Мама для чужого наследника бесплатное чтение

Мама для чужого наследника

Пролог

– София Андреевна, вынуждена вам сообщить, что биологические родители ребенка от него отказались, – словно холодный душ, на мою голову обрушивается ошеломляющая новость.

Я сижу в просторном светлом кабинете женской консультации. В одной из дорогих современных клиник женского здоровья. Напротив ведущего врача этого учреждения.

– Что? – не верю своим ушам.

Инстинктивно прижимаю руку к животу.

Мне все еще кажется, что я ослышалась.

Такого просто не может быть!

Это абсурд!

Это неправда.

Это как вообще?

Искать суррогатную мать по личным предпочтениям, гонять ее по всем анализам и обследованиям, требовать соблюдать определенную диету, образ жизни, распорядок дня – и после всего этого отказаться?

Но тяжелая пауза в разговоре и серьезный сосредоточенный вид моей собеседницы не оставляют мне шансов.

– Увы. Это первый случай в моей практике. Как оказалось, так тоже бывает. Вы можете не переживать за вознаграждение. Оно в полном объеме поступит на ваш счет в ближайшие дни. Поверьте, это не худшее, что могло случиться. Вам вообще, можно сказать, повезло. Вы же помните, что вас взяли вопреки всем устоявшимся нормам и правилам? – морщит нос Алисия Алексеевна. – И готовы выполнить все условия договора. Ну, почти все, учитывая сложившиеся обстоятельства.

В чем-то она права. На роль суррогатной мамы берут здоровую девушку определенного возраста с условием, что она родила не менее одного ребенка.

Я подходила под все эти параметры, кроме последнего. Детей у меня нет. И не было.

О том, что ищут кандидатку на роль инкубатора, мне рассказала подруга. Она общалась со знакомой, наблюдавшейся в этой клинике, и случайно узнала, что заказчики хотят не просто обычную женщину, а с определенным набором внешних данных. Невысокого роста, стройную, привлекательной внешности, с кудрявым типом волос.

Частично я соответствовала этим параметрам. Но отсутствие детей ставило крест на всех надеждах.

Как можно идти на собеседование, когда в условиях законодательства четко прописано: наличие хотя бы одного ребенка старше года?!

Однако Кристи уговорила попробовать. Намекнув, что, если я понравлюсь заказчикам, на такие мелочи закроют глаза. Подобные случаи уже были. Негласные, но все же. Договориться всегда можно. В конце концов, кто платит, тот и командует парадом.

А деньги мне сейчас очень нужны. Когда-то мы с мамой перебрались в Россию из другой страны. Планы были наполеоновские, и, возможно, все получилось бы, если бы маму не подвело здоровье. Инсульт, паралич и долгий период восстановления.

Я не могла оставить ее надолго одну, поэтому работать приходилось всего по несколько часов в день.

Денег не хватало. А те сбережения, что были отложены на покупку жилья, почти все ушли на реабилитацию.

Маму я на ноги поставила, но вот надежда на то, что мы перестанем скитаться по съемным квартирам, почти погасла.

Поэтому я с таким энтузиазмом ухватилась за щедрый шанс от судьбы.

На первой встрече меня осматривали, как красну девицу на выданье принцу. Властелину мира. Со всех сторон.

Даже форму и цвет зубов проверяли. Расспрашивали, нет ли в роду наследственных заболеваний, склонности к полноте. Последнее, кстати, волновало будущую маму гораздо больше, чем даже проблемы в других областях. Мне еще тогда показалось это странным, но у богатых свои причуды, и я не спорила. Хоть и понимала, что ее гипотеза – бред. Ведь ребенок наследует не мои гены. Я всего лишь сосуд для вынашивания.

После этой встречи я ждала результата две недели. Мне обещали позвонить в скором времени. Вот только понятие «скоро» у каждого свое. И когда я почти перестала верить в успех, в то, что что-то получится, раздался звонок. Чудо произошло! Из всех кандидаток выбор пал на меня.

Заказчицу я видела всего пару раз. Но это не отменяло того факта, что за мной строго следили. Постоянный контроль анализов, особое меню, распорядок дня.

Специальный браслет фиксировал все мои биоритмы. И если я нарушала дневной или ночной сон, ленилась идти на прогулку – это сразу же становилось известно моему куратору.

Я была уверена, что будущие родители с нетерпением ждут наследника. А не встречаются лишний раз со мной потому, что боятся шантажа.

Став суррогатной матерью, я наслушалась кучу историй, где исполнители, узнав о материальном положении другой стороны, начинали манипулировать материнскими и отцовскими чувствами и требовали деньги, машины, квартиры. Причем не самые дешевые.

У меня таких мыслей не возникало. Но залезть ко мне в голову и убедиться никто не мог.

Поэтому и страховались.

Но к тому, что у заказчиков вдруг случатся «обстоятельства», как сказала Алисия, и эти люди откажутся от малыша, я оказалась не готова.

Как можно ребенка сравнить с… даже не знаю – отпуском? Или выходными? Или вещью? Чтобы обстоятельства могли помешать? Это ведь живой человечек! Свой, родной. Так даже с животными не поступают!

– Но… что мне тогда делать? – теряюсь в первый момент.

– Отдать в детский дом после рождения? – подсказывает врач.

Она смотрит на меня со смесью странного осуждения и непонимания. Как на слабоумную дурочку.

Роскошная женщина, внешне выглядящая на тридцать пять, хотя на деле ей недавно исполнилось пятьдесят. Уколы красоты, пластическая хирургия и правильный образ жизни в наше время творят чудеса.

Ей не понять моих проблем. Она каждый день ведет более десятка рожениц. Для нее все мы просто клиенты. Циферки на балансе в зарплатной ведомости. Не более.

По самоуверенному выражению, маской застывшему на ее лице, видно, что все человеческое давно ей чуждо. И такие понятия, как сострадание и эмпатия, она вычеркнула из списка необходимых.

Она действительно не понимает того факта, что отдать ребенка в любящую семью и в приют – совершенно разные вещи. В первом случае я уверена, что малыш получит ласку, заботу, родителей. А во втором?

– Послушайте, София, договор с вами никто нарушать не планирует. Деньги вы получите. О чем вам еще переживать? – теряет терпение Алисия Алексеевна.

– Я могу встретиться с заказчицей? Поговорить? – делаю последнюю попытку.

– Нет! – резко обрубает собеседница. – И советую забыть о ее существовании. А еще о том, как она выглядит и как зовут.

О да! Это единственное, что я знаю об этой женщине. Ни фамилии, ни должности, ни места жительства. Она на встречи приходила в шелковом платке на голове и в солнечных очках. Не снимала их даже в кабинете врача!

Да и то имя, которым она представилась – Александра, – скорее всего, вымышленное.

– Поезжайте домой, София. Выпейте чаю, успокойтесь. Делать аборт уже в любом случае поздно. Так что расслабьтесь и примите ситуацию такой, какая она есть. Изменить вы все равно ничего не сможете. Да это и не нужно, – смягчается Алисия. – Ах да! Встаньте на учет в женскую консультацию по месту жительства. Продолжать наблюдаться здесь для вас будет тяжело материально. Все документы я подготовила.

– Спасибо, что предупредили, – усмехаюсь криво.

Чувствуя, как растекается на языке горечь разочарования и безысходности.

Понимая, что я еще долго буду стороной обходить эту клинику.

Забираю со стола папку и, не прощаясь, ухожу.

Я слишком подавлена, чтобы расшаркиваться и быть вежливой. В груди горит, пульс зашкаливает.

Что делать дальше? Я ведь уже распланировала свою дальнейшую жизнь по пунктам. Как рожу, отдам ребенка родным родителям, куплю квартиру. И перестану переживать, что однажды у меня не хватит денег оплатить аренду. И нас с мамой никто не выгонит на улицу.

А теперь…

Словно ощущая мое волнение, малыш толкается у меня в животе. Мягко, успокаивающе. Будто убеждает, чтобы я не волновалась. Что все будет хорошо.

Я присаживаюсь на лавочку. Достаю из сумки бутылку с водой и делаю глоток. Руки по-прежнему дрожат, а во рту появляется соленый привкус крови. Я даже не заметила, как прокусила губу.

Рядом парк и чуть подальше детская площадка, откуда доносятся голоса ребятни. Молодые мамы помогают своим деткам забираться на качели, лепят вместе в песочнице куличики. А малышу, которого я ношу под сердцем, из-за обстоятельств его биологических родителей, увы, такого счастья не светит.

Глава 1

Два года спустя.

– Мам, не кутай Илюшку. На улице тепло. Двадцать два градуса, – кричу из комнаты, замечая, как мама натягивает на внука ветровку и тонкую шапочку.

Но поздно. Сынишка упакован по полной программе.

– На небе тучи. Сейчас затянет, и ветер сразу холодный подует, – бурчит родительница.

Она старой закалки, и спорить с ней бесполезно. У нее где-то в подсознании запрограммировано, что чем теплее ребенка одеть, тем лучше. Даже летом. И бороться с этим почти невозможно.

Я не выдерживаю. Встаю со своего рабочего места, подхожу к ним и снимаю с ребенка лишние вещи. Шапку меняю на кепку, а водолазку на футболку. Так-то лучше.

– Я смотрела прогноз погоды. Твои тучи – это переменная облачность. Никакого дождя, грозы или ветра не ожидается. А через час температура воздуха еще на три градуса прогреется. Мама, он запарится в таких вещах!

– Он еще маленький, а малышей нужно одевать на один комплект одежды больше, чем взрослого, – стоит на своем она.

– Это зимой, мама. Зимой!

Я обуваю Илюшку в сандалики, подаю бутылочку с водой и жду, когда будет готова родительница.

Она суетится на пороге минуты три. Тянет время и в момент, когда я отвлекаюсь на смс в телефоне, все-таки хватает детскую ветровочку и закрывает за собой дверь. Бурча под нос:

– Умные все стали! Учить она меня надумала. А заболеет – так я потом буду виноватая.

Тяжелый вздох вырывается сам собой. Увы, сейчас у меня нет выбора. Скоро придет новая клиентка, и мне нужно провести пробное занятие.

Я подрабатываю репетитором. Потому как прожить на детское пособие и маленькую мамину пенсию семье из трех человек, где один из них ребенок, сложно. И выйти полноценно на работу я тоже не могу.

В ясельной группе нет места, а мама не справится целый день с Илюшкой. Погулять с ним в парке, покатать на коляске, посидеть часик-другой дома – да, но не больше.

Поэтому приходится искать другие пути заработка.

Я готовлю рабочее место, раскладываю яркие карточки, учебные пособия, ноутбук. Убираю с дивана лишние вещи.

Не знаю почему, но сегодня особенно волнуюсь. Такое странное предчувствие, будто что-то произойдет. Меня буквально подташнивает от ожидания, а клиентка, как назло, опаздывает.

Проходит четверть часа, прежде чем раздается звонок на телефон:

– Алло, София? Я на месте. Желтый двухэтажный дом, правильно? Я не ошиблась? – звучит в трубке манерный голос с нотками пренебрежения.

Да, мы живем далеко не в элитке. То есть совсем не в элитке. Даже не в обычном доме. В общежитии.

У нас аккуратный, обшитый сайдингом фасад, чистый подъезд, отремонтированные места общего пользования, спокойные работящие соседи, скромный, но вполне приличный ремонт в комнате. Никаких наркоманов, алкашей, притонов по соседству.

Но несмотря на все вышеперечисленные детали сам статус «общежитие» по умолчанию опускает нас чуть ли не до бомжей.

Люди привыкли, что в таких местах живут маргинальные личности. Об этом пестрят сериалы девяностых, бульварные новости. И то, что где-то может быть не так, уже не укладывается в массовом сознании.

А судя по тону, моя новая клиентка не из простого рабочего класса. Я выглядываю в окно, чтобы убедиться. Так и есть. Красный порш, как выбивающееся звено, привлекает внимание среди простеньких машин во дворе.

Волнение нарастает. Я не знаю, почему я так нервничаю. Цены на занятия у меня фиксированные, несмотря на материальный доход клиентов. Стоимость уроков я поднимать не стану. А вот головной боли может прибавиться. Потому как богатые люди склонны требовать больше за те же деньги.

По коридору слышны звуки каблуков. А после – ожидаемый стук в дверь. Я выдыхаю, открываю дверь и застываю статуей от неожиданности. В нос бьет забытый аромат дорогих женских духов.

Шелковый платок на голове, солнечные очки, брючный костюм пудрового цвета.

– А-а…?

– Александра. Правильно, София. Это очень хорошо, что вы меня помните. Значит, не придется ходить вокруг да около. Сразу перейдем к делу.

От неожиданности я не успеваю сориентироваться и пропускаю тот момент, когда еще можно было захлопнуть дверь перед этой женщиной. Александра пользуется этим. Грубо отпихивает меня в сторону, заходя в комнату. Осматривается вокруг с презрительным выражением лица.

– М-да, – следует ее первое заключение.

В котором ярко прослеживается ее нескрываемое «фи».

– Что вам надо? Зачем вы пришли? – беру себя в руки.

Эта дама мне никто. Я ее не звала сюда, чтобы выслушивать ее оценки по поводу моего жилья.

– Что надо мне? – насмешливо выгибает бровь, оборачиваясь ко мне и удостаивая своим взглядом. – Я хотела бы задать тот же самый вопрос тебе.

– Я вас не понимаю, – чеканю грубо.

Она сама два года назад отказалась от своего ребенка, бросила, как ненужную вещь, и не интересовалась им ни разу. А сейчас, когда я уже приняла малютку как своего, полюбила всей душой, когда он стал МОИМ сыном, она вернулась?! Зачем? За кем? За Илюшей?

– Все ты прекрасно понимаешь! Не прикидывайся. Со мной в эти игры можешь не играть.

– Послушайте, Александра. У меня нет времени разгадывать ваши шарады…

– Сколько тебе нужно денег, чтобы ты вернула мне ребенка? – спрашивает она в лоб.

Обескураживая на мгновение. Хотя вопрос был ожидаем.

Спина покрывается липким потом, пальцы начинают неметь.

Первое время после родов мне снились кошмары. Будто ко мне приходят незнакомые люди и забирают моего малыша. Вырывают из рук. Он плачет, зовет маму, а я каменею и не могу сделать даже шаг, чтобы догнать и вернуть его. Я просыпалась в холодном поту.

И сейчас, кажется, мой кошмар начинает материализовываться.

Дышать становится нечем.

Я отрицательно мотаю головой.

– Что?

– Убирайтесь! Вон из моей квартиры! – вылетает сипло.

– Откуда? Из квартиры? – переспрашивает Александра, заливаясь мерзким смехом. От ее хохота по телу идут противные мурашки. – Вот этот бомжатник ты называешь квартирой? – водит она пальцем по воздуху. – Девочка, ты хоть знаешь, что называется квартирой? А знаешь что? Хочешь…

– Единственное, чего я сейчас хочу, чтобы вы убрались отсюда вон! – перебиваю резко.

Меня начинает трясти. От накатывающей паники и подступающей злости одновременно.

Александру тоже переклинивает. После моего отказа выслушать ее предложение из насмешливой дамочки она превращается в грозную фурию:

– Ну знаешь ли! Я пыталась с тобой по-хорошему, видит бог! Даже готова была еще раз заплатить. А теперь пеняй на себя! Ты еще не знаешь, с кем связалась. Тебя мой муж в порошок сотрет, гнида! Слышишь?! – несет ее так, что лицо покрывается красными пятнами. – И не думай, что тебе повезло и ты от меня избавилась. Мы еще встретимся! – Она разворачивается на каблуках и, громко цокая, вылетает из комнаты.

Я не успеваю опомниться, как на улице слышится рев мотора. Мимо окон проносится красный порш.

А я продолжаю стоять посреди комнаты изваянием. Боясь сдвинуться с места. Понимая, что теперь не смогу спать спокойно. А бежать с маленьким ребенком на руках и больной матерью мне просто некуда. Да и не на что.

Деньги, полученные как компенсация суррогатной маме, пошли на покупку этой комнаты в общежитии. На большее мне не хватило.

Увы, но пришлось выбирать: либо разбитая однушка на окраине города и полуголодное существование на детское пособие после родов, либо комната с ремонтом в общежитии в центре города и небольшие деньги на первое время. Я выбрала второе. Экономить на собственном ребенке – последнее дело.

Я наливаю из графина стакан воды и залпом выпиваю его. Вспоминаю, что мама гуляет где-то на улице с Илюшей. А вдруг они уже вычислили их? А если его похитят прямо на улице? В голову лезут нехорошие мысли, и паника не желает отступать.

Я звоню маме, чтобы уточнить, где она и все ли с ними в порядке.

– Илюша голубей кормит. Мы в парке, – на мой вопрос спокойно отвечает она.

На заднем фоне слышен смех детей. Да и в голосе мамы нет ни капли тревоги. Уж я-то ее прекрасно знаю! Случись чего – она не умеет притворяться. Даже если очень надо.

Немного успокоившись, я решаю набрать подруге. Она знает, как надо действовать, и наверняка сможет что-нибудь посоветовать.

– Что? Заявилась к тебе домой? – возмущается Кристи. – Софи, во-первых, успокойся. Во-вторых, ничего она тебе сделать не сможет. Ты родила этого ребенка, и официально ТЫ являешься его матерью. Никакая биологическая и прочие мамы уже ничего сделать не смогут, поверь. Юридически все права у тебя, а попробуй она силой отнять – это статья, понимаешь? Уголовная. Ей нужно было раньше думать об этом. Когда ребенок только родился. В первые дни. А сейчас что? Правильно – уже поздно. Поэтому выдохни, расслабься и забудь.

– Она что-то говорила про мужа, – вспоминаю последние фразы Александры.

– И его шли в задний проход. Ты в своем праве, – слышу оптимизм и улыбку в голосе подруги. – Они тебе ничего сделать не смогут.

Я прощаюсь с Кристи на позитивной ноте. После разговора с ней уже не страшно. Тем более что интернет тоже выдает такую же информацию.

Настроение повышается. Окрыленная надеждой, что ничего у этой гадюки Александры не выйдет, я обуваю босоножки и спешу в парк к маме и сыну. Еще не догадываясь, как сильно я ошибаюсь. И что впереди меня ждут далеко не радостные события.

Глава 2

Проходит несколько дней, за время которых нас больше никто не беспокоит. Я успокаиваюсь и все меньше вспоминаю о неприятной встрече.

Странная женщина эта Александра. Плохо, что она теперь знает, где я живу. Неизвестно, какие выкрутасы может выкинуть в будущем. Особенно когда Илюша подрастет и начнет понимать, что происходит.

Меня успокаивает мысль, что к тому времени я найду выход из ситуации. Выйду на работу, продам комнату в общежитии, возьму ипотеку и съеду отсюда куда-нибудь подальше. К примеру, в другой город? Здесь меня все равно ничего не держит, а так хоть душа будет спокойна.

На часах почти двенадцать дня. Становится жарко, да и сыну пора обедать.

Мы гуляем в парке рядом с домом. Здесь излюбленное место голубей. Люди уже знают, что птицы обжили это место, и каждый день приходят с новым лакомством, подкармливая их на радость детворе.

Но именно сейчас в парке почти никого нет и сынишка один гоняется за стаей птах по кругу.

Я беру его за руку, собираясь уходить, когда у дороги останавливается черный тонированный внедорожник. Из него выходят двое высоких крепких мужчин, оглядываясь по сторонам. Они замечают меня, переговариваясь между собой, и в голове догадкой выстреливает интуиция.

Несмотря на то, что парни не выглядят как бандиты, я кожей ощущаю опасность, исходящую от них.

Быстро усаживаю Илюшу в коляску, чувствуя, как пульс ускоряет ритм. В ушах начинают бить барабаны. Пристегиваю сына ремнем безопасности и почти бегом направляюсь в противоположную сторону парка.

Но не успеваю. Один из мужчин догоняет меня уже через несколько секунд, скалой преграждая путь.

– Пропустите, – мечусь, пытаясь его объехать.

– София, подождите. Не торопитесь. У нас есть к вам разговор.

Сердце обрывается вниз. Он знает, как меня зовут!

У меня крайне мало знакомых в этом городе. И уж тем более я нигде не пересекалась с подобными личностями, чтобы они знали меня в лицо. А это означает только одно!

– Кто вы? Что вам от меня нужно? – голос предательски срывается, выдавая волнение.

– С вами хотят поговорить, – спокойно объясняет он.

Но его спокойствие только добавляет мне градуса нервозности.

– Я не желаю ни с кем разговаривать! Пропустите!

– София, вы не понимаете, – ловит меня за локоть незнакомец. – Это в ваших же интересах.

– Не трогайте меня! – взвизгиваю, пытаясь стряхнуть его руку.

– Тогда просто не делайте глупостей. Не стоит привлекать лишнее внимание. Вам это не поможет. А вот проблем добавится, – а вот сейчас я слышу в его голосе угрозу.

Оглядываюсь по сторонам в поисках спасения. Прохожих, а еще лучше – стражей порядка. Последние частенько дежурят здесь. Но именно сейчас, как назло, вокруг ни души. Даже мам с колясками не видно.

– Кто вы? Кто хочет со мной поговорить? О чем? – тяну время.

– Вы скоро сами обо всем узнаете. Вас ждут, – указывает он на внедорожник.

– Я не…

– София, давайте решим проблему мирным путем? Я не хочу применять силу, но мне придется, если вы не послушаете моего совета. У меня просто не останется выбора.

Я снова оборачиваюсь назад. Но вместо спасения натыкаюсь взглядом на второго мужчину. Его напарника. Он стоит, расставив ноги на ширине плеч и засунув руки в карманы. На расстоянии пары шагов от меня.

Хмурое лицо и глубокая складка на переносице выдают в нем крайне несговорчивую личность. И то, что он не любит, когда с ним спорят.

От этого типа исходит такая ударная волна негатива, что буквально сметает последнюю надежду на благополучный исход дела.

В его руках сверкает лезвие ножа-бабочки. Которым он как бы невзначай поигрывает с профессиональным умением.

Мне становится нехорошо. Я успокаиваю себя тем, что это может быть просто дурацкая привычка. Кто-то постоянно носит и перебирает чётки, кто-то не выпускает из рук эспандеры. Это ведь не значит, что мне угрожают ножом? Ведь правда?

Однако подобные доводы мне не помогают.

Я вцепляюсь мертвой хваткой в ручку коляски, понимая, что эти люди правы. Далеко с ребенком я не убегу, а пока подоспеет помощь, может быть уже поздно.

– Что мне нужно делать? – спрашиваю мертвым голосом. – И где гарантии, что мне и сыну ничего не угрожает?

Парни довольно переглядываются между собой.

– Не переживайте. Никто не причинит вам вреда. Если, конечно, вы будет вести себя благоразумно. Мы отвезем вас к человеку, который хотел с вами встретиться. Ему просто нужно поговорить с вами.

– Оставьте его номер телефона. Я свяжусь и договорюсь с ним о встрече. Сейчас мне неудобно. Да и ребенку пора обедать.

– Не надо хитрить, Софи, – раскусывают меня за секунду. – Мы же оба взрослые люди и все прекрасно понимаем.

– Кость, хватит уже переговоров. Ты же видишь, что они на нее не действуют, – басит сзади тот, что с ножом, и угрожающе делает шаг вперед.

Я дергаюсь в сторону, но амбал хватает ручку коляски и тянет на себя.

– Я же заберу его сейчас, – кивает он на Илюшу. – И ты ничего не сделаешь. А пока полиция начнет искать, окажется уже поздно, твой сын будет далеко. Ты уверена, что хочешь такого исхода дела?

Мы смотрим в глаза друг другу несколько секунд. И я понимаю, что он не шутит. По коже идет мороз.

– Хорошо. Я поняла, – с трудом выдыхаю.

– Вот и славно. Бери ребенка на руки, я возьму коляску, – командует он.

Я дрожащими руками расстегиваю ремень безопасности, прижимаю сына к себе и иду к машине. Незнакомцы сопровождают с обеих сторон, не отставая ни на шаг. И следя за тем, чтобы я не вздумала сбежать.

Увы, но в этот раз удача на их стороне. Мне все же приходится сесть в салон, и почти сразу же слышу щелчок блокировки дверей. Чтоб не сбежала.

Поездка в общей сложности занимает около получаса. Возможно, даже меньше, но из-за нервного состояния она мне кажется бесконечной.

На мои вопросы никто отвечать не собирается. Парни либо молчат, либо отмахиваются фразами типа «потерпи, скоро все узнаешь». Но хотя бы больше не дерзят и не угрожают.

Илюша засыпает у меня на руках. Не дожидаясь момента, когда мы приедем.

Поездки в машине всегда его укачивают, и сейчас это как никогда кстати. Если бы еще и он капризничал, я вообще не выдержала бы.

Пытаясь отвлечься от тяжелых дум, я стараюсь запомнить путь, которым меня везут. Никогда не знаешь, как могут повернуться события. Но когда мы выезжаем за город, понимаю, что это бесполезно. В пригороде я не ориентируюсь.

Я даже встречающиеся указатели с названиями поселков не успеваю разглядеть из-за скорости машины. Увы, приходится смириться.

Авто без проблем проезжает пропускной пункт с шлагбаумом. Дальше путь открыт только тем, кто имеет сюда доступ.

Дорога ведет сквозь живописный смешанный лес. И асфальт на ней идеально ровный, как полотно. Что довольно непривычно после огромных ям рядом с нашим общежитием почти в центре города!

Домов тут не видно из-за двухметровых заборов. Похоже, местные жители не любят светить личной жизнью и доходами.

– Приехали, – сообщает тот, которого зовут Костя.

Отвлекшись на спящего Илюшу, я не успеваю заметить, у какого именно дома мы остановились. Хотя, чувствую, подобное знание мне ничего не даст.

Машина въезжает на территорию участка, и за нами закрываются ворота. Отрезая путь назад.

Водитель галантно распахивает дверь, помогая мне выйти из авто, чтобы не разбудить ребенка, и только теперь я могу разглядеть особняк того, кто хотел со мной поговорить.

Двухэтажный коттедж с панорамными окнами в пол как на первом, так и на втором этаже. С необъятным взгляду земельным участком.

В глаза бросается умелая работа ландшафтного дизайнера. Красивые аккуратные дорожки между газонами, стройные туи, высаженные аллеей, необычной формы кустарники. Цветов не вижу, а вот зеленого цвета всех оттенков в изобилии.

Пока мы ехали сюда, небо заволокло тучами. Воздух пахнет озоном. Как предвестник грозы.

– Прошу, – приглашает Константин, указывая на входные двери.

Мне не хочется переступать порог этого стеклянного дворца. Интуиция вопит, что стоит мне сделать это – и назад дороги уже не будет. Меня, может быть, и выпустят, а вот моего кроху? Кто даст гарантию, что его не заберут сразу же, как я окажусь внутри?

Хотя… почти два года о нем не вспоминали. А это что-то значит.

Стоять истуканом на месте не получится. Машина тоже уже отъехала.

Поэтому, набравшись духу, я все-таки нахожу в себе силы и шагаю следом за мужчиной. Захожу в дом и оказываюсь в просторной, даже огромной прихожей. Несколько коридоров уводят в разные стороны. Я не успеваю оглядеться: мой спутник подталкивает меня к мраморной лестнице на второй этаж. И оттуда уже к одной из комнат. В рабочий кабинет.

Это видно по обстановке, интерьеру, стилю. Даже по запаху, пропитанному деревом, натуральной кожей и мужской аурой.

– Герман Львович? Я привез девушку.

– Спасибо, Костя. Свободен, – слышу приятный мужской голос и только после этого замечаю того, к кому обращался мой сопровождающий.

Высокий широкоплечий мужчина спортивного телосложения. Шатен. Загорелую кожу оттеняет светлая рубашка. Я про себя отмечаю породистые черты лица.

Даже крупный нос с горбинкой не портит общего впечатления.

Но особенно привлекают внимание глаза. Они не серые и не голубые, а глубокого синего цвета в обрамлении длинных черных ресниц.

Вот только взгляд холодный. Настолько, что кажется, внутри этого человека умерло все живое. Эдакий Кай из сказки про Снежную Королеву.

– Добрый день, София! – тихо произносит мужчина, замечая спящего ребенка у меня на руках. – Можете положить его на диван. Или, если хотите, я распоряжусь отнести его в детскую комнату?

– Не надо! – вырывается инстинктивно. – Он останется со мной.

Я неосознанно прижимаю Илюшу сильнее к себе. Я понятия не имею, где нахожусь, кто этот человек и что тут могут сделать с моим малышом, пока меня не будет рядом. Поэтому сразу же отметаю подобное предложение.

Он удивленно хмыкает. Выгибает одну бровь, но комментировать не берется.

– Ну что ж, – задумчиво подбирает слова. – Хорошо. Вы, наверное, уже поняли, зачем вы здесь?

Я отрицательно машу головой.

– Ваши амбалы, кроме угроз, ничего больше не знают.

– Угроз? – еще больше удивляется он.

Прикидывается дурачком или действительно не давал таких команд? Хотя ему наверняка безразлично, каким образом будет выполнено поручение. Таким людям важен результат. Поэтому его изумление выглядит наигранно.

– Видимо, ребята перестарались. Я поговорю с ними, – говорит он без тени вины или сожаления. Что еще больше убеждает меня в правоте. – Тогда давайте начнем с самого начала. Меня зовут Герман Кравицкий. И я – биологический отец ребенка, которого вы держите на руках. И которого вы похитили около двух лет назад у моей семьи.

Его имя мне ни о чем не говорит. Но, возможно, если заморочиться и покопаться в интернете, то можно найти недостающую информацию. В любом случае меня сейчас это мало волнует.

В унисон его словам раздается первый гром за окном. Погода начинает портиться, и по ногам тянет прохладный ветерок.

Так символично перекликаясь с тем, что творится у меня в душе.

– Что я сделала? – переспрашиваю с сарказмом.

Он серьезно? Решил переложить на меня не только ответственность, но и вину?

– София, мне понятна ваша защитная реакция. И даже отрицание. Но давайте не будем отнимать друг у друга время и поговорим как взрослые люди!

– А давайте! – прорывает меня. – Не будем терять время. Вы отпускаете меня домой, с сыном, прямо сейчас, и мы забываем об этой встрече! Как вам такой вариант?

Герман хмурится. Он явно ожидал другого ответа. Мужчина обескуражен, но почти сразу же берет себя в руки.

– Вы, наверное, не совсем понимаете ситуацию. Я готов выплатить вам компенсацию за год и… восемь месяцев? – вспоминает, складывая в уме цифры. – За тот срок, что вы смотрели за моим сыном. Готов пойти навстречу и забыть о вашем преступлении. При условии, что вы без эксцессов откажетесь от всех прав на ребенка и передадите его нам. Ну и заодно объясните мотивы своего поступка.

У меня появляется ощущение, что я смотрю на нас с ним со стороны. Потому что происходящее не может быть правдой. Или эти люди настолько заигрались во всемогущих, что перестали видеть рамки реальности?

Как можно сделать из собственного ребенка игрушку? Вчера не хотел, сегодня уже передумал. А завтра? Если ему снова надоест ребенок – он сдаст его в детский дом? Как когда-то мне советовала его жена.

Я столько всего хочу сказать в лицо стоящему напротив меня напыщенному хлыщу, что думаю по этому поводу, но от злости напрочь забываю слова. Они просто вылетают у меня из головы. И мне остается только часто дышать и испепелять его взглядом.

Наше противостояние длится минуту, а после неожиданно хлопает дверь за моей спиной. Илюша вздрагивает, открывая глаза. А обоняние мгновенно улавливает знакомый аромат дорогого женского парфюма.

– Герман, я уезжаю к своему визажисту. Вернусь… – строчит она, пока не замечает в кабинете лишнего.

Меня.

Я впервые вижу Александру во всей красе. Без солнечных очков на пол-лица и без шелкового платка на голове. У нее идеально гладкие длинные волосы, чистая без изъянов кожа, зеленые глаза. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не стервозно-высокомерное выражение лица. Которое уродует правильные черты, придавая нотку брезгливости ко всему, что ее окружает.

Александра смотрит на меня, как на ядовитую змею. Отшатываясь и переводя возмущенный взгляд на мужа.

– Герман? – прорезаются в голосе истеричные нотки. – Что это здесь делает? – тыкает наманикюренным пальцем в мою сторону. – Ты… ты отдаешь себе отчет? Она же…

– Она здесь потому, что я так приказал! – рубит на корню любые претензии ее муж.

– Зачем? – не унимается женщина. – О чем с ней разговаривать, особенно после того, что она сделала?!

Илюша спросонья пугается незнакомого места, а еще больше – негативно настроенных людей. Он утыкается носом мне в плечо и пытается таким образом спрятаться.

– А что я сделала? Сохранила жизнь вашему ребенку? Не бросила его, не сдала в детдом? Полюбила, как своего? После того как вы от него отказались? – не выдерживаю, вскидывая подбородок.

Глажу сына по голове, чтобы успокоить его, и стойко выдерживаю шквал негатива от Александры.

После моих слов она едва ли не задыхается от ярости и бессилия. Совсем как я пару минут назад.

Но, в отличие от меня, биологическая мама Илюши не сдерживается. Ее не останавливает даже наличие ребенка у меня на руках.

– Да как ты смеешь, дрянь? – замахивается она со всей силы, но я успеваю увернуться, и ее ладонь рассекает воздух, пустое место, где я только что стояла.

– Саша! – сливаясь с очередной звуковой волной грома за окном, бьет по барабанным перепонкам голос Германа.

Он в мгновение пересекает разделяющие их метры и хватает ее за руку. Дергает на себя, зрительно приказывая замолчать.

– Как ты можешь, Герман? – меняя свой тон с грозного на жалобный, скулит Александра. – Она украла у нас самое дорогое! Она воспользовалась моментом, а ты вместо того, чтобы… чтобы… ты приводишь ее в наш дом?! Ты пытаешься с ней говорить по-человечески? А что дальше? Предложишь ей остаться здесь?

Они схлестываются взглядами, и я вижу, как под ментальным напором мужа Александра сдувается подобно воздушному шарику. Меня и пугает, и восхищает одновременно такая сила.

– Если потребуется – сделаю, – ровным спокойным голосом произносит мужчина.

Только от его спокойствия у меня мурашки бегут по всему телу. И, похоже, не только у меня.

Я замираю вместе с его женой. Затаиваю дыхание, ожидая дальнейшего развития действий. Градус напряженности возрастает.

И вздрагиваю, выдыхая, когда тишину комнаты разрывает плач ребенка.

Илюша проголодался. У него по расписанию обед. Плюс незнакомое место, негативно настроенные люди и нервная мама. Все вместе сказывается на его настроении.

Я понимаю, что простыми словами и укачиванием тут не обойтись. Но выбора у меня пока нет.

– Успокой его! – не выдерживает биологическая мама. – Как тебе можно доверять ребенка? Герман? – снова обращается к мужу за помощью.

Но он продолжает игнорировать ее манипуляции.

– Саша, тебе лучше уйти. Поговорим позже. И наедине.

Александра вспыхивает. Поджимает обиженно губы, но новый приступ плача малыша заставляет убедиться, что Герман прав.

– Поговорим вечером, – зеркалит она слова мужа.

Фыркает и покидает кабинет.

Странно, но после ее ухода сынишка замолкает. И хоть я понимаю, что эта передышка ненадолго, но она позволяет мне немного прийти в себя.

– Дайте его мне? – неожиданно просит Герман сразу после ухода жены.

Протягивает руки к сыну, и, на удивление, Илюша реагирует положительно. Он смотрит на отца с интересом. Не пряча лицо мне в плечо, как было с той же Александрой.

Я теряюсь в первое мгновение, не зная, как поступить. Все еще опасаясь, что у меня могут просто забрать ребенка и не отдать. В конце концов, мы на чужой территории. Я бы даже сказала – на враждебной.

Но сынишка, в отличие от меня, не чувствует недоверия к хозяину дома. И его следующие действия вызывают у меня искреннее недоумение. Он мило улыбается и тянется к отцу.

Учитывая, что Илюша не любит чужих и крайне неохотно идет на контакт с посторонними взрослыми, его такая реакция выбивает у меня почву из-под ног. Я не успеваю принять решение, как Герман, пользуясь моим замешательством, забирает из рук сына.

Я порываюсь возразить, но замолкаю на полуслове, замечая, как в одно мгновение меняется выражение лица мужчины с жестокого и равнодушного на мягкое и… человечное, что ли? Жесткая линия рта изгибается в улыбке, а рядом с уголками глаз появляется сеточка мелких морщин.

Я задерживаю дыхание, глядя, как Герман сажает сына поудобнее и берет его крохотный кулачок в свою ладонь. С какой нежностью и восторгом рассматривает маленькие пальчики, гладит по плечу, любуется ребенком.

В его движениях сквозят осторожность и страх. Словно он боится причинить вред Илюше. Подобные эмоции переживают молодые неопытные родители в первые дни после появления малыша на свет. И, конечно, эти нюансы не ускользают от моего взгляда.

Я молчу, наблюдая за состоявшимся контактом отца и сына. Отмечая про себя, насколько они похожи. Только у Илюши глаза не синие, а голубые, с серым ободком. И волосы кудрявятся на затылке, если вовремя не подстригать.

Сынишка с интересом рассматривает папу, хватает цепочку на шее отца и тянет ее в рот.

– Он хочет кушать, – не выдерживаю я.

Мне и радостно, и одновременно больно от этой сцены. Я полюбила Илюшу, как родного. Мечтала о том, чтобы у сына был достойный любящий отец. Даже парня себе подбирала с учетом того, как он относится к детям.

С содроганием вспоминаю слова Александры о том, чтобы отказаться от малыша, отдав в детский дом. Спасибо маме, которая поддержала и уговорила не делать глупостей.

С того момента Илюша стал для меня целой вселенной. Ради которой я готова была свернуть горы. Огорчало только отсутствие мужского воспитания в семье. И вот сейчас, глядя на то, с каким трепетом и нежностью Герман смотрит на сына, я должна была быть счастлива. Расплываться в улыбке. Прыгать до потолка. Если бы не одно но.

Встреча сына с отцом означает, что я в жизни Илюши становлюсь лишней. В новой семье есть и мама, и папа. Они ему родные. А я…

Сердце обливается кровью, в горле встает колючий ком.

– Вы не обедали? – Кравицкий на время переключает свое внимание на меня.

– Ваши люди появились без предупреждения. Я пыталась договориться с ними, взять ваш номер и созвониться для встречи в удобное время. Но меня никто не захотел слушать.

Герман устало ведет головой. Переводит взгляд на меня и насмешливо усмехается.

– София, знаете, что я ненавижу больше всего? – тянет он задумчиво. – Ложь! А вы мне сейчас лжете. Никуда бы вы звонить не стали. И тем более договариваться о встрече. Но к этому мы с вами еще вернемся. А пока внизу на первом этаже есть кухня. Можете попросить повара приготовить что-нибудь для ребенка. Или выбрать из уже имеющегося меню.

Я цепенею от мысли о том, что никто нас не собирается отпускать. Смотрю внимательно в сапфировые глаза и уточняю:

– Мы с вами так не договаривались. О том, что я останусь здесь с ребенком, речи не было.

– Не было, – подтверждает он. – Но мы так ничего и не обсудили. Вот после обеда и побеседуем. Решим все, что связанно с моим сыном, а после я вас отпущу.

– С Илюшей?

Герман из любящего отца вновь превращается в ледяную глыбу. От которой на расстоянии разит холодом. Он молча сверлит меня взглядом и, игнорируя мой вопрос, цедит сквозь зубы:

– Идите за мной. Я покажу вам, где находится кухня.

Глава 3

Меня с сыном отсюда не выпустят. Я почти убеждаюсь в этом, складывая все за и против. А бежать из крепости Кравицкого невозможно. Во-первых, полно охраны, видеонаблюдение, закрытая территория.

И если даже мне каким-то чудом удастся выскользнуть отсюда, то еще не факт, что я смогу добраться до дома прежде, чем меня хватятся и вернут назад. Такси в поселок не пустят, я видела шлагбаум и пропускной пункт.

Да и куда бежать? Они знают, где я живу. Поэтому иного выхода, кроме как договариваться, у меня нет. Но и тут тупик. Кравицкие наверняка потребуют отдать им Илюшу. А для меня это равносильно смерти.

Герман отводит нас на первый этаж, здороваясь с поваром и давая указание накормить. В огромном помещении, напичканном самой современной кухонной техникой, можно расположить целую квартиру. Двухкомнатную точно. Или четыре-пять таких комнат, как у нас в общежитии.

Посередине кухни выделяется островок со столешницей из массива дерева с эпоксидной смолой с причудливым рисунком. За этот стол нам и предлагает сесть Матео – двухметровый здоровяк с непривычным акцентом. В фартуке и поварском колпаке.

Вопреки моим переживаниям, Матео дает мне целый список из того, что можно предложить на обед маленькому ребенку. Супы овощные, мясные, пюреобразные. Паровые митболы, диетические котлетки из кролика, индейки, дичи, овощные суфле, запеканки, омлеты, крупяные гарниры. Куча десертов.

Повар с удовольствием рассказывает состав каждого, с точными данными, сколько калорий в порции того или иного продукта. Чувствую, кто-то из семьи хозяев держит жесткую диету.

Меня тоже приглашают пообедать, но я вежливо отказываюсь. Вряд ли в таком состоянии кусок полезет в горло.

Пока Илюша с аппетитом уминает овощной суп, я решаю позвонить маме. Нужно предупредить ее, что мы задержимся.

Слава богу, телефон у меня пока не отобрали. И это хоть немного успокаивает, дает ложное ощущение защищенности.

Я вытаскиваю из кармана смартфон, замечая на дисплее семь непринятых звонков от мамы. А вот это уже плохой знак.

Мы опоздали на обед всего на каких-то минут пятнадцать. Я могла задержаться в магазине, загуляться в парке – да где угодно, мама никогда не искала нас, названивая до посинения. А тут… Неужели люди Кравицкого побывали и у нас дома? Угрожали маме?

Сердце обрывается вниз, стоит лишь подумать, какие могут быть последствия от такого визита.

– Соня, дочка! Где вы? – слышу встревоженный голос родительницы. – Соседка сказала, видела, как вы гуляли в парке. А потом подъехал черный джип, вылезли два мужика и затолкали вас с Илюшей в машину! Соня, что происходит? Ты где? Кто эти люди? Что им от вас надо? Соня? – обрушивает она на меня шквал вопросов.

Я уже по голосу слышу, как она себя накрутила. То ли соседка преувеличила, то ли мама что-то недоговаривает.

Но спасибо хотя бы за то, что мои подозрения не оправдываются.

В любом случае еще рано делать какие-то выводы. Поэтому я выдыхаю и пытаюсь ответить максимально ровно:

– Мама, все в порядке. Не переживай за нас. Мы живы, здоровы. И даже вкусно накормлены, – улыбаюсь вежливо Матео. – Просто нас неожиданно пригласили в гости.

– Кто пригласил? Зачем? Куда? А Илюша с тобой? – пытает настойчиво мама.

– Со мной. Пригласили знакомые. За город, на дачу. Все так спонтанно получилось. Я сама не ожидала. Мам, я потом все объясню, не волнуйся.

– Что это за такие знакомые мужчины?

– Это муж моей подруги. Ты ее не знаешь, я с ней раньше общалась. Они мимо проезжали, увидели меня, остановились. Решили позвать с собой. Мне неудобно было отказываться, она беременная, – сочиняю на ходу.

Потом я ей все объясню. Подробно. Когда сама выясню, что меня ждет дальше. А сейчас нет смысла раньше времени паниковать. От этого ничего не изменится, а вот здоровье мамы может не выдержать.

– Когда вы вернетесь домой? – все еще настороженно спрашивает она.

– Вечером, – тяну неуверенно. Надеясь, что к тому времени ситуация хоть немного прояснится. – Но если что изменится – я позвоню, предупрежу. Хорошо?

– Соня, ты мне врешь, – улавливает фальшь в моем голосе мама. – Я же чувствую.

– Нет, мам. У нас все отлично, уверяю!

Она тяжело вздыхает, принимая мой ответ. И внезапно вспоминает:

– А Лешу ты предупредила?

– Нет, – вылетает прежде, чем успеваю подумать.

Черт! А вот про своего парня я совсем забыла. Как и про то, что сегодня ровно три месяца, как мы встречаемся. И он собирался вечером забронировать столик в кафе по такому случаю.

Леше я отправляю смс с извинениями. Пишу, что у меня форс-мажор и встретиться сегодня не получится. Надеюсь, он не сильно обидится, а в идеале – поймет и просто перенесет празднование. Три месяца и датой-то назвать сложно.

– Вам все понравилось? – интересуется Матео, улыбаясь. – Может быть, все-таки пообедаете сами?

У меня возникает стойкое ощущение, что улыбка – это часть дресс-кода повара. Хотя в глазах все же светится искренний интерес.

– Спасибо. В другой раз. Я не голодна. А блюда Илюши были бесподобные. Обычно он плохо ест, а сейчас его даже кормить не пришлось: сам все съел.

Матео расцветает от счастья еще больше. Только вот от следующих его слов мне становится не по себе. И желание улыбаться в ответ убавляется.

– Герман Львович распорядился подготовить детскую комнату, – задевает за живое. – Я думаю, мальчику там понравится.

– А где сам хозяин? – Пальцы сжимаются в кулак до такой степени, что ногти впиваются в ладонь.

Я не ощущаю боли. Кроме той, что изнутри жжет грудную клетку.

– Он ждет вас у себя в кабинете. Проводить?

– Спасибо, я сама найду.

На мгновение мелькает мысль спросить, как отсюда выйти. Было бы неплохо, только, боюсь, охрана заранее предупреждена и все ходы-выходы наглухо перекрыты. По крайней мере, до тех пор, пока не решат наш вопрос.

Мы с Илюшей медленно поднимаемся наверх. Сейчас у меня есть время рассмотреть и шикарный ремонт, и огромную – в пять, а то и больше метров высотой – дизайнерскую люстру с подвесными фарфоровыми капельками-лепестками, которая должна освещать путь по винтовой лестнице с первого до второго этажа.

Здесь очень красиво. Все подобрано со вкусом. Не хватает только одного – уюта.

Дом больше похож на музей или дворец. Но никак не на семейное гнездышко.

В какую-то секунду мне становится страшно. Даже не от того, сколько стоит окружающая меня красота, а от понимания, какую власть имеет эта семья, владея такими деньгами. И что я могу противопоставить им, вздумай пойти против. А именно это я и собираюсь делать.

Дверь в кабинет оказывается открытой, и мы без стука входим. Герман сидит за рабочим столом, уставившись взглядом в монитор компьютера. Замечая нас, отвлекается, жестом приглашая сесть.

– Все в порядке? – уточняет он.

– Да, спасибо. Илюша поел.

– А вы?

– Я не голодна, – уже во второй раз за сегодняшний день повторяю эту фразу.

Он хмыкает, выключая компьютер. Складывает перед собой на столе кисти рук в замок.

– Что ж, хорошо. Тогда давайте сразу к делу. Я предлагаю вам три миллиона. И вы отдаете нам нашего ребенка. Идет?

Началось…

Я крепче прижимаю к себе Илюшу, сидящего у меня на коленях. Мысленно молясь только о том, чтобы мне хватило сил не сорваться и не наговорить глупостей Кравицкому.

– Я не торгую сыном.

– А это и не ваш сын, – мрачнеет Герман.

– А вы докажите, – бросаю, не подумав.

И тут же прикусываю язык. Понимая, что ляпнула лишнего.

Не в моих интересах дергать тигра за усы. Но сказанного уже не воротишь.

– Могу и доказать. Если потребуется. Но поверьте, вам этот метод не понравится. – Я молчу, и Герман продолжает: – Пока я согласен идти вам навстречу. Готов даже заплатить. Вполне достойно, я считаю. Вам хватит, чтобы купить квартиру и съехать из общежития. Да, может быть, на жилье в элитном доме не хватит, но таких денег вам не заплатят нигде. Даже если снова решите подработать суррогатной мамой. Вы прекрасно знаете расценки. Так что давайте разойдемся по хорошему? Вы вернете нам сына, мы поможем вам финансово.

Я отрицательно машу головой.

Когда-то я согласилась на это дело. Готова была родить и отдать. Тогда я еще не знала, что такое материнский инстинкт, и была уверена, что с легкостью смогу расстаться с рожденным мною ребенком.

Как же я ошибалась!

У Кравицкого куча денег. Если его жена не желает рожать сама, он может снова заказать себе малыша. Раз уж опять захотелось поиграть в отцовство.

А Илюшу я им не отдам!

– Это мой ребенок. И ни за какие деньги я его продавать не собираюсь. Мне кажется, я ясно дала это понять!

– Пять миллионов? – повышает ставку Герман. – Десять?.. Долларов! – бьет по столу кулаком.

Я вздрагиваю, а вот Илюше нравится этот жест, и он, заливаясь смехом, пытается, как папа, стукнуть кулачком себе по коленке.

Герман переводит взгляд на ребенка. Смотрит пристально. И черты лица невольно смягчаются, превращая его из небожителя в простого и привлекательного мужчину.

Я тут же одергиваю сама себя. Еще Кравицким восхищаться не хватало! Он может быть сколько угодно красивым, но мы с ним совершенно разные люди. Такие никогда не пересекаются в жизни. К тому же, напоминаю себе, он женат и пытается отобрать у меня сына.

Поэтому пресекаю все симпатии на стадии зарождения.

– Герман Львович, этот разговор бессмыслен! Я не отдам Илюшу ни за какие деньги. Для вас он игрушка, а для меня – самое дорогое, что есть в жизни, – смотрю ему прямо в глаза. – Если вам так хочется наследников – закажите другого ребенка. У вас хватит денег. А нас оставьте в покое!

При упоминании о других наследниках мужчина каменеет. Замирает, переставая дышать. Только желваки на скулах нервно дергаются, словно я задела его за живое.

Я не понимаю, чем вызвана такая реакция. Тем, что посмела перечить? Не прогнулась? Не купилась за деньги?

А впрочем, мне все равно. Важнее отвоевать свое право остаться матерью.

– Вы уверены, что не пожалеете о своем выборе? – тихо спрашивает Кравицкий после минутного молчания.

Я слышу угрозу в голосе, хотя Герман даже не повысил тона.

– Не все в этом мире продается. Мне жаль, если для вас это новость.

– А мне жаль вас. Вы просто еще не представляете, что вас ждет впереди. И с чем вам придется столкнуться.

Глава 4

Мы возвращаемся домой на черном шикарном седане. Мне до сих пор не верится, что нас отпустили. Вот так просто, без издевательств, лишних запугиваний, пыток.

Водитель довозит чуть ли не до подъезда, не спрашивая адреса. Что, в принципе, неудивительно. У Кравицкого наверняка целое досье на меня лежит где-нибудь на полочке.

В одном из окон на первом этаже дергается штора. Представляю, какие слухи поползут обо мне теперь среди соседей.

– Вернулись? – охает мама, встречая нас на пороге.

– Да. – Я спускаю Илюшу с рук, пряча глаза, и наклоняюсь расстегнуть ремешок на его сандаликах.

Я все еще не хочу рассказывать ей о том, что произошло. И давать лишний повод для волнений.

– Вы обедали? – суетится она, хлопая дверью холодильника.

Врать нет смысла, но и аппетит я так и не нагуляла.

– Да. Илюша поел.

– А ты?

– А я хочу чай, – выпрямляюсь в полный рост.

Мама уходит на кухню с чайником, а я иду в свою часть комнаты и валюсь кулем на кровать. Раскидываю руки в стороны, бесцельно глядя в потолок.

Я выжата. Морально. И что делать дальше – ума не приложу. Герман предупредил, чтобы я не даже не думала бежать. И чихать бы я хотела на его угрозы, если бы не одно но: мне некуда, а самое главное – не на что это делать.

Денег и так хватает только на коммунальные, еду, памперсы и немного на одежду. Если бы я могла знать заранее – отложила бы на черный день. А так…

Можно, конечно, попытаться занять у знакомых. Или даже в банке. Если дадут.

Но что дальше? Пока найду работу, пока пройду испытательный срок, пока получу первую зарплату – все это может затянуться не на один месяц. А деньги имеют свойство кончаться катастрофически быстро.

Илюша вытаскивает из шкафа ящик с игрушками, переворачивает на ковер и роется в поисках своих любимых смешариков. Пока я, как мазохистка, снова и снова прокручиваю в голове разговор с его отцом.

Герман ведь даже не извинился, не объяснил причины отказа. Просто свалился на нашу голову как снег на голову и потребовал отдать ребенка.

– Мама, ням-ням? – Сынишка замечает на полке последнюю фруктовую пюрешку в мягкой упаковке.

Тянется в надежде достать сам. Я помогаю ему. Откручиваю крышечку, пробую на всякий случай на пригодность и отдаю Илюше, ставя мысленно галочку в списке дел, что нужно сходить в магазин за продуктами. Еще вчера хотела, да вылетело из головы. В холодильнике почти пусто. Только кастрюля со вчерашним супом да отварные макароны.

Конец месяца. Плановая экономия.

На секунду в голове пролетает мысль: а правильно ли я поступаю? У меня ни гроша за душой, живу сегодняшним днем, экономлю, покупая все на скидках. Что меня ждет впереди? Среднемесячная зарплата и работа без выходных?

Кредиты, ипотека, пособия малоимущей?

Что я смогу дать ребенку на такие деньги? Сколько должно пройти времени, чтобы я прочно встала на ноги и начала прилично зарабатывать? И получится ли у меня это?!

А Кравицкие точно не обидят сына деньгами и материальными перспективами.

Может быть, я не права, эгоистично лишая Илью обеспеченной жизни? Может, они осознали и готовы принять его в свою семью? Полюбить так же сильно, как и я?

Додумать не успеваю. В дверь начинает кто-то настойчиво стучать. Так сильно, что я пугаюсь.

– София Андреевна? – спрашивает высокая дама в очках, стоящая на пороге.

На ней белая блузка и темно-синяя юбка миди. За женщиной стоят молодая девушка и мужчина в строгой офисной одежде.

– Да, я, – холодеет спина от предчувствия неприятностей.

– Меня зовут Татьяна Анатольевна. Я из органов опеки. К нам поступила жалоба от соседей о том, что вы жестоко обращаетесь с ребенком, пренебрегаете своими родительскими обязанностями и в принципе не следите за мальчиком.

В первый момент я надеюсь, что они обознались.

С соседями у меня никогда не было проблем. У многих тут есть дети. И двое, и трое. И я более чем уверена, что с их стороны подобное просто не могло прилететь. Абсурд.

Да, может быть, я не идеальная мама, но уж точно не изверг и не дегенератка.

А после вспоминаю, что эти люди назвали точно мое имя. И я только что вернулась от человека, который пообещал устроить мне веселую жизнь, если я не отдам ему сына.

Наверное, стоило ожидать чего-то подобного, но я все же надеялась, что это произойдет чуть позже. Гораздо позже. Что за это время я успею найти выход из положения. Что слова Германа окажутся просто обычной страшилкой.

Признаюсь, наивно и безответственно с моей стороны.

Мне нужно было бежать сразу, как только я вышла из машины. Как только переступила порог дома Кравицких.

А теперь, глядя в бездушные глаза исполнителей закона, я понимаю, что уже поздно. Механизм запущен, и мне остается только держаться.

– Здравствуйте, – выдавливаю из себя онемевшими губами. – Простите, как обращаюсь?

– Жестоко и безответственно, – грудью прет вперед женщина.

Отталкивает меня в сторону и прямо в обуви заходит вовнутрь. Следом за ней по очереди идут сопровождающие.

В небольшом помещении на двадцать квадратов, поделенном на две комнаты перегородкой, становится тесно от такого количества народа.

Татьяна озирается вокруг, презрительно морща нос, и останавливается взглядом на Илюше. Подходит ближе, пристально осматривая его со всех сторон.

У сына содрана коленка, на лбу еле заметный синяк. Коленка – результат падения в парке во время прогулки, а синяк остался от игры в прятки, когда Илюша залез под стол.

Любому взрослому человеку, у которого есть дети, понятно, что это обычные царапины для малышей подобного возраста. Особенно летом, когда на ребенке минимум одежды.

Но по триумфу в глазах Татьяны я вижу, что она нашла то, что искала. И на все мои повисшие в воздухе оправдания звучит насмешливое:

– Ну вот же – наглядное доказательство! – Она тянется к ребенку, но сын, пугаясь незнакомых, пятится и прячется за меня. – Он еще и боится. Наталья, запиши: ребенок ведет себя странно, нервно реагирует на посторонних.

– Он вас не знает. И это нормальная реакция для малыша такого возраста! – Подхватываю Илюшу на руки и прижимаю к себе.

Целую в макушку, шепча ему ласковые слова.

– Так, а здесь что? – деловито продолжает Татьяна, подходя к холодильнику. Распахивает дверцу и начинает внимательно изучать содержимое.

Я на секунду закрываю глаза, мысленно матерясь на саму себя. Кто же знал, что именно сегодня на мою голову свалится столько неприятностей!? И именно в день, когда у меня кончились продукты, заявятся органы опеки!

– Я как раз собиралась в магазин, – все еще надеясь на чудо, оправдываюсь неуверенно.

– Ну конечно! А что еще вы могли сказать? Ни молока, ни фруктов. А зачем они, правда? Только деньги тратить, – передразнивает Татьяна. – Ребенок и без них обойдется. Зато бутылочка красненького имеется. Увлекаетесь? – машет она перед носом гранатовым вином, которое еще в прошлом году кто-то подарил на праздник.

Я почти не пью, а именно этот напиток еще и на вкус оказался ужасным. Так и стоял в холодильнике: и выбросить жалко, и пить никто не хотел.

Девушка, что пришла вместе с этой мегерой, фотографирует крупным планом вино и содержимое холодильника.

– Хватит! – не выдерживаю я. Выхватываю из ее рук эту проклятую бутылку, швыряя в мусорное ведро. – Прекратите! Мы прекрасно знаем, что никто на меня не жаловался. И это персональный заказ Германа Кравицкого! Так?

Дама приподнимает бровь, не опровергая и не соглашаясь. Давая мне шанс убедиться в том, что происходящее – дело рук биологических родителей Илюши.

– Соня, дочка, чай готов. Ой, – слышу голос мамы. – У нас гости? А что же ты их на пороге держишь? Заходите, – обращается она к мужчине, статуей застывшему у входа.

– Мама! – выдыхаю обреченно, вспоминая о родительнице.

Понимая, что она пришла в самый неподходящий момент. А зная о ее слабом здоровье, боюсь даже представить, каким стрессом обернется для нее эта ситуация.

Татьяна прижимается к стене, пропуская вторую хозяйку комнаты. Окидывая и ее оценивающим взглядом.

– Наташ, захвати в кадр вон тот угол с кучей тряпья крупным планом, – командует она издевательским тоном своей протеже.

– Соня, что происходит? Кто это?

– Мам, не волнуйся. Присядь. Все в порядке.

– Все в порядке у вас будет, когда вы одумаетесь и возьметесь за ум, София. Поверьте, лишение родительских прав поставит огромную кляксу в вашей автобиографии. И в будущем, если вы решите завести своих детей, – Татьяна делает особый акцент на последних словах, тем самым практически прямым текстом подтверждая мои догадки и опасения, – у вас могут быть крупные проблемы со стороны органов опеки. Мы пристально следим за такими семьями. Поэтому советую не делать глупостей, за которые вам потом придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

– Сонечка, дочка, что ты натворила? – охает мама, бледнея на глазах.

Безжизненно оседая на стул и хватаясь за сердце.

– Уходите! Убирайтесь отсюда! Вон! – цежу сквозь зубы, стискивая руки в кулаки.

Едва сдерживая желание вцепиться в волосы этой продажной дряни.

Она ведь прекрасно все видит и понимает.

Останавливает только осознание того, что Татьяна всего лишь исполнитель.

– Подумайте и дайте ответ до вечера. Оставляю вам номер телефона, по которому со мной можно связаться. Поверьте, – смягчается на мгновение железная леди, – жизнь на этом не заканчивается. Вы молодая. У вас еще будут свои дети. А вот не своих… впрочем, вижу по глазам, вы все поняли.

Она оставляет на столе кусочек белоснежного картона с цифрами, кивает своим сопровождающим, и их троица покидает помещение.

Оставляя после себя гнетущую тишину и ощущение полного краха.

– Чай остыл, – нарушает молчание спустя почти десять минут мама. И добавляет следом: – Это за Илюшей приходили, да? И сегодня ты ездила не в гости, а к его родителям, так? Дочка, пожалуйста, не ври мне! Его хотят забрать у нас?

– Да, мам, – отвечаю шепотом. Провожу по волосам своего крохи и почти беззвучно добавляю: – Только я уже не смогу с ним расстаться.

Глава 5

Я смотрю на дверь моего кабинета, только-только закрывшуюся за суррогатной мамой моего сына, и до сих пор не могу нормально вздохнуть. Горло сдавливает невидимая петля.

Ослабляю узел галстука, а после и вовсе снимаю его, швыряя на диван. Расстегиваю верхние пуговицы рубашки.

Ощущение, что с уходом Софии и Ильи в комнате кончился кислород. Зачем я отпустил их? Сына так уж точно стоило забрать у нее уже сейчас.

Подумать только – два года! Моему мальчишке скоро будет два года, а я впервые увидел его. Взял на руки. Прикоснулся к чуду. По-другому и не скажешь.

Несколько лет назад тяжелая болезнь подкосила меня так, что я оказался одной ногой на том свете. Врачи разводили руками, боясь что-то обещать. Мне предстояло длительное лечение и серьезный курс химиотерапии, после которого возможность стать отцом равнялась нулю целых одной тысячной. Если не меньше.

Именно тогда нам предложили криоконсервацию эмбрионов как выход из положения в дальнейшем. О чем мы и задумались после моего успешного, если не сказать чудесного, выздоровления.

Но и тут нас ждала прорва проблем. У Саши обнаружились медицинские противопоказания. Какие-то проблемы по женской части. Плюс отрицательная группа крови, что еще больше повышало риск выкидыша. А рисковать мы не могли.

Увы, но в нашем случае попытки оплодотворения слишком ограничены.

Мы были вынуждены прибегнуть к помощи суррогатной мамы. Жена взяла на себя все заботы по подбору лучшей кандидатуры, я – по спонсированию всех затрат.

Вмешиваться в сей процесс у меня не вышло: проблемы в бизнесе на тот момент практически не оставляли свободного времени. Да и в моем присутствии не было никакого смысла.

Наконец подходящая девушка нашлась, процедура оплодотворения прошла успешно, и нам оставалось только ждать. Что, в принципе, мы и делали. До тех пор, пока костлявая снова не решила попробовать постучаться в мои двери.

Автокатастрофа, сложнейшая операция, два месяца в коме и полгода тяжелого реабилитационного периода. Никто не верил в благополучный исход. Как сказал мой лечащий врач, таких чудес на своем веку он еще не встречал.

Правда, на этом моменте чудеса заканчивались. Когда я очнулся и пришел в себя, меня ждал неприятный сюрприз. Наш малыш не выжил. У суррогатной мамы случился выкидыш.

Саша этот момент к тому времени пережила, забыв о нем еще до того, как я вышел из комы. Переключила свое внимание на мое здоровье. Она изначально не особо рвалась иметь детей, отмахиваясь от подобных разговоров. Убеждая меня, что мы еще молоды и стоит пожить для себя.

Не спорю, многие так и живут. Откладывают момент рождения детей на потом. На тот возраст, когда уже реально начинаешь задумываться о наследниках и тебя не отвлекают такие насущные проблемы, как где заработать и на что жить.

Только этим можно грешить в том случае, когда нет проблем со здоровьем. И если Саша еще могла стать матерью своего ребенка, то меня жизнь, увы, лишила такого шанса.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что она нормально приняла новость о выкидыше. Да, возможно, расстроилась. Не исключаю даже, что пару вечеров провела в плохом настроении. А может, и того не было. Мне уже не узнать.

Но факт остается фактом: для нее эта ситуация не стала смертельным ударом. В отличие от меня.

Я невольно тянусь рукой к графину с водой. Хочется чего-то покрепче, но сейчас не стоит злоупотреблять. Да и вообще, похоже, теперь придется менять многие привычки.

Долгое время я чувствовал себя овощем. В моральном плане. Так вышло, что мое бесплодие поменяло взгляд на происходящее. Я перестал бороться, стремиться к чему-то большему. Я просто умер в какой-то момент.

Потому как пришло понимание, что мне некому передать весь накопленный опыт. Что построенная с таким трудом империя после моей смерти достанется… кому? Саше? Она просадит все состояние за каких-нибудь пару-тройку лет. На гламурные тусовки и брендовые шмотки. На путешествия, украшения, операции по улучшению внешнего вида.

Ее не интересует бизнес. Она избавится от него в первую очередь. А не зная рынка, не умея распоряжаться активами, она продаст все за бесценок.

Предпочтя иметь синицу в руках. Но сегодня и сразу. Круглой суммой на банковском счете.

С моей стороны оставить Саше все свое имущество в таком виде, в каком оно есть, – априори обречь ее на нищенское существование. Как бы странно это ни звучало.

Поэтому новость о том, что суррогатная мама потеряла ребенка, лишила меня смысла жизни. Выбила из колеи.

Да, возможно, когда-нибудь я пришел бы к тому, что усыновленный из детского дома малыш – выход из положения.

Спасение семьи.

Когда-нибудь.

В следующей жизни.

А в этой, увы, все шло по наклонной.

Ровно до тех пор, пока я не узнал, что никакого выкидыша не было. И мой сын жив.

– Герман? Ты здесь? – открывается дверь кабинета.

На пороге появляется Саша.

Странно, что она дома. Обычно поход к визажисту – святое дело.

– Как видишь.

– А Даниэль? Он где? С няней?

Меня коробит от ее пафосного «Даниэля». Что за мода брать иностранные имена? Чем не угодно наш «Даниил», раз уж такое дело? Да и «Илья» мне тоже нравится. Богатырское имя. А помня розовые пухлые щечки сына и его силу, с которой он схватил меня своей ручонкой за палец, я не сомневаюсь, что таким он и вырастет.

– Нет. Я их отпустил, – выдыхаю устало.

Потому что сам до сих пор не уверен, что поступил правильно, надеясь, что Соня поймет свою ошибку и исправит ее.

Да, запугал немного. Возможно, даже где-то перегнул.

– Я так и знала! Герман, ты слишком добрый. Тебе не стоит вести себя так по отношению к этой дряни! Такие, как она, не признают человеческого отношения, неужели ты этого не понимаешь? К тому же мы еще не выяснили мотивов ее поступка. На кого она работает? Зачем ей это надо было? Если она тогда провернула такой финт ушами, подкупив и договорившись с врачом, то как ты можешь верить, что сейчас эта змея вдруг пойдет тебе навстречу? А если она прям в данный момент садится на самолет, чтобы опять сбежать? Ты об этом подумал? – заводится Саша с полуоборота.

– Подумал, – отвечаю спокойно, обрубая ее поток претензий. – За ней присматривают мои люди, не волнуйся. Никуда она не денется. И не сбежит.

– А если она сделает что-нибудь плохое с нашим ребенком? – не унимается жена. И, пользуясь моей заминкой, продолжает напирать: – Ты о таком подумал?

– Если я сказал, что разберусь, значит, разберусь! – Саша знает, что в некоторых случаях со мной лучше не спорить.

Моего терпения хватает до определенного момента. А потом могут быть последствия. Но именно сейчас до нее почему-то не доходит, что пора прекращать действовать мне на нервы.

– С такими, как эта девка, разговоров вообще не стоит вести! А ты с ней нянькаешься! – ставит в упрек.

Я делаю глубокий вдох, сжимая пальцы в кулаки.

Когда-то я очень любил эту женщину. До такой степени, что не глядя шагнул в петлю, именуемую браком. Страсть накрыла внезапно и с головой.

Казалось, что это на всю жизнь. Что это именно она. Что нужно хватать и действовать, пока не поздно. Тем более что Саша умела подать себя с нужной стороны и с лихвой пользовалась мужским вниманием.

Тогда мне было плевать на многие аспекты, такие как материальное состояние, социальное положение, капризы ее характера и прочее. Меня просто переклинило на ней.

До идиотского состояния глухоты и слепоты.

Это сейчас я понимаю, что это не любовь. Страсть, помешательство, химия. Что угодно.

Это проходит. Со временем. И накрывает реальность. Понимание, что для крепкой семьи нужно что-то большее. А тогда…

В первые месяцы я практически вычеркнул сон из своих суток, не желая тратить ни минуты свободного времени. В моем списке остались работа, карьера и любимая женщина.

И я бы выставил приоритеты в другом порядке, если бы не понимал: без достаточных финансов я рискую потерять и Сашу, и дело всей своей жизни.

Как давно это было. И как сильно меняются ценности в жизни спустя годы.

– Хватит! – раздражаюсь всерьез.

– Ты вообще меня не слышишь, – обиженно поджимает губы Саша.

А мне хочется напомнить, что это она проморгала тот момент, когда София вдруг передумала отдавать нам малыша. Не убедилась в том, что суррогатная мама действительно потеряла ребенка, поверила на слово врачу, не проверила документы.

Да много чего еще.

Вся эта история с клиникой, которую выбрала Саша, попахивает явным мошенничеством. Сколько денег ушло на ЭКО, на подготовку, на оплату услуг?! А в итоге что?

У нас был единственный шанс, и благодаря Саше мы его чуть было не упустили.

– Герман, – продолжает жена, – я не намерена стоять в стороне и изображать статую. Это и мой ребенок тоже! Ты видел условия, в которых живет Дэни? А как тебе запах гнилого подвала в подъезде?! Да в таких местах одни бомжи и отбросы общества живут. Там нельзя оставлять ребенка ни на минуту. А ты отпустил их!

Я выжидаю пару минут после того, как Саша замолкает. Смотрю прямо в глаза, не моргая, зрительно давая понять, что пора закругляться. Потому, что еще немного – и я взорвусь.

Редко когда подобные приемы я отрабатывал на жене. Обычно хватало примеров на посторонних. Но сегодня, увы, не тот случай.

Саша недовольно фыркает, понимая, куда я клоню. Изображает негодование, но здравый смысл все-таки побеждает. Она молча покидает кабинет.

– Игорь? – набираю своего безопасника, когда убеждаюсь, что Саша ушла.

– Да, Герман? – тут же отзывается на том конце связи он.

– Что насчет Алисии Смоленко? Есть новости? – задаю один из мучающих меня вопросов.

Врач, которая вела беременность Софии, исчезла спустя год после этого случая. Внезапно уволилась и уехала в Европу, где ее следы терялись.

Никто из коллег не мог точно сказать почему и зачем. Кто-то предполагал, что нашла себе мужчину, кто-то просто утверждал, что решила сменить место жительства. Но все сходились в одном: Смоленко сорвалась неожиданно.

А только она могла дать ответы на кучу вопросов по поводу того, что же на самом деле произошло во время беременности суррогатной мамы.

– Пока тишина. Но мы работаем над этим. В любом случае, если она жива, мы выйдем на нее. Дело времени. Осталась бы она тут – нашли бы без проблем. А так, сам понимаешь, – извиняющимся тоном, рапортует он.

Только я не хочу ничего понимать. Из клиники, где делали ЭКО, уже уволился главврач и нажил себе кучу проблем владелец. А вот главную виновницу найти не удается.

– Ладно, держи меня в курсе, – скидываю вызов.

Следом набираю ребятам, которые остались присматривать за домом Софии.

У меня из головы не выходит эта девчонка, как бы я ни старался не думать о ней. Большие зеленые глаза, курносый нос, пухлые губы без тени помады. Да и вообще я не заметил на ней ни капли косметики.

Я привык ежедневно видеть женщин в полном боевом раскрасе – Саша даже спать ложилась накрашенная, со специальным вечерним макияжем, и для меня естественная красота стала чем-то необычным и выбивающимся в современном мире.

Да, София довольно привлекательная девушка. Пройти в толпе и не заметить сложно.

Одни длинные вьющиеся волосы чего стоят! У Саши тоже такой тип волос, но, сколько помню, ее всегда раздражал этот факт. И она только и делала, что бегала по салонам, пытаясь выпрямить их. А вот мне нравились ее природные кудри.

Но больше всего в сегодняшней встрече меня зацепила решимость в глазах девчонки. Настоящая, самоотверженная. Какая бывает только у любящих родителей. Какой должны светиться глаза родной матери. А не той, кто обманным путем решила примерить на себя эту роль.

Глава 6

– Господи, дочка, и что же теперь делать? – Мама дрожащими руками достает из коробочки блистер с таблетками и пытается выдавить одну.

Прошло уже полдня с того момента, как она узнала правду. Но, как и я, до сих пор не пришла в себя.

– Ничего. Пусть пугают сколько угодно. Это просто психологическая атака. По сути, ничего они сделать не могут.

– Ты прости, Соня, но, может, они правы? Это их ребеночек, и вполне естественно, что они хотят его вернуть, – осторожно закидывает удочку.

Да, я понимаю, что она переживает за меня. Волнуется, накручивая себя на полную катушку, особенно после слов недавних гостей.

Да, Илюша ей всего лишь внук, тем более неродной, а вот я – родная дочь.

Но внутри меня все протестует на подобное заявление:

– Мама, они отказались от него два года назад. От-ка-за-лись! Бросили, не желая знать. А теперь вдруг одумались? С чего вдруг? Решили поиграть в семью?

– Не говори так. Ситуации бывают разные. Мы же не знаем, что там у них на самом деле произошло?

– А ты бы меня тоже вот так просто отдала, случись чего?!

– Бог с тобой, Соня! – машет она рукой. – Не переворачивай все с ног на голову. Ты же знаешь, что я люблю Илюшу. Но если настоящие родители решили…

– Да ничего они не решили! – взрываюсь, как пороховая бочка. – Не нужен им сын. Иначе не случилась бы подобная ситуация. – Перед глазами всплывает образ Кравицкого, его взгляд, каким он смотрел на Илюшу, трепет, с которым он держал его на руках, и уверенность почему-то убавляется. – Я узнавала у юриста. Закон на нашей стороне.

Мама кладет таблетку на язык и запивает одним большим глотком воды.

– Это ты свою недоучку Кристину наслушалась? – кривится она. То ли от вкуса лекарства, то ли от моих слов. – Она насоветует. Закон, может, и на нашей стороне, да только когда у людей есть деньги – он им не указ, – вздыхает тяжело. И добавляет примирительно: – Поешь чего-нибудь. Уже вечер, а ты так ни к чему и не притронулась.

Она демонстративно подходит к холодильнику, распахивая дверцу и гремя кастрюлями. Выбор из еды небогатый. За продуктами я так и не сходила, боясь даже на полчаса оставить Илюшу. Хотя здравый смысл нашептывал, что если Кравицкий захочет, то вряд ли я смогу ему помешать. А сейчас он просто играет со мной, как кот с мышкой.

– Ну хоть макароны разогрею? Или картошки пожарить? – не унимается мама.

Я понимаю, что спорить с ней бесполезно, поэтому соглашаюсь на картошку.

Мама идет на кухню, прихватив с собой пакет с овощами, а я сажусь рядом с Илюшей, помогая ему собирать пирамидку.

Визит сотрудников органов опеки оставил неприятный осадок. После их ухода я сделала генеральную уборку в комнате, перебрала вещи, закинула в стирку все мягкие игрушки Илюши.

Понимаю, что это вряд ли чем-то поможет, но мне нужно было хоть куда-нибудь деть негативную энергию. Ну и навести порядок. Как в вещах, так и в мыслях. Решить, что делать дальше и как выпутываться из ситуации.

Но пока ничего дельного, кроме как бежать, в голову не лезло.

– Нет, низя! Касный! – мотает головой сынишка, убирая мой кубик из пирамидки и ставя на его место красный.

– Хорошо. Красный так красный, – машинально соглашаюсь я.

И вздрагиваю от очередного стука в дверь. Пугаясь очередных гостей. Потому что, как показывает практика, сегодня никого и ничего хорошего ждать не стоит.

Мне жутко не хочется никого видеть, но стук повторяется. Изображать, что никого нет дома, не имеет смысла. В любой момент может вернуться мама с кухни. Поэтому, мысленно перекрестившись, я все же иду к двери.

– Леша? – вылетает удивленно, когда на пороге за букетом цветов я узнаю довольное лицо своего парня.

– Привет! Это тебе, – протягивает он презент.

Я теряюсь в первый момент, вспоминая, точно ли писала ему смс о том, что не смогу встретиться, или только хотела, но так и не сделала?

– Спасибо, но…

– Я решил, что форс-мажор не повод для того, чтобы отказываться от приятностей, а если честно – просто соскучился. Почти неделю тебя не видел! – оправдывается он.

– Четыре дня, – поправляю его, криво улыбаясь.

Не то чтобы я ему не рада, но сейчас я точно не настроена на романтик.

Хотя в чем-то он прав. Последние дни я совсем исчезла с горизонта. Даже писать ему перестала. Днем он работе, а вечером у меня были внеплановые занятия с учениками. То не вовремя, то некогда.

И даже сегодня, в нашу скромную, но все же дату, я отказалась встретиться.

– Я же говорю – целая вечность! Не переживай, я ненадолго. Просто забежал поздравить, обнять тебя. Впустишь или совсем нет минутки?

Становится стыдно. Лешка действительно хороший парень. Мы познакомились с ним, когда гуляли с Илюшей в городском парке. В какой-то момент сынуля неудачно упал, сильно поранив руку. Большое количество крови вызвало у меня приступ паники, а отсутствие под рукой дезинфицирующих и кровоостанавливающих средств и вовсе ввело в ступор.

Я позорно растерялась, не зная, куда бежать, кого звать, что делать в первую очередь.

Именно в тот момент мимо проходил Алексей. Быстро оценив обстановку, он скомандовал идти за ним, до машины на стоянке, в которой имелась аптечка. Рану промыли водой из бутылки, купленной в рядом стоящем ларьке. Замотали бинтом и на его авто помчались в ближайший травмпункт.

Он так четко и спокойно командовал, что я ни на секунду не засомневалась, выполняя все указания.

Благодаря ему все обошлось благополучно. Илюше наложили два шва и отпустили домой. Сынуля даже не плакал. Чего не скажешь о маме, которая чуть не поседела, пока сыну промывали и зашивали рану.

Леша не уехал. Ждал в коридоре. И предложил подвезти до дома, когда нас отпустили. Денег брать наотрез отказался, а вот номер телефона попросил. Так мы и начали вначале просто общаться по интернету, потом видеться, а после уже и встречаться.

Меня подкупило его отношение к детям. В частности, к Илюше. Лешка почти никогда не приходил с пустыми руками. Пусть это были недорогие знаки внимания, но он не забывал об Илье и никогда не игнорировал его, балуя всевозможными игрушками, фруктами, книжками. Всегда справлялся о его здоровье и с удовольствием возился с ребенком, когда приходил в гости. Такое отношение нечасто встретишь даже среди родных отцов, чего уж говорить о посторонних.

Сын подружился с ним довольно быстро, реагируя на каждый визит дяди Леши радостным визгом.

– Проходи, – смягчаюсь я.

Прижимаюсь к стене и пропускаю его в дом.

Леша целует меня в щеку, по-хозяйски входя в комнату. Правда, в следующее мгновение оборачивается и осторожно спрашивает:

– Я точно не помешаю?

– Нет, все в порядке.

– А почему отказалась от ресторана? – вглядывается пристально в лицо.

– Проблемы, – признаюсь честно.

Илюша узнает любимого гостя. Бросает пирамидку и бежит навстречу, протягивая ручки.

– Привет, богатырь! Ну как дела? Маме помогаешь? – подхватывает его Лешка, подбрасывая к потолку так, что у меня захватывает дух. Илюша смеется, цепляясь за крепкие мужские плечи. – Держи! Будет еще одна. – Достает из кармана небольшую коллекционную машинку и ставит на стенку, рядом с тремя подобными. – Соберем их все?

– Вуди! – восторженно хватает игрушку Илья.

Сын раскладывает на полу все свои автомобили, напрочь забывая о нашем присутствии.

– Ну так что? Расскажешь, что случилось? – разворачивается ко мне Леша.

Я тяжело вздыхаю, не зная, что ответить. Я не рассказывала ему о том, что сына изначально должна была отдать. И о том, как он стал моим ребенком, тоже молчала.

Да и сейчас не уверена, нужно ли говорить об этом. Но одна я не справлюсь, а больше обратиться за помощью мне не к кому.

Поэтому, взвесив все за и против, прихожу к мнению, что Леша имеет право знать.

Начинаю с самого начала. От кого узнала о клинике, почему пошла на этот шаг, как металась, не зная, что делать, когда от Илюши отказались биологические родители, как приняла решение оставить и воспитывать его, как родного. Аккуратно подвожу к событиям сегодняшнего дня.

Леша слушает внимательно, не перебивая. Хмурится иногда, барабаня пальцами по столу.

И, когда я с замиранием сердца заканчиваю свой рассказ, продолжает задумчиво молчать.

– Вот такие дела, – кусаю нервно губы. – Бежать мне некуда, а другого выхода я не вижу.

– Почему же некуда? – глухо отзывается Леша, глядя в одну точку. Я беспомощно развожу руками. – У нас пустует дом в деревне. В двухстах километрах отсюда. В соседней области. От бабушки остался. Конечно, не пять звезд, но жить вполне реально. Временно. Там и мебель вся, и посуда – ничего не забирали. Первое время можно остановиться там. А потом… у нас огромная страна. Езжай куда глаза глядят. Мне вот, например, Сибирь нравится. Я бы туда с удовольствием махнул, да повода не было. Вроде как есть какая-никакая работа здесь, чего дергаться? А так… – Он переводит взгляд на меня и ободряюще подмигивает. – Не бойся. Прорвемся. А вот продукты купить стоит сейчас. Одевайся, пока магазин открыт. Как раз на машине и привезем, чтобы не таскала лишний раз.

Его предложение насчет бабушкиного дома мне не по душе. Не знаю почему, но интуиция нашептывает, что это плохая идея. Я почти уверена, что подобным шагом могу спровоцировать еще большие неприятности.

Хотя, честно говоря, мне сейчас ничего не нравится. Как вариант, рассмотреть, конечно, можно. Позже. А вот предложение съездить за продуктами как раз вовремя.

– Лешенька! – чуть не роняет от радости сковороду с дымящейся картошкой мама. Она как раз в эту минуту возвращается с моим ужином. Ставит его на подставку для горячего и, суетясь, двигает к столу лишний стул. – Здравствуй, дорогой! А мы кушать собирались. Садись, садись. Тут на троих хватит, – заботливо командует она.

Вот уж кто рад моему парню больше меня. И даже больше Илюши.

Мама давно мечтала, чтобы я нашла достойного мужчину, вышла замуж. До знакомства с Алексеем она чуть ли не каждый день тонко намекала на то, что пора бы перестать перебирать кандидатов. У всех есть свои недостатки, и если я не научусь мириться с ними, то останусь никому не нужной старой девой. Наверное, самый большой страх мамы.

После смерти отца она поставила крест на своей личной жизни. И перенесла всю нерастраченную заботу и любовь на меня в двойном размере. Хорошо хоть, тут нет кучи знакомых, у которых замечательные сыновья! А то, чую, отбивалась бы я каждую неделю от женихов.

Поэтому, когда в моей жизни появился Алексей, мама нарадоваться не могла, предвкушая скорую свадьбу.

– Добрый вечер! Я ненадолго. Если только Соня не передумает, – приветливо улыбается Леша.

Но от приглашения присоединиться не отказывается. Он в принципе никогда не перечит будущей теще. Чем еще больше заслуживает ее доверия.

Ужин проходит в спокойной семейной обстановке. Картошка в этот раз у мамы получилась на ура: вкусная, с хрустящей корочкой. Леша с аппетитом уминает всю тарелку и, что уже характерно, вовсю нахваливает хозяйку.

– Ну что, поехали? – вспоминает он, когда трапеза заканчивается.

– Сейчас, только Илюшу соберу, – киваю согласно.

– Зачем? Можешь его дома оставить. Я присмотрю, – вклинивается мама, предлагая свою помощь.

– Нет. Он поедет со мной. Леш, дай нам пять минут.

Я отвожу взгляд от растерянной родительницы. Но именно сейчас я боюсь расставаться с сыном даже на полчаса. Кто знает, какими методами решит действовать дальше Кравицкий. А мама вряд ли сможет противостоять амбалам Германа. Хотя и я тоже. Но все же, когда сын со мной, мне спокойнее.

Переодевшись, мы выходим во двор. Леша ждет нас в машине.

Я невольно осматриваю территорию, ожидая наткнуться на какой-нибудь массивный джип, полный бритоголовых секьюрити. На улице гоняет детвора, сидят соседки на лавочке, какая-то девушка, стоя у качелей, печатает что-то в телефоне. Ничего подозрительного.

Я полной грудью вдыхаю свежий воздух и, убедившись, что все в порядке, сажусь с сыном в машину.

Дорога до гипермаркета занимает минут десять. Пробок уже нет. Мы спокойно катимся по пустынным улицам, открыв окна и наслаждаясь вечерней прохладой.

Уже в магазине, вспомнив про визит органов опеки, я набираю в первую очередь кучу фруктов и детского питания. Наверняка они наведаются еще. И в этот раз я должна быть готова.

– Соня? – тихо окликает меня Леша. – Это твоя соседка? – указывает взглядом на ту самую девушку, что встретилась нам во дворе с телефоном.

Сейчас она с интересом изучает товар на полках в соседнем ряду. В груди леденеет. Воздух становится тяжелым, вязким, отравленным.

Может ли это быть совпадением? В конце концов, люди часто посещают именно этот гипермаркет. Тут самые доступные цены, частые акции, огромный ассортимент товаров.

Я отрицательно машу головой, стараясь не привлекать внимания. Леша смотрит исподлобья.

– Пойдем на кассу? Я уже все взяла, – прошу тихо.

Мы оплачиваем покупки и выходим из здания. Садимся в машину.

Я без слов понимаю, чего ждет Алексей, не отъезжая.

– Давай кое-что проверим? – предлагает он, не сводя взгляда с незнакомки, которая садится на пассажирское сиденье неприметной старенькой иномарки.

– Что? Как?

– Проедем еще по парочке магазинов? Может, нам действительно показалось?

Глава 7

На улице плюс двадцать пять. Дневная жара постепенно спадает. Ей на смену приходит мягкая вечерняя прохлада.

Я нахожу Илюшину кепочку, и мы выходим во двор.

На улице все так же тихо, спокойно, но теперь я точно знаю, что где-то совсем рядом дежурят люди Кравицкого. Мы с Лешей проверяли это уже не раз. И в каждый такой эксперимент убеждались, что далеко нам уйти не дадут.

Хотя, кроме этого, в последние дни никто больше не тревожил. Ни органы опеки, ни другие неприятные личности.

К слову сказать, сейчас к визиту первых я была готова в любую минуту. Нет худа без добра. Если раньше я могла лениться и не убирать сразу же игрушки Илюши, вовремя не заправить кровать или не сходить в магазин, то больше подобных вольностей я себе не позволяла. Стала практически образцовой мамой.

К тому же неизвестно, каких еще козней мне стоило ждать от этой семейки. Вдруг они завтра телевизионщиков на меня натравят? Или блогеров?

Леша, правда, был иного мнения. Он уверял, что меня просто берут на измор. Накручивают, запугивают, подводят к тому, чтобы я сама добровольно отдала им сына.

Возможно, так и есть, но рисковать я не готова.

Мы идем к детской площадке, где находится любимая горка Ильи. Сынишка тянет руки и, как только я расстегиваю страховочные ремни на коляске, тут же бежит к игровому комплексу.

Скатывается несколько раз, но спустя пять минут увлекается детишками постарше, катающимися на велосипедах. Я хотела купить ему этим летом трехколесный, но потом то цена не устраивала, то денег не было. Решила повременить до осени. Как раз когда на них пойдут хорошие скидки.

Догнать никого из ребятишек у него так и не получается, и сын обиженный возвращается ко мне. Смешно дует губы, выпрашивая, чтобы его пожалели.

– Илья, сынок, иди сюда! Посмотри, что я тебе приготовил? – слышу знакомый голос и вздрагиваю от неожиданности.

Это самый обычный двор. С самыми обычными многоэтажками времен Брежнева, а то и Хрущева. И детская площадка, наверное, тех же лет, кроме нашей любимой спиральной горки с домиком. Поэтому очень странно среди людей со средним, а то и низким доходом увидеть самого настоящего миллиардера.

Правда, сейчас Герман ничем не отличается от местных горожан. Бело-голубая футболка, светлые штаны, кроссовки. Рядом с ним нет шкафоподобных секьюрити, дорогого авто или модельной внешности жены. И он ничем не отличается от отдыхающих на лавочках пап снующей рядом детворы.

У его ног стоит новенький блестящий детский электромобиль с яркими наклейками на черном фоне. И это, пожалуй, единственное, что выбивается из общей картины обычного среднестатистического мужчины. Потому что даже без ценника я вижу, что стоит этот мини-джип целое состояние.

Илюша застывает, узнавая отца, и радостно улыбается. Тычет пальцем на малышковый транспорт и с горящими от восторга глазами восклицает:

– Биби! Мама, биби!

Хватает меня за руку, ведя прямиком к Герману. Не замечая, что у меня сердце застряло где-то между грудной клеткой и горлом. Встав комом и перестав биться от такого внезапного сюрприза.

Конечно, глупо было бы думать, что он забыл о сыне. Но кто мог подумать, что Кравицкий сам снизойдет до встречи с ребенком в привычных для Илюши условиях. Не вызовет к себе в резиденцию, не закажет самолет для прогулки по парижскому Диснейленду, а приедет сюда. Сам!

– Добрый вечер, София! – приветливо растягивает он губы в некоем подобии улыбки.

Синие глаза смотрят на меня изучающе. Но хотя бы без враждебности и презрения, как было в нашу первую встречу.

– Здравствуйте, – киваю сухо.

И наконец-то выпускаю из легких воздух.

Илюша крутится вокруг электромобиля, осторожно трогая двери, зеркала, фары. Ему так нравится, что у меня язык не поворачивается одернуть его. Да он и не поймет. А у меня денег не хватит купить ему такую игрушку. Это как несколько велосипедов. Причем самых дорогих.

– Какими судьбами к нам? И почему один? – срывается язвительное с языка.

Я злюсь. На него – за то, что купил такую дорогую вещь, на себя – за то, что нет возможности делать сыну подобные подарки, на местную ребятню – за то, что любопытными зеваками слетелась поглазеть. На то, что вместо того, чтобы схватить сына в охапку и бежать, я стою тут и подсознательно любуюсь отцом своего ребенка. Его ростом, шириной плеч, атлетической фигурой и породистыми аристократичными чертами лицами. Сравниваю с сыном. Илюша похож на Германа. Со стороны без всякой экспертизы ДНК видно. И в душе неожиданно расцветает гордость. Что мой богатырь тоже вырастет красивым.

– А с кем вы меня ожидали увидеть? – ведет насмешливо бровью Кравицкий.

У меня в голове всплывает картинка: Татьяна Анатольевна с ее высокомерным взглядом, и с глаз почти сразу же спадает пелена.

– Например, с женой? Или с органами исполнительной власти. Чтобы наверняка!

Герман непонимающе хмурится. Отвлекается на минуту, помогая сесть сыну в машину, показывает ему рычаги управления и снова переводит внимание на меня.

– У жены важные дела. А при чем здесь исполнительная власть?

Его слова на секунду трогают мое сердце. Я уверена, что у Германа более чем достаточно дел, но он выбрал минутку, чтобы приехать сюда. Не подгадывая заранее. Потому что наш с сыном график ему неизвестен.

А вот у Александры времени не нашлось.

– Ну как же? Пригрозить, показать свою власть? – намекаю открыто.

– Кому? Зачем? Не понимаю вас, – удивляется так натурально, что будь я посторонним человеком – поверила бы.

Илюша жмет на педаль газа. Электромобиль реагирует, срываясь с места, и я, не желая дальше препираться и оставлять сына без присмотра, бросаю:

– А вы у Татьяны Анатольевны спросите. Она напомнит. – И бегу догонять мини-джип.

Больше к этому разговору мы не возвращаемся, но с лица Кравицкого не сходит задумчивая морщина на переносице. Он не лезет ко мне с угрозами. Не пытается проявить агрессию. Просто наблюдает, как играет сын. Иногда даже помогает ему забраться на горку.

Только вот мне все равно не по себе от его присутствия. Отчасти из-за того, что сердце щемит, когда смотрю на их общение с Илюшей.

Я могу ошибаться, могу придумывать то, чего нет, но материнское сердце невозможно обмануть. Оно чувствует то, что не заметно глазу. И я уверена, что из Германа получится идеальный отец. Я готова это признать.

Только не для Илюши.

Для других деток.

– Папа! – неожиданно четко выговаривает Илья и, раскрыв ручки, скатывается прямиком в объятия отца.

Я застываю каменным изваянием. Это слово острым лезвием полосует меня.

Как?

Откуда?

Я его этому не учила!

Кравицкий широко улыбается, встречая сына у подножия горки. Я вижу, как на его красивом лице появляется сеточка мелких морщин у глаз и взгляд становится добрее, мягче.

Большой опасный хищник в один момент превращается в ласкового ручного кота под воздействием одного-единственного слова, произнесенного ребенком.

Я видела, как умиляются женщины каждому шагу или действию малышей, но даже не предполагала, что и некоторые мужчины не остаются равнодушными в таких ситуациях. Все-таки мы слишком разные, чтобы ждать от противоположного пола схожих эмоций.

Мужчины реагируют на детей, когда те уже постарше. Когда можно взять сына или дочь на рыбалку, похвастаться спортивными успехами своего чада. Когда ребенок блещет талантами, учится на отлично, увлекается чем-то близким отцу. А вот чтобы такой малыш приводил отца в восторг простым наивным «папа» – такого мне не приходилось видеть.

До сегодняшнего дня.

И это лишает уверенности.

Через час у Германа звонит телефон. Я выдыхаю с облегчением, когда понимаю, что это важный звонок. И где-то срочно требуется присутствие Кравицкого. Он заканчивает разговор на недовольной ноте, а после подходит ко мне.

– Возьмите, это вам, – протягивает небольшой тонкий конверт.

Я с опаской смотрю на его руку.

– Что это? – спрашиваю осторожно.

– Банковская карта. С пин-кодом. Здесь часть денег, которые я обещал вам за сына. Другая часть появится там сразу же, как только вы передадите Илью нам.

– Спасибо, но мне не нужны ваши деньги. И сына я не отдам, – делаю шаг назад.

Шарахаясь от него так, словно у него в руках ядовитая змея.

– София, давайте рассуждать здраво. Илья – мой ребенок. Не хотите добровольно – я подам на установление отцовства. Докажу через суд, что это мой сын. А также что финансовое положение отца лучше, чем матери. И заберу его у вас таким способом. Только тогда вы не получите ни копейки. А вот проблем наживете – я вам гарантирую. Единственное, почему я еще не закатал вас в бетон, – это снисхождение к вашим материнским чувствам. По крайней мере, других предположений, зачем вам понадобился чужой ребенок, я не нашел. Пока не нашел.

– Вы же сами от него отказались! – вылетает на эмоциях.

Меня вообще возмущает его позиция: вначале бросить «разбирайся сама, как хочешь», а потом переложить всю вину на меня. Типа не они передумали два года назад, не они исчезли, оставив меня одну с ребенком на руках, не они…

– Ничего умнее придумать не могли? – усмехается он уголком рта. – Это был желанный ребенок. Вы можете сколько угодно отрицать и оправдываться, в какой-то мере я даже могу вас понять, но не нужно пытаться убедить меня в том, чего я бы никогда не сделал.

– Ваша жена!

– И Саше невыгодно подобное. Так что давайте не будем спорить?! – Его взгляд становится колючим.

Я ощущаю, как у него меняется настроение. Как опасный хищник вновь выпускает когти. И понимаю, что он прав: у него своя правда, не знаю, кем продиктованная, но переубедить его у меня не получится. Сейчас – так точно.

– Уберите! И не появляйтесь больше рядом с нами! Я буду бороться за своего сына до последнего! Можете сколько угодно угрожать.

На мгновение мне кажется, что я вижу в его глазах восхищение. Всего лишь на мгновение. А после их снова затягивает ледяная синева.

– Не пытайтесь убежать. Даже не рассматривайте этот вариант, – предостерегает он жестко.

Целует сына на прощание, а после, пока я отвлекаюсь на телефон, вкладывает мне свой проклятый конверт в сумку. И, пока я не успела опомниться, быстро покидает площадку.

Глава 8

– Где вы были? Я искал вас в парке, не нашел, – встречает нас у дома Леша.

После того, как я рассказала ему о Кравицких, как мы поняли, что за мной постоянно следят, он стал приезжать каждый день. Без звонка и предупреждений. Часто неожиданно. Как снег на голову. Вот как сегодня.

Я была уверена, что Леша на смене и не появится как минимум до одиннадцати вечера. А он стоит у подъезда, засунув руки в карманы, и угрюмо смотрит на меня исподлобья.

– Мы были на детской площадке. В соседнем дворе.

Илюша катится рядом на своей новой игрушке. Жмет на газ и дает круг рядом с качелями.

– Ты купила ему эту ерунду? – замечает Леша, кивая на электромобиль. – Серьезно? Тебе не жалко денег? Особенно сейчас, когда у нас такие проблемы? Соня, ты чем думаешь? – накидывается с порога.

Почему-то после его слов про ерунду становится обидно. Да, я бы сама при нынешнем доходе не потянула такую покупку. Если только в кредит. Но, глядя на счастливого Илюшку, рассекающего на своем личном авто по двору, понимаю, что ради его улыбки не пожалела бы средств.

– Это не я. Герман приезжал, нашел нас на площадке. Он и подарил, – невольно улыбаюсь, наблюдая, как сын ловко объезжает препятствие.

– Герман? – вкрадчиво переспрашивает Леша. Я не сразу чую подвох, а когда понимаю, куда он клонит, становится поздно. – Как интересно получается. Прошло всего ничего времени, а он уже стал своим! Не по имени-отчеству, а прям как закадычные друзья. Или уже больше? Сонь, а может, ты уже передумала? Скажи честно?

– Ты о чем?

– Он посылает за тобой машину, приглашает домой, теперь гуляет вместе с вами, дарит подарки. Что дальше? – испепеляет таким взглядом, словно все перечисленное им происходило по моей инициативе.

– Леша, не перегибай.

– Завтра он предложит тебе стать любовницей и родить им с женой второго? А может, еще поселит рядышком под боком? Третий ведь не лишний? А чего отказываться, да? Тем более когда там такие бабки на горизонте маячат. Это же не простой работяга, это олигарх! Скажи честно: вот это ведь не единственный его презент за сегодня? – тычет он в сторону игрушки Ильи. – Тебе ведь тоже наверняка что-то перепало?

Я вспоминаю про конверт, лежащий в сумочке, и чувствую, как у меня вспыхивают щеки. Да, я не хотела его брать. Да, это была не моя инициатива.

Я в любом случае не собиралась пользоваться этими деньгами, даже проверять не стала, сколько там, но не выкидывать же его на улице?!

– Я прав, да? Признайся? – пристает он, точно считывая мою реакцию.

Мне не нравятся его претензии. Да и то, что с ним происходит. Эта едкая злость во взгляде, ядовитый тон и обидные обвинения.

Неужели Леша действительно верит в то, что говорит? Да, мы не так давно знакомы, но я не давала повода сомневаться в себе.

– Мне не нужно ничего от Кравицкого, – отрицательно мотаю головой.

– Правда? А это тогда что? – снова указывает в сторону Илюши.

– Папа дал, – счастливо улыбается сынишка, подъезжая к нам и хвастаясь своим подарком.

Не понимая, что еще больше подливает масла в огонь.

Мне остается лишь до боли закусить губу от бессилия.

Леша щурится, молчит несколько секунд. Я вижу, как от рвущейся наружу ярости у него раздуваются крылья носа, как буквально затягивает пеленой взгляд.

– Папа, значит? Вот как? – цыкает с горечью.

– Леша, пожалуйста, перестань! Я не хочу с тобой ссориться. Я действительно ничего не просила у Кравицкого. И не собиралась брать. Он сам… – запинаюсь на полуслове.

Наверное, мне и правда нужно было не принимать этот мини-джип. Оставить его прямо там, на детской площадке. Развернуться и уйти в первые же минуты появления Кравицкого. Но я смалодушничала. Да и Илюша так вцепился в собственный транспорт, что я даже не представляю, как смогла бы объяснить ему, почему мы не можем взять электромобиль домой.

– Я понял. – Леша отталкивается от стены и демонстративно шагает прочь.

Всем своим видом показывая, что разговор окончен.

– Подожди! Да стой же! – догоняю его спустя несколько секунд. Когда понимаю, что он не шутит. Что он сейчас уйдет и наши отношения рухнут, так толком и не начавшись. – Ну что я должна была сделать? Отобрать игрушку у ребенка? Мое отношение к этим людям не поменялось, Леш, пойми! Слышишь меня? – Хватаю его за плечо и разворачиваю к себе.

Заглядывая в лицо с мольбой.

Чертов Кравицкий, решивший не только отобрать у меня ребенка, но и сломать мою личную жизнь! Вот откуда он взялся? Где был эти два года?!

А теперь с его появлением все летит к чертям!

– Слышу, – неожиданно спокойно реагирует Леша. Даже странно. – А давай уедем на выходные за город? Отдохнем, воздухом свежим подышим? – предлагает он, словно и не было никакой ссоры только что.

Я застываю, растерянно хлопая глазами от такой смены настроения.

– Не получится. У меня занятия назначены, – вздыхаю расстроенно.

– Ладно. А сейчас не хочешь покататься? – смотрит обреченным взглядом.

Так проникновенно, что я начинаю чувствовать себя виноватой. Он сорвался, приехал сюда, искал нас, пока я проводила время в обществе другого мужчины.

Возможно, окажись сейчас я на месте Леши, точно так же отреагировала бы.

А может, еще и скандал на почве ревности закатила бы.

– Может, посидим тут, на лавочке? – делаю слабую попытку отказаться.

– Тут соседи из каждого угла глазеют. Даже обнять, прижать тебя к себе нельзя. Сразу таким взглядом смотрят, как будто мы чем-то плохим занимаемся. Ну ладно. Как хочешь, – окончательно разочаровывается он и бредет к своей машине.

Я оборачиваюсь на Илюшку, прикидываю, сколько у нас времени до ужина, смотрю на часы и, взвесив все, прихожу к выводу, что часик мы еще можем погулять.

– Хорошо, Леша, подожди. Я согласна. Только транспорт домой закатим.

Сразу расстаться с новой игрушкой у нас не получается. Мне приходится несколько минут терпеливо объяснять сыну, что никто его машинку не заберет, что мы обязательно вернемся и он еще покатается на ней. Но уже не сегодня.

После такого разговора Илюша нехотя, но все же разрешает занести его авто в дом.

Вещь дорогая, и оставлять ее в общем коридоре я не решаюсь. Подъезд у нас открытый. Мимокрокодилов хватает. Убираю в специальную подсобную комнату, где у жильцов нашего этажа хранятся велосипеды, самокаты, всякие остатки материалов от ремонта и прочая хозяйственная ерунда, которой не нашлось места в жилых помещениях. Она запирается на замок, а значит, чужой точно не попадет.

– Соня, вы вернулись? Тебя Леша искал, – встречаю маму, возвращающуюся из кухни.

– Знаю. Мы встретили его у подъезда. Мы еще чуток погуляем с ним и придем. Часик где-то, не больше.

– Отлично. Как раз рагу успеет сготовиться. Мясо в этот раз жесткое, – сетует она. – И Лешу зови на ужин.

– Хорошо, – киваю на автомате.

Закрываю замок на двери и бегу во двор.

Леша уже усадил Илюшку в детское кресло и ждет меня в машине. У него старенькая, но вполне приличная иномарка.

– Ты взяла с собой телефон? – спрашивает он, когда я захлопываю дверь.

– Блин! В багажнике Илюшкиного джипа остался. Подожди, я сбегаю?

– Не надо. Ты же со мной. Что может случиться? – категорично перебивает он.

И, не давая мне опомниться, трогается с места. Я теряюсь от такой реакции. По сути, он прав, но вот без связи в кармане я все же чувствую себя неуютно.

– Ну, в принципе, да. Мы же ненадолго? – спрашиваю неуверенно.

Он подтверждает и выруливает на центральную дорогу. Уже традиционно за нами увязывается незнакомый автомобиль.

– Достали! – злится Леша, замечая сопровождающих.

Резко дает вправо, въезжая в один из дворов через арку, делает круг и уходит в незаметный проход между домами. Этот проезд ведет к гаражам, а там петляет между ними. Он неприметный. Еще недавно там стоял заградительный забор, но, видимо, его все же снесли. А теперь образовалась лазейка.

Леша ловко маневрирует между зданиями. Несколько минут, и мы снова оказываемся на проезжей части улицы, быстро вливаясь в движущийся поток машин.

Я оглядываюсь назад, но черного хэтчбека уже не видно. То ли не понял, куда мы ушли, то ли заблудился в проездах. Удивительно, но мы действительно смогли оторваться от них!

– Йо-хоу! – ликую, радуясь в первый момент. – Похоже, получилось!

– Кажется, да, – спокойно констатирует Леша, бросая частые взгляды в зеркало заднего вида.

Я расслабляюсь, откидывая голову на подголовник, и позволяю себе полюбоваться видом из окна. Когда ты понимаешь, что избавилась от назойливой слежки, даже дышать становится легче.

Мы спокойно катимся по улицам, приближаясь к концу города. Тут много новостроек, развлекательных центров. Разбиваются парки. Есть на что посмотреть.

Но когда мы проезжаем последние дома и знак-указатель населенного пункта, где-то внутри просыпается тревожный звоночек.

– А куда мы едем? – решаюсь задать важный для меня вопрос.

– Просто катаемся, – цедит странным голосом Леша.

Таким, что я понимаю: его «просто» совсем не просто. Но пока еще не хочу верить в плохое.

Молчу минут десять, наблюдая, как мимо окна пролетают заросшие травой пустыри. Немного погодя пойдут поля, а дальше – поселки и деревни.

– Кажется, мы уже далеко, – намекаю аккуратно.

– Нет.

– Но я не хочу уезжать из города. Я обещала маме вернуться через час. А так мы и на два застрянем влегкую.

Леша молчит, не желая отвечать. Только прибавляет газ, увеличивая и без того немаленькую скорость. Мне становится страшно.

– Куда ты так гонишь? – не выдерживаю, когда он опасно вылетает на встречную, обгоняя грузовик. – Леша, что происходит?

Вот теперь я точно понимаю, что это не простые покатушки. И он целенаправленно куда-то мчится. А еще вспоминаю об оставленных где-то позади преследователях, которых он явно специально скидывал с хвоста. И про забытый мною телефон.

Пазл постепенно начинает складываться.

– Леша!!! – кричу, цепляясь за ручку двери, когда он снова вылетает на встречную.

Стрелка на спидометре зашкаливает, показывая какие-то нереальные цифры. Мы едем, превышая чуть ли не вдвое!

– Все хорошо. Скоро будем на месте. Это сюрприз, – отзывается убийственным тоном.

– Какой, к черту, сюрприз? Ты нас на тот свет везешь?!

– Успокойся! – командует грубо.

– Как? – Вдох-выдох. Соня, дыши. Просто дыши. – Останови машину! Леша?!

– Нет.

– Да почему?! Объясни? Что происходит?

– Потому что я не хочу тебя потерять! Потому что я уже проходил это! Так понятно? – срывается он, с силой ударяя ладонями по рулю. И все же немного сбрасывает скорость. Дышит часто, не отрывая взгляда от дороги. – Пару лет назад я жил с девушкой. Почти два года. Думали о детях. Планировали пожениться. Она тогда устроилась на новую работу и жаловалась, что начальник пристает. Платили там хорошо, а я попал под сокращение. Поэтому не придал значения ее словам. Нужны были деньги, и я решил отмахнуться от проблемы, проигнорировал ее жалобы. Посчитал, что она преувеличивает. Время, когда можно было получить хорошую должность через постель, прошло. Сейчас никто не ведется на это. Всем нужны реальные специалисты. Да и женщин кругом навалом. Что он, кроме моей Наташки, никого больше найти не сможет, думал я. Ну побегает, получит отказ и успокоится. Да и она через какое-то время замолчала. Премию получила, зарплату подняли. Я радовался, как идиот. Жена не будет сидеть на шее, копеечку принесет в дом. Тем более сам долгое время находился в поиске работы. А через несколько месяцев она призналась, что беременна. Не от меня. От него, – замолкает он на мгновение, сглатывая нервно. – Купил он ее все-таки, понимаешь? Мою! Наташку! Я после этого месяц из запоя не выходил, пока в больничку не загремел. Не мог смириться. Понять. Поверить. Принять! Видел ведь все изменения, а вместо того, чтобы пресечь, сам под него же ее и толкнул. Сам! – Леша тяжело вздыхает, переключая скорость на повороте, и шумно цедит воздух сквозь зубы. – Жениться он на ней не женился, но ребенка признал. Квартиру купил, обеспечил, – перечисляет со злостью. – И вот история повторяется! Я только было поверил в чудо, в то, что остались на этом свете непродажные женщины, что у меня, наконец, появится семья, и на тебе! Снова все как по сценарию! Вылезает откуда-то олигарх и хочет усыновить ребенка! Который каким-то чудом оказывается ему родным! Подарки пошли, совместные прогулки, а дальше что? Ты тоже ляжешь под него?!

– Прекрати!

– Вот пока до этого не дошло, я и хочу пресечь на корню! Чтобы даже мысли не возникло. Чтобы… Ах ты, ч-черт! – выплевывает раздраженно.

Я не сразу понимаю, в чем дело. Леша умолкает, сильнее сжимая руль. Жмет на газ.

И только тогда я слышу клаксон машин за спиной. А в зеркалах дальнего вида отражается свет моргающих фар.

За нами мчатся два внедорожника, требуя остановиться. Не нужно быть ясновидящей, чтобы понять, кто это. А главное – за кем.

Сердце валится в пятки.

Леша устроил это бегство, совершенно не спросив моего мнения. Не задумываясь о последствиях. Действуя на эмоциях.

А расплачиваться за его глупость буду я. Нет, я не понимаю его. Не сочувствую и не жалею.

И за грехи его бывшей девушки тоже не обязана страдать. Но, кажется, так и будет.

– Леша, не глупи! Останови машину. Они все равно догонят нас. Будет только хуже. Ты не знаешь, что это за люди и на что они способны! Пожалуйста! – взмаливаюсь я.

Но он словно не слышит меня. Отгораживается невидимым глухим забором, не сводя стеклянного взгляда с дороги.

А у меня в животе все переворачивается.

Я попала между молотом и наковальней.

На такой скорости мы с большой долей вероятности можем попасть в аварию. И будет чудо, если останемся живы.

А если остановимся и отдадимся в руки людей Кравицкого, то, боюсь, Илюшу я больше не увижу.

Я чувствую, как у меня леденеют руки. Как в горле встает ком, мешая дышать.

Почему я за прошедшие месяцы не разглядела в Леше нервного, неуравновешенного типа? Как могла доверять ему?

Он ведь всегда был спокойным, вежливым, внимательным. Заботливым.

Да, иногда раздражал настойчивостью в некоторых моментах, но не настолько, чтобы заподозрить неладное!

В голову лезут мысли, что маньяки часто производят впечатление вполне себе дружелюбных и порядочных людей. Еще и примерные семьянины.

Неужели он один из таких?

Один из внедорожников догоняет нас и резко начинает сигналить, прижимая к обочине. Я прикрываю глаза, вспоминая все молитвы, которые знала. Только бы все закончилось благополучно!

– Останови машину! – твержу как мантру.

Если бы можно было, я бы вырвала у него из рук руль и нажала на тормоз. Но любое мое вмешательство приведет к еще более плачевным последствиям. Поэтому я только уговариваю, прошу, требую сбавить скорость и подчиниться требованиям наших преследователей и сижу смирно.

В какой-то момент от страха я вообще перестаю чувствовать тело. Оно немеет, скованное паникой. И не верю своим глазам, когда впереди неожиданно появляется пробка из автомобилей, перекрывающая дорогу.

– Твою мать! Ну как?! – орет Алексей не своим голосом. Крутит головой, ища съезд, но, увы, с одной стороны плотный ряд деревьев, с другой – оотбойник. – Приехали! – выплевывает зло.

Машина постепенно останавливается. Я вымученно выдыхаю, благодаря небеса. По крайней мере, у Леши не возникла мысль разбиться на скорости, влетев в столб или впереди стоящие авто, как иногда бывает в жутких новостях. Он, может, и псих, но не самоубийца.

А дальше все происходит как в кино, которое поставили на перемотку. К нам бегут несколько здоровенных мужчин, грубо вытаскивают Лешу из салона, скручивают ему руки, прижимая грудью к капоту. Подходят к моей двери, открывают, что-то говорят.

От пережитого стресса я долго соображаю. Понимаю только, что они предлагают пересесть в их машину. И что другого выхода у меня нет. А еще я вижу, как подъезжает третья иномарка. К тем двум, что ехали за нами. И из нее выходит сам Кравицкий.

Ну все. Похоже, я доигралась.

Он идет решительным шагом в нашу сторону. По непроницаемому выражению лица я ничего не могу понять, но стоит ему приблизиться и заглянуть в салон, как меня прошибает ударная доза негатива. Сковывает по рукам и ногам. Обдает ледяным холодом.

Я кожей ощущаю, насколько он зол, хоть Герман еще не сказал ни слова. Не сделал ни единого лишнего движения.

Он садится к нам в авто на место водителя, захлопывая за собой дверь. Отрезая таким образом от внешнего мира. И я сразу ощущаю, как сжимается капкан, в который я угодила подобно глупой птичке.

Кравицкий не кричит, не крушит ничего вокруг. Его ледяное спокойствие поражает. Он, как истинный хищник, умело загнал добычу в клетку и теперь наслаждается ее агонией.

Странно, но даже когда его амбалы были рядом, когда окружали, вытаскивали и скручивали Лешу, я не чувствовала себя настолько беспомощно, как сейчас.

– Ну и как далеко ты собралась? – спрашивает, наконец, Кравицкий, нарушая молчание.

Поворачивается ко мне и пригвождает взглядом к сиденью.

Я проваливаюсь в затягивающую синеву его глаз. Красивую и опасную. Очень опасную.

– Я не… Я все объясню, – выдыхаю первое, что приходит на ум. – Мы собирались…

– София, я не дурак, чтобы не сложить два плюс два. Ты получила деньги и решила разом убить двух зайцев? А может, прежде стоило подумать о том, что у тебя не хватит сил противостоять мне? – давит он, заставляя заткнуться.

Я стискиваю челюсть, понимая: на фоне того, что произошло, любые мои оправдания будут звучать жалко.

Что бы я сейчас ни сказала.

Можно, конечно, придумать байку об умирающей бабушке, которой срочно понадобилась помощь, но, боюсь, Кравицкий быстро распознает обман.

Я уверена, что через пару часов, а то и раньше, он точно будет знать, что никакой бабушки в той стороне, куда мы ехали, ни у меня, ни у Леши нет. А новый обман окончательно подорвет наши и без того сложные отношения. И принесет мне кучу новых неприятностей.

Я открываю рот, чтобы снова пролепетать что-то в свое оправдание, но меня останавливает насмешливо выгнутая бровь Кравицкого, и внутри внезапно переключается тумблер.

А какого черта? А если бы действительно произошла такая ситуация? Бабушка, мама, форс-мажор? Обязательное мое присутствие на другом конце света? Я теперь обязана отчитываться о каждом шаге незнакомому мне человеку? И зависеть от его капризов?

Нахожу в сумочке конверт с банковской картой, который так и не вскрывала. Швыряю ему на колени.

– Вы кое-что забыли. Я не брала у вас ничего. Но вы склонны интерпретировать ситуацию так, как вам удобно. Цепляетесь за любую мелочь, подсылаете ко мне людей из органов опеки, угрожаете, впихиваете свои деньги, а после обвиняете в том, чего не было! Очень удачная позиция! Я свободный человек. И если у меня в планах погулять в соседнем городе – я имею на это право! – прорывает меня.

Страх и паника отступают. И на смену им приходит негодование.

Усмешка сползает с его лица. Ожидания моей быстрой капитуляции не подтвердились.

– Будете иметь. Сколько угодно, – поджимает губы Герман. – Когда подпишете отказ. А сейчас выходите из машины. Илья поедет со мной.

– Что? – не верю своим ушам. – Куда? Вы издеваетесь?

– Я дал вам достаточно времени для принятия правильного решения. И не только времени. – Он берет в руки конверт, вертит его между пальцев, хмыкая недоуменно, и убирает к себе в карман. – А вы, вместо того чтобы распорядиться ими правильно, делаете одну глупость за другой. Мне надоело. Да и толку от этого я не вижу. Выходите.

– Подождите, что значит с вами? А я? А Леша?

– Вашего Лешу, – кривится, произнося имя моего парня, – мои ребята отпустят сразу же, как только вы сделаете то, что я вам говорю.

Герман выходит из авто, обходит его и дергает ручку двери с той стороны, где сидит Илья. Сын, который до этого сидел на редкость спокойно, внезапно пугается. Жмется вбок, оглядываясь в поисках помощи на меня.

– Мама, учки! – просится ко мне. Герман наклоняется, пытаясь расстегнуть ему ремень безопасности, что еще больше усугубляет ситуацию.

Илюша то ли не узнает его, то ли тоже ощущает опасность, исходящую сейчас от отца, и плаксивый тон переходит в настоящий плач. Громкий, с надрывом и истерическими нотками.

– Мама! Учки! Мама-а-а! – захлебываясь слезами, орет сын, просясь ко мне на руки.

Я со злостью отпихиваю Германа, нажимая на замок безопасности на удерживающих ремнях. Перетягиваю Илюшу к себе на колени и прижимаю к себе. Шепчу успокаивающие слова, глажу по голове.

Кравицкий не вмешивается. Каменной статуей стоит рядом, молча наблюдая за происходящим. И только сжатые в кулаки кисти рук выдают его состояние.

Сынишка замолкает не сразу. Обнимает меня за шею, пряча носик на груди.

– Но-но-но! – обиженно грозит он пальчиком отцу.

Бежать нам некуда. У меня даже телефона нет, чтобы вызвать помощь. Но сдаваться я не собираюсь.

– София, выходите, – каким-то обреченным голосом хрипит Герман. – Вы тоже едете со мной. Поторапливайтесь, у меня мало времени. Я жду вас в машине.

Глава 9

Я никогда не испытывал таких душеразрывающих, мучительных чувств, как сегодня. Не злость, не разочарование, не обиду – нет. То, что я ощущаю именно сейчас, не поддается описанию.

Слишком много оттенков разных эмоций смешалось в ядерном коктейле, что плещется у меня внутри. И вместо того, чтобы сломать и наказать, я… протягиваю руку.

Зная, что могу пожалеть об этом, понимая, что нужно действовать по-другому. Жестко, серьезно, как и советовала Саша. Но каждый раз, когда вижу суррогатную маму вместе с моим сыном, что-то внутри меня сопротивляется. Тормозит, удерживая от опрометчивых шагов, и заставляет использовать более гуманные методы.

Как сегодня. Когда я снова пытался договориться. Достучаться до разума Софии. И в который раз выставил себя идиотом.

Простофилей.

Я пытаюсь не думать об этом. Сосредоточиться на дороге. На предстоящих деловых переговорах, что должны начаться уже через полчаса. Да хотя бы на том, сколько я потеряю, опоздай на них.

А учитывая то, что нам еще ехать до дома черт знает сколько, такой вариант развития событий вполне реален.

Но в этот момент мне откровенно плевать.

На бизнес, на деньги, на репутацию. На все, кроме моего сына и этой девушки. Его суррогатной мамы.

Я сорвался за ними, как только получил первый звонок от своих ребят о том, что София бросилась в бега. Что она пыталась обмануть слежку, используя проверенные ходы. Но не учла несколько факторов. Например, того, что ее бойфренда охрана тоже держала на контроле и отслеживала по всем каналам. Так что ее бегство в любом случае было ошибкой.

Глупым непростительным шагом. И я бы давно избавился от суррогатной мамы, если бы не одно но. Я не хочу ломать психику ребенку.

Сильнее сжимаю руль, стараясь не отвлекаться от дороги. И не смотреть так часто в салонное зеркало заднего вида.

Илья успокоился рядом с матерью, с интересом поглядывая в окно. Спрашивает у нее что-то.

Для своего возраста он хорошо развит. Как физически, так и умственно. Большинство детей в его возрасте только начинают говорить отдельные слова, а он уже вполне неплохо изъясняется короткими предложениями.

Мы общались с ним всего ничего, а сын уже понял, кто я, и назвал меня папой. Вспомнил, когда увидел на детской площадке, обрадовался.

Я консультировался со специалистами. И все они в один голос утверждали, что не стоит рисковать в таких ситуациях. В младенчестве и до определенного возраста ребенок сильно привязан к матери. Внезапное разлучение его с близким человеком может сильно ударить по психоэмоциональному фону, и последствия будут непредсказуемыми. Кто-то просто поплачет и забудет, а кому-то потребуется серьезная медицинская помощь.

Экспериментировать я не хочу. Не хотел. До сегодняшнего вечера. Пока выходка Софии разом не перечеркнула мое лояльное отношение к ней. И все планы.

Я пролетаю на красный свет, погрузившись в свои мысли, и не замечаю, как проезжаю перекресток. Чудом избегая аварии.

Выдыхаю, приходя в себя. Так недалеко до беды. Не нужно было в таком состоянии садиться за руль. Дальше просто сосредотачиваюсь на дорожном полотне.

Наконец впереди показываются ворота дома. Мы въезжаем на территорию особняка.

– Киса мяу! – радуется Илья, замечая на террасе кошку Саши.

Это какая-то дорогая помесь африканской кошки с домашней, за которую жена отвалила около десятка тысяч зеленых и которую таскала с собой везде. Начиная от простых встреч с подругами и заканчивая поездками в Европу.

Поэтому сейчас, глядя на пятнистого, можно смело утверждать, что его хозяйка где-то рядом.

– Выходите. Приехали, – констатирую, останавливая машину.

– Мама, киса! Мам? – дергает ее сын.

София недоверчиво смотрит в сторону дома. Я понимаю ее опасения, но церемониться и уговаривать нет ни времени, ни желания.

– Да, солнышко, вижу, – выдавливает обреченным голосом. Она не торопится выходить, словно надеется, что ее отвезут обратно. – Что дальше?

– Я распоряжусь выделить комнату. Для Ильи подготовлена детская.

София растерянно переводит взгляд на меня:

– А вы?

– А я уже опаздываю на встречу.

– Я здесь не останусь.

– Пожалуйста. Я не держу. Вы можете быть свободны хоть сейчас. Но Илья останется здесь.

– Нет!

– Тогда вам придется согласиться с моими условиями, – отрезаю беспрекословно. – Иначе вы больше не увидите сына вообще.

Дальше спорить не вижу смысла. У нее есть два выхода, и выбор только за ней.

Она едва заметно кивает, будто и так была готова к чему-то подобному. Помогает Илье вылезти из машины, а после выходит сама.

Пацан тут же вырывается, заинтересовываясь котом, бежит к газону, вытягивая вперед ручки.

– Илюша, стой. Подожди!

– Марсель! – в унисон раздается голос Саши. – Чей это ребенок? Откуда? Охрана! Уберите это безобразие отсюда!

От ее визга шарахаются все. Кот, ребенок, Соня. Даже охрана начинает паниковать. Но, заметив меня, тушуются. Останавливаются в двух шагах, растерянно переводя взгляды между собой. Шестым чувством угадывая, что мальчишка здесь оказался не просто так. И он важнее любимого животного хозяйки.

– Все в порядке, – делаю знак рукой, чтобы никого не трогали.

Илья жмется к матери, показывая на то место, где еще минуту назад стоял пятнистый, что-то говорит ей. Но на меня уже смотрит с недоверием.

Саша не вовремя. Со своими бзиками в отношении питомца.

– Марсель, мальчик мой! Напугали тебя, маленький! – слышу со стороны беседки.

Жена выходит с котом на руках, возмущенно глядя в нашу сторону. Цокает каблуками, издалека давая прочувствовать градус недовольства. Конечно! Посягнули на святое!

Но как только подходит ближе и узнает, кто перед ней стоит, сразу меняет выражение лица.

– Сыночек! – тянет она радостно. Так приторно, что у меня скулы сводит. – Герман, ты наконец-то забрал его?! Боже, как я переживала. А няню предупредили? Она в курсе, что уже сегодня выходит на работу? Почему ты мне ничего не сказал? Не предупредил? – засыпает вопросами.

И при всей своей радости почему-то не спешит подходить к сыну. Хотя я предполагал нечто подобное.

Саша никогда не выказывала заинтересованности детьми, и даже когда мы планировали ребенка, инициатива исходила в первую очередь от меня. Она до последнего пыталась сопротивляться. Кошечки, подруги, светские мероприятия – это ее. А вот к детям, к сожалению, такой тяги она не испытывала.

Я видел это, но надеялся, что при рождении сына в ней взыграет материнский инстинкт, проснется любовь к малышу и мы сможем стать полноценной семьей. Но, увы, пока подобного за ней не наблюдаю. Либо же я слишком критичен.

– Няня будет позже. Пока передай, чтобы подготовили комнату для Софии рядом с детской.

– Что? Для кого? Для нее? – тычет пальцем в сторону суррогатной мамы.

София молчит, опустив голову и глядя на сына. Делая вид, что разговор идет не о ней.

– Для нее! – повторяю с нажимом.

Надеюсь, хоть жена не будет портить мне нервы и задавать глупые вопросы.

– Но…

– Делай, что говорю. Я буду к ночи. На ужин можешь не ждать. У меня дела.

– Герман! Герман, подожди. Стой! – Саша бросает своего любимчика кота и бежит к машине. – Любимый, что все это значит? Ты же не собираешься селить эту девку у нас дома? Ну, дай ей денег, раз уж так хочешь казаться добрым! Мы же не знаем, что она выкинет в этот раз! Какую аферу решит провернуть теперь уже тут, под нашим носом! Я не позволю! Тем более ты же видишь, что она способна на все? Сегодня решила сбежать с нашим ребенком, завтра обчистит наш особняк.

– Откуда ты знаешь, что она решила сбежать? – цепляют ее слова.

О том, что София мчится из города на всех парах, были оповещены только я и мои ребята из службы безопасности. Причем всего несколько человек.

– Я не знала, – хлопает она глазами, меняясь в лице. На долю секунды, но я успеваю заметить эту перемену. Кто-то слил ей информацию в обход меня. Не то чтобы новость была из разряда сверхсекретной, но сам факт мне не нравится. – Я предположила, – тут же оправдывается Саша. – Да тут и не надо быть ясновидящей, чтобы догадаться, что она выкинет нечто подобное. Это же ясно как божий день! Я предупреждала. Я буквально кричала тебе об этом! Только ты зачем-то пытаешься разглядеть в людях что-то хорошее. Герман, с момента аварии я тебя не узнаю! Что с тобой происходит? Почему ты готов слушать кого угодно, кроме меня? Как можно доверять этой проходимке?

– Идея с органами опеки была твоя? – вспоминаю обвинения Софии.

Хотя я почти не сомневаюсь. Вряд ли девушка без веских причин оперировала бы такими вещами.

Саша прикусывает губу.

– Я хотела узнать, в каких условиях живет мой ребенок, – не отрицает она. – Имею право. В конце концов, пока ты бездействовал, я пыталась хоть что-то сделать! И, между прочим, отчет был просто ужасающий.

– Почему не сказала об этом мне?

– А когда? – взрывается жена. – Ты вечно занят, весь в делах, к тебе не подступиться! Важные переговоры, поездки, ужины с партнерами. Ты даже, когда домой приходишь, ночуешь в другой спальне! Разве я не права?!

Мне нечего ей возразить. Последние месяцы я так и живу. Потому что, кроме работы, другого ориентира в жизни больше не вижу. Это не Сашина вина, но, увы, ей тоже приходится вариться во всем этом.

Однако сей факт не дает ей права действовать от моего имени за моей спиной. Я еще вернусь в данной теме. А пока…

– Саша, я все сказал. София остается у нас. Как надолго, сказать не могу. И это не тебе решать. Я больше скажу: даже не мне. Она тут в интересах здоровья нашего сына. Поэтому, будь добра, смирись и прими как должное. Самое главное сейчас – не травмировать психику ребенка. Вспомни советы специалистов. Окружи его заботой, любовью, вниманием. Сделай так, чтобы Илья начал считать матерью тебя, а не ее. И тогда можно будет говорить о том, чтобы избавиться от ее присутствия. Я доступно объяснил? – когда я говорю об уходе Софии, внутри вспыхивает странная волна недовольства. Какое-то собственническое чувство, не желающее расставаться… со своим?

Саша прожигает меня взглядом. Кусает губы, понимая, что возразить ей нечего. Она прекрасно осознает, что я прав и в данном случае действую верно. Но смириться все равно тяжело.

– Пообещай мне, что вышвырнешь ее сразу, как только исчезнет необходимость в ее присутствии? Сразу же!

Я медлю с ответом. Перевожу взгляд в сторону Софии, которая словно забыла о нашем существовании. Она сидит рядом с Ильей на корточках и что-то рассказывает ему, улыбаясь и указывая пальцем на фигуры из стриженого кустарника. Красивые черты лица расслаблены, а глаза буквально светятся неподдельным трепетом по отношению к ребенку.

Я на мгновение замираю, впитывая исходящие от них с сыном флюиды нежности и эмпатии.

Это просто материнская привязанность. Она пройдет, убеждаю сам себя. Илья с рождения считал ее матерью, и наша задача сейчас – исправить эту ошибку. Я не хочу вредить сыну, но чувствую, что будет непросто.

– Герман? – нетерпеливо одергивает Саша.

Приводя меня в чувство.

– Мне пора ехать, – отзываюсь механически. – Я и так потерял слишком много времени. Вернусь – поговорим.

И захлопываю за собой дверь автомобиля.

Глава 10

Герман уезжает после короткого разговора с женой. Я не знаю, о чем они говорили, но после его отъезда Александра, и без того недовольная моим появлением здесь, превращается в фурию. Накидывается вначале на охранников, отчитывая их за какую-то мелочь, командует прислуге и только после того, как спускает пар, обращает внимание на нас с сыном.

Я не верю ее милой улыбке. Эта женщина явно не рада мне, но по тем или иным причинам ей приходится отыгрывать эту роль. Она подходит к Илюше, демонстративно игнорируя мое присутствие. Наклоняется.

– Привет! – выходит фальшиво. – Как твои дела? – Сынишка отворачивается, стесняясь незнакомого человека. – А у меня для тебя кое-что есть. Ты любишь игрушки? Машинки? Роботов? – перечисляет она, но первоначального контакта с сыном не находит.

Не знаю почему, но чувствам Германа по отношению к Илюше я верю, хоть он и не заявляет о них вслух. Я ощущаю их на каком-то интуитивном уровне.

А вот его жена явно не в одной лодке с ним. При всей показной любви ребенок ее раздражает. Как сейчас, когда она не получает от него нужного ответа и нервно сжимает пальцы в кулаки.

– А какие твои любимые мультики? – не сдается Александра.

– Я хосю кису! – обиженно выдает Илюша. – А она убезала, – кивает он в сторону дома, где скрылся хозяйский любимец.

Уж кого-кого, а котят сын просто обожает. Готов тискать их днями и ночами, дома плюшевые игрушки только коты, соседские пушистики, уже видя нас издалека, ищут убежище. Чувствую, что и за местным Марселем Илюша будет охотиться до победного.

– Кису? Ну, хороший мой, животные – это не игрушка. Они живые. Но у меня для тебя есть сюрприз. Хочешь увидеть? – протягивает ему руку, стараясь казаться дружелюбной.

Выходит плохо. Я на расстоянии ощущаю раздражение, исходящее от этой женщины. А Илюша и подавно шарахается от нее на два шага назад.

– Я с мамой, – громко произносит он и отрицательно трясет головой.

Александра морщится, как от зубной боли. Цыкает, прикрывая глаза, и все же заставляет себя посмотреть в мою сторону. Проходит оценочным взглядом с ног до головы.

– Я надеюсь, ты понимаешь, что далее этот спектакль играть нецелесообразно? Ничего сверх того, что тебе уже дали, ты здесь не получишь, – качает головой. – Кроме неприятностей, конечно. Их я тебе гарантирую.

Стискиваю зубы, стараясь не выдать своих эмоций. В том, что эти люди не просто угрожают, а умеют претворять в жизнь, я уже убедилась. И уверена: Александра припрятала в рукаве не один козырь против меня. Правда, какие и насколько опасные, мне остается только догадываться.

– Я сюда не рвалась, – стараюсь говорить спокойно. – Дайте нам с сыном возможность уйти, и обещаю: я никогда больше не потревожу вас.

– Оставь его и вали на все четыре стороны! – шипит хозяйка дома. – И вообще, не понимаю твоего упорства. Зачем тебе чужой ребенок? – делает она упор на последних словах. – Какая тебе от этого выгода?

Я смотрю ей в глаза и понимаю, что наш разговор напоминает общение слепого с глухим. Мы общаемся на принципиально разных языках. Вряд ли человек, видящий в родном чаде только выгоду, сможет понять, что такое материнская любовь.

Я растерянно жму плечами.

– Я люблю его.

– Пф-ф! – закатывает она глаза. – В общем, я все сказала. Решать тебе.

Да, решать мне. И, несмотря на раздирающие в клочья сомнения, сдаваться так просто я не намерена. Особенно теперь, когда увидела настоящее отношение к ребенку.

Чего-чего, а искренней любви от своей биологической матери Илюше ждать не стоит. Я до сих пор не могу понять, почему Кравицкие изменили свое решение и надумали вернуть сына.

– Я вас услышала. Но мой ответ остается прежним.

– Хорошо, – неожиданно меняет она тему разговора. – У тебя будет время подумать. А пока следуй за мной. Я покажу тебе твою комнату. И детскую.

Вопреки логике, комната, которую выделила мне Александра, находится в другом крыле. И даже не на одном этаже с детской! Ощущение, что она специально нашла помещение как можно удаленней от того места, где будет жить ребенок.

Задавать вопросы и протестовать бесполезно. Я по глазам хозяйки вижу, что она делает это специально.

– Сыночек, пойдем, я покажу тебе динозавров? Ты любишь с ними играться? – ласкается она к ребенку с лисьей грацией.

Но Илюша чутко распознает фальшь. Топает ножкой и отворачивается, цепляясь за подол моего платья.

– Мама, я хосю домой, – жалобно просит он.

Я его понимаю. Сама отдала бы многое, чтобы сбежать из этой золотой клетки. Но увы. У меня элементарно даже нет с собой телефона, чтобы вызвать помощь или предупредить маму.

– Это и есть твой дом. Теперь ты будешь жить здесь, с нами, – щебечет Александра.

Что еще больше пугает Илюшу.

Помню, в детстве отец с матерью любили пошутить, что они мне не родные, что настоящие мама с папой скоро приедут и заберут меня. Я рыдала в голос, а им было смешно. До сих пор не понимаю такого юмора, травмирующего детей.

А у Илюши это реальность. Поэтому я, как никто другой, понимаю его состояние сейчас.

– Нет! – выкрикивает он раздраженно. – Я с мамой!

Подхватываю его на руки, прижимая к себе. Давая такое необходимое ему сейчас ощущение защищенности.

– Прекратите! Вы специально? Это такая методика психологического издевательства над ребенком? Вы что, не видите? Он вас боится! К тому же нас привезли сюда, не спросив. Илюша устал. Голоден.

Александра обиженно поджимает губы. Видно, что дама далека от всего того, что связано с детьми. Она сама напоминает взрослого ребенка в своем стремлении перетянуть на себя внимание сына.

– Хорошо, я распоряжусь подать ужин, – соглашается она. – Сегодня у меня вечер расписан поминутно. Я позвоню няне, надеюсь, она сможет приехать. А на завтра составлю расписание для ребенка. Он занимается в каких-нибудь секциях? Посещает бэби-клубы? Школы развития?

Мне хочется закатить глаза. Какие курсы, клубы, школы? Ребенку год и девять месяцев. Да, в своем возрасте он вполне неплохо разговаривает, умеет считать до десяти, знает несколько простых стишков, различает цвета, любит собирать пазлы, лепить из пластилина, рисовать. Недавно понемногу я начала знакомить его с буквами.

Всему тому, что преподают на этих дорогущих занятиях, я могу научить сына сама. Раньше подобному детей учили бабушки с дедушками, теперь в моду вошли бэби-курсы.

– Мне не нужна няня. И оставаться здесь надолго мы не планируем. Я сообщу в соответствующие органы, что нас здесь удерживают силой. А знакомые блогеры разнесут эту новость по всем пабликам в сети.

Мои слова напоминают тявканье Моськи. Я очень сомневаюсь, что мне как-то поможет полиция, а про блогеров я и вовсе нагло соврала.

Но и оставаться здесь, ожидая чуда, как идиотка, я не намерена. Что-то делать определенно нужно, и начну я с простого.

Александра удивленно выгибает бровь:

– Ты нам угрожаешь? – переспрашивает она.

– Предупреждаю.

Она зависает. Думает несколько секунд, а после делает знак рукой, приглашая следовать за ней. Уверенно шагая в сторону хозяйской половины дома. Заходит в одну из комнат и почти тут же выходит оттуда с ноутбуком.

– Знаешь, я надеялась, что мне не придется использовать этот аргумент, но ты меня вынуждаешь, – начинает она предупреждающе. – Мы ведь очень долго жалели тебя. Надеялись на твое благоразумие.

Александра включает лэптоп, находит на рабочем столе нужную папку и открывает ящик Пандоры.

Я еще не вижу, что там, но сердце неприятно щемит, словно чувствует неладное.

Вначале идут фото. Я узнаю на них одну из своих учениц. Тихая замкнутая девочка, ходившая ко мне на занятия с деспотичной мамой. Малышка плохо усваивала материал, и ее родительница вечно пыталась прикрикнуть на ребенка, отчего та еще больше терялась и не понимала урок.

Они перестали ходить около недели назад. Позвонили, сказали, что заболели. Я не вдавалась в подробности чем и почему, а вот сейчас пристально вглядываюсь в картинки, где изображена Даша с ужасными синяками. Далее следует заключение врачей о состоянии ребенка. Черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга, множественные гематомы по всему телу.

– Ознакомилась? – интересуется Александра. – А теперь самое интересное.

Она включает видеозапись, где Даша, глядя в камеру, дрожащим голосом рассказывает, как ее преподаватель София Андреевна, не выдержав того, что она плохо понимает учебный материал, разозлилась и сильно ударила ее головой об стол. А потом повалила на пол и несколько раз стукнула чем-то тяжелым.

Что после всего произошедшего София Андреевна накинулась на ее маму, угрожая и требуя, чтобы та не рассказывала об этом никому. Закрывает лицо руками и начинает плакать. На этом видео обрывается.

Я стою под впечатлением от увиденного. Все еще не в силах поверить. Я никогда и ни на кого не поднимала руку.

Я в принципе против насилия, особенно когда дело касается детей. И с мамой Даши однажды чуть было не поссорилась из-за того, что она в очередной раз на занятии начала запугивать дочь. Та посоветовала мне не лезть в ее методы воспитания детей.

Мы еще немного попрепирались, но в итоге конфликт был исчерпан.

И вот сейчас, когда просматриваю этот ролик, у меня в голове не укладывается. Как? Кто? Зачем?

Как Александра вышла на эту семью?

Кто на самом деле избил до такого состояния девочку?

Зачем в такие противоправные дела втягивать ребенка?

Это не ведь простая постанова?! Раз есть даже выписка, причем датированная числом, когда Даша с мамой действительно были у меня!

– С ребенком работает психолог, есть все медицинские подтверждения. А теперь добавим сюда заключение органов опеки, свидетельства соседей, можем подкинуть психотропные запрещенные вещества для полной картины. Как думаешь, какой срок тебе грозит, если дать делу ход? – предвкушающе тянет Александра.

Она с садистским наслаждением наблюдает за моей реакцией, не спеша выключать ноут.

Мне становится нехорошо. Не столько от осознания, что мне может грозить, сколько от переживания за Дашу. Ведь на видео невооруженным взглядом видно, как запуган ребенок.

– Лишение родительских прав, судимость, тюремный срок. Подумай хорошо: стоит ли ломать себе жизнь из-за того, кто и мамой-то тебя называть не будет, когда вырастет и узнает, кто его родители? – Она берет драматичную паузу, а после продолжает: – Это несмываемое пятно на всю жизнь. Крест на карьере. На личной жизни. Ну так как? Ты все еще настроена бороться за свое право на нашего сына? Или все же включишь здравый смысл и добровольно подпишешь отказные бумаги?

Глава 11

Я возвращаюсь домой ближе к ночи. И это с учетом того, что я согласился на кабальные договоры партнеров и особо не спорил. Но нам нужен контракт с их компанией, к тому же на рынке они лучшие. В другом случае я бы пободался, попытался выбить для нас более выгодные условия, но не сегодня. Не сейчас. Когда душа и тело просятся назад, домой. Туда, где остался самый близкий мне человечек.

Из головы не выходят Илюша с Софией. Это первый день, который сын проведет у себя дома. Если не считать дня знакомства.

Первые впечатления, первая ночь в своей комнате.

Как он воспримет новую обстановку? Как отнесется к другим родителям?

Бесспорно, присутствие Сони на первых порах необходимо. Илья привык к ней, доверяет. К тому же она хорошо знает мальчика и его привычки, черты характера, с которыми нам тоже нужно будет знакомиться. И ее помощь во многих вопросах просто необходима.

Я вхожу в дом, отмечая, что Саша еще не спит. Свет в спальне доказывает это ярче любых слов.

Но я поговорю с ней позже. После того, как смогу убедиться, что с сыном все в порядке.

Хоть внутренний голос и подсказывает, что были бы проблемы – я бы уже был в курсе. Но нет, за вечер меня никто не тревожил.

Прохожу в комнату Ильи, приоткрывая дверь. В детской спальне тихо.

Тусклый ночник почти не дает света, но как ориентир выделяет детскую кровать у стены. И сидящую рядом на полу фигуру.

– София? – зову удивленно.

Девушка не сразу отзывается. Вначале дергается, поднимает голову, оглядываясь дезориентированно по сторонам.

Она явно заснула, сидя у постели сына, положив голову на матрас.

– Все в порядке?

– А? Да, кажется, – Пытается встать, но тут же падает обратно. – Ноги затекли, – шепчет себе под нос.

Я вхожу вовнутрь. Подхожу к кровати, вглядываясь в безмятежное личико сына. Рот приоткрыт, длинные ресницы слегка подрагивают, одеяло сдвинуто в сторону. Илюша расслабленно спит, раскинувшись звездочкой на довольно широком матрасе.

Я подаю Софии руку, помогая встать.

– Он привык спать со мной. До восьми месяцев Илюша нормально спал в своей кроватке, а после – как отрезало. Я пыталась укладывать его одного, как раньше, и через день, и через неделю, и через месяц, и через год, но без толку. У него прям истерика. Я так и не смогла понять причину его страхов. Единственное – он должен чувствовать, что я рядом. Ночью постоянно ищет меня и просыпается, если вдруг не находит. Например, вышла в туалет. А тут еще и на новом месте… – сбивчиво оправдывается она.

– Но вы же не собираетесь спать на полу? – выгибаю насмешливо бровь.

– Моя комната далеко. Этажом ниже. Боюсь, там я даже не услышу, если он проснется, – серьезно отзывается Соня, ставя меня в тупик.

– Ну, это не дело, – гляжу на заспанную девушку.

Зрение постепенно привыкает к рассеянному свету ночника, и я хорошо могу рассмотреть разрумянившиеся щеки, пухлые розовые губы, чистую кожу без намека на косметику.

София сонно хлопает глазами и выглядит сейчас такой беззащитной, нежной, хрупкой. Как сказочная фея, каким-то чудом оказавшаяся в нашем суровом мире.

Она и правда не похожа на обычных девушек. По крайней мере, на тех, которых я привык видеть ежедневно. Замороченных на внешности, на деньгах, на красивой жизни. Готовых тоннами вкалывать в себя всякое дерьмо в надежде, что это как-то поможет им приблизиться к своей мечте.

Я невольно гашу непрошеное желание убрать непокорную прядь волос с ее лица. Прикоснуться. Убедиться, что она настоящая.

Вспоминаю, о чем мы только что говорили, и продолжаю:

– Почему не сказали об этом Саше?

При упоминании имени моей жены София меняется. Сжимается в комочек и отводит взгляд, поджимая губы. Отказываясь дальше вести диалог.

Я знаю Сашу. Как и то, какой резкой и непрошибаемой она может быть в некоторых вопросах. В отношении Софии Саша часто высказывалась очень резко, поэтому я не удивлюсь, если и в этот раз она перегнула.

Илья начинает ворочаться и, словно в подтверждение слов Сони, вскакивает с кровати, хнычет и жалобно зовет:

– Мам? Мама? Мам?

– Я здесь, солнышко. Тише, тише. Спи, мой хороший. Я тут, я рядом, – тут же реагирует девушка.

Укладывает сына на подушку, укрывает тонким одеялом и протягивает руку, которую Илья тут же обнимает, как любимую игрушку. Пара минут тишины, и слышится спокойное, равномерное сопение ребенка. Мальчишка уснул.

А Соня так и продолжает сидеть в неудобной позе, боясь пошевелиться и разбудить его.

Кровать хоть и вполне просторная, но все же не рассчитана на двоих. Поэтому спать вместе им тут будет тесно. И неудобно. А в такой позе, как сейчас полусидит-полулежит София, отдохнуть не получится.

– Давайте я отнесу его к вам в комнату? А завтра подумаем, как быть, – предлагаю спустя несколько минут.

– Там тоже односпальная кровать, – вздыхает девушка.

– Значит, в мою комнату, – принимаю решение.

Аккуратно, стараясь не разбудить, беру сынишку на руки, киваю Соне, чтобы следовала за мной, и, не дожидаясь ее реакции, выхожу в коридор.

Илюша жмурится, утыкаясь носом мне в рубашку. Пытаясь спрятаться от света, который и впрямь бьет по глазам после сумрака детской. Благо моя спальня находится совсем рядом.

Да, с некоторых пор у нас с Сашей разные спальни. После аварии периодами мне просто жизненно необходимо было оставаться одному. Именно тогда я и уползал, прячась ото всех, в свою личную берлогу. А после привык.

Я толкаю ногой дверь, чтобы ненароком не задеть ребенка, и останавливаюсь на пороге, недоуменно глядя в сторону кровати. Где, выбрав эротичную позу, в шикарном шелковом белье расположилась жена. Явно не ожидающая увидеть еще кого-то кроме меня.

– Кажется, мы здесь лишние. Давайте я отнесу Илюшу назад? – протягивает руки Соня, пряча взгляд.

Она более чем обескуражена подобной ситуацией.

– Не стоит, – качаю головой. И, хмурясь, обращаюсь к Саше: – Выйди, пожалуйста. Ты сейчас не вовремя.

Она замирает, растерянно глядя на меня. Теряется в первый момент, накидывая на плечи тонкий халатик и сползая с кровати.

Удивленно наблюдает, как я укладываю сына на середину постели. Как укрываю одеялом и прошу Софию выключить свет.

– Спокойной ночи, – шепчу девушке.

Киваю, чтобы она ложилась рядом с Ильей.

Соня не соврала. Мальчишка и правда вцепляется в нее руками и ногами, словно боится, что она исчезнет. Ищет носиком и втягивает знакомый запах матери.

Вспоминаю историю из своего детства. Мама рассказывала, что я был крайне неспокойным ребенком, очень плохо спал и постоянно просыпался по ночам. Отец пахал на трех работах, чтобы прокормить семью, а мама в одиночку тянула домашний быт.

Тогда не было детских подгузников, современных стиральных машинок, мультиварок и прочих приблуд, облегчающих женские хлопоты. Поэтому свободного времени оставалось крайне мало. А, как известно, маленькому ребенку нужно уделять уйму внимания. Поиграть, погулять, укачать, полежать рядом, пока не уснет. А после успеть переделать кучу дел. И когда этим заниматься, если я спал, по ее словам, не больше получаса, а затем снова вскакивал и ревел?!

Тогда бабушка и подсказала ей идею: оставлять рядом со спящим мною свой халат или платье. Какую-то вещь, пахнувшую родным человеком. Удивительно, но мама утверждала, что это работало.

Я перестал дергаться, просыпаясь каждые тридцать минут, и проблема со свободным временем частично решилась.

– Герман, что происходит? – обретает, наконец, дар речи Саша.

Я прикрываю дверь в спальню и иду на первый этаж. Слыша, как она тенью следует за мной.

Этот же вопрос мне хочется задать ей. Почему Саша не слышала, что Илья просыпался? Ведь Соня не просто так оказалась у него в комнате.

Почему не осталась с ним рядом на ночь? Почему вообще не в курсе, что творится в спальне у ребенка?!

Все эти вопросы крутятся на языке. Я уже молчу про то, что комната Софии находится черт-те где, хотя я четко дал понять, чтобы было наоборот.

Да, определенный достаток в семье дает привилегии. Можно нанять няню и не париться по поводу свободного времени. Можно окружить сына заботой, вниманием чужих людей. Профессионалов своего дела. Со стажем, с педагогическим, медицинским образованием.

Но все вышеперечисленное не заменит ему мать! Той ласки, тепла и любви, которые ребенок черпает от самого близкого и родного ему человека.

А мы и так потеряли много времени, упустив самый важный период в жизни Ильи. Его первые шаги, первые слова, первое знакомство с миром.

Справедливости ради надо заметить, что Соня действительно с любовью и заботой относилась и относится к малышу. Так, как и должна настоящая мама. Но она ему никто. Всего лишь сосуд. И очень скоро ее вообще не будет в нашей жизни.

Все бы ничего, только вот Саша почему-то не торопится занять ее место в сердце сына.

– Герман, ты меня слышишь?

– Слышу, – отзываюсь автоматом.

– Тогда объясни, что это сейчас было? Ты мало того, что забыл о том, что у тебя есть жена, еще и приводишь в свою спальню малознакомую девку на глазах у меня?! Это как называется? – взрывается она, когда мы отходим на приличное расстояние от комнаты.

Я не могу сдержать едкой усмешки в ответ на ее претензии. В нашей жизни наступил переломный момент, мы наконец-то вернули долгожданного наследника в семью, обрели сына, а ее волнует, почему я не польстился на ее прелести?!

– Ты ничего не перепутала? – оборачиваюсь лениво.

Смотрю несколько секунд не моргая, желая только одного: чтобы Саша без лишних слов поняла свою ошибку.

– В смысле? – останавливается жена. Меняется в лице и плотнее кутается в тонкую тряпицу, именуемую халатом. – Герман, ты о чем?

Саша мгновенно улавливает мое настроение, отступая на шаг. Но меня цепляет другое. Каким-то шестым чувством я улавливаю страх в глубине ее зрачков. Подсознательный, несвойственный доселе ей. Такой бывает, когда человеку есть что скрывать.

Саша теряется буквально на секунду, но этого хватает, чтобы посеять зерно недоверия.

– Я соскучилась! И приревновала. Да! – защищается она. – Ты совсем перестал замечать меня в последнее время. Я чувствую себя пустым местом! А ты, вместо того чтобы развеять мои сомнения, выставляешь меня за дверь, возвышая эту аферистку и унижая тем самым меня! – переходит она в наступление. – Аргументируя тем, что я якобы не вовремя. А когда время, Герман? Когда? Я все делаю для нас. Ради нас! Я живу ради тебя! У меня через два дня самолет в Гамбург. Я улетаю. Меня не будет несколько недель, и вполне нормальное явление, что я хочу провести эти дни вместе с мужем. То есть с тобой! А что ты?!

– Гамбург? – пытаюсь вспомнить, какого черта жене понадобилось в Европе.

Саша видит мою заминку, тут же хватаясь за возможность повернуть ситуацию в свою пользу. И обиженно кривит губы:

– Ты забыл? Герман, вот так ты помнишь обо мне и моих проблемах?

В памяти всплывает разговор полугодовой давности. Что-то про ринопластику и фейслифтинг, про одну из лучших клиник мира, в которой оперировались уже две ее подруги. И про то, что попасть туда большая удача, потому как очередь к нужным специалистам расписана чуть ли не на годы вперед.

Я помню, как отмахнулся, дав добро на все капризы по поводу изменения внешности. Если это сделает ее счастливее, то почему нет? В конце концов, спорить на эту тему с Сашей бесполезно. Я проиграю в первом же раунде, когда в один из вечеров забуду сказать комплимент, чем введу жену в дикую депрессию. И мы снова вернемся к этому же разговору. Только уже с железными аргументами против моей позиции.

Но, черт возьми, тогда не стоял вопрос о возвращении сына в семью. И не нужно было выбирать между ребенком или дурацкой прихотью.

– Поездку придется отложить.

– Что-о? – тянет она, распахивая широко глаза. – Ты издеваешься? Что значит отложить? Герман, это не личная клиника, чтобы можно было так легко перенести. У них оперируются знаменитости, политики, я не говорю уже об олигархах со всего мира. Они по праву заработали себе репутацию одного из лучших медицинских центров в мире! Я не могу просто так взять и отказаться. У меня уже все оплачено!

– Значит, отменяй, – бросаю окончательно. Меня начинает раздражать переливание из пустого в порожнее. – Я в душ и спать. Устал зверски. Спокойной ночи! – произношу завершающей нотой.

Наблюдая, как у Саши от негодования раздуваются ноздри.

Читая в ее глазах, какой я негодяй.

И оскоминой на зубах ощущая странное чувство поражения. Несмотря на то, что уверен: жена сделает все, как я сказал.

Глава 12

Я не могу уснуть до самого утра. Чужой дом, чужая спальня, чужой запах. Все слишком непривычное, местами даже враждебное. И море эмоций, пережитых за прошедшие сутки.

В душе до сих пор полный раздрай. Мысли ползут хаотичной вереницей, наталкиваясь, вытесняя одну за другой. И сомнения, сомнения, сомнения…

Столько противоречий, что я не знаю, что делать. Впору опустить руки и согласиться с выставленными требованиями, если бы не одно но: страх в глазах моего сына. Он словно чувствует, что сейчас решается его судьба. Будто понимает, ощущает, но не может сказать. И просит взглядом: пожалуйста, мама, не делай этого! Не отдавай меня!

Да, именно моего сына! Я не смогу отречься от него. Ни при родах не смогла, ни сейчас.

Я привыкла считать его родным, приросла сердцем, прикипела душой. Это моя кровиночка. Мое любимое чадо. Мой смысл жизни. И неважно, что я не имею отношения к его биологическим родителям.

А вот здравый смысл шепчет обратное. Игры в пугалки закончились. Александра настроена решительно. Не знаю зачем, но ей нужен этот ребенок. Она по головам пойдет в желании вернуть его.

Чтобы… удержать мужа?

Манипулировать Германом?

Просто вернуть свое?

Какая-то причина быть должна. Не верю я в ее проснувшиеся вдруг материнские чувства. Нет их. Просто нет.

Моя интуиция никогда не подводила меня, и сейчас она вопит об этом на повышенных децибелах.

Вот в том, что Кравицкий хотел и ждал сына, сомнений не возникает. Он совсем по-другому относится к Илюше. Он даже смотрит на него иначе. С трепетом, надеждой. С каким-то благоговением.

А Александра… разве что боится потерять такого мужчину?

Я переворачиваюсь на бок, невольно втягивая в себя запах от черной шелковой наволочки. Дорогое постельное белье пропитано ароматом терпкого парфюма в сочетании с мужскими феромонами. Подобный коктейль не оставит равнодушным никого.

Я прикрываю веки, на секунду представляя себя на месте жены Кравицкого. Наверное, за такого мужчину стоит бороться. Красивый, успешный, заботливый. С мощной энергетикой. Даже у меня захватывает дух, стоит подумать о нем в ином ключе. А я далеко не падкая на мужское обаяние.

Перед глазами тут же всплывает Леша.

Я все еще злюсь на него, но после угроз Александры начинаю склоняться к тому, что он был прав. Вот о нем мне нужно думать, а не о Германе.

Леша – мой человек. Со своими достоинствами и недостатками. Настоящий.

Живой.

Приземленный, я бы сказала.

Но пока он крупно проигрывает на фоне более успешного противника. Вопреки моей воле.

Увы, у меня нет телефона, чтобы связаться со своим парнем и выяснить детали происходившего после нашего отъезда.

Да что уж там, я даже маму предупредить не смогла! У меня было такое состояние, что я просто разрыдалась бы в трубку, дозвонись до нее. Так что, может, это и к лучшему.

К тому же я не верю, что Герман станет держать меня заложницей в этом доме. Без связи с родными, отрезанной от внешнего мира. Вчера он был на эмоциях – и то вел себя вполне адекватно. Так что, думаю, уже сегодня я смогу решить часть проблем.

Увы, но надежда на какое-то чудо продолжает теплиться внутри меня. Не бывает безвыходных положений. Просто не существует. Всегда есть какая-нибудь лазейка, через которую можно исправить ситуацию. Осталось лишь ее найти.

За окном уже светлеет. Еще немного, и выглянет солнце, а я так и не сомкнула глаз.

Рядом ворочается Илюша. Скидывает с себя одеяло и тихонько хныкает во сне. Я снова пытаюсь его накрыть, невольно касаясь детской руки. Замечая, что она ненормально горячая.

Сердце ухает вниз. Этого мне еще не хватало! Прикладываю ладонь ко лбу, чтобы убедиться, что мне не кажется. Но нет. Лоб тоже горячий, а это явный признак повышенной температуры.

Блин, блин, блин! Как же так? Неужели где-то простыл?

Я еще раз проверяю сына, ощупывая со всех сторон, вскакиваю на ноги и застываю на месте. Куда бежать? Кого будить? Кого звать на помощь?

Ненавижу чувство собственного бессилия.

Выглядываю в коридор, пытаясь сориентироваться. Это хозяйская половина дома, и явно где-то рядом спит чета Кравицких. Но не ломиться же в каждую дверь? Или?..

Медленно оглядываюсь, пытаясь успокоиться и прислушаться. И почти сразу же слышу звук громкого чихания. Мужского! Совсем рядом, почти за стеной.

Это Герман. Я почти уверена.

Кидаюсь к соседней комнате, с облегчением понимая, что она не заперта. Тихонько захожу, толкая дверь вовнутрь, и замираю на пороге, переставая дышать. Я не ошиблась. Это действительно он.

На широком диване, заложив руку за голову, расположился сам хозяин дома. Обнаженный. Только пах прикрыт простыней, скрывая самое главное и оставляя место воображению.

Я прикусываю губу, не в силах отлепить взгляд от идеального мужского тела. Всего того, что в обычное время скрывает офисная одежда.

Мощная грудная клетка с редкой порослью волос, канаты стальных мышц на руках, крепкие бедра и длинные сильные ноги. Герман выглядит как наглядное пособие идеальных пропорций, по которым мечтал бы работать любой скульптор.

На мгновение я даже забываю, зачем сюда шла.

Нет, я не девственница, и у меня были мужчины. Я даже когда-то дружила с парнем, который не вылезал из тренажерного зала. И мужское тело никогда не вызывало во мне подобных эмоций. Такого восхищения и горького осадка.

Это отец Илюши. Шикарный экземпляр, от которого хочется еще детей. Кому наверняка многие доплатить будут готовы ради того, чтобы получить сына или дочь. Тот, благодаря кому на свет появился мой малыш.

В голову разрядом тока бьет мысль о сыне, приводя меня в чувство.

Я пересиливаю себя, шагая к дивану. Протягиваю ладонь, чтобы коснуться и разбудить Германа. И оказываюсь не готова к следующему повороту событий.

Кравицкий резким движением хватает меня за руку. Валит рядом с собой, мгновенно переворачиваясь, придавливает и лишает возможности сопротивляться. Я охаю от неожиданности, встречаясь с нереально синим взглядом вблизи. Пытаюсь выдохнуть, но воздух внутри меня превращается в каменную массу.

– Соня? Ты? – хрипло произносит Кравицкий, продолжая удерживать меня под собой.

Вглядываясь, почти осязаемо прощупывая каждую черточку лица, словно не веря своим глазам. И останавливаясь где-то в районе губ.

А я внезапно понимаю, что это впервые, когда он назвал меня на «ты» и не полным официальным именем.

– Мне нечем дышать. Пожалуйста! – прошу я.

С трудом выдавливая из себя слова спустя секунду. И тут же

Пролог

– София Андреевна, вынуждена вам сообщить, что биологические родители ребенка от него отказались, – словно холодный душ, на мою голову обрушивается ошеломляющая новость.

Я сижу в просторном светлом кабинете женской консультации. В одной из дорогих современных клиник женского здоровья. Напротив ведущего врача этого учреждения.

– Что? – не верю своим ушам.

Инстинктивно прижимаю руку к животу.

Мне все еще кажется, что я ослышалась.

Такого просто не может быть!

Это абсурд!

Это неправда.

Это как вообще?

Искать суррогатную мать по личным предпочтениям, гонять ее по всем анализам и обследованиям, требовать соблюдать определенную диету, образ жизни, распорядок дня – и после всего этого отказаться?

Но тяжелая пауза в разговоре и серьезный сосредоточенный вид моей собеседницы не оставляют мне шансов.

– Увы. Это первый случай в моей практике. Как оказалось, так тоже бывает. Вы можете не переживать за вознаграждение. Оно в полном объеме поступит на ваш счет в ближайшие дни. Поверьте, это не худшее, что могло случиться. Вам вообще, можно сказать, повезло. Вы же помните, что вас взяли вопреки всем устоявшимся нормам и правилам? – морщит нос Алисия Алексеевна. – И готовы выполнить все условия договора. Ну, почти все, учитывая сложившиеся обстоятельства.

В чем-то она права. На роль суррогатной мамы берут здоровую девушку определенного возраста с условием, что она родила не менее одного ребенка.

Я подходила под все эти параметры, кроме последнего. Детей у меня нет. И не было.

О том, что ищут кандидатку на роль инкубатора, мне рассказала подруга. Она общалась со знакомой, наблюдавшейся в этой клинике, и случайно узнала, что заказчики хотят не просто обычную женщину, а с определенным набором внешних данных. Невысокого роста, стройную, привлекательной внешности, с кудрявым типом волос.

Частично я соответствовала этим параметрам. Но отсутствие детей ставило крест на всех надеждах.

Как можно идти на собеседование, когда в условиях законодательства четко прописано: наличие хотя бы одного ребенка старше года?!

Однако Кристи уговорила попробовать. Намекнув, что, если я понравлюсь заказчикам, на такие мелочи закроют глаза. Подобные случаи уже были. Негласные, но все же. Договориться всегда можно. В конце концов, кто платит, тот и командует парадом.

А деньги мне сейчас очень нужны. Когда-то мы с мамой перебрались в Россию из другой страны. Планы были наполеоновские, и, возможно, все получилось бы, если бы маму не подвело здоровье. Инсульт, паралич и долгий период восстановления.

Я не могла оставить ее надолго одну, поэтому работать приходилось всего по несколько часов в день.

Денег не хватало. А те сбережения, что были отложены на покупку жилья, почти все ушли на реабилитацию.

Маму я на ноги поставила, но вот надежда на то, что мы перестанем скитаться по съемным квартирам, почти погасла.

Поэтому я с таким энтузиазмом ухватилась за щедрый шанс от судьбы.

На первой встрече меня осматривали, как красну девицу на выданье принцу. Властелину мира. Со всех сторон.

Даже форму и цвет зубов проверяли. Расспрашивали, нет ли в роду наследственных заболеваний, склонности к полноте. Последнее, кстати, волновало будущую маму гораздо больше, чем даже проблемы в других областях. Мне еще тогда показалось это странным, но у богатых свои причуды, и я не спорила. Хоть и понимала, что ее гипотеза – бред. Ведь ребенок наследует не мои гены. Я всего лишь сосуд для вынашивания.

После этой встречи я ждала результата две недели. Мне обещали позвонить в скором времени. Вот только понятие «скоро» у каждого свое. И когда я почти перестала верить в успех, в то, что что-то получится, раздался звонок. Чудо произошло! Из всех кандидаток выбор пал на меня.

Заказчицу я видела всего пару раз. Но это не отменяло того факта, что за мной строго следили. Постоянный контроль анализов, особое меню, распорядок дня.

Специальный браслет фиксировал все мои биоритмы. И если я нарушала дневной или ночной сон, ленилась идти на прогулку – это сразу же становилось известно моему куратору.

Я была уверена, что будущие родители с нетерпением ждут наследника. А не встречаются лишний раз со мной потому, что боятся шантажа.

Став суррогатной матерью, я наслушалась кучу историй, где исполнители, узнав о материальном положении другой стороны, начинали манипулировать материнскими и отцовскими чувствами и требовали деньги, машины, квартиры. Причем не самые дешевые.

У меня таких мыслей не возникало. Но залезть ко мне в голову и убедиться никто не мог.

Поэтому и страховались.

Но к тому, что у заказчиков вдруг случатся «обстоятельства», как сказала Алисия, и эти люди откажутся от малыша, я оказалась не готова.

Как можно ребенка сравнить с… даже не знаю – отпуском? Или выходными? Или вещью? Чтобы обстоятельства могли помешать? Это ведь живой человечек! Свой, родной. Так даже с животными не поступают!

– Но… что мне тогда делать? – теряюсь в первый момент.

– Отдать в детский дом после рождения? – подсказывает врач.

Она смотрит на меня со смесью странного осуждения и непонимания. Как на слабоумную дурочку.

Роскошная женщина, внешне выглядящая на тридцать пять, хотя на деле ей недавно исполнилось пятьдесят. Уколы красоты, пластическая хирургия и правильный образ жизни в наше время творят чудеса.

Ей не понять моих проблем. Она каждый день ведет более десятка рожениц. Для нее все мы просто клиенты. Циферки на балансе в зарплатной ведомости. Не более.

По самоуверенному выражению, маской застывшему на ее лице, видно, что все человеческое давно ей чуждо. И такие понятия, как сострадание и эмпатия, она вычеркнула из списка необходимых.

Она действительно не понимает того факта, что отдать ребенка в любящую семью и в приют – совершенно разные вещи. В первом случае я уверена, что малыш получит ласку, заботу, родителей. А во втором?

– Послушайте, София, договор с вами никто нарушать не планирует. Деньги вы получите. О чем вам еще переживать? – теряет терпение Алисия Алексеевна.

– Я могу встретиться с заказчицей? Поговорить? – делаю последнюю попытку.

– Нет! – резко обрубает собеседница. – И советую забыть о ее существовании. А еще о том, как она выглядит и как зовут.

О да! Это единственное, что я знаю об этой женщине. Ни фамилии, ни должности, ни места жительства. Она на встречи приходила в шелковом платке на голове и в солнечных очках. Не снимала их даже в кабинете врача!

Да и то имя, которым она представилась – Александра, – скорее всего, вымышленное.

– Поезжайте домой, София. Выпейте чаю, успокойтесь. Делать аборт уже в любом случае поздно. Так что расслабьтесь и примите ситуацию такой, какая она есть. Изменить вы все равно ничего не сможете. Да это и не нужно, – смягчается Алисия. – Ах да! Встаньте на учет в женскую консультацию по месту жительства. Продолжать наблюдаться здесь для вас будет тяжело материально. Все документы я подготовила.

– Спасибо, что предупредили, – усмехаюсь криво.

Чувствуя, как растекается на языке горечь разочарования и безысходности.

Понимая, что я еще долго буду стороной обходить эту клинику.

Забираю со стола папку и, не прощаясь, ухожу.

Я слишком подавлена, чтобы расшаркиваться и быть вежливой. В груди горит, пульс зашкаливает.

Что делать дальше? Я ведь уже распланировала свою дальнейшую жизнь по пунктам. Как рожу, отдам ребенка родным родителям, куплю квартиру. И перестану переживать, что однажды у меня не хватит денег оплатить аренду. И нас с мамой никто не выгонит на улицу.

А теперь…

Словно ощущая мое волнение, малыш толкается у меня в животе. Мягко, успокаивающе. Будто убеждает, чтобы я не волновалась. Что все будет хорошо.

Я присаживаюсь на лавочку. Достаю из сумки бутылку с водой и делаю глоток. Руки по-прежнему дрожат, а во рту появляется соленый привкус крови. Я даже не заметила, как прокусила губу.

Рядом парк и чуть подальше детская площадка, откуда доносятся голоса ребятни. Молодые мамы помогают своим деткам забираться на качели, лепят вместе в песочнице куличики. А малышу, которого я ношу под сердцем, из-за обстоятельств его биологических родителей, увы, такого счастья не светит.

Глава 1

Два года спустя.

– Мам, не кутай Илюшку. На улице тепло. Двадцать два градуса, – кричу из комнаты, замечая, как мама натягивает на внука ветровку и тонкую шапочку.

Но поздно. Сынишка упакован по полной программе.

– На небе тучи. Сейчас затянет, и ветер сразу холодный подует, – бурчит родительница.

Она старой закалки, и спорить с ней бесполезно. У нее где-то в подсознании запрограммировано, что чем теплее ребенка одеть, тем лучше. Даже летом. И бороться с этим почти невозможно.

Я не выдерживаю. Встаю со своего рабочего места, подхожу к ним и снимаю с ребенка лишние вещи. Шапку меняю на кепку, а водолазку на футболку. Так-то лучше.

– Я смотрела прогноз погоды. Твои тучи – это переменная облачность. Никакого дождя, грозы или ветра не ожидается. А через час температура воздуха еще на три градуса прогреется. Мама, он запарится в таких вещах!

– Он еще маленький, а малышей нужно одевать на один комплект одежды больше, чем взрослого, – стоит на своем она.

– Это зимой, мама. Зимой!

Я обуваю Илюшку в сандалики, подаю бутылочку с водой и жду, когда будет готова родительница.

Она суетится на пороге минуты три. Тянет время и в момент, когда я отвлекаюсь на смс в телефоне, все-таки хватает детскую ветровочку и закрывает за собой дверь. Бурча под нос:

– Умные все стали! Учить она меня надумала. А заболеет – так я потом буду виноватая.

Тяжелый вздох вырывается сам собой. Увы, сейчас у меня нет выбора. Скоро придет новая клиентка, и мне нужно провести пробное занятие.

Я подрабатываю репетитором. Потому как прожить на детское пособие и маленькую мамину пенсию семье из трех человек, где один из них ребенок, сложно. И выйти полноценно на работу я тоже не могу.

В ясельной группе нет места, а мама не справится целый день с Илюшкой. Погулять с ним в парке, покатать на коляске, посидеть часик-другой дома – да, но не больше.

Поэтому приходится искать другие пути заработка.

Я готовлю рабочее место, раскладываю яркие карточки, учебные пособия, ноутбук. Убираю с дивана лишние вещи.

Не знаю почему, но сегодня особенно волнуюсь. Такое странное предчувствие, будто что-то произойдет. Меня буквально подташнивает от ожидания, а клиентка, как назло, опаздывает.

Проходит четверть часа, прежде чем раздается звонок на телефон:

– Алло, София? Я на месте. Желтый двухэтажный дом, правильно? Я не ошиблась? – звучит в трубке манерный голос с нотками пренебрежения.

Да, мы живем далеко не в элитке. То есть совсем не в элитке. Даже не в обычном доме. В общежитии.

У нас аккуратный, обшитый сайдингом фасад, чистый подъезд, отремонтированные места общего пользования, спокойные работящие соседи, скромный, но вполне приличный ремонт в комнате. Никаких наркоманов, алкашей, притонов по соседству.

Но несмотря на все вышеперечисленные детали сам статус «общежитие» по умолчанию опускает нас чуть ли не до бомжей.

Люди привыкли, что в таких местах живут маргинальные личности. Об этом пестрят сериалы девяностых, бульварные новости. И то, что где-то может быть не так, уже не укладывается в массовом сознании.

А судя по тону, моя новая клиентка не из простого рабочего класса. Я выглядываю в окно, чтобы убедиться. Так и есть. Красный порш, как выбивающееся звено, привлекает внимание среди простеньких машин во дворе.

Волнение нарастает. Я не знаю, почему я так нервничаю. Цены на занятия у меня фиксированные, несмотря на материальный доход клиентов. Стоимость уроков я поднимать не стану. А вот головной боли может прибавиться. Потому как богатые люди склонны требовать больше за те же деньги.

По коридору слышны звуки каблуков. А после – ожидаемый стук в дверь. Я выдыхаю, открываю дверь и застываю статуей от неожиданности. В нос бьет забытый аромат дорогих женских духов.

Шелковый платок на голове, солнечные очки, брючный костюм пудрового цвета.

– А-а…?

– Александра. Правильно, София. Это очень хорошо, что вы меня помните. Значит, не придется ходить вокруг да около. Сразу перейдем к делу.

От неожиданности я не успеваю сориентироваться и пропускаю тот момент, когда еще можно было захлопнуть дверь перед этой женщиной. Александра пользуется этим. Грубо отпихивает меня в сторону, заходя в комнату. Осматривается вокруг с презрительным выражением лица.

– М-да, – следует ее первое заключение.

В котором ярко прослеживается ее нескрываемое «фи».

– Что вам надо? Зачем вы пришли? – беру себя в руки.

Эта дама мне никто. Я ее не звала сюда, чтобы выслушивать ее оценки по поводу моего жилья.

– Что надо мне? – насмешливо выгибает бровь, оборачиваясь ко мне и удостаивая своим взглядом. – Я хотела бы задать тот же самый вопрос тебе.

– Я вас не понимаю, – чеканю грубо.

Она сама два года назад отказалась от своего ребенка, бросила, как ненужную вещь, и не интересовалась им ни разу. А сейчас, когда я уже приняла малютку как своего, полюбила всей душой, когда он стал МОИМ сыном, она вернулась?! Зачем? За кем? За Илюшей?

– Все ты прекрасно понимаешь! Не прикидывайся. Со мной в эти игры можешь не играть.

– Послушайте, Александра. У меня нет времени разгадывать ваши шарады…

– Сколько тебе нужно денег, чтобы ты вернула мне ребенка? – спрашивает она в лоб.

Обескураживая на мгновение. Хотя вопрос был ожидаем.

Спина покрывается липким потом, пальцы начинают неметь.

Первое время после родов мне снились кошмары. Будто ко мне приходят незнакомые люди и забирают моего малыша. Вырывают из рук. Он плачет, зовет маму, а я каменею и не могу сделать даже шаг, чтобы догнать и вернуть его. Я просыпалась в холодном поту.

И сейчас, кажется, мой кошмар начинает материализовываться.

Дышать становится нечем.

Я отрицательно мотаю головой.

– Что?

– Убирайтесь! Вон из моей квартиры! – вылетает сипло.

– Откуда? Из квартиры? – переспрашивает Александра, заливаясь мерзким смехом. От ее хохота по телу идут противные мурашки. – Вот этот бомжатник ты называешь квартирой? – водит она пальцем по воздуху. – Девочка, ты хоть знаешь, что называется квартирой? А знаешь что? Хочешь…

– Единственное, чего я сейчас хочу, чтобы вы убрались отсюда вон! – перебиваю резко.

Меня начинает трясти. От накатывающей паники и подступающей злости одновременно.

Александру тоже переклинивает. После моего отказа выслушать ее предложение из насмешливой дамочки она превращается в грозную фурию:

– Ну знаешь ли! Я пыталась с тобой по-хорошему, видит бог! Даже готова была еще раз заплатить. А теперь пеняй на себя! Ты еще не знаешь, с кем связалась. Тебя мой муж в порошок сотрет, гнида! Слышишь?! – несет ее так, что лицо покрывается красными пятнами. – И не думай, что тебе повезло и ты от меня избавилась. Мы еще встретимся! – Она разворачивается на каблуках и, громко цокая, вылетает из комнаты.

Я не успеваю опомниться, как на улице слышится рев мотора. Мимо окон проносится красный порш.

А я продолжаю стоять посреди комнаты изваянием. Боясь сдвинуться с места. Понимая, что теперь не смогу спать спокойно. А бежать с маленьким ребенком на руках и больной матерью мне просто некуда. Да и не на что.

Деньги, полученные как компенсация суррогатной маме, пошли на покупку этой комнаты в общежитии. На большее мне не хватило.

Увы, но пришлось выбирать: либо разбитая однушка на окраине города и полуголодное существование на детское пособие после родов, либо комната с ремонтом в общежитии в центре города и небольшие деньги на первое время. Я выбрала второе. Экономить на собственном ребенке – последнее дело.

Я наливаю из графина стакан воды и залпом выпиваю его. Вспоминаю, что мама гуляет где-то на улице с Илюшей. А вдруг они уже вычислили их? А если его похитят прямо на улице? В голову лезут нехорошие мысли, и паника не желает отступать.

Я звоню маме, чтобы уточнить, где она и все ли с ними в порядке.

– Илюша голубей кормит. Мы в парке, – на мой вопрос спокойно отвечает она.

На заднем фоне слышен смех детей. Да и в голосе мамы нет ни капли тревоги. Уж я-то ее прекрасно знаю! Случись чего – она не умеет притворяться. Даже если очень надо.

Немного успокоившись, я решаю набрать подруге. Она знает, как надо действовать, и наверняка сможет что-нибудь посоветовать.

– Что? Заявилась к тебе домой? – возмущается Кристи. – Софи, во-первых, успокойся. Во-вторых, ничего она тебе сделать не сможет. Ты родила этого ребенка, и официально ТЫ являешься его матерью. Никакая биологическая и прочие мамы уже ничего сделать не смогут, поверь. Юридически все права у тебя, а попробуй она силой отнять – это статья, понимаешь? Уголовная. Ей нужно было раньше думать об этом. Когда ребенок только родился. В первые дни. А сейчас что? Правильно – уже поздно. Поэтому выдохни, расслабься и забудь.

– Она что-то говорила про мужа, – вспоминаю последние фразы Александры.

– И его шли в задний проход. Ты в своем праве, – слышу оптимизм и улыбку в голосе подруги. – Они тебе ничего сделать не смогут.

Я прощаюсь с Кристи на позитивной ноте. После разговора с ней уже не страшно. Тем более что интернет тоже выдает такую же информацию.

Настроение повышается. Окрыленная надеждой, что ничего у этой гадюки Александры не выйдет, я обуваю босоножки и спешу в парк к маме и сыну. Еще не догадываясь, как сильно я ошибаюсь. И что впереди меня ждут далеко не радостные события.

Глава 2

Проходит несколько дней, за время которых нас больше никто не беспокоит. Я успокаиваюсь и все меньше вспоминаю о неприятной встрече.

Странная женщина эта Александра. Плохо, что она теперь знает, где я живу. Неизвестно, какие выкрутасы может выкинуть в будущем. Особенно когда Илюша подрастет и начнет понимать, что происходит.

Меня успокаивает мысль, что к тому времени я найду выход из ситуации. Выйду на работу, продам комнату в общежитии, возьму ипотеку и съеду отсюда куда-нибудь подальше. К примеру, в другой город? Здесь меня все равно ничего не держит, а так хоть душа будет спокойна.

На часах почти двенадцать дня. Становится жарко, да и сыну пора обедать.

Мы гуляем в парке рядом с домом. Здесь излюбленное место голубей. Люди уже знают, что птицы обжили это место, и каждый день приходят с новым лакомством, подкармливая их на радость детворе.

Но именно сейчас в парке почти никого нет и сынишка один гоняется за стаей птах по кругу.

Я беру его за руку, собираясь уходить, когда у дороги останавливается черный тонированный внедорожник. Из него выходят двое высоких крепких мужчин, оглядываясь по сторонам. Они замечают меня, переговариваясь между собой, и в голове догадкой выстреливает интуиция.

Несмотря на то, что парни не выглядят как бандиты, я кожей ощущаю опасность, исходящую от них.

Быстро усаживаю Илюшу в коляску, чувствуя, как пульс ускоряет ритм. В ушах начинают бить барабаны. Пристегиваю сына ремнем безопасности и почти бегом направляюсь в противоположную сторону парка.

Но не успеваю. Один из мужчин догоняет меня уже через несколько секунд, скалой преграждая путь.

– Пропустите, – мечусь, пытаясь его объехать.

– София, подождите. Не торопитесь. У нас есть к вам разговор.

Сердце обрывается вниз. Он знает, как меня зовут!

У меня крайне мало знакомых в этом городе. И уж тем более я нигде не пересекалась с подобными личностями, чтобы они знали меня в лицо. А это означает только одно!

– Кто вы? Что вам от меня нужно? – голос предательски срывается, выдавая волнение.

– С вами хотят поговорить, – спокойно объясняет он.

Но его спокойствие только добавляет мне градуса нервозности.

– Я не желаю ни с кем разговаривать! Пропустите!

– София, вы не понимаете, – ловит меня за локоть незнакомец. – Это в ваших же интересах.

– Не трогайте меня! – взвизгиваю, пытаясь стряхнуть его руку.

– Тогда просто не делайте глупостей. Не стоит привлекать лишнее внимание. Вам это не поможет. А вот проблем добавится, – а вот сейчас я слышу в его голосе угрозу.

Оглядываюсь по сторонам в поисках спасения. Прохожих, а еще лучше – стражей порядка. Последние частенько дежурят здесь. Но именно сейчас, как назло, вокруг ни души. Даже мам с колясками не видно.

– Кто вы? Кто хочет со мной поговорить? О чем? – тяну время.

– Вы скоро сами обо всем узнаете. Вас ждут, – указывает он на внедорожник.

– Я не…

– София, давайте решим проблему мирным путем? Я не хочу применять силу, но мне придется, если вы не послушаете моего совета. У меня просто не останется выбора.

Я снова оборачиваюсь назад. Но вместо спасения натыкаюсь взглядом на второго мужчину. Его напарника. Он стоит, расставив ноги на ширине плеч и засунув руки в карманы. На расстоянии пары шагов от меня.

Хмурое лицо и глубокая складка на переносице выдают в нем крайне несговорчивую личность. И то, что он не любит, когда с ним спорят.

От этого типа исходит такая ударная волна негатива, что буквально сметает последнюю надежду на благополучный исход дела.

В его руках сверкает лезвие ножа-бабочки. Которым он как бы невзначай поигрывает с профессиональным умением.

Мне становится нехорошо. Я успокаиваю себя тем, что это может быть просто дурацкая привычка. Кто-то постоянно носит и перебирает чётки, кто-то не выпускает из рук эспандеры. Это ведь не значит, что мне угрожают ножом? Ведь правда?

Однако подобные доводы мне не помогают.

Я вцепляюсь мертвой хваткой в ручку коляски, понимая, что эти люди правы. Далеко с ребенком я не убегу, а пока подоспеет помощь, может быть уже поздно.

– Что мне нужно делать? – спрашиваю мертвым голосом. – И где гарантии, что мне и сыну ничего не угрожает?

Парни довольно переглядываются между собой.

– Не переживайте. Никто не причинит вам вреда. Если, конечно, вы будет вести себя благоразумно. Мы отвезем вас к человеку, который хотел с вами встретиться. Ему просто нужно поговорить с вами.

– Оставьте его номер телефона. Я свяжусь и договорюсь с ним о встрече. Сейчас мне неудобно. Да и ребенку пора обедать.

– Не надо хитрить, Софи, – раскусывают меня за секунду. – Мы же оба взрослые люди и все прекрасно понимаем.

– Кость, хватит уже переговоров. Ты же видишь, что они на нее не действуют, – басит сзади тот, что с ножом, и угрожающе делает шаг вперед.

Я дергаюсь в сторону, но амбал хватает ручку коляски и тянет на себя.

– Я же заберу его сейчас, – кивает он на Илюшу. – И ты ничего не сделаешь. А пока полиция начнет искать, окажется уже поздно, твой сын будет далеко. Ты уверена, что хочешь такого исхода дела?

Мы смотрим в глаза друг другу несколько секунд. И я понимаю, что он не шутит. По коже идет мороз.

– Хорошо. Я поняла, – с трудом выдыхаю.

– Вот и славно. Бери ребенка на руки, я возьму коляску, – командует он.

Я дрожащими руками расстегиваю ремень безопасности, прижимаю сына к себе и иду к машине. Незнакомцы сопровождают с обеих сторон, не отставая ни на шаг. И следя за тем, чтобы я не вздумала сбежать.

Увы, но в этот раз удача на их стороне. Мне все же приходится сесть в салон, и почти сразу же слышу щелчок блокировки дверей. Чтоб не сбежала.

Поездка в общей сложности занимает около получаса. Возможно, даже меньше, но из-за нервного состояния она мне кажется бесконечной.

На мои вопросы никто отвечать не собирается. Парни либо молчат, либо отмахиваются фразами типа «потерпи, скоро все узнаешь». Но хотя бы больше не дерзят и не угрожают.

Илюша засыпает у меня на руках. Не дожидаясь момента, когда мы приедем.

Поездки в машине всегда его укачивают, и сейчас это как никогда кстати. Если бы еще и он капризничал, я вообще не выдержала бы.

Пытаясь отвлечься от тяжелых дум, я стараюсь запомнить путь, которым меня везут. Никогда не знаешь, как могут повернуться события. Но когда мы выезжаем за город, понимаю, что это бесполезно. В пригороде я не ориентируюсь.

Я даже встречающиеся указатели с названиями поселков не успеваю разглядеть из-за скорости машины. Увы, приходится смириться.

Авто без проблем проезжает пропускной пункт с шлагбаумом. Дальше путь открыт только тем, кто имеет сюда доступ.

Дорога ведет сквозь живописный смешанный лес. И асфальт на ней идеально ровный, как полотно. Что довольно непривычно после огромных ям рядом с нашим общежитием почти в центре города!

Домов тут не видно из-за двухметровых заборов. Похоже, местные жители не любят светить личной жизнью и доходами.

– Приехали, – сообщает тот, которого зовут Костя.

Отвлекшись на спящего Илюшу, я не успеваю заметить, у какого именно дома мы остановились. Хотя, чувствую, подобное знание мне ничего не даст.

Машина въезжает на территорию участка, и за нами закрываются ворота. Отрезая путь назад.

Водитель галантно распахивает дверь, помогая мне выйти из авто, чтобы не разбудить ребенка, и только теперь я могу разглядеть особняк того, кто хотел со мной поговорить.

Двухэтажный коттедж с панорамными окнами в пол как на первом, так и на втором этаже. С необъятным взгляду земельным участком.

В глаза бросается умелая работа ландшафтного дизайнера. Красивые аккуратные дорожки между газонами, стройные туи, высаженные аллеей, необычной формы кустарники. Цветов не вижу, а вот зеленого цвета всех оттенков в изобилии.

Пока мы ехали сюда, небо заволокло тучами. Воздух пахнет озоном. Как предвестник грозы.

– Прошу, – приглашает Константин, указывая на входные двери.

Мне не хочется переступать порог этого стеклянного дворца. Интуиция вопит, что стоит мне сделать это – и назад дороги уже не будет. Меня, может быть, и выпустят, а вот моего кроху? Кто даст гарантию, что его не заберут сразу же, как я окажусь внутри?

Хотя… почти два года о нем не вспоминали. А это что-то значит.

Стоять истуканом на месте не получится. Машина тоже уже отъехала.

Поэтому, набравшись духу, я все-таки нахожу в себе силы и шагаю следом за мужчиной. Захожу в дом и оказываюсь в просторной, даже огромной прихожей. Несколько коридоров уводят в разные стороны. Я не успеваю оглядеться: мой спутник подталкивает меня к мраморной лестнице на второй этаж. И оттуда уже к одной из комнат. В рабочий кабинет.

Это видно по обстановке, интерьеру, стилю. Даже по запаху, пропитанному деревом, натуральной кожей и мужской аурой.

– Герман Львович? Я привез девушку.

– Спасибо, Костя. Свободен, – слышу приятный мужской голос и только после этого замечаю того, к кому обращался мой сопровождающий.

Высокий широкоплечий мужчина спортивного телосложения. Шатен. Загорелую кожу оттеняет светлая рубашка. Я про себя отмечаю породистые черты лица.

Даже крупный нос с горбинкой не портит общего впечатления.

Но особенно привлекают внимание глаза. Они не серые и не голубые, а глубокого синего цвета в обрамлении длинных черных ресниц.

Вот только взгляд холодный. Настолько, что кажется, внутри этого человека умерло все живое. Эдакий Кай из сказки про Снежную Королеву.

– Добрый день, София! – тихо произносит мужчина, замечая спящего ребенка у меня на руках. – Можете положить его на диван. Или, если хотите, я распоряжусь отнести его в детскую комнату?

– Не надо! – вырывается инстинктивно. – Он останется со мной.

Я неосознанно прижимаю Илюшу сильнее к себе. Я понятия не имею, где нахожусь, кто этот человек и что тут могут сделать с моим малышом, пока меня не будет рядом. Поэтому сразу же отметаю подобное предложение.

Он удивленно хмыкает. Выгибает одну бровь, но комментировать не берется.

– Ну что ж, – задумчиво подбирает слова. – Хорошо. Вы, наверное, уже поняли, зачем вы здесь?

Я отрицательно машу головой.

– Ваши амбалы, кроме угроз, ничего больше не знают.

– Угроз? – еще больше удивляется он.

Прикидывается дурачком или действительно не давал таких команд? Хотя ему наверняка безразлично, каким образом будет выполнено поручение. Таким людям важен результат. Поэтому его изумление выглядит наигранно.

– Видимо, ребята перестарались. Я поговорю с ними, – говорит он без тени вины или сожаления. Что еще больше убеждает меня в правоте. – Тогда давайте начнем с самого начала. Меня зовут Герман Кравицкий. И я – биологический отец ребенка, которого вы держите на руках. И которого вы похитили около двух лет назад у моей семьи.

Его имя мне ни о чем не говорит. Но, возможно, если заморочиться и покопаться в интернете, то можно найти недостающую информацию. В любом случае меня сейчас это мало волнует.

В унисон его словам раздается первый гром за окном. Погода начинает портиться, и по ногам тянет прохладный ветерок.

Так символично перекликаясь с тем, что творится у меня в душе.

– Что я сделала? – переспрашиваю с сарказмом.

Он серьезно? Решил переложить на меня не только ответственность, но и вину?

– София, мне понятна ваша защитная реакция. И даже отрицание. Но давайте не будем отнимать друг у друга время и поговорим как взрослые люди!

– А давайте! – прорывает меня. – Не будем терять время. Вы отпускаете меня домой, с сыном, прямо сейчас, и мы забываем об этой встрече! Как вам такой вариант?

Герман хмурится. Он явно ожидал другого ответа. Мужчина обескуражен, но почти сразу же берет себя в руки.

– Вы, наверное, не совсем понимаете ситуацию. Я готов выплатить вам компенсацию за год и… восемь месяцев? – вспоминает, складывая в уме цифры. – За тот срок, что вы смотрели за моим сыном. Готов пойти навстречу и забыть о вашем преступлении. При условии, что вы без эксцессов откажетесь от всех прав на ребенка и передадите его нам. Ну и заодно объясните мотивы своего поступка.

У меня появляется ощущение, что я смотрю на нас с ним со стороны. Потому что происходящее не может быть правдой. Или эти люди настолько заигрались во всемогущих, что перестали видеть рамки реальности?

Как можно сделать из собственного ребенка игрушку? Вчера не хотел, сегодня уже передумал. А завтра? Если ему снова надоест ребенок – он сдаст его в детский дом? Как когда-то мне советовала его жена.

Я столько всего хочу сказать в лицо стоящему напротив меня напыщенному хлыщу, что думаю по этому поводу, но от злости напрочь забываю слова. Они просто вылетают у меня из головы. И мне остается только часто дышать и испепелять его взглядом.

Наше противостояние длится минуту, а после неожиданно хлопает дверь за моей спиной. Илюша вздрагивает, открывая глаза. А обоняние мгновенно улавливает знакомый аромат дорогого женского парфюма.

– Герман, я уезжаю к своему визажисту. Вернусь… – строчит она, пока не замечает в кабинете лишнего.

Меня.

Я впервые вижу Александру во всей красе. Без солнечных очков на пол-лица и без шелкового платка на голове. У нее идеально гладкие длинные волосы, чистая без изъянов кожа, зеленые глаза. Ее можно было бы назвать красивой, если бы не стервозно-высокомерное выражение лица. Которое уродует правильные черты, придавая нотку брезгливости ко всему, что ее окружает.

Александра смотрит на меня, как на ядовитую змею. Отшатываясь и переводя возмущенный взгляд на мужа.

– Герман? – прорезаются в голосе истеричные нотки. – Что это здесь делает? – тыкает наманикюренным пальцем в мою сторону. – Ты… ты отдаешь себе отчет? Она же…

– Она здесь потому, что я так приказал! – рубит на корню любые претензии ее муж.

– Зачем? – не унимается женщина. – О чем с ней разговаривать, особенно после того, что она сделала?!

Илюша спросонья пугается незнакомого места, а еще больше – негативно настроенных людей. Он утыкается носом мне в плечо и пытается таким образом спрятаться.

– А что я сделала? Сохранила жизнь вашему ребенку? Не бросила его, не сдала в детдом? Полюбила, как своего? После того как вы от него отказались? – не выдерживаю, вскидывая подбородок.

Глажу сына по голове, чтобы успокоить его, и стойко выдерживаю шквал негатива от Александры.

После моих слов она едва ли не задыхается от ярости и бессилия. Совсем как я пару минут назад.

Но, в отличие от меня, биологическая мама Илюши не сдерживается. Ее не останавливает даже наличие ребенка у меня на руках.

– Да как ты смеешь, дрянь? – замахивается она со всей силы, но я успеваю увернуться, и ее ладонь рассекает воздух, пустое место, где я только что стояла.

– Саша! – сливаясь с очередной звуковой волной грома за окном, бьет по барабанным перепонкам голос Германа.

Он в мгновение пересекает разделяющие их метры и хватает ее за руку. Дергает на себя, зрительно приказывая замолчать.

– Как ты можешь, Герман? – меняя свой тон с грозного на жалобный, скулит Александра. – Она украла у нас самое дорогое! Она воспользовалась моментом, а ты вместо того, чтобы… чтобы… ты приводишь ее в наш дом?! Ты пытаешься с ней говорить по-человечески? А что дальше? Предложишь ей остаться здесь?

Они схлестываются взглядами, и я вижу, как под ментальным напором мужа Александра сдувается подобно воздушному шарику. Меня и пугает, и восхищает одновременно такая сила.

– Если потребуется – сделаю, – ровным спокойным голосом произносит мужчина.

Только от его спокойствия у меня мурашки бегут по всему телу. И, похоже, не только у меня.

Я замираю вместе с его женой. Затаиваю дыхание, ожидая дальнейшего развития действий. Градус напряженности возрастает.

И вздрагиваю, выдыхая, когда тишину комнаты разрывает плач ребенка.

Илюша проголодался. У него по расписанию обед. Плюс незнакомое место, негативно настроенные люди и нервная мама. Все вместе сказывается на его настроении.

Я понимаю, что простыми словами и укачиванием тут не обойтись. Но выбора у меня пока нет.

– Успокой его! – не выдерживает биологическая мама. – Как тебе можно доверять ребенка? Герман? – снова обращается к мужу за помощью.

Но он продолжает игнорировать ее манипуляции.

– Саша, тебе лучше уйти. Поговорим позже. И наедине.

Александра вспыхивает. Поджимает обиженно губы, но новый приступ плача малыша заставляет убедиться, что Герман прав.

– Поговорим вечером, – зеркалит она слова мужа.

Фыркает и покидает кабинет.

Странно, но после ее ухода сынишка замолкает. И хоть я понимаю, что эта передышка ненадолго, но она позволяет мне немного прийти в себя.

– Дайте его мне? – неожиданно просит Герман сразу после ухода жены.

Протягивает руки к сыну, и, на удивление, Илюша реагирует положительно. Он смотрит на отца с интересом. Не пряча лицо мне в плечо, как было с той же Александрой.

Я теряюсь в первое мгновение, не зная, как поступить. Все еще опасаясь, что у меня могут просто забрать ребенка и не отдать. В конце концов, мы на чужой территории. Я бы даже сказала – на враждебной.

Но сынишка, в отличие от меня, не чувствует недоверия к хозяину дома. И его следующие действия вызывают у меня искреннее недоумение. Он мило улыбается и тянется к отцу.

Учитывая, что Илюша не любит чужих и крайне неохотно идет на контакт с посторонними взрослыми, его такая реакция выбивает у меня почву из-под ног. Я не успеваю принять решение, как Герман, пользуясь моим замешательством, забирает из рук сына.

Я порываюсь возразить, но замолкаю на полуслове, замечая, как в одно мгновение меняется выражение лица мужчины с жестокого и равнодушного на мягкое и… человечное, что ли? Жесткая линия рта изгибается в улыбке, а рядом с уголками глаз появляется сеточка мелких морщин.

Я задерживаю дыхание, глядя, как Герман сажает сына поудобнее и берет его крохотный кулачок в свою ладонь. С какой нежностью и восторгом рассматривает маленькие пальчики, гладит по плечу, любуется ребенком.

В его движениях сквозят осторожность и страх. Словно он боится причинить вред Илюше. Подобные эмоции переживают молодые неопытные родители в первые дни после появления малыша на свет. И, конечно, эти нюансы не ускользают от моего взгляда.

Я молчу, наблюдая за состоявшимся контактом отца и сына. Отмечая про себя, насколько они похожи. Только у Илюши глаза не синие, а голубые, с серым ободком. И волосы кудрявятся на затылке, если вовремя не подстригать.

Сынишка с интересом рассматривает папу, хватает цепочку на шее отца и тянет ее в рот.

– Он хочет кушать, – не выдерживаю я.

Мне и радостно, и одновременно больно от этой сцены. Я полюбила Илюшу, как родного. Мечтала о том, чтобы у сына был достойный любящий отец. Даже парня себе подбирала с учетом того, как он относится к детям.

С содроганием вспоминаю слова Александры о том, чтобы отказаться от малыша, отдав в детский дом. Спасибо маме, которая поддержала и уговорила не делать глупостей.

С того момента Илюша стал для меня целой вселенной. Ради которой я готова была свернуть горы. Огорчало только отсутствие мужского воспитания в семье. И вот сейчас, глядя на то, с каким трепетом и нежностью Герман смотрит на сына, я должна была быть счастлива. Расплываться в улыбке. Прыгать до потолка. Если бы не одно но.

Встреча сына с отцом означает, что я в жизни Илюши становлюсь лишней. В новой семье есть и мама, и папа. Они ему родные. А я…

Сердце обливается кровью, в горле встает колючий ком.

– Вы не обедали? – Кравицкий на время переключает свое внимание на меня.

– Ваши люди появились без предупреждения. Я пыталась договориться с ними, взять ваш номер и созвониться для встречи в удобное время. Но меня никто не захотел слушать.

Герман устало ведет головой. Переводит взгляд на меня и насмешливо усмехается.

– София, знаете, что я ненавижу больше всего? – тянет он задумчиво. – Ложь! А вы мне сейчас лжете. Никуда бы вы звонить не стали. И тем более договариваться о встрече. Но к этому мы с вами еще вернемся. А пока внизу на первом этаже есть кухня. Можете попросить повара приготовить что-нибудь для ребенка. Или выбрать из уже имеющегося меню.

Я цепенею от мысли о том, что никто нас не собирается отпускать. Смотрю внимательно в сапфировые глаза и уточняю:

– Мы с вами так не договаривались. О том, что я останусь здесь с ребенком, речи не было.

– Не было, – подтверждает он. – Но мы так ничего и не обсудили. Вот после обеда и побеседуем. Решим все, что связанно с моим сыном, а после я вас отпущу.

– С Илюшей?

Герман из любящего отца вновь превращается в ледяную глыбу. От которой на расстоянии разит холодом. Он молча сверлит меня взглядом и, игнорируя мой вопрос, цедит сквозь зубы:

– Идите за мной. Я покажу вам, где находится кухня.

Глава 3

Меня с сыном отсюда не выпустят. Я почти убеждаюсь в этом, складывая все за и против. А бежать из крепости Кравицкого невозможно. Во-первых, полно охраны, видеонаблюдение, закрытая территория.

И если даже мне каким-то чудом удастся выскользнуть отсюда, то еще не факт, что я смогу добраться до дома прежде, чем меня хватятся и вернут назад. Такси в поселок не пустят, я видела шлагбаум и пропускной пункт.

Да и куда бежать? Они знают, где я живу. Поэтому иного выхода, кроме как договариваться, у меня нет. Но и тут тупик. Кравицкие наверняка потребуют отдать им Илюшу. А для меня это равносильно смерти.

Герман отводит нас на первый этаж, здороваясь с поваром и давая указание накормить. В огромном помещении, напичканном самой современной кухонной техникой, можно расположить целую квартиру. Двухкомнатную точно. Или четыре-пять таких комнат, как у нас в общежитии.

Посередине кухни выделяется островок со столешницей из массива дерева с эпоксидной смолой с причудливым рисунком. За этот стол нам и предлагает сесть Матео – двухметровый здоровяк с непривычным акцентом. В фартуке и поварском колпаке.

Вопреки моим переживаниям, Матео дает мне целый список из того, что можно предложить на обед маленькому ребенку. Супы овощные, мясные, пюреобразные. Паровые митболы, диетические котлетки из кролика, индейки, дичи, овощные суфле, запеканки, омлеты, крупяные гарниры. Куча десертов.

Повар с удовольствием рассказывает состав каждого, с точными данными, сколько калорий в порции того или иного продукта. Чувствую, кто-то из семьи хозяев держит жесткую диету.

Меня тоже приглашают пообедать, но я вежливо отказываюсь. Вряд ли в таком состоянии кусок полезет в горло.

Пока Илюша с аппетитом уминает овощной суп, я решаю позвонить маме. Нужно предупредить ее, что мы задержимся.

Слава богу, телефон у меня пока не отобрали. И это хоть немного успокаивает, дает ложное ощущение защищенности.

Я вытаскиваю из кармана смартфон, замечая на дисплее семь непринятых звонков от мамы. А вот это уже плохой знак.

Мы опоздали на обед всего на каких-то минут пятнадцать. Я могла задержаться в магазине, загуляться в парке – да где угодно, мама никогда не искала нас, названивая до посинения. А тут… Неужели люди Кравицкого побывали и у нас дома? Угрожали маме?

Сердце обрывается вниз, стоит лишь подумать, какие могут быть последствия от такого визита.

– Соня, дочка! Где вы? – слышу встревоженный голос родительницы. – Соседка сказала, видела, как вы гуляли в парке. А потом подъехал черный джип, вылезли два мужика и затолкали вас с Илюшей в машину! Соня, что происходит? Ты где? Кто эти люди? Что им от вас надо? Соня? – обрушивает она на меня шквал вопросов.

Я уже по голосу слышу, как она себя накрутила. То ли соседка преувеличила, то ли мама что-то недоговаривает.

Но спасибо хотя бы за то, что мои подозрения не оправдываются.

В любом случае еще рано делать какие-то выводы. Поэтому я выдыхаю и пытаюсь ответить максимально ровно:

– Мама, все в порядке. Не переживай за нас. Мы живы, здоровы. И даже вкусно накормлены, – улыбаюсь вежливо Матео. – Просто нас неожиданно пригласили в гости.

– Кто пригласил? Зачем? Куда? А Илюша с тобой? – пытает настойчиво мама.

– Со мной. Пригласили знакомые. За город, на дачу. Все так спонтанно получилось. Я сама не ожидала. Мам, я потом все объясню, не волнуйся.

– Что это за такие знакомые мужчины?

– Это муж моей подруги. Ты ее не знаешь, я с ней раньше общалась. Они мимо проезжали, увидели меня, остановились. Решили позвать с собой. Мне неудобно было отказываться, она беременная, – сочиняю на ходу.

Потом я ей все объясню. Подробно. Когда сама выясню, что меня ждет дальше. А сейчас нет смысла раньше времени паниковать. От этого ничего не изменится, а вот здоровье мамы может не выдержать.

– Когда вы вернетесь домой? – все еще настороженно спрашивает она.

– Вечером, – тяну неуверенно. Надеясь, что к тому времени ситуация хоть немного прояснится. – Но если что изменится – я позвоню, предупрежу. Хорошо?

– Соня, ты мне врешь, – улавливает фальшь в моем голосе мама. – Я же чувствую.

– Нет, мам. У нас все отлично, уверяю!

Она тяжело вздыхает, принимая мой ответ. И внезапно вспоминает:

– А Лешу ты предупредила?

– Нет, – вылетает прежде, чем успеваю подумать.

Черт! А вот про своего парня я совсем забыла. Как и про то, что сегодня ровно три месяца, как мы встречаемся. И он собирался вечером забронировать столик в кафе по такому случаю.

Леше я отправляю смс с извинениями. Пишу, что у меня форс-мажор и встретиться сегодня не получится. Надеюсь, он не сильно обидится, а в идеале – поймет и просто перенесет празднование. Три месяца и датой-то назвать сложно.

– Вам все понравилось? – интересуется Матео, улыбаясь. – Может быть, все-таки пообедаете сами?

У меня возникает стойкое ощущение, что улыбка – это часть дресс-кода повара. Хотя в глазах все же светится искренний интерес.

– Спасибо. В другой раз. Я не голодна. А блюда Илюши были бесподобные. Обычно он плохо ест, а сейчас его даже кормить не пришлось: сам все съел.

Матео расцветает от счастья еще больше. Только вот от следующих его слов мне становится не по себе. И желание улыбаться в ответ убавляется.

– Герман Львович распорядился подготовить детскую комнату, – задевает за живое. – Я думаю, мальчику там понравится.

– А где сам хозяин? – Пальцы сжимаются в кулак до такой степени, что ногти впиваются в ладонь.

Я не ощущаю боли. Кроме той, что изнутри жжет грудную клетку.

– Он ждет вас у себя в кабинете. Проводить?

– Спасибо, я сама найду.

На мгновение мелькает мысль спросить, как отсюда выйти. Было бы неплохо, только, боюсь, охрана заранее предупреждена и все ходы-выходы наглухо перекрыты. По крайней мере, до тех пор, пока не решат наш вопрос.

Мы с Илюшей медленно поднимаемся наверх. Сейчас у меня есть время рассмотреть и шикарный ремонт, и огромную – в пять, а то и больше метров высотой – дизайнерскую люстру с подвесными фарфоровыми капельками-лепестками, которая должна освещать путь по винтовой лестнице с первого до второго этажа.

Здесь очень красиво. Все подобрано со вкусом. Не хватает только одного – уюта.

Дом больше похож на музей или дворец. Но никак не на семейное гнездышко.

В какую-то секунду мне становится страшно. Даже не от того, сколько стоит окружающая меня красота, а от понимания, какую власть имеет эта семья, владея такими деньгами. И что я могу противопоставить им, вздумай пойти против. А именно это я и собираюсь делать.

Дверь в кабинет оказывается открытой, и мы без стука входим. Герман сидит за рабочим столом, уставившись взглядом в монитор компьютера. Замечая нас, отвлекается, жестом приглашая сесть.

– Все в порядке? – уточняет он.

– Да, спасибо. Илюша поел.

– А вы?

– Я не голодна, – уже во второй раз за сегодняшний день повторяю эту фразу.

Он хмыкает, выключая компьютер. Складывает перед собой на столе кисти рук в замок.

– Что ж, хорошо. Тогда давайте сразу к делу. Я предлагаю вам три миллиона. И вы отдаете нам нашего ребенка. Идет?

Началось…

Я крепче прижимаю к себе Илюшу, сидящего у меня на коленях. Мысленно молясь только о том, чтобы мне хватило сил не сорваться и не наговорить глупостей Кравицкому.

– Я не торгую сыном.

– А это и не ваш сын, – мрачнеет Герман.

– А вы докажите, – бросаю, не подумав.

И тут же прикусываю язык. Понимая, что ляпнула лишнего.

Не в моих интересах дергать тигра за усы. Но сказанного уже не воротишь.

– Могу и доказать. Если потребуется. Но поверьте, вам этот метод не понравится. – Я молчу, и Герман продолжает: – Пока я согласен идти вам навстречу. Готов даже заплатить. Вполне достойно, я считаю. Вам хватит, чтобы купить квартиру и съехать из общежития. Да, может быть, на жилье в элитном доме не хватит, но таких денег вам не заплатят нигде. Даже если снова решите подработать суррогатной мамой. Вы прекрасно знаете расценки. Так что давайте разойдемся по хорошему? Вы вернете нам сына, мы поможем вам финансово.

Я отрицательно машу головой.

Когда-то я согласилась на это дело. Готова была родить и отдать. Тогда я еще не знала, что такое материнский инстинкт, и была уверена, что с легкостью смогу расстаться с рожденным мною ребенком.

Как же я ошибалась!

У Кравицкого куча денег. Если его жена не желает рожать сама, он может снова заказать себе малыша. Раз уж опять захотелось поиграть в отцовство.

А Илюшу я им не отдам!

– Это мой ребенок. И ни за какие деньги я его продавать не собираюсь. Мне кажется, я ясно дала это понять!

– Пять миллионов? – повышает ставку Герман. – Десять?.. Долларов! – бьет по столу кулаком.

Я вздрагиваю, а вот Илюше нравится этот жест, и он, заливаясь смехом, пытается, как папа, стукнуть кулачком себе по коленке.

Герман переводит взгляд на ребенка. Смотрит пристально. И черты лица невольно смягчаются, превращая его из небожителя в простого и привлекательного мужчину.

Я тут же одергиваю сама себя. Еще Кравицким восхищаться не хватало! Он может быть сколько угодно красивым, но мы с ним совершенно разные люди. Такие никогда не пересекаются в жизни. К тому же, напоминаю себе, он женат и пытается отобрать у меня сына.

Поэтому пресекаю все симпатии на стадии зарождения.

– Герман Львович, этот разговор бессмыслен! Я не отдам Илюшу ни за какие деньги. Для вас он игрушка, а для меня – самое дорогое, что есть в жизни, – смотрю ему прямо в глаза. – Если вам так хочется наследников – закажите другого ребенка. У вас хватит денег. А нас оставьте в покое!

При упоминании о других наследниках мужчина каменеет. Замирает, переставая дышать. Только желваки на скулах нервно дергаются, словно я задела его за живое.

Я не понимаю, чем вызвана такая реакция. Тем, что посмела перечить? Не прогнулась? Не купилась за деньги?

А впрочем, мне все равно. Важнее отвоевать свое право остаться матерью.

– Вы уверены, что не пожалеете о своем выборе? – тихо спрашивает Кравицкий после минутного молчания.

Я слышу угрозу в голосе, хотя Герман даже не повысил тона.

– Не все в этом мире продается. Мне жаль, если для вас это новость.

– А мне жаль вас. Вы просто еще не представляете, что вас ждет впереди. И с чем вам придется столкнуться.

Глава 4

Мы возвращаемся домой на черном шикарном седане. Мне до сих пор не верится, что нас отпустили. Вот так просто, без издевательств, лишних запугиваний, пыток.

Водитель довозит чуть ли не до подъезда, не спрашивая адреса. Что, в принципе, неудивительно. У Кравицкого наверняка целое досье на меня лежит где-нибудь на полочке.

В одном из окон на первом этаже дергается штора. Представляю, какие слухи поползут обо мне теперь среди соседей.

– Вернулись? – охает мама, встречая нас на пороге.

– Да. – Я спускаю Илюшу с рук, пряча глаза, и наклоняюсь расстегнуть ремешок на его сандаликах.

Я все еще не хочу рассказывать ей о том, что произошло. И давать лишний повод для волнений.

– Вы обедали? – суетится она, хлопая дверью холодильника.

Врать нет смысла, но и аппетит я так и не нагуляла.

– Да. Илюша поел.

– А ты?

– А я хочу чай, – выпрямляюсь в полный рост.

Мама уходит на кухню с чайником, а я иду в свою часть комнаты и валюсь кулем на кровать. Раскидываю руки в стороны, бесцельно глядя в потолок.

Я выжата. Морально. И что делать дальше – ума не приложу. Герман предупредил, чтобы я не даже не думала бежать. И чихать бы я хотела на его угрозы, если бы не одно но: мне некуда, а самое главное – не на что это делать.

Денег и так хватает только на коммунальные, еду, памперсы и немного на одежду. Если бы я могла знать заранее – отложила бы на черный день. А так…

Можно, конечно, попытаться занять у знакомых. Или даже в банке. Если дадут.

Но что дальше? Пока найду работу, пока пройду испытательный срок, пока получу первую зарплату – все это может затянуться не на один месяц. А деньги имеют свойство кончаться катастрофически быстро.

Илюша вытаскивает из шкафа ящик с игрушками, переворачивает на ковер и роется в поисках своих любимых смешариков. Пока я, как мазохистка, снова и снова прокручиваю в голове разговор с его отцом.

Герман ведь даже не извинился, не объяснил причины отказа. Просто свалился на нашу голову как снег на голову и потребовал отдать ребенка.

– Мама, ням-ням? – Сынишка замечает на полке последнюю фруктовую пюрешку в мягкой упаковке.

Тянется в надежде достать сам. Я помогаю ему. Откручиваю крышечку, пробую на всякий случай на пригодность и отдаю Илюше, ставя мысленно галочку в списке дел, что нужно сходить в магазин за продуктами. Еще вчера хотела, да вылетело из головы. В холодильнике почти пусто. Только кастрюля со вчерашним супом да отварные макароны.

Конец месяца. Плановая экономия.

На секунду в голове пролетает мысль: а правильно ли я поступаю? У меня ни гроша за душой, живу сегодняшним днем, экономлю, покупая все на скидках. Что меня ждет впереди? Среднемесячная зарплата и работа без выходных?

Кредиты, ипотека, пособия малоимущей?

Что я смогу дать ребенку на такие деньги? Сколько должно пройти времени, чтобы я прочно встала на ноги и начала прилично зарабатывать? И получится ли у меня это?!

А Кравицкие точно не обидят сына деньгами и материальными перспективами.

Может быть, я не права, эгоистично лишая Илью обеспеченной жизни? Может, они осознали и готовы принять его в свою семью? Полюбить так же сильно, как и я?

Додумать не успеваю. В дверь начинает кто-то настойчиво стучать. Так сильно, что я пугаюсь.

– София Андреевна? – спрашивает высокая дама в очках, стоящая на пороге.

На ней белая блузка и темно-синяя юбка миди. За женщиной стоят молодая девушка и мужчина в строгой офисной одежде.

– Да, я, – холодеет спина от предчувствия неприятностей.

– Меня зовут Татьяна Анатольевна. Я из органов опеки. К нам поступила жалоба от соседей о том, что вы жестоко обращаетесь с ребенком, пренебрегаете своими родительскими обязанностями и в принципе не следите за мальчиком.

В первый момент я надеюсь, что они обознались.

С соседями у меня никогда не было проблем. У многих тут есть дети. И двое, и трое. И я более чем уверена, что с их стороны подобное просто не могло прилететь. Абсурд.

Да, может быть, я не идеальная мама, но уж точно не изверг и не дегенератка.

А после вспоминаю, что эти люди назвали точно мое имя. И я только что вернулась от человека, который пообещал устроить мне веселую жизнь, если я не отдам ему сына.

Наверное, стоило ожидать чего-то подобного, но я все же надеялась, что это произойдет чуть позже. Гораздо позже. Что за это время я успею найти выход из положения. Что слова Германа окажутся просто обычной страшилкой.

Признаюсь, наивно и безответственно с моей стороны.

Мне нужно было бежать сразу, как только я вышла из машины. Как только переступила порог дома Кравицких.

А теперь, глядя в бездушные глаза исполнителей закона, я понимаю, что уже поздно. Механизм запущен, и мне остается только держаться.

– Здравствуйте, – выдавливаю из себя онемевшими губами. – Простите, как обращаюсь?

– Жестоко и безответственно, – грудью прет вперед женщина.

Отталкивает меня в сторону и прямо в обуви заходит вовнутрь. Следом за ней по очереди идут сопровождающие.

В небольшом помещении на двадцать квадратов, поделенном на две комнаты перегородкой, становится тесно от такого количества народа.

Татьяна озирается вокруг, презрительно морща нос, и останавливается взглядом на Илюше. Подходит ближе, пристально осматривая его со всех сторон.

У сына содрана коленка, на лбу еле заметный синяк. Коленка – результат падения в парке во время прогулки, а синяк остался от игры в прятки, когда Илюша залез под стол.

Любому взрослому человеку, у которого есть дети, понятно, что это обычные царапины для малышей подобного возраста. Особенно летом, когда на ребенке минимум одежды.

Но по триумфу в глазах Татьяны я вижу, что она нашла то, что искала. И на все мои повисшие в воздухе оправдания звучит насмешливое:

– Ну вот же – наглядное доказательство! – Она тянется к ребенку, но сын, пугаясь незнакомых, пятится и прячется за меня. – Он еще и боится. Наталья, запиши: ребенок ведет себя странно, нервно реагирует на посторонних.

– Он вас не знает. И это нормальная реакция для малыша такого возраста! – Подхватываю Илюшу на руки и прижимаю к себе.

Целую в макушку, шепча ему ласковые слова.

– Так, а здесь что? – деловито продолжает Татьяна, подходя к холодильнику. Распахивает дверцу и начинает внимательно изучать содержимое.

Я на секунду закрываю глаза, мысленно матерясь на саму себя. Кто же знал, что именно сегодня на мою голову свалится столько неприятностей!? И именно в день, когда у меня кончились продукты, заявятся органы опеки!

– Я как раз собиралась в магазин, – все еще надеясь на чудо, оправдываюсь неуверенно.

– Ну конечно! А что еще вы могли сказать? Ни молока, ни фруктов. А зачем они, правда? Только деньги тратить, – передразнивает Татьяна. – Ребенок и без них обойдется. Зато бутылочка красненького имеется. Увлекаетесь? – машет она перед носом гранатовым вином, которое еще в прошлом году кто-то подарил на праздник.

Я почти не пью, а именно этот напиток еще и на вкус оказался ужасным. Так и стоял в холодильнике: и выбросить жалко, и пить никто не хотел.

Девушка, что пришла вместе с этой мегерой, фотографирует крупным планом вино и содержимое холодильника.

– Хватит! – не выдерживаю я. Выхватываю из ее рук эту проклятую бутылку, швыряя в мусорное ведро. – Прекратите! Мы прекрасно знаем, что никто на меня не жаловался. И это персональный заказ Германа Кравицкого! Так?

Дама приподнимает бровь, не опровергая и не соглашаясь. Давая мне шанс убедиться в том, что происходящее – дело рук биологических родителей Илюши.

– Соня, дочка, чай готов. Ой, – слышу голос мамы. – У нас гости? А что же ты их на пороге держишь? Заходите, – обращается она к мужчине, статуей застывшему у входа.

– Мама! – выдыхаю обреченно, вспоминая о родительнице.

Понимая, что она пришла в самый неподходящий момент. А зная о ее слабом здоровье, боюсь даже представить, каким стрессом обернется для нее эта ситуация.

Татьяна прижимается к стене, пропуская вторую хозяйку комнаты. Окидывая и ее оценивающим взглядом.

– Наташ, захвати в кадр вон тот угол с кучей тряпья крупным планом, – командует она издевательским тоном своей протеже.

– Соня, что происходит? Кто это?

– Мам, не волнуйся. Присядь. Все в порядке.

– Все в порядке у вас будет, когда вы одумаетесь и возьметесь за ум, София. Поверьте, лишение родительских прав поставит огромную кляксу в вашей автобиографии. И в будущем, если вы решите завести своих детей, – Татьяна делает особый акцент на последних словах, тем самым практически прямым текстом подтверждая мои догадки и опасения, – у вас могут быть крупные проблемы со стороны органов опеки. Мы пристально следим за такими семьями. Поэтому советую не делать глупостей, за которые вам потом придется расплачиваться всю оставшуюся жизнь.

– Сонечка, дочка, что ты натворила? – охает мама, бледнея на глазах.

Безжизненно оседая на стул и хватаясь за сердце.

– Уходите! Убирайтесь отсюда! Вон! – цежу сквозь зубы, стискивая руки в кулаки.

Едва сдерживая желание вцепиться в волосы этой продажной дряни.

Она ведь прекрасно все видит и понимает.

Останавливает только осознание того, что Татьяна всего лишь исполнитель.

– Подумайте и дайте ответ до вечера. Оставляю вам номер телефона, по которому со мной можно связаться. Поверьте, – смягчается на мгновение железная леди, – жизнь на этом не заканчивается. Вы молодая. У вас еще будут свои дети. А вот не своих… впрочем, вижу по глазам, вы все поняли.

Она оставляет на столе кусочек белоснежного картона с цифрами, кивает своим сопровождающим, и их троица покидает помещение.

Оставляя после себя гнетущую тишину и ощущение полного краха.

– Чай остыл, – нарушает молчание спустя почти десять минут мама. И добавляет следом: – Это за Илюшей приходили, да? И сегодня ты ездила не в гости, а к его родителям, так? Дочка, пожалуйста, не ври мне! Его хотят забрать у нас?

– Да, мам, – отвечаю шепотом. Провожу по волосам своего крохи и почти беззвучно добавляю: – Только я уже не смогу с ним расстаться.

Глава 5

Я смотрю на дверь моего кабинета, только-только закрывшуюся за суррогатной мамой моего сына, и до сих пор не могу нормально вздохнуть. Горло сдавливает невидимая петля.

Ослабляю узел галстука, а после и вовсе снимаю его, швыряя на диван. Расстегиваю верхние пуговицы рубашки.

Ощущение, что с уходом Софии и Ильи в комнате кончился кислород. Зачем я отпустил их? Сына так уж точно стоило забрать у нее уже сейчас.

Подумать только – два года! Моему мальчишке скоро будет два года, а я впервые увидел его. Взял на руки. Прикоснулся к чуду. По-другому и не скажешь.

Несколько лет назад тяжелая болезнь подкосила меня так, что я оказался одной ногой на том свете. Врачи разводили руками, боясь что-то обещать. Мне предстояло длительное лечение и серьезный курс химиотерапии, после которого возможность стать отцом равнялась нулю целых одной тысячной. Если не меньше.

Именно тогда нам предложили криоконсервацию эмбрионов как выход из положения в дальнейшем. О чем мы и задумались после моего успешного, если не сказать чудесного, выздоровления.

Но и тут нас ждала прорва проблем. У Саши обнаружились медицинские противопоказания. Какие-то проблемы по женской части. Плюс отрицательная группа крови, что еще больше повышало риск выкидыша. А рисковать мы не могли.

Увы, но в нашем случае попытки оплодотворения слишком ограничены.

Мы были вынуждены прибегнуть к помощи суррогатной мамы. Жена взяла на себя все заботы по подбору лучшей кандидатуры, я – по спонсированию всех затрат.

Вмешиваться в сей процесс у меня не вышло: проблемы в бизнесе на тот момент практически не оставляли свободного времени. Да и в моем присутствии не было никакого смысла.

Наконец подходящая девушка нашлась, процедура оплодотворения прошла успешно, и нам оставалось только ждать. Что, в принципе, мы и делали. До тех пор, пока костлявая снова не решила попробовать постучаться в мои двери.

Автокатастрофа, сложнейшая операция, два месяца в коме и полгода тяжелого реабилитационного периода. Никто не верил в благополучный исход. Как сказал мой лечащий врач, таких чудес на своем веку он еще не встречал.

Правда, на этом моменте чудеса заканчивались. Когда я очнулся и пришел в себя, меня ждал неприятный сюрприз. Наш малыш не выжил. У суррогатной мамы случился выкидыш.

Саша этот момент к тому времени пережила, забыв о нем еще до того, как я вышел из комы. Переключила свое внимание на мое здоровье. Она изначально не особо рвалась иметь детей, отмахиваясь от подобных разговоров. Убеждая меня, что мы еще молоды и стоит пожить для себя.

Не спорю, многие так и живут. Откладывают момент рождения детей на потом. На тот возраст, когда уже реально начинаешь задумываться о наследниках и тебя не отвлекают такие насущные проблемы, как где заработать и на что жить.

Только этим можно грешить в том случае, когда нет проблем со здоровьем. И если Саша еще могла стать матерью своего ребенка, то меня жизнь, увы, лишила такого шанса.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что она нормально приняла новость о выкидыше. Да, возможно, расстроилась. Не исключаю даже, что пару вечеров провела в плохом настроении. А может, и того не было. Мне уже не узнать.

Но факт остается фактом: для нее эта ситуация не стала смертельным ударом. В отличие от меня.

Я невольно тянусь рукой к графину с водой. Хочется чего-то покрепче, но сейчас не стоит злоупотреблять. Да и вообще, похоже, теперь придется менять многие привычки.

Долгое время я чувствовал себя овощем. В моральном плане. Так вышло, что мое бесплодие поменяло взгляд на происходящее. Я перестал бороться, стремиться к чему-то большему. Я просто умер в какой-то момент.

Потому как пришло понимание, что мне некому передать весь накопленный опыт. Что построенная с таким трудом империя после моей смерти достанется… кому? Саше? Она просадит все состояние за каких-нибудь пару-тройку лет. На гламурные тусовки и брендовые шмотки. На путешествия, украшения, операции по улучшению внешнего вида.

Ее не интересует бизнес. Она избавится от него в первую очередь. А не зная рынка, не умея распоряжаться активами, она продаст все за бесценок.

Предпочтя иметь синицу в руках. Но сегодня и сразу. Круглой суммой на банковском счете.

С моей стороны оставить Саше все свое имущество в таком виде, в каком оно есть, – априори обречь ее на нищенское существование. Как бы странно это ни звучало.

Поэтому новость о том, что суррогатная мама потеряла ребенка, лишила меня смысла жизни. Выбила из колеи.

Да, возможно, когда-нибудь я пришел бы к тому, что усыновленный из детского дома малыш – выход из положения.

Спасение семьи.

Когда-нибудь.

В следующей жизни.

А в этой, увы, все шло по наклонной.

Ровно до тех пор, пока я не узнал, что никакого выкидыша не было. И мой сын жив.

– Герман? Ты здесь? – открывается дверь кабинета.

На пороге появляется Саша.

Странно, что она дома. Обычно поход к визажисту – святое дело.

– Как видишь.

– А Даниэль? Он где? С няней?

Меня коробит от ее пафосного «Даниэля». Что за мода брать иностранные имена? Чем не угодно наш «Даниил», раз уж такое дело? Да и «Илья» мне тоже нравится. Богатырское имя. А помня розовые пухлые щечки сына и его силу, с которой он схватил меня своей ручонкой за палец, я не сомневаюсь, что таким он и вырастет.

– Нет. Я их отпустил, – выдыхаю устало.

Потому что сам до сих пор не уверен, что поступил правильно, надеясь, что Соня поймет свою ошибку и исправит ее.

Да, запугал немного. Возможно, даже где-то перегнул.

– Я так и знала! Герман, ты слишком добрый. Тебе не стоит вести себя так по отношению к этой дряни! Такие, как она, не признают человеческого отношения, неужели ты этого не понимаешь? К тому же мы еще не выяснили мотивов ее поступка. На кого она работает? Зачем ей это надо было? Если она тогда провернула такой финт ушами, подкупив и договорившись с врачом, то как ты можешь верить, что сейчас эта змея вдруг пойдет тебе навстречу? А если она прям в данный момент садится на самолет, чтобы опять сбежать? Ты об этом подумал? – заводится Саша с полуоборота.

– Подумал, – отвечаю спокойно, обрубая ее поток претензий. – За ней присматривают мои люди, не волнуйся. Никуда она не денется. И не сбежит.

– А если она сделает что-нибудь плохое с нашим ребенком? – не унимается жена. И, пользуясь моей заминкой, продолжает напирать: – Ты о таком подумал?

– Если я сказал, что разберусь, значит, разберусь! – Саша знает, что в некоторых случаях со мной лучше не спорить.

Моего терпения хватает до определенного момента. А потом могут быть последствия. Но именно сейчас до нее почему-то не доходит, что пора прекращать действовать мне на нервы.

– С такими, как эта девка, разговоров вообще не стоит вести! А ты с ней нянькаешься! – ставит в упрек.

Я делаю глубокий вдох, сжимая пальцы в кулаки.

Когда-то я очень любил эту женщину. До такой степени, что не глядя шагнул в петлю, именуемую браком. Страсть накрыла внезапно и с головой.

Казалось, что это на всю жизнь. Что это именно она. Что нужно хватать и действовать, пока не поздно. Тем более что Саша умела подать себя с нужной стороны и с лихвой пользовалась мужским вниманием.

Тогда мне было плевать на многие аспекты, такие как материальное состояние, социальное положение, капризы ее характера и прочее. Меня просто переклинило на ней.

До идиотского состояния глухоты и слепоты.

Это сейчас я понимаю, что это не любовь. Страсть, помешательство, химия. Что угодно.

Это проходит. Со временем. И накрывает реальность. Понимание, что для крепкой семьи нужно что-то большее. А тогда…

В первые месяцы я практически вычеркнул сон из своих суток, не желая тратить ни минуты свободного времени. В моем списке остались работа, карьера и любимая женщина.

И я бы выставил приоритеты в другом порядке, если бы не понимал: без достаточных финансов я рискую потерять и Сашу, и дело всей своей жизни.

Как давно это было. И как сильно меняются ценности в жизни спустя годы.

– Хватит! – раздражаюсь всерьез.

– Ты вообще меня не слышишь, – обиженно поджимает губы Саша.

А мне хочется напомнить, что это она проморгала тот момент, когда София вдруг передумала отдавать нам малыша. Не убедилась в том, что суррогатная мама действительно потеряла ребенка, поверила на слово врачу, не проверила документы.

Да много чего еще.

Вся эта история с клиникой, которую выбрала Саша, попахивает явным мошенничеством. Сколько денег ушло на ЭКО, на подготовку, на оплату услуг?! А в итоге что?

У нас был единственный шанс, и благодаря Саше мы его чуть было не упустили.

– Герман, – продолжает жена, – я не намерена стоять в стороне и изображать статую. Это и мой ребенок тоже! Ты видел условия, в которых живет Дэни? А как тебе запах гнилого подвала в подъезде?! Да в таких местах одни бомжи и отбросы общества живут. Там нельзя оставлять ребенка ни на минуту. А ты отпустил их!

Я выжидаю пару минут после того, как Саша замолкает. Смотрю прямо в глаза, не моргая, зрительно давая понять, что пора закругляться. Потому, что еще немного – и я взорвусь.

Редко когда подобные приемы я отрабатывал на жене. Обычно хватало примеров на посторонних. Но сегодня, увы, не тот случай.

Саша недовольно фыркает, понимая, куда я клоню. Изображает негодование, но здравый смысл все-таки побеждает. Она молча покидает кабинет.

– Игорь? – набираю своего безопасника, когда убеждаюсь, что Саша ушла.

– Да, Герман? – тут же отзывается на том конце связи он.

– Что насчет Алисии Смоленко? Есть новости? – задаю один из мучающих меня вопросов.

Врач, которая вела беременность Софии, исчезла спустя год после этого случая. Внезапно уволилась и уехала в Европу, где ее следы терялись.

Никто из коллег не мог точно сказать почему и зачем. Кто-то предполагал, что нашла себе мужчину, кто-то просто утверждал, что решила сменить место жительства. Но все сходились в одном: Смоленко сорвалась неожиданно.

А только она могла дать ответы на кучу вопросов по поводу того, что же на самом деле произошло во время беременности суррогатной мамы.

– Пока тишина. Но мы работаем над этим. В любом случае, если она жива, мы выйдем на нее. Дело времени. Осталась бы она тут – нашли бы без проблем. А так, сам понимаешь, – извиняющимся тоном, рапортует он.

Только я не хочу ничего понимать. Из клиники, где делали ЭКО, уже уволился главврач и нажил себе кучу проблем владелец. А вот главную виновницу найти не удается.

– Ладно, держи меня в курсе, – скидываю вызов.

Следом набираю ребятам, которые остались присматривать за домом Софии.

У меня из головы не выходит эта девчонка, как бы я ни старался не думать о ней. Большие зеленые глаза, курносый нос, пухлые губы без тени помады. Да и вообще я не заметил на ней ни капли косметики.

Я привык ежедневно видеть женщин в полном боевом раскрасе – Саша даже спать ложилась накрашенная, со специальным вечерним макияжем, и для меня естественная красота стала чем-то необычным и выбивающимся в современном мире.

Да, София довольно привлекательная девушка. Пройти в толпе и не заметить сложно.

Одни длинные вьющиеся волосы чего стоят! У Саши тоже такой тип волос, но, сколько помню, ее всегда раздражал этот факт. И она только и делала, что бегала по салонам, пытаясь выпрямить их. А вот мне нравились ее природные кудри.

Но больше всего в сегодняшней встрече меня зацепила решимость в глазах девчонки. Настоящая, самоотверженная. Какая бывает только у любящих родителей. Какой должны светиться глаза родной матери. А не той, кто обманным путем решила примерить на себя эту роль.

Глава 6

– Господи, дочка, и что же теперь делать? – Мама дрожащими руками достает из коробочки блистер с таблетками и пытается выдавить одну.

Прошло уже полдня с того момента, как она узнала правду. Но, как и я, до сих пор не пришла в себя.

– Ничего. Пусть пугают сколько угодно. Это просто психологическая атака. По сути, ничего они сделать не могут.

– Ты прости, Соня, но, может, они правы? Это их ребеночек, и вполне естественно, что они хотят его вернуть, – осторожно закидывает удочку.

Да, я понимаю, что она переживает за меня. Волнуется, накручивая себя на полную катушку, особенно после слов недавних гостей.

Да, Илюша ей всего лишь внук, тем более неродной, а вот я – родная дочь.

Но внутри меня все протестует на подобное заявление:

– Мама, они отказались от него два года назад. От-ка-за-лись! Бросили, не желая знать. А теперь вдруг одумались? С чего вдруг? Решили поиграть в семью?

– Не говори так. Ситуации бывают разные. Мы же не знаем, что там у них на самом деле произошло?

– А ты бы меня тоже вот так просто отдала, случись чего?!

– Бог с тобой, Соня! – машет она рукой. – Не переворачивай все с ног на голову. Ты же знаешь, что я люблю Илюшу. Но если настоящие родители решили…

– Да ничего они не решили! – взрываюсь, как пороховая бочка. – Не нужен им сын. Иначе не случилась бы подобная ситуация. – Перед глазами всплывает образ Кравицкого, его взгляд, каким он смотрел на Илюшу, трепет, с которым он держал его на руках, и уверенность почему-то убавляется. – Я узнавала у юриста. Закон на нашей стороне.

Мама кладет таблетку на язык и запивает одним большим глотком воды.

– Это ты свою недоучку Кристину наслушалась? – кривится она. То ли от вкуса лекарства, то ли от моих слов. – Она насоветует. Закон, может, и на нашей стороне, да только когда у людей есть деньги – он им не указ, – вздыхает тяжело. И добавляет примирительно: – Поешь чего-нибудь. Уже вечер, а ты так ни к чему и не притронулась.

Она демонстративно подходит к холодильнику, распахивая дверцу и гремя кастрюлями. Выбор из еды небогатый. За продуктами я так и не сходила, боясь даже на полчаса оставить Илюшу. Хотя здравый смысл нашептывал, что если Кравицкий захочет, то вряд ли я смогу ему помешать. А сейчас он просто играет со мной, как кот с мышкой.

– Ну хоть макароны разогрею? Или картошки пожарить? – не унимается мама.

Я понимаю, что спорить с ней бесполезно, поэтому соглашаюсь на картошку.

Мама идет на кухню, прихватив с собой пакет с овощами, а я сажусь рядом с Илюшей, помогая ему собирать пирамидку.

Визит сотрудников органов опеки оставил неприятный осадок. После их ухода я сделала генеральную уборку в комнате, перебрала вещи, закинула в стирку все мягкие игрушки Илюши.

Понимаю, что это вряд ли чем-то поможет, но мне нужно было хоть куда-нибудь деть негативную энергию. Ну и навести порядок. Как в вещах, так и в мыслях. Решить, что делать дальше и как выпутываться из ситуации.

Но пока ничего дельного, кроме как бежать, в голову не лезло.

– Нет, низя! Касный! – мотает головой сынишка, убирая мой кубик из пирамидки и ставя на его место красный.

– Хорошо. Красный так красный, – машинально соглашаюсь я.

И вздрагиваю от очередного стука в дверь. Пугаясь очередных гостей. Потому что, как показывает практика, сегодня никого и ничего хорошего ждать не стоит.

Мне жутко не хочется никого видеть, но стук повторяется. Изображать, что никого нет дома, не имеет смысла. В любой момент может вернуться мама с кухни. Поэтому, мысленно перекрестившись, я все же иду к двери.

– Леша? – вылетает удивленно, когда на пороге за букетом цветов я узнаю довольное лицо своего парня.

– Привет! Это тебе, – протягивает он презент.

Я теряюсь в первый момент, вспоминая, точно ли писала ему смс о том, что не смогу встретиться, или только хотела, но так и не сделала?

– Спасибо, но…

– Я решил, что форс-мажор не повод для того, чтобы отказываться от приятностей, а если честно – просто соскучился. Почти неделю тебя не видел! – оправдывается он.

– Четыре дня, – поправляю его, криво улыбаясь.

Не то чтобы я ему не рада, но сейчас я точно не настроена на романтик.

Хотя в чем-то он прав. Последние дни я совсем исчезла с горизонта. Даже писать ему перестала. Днем он работе, а вечером у меня были внеплановые занятия с учениками. То не вовремя, то некогда.

И даже сегодня, в нашу скромную, но все же дату, я отказалась встретиться.

– Я же говорю – целая вечность! Не переживай, я ненадолго. Просто забежал поздравить, обнять тебя. Впустишь или совсем нет минутки?

Становится стыдно. Лешка действительно хороший парень. Мы познакомились с ним, когда гуляли с Илюшей в городском парке. В какой-то момент сынуля неудачно упал, сильно поранив руку. Большое количество крови вызвало у меня приступ паники, а отсутствие под рукой дезинфицирующих и кровоостанавливающих средств и вовсе ввело в ступор.

Я позорно растерялась, не зная, куда бежать, кого звать, что делать в первую очередь.

Именно в тот момент мимо проходил Алексей. Быстро оценив обстановку, он скомандовал идти за ним, до машины на стоянке, в которой имелась аптечка. Рану промыли водой из бутылки, купленной в рядом стоящем ларьке. Замотали бинтом и на его авто помчались в ближайший травмпункт.

Он так четко и спокойно командовал, что я ни на секунду не засомневалась, выполняя все указания.

Благодаря ему все обошлось благополучно. Илюше наложили два шва и отпустили домой. Сынуля даже не плакал. Чего не скажешь о маме, которая чуть не поседела, пока сыну промывали и зашивали рану.

Леша не уехал. Ждал в коридоре. И предложил подвезти до дома, когда нас отпустили. Денег брать наотрез отказался, а вот номер телефона попросил. Так мы и начали вначале просто общаться по интернету, потом видеться, а после уже и встречаться.

Меня подкупило его отношение к детям. В частности, к Илюше. Лешка почти никогда не приходил с пустыми руками. Пусть это были недорогие знаки внимания, но он не забывал об Илье и никогда не игнорировал его, балуя всевозможными игрушками, фруктами, книжками. Всегда справлялся о его здоровье и с удовольствием возился с ребенком, когда приходил в гости. Такое отношение нечасто встретишь даже среди родных отцов, чего уж говорить о посторонних.

Сын подружился с ним довольно быстро, реагируя на каждый визит дяди Леши радостным визгом.

– Проходи, – смягчаюсь я.

Прижимаюсь к стене и пропускаю его в дом.

Леша целует меня в щеку, по-хозяйски входя в комнату. Правда, в следующее мгновение оборачивается и осторожно спрашивает:

– Я точно не помешаю?

– Нет, все в порядке.

– А почему отказалась от ресторана? – вглядывается пристально в лицо.

– Проблемы, – признаюсь честно.

Илюша узнает любимого гостя. Бросает пирамидку и бежит навстречу, протягивая ручки.

– Привет, богатырь! Ну как дела? Маме помогаешь? – подхватывает его Лешка, подбрасывая к потолку так, что у меня захватывает дух. Илюша смеется, цепляясь за крепкие мужские плечи. – Держи! Будет еще одна. – Достает из кармана небольшую коллекционную машинку и ставит на стенку, рядом с тремя подобными. – Соберем их все?

– Вуди! – восторженно хватает игрушку Илья.

Сын раскладывает на полу все свои автомобили, напрочь забывая о нашем присутствии.

– Ну так что? Расскажешь, что случилось? – разворачивается ко мне Леша.

Я тяжело вздыхаю, не зная, что ответить. Я не рассказывала ему о том, что сына изначально должна была отдать. И о том, как он стал моим ребенком, тоже молчала.

Да и сейчас не уверена, нужно ли говорить об этом. Но одна я не справлюсь, а больше обратиться за помощью мне не к кому.

Поэтому, взвесив все за и против, прихожу к мнению, что Леша имеет право знать.

Начинаю с самого начала. От кого узнала о клинике, почему пошла на этот шаг, как металась, не зная, что делать, когда от Илюши отказались биологические родители, как приняла решение оставить и воспитывать его, как родного. Аккуратно подвожу к событиям сегодняшнего дня.

Леша слушает внимательно, не перебивая. Хмурится иногда, барабаня пальцами по столу.

И, когда я с замиранием сердца заканчиваю свой рассказ, продолжает задумчиво молчать.

– Вот такие дела, – кусаю нервно губы. – Бежать мне некуда, а другого выхода я не вижу.

– Почему же некуда? – глухо отзывается Леша, глядя в одну точку. Я беспомощно развожу руками. – У нас пустует дом в деревне. В двухстах километрах отсюда. В соседней области. От бабушки остался. Конечно, не пять звезд, но жить вполне реально. Временно. Там и мебель вся, и посуда – ничего не забирали. Первое время можно остановиться там. А потом… у нас огромная страна. Езжай куда глаза глядят. Мне вот, например, Сибирь нравится. Я бы туда с удовольствием махнул, да повода не было. Вроде как есть какая-никакая работа здесь, чего дергаться? А так… – Он переводит взгляд на меня и ободряюще подмигивает. – Не бойся. Прорвемся. А вот продукты купить стоит сейчас. Одевайся, пока магазин открыт. Как раз на машине и привезем, чтобы не таскала лишний раз.

Его предложение насчет бабушкиного дома мне не по душе. Не знаю почему, но интуиция нашептывает, что это плохая идея. Я почти уверена, что подобным шагом могу спровоцировать еще большие неприятности.

Хотя, честно говоря, мне сейчас ничего не нравится. Как вариант, рассмотреть, конечно, можно. Позже. А вот предложение съездить за продуктами как раз вовремя.

– Лешенька! – чуть не роняет от радости сковороду с дымящейся картошкой мама. Она как раз в эту минуту возвращается с моим ужином. Ставит его на подставку для горячего и, суетясь, двигает к столу лишний стул. – Здравствуй, дорогой! А мы кушать собирались. Садись, садись. Тут на троих хватит, – заботливо командует она.

Вот уж кто рад моему парню больше меня. И даже больше Илюши.

Мама давно мечтала, чтобы я нашла достойного мужчину, вышла замуж. До знакомства с Алексеем она чуть ли не каждый день тонко намекала на то, что пора бы перестать перебирать кандидатов. У всех есть свои недостатки, и если я не научусь мириться с ними, то останусь никому не нужной старой девой. Наверное, самый большой страх мамы.

После смерти отца она поставила крест на своей личной жизни. И перенесла всю нерастраченную заботу и любовь на меня в двойном размере. Хорошо хоть, тут нет кучи знакомых, у которых замечательные сыновья! А то, чую, отбивалась бы я каждую неделю от женихов.

Поэтому, когда в моей жизни появился Алексей, мама нарадоваться не могла, предвкушая скорую свадьбу.

– Добрый вечер! Я ненадолго. Если только Соня не передумает, – приветливо улыбается Леша.

Но от приглашения присоединиться не отказывается. Он в принципе никогда не перечит будущей теще. Чем еще больше заслуживает ее доверия.

Ужин проходит в спокойной семейной обстановке. Картошка в этот раз у мамы получилась на ура: вкусная, с хрустящей корочкой. Леша с аппетитом уминает всю тарелку и, что уже характерно, вовсю нахваливает хозяйку.

– Ну что, поехали? – вспоминает он, когда трапеза заканчивается.

– Сейчас, только Илюшу соберу, – киваю согласно.

– Зачем? Можешь его дома оставить. Я присмотрю, – вклинивается мама, предлагая свою помощь.

– Нет. Он поедет со мной. Леш, дай нам пять минут.

Я отвожу взгляд от растерянной родительницы. Но именно сейчас я боюсь расставаться с сыном даже на полчаса. Кто знает, какими методами решит действовать дальше Кравицкий. А мама вряд ли сможет противостоять амбалам Германа. Хотя и я тоже. Но все же, когда сын со мной, мне спокойнее.

Переодевшись, мы выходим во двор. Леша ждет нас в машине.

Я невольно осматриваю территорию, ожидая наткнуться на какой-нибудь массивный джип, полный бритоголовых секьюрити. На улице гоняет детвора, сидят соседки на лавочке, какая-то девушка, стоя у качелей, печатает что-то в телефоне. Ничего подозрительного.

Я полной грудью вдыхаю свежий воздух и, убедившись, что все в порядке, сажусь с сыном в машину.

Дорога до гипермаркета занимает минут десять. Пробок уже нет. Мы спокойно катимся по пустынным улицам, открыв окна и наслаждаясь вечерней прохладой.

Уже в магазине, вспомнив про визит органов опеки, я набираю в первую очередь кучу фруктов и детского питания. Наверняка они наведаются еще. И в этот раз я должна быть готова.

– Соня? – тихо окликает меня Леша. – Это твоя соседка? – указывает взглядом на ту самую девушку, что встретилась нам во дворе с телефоном.

Сейчас она с интересом изучает товар на полках в соседнем ряду. В груди леденеет. Воздух становится тяжелым, вязким, отравленным.

Может ли это быть совпадением? В конце концов, люди часто посещают именно этот гипермаркет. Тут самые доступные цены, частые акции, огромный ассортимент товаров.

Я отрицательно машу головой, стараясь не привлекать внимания. Леша смотрит исподлобья.

– Пойдем на кассу? Я уже все взяла, – прошу тихо.

Мы оплачиваем покупки и выходим из здания. Садимся в машину.

Я без слов понимаю, чего ждет Алексей, не отъезжая.

– Давай кое-что проверим? – предлагает он, не сводя взгляда с незнакомки, которая садится на пассажирское сиденье неприметной старенькой иномарки.

– Что? Как?

– Проедем еще по парочке магазинов? Может, нам действительно показалось?

Глава 7

На улице плюс двадцать пять. Дневная жара постепенно спадает. Ей на смену приходит мягкая вечерняя прохлада.

Я нахожу Илюшину кепочку, и мы выходим во двор.

На улице все так же тихо, спокойно, но теперь я точно знаю, что где-то совсем рядом дежурят люди Кравицкого. Мы с Лешей проверяли это уже не раз. И в каждый такой эксперимент убеждались, что далеко нам уйти не дадут.

Хотя, кроме этого, в последние дни никто больше не тревожил. Ни органы опеки, ни другие неприятные личности.

К слову сказать, сейчас к визиту первых я была готова в любую минуту. Нет худа без добра. Если раньше я могла лениться и не убирать сразу же игрушки Илюши, вовремя не заправить кровать или не сходить в магазин, то больше подобных вольностей я себе не позволяла. Стала практически образцовой мамой.

К тому же неизвестно, каких еще козней мне стоило ждать от этой семейки. Вдруг они завтра телевизионщиков на меня натравят? Или блогеров?

Леша, правда, был иного мнения. Он уверял, что меня просто берут на измор. Накручивают, запугивают, подводят к тому, чтобы я сама добровольно отдала им сына.

Возможно, так и есть, но рисковать я не готова.

Мы идем к детской площадке, где находится любимая горка Ильи. Сынишка тянет руки и, как только я расстегиваю страховочные ремни на коляске, тут же бежит к игровому комплексу.

Скатывается несколько раз, но спустя пять минут увлекается детишками постарше, катающимися на велосипедах. Я хотела купить ему этим летом трехколесный, но потом то цена не устраивала, то денег не было. Решила повременить до осени. Как раз когда на них пойдут хорошие скидки.

Догнать никого из ребятишек у него так и не получается, и сын обиженный возвращается ко мне. Смешно дует губы, выпрашивая, чтобы его пожалели.

– Илья, сынок, иди сюда! Посмотри, что я тебе приготовил? – слышу знакомый голос и вздрагиваю от неожиданности.

Это самый обычный двор. С самыми обычными многоэтажками времен Брежнева, а то и Хрущева. И детская площадка, наверное, тех же лет, кроме нашей любимой спиральной горки с домиком. Поэтому очень странно среди людей со средним, а то и низким доходом увидеть самого настоящего миллиардера.

Правда, сейчас Герман ничем не отличается от местных горожан. Бело-голубая футболка, светлые штаны, кроссовки. Рядом с ним нет шкафоподобных секьюрити, дорогого авто или модельной внешности жены. И он ничем не отличается от отдыхающих на лавочках пап снующей рядом детворы.