И я любил его дочь… Любил Весну до безумия. На все был готов ради нее пойти.
Крепче сжимаю руль и выезжаю на больничную парковку. Беру пакеты с покупками в руки и поднимаюсь на второй этаж, следуя указателям. «Отделение реанимации и интенсивной терапии». И где-то там лежит она… Вместо моей квартиры, куда могла прийти, чтобы «хорошо попросить». Сглатываю, обуреваемый странным, непривычным чувством стыда. Постовая медсестра провожает меня в палату. Я только отдам ей вещи… Отдам, помогу связаться персоналу с мужем и… вновь навсегда уйду из ее жизни.
– Вы посидите с ней, пожалуйста. Температура высокая, бредит она… Андрей Иванович назначил успокоительное, но она никак не успокоится. Мечется, мокрая вся… Вы же можете посидеть? – испытующе смотрит медсестра. – Ох, еще надо родственников найти. Она все время про сыночка говорит и какого-то Костю… В телефоне нет контакта мужа.
– Костя – это я. – Выдавливаю хрипло. Надо же, мужа нет? А где наш муж? Объелся груш? Не выдержал, бедолага, жизни в генеральской семье?
Мы тихонько заходим в палату, пахнущую лекарствами и антисептиками. Весна спит. Веки ее подрагивают, на виске бьется голубая жилка. У нее веснушки на носу – когда-то я помнил, сколько их штук… Щеки гладкие, чистые, а сейчас запали. Волосы прилипли ко лбу. Без раздумий мочу марлевый тампон под струей воды в раковине и вытираю ее лоб от пота. Щеки, шею. По ее телу проносится волна болезненной дрожи. Лоб пылает. Накрываю Весну больничным одеялом, и в этот момент она медленно разлепляет глаза…
– Костя…
– Лежи, Весна. Тебе надо лечится. Выздоравливай, пожалуйста. – Неожиданно произношу я. И в моих словах столько искренности. На секунду становится так легко… Я не желаю ей смерти, и я… человек. А не пропащий.
– Костя… – повторяет она и зажмуривается. Отворачивается смущаясь. По ее щеке струится крупная слеза.
Глава 4.
Весна.
Размытые очертания палаты кружатся перед глазами, распадаются на фрагменты, а потом и вовсе тают… Сменяются другой, неожиданной картинкой. Странно, ведь он перестал мне сниться. Карие глаза, волнистые русые волосы, губы, шепчущие что-то нежное…
«Весна, выздоравливай. Тебе надо лечиться. Отдыхай, пожалуйста».
Он гладил меня по голове и утирал слезы со щек, а потом ушел. Видение истаяло в забрезжившем рассвете, сменившись безликими очертаниями палаты.
– Вёсенка, как ты? – вздрагиваю от знакомого голоса.
– Илья? Так это был ты? – облегченно вздыхаю, пытаясь подняться. На мне чистая ночная сорочка, халат, на тумбочке аккуратно стоит новая чашка, тарелка, бутылка воды…
– Я. Не понимаю, ты про что? Надежда Петровна звонила тебе вчера, а ответил врач. От нее я и узнал. – Протяжно вздохнув, отвечает он.
С Илюшей Любарским мы познакомились в хосписе. Талантливый психолог, он покорил меня своими жизнелюбием и добротой. Сначала мы просто дружили… Со мной ведь по-другому нельзя, спасибо Косте… После него я мужчин на милю к себе не подпускала, растворилась в сыне и заботе о тяжелобольной маме. Училась в педагогическом институте, ездила на проклятую дачу… Такая вот у меня была жизнь – обычная, скучная, без балов и заграничных поездок.
– Спасибо, Илья. – Повторяю я, разглядывая рюши на сорочке. – Красивая сорочка. И халат… И, вообще, спасибо за то, что сразу приехал. Об Алешке позаботился.
Илья как-то растерянно качает головой, вздыхает, набирая в легкие побольше воздуха. На мгновение мне все это кажется чудовищной ошибкой, то, что я говорю сейчас. Он мне приснился. Это просто сон… Костя не мог сюда явиться. Не мог… Черт, тогда почему глаза Ильи говорят об обратном? Он что-то лепечет, пытаясь возразить, но его бессвязные объяснения тонут в громком, прямо-таки офицерском стуке в дверь. Мне даже угадывать не нужно, кто за ней. Костя…
А с ним Алешка… Как это случилось, не понимаю? Как он вообще узнал про больницу? Догадываюсь как. Костя позвонил, чтобы выяснить причину, по какой я не явилась «просить его об одолжении», а ему ответил врач. Все так и было.
– Добрый день, – Костя уверенно преодолевает расстояние до моей постели и, не глядя на Илью, жмет ему руку. – Вижу, тебе лучше.
– Мамочка! – Алеша валится мне на грудь и крепко обнимает. – Мам, ты долго будешь болеть? У меня все хорошо, дядя Костя мне кашу сварил овсяную. Она была не очень вкусная, но я съел. – Почти шепотом добавляет Лешенька.
Господи, получается и с сыном был не Илья?!
– Подожди, сынок, – ерошу вихрастую мальчишечью челку и перевожу взгляд на Духина. – Как ты здесь оказался? Как вообще… – выдавливаю севшим голосом. Ненадолго же меня хватило…
– Я, пожалуй, пойду, – смущается Илья. Нервно вытирает лоб и поднимается с места, добровольно лишая меня своей поддержки. Не понимаю, он его боится? Смею заметить, Духин еще ничего особенного не сказал и не сделал. Он только пристально смотрит на меня, но этого хватает, чтобы по спине поползли кусачие мурашки…
– Константин Андреевич, извините за беспокойство. Произошла какая-то ошибка. Мой… мой муж вчера работал в ночную смену, врач не смог ему дозвониться. – Оправдываюсь я. Усилием воли добавляю голосу стали, но он все равно звучит надломлено. – Простите, что вам пришлось потратиться. Я вам все верну… И я…
Илья выглядит ошарашенным. Он не умеет врать или подыгрывать. Не сразу угадывает в моих словах жалкую попытку показаться Духину сильной и независимой. Глупо.
– Д-да, – протягивает Илюша. – Спасибо вам за беспокойство о моей… жене. – Не без гордости произносит он. – Сколько я должен… за вещи и посуду? – он неуклюже тянется в карман, достает потертое портмоне, медленно, под снисходительный взгляд Кости, расстегивает его… Мне хочется зажмуриться от стыда. Отвернуться. Промотать этот день, как пленку назад и сделать все правильно. Не приходить к нему, ни о чем не просить. Не шептать его имя в больном бреду…
– Весна, мы можем поговорить? – Духин переводит скучающий взгляд с Ильи на меня. Тот достает, наконец, мятые купюры и протягивает Косте. Стыдоба какая… Мне под землю хочется провалиться.
– Константин Андреевич, вы несколько запоздали с этим, не находите? – парирую я. Дышать мне по-прежнему тяжело, и фраза заканчивается приступом хриплого кашля.
– Погуляйте с ребенком на улице, – приказывает он Илье. Тот так и стоит с зажатыми в вытянутой руке деньгами.
– Х-хорошо, – послушно кивает он и возвращает их в задний карман брюк. Тюфяк! Сейчас его покладистость и мягкость меня злят и раздражают! Хорошо, что Алешка режется в «стрелялки» на планшете и не обращает на нас ровным счетом никакого внимания.
– Нет! Мои близкие никуда не уйдут, – шиплю змеей.
– Как скажете, Весна Валерьевна, – прищуривается Костя. – Подожду на улице, когда они уйдут, и зайду позже.
– А я не хочу, чтобы вы… ты приходил. Нам не о чем говорить.
– Вчера ты так не думала, Весна.
– Я совершила ошибку. Забудь о вчерашнем. Я… Это было глупо и… Незачем мне было приходить. Спасибо за помощь и… за Алешу… – опускаю взгляд, не в силах выдержать Костин – прямой, уверенный, выжигающий на коже невидимые следы…
– До скорой встречи, Весна. Выздоравливай. – Костя демонстративно высыпает на постель фрукты из пакета и покидает палату…
Глава 5.
Костя.
Реальность обрушивается на меня могильной плитой. Врывается в легкие в тот момент, когда я открываю дверь ее квартиры…
– Здравствуйте, – опасливо произносит сын Весны. – Вы от мамы?
– Да, – придерживая подбородок, грозящийся упасть, отвечаю я.
Андрей Иванович взял на себя смелость порыться в ее вещах и раздобыть ключ от квартиры. Адрес он мне тоже благосклонно сообщил. И позвонить не забыл, чтобы удостовериться в моем благополучном приезде «на место».
– Ну, показывай, боец, куда идти? – бегло оглядываю дом Весны. Простенькая квартира в новостройке из белого кирпича: узкий коридор, светлый ламинат на полу, обои под покраску на стенах. Из потолка вместо люстры свисает электрический провод с лампочкой на конце. Да-а, мужем тут и не пахнет. Тогда, где он? И кто, черт возьми, он? Почему меня это так волнует сейчас, спустя столько лет? Сейчас, когда я вернулся на повышение в наш убогий городок?
– А мама когда придет? – дрогнувшим голосом спрашивает парнишка.
– Мама в больнице, но ты не бойся: с ней все будет хорошо. Врачи ее полечат, а завтра мы к ней вместе съездим. Тебя как зовут?
– Алеша. – Недовольно отвечает он.
– А фамилия?
– Завьялов.
Становится все интереснее. Завьялов, значит? Выходит, тот, с кем она мне изменила, так и не женился? Очевидно, расчет генерала Завьялова оказался неверным: подкачала родословная парня или Весне он просто наскучил. Как я когда-то… Перед глазами огненными всполохами мелькают воспоминания: Весна в объятиях другого парня – сильного, мускулистого, привлекательного. Не чета мне… Я тогда был щуплый, как воробей. Сколько ни ел, все не мог вес набрать. Толку, что высокий и широкоплечий. А парень какой надо… И Весна продемонстрировала свои предпочтения: выслала фотографии и видео на телефон, где она обнимает его, гладит по затылку (лица я так и не разглядел), что-то стонет бессвязно. И в эти обжигающие, как гремучее зелье воспоминания врывается реальность – неудобная, неловкая, заставляющая вспомнить о прошлом и заподозрить неладное. Алешка до черта похож на меня…
Она ведь тогда даже встреч не искала, моего слова ей было достаточно, чтобы понять – я не прощу. Растерянная, какая-то несобранная, она так и не ответила на мой вопрос «почему»? Почему так жестоко? Ведь можно было просто расстаться, как это делают сотни пар. А она… прошлась раскалённым лезвием по самолюбию.
– А папа твой где?
– У меня нет папы, – послушно отвечает мальчонка. – Есть деда Валера, я его очень люблю.
– А бабушка есть? – спрашиваю, на секунду вспоминая маму Весны Лидию Алексеевну – единственного человека, относящегося ко мне с добротой.
– Баба Лида умерла. А у мамы нет никого – ни братьев, ни сестер. Есть тетя Таня и дядя Илья. Это мамина подруга и… в общем, он хочет с нами жить. Вы знаете, я так собаку хочу завести, а мама не разрешает. – Вздыхает Алешка. – А вы у нас ночевать останетесь?
Ну и вопрос… Наверное, нет. Весне это точно не понравится. Чтобы я лежал на ее постели, в которой, возможно, бывает другой мужчина? Ни за что.
– Нет, думаю, маме это не понравится. Поедем ко мне в гости, Алешка? Пиццу закажем или в Макдак заедем. Ты бургеры любишь?
– Да! – его губы расплываются в улыбке.
– Тогда собирайся. Тебе помочь? Где твой шкаф с одеждой? Какую, кстати, собаку?
– Знаете породу джек-рассел-терьер? Вот ее!
Пацан убегает в крошечную темную комнату, включает свет и активно роется на полках. Стягивает шорты и футболку, надевает джинсы и трикотажную водолазку. Вещей у парнишки немного, да и вообще… В квартире аскетический минимализм: мебели мало, на кухне даже занавесок нет. А раньше Весна любила украшать – дом, сад, собственный подоконник в комнате. Цветы разводила, рисовала, вышивала крестиком, а потом ставила картинку в рамочку. Помню, эти рамочки из ее дома плавно перекочевали в мой – вышитый рыжий кот и корзина с маками. И снова укол ноющей боли… Словно гвоздем внутри провернули. Пока мальчик копается в комнате, я решаюсь позвонить матери. Сам не знаю для чего? Удостовериться в очевидном?
– Мам, привет, извини, что поздно звоню.
– Костик, что-то случилось? – голос мамы звучит устало. Постарела она, болеет часто. Внуков ждет… От меня, который их ей дать не может.
– Мам, пришли мне школьную фотографию, что в моей комнате на стене висит. Ты камеру приблизь, свет включи и…
– Не учи ученого. – Отрезает она. – Я мать офицера, и не с такими трудностями справлялась. Сейчас пришлю, сынок. Случилось чего?
– Да, то есть нет… Потом, мам.
На фотке Алешка… То есть я в детстве – русые кудри, карие глаза, прямой нос. Он мой сын – сомнений нет. Тогда, почему? Не сказала, ничего не потребовала, не подала на алименты, в конце концов? Нутро скручивает практически до тошноты – ТАК наказать меня могла только Весна. Только за что? Не простил измену, значит сына тебе, Костик, не видать!
Алешка одевается, собирает в рюкзак сменное белье, напяливает потертые, видавшие виды кеды. Поднимает на меня взгляд – послушный, искренний… Он же не виноват ни в чем. И я… не виноват. Так мне хочется думать. Я ведь тогда правильно поступил? Правильно, потому что предателей не прощают. И сейчас Весна для меня пустое место – предательница. Лгунья.
Мы едем по ночному пустому городу. Всматриваюсь в дорогу так, что от напряжения болит голова. От мыслей шальных болит… Что я мог упустить тогда? И почему она ничего не сказала? Да и генерал Завьялов – уж он-то меня из-под земли бы достал, чтобы привлечь к ответственности.
– Вы грустный, – сонно произносит Алеша. – А ваша жена не поругает, что вы чужого ребенка привели? Вы из-за этого…
– Нет, Алеша, не поругает. – Хмыкаю в ответ.
– А у вас есть дети? – дожевывая бургер, протягивает он.
– Нет.
«И не будет, – добавляю мысленно. – Паротит или, попросту говоря «свинка» он такой… Не щадит даже лучших представителей мужского пола. И жена моя уже их и не ждет… Детей».
– Понятно, а как ее зовут? Ну… вашу жену. – Ну и болтун растет!
– Маша. Мария Сергеевна. Только ее нет дома, она в гости к родителям уехала. Будем с тобой одни куковать.
Паркуюсь на стоянке возле дома и помогаю выбраться Алеше. Он что-то лопочет, пока мы бредем к подъезду, а я не сразу замечаю свет, струящийся из окон кухни…
Вставляю ключи в замочную скважину, обнаруживая дверь незапертой. Толкаю ее осторожно, прикрывая мальчика собой… Мало ли каких к нам гостей принесло – Константин Духин к своим тридцати двум годам много людей пересажал…
– Маша? – удивленно вскидываю бровь, завидев жену на пороге. – Ты же хотела вернуться в субботу?
– А вернулась сейчас. Нечего мужа надолго одного оставлять, а не то… – она замечает Алешу. Удивленно распахивает глаза, издает стон изумления. – А не то он… заведет себе детей. Костя, ты мне можешь это объяснить? – ее палец прочерчивает в воздухе дугу, а взгляд намертво прирастает к Алеше…
Глава 6.
Костя.
Не знаю этого Константина Духина – благородного и понимающего человека, в кого я превратился за сутки. Зажатая в пальцах сигарета медленно тлеет, а вместе с ней и время моего ожидания… Я мог бы начистить этому «мужу» морду и потребовать объяснений прямо в палате. Не церемониться с Весной, а вцепиться в худенькие плечи и трясти, пока она не скажет правду. Но я отступил… Мало того – позволил Весне сохранить видимость контроля над ситуацией. Перед глазами против воли всплывает ее бледное лицо, синие озера глаз, гладкие щеки в обрамлении пышных кудрявых волос. Надо было ей еще резинку для волос в «Ленте» купить… Черт, и почему я об этом думаю? Вновь погрязаю в ней как в омуте? Пачкаю себя мыслями о предательнице? Пропащей, неверной… Матери моего сына, о котором она скрыла.
«– Врач не смог дозвониться моему мужу…»
«– У меня нет папы!»
Весна так уверенно тараторила про мужа, что и сама на мгновение поверила в этот бред. И этот Илья… У него даже плечи расправились от неожиданности и гордости. Я бы мог рассмеяться и выгнать этого хлюпика вон, но не стал… Сам не знаю, почему? Возможно, из-за ответственности перед сыном? Мне же теперь надо быть примером для мальца?
Стряхиваю пепел и глубоко затягиваюсь. Сто лет не курил. Да-а, майор Духин, ну ты и докатился… Краем глаза замечаю вышедших из главного входа Илью и Алешу. Мальчик идет стороной. Понурый, какой-то подавленный, он неуверенно тянется к Илье, а тот осторожно берет его за руку. Поднимаюсь с лавочки больничного сквера и возвращаюсь в больницу: Весне не уйти от разговора. Вот Маше удалось… Она не услышала от меня, чего хотела. Нервно облизывала губы, часто дышала, как бегун перед стартом, раскраснелась в предвкушении знатного скандала, но… я не дал повода. Отрапортовал коротко, что Алеша Завьялов – внук задержанного преступника, его мать внезапно заболела и прочее бла-бла… И молча ушел в комнату. Спали мы с Алешкой тоже вместе, хоть это и вышло случайно. Маша долго ходила по коридору. Останавливалась и замирала возле двери на бесконечную, тянущуюся как резиновая минуту. Дышала, а потом возвращалась в супружескую спальню. А я читал и читал ему сказки – моему сыну… Прямо с экрана телефона читал, потому что детских книг у меня дома отродясь не было… Как заведенный читал, инстинктивно желая компенсировать время, когда меня с ним не было… А после уснул сам. Проснулись мы с Алешкой поздно – Маша уже ушла на работу. Я вымылся в душе, помыл и переодел пацана, сварил ужасную кашу, которую он героически съел.
Сую в рот пластинку мятной жвачки и пешком поднимаюсь на второй этаж. Время посещений больных в реанимационном отделении давно прошло, но сердобольная медсестра меня пропускает. Коротко стучусь в дверь и, не дождавшись ответа, вхожу. Весна посвежела: на щеках появился чуть заметный румянец, а в глазах живой блеск. Хотя… Может, она просто обрадовалась визиту своего ухажера?
– Константин Андреевич, я же сказала… – шелестит она и нервно закашливается. – Мне не нужно… кхе-кхе… Я так жалею, что вчера пришла.
– К черту, Весна! Алеша мой сын? – почти рычу я. Сажусь на край и нависаю на ней, требуя ответа.
Уголки ее губ вздрагивают и изгибаются в кривой ухмылке. Весна начинает смеяться – громко, нервно, все бы ничего, но смех превращается в истерику… Она смеется и кашляет. Успокаивается, снова смеется, а затем хрипло кашляет. Я хватаю бутылку воды с тумбы, наливаю ее в ладонь и брызгаю на лицо Весны. Она брыкается, но я крепко фиксирую ее затылок и отираю щеки водой… Успокаиваю как могу…
– Тише, тише… Весна, успокойся. Прекрати истерить и просто мне скажи…
– Что тебе сказать? Алеша только мой, понял? А тебя, а… Я всей душой ненавижу. – Шипит она.
– За что? – не выдерживаю я. – За то, что кувыркалась с другим мужиком? По-твоему, после этого я тебя должен был простить?
– Ну так и не прощай! Чего тебе сейчас надо? – кричит она. Тигрица, орлица, волчица, защищающая свое дитя… С кем только она сейчас у меня не ассоциируется!
– Я просто хочу знать, мой ли Алеша сын? Наши отношения остались в прошлом, но если он мой…
– То что, Костя? Ты воспылаешь к нему запоздалой любовью? Все в прошлом, майор Духин. – Горько произносит она. Так горько, что я во рту чувствую гадкий привкус ее слов. – У тебя своя жизнь. Семья, жена. Наверное, и детки тоже есть. А я… замуж выхожу за Илью.
– Выходи, Весна. Но к Алеше все это не имеет отношения. Так ты мне скажешь?
– А ты глаза разуй, майор Духин!
Она права – зачем мне ее правда? Я вижу своими глазами, как малец похож на меня. Но мне отчаянно хочется, чтобы об этом мне сказала она…
– Весна, хочешь ты этого или нет, я буду общаться с сыном. И я никогда тебя не прощу, что ты скрыла его… Это… слишком жестоко, Весна. Слишком.
– Не прощай. А я не буду оправдываться. – Все так же горько отвечает она. – Мои оправдания запоздали, не находишь?
– Согласен. – Сухо отвечаю я и поднимаюсь с постели. Пружина тонко скрипит. Жалюзи глухо хлопают о подоконник. Весна кашляет… Мое сердце больно ударяет ребра…
– А если я не захочу, чтобы ты возвращался в нашу жизнь?
– Тогда я вернусь по плохому, Весна.
– Это как, майор Духин? Устроишь план-перехват, вырвешь дверь моей квартиры и заберешь сына с помощью спецназа? – ухмыляется она. – У тебя это неплохо получается – по слухам, папе стало плохо в камере.
– Через суд, Весна. Я добьюсь разрешения на ДНК-тест.
Глава 7.
Весна.
«Я не хочу, чтобы ты возвращался в нашу жизнь», – на ум вновь приходят собственные слова. Разве я могла сказать ему правду? Да он и не спросил… Глупый. Попер буром со своим тестом ДНК. Высокий, широкоплечий, а смотрел, как обиженный мальчишка. Сильный, мужественный… Он стерпит, переживет наше общение, сумеет приезжать и забирать Алешку, быть «воскресным» папой, а я… А я боюсь, нет. Слишком больно видеть его, чувствовать запах, который так любила, осязать каждой клеточкой тела его ненависть и неприятие… Ему легко. Константин Духин сильный и стойкий человек, а я – Весна Завьялова – размазня. Он переживет, потому что ничего ко мне не чувствует, кроме жалости и раздражения, а я… Не могу забыть того, кто когда-то был моим воздухом… И оправдываться не хочу. Что я скажу? Я ведь не знаю, изнасиловали ли меня тогда? Я и про ребенка не говорила Косте – была уверена, что он от насильника. Только когда Алешка родился, поняла, что он его… Но уже поздно было: Костя уехал в закрытый военный городок, а отец запретил мне лезть в его жизнь.
«Сама виновата! – громыхал голос папы. – Нечего было перед всеми жопой крутить. Вскружила парням голову, теперь расхлебывай! Только знай – я не имею к этому никакого отношения!»
«Вёсенка моя, ты пахнешь клубникой», – как наяву чувствую шепот Кости. Он струится по воздуху, щекочет волосы на затылке, кипятит кровь. Правильно Костя сказал – надо замуж за Илью выходить, тогда я успокоюсь, усмирю проклятые воспоминания.
– Тук-тук! Где там наша болящая? – вздрагиваю от баса Ваньки Малеева. Меня перевели из реанимационного отделения в двухместную палату терапевтического отделения, но лежу я одна – впереди выходные, и я подозреваю, что врач планирует меня поскорее выписать.
– Ванечка, привет. – Хрипло произношу и закашливаюсь. Отодвигаю ингалятор и флакон с раствором для ингаляций, освобождая на тумбочке место для гостинцев.
Ванька двигается по палате, как слон в посудной лавке. Большой и неуклюжий, он шумно дышит и облегченно опускается на пластиковый больничный стул.
– Ну ты и напугала всех, Весна. Отец знает?
Иван работает в секретной воинской части вместе с отцом. И, вообще, когда-то мы дружили компанией – я, Костик, Ванька, его девушка Наташа Волховец, Сергей Обухов – сокурсник Кости, его девушка Яна. Давно это было… Быльем поросло.
Я теперь одна ращу ребенка, Иван так и не женился, Сергей уехал по распределению части на север. Женился на Яне, все у них хорошо.
– Нет. И не вздумай говорить. Врач утверждает, что продолжать лечение я смогу дома.
– Не пори горячку, Весна. – Взрывается Ванька. – Ты себя в могилу сведешь. Еще в этом… хосписе бесплатно пашешь. Одна живешь без плеча мужского. Замуж тебе надо, Вёсенка.
– Не за тебя ли? – улыбаюсь я, натирая краем ночнушки яблоко. Смачно его откусываю.
– Да хоть и за меня. Давно же предлагал. Все лучше, чем этот твой… бухгалтер.
– Вань, давай не будем, прошу тебя. И он психолог.
– А почему? Думаешь, я не знаю, кому дело вести поручили?
– Следственный комитет ведет, – бросаю я.
– Нифига! Духин твой ненаглядный ведет, потому что генерал Завьялов лицо уважаемое, и вообще… Интересно, Костя уже успел с прокурором области побухать? Без санкции прокурора госслужащих не имеют права задерживать простые следаки. А ему, значит, все можно?
– Хватит, Вань. Или я попрошу тебя уйти.
– Весна, я попробую помочь Валерию Павловичу, слышишь, – смягчается Ваня. – У них не будет доказательств. Ничего не будет, чтобы его посадить.
– Вань, я уверена, что Костя поможет мне. Он… знает про Алешку. – Отвожу взгляд в сторону, на нервно рвущиеся от порывов весеннего ветра жалюзи.
– Сама сказала? – укоризненно вздыхает Иван.
– Нет, так вышло. Случайно. Врач нашел в моих вещах визитку Кости. Мне вчера было так плохо, что они позвонили первому встречному… Наобум.
– И как он? Воспылал к отпрыску любовью?
– Да, вполне. Алешка доволен. Правда пока не догадывается, что Духин его папа.
Ванька сосредоточенно молчит. Думает о чем-то, трет ладони, качается на скрипучем стуле, а потом произносит:
– Конечно, мы раньше дружили, но… Я попробую найти что-то на майора Духина и надавить на него как следует.
– Господи, я же сказала, что не хочу этого!
– Любишь этого козла до сих пор? – кажется, я слышу, как скрипят зубы Малеева.
– Нет. Наши отношения в прошлом. – Произношу я, вздрагивая от пронзительной трели телефонного звонка. Алешка! Надо же, оторвался от игр и вспомнил о маме.
– Да, сынок.
– Мамуль, а можно я через часик приду к тебе? – хитро спрашивает он.
– Д-да, солнышко. Дядя Илья тебя покормил?
– Мам, я у дяди Кости. Он забрал меня из дома. – Важно отвечает Алешка. – Меня его жена покормила, тетя Маша. Она хорошая, и борщ у нее вкусный, почти как у тебя.
Яблоко падает из моих рук… Вот так значит? Без моего разрешения? Кровь отливает от лица, я что-то бессвязно шепчу бескровными губами, пугая Ваньку. Он поднимается со стула и испуганно нависает надо мной. Повторяет, как заведенный: «Что случилось, Вёсенка? Что произошло?»
– Костя забрал Алешу. – Шепчу, сбрасывая вызов и обещая сыну перезвонить. – Не понимаю… Как Илья мог его отдать и не позвонить мне? И Костя… Почему он ничего не сказал? Ведь можно же по-человечески?
– Я ему дам по-человечески. Какой у него адрес? – кажется, от Ванькиного баса дребезжат стекла в палате.
– Не надо, Вань. Наверное, он позвонит? Вечно все у вас… у мужиков через одно место.
– Я съезжу, Весна. Поговорю со старым другом. Нечего им тебя беспокоить – лечись, сил набирайся, я вон киви принес, помню, что ты их любишь. – Ваня решительно поднимается с места.
Глава 8.
Костя.
Слабого человека можно сломать словом. Оно с легкостью врежется в его плоть, как нож в масло. Так и с Ильей… Я почти уверен, что одного моего слова окажется достаточно, чтобы он сдался. Ну не мог я доверить ему сына. Перед глазами то и дело представала грустная картинка: Илья, а рядом с ним потерянный Алешка. Понурый, расстроенный, недовольный. Почему с парнем должен сидеть посторонний мужик, не понимаю? И не доверяю, да. Что бы Весна ни думала, я вернусь в их жизнь. Приму Алешку, дам ему свою фамилию. И Маша смирится… У нас нет детей и не будет. Жена поймет меня. Разворачиваюсь на перекрестке и еду к дому Весны, искренне надеясь, что этот хлюпик не повел пацана в свою холостяцкую берлогу.
Паркуюсь возле подъездной двери и поднимаюсь в квартиру. На мое счастье, они там. Илья что-то монотонно рассказывает, Алешка вежливо отвечает.
– Кто там? – звучит голос Ильи за дверью в ответ на мой настойчивый стук.
– Константин Духин, – придаю голосу нарочитую строгость. Я совсем не против Ильи, вовсе нет. Возможно, позже мы будем общаться или, боюсь представить, дружить? Позже – когда Весна выйдет за него замуж. Почему-то эта неожиданная, всплывшая из недр памяти мысль, режет похлеще ножа. Только почему? Весна мне чужая… Когда-то была моей, принадлежала мне, пока все не сломала. Я ведь у нее первым был. Сначала приручал ее, как дикого пугливого зверька, целовал осторожно, сдерживая порывы, ласкал ее худенькие плечи через хлопок летнего платья. А потом «это» случилось… В тот день мы попали под дождь – гуляли на Площади Ленина, слушали концерт «Би-2» под открытым небом, ели сладкую вату с ароматом клубники. Я целовал ее губы, гладил кудрявые волосы, заплетенные в косу, обнимал тонкую талию… Мы бежали по лужам и смеялись друг над другом. Весна расстроилась из-за испорченного букета, подаренного мной. Замерла посредине моей прихожей и часто дышала, отирая мокрый лоб. Ее кудри еще больше завились, потемнели от дождя, как и мой взгляд – полный страсти и нежности.
– Костя, как жалко… Они такие красивые… – шептала она – растерянная, розовощекая, нежная. Она гладила лепестки чертовых цветов, а я до ломоты в мышцах хотел ее обнять. Ее хотелось оберегать. Боготворить. Защищать.
– Вёсенка… Я люблю тебя. – Не знаю, что на меня тогда нашло – сумасшедший восторг, нежность, счастье – я задохнулся эмоциями, которые она мне дарила. Моя Весна… Дышал ею, как воздухом, пил, как воду из ледяного колодца…
– Костя… Я… тоже, – потупила она взгляд.
Мы целовались, как сумасшедшие, сдирали мокрую одежду и трогали друг друга. Весна изучала мое тело с упорством школьной училки, гладила широкие щуплые плечи, целовала грудь, ниже… А я удивлялся странному ощущению, как будто и у меня близость впервые. Потому что до нее все казалось суррогатом, синтетикой… До нее, без нее… Все не имело смысла, обесценилось – десятки чужих поцелуев и чужих рук… Тогда мне казалось, нельзя быть более счастливыми, чем мы. И любить сильнее. Тогда казалось, что все навсегда…
– Костя, мне было так хорошо… Я как будто на миллион осколков рассыпалась, а потом обратно собралась, – Весна без стеснения говорила мне об удовольствии. А я улыбался, как объевшийся сметаны кот. Мне хотелось, чтобы ей было хорошо… Раскрыть ее женственность, страстность. Весь мир хотелось бросить к ногам.
– Зачем вы пришли? – вздрагиваю от голоса Ильи, как проснувшийся на рассвете голубь.
– Я пришел за сыном. Я его родной отец. – Отвечаю твердо, облокотившись о дверной косяк.
– Вот как? Я позвоню Весне, спрошу ее разрешения? – неуверенно произносит он.
– Я сам ей позвоню. Вы не волнуйтесь, моя супруга вкусно готовит, Алеше нужно горячее питание и забота. Вы ведь не умеете варить суп? – на ум приходит какой-то бред. При чем тут вообще суп? При желании можно ведь всему научиться?
– Честно, не умею. Я давно один живу, как-то не привык для себя кашеварить. Питаюсь полуфабрикатами. – Смущается Илья. – Проходите, Константин. Я соберу Алеше вещи. – Мне кажется, в его голосе звучит неприкрытое облегчение.
– Идет. Алеша? – зову пацана. – Привет, боец. Поедешь ко мне в гости?
– А ваша… Мария Сергеевна не будет ругаться?
– Нет, конечно. Она добрая. Алешка, а потом мы заедем к маме, спросим у нее разрешения купить щенка. Ты как, не против?
– Джека-рассела? – восхищенно спрашивает он.
– Его самого. До свидания, Илья.
По пути домой я звоню жене, предупреждаю о маленьком госте. Маша равнодушно соглашается, сухо сообщив, что ужин почти готов. Мы ведь так и не обсудили ничего… И об Алеше она не знает, только догадывается. Паркуюсь возле дома, издали замечая служебную машину.
– Константин Андреевич, срочный вызов. – Вакуленко неуклюже вываливается из машины и подходит ко мне, напугав Алешку. – Швабрина задержали в аэропорту. Там карусель опять нешуточная: спецназ, группа захвата. Начальство вас срочно требует. Он же в нашей разработке, следкому документы нужны.
– А позвонить не бывает? – цежу сквозь зубы.
– Нам приехать вышло быстрее. Сами же знаете, как…
– Сейчас, Вакуленко. Мальчика в квартиру отведу и вернусь.
Оставляю Алешку на Машу и возвращаюсь в служебную машину. Достаю из кармана телефон, чтобы предупредить Вёсю, но экран гаснет в моих руках… Садится батарея. А я пока не помню ее номер наизусть, чтобы позвонить с телефона Вакуленко. Когда-то помнил все до последней родинки на теле, а теперь… Чертыхаюсь сквозь зубы и окунаюсь в свой привычный ритм – преступники, беглые чиновники и прочие личности, находящиеся в разработке майора Духина… А Весна… Потом. Я объясню ей все после.
Глава 9.
Костя.
Телефон оживает к полуночи. В управлении я им не пользуюсь – оставляю на КПП, как и десятки других сотрудников. Да и после работы не всегда вспоминаю – для служебных вопросов у меня есть внутренняя связь… Но только не сегодня – десятки пропущенных от Весны, несколько от Маруси и два вызова от незнакомого абонента – не вспомнить никак не получится!
– Товарищ майор, закончили? – суетится возле меня Вакуленко. – Я трубочку вашу зарядил, пока вы с коллегами перетирали.
– Вакуленко, ну что за жаргон? Вы же не на рынке! – прогоняю усталость и придаю голосу строгость. – За телефон спасибо. Можете быть свободны.
Опускаюсь в кресло, позволяя тишине сесть рядом, развалиться по-дружески, расставить локти на столе, почти лечь на него. Вмиг становится тихо – за окном слышатся звуки отъезжающих автомобилей, торопливые шаги, щелчки замков. Мне бы тоже домой… А не сидеть здесь, в пыльном кабинете, заваленном бумагами. Да еще и в полночь.
Что там Весна просила? Помочь отцу? Может, стоит пересмотреть дело? Не ради генерала Завьялова, будь он хоть трижды виновен. Ради сына Алешки. Я передал документы по подведомственности, но, к моему счастью, у меня есть копия дела. И впервые за десять лет службы копия мне пригодилась.
Генерала «разрабатывали» больше года, не имея прямых улик против него. Слив секретной информации, составляющей гостайну, получение секретных сведений от контрагентов, влияющих на оборонный запас страны – вот та верхушка айсберга, в чем обвинили генерала. Я уже молчу про превышение полномочий, взяточничество… Попал ты, Валерий Павлович. Так попал, что не отмыться. Кому понадобилось подставлять тебя? В полумраке настольной лампы я листаю материалы дела, не обнаруживая деталей, за которые могу зацепиться. Ничего. Все так гладенько, что аж тошно становится. Доступ к служебному компьютеру был только у Завьялова, пароли знал только он… В кабинет никто посторонний не входил. Возможно, входил, но камерами воинская часть, ведущая секретные разработки, не снабжена по определению. Кому Завьялов перешел дорогу? Я ведь помню его до черта принципиальным воякой, разве что-то могло повлиять на его принципы? Да и ради чего ему продавать разработки на сторону? Деньги? Нет, я лично просматривал протокол обыска квартиры генерала – денег и других ценностей там не обнаружили. Да и Весна не производит впечатление генеральской дочки – квартирка у нее хоть и новая, но скромная. И одежда скромная – потертые джинсы, застиранные кеды. Без маникюра, растрепанная… Черт. Снова мысли меня увлекают не туда. Нутро обжигает волна воспоминаний… Она просила меня помочь, а я выставил плату: «Попроси меня хорошо, Весна… Жду тебя в шесть…»
Интересно, она вспомнит об этом постыдном разговоре? К черту все… Устало тру лоб и складываю бумаги в папку – займусь этим дома. Выключаю лампу и поднимаюсь с места. В кармане гудит телефон… Маша не может звонить, она привыкла к особенностям моей работы, а значит это… Весна.
Щурюсь, вычленяя цифры на экране – надо запомнить ее номер наизусть – и отвечаю:
– Весна, привет. Прости… Меня срочно вызвали на службу, я не мог позвонить.
– Как ты мог? – ее голос звучит хрипловато. – Кхе-кхе… Я чуть с ума не сошла. Зачем ты забрал Алешу у Ильи?
– Ты почему не спишь? Полночь на дворе. Ингаляции сделала?
– Костя! – бурчит она, а я улыбаюсь как дурак, сраженный воспоминаниями. Сбитый ими, как огромной морской волной… Девять лет назад мы не так разговаривали, совсем не так. И я чувствую, что она тоже думает об этом… Вспоминает…
Погружается в опасное прошлое, как в ледяной колодец и зябко ежится, как от ожога.
«Вёсенка, я тебя съем. Любимая моя, нежная… Ты и есть Весна. Потому что я словно родился заново, расцвел, как сухой побег».
«Ну что ты выдумываешь, Духин? Так уж Весна? А я всегда ругала родителей за это дурацкое имя!»
«Вёсенка… Вёся… Я так скучаю. Даже есть не могу. И спать… Скорее бы вернуться к тебе».
– Прости, Весна. – Прерываю наше затянувшееся молчание. – Я хотел как лучше, к тому же этот Илья не умеет варить суп. Чем бы он ребенка кормил?
– А… твоя жена не против? И дети…
– У меня их нет. – Отвечаю твердо. Весна молчит, сдерживает любопытство, хотя ей, безусловно, интересно, почему?
– Так жена не против чужого мальчика в доме?
– Он мой сын, Маша все поймет и смирится.
– Маша, значит? – фыркает Весна. – Что же ты майор Духин, передумал делать тест?
– Я разул глаза, Весна Валерьевна. Последовал вашему совету. Так что смирится придется и тебе – я собираюсь участвовать в воспитании мальчика.
– А Илья тебя не смущает? Он мне предложение сделал.
– Нет. Женитесь на здоровье.
Голос звучит равнодушно и твердо, а сердце… Оно бьется так громко, что я его в перепонках слышу. Рвется наружу немым протестом, как будто кричит: «Ты дурак, Костя! Ты идиот! И все делаешь неправильно. Не-пра-виль-но! Послушай меня, слепец! Хоть раз засунь обиду поглубже и послушай меня… Ты же хотел ее тогда вернуть, дурак? Но снова доставал проклятые фотографии, где она с другим, и отступался от стремления. Хотел поговорить? И опять эти фотографии… Ты подкармливал ими обиду и боль и боялся посмотреть правде в глаза. Боялся выглядеть слабым и отвергнутым – вот причина! Ты трус, Костик. Так и знай – трус. И не мужчина».
– Хорошо. Значит, выпишусь из больницы, и подадим заявление. Научу Илью суп варить и…
– Весна, прямо сейчас я пересматриваю дело твоего отца. – Решаюсь сменить тему от греха подальше.
– Правда? – оживляется она. – И что? Какие у тебя мысли?
– Я приеду завтра к тебе и задам несколько вопросов.
– Конечно, приезжайте. Костя, ты мне можешь дать номер телефона Марии, я бы хотела ее лично поблагодарить и…
– Д-да, – зависаю на мгновение, сбитый с толку вопросом Весны. Почему-то мне не хочется их знакомить, сам не понимаю, почему? – Скину в сообщении. Весна, а как узнали о преступлении, в котором обвинили генерала?
– Анонимка, Костя. Автор так и остался неизвестным. Разве ее нет в материалах дела?
– В тех, что передали в мое управление, нет.
– Узнай, пожалуйста, у кого она сохранилась? Ее же не могли…
– Конечно, нет. Узнаю, Весна. Спи, давай…
– Пока.
– Пока, Вёсенка… – шепчу в динамик, из которого рвутся глухие короткие гудки. Больно… Почему же так, а? Не думал, что наше общение будет таким болезненным – нормальным только внешне, а внутри… Меня словно через мясорубку прокручивают. Закрываю дверь кабинета и, минуя темный коридор, прощаюсь с дежурным. Выхожу на улицу, сую дрожащие пальцы в карман, вынимаю сигареты и жадно закуриваю.
– Ну здравствуй, Константин Андреевич. – Звучит совсем рядом недовольный голос.
Тень за спиной двигается. Я инстинктивно накрываю ладонью табельное оружие.
– Тише, тише, майор, свои.
Ванька Малеев! Надо же – старый друг. Простой, искренний, добрый увалень.
– Ванька, ты? Иван Иваныч, ну ты и пузо отрастил! – обнимаю Ваню, отбросив сигарету в сторону.
– Ты Вёсю напугал, нехорошо это, брат. – Пыхтит он, приосаниваясь и оглаживая полы куртки. – Я так и понял, что на работу вызвали, сразу сюда поехал, да не пустили.
– Все хорошо, Вань, мы поговорили уже. Я виноват, знаю.
– Может, выпьем, брат, ты как?
– Не сегодня, Вань. Устал, да и… сын у меня.
– Хорошо, ты номер мой запиши, Кость.
Мы останавливаемся под уличным фонарем. Ванька старательно диктует цифры.
Глава 10.
Весна.
Солнечный лучик игриво скользит по лицу, а ноздри щекочет аромат сирени. А еще, пожалуй, больничной каши. Медленно разлепляю глаза и лениво потягиваюсь. Прав был Духин – надо спать по ночам, а не ждать, пока всякие напыщенные начальники соизволят ответить на звонок! Я до ужаса хочу выписаться. Колоть антибиотики мне могут и в хосписе, да и ингалятор там тоже имеется. На дворе почти лето, а я валяюсь в больнице, как тыква! Поднимаюсь с постели, опускаю ноги в тапочки, купленные Костей, завязываю в узел пояс халата, который тоже купил Костя… Костя, Костя! Черт бы его побрал – майора Духина! Как, интересно, мне сыну про отца говорить? Наверное, стоит это с Костей обсудить? Версию, так сказать, исчезновения и внезапного триумфального возвращения.
Сестра-хозяйка тащит тележку по коридору и громко кричит, зазывая пациентов на завтрак. Чищу зубы, заплетаю волосы в узел на макушке и бреду в столовую.
А в палате меня встречают знакомые голоса… Алешка и Костя. От неожиданности я едва не роняю грязную тарелку.
– Тише, тише, Весна. Давай помогу. – Костя решительно встает с пластикового стула и забирает тарелку из моих рук. И чашку тоже. Черт… Молча подходит к раковине и моет посуду. Понимаю, военному человеку не привыкать к труду, но выглядит это до ужаса мило… Трогательно.
– Мамуль, как ты чувствуешь себя? – обнимает меня Алешка. Чисто одетый, причесанный и, в чем я почти не сомневаюсь, сытый. Стараниями чужой жены и… любимой женщины. Это еще одна причина, почему я хочу поскорее сбежать из больницы…
– Все хорошо, сынок. Кость, спасибо. – Говорю Духину в спину. Широкую, сильную, надежную и… чужую…
– Весна, ты ложись, не стесняйся. Тебе надо отдыхать больше, – деловито произносит Костя, вытирая руки кухонным полотенцем. – Мы тебе еды домашней принесли. Да, Алешка? Маша блинов напекла утром и бульон куриный сварила. С петрушкой, как ты любишь.
Я оседаю на постель, с трудом сохраняя непринужденный вид. В папашу решил поиграться? Да и еще и Маша эта… своих детей нет, они решили готовым сыном обзавестись? Кажется, у меня лицо пульсирует от прилившей крови. Ярость плещется внутри, как гремучая смесь – даже во рту становится горько.
– Алеша, сынок. Сходи-ка купи маме шоколадку. – Нашариваю в сумке сторублевую купюру и протягиваю сыну.
– С орешками, мам?
– Да.
Алешка хватает деньги и выходит в коридор. Я с трудом сдерживаюсь, слушая, как удаляются его шаги. Складываю руки на груди и набираю в легкие побольше воздуха…
– Весна, не злись. – Опережает меня Костя. – И не делай из мухи слона. И не выдумывай всякую чепуху… Мы совсем не хотим заполучить готового сына. Если хочешь знать, Маше приходится не так-то просто. Принять все это…Она ревнует.
– А… есть повод? – вспыхиваю, нервно отирая лоб. – Ты сказал ей, что я предательница? И что ты меня всей душой ненавидишь? Не прощаешь. И что…
– Хватит, Вёся. – Отрезает Костя. Отводит взгляд, а я замечаю, как багровеют его щеки. Смущается? Неужели?
– А ты расскажи, майор. Успокой жену. Какие вы все-таки мужики… Нет бы рассказать, что я пустое место для тебя, что я… Как ты меня в кабинете называл? Оборванкой, нищенкой без маникюра? Явиться я к тебе посмела и попросить о помощи? Какой же ты… Ты ведь…
– Прекрати, Весна. Я прошу тебя. – Костя сжимает ладони на моих плечах, но меня это не успокаивает. Не знаю, почему он так на меня влияет? Или это свалившиеся на плечи проблемы – задержание папы, болезнь, тяжелая работа, которой я себя изводила? Внутри словно что-то лопается… Мне хочется говорить и говорить, выплескивать недовольство, оправдываться… Я ведь так не хотела возвращаться к прошлому, ворошить то, в чем сама не уверена? А теперь меня бесит равнодушие Кости. Блинчики Маша напекла! И бульончик сварила! Да пошли они… оба!
– Ты ведь даже не знаешь, как мы жили. Явился весь из себя – новоиспеченный папочка! Хорошенький такой. И Маша твоя… Со своими бульонами! Я ведь… я полы в подъездах мыла, чтобы доказать родителям собственную состоятельность. Я деньги от них не принимала, потому что сама хотела… Сама! Мальчика своего растить. Вязала ему, шила, пахала, как… Как чертова лошадь пахала, чтобы Алеше на кожаные сапоги с натуральным мехом заработать.
– Прости меня. – Шепчет Костя, притягивая меня к груди. – Хотя нет… Ты не прощай меня, Весна. Не прощай, слышишь?
– Вы теперь у Алешки… Хотите меня заменить, да? Чтобы он с тобой жил? Ты так хочешь, майор Духин? Подарками и вкусной едой задобрить?
– Дура.
Дыхание Кости обжигает висок, а его горячие ладони крепко обвивают мою талию. Я жалко всхлипываю и оседаю в его объятиях. А потом его губы накрывают мои – дрожащие и обветренные. Он целует меня осторожно, нежно, гладит пальцами щеки, стирая скупые слезинки. Забирает дыхание, выпивает его и, пожалуй, мою волю… Тянусь ладонями к его шее, чтобы обнять еще крепче, вжаться в сильную, но, по-прежнему чужую грудь…
– Костя… Неправильно. – Вздыхаю тяжело, слегка отстранившись, но Духин словно не слушает – захватывает мои губы в плен и жарко целует. Зарывается пальцами в гульку на макушке и пытается ее распустить. Дурак. А я дура – правильно он сказал.
– Вёся. Вёсенка… – хрипло шепчет он и отстраняется. – Я просто не знал, как по-другому тебя успокоить.
Ну ты и врун, майор Духин. ТАК… не целуют, чтобы успокоить. Смущенно улыбаюсь и отхожу к окну – за ним пышно цветет розовая сирень.
Глава 11.
Костя.
«Неправильно…». Точно Вёся сказала… Неправильно – новая встреча, перевод в наш город, общение наше… Все неправильно.
– Прости, Весна… Валерьевна. Этого больше не повторится. – Бросаю я сухо, отступая от нее, как от чумной.
– Не сомневайся. Больше успокаивать тебе меня не придется. Я выпишусь отсюда и… мы с Ильей сразу же подадим заявление в Загс. – Весна зябко ежится. Потирает хрупкие плечи и отводит взгляд в сторону. Раскрасневшаяся, со слегка припухшими губами и выбившимися из гульки волосами. Да, ее глаза стали мудрее и старше, а, быть может, на взгляд отложились пережитые страдания?
Кажется, прошлое не исчезает – оно, как пугливый сомик прячется под илом, а потом выплывает на поверхность, чтобы побольнее укусить. Как и не было этих лет… И снова передо мной красивая девчонка, от которой мутится разум и замирает сердце. Но я-то уже не тот, кем был раньше! И да, женат. И плевать, что послужило причиной женитьбы. Всем плевать, потому что есть, мать его, штамп в паспорте. Есть Маша, которая любит…
Вернее, полюбила меня со временем. Мы познакомились в военном госпитале, куда я загремел с паротитом. Маша работала военной медсестрой. Знала ли она, чем «свинка» грозит мужчине? Знала. Между нами не было недосказанности и гребаных тайн. Ей было нужно российское гражданство и удобный муж, мне – чистая квартира и одежда. Просто, понятно, удобно.
Я настоящий трус. И женитьба моя – очередная трусость, боязнь чувств и новой боли. Я не смог выдержать предательства, когда Весна мне изменила, сбежал на север, в маленький военный городок, чтобы забыться в работе, никогда не влюбляться и не повторять того, что пережил. Нас устраивала такая жизнь, меня и Машу. Я даже с мамой ее познакомил не сразу, а ее родителей не видел до сих пор. Хронические алкоголики в маленькой украинской деревне, многодетная семья, где к детям относятся хуже, чем к бродячим собакам – я заочно презирал их… И благодарил за Машу – она никогда не перечила, вкусно готовила и встречала меня с улыбкой. Хотела услужить, порадовать, сделать все, чтобы наша семья никогда не походила на ее собственную. Наверное, мы бы и жили так – близкие только физически и чужие душой… Как сотни одиноких людей на планете…
«– Ты меня только не бросай, ладно? – пробормотала она утром, упаковывая еду для Весны в контейнеры. – Можешь спать с ней, делать что хочешь… Можешь даже любить ее, эту… женщину. Только живи со мной».
«– Маша, не говори глупостей. Зачем ты так? Я разве дал повод? Или когда-то вел себя, как…»
Выходит, Маша меня лучше понимает, чем я сам? Чувствует женским сердцем, что я меняюсь? Бросаюсь в колодец прошлого, отыскивая там себя прежнего – горячего, жаждущего любить и быть любимым, преданного, принципиального, честного. Трус, вот кто я. Не устану повторять это сотни раз!
– Вот и славно, Весна. Только мужу своему не изменяй. Это, знаешь ли, очень больно… – добавляю для чего-то.
– Я не изменяла тебе. Но… оправдываться не буду, поздно. Знаешь, Костя, вот люди говорят, что все можно исправить, пока жив. Это неправда: бывает поздно исправлять. Объяснять, просить прощение, склеивать разбитую чашку, начинать заново… И, поэтому…
– Вёся, я и не прошу оправданий. Мы же договорились не возвращаться туда. Нам надо сейчас общаться мирно ради сына. Ты согласна?
– Да, – охотно кивает она. Отходит от окна и садится на постель. Слегка закашливается.
– Сделать тебе горячего чая? – предлагаю я.
– Да, спасибо. И блинчики Машины давай. Хочу познакомиться с твоей женой и поблагодарить ее лично. Ты так и не дал ее номер, почему? Сам же говоришь, нам надо нормально… общаться. У нас теперь общий на четверых ребенок. У нас с Ильей, возможно, еще будут дети, он очень хочет, а вы… ты сам сказал, что…
– Все, Весна. Закроем тему. – Цежу сквозь зубы. Сжимаю челюсти так сильно, что скрипят зубы. Мне неприятны эти разговоры – невинные, на первый взгляд. А от обещания Весны родить Илье ребенка мутится рассудок. – Я хотел тебе пару вопросов задать. Про генерала Завьялова.
Весна оживляется. Принимает из моих рук чашку и устремляет взор на дверь – Алешка вернулся. Сынок протягивает ей шоколадку и отпрашивается погулять в больничном сквере. Мы его охотно отпускаем, сосредоточившись на работе.
– Я нашел анонимку. Прислали рано утром по срочному запросу. – Начинаю, устроившись на табуретке напротив Весны. Она скромно пьет чай и ест блинчик. – Экспертиза так и не была проведена. Это чудовищное упущение.
– На что это может повлиять?
– Кому-то было нужно подставить генерала. Я возобновлю следствие, Весна. Только Валерий Павлович знает, кому перешел дорогу. Знает своих врагов.
– Костя, а что может открыть экспертиза? – отхлебнув чай, произносит она.
– Можем установить, на каком компьютере был напечатан текст. Если криминалист постарается, вычленит отпечатки пальцев на поверхности. Аноним был весьма осведомлен о делах секретной воинской части, возглавляемой Завьяловым. Это кто-то из его подчиненных, но мне надо проверить. – Отвечаю задумчиво.
– Спасибо, Костя. За то, что поверил… За все.
– Не за что, Весна. Я делаю свою работу. Можешь спокойно лечиться и не переживать за отца – я верну материалы дела на доследование. И… мне самому надо допросить генерала.
Глава 12.
Весна.
Дни тянутся нестерпимо медленно. Я исправно выполняю врачебные рекомендации, читаю любовные романы и даже… вышиваю. Странно, но впервые за многие годы мне захотелось дать своим увлечениям второй шанс. Танюшка принесла мне мулине, иголки для вышивания, канву, пяльцы. И схему не забыла купить: большой замок с остроконечными башнями. Где только такой нашла?
Костя навещает меня еще два раза, и в оба раза встречается с Ильей… Честно, я специально прошу его приезжать… Боюсь оставаться с Духиным наедине. Боюсь чувств, которые против воли лезут наружу. Я ведь была уверена, что излечилась – привыкла к своей боли и привычной жизни матери-одиночки.
Выписываюсь через неделю. Из больницы меня забирают Илюша и Таня. Решаю не сообщать Косте – не хочу отвлекать женатого человека от семьи и нагружать хлопотами. Обо мне есть кому позаботиться. Так-то, майор Духин!
Илюша услужливо поднимает мои сумки в квартиру и виновато отводит глаза, заметив мой взгляд – недовольный и недоуменный. А как я должна смотреть на немытую квартиру? Пыльные полки, грязные полы… Сердце ощутимо колет – Костя никогда бы так не поступил. Он предусмотрел бы все на сотни шагов вперед – нанял клининг, сам помыл, в конце концов! А Илья… То ли я ему не сильно нужна, то ли он просто лопух. И почему я все время сравниваю кого-то с Духиным?
– Илюша, иди родной… Домой. Нам с Весной прибраться надо и поговорить. Сплетнями обменяться. – Заметив мое настроение, Таня выпроваживает Илюшу.
– Пока, любимая. Звони. – Бросает он как ни в чем не бывало.
– Ну и чудак! На букву «м»! – возмущается Таня, упирая руки в бока. – Слов нет, Вёся. И за это чудо-юдо ты замуж собралась? Он, вообще, дальше своего носа видит?
– Он хороший, Тань. И не предаст. И он… Плевать на эти мелочи, – неуверенно бреду к окну. Опираюсь ладонями о подоконник, впившись взглядом в засохший кактус… Единственный цветок в моем доме. Был…
– Знаешь, Весна. Я тут подумала на досуге… – Танюшка встряхивает головой, отчего ее пышный русый хвост подпрыгивает, и открывается шкафчик. Достает чайные пакетики, варенье и сахар. Включает чайник.
– О чем, Танюш? – протягиваю, вернувшись за стол.
– Ты ведь так и не решилась рассказать Косте о том дне? И не решишься…
– А я ведь не помню ничего, Тань. Что я ему расскажу? Как очнулась в постели голая и еле дошла до электрички?
– Весна, Костя может принять заявление у тебя? – заговорщицки произносит Таня.
– Не знаю… А как он примет? Разве есть состав преступления? К тому же Костя работает в ФСБ, а не в полиции. Нет, Тань… Да и что я напишу? Обо мне черт те что подумают. Скажут – дура, очнувшаяся через девять лет. Нет, ерунда это все…
– Зато ты таким способом достучишься до него. Заставишь прочитать написанное.
– Думаешь? – неуверенно качаю головой. – Танька, он ведь такой сильный… Костя. Деловой, важный, влиятельный. Ему легко это все… Наше общение, Алешка. А я… То, что он легко переживет, я не вынесу.
– Надо хотя бы попробовать, Вёся. Напиши… Все, что помнишь. До мельчайших подробностей. Попробуй вернуться в тот день. Успокойся, приляг…
– Да я помню все поминутно. Все, что к делу не имеет отношения. Как ехала, почву рыхлила, квас этот выпила. А потом… словно вырвали кусок из памяти. А папа ведь тоже не поверил – отказался расследовать и делать мне анализ крови. Побоялся, что меня на учет в наркологию поставят. Если бы можно все вернуть? – вздыхаю грустно и отхлебываю приготовленный Танюшкой чай.
– Напиши, Вёся. И отнеси Косте. Прикинься глупышкой, посоветуйся, кому можно показать воспоминания. Мужчины любят, когда женщины у них советуются. Он прочитает! Зуб даю.
Скачать книгу