Коллекционер бабочек в животе бесплатное чтение

Все герои и события вымышлены, все совпадения случайны.

Ты прав. Одним воздушным очертаньем, я так мила.

Весь бархат мой с его живым миганьем – лишь два крыла.

Не спрашивай: откуда появилась? Куда спешу?

Здесь на цветок я легкий опустилась и вот – дышу.

Надолго ли, без цели, без усилья, дышать хочу?

Вот-вот сейчас, сверкнув, раскину крылья и улечу.

А. Фет «Бабочка»

Глава 1. Лина. Одна из нимфалид

– Опять проблемы с электричеством! Diavolo! Я плачу очумительную сумму за аренду, а живу как в средневековье… без света!

– Ренатик, ну что ты завёлся? Сейчас всё восстановят, не ругайся! И где ты только эти слова смешные находишь? Иди ко мне лучше, очумительный ты мой. В полутьме твой голос звучит ещё слаще… Скажи мне что-нибудь…

– Лина… Лина подожди, что ты делаешь? Oh Madonna!

– Делюсь с тобой своими бабочками, у меня их знаешь сколько в животе рождается сразу, когда ты шепчешь моё имя.

– Стой! Остановись! Я после твоих голодных бабочек, как цветок без пыльцы и нектара! Или как у вас говорят?

– А если вот так?– девушка резко распахнула полы длинного шелкового халата, обнажив небольшую, но от этого не менее соблазнительную грудь с торчащими, как маленькие пуговки, сосками.

– Сумасшедшая! – Ренато молниеносно взял её на руки и понёс в спальню, на огромную кровать. Не сумев устоять перед чарующими формами юного загорелого тела красавицы, он набросился на Лину, точно победитель достигший вожделенной цели.

За этой «бабочкой» ему пришлось поохотиться, расставляя нектарные сети во всех мыслимых и немыслимых местах. И она всё-таки попалась, согласилась на фотосессию для его весенней выставки, когда Ренато сбавил обороты и практически исчез из поля зрения. Да и для него самого охота, за кем бы то ни было, являлась скорее исключением из правил, нежели привычным делом. В основном женщины сами хотели попасть на фотосессию или быть запечатлёнными на холстах Ренато Рицци. У него был свой индивидуальный подход к каждой, умение видеть только лучшие черты, выделять самые привлекательные части тела. В каждом взгляде и жесте, ему удавалось передать характер и настроение, сумев найти нужную позу и подходящую игру света. Во время работы в ход шли любые приёмы, не выходящие за рамки галантности, но самым чудодейственным из них – было предложить рюмочку коньяка или бокал вина, для настроения. Это всегда приносило ошеломляющие результаты, благодаря появляющемуся живому блеску в глазах. Этому приёму Ренато научила его давняя подруга Нелли, владелица ресторана итальянской кухни. На момент их знакомства ей было около сорока, ему всего двадцать пять. Эта встреча была судьбоносной для молодого человека, тогда ещё никому не известного в России, итальянского фотографа и художника Ренато Рицци. Когда-то он всерьёз начал интересоваться своими русскими корнями по линии матери, и решил, что пришло время навестить родину предков. Его прабабушка, будучи совсем юной, эмигрировала, во время Октябрьской революции, сначала в Румынию, а оттуда в Италию, в маленький городок Альберробелла, на юге страны. Там она познакомилась с будущим мужем, и после венчания молодая семья переехала в Урбино – знаменитый город в центральной Италии. Сам Ренато ужасно гордился тем, что родился именно в Урбино, как и выдающийся художник эпохи Возрождения Рафаэль Санти.

– Эй, Ренатик, ты куда улетел? – шепнула нежно ему на ухо Лина. – Опять к своей Мадонне, мой Рафаэль?!

– Кажется свет включили,– невпопад ответил он. – И перестань меня называть Ренатиком, я Ренато! Договорились?!

– Хорошо, не буду, – обиженно пробубнила девушка. Ренато аккуратно накрыл шёлковым покрывалом соблазнительную, ещё не отошедшую от бурных ласк Лину, встал и поспешил в душ.

Она хотела ещё, ждала продолжения, и Ренато это знал, но у него были иные планы на сегодняшний вечер. Он был готов к тому, что девушка обидится и больше не придёт, но и их совместная работа уже закончена – фотосессия получилась даже ярче и сочнее по деталям, чем можно было ожидать. Лина создана была для объективов фотокамер и обнажала весь свой внутренний космос, даже если была в наглухо застёгнутом пальто. Последние две недели она была музой Ренато, и нехотя влилась в его игру, стала зависимой, а этого не следовало допускать. Он конечно же не расстанется с ней, пока будет идти выставка фоторабот, но…

О том, что будет потом, и как пройдёт их расставание, думать не хотелось. Контрастный душ окончательно привёл его в сознание, и обернув огромное банное полотенце вокруг бёдер, из ванной комнаты вышел абсолютно другой, неприступный Ренато.

Кареглазый шатен, ростом чуть выше среднего, с вьющимися волосами, чем полностью оправдывал, по значению, свою фамилию Рицци. Прямой нос, большие губы с очень чётким контуром говорили о характере охотника.

Лина успела к этому времени набросить халат на голое тело, и сидела в гостиной, в уютном большом кресле, поджав под себя ноги. Она поправляла макияж, смотрясь в маленькое зеркальце пудреницы, рядом в пепельнице дымилась сигарета. Ренато подошёл, сделал одну большую затяжку, потушил сигарету и, оголив плечо Лины, поцеловал его, едва коснувшись губами.

– Ты была великолепна, как всегда,– добавил он. – Мне пора на встречу, прости. Можешь остаться, но я не знаю когда вернусь.

– Я тоже спешу,– тут же ответила она, едва сдержавшись, чтобы не спросить, с кем собирается встречаться её, пышущий флюидами страсти, мужчина. Лина не питала себя иллюзиями по поводу долгосрочных отношений со знаменитым фотографом, но и сама не хотела добровольно уступать никому дорогу. Какая женщина, повстречав привлекательного, талантливого, успешного мужчину, мысленно не представляла себе его в качестве мужа? А Ренато был настолько притягательно хорош, не только внешне, но и внутренне, что его хотели все. Вот только он был чересчур разборчив в связях, предпочитая натуральную красоту и живой многогранный внутренний женский мир. «Без него,– говорил Ренато, – все женщины на фотографиях и картинах, выглядят пустыми куклами».

Лина достала из пачки сигарету и тут же её бросила, потом резко вскочила с кресла и на цыпочках подошла к приоткрытой двери спальни. Заглянув тихонько в чуть приоткрытую дверь, она даже затаила ненадолго дыхание, чтобы не нарушить создавшуюся идиллию – момент, когда мужчина одевается и красуется перед огромным зеркалом. Ренато уже успел надеть тёмно-синие джинсы и держал в руках белоснежную рубашку с длинными рукавами. Его смуглая кожа, под верхним искусственным освещением, стала соблазнительного карамельного оттенка. Лина едва могла оторвать взгляд от того, как он трепетно застёгивает пуговицы на манжетах и поправляет воротничок рубашки. Надевает свой любимый медальон с изображением евангелиста Луки – покровителя врачей и художников, – и брызгается дорогим парфюмом.

Аромат цитрусовых, в сочетании с древесными нотами, разлился по комнате и долетел до девушки. Лина вдохнула приятный запах, как кислород, будто она только что вышла на свежий воздух из душного помещения, и у неё даже слегка закружилась голова. Если бы Ренато остался у зеркала ещё на полчаса, она бы с удовольствием так и стояла, облокотившись о стойку дверного проёма, и смотрела чарующее священнодействие. В этом был весь Ренато, и когда одевался, и когда стоял у холста или с фотоаппаратом в руках, и даже когда занимался сексом… Зеркала в спальне были умело развешаны, и Лина успела привыкнуть к тому, что во время интимной близости, в зависимости от позы, она может видеть себя. Поначалу её это ужасно смущало и мешало расслабиться, но потом стало заводить так, что она специально поворачивалась к зеркалу, чтобы видеть не только свою, но и мускулистую фигуру Ренато. Как он пылок в движениях, когда держит её за бёдра и хочет войти всё глубже; как напор сменяется нежностью, и по-новой начинаются ласки; как он, достигнув пика сладострастия, целует ей спину, и от этого заводит их обоих вновь. В такие моменты ей казалось, что он любит её искренне, от всей души, страстно, самозабвенно, как никогда и никого до их встречи…

– Я тебе не мешаю? Можно пройти?– раздалось у девушки перед самым ухом. – Расскажешь потом, о ком мечтала?

– Подробный отчёт о каждой бабочке в животе?– тут же придя в себя ответила Лина.

– Да-да! Запиши на диктофон, я послушаю на ночь твои фантазии.

– Зачем же, я могу тебе их сейчас в спальне показать, мой милый,– она начала развязывать пояс халата, но Ренато посмотрел на неё так пристально, что Лине показалось, будто в его тёмно-карих глазах сейчас вспыхнут язычки пламени. Она тут же опустила руки, но узел шёлкового пояса сам уже успел развязаться и полы халата раскрылись, обнажив тело. Прошло несколько томительных секунд, оба стояли глядя друг другу в глаза и мысленно решали, как действовать дальше. Наконец Ренато опустил взгляд, вздохнул, поднял голову, провёл рукой по своей волнистой шевелюре и, не сказав ни слова, развернулся и ушёл.

Лина опустилась и села прямо на пол, понимая, что не вовремя переборщила с пылкостью и страстью.

«Ну и поделом ему!– тут же мысленно поддержала она себя. – Пусть! Может поймёт, что мы созданы друг для друга и лучшей музы или, как он там называет бабочек в животе – нимфалиды, ему не найти!»

Она услышала как захлопнулась входная дверь, защёлкали замки. Ренато ушёл и запер её одну в квартире. Этого Лина никак не могла предположить, хотя следовало. Редко можно встретить итальянца, которому незнакомо чувство ревности и Ренато, к сожалению, не был исключением. Поэтому, если он не мог остаться с Линой, именно в тот момент, когда она была готова на любую эротическую фантазию, то что ему оставалось делать. В его пылком воображении девушка уже успела отдаться первому встречному, не успев даже выйти из подъезда. На холодных ступенях, сидя в позе наездницы, запрокинув голову, и сладко постанывая…

Глава 2. Нелли. Greta Oto

В половине восьмого вечера Ренато подъехал к уютному итальянскому ресторану с пряным названием «Sofrito». Именно так именуется овощная основа огромного количества блюд итальянской кухни, и включает в себя три неизменных ингредиента – это мелко порубленные кубиками: лук, морковь и сельдерей.

На парковке едва нашлось место, и это несмотря на середину недели, снег с дождём и холодный, пронизывающий насквозь ветер. Зима никак не желала сдавать свои права в этом году, а весна ещё не успела набрать силу, чтобы противостоять, и занять положенное по календарю место. Ренато, нащупав на заднем сидении шарф, наспех обмотал его вокруг шеи и, запахнув полы короткой дублёнки, выскочил из машины.

Нелли, владелица ресторана, ждала его у себя в кабинете, прекрасно зная, что итальянцы – народ непунктуальный, и её дорогой друг может опоздать не менее чем на полчаса. С Ренато они познакомились на открытие, после капитального ремонта, этого самого ресторана, ровно десять лет назад. Он был приглашён в качестве фотографа, работая в то время в небольшой медиастудии. Знание русского языка помогло ему без труда найти работу в чужой стране. К тому моменту Ренато уже три месяца как жил в России, и с любопытством изучал её особенности и национальный колорит. Этот уютный городок, недалеко от столицы, ему понравился больше, чем Москва. Её ему пришлось посетить намного раньше, когда Ренато всерьёз захотел изучать историю рода Рицци, и в частности свои русские корни. На тот момент ему едва исполнилось девятнадцать и он поступил в Урбинскую академию изящных искусств на степень бакалавра по дисциплине «Рисование». Кроме этого, параллельно с посещением курсов по фотографии, Ренато начал изучение русского языка онлайн. Вот только молодому человеку хотелось общаться и с кем-то из его носителей, и обязательно вживую. А кто для итальянца, как не женщина, сможет по-настоящему объяснить все мелочи и тонкости употребления слов и выражений. Искать такую женщину, а точнее девушку, Ренато долго не пришлось, в Урбино открыто сразу несколько популярных в Италии языковых школ. Благодаря этому город полон молодых людей, в том числе и из-за границы, а где молодежь, там и шумные вечеринки, и беспрепятственные знакомства. Да и Урбино, в отличие от многих других небольших городов страны, нельзя назвать тихим местом. Ренато с лёгкостью познакомился с девушкой из Москвы, приехавшей на летние курсы по изучению итальянского. Не обошлось и без продолжительной интимной близости, которую он, спустя уже столько лет, мог вспомнить подетально со всеми мельчайшими подробностями. Это был его первый сексуальный опыт, чего нельзя было сказать о девушке, но Ренато был этому несказанно рад. Она открыла ему мир воплощения юношеских фантазий и наивысшего экстаза. К тому же изучение русского проходило и давалось с лёгкостью, и к её отъезду в Москву, он уже мог сносно изъясняться, пусть и короткими фразами. Через какое-то время, молодой человек решил сделать девушке сюрприз и прилетел в Москву, но оказалось, что у неё там уже есть парень. Возможно он существовал и до знакомства с Ренато, но выяснять подробности он не стал, да и цель изначально была совсем иная. Желание изучать русский язык не пропало, а только усилилось, и по возвращении на родину, юноша занялся этим вплотную. Следующий его приезд в Россию был уже в качестве дипломированного художника и профессионального фотографа.

Сегодня Нелли была обворожительна, как и десять лет назад, и пребывала в прекрасном настроении. Ренато галантно, упустив возраст дамы, напомнил ей об их первой встречи.

– Ты был тогда так хорош, что я готова была тебя усыновить,– сказала ему улыбаясь Нелли. – Но ты смотрел на меня с таким нескрываемым вожделением, что заставил краснеть перед мужем…

– Я и сейчас неплох,– прервал её Ренато. – Sai che il mio cuore batte solo per te (итал. Ты знаешь, что мое сердце бьется только для тебя), – добавил он, зная, что женщина понимает и обожает, когда он переходит на итальянский.

– Ой, паршивец! Так бы и поверила тебе, если бы не возраст! Да-да, не смотри на меня таким взглядом, я не стесняюсь того, что мне скоро пятьдесят. Ладно, я не за этим тебя сюда позвала, Ренато… Как твоя выставка, всё готово?

– Ну-у, в общем да!

– Я совсем замоталась тут,– она сделала несколько круговых движений пальцем в воздухе. – Ресторанный бизнес – это всегда хлопотно, здесь надо жить, иначе разорят и растащат всё к чёртовой матери! Никому нельзя доверять, особенно, если дело касается качества продуктов… Так, стоп, а чего ж мы сидим?! Пойдём, я тебя покормлю, радость моя, заодно и поговорим!

– Я с удовольствием, – расплылся в улыбке Ренато. – Потом у меня есть для тебя сюрприз…

Нелли развела руки в стороны.

– Нет-нет, не с собой! Его должны подвезти чуть позже,– он посмотрел на наручные часы. – Минут через двадцать, а пока, если ты не против, я могу поговорить с Бартоломео? Всего два слова? Надеюсь он всё ещё шеф-повар?!

– Ну конечно, господи ты боже мой, конечно он тут! Куда я без Бартоши своего, он единственный, кому я ещё могу доверять… Иди! Я подожду тебя в зале, за нашим любимым столиком… Иди, дорогой!

Ренато вернулся в зал, спустя минут десять, довольный и даже слегка возбуждённый, от переполнявших его эмоций. С Бартоломео он успел сдружиться с самого первого появления того в ресторане, около шести лет назад. Нелли устроила полноценный кастинг на должность нового шеф-повара, так как предыдущий отчаянно влюбился и начал всё пересаливать до такой степени, что умудрялся испортить даже десерты. Ренато был приглашен в качестве дегустатора блюд, как изысканный гурман и знаток итальянской кухни. Добряк Бартоша, как называла его Нелли, весил под сто килограмм при росте не более ста шестидесяти сантиметров, но это не мешало ему в работе. Живчик, этакий Дени де Вито, только волосы как у чёрного пуделя – сплошь мелкие кудри. Бартоломео, хоть и не знал русский, на тот момент, зато готовил от души. С тех пор он всегда старался угодить при случае Ренато, вот и сегодня с большим удовольствием согласился выполнить его индивидуальный заказ.

– Ну что, можем мы наконец спокойно поболтать и поесть?– спросила Нелли, когда её любимый друг присел за стол. – Сегодня у нас наисвежайшие мясо ягнёнка прямиком из Амбруццо или может морепродукты? Осьминог, а? С картошечкой? У меня уже самой слюнки потекли!

– И мясо и рыба, ты расширила меню?

– Да, захотелось разнообразия, теперь тут итальянско-русский ресторан! Знаю, знаю, что в Италии не принято, чтобы в одном ресторане, в меню, были сразу и мясо и рыба, но… Не открывать же мне ради этого ещё одно заведение рядом?!

– Согласен! Тогда я буду мясо.

– Мясо так мясо! Уверена, ты попросишь добавки в любом случае, потому что шашлык на шпажках – это шедевр от Бартоломео… А я всё-таки поем осьминога с картофелем и дам тебе попробовать, хочу услышать твою экспертную оценку!… Вино на мой вкус, согласен?

– У тебя прекрасный вкус, Нелли! Выбор за тобой! А как вообще у тебя дела?– Ренато слегка нагнулся вперёд и сказал как можно тише, но так, чтобы женщина его услышала. – Sembri una regina! Mi mancano i nostri incontri (итал. Ты выглядишь как королева! Я скучаю по нашим встречам)…

– Один раз я всё-таки не выдержу и отдамся тебе,– ответила она так же тихо, потом, подумав немного, добавила на итальянском. – Come l'ultima puttana (итал. Как последняя шлюха).

Ренато не смог сдержаться и рассмеялся от души. Трудно себе представить, но между ними никогда не было интимной близости. Всё, что они себе позволяли, это поцелуй в губы на прощание. И то, что Ренато назвал «горячими встречами» было всего-навсего откровенными, задушевными беседами. В последнее время правда это случалось крайне редко, от того становилось всё более ценным.

К столику подошёл официант с огромной плоской подарочной коробкой, весьма тяжёлой, судя по напряжённому выражению лица. Ренато встал и отодвинул стул стоящий рядом с Нелли.

– Поставь сюда! – скомандовал он, и тут же щедро отблагодарил официанта за терпение и мужество, положив ему в карман крупную денежную купюру. – Спасибо, друг, дальше я сам!… Вот, видишь, Нелли, я наконец-то научился давать чаевые. Теперь главное не сделать это в Италии, когда я поеду туда летом, подумают, что я сошёл с ума.

– Ну знаешь ли, в каждой стране свои правила этикета. Давай, не томи, что там за сюрприз?

– Нелли,– начал торжественно Ренато. – Я хочу поздравить тебя с праздником – юбилеем нашей дружбы, и подарить тебе тебя.

– Мне меня? Интригующе! Что там?… А-а-а, я кажется поняла!– она захлопала радостно в ладоши. – Картина?

– Да! – гордо ответил Ренато, распаковывая портрет в резной деревянной раме. – Натуральные масляные краски, для настоящей королевы этого мира.

– Бо-оже, я сейчас расплачусь!– искренне сказала Нелли и потянулась за бумажной салфеткой. – Это так неожиданно, и так приятно… Неужели я такая красивая? – она встала из-за стола и отошла чуть назад так, чтобы увидеть общую картину. – Чудо, просто чудо, Ренато! Такой, именно такой, я была десять лет назад!

– Ты совсем не изменилась, всё тот же живой взгляд,– тут же принялся расхваливать он её красоту. – Твои серые глаза сводят меня с ума с самого первого дня!

– Ой льстец, ой хитрый лис! Вот только с возрастом причёска всё короче, а тут я ещё с длинными волосами…

– Но цвет одинаковый – тёмный шоколад, и фигура стройная. Мне кажется, – он сделал шаг назад и прошёл взглядом по её фигуре, сверху вниз и обратно. – Ты сейчас ещё больше стройная!

– Это от нервов, да и не видно тут моей фигуры, только лицо и грудь. И прекращай эти свои сладкие комплименты, у меня сейчас вырастут крылья и я улечу!

– Хорошо, что ты сказала о крыльях. У меня есть для тебя ещё один подарок, но он будет на десерт. Надо мало подождать…

– Решил испортить мне фигуру, да?!– Нелли встала в позу «руки в боки», но потом огляделась по сторонам, и увидев, что зал уже на две трети заполнен посетителями, тут же села за стол.

– Так ты берёшь картину?– не отставал Ренато, которого не волновала обстановка вокруг. – Муж не придёт, не порежет её на меленькие кусочки, как в прошлый раз?

– Ха-ха, не-е-е, всё, мы развелись окончательно и бесповоротно! Печать в паспорте о разводе, показать? У нас сегодня есть что отметить помимо юбилея дружбы.

– Dio! Mio Dio! O Madonna mia, hai ascoltato le mie preghiere! (итал. Боже! Боже мой! О Мадонна, ты услышала мои молитвы!) – он демонстративно поднял руки вверх.

– Прекрати, Ренато!

– Я не могу, мне хочется кричать от радости, петь, веселиться! Ура-а! – он присел за стол и взял бокал с красным вином. – Давай выпьем за тебя это прекрасное барбареско и ты разрешишь мне поцеловать тебя по-настоящему! А потом мы поедем…

– Ренато! Стоп! Ты так радуешься, будто я не развелась, а вышла из тюрьмы… Хотя, мне самой именно так и кажется, и сейчас я хочу только одного – надышаться свободой.

– Твой муж действительно был тираном,– закивал одобрительно Ренато и, посмотрев на принесённые официантом дымящие кусочки шашлыка на шпажках, взял вилку и нож. – Хм, пахнет очень вкусно!

– Buon appetito! – сказала ему Нелли, а сама ещё раз с умилением посмотрела на свой портрет. Её, теперь уже бывший муж, точно не сможет до него добраться, и его паталогическая ревность не разорвёт в клочья чужой труд.

Муж Нелли с первых дней брака был настолько ревнив, что следил за каждым её шагом. Мог ворваться в любое время в рабочий кабинет и устроить скандал из-за малейшего пустяка, с криком: «Почему ты не ответила на мой звонок?» Потом долго просить прощения, не найдя ничего подозрительного в наугад открытых шкафчиках и тумбочках, заглянув за дверь и даже под стол. И все подобные сцены ревности, вне зависимости где и когда были устроены, всегда заканчивались страстными поцелуями и сумасшедшим сексом. Нелли иногда казалось, что муж нарочно так себя ведёт, чтобы возбудиться. К счастью секс с ним ей всегда нравился, и муж был красавцем, что многие женщины засматривались, поэтому, в конечном итоге, она прощала ему всё. Так могло продолжаться ещё очень много лет, они и так прожили вместе больше десяти, но всё решил банальный случай. Муж прилетел из Италии, там у него была своя винодельня в Монтепульчано. Вино шло на экспорт большими партиями в несколько Российских городов, где разливалось уже на местных алкогольных заводах. Нелли тщательно готовилась к очередному приезду мужа и заехала домой проконтролировать домработницу, заодно и привезти свежие продукты. С порога она услышала его разъяренный крик, звук бьющейся посуды, оправдания домработница, а потом её стон. Сцена, открывшаяся перед глазами Нелли, когда она вошла на кухню, напомнила ей себя, но только со стороны. Её возбуждённый муж, в приступе необузданной страсти, и неконтролируемого животного инстинкта размножения, грубо насиловал не очень-то и молодую женщину. Даме было около сорока пяти и работала она в их доме больше пяти лет. Нелли как представила себе, что это не в первый раз, чуть не потеряла сознание. Она даже не стала уточнять, почему муж прилетел раньше, и не хотела выслушивать глупые оправдания домработницы. Она просто собрала свои вещи и в тот же день переехала в собственную квартиру, которая досталась ей от отца, как и ресторан.

Ренато ел с наслаждением, мясо таяло во рту и он на некоторое время даже забыл о Нелли. Спохватился, когда подошёл Бартоломео с кухни и собственноручно принёс десерт, который можно было назвать не иначе как произведение искусства.

– Это можно есть, Бартоша?– спросила Нелли, глядя на неимоверное количество пёстрых бабочек на её любимом торте с риккото и виноградом.

– Ты не отвлекайся, а внимательно смотри, там сюрприз!– сказал ей Ренато, и тут же встал, чтобы пожать руку шеф-повару. – Grazie, caro amico! Sei un genio, Bartolomeo!(итал. Спасибо, дорогой друг! Ты гений, Бартоломео!)

– Я нашла, нашла!– воскликнула радостно Нелли, держа в руках небольшую красивую брошь в виде бабочки. – Это же Грета Ото! Потрясающая ювелирная работа… А как мастер умудрился сделать крылышки, они же прозрачные, как у настоящей бабочки?! Ты помнишь, Ренато, когда ты меня спросил, чем я увлекаюсь? А я тебе что ответила?

– Я не повторю это слово, Нелли, но это было очень смешно!

– Лепидоптерофилист! Ты до сих пор не выучил, нет?

– Пожалуйста, не проси это повторить,– Ренато улыбаясь выпил глоток вина и аккуратно взял брошь, чтобы самому рассмотреть её поближе. Знакомый ювелир попросил на выполнение заказа две недели и теперь было понятно почему. В природе у этой бабочки, с красивым названием Грета Ото, крылышки как стекло – настолько они прозрачные и тонкие, что просвечиваются насквозь. Видимой бабочку делают только коричневое тельце и обрамленные светлым или тёмно-коричневым цветом края крыльев. То, что Нелли коллекционирует бабочек, Ренато знал давно, и именно она увлекла его описанием жизни этих хрупких насекомых.

– Так я жду, мой друг! Ты просто обязан сегодня сказать, как называется коллекционер бабочек! Давай, повторяй за мной! Лепидо…птеро… филист.

Ренато кое-как повторил, но добавил к окончанию букву «о», на итальянский манер.

– Ладно, пусть так!– махнула рукой Нелли и забрала брошь, чтобы приколоть её на лацкан пиджака. – Ну, как?

– Bellissimo! – выразил он своё восхищение и потянулся через стол, чтобы поцеловать ей руку. – У тебя очень красивый костюм сегодня!

– Спасибо, моё солнышко! Лавандовый цвет мне очень идёт, и твоя бабочка так удачно сочетается с ним… Какой же чудесный сегодня вечер, Ренато! Ты просто чудо! Ох, кому-то повезёт, если ты решишь поменять холостяцкую жизнь на семейную.

– Я пока не встретил женщину лучше, чем ты. Но ты…

– Нет, нет, нет! Вот только не надо мне сейчас начинать петь серенады, Ренато! Я хочу пожить одна, для себя, в гордом одиночестве. Возможно, заведу собаку, раз бог не дал мне детей.

– Я не люблю собак… Когда я был маленький, папа подарил мне собаку, а через полгода умерла мама…

– А через неделю твоя собака убежала, и вы так её и не нашли. Я помню, помню. Ладно, не надо о грустном,– Нелли посмотрела на Ренато с таким скорбным сожалением, что он закивал в ответ и замолчал. – Мне очень жаль,– добавила она. – Судьба бывает так несправедлива, как нам кажется, потому что она отнимает у нас самых близких. А ты знаешь, что у древних греков, и бабочка и душа обозначались одинаково – «псюхе». И Психея у них, как прообраз души, всегда изображалась с крыльями бабочки.

– Да, у Рафаэля есть картины, и эскизы на эту тему, я знаю,– воодушевлённо ответил Ренато. – А ты тоже думаешь, что бабочки – это души тех, кто уже умер? У русских так?

– У древних славян не знаю, а вот у православных христиан, жизнь бабочки очень символична. Сначала живёт гусеница, как все мы, рискуя каждый день стать жертвой, вынужденная добывать себе пищу. Потом кокон – это своего рода смерть, ведь он, как гроб, согласись?! А потом воскрешение, переход из одной жизни в другую, но в ином обличие.

– Очень интересно, мне нравится,– сказал Ренато. – Никто не знает, что там,– он поднял указанный палец вверх.

– Вот именно, что никто не знает, одни гипотезы. Может и правда, и воскрешение переносит душу в этот же мир, но в другом облике, и с другим мировосприятием? Хотя, есть много ядовитых бабочек, например, как Грета Ото,– Нелли опустила голову и посмотрела на брошь. – Вот, пожалуйста, наглядный пример, эта красавица из семейства нимфалид, и в облике гусеницы, и став бабочкой, питается исключительно ядовитыми растения рода цеструм.

– Роза тоже имеет шипы,– сказал Ренато. – Но всё равно остаётся королевой цветов.

– Да ты философ! Ой, давай выпьем за тебя, мой дорогой художник! Спасибо тебе за всё!

– Всё только для тебя!– он поднял бокал. – Но ты мне должна обещать, что следующая моя выставка будет с тобой!

– Ты приглашаешь меня на фотосессию?

– Да!

– Надеюсь без эротики?! Я уже не в том возрасте!

– У тебя молодая душа, и глаза, как у Афины!– ушёл от ответа Ренато.

– Ого! А я и забыла, что у древнегреческой богини мудрости были серые глаза, ты же мне это уже говорил давным-давно! А я вот зато знаю, что в мире всего один процент людей имеет серый цвет глаз, представляешь?

– Я тебе всегда говорил и повторю – ты уникальная женщина!

– Ты мне лучше про своих женщин расскажи! Кто там у тебя сейчас?

Нелли любила слушать, когда Ренато начинал описывать свои чувства и рассказывать об очередном «увлечении». Она придумала для него игру под названием «Коллекционер бабочек в животе», и предложила сравнивать каждую новую музу Ренато с бабочкой. А потом сама рассказывала, как в природе живёт та или иная особь, где обитает, плотоядная она или хищная…

Ренато ненадолго задумался, вспомнив, что запер Лину в квартире, и даже не представлял, что его ждёт по возвращении.

– Так кто она? Не томи! Я видела афиши и смотрела рекламу твоей персональной выставки – это нечто! Где ты нашёл это сокровище?

– Пришлось побегать за этой дикой штучкой. Я очень рад, что тебе понравилось! У этой бабочки чёрные крылья и она вампир, я с трудом к тебе приехал.

– Охотно верю, потому что тебе удалось передать, даже в том фото на афише, всю силу её сексуальности. Это такой взгляд! Такой… нет, это не магнит, это гипноз, бездна чувств… Я хочу с ней познакомиться, Ренато!

– Я закрыл её…

– Такую только в клетке можно удержать!

– Она в квартире, но ключи только у меня.

– Это рискованно…

– Нет! Скоро выставка и она должна быть там… со мной…

– Ну сам смотри, тебе виднее, мой милый,– лукаво улыбнулась Нелли и подцепила вилкой одну из сахарных бабочек, украшающих десерт.– Эта похожа на Калиптру,– сказала она, посмотрев на Ренато. – Некоторые бабочки этого рода настоящие вампиры, прокалывая хоботком кожу, впиваются и сосут кровь.

– У людей?

– У людей реже, в основном у животных. Вот только цвет крыльев у них светло-коричневый, а ты ищешь тёмный, подходящий твоей вампирше окрас… Где ты взял эту красоту?– Нелли снова перевела взгляд на сахарную бабочку с торта. Бартоша, хоть и печёт прекрасные десерты, но украшает всегда примитивно.

– Я заказал по интернету позавчера вечером, а адрес сайта мне дал Бартоломео.

– Вот вы оба партизаны! Вечер сюрпризов продолжается? Ладно, не будем отвлекаться… Хорошо бы вспомнить название какой-нибудь чернокрылой бабочки… Ой, я кажется знаю!– вскрикнула радостно Нелли, довольная своей памятью. – Вспомнила! Правда по-русски она называется не очень красиво, я даже не знаю, поймёшь ты или нет.

– Скажи по-итальянски!

– Lutto, кажется так переводится слово «траур».

– Да-да, правильно! А-а-а, «бабочка в трауре» – такое название? – догадался Ренато.

– Почти, только – траурница. И всё из-за тёмно-вишнёвого, почти чёрного цвета. Но, по краю крылышек проходит светло-жёлтая лента и рядом с ней ряд голубых пятен. Красота сногсшибательная, обязательно посмотри фотографии. Ты мне сразу скажешь, что я попала в точку, потому что латинское название этой бабочки Nymphalis antiopa, и переводится оно как «царица амазонок»!

– Царица?

– Да по-итальянски, что царица, что королева – одинаково! Миф про Антиопу и Тесея помнишь?!

– Помню, что Тесео убил Минотауро,– на итальянский манер ответил Ренато, изменив окончание имени героя древнегреческих мифов и критского чудовища из подземного лабиринта в Афинах.

– А про один из подвигов Геракла ты помнишь?… Или как он там на итальянском – Ercole?

– Да!

– Прекрасно! Значит ты понял о ком я?

– Конечно!

– Геракл отправился за поясом Ипполиты, королевы амазонок…

– Там непонятно всё,– пожал плечами Ренато.

– Ну-ка, ну-ка, рассказывай, мой хороший, я страсть как люблю мифологию!

– Было три сестры амазонки.

– Это я знаю: Ипполита, Антиопа и ещё…

– Меланиппе,– Ренато продолжил менять окончания имён на итальянский манер.

– Да, точно, Меланиппа! И?

– Ипполита была королевой, но Ерколе её убил, а других взял в плен. Мелланиппа отдала ему пояс и он её отпустил, Антиоппу он подарил Тесео, как трофео…

– Трофей,– поправила его Нелли, еле сдерживаясь чтобы не рассмеяться.

– Я читал, что Ипполита назвала себя именем сестры.

– Подожди, я совсем запуталась! Геракл убил вместо Ипполиты её сестру Антиопу?

– Да!

– Тогда получается, что жена Тесея была настоящая королева?

Ренато кивнул и добавил.

– Она влюбилась в Тесео и сказала, что она Антиопе, потом у них родился сын Ипполито.

– Ладно, чёрт с ней, с этой историей!– воскликнула Нелли.– В любом случае, латинское название бабочки мы поменять не сможем, но согласись, что «Царица амазонок» – это подходящее имя для твоей Лины? Regina delle amazzoni… Правильно?

– Да!

– Кра-со-та! По-моему, всё совпало!

– Ecco il diavolo!– выругался Ренато. – Надо было рассказать тебе и делать другие фотографии!

– Да перестань ты,– махнула рукой Нелли. – Уверена, что у тебя получились прекрасные снимки и без того, чтобы наряжать девушку в костюм амазонки.

– Нет, я хочу переделать!

– Ты не успеешь, Ренато, не горячись! До выставки осталось несколько дней…

– Quattro,– он показал Нелли четыре пальца. – Я успею!

– А афиши? А галерея? Фотографии в рамках… проявка, распечатка… Ты сумасшедший!

– Я знаю, но я хочу попробовать!– Ренато засобирался. Обнимая Нелли крепко на прощание, он поцеловав ей обе руки, и поспешил к выходу.

Глава 3. Лина. Nymphalis antiopa

В квартире царила тишина и кромешная тьма. Ренато зажёг в зале свет – всё было на своих местах, включая стеклянную посуду в буфете и декоративные статуэтки на современном комоде. Даже зеркало, висевшее над ним, было целым, хотя можно было ожидать чего угодно. Во всяком случае Ренато был готов ко всему, кроме идеального порядка.

– Лина, ты тут?– крикнул он. – Ли-на!– но в ответ снова тишина. Ренато стоял посреди зала и не решался идти в спальню. Воображение художника рисовало в голове древнеримскую оргию переходящую в вакханалию, во главе которой была ненасытная Лина и бог плодородия Приап. Последний на всех картинах и скульптурах выделялся всегда огромного размера фаллосом в состоянии эрекции.

Ренато замотал головой отгоняя навязчивые мысли и зашагал в сторону спальни, успокаивая себя тем, что собственноручно запер входную дверь, когда уходил. Конечно, в квартиру на четвёртом этаже можно было попасть и через балкон, по пожарной лестнице. Наиболее наглый способ не исключал вызова пожарной машины с выдвижной лестницей или подъёмником. Но войдя в спальню, и включив свет, Ренато выдохнул с облегчением. Лина спала глубоким сном посередине огромной кровати. Она слегка похрапывала лёжа на спине, всё в том же шелковом халате. Левая грудь была обнажена, что было весьма символично. Все скульпторы и художники с древних времён изображали амазонок именно так, с оголённой левой грудью: одежда сковывала движения и мешала при стрельбе из лука.

Обстановку в спальне Ренато оценил на троечку по пятибалльной шкале: зеркала были разрисованы губной помадой нескольких оттенков красного. Нецензурные выражения упоминающие мужские гениталии были подкреплены примитивными рисунками, наглядно подчёркивающими их большой размер. На широком подоконнике в ряд были выставлены дорогие бутылки вина, многие из которых были опустошены больше чем на треть. У Лины было предостаточно времени, чтобы всё попробовать и оценить, и судя по сладкому причмокиванию между похрапыванием, ей всё понравилось. Ренато взял наугад одну из бутылок и прочитав название, одобрительно кивнул.

– У тебя прекрасный вкус, Лина!– обратился он к спящей девушки. – Джузеппе Квинтарелли «Amarone della Valpolicella Classico», двухтысячного года. Цена примерно около двух с половиной тысяч долларов. Молодец! О-о-о, да тут есть ещё дороже, судя по надписи «reserva»!– Ренато взял соседнюю бутылку. – А год? А-а-а, ну конечно – две тысячи седьмой. Bellissimo, Лина! Это благородная вендетта и… очень вкусная,– он посмотрел на остальные откупоренные бутылки. – Да, и очень дорогая, моя дорогая!– взгляд снова был переведён на Лину, но та пребывала в глубоком сне и не собиралась просыпаться. Ренато взял с подоконника сразу несколько бутылок и отнёс в зал, потом вернулся за остальными, параллельно успев накрыть соблазнительную грудь спящей «амазонки» шёлковым покрывалом. К ней он ещё успеет вернуться, впереди длинная ночь, и Лина даже не подозревает, что её ждёт. А пока что Ренато хотел проверить запасы своей коллекции алкоголя, хранящегося в специализированном винном шкафу. Впервые он пожалел, что тот никак не запирается, а открывается как холодильник.

Бесшумный, с термоэлектрической системой охлаждения, винный шкаф стоял в дальнем углу комнаты, справа от выхода на балкон. Ренато принёс все бутылки и поставил их сверху, так как по размеру шкаф был чуть выше семидесяти сантиметров. Открыв дверцу, он присел и принялся пересчитывать оставшиеся в девственной закупорке горлышки бутылок. Нехитрый математический подсчёт выявил, что помимо восьми открытых Линой, остальные семнадцать на месте, в целости и сохранности. Осталось только найти пробки и положить початые бутылки туда же. На поиски ушло около часа, и Ренато, перед тем как закрыть последнюю бутылку, налил себе полбокала, как поощрение за труд.

Взглянув на часы, стрелки которых давно перевали за полночь, он сделал небольшой глоток, и уселся в удобное кресло, положив ноги на низкий журнальный столик. Ещё глоток, чтобы полностью ощутить вкус благородного итальянского вина «Сассикайя» из провинции Болгери в Тоскане. Судя по всему Лине оно понравилось больше всех, в бутылке осталось меньше половины содержимого. И не мудрено, ведь однажды маркиз Марио Инчиза делла Роккетта, большой любитель бордоских вин, пошёл на хитрость и высадил в своём поместье два французских сорта винограда: каберне совиньон и каберне фран. К счастью те прижились на грунте, покрытом гравием, ну и несомненно помог мягкий климат Италии. Вино получалось отменное, но заслужило лишь низшую категорию качества по официальной итальянской классификации, из-за запрета выращивания иностранных сортов винограда. В начале восьмидесятых годов прошлого века, вино Сассикайя, что означает «каменные земли», затмило знаменитые бордоские вина и одержало победу в анонимном конкурсе. После этого журналисты окрестили это вино, как супертосканское, и если речь заходила о винах, то Сассикайя всегда употреблялось с термином «легендарное».

Ренато наслаждался ярко выраженной насыщенностью и глубиной рубинового цвета, изысканным фруктовым ароматом. Смаковал. Помимо вкраплений чёрной смородины и черники, в букете присутствовали плоды вишни и сливы, лаванда и дикорастущие травы. Сложный состав благородного вина открывал ему целую гамму непередаваемого восторга, и рождал новых бабочек в животе. Ренато всполнил о том, что сказала ему Нелли и нашёл в интернете описание и фотографию крылатой нимфалиды антиопы, и залюбовался её красотой. Основной, тёмно-вишнёвый цвет крыльев был схож с вином в бокале. Бабочка к тому же оказалась любительницей перезрелых фруктов и бродящего берёзового сока.

– Лину, как и этих бабочки, привлекает запах кислого и сладкого брожения,– отметил про себя Ренато, и с улыбкой допил оставшееся в бокале вино. Сладко зевнув, он встал и пошёл в спальню, где снова, откинув покрывало, завлекала его своим обнажённым телом прекрасная «королева амазонок». Он прилёг тихонько рядом, и стал целовать плечо девушки. Единственный включённый ночник, с противоположной стороны кровати, еле освещал спальню и Ренато потянулся, чтобы включить ещё один, на прикроватной тумбочке. Ему нужно было больше света, но не очень яркого – просто хотелось видимости отражения в зеркале. Сейчас он был полон сил, с лихвой достаточных на всю ночь, для удовлетворения любых желаний Лины, но она продолжала спать. А он хотел её, целуя, лаская, возбуждаясь всё больше и больше, до того самого момента, когда разум сходит с орбиты и улетает в открытый космос. В такие моменты становится неважен процесс возвращения в себя, ведь душа обитает в ином измерении. И снова они – бабочки, вырвавшиеся из телесного кокона, разлетаются, в надежде, что ощущение полёта никогда не закончится. Ренато стонал от перевозбуждения напористо проникая в Лину, и она постепенно начала двигаться с ним в такт, медленно приходя в себя. Ещё немного и они поменяют позу, чтобы получить передышку, иначе оба придут к «финишу», и она – царица амазонок – снова уснёт. Ренато остановился, когда девушка готова была закричать, взорваться изнутри вулканом и низвергнуть «лаву» наружу. Он начал целовать её, опускаясь всё ниже, но она моментально сжала его бёдра обеими ногами, не давая выйти.

– Хочу тебя… хочу, не останавливайся, милый,– шептала она еле слышно и продолжала сама, как змея, извивать под ним, пока не достигла предела, пока не провалилась куда-то в небытие, а после взлетела выше облаков.

Ренато едва не кончил в неё, успев в последний момент зацепиться за единственную здравую мысль, что детей он пока не хочет, даже от царицы амазонок.

Лина давно ослабила хватку и смотрела на него сквозь полуоткрытые веки. Красавец Ренато, как повзрослевший бог любви Амур, был притягателен и хорош до умопомрачения. Девушке не хотелось думать, что он когда-нибудь исчезнет из её жизни и будет вот так же, может даже и на этой кровати, любить другую до полного изнеможения. Лина прикусила нижнюю губу, почти до крови, чтобы отвлечь внимание от колючих мыслей и заменить их другой болью. Тяжело вздохнув, она повернулась на бок и закрыла глаза. Ренато не мог оставить такую позу без внимания и, накинув на себя огромный махровый халат, пошёл за фотоаппаратом.

На шёлковой простыни лазурно-синего цвета, обнажённое загорелое тело Лины отражалось в объективе как янтарь в море. Потом, по этому фото, Ренато Рицци обязательно напишет портрет, а пока следовало спешить, до выставки оставалось совсем ничего – пять ночей и четыре дня. И эту ночь ему упускать совсем не хотелось, даже если объект внимания спал крепким сном.

– Клин клином вышибают!– вспомнил Ренато русскую пословицу и пошёл варить крепкий кофе.

Через полчаса Лина кое-как пришла в себя, выпив не только две чашки кофе, но и не меньше половины литра воды. После терпких, крепких, пусть и элитных вин, жажда мучила её не меньше, чем от любого другого алкоголя. Слегка побаливала голова, но и на этот случай у Ренато было проверенное средство – шипучие таблетки аспирина плюс апельсиновый сок.

– Завяжи глаза!– скомандовал он девушка, когда та оделась и допила антипохмельную смесь. Широкая повязка из тонкой натуральной кожи – это был несоответствующий атрибут образа, имитирующего костюм амазонки. У Ренато, от какой-то давней фотосессии, нашлись юбка и топ со шнуровкой, ещё и с меховой оторочкой. Костюм под стать амазонке, именно такой, каким его обычно представляют в кино, сшитый из лоскутов грубой кожи. Он частенько подбирал дорогие костюмы, платья и даже обувь, для некоторых, особо привлекательных моделей в одном элитном ателье, где можно запросто было найти любую одежду напрокат. Иногда забывал возвращать, и вещи продолжали висеть месяцами в его огромном гардеробе, пока владельцы ателье сами не напоминали о них.

Благо в эту ночь спонтанно нахлынувшее вдохновение не требовало от Ренато никаких особых заморочек. Даже обувь у Лины была соответствующей, она пришла к нему в гости в тёмно-коричневых замшевых ботфортах, ещё и на шнуровке.

– А зачем глаза завязывать?– наконец-то возмутилась она, до этого покорно позволяя надевать на себя всё подряд, включая несколько поясов с заклёпками и бахромой, и парочку хвостов из натурального меха на бёдра. В левом ухе красовалась серьга с красивым длинным пером, а на лоб повязана была плетёная тонкая косичка из замши, которую и закрыла повязка на глаза.

– Всего один снимок!– сказал Ренато. – Потом мы тебе сделаем макияж! И шкуру наденем, вот эту!– он вытащил из нижнего ящика огромного гардероба горжетку из светло-серого лисьего меха. – Сюда вот, на плечо одно накинешь,– продемонстрировал он тут же, хотя Лина ничего не могла увидеть в данный момент. Ренато отбросил горжетку в сторону, прекрасно понимая, что Лина не станет сопротивляться, потому что за эту фотосессию ей была обещана кругленькая сумма. Тех, кого Ренато сам приглашал сниматься, он предпочитал щедро благодарить, не только за бабочек в животе, но и за потраченное с пользой время. Остальные же платили ему сами, и их было в несколько раз больше, и многие хотели, и готовы были платить бешеные деньги хотя бы за одну ночь любви, но… Нет, для Ренато это было принципиально недопустимо, если при виде женщины, неважно какого возраста, внутри него не начинал играть оркестр из пяти чувств, управляемый дирижёрской палочкой интуиции, то ни о каком интиме и речи не могло быть. Шестое чувство ещё никогда его не подводило и он доверял ему всецело, чтобы потом наслаждаться временем, и новыми ощущениями полёта. Всё остальное он считал механической игрой тел, сексом ради секса, пустой тратой жизни…

На втором этаже двухуровневой квартиры у Ренато была огромная фотостудия, занимающая почти весь этаж. Арендодатель с радостью разрешил перепланировку помещения, при этом повысив стоимость проживания почти в полтора раза. Ренато всё устраивало, и вот уже больше пяти лет, он с удовольствием жил и творил тут, даже несмотря на частые перебои с электричеством.