Ограничение 18+, брань

Теги: любовь и ревность, юмор, преодолевание препятствий

Жанр: современный любовный роман, романтическая эротика, комедия

1

Слава

2

Слава

– Драко, напомни, почему мы едем встречать Верушку на машине Джо?

– По той же причине, по которой я ни разу не трахнул тебя в своей машине. – терпеливо поясняет Гас. – Потому что моя «пантера» двухдверная. Ты же не хочешь, чтобы твоя лучшая подруга сидела сзади, как собака в переноске.

Моя лучшая подруга Верушка приезжает в Нью-Йорк погостить на неделю, после чего мы вместе полетим в Москву. Там мне предстоит месяц терпеть дурной нрав папы Игоря, а на мужественные плечи учителя литературы Веры возложена ещё более сложная миссия – научить школьников любить Солженицына.

Мы спускаемся на парковку, где из-за руля здорового внедорожника скалится Джо.

– Отлично выглядишь, русская берёзка. Признавайтесь, кто из вас кому запрещает гулять? А то я сто лет не видел этого говнюка.

Ну ещё бы. Ведь всё своё свободное время Гас буквально коротает во мне.

– У нас медовый месяц, – отрезает Гас, открывая передо мной дверь. – Придёт день, когда и ты свои шары будешь загонять в одну лузу. И надеюсь, это случится раньше, чем твой неразборчивый обмылок подцепит гонорею.

– Я всегда предохраняюсь, бро, – беззлобно откликается Джо, поглубже натягивая на лоб бейсболку. – Не родилась ещё та женщина, которая приручила моего жеребца. – Он шутливо подмигивает мне и добавляет: – Могла бы Слава, но она уже выбрала себе какого-то мудака.

Гас гневно рычит, с шумом захлопывая за собой дверь. Джо часто отпускает подобного рода шуточки, и мы оба знаем, что это ничего не значащий треп, чтобы позлить Гаса.

– Твоя подруга симпатичная? – интересуется Джо дорогой. – Говорит по-английски?

– Да и да, – отвечаю лаконично. – Но боюсь, у тебя с ней нет шансов.

– Это почему? – обиженно сопит Дон Жуан.

Я критично осматриваю его худощавые руки, вращающие руль, и вздыхаю:

– Увидишь.

Улыбающееся лицо Верушки я замечаю, едва она выходит в зону прилёта. Она на пару голов возвышается над окружающими, словно Гулливер, по ошибке загремевший в Лилипутию.

– Привет, Славка! – бодро восклицает, в порыве тёплых чувств приподнимая меня на полметра от земли. – Знатно, смотрю, одноглазый Змей Горыныч кровушки твоей попил. Худа как щепка.

– Гас, это Верушка, – представляю я подругу, когда она опускает меня на ноги. – Верушка, это мой… – Я перевожу взгляд на Гаса и замечаю, что он смотрит на нее, приоткрыв рот.

– Ни хера ты здоровая, – окидывает Веру ошарашенным взглядом с ног до головы.

– Минус двадцать очков Слизерину… – шиплю я, пытаясь вонзить каблук ему в икру.

– Смотрю, манеры с Америке не в чести, – невозмутимо усмехается Вера. С самооценкой у неё полный порядок, и комментарии по поводу роста и мышечной массы, набранной за годы усиленных тренировок, её нисколько не смущают. – Ну, будем знакомы, Драко Малфой и его волшебная палочка.

– И тебе привет, принцесса Фиона, – расплывается в ироничной улыбке пришедший в себя Гас. – Вижу, теперь можно не волноваться, отпуская матрёшку вечером на прогулку.

– А ты не врала, Славка, – резюмирует Вера. – Языком твой суженый и правда работает славно. – Подняв брови, она вопросительно смотрит на Гаса: – Чемоданчик возьмёшь, или хрупкой девушке самой его нести придётся?

Гас извлекает из своего арсенала самую сладкую улыбку, от которой млеют даже дворняги:

– Всегда к вашим услугам, леди. – Забирает у Веры чемодан и болезненно кривится: – Ты с собой Шрека, что ли, в багаже притащила? Чего тяжёлый-то такой?

– Давай я возьму, – слышится из-за моей спины, и я вспоминаю, что с нами в аэропорт зашёл Джо.

Гас незамедлительно пихает чемодан ему в руку и с любопытством начинает разглядывать лицо друга, пока тот, в свою очередь, не отрываясь глазеет на Веру.

– Слюни подбери, ковбой. – самодовольно улыбается подруга. – Эк тебя парализовало от красоты русской.

– Я Джо, – севшим голосом представляется Джо, протягивая Верушке раскрытую ладонь.

Вера вкладывает в неё свою руку, и мы все трое, приоткрыв рты, наблюдаем, как оробевший плейбой галантно прикладывается к ней губами.

– Твои курсы пикапа морально устарели, бро, – комментирует Гас. – Арамисы нынче не в ходу.

– Заткнись, – огрызается Джо, и, гремя чемоданом, устремляется к стеклянным дверям выхода.

Мы с Верушкой следуем за парнями, взявшись за руки. Я безумно по ней соскучилась. Именно к Вере, а не к маме я привыкла идти за советом в любой непонятной ситуации, поэтому в Нью-Йорке мне очень её не хватает.

– Тор уже не тот, – комментирует Верушка, оглядывая долговязую фигуру Джо. – Но мордашка симпатичная.

– Может, всё-таки поживёшь у Гаса? – предлагаю в очередной раз. – Для чего тратиться на гостиницу? Свободные комнаты есть.

– А поклонников я тоже буду к вам домой водить? Имей в виду, на этих школьных каникулах Вера Георгиевна планирует предаться похоти и пороку. – Верушка переводит взгляд на широкую спину Гаса, обтянутую неизменной чёрной футболкой, и хмыкает: – А твой слизеринец ничего так. Одобряю. Дети красивые получатся.

Мне остаётся только тяжело вздохнуть.

******

– Как дела, Слава? – улыбается Эл и, сопровождаемый пристальным взглядом Гаса, звонко чмокает меня в щёку. М

Малфой всё ещё не может забыть, что до того, как мы начали встречаться, я имела неосторожность сходить в Элом на свидание.

– Всё отлично, Эл. У тебя, я вижу, тоже неплохо, – с улыбкой киваю на миловидную брюнетку, протискивающуюся к столу. – Кристина очень милая.

По случаю приезда Верушки мы собрались в местном баре вместе с друзьями Гаса, чтобы выпить и немного расслабиться. После четырёхмесячного марафона оплодотворения я рада на один вечер дать передышку мышцам Кегеля и выпить вина в непринуждённой обстановке.

– Матрёшка, Фиона без тебя заскучала. – Гас обнимает меня за шею и демонстративно впивается в рот нецеломудренным поцелуем, от которого новое кружевное бельё разлетается на мокрые нитки.

– Не переусердствуй, Малфой, – отстраняюсь я, ловя ртом воздух. – Эл уже давно счастлив с Кристиной, и твоё шоу с изнасилованием моего рта совершенно лишнее.

– Я просто увлёкся, матрешка, – ухмыляется Гас, закидывая руку мне на плечо. – К тому же Эл ни хрена тебя не забыл. Ты разве не видишь, что эта девчонка – перекрашенный косплей на тебя?

Я закатываю глаза, ударяя Малфоя в плечо. Нет, мне, конечно, приятно, что он считает меня неотразимой, но в последнее время его ревность достигает чудовищных масштабов. Когда твой парень угрожает бариста, потому что тот по неосторожности выложил сердечко на кофейной пене, – это уже борщ.

– Ты обесцениваешь выбор друга, – журю его. – А твоя необоснованная ревность начинает порядком меня доставать.

– Это потому, что ya pisdetz kak lublu tebya, Сла-ва. – Лицо Гаса становится серьёзным, и он крепко прижимает меня к себе. – Ты только моя.

И вот так я с лёгкостью прощаю ему все собственнические припадки. Шепчу, что тоже люблю его, и мы оба возвращаемся к столу.

– Вера, а ты впервые в Нью-Йорке? – Джо свешивается через весь стол, демонстрируя свои идеальные американские зубы. – Я бы мог организовать для тебя экскурсию.

Я много раз видела это выражение на его смазливом лице: белобрысый койот вышел на охоту. Только в этот раз, вместо тщедушных размалёванных сурикатов, своей целью он выбрал девяностопятикилограммовую львицу.

– Я бы с удовольствием, ковбой. – Вера беспечно поводит тренированной дельтовидной мышцей, обтянутой кружевом. – Но у меня уже есть планы на завтра. Меня пригласили на свидание.

У Джо в этот момент такое лицо, какое было у Гаса после посещения проктолога. Боль, шок и неверие.

– Тогда, может быть, послезавтра? – растерянно уточняет он.

– Послезавтра будет послезавтра, – философски заключает Верушка. – Если что, я дам тебе знать.

Несмотря на грозные данные, у Веры никогда не было отбоя от поклонников, и ни один из её многочисленных парней её не бросал. Хотя я бы хотела взглянуть в лицо смельчаку, который бы рискнул бросить Верушку.

– А Фиона-то не промах, – ухмыляется Гас, склонившись ко мне. – Погляди на этого мачо: морда грустная, как у кота в сапогах.

Я не удерживаюсь от смешка при взгляде на унылую физиономию Джо и прошу Гаса:

– Драко, налей мне вина.

Вообще-то я не пью, но сегодня уж очень хочется. Хочется расслабится, чтобы вопрос фертильности хотя бы ненадолго покинул мою голову.

– Мы же беременеть пытаемся. – хмурится Гас. – Я уже четыре месяца ничего не пью.

– Вот тогда ты и твоя трезвая матка выносите нашего ребёнка, – рявкаю я. – А я хочу выпить.

Гас стискивает челюсть до бугрящихся желваков и, взяв в руки бутылку, цедит вина в бокал, точно так же, как когда-то баба Саша капала себе корвалол в рюмку.

– Ой, дай сюда, жмотяра. – Я раздражённо забираю у него бутылку и щедро отливаю себе рубиновой жидкости. Делаю глоток, и ещё один, пока мой чувствительный к алкоголю мозг не размякает до состояния картофельного пюре.

– Я устала. – Тычу пальцем Гасу в грудь, после того как осушаю бокал до дна. – Во мне белка больше, чем в любом спортивном питании, а толку ноль. С сегодняшнего дня я накладываю российские санкции на твой американский член.

– Ты так быстро напиваешься, матрёшка, – усмехается Гас и тянет меня к себе на колени. – Я, наверное, иногда перегибаю палку.

– Наверное? Да ты самый…

– Не рычи, матрёшка. Я буду стараться быть более терпеливым, – обещает Гас.

И я наивно ему верю.

3

Гас

– Нравится девчонка?

Я опускаю руку на плечо прыщавого продавца из отдела овощей, который уже минуту пялится на задницу матрёшки, набирающей вонючие корнеплоды для своих органических смузи.

– Попец что надо. Прямо как у Эмили Ратаковски, – зачарованно тянет щенок и, чёрт меня подери, лезет под свой красный фартук, чтобы поправить яйца.

Как они, блядь, все мне надоели. Где бы ни появилась Сла-ва, она, словно радар для похотливого тестостерона, привлекает внимание всех окружающих мужиков. Неважно, во что она одета: в одно из этих её платьев, по размеру напоминающих носовой платок, или как сейчас – в спортивные шаровары и мою футболку, которую Сла-ва так мастерски завязала на животе, что теперь она сидит лучше, чем на мне. Все они сворачивают на неё свои шеи.

Я кладу дрочиле ладонь на макушку и вращаю по часовой стрелке, пока его ошалевшие глаза не упираются мне в грудь.

– Выше смотри, – подсказываю ему.

Дожидаюсь, пока он задерёт свой прыщавый подбородок, и начинаю прелюдию к лекции о хороших манерах:

– Запоминай, дрочила. – Тычу пальцем в матрёшку. – Это Сла-ва, моя невеста. Она к вам в магазин часто приходит всякую полезную хрень покупать. Детокс у неё, понимаешь?

Шумно сглотнув, тот кивает, поэтому я продолжаю:

– Узнаю, что ты продолжаешь на неё так таращиться, тебе больше нечем будет помидоры перебирать. Ни те, что на витрине, ни те крошечные черри, что ты прячешь в своих лосинах. Усёк?

– Малфой! – Грозный матрёшкин рык заставляет оторвать глаза от побледневшего лица. – Оставь парня в покое!

– Прихвати сельдерей, любимая, – предпринимаю я попытку её отвлечь. – Без него это твоё зелёное дерьмо не такое вкусное.

– За дуру меня держишь, Гас? Сколько можно уже?

Грозно оскалив клыки и решительно стуча пятками, матрёшка идет к нам. Я со вздохом убираю ладонь с макушки повелителя цукини и делаю шаг ей навстречу:

– Кажется, ты хотела ещё специй приобрести?

– Не заговаривай мне зубы, – шипит моя сексуальная кошка. – Мы же с тобой договорились, что ты перестанешь ревновать меня к каждому столбу.

Договорились. И я правда пытаюсь, вот только у меня ни хрена не получается. Иногда я даже скучаю по тем временам, когда не знал, что такое ревность. Как было просто с Камиллой: ей как минимум нужно было устроить афроамериканский гэнг-бэнг на моих глазах, чтобы заставить ревновать.

А от русской ведьмы у меня мозг рвёт без повода. Жестокая, оказывается, штука – любовь. Но по-другому бы я жить всё равно не хотел. Матрёшка – моя половинка, лучшая часть меня. Именно поэтому, блядь, меня так взбесило, когда повитуха в клинике заявила, что существует вероятность нашей несовместимости. Это, разумеется, чушь, поэтому я не понимаю, почему у младшего на темечке мозоль, а матрёшка при этом всё ещё не катается по полу, как колобок из русской сказки.

А ещё этот её отъезд на родину к грёбаному папе Карло, который меня на дух не переносит. Что, кстати, взаимно. Если бы он своей русской кочерыжкой такую дочь не заделал, я бы этому говнюку давно печень кулаками отмассажировал. Он мне на первом же свидании корявым английским текстом дал понять, что моя британско-американская задница его в качестве зятя не устраивает. И пусть младший на его недовольство сразу свою башку положил, на душе дерьмово как-то. Сла-ва месяц проведёт вдали от меня, с родственниками, один из которых слово «Америка» вместо матерного использует, а вторая так зла на моего отца за то, что не преподнёс свои сердце и яйца в бархатной коробке с ленточкой, что от неё тоже в любой момент можно ждать подвоха. Жопа, короче, какая-то. Скорее бы с этой бюрократической русско-американской волокитой всё утряслось, и мы могли пожениться.

– А нам точно нужно к Фионе ехать? – спрашиваю матрёшку, когда мы садимся ко мне в машину. – Может, она с каким-нибудь Шреком в болоте нежится?

Русская кабаниха и правда времени даром не теряет: по словам матрёшки, каждый день ходит на свидания и динамит приглашения Джо. Тот с расстройства даже свои ежедневные блядские вылазки забыл – ноет в сообщениях, умоляя организовать встречу с ней. Ещё один под чары русских ведьм попал. Хотя Фиона, скорее, русский богатырь.

– У Верушки последние два дня в Нью-Йорке остались. Хочу, чтобы вы поближе друг с другом познакомились.

Фиона – забавная девка, вот только у меня на эти два дня план расписан был: Сла-ве такие незабываемые проводы устроить, чтобы она весь месяц, проведённый в России, о них помнила, ходя враскорячку. И может быть, в Нью-Йорк она вернётся раскладной матрёшкой с мини-Гасом внутри.

Когда мы входим в бар, который выбрала Сла-ва, королева огров уже ждёт нас на плюшевых диванах в компании слащавого принца Чаминга, который вдвое меньше её по размеру.

– Пришла со своей закуской, Фиона? – уточняю я вместо приветствия.

– Я просила быть милым с Верушкой, Гас, – незамедлительно шипит матрёшка. – Иначе твоему астронавту отныне на каждую высадку придётся надевать скафандр.

Вот ещё.

– Расслабься, Славка, – миролюбиво заявляет Фиона, – Твой пожиратель смерти и так на нервах, что зазнобу свою в Россию на месяц отпускает мыкаться. Это, кстати, Филя.

Какой, на хрен, Филя?

– Я Фил, – вежливо поясняет её щуплый поклонник, торчащий из подмышки.

Воображение быстро дорисовывает ошейник с шипами и кляп у него во рту, и мне приходится несколько раз мотнуть головой, чтобы избавится от непрошеной картины.

Мы усаживаемся напротив них, и пока я изучаю меню, которое услужливо плюхнул перед моим носом доходяга-официант, Фиона с матрёшкой начинают оживлённо разговаривать по-русски. Они, словно специально, не говорят ни слова матом, поэтому я ни хрена не понимаю.

– Нравится Фиона? – спрашиваю у притихшего сабмиссива, после того как называю официанту заказ.

При упоминании имени Фионы у того в глазах начинают искрить восхищение и обожание:

– Вера просто потрясающая.

Блядь, там у чекистов женские курсы по соблазнению американцев, что ли, есть? Как русские ведьмы это делают?

Женские разговоры постепенно стихают, и внимание переключается на нас.

– Эй, Драко Малфой. – Фиона смотрит на меня с материнской заботой. – Ты за Славку не волнуйся, я за ней пригляжу. И родственничкам новым в обиду не дам.

Краем глаза я замечаю, как матрёшка начинает беспокойно ёрзать своей роскошной луной по обивке кресла. Та-ак, блядь.

– Я чего-то не знаю, матрёшка моя дубовая? – уточняю ласково, хотя кулаки сами сжимаются при мысли о том, что Сла-ва что-то от меня скрывает.

– Я тебе не говорила, потому что мавр Отелло на твоём фоне – умиротворённый буддист, – мгновенно собравшись, парирует моя ведьма. – Папа Игорь в скором будущем женится на женщине, у которой двое детей. Её старший сын тоже будет работать у него в фирме. – Матрёшка тяжело вздыхает и устремляет на меня свой кошачий взгляд. – Мы вместе будем вести его последний проект.

Вот так и знал, блядь, что Папа Карло подложит нам с младшим какое-нибудь неструганое буратино. Мы вне себя.

4

Слава

– Кто бы подумать мог, что на свете белом такая терпила в женском обличье сыщется, чтобы дурной нрав твоего батюшки терпеть. Ну и какого лешего ты своего слизеринца в радость семейную не посвятила? – вопрошает Верушка, и по её скептически поднятым густым бровям я понимаю, что подруга мной недовольна.

– Да собиралась я, – досадливо морщусь. – Просто хотелось оттянуть этот момент, чтобы последние дни в спокойствии провести.

Хотя какое уж тут спокойствие? Чем ближе мой отъезд в родную первопрестольную, тем более взвинченным становится Гас. Он меня уже к душевой лейке ревнует, если я вдруг задерживаюсь в ванной.

– Поплатишься честью, факт, – ухмыляется Вера. – Я прямо вижу, как суженый твой тычет в тебя своей волшебной палочкой, вызывая Патронуса. А братишка-то твой будущий как? Может, Вере Георгиевне он тоже приглянется? – Поигрывая бровями, подруга делает смачный глоток кофе. – Глядишь, породнимся, Славка.

Вообще, судя по фотографиям, подсмотренным мной в Фейсбуке, будущий сводный родственник вполне в Верином вкусе: смазливый блондин с голубыми глазами. Гадость, в общем.

– Если мы с новой семьёй папули в первый же день знакомства глотки друг другу не перегрызём, обязательно вас представлю, – обещаю ей.

– И как это демон Игорь на отношения решился? – задумчиво тянет Верушка. – Столько лет бобылём землю русскую топтал, и бах! – женится.

Честно говоря, я и сама задаюсь тем же вопросом. После того как отец под аккомпанемент проклятий и нецензурной брани развёлся с мамой Ириной, он вполне мог бы стать президентом клуба почётных женоненавистников: десять лет не состоял ни с кем в отношениях и о всех эстрогеновых носителях высказывался исключительно в уничижительной форме. Поэтому, когда он в свойственной ему дерьмовой манере сообщил: «Замену дуре-мамаше твоей подыскал. С прицепом в лице двух великовозрастных отпрысков. Как прилетишь из своей бургерной, знакомить буду», я, мягко говоря, удивилась.

– Карета подана, императрица, – хмуро объявляет вернувшийся Гас. Он подгонял машину ко входу в бар, предоставляя нам с Верушкой возможность немного сплетничать. – Тащите свою луну в салон.

Я прощаюсь с Верой и её Филей, который всё это время молча сидел рядом, с благоговением заглядывая в аккуратно накрашенный Верушкин рот.

– Пока, Фиона.

Обняв меня за талию, Гас выдавливает из себя кривую улыбку. Проходя мимо Фила, хлопает его по плечу и бросает:

– Советую заранее придумать стоп-слово, бро.

В молчании мы добредаем до машины и так же молча в неё садимся. На лице Гаса темнеет туча, и мне отчего-то становится не по себе.

– Почему ты не сказала мне? – Он смотрит перед собой, хмуря брови и сжимая ладонями руль.

– Потому что хотела, чтобы последние дни вместе мы провели, не ссорясь. Я знала, что тебе это не понравится.

Признаю, я была не права, что так долго молчала. Но мне эгоистично хотелось избежать ещё одного приступа ревности от Гаса, которыми он буквально меня измотал.

Гас тяжело дышит и молчит, поэтому я решаю пустить в ход своё женское оружие. Русская чаровница я или нет?

Не спеша перебрасываю ногу через консоль, позволяя Малфою насладиться полупрозрачным безобразием у меня под юбкой, и эротично взбираюсь к нему на колени.

– Запрещённый прием, матрёшка, – ворчит он, но ладони мне на задницу всё же кладёт.

Я тянусь к нему губами, параллельно запуская пальцы в его взъерошенные волосы:

– Гриффиндор тоже умеет играть грязно.

– Так вы и нагибали остальные факультеты, мелкие грязнокровки. – усмехается Гас. – Подхалимничая.

По мере того как наш поцелуй постепенно переходит в категорию двадцать один плюс, руки Гаса начинают вести себя беспардонно: активно сжимают мои ягодицы и настойчиво пытаются избавиться от преграды в виде тонкой полоски кружева. Возбуждение захлёстывает меня приливом крови к животу, и становится наплевать, что мы находимся в машине посреди оживлённой дороги, и стекла у неё совсем не тонированные.

Пальцами нащупываю молнию на джинсах Гаса и тяну её вниз.

– Трахни меня, – шепчу ему в ухо.

Дыхание Гаса становится тяжёлым, и его губы перемещаются на мою ключицу. Я закрываю глаза, отдаваясь горячим волнам, окатывающим тело, пока вдруг не слышу:

– Сколько ему лет, матрёшка?

WTF?

Распахнув веки, непонимающе глазею на Малфоя, который смотрит на меня в ожидании ответа.

– Кому?

– Протеже твоего папаши, с которым ты будешь работать, – без тени замешательства поясняет он.

Распределяющая шляпа, ну за что мне это, а?

– То есть, пока твой язык полировал мне гланды, – звонко шлёпаю я по ладоням, плотно впаянным мне в бёдра, в попытке их скинуть, – ты думал о каком-то парне?

– Это не какой-то парень, а твой будущий сводный брат.

– И-и-и?.. – грозно шиплю, чувствуя, как гнев взбесившейся амазонки рвёт меня на части. – На что это ты намекаешь, Малфой? Что статус будущего сводного брата автоматически лишает меня трусов?

Я пытаюсь слезть с его колен, но Гас обхватывает мою талию и силой удерживает на месте:

– Не злись, матрёшка. Я не это имел в виду.

Поздно. Русскую медведицу пробудили от спячки, и теперь она не успокоится, пока не выпотрошит чей-нибудь горшочек с медом.

– Знаешь что, Драко… – Я одёргиваю юбку и, не обращая внимания на протесты Гаса, возвращаюсь на пассажирское сиденье. – Отвези-ка меня домой. Мне чемоданы паковать нужно. И бельё с камешками не забыть положить, чтобы перед братишкой в грязь лицом не ударить. Ему двадцать шесть, кстати, если тебя это успокоит. Ой, вижу не успокоило. Печалька.

И вот так мы с Гасом впервые по-настоящему ссоримся.

5

Гас

– Матрёшка, может, перестанешь уже молотить хвостом по полу и обнимемся? – предлагаю я, глядя, как Сла-ва, натянув на голову капюшон толстовки, демонстративно глазеет в телевизор.

Она не разговаривает со мной уже сутки. Конечно, я знаю, что перегнул палку. Я же, в конце концов, мудак, а не олигофрен. Но разве бывает по-другому, когда любишь? Я и не думаю, что матрёшка будет мне в своём совке изменять. Но от мысли, что какой-то русскоговорящий хоббит будет дрочить на мою прелесть или пытаться к ней подкатить, натурально теряю самообладание. Я же новичок в чувствах, а от моей матрёшки у меня конкретно мозг плывёт. Надеюсь, что со временем это пройдёт. Например, когда мы поженимся, и Сла-ва забеременеет.

– Нет! – рявкает моя мегера, прожигая зелёными лазерами дыру мне во лбу. – Вы со своим младшим теперь оба сидите на сухом пайке, потому что один из вас ревнивый придурок.

Ох, блядь, как она меня заводит своей дерзостью. Младший лейтенант Гас сразу по стойке смирно вытягивается, в полной готовности служить своей разъярённой генеральше.

– Ты уезжаешь завтра, – напоминаю ей. – У нас и так месячная голодовка наступает. Я уже гелем для рук и мешком салфеток обзавёлся.

– Вот иди и потренируйся, – фыркает Сла-ва. Спрыгивает с дивана и, демонстративно виляя задницей, направляется на кухню. – Ладони разомни.

Ах ты ж, шипящее динамо. Кажется, пришло время напомнить, кто в этом доме кого трахает.

В два шага я подлетаю к ней и, обхватив за талию, закидываю себе на плечо. Матрёшка начинает дрыгаться на мне, как уж под наркотой, и лупить кулаками в спину:

– Одурел, мамонт неандертальский! Думаешь, можно мне кровь месяцами сворачивать, а потом вот так просто без извинений на плечо и в койку? Да за кого ты…

По опыту знаю, что русская кошка шипеть может долго, ещё и бусы из моих глазных яблок попытаться сделать, поэтому решаю пустить в ход тяжёлую артиллерию. Уверен, что она не устоит.

– Rossiya – svyashchennaya nasha derzhava, Rossiya – lyubimaya nasha strana…

Матрёшка мгновенно стихает, словно младенец, которому после многочасового ора сунули в рот соску, и беззвучно сопит мне в лопатку.

– Moguchaya volya, velikaya slava – Tvoyo dostoyan'ye na vse vremena! – заканчиваю я своё победоносное соло, благодаря которому однажды не только блистательно избавил Сла-ву от нижнего белья, но и услышал три самых заветных слова.

Дохожу кровати и аккуратно укладываю на неё матрёшку, нависая сверху. Опухший от суточного воздержания и наших словесных потасовок младший раздирает мне джинсы, вопя, что соскучился по своей подружке-вагине.

– Хитрый слизеринец. Никаких понятий о чести, – шипит Сла-ва, обдавая клубничным дыханием моё лицо. – Права была шляпа.

А дальше я уже ничего не соображаю, потому что матрёшка жестко присасывается к моему рту, вгоняя острые когти мне в спину.

От лица Гаса-младшего спасибо тебе, санкционная Россия, за то, что вырастила такого сентиментального патриота.

******

– У меня прямо дежавю, – вздыхает Сла-ва, когда мы выходим из моей «пантеры» на парковку аэропорта Кеннеди. – Кажется, словно мы были здесь только вчера.

Та же херня. Это уже второй раз, когда я привожу сюда матрёшку, чтобы расстаться на длительный срок. И хотя в этот раз я знаю, что через месяц она вернётся ко мне, на душе от этого не радужнее. Я ни черта не баба Ванга, но дерьмовое предчувствие меня не покидает. Да и матрёшка в этот раз не изображает из себя боевую амазонку: уткнулась мне в подмышку и лапками вцепилась в бицепс, словно в Россию его с собой увезти собралась.

– Будем созваниваться каждый день, – грустно бубнит мне в футболку.

Прикладываюсь губами к её клубничной макушке и глубоко вдыхаю, стараясь запомнить запах:

– Конечно будем. Я собираюсь каждый день виртуально трахать тебя в прямом эфире.

Матрёшка мой напускной энтузиазм не поддерживает и тяжело вздыхает:

– Я буду скучать, Гас.

Блядь, почему так грустно, а?

Остановившись, сгребаю её кошачью мордочку в ладони.

– Ya pisdetz kak budu skuchat, Сла-ва, – обещаю ей.

– Вижу, готовился? – слабо улыбается матрёшка.

Готовился. Последние две недели только о её отъезде и думал.

– Та-ак, крольчата, что за упаднические настроения в спаривающейся стае? – грохочет за моим ухом.

– Чуть не оглох, Фиона, – морщусь я, оборачиваясь к сияющей бодростью динозаврихе. – У твоих школьников непроизвольная дефекация не случается, когда ты с ними здороваешься?

– И тебе здорово, дементор. Чмокнул, гляжу, мою подруженьку. Того гляди захнычет.

Словно в подтверждение её слов, матрёшка обнимает меня обеими руками и, всхлипнув, жмётся всем телом. И в этот момент я готов засунуть её под мышку и увезти отсюда подальше. Интересно, за что в России лишают гражданства? Нужно будет полистать интернет.

– Присматривай за матрёшкой, Фиона, – как истинный герой мыльных опер, обращаюсь к Вере. – Назначаю тебя феей-крёстной. В благодарность я тебе дюжину смазливых девственников в жертву в следующий приезд принесу.

– Не разговаривай так с Верушкой, Малфой, – шмыгая носом, бормочет Сла-ва.

Из-за спины Фионы слышится какой-то грохот, и через секунду рядом с её мощным плечом материализуется Джо. Тяжело дыша, он держит на плече спортивную сумку с надписью «Sochi 2014» и здоровый чемодан. Я и забыл, что этот влюблённый миньон вызвался свою крупногабаритную пассию в аэропорт доставить.

Я выуживаю из кармана два билета и вручаю их Вере:

– Обменял на бизнес-класс. Не могу позволить, чтобы мои Тимон и Пумба как сплющенные консервы десять часов тряслись в салоне эконом-класса.

Фиона одобрительно цокает губами и кивает, демонстрируя, что готова внимать дальнейшим наставлениям.

– Много пить матрёшке не давай. По опыту знаю, что после третьего бокала она начинает ваш Leningrad горланить, и остальным пассажирам это очень не нравится.

– Ты такой милый, Драко, – глухо говорит Сла-ва.

Я уже подумываю затащить её в туалет на финальные проводы, но в этот момент звонит её телефон. До того как матрёшка принимает вызов и начинает тараторить на своем варварском языке, успеваю заметить на экране презрительную физиономию папы Карло.

Чтобы отвлечься, перевожу взгляд на Джо, ошалело пялящегося на обтянутые тканью Фионины арбузы. Я тоже по таким фанател, пока матрёшка меня не приворожила. Теперь меня привлекает только один размер: Сла-вы. А на остальное уже не стоит.

Моё внимание цепляется за знакомый звук, произнесённый матрёшкиным голосом. Такой, блядь, мерзкий, что все нервные окончания мгновенно подтягиваются к коже, словно от трения пенопластом по стеклу.

E-gorka.

Двадцатишестилетний удод, с которым месяц, рука об руку предстоит трудиться Сла-ве. Который наверняка будет пялиться на её роскошный зад и пытаться сосчитать камушки. Который заранее не нравится мне настолько, что я готов авансом отшлифовать ему морду.

Матрёшка заканчивает разговор и поднимает взгляд на меня. Похоже, у меня всё написано на лице, потому что она сразу поясняет:

– Папа Игорь предупредил, что его машина в сервисе и в аэропорту меня встретит Егор.

Когда занимался боксом, первое, чему я научился, – не показывать сопернику, что мне больно, когда прилетает в почки и в челюсть. Вот сейчас я подключаю этот навык полностью, чтобы не выдать бушующую во мне эмоциональную канализацию. Не справлюсь – утоплю всех на хер. Задницей чую, не случайно у Папы Карло его шарманка в самый неподходящий момент сломалась.

Кивнув, я выдавливаю из себя улыбку, как засохшую зубную пасту.

– Позвони, как приземлишься, матрёшка. Я буду ждать.

– Пора, – тоном палача оглашает Фиона и забирает у Джо сумку, с лёгкостью перекидывая её через плечо. По его покрасневшей от натуги физиономии вижу, что он рыдать готов от счастья.

– Я люблю тебя, Гас, – шепчет Сла-ва и, встав на цыпочки, клеймит меня своими пухлыми губами.

Блядь, ну почему так тяжело. Словно наживую ампутируют любимую руку тупой пилой.

– Lublu. – Целую её в ответ. – Pisdetz kak.

Фиона и матрёшка идут к прозрачным дверям выхода, а мы с Джо, застыв на месте как два унылых монумента, смотрим им вслед. Мне так херово, что впервые за долгое время хочется напиться до тошноты.

– Она должна быть моей, бро, – зачарованно тянет Джо. – Вот это настоящая женщина.

И даже шутить над ним не хочется.

Но, собственно, долго унывать тоже не в моих правилах. Поэтому, достав из кармана джинсов телефон, я делаю то, что решил в ту секунду, как поганый звук «E-gor» отравил мне мозг и уши.

– Хизер, М&Ms мой шоколадный, – говорю своей секретарше, – завтра в восемь утра собери чрезвычайную планёрку. Быть всем. И ещё забронируй билет в Москву через две недели.

Слышу жалобный скулёж и встречаюсь глазами с щенячьим взглядом Джо.

– Два билета, – поправляюсь. – Что-то пельменей захотелось, мочи нет.

6

Слава

– Хорошо дома, – ворчу я сквозь клацающие зубы, топая по длинному рукаву в зал прилёта.

Москва встречает нас с Верушкой натянутыми улыбками прощающихся стюардесс и температурой минус одиннадцать.

– Рада была бы разбить ваше с братцем уединение, Славка, но меня Антоша вызвался встречать, – объявляет Вера, когда мы в сопровождении наших чемоданов движемся к выходу. – Истосковался, чертяка мелкий, без своей Веруни. Но на родственничка твоего всё же взглянуть не удержусь. – Усмехнувшись, она подмигивает мне: – Авось дементор твой ревнивый отчёт письменный попросит.

Вот как, окрестив мою лучшую подругу королевой огров, Гас смог переманить её на свою сторону?

Когда мы выходим в зону встречающих, я начинаю изучать присутствующих глазами в попытке вычленить лицо, знакомое по фотографии.

– Слава! – доносится из толпы высокий мужской голос, и мы с Верой, как два дрессированных хорька, услышавших команду, поворачиваем головы в сторону слухового раздражителя.

Улыбаясь так, что я не напрягаясь могу разглядеть его зубы мудрости, навстречу нам, прижимая к груди табличку с надписью «Станислава», шагает широкоплечий блондин среднего роста.

Если бы меня попросили охарактеризовать внешность этого парня, я бы назвала его «Сладкий сахарок». Рафинад, политый сгущёнкой и приправленный белой «Милка». Настолько приторно слащавый, что сразу стакан воды выпить захотелось, чтобы зубы не сводило. Светлые волосы, уложенные в модную ныне причёску «гламурный хипстер», светло-голубые глаза и пухлый женский рот. И одет по последнему рыку моды: узкие, подкатанные в щиколотках, невзирая на дубак, джинсы в оправе ремня с бляхой от известного бренда, чёрная толстовка и белые кроссовки с тем же логотипом. Ещё один Гуччи Гэнг с АлиЭкспресс.

– А он ничего, – ухмыляется Вера, кокетливо поправляя светлые локоны. – Милашка Бибер. Сойду за Хейли?

Бибер. Буэ-э-э-э.

– Рад видеть, Слава! – подобострастно улыбается блондин, подходя ближе. Выдёргивает из моих рук чемодан и, прежде чем я успеваю возразить, с энтузиазмом чмокает мою щёку своими мягкими, как у лошадки, губами.

Вот терпеть не могу этого панибратства при первой встрече. Нос начинает нестерпимо чесаться от сладковатого спортивного парфюма (наверняка тоже «Гуччи»), и мне приходится несколько раз отфыркнуться, чтобы избавиться от его запаха в своей носоглотке.

– Здравствуй, Егор, – произношу с нарочитой сдержанностью и достоинством, чтобы умерить дружеский напор потенциального братца. – Спасибо, что встретил. Это, кстати, моя подруга Вера.

Егор переводит свой хаски-взгляд на Верушку и одаривает её вежливой улыбкой:

– Очень приятно, Вероника.

Кажется, мистеру Рафинаду не по нраву простые имена.

– Слава и Вера, – поправляю его. – Ни к чему усложнять.

– Ну, вот и познакомились, – весело восклицает Верушка, поправляя на своём плече нагруженный под завязку олимпийский баул. – Пойду я, ребятки. Антошка уже меня в бибике заждался.

– Надеюсь, ты не расстроилась, что тебя забираю я, – комментирует Егор, пока катит мой чемодан к выходу из Шереметьево. – Папа ещё очень слаб после операции, поэтому попросил меня встретить тебя.

Папа?! Кто? Демон Игорь? Какого хрена? Сколько они знакомы? Пару месяцев?

Исходя из скупого рассказа отца, Егор, его сестра Кристина и их мать Анжела переехали в Москву меньше полугода назад из Екатеринбурга. Анжела пришла устраиваться к нему в фирму личным помощником, и у немолодых скоропалительно завертелся служебный роман. Честно говоря, мне не терпится увидеть ту, кто растопил чёрствое сердце папы Игоря настолько, чтобы поселить в его сварливую голову мысли о женитьбе.

Мы подходим к идеально чистой белой «Ауди А4», приютившейся на краю забитой парковки, после чего Егор, запихнув мой чемодан в багажник, с несмываемой улыбкой распахивает передо мной дверь. Когда я оказываюсь в салоне, утроенная доза его парфюма снова ударяет мне в нос, и рука сама тянется открыть окно. Флакон он здесь, что ли, расколотил?

– Ты голодна, Слава? – деликатно осведомляется сахарин, выруливая через турникеты. – Хочу познакомить тебя с моим любимым заведением на Патриарших.

Хах. Урождённой москвичке Славе новоприбывший уральский пельмень будет кафе на Патриках показывать. Понаехали.

На самом деле, я не сноб и не из тех, кто брюзжит: «Лимита». Сейчас я просто бешусь, что вот так просто Егор отца стал папой называть. Ревность дочерняя, ага.

– Спасибо, но я, пожалуй, пас, – выдавливаю из себя слабую улыбку. – Хочу домой и в душ.

Достаю из кармана телефон и снова набираю Гасу. Когда я звонила ему в аэропорту, он был недоступен.

Пока я слушаю монотонные гудки, Егор тянется к магнитоле и несколько раз щёлкает пальцем в сенсорный экран.

– Матрёшка, – раздаётся низкое урчание Гаса, мгновенно распространяя волшебное тепло по телу, – ты приземлилась?

– Да. Нахождение в бизнес-классе сокращает время полёта вдвое, слышал о таком?

– Доходили слухи. Ты уже дома или… Эй, матрёшка… – Тон Гаса становится страдальческим. – У меня только что ухом кровь пошла… Что там за звуки страшные?

Я кошусь на Рафинада, качающего головой в такт попсовой рэпчине, после чего изучаю название исполнителя на экране магнитолы:

– Это Элджей, – поясняю в трубку. – Чувак, искусственно страдающий катарактой. Топчик русского Айтюнс.

Повисает пауза, после которой Гас отрывисто уточняет:

– Егорка слушает?

Ну вот опять.

– Ты же знал, что он везёт меня домой.

– Он к тебе не пристаёт?

В голосе Гаса слышна угроза, и я спешу его успокоить:

– Конечно нет. – Бросаю беглый взгляд на смазливый профиль, мысленно молясь, чтобы сахарный водитель не понимал английского. – Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Уверена, что Егор гей.

На самом деле, я в этом не уверена, но Гасу лучше об этом не знать. Хочу, чтобы он спокойно вёл свои дела, не представляя перед сном, как новоиспечённый сводный брат растлевает меня в самых извращённых позах.

– Ты и гея способна превратить в пожирателя устриц, матрёшка, – ворчит Малфой, но по его смягчившемуся тону я понимаю, что он немного расслабился. – Начнёт распускать свои клешни, сразу звони папочке Гасу. Прилечу и этого краба на морской коктейль разделаю.

– Обещаю, Малфой, – улыбаюсь я в трубку. Ну разве он не прелесть? – Ещё позвоню тебе, как буду дома.

– По скайпу, матрёшка. – Хриплые вибрации в его голосе заставляют меня непроизвольно сжать колени. В салоне становится жарко, и снова до жути хочется открыть окно. – Мой ник: Гас-младший.

– Надеюсь, ты обошёлся без аватарки. Я позвоню, – обещаю сухими губами, прежде чем завершить вызов.

Когда мы подъезжаем к дому, я показываю Егору, где лучше запарковаться, потому что он по-джентльменски вызвался помочь мне поднять багаж на третий этаж.

– Спасибо за то, что встретил, – искренне улыбаюсь ему, стоя возле квартирной двери. После разговора с Гасом шкала моего настроения уверенно поползла вверх, и теперь я могу позволить себе мироточить благостью.

– Не за что. Папа просил передать, что завтра они с мамой ждут тебя на семейный ужин. Мама и сестра мечтают с тобой познакомиться.

В сотый раз сверкнув сахарной улыбкой, Рафинад тыкается губами мне в щёку и ласково трогает плечо:

– Я бы очень хотел, чтобы мы подружились, Слава. Все мои близкие друзья остались в Екатеринбурге, и мне иногда даже не с кем поговорить. Когда папа сказал, что нам предстоит работать вместе, я очень обрадовался.

Я молча киваю головой, потому что чувствую внезапный прилив стыда за свою стервозность. И чего я к парню прицепилась? Ну блондин приторный. Ну метросексуал. Демона Игоря папой называет. Слава Жданова ведь выше всего этого. Почему бы не постараться с ним общение наладить?

– Ужин завтра в семь, – продолжает Егор. – Я заеду за тобой.

А вот это уже борщ, браток.

– Спасибо, – охлаждаю его пыл, – но я дама самостоятельная. К тому же давно хочу каршеринг освоить, а тут повод выдался.

– Конечно, – сводный Рафинад понимающе кивает модной причёской. – Тогда до завтра, Слава.

Да нормальный вроде парень.

7

Слава

– Я так соскучилась по тебе, Славка! – всхлипывает мама, кидаясь мне на шею. Беспорядочно ощупывает моё лицо и трогает волосы, словно проверяет, не подсунула ли ей вражеская страна дочерний суррогат.

– И я, мам, – обнимаю её в ответ. – Обалденно выглядишь.

По опыту знаю, что внешний вид мамы напрямую коррелирует с наличием обожателя, поэтому уточняю:

– У меня снова появился новый папа?

Отлепившись от моей шеи, мама заправляет волосы за уши и кокетливо хихикает:

– Скажешь тоже, Славка. Папа у тебя один. А Константин… он мой любимый мужчина.

Значит, в этот раз Костик. Ну-с, заценим.

– Ты голодна, Славка? Я шубу твою любимую приготовила и борща наварила.

– Свекольная атака, мам? – смеюсь, скидывая с ног свои армейские ботинки. – Нас в бизнес-классе отлично кормили. К тому же от борща у меня скоро сыпь по телу пойдёт.

Борщ так полюбился Гасу, что трижды в неделю он таскал меня по русским ресторанам и заказывал только его, объясняя это двумя причинами, одна из которых: чтобы я не сильно ностальгировала по России.

– Схожу в душ, а потом я обещала позвонить Гасу по скайпу.

– Успеешь ещё с америкашкой своим потрындеть, – обиженно дует губы мама. – Это я свою дочь несколько месяцев не видела.

Меня коробит, что моя самая близкая родственница вдруг так пренебрежительно окрестила Гаса, но на первый раз решаю ей это простить. Наверняка она ещё зла на старшего Малфоя за то, что передумал на ней жениться, и таким образом вымещает свою обиду на моём Драко.

– Приведи себя в порядок, Славик, – мама треплет меня по щеке и хватается за ручку моего чемодана. – Скоро Костя с работы придёт, буду вас знакомить.

Наспех смыв с себя стратосферную пыль, я возвращаюсь в свою комнату и переодеваюсь в любимый розовый костюм плюшевого медвежонка. Аккуратно причёсываю волосы, чтобы выглядеть прилежной падчерицей в глазах нового фаворита Ирины Сорокиной и, натянув радужную улыбку, топаю на кухню.

На барном табурете, задумчиво наблюдая за порхающей мамой, восседает здоровый Танос, к моему облегчению, без камней бесконечности на пальцах.

– Дядя Константин? – приветливо улыбаюсь я титану. – Будем знакомы, я Слава.

Твоя Гамора.

– Очень приятно, – разносится по кухне раскатистый рык. – С возвращением домой.

– Присаживайся к столу, милая, – воркует мама, обводя нас с Таносом затуманенным радостью взглядом. – Как хорошо, что ты дома. Теперь вся семья в сборе.

Ну насчёт «семьи в сборе» я бы поспорила. Неизвестно ещё, сколько Костик продержится в милости у царицы Ирины. Маман вообще не по годам ветрена, и в отношениях с противоположным полом ей очень быстро становится скучно.

– Завтра к отцу поедешь? – спрашивает она, пока я с наслаждением смакую забытый вкус селёдки и хрустящего бородинского.

– Откуда знаешь? – бубню с набитым ртом, на секунду забыв о хороших манерах и о том, что должна произвести приятное впечатление на Костю-Таноса.

Мне действительно интересно это знать, потому что на протяжение десяти лет отношения мамы с отцом такие же тёплые, как у Азербайджана с Арменией. Каждый раз, когда они случайно пересекаются на нейтральной территории, случается полный Нагорный Карабах.

– Игорь сам мне сказал, – невозмутимо отзывается мама, словно говорит о совершенно естественных вещах. Словно не она за глаза называла его не иначе как «твой мудак-папаша», а он её – сморщенным резиновым шлёпанцем.

– Рада, что вы, наконец, нашли общий язык, – говорю единственное, что приходит мне на ум.

– У папы на тебя большие планы в фирме, Слав. Хочет, чтобы вы с Егором вместе вели дела. Образумился на старости лет. Ты уж его не разочаровывай.

Она и про Егора знает. У-у-у, прямо чудеса в решете.

– У вас родительский чатик, что ли, в Ватсапе, мам? – Я смотрю на неё с подозрением. – Ты откуда всё знаешь?

– В бургерной своей совсем нас забросила, – заносчиво бросает родительница. Танос перестает жевать и, отложив вилку в сторону, начинает поглядывать на нас с интересом. Ещё чуть-чуть, и 3D очки и попкорн из кармана достанет. – Считай, у нас временное перемирие на фоне беспокойства о дочери. Ты со своим америкашкой…

– Мама! – рявкаю я так громко, что хрусталь в кухонном гарнитуре начинает звенеть. – Гас мой жених, – в качестве напоминания тычу безымянные пальцы ей в лицо, – и твой будущий зять. Так уж вышло, что он из Америки.

С языка рвётся язвительное напоминание о том, что она сама ещё совсем недавно мечтала стать миссис Леджер и коротать старость в «бургерной», и только молчаливое присутствие Костика не даёт мне это сделать.

– Ещё раз назовёшь его америкашкой или позволишь себе неосторожное высказывание в его адрес или адрес его страны… – я перевожу дух и говорю уже спокойнее, – которое, кстати, ты бездарно сплагиатила у папы, я соберу чемодан и на месяц съеду в гостиницу. Чтобы вы знали: мой богатый долларовый жених будет счастлив её оплатить.

Мамина заносчивость исчезает с лица, замещаясь частым морганием и по-детски надутыми губами.

– Ну чё ты, Славк, сразу рявкаешь, – жалобно хнычет она, вцепляясь тонкими пальцами в край стола. – Чуть что, сразу рявкаешь как тигрица. Я скучаю, а ты рявкаешь…

К её тщательно накрашенным ресницам подбираются слёзы, кончик носа стремительно краснеет. Тушь у мамы наверняка не водостойкая, и, если что-то экстренно не предпринять, секунд через десять мы увидим шоу рыдающих панд.

– Мам, ну хватит. – Я встаю с табурета и мягко обнимаю её сзади. – Давай не будем ссориться. Я тоже по тебе скучала. Ты лучше расскажи, как вы с Костей познакомились.

Ирина Сорокина всегда отличалась лёгкостью натуры, поэтому уже через минуту она, взгромоздившись на колени Кости-Таноса, с блаженной улыбкой на лице начинает пространное повествование о том, как какой-то хмырь нахамил ей в метро, а отважный Константин вступился за неё, обратив неприятеля в бегство при помощи интеллекта и, что более вероятно, недюжинной мышечной массы.

Через два часа, в сопровождении протестующих возгласов мамы я всё же встаю из-за стола и, пригвождаемая к полу ассорти из русских яств, раздирающих стенки желудка, плетусь к себе в комнату. Открыв ноутбук, нажимаю на иконку скайпа, во всплывшем на экране окне вижу запрос на добавление в друзья от Гаса-младшего и шесть пропущенных вызовов от него же.

Тычу в зелёную кнопку видеозвонка и жду, однако ничего не происходит. И когда я смотрю на часы, то понимаю почему: в Нью-Йорке два часа ночи.

8

Слава

– У тебя передозировка борщом, что ли, была, матрёшка? – слышится в трубке недовольный голос Гаса. – Младший одеяло в клочья изодрал, пока ответного звонка от своей розовой подружки ждал. Аж до сих пор башка чугунная. Ты где была?

Я поплотнее кутаюсь в вязаный плед и отваливаюсь на подушку:

– Мама знакомила меня с новым ухажёром. Кажется, она наконец оправилась от разрыва с Люциусом и снова счастлива.

– Всего день дома, а уже динамишь меня, матрёшка. – ворчит динамик. – Ты через неделю-то имя хоть моё вспомнишь?

Хих. Ревняшка.

Приправив голос тоном соблазнительницы, мурлычу:

– Я могу позвонить тебе сейчас. Ноутбук у меня под рукой.

– У меня сейчас совещание, матрёшка, – уныло сообщает Гас. – Боюсь, мои хоббиты прихереют, если Гендальф за столом свой посох достанет. Я перезвоню тебе, как освобожусь.

Я делаю над собой усилие, потому что дала себе слово не идти по пути наименьшего сопротивления, и признаюсь:

– Не получится. Когда ты освободишься, я буду сидеть на ужине у отца. Он хочет познакомить меня со своей будущей семьёй.

Даже за тысячи километров психическая волна раздражения, исходящая от Гаса, ударяет мне в ухо:

– А то вдруг ты в машине с соседнего сиденья Егорку недостаточно хорошо рассмотрела.

– Помимо Егора, там есть ещё Кристина и Анжела. – Я стоически держу оборону. – С ними я тоже хочу познакомиться.

Гас тяжело вздыхает, но к счастью, решает не атаковать меня приступами ревности дальше:

– Ладно, матрёшка. Судя по топоту лап, хоббиты близко. Напишу, как освобожусь.

– Люблю тебя, Малфой.

Голос Гаса смягчается, и я почти вижу, как его губы трогает улыбка.

– Люблю тебя, Сла-ва.

Провалявшись в кровати ещё полчаса, я, наконец, встаю и иду в гардеробную инспектировать вешалки в поисках одеяния, которое наповал влюбит в меня новую семью демона Игоря.

Понравиться Таносу, влюбить в себя Анжелу… насколько было бы проще, если бы мама с отцом не разводились. Понравился родителям в детстве – и всю жизнь почиваешь на лаврах.

К дому отца я приезжаю в прикиде няшного мамонтёнка: вязаный помпон, мохнатый полушубок и угги. Паркую свой Яндекс-драйв вдоль обочины и топаю к подъезду. Немного волнуюсь, потому что правда хочу понравиться отцовской невесте. Несмотря на его дрянной характер, я очень люблю отца и искренне желаю ему счастья.

Дверь двухуровневой отцовской берлоги распахивается, и с порога, вызывая обильное слезотечение от ослепительной белизны виниров, мне улыбается высоченная дама. Она и правда Анжела. Крупноватая челюсть с большим, напичканным инъекциями ртом, неестественно впалые скулы (неужели зубы удаляла?), гладкий, как яйцо, лоб и подтянутые к подбородку сиськи. Гаса бы уже тошнило прямо на её пятнадцатисантиметровые лабутены.

– Здрасьте, я Слава, – решаю не затягивать обоюдное разглядывание.

– Приятно наконец познакомиться, Станислава! – отмерев, восклицает эта синьора и поистине царским жестом приглашает меня войти.

– Я Слава, – поправляю её, скидывая своих милых мохнатиков с ног.

Вот честно, не такого я ожидала. Думала, увижу кого-то вроде Мерил Стрип или Моники Беллуччи, а тут состаренная версия Марии Погребняк.

– Я уж думал, тебя в этом Макдональдсе разнесёт, а ты как будто ещё схуднула, – раздаётся голос отца за спиной. – С возвращением, Жданова-младшая.

Я встречаюсь взглядом с демоном Игорем и невольно начинаю улыбаться. Моя дочерняя любовь к нему граничит с садомазохизмом: уже давно ничего не указывает на то, что отец вообще испытывает ко мне хоть какие-то тёплые чувства, но я всё равно лелею в памяти детские воспоминания о нём и втайне считаю себя папиной дочкой.

– Это потому, что я тонкой костью в тебя пошла. И тебе привет, папа Игорь.

Отцу под пятьдесят, но он всю жизнь как русская борзая на диете – высокий и стройный, так же как и мама. Так что я могу хомячить всё подряд, не боясь поправиться.

– Прошу, Станислава, проходи к столу. – Барби 40+, виляя бёдрами подходит к отцу и тянет наманикюренным ногтем по его щеке: – Игорёш, тебя это тоже касается.

И вот так на моих глазах циничный демон Игорь превращается в ванильного купидона. Взгляд как у кота под мятой, и на лице блаженная улыбка. Тьфу.

Кажется, они планируют начинать целоваться, поэтому я спешно ретируюсь на кухню, где за праздничным столом восседает, собственно, Барби-прицеп: тщательно уложенный гелем Рафинад и его сестра Зефирка.

– Привет, – здороваюсь с ними и для пущей убедительности салютую пальцами, сложенными галочкой.

– Слава! – Рафинад соскакивает с места и направляется ко мне с явным намерением чмокнуть.

Увернувшись от сахарного нападения с ловкостью Роя Джонса, я выдвигаю для себя стул и усаживаюсь напротив Зефирки.

Зефирка – моложавая копия Анжелы: то же арбузное декольте, те же губы на пол-лица. Вот только она мне не улыбается. На кукольном лице такая мина, словно перед ней упаковку качественного французского мюнстера вскрыли.

– Рада познакомиться, Кристина, – бодро фальшивлю ей в глаза. – Я твоя почти сестрёнка Слава.

Зефирка кривит глянцевый клюв и гундосит:

– Ты меня старше на четыре года. Кто кому ещё сестрёнка.

Этому справочнику косметологии чего, двадцать?! Я думала, она ровесница Рафинада как минимум.

– Как проходит акклиматизация, Слава? – интересуется Егор. – Когда готова выйти в офис?

– Думаю, с понедельника, – отвечаю, косясь на блюда, наполненные нетипичной для русского застолья едой: зелёные салаты без мазка майонеза, паровой тунец, жидкий минестроне в стеклянной кастрюльке. Похоже, по дороге домой придётся заскочить в KFC.

– Вижу, уже общаетесь, – расплывается в улыбке Анжела, цокая каблуками по паркету. – Как я рада, что наши дети нашли общий язык.

Рафинад соскакивает с места и выдвигает для неё стул. На секунду я думаю, что то же самое он сделает для демона Игоря, но, к счастью, у него хватает ума вернуться на место.

– Итак, Слава. – Отец зачерпывает ложкой политую какой-то полезностью зелень и, сморщив нос, проглатывает её. – Эти тупицы в халатах меня на домашний карантин посадили, а у меня сделка горит. Егор месяц работает у меня и мало-помалу шарит. Ты тоже не дура, быстро разберёшься. Нанял бы кого, да все же нае… – Он косится на Анжелу, которая качает головой, демонстрируя свой осуждающий «ай-я-яй». – Обманывают. А вы плоть и кровь, как-никак.

Секундочку. Плоть и кровь здесь одна – я. А понаехавший уральский сахарок неизвестно чей.

– В общем, трудитесь плодотворно, за баблом не постою, – заключает отец, делая глоток какой-то свежевыжатой бурды. – Отчёт мне очно раз в неделю.

– Всё будет хорошо, пап, – уверяет Рафинад. – Я с самого начала знал, что мы со Славой сработаемся. Не знал только, – он устремляет на меня свои голубые щенячьи глаза и начинает застенчиво улыбаться, – что она такая красавица у тебя.

Пф-ф-ф-ф. И кто на такое ведётся? Первоклассницы из Первоуральска?

Я слежу за реакцией демона Игоря на режущее слух «папа», но он делает вид, что ничего странного не происходит. Любовным зельем, что ли, его опоили? Где мой изгрыгающий сарказм папаша?

– Да, пап, – сладко улыбаюсь родственнику, нарочно делая акцент на последнем слове. – Всё будет хорошо. Ты пока спокойно щель в своём желудке заращивай. Вижу, ты в хороших руках.

Длинная клешня Анжелы как по команде обвивает отцовскую шею и начинает как-то особенно порочно поглаживать её.

– Врачи говорят, Игорю сейчас особенно нужна забота близких. Диета, отсутствие физических и нервных нагрузок… можешь не волноваться, Слава, я тщательно за ним слежу.

На фоне её перекошенного скорбью лица я чувствую себя бездушной болванкой. Признаю, я не настолько обеспокоена периодом его реабилитации. Главное же, что операция позади.

– Думаю, в Америке у Славы есть дела поважнее, чем беспокоиться о папе, – язвительно тявкает Зефирка.

Ах ты ж, мелкая гашня. Ну вот зачем она так? Я же хотела себя милой няшей показать.

– Следи за языком, Кристина! – строго роняет Рафинад. – Твоего мнения не спрашивали.

– Я сама могу постоять за себя, Егор, – осекаю ненужную протекцию и поворачиваюсь к Кристине, которая изо всех сил пытается удержать на лице выражение уверенной в себе стервы. – Мы с тобой ещё совсем мало знакомы, сестрёнка, поэтому, чтобы ты в будущем сопли на кулак не мотала, сразу предупрежу: я не та, на ком ты свой детский сарказм тренировать сможешь. Этот ворчливый дядя, – тычу пальцем в отца, – был моим двадцать четыре года. А ты здесь сколько? Четыре недели? Думаешь, у тебя есть право критиковать моё отношение?

– Слава! – рявкает отец под протяжное оханье Анжелы. – Не нужно ссориться за столом.

– Я и не ссорюсь, пап, – парирую делано равнодушно, хотя у меня от злости аж большие пальцы на ногах сводит. – Решила ускорить процесс знакомства с новой семьёй. Чтобы, так сказать, пресечь на корню ложные ожидания.

– Давайте продолжим ужин, – нервно лепечет Анжела. – Прошу. Кристина, с тобой я поговорю позже.

Остаток вечера я жую безвкусную зелень и мы обсуждаем дела фирмы. К её чести, Зефирка больше не проронила не слова.

Когда рабочие темы для разговоров иссякают, я говорю, что мне пора ехать и, поднявшись из-за стола, направляюсь в коридор.

– Я тебя провожу, Слава, – мгновенно подрывается Егор под одобрительный кивок головы своей родительницы.

Натянув шапку, я заблаговременно протягиваю Рафинаду руку, чтобы пресечь все попытки обнимашек.

– Извини мою сестру, – сжимает он мою ладонь мягкими пальцами. – Вообще-то она хорошая девочка, просто иногда на неё находит.

По прошествии этого вечера могу сказать, что на фоне пергидрольных женских особей самым нормальным мне видится Рафинад.

– До встречи в понедельник, Слава. Я взял у папы твой номер телефона. – Он тычет в экран своего мобильного, зажатого в руке, и мой айфоша мгновенно начинает дёргаться в кармане полушубка. – Это мой. Звони в любое время.

Я киваю и выхожу за дверь. Странный вечерок.

Приехав домой, миную воркующих на кухне Таноса и маму и запираюсь в своей комнате. Плюхаюсь на кровать и, открыв ноутбук, в окне скайпа тычу в иконку с надписью «Гас-младший».

Рот сам расплывается в улыбке, когда я вижу на экране взлохмаченную голову Гаса. Как бальзам на сердце после этой белобрысой кондитерской лавки.

– Привет, матрёшка, – слышится из динамика его низкий голос. – Как знакомство с Факерами?

Мне совершенно не хочется возвращаться мыслями к этой семейке, поэтому я игнорирую вопрос и сразу перехожу к сути:

– Ты один?

Гас чуть наклоняет голову вбок, и его губы расплываются в плотоядной улыбке:

– Чёрт, да.

9

Слава

Я начинаю ёрзать на кровати в предвкушении нашего первого виртуального секса. У нас не было возможности его практиковать за неимением надобности: Малфой и я практически не расставались с тех пор, как решили быть вместе.

Гас сидит в своём домашнем крутящемся кресле, и, судя по всему, его макбук стоит перед ним на журнальном столике.

– Ноутбук спусти на пол, Сла-ва, – тоном, не терпящим возражений, распоряжается он. – Сама вставай на колени.

По телу пробегает знакомый озноб от властности приказа и от того, как пристально он смотрит на меня. Пытаясь замаскировать волнение, я ёрничаю:

– Очередная твоя политическая фантазия, Малфой?

Гас криво усмехается, однако в почерневших котлованах его глаз нет ни тени юмора:

– Просто хочу напомнить, кто тебя трахает, Сла-ва. На колени.

Люблю, люблю его и его грязный язык.

Устраиваю ноутбук на прикроватный коврик и, стараясь двигаться грациозно, опускаюсь перед ним на колени.

– Ты такая красивая, матрёшка, – с какой-то порочной теплотой произносит Гас, отчего моё сердце мгновенно превращается в клубничное пюре. Скорее бы прошёл этот месяц порознь, и мы снова смогли засыпать вместе. – Сними этот вязаный мешок – хочу насладиться своими владениями.

Я стягиваю с себя модный кашемировый оверсайз и, отшвырнув его в сторону, вопросительно поднимаю бровь:

– Что дальше, папочка?

От того, как глаза Гаса жадно обшаривают тело, меня обдаёт новой волной возбуждения. Хочется попросить, чтобы и он разделся, но я решаю не ставить под сомнение его альфа-статус.

– И вот эту кружевную хрень на лямках тоже долой, матрёшка. Мы с младшим pisdetz как истосковались по твоим красавицам.

Завожу руку за спину и отщёлкиваю застёжку своего провокационного Intimissimi. Фокусирую глаза на изображении Гаса в мониторе и неспешно освобождаюсь от капкана для моей полторашки.

Чертыхаясь, Гас с шипением втягивает через зубы воздух и наклоняется ближе к экрану. Мне безумно нравится, что он всегда предельно честен в своих эмоциях и никогда не пытается скрыть своё похотливое восхищение.

– Я pisdetz kak hochu tebya, Сла-ва. Трогай соски. Обожаю, когда ты это делаешь.

Постепенно, благодаря грязному языку Гаса я достигаю такой кондиции, когда на стыдливость и целомудренность становится плевать. Не то чтобы я сильно грешила этими качествами, но всё же.

– Так? – нарочно провоцирую его, чуть касаясь кончиками пальцев вершин.

Гас стискивает челюсть, и я с замиранием сердца замечаю, как он опускает руку на ширинку своих спортивных штанов.

– Сильнее, – его голос становится хриплым и грубым. – Сжимай их пальцами.

Делаю, как он просит, рефлекторно закусывая губу от того, что волны горячего наслаждения одна за другой окатывают тело.

– Жаль, что я не умею трансгрессировать, Гермиона. А то бы затрахал тебя так, что ты ещё неделю зельеварение пропускала бы. Теперь снимай джинсы.

Сопровождаемая темнотой взгляда, я скидываю голубые скинни и берусь за кромку своих микро-танга, готовясь положить на лопатки старушку Деми.

– Нет, матрёшка, – требовательно осекает Гас. – Это пародию на бельё пока оставь, а то, боюсь, у нас с младшим позорный фальстарт случится. Руку опусти вниз и ласкай себя через трусики.

К щекам приливает румянец из смеси лёгкого смущения и вожделения, но я настойчиво гоню первое прочь и, пробежавшись пальцами по животу, скольжу ладонью вниз, начиная медленно потирать себя через кружевную ткань.

Гас себя уже открыто поглаживает через трико, сосредоточенно следя за моей рукой, отчего низ живота стремительно нагревается и из лёгких рвутся возбуждённые вздохи.

– Блядь, не молчи, Сла-ва. Хочу слышать каждый твой стон.

– Покажи, как ты хочешь меня, – прошу в ответ и, удовлетворяя его просьбу, сильнее давлю на клитор и не сдерживаю порочный стон.

– Моя охеренная порнозвезда, – хрипло комментирует Гас. – Смотри, что ты со мной делаешь.

Приподнявшись в кресле, он стягивает штаны до бёдер, обнажая свою чудовищную эрекцию.

– Всё это для тебя, матрёшка.

Он обхватывает себя рукой, не спеша начинает водить вниз и вверх, и в горле внезапно становится суше, чем в нашей московской квартире зимой.

– Отодвинь трусики в сторону. Время устроить младшему свидание с его сексуальной подружкой.

Послушно перемещаю узкую полоску ткани в сторону, не переставая следить за движением его руки. Кто сказал, что только женщины могут соблазнять своим телом? Член Гаса и его мускулистые руки даже Снежную королеву превратят в истекающую слюной самку. Вот только этот вечно эрегированный гигант мой.

– Блядь, я бы сейчас многое отдал, чтобы быть на месте твоих пальцев. Теперь два в себя, Сла-ва. Представляй, что это я тебя трахаю.

Я закрываю глаза, фантазируя о горячем теле Гаса на себе и о том, как он упирается эрекцией мне между ног и врезается до упора. Ввожу пальцы и начинаю быстро толкать их в себя, глухо постанывая.

– Я представляю себя в тебе, матрёшка. Как ты стонешь подо мной и умоляешь трахать сильнее.

– Гас… – лепечу, распахивая глаза, – я сейчас…

Даже через призму экрана и вожделения я вижу, насколько расширены его зрачки, когда он наблюдает за мной.

– Жди, – цедит, ускоряя движение рукой. – Хочу кончить вместе с тобой.

К счастью, долго ждать мне не приходится: меньше чем через минуту по тому, как напряжены желваки на скулах, и по утяжелившемуся дыханию я понимаю, что Гас близко.

– Давай, Сла-ва. Будь громкой для меня.

Рискуя напугать маму Ирину и Таноса, я со всхлипом и стонами достигаю своего первого виртуального оргазма.

– Ya pisdetz kak lublu tebya – выдыхает Гас, выплёскивая в кулак своё возбуждение.

На несколько мгновений мы застываем в своих финальных позах, восстанавливая дыхание. Немного придя в себя, встречаемся глазами и начинаем улыбаться.

– Ты снова лишила меня невинности, матрёшка, – ухмыляется Гас. – Моё первое виртуальное порево. С тобой даже по интернету трахаться охренительно.

Я медленно поднимаюсь с пола и непроизвольно морщусь: ноги слабые и затекли, а на коленях, кажется, останутся синяки.

Возвращаю бельё на место и забираюсь под одеяло вместе с ноутбуком.

– Смотрю, твой мешок не стоит без дела, – ехидничаю я, глядя, как Гас орудует салфетками.

– Боюсь, тут салфетками не обойтись, – сетует он. – Впору химчистку делать.

Он возвращается в кресло и пристально щурится:

– А теперь выкладывай, матрёшка. Не думай, что я забыл. Как прошла твоя встреча с Факерами?

Вздохнув, я начинаю рассказывать ему про лошадку Анжелу и её белобрысых жеребят. И о том, как отец раскис в щи, под напором свалившейся влюблённости превратившись в ванильного каблука.

– Они называют его папой, – не удосуживаюсь я скрыть ревнивые нотки в голосе.

– Не облапошили бы твоего папу Карло эти резвые скакуны, – изрекает Гас, нахмурив брови. – Ты же у меня умница, поговори с родственником. Как бы не остался он на старости лет рыться в помойках. Прибыльно бомжевать с таким характером у него точно не выйдет.

– Ах ты корыстный янки, – пытаюсь я перевести тему в шутку, чтобы не портить себе настроение. Совсем не факт, что Анжелу интересуют деньги отца. Собственно, ничего не говорит в пользу этого, кроме её типичной для денежной приживалы внешности и того, что её детки наверняка с её подачи называют демона Игоря папой. – Боишься, что бесприданницу в жены возьмёшь?

– Женился бы, даже если бы у тебя долгов было, как у Греции, матрёшка, – скалится Гас и, сделав серьёзное лицо, добавляет: – Жить без тебя не могу.

Сердце набухает, как тесто на батарее, и рука непроизвольно тянется погладить экран:

– Люблю тебя, Малфой.

– Перестань корчить кошачью мордочку, матрёшка. А то есть соблазн бросить всё к херам, прыгнуть в самолёт и зло поиметь тебя на вражеской территории.

– Звучит заманчиво, но не стоит вредить бизнесу из-за меня, Драко. Месяц быстро пролетит.

Гас скептически качает головой и уточняет:

– Ты когда в мастерскую Папы Карло выходишь?

– В понедельник.

– Надеюсь, ты свой порнографический дресс-код сожгла, ибо не хер Егорке на него пялиться.

Никогда такого не было, и вот опять.

Я раздражённо морщусь.

– Перестань, Гас. Тебе бы не помешало доверять мне.

– Тебе я доверяю, матрёшка. А вот сахарному жеребцу – нет.

– Я же не безмозглая амёба. Во-первых, Егор ко мне не пристаёт, а во-вторых, я умею управляться с надоедливыми поклонниками. У меня их вагон и маленькая тележка.

Лицо Гаса мрачнеет на глазах, и я уже жалею, что так бездумно прихвастнула своей востребованностью у московских мажоров.

– Эй…

– Отец звонит, – хмуро говорит Гас, демонстрируя горящий экран мобильного. – Нужно ответить.

– Люблю тебя, – спешно напоминаю ему.

Кивнув, Гас закрывает крышку ноутбука.

10

Слава

11

Гас

– В России всегда, что ли, так? – хнычет Джо, пряча ладони в рукава своей модной куртки. – Как в такой температуре вообще жить можно?

Я не поддерживаю его нытьё, чтобы не терять лицо перед домашним эльфом, хотя зубы отбивают чечётку, а младший давно превратился в сморщенный эмбрион.

Москва зимой прекрасна и страшна одновременно. Кругом всё белое, словно в музей сахарной ваты попал, и при этом не покидает ощущение, что тебя подвергают криогенной заморозке.

Не сдерживая зависти, смотрю на Юджина, который выглядит как косплей на полярника: на голове – меховой тюрбан с ушами, на мелком теле – дутый ватник. На фоне снующих туда-сюда людей, упакованных в шкуры и пуховики, мы с Джо выглядим как два идиота. Только он в своей пидорской цветной куртке и драных джинсах выглядит как идиот с Недели моды, а я – просто как идиот.

– А ты, я гляжу, подготовился к суровым реалиям своей исторической родины, Юджин. Мог бы и меня предупредить.

– Я думал, что вы лучше осведомлены об особенностях климата страны, где по вашему собственному утверждению, проживает мать ваших будущих детей, – монотонно парирует засранец. – Приношу извинения, мистер Гас. В следующий раз буду иметь в виду, что вы не отличаетесь склонностью к планированию. И моё имя Евгений.

Дважды унизил меня одной тирадой. Подумал бы, что он издевается, но знаю, что это не так. Юджин принадлежит к тому небольшому проценту людей, которые всегда говорят то, что у них на уме. Ну или, с большей вероятностью, он просто страдает лёгкой формой аутизма.

– Не беспокойтесь, мистер Гас. Такси скоро подъедет. Приложение показывает, что машина совсем близко.

Когда перед нами наконец тормозит «Мерседес» Е-класса, я с трудом сдерживаю слёзы радости. Хотя, скорее всего, дело не в моей выдержке, а в том, что они примёрзли к глазным яблокам.

– Я уже хочу домой, бро, – истерично сообщает Джо, со скоростью Флэша бросаясь к пассажирской двери. – Ты же слышал про Бонапарта.

– Быстро же осёл кинул свою дракониху, – комментирую я, с трудом разлепляя парализованный холодом рот. Захлопываю дверь и с облегчением откидываюсь на спинку дивана.

– Sheraton, – командует Добби с переднего сиденья.

Этот странный эльф мне определённо по душе. Чувствую, не скоро я вручу ему носок.

Администраторша в отеле отлично говорит по-английски, но я предпочитаю притвориться глухонемым, перепоручая вопрос нашего заселения Юджину. В итоге они так долго и нудно переговариваются на русском, словно конкурируя с ленивцами из Зверополиса, что я начинаю терять терпение. Моя матрёшка бродит где-то в пределах досягаемости, а я торчу здесь, пока эти двое соревнуются в вежливости.

Нам с Добби выдают смежные номера, чтобы на случай непредвиденных хозяйских запросов я просто мог швырнуть ботинком в стену. Джо, по обоюдной просьбе, размещают в конце коридора, чтобы не ранил своими сладострастными стонами моё воображение, если вдруг произойдёт его желанная стыковка с Фионой.

– Я бы настоятельно рекомендовал озаботиться покупкой более подходящей одежды, мистер Гас, – говорит Юджин, когда мы втроём, наконец, поднимаемся в лифте на нужный этаж. – Судя по тому, что сейчас на вас надето, смею предположить, что вы предпочитаете брутальный кэжуал. Я бы мог подобрать для вас подходящие магазины, исходя из…

– Займусь позже, – обрываю я нудный монолог новоявленного Стефано Габбана. – Сначала мне невесту мою ненаглядную нужно увидеть.

Стоит мне представить, что в течение какого-то часа я смогу облапать матрёшку, член начинает твердеть, сердце колотится сильнее и во рту нездорово собирается слюна. Моя личная таблетка эйфории.

Мы разбредаемся по номерам, где я наспех принимаю в душ и переодеваюсь в новый комплект брутального кэжуала. Всю жизнь носил джинсы с толстовкой и не знал, что претендую на стиль. Сегодня выходной, а значит Сла-ва, скорее всего, мнёт круглой задницей кроватку дома. Нужно было всё-таки в её новый айфон программу отслеживания вживить для верности.

Чтобы не портить сюрприз, решаю позвонить маме-медведице. Знаю, что та ещё злится на отца за любовную депортацию, но я же, в конце концов, не виноват, что она так хреново сварила приворотное зелье.

Будущая тёща берет трубку чуть ли не с десятого гудка.

– Слушаю тебя, Гас.

Если чутьё и слух меня не подводят, за её варварским произношением угадываются отголоски стервозности. Вообще, я к мамаше-медведице нормально отношусь. На фоне рассудительной матрёшки она, конечно, выглядит инфантильным ребёнком, но мне же с ней не жить. Я готов уважать её лишь за то, что двадцать четыре года назад она пожертвовала свою девичью честь папе Карло и подарила мне Славу.

– Здравствуй, Ирина, – приветствую её тоном идеального зятя. – Я уже час как в Москве, хочу сюрприз для Славы сделать. Она дома?

Повисает пауза, в течение которой медведица тяжело сопит в трубку, после чего переспрашивает:

– Ты в Москве?

– В Москве, – подтверждаю, демонстрируя чудеса выдержки. – Очень невесту свою хочу увидеть. Где она?

– У неё встреча с Егором, – с вызовом объявляет динамик.

Сюрприз, блядь. Да что же это за имя такое, при звуке которого у меня кровь в ушах шумит и руки начинают чесаться? И какого чёрта матрёшка с ним в воскресенье с утра пораньше чаевничать побежала?

– Где? – уточняю, изо всех стараясь не рычать от бешенства.

Кажется, Ирина своей женской интуицией считывает моё состояние, потому что её голос вновь становится вменяемым:

– Слава сказала, что они будут в I love cake на Патриарших.

Не помню, попрощался ли я с ней или нет, потому что очнулся, только когда уже сидел в такси. С матрёшкой я в полной мере хлебнул доселе неизвестный коктейль под названием «Ревность». Рвёт крючки почище Русского Чёрного, аж вены тлеют. Нет, я не думаю, что Сла-ва мне изменяет. Но всё же, какого чёрта она делает в воскресенье вдвоём с другим парнем?

В кафе я захожу с таким лицом, что улыбка у стоящей на входе администраторши стремительно вянет, а остальные любители тортов начинают глазеть на меня с опаской. Хотя, возможно, это от того, что они давно не видели придурка, одетого в ветровку в минус восемнадцать.

А вот кто не смотрит на меня, так это матрёшка и белобрысое чмо, сидящее напротив на неё. Сладкий, как задница Вилли Вонка, и улыбающийся так, словно его разбил лицевой паралич. Пока матрёшка активно жестикулирует, что-то ему объясняя, Шоколадная фабрика так пристально разглядывает её рот, что я мысленно обещаю себе при первой удачной возможности лишить его зрения.