Искупление страстью бесплатное чтение

Глава 1

Бр-р… Холоднее, наверное, только на Аляске, мать ее. И уж точно холоднее, чем в городе, из которого я приехала. Меньше двух часов на автобусе, а температура опустилась градусов на десять. Университет Берроуз – заколдованное место. Надеюсь, я попаду в Гриффиндор[1]. Но сначала нужно понять, в какую сторону идти… и не умереть от обморожения!

Я стиснула чемодан, а вторую ладонь поднесла ко рту, пытаясь согреть пальцы горячим дыханием. Потертая джинсовка и тонкие гетры не спасали от ветра. Сарафан с этикеткой «шерсть» также вызвал сомнения: впредь я не доверяю секонд-хендам. Ступни и вовсе заледенели, я постучала по асфальту носами потертых кроссовок.

Но самое ужасное – запотели очки. Сквозь туман я пыталась разглядеть кампус университета, и задача казалась невыполнимой. Кого я обманываю? Будь у меня отличное зрение, я бы все равно потерялась: все новое и… столько пространства. В какую сторону идти?

Я бросила чемодан на тротуар, протерла очки рукавом и вернула их на место, а прислонив ладони к щекам, выдохнула облако пара.

– Спокойно, – прошептала. – Спокойно! Соберись!

Это моя единственная возможность получить образование. Нельзя упустить шанс из-за топографического кретинизма.

– Лабиринт… Не кампус, а проклятый лабиринт!

Автобус уехал двадцать минут назад, а я так и стояла на аллее.

Я мечтала поступить в университет, радовалась стипендии, выбрала предметы для первого – общего гуманитарного – семестра, распечатала карту… Но все здания казались одинаковыми, словно я в мире «Симс»[2], а у игрока отсутствует фантазия. Если верить информации с сайта, на территории кампуса учебные корпуса, несколько коттеджей-общежитий, стадион и кофейня. Университетский городок для меня словно другая планета, которую предстоит изучить. Не то что Луксон. Я знаю его как свои пять пальцев. Да, там есть школа, церковь, библиотека и полицейский участок, но Луксон все равно трудно найти на карте, он слишком мал по меркам штата Миннесота. Пригород пригорода. Забытое богом место.

Я помотала головой, отгоняя воспоминания. «Ты туда не вернешься, Астрид», – напомнила я себе и воодушевилась. Только вперед, как говорится. Обещаю, что привыкну к холоду, большой территории и учебной нагрузке даже ценой павших в бою нервных клеток. Главное, в воздухе не пахнет жженными покрышками, а на лавочках не спят пьяницы.

Университет Берроуз – это небольшой старинный вуз на Среднем Западе США, в штате Миннесота. Славится свободными взглядами и уважением к личному пространству студентов. Но сейчас мне хотелось встретить стереотипную активистку, которая с энтузиазмом рассказала бы мне, как здесь все устроено. А главное, проводила бы до комнаты.

– Пойти в ту сторону? – Я посмотрела на одноэтажную кофейню. – Или в ту? – Там виднелась крыша одного из учебных корпусов. – Нет, сюда. – На центральной площади шумел фонтан. – Черт. Черт. Черт.

Мое бормотание прервал мужской голос:

– Помочь?

«Активистка» оказалась парнем с приятным тембром.

– Только приехала? – вновь окликнул меня спаситель.

В ответ я закивала, и очки чудом не свалились с носа. Одной рукой я убрала от лица светло-каштановые волосы, а другой подняла и сжала ручку чемодана. Вскинув голову, я посмотрела на широкоплечего блондина. Его спортивный бомбер, футболка-поло и модные джинсы явно кричали: «Жизнь любит этого парня!»

По мне же было видно, что я приехала за лучшей долей: красно-черный сарафан я носила последние два года, кроссовки и того дольше, а джинсовку мне подарила подруга. Оставалось радоваться, что одежда выглядела опрятно, иначе бы я провалилась сквозь землю. Радовалась я и тому, что перестала расти: была худой и чуть ниже среднего роста.

Блондин с сочувствием улыбнулся. Нет, жалеть себя не позволю.

– Мне нужно в общежитие. Я первокурсница, недавно приехала, – объяснила, словно он не понял это по чемодану и растерянному виду.

– Как тебя зовут? Я Лиам и год назад был таким же.

– Звучит будто мы на встрече анонимных алкоголиков. Я Астрид.

– Скорее анонимных потеряшек. – Он пожал мою ладонь.

Так мы и познакомились. Девушка из провинции и парень из богатой семьи. Я получила стипендию, ему учебу оплатили родители. Нам по девятнадцать лет, ведь он, в отличие от меня, не пропустил год. Я и Лиам стали бы хорошей парой. Он красивый и воспитанный, как принц из сказки, а я миленькая и неординарно выгляжу, как куколка из коллекции «Братц», только голова у меня поменьше. Вот бы я влюбилась в Лиама, выучилась манерам и проводила уикенды в его загородном доме…

– Библиотека, – показал Лиам. Мы закинули вещи в холл коттеджа (оказывается, идти было минут десять) и прогуливались по кампусу. – Бываю среди книг редко, мне ближе спортзал и стадион. А тебе понравится.

Я заглянула в просторное помещение. Женщина в белой кофточке стрельнула взглядом в нашу сторону и вернулась к заполнению документов. Пахло книгами и пылью. Вглубь уходили длинные ряды стеллажей, а на столах из темного дерева стояли компьютеры и лампы в зеленых абажурах – ничего общего с ветхой библиотекой из трех книжных полок в Луксоне.

– Мне понравится библиотека, потому что я ношу очки?

Люблю книги. Не люблю, когда мыслят стереотипами.

– Потому что у тебя умный вид! – Лиам засмеялся. – Какую специальность будешь изучать?

В библиотеке мы не задержались, отправились исследовать один из учебных корпусов. В здании было пусто и тихо: студентам не подобает разгуливать по коридорам вне учебного времени. Я шла впереди, трогая пальцами стену – новенькая, гладкая краска. В школе стены были облупленные, шершавые. Я мотнула головой. Хватит проводить параллели, хватит вспоминать прошлое.

Я повернулась к Лиаму и ответила на его вопрос:

– Буду изучать журналистику и психологию, чтобы вести интересные расследования и узнать все твои секреты.

Ого! Он испугался, побледнел. На секунду я ощутила гордость: умение убедить – хорошее качество для журналиста. Но когда проследила за взглядом Лиама, то поняла, что дело вовсе не во мне.

Из кабинета к нам навстречу вышел мужчина. Его черные волосы лежали на левую сторону, а глаза напоминали о льдах где-то в Арктике: такие же холодные, но серого оттенка.

– Профессор Ричардсон? – удивился Лиам.

– Что вы здесь делаете, Джонсон?

Профессора в университете всегда ассоциировались у меня с брюзжащими стариками, но Ричардсону едва больше тридцати. У него высокие скулы, тонкая полоска-шрам на нижней губе и хороший вкус в одежде: он был одет в белую рубашку и черные брюки, его ботинки идеально начищены, а шею обхватил бордовый галстук. Ричардсон выше и стройнее Лиама. Прямая осанка, жилистые руки. Я бы приняла профессора за аспиранта, проходившего в Берроузе практику, но Лиам вряд ли перепутал звание и, видно, побаивался Ричардсона.

– Разве занятия начались, Джонсон?

– Нет, – Лиам растерянно помотал головой, – показываю университет первокурснице. Астрид.

Я вздрогнула, когда Лиам назвал мое имя.

Или потому, что профессор перевел взгляд на меня? Смотрел снисходительно, как старшие по званию смотрят на младших. Но страха я не испытывала. Только жар на щеках и волнение… оно усиливалось. Что со мной? Что со мной?! Ощущения новые. Неизведанные.

Я попыталась улыбнуться, но губы не слушались.

– Первый день в Берроузе и уже столкнулись со мной? Вот так неудача, Астрид. – Наверное, он шутил, но его слова звучали угрожающе, лицо же было непроницаемо, а в глазах скука.

Ричардсон пошел прочь вдоль коридора, оставив после себя шлейф: ваниль и древесные ноты. Сладость и терпкость. Словно кто-то ест лакомство в лесу после проливного дождя. Мне бы хотелось вдохнуть этот головокружительный аромат снова.

Я подошла к закрытой двери и прочитала табличку: «Дерек Ричардсон. Профессор зарубежной литературы». Его предмет есть в моем списке для первого учебного семестра, а мое состояние в присутствии профессора уже далеко от нормы. Отличное начало, Астрид.

Встреча с Дереком Ричардсоном изменила атмосферу маленькой экскурсии, и, не сговариваясь, я и Лиам свернули к выходу из корпуса. До дверей мы брели в тишине. Лиам тоже чувствовал смущение, будто мы делали что-то противозаконное? Профессор умеет испортить веселье.

– Местный Северус Снейп? – спросила я, когда мы вышли на улицу.

Прохладный ветерок остудил щеки, и я снова могла говорить без кома в горле. Лиам тоже оживился. Он дернул широкими плечами и ответил:

– Строгий, дотошный. Всего третий год преподает, а ведет себя… Да, ты права. Он местный Северус Снейп. Но пусть у тебя умный вид, как у Гермионы Грейнджер, о фанфиках забудь.

Я вспыхнула. Моя симпатия так очевидна?

– Значит, у него доброе сердце! – Я попыталась разрядить обстановку, но по унылому виду Лиама поняла – вышло не очень.

Мы сели на край каменного фонтана, и под журчание прозрачной воды я поинтересовалась:

– Девушкам он тоже грубит? Или студентки без ума от профессора Ричардсона? Он молод… – Я чуть не добавила «и красив», но вовремя поняла, как бестактно прозвучит оценка внешности в разговоре с парнем.

Лиам скрестил руки на мускулистой груди: футболка угрожающе натянулась. Он сощурился от лучей дневного солнца и наконец произнес:

– Конечно. Но студенткам нравятся футболисты, с ними проще, а этот… – Лиама все равно задел мой интерес. Вдруг он повеселел: – Одна девчонка пыталась закадрить Дерека Ричардсона: заваливала предмет, задавала глупые вопросы. Все, чтобы услышать фразу, – он изобразил нью-йоркский акцент: – «Останьтесь после занятий».

Лиам замолчал, а я заерзала на бортике – интересно!

Мы сидели в тишине, разглядывая монетки на дне фонтана: кто-то кинул один цент, кто-то пять. Наконец я не выдержала:

– Расскажи, что было дальше!

– Ничего. Ходила счастливая, а потом… Никто ее больше не видел.

Я напряглась.

– Ну и лицо, Астрид! – Лиам засмеялся. – Она ушла из университета. Думаю, ничего не вышло и ей стало стыдно ходить к Ричардсону на лекции. Разные слухи были… Знаешь, девчачьи сплетни.

Меня ошпарила мысль, что я хотела бы оказаться на месте студентки, которой Дерек Ричардсон оказывал знаки внимания. Впервые в жизни я почувствовала что-то серьезнее мимолетной симпатии. Не влюбленность, нет. Влечение. Брюнет в элегантной одежде, рассуждающий о Шекспире и Бальзаке, слишком идеален для реального мира, поэтому мечтать о нем можно без последствий, как о кинозвезде. И мне вновь захотелось испытать то приятное чувство: пылающие щеки, сбитое дыхание.

В подростковом возрасте мне никто не нравился: ни знаменитые актеры, ни соседские мальчишки. Да, с некоторыми ребятами было весело, но я не испытывала тех эмоций, о которых пишут книги. Может, потому что в моем городе не было привлекательного профессора зарубежной литературы.

После долгой поездки хотелось спать, но я планировала разложить вещи и структурировать план на завтрашний – первый учебный! – день. Поэтому направилась на поиски кофе. Без кофеина я не могла нормально функционировать – это все влияние Пат и ее воспоминания о «Старбаксе». Нам в Луксоне оставалось довольствоваться самодельным капучино.

На карте была отмечена единственная кофейня в кампусе. Указатели помогли найти одноэтажное здание из темного кирпича рядом с дальним учебным корпусом. Аромат кофейных зерен и выпечки убедил: я иду в верном направлении. Когда я подошла, то разглядела на окне чашку и надпись «У Кацика». Звучит… странно. И не особо аппетитно.

Внутри кофейня напоминала уютную гостиную: панорамные окна, лампы на подоконниках, ковры на полу, диваны и кресла по углам. Атмосферу дополнял приглушенный джаз из колонок. Я представила, что буду приходить сюда, готовиться к лекциям, делать домашнюю работу – хорошая альтернатива библиотеке.

К напитку бариста дала мне печенье.

– Что за интересное название? – не смогла я сдержать любопытства.

– Ты хотела сказать чудно́е? – Блондинка за прилавком хихикнула. – Генри Кацик, словацкий бизнесмен. Открыл кофейню в родном городе Зволене и постепенно расширил сеть. Но успеха, как видишь, не сыскал. – Бариста беззлобно усмехнулась. – Я уже привыкла пояснять всем название.

– Кофейня в университетском городке – весьма успешно, – заметила я и откусила печенье – м-м-м, миндальное. – Он молодец. У нас в Луксоне тоже есть несколько амбициозных владельцев общепита.

– Где-где? – Бариста прищурилась, и на ее круглом лице сверкнул румянец. – Это где-то… в Миннесоте?

Я была готова, что о моей дыре никто не знает, поэтому махнула рукой:

– Ага! Не буду отвлекать, увидимся.

– До встречи! – Она занялась следующим заказом.

Я отошла на пару шагов от прилавка, сделала глоток. Второй, третий, и даже запотевшие стекла очков не испортили удовольствия от долгожданного напитка. Ароматный капучино с ореховым сиропом постепенно вернул меня к жизни. Впервые за день я расслабилась…

Вдруг кто-то толкнул меня, направляясь к кассе, и стакан чудом не выскользнул из рук, но капли кофе украсили рукав джинсовки. Вот дерьмо! Прежде чем подумать о студентах, спешащих по своим делам в последний свободный день, я крикнула:

– Смотри, куда прешь, мать твою! Разуй глаза! – Грубить и защищаться. Нападать первой. Только так можно было выжить в Луксоне.

Парень проигнорировал. Он позвал бариста и что-то показал ей на экране телефона. Урод! Я отряхнула рукав и собралась пойти в общежитие, но взгляд стальных глаз словно прибил мои ноги к полу.

Дерек Ричардсон сидел на табурете у окна: помешивал ложкой кофе, держал в руках газету и… смотрел в мою сторону.

– Профессор?

Все, что удалось сказать.

Обычно я контролировала речь, но в моменты опасности или злости что-то ломалось. Едва ли Ричардсон удивился грубым словам: мы же в студенческом городке, и ему явно не привыкать, что милые первокурсницы показывают зубы. Но я стушевалась, крепко стиснув стакан. Горячий напиток покалывал подушечки пальцев. Температура кофе мало меня беспокоила, а пожар, опаливший щеки, – да, нервировал. Как и ситуация. Почему-то не хотелось выглядеть в глазах профессора деревенской невежей.

Он первый образованный мужчина на моей памяти – героев фильмов или книг не беру в расчет. И лучше бы меня толкнул он! Я вспомнила романтичные истории, возглавлявшие рейтинги сентиментальной прозы: мистер Ричардсон извинился бы за неловкость, предложил бы купить новый кофе, проводил бы до общежития…

Вместо этого профессор чуть склонил голову.

– Удача не на вашей стороне. – Он указал на мой рукав, испачканный кофе, следом взял салфетку и положил на стол.

А… романтичный жест? Спасти даму в беде? Хотя бы взгляд глаза в глаза, и мои пальцы касаются его пальцев? Нет. Ничего подобного. Ричардсон вернулся к чтению газеты и забыл о моем существовании.

М-да. Оставь такие сюжеты на своих полках, Астрид.

Я взяла салфетку и промокнула пятно. Но прежде чем уйти, отметила, что уголки губ Дерека Ричардсона едва заметно дернулись. Оказывается, местный Северус Снейп умеет улыбаться. Да улыбаться так, что у меня задрожали колени.

Я вспомнила, что читала о женском общежитии на сайте университета: «Двухэтажные постройки: в каждой пять одноместных спален с отдельными ванными комнатами, гостиная и кухня. Продукты привозят каждую субботу, но вы можете хранить в холодильнике свою еду. Просим соблюдать порядок и не нарушать комендантский час».

Взобравшись по ступенькам, я оказалась в доме. Чемодан стоял там, где я и Лиам его оставили, – у дивана в гостиной. Перед приездом в Берроуз я насмотрелась молодежных комедий про студенческие коммуны, где новичков часто подвергали унизительным испытаниям, поэтому с опаской огляделась по сторонам. Никто не выпрыгнул из-за угла с мертвой курицей и не вылил мне на голову липкий сироп. Успех!

На втором этаже я дошла до комнаты в конце коридора и прочитала на приклеенном к двери листе: «Астрид Дэвис». Моя комната на ближайшие четыре года. Я толкнула дверь, поставила чемодан и осмотрелась. Из мебели двуспальная кровать с пологом, тумбочка, комод, письменный стол, шкаф. Беспорядка бывшая хозяйка не оставила.

Я развесила одежду на вешалки и убрала в ящики нижнее белье. Пока руки были заняты делом, голову одолевали типичные для первокурсницы вопросы: смогу ли я вписаться в коллектив? вытяну ли программу? подружусь ли с кем-нибудь? как часто буду видеть профессора Ричардсона? Стоп. Последний вопрос явно не из категории «типичные».

Мне вспомнилась история, рассказанная Лиамом: о пропавшей студентке. Было ли что-то между ней и профессором? Если было, то почему Ричардсона не отстранили? А девушка, в порядке ли она?

Я села на пружинистую кровать и взглянула в зеркало на стене. Перепуганная новой жизнью девчонка с веснушками и карими глазами. Я сняла очки и протерла их подолом сарафана. Думай об учебе, Астрид, не о парнях. Университет – твой шанс.

Снизу послышались крики: соседки громко здоровались. Интересно, а еще новенькие в доме есть? По ступенькам зацокали каблуки, я успела лишь перестать смотреть на свое перепуганное отражение, как в комнату влетела одна из девушек – загорелая блондинка. Типичная «соседская девчонка» в узких джинсах и в облегающей грудь футболке.

– Привет, соседка! Меня зовут Тейлор, я тоже первокурсница. Обустроилась? – Она посмотрела на стол: ну и бардак я устроила, вывалив из сумки косметику, тетради, разноцветные ручки и книги.

Тейлор потрогала высокий хвост и взяла лист с моего стола.

– Список предметов на семестр? – В ее руках оказался листок в крупную клетку. Внутри все сжалось от смущения.

Вскочив, я попыталась вырвать бумагу.

– Да, я составила список летом. – На самом деле весной, когда меня зачислили в Берроуз. Заявку приняли в марте, и не прошло ни дня, чтобы я не думала о том, как изменится моя жизнь.

– Круто! – Тейлор, кажется, не заметила заминку. Во рту соседка перекатывала жевательную резинку, явно не разделяя мой энтузиазм от учебы. – А я набросала что-то… куда буду ходить на первой неделе… какие-то лекции… там посмотрим.

– Хорошая идея. Ты разобрала вещи?

Перевести тему, улыбнуться. Не хотелось выглядеть сумасшедшей в глазах однокурсницы, а так и будет, если признаюсь, что вся моя жизнь – это списки и правила. Без них я не чувствую себя собой. Расписание, дисциплина, ответственность. Контроль.

– Нет, не разобрала, – ответила Тейлор. Ее пальцы с аккуратным розовым маникюром скользнули по моим тетрадям. Когда взгляд голубых глаз остановился на стопке стикеров, возникло желание провалиться сквозь землю. Тейлор взяла стикеры и сказала: – Прости, если лезу не в свое дело…

Верно. Не в свое.

– …что это? «Убрать вещи, почистить зубы». У тебя Альцгеймер?

Стоило разозлиться, но я рассмеялась. Нужно завести очередной список. Назову его «Кем меня считают другие студенты, узнав о моих странностях». Покачав головой, я забрала стикеры и спрятала их под тетрадь.

– Мне легче сосредоточиться, когда я знаю, что буду делать. Весной я посетила семинар по психологии, и там посоветовали этот метод. Кажется, он называется «Магический порядок». Попробуй.

– Ага. – Тейлор вроде не смотрела на меня как на психопатку. Выдуманная история показалась ей вполне разумной. – Пойду разбирать вещи. Я познакомилась с другими девушками. Позову их, ты не против?

Голова кружилась от ее болтовни, но я кивнула, надеясь, что другие соседки будут тише. Трудна судьба интроверта.

– Хорошего дня, Тейлор.

– И тебе, э… – Она выскочила за дверь, глянула на табличку и добавила: – Астрид! Могу я звать тебя Асти?

Я кивнула. «Асти». Так меня называет лучшая подруга Патриция. Как же я соскучилась! Надо ей позвонить.

– Эй, девчонки! – крикнула в коридор Тейлор, словно обращалась к старым друзьям. Вот бы и мне чувствовать себя комфортно в любой компании. – Здесь новенькая! Астрид! – Тейлор вновь обратилась ко мне: – Сейчас придут. Ну, я убежала. Пока, Асти!

Стоило каблукам Тейлор стихнуть, в комнату вошла другая блондинка. Ее светлые волосы были раскинуты по плечам, на губах красная помада, а фигуру облегало белое короткое платье. Девушка явно без комплексов.

– Тейлор старается понравиться, да? Меня зовут Моника, я на третьем курсе. – Соседка усмехнулась, но в ее голосе с южным акцентом не было зазнайства. – А ты сама по себе, верно? – У Моники явно привычка уточнять.

– Вроде того. – Я дернула плечами. – Это плохо?

– Нет. – Она оглядела комнату. Карие глаза грустно опустились, словно Моника вспомнила о чем-то неприятном, но быстро натянула улыбку и добавила: – Люблю сильных личностей. И одежду! – На щеках Моники появились ямочки. Не успела я ответить, как она подскочила к шкафу и принялась перебирать вешалки.

– Моника… Ты как всегда. – В дверном проеме стояла третья соседка. Она казалась противоположностью Тейлор и Монике: темные волосы убраны в пучок, из одежды черные джинсы и коричневый свитер. Она поправила очки с толстыми округлыми стеклами, такими же, как у меня, и, словно извиняясь, улыбнулась: – Я Джуди, со второго курса.

– Приятно познакомиться, я Астрид.

– Это весь твой гардероб? – Моника прекратила перебирать вешалки, повернулась и уточнила: – Платья, свитера, юбки, рубашки, снова платья… У тебя есть джинсы? Брюки? Шорты?

– У меня есть шорты. Пижамные. Я люблю платья.

– Совсем не по-феминистски, подруга! – пропела Моника.

– Феминизм измеряется одеждой? – недоверчиво уточнила я.

Джуди раздраженно хмыкнула, а Моника рассмеялась и села на кровать, утянув меня следом. Когда я опустилась на покрывало, то почувствовала исходивший от Моники аромат карамели и яблок.

Она обняла меня за плечи и ответила:

– Конечно нет! Мне хотелось позлить Джуди.

– Надо быть скромнее, – буркнула Джуди, щуря зеленые глаза. – Парни в кампусе те еще… жеребцы. Футболисты любят новеньких и могут начать к тебе приставать. Никогда не пей то, что они предлагают!

– А что насчет преподавателей? – Боже, зачем я это спросила?

Джуди задумчиво поправила очки.

– Профессор Смит отпускает сальные шутки, но…

– Джуд, она явно не о профессоре Смите! – Моника, сжимая мои плечи, зашептала, как змейка-искусительница: – Познакомилась с Ричардсоном?

Я вспомнила его улыбку, и пульс подскочил. Что ж, теперь я точно не чувствую себя особенной: Дерек Ричардсон не мне одной вскружил голову.

Моника вскочила и подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу. Ее выбеленные волосы напоминали сладкую вату.

– Ясно, ты с ним познакомилась. Джуди, надо было поспорить на бутылку текилы, кто из первокурсниц первой западет на Ричардсона.

Я сняла очки и начала крутить их в руке, едва не отломав дужку. Отпираться бессмысленно. Поэтому я стала бормотать, словно оправдываясь:

– Мы встретились в коридоре, когда второкурсник Лиам показывал мне университет…

– Лиам порядочный парень, – вставила Джуди. – Хоть и футболист.

Я надела очки и подошла к Монике: та вернулась к шкафу, придирчиво рассматривая мои платья и юбки. Я шепотом уточнила:

– У Джуди проблемы с футболистами?

– Правильнее сказать, с мужским полом. Привыкнешь. – Моника схватила полосатую юбку: – Можно ее одолжить? Пожа-а-алуйста! Или хочешь пойти в этой юбке на лекцию профессора Ричардсона?

Горящие щеки наверняка выдали меня с головой, и Моника тут же добавила:

– Вижу-вижу. Дерек Ричардсон – сексуальная фантазия каждой девчонки… – Моника посмотрела на Джуди. – Почти каждой. Но Ричардсон никого не замечает. Несмотря на слухи…

– Какие слухи?

– Вот вы где! – В комнату влетела еще одна девчонка, и мой вопрос утонул в радостных визгах. Когда соседки закончили обниматься, девушка заметила меня и представилась: – Я Сэм. Однокурсница Моники.

На секунду показалось, что Сэм – это Патриция и она прилетела ко мне из Нью-Йорка: «Не ожидала, Асти?!» Я грустно улыбнулась. У Сэм были такие же рыжие волосы, зеленые глаза и спортивная фигура. Но Сэм выше и у нее проколот нос.

– Добро пожаловать. Надеюсь, проклятие этой комнаты обойдет тебя стороной. – Сэм скривила тонкие губы, и я не поняла, смеется она или говорит всерьез. – Джуди, Моника, я пойду к Кармен, вы со мной?

Они кивнули и направились к выходу, когда я запоздало переспросила:

– Что за проклятие?

– А! – Моника махнула ладонью. – Две студентки недолго задержались в этой комнате. «Проклятие» условное: одна из девушек спустя месяц влюбилась в однокурсника, и они съехались. Но вторая…

– Моника, идем, – поторопила Сэм. Она послала мне улыбку-извинение: – Я пошутила, не напрягайся. Здесь никого не убили.

Джуди закатила глаза, а Моника добавила одними губами: «Бу!»

Соседки покинули комнату. Я села за стол и уставилась на разноцветные стикеры. Почему у меня предчувствие, что соседки чего-то недоговаривают? Если это касается моей безопасности, я должна знать и предусмотреть возможные варианты. Вдруг что-то пойдет не так и придется вернуться в Луксон? По спине побежали мурашки. Я прерывисто вдохнула. Никто и ничто не заставит меня вернуться в Луксон.

Выдохнув, я оторвала стикер и взяла ручку. «Узнать, кто жил в комнате до меня», – вывела на листочке. Начало новому списку положено. Я повертела стикер в руках и дописала: «Не мечтать о профессоре Ричардсоне».

Глава 2

Пункт номер один в списке – прийти на лекцию вовремя – провален. В первый учебный день! Я идеально вычислила время, но оказалось, что нужно зайти в библиотеку за учебниками, и теперь я опаздывала. Сердце грохотало в груди, блузка застегнута не на все пуговицы, а на лбу липкий пот. Жарко, но больше всего стыдно, что я нелепо просчиталась. Петляя по кампусу, я вспоминала маршрут, по которому меня водил Лиам. Часы на запястье будто жгли ремешком, подгоняя, а стрелки отсчитывали минуты до начала лекции.

Мне нельзя опоздать. Нельзя получить замечание. И тем более нельзя поставить под сомнение решение комиссии дать мне грант на учебу в Берроуз. Я едва не взвыла, представив, что подорву доверие к себе.

Один коридор сменялся другим. Все одинаковые. Длинные. Бесконечные. Тревога прыгала до потолка – так облажаться надо уметь!

В коридорах никого не было, и мое дыхание казалось слишком громким. Все уже забрали учебники? Почему опаздываю только я? Почему Тейлор – тоже первокурсница – ни о чем мне не сказала?!

На размышления не было времени. Когда я увидела табличку «Библиотека Берроуз» на двухстворчатой дубовой двери, едва не разрыдалась от облегчения. Я еще могу успеть на лекцию!

Влетев без стука, запыхавшись, я остановилась, чтобы осмотреться. Длинные ряды книг выглядели заброшенными: в библиотеке, кроме меня, никого не было. Глаза быстро привыкли к теплому свету, пахло старой бумагой и пылью. Посмотрев на часы на запястье, я не смогла разобрать цифры. Опоздала? Или еще нет? Искать библиотекаря некогда. Одернув юбку, я начала забег вдоль книжных полок. Что я ищу? Как называются учебники?.. Из головы вылетели все названия предметов, а корешки начали сливаться. Мне конец. Конец. Конец!

– Астрид?

Удивленный голос. Нью-Йоркский акцент.

Я повернулась. Облегчение – ура, я не одна! – граничило со смущением. Наверное, я выглядела чертовски жалко. Растрепанная. В помятой, плохо застегнутой блузке и со взъерошенными волосами.

– П… профессор Ричардсон?

Он поставил книгу на полку, поправил ворот белой рубашки и преодолел расстояние между нами за пару длинных шагов. Я попятилась, корешки книг больно впились в лопатки.

Третье столкновение – это смешно, так не бывает.

– Занятия уже начались. Что вы делаете в библиотеке, Астрид?

Если он и почувствовал от нашей очередной встречи ту же неловкость, что и я, то не подал виду. Его лицо было будто высечено из камня: равнодушное и прекрасное. Дерек Ричардсон – идеальная греческая скульптура.

– Да, простите, – в горле пересохло, и я прошептала: – Учебники…

– Что-что? – Профессор Ричардсон наклонился, обдувая дыханием мою шею.

– Учебники.

– Говорите громче, – он улыбнулся, явно издеваясь.

Он так близко, что я чувствовала грудью его торс. Видела, как медленно он дышит, едва касаясь меня хлопковой тканью рубашки.

А я не могла дышать вовсе. Не могла двигаться.

Не хотела?

Я зажмурилась и попыталась сохранить в памяти нереальный момент. Его близость. Когда я открыла глаза, профессор слегка отступил, но лишь для того, чтобы наши губы оказались на одном уровне. Он все еще был немного наклонен, и разница в росте почти не чувствовалась. Чтобы… было удобно…

Губы Ричардсона слегка изогнуты в ухмылке. Рядом с моими. Если я встану на цыпочки, мы столкнемся в неизбежном поцелуе.

Сердце стучало быстро-быстро, будто я вновь устроила забег по университетским коридорам.

Профессор терпеливо ждал, и его стальные глаза смотрели будто вглубь меня, считывая самые постыдные мысли. Ричардсон дотронулся длинными пальцами до моей ключицы, убрав край блузки. Я втянула ртом воздух. Что же случится дальше? Чему я позволю случиться?

Вдруг профессор повторил фразу, сказанную в кофейне:

– Удача не на вашей стороне.

Я хотела ответить. Или поцеловать его сама? Мы все еще одни в библиотеке. Казалось, я могу сделать что угодно и это останется между нами. Мысли путались, а внизу живота приятно пульсировало. Осмелев, я встала на цыпочки, прикрыла глаза и отдалась внезапной безрассудности. Я искала губы Дерека Ричардсона, чтобы поцеловать…

Но проснулась.

Черт побери! Несколько минут я лежала в новой кровати в новой комнате с абсолютно новыми ощущениями. Пульс шумел в ушах. Между бедер жарко. Почему я не догадалась, что это сон? Столько ерунды… Опоздание, пустая библиотека… Опоздание вполне правдоподобно, оно и сбило с толку, но то, что было дальше… точно нет!

В каждой спальне коттеджа была ванная комната – небольшая, но своя. Я открыла кран с холодной водой, чтобы остудить горящее лицо. Приблизившись к зеркалу, я рассмотрела себя: губы припухли – я кусала их во сне, а карие глаза от возбуждения потемнели до оттенка дубовой коры. Когда я вернулась в комнату, то упала на кровать и медленно запустила ладонь в белье – влажно. Отняла руку, словно обожглась.

Я видела Дерека Ричардсона всего два раза! Успела влюбиться? Или как называется то, что я испытывала впервые? Влечение? Похоть?

Вероятно, дело в рассказе Лиама: у профессора был роман со студенткой. Впечатляющая информация. А если вспомнить внешность Ричардсона, то я понимала свою бурную фантазию. Понимала, но не принимала! Я стиснула простынь. Вот что бывает, когда вырываешься из маленького городка в огромный мир. Уезжаешь от привычных вещей, меняешь окружение, пытаешься стать кем-то новым. Без прошлого. С нелепыми мечтами, что преподаватель обратит внимание на первокурсницу. Нет. Последнее в план не входило. Более того, плану противоречило. Выкидываем из головы – не хочу краснеть на лекциях!

Разозленная своей наивностью, я выругалась и открыла шкаф. Надела белую рубашку и застегнула ее до самого горла, черный сарафан с красными вишнями, гольфы, кроссовки. Волосы я оставила распущенными и протерла тряпкой очки. В Луксоне все девушки носили платья или юбки, а джинсы или брюки считались дурным тоном. В университете женственный стиль наверняка будет выделять меня среди модно одетых, свободных американок, но плевать. Чтобы слиться с толпой, мне нужны джинсы с высокой посадкой и короткие топики, а я подобную одежду никогда не носила.

Когда Патриция переехала в Луксон из Нью-Йорка, долго удивлялась женщинам в городе. Они будто застряли в девятнадцатом веке: подчинялись мужчинам, не мыслили о карьере и воспитывали ораву детей. Потому что Луксон, как трясина, затягивает и не отпускает. Лишь единицы уезжали под влиянием амбиций (или из-за ужаса от судьбы своих матерей?). Если бы не Пат, я тоже вряд ли рискнула подать документы в университет.

На первом этаже никого не было, и я выдохнула с облегчением – могу освоиться. Почти все в коттедже сделано из темного дерева, словно мы жили в домике на опушке леса. Отрезаны от цивилизации.

Я усмехнулась, заметив на столе аккуратные стопки учебников. Что ж, в реальности не потребовалось мчаться за ними, опаздывать на лекцию, видеть в пустой библиотеке профессора… Я раздраженно фыркнула и решила отнести учебники в комнату. Там оставила их на письменном столе и убрала в сумку нужные на сегодня: история, философия и… зарубежная литература. Предмет Дерека Ричардсона – сегодня! Воображение поспешило нарисовать картинки из сна, но я оказалась быстрее: побежала вниз по лестнице, чтобы приготовить завтрак.

Из холодильника я достала четыре яйца и бекон, а в тостер положила два куска хлеба. Типичный завтрак в Луксоне для меня и отчима. Другой вариант – хлопья – казался пустыми калориями. Надеюсь, в субботу привезут другой набор продуктов.

На столешнице стоял радиоприемник и под едва слышные рок-баллады я приготовила еду. До занятий оставалось больше часа, и я могла неспешно насладиться первым завтраком в кампусе – звучало прекрасно!

Я выключила плиту, отвлеклась на кофеварку и не заметила, что со второго этажа спустились соседки.

– О, тут две порции! – Моника облизнулась и стащила со сковородки половину яичницы. – И два тоста! – Она кинула один на тарелку.

– Да, – рассеянно ответила я. – Наверное, сделала по привычке.

– У-у-у, я тоже хочу тост, – заныла Сэм, спустившись следом. Она выглядела забавно в длинной пижаме с черепашками-ниндзя.

– Это привилегия только для старшекурсниц! – ответила Моника. Ее стиль одежды не отличался от вчерашнего: короткие алые шортики и майка на тонких бретельках. – Можно, Астрид? Все-таки у нас не дедовщина.

Я кивнула и добавила в кофе молоко.

– Вообще-то, мы на одном курсе, – буркнула Сэм. Она прошлепала к столешнице и запихнула в тостер новый хлеб.

– Могу сделать и тебе, – быстро среагировала я, – дай мне минуту…

Сэм удивленно распахнула глаза. Соседки переглянулись и прыснули от смеха, заставив мое нутро стыдливо сжаться.

– Я шучу, Астрид! Не беспокойся. – Сэм стрельнула взглядом в Монику, которая аккуратно мазала масло на тост. – А также не позволяй некоторым сучкам на тебе ездить!

Я промолчала и поставила тарелку на стол, села напротив Моники и сделала глоток кофе. Такой же кофе я пила дома: горький, с осадком. До того момента, пока Пат не открыла для меня мир сиропов, заказав их в нашу глушь на «Ибэй». Благодаря интернету и с подачи Пат у меня появились беспроводные наушники, телефон и красивое нижнее белье. Эти предметы в Луксоне не то что считались роскошью, а были просто-напросто ненужными побрякушками. В социальных сетях сидела только молодежь, и то пока не видели старшие. Я содрогнулась от воспоминаний.

Соседки не спеша ели завтрак и не сводили с меня глаз, словно ждали, что я расскажу что-то интересное.

На ум пришел идиотский вопрос:

– Как спалось?

– Прекрасно, – ответила Моника, подавив зевок. – Только выползли. Тейлор давно убежала. Ранняя пташка. – Сэм сосредоточенно мазала тост джемом, поэтому Моника продолжила: – А ты как спала на новом месте? Выглядишь смущенной… интересный сон?

Я подавилась кофе и начала кашлять. До сих пор напрягало, что соседки поймали меня на интересе к Дереку Ричардсону и, кажется, сделали это еще раз. Монике пора на шоу «Битва экстрасенсов Америки»![3] Мысли читать она определенно умела. Или отлично провоцировать. Сэм хихикнула, смущая меня сильнее.

– Это все Ричардсон, да? – не унималась Моника.

– Отстань от нее! – Сэм стукнула однокурсницу по плечу и обратилась ко мне: – Не обращай внимания. Моника влюблена в профессора Ричардсона с первого курса.

– Я нашла того, кто меня поймет! – гордо заключила Моника, откинув от лица светлые пряди. Я восхищалась ее непосредственностью и вновь вспомнила смелую Пат. Позвоню подруге сегодня после лекций, а то вчера перед сном хватило сил только написать короткое СМС. Моника вывела меня из раздумий, положив ладонь мне на запястье: – Астрид, я не в его вкусе, а вот у тебя есть все шансы…

Издевается? Опять провоцирует?

– Нет-нет. – Я отодвинула чашку и быстро покончила с яичницей. Не хотелось бы вновь подавиться. – Дело в том, что я никогда раньше не видела красивых и воспитанных мужчин, – честно призналась я. – Он словно телезвезда! В Луксоне мужчины либо пьяные, либо по локоть в машинном масле. Выглядят соответствующе.

– Богатый парень из Нью-Йорка, могло ли быть иначе? – фыркнула Сэм. – Может, мы поговорим о чем-нибудь другом?

Но Моника пропустила замечание мимо ушей, продолжая восхищаться Дереком Ричардсоном. Я мягко улыбнулась. Нет, она не права. Она не нашла человека, который ее поймет. Она нашла ту, кто ее выслушает. Видимо, я единственная, кто еще не в курсе самых горячих сплетен.

– Поговаривают, Ричардсон властный не только на занятиях. Ну, ты понимаешь. – Моника поиграла тонкими бровями. – Любит доминировать.

– Заткнись! – Сэм пихнула ее в бок. – Оставь девочку в покое!

– Когда мужчина говорит, что он Доминант в постели, чаще всего он имеет в виду, что будет игнорировать твои желания и утолять свои как похотливое животное, – философски подметила спустившаяся Джуди.

Она размяла плечи и подошла к столу. Как и я, полностью одета и готова к учебному дню. Джуди занялась завтраком: достала хлопья и залила их молоком. Пока она не видела, Моника многозначительно посмотрела на меня и прошептала пухлыми губами: «Начинается». Мне захотелось возразить, что иногда контроль, особенно над собой, – это неплохо. Но я побоялась, что свободолюбивые девушки не так меня поймут.

Джуди села за стол и добавила:

– У Ричардсона наверняка проблемы с самооценкой, а может, и с потенцией. Он пытается самоутвердиться за счет других. Не удивлюсь, если в постели он поступает так же. Держись от него подальше, Астрид.

– Мне кажется, – кинулась на защиту Моника, – у него все в порядке. Он служил в армии, отсюда командирский тон и прочие замашки.

О черт, зачем я представила Дерека Ричардсона в солдатской форме…

– Но мы не в армии! – возмутилась Сэм. – Ему стоит быть мягче. – Она обернулась ко мне, будто в поисках поддержки: – Недавно Ричардсон довел второкурсницу до слез. Отказался принимать у нее зачет, потому что девчонка опоздала на пять минут! Да, Моника пускает слюни на профессора очень давно…

– Эй! – возмутилась та.

– …но даже она понимает, что переступать грань не следует. Вот совет, который мы даем каждой новенькой пташке: не связывайся с Дереком Ричардсоном, не смотри в его сторону без острой необходимости и не принимай близко к сердцу его замечания. Хочешь парня? Мы познакомим тебя с ребятами из клуба журналистики. Кстати, нам нужен фотограф. Видела твои полароидные карточки в комнате. Классно снимаешь!

– Спасибо, – получилось шепотом. Стыдно признаться, что фотографии сделала не я. Но соседки сменили тему, и мне однозначно стало легче. Я поспешила поддержать Сэм: – А что случилось с прошлым фотографом?

– У нас два года нет постоянного фотографа, все хотят снимать на телефон, а это неправильно! – Сэм ударила ладонью по столу. Ее глаза загорелись так же, как горели глаза Моники, когда та говорила о профессоре Ричардсоне. – Мы газета, понимаешь? – возмущалась Сэм. – Пресса! Но мало кто хочет носиться с зеркалкой наперевес или с полароидом в сумке. У всех есть телефо-о-оны.

– Да, только Лорел была согласна. Жаль, когда я поступила, она больше не снимала для газеты. Иногда я пересматриваю старые выпуски ради ее снимков. Они наполнены жизнью.

Слова Джуди вызвали необычную реакцию: Моника и Сэм замолкли и уткнулись в тарелки. Грузом на плечах я почувствовала тяжесть тишины. Пару секунд помедлив, я все же решилась спросить:

– А где сейчас Лорел? Она выпустилась?

Соседки переглянулись.

– Вроде того, – быстро ответила Сэм.

Джуди вжала голову в плечи, явно пожалев о своей болтливости.

Они втроем синхронно встали и столпились у посудомоечной машины.

Как журналисту, мне хотелось разобраться в причине их загадочного молчания. Что случилось с Лорел? Газеты не писали о несчастных случаях в кампусе. Она бросила учебу? Но почему соседки скрывали факты? Я вздрогнула от догадки: Лорел встречалась с Дереком Ричардсоном? Любопытство защекотало горло, а на уровне солнечного сплетения зародилось ощущение, что я собираюсь полезть туда, куда лезть не стоит. Но когда это останавливало истинного журналиста?

Я вышла из коттеджа на залитую солнцем улицу. Ранняя осень все-таки сжалилась, и сегодня было не так холодно, как накануне. Студенты лениво гуляли по ухоженным улочкам кампуса, словно совсем не спешили на учебу. Грустно, что Тейлор рано ушла: я бы хотела в первый день находиться рядом с кем-то таким же зеленым и растерянным. Или она быстро влилась в университетские будни? С ее очаровательной внешностью и бойким характером наверняка так и было. Мне ни в коем случае не хотелось навязываться. Я пойму, если Тейлор найдет другой круг общения.

Сегодня мне достаточно купить латте и вовремя прийти на все лекции.

Звякнул колокольчик, но когда я переступила порог кофейни, тут же захотела сбежать. Здесь собралась толпа. Вероятно, сегодня без латте, иначе опоздаю. Я направилась к двери, но меня окликнул мужской голос:

– Астрид?

Повернувшись, я увидела Лиама. Он широко улыбался и махал мне из начала очереди. Лиам был чертовски красивым в кашемировом свитере, из которого выглядывала белая рубашка. Светлые волосы уложены набок, голубые глаза искрились. Он правда рад меня видеть?

– Привет, – я помахала.

Лиам подозвал меня жестом:

– Иди сюда! Что тебе заказать?

На нас обрушится гнев всей очереди! Я подошла, внутри съежившись, но никто и не фыркнул. Что за волшебное обаяние у этого футболиста?!

– Ты помнишь, что в первый учебный день занятия начинаются позже?

– Правда? Нет, я не знала…

– Ага, преподавателям тоже хочется подольше поспать. – Лиам заразительно рассмеялся. Я подхватила, прикрыв рот ладонью. – Как тебе кампус, Астрид? Освоилась? Мне коробку пончиков, милая, – переключился Лиам на бариста, одарив ее улыбкой.

Низенькая шатенка зарделась и кивнула.

– А тебе что?

– Я… – Я растерялась, когда он посмотрел на меня, но не испытала и доли того, что ощутила вчера в присутствии профессора Ричардсона. Меня напрягало и тяготило внимание Лиама. Я не могла ответить взаимностью на флирт? Боялась его обидеть? Парни никогда не бывают дружелюбны просто так. – Да, сейчас… – Я протиснулась к кассе. – Если можно, то латте.

– Мейбл – моя подруга, – отмахнулся Лиам, – иди на улицу, я возьму тебе кофе. С каким сиропом?

Боже, он знаком со всем кампусом?!

– Миндальным.

– Принято!

Я сунула Лиаму пару купюр. Он – золотой во всех смыслах мальчик, от блестящих как полуденное солнце волос до кошелька из дорогой кожи, – настойчиво мне их вернул.

Зачем симпатичный спортсмен обратил на меня внимание? Почему хотел провести со мной время? С одной стороны, вдруг он добрый и воспитанный? Пытается наработать хорошую карму перед Страшным судом? Или мне сочувствует: «Год назад я был таким же». Но если он на что-то рассчитывает… Придется его обломать. И, что самое грустное, потерять.

Волнующий вопрос я задала, когда мы устроились на траве недалеко от кофейни. Лиам, игриво щурясь, пожал плечами. Он долго молчал, а я почувствовала себя глупо: еще бы спросила, почему небо голубое. Наверное, я понравилась ему и теперь он стеснялся признаться.

– Астрид… – Лиам съел пончик в шоколадной глазури и сделал это так изящно, будто ел фуа-гра на званом ужине. Я нервно кусала трубочку стаканчика с кофе, когда Лиам снова заговорил: – Да, я богатый самоуверенный красавчик, но это же стереотип, ты понимаешь? На самом деле я чертовски боюсь одиночества. Я помню, каким растерянным приехал сюда. Никого не знаешь. Все друзья разъехались. Родные далеко. Отвратительное ощущение. – Я кивнула, хотя совсем не беспокоилась: я не душа компании. Лиам потрепал меня по плечу: – Надеюсь, тебе повезет с соседками. В любом случае у тебя есть человек, на которого ты можешь положиться. – Он гордо выпятил грудь. А потом добавил то, отчего кофе встал у меня поперек горла: – Моя девушка Кармен тоже готова помочь. Например, сходить с тобой по магазинам, если ты любишь все эти женские штучки и боишься одна выйти за пределы кампуса.

– Твоя… девушка? – С трудом проглотив горячий напиток, я поднялась с травы и отряхнула подол сарафана: надеялась отвлечься, чтобы Лиам не понял, как глупо я себя чувствовала. Дурой. Я чувствовала себя дурой.

У Лиама есть девушка! С одной стороны, мы избежим френдзоны, потому что мои мысли по-прежнему были заняты местным профессором зарубежной литературы, а с другой стороны, парням всегда нужно только одно и я не могла поверить, что красавчик-спортсмен хотел дружить. У Лиама и Кармен свободные отношения? Они искали подругу для тройничка? От неловкости я тихо выругалась. С этим вопросом точно не ко мне.

– Кармен поддерживает мою идею не бросать в беде новеньких и рада провести с тобой время, гарантирую. – Объяснения Лиама звучали искренне, но не рассеяли подозрения до конца. Надо познакомиться с Кармен. Вдруг они парочка серийных убийц?

Или Лиам всего лишь проявил ко мне дружелюбие, как и к другим новеньким? Без подтекста. Без выгоды. То, что я не заинтересовала его, стало очередным сюрпризом «не-луксонской жизни». Здесь у людей есть другие планы, кроме желания переспать, напиться или уехать.

Мыслительный процесс занял не более минуты, и я поблагодарила Лиама за кофе и компанию, а также добавила:

– Обязательно встречусь с Кармен.

– Подходи к нам на ланче!

Оторопело кивнув, я направилась на свою первую лекцию в университете Берроуз. Мне ко многому предстоит привыкнуть.

Глава 3

На лекции профессор истории рассказал нам о создании университета Берроуз, о традициях и об основателях. Трое друзей учились в Гарварде. Они попытались передать историческую значимость и серьезность Лиги Плюща, но сделали Берроуз более камерным заведением. Чтобы каждый студент чувствовал себя так, будто получает образование в кругу единомышленников. Поэтому стипендий выделяли немного, аудитории были маленькими – едва больше школьных классов, а парты одноместными. Когда я пришла в кабинет, то сразу увидела Тейлор во втором ряду. Она подкрашивала губы розовым блеском, а заметив меня, широко улыбнулась. Оказывается, Тейлор ушла раньше, чтобы пройти кастинг в чирлидеры университетской сборной по футболу.

– Мне так не понравилось есть одной! – пожаловалась Тейлор, когда мы шли на следующую лекцию. – Пообедаем вместе? – Она сделала щенячьи глазки.

– Второкурсник Лиам пригласил меня за свой столик, хочешь с нами?

Все же я боялась быть лишней в чужих отношениях, несмотря на образ его «ангельской» девушки, и надеялась, что Тейлор составит мне компанию. Тей казалась простой и искренней. Она активно закивала.

– Ага! Но сначала нас ждет лекция профессора Ричардсона. – Тейлор погладила меня кончиком своего светлого хвоста, словно заигрывая.

Я вспомнила сон, запнулась и едва не упала.

– К-хм… Надеюсь, будет интересно.

– Определенно. – Тей прикусила губу. – Определенно, будет интересно.

Мы пришли за десять минут до начала, но класс уже был забит под завязку. Трое парней болтали на последнем ряду, остальные парты заняли девушки. Я посмотрела на первокурсниц. Им настолько хотелось впечатлить профессора Ричардсона, что в ход пошли длинные ресницы, глубокое декольте и яркие губы. Я опустила взгляд на свое платье-сарафан. Да, одно из самых коротких в гардеробе, но мое лицо без косметики… волосы без укладки… В груди зашевелилось неприятное чувство, оно отдавало горечью на кончике языка и усилилось, когда я увидела, с каким обожанием первокурсницы смотрели в сторону доски.

Я проследила за их взглядами: профессор Ричардсон, прислонившись к стене плечом, неспешно листал книгу. Он время от времени поглядывал на наручные часы, приподнимая край белой рубашки. Волосы падали Ричардсону на лоб, и он откидывал их назад небрежным жестом свободной руки. Зависнув, я рассматривала его аристократичные черты и опомнилась, только когда прозвенел звонок.

Тейлор утащила меня к свободным партам во втором ряду, а Ричардсон с хлопком закрыл книгу: Достоевский – все, что я успела прочитать.

– Добро пожаловать. Я профессор Ричардсон. – Он встал напротив первых парт. – Мои правила просты. Приходите вовремя. Отключайте телефоны. Выполняйте домашние задания. Отсрочек я не даю. Пересдача возможна дважды. Мне неинтересны ваши проблемы и жалобы. В конце лекции я раздам программу курса, а также список чтения на весь семестр. После вводного курса вы можете записаться на углубленное изучение зарубежной литературы. Если захотите, разумеется. – Он усмехнулся, будто всерьез сомневался, что кто-то решится. – Все понятно?

Его голос отдавал льдом и гармонировал со стальным взглядом. Студенты медленно закивали. Я переглянулась с Тейлор, и она испуганно свела брови. Но меня не смутил командирский тон – напротив, мне понравилось, что профессор ценил время и знал, чего хочет от себя и других.

– Рад, что мы друг друга поняли. – Ричардсон сел за стол и открыл тетрадь. – Также я не люблю непоследовательность. Сегодня я отмечу тех, кто записался на мой курс. Два пропуска без уважительной причины, и двери моего класса для вас навсегда закрыты. – Он перевернул страницу и принялся зачитывать имена и фамилии: – Кэтрин Андерсон.

– Здесь!

– Дориан Блэкфорт.

– Я!

– Астрид… Дэвис.

Он поднял голову, отыскал меня среди других первокурсников, пристально посмотрел и прищурился, будто… Узнал? Вспомнил? Жар поднялся по моей шее до щек, наверняка окрасив их в алый.

Дерек Ричардсон меня запомнил?

Я неуверенно подняла руку. Несколько секунд профессор молчал, ускоряя мой пульс до нереалистичных цифр, и назвал следующую фамилию.

Отвернувшись, я поймала игривую ухмылку Тейлор.

После переклички Ричардсон встал перед студентами и прислонился к своему столу, сложив руки на мускулистой груди. Рубашка натянулась на его бицепсах, а воротник слегка приоткрыл ключицу, и я услышала пару прерывистых женских вздохов. Профессор даже бровью не повел. За два учебных года он, наверное, привык к подобному вниманию.

– Итак, – начал он. – На первом занятии мне бы хотелось узнать вас лучше и понять ход ваших мыслей. Сегодня мы поговорим о нравственности. Что заставляет нас делать правильный выбор? Поступать хорошо? Отчего нас мучает совесть из-за плохих поступков? Обсудим вопрос нравственности в литературе, необязательно в зарубежной. Примеры из американской литературы также любопытны. Вспоминайте.

Позади раздался самодовольный голос:

– «Нет книг нравственных и безнравственных. Есть книги, написанные хорошо и написанные плохо». – Я повернулась: парень с последней парты потрепал себя по каштановым волосам и, лениво потягиваясь, ухмыльнулся. – Мы точно не будем обсуждать дерьмовые книги. Верно, профессор?

– Как и снобов, которые не читали у Уайльда ничего, кроме его знаменитого «Портрета», – парировал Ричардсон без единой эмоции. – Но вы правы, мистер Картер, позиции героев Уайльда относительно нравственности весьма неоднозначны. Я засчитываю ваш ответ. Кто-нибудь еще?

Я на секунду зажмурилась. Неплохо, профессор. Парень с последнего ряда явно пытался похвалиться перед однокурсницами знаниями, но девушки все так же неотрывно смотрели на Ричардсона. А я словно отключилась, рассматривая свои пальцы. Когда я проваливалась в размышления, то уплывала далеко-далеко. Нравственность… Интересный выбор темы. Преподаватели любят рассуждать о вечном, о добре и зле. Типичная университетская программа. Но что для профессора значит нравственность?

– Мисс Дэвис. Ау, вы с нами? Есть что сказать? Привести цитату?

Взгляды устремились на меня. Думай, Астрид, думай… Время, проведенное в луксонской библиотеке, не могло пройти даром.

– «Когда наши чувства обращаются на нас самих, в короткое время происходят странные явления: нравственные перевороты совершаются по законам быстрого действия».

– Бальзак… – Ричардсон хмыкнул. – Любопытно, мисс Дэвис. Как вы понимаете эти слова? Растолкуете для нас цитату?

Либо он проверяет меня, либо не такой уж хороший преподаватель. «Утраченные иллюзии» – основа зарубежной классики! Но, стоит отметить, профессор умело провоцировал дискуссию и удерживал внимание аудитории.

– Хм… – Я снова сосредоточилась на своих пальцах. – Мы часто меняем нравственные ориентиры, когда дело касается нас. Например, вы можете спокойно смотреть, как кому-то причиняют боль, но если обидят вас, вам будет не так весело.

Смущенная, я выпрямила спину и посмотрела Ричардсону в глаза. Смущение стало сильнее, но я не отворачивалась. Впитывая каждой клеточкой стыд, я терпела и словно освобождалась от оков своих эмоций.

– Буду стоять и смотреть? – уточнил профессор. В тоне сквозила усмешка, бровь вызывающе приподнята. Банальный трюк, чтобы заставить меня растеряться, но я ответила прежде, чем считала манипуляцию.

– Необязательно вы. Таким образом легче привести пример.

– Ох, а я подумал, что произвожу впечатление монстра! – Ричардсон хрипло рассмеялся. Его улыбка ослепительна, но глаза слегка прищурены. Затаившийся зверь – ассоциация пришла молниеносно.

Студентки захихикали, а я прислонила ладони к щекам, пытаясь остудить кожу, и уставилась на свои дрожащие колени. Умничать не стоило, я с юности знала, что у мужчин хрупкое эго. Мне следовало поддержать цитату из «Портрета Дориана Грея» или притвориться глупышкой, едва одолевшей школьную программу, а не привлекать внимание.

– Благодарю. – Ричардсон резко отвернулся: я перестала его интересовать. Он кивнул девушке с первого ряда: – Вы, мисс Стоун. Теперь ваша очередь. Нравственность – это?..

До конца лекции оставалось десять минут, и три студентки активно спорили о нравственности в пьесе Шекспира «Гамлет». Если простая тема вызвала такую жаркую дискуссию, что будет, когда мы перейдем к конкретным произведениям? Курс определенно мне нравился. Профессор Ричардсон заставлял нас думать нестандартно, задавал неудобные вопросы и с довольным видом наблюдал за спором, не принимая чью-либо сторону. Профессор лишь изредка добавлял свои комментарии, и в итоге студенты поблагодарили друг друга за обсуждение, а также приняли доводы оппонентов. Дерек Ричардсон управлял беседой и не навязывал свое мнение. Он не только красив и харизматичен, но и умен.

Наверное, профессор заметил мой полный восхищения взгляд, потому что сразу после лекции громко попросил:

– Мисс Дэвис, помогите мне, пожалуйста, стереть с доски.

Его слова мало походили на просьбу. Командирский тон будто обладал гипнозом, и в первую секунду я бы согласилась на что угодно. Но посмотрела на Тейлор в поисках поддержки: мне нельзя терять голову. В широко распахнутых глазах Тей отражалось мое удивление.

– Подожду за дверью, – сказала она и ободряюще улыбнулась.

Мимо прошли две студентки, и я невольно услышала их диалог:

– Пф-ф, его новая игрушка.

– Каждый год выбирает себе первокурсницу и растаптывает ее сердце.

– Точно. Это ненадолго.

– Конечно.

По рукам пробежал озноб. Я не собиралась быть чьей-то игрушкой! И особенно не хотела, чтобы кто-то так думал. А если слухи дойдут до деканата? Меня, мать его, выгонят из университета!

Я посмотрела в сторону профессорского стола, где Ричардсон склонился над тетрадью, сосредоточенно что-то записывая. Он поднял голову, улыбнулся и напомнил мне того себя в кофейне: тогда Дерек читал газету, пил кофе и шутил. Был живым человеком.

– Останьтесь, – негромко сказал он. – Это просто просьба.

Как в голосе может сочетаться не только просьба, но и приказ?

Здравый смысл требовал идти, бежать, заявить в деканат, черт возьми. Но я, романтичная натура, стояла посреди класса, медленно хлопая глазами. Когда за последним студентом закрылась дверь, тишина зазвенела.

– Сотрите с доски, мисс Дэвис. Это же не трудная задача?

Я ущипнула себя за запястье – вдруг очередной сон? И после легкой вспышки боли направилась к доске. Действительно, может, в его просьбе и не было подтекста. Я просто запомнилась ему… ответом, например. Тряпка и мел лежали в небольшой подставке. Выполняя просьбу, я встала к профессору Ричардсону спиной, что, в общем-то, поможет мне не видеть его и не натворить глупостей. Схватив тряпку, я принялась стирать выписанные им цитаты о нравственности из нескольких классических произведений. Почерк был аккуратным, под легким наклоном.

– Как вам первый день? Не разочаровались?

Обернувшись, я удивленно приоткрыла рот. Дерек Ричардсон ведет со мной светскую беседу? Для чего? Наказывает за дерзость? Буду ли я наедине так разговорчива? Хочет узнать меня лучше? Или он задал вопрос, чтобы избежать неловкой тишины, и не собирается брать во внимание мой ответ? Да, не следует ничего додумывать. Но профессор не вернулся к работе. Он смотрел на меня, развернувшись на стуле вполоборота.

Я неуверенно ответила:

– Берроуз – прекрасное место. Мне нравится учиться здесь.

– Вы поняли это за один день?

– За два.

– Что?

– Я тут уже два дня.

Он улыбнулся уголком губ.

– Любите точность. Откуда вы, мисс Дэвис?

– Городок рядом с Клермонтом, округ Додж. А вы из Нью-Йорка?

Ричардсон кивнул. Надеюсь, я не показалась ему безумной фанаткой-сталкером, я даже не искала о нем ничего в интернете… пока.

– Моя подруга… – попыталась я объяснить свою проницательность, нервно сжимая в кулаке тряпку. – Патриция приехала в Луксон из Нью-Йорка. У нее такой же акцент, как у вас.

– Луксон? Никогда не слышал.

– Никто не слышал. – Я отвернулась и продолжила стирать мел, вдыхая его сухой запах. Зачем, в таком случае, я заговорила о городе? Оставить в прошлом – вот что я обещала. – Поэтому мне хотелось оттуда уехать.

– Вы не производите впечатление деревенской девушки.

– Спасибо книгам.

– Значит, родители обычные работяги?

– Да, сэр, – поддразнила я, едва сдержавшись, чтобы не отдать ему честь, как солдат командиру. Серьезно? Ричардсон хочет поговорить о моих родителях? Он знает меня всего одну лекцию! Неловкие встречи в коридоре и в кофейне не считаются. – У меня первой в семье будет высшее образование.

– Они, наверное, гордятся вами.

– Наверное, – ответила я резче, чем хотела.

Глаза защипало, и, яростно стирая мел, я мечтала уйти из кабинета. Осталось одно слово, до которого не получалось дотянуться: «Нравственность». Гениально, попросить самую низкую девушку на курсе вытереть двухметровую доску. Пару раз я подпрыгнула – все равно мне было не достать до размашистой «Н», что уж говорить о других буквах. А мое платье… короткое, наверняка задралось. Переключиться на новые эмоции – значит притупить боль от воспоминаний, и это оказалось приятно. Мне стало жарко, стоило представить, как профессор Ричардсон уже несколько минут смотрит на подол моего сарафана, едва прикрывающего ягодицы.

Из-за пылающих щек я не смогла обернуться и хрипло спросила:

– Вы могли бы… помочь?

– Да, конечно.

С лязгом отодвинулся стул. Я почувствовала позади аромат терпкой ванили и теплое дыхание: Дерек Ричардсон прижался к моей спине, чтобы забрать испачканную мелом тряпку. Я отдала ее, отошла к столу и смотрела, как длинные пальцы профессора сжали тряпку в кулаке.

Реальность и сон словно поменялись местами. Все начиналось почти так же. Мы одни. Мои колени трясутся. Мои губы приоткрыты. Дерек Ричардсон близко, слишком близко. Что дальше?.. Он подойдет, схватит меня за плечи, прижмет к доске, страстно поцелует…

– Спасибо, мисс Дэвис.

Пока я витала в фантазиях, профессор вытер «Нравственность» с доски и вернулся к столу, к бумагам, к обычной жизни, в которой первокурсницы – надоедливые и наивные девчонки.

Но была студентка…

Нет. Нет! Я не знаю, что случилось, но та студентка бросила университет, вот о чем следует помнить. Запоздало кивнув, я попрощалась. Господи, моя нравственность так же бесследно исчезла, как и мел с доски! Ошпаренная собственными мыслями, я покинула кабинет.

Тейлор поджидала у двери, похрустывая костяшками. Жест совсем не сочетался с ее внешностью милой Барби.

– Ну что? – накинулась соседка, будто я вышла живой и невредимой из логова Пушка[4]. – Как оно?

– Профессор… милый… вроде бы, – промямлила я.

– Или ты бессмертная. Столько слухов! Он меня пугает.

Мне стало обидно за Дерека Ричардсона. Ох, а я подумал, что произвожу впечатление монстра. Студенты действительно считали его монстром! Но в сказках все монстры и злодеи – несчастные, одинокие существа. Нужно проявить немного доброты, чтобы расколдовать их. Вопреки здравому смыслу, мне бы хотелось понять, что же скрывает Дерек за маской требовательного профессора. Какие скелеты хранит в своем шкафу?

– Он был вежлив и не позволял себе лишнего.

– Сделаю вид, что не завидую, – ответила Тей. – На ланч?

Я кивнула, упрямо прогоняя из мыслей все, что не касалось учебы. Бо́льшую часть времени это удавалось… Я обернулась и посмотрела на табличку кабинета зарубежной литературы. Да. Бо́льшую часть времени.

Едва не запутавшись в указателях, мы нашли столовую в отдельном корпусе. Из одноэтажного кирпичного здания доносился запах жареной еды, слышались веселые голоса и кантри-музыка.

– Нам, похоже, туда, – сказала Тейлор. Она скорее предвкушала новые знакомства, чем вкусный ланч.

Внутри помещение оказалось светлым, с широкими окнами и белой краской на стенах. Длинные столы вмещали до пяти студентов с каждой стороны, а в глубине располагался буфет: он собрал толпу не меньше той, что я видела утром в кофейне «У Кацика». Еда в столовой была платной, но для стипендиатов предусмотрели бесплатные обеды.

Прежде чем набрать еды, мы направились на поиски свободного столика или знакомых лиц. Я протерла очки подолом сарафана. Где-то в здании должен быть Лиам, его я и искала. Студенты расположились свободно, многие столы были пусты (по словам Тейлор, кто-то предпочитал есть в коттедже, а кто-то в городе неподалеку от кампуса). Когда мы отчаялись найти хотя бы соседок, я услышала бодрый голос:

– Астрид! – Лиам позвал нас к столику, за которым и яблоку негде было упасть. Парни с первого курса (я видела их сегодня на лекциях) и много… очень много незнакомцев. Осознав, что нам некуда сесть, Лиам подскочил и подошел сам. – Привет, Астрид! Прости, ребята все заняли…

– Ничего страшного, – заверила я, поймавшая приступ социофобии просто оттого, что глядела на группу студентов. – Мы сядем за соседний. Это Тейлор.

Лиам не успел ответить. Звякнули ножки металлического стула, и к нам подошла смуглая брюнетка, на вид испанка: у нее глубоко посаженные карие глаза, алый цветок в смоляных волосах и родинка над губой. Бордовое платье подчеркивало стройную фигуру.

Девушка по-хозяйски положила ладонь Лиаму на плечо.

– Представишь? – спросила она с легким акцентом.

– Конечно! – улыбнулся Лиам и указал на испанку: – Это Кармен. Она с третьего курса, и она моя девушка. А это первокурсницы: Астрид и Тейлор.

Я приготовилась к вспышке ревности, даже отступила на шаг, но Кармен беспечно помахала. Уверенная в своей неотразимости, Кармен воскликнула:

– Привет-привет, Вишенка! – Она указала на мой сарафан. – Привет, Куколка! – кивнула в сторону Тейлор. У Кармен для всех есть прозвище?

Я не успела ответить, отодвинулся еще один стул, в этот раз с более громким и продолжительным грохотом, – я стиснула зубы. В следующую секунду произошло много всего и сразу: меня окутал запах мятной жвачки, а на своей заднице я почувствовала огромную мужскую ладонь.

Шлепнув меня, парень воскликнул:

– Ты ничего такая. Новенькая Вишенка! Ждем в гости в братстве!

Уверенность, которую Патриция взращивала во мне годами, растворилась в краткий миг. Луксонские парни такие же наглые и развязные, чему я удивляюсь? Почему неприятно, что на меня снова смотрят как на кусок мяса? Я сжала руки в кулаки. Потому что к дерьмовому чувству невозможно привыкнуть. «И нельзя привыкать!» – прозвенело в голове наставление Пат. Обида слезами увлажнила уголки глаз. Я идиотка, раз поверила, что в университете все будет иначе. Что люди здесь другие.

– Тревор! – возмутилась Кармен, нахмурив тонкие выщипанные брови.

Но край ее пухлых губ дернулся, а Тревор – бритый громила в бомбере с эмблемой университетской футбольной команды – ухмыльнулся. Старшие задирают младших. Старички издеваются над новичками. Огромные парни демонстрируют превосходство над хрупкими девушками. Тревор знал о своей вседозволенности и статусе в обществе. Вот бы стать Халком и врезать ему огромным зеленым кулаком! Но все, что я могла, – это стоять и судорожно хватать ртом воздух. Слабая. В Луксоне. В Берроузе. Где угодно. Даже на Луне я останусь слабой.

В поисках поддержки я огляделась, но все в столовой были заняты либо едой, либо разговорами. Для них обычное дело – парни из братства пристают к студенткам и развлекаются с ними. Все знают, и все молчат. Интересно, будь здесь профессор Ричардсон, он бы вмешался? Но преподаватели обедали в другом крыле.

– Она же новенькая! – Кармен давила из себя нравоучительный тон, вопреки веселым ноткам в голосе. – Она на стипендии. Где твое сочувствие, Тревор?

– А, понял! Вишенка из тех деревенщин, кого берут в Берроуз, чтобы доказать, какие мы все тут прогрессивные? – Тревор хрюкнул. – Тогда тем более будь благодарна за мое внимание, крошка!

– Идем, Астрид. – Тейлор схватила меня под локоть. – Катись к черту, животное, – бросила она футболисту и потянула меня в конец столовой.

Тревор в ответ загоготал и дал пять такому же громиле. Они сели рядом и начали похабно обсуждать планы на первокурсниц.

Кармен зацокала языком, но не удержалась от усмешки, а Лиам… Он вжал голову в плечи и проводил меня виноватым взглядом. Вот, значит, какую цену он платит за всеобщую любовь.

Чтобы отвлечься от инцидента в столовой, я приняла приглашение Тейлор узнать больше о профессоре Ричардсоне. «Проведем свое расследование, мы ведь журналисты!» – ее голубые глаза загадочно блеснули. Что она хотела найти в биографии профессора? Он нефтяной магнат? Коп под прикрытием?

Я хихикнула своей бурной фантазии.

– Что? – Тейлор повернула голову.

– Нет-нет, ищи, – ответила я шепотом.

В библиотеке не принято шуметь, а именно тут мы коротали время после лекций и обеда. Тейлор понравилась идея искать информацию «для нашего первого расследования» на общем компьютере. «Мы словно в молодежном триллере девяностых», – восторженно сказала она. Компьютер точно был из девяностых: гудящий процессор, громкие щелчки мыши, тормознутый браузер. Нелогично для тихой библиотеки, но я не стала возражать. На своем ноутбуке, который мне выдали как стипендиату, для того чтобы я делала и отправляла домашние задания, я точно не хотела бы хранить поисковые запросы о профессоре зарубежной литературы.

Мы листали страницы браузера в поисках информации. Но ссылки оказались стерильно чистыми, невинными и просто-напросто скучными: Дерек Ричардсон родился в Нью-Йорке, в семье бизнесмена, его мама погибла, есть младшая сестра; учился в частной школе Леманн на Манхэттене, после пошел в морскую пехоту, вернулся и стал магистром по зарубежной литературе; преподавать начал во время учебы и уже третий год работает в Берроузе. Дерек Ричардсон харизматичен, умен, богат и уважаем. Никакого темного прошлого.

– С его связями он мог стать профессором в Гарварде, – удивилась я, – или вовсе жить на капитал отца. Зачем ему Берроуз?

– Любит благотворительность, – отмахнулась Тейлор. – Меня пугают люди, у которых нет даже гневных твитов. Он точно что-то скрывает.

– Или ему некогда сидеть в интернете, – наивно предположила я.

Тейлор закрыла браузер и повернулась ко мне:

– Что скажешь, будущий журналист?

Что я могла сказать? Он слишком хорош. Обычно мотивы мужчин читаются с первых минут. Но не с ним. Дерек Ричардсон мог преподавать в Лиге Плюща, жить на акции своей семьи или путешествовать по всему земному шару, а он выбрал… Берроуз. Ради благотворительности, как сказала Тейлор? Ему претит высшее общество? Или… в Берроузе никто не будет разбираться, почему после близкого общения с профессором первокурсницы бесследно исчезают.

– Астрид?

– Он минимум странный и максимум опасный, – заключила я.

– А это самое привлекательное в мужчинах! – хихикнула Тей.

Я не могла с ней не согласиться.

Глава 4

Я вновь поздно возвращаюсь из библиотеки. Под ногами хрустит гравий, а фонари потрескивают, будто старые поленья, и мигают через раз – мэр не чинит освещение последние лет двадцать. Ничего удивительного, он такой же пьяница, как и большинство мужчин в Луксоне.

Оглядываюсь и сжимаю в кулаке тонкий ремешок сумки. Следовало бы позвонить Патриции, чтобы она заехала за мной на машине. Но я и так постоянно обращаюсь к ней за помощью. Я все-таки ее подруга, а не надоедливая младшая сестра. Справлюсь! До дома всего пара кварталов. И вновь становится горько оттого, что через пару месяцев Пат уедет.

Ускоряю шаг, минуя заправку. Осталось не более пятнадцати минут до дома. Со мной ничего не случится. Город маленький, все друг друга знают.

– Астрид!

К сожалению. Все друг друга знают – к огромному сожалению.

Я останавливаюсь. Мужской голос разрывает тишину и лишает сил. Я зажмуриваюсь, а когда открываю глаза, три тени уже рядом.

Обычные работяги. Они окончили школу в прошлом году и остались в городе. Застряли, словно неупокоенные души. Не могут вырваться. Каждый их день похож на предыдущий: страшнее всего стать таким же призраком. Я наклоняю голову, пряча лицо за волосами, и пытаюсь прошмыгнуть мимо.

– В одиночестве, по темноте… нехорошо, – с мнимым сочувствием говорит один из них.

– Давай проводим, а? – предлагает второй.

– Не обидим, не бойся, – хохочет третий.

Им ничего не будет. Луксон – не то место, где за плохие поступки наказывают. К моей удаче, парни боятся навредить мне всерьез. Так, пристают от скуки. Вдруг я буду в настроении «потерять свою вишенку», как они говорят, видимо прочитав такое определение девственности в бульварном романе своей мамочки. Но они знают, что есть кое-что страшнее, чем они, пьяные рабочие. Кое-кто.

Но сейчас я одна на улице, поэтому они смелые, как шавки на привязи.

Майлз, сын фермера, кладет ладонь мне на талию, а Патрик, музыкант-бездельник, рассказывает о вечеринке на заброшенном складе.

– Поехали, Астрид, будет весело!

«Покажи зубы, заставь их бояться», – вспоминаю слова Пат. Но я слишком напугана. Пережить. Переждать. Через год я уеду. Я не стану очередной заблудшей душой этого проклятого города.

Парни смеются и неспешно идут со мной в обнимку под предлогом проводить до дома, а я надеюсь на чудо. Например, что соседка выйдет на позднюю прогулку или Пат перед сном решит покататься по району на своем старом пикапе.

Из-за угла выезжает патрульная машина. Проблесковый маячок на крыше освещает темную улицу красно-синими бликами.

Мои знакомые отпрыгивают, громко кричат:

– Шериф! – и бросаются врассыпную.

Машина тормозит у обочины. Когда мотор глохнет, погружая улицу в звенящую тишину, я до боли сжимаю зубы. Челюсть сводит. Надо было согласиться и пойти на вечеринку. Я оглядываюсь, но улица пуста.

– Астрид? – бурчит шериф. – Быстро на заднее сиденье.

– Иду, дядя Томас.

Луксон похож на чистилище.

В городке, которого нет на карте, живут неупокоенные души, а добро и зло давным-давно поменялись местами.

Я проснулась с липкой пленкой на лбу и грохочущим в груди сердцем. Включив настольную лампу, перевернулась на бок и долго рассматривала узор на обоях. Все закончилось. Я уехала. Я в безопасности. Я в Берроузе. Прикрыв веки, прикусила одеяло. Зубы сводило, но я кусала и кусала ткань. Спустя пару минут мне удалось переключить внимание и погасить приступ паники. Лучше бы мне снова приснился Дерек Ричардсон.

В кровати я провалялась до рассвета и заставила себя встать под The Neighbourhood[5] на будильнике телефона. Нельзя унывать. Предстоит новый день, он еще на шаг приблизит меня к высшему образованию и независимости. Воодушевленная, я включила воду в душевой кабине: прохладные капли смыли остатки кошмара. Скоро Луксон станет таким же далеким и неприятным воспоминанием, как первый поход к дантисту.

Я благодарна проклятому городу только за то, что он свел меня с одним человеком: с Патрицией. Вчера мы болтали как в старые добрые времена: вспомнить тот разговор – лучший способ начать день с чего-то приятного.

– Пат, я почувствовала магию.

– Вау, подруга!

Патриция, вероятно, ударила по стене – я вздрогнула от резкого стука и едва не свалилась со стула. Вцепившись в письменный стол, я выругалась.

Но Пат не заметила, она тараторила дальше, и только годы близкой дружбы помогли мне распознать в ее нью-йоркском говоре отдельные слова:

– Я говорила! Астрид, я говорила тебе! Надо всего-то подождать! Он хорош, да? В сравнение не идет с… как его звали? Джонни с заправки?

Я поморщилась, вспомнив первые – и пока единственные – отношения. Тогда мой выбор пал на местного раздолбая. Вне всяких сомнений, Дерек Ричардсон – бог с Олимпа на фоне неудачника Джо.

Я сменила тему, и пару минут Пат слушала, как я устроилась в Берроуз, о современных коттеджах вместо типичных общежитий, о программе занятий, о маленьких классах… И снова спросила:

– Итак, в неотразимости зацепившего тебя парня я убеждена. А что насчет характера? Дай мне слово: он не обижает тебя? Иначе приеду и…

– У меня был оргазм, – перебила я, пока ее не унесло в лес оскорблений и нецензурных слов: можно уехать из Луксона, но Луксон не уедет из тебя.

Пару лет хватило, чтобы Патриция приобрела привычку ругаться через слово. Мы старались себя контролировать, но если эмоции захлестывали… А Пат определенно была сейчас не в стабильном состоянии.

Она воскликнула:

– Твою ж мать! Вы переспали?!

Мои уши загорелись, и я спешно добавила:

– Технически нет. Он… мне приснился. Я проснулась от яркой вспышки, словно тело ударило током. Бедра мокрые, а сердце бешено колотилось. Даже представить не могу, каково это в реальности. С ним. – Уточнить стоило, потому что никто не возбуждал меня настолько. Хотя, опять же, сравнивать не с кем: на моем пути профессор Ричардсон первый мужчина в дорогом костюме и с образованием выше среднего. – Это чувство… – я помолчала. Пат терпеливо ждала. – Оно не идет ни в какое сравнение с самоудовлетворением. Я представила его губы на своих губах, его руки на моем теле. Мы были в библиотеке, чувство опасности все обострило. Черт возьми, что было бы, поспи я еще хотя бы минут десять?

– Ох, подруга! – Патриция по-доброму посмеялась надо мной.

Я могла рассказать Пат о чем угодно. Она выслушивала мою разочарованную тираду о том, как Джо с заправки отвратительно целуется. А однажды я нашла у отчима кассету с порнографией: краснея и теряясь, я спросила у Пат, нормально ли, что я возбудилась, когда посмотрела то мерзкое кино? Пат сказала, что для удовольствия не всегда нужен мужчина, а некоторые порнофильмы сняты как настоящее искусство. Также подруга добавила: некоторые отношения стоят того, чтобы их ждать.

Мы познакомились, когда мне было пятнадцать, а Патриции – шестнадцать. Ее семья приехала к родственникам из-за финансовых трудностей. Пат оказалась гораздо просвещеннее девочек из Луксона, у многих из нас даже не было компьютеров. К тому же она придерживалась позиции, что женское удовольствие должно быть на первом месте или хотя бы не ниже мужского. В нашем захолустье царил патриархат, поэтому женщины были либо домохозяйками, либо прачками. А мужчина, будь он отъявленным негодяем или последним пьяницей, все равно считался добытчиком и главой семьи. Осудить «отсталых горожан во времена эпохи феминизма» легко, но большинство женщин боялись остаться без средств к существованию и с детьми на руках. В Луксоне всего один завод, на котором работали, разумеется, мужчины.

И вдруг приехала Пат. Ее отец в прошлом был руководителем новостного канала, мама – бухгалтером, а Патриция мечтала стать актрисой. Думаю, ее родители не меньше остальных – сочувствующих луксонцев – понимали, что город засосет их и никогда не отпустит. Я видела в глазах родителей Пат: работа в местном продуктовом – их новая реальность, с которой они смирились. Но целеустремленная Патриция выросла в мегаполисе и не собиралась провести всю жизнь среди бедняков и пьяниц. Она училась день и ночь, а в перерывах рассказывала мне о жизни в Нью-Йорке. Другие девочки сторонились «городской», считали странной, а я слушала о Большом Яблоке[6] как о волшебном городе, где сбываются мечты. Там живут успешные женщины, там можно стать кем угодно! Пат мечтала покорить Бродвей, а мне открыла глаза на то, что все возможно. Я смогу уехать следом за подругой, получить образование!

Когда Пат окончила школу, то перед отъездом взяла с меня обещание, что я поступлю в университет или колледж, чтобы покинуть Луксон. Потребовалось на год больше, чем мы планировали, для осуществления непростой мечты, но я справилась. Не могу дождаться момента, когда мы, две счастливые выпускницы, будем вместе жить в Нью-Йорке. В мире, по которому Пат безумно скучала, поэтому и поступила в Нью-Йоркскую академию киноискусств, а я, зная город по рассказам, уже любила его.

– Ты на связи? – спросила Пат. – Думаешь о своем красавчике?

– Вспоминаю, как мы мечтали покорить Нью-Йорк.

– Я уже в процессе!

Патриция говорила настолько убедительно, что сомнений в ее правоте никогда и ни у кого не возникало. Она выигрывала любые споры, оказывала огромное влияние на окружающих, умела очаровывать. Если бы Пат захотела, то стала бы королевой школы, но ей хватало и меня. Подруги, по ее словам, только отвлекали от цели, как и парни. Но все же Патриция не могла оставить других в беде и хотя бы немного, но изменила Луксон к лучшему. Благодаря Пат в городе сократился процент подростковых беременностей: лекции о воздержании и контрацепции не имели такого эффекта, как слова Пат, что «этот козел тебя недостоин».

– Пытаешься съехать с темы, Асти?

– Ладно-ладно! Никаких секретов, да?

– Ага, – хихикнула подруга.

– Ты сама напросилась! О профессоре Ричардсоне я могу говорить вечно. Вы бы посоревновались в умении завоевать чужое внимание, ничего при этом не делая. Мне страшно, насколько быстро у него получилось обосноваться в моих мыслях. Постоянно о нем думаю. И… – Я выдержала театральную паузу – Пат ненавидит, когда я так делаю.

– И – что?

– Я рассказала ему о тебе.

– О, я польщена! – рассмеялась Пат. – Подожди, «профессор Ричардсон»? Он… – Теперь эта чертовка выдержала паузу, а я подумала, что убиться головой о письменный стол – неплохая смерть. Все лучше, чем признаться лучшей подруге в безнадежности своего первого серьезного увлечения. Патриция прошептала: – Он твой профессор?

– Ну… да.

– Асти! – Патриция захохотала. – Прости-прости! Точно, ты же сказала, что вы занимались сексом в его кабинете.

– В библиотеке.

– Разве это важно? Скоро и в его кабинете. Настоящий секс! С профессором! Звучит как мечта. Классно, что у вас преподают красавчики. У нас все профессора старше меня вдвое, – загрустила она.

– Зато ты учишься в Нью-Йорке, – напомнила я.

Настоящий секс?! По шее к лицу поднялся жар.

– Ты тоже могла бы поступить в нормальное место, если бы верила в себя. А ты выбрала Берроуз… Университет хотя бы в Америке? Ты не попала в секту? У Берроуза есть аккредитация?

– Есть! – обиженно выпалила я. – Как и отличная стипендия. Ну и после встречи с профессором Ричардсоном я ни за что отсюда не переведусь, – отшутившись, я поспешила оставить тему. – Спасибо, что ты есть, Пат. Мы обязательно будем жить в Нью-Йорке вместе, даю слово!

Мы еще немного посплетничали о сексапильных преподавателях и способах их соблазнения, а потом я легла спать с надеждами вновь оказаться наедине с Дереком Ричардсоном в его кабинете, пусть лишь в своем сне.

– Я не позволю тебе испортить свое будущее. Ты уедешь из этой дыры следом за мной, поступишь в университет и найдешь хорошего мужчину!

– Все-все, успокойся! – смеюсь и стаскиваю Патрицию с крыши ее пикапа. Она садится ко мне в кузов, но порывается снова начать возмущаться. Тогда я пытаюсь объяснить: – Тебе легко говорить! У тебя уже было! А я… Все девочки в классе уже сделали это! – Я едва не реву, а Пат смотрит снисходительно, с умилительной улыбкой.

Мы ложимся в кузов, чтобы принять солнечные ванны: загораем в коротких шортиках и тонких футболках. Близится июнь, и Луксон кажется симпатичнее, чем обычно. Зеленая листва, голубое небо. Я вытягиваю руку, пытаясь коснуться густых облаков.

– Твои одноклассницы? – Пат хрипло смеется и затягивается сигаретой. Я отодвигаюсь к стене пикапа, чтобы дым не попал на мою одежду или волосы. – Врут они все, – утверждает Патриция. – Если не врут, я им сочувствую. Серьезно! В первый раз заняться сексом после трех банок пива на заднем сиденье отцовского минивэна? Нечему тут завидовать, Асти, поверь!

Я приподнимаюсь на локтях, обиженно дую губы. Легко ей говорить! Пат тоже меняет положение: садится на колени и, щуря кошачьи зеленые глаза, по-доброму хихикает.

От обиды сводит скулы. Я падаю на жесткое дно пикапа и хныкаю. Иногда мне кажется, что Патриция посвящена в некую тайну, потому что она уже спала с парнями. А я не имею представления о том, каково это.

Мягкие полотенца не позволяют травмировать спину, но я случайно касаюсь раскаленного металла – боль пронизывает кожу, из глаз брызжут слезы. Интересно, это больнее, чем спать с парнями?

– Расскажи: как ты потеряла девственность?

Патриция ложится рядом, обнимает меня за плечи, но быстро отпускает: липкие от пота тела неприятно греют друг друга в изнуряющую жару. Пат берет из вязаной сумки бутылку с водой и делает глоток. Капли блестят на ее губах, и она вытирает рот ладонью.

– Явно не так, как твои одноклассницы, Астрид. Ты ведь понимаешь, что девственность нельзя потерять? Наоборот, ты приобретаешь новый опыт. В сексе много приятного. Удовольствие. Оргазм. Магия. – Патриция пытается объяснить как можно понятнее, но запутывает меня еще сильнее. – Но ты станешь уязвима. Каждый половой акт тут, в Луксоне, толкает тебя в бездну. Очень не хочу, чтобы ты провела свою жизнь, воспитывая детей от придурка, который даже школу окончить не смог.

– Я тоже этого не хочу, – киваю. – Но мне исполнилось шестнадцать, а я ничего не знаю… Девочки говорят, я никому не буду нужна.

– Было бы чего знать, милая. Не спеши с этим. Ты всегда можешь сама доставить себе удовольствие. Начни себя изучать, так будет проще получить удовольствие с мужчиной.

– Что? – жар пылает по всему лицу. – Трогать себя?!

– Можешь трогать, – Патриция вновь пьет воду. – Или начни с душа, только напор сделай поменьше. Представь какого-нибудь красавчика из сериала, расслабься и… вперед, на планету удовольствия.

Я поднимаюсь и смотрю на подругу широко распахнутыми глазами. Мне стыдно даже представить такое. А если дядя Томас увидит?! Я была уверена, что только парни занимаются подобной мерзостью.

– Ты тоже это делаешь? – тихо уточняю.

– Ага! – Пат улыбается. – Пока не удалось найти здесь никого достойнее своей правой руки. Для настроя можешь посмотреть порно.

Мое лицо, наверное, одного цвета с лобстерами, а руки дрожат. Зря я начала эту тему. Но Патриция не обращает внимания на мой стыд, а, хлопнув себя по лбу, извиняется:

– Черт, прости. Забыла, что у тебя нет личного компьютера.

– Мама обещала купить мне компьютер на шестнадцатилетие. Думаю, в ближайшие недели он будет у меня. Маме хочется идти в ногу со временем, пусть Томас и против. Но я никогда не буду смотреть порно! – Меня слегка трясет, несмотря на жару. – Те кассеты, что я нашла у Томаса, мне не понравились. Это не похоже на удовольствие…

Пат снова пьет воду. Делает на два глотка больше, чем до этого. Сплевывает воду на руки и умывает веснушчатое лицо.

– Извини, Астрид, мне кажется, твой отчим немного того. Но со стороны и не скажешь – шериф полиции, примерный семьянин…

Патриция всегда мрачнеет, когда речь заходит о Томасе Дэвисе. Один раз он поймал ее за курением травки и рассказал ее родителям. Наверное, Пат затаила обиду. Дядя Томас не извращенец, я это точно знаю. Он любит мою маму. Он хорошо относится ко мне. В Луксоне такие, как Томас Дэвис, будто золотой билет на шоколадную фабрику среди обычных бумажек[7].

– В общем… – резюмирует Пат. – Хрен с ними, с твоими тупыми одноклассницами. Главное, будь осторожна. Встретить достойного мужчину трудно, но ты найдешь его. Обязательно. Скажу банально, но ты… почувствуешь эту магию.

Но единственная магия, которую я чувствовала, – это магия знаний. Мне нравилось учиться. Каждый выбранный предмет был интересен, и я не могла представить, что придется отказаться от каких-то дисциплин на следующих курсах, чтобы взять новые или посвятить больше часов углубленному изучению. Сэм также показала мне клуб журналистики, и, как я ни пыталась ей объяснить, что фотографии в комнате сделаны не мной, Сэм уже все решила. В субботу я пойду на первое собрание как полноценный участник. Что ж… вдруг мне понравится фотографировать? Полароид обещали выдать.

Но больше всего, конечно, я ждала лекций профессора Ричардсона. Ко второму занятию он задал первокурсникам подготовить сочинение по тому произведению, цитату из которого мы выбрали. «Утраченные иллюзии» – одна из моих любимых книг, и я посвятила целый вечер, рассуждая о главном герое, Люсьене, восхищаясь умением Бальзака жонглировать вопросами нравственности: Люсьен был то положительным, то отрицательным героем. Я настолько увлеклась, что отправила сочинение на электронную почту на пятнадцать минут позже крайнего срока. Но я надеялась, мои рассуждения, стиль письма и аргументы настолько захватят Ричардсона, что он простит мне оплошность.

К сожалению, я ошиблась. И, кажется, ошиблась во всем.

– Простите?! «C»?[8]

Весь класс обернулся на мой возглас, а профессор Ричардсон остановился у следующей парты. Он спросил:

– Вас что-то не устраивает, мисс Дэвис?

Конечно, черт возьми, не устраивает! Я могу потерять стипендию!

Возмущение от несправедливой оценки не позволило мне выдавить ни звука. Горло сдавил спазм. Я смотрела на перечеркнутый красным распечатанный лист с моим сочинением, и буквы расплывались от нахлынувших слез. Несправедливо!

– Каждый, кто считает, что я излишне строг, может оспорить оценку после лекции, – добавил Ричардсон и направился дальше по кабинету.

– Ты как? – Тейлор легонько ткнула меня в плечо. – Мне он поставил неуд. Расслабься, старшекурсники предупреждали…

Я не слушала ее. В голове барабанила кровь. Как я могла расслабиться?! Раз в месяц комиссия будет смотреть мой табель, и если средний балл опустится ниже допустимого, прощай грант! А платить за учебу самостоятельно я не смогу, я вернусь в Луксон, я… я…

– Мне надо выйти! – вскочив, я бросилась прочь из кабинета.

Бежала, словно от прошлого, что норовит ударить в спину. Слышала только глухие удары своих подошв о паркет в коридоре. Видела размытое будущее, не понимая, как контролировать то, что от меня не зависит.

Я рывком открыла дверь женского туалета и рухнула на колени. Холодная плитка, оглушающая тишина и запах хлорки встретили мою панику как старую подругу. Слезы не упали на щеки, ни единого всхлипа не сорвалось с губ. Но мне отчетливо казалось, что в легкие перестал поступать кислород. Я задыхалась, цепляясь за ткань блузки на груди.

– Спокойно, – изо рта со словами выходил воздух, – спокойно.

Я могу дышать. Я в порядке. Я все исправлю.

Оперевшись о раковину, я встала на ноги. Из зеркала на меня смотрела та, за кого я в ответе. Ни один мужчина не отнимет у меня будущее!

В кабинет я вернулась с гордо поднятой головой.

Ричардсон что-то писал на доске, а заметив меня, остановился.

– Извините.

– Останьтесь после занятий, – спокойно ответил профессор.

Опять вытирать за вами доску?!

Но вслух я ничего не сказала.

А после звонка попросила Тейлор меня не ждать. Она улыбнулась и подарила объятия, окутав ароматом фруктовой жвачки. Я прикрыла глаза, наслаждаясь ее теплом перед нервной неопределенностью.

– Мисс Дэвис, – окликнул профессор.

– Удачи, – сказала Тейлор одними губами.

Оставаться после лекции один на один станет своеобразной традицией? Но если в первый раз общение с Ричардсоном вызвало у меня трепет, то сейчас… я все равно испытывала гребаный трепет.

Профессор сидел за столом, сцепив ладони в замок. Когда я подошла, он ровно произнес:

– Мы не в старшей школе. Там вы были лучшей в классе, но в университете все сложнее. Если на каждую оценку вы будете реагировать так драматично, я попрошу вас больше не приходить. Возможно, вам и вовсе не стоит тратить силы на Берроуз?

Стыд заставил меня вспыхнуть словно факел. Я быстро заморгала.

Что? Ричардсон хочет прогнать меня с курса? Считает, мне не место в университете? «Вишенка из тех деревенщин, кого берут в Берроуз, чтобы доказать, какие мы все тут прогрессивные», – выпад футболиста отозвался болью, словно свежая царапина. Я поморщилась, вздернула подбородок. Черта с два. Я докажу, что заслужила свое место в Берроузе.

– Извините, профессор. Могу я переписать работу?

Он поднял бровь. Удивился моему внезапному спокойствию?

– Разумеется, мисс Дэвис. Я говорил на первом занятии, что всегда даю второй шанс… – Ричардсон взял у меня из рук сочинение и пробежался глазами по тексту. – Но не третий. Работа неплоха. Лишь банальна. Напишите то, что думаете вы, а не литературные критики из интернета. Не нужно опираться на их мнение. И впредь присылайте работу вовремя.

Всего пятнадцать минут!

– Конечно, профессор. Спасибо.

– Я отправлю вам на электронную почту дополнительные вопросы. Удачи, мисс Дэвис.

– Меня зовут Астрид, – не выдержала я. Хватит повторять фамилию моего отчима! Так часто и… так сексуально. Собравшись, я уточнила: – Во сколько нужно прислать работу?

– Нет, нет. – Ричардсон пару раз ударил ручкой по столу. – Я уже убедился в вашей пунктуальности. Распечатайте и принесите сочинение на следующее занятие.

Я кивнула и развернулась к выходу.

Вдруг в спину прилетел его бархатный голос:

– Удачи… – Профессор помолчал. – Астрид.

Прежде чем выйти из кабинета, я на мгновение прикрыла глаза. «Астрид». Прозвучало почти нежно. Мне искренне казалось, что я чем-то его зацепила. Что у меня есть шанс получить взаимность. Ха. Вышло отличиться, запомниться и найти повод поговорить с ним наедине. Но реальность всегда суровее фантазий и снов. Расколдовать этого злодея будет непросто.

Прошло сорок минут, как я пялилась в ноутбук и не могла выдавить ни строчки. В понедельник меня ждала очередная лекция по зарубежной литературе, а я не дописала сочинение. Вернее, я переписывала его все те дни с момента, когда получила свой второй шанс. «Но не третий», – напомнила себе. «Да послала бы его к черту и перевелась на историю американской литературы, профессор Гибил веселая женщина!» – чертенком на плече воскликнула Моника. Она в свое время не стала страдать и ушла из класса Ричардсона спустя пару занятий. Ее примеру последовали четыре первокурсницы с моего потока, разбив свои иллюзии, прямо-таки как Люсьен из романа Бальзака. Но я не собиралась сдаваться.

Сегодня, в пятницу, соседки устроили в коттедже пижамную вечеринку, поэтому я искала тишину и вдохновение в библиотеке.

– Астрид? Привет!

Тишину найти было не суждено.

Я посмотрела поверх учебников. Толстые фолианты украсили весь стол, и пришлось вытянуть подбородок, чтобы увидеть, кто ко мне шел. О черт… Я прокашлялась, выигрывая время, и придала голосу беспечности:

– Лиам! Как ты меня увидел?

– Узнал по сумке, – он кивнул на спинку стула, на которую я повесила кожаный ремешок сумки. – Чем занимаешься?

Я открыла рот для ответа, но тут же закрыла. Не собираюсь быть милой с человеком, который остался в стороне. Я поправила очки на переносице и вновь погрузилась в анализ произведений Бальзака. Да, профессор сказал опираться на свои знания, но как я могла пренебречь ценной информацией! Он прав в одном: интернет – это несерьезно. В библиотеке я точно найду то, что его впечатлит.

– Астрид?

– Лиам! – Я кинула на стол ручку. Библиотекарь, словно коршун на добычу, посмотрела на меня из-за угла. – Лиам, – сказала я тише, – разве у тебя нет другой компании на вечер пятницы?

Он поджал губы, отодвинул стул и сел рядом. Откинув светлую челку, тихо сказал:

– Мне следует извиниться, Астрид…

– Тебе следует? Или ты хочешь извиниться?

Лиам заморгал. Я вздохнула, рассматривая его дорогую одежду. Отодвинув книги, я подсела к Лиаму поближе.

– Знаешь, почему ты хороший приятель для всего кампуса? – Он отрицательно помотал головой. – Потому что ни для кого ты не друг!

– Я хотел дружить с тобой…

– Нет, – перебив, я ткнула себя в грудь. – Ты надеялся, что я буду дружить с тобой. А на мои чувства тебе глубоко плевать.

Лиам не ответил. Он оперся ладонями на стол, намереваясь встать, но я вцепилась в его запястье, усадив обратно.

– Ты классный, Лиам. Не бойся остаться один.

– Хм… – Он смущенно дернул плечами.

– Все хорошо, – заверила я, – давай будем дружить. Но дружить честно.

Лиам кивнул, и несколько минут тишину в библиотеке нарушали только мои пальцы: я листала старые книги, теребила край блузки, поправляла волосы.

– Профессор Ричардсон оказался тем еще… снобом. – Я решила начать диалог, чтобы дать понять Лиаму – наш конфликт исчерпан. – Мне нужно сдать сочинение в следующий понедельник.

– Астрид, будь аккуратнее. Ты же долго шла к учебе здесь, верно?

– Мягко сказано. Если я вылечу из университета, Патриция убьет меня… – Я прикусила внутреннюю сторону щеки. Или убьет кое-кто другой?

– Вот видишь, никто не стоит твоих нервов, пусть даже это великий и ужасный Ричардсон. Надо было убедительнее объяснить тебе, что не следует связываться с ним и его предметом…

– Лиам! – прошипела я сквозь зубы, хотя мне хотелось закричать.

– Понял, понял, – ответил он так же шепотом. – Перестаю быть хорошим. Помочь тебе с сочинением?

– А Кармен не будет против? – поддела я.

Лиам закатил глаза.

– Расслабься. Мы же друзья, да?

Я кивнула. Мои мысли, вопреки логике, оставались заняты только самодовольным преподавателем зарубежной литературы. Смогу впечатлить его и получу высший балл – идеальный в теории план.

– Поехали, – я указала Лиаму на стопку книг. – Заставим Дерека Ричардсона влюбиться в мое сочинение. А бонусом – пусть извинится.

– Ого! – Лиам закрыл рот ладонью. Когда опасность в лице библиотекаря миновала, скрывшись за книжными полками, Лиам добавил: – Клянусь местом в команде, это будет первый случай в истории Берроуз – местный Северус Снейп попросит у кого-то прощения. Жги, Астрид!

Лиам зааплодировал, и нас выгнали из библиотеки.

Глава 5

В понедельник я шла на зарубежную литературу как на серьезную битву. Остаться на курсе и подтвердить свое место в университете – моя главная цель. Что до профессора… бывает, что в сказках злодеи остаются злодеями, потому что у них скверный характер и в их жизни нет никаких трагедий. Ричардсон – богатый наследник, он привык ко вседозволенности. Армия сделала его черствым, а восхищение студенток – самовлюбленным. Вот и все очарование. Мне не следует привлекать его внимание, если я хочу дожить до выпускного. А вылететь из Берроуза и вернуться домой ни с чем намного страшнее, чем умереть девственницей. Извини, Пат, но горячую историю о соблазнении мужчины постарше я не расскажу.

Но когда я зашла в класс и увидела профессора в классическом темно-сером костюме, то растеряла всю уверенность. Ладони, в которых я держала папку с сочинением, стали липкими. Тело напряглось. Против воли я восхищалась обычными вещами: Дерек Ричардсон листал книгу и по-прежнему был единственным, кто заставил мое сердце биться чаще.

– Здравствуйте. – Я поправила очки. Других студентов еще не было, и я занервничала сильнее. – Мое сочинение. – Положив на стол десять листов текста, я нервно затеребила высокий ворот платья.

Ричардсон захлопнул книгу, и я подпрыгнула на месте. Заметив мой испуг, профессор улыбнулся, отчего кровь в моих венах будто побежала быстрее.

– Благодарю, мисс Дэвис. Вы, похоже, очень хотите остаться в моем классе.

Хочу, чтобы у тебя челюсть с полом встретилась от моего сочинения!

– Да, профессор Ричардсон. Очень хочу.

Он медленно, указательным пальцем, подтянул к себе папку. У меня кружилась голова из-за недосыпа – над работой я трудилась до последнего и заснула под утро. Когда профессор пролистал сочинение, я приготовилась к очередной порции унижений. В горле пересохло, а идея позорно сбежать, выбрав класс американской литературы, уже не казалась глупой. Но также это чувство… опасности… интриговало.

– Ставлю «A» с плюсом. Поздравляю, мисс Дэвис… Астрид. – Он снова улыбнулся. Теперь широко, обнажая белые зубы и словно прогрызая в моей груди дыру – к сердцу.

Так… просто?

– Вы обладаете скорочтением? – вырвалось у меня.

Улыбку сменил хриплый смех.

– Пересдача – это проверка на смелость и силу духа. Готовы ли вы бросить вызов самой себе и не спасовать перед трудностями? – Он закрыл папку и вернул мне сочинение. – Вижу, что вы смогли. Пришли в логово монстра и задобрили его дарами.

Монстра? Или все же… заколдованного принца?

Наш диалог прервала трель звонка. Я забрала сочинение и застыла в полном замешательстве, потому не сразу отошла к своему месту, а когда наконец развернулась, то врезалась в первокурсника, спешившего на лекцию. Удар был сильный, неожиданный: я налетела на полного парня.

– Ай! – переносицу пронзила боль, и очки свалились с носа.

Нет…

– Нет! – Мой крик затонул в громкой болтовне студентов.

Несколько человек наступили на сломанные дужки. Со скрипом раскрошилось и мое сердце – очки подарила мама. Я выругалась, с грустью посмотрела на то, что от них осталось, и выругалась снова: дужки погнуты, стекло треснуло. Студенты бежали дальше, не обращая внимания на то, что в буквальном смысле разбили мой мир.

– Астрид! – из коридора выбежала Тейлор. Она заправила светлые пряди за уши, кинула сумку на пол и села рядом. – Мне очень жаль… – прошептала Тей.

– Идем на свои места. – Я сложила в ладонь стекла и дужку. – Разберемся после лекции.

Когда занятие закончилось и все покинули класс, – Тейлор тоже, она спешила на тренировку по чирлидингу, – я осталась. Придерживая дужки, вновь надела очки. Ничего не изменилось – мир в трещинах. Сняла очки – все в тумане. Черт, порезалась о стекло. Я прислонила подушечку указательного пальца ко рту, чтобы остановить кровь.

– М-да, – прокомментировал голос с нью-йоркским акцентом.

Отчаяние сменилось растерянностью. Я встрепенулась, сощурив глаза, но и без очков было предельно ясно, кто передо мной. Прозвучит как помешательство, но я запомнила его голос и легко отличала от других.

– Угу. – Если скажу что-нибудь еще, обязательно разревусь.

Профессор Ричардсон взял поломанную оправу и осмотрел, чуть хмуря брови. Интересно, какое зрение у него? Я прикусила губу, представив профессора в очках. Это так сексуально…

– Вы меня слышите?

– Что? – Уверена, румянцем я выдала свои неуместные мысли, но сейчас мало что могла увидеть и поэтому не смутилась сильнее.

То, как я выгляжу, волновало в последнюю очередь.

Дерек Ричардсон забрал очки, отошел к своему столу и вновь стал для меня лишь размытой фигурой. Он отвернулся и наклонился. Наверное, что-то записывал?

– Со слухом у вас тоже проблемы? – Я бы обиделась, но по тону мне казалось, он пытается шутить… в своем стиле. – Повторю вопрос: у вас есть запасные очки? Или, может быть, линзы?

Я покачала головой. Запасных очков у меня не было. В пятнадцать зрение начало ухудшаться, и в ближайшем «Волмарте» мама купила мне недорогую оправу: металлические дужки, подкрашенные под дерево, с круглыми линзами, ведь я так любила «Гарри Поттера». Все последующие годы мне часто приходилось покупать новые очки, но эту оправу, подаренную мамой, я бережно хранила и забрала в университет.

– Их можно починить? – мой вопрос прозвучал с такой сильной надеждой, будто именно Дерек Ричардсон мог все исправить и он не профессор в университете, а лучший мастер оптики во всей Америке.

Я направилась к столу. Без прежней четкости Ричардсон казался эфемерным, словно фантазия. На секунду в голову пришла безумная мысль: если он нереален, я могу сделать какую-нибудь глупость. Например, поцеловать его. Но профессор прокашлялся, и мне стало стыдно за свои неуместные мысли. Пусть они и отвлекли от грусти.

– Увы. – Ричардсон с задумчивым видом покрутил сломанные очки, надеясь найти зацепку, вдруг получится меня обнадежить. Но в конечном итоге сдвинул широкие брови на переносице, покачал головой и положил очки на стол. Я настолько привыкла к бесчувственности профессора, что на миг растерялась от его искреннего сострадания.

– Понятно. Спасибо. – Главная ниточка с мамой и моим детством была в буквальном смысле растоптана. – Извините, опять задержала вас после лекции.

Я направилась к выходу из класса. Не знаю, как поступить: выкинуть очки в ближайшую урну – ни маму, ни детство уже не вернуть, или бережно хранить очки в комнате, отдав почетное место рядом с детской игрушкой. Плюх обрадуется соседству?

– В городе есть магазин оптики «У Джона Голдмана». Сходите, Джон подберет вам что-нибудь на замену.

Я остановилась и снова посмотрела на разбитые очки. Сказать честно, они мне чертовски надоели. Очкарикам знакомы мои типичные проблемы: обидные прозвища, запотевшие после мороза стекла и расшатанные дужки, из-за которых очки постоянно падают с носа. В оптику съездить стоит, но вовсе не за новой парой стекол в оправе. Пора меняться.

– Спасибо, – повторила я и улыбнулась размытому пятну в десяти шагах от меня. Секунду поразмыслив, добавила: – Знаете, вы не такой уж и монстр, каким себя считаете.

Банальная фраза, что-то вроде «Благодарю вас за доброту, профессор». В ответ я ждала молчания или вежливой усмешки. Моя благодарность была искренней. Его желание помочь, наверное, тоже. Мы могли бы разойтись на теплой ноте и сохранить дружелюбный настрой в последующие встречи.

Но Дерек Ричардсон молниеносно пересек расстояние между нами. Я отступила на шаг, и он вцепился в дверной косяк над моей головой.

Дыхание сбилось от едва уловимых нот его парфюма, от близости, от непредсказуемой ситуации. Профессор наклонился и вкрадчиво сказал:

– Вы ошибаетесь, Астрид. Вам следует держаться от меня подальше.

Что он имел в виду? Загадочный и опасный, как вампир из «Сумерек». Да, Ричардсон красив как вампир. И таинственен. И умен. И я ни разу не видела его на ярком солнце. Хихикнув своей очередной теории, я толкнула тяжелую дубовую дверь. Меня встретил звон колокольчика, запах медицинского спирта и десятки разнообразных оправ на деревянных полках.

– Здравствуйте! – позвала я, щурясь.

Хозяина лавки не было. Потоптавшись на месте, я села в бархатное кресло и решила подождать. Магазин напоминал старинную библиотеку в викторианском стиле. Я представила владельца магазина старичком с крючковатым носом, сухонького и доброго.

– Чем могу помочь, юная леди? – раздался громкий голос из подсобки.

В зал вышел мужчина: на нем были темные брюки и синий свитер. Рассмотрев его ближе, я поняла, что британский акцент сочетался с аристократичной внешностью. Джон Голдман – высокий, подтянутый, с рыжими непослушными волосами – выглядел весьма бодро для старичка. На вид ему было не более тридцати пяти. Или он вовсе не…

– Вы помощник мистера Голдмана? – Любопытство бежало вперед меня.

Мужчина рассмеялся. Если в смехе Дерека Ричардсона (а я всех теперь сравнивала исключительно с ним) сквозила настороженность, то смех незнакомца легкий и беспечный.

– Нет, я – это я. Джон Голдман. – Он сел за темный письменный стол и указал на стул для гостей. – Разрешаю удивиться. – Джон понизил голос: – А еще, по секрету, у меня идеальное зрение.

Спустя секунды неловкой тишины я выдавила вежливый смешок.

– Извините, я… Название такое старомодное.

Джон махнул рукой.

– Мой дед был старомоден, а меня назвали в его честь. Это долгая, нудная история. Так чем могу помочь?

– Ах да, верно! – Я открыла сумку. – Очки… – на ощупь достала оправу, посмотрела на нее с грустью и кинула обратно на дно сумки. – У меня сломались очки, но я бы не хотела их чинить.

– Значит, поговорим о погоде?

– Что? – легкое недоумение сменилось искренним смехом. – Нет-нет, я хотела бы носить линзы! Сможете подобрать?

Джон Голдман оживился.

– Само собой, юная леди! Поддерживаю вашу затею, незачем прятать столь красивые глазки за стеклами очков. – Он поморщился и подался вперед: – Терпеть не могу очки, даже темные, от солнца. Они неудобные.

Я наклонилась к нему:

– Почему вы говорите шепотом?

– Призрак моего покойного дедушки… Не стану вас пугать. – Джон хлопнул в ладоши, заставив меня вновь подпрыгнуть на стуле. – Приступим!

Надеть линзы оказалось непросто, но с чуткой помощью и моральной поддержкой мистера Голдмана я покорила эту вершину. Глаза слегка слезились, но дискомфорт перекрывался восторгом – я все видела!

– Вау, это волшебство.

– Вне Хогвартса, попрошу заметить! – пробивая чек, сказал Джон. – И да, я люблю детскую сказку. Может, я один из Уизли?

Рассмеявшись, я села на стул и стала ждать, когда Джон выпишет мне рецепт на линзы. Жаль, что покупать их следовало раз в месяц, мне понравилось проводить время в магазине оптики. Интересно, откуда Ричардсон знает Голдмана? Они вместе учились? Я аккуратно спросила:

– Ваш магазин мне посоветовал профессор Ричардсон. Вы знакомы?

– Дерек? – слегка удивился Джон и пару секунд вырисовывал в рецепте свою роспись. – Дерек тоже носит линзы. Я переучил его во время службы. Очкарикам в армии приходилось непросто. Вы поняли, как ухаживать за линзами? В пакете найдете раствор, меняйте его каждый день…

Ого! Они вместе служили в армии. Вот это интересно.

– Хм. – Джон пощелкал пальцами перед моим носом. – Аккуратнее, юная леди… – Он помолчал, словно взвешивая следующие слова, и вдруг воскликнул: – Мы, кстати, соседи с Дереком! Живем в том доме. – Он показал на шестиэтажное здание из бордового кирпича. – Я на втором этаже, а Дерек на последнем. Он любит высоту. Не всем это по силам.

– О чем вы?

– Не всем по силам жить на шестом этаже, я бы умер от страха, – отшутился Джон. – Ну, заходите еще, юная леди! Как, кстати, вас зовут?

– Астрид, – представилась я, забрав пакет.

– Всего доброго, Астрид! – звон дверного колокольчика заглушил следующие слова, но я успела распознать фразу: – Какой же ты ублюдок, Дер.

Моника согласилась подвезти меня к магазину оптики, но назад предстояло вернуться самостоятельно.

– Можешь поехать на автобусе. Извини, у меня свидание. Спасибо, что разрешила надеть твое платье! – сказала она и уехала в кампус.

Пожалуйста. Такова плата за персональное такси.

По дороге до оптики я видела Хейстингс размытым, будто мои глаза – это фотокамера и линзу давно не протирали. Теперь я наслаждалась каждым опавшим листочком и трещинкой на асфальте. Ближайшей к университету была историческая часть города: узкие улочки, низкие дома. Вдали шумела река Миссисипи, через нее перекинут мост Хейстингс-Хай-Бридж, а за рекой растянулся густой лес. Пусть здесь холоднее, чем в моем городе, мне нравился Хейстингс.

Да, я предвзята. Я остановилась у дома Дерека Ричардсона. Чертовски предвзята. Сердце застучало быстрее, когда я вглядывалась в окна на шестом этаже. Уже стемнело, но свет не горел. Наверное, профессор в кампусе. Я собралась пойти к автобусной остановке, но…

О, мать твою, книжный магазин! Дерек Ричардсон живет в доме, где есть книжный магазин?! Я тысячу раз предвзята – это идеальное жилье.

Ступив за порог, я отключилась от реальности: рассматривала обложки, читала аннотации. Новинки, бестселлеры, иностранные издания. Наверное, это мой рай.

Несколько часов спустя я покинула магазин. Шопер, который я также купила в книжном, приятно тянул к земле из-за новых книг.

Сумерки окутали город, но в линзах мир был непривычно четким. Я обрадовалась, что автобусная остановка всего в пяти шагах от магазина. Неспешно прогуливаясь под любимую музыку, я не сразу обратила внимание на смену погоды. На нос упала дождевая капля, вторая, третья. Погода испортилась, небо затянули тучи, а молния угрожающе вспыхнула у дерева на соседней стороне улицы. Я ринулась под крышу остановки. Капли участились, ветер усилился. Надеюсь, автобус придет совсем скоро.

Но шли минуты, а я дрожала в платье и в тонкой джинсовке. Осень в Миннесоте опять меня обманула: теплый день сменился на холодный, дождливый вечер.

– Вас подвезти?

Ликование пополам с отчаянием заставили легкие сжаться. Я сильнее закуталась в куртку и откинула голову назад, чтобы пару раз приложиться затылком об стену. Прекрасно. Просто замечательно. За моей спиной дом, в котором живет Дерек Ричардсон, и сейчас профессор приехал из кампуса, чтобы увидеть меня рядом со своим подъездом. Ничуть не удивлюсь, если профессор назовет меня безумным сталкером. Но я не виновата, что именно в его доме есть книжный магазин!

Ну что, романы восемнадцать плюс, вы того стоили?

Я приоткрыла глаз, исподтишка наблюдая: Ричардсон опустил стекло и ждал моего ответа, нетерпеливо барабаня пальцами по рулю. Капли косыми линиями били по капоту его черной машины, а фары освещали пустую, безлюдную улицу. Потянувшись к пассажирскому сиденью, Дерек открыл переднюю дверь.

К черту. Все лучше, чем замерзнуть.

Я подхватила сумку с книгами и побежала к машине.

Хлопнув дверцей, я вновь зажмурилась. В салоне было тепло и витал аромат терпкой ванили. Мой любимый и уже хорошо знакомый аромат.

Автомобиль медленно поехал вдоль улицы, отдаляя профессора от собственного дома и заслуженного отдыха. Я затеребила подол. Вот уж нет, не собираюсь чувствовать вину за вмешательство в его планы! Я не просила меня подвозить, и я бы дождалась свой автобус!

– Профессор, разве не вы сказали мне держаться от вас подальше?

– Садизмом было бы оставить вас на остановке. Автобус до кампуса пришел бы через час в лучшем случае. И… дождь не планирует утихнуть, – в подтверждение его слов капли забарабанили по стеклу с удвоенной силой.

Аргументы были исчерпывающими, чтобы у меня не осталось сомнений: отказываться от щедрого предложения не в моих интересах. Заболеть в первый месяц учебы я не планировала.

– Тогда все, что я могу сказать… – я неловко поерзала на кожаном сиденье, опустив шопер под ноги. – Спасибо в очередной раз.

– Пожалуйста, – в саркастичной манере отозвался Ричардсон и под скрип дворников спросил: – Что вы делали в двух кварталах от магазина оптики? – Наши взгляды встретились.

– Покупала книги, – я ответила спокойно, но внутри бушевала буря. Я же говорила правду, почему так волновалась? Новые романы на моих полках – повод оказаться ближе к профессору вне стен университета? Я нахмурилась. – Мне понравился Хейстингс… Я впервые здесь.

– Да, приятный город. – Ричардсон свернул налево, в безлюдный переулок, и коснулся ребром ладони моего колена. – Холодно?

От его прикосновений я вспыхнула, но молча кивнула: что бы ни сказала, прозвучало бы глупо – я промокла и дрожала. Профессор включил печку. Неловкая беседа окончена, прикинусь невидимкой. Я отвернулась, игнорируя мысли об очередной случайной встрече. Случайной ли? Он все-таки жил в том доме.

Я смотрела на капли, бьющие по стеклу, но вместо того, чтобы отвлечься, еще глубже погружалась в воспоминания: его пальцы будто до сих пор касались моей кожи. Реальное прикосновение. Не из моих фантазий. Настоящая ситуация, где мы наедине. С моим телом творилось что-то неладное. Жарко. Он сильно включил печку? По шее заструился пот, я расстегнула воротник платья.

Загремел гром. Дождь стал сильнее, капли били по стеклам, а печка нагревала воздух в салоне до рекордной отметки. Да он издевается! Я осторожно посмотрела на Ричардсона. Ему в пиджаке не жарко? Тем временем капли пота текли ниже, по ключицам, в ложбинку груди.

– Какой по счету твой коттедж? – Из-за темноты я не заметила, что мы заехали в кампус. Вне машины все размыл дождь.

– Третий, сэр.

Он кивнул и повернул руль. Я не могла отвести взгляд: профессор Ричардсон провел ладонью по волосам, слегка взъерошил их, другой рукой крепко сжал руль. Эти пальцы…

– Ты испортила сиденье. – Он затормозил и заглушил мотор. По салону змейкой пролетел остывший воздух, но меня снова бросило в жар. Ричардсон отстегнул ремень безопасности и смотрел с усмешкой.

– Ч-что? – заикаясь, переспросила я.

– Раздвинь ноги.

Он серьезно? Я немного развела колени. Платье приподнялось и влажные бедра обдало прохладой. Черт побери.

– Шире, – пропел Ричардсон, наслаждаясь ситуацией. Он стукнул по моей коленке большим пальцем и вернул руку на руль. – Ты испортила сиденье моей машины.

Вау, он сказал столько слов, не касающихся моей неуспеваемости. Но это все равно не те слова, что я хотела бы услышать. Пылая от напряжения, я раздвинула ноги шире и вжалась в сиденье. В мыслях не было сопротивляться. Мы начали игру, и если это та самая магия, то посмотрим, что произойдет. Опустив глаза, я увидела – Ричардсон был прав. На светлом кожаном сиденье, рядом с моими трусиками, сверкало влажное пятно. Я не… Я не поняла как… Я просто смотрела на него! Оцепенев, я уставилась на приборную панель перед собой. Поднять глаза стыдно. Часть меня, та, что видела эротические сны, предвкушала последствия, но более рациональная часть опомнилась и нажала на дверную ручку. Бежать! В коттедж! Срочно!

– Что будем делать, Астрид? Думаю, у тебя нет столько денег, чтобы купить новую обивку.

Я покачала головой. У меня есть стипендия, но тогда я останусь без средств на целый месяц… или год. Я провела ладонью по влажному лбу. Самое обидное, что ничего такого мы не делали. Профессор Ричардсон был сосредоточен на дороге, а я… мне просто стало жарко от печки в салоне.

– Извините, профессор. Я не знаю, как это получилось.

Более жалкого оправдания и придумать нельзя. Происходящее точно не очередной сон? Я незаметно ущипнула себя за руку, а испытав боль, захотела взвыть. Мокрые бедра неприятно терлись друг о друга. Я замерла, готовясь к чему угодно. Самое мерзкое и жалкое в ситуации – я действительно была готова к чему угодно. Я безумно желала чего-то нового.

– Выходи.

Когда я повернула пылающее лицо к профессору, увидела его улыбку. Он не злился? Слава богам, он не злился!

Я сползла с влажного сиденья и выпрыгнула на улицу, схватив шопер. Ноги едва держали, в голове пульсировала кровь. Дождь уже закончился. Я часто вдыхала ночной воздух и радовалась, что свет в коттедже не горел – значит, соседки спали, и я могла прошмыгнуть незамеченной.

Мысли оборвал хлопок дверцы. Дерек Ричардсон тоже вышел из машины, поставил ее на сигнализацию и поправил галстук.

– Провожу вас до комнаты, вы же плохо видите, – пояснил он и пошел вперед, не дожидаясь моих объяснений о приобретении линз. – Астрид, идете? У меня сегодня куча дел.

Например? Длинноногие модели в городском баре?

Ричардсон кивнул в сторону коттеджа, но не сдвинулся с места.

– Точно, – пробубнил он себе под нос и вернулся, чтобы…

Подхватить меня под локоть как слепую бабулю!

– Эй, – возмутилась я, но руку не отдернула. – Я купила линзы.

– Отличное решение, – ответил профессор, но руку не убрал.

Мы поднялись на второй этаж. Удивительно, откуда у высокого, мускулистого мужчины столько грации: он шел бесшумно, будто дикий кот.

– Спасибо, что подвезли и проводили, – поблагодарила я, не скрывая облегчения – авантюры на сегодня закончены!

Толкнув дверь, я включила ночник. Комната была абсолютно такой же: розовые обои, малиновый ковер, двуспальная кровать с пологом, письменный стол из темного дерева, зеркало во весь рост, фотокарточки с полароида на веревке вдоль стены. Все как обычно, но я вспомнила, что в первую ночь изнемогала от возбуждения, когда мне приснился Дерек Ричардсон. От воспоминаний я вновь покраснела. О да, этой ночью, скорее всего, мой сон повторится. Но сначала я приму душ.

– Уютно.

Вздрогнув, я повернулась. Дерек невозмутимо стоял в дверях. Я посмотрела туда, куда и он, и меня едва не стошнило от нервного напряжения. Он смотрел на мою одежду, разбросанную по постели: на чулки, трусики, лифчики. Мать твою! Моника устроила ревизию в моем шкафу. А самое дерьмовое, что я ей это разрешила за поездку до оптики.

Я открыла рот, чтобы оправдаться, но Ричардсон прислонил указательный палец к своим губам. Да, стены в коттедже тонкие.

– Доброй ночи, – прошептала я.

Но он не ушел. Напротив, сделал шаг ко мне. Потом еще один. И еще. Воздух заполнил его терпко-сладкий одеколон, гель для бритья и что-то горьковатое – опасность? Предвкушение. Я неосознанно отступила назад и наткнулась на письменный стол, чудом не свалив лампу.

– Тс-с… – Ричардсон прищурился. Белье на мне успело высохнуть, но теперь вновь промокло. – Как жаль, что здесь нельзя шуметь. – Он коснулся локона у моего лица и невесомым движением откинул назад. Наши глаза встретились, мои губы приоткрылись. Что происходит… Мгновение спустя лицо профессора стало привычно-безразличным. Он выпрямился и отошел на пару шагов. – Не бойтесь.

– Хорошо? – полувопросительно ответила я.

Ловушка захлопнулась, и я стояла в эпицентре. Смотрела на его губы. Ждала. Он не поцеловал меня. Ладно, размечталась. В такой-то обстановке.

Когда он вновь подошел, его рука скользнула ниже, к моему запястью. На лице Дерека молниеносно сменялись эмоции, будто помехами на телевизоре сквозь холодную маску проступал интерес.

– Что же мне с вами делать, – пробормотал он. – Спутали мне планы на вечер, испортили сиденье машины…

– Я не специально, профессор, – шепот получился жалким, сдавленным. Боюсь даже подумать, сколько стоит его авто.

Он отошел на несколько шагов. Вдруг улыбнулся, так обаятельно и беспечно, будто я пришла к нему сдавать домашнее задание, а не стою ночью посреди комнаты, виноватая и возбужденная. Я едва поборола желание посмотреть на ширинку его брюк: удалось ли мне возбудить его?

– Я привлекаю вас, верно? – упиваясь моей растерянностью, Дерек Ричардсон провел ладонью по своим волосам. В полумраке они казались еще темнее, а весь его образ – опаснее. Профессор продолжил: – Раз вы не можете сдерживать возбуждение, я предлагаю пари. Кончите для меня.

– Что?

Я ослышалась? Ущипнув себя, снова поняла, что это не сон. Значит, я сошла с ума. Валяюсь с температурой и ловлю галлюцинации.

– На лекции. Вы попроситесь выйти, дойдете до туалета, закроетесь, включите диктофон и сделаете это.

– Диктофон? – Боже, Астрид! То есть из всего этого тебя беспокоит, зачем он сказал про диктофон? Я удивилась сама себе.

Меня заинтриговала его извращенная игра. «Пари», как он сказал. То, что он не боялся последствий и предложил это именно мне. Разглядел в деревенской девчонке что-то особенное.

– Почему я?

– Потому что сегодня я никого больше не подвозил.

Сглотнув, я попыталась скрыть обиду. Сегодня?

– Оригинальный способ общения со студентами.

– Только с теми, кто мне интересен, – парировал Ричардсон.

Например, та девушка, которая бросила университет?

Но я благоразумно промолчала.

– Астрид?

– Обычно, чтобы выразить интерес, приглашают на чашечку кофе…

– А вы обычная?

Уставившись в пол, я пыталась найти в его словах логику.

Задание от деканата? Проверяют, насколько я испорчена? Достойна ли стипендии? Да! Точно! Самый красивый профессор – что-то вроде тайного покупателя в университете Берроуз. Кто из студенток готов променять учебу на легкую интрижку? Не выйдет.

– Значит, через неделю? – Когда он снова подошел, его дыхание обожгло мне ухо, а его руки с двух сторон от моего тела уперлись в стол. – Спокойной ночи, Астрид.

Он резко отпрянул и пошел к выходу из комнаты. Колыхнулись занавески, словно провожая ночного гостя. Оставшись одна, я шумно выдохнула. Самое отвратительное во всей этой ситуации, что ему удалось заинтриговать меня. Если бы он не блефовал, а я бы выполнила его унизительное задание… я бы узнала темную сторону заколдованного принца.

Или все-таки монстра?

Как жаль, что здесь нельзя шуметь.

Глава 6

Утром я проснулась с глупой улыбкой на лице и осознанием: мне приснился очередной эротический сон. Его машина, моя комната… Интересно. Он хочет, чтобы я кончила для него в туалете университета. В какой книге я это вычитала?

На прикроватной тумбочке вместо очков лежал голубенький контейнер для линз. Я громко выругалась. Это. Был. Не сон. Профессор Ричардсон подвез меня в кампус, проводил до комнаты и предложил… Господи. Нет. Для университетской проверки это слишком. Или его попросили проявить фантазию? Он выбрал не зажимание по углам, как любят делать мои сверстники, а пугающую изобретательность.

– Привет, Пат.

– Ты видела время? – Подруга зевнула в трубку.

Знаешь, мне было не до того. Думала о своем профессоре-извращенце. Но вслух я сказала иное:

– У нас час разницы в твою пользу, девчонка из Нью-Йорка. Почему ты вообще ответила? Ты не на лекциях?

Патриция пару минут шуршала простынями.

– Проспала, бывает. А ты почему не спишь в такую рань?

Я помычала в ответ. Первый импульс – позвонить Пат – уже не казался правильным. Вдруг она меня осудит? С другой стороны, кому довериться? Соседкам? Ни за что. Я все рассказывала лучшей подруге и в этот раз выложила как есть.

– Ого.

– Это хорошее «ого» или плохое? – уточнила я.

– Это «ого, как в секте Берроуз, оказывается, интересно»!

– Мой университет не секта, – проворчала я, складывая учебники в новенький шопер. – Надо же было отказаться еще вчера, да? Удивлена, почему ты не орешь в трубку о моей невменяемости.

– Что ты теряешь?

– Прости?

– Что ты теряешь, если согласишься? – беспечно повторила Пат.

– М-м-м… Так-то ничего. Кроме самоуважения.

Патриция перебила:

– Самоуважение следовало сохранять в Луксоне, когда всякие неудачники лезли к тебе в трусы! Я погуглила Дерека Ричардсона, и, мать твою, в случае твоего отказа я перевожусь в секту Берроуз.

– Ты сумасшедшая? – спросила я спокойным голосом. С ненормальными только так.

Пат звонко захохотала, и в ее смехе сквозили дьявольские нотки.

– Ничего не выйдет? Черт с ним! Тебе будет что вспомнить из студенческих времен. Асти, соглашайся!

– А если я вылечу из университета?

– Будешь жить у меня, – отшутилась подруга и серьезно добавила: – Думаю, он это уже проворачивал. Ищет самую раскрепощенную, наверное. Не относись к его просьбе серьезно. Повеселись! И не смей говорить, что положила глаз на какого-нибудь тупоголового футболиста. Профессор явно опытный, доставит тебе удовольствие, и с ним можно обсудить любимые книги в перерывах между траходромом.

– Он не предлагал мне траходром, – разозлилась я.

– Пока не предлагал. – Я отчетливо представила, что Пат мне подмигнула. – Ух, надеюсь, у него есть симпатичный друг.

– Его друг веселый и любит «Гарри Поттера».

Пат демонстративно зевнула:

– До связи. Будь смелее!

Авантюристка Пат согласилась бы из любопытства, но мной двигал страх упустить первого человека, подарившего ощущение магии, а также желание разобраться: почему он выбрал именно меня?

Осталось чуть меньше недели, чтобы принять решение.

Я надела малиновое платье ниже колен, завязала волосы в хвост и застыла у письменного стола. Список, составленный в первый день, лежал на краю рядом со стопкой тетрадей. Последний пункт – не мечтать о профессоре Ричардсоне – с треском провален. Я могу в любой момент бросить его курс, если почувствую: для меня это слишком. Мысль успокоила, но также разозлила, будто у меня нет выбора.

«Повеселись». Кому будет весело – мне или ему?

– Астрид, доброе утро! – Моника заглянула в комнату с зубной щеткой во рту. Достала ее и продолжила: – Спасибо за клевое платье! Кайл сорвал его с меня еще до того, как мы доехали до ресторана…

– Оставь подробности при себе. – Я поморщилась, взяла вещи и протиснулась мимо нее в коридор. – И платье можешь оставить.

Мысли были далеки от нарядов. Черт. Нет. Я не соглашусь. Черт. Да! «Ты хорошая девочка, Астрид, такой тебя воспитали», – я помотала головой, прогоняя почти забытый голос.

– Да ладно! – закричала мне в спину Моника. – Я отдала платье в химчистку! Оно будет как новенькое! – Соседка догнала меня у первых ступеней: – Эй! О чем задумалась?

Пришлось сочинить что-то невразумительное:

– Вспоминаю, какие сегодня предметы и от каких преподавателей мне влетит за несделанную домашку.

– Что же ты делала вчера вечером? – соседка подмигнула. Она что-то слышала? Боже, надеюсь, я не стонала на весь этаж…

– Что я делала?

– Ты мне скажи. Когда мы ложились спать, тебя не было в комнате.

Моя челюсть наверняка встретилась бы с полом, будь такое физически возможно. Нет, не хочу даже вспоминать, что я провела вечер с Дереком Ричардсоном: он подвез меня и… и все остальное!

Черт побери. Вспомнила.

– Мне надо идти. – Я набросила джинсовую куртку. Наверное, мои щеки были одного цвета с платьем и никаких румян не нужно.

Время летело: задания, проекты, студенческая жизнь. Вопрос Ричардсона казался туманным, нереалистичным воспоминанием. Но, сверив расписание со своим графиком, я задрожала, несмотря на то что в коттедже дали отопление. Лекция по зарубежной литературе. Сегодня.

Добравшись до университета, я едва отсидела другие занятия, а на перемене застыла у двери в его класс. Я пялилась на деревянную табличку с проклятым именем и чувствовала, как мир сужается до размеров этой несчастной таблички.

Не пойду. Не буду делать то, что он предложил. Это не весело, Пат! Это странно! Понятия не имею, зачем так беспечно отреагировала. Наверное, подумала, что он шутит. Да, шутит. Дерек Ричардсон взрослый, уважаемый мужчина. Ходит в брюках и рубашках, его обувь идеально начищена, а волосы причесаны на левую сторону. От него пахнет дорогим парфюмом и машина у него престижной марки. Но ему интересно поиздеваться над первокурсницами, заставить их краснеть. Он же молод, и тридцати нет. Ричардсон наверняка не верит, что кто-то всерьез воспримет его непристойное предложение.

– Мисс Дэвис? Вы идете в класс?

«Мисс Дэвис». Сипло, рядом. Будто мы снова в моей комнате.

Я вдохнула полной грудью и обернулась. Все так, как я думала: одет с иголочки, обаятелен, вежлив. Дверь придержал, чтобы я зашла!

– Нет. Мне нехорошо.

– О, – профессор коротко усмехнулся. – Вам нехорошо? – уточнил он, все еще сжимая ручку двери. Я подошла к классу слишком рано, и никто не препятствовал нашему неловкому разговору. А жаль.

– Мне нехорошо. – Словарный запас уменьшился до десятка слов?

– Прекрасно. – Ричардсон улыбнулся широко и радостно: меня ослепила его белоснежная улыбка. – Замечательно!

– З… замечательно? – Я смотрела на него в замешательстве.

Дерек убрал ладонь с дверной ручки: мимо нас по коридору пронеслись несколько студентов. Профессор кивком поздоровался с ними и снова посмотрел на меня. Он чуть наклонился, вкрадчиво произнес:

– Да, замечательно, мисс Дэвис. Я теряю интерес к тем, кто неспособен выполнить мои простые указания. Жду ваше заявление о переводе в течение недели. Сегодня, так уж и быть, оставайтесь.

Да кто он, черт возьми, такой?! Я не сделала ничего, чтобы он выгонял меня с курса! И я легко пойду в деканат – жаловаться на домогательства, только… Воздух стал вязким, я смотрела то на льдисто-серые глаза, то на приоткрытые губы профессора. Повеселись! Будешь вспоминать о приключении долгие годы! Блин. Будь ты проклята, Пат!

– То есть вы не заодно с деканатом?

Ричардсон громко рассмеялся, и на секунду я залюбовалась его искренней радостью, она смягчала острые черты.

– Астрид… вы меня удивляете! Я на короткой ноге с деканом, но он не в курсе моих способов «общения со студентами», – процитировал мои слова. И, наклонившись, спросил: – Вы никому не расскажете?

– Нет. Но я не понимаю…

– Вы поймете, когда сделаете выбор. – Он смягчился лишь на секунду. Выпрямив спину, посмотрел вдаль, на коридор. – Забудьте мой блеф. Я не трону ваши оценки, не выгоню с курса. Это должно быть исключительно ваше решение. – Он достал из пиджака диктофон: черный корпус блеснул в свете флуоресцентных ламп. – Выберите то, что велит вам сердце.

Его ловкие пальцы закинули диктофон в карман моей джинсовки.

– Не очень-то нравственное поведение, профессор Ричардсон. – До лекции оставались считаные минуты. В класс спешили первокурсники, и для них мы выглядели так, будто обсуждали что-то скучное: например, мое сочинение. – Вы подаете плохой пример, – сказала я охрипшим голосом.

Диктофон я не вернула. Тот жег мне грудь через джинсовую ткань.

Ричардсон дернул плечами, не уловив в моем тоне никакой угрозы. Разве могла я угрожать? Его самомнение восхищало. Словно издеваясь, профессор галантным жестом указал мне на дверь в кабинет.

– Я никогда не считал себя святым, Астрид. Вы идете на лекцию?

Прежде я не была такой рассеянной на занятиях. Я не сводила глаз с Ричардсона, но не понимала, о чем он говорит. В голове крутилась мысль: «Он – строгий профессор, и он – мужчина в моей комнате – один и тот же человек? Как он может быть воспитанным на людях и бесстыдным наедине?» Дерек предупреждал, что мне следует держаться от него подальше, но затянул в свою игру, и я решу прямо сейчас, согласна ли играть.

– Мисс Дэвис? – позвал он нарочито встревоженно, почти заботливо, стиснув в пальцах мел, и тот, словно мое чувство собственного достоинства, крошился, пачкал его кожу. – С вами все хорошо? Хотите выйти?

Черт. Вы хотите, чтобы я вышла. За секунду в голове взорвалась сотня фейерверков, напоминая о его руке на моем колене, о его горячем дыхании на моей щеке. Между ног запульсировало желание.

Я не ответила и вылетела из кабинета, прихватив шопер. Сначала я побежала на улицу. Холодный осенний воздух остудил горящее лицо. Я замерла, восстанавливая дыхание. Нет-нет-нет.

Да-да-да!

Он зацепил меня. В первую встречу. С первого взгляда.

Значит, уже тогда я была готова узнать, что он скрывает.

Я не могу спасовать. Не хочу?

До женского туалета недалеко и, не сбавляя шаг, я через две минуты была в кабинке. Прижимала к груди сумку. Вдохи рваные вовсе не от бега или паники. От желания, от стыда, от предвкушения награды.

Я. Больная. На голову.

Вдруг он тоже?

Я сделала глубокий вдох, заправила за уши волосы и достала из сумки влажные салфетки. Дрожащей рукой вытерла ободок унитаза и руки. Спустила трусики и уставилась на край кружевного платья. Под ним удовольствие. Под ним совсем скоро могут быть его пальцы.

Пришлось прикусить губу, иначе застонала бы. Я коснулась себя, но вспомнила, что забыла выполнить главное условие: включить диктофон. Достала из кармана, нажала на кнопку. Колесики внутри диктофона закрутились, лампочка загорелась красным. Что я делаю?.. Нет, думать нельзя. Передумать уже немыслимо. Я достала новую салфетку и вытерла руки. Закрыла глаза. Переместилась в тот самый вечер. Поездка до кампуса. Моя комната. Профессор Ричардсон… Дерек рядом… воспоминания пробудили фантазии. Я коснулась своего клитора. Неуверенно провела пальцами, представляя, что пальцы – его. Может быть, он занимался музыкой до карьеры в университете? Играл на гитаре, пианино? Его пальцы ловкие, холодные, длинные, самые желанные. Я проникла внутрь, утопая в своей влаге. Добавила второй палец. Дыхание сбивалось, и я поднесла диктофон к губам – он должен это слышать. Пусть слышит. Пусть возбудится, как и я. Заслужил. Возбудиться и не получить. Представлять и не трогать. Одержимая сладкой местью, я двигала внутри себя пальцами. Набирала темп, замедляла, томилась и отодвигала разрядку. Когда до оргазма оставались считаные мгновения, я прошептала в диктофон:

– Надеюсь, вам понравилось, профессор Ричардсон.

Удовольствие накрыло лавиной. Сведя колени вместе, я до боли сжала бедра. Пару секунд клитор пульсировал, а фантазии были ярче, чем когда-либо. Я развела ноги в стороны и открыла глаза. Яркий свет ламп на потолке туалета ослепил резкой вспышкой. Когда волны экстаза сходят, нередко одолевает стыд. Щеки пылали. Я быстро выключила диктофон, надела белье и вышла из кабины. Никого. Но мне казалось, весь университет знает, что я сделала. О ком думала. Чье имя повторяла шепотом.

Я положила диктофон на раковину и брызнула в лицо водой. Удалю чертову запись или разобью диктофон о кафельный пол! Замахнулась. Сдержалась. Стиснув пластмассовый корпус в ладони, я тихо выругалась. Оргазм был сильным. Удовольствие от выполненного наказания, от предстоящей награды – намного слаще.

Я вернулась в кабинку и вытерлась салфеткой. Терла так, что начало щипать, но уничтожила всю влагу, все доказательства… Доказательства. Я повертела диктофон в руках. Что Дерек будет с ним делать? Прозвенел звонок, оповещая, что лекция окончена. Сейчас узнаю.

Дождавшись, когда кабинет опустеет, я зашла в безнравственную обитель Дерека Ричардсона. Он убирал документы в портфель и, увидев меня, кивнул. Уйти? Позорно сбежать?

Профессор молча смотрел на меня, пригвоздив взглядом к полу.

– Я сделала, что вы просили.

Он застыл с папкой в руках. Удивление тенью скользнуло по красивому лицу, а я представила: он рассмеется, скажет: «Астрид, извращенка ты, а не я. Это были просто слова, не могу поверить, что первокурсница на такое способна!» Пристыдит. Унизит.

Ричардсон закончил убирать документы, захлопнул портфель, подошел, забрал диктофон и вернулся к своему столу, где написал что-то на листке-стикере.

Когда он вручил мне лист, я поняла, что размашистым почерком он оставил телефонный номер. Медленно я перевела взгляд с цифр на его лицо. Он не улыбался. Не ликовал. Смотрел серьезно и слегка строго. Никаких шуток.

В коридоре кто-то громко засмеялся, и я убрала бумажку в карман джинсовки – туда, где минутами ранее был диктофон. Ладно. Разберемся. Я собиралась уйти, но Дерек коснулся моего запястья.

– Я приятно удивлен, Астрид. Это, разумеется, останется между нами.

Разумеется.

От этих слов не стало легче. Приятно, конечно, что он обещает не рассылать всему университету запись с тем, как я кончаю для него в туалете. Но я вдруг почувствовала, что это все. Наказание выполнено, и наши отношения так и останутся на уровне «студентка – преподаватель», добавится только грязный секрет. Со временем и он забудется, а на вручении диплома профессор зарубежной литературы хлопнет меня по плечу, поздравит с окончанием университета и не вспомнит, что я сделала. От осознания всего этого мне захотелось плакать, ударить его, испортив ногтями дорогой пиджак, или страстно поцеловать – терять-то нечего.

Но я только кивнула и повернулась к выходу из кабинета.

– Астрид?

– Да, профессор?

– Вам понравилось?

Я молча смотрела на него.

– Имею в виду… – Он нахмурился и затеребил галстук, впервые смутившись. – Понравилось ли вам то чувство, когда вы передали мне диктофон? – Он не дал ответить, да и ответа у меня не было. – Если понравилось, позвоните сегодня вечером. Если нет, выбросите из головы, и я при вас удалю запись. Но если вздумаете донести… – Ричардсон отсалютовал диктофоном. – И мне, и вам есть что терять.

Я стояла посреди кабинета, растерянно моргая. Кровь стучала в голове, тело ослабло. Хотелось полежать в теплой ванне и от души прореветься. То, что я испытала, определенно было чем-то новым, неизведанным, интригующим. Не могу дождаться, когда вернусь в свою комнату. И надеюсь, в моих глазах он не прочел облегчения. Я и так достаточно унизила себя. Но раунд выиграла. Продолжаем.

– Если только вы разрешите мне называть вас по имени, профессор.

– Я подумаю над этим.

Что он со мной делает?

Вечером я не могла усидеть на месте, не могла расслабиться, не могла ни о чем другом думать! Я отказалась смотреть ужастик в общей гостиной и вместо этого сидела на ковре в своей комнате, гипнотизируя телефон. Я сделала задания на всю неделю, переложила одежду из одного ящика в другой, вытерла пыль, проверила социальные сети – Ричардсон сдержал обещание и о нашем секрете никто не узнал.

Девятый час. Я занималась йогой, читала книгу, ходила на кухню за вредной едой и много-много раз уговаривала себя не звонить. Или звонить? Я не знала, что хуже. Он дал мне выбор? Следует радоваться, да? Но я не привыкла принимать решения.

В этом вся ты, Астрид. Такая же никчемная, как все в Луксоне.

– Астрид? Добрый вечер. – Хриплый голос звучал почти нежно. В домашней обстановке Дерек Ричардсон не казался пугающе строгим. Могу на пару минут забыть, что он мой профессор. Я тут же представила его в забавной пижаме с кусочками пиццы и хихикнула. – Понравилось мое задание? – растолковал смех по-своему. – Повторим?

– Здравствуйте, – пискнула в ответ. – Повторим? Что это значит?

Ричардсон молчал.

Нужно сказать что-то еще? Губы пересохли. Я облизала их и попыталась выровнять дыхание, чтобы не выдать радость от его быстрого ответа на звонок. Он ждал?

– Я в тебе не ошибся. Запись прекрасна. – Пока я не грохнулась в обморок от стыда, он резко сменил тему: – Сколько тебе лет?

– Вы спрашиваете мой возраст только сейчас? Девятнадцать.

Сиплый смешок он попытался замаскировать кашлем, а мои ноги покрылись мурашками. Я вскочила, закрыла дверь на ключ и забралась на кровать. Прикрыла глаза и представила, что Дерек рядом. Надеюсь, когда-нибудь он будет рядом. И я смогу называть его Дерек.

– Я не сделал ничего противозаконного, – игриво ответил он. – Нравится в Берроузе?

– Собираетесь сделать? – Я прослушала вопрос.

– Не терпится?

Я прикусила язык. Кровь во рту по привкусу похожа на отчаяние.

– Хорошо. – Дерек ухмыльнулся. – Все просто. Повтори то, что ты сделала в туалете. Здесь. Сейчас. Я буду слушать.

Ричардсон говорил медленно, с паузами, чтобы донести смысл слов. Но мне все равно захотелось переспросить.

– Не понимаю…

– А мне кажется, ты отлично понимаешь, о чем я. Ты думала обо мне в своей кровати? Разумеется, думала.

Подскочив, я сползла на пол и посмотрела на кровать как на злейшего врага, словно она хранила все мои пошлые фантазии и могла рассказать о них Ричардсону. Но по уверенному тону я поняла, что ему и не нужно читать мысли. Он прекрасно знал, что я хотела его, мечтала о нем.

– Нам же понравилось. Ты получила новые эмоции… Почему бы не повторить? – настаивал Дерек. В его голосе не было агрессии.

Он веселился. Проверял, как далеко я смогу зайти.

– Я не подопытный кролик! Я могу записать наш разговор.