Приручить Беса бесплатное чтение

ПРОЛОГ

POV БЕССОНОВ

Несколькими неделями ранее

– Может, всё-таки не стоит?

– Стоит, – заверяет Ибрагимович, недовольно поглядывая на наручные часы. Злится, что процесс затягивается.

Ну, блин, извините. Я не каждый день подвязываюсь на подобную парашу.

– Сомневаюсь, что из этого что-то получится, – всё ещё пытаюсь достучаться до здравого смысла присутствующих.

– А ты не сомневайся.

– И не думай, видимо.

– Именно. Это не твоя задача.

Естественно, не моя. Это задача пиар-отдела и юриста. Которые, кстати, тоже тут – сидят вместе со мной за столом переговоров в кабинете нашего ворчливого продюсера.

Мы по одну сторону, по другую – Эва Вебер. Со своей свитой. Та ещё королева: ногу на ногу закинула и смотрит на всех как на отбросы общества. А мы, благодаря стеклянной столешнице, любуемся её задравшимся ультра-коротким мини.

Количество народа и атмосфера больше смахивает на то, будто мы, по меньше мере, судьбу целый страны решаем. Хотя на деле всего-навсего заключаем договор на фиктивный роман в течение следующего полугода.

Охренеть.

Группа "Two Demons", с несмотря на название весьма безукоризненным имиджем и певичка со скандальной репутацией, на которой давно повисло клеймо конченной суки – обалденный тандем, ничего не скажешь.

Без понятия как из этого может выйти толковое сотрудничество, тем более что у нас сразу с этой стервой не заладилось, однако наши продюсеры уже всё решили. Моё дело за малым – подписать бумажки, так как Вебер уже всё сделала.

– Точно надо? – обречённо интересуюсь у Тори, нашей пиарщицы, на что та лишь согласно кивает. – Капец, – принимаю разгромное поражение, берясь за ручку. – Будешь мне по гроб жизни должен, – это уже бросаю через плечо младшему брату. Потому что именно он вообще-то по изначальному плану должен был крутить амуры с этой выскочкой, но, зараза такая, красиво соскочил.

– Обещаю, когда ты станешь старым и немощным, я не сплавлю тебя в дом престарелых и буду ухаживать самолично, – обещает довольный Влад.

– Угу. Вместе со своей рыжей с ложечки кашкой будете кормить.

Из-за которой, собственно, всё на меня и повесили. Любовь, чтоб её.

А я левый.

– Обязательно. И подгузники менять.

Передёрнувшись от перспектив, проставляю автографы везде, куда тыкает пальцем юрист. Аж ладошки потеют, словно самому себе смертный приговор подписываю.

– Всё? – когда последняя закорючка оказывается на месте, с вызовом выпрямляюсь. Ай, спина хрустнула. – Я свободен?

– Свободен, птенчик, – Эва удовлетворённо поднимается с места, демонстрируя всем тесное платье из кожи, шнуровка которого странно что ещё не лопнула на её богатом декольте. – Увидимся на вечеринке, мальчики.

Вебер в сопровождении покидает кабинет, манерно виляя бёдрами, а мне только и остаётся, что провожать её долгим, удручающим взглядом.

Вот вроде и чертовски горячая брюнетка, сексуальная, дерзкая, властная, знающая себе цену… Но, блин, какая же бесящая!

– Мне кабзда, – выношу невесёлый вердикт, вот только деваться некуда.

Игра началась.

Глава первая. Фиктивный роман

POV ВЕБЕР

Наши дни

– Зашибись, – в ещё пустую студийку вваливается Бессонов, с порога оценивая меня: сидящую на диване с перекусом. – Какая дрянь.

– Просто килька в томате, – меланхолично откликаюсь, накладывая рыбину на кусок черного хлеба.

Есть на коленках, конечно, не очень сподручно, все капли летят на легинсы, но я голодная. Так что пофиг.

– Всегда знал, что ты открыта к экспериментам.

– А я думала, скажешь: "Я вообще-то о тебе".

– И это тоже.

И стоит, смотрит. Ещё и с таким видом, будто у меня не килька в банке, а тараканы.

– Может, отвернёшься? – не выдерживаю. – Аппетит портишь.

– Ты это жрёшь прям целиком. С бошкой, плавниками и хвостом, – продолжает тот фыркать.

– И?

– Это мерзко.

– Не более чем твоя физиономия.

Ладно, здесь лукавлю. Сам по себе Ярослав весьма привлекательный паршивец. Высокий брюнет с тонкими чертами, впалыми щеками и тёмным, пронизывающим взглядом. Плюс имеет зачётную физическую форму: не качок, но размах плеч и кубики что надо. И забитый рукав крутой, да.

Если всё суммировать, получается идеальный по пропорциям коктейль, от которого фанаткам-малолеткам начисто срывает дешманские трусы с Микки-Маусом, купленные мамочками по акции три по цене одного.

– Что, у продюсера получше будет? Раз спишь с ним. Ты же в курсе, что он женат и у него есть дети?

Подобной осведомлённости удивляться не стоит, всё же шоу-биз тот ещё гадюшник со сплетниками, однако одноразовая вилка в руке непроизвольно дёргается.

– В курсе.

– И как, совесть не чешется?

– Быть бедной, но с совестью или жить в удобствах, но сукой? Хм… Выбираю второе.

Вызов, а это был именно он, остаётся неоценённым.

– Как удобно: Матильду свою на блюдечке преподносишь и успех обеспечен. Чёрт, и почему мне так нельзя было? А то стараешься тут, стараешься, рвёшь жопу… И на что ты рассчитываешь, если не секрет? Что он пошлёт семью и бросит весь мир к молоденьким ножкам?

– Звучит неплохо. Но давай лучше это сделаешь ты?

– Ха, смешная шутка.

– Что, слабо?

– Родная, если придётся выбирать между тобой и морской свинкой – я выберу морскую свинку.

– Ох, и недооцениваете вы, мужики, женскую хитрость. Неужели не понимаете, что от вас ничего не зависит? Стоит мне только захотеть, и у тебя не останется шанса.

– Это вряд ли. Ты – всё то, что я органически не переношу в девушках.

– Несколько месяцев, и ты будешь умолять меня быть с тобой, – настаиваю, сама не зная зачем. Кажется, дело уже пошло на принцип. – Не сомневайся.

– Ммм… Точно нет.

– Поспорим?

Понятия не имею, зачем его провоцирую. Моя мозгоправша наверняка бы заявила, что таким образом уязвлённое эго пытается реабилитироваться за его равнодушие. А то что ж это получается: меня, значит, хотят тысячи, представляют в своих эротических фантазиях, особенно после недавнего выпуска в недопорножурнале, а этот…

Ярослав собирается что-то ответить, однако закон подлости не дремлет.

– Салют трудящимся, – в помещение, о чём-то оживлённо переговариваясь, вваливается звукач и Влад. Последний с кофе наперевес. – Чего такие кислые мины? Опять не поделили корону?

– Она тут спорить со мной надумала, прикинь, – хмыкает Яр.

– На что?

– На то, что если я захочу – он будет бегать за мной на цыпочках, – охотно докладываю.

– О! – воодушевляется Владик, смахивая длинные пряди с лица и протягивая мне один из ещё горячих стаканчиков. – На это я бы глянул. Тотализатор делаем? Я в деле.

– За меня, надеюсь, – с суровым прищуром уточняет у него брат.

– Хех, надейся, надейся, – многозначительно отзывается тот.

Такой довольный, немного блаженный и натурально кайфующий от самого факта своего существования. Сразу видно – человек влюблён по уши. Даже завидно немного.

– Давайте вы потом разберётесь, я с вами до ночи сидеть не собираюсь, – нетерпеливо торопит нас звукач, которого я окрестила не иначе как Алан Гарнер. В честь забавного толстячка из "Мальчишника в Вегасе". По типажу они прям похожи.

– А, да. Ознакомляйся. Твоё красным отмечено, – спохватывается Влад, протягивая мне распечатанные на принтере листы. С текстом будущего фита.

Акимов решил, что одной коллабы мало и пока длится мой фиктивный роман с Бессоновым, нужно ваять ещё больше хитов. Видимо, чтоб всю ротацию только собой забить.

В целом, я не против. От меня всё равно мало что требуется, так как роли у мальчиков давно распределены: текст пишет один брат, музыку ставит другой. Я же в этом трио, видимо, отвечаю за эстетику. Которой ладно уж, не без этого, достаётся и куплетик, и несколько припевов.

Правда в этот раз милостыня с барского плеча меня не устраивает.

– Нет, – пробежавшись глазами по строкам, возвращаю макулатуру обратно. – Такую ваниль я петь не собираюсь.

– Ну конечно, ты же у нас не из этих, – скрестив руки, театрально закатывает глаза Яр. Боевая позиция номер один.

– Из этих, это из кого? – сухо откликаюсь.

– Из тех, что поют про доброе и вечное.

Что, опять намёки с переходами на личности?

– Я пою то, что люди хотят слышать. И даю им то, что они хотят увидеть. Ты и сам прекрасно знаешь, как работает маркетинг.

– Так дешёвка в дорогих тряпках – это только роль? – глумливо ухмыляется Бессонов. – А я наивно полагал, что образ жизни.

– Харе собачиться, будто вы двадцать лет в браке, – примирительно вклинивается Владик, кивая мне на стихи. – У тебя есть идеи? Я готов выслушать.

– Ты такая зайка, – только что не умиляется его братец. – Сама сговорчивость. Бабы могут из тебя верёвки вить.

– Это называется – компромисс. Мы в одной связке и работать должны коллективно.

Господи, ну почему мне достался Яр, а не Влад? Ведь я же просила, просила в "возлюбленные" младшего! Изначально и делала ставку на него, но тот, блин, оказался хроническим однолюбом с высокими моральными принципами. Сразу послал и меня, и предложенный ему контракт.

Разумеется, можно было вовсе обойтись без всей этой мишуры, ограничившись лишь совместными выступлениями, но пиар-компания решила, что мне необходима дополнительная шумиха.

Статус одинокой, сексуальной и красивой – это, несомненно, хорошо, однако быть "желанной" при моей-то и без того не самой лестной репутации всё же куда более выигрышно.

– Как чудесно, что хотя бы у одного брата мозги находятся в нужном месте, а не стекли в штаны, – усмехаюсь, задумчиво стуча ногтями по губам и вчитываясь в строки. Вдохновение, приди… – Ручка у кого есть?

Занявшийся пультами аппаратной "Алан Гарнер", не глядя, перебрасывает мне чёрную гелиевую, и я, отставив консерву, склоняюсь над листами, черкая и рисуя стрелочки.

– Может, так? – через несколько минут ожидания протягиваю на согласование новую версию чуть подправленных четверостиший. Смысл я, разумеется, не меняла. Лишь сделала так, чтобы в моей части стихов улавливался и мой стиль тоже.

Владик заинтересованно оценивает правки и деловито прикидывает что-то в уме. Будто распробывает новую рифму на вкус. Я уже говорила, что у него крайне кинематографичные черты? Хоть прямо сейчас на прослушивание отправляйся.

Даже не знаю, кто из братишек симпатичнее. Несмотря на родственные связи, мальчики разительно отличаются друг от друга не только внешностью, но и характером.

Один более брутальный и холодный – этакий плохиш, чьё внимание способны заполучить лишь избранные. Второй же, наоборот, берёт как раз-таки обаянием и общительностью. А-ля свой парень в доску.

Не знаю, намеренно ли получился этот контраст, или же братья сами по себе такие, однако схему для успеха они выбрали идеальную, изначально удвоив охваты аудитории. Поклонницы давно разделились на два лагеря, разворачивая в пабликах группы "Two Demons" настоящие баталии. Причём пока так и не понятно, кто лидирует.

– Мне нравится, – наконец, выносит свой вердикт Влад. – Надо только глянуть, как на мелодию ляжет.

– Нормально ляжет, – заверяю, грустно смотря на недоенную кильку. Облом мне, а не обед. – Раз все довольны, гоу работать, гайз. Быстрее начнём – быстрее закончим. У меня на вечер грандиозные планы.

– Какие? – заинтересовывается Яр. – Принести жертвоприношение Сатане очередным озабоченным утырком из Тиндера?

– Богатый опыт с сайтами знакомств, смотрю? – колкостью парирую на колкость. – По старинке уже не справляешься, годы не те? Нет, птенчик. Мои планы куда грандиознее. Хоть и не менее горячие.

***

Несколько часов проводим в студии звукозаписи, тестируя новый шлягер, после чего оставлю мальчиков трудиться в одиночестве, а сама возвращаюсь в гостиницу, номер в которой бронирую с момента приезда в Питер.

Да, можно было сэкономить и снять квартиру, всё же мне предстоит подзадержаться в городе на Неве, как минимум, до Нового Года, но гостиница хороша одним тем, что еду тебе привозят прямо в номер, а уборкой занимается специально обученный человек. Потому что ни то, ни то я не люблю.

Планы немного меняются, когда по пути замечаю горящую вывеску. Сделав крюк, торможу на парковке возле магазина, надеваю валяющуюся на заднем сидении толстовку поверх короткого топа, нацепляю солнцезащитные очки и, накинув капюшон на голову, чешу в ближайший КБ [1].

– Тяжёлый день? – во все двадцать восемь зубов улыбается мне юный парнишка на кассе, когда я молча протягиваю ему две бутылки вина и большую пачку M&M.

Глупая и нелепая для вечера августа маскировка, несомненно, работает, вот только от флирта это не спасает. Что ж, примем за комплимент.

– Приятный вечер в перспективе, – откликаюсь, оплачивая покупку и вот теперь уже еду прямиком к статуям львов, сторожащим колонны главного входа гостиницы. В фешенебельном холле, отделанном мрамором, почти пусто, никого кроме девочек на ресепшене, однако капюшон снимаю только когда поднимаюсь по лестнице на третий этаж. В исторических дворцах девятнадцатого века, увы, лифт не предусмотрен.

Кровать с балдахином, высокие окна, открытый балкон с видом на Исаакий, лепнина, но главная фишка моего люксового номера – позолоченная ванная. Врубаю краны на максиму и добавляю пену с солью, заблаговременно принесённую обслугой.

Пока вода набирается, быстро отправляю сообщение. Ответ приходит почти сразу, от чего завязывается недолгая переписка, в процессе которой откупоривается бутылка вина, а купленные M&M высыпаются в стеклянную пиалу.

Оставляю по всему номеру интимный полумрак, раздеваюсь и забираюсь в ванную. По телу растекается долгожданная расслабленность, а вот в мыслях… хаос. Среди которого особенно настырно проносится ехидно брошенное Бессоновым перед уходом: "Ну так что, спорить-то будем, или ты смелая только на словах"?

Самоуверенный засранец. Согласится ему назло, что ли?

____________

[1] Магазин "Красное и Белое"

Глава вторая. Скелеты есть у каждого

POV ВЕБЕР

– Привет. Меня зовут Эва, и я алкоголик, шлюха и просто мерзкий человек. Ну, так говорят во всяком случае.

Именно это впервые услышали здешние стены, когда я пришла на приём к новому психологу несколько недель назад. Оставлять старого в Москве не хотелось, однако вынужденный переезд в Северную Столицу вынудил искать другого.

Нашла, чего уж. Не с первого раза, но контакт вроде как наладился. И теперь стабильно пару раз в неделю я наведываюсь к ней.

Вот и сейчас влетаю в кабинет, бросая с порога:

– Я его придушу! Клянусь, повешу на своих колготках!

Умного вида дамочка в строгих очках отрывается от ноутбука.

– Здравствуй. Как понимаю, успехов не происходит?

– Успехов? Я вот настолько… – для наглядности показываю расстояние большим и указательным пальцем. – От того, чтобы заказать киллера.

Пари, ха. Да к чёрту это пари!

– Что Бессонов сделал на этот раз?

– Бесит меня!

– Стабильность – признак успеха.

– Этот кретин меня саботирует. Отвешивает тупые шутки и позорит на камеру.

– Если не ошибаюсь, ты делаешь тоже самое. Причём с самого начала вашего «романа». Не пробовали устроить переговоры?

– И не подумаю.

– Тогда не удивляйся. Пока кто-то из вас первым не поднимет белый флаг, так всё и продолжится.

– Я поднимала его.

– Когда? Когда у вас случился тот щепетильный момент?

– Щепетильный? – саркастично хмыкнув, падаю в мягкое кресло с высокой спиной. – Подумаешь, поцеловались.

И, между прочим, после того "щепетильного" момента, когда он, особо не стесняясь, уложил меня на стол с устрицами и насиловал мои гланды на глазах у журналистов, я была уверена, что соблазнить его не составит никакого труда, вот только на деле всё оказалось немногим сложнее.

Чего-чего, а упрямства этому ослу не занимать.

– Но так и ты была не против.

– Эй! Ты кто, мой мозгоправ или его судья?

– Ты сама просила быть с тобой честной.

Просила. Когда мы только заключали договор (причем надо заметить, с ого-го каким ценником), я сразу затребовала отрезать стандартную схему сеансов. Мне не надо, чтобы меня лечили. Я прихожу, чтобы…

А для чего я прихожу?

Выговориться, пожаловаться, услышать совет?

Да. Наверное, да. Идти-то мне всё равно больше не к кому. Поэтому, как бы убого это не звучало, я плачу левому человеку за то, чтобы меня выслушивали.

– Всё равно, нечего его защищать, – обиженно надуваю губы, для надёжности ещё и скрещивая руки на груди.

– И не думала. Однако этот человек тебя волнует, это факт.

– Вот ещё! Он козёл!

– От ненависти до любви сама знаешь сколько…

Неопределённо пожимаю плечами.

– Знаю. Много. Вечность. Скорее уж Акимов воспылает ко мне искренней страстью, чем у нас с Яром получится хотя бы сутки провести вместе и не закончить всё бытовым убийством.

Психологиня испытывающе щурится.

– Ваши встречи продолжаются?

Это она уже, если что, не про, чтоб его черти драли, Бессонова.

– Конечно, – брезгливо морщусь.

– Не думала закончить?

– Думала. Каждый день думаю.

– И?

– В ту же минуту как закончу, закончится и моя карьера.

– Не он один имеет связи в шоу-бизнесе. Найдёшь другого продюсера.

– Если этими своими связями воспользуется он, все двери окажутся для меня навсегда закрыты.

– Ты себя недооцениваешь.

– Я еле-еле вернулась на сцену спустя полгода. Начну качать права, и вылечу оттуда как пробка. Не в моих интересах выпендриваться.

– Но ведь это неправильно.

Будто я не знаю. Будто мне офигенно ходить в любовницах у мужика, что по возрасту мне в отцы годится.

– Ай, да плевать. Мной по жизни все пользуются, так что не привыкать.

– А ты продолжаешь это позволять. Может, пора пересмотреть принципы?

– Какой тонкий намёк, что я бесхребетная шлюха.

– Я не это имела в виду.

– А я это, – отвлекаюсь на вибрацию в кармане. – Лёгок на помине, – от короткого сообщения неприятно зудит под лопаткой. «Жду тебя через полчаса на нашем месте, дорогая». – Блин. Придётся перенести сеанс у меня стрелка.

Потому что когда Акимов зовёт – надо всё бросать и ехать. Таково правило.

– Эва, – окриком тормозит меня психологиня. – Ты никому и ничего не обязана. И никто не имеет права принуждать тебя делать что-то, чего ты не хочешь.

Ммм, как красиво звучит. Чисто мёд.

– Я в курсе, – лишь коротко отвечаю и выхожу из кабинета.

Черный Ягуар ждёт меня там же, где я его и оставляла. Глянцевый, двухдверный, немного выпендрёжный. К машинам я равнодушна, главное, чтоб колёса имелись, однако статус обязывает не экономить. А то было как-то не солидно, рассекай эпатажная звезда по городу на разваливающемся Део Матиссе.

Сажусь в тачку, бросая оценивающий взгляд на зеркало заднего вида и поправляя примятые тёмные кудри. Настроение на нуле, и ехать уж точно никуда не хочется, но…

Побарабанив недавно сделанным маникюром по рулю, завожу движок и выезжаю с парковки. Ехать недалеко, пятизвёздочный отель находится на Васильевском острове, так что уже через четверть часа замираю возле нужной двери с занесённым кулаком. Павел Алексеевич Акимов всегда бронирует исключительно этот номер.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Стучу.

– Здравствуй-здравствуй, – почти сразу открывает продюсер. В банном халате и с мокрой головой. Видно, что только из душа. Подготовился и на том спасибо, заключённые правила соблюдает. – Проходи, раздевайся.

***

Когда в руках нет микрофона, улыбка – главный инструмент артиста. С поклонниками, если они адекватные, а не долбанутые сталкеры (а таких хватает) – искренняя. С организаторами мероприятий – деловая. С журналистами – обаятельная. С "коллегами" же по цеху… фальшивая. Всегда.

Вот и сейчас давимся лживым очарованием, то и дело тискаясь с Бессоновым на камеру. Отрабатываем легенду.

– Зачем столько лить на себя одеколона? Пытаешься вытравить вшей? – цежу сквозь зубы, едва сдерживая подступающий чих.

– Пиявку, сосущую мою кровь, – отзывается тот, липово нежно целуя меня в висок.

– Зачем эти завуалированные намёки? Хочешь, минет – просто попроси.

– Б/у товаром не пользуюсь.

– Тупой качок.

– Стерва.

Продолжаем тихо переругиваться, пока фотограф от нас не отстаёт и не переходит к другим гостям. А их хватает. Мероприятие хоть и закрытое, но масштабное.

Одна из поп-див устроила небольшой междусобойчик на три сотни людей в честь выхода нового альбома. И, естественно, не а бы где, а в Метрополе, на вечер арендовав все имеющиеся тут залы. Чтоб посторонние не совали свой нос.

Как водится, подобные вечеринки мало чем отличаются друг от друга. В прейскуранте стандартная развлекательная программа, нанятый диджей (самый модный, само собой), дорогие закуски, элитный алкоголь и запредельное количество лицемерия.

На словах звучит круто, на деле – та ещё скука и уныние. Однако присутствовать всё равно необходимо. Не только, чтобы спеть парочку песен для хозяйки праздника, но и для того, чтобы не дать никому забыть о нашем "бурном" романе.

А для этого, что?

Верно. Нужно привлекать внимание.

Снова и снова.

Чем мы и занимаемся последние несколько часов. Танцуем страстные танцы, достойные прелюдий перед жарким сексом, жадно целуемся, давно лишив меня помады, и немножко балуемся рукоблудием.

Не, не в смысле, что друг другу надрачиваем. Не до такой степени. Лёгкий петтинг, не более: то Яр мне сиськи под тонким коктейльным платьем поправит перед носом оператора, то я Бессонову как бы ненароком под футболку залезу. А иногда и куда-нибудь пониже.

За несколько недель мы уже успели застолбить за собой звание одной из самых раскрепощенных парочек, так что теперь остаётся лишь поддерживать статус. И снимать сливки, пока хейтеры делают нам статистику, накручивая терабайты комментариев и создавая пошлые мемы.

Смешно. Если бы не было так грустно.

Несомненно, весь этот цирк – забавная штука (первые четверть часа так точно), однако ощущать себя пуделем на арене довольно-таки утомительное занятие. Именно поэтому мы и решаем сделать перерыв, однако не тут-то было. Теперь какие-то блогеры пристали, на подкаст зовут.

– Когда нам на сцену выходить? – еле отвязавшись от настырного и чрезмерно болтливого парнишки, заимствую у официанта очередной бокал шампанского и прячу за глотком накативший зевок.

– Минут через сорок.

Хоть в чём-то мы с напарником солидарны. Ему тоже всё надоело, и он мечтает поскорее свалить.

– Кошмар. Тогда пойду хоть Бефстроганов с белыми грибами наверну. А то их мидии уже поперёк горла стоят.

– А я схожу покурю, – Яр с облегчением от меня отлепляется. Говнюк, обязательно такую моську корчить? – И брата найду. Опять, небось, со своей рыжей по видеосвязи трындит, заныкавшись где-нибудь под лестницей. Ведёт себя как школьник, ей богу.

– Он влюблён. Отстань от него и лучше порадуйся.

– Радуюсь. Не видно?

– Не очень.

– Плохо смотришь.

– Я гляну получше, когда ты окажешься на его месте. Вот уж где поглумлюсь.

– Обломись. Не окажусь.

– Окажешься. Ты хоть и сухарь, но сердце у тебя есть.

– Откуда такая информация?

– Из учебника анатомии. Ты же не Эдвард Каллен1, чтоб ходячим трупом бодренько скакать по деревьям.

– Кто это?

Ооо, как всё запущено.

– Неуч. Классику знать надо. Вали уже давай, – поторапливаю Яра нетерпеливым хлопком по груди, потому что уже вовсю нацелила свой взор на фуршетный стол.

Правда на пути к нему опять вылезают препятствия. То поболтать подвыпившим селебам приспичит, то сэлфи коллективное замутить, то вообще пофлиртовать кто надумает. В каждый из разов приходится подзадержаться, соблюдая треклятые условности.

От любительского прямого эфира в чьём-то звёздном профиле меня спасает повторяющаяся вибрация в голени. Достаю из высоких ботфорт на шнуровке (идеальная обувь для лета) припрятанный айфон и вежливо сливаюсь, отходя к одной из колон.

Крайне мудрое решение…

Обнажённые лопатки с глухим стуком встречают холодную поверхность, а перед глазами начинают расплываться строки коротких сообщений. Он всегда так пишет: пара слов – новая строка, пара слов – новая строка, пара слов – нова…

Плывёт не только экран, но и всё вокруг. Хрустальные люстры становятся кляксой, мельтешащие люди – смазанным пятном, а распинающийся на сцене бойзбенд мерзким ультразвуком, разрезающим барабанные перепонки.

– Эй, далеко собралась?

Кажется, я ушла в прострацию, потому что прихожу в себя лишь оказавшись на улице. И от окрика курящего рядом с Владом Ярослава.

– Мне… я… Мне надо уехать… – выискиваю взглядом такси, которое обычно пачками напичкано вдоль дороги, но, как назло, не нахожу ни одного.

Мы сегодня приехали с Бессоновым вместе, пара же, так что собственные колёса остались у отеля.

– В смысле уехать? У нас вообще-то скоро выход!

– Знаю… Плевать…

Чёрт. Пальцы так трясутся, открывая приложение для вызова машины, что попадают мимо клавиатуры.

– Плевать!? Ей плевать, зашибись! Знаешь, что, родная? Ты у меня уже поперёк глотки стоишь со своими… Ну чего? – последнее агрессивное обращено уже не ко мне, а к Владу, невербально гасящего запал брата. Кто-то явно играет не в той лиге. – Издеваешься?! А с выступлением что делать? Нам уже заплатили.

– Я что-нибудь придумаю, – настаивает Влад. – Езжайте.

Что? В смысле? Неужели у меня настолько убогий вид, что требуется сопровождение?

Видимо, да.

– Поехали, – психанув, подчиняется Ярослав, за запястье оттягивая меня к чёрной Шевролет Импала, стоящей неподалёку. На которой, собственно, мы сегодня и приехали.

Тачка супер, пасхалка так вообще на тысячу баллов, я её оценила, когда ещё в первый раз эту красотку увидела, но…

– Куда? – не поняла я.

– А я откуда знаю? Куда тебе там надо было!

В отель. За вещами. А оттуда прямиком в аэропорт.

Глава третья. Фатальная ошибка

POV БЕССОНОВ

Еду и тихо хренею от ситуации и от того, что с какого-то перепуга потакаю женским заскокам. Но больше всего хренею с той, что сидит на пассажирском и заторможено тыркается в телефоне, не проронив за всю дорогу ни слова.

Нонсенс, так как обычно её не заткнёшь.

– С тебя плата за неустойку, – сворачивая на КАДе, нарушаю гнетущее в салоне молчание.

– Что? – Вебер выныривает из прострации, непонимающе вскидывая голову. Это отблески фонарей, или она бледнее обычного?

– Говорю, если Влад не разрулит ситуацию, будешь оплачивать штраф.

Потому что нельзя захапать гонорар и свалить, не выполнив условия. Это, к сожалению, так не работает.

– Как скажешь, – равнодушно отзывается та, снова возвращаясь в созерцание уже потухшего экрана. Чего, кажется, и не осознаёт.

Да. С ней точно что-то не то.

– Всё нормально?

– Не очень.

Лучше бы соврала. А то мне теперь неловко.

– Помощь нужна?

Ну а что? Правила приличия требуют проявить содействие.

– Сама справлюсь, – оживая, Эва убирает айфон в голенище высокого сапога и отворачивается к окну. Даёт понять, что не продолжать беседу не намерена.

Нет так нет, даже лучше. У меня всё равно нет никакого желания принимать участия в её проблемах. Её ведь чужие не заботят.

Не заботят постоянные опоздания на репетиции, из-за которых приходится без конца перекраивать своё расписание. Не заботят вечные скандалы с оргами, последствия которых разгребать приходится нам. И уж тем более не заботит высокомерное общение с журналистами, последствия которых, снова-таки, перекладываются на нас.

Это вот Вебер только-только (и то, после усиленного капанья на мозги нашей пиарщицы и её собственного продюсера-папика) начала борзость свою местами пригашать, но и той, что осталось не увезёт ни один ишак.

Порой кажется, что у этой девицы биполярка. То она вполне себе адекватная, то бросается на всех без причины. Та ещё бомба замедленного действия, которую может активировать любое неосторожное слово.

Влад отшучивается, что это нормально явление для девушек. Мол, его Ярка (да-да, я в своё время уже поугарал, что запоминать долго не пришлось) тоже в период ПМС превращается в мегеру, однако я всё же склоняюсь к версии, что ПМС тут ни причём. Эва просто с придурью, вот и весь секрет.

Торможу напротив мраморных львов. Там же, где несколькими часами назад подобрал её, отвозя на вечеринку. Даже не успеваю включить аварийки, когда пассажирка без "до свидания" выходит из тачки и скрывается внутри холла гостиницы.

По идее, стоит вернуться к брату и, в случае чего, спеть что-то из репертуара "Демонов" (чтобы хоть как-то замять накладку), однако не только не еду туда, но и не тороплюсь уезжать.

Долго, очень долго сверлю точку, где за высокими деревянными дверями скрылась Вебер. Барабаню по рулю, бросаю беглый взгляд на наручные часы, обречённо вздыхаю… и отъезжаю к ближайшему свободному парковочному месту.

Вот вроде должно быть ровно, а интуиция и воспитание призывно шепчут, что дам в беде оставлять не принято. Даже придурковатых. Даже, если они истеричные певички с гонором. А то мало ли чего учудят.

Захожу внутрь помпезной гостиницы, сразу поднимаясь на нужный этаж. Какой у Эвы номер я прекрасно помню с того раза, как пару недель назад долбился, пытаясь её добудиться. Потому что на звонки та не отвечала, дрыхла как сурок.

На этой раз выносить дверной косяк не стремлюсь, ограничиваясь лёгким стуком.

– Ну ты даёшь, – меня встречают не с пустыми руками. – Мало шампуня вылакала?

– Чего тебе надо? – огрызается Вебер, отпивая красное вино из бокала.

Хороший вопрос. Отличный, я бы сказал.

– Хотел… эээ… не знаю. Типа, проверить. Вдруг тебе яду кто подсыпал, и ты валяешься в агонии. А то уж больно видок нездоровый.

Потому что с бледностью я не ошибся. Ещё и глаза красные. Только не говорите, что она реветь собралась? Я ж этого не вывезу.

– Помирать не собираюсь. Спасибо за заботу.

Нет, не собирается. Зато намеревается от меня отделаться.

– Далеко собралась? – заметив лежащий на полу чемодан, подставляю ногу в щель, пресекая попытки меня выдворить.

– Мне надо срочно уехать.

– К утру вернёшься, надеюсь?

– Нет. Несколько дней меня точно не будет.

Зашибись.

– Тебе наше расписание показать, чтобы освежить память? Там нет места для отпуска.

– Это не отпуск, а непредвиденная ситуация.

– И меня должна она волновать?

– Нет. Но, в конце концов, я тоже человек. И у меня тоже бывают ЧП.

– Ты не человек, ты – эгоистка, – несмотря на сопротивление, вламываюсь в номер, захлопывая многострадальную дверь. – Когда собиралась предупредить, что свалила? До начала завтрашних съёмок или после?

– Слушай, отстань, – огрызается Эва, возвращаясь к сборке чемодана. – Не до тебя сейчас.

Охренеть, блин. Не до меня ей.

– Знаешь что, родная? Меня уже в край задрали твои выходки. Напоминаю, это ты припёрлась к нам. Ты затребовала этот контракт. Это тебе нужно восстановить то, что ты похерила из-за своего же чсв. У тебя есть дела поважнее? Давай всё аннулируем и заживём счастливо.

– Я тебя очень прошу, – не оборачиваясь, отвечает та. – Просто свали.

– Я понимаю, тебе насрать, но я всё же напомню – мы сейчас в одной связке. И твои выходки первостепенно топят и нас. Вот только я не собираюсь тонуть из-за капризной девчонки, думающей лишь о себе. Поэтому предупреждаю: ещё один косяк и договор будет разорван. Если придётся, в судебном поряд… – не договариваю, так как в стену позади меня со звоном битого стекла врезается бокал, расплёскивая содержимое.

Вот же больная!

Не успеваю открыть рот, чтобы высказать всё, что думаю по этому поводу, потому что Вебер сглатывает и медленно оседает на пол возле помпезной кровати с позолоченным изголовьем и балдахином.

Ну прекрасно, до слёз всё-таки дело дошло.

– Эй… ну ты это, сопли-то подотри. Чего началось? – вот теперь натурально теряюсь. Не орать же, нависнув над ревущей девицей. – Харе, говорю, – приседаю напротив сжавшейся в комок Эвы. – Не надо мне тут этих ваших женских штучек…

Нулевая реакция. В поджатые к груди колени носом хлюпающим уткнулась и с трясущимися плечами разводит водопад.

Бля-яха-муха…

Насильно отрываю её заплаканное лицо, приподнимая за подбородок и первой попавшейся девчачьей майкой подтираю поплывшую тушь.

Так и сидим.

Смотрим друг на друга.

Долго.

Без единого слова.

И так же без единого слова она тянется ко мне за поцелуем. Первым за все недели нашего "романа", что делается не для камер. А я…

А я не отталкиваю. Наоборот, зачем-то позволяю ему перерасти в разгорающийся в агонии пожар…

***

Солёный от слёз поцелуй с привкусом хмельных паров становится глубже, и сознание быстро тупеет. Где-то в глубине что-то ещё пытается, конечно, напоминать про "не стоит" и "это лишнее", вот только кто бы слушал здравый смысл.

Если бы Эва сама всё пресекла, отстранилась, тогда ещё был бы шанс, но…

Она этого не делает. Наоборот, льнёт ко мне с таким порывом, с такой невербальной мольбой, что взаимная неприязнь и размолвки начисто перекрываются проснувшимися инстинктами.

В эти минуты Вебер была чертовски сексуальна, страстна и как никогда покорна. Так что ничего удивительного, что очень скоро мы оказываемся на постели? Я – сверху, она – подо мной.

Стягиваю лямки тонкого платья вниз и охотно понимаю её продюсера.

Не разделяю его увлечения, но понимаю.

Эва лежит словно царевна из непристойных детских сказок. Фарфоровая кожа, тяжело вздымающаяся грудь с отвердевшими сосками, чёрные волосы, разметавшиеся по простыне, танцующий в глазах шальной огонь и изящные пальцы, что нетерпеливо тянутся к моему ремню…

Чёрт! С таким наборчиком данных легко позабыть не только о верности, но и о собственных принципах. Что я благополучно и делаю, ведь была же установка – ни за что. С кем угодно, но не с ней.

Полным раздеванием не заморачиваемся. Вебер достаточно спустить с меня джинсы, мне – задрать короткую юбку и стянуть кружевное белье. Даже не разуваемся, тем более что её шлюшьи ботфорты нехило так заводят.

Закидываю её ноги на свои плечи, распечатываю припасённый в заднем кармане презерватив (привычка с окончания школы, после того как пару раз обломался спонтанный перепих из-за его отсутствия), и вхожу в Эву.

Быстро и без прелюдий.

Мы не трепетные любовники, чтобы тешиться предварительными ласками. Это только физиология, ничего больше.

Кажется, она со мной солидарна. Во всяком случае, охотно принимает скупую нежность, прикрывая веки и испуская тихий стон. И сама старается насадиться на меня ещё больше. До самых яиц.

Призыв предельно чёткий, так что запрос принят. Велено трахать – трахаю. Пусть немного грубовато, но зато от души. Так, что её стоны от ускоренных толчков быстро переходят в вскрики, а старый корпус кровати начинает ходить ходуном, долбясь кованым изголовьем об стену.

Воздух густеет, утопая в феромонах, дыхалка сбивается, а мозг окончательно выключается от мелодичных шлепков соприкасающихся тел. Стираются все существующие границы, оставляя только "здесь" и "сейчас".

Соблазнительно податливое тело так крышесносно извивается, а острые ногти так страстно впиваются в мои плечи, что тумблеры начисто срывает. Вынимаю член и требовательно переворачиваю её, ставя Вебер на четвереньки.

И тут же снова вхожу, заставляя ту выгнуться в спине.

Намотанные на кулак женские волосы, оттопыренный аппетитный зад, что мог бы принадлежать модели, и сладостные стоны делают своё дело – запрокинув голову к высокому потолку с лепниной, с наслаждением кончаю. Не понял, успела ли она словить свой оргазм, но мне лично всё зашибись.

Десять секунд, двадцать…

Эва подо мной не шевелится, застыв в одной из самых развратных и прекрасных поз, на которые способны девушки. Лишь слышно как учащённо дышит. Что ж, зато хоть плакать перестала. Хороший лайфхак.

Эйфория поутихает одновременно с тем как накатывает…

Нет, не неловкость. Непонимание.

Типа, потрахаться потрахались, окей, а дальше что? Чайку выпьем? Потрещим за жили-были? Быстренько повторим?

Нет. Повторять точно не будем.

– Проваливай, – припечатывает меня тихий голос.

Ммм? Она имеет в виду из неё, так как я всё ещё с ней законнекчен, или… А, понял. Это меня выпроваживают в принципе. Ну правильно, сделал дело – отвали смело.

Прячу товарища обратно в убежище и, оставив на прикроватном столике использованный контрацептив в качестве сувенира, послушно оставляю её одну.

Вот, блин, и поговорили.

Ситуация капец, конечно, тупая. И, наверняка, этот незапланированный перфоманс нам ещё аукнется, вот только поздняк метаться. Да и не сказать уж, что я сильно сожалею. Всё же было… забавно.

Выхожу на шумную улицу, зависая возле Импалы. В это время суток, а особенно в сезон, центр стабильно живёт своей особой жизнью. Тут никогда не спят, до рассвета отрываются уличные музыканты и толпами снуют мимо туристы.

Вот и сейчас, закуривая, слышу торопыжную китайскую речь, доносящуюся со стороны двухъярусного экскурсионного автобуса и зазывания промоутеров в Исаакиевском сквере, что уговаривают всех прокатиться на теплоходе во время очередного развода мостов.

Белые Питерские ночи – несомненно, фишка Северной Столицы, однако эта фишка не всегда приносит в пользу. Нет-нет, а по мою душу начинают бросаться косые взгляды со стороны кутящей неподалёку молодёжи. Пока лишь со смутно узнающим подозрением, но ещё минута-другая и пойдут в атаку. Уже проверено.

От греха подальше отстреливаю бычок в кусты и ныкаюсь в салоне, параллельно набирая брату. Короткий разговор привносит облегчение. Каким-то чудесным образом тот умудрился не только замять ситуацию, но и избежать финансовых потерь.

Если я и удивлён, то лишь немного. У Владика с детства была развита суперспособность ладить с людьми. И это не оборот речи.

Где я пускал в руки кулаки, он умудрялся решить всё диалогом. Где я скандалил с учителями, за что родителей чуть ли не каждый месяц вызывали к директору, ему хватало нескольких минут, чтобы замять назревающий конфликт. Наверное, только благодаря Владу наша группа ещё и живёт. Я один бы давно со всеми пересрался.

В этом плане мы с Вебер на самом деле немного похожи. Просто я ещё хоть как-то пытаюсь себя контролировать, притворяясь вменяемым, а вот она существует исключительно на эмоциях. Не стесняясь в выражениях и методах достижения своих целей.

Кстати, о ней…

Где-то через четверть часа замечаю подъехавшее к гостинице такси, а ещё минут через пять появляется Эва со знакомым чемоданом на колёсиках. Садится в машину и уезжает.

Всё-таки свалила, коза такая. И, разумеется, на следующий день на съёмках не появилась. Как и не объявилась в течение следующих двух недель. Ни звонка, ни сообщения, ни предупреждения.

Тотальный игнор.

Глава четвёртая. Попытка номер два?

POV БЕССОНОВ

– Вот ты содержант поганый! Ему ещё и еду, видите ли, заказывают, – устало плюхаюсь на пол в опустевшем репетиционном зале, с жадностью вдыхая запах ещё горячего Мака, что пару минут назад доставил братцу замученный жарой курьер.

Мы тоже замученные, но не жарой. Часов пять уже как торчим здесь на репетиции, буквально только-только отпустили замученную танцевальную труппу.

С учётом того, что на завтрак у меня сегодня был воздух, желудок давно и прочно приклеился к позвоночнику. А этот стоит, значит, и бургер точит с предоргазным стоном. Ну не свинья, а?

– Не форчи, стафый пефдун. Яфик и на тебя фзяла, – жуя, кивает тот на местами жирный от масла пакет.

Ладно, беру свои слова назад. Не свинья.

– О, да? – воодушевлённо тянусь к спасительной отраве, горстью запихивая в себя картошку-фри. Ммм, холестерин наше всё. Без него и свет белый не мил. – Обожаю твою девушку!

– Эй, фильтфуйся!

– Платонически, платонически, не плюйся. На рыжую твою не претендую.

– Ещё б претендовал… – вытирая подбородок от соуса, хмурится Владик. – И она не рыжая.

– Рыжая, красная… какая разница?

– Для дальтоников, видимо, никакой.

– Главное, чтоб ты её ни с кем не перепутал. А то свадьбы точно не видать. Ты, кстати, как? Не надумал ещё в кабалу влезть?

– А должен был?

– Зная тебя, удивлён, что Абрикосова до сих пор не затащена в ЗАГС с мешком на голове.

– Слушай, жри давай. А то отберу.

– Я тебе отберу, – утаскиваю Биг-Мак, всем видом давая понять, что отдам его только через собственный труп. – Пальцы переломаю и гитару в жопу засуну.

– С Вебер ты был таким же нежным? Тогда не удивительно, что она сбежала. Запугал девчонку пещерными манерами, та и дала стрекоча.

Тьфу, блин! Да чтоб я ещё хоть раз что-то рассказал братцу! Задрал уже стебаться.

– Ха-ха, – огрызаюсь, впиваясь зубами в двойную котлету. – Глумись сколько хочешь. Главное, теперь я свободен.

Если Вебер не восприняла всерьёз мою угрозу, это только её косяк. Я обещанное выполнил – ещё на прошлой неделе заявился к её папику в недавно арендованный офис и устроил масштабный разбор полётов, который слышал, наверное, весь этаж.

Вышло громко, местами не очень профессионально, где-то даже с присутствием нецензурной лексики, однако желаемое было получено. Осталось только заехать подписать бумаги об аннулировании контракта и всё! Больше никого прицепа в виде в край обнаглевших фальшивок.

Влад падает рядом, с блаженством вытягивая ноги.

– Значит, точно решил?

– Тринадцать дней. От неё ни слуху, ни духу уже тринадцать, грёбанных дней! Это нормально по-твоему?

– С учётом того, что её отсутствие заметили даже наши подписчики – нет. Она своим-то хоть что-то говорила? Ладно ты, тебя можно и не оповещать.

– Понятия не имею. Продюсер в детали не вдавался. Но, естественно, прикрывал её пылающий жопец как мог.

– Куда дерёт, то и прикрывает?

Ха, шутейка зачтена.

– Подробностями не располагаю. Главное, она сама виновата. Я предупреждал.

– Ну что ж, тогда давай выпьем за твой фиктивный развод, – торжественно вскидывает стакан с колой Влад, призывая чокнуться. – Ты снова завидный холостяк.

– Между прочим, у этого есть множество преимуществ, – зеркалю его жест, только картонным стаканчиком кофе. – Правда ты об этом уже никогда не узнаешь. Слишком прочно попал под каблук.

– Все мы там будем.

– Аминь.

Уже отпиваю, когда со стороны двери доносится женский голос.

– Привет, мальчики. Приятного аппетита.

Рука с кофе от неожиданности вздрагивает.

– Надо же! Гулёна объявилась, – вытирая мокрый подбородок, с ехидством кошусь на Эву, подпирающую плечом дверной косяк. Белая блузка с открытыми плечами и расстёгнутой пуговичкой, чёрные кожаные брюки, большие кольца-серьги в ушах, убранные в высокий хвост волосы, макияж – как всегда при полном параде. – Хорошо потусила? Или ты в наркологичке всё это время прокапывалась?

– Где я была – не так важно. Важно, что я пропустила.

– Как минимум то, что тебя бросили.

– Ух ты, – кривится Вебер без особого удивления. Значит, уже в курсе. – Надеюсь, мне было не очень больно?

– Не переживай, я сделал всё ювелирно. Использовав беспроигрышную старую-добрую схему: "Дело не в тебе, а во мне". Хотя, если что, дело как раз-таки в тебе. Просто держу в курсе.

– Ждёшь объяснений?

– От тебя? Вообще нет.

– И хорошо. Их не будет.

– Вот и славно. На том и распрощаемся.

– Как скажешь.

Эва уже собирается было гордо удалиться, когда в разговор влезает Влад.

– Слушай, Эва. Ты ведёшь себя, по меньшей мере, глупо. Какой бы повод не был, нельзя же вот так исчезать.

– Забыла перед вами отчитываться, – прилетает от той ожидаемое. – Вы – не моё начальство.

– Не начальство. Но мы, типа, в связке, – не унимается братец.

– Ой, да кому ты это рассказываешь, – отмахиваюсь, возвращаясь к Бик-Маку. – Она класть хотела на всех, кроме себя любимой. Вот пускай и чешет на все четыре стороны. Тоже мне, одинокая волчица.

Несколько секунд Вебер молча стоит к нам спиной. Видимо, обтекая. После чего холодно бросает через плечо:

– Как ваши родители? Хорошо себя чувствуют? – молчим, чуя подвох. И тот не заставляет себя ждать. – Желаю вам как можно дольше не хоронить их. Это не самое приятное мероприятие, уж поверьте, – бросает она нам как пощёчину и вот теперь уже, цокая каблуками, уходит.

В зале воцаряется такая тишина, что становится слышно бесшумный кондиционер.

– Оу… – виновато морщится Влад. – Неловко как-то вышло.

– Не ведись. Это давление на жалость. Она прекрасно понимает, что обосралась по полной и теперь продюсер будет иметь её втрое усерднее, чтобы возместить убытки.

– Юпитер, ты предвзят. Если бы речь шла о семье, я бы тоже забил болт и на концерты, и на левых челов, которых знать не знаю. И ты бы поступил точно так же.

Так-то оно так, вот только её поведение перекрывает всё желание идти на уступки. Поубавь она гонора, тогда без проблем можно урегулировать этот вопрос, но с таким подходом…

Нет уж, пошла она к чёрту!

Пусть на других свои приёмчики тренирует. Я без пяти минут свободен от обязательств, и обратно в эту петлю башку не засуну!

Нет, нет и нет.

Или…

– Дерьмо! – сердито выругиваюсь, бросая уже ненужный бургер обратно в коробку.

Всё, аппетита как не бывало.

***

"Вертел я эту ублюдскую совесть! Это первый и последний раз, отвечаю. Пусть не берёт за привычку", – мысленно матерюсь всю дорогу, размашисто перепрыгивая через ступеньки, да только толку-то?

Поднимаюсь на этаж, пересекаю гостичный коридор и стучусь в дверь.

Открывает.

И опять не с пустыми руками.

– Ты хоть когда-нибудь не бухаешь? – не могу не удержаться от колкости.

– Чего надо? – в той же тональности холодно отзывается Эва, салютуя очередной стеклотарой.

У меня прям жёсткое дежавю. Только в этот раз Вебер замерла на пороге не в секси-тряпочке, а обычных лосинах и безразмерной футболке.

И без косметики.

И с белым вином вместо красного.

– Ты какая-то зелёная. Поешь гематогенку.

– Сам её ешь, – огрызается та, залпом осушая бокал. – У тебя что-то срочное? Я как раз собиралась утопиться.

Ага. Тоже слышу шум воды, доносящийся, судя по всему, из ванной.

– Вечерние процедуры?

– Ты глухой? Красивый суицид.

– Прикольно. Хотя не уверен, что тебя возьмёт. Некоторые вещи в воде не тонут, ну ты поняла.

Поняла. И юмора, пусть и убогого, не оценила.

– Пришёл меня оскорблять?

– Нет. Пришёл спросить: почему сразу не сказала? Зачем постоянно быть сукой?

– Так проще.

– Проще для чего? Чтобы заводить врагов? Я не святой, но умею входить в положение. Достаточно было одного сообщения. Всего. Одного. Занюханного. Сообщения.

– Сообщение было. Акимову.

– Который тоже нихрена объяснил, ограничившись абстрактным "надо" и "по личным причинам".

– А он должен был всю мою подноготную вывалить? Тебе правда не хватает мозгов понять, что если что-то не афишируется, значит, об этом не желают распространяться?

– Откуда привычка сразу в нападение идти? Никто и не требует от тебя подробностей.

– Правда? То есть, это не ты сейчас устраиваешь мне допрос?

Мать твою!

– Какой к чёрту допрос, женщина? Я лишь пытаюсь выстроить диалог.

– Как когда-то мне дали весьма доходчиво понять: мои проблемы – только мои. Никому до них не было, нет и не будет дела. Ну и зачем тогда тратить время на диалог?

– Это кто такой одарённый житейской мудростью?

– Бывший продюсер.

– Дай угадаю, он стал бывшим после того случая, когда ты исчезла на полгода?

– Снова допрашиваешь.

Боже, дай мне сил не довести до убийства! А то я ж сам её утоплю и спишу всё на несчастный случай.

– Откровения – не твой конёк, да?

– Мы знакомы несколько недель. За это время мы исключительно переругивались и разок переспали. Нас ничего не связывало, кроме фиктивного романа. Так почему я должна с тобой откровенничать?

Тоже верно.

– Всё ещё связывает. Я пока не подписал расторжение.

Почему-то.

– Ждёшь, что начну упрашивать передумать? Этого не будет.

– Жаль, я б на это глянул. Но нет, не жду. Просто ещё думаю.

– Давай только обойдёмся без одолжений? Мне не нужны подачки. Справлялась раньше одна, и сейчас справлюсь.

– Конечно, справишься. Доступ к хозяйской кровати открывает много дверей.

Черты лица Эвы ожесточаются, становясь острыми и резкими. С учётом контраста чёрных волос и бледной кожи, в эту секунду она напоминает вампира. То и гляди вопьётся клыками мне в сонную артерию.

– Пошёл вон.

– На правду не обижаются.

– Не тебе меня осуждать.

– А кто осуждает? – отвлекаюсь на завибрировавший телефон в кармане, сбрасывая входящий вызов. – Будто ты первая такая. Это шоу-бизнес, детка. А в нём либо ты всех нагибаешь, либо нагибают тебя. Меня вот, к сожалению, тоже порой имеют, но, слава богу, не так буквально.

– Очень поэтично. У тебя всё?

– Да, типа того, – склонив голову, несколько секунд рассматриваю её в отблесках искусственного освещения потолочной люстры.

В отсутствии вызывающих макияжа и наряда в эту секунду в ней не было и следа от образа сердцеедки, что вызывает эрекцию у каждого второго мужчины страны. И где? Где та роковая красотка, обнажёнными фотосессиями которой пестрит весь интернет?

Передо мной стоит обычная девчонка: уставшая, с залёгшими кругами под глазами и проглядывающими через тонкую кожу венами. Неидеальная и, откровенно говоря, куда более привлекательная в этой своей неидеальности, чем навязанная скудоумными пиарщиками картинка.

Интересно, синдром скандалистки тоже часть заранее спланированного имиджа или всё же её врождённая натура? Не то, чтобы мне прям очень сильно хочется это узнать, но…

Подаюсь вперёд, беря её за подбородок и разворачивая лицо так, чтобы свет падал на ту часть лица, где бровь пересекает старый, едва заметный шрам, поверх которого так ничего и не выросло.

Я смотрю на неё, Вебер искоса на меня – и воздух в номере словно начинает вырабатывать статическое электричество.

Нет, серьёзно. Какой-то химический процесс точно происходит, причём мы оба это отлично чувствуем. Вот только когда я, подчиняясь мимолётной блажи, тянусь ещё ближе, получаю категоричный отказ.

– Тебе пора, – Эва даже демонстративно отворачивается, подставляя висок вместо обкусанных пухлых губ. Правда не забывает при этом стискивать пустой бокал с такой силой, что тот вот-вот треснет.

И хочется, и колется, да?

Понимаю.

– У тебя там вода не зальёт соседей снизу?

– Не твоя забота.

Хруст. Тонкая стеклянная ножка всё-таки не выдерживает и переламывается. Маньячка. В посудный магазин её пускать строго запрещено.

– Не нервничай, – вежливо забираю у неё осколки. – А это, если не возражаешь, я с собой прихвачу. Остро-колющие предметы опасны для нестабильных особ, – удивительно, но даже препирается. – Завтра в восемь чтоб была на студийке, поняла? Не придёшь – из могилы достану и силком притащу.

Вебер и на это ничего не отвечает. В принципе молчит вплоть до того момента, пока я не оказываюсь в общем коридоре гостиницы, закрыв за собой дверь.

С разбитой тарой миную озадаченных туристов и спускаюсь вниз, вручая конструктор ещё более озадаченной хостес с просьбой выкинуть. И только тогда опять лезу за повторно зажужжавшим телефоном.

– Слушаю.

– Привет, – разносится на том конце томное вперемешку с механическими шумами. – Занят?

– Уже нет.

– А в эти выходные?

– Это деловое предложение?

– Вроде того.

Блин, дилемма. Вроде расслабиться было бы и правда нелишним, но я вроде как завязал пока с поездками в Подольск…

– Посмотрим. Может, смогу вырваться.

Что вряд ли.

– Не надо никуда вырываться. Я уже здесь. Встретишь меня на вокзале?

Спотыкаюсь на ровном месте, едва не протерев рожей парадный вход.

– ТЫ ЧТО!?

Глава пятая. Зингер

POV ВЕБЕР

– Не знаю, как ты его переубедила, но радуйся. И больше не повторяй ошибок.

– Радуюсь, – равнодушно откликаюсь, позволяя снять с себя блузку.

– Хотя, на самом деле, могу тебя понять. Бессонов – сопляк с непомерными амбициями. Заявился и отчитывал меня как малолетнего шпанёнка, представляешь?

– Сочувствую.

– Себе сочувствуй, дорогуша, – властный жест переводит меня с сидячего положения в лежачее, уронив на кровать. – Мне пришлось выслушивать этого паршивца исключительно по твоей милости. И я настойчиво советую, чтобы это был первый и последний раз.

– А иначе?

– А иначе? – Акимов нависает сверху, оставляя слюнявые и мерзко воняющие табаком следы поцелуев на обнажённой ключице. – Незаменимых нет. А ты доставляешь мне слишком много проблем.

– Сочувствую, – лишь тихо вторю, чувствуя как внутри умирает всё, что ещё не успело умереть.

Ненавижу.

Ненавижу тушу, что придавливает меня собой, страстно пыхча и пробираясь в мои трусы.

Ненавижу свою жизнь.

Ненавижу этот город.

Ненавижу весь чёртов мир.

– Может проявишь чуть больше инициативы? – ещё пару минут спустя корявого рукоблудия, от которого не только не намокло ничего, но и вовсе окончательно ссохлось, осуждающе шикает продюсер. – Какое удовольствие трахать бревно?

– Так не трахай.

– И зачем тогда ты мне нужна? – его пыльцы вылезают из моих брюк, нашаривают мою ладонь и требовательно кладут её на свой вялый член. – Забыла договорённость?

Едва сдержав желание оторвать к чертям собачьим его сосиску, нелепо болтающуюся между ног, с досадой сбрасываю Акимова с себя.

– Как уж тут забудешь.

– Это ещё что?

– Я не хочу.

– А меня это должно волновать?

– Конечно, нет.

– Вот именно. Так что завязывай с выкрутасами, Вебер. И если велят сосать – соси.

Зря. Зря это он.

С каждым разом замашки Акимова всё сильнее скатываются в деспотичные наклонности. Если по первой он ещё хоть как-то умасливал всё липовой нежностью, то сейчас уже даже не пытается быть милым. И не устаёт напоминать, что я его личная собственность. А это, так-то, мало способствует возбуждению.

– Сам себе соси, – схватив сумку и вырвав из-под его пятой точки помятую блузку, оставляю брюзжащего вслед угрозы продюсера одного, со спущенными трусами.

Спускаюсь вниз, на ходу одеваясь, и выбегаю на улицу.

Слабый ветер так приятно холодит пылающее от стыда лицо, выбивая мерзкий чужеродный запах, что вместо того, чтобы идти к машине, перехожу дорогу вне зебры и, слившись с толпой, бесцельно бреду в потоке.

Стадный выпас сам выносит меня на шумный Невский проспект: пестрящий огнями и многочисленными вывесками бутиков, баров, кафе и ресторанов. Здесь автомобильный трафик уже более плотный, да и народу заметно больше.

Мимо проносится целая банда улюлюкающих пацанов на электросамокатах, и меня охватывает лёгкая зависть. Тоже хочу так: дурить и наслаждаться моментом. Чтоб только ветер в голове и никаких забот.

Торможу на Казанском мосту, и оперевшись копчиком об металлическое ограждение, несколько минут как заворожённая рассматриваю уходящие в стороны колонны одноимённого собора.

С канала Грибоедова тянет тиной, вызывая в воспоминаниях пруд из детства, где мы на спор ловили с братом уток; за спиной то и дело проплывают музыкальные теплоходы, а закат только занимается, от чего всё красиво подсвечивается оранжевым заревом.

Ладно. Может быть, я не настолько уж сильно и ненавижу этот город.

Куда больше саму себя.

Больше инициативы этому козлу, видите ли, подавай. Тьфу, блин. Да мне до рвотных позывов противно от самой мысли, что приходится его ублажать, какая уж там инициатива?

И ведь не сказать, что Павел Алексеевич урод. Обычный мужик, каких тысячи. С залысинами, волосатым небольшим пивным пузом, что в рабочее время храбро сдерживает дорогая рубашка, женатый и старше меня раза в два точно. Но даже не разница в возрасте вызывает отвращение, а…

Всё. Весь он.

Нелепые звуки, которые он издаёт во время секса. Вечно падающий член, которым он за столько лет почему-то так и не научился пользоваться. Слюнявые прелюдии. Полное неумение делать приятное партнёру. Колючая борода и ещё с десяток пунктов, вызывающих все существующие негативные эмоции, но никак не вожделение.

Одна радость – надолго Акимова не хватает. Максимум десять минут, и моя работа считается выполненной. Вот только эти минуты почему-то всегда тянутся невыносимо… просто нестерпимо долго.

Если что, мне не нужно понимание и сочувствие. В том, что я превратилась в подстилку, виновата только я одна. И да, я знала, на что подписываюсь, когда принимала условия этого "сотрудничества".

Павел Алексеевич давно славился своей "любвеобильностью" к молоденьким протеже. И когда нашёл меня, сразу озвучил главное правило: "насколько будешь усердна в постели, настолько активен будет и твой карьерный рост".

И я была усердна.

Переступив через гордость и самоуважение, по началу я старалась настолько рьяно, что всего за несколько недель моё забытое всеми имя взлетело на первые строчки хит-парадов.

Концерты, гастрольные туры, постоянные съёмки, радиоротации, интервью, подскочившие гонорары – за рекордно короткий срок моя персона не только вернула прежнюю популярность, но и удвоила её. Даже, наверное, утроила.

Но вот же ирония: деньги и слава появились, а вот вкус жизни куда-то исчез. Так что теперь приходится замещать его вкусом элитного пойла. А иногда и не очень элитного, уже не столь принципиально. Главное, что под градусом отвращение к самой себе хоть немного притупляется.

– Эва? – обзор на Питерские красоты закрывает стройная фигурка с ярко-красной шевелюрой и задорными косичками. – А ты отчаянная. Вот так запросто разгуливать без охраны.

О. Это ж эта… Как её там? Подружка Владика. Та самая, из-за которой младший Бессонов меня и бортанул, спихнув на старшего брата.

– К-конспирация, – тычу пальцем в капюшон.

– Владу она не особо помогает. Всё равно вокруг себя сумасшедший дом собирает.

– Ещё б не собирал. С такой-то слащавой мордашкой. А ты сама-то что здесь забыла?

– Ищу средство от скуки. С работой до сентября провисание, Владислав Владимирович часто занят, а одной торчать дома в такую погоду – это настоящее кощунство. Вот и блуждаю, изучаю Северную Столицу…

Ах, да. Точно. Мы же обе с ней "не местные". Это парни отсюда, а мы лишь послушные овцы. Куда скажут – туда и идём. Одна – по любви, другая – связанная обязательствами. Унылая бабская доля.

Вообще, я эту девчонку почти не знаю. Видела всего один раз и даже имени не запомнила, поэтому не могу сказать, что нам есть о чём поговорить. Однако встреча вроде как уже состоялась, а я никуда не тороплюсь. Можно и убить полчасика.

– Кофейку опрокинуть не хочешь?

***

– Ты вроде кофе предлагала, – замечает компаньонка, когда официант приносит горячий шоколад и блин с копчёной сёмгой ей, а мне сразу два бокала вина. Чтоб не бегал человек лишний раз.

– Я предлагала кофе тебе. Про себя я ничего не говорила, – резонно замечаю, сразу наполовину осушая первую порцию.

Ладно. Официанту всё же придётся побегать.

– Тоже верно.

И обоюдное молчание.

Душевно сидим, ничего не скажешь. Благо, что отвоевали место возле окна в кафе Зингер, так что можно переключиться на открывающуюся панораму проспекта. Что, собственно, и делаю пока красноволосая девчонка (господи, как её зовут-то?) манерно режет свой блин ножиком.

А я снова залипаю на Казанский собор.

Ещё десять минут и нарисую его по памяти, честное слово.

– Ты не очень общительная, да? – сидящая напротив соседка первой нарушает тишину.

– Не особо.

– Беда в том, что я тоже. Поэтому, если хочешь, мы просто доедим и мирно разойдёмся.

– Знаешь, а ты мне нравишься, – не могу не заметить. – Ты не из навязчивых. А ещё ты вроде фигуристка, да?

– Бывшая. Сейчас перехожу в тренерство.

– И как оно?

– Пока не знаю. Я начну вести занятия только со следующего месяца.

– А вообще? Как происходит акклиматизация на новом месте?

Собеседница задумывается.

– Сносно. Нет, правда. Лучше, чем я думала.

– Не страшно было бросить отчий дом и столицу, умотав в… ммм, другую столицу?

– Вот чего нет, того нет, – криво усмехается та в ответ. – Там меня уже ничего не держало.

– Счастливая. Мне переезд в Москву дался непросто в своё время. А теперь, вон, и сюда затащили.

– Жалеешь, что подвязалась на звёздный роман?

Теперь настаёт черёд задуматься мне.

– Да нет, наверное. Зато хоть какое-то разнообразие в этой унылой реальности.

– Унылой? Ты популярна, богата и востребована. Всем бы такую унылость.

– Это лишь картинка для отвода глаза. На деле всё куда прозаичнее.

– Ну… проблемы бывают у всех.

– Верно.

И снова молчание. А винишко, между тем, кончается…

– Слушай, – всё же не выдерживаю. – Я дико извиняюсь, но как тебя зовут?

– Ярослава.

– О, точно! Ещё один Ярик.

– А тебя? Вряд ли Эва – настоящее имя.

– Сокращение. Родители те ещё юмористы. Решили, что назвать дочь Эвелиной в месте, где так обычно кличат коров – гениальная затея.

– Так ты из деревни?

– Из дыры, где не светило перспектив.

– Ты молодец. Немногие могут похвастаться тем, что смогли покорить большой город.

– Хвастаться нечем. Большой город давно перемолол меня вместе с костями.

– Поэтому ты на полгода исчезла из поля зрения без объяснения причин?

– Не совсем.

– И всё же вернулась.

– Угу. Вернулась.

Яра смущённо опускает глаза, с утроенным рвением принявшись мешать ложечкой горячий шоколад.

– Влад рассказывал про слухи насчёт тебя и твоего продюсера…

Эгей, а волосатик-то трепло!

– Оставь дешёвую деликатность. И он, и ты прекрасно знаете, что это не слухи.

– А как на это смотрят твои поклонники? Странно крутить роман с одним и параллельно быть замешенной в интрижке с другим.

– Странно при условии, если бы они были в курсе. А так есть только слухи. И то, чисто внутри системы. Если бы грязное белье изнанки шоу-бизнеса действительно вытряхивалось на всеобщее обозрение, все давно бы уже захлебнулись.

– Всё настолько плохо?

– Даже не представляешь, насколько. Я хотя бы потаскуха по согласию, а вот многим другим юным пташкам, вздумавшим покорить сценический Олимп, везёт значительно меньше. Молодое мясо у нас любят, но изобилие давно всех пресытило.

– Звучит так, будто девушки – это товар.

– Мы и есть товар. И на каждую есть своя цена.

– Я с этим не согласна.

Сколько осуждения. Ещё год назад, наверное, мне было бы непременно обидно. А сейчас так плевать, что даже страшно.

– Твоё право. А то, если что, я готова дать своего продюсера в аренду. Будешь покладистой, и очень скоро на небосводе загорится очередная сверхновая.

– Ммм… Спасибо, но я, пожалуй, откажусь.

– Высокие моральные принципы?

– Другие приоритеты. Никогда не планировала связываться с медиасферой.

– Но встречаешься с тем, кто имеет к ней непосредственное отношение.

– Это вышло… случайно.

– Да. Так обычно и бывает, – согласно киваю, отвлекаясь на пришедшее сообщение от Акимова.

"Я ненадолго возвращаюсь в Москву. Вернусь, продолжим. И если подобный псих повторится, последствия будут не самые позитивные. Для тебя".

Очаровательно.

– Голубчик, – окликаю официанта, тряся опустевшим бокалом. – Повтори двойную, будь душкой.

– Всё нормально? – интересуется Яра, наблюдая за тем, как я растираю занывшую переносицу.

– Нихрена ничего не нормально.

– Может, помощь какая нужна?

– В подружки набиваешься? Не утруждайся, прибереги жалость для своей певички. Как натура тонкая и творческая, он же сто процентов в твою жилетку порой сморкается.

– Грубость как защитная реакция? Знакомо.

– Что знакомо?

– Не у одной тебя есть проблемы с доверием.

– У меня нет проблем с доверием.

– Оно и видно.

– Лучше не лезь в то, о чём понятия не имеешь.

Ярослава отставляет тарелку с недоеденным ужином, складывая руки на столе.

– Мать вышвырнула меня из дома, когда я перестала спонсировать её и её любовника, лучшая подруга изменила с моим бывшим парнем, а тренер саботировал мою карьеру из алчности.

Ух ты. Да она ещё более ущербная, чем я.

– Богатый послужной список.

– Я это к тому веду, что твоё стремление держать всех на дистанции мне хорошо понятно. Сама такая.

– Не в дистанции дело. Я просто… – не договариваю, понимая, что моя и без того хлипкая маскировка окончательно перестала работать ещё на моменте, когда пришлось снять капюшон.

– Извините, вы же Эва? – к столику прибиваются взявшиеся не пойми откуда робкие подружки-школьницы. – Эва Вебер? Можно с вами сфотографироваться? Я вас просто обожаю.

– И я! Можно автограф?

Мысленно заставляю себя дочитать до трёх и нацепляю на лицо стандартную дежурную улыбку. Поклонники ведь не виноваты, что зачастую появляются в не самый подходящий момент.

– Можно, конечно. Почему ж нельзя.

Как обычно бывает, любопытство запускает цепную реакцию, и вот уже от книжного зала магазина, который ничем не отделяется от зоны кафе, к нам непрекращающимся потоком стекается народ.

Половина вряд ли даже осознаёт, что конкретно происходит, однако по инерции привстаёт на цыпочки, щёлкая вспышкой вскинутого телефона, и вытягивает головы, пытаясь что-то разглядеть через спины других. Интересно же.

Смекнув, что приватность вернуть больше не получится, моя компаньонка, уже привыкшая к подобным представлениям благодаря популярному бойфренду, решает не тратить время.

– Я не набиваюсь в подруги и уж тем более не заставляю, но… – вернувшись от барной зоны с оплаченным чеком, Ярослава вежливо распихала всех локтями и быстро начеркала на задней стороне кассовой ленты свой номер телефона. – Если вдруг будет скучно или просто тоскливо, пиши. Чужаки в чужом месте должны держаться ближе, – бросает она мне напоследок и, изрядно помятая, выныривает из Зингера на улицу, быстро теряясь на оживлённом вечернем проспекте.

Глава шестая. Я знаю, чего ты хочешь…

POV ВЕБЕР

– В следующий раз когда полезешь целоваться, прежде хотя бы выплюнь жвачку, – ворчит Бессонов, делая это за меня.

Выплёвывает жвачку, в смысле.

– Никакой благодарности! А ведь делюсь самым сокровенным.

– Если у тебя это самое сокровенное, то у меня для тебя плохие новости.

– Это моё самое сокровенное для тебя. Потому что большего ты, увы, не достоин.

– Моему огорчению нет предела.

– Это хорошо. Подтяжки нужны?

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы ты на них повесился от горя.

– Да мне и твоих стринг вполне хватит. Там тоже сплошные завязочки.

– Это комплимент?

– Факт.

– И тебя это возбуждает?

– Хорош уже соревноваться в красноречии, ораторы,– с досадой отмахивается Влад, задолбавшийся всю дорогу нас слушать. – Где танцоры? У нас время поджимает.

– Разгружаются уже, – откликается старший брат. – Вместе с аппаратурой.

О, представляю эту толпу, что топчется у запасного выхода ТРК Галереи, в котором сейчас проходит масштабный опен-эйр. Он уже часа два на самом деле как начался, однако мы приехали только-только, ненадолго подзадержавшись и попозировав на фоне баннера. Пришлось, вон, даже мятную жвачку в качестве жертвоприношения богу фальши принести.

– Визажистку мою как увидите – гоните пинками ко мне, – напоминаю и иду за ассистенткой, отлично ориентирующейся в здешних катакомбах.

Очевидно, что развлекательный торговый комплекс на четыре этажа изначально не планировался для проведения концертов, поэтому на нормальные гримёрки можно не рассчитывать. Более-менее приведённая в благоприятный вид подсобка – уже хорошо.

– Если что-то нужно, я принесу.

– Пока не надо.

– Отлично. Ваш выход через четверть часа, – напоминает мне девчонка и, взмыленная, убегает обслуживать других звёзд, обосновавшихся по соседству. Слышу их распевку через тонкие стены.

Если честно, мне даже жаль обслуживающий персонал, что весь вечер носится как угорелый, угождая капризам непрерывного конвейера светил российской эстрады.

Одни приехали – выступили – уехали, другие прибыли и всё по кругу до поздней ночи. А многие ещё и корону ловят, требуя в свои "апартаменты" без окон фруктовую тарелку и ключевой воды прямиком из источников Мориса Тереза.

Обычно я тоже люблю повыпендриваться, но не в этот раз. Сегодня настрой какой-то совсем не скандальный. Больше депрессивно-апатичный.

Ещё и дура-визажистка словно в Неве утопилась. Ни на сообщения не отвечает, ни на звонки. Приходится переодеваться и самой по-быстрому шаманить с макияжем.

– Ты уволена, – констатирую факт, когда дамочка с чемоданом, наконец, соизволяет явиться.

– Пробки!

– Мне плевать. Ты уволена, – защёлкиваю колпачок карандаша для глаз и, поправив длинные жемчужные бусы на шее, выхожу снова искать ассистентку. А если не её, то хоть кого-то, способного подсказать дальнейший план действий.

Нахожу. Правда не совсем тех, кого надо.

– Я её чуть не придушил.

А вот и братишки. Нацепили свои кожаные браслеты, мрачные потёртые шмотки с принтами подстать названию группы и тоже уже готовы к выходу. Хотя сперва сольником на сцену выхожу именно я, и только потом уже наш дуэт.

– За что? За то, что она приехала? – хмыкает Владик, треская непонятно откуда взявшийся мармелад. – Она метит территорию.

– Я ей тысячу раз говорил, что наши отношения не выходят дальше её спальни, – утаскивая у того мармеладного червяка, отзывается Бессонов-старший.

А вот это уже интересненько.

– Полагаешь, её это устраивает? Она хочет больше, чем быть тайной любовницей. Смотри, как бы рот свой не открыла. Потом не оберёшься проблем.

– Не откроет, – надо же, в кой-то веки Ярослав злится, и не я этому причина! – А откроет, сказать ей всё равно нечего.

– Ты недооцениваешь девушек и их фантазию.

– Тут Владислав Владимирович прав, – не могу удержаться от того, чтобы не влезть. И в диалог, и в пакет с чужими сладостями. – Если у женщины есть цель, она способна пойти и по головам.

– Ну да. Тебе ли этого не знать, – Бессонов-старший скользит по мне оценивающим взглядом, скептически выгибая бровь. – С каждым разом одежды на тебе становится всё меньше. В какой момент ты выйдешь к зрителям с одними фиговыми листами на сосках?

Вместо ответа манерно прокручиваюсь вокруг своей оси, чтобы он смог рассмотреть всё получше. Потому что ему нравится, я же вижу. Черный боди и каблуки – это всегда беспроигрышный вариант. Мозги отключает мужикам на раз-два.

– Эва, вот вы где! – а вот и ассистентка-потеряшка с глазами по пять рублей. Бедная девочка сейчас инсульт схлопочет от перегруза свалившихся на неё обязанностей. – Ваш выход через четыре минуты.

– Да хоть через одну. Куда топать?

Туда. По выстроенному карману, прямиком к поставленной на первом этаже сцене. На которой как раз заканчивает выступление один из именитых сынулей, чем папаша был лет сорок назад мега популярным, и это…

Полное днище. Реально.

Самое страшное для артиста – выйти на сцену и получить мёртвую аудиторию. В прямом смысле мёртвую, когда в наличие имеются лишь жидкие аплодисменты из вежливости и отсутствует всякое взаимодействие.

Провожают восвояси оскорблённого пацана и вовсе гробовой тишиной. Ведущий как-то пытается скрасить ситуацию болтовнёй, однако это позор такого уровня, что стыдно становится даже мне. И стрёмно. Вдруг и меня так же холодно встретят.

Нет.

Утопая в присвистах и выкриках, выхожу под свет софитов, где танцевальная труппа уже заняла свои позиции. Основная импровизированная площадка между бутиками, четыре этажа с балконами, эскалаторы – с каждого угла, с каждой стороны чувствую на себе прожигающее до костей внимание.

Восхищенное, осуждающее, любопытное – неважно.

Важно, что оно есть.

Важно, что народ снимает меня, пишет рилсы и выкладывает посты. Сарафанное радио во все времена являлось лучшей рекламой. Именно ради него мы и выступаем на таких бюджетных мероприятиях. Чтоб лишний раз засветиться.

Если честно, порой я ощущаю себя энерговампиром. Потому что выхожу из анабиоза только в минуты пребывания на публике. Только когда играют первые аккорды, всё стороннее отходит на задний план. Все проблемы, все сомнения, сопровождающая меня последние дни слабость…

Ничего не остаётся, кроме окрыляющей свободы.

***

Плавные движения, максимум соблазнения, открытый флирт с невидимым собеседником и убийственная доза распыляющихся феромонов – моя задача не только петь, но и зачаровывать подобно гипнотической змее.

Я знаю, чего ты хочешь,

Когда приходишь ко мне под покровом ночи…

При виде меня парни должны забывать о существовании своих вторых половинках, а девушки сгорать дотла от зависти – за собственную неполноценность и неидеальность.

Мерзко? Аморально?

Да. Но не я это придумала.

Маркетинг никогда не был щадящим.

Когда я впервые пыталась пробиться на сцену, почти сразу стало понятно, что неизвестной певичке необходимо определённое амплуа. То, которое она наденет на себя как маску и будет носить второй кожей. Но какое?

Дерзкая девчонка-пацанка, клавшая на условности? Милая очаровашка в розовых бантиках, рассказывающая о первой любви? Минорная страдалица, что поёт про страдания и вечно разбитое сердечко?

О, нет.

Моя первая продюсерша сделала ставку на мою внешность. И не прогадала. Стерва, сука, скандалистка и секс-кукла для влажных фантазий – образ сложился сам после небольших косметических процедур, превративших меня из типичной провинциалки в эротическую фантазию мужчин.

В общем, роли быстро распределили, и всё, что мне оставалось – поддерживать репутацию. Что, надо заметить, далось без особого труда. Несложно играть сволочь, если характер сам по себе гнилой.

Конечно, моя семья была не в восторге. Ни от моего поведения на камеру, ни от сценических нарядов вроде сегодняшнего. А уж когда по небольшому городку, в котором я выросла, поползли сплетни одна краше другой…

Старший брат, с которым у нас давно уже испортились отношения, не забывает напоминать, что я продалась ради блестящих цацок. Правда при этом забывает, что и родители, и он все эти годы, по сути, живут на мои гонорары.

Полный ремонт дома, лекарства для матери, машина – будто Рома сам на всё это заработал. Ага, как же. Слесари же миллионы в глубинке зашибают.

Сказал ли кто-то хоть раз спасибо за это?

Да, отец.

Он тот единственный человек, что всегда поддерживал и защищал меня от моралистических нападок соседей. И поддерживает до сих пор. В дни, когда просыхает.

Смотреть, но не трогать,

Свобода как поле боя,

И мы с тобой так нескромно,

Смотрим друг на друга томно…

Подтанцовка на заднем плане выдаёт отрепетированный до мозолей на пятках синхрон, пока я отрабатываю заявленные два сольника. После чего, почти без перерыва, ко мне присоединяются братья Бессоновы.

Мда.

В такие моменты понимаешь, что не настолько уж ты и популярна. Потому что то, как разрывают высокие своды девчачьи вопли – это и рядом не стояло с шумом, которым встречали меня.

Дуэт "Two Demons" обожают и боготворят.

Что неудивительно. Их аудитория преимущественно юные девочки, а это во все времена было самой мощной фан-базой. Не говоря о том, что они парни.

Красивые, молодые, горячие.

А кто в шестнадцать лет не сох по секси-кумиру, завешивая постерами все стены в комнате? Даже меня не обошла эта участь. То, как я болела Imagine Dragons и Maroon 5, ууу…

Да я в музыку-то сунулась с единственной целью – стану звездой, свалю в Голливуд и затащу под венец Адама Левина! Он, конечно, потом женился, чем сильно расстроил малолетнюю соплячку, но зато я выучилась и сбежала из дыры, в которой гнила. И стою прямо сейчас между не менее симпатичными мужиками.

Нет, правда.

И Влад, и Ярослав чертовски хороши. Но если первый не совсем в моём вкусе (то ли из-за причёски, то ли потому что уже несвободен), то вот второй…

Ледяная любовь твоя необычна,

Даже если для нас она привычна.

Всё, что было, между нами, бесподобно,

Если даже для кого-то непригодно.

Ледяная любовь наша, словно песня.

И споём мы о любви этой вместе.

В нашем инеем покрытом особом месте,

Обжигая льдом тела.

Ещё два свежих трека в нашей коллаборации, и я ухожу, оставляя ребят с их собственным соло. От краткосрочной эйфории пребывания на сцене трясётся каждая поджилка и предательски подгибаются колени, заставляя заплетаться в каблуках, но это нормально. Это и есть эмоциональный приход.

Возвращаюсь в импровизированную гримёрку, переводя дух. Вроде и концерты уже давала, и на помпезных церемониях вручения премий выступала, а каждый раз всего равно словно первый. Каждый раз одинаково сильно боишься облажаться.

Сколько раз мне снилось, что я забываю слова, теряю голос или позорно падаю, после чего в меня унизительно тычут пальцем? Не сосчитать. И столько же раз просыпалась в липком поту. Потому что кому-то другому это простят. Мне – нет.

– Не подскажешь, что это за перфоманс такой? – голос Яра отрезвляет лучше любого холодного душа.

Нацепляю на лицо дежурную улыбку и встаю из-за туалетного столика, за которым просидела добрую четверть часа без движения. Даже не дыша толком. И тремор, кстати, нихрена не спал. Пальцы всё равно ходуном ходят.

Так, надо выпить. Срочно.

– Поддерживаю легенду, только и всего.

– Поддерживаешь легенду, залезая в мои штаны перед несколькими сотнями зрителей?

Несколькими? Больше. Он про прямой эфир забыл.

– Ой, да всего-то немножко похулиганила. Им понравилось, – чтобы не стоять без дела, переключаюсь на собственное отражение в зеркале, поправляя макияж.

Мда. Переливаюсь на свету я, конечно, хлеще новогодней ёлки. Конкретно так переборщила с жидкими блёстками.

– Зато мне не понравилось.

– Почему? Твоя девушка будет сердиться?

– У меня нет девушки.

– Ах, да. Точно, – театрально припоминаю, ухмыляясь. – Она лишь тайная любовница. Незавидная участь.

– Тебе виднее. Ты-то знаешь об этом не понаслышке, – ойкаю, оказываюсь вжатой в столешницу. Чтобы не согнуться раком, приходится выставить вперёд ладони. – Когда в следующий раз захочешь расстегнуть мне ширинку и томно дышать на ушко, – склонившись, Бессонов грубо обхватывает ладонью мою шею, вынуждая вскинуть голову и встретиться с взглядом его зеркального двойника. – Делай это наедине.

Не знаю, какого чёрта, но ещё не успокоившееся головокружение накрывает волнующий запах мужского одеколона с древесно-пряными нотками. От чего сознание дуреет окончательно.

Так уже было один раз. В моём номере. Когда я набросилась на него. Расшатанная нервная система, мимолётная слабость, алкоголь, он…

Я сама до сих пор не понимаю, что именно это было. Наверное, инстинкты. Сила воли в тот момент ослабила поводья, и вверх взяло обычное женское желание почувствовать кого-то рядом. Того, кто тебя по-настоящему привлекает и того, с кем возбуждение приходится не симулировать, а сдерживать.

И сейчас происходит тоже самое.

Все внутренности с предательским ухом перекручиваются, затягиваясь в тугой узел, а внизу живота растекается раззадоривающее тепло – последствия тесного контакта утыкающегося в мой зад стояка.

Яр меня хочет. Как и я его, но…

Почему он так не меня действует? Он же ничем не лучше эгоистичного Акимова, что ставит собственное удовольствие превыше остального и просто имеет меня.

Они оба не думают о том, что я тоже человек и хочу если не уважения по отношению к себе, то хотя бы немного нежности в процессе. Однако с Бессоновым нас, по крайней мере, объединяет кое-что важное – взаимная похоть.

– Прямо сейчас можно? – нашариваю губами его большой палец и с вызовом беру тот в рот, имитируя оральные ласки.

С моральным удовлетворением не только слышу, как Ярослав шумно выдыхает, уткнувшись носом мне в волосы, но и чувствую его ещё сильнее вжавшийся в меня каменный член.

Да, это игра. Игра, в которой я провоцирую, а он…

А он поддаётся.

Не выдержав, Яр рывком разворачивает меня к себе и, подхватив, усаживает на туалетный столик. Мои ноги требовательно раздвигаются, в губы впивается жадный поцелуй, а на пол с грохотом сыпятся баночки и тюбики неубранной косметики…

Глава седьмая. Привет из прошлого

POV БЕССОНОВ

Опасно. Слишком опасно. Она снова льёт бензин на и без того полыхающие поленья, вот только зачем? Ей это всё зачем? Настолько не хозяйка своей Матильде?

Вряд ли.

Эва, конечно, преподносит себя всем ветреной и легкодоступной, однако кроме её интрижки с продюсером за последние годы нет ни то, что ни одной фотки, где она была бы засветилась с другим мужчиной, даже сплетен о возможном романе с кем-то не ходило. До подписания нашего контракта она всегда и на любых мероприятиях появлялась исключительно одна.

Так и зачем тогда?

Я не знаю. Но подчиняюсь тому сумасшедшему сексуальному магнетизму, что исходит от этой женщины. И целую её в ответ с таким напором, словно другого шанса не представится. Будто мы живём последний день на этой земле.

Обхватив Вебер за затылок, пробиваюсь языком в горячий покорный рот, встречая нулевое сопротивление, и… Ох, дьявол! Это послушание заводит хлеще жалкого куска тряпки, что надето на ней.

Чёрт… а я ведь ни разу не видел Эву без одежды. Дозированная обнажёнка на фотографиях, конечно, даёт воображению разгуляться, однако воображение – это одно, а увидеть в живую…

Ирония в том, что в прошлый раз мне было совсем не до рассматриваний. Тогда вообще произошло всё слишком стремительно, без возможности мыслить адекватно. Сейчас же, пусть и с трудом, но удаётся держать ситуацию под контролем.

Отрываюсь от податливых губ, скользя пальцами по пульсирующей выемке на шее и медленно стягиваю с плеча лямку боди. Так низко, что поролоновая чашка сминается, открывая аристократично бледную грудь с ярко очерченным ореолом.

Красиво.

– У нас сиеста? – Вебер недовольна промедлением. Тянется ко мне за новым поцелуем, однако я жестом торможу её. Вызывая недовольство. – Это забастовка?

– Нам не стоит, – поправляю на ней бусы, задевая прохладным жемчугом маняще торчащий сосок. Чтоб тебя…

– Ты меня не хочешь?

– Хочу, – честно признаю. – Но нам не стоит.

– Поздновато строить из себя благородного рыцаря, тебе не кажется?

– Дело не в благородстве.

– А в чём тогда?

– Не знаю.

Правда не знаю. Что люто бесит.

– Вот когда узнаешь, тогда и поговорим, – в отличие от меня, Эва себя сомнениями не обременяет и требовательно тянется к ремню на моих джинсах. Приходится перехватить её кисти, гася прыть.

Кто бы только знал, насколько тяжело это даётся…

– Я сказал – нет.

– Второй раз предлагать не буду!

– Родная, – склонившись, беру её за подбородок, притягивая к себе. Так близко, что наши губы вновь оказываются в опасной близости. – Если мне что-то потребуется, я приду и сам возьму это.

– Попробуй. И твои бубенчики навсегда перестанут выполнять детородные функ… – Вебер не договаривает, прерываясь на вежливый стук в дверь.

– Прошу прощения. Меня просили уточнить, как долго вы пла… ой… – ассистентка просовывает нос в приоткрывшуюся щель и смущённо осекается, оценив обстановку. – Простите! Я не хотела помешать…

– Ближе к делу, чего надо? – огрызается Эва, равнодушно натягивая лямку обратно на плечо и прикрывая наготу.

– Хотела узнать, насколько вы… задержитесь.

– Уже выгоняете?

– Нет-нет. Но скоро подъедет следующий участник мероприятия, поэтому…

– Поэтому "кыш", я поняла. Через пять минут гримёрка будет свободна, – оттолкнув меня, Вебер спрыгивает с туалетного столика, начиная самые оперативные сборы, которые я когда-либо видел.

Прям поверх боди натягивает кожаное платье с мега-короткой юбкой, выпрыгивает в босоножки на высокой танкетке, убирает волосы в высокий хвост, один движением смахивает в большую сумку ту косметику, что не упала в порыве нашей краткосрочной страсти и молча выходит.

Ни разу не взглянув на меня.

К тому моменту девчонка-орг успевает оперативно слинять, поэтому остаюсь один. Слегка в ахере. Мыском кроссовка катаю оставшийся валяться на полу тюбик с блеском для губ, поднимаю его и тоже выхожу.

– Где застрял? – брат тоже времени не терял, уже успел переодеться и уложить в футляр гитару. В этом плане мы щепетильны, свои инструменты никому не доверяем.

– Да так… проблему решал.

– Вижу, – тот ехидно протягивает мне влажную салфетку, жестом указывая на лицо. – И как? Решилась проблемка? В чью пользу?

Бросаю быстрый взгляд на нашего гримёра, без труда понявшую намёк. Защёлкнув свой металлический кейс с орудиями пыток на все замки, та, попрощавшись, торопливо уходит, оставляя нас наедине.

И вот тогда не выдерживаю.

– Она обиделась на меня, прикинь? – вытирая блёстки и остатки помады с подбородка, охреневаю вслух. – Обиделась за то, что я её не трахнул.

Секундная заминка и… брат начинает ржать.

В голосину.

– Вы друг друга стоите, ребят. Женитесь.

– Ну уж нет. Кто угодно, только не она.

– Почему?

Почему?! ПОЧЕМУ?!

– Потому что она невыносимая. Не подчиняющая. Нестабильная и… И чрезмерно говорливая. Не замечал, что последнее слово всенепременно должно оставаться за ней?

– Так ты тоже не святоша. И ты не будешь отрицать, что она красива, держит тебя в тонусе и с ней тебе не скучно.

– Ага. Как и её продюсеру.

Братец подозрительно щурится.

– Я слышу… ревность?

– Башкой долбанулся? Или рыжая тебе весь мозг высосала через трубочку?

– Скажешь, тебя не огорчает мысль, что приходится с кем-то делиться?

– Мне плевать, с кем она спит. Пусть хоть полгорода её переимеют, это не моя забота.

– Тогда чего ж без конца подзуживаешь её? Буквально со дня знакомства.

– Ммм… Может, потому что она тоже не сильно фильтруется? Кто первый вылил тогда на меня кофе, а?

Типа случайно.

– А почему?

– Откуда я знаю, почему? Потому что она долбанутая.

– Или потому что ты с порога ткнул её носом в её.. хм… внерабочие увлечения?

– Не понял, ты её защищаешь?

– Пытаюсь быть беспристрастным, – Владик откапывает откуда-то недоеденную пачку мармелада. Фокусник, блин. – Знаешь, что думаю я?

– Удиви меня.

– Она тебе приглянулась. По-началу. А потом ты разочаровался. Правда нравиться она тебе при этом не перестала. Поэтому и подковыриваешь её. Как в младших классах, помнишь? В кого влюблён, того и дразнишь. За косичку дёргаешь там, подножку подставляешь. Любая дурость, лишь бы внимание привлечь.

– По части дурости одарённым был как раз-таки ты. Закомплексованным, жирным и ляпающим полную ахинею по делу и без.

– Зато не был рогатым подкаблучником, которого держали поближе как ручную зверюшку.

Вот она, привилегия кровных уз – откровенность и неумение обижаться на правду.

– По факту, – хмыкаю, отжимая у возмущённого брата кислых червяков и запихивая сразу горсть в рот.

– Смею предположить, что опыта тебе хватило выше крыши и теперь ты тупо боишься повторения.

– Трепещу от ужаса.

– Оно и видно.

Засыпаю остатки мармелада в рот, красноречиво давая понять, что не желаю продолжать тему. Тем более что в гримёрку заявляется Тори. Порой излишне бесцеремонная и игнорирующая правила приличия, но всё же профи в своём деле.

– Вебер не видели? – не переставая печатать что-то на электронной клавиатуре айфона, спрашивает она. – Менеджер её уже обыскался. А на телефон та не отвечает.

– Ставлю пятёрку на то, что она уже уехала, – откликаюсь, стряхивая солённую пудру с футболки. Всё, перекуса больше нет.

– В смысле, уехала? – пиарщица озадаченно вскидывает голову. – Машина с водителем стоит у заднего входа. Ждёт.

– Долго ждать будет. Дайте бедняге отбой, а то он от голода там так и подохнет.

***

Высокие потолки, тупейшая планировка, состоящая из сплошных проходных комнат с парадными дверями, лепнина, розетки на потолках и современная мебель со свежим косметическим ремонтом – типичная бывшая коммуналка в бывшем доходом доме Питера.

Не знаю, как именно эта квартира досталась моим деду с бабкой в своё время, однако с недавних пор живу тут только я. Влад взял ипотеку в новостройке, родителям с младшей сестрой я купил частный дом с участком (в качестве обмена), а сам остался здесь.

Причина проста. Вернее, их две. Предки всегда мечтали о маленьком огороде, а мне нравится географическое положение: так-то центр города. Вечером реально круто курить у окна и наблюдать за царящей снаружи движухой.

Однако есть и минус – я так долго жил здесь шумной толпой, что сейчас квартира кажется мёртвой. В пустых коридорах стоит звон тишины вместо привычной суеты, а единственными живыми душами на метры вокруг стали соседи за тонкими стенами. Привыкнуть к этому оказалось непросто.

Вот и сейчас только что не подскакиваю, когда без предупреждения раздаётся призывная дверная трель, бензопилой разрезающая сонливое пространство. Настолько сонливое, что даже мухи с комарами свалили туда, где явно интереснее.

Кого ещё принесло на ночь глядя?

Только бы не фанатский выводок, который еле отвадила наша старшая по дому. Дама она с крутым нравом, так что действовала кардинально, когда юные поклонницы месяцами гнездовались на лестничной клетке подобно воробьям.

Без конца щебетали, исписывали стены любовными признаниями, свинячили там же, где сидели, и не давали покоя всем жильцам, несмотря н многочисленные просьбы быть потише – само собой в какой-то момент проблема достигла критической точки. Пришлось её решать.

Но это было ещё в самом начале, на заре нашей карьеры. После аншлаг, к счастью, поутих. Особенно когда у нас появилась консьержка, так что теперь на почётные караулы можно было наткнуться только на улице.

Топаю смотреть в глазок и озадаченно проворачиваю ключ в замке.

– Как насчёт суши? – одарив меня очаровательной улыбкой, Полякова выразительно шуршит бумажным пакетом из ближайшего суши-бара, из которого торчит ещё и горлышко бутылки вина. – Гуляла неподалёку с подружкой, вспомнила о тебе. Дай, думаю, зайду.

Угу, гуляла она. Светка ж каждый день гуляет по городу в чулках и с боевым раскрасом.

***

– Я, кажется, просил не приходить без приглашения, – с подозрением кошусь на соседскую дверь и затаскиваю Свету в квартиру. – Никто не должен видеть тебя.

– Помню-помню, – сбрасывая босоножки со стразами, снисходительно морщится та. – Но неужели из-за того, что ты с кем-то встречаешься, к тебе не могут приходить друзья?

– Друзья – могут. Ты – нет.

– Потому что я особенная?

– Потому что если журналисты начнут под тебя копать, накопают кучу того, чего не следует. А у меня нет желания ворошить прошлое, – разочаровываю её. Чтоб не набивала себе цену.

– Прошлое пусть остаётся в прошлом. Лучше давай смотреть в будущее, – поправив короткую юбку красного платья, Полякова проходит в гостиную, деловито осматриваясь. Точно хозяйка, нежданно-негаданно наведавшаяся в давно заброшенные владения. – Сделал ремонт? Миленько.

Иронично. Пока она чувствует себя как дома, нисколько не смущаясь, я ловлю мощнейшие флэшбеки. Страшно подумать, сколько раз я притаскивал её сюда, когда выдавалась возможность. Сколько раз диван моей тогдашней комнаты скрипел, сгорая от стыда за мою неопытность…

Вроде и ничего особенного, в конце концов, все с чего начинали, однако как вспомню каким зелёным идиотом я был рядом с ней – сквозь землю провалиться охота.

И вот она снова здесь.

Нелепей только сам факт того, что встретив Свету случайно в Москве несколько месяцев назад, я не только не прошёл мимо, но и вновь завязал то, что завязывать не стоило. Как она верно заметила: прошлому место в прошлом, но…

Стою на пороге, облокотившись о массивную створку с матовыми вставками, наблюдаю за тем, как гостья преспокойно раскладывает на кофейном столике контейнеры с суши, и не могу отделаться от мысли, что всё это мне ещё аукнется. И далеко не в плане вновь вспыхнувших чувств. Их как раз-таки давно не осталось.

– Где штопор? – спрашивает Света, кокетливо слизывая икру с пальца и призывно виляя бедрами под несуществующую музыку.

– Так, где ему положено быть. На кухне.

– Принесёшь? И стаканы, – тяжко вздыхаю, но выполняю просьбу. Правда почти сразу получаю новую. – Откроешь вино?

Открою, чего уж.

– Когда ты уезжаешь? – с легким чпоком выкручивая пробку, протягиваю Поляковой бутылку.

– А что, уже надоела?

– Это не ответ.

– Я не знаю. У меня отпуск две недели, – отзывается та меланхолично, протягивая мне полную кружку. Мы не настолько богемные как Вебер, так что обходимся без бокалов. – Да и Рита никуда не гонит. Ты же помнишь Риту?

– Твою стрёмную подружку? Конечно.

– Почему сразу стрёмную? Нормальная она.

– Ну да-ну да. Ты в школе её рядом с собой держала чисто, чтобы на её фоне выигрывать. Это знали все. И сама Ритка. От того и удивительно, что ваша дружба ещё сохранилась.

– Ты удивишься, но женская дружба и не на такое способна.

– Женская дружба способна подстраиваться под обстоятельства. Она удачно выскочила замуж, похимичила над своим лошадиным фейсом и благодаря мужу теперь заведует сетью маникюр-салонов. А ты? Была отчислена из универа, уехала после выпуска в Подольск, переехав в квартиру почившей тётки, и работаешь… где, прошу прощения?

– В финансовом отделе.

– Бухгалтершей на местном заводе. С государственной зарплатой, – расшифровываю её красивую формулировку. – Так что же это выходит, страшная подружка теперь ты?

Света оскорбляется.

– Разве я похожа на страшную?

Внешне? Внешне нет. Внешне Полякова всё такая же кукла с приятным личиком и третьим размером. Что-что, а женскими прелестями природа наградила её щедро. Жаль, мозгами обделила.

– Ты похожа на ту, что просрала все перспективы и теперь пытается запрыгнуть в последний вагон. Но я тебя огорчу: ты зря притащилась в Питер.

– Напоминаю: у меня отпуск. Это лишь случайность.

– Не чеши, Светик. Ты приехала ко мне. Потому что знаешь, что я к тебе сам приеду уже нескоро. Или же не приеду вовсе.

Молчание подзатягивается. Переваривает?

– Правда больше бы не приехал?

– Есть такая вероятность.

– Неужели ты совсем по мне не скучал?

– Веришь? Вообще нет.

– Не верю, – Светик решает не сдаваться и флиртует прямо-таки на пропалую. Даже вино своё попивает с эротическим подтекстом. – Я слишком хорошо знаю тебя. Знаю, что под маской циника скрывается романтик. Нежный, ласковый и верный. А ещё знаю… – приблизившись, она кокетливо закидывает руки мне на плечи. – Что первая любовь не забывается.

Воу-воу-воу, полегче! Вы слишком прозрачны, мадемуазель. Как и ваши намерения.

– Ты для этого пришла? Чтобы пощупать почву? Понять, что тебе светит? Ответ: ничего.

– Точно?

Полякова не отступает. Продолжает работать в фазе активного соблазнения. И так коснется меня, и этак. Щедро осыпает подбородок заигрывающими поцелуями, пальчиками блуждает по плечам…

– Никогда ещё я не был в чём-то так уверен.

– И какая причина?

– Я, типа, в отношениях теперь, забыла?

Они пусть и фиктивные, но Света-то об этом не знает. В конце концов, политику конфиденциальности никто не отменял. Если каждому встречному рассказывать подробности, любая тайна очень скоро станет общим достоянием.

По той же причине пришлось и временно прикрыть лавочку одноразовых перепихов. Девчонки – создания болтливые, а мне лишние сплетни совершенно ни к чему.

– Всего-то?

Ля, другого я от неё и не ожидал.

– Ну, для тебя это мелочи, согласен. Напомни-ка, сколько у тебя было парней помимо меня? Ещё на момент когда мы встречались.

Чувство вины? Ха, и в помине нет.

– Мы были юные и глупые, – лишь легкомысленно закатываются псевдоневинные глазки. – Все в этом возрасте совершают ошибки.

– Согласен. И моей главной ошибкой была ты. Но я не совершу её снова.

– Уже совершаешь.

Да, девочка. Ты не растеряла ни грамма своего самомнения.

– Ошибаешься, – равнодушно стряхиваю Полякову с себя. – Повторно идти у тебя на поводу и разок-другой трахнуть по старой памяти – разные вещи. Это тебе так, для справки.

– Ты стал таким грубым, – обиженно дует губы Светик. – Не зря говорят, что популярность и деньги портят людей.

Меня аж выносит на хохот.

– Правда веришь, что причина в этом? Тогда ты ещё тупее, чем я полагал.

– Давай только без оскорблений. Я приехала не для этого.

– Ты права. Не стоит терять время, пошли, – вежливо забираю её кружку, отставляю и жестом велю ей следовать за мной.

Судя по всему, гостья рассчитывала на продолжение беседы где-нибудь в спальне, однако очень сильно удивляется, когда я забираю с коридора её обувку с сумочкой и иду к невзрачной двери, за которой притаился межквартирный предбанник с винтовой лестницей, ведущей к запасному выходу.

Здесь всегда мрачно из-за давно немытого окна, тесно из-за выставленного соседями ненужного барахла вроде досок с лыжами и воняет скисшими окурками, но в детстве мы с братом обожали это место и зависали тут часами.

Теперь странная блажь проектировщиков стала идеальной возможностью, чтобы незаметно улизнуть от поклонников, которые любят топтаться возле парадной. Или же сбагрить кого-нибудь так, чтобы не привлекать внимание.