Любовники бесплатное чтение

Но с каждым днем все более, вдвойне,

во всем себя уверенно виня,

беру любовь, затем что в той стране

вы, знаю, отвернетесь от меня.

Иосиф Бродский «На вас не поднимается рука»

Стол, расположенный в отдалении от новоиспеченной четы, заблаговременно окрестили позором. Тем пренебрежением, которым обычно удостаиваются одиночки на свадебных торжествах, куда, конечно же, принято приходить с эскортом или вовсе отказаться от визита.

В совершенном одиночестве сидела сеньорита Джиротти, так и не вкусив всех яств. Единственными развлечениями на сегодня, стали: вино, которого, благо, было в достатке; а также трапеза из отчаяния, злости и обиды. Конечно, Анна была не столь наивна, чтобы винить во всем великую иронию судьбы. Сеньорита прекрасно сознавала, что подобная выходка была присуща невесте. Ничего удивительного, ведь общих интересов между ними не существовало, помимо взаимной ненависти.

Зарождение столь глубокого чувства было обусловлено несколькими факторами: различием культур и схожим вкусом на мужчин. Проще говоря, Анна была итальянкой и по совместительству любовницей жениха.

Ситуация хоть и была обыденной для нынешнего времени, но никак не уживалась с обычаями испанской аристократии. Любовные интриги были неотъемлемой частью общества 60-х годов. Ни один уважаемый себя сеньор или сеньора не могли обойтись лишь утренним эспрессо без обсуждения очередного занимательнейшего адюльтера. Иными словами, перед нами был самый посредственный моветон, какой только доводилось обсуждать высшему свету, но не наблюдать воочию.

Погода стояла отличная, все побережье Коста-Бравы сияло в лучах сентябрьского солнца. Волны Балеарского моря умиротворенно врезались в берег где-то поблизости. Все природные звуки сливались воедино с незатейливой мелодией, издаваемой традиционной испанской гитарой под аккомпанемент кастаньеты. Эта симфония жизни вторила всеобщему настроению – накаляла чувства до предела, а затем сбавляла ритм.

За всей этой чарующей картиной наблюдала Анна Джиротти, чувствуя, как змея ревности постепенно сдавливает аорту. Копна ее светлых волос потеряла тот шик и блеск, что был сделан накануне. Черное шелковое платье, которое сеньорита отпаривала с маниакальной одержимостью, уже давно помялось и сейчас выглядело даже хуже, чем в магазине. Единственное, что оставалось неизменным – макияж. Стойкая маска безразличия красовалась на лице Анны. И если ей будет суждено не забыться в пьяном угаре, она, возможно, сможет сохранить это напускное спокойствие, но сейчас ее это мало заботило.

Она пустилась в бесконечные скитания по дороге, ведущей прямиком в прошлую жизнь. Неустанно возвращалась к предмету ее сердечных мук и переживаний. Вспоминала тепло мужского тела, взор пламенных очей и жар уст того, кто сегодня даже не удосужился посмотреть ей в глаза. Анна никак не могла понять, что из этого является ложью: их роман, который продлился всего несколько лет или же это тошнотворное счастье на физиономии бывшего любовника.

«А ведь начало было столь многообещающим!» – подумала Анна.

Их знакомство состоялось в разгар весны, когда природа уже собралась с силами, чтобы явить свою непревзойденную красоту. Вечера на озере Комо выдались намного теплее, чем двумя неделями ранее. Анна сидела в кафе на пристани и наслаждалась закатом. Водная гладь словно пылала пожаром. Казалось, что дно было усеяно хрусталем, который отливал множеством красок. Свет апрельского солнца заливал все до горизонта, не оставляя ни намека на тень как на земле, так и в душах людей. И воздух был как-то особенно прозрачен, словно затаился и затих. Все внимательно наблюдали за тем, как день сменяет ночь, которая наверняка подарит множество ярких эмоций.

Так и случилось, сеньорита Джиротти уже не могла вспомнить какие обстоятельства вынудили ее покинуть стены дома. Впрочем, это было неважно, ведь Анна встретила своего будущего мучителя. Того, кто врезался в ее жизнь окончательно и бесповоротно. В этом самом кафе, совершенно случайно или намеренно, к ее трапезе присоединился мужчина с очень привлекательной внешностью и, как выяснилось много позже, с совершенно отталкивающим содержанием. Тем вечером он заплатил за ужин, подпевал в такт серенады уличного музыканта и проводил ее обжигающим поцелуем без дальнейшего продолжения, тонко намекая на свое благородство. Этого было достаточно для подкупа такой молодой и юной души.

Целый сонм последующих событий приобрел горьковатый оттенок. Все мысли о нем накатывали как волны. Они могли быть большими и маленькими, но неизменно с отвратительно-солоноватым привкусом печали. Анна была бы рада прошагать много-много тысяч шагов навстречу миру, навстречу себе: новой, уверенной, прошедшей испытания и принявшей всевозможные дары. Только, существовало препятствие. Чтобы ввязаться в такое рискованное предприятие, необходимо оставить чемоданы прошлого и взять только самое необходимое. Чего она, пока что, не готова была сделать.

В моменты наивысшего отчаяния сеньорита Джиротти полагала, что ей никогда не удастся скрыться от собственных воспоминаний. «Бесконечная кинолента разочарований, которая крутится безостановочно, будто бы на ночном сеансе, чтобы все успели посмотреть», – негодовала Анна.

С тоской она перебирала в памяти их совместные моменты. Грустные и не очень, по крайней мере проведенные вместе: то особенное выражение глаз, предназначавшееся лишь Анне; слова любви, таких пылких и страстных, каких втайне жаждет услышать любая женщина; пустое обещание, то самое, что не потрудился сдержать; клятва, от которой он отмахнулся лишь куском пергамента, ссылаясь на свои обязательства перед семьей.

Ему необходимо было остепениться. Выбрать жену, равную себе по возрасту, статусу и, по правде говоря, достатку. Подобными ресурсами Анна не располагала. Она могла предложить лишь свою молодость и искреннюю любовь, но в наше время это, увы, самый проигрышный расклад.

Сеньорита Джиротти могла бы даже извинить бывшего любовника за брак со старой богатой гусыней. Только этот трусливый ренегат ударил по самому больному, что есть у женщины – ее самолюбию. Из уст третьих лиц девушка случайно узнала, что невеста оказалась молодой красавицей, владелицей нескольких фабрик по производству овчины и по совместительству наследницей многомиллиардного состояния.

Больше всего Анна хотела вернуться в тот отрезок своей жизни, когда ее сердце не изнывало от переизбытка чувств. Когда ей не нужно было украдкой, чтобы никто не догадался об их связи, справляться о положении бывшего любовника. Обивать пороги его офиса или нахаживать бесконечные километры в тех местах, где, возможно, она сможет, но лишь издалека, уловить его смутный профиль. Надеяться на встречу, якобы случайную, было за гранью разумного.

Девушка застряла между берегом настоящей жизни и выдуманным будущим. Подобно Тибрскому острову, с одним существенным отличием, в Риме существовали мосты. При случае наводнения, каких в истории было неисчислимое количество со времен Гарибальди, существовала возможность спастись. У нее – нет! Свои мосты она так и не успела построить.

Нельзя было обвинить девушку в скверном характере, пусть ей и были присущи повадки ребенка. Люди, как правило, отзывались об Анне весьма положительно, но не стремились внести ее имя в список полезных знакомств. Своих корней она не имела. Так вышло, что на сегодняшний день никого из семьи Джиротти не осталось в живых. Дни Анны-Марии проходили под гнетом одиночества. Та прямая, которая объединяет прошлое, настоящее и будущее у других, для нее исчезла и померкла где-то в пустоте. Жизнь распалась на бесчисленные случайности, которые невозможно было систематизировать или хоть как-то разделить на значительное и второстепенное. Каждое воспоминание оставляло в ней след, даже если таковых было немного.

Сеньорита росла, не зная отца. Мать Франческа была примой оперного театра «Ла Скала» в Милане. Жили они втроем, вместе с бабушкой Лучия, которая формально заменила ей мать. О ней же остались лишь смутные воспоминания. Чаще всего в памяти всплывала бесконечная череда представительных ухажеров, которые были достаточно состоятельными, но не отважными, чтобы взять на попечение потенциальную падчерицу. Франческа же старалась тщательно скрывать существование Анны-Марии, чтобы этот «сюрприз» ее беспечной молодости никоим образом не омрачил ее светскую жизнь.

Смерть своей матери Анна так и не смогла осознать, была для этого слишком мала. На похоронах она не присутствовала. Узнала об обстоятельствах гибели лишь в газете желтушного издания, где сообщалось, что накануне премьеры «Жизели» была убита прима оперного театра «Ла Скала». Ее нашли рядом с убийцей, который, после завершения своего замысла, не придумал ничего лучше, кроме как шаблонно всадить себе пулю в голову. Бабушка Лучия сделала все, чтобы подобное событие не омрачило жизнь маленькой Анны Марии, поэтому продала квартиру в Милане и вернулась в родные края, на остров Комо.