Моя младшая жена бесплатное чтение

Моя младшая жена
Янка Рам

Пролог (Ляйсан)

Из окна моей комнаты виден расцветающий сад и высокий трёхметровый забор. И если раньше я любовалась на сад, то теперь не свожу взгляда с забора.

Как мне сегодня выйти за него?

Телефон как раскалённый жжёт мою руку. Открываю свою переписку. На аватарке мой однокурсник Антон. Он красив как греческий бог Апполон — вьющиеся волосы, широкие плечи, лучащиеся лазурью глаза и белоснежная ласковая улыбка. А от запаха его парфюма я теряю сознание каждый раз, когда он проходит мимо.

Я глупая девочка… Он и я — это не вариант. Нас не выдают за русских. Отдать за русского — равносильно выкинуть из семьи. Не вспомнят потом никогда. И никакой защиты твоим детям. Всё! Сотрут, словно и не было.

Антон…

Веду пальцем по экрану. Полгода он не замечал моего скромного присутствия на курсе. Я понимаю, почему. Русские девочки со своими откровенными нарядами и ярким макияжем всегда затмят с ног до головы укутанную в ткань необщительную скромницу. А он… Он — первый красавец у нас на курсе, сын респектабельных родителей, успешный парень, мечта всех девочек. И появляется то с одной, то с другой… Но постоянной девушки нет. Мне с таким даже говорить нельзя. Отец осудит. Да и жених у меня уже есть. И свадьба назначена. Через полгода. Мы виделись несколько раз. Тёмный, суровый, религиозный, прячущий свой масленый взгляд за пренебрежением. Не хочу-у-у… Но разве с отцом поспоришь? Семья там уважаемая, его партнёры по бизнесу. Отец моего жениха часто бывает у нас дома. Мой старший брат жену из того рода взял. И меня, как старшую, хотят им отдать. Для укрепления родства.

А я, как наивная дурочка, сплю и каждый раз вижу во сне русского парня и на что-то всё-таки надеюсь. Иначе хоть топись!

А вчера… вчера вышло так, что мы оказались в паре по курсовому проекту. И он вдруг заметил меня. И так смотрел… Что кроме головокружения я ничего и не помню. Даже тему нашего курсового!

Смс (Антон): Привет, Лясь. Можно, заеду за тобой? Погуляем, в кино сходим.

И я едва сдерживаю рыдания. Потому что отец ни за что не отпустит!

Смс (Антон): Лясь… Я тебя обидел чем-то? Почему молчишь?

А как ответить??? Отец об этой переписке узнает — не представляю, что будет!

Смс (Антон): Лясенька… Поговори со мной…

Падаю на кровать, вжимаясь лицом в подушку, чтобы не услышали сёстры в соседней комнате, и рыдаю.

А осенью меня отдадут замуж, и ничего, кроме отвратительного мне мужа, я никогда не узнаю и не почувствую.

Не хочу-у-у…

— Дочка, — заглядывает мама. — Ляйсан?.. Да ты что?!

Выдирает подушку из моих рук.

— Кто тебя обидел?

— Никто. Мне просто очень тоскливо. Можно мне немного погулять? Пожалуйста.

— Спроси брата. Если дел у него нет, прогуляйтесь недолго.

— Спасибо…

— Ужинать пойдём?

— Не хочу.

— Надо есть. Скоро свадьба. Мужчины любят, чтобы женщины в теле были, а ты тощая стала со своим университетом, смотреть не на что.

— Любят в теле — пусть на них и женятся!

Взгляд матери меняется с ласкового на строгий.

— Язык отрастила? Получишь за свой язык. Кто тебя учил мужчин осуждать?

— Прости, — всхлипываю я. — Вырвалось.

— Лучше бы из тебя молитва лишний раз вырвалась. Не хочешь ужинать — помолись!

Уходит. И я молюсь: «Аллах… дай мне мужа русского… ласкового… тёплого… светлоглазого… с волнистыми красивыми волосами… защитника… чтобы любил…»

И, может быть, в первый раз моя молитва очень искренняя и настоящая. На разрыв души!

Глава 1 — Позор (Ляйсан)

— Батур, — иду я с братом под руку, — почему ты не женишься?

Усмехается.

— Не хочу.

— Разве тебе женщина не нужна?

— Мы в России… Бери любую. Зачем жениться? На них и свои жениться не хотят.

— Но Аллах не велит так женщин использовать, — прищуриваюсь я гневно.

— Чужих Аллах нам простит, они всё равно уже все порченые, а своих я не порочу. Придёт время — женюсь.

— Это очень некрасиво, Батур. Двойные стандарты!

Разве русские девушки не страдают, когда их обманывают, бросают?

— Много тебя в твоём университете учат, я смотрю. Зачем споришь? Вообще, меньше на эту тему рот открывай. Твоё дело — твоя честь, а не чужая.

— Извини… — поджимаю губы.

Батур дерзкий, грубоватый. Мы погодки с ним. Росли вместе, дрались даже маленькие. И мне сложно принять его авторитет. Особенно, когда он такие вещи говорит.

Алишер, второй брат, не такой. Внимательный, рассудительный. Но уже женат. Не до меня ему теперь. Жена у него первенца носит. Счастье… И много забот.

Чувствую, как телефон снова вибрирует в сумочке. Но прочитать при брате не решаюсь. Вдруг, потребует мой телефон, проверить с кем переписываюсь? Но мне так страшно, что Антон обидится на меня из-за того, что я не отвечаю. Он же русский… не понимает!

У них всё можно. Девочки с парнями спят, и всё равно для них хорошие, замуж выходят, детей рожают. Иногда и второй раз выходят.

У нас — ничего нельзя! Наедине осталась — уже грязная! Хорошо, если замуж возьмёт. А нет… так другой потом вряд ли позарится. Не махать же ему потом окровавленной простынёй перед всеми, честь жены доказывая? Всё равно найдутся те, кто осудит, напомнит… У нас такие вещи до старости потом припоминают, шушукаются за спиной.

Дала поцеловать до свадьбы — значит, и другим позволяла! Распутная!

В глаза смотришь — мысли дерзкие, характер дурной. Опускай взгляд, не позорь отца.

Ничего нельзя!

Мне и не хочется ничего. Просто немного побыть рядом с Антоном. Он ласково со мной разговаривает, как никто другой. Не трогает, похабного не говорит.

Мы выходим к дороге. Батур недовольно оглядывается, тихо ругаясь. Его машины нет.

— Что случилось?

— Парковаться здесь нельзя. Эвакуатор увёз. Всё ты со своими прогулками! — раздражённо.

Опускаю взгляд.

— Сейчас такси тебе вызову, домой поедешь. А я за машиной, перехвачу до штраф-стоянки.

Такси мне, маме и сёстрам вызывают особенное, то, где только женщины-водители. Нельзя с мужчинами… Из университета либо Батур забирает, либо отец, либо дядя.

А я мечтаю сдать на права и сама водить. Мечты… мечты… Русский муж бы позволил. Они своим женщинам многое разрешают. А отец никогда не позволит.

Брат усаживает меня в такси, называет женщине-водителю адрес и заранее расплачивается.

Когда мы едем через центр, мой телефон опять вибрирует в сумочке. Достаю. Несколько пропущенных от Антона.

Смс (Антон): Я в центре с друзьями. Буду очень рад, если ты приедешь. Буду ждать.

И потом…

Смс (Антон): Извини, Ляйсан, за навязчивость. Больше не напишу.

Ну вот! Обиделся!

Всё сжимается у меня внутри. Дрожащими пальцами набираю.

Смс (Ляйсан): Не могла ответить. Прости. Я в центре… Возле театра, у фонтана.

— Притормозите, пожалуйста.

Трясусь, словно в постель к мужчине лечь собралась. Но я же только десять минуточек с ним поговорю и убегу! И всё! Никто не узнает!

Удаляю нашу переписку.

— Дождитесь меня, пожалуйста.

Вытаскиваю ещё пару купюр для водителя. Выхожу к фонтану, кутаясь в курточку. Вечерами ещё холодно. Шум воды смешивается с музыкой, звучащей с открытой веранды ближайшего ресторана.

Нервничая, поглядываю на часы. Десять минут прошло, а его всё нет.

Скажу, что пробка была. И ещё немного подожду.

Темнеет… Неоновые огни кружат голову… Мимо проходит толпа пьяных парней, оглядываются на меня. Пугливо отворачиваюсь, чтобы не провоцировать их внимание.

— Ляся… — неожиданно кто-то сжимает сзади мои плечи. — Замёрзла?..

Антон!

Дыхание в моих лёгких замирает.

Он разворачивает меня лицом к себе. И я, как немая, открываю и тут же закрываю рот.

Сказать, чтобы не касался?

Язык не поворачивается!

Его глаза блестят… Улыбка такая… блуждающая… И пахнет от него спиртным.

— Я так рад, что ты приехала! Не ждал уже… Пойдём! С друзьями тебя познакомлю.

— Нет, — закусываю губу. — Я не могу. Мне домой надо.

Опускаю взгляд. Он сжимает мои кисти своими горячими. Моё сердце оглушающе колотится.

— Десять минут. Потом отвезу.

— Нет! — испуганно отступаю. — Меня машина ждёт.

Хмурится.

— А зачем приехала-то тогда, Лясь?

Отпускает мои руки. Мне становится так стыдно и неловко… И лицо моё начинает гореть.

— Не знаю… — наивно и честно признаюсь я.

Делаю шаг назад. Ещё один. Мне хочется бежать со всех ног от его требовательного взгляда и скептически вздёрнутой брови. Я чувствую себя нелепо и ранено. Сглатываю ком в горле. Отворачиваюсь, чтобы уйти.

— Стой! Я знаю…

Он неожиданно подхватывает меня за талию. Резко разворачивает. Неоновые огни превращаются в полосы, басы ресторанной музыки долбят в моё тело. Теряю ориентацию. Его губы вжимаются в мои.

Поцелуй?!

В моих фантазиях меня кружило от удовольствия в этот момент, колени подкашивались, и это было очень нежно и проникновенно. Но происходящее сильно отличается от фантазий. Колени подкашиваются, да. От ужаса. Внутренности сжимаются в комок. Его губы наглые и настойчивые, я сжимаю крепче свои, отталкивая его в плечи! Уворачиваюсь, пытаясь отдышаться.

И чувствую я не восторг, а обиду…

Зачем он так сделал?! При людях! Сама, глупая, виновата! Дразнила мужчину, вот и получила. Чего я ещё ждала?!

Антон непонимающе смотрит мне в глаза.

— Ясно… — поджимает он губы. — Извини.

Отворачивается и быстрым шагом уходит.

А я стою и судорожно дышу. Чувствую себя голой под взглядами людей! Голова кружится.

— Здравствуй, Ляйсан.

Низкий голос, знакомый. Не сразу понимаю, чей. Но теперь ужас и стыд разъедают меня до боли. Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с… отцом моего жениха!

Мать говорила, что у них ресторан в центре… Этот?!

— Здравствуйте… — шепчу беззвучно, не смея поднять глаз.

— Как ты оказалась здесь одна?

— Я… — пожимаю убито плечами, — домой ехала…

— Не доехала? Присядь… Отцу твоему позвоню. Пусть заберёт.

— Не надо. Меня такси ждёт.

— Присядь! — рычит разъярённо. — Хочу с отцом твоим поговорить. Как так вышло, что невеста моего сына с другим шляется!..

И мои ноги отнимаются… Пряча лицо в ладони, сажусь на скамейку.

Глава 2 — Бизнес (Тимур)

— Мало купить этот гостиничный комплекс, Костя. Надо ещё и договориться с тем, кто держит этот бизнес, понимаешь? Иначе они будут демпинговать, пока я не улечу за пределы рентабельности. А потом растащат комплекс по частям за копейки.

С Костей мы давно сработались. Но, вообще-то, все Костины функции должен выполнять Ренат, мой младший брат. Потому что денег он «жрёт» немерено, а толку с него даже не ноль, а минус. Постоянно косячит.

— А кто держит этот бизнес?

— Нерусские. Сегодня у меня с ними очередная встреча. Вот, — показываю ему на телефоне несколько фоток. — Это Алихан Шахин. Лет десять в России уже с семьёй. Практически всё побережье, кроме этого комплекса, принадлежит ему. И прошлый хозяин продаёт свой комплекс именно из-за демпинга Шахина. У них конфликт. Шахин хочет этот комплекс купить гораздо дешевле, чем покупаю я. И унаследовать этот конфликт и демпинг я не хочу.

— И как ты собираешься договариваться?

— Понятия не имею. Но, возможно, мне удастся договориться на «крышу» Шахина под процент от прибыли. Тогда он даст зарабатывать нормальные деньги. Где, мать его, Ренат с бабками?

Мне немного не хватает. И мы решили продать квартиру, в которой он жил. Она наша общая. Три часа, как брат должен был появиться после сделки. Все остальные деньги я уже вытащил отовсюду, откуда только было можно. Остались только дом и тачка. И очень надеюсь, всё пройдёт гладко. Ренат временами просто бестолковый баран!

— Тимур, курить будешь? — крутит сигарету Костя.

— Я бросил.

— Реально?

Очень на это надеюсь! Уровень моего нервняка просто зашкаливает. И я с ненавистью смотрю на его пальцы с зажатой сигаретой. Абстиненция аховая. Словно я истеричная тётка с гормональным сбоем. Кого порвать?

Отвожу глаза, сглатываю. Мне везде пахнет табаком или дымом. И это бесит ещё сильнее, не давая сосредоточиться.

— Фу, убери их, — рычу я. — Бесят…

— А что бросил-то?

— Не выношу зависимости.

— А зачем начинал?

— Как все. По глупости. На нервняках, когда разводился. Потом втянулся…

— Тимур, — заглядывает Алла, — можно тебя?

— Не сейчас!

— А мне нужно сейчас! — капризно.

— Минуту.

Поджимаю губы, вдыхаю поглубже, чтобы не разнести её нахрен!

Алла — это мой личный памятник мужским беспонтовым левакам. Она разрушила мою семью. Вернее, разрушил я. Но причина — она. Увлёкся… И моя жена об этом узнала. Потом сотню раз пожалел о том, что допустил этот левак. Но ничего не исправишь… Катя давно замужем за другим, у них уже пара своих детей… собака… дача… и камин по вечерам. А у меня памятник… и дочка на три часа по воскресеньям. А у неё два папы. Тот тоже «папа». И я бешусь…

Но давно уже не хочу ничего вернуть. Наверное, всё же мы чем-то не подходили друг другу, раз меня так непреодолимо занесло налево. Не знаю… Всё время обсасываю внутри ту ситуацию. Она до сих пор гложет. Особенно из-за Маруськи…

В постели у нас с Катей было прохладно, а вот по-человечески очень тепло. Теперь ровно наоборот. Постель моя согрета, а вот внутри пусто. Не заняла Алла там места. Увы. Но, может, уже никто и не займёт. Я стал циником… Наверное, меня это уже устраивает. Это зрелость? В мои тридцать пять самое время.

Нет, Алла, в целом, вполне ничего…

— Тимур!..

Встаю, выхожу к ней из кабинета. Открывает журнал, показывает мне два свадебных платья.

— Какое?

— Нет!

— Ты обещал!

— Я обещал, если будет залёт. Ты беременна?

— А может, я не хочу залёт до свадьбы?

— А я не вижу смысла регистрировать отношения без повода. Мы живём вместе четыре года. Ты уже жена. Что даст печать, кроме геморроя?

— Я хочу событие!

— Алла, отколись сейчас. Не до свадьбы мне. У меня сложный момент в бизнесе.

— Или другая тёлка? — мстительно. — Сутками тебя нет.

— Ты меня зачем сейчас провоцируешь?

— Я хочу свадьбу, — упрямо.

— Так… Собрала свои вещи и нарезала из моего дома.

— Ну вот… — обиженно. — А ещё женой называешь. Чуть что — пошла вон!

— Потому что не надо меня дёргать! Я и так весь издёргался. Я сказал как будет! Не устраивает — не держу. Устраивает — не прогоняю.

— Словно мстишь мне за эту свою Катю! Я и не знала о ней!

Ой, да знала ты всё. Но какой с тебя спрос, со «стрипухи»?

Танцует Алла теперь только для меня. Да и для меня уже не танцует. Приелось…

— Всё! Иди ужин приготовь.

— Я закажу.

— Нет. Приготовь. Хочу домашней еды. Что там?.. Борщ, котлеты…

Чем можно женщину часа на четыре выключить? Достанет же! И выхватит. Ненавижу срываться!

— И салат. И кексы.

Недовольно фыркнув, уходит. Очень я сомневаюсь, что умеет она это всё готовить. А повара мне пока пришлось сократить из расходов. Но пусть попробует, хоть озаботится чем-то, кроме события. А то реально уже «памятник». Красивый, яркий, капризный, но почти бесполезный.

— Тимур, Ренат подъехал.

— Наконец-то!

Начинаю быстро собирать доки, бабки… Если я каким-то чудом договорюсь сейчас с Алиханом, надо сразу же ехать на сделку по комплексу.

Мой младший брат постоянно косячит. И я задолбался вытягивать его то из долгов, то из проблем с блатными, то из ментовки.

Заходит. Бросает сумку со своими вещами на пол. Договорились, что пока я кручу деньги с квартиры, он поживёт здесь. Дом у меня большой, надеюсь, разойдёмся.

— Что так долго? Давай деньги.

Он нервно оскаливается. Замираю. Что не так??

— Только треть суммы, брат. Извини… Хотел, как лучше…

— Чего?..

— Хотел по-быстрому крутануть в казино свою половину. По пятницам мне везёт…

Кровь стучит мне в виски, заливая глаза.

— Ты проиграл мои бабки? — делаю к нему пару шагов.

— Свои. Ну и немножко твоих. Хотел отыграться.

От вспышки ярости тело обдаёт жаром. Кулаки сжимаются. Я, вообще-то, давно умею держать эти вспышки под контролем. Но сейчас не хочу. И молча всаживаю кулак ему в челюсть. Потом под дых. Со скрипом загибается.

— Ты в рабстве, сучонок, понял? В бесплатном рабстве. Пока я не решу, что отработал. И больше… никаких дел с тобой не будет. Влетишь — счастливого пути!

Присаживаюсь, забираю остатки денег. Пересчитываю. Не хватит. Нет, на покупку хватит. А на запуск и раскрутку нужно будет мутить кредит.

Трясёт так, что я почти срываюсь, и рука дёргается вытащить пачку из нагрудного кармана Рената. Но сдерживаюсь. Решил же — завязываю!

— Всё, Костя, я полетел. Присмотри здесь за ущербными.

— Ни пера, Тимур.

— К чёрту!

Глава 3 — Приговор (Ляйсан)

Кое-как пережив бессонную ночь, иду к вернувшемуся из поездки отцу. Мама идёт сзади, чуть слышно причитая. Её глаза тоже заплаканы. Вчера, как с прокажённой, со мной никто в доме не говорил. Даже ужин не принесли.

Захожу в зал, не поднимая глаз.

Я хуже, чем голая… Стою перед отцом, закрыв руками лицо. Виноватая. И оправдаться мне нечем.

Хуже, чем изнасилованная… Потому что сама виновата!

Мама испуганно замерла сзади, не смея меня оправдывать. Она далеко у дверей, но я чувствую её присутствие.

Очень хочу надеть никаб! Всегда ненавидела его, считая пережитком, а теперь готова продать душу, чтобы закрыть лицо.

— Смотри на меня, — подходит отец.

Поднимаю глаза, слепо глядя перед собой. В горле спазм. Вдохнуть не могу. От удушья кружится голова. Размахивается… Моё лицо обжигает болью от пощёчины. От неожиданности падаю, не удержавшись на ногах. Подвернув кисть, на которую приземлилась, и отбив копчик о каменный пол.

Отец присаживается передо мной.

— Кто он? Имя, фамилия… Пусть ответит за то, что обесчестил мою дочь и мой род.

Судорожно рыдаю в ужасе от того, что с Антоном могут что-то сделать.

— Я не знаю его… — выдыхаю я.

— Как ты там оказалась?

— Затошнило… укачало… в машине. Вышла подышать.

— Ты врёшь. Ещё раз соврёшь мне — я тебя придушу как блудливую кошку. Ещё раз спрашиваю — как ты там оказалась? Насильно он касался тебя или нет? Первый раз или нет? Ты спала с ним?

— Нет!!! — вскрикиваю я. — Первый… Не наказывай его отец. Он не понимает… не знает, какие у нас традиции. Он не хотел плохого! У них так принято. Я сама виновата… что прикоснулся…

Теперь мне конец. Подтягиваю колени и обнимаю их, пряча лицо.

— Откуда он взялся?

— Учёба…

— Ты общалась с ним?

— Курсовой у нас… на двоих. И всё! Клянусь! Ничего больше… До этого и не говорили даже!

— Ты слышала, Марика? — поднимается отец, обращаясь к маме. — Ты просила о том, чтобы она училась очно. «Светские традиции»! «Безопасно»! Что теперь уважаемые люди обо мне говорить будут?! Кто со мной дела вести станет? Стоило это того? Зачем ей теперь это образование? Овцам в овчарне будет лекции читать?

— Прости, Алихан… — покаянно просит мама. — Моя вина…

— Убери её отсюда. Больше её нет. Подумай, в какой кёй подальше отправить. И в этом доме чтобы имени её больше не звучало. В харем пусть не возвращается, не порочит сестёр. Да и младшим урок будет.

— Алихан… Ляйсан невинна. Зачем так жестоко?

— Для кого невинна? Для людей, которые её с мужчиной видели? Что значит — невинна? Про что ты, Марика? Про её лоно? Рот? Или ещё какие отверстия? Девственность — это не чистота. Восстановить её три куруша стоит! Репутация — вот что важно. Её не восстановишь.

— Не отправляй её, умоляю! Она наивная девочка. Это моя вина, что не уберегла!

— Что прикажешь делать с ней?! Кто её возьмёт?? Даже предложить в невесты теперь позор! Может этот её «по учёбе»? — со злым скепсисом.

Всовывает мне в руки мой телефон.

— Звони ему! Пусть женится, отдам. Нет — уедешь в самый заброшенный кёй прислугой.

Как же звонить? Мы и не знакомы толком!

Растерянно смотрю на отца.

— Звони, я сказал.

Ослушаться невозможно!

Кручу телефон в трясущихся пальцах. Не о такой судьбе я мечтала — прислугой… в деревне… Иногда фантазировала с Антоном сбежать. Только это всё фантазии! Зачем я ему? А как в этом мире женщины без мужчин выживают, я не знаю. А Антон… У них так не принято. Долго встречаются, потом только замуж.

— Звони! — рявкает отец. — Ставь на «громкую».

Нажимаю дозвон. Лицо пылает, во рту кровь.

— Да? — прохладно.

Совсем не так, как раньше со мной говорил.

— Привет… — хриплю я, не понимая, что должна сказать.

— Ну привет.

— Антон… ты можешь… забрать меня?

— Ты, Лясь, извини, но я выпил. За руль не сяду. Тебе лучше вызвать такси.

— Такси… А куда мне ехать?.. — в прострации бормочу я.

Мы словно говорим на разных языках. Так униженно и раздавленно я не чувствовала себя никогда! Вот она — цена за поцелуй русского мужчины. Ничего для них женщина не стоит!

— Думаю — домой. Мы сегодня решили мужской компанией отдохнуть. Извини. Если захочешь, перезвони завтра.

Какая же я дура! Дура!!

Скидываю вызов и, как побитая собака, виновато поднимаю глаза на отца.

Он не смотрит на меня. Только на мать.

— Сегодня к вечеру чтобы её не было. Не решишь куда — я сам решу.

Глава 4 — Сделка (Тимур)

Дом Алихана расположен в конце пятикилометрового пляжа рядом с гостиницей для отдыхающих. Мы сидим на веранде ресторана этой гостиницы.

— Угощайся, Тимур. Для меня шеф готовил, всё по высшему классу. Барашек… плов… далма… чорба…

— Спасибо, Алихан.

Гостеприимство у них и правда на высоте.

— Что ты пьёшь?

Показывает широким жестом на бар.

— Спиртным не увлекаюсь. Да и за рулём. От чая не откажусь.

— Не пьёшь — хорошо. Ответственный человек. Я тоже не пью спиртного. Ты мне приятен, Тимур. И в другом, возможно, мы найдём с тобой общий язык. Но по комплексу… Пойми меня… Этот берег — залог процветания моей семьи. Моего рода. Я не могу отдать его постороннему. Всё, что здесь стоит — принадлежит мне, моим сыновьям, братьям, племянникам. Только своим. И «Жемчужину» мы заберём. У меня несколько дочерей, их надо тоже обеспечить. Их сыновья расширят наш бизнес. А если я его отдам чужим? Это не по-хозяйски. Что про меня люди скажут?

— Хозяин «Жемчужины» тебе её не продаст. Из принципа.

— Продаст. Год, два, три поработает в убыток и продаст.

— Но ведь и ты теряешь деньги, занижая цены по побережью.

— У меня много денег. Моей семье сейчас хватает. А «Жемчужина» приумножит их в будущем, когда внуки пойдут.

— Мы можем сделать по-другому, Алихан. Ты дашь мне её выкупить, а я буду отдавать тебе процент с прибыли. К тому же, смысл в демпинге пропадёт, ты сможешь поднять цены. В итоге твоя прибыль возрастёт в два раза. Это очень разумно. Подумай.

— Разумно оставить «Жемчужину» для своих, — отрицательно качает головой Алихан.

Упертый! Тогда мой последний козырь. Очень плохой расклад, но всё ещё терпимый.

— Давай так. Я оберну бабки в два раза и перепродам её тебе.

Хотя бы не в убыток!

— А где гарантии, Тимур?

— Ну какие могут быть гарантии, кроме моего слова?

Мне очень важна эта сделка. Я каждый день теряю вынутые активы на упущенной прибыли. И сейчас не вижу никакой альтернативы для выгодного вложения.

— Алихан, твои сыновья уже имеют долю. А дочерей ты всё равно выдашь за чужих. Из чужого рода. Так какая разница?

— Их дети — мои внуки. Они будут обеспечены. Этого мне достаточно.

— Но никто же не может гарантировать, что их мужья не пустят бизнес по ветру. Что не перепишут свои доли на других людей.

— В нашем мире за такое наказывают, Тимур. Так не делается.

— И тем не менее. Иногда чужие более надёжные партнёры, чем свои. Зачем терять прибыль? А я буду поддерживать твою ценовую политику. Давай договоримся на откат? Двадцать процентов…

— Я дам зарабатывать на «Жемчужине» только родне, Тимур. Почему не кушаешь? Угощайся… Не обижай хозяина.

К нам присоединяются его сыновья. И мы обедаем, разговаривая на нейтральные темы. Но я опять свожу разговор к «Жемчужине».

— Алихан, — ещё раз пытаюсь вразумить его. — Просто посчитай суммы, которые ты теряешь при демпинге.

— Отец, — его младший сын. — Суммы, и правда, немалые.

Тот бросает на него строгий взгляд.

— Ну что ты упёрся в этот комплекс? — добродушно усмехается Алихан.

Потому что мне нужно вложить бабки перед сезоном! И здесь это только гостиничный бизнес. И других предложений, которые я потяну, по побережью нет. Это — единственное. И оно ещё не оторвано с руками только из-за демпинга. Никто не хочет связываться с Шахином.

— Да я ж уже почти родной, Алихан, — улыбаюсь я. — Давай ещё подумаем?

Его старший сын наклоняется к отцу, что-то говоря на их языке. Алихан становится темнее тучи. И я нервно допиваю свой чай.

Всё?.. Конец радушию? Зависая взглядом на море, подсчитываю убытки до следующего сезона. Проценты и страховку по взятому кредиту. Плюс проигранные Ренатом деньги. Я конкретно угорел на бабки. Мне их не поднять ещё лет пять. И то… Я так рассчитывал на эту «Жемчужину», что поставил на кон всё! Но если не рисковать, никогда не поднимешься!

Желваки мои сжимаются. Меня ломает от никотиновой абстиненции на фоне этих нервняков, одно усугубляет второе.

Сигарету бы… Губы немеют, по телу словно неуёмный зуд, больше напоминающий ломоту. Стираю со лба испарину. Сжимаю пальцы в кулак и щёлкаю суставами.

Всё бесит.

В телефоне несколько истеричных смс от Аллы. Ренат уехал на её тачке. А тачку должны были забрать на техосмотр. Надо деньги перевести…

Задолбали! Бесят!

Как я буду содержать весь этот шалман, даже не представляю!

Смс от бывшей — дочке нужны брекеты, новый велосипед и оплатить гимназию на будущий год. Это тоже дохрена! Но Маруська — это святое. Это вообще без вопросов.

Хозяин «Жемчужины» через три часа ждёт меня в палате на оформление продажи комплекса. Если сделка сорвётся…

Я десять лет жизни убил, чтобы сколотить нужную сумму и шагнуть. А теперь каждый день она тает на глазах! Ещё и в кредит влез из-за братца-недоумка.

— Тимур, тебе действительно так нужна эта гостиница?

— Очень.

— А ты женат?

— Мм… Нет.

Его настроение резко меняется. Алихан словно включается в ситуацию, заинтересованно глядя на меня.

— Это хорошо. Возможно, мы и договоримся.

— Открыт к любым предложениям! — оживаю я.

— Мне не нужен откат от тебя. Дам добро и поддержу твой заход в этот бизнес. Покупай её! Но…

Моё горло сводит, руки ищут в кармане пиджака пачку, которой там нет. Потому что начало такое, словно дальше с меня запросят бессмертную душу как минимум.

Да собственно, хрен бы с ней! Если ничего противозаконного и убыточного, то я готов на любой расклад.

— Гостиница будет принадлежать моему ребёнку. И потом — вашим детям.

— Не понял…

— Ты женишься на моей дочери. Мы породнимся. И будем мирно работать на этом побережье, обеспечивая будущее моим внукам, моему роду. Комплекс оформишь на жену. Это моя страховка для неё.

— В смысле? А если мы разведёмся?!

— Нет. Моя дочь не должна быть в разводе. А если решишься — придётся оставить всё ей.

Нервно оттягиваю ворот футболки.

— Я даже не знаю её.

— Зачем тебе её знать? Или ты думаешь, я мог воспитать недостойную женщину?

— Нет! Я не это хотел сказать.

— А что? — требовательно смотрит на меня. Бросает взгляд на часы. — Что скажешь, Тимур?

В моей голове ускоренно щёлкает калькулятор. За сколько я отобью бабки при поддержке Алихана, за сколько удвою сумму. И когда смогу вывести её из «Жемчужины». Лет пять — и я буду иметь гораздо большую сумму чистыми, чем вложу. Да хрен с ним! Пять лет фиктивного брака — и я готов отдать ему «Жемчужину», удвоив свои вложения. И потом куплю другой комплекс в другом месте. Чем не вариант?

— Я согласен.

Глава 5 — Замуж за русского (Ляйсан)

Обняв подушку, сижу на подоконнике, слепо глядя на расцветающие вишни. Грудная клетка словно сжалась от ужаса — не вдохнуть. Будущее для меня туманно и трагично. Я будто жду своих похорон. В одно мгновение мой мир рухнул. За что?!

Я привыкла к России. Не хочу обратно на родину. Там я буду как вещь! Здесь интернет, учёба… Пусть и не своими глазами, но я вижу мир! Там не будет ничего. Чужой харем, чужие дети, кухня, сад, уборка, стирка, хозяйство… всё!

Втайне надеялась получить диплом и что-нибудь придумать. Увернуться от этого ненавистного брака! Увернулась… Так бы хоть в России осталась. Любимой дочерью, уважаемой женой. А теперь — прислуга у чёрта на куличках, в дремучем кёй! Всю жизнь с покрытым лицом! За что?..

На столе нетронутые мной фрукты и печенье. Из протеста не ем! Других выражений протеста мне не положено. Глаза опухли от слёз.

Дверь в мою комнату открывается. Подскакиваю с подоконника. Отец и братья. Закрывая лицо руками, покаянно опускаю голову. Хочется броситься к ногам отца и умолять… Но я не смею. Такой позор ему, что отец моего жениха это всё увидел. Знала бы, что так получится, никогда бы не сделала так!

— Ляйсан, — выходит перед ними мама. — Надень своё золото, собери в сумку самое необходимое.

— Мамочка, — с ужасом бросаюсь ей в ноги. — Не надо! Пожалуйста! Отец! Прогони, отрекись, но не отправляй меня туда! Я работать пойду, я придумаю, как самой выжить!

— Моя дочь шляться будет? — гневно ведёт он бровью. — И дальше меня позорить?

Обессиленно рыдая, прячу в ладонях лицо.

— Не поедешь, — снижает голос мать. — Замуж за русского пойдёшь. Сегодня.

Замираю, пытаясь осознать сказанное. Антон приехал? Заберёт меня?!

— Мама? — шепчу одними губами, пытаясь поймать её взгляд.

Но она хмуро смотрит в окно, поджав губы.

— Собирайся.

Мать оставляет передо мной небольшую кожаную сумку. Все уходят.

А моё сердце и радостно, и тревожно колотится. Неужели пронесло?.. Пощадили?

Отец ему позвонил? Он согласился?!.. Ну, конечно, Антон! Какой же ещё может быть русский?

Трясущимися пальцами вдеваю серьги. Надеваю тонкий золотой ошейник с гирляндой цепочек, свисающих на грудь, колечки, браслет… Что я могу ещё из дома отца взять?

Растерянно собираю свои тетрадки и несколько книг по учёбе, бельё, нетбук, новое домашнее хлопковое платье, одежду, в которой в университет хожу. Впихиваю с усилием туфли. Всё… места в сумке больше нет. Накидываю на сумку между ручек свой плащ. Всовываю ещё маленькую косметичку. Теперь точно всё. Телефон забрал отец…

Умывшись, надеваю традиционное светлое платье. Лёгкое, но закрывающее всё тело, чтобы лишний раз не раздражать отца. И газовый полупрозрачный никаб в цвет платью. Мне так дико стыдно от происходящего, что я не могу позволить себе выйти с открытым лицом.

Смотрю на себя в зеркало. Кошмар… Мои обычно красивые восточные глаза сейчас как у японки… Веки опухли… А больше ничего и не видно. Красить глаза не решаюсь. Отец не выносит, когда мы красимся. Но и прямого запрета не было. Поэтому тайком иногда подкрашивала глаза в университет.

Взяв сумку, выхожу из комнаты. Сестрёнки испуганно выглядывают из своей.

— Ляся… — шёпотом.

Оглядываюсь. Несколько секунд смотрим друг другу в глаза, прощаясь. Теперь одну из них, вероятно, отдадут вместо меня моему бывшему жениху. Мне стыдно перед ними тоже. Опускаю лицо, спускаюсь по широкой лестнице вниз. В холле людно. Нерешительно замираю на нижней ступеньке, ища взглядом Антона. Его нет.

Мы поедем куда-то? Что происходит?..

— Ляйсан, — зовёт отец, — подойди сюда.

В его голосе больше нет отвращения. В полуобморочном состоянии подхожу к столу. На кресле перед ним сидит женщина. Русская. Я вижу свой паспорт у неё в руках, она переписывает с него данные на бланк.

И вдруг я понимаю, что мне не так уж и легче от того, что я стану женой Антона. Быть женой… За этим статусом много пугающего! Это супружеский долг, это его отец и мать. Как примут?.. Ведь даже родители не познакомились. У нас так не делают. И мне всё равно плохо и страшно. Но я стараюсь держаться спокойно и мужественно. Разве эта судьба не лучше, чем быть отправленной к чужим суровым людям или даже выйти замуж за моего бывшего жениха? Уже давно не молодого, религиозного и строгого, с его сальными, презрительными взглядами.

Какой-то незнакомый мужчина спиной ко мне говорит тихо по телефону.

— В смысле — разбил?.. Ты разбил тачку Аллы?! Ты не вписан в страховку, идиот! Ты чо… — с яростью проглатывает он пару матов.

Мне становится неуютно от его плещущей ярости. Его кисть нервно и ритмично сжимается в кулак. Костяшки сбиты, словно он недавно разбил что-то этим кулаком. Или кого-то. Делаю шаг подальше от него.

— Документов у тебя нет? — ядовито продолжает. — Подъехать?! Я на сделке. Я никуда не смогу подъехать ещё часа три!.. Вот и пусть забирают! Всё! К хренам собачьим! — шипит он.

Рывком разворачивается. Его осатанелый взгляд невидяще скользит по мне и дальше — по столу, по документам. Телефон в его руке снова звонит. Скидывает. Опять звонит. Его губы вздрагивают в оскале. Выключает.

Он пугает меня… Где же Антон?

Оглядываюсь, пытаясь сделать ещё шаг назад, но подошедший сзади отец придерживает за локоть.

— Ваш паспорт, — обращается к мужчине женщина, заполняющая бланки.

Он достаёт, кидает перед ней. Желваки на его лице рассерженно вздрагивают.

Зачем здесь этот человек? В нашем доме не бывает русских…

Она списывает данные с его паспорта.

Зачем это? Что происходит?!

— Мама… — осипнув, тихо зову я мать, ищу её взглядом.

Но она слишком далеко и тоже с покрытым лицом.

— Вот здесь распишитесь, — женщина двигает по столу к этому злому мужчине несколько листов.

Тыкает ручкой в нужные места. Он раздражённо и быстро ставит роспись. Потом двигает листы в мою сторону.

— Отец… — с колотящимся сердцем поворачиваюсь я, не смея прямо задать вопрос.

— Подписывай! — давяще.

Мужчина быстро печатает что-то на телефоне, не бросив на меня ни одного взгляда. Пальцы отца сжимают мой локоть до боли. В ушах шумит, в глазах темнеет. Никакого Антона не будет, да?.. Ручка в пальцах непослушно дрожит. Я что-то слепо черкаю.

— Гаранин Тимур Алексеевич, — тараторит женщина, равнодушно глядя на него, — Гаранина Ляйсан Алихановна, — переводит на меня взгляд. — Объявляю вас мужем и женой. Поздравляю с бракосочетанием. Документы можно будет забрать через неделю.

Что?!..

Глава 6 — "Шахидка" (Тимур)

Я снова женат. Скоропостижно вышло… Алла меня живьём сожрёт. Нихрена, пусть терпит это временное явление. Бабки она мои любит, так пусть и обратную сторону их наличия принимает.

Смотрю на девчонку. Ну, мумия, честное слово! С ног до головы закутана в ткань, одни глаза. Остекленевший взгляд застыл в пространстве.

Она хоть по-русски говорит? И имя какое-то… С первого раза и не выговорить.

Как овцу продали. Практически по весу. Ну у них, видимо, женщины другого и не ждут. Главное, чтобы по-русски говорила. Иначе совсем тяжко будет.

Забираю наши документы себе в карман.

— Давай сумку.

Молча протягивает. Мы касаемся пальцами. Как ужаленная отдёргивает руку. Сумка падает на пол.

— Простите, — выдыхает испуганно.

С раздражением поднимаю сумку, возвращаю плащ на место. Я в бешенстве, да. Но она ни при чём здесь. Это всё Ренат! Скотина! Страшно представить, во сколько теперь эта авария обойдётся. А ещё достигшая пика абстиненция. И около десяти смсок от Аллы.

А самое главное — то, что я опаздываю на сделку по «Жемчужине».

Поднимаю на неё требовательный взгляд.

— Мы торопимся.

Протягиваю руку. Понурившись, она нерешительно вкладывает свои тоненькие ледяные пальцы в мою ладонь. Веду её к машине. Открываю дверь, усаживаю на переднее сидение. Сумку — назад. Сажусь за руль, ища по инерции взглядом пачку. Телефон трезвонит. Идите все к черту!

Выжимаю газ, срывая машину с места.

— Пристегнись.

— Что?..

— Пристегнись! — набираю скорость.

Неуверенно возится с ремнём безопасности. Перехватываю из её пальцев пряжку, не глядя втыкаю в фиксатор. Твою мать, элементарная же вещь!

Боковым зрением вижу, как она нервно заламывает свои пальцы. И так тихонько судорожно вздыхает, словно очень долго плакала. Почти как моя Маруська. И меня это вспенивает ещё сильнее. Дикари какие-то! Кто так дела делает? Смотрит на меня как на чудовище, вернее, не смотрит в глаза даже. Нет, а я-то тут при чём? У меня выхода нет! А у них-то был.

— Мне, знаешь ли, эта история тоже неприятна. Я тебя в жёны не просил. Но так уж вышло. Поэтому придётся нам договориться.

— Что?

— Ты понимаешь по-русски?

— Понимаю…

— Почему всё время переспрашиваешь?

— Извините…

Костяшки, сбитые о челюсть брата, воспалились и ноют, повышая градус моих психов. Если ещё и эта проблемная окажется, я их всех поубиваю к чёртовой матери!

— Как тебя зовут?

— Ляся. Ляйсан…

— Короче… Ляйсан. Ты отправляешься в мой мир. Там мои правила. Ты должна эти правила усвоить. Первое — ты меня не бесишь.

— Что?.. М… Что это значит?

— Никак не напоминаешь о своём наличии. Тебя нет! Поняла?

— Поняла, — убито.

Ну что так убиваться-то? Знала бы ты все мои проблемы! А у тебя какие проблемы? Ешь, спи, читай, телек смотри…

— Вот и умница. Ты меня не бесишь, и тогда у тебя всё будет хорошо. И у меня.

Смотрю на часы. Десять минут осталось до назначенного времени сделки. А потом у владельца самолёт до Тель-Авива — и до свидания, моя «Жемчужина».

Скидываю смс, что подъезжаю. Вылетаю на пятую полосу, на обочину, обгоняю пробку. Резко торможу на парковке. С сомнением смотрю на эту Ляйсан. Её же в машине оставить страшнее, чем ребёнка! Но и с собой в этой парандже тащить не вариант. Ещё подумают, шахидка какая-то.

— Сидишь в машине, не выходишь. Буду через минут сорок. Хорошо?

Кивает.

— Номер телефона мне свой скажи, — открываю телефонную книгу.

— Нет телефона…

— Плохо, Ляйсан! — закатываю я глаза.

— Извините, — опускает взгляд.

— Хватит, а? — становится мне тошно. — Просто посиди. Скоро приду. Воды хочешь?

Достаю пластиковую бутылку из бардачка. Её колени аккуратно отъезжают в сторону, чтобы я не коснулся их.

Это тоже раздражает, как и всё остальное. Но при чём тут она?

— Если можно…

Отдаю бутылочку.

— Музыку включить?

— Не знаю, — срывается её голос.

Достаю из кармана в сидении Маруськин планшет.

— Умеешь пользоваться?

— Умею.

Не совсем дремучая, значит, барышня. Это радует.

— Пользуйся, — кладу на колени.

Придерживает, чтобы не соскользнул.

— Вкладки только не закрывай, а то хозяйка разгневается.

Ухожу, захватив портфель с деньгами. Владелец попросил наличкой.

Пока оформляем сделку, всё время нервничаю, словно и правда оставил ребёнка в машине. Но она же совершеннолетняя барышня. Или — нет?! Окатывает вдруг меня страхом. У них, наверное, и в пятнадцать отдают с разрешения родителей. С шестнадцати так точно! Достаю её паспорт. Листаю на страничку с датой рождения. Выдыхаю. Восемнадцать. Совсем недавно… Перевожу взгляд на фотку. Там худенькая глазастенькая девочка лет тринадцати-четырнадцати. Ну, логично, да. В четырнадцать же паспорт получают? А меняют только в двадцать.

— Тимур Алексеевич, распишитесь.

Поглядывая в окно на свою машину, ставлю подписи. Отдаю деньги. Забираю документы.

Всё! Свершилось! Теперь главное, не облажаться.

Покупаю себе энергетик. Он немного усмиряет абстиненцию, но вздрючивает ещё сильнее.

Так, а теперь домой, раздавать ремня.

Или выхватывать. Тут как пойдёт.

Возвращаюсь в машину. Оглядываю свою «шахидку». Вроде бы всё в порядке. Делаю глубокий вдох. Пора ехать.

На светофоре бросаю взгляд на её руки. Аккуратные короткие ноготки. Никакого лака. Как у девочки. Пальцы нервно сжимают так и не открытую бутылку воды. Надо её временно изолировать, пока перебесится Алла. И надо как-то учить её автономности. Мне только ещё одного ребёнка в доме и не хватало!

— Короче, так. Ко мне ты обращаешься — Тимур. Но чем реже обращаешься, тем нам обоим спокойнее.

Кивает.

— И вот это всё лучше снять.

Не могу же я её домой в парандже привезти!

— Что? Оо… Простите, — покаянно.

— Мда… Непросто нам будет. Тебе обязательно носить такую радикальную одежду? Если мы купим что-то попроще, твой отец не будет против?

— Боюсь, что моему отцу теперь всё равно.

Это очень хорошо! Отсутствие внимания к нашему браку со стороны Алихана существенно облегчит мне жизнь.

— Ещё одна важная деталь, — начинаю я без предисловий. — Дело в том, что я, вообще-то, уже женат. Поэтому ты — вторая жена… ммм… как это… Младшая? У вас же это не возбраняется?

Молчит, глядя в лобовое.

— И если ты не будешь настаивать, то наш супружеский долг мы отложим в какой-нибудь долгий ящик, который забудем, как открывать. Или ты настаиваешь… на… ммм… завершении брака? Я, честно сказать, не самый ласковый муж!

— Нет! — выдыхает испуганно.

— Что — нет?

— Не настаиваю.

— Я так и понял.

Нажимаю на брелоке кнопку, поднимающую ворота.

— Моя… старшая жена будет сейчас очень недовольна, — предупреждаю я. — Поэтому особенно не отсвечивай. Я со всем со временем разберусь.

Забираю её сумку, подаю руку, помогая выйти из машины. Ляйсан оглядывается.

— Извини, фонтанов и павлинов нет, зато есть бассейн. Вода с подогревом, можно купаться уже сейчас.

На втором этаже три комнаты. В одной сейчас живёт Ренат. Вторая Марусина. А третья пустая.

— Пока не обставлю тебе собственную, поживёшь в комнате моей дочери.

Завожу её внутрь. В гостиной играет музыка. Из кухни запахи. В целом, достаточно аппетитные!

Отдаю сумку.

— Наверх по лестнице, первая дверь налево. Царство розовых пони и фей. Не промажешь.

Нерешительно идёт по лестнице. А я на кухню.

Упираясь спиной в косяк арки, недовольно наблюдаю за тем, как Алла разбирает коробки из ресторана.

— Спасибо, что справилась с ужином, — скептически смотрю на нетронутую плиту.

Вздрагивает.

— Напугал!

— Алл… что бы ты выбрала: залететь сейчас, но сильно сократиться по деньгам и возможностям. Или отложить залёт лет на пять, но расширить бизнес и возможности?

— Второе, конечно!

— Ну тогда у меня для тебя новости…

Глава 7 — Зверушка (Ляйсан)

В комнате дочери моего мужа и правда всё нежно-розового цвета. Только ковёр и обои цвета топлёного молока. В углу огромная кровать, сделанная чердаком, вниз с неё — пластиковая горка через полкомнаты. Под кроватью домик, завешанный тюлевыми шторами. Оттуда выглядывает морда мягкой лошадки.

Хозяйки нет.

А я так надеялась… Мне вдруг показалось на мгновение, что соседство с девочкой сделает моё пребывание в этом доме более… безопасным? И никто меня не тронет при ней. Хотя он и так обещал не трогать. Не обещал, конечно. Просто заявил, что ему это не нужно. И я благодарю Бога…

У окна столик с детскими круглыми креслами. На них сидят большие куклы. На стене напротив плазма. На другой — игровое полотно. Такое есть в комнате у моего младшего брата.

Оглядываюсь, не понимая, как мне здесь устроиться. От изнеможения колени подкашиваются. Ложусь на пушистый ковёр. На спину. На потолке едва видны глянцевые звёздочки. Они должны светиться в темноте. У меня в комнате в отцовском доме были такие же светящиеся цветы. У нас, у всех сестёр, комнаты были как у принцесс. Маленьких нас очень баловали и берегли. Чем старше — тем строже.

Вот бы стать мне тоже куклой на этом детском креслице… Не больно, не страшно, всё равно.

Мне хочется уснуть и не проснуться. Детство закончилось, всё.

Просила русского — выпросила!

Тимур… Тимур совсем не такой, как улыбчивый и ласковый Антон с его мягкими чертами лица. Тимур скуластый, глаза — как сталь! Взгляд пронзительный и требовательный. И сам суровый, раздражительный, хмурый, говорил со мной с досадой, словно я ему заранее мешаю, совсем не так, как Антон говорил. Ну и пусть. Главное, что не тронет. Нет меня!

Это тоже страшно. Бесправная, никому не нужная…

Какие правила в этом доме для меня, я не знаю. Есть ли тут другие мужчины и можно ли ходить свободно — не знаю. Можно ли мне учиться — не знаю. А завтра лекции… Спрашивать страшно. Меньше всего мне хочется вызвать его гнев. Мужчины бывают очень жестоки.

Дверь в комнату приоткрыта. Внизу крики, ругань. Зажмуриваюсь от ужаса. Мой отец никогда не кричит. Он просто наказывает. Нас — девочек — изоляцией и тяжёлой работой по дому. А ещё постоянно висящей угрозой отослать на родину. Но у нас в доме женщин никогда не били. Я первая выпросила…

От повышенного гневного голоса Тимура я впадаю в оцепенение. Мне кажется, что в итоге он может сорваться на мне. Отец, когда гневался на братьев, часто наказывал и нас, девочек, если попадали под горячую руку.

Родители его здесь живут? Не представил… У нас так не бывает.

Что его отец обо мне скажет? Как мать примет? А ещё жена эта старшая…

Прислушиваюсь. Ругаются!

— Ты будешь, Алла, так со мной разговаривать — вылетишь отсюда, ясно?

Алла, значит…

И я представляю, что будет, если вылечу отсюда я. Куда я пойду? В отцовский дом — вряд ли примут.

Некоторые девочки с курса живут в общежитии. Но там творится такое… Рука отца не дрогнет придушить меня, если узнает, что в общежитии живу. Для него общежитие и публичный дом — одно и то же.

— Она просто будет здесь жить! И всё! Какие проблемы?!

— Ты привёл к нам домой какую-то тёлку! Я должна жить с ней под одной крышей??

— Какую тёлку? Она девчонка ещё. Считай, я просто её опекун на несколько лет.

— На молоденьких потянуло?

— Ты больная, что ли?

— Где она?! — голоса приближаются.

— В детской она.

— Чёртов извращенец!

Как грубо с мужем говорит. Ужас!

— А ну-ка, стоять! Ты туда не пойдёшь!

Закрываю уши ладонями. Хоть бы они обо мне забыли на сегодня!

Сказал — снять никаб. Лучше слушаться. Женщина послушная — мужчина великодушный.

Зеркал в комнате нет. Но есть дверь с матовым стеклом. В моей комнате в отцовском доме за такой была ванная комната. И я иду туда — переодеться, умыться, привести себя в порядок.

От голода тошнит и кружится голова. Я могу готовить здесь?.. Или нельзя? Как и когда здесь кушают?

Долго умываюсь ледяной водой. Распускаю волосы. Решаюсь переодеться в домашнее платье. В хареме, на женской половине дома, можно носить платья с открытыми руками и шеей. У меня именно такое. У русских нет харема. Мужчины и женщины вместе живут, вместе едят… Наверное, здесь неважно, закрыты шея и руки или нет. У нас и на учёбу девочки в открытом ходят. Но чувствую себя очень неловко. Одно дело на других с оголённым телом смотреть, другое — самой так ходить.

Раньше мне хотелось… чтобы открыто, смело. А сейчас хочется, чтобы меня никто не видел, не замечал.

Прикрываю дверь в свою комнату, чтобы не слышать их перепалку. «Тимур не слишком строгий», — делаю я вывод. Иначе давно бы наказал эту крикливую жену. Но лучше не искать границ его терпения. Может, он к ней так терпим, потому что беременная. Наверняка.

Время идёт медленно. Я сижу одна на мягком ковре не первый час. Допиваю воду, что дал мне муж. Мне очень тревожно…

Хочется отвлечься, но в шкафу только детские книжки. Как включается здесь телевизор, я не знаю. Пульта нет. Мой телефон забрал отец. Планшет дочери Тимура остался в машине.

Достаю учебник по анатомии, листаю странички, пытаясь учить. Скоро экзамены. А вдруг разрешит учиться?

Наверное, в какой-то момент меня отключает. И снится мне всякий ужас. Снится Антон. И его поцелуй, от которого сводит живот, и кровь бросается в лицо, словно ошпаривая. И отец моего бывшего жениха. Я тону в стыде и позоре, вдруг оказываясь голой там, у фонтана. На меня все смотрят с отвращением. Снится пощёчина отца… И опять Антон. Он превращается в Тимура.

Сквозь сон слышу чуть приглушённые женские голоса. Этой Аллы и ещё один, незнакомый.

— Девку привёз! Жена, представляешь? Пять лет из него свадьбу выскребаю — хрен! Тут за пять минут женился!

— Арабка, что ли?

— Да! Дикарку восточную. Турчанку, иранку… Точно и сам не знает. Приданое к «Жемчужине». Говорит — и не видел её. В парандже. Двух слов связать не может.

— Ой, Алла, ты в Турции была? Они же все неряшливые, толстые, волосатые, запущенные… Что ты вспенилась? Нужна она ему! Он же всегда на блондинок западал.

— Наверное, страшная, да, раз ему, не показав, всунули. Или, может, больная какая.

— А где она?

— Сказал — здесь, в детской.

— Пойдём посмотрим?

— Запретил заходить.

— Ой, — скептически.

— Злой — капец! Чуть что — собирай вещи. С бизнесом у него не гладко. Ещё и брат его — бестолочь, торчок!.. Тачку мою сегодня до техосмотра не довёз, разбил.

— А сам-то Тимур где?

— Улетел по делам часа два как…

— Давай зайдём! Он и не узнает. Посмотрим, что за зверушка.

Растерянно приподнимаюсь, упираясь ладонями в пол. Тяжёлые волосы рассыпаются по плечам. От обиды и возмущения перехватывает дыхание. Поднимаю глаза на дверь. Она открывается. В лицо мне бьёт полоска яркого света.

Встречаюсь взглядом с женщинами. Блондинка с волнистыми волосами по плечи. И рыжеволосая, с длинными. Обе — лет на десять старше. Такие… надменные!

Застыв, ошарашенно смотрят на меня.

— Что-то я не поняла… — шарит по стене ладонью блондинка.

Судя по голосу, Алла.

Щелчок. Свет в комнате загорается. Я чувствую себя неловко и униженно, глядя на них снизу вверх. Ещё и яркий свет слепит.

— Ох-ре-неть… — открывает рот рыжая.

Мои щёки вспыхивают. Сами вы — зверушки больные! Прикусываю язык, чтобы не говорить в ответ грубости. Нет у меня здесь такого права!

Молчаливое противостояние взглядами. Вспоминаю их разговор и, не удержавшись, выпаливаю:

— Тимур сказал: вам сюда не заходить!

— Смотри-ка ты! — с ненавистью выплёвывает Алла. — И слова отлично вяжет! Огрызается! Молча вздёргиваю подбородок. Кровь кипит. Кусаю губы…

Муж сказал — она старшая. Я должна почитать. Но я этого не умею. У отца была одна жена — мама. В нашем доме других не было. А среди сестёр я старшая. И никто из женщин меня никогда не унижал.

— Мда… — тянет саркастически рыжая. — Вот тебе и зверушка.

От гнева, обиды и беспомощности на глаза наворачиваются слёзы.

— Я не понял! — рявкает где-то сзади Тимур.

Не вижу его, только слышу. И вся моя спесь тут же испаряется. Словно тяжёлый шар падает вниз живота от страха. Да и женщины мгновенно осаживаются.

— Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?

— Гаранин… Ты!.. — разворачиваясь, шипит на него Алла. — Ты издеваешься?! Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!

— Исчезли, — тяжелеет его голос. — Второй раз повторять не буду.

Алла с грохотом захлопывает мою дверь.

Обнимаю себя за колени, глядя в пустоту. Слёзы текут… Как я буду здесь жить?

Глава 8 — Неожиданность (Тимур)

— Всё, Костик, давай, — жму протянутую руку. — С утра весь персонал там прошерсти. Кого уволить, кого оставить, кого дотянуть. А я по бумажкам сяду.

— Тимур, держи, — протягивает мне коробку.

— Что это?

— Никотиновой пластырь. Ты как вштыренный. Вот-вот на крик сорвёшься. Завтра много встреч. Это косяк.

— Чёрт… — взъерошиваю волосы. — Так заметно?

— Вообще трындец!

— Наверное, ты прав. Попробую плавно. Даже стрёмно как-то, что с наскока бросить не получается.

Ещё раз жмём друг другу руки.

В машине читаю инструкцию. Леплю к плечу. Закрываю глаза… Через сколько там должно подействовать?

Надо домой… Там шахидка моя… Не разрулил толком ничего, пришлось экстренно сорваться. Вымотался, а дома ещё конь не валялся. Нужно мебель ей заказать в комнату. Покормить. Ну и вообще, поговорить нормально.

Раскладываю по мысленным полкам все свои срочняки. В себя прихожу от звонка телефона. Твою мать… вырубился. Смотрю на часы. Ого!

— Да?

— Гаранин Тимур Алексеевич?

— Да.

— Мы отправили Вам счёт по заказу на восемьдесят тысяч. Оплачивать будете? У нас рабочий день заканчивается. Доставка работает до десяти.

— Какому ещё заказу?

— Два ротанговых шезлонга.

— Я не заказывал.

— Ваша жена заказала, оставила Ваши контакты.

— Жена?!

Какая шустрая…

— Алла Михайловна.

— Ааа… — доходит до меня. — Нет, не буду. Отмените заказ.

Сказал же: никаких внеплановых расходов!

Вечерняя пробка уже рассосалась, и я быстро долетаю до дома. На моём месте припаркован синий Пежо. Вероника! Подружка Аллы. Не выношу её… Психуя, паркуюсь рядом. Только гостей нам и не хватало. И так полный абзац в доме.

Ренат, судя по всему, ещё не являлся. Надеюсь, Алла не натворила никакого треша. Вроде бы договорились обо всём.

— Алла?.. — заглядываю в кухню.

Взгляд застывает на столе. Заказанный из ресторана ужин, к которому я не успел приобщиться, выложен на большие блюда. Два использованных прибора. Початая бутылка вина… Как поели, так и бросили всё. Алла привыкла к прислуге. А сейчас временно придётся обходиться без неё. Кто теперь должен это убирать? Я?!

Слышу голоса с лестницы.

Твою ж… Там же эта… Как её… Имя не запомнил. Жена, в общем!

Меня опять вспенивает до скрипа зубов. Алла иногда… хреново вникает! Сказал же…

— Мда… Вот тебе и зверушка, — слышу я голос Вероники.

Зверушка?.. Зверушка?! Сдерживаю порыв спустить их обеих с лестницы.

— Я не понял! — рявкаю на Аллу. — Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?

— Гаранин… Ты!.. Ты издеваешься?! — истерично взмахивает руками. — Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!

Что там смотреть?! Девчонку перепуганную? Нашли зверушку!

— Исчезли. Второй раз повторять не буду.

Алла захлопывает дверь в комнату. Бросаю взгляд на часы.

— Короче, на кухне за собой убрать, ужин мне разогреть, подружки — по домам, — рычу я, недовольно поглядывая на Веронику.

«Девчонка-то тоже не ужинала!» — вспоминаю я. Я же думал, что раньше вернусь. А с Аллой их пока сталкивать не вариант.

— На две персоны накрой.

— Я тебе не домработница! И наложниц не обслуживаю!

— Кто ты мне и кого обслуживаешь, мы обсудим без третьих лиц.

Психуя, Алла летит по лестнице вниз. Морщусь… Не загремела бы на своих каблуках. Нахрена каблуки дома носить? Пол здесь с подогревом, покрытие упругое… Привычка профессиональная, что ли?

Выдыхаю, собираясь с мыслями.

Как там было? Припоминаю наш разговор в машине. «Ляся, Ляйсан…»

Открываю дверь.

— Добрый ве… Оу…

Замираю с открытым ртом, забывая, чего хотел. Неожиданно… Облизываю мгновенно пересохшие губы, оттягивая ворот футболки. Разглядываю сидящую на ковре девушку.

Вот это да!..

Густые роскошные волосы окутывают её как русалку. Я такое только по телеку видел. И то не уверен, что не монтаж. Поднимает на меня жалобный взгляд. Волосы рассыпаются от этого движения. Глаза-то какие… Утонуть можно! И как я их сразу не рассмотрел? Наверное, не смотрел… Правду говорят, что в восточных женщин за одни глаза влюбляются, даже лица не видя. Такой и косметика не нужна. Тёмные густые ресницы обрамляют чуть раскосый восточный разрез светлых глаз. Пухлые трепетные губки обиженно вздрагивают.

Как загипнотизированный присаживаюсь рядом с ней. Её кожа словно подсвечена изнутри… молочная… Щёчки-персики. Юная совсем.

Подчиняясь внутреннему порыву, стираю большим пальцем слезу. Заправляю прядь, упавшую на лицо, за ушко.

Испуганно замерев, не смеет шевельнуться, покорно опуская горестный взгляд. И эта её эмоция вдруг пробивает мою броню, влезая под кожу. Доставая нечто незадействованное ранее. Болезненное, настойчивое, чисто мужское. Меня окатывает тяжёлой, слепящей жаждой обладания… Я снова жадно облизываю губы, сглатывая подкативший к горлу ком.

Жарко…

Вдыхаю глубже. Пахнет непривычно. Никаких ожидаемых арабских духов с давящим сандалом. Наоборот. Чем-то… цветочным… тонким… едва уловимым… юным, тёплым… Хочется прижаться лицом к её шёлковой роскоши и вдохнуть так, чтобы всему пропитаться изнутри этим запахом и утолить всепоглощающий, будоражащий кровь голод.

Но… в эту сторону нам двигаться не надо. Она не рабыня. Она всего лет на десять старше моей Маруськи… И то, что мне вставило, совсем не повод использовать её. Такая невинная красота обезоруживает.

— Ты неожиданно красива, Ляйсан.

Попытка превратить это просто в нейтральную констатацию факта проваливается. Мой голос просаживается, переходя на хрип. Прокашливаюсь.

Потёк, Гаранин?.. Кто ж тут устоит?

Кровь приливает к лицу, пульсируя в ушах. Ещё раз веду пальцем по мокрой щеке.

— А плакать не надо.

Делая усилие над собой, убираю от неё руки.

— В общем…

Что я собирался ей сказать?

— Если кто-то будет обижать, — стреляю взглядом на дверь, — ты сразу говоришь мне. И я вмешиваюсь. Тебя здесь никто не будет трогать. Ни я, ни кто-то другой. Будешь спокойно жить, как жила у отца. Ко мне относись как к опекуну.

— Спасибо…

— Днём я был раздражён. Прошу прощения за резкость.

Вкладываю ей в руки телефон, который купил для неё.

— Это тебе.

— Спасибо…

— Здесь вбит мой номер.

Взгляд, не подчиняясь, скользит ниже, по обтянутой тканью пышной груди… изгибу бедра… к босым ступням с ухоженными идеальными пальчиками. Нежно-розовыми… На тонкой щиколотке — золотая цепочка.

Она как из другой реальности.

Встряхиваюсь, рывком отвожу глаза, попадая взглядом на книгу у её стопы. Поднимаю.

— Анатомия?..

— Можно спросить? — шепчет, не поднимая глаз.

— Конечно.

— Мне можно дальше учиться?

— Ты учишься? — взлетают мои брови от удивления. — На кого?

— На фармацевта.

— Мм… Это… отлично! — развожу руками. — Можно, конечно.

— Как добираться? — поднимает наконец-то на меня вопросительный взгляд.

— Хм. А как раньше добиралась?

— Братья привозили, забирали…

— Скинь мне своё расписание, что-нибудь придумаем. Голодная?

— Да.

— Пойдём… с кухней тебя познакомлю. Готовить умеешь, надеюсь? Здесь придётся о себе заботиться самой.

Алла нас всех не прокормит точно. Она и себя не прокормит!

— Умею.

— Вот и умница.

Поднимаюсь, протягиваю ей руку. Пальцы у неё больше не ледяные. Оттаяла немного?

— Пойдём.

— В таком можно выходить? — покусывает тревожно губу, сжимая ткань юбки платья.

— Не понял вопроса.

— Руки, шея… открыты. Можно?

— Можно всё, что тебя не смущает саму. Платье очень красивое.

Не могу перебороть себя и выпустить из рук тонкие пальчики. Так и вывожу из комнаты за руку.

— Лестница крутая. Спускаешься — держись за перила.

Веду вниз. А хочется остановиться, развернуться и подхватить её снизу так, чтобы каскад её волос накрыл и меня. И утонуть в их запахе… засунуть ей в рот язык и…

Стоп!

Назвался опекуном — опекай. А вот это всё — к Алле. Глядишь, тогда и уживутся.

С сожалением, но решительно отпускаю пальцы Ляйсан…

Концепция не меняется.

Глава 9 — Добрый-Злой (Ляйсан)

Тимур отпускает мою руку и уходит вперёд под арку. Останавливаюсь в ней. На кухню с распущенными волосами заходить нельзя. Откидываю их назад и торопливо плету косу потуже.

Оперевшись на барную стойку, внимательно следит за каждым моим движением. Сначала показалось — злой. Теперь кажется — добрый. Противоречивый. Лучше особенно не расслабляться. Завтра опять может стать злой.

Но его обещания очень греют душу. Учиться можно, трогать не будет… Зачем ему меня обманывать, если я уже и так принадлежу ему?

Оглядываю кухню. Красивая. Современная. А хозяйки нет… Поджав губы, смотрю на бардак на столе. У нас бы мама за такое выпорола!

Грустно вздыхаю. Свинину мы не едим. А на столе только окорок, запечённый с овощами. Но мужчине нужно подавать то, что он велит.

— Так, — спохватывается он.

Открывает духовой шкаф, озадаченно смотря на блюдо с окороком.

Поднимает его, ставит в шкаф. Неуверенно зависает пальцами возле панели.

— Можно помочь?

— Нужно!

Преодолевая внутренний барьер, подхожу к нему ближе. Мы неловко застываем. Словно с сожалением, он отстраняется, уступая мне место. Включаю режим разогрева.

— Хлеб порезать?

Бросает взгляд на стол.

— Порезан.

— Чёрствый уже… Мужчинам такое не подают.

Склонив голову набок, с любопытством рассматривает.

На кухне мне комфортнее. Это женское место.

— Хорошо, порежь.

Мою как следует руки. Отыскиваю взглядом хлебницу, ножи… У нас кухня и столовая отдельно. У него разъединены только стойкой.

— Зелень, овощи? Порезать?

— Хм…

Открывает холодильник, вытаскивает оттуда пару пучков зелени. Подхожу ближе, чтобы забрать. Мы опять неловко замираем, пытаясь поделить пространство.

Мне он кажется неуместным на кухне. Как горящий факел, который надо всегда обходить, чтобы не обжечься.

— Можно я… — несмело киваю на холодильник, — сама?

— Давай.

Уступает мне место. Делаю овощную нарезку, выкладываю на листья салата. Поливаю маринадом из оливкового масла и бальзамического уксуса. Отец очень любит, чтобы было так.

— Кунжут есть? — оглядываюсь я.

Все полки закрыты.

— Я не знаю, — пожимает плечами. — Специи вот здесь.

Открывает один из шкафов. Отыскиваю маленькую непочатую пачку. Посыпаю овощи.

— Остро делать или нет? — с сомнением сжимаю в руках мельницу с перцами.

Надо же мне знать, как ему готовить?

— Остро.

Под его внимательным взглядом всё норовит выпасть из рук! И хочется умыть горящее лицо.

Достаю зашкворчавший окорок. Отрезаю несколько тонких пластов мяса. Красиво выкладываю на блюдо рядом с овощами. Поливаю сверху жиром, чтобы не было сухое. Посыпаю зеленью. Ставлю перед ним на стол. Кладу на салфетку приборы.

Его брови отчего-то удивлённо ползут вверх.

— Я что-то не так?.. — теряю от волнения голос, машинально хватаясь рукой за горло, чтобы прикрыться. Ощущение уязвимости возвращается.

Встречаемся взглядами.

— Всё… ммм… отлично. Спасибо. Положи себе тоже и сядь со мной.

Опускаю взгляд.

— Мне нельзя такое. Извините…

— Какое?

— Свинину…

— Ааа… Чёрт, — с досадой. — Я и не подумал.

Хмуро отодвигает тарелку.

— Пф… — пренебрежительно доносится сзади.

Оборачиваюсь. Алла…

Взгляд Тимура, устремлённый на неё, мгновенно тяжелеет. Но она игнорирует.

— Что ты ешь на ужин обычно, Ляйсан? — достает Тимур телефон.

— Творог с фруктами. Рыбу с овощами.

— Не повезло тебе, детка! — проходит Алла мимо меня.

Встаёт за спиной Тимура и кладёт ему на плечи руки. Демонстрируя свой особый статус.

Да и ладно…

— У меня лактозная непереносимость и аллергия на морепродукты. В этом доме не бывает ни одного, ни другого.

Ноздри Тимура недовольно вздрагивают. Ведёт плечом, уворачиваясь от ладони Аллы. Встаёт.

— Минуту…

Из кухни выходит на террасу. Негромко говорит с кем-то по телефону.

Алла недовольно осматривает кухню.

— Здесь я хозяйка, поняла?

— Как Тимур скажет, — поджимаю губы.

Лучше с ней не ругаться. Но…

Ну не могу я с почтением к ней. Веду взглядом сверху вниз. Можно вот так появляться там, где люди обедают? В короткой тунике, небольшая грудь сдавлена так, что вываливается из бюстгальтера. На открытом плече татуировка. С пачкой сигарет в руке, макияж словно потёк, на высоких каблуках… Как девка продажная!

— Тимур тебе уже всё сказал насчёт твоего статуса. Что-то может непонятно?

Кровь бросается мне в лицо.

— Ты здесь на правах гостьи. Так что особенно не хозяйничай.

Злая какая… Что я тебе сделала?

— Как Тимур пожелает, — упрямо повторяю я.

— Хотя… на кухне можешь и хозяйничать, — ядовито улыбается. — Он как раз прислугу уволил. А тебе и платить не надо.

— Жена должна готовить, что тут зазорного?

— Ты не жена!

— Так сама готовь. Или не умеешь? — взбрыкивает во мне всё протестом.

Почему от женщины такое терпеть должна? Она мне не мать, не свекровь! По законам шариата муж не может одну жену над другой превозносить!

— Не твоего примитивного ума дело — что я умею, а что нет. Что я умею, тебе никогда не освоить.

Чувствую интуитивно, о чём она, по её скабрезному, вызывающему взгляду. Нашла, чем хвалиться! И чем меня унизить! Невинностью моей? Глупая какая женщина!

— И где на такое учат? — прищуриваюсь я. — В каких институтах?

Разъярённо вдыхает поглубже, лицо наливается кровью.

— Через полчаса всё привезут — и творог, и фрукты, и рыбу-гриль, — возвращается Тимур.

— Нормально! Мой заказ ты отменяешь, а этой зато…

— Алла! — рявкает он. Голос гневно звенит.

Я виновато опускаю глаза, делая пару шагов назад.

— Что — Алла? А ты что сразу ветошью прикинулась?! — разворачивается ко мне. — Язык проглотила? Строит из себя тут цветочек невинный.

— А ну-ка нахрен свалила отсюда! Дай поесть спокойно! — взрывается Тимур, бросая с грохотом вилку на стол.

Ой, мамочка… Зря я огрызалась!

Тихонечко проскальзываю мимо него, пытаясь сбежать наверх.

— Ляся! — рявкает.

Задохнувшись, замираю, слушая своё колотящееся сердце.

— Ты не поела, — чуть снижает он тон.

— Можно уйти? — шепчу я испуганно.

— Ладно, — раздосадованно, — иди…

Глава 10 — Первая брачная ночь (Тимур)

— Не собираюсь я прикасаться к этой девочке, поняла? Но и тебе её прессовать не позволю! Она ничем это не заслужила.

— Она огрызалась!

— Наверняка на твоё хамство, да?

Недовольно бурчит что-то себе под нос.

— Ляся, по сути, хозяйка «Жемчужины». А я, по сути, только управляющий. Не ищи края, Алла! Нам надо с ней дружить.

— «Ляся»… — передразнивает она.

— Просто представь, в каком она стрессе. Она испугана… Чужие люди, чужое место. Остановись, Алла! Между нами всё остаётся как прежде.

— Сними ей квартиру!

Не уверен я, что она сможет жить одна. От неё разит наивностью и беспомощностью. В социальном плане, конечно. Как хозяйка-то она поуверенней Аллы будет. А так… Братья всегда сопровождали, говорит. Как она одна будет? Тем более, с такой внешностью. Её ж похитят, ё-моё… Было б мне на десятку меньше, и всего этого груза бы не было — я б похитил. Да и…

— Её отец, Ал, не согласится с концепцией фиктивного брака. Это я с Лясей могу по-тихому это всё провернуть. Потому что она не заинтересована в этом браке так же, как и я. Но иллюзия полноценного брака должна быть.

— Всё равно!

— Не тупи! Или ты думаешь, на отдельной квартире мне сложнее будет с ней замутить, чем у тебя под носом?

Алла обиженно отворачивается к открытому окну. В пальцах мелькает длинная сигарета. Чувствую тошнотворный, но манящий запах дыма. Меня опять начинает сводить от ломки.

— Просил же! Не курить в комнате! И при мне не курить!

— Извини… — раздражённо бросает сигарету в окно.

— А там что — урна?! Там клумба!

— Да ты достал, Тим! Придут завтра и уберут всё.

— Я же сказал, что уволил всех, кроме еженедельного клининга.

— Надолго?

— Пока не выплачу кредит.

— И сколько нам обламываться?

— Не могу знать, — развожу руками. — Смотря, как пойдут дела в сезон. И, кстати, на карте твоей сильно упал лимит.

— Я заметила. Ладно… потерплю. Ради тебя.

Своим профессиональным кошачьим шагом показательно скользит в мою сторону. Обнимает за шею, прогибается… Привычно придерживаю за талию. Ах… Когда-то я кончал просто от всего этого. Но внутренности оказались менее профессиональными, чем пластика.

Поднимается и рывком впивается мне в губы. Расслабляю свои, чтобы ответить на поцелуй, но…

— Твою мать! — уворачиваюсь.

— Что?!

— Ты на вкус как мокрая сигарета! Фу… Короче, чтобы тоже бросила курить.

— Да с чего вдруг!?

— Потому что меня обламывает.

— Не собираюсь я!

— Тогда держи свой рот подальше от меня.

— Ты же любишь целоваться! — зло прищуривается.

— Любил…

Бесит!

Телефон звонит. Доставка для Ляси. Выхожу встречать. Машинально поднимаю глаза на окно Маруси. Мельком вижу Ляйсан в окне. Моё тело реагирует, напрягаясь под её взглядом. Пульс ускоряется…

Забираю тёплые термокоробки. На кухне всё распаковываю. Перекладываю в мелажницу суши, творожную запеканку с персиками и запечённые дольки яблок. Надеюсь, ты это ешь… Добавляю стакан сливового сока.

Она очень старалась сегодня превратить остывшее блюдо в съедобное и аппетитное. И мне хочется тоже порадовать её в ответ. Да и просто хочется ещё немного пообщаться. Но Алла то ли случайно, то ли намеренно тоже приходит на кухню, включает кофеварку.

Не готов я ко второй серии. А Ляся и подавно. Забираю со стола блюдо. Отнесу ей.

— Теперь ты ещё и официант, Гаранин? Супер!

— Следи за базаром… — рычу я.

— Каждый день ей будешь ужин приносить?

— Каждый день, пока ты не прекратишь свои нападки.

Чувствую спиной взгляд бесящейся Алла. А вот нехрен. Веди себя адекватно.

Поднимаюсь по лестнице и снова утекаю от предвкушения. Перекладываю поднос на ладонь. Стучу.

— Можно?..

Приоткрываю дверь, Ляйсан растерянно встаёт с высокого подоконника. Распахивает свои огромные глаза от удивления.

— Твой ужин привезли.

— Мне?! — шокированно переводит глаза с меня на блюдо.

— В чём проблема? — вопросительно дёргаю бровью.

— Ну что Вы… не нужно было. Я бы спустилась. Зачем?.. Мужчина не должен…

— Я сам решаю, что кому должен.

— Оо… простите, — закрывает лицо руками. — Поучать взялась. Глупая…

Признание неправоты уже признак ума. А умная, пусть и фиктивная жена — это хорошая новость.

Оглядываю комнату. Тут и присесть толком негде.

— Помоги-ка…

Вручаю ей в руки поднос. Вытаскиваю низкий круглый столик в центр на мягкий ковёр. Водружаю поднос. Кидаю две напольные подушки.

— Так удобно будет?

Кивает.

— Садись.

Расправив подол платья, садится на колени на подушку. И я сажусь напротив. Настороженно смотрит на меня, не касаясь еды. Что происходит?

— Я опять нарушил какие-то табу твоей культуры?

Опускает смущённо свой пушистый веер ресниц.

— Рассказывай, — устраиваюсь поудобнее.

— Мужчины… — отрицательно качает головой, — не сидят за столом с женщиной. Если они им не махрам.

— Почему?

— Только махрам. Родственники. Матери могут… Пожилые… Молодые девушки прислуживают. Кушают отдельно. После… — на мгновение поднимает взгляд.

— Отменяется такое правило. В моём доме женщины не прислуживают.

— Нельзя? — удивлённо.

— Можно, — пожимаю плечами. — Только если хочется сделать приятно. Ешь.

— При Вас?

— Тоже нельзя?

— Не знаю. Уединение с посторонним мужчиной — харам.

Строго сводит свои изящные соболиные брови.

— Я не совсем теперь посторонний.

— Простите… да.

— Поэтому расслабься и ешь.

Разглядывает чашу.

— Это… суши? Я читала… Япония.

— Не пробовала?

— Нет.

— Это хаси, — показываю ей палочки. — Вот так надо держать. Острое любишь? Васаби? Немножко. Попробуешь?

Несмело кивает. В глазах спрятано любопытство.

Зайка какая… Ухмыляясь, демонстрирую ей последовательность.

— Немного васаби, потом соевый… Открывай рот.

— А? — взлетают её брови.

— Открывай, — требовательнее повторяю я, облизывая губы и возбуждаясь от двузначности. Подношу к её нежным пухлым губкам ролл. — Открывай рот. Я тебя покормлю.

Мои веки тяжелеют, в своих фантазиях я совсем в других обстоятельствах говорю ей это…

— Мужчины у вас не кормят женщин?

— Только в первую брачную ночь… сладостями… — вспыхивает она.

— Ну, считай, у нас первая. И коль мы с тобой отказались от её ммм… «сладких» вариаций, то придётся тебе отведать острого из моих рук.

Губы несмело размыкаются. Не моргая, обхватывает ролл, скользя губами по палочкам.

Вау…

Кровь бросается ей в лицо, глаза распахиваются ещё сильнее. Замирает.

— Остро?! Жуй! Рис погасит остроту.

Быстро жуёт, жалобно хныкая.

— Держи, — протягиваю сок, — запивай! Сейчас будет вкусно и хорошо.

Мда… Всё, как в первую брачную ночь!

«А ведь… я мог бы… пойти этой дорогой!» — проскальзывает крамольная мысль. Неудивительно! Её алеющие губы и скользящий по ним язычок выключают мою адекватность.

Выпивает половину стакана, на глазах проступают слёзы. Машет на лицо руками.

— Нужно поменьше васаби. Ты не ешь острое?

— Чуть-чуть можно… — допивает сок. — Много женщине — плохо.

— Почему?

— Острое разжигает похоть. Мужчине — можно. Женщине — стоит воздерживаться.

— Как интересно! Почему такое разделение?

— Мужчине похоть дана Аллахом, чтобы продлять свой род. А женщине не нужна похоть. Она просто не имеет права отказывать мужу… — опускает взгляд, — в праве наслаждаться ею. А её похоть бессмысленна.

— Ммм… очень спорно! Я бы сие правило тоже отменил. Но тут как знаешь. Ещё?

— О, нет! — испуганно. — Я больше не смогу!

— Кушай запеканку тогда и яблочки. А я суши доем.

Макаю суши в соевый, засовываю себе в рот, кайфуя как фетишист от того, что мои губы соприкасаются с теми местами на палочках, которых касались её губы.

Опять шокированно не моргает.

— Дай угадаю, — смеюсь я, проглотив. — Нельзя есть из одной чашки?

Активно кивает, с ужасом глядя, как я подхватываю палочками очередной ролл.

Господи, да я бы тебя всю вылизал, детка, чего ты так ужасаешься?

— Отменяем! А целоваться как? Или только еды касается? Чисто теоретически спрашиваю! — поднимаю обезоруживающе раскрытые ладони, улавливая её страх.

— Я не знаю… Мужчина сам определяет… степень своей чистоты. Шариат не запрещает… Если… ммм… чистая…

— Чистая?

— Оу… Нехорошо такое обсуждать. Можно, не буду?

— Можно.

Телефон в кармане трезвонит. Алла… Я засиделся?

Ну а что, мне с собственной женой поболтать нельзя? Раз уж мы с ней так вляпались. К тому же она единственная в этом доме меня пока не бесит. И голос у неё очень тёплый и умиротворяющий. Практически терапия всех моих неврозов. Я же не домогаюсь её в конце концов. Просто беседуем.

Опухшие от васаби губы обхватывают десертную вилку с яблоком и скользят…

Ох, неспроста ваши мужчины отдельно едят! И вовсе не из соображений чистоты и прочей ахинеи! Как тут есть? Когда вся кровь в нижнее полушарие отливает. Надо валить отсюда, пока я не…

«Алла!» — напоминаю я себе. Вот там можно брать всё, что вздумается. А здесь нельзя…

Встаю, оставляя её за столом, достаю из шкафа пару подушек, одеяло и постельное.

— Справишься? Я пойду… Ночь уже.

— Поднос на кухню можно отнести? — отодвигает пустую чашку.

— Да я сам. Спокойной ночи.

— Спасибо…

Внизу лестницы Алла!

— Тридцать минут!

— Ай… — с досадой дёргаюсь я. — Хватит! Пойдём спать.

— А что спать-то? Удовлетворился уже, что ли?

— Идиотка… — закатываю я глаза. — Реально бесишь! Тормози!

— Или что? Опять вещи собирать?? — с обидой.

Ррр… Дайте сигарету. А лучше три!

Проходя мимо неё, вырываю из руки пачку. На кухне смотрю на неё, понимая, что сейчас сорвусь!

Нет. Сказал — бросаю. И точка.

Сминаю пачку, вышвыриваю в мусорку.

И лучше сейчас никому меня не бесить!

Глава 11 — Первая брачная ночь (Ляйсан)

С сомнением смотрю на лестницу кровати. Не хочу туда лезть. Там же жарко! А пульта от кондиционера нет. Да и дома у нас спят по-другому: подиум, обитый ковровой тканью, тонкий матрац и подушки.

Стягиваю сверху два сложенных стопкой одеяла. Одно — потолще — складываю пополам и стелю на пушистый ковёр вместо матраса. Вот так будет хорошо! Быстренько обустраиваю себе импровизированную кровать.

Платяной шкаф пуст, и я развешиваю там своё платье и костюм для университета.

Внутри всё ещё тревожно стучит. И я так не усну. Поэтому не тороплюсь ложиться.

В телефоне новая симкарта. Вбит только номер Тимура. И теперь у меня нет даже маминого номера. Захожу в свой мессенджер, меняю номер телефона в аккаунте на новый. Вот… Часть моих малочисленных контактов восстановлена. Мамин номер. Она тоже рассержена на меня… Но я знаю, что переживает. Поэтому пишу ей короткое сообщение, что со мной всё хорошо, и муж меня не обижает, и это мой новый номер.

Прочитано.

Не ответила.

Может, отец запретил. Не знаю… Что обижаться, если я сама во всём виновата? Я не обижаюсь. Пока что всё хорошо. Гораздо лучше, чем если бы отправили на родину. Уж лучше я буду терпеть эту Аллу! А Тимур… Буду стараться ему угождать во всём. И думаю, он не станет плохо ко мне относиться. Вспыльчивый, иноверец, но не злой.

Всё успокоилось, я одна, и в голову опять лезет погубивший меня образ. Машинально захожу в аккаунт Антона. Любуюсь на его фото. Красивый… Красивый мужчина — плохо. Всегда грязная постель. Достойный — лучше. К красоте через год привыкнешь и перестанешь замечать. А жить всю жизнь. Красивый — недостаток. Но попробуй это объяснить моему глупому сердцу!

Заблокирован. Отец заблокировал. Мой палец крутится на иконке «разблокировать». Нет, не потому, что я на что-то ещё надеюсь. А потому что нам вместе сдавать проект. И я свою часть сделала, пока искала, чем отвлечься в ожидании приговора. А сделал ли он, не знаю.

Снимаю блокировку. Но ничего не пишу. Ночь…

Тимур просил расписание. Пересылаю ему сообщение с расписанием, отправленное мне когда-то старостой.

Забираю полотенце, что дал Тимур, и иду в душ. Волосы собираю наверх, чтобы не замочить. Сегодня с утра только вымыла. Да и необходимых средств для укладки нет. Нужно попросить Тимура. Я же теперь его харем. Он должен заботиться об этом.

Смываю с себя этот бесконечный страшный день под струями прохладной воды. И расслабляюсь с пониманием того, как мне всё-таки повезло. Что будет потом — не знаю. И буду ли я рада своему положению завтра — не знаю. Но сегодня всё хорошо. У меня есть мгновение на радость.

Оборачиваюсь полотенцем, заворачивая потуже на груди. И выхожу. Встряхнув головой, позволяю волосам рассыпаться по плечам и свободно упасть. Надо заплести перед сном. Отыскиваю выключатель от бра в виде месяца. Гашу большой свет, оставляя только ночник. Слышу шум шагов за дверью. Панически сжимаю на груди пытающееся свалиться с меня полотенце. Я же голая! Оглядываюсь, ища взглядом, чем прикрыться. Не успею! И только решаю забежать обратно в ванную, как дверь открывается.

— Марусь?..

Мужчина… Не Тимур!

Кровь бьёт в голову, я шокированно замираю, ослепнув от стыда.

— Вау…

Чувствую кожей взгляд. Липкий, масляный, ощупывающий каждый сантиметр моего голого тела, которое видно из-под полотенца.

— Надеюсь, это подарок? И ты просто перепутала комнату, да?

Не понимаю ни слова, в ушах шумит.

— Ну?.. — ожидающе. — Поздравляй… Я весь в предвкушении!

В доме моего отца не пьют вина. Но пьяных людей я несколько раз видела. И этот мужчина нетрезв. Его речь смазанная и невнятная. И даже стоя в паре метров от него, я чувствую специфический запах.

«Если чужие мужчина и женщина остаются наедине, третьим будет шайтан», — так говорят у нас. А если мужчина ещё и пьян, то только женщина остаётся без защиты наедине с шайтаном. И я чувствую это сейчас очень остро! Словно я не с человеком…

Покачнувшись, упирается рукой в косяк.

— Как тебя зовут?

Онемев, не могу сказать ни слова. И не поднимая глаз, так и стою посреди комнаты.

Проходит, закрывая за собой дверь.

Стыд и страх как горячая густая волна поднимаются по моему телу вверх и взрываются в голове, дезориентируя. Дышать тяжело…

— Вау-вау-вау… — обходит он вокруг меня. — Так это свои?!

Чувствую, как касается моих волос. Ужас… Как мерзко! Делаю шаг в сторону, но прядь остаётся в его руке, скользя по раскрытой ладони.

Я опять опозорена… В этом доме нет защиты?!

— Эй… — смягчается его голос. — Ты в первый раз, что ли? Чего такая? Или… Погоди… Так ты подарок или нет?

Не понимаю, о чём он! Меня опять трясёт, и нервы сдают. Всхлипнув, прикусываю губу. Плакать — плохо. Мужчины не любят, когда женщины плачут. Да и когда плачешь над судьбой — значит, не благодарна Богу. Может сделать ещё хуже. Наказать.

Делаю ещё пару шагов в сторону. На столике мой телефон.

— Ты немая, что ли? Ты кто вообще?

Ложится спиной на стену, съезжает вниз на корточки. Не смущаясь, склоняет голову, пытаясь заглянуть под моё и так короткое полотенце. Рефлекторно перекладываю одну ладонь вниз, прижимая его к бёдрам.

Ни один мужчина не смотрел на меня раздетую. И это гадкое, омерзительное ощущение! Как женщины ходят с обнажённым телом, я не представляю. Я словно вся в грязи… в его похоти… Фу…

Забежать бы в ванную, но там нет замка! И если он зайдёт следом…

Нервное перенапряжение достигает какого-то пика. Стыд, страх вдруг превращаются в злость. Кто ему дал право над девушкой так издеваться? Я же замужем!

— Уходите! — поднимаю я всё ещё ослеплённые глаза. Не могу разглядеть его лица от всполохов в них.

— Не подарок… — вздыхает он с сожалением. — Жаль… В этом доме подарков не дождёшься. Ну тогда давай знакомиться. Я — Ренат, — самодовольно разводит руками. — А ты?..

Подхватываю со стола телефон. Нервно ищу номер Тимура, беззвучно хныкая от ощущения обнажённости и беззащитности. У кого же ещё теперь просить защиты?

— Да? — рявкает он — сонно, зло и недовольно.

Испуганно сбрасываю вызов, теряясь окончательно. Как себя вести? Что делать? Нет никакой защиты! От обиды слёзы льются ручьём. Как затравленное животное смотрю на этого мужчину.

Этот… Ренат — вспоминаю его имя — пьяно и озабоченно смотрит на меня.

— Эй, детка… ты плачешь, что ли? — удивлённо поднимает брови.

Мне хочется разрыдаться в голос от этого вопроса. Но я только судорожно дышу, пытаясь сглотнуть ком в горле. Мне даже не спрятать своего лица в ладонях. Как только отпущу полотенце, оно тут же свалится.

Быстрые шаги по лестнице.

— Ренат! — грозный голос Тимура.

Зажмуриваюсь.

Дверь отлетает в сторону.

— А ну-ка, нахрен отсюда!!

И в первую секунду мне кажется, что это мне! Вжимаю голову в плечи. Опять сама виновата?!

— С днём рождения меня, да, брат? — зло и с сарказмом выдаёт Ренат.

— Вышел!!

— Я уж думал, это мой подарок перепутал двери, но видно ты не озаботился подарком.

— Я тебе нос сейчас сломаю, — в его голосе лёд.

— Эх!

Чувствую прикосновение к моим волосам, отстраняюсь.

— А я уже влюбился…

Слышу, как разъярённо рычит Тимур. Ренат проходит мимо меня к двери.

— Это хоть кто? — пренебрежительно, словно провоцируя Тимура.

— Моя жена.

— Да ладно? — с усмешкой. — Дашь поносить?

Вспышка ярости ощущается даже на расстоянии. Распахиваю глаза и вижу, как Тимур за грудки вытаскивает этого Рената за дверь и с треском её захлопывает. За дверью ругань.

Оседаю на колени на своё одеяло, прячу лицо в ладонях и начинаю рыдать.

Через пару минут заходит Тимур. Но я уже не могу остановиться. Напряжение последних дней вылилось в истерику. Полотенце съезжает, я нелепо ловлю края под физически ощутимым взглядом Тимура.

— Лясь… — срывается его голос.

Оказывается рядом, укутывая меня в одеяло. Его руки и прикосновения скорее грубоватые, чем ласковые. И его колотит от эмоций.

— Трогал тебя?!

Испуганно качаю головой.

— Мой косяк. Извини. Всё. Не надо плакать! Он думал, что приехала Маруся. Свет горел…

Пытается успокоить, но я чувствую, как его распирает от ярости. Обняв подушку, стараюсь погасить в ней рыдания.

— Хватит, я сказал! — рычит он тихо. — Хватит! Что, твою мать, за день?! Ну всё, Лясь… Это… брат мой, — со злостью. — Завтра я с ним поговорю. Такого больше не будет. Или вылетит отсюда к чёрту!

Силой укладывает меня.

— Спи.

Ладонь проходится по моей спине. Она обжигает даже сквозь тонкое одеяло. Поправляет волосы, убирая с лица.

— Я не хочу здесь… — вылетает у меня сквозь рыдания, как у ребёнка, который не понимает, что ничего уже не изменить.

— Быстро успокоилась. Ничего смертельного не произошло.

— Мне страшно… — признаюсь я.

— Я здесь буду.

Ложится рядом на спину на ковёр.

— Во сколько тебе на учёбу?

— К девяти, — заплаканно заикаюсь я.

Смотрит на часы.

— Два уже. Засыпай… — снижает голос. — Завтра — обещаю — вместе выберем мебель для твоей комнаты, и я поставлю там замок, чтобы никто не мог зайти.

Дальше мы лежим в тишине. И хоть рядом мужчина… Абсолютно чужой мужчина! Мне становится спокойнее. Слёзы высыхают.

Встречаемся взглядами.

— Перенервничал тоже в этом дурдоме… Не могу уснуть, — шёпотом. — Голова раскалывается…

Судорожно вздыхаю.

— Но я никуда не уйду, не бойся.

Мне очень страшно, что уйдёт, как только я засну. И вернётся тот, пьяный, его брат. Но от усталости веки мои слипаются. Уже отключаясь, рефлекторно дотягиваюсь до его руки и по-детски сжимаю его указательный и средний пальцы, надеясь, что он спит. А если проснётся, то и я проснусь и не останусь тут спать раздетая и совсем беззащитная. Он же муж… Это не харам… можно касаться. Сжимаю ещё крепче и отключаюсь, ощущая, как его большой палец едва ощутимо скользит по моей ладони.

Глава 12 — Дичь (Тимур)

Просыпаюсь от ощущения затёкшей спины. Отвык спать на твёрдом. На улице рассвет. Подтягиваю одну из подушек, медленно поворачиваюсь набок, чтобы её пальцы не соскользнули с моей ладони. Накрываю их второй рукой.

Ляйсан…

Одеяло соскользнуло, оголяя точёное плечо и ключицу. Идеально гладкая персиковая кожа как бархат… манит прикасаться! Хочется незаметно стянуть одеяло ещё ниже.

Не потому, что мне так уж хочется полюбоваться голой женщиной, нет. Этого у меня достаточно. Просто она такая красивая, юная, чистая… что мне хочется получить её образ целиком. И скорее даже не в эротическом смысле, а в эстетическом.

Но я же не подросток, чтобы позволять себе такие шалости. Да и Ляся не обычная девчонка, чтобы залепить за такое пощёчину и забыть.

Напугалась вчера…

Поправляю упавшую на лицо прядь волос. Девочка…

И вместо того, чтобы стягивать, я, наоборот, натягиваю одеяло чуть выше, закрывая плечо. Ложусь опять на спину.

Кому-то достанется потом настоящий бесценный подарок. Мне ревниво от этой мысли. А с какой стати? Что ей теперь, монашкой умереть из-за этого брака?

Нет, конечно. Когда-нибудь потом, когда она освоится в моём мире…

Морщусь от неприятной мысли, что кто-то будет прикасаться к ней, считать своей, лишит невинности… Рано ей ещё это всё!

И вообще, как можно такую девочку отдать левому мужику? О чём думали её родители? А если бы это оказался не я? Это же полный звездец! Она как бабочка. Смахнул пыльцу прикосновением — и всё… убита.

Но, несмотря на отсутствие всяких похабных помыслов в отношении Ляси, моё тело, поддаваясь утренней физиологии и реагируя на её запах и уязвимость, начинает сходить с ума. Мышцы тянет… Бросаю на неё ещё один взгляд. Невозможно не реагировать!!

Я же не робот.

Мучительно морщусь, пытаясь отвлечься. Можно спуститься вниз к Алле и расслабиться. Но Алла после парочки Самбук, выпитых на ночь для успокоения нервов после очередного нашего скандала насчёт Ляси, будет спать до обеда. Она и так-то не встаёт раньше десяти.

И мне вдруг становится неприятна эта её леность. И я не хочу возвращаться в нашу кровать. Даже за тем, чтобы скинуть напряжение.

Опять зависаю взглядом на Ляйсан. Одну вольность я себе всё-таки позволю. Она мне снилась и извела, требуя воплощения. Прикасаюсь губами к маленькой тёплой ладошке и оставляю поцелуй.

Ну хочется мне так!

Будильник на Лясином телефоне коротко пиликает.

Резко закрываю глаза, притворяясь спящим. Зачем? Сначала не понимаю и сам. А потом доходит — не хочется её смущать. Отворачиваюсь в сторону, позволяя ей спокойно выскользнуть из-под одеяла. Бесшумно сбегает в ванную. Слышу звук льющейся воды…

Завтра воскресенье, и приедет Маруся. Как ей объяснить статус Ляйсан, я не знаю. Но Ляся — это надолго. Надо знакомить… Неожиданно меня вырубает…

Просыпаюсь уже от своего будильника. Распахиваю глаза, оглядываясь. В комнате тишина…

— Лясь?..

Поднимаюсь, разминая мышцы.

А где она? Дверь в комнату открыта. Внутренности вдруг обрушиваются вниз от мысли, что сбежала!

Её сумка, лежащая на полу возле кровати, пуста.

О… нет-нет-нет!!! Мне же конец!

Чёрт!

Едва не навернувшись, слетаю с лестницы вниз.

— Ляйсан!

Испуганно выглядывает из кухни, замирая в дверях. Выдыхая, сажусь на нижнюю ступеньку.

Твою мать… взбодрило! Провожу рукой по волосам.

— Ты зачем ушла?..

— Простите… — покаянно опускает взгляд. — Завтрак хотела приготовить. Нельзя?

— Можно. Забудь… Подумал, что ты ушла совсем.

— Куда? — с недоумением смотрит на меня.

— От меня, — пожимаю плечами.

— Как это?..

Вот! Лучше бы тебе этого и не знать.

Разглядываю её. Уже собранная. Широкие брюки в пол. Сверху такая же длинная туника с рукавами до середины кисти. Стильно и красиво, хоть и непривычно

Меня смущает только шарф, под который спрятана коса. Жарко же…

Сверху фартук.

— Завтрак?

Кивает.

Моя ты прелесть! В животе требовательно урчит.

— Готов?

— Десять минут ещё.

— Отлично.

Сбегаю в душ, надеваю рубашку с коротким рукавом и брюки. В джинсах такую барышню сопровождать как-то не фен-шуй.

Возвращаюсь. Стол накрыт.

На двоих.

— Правильно сделала? — опасливо смотрит на меня.

— Очень правильно! Что это?

С любопытством разрезаю вязкую массу. Снизу мягкие, пропитанные ею поджаристые гренки.

— Отец так любит на завтрак. Зелень, сыр… Не знала, что приготовить, — смущённо.

— Очень вкусно! — накручиваю на гренку тянущийся сыр. — Мм…

— Какой чай подавать?

— А ты какой любишь?

— Не нашла здесь такого, — опускает взгляд. — Улун буду пить. Сливочный. Тоже вкусно. Какой Вам заварить?

— Я сам сделаю нам чай. Кушай.

Завариваю улун.

— Скинь мне сообщением список всего, что тебе нужно. Что я смогу купить сам, без тебя. Остальное купим завтра. Я дочь повезу в торговый центр и тебя прихвачу. Познакомлю вас.

— Спасибо.

— Мы не опаздываем? — смотрю на часы.

— Я не знаю…

— Лясь, а тебе обязательно платок носить?

Неуверенно касается края ткани.

— Хиджаб? Нет. Наверное, необязательно. Как муж скажет.

— Сними… пожалуйста. Если тебя это не слишком смущает, конечно.

Посомневавшись, снимает, закусывая губу. В глаза тут же бросаются крупные «трёхэтажные» золотые серьги с камнями, оттягивающие её мочки.

— Ого…

— Что? — неуверенно прикрывает ладошкой горло.

— Чёрт. Это, наверное, небезопасно — с лямом в каждом ухе ходить…

Пальчики с горла смещаются на ушко.

— Плохо?

Одну её точно нигде не оставить! Надо как-то убедить её сменить их на более лаконичные.

— Короче, я тебя сейчас отвезу. За час до того, как освободишься, скинешь мне сообщение. Я заберу.

— Теперь ещё и водитель? — скептически доносится из-за спины.

— Доброе утро, — тихо рычу я, выпивая одним глотком чай.

Алла проходит, оценивающе рассматривая стол. Ляся молча составляет тарелки в посудомойку, снимает фактук.

— А мне почему ничего не заказал?

— А я не заказывал. Самообслуживание.

— Доброе утро! — с излишним энтузиазмом в голосе. — Прошу прощения за вчерашнее недоразумение.

Ещё один…

Ренат в трусах с голым торсом. Чашка из руки Ляси летит на пол и раскалывается. Она резко отворачивается.

— Оденься! — опять начинает разносить меня от раздражения. — И не разгуливай по дому в трусах.

Пора клеить следующую дозу никотина, пока не поубивал их. Что-то утомляют меня в последнее время мои домашние.

— Оу… простите, прекрасная юная жена моего брата. Не хотел Вас смутить.

— Ну ты козёл! — фыркает на него Алла.

— Я просто называю вещи своими именами.

— Лясь, опаздываем.

Не хочу, чтобы она слушала их тёрки!

Ляйсан забирает со стула небольшую сумочку от нетбука. И, не поднимая глаз, становится за моей спиной. Потому что ей наверняка неприятно идти мимо раздетого Рената, стоящего в проходе.

— Ренат.

— Что?

— Мой дом — мои правила. С этого дня никто не ходит обнажённым. Ясно выразился? — перевожу взгляд на Аллу.

Она в футболке, не скрывающей даже трусы.

— И тебя касается. Прикройся.

Фыркнув, выходит из кухни, показательно виляя задницей.

Беру Ляйсан за руку. Останавливаемся перед Ренатом.

— С дороги.

Отступает в сторону, капитулирующе поднимая руки. Вцепившись в меня пальчиками, Ляся идёт за мной.

Открываю дверь, усаживая её на переднее сиденье.

Едем по побережью, чтобы объехать пробки. Ляся с тоской в глазах смотрит на море. Вижу её лицо в прозрачном отражении бокового окна.

— Любишь море?

Их дом стоит прямо на береговой полосе.

— Люблю…

— Умеешь плавать?

— Нет… Мы не купаемся в море. Отец не позволяет.

Смотрит в сторону своего дома.

— Можно только ногами походить. Вечером, когда пляж пустой.

— Мы это исправим, обещаю.

Мне очень хочется подарить ей, как ребёнку, каких-то эмоций. Она такая отзывчивая и благодарная на каждую мелочь, что я начинаю чувствовать наркоманскую зависимость от её редкой, едва уловимой, но очень искренней радости или облегчения. И я хочу ещё и ещё. И побольше, да!

— О, нет… — опускает глаза. — Я не смогу.

— Глупости, — улыбаюсь я.

Молча едем дальше. Напряжение начинает нарастать.

— Ляйсан, можно я спрошу у тебя нечто… наверное, личное?

— Муж может спрашивать всё.

— Хорошо.

Долго формулирую свою мысль-ощущение. Останавливаюсь на парковке университета.

— Я не могу понять. Почему твой отец настоял на нашем браке? Для него эта гостиница — ничто. Как можно отдать дочь незнакомому мужчине? Я просто сам отец, и я не понимаю.

Расстроенно сводит брови.

— Гостиница — ничто. И я — ничто.

— Зачем ты так говоришь?

— Это правда. В Вашем доме меня просто «нет». А в его доме я «позор».

Её губы дрожат.

— А почему это ты «позор»? — сводит меня.

Закрывает лицо руками.

— У нас так… У вас по-другому. Поэтому и отдали Вам. Что у вас это неважно — касался кто-то или нет.

— Тебя кто-то касался?

Виновато кивает.

— Насильно?..

— Я сама виновата.

— Я не это спросил.

— Не знаю.

— Так, — тру виски. Мне хочется кого-нибудь убить. Многих. — Расскажи.

— Сейчас? — жалобно смотрит на меня.

— Да.

— Женщины слабые… глупые… И я такая.

— Просто расскажи, без покаяний.

— Мне понравился русский парень. А я ещё пару дней назад была невестой другого. И так вышло, что…

— Ты переспала с ним?

Задохнувшись, возмущённо распахивает глаза.

— Нет!

— Ну…

— Он позвал в кино. В кино нельзя… Но… я… не поехала сразу домой, как велел брат. А вышла на несколько минут увидеть его. Этого парня. А он… он… меня поцеловал при всех. Люди увидели… — опускает взгляд.

— Ты этого хотела?

Отрицательно качает головой.

— И что дальше?

— Всё… Отец сказал — больше не дочь. Ехать служанкой к его родственникам на родину.

— Из-за поцелуя? — скептически поднимаю бровь.

— Неважно, что. Допустила уединение, касание, поцелуй — значит, что угодно могло быть. Грязная, распутная… Обратного не докажешь. Позор семье.

— Дичь. И что, за эту ерунду просто продали как вещь?

— Лучше так… — отводит глаза.

— Лучше, чем что?

— Чем замуж за… того.

— Всё — дичь! — оскаливаюсь я. — И то, и это. Короче. Вот это всё забудь. И извини за «тебя нет». Я был не в себе. Ты есть! Ты никакой не «позор». И я позабочусь, чтобы у тебя всё было хорошо.

Открываю ей дверь.

— До вечера.

С сомнением касаясь шеи, смотрит на крыльцо университета. Слежу за её взглядом. Там пара парней и несколько девушек. Один замирает на полуслове, и улыбка застывает на его лице. Смотрит на неё. На меня. И снова на неё. Весёлый взгляд тяжелеет.

— Какие-то проблемы, Лясь?

— Нет! — испуганно.

«Поправляет» отсутствующий хиджаб. Опустив взгляд, идёт ко входу.

— Лясь! — срывается этот парень вслед за ней. — Подожди!

Ты её поцеловал, скотина?.. Колючий и тяжёлый ком ревности встаёт в горле. Не сглатывается!

А почему я бешусь? Ну влюбился пацан, поцеловал… Его-то реакция гораздо понятнее для меня, чем реакция Алихана.

Ляйсан, не оборачиваясь, заходит внутрь здания, унося мою расслабленность. Он забегает за ней.

Ну трындец!

Глава 13 — Ничего непонятно (Ляйсан)

— Лясь, подожди! — догоняет меня Антон.

И опять моё несчастное сердце колотится как слепая испуганная птица в клетке. От разного… От его близости… От того, как смотрит на меня… Но и от того, что это всё сейчас нельзя ещё сильнее, чем раньше. Если раньше я могла хотя бы мечтать, что стану его женой, то теперь уже всё… Я — жена Тимура.

Пытается перехватить мои пальцы. Отвожу руку, делая шаг назад.

— Не надо касаться, — опускаю взгляд. — Нельзя.

— Я оскорбил тебя тем поцелуем, да? Извини… Я сначала этого не понял. А потом друг объяснил. Он мусульманин. Я прошу прощения. И за это, и за то, что не приехал за тобой, когда ты попросила. Это было глупо — так выражать свои обиды.

Я не знаю, что сказать ему на это.

— Хорошо, — вздыхаю я.

— Ты очень красивая сегодня.

— Не надо.

Обойдя его, захожу в аудиторию. Сажусь на последнюю парту на крайний стул, чтобы никто не мог занять тот, что у окна. Достаю нетбук и тетрадь.

Антон садится через метровый проход от меня. И всю лекцию я чувствую его внимание и взгляд.

Мне тяжело от этого. Тоскливо и обидно. В груди сжимается. Мне хочется тоже посмотреть на него. Разглядеть его красивый профиль, яркие пухлые губы, белоснежную улыбку и непослушные кудри. Раньше, когда он не обращал внимания на меня, я могла это делать тайком. А сейчас — не смею.

Не слушая, что говорит преподаватель, пытаюсь включить разум.

Что ты хочешь от него, Ляйсан? Ответить опять на его взгляды взаимностью? Слушать его приятные речи? Что дальше? Снова его спровоцировать? На этот… ужасный, позорный поцелуй?!

Моё лицо горит. Чувствую себя слишком открыто… Но нужно привыкать. Тимуру не нравится, когда я покрываю голову и прячу лицо. И я бы хотела научиться чувствовать себя защищённой и без этого. Прислушиваюсь к себе, пытаясь вспомнить Тимура. Теперь не хиджаб, а он моя защита. И понимаю, что в те редкие моменты, что поднимала на него взгляд, слепла от страха и неловкости от близости чужого мужчины. И даже толком не могу вспомнить его лица. Только какой-то общий образ — хмурые брови, пронзительный взгляд стальных глаз, суровая линия челюсти…

Антон вызывает трепет у меня в сердце. А Тимур — доверие, уважение. Почти как старший брат. Только ещё… смущение.

Лента заканчивается. Заранее собираю всё в сумку, чтобы сбежать. Чувствую, что Антон не оставит меня в покое. Но он не идёт за мной в этот раз. Чувствую и облегчение, и печаль. А на следующей практике мы вместе защищаем курсовой. И сидим перед преподавателем очень близко. Пока тот отвлекается на звонок телефона, Антон поднимает на меня глаза:

— Ляся… Ну я идиот. Пьяный обиженный дурак. Меня зацепило. Прости.

Бросаю на него встревоженный взгляд.

— Объясни, как… это должно быть?

— Что? — шепчу растерянно.

— Ты… Я…

— Ты что?.. — отстраняюсь я. — Никак!

— А мне показалось, что я тебе симпатичен. Ты же не просто так тогда приехала.

— Глупая… Вот и приехала.

— Почему? Встречаются же у вас как-то парни и девушки?

— Нет!

— Как это нет? Это же неправда.

— Правда. У нас сразу женятся.

— А если характерами не подойдут?.. — удивлённо.

— Для этого мужчине — мудрость, а женщине покорность дана.

— Ну что ты так хмуришься на меня? Тебя наказали дома, что ты тогда ко мне поехала?

— Да. Не трогай меня, пожалуйста, больше.

— А как наказали? — ловит он мой взгляд.

— Строго, — отвожу глаза.

— Прости. Если дома тебе плохо… мы можем придумать что-нибудь.

— Мой отец, Антон, уже всё придумал. Ты больше, пожалуйста, не разговаривай со мной, — задохнувшись на последнем слове, теряю голос. — Тебя тоже наказать могут.

Мне так жаль… Мне так грустно, что нет ну ни одного варианта быть нам вместе!

— Я не боюсь! — прищуривается. — Это моя страна. И законы здесь наши, светские. Хочу выражать девушке симпатию — и буду это делать.

Отрицательно качаю головой, не решаясь спорить дальше и продолжать разговор.

И на следующей ленте Антон опять близко. Хмурый. Не смеётся ни с кем, как обычно. Не заигрывает с девочками.

— Антон… — дёргают его девушки. — В клуб рванём сегодня?

— Я — пас, — пытается поймать мой взгляд.

Лекция начинается. Преподаватель, пожилая женщина с короткой стрижкой, подходит к нашим столам, что-то рассказывая про учебную деловую игру.

— От группы поедут Антон, Семён, Светлана и Ляйсан.

— Что? — поднимаю я тревожный взгляд.

— Где летаешь? — строго. — Во вторник сниму вас с занятий.

Не понимая, оглядываюсь на одногруппников.

— После лекции подойдёте, выдам каждому кейсы для подготовки.

Когда лента подходит к концу, скидываю сообщение Тимуру.

Преподаватель объясняет про игру.

— Света, — тихонечко дотрагиваюсь до одногруппницы. — Я не услышала. Это ехать куда-то нужно?

— Да. В студгородок. В студенческий пансионат.

— Надолго?

— На два дня.

— Я не могу!

— Почему? — вмешивается в наш разговор преподаватель.

— Меня, наверное, не отпустят.

— Это учебное мероприятие, ты совершеннолетняя девочка. Не вижу причин пропускать, — недовольно поджимает губы.

Я не спорю. Раньше если что-то такое было… всегда отец приезжал, за меня говорил. А сейчас как? Тимура просить? Он скажет: хочешь — езжай.

Я запуталась…

Держа в руках файл со своим кейсом, выхожу на крыльцо, ищу взглядом машину Тимура на стоянке. Её нет. Тревожно жду. Пять минут, десять…

Метрах в десяти от меня Антон с друзьями. Поглядывает в мою сторону.

Набираю Тимура. В трубке резкие звуки. Абонент недоступен.

Испуганно оглядываюсь, внутренне начиная паниковать.

Надо просто подождать. Не мог же он меня бросить! Или мог? Русские часто так делают. Бросают женщин, жён, даже детей!

«Надо ждать», — успокаиваю я себя. Просто что-то случилось, но он обязательно приедет.

— Ляся…

Оборачиваюсь. Антон.

— Что-то случилось?

— Не знаю… — растерянно пожимаю плечами.

— За тобой не приехали?

— Да.

— Давай отвезу?

— Спасибо. Нет. Нельзя. Харам.

— И сколько ты будешь ждать так?

— Пока не приедут.

Делаю пару шагов от него в сторону.

Ах, уходи, пожалуйста!

И он и правда уходит. Но скоро возвращается. В руках два стакана с кофе.

— Держи, — протягивает один.

— Не нужно было!

— Нужно.

Всовывает мне в руки. Держу стакан, не решаясь пить. Да что ж такое. Где Тимур?!

— Ляся, а если я с твоими родителями познакомлюсь, всё равно так строго?

— Поздно знакомиться…

— Почему?

— Вот когда я тебе звонила, Антон, нужно было приезжать и знакомиться. А сейчас уже всё…

— Ляйсан! — грозный голос сзади.

Обмирая, поворачиваюсь. Тимур. Метрах в десяти от нас. Колени подкашиваются.

Небрежно швыряет телефон в открытое окно машины. Его лицо недовольно вздрагивает.

Моё же горит и пульсирует от досады и стыда. Открывает дверцу пассажирского, показательно взмахивая рукой и приглашая внутрь. Всунув обратно Антону в руки стакан, срываюсь с места. Непонятно как оказываюсь внутри. Антон с Тимуром сверлят друг друга взглядами.

Тимур садится рядом, хлопнув дверью.

— Простите… — выдыхаю я, зажмуриваясь.

— Я что-то тебе предъявил? — зло.

Ноздри рассерженно вздрагивают.

— Нет…

— Какого чёрта ты всё время извиняешься?!

И мне снова хочется просить прощения за свои извинения. Втягиваю голову в плечи. Прикусывая губу, вжимаюсь в сиденье спиной.

Срывает машину с места так, что я со вскриком хватаюсь руками хоть за что-нибудь!

— Села в машину — пристегнись! Элементарно же!

— Простите… Я никогда не ездила на переднем сиденье.

Трясущимися руками пытаюсь справиться с ремнём. Вырывает у меня из рук и, не глядя, пристёгивает на ходу.

И в этом битом стекле его эмоций мы едем почти до самого дома. К концу мне кажется, что я почти задохнулась.

— Как прошёл твой день? — вдруг выдыхает он.

— Что?..

— Какое из этих слов ты не расслышала?

— Хорошо! — выпаливаю я. — Не знаю…

— Тебя никто не обижал?

— Нет.

— А этот парень?

— Простите…

— Я тебя выпорю! За твоё «простите». За что простить, м?

Всё это очень нервно.

— Что говорила с ним.

— Ты можешь говорить с кем угодно, Ляйсан. Ты не моя собственность. Ясно?!

— Да.

— Всё, иди домой.

Вылетаю из машины и убегаю к себе наверх.

Господи… Какой… строгий! Не поймёшь его! Что в итоге я могу делать, а что нет?! Что должна, а что не должна?! Ничего непонятно!

Глава 14 — Доставить удовольствие (Ляйсан)

Смс от Тимура: «Спустись на ужин».

И моё сердце тревожно стучит. Рассердился опять на меня. За что именно — не сказал. Как так жить? Бегу к зеркалу в ванную, привожу себя в порядок. Заправляю ожерелье под высокий ворот домашнего платья. Ополаскиваю лицо ледяной водой. Спускаюсь по лестнице. Босые пальцы мелькают из-под длинного подола.

Останавливаюсь на входе.

— Надеюсь, ты не имеешь ничего против омлета со шпинатом?

— Люблю… вкусно…

С тревогой смотрю за тем, как он готовит у плиты. Это так неловко! А я что, должна сесть и ждать, пока мужчина мою работу делает?

— Салат могу приготовить? Соус? — срывается мой голос.

— Это было бы отлично.

Надеваю фартук, висящий рядом с ним. Вспоминаю, что так и не рассмотрела толком его лицо, бросаю взгляд на профиль и тут же отвожу глаза.

Волосы у него влажные, тёмно-русые. Короткая стрижка. Гладко выбрит… Летняя яркая рубашка расстёгнута. В разрезе мелькает рельефная грудь. От него пахнет не так приторно, тяжело и сладко, как от наших мужчин. Более прохладно. Ментолом и чем-то древесным. И ещё своим чисто мужским. Этот запах пугает и слепит, когда его слишком много.

Встаю в паре метров от него, дрожащими пальцами режу черри.

Чего я трясусь? Ничего плохого не будет. Он не злой. Вспыльчивый. Но быстро отходит.

— Уксус можно добавить в салат? Или лучше лимон? — ловлю я его эмоции как радар.

— Делай, как сама любишь.

Спокойно.

Добавляю лимон и листья салата.

— Соус сырный?

— Давай, — уже более дружелюбно.

— Плита нужна, — опускаю глаза.

— Пожалуйста, — снимает сковороду с плиты.

Мы меняемся местами.

И потом ещё меняемся пару раз. И я машинально шарахаюсь от него каждый, когда он оказывается слишком близко.

— Я не кусаюсь.

На лице ухмылка. Вижу её боковым зрением.

Что я должна сказать?

Молчать — неуважение. Извиняться — ругает.

Выкладывает пару кусков омлета на тарелки. Жду, пока отойдёт, и кладу туда же салат — себе и ему. Поливаю горячим соусом. Подаю на стол.

Пока ужинаем, листает что-то на телефоне.

— Какой цвет тебе нравится?

От неожиданности перестаю жевать.

Поднимает на меня вопрошающий взгляд.

— Чайная роза…

— Значит, угадал. Посмотри вот эту спальню. Как тебе?

Двигает ко мне телефон. Оттенки молочного, нежно-розового и чайного цвета. Цветочная резьба. Зеркала. Большая двуспальная кровать, трельяж, бра в виде панно из роз.

— Это для меня такая?

Кивает.

— Очень красиво. Спасибо.

Улыбаясь, поднимаю на него глаза. Но теперь почему-то он отводит свои. И моя улыбка тут же гаснет.

Когда мы пьём чай, кладёт на стол мой паспорт.

— Внутри — твоя новая кредитка. На ежедневные мелкие расходы.

— Спасибо.

— В частности, на обеды и кофе. Извини, что сегодня я об этом не позаботился.

Мои щёки вспыхивают.

— Я не пила тот кофе… — пытаюсь оправдаться.

— Ты можешь выпить кофе, если тебя угощают и тебе приятен человек, который это делает, — пытливо смотрит на меня. — Этот парень…

— Одногруппник.

— Он ухаживает за тобой?

Закрываю ладонями горящее лицо.

— Ляся… Ответь, пожалуйста.

— Наверное, — выдыхаю я.

— Это тот парень, что поцеловал тебя?

— Да.

— Ты влюблена? — в его голосе появляется едва заметная резкость.

Как можно ответить на этот вопрос?! Невозможно ответить!

— Ля-ся?

Отрицательно качаю головой. Врать мужу нельзя, да. Но правду тут сказать — неуважение к нему. Не знаю, как поступать!

— Ладно, иди… — вздыхая, нервно перестукивает пальцами по столу.

— Посуда?..

— Иди.

Я не спросила у него разрешения поехать на деловую игру. Или я должна попросить, чтобы он поговорил с преподавателем, чтобы я не ехала? И про Антона, что он едет, я должна сказать или нет? Может, ему всё равно. Он сказал: обращаться к нему как можно реже. А может — нет, не всё равно. Он же спрашивает про это… А если это его оскорбит, он может со мной развестись! Что тогда?! Как сложно! И посоветовать некому. Мама до сих пор не ответила.

Прячусь в своей комнате за шторой на окошке. Яблоко хочу… На кухне есть. Но пойти и взять я не решаюсь. Так и сижу, листая лекции, и жду, пока совсем сядет солнце.

Наблюдаю, как паркуется вишнёвая машина. Выходит Алла. В коротких шортах и откровенном топе. На высоких каблуках. Солнцезащитные очки закрывают пол-лица. В руках несколько красивых пакетов.

Через некоторое время паркуется ещё одна машина. Спортивная, низкая. Выходит Ренат.

Внутри меня всё сжимается от стыда. Не хочу встречаться с ним. От позора, что пережила, до сих пор пылает лицо.

Снизу опять приглушённо слышатся повышенные голоса. И я, как ребёнок, тревожно жду, чем это закончится для меня.

Шаги по лестнице…

Напрягаюсь. Но мою дверь никто не открывает. Выдыхаю.

Через некоторое время на улице и в комнате становится темно. Включаю ночник и опять стелю себе на ковре. И тут же гашу его, молясь, чтобы о моём существовании все забыли до утра.

Тихий стук в дверь.

Присаживаюсь, прижимая к себе одеяло.

— Лясь… спишь?

Тимур.

— Нет.

— Я зайду?

«Зачем?» — хочется спросить мне. Но я просто молча киваю, жмурясь от полосы света, падающей на моё лицо от открытой двери.

Так же, как вчера, ложится рядом на спину.

— Спи, я здесь побуду.

— Из-за Рената? — начинаю переживать я.

— Сегодня я читал законы вашего шариата, — слышу в его голосе улыбку. — Те правила, что касаются брака и жён. Должны же мы как-то понимать друг друга?

— Это очень мудро, — шепчу я.

— Так вот, там написано, что благочестивый муж обязан провести семь ночей с женой после заключения брака, если она невинна. Вот… провожу.

— Ваша… старшая жена будет очень недовольна, — поджимаю я губы. — Кричать будет, волноваться. Беременным нельзя.

— С чего ты взяла, что она беременна?

— Но Вы же терпите, не наказываете.

— Хм…

— Если не беременная, то зачем такая склочная жена? Не готовит, перечит…

— Это очень правильный вопрос.

— Простите, — вырывается опять у меня. — Я не хотела судить. Наверное, она в чём-то доставляет Вам большую радость. Или, может, моя вина, что она такая. И она раньше была другой.

— Ты всё правильно говоришь.

— Можно спросить? Не знаю, как правильно поступить.

— Спрашивай, конечно.

Рассказываю ему про ситуацию с деловой игрой. Упоминаю, что поедут и девушки, и парни. И там нужно будет остаться на ночь в пансионате. Про Антона боязливо умалчиваю.

— А как сама хочешь?

— Оставаться без присмотра мужа — харам. Пропускать занятия тоже плохо.

— Я подумаю, хорошо?

— Спасибо.

Мы громко дышим в темноте. Его близость, усиливающийся запах как-то странно влияют на моё тело. Словно каждый вдох и выдох нужно контролировать. Иначе они сбиваются и замирают. И я слышу, что он тоже дышит неровно.

— Моя фамилия теперь Гаранина? — вспоминаю я.

— Да, — сдвинув руку, касается моих пальцев. — Ляйсан Гаранина.

Не смею отдёрнуть. И дышать становится ещё тяжелее.

— Ляся… — шепчет он.

— Что?..

— Ты хочешь спать?

— Поздно… — шепчу я. — Завтра лекции… Надо спать.

— Хочешь, пойдём в бассейне искупаемся? Я выключу свет, и тебя никто не увидит.

— Нельзя! — закусываю я испуганно губы.

— Почему?

Почему?? Я и сама не знаю. Но по нарастающей панике и чувству стыда ощущаю, что нельзя.

— Пойдём… Тебе понравится. В этом нет ничего плохого.

— Зачем?

— Мне просто хочется тебя чем-то порадовать, наверное. Ты словно увядаешь в этом доме. Мне это неприятно. Пожалуйста! Сделай мне приятно.

Отказывать нельзя?!

Сжимает мою кисть, садится.

— Пойдём.

Молча, с колотящимся сердцем иду следом за ним. Пытаясь отыскать в шариате какую-то убедительную для него лазейку — почему «нет». Но таких запретов нет.

Жена может принимать ванну вместе с мужем, если она чистая.

Выводит меня во двор. Клумбы благоухают, слышны сверчки и какие-то ночные птицы.

Он выключает фонари. Мы заходим ногами в тёплую воду бассейна. Подхватываю платье, задирая повыше и спускаясь на ступеньку ниже, куда он тянет меня. Ласковая вода достаёт до колен. Ночь тёмная… Луна и звёзды скрыты тучами.

Срывает с себя рубашку, закидывает на бортик.

— Можно, я так… только постою?

— Нельзя, — тяжелеет его голос. — Сними платье.

— Нет, пожалуйста.

— В нём искупаю! — предупреждающе.

Уж лучше в нём!!

Тянет на глубину. Ощущение от тёмной воды жуткое. Но и приятное, охлаждающее. Не дыша, иду глубже, вцепившись в его руку. Бортиков в темноте не видно. Глубже… глубже…

Вода поднимается выше груди. Теряя равновесие, хватаюсь второй рукой за его предплечье.

— Тимур!..

Разворачивается.

— Всё хорошо… Иди сюда.

Неожиданно подхватывает на руки. Вскрикиваю, оказываясь прижатой к его телу.

— Не сжимайся. Я держу тебя. Расслабься и вытянись на воде.

— Не смогу!

— Доверься, — шепчут его губы, скользя по моим волосам. — И тебе понравится. Расслабляйся… Ты всегда очень зажата.

Его рука держит меня под шею и спину.

— Разведи руки в стороны… Я тебя удержу… и ничего плохого не сделаю… Выпрями колени… прогнись…

Пытаюсь делать всё, что он говорит, в надежде, что это скорее закончится. Тяжёлая коса заставляет голову запрокинуться, но его кисть под моей шеей не даёт мне погрузиться в воду с головой. Замираю, сосредотачиваясь на его бережно удерживающих меня руках. И ощущение паники неожиданно сменяется восторгом от чувства невесомости. Едва касаясь он держит меня так.

— Да… — шепчет. — Ты молодец.

Качает меня по поверхности. Я теряю границу между телом и водой, кусая губы, чтобы не улыбаться от этих новых замечательных ощущений.

Убирает руку из-под спины. И, теряя опору, я вскрикиваю и сжимаюсь, погружаясь на мгновение в воду. Но сильные руки тут же подхватывают, вытаскивая меня выше. Панически вцепляюсь в его плечи, пытаясь отдышаться. Он крепко держит меня за талию.

Обмираю в его руках! И мою голову кружит. От темноты, от воды, от него, от его дыхания, которое так же сбито, как моё…

— Лясь… — ведёт пальцем по моей губе.

Зажмуриваюсь в ужасе… как будто сейчас должно что-то произойти… что-то такое… харам!

— Ляся…

— М?

— Тебе понравился тогда тот поцелуй? Из-за которого тебя отдали мне.

Отрицательно кручу головой, не открывая глаз.

Внезапно внизу в окне включается свет. И мы оказываемся словно под прожектором! Задохнувшись, распахиваю глаза. В окне Алла с сигаретой…

Тимур, недовольно хмурясь, помогает мне выйти из воды.

— Всё, беги, переодевайся.

Глава 15 — Косяк (Тимур)

Просыпаюсь ещё до звонка будильника. От шума дождя.

Сны одолели… Прекрасная девочка Ляйсан не намеренно, но одарённо кружит мою голову.

Натягиваю повыше одеяло. Холодно.

— Тим… — сонная Алла утыкается прохладным носом в шею.

— М?

— Погрей меня.

Веду рукой по острым лопаткам.

Её пальцы умело рисуют на моём теле, обещая ему то, что я не взял вчера у Ляйсан. Закрываю глаза, позволяя Алле оседлать меня.

Вчера я был неправ. И в порыве чуть не зашёл за собственную установленную границу. А этого не стоит делать, Гаранин. Ты же видишь, что она пугается и не отвечает. А не сопротивляется только потому, что ей по законам шариата это запрещено. Так нельзя с девочкой. Ты же не беспредельный мудак? Не трогай её больше. Вот… Алла тебе на что? Здесь всё честно. Она хочет тебя, ты — её.

Не открывая глаз и почти не участвуя, позволяю ей организовать нам утренний секс. Но чувство внутри гаденькое… Потому что давно не так уж и хочу. И потому что глаза я не открываю из-за того, что фантазирую сейчас совсем о других губах, взглядах, запахе…

Открыв нараспашку окно, Алла тянется к пачке.

— Нет, — смотрю на неё строго.

Не споря, отодвигает подальше.

— Тим… а я таблетки бросила пить. Противозачаточные.

Рывком сажусь, взъерошивая волосы. Сон снимает как рукой.

— Чего?

— «Какое из этих слов ты не расслышал?» — передразнивает меня.

— Ты не хочешь ребёнка.

— С чего ты взял?

— Алла, полгода назад у нас был этот разговор. Мне напомнить тебе твои доводы? Ты хочешь тусоваться и путешествовать. «Релакс и лакшери!» А ребёнок вырубит тебя лет на пять из этого процесса. А в тридцать шесть уже какие тусовки?

— Есть же няни…

— Мои дети не будут воспитываться нянями! — взрываюсь я. — И поэтому, моя дорогая, глотай какую-нибудь экстренную контрацепцию теперь. И чтобы этот вопрос в одностороннем порядке больше никогда не поднимался. Ты куришь, ты бухаешь — и ты решила не предохраняться? Совсем без мозгов?

Поджимает губы.

— Ты обещал, что если я забеременею, то мы поженимся!

— Я уже женат. Это раз. И это не изменится в ближайшие несколько лет. А два — нахрена нам это надо?! Брак нужен для ребёнка, а не ребёнок для брака! Тебе сколько лет?! Рассуждаешь как малолетка!

— В этой девице тебя это не смущает…

— Ей восемнадцать, тебе тридцать! Двенадцать лет разницы!

— Ты ещё скажи — я ей в матери гожусь!

— Так…

Рывком сдёргиваю одеяло.

— Я всё сказал. Никаких детей!

— Да я знаю, Гаранин, что если я рожу, ты всё равно нас никогда не бросишь. Вон Кате своей до сих пор как верный пёс служишь. Только свистнет, ты летишь!

— Она мать моей дочери! Она всегда будет моей семьей. И я тебе уже говорил — не открывай свой рот на этот счёт. В последнее время, Алла, ты так теряешь края, что я всё чаще подумываю о том, чтобы вынести тебя за них.

— Потому что ты больше не любишь меня! — начинает она плакать.

Осаживаюсь. Не выношу женских слёз…

— Разве я когда-то говорил о любви? Зачем сейчас поднимать эту тему?

— Ты вообще не щедрый на слова!

— Тебя устраивало, что щедр на бабки, нет?

— Тогда ты ради меня бросил дочь! Это для меня был показатель твоих чувств!

— Я никого не бросал!! Тем более Марусю!

— Марию! Что ты её как дуру деревенскую называешь?!

— Для нас с Катей она Маруся. И ей нравится. А твоё мнение никто не спрашивал!

Прячется по одеяло. Плачет, сжимая подушку. А во мне ничего не дёргается, чтобы утешить. Только раздражение…

— Возможно, Алла, нам пора тормозить. Я уже как невротик с вами, разучился спокойно разговаривать. Я устал.

— Что ты меня в одну корзину со своим братом складываешь?!

— А я скоро вас на лицо различать перестану. Один негатив!

Трясущимися пальцами леплю очередную дозу никотина к плечу. Прямо в трусах выхожу под холодный дождь. Подпрыгиваю на турник. Подтягиваясь, смотрю на кипящую под дождём поверхность бассейна. И когда моя кровь тоже вскипает, с разбега ныряю в глубину. Достав ладонями до дна, расслабляюсь, позволяя воде вынести меня наверх.

Ляся… Надо отвезти в универ.

Лёжа на спине, смотрю на её окно. Открыто… Замёрзла, наверное, на полу!

Переодевшись, выхожу на кухню. Ляси нет. Завтрака не будет? Эх… Может, проспала? Засыпаю овсянку в мультиварку и наливаю молока.

Поднимаясь по лестнице, чувствую, как ускоряется сердцебиение в предвкушении. Сейчас её густые ресницы упадут покорно вниз, скрывая от меня смущённый взгляд. И я снова слечу там с катушек от этой чувственной чистоты.

«Не трогать!» — напоминаю я себе.

Стучу.

— Лясь?

Тишина. Ловлю опять паническую волну. Так, стоп, Гаранин. Ну куда она сбежит? Что ты дёргаешься?

— Лясь, — приоткрываю дверь. — Я войду?

Бросаю взгляд на её постель. Волосы разметались с белой подушки дальше по ковру. С усилием разлепляет веки. Прижимая ладонь к горлу. Глаза словно пьяные.

Сажусь рядом с ней на колени, интуитивно кладу руку на лоб. Пылает!

— О, детка… — с досадой качаю я головой.

Густые волосы до сих пор сырые. Она, словно ещё не проснувшись полностью, рассеянно смотрит на меня.

Это мой косяк!

Закрываю окно. Включаю обогрев на кондиционере.

— Я приду сейчас.

Слетаю по лестнице вниз, выворачиваю на стол небольшую аптечку на кухне. Тут в основном детские лекарства на случай, если заболеет Маруся, пока бывает здесь.

Вот… порошок от температуры в пакетиках. Катя говорила — хороший. Пытаюсь разобраться с дозировкой. Завариваю.

Или скорую вызвать?

Забираю Марусин градусник с уткой. Который, слава Богу, ещё не приходилось использовать. Ополаскиваю. Не упадёт через полчаса — вызову скорую.

Возвращаюсь. Ставлю на столик кружку. Оглядываюсь. Её платье сохнет на вешалке. Так… Вытаскиваю ещё пару подушек. Бросаю их рядом с ней.

— Лясь, иди сюда…

Обнимаю её вместе с одеялом, прижимая к себе. Чувствую пальцами её голую спину и влажное полотенце, в которое она завёрнута. Присаживаю.

— Его надо снять. Мокрое.

Вяло отрицательно крутит головой.

— Быстро! — начинаю злиться я.

И, не выпуская из рук, сдёргиваю с неё эту сырую тряпку. Одеяло соскальзывает… Я смотрю только ей в глаза, натягивая его выше. Но она молча, страдальчески морщась, закрывает лицо руками.

Ну, прости меня, девочка! Но так надо.

Подкладываю ещё пару подушек и укладываю обратно.

— Никакой это не харам! — успокаиваю её. — Я же муж. Я обязан заботиться, так? Не переживай.

Поправляю её волосы. Делаю маленький глоток из кружки, проверяя температуру. И даю ей через трубочку выпить.

Держась рукой за горло, беззвучно мучительно хныкает и с усилием глотает.

— Горло, да? — сжимаю её пальчики.

Компресс… спрей… ещё одно одеяло сверху. Закутываю в сухое полотенце её волосы. Смотрю на часы.

— Должно уже подействовать.

Показываю градусник.

— Открой рот…

Как жаль, что опять в совершенно не романтично-эротичной обстановке! Но….

Вкладываю между алыми губками. Пиликает. Температура уже некритичная. И на автомате поглаживая её плечо через одеяло, я задумчиво зависаю.

Вызывать или не вызывать?

Достаю из кармана звонящий телефон. Катя!! Вот она-то мне и нужна.

— Да?

— Тим, ты ещё далеко? Опаздываю.

Я же Марусю забрать обещал.

— О, чёрт… Кать, тут такое дело… Не могу я из дома уехать. У меня тут человек с высокой температурой… Походу, ангина. Завези, пожалуйста!

— Алла, что ли? — недовольно.

— Нет. Не она. Девочка одна. Так с лёту и не объясню. Потом поговорим. Чем лечить-то? Скорую вызывать?

Катя — врач…

— Сколько лет?

— Восемнадцать.

— Хм… Давай заеду, посмотрю её, если хочешь.

— Ты же опаздываешь?

— Всё равно уже не успею, — вздыхает. — Пока Марусю завезу…

— Тогда жду вас. Спасибо!

Глава 16 — Бывшая жена (Ляйсан)

Перед глазами мелькают чёрно-жёлтые точки. От слабости едва могу поднести к лицу руку. Стресс и переохлаждение. Наверное, мой иммунитет сломался.

После того, как жаропонижающее начинает действовать, всё тело снова становится мокрым.

— Тимур… — беззвучно выдыхаю я. Голос пропал.

Держа ладонь на моём лбу, с тревогой смотрит в глаза. Всё-таки больше добрый. Заботливый…

— Я хочу одеться, — сиплю через силу и с трудом перевожу взгляд на шкаф.

Встаёт, открывает его. Там только моё светлое традиционное платье и костюм для университета. Домашнее ещё мокрое. Но хоть что-нибудь!

— Платье… — шепчу я.

— Да ты что?.. Вот это платье? Я сейчас…

Минут через десять появляется с бумажным глянцевым пакетом из фирменного магазина. Кутаясь в одеяло, присаживаюсь.

— Это, конечно, тоже не слишком придётся тебе по вкусу… Но давай что-нибудь выберем. Смотри… Это моя новая футболка. Она будет тебе велика и сойдёт за короткую тунику. Это хлопок. Тебе будет удобно.

Ноги будут голые…

— И… это я покупал в подарок для Аллы. Но она не носит длинное. Поэтому осталось невостребованным. Здесь открыты плечи.

Шёлковое платье — бордовое с золотым. Цвета переливаются… С очень откровенной линией декольте, оформленной широкой лентой с изумительно красивой вышивкой из бисера со стразами. Эта лента — единственное, что удерживает платье на плечах. Очень откровенное. Наверное, домашнее. Для мужа.

С восторгом веду пальцем по ленте. Но одеяло скользит вниз, и я отдёргиваю пальцы, перехватывая его крепче. Следом за Тимуром растерянно перевожу взгляд с одного откровенного варианта на другой. Не дожидаясь, пока я выберу, он вешает платье в шкаф.

— В футболке всё же будет удобнее. Я помогу?

О, нет, пожалуйста! Отрицательно качая головой, заливаюсь краской.

Но он игнорирует мои немые мольбы. Надевает на меня горловину, выправляет волосы. Высвобождаю из-под одеяла руки и быстро засовываю их в рукава.

— Давай, детка…

Одёрнув футболку, забирает моё одеяло. И пересаживает меня на него. Запахиваю его, пряча голые ноги.

«Муж…» — убеждаю я себя. Может видеть моё тело. Ничего плохого в этом нет. Он не будет потом думать обо мне плохо. И говорить не будет. И трогать не станет.

Но всё равно неловко и стыдно. Обнимая себя за колени, кладу на них тяжёлую пульсирующую голову. Закрываю глаза…

Пока перестилает мне кровать, рассказывает: «Сейчас приедет моя дочь Маруся и бывшая жена Катя. Катя — очень хороший врач. Она посмотрит твоё горло».

А нашего бывшего домашнего врача тоже звали Катя… Екатерина. В обычные поликлиники мы никогда не обращались. У нас — девочек — был свой врач из платной клиники. Отец долго искал приличную замужнюю женщину. Мусульманских клиник здесь нет.

Телефон Тимура звонит.

— Вот и они.

Помогает мне лечь, укрывает другим одеялом и уходит.

Расслабляюсь. Уже не так плохо. Немного отлежусь, и всё… Взгляд блуждает по потолку, не желая фокусироваться. В ушах звенит.

Бывшая жена… Бросил? Это никак не укладывается в голове. У нас ничего нельзя, но никогда не бросят, если послушная. У них всё можно, но в любой момент — пошла вон. Как лучше? Защита или свобода?

Сейчас мне кажется, что защита, а ещё неделю назад была уверена, что свобода.

Дверь в комнату прикрыта, слышу голоса на лестнице.

— В смысле — жена?! Гаранин… А Алла здесь что делает?

— Я же говорю — только формально. Так было нужно. Я же объясняю… Ну что мне было делать?

— Мусульманка? Дочь Шахина? Они же все маленькие ещё! Ты совсем уже?!

— Кать, я бы бабки потерял!

— Бабки! А о ней ты подумал?

— Естественно. Я её не обижу, ей достанется «Жемчужина» и свобода от воли отца. Это нормально!

Я узнаю её голос! Катерина. И… мы встречаемся взглядами.

— Ляйсан… — с жалостью смотрит она на меня.

— Здравствуйте… — шевелю я губами, опуская взгляд.

— Гаранин, уйди, — строго хмурится она.

И властно вытолкнув его, закрывает дверь. Поджав губы, присаживается рядом.

— Ляся…

Трогает лоб, лимфоузлы.

— Горло покажи… Налёта нет. Не ангина. Но полечиться надо. Голос пропал?

Киваю.

— Как ты быстро повзрослела… Уже и отдали.

Я знаю Катерину с двенадцати лет. Но последние полтора года врач у нас был другой. Она была в декрете.

Бросает сердитый взгляд на дверь.

— Он тебя трогал?

Отрицательно кручу головой, чувствуя, как лицо опять заливается краской.

— Если попытается — скажи ему, что я его кастрирую. Собственноручно!

Распахиваю в ужасе глаза.

— Как тебе здесь живётся? Курица эта не донимает?

— Какая курица? — хлопаю глазами.

— Тут одна курица. Общипанная такая! — ухмыляется Катерина.

— Алла?

— Мхм…

Вздыхаю. Жаловаться некрасиво.

— Ясно. Я с Тимуром поговорю, — гладит меня по голове. — Он вообще-то хороший человек. Ты его не бойся. И номер мой запиши. Твой телефон?

Киваю.

— Возьму у Тимура твой номер сама. Если что — пиши мне. Это ж надо было… — осуждающе качает головой. — За что они с тобой так? Иноверцу отдали.

Опускаю взгляд. Есть, за что…

— Ну ничего. Всё хорошо будет. Не переживай, — смотрит на часы. — Мне ехать надо, список лекарств скину Гаранину. Будем на связи. Маруся!! — властным голосом в открытую дверь.

— Ну что ты кричишь так? — морщась заходит Тимур.

Следом залетает девочка и с любопытством выглядывает из-за его спины. Лет семи.

Я чувствую себя как на смертном одре. Когда все приходят попрощаться. Это так неловко — ужас!

— Маруся, это папина гостья и очень хорошая девочка. Ляся.

— Девушка… — сжимает губы Тимур.

— Ты меня не поправляй! Ты Аллу свою поправляй. Я осознанно слова подбираю. Пойдём… Марусь, присмотри тут. Чтобы никто гостью не обижал.

— Есть, мэм! — хихикает девочка.

Тимур с Катериной уходят.

— Ты заболела?..

С улыбкой киваю.

— Можно, я тебя полечу?

— Можно… — шепчу я.

— Здорово! — хлопает в ладоши и выкатывает из домика под кроватью пластиковую стойку с игрушечными медицинскими приборами. — Капельницу будем ставить!

Глава 17 — Бром (Тимур)

— Кофе?

— Да, — хмуро бросает взгляд на часы, записывая в отрывной блокнот рецепт для Ляси.

Наливаю нам по чашке, сажусь напротив. Вырывает листок, протягивает.

Забираю.

— Я точно не овдовею? — смотрю на внушительный список.

— Не овдовеешь. Помимо прочего там ещё хорошие витамины и парочка лёгких антидепрессантов — гомеопатия и травы.

— Зачем?

— Ты что, правда не понимаешь? Ты взял девочку с психологией средневековья в наше время. Представляешь уровень стресса?

— Мне кажется, ты утрируешь.

— А мне кажется, ты ассимилируешь под свою стриптизёршу.

— Кать… — устало закатываю я глаза.

— Что — Кать?

— Кать, я курить бросил. Пропиши мне тоже что-нибудь. Пока я людей убивать не начал, — подпираю щёку кулаком.

— Молодец! — удивлённо.

Задираю рукав, показываю пластырь.

— Может, ещё что-то можно?

— Нужно…

Записывает ещё что-то в блокноте. Отрывает. Отдаёт. Заглядываю в написанное.

«Бром. В убойных дозах».

— Кать, ну я серьёзно!

— И я серьёзно. Любой препарат на его основе. Только тронь мне её. Я в курсе, какой ты озабоченный. А бром заодно и нервное напряжение снимет.

— Я — не озабоченный. И я её не трогаю!

— Я буду у неё постоянно об этом интересоваться. Скинь мне её номер. А вообще, ты сволочь, конечно.

— Почему?

— Потому что в свою среду ей потом, после развода с тобой, не вернуться. И планируя развод, ты должен это понимать.

— Я научу её жить в нашей. Не вижу проблемы.

— Может, ещё и мужа приличного найдёшь?

Кровь бросается мне в лицо от одной только мысли, ноздри вздрагивают. Я пытаюсь контролировать это… Катя, с претензией вздёрнув бровь, внимательно смотрит на моё лицо.

Слышу стук каблуков Аллы.

— Нет, Гаранин, — прищуривается зло Катя. — Удовлетворяйся своей Аллой. Ляйсан — это не твоего поля ягода. Я же вижу, как ты реагируешь. Присвоил? А она ещё год назад в школу ходила. Опомнись! Когда мы с тобой Маруську делали, она в куклы играла. Ты уже не пылкий юноша, ты взрослый чужой дядька для неё!

Закрываю глаза, понимая, что во всём права. Но… меня коробит от каждого довода!

Стук каблуков затихает где-то на входе в кухню. Сейчас начнётся… Сзади нарастает напряжение и давит мне на мозги. Катя оглядывает Аллу.

— И ещё. В семье у Ляси женщины закрывают тело. Когда она видит вот такое… — брезгливо. — Это можно сравнить с тем, что по твоей кухне ходит мужик без трусов и тыкает при каждом неудобном повороте тебе в лицо то передом, то задом.

— Ой, фу… — кривлюсь я, — ну Кать…

— Имей уважение к девочке. Объясни своей… даме, что трусы надо чем-то прикрывать, когда в доме есть кто-то, кроме её любовников. Это, кстати, касается не только Ляйсан, но и нашей дочери. Я против того, чтобы она лицезрела стриптиз. Узнаю, что здесь публично оголяются какие-то тёлки — больше она здесь не появится.

Господи, в чём ты там притащилась так не вовремя?

Разворачиваюсь. Опять трусы видно…

— Алла, ну я же просил!

— В своём доме я буду ходить так, как хочу! — психует Алла. — Почему она мне указывает?!

— А я тебя предупреждала, Гаранин, что стриптизёршу из женщины не выжечь. Это не профессия. Это культурный уровень.

Да-да… Ты всегда права! Я очень старался, но всё бесполезно. Ну что мне теперь?!

— Тимур! — взрывается Алла.

— Брейк! — поднимаю я руки. — Алла, можно тебя…

Подхватываю её за локоть и тащу подальше от кухни. Когда Катя в гневе, лучше не вставать в позу. Раскатает! Особенно — по делу. Катя — не самая лёгкая барышня….

— Чтобы больше в трусах не выходила! Ясно?! — сдавленно рявкаю на Аллу.

— Раньше что-то тебя не парило!

— Раньше мы жили вдвоём! Ты чувствуешь разницу??

— Ненавижу тебя! — срывается на истерику и слёзы. — Ты всем позволяешь меня оскорблять!

— Ты себя оскорбляешь сама! — тихо, но гневно рычу я. — Своими дешёвыми выходками! Хочешь ходить перед людьми в трусах — двигай обратно, на шест! Там это уместно. В комнату!!

Возвращаюсь на кухню. Катя делает несколько глотков кофе и отставляет чашку.

— Ну а вообще как дела у тебя?

— В мыле… Надо раскручивать бизнес. Пашем с Костей.

— А Ренат?

— После смерти мамы, — качаю я головой, — всё только хуже и хуже. Бабло в казино проиграл. Свою долю с проданной квартиры. Если бы не её последняя просьба, выставил бы его к чертям и забыл, как звать! Но опустится же… Мама очень этого боялась. У вас как дела?

— А мы третьего ждём… — с улыбкой поджимает губы.

— Да?.. Поздравляю… — улыбаюсь я, пытаясь скрыть лёгкую тоску.

Время, когда Катя была беременна, было самое счастливое в моей жизни. Она была мягче… А я просто летал от восторга, что буду отцом. Энергии было немерено, и всё получалось. Куда всё это делось?..

— Так… — поднимается она. — Проводи меня.

Дает мне ещё кучу указаний насчёт всяких женских премудростей, о которых Ляся может постесняться попросить или сказать. И я бы точно про них не вспомнил! Ещё раз благодарю её. Прощаюсь. И возвращаюсь в дом. Время — десять. Брат раньше часа не соизволит подорваться.

— Алла! — рявкаю я из кухни, делая девочкам чай с молоком и выкладывая на блюдца зефир.

— Что?

Ну наконец-то одета. Ну как одета… Минималистичные шорты, ничем не отличающиеся от трусов.

— Ты провоцируешь меня? — поднимаю бровь. — Ты допросишься. Я предупредил. Короче, ты сегодня занимаешься обедом. Я хочу, чтобы в час в этом доме все сели за один стол и поели. Нормальную домашнюю еду. Одной дружной семьёй. Ясно?

— Ясно… — дёргаются её губы в агрессивном оскале.

Выставляю чашу с фруктами на стол. Поднимаюсь по лестнице. Оставляю поднос с чаем на тумбе у окна коридора. Громко стучу в комнату брата.

— Подъём!

Захожу.

— Что так рано? — морщится он.

Вернулся из клуба только к утру.

— Мои рабы встают рано. С сегодняшнего дня. Итак… Через полчаса привезут мебель в комнату Ляйсан. Ты следишь за тем, чтобы разгрузили и ничего не покоцали. Чтобы не разбили зеркала. Чтобы всё собрали в правильном порядке. Спрошу результат с тебя.

— А деньги?

— Я всё уже оплатил. Дальше: ты узнаешь у Аллы, какие продукты ей нужны к обеду, и сгоняешь за ними. Я уехал по делам. После обеда будут ещё распоряжения.

Сонно взъерошивает волосы.

— Мда…

Не дожидаясь возражений, выхожу.

И последнее…

Забираю поднос. Толкаю плечом дверь комнаты.

Рывком натянув одеяло до горла, Ляся падает на спину. Волосы, взметнувшись, рассыпаются густой атласной пеленой. Успеваю только заметить изящное плечико в съехавшей набок большой горловине футболки. Но Катины слова вертятся в голове, не позволяя полноценно насладиться этой маленькой деталью.

Она права… Она же права? Ну, конечно, права! Я и сам это всё прекрасно понимал с самого начала.

— Как вы?

Присевшая в изголовье Ляйсан Маруся с восторгом ведёт по роскошным волосам расчёской. Рядом набор с заколками и резиночками.

— Папа, а Ляйсан — восточная принцесса?

— Пейте чай, мои принцессы.

Ставлю им на столик.

— Я могу вас оставить двоих на пару-тройку часов? Мне очень нужно вырваться по делам.

— Едь. Мы поиграем, — гладит волосы Ляси Маруся.

— Ты как? — смотрю внимательно в глаза Ляси. — Если хочешь отдохнуть, поспать, я заберу Марусю с собой.

Отрицательно качает головой и шепчет:

— Пусть со мной…

Измеряю температуру. Спала. Оставляю им градусник.

— Марусь, — киваю на него. — Следить за состоянием больной. Если вдруг что, сразу же вызывать реанимацию в моём лице. Телефон заряжён?

— Да!

— Телек вам включить?

Кивают.

Включаю National Geographic, чтобы интересно было обеим.

Слава Богу, поладили…

Глава 18 — Уважение к мужу (Ляйсан)

Лёжа на боку, я перебираю пальцами светлые волосы Маруси. Её подушка упирается мне в живот. И коленки немного загораживают экран плазмы. Я не тревожу её и не прошу убрать. Её глазки медленно моргают, всё дольше оставаясь закрытыми.

За стенкой размеренный шум, как от ремонта. Но на нашей плазме идёт фильм о китах. Их песни убаюкивают нас.

Как всё-таки хорошо, что приехала именно Катерина. Вот кто здесь старшая жена… Пусть и живёт отдельно. Жёны по законам шариата и должны жить отдельно. Но как бы я была счастлива, если бы Катя жила здесь!

Отец всегда говорил: законы шариата нужны для тех, кто не умеет читать Коран. И внутри семьи мужчина выше шариата, но ниже Корана. Думаю, что он не согласен со многими законами. Хотя при нас, женщинах, никогда не демонстрировал неуважения к нему. Но, несмотря на это, отец всегда очень разумен и великодушен. Все правила понятны — что можно, что нельзя. Что хорошо, что плохо.

Засыпая, я гадаю: отдавая меня Тимуру — наказывал или спасал?..

Веки мои закрываются. Горло неприятно саднит. Голова тяжёлая.

Диктор приятным голосом говорит что-то… Маруся сопит так умиротворяюще… Мне снится, что я лежу на воде… и как Тимур держит меня… как его губы скользят успокаивающе по моему виску… сердце колотится истошно. Но это не страх. Хотя и страх тоже… но и что-то иное. Горячей волной идущее по телу. Как тогда, при поцелуе Антона. Только в этот раз ощущение не превращается ни во что другое, и я настороженно изучаю его… это душное, горячее ощущение.

— Лясь… — шёпотом.

Пальцы гладят по волосам.

Распахиваю глаза и тут же погружаюсь в густой парализующий стыд. Он так близко, и словно читает сейчас мой сон.

Уговариваю себя, что глупая. Ничего плохого мне не снилось. Отчего же так неловко?

Не моргая, он смотрит в мои глаза.

— Ты горишь опять, детка, — отводит взгляд.

— Мне уже лучше… — шепчу я, стуча зубами.

В его руке пакет с лекарствами. Достаёт пару таблеток. Пододвигает стакан с водой.

— Сейчас спадёт жар. Это тебе, — кладёт большой пакет с вещами. — Твоя комната уже готова. Я перенесу твои вещи. Хоть поспишь сегодня по-человечески.

Отстраняется.

— Тимур… — в порыве чувств прикасаюсь сама к его кисти, притормаживая его. — Большое спасибо. Благодарю Вас за всё.

Перехватывает мою руку. Проходится ласково ладонью по пальцам. Отпускает.

— «Ты». Пожалуйста. Хорошо?

Киваю, наводя порядок в статусах в своей голове. К мужу можно на «ты». Это не оскорбление. Если просит — нужно.

— Мась, — поглаживает Марусю.

Та с ворчанием отбрыкивается.

— Просыпайся, через полчаса обедать будем. Давай-давай, соня. Выспишься днём — опять полуночничать будешь! Лясь, ты хочешь спуститься или тебе в комнату принести?

— Спущусь! — спохватываюсь я.

Ещё не хватало, чтобы он мне прислуживал. Это уже наглость с моей стороны.

Забрав из шкафа несколько вешалок с вещами и ноутбук, он уходит.

В чём же я пойду?

Маруся раскидывается как морская звезда. Пусть поспит ещё… Накрываю покрывалом.

Стягиваю с волос все её резиночки и заколочки. Ополоснувшись, оборачиваюсь в длинную простыню. Никаких больше полотенец! Зайдет ещё этот Ренат… Расчесав волосы и разделив на пробор, быстро плету две параллельные пышные косы, начиная ото лба. Достаю из косметички и вплетаю в косы жемчужные нити.

Мне почему-то хочется выглядеть сегодня хорошо. А не так жалко, как обычно. Хватит себя жалеть. Тимур — хороший муж. Ухоженная жена — это проявление уважения к мужу.

Руки быстро устают от болезненной слабости. Но я не сдаюсь. Быстренько рисую две тоненькие стрелочки, делая глаза более выразительными. Каплю мерцающего блеска на веки. И бесцветный увлажняющий блеск на губы.

Вытаскиваю из пакета вещи. Свободная пижама в стиле кимоно. Красивый тонкий палантин в тон подаренному сегодня платью. Бельё… Упаковка хлопковых трусиков в бежевой гамме от молочного до тёмно-кофейного. Размер… мой! Парочка спортивных топов, поддерживающих грудь, вместо бюстгальтеров.

А это что?.. Купальник! О, нет…

Засовываю его обратно в пакет, в котором ещё несколько пачек прокладок, ватные диски, палочки, шампуни, кремы… и… духи!

Открываю крышечку, вдыхая запах. Тончайший, нежный… цветочный, с едва уловимой терпкой ноткой имбиря. Нажимаю на дозатор и брызгаю на шею. Прикрываю глаза, наслаждаясь ароматом. И забываю сразу о том, что, вообще-то, у меня болит и отёкшее горло, и голова. Губы расплываются в улыбке.

Итак, выбор небольшой. Либо то роскошное платье и закрыть плечи палантином, либо пижама. Всё остальное он унёс. А значит, выбора нет.

Мне так понравилось то платье, что я даже рада! Когда он рядом, я больше не чувствую себя в опасности. И мне хочется снова быть красивой.

С восторгом надеваю платье, выправляя косы. Ощупываю подушечками пальцев ленту с вышивкой. Снизу выглядывают стопы, виден золотой браслет, лежащий по основанию щиколотки. Это откровенно… Но он же сам мне его подарил?

Ох, Ляйсан! Опять тебя несёт… Осмелела?

Накидываю палантин на плечи. Скручиваю его так, чтобы получился капелет, закрепляю своей золотой брошью для хиджаба в виде маленького павлиньего пера.

Ну вот…

Кручусь перед зеркалом. Никогда я не выглядела так вызывающе и красиво. Зря я так? Нескромно это… Надо дойти до комнаты и надеть своё платье.

Несмело выхожу в коридор. А какая из этих двух — моя?.. Наверное, вот эта, за стеной. Там сегодня стучали… Наверное, собирали мебель.

Останавливаюсь перед дверью. А вдруг это комната его брата?! Делаю шаг назад, решая сбежать, пока не поздно. Но дверь распахивается.

— …Сгоняешь в «Жемчужину», должны привезти новую посу… ду… — шокированно открывает Тимур рот, прерываясь на полуслове.

— Вау… Ого… — следом открывает рот его брат.

Их взгляды ощупывают меня. Это так ощутимо и по-животному страшно, что у меня начинает темнеть в глазах. Поднимаю руку и отвожу её в сторону в поисках какой-нибудь опоры. Нет у меня мозгов! Не Алла курица в этом доме, а я! Зачем я так откровенно нарядилась?!

Локоть Тимура прилетает в бок Ренату.

— В руках держи себя.

— Неслабо ты женился!

— Заткнись… — шёпотом.

И звенящая тишина.

— Я хотела… — шепчу я, оправдываясь, — переодеться… Вещи здесь… Простите…

— Конечно, — прикасается Тимур к своему горлу, прокашливаясь. — Заходи.

Выталкивает Рената и отступает внутрь комнаты. Заплываю на полусогнутых. Вижу, как сильно бьётся вена на его шее. Как дёргается кадык в тяжёлом глотательном движении… Слепо оглядываю комнату.

Всё сливается…

— Тебе нравится?..

Киваю и ощущаю, как комната начинает кружиться, становясь ярче. Свет режет глаза. Рефлекторно хватаюсь за его руку.

— Тим… — выдыхаю я, оседая.

Он подхватывает меня за талию. И тут же — на руки.

И моё головокружение отпускает.

— Простите… — закрываю лицо руками.

— За что?.. — шепчет мне в висок.

Рваное дыхание то согревает, то холодит мою кожу.

— Ах, Ляся… — рассержено…

С мучительным стоном жадно вдыхает запах моих волос. В ужасе замираю, прислушиваясь к ощущениям. Меня словно ест голодный хищник, только это пока не больно. Как будто он только облизывает перед пиром! Но вот-вот…

От прикосновения к кромке моего уха его чуть колючей щеки меня передёргивает от ощущений, и дыхание становится таким же, как у него — громким, бесконтрольным…

— Па-а-ап!! — требовательно из коридора.

Опускает меня на ноги.

— Это от голода слабость… — хрипит он, не глядя мне в глаза, и за руку ведёт в коридор. — Пойдём кушать.

— Так идти?..

— Так…

Глава 19 — Старшая и младшая (Тимур)

Маруся скачет по лестнице впереди нас.

— За перила держись! — строго одёргиваю её.

Ляйсан веду за руку. Боюсь, чтобы опять не грохнулась в обморок. Но не только поэтому. Это повод оправданно касаться её. Потому что не касаться невозможно. И моё тело, и все мои мужские рефлексы в «стойке». Мне хочется очаровывать, общаться, касаться, вдыхать, одаривать, радовать… Вот всё то, что я уже и забыл, что оно бывает не обязанностью, а потребностью.

Она пахнет тем парфюмом, что я подарил. И от этого внутри меня всё порхает от парадоксального удовлетворения.

— Тебе понравились духи?

— Очень…

В её скромном ответе на самом дне её шёпота я слышу восторженные нотки. И сердце в моей груди колотится как от дозы стимулятора. Я пьянею, и мысли сами утекают в поиске того, что ещё я могу подарить этой девочке, чтобы получить дозу её восторга.

Это так опасно…

Это не моя женщина!

Она вообще ещё не женщина!

«Девочка», — всплывают категоричные интонации Кати. Видела бы она эту «девочку» сейчас! Ну какой мужчина не среагирует?

Пальчики сжимают мои.

— Голова не кружится?

— Нет…

Эту тёплую ладонь нужно отпустить. Прямо сейчас. Пока я не спровоцировал очередной приступ ревности у Аллы. И внизу лестницы я это делаю — с сожалением отпускаю.

Нужно как-то привыкнуть к Ляйсан и успокоить рефлексы. А то каждый раз впадаю в неадекват. Но что ж поделать, если её красота, чистота и робость сшибают с ног?

Алла и Ренат на кухне. Перестреливаются недовольными взглядами. Пахнет горячим хлебом… Значит, доставка из булочной уже приезжала.

Ренат протягивает «пять» Марусе. Она шлёпает его по ладони. Алла оттягивает меня в сторону.

— Это моё платье! — шипит едва слышно.

— Ты сказала: вернуть его в магазин. Вот, считай, вернул, а это — новое. Мне нужно было купить ей необходимое.

— Может, белье ей ещё купишь?!

Уже…

— Хватит, — устало и тяжело смотрю на неё.

Вся энергия, которой накачала меня прекрасная Ляся, мгновенно утекает. И я снова чувствую себя раздражённым, усталым и старым.

Алла, обиженно надувшись, падает на стул. Ляся без разговоров и всяких просьб тут же принимается хозяйничать, игнорируя вальяжно сидящую Аллу. Режет хлеб, расставляет приборы.

На плите дымится еда.

— Алла, спасибо, что приготовила обед, — пытаюсь разрядить я обстановку.

— Пожалуйста… — не глядя на меня.

— Пап, можно я здесь? — Маруся усаживается на место Аллы.

— Марья, твоё место с другой стороны, — сдержанно улыбается Алла.

— Ты что, не можешь ребёнку место уступить? — фыркает Ренат.

— У каждого за столом своё место, какие проблемы? — зло.

— Тихо! Хочешь — сядь на моё, — отодвигаю дочке стул во главе стола.

— Помоги мне… — Ляся уводит Марусю от стола. И что-то тихо ей там шепчет, вручая чашу с хлебом. Что-то про уважение к отцу.

— Помочь? — подхожу к ним.

— Мы сами, — опускает взгляд.

Ляся режет салат…

— Тим, я купила два билета на концерт, — Алла с усилием меняет выражение лица на доброжелательное, следя взглядом за Лясей. — Не занимай ничем вечер.

Ренат тоже следит за каждым её движением. И тут же подрывается вперёд меня, когда Ляся поднимает тяжёлую супницу.

— Давай я! — перехватывает у неё из рук.

Отдав, Ляйсан делает шаг от него, опять растерянно поправляя рукой отсутствующий хиджаб, и бросает на меня неуверенный взгляд.

«Всё хорошо», — одними губами говорю ей, утвердительно моргая.

Нас пять, а приборов четыре. Подав всё на стол, Ляся незаметно выскальзывает из кухни, опустив взгляд.

— Ты куда?

— Спасибо, я не голодная.

Сбегает.

Не понял…

Обвожу всех взглядом. Ренат пожимает плечами, крутя в пальцах ложку как чётки. Алла, с вызовом глядя мне в глаза, ест суп.

— Что?

Кладу ложку обратно. Догоняю Ляйсан у лестницы.

— Ты почему ушла?

— Нельзя такое. Мясо, — смущённо улыбается она. — Простите.

— Я думал, ты только свинину не ешь.

— Я ем только то, в котором уверена. Это пахнет иначе.

— Алла знает, что ты не…

Погодите, или это спланированная акция?

— А ну-ка, пойдём.

— Нет, пожалуйста! — испуганно.

— Пойдём, — сжимаю её руку и тяну за собой.

Завожу на кухню.

— В супе свинина?

— Да, — прожевав и сглотнув, с вызовом отвечает Алла.

— И в жарком?

— Да. Или ты думал, я для этой в поварихи нанялась?

— Ясно.

Устало падаю на стул, слепо глядя в стену. И что с ними делать?..

— Спасибо, Алла, — отодвигаю тарелку, не притронувшись. — Я тоже не голоден.

— Тимур, можно сказать? — шепчет за спиной Ляся.

— Конечно.

— Можно, я буду готовить? Я же младшая… жена.

Оторопев, открываю рот, чтобы ответить. Встаю.

— Жена тут я! — тоже встаёт рассвирепевшая Алла. — И младшая, и старшая.

— Старшая — Катерина… — смотрит упрямо ей в глаза Ляйсан.

Ну всё! Тушите свет…

— Катерина?! Тимур!.. — требовательно.

— Короче! — рявкаю я. — Спасибо всем за обед. Мару�

Пролог

Из окна моей комнаты виден расцветающий сад и высокий трёхметровый забор. И если раньше я любовалась на сад, то теперь не свожу взгляда с забора.

Как мне сегодня выйти за него?

Телефон как раскалённый жжёт мою руку. Открываю свою переписку. На аватарке мой однокурсник Антон. Он красив как греческий бог Апполон – вьющиеся волосы, широкие плечи, лучащиеся лазурью глаза и белоснежная ласковая улыбка. А от запаха его парфюма я теряю сознание каждый раз, когда он проходит мимо.

Я глупая девочка… Он и я – это не вариант. Нас не выдают за русских. Отдать за русского – равносильно выкинуть из семьи. Не вспомнят потом никогда. И никакой защиты твоим детям. Всё! Сотрут, словно и не было.

Антон…

Веду пальцем по экрану. Полгода он не замечал моего скромного присутствия на курсе. Я понимаю, почему. Русские девочки со своими откровенными нарядами и ярким макияжем всегда затмят с ног до головы укутанную в ткань необщительную скромницу. А он… Он – первый красавец у нас на курсе, сын респектабельных родителей, успешный парень, мечта всех девочек. И появляется то с одной, то с другой… Но постоянной девушки нет. Мне с таким даже говорить нельзя. Отец осудит. Да и жених у меня уже есть. И свадьба назначена. Через полгода. Мы виделись несколько раз. Тёмный, суровый, религиозный, прячущий свой масленый взгляд за пренебрежением. Не хочу-у-у… Но разве с отцом поспоришь? Семья там уважаемая, его партнёры по бизнесу. Отец моего жениха часто бывает у нас дома. Мой старший брат жену из того рода взял. И меня, как старшую, хотят им отдать. Для укрепления родства.

А я, как наивная дурочка, сплю и каждый раз вижу во сне русского парня и на что-то всё-таки надеюсь. Иначе хоть топись!

А вчера… вчера вышло так, что мы оказались в паре по курсовому проекту. И он вдруг заметил меня. И так смотрел… Что кроме головокружения я ничего и не помню. Даже тему нашего курсового!

Смс (Антон): Привет, Лясь. Можно, заеду за тобой? Погуляем, в кино сходим.

И я едва сдерживаю рыдания. Потому что отец ни за что не отпустит!

Смс (Антон): Лясь… Я тебя обидел чем-то? Почему молчишь?

А как ответить??? Отец об этой переписке узнает – не представляю, что будет!

Смс (Антон): Лясенька… Поговори со мной…

Падаю на кровать, вжимаясь лицом в подушку, чтобы не услышали сёстры в соседней комнате, и рыдаю.

А осенью меня отдадут замуж, и ничего, кроме отвратительного мне мужа, я никогда не узнаю и не почувствую.

Не хочу-у-у…

– Дочка, – заглядывает мама. – Ляйсан?… Да ты что?!

Выдирает подушку из моих рук.

– Кто тебя обидел?

– Никто. Мне просто очень тоскливо. Можно мне немного погулять? Пожалуйста.

– Спроси брата. Если дел у него нет, прогуляйтесь недолго.

– Спасибо…

– Ужинать пойдём?

– Не хочу.

– Надо есть. Скоро свадьба. Мужчины любят, чтобы женщины в теле были, а ты тощая стала со своим университетом, смотреть не на что.

– Любят в теле – пусть на них и женятся!

Взгляд матери меняется с ласкового на строгий.

– Язык отрастила? Получишь за свой язык. Кто тебя учил мужчин осуждать?

– Прости, – всхлипываю я. – Вырвалось.

– Лучше бы из тебя молитва лишний раз вырвалась. Не хочешь ужинать – помолись!

Уходит. И я молюсь: «Аллах… дай мне мужа русского… ласкового… тёплого… светлоглазого… с волнистыми красивыми волосами… защитника… чтобы любил…»

И, может быть, в первый раз моя молитва очень искренняя и настоящая. На разрыв души!

Глава 1

Позор (Ляйсан)

– Батур, – иду я с братом под руку, – почему ты не женишься?

Усмехается.

– Не хочу.

– Разве тебе женщина не нужна?

– Мы в России… Бери любую. Зачем жениться? На них и свои жениться не хотят.

– Но Аллах не велит так женщин использовать, – прищуриваюсь я гневно.

– Чужих Аллах нам простит, они всё равно уже все порченые, а своих я не порочу. Придёт время – женюсь.

– Это очень некрасиво, Батур. Двойные стандарты!

Разве русские девушки не страдают, когда их обманывают, бросают?

– Много тебя в твоём университете учат, я смотрю. Зачем споришь? Вообще, меньше на эту тему рот открывай. Твоё дело – твоя честь, а не чужая.

– Извини… – поджимаю губы.

Батур дерзкий, грубоватый. Мы погодки с ним. Росли вместе, дрались даже маленькие. И мне сложно принять его авторитет. Особенно, когда он такие вещи говорит.

Алишер, второй брат, не такой. Внимательный, рассудительный. Но уже женат. Не до меня ему теперь. Жена у него первенца носит. Счастье… И много забот.

Чувствую, как телефон снова вибрирует в сумочке. Но прочитать при брате не решаюсь. Вдруг, потребует мой телефон, проверить с кем переписываюсь? Но мне так страшно, что Антон обидится на меня из-за того, что я не отвечаю. Он же русский… не понимает!

У них всё можно. Девочки с парнями спят, и всё равно для них хорошие, замуж выходят, детей рожают. Иногда и второй раз выходят.

У нас – ничего нельзя! Наедине осталась – уже грязная! Хорошо, если замуж возьмёт. А нет… так другой потом вряд ли позарится. Не махать же ему потом окровавленной простынёй перед всеми, честь жены доказывая? Всё равно найдутся те, кто осудит, напомнит… У нас такие вещи до старости потом припоминают, шушукаются за спиной.

Дала поцеловать до свадьбы – значит, и другим позволяла! Распутная!

В глаза смотришь – мысли дерзкие, характер дурной. Опускай взгляд, не позорь отца.

Ничего нельзя!

Мне и не хочется ничего. Просто немного побыть рядом с Антоном. Он ласково со мной разговаривает, как никто другой. Не трогает, похабного не говорит.

Мы выходим к дороге. Батур недовольно оглядывается, тихо ругаясь. Его машины нет.

– Что случилось?

– Парковаться здесь нельзя. Эвакуатор увёз. Всё ты со своими прогулками! – раздражённо.

Опускаю взгляд.

– Сейчас такси тебе вызову, домой поедешь. А я за машиной, перехвачу до штраф-стоянки.

Такси мне, маме и сёстрам вызывают особенное, то, где только женщины-водители. Нельзя с мужчинами… Из университета либо Батур забирает, либо отец, либо дядя.

А я мечтаю сдать на права и сама водить. Мечты… мечты… Русский муж бы позволил. Они своим женщинам многое разрешают. А отец никогда не позволит.

Брат усаживает меня в такси, называет женщине-водителю адрес и заранее расплачивается.

Когда мы едем через центр, мой телефон опять вибрирует в сумочке. Достаю. Несколько пропущенных от Антона.

Смс (Антон): Я в центре с друзьями. Буду очень рад, если ты приедешь. Буду ждать.

И потом…

Смс (Антон): Извини, Ляйсан, за навязчивость. Больше не напишу.

Ну вот! Обиделся!

Всё сжимается у меня внутри. Дрожащими пальцами набираю.

Смс (Ляйсан): Не могла ответить. Прости. Я в центре… Возле театра, у фонтана.

– Притормозите, пожалуйста.

Трясусь, словно в постель к мужчине лечь собралась. Но я же только десять минуточек с ним поговорю и убегу! И всё! Никто не узнает!

Удаляю нашу переписку.

– Дождитесь меня, пожалуйста.

Вытаскиваю ещё пару купюр для водителя. Выхожу к фонтану, кутаясь в курточку. Вечерами ещё холодно. Шум воды смешивается с музыкой, звучащей с открытой веранды ближайшего ресторана.

Нервничая, поглядываю на часы. Десять минут прошло, а его всё нет.

Скажу, что пробка была. И ещё немного подожду.

Темнеет… Неоновые огни кружат голову… Мимо проходит толпа пьяных парней, оглядываются на меня. Пугливо отворачиваюсь, чтобы не провоцировать их внимание.

– Ляся… – неожиданно кто-то сжимает сзади мои плечи. – Замёрзла?…

Антон!

Дыхание в моих лёгких замирает.

Он разворачивает меня лицом к себе. И я, как немая, открываю и тут же закрываю рот.

Сказать, чтобы не касался?

Язык не поворачивается!

Его глаза блестят… Улыбка такая… блуждающая… И пахнет от него спиртным.

– Я так рад, что ты приехала! Не ждал уже… Пойдём! С друзьями тебя познакомлю.

– Нет, – закусываю губу. – Я не могу. Мне домой надо.

Опускаю взгляд. Он сжимает мои кисти своими горячими. Моё сердце оглушающе колотится.

– Десять минут. Потом отвезу.

– Нет! – испуганно отступаю. – Меня машина ждёт.

Хмурится.

– А зачем приехала-то тогда, Лясь?

Отпускает мои руки. Мне становится так стыдно и неловко… И лицо моё начинает гореть.

– Не знаю… – наивно и честно признаюсь я.

Делаю шаг назад. Ещё один. Мне хочется бежать со всех ног от его требовательного взгляда и скептически вздёрнутой брови. Я чувствую себя нелепо и ранено. Сглатываю ком в горле. Отворачиваюсь, чтобы уйти.

– Стой! Я знаю…

Он неожиданно подхватывает меня за талию. Резко разворачивает. Неоновые огни превращаются в полосы, басы ресторанной музыки долбят в моё тело. Теряю ориентацию. Его губы вжимаются в мои.

Поцелуй?!

В моих фантазиях меня кружило от удовольствия в этот момент, колени подкашивались, и это было очень нежно и проникновенно. Но происходящее сильно отличается от фантазий. Колени подкашиваются, да. От ужаса. Внутренности сжимаются в комок. Его губы наглые и настойчивые, я сжимаю крепче свои, отталкивая его в плечи! Уворачиваюсь, пытаясь отдышаться.

И чувствую я не восторг, а обиду…

Зачем он так сделал?! При людях! Сама, глупая, виновата! Дразнила мужчину, вот и получила. Чего я ещё ждала?!

Антон непонимающе смотрит мне в глаза.

– Ясно… – поджимает он губы. – Извини.

Отворачивается и быстрым шагом уходит.

А я стою и судорожно дышу. Чувствую себя голой под взглядами людей! Голова кружится.

– Здравствуй, Ляйсан.

Низкий голос, знакомый. Не сразу понимаю, чей. Но теперь ужас и стыд разъедают меня до боли. Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с… отцом моего жениха!

Мать говорила, что у них ресторан в центре… Этот?!

– Здравствуйте… – шепчу беззвучно, не смея поднять глаз.

– Как ты оказалась здесь одна?

– Я… – пожимаю убито плечами, – домой ехала…

– Не доехала? Присядь… Отцу твоему позвоню. Пусть заберёт.

– Не надо. Меня такси ждёт.

– Присядь! – рычит разъярённо. – Хочу с отцом твоим поговорить. Как так вышло, что невеста моего сына с другим шляется!..

И мои ноги отнимаются… Пряча лицо в ладони, сажусь на скамейку.

Глава 2

Бизнес (Тимур)

– Мало купить этот гостиничный комплекс, Костя. Надо ещё и договориться с тем, кто держит этот бизнес, понимаешь? Иначе они будут демпинговать, пока я не улечу за пределы рентабельности. А потом растащат комплекс по частям за копейки.

С Костей мы давно сработались. Но, вообще-то, все Костины функции должен выполнять Ренат, мой младший брат. Потому что денег он «жрёт» немерено, а толку с него даже не ноль, а минус. Постоянно косячит.

– А кто держит этот бизнес?

– Нерусские. Сегодня у меня с ними очередная встреча. Вот, – показываю ему на телефоне несколько фоток. – Это Алихан Шахин. Лет десять в России уже с семьёй. Практически всё побережье, кроме этого комплекса, принадлежит ему. И прошлый хозяин продаёт свой комплекс именно из-за демпинга Шахина. У них конфликт. Шахин хочет этот комплекс купить гораздо дешевле, чем покупаю я. И унаследовать этот конфликт и демпинг я не хочу.

– И как ты собираешься договариваться?

– Понятия не имею. Но, возможно, мне удастся договориться на «крышу» Шахина под процент от прибыли. Тогда он даст зарабатывать нормальные деньги. Где, мать его, Ренат с бабками?

Мне немного не хватает. И мы решили продать квартиру, в которой он жил. Она наша общая. Три часа, как брат должен был появиться после сделки. Все остальные деньги я уже вытащил отовсюду, откуда только было можно. Остались только дом и тачка. И очень надеюсь, всё пройдёт гладко. Ренат временами просто бестолковый баран!

– Тимур, курить будешь? – крутит сигарету Костя.

– Я бросил.

– Реально?

Очень на это надеюсь! Уровень моего нервняка просто зашкаливает. И я с ненавистью смотрю на его пальцы с зажатой сигаретой. Абстиненция аховая. Словно я истеричная тётка с гормональным сбоем. Кого порвать?

Отвожу глаза, сглатываю. Мне везде пахнет табаком или дымом. И это бесит ещё сильнее, не давая сосредоточиться.

– Фу, убери их, – рычу я. – Бесят…

– А что бросил-то?

– Не выношу зависимости.

– А зачем начинал?

– Как все. По глупости. На нервняках, когда разводился. Потом втянулся…

– Тимур, – заглядывает Алла, – можно тебя?

– Не сейчас!

– А мне нужно сейчас! – капризно.

– Минуту.

Поджимаю губы, вдыхаю поглубже, чтобы не разнести её нахрен!

Алла – это мой личный памятник мужским беспонтовым левакам. Она разрушила мою семью. Вернее, разрушил я. Но причина – она. Увлёкся… И моя жена об этом узнала. Потом сотню раз пожалел о том, что допустил этот левак. Но ничего не исправишь… Катя давно замужем за другим, у них уже пара своих детей… собака… дача… и камин по вечерам. А у меня памятник… и дочка на три часа по воскресеньям. А у неё два папы. Тот тоже «папа». И я бешусь…

Но давно уже не хочу ничего вернуть. Наверное, всё же мы чем-то не подходили друг другу, раз меня так непреодолимо занесло налево. Не знаю… Всё время обсасываю внутри ту ситуацию. Она до сих пор гложет. Особенно из-за Маруськи…

В постели у нас с Катей было прохладно, а вот по-человечески очень тепло. Теперь ровно наоборот. Постель моя согрета, а вот внутри пусто. Не заняла Алла там места. Увы. Но, может, уже никто и не займёт. Я стал циником… Наверное, меня это уже устраивает. Это зрелость? В мои тридцать пять самое время.

Нет, Алла, в целом, вполне ничего…

– Тимур!..

Встаю, выхожу к ней из кабинета. Открывает журнал, показывает мне два свадебных платья.

– Какое?

– Нет!

– Ты обещал!

– Я обещал, если будет залёт. Ты беременна?

– А может, я не хочу залёт до свадьбы?

– А я не вижу смысла регистрировать отношения без повода. Мы живём вместе четыре года. Ты уже жена. Что даст печать, кроме геморроя?

– Я хочу событие!

– Алла, отколись сейчас. Не до свадьбы мне. У меня сложный момент в бизнесе.

– Или другая тёлка? – мстительно. – Сутками тебя нет.

– Ты меня зачем сейчас провоцируешь?

– Я хочу свадьбу, – упрямо.

– Так… Собрала свои вещи и нарезала из моего дома.

– Ну вот… – обиженно. – А ещё женой называешь. Чуть что – пошла вон!

– Потому что не надо меня дёргать! Я и так весь издёргался. Я сказал как будет! Не устраивает – не держу. Устраивает – не прогоняю.

– Словно мстишь мне за эту свою Катю! Я и не знала о ней!

Ой, да знала ты всё. Но какой с тебя спрос, со «стрипухи»?

Танцует Алла теперь только для меня. Да и для меня уже не танцует. Приелось…

– Всё! Иди ужин приготовь.

– Я закажу.

– Нет. Приготовь. Хочу домашней еды. Что там?… Борщ, котлеты…

Чем можно женщину часа на четыре выключить? Достанет же! И выхватит. Ненавижу срываться!

– И салат. И кексы.

Недовольно фыркнув, уходит. Очень я сомневаюсь, что умеет она это всё готовить. А повара мне пока пришлось сократить из расходов. Но пусть попробует, хоть озаботится чем-то, кроме события. А то реально уже «памятник». Красивый, яркий, капризный, но почти бесполезный.

– Тимур, Ренат подъехал.

– Наконец-то!

Начинаю быстро собирать доки, бабки… Если я каким-то чудом договорюсь сейчас с Алиханом, надо сразу же ехать на сделку по комплексу.

Мой младший брат постоянно косячит. И я задолбался вытягивать его то из долгов, то из проблем с блатными, то из ментовки.

Заходит. Бросает сумку со своими вещами на пол. Договорились, что пока я кручу деньги с квартиры, он поживёт здесь. Дом у меня большой, надеюсь, разойдёмся.

– Что так долго? Давай деньги.

Он нервно оскаливается. Замираю. Что не так??

– Только треть суммы, брат. Извини… Хотел, как лучше…

– Чего?…

– Хотел по-быстрому крутануть в казино свою половину. По пятницам мне везёт…

Кровь стучит мне в виски, заливая глаза.

– Ты проиграл мои бабки? – делаю к нему пару шагов.

– Свои. Ну и немножко твоих. Хотел отыграться.

От вспышки ярости тело обдаёт жаром. Кулаки сжимаются. Я, вообще-то, давно умею держать эти вспышки под контролем. Но сейчас не хочу. И молча всаживаю кулак ему в челюсть. Потом под дых. Со скрипом загибается.

– Ты в рабстве, сучонок, понял? В бесплатном рабстве. Пока я не решу, что отработал. И больше… никаких дел с тобой не будет. Влетишь – счастливого пути!

Присаживаюсь, забираю остатки денег. Пересчитываю. Не хватит. Нет, на покупку хватит. А на запуск и раскрутку нужно будет мутить кредит.

Трясёт так, что я почти срываюсь, и рука дёргается вытащить пачку из нагрудного кармана Рената. Но сдерживаюсь. Решил же – завязываю!

– Всё, Костя, я полетел. Присмотри здесь за ущербными.

– Ни пера, Тимур.

– К чёрту!

Глава 3

Приговор (Ляйсан)

Кое-как пережив бессонную ночь, иду к вернувшемуся из поездки отцу. Мама идёт сзади, чуть слышно причитая. Её глаза тоже заплаканы. Вчера, как с прокажённой, со мной никто в доме не говорил. Даже ужин не принесли.

Захожу в зал, не поднимая глаз.

Я хуже, чем голая… Стою перед отцом, закрыв руками лицо. Виноватая. И оправдаться мне нечем.

Хуже, чем изнасилованная… Потому что сама виновата!

Мама испуганно замерла сзади, не смея меня оправдывать. Она далеко у дверей, но я чувствую её присутствие.

Очень хочу надеть никаб! Всегда ненавидела его, считая пережитком, а теперь готова продать душу, чтобы закрыть лицо.

– Смотри на меня, – подходит отец.

Поднимаю глаза, слепо глядя перед собой. В горле спазм. Вдохнуть не могу. От удушья кружится голова. Размахивается… Моё лицо обжигает болью от пощёчины. От неожиданности падаю, не удержавшись на ногах. Подвернув кисть, на которую приземлилась, и отбив копчик о каменный пол.

Отец присаживается передо мной.

– Кто он? Имя, фамилия… Пусть ответит за то, что обесчестил мою дочь и мой род.

Судорожно рыдаю в ужасе от того, что с Антоном могут что-то сделать.

– Я не знаю его… – выдыхаю я.

– Как ты там оказалась?

– Затошнило… укачало… в машине. Вышла подышать.

– Ты врёшь. Ещё раз соврёшь мне – я тебя придушу как блудливую кошку. Ещё раз спрашиваю – как ты там оказалась? Насильно он касался тебя или нет? Первый раз или нет? Ты спала с ним?

– Нет!!! – вскрикиваю я. – Первый… Не наказывай его отец. Он не понимает… не знает, какие у нас традиции. Он не хотел плохого! У них так принято. Я сама виновата… что прикоснулся…

Теперь мне конец. Подтягиваю колени и обнимаю их, пряча лицо.

– Откуда он взялся?

– Учёба…

– Ты общалась с ним?

– Курсовой у нас… на двоих. И всё! Клянусь! Ничего больше… До этого и не говорили даже!

– Ты слышала, Марика? – поднимается отец, обращаясь к маме. – Ты просила о том, чтобы она училась очно. «Светские традиции»! «Безопасно»! Что теперь уважаемые люди обо мне говорить будут?! Кто со мной дела вести станет? Стоило это того? Зачем ей теперь это образование? Овцам в овчарне будет лекции читать?

– Прости, Алихан… – покаянно просит мама. – Моя вина…

– Убери её отсюда. Больше её нет. Подумай, в какой кёй подальше отправить. И в этом доме чтобы имени её больше не звучало. В харем пусть не возвращается, не порочит сестёр. Да и младшим урок будет.

– Алихан… Ляйсан невинна. Зачем так жестоко?

– Для кого невинна? Для людей, которые её с мужчиной видели? Что значит – невинна? Про что ты, Марика? Про её лоно? Рот? Или ещё какие отверстия? Девственность – это не чистота. Восстановить её три куруша стоит! Репутация – вот что важно. Её не восстановишь.

– Не отправляй её, умоляю! Она наивная девочка. Это моя вина, что не уберегла!

– Что прикажешь делать с ней?! Кто её возьмёт?? Даже предложить в невесты теперь позор! Может этот её «по учёбе»? – со злым скепсисом.

Всовывает мне в руки мой телефон.

– Звони ему! Пусть женится, отдам. Нет – уедешь в самый заброшенный кёй прислугой.

Как же звонить? Мы и не знакомы толком!

Растерянно смотрю на отца.

– Звони, я сказал.

Ослушаться невозможно!

Кручу телефон в трясущихся пальцах. Не о такой судьбе я мечтала – прислугой… в деревне… Иногда фантазировала с Антоном сбежать. Только это всё фантазии! Зачем я ему? А как в этом мире женщины без мужчин выживают, я не знаю. А Антон… У них так не принято. Долго встречаются, потом только замуж.

– Звони! – рявкает отец. – Ставь на «громкую».

Нажимаю дозвон. Лицо пылает, во рту кровь.

– Да? – прохладно.

Совсем не так, как раньше со мной говорил.

– Привет… – хриплю я, не понимая, что должна сказать.

– Ну привет.

– Антон… ты можешь… забрать меня?

– Ты, Лясь, извини, но я выпил. За руль не сяду. Тебе лучше вызвать такси.

– Такси… А куда мне ехать?… – в прострации бормочу я.

Мы словно говорим на разных языках. Так униженно и раздавленно я не чувствовала себя никогда! Вот она – цена за поцелуй русского мужчины. Ничего для них женщина не стоит!

– Думаю – домой. Мы сегодня решили мужской компанией отдохнуть. Извини. Если захочешь, перезвони завтра.

Какая же я дура! Дура!!

Скидываю вызов и, как побитая собака, виновато поднимаю глаза на отца.

Он не смотрит на меня. Только на мать.

– Сегодня к вечеру чтобы её не было. Не решишь куда – я сам решу.

Глава 4

Сделка (Тимур)

Дом Алихана расположен в конце пятикилометрового пляжа рядом с гостиницей для отдыхающих. Мы сидим на веранде ресторана этой гостиницы.

– Угощайся, Тимур. Для меня шеф готовил, всё по высшему классу. Барашек… плов… далма… чорба…

– Спасибо, Алихан.

Гостеприимство у них и правда на высоте.

– Что ты пьёшь?

Показывает широким жестом на бар.

– Спиртным не увлекаюсь. Да и за рулём. От чая не откажусь.

– Не пьёшь – хорошо. Ответственный человек. Я тоже не пью спиртного. Ты мне приятен, Тимур. И в другом, возможно, мы найдём с тобой общий язык. Но по комплексу… Пойми меня… Этот берег – залог процветания моей семьи. Моего рода. Я не могу отдать его постороннему. Всё, что здесь стоит – принадлежит мне, моим сыновьям, братьям, племянникам. Только своим. И «Жемчужину» мы заберём. У меня несколько дочерей, их надо тоже обеспечить. Их сыновья расширят наш бизнес. А если я его отдам чужим? Это не по-хозяйски. Что про меня люди скажут?

– Хозяин «Жемчужины» тебе её не продаст. Из принципа.

– Продаст. Год, два, три поработает в убыток и продаст.

– Но ведь и ты теряешь деньги, занижая цены по побережью.

– У меня много денег. Моей семье сейчас хватает. А «Жемчужина» приумножит их в будущем, когда внуки пойдут.

– Мы можем сделать по-другому, Алихан. Ты дашь мне её выкупить, а я буду отдавать тебе процент с прибыли. К тому же, смысл в демпинге пропадёт, ты сможешь поднять цены. В итоге твоя прибыль возрастёт в два раза. Это очень разумно. Подумай.

– Разумно оставить «Жемчужину» для своих, – отрицательно качает головой Алихан.

Упертый! Тогда мой последний козырь. Очень плохой расклад, но всё ещё терпимый.

– Давай так. Я оберну бабки в два раза и перепродам её тебе.

Хотя бы не в убыток!

– А где гарантии, Тимур?

– Ну какие могут быть гарантии, кроме моего слова?

Мне очень важна эта сделка. Я каждый день теряю вынутые активы на упущенной прибыли. И сейчас не вижу никакой альтернативы для выгодного вложения.

– Алихан, твои сыновья уже имеют долю. А дочерей ты всё равно выдашь за чужих. Из чужого рода. Так какая разница?

– Их дети – мои внуки. Они будут обеспечены. Этого мне достаточно.

– Но никто же не может гарантировать, что их мужья не пустят бизнес по ветру. Что не перепишут свои доли на других людей.

– В нашем мире за такое наказывают, Тимур. Так не делается.

– И тем не менее. Иногда чужие более надёжные партнёры, чем свои. Зачем терять прибыль? А я буду поддерживать твою ценовую политику. Давай договоримся на откат? Двадцать процентов…

– Я дам зарабатывать на «Жемчужине» только родне, Тимур. Почему не кушаешь? Угощайся… Не обижай хозяина.

К нам присоединяются его сыновья. И мы обедаем, разговаривая на нейтральные темы. Но я опять свожу разговор к «Жемчужине».

– Алихан, – ещё раз пытаюсь вразумить его. – Просто посчитай суммы, которые ты теряешь при демпинге.

– Отец, – его младший сын. – Суммы, и правда, немалые.

Тот бросает на него строгий взгляд.

– Ну что ты упёрся в этот комплекс? – добродушно усмехается Алихан.

Потому что мне нужно вложить бабки перед сезоном! И здесь это только гостиничный бизнес. И других предложений, которые я потяну, по побережью нет. Это – единственное. И оно ещё не оторвано с руками только из-за демпинга. Никто не хочет связываться с Шахином.

– Да я ж уже почти родной, Алихан, – улыбаюсь я. – Давай ещё подумаем?

Его старший сын наклоняется к отцу, что-то говоря на их языке. Алихан становится темнее тучи. И я нервно допиваю свой чай.

Всё?… Конец радушию? Зависая взглядом на море, подсчитываю убытки до следующего сезона. Проценты и страховку по взятому кредиту. Плюс проигранные Ренатом деньги. Я конкретно угорел на бабки. Мне их не поднять ещё лет пять. И то… Я так рассчитывал на эту «Жемчужину», что поставил на кон всё! Но если не рисковать, никогда не поднимешься!

Желваки мои сжимаются. Меня ломает от никотиновой абстиненции на фоне этих нервняков, одно усугубляет второе.

Сигарету бы… Губы немеют, по телу словно неуёмный зуд, больше напоминающий ломоту. Стираю со лба испарину. Сжимаю пальцы в кулак и щёлкаю суставами.

Всё бесит.

В телефоне несколько истеричных смс от Аллы. Ренат уехал на её тачке. А тачку должны были забрать на техосмотр. Надо деньги перевести…

Задолбали! Бесят!

Как я буду содержать весь этот шалман, даже не представляю!

Смс от бывшей – дочке нужны брекеты, новый велосипед и оплатить гимназию на будущий год. Это тоже дохрена! Но Маруська – это святое. Это вообще без вопросов.

Хозяин «Жемчужины» через три часа ждёт меня в палате на оформление продажи комплекса. Если сделка сорвётся…

Я десять лет жизни убил, чтобы сколотить нужную сумму и шагнуть. А теперь каждый день она тает на глазах! Ещё и в кредит влез из-за братца-недоумка.

– Тимур, тебе действительно так нужна эта гостиница?

– Очень.

– А ты женат?

– Мм… Нет.

Его настроение резко меняется. Алихан словно включается в ситуацию, заинтересованно глядя на меня.

– Это хорошо. Возможно, мы и договоримся.

– Открыт к любым предложениям! – оживаю я.

– Мне не нужен откат от тебя. Дам добро и поддержу твой заход в этот бизнес. Покупай её! Но…

Моё горло сводит, руки ищут в кармане пиджака пачку, которой там нет. Потому что начало такое, словно дальше с меня запросят бессмертную душу как минимум.

Да собственно, хрен бы с ней! Если ничего противозаконного и убыточного, то я готов на любой расклад.

– Гостиница будет принадлежать моему ребёнку. И потом – вашим детям.

– Не понял…

– Ты женишься на моей дочери. Мы породнимся. И будем мирно работать на этом побережье, обеспечивая будущее моим внукам, моему роду. Комплекс оформишь на жену. Это моя страховка для неё.

– В смысле? А если мы разведёмся?!

– Нет. Моя дочь не должна быть в разводе. А если решишься – придётся оставить всё ей.

Нервно оттягиваю ворот футболки.

– Я даже не знаю её.

– Зачем тебе её знать? Или ты думаешь, я мог воспитать недостойную женщину?

– Нет! Я не это хотел сказать.

– А что? – требовательно смотрит на меня. Бросает взгляд на часы. – Что скажешь, Тимур?

В моей голове ускоренно щёлкает калькулятор. За сколько я отобью бабки при поддержке Алихана, за сколько удвою сумму. И когда смогу вывести её из «Жемчужины». Лет пять – и я буду иметь гораздо большую сумму чистыми, чем вложу. Да хрен с ним! Пять лет фиктивного брака – и я готов отдать ему «Жемчужину», удвоив свои вложения. И потом куплю другой комплекс в другом месте. Чем не вариант?

– Я согласен.

Глава 5

Замуж за русского (Ляйсан)

Обняв подушку, сижу на подоконнике, слепо глядя на расцветающие вишни. Грудная клетка словно сжалась от ужаса – не вдохнуть. Будущее для меня туманно и трагично. Я будто жду своих похорон. В одно мгновение мой мир рухнул. За что?!

Я привыкла к России. Не хочу обратно на родину. Там я буду как вещь! Здесь интернет, учёба… Пусть и не своими глазами, но я вижу мир! Там не будет ничего. Чужой харем, чужие дети, кухня, сад, уборка, стирка, хозяйство… всё!

Втайне надеялась получить диплом и что-нибудь придумать. Увернуться от этого ненавистного брака! Увернулась… Так бы хоть в России осталась. Любимой дочерью, уважаемой женой. А теперь – прислуга у чёрта на куличках, в дремучем кёй! Всю жизнь с покрытым лицом! За что?…

На столе нетронутые мной фрукты и печенье. Из протеста не ем! Других выражений протеста мне не положено. Глаза опухли от слёз.

Дверь в мою комнату открывается. Подскакиваю с подоконника. Отец и братья. Закрывая лицо руками, покаянно опускаю голову. Хочется броситься к ногам отца и умолять… Но я не смею. Такой позор ему, что отец моего жениха это всё увидел. Знала бы, что так получится, никогда бы не сделала так!

– Ляйсан, – выходит перед ними мама. – Надень своё золото, собери в сумку самое необходимое.

– Мамочка, – с ужасом бросаюсь ей в ноги. – Не надо! Пожалуйста! Отец! Прогони, отрекись, но не отправляй меня туда! Я работать пойду, я придумаю, как самой выжить!

– Моя дочь шляться будет? – гневно ведёт он бровью. – И дальше меня позорить?

Обессиленно рыдая, прячу в ладонях лицо.

– Не поедешь, – снижает голос мать. – Замуж за русского пойдёшь. Сегодня.

Замираю, пытаясь осознать сказанное. Антон приехал? Заберёт меня?!

– Мама? – шепчу одними губами, пытаясь поймать её взгляд.

Но она хмуро смотрит в окно, поджав губы.

– Собирайся.

Мать оставляет передо мной небольшую кожаную сумку. Все уходят.

А моё сердце и радостно, и тревожно колотится. Неужели пронесло?… Пощадили? Отец ему позвонил? Он согласился?!.. Ну, конечно, Антон! Какой же ещё может быть русский?

Трясущимися пальцами вдеваю серьги. Надеваю тонкий золотой ошейник с гирляндой цепочек, свисающих на грудь, колечки, браслет… Что я могу ещё из дома отца взять?

Растерянно собираю свои тетрадки и несколько книг по учёбе, бельё, нетбук, новое домашнее хлопковое платье, одежду, в которой в университет хожу. Впихиваю с усилием туфли. Всё… места в сумке больше нет. Накидываю на сумку между ручек свой плащ. Всовываю ещё маленькую косметичку. Теперь точно всё. Телефон забрал отец…

Умывшись, надеваю традиционное светлое платье. Лёгкое, но закрывающее всё тело, чтобы лишний раз не раздражать отца. И газовый полупрозрачный никаб в цвет платью. Мне так дико стыдно от происходящего, что я не могу позволить себе выйти с открытым лицом.

Смотрю на себя в зеркало. Кошмар… Мои обычно красивые восточные глаза сейчас как у японки… Веки опухли… А больше ничего и не видно. Красить глаза не решаюсь. Отец не выносит, когда мы красимся. Но и прямого запрета не было. Поэтому тайком иногда подкрашивала глаза в университет.

Взяв сумку, выхожу из комнаты. Сестрёнки испуганно выглядывают из своей.

– Ляся… – шёпотом.

Оглядываюсь. Несколько секунд смотрим друг другу в глаза, прощаясь. Теперь одну из них, вероятно, отдадут вместо меня моему бывшему жениху. Мне стыдно перед ними тоже. Опускаю лицо, спускаюсь по широкой лестнице вниз. В холле людно. Нерешительно замираю на нижней ступеньке, ища взглядом Антона. Его нет.

Мы поедем куда-то? Что происходит?…

– Ляйсан, – зовёт отец, – подойди сюда.

В его голосе больше нет отвращения. В полуобморочном состоянии подхожу к столу. На кресле перед ним сидит женщина. Русская. Я вижу свой паспорт у неё в руках, она переписывает с него данные на бланк.

И вдруг я понимаю, что мне не так уж и легче от того, что я стану женой Антона. Быть женой… За этим статусом много пугающего! Это супружеский долг, это его отец и мать. Как примут?… Ведь даже родители не познакомились. У нас так не делают. И мне всё равно плохо и страшно. Но я стараюсь держаться спокойно и мужественно. Разве эта судьба не лучше, чем быть отправленной к чужим суровым людям или даже выйти замуж за моего бывшего жениха? Уже давно не молодого, религиозного и строгого, с его сальными, презрительными взглядами.

Какой-то незнакомый мужчина спиной ко мне говорит тихо по телефону.

– В смысле – разбил?… Ты разбил тачку Аллы?! Ты не вписан в страховку, идиот! Ты чо… – с яростью проглатывает он пару матов.

Мне становится неуютно от его плещущей ярости. Его кисть нервно и ритмично сжимается в кулак. Костяшки сбиты, словно он недавно разбил что-то этим кулаком. Или кого-то. Делаю шаг подальше от него.

– Документов у тебя нет? – ядовито продолжает. – Подъехать?! Я на сделке. Я никуда не смогу подъехать ещё часа три!.. Вот и пусть забирают! Всё! К хренам собачьим! – шипит он.

Рывком разворачивается. Его осатанелый взгляд невидяще скользит по мне и дальше – по столу, по документам. Телефон в его руке снова звонит. Скидывает. Опять звонит. Его губы вздрагивают в оскале. Выключает.

Он пугает меня… Где же Антон?

Оглядываюсь, пытаясь сделать ещё шаг назад, но подошедший сзади отец придерживает за локоть.

– Ваш паспорт, – обращается к мужчине женщина, заполняющая бланки.

Он достаёт, кидает перед ней. Желваки на его лице рассерженно вздрагивают.

Зачем здесь этот человек? В нашем доме не бывает русских…

Она списывает данные с его паспорта.

Зачем это? Что происходит?!

– Мама… – осипнув, тихо зову я мать, ищу её взглядом.

Но она слишком далеко и тоже с покрытым лицом.

– Вот здесь распишитесь, – женщина двигает по столу к этому злому мужчине несколько листов.

Тыкает ручкой в нужные места. Он раздражённо и быстро ставит роспись. Потом двигает листы в мою сторону.

– Отец… – с колотящимся сердцем поворачиваюсь я, не смея прямо задать вопрос.

– Подписывай! – давяще.

Мужчина быстро печатает что-то на телефоне, не бросив на меня ни одного взгляда. Пальцы отца сжимают мой локоть до боли. В ушах шумит, в глазах темнеет. Никакого Антона не будет, да?… Ручка в пальцах непослушно дрожит. Я что-то слепо черкаю.

– Гаранин Тимур Алексеевич, – тараторит женщина, равнодушно глядя на него, – Гаранина Ляйсан Алихановна, – переводит на меня взгляд. – Объявляю вас мужем и женой. Поздравляю с бракосочетанием. Документы можно будет забрать через неделю.

Что?!..

Глава 6

«Шахидка» (Тимур)

Я снова женат. Скоропостижно вышло… Алла меня живьём сожрёт. Нихрена, пусть терпит это временное явление. Бабки она мои любит, так пусть и обратную сторону их наличия принимает.

Смотрю на девчонку. Ну, мумия, честное слово! С ног до головы закутана в ткань, одни глаза. Остекленевший взгляд застыл в пространстве.

Она хоть по-русски говорит? И имя какое-то… С первого раза и не выговорить.

Как овцу продали. Практически по весу. Ну у них, видимо, женщины другого и не ждут. Главное, чтобы по-русски говорила. Иначе совсем тяжко будет.

Забираю наши документы себе в карман.

– Давай сумку.

Молча протягивает. Мы касаемся пальцами. Как ужаленная отдёргивает руку. Сумка падает на пол.

– Простите, – выдыхает испуганно.

С раздражением поднимаю сумку, возвращаю плащ на место. Я в бешенстве, да. Но она ни при чём здесь. Это всё Ренат! Скотина! Страшно представить, во сколько теперь эта авария обойдётся. А ещё достигшая пика абстиненция. И около десяти смсок от Аллы. А самое главное – то, что я опаздываю на сделку по «Жемчужине».

Поднимаю на неё требовательный взгляд.

– Мы торопимся.

Протягиваю руку. Понурившись, она нерешительно вкладывает свои тоненькие ледяные пальцы в мою ладонь. Веду её к машине. Открываю дверь, усаживаю на переднее сидение. Сумку – назад. Сажусь за руль, ища по инерции взглядом пачку. Телефон трезвонит. Идите все к черту!

Выжимаю газ, срывая машину с места.

– Пристегнись.

– Что?…

– Пристегнись! – набираю скорость.

Неуверенно возится с ремнём безопасности. Перехватываю из её пальцев пряжку, не глядя втыкаю в фиксатор. Твою мать, элементарная же вещь!

Боковым зрением вижу, как она нервно заламывает свои пальцы. И так тихонько судорожно вздыхает, словно очень долго плакала. Почти как моя Маруська. И меня это вспенивает ещё сильнее. Дикари какие-то! Кто так дела делает? Смотрит на меня как на чудовище, вернее, не смотрит в глаза даже. Нет, а я-то тут при чём? У меня выхода нет! А у них-то был.

– Мне, знаешь ли, эта история тоже неприятна. Я тебя в жёны не просил. Но так уж вышло. Поэтому придётся нам договориться.

– Что?

– Ты понимаешь по-русски?

– Понимаю…

– Почему всё время переспрашиваешь?

– Извините…

Костяшки, сбитые о челюсть брата, воспалились и ноют, повышая градус моих психов. Если ещё и эта проблемная окажется, я их всех поубиваю к чёртовой матери!

– Как тебя зовут?

– Ляся. Ляйсан…

– Короче… Ляйсан. Ты отправляешься в мой мир. Там мои правила. Ты должна эти правила усвоить. Первое – ты меня не бесишь.

– Что?… М… Что это значит?

– Никак не напоминаешь о своём наличии. Тебя нет! Поняла?

– Поняла, – убито.

Ну что так убиваться-то? Знала бы ты все мои проблемы! А у тебя какие проблемы? Ешь, спи, читай, телек смотри…

– Вот и умница. Ты меня не бесишь, и тогда у тебя всё будет хорошо. И у меня.

Смотрю на часы. Десять минут осталось до назначенного времени сделки. А потом у владельца самолёт до Тель-Авива – и до свидания, моя «Жемчужина».

Скидываю смс, что подъезжаю. Вылетаю на пятую полосу, на обочину, обгоняю пробку. Резко торможу на парковке. С сомнением смотрю на эту Ляйсан. Её же в машине оставить страшнее, чем ребёнка! Но и с собой в этой парандже тащить не вариант. Ещё подумают, шахидка какая-то.

– Сидишь в машине, не выходишь. Буду через минут сорок. Хорошо?

Кивает.

– Номер телефона мне свой скажи, – открываю телефонную книгу.

– Нет телефона…

– Плохо, Ляйсан! – закатываю я глаза.

– Извините, – опускает взгляд.

– Хватит, а? – становится мне тошно. – Просто посиди. Скоро приду. Воды хочешь?

Достаю пластиковую бутылку из бардачка. Её колени аккуратно отъезжают в сторону, чтобы я не коснулся их.

Это тоже раздражает, как и всё остальное. Но при чём тут она?

– Если можно…

Отдаю бутылочку.

– Музыку включить?

– Не знаю, – срывается её голос.

Достаю из кармана в сидении Маруськин планшет.

– Умеешь пользоваться?

– Умею.

Не совсем дремучая, значит, барышня. Это радует.

– Пользуйся, – кладу на колени.

Придерживает, чтобы не соскользнул.

– Вкладки только не закрывай, а то хозяйка разгневается.

Ухожу, захватив портфель с деньгами. Владелец попросил наличкой.

Пока оформляем сделку, всё время нервничаю, словно и правда оставил ребёнка в машине. Но она же совершеннолетняя барышня. Или – нет?! Окатывает вдруг меня страхом. У них, наверное, и в пятнадцать отдают с разрешения родителей. С шестнадцати так точно! Достаю её паспорт. Листаю на страничку с датой рождения. Выдыхаю. Восемнадцать. Совсем недавно… Перевожу взгляд на фотку. Там худенькая глазастенькая девочка лет тринадцати-четырнадцати. Ну, логично, да. В четырнадцать же паспорт получают? А меняют только в двадцать.

– Тимур Алексеевич, распишитесь.

Поглядывая в окно на свою машину, ставлю подписи. Отдаю деньги. Забираю документы.

Всё! Свершилось! Теперь главное, не облажаться.

Покупаю себе энергетик. Он немного усмиряет абстиненцию, но вздрючивает ещё сильнее.

Так, а теперь домой, раздавать ремня.

Или выхватывать. Тут как пойдёт.

Возвращаюсь в машину. Оглядываю свою «шахидку». Вроде бы всё в порядке. Делаю глубокий вдох. Пора ехать.

На светофоре бросаю взгляд на её руки. Аккуратные короткие ноготки. Никакого лака. Как у девочки. Пальцы нервно сжимают так и не открытую бутылку воды. Надо её временно изолировать, пока перебесится Алла. И надо как-то учить её автономности. Мне только ещё одного ребёнка в доме и не хватало!

– Короче, так. Ко мне ты обращаешься – Тимур. Но чем реже обращаешься, тем нам обоим спокойнее.

Кивает.

– И вот это всё лучше снять.

Не могу же я её домой в парандже привезти!

– Что? Оо… Простите, – покаянно.

– Мда… Непросто нам будет. Тебе обязательно носить такую радикальную одежду? Если мы купим что-то попроще, твой отец не будет против?

– Боюсь, что моему отцу теперь всё равно.

Это очень хорошо! Отсутствие внимания к нашему браку со стороны Алихана существенно облегчит мне жизнь.

– Ещё одна важная деталь, – начинаю я без предисловий. – Дело в том, что я, вообще-то, уже женат. Поэтому ты – вторая жена… ммм… как это… Младшая? У вас же это не возбраняется?

Молчит, глядя в лобовое.

– И если ты не будешь настаивать, то наш супружеский долг мы отложим в какой-нибудь долгий ящик, который забудем, как открывать. Или ты настаиваешь… на… ммм… завершении брака? Я, честно сказать, не самый ласковый муж!

– Нет! – выдыхает испуганно.

– Что – нет?

– Не настаиваю.

– Я так и понял.

Нажимаю на брелоке кнопку, поднимающую ворота.

– Моя… старшая жена будет сейчас очень недовольна, – предупреждаю я. – Поэтому особенно не отсвечивай. Я со всем со временем разберусь.

Забираю её сумку, подаю руку, помогая выйти из машины. Ляйсан оглядывается.

– Извини, фонтанов и павлинов нет, зато есть бассейн. Вода с подогревом, можно купаться уже сейчас.

На втором этаже три комнаты. В одной сейчас живёт Ренат. Вторая Марусина. А третья пустая.

– Пока не обставлю тебе собственную, поживёшь в комнате моей дочери.

Завожу её внутрь. В гостиной играет музыка. Из кухни запахи. В целом, достаточно аппетитные!

Отдаю сумку.

– Наверх по лестнице, первая дверь налево. Царство розовых пони и фей. Не промажешь.

Нерешительно идёт по лестнице. А я на кухню.

Упираясь спиной в косяк арки, недовольно наблюдаю за тем, как Алла разбирает коробки из ресторана.

– Спасибо, что справилась с ужином, – скептически смотрю на нетронутую плиту.

Вздрагивает.

– Напугал!

– Алл… что бы ты выбрала: залететь сейчас, но сильно сократиться по деньгам и возможностям. Или отложить залёт лет на пять, но расширить бизнес и возможности?

– Второе, конечно!

– Ну тогда у меня для тебя новости…

Глава 7

Зверушка (Ляйсан)

В комнате дочери моего мужа и правда всё нежно-розового цвета. Только ковёр и обои цвета топлёного молока. В углу огромная кровать, сделанная чердаком, вниз с неё – пластиковая горка через полкомнаты. Под кроватью домик, завешанный тюлевыми шторами. Оттуда выглядывает морда мягкой лошадки.

Хозяйки нет.

А я так надеялась… Мне вдруг показалось на мгновение, что соседство с девочкой сделает моё пребывание в этом доме более… безопасным? И никто меня не тронет при ней. Хотя он и так обещал не трогать. Не обещал, конечно. Просто заявил, что ему это не нужно. И я благодарю Бога…

У окна столик с детскими круглыми креслами. На них сидят большие куклы. На стене напротив плазма. На другой – игровое полотно. Такое есть в комнате у моего младшего брата.

Оглядываюсь, не понимая, как мне здесь устроиться. От изнеможения колени подкашиваются. Ложусь на пушистый ковёр. На спину. На потолке едва видны глянцевые звёздочки. Они должны светиться в темноте. У меня в комнате в отцовском доме были такие же светящиеся цветы. У нас, у всех сестёр, комнаты были как у принцесс. Маленьких нас очень баловали и берегли. Чем старше – тем строже.

Вот бы стать мне тоже куклой на этом детском креслице… Не больно, не страшно, всё равно.

Мне хочется уснуть и не проснуться. Детство закончилось, всё.

Просила русского – выпросила!

Тимур… Тимур совсем не такой, как улыбчивый и ласковый Антон с его мягкими чертами лица. Тимур скуластый, глаза – как сталь! Взгляд пронзительный и требовательный. И сам суровый, раздражительный, хмурый, говорил со мной с досадой, словно я ему заранее мешаю, совсем не так, как Антон говорил. Ну и пусть. Главное, что не тронет. Нет меня!

Это тоже страшно. Бесправная, никому не нужная…

Какие правила в этом доме для меня, я не знаю. Есть ли тут другие мужчины и можно ли ходить свободно – не знаю. Можно ли мне учиться – не знаю. А завтра лекции… Спрашивать страшно. Меньше всего мне хочется вызвать его гнев. Мужчины бывают очень жестоки.

Дверь в комнату приоткрыта. Внизу крики, ругань. Зажмуриваюсь от ужаса. Мой отец никогда не кричит. Он просто наказывает. Нас – девочек – изоляцией и тяжёлой работой по дому. А ещё постоянно висящей угрозой отослать на родину. Но у нас в доме женщин никогда не били. Я первая выпросила…

От повышенного гневного голоса Тимура я впадаю в оцепенение. Мне кажется, что в итоге он может сорваться на мне. Отец, когда гневался на братьев, часто наказывал и нас, девочек, если попадали под горячую руку.

Родители его здесь живут? Не представил… У нас так не бывает.

Что его отец обо мне скажет? Как мать примет? А ещё жена эта старшая…

Прислушиваюсь. Ругаются!

– Ты будешь, Алла, так со мной разговаривать – вылетишь отсюда, ясно?

Алла, значит…

И я представляю, что будет, если вылечу отсюда я. Куда я пойду? В отцовский дом – вряд ли примут.

Некоторые девочки с курса живут в общежитии. Но там творится такое… Рука отца не дрогнет придушить меня, если узнает, что в общежитии живу. Для него общежитие и публичный дом – одно и то же.

– Она просто будет здесь жить! И всё! Какие проблемы?!

– Ты привёл к нам домой какую-то тёлку! Я должна жить с ней под одной крышей??

– Какую тёлку? Она девчонка ещё. Считай, я просто её опекун на несколько лет.

– На молоденьких потянуло?

– Ты больная, что ли?

– Где она?! – голоса приближаются.

– В детской она.

– Чёртов извращенец!

Как грубо с мужем говорит. Ужас!

– А ну-ка, стоять! Ты туда не пойдёшь!

Закрываю уши ладонями. Хоть бы они обо мне забыли на сегодня!

Сказал – снять никаб. Лучше слушаться. Женщина послушная – мужчина великодушный.

Зеркал в комнате нет. Но есть дверь с матовым стеклом. В моей комнате в отцовском доме за такой была ванная комната. И я иду туда – переодеться, умыться, привести себя в порядок.

От голода тошнит и кружится голова. Я могу готовить здесь?… Или нельзя? Как и когда здесь кушают?

Долго умываюсь ледяной водой. Распускаю волосы. Решаюсь переодеться в домашнее платье. В хареме, на женской половине дома, можно носить платья с открытыми руками и шеей. У меня именно такое. У русских нет харема. Мужчины и женщины вместе живут, вместе едят… Наверное, здесь неважно, закрыты шея и руки или нет. У нас и на учёбу девочки в открытом ходят. Но чувствую себя очень неловко. Одно дело на других с оголённым телом смотреть, другое – самой так ходить.

Раньше мне хотелось… чтобы открыто, смело. А сейчас хочется, чтобы меня никто не видел, не замечал.

Прикрываю дверь в свою комнату, чтобы не слышать их перепалку. «Тимур не слишком строгий», – делаю я вывод. Иначе давно бы наказал эту крикливую жену. Но лучше не искать границ его терпения. Может, он к ней так терпим, потому что беременная. Наверняка.

Время идёт медленно. Я сижу одна на мягком ковре не первый час. Допиваю воду, что дал мне муж. Мне очень тревожно…

Хочется отвлечься, но в шкафу только детские книжки. Как включается здесь телевизор, я не знаю. Пульта нет. Мой телефон забрал отец. Планшет дочери Тимура остался в машине.

Достаю учебник по анатомии, листаю странички, пытаясь учить. Скоро экзамены. А вдруг разрешит учиться?

Наверное, в какой-то момент меня отключает. И снится мне всякий ужас. Снится Антон. И его поцелуй, от которого сводит живот, и кровь бросается в лицо, словно ошпаривая. И отец моего бывшего жениха. Я тону в стыде и позоре, вдруг оказываясь голой там, у фонтана. На меня все смотрят с отвращением. Снится пощёчина отца… И опять Антон. Он превращается в Тимура.

Сквозь сон слышу чуть приглушённые женские голоса. Этой Аллы и ещё один, незнакомый.

– Девку привёз! Жена, представляешь? Пять лет из него свадьбу выскребаю – хрен! Тут за пять минут женился!

– Арабка, что ли?

– Да! Дикарку восточную. Турчанку, иранку… Точно и сам не знает. Приданое к «Жемчужине». Говорит – и не видел её. В парандже. Двух слов связать не может.

– Ой, Алла, ты в Турции была? Они же все неряшливые, толстые, волосатые, запущенные… Что ты вспенилась? Нужна она ему! Он же всегда на блондинок западал.

– Наверное, страшная, да, раз ему, не показав, всунули. Или, может, больная какая.

– А где она?

– Сказал – здесь, в детской.

– Пойдём посмотрим?

– Запретил заходить.

– Ой, – скептически.

– Злой – капец! Чуть что – собирай вещи. С бизнесом у него не гладко. Ещё и брат его – бестолочь, торчок!.. Тачку мою сегодня до техосмотра не довёз, разбил.

– А сам-то Тимур где?

– Улетел по делам часа два как…

– Давай зайдём! Он и не узнает. Посмотрим, что за зверушка.

Растерянно приподнимаюсь, упираясь ладонями в пол. Тяжёлые волосы рассыпаются по плечам. От обиды и возмущения перехватывает дыхание. Поднимаю глаза на дверь. Она открывается. В лицо мне бьёт полоска яркого света.

Встречаюсь взглядом с женщинами. Блондинка с волнистыми волосами по плечи. И рыжеволосая, с длинными. Обе – лет на десять старше. Такие… надменные!

Застыв, ошарашенно смотрят на меня.

– Что-то я не поняла… – шарит по стене ладонью блондинка.

Судя по голосу, Алла.

Щелчок. Свет в комнате загорается. Я чувствую себя неловко и униженно, глядя на них снизу вверх. Ещё и яркий свет слепит.

– Ох-ре-неть… – открывает рот рыжая.

Мои щёки вспыхивают. Сами вы – зверушки больные! Прикусываю язык, чтобы не говорить в ответ грубости. Нет у меня здесь такого права!

Молчаливое противостояние взглядами. Вспоминаю их разговор и, не удержавшись, выпаливаю:

– Тимур сказал: вам сюда не заходить!

– Смотри-ка ты! – с ненавистью выплёвывает Алла. – И слова отлично вяжет! Огрызается! Молча вздёргиваю подбородок. Кровь кипит. Кусаю губы…

Муж сказал – она старшая. Я должна почитать. Но я этого не умею. У отца была одна жена – мама. В нашем доме других не было. А среди сестёр я старшая. И никто из женщин меня никогда не унижал.

– Мда… – тянет саркастически рыжая. – Вот тебе и зверушка.

От гнева, обиды и беспомощности на глаза наворачиваются слёзы.

– Я не понял! – рявкает где-то сзади Тимур.

Не вижу его, только слышу. И вся моя спесь тут же испаряется. Словно тяжёлый шар падает вниз живота от страха. Да и женщины мгновенно осаживаются.

– Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?

– Гаранин… Ты!.. – разворачиваясь, шипит на него Алла. – Ты издеваешься?! Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!

– Исчезли, – тяжелеет его голос. – Второй раз повторять не буду.

Алла с грохотом захлопывает мою дверь.

Обнимаю себя за колени, глядя в пустоту. Слёзы текут… Как я буду здесь жить?

Глава 8

Неожиданность (Тимур)

– Всё, Костик, давай, – жму протянутую руку. – С утра весь персонал там прошерсти. Кого уволить, кого оставить, кого дотянуть. А я по бумажкам сяду.

– Тимур, держи, – протягивает мне коробку.

– Что это?

– Никотиновой пластырь. Ты как вштыренный. Вот-вот на крик сорвёшься. Завтра много встреч. Это косяк.

– Чёрт… – взъерошиваю волосы. – Так заметно?

– Вообще трындец!

– Наверное, ты прав. Попробую плавно. Даже стрёмно как-то, что с наскока бросить не получается.

Ещё раз жмём друг другу руки.

В машине читаю инструкцию. Леплю к плечу. Закрываю глаза… Через сколько там должно подействовать?

Надо домой… Там шахидка моя… Не разрулил толком ничего, пришлось экстренно сорваться. Вымотался, а дома ещё конь не валялся. Нужно мебель ей заказать в комнату. Покормить. Ну и вообще, поговорить нормально.

Раскладываю по мысленным полкам все свои срочняки. В себя прихожу от звонка телефона. Твою мать… вырубился. Смотрю на часы. Ого!

– Да?

– Гаранин Тимур Алексеевич?

– Да.

– Мы отправили Вам счёт по заказу на восемьдесят тысяч. Оплачивать будете? У нас рабочий день заканчивается. Доставка работает до десяти.

– Какому ещё заказу?

– Два ротанговых шезлонга.

– Я не заказывал.

– Ваша жена заказала, оставила Ваши контакты.

– Жена?!

Какая шустрая…

– Алла Михайловна.

– Ааа… – доходит до меня. – Нет, не буду. Отмените заказ.

Сказал же: никаких внеплановых расходов!

Вечерняя пробка уже рассосалась, и я быстро долетаю до дома. На моём месте припаркован синий Пежо. Вероника! Подружка Аллы. Не выношу её… Психуя, паркуюсь рядом. Только гостей нам и не хватало. И так полный абзац в доме.

Ренат, судя по всему, ещё не являлся. Надеюсь, Алла не натворила никакого треша. Вроде бы договорились обо всём.

– Алла?… – заглядываю в кухню.

Взгляд застывает на столе. Заказанный из ресторана ужин, к которому я не успел приобщиться, выложен на большие блюда. Два использованных прибора. Початая бутылка вина… Как поели, так и бросили всё. Алла привыкла к прислуге. А сейчас временно придётся обходиться без неё. Кто теперь должен это убирать? Я?!

Слышу голоса с лестницы.

Твою ж… Там же эта… Как её… Имя не запомнил. Жена, в общем!

Меня опять вспенивает до скрипа зубов. Алла иногда… хреново вникает! Сказал же…

– Мда… Вот тебе и зверушка, – слышу я голос Вероники.

Зверушка?… Зверушка?! Сдерживаю порыв спустить их обеих с лестницы.

– Я не понял! – рявкаю на Аллу. – Зоопарк, что ли? С первого раза не понимаешь?

– Гаранин… Ты!.. Ты издеваешься?! – истерично взмахивает руками. – Ты что там плёл про опеку? Ты думал, я её не увижу?!

Что там смотреть?! Девчонку перепуганную? Нашли зверушку!

– Исчезли. Второй раз повторять не буду.

Алла захлопывает дверь в комнату. Бросаю взгляд на часы.

– Короче, на кухне за собой убрать, ужин мне разогреть, подружки – по домам, – рычу я, недовольно поглядывая на Веронику.

«Девчонка-то тоже не ужинала!» – вспоминаю я. Я же думал, что раньше вернусь. А с Аллой их пока сталкивать не вариант.

– На две персоны накрой.

– Я тебе не домработница! И наложниц не обслуживаю!

– Кто ты мне и кого обслуживаешь, мы обсудим без третьих лиц.

Психуя, Алла летит по лестнице вниз. Морщусь… Не загремела бы на своих каблуках. Нахрена каблуки дома носить? Пол здесь с подогревом, покрытие упругое… Привычка профессиональная, что ли?

Выдыхаю, собираясь с мыслями.

Как там было? Припоминаю наш разговор в машине. «Ляся, Ляйсан…»

Открываю дверь.

– Добрый ве… Оу…

Замираю с открытым ртом, забывая, чего хотел. Неожиданно… Облизываю мгновенно пересохшие губы, оттягивая ворот футболки. Разглядываю сидящую на ковре девушку.

Вот это да!..

Густые роскошные волосы окутывают её как русалку. Я такое только по телеку видел. И то не уверен, что не монтаж. Поднимает на меня жалобный взгляд. Волосы рассыпаются от этого движения. Глаза-то какие… Утонуть можно! И как я их сразу не рассмотрел? Наверное, не смотрел… Правду говорят, что в восточных женщин за одни глаза влюбляются, даже лица не видя. Такой и косметика не нужна. Тёмные густые ресницы обрамляют чуть раскосый восточный разрез светлых глаз. Пухлые трепетные губки обиженно вздрагивают.

Как загипнотизированный присаживаюсь рядом с ней. Её кожа словно подсвечена изнутри… молочная… Щёчки-персики. Юная совсем.

Подчиняясь внутреннему порыву, стираю большим пальцем слезу. Заправляю прядь, упавшую на лицо, за ушко.

Испуганно замерев, не смеет шевельнуться, покорно опуская горестный взгляд. И эта её эмоция вдруг пробивает мою броню, влезая под кожу. Доставая нечто незадействованное ранее. Болезненное, настойчивое, чисто мужское. Меня окатывает тяжёлой, слепящей жаждой обладания… Я снова жадно облизываю губы, сглатывая подкативший к горлу ком.

Жарко…

Вдыхаю глубже. Пахнет непривычно. Никаких ожидаемых арабских духов с давящим сандалом. Наоборот. Чем-то… цветочным… тонким… едва уловимым… юным, тёплым… Хочется прижаться лицом к её шёлковой роскоши и вдохнуть так, чтобы всему пропитаться изнутри этим запахом и утолить всепоглощающий, будоражащий кровь голод.

Но… в эту сторону нам двигаться не надо. Она не рабыня. Она всего лет на десять старше моей Маруськи… И то, что мне вставило, совсем не повод использовать её. Такая невинная красота обезоруживает.

– Ты неожиданно красива, Ляйсан.

Попытка превратить это просто в нейтральную констатацию факта проваливается. Мой голос просаживается, переходя на хрип. Прокашливаюсь.

Потёк, Гаранин?… Кто ж тут устоит?

Кровь приливает к лицу, пульсируя в ушах. Ещё раз веду пальцем по мокрой щеке.

– А плакать не надо.

Делая усилие над собой, убираю от неё руки.

– В общем…

Что я собирался ей сказать?

– Если кто-то будет обижать, – стреляю взглядом на дверь, – ты сразу говоришь мне. И я вмешиваюсь. Тебя здесь никто не будет трогать. Ни я, ни кто-то другой. Будешь спокойно жить, как жила у отца. Ко мне относись как к опекуну.

– Спасибо…

– Днём я был раздражён. Прошу прощения за резкость.

Вкладываю ей в руки телефон, который купил для неё.

– Это тебе.

– Спасибо…

– Здесь вбит мой номер.

Взгляд, не подчиняясь, скользит ниже, по обтянутой тканью пышной груди… изгибу бедра… к босым ступням с ухоженными идеальными пальчиками. Нежно-розовыми… На тонкой щиколотке – золотая цепочка.

Она как из другой реальности.

Встряхиваюсь, рывком отвожу глаза, попадая взглядом на книгу у её стопы. Поднимаю.

– Анатомия?…

– Можно спросить? – шепчет, не поднимая глаз.

– Конечно.

– Мне можно дальше учиться?

– Ты учишься? – взлетают мои брови от удивления. – На кого?

– На фармацевта.

– Мм… Это… отлично! – развожу руками. – Можно, конечно.

– Как добираться? – поднимает наконец-то на меня вопросительный взгляд.

– Хм. А как раньше добиралась?

– Братья привозили, забирали…

– Скинь мне своё расписание, что-нибудь придумаем. Голодная?

– Да.

– Пойдём… с кухней тебя познакомлю. Готовить умеешь, надеюсь? Здесь придётся о себе заботиться самой.

Алла нас всех не прокормит точно. Она и себя не прокормит!

– Умею.

– Вот и умница.

Поднимаюсь, протягиваю ей руку. Пальцы у неё больше не ледяные. Оттаяла немного?

– Пойдём.

– В таком можно выходить? – покусывает тревожно губу, сжимая ткань юбки платья.

– Не понял вопроса.

– Руки, шея… открыты. Можно?

– Можно всё, что тебя не смущает саму. Платье очень красивое.

Не могу перебороть себя и выпустить из рук тонкие пальчики. Так и вывожу из комнаты за руку.

– Лестница крутая. Спускаешься – держись за перила.

Веду вниз. А хочется остановиться, развернуться и подхватить её снизу так, чтобы каскад её волос накрыл и меня. И утонуть в их запахе… засунуть ей в рот язык и…

Стоп!

Назвался опекуном – опекай. А вот это всё – к Алле. Глядишь, тогда и уживутся.

С сожалением, но решительно отпускаю пальцы Ляйсан…

Концепция не меняется.

Глава 9

Добрый-злой (Ляйсан)

Тимур отпускает мою руку и уходит вперёд под арку. Останавливаюсь в ней. На кухню с распущенными волосами заходить нельзя. Откидываю их назад и торопливо плету косу потуже.

Оперевшись на барную стойку, внимательно следит за каждым моим движением. Сначала показалось – злой. Теперь кажется – добрый. Противоречивый. Лучше особенно не расслабляться. Завтра опять может стать злой.

Но его обещания очень греют душу. Учиться можно, трогать не будет… Зачем ему меня обманывать, если я уже и так принадлежу ему?

Оглядываю кухню. Красивая. Современная. А хозяйки нет… Поджав губы, смотрю на бардак на столе. У нас бы мама за такое выпорола!

Грустно вздыхаю. Свинину мы не едим. А на столе только окорок, запечённый с овощами. Но мужчине нужно подавать то, что он велит.

– Так, – спохватывается он.

Открывает духовой шкаф, озадаченно смотря на блюдо с окороком.

Поднимает его, ставит в шкаф. Неуверенно зависает пальцами возле панели.

– Можно помочь?

– Нужно!

Преодолевая внутренний барьер, подхожу к нему ближе. Мы неловко застываем. Словно с сожалением, он отстраняется, уступая мне место. Включаю режим разогрева.

– Хлеб порезать?

Бросает взгляд на стол.

– Порезан.

– Чёрствый уже… Мужчинам такое не подают.

Склонив голову набок, с любопытством рассматривает.

На кухне мне комфортнее. Это женское место.

– Хорошо, порежь.

Мою как следует руки. Отыскиваю взглядом хлебницу, ножи… У нас кухня и столовая отдельно. У него разъединены только стойкой.

– Зелень, овощи? Порезать?

– Хм…

Открывает холодильник, вытаскивает оттуда пару пучков зелени. Подхожу ближе, чтобы забрать. Мы опять неловко замираем, пытаясь поделить пространство.

Мне он кажется неуместным на кухне. Как горящий факел, который надо всегда обходить, чтобы не обжечься.

– Можно я… – несмело киваю на холодильник, – сама?

– Давай.

Уступает мне место. Делаю овощную нарезку, выкладываю на листья салата. Поливаю маринадом из оливкового масла и бальзамического уксуса. Отец очень любит, чтобы было так.

– Кунжут есть? – оглядываюсь я.

Все полки закрыты.

– Я не знаю, – пожимает плечами. – Специи вот здесь.

Открывает один из шкафов. Отыскиваю маленькую непочатую пачку. Посыпаю овощи.

– Остро делать или нет? – с сомнением сжимаю в руках мельницу с перцами.

Надо же мне знать, как ему готовить?

– Остро.

Под его внимательным взглядом всё норовит выпасть из рук! И хочется умыть горящее лицо.

Достаю зашкворчавший окорок. Отрезаю несколько тонких пластов мяса. Красиво выкладываю на блюдо рядом с овощами. Поливаю сверху жиром, чтобы не было сухое. Посыпаю зеленью. Ставлю перед ним на стол. Кладу на салфетку приборы.

Его брови отчего-то удивлённо ползут вверх.

– Я что-то не так?… – теряю от волнения голос, машинально хватаясь рукой за горло, чтобы прикрыться. Ощущение уязвимости возвращается.

Встречаемся взглядами.

– Всё… ммм… отлично. Спасибо. Положи себе тоже и сядь со мной.

Опускаю взгляд.

– Мне нельзя такое. Извините…

– Какое?

– Свинину…

– Ааа… Чёрт, – с досадой. – Я и не подумал.

Хмуро отодвигает тарелку.

– Пф… – пренебрежительно доносится сзади.

Оборачиваюсь. Алла…

Взгляд Тимура, устремлённый на неё, мгновенно тяжелеет. Но она игнорирует.

– Что ты ешь на ужин обычно, Ляйсан? – достает Тимур телефон.

– Творог с фруктами. Рыбу с овощами.

– Не повезло тебе, детка! – проходит Алла мимо меня.

Встаёт за спиной Тимура и кладёт ему на плечи руки. Демонстрируя свой особый статус.

Да и ладно…

– У меня лактозная непереносимость и аллергия на морепродукты. В этом доме не бывает ни одного, ни другого.

Ноздри Тимура недовольно вздрагивают. Ведёт плечом, уворачиваясь от ладони Аллы. Встаёт.

– Минуту…

Из кухни выходит на террасу. Негромко говорит с кем-то по телефону.

Алла недовольно осматривает кухню.

– Здесь я хозяйка, поняла?

– Как Тимур скажет, – поджимаю губы.

Лучше с ней не ругаться. Но…

Ну не могу я с почтением к ней. Веду взглядом сверху вниз. Можно вот так появляться там, где люди обедают? В короткой тунике, небольшая грудь сдавлена так, что вываливается из бюстгальтера. На открытом плече татуировка. С пачкой сигарет в руке, макияж словно потёк, на высоких каблуках… Как девка продажная!

– Тимур тебе уже всё сказал насчёт твоего статуса. Что-то может непонятно?

Кровь бросается мне в лицо.

– Ты здесь на правах гостьи. Так что особенно не хозяйничай.

Злая какая… Что я тебе сделала?

– Как Тимур пожелает, – упрямо повторяю я.

– Хотя… на кухне можешь и хозяйничать, – ядовито улыбается. – Он как раз прислугу уволил. А тебе и платить не надо.

– Жена должна готовить, что тут зазорного?

– Ты не жена!

– Так сама готовь. Или не умеешь? – взбрыкивает во мне всё протестом.

Почему от женщины такое терпеть должна? Она мне не мать, не свекровь! По законам шариата муж не может одну жену над другой превозносить!

– Не твоего примитивного ума дело – что я умею, а что нет. Что я умею, тебе никогда не освоить.

Чувствую интуитивно, о чём она, по её скабрезному, вызывающему взгляду. Нашла, чем хвалиться! И чем меня унизить! Невинностью моей? Глупая какая женщина!

– И где на такое учат? – прищуриваюсь я. – В каких институтах?

Разъярённо вдыхает поглубже, лицо наливается кровью.

– Через полчаса всё привезут – и творог, и фрукты, и рыбу-гриль, – возвращается Тимур.

– Нормально! Мой заказ ты отменяешь, а этой зато…

– Алла! – рявкает он. Голос гневно звенит.

Я виновато опускаю глаза, делая пару шагов назад.

– Что – Алла? А ты что сразу ветошью прикинулась?! – разворачивается ко мне. – Язык проглотила? Строит из себя тут цветочек невинный.

– А ну-ка нахрен свалила отсюда! Дай поесть спокойно! – взрывается Тимур, бросая с грохотом вилку на стол.

Ой, мамочка… Зря я огрызалась!

Тихонечко проскальзываю мимо него, пытаясь сбежать наверх.

– Ляся! – рявкает.

Задохнувшись, замираю, слушая своё колотящееся сердце.

– Ты не поела, – чуть снижает он тон.

– Можно уйти? – шепчу я испуганно.

– Ладно, – раздосадованно, – иди…

Глава 10

Первая брачная ночь (Тимур)

– Не собираюсь я прикасаться к этой девочке, поняла? Но и тебе её прессовать не позволю! Она ничем это не заслужила.

– Она огрызалась!

– Наверняка на твоё хамство, да?

Недовольно бурчит что-то себе под нос.

– Ляся, по сути, хозяйка «Жемчужины». А я, по сути, только управляющий. Не ищи края, Алла! Нам надо с ней дружить.

– «Ляся»… – передразнивает она.

– Просто представь, в каком она стрессе. Она испугана… Чужие люди, чужое место. Остановись, Алла! Между нами всё остаётся как прежде.

– Сними ей квартиру!

Не уверен я, что она сможет жить одна. От неё разит наивностью и беспомощностью. В социальном плане, конечно. Как хозяйка-то она поуверенней Аллы будет. А так… Братья всегда сопровождали, говорит. Как она одна будет? Тем более, с такой внешностью. Её ж похитят, ё-моё… Было б мне на десятку меньше, и всего этого груза бы не было – я б похитил. Да и…

– Её отец, Ал, не согласится с концепцией фиктивного брака. Это я с Лясей могу по-тихому это всё провернуть. Потому что она не заинтересована в этом браке так же, как и я. Но иллюзия полноценного брака должна быть.

– Всё равно!

– Не тупи! Или ты думаешь, на отдельной квартире мне сложнее будет с ней замутить, чем у тебя под носом?

Алла обиженно отворачивается к открытому окну. В пальцах мелькает длинная сигарета. Чувствую тошнотворный, но манящий запах дыма. Меня опять начинает сводить от ломки.

– Просил же! Не курить в комнате! И при мне не курить!

– Извини… – раздражённо бросает сигарету в окно.

– А там что – урна?! Там клумба!

– Да ты достал, Тим! Придут завтра и уберут всё.

– Я же сказал, что уволил всех, кроме еженедельного клининга.

– Надолго?

– Пока не выплачу кредит.

– И сколько нам обламываться?

– Не могу знать, – развожу руками. – Смотря, как пойдут дела в сезон. И, кстати, на карте твоей сильно упал лимит.

– Я заметила. Ладно… потерплю. Ради тебя.

Своим профессиональным кошачьим шагом показательно скользит в мою сторону. Обнимает за шею, прогибается… Привычно придерживаю за талию. Ах… Когда-то я кончал просто от всего этого. Но внутренности оказались менее профессиональными, чем пластика.

Поднимается и рывком впивается мне в губы. Расслабляю свои, чтобы ответить на поцелуй, но…

– Твою мать! – уворачиваюсь.

– Что?!

– Ты на вкус как мокрая сигарета! Фу… Короче, чтобы тоже бросила курить.

– Да с чего вдруг!?

– Потому что меня обламывает.

– Не собираюсь я!

– Тогда держи свой рот подальше от меня.

– Ты же любишь целоваться! – зло прищуривается.

– Любил…

Бесит!

Телефон звонит. Доставка для Ляси. Выхожу встречать. Машинально поднимаю глаза на окно Маруси. Мельком вижу Ляйсан в окне. Моё тело реагирует, напрягаясь под её взглядом. Пульс ускоряется…

Забираю тёплые термокоробки. На кухне всё распаковываю. Перекладываю в мелажницу суши, творожную запеканку с персиками и запечённые дольки яблок. Надеюсь, ты это ешь… Добавляю стакан сливового сока.

Она очень старалась сегодня превратить остывшее блюдо в съедобное и аппетитное. И мне хочется тоже порадовать её в ответ. Да и просто хочется ещё немного пообщаться. Но Алла то ли случайно, то ли намеренно тоже приходит на кухню, включает кофеварку.

Не готов я ко второй серии. А Ляся и подавно. Забираю со стола блюдо. Отнесу ей.

– Теперь ты ещё и официант, Гаранин? Супер!

– Следи за базаром… – рычу я.

– Каждый день ей будешь ужин приносить?

– Каждый день, пока ты не прекратишь свои нападки.

Чувствую спиной взгляд бесящейся Алла. А вот нехрен. Веди себя адекватно.

Поднимаюсь по лестнице и снова утекаю от предвкушения. Перекладываю поднос на ладонь. Стучу.

– Можно?…

Приоткрываю дверь, Ляйсан растерянно встаёт с высокого подоконника. Распахивает свои огромные глаза от удивления.

– Твой ужин привезли.

– Мне?! – шокированно переводит глаза с меня на блюдо.

– В чём проблема? – вопросительно дёргаю бровью.

– Ну что Вы… не нужно было. Я бы спустилась. Зачем?… Мужчина не должен…

– Я сам решаю, что кому должен.

– Оо… простите, – закрывает лицо руками. – Поучать взялась. Глупая…

Признание неправоты уже признак ума. А умная, пусть и фиктивная жена – это хорошая новость.

Оглядываю комнату. Тут и присесть толком негде.

– Помоги-ка…

Вручаю ей в руки поднос. Вытаскиваю низкий круглый столик в центр на мягкий ковёр. Водружаю поднос. Кидаю две напольные подушки.

– Так удобно будет?

Кивает.

– Садись.

Расправив подол платья, садится на колени на подушку. И я сажусь напротив. Настороженно смотрит на меня, не касаясь еды. Что происходит?

– Я опять нарушил какие-то табу твоей культуры?

Опускает смущённо свой пушистый веер ресниц.

– Рассказывай, – устраиваюсь поудобнее.

– Мужчины… – отрицательно качает головой, – не сидят за столом с женщиной. Если они им не махрам.

– Почему?

– Только махрам. Родственники. Матери могут… Пожилые… Молодые девушки прислуживают. Кушают отдельно. После… – на мгновение поднимает взгляд.

– Отменяется такое правило. В моём доме женщины не прислуживают.

– Нельзя? – удивлённо.

– Можно, – пожимаю плечами. – Только если хочется сделать приятно. Ешь.

– При Вас?

– Тоже нельзя?

– Не знаю. Уединение с посторонним мужчиной – харам.

Строго сводит свои изящные соболиные брови.

– Я не совсем теперь посторонний.

– Простите… да.

– Поэтому расслабься и ешь.

Разглядывает чашу.

– Это… суши? Я читала… Япония.

– Не пробовала?

– Нет.

– Это хаси, – показываю ей палочки. – Вот так надо держать. Острое любишь? Васаби? Немножко. Попробуешь?

Несмело кивает. В глазах спрятано любопытство.

Зайка какая… Ухмыляясь, демонстрирую ей последовательность.

– Немного васаби, потом соевый… Открывай рот.

– А? – взлетают её брови.

– Открывай, – требовательнее повторяю я, облизывая губы и возбуждаясь от двузначности. Подношу к её нежным пухлым губкам ролл. – Открывай рот. Я тебя покормлю.

Мои веки тяжелеют, в своих фантазиях я совсем в других обстоятельствах говорю ей это…

– Мужчины у вас не кормят женщин?

– Только в первую брачную ночь… сладостями… – вспыхивает она.

– Ну, считай, у нас первая. И коль мы с тобой отказались от её ммм… «сладких» вариаций, то придётся тебе отведать острого из моих рук.

Губы несмело размыкаются. Не моргая, обхватывает ролл, скользя губами по палочкам.

Вау…

Кровь бросается ей в лицо, глаза распахиваются ещё сильнее. Замирает.

– Остро?! Жуй! Рис погасит остроту.

Быстро жуёт, жалобно хныкая.

– Держи, – протягиваю сок, – запивай! Сейчас будет вкусно и хорошо.

Мда… Всё, как в первую брачную ночь!

«А ведь… я мог бы… пойти этой дорогой!» – проскальзывает крамольная мысль. Неудивительно! Её алеющие губы и скользящий по ним язычок выключают мою адекватность.

Выпивает половину стакана, на глазах проступают слёзы. Машет на лицо руками.

– Нужно поменьше васаби. Ты не ешь острое?

– Чуть-чуть можно… – допивает сок. – Много женщине – плохо.

– Почему?

– Острое разжигает похоть. Мужчине – можно. Женщине – стоит воздерживаться.

– Как интересно! Почему такое разделение?

– Мужчине похоть дана Аллахом, чтобы продлять свой род. А женщине не нужна похоть. Она просто не имеет права отказывать мужу… – опускает взгляд, – в праве наслаждаться ею. А её похоть бессмысленна.

– Ммм… очень спорно! Я бы сие правило тоже отменил. Но тут как знаешь. Ещё?

– О, нет! – испуганно. – Я больше не смогу!

– Кушай запеканку тогда и яблочки. А я суши доем.

Макаю суши в соевый, засовываю себе в рот, кайфуя как фетишист от того, что мои губы соприкасаются с теми местами на палочках, которых касались её губы.

Опять шокированно не моргает.

– Дай угадаю, – смеюсь я, проглотив. – Нельзя есть из одной чашки?

Активно кивает, с ужасом глядя, как я подхватываю палочками очередной ролл.

Господи, да я бы тебя всю вылизал, детка, чего ты так ужасаешься?

– Отменяем! А целоваться как? Или только еды касается? Чисто теоретически спрашиваю! – поднимаю обезоруживающе раскрытые ладони, улавливая её страх.

– Я не знаю… Мужчина сам определяет… степень своей чистоты. Шариат не запрещает… Если… ммм… чистая…

– Чистая?

– Оу… Нехорошо такое обсуждать. Можно, не буду?

– Можно.

Телефон в кармане трезвонит. Алла… Я засиделся?

Ну а что, мне с собственной женой поболтать нельзя? Раз уж мы с ней так вляпались. К тому же она единственная в этом доме меня пока не бесит. И голос у неё очень тёплый и умиротворяющий. Практически терапия всех моих неврозов. Я же не домогаюсь её в конце концов. Просто беседуем.

Опухшие от васаби губы обхватывают десертную вилку с яблоком и скользят…

Ох, неспроста ваши мужчины отдельно едят! И вовсе не из соображений чистоты и прочей ахинеи! Как тут есть? Когда вся кровь в нижнее полушарие отливает. Надо валить отсюда, пока я не…

«Алла!» – напоминаю я себе. Вот там можно брать всё, что вздумается. А здесь нельзя…

Встаю, оставляя её за столом, достаю из шкафа пару подушек, одеяло и постельное.

– Справишься? Я пойду… Ночь уже.

– Поднос на кухню можно отнести? – отодвигает пустую чашку.

– Да я сам. Спокойной ночи.

– Спасибо…

Внизу лестницы Алла!

– Тридцать минут!

– Ай… – с досадой дёргаюсь я. – Хватит! Пойдём спать.

– А что спать-то? Удовлетворился уже, что ли?

– Идиотка… – закатываю я глаза. – Реально бесишь! Тормози!

– Или что? Опять вещи собирать?? – с обидой.

Ррр… Дайте сигарету. А лучше три!

Проходя мимо неё, вырываю из руки пачку. На кухне смотрю на неё, понимая, что сейчас сорвусь!

Нет. Сказал – бросаю. И точка.

Сминаю пачку, вышвыриваю в мусорку.

И лучше сейчас никому меня не бесить!

Глава 11

Первая брачная ночь (Ляйсан)

С сомнением смотрю на лестницу кровати. Не хочу туда лезть. Там же жарко! А пульта от кондиционера нет. Да и дома у нас спят по-другому: подиум, обитый ковровой тканью, тонкий матрац и подушки.

Стягиваю сверху два сложенных стопкой одеяла. Одно – потолще – складываю пополам и стелю на пушистый ковёр вместо матраса. Вот так будет хорошо! Быстренько обустраиваю себе импровизированную кровать.

Платяной шкаф пуст, и я развешиваю там своё платье и костюм для университета.

Внутри всё ещё тревожно стучит. И я так не усну. Поэтому не тороплюсь ложиться.

В телефоне новая симкарта. Вбит только номер Тимура. И теперь у меня нет даже маминого номера. Захожу в свой мессенджер, меняю номер телефона в аккаунте на новый. Вот… Часть моих малочисленных контактов восстановлена. Мамин номер. Она тоже рассержена на меня… Но я знаю, что переживает. Поэтому пишу ей короткое сообщение, что со мной всё хорошо, и муж меня не обижает, и это мой новый номер.

Прочитано.

Не ответила.

Может, отец запретил. Не знаю… Что обижаться, если я сама во всём виновата? Я не обижаюсь. Пока что всё хорошо. Гораздо лучше, чем если бы отправили на родину. Уж лучше я буду терпеть эту Аллу! А Тимур… Буду стараться ему угождать во всём. И думаю, он не станет плохо ко мне относиться. Вспыльчивый, иноверец, но не злой.

Всё успокоилось, я одна, и в голову опять лезет погубивший меня образ. Машинально захожу в аккаунт Антона. Любуюсь на его фото. Красивый… Красивый мужчина – плохо. Всегда грязная постель. Достойный – лучше. К красоте через год привыкнешь и перестанешь замечать. А жить всю жизнь. Красивый – недостаток. Но попробуй это объяснить моему глупому сердцу!

Заблокирован. Отец заблокировал. Мой палец крутится на иконке «разблокировать». Нет, не потому, что я на что-то ещё надеюсь. А потому что нам вместе сдавать проект. И я свою часть сделала, пока искала, чем отвлечься в ожидании приговора. А сделал ли он, не знаю.

Снимаю блокировку. Но ничего не пишу. Ночь…

Тимур просил расписание. Пересылаю ему сообщение с расписанием, отправленное мне когда-то старостой.

Забираю полотенце, что дал Тимур, и иду в душ. Волосы собираю наверх, чтобы не замочить. Сегодня с утра только вымыла. Да и необходимых средств для укладки нет. Нужно попросить Тимура. Я же теперь его харем. Он должен заботиться об этом.

Смываю с себя этот бесконечный страшный день под струями прохладной воды. И расслабляюсь с пониманием того, как мне всё-таки повезло. Что будет потом – не знаю. И буду ли я рада своему положению завтра – не знаю. Но сегодня всё хорошо. У меня есть мгновение на радость.

Оборачиваюсь полотенцем, заворачивая потуже на груди. И выхожу. Встряхнув головой, позволяю волосам рассыпаться по плечам и свободно упасть. Надо заплести перед сном. Отыскиваю выключатель от бра в виде месяца. Гашу большой свет, оставляя только ночник. Слышу шум шагов за дверью. Панически сжимаю на груди пытающееся свалиться с меня полотенце. Я же голая! Оглядываюсь, ища взглядом, чем прикрыться. Не успею! И только решаю забежать обратно в ванную, как дверь открывается.

– Марусь?…

Мужчина… Не Тимур!

Кровь бьёт в голову, я шокированно замираю, ослепнув от стыда.

– Вау…

Чувствую кожей взгляд. Липкий, масляный, ощупывающий каждый сантиметр моего голого тела, которое видно из-под полотенца.

– Надеюсь, это подарок? И ты просто перепутала комнату, да?

Не понимаю ни слова, в ушах шумит.

– Ну?… – ожидающе. – Поздравляй… Я весь в предвкушении!

В доме моего отца не пьют вина. Но пьяных людей я несколько раз видела. И этот мужчина нетрезв. Его речь смазанная и невнятная. И даже стоя в паре метров от него, я чувствую специфический запах.

«Если чужие мужчина и женщина остаются наедине, третьим будет шайтан», – так говорят у нас. А если мужчина ещё и пьян, то только женщина остаётся без защиты наедине с шайтаном. И я чувствую это сейчас очень остро! Словно я не с человеком…

Покачнувшись, упирается рукой в косяк.

– Как тебя зовут?

Онемев, не могу сказать ни слова. И не поднимая глаз, так и стою посреди комнаты.

Проходит, закрывая за собой дверь.

Стыд и страх как горячая густая волна поднимаются по моему телу вверх и взрываются в голове, дезориентируя. Дышать тяжело…

– Вау-вау-вау… – обходит он вокруг меня. – Так это свои?!

Чувствую, как касается моих волос. Ужас… Как мерзко! Делаю шаг в сторону, но прядь остаётся в его руке, скользя по раскрытой ладони.

Я опять опозорена… В этом доме нет защиты?!

– Эй… – смягчается его голос. – Ты в первый раз, что ли? Чего такая? Или… Погоди… Так ты подарок или нет?

Не понимаю, о чём он! Меня опять трясёт, и нервы сдают. Всхлипнув, прикусываю губу. Плакать – плохо. Мужчины не любят, когда женщины плачут. Да и когда плачешь над судьбой – значит, не благодарна Богу. Может сделать ещё хуже. Наказать.

Делаю ещё пару шагов в сторону. На столике мой телефон.

– Ты немая, что ли? Ты кто вообще?

Ложится спиной на стену, съезжает вниз на корточки. Не смущаясь, склоняет голову, пытаясь заглянуть под моё и так короткое полотенце. Рефлекторно перекладываю одну ладонь вниз, прижимая его к бёдрам.

Ни один мужчина не смотрел на меня раздетую. И это гадкое, омерзительное ощущение! Как женщины ходят с обнажённым телом, я не представляю. Я словно вся в грязи… в его похоти… Фу…

Забежать бы в ванную, но там нет замка! И если он зайдёт следом…

Нервное перенапряжение достигает какого-то пика. Стыд, страх вдруг превращаются в злость. Кто ему дал право над девушкой так издеваться? Я же замужем!

– Уходите! – поднимаю я всё ещё ослеплённые глаза. Не могу разглядеть его лица от всполохов в них.

– Не подарок… – вздыхает он с сожалением. – Жаль… В этом доме подарков не дождёшься. Ну тогда давай знакомиться. Я – Ренат, – самодовольно разводит руками. – А ты?…

Подхватываю со стола телефон. Нервно ищу номер Тимура, беззвучно хныкая от ощущения обнажённости и беззащитности. У кого же ещё теперь просить защиты?

– Да? – рявкает он – сонно, зло и недовольно.

Испуганно сбрасываю вызов, теряясь окончательно. Как себя вести? Что делать? Нет никакой защиты! От обиды слёзы льются ручьём. Как затравленное животное смотрю на этого мужчину.

Этот… Ренат – вспоминаю его имя – пьяно и озабоченно смотрит на меня.

– Эй, детка… ты плачешь, что ли? – удивлённо поднимает брови.

Мне хочется разрыдаться в голос от этого вопроса. Но я только судорожно дышу, пытаясь сглотнуть ком в горле. Мне даже не спрятать своего лица в ладонях. Как только отпущу полотенце, оно тут же свалится.

Быстрые шаги по лестнице.

– Ренат! – грозный голос Тимура.

Зажмуриваюсь.

Дверь отлетает в сторону.

– А ну-ка, нахрен отсюда!!

И в первую секунду мне кажется, что это мне! Вжимаю голову в плечи. Опять сама виновата?!

– С днём рождения меня, да, брат? – зло и с сарказмом выдаёт Ренат.

– Вышел!!

– Я уж думал, это мой подарок перепутал двери, но видно ты не озаботился подарком.

– Я тебе нос сейчас сломаю, – в его голосе лёд.

– Эх!

Чувствую прикосновение к моим волосам, отстраняюсь.

– А я уже влюбился…

Слышу, как разъярённо рычит Тимур. Ренат проходит мимо меня к двери.

– Это хоть кто? – пренебрежительно, словно провоцируя Тимура.

– Моя жена.

– Да ладно? – с усмешкой. – Дашь поносить?

Вспышка ярости ощущается даже на расстоянии. Распахиваю глаза и вижу, как Тимур за грудки вытаскивает этого Рената за дверь и с треском её захлопывает. За дверью ругань.

Оседаю на колени на своё одеяло, прячу лицо в ладонях и начинаю рыдать.

Через пару минут заходит Тимур. Но я уже не могу остановиться. Напряжение последних дней вылилось в истерику. Полотенце съезжает, я нелепо ловлю края под физически ощутимым взглядом Тимура.

– Лясь… – срывается его голос.

Оказывается рядом, укутывая меня в одеяло. Его руки и прикосновения скорее грубоватые, чем ласковые. И его колотит от эмоций.

– Трогал тебя?!

Испуганно качаю головой.

– Мой косяк. Извини. Всё. Не надо плакать! Он думал, что приехала Маруся. Свет горел…

Пытается успокоить, но я чувствую, как его распирает от ярости. Обняв подушку, стараюсь погасить в ней рыдания.

– Хватит, я сказал! – рычит он тихо. – Хватит! Что, твою мать, за день?! Ну всё, Лясь… Это… брат мой, – со злостью. – Завтра я с ним поговорю. Такого больше не будет. Или вылетит отсюда к чёрту!

Силой укладывает меня.

– Спи.

Ладонь проходится по моей спине. Она обжигает даже сквозь тонкое одеяло. Поправляет волосы, убирая с лица.

– Я не хочу здесь… – вылетает у меня сквозь рыдания, как у ребёнка, который не понимает, что ничего уже не изменить.

– Быстро успокоилась. Ничего смертельного не произошло.

– Мне страшно… – признаюсь я.

– Я здесь буду.

Ложится рядом на спину на ковёр.

– Во сколько тебе на учёбу?

– К девяти, – заплаканно заикаюсь я.

Смотрит на часы.

– Два уже. Засыпай… – снижает голос. – Завтра – обещаю – вместе выберем мебель для твоей комнаты, и я поставлю там замок, чтобы никто не мог зайти.

Дальше мы лежим в тишине. И хоть рядом мужчина… Абсолютно чужой мужчина! Мне становится спокойнее. Слёзы высыхают.

Встречаемся взглядами.

– Перенервничал тоже в этом дурдоме… Не могу уснуть, – шёпотом. – Голова раскалывается…

Судорожно вздыхаю.

– Но я никуда не уйду, не бойся.

Мне очень страшно, что уйдёт, как только я засну. И вернётся тот, пьяный, его брат. Но от усталости веки мои слипаются. Уже отключаясь, рефлекторно дотягиваюсь до его руки и по-детски сжимаю его указательный и средний пальцы, надеясь, что он спит. А если проснётся, то и я проснусь и не останусь тут спать раздетая и совсем беззащитная. Он же муж… Это не харам… можно касаться. Сжимаю ещё крепче и отключаюсь, ощущая, как его большой палец едва ощутимо скользит по моей ладони.

Глава 12

Дичь (Тимур)

Просыпаюсь от ощущения затёкшей спины. Отвык спать на твёрдом. На улице рассвет. Подтягиваю одну из подушек, медленно поворачиваюсь набок, чтобы её пальцы не соскользнули с моей ладони. Накрываю их второй рукой.

Ляйсан…

Одеяло соскользнуло, оголяя точёное плечо и ключицу. Идеально гладкая персиковая кожа как бархат… манит прикасаться! Хочется незаметно стянуть одеяло ещё ниже. Не потому, что мне так уж хочется полюбоваться голой женщиной, нет. Этого у меня достаточно. Просто она такая красивая, юная, чистая… что мне хочется получить её образ целиком. И скорее даже не в эротическом смысле, а в эстетическом.

Но я же не подросток, чтобы позволять себе такие шалости. Да и Ляся не обычная девчонка, чтобы залепить за такое пощёчину и забыть.

Напугалась вчера…

Поправляю упавшую на лицо прядь волос. Девочка…

И вместо того, чтобы стягивать, я, наоборот, натягиваю одеяло чуть выше, закрывая плечо. Ложусь опять на спину.

Кому-то достанется потом настоящий бесценный подарок. Мне ревниво от этой мысли. А с какой стати? Что ей теперь, монашкой умереть из-за этого брака?

Нет, конечно. Когда-нибудь потом, когда она освоится в моём мире…

Морщусь от неприятной мысли, что кто-то будет прикасаться к ней, считать своей, лишит невинности… Рано ей ещё это всё!

И вообще, как можно такую девочку отдать левому мужику? О чём думали её родители? А если бы это оказался не я? Это же полный звездец! Она как бабочка. Смахнул пыльцу прикосновением – и всё… убита.

Но, несмотря на отсутствие всяких похабных помыслов в отношении Ляси, моё тело, поддаваясь утренней физиологии и реагируя на её запах и уязвимость, начинает сходить с ума. Мышцы тянет… Бросаю на неё ещё один взгляд. Невозможно не реагировать!! Я же не робот.

Мучительно морщусь, пытаясь отвлечься. Можно спуститься вниз к Алле и расслабиться. Но Алла после парочки Самбук, выпитых на ночь для успокоения нервов после очередного нашего скандала насчёт Ляси, будет спать до обеда. Она и так-то не встаёт раньше десяти.

И мне вдруг становится неприятна эта её леность. И я не хочу возвращаться в нашу кровать. Даже за тем, чтобы скинуть напряжение.

Опять зависаю взглядом на Ляйсан. Одну вольность я себе всё-таки позволю. Она мне снилась и извела, требуя воплощения. Прикасаюсь губами к маленькой тёплой ладошке и оставляю поцелуй.