Ты будешь моей бесплатное чтение

Пролог

— Что ты здесь делаешь? Выйди из детской! — требую я шёпотом, чтобы не разбудить Максима.

Богдан прикладывает к губам палец, приказывая мне молчать. Медленно проводит ладонью по волосам сына.

Сердце обливается кровью, когда Богдан осторожно целует волосы Максима. Внутри всё переворачивается, а горло душит слезами. Сколько раз я в мечтах представляла, как он, настоящий отец, склонится над спящим сыном, позовёт его по имени.

Это происходит именно сейчас. Богдан осторожно прикасается к сыну, поправляет сползшее одеяло и выпрямляется. Он — настоящий отец Макса, а я не имею права сказать даже это. И тем более не скажу о чувствах, что бушуют внутри.

Прошло больше шести лет, но я угадываю родные черты лица любимого мужчины даже при тусклом свете ночника. Знаю каждую линию. Могу прочертить их по памяти с закрытыми глазами. И только спустя мгновение приходит осознание — он изменился. Часто моргаю, пытаясь согнать жгучие слёзы. Спешу сделать шаг назад, чтобы не будоражить себя.

Богдан распрямляется и быстро покидает детскую. Прикрывает дверь мягко и осторожно. Но потом вдруг появляется передо мной и безжалостно стискивает пальцы на локте. Тащит меня по коридору. Свернув за угол, толкает спиной к стене.

Я боюсь его близости и одновременно хочу её. Ноги дрожат. Я боюсь упасть, если он отпустит меня и боюсь его помощи, как огня. Он так близко. Меня окутывает ароматом его парфюма. Но даже сквозь резкие ноты ветивера я узнаю его будоражащий запах. Он наклоняется ко мне. Упираюсь в его грудь руками — как будто пытаюсь оттолкнуть наступающую бетонную стену.

— Отпусти меня! — шепчу пересохшими губами.

— С чего бы? Раньше просила не отпускать, — его улыбка напоминает оскал. — И как ты объяснишь то, что твой сын — моя вылитая копия? Сколько ему сейчас? Пять лет, да?

— Как ты узнал?

— Твой муженёк похвастался своим сыном. А я не тупой, не слепой и далеко не кретин…

Богдан удерживает меня за плечо одной рукой, второй достаёт бумажник, пытаясь добраться до нужного отсека.

Стараюсь дышать немного чаще. Пытаюсь держать себя в руках, но меня колотит нервной дрожью. И страхом. Я знаю Богдана, но того, другого, каким он был в прошлом. Сейчас этот мужчина знаком мне только внешне. Я чувствую в нём слишком много эмоций и не могу сказать, что они со знаком плюс.

Веду плечом, чтобы он отпустил меня. Богдан отдаляется. Совсем немного. Но мне хватает, чтобы выскользнуть из его плена.

— У нас одно лицо! — бросает в мою сторону обвинения Богдан. Показывает свою детскую фотографию — единственное, оставшееся от его родителей. Потом небрежно прячет бумажник в карман.

— Я настоящий отец твоего ребёнка! — его голос вибрирует от сильных чувств. — И что ты на это скажешь, Марьяна?

— Ты ошибаешься, — пытаюсь обойти Богдана, но он резко прижимает меня к стене. Распластывает по ней своим сильным телом. Я сразу начинаю тонуть в обжигающем жаре и резко вдыхаю запах. Делаю несколько жадных глотков, пытаясь вдохнуть воздух, но приходится дышать запахом его тела. Это сводит с ума.

— Я не ошибаюсь! — холодно заявляет Богдан. — Я отец Макса. И тест ДНК это подтвердит!

— Тест-ДНК? О чём ты говоришь? Я не понимаю…

— Ох, давай играть в «не понимаю», если тебе так хочется! — лающий и озлобленный смех царапает мой слух.

— Что ты хочешь от меня? Спустя столько лет!

— Детка, — ухмыляется он. — Мне нужна не ты. Я хочу забрать то, что ты украла у меня — право быть отцом.

— Я ничего у тебя не крала.

— Украла, — упрямо повторяет Богдан.

Я отчаянно пытаюсь найти в его суровом лице отголоски тепла. Но Богдан замкнут в себе. Сейчас его перемыкает на мыслях о собственном сыне.

— Мой сын… Родной. Живёт в семье неудачника, — презрительно кривит губы Богдан. — Я намерен это исправить.

— Исправить? — не понимаю, к чему он клонит, но почти сразу же меня накрывает осознанием, что именно хочет сказать Богдан. — Я ни за что не отдам Макса! — говорю как можно твёрже.

— Очень скоро твоё мнение по этому поводу сильно изменится.

Я заворожённо смотрю на острые, чёткие линии лица Богдана. На подбородок с колкой щетиной, впалые щёки и скулы. Опасаюсь заглянуть в зеленоватые омуты глаз, поэтому скольжу взглядом по губам и подбородку.

— Нет. Ты не имеешь никакого права.

— А вот тут ты ошибаешься, Марьяна! — его острый кадык дёргается вверх-вниз, когда он едва слышно шипит горячим шёпотом близко от моих губ. — Я хочу увидеться со своим сыном. Хочу принимать участие в его жизни. Ты не имела никакого права прятать его от меня…

— У Макса есть отец!

Богдан перемещает руку на мою шею, обхватывает пальцами и сдавливает.

— Повтори, что ты сказала? Кто его отец? Вот этот рыхлозадый неудачник? Отец Макса по крови — я. И я это докажу!

Богдан разъярён. Пальцы сильнее смыкаются на моей шее. Царапаю его запястье ногтями. Он переводит взгляд вниз, на мои пальцы, словно не чувствует боли. Только наблюдает, как набухают красные капельки крови.

— Тест ДНК будет, Марьяна. Я это гарантирую…

— И что потом? — спрашиваю охрипшим голосом. — Ты увидишь плюсики и что дальше, Богдан?

Он разжимает пальцы, опускает руку. Потом с размаху бьёт раскрытой ладонью по стене. Удар глухой, но меня он пугает. Бомба под водой тоже взрывается без лишнего шума, но потом поднимается большая волна и сносит всё на своём пути. Я зажмуриваюсь. Опасаюсь цунами его холодной ярости.

— Потом? — усмехается. — Посмотри на меня, Марьяна. Я не люблю разговаривать со стенами, — ловит мой робкий взгляд. — Да, так гораздо лучше… Отец имеет право на многое. Например, на общение с ребёнком.

— И как ты себе это представляешь? — шепчу я, ужасаясь от мысли, что уже смирилась с частью правды.

Мысленно я уже подвела черту, за которой правда всплывает наружу. А дальше я боюсь заглядывать. Моя семья будет разрушена до самого основания открывшейся правдой. Но рано или поздно это должно было произойти. Они слишком похожи — Макс и Богдан. Слишком!

— Богдан, пожалуйста. Не надо. От моей семьи останутся одни руины… — умоляюще шепчу слабеющим голосом. — Пожалуйста.

— Нет.

Коротко и ёмко. Богдан не собирается оставаться в стороне. Я чувствую это в нём — непреклонную решимость пройтись по моей жизни бетонным катком, раздавив то немногое, что осталось целым.

— Я возьму своё. У меня есть права.

— Ни я, ни Виталий… — собираю все силы, чтобы не рыдать. — Мы не отдадим сына. Ни за что.

— Возможно, сейчас твой муженёк заливается соловьём о любви к сыну. Но что будет, когда он узнает, что Макс — не родной ему? Что будет, когда я помашу перед его жирной мордой длинным рублём? Я дам ему понять, что он получит финансирование своего утлого бизнеса только при определённых условиях… — Богдан делает паузу, разглядывая меня насмешливо. — Что будет тогда? Как дорого он продаст мне моего сына, а?

— Чудовище! — выдыхаю я.

Богдан отступает. Засовывает руки в карманы брюк. Его лицо принимает отстранённое и ожесточённое выражение. Я стараюсь перевести взгляд в сторону, чтобы он не заметил, как на глазах закипают слёзы. Мне больно смотреть на высокомерную маску богатого ублюдка, в которого превратился мужчина, когда-то любимый мной.

— Раньше тебе нравилось!

Его голос звучит слишком близко от моего уха. Я вздрагиваю, понимая, что он задирает мои руки высоко над головой и фиксирует запястья одной рукой. Запускает пальцы в волосы, треплет идеальную причёску. Ведёт носом по коже шеи. Дрожу от распаляющих прикосновений. Лёгкий укус. Горячая влажная дорожка — языком от уха до самой ключицы. Часть меня отзывается на его грязноватую ласку. Дрожь узнавания выдаёт меня с головой. Богдан резко отпускает меня. Я вжимаюсь в стену, просто чтобы не упасть.

— Теперь ты выглядишь слегка потрёпанной. Мне нравится, — подмигивает Богдан. — Часто думаешь обо мне, лёжа в постели с этим боровом?

— Нет. Не думала о тебе ни разу, — отираю слёзы тыльной стороной ладони.

— Уверен, ты врёшь, — кивает мне и припечатывает напоследок. — Советую готовить Макса к правде об его отце. Или это сделаю я.

— Ты причинишь ему боль! — почти кричу я.

— Не ему. Тебе. Это другое.

Богдан уходит. А я остаюсь. Едва живая, готовая упасть и ползти за ним, целуя следы, лишь бы он не посмел тронуть моего сына.

Господи, есть ли предел выдержки? Или испытания только начинаются?

1. Марьяна

Незадолго до событий пролога

— А вот и мой потенциальный инвестор, — шепчет муж. — Улыбнись, малыш, мы должны произвести хорошее впечатление!

Я послушно растягиваю губы в приветливой улыбке. В холле дома появляется мужчина. Высокий, широкоплечий. Он находится на значительном расстоянии от меня. Но сердце узнаёт его быстрее, чем я различаю черты лица мужчины. Я бы отдала всё на свете, чтобы больше никогда не встречать Богдана Чернова. Но судьба распорядилась иначе.

Сейчас Богдан решительным шагом пересекает холл. Он направляется прямиком к нам. Пружинистая, энергичная походка. Горделивая посадка головы. Русые волосы сейчас немного длиннее, чем раньше. Он поправляет их до боли знакомым жестом.

Я понимаю, что замолкла, разглядывая его. Проклинаю ступор и реакцию собственного тела. Но не могу реагировать иначе. Прошло столько лет, а сердце до сих пор кровоточит от воспоминаний.

— Добрый вечер, Богдан. Позволь представить, моя жена — Марьяна.

— Марьяна? Красивое имя, — сощуривает глаза Богдан.

В его взгляде слишком много льда. Я чувствую его так, словно он проводит обжигающим холодом по моей щеке и останавливается на губах.

— Богдан, — приветствует меня небрежным кивком. — Моя жена, Анна, опаздывает. Женщины, — фыркает он.

— Она появится позднее? А то я уже подумал, что Антон сегодня заменяет твою жену, — неуклюже пытается сострить Виталий — мой муж.

Я знакомлюсь с Антоном. Кажется, он не только партнёр Богдана, но и его близкий друг.

— Марьяна, — представляюсь я. — Очень приятно.

Губы произносят слова, но я не понимаю их смысла. Разглядываю Богдана.

В груди становится больно и колко. Но всё равно смотрю на мужчину, понимая, что черты лица стали ещё резче. Скулы такие острые, что можно порезаться. Широкий разворот плеч. Угольно-чёрный костюм, но он носит его небрежно и без галстука. Ворот рубахи распахнут больше необходимого. Виднеется верхняя часть чернильной татуировки. Крылья, распахнутые в полёте, на груди. Это не единственная татуировка Богдана, у него их достаточно.

В мысли врываются воспоминания о его сильном, мускулистом теле с рельефными мышцами. Поджарое, полное запертой мощи и звериной силы. Богдан всегда производил впечатление затаившегося хищника.

Он поднимает взгляд и смотрит на меня в упор. По губам скользит едва заметная усмешка. Но выражение глаз остаётся непроницаемым. Его взгляд, словно удар, выбивает из лёгких воздух. Богдан наслаждается произведённым эффектом. Мне кажется, что я слышу, как он лениво выплёвывает:

— Привет, дрянь. Давно не виделись.

Пытаюсь отделаться от этих мыслей. Но Богдан сверлит меня взглядом. Колени начинают дрожать. Я пытаюсь найти точку опоры и перевести взгляд в сторону. Уголки губ Богдана приподнимаются вверх. Ему смешно? Но мгновением позже я слышу его глубокий, низкий голос с сексуальной хрипотцой:

— Что ж, будем ждать мою жену в холле? Или переместимся в другую комнату?

Звук его голоса обрушивается на меня бурлящим потоком. Я ненавижу его за то, что он так сильно влияет на меня. И одновременно с этим я благодарна ему за наводку. Паузу затянулась. На это намекает и усиливающийся нажим пальцев мужа на моей талии. Я переключаюсь на режим идеальной хозяйки, готовой проявить чудеса гостеприимства. Мысли в голове путаются. На плечах столько проблем. Думать о бывшем? Только этого мне не хватало!

— Малыш, что с тобой? — шепчет Виталий. — Устала?

— Да, немного. Пока была на кухне, — хватаюсь за спасительную соломинку лжи, протянутую мужем.

— Ничего, милая, скоро тебе не придётся готовить самой. Уверен, Чернов готов вложить в мой отельный бизнес свои денежки, — убеждает меня муж.

— Конечно, у тебя всё получится! — машинально отвечаю я.

Муж вглядывается в моё лицо.

— Марьян, когда ты твердишь, что наш сын протянет до операции, я в это верю. Почему бы и тебе сейчас не поверить в меня?

— Виталь, мы говорим о разных вещах! — успокаиваю мужу ласковым поглаживанием по щеке. — Поговорим позднее, ладно?

— Хорошая хозяйка никогда не оставляет гостей скучать, — слышится сочащийся ядом голос Марины Станиславовны.

Марина — мать моего отца. По сути, она приходится мне бабушкой. Но мне бы и в голову не пришло назвать её так — коротко и ласково. Для меня она Марина или просто грымза.

— Виталь, пойдём к гостям, — прошу я мужа и увожу его за собой.

— Сначала проверь, всё ли готово, — командует грымза, цедя сквозь зубы. — Хозяйка года!

Мне всё чаще хочется поставить её на место. Она чопорная, строгая, знающая цену себе и любящая указать на то, сколько стоят другие. В последнее время Марина Станиславовна всё чаще забывает о своём правиле произносить гадости завуалировано и открыто высказывает неодобрение. Возможно, сказывается возраст. Ей уже семьдесят лет. Она стала ещё сварливее. Теперь её ядовитые плевки уже трудно назвать простым старческим ворчанием.

— Пойду к гостям, — целует меня в щёку Виталий. — Малыш, займись столом. Уверен, всё будет на высоте.

Муж оставляет меня наедине с грымзой. Сейчас её внимание как никогда обострено. Мне неуютно находиться под её острым, колючим взглядом. Я разворачиваюсь в сторону столовой, чтобы проверить сервировку стола.

— Веди себя прилично! Не вздумай вилять задницей перед ним! О да, я его узнала! Богдан Чернов… — шипит грымза, вцепившись в мой локоть.

Я усмехаюсь в лицо Марины Станиславовны. Ещё бы она не узнала Богдана!

Много лет назад я встречалась с Богданом тайком, но однажды Марина всё-таки поймала меня на месте преступления — мы целовались. «Добрая бабушка» позвонила в полицию и заявила, что меня хотят изнасиловать. Позднее она долго и доходчиво объясняла мне, что нельзя вести себя так же, как моя гуляющая мать. Потом было больно даже разговаривать, не то что целоваться — от удара ремнём лопнула губа. Возможно, сейчас Марина узнала в рослом, заматерелом мужчине парня из моего прошлого. Могу только надеяться, что она не догадалась, кто приходится настоящим отцом Максу, моему сыночку.

2. Марьяна

— У тебя есть повод зубы скалить? — спрашивает Марина.

— Наверняка сейчас ты кусаешь локти, что много лет назад сделала ставку не на того жениха, да? Богдан сейчас во много раз успешнее Виталия.

— Ах ты ша…

— Марьян, мы тебя заждались! — в комнату заходит Виталий.

Марина медленно опускает занесённую ладонь. Руки у неё уже покрыты старческими пигментными пальцами, но ногти всё ещё крепкие и длинные, накрашены кроваво-красным цветом.

— Марина, кажется, у вас сегодня не самое хорошее настроение, — беспечно заявляет муж, но уводит меня.

— Виталь, я так больше не могу! — шепчу мужу. — Карга совсем выжила из ума. Мне надоело терпеть её оскорбления!

— Немного терпения, малыш! Ну, куда мы пойдём? — спрашивает Виталя. — Мы живём у неё в доме…

— Снимем квартиру? Поживём в одном из твоих «роскошных» отелей? — предлагаю варианты, усмехаясь.

Виталий останавливается и сжимает мои плечи пальцами.

— У нас трудные времена. Сейчас, как никогда раньше, я нуждаюсь в поддержке и вере в меня. Твои упрёки и капризы никак не помогают, поверь. Просто потерпи. Совсем скоро наша жизнь изменится в лучшую сторону!

Виталий притягивает меня к себе за шею, начиная целовать. Мягко, неспешно. Влажный, язык ласкает мои губы. Во мне мало что отзывается на его скользкие поцелуи. Говорят, мёртвое умереть не может. Но для меня ласка мужа по вкусу напоминает пепел сгоревших надежд.

Чужой взгляд. Я чувствую его всей кожей. Она мгновенно покрывается острыми пиками мурашек.

— Мы заждались сладкую парочку… — вальяжно заявляет Богдан.

Он видел, как муж целовал меня. Жаль, что не могу разглядеть выражения его глаз — они кажутся тёмными. Богдан отпивает из бокала, смотрит на меня и на мужа, задаёт вопрос:

— Сколько вы уже в браке?

— Шесть лет, — отвечает Виталий.

— Говорят, любовь живёт три года. У некоторых она не выживает и одного… — усмехается, наклонив голову.

Густые волосы падают ему на лицо. Богдан поправляет их, зачёсывая пальцами.

— Но глядя на вас, я снова начинаю верить в чудеса, — нараспев произносит он. Салютует бокалом. — За любовь и верность. За семью и детей.

При последнем слове он переводит взгляд на меня и смотрит в упор. Сердце заходится в бешеном ритме. Знает ли он что-нибудь о Максе? Мой сын уже спит, но вдруг Виталий хвастался фотографиями, желая расположить к себе потенциального инвестора? Я начинаю беспокоиться, что Богдан узнает в моём сынишке себя в том же возрасте. Этот страх почти парализует меня на месте. Но потом я слышу приторный голос Марины, приветствующей гостью:

— Анюта, ты так похорошела!

— О, кажется, это прибыла моя жена… — Богдан отталкивается плечом от дверного косяка, выходя в холл. — Ты, как всегда, бесподобна! — заявляет громким голосом.

— Я немного опоздала! — воркует в ответ жена Богдана.

От звука этого голоса мне становится ещё противнее на душе. Я очень сильно надеюсь ошибиться, но увидев жену Богдана, понимаю, что вечер будет мучительно длинным.

В холле стоит Аня — моя двоюродная сестра. Ещё один призрак из прошлого, о котором я предпочла бы не вспоминать. Жена Богдана. Жена! Всё-таки сохла она по нему, хоть и отрицала это.

— Привет, Марьяна, — Аня останавливает взгляд светло-карих глаз на мне, растягивает губы в торжествующей улыбке. — Милый домик и такой знакомый. Здесь совершенно ничего не изменилось за шесть лет! Но у меня множество перемен в жизни. В семье, например. Ты уже познакомилась с моим мужем?

Анна ломает комедию. Почти все присутствующие в курсе прошлых отношений. За исключением разве что моего мужа и Антона, приятеля Богдана.

— Познакомилась.

— Богдан преуспел! — продолжает смаковать торжество Аня. — Он любит своё дело. До сих пор может сутками висеть за компьютером.

«Я знаю!» — едва не срывается с моего языка.

Я знаю о Богдане слишком многое. Как он спит, как держит сигарету, когда курит, как любит крутые виражи на большой скорости или как его лицо искажается во время секса…

Всё это в прошлом.

Сейчас Чернов выглядит уже не тем дерзким парнем, по которому сходили с ума многие девушки. Он возмужал, окреп, в глазах появилось холодное, ожесточённое выражение, которого не было раньше. И он поднялся. Судя по всему, очень хорошо преуспел.

Раньше всё было с точностью до наоборот — на Богдана смотрели, как на нежелательный элемент в радиусе километра от моего дома. Теперь я и Виталий стоим гораздо ниже на социальной ступеньке. Мы даже не хозяева в этом доме. И ещё больше я чувствую себя гостьей сейчас, когда от милости и прихоти Богдана зависит слишком многое.

— Улыбнись, малыш! — напоминает мне муж.

И я улыбаюсь. Приветливо и мило улыбаюсь. Но больше всего мне хочется закрыться в комнате, вцепиться зубами в подушку и выть от тоски.

У меня могло быть всё. У меня нет ничего…

«Нет. У меня есть сын, — поправляю себя. — Его у меня никто не отберёт!»

3. Марьяна

Голова начинает болеть почти сразу же. Давления вокруг меня слишком много. Все чего-то ждут от меня. Марина ждёт, что я опозорюсь и выставлю себя в дурном свете, чтобы потом отчитывать меня ядовитым голосом, растравливая оскорблениями. Муж ждёт, что я буду идеальной хозяйкой и женой на его ярмарке тщеславия.

— Хочу познакомиться с потенциальным инвестором поближе. Поэтому пригласил его на семейный ужин, — так объяснял мне муж.

Не помню, называл он мне фамилию инвестора или нет. Кажется, в тот момент я читала о противопоказаниях протезирования сердечного клапана у детей. Поэтому пропустила большую часть информации мимо ушей.

Теперь пожинаю плоды собственной невнимательности. Смогла бы я подготовиться к встрече с прошлым? Реагировала бы так же остро? Не знаю.

— Малыш, у тебя совсем нет аппетита! — ласково укоряет меня муж, накладывая ещё гору салата к тому, что уже выложен горой на моей тарелке. — Поешь хотя бы салат?

— Спасибо, милый, — выдавливаю из себя ласковые слова.

Кажется, Богдан в этот момент клеймит меня обжигающим взглядом.

— Иногда приятно возвращаться в знакомые места, будучи уверенной, что здесь ничего не изменилось! — сладко воркует Аня, не забывая сдабривать свои слова ядом. — У тебя, Марьяна, чудесная семья! Поздравляю. Мечты должны сбываться…

Анна отпивает вина и смотрит на меня поверх бокала. Едва ли не жмурится от удовольствия. Ей приятно осознавать, что сейчас она на волне, а я плетусь где-то позади. Аня поглядывает и на Марину сияющим взглядом. Наверняка помнит каждый недовольный взгляд и обидное слово, брошенное в её сторону Мариной.

Теперь Аня чувствует себя победительницей, смакует свой триумф. Я поглядываю на Богдана, гадая, о чём думает он сам. Волнует ли его хоть что-то, вспоминает о нас или нет? Обвожу взглядом его длинные пальцы. У Богдана красивые руки с синеватыми венами, но костяшки напрочь сбиты. Светло-золотистые волоски на смуглой коже. На правой руке чуть выше запястья лаконичная татуировка из двух чёрных полос — одна над другой. Вторая рука забита татуировками до самых плеч. Отгоняю видения прочь. Но воспоминания настойчиво лезут одно за другим.

Антон, знакомый Богдана, поддерживает беседу за столом. Он кажется довольно приятным собеседником. Возможно, только потому, что я его не знаю.

— Важный звонок, надо отойти! — извиняется Богдан и выходит.

С полминуты за столом держится тишина. Только изредка постукивают столовые приборы.

— Как ты, Марьяна? — интересуется Аня.

— Отлично. Семья, муж, работа… — отвечаю я.

— Ты работаешь? — изумляется Аня и наклоняется вперёд, демонстрируя глубокое декольте и увеличенную грудь. — Неужели всё так плохо? — интересуется она нарочито громким шёпотом.

— Хобби, — беспечно отзывается Виталий. — Марьяна боится сойти с ума от безделья, поэтому занимает своё время чем угодно…

Мы оба знаем, что он лжёт. Но признавать свою несостоятельность публично он не станет.

— Йога, пилатес, языковые курсы, — начинает загибать пальцы Аня. — Тренажёрный зал… Ммм, даже не знаю, куда я смогла бы впихнуть работу. Вероятно, не нашлось бы и свободной минутки!

— Как у вас обстоят дела? Семья уже полная? — спрашиваю я. — Есть дети?

— Нет. И пока не планируем! — резко отвечает Аня.

— Жаль. Дети — это чудо. Я души не чаю в своём сыне…

Лицо Ани странно перекашивается после моих слов о Максе. Словно я нечаянно умудрилась нажать на болевую точку.

— В чём дело? У вас сложности? — спрашиваю я, будто не поняла, что Ане неприятна эта тема.

Аня демонстративно тянется за бокалом с вином, не желая отвечать. Я замечаю тень недовольства и досады, вполне искренней.

— Не отчаивайтесь. Современная медицина творит чудеса. На крайний случай, можно прибегнуть к ЭКО, суррогатному материнству или усыновить ребёнка, — ровным голосом рассуждаю я. — И если уж зашёл разговор о детях, проверю, хорошо ли спит Макс.

— Поцелуй его за меня, — просит муж. — И возвращайся как можно скорее. Буду скучать.

Я улыбаюсь в ответ на слова мужа, поднимаюсь на второй этаж, жадно глотая воздух. Словно только сейчас обретаю возможность дышать полной грудью. Прислоняюсь к стене за углом, замирая без движения. Нужно двигаться дальше. Обнять сына, напитаться его спокойствием и безграничной любовью к нему. Глотнуть свежих и чистых эмоций, чтобы суметь выдержать испытание званым ужином.

Я тихо нажимаю на ручку и толкаю ладонью дверь. Замечаю тёмный силуэт, склонившийся над кроватью Макса. В комнате включён ночник, но видно немногое. Я узнаю мужчину.

— Богдан?

Всё-таки это произошло. Теперь спрятать правду о Максе не удастся. Придётся поговорить с Богданом. Но я не представляла, что наш разговор повернётся в сторону угроз отобрать моего сына.

Я во многое не могла поверить. Но теперь приходится. Реальность безжалостно давит со всех сторон. Не знаю, как я смогла выдержать ужин. Вернулась за стол и действовала на автомате, отключив все до единой эмоции.

Льну к мужу, в поисках, если не поддержки, то хотя бы человеческого тепла. Но пальцы стынут от холода — я словно покрыта коркой инея изнутри и снаружи. Надо поговорить с Виталием. Не знаю, как сказать ему правду.

4. Марьяна

Виталий не знал о Богдане, даже не догадывался о нём. Когда я вышла замуж за Виталия, срок беременности был совсем небольшим. Это был мой единственный шанс сохранить ребёнка. Беременность замужней девушки не стала бы значительным событием. Так и произошло.

Когда Макс ещё не родился, я часто гадала — на кого он будет похож. На меня или на Богдана? Оказалось, что правильным был второй вариант. И, помню, первой мыслью было — хорошо, что Виталий тоже русоволосый и светлоглазый. В глазах родственников Макс пошёл в отца цветом волос и глаз, а черты лица — смешанные, не разберёшь, на кого похож.

Но я знала правду. Макс получился похожим на Богдана. И это стало моей отрадой и проклятием одновременно. Любимый сын и живое напоминание о мужчине, который был для меня словно глоток свежего воздуха.

Богдан был для меня всем — вкусом запретной свободы, отчаянной надеждой вырваться из-под гнёта родительской тирании, сумасшедшей первой любовью, особенным мужчиной — ведь первый раз бывает лишь однажды…

Богдан стал для меня всем. Мы встречались тайком. Он сначала шутя предлагал мне сбежать. Потом, поняв, что меня держат в ежовых рукавицах, заявил, что дальше так продолжаться не может.

Мы выбрали день и час моего побега. Договорились встретиться. Аня прикрыла бы меня перед родственниками и Мариной. Побега не произошло. Меня перехватили и поместили в закрытую лечебницу на неделю, чтобы я остыла и перестала брыкаться. Богдан уехал, не дождавшись меня. Уехал с Аней — с той самой девушкйо, которая и сдала мой план побега Марине.

Марина замяла скандал, оборвала все его ростки и не позволила ни одному слуху просочиться дальше стен нашего дома. Ещё бы! На кону стояла моя женитьба с Виталием, по договорённости сторон. Состоятельные девочки должны выходить замуж за золотых мальчиков, подающих большие надежды.

И хоть ни мою семью, ни семью Виталия нельзя было назвать очень богатыми, скорее, мы были средним классом, но Виталий был намного предпочтительнее Богдана — дерзкого парня на байке, с кучей приводов в участок и множеством безумных идей в голове.

После неудавшегося побегу я позвонила Богдану лишь однажды. Тайком, опасаясь быть пойманной и трясясь от страха. Но в ответ услышала его короткий и безжалостный приказ: «Не звони мне!»

Потом был ответный звонок от него — пьяный, с россыпью грязных обвинений в корыстности… Я перестала надеяться на помощь принца верхом на дерзком байке и смирилась с реальностью, в которой мне давно была уготована роль примерной жены.

В честолюбивых мечтах капиталы моей семьи и семьи Виталия объединялись, давая пропуск в мир богатых и избранных. Поначалу всё шло по плану. Новый гостиничный бизнес пошёл в гору. Но потом Виталий решил, что пора перейти на следующую ступень и размахнулся на строительство двух крупных отелей премиум-класса. Его грандиозный проект выжимал все финансы из семьи. Мы погрязли в долгах и кредитах. Потом оказалось, что дело всей жизни Виталия не выгорело. Мало того, что бизнес показал себя нерентабельным, так потом ещё и оказалось, что из-за крайне сжатых сроков здания строили с нарушениями техники безопасности.

Один из роскошных отелей сейчас пустует, рискуя свалиться, как карточный домик, в любой момент. Там опасно находиться — территория ограждена. Величественный и безумно дорогой отель «Victoria» стал живым призраком и символом поражения всех честолюбивых планов Виталия.

И самое печальное, что муж не желал признавать своих ошибок. Продолжал жить на широкую ногу, закатывать дорогие ужины и обеды для партнёров, швырялся дорогостоящими презентами, выкачивая те немногие финансы, что остались. Банк даже отобрал наш дом и пришлось вернуться жить в клетку — так я называла дом Марины…

Я кручу эти мысли в голове и никак не могу выбраться из гибельной воронки. С облегчением вздыхаю, когда гости собираются уходить. Напоследок Аня неловко задевает бутылку чилийского красного сухого вина. Оно разливается на белоснежной скатерти и стекает на светлый ковёр.

— Простите. Я такая неловкая…

— Не стоит беспокойства, — успокаивает Марина. — Прислуга всё уберёт.

Мне становится смешно. Единственная прислуга в доме — это я. Через минуту после ухода гостей мне предстоит снять роскошное платье, чтобы прибрать со стола под понукающим взором Марины.

Я с нетерпением дожидаюсь, пока красные огоньки задних фар автомобилей скроются за воротами дома.

— Марьяна! — сразу же шипит Марина. — Нужно срочно устранить винные пятна!

Часть меня внутри сжимается от строгого командного тона, но другая часть обозлённо встаёт на дыбы. Я устала жить по чужим правилам. Скоро всё полетит в тартарары и винное пятно на ковре будет самой меньшей из моих проблем. Поэтому я молча беру из бара бутылку каберне и бокал для себя.

— Уберись немедленно! — Марина догоняет меня и цепляет за локоть сухими пальцами.

— Завтра вызову клининговую компанию! — отцепляю пальцы от своего локтя.

— Это нам не по карману! — возражает старая стерва.

— Напротив. Виталий уверен, что скоро мне даже не придётся работать! — сладким голосом отвечаю я. — Сделка у нас в кармане!

Я огибаю застывшую Марину по большой дуге.

— Поставь вино! Не будь, как твоя мать-алкоголичка!

— Надо же! Теперь она ещё и алкоголичка. Раньше была просто распутной девкой! — усмехаюсь я.

— Мерзавка! — клокочет Марина. — Я потратила на тебя всю свою жизнь! Сколько сил я в тебя вложила? И для чего все это? Чтобы из тебя вышла такая же гуляющая и распутная дрянь, как из твоей матери? Чтобы ты сжила меня со свету, как она сжила моего сына?

Марина идёт за мной по пятам и брызжет ядом. Я резко разворачиваюсь. Она едва не налетает на меня коршуном. Успеваю выставить ладонь и отпихнуть её в плечо. Уверена, что позднее Марина начнёт обвинять меня в рукоприкладстве.

— Что ты себе позволяешь?

— Мне не пятнадцать, Марина. И ты кое-что забыла. Где ремень твоего сына? Или руки уже не такие сильные, чтобы бить? Так вот… — приближаю своё лицо к её, чувствуя запах пудры и приторного парфюма. — Этого больше не произойдёт. Никогда.

Марина отшатывается. Не ожидала такого.

— Ты… ты ещё пожалеешь о своих словах, — добавляет она, впрочем, уже не таким уверенным тоном, отходит и бросает издалека. — На коленях приползёшь умолять о прощении и руки мне целовать будешь!

Я скрываюсь за дверью спальни. Со стуком ставлю бутылку вина и бокал на комод. Спускаю платье по плечам, позволяя ему осесть лужицей алой краски на пол. Потом беру бутылку вина в руки и смеюсь. У меня нет штопора. Смех звучит громко, но в нём появляются истеричные нотки. На пороге спальни появляется муж. Видит бутылку вина в моих руках и истолковывает её по-другому.

— Малыш, я тоже считаю, что это надо отметить!

— Я забыла штопор!

— Сейчас принесу! — муж выходит быстрее, чем я успеваю его остановить.

Виталий возвращается со штопором и бокалом для себя. Он лоснится от удовольствия и напоминает упитанного кота.

«Тебе нравится лежать в постели с этим боровом?» — вспоминаю слова Богдана.

Виталий немного погрузнел за последние три года и поплыл в талии. Не могу назвать его толстым. Но сравнение с Богданом не идёт на пользу моему мужу.

— Уверен, что уже завтра мы подпишем бумаги… — брызжет весельем Виталий. Касается моего бокала своим. — За успех!

Едва отпив, муж снова начинает говорить. Переживает каждый момент вечера, смакует собственные шутки и посмеивается так, словно произносит их впервые. Он либо слеп, либо отчаянно верит, что всё получится. Виталий не замечает очевидного — Чернов не собирался давать деньги просто так.

Внезапно я понимаю, что весь ужин — это фарс. Лишь средство, чтобы Богдан мог воочию убедиться: Макс — его сын. И теперь, получив подтверждение, он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить его.

А муж… Муж убеждён, что снова поднимется с колен и гроза банкротства минует его стороной. Внезапно накрываю губы Виталия пальцами.

— Да, ты права. Хватит болтать.

Муж отставляет свой бокал и отбирает мой, притягивает к себе.

— Ты очень красивая в этом белье, — шепчет он, сминая талию, спускается ладонями ниже.

Внутри поднимается волна протеста.

— Постой… — выворачиваюсь из его объятий, отходя на значительное расстояние. — Ты должен кое-что знать о Максе.

Виталий подливает себе ещё вина.

— Ты обеспокоена чем-то. Шумы в сердце Макса, да? Что нам сказал врач? С его заболеванием это в пределах нормы! Нет поводов для беспокойства!

— Врач сказал, что время ещё есть. Но не стоит не тянуть до последнего и позаботиться о протезировании сердечного клапана. Чем раньше, тем лучше. Так я буду уверена, что со здоровьем сынишки всё в порядке.

Муж кивает.

— Да, я знаю. Но что ты будешь делать сейчас? Глубокой ночью? Ты ничего не сможешь поделать. Нужно дождаться очереди на операцию.

Я плотно смыкаю губы, чтобы не закричать. Пренебрежение Виталия к здоровью Максу накатывается на меня отрезвляющей волной. Желание откровенничать с мужем пропадает.

— Да. Конечно. Только очереди очень длинные. Я рассматриваю варианты платной операции. В Израиле очень хорошие клиники.

— Мы можем себе это позволить? — хмурится Виталий.

— Разумеется! Я уже собрала половину стоимости на операцию. И потом, сделка же у тебя в кармане! — восторженно отвечаю я.

В моих словах слышится слишком много яда. Даже Виталий это понимает.

— Кажется, не только Марина сегодня не в настроении, да? — муж целует меня в щёку. — А я взбудоражен будущим успехом и не смогу уснуть. Пожалуй, отправлюсь в бар.

Виталий натягивает пиджак и оставляет меня одну. Тишина скручивается кольцом. Я отставляю бокал с вином в сторону — так и не пригубила, пропало желание. Отправляюсь в детскую Макса и долго смотрю на спящего сына — единственного, по-настоящему дорогого человека.

Муж возвращается под утро. От него сильно пахнет дорогой выпивкой и дымом сигарет, но сквозь этот чад пробивается сладковатый запах женских духов.

Утро приносит ещё одну порцию едкого разочарования — я нахожу смазанный, едва заметный след чужой помады на рубашке мужа. Становится обидно. Не стану врать себе — я не люблю Виталия и никогда не любила, но я была верной женой, несмотря на трудности… А он похаживает налево.



Но день становится разочарованием не только для меня. Богдан Чернов не говорит мужу «да», но и не отказывает. Просит ещё немного времени взвесить риски.

— Чернов хочет всё взвесить и обсудить ещё раз. Он пригласил нас в ресторан, — сообщает муж.

Виталий не унывает, продолжая верить в то, что Богдан захочет вложиться в его бизнес. Я же понимаю совершенно другое — Богдан даёт мне время. Отсрочку, чтобы я подготовила сына к правде.

Чернов любезно предоставляет мне фору. Сколько? День? Два… Пять?

5. Богдан

— Чудесный вечер. Спасибо, Антон, до встречи! — улыбается Аня, прощаясь с Антоном.

Жена делает шаг в сторону дома. Но не услышав эха моих шагов, изумлённо оборачивается.

— Богдан?

— Иди, — киваю ей. — Мне нужно с Тохой перетереть ещё пару тем. Наедине.

Аня порывается возразить.

— Иди, — говорю с нажимом, отсылая жену прочь.

— Ты вернёшься сегодня?

— Возможно, только под утро, — пожимаю плечами. — Не забивай голову, иди спать.

— Да, конечно! — соглашается Аня, но идёт в сторону, противоположную от дома.

Целует меня в щеку, обдавая знойным ароматом парфюма. Упругая грудь прижимается к моей. Аня прижимается всем телом, намекая на продолжение. Она раскованная и умелая в сексе. Я не был её первым мужчиной, готов поспорить, что не был и вторым. Но сегодня у меня просто нет желания кувыркаться с кем-то в постели. Есть только одно желание — вытравить из себя дурман памяти и жажду по другим прикосновениям. Марь-Яна.

— Мне пора. Тоха ждёт… — отстраняю от себя Аню.

Она обижена, но старается держать лицо и не подавать виду.

— Желаю вам хорошо посидеть! — улыбается она.

Поворачивается и демонстрирует фигуру, доведённую до совершенства. Жена… Это в самом начале она была просто Анька-давалка. Она была готова сигануть с пропасти вниз, если бы я щёлкнул пальцами, пообещав, что мы обязательно взлетим. С ней было не в напряг. Поначалу просто тусовался, не заботился о сохранении верности. Думал, что однажды ей это наскучит. Но Анька никуда не уходила.

Неужели она меня любит? Прошло шесть лет, а она до сих пор рядом. Не могу сказать, что Анька верила в меня и поддерживала в трудные минуты. Но всегда была готова прогнуться, чтобы я мог снять злое и тугое напряжение. Ждала меня с очередных поездок и попыток пробиться в этой жизни.

Как-то однажды она позвонила и заикнулась о детях, мол, мы уже больше года вместе, а что, если однажды у нас появятся дети? Я не рассматривал её даже в качестве жены, тем более не ждал, что Аня станет хорошей матерью. Тогда это было ни к чему, о чём я и заявил прямо. Анька сказала, что её слова были сказаны на будущее. Я посоветовал ей выкинуть мусор из головы и не пропускать приём гормональных препаратов. Любая другая оскорбилась бы пренебрежительным тоном. Но Анька смолчала, встретила меня после поездки.

Я её не любил. Она была для меня очень удобной и необременительной — только и всего. Я женился на ней только потому, что в одной из программ финансирования старт-апов отдавалось предпочтение семейным кандидатам.

Финансирование мне не досталось, но немногим позднее в мои идеи захотел вложиться Антон. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, но он рискнул и не прогорел. Мы стали не просто бизнес-партнёрами, но подружились. Разводиться с Анькой я не стал. Она оставалась для меня всё тем же удобным аксессуаром в жизни, умелой любовницей в постели и женой по паспорту.

— Буду ждать! — улыбается Аня напоследок.

Наверное, она идеальная жена по стандартным меркам. Но сейчас я остро чувствую, что она просто хорошая актриса. Её многое не устраивает, но она надевает маску радушия и терпит — потому что лодка нашего брака в последнее время стала золотой.

— Поехали? — предлагает Антон.

— Да. В паб. Бухать…

— Утром будешь жалеть, — предупреждает Антон. — Ты не умеешь пить, с похмелья напоминаешь мертвеца.

— Знаю, — говорю без улыбки. Тоха прав — я не умею пить. Наутро голова будет раскалываться и звенеть, как колокол. — Но ты будешь со мной.

— Притормози, — усмехается Антон, хлопая по плечу. — Я за рулём и не смогу составить тебе компанию.

— Сможешь. Обратно поедем на такси, — возражаю я.

Вижу по лицу друга, что его подмывает спросить меня о чём-то. Но Антон пока молчит и выжидает удобного момента. Впрочем, его терпения не хватает надолго. Едва мы успели смочить горло выпивкой, как друг ставит локти на стол и спрашивает, глядя мне в глаза:

— Что у тебя с той красоткой?

— С какой? — опрокидываю ещё одну стопку, делая вид, что не понимаю, о ком говорит Антон.

Спиртное прокладывает обжигающую дорожку. На мгновение становится легче. Но потом опять начинает зудеть. Так же, как раньше. Этот зуд не унять. Его удалось немного приглушить, когда я прижал Марьяну к стене. Но потом опять нахлынуло.

Зуд. Жажда. Потребность. Злость…

Не знаю, чего больше в этом коктейле. Есть всё, кроме равнодушия. Но сегодня к этому отравляющему пойлу добавилась жгучая порция ненависти. Потому что Марьяна скрыла от меня рождение ребёнка. Держала рождение моего сына в тайне и даже посмела выдавать его за сына тупого жирдяя, своего муженька.

— Не прикидывайся ослом. Что тебя связывает с Марьяной?

— А-а-а-а… — отвечаю как можно равнодушнее. — Бывшая подруга. В прошлом зависали вместе.

— В прошлом? Уверен? — смеётся Тоха. — По тебе не скажешь, что это было давно. Вы пропали оба. Потом вернулись, жёнушка Балашова была такой потерянной и слегка потрёпанной. Вспомнил прошлые развлечения?

— Нет! — резко отвечаю.

— Но хотелось, — возражает друг. — Не дала, что ли?

— Заткнись. Не твоё дело.

— Значит, не дала-а-а-а… — тянет Антон, разминает кулаки и потом внезапно спрашивает. — Ты подкатывать к ней будешь или как?

— Тебе зачем? — удивляюсь я, пальцы сами крепче стискиваются вокруг бокала со спиртным.

— Кажется, она горячая штучка, — подмигивает Антон. — Можно и подкатить.

— Она замужем, если ты не заметил, — отвечаю неожиданно резко и со злостью.

— Я в курсе, что она замужем. Когда это останавливало? — Антон смеряет меня смеющимся взглядом. — Ты тоже женат, но регулярно ходишь налево. Что мешает Марьяне сделать то же самое? Муж у неё — явный лох.

Отмахиваюсь от Антона. Но он продолжает трепать языком.

— Ей с ним скучно. Ни одна его натяжная шутка не заставила её искренне улыбнуться! Уверен, их супружеская жизнь в спальне скучная настолько, что она разглядывает обои…

Я резко встаю, выходя на свежий воздух. Мне неприятно представлять Марьяну рядом с Виталием в одной постели. Даже думать о ней в чужих объятиях оказывается невероятно тяжело. Внутри сразу полыхает злостью. Я же знал, что она должна была выйти замуж за этого пай-мальчика. Почему именно сейчас я настолько сильно злюсь? Из-за сына? Из-за того, что Марьяна посмела у меня украсть право на семью?

— Стоило мне заговорить о Марьяне и её муже, как ты вскочил и сразу ушёл. Видимо, бывшая подруга для тебя не такая уж бывшая, да? — комментирует Антон, появляясь рядом. Опирается плечом о стену и смотрит на меня, посмеиваясь. — Всё-таки ты хочешь эту красотку? Для себя?

— Нет. Не хочу. Я её ненавижу, — выдыхаю эти слова, искренне веря, что так и есть.

6. Марьяна

— Я не пойду в ресторан!

— Какая муха тебя укусила? Это всего лишь ужин! — спрашивает Виталием.

— Это не просто ужин. Это ужин, на котором обязана присутствовать я. Зачем? Чтобы ты похвастался мной, как красивой побрякушкой? — спрашиваю я, загружая посудомойку.

Муж подходит сзади и проводит ладонями по моим плечам.

— Семья — это всегда двое. Ты — жена видного бизнесмена. Выходить вместе с ним в свет — это твоя прямая обязанность.

Я устало вытираю пот со лба. Переубедить Виталю не получается. Я прекрасно знаю, что за этим стоит не его желание, а желание Богдана.

— Аня тоже будет на ужине?

— Разумеется! Ты так сильно нервничаешь из-за присутствия двоюродной сестры? Кажется, в прошлом между вами пробежала чёрная кошка.

— Это просто моя сестра. Раньше она считалась моей подругой, но потом мы сильно поссорились. Я не видела её несколько лет. И не хотела бы видеть.

— Увы, но придётся её потерпеть. Судя по тому, как она смотрит на тебя, вы крупно поцапались. Но всё это мелочи, малыш. Мы справимся… — убеждает меня муж.

— Когда ужин?

— На этой неделе. Чернов обещал позвонить и сообщить точное время и место, — муж обнимает меня, смыкая ладони под грудью. — Сладкая моя, ты так вкусно пахнешь!

— Это пахну не я, а булочки с корицей! — выворачиваюсь из объятий мужа.

Он задумчиво смотрит на меня.

— В чём дело? Ты сторонишься меня.

— Да! — отвечаю я. — Сторонюсь. Сказать, почему? Или сам ответишь?

— Понятия не имею, — качает головой муж и смотрит мне прямо в глаза. Пухлые, почти девичьи губы раздвигаются в лёгкой улыбке. — Малыш, ты подозреваешь меня в измене? Ревнуешь?

— Не подозреваю. Знаю. Вчера от тебя несло чужими духами, а на твоей рубашке была помада.

Смотрю за реакцией мужа. Он не смущается.

— Тебе показалось, милая. Я был в баре. Там накурено, рядом сидела надушившаяся блондинка…

— Ах, она блондинка! — смеюсь. — Что ещё?

— Малыш, я с тобой. Не накручивай себя. Тебе просто показалось… Больше ничего. И это не помада, а след от вина.

— Хорошо. Пусть будет по-твоему — след от вина, прокуренный бар! Только моя паранойя остаётся при мне, окей?

Включаю посудомойку и выхожу из кухни. Не могу дышать с мужем одним воздухом на двоих и не уверена, что смогу разговаривать, не переходя на повышенные тона.

— Постой! Что ты хочешь этим сказать?

— С этого дня я сплю отдельно.

Виталий догоняет меня и дёргает на себя.

— Это перебор, дорогая. Ты будешь спать со мной! Как жена!

— Отпусти!

Хватка пальцев на моём запястье усиливается. Муж толкает меня к стене и нависает надо мной.

— Ты — моя жена. Запомни. Сегодня я хочу видеть тебя в постели. В красивом белье. Хочу, чтобы была готова к встрече с любимым мужем!

— Об этом ты будешь просить любовниц. Мне надоело притворяться и делать вид, что я слепая. Я не слепая!

Супруг хлопает меня по щеке ладонью. Не сильно. Это не больно, больше обидно. Марина в детстве колотила меня гораздо сильнее. Но то было просто рукоприкладство, а пощёчина от мужа — это оскорбление. Щека горит.

— Извини. Вспылил. Похоже, я вчера перепил, голова раскалывается. Не соображаю, что несу… — муж тянется ко мне. — Больно? Дай посмотреть!

Я отшатываюсь от мужа.

— Посмотреть, достаточно ли сильно ударил? — шепчу я. — Будешь силой вынуждать меня к близости? Я не хочу тебя!

Выражение лица Витали стремительно меняется. Он крупный и сильный мужчина, со мной он всегда был мягок и осторожен. Но сейчас муж рвётся мне навстречу. Я вижу только его глаза, с застывшей обвиняющей злобой.

— Я пытался быть мягким, но ты вывела меня из себя! — рычит он.

Муж перехватывает за запястья и толкает к стене. Больно ударяюсь затылком, клацнув зубами по языку. Виталий разворачивает меня, пятернёй впивается в волосы. Муж с размаху прикладывает меня лицом в стену. Сдавленно шиплю, пытаясь оттолкнуть его локтём. Мне не хочется быть использованной так. Я не понимаю, как моя жизнь могла превратиться в кошмар, где муж поднимает на меня руку и пытается взять меня силой. Виталий тяжело дышит мне в затылок, вжимая в своё тело. Меня спасает звонок телефон. Резкий и громкий. Муж замирает на месте.

— Ответь, — хриплю я. — Вдруг, это твой инвестор?

Супруг матерится под нос и отходит, на ходу одёргивая одежду.

— Да? Добрый день, Богдан! Нет, не побеспокоил.

Меня сотрясает нервной дрожью. Я обессиленно сползаю по стене вниз. Правая половина лица кажется опухшей. Я едва притрагиваюсь к ней пальцами — кожа горит от малейшего прикосновения.

— Всё в силе. Разумеется…

Слушаю уверенный, радушный голос мужа и его шаги по просторной кухне. Мне нужно подняться и скрыться от всего. Но сил у меня нет. Короткая схватка лишила меня сил. Я словно в трансе. Не ожидала увидеть лицо зверя вместо знакомого лица мужа.

Его руки. Кажется, они повсюду… Меня начинает подташнивать.

— До встречи.

Муж бросает телефон на стол. Я вздрагиваю от этого звука.

Хлопок дверцы холодильника. Шаги мужа. Он останавливается около меня. Его тень накрывает меня, как солнечное затмение. Мне страшно посмотреть в его лицо.

— Держи! — Виталий протягивает мне пакет со льдом. — Приложи к щеке. Опухоль сойдёт. Ты должна быть в форме. Ужин через два дня.

7. Марьяна

— Что с тобой? Ты совсем ничего не ешь.

Коллега по работе охотно уминает салат, а я в это время размазываю пюре по тарелке. Со вздохом отодвигаю её в сторону.

— Нет аппетита.

Я тру ноющие виски. Голова словно раскалывается на части. Достаю обезболивающее из сумочки и запиваю водой. Скоро должно подействовать.

— Дома всё в порядке? — взгляд Любы обеспокоенно скользит по моему лицу, задерживаясь на правой стороне.

Как бы я ни прикладывала лёд, всё равно заработала припухлость и небольшой синяк. Припухлость я скрыла локонами, спадающими на лицо, а синяк замаскировала под плотным слоем консилера, тонального крема и пудры.

Вчера муж ушёл, не став завершать начатое. Вечером он взял меня под локоть и повёл в спальню. Паника начала колотиться в горле. Но Виталий всего лишь достал из верхнего ящика комода бархатную коробочку и раскрыл её галантным жестом. Там лежал золотой браслет.

— Это тебе. Извини, я сорвался, — супруг прочистил горло. — Думаю, ты была права. Нам, действительно, лучше переночевать пару-тройку дней отдельно. Чтобы соскучиться.

Браслет был изящный и лёгкий, но сразу понятно, что он не из дешёвых украшений. Я не стала говорить мужу, что не стоит сейчас разбрасываться остатками сбережений. Поблагодарила его и с радостью постелила себе в одной из гостевых спален.

После вопроса Любы я бездумно прокручиваю браслет на запястье.

— Марьян?

Я выныриваю из событий вчерашнего дня, улыбаюсь, заверяя подругу:

— Да, хорошо.

Люба перегибается через стол, говоря шёпотом:

— После таких «хорошо» увеличивается только количество синяков и косметики на лице.

Я слабо улыбаюсь в ответ, заверяя Любу, что она ошибается. Пожалуй, Люба — единственная, кого я с натяжкой могу назвать подругой.

После предательства Ани я разуверилась в женской дружбе и предпочла быть в одиночестве. Переваривала и копила всё в себе. Но с Любой я сблизилась после того, как случайно пересеклась в клинике. Оказывается, у дочери Любы, как и у моего Макса, были проблемы с сердцем. Наши дети наблюдаются у одного кардиолога.

— Так что с лицом, Марьян? — подруга впивается острым взглядом в лицо. — Я беспокоюсь. Ты всегда тихая, но в последние пару дней — особенно. Ещё и синяки начала прятать. Совсем всё плохо, да?

— Нет. Терпимо. Я сама виновата.

«Сама виновата» — говорю это автоматически. Иногда мне кажется, что Марине удалось вколотить эти слова в меня ещё с детства. Чтобы ни происходило, я думаю именно так — виновата сама.

Я пытаюсь быть сильной, учусь держать удары, даже пытаюсь отстаивать себя, но потом тихим шёпотом в моей голове раздаются эти три слова.

Ты сама виновата…

Крохотные оплошности превращаются в веские обвинения.

— Прекрати! Ты не виновата! — убеждает меня Люба. — Мужчина, поднимающий руку на женщину, автоматически перестаёт считаться мужиком!

Я слушаю жаркую речь Любы. Но подруга мало что знает о моей настоящей жизни. Ей сверху видна только водная гладь, а я знаю о десятках опасных подводных камней.

Звук вибрации привлекает моё внимание. Приходит сообщение с незнакомого номера. Я открываю его. Фотография платья. У него наглухо закрыта шея и нет декольте, но полностью открытая спина. Я знаю эту модель.

«Наденешь на ужин это платье…»

Я вздрагиваю. Богдан? Телефон снова оживает.

«Заканчивай с обедом. Ты всё равно ничего не ешь. Жду тебя на первом этаже. У фонтана…»

Я сжимаю телефон, разрываясь на части от неопределённости: сказать Богдану, чтобы проваливал на все четыре стороны, или проигнорировать его?

Следующее сообщение состоит всего из одного слова. Но оно заставляет меня подняться и спешно расплатиться за обед.

«Макс…»

* * *

Богдан ждёт меня у фонтана. Я обвожу взглядом широкий разворот его плеч, обтянутых серой футболкой. Глаза спрятаны за зеркальными солнцезащитными очками. Образ дополняют рваные джинсы, низко сидящие на бёдрах. Сейчас Богдан почти не похож на состоятельного бизнесмена и напоминает парня из прошлого. Я влюбилась в него без памяти, а он растоптал моё сердце.

— Привет. Что ты хотел от меня?

— Я отправил тебе фото платья. Хочу, чтобы на ужин ты надела именно его, — снимает очки и наклоняет голову, откровенно разглядывая меня.

— Может быть, я хочу надеть другое платье?

— Ты ещё не поняла, принцесса, что твои желания не учитываются? — Богдан хватает куртку с лавки и кивает головой в сторону выхода. — Я куплю тебе это платье. По дороге расскажешь мне о сыне.

Я стискиваю пальцы на ремешке своей сумочки.

— Обеденный перерыв заканчивается. Мне нужно вернуться к работе.

— К работе или к хобби? По словам Ани, твой муж заявил, что это просто хобби. Занятие для того, чтобы убить скуку.

Богдан нарочно насмехается надо мной и бьёт прицельно. В центр мишени.

— Ладно, не смотри на меня так. Мне плевать на твою работу, на твоё хобби и на твою жизнь! Но на сегодня ты свободна. Увалов в курсе.

Я бросаю на него вопросительный взгляд.

— Позвонил твоему директору, — объясняет Богдан, стискивая пальцы на моём локте. — Я с ним на короткой ноге.

Ясно. У бизнесмена Чернова куча связей и способов, чтобы без труда взять желаемое. Мне остаётся только передвигать ноги в заданном им темпе. Не хочу прижиматься к нему, но это происходит непроизвольно.

Когда Богдан распахивает передо мной дверь, я оказываюсь прижата спиной к его груди. Чувствую напряжённое тело. Его подбородок касается моих волос. Я вновь начинаю тонуть в его дурманящем запахе. Коротко и обречённо вздыхаю, пытаясь совладать с внезапной дрожью.

— Принцесса, — шепчет он с издевательской ухмылкой в голосе. — Не растекайся у центрального входа. Здесь полно людей. Но ты всегда можешь растечься на заднем сиденье моей машины…

8. Марьяна

Я поворачиваюсь и смотрю Богдану прямо в лицо.

— Зачем ты это делаешь?

Ловлю острый взгляд и пытаюсь распутать клубок его эмоций. Богдан взбудоражен — это единственное, что я определяю безошибочно. Остальное для меня находится за семью печатями. Сейчас Богдан для меня — это закрытая книга, которую к тому же опасно пытаться прочесть.

— Не стой на проходе, детка! — собирается с мыслями Богдан и подталкивает меня в спину.

— Не называй меня так.

— Я буду называть тебя так, как захочу.

Богдан крепче хватает меня под локоть, подводя к машине. Усмехаюсь. Чёрный английский внедорожник. Один из самых дорогих. Когда-то Виталий мечтал о таком. Мечты сбываются. С маленькой поправкой — иногда твои мечты сбываются у кого-то другого.

Я сажусь рядом с водителем. В салоне повисает густая тишина. Богдан держит руки на руле. Машина заведена, но не трогается с места. Мысли беспокойно мечутся, как испуганные мотыльки. Я думаю обо всём — о сыне, о прошлом, о разбитой семейной жизни. Поправляю волосы с правой стороны, тщательно пряча синяк.

— Зачем ты это делаешь? — повторяю свой вопрос.

— Хочу видеть на тебе красивое платье, — Богдан разглядывает меня, усмехаясь. — Разве неясно?

— Нет. Я не о том. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Ты на самом деле хочешь отобрать у меня сына?

Чернов смыкает челюсти. На скулах двигаются желваки.

— Пока я уверен лишь в том, что хочу увидеть его. Пообщаться с ним. Сделать тест-ДНК.

— И что потом?

— За прошедшие годы я научился только одному — мечтать на широкую ногу. Но планировать всего лишь на пару дней вперёд. Потому что иногда даже самые надёжные планы срываются… — туманно отвечает Богдан.

— Тебе нравится наблюдать, как я барахтаюсь от беспомощности в ожидании твоего вердикта? — задаю главный вопрос.

Давление на грудь немного уменьшается. Рядом с Богданом тяжело находиться. Но именно в эти моменты у меня прорезается голос. Он как будто приоткрывает завесу и показывает мне себя настоящую — без шелухи и навязанных норм.

— Поехали покупать платье! — игнорирует мой вопрос Богдан.

Богдан сосредотачивается на дороге. Его манера водить всё такая же резкая и немного опасная. Он любитель гонять на предельных скоростях.

В модном бутике Богдан просит дать мне примерить именно то самое платье, которое он отправил мне. Потом удовлетворённо разглядывает меня.

— Да. Я не ошибся. Оно смотрится на тебе великолепно…

Богдан проводит пальцами по спине, пробегаясь пальцами по позвонкам.

— Что дальше? — спрашиваю я, игнорируя трепет.

— Бельё, — бросает Чернов, отходя от меня.

— Бельё? — эхом повторяю я. — Ты выбираешь мне платье на ужин или бельё на ночь?

— И то, и другое. Ещё не поняла? — спрашивает он, повернувшись ко мне спиной.

— Как же твоя жена?

— Ты будешь единственным украшением ужина, Марьяна.

Бельё он тоже выбирает по своему вкусу. Строгие линии. Чёрный цвет. Ничего лишнего. Богдан расплачивается за покупки и подхватывает меня под локоть. Ведёт в ресторан, расположенный в том же торговом центре, но этажом ниже.

Я сижу, сложив руки на столе, пока он делает заказ. Выбирает сам. Даже не предлагает выбрать что-то. Похоже, мне в планах Чернова отведена роль послушной куклы. На глазах закипают горячие слёзы, грозясь сорваться вниз. Я опускаю взгляд, складывая из салфетки оригами.

Внезапно щеки касается ладонь Богдана. Он проводит пальцами по скуле, приподнимает моё лицо. Трогает волосы. И прежде, чем я успеваю отвести лицо в сторону, он отодвигает прядь волос, желая заправить за ухо. Его рука застывает в воздухе, так и не закончив движение.

— Что это?

Подушечки пальцев невесомо поглаживают припухшую сторону щеки. Взгляд Богдана темнеет, в нём плотными кольцами закручивается холодная ярость.

— Этот урод бьёт тебя?

9. Марьяна

Я отодвигаюсь, снова закрываю волосами лицо.

— Какое тебе дело?

— Бьёт или нет? — Богдан напряжён. Пальцы стиснуты в кулаки.

— Даже если и бьёт, то что? Тебе плевать.

Чтобы занять пальцы, тянусь к высокому стакану с водой. Перекатываю его между ладонями и отпиваю совсем немного.

— Золотой брак оказался не таким уж золотым? — цедит сквозь зубы Богдан.

— Скорее, он оказался клеткой. Позолоченной, — добавляю неожиданно для себя. — И вся позолота уже давно слезла…

— Я вижу.

Богдан медленно отодвигается на спинку дивана. Официант расставляет тарелки на столе. Спрашивает у Богдана, будем ли мы заказать что-нибудь ещё. Но Богдан не слышит его. Смотрит прямо мне в лицо, но словно сквозь меня.

— Нет, спасибо. Мы позовём вас, если понадобится что-нибудь ещё, — отправляю официанта прочь.

— Часто?

Не понимаю смысл вопроса Богдана, уточняю, что он имел в виду.

— Часто муж бьёт тебя? — спрашивает он.

— Можешь мне не верить, но это впервые.

Богдан кивает, насмешливо бросая:

— Ну, конечно. Ещё скажи, что с лестницы неудачно спустилась.

— Нет. Не скажу. Но Виталий на самом деле поднял на меня руку впервые. Знаешь, почему? Потому что я не отказывалась идти на тот самый ужин, где ты пожелал видеть меня. Я наивно полагала, что от решения моего мужа что-то зависит, думала, что если откажу — он прислушается, — показываю на лицо. — Как видишь, не прислушался. Вышел из себя. Впервые за шесть лет брака его оптимизм и вера в собственные силы дали трещину.

Перевожу дыхание, перекладывая с места на место столовые приборы.

— Поешь, — говорит Богдан. — На тебе лица нет. Хоть и накрасилась ярко.

Начинаю перебирать вилкой салат с морепродуктами. Выбираю вилкой зелень, но аппетита нет. Трудно быть в хорошем настроении и не думать о чём-нибудь другом, кроме угрозы лишиться сына, семьи… Лишиться всего.

Сейчас под насмешливым взглядом Богдана я начинаю думать о кощунственных вещах — о том, что моя семья — и так лишь фикция, ширма, за которой я спрятала ребёнка. Марина бы непременно избавилась от внебрачного ребёнка. Всё ради него, ради Макса.

Но сейчас надо мной нависает угроза лишиться сына. И если Богдан отберёт Максима, останется ли что-то ценное и по-настоящему дорогое для меня?

— Значит, Виталий очень хочет получить финансирование, если начал колотить любимую жёнушку… — растягивает слова Богдан. — Занятно. Я начинаю думать о том, что от моего сына он откажется даже быстрее, чем я предполагал.

— Всё-таки хочешь отобрать Макса у меня?

— Возможно, это просто необходимо. Если Виталий начал бить тебя, неважно под каким предлогом, что мешает ему поднять руку на сына?

— Нет! — выпаливаю я. — Виталий любит сына. Он добр к нему!

— Вот это мы как раз и проверим. Уже очень скоро. Насколько сильно он любит тебя и сына, — говорит Богдан, отправляя в рот кусок мяса.

— Мы говорим о сыне или обо мне? — напрягаюсь ещё больше я. — Что конкретно ты от меня хочешь?

— Ешь, Марьяна. Сейчас я хочу, чтобы ты пообедала! — командует Богдан.

— Не увиливай от ответа, Богдан, — прошу я.

— Да, я хочу забрать сына. Я был шокирован тем, что у меня, оказывается, есть сын! Я бы забрал его уже в ближайшие дни, но он ещё мал. Я не хочу ни травмировать его, ни слушать истерики на тему, где его папа и мама. Я понимаю, что ему будет трудно понять некоторые вещи, поэтому…

Богдан делает паузу. Я в это время сижу, едва живая, неспособная пошевелиться. Затаив дыхание, ожидаю вердикта от некогда любимого мужчины.

— Поэтому я планирую сначала подружиться с ним. Заметь, вопрос с тестом ДНК я не откладываю в сторону. Просто сыну нужно будет время, чтобы привыкнуть ко мне.

Выдыхаю немного спокойнее. Но сразу же понимаю, что будет подвох.

— Почему я чувствую, что ты не договариваешь?

Богдан сощуривает глаза, едва заметно кивнув. Догадка озаряет меня.

— Какую роль буду играть я, пока ты пытаешься подружиться с Максом?

— Ту, которую я скажу, разумеется, — ухмыляется Богдан.

— Тебе скучно? Кончились развлечения для богатых и пресыщенных всем, чем только можно? — спрашиваю я голосом, чуть более громким, чем до этого.

— Браво! — хлопает в ладоши Богдан, восхищённо глядя на меня. — Теперь ты похожа на живого человека! Теперь похоже на то, что ты испытываешь эмоции, а не играешь их.

Всё ясно, Чернов просто решил развлечься за чужой счёт и выбрал лучшее место в первом ряду, чтобы не пропускать ни единой минуты из представления.

— Давно ты женат? — спрашиваю я.

— Года четыре, — безразлично пожимает плечами Богдан. — А что?

— Почему не завели детей? Отпала бы необходимость отбирать моего сына…

— Аня не может иметь детей. У неё большие проблемы с женским здоровьем.

— За ужином зашёл разговор о детях. Я поняла, что тема детей неприятна для Ани. Только ли из-за того, что она не может иметь детей? Вы пробовали их завести? — спрашиваю я. Задаю вопрос за вопросом, не давая возможности перехватить управление.

— Ты не получишь ответы на все вопросы, — ровным голосом отвечает Богдан.

— Я и не хочу этого, Богдан. Просто подумай над тем, что ни ты, ни Аня не знаете Макса. И если ты ещё заявляешь о желании подружиться с моим сыном, то насчёт Ани нельзя сказать того же. Возможно, ей хотелось бы иметь детей, но своих. Она никогда не полюбит Макса и не сможет заменить ему меня. Не сможет стать ему настоящей матерью! Ты сделаешь больно не только мне. Боже, просто не бери меня в расчёт, но подумай о Максе.

— Думаю. Я думаю о нём постоянно с той поры, когда узнал о нём. Вот здесь, — стучит себя по голове Богдан. — Засела мысль о том, что всё могло быть иначе. И не отпускает.

Всё могло быть иначе…

Богдан произносит эти роковые слова, и у меня внутри что-то сжимается до острой, болезненной рези.

— И как по-твоему всё было? — спрашиваю я ровным голосом.

— Как? — Богдан наклоняет голову. — Рассказать? Я ждал тебя, но нарвался на ментов. Кто-то дал наводку об угнанном байке.

— Твой байк был угнан?

— Нет… Но у ментов и без этого поводов хватало. Пришлось удрать. Петлял по городу, позже вернулся в назначенное место. Прождал до рассвета. Твой телефон не отвечал. Потом ты прислала мне сообщение. «Кочевая жизнь не для меня. Я не смогу…» И далее по тексту. Нищеброд, отсутствие уверенности в завтрашнем дне.

— Занятная у тебя правда, — усмехаюсь. Смотрю на циферблат часов. — Извини, обеденный перерыв давно закончился.

— Я отпросил тебя у директора. Сядь! — командует Богдан.

— Возможно, ты отпросил меня. Но это означает лишь то, что работу придётся взять на дом. Дома я предпочитаю заниматься семьёй. Мне стоит вернуться на своё рабочее место. Платье можешь передать через курьера. Твой ужин пройдёт по назначенному сценарию. Не сомневайся.

— Марьяна… — с угрозой в голосе произносит Чернов.

— У меня полно дел, Богдан. А если тебе нечем заняться, то подумай вот о чём. О том, что я собралась сбегать из дома, знали только трое. Ты, я и Аня. Я мечтала вырваться из этой тюрьмы больше всех. Но всё сорвалось. Может быть, ты сам решил не связываться с хорошей, но проблемной девочкой вроде меня?

— Бред! — цедит сквозь зубы Богдан.

— Тогда тебе есть о чём поговорить со своей женой, — улыбаюсь я. — Обязательно поговори с ней. По душам.

— Поговорить? О чём? Я всё видел своими глазами! — Богдан сцепляет пальцы под подбородком. — Ты мне звонила, помнишь?

Киваю, не в силах выговорить ни одного слова.

— В тот момент я был в городе. Вернулся. Не знаю, зачем. Наблюдал за тобой издалека, — усмехается Богдан. — Просто в голове перемкнуло и захотел увидеть всё своими глазами. И увидел, тебя и Виталия. И знаешь, что, милая? Ты вовсе не выглядела недовольной жизнью. Ты была так счастлива, что я убедился в правдивости твоих слов насчёт удобной и красивой жизни с Виталей.

Богдан замолкает. Только моё сердце грохочет в абсолютной тишине. Мне есть что сказать ему в ответ на обвинения. Но язык прилипает к нёбу. И глядя на Богдана, я понимаю, что он меня не услышит. Он уже обвинил меня во всех смертных грехах и вынес приговор.

Сейчас в нём слишком много лютой ненависти и желания отыграться. Любой ценой.



10. Марьяна

Я сказала Богдану, что проведу остаток дня за работой. Наверное, со стороны всё выглядит так, словно я работаю. Но на самом деле я лишь бездумно кликаю мышкой и щёлкаю по клавишам. Выполняю рутину, не задумываясь о результате.

Мыслями я целиком и полностью в нашем прошлом. Обжигающем. Прекрасном. Отвратительном. Чувственном… Тогда я чувствовала себя по-настоящему живой и впервые научилась поднимать взгляд от земли.

Сейчас я вновь оживаю, только если нахожусь рядом со своим сыном. До конца рабочего дня остаётся куча времени. Но я решаю встать и уйти, чтобы забрать сына из садика пораньше.

Макс удивлён тому, что я приехала за ним раньше. Но его удивление быстро сменяется радостью.

— Хорошо, что сегодня меня забираешь ты, а не бабушка! — доверчиво шепчет сынишка. — Она всегда ворчит, если я криво завязываю шнурки.

— О, как я тебя понимаю. На меня бабушка тоже постоянно ворчит, — улыбаюсь я. — Но сегодня у нас день самоуправства. Мы забудем о всех ворчливых бабушках на планете.

Макс заворожённо слушает меня. Выйдя из здания, сразу тянет меня на детскую площадку во дворе детского сада. Просит немного поиграть с ним здесь. Я уступаю его просьбе. Но всё же сообщаю, что нас ждёт аттракцион в парке.

Пока Макс скатывается с горки, я ищу в телефоне номер такси. Сегодня моя машина с утра странно тарахтела. Сороковка далеко не новая, подержанная, но ещё бодренькая. Роскошным новым автомобилем в нашей семье может похвастаться только Виталий. Машина ему просто необходима для создания имиджа успешного человека. Но оба автомобиля заложены в банке.

— Можно вызвать такси? — спрашиваю у диспетчера.

— Не стоит.

Я вздрагиваю, услышав голос Богдана.

— Я отвезу, — обещает он, отбирает телефон и сбрасывает вызов.

— Ты следишь за мной?

— Нет… — отрицательно качает головой. Смотрит на сына. — Всего лишь приехал посмотреть, в каком садике учится мой сын.

— Надеюсь, ты не планировал подходить к нему без меня и пугать его? — напористо спрашиваю я.

— Успокойся, — смеётся Богдан, погладив меня по спине. — Я не кретин, чтобы воровать ребёнка. Хотя продолжаю настаивать, что с родным отцом ему будет лучше.

— Лучше, чем где? Лучше, чем с матерью?

— Не начинай, — презрительно кривит губы Богдан.

— Я не сдамся без боя, — встаю перед Богданом, упрямо заявляя. — Я не отдам Макса Ане. Ни за что…

— Решительно настроена, малышка? Но давай отбросим в сторону наши прения? Я просто хочу посмотреть на сына. Позови его.

— Нет. Пусть бегает…

— Позови! — в голосе Богдана чувствуется сталь. Но следом он добавляет чуть мягче. — Пожалуйста.

Просьбе в его голосе сложно сопротивляться. Какая-то часть меня солидарна с тем, что говорит Богдан. Я должна была сказать, что у него есть сын. Но у меня язык не повернулся вымолвить хотя бы одно слово после его злого и отрывистого «Не звони мне, дрянь!»

— Макс! — зову я. — Мы опоздаем в парк!

— Бегу-у-у-у!

Я с волнением наблюдаю, как сынишка несётся ко мне. Иногда приходится напоминать ему быть осторожнее. Я беспокоюсь за его больное сердце. Но малыши не любят запреты.

— Поедешь в парк, Максим?

— Да. Хочу покататься на колесе.

— Хорошо, покатаемся на колесе, — соглашаюсь я, оправляя на сынишке кепку.

Богдан держится рядом. Чувствую, насколько он напряжён.

— Я хочу тебя кое с кем познакомить, — говорю сыну, показывая на Богдана. — Это Богдан.

Максим настороженно смотрит на Богдана.

— А кто он?

— Богдан… — я немного задерживаюсь с объяснениями, но потом выкручиваюсь. — Богдан — мой старый и хороший друг. Теперь он дружит со всей нашей семьёй.

— И с папой? — спрашивает Максим.

По лицу Богдана проносится тень.

— Скажу по секрету, что у Богдана много друзей. Ты тоже можешь с ним дружить.

— Хорошо, — соглашается сынишка. Протягивает ладошку. — Привет, Богдан. Меня зовут Макс.

Богдан присаживается на корточки. Игнорирует протянутую ладошку, порывисто обнимая Максима. Задерживает его в объятиях. Макс настороженно замирает.

Богдан отстраняет его от себя.

— Привет, парень, — говорит он охрипшим голосом. — Как у тебя дела?

— Хорошо, — Максим ловит мою ладонь, отстраняясь от Богдана.

Чернов резко встаёт. Движения тугие и скованные, полные нервного напряжения. В нём плещется обида и разочарование.

Я чувствую его тупую боль сейчас, как свою собственную. Не одобряю методов, которыми он решил добиться общения со своим сыном. Но не могу его винить за этот порыв, за искренние объятия, за жажду тепла родного человечка. Макс — его сын. Я не могу лишить его этого. Не имею права.

— Макс, Богдан хочет показать тебе, как управлять автомобилем, — говорю я.

— Правда? — недоверчиво спрашивает Максим, переминаясь с ноги на ногу.

— Да, только нужно добраться до парковки первым!

Максим сразу же разжимает пальцы и бросает бежать по дорожке в сторону парковки. Богдан провожает его взглядом. Дотрагиваюсь до плеча мужчины, обращая на себя внимание. Богдан словно просыпается. Но глаза стеклянные, лишённые всякого выражения.

— Он привыкнет к тебе, — провожу пальцами по мужскому плечу. — Но сейчас он не поймёт, почему ты — его папа. Стань для него сначала другом.

— Другом? — усмехается Богдан, прикрывая глаза.

— Дай шанс. Ему и себе, — проглатывая слёзы, подступившие к горлу, обещаю. — Он обязательно полюбит тебя.

11. Марьяна

Мы проводим время втроём — я, Макс и Богдан. С одной стороны, всё замечательно, с другой — очень нервно и напряжённо. Сынишка немного оттаивает и болтает с Богданом, охотно играет с ним. Но я слежу за реакцией Богдана и чувствую, как в нём закручивается тугая спираль ярости после каждого слова «папа», сказанного Максом и обращённого не к Богдану.

Я ощущаю его боль и злость, обращённую остриём внутрь, ядовитую и разъедающую. Богдан зол и не только на меня. Он злится и на себя тоже.

— Это последний аттракцион, Максим, — говорю сынишке, отпуская его. — Нам нужно вернуться домой.

Богдан перехватывает мою ладонь и притягивает к себе поближе.

— Что он любит? — спрашивает Богдан, глядя в сторону сына. — Я ничего не знаю о нём. И это так паршиво. Ты даже не можешь себе представить, как дерьмово я сейчас себя чувствую.

На мгновение меня захватывает в плен беспокойство о нём, хочется уничтожить плен разрушающих мыслей вокруг него. Это так странно… Богдан заявляет, что хочет разрушить мою жизнь, а я переживаю за этого мужчину, ставшего чужим. Или желающего казаться чужаком. Я не знаю, что ему ответить. Но сейчас Богдан делится частичкой переживаний, показывая себя настоящего. Мне хочется верить, что не все светлые стороны погрязли во мраке обид.

— Ты не сможешь узнать его за один день, Богдан…

— Да? А за два или за три дня? — резко приближается ко мне. Злость сжигает его изнутри. — Неделя? Месяц? Сколько?!

— Прекрати, — неожиданно для себя глажу его по щеке. Немного колкая щетина царапает подушечки пальцев.

Богдан оторопело смотрит на меня, но через мгновение расслабляется. Прижимается щекой, глядя при этом мне в глаза. Прошлое стирается широкими мазками. Растворяется. Так легко обмануть себя, что не было многих лет разлуки. Нужно только поверить в мираж…

— Я каждый день узнаю сына с новой стороны. Уверена, что буду думать точно так же через месяц или через год, — говорю, стряхивая наваждение. — Ты злишься. Не стоит. Лучше радуйся…

— Чему, Марьяна?

— Тому, что у тебя есть возможность узнать сына. Или тому, что у тебя есть средства, чтобы заставить меня знакомить тебя с ним, — вздыхаю. — Как далеко ты зайдёшь?

— Не знаю, — признаётся Богдан. Отнимает мою ладонь, но держит её между своих. — Мне сложно сейчас адекватно оценивать происходящее. Как будто кувалдой по голове ударили.

— Ты говоришь, как запутавшийся кукловод, — усмехаюсь я. — Определяйся скорее. Неведение изматывает больше всего.

Проронив слова, понимаю, что сама даю ему подсказки, за какие ниточки дёргать. Богдан поправляет волосы левой рукой, но правой продолжает держать меня за руку. Это безобидное прикосновение, но всё равно волнующее, пронизывающее насквозь ожиданием чего-то большего.

— У тебя есть подруга?

— Не понимаю, зачем тебе это знать…

— Подруга, с которой ты могла бы отправиться тусить в клуб или просто посидеть в кафе. Поздним вечером, — объясняет Богдан.

— Есть, но…

— Сегодня вечером ты якобы отправляешься гулять с подругой. Макса может уложить спать бабушка, да?

— Может, — отвечаю я. Марина строга с Максимом, но яд сцеживает только в мою сторону.

— Значит, договорились. Я позвоню и скажу, куда приехать, — Богдан отходит в сторону. — Сейчас вызову вам такси. Не хочу вызывать лишних подозрений у твоего мужа.

Последние два слова неприятно царапают меня изнутри.

— Ты сказал, что не знаешь, как далеко готов зайти. Кажется, ты соврал мне.

— Может быть, я соврал себе?

Сжимаю пальцы в кулаки. Меньше всего сейчас мне хочется быть забавой для Богдана. Но я всё ещё лелею надежду на его человечность. Безумно надеюсь, что он не будет отбирать у меня сына. Может быть, он наиграется, потешит свои обиды и уйдёт в сторону?

Богдан вызывает для нас с Максимом такси, сообщая марку машины. Потом тепло прощается с сынишкой. Он старается сдерживать порывы. Но со стороны хорошо видно, что он жаждет близкого общения с Максимом.

— До вечера, — прощается со мной, довольно улыбаясь. Касается губами моей щеки, шепнув. — Надень джинсы и кеды. И захвати с собой куртку.

12. Марьяна

Я говорю мужу, что хочу пойти с подругой в кафе. Мне совестно, что я обманываю его. Жду, что он будет перечить. Но муж на удивление не говорит ни слова против.

— Конечно, сходи развейся. Знаешь, нам всем необходима перезагрузка.

Виталий отправляет Макса в ванную и обнимает меня. Я напрягаюсь. Муж виновато смотрит на меня, потом разжимает объятия.

— Кажется, я предстал перед тобой не в лучшем свете, да? Я перегнул палку. Сам не ожидал от себя. Но я прошу прощения. Этого больше не повторится, — заглядывает мне в глаза. — Правда.

Мне хочется верить ему на слово. Но знаю, что теперь всегда буду опасаться его срыва. Не смогу смотреть на него по-прежнему. Виталий — неплохой отец, уделяет внимание Максу, играет с ним и не скупится на подарки. Все бытовые вопросы и рутина достаётся мне — посещение больницы, сад, дополнительные секции. Но есть мужчины, которые и то, что делает Виталя, выполняют нехотя.

Не понимаю, зачем я пытаюсь себя убедить, что Виталий — хороший отец для Максима. Возможно только потому, что не хочу лишаться сына. Ищу любую зацепку или аргумент для отстаивания своей позиции. Пусть даже Богдану на неё плевать.

* * *

Я приезжаю в назначенное время и место. Дожидаюсь Богдана. Он появляется через пару минут. Под громкий рокот мотора байка.

На мгновение словно проваливаюсь в прошлое с головой. Богдан кажется всё тем же — дерзким хулиганом, циником, способным иногда на романтические поступки. Только игрушки у Богдана сейчас намного дороже, а запросы — выше.

— Ты решил покататься?

— Да. Хочу прокатить тебя с ветерком, — отвечает, подняв забрало шлема. — Хочу побыть вместе с тобой. Без лишней шелухи и вот этого всего, — показывает рукой на город, словно тот виноват в том, что есть и в том, что было. — Давит. Хочется убежать. А тебе?

Богдан протягивает мне шлем, надевает его молча. Пальцы словно нарочно, застёгивают ремешок очень медленно, задевая кожу шеи. Его взгляд обжигает мои губы. Он смотрит на меня, как раньше, несколько лет назад. Я чувствую его голод каждой клеточкой кожи. От одного такого взгляда становится жарко. Богдан приближается, словно проверяя крепления. Вблизи его глаза блестят ещё ярче. В них больно смотреть — начинает трясти, как от лихорадки.

Богдан садится. Я занимаю место позади мужчины. Крепко обхватываю его за торс.

— Погнали, — слышу приглушённый голос Богдана.

Байк срывается с места. Я старалась держать дистанцию. Не прижиматься всем телом. Но Богдан до сих пор следует привычке куражиться на огромной скорости.

Сердце замирает и сжимается от страха и щедрого выброса адреналина в кровь. В какой-то момент я устаю бояться, что мы разобьёмся. Точка невозврата пройдена. Наступает расслабление. Голова слегка кружится. Всё вокруг сливается в единое пятно. Даже не удивляюсь, как Богдану удаётся управлять байком и избегать столкновения на такой скорости — кажется, сейчас ему по силам абсолютно всё.

Мы летим на немыслимой скорости. Несёмся в никуда, убегая от проблем.

Я ловлю кайф от езды — создаётся ощущение полёта. Кажется, если разомкнуть объятия — можно взлететь. Высоко-высоко, наплевав на всё остальное. Я просто чувствую себя невероятно живой. Словно рискую всем, что есть, и впервые не боюсь, что риск не оправдывается. Есть только сейчас, и ничего кроме.

Ладонями чувствую жёсткие, прокачанные мышцы живота. Богдан словно нарочно, наклоняет мотоцикл под немыслимым углом. Прижимаюсь к нему сильнее, всем телом. В ответ его сердце начинает стучать быстрее. И моё сердце замирает лишь на секунду только для того, чтобы поймать одну волну и подстроиться под его ритм.

Я чувствую Богдана невероятно хорошо. Грудью, ладонями, локтями, ногами, расставленными по обе стороны от его ног. Тело наполняется приятной тяжестью и томлением, пульсирующим внизу живота. Я прекрасно понимаю свои чувства. Игнорировать их не получается. Меня штормит от его близости. Остро и жадно хочется большего. И это сумасшествие, очевидно. Иррационально, неразумно и немного жалко — желать его настолько сильно.

Не знаю, как долго гонял Богдан. Потом остановил байк где-то за городом. Только вдалеке змеится цепочка ярких огней.

Слезаю с мотоцикла, чуть пошатываясь. Ноги плохо держат меня от сильного напряжения.

Богдан усмехается. Ловит ладонями за талию. Снимает наши шлемы, повесив на руль. Обхватывает ладонями моё лицо. Зеленоватые глаза лихорадочно блестят. Губы под его настойчивым взглядом начинает жечь ещё сильнее. В нём слишком много голода и страсти.

Муж на меня так никогда не смотрел и — понимаю — не посмотрит. Наш брак — это всего лишь договорённость сторон, ничего больше. Богдан сейчас так близко. Молча, не говоря ни слова, переплетает пальцы с моими. Всего на мгновение задумываюсь о том, почему он не носит своё обручальное кольцо. Но потом, когда он прижимается своим лбом к моему, всё перестаёт иметь значение.

Я слышу, как он дышит. Глубоко и часто. Шумно сглатывает. Его тело прижато к моему. Он поспешно расстёгивает куртку — свою и мою, толкается вперёд. Чтобы обжигало жаром через тонкий слой нижней футболки. Но этого мало…

Богдан забрасывает мои руки к себе на шею. Зажимает ладони замком на моей талии. Я покрываюсь мурашками от каждого его вдоха и выдоха. Воздух наэлектризован вокруг и покалывает кожу.

Между нашими губами всего жалкие пару сантиметров. Мне хочется уничтожить и их тоже. Желаю почувствовать его вкус так сильно, что меня вот-вот сорвёт в огненную пропасть.

Я несмело переношу одну ладонь на его щеку. Он рывком обхватывает меня за шею и со стоном врывается в мой рот языком. Не тратя время на неторопливую ласку, сразу начинает устанавливать свои права. Жарко и голодно целует, дрожа всем телом. Распластывая меня и расплавляя мою волю.

Всхлипываю, но распахиваю рот шире, принимая его остервенелый поцелуй. Я за несколько лет изголодалась по острой, обжигающей ласке. И сейчас пью её так же жадно, как и Богдан.

Невольный стон вырывается изо рта. Богдан отстраняется. Пьяно улыбается. Прижимается губами к моим, целуя коротко и нежно. Дразнит языком чувствительную кромку губ и смеётся, слизывая частые вздохи.

— Да-а-а-а, вот так, Марьяна. Скучала? — баюкает лицо в широких ладонях. — Признайся, что скучала. Ты отвечаешь мне так жадно, что я начинаю терять терпение.

Богдан напирает телом, почти распластывая меня на мотоцикле. Мои пальцы сами зарываются под его футболку, гладя горячий мужской торс.

— Ещё, — требует он. — Ниже…

Богдан выглядит так, словно плохо понимает, что происходит. Но я выгляжу наверняка не лучше. Оголодавшая по его мужской ласке и запутавшаяся в узах навязанного брака. Как никогда раньше, сейчас мне просто хочется разрубить этот узел. Пусть даже будет немного больно, лишь бы не тянуть ярмо лжи.

13. Марьяна

Анализировать поступки и собственное поведение не хочется. Ничего не хочется — только почувствовать себя любимой, желанной до дрожи и помутнения рассудка.

Кипучая страсть без единой разумной мысли — вот что это такое. Кажется, это есть между нами до сих пор. Обоюдоострое желание быть ближе, несмотря на запреты. Только сейчас я — чужая жена, а он чужой муж. Но мы рвано дышим и целуемся так, что звенит в голове. Как будто одних поцелуев хватит, чтобы осушить голодную тоску.

Пальцы Богдана очерчивают пламенные дорожки у меня под одеждой. То выше, то ниже. Преступно низко. Ещё немного — и он достигнет предела, уводя меня за грань. Но пока только сводит с ума дразнящими прикосновениями. Щекочет, лишает желаемого. Замирает, снова начинает ласкать, раскрывая пальцами.

Я прогибаюсь в спине, посылая всё к черту. Распахиваю рот в громком стоне. Дрожу всем телом от яркой вспышки удовольствия. Не протестую, когда он меняет положение и разворачивает меня к себе спиной. Он хочет быть ближе, ничего не объясняя и не обещая.

— Чёрт, как жарко, — охрипшим голосом говорит Богдан.

Остервенело стаскивает с себя куртку, небрежно бросая её на сиденье. Его влажные пальцы дрожат на моих бёдрах. Жадно тянется ко мне, целует шею сзади, отбросив волосы в сторону. Захват пальцев на моих бёдрах усиливается. Богдан прижимается теснее и теснее, опаляя. Становится жарко. Кажется, даже под напором ледяного душа не удастся остыть. Остаётся только гореть. Дотла. Вместе.

Минуя пик единения, мы трясёмся от удовольствия. Тела сотрясает крупной дрожью. Богдан помогает мне справиться с одеждой. Притянув за шею, целует. Уже нежнее и спокойнее, но с обещанием последующего продолжения.

— Хочу тебя. На всю ночь. Поехали в гостиницу? — предлагает легко и просто.

Говорит это так, как, наверное, предлагал это десяткам девиц до меня и предложит, несомненно, ещё не раз потом. Волны удовольствия штормят, но уже не так сильно. Осознание произошедшего ударяет тупой болью в затылок.

Я сама позволила ему это. Хотела близости. Какой-то частью понимала, что всё кончится этим, и ждала. Как я могла опуститься до такого? Мне стыдно за себя.

Богдан замечает перемену в моём настроении. Я жду, что он успокоит меня. Безумная надежда. Я хочу, чтобы он лёгким толчком отправил весь остальной мир куда подальше и просто забрал меня. Вырвал с корнем из привычной обстановки. Лишил всего и дал новый смысл жить. Но вместо этого я вижу, как тухнет пожар в его взгляде. Последняя искра тонет во мгле.

— Хорошо, — по слогам произносит он. — Буду довольствоваться пятиминутным сексом. Снять напряжение в конце тяжёлого дня тоже бывает неплохо, да? — обводит порочным взглядом моё тело. — Но не думай, что отделалась так легко. Я распробовал тебя, Марьяна, — проводит пальцем по губам. — Ты жутко горячая, когда голодная…

Я невольно подаюсь навстречу его ласке с пошловатыми нотками. Но следующие слова заставляют меня отшатнуться.

— Антон был прав. С мужем тебе невероятно скучно, если ты была готова отдаться в пяти минутах езды от трассы…

Бью его в грудь раскрытыми ладонями. Богдан перекатывается с носка на пятку, отстраняясь с ленивым видом кота, ушедшего только потому, что он сам захотел. Опирается задницей о седло байка и закуривает.

— Ты говорил с другом обо мне? — спрашиваю дрожащим голосом.

— Так, обсуждал… Тоха сказал, что ты горячая штучка, — усмехается. — Но насколько ты горячая, ему никогда не узнать.

Лёгким ветерком относит сигаретный дым в мою сторону. Я обхватываю себя за плечи. Хочется оказаться как можно дальше от мужчины, смешавшего меня с грязью. Хочется убежать и от себя, позволившей ему сделать это. От себя даже, пожалуй, хочется сбежать даже больше.

— С чего вдруг такая уверенность насчёт никогда, Богдан? — говорю так только для того, чтобы уязвить его.

Наступает очередь Богдана быть ошарашенным. Он давится сигаретным дымом, закашливается.

— Надо же. Значит, я не ошибся насчёт тебя, — щелчком отбрасывает сигарету. — Ты как-то звонила мне, помнишь?

— Да, это было всего один раз. Знаешь, зачем я звонила? Я узнала, что беременна. Хотела сказать тебе. Не понимаю, на что надеялась. Просто… Просто хотела, чтобы ты знал.

— Да. Я помню твой звонок. Но кое-что ты знать не могла. Я был в это время рядом. Наблюдал по ту сторону. Смотрел, как ты веселишься и танцуешь с Виталиком, как крадёшься на тёмную террасу, чтобы целоваться с ним, — Богдан презрительно сплёвывает в сторону. — И потом ты выбегаешь позвонить мне. О, какая ты несчастная и полная желания обрадовать меня новостью о своей беременности. Прелесть!

— Нет. Всё было не так! Ты и понятия не имеешь, что тогда произошло! — слова даются мне с трудом.

Сейчас я понимаю, что моё умалчивание о некоторых проблемах семьи сыграли против меня. Богдан знал, что меня держат в строгости, но я стыдилась признаться того, что жила под гнётом тирании.

— Я допустила немало ошибок. Но тогда я просто не могла поступить иначе. Брак был навязанным. С самого начала!

— Я не заметил твоих горьких слёз. На вечеринке ты выглядела довольно счастливой, — холодно обрубает мои попытки оправдаться.

Потом достаёт телефон. Через мгновение выражение его лица меняется.

— Разборки откладываются на потом. Надевай шлем. Мне нужно срочно вернуться в город.

— Что-то случилось?

— Да. Аня в больнице…

14. Марьяна

Лицо Богдана принимает непроницаемое выражение. Потом он отсекает меня от себя ещё и шлемом. Но в последний момент оборачивается, спрашивая:

— Ты пьёшь контрацептивы?

— Обязательно выпью! — выплёвываю ответ. — Или надеешься зачать ещё одного ребёнка?

— Некогда спорить. Садись! — приказывает Богдан, снимая байк с подножки.

Трасса, нас двое и скорость — кажется, те же самые составляющие. Но теперь между нами нет того волнующего чувства, что заставило меня броситься в объятия этого мужчины.

У реальности прогорклый привкус. Случайный секс считается изменой. Реакция Богдана очень спокойная. Мне кажется, что для него изменять жене — привычное дело. Поневоле начинаю думать, что брак Чернова — не такой крепкий, как расписывала Аня. Создаётся ощущение, что она живёт в мире своих фантазий, закрывая глаза на многое.

И как бы я ни хотела остаться беспристрастной, я возвращаюсь к мыслям о Богдане. Тяжело думать о чём-то другом, когда он так близко, когда я чувствую его каждой клеточкой тела, а внизу пульсирует жаждой большего. Безумие. Жажда по нему никуда не делась. Словно дали глоток воды путнику, проведшему без воды в пустыне несколько дней.

Добравшись до города, Богдан едет дальше. Останавливает байк в соседнем микрорайоне и вызывает для меня такси. Ожидаю, что он сорвётся в больницу. Но замечаю через зеркало заднего вида, как он держится позади машины такси. И только потом, поняв, что я добралась до дома без проблем, с рёвом проносится вверх по улице.

В Богдане одновременно есть забота и желание сделать больнее. И я понятия не имею, что выплеснется из него в следующий раз.

* * *

В доме тихо. Марина спит в гостиной, сидя на кресле у окна, выходящего во двор дома. Старая стерва караулила моё возвращение домой, чтобы потом зачитать нотации. Но на этот раз устала ждать и уснула.

Я борюсь с желанием разбудить старуху — после сна в сидячем положении она будет жаловаться на боли в костях. Но потом прохожу мимо без единого звука. Изводить себя желчью — это её выбор.

Забредаю в комнату к Максу, чтобы поцеловать сына на ночь. Замечаю мужа, лежащего боком на кровати. Непонятно, как этот крупный и немного грузный мужчина умудряется висеть на самом краю и не падать. Снимаю книгу с груди мужа, перед сном он читал Максу вслух. Надо поговорить с Виталием. Пока не стало слишком поздно… Муж вздрагивает во сне. Садится, еле слышно выругавшись себе под нос.

— Ты меня напугала… — Виталий смотрит на часы. — Думал, что вернёшься раньше.

— Задержалась, — шёпотом отвечаю ему. — Извини.

Муж садится на кровати, разминая затёкшую руку. Потом тихонько, стараясь не шуметь, выходит из детской. Мы доходим до конца коридора. Гостевые спальни — налево, а мужу нужно повернуть направо.

— Я до сих пор кручу всё в голове. Не понимаю, как мог докатиться до этого, — Виталя дотрагивается до моей щеки. Если стереть косметику, на коже красуется синяк. — Это же не про меня…

— Ты зациклен на мыслях об успехе. Взвалил на себя слишком многое. Прогорел. Теперь пытаешься стать чемпионом. Но достаточно просто выплыть. Виталь, зачем тебе этот гостиничный бизнес премиум-класса? Переключись на небольшие отели — они приносили нам неплохой доход…

— Нет! Я достоин большего. Хватит быть средним звеном, — упрямо возражает муж.

— Виталь, мы сейчас даже не среднее звено. Прибыли хватает только на то, чтобы покрыть налоги, заплатить кредиты и выдать работникам заработную плату. Мы живём на мою зарплату и регулярно запускаем руку в сбережения, отложенные на «чёрный день». Может быть, ты не хочешь этого признавать, но для нас чёрный день настал уже очень и очень давно…

— Ну, вот опять. Те же самые споры. Кто не рискует, тот не пьёт шампанского! — возражает муж.

— Виталь, я не хочу рисковать в надежде когда-нибудь выпить шампанское. Я хочу просто жить и сделать операцию сынишке. Больше ничего.

— Марьяна, у нас всё получится!

Разговор с мужем начинает мне надоедать. Опять те же слова, что он говорил мне вчера и позавчера, и за три дня до этого.

— Чернов вложится в меня, вот увидишь… — убеждает меня Виталий.

— Вложится? На каких условиях? — спрашиваю я. — Откуда ты вообще знаешь Чернова? Как ты вышел на него?

— Малыш, — снисходительным тоном обращается ко мне муж. — Он сам вышел на меня. Я как-то сидел в компании бизнесменов, среди которой был Антон. Я рассказывал о своих идеях, раскидывал зацепки. Видимо, Антону они показались стоящими, если он поделился ими с Черновым. Через некоторое время позвонил Чернов и предложил встретиться. Он видит во мне потенциал!

Мне хочется взвыть от зашкаливающей самоуверенности мужа. Похоже, настало время поговорить открыто.

— Уверен, что дело в тебе, Виталь?

— Что ты имеешь в виду? — муж хмурится. Догадка озаряет его лицо. Виталий смеётся. — Думаешь, что это из-за тебя? Марьяш, ты красавица, но…

— Но что?

— Ты же сама видела жену Чернова! Яркая, стервозная красавица. Именно такая ему под стать. Извини, но я думаю, что даже Антон был впечатлён моей женой гораздо больше, чем Чернов!

Виталий снисходительно улыбается, сообщая:

— Я считаю тебя красавицей. У нас брак был по договору сторон, но я искренне рад, что в жёны мне выбрали именно тебя.

— Виталий, — набираю полные лёгкие воздуха. — Ты ошибаешься.

— Нет, милая. Я рад. Я не очень хорошо обошёлся с тобой накануне. Возможно, именно поэтому ты сомневаешься во мне. Но…

Виталий не слышит меня, говорит только о себе.

— Виталь, я не про то. Я имею в виду другое. Интерес Чернова. Ему не нужен твой бизнес.

— Хочешь сказать, ему нужна ты?

— Нет, — делаю паузу и говорю, как есть. — Ему нужен наш сын.

15. Марьяна

— Похоже, разговор затянется, — вздыхает муж. — Позволь, я немного взбодрюсь в душе. И потом приду в кабинет, идёт?

— Хорошо, я буду ждать тебя там.

В кабинете Виталия всё обустроено по его вкусу. Пожалуй, детская Макса и кабинет Виталия — это единственные комнаты, где Марина разрешила обустроить всё так, как того хочется нам.

Я долго думаю, с чего бы начать разговор с мужем. Подбираю нужные слова, выстраиваю цепочки предложений. Потом понимаю, что попытки смягчить удар будут обречены на провал. Самолюбие Виталия будет уязвлено. Поэтому я бросаю бесполезное занятие и ищу взглядом предметы потяжелее. На случай, если Виталий разозлится и бросится на меня с кулаками. Наверное, это так жалко — хранить тайну и бояться, что за открытие секрета муж может причинить мне вред. Но сейчас у меня не остаётся сил барахтаться в паутине лжи.

Я всегда боялась разоблачения. Держалась за брак с Виталием, потому что он означал для меня хоть какую-то самостоятельность. Мой отец незадолго перед смертью вложился по-крупному в «многообещающий бизнес» Виталия. А то немногое, что осталось — дом, некоторые сбережения, отец завещал своей матери, Марине. Мне не досталось ничего.

Но у судьбы на мой счёт есть свои планы. Теперь и я, и Виталий живём на милости у Марины. Всё потому, что Виталий не хочет терять статус обеспеченного человека и предпочитает жить в двухэтажном особняке, пусть даже этот особняк сочится злобой и неприязнью.

— Извини, немного задержался. Но я захватил нам вина, — слышится голос мужа.

У него игривое настроение. Целует меня в висок, шепнув избитый комплимент.

— У тебя волосы пахнут сигаретным дымом… В баре было накурено? — спрашивает муж.

Я отхожу от него и сажусь в кресло.

— Наверное, да.

— Не понял.

— В баре было накурено. Так же как в том баре, где ты пропитался запахом чужих духов.

Вспышка понимания озаряет глаза Виталия. Но он настроен держаться за иллюзии до самого конца и не хочет расставаться с ними ни под каким предлогом.

— Шутница, — говорит он, прекрасно понимая, что мой ответ может означать только одно — я знаю о его изменах и открыто признаюсь в том же самом.

— Нет, Виталь. Я не шучу. Сядь, пожалуйста, — прошу мужа.

— Хорошо. Я сяду. Слушаю тебя.

— Давно надо было тебе сказать… — переплетаю пальцы. — Я знала Богдана в прошлом. Встречалась с ним.

— Что? — Виталий удивлён. — Но вы вели себя, как незнакомые.

— Это сложная история. Ты прекрасно знаешь, что меня и тебя мысленно поженили ещё в то время, когда мне только исполнилось восемнадцать.

— Да, а я был в это время на учёбе за границей, — поддакнул Виталий.

— Я познакомилась с Богданом. Встречалась с ним тайком от отца и Марины. Однажды она узнала и закатила грандиозный скандал. Но это не помешало мне и дальше поддерживать отношения с Богданом. У нас были близкие отношения… — уточняю. — Очень близкие.

— Вы занимались сексом?

— Да, — щёки опаляет жаром. — Я хотела сбежать из дома. Вместе с ним. Побег не удался. Моя подруга сдала меня. В то время у меня была всего одна подруга — двоюродная сестра, Аня. Она рассказала Марине о том, что я планирую сбежать из дома…

— Аня? — Виталий удивлён. — Поэтому ты её на дух не выносишь? Уверена, что это была она?

— Больше некому. О том, что я хочу сбежать, знали только я, Богдан и Аня. Всё сорвалось. Меня запихнули в клинику. Лечебницу закрытого типа. Продержали там две недели. Вплоть до твоего триумфального возвращения.

— Детектив какой-то, — фыркает Виталий. — И ты думаешь, что Чернов до сих пор питает к тебе какие-то чувства?

— Нет, — набираю полные лёгкие воздуха. — Не ко мне, к своему сыну. Макс — сын Богдана.

Самые главные слова.

Я не решалась произнести их очень долго. Но сейчас на меня волнами накатывает облегчение. По щекам струятся горячие слёзы. Виталий глупо переспрашивает, смешно трясёт головой. Вскакивает, запустив руку в волосы.

— Не может этого быть. Макс не мой сын? Он не сильно похож на меня, больше на тебя. Но…

— Нет, Виталь. Он похож на Богдана. Его копия в детстве.

— Откуда ты знаешь?

— Я видела детскую фотографию Богдана. Максим и Богдан. Одно лицо.

— Нет.

— Да, Виталь, да…

Муж падает камнем в кресло. Растекается по нему безвольным телом.

— И ты так просто говоришь о том, что я… — муж прочищает горло. — Я пять лет растил подкидыша? Я воспитывал и кормил со своего стола чужого ребёнка?

— Макс не подкидыш! Не смей говорить о нём так! — я вскакиваю, сжимая кулаки. — Не смей!

— Для тебя он, конечно, не подкидыш. Но если… — Виталя сцепляет пальцы под подбородком. — Если Максим — сын Богдана, то для меня он автоматически становится чужим. Подкидышем! Марьяш, как ты могла так обмануть меня?

Запоздалое понимание того, какая правда открылась перед ним, накрывает Виталия волной. Он шевелит губами, силясь что-то сказать. Потом лезет в бар, наливает бурбона. Бутылка звенит о край бокала. Он наливает себе больше половины. Но не доносит до рта, а выплёскивает бурбон мне в лицо. Успеваю зажмуриться, но всё равно чувствую запах спиртного.

— Немыслимо! — швыряет бокал в стену. — Неужели я растил чужого ребёнка? Нет. Нет, я не хочу в это верить. Я не могу быть полным кретином! Неужели ты врала мне?

— Я не знала, что беременна. Когда Марина заперла меня в клинике, заставила пройти тесты. Они были отрицательными. О беременности я узнала позднее. Когда Марина с моим отцом и твои родители уже договаривались о свадьбе.

— Но ты могла сказать мне! Да, мне досталась не девственница, но почему ты не сказала о беременности? Я бы…

— И что бы ты сделал? Заставил меня пойти на аборт, чтобы желанный брак не сорвался?

— Да! — грохочет по столу кулаком. — Именно это я бы и сделал. Но ты обманула меня… Обманула же, да?

— Извини. Я не могла допустить, чтобы убили этого малыша. Срок был маленький.

— Поэтому ты выдала его за моего сына, — подводит итог всему Виталий. — Я хочу убедиться, что это правда. Мы сделаем ДНК-экспертизу.

— То же самое хочет сделать Богдан.

— Вот как? — усмехается Виталий. — То есть он сомневается в отцовстве?

— Нет, — в горле пересыхает. — Он не сомневается в своём отцовстве. Тесты нужны ему для того, чтобы было основание доказать отцовство. Документально.

— Зачем ему это?

— Он не говорил прямо, но намекал, что хочет забрать у нас Максима.

— Не у нас! Он хочет забрать его у тебя! — холодно возражает Виталий.

Я поражена тому, как быстро муж открестился от мальчишки, которого растил, как своего сына. Я думала, что он привязан к Максиму сердцем. Немного небрежен, как многие отцы, но всё же любит его! Но сейчас Виталий показывает обратное. Он ещё не до конца уверен в том, что Максим не его сын, но уже разделяет нас на отдельные составляющие.

— Интерес Чернова не в бизнесе, а в сыне? — размышляет Виталий вслух. — То есть вкладываться в меня он не намерен? Так?

— Не знаю, Виталь. Я знаю только то, что не могу отдать ему Макса. Это разобьёт сыну сердце. Макс любит свою семью. Прости за то, что я скрыла от тебя правду.

— Марина в курсе? — задаёт совершенно неуместный вопрос Виталий.

— Нет.

— Хорошо. Значит, у нас ещё есть время… — произносит Виталий и собирается с мыслями.

— Время для чего?

— Марина тебя на дух не переваривает. Если узнает, что ты нагуляла сына на стороне, может вышвырнуть нас на улицу. Извини, но сейчас не время для того, чтобы трясти грязными семейными тайнами на потеху всем, — морщится муж, достаёт новый бокал и подливает себе спиртного. — Значит, Чернову нужен его сын? На что он готов, чтобы забрать его. Вернее, — Виталий усмехается. — Сколько он готов вложить в это?

Внутри меня всё леденеет.

— Нет, Виталь… Только не говори, что ты собираешься торговаться моим сыном?

— Я собираюсь действовать так, чтобы потери были минимальными. Во всём! — огрызается муж. — Я потратил много времени и ресурсов, чтобы выкормить и поставить на ноги чужого сына. А где всё это время был его отец?

— Извини, что перебиваю, но ты никого не поставил на ноги. Максиму всего пять лет. И ты ни копейки не выделил на платную операцию. Держишь все деньги семьи в своём рукаве и тянешь до последнего!

— Во-первых, кардиолог сказал, что операцию оптимально делать в срок до шести-шести с половиной лет. Максу всего пять, то есть можно потянуть ещё немного! — воздевает палец кверху Виталий. — Во-вторых, учитывая обстоятельства… — муж делает паузу и припечатывает словами. — Теперь я не выделю ни одной лишней копейки. Все собранные средства я пущу в оборот.

— Ты не можешь так поступить! — вспыхиваю, как факел. — Я сама собрала уже половину стоимости этой операции!

— Счёт открыт на моё имя, дорогуша, — ухмыляется Виталий. — Не вижу необходимости затрачивать огромные суммы денег на подкидыша.

— Не будь мразью, Виталя!

— Советую прикрыть свой рот на замок, Марьяна… — цедит сквозь зубы муж. — Или я вот так… — щёлкает пальцами. — Разрушу всё. Разведусь с тобой! Окажешься на улице. Без денег. С больным ребёнком. И никаких алиментов ты от меня не увидишь. Потому что я не намерен платить за подкидышей! О, и ещё одно… Макс не долго пробудет у тебя. Если Богдан настроен серьёзно, он мигом отберёт у тебя ребёнка. Потому что ты не сможешь отстоять свои права и доказать свою состоятельность, чтобы растить сына.

Виталий встаёт, опираясь ладонями на столешницу.

— У тебя нет ничего. Повторяю. НИ-ЧЕ-ГО! Ни денег, ни собственной недвижимости, ни машины. Я устрою так, что ты вылетишь с работы в два счёта. Думаешь, сможешь легко устроиться в другое место? Ничего подобного! Я пущу о тебе такую славу, что перед тобой закроются все двери! До единой! — шипит Виталий и снова чеканит, повторяя, чтобы я усвоила его угрозы. — Разведённая. Без денег. Без связей. Без крыши над головой. Я вытащу на свет даже историю с клиникой. Тебя выставят ещё и психически неуравновешенной. Твой ненаглядный Макс перекочует в руки Богдана. А тебе останется одна дорога. Вниз. Полетишь из окна девятого этажа, как твоя мамаша!



Слушаю тираду Виталия, а внутри всё ломит от невыносимой боли. Передо мной стоит не человек, не муж и не отец, а продажная шкура. Едва лодка начинает тонуть, он мгновенно ищет угол посуше и потеплее, готов скакать по головам утопающих.

— Молчишь? Слушаешь? Это хорошо… — Виталий гладит ладонями столешницу. — Ты хочешь оставить Макса себе, да? Хочешь! А я… Я хочу встать на ноги. Мы можем помочь друг другу. И мы, рука об руку, вместе поторгуемся с Черновым за наше общее будущее.

— Боже! — прижимаю пальцы к губам. — Богдан был прав насчёт тебя. Какая же ты мразь…

16. Богдан

Остановившись перед входом в травм пункт, я замираю на несколько долгих минут. Пытаюсь оставить Марьяну позади, за порогом собственного сердца. Отрезаю её от себя по крохотному кусочку. Это оказывается непросто сделать. Раньше было легче — рвать и цепляться за жизнь, забивать себя до отказа, чтобы не думать. Но сейчас всё изменилось. Словно со знанием об общем сыне между мной и Марьяной натянулась едва заметная, но очень прочная нить.

Нужно думать о жене, попавшей в автомобильную аварию. Аня пострадала. Не знаю, насколько сильно. Но в голову, словно нарочно, лезут мысли о крохотном синяке на щеке Марьяны. Мужа Марьяна выбрала самого, что ни на есть «прекрасного». Мало того, что зарабатывать не умеет, так ещё и на жену руку поднимает за отказ участвовать в его планах по выдаиванию финансирования.

Другой бы на моём месте позлорадствовал на тему того, что жизнь Марьяны повернулась не самым лучшим образом. Но во мне нет ни капли злорадства. Только тугая, скрученная злость, направленная острым концом в мою сторону. Телефон выдаёт звонкую трель. Номер телефона Ани.

— Богдан? Где ты? Забери меня! — всхлипывает жена в трубку.

— Буду через минуту, — обещаю жене и стряхиваю с себя ненужные мысли.

Нахожу жену довольно быстро. Аня сидит пришибленная и заплаканная. На первый взгляд, ничего серьёзного — только кожу на лбу рассечена. Аньке наложили пару швов. Жена цепляется за меня, всхлипывая. Сразу улавливаю запах алкоголя.

— Ты пьяная за руль села, что ли?

— Я не думала, что всё так получится! Водитель передо мной так резко затормозил на светофоре. А я… просто не успела и была не пристёгнута! — Аня начинает всхлипывать ещё сильнее. — Теперь меня лишат прав? Есть возможность забрать через знакомых?

— Как ты себя чувствуешь? Вопрос с правами решим потом.

— Голова болит и кружится. Возможно, у меня сотрясение. И вот здесь… — показывает на рёбра. — Тоже болит. Но машина почти целая…

Аня тараторит быстро-быстро, всхлипывая между предложениями, но соображает вполне трезво. То ли первичный шок уже прошёл, то ли его почти не было.

— Забери меня домой, — всхлипывает жена.

— Да, конечно. Пойдём…

Аня обнимает меня за шею.

— Отнесёшь меня?

— Что? — осматриваю жену. — Неужели ноги тоже болят?

Аня глупо моргает, пытается улыбнуться. Я подхватываю её под локоть и вывожу из больницы.

— Сейчас вызову тебе такси.

— А как же ты?

— Я на байке гонял, — киваю в сторону мотоцикла.

— Может быть, я поеду с тобой?

— Нет! — резко обрываю жену, пытаясь смягчить отказ. — Тебе нельзя сейчас.

Дело не в том, что жене нельзя разъезжать позади меня на байке. Это очевидная ложь. Просто на байке я предпочитаю гонять один. Но есть одно исключение из правил. Жена к нему явно не относится.

Лицо Ани принимает плаксивое выражение. Кажется, она хочет устроить истерику и планирует затопить слезами всю округу.

— Мне было так страшно! Ты даже представить себе не можешь, насколько! — всхлипывает она Аня. — Как будто вся жизнь пронеслась перед глазами. А мы столько не успели…

Аня не торопится никуда идти. Цепляется за мою куртку, прижимается всем телом и заглядывает в глаза.

— Я боюсь, Богдан.

— Хорошо, — вздыхаю. — Оставлю байк на платной стоянке. Подожди меня здесь.

— Ты поедешь со мной?

— Да, я поеду с тобой. Я быстро…

Приходится оставить байк и вернуться к жене. Заказываю такси с некоторым раздражением. Подавляю его волны, но всё равно чувствую, как они приливают и приливают, давят на меня изнутри.

Это не то, чего хочется мне. Я бы лучше куролесил с Марьяной и травил себя ядовитыми разговорами на болезненные темы, чем возился с женой, попавшей в аварию по собственной вине.

Вот она — неприглядная правда во всей красе. Мне банально нет никакого дела до Ани. Я лишь выполняю функции заботливого мужа. Но после встречи с Марьяной эта роль тяготит меня всё сильнее и сильнее.

* * *

Мы добираемся домой без проблем.

Мыслями кружу далеко… Мы вернулись в этот город совсем недавно. Когда-то он был мне не по зубам. Но сейчас я стою на балконе роскошного дома и разглядываю яркие огни мегаполиса с видом человека, способного купить если не всё, то очень многое.

— Посиди со мной, пожалуйста, — трагическим голосом просит Аня.

Она уже приняла душ и переоделась в один из своих любимых алых халатов. Она упорно носит алый, хоть бледновата для этого оттенка. Он её съедает, но Аня всё равно отдаёт предпочтение оттенкам алого.

— Милый, — выдыхает Аня, утягивает меня на себя.

— Кажется, у тебя болит голова. Тебе лучше отдохнуть. И не пить перед тем, как садиться за руль.

— Ты заберёшь мои права?

Аня выжидающе смотрит на меня. Гладит мою руку, перекладывая её на своё колено.

— Нет.

— Нет? — хмурится жена. — Но почему?

— Пусть будет тебе уроком. Ты и так не очень хорошо водишь, а в пьяном виде тебе нечего делать за рулём. Это может быть опасно. И не только для тебя.

— Ох, когда ты успел стать таким праведником? — злится Аня.

Раздражение выплёскивается едкой вспышкой. Жена встаёт и подходит к бару, нацеживая в треугольный бокал мартини.

— Отлично, — говорю я. — Ты попала в аварию, будучи выпившей. Будешь пить и сейчас?

Аня раздражённо отставляет бокал в сторону.

— Хорошо. Хорошо, я не пью. Видишь? — показывает пустые ладони. Садится рядом со мной. — Ты и понятия не имеешь, что мне пришлось пережить!

— Отчего же не понимаю? Я и сам не раз попадал в аварии. Но в основном, когда был верхом на байке и хотел полихачить, выполняя трюки. Но пьяным — ни разу.

— Хорошо, признаю, что это было опрометчиво. Глупо! Но на меня накатила тоска. Тебя не было рядом. И я не знала, куда деть себя…

Аня обнимает меня. Мои руки делают то же самое, но с небольшой задержкой.

— Обними меня, милый. Мне так нужна твоя поддержка, — всхлипывает Аня. — Я уже жалею, что мы приехали сюда! Боже, как я жалею…

— Жалеешь? — автоматически глажу её по спине. — Почему? Помнится, ты тоже хотела взять реванш у этого города.

— Это было давно. Я говорила это на эмоциях, но сейчас понимаю. Мы были счастливы раньше. Возвращаться сюда было необязательно. Давай уедем? Мы ещё не продали всю недвижимость в Питере.

— К чему ты клонишь, Ань? И что всё-таки произошло? Почему ты хочешь уехать?

Мой вопрос повисает в воздухе. Аня делает красноречивую паузу. Жена отстраняется от меня, садится на диване, отвернув лицо в сторону. Пальцы на коленях подрагивают, перебирая ткань халата.

— Не молчи, Ань. Если ты не в себе, ляг поспи. У меня много дел.

— Каких? — глухим голосом спрашивает она. — Дела на ночь глядя? Богдан… Мне сейчас так больно.

Вздыхаю. Все эти разговоры о фантомной боли утомляют до чёртиков. Нет конкретики, нет логики. Раздражает.

— Ты считаешь меня капризной? Но у моих капризов и нервного срыва есть причина. Вернее, её отсутствие, — Аня вздыхает. — Мы в браке вот уже несколько лет. Но у нас нет детей.

— Да, у нас нет детей. Раньше тебя это не парило. Почему сейчас вдруг вспомнила?

— Мы были в гостях у Марьяны. И она с таким удовольствием смаковала фразы о сыне… — усмехается Аня. — А у меня нет этого.

— Дело только в том, чтобы иметь недоступное? — спрашиваю я. Гадаю, к чему клонит Аня.

— Да! Недоступное! Я не могу иметь детей. И это так… так убивает! — повышает голос жена.

— Уверена, что не можешь?

— Уверена. Не получалось… Ни разу.

— Мы пытались? — спрашиваю я. — Не припомню.

— Пытались. Множество раз!

— Впервые слышу об этом! — отодвигаюсь от жены. — Ты же пьёшь гормоны.

Аня отирает торопливую слезу со щеки.

— Я неточно выразилась. Я пыталась. Не говорила тебе, но я не пью гормоны уже давно. И результата нет. Я прошла все обследование. Я не смогу иметь детей. Не смогу даже отдать клетку для суррогатной матери… Я ноль. Полный и абсолютный ноль!

— Вот как…

Слова Ани падают, словно камни в пустоту. Не чувствую почти ничего. Только недовольство. Потому что я не люблю, когда меня водят за нос. А ведь именно это и пыталась сделать Аня. Забеременеть от меня тайком равносильно обману.

— Это всё последствия неправильного лечения, — торопливо объясняет Аня. — Тогда мы ещё не были женаты. Ты улетел на дополнительную стажировку, а я… я заболела. Помнишь, я как-то спрашивала, почему у нас нет детей? Тебя в это время не было рядом. А у меня случилась задержка. Я испугалась. Думала, что беременна. Сделала повторный тест — он подтвердился. Я обратилась к клинику, чтобы точно узнать — беременна ли я. Оказалось, что нет. Это была реакция, неправильная реакция на сильные воспаления. Мне назначили лечение. Новые препараты, только вышедшие на рынке. Они не помогли. Потом был повторный курс, ещё и ещё, я обратилась в другую клинику.

— Ты не рассказывала мне ничего об этом! — удивляюсь я.

— Тебя не было четыре месяца, — возражает Аня. — Я просто не хотела тебя тревожить напрасно в важный для тебя период жизни. Не хотела добавлять проблем и переживаний. Я прошла курс лечения. И думала, что всё в порядке. Но позднее поняла, что забеременеть не получается. Теперь я бесплодна!

Аня всхлипывает и вытирает слёзы.

— Но я так хочу иметь детей! Ты бы только знал. И когда Марьяна хвасталась своим сыном, её слова звучали для меня, словно удар ножом в самое сердце!

— Успокойся, Ань… — глажу жену по плечу. — Давай мы вернёмся к этому разговору позднее? Я недоволен тем, что ты пыталась обмануть меня и умолчала обо всём.

— Обмануть? Нет-нет-нет, милый. Я просто хотела, чтобы ты спокойно занимался любимым делом. Хотела быть плечом, а не обузой. Мне так жаль! Надо было обратиться в хорошую клинику, но тогда мы были стеснены в средствах, а сейчас… — жена вытирает слёзы рукавом халата. — Сейчас, увы, деньги бессильны. Я никогда не смогу иметь детей. Никогда!



17. Богдан

Истерика Ани кажется мне надуманной. Её лицо становится похожим на маску. Она выдаёт нужную эмоцию. Вопрос только в том, насколько искреннюю. Видимо, почувствовав мои сомнения, жена поднимается.

— Ты мне не веришь? — нервно восклицает она.

— Аня. Сядь, успокойся.

— Нет! Нет…

Жена удаляется торопливым шагом. Слышу, как она выдвигает ящики один за другим. Потом возвращается с кучей бумаг в руках.

— Вот выписки с диагнозом врача. Последнее обследование!

Я взвешиваю на ладони кипу бумаг.

— Длинная история болезни…

— Да, это данные за несколько лет! — жена отбирает у меня бумаги, тыкает пальцем в ровные строчки. — Посмотри! Вот! Читай… Я бесплодна. Это так ранит меня!

Лениво пролистываю пару первых листов. Я никогда не был силён в медицине. Для меня диагнозы и назначения врачей звучат, как проклятия шаманов на неизвестном языке.

— Вижу, что тебе это совсем неинтересно! — Аня отбирает у меня выписки и удаляется, громко хлопнув дверью.

Через секунду слышится её истеричные завывания на высокой ноте.

— Аня! — нажимаю на ручку двери спальни. Она не открывается. Стучу костяшками по двери. — Открой, чёрт побери! Проблемы не решаются побегом!

— Ты просто не хочешь их решать! — воет жена. — Не хочешь! И не любишь меня. Тебя на меня плевать! Я сгорю от этого. Сдохну от тоски, а ты пройдёшь мимо с равнодушным видом.

— Прекрати ныть! — грохочу кулаком по двери.

Жена замолкает.

— Аня, мы решим эту проблему.

— Ты не любишь меня…

Я не могу ответить ей ничего в ответ на это обвинение. Потому что оно справедливое. Да, не люблю. Да, не сойду с ума, если мы расстанемся. Но неужели все браки заключаются по любви? Брак — это штамп и обязательства, иногда преимущества и удобство. Не более того.

Я могу найти много слов, чтобы объяснить, что такое для меня брак. Впервые понимаю, что не включаю в это понятие слово «мы» и «семья». Ни разу не пытался. И наверное, настал тот момент, когда я должен проявить себя, как супруг. Ведь Аня была верной и примерной женой на протяжении нескольких лет.

— Аня. Успокойся. У нас будет семья. Полная семья. Ребёнок. Я найду способ…

Жена затихает. Спустя несколько секунд распахивает дверь и утыкается мокрым лицом в мою футболку на груди.

— Спасибо! Спасибо! — шепчет она. — Я люблю тебя… Теперь верю, что всё будет хорошо. Мы вместе.

— Да, мы справимся, — говорю как можно более уверенным тоном, но ощущение, как будто на зубах скрипит зола, а во рту привкус пепла.

* * *

Эту ночь я провожу с женой в одной постели. Анька начинает лезть с поцелуями и желанием большего, но я решительно отстраняю её от себя.

— Тебе нельзя сейчас, Ань. И лучше тебе побыть дома несколько дней.

Перехватываю её взгляд, полный недовольства.

— Это не обсуждается. Будешь сидеть дома и восстанавливать своё здоровье, если хочешь получить обратно свои права.

Аня сразу усмиряет свой нрав и становится шёлковой. Возражать не возникает желания. Она быстро засыпает. А я не могу уснуть.

В голове кружится столько мыслей, что мне становится тошно. Перед глазами лицо сына проносится. До мельчайших деталей. Улыбка, прищур, чуть вздёрнутый подбородок. Как у меня, когда упрямлюсь.

Я настаиваю на тесте ДНК. Но и без него знаю, что Максим — мой сын. Начинаю представлять, как бы мы жили с Марьяной. Вдвоём. Вернее, втроём. Строю воздушный замок, но он кажется нереальным и жутко фальшивым.

То и дело встаю. Выхожу на балкон и зябну на свежем воздухе. Спит ли Марьяна? Что, чёрт возьми, случилось сегодня? Срыв, отголоски былой страсти.

Ведь не утихло ничего. Стоило только немного пустить свежего кислорода, как пламя разгорелось с новой силой. Ярче, сильнее, злее. Обжигает так, словно кусает.

Верчу между пальцев телефон. Номер Марьяны я знаю. Узнал через знакомых. Уже очень поздно. Но вдруг она тоже не спит? Набираю её номер. Но потом что-то щёлкает внутри. Я торопливо сбрасываю звонок. Но телефон спустя мгновение оживает в моих ладонях звонкой трелью.

Марьяна сама перезванивает мне.

— Ты что-то хотел сказать мне? — с ходу спрашивает Марьяна. Голос усталый, но бодрый. Значит, она не спала. Думала ли обо мне?

— Откуда такая уверенность, что звоню именно я?

— Больше некому звонить мне в три часа ночи и предъявлять счёт по старым обидам, — в голосе Марьяны звучат укоряющие нотки.

— Но я тебя не разбудил, да?

— Нет. Не разбудил.

— Говоришь очень спокойно и не таясь. Твоего мужа нет рядом?

— О, мы будем говорить о моём муже? Могу сказать тебе то же самое — не слышу тайного шёпота. Твоей жены нет рядом? — с издёвкой спрашивает Марьяна.

— Спит. У неё хороший сон, несмотря на то, что попала в аварию.

— И мой муж тоже спит. У него прекрасный сон. Всегда. Несмотря ни на что! — в тон мне отвечает Марьяна.

— Ты злишься на меня?

— Слушай, Богдан. Ты не находишь, что для телефонных разговоров время чересчур позднее?

Я расхаживаю по балкону. Мне приятно слушать голос Марьяны. Даже на расстоянии и с привкусом горьких ноток. По губам скользит лёгкая улыбка.

— Раньше мы болтали до самого утра. Тайком. Шёпотом, чтобы твой отец не спалил, что ты его ослушиваешься… Помнишь?

Марьяна смеётся.

— Это было так давно. С кем-то другим, наверное. Не верится, что мы были такими. Безрассудно влюблёнными. Доверчивыми. И если это всё, о чём ты хотел мне напомнить, то я, пожалуй, попытаюсь уснуть.

— Нет, я звоню тебе не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Завтра Макс немного опоздает в детский сад. Я встречу тебя. Мы поедем в генетическую лабораторию.

Марьяна молчит. Слышу только её дыхание. Частое, прерывистое. Она издаёт приглушённый звук, как будто гасит эмоции. Потом выдаёт ровным голосом:

— Хорошо, господин с большим кошельком и тузом, припрятанным в рукаве. Что ещё?

— Прекрати, а? — злюсь мгновенно. — Давай поговорим нормально? По душам?

— По душам? — изумлённым эхом повторяет Марьяна. — Выставляешь условия, планируешь разрушить семью. Ты прошёлся грязными ботинками по моей душе, но хочешь поговорить? Запачкаться не боишься?

— Я люблю быть грязным рядом с тобой.

— Твои пошловатые намёки пролетают мимо цели, Чернов. Я поеду завтра в генетическую лабораторию. На этом всё.

— Нет, не всё! — упрямо возражаю я.

Хочется поговорить открыто. Чувствую, что эмоции не перемололись со временем. Они всё так же сильно натянуты, как струны, и дёргают нас обоих.

— Давай начистоту, Марьяш? Без обвинительных импульсов?

— Не получается. Ты ранил меня. И словами, и делом, и намерениями.

— Так же, как ты — меня.

— Значит, мы квиты?

— Один-один?

— Не думаю. Сейчас ты ведёшь и задаёшь тон игре, Богдан.

Чёрт побери. В нас слишком много острых обид и недосказанности. И вместо того, чтобы сесть и спокойно обсудить всё, мы ощетиниваемся и отталкиваем друг друга ещё больше.

— Спокойной ночи, Богдан.

— Подожди, — прошу, не зная, за что схватиться, чтобы продолжить наш разговор. — Что ты чувствуешь?

— Усталость. Уже очень поздно, — увиливает от ответа Марьяна.

— Я не про то. Что ты чувствуешь ко мне?

Несколько секунд проходит в полной тишине. Я хватаюсь за перила балкона покрепче. Как будто пол уходит из-под ног. Рушится с каждой секундой гробового молчания.

— Отвращение.

— Отвращение? — переспрашиваю. Кулак на большой скорости впечатывается в стену.

— Значит, ты дрожала от отвращения сегодня?

— Мы говорим о чувствах, не о близости тел, верно?

— Отвращение? — почти выплёвываю это слово. — Прекрасно! Могу тебя обрадовать. Тебе придётся дрожать от отвращения много и часто!

18. Богдан

Следующее утро кажется хмурым и не выспавшимся. Голова раскалывается пополам. Расхаживаю на парковке рядом с детским садом. Марьяны не видно. Набираю её номер. Она сбрасывает звонок.

Злюсь. Неужели она решила проигнорировать меня?

Приходит сообщение от Марьяны.

«Обернись. Тёмно-синяя Тойота Камри»

Марьяна сидит за рулём. Приподнимает ладонь, едва взмахнув её в знак приветствия.

— Привет… — Марьяна опускает стекло при моём приближении. — Куда ехать?

— Привет! — заглядываю в машину. — Здорово, Макс. Как дела?

— Привет, — улыбается сын. — Стучит ладошкой по спинке водительского сиденья. — Ма, мы в садик опаздываем.

— Сегодня мы немного опоздаем. Нам нужно заехать в одно секретное место, — улыбается Марьяна. — Согласен?

— Секретное? Какое? — глаза сына загораются нетерпеливым огоньком.

— Скоро узнаешь. Только о том, что мы там были, никому-никому нельзя рассказывать, — я включаюсь в игру, не дожидаясь разрешения Марьяны.

— Богдан тоже будет? — удивляется Макс. — Тогда это не секрет!

— Секрет. Один на троих, — улыбается сыну Марьяна.

— И папе нельзя о нём рассказывать? — уточняет Макс.

Его «папа» царапает изнутри. Потому что сын говорит не обо мне.

— Да, милый. Никому нельзя рассказывать. Бабушке тоже! — уточняет Марьяна. — Куда едем, Богдан?

— Вы не пересядете ко мне в машину?

— Нет. В твоей семье нет детей, — колет шпилькой Марьяна. — Значит, в автомобиле нет детского автокресла. Это небезопасно.

— Женщина за рулём — это ещё более небезопасно!

— А папа говорит, что мама водит хорошо! — возражает Максим.

Глупо обижаться на маленького мальчика из-за того, что его пять лет пичкали ложью. Я стараюсь совладать с бурей эмоций. Нужно набраться терпения.

— Хорошо. Тогда держись следом.

Приходится смириться с реальностью. На данный момент я в ней — чужой мужик для Максима. Но я надеюсь это изменить. Любой ценой.

* * *

Посещение генетической лаборатории не заняло много времени. Хотелось бы провести с Максом больше времени, но Марьяна настояла на своём. Устраивать сцены при большом скоплении народа — не лучший вариант. Но потом я перехватываю красотку за локоть, вынуждая идти рядом со мной.

— Куда ты меня ведёшь? — хмурится она, посматривая на циферблат часов. — Я опаздываю на работу.

— Хочу поговорить.

Заказываю в кофейне миндальный латте для Марьяны. Лёгкая улыбка на лице девушки быстро гаснет. Она отставляет стаканчик в сторону.

— У меня поменялись вкусы, — бросает небрежно и улыбается молодому баристе. — Двойной эспрессо.

Жду, пока Марьяна закончит с кофе. Она отпивает его крошечными глотками и избегает смотреть мне прямо в глаза. Чаще смотрит в окно.

Я протягиваю руку и пальцами очерчиваю контур её лица. Она отводит лицо в сторону.

— Можно сказать, что результаты теста-ДНК уже у тебя в кармане. Что дальше? — спрашивает она. — Ты намерен отобрать у меня Макса? Почему? В отместку за прошлое?

— Я его отец. Родной отец. Не препятствуй моему общению с сыном, Марьяна.

— Не препятствую. Но как ты себе это представляешь?

Марьяна отставляет опустевшую чашку в сторону, складывает локти на стол. Подаётся вперёд и смотрит мне прямо в глаза.

— Ты заберёшь Макса и приведёшь его в свою семью? Привет, Макс, я твой отец, а вот эта… женщина будет твоей новой мамой, — выдавливает из себя. — Так?

— Я не заходил так далеко.

— А я заходила. С момента встречи с тобой я только и делаю, что кручу эти мысли в своей голове. Чудовищные, абсурдные мысли!

Взгляд Марьяны лихорадочно блестит. Лицо бледнее обыкновенного. Губы упрямо сжаты в тонкую линию.

— Ты поспала хотя бы немного этой ночью?

— Какое это отношение имеет к нашему разговору? Никакого! — Марьяна сцепляет пальцы замком. — Кстати, почему бы тебе с любимой женой не завести своего ребёнка? Есть ЭКО, если не получается забеременеть самой. Зачем обязательно делать больно кому-то другому?

— Аня не может иметь детей. Вообще. Ни один из вариантов не подходит. Ни ЭКО, ни любой другой.

— О, всё-таки я угадала, — усмехается Марьяна. — Теперь понятна её реакция. Ещё один вопрос. Она в курсе твоих планов? Знает о том, что Максим — твой сын?

— Нет. Я не говорил с ней об этом.

— Прекрасно. Рубишь с плеча, не считаясь с мнением ни сына, ни меня, ни даже своей жены. Всё ради удовлетворения твоей сиюминутной прихоти. Но что ты знаешь о Максе? Ты знаешь о нём хоть что-нибудь? Хоть какую-нибудь мелочь? Нет!.. Но давишь напором.

Марьяна смахивает прядь волос, упавшую на глаза.

— Я прошу тебя, Богдан. Оставь в покое мою семью. У тебя есть всё — успешный бизнес, красивая жена, огромная куча денег, чтобы в вашей семье появился ребёнок. Суррогатное материнство, например.

— Аня бесплодна вообще. В её случае суррогатная мать будет являться и генетической матерью…

— Это ваши проблемы, Богдан! — Марьяна убеждённо смотрит мне в глаза. — Я не лезу и не хочу лезть в вашу семью. Оставь в покое и мою семью. Пожалуйста… У нас были отношения. Но они остались в прошлом, а я живу тем, что у меня есть сейчас. И я не хочу терять самое дорогое, что у меня есть. Прошу. Займись своей успешной жизнью. Стань счастливым…

— Теперь, зная, что у меня есть сын, я не могу быть счастливым, зная, что он растёт в семье и зовёт папой чужого мужика.

— Этот чужой мужик отец для Макса в большей степени, чем ты!

— Советуешь заняться своей семьёй? Окей, Марьяна. Только семья неполная без детей. Сейчас я это понимаю.

— Я рада за то, что ты достиг всего, о чём мечтал, что утёр нос многим. Но давай наши дороги больше не будут пересекаться? Вообще… Как параллельные прямые? Оставь в покое меня и моего сына. Не обнадёживай понапрасну Виталия.

Внутри всё в тугой узел скручивается от упоминания о её муже.

— Теперь ты просишь и за него тоже? — ухмыляюсь.

— Мечты об успехе туманят ему разом. Ты же не будешь вкладываться в его бизнес? Ты просто играешь ради того, чтобы заставить меня плясать под твою дудку!

— Почему же не буду вкладываться? Я могу себе позволить швырнуться круглой суммой. Если она принесёт желаемый результат, конечно.

Марьяна опускает взгляд на свои руки с идеальным маникюром бордового цвета.

— Я тебя услышала. Жаль, что ты не хочешь пойти мне навстречу, — Марьяна поднимается, оправляя строгую юбку офисного покроя. — Значит, ты не оставил мне выбора. Увидимся завтра. За ужином в ресторане.



19. Богдан

С трепетом ожидаю ужина. Гадаю, наденет ли Марьяна то самое платье, купленное для неё, или заупрямится. Жена намекает, что была бы не против прогуляться, но её домашний арест ещё не закончился. К тому же мне просто не хочется видеть рядом с собой супругу.

Сегодня на ужине нас будет всего трое. Я, Виталий и Марьяна. Странное трио, должно быть.

Семейная пара появляется чуть позже назначенного времени. Позволяют себе опоздать. Виталий извиняется за небольшое опоздание, долго трясёт мою руку и расточает благодушие, от которого скулы сводит.

Мы не торопимся приступать сразу же к обсуждению деловых вопросов. Начало ужина напоминает простую встречу старых знакомых. Говорим о всякой ерунде и нахваливаем повара. Марьяна почти ничего не ест, ворошит содержимое тарелки, изредка подносит бокал вина, едва отпивая. Я наблюдаю за её пальцами. Не могу отделаться от недавних воспоминаний, как она царапала ногтями седло байка, как её тело было тесно прижато к моему. Вихрь эмоций захлёстывает с головой.

Я пытаюсь сосредоточиться на чём-нибудь другом. Но платье на Марьяне сидит великолепно. Жесты скупые, но изящные. Одно движение плавно перетекает в другое. Чистая и чувственная грация, женственность в каждом штрихе. Даже пальцы своего мужа Марьяна накрывает мягко, но решительно.

Супруги переглядываются. Немой разговор двух людей, проведших вместе не один год. Марьяна едва заметно кивает. Виталий вытирает губы салфеткой и откладывает её в сторону. Сгребает узкую ладонь Марьяны в свои ладони.

— Возможно, не очень вежливо прерывать неторопливый разговор. Но мне хотелось бы обсудить нечто очень важное, — решительно говорит Виталий. — Вопрос касается моей семьи. И частично тебя, Богдан. Ведь, как оказалось, Макс — твой сын.

За столом повисает тишина. Не ожидал, что Марьяна признается во всём. Но сейчас она прижимается плечом к мужу, словно ищет у него защиту, и смотрит сквозь меня.

— Для меня это было шокирующее известие. Ведь я в Максе души не чаю… Марьяна сказала, что результаты теста-ДНК будут готовы через два-три дня.

— Тест лишь подтвердит то, что мы знаем и так. Макс — сын Богдана. Я показывала тебе медицинские выписки и сроки… — говорит Марьяна.

— Да, милая, я помню, — Виталий целует руку жены. Смотрит на меня. — Хочу заявить, что для меня это не меняет ровным счётом ничего. Возможно, ты — его биологический отец. Но я растил и воспитывал мальчика, как собственного сына. Продолжаю считать его таковым до сих пор. И ни один тест-ДНК не изменит моего отношения к сыну.

— К моему сыну! — уточняю я.

— Иногда мы все совершаем ошибки. Лично я вообще не знал о твоём существовании, Богдан, — усмехается Виталий. — До момента твоего появления. Совсем недавно. Наша ситуация не самая простая, верно? И я не знаю, как решить этот острый вопрос так, чтобы он не отразился на нашем сотрудничестве. Заявляю, я не готов расстаться с Максом. Не хочу травмировать его. Я не против, чтобы ты общался с ним, но хочу, чтобы он рос и дальше в нашей семье.

— Удивлён, что вы это обсуждали, — говорю я.

— У нас долгий и крепкий брак. Доверие — основа всего. Оно немного пошатнулось, когда я узнал о прошлом Марьяны. Но почти сразу же я понял, что это испытание. Выстояв против него, наша семья станет ещё крепче. Сейчас я не прошу думать о моих отцовских чувствах или о чувствах Марьяны. Мы взрослые люди, способные справиться со стрессом. Я прошу подумать о сыне. О крохотном пятилетнем мальчугане. Который только начинает жить… Ведь у тебя самого было детство без родителей. Трудное детство в стенах казённого детского дома, — напирает Виталий.

Перевожу взгляд на Марьяну. Похоже, она многое рассказала обо мне Виталию, если ему известно о моём детдомовском прошлом.

— Да, у меня было не самое простое детство. Есть приёмные родители, из дома которых я свалил, едва мне исполнилось восемнадцать. Даже не знаю, как они сейчас живут. Честно говоря, плевать! — усмехаюсь. — Своему сыну я такого не желаю.

— И я тоже. Я люблю Макса, — мягко улыбается Виталий. — Я искренне верю, что мы можем найти выход из этой ситуации. Общение с сыном? Я не против. Забрать его из семьи — категорическое «нет».

Мы сидим в роскошном ресторане. Вокруг слышатся вспышки смеха, звучит лёгкая музыка фоном. Расслабляющая атмосфера. Но напряжение за нашим столиком — колоссальное.

— Ты забываешь о том, что твой бизнес висит на волоске. На очень тонком волоске над пропастью банкротства, — решаю играть открыто.

Маски сорваны. В дело вступает разговор о деньгах. Виталий кивает.

— Деньги и бизнес — это очень важно. Но моя семья намного важнее. Я не готов расстаться с сыном. Не хочу видеть слёзы жены. Макс дался ей с трудом. Роды были долгими.

Виталий привлекает к себе жену, целуя волосы.

— Сейчас понимаю, что Макс дался Марьяне с большим трудом, чем я всегда думал. Так долго хранить тайну о настоящем отце. Я рад, что этот груз снят с её сердца…

Я медленно офигеваю от услышанного. Я ожидал, что этот жирдяй решит отказаться от Макса легко и быстро, стоит мне только намекнуть на финансирование. Но я открыто говорю о банкротстве, а Виталий упорно стоит на своём. Неужели я просчитался?

В словах Виталия есть правда. Я не хочу причинять боль своему сыну, хочу видеться с ним. Мечтаю, что он полюбит меня. И понимаю, что если я силой выдерну его из семьи, он возненавидит меня. За то, что я разлучил его с мамой.

— Почему у вас нет детей, Богдан? — прямо спрашивает Виталий.

— Давайте вернёмся к разговору о бизнесе.

— О нет, семья важнее! — возражает Виталий. — У Ани проблемы с деторождением? Или она просто не желает портить себя родами?

— Анна не может родить сама.

— Но есть и другие варианты! — Виталий начинает перечислять варианты, вплоть до усыновления чужого ребёнка.

Я отметаю в сторону все его слова, словно мусор. Понимаю, что разговор идёт не так, как мне того бы хотелось. Но придётся иметь дело с тем, что есть. И никак иначе.

— Суррогатное материнство, — выдаёт Виталий напоследок.

— Я не рассматривал этот вариант.

— Ты не рассматривал вариант, в котором малыш с момента рождения будет расти в твоей семье, считая тебя и жену родителями, — холодно замечает Марьяна. — Но фантазировал о том, чтобы вырвать из семьи ребёнка осознанного возраста.

— К чему вы клоните, дорогие супруги?

Виталий прочищает горло.

— К тому, что ни один тест ДНК не заставит меня отказаться от Максима. Я не стану отрывать сына из семьи, какие бы мотивы за этим не стояли. Я согласен не препятствовать общению, но отдавать его не собираюсь. У тебя нет на это законных оснований.

— Но полно иных рычагов давления, — говорю я.

— Возможно, да, а, возможно, нет, — улыбается Виталий. — Процветающий бизнес — это хорошо. Но если такова цена за счастье семьи, я готов её заплатить. Или…

— Или что?

— Или мы можем предложить другой вариант, подходящий для обеих сторон. Менее болезненный. Суррогатное материнство. Марьяна может стать суррогатной матерью твоему ребёнку. Марьяна подходит и возрастом, и требованиями. У тебя и жены будет ваш ребёнок. Марьяна просто выносит его…

— И что взамен?

— Взамен мы сотрудничаем, — улыбается Виталий. — И я разрешаю тебе видеться с Максом. У тебя будет ребёнок, выросший в твоей семье с пелёнок. И право участвовать в жизни Максима.

— Ты готова на это? — спрашиваю Марьяну, минуя взглядом её мужа. — Родить и отдать мне ребёнка?

— Это будет твой ребёнок. Твой и Ани, — не дрогнув, говорит она, смотря застывшим взглядом мне в лицо.

Кажется, Виталий не знает, что моя жена не годится даже для того, чтобы пожертвовать собственную яйцеклетку суррогатной матери. Это будет ребёнок Марьяны и мой.

Я не успеваю обдумать этот вариант как следует. Я рассчитывал на иное. Но понимаю, что Макс в лоне моей семьи — это из разряда фантастики на данном этапе.

— Думаю, тебе нужно время, чтобы обдумать всё, — говорит Виталий, словно вторит моим мыслям.

Виталий поднимается и предлагает руку Марьяне.

— Уже уходите? — удивляюсь я. Чувствую себя гостем на этой вечеринке.

— Мы озвучили свой вариант сотрудничества. Единственный вариант. Если он тебя не устраивает, что ж… — Виталий разводит руками. — Я готов попрощаться с мечтой об успешном бизнесе. Но мои родные останутся со мной. При любом раскладе.

— Марьяна? — спрашиваю я.

— Деньги — не главное, — вторит она мыслям Виталия. — Обдумай всё, как следует. Но в случае отказа ты лишишься единственного шанса общаться с Максом. За своего сына я…

Виталий обнимает Марьяну за талию.

— За своего сына мы будем биться до последнего, — поправляет свою реплику Марьяна. — Извини, нам пора.

Супруги разворачиваются и уходят. Наверное, они правы. Оставляют меня с гулом в голове. Не знаю, как смогу выдержать натиск сомнений. Сколько времени у меня на раздумье?

— Эй! — останавливаю их окриком. — Я согласен.



20. Марьяна

«Я согласен…»

Всего два слова. Но они словно крест на моей жизни. Перечёркивают её крупными, толстыми штрихами. Я стараюсь держать лицо. Не имею права растечься лужей злых слёз.

— Сейчас довольно поздно, — Виталий сверяется с часами. — Нам с Марьяной нужно обсудить нюансы и подумать… Всё-таки это довольно серьёзный шаг.

— Мне тоже, — губы Богдана кривятся. — Шаг не только серьёзный, но затратный. Я позвоню чуть позднее и назову сумму. Идёт?

— Договорились, — расплывается в довольной улыбке мой муж.

Виталий уводит меня из ресторана. Согревает талию теплом горячей, широкой ладони. Но внутри всё стынет, как от мороза. Хочется посмотреть на лицо Богдана. Но я не позволяю себе эту мгновенную слабость. Зачем? В этом нет смысла. Мужчины играют в свои игры, на кону стоят миллионы и уязвлённое самолюбие. И неизвестно, что из них стоит больше.

— Всё прошло, как по нотам. Малыш, мы справились, — шепчет Виталий на ухо.

На парковке он крепко обнимает меня. Как в первый год брака, когда мы ещё не знали друга так — телом к телу. Горячее дыхание оседает на коже влажным паром. Меня передёргивает от отвращения. Я выворачиваюсь из рук мужа и залезаю на заднее сиденье его автомобиля.

— Не трогай меня, Виталя, — прошу его. — Кажется, мы договаривались об этом.

— Иногда ты жуткая стерва, — морщится он. — Что тебе стоит порадоваться и просто обнять меня в ответ?

— Порадуюсь я только тогда, когда увижу своего сына! — выплёвываю я.

— Увидишь, — коротко обещает Виталий. — Как только Чернов подпишет бумаги.

Хочется выть от беспомощности. Я не хотела принимать участие в театральном представлении Виталия.

Ночью мы крупно поссорились. Даже Марина встала и постучала в дверь кабинета, сказав, чтобы мы вели себя потише. Я была готова броситься на мужа, словно гарпия, но Виталий неожиданно мирно предложил отправиться по своим спальням.

— Малыш, мы зашли в тупик. Утро вечера мудренее. Поговорим завтра, идёт? Завтра всё будет иначе… — пообещал он.

На следующий день я отвезла сыну в садик. После работы приехала, чтобы забрать его. Но воспитательница сказала, что Макса забрал мой муж вместе с бабушкой. Ещё в первой половине дня.

— Виталь, почему не предупредил, что забрал Макса? — спросила я, немного злясь. — Я бы не делала крюк. Садик мне совсем не по пути.

— Так надо. Жду тебя дома… — ответил муж и отключился.

Тревога кольнула сердце. Но я усердно отмахивалась от плохих мыслей. Но когда я переступила порог дома, то поняла, что слишком тихо. Не слышно ни топота детских ног — Макс всегда выбегал мне навстречу, когда я задерживалась, ни звука работающего телевизора, ни назидательного голоса Марины. Ничего. Только тяжёлые, уверенные шаги мужа.

— Где Макс? Гуляет с Мариной? — спросила я у Виталия.

— Гуляет, — согласился муж. — Пойдём в кабинет. Обсудим условия сделки.

— Я не предмет торговли и договора. Сделки в твоём понимании не будет. Я поговорю с Богданом.

— Сделка состоится. На моих условиях, которые, к слову, выгодны и для тебя. Ведь ты хочешь оставить сына у себя и получить денег на его операцию? — усмехнулся муж. — Хочешь его увидеть?

— Где Макс? — похолодев от страха, спросила я.

Побежала на второй этаж, заглянула всюду, где любил бывать сынишка. Пусто. Его верхняя одежда и любимый рюкзачок, часть вещей тоже отсутствовали.

— Где мой сын?

— Я отправил его вместе с Мариной в санаторий. Для здоровья полезно.

— В какой? — выкрикнула я. — Сколько он там пробудет?

— Полторы недели. Или две. Потом вернётся, если его мать будет вести себя благоразумно. Или отправится в гости ещё и ещё…

— Ты чудовище!

— Нет. Я просто хочу выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Разлука с сыном покажет тебе, чего ты лишаешься, — спокойно ответил Виталий. Смерил меня внимательным взглядом. — Ты действительно хочешь лишиться всего?

Я села на пол. Там, где стояла. Прислонилась спиной к дивану и лениво столкнула туфли с ног.

— Каждый получит то, что хочет, — повторил Виталий.

— Чернов пошлёт тебя, — тусклым голосом ответила я.

— Чернов не пошлёт меня и тебя не пошлёт, если мы зададим тон разговору и будем играть в одной команде.

Виталий протянул мне руку, предлагая встать.

— Развод, — прочеканила я.

— Что?

— Если Чернов согласится на суррогатное материнство, ты получишь своё финансирование. Но сразу после родов я хочу развестись с тобой. И больше ты никогда не увидишь ни меня, ни Макса.

— Малыш…

— Засунь своё ласковое обращение куда подальше! Придержи его для любовницы или для женщин, которых ты снимаешь на одну ночь. С этого дня нас не существует, как мужа и жены. Мы просто партнёры. Никакого секса, никакого контакта наедине…

— О, ты быстро учишься, — удивился муж.

Замерла в ожидании ответа. В глубине души боялась, что он кинется на меня с кулаками и продумывала пути для побега.

Но спустя несколько минут Виталий выдохнул:

— Хорошо. Ты была удобной и хорошей женой. Но в постели с тобой было скучновато. Ты никогда не была особо умелой. Небольшие потери, которые я смогу компенсировать.

— Отлично, — язвительно отозвалась я.

Вот и приплыли. Корабль пошёл ко дну. И я лишь надеюсь на то, что мне достанется спасательный жилет, чтобы уплыть. Куда — не знаю. Лишь бы подальше от гибельной воронки навязанного брака, утягивающего на дно.

Потом был ужин. В глубине души я надеялась, что Богдан откажется. Боже, как я ждала, что он пошлёт моего мужа и плюнет ему в лицо! Но… Чернов согласился.

* * *

— Недурственно… — довольно заявляет себе под нос муж.

Мы сидим на кухне и завтракаем. По привычке я достала тарелку для сынишки, но потом спрятала её в шкаф. Марина прислала мужу сообщение, что добрались хорошо. Куда — мне не сообщили…

— Очень-очень недурственно…

Виталий лоснится от удовольствия. Разворачивает телефон в мою сторону. Нули пляшут, как сумасшедшие.

— Чернов предложил столько. Честно признаться, я рассчитывал на меньшее и думал, что придётся торговаться… Но… — Виталий задумывается. — Если он готов выложить столько, значит, есть смысл требовать больше.

— Не лопни, милый. Ты не знаешь Богдана. Но я знаю его. Богдан сразу понял, что ты алчный. Он даёт тебе больше, чем ты рассчитывал. Но если ты захочешь ещё больше, можешь остаться ни с чем. Пан или пропал — это всё, что ты должен знать о Чернове.

Виталий прожёвывает кусок яичницы, резко встаёт. Рукой задевает тарелку. Она разбивается, пачкая маслом светлый паркет. Желток растекается яркой каплей.

— Извини, я не специально… — улыбается муж. — Прибери здесь. А я пойду почитаю договор, что мне прислал Чернов.

Через пару часов Виталий появляется в моей спальне.

— Ты не пошла на работу, — констатирует он очевидный факт.

— Я давно запланировала выходной за свой счёт. Хотела провести этот день с сыном. Как видишь, не задалось.

— Человек предполагает, а Бог располагает…

Виталий кладёт на стол папку.

— Это договор. Я его подписал, — Виталий постукивает пальцем. — Чернов попросил, чтобы ты привезла этот договор ему. Адрес я скинул тебе сообщением. Богдан ждёт тебя вечером. В девять.

Муж выходит. Кипа бумаг кажется закладной на душу у дьявола.

Телефон разражается трелью о новом входящем сообщении. Мне не нужно заглядывать в него, чтобы узнать от кого. Но потом смотрю. Ожидание совпадает с реальностью почти на сто процентов. Только в реальности всё чуточку резче и грязнее.

«Жду тебя в девять. С договором. Можешь не надевать бельё…»

21. Марьяна

Я приезжаю по указанному адресу. Это бизнес-центр. Аренда офисов там стоит немало. Но Богдан обладает немаленькими финансовыми возможностями, может себе позволить очень многое. Охранник пропускает меня без лишних вопросов. Я поднимаюсь на нужный этаж. Замираю перед дверью офиса Чернова. Не решаюсь постучать. Оттягиваю момент до последнего. Дверь сама распахивается. Богдан кажется помятым и взбудораженным.

— Проходи. Офис сняли недавно. Здесь ещё не всё разложено… — показывает на коробки, расставленные по углам.

Ведёт меня через несколько просторных комнат. В свой кабинет. Там темно. Только из окна падают огни рекламных билбордов. Полки шкафов скалятся пустотой. Но стол стоит на месте, как кресло и диван. Просторный, кожаный диван. Дверь закрывается. Щелчок замка, как звук выстрела. Богдан обхватывает меня со спины, заводит руку под платье, пальцами дотрагивается до резинки белья.

— Непослушная.

Чернов отходит на несколько метров, предоставляя мне чуть больше свободного кислорода. Нетерпеливо выхватывает договор и садится в кресло, просматривая листы.

— Хорошо…

Он откладывает договор в сторону, подманивает к себе пальцем. Разворачивает меня к столу спиной, медленно расстёгивает молнию на платье.

— Твой муж понимает, что в нашем случае ты будешь биологической матерью. Это его злит?

Ткань легко скользит вниз по плечам.

— Тебя не должны волновать его чувства.

— Мне плевать.

Богдан задумчиво проводит пальцами по спине, собирая дрожь. Потом лениво усмехается, задавая направление:

— На диван. Лицом вниз.

— Лечь на живот? — я задираю лицо кверху, нарочно смотрю ему прямо в глаза. — Не хочешь видеть моё лицо или не хочешь, чтобы я видела твоё?

— Не усложняй, — Богдан возится с запонками так долго, словно решает сложный ребус.

Он избегает прямых взглядов и ведёт себя так, будто ему самому противно выглядеть подонком. Или мне просто хочется в это верить? Отчаянно и глупо верить, что тот парень из прошлого не зачерствел душой.

— Ты же не такой.

Обхватываю его запястья. Горячая, сухая кожа. И я всей поверхностью ладоней чувствую, как бешено бьётся его пульс в синеватых венах под кожей. Богдан замирает, но потом стряхивает мои руки, словно обрубает канаты.

— Я не брал тебя в аренду на всю ночь. Поторопись…

Похоже, что это бесполезно. Я обречённо делаю единственное, что он от меня ждёт. Покорно ложусь на диван, упираясь лбом в сложенные локти.

Это можно просто переждать. Как непогоду или ураган. Потом всё наладится. Станет лучше. А через год я стану свободной от всех. Усердно пытаюсь затолкать на задний план мысли, что год назад я думала то же самое, и ещё год назад, и ещё… Чувствую жар мужского тела, накрывающего моё.

Тщетно пытаюсь отвлечься от рук Богдана, слишком хорошо знающих своё дело. Проваливаюсь в его ласку, отзываясь всем телом, но глушу ощущения мыслями. Пытаюсь вырваться из этой реальности, где мне под ним, чёрт побери, несмотря ни на что хорошо. Так хорошо, что сердце замирает на месте, а потом разгоняет кровь по венам до бешеной скорости.

Пульс частит в висках. Тело становится влажным и горячим, податливым, как пластилин. Жаркое дыхание Богдана путается в моих волосах, руки поддерживают властно, но бережно. Он замирает на пике и замедляется, продевая непрошеное удовольствие. Одна волна экстаза, за ней вторая — с оттяжкой. Удовольствие наполняет восторгом и выкачивает все силы.

Богдан поднимается и садится рядом, запускает пальцы в мои волосы, поворачивая голову в сторону. Наклоняется, словно пытается поймать мой рассредоточенный взгляд.

— Ты была со мной? Или нет?

Игнорирую его вопрос.

— Сегодня подходящий день. Кажется. Это всё, что должно тебя волновать, — прикрываю глаза, чтобы не видеть ничего. — Когда прийти в следующий раз или мы будем ждать результатов сегодняшних попыток зачатия?

Богдан массирует пальцами кожу моей головы. От каждого прикосновения пальцами по телу расползаются приятные мурашки.

Как он может быть таким циничным, а через минуту пачкать осторожной нежностью? Он меня её не усмиряет, а именно пачкает, заставляя после краткой ласки надеяться на что-то. Богдан словно в отместку тоже игнорирует мой вопрос, задавая свой:

— Ты любишь своего мужа? Вы выглядели очень сплочённо, когда договаривались о сделке. Плечом к плечу, как бойцы одного фронта.

Мы словно играем в «глухой телефон».

— Это называется семья, Богдан, — ложь выскальзывает легко и просто. — Когда кто-то хочет её разрушить, связи крепчают, чтобы выстоять в трудные времена.

— Семья.

— Да. Видимо, тебе незнакомо это слово. Но ты очень хочешь узнать, каково это — любить так, чтобы быть согласным на любые жертвы.

— О, твой муж тоже скорбит? Только идиот бы не понял, что ты ляжешь под меня. И что потом, Марь-яна?

— Ничего.

Богдан начинает одеваться.

— Насчёт одного ты права, Марьяна. Между вами не будет ничего в постели за этот год. Я предупредил его, чтобы не касался тебя и пальцем. Ребёнок должен быть только моим!

Я позволяю себе перевернуться на спину и вытянуться всем телом под алчным взглядом Богдана. Ложусь на бок, подпирая голову локтём.

— Только пальцами, Богдан? Есть и другие способы, чтобы гарантированно не забеременеть, но… — тихо смеюсь. Злю его. Не понимаю, зачем делаю это. Просто хочу уязвить, уколоть, сделать больнее в ответ.

Богдан резко наклоняется надо мной.

— Если хочешь знать подробности, я исключил любой физический контакт. Больше он не ляжет с тобой в постель и не ударит.

— Будешь разглядывать моё тело на предмет синяков и гематом?

— Буду. Исключено всё.

— Если я ударюсь, действительно ударюсь о лестницу или об угол…

— Значит, об этот угол ударится твой муж и лишится всего, о чём мы договаривались. Точка.

Богдан бросает слова скупо и резко. Он зол.

— Ты говорил с мужем обо мне? — внезапно спрашиваю я.

— О том, чтобы он не вздумал почесать об тебя своим кулаки ещё раз, я намекнул ему сразу же! В тот день, когда увидел на тебя синяк, — хоть на этот раз он не увиливает от ответа, а говорит прямо. — Не удержался. Сказал, что случайно пересёкся с тобой в торговом центре и заметил, что ты не в форме. Поинтересовался, всё ли в порядке с твоим здоровьем, если ты налетаешь лицом на стены. Может, показать врачу и исключить возможность головокружения? Или дело в другом, но в таком случае я не желаю связываться с тем, кто поднимает руку на члена моей семьи…

— На члена твоей семьи? — недоумеваю, потом протягиваю. — А-а-а, я же двоюродная сестра твоей жены.

Смеюсь. Но потом до меня доходит, что в тот день я уехала гулять с Богданом, а муж выглядел как само спокойствие. Чуть позже у нас был разговор, в котором Виталий быстро открестился от Макса. Быстро и чересчур спокойно…

И только сейчас я понимаю, что после звонка Богдана мой муж сложил один плюс один и додумался, что Макс — не его сын раньше, чем я прямо сказала мужу об этом. И всё, что было потом — постановка, хорошо отрепетированная Виталием заранее.

Каждое слово, каждая эмоция были хорошо просчитаны. И с сыном муж решил вопрос так, чтобы заставить меня плясать под его дудку. С пониманием происходящего желание вырваться из этого порочного круга только усиливается. Какой-то части меня обидно находиться рядом с Богданом. Но по большему счёту плевать. Я просто лежу и разглядываю причудливый танец света, падающего из окна.

— Марьян, тебе нехорошо?

Богдан наклоняется и обеспокоенно разглядывает моё лицо. Гладит пальцами щёки и скулы.

— Сейчас ты переживаешь за меня по-настоящему или просто хочешь, чтобы я как можно быстрее покинула твой офис? — тихо спрашиваю я.

Мужчина замирает надо мной. Короткая пауза. Я могла бы использовать её по разному, но вместо этого притягиваю к себе Богдана. Крепко схлёстываю руки за его шеей и тяну. Он почти падает, распластывается на моём теле. Пуговицы рубашки и металлическая пряжка ремня натирают мою кожу. Но я не обращаю на это внимания. Целую его губы. Упрямые и жёсткие, но сдающиеся под моим напором.

Он продолжает ласку языком и выводит жаркие спирали у меня во рту. Вновь с головой окунает в беспамятство. Его одежда летит куда-то в сторону, а мне не нужно раздеваться вовсе. Я до сих пор обнажена и готова принять его. Снова.

Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что Богдан просто играет со мной в месть, пользуется моим телом и срывает свою злость из-за неудавшихся отношений. Наверное, я должна испытывать отвращение и ненависть. Но ничего из этого нет. Я чувствую себя недолюбленной и недоласканной. Во мне слишком много чувств и желания, очень долго дремавших взаперти.

Секс в браке с Виталием был для меня рутинным обязательством. Я прекрасно понимаю, почему он начал погуливать налево. Я нравилась ему, как женщина, по-настоящему нравилась. Он испытывал ко мне плотское влечение. Но я не могла и не хотела дать ему то, в чём он нуждался. Виталию нужна была в постели раскрепощённая любовница, готовая на эксперименты. Но вместо этого ему приходилось иметь дело со мной, лежащей под ним с жертвенным видом. Каждый раз я словно отбывала трудовую повинность. Движения становились рублеными и скованными, жесты угловатыми.

Супруг даже как-то поднял эту тему. На людях, говорил он, ты смотришься удивительно мягкой и изящной, держишься чувственно и эротично. Но в постели превращаешься в бревно. Куда исчезает магия, Марьяш?

Магия никуда не исчезает. Но и не появляется, если нет искры и запала. Секс у женщины всегда в голове. И от одного запаха твоего мужчины может вести так, словно получила порцию обжигающей ласки. Рядом всегда должен находиться Твой. Тот самый мужчина, срывающий планки. Жестом. Взглядом. Скупой, но сильной эмоцией. И всё остальное кажется уже не важным.

Это страсть. Она проносится волной по всему телу, заставляя его дрожать. Подаваться навстречу каждому движению, пронизывающему насквозь. Удовольствие пьянит. Комната и весь остальной мир отходят на задний план. Есть только жаркие вздохи и стоны обоюдного удовольствия.



Теперь — правильно. Без укоров обид и желаний свести счёты. Теперь мы просто он и она, испытывающие друг к другу непреодолимое влечение.

— Сейчас ты кажешься мне дикой и немного сумасшедшей кошкой, — признаётся Богдан. Теперь он не торопится уходить и не подгоняет меня. Мы лежим рядом. Кожа к коже. Богдан просит меня поднять его джинсы и подать ему сигареты.

— Могу поспорить, что ты так и не научилась курить, — шутит он, раскуривая сигарету.

— Даже не пыталась.

— Ага. Но тогда решила покорчить из себя жутко взрослую и плохую девчонку. Помнишь? — глаза Богдана насмешливо сверкают. Он прикрывает их и словно уплывает в воспоминания.

Мой взгляд привлекает мерцающий экран телефона Богдана. Он стоит на беззвучном режиме. Наверное, выпал из кармана, пока я доставала сигареты. Читаю имя на экране «Аня». Я осторожно переворачиваю телефон на пол экраном вниз, не говоря ни слова о том, что Богдану звонит

Пролог

– Что ты здесь делаешь? Выйди из детской! – требую я шёпотом, чтобы не разбудить Максима.

Богдан прикладывает к губам палец, приказывая мне молчать. Медленно проводит ладонью по волосам сына.

Сердце обливается кровью, когда Богдан осторожно целует волосы Максима. Внутри всё переворачивается, а горло душит слезами. Сколько раз я в мечтах представляла, как он, настоящий отец, склонится над спящим сыном, позовёт его по имени.

Это происходит именно сейчас. Богдан осторожно прикасается к сыну, поправляет сползшее одеяло и выпрямляется. Он – настоящий отец Макса, а я не имею права сказать даже это. И тем более не скажу о чувствах, что бушуют внутри.

Прошло больше шести лет, но я угадываю родные черты лица любимого мужчины даже при тусклом свете ночника. Знаю каждую линию. Могу прочертить их по памяти с закрытыми глазами. И только спустя мгновение приходит осознание – он изменился. Часто моргаю, пытаясь согнать жгучие слёзы. Спешу сделать шаг назад, чтобы не будоражить себя.

Богдан распрямляется и быстро покидает детскую. Прикрывает дверь мягко и осторожно. Но потом вдруг появляется передо мной и безжалостно стискивает пальцы на локте. Тащит меня по коридору. Свернув за угол, толкает спиной к стене.

Я боюсь его близости и одновременно хочу её. Ноги дрожат. Я боюсь упасть, если он отпустит меня и боюсь его помощи, как огня. Он так близко. Меня окутывает ароматом его парфюма. Но даже сквозь резкие ноты ветивера я узнаю его будоражащий запах. Он наклоняется ко мне. Упираюсь в его грудь руками – как будто пытаюсь оттолкнуть наступающую бетонную стену.

– Отпусти меня! – шепчу пересохшими губами.

– С чего бы? Раньше просила не отпускать, – его улыбка напоминает оскал. – И как ты объяснишь то, что твой сын – моя вылитая копия? Сколько ему сейчас? Пять лет, да?

– Как ты узнал?

– Твой муженёк похвастался своим сыном. А я не тупой, не слепой и далеко не кретин…

Богдан удерживает меня за плечо одной рукой, второй достаёт бумажник, пытаясь добраться до нужного отсека.

Стараюсь дышать немного чаще. Пытаюсь держать себя в руках, но меня колотит нервной дрожью. И страхом. Я знаю Богдана, но того, другого, каким он был в прошлом. Сейчас этот мужчина знаком мне только внешне. Я чувствую в нём слишком много эмоций и не могу сказать, что они со знаком плюс.

Веду плечом, чтобы он отпустил меня. Богдан отдаляется. Совсем немного. Но мне хватает, чтобы выскользнуть из его плена.

– У нас одно лицо! – бросает в мою сторону обвинения Богдан. Показывает свою детскую фотографию – единственное, оставшееся от его родителей. Потом небрежно прячет бумажник в карман.

– Я настоящий отец твоего ребёнка! – его голос вибрирует от сильных чувств. – И что ты на это скажешь, Марьяна?

– Ты ошибаешься, – пытаюсь обойти Богдана, но он резко прижимает меня к стене. Распластывает по ней своим сильным телом. Я сразу начинаю тонуть в обжигающем жаре и резко вдыхаю запах. Делаю несколько жадных глотков, пытаясь вдохнуть воздух, но приходится дышать запахом его тела. Это сводит с ума.

– Я не ошибаюсь! – холодно заявляет Богдан. – Я отец Макса. И тест ДНК это подтвердит!

– Тест-ДНК? О чём ты говоришь? Я не понимаю…

– Ох, давай играть в «не понимаю», если тебе так хочется! – лающий и озлобленный смех царапает мой слух.

– Что ты хочешь от меня? Спустя столько лет!

– Детка, – ухмыляется он. – Мне нужна не ты. Я хочу забрать то, что ты украла у меня – право быть отцом.

– Я ничего у тебя не крала.

– Украла, – упрямо повторяет Богдан.

Я отчаянно пытаюсь найти в его суровом лице отголоски тепла. Но Богдан замкнут в себе. Сейчас его перемыкает на мыслях о собственном сыне.

– Мой сын… Родной. Живёт в семье неудачника, – презрительно кривит губы Богдан. – Я намерен это исправить.

– Исправить? – не понимаю, к чему он клонит, но почти сразу же меня накрывает осознанием, что именно хочет сказать Богдан. – Я ни за что не отдам Макса! – говорю как можно твёрже.

– Очень скоро твоё мнение по этому поводу сильно изменится.

Я заворожённо смотрю на острые, чёткие линии лица Богдана. На подбородок с колкой щетиной, впалые щёки и скулы. Опасаюсь заглянуть в зеленоватые омуты глаз, поэтому скольжу взглядом по губам и подбородку.

– Нет. Ты не имеешь никакого права.

– А вот тут ты ошибаешься, Марьяна! – его острый кадык дёргается вверх-вниз, когда он едва слышно шипит горячим шёпотом близко от моих губ. – Я хочу увидеться со своим сыном. Хочу принимать участие в его жизни. Ты не имела никакого права прятать его от меня…

– У Макса есть отец!

Богдан перемещает руку на мою шею, обхватывает пальцами и сдавливает.

– Повтори, что ты сказала? Кто его отец? Вот этот рыхлозадый неудачник? Отец Макса по крови – я. И я это докажу!

Богдан разъярён. Пальцы сильнее смыкаются на моей шее. Царапаю его запястье ногтями. Он переводит взгляд вниз, на мои пальцы, словно не чувствует боли. Только наблюдает, как набухают красные капельки крови.

– Тест ДНК будет, Марьяна. Я это гарантирую…

– И что потом? – спрашиваю охрипшим голосом. – Ты увидишь плюсики и что дальше, Богдан?

Он разжимает пальцы, опускает руку. Потом с размаху бьёт раскрытой ладонью по стене. Удар глухой, но меня он пугает. Бомба под водой тоже взрывается без лишнего шума, но потом поднимается большая волна и сносит всё на своём пути. Я зажмуриваюсь. Опасаюсь цунами его холодной ярости.

– Потом? – усмехается. – Посмотри на меня, Марьяна. Я не люблю разговаривать со стенами, – ловит мой робкий взгляд. – Да, так гораздо лучше… Отец имеет право на многое. Например, на общение с ребёнком.

– И как ты себе это представляешь? – шепчу я, ужасаясь от мысли, что уже смирилась с частью правды.

Мысленно я уже подвела черту, за которой правда всплывает наружу. А дальше я боюсь заглядывать. Моя семья будет разрушена до самого основания открывшейся правдой. Но рано или поздно это должно было произойти. Они слишком похожи – Макс и Богдан. Слишком!

– Богдан, пожалуйста. Не надо. От моей семьи останутся одни руины… – умоляюще шепчу слабеющим голосом. – Пожалуйста.

– Нет.

Коротко и ёмко. Богдан не собирается оставаться в стороне. Я чувствую это в нём – непреклонную решимость пройтись по моей жизни бетонным катком, раздавив то немногое, что осталось целым.

– Я возьму своё. У меня есть права.

– Ни я, ни Виталий… – собираю все силы, чтобы не рыдать. – Мы не отдадим сына. Ни за что.

– Возможно, сейчас твой муженёк заливается соловьём о любви к сыну. Но что будет, когда он узнает, что Макс – не родной ему? Что будет, когда я помашу перед его жирной мордой длинным рублём? Я дам ему понять, что он получит финансирование своего утлого бизнеса только при определённых условиях… – Богдан делает паузу, разглядывая меня насмешливо. – Что будет тогда? Как дорого он продаст мне моего сына, а?

– Чудовище! – выдыхаю я.

Богдан отступает. Засовывает руки в карманы брюк. Его лицо принимает отстранённое и ожесточённое выражение. Я стараюсь перевести взгляд в сторону, чтобы он не заметил, как на глазах закипают слёзы. Мне больно смотреть на высокомерную маску богатого ублюдка, в которого превратился мужчина, когда-то любимый мной.

– Раньше тебе нравилось!

Его голос звучит слишком близко от моего уха. Я вздрагиваю, понимая, что он задирает мои руки высоко над головой и фиксирует запястья одной рукой. Запускает пальцы в волосы, треплет идеальную причёску. Ведёт носом по коже шеи. Дрожу от распаляющих прикосновений. Лёгкий укус. Горячая влажная дорожка – языком от уха до самой ключицы. Часть меня отзывается на его грязноватую ласку. Дрожь узнавания выдаёт меня с головой. Богдан резко отпускает меня. Я вжимаюсь в стену, просто чтобы не упасть.

– Теперь ты выглядишь слегка потрёпанной. Мне нравится, – подмигивает Богдан. – Часто думаешь обо мне, лёжа в постели с этим боровом?

– Нет. Не думала о тебе ни разу, – отираю слёзы тыльной стороной ладони.

– Уверен, ты врёшь, – кивает мне и припечатывает напоследок. – Советую готовить Макса к правде об его отце. Или это сделаю я.

– Ты причинишь ему боль! – почти кричу я.

– Не ему. Тебе. Это другое.

Богдан уходит. А я остаюсь. Едва живая, готовая упасть и ползти за ним, целуя следы, лишь бы он не посмел тронуть моего сына.

Господи, есть ли предел выдержки? Или испытания только начинаются?

Глава 1. Марьяна

Незадолго до событий пролога

– А вот и мой потенциальный инвестор, – шепчет муж. – Улыбнись, малыш, мы должны произвести хорошее впечатление!

Я послушно растягиваю губы в приветливой улыбке. В холле дома появляется мужчина. Высокий, широкоплечий. Он находится на значительном расстоянии от меня. Но сердце узнаёт его быстрее, чем я различаю черты лица мужчины. Я бы отдала всё на свете, чтобы больше никогда не встречать Богдана Чернова. Но судьба распорядилась иначе.

Сейчас Богдан решительным шагом пересекает холл. Он направляется прямиком к нам. Пружинистая, энергичная походка. Горделивая посадка головы. Русые волосы сейчас немного длиннее, чем раньше. Он поправляет их до боли знакомым жестом.

Я понимаю, что замолкла, разглядывая его. Проклинаю ступор и реакцию собственного тела. Но не могу реагировать иначе. Прошло столько лет, а сердце до сих пор кровоточит от воспоминаний.

– Добрый вечер, Богдан. Позволь представить, моя жена – Марьяна.

– Марьяна? Красивое имя, – сощуривает глаза Богдан.

В его взгляде слишком много льда. Я чувствую его так, словно он проводит обжигающим холодом по моей щеке и останавливается на губах.

– Богдан, – приветствует меня небрежным кивком. – Моя жена, Анна, опаздывает. Женщины, – фыркает он.

– Она появится позднее? А то я уже подумал, что Антон сегодня заменяет твою жену, – неуклюже пытается сострить Виталий – мой муж.

Я знакомлюсь с Антоном. Кажется, он не только партнёр Богдана, но и его близкий друг.

– Марьяна, – представляюсь я. – Очень приятно.

Губы произносят слова, но я не понимаю их смысла. Разглядываю Богдана.

В груди становится больно и колко. Но всё равно смотрю на мужчину, понимая, что черты лица стали ещё резче. Скулы такие острые, что можно порезаться. Широкий разворот плеч. Угольно-чёрный костюм, но он носит его небрежно и без галстука. Ворот рубахи распахнут больше необходимого. Виднеется верхняя часть чернильной татуировки. Крылья, распахнутые в полёте, на груди. Это не единственная татуировка Богдана, у него их достаточно.

В мысли врываются воспоминания о его сильном, мускулистом теле с рельефными мышцами. Поджарое, полное запертой мощи и звериной силы. Богдан всегда производил впечатление затаившегося хищника.

Он поднимает взгляд и смотрит на меня в упор. По губам скользит едва заметная усмешка. Но выражение глаз остаётся непроницаемым. Его взгляд, словно удар, выбивает из лёгких воздух. Богдан наслаждается произведённым эффектом. Мне кажется, что я слышу, как он лениво выплёвывает:

– Привет, дрянь. Давно не виделись.

Пытаюсь отделаться от этих мыслей. Но Богдан сверлит меня взглядом. Колени начинают дрожать. Я пытаюсь найти точку опоры и перевести взгляд в сторону. Уголки губ Богдана приподнимаются вверх. Ему смешно? Но мгновением позже я слышу его глубокий, низкий голос с сексуальной хрипотцой:

– Что ж, будем ждать мою жену в холле? Или переместимся в другую комнату?

Звук его голоса обрушивается на меня бурлящим потоком. Я ненавижу его за то, что он так сильно влияет на меня. И одновременно с этим я благодарна ему за наводку. Паузу затянулась. На это намекает и усиливающийся нажим пальцев мужа на моей талии. Я переключаюсь на режим идеальной хозяйки, готовой проявить чудеса гостеприимства. Мысли в голове путаются. На плечах столько проблем. Думать о бывшем? Только этого мне не хватало!

– Малыш, что с тобой? – шепчет Виталий. – Устала?

– Да, немного. Пока была на кухне, – хватаюсь за спасительную соломинку лжи, протянутую мужем.

– Ничего, милая, скоро тебе не придётся готовить самой. Уверен, Чернов готов вложить в мой отельный бизнес свои денежки, – убеждает меня муж.

– Конечно, у тебя всё получится! – машинально отвечаю я.

Муж вглядывается в моё лицо.

– Марьян, когда ты твердишь, что наш сын протянет до операции, я в это верю. Почему бы и тебе сейчас не поверить в меня?

– Виталь, мы говорим о разных вещах! – успокаиваю мужу ласковым поглаживанием по щеке. – Поговорим позднее, ладно?

– Хорошая хозяйка никогда не оставляет гостей скучать, – слышится сочащийся ядом голос Марины Станиславовны.

Марина – мать моего отца. По сути, она приходится мне бабушкой. Но мне бы и в голову не пришло назвать её так – коротко и ласково. Для меня она Марина или просто грымза.

– Виталь, пойдём к гостям, – прошу я мужа и увожу его за собой.

– Сначала проверь, всё ли готово, – командует грымза, цедя сквозь зубы. – Хозяйка года!

Мне всё чаще хочется поставить её на место. Она чопорная, строгая, знающая цену себе и любящая указать на то, сколько стоят другие. В последнее время Марина Станиславовна всё чаще забывает о своём правиле произносить гадости завуалировано и открыто высказывает неодобрение. Возможно, сказывается возраст. Ей уже семьдесят лет. Она стала ещё сварливее. Теперь её ядовитые плевки уже трудно назвать простым старческим ворчанием.

– Пойду к гостям, – целует меня в щёку Виталий. – Малыш, займись столом. Уверен, всё будет на высоте.

Муж оставляет меня наедине с грымзой. Сейчас её внимание как никогда обострено. Мне неуютно находиться под её острым, колючим взглядом. Я разворачиваюсь в сторону столовой, чтобы проверить сервировку стола.

– Веди себя прилично! Не вздумай вилять задницей перед ним! О да, я его узнала! Богдан Чернов… – шипит грымза, вцепившись в мой локоть.

Я усмехаюсь в лицо Марины Станиславовны. Ещё бы она не узнала Богдана!

Много лет назад я встречалась с Богданом тайком, но однажды Марина всё-таки поймала меня на месте преступления – мы целовались. «Добрая бабушка» позвонила в полицию и заявила, что меня хотят изнасиловать. Позднее она долго и доходчиво объясняла мне, что нельзя вести себя так же, как моя гуляющая мать. Потом было больно даже разговаривать, не то что целоваться – от удара ремнём лопнула губа. Возможно, сейчас Марина узнала в рослом, заматерелом мужчине парня из моего прошлого. Могу только надеяться, что она не догадалась, кто приходится настоящим отцом Максу, моему сыночку.

Глава 2. Марьяна

– У тебя есть повод зубы скалить? – спрашивает Марина.

– Наверняка сейчас ты кусаешь локти, что много лет назад сделала ставку не на того жениха, да? Богдан сейчас во много раз успешнее Виталия.

– Ах ты ша…

– Марьян, мы тебя заждались! – в комнату заходит Виталий.

Марина медленно опускает занесённую ладонь. Руки у неё уже покрыты старческими пигментными пальцами, но ногти всё ещё крепкие и длинные, накрашены кроваво-красным цветом.

– Марина, кажется, у вас сегодня не самое хорошее настроение, – беспечно заявляет муж, но уводит меня.

– Виталь, я так больше не могу! – шепчу мужу. – Карга совсем выжила из ума. Мне надоело терпеть её оскорбления!

– Немного терпения, малыш! Ну, куда мы пойдём? – спрашивает Виталя. – Мы живём у неё в доме…

– Снимем квартиру? Поживём в одном из твоих «роскошных» отелей? – предлагаю варианты, усмехаясь.

Виталий останавливается и сжимает мои плечи пальцами.

– У нас трудные времена. Сейчас, как никогда раньше, я нуждаюсь в поддержке и вере в меня. Твои упрёки и капризы никак не помогают, поверь. Просто потерпи. Совсем скоро наша жизнь изменится в лучшую сторону!

Виталий притягивает меня к себе за шею, начиная целовать. Мягко, неспешно. Влажный, язык ласкает мои губы. Во мне мало что отзывается на его скользкие поцелуи. Говорят, мёртвое умереть не может. Но для меня ласка мужа по вкусу напоминает пепел сгоревших надежд.

Чужой взгляд. Я чувствую его всей кожей. Она мгновенно покрывается острыми пиками мурашек.

– Мы заждались сладкую парочку… – вальяжно заявляет Богдан.

Он видел, как муж целовал меня. Жаль, что не могу разглядеть выражения его глаз – они кажутся тёмными. Богдан отпивает из бокала, смотрит на меня и на мужа, задаёт вопрос:

– Сколько вы уже в браке?

– Шесть лет, – отвечает Виталий.

– Говорят, любовь живёт три года. У некоторых она не выживает и одного… – усмехается, наклонив голову.

Густые волосы падают ему на лицо. Богдан поправляет их, зачёсывая пальцами.

– Но глядя на вас, я снова начинаю верить в чудеса, – нараспев произносит он. Салютует бокалом. – За любовь и верность. За семью и детей.

При последнем слове он переводит взгляд на меня и смотрит в упор. Сердце заходится в бешеном ритме. Знает ли он что-нибудь о Максе? Мой сын уже спит, но вдруг Виталий хвастался фотографиями, желая расположить к себе потенциального инвестора? Я начинаю беспокоиться, что Богдан узнает в моём сынишке себя в том же возрасте. Этот страх почти парализует меня на месте. Но потом я слышу приторный голос Марины, приветствующей гостью:

– Анюта, ты так похорошела!

– О, кажется, это прибыла моя жена… – Богдан отталкивается плечом от дверного косяка, выходя в холл. – Ты, как всегда, бесподобна! – заявляет громким голосом.

– Я немного опоздала! – воркует в ответ жена Богдана.

От звука этого голоса мне становится ещё противнее на душе. Я очень сильно надеюсь ошибиться, но увидев жену Богдана, понимаю, что вечер будет мучительно длинным.

В холле стоит Аня – моя двоюродная сестра. Ещё один призрак из прошлого, о котором я предпочла бы не вспоминать. Жена Богдана. Жена! Всё-таки сохла она по нему, хоть и отрицала это.

– Привет, Марьяна, – Аня останавливает взгляд светло-карих глаз на мне, растягивает губы в торжествующей улыбке. – Милый домик и такой знакомый. Здесь совершенно ничего не изменилось за шесть лет! Но у меня множество перемен в жизни. В семье, например. Ты уже познакомилась с моим мужем?

Анна ломает комедию. Почти все присутствующие в курсе прошлых отношений. За исключением разве что моего мужа и Антона, приятеля Богдана.

– Познакомилась.

– Богдан преуспел! – продолжает смаковать торжество Аня. – Он любит своё дело. До сих пор может сутками висеть за компьютером.

«Я знаю!» – едва не срывается с моего языка.

Я знаю о Богдане слишком многое. Как он спит, как держит сигарету, когда курит, как любит крутые виражи на большой скорости или как его лицо искажается во время секса…

Всё это в прошлом.

Сейчас Чернов выглядит уже не тем дерзким парнем, по которому сходили с ума многие девушки. Он возмужал, окреп, в глазах появилось холодное, ожесточённое выражение, которого не было раньше. И он поднялся. Судя по всему, очень хорошо преуспел.

Раньше всё было с точностью до наоборот – на Богдана смотрели, как на нежелательный элемент в радиусе километра от моего дома. Теперь я и Виталий стоим гораздо ниже на социальной ступеньке. Мы даже не хозяева в этом доме. И ещё больше я чувствую себя гостьей сейчас, когда от милости и прихоти Богдана зависит слишком многое.

– Улыбнись, малыш! – напоминает мне муж.

И я улыбаюсь. Приветливо и мило улыбаюсь. Но больше всего мне хочется закрыться в комнате, вцепиться зубами в подушку и выть от тоски.

У меня могло быть всё. У меня нет ничего…

«Нет. У меня есть сын, – поправляю себя. – Его у меня никто не отберёт!»

Глава 3. Марьяна

Голова начинает болеть почти сразу же. Давления вокруг меня слишком много. Все чего-то ждут от меня. Марина ждёт, что я опозорюсь и выставлю себя в дурном свете, чтобы потом отчитывать меня ядовитым голосом, растравливая оскорблениями. Муж ждёт, что я буду идеальной хозяйкой и женой на его ярмарке тщеславия.

– Хочу познакомиться с потенциальным инвестором поближе. Поэтому пригласил его на семейный ужин, – так объяснял мне муж.

Не помню, называл он мне фамилию инвестора или нет. Кажется, в тот момент я читала о противопоказаниях протезирования сердечного клапана у детей. Поэтому пропустила большую часть информации мимо ушей.

Теперь пожинаю плоды собственной невнимательности. Смогла бы я подготовиться к встрече с прошлым? Реагировала бы так же остро? Не знаю.

– Малыш, у тебя совсем нет аппетита! – ласково укоряет меня муж, накладывая ещё гору салата к тому, что уже выложен горой на моей тарелке. – Поешь хотя бы салат?

– Спасибо, милый, – выдавливаю из себя ласковые слова.

Кажется, Богдан в этот момент клеймит меня обжигающим взглядом.

– Иногда приятно возвращаться в знакомые места, будучи уверенной, что здесь ничего не изменилось! – сладко воркует Аня, не забывая сдабривать свои слова ядом. – У тебя, Марьяна, чудесная семья! Поздравляю. Мечты должны сбываться…

Анна отпивает вина и смотрит на меня поверх бокала. Едва ли не жмурится от удовольствия. Ей приятно осознавать, что сейчас она на волне, а я плетусь где-то позади. Аня поглядывает и на Марину сияющим взглядом. Наверняка помнит каждый недовольный взгляд и обидное слово, брошенное в её сторону Мариной.

Теперь Аня чувствует себя победительницей, смакует свой триумф. Я поглядываю на Богдана, гадая, о чём думает он сам. Волнует ли его хоть что-то, вспоминает о нас или нет? Обвожу взглядом его длинные пальцы. У Богдана красивые руки с синеватыми венами, но костяшки напрочь сбиты. Светло-золотистые волоски на смуглой коже. На правой руке чуть выше запястья лаконичная татуировка из двух чёрных полос – одна над другой. Вторая рука забита татуировками до самых плеч. Отгоняю видения прочь. Но воспоминания настойчиво лезут одно за другим.

Антон, знакомый Богдана, поддерживает беседу за столом. Он кажется довольно приятным собеседником. Возможно, только потому, что я его не знаю.

– Важный звонок, надо отойти! – извиняется Богдан и выходит.

С полминуты за столом держится тишина. Только изредка постукивают столовые приборы.

– Как ты, Марьяна? – интересуется Аня.

– Отлично. Семья, муж, работа… – отвечаю я.

– Ты работаешь? – изумляется Аня и наклоняется вперёд, демонстрируя глубокое декольте и увеличенную грудь. – Неужели всё так плохо? – интересуется она нарочито громким шёпотом.

– Хобби, – беспечно отзывается Виталий. – Марьяна боится сойти с ума от безделья, поэтому занимает своё время чем угодно…

Мы оба знаем, что он лжёт. Но признавать свою несостоятельность публично он не станет.

– Йога, пилатес, языковые курсы, – начинает загибать пальцы Аня. – Тренажёрный зал… Ммм, даже не знаю, куда я смогла бы впихнуть работу. Вероятно, не нашлось бы и свободной минутки!

– Как у вас обстоят дела? Семья уже полная? – спрашиваю я. – Есть дети?

– Нет. И пока не планируем! – резко отвечает Аня.

– Жаль. Дети – это чудо. Я души не чаю в своём сыне…

Лицо Ани странно перекашивается после моих слов о Максе. Словно я нечаянно умудрилась нажать на болевую точку.

– В чём дело? У вас сложности? – спрашиваю я, будто не поняла, что Ане неприятна эта тема.

Аня демонстративно тянется за бокалом с вином, не желая отвечать. Я замечаю тень недовольства и досады, вполне искренней.

– Не отчаивайтесь. Современная медицина творит чудеса. На крайний случай, можно прибегнуть к ЭКО, суррогатному материнству или усыновить ребёнка, – ровным голосом рассуждаю я. – И если уж зашёл разговор о детях, проверю, хорошо ли спит Макс.

– Поцелуй его за меня, – просит муж. – И возвращайся как можно скорее. Буду скучать.

Я улыбаюсь в ответ на слова мужа, поднимаюсь на второй этаж, жадно глотая воздух. Словно только сейчас обретаю возможность дышать полной грудью. Прислоняюсь к стене за углом, замирая без движения. Нужно двигаться дальше. Обнять сына, напитаться его спокойствием и безграничной любовью к нему. Глотнуть свежих и чистых эмоций, чтобы суметь выдержать испытание званым ужином.

Я тихо нажимаю на ручку и толкаю ладонью дверь. Замечаю тёмный силуэт, склонившийся над кроватью Макса. В комнате включён ночник, но видно немногое. Я узнаю мужчину.

– Богдан?

Всё-таки это произошло. Теперь спрятать правду о Максе не удастся. Придётся поговорить с Богданом. Но я не представляла, что наш разговор повернётся в сторону угроз отобрать моего сына.

Я во многое не могла поверить. Но теперь приходится. Реальность безжалостно давит со всех сторон. Не знаю, как я смогла выдержать ужин. Вернулась за стол и действовала на автомате, отключив все до единой эмоции.

Льну к мужу, в поисках, если не поддержки, то хотя бы человеческого тепла. Но пальцы стынут от холода – я словно покрыта коркой инея изнутри и снаружи. Надо поговорить с Виталием. Не знаю, как сказать ему правду.

Глава 4. Марьяна

Виталий не знал о Богдане, даже не догадывался о нём. Когда я вышла замуж за Виталия, срок беременности был совсем небольшим. Это был мой единственный шанс сохранить ребёнка. Беременность замужней девушки не стала бы значительным событием. Так и произошло.

Когда Макс ещё не родился, я часто гадала – на кого он будет похож. На меня или на Богдана? Оказалось, что правильным был второй вариант. И, помню, первой мыслью было – хорошо, что Виталий тоже русоволосый и светлоглазый. В глазах родственников Макс пошёл в отца цветом волос и глаз, а черты лица – смешанные, не разберёшь, на кого похож.

Но я знала правду. Макс получился похожим на Богдана. И это стало моей отрадой и проклятием одновременно. Любимый сын и живое напоминание о мужчине, который был для меня словно глоток свежего воздуха.

Богдан был для меня всем – вкусом запретной свободы, отчаянной надеждой вырваться из-под гнёта родительской тирании, сумасшедшей первой любовью, особенным мужчиной – ведь первый раз бывает лишь однажды…

Богдан стал для меня всем. Мы встречались тайком. Он сначала шутя предлагал мне сбежать. Потом, поняв, что меня держат в ежовых рукавицах, заявил, что дальше так продолжаться не может.

Мы выбрали день и час моего побега. Договорились встретиться. Аня прикрыла бы меня перед родственниками и Мариной. Побега не произошло. Меня перехватили и поместили в закрытую лечебницу на неделю, чтобы я остыла и перестала брыкаться. Богдан уехал, не дождавшись меня. Уехал с Аней – с той самой девушкйо, которая и сдала мой план побега Марине.

Марина замяла скандал, оборвала все его ростки и не позволила ни одному слуху просочиться дальше стен нашего дома. Ещё бы! На кону стояла моя женитьба с Виталием, по договорённости сторон. Состоятельные девочки должны выходить замуж за золотых мальчиков, подающих большие надежды.

И хоть ни мою семью, ни семью Виталия нельзя было назвать очень богатыми, скорее, мы были средним классом, но Виталий был намного предпочтительнее Богдана – дерзкого парня на байке, с кучей приводов в участок и множеством безумных идей в голове.

После неудавшегося побегу я позвонила Богдану лишь однажды. Тайком, опасаясь быть пойманной и трясясь от страха. Но в ответ услышала его короткий и безжалостный приказ: «Не звони мне!»

Потом был ответный звонок от него – пьяный, с россыпью грязных обвинений в корыстности… Я перестала надеяться на помощь принца верхом на дерзком байке и смирилась с реальностью, в которой мне давно была уготована роль примерной жены.

В честолюбивых мечтах капиталы моей семьи и семьи Виталия объединялись, давая пропуск в мир богатых и избранных. Поначалу всё шло по плану. Новый гостиничный бизнес пошёл в гору. Но потом Виталий решил, что пора перейти на следующую ступень и размахнулся на строительство двух крупных отелей премиум-класса. Его грандиозный проект выжимал все финансы из семьи. Мы погрязли в долгах и кредитах. Потом оказалось, что дело всей жизни Виталия не выгорело. Мало того, что бизнес показал себя нерентабельным, так потом ещё и оказалось, что из-за крайне сжатых сроков здания строили с нарушениями техники безопасности.

Один из роскошных отелей сейчас пустует, рискуя свалиться, как карточный домик, в любой момент. Там опасно находиться – территория ограждена. Величественный и безумно дорогой отель «Victoria» стал живым призраком и символом поражения всех честолюбивых планов Виталия.

И самое печальное, что муж не желал признавать своих ошибок. Продолжал жить на широкую ногу, закатывать дорогие ужины и обеды для партнёров, швырялся дорогостоящими презентами, выкачивая те немногие финансы, что остались. Банк даже отобрал наш дом и пришлось вернуться жить в клетку – так я называла дом Марины…

Я кручу эти мысли в голове и никак не могу выбраться из гибельной воронки. С облегчением вздыхаю, когда гости собираются уходить. Напоследок Аня неловко задевает бутылку чилийского красного сухого вина. Оно разливается на белоснежной скатерти и стекает на светлый ковёр.

– Простите. Я такая неловкая…

– Не стоит беспокойства, – успокаивает Марина. – Прислуга всё уберёт.

Мне становится смешно. Единственная прислуга в доме – это я. Через минуту после ухода гостей мне предстоит снять роскошное платье, чтобы прибрать со стола под понукающим взором Марины.

Я с нетерпением дожидаюсь, пока красные огоньки задних фар автомобилей скроются за воротами дома.

– Марьяна! – сразу же шипит Марина. – Нужно срочно устранить винные пятна!

Часть меня внутри сжимается от строгого командного тона, но другая часть обозлённо встаёт на дыбы. Я устала жить по чужим правилам. Скоро всё полетит в тартарары и винное пятно на ковре будет самой меньшей из моих проблем. Поэтому я молча беру из бара бутылку каберне и бокал для себя.

– Уберись немедленно! – Марина догоняет меня и цепляет за локоть сухими пальцами.

– Завтра вызову клининговую компанию! – отцепляю пальцы от своего локтя.

– Это нам не по карману! – возражает старая стерва.

– Напротив. Виталий уверен, что скоро мне даже не придётся работать! – сладким голосом отвечаю я. – Сделка у нас в кармане!

Я огибаю застывшую Марину по большой дуге.

– Поставь вино! Не будь, как твоя мать-алкоголичка!

– Надо же! Теперь она ещё и алкоголичка. Раньше была просто распутной девкой! – усмехаюсь я.

– Мерзавка! – клокочет Марина. – Я потратила на тебя всю свою жизнь! Сколько сил я в тебя вложила? И для чего все это? Чтобы из тебя вышла такая же гуляющая и распутная дрянь, как из твоей матери? Чтобы ты сжила меня со свету, как она сжила моего сына?

Марина идёт за мной по пятам и брызжет ядом. Я резко разворачиваюсь. Она едва не налетает на меня коршуном. Успеваю выставить ладонь и отпихнуть её в плечо. Уверена, что позднее Марина начнёт обвинять меня в рукоприкладстве.

– Что ты себе позволяешь?

– Мне не пятнадцать, Марина. И ты кое-что забыла. Где ремень твоего сына? Или руки уже не такие сильные, чтобы бить? Так вот… – приближаю своё лицо к её, чувствуя запах пудры и приторного парфюма. – Этого больше не произойдёт. Никогда.

Марина отшатывается. Не ожидала такого.

– Ты… ты ещё пожалеешь о своих словах, – добавляет она, впрочем, уже не таким уверенным тоном, отходит и бросает издалека. – На коленях приползёшь умолять о прощении и руки мне целовать будешь!

Я скрываюсь за дверью спальни. Со стуком ставлю бутылку вина и бокал на комод. Спускаю платье по плечам, позволяя ему осесть лужицей алой краски на пол. Потом беру бутылку вина в руки и смеюсь. У меня нет штопора. Смех звучит громко, но в нём появляются истеричные нотки. На пороге спальни появляется муж. Видит бутылку вина в моих руках и истолковывает её по-другому.

– Малыш, я тоже считаю, что это надо отметить!

– Я забыла штопор!

– Сейчас принесу! – муж выходит быстрее, чем я успеваю его остановить.

Виталий возвращается со штопором и бокалом для себя. Он лоснится от удовольствия и напоминает упитанного кота.

«Тебе нравится лежать в постели с этим боровом?» – вспоминаю слова Богдана.

Виталий немного погрузнел за последние три года и поплыл в талии. Не могу назвать его толстым. Но сравнение с Богданом не идёт на пользу моему мужу.

– Уверен, что уже завтра мы подпишем бумаги… – брызжет весельем Виталий. Касается моего бокала своим. – За успех!

Едва отпив, муж снова начинает говорить. Переживает каждый момент вечера, смакует собственные шутки и посмеивается так, словно произносит их впервые. Он либо слеп, либо отчаянно верит, что всё получится. Виталий не замечает очевидного – Чернов не собирался давать деньги просто так.

Внезапно я понимаю, что весь ужин – это фарс. Лишь средство, чтобы Богдан мог воочию убедиться: Макс – его сын. И теперь, получив подтверждение, он не остановится ни перед чем, чтобы заполучить его.

А муж… Муж убеждён, что снова поднимется с колен и гроза банкротства минует его стороной. Внезапно накрываю губы Виталия пальцами.

– Да, ты права. Хватит болтать.

Муж отставляет свой бокал и отбирает мой, притягивает к себе.

– Ты очень красивая в этом белье, – шепчет он, сминая талию, спускается ладонями ниже.

Внутри поднимается волна протеста.

– Постой… – выворачиваюсь из его объятий, отходя на значительное расстояние. – Ты должен кое-что знать о Максе.

Виталий подливает себе ещё вина.

– Ты обеспокоена чем-то. Шумы в сердце Макса, да? Что нам сказал врач? С его заболеванием это в пределах нормы! Нет поводов для беспокойства!

– Врач сказал, что время ещё есть. Но не стоит не тянуть до последнего и позаботиться о протезировании сердечного клапана. Чем раньше, тем лучше. Так я буду уверена, что со здоровьем сынишки всё в порядке.

Муж кивает.

– Да, я знаю. Но что ты будешь делать сейчас? Глубокой ночью? Ты ничего не сможешь поделать. Нужно дождаться очереди на операцию.

Я плотно смыкаю губы, чтобы не закричать. Пренебрежение Виталия к здоровью Максу накатывается на меня отрезвляющей волной. Желание откровенничать с мужем пропадает.

– Да. Конечно. Только очереди очень длинные. Я рассматриваю варианты платной операции. В Израиле очень хорошие клиники.

– Мы можем себе это позволить? – хмурится Виталий.

– Разумеется! Я уже собрала половину стоимости на операцию. И потом, сделка же у тебя в кармане! – восторженно отвечаю я.

В моих словах слышится слишком много яда. Даже Виталий это понимает.

– Кажется, не только Марина сегодня не в настроении, да? – муж целует меня в щёку. – А я взбудоражен будущим успехом и не смогу уснуть. Пожалуй, отправлюсь в бар.

Виталий натягивает пиджак и оставляет меня одну. Тишина скручивается кольцом. Я отставляю бокал с вином в сторону – так и не пригубила, пропало желание. Отправляюсь в детскую Макса и долго смотрю на спящего сына – единственного, по-настоящему дорогого человека.

Муж возвращается под утро. От него сильно пахнет дорогой выпивкой и дымом сигарет, но сквозь этот чад пробивается сладковатый запах женских духов.

Утро приносит ещё одну порцию едкого разочарования – я нахожу смазанный, едва заметный след чужой помады на рубашке мужа. Становится обидно. Не стану врать себе – я не люблю Виталия и никогда не любила, но я была верной женой, несмотря на трудности… А он похаживает налево.

Но день становится разочарованием не только для меня. Богдан Чернов не говорит мужу «да», но и не отказывает. Просит ещё немного времени взвесить риски.

– Чернов хочет всё взвесить и обсудить ещё раз. Он пригласил нас в ресторан, – сообщает муж.

Виталий не унывает, продолжая верить в то, что Богдан захочет вложиться в его бизнес. Я же понимаю совершенно другое – Богдан даёт мне время. Отсрочку, чтобы я подготовила сына к правде.

Чернов любезно предоставляет мне фору. Сколько? День? Два… Пять?

Глава 5. Богдан

– Чудесный вечер. Спасибо, Антон, до встречи! – улыбается Аня, прощаясь с Антоном.

Жена делает шаг в сторону дома. Но не услышав эха моих шагов, изумлённо оборачивается.

– Богдан?

– Иди, – киваю ей. – Мне нужно с Тохой перетереть ещё пару тем. Наедине.

Аня порывается возразить.

– Иди, – говорю с нажимом, отсылая жену прочь.

– Ты вернёшься сегодня?

– Возможно, только под утро, – пожимаю плечами. – Не забивай голову, иди спать.

– Да, конечно! – соглашается Аня, но идёт в сторону, противоположную от дома.

Целует меня в щеку, обдавая знойным ароматом парфюма. Упругая грудь прижимается к моей. Аня прижимается всем телом, намекая на продолжение. Она раскованная и умелая в сексе. Я не был её первым мужчиной, готов поспорить, что не был и вторым. Но сегодня у меня просто нет желания кувыркаться с кем-то в постели. Есть только одно желание – вытравить из себя дурман памяти и жажду по другим прикосновениям. Марь-Яна.

– Мне пора. Тоха ждёт… – отстраняю от себя Аню.

Она обижена, но старается держать лицо и не подавать виду.

– Желаю вам хорошо посидеть! – улыбается она.

Поворачивается и демонстрирует фигуру, доведённую до совершенства. Жена… Это в самом начале она была просто Анька-давалка. Она была готова сигануть с пропасти вниз, если бы я щёлкнул пальцами, пообещав, что мы обязательно взлетим. С ней было не в напряг. Поначалу просто тусовался, не заботился о сохранении верности. Думал, что однажды ей это наскучит. Но Анька никуда не уходила.

Неужели она меня любит? Прошло шесть лет, а она до сих пор рядом. Не могу сказать, что Анька верила в меня и поддерживала в трудные минуты. Но всегда была готова прогнуться, чтобы я мог снять злое и тугое напряжение. Ждала меня с очередных поездок и попыток пробиться в этой жизни.

Как-то однажды она позвонила и заикнулась о детях, мол, мы уже больше года вместе, а что, если однажды у нас появятся дети? Я не рассматривал её даже в качестве жены, тем более не ждал, что Аня станет хорошей матерью. Тогда это было ни к чему, о чём я и заявил прямо. Анька сказала, что её слова были сказаны на будущее. Я посоветовал ей выкинуть мусор из головы и не пропускать приём гормональных препаратов. Любая другая оскорбилась бы пренебрежительным тоном. Но Анька смолчала, встретила меня после поездки.

Я её не любил. Она была для меня очень удобной и необременительной – только и всего. Я женился на ней только потому, что в одной из программ финансирования старт-апов отдавалось предпочтение семейным кандидатам.

Финансирование мне не досталось, но немногим позднее в мои идеи захотел вложиться Антон. Шансы были пятьдесят на пятьдесят, но он рискнул и не прогорел. Мы стали не просто бизнес-партнёрами, но подружились. Разводиться с Анькой я не стал. Она оставалась для меня всё тем же удобным аксессуаром в жизни, умелой любовницей в постели и женой по паспорту.

– Буду ждать! – улыбается Аня напоследок.

Наверное, она идеальная жена по стандартным меркам. Но сейчас я остро чувствую, что она просто хорошая актриса. Её многое не устраивает, но она надевает маску радушия и терпит – потому что лодка нашего брака в последнее время стала золотой.

– Поехали? – предлагает Антон.

– Да. В паб. Бухать…

– Утром будешь жалеть, – предупреждает Антон. – Ты не умеешь пить, с похмелья напоминаешь мертвеца.

– Знаю, – говорю без улыбки. Тоха прав – я не умею пить. Наутро голова будет раскалываться и звенеть, как колокол. – Но ты будешь со мной.

– Притормози, – усмехается Антон, хлопая по плечу. – Я за рулём и не смогу составить тебе компанию.

– Сможешь. Обратно поедем на такси, – возражаю я.

Вижу по лицу друга, что его подмывает спросить меня о чём-то. Но Антон пока молчит и выжидает удобного момента. Впрочем, его терпения не хватает надолго. Едва мы успели смочить горло выпивкой, как друг ставит локти на стол и спрашивает, глядя мне в глаза:

– Что у тебя с той красоткой?

– С какой? – опрокидываю ещё одну стопку, делая вид, что не понимаю, о ком говорит Антон.

Спиртное прокладывает обжигающую дорожку. На мгновение становится легче. Но потом опять начинает зудеть. Так же, как раньше. Этот зуд не унять. Его удалось немного приглушить, когда я прижал Марьяну к стене. Но потом опять нахлынуло.

Зуд. Жажда. Потребность. Злость…

Не знаю, чего больше в этом коктейле. Есть всё, кроме равнодушия. Но сегодня к этому отравляющему пойлу добавилась жгучая порция ненависти. Потому что Марьяна скрыла от меня рождение ребёнка. Держала рождение моего сына в тайне и даже посмела выдавать его за сына тупого жирдяя, своего муженька.

– Не прикидывайся ослом. Что тебя связывает с Марьяной?

– А-а-а-а… – отвечаю как можно равнодушнее. – Бывшая подруга. В прошлом зависали вместе.

– В прошлом? Уверен? – смеётся Тоха. – По тебе не скажешь, что это было давно. Вы пропали оба. Потом вернулись, жёнушка Балашова была такой потерянной и слегка потрёпанной. Вспомнил прошлые развлечения?

– Нет! – резко отвечаю.

– Но хотелось, – возражает друг. – Не дала, что ли?

– Заткнись. Не твоё дело.

– Значит, не дала-а-а-а… – тянет Антон, разминает кулаки и потом внезапно спрашивает. – Ты подкатывать к ней будешь или как?

– Тебе зачем? – удивляюсь я, пальцы сами крепче стискиваются вокруг бокала со спиртным.

– Кажется, она горячая штучка, – подмигивает Антон. – Можно и подкатить.

– Она замужем, если ты не заметил, – отвечаю неожиданно резко и со злостью.

– Я в курсе, что она замужем. Когда это останавливало? – Антон смеряет меня смеющимся взглядом. – Ты тоже женат, но регулярно ходишь налево. Что мешает Марьяне сделать то же самое? Муж у неё – явный лох.

Отмахиваюсь от Антона. Но он продолжает трепать языком.

– Ей с ним скучно. Ни одна его натяжная шутка не заставила её искренне улыбнуться! Уверен, их супружеская жизнь в спальне скучная настолько, что она разглядывает обои…

Я резко встаю, выходя на свежий воздух. Мне неприятно представлять Марьяну рядом с Виталием в одной постели. Даже думать о ней в чужих объятиях оказывается невероятно тяжело. Внутри сразу полыхает злостью. Я же знал, что она должна была выйти замуж за этого пай-мальчика. Почему именно сейчас я настолько сильно злюсь? Из-за сына? Из-за того, что Марьяна посмела у меня украсть право на семью?

– Стоило мне заговорить о Марьяне и её муже, как ты вскочил и сразу ушёл. Видимо, бывшая подруга для тебя не такая уж бывшая, да? – комментирует Антон, появляясь рядом. Опирается плечом о стену и смотрит на меня, посмеиваясь. – Всё-таки ты хочешь эту красотку? Для себя?

– Нет. Не хочу. Я её ненавижу, – выдыхаю эти слова, искренне веря, что так и есть.

Глава 6. Марьяна

– Я не пойду в ресторан!

– Какая муха тебя укусила? Это всего лишь ужин! – спрашивает Виталием.

– Это не просто ужин. Это ужин, на котором обязана присутствовать я. Зачем? Чтобы ты похвастался мной, как красивой побрякушкой? – спрашиваю я, загружая посудомойку.

Муж подходит сзади и проводит ладонями по моим плечам.

– Семья – это всегда двое. Ты – жена видного бизнесмена. Выходить вместе с ним в свет – это твоя прямая обязанность.

Я устало вытираю пот со лба. Переубедить Виталю не получается. Я прекрасно знаю, что за этим стоит не его желание, а желание Богдана.

– Аня тоже будет на ужине?

– Разумеется! Ты так сильно нервничаешь из-за присутствия двоюродной сестры? Кажется, в прошлом между вами пробежала чёрная кошка.

– Это просто моя сестра. Раньше она считалась моей подругой, но потом мы сильно поссорились. Я не видела её несколько лет. И не хотела бы видеть.

– Увы, но придётся её потерпеть. Судя по тому, как она смотрит на тебя, вы крупно поцапались. Но всё это мелочи, малыш. Мы справимся… – убеждает меня муж.

– Когда ужин?

– На этой неделе. Чернов обещал позвонить и сообщить точное время и место, – муж обнимает меня, смыкая ладони под грудью. – Сладкая моя, ты так вкусно пахнешь!

– Это пахну не я, а булочки с корицей! – выворачиваюсь из объятий мужа.

Он задумчиво смотрит на меня.

– В чём дело? Ты сторонишься меня.

– Да! – отвечаю я. – Сторонюсь. Сказать, почему? Или сам ответишь?

– Понятия не имею, – качает головой муж и смотрит мне прямо в глаза. Пухлые, почти девичьи губы раздвигаются в лёгкой улыбке. – Малыш, ты подозреваешь меня в измене? Ревнуешь?

– Не подозреваю. Знаю. Вчера от тебя несло чужими духами, а на твоей рубашке была помада.

Смотрю за реакцией мужа. Он не смущается.

– Тебе показалось, милая. Я был в баре. Там накурено, рядом сидела надушившаяся блондинка…

– Ах, она блондинка! – смеюсь. – Что ещё?

– Малыш, я с тобой. Не накручивай себя. Тебе просто показалось… Больше ничего. И это не помада, а след от вина.

– Хорошо. Пусть будет по-твоему – след от вина, прокуренный бар! Только моя паранойя остаётся при мне, окей?

Включаю посудомойку и выхожу из кухни. Не могу дышать с мужем одним воздухом на двоих и не уверена, что смогу разговаривать, не переходя на повышенные тона.

– Постой! Что ты хочешь этим сказать?

– С этого дня я сплю отдельно.

Виталий догоняет меня и дёргает на себя.

– Это перебор, дорогая. Ты будешь спать со мной! Как жена!

– Отпусти!

Хватка пальцев на моём запястье усиливается. Муж толкает меня к стене и нависает надо мной.

– Ты – моя жена. Запомни. Сегодня я хочу видеть тебя в постели. В красивом белье. Хочу, чтобы была готова к встрече с любимым мужем!

– Об этом ты будешь просить любовниц. Мне надоело притворяться и делать вид, что я слепая. Я не слепая!

Супруг хлопает меня по щеке ладонью. Не сильно. Это не больно, больше обидно. Марина в детстве колотила меня гораздо сильнее. Но то было просто рукоприкладство, а пощёчина от мужа – это оскорбление. Щека горит.

– Извини. Вспылил. Похоже, я вчера перепил, голова раскалывается. Не соображаю, что несу… – муж тянется ко мне. – Больно? Дай посмотреть!

Я отшатываюсь от мужа.

– Посмотреть, достаточно ли сильно ударил? – шепчу я. – Будешь силой вынуждать меня к близости? Я не хочу тебя!

Выражение лица Витали стремительно меняется. Он крупный и сильный мужчина, со мной он всегда был мягок и осторожен. Но сейчас муж рвётся мне навстречу. Я вижу только его глаза, с застывшей обвиняющей злобой.

– Я пытался быть мягким, но ты вывела меня из себя! – рычит он.

Муж перехватывает за запястья и толкает к стене. Больно ударяюсь затылком, клацнув зубами по языку. Виталий разворачивает меня, пятернёй впивается в волосы. Муж с размаху прикладывает меня лицом в стену. Сдавленно шиплю, пытаясь оттолкнуть его локтём. Мне не хочется быть использованной так. Я не понимаю, как моя жизнь могла превратиться в кошмар, где муж поднимает на меня руку и пытается взять меня силой. Виталий тяжело дышит мне в затылок, вжимая в своё тело. Меня спасает звонок телефон. Резкий и громкий. Муж замирает на месте.

– Ответь, – хриплю я. – Вдруг, это твой инвестор?

Супруг матерится под нос и отходит, на ходу одёргивая одежду.

– Да? Добрый день, Богдан! Нет, не побеспокоил.

Меня сотрясает нервной дрожью. Я обессиленно сползаю по стене вниз. Правая половина лица кажется опухшей. Я едва притрагиваюсь к ней пальцами – кожа горит от малейшего прикосновения.

– Всё в силе. Разумеется…

Слушаю уверенный, радушный голос мужа и его шаги по просторной кухне. Мне нужно подняться и скрыться от всего. Но сил у меня нет. Короткая схватка лишила меня сил. Я словно в трансе. Не ожидала увидеть лицо зверя вместо знакомого лица мужа.

Его руки. Кажется, они повсюду… Меня начинает подташнивать.

– До встречи.

Муж бросает телефон на стол. Я вздрагиваю от этого звука.

Хлопок дверцы холодильника. Шаги мужа. Он останавливается около меня. Его тень накрывает меня, как солнечное затмение. Мне страшно посмотреть в его лицо.

– Держи! – Виталий протягивает мне пакет со льдом. – Приложи к щеке. Опухоль сойдёт. Ты должна быть в форме. Ужин через два дня.

Глава 7. Марьяна

– Что с тобой? Ты совсем ничего не ешь.

Коллега по работе охотно уминает салат, а я в это время размазываю пюре по тарелке. Со вздохом отодвигаю её в сторону.

– Нет аппетита.

Я тру ноющие виски. Голова словно раскалывается на части. Достаю обезболивающее из сумочки и запиваю водой. Скоро должно подействовать.

– Дома всё в порядке? – взгляд Любы обеспокоенно скользит по моему лицу, задерживаясь на правой стороне.

Как бы я ни прикладывала лёд, всё равно заработала припухлость и небольшой синяк. Припухлость я скрыла локонами, спадающими на лицо, а синяк замаскировала под плотным слоем консилера, тонального крема и пудры.

Вчера муж ушёл, не став завершать начатое. Вечером он взял меня под локоть и повёл в спальню. Паника начала колотиться в горле. Но Виталий всего лишь достал из верхнего ящика комода бархатную коробочку и раскрыл её галантным жестом. Там лежал золотой браслет.

– Это тебе. Извини, я сорвался, – супруг прочистил горло. – Думаю, ты была права. Нам, действительно, лучше переночевать пару-тройку дней отдельно. Чтобы соскучиться.

Браслет был изящный и лёгкий, но сразу понятно, что он не из дешёвых украшений. Я не стала говорить мужу, что не стоит сейчас разбрасываться остатками сбережений. Поблагодарила его и с радостью постелила себе в одной из гостевых спален.

После вопроса Любы я бездумно прокручиваю браслет на запястье.

– Марьян?

Я выныриваю из событий вчерашнего дня, улыбаюсь, заверяя подругу:

– Да, хорошо.

Люба перегибается через стол, говоря шёпотом:

– После таких «хорошо» увеличивается только количество синяков и косметики на лице.

Я слабо улыбаюсь в ответ, заверяя Любу, что она ошибается. Пожалуй, Люба – единственная, кого я с натяжкой могу назвать подругой.

После предательства Ани я разуверилась в женской дружбе и предпочла быть в одиночестве. Переваривала и копила всё в себе. Но с Любой я сблизилась после того, как случайно пересеклась в клинике. Оказывается, у дочери Любы, как и у моего Макса, были проблемы с сердцем. Наши дети наблюдаются у одного кардиолога.

– Так что с лицом, Марьян? – подруга впивается острым взглядом в лицо. – Я беспокоюсь. Ты всегда тихая, но в последние пару дней – особенно. Ещё и синяки начала прятать. Совсем всё плохо, да?

– Нет. Терпимо. Я сама виновата.

«Сама виновата» – говорю это автоматически. Иногда мне кажется, что Марине удалось вколотить эти слова в меня ещё с детства. Чтобы ни происходило, я думаю именно так – виновата сама.

Я пытаюсь быть сильной, учусь держать удары, даже пытаюсь отстаивать себя, но потом тихим шёпотом в моей голове раздаются эти три слова.

Ты сама виновата…

Крохотные оплошности превращаются в веские обвинения.

– Прекрати! Ты не виновата! – убеждает меня Люба. – Мужчина, поднимающий руку на женщину, автоматически перестаёт считаться мужиком!

Я слушаю жаркую речь Любы. Но подруга мало что знает о моей настоящей жизни. Ей сверху видна только водная гладь, а я знаю о десятках опасных подводных камней.

Звук вибрации привлекает моё внимание. Приходит сообщение с незнакомого номера. Я открываю его. Фотография платья. У него наглухо закрыта шея и нет декольте, но полностью открытая спина. Я знаю эту модель.

«Наденешь на ужин это платье…»

Я вздрагиваю. Богдан? Телефон снова оживает.

«Заканчивай с обедом. Ты всё равно ничего не ешь. Жду тебя на первом этаже. У фонтана…»

Я сжимаю телефон, разрываясь на части от неопределённости: сказать Богдану, чтобы проваливал на все четыре стороны, или проигнорировать его?

Следующее сообщение состоит всего из одного слова. Но оно заставляет меня подняться и спешно расплатиться за обед.

«Макс…»

* * *

Богдан ждёт меня у фонтана. Я обвожу взглядом широкий разворот его плеч, обтянутых серой футболкой. Глаза спрятаны за зеркальными солнцезащитными очками. Образ дополняют рваные джинсы, низко сидящие на бёдрах. Сейчас Богдан почти не похож на состоятельного бизнесмена и напоминает парня из прошлого. Я влюбилась в него без памяти, а он растоптал моё сердце.

– Привет. Что ты хотел от меня?

– Я отправил тебе фото платья. Хочу, чтобы на ужин ты надела именно его, – снимает очки и наклоняет голову, откровенно разглядывая меня.

– Может быть, я хочу надеть другое платье?

– Ты ещё не поняла, принцесса, что твои желания не учитываются? – Богдан хватает куртку с лавки и кивает головой в сторону выхода. – Я куплю тебе это платье. По дороге расскажешь мне о сыне.

Я стискиваю пальцы на ремешке своей сумочки.

– Обеденный перерыв заканчивается. Мне нужно вернуться к работе.

– К работе или к хобби? По словам Ани, твой муж заявил, что это просто хобби. Занятие для того, чтобы убить скуку.

Богдан нарочно насмехается надо мной и бьёт прицельно. В центр мишени.

– Ладно, не смотри на меня так. Мне плевать на твою работу, на твоё хобби и на твою жизнь! Но на сегодня ты свободна. Увалов в курсе.

Я бросаю на него вопросительный взгляд.

– Позвонил твоему директору, – объясняет Богдан, стискивая пальцы на моём локте. – Я с ним на короткой ноге.

Ясно. У бизнесмена Чернова куча связей и способов, чтобы без труда взять желаемое. Мне остаётся только передвигать ноги в заданном им темпе. Не хочу прижиматься к нему, но это происходит непроизвольно.

Когда Богдан распахивает передо мной дверь, я оказываюсь прижата спиной к его груди. Чувствую напряжённое тело. Его подбородок касается моих волос. Я вновь начинаю тонуть в его дурманящем запахе. Коротко и обречённо вздыхаю, пытаясь совладать с внезапной дрожью.

– Принцесса, – шепчет он с издевательской ухмылкой в голосе. – Не растекайся у центрального входа. Здесь полно людей. Но ты всегда можешь растечься на заднем сиденье моей машины…

Глава 8. Марьяна

Я поворачиваюсь и смотрю Богдану прямо в лицо.

– Зачем ты это делаешь?

Ловлю острый взгляд и пытаюсь распутать клубок его эмоций. Богдан взбудоражен – это единственное, что я определяю безошибочно. Остальное для меня находится за семью печатями. Сейчас Богдан для меня – это закрытая книга, которую к тому же опасно пытаться прочесть.

– Не стой на проходе, детка! – собирается с мыслями Богдан и подталкивает меня в спину.

– Не называй меня так.

– Я буду называть тебя так, как захочу.

Богдан крепче хватает меня под локоть, подводя к машине. Усмехаюсь. Чёрный английский внедорожник. Один из самых дорогих. Когда-то Виталий мечтал о таком. Мечты сбываются. С маленькой поправкой – иногда твои мечты сбываются у кого-то другого.

Я сажусь рядом с водителем. В салоне повисает густая тишина. Богдан держит руки на руле. Машина заведена, но не трогается с места. Мысли беспокойно мечутся, как испуганные мотыльки. Я думаю обо всём – о сыне, о прошлом, о разбитой семейной жизни. Поправляю волосы с правой стороны, тщательно пряча синяк.

– Зачем ты это делаешь? – повторяю свой вопрос.

– Хочу видеть на тебе красивое платье, – Богдан разглядывает меня, усмехаясь. – Разве неясно?

– Нет. Я не о том. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Ты на самом деле хочешь отобрать у меня сына?

Чернов смыкает челюсти. На скулах двигаются желваки.

– Пока я уверен лишь в том, что хочу увидеть его. Пообщаться с ним. Сделать тест-ДНК.

– И что потом?

– За прошедшие годы я научился только одному – мечтать на широкую ногу. Но планировать всего лишь на пару дней вперёд. Потому что иногда даже самые надёжные планы срываются… – туманно отвечает Богдан.

– Тебе нравится наблюдать, как я барахтаюсь от беспомощности в ожидании твоего вердикта? – задаю главный вопрос.

Давление на грудь немного уменьшается. Рядом с Богданом тяжело находиться. Но именно в эти моменты у меня прорезается голос. Он как будто приоткрывает завесу и показывает мне себя настоящую – без шелухи и навязанных норм.

– Поехали покупать платье! – игнорирует мой вопрос Богдан.

Богдан сосредотачивается на дороге. Его манера водить всё такая же резкая и немного опасная. Он любитель гонять на предельных скоростях.

В модном бутике Богдан просит дать мне примерить именно то самое платье, которое он отправил мне. Потом удовлетворённо разглядывает меня.

– Да. Я не ошибся. Оно смотрится на тебе великолепно…

Богдан проводит пальцами по спине, пробегаясь пальцами по позвонкам.

– Что дальше? – спрашиваю я, игнорируя трепет.

– Бельё, – бросает Чернов, отходя от меня.

– Бельё? – эхом повторяю я. – Ты выбираешь мне платье на ужин или бельё на ночь?

– И то, и другое. Ещё не поняла? – спрашивает он, повернувшись ко мне спиной.

– Как же твоя жена?

– Ты будешь единственным украшением ужина, Марьяна.

Бельё он тоже выбирает по своему вкусу. Строгие линии. Чёрный цвет. Ничего лишнего. Богдан расплачивается за покупки и подхватывает меня под локоть. Ведёт в ресторан, расположенный в том же торговом центре, но этажом ниже.

Я сижу, сложив руки на столе, пока он делает заказ. Выбирает сам. Даже не предлагает выбрать что-то. Похоже, мне в планах Чернова отведена роль послушной куклы. На глазах закипают горячие слёзы, грозясь сорваться вниз. Я опускаю взгляд, складывая из салфетки оригами.

Внезапно щеки касается ладонь Богдана. Он проводит пальцами по скуле, приподнимает моё лицо. Трогает волосы. И прежде, чем я успеваю отвести лицо в сторону, он отодвигает прядь волос, желая заправить за ухо. Его рука застывает в воздухе, так и не закончив движение.

– Что это?

Подушечки пальцев невесомо поглаживают припухшую сторону щеки. Взгляд Богдана темнеет, в нём плотными кольцами закручивается холодная ярость.

– Этот урод бьёт тебя?

Глава 9. Марьяна

Я отодвигаюсь, снова закрываю волосами лицо.

– Какое тебе дело?

– Бьёт или нет? – Богдан напряжён. Пальцы стиснуты в кулаки.

– Даже если и бьёт, то что? Тебе плевать.

Чтобы занять пальцы, тянусь к высокому стакану с водой. Перекатываю его между ладонями и отпиваю совсем немного.

– Золотой брак оказался не таким уж золотым? – цедит сквозь зубы Богдан.

– Скорее, он оказался клеткой. Позолоченной, – добавляю неожиданно для себя. – И вся позолота уже давно слезла…

– Я вижу.

Богдан медленно отодвигается на спинку дивана. Официант расставляет тарелки на столе. Спрашивает у Богдана, будем ли мы заказать что-нибудь ещё. Но Богдан не слышит его. Смотрит прямо мне в лицо, но словно сквозь меня.

– Нет, спасибо. Мы позовём вас, если понадобится что-нибудь ещё, – отправляю официанта прочь.

– Часто?

Не понимаю смысл вопроса Богдана, уточняю, что он имел в виду.

– Часто муж бьёт тебя? – спрашивает он.

– Можешь мне не верить, но это впервые.

Богдан кивает, насмешливо бросая:

– Ну, конечно. Ещё скажи, что с лестницы неудачно спустилась.

– Нет. Не скажу. Но Виталий на самом деле поднял на меня руку впервые. Знаешь, почему? Потому что я не отказывалась идти на тот самый ужин, где ты пожелал видеть меня. Я наивно полагала, что от решения моего мужа что-то зависит, думала, что если откажу – он прислушается, – показываю на лицо. – Как видишь, не прислушался. Вышел из себя. Впервые за шесть лет брака его оптимизм и вера в собственные силы дали трещину.

Перевожу дыхание, перекладывая с места на место столовые приборы.

– Поешь, – говорит Богдан. – На тебе лица нет. Хоть и накрасилась ярко.

Начинаю перебирать вилкой салат с морепродуктами. Выбираю вилкой зелень, но аппетита нет. Трудно быть в хорошем настроении и не думать о чём-нибудь другом, кроме угрозы лишиться сына, семьи… Лишиться всего.

Сейчас под насмешливым взглядом Богдана я начинаю думать о кощунственных вещах – о том, что моя семья – и так лишь фикция, ширма, за которой я спрятала ребёнка. Марина бы непременно избавилась от внебрачного ребёнка. Всё ради него, ради Макса.

Но сейчас надо мной нависает угроза лишиться сына. И если Богдан отберёт Максима, останется ли что-то ценное и по-настоящему дорогое для меня?

– Значит, Виталий очень хочет получить финансирование, если начал колотить любимую жёнушку… – растягивает слова Богдан. – Занятно. Я начинаю думать о том, что от моего сына он откажется даже быстрее, чем я предполагал.

– Всё-таки хочешь отобрать Макса у меня?

– Возможно, это просто необходимо. Если Виталий начал бить тебя, неважно под каким предлогом, что мешает ему поднять руку на сына?

– Нет! – выпаливаю я. – Виталий любит сына. Он добр к нему!

– Вот это мы как раз и проверим. Уже очень скоро. Насколько сильно он любит тебя и сына, – говорит Богдан, отправляя в рот кусок мяса.

– Мы говорим о сыне или обо мне? – напрягаюсь ещё больше я. – Что конкретно ты от меня хочешь?

– Ешь, Марьяна. Сейчас я хочу, чтобы ты пообедала! – командует Богдан.

– Не увиливай от ответа, Богдан, – прошу я.

– Да, я хочу забрать сына. Я был шокирован тем, что у меня, оказывается, есть сын! Я бы забрал его уже в ближайшие дни, но он ещё мал. Я не хочу ни травмировать его, ни слушать истерики на тему, где его папа и мама. Я понимаю, что ему будет трудно понять некоторые вещи, поэтому…

Богдан делает паузу. Я в это время сижу, едва живая, неспособная пошевелиться. Затаив дыхание, ожидаю вердикта от некогда любимого мужчины.

– Поэтому я планирую сначала подружиться с ним. Заметь, вопрос с тестом ДНК я не откладываю в сторону. Просто сыну нужно будет время, чтобы привыкнуть ко мне.

Выдыхаю немного спокойнее. Но сразу же понимаю, что будет подвох.

– Почему я чувствую, что ты не договариваешь?

Богдан сощуривает глаза, едва заметно кивнув. Догадка озаряет меня.

– Какую роль буду играть я, пока ты пытаешься подружиться с Максом?

– Ту, которую я скажу, разумеется, – ухмыляется Богдан.

– Тебе скучно? Кончились развлечения для богатых и пресыщенных всем, чем только можно? – спрашиваю я голосом, чуть более громким, чем до этого.

– Браво! – хлопает в ладоши Богдан, восхищённо глядя на меня. – Теперь ты похожа на живого человека! Теперь похоже на то, что ты испытываешь эмоции, а не играешь их.

Всё ясно, Чернов просто решил развлечься за чужой счёт и выбрал лучшее место в первом ряду, чтобы не пропускать ни единой минуты из представления.

– Давно ты женат? – спрашиваю я.

– Года четыре, – безразлично пожимает плечами Богдан. – А что?

– Почему не завели детей? Отпала бы необходимость отбирать моего сына…

– Аня не может иметь детей. У неё большие проблемы с женским здоровьем.

– За ужином зашёл разговор о детях. Я поняла, что тема детей неприятна для Ани. Только ли из-за того, что она не может иметь детей? Вы пробовали их завести? – спрашиваю я. Задаю вопрос за вопросом, не давая возможности перехватить управление.

– Ты не получишь ответы на все вопросы, – ровным голосом отвечает Богдан.

– Я и не хочу этого, Богдан. Просто подумай над тем, что ни ты, ни Аня не знаете Макса. И если ты ещё заявляешь о желании подружиться с моим сыном, то насчёт Ани нельзя сказать того же. Возможно, ей хотелось бы иметь детей, но своих. Она никогда не полюбит Макса и не сможет заменить ему меня. Не сможет стать ему настоящей матерью! Ты сделаешь больно не только мне. Боже, просто не бери меня в расчёт, но подумай о Максе.

– Думаю. Я думаю о нём постоянно с той поры, когда узнал о нём. Вот здесь, – стучит себя по голове Богдан. – Засела мысль о том, что всё могло быть иначе. И не отпускает.

Всё могло быть иначе…

Богдан произносит эти роковые слова, и у меня внутри что-то сжимается до острой, болезненной рези.

– И как по-твоему всё было? – спрашиваю я ровным голосом.

– Как? – Богдан наклоняет голову. – Рассказать? Я ждал тебя, но нарвался на ментов. Кто-то дал наводку об угнанном байке.

– Твой байк был угнан?

– Нет… Но у ментов и без этого поводов хватало. Пришлось удрать. Петлял по городу, позже вернулся в назначенное место. Прождал до рассвета. Твой телефон не отвечал. Потом ты прислала мне сообщение. «Кочевая жизнь не для меня. Я не смогу…» И далее по тексту. Нищеброд, отсутствие уверенности в завтрашнем дне.

– Занятная у тебя правда, – усмехаюсь. Смотрю на циферблат часов. – Извини, обеденный перерыв давно закончился.

– Я отпросил тебя у директора. Сядь! – командует Богдан.

– Возможно, ты отпросил меня. Но это означает лишь то, что работу придётся взять на дом. Дома я предпочитаю заниматься семьёй. Мне стоит вернуться на своё рабочее место. Платье можешь передать через курьера. Твой ужин пройдёт по назначенному сценарию. Не сомневайся.

– Марьяна… – с угрозой в голосе произносит Чернов.

– У меня полно дел, Богдан. А если тебе нечем заняться, то подумай вот о чём. О том, что я собралась сбегать из дома, знали только трое. Ты, я и Аня. Я мечтала вырваться из этой тюрьмы больше всех. Но всё сорвалось. Может быть, ты сам решил не связываться с хорошей, но проблемной девочкой вроде меня?

– Бред! – цедит сквозь зубы Богдан.

– Тогда тебе есть о чём поговорить со своей женой, – улыбаюсь я. – Обязательно поговори с ней. По душам.

– Поговорить? О чём? Я всё видел своими глазами! – Богдан сцепляет пальцы под подбородком. – Ты мне звонила, помнишь?

Киваю, не в силах выговорить ни одного слова.

– В тот момент я был в городе. Вернулся. Не знаю, зачем. Наблюдал за тобой издалека, – усмехается Богдан. – Просто в голове перемкнуло и захотел увидеть всё своими глазами. И увидел, тебя и Виталия. И знаешь, что, милая? Ты вовсе не выглядела недовольной жизнью. Ты была так счастлива, что я убедился в правдивости твоих слов насчёт удобной и красивой жизни с Виталей.

Богдан замолкает. Только моё сердце грохочет в абсолютной тишине. Мне есть что сказать ему в ответ на обвинения. Но язык прилипает к нёбу. И глядя на Богдана, я понимаю, что он меня не услышит. Он уже обвинил меня во всех смертных грехах и вынес приговор.

Сейчас в нём слишком много лютой ненависти и желания отыграться. Любой ценой.

Глава 10. Марьяна

Я сказала Богдану, что проведу остаток дня за работой. Наверное, со стороны всё выглядит так, словно я работаю. Но на самом деле я лишь бездумно кликаю мышкой и щёлкаю по клавишам. Выполняю рутину, не задумываясь о результате.

Мыслями я целиком и полностью в нашем прошлом. Обжигающем. Прекрасном. Отвратительном. Чувственном… Тогда я чувствовала себя по-настоящему живой и впервые научилась поднимать взгляд от земли.

Сейчас я вновь оживаю, только если нахожусь рядом со своим сыном. До конца рабочего дня остаётся куча времени. Но я решаю встать и уйти, чтобы забрать сына из садика пораньше.

Макс удивлён тому, что я приехала за ним раньше. Но его удивление быстро сменяется радостью.

– Хорошо, что сегодня меня забираешь ты, а не бабушка! – доверчиво шепчет сынишка. – Она всегда ворчит, если я криво завязываю шнурки.

– О, как я тебя понимаю. На меня бабушка тоже постоянно ворчит, – улыбаюсь я. – Но сегодня у нас день самоуправства. Мы забудем о всех ворчливых бабушках на планете.

Макс заворожённо слушает меня. Выйдя из здания, сразу тянет меня на детскую площадку во дворе детского сада. Просит немного поиграть с ним здесь. Я уступаю его просьбе. Но всё же сообщаю, что нас ждёт аттракцион в парке.

Пока Макс скатывается с горки, я ищу в телефоне номер такси. Сегодня моя машина с утра странно тарахтела. Сороковка далеко не новая, подержанная, но ещё бодренькая. Роскошным новым автомобилем в нашей семье может похвастаться только Виталий. Машина ему просто необходима для создания имиджа успешного человека. Но оба автомобиля заложены в банке.

– Можно вызвать такси? – спрашиваю у диспетчера.

– Не стоит.

Я вздрагиваю, услышав голос Богдана.

– Я отвезу, – обещает он, отбирает телефон и сбрасывает вызов.

– Ты следишь за мной?

– Нет… – отрицательно качает головой. Смотрит на сына. – Всего лишь приехал посмотреть, в каком садике учится мой сын.

– Надеюсь, ты не планировал подходить к нему без меня и пугать его? – напористо спрашиваю я.

– Успокойся, – смеётся Богдан, погладив меня по спине. – Я не кретин, чтобы воровать ребёнка. Хотя продолжаю настаивать, что с родным отцом ему будет лучше.

– Лучше, чем где? Лучше, чем с матерью?

– Не начинай, – презрительно кривит губы Богдан.

– Я не сдамся без боя, – встаю перед Богданом, упрямо заявляя. – Я не отдам Макса Ане. Ни за что…

– Решительно настроена, малышка? Но давай отбросим в сторону наши прения? Я просто хочу посмотреть на сына. Позови его.

– Нет. Пусть бегает…

– Позови! – в голосе Богдана чувствуется сталь. Но следом он добавляет чуть мягче. – Пожалуйста.

Просьбе в его голосе сложно сопротивляться. Какая-то часть меня солидарна с тем, что говорит Богдан. Я должна была сказать, что у него есть сын. Но у меня язык не повернулся вымолвить хотя бы одно слово после его злого и отрывистого «Не звони мне, дрянь!»

– Макс! – зову я. – Мы опоздаем в парк!

– Бегу-у-у-у!

Я с волнением наблюдаю, как сынишка несётся ко мне. Иногда приходится напоминать ему быть осторожнее. Я беспокоюсь за его больное сердце. Но малыши не любят запреты.

– Поедешь в парк, Максим?

– Да. Хочу покататься на колесе.

– Хорошо, покатаемся на колесе, – соглашаюсь я, оправляя на сынишке кепку.

Богдан держится рядом. Чувствую, насколько он напряжён.

– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – говорю сыну, показывая на Богдана. – Это Богдан.

Максим настороженно смотрит на Богдана.

– А кто он?

– Богдан… – я немного задерживаюсь с объяснениями, но потом выкручиваюсь. – Богдан – мой старый и хороший друг. Теперь он дружит со всей нашей семьёй.

– И с папой? – спрашивает Максим.

По лицу Богдана проносится тень.

– Скажу по секрету, что у Богдана много друзей. Ты тоже можешь с ним дружить.

– Хорошо, – соглашается сынишка. Протягивает ладошку. – Привет, Богдан. Меня зовут Макс.

Богдан присаживается на корточки. Игнорирует протянутую ладошку, порывисто обнимая Максима. Задерживает его в объятиях. Макс настороженно замирает.

Богдан отстраняет его от себя.

– Привет, парень, – говорит он охрипшим голосом. – Как у тебя дела?

– Хорошо, – Максим ловит мою ладонь, отстраняясь от Богдана.

Чернов резко встаёт. Движения тугие и скованные, полные нервного напряжения. В нём плещется обида и разочарование.

Я чувствую его тупую боль сейчас, как свою собственную. Не одобряю методов, которыми он решил добиться общения со своим сыном. Но не могу его винить за этот порыв, за искренние объятия, за жажду тепла родного человечка. Макс – его сын. Я не могу лишить его этого. Не имею права.

– Макс, Богдан хочет показать тебе, как управлять автомобилем, – говорю я.

– Правда? – недоверчиво спрашивает Максим, переминаясь с ноги на ногу.

– Да, только нужно добраться до парковки первым!

Максим сразу же разжимает пальцы и бросает бежать по дорожке в сторону парковки. Богдан провожает его взглядом. Дотрагиваюсь до плеча мужчины, обращая на себя внимание. Богдан словно просыпается. Но глаза стеклянные, лишённые всякого выражения.

– Он привыкнет к тебе, – провожу пальцами по мужскому плечу. – Но сейчас он не поймёт, почему ты – его папа. Стань для него сначала другом.

– Другом? – усмехается Богдан, прикрывая глаза.

– Дай шанс. Ему и себе, – проглатывая слёзы, подступившие к горлу, обещаю. – Он обязательно полюбит тебя.

Глава 11. Марьяна

Мы проводим время втроём – я, Макс и Богдан. С одной стороны, всё замечательно, с другой – очень нервно и напряжённо. Сынишка немного оттаивает и болтает с Богданом, охотно играет с ним. Но я слежу за реакцией Богдана и чувствую, как в нём закручивается тугая спираль ярости после каждого слова «папа», сказанного Максом и обращённого не к Богдану.

Я ощущаю его боль и злость, обращённую остриём внутрь, ядовитую и разъедающую. Богдан зол и не только на меня. Он злится и на себя тоже.

– Это последний аттракцион, Максим, – говорю сынишке, отпуская его. – Нам нужно вернуться домой.

Богдан перехватывает мою ладонь и притягивает к себе поближе.

– Что он любит? – спрашивает Богдан, глядя в сторону сына. – Я ничего не знаю о нём. И это так паршиво. Ты даже не можешь себе представить, как дерьмово я сейчас себя чувствую.

На мгновение меня захватывает в плен беспокойство о нём, хочется уничтожить плен разрушающих мыслей вокруг него. Это так странно… Богдан заявляет, что хочет разрушить мою жизнь, а я переживаю за этого мужчину, ставшего чужим. Или желающего казаться чужаком. Я не знаю, что ему ответить. Но сейчас Богдан делится частичкой переживаний, показывая себя настоящего. Мне хочется верить, что не все светлые стороны погрязли во мраке обид.

– Ты не сможешь узнать его за один день, Богдан…

– Да? А за два или за три дня? – резко приближается ко мне. Злость сжигает его изнутри. – Неделя? Месяц? Сколько?!

– Прекрати, – неожиданно для себя глажу его по щеке. Немного колкая щетина царапает подушечки пальцев.

Богдан оторопело смотрит на меня, но через мгновение расслабляется. Прижимается щекой, глядя при этом мне в глаза. Прошлое стирается широкими мазками. Растворяется. Так легко обмануть себя, что не было многих лет разлуки. Нужно только поверить в мираж…

– Я каждый день узнаю сына с новой стороны. Уверена, что буду думать точно так же через месяц или через год, – говорю, стряхивая наваждение. – Ты злишься. Не стоит. Лучше радуйся…

– Чему, Марьяна?

– Тому, что у тебя есть возможность узнать сына. Или тому, что у тебя есть средства, чтобы заставить меня знакомить тебя с ним, – вздыхаю. – Как далеко ты зайдёшь?

– Не знаю, – признаётся Богдан. Отнимает мою ладонь, но держит её между своих. – Мне сложно сейчас адекватно оценивать происходящее. Как будто кувалдой по голове ударили.

– Ты говоришь, как запутавшийся кукловод, – усмехаюсь я. – Определяйся скорее. Неведение изматывает больше всего.

Проронив слова, понимаю, что сама даю ему подсказки, за какие ниточки дёргать. Богдан поправляет волосы левой рукой, но правой продолжает держать меня за руку. Это безобидное прикосновение, но всё равно волнующее, пронизывающее насквозь ожиданием чего-то большего.

– У тебя есть подруга?

– Не понимаю, зачем тебе это знать…

– Подруга, с которой ты могла бы отправиться тусить в клуб или просто посидеть в кафе. Поздним вечером, – объясняет Богдан.

– Есть, но…

– Сегодня вечером ты якобы отправляешься гулять с подругой. Макса может уложить спать бабушка, да?

– Может, – отвечаю я. Марина строга с Максимом, но яд сцеживает только в мою сторону.

– Значит, договорились. Я позвоню и скажу, куда приехать, – Богдан отходит в сторону. – Сейчас вызову вам такси. Не хочу вызывать лишних подозрений у твоего мужа.

Последние два слова неприятно царапают меня изнутри.

– Ты сказал, что не знаешь, как далеко готов зайти. Кажется, ты соврал мне.

– Может быть, я соврал себе?

Сжимаю пальцы в кулаки. Меньше всего сейчас мне хочется быть забавой для Богдана. Но я всё ещё лелею надежду на его человечность. Безумно надеюсь, что он не будет отбирать у меня сына. Может быть, он наиграется, потешит свои обиды и уйдёт в сторону?

Богдан вызывает для нас с Максимом такси, сообщая марку машины. Потом тепло прощается с сынишкой. Он старается сдерживать порывы. Но со стороны хорошо видно, что он жаждет близкого общения с Максимом.

– До вечера, – прощается со мной, довольно улыбаясь. Касается губами моей щеки, шепнув. – Надень джинсы и кеды. И захвати с собой куртку.

Глава 12. Марьяна

Я говорю мужу, что хочу пойти с подругой в кафе. Мне совестно, что я обманываю его. Жду, что он будет перечить. Но муж на удивление не говорит ни слова против.

– Конечно, сходи развейся. Знаешь, нам всем необходима перезагрузка.

Виталий отправляет Макса в ванную и обнимает меня. Я напрягаюсь. Муж виновато смотрит на меня, потом разжимает объятия.

– Кажется, я предстал перед тобой не в лучшем свете, да? Я перегнул палку. Сам не ожидал от себя. Но я прошу прощения. Этого больше не повторится, – заглядывает мне в глаза. – Правда.

Мне хочется верить ему на слово. Но знаю, что теперь всегда буду опасаться его срыва. Не смогу смотреть на него по-прежнему. Виталий – неплохой отец, уделяет внимание Максу, играет с ним и не скупится на подарки. Все бытовые вопросы и рутина достаётся мне – посещение больницы, сад, дополнительные секции. Но есть мужчины, которые и то, что делает Виталя, выполняют нехотя.

Не понимаю, зачем я пытаюсь себя убедить, что Виталий – хороший отец для Максима. Возможно только потому, что не хочу лишаться сына. Ищу любую зацепку или аргумент для отстаивания своей позиции. Пусть даже Богдану на неё плевать.

* * *

Я приезжаю в назначенное время и место. Дожидаюсь Богдана. Он появляется через пару минут. Под громкий рокот мотора байка.

На мгновение словно проваливаюсь в прошлое с головой. Богдан кажется всё тем же – дерзким хулиганом, циником, способным иногда на романтические поступки. Только игрушки у Богдана сейчас намного дороже, а запросы – выше.

– Ты решил покататься?

– Да. Хочу прокатить тебя с ветерком, – отвечает, подняв забрало шлема. – Хочу побыть вместе с тобой. Без лишней шелухи и вот этого всего, – показывает рукой на город, словно тот виноват в том, что есть и в том, что было. – Давит. Хочется убежать. А тебе?

Богдан протягивает мне шлем, надевает его молча. Пальцы словно нарочно, застёгивают ремешок очень медленно, задевая кожу шеи. Его взгляд обжигает мои губы. Он смотрит на меня, как раньше, несколько лет назад. Я чувствую его голод каждой клеточкой кожи. От одного такого взгляда становится жарко. Богдан приближается, словно проверяя крепления. Вблизи его глаза блестят ещё ярче. В них больно смотреть – начинает трясти, как от лихорадки.

Богдан садится. Я занимаю место позади мужчины. Крепко обхватываю его за торс.

– Погнали, – слышу приглушённый голос Богдана.

Байк срывается с места. Я старалась держать дистанцию. Не прижиматься всем телом. Но Богдан до сих пор следует привычке куражиться на огромной скорости.

Сердце замирает и сжимается от страха и щедрого выброса адреналина в кровь. В какой-то момент я устаю бояться, что мы разобьёмся. Точка невозврата пройдена. Наступает расслабление. Голова слегка кружится. Всё вокруг сливается в единое пятно. Даже не удивляюсь, как Богдану удаётся управлять байком и избегать столкновения на такой скорости – кажется, сейчас ему по силам абсолютно всё.

Мы летим на немыслимой скорости. Несёмся в никуда, убегая от проблем.

Я ловлю кайф от езды – создаётся ощущение полёта. Кажется, если разомкнуть объятия – можно взлететь. Высоко-высоко, наплевав на всё остальное. Я просто чувствую себя невероятно живой. Словно рискую всем, что есть, и впервые не боюсь, что риск не оправдывается. Есть только сейчас, и ничего кроме.

Ладонями чувствую жёсткие, прокачанные мышцы живота. Богдан словно нарочно, наклоняет мотоцикл под немыслимым углом. Прижимаюсь к нему сильнее, всем телом. В ответ его сердце начинает стучать быстрее. И моё сердце замирает лишь на секунду только для того, чтобы поймать одну волну и подстроиться под его ритм.

Я чувствую Богдана невероятно хорошо. Грудью, ладонями, локтями, ногами, расставленными по обе стороны от его ног. Тело наполняется приятной тяжестью и томлением, пульсирующим внизу живота. Я прекрасно понимаю свои чувства. Игнорировать их не получается. Меня штормит от его близости. Остро и жадно хочется большего. И это сумасшествие, очевидно. Иррационально, неразумно и немного жалко – желать его настолько сильно.

Не знаю, как долго гонял Богдан. Потом остановил байк где-то за городом. Только вдалеке змеится цепочка ярких огней.

Слезаю с мотоцикла, чуть пошатываясь. Ноги плохо держат меня от сильного напряжения.

Богдан усмехается. Ловит ладонями за талию. Снимает наши шлемы, повесив на руль. Обхватывает ладонями моё лицо. Зеленоватые глаза лихорадочно блестят. Губы под его настойчивым взглядом начинает жечь ещё сильнее. В нём слишком много голода и страсти.