Соблазн бесплатное чтение

Янка Рам
Соблазн

Глава 1
В отпуск по личным обстоятельствам

— Державин! — рявкает грозным голосом Альбина Валерьевна, заведующая отделением детской травматологии.

Не спеша разворачиваюсь.

Её тёмные волосы собраны наверх, оголяя изящную шею, переходящую в манящее декольте.

— Степан Дмитриевич, — недовольно поправлю я, — если вдруг запамятовали.

— Зайди немедленно.

— Соскучилась? — снижаю голос.

— Прекрати, Стеф! — шикает она. — Ты достал! Жалоба опять на тебя.

Устало закрываю глаза.

— И что?

— Зайди.

— У меня обход. Последний пациент. После — всенепременно!

— Жду.

Агрессивно цокая стальными шпильками, обгоняет. Красивые бёдра, обтянутые белым халатом, ритмично двигаются. Провожаю взглядом…

Захожу в палату. Долговязый парнишка лет тринадцати. Новенький.

— Привет.

Заглядываю в карту.

— Ты Данила, так?

— Павлов… — добавляет несмело.

— А я — Стеф Дмитриевич. Вывих с отёком. Мхм… Показывай. Что ж тебе в травмпункте не вправили?

— Мамка не дала. Говорит, криворукие там. Сюда привезла.

Ощупываю под его болезненное шипение плечевой сустав. Смотрю на рентгеновский снимок.

— А зря не дала. Отёк теперь, болит, наверное, адски…

— Угу… — шмыгает носом.

— Здравствуйте… — подозрительно за спиной.

Оборачиваюсь. Заходит женщина средних лет. Недовольно смотрит на меня. Видимо, «мамка».

— Вы кто?

— Дежурный врач.

— Нам дежурный не нужен. Тем более такой молодой и неоптыный. Нам нужен специалист! Данила профессионально занимается баскетболом…

Пока она гордо вещает мне про достижения сына и его гиперценность, пересаживаю пацана на стул, бросаю на спинку полотенце и аккуратно перекладываю его руку через эту конструкцию.

— Спину выпрями, — помогаю принять правильную позу.

— Поэтому я к нему только лучшего травматолога подпущу! — финалит она свою речь. — А что это Вы делаете?

Присев, дёргаю за предплечье вниз. Хруст, вопль пацана…

Делов‑то!

— Всё‑всё… — успокаивающе хлопаю по здоровому плечу шокированного мальчишки. — Всё на месте. Мужик! Молодец… Даже не плакал! — купирую я его попытку зареветь. — Через пару недель будешь снова трёхочковые закидывать. И отёк пройдёт, и боль. Вот так прижми…

— Вы что?.. — идёт пятнами мать. — Да кто Вам позволил?..

— А в травмпункте у нас не криворукий травматолог, а вполне квалифицированный, — назидательно внушаю ей. — И вообще, сначала здоровьем сына займитесь, а потом его карьерой. У него же сколиоз…

— Что Вы себе позволяете? — задохнувшись от возмущения, переходит она на шёпот. — Вы ж ему руку сломали!

— Медсестру сейчас к тебе отправлю, — бросаю я мальчишке.

— Спасибо, — бормочет он, стесняясь стенаний матери.

— Да я на Вас жалобу напишу! — несётся вслед. — Тоже мне «платное» отделение!

— Платная у вас палата, а отделение самое обычное.

— Понабрали мясников!

Игнорирую, закатив глаза.

Иду к Альбине. Вхожу без стука, запираю за собой дверь, падаю на её роскошное кожаное кресло. Отталкиваясь кроссовками от пола, делаю оборот вокруг оси. И торможу, останавливаясь лицом к окну. Она оборачивается, потушив сигарету. Молча сверлим друг друга взглядами.

— Жалоба, — напоминаю я.

— Стеф!! Ты нахера дочери зама мэра сказал, что она толстая? Ей четырнадцать!

— Я сказал — двадцать лишних килограммов, которые деформировали скелет, расплющили ей стопу. И их срочно нужно скинуть. Что не так?

— Ты ей сказал, что такие мальчики, как ты, любят стройных!

Ах ты, мстительная маленькая стукачка! Рассказала… А я ведь и правда хотел помочь.

— Это была… мотивация, — ухмыляюсь я. — Я ей понравился!

— А если она покончит собой?? У неё теперь депрессия!

— Если ты заглянешь в азы психотерапии ожирения, Альбина, то там умные мужики написали, что пищевые наркоманы к самоубийству не прибегают. Однако юношеская влюблённость может… изменить пищевое поведение. Особенно при стресс‑факторах… А с депрессией она уже поступила к нам…

— Ты идиот, скажи мне?

— Аля, родоки откормили её, как свинью, и не готовы ничего слышать. Они её угробят. И она уже достаточно взрослая, чтобы включиться в ситуацию.

— Нет, ты точно идиот! Не надо никого спасать! Просто делай свою работу, и всё. Травматолог! Здесь и сейчас! А там — хоть передохнут пусть все!

«Не‑е‑т, это уже не жалоба, — оцениваю я её состояние. — Это что‑то личное».

— Травматолог‑ортопед, — поднимаю я палец вверх, уточняя. — Сегодня, кстати, будет ещё одна жалоба.

— На что? — закрывает она устало глаза.

— В этот раз именно на то, что молча сделал свою работу.

— Как же ты достал…

— Уволь! — развожу руками. — Если я херовый травматолог — уволь.

— Ты — лучший, — меняется её интонация на виноватую. — Но…

А вот и личное.

— Ну давай теперь про нас, — киваю я поощрительно.

Открывает шкафчик, достаёт две рюмки и бутылку с остатками коньяка, разливает.

— Не чокаясь? — уточняю я, ловя её настрой.

— Стеф, мне тридцать восемь.

— Я помню.

— А тебе двадцать шесть, — срывается её голос.

Выпиваю залпом коньяк и со стуком ставлю рюмку на стол. Началось…

— А ещё ты мой начальник, и у нас служебный роман, — подсказываю ей.

— Кошмар…

— Ночью ты другие эпитеты подбирала.

— Трахаешься ты как Бог! Но…

— Да говори уже!

— Пойми меня, пожалуйста, Державин…

— Ну?

— Я не могу сделать публичным факт нашей связи. Не могу!

— Почему? Все и так в курсе.

— Это сплетни!

— И чем же я не вышел? — сжимаю челюсти.

— Слишком большая разница в возрасте! Это просто… Да меня по костям разберут и за спиной будут пальцами тыкать! Ты что, не понимаешь, что при моей должности…

— Ну и не делай его публичным, — пожимаю плечами, — пусть сплетничают дальше.

— Нет. Дальше так продолжаться не может… Стеф, я знаю, ты умный мужчина, ты меня поймёшь.

Её пальцы и губы дрожат.

— Мне Тихорецкий предложение сделал. Если я соглашусь… Через пару лет у нас с ним будет своя частная клиника. Лучшая в городе… В крае!

— Чего?.. — обтекаю я.

Сердце колотится в груди, и шея немеет.

— Это не повлияет на наши отношения! Это просто…

— Стоп.

Поверить не могу…

— Стёпочка… Я очень тебя люблю. Но пойми меня…

— Я понимаю… — слепо смотрю на рюмку.

— И… я не могу тебе дать место моего зама теперь, понимаешь? До него дошли сплетни. Я буду выглядеть бледно…

— М, — киваю я. — А почему? Я же выполняю все его функции по факту.

— И выполняй! Я тебе буду каждый месяц премию выписывать.

А шли бы вы нахуй вместе с Тихорецким!

Встаю.

— Всех благ.

— Ты куда?..

— В отпуск. Без содержания. Заявление принесу завтра.

Глава 2
Предложение, от которого нельзя отказаться

В моём новом кабинете много светильников и мало света. Всё оформлено в восточном, но современном стиле. «Лакшери». Веду рукой по массажной кушетке. Белоснежная настоящая кожа…

На стене несколько моих дипломов, оформленных в дорогущие рамки, и в центре чёрная с золотом табличка: «Женская клиника мануальной терапии».

— И запомни, Стеф, наши пациенты ходят на массаж не за здоровьем, а за релаксом. Поэтому используй свои знаменитые пальцы правильно. Никакой, даже обоснованной боли, только приятные ощущения.

— А я думал, за релаксом ходят в салоны.

— Мы и есть салон, но с гарантией профессиональности специалистов. Клиент должен выходить тактильно удовлетворённым. С приятным послевкусием и желанием вернуться. Я очень рад, что ты наконец‑то созрел на моё предложение.

Низенький, полноватый, но деловой Синицын протягивает мне руку. Я пожимаю. Мы вместе учились. Это клиника его отца.

— Деньги ты получаешь на карту в конце каждой недели.

— А порядок суммы?

— Твой коллега получает… — набирает мне на телефоне впечатляющее число, — столько. Думаю, у тебя клиентов будет больше.

— Почему больше?.. — вздёргиваю я бровь.

Синицын, ухмыляясь, рассматривает меня в зеркало, висящее на стене. Рубашка слишком обтягивает грудные мышцы и бицухи, замечаю я, надо сменить на размер побольше. А то как стриптизёр!

— Почему… Ты же у нас непревзойдённый спец, Державин! — с ноткой сарказма. — А если догадаешься оголить свои рельефные руки, так вообще отбоя не будет.

— Э‑э‑э… Синицын! — возмущённо ловлю его взгляд в зеркале. — Я не оказываю интимных услуг.

— И это правильно. Затрахают до смерти! Стоит только раз согласиться. Как эстафетную палочку передавать начнут. Пусть просто облизываются и представляют, насколько ты хорош. А коллега твой, по слухам, не брезгует и услугами интимного плана для некоторых респектабельных дам. Но если вдруг тебе захочется пойти по его стопам — не в рамках клиники. Наша репутация не должна скатиться к салону интимных услуг.

Оттягиваю ворот рубахи, ослабляя галстук.

Мда…

Но! Чем плоха эта работа? Временно — вполне себе. Массаж — часть моей специализации. Хорошо освоенная мной часть.

— Удачи. Надеюсь, сработаемся.

В меде мы с ним неплохо ладили. Звёзд он с неба не хватал, но был упёртым, и смог доучиться до конца. А я — хватал. Но карьера моя теперь на паузе. Как и личная жизнь.

Синицын уходит, оставляя меня одного. Изучаю свой кабинет, проводя инспекцию и записывая в блокнот всё, чего мне здесь не хватает для нормальной работы.

— Степан Дмитриевич, — заглядывает медсестра с ресепшена. — Можно?

— Конечно.

Молоденькая брюнетка, взгляд цепкий, игривый.

— Я — Зоя.

Киваю.

— До обеда, — заглядывает она в блокнот, — массаж шейно‑плечевого отдела… общий массаж тела…

Она перечисляет, стреляя в меня заигрывающими взглядами.

— Давай так. Ко мне ты отправляешь тех, кто посложнее, а к… Как его?

— Гарин?

— Да, Гарин.

Не понравился мне мой коллега. Пока курили, скормил кучу утомительной и несъедобной пошлятины про свои подвиги.

— Вот к Гарину всех, кто на релакс, а ко мне всех, кому поправить здоровье. По возможности.

— Я поняла, — улыбается она. — Там мама с девочкой тринадцатилетней записались. Сотрясение у неё.

— Вот! Отлично. Этих ко мне.

— И беременная с растяжением…

— И её ко мне.

— А ещё мужчина… Что‑то там особенное у его жены, хочет лично поговорить со специалистом. Именно с Вами.

— Тогда — тоже ко мне.

— А кофе хотите?

— Кофе, прекрасная Зоя, делает твои кости хрупкими и организует тебе дегенерацию каркаса подкожно‑жировой клетчатки. В народе — целлюлит. Поэтому не пей, Зоя, кофе и никому не предлагай.

— А что предлагать?

— Чай, лучше — зелёный. Без сахара.

— Может, Вы ещё и не курите?

— От перфекционизма Бог миловал. Курю. Врачам положено саморазрушаться. Для вселенской гармонии.

— Хорошо…

— Чего ж хорошего?

— Потому что я — тоже курю.

Хорошенькая…

Морщась, трёт шею, пытаясь размять её сзади пальцами.

Ай… какой прозрачный ход, Зоя! Ты б ещё экстренно ногу подвернула…

Мне хочется закатить глаза, но я сдерживаюсь, исследуя, как далеко она зайдёт.

— Кресло неудобное… — закусывает губу. — Поправите шейку, Степан Дмитриевич?

«Шейку матки?» — практически саркастически вылетает у меня. Но я опять сдерживаюсь.

— Можно просто Стеф.

— Стеф…

Подхожу к ней в упор и, глядя в глаза, сжимаю шею, вдавливая средние пальцы в подчерепную впадину, а большие под челюсть. Тяну вверх под её тихий писк, делая несколько едва ощутимых вращательных движений.

— Расслабься…

— Ооо… — выдыхает Зоя.

Спускаюсь на трапецию, вдавливаясь в нервные окончания пальцами, в несколько плавных движений разминаю застывшие мышцы.

— Так лучше? — поднимаю бровь.

С энтузиазмом кивает.

— Руки у Вас… волшебные, — с восхищением.

Знаю…

Но что‑то не готов я больше к служебным романам. Ну его нахуй. Сердце, конечно, не разорвало, но по самолюбию ёбнуло! Поэтому игнорирую её восторженный взгляд, ухожу к раковине и долго мою с антисептиком руки, пока она не уходит.

Поработав с девочкой, что с сотрясением, выписываю им рецепт:

— Глицин, валериана и покой.

— А нам участковый мексидол прописал.

— Ну что Вы, какой мексидол? Сотрясение лёгкое, внутренней гематомы нет. Придёте ещё пару раз на правку. Не нужно ей таких тяжёлых препаратов.

— Спасибо Вам большое.

— Пожалуйста! Будьте здоровы.

Ближе к обеду Зоя приглашает следующего клиента.

Мужчина… Лет тридцати пяти. В идеально сидящей тройке. Солидный, лощёный. Линия его щетины на щеках практически фигурная. Не иначе — ко мне сразу из барбершопа.

«Хорошая осанка», — отмечаю я намётанным взглядом.

Критично осматривает помещение, не спеша здороваться. Переводит на меня требовательный давящий взгляд. Рефлексы мои взбрыкивают, требуя осадить его, но я подавляю этот всплеск.

— Вы — массажист?

— И массажист тоже, — киваю я.

Оценивающе разглядывает.

— Профессиональный? Или…

Киваю на стену с дипломами. Подходит, читает…

— Вы мне подходите.

Не уверен, что смогу ответить взаимностью. Мне неприятна его надменность. Но «клиент» же! В крайнем случае, отправлю его к коллеге в соседний кабинет.

— Я хочу заказать массаж для жены.

— Просто массаж?

— Не просто. Вы сделаете ей массаж с… «окончанием».

Не сразу врубаюсь. Он пристально вглядывается в моё лицо.

С окончанием — это… как шлюхи‑массажистки? Которые дрочат тебе после массажа?

Пф!

Не сдержавшись, брезгливо морщусь.

— Я не оказываю интимных услуг!

— А Вы сделайте исключение.

— Почему именно я? — непонимающе смотрю на него. — Вызовите эскорт!

— Мне Вас рекомендовали, как лучшего специалиста… по женскому телу. К тому же моя жена — чистая девочка, и никогда не позволит прикоснуться к себе каким‑то… жиголо.

— А мне позволит? — фыркаю я.

— Ну Вы же специалист… Расслабьте…

На стол ложится приличная пачка бабла и фото девушки.

Зависаю на фотке… Вау. Какая красивая!

Я даже забываю на пару мгновений, что ему от меня нужно. Девушка на фото захватывает все мое внимание. Большие выразительные омуты ее глаз смотрят не на фотографа, а в сторону. Открытые плечи, изящные ключицы, маняще выпирающая из разреза платья грудь… Светлые густые волосы до самого пояса роскошной волной обрамляют лицо. И губы трепетно приоткрыты, словно требуют…

Улетаю в фантазию, как прохожусь языком по этим приоткрытым губам, вдавливаясь им в её тёплый рот. И меня прёт от предвкушения головокружащей нежности! Волна крови неожиданно резко приливает в пах. Вздрагиваю. Встряхнувшись, беру фотографию в руки, поднимая на него взгляд с немым вопросом.

Нахера такой потрясной девочке массаж с окончанием? Ты чего, блять, не можешь сам трахнуть свою жену как следует?

— Вы должны её расслабить и сделать всё, чтобы она… не отказалась от удовольствия. Но… только пальцы. Никаких других прикосновений, обмена жидкостями и прочего. Просто массаж. Интимный.

— Так она… не в курсе деталей услуги?

— Нет.

Интересное кино!

— Вы извините, но я — пас. Я врач, а не…

Кручу в руках её фотку.

— Нет, — повторяю категорически.

Кладу фотку на стол поверх денег.

— Жаль, — тут же теряет он ко мне интерес. — Мне сказали, что у Вас тут два массажиста. Где кабинет второго?

Мой глаз начинает дёргаться от мысли, что он подложит эту девочку под скабрезника Гарина.

— Второй работает с обеда.

Смотрит на свой ролекс.

— Я подожду.

Сгребает со стола пачку денег и фотку и не замечает, как она выскальзывает и летит на пол. Падает картинкой вниз. Меня передергивает от ощущения, что девушка испачкана. Но я не говорю ему о том, что фотка упала. Потому что мне хочется взглянуть на неё еще разок.

Мужчина разворачивается на выход. А у меня перед глазами до сих по его жена. И фантазия начинает развиваться не в ту сторону. В этот чистый розовый ротик почему‑то теперь втрамбовывается грязный язык Гарина. Ой, фу! Мерзость какая… Совсем ёбнулись мужики! Жён своих раздают.

Клиентка «не в курсе деталей услуги». Что делать‑то?!

— Подождите! — торможу его. — А… если она не позволит? Категорически!

— Не позволит — так не позволит. Ваша задача — попробовать это сделать.

— Окей, я согласен. Я попробую.

Деньги возвращаются на мой стол.

— Завтра.

Он выходит, я поднимаю фотку и падаю в кресло. Не отводя глаз от ее лица, отталкиваюсь кроссовками от пола, пуская кресло по кругу. И еще раз… И еще раз…

Я просто сделаю ей массаж. И всё. Хороший массаж всего тела. А потом она мне «не позволит».

Договорившись с совестью, прячу фотку в карман.

Глава 3
Мудрая мысль

На плазме курс пилатеса.

Повторяя за инструктором, тяну связки паха, преодолевая болезненные ощущения.

Борис против того, чтобы я ходила в общую группу в спортивном центре. У него бзик на моей «культурной изоляции». Он очень серьёзно относится к нашему кругу общения. И боится, что слишком обывательские пошлые подружки могут испортить меня.

Это утомляет, но не слишком принципиально для меня, и я не спорю.

С ним вообще сложно спорить. Его невозможно переспорить. Как только у него заканчиваются доводы и аргументы, он прерывает разговор, уходя в свой долбанутый телефон. И никогда не возвращается к теме, ставя точку по умолчанию.

И я уже сама, как ребёнок, которому слишком многое запрещают, начала делать многие вещи тайком. Если он узнает, разнесёт меня за инфантилизм и «глупые протесты»! Но я очень надеюсь, что мои «косяки» не столь принципиальны, чтобы это вылилось во что‑то более серьёзное, чем выговор и стандартная неделя игнора. Он всё равно почти всё время меня игнорирует, отдавая предпочтение телефону. Главное, чтобы не прилетело Илюшке. Тот ещё не выработал иммунитет к игнору отца.

Вообще‑то, Борис — хороший отец. Внимательный, требовательный… «И любящий!» — хотелось бы добавить мне. Но что такое любовь мужчины, я так до сих пор и не разобралась. Мой отец был всегда занят для меня, Борис тоже всегда занят… Но оба они утверждают, что очень меня любят. А других мужчин в моей жизни не было. Видимо, их любовь выражается в заботе о семье. Каждый же выражает её по‑своему, так?

Я — «слишком примитивно». Борис — «зрело». «Любовь — это решение двух зрелых людей посвятить себя друг другу». И я посвящаю, как могу. И он посвящает, как может — он заботится о том, чтобы наша семья «повышала свой уровень».

Иногда, когда я смотрю в зеркало, мне хочется побиться своей красивой ухоженной головой о стену.

Ну а в целом всё прекрасно. У нас показательно успешная семья, высокопоставленные друзья и прекрасный сын. Наш доход растёт. «Время — деньги». Но, видимо, лично я стою не так уж и много. Потому что времени на меня нет… А рост дохода никак, совершенно никак не отражается на «уровне моей удовлетворённости». Но это всё, конечно, потому что я «глупая девочка» и не смотрю в будущее.

Но как же быть с настоящим?

Падаю на спину, разглядывая себя в зеркальный потолок. Для чего я так убиваюсь над фигурой, если секс у нас всегда в темноте и наскоро, чтобы Борис мог расслабиться и работать спокойно дальше? Аа… ну да. Идеальная форма жены — лицо и показатель респектабельности мужа.

Швыряю полотенце, лежащее в изголовье, в стену.

Я, честно сказать, хреновая жена. Мне кажется, я начинаю презирать своего горячо любимого когда‑то мужа. Во время его убедительных монологов в моей голове всё чаще высвечивается неоновыми буквами это ужасно позорное слово «развод». Но в наших семьях не разводятся. Ничто изнутри не должно затронуть репутацию семьи. Бунтарка из меня посредственная. Никогда я не решусь на развод.

Пытаюсь вспомнить, было ли у нас когда‑нибудь по‑другому? Было. Когда я, восемнадцатилетняя дурочка, боялась и слово сказать против, заглядывая ему в рот.

Такое себе «другое».

Слышу смех сына в соседней комнате. А это значит, происходит нечто, что наверняка расстроит отца. Весёлый смех — это первый признак.

— Катюш? — кричу я. — Вы точно учите французский?

— Точно!

Прошлая гувернантка была уволена месяц назад. За несоответствие «нашему уровню». К Екатерине он тоже отнёсся отрицательно. Но это была одна из моих редчайших побед.

Мой будильник на фитнесс‑браслете пиликает восемь часов.

Борис очень пунктуален. Быстро убираю в гостиной за собой, забегаю на пять минут в душ и иду в детскую. Илья, валяясь на коврике вместе с Катей, смотрит французские мультики.

— Кать! Да ты что?.. Убери телефон немедленно. У вас же урок французского. Если Борис увидит телефон… Никаких гаджетов!! Ты же знаешь!

— Виктория Алексеевна, ему шесть, учить язык по мультикам — это самое то!

— Мамочка… — складывает Илюшка умоляюще свои маленькие пальчики. — Пожалуйста! Я не скажу папе.

В окно вижу, как во двор заезжает гелик мужа.

— Быстренько!! За стол! — командую я нервно.

Илюшка сдружился с Катей, и я очень боюсь, что Борис уволит и её.

Быстро убираю с пола пару игрушек и бросаю им на стол пропись по французскому.

Дверь открывается…

— Привет! — выхожу его встречать.

— Да… да… конечно. Через сколько? — смотрит на часы, разговаривая по гарнитуре. — Обязательно перезвоню, — нажимает кнопку, скидывая вызов.

— Добрый вечер! — ещё раз пытаюсь я, но он поднимает вверх палец, прося подождать.

Вторая линия, как обычно.

— Андрей Семёнович? Это Борис, да… мхм… Ясно‑ясно…

И мне всё ясно! Ухожу в столовую накрывать ужин. Переодевшись, он сначала заглядывает в комнату сына, о чём‑то строго разговаривает с Катей, а потом заходит ко мне. Я разогреваю ему плов.

— У тебя был свободен весь день, Тори, и ты не можешь вовремя мне подать ужин? Чтобы я пришёл и сразу сел за стол? Ты же знаешь, что…

Мысленно выключаю звук, молча игнорируя этот выпад.

— Как прошёл твой день, дорогая? — переключается он, когда я наконец‑то сервирую ему ужин и сажусь напротив со стаканом йогурта.

— В раздумьях…

Ну давай, спроси меня, о чём я думала, и что меня беспокоит! Пожалуйста!

— Женщине думать нужно только над мыслью, полученной из приличного источника. Иначе она начинает думать глупости. Каков источник?

У меня очень красивый муж. У него очень интеллигентное породистое лицо, красивые зелёные глаза, умный пронзительный взгляд, прямой нос, идеально очерченные губы, белоснежные, отполированные у лучшего стоматолога зубы…

Но как же сложно его любить, ежедневно слушая, что выходит из этого рта. А когда‑то он казался мне самым умным из мужчин!

— Ты не спрашиваешь, как прошёл мой. Почему?

— Борь… — вздыхаю я уныло.

— Борис, — поправляет он с ноткой недовольства.

— Борис. Ты скучал по мне?

— Не понял вопрос. Ты же знаешь мой график и ритм.

«А я тоже не скучала», — вдруг осознаю я. Его возвращения домой приносят всё больше нервотрёпки и напряжения, чем радости.

— Дорогой, — отставляю я в сторону йогурт. — Меня надо спасти от разочарования. Прямо сейчас. Поцелуй меня.

— Я ем. Поцелую тебя, когда ляжем в кровать. У всего, Тори, должна быть уместность.

— Чтобы лечь в кровать, должен же быть повод, Борис! Этого нужно захотеть!

— Ты опять настроена скандалить? В таком случае мне жаль, что ты не оценила времени, которое я выделил на разговор с тобой. Можешь пойти и подумать об этом. Вот тебе подходящая мысль!

— Ну что ж! Пойду подумаю, — швыряю опять с чувством полотенце. — Эту мудрую мысль.

Глава 4
Судороги

С гарнитурой в ухе Борис ходит по кабинету, просматривая документы и разговаривая по телефону. Замираю в дверях. Эту картину я уже несколько лет лицезрею каждый вечер.

— Какой ещё выходной? Исключи это слово из своего лексикона. До финала проекта все работаем в круглосуточном режиме. Ты знаешь, сколько стоит мой час? А час работы всей команды? Посчитай, во сколько нам обойдётся выходной. Необоснованные траты!

— Борис… — негромко зову я.

Бросив взгляд, игнорирует, продолжая разговаривать.

— На нас сделали ставки партнёры, о которых мы год назад и мечтать не могли. Если мы не оправдаем их ожиданий, это будет такой откат… Удар по репутации!

— Борис.

Поднимает ладонь, тормозя меня, потом указательный палец, прося подождать окончания разговора.

— Какая ещё семья? — раздражённо. — У всех семья. Расставь приоритеты правильно, иначе тебе не место в моей команде.

Ухожу на кухню. Там Илюшка облизывается на свежеиспечённый пирог. Свежая клубника под ещё не застывшим шоколадом пахнет так заманчиво, что сынок несколько раз сглатывает слюну, нетерпеливо ёрзая на стуле.

У меня немного талантов — угольная графика, языки и выдающиеся торты. Борис признаёт только языки. Иногда хвастается тем, что я художник, если приходится к слову. Но в искусстве он понимает мало и, боясь, что я не столь хороша, чтобы мной восхищались, никогда никому не показывает моих работ. А вот кулинарию не признаёт. К сладкому он совершенно равнодушен.

— Мамочка… сколько ждать ещё?

— Не будем ждать, — хмурюсь я.

— Папа не хочет?

— Папа занят.

— Хорошо! — ляпает удовлетворённо Илюшка, погружая палец в шоколадную массу.

— Пирожок, не говори так. Папа расстроится.

— Я не люблю папу… — заговорщицки шепчет мне сын.

— Почему? — сглатываю я.

На самом деле я знаю — почему. Папа для него символ лишения радостей и удовольствий. И ещё символ принуждения к тому, что он терпеть не может. Например, этот долбанутый хоккей. Куда он упорно таскает его уже год каждую субботу. Борис упёрто настаивает, что его сын обязательно должен иметь спортивные достижения. И так как сыновья его партнёров преуспели именно в хоккее, он расчётливо использует сына как «неформальную точку сближения». А у меня едва выдерживают нервы и терпение переживать эти ужасные субботы. Три часа каждую субботу Борис посвящает сыну. Но к большому горю Илюшки эти три часа — тренировка по хоккею.

Я, конечно, согласна, что мальчик должен заниматься спортом, но… теперь я тоже люто ненавижу хоккей.

Поэтому ответ на вопрос «почему» очевиден. Но Илюшка ещё слишком мал, чтобы проанализировать, и просто пожимает плечами, доверчиво глядя на меня.

— Не говори так больше, ладно? Папа старается…

Но мой «пирожок» уже не слушает, наяривая с наслаждением торт!

— Тори! — недовольно.

Оборачиваюсь.

— Заканчивайте с тортами. У ребёнка спортивная диета. Это очень безответственно. Илья! Умываться и спать!

Илюшка расстроенно выходит из‑за стола, успевая запихать в рот кусок торта побольше. Борис с недовольством смотрит на это.

— Ты опять не следишь за его режимом. Уже десять часов, а он не спит. Я же столько раз объяснял тебе, почему это так важно. Неужели сложно услышать меня? Зачем ты это делаешь?

— Что именно делаю? Счастливым нашего сына?

— Глупости! Ты делаешь его неудачником в будущем ради сомнительного удовольствия в настоящем. Это ограниченность!

— Значит, я — ограниченная женщина.

Накрываю торт стеклянной выпуклой крышкой.

— Такие заявления — попытка снять с себя ответственность, Тори. Не ожидал!

Боже мой… Да оставь ты меня в покое!

Ухожу из кухни в спальню. Но он следует за мной, продолжая мне выговаривать. Я, как тупая кукла, смотрю ему в глаза, намеренно включив мозг, и не понимаю ни одного сказанного слова. Дождавшись маленькой паузы, вставляю:

— Давай ложиться спать. Я устала.

— Иди в душ. Я приду через час. У меня ещё конференция.

Разглядываю себя в зеркало в ванной, крутясь перед ним. Сжимаю руками пышную, совершенно не пострадавшую от кормления грудь. Веду ладонями по тонкой талии, размазывая лавандовое масло. Лобок… бёдра… голени.

Эх… Никому не важна вся эта красота и нежность моей кожи! И мне так тоскливо и обидно, словно я монашка, которой не светит познать свою женскую природу.

Но я же не монашка… И сегодня пятница. А по вторникам и пятницам у нас секс.

А может, я хочу по понедельникам!!!

С остервенением сушу волосы полотенцем. Борис не выносит, когда вода с волос капает на него или простыню.

На самом деле никак не хочу — ни по понедельникам, ни по пятницам! Потому что с нашим сексом что‑то явно не так. По ночам мне снится совсем другой секс — тягучий, горячий! И к утру я как растерзанное, но не съеденное пирожное. Вся мокрая и замученная — был у нас с ним этот чёртов секс или нет. Но с утра его уже нет в нашей кровати. И пироженое всегда остается нетронутым. Он встает в пять тридцать. А вот вечером я суха, как Сахара, и его движения внутри только раздражают!

Ложусь в кровать, скучая, открываю какой‑то взрослый роман и попадаю на сцену секса.

Господи… Всё у них фейерверки взрываются! Где они их только берут эти фейерверки?..

Борис заходит в спальню после душа, аккуратно развешивает на плечиках свой халат, с недовольством косясь на моё полотенце, брошенное комом.

Спускаясь взглядом по его красивому телу, перевожу глаза на расслабленный член. И совершенно не понимаю, за какие подвиги этим штукам поют такие оды. Самое впечатляющее, что мне прилетело — сын.

— Ты не забыла выпить противозачаточные?

— Это прелюдия? — недовольно хмурюсь я.

— Это забота, Тори. Мы же планируем второго только через три года.

— Ты планируешь.

— Но это же разумно. Илья освоится в гимназии, и у тебя будет время заниматься вторым ребёнком.

Приближаясь ко мне, он сжимает свой член, помогая ему прийти в боевое состояние.

— А мы можем во время секса не говорить о детях? — зажмуриваюсь я, пытаясь отыскать в себе хотя бы намёк на возбуждение.

— Устал сегодня, — разминает спину. — Давай ты сверху.

Ложится рядом на спину. Сажусь верхом. Кладёт руки мне на бедра.

— Где мои поцелуи? — наклоняюсь я.

Перехватив за затылок, коротко целует пару раз, лениво проходясь языком по моей губе. Чувствую, как его член становится твёрже.

Точка кипения во мне очень близко.

Глажу свою грудь, не торопясь, впускать его член внутрь.

— Почему ты никогда не трогаешь меня?

— Я трогаю…

Обводит пальцами мой сосок. Дёргаюсь от слишком резкого ощущения.

— Моё тело состоит не только из сосков, губ и вагины. Всё остальное тебе неинтересно?

— Тори… Я ласкаю то, что более чувствительно.

— Экономишь время? — разъярившись, я откидываю назад копну своих волос. Кончики задевают его лицо.

— Осторожней! — раздражается он. — В глаз попала.

Возмущённо молчу.

— Тори… — оттаивает он немного. — Давай… — гладит моё бедро. — Мне ещё японские биржи изучать.

— Возможно, если бы ты не экономил время на ласки, я бы кончала.

— Дорогая, мы обсуждали это. Значение женского оргазма очень преувеличено. Почитай сама медицинские источники. Это всего лишь… судорога. Не больше. Для женского организма это не так важно, как для мужского. А я даю тебе гораздо более значительные вещи, чем оргазм.

— А я хочу свою судорогу! — срывает меня от этой логики.

— Поласкай себя… Большинство женщин делают так. Редкие получают оргазм непосредственно от коитуса.

Беспомощно закрываю глаза. Я не могу это слушать!!!

— Судорога? Поласкать себя? — передёргивает меня. — Хорошо…

Приподнимаю бёдра и, несколько раз пройдясь по его члену вверх‑вниз, направляю внутрь себя. Закрыв глаза, двигаюсь, пытаясь получить от этого хоть какое‑то удовольствие. Но кроме раздражающего трения абсолютно ничего не чувствую. Через несколько минут ощущаю, как Борис, удерживая за бёдра, начинает снизу врываться в меня сам. И как только доходит до пика, зажмуриваясь и тяжело дыша… я просто встаю с него и с нашего супружеского ложа.

Он ошеломлённо смотрит на меня.

— Дорогая?..

— А теперь поласкай себя сам и получи свою СУДОРОГУ! — рявкаю я, вытирая брызнувшие из глаз слёзы.

— Тори…

— Не подходи ко мне!

Путаясь, натягиваю длинную футболку и сбегаю спать в кровать к сыну.

Не могу больше… Не могу!!!

Глава 5
Как мальчишка

По дороге домой торможу у ближайшего супермаркета и покупаю себе огромного свежего тунца. Упакованный в прозрачную плёнку хвост торчит из пакета. На стоянке женщина с пятилетней девочкой складывает пакеты из тележки в багажник машины.

— Мама! — пугливо хватается девочка за руку матери, глядя на меня.

Растерянно замираю.

— О, не обращайте внимания, — миролюбиво улыбается мне женщина. — Мила панически боится акул.

— Ну этой можешь точно не бояться, — подмигиваю я, улыбаясь девочке. — Сегодня я её съем.

— А других? — с любопытством выглядывает она из‑за бедра матери.

— Других сегодня не осилю, — развожу руками. — Но за неделю постараюсь справиться. Ни одной акулы в нашем городе не избежать моих зубов.

Щёлкаю несколько раз зубами. Мила смеётся.

— Ты — супермэн?

— О, да! — убираю в багажник пакет с продуктами. — Поедатель акул. И нас целая банда!

— Мила, в машину, — командует ей мать.

Девочка машет мне рукой из окна. Машу ей в ответ. Дети клёвые! С ними просто. А взрослых я люблю через раз. А то и через три.

Паркуюсь возле дома, в последнее мгновение замечая припаркованную чуть поодаль тачку Альбины. Выхожу, забрав пакет.

— Привет, Стёпочка… — виноватым голосом.

— Здравствуй, — поворачиваюсь я.

Глаза спрятаны за дымчатыми стёклами очков. Но я помню, у неё очень красивые глаза. Светло‑зелёные, прозрачные как море, радужка обведена тёмной каймой, делающей глаза очень выразительными. Когда‑то я запал на эти глаза. А теперь она их прячет. Но и со спрятанными глазами Альбина очень красивая женщина. Но… не моя.

— Не отвечаешь на звонки.

— Не отвечаю.

— Почему?

— Не хочу.

— Ну что ты как мальчишка обиделся?

— Нет. Это ты всё время хочешь увидеть во мне мальчишку. А я не обиделся, Альбина. Я, как взрослый адекватный мужчина, разочаровался. Но твой выбор принял.

— Стеф, — взлетает её рука в попытке погладить мою скулу.

Выразительно отстраняюсь, вопросительно дёргая бровью.

— Пригласи меня домой, поговорим.

— Не хочу.

— А говоришь — не обиделся, выбор принял…

— Окей, я поясню. Скажи мне, Аля, много ты знаешь мужчин, которые, ни разу не трахнувшись с женщиной, сделают ей предложение?

— Не поняла… — сглатывает она.

— Да всё ты поняла. Я вот не знаю ни одного. Даже молодого идиота, а уж сорокапятилетнего — тем более. Нет, ну я могу там ещё понять — невеста‑девственница и любовь невъебённая. Но это же не ваш случай, правда?

— Стеф! На что ты намекаешь?

— Да я прямо говорю. Трахалась ты с ним параллельно со мной. И мне противно. Всё, что между нами было, мне теперь противно. И ты мне противна.

Её смуглая кожа, которая, как мне казалось, не краснеет никогда, густо покрывается румянцем.

— Теперь понятна моя дистанция?

— Степан, — поджимает она губы. — Я поняла. Ты остынешь, мы поговорим. Но… ты же пациентов бросил. Так нельзя.

— Тяжёлых и особенных у нас не было.

— Из Москвы к нам в отделение девочка твоя с дисплазией вернулась.

— Дай её родителям мой телефон. Всё?

В горле горит от неприязни к происходящему. А ещё — к себе. Потому что я‑то, наивный идиот, проживал всё, что было между нами, искренне. И меня морально тошнит теперь от любого воспоминания или всплывающего эха своих чувств. Благо это не зашло так далеко, чтобы я совсем пропал в ней. И мои коротящие контакты удалось быстро разъединить. Но стягивает это всё просто пиздец!

Хотя… я рад, что выговорился. Словно выплюнул всю эту горечь. Бабы — они иногда самовыгодные суки. Надо просто смириться.

Иду к подъезду, чувствуя на спине её взгляд. Несколько раз с чувством посылаю её про себя. Пусть наслаждается теперь своим выбором и клиникой. А я лучше подрочу, блять, в одиночестве, чем пущу её ещё раз в свою постель.

Поднимаюсь на площадку. Сосед открывает дверь и выносит за шкирку моего рыжего кота. Вопли второго слышу из‑за закрытой двери.

— Слушай, Стеф, — сердито. — Эта наглая морда…

— Это — Зидан, — аккуратно забираю за шкирку своего бандита.

— … погрыз у меня на балконе всю рыбу.

Сосед — рыбак и часто вялит рыбу на балконе.

— Лёх, ну… кошак же, инстинкты. Извини. Хочешь, я тебе тунцом отдам?

Опускает взгляд на мой пакет.

— Здоровый…

— Давай я его приготовлю, а ты бери пивко и ко мне — футбол смотреть. Россия‑Бельгия.

— А… — воодушевляется сосед. — Да не вопрос! Ща сгоняю…

Зидан недовольно перебирает лапами в воздухе, требуя его отпустить. Ставлю пакет на пол. Открываю замок. Бросаю этого рыжего гада на пол. Чёрно‑белый Бэкхем настороженно обнюхивает Зидана. От того несёт рыбой.

— Ну вы чо, пацаны? — с претензией смотрю на котов. — Хорош по чужим балконам шариться!

Котяры, мурлыкая, трутся об мои ноги. Кто‑то в снег зимой выкинул около подъезда ещё котятами. Вот пришлось забрать. Пристроить так и не удалось. Так и живём.

— Жрать хотите? Ладно… пойдёмте, морды наглые.

Пинаю их мячик с колокольчиком. Оба летят наперегонки, отбирают его друг у друга лапами. Футболисты, блин…

Глава 6
День рождения

Длинное узкое платье, подаренное Борисом, сжимает бёдра так, что мне тяжело двигаться. Я семеню, как гейша на окобо!

Господи, скорей бы закончилось это мероприятие. Нет ничего хуже дней рождения детей партнёров Бориса. Новые туфли и туго собранные наверх волосы тоже не поднимают настроения. Но в этой среде принято улыбаться. И я улыбаюсь на автомате, равнодушно глядя в окно на капли дождя.

— Виктория…

Поворачиваюсь с дежурной улыбкой. Хозяйка дома Лика подхватывает меня под локоть.

— Пойдём, подали шампанское и устриц. Мы специально заказывали их с ближайшего рейса, чтобы были живые и свежие. На дне рождения у Даниэля Алле пришлось распорядиться их запечь. Их привезли замороженными! Уж лучше бы совсем не подавала… Разве можно на таком экономить? А эти ты обязательно должна попробовать.

— Лика, я равнодушна к устрицам.

Вернее, терпеть их не могу, и меня тошнит от мысли, что я должна есть ещё живого моллюска.

— Тори… — осудительно. — Никогда и никому не говори, что ты равнодушна к устрицам! Это моветон…

Протягивает мне бокал шампанского. Спасаясь от дегустации устриц, беру во вторую руку канапешку с сыром и оливками.

Мужчины курят сигары на огромной веранде. Изредка доносится их сдержанный смех.

Та самая Алла, жена ещё одного партнёра, худощавая брюнетка с тёмно‑бордовым маникюром, выскрёбывает в свой малиновый рот несчастную устрицу. Когда она глотает, я на мгновение чувствую себя этой устрицей. Меня передёргивает.

Ещё одна из женщин, совсем ещё молоденькая Дарья, стоящая чуть поодаль, запивает таблетку бокалом шампанского.

— Полгода уже не может забеременеть, — едва слышно бормочет мне Лика, во все тридцать два улыбаясь Дарье. — Думаю, если до зимы не сможет, Погодин решится на развод. Ему сорок… Уже неприлично без наследников. Подумают, что бесплодный он!

— Господи, да ей всего девятнадцать. Ей нужно просто набрать нормальный вес. С ума они сошли, что ли, какой развод?

— Я тебя умоляю, Тори, — закатывает глаза Лика. — Погодин обожает худобу. Если она наберёт нормальный вес, развод случится уже завтра! Думаю, Дарья забыла, когда нормально ела последний раз. Ест только зелень… ты заметила?

«Больные люди…» — вздыхаю я. Но я тоже часть их. И мне стыдно быть этой частью.

— Дашенька, что ты пьёшь? — ласково и лицемерно щебечет Лика.

— Мой психоаналитик прописал мне антидепрессанты… Я так устала от всего…

Мне хочется дать Даше подзатыльник, чтобы пришла в себя, смыла косметику, выплюнула антидепрессант, шампанское и просто поела. Поджав губы, я отворачиваюсь.

— Тори! — тут же ловит меня алая Алла. — Ты не собираешься этой осенью в Египет вместе с Борисом?

— Что мне там делать? Он будет круглосуточно на своих семинарах. А Илюшка не переносит самолёты…

— Найми няню, как я. Я полечу с мужем, отлично проведём с тобой время!

Её Даниэлю два с половиной. Как можно в два с половиной бросить ребёнка няне, чтобы хорошо провести время?

— Вряд ли у меня получится, — вежливо улыбаюсь я.

— Даша, ты такая худая! — с наигранным восхищением вздыхает Лика. — Просто модель!

Модель скелета? Да у неё скоро колени назад выгнутся. Как можно подпитывать её нездоровые диеты восхищением? Но здесь принято в лицо хвалить любую дичь, а осуждать и высмеивать шёпотом и за спиной.

Спасите меня кто‑нибудь! Мне кажется, я тоже сейчас начну выделять яд и всех залью с дежурной улыбкой. Они заразные!!

Разворачиваюсь, чтобы сбежать в детскую. Но Илья уже идёт навстречу мне с шариковым ружьём наперевес.

— Мам…

С ледяным взглядом Лика натянуто улыбается.

— Что‑то наше жертвоприношение сегодня не слишком старается… Всё время бегают.

«Жертвоприношение» — это детские аниматоры. Здесь принято называть это так. Взрослые не переносят, когда дети мешают им хорошо проводить время. И детям делают человеческое жертвоприношение в виде аниматоров. Терзайте, только не мешайте!

Присаживаюсь перед сыном, чтобы спрятать его от взгляда Лики. Платье натягивается… и я чувствую, как немного лопается разрез. Боже…

— Мам, я хочу домой.

— Потерпи, детка, ладно? Поедем через час.

— Я туда не пойду.

— Почему?

— Там… один мальчик написал в шарики. Фу… А девочки говорят на Мальвину… — мнётся он и, решившись, наклоняется и шепчет мне на ухо: — «Шлюха…»

— О, Господи! — в этой аристократичной вакханалии остаётся только молиться. — Побудь со мной.

Беру его за руку, усаживая на кресло. Женщины недовольно поглядывают на меня. Мужчины возвращаются с веранды. Я присаживаюсь на подлокотник кресла, пряча свой надорванный разрез.

— Тори… ах… — с восторгом наклоняется к моей груди Алла. — Борис — щедрый мужчина! Это же бриллиант?

Машинально прикрываю подаренный на наш юбилей кулон, сжимая его в пальцах.

— Да, — киваю я.

— Шикарный «Ашер»! Сколько карат? Какой чистоты?

— Да я… не помню, если честно, — пожимаю плечами с улыбкой.

— Ой, лукавишь, — машет она мне своим длинным наманикюренным пальчиком, — кто же такое забудет? Я, скорее, имя мужа забуду! — смеётся она, жадно поглядывая на камень.

Разворачивается к подошедшему ближе Борису.

— Борис… — разводит руками. — Сразу видно — твои дела пошли в гору. Украшения жены выросли на пару карат!

Борис признательно улыбается ей… А он очень редко улыбается. Я уже и забыла, как он улыбается мне или Илюшке. И мне становится тошно. Не от ревности, нет. А вообще…

Илюшка, скучая, поднимает своё большое шариковое ружьё и, играясь, целится в шоколадный фонтан.

— Бах… бах…

— Илюшка… не надо… — тихо прошу его.

— Мамочка… я хочу домой…

— Потерпи ещё немного.

Впереди у нас ещё одно нездоровое мероприятие!

— Аукцион! — словно услышав мои мысли, радостно объявляет Лика, хлопая в ладоши. — Наша Владочка нарисовала для гостей три картины. Внимание! — игриво разворачивается она, указывая на детскую мазню на настоящих холстах и в дорогущих рамках. — Вот наши лоты: «Закат над Тегал Ванги»…

Красное пятно масляной краски над синей полосой.

— … «Букет магнолий»…

Много розово‑белых пятен над зелёным шаром.

— … «Вечер у камина»…

Непередаваемая живописная смесь коричневого и красного!

— Среди нас есть профессиональный художник! Тори, милая, дай нам скорее рецензию!

— Это… — подыскиваю я слова. — Очень мило!

— Мне кажется, Владочка будет очень талантлива в экспрессионизме!

— Безусловно, — киваю я.

— Итак, разыгрываем первый лот. «Закат над Тегал Ванги». Стартовая цена — сто евро!

Уж лучше бы откровенно поставили кубышку и попросили собрать в неё денег. Но, к сожалению, ритуал проводится не ради денег, а ради того, чтобы потом хвастать, что картина отпрыска, нарисованная им в семь лет, была продана за несколько тысяч евро. Такая вот дичь…

— Двести! — взмахивает рукой Борис, открывая аукцион.

Другие мужчины поднимают ставки.

— Восемьсот… — снова поднимает Борис.

Отворачиваюсь, гляжу на Илюшку и про себя обещаю ему, что никогда больше не буду справлять его день рождения в кругу партнёров его отца. Любой кровью! Даже если мне придётся годами не разговаривать с Борисом. Не хочу, чтобы он смотрел на это всё.

Илья поднимает опять ствол ружья и…

— Илья! — тихо и сердито рявкает на него стоящий рядом отец.

Сын пугается, и его пальчики резко сокращаются, нажимая на курок. В ужасе смотрю, как огромный шар быстро летит в шоколадный фонтан!

Шлёп!!! Все лоты и платье Лики залито жидким шоколадом…

Все шокированно поворачиваются к нам!

Мамочка…

Глава 7
Утопия

Мы с Илюшкой сидим в машине на заднем, он испуганно прячется под моей рукой, уткнувшись носом в грудь. Успокаивающе глажу…

Меня трясёт от предстоящего разноса, но я пытаюсь отыскать в себе броню, чтобы прикрыть хотя бы сына. Что он сделал страшного, в конце концов? Он просто… ребёнок!

Но мне давно кажется, что Борис никогда не был ребёнком сам, настолько ему чужды спонтанность и непосредственность.

— Папа будет ругать… — бормочет Илюшка.

Извинившись сто тысяч раз, взмокший Борис наконец‑то садится в машину.

Тишина звенит.

Мы едем в этой тишине, как в кислоте. Я не смею её нарушить и просто обнимаю сына посильнее, чтобы перекрыть ему эту «кислоту».

Так же молча мы идём в дом.

Из сына будто вытекла вся энергия, он вялый, щёки горят. Беру его на руки.

— Поставь немедленно. Не поднимай тяжести.

Мне хочется сказать, что это не тяжесть, а мой испуганный ребёнок! Но ссориться при сыне не хочу.

Илюшка вжимается в меня крепче. Отрицательно кручу головой.

Концентрация кислоты нарастает.

— Мамочка… животик болит…

Усаживаю его на пуфик в коридоре, разуваю. У него бывает, если перенервничает.

— Я сделаю тебе чай с мятой и молоком.

— Перестань подпитывать его симуляции, Тори. Он просто пытается избежать наказания!

— Наказание для вас должно быть одинаковое. Вы в равной мере поучаствовали в трагедии. Ты его напугал!

— Не говори чушь! Илья, быстро в свою комнату.

У меня всё горит внутри от этой кислоты предстоящего наказания, порицания, отторжения. И мне страшно представить, что чувствует мой ребёнок.

Пока делаю чай, ощущаю солнечным сплетением, в котором поселилась тяжесть, что там что‑то происходит. Быстро выплёскиваю чай в алюминиевую чашку, чтобы немного остудить, выливаю снова в кружку и спешу в детскую.

Илья беззащитно стоит посреди комнаты, теребя в руках своего уже старенького тряпочного кота, словно пытаясь прикрыться им. Я шила этого кота сама, когда была беременна. До сих пор без него не засыпает.

Борис нависает над ним.

По щекам сына текут слёзы.

— Не ожидал, что мой сын станет моим позором.

— Я не хотел… — не поднимая глаз, рвано вздыхает Илюшка. — Прости, папочка.

— Мне жаль говорить это, но ты меня разочаровал. И, конечно, ты будешь наказан. Ты должен быть более ответственным и серьёзным. Думаю, лишить тебя сладкого и игрушек на неделю будет полезно… для осознания правил поведения в приличном обществе.

— Это нечестно… — рыдает сын. — Все вели себя плохо. Их никто не ругал. А я нечаянно.

— Мне плевать на «всех»! Мой сын должен вести себя достойно! Дай сюда эту тряпку, — требует он кота.

— Это Сплюшка… — делает шаг назад сын. — Его нельзя. В нём хорошие сны.

— Это не тебе решать. Дай сюда!

Выдёргивает из рук.

Сын взрывается слезами.

— Веди себя как мужчина, не смей рыдать из‑за пустяков!

— Отдай! — тянет руки Илья.

С грохотом ставлю кружку на стол. Меня трясёт. Но у нас в семье не принято противоречить друг другу при ребёнке. «Родители должны выступать единым фронтом». Впрочем, это правило работает только в одну сторону. Не смею противоречить только лишь я. А Борис постоянно позволяет себе любые поправки в мои решения и правила.

— Борис… — выразительно одёргиваю его. — Отдай ему Сплюшку.

— Выйди, Тори. Это мой сын. И я не позволю ему вырасти никчёмным клоуном.

— Это и мой сын! И я не позволю делать из него невротика. Отдай игрушку!

Борис рассерженно разворачивается. Пусть лучше направит свою кислоту на меня. Я переживу!

— Выйди! — рявкает он.

— Не надо мамочку… ругать! — обнимает меня за бедро рыдающий сын.

Отодрав его от меня, Борис подхватывает меня за локоть и молча вытаскивает за дверь детской.

— Не мешай нам разговаривать.

Дверь перед моим носом захлопывается.

У меня все трясётся внутри. Должен же быть способ остановить это всё?? Но я совершенно не умею скандалить и конфликтовать! Я очень болею после этого.

Растерянно оглядываюсь, слыша рыдания сына и то, как тихо продолжает выговаривать ему Борис. Но не кидаться же на мужа при ребёнке. Меня перекрывает от возмущения и беспомощности. И я сама начинаю плакать. Мне тоже хочется сказать, как Илюшка: «Нечестно!» Я была морально готова на игнор. Но не на это!

И, не найдя ничего лучше, чтобы отвлечь его от ребёнка, снимаю с крючка в прихожей большую стальную ложку для обуви. И, размахнувшись как клюшкой от гольфа, бью в наше огромное зеркало. Грохот, звон… Я зажмуриваюсь. Быстро вешаю её на место, стоя в груде осколков.

Борис выходит из комнаты, обескураженно оглядывает коридор.

— Как это произошло?

— Не знаю… — тяжело дышу я. — Оно просто лопнуло.

— Ты ранена?

— Не знаю…

— Мамочка… — выглядывает Илья.

— Всё хорошо, пирожок, зеркало разбилось. Попей чай и ложись.

— Тебе не больно? — волнуясь.

— Нет! — немного натянуто улыбаюсь я.

— Не двигайся, я помогу сейчас! — отмирает Борис.

Бросив в угол Сплюшку, уходит за щёткой и совком. Выразительно киваю сыну на игрушку. Подхватывает с пола и убегает в детскую.

Борис аккуратно сметает осколки. Протирает пуфик, усаживает меня, внимательно разглядывает ступни.

— Не надо вмешиваться в наши разговоры, Тори. Я его не бил, не орал на него, не унижал, не запугивал. Это нормальный воспитательный процесс. Кто ещё объяснит ему, как правильно вести себя в обществе?

— Ты наказал его!

— И это тоже нормально.

— За что, Борь?

— Борис… — поправляет он. — Мне очень жаль, что ты не понимаешь, «за что». Он опозорил нас.

— Случайным выстрелом игрушки?

— Какая разница, чем? Он должен уже понимать, как вести себя при взрослых. Всё… Ты цела. Иди в душ и поторопись, сегодня вторник. А у меня ещё тренинг в одиннадцать.

Вода льётся сверху, я просто стою, позволяя ей смывать с себя сегодняшнюю катастрофу. Тоска и возмущение во мне нарастают с новой силой. Чёртов вторник…

Откладываю лосьон в сторону. Всё равно никто ко мне не прикасается… От обиды кусаю губы. Волосы оборачиваю полотенцем, надеваю пеньюар. Захожу в комнату и останавливаюсь перед кроватью.

— Ты готова? Я в душ, сейчас приду.

«Нет, я не готова!» — хочется проорать ему вслед. Так и стою возле нашей огромной кровати, когда он возвращается.

— Давай только без истерик сегодня, мне необходимо снять стресс. Тем более что мы пропустили пятницу. Ложись.

Не глядя на меня, листает что‑то в телефоне.

— А если я не хочу?

— Достань смазку, — не отрываясь от телефона.

Что‑то во мне лопается в очередной раз.

— Нет. Я отменяю вторники и пятницы.

— Ты хочешь изменить график?

— Я хочу его отменить.

— И как ты себе это представляешь? — скептически и раздражённо ведёт бровью, отрываясь от экрана.

— Если ты делаешь так, что я хочу тебя, секс будет. Если не делаешь — не будет.

— Это утопия. Секс не зря называют супружескими обязанностями. Не догадываешься, почему?

— Не у всех так!!! — взрывает меня.

— Но у нас с тобой так.

От этой логики я безнадёжно закрываю глаза и начинаю плакать.

— Тори, — обнимает он меня за плечи. — Дорогая… Ты выдумала то, чего не существует. И страдаешь теперь от отсутствия этого. И заставляешь страдать меня! Столько лет у нас было всё хорошо…

— Плохо! Женского оргазма не существует?!

— Существует… Но он не стоит того, чтобы рушить всё, что есть между нами.

— Но ты же можешь просто попробовать сделать мне приятно.

— Если ты так чувствуешь… коитус… то здесь ничего нельзя поделать, Тори. Это либо нравится, либо нет. А создавать культ из естественной потребности я не готов. Но это потребность, и её надо справлять. И как жена ты…

— Проблема во мне?! — в шоке смотрю на него.

— Нет, возможно, не только. Но я таков, каков есть. И другим не буду. А терять всё, что я даю тебе… Поверь, это двухсекундное удовольствие не стоит того, чтобы это всё потерять!

— Откуда мне знать?! — рявкаю я зло.

— Хм… действительно. Я подумаю об этом.

— Подумай!

Подхватываю свою подушку и отправляюсь спать к сыну.

— То‑ри! — гневно.

— Я сказала — НЕТ.

Глава 8
Таблетка

Губы — как спелые ягоды виктории… Веду пальцем по нижней. Сминается, оголяя ровный ряд жемчужных зубов. Задыхаясь от возбуждения, прикусываю сочную «ягодку», лаская пленённую мякоть языком. Не прокусить бы! Тело наливается тестостероном. Пальцы рефлекторно сжимают одеяло. Меня тянет и крутит от возбуждения. Пытаюсь углубить поцелуй, но перестаю чувствовать эти сладкие губы. Только слышу, как она мурлыкает… урчит… и втыкается мокрым носом мне в ухо…

— А‑а‑ай… Зидан, зараза! — отталкиваю рыжую морду. — Такой сон обломал!

Переворачиваюсь на живот, практически вспарывая стояком диван. Страдальчески мычу в подушку. Ну не решает проблему просто подрочить! Нужен запах, упругость тела, гормоны‑феромоны… чтобы эта ненасытная скотина немного расслабилась.

Это всё эта мадам с фотографии… Нечего было облизываться на неё перед сном!

Дотягиваюсь до полки и снова разглядываю фото. Провожу пальцем по её лицу ещё раз. В сотый уже раз. Скоро фотку сотру.

Ладно тебе, Стеф, что ты, баб красивых не трахал?

Она не баба…

Но сегодня ж ты её трахнешь?

Чёрт… Нет! Ты же мне не позволишь, правда, красивая девочка?

Дотягиваюсь до телефона. Там адрес и время в сообщении мессенджера.

Ильницкий Борис.

Ой, не понять мне тебя, мужик!

Может, он какой болезный?.. Непохоже. Да и пальцами, как заказано, он её и сам трахнуть может. Все на месте.

Телефон на тумбочке дрожит и начинает ползти по поверхности от вибрации будильника.

Бекхэм со своим обычным аристократичным выражением морды с любопытством подталкивает его лапой к краю.

— Эй! — дёргаюсь я, успевая перехватить и спасти от падения. — Вредители! Бесите меня с утра…

Включаю звук. Три пропущенных от Альбины.

Вот прямо все бесите. Нахрена ты звонишь?

Гадливое ощущение предательства возвращается. А мне казалось, я только его выплюнул.

Но в руке у меня «таблетка», которая эффективно отвлекает.

А глаза‑то какие у неё. И взгляд… И глубокий, и одновременно наивный.

«Чистая девочка»…

Верю.

«Таблетка» помогает от Альбины, но обостряет эрекцию. Идеальных лекарств не бывает! Везде побочка…

Коты, обгоняя друг друга, летят вперёд меня, пытаясь заманить в кухню. Но я сворачиваю в душ. По‑любому я более голодный!

Упираясь рукой в стену душевой кабины, включаю музыку и тропический дождь. Зубная паста, слетев под водой со щётки, плюхается мне на головку, обжигая слизистую ментолом.

— Оу, фак!..

Смываю пальцами с подрагивающей от возбуждения головки пасту, но она только размазывается сильнее. Глаза закрываются от остроты ощущений. И только собираюсь расслабиться, поизвращавшись в своих фантазиях с новой пациенткой, как телефон снова начинает звонить.

Выглядываю из душевой. Пододвигаю ближе телефон, лежащий на стиральной машинке.

Пропущенный от Синицина и смска: «Стеф, подъедь пораньше, здесь пациент с острой болью».

АААА!!! Ну пиздец тебе сегодня, моя «виктория», сорвусь и загрызу! И член в тебя засуну! Да!

Ррррр…

Быстро покормив свою банду вчерашним тунцом, натягиваю на сырое тело одежду. Пинаю снова их мячик подальше, чтобы не щемили любопытные морды в дверной проём и, пока кубарем летят за ним, выхожу.

И тут новый сюрприз незадавшегося утра! Нос к носу с моей тачкой машина Тихорецкого и он собственной персоной.

Я был у него в интернатуре. Бездарный врач, но хороший менеджер. Чаще всего так и бывает, да.

Иду к своей машине, меня окутывает адреналином. Как самцу, мне хочется втащить ему. Все знали, что мы с Альбиной любовники. И он знал — не идиот же. И не обломался залезть в мою постель.

Но, блять… Имеет право, если женщина не против. Все вопросы к ней, не к нему. И всё‑таки кулаки мои сжимаются и зудят.

Узкоплечий, немного оплывший, с большими залысинами. Приторно пахнущий каким‑то сладковатым унисексом. Кривит свой капризный рот.

Не сработались мы с ним сразу. Но по работе Альбина всегда стояла между нами, помогая мне избегать прямых контактов.

— Утро доброе… Державин.

Он смотрит на меня с холодным презрением и ревностью. Пытаясь спрятать это за напускным равнодушием и деловитостью.

— Доброе, — так же прохладно отвечаю я. — Чем обязан?

— У меня к тебе предложение.

— Не много ли предложений, Валерий Петрович, на наше отделение? — срывает мне тормоза.

Его ноздри агрессивно вздрагивают.

— Я хочу предложить тебе стажировку в Китае. На год. По гранту.

— Хм…

Как щедро. Из двадцати претендентов выбрать того, кто в неоплачиваемом отпуске и трахал твою будущую жену?

— А что взамен?

— Ты останешься там. Года на три‑четыре.

И получу волчий билет на практику в России во все приличные клиники за нарушение контракта по гранту? Круто!

Я зло ухмыляюсь.

— Неинтересно. Предложи следующему…

«…её любовнику» проглатываю я, но он читает по взгляду.

— Слушай сюда, Державин… — слетает с него маска невозмутимости.

Хватает меня своей клешнёй за футболку. Мой кулак машинально сжимается. Отталкиваю его в плечо.

— Я тебя, сучонка, по статье уволю, если ты по‑хорошему не понимаешь! Я же всё знаю про вас…

— Что ж ты такой нервный, Тихорецкий? Вроде от меня к тебе она ушла, не наоборот. Да и ты в нашу постель залез, не я в вашу. Или всё‑таки не идиот и понимаешь, «что, как и почему»?

Пространство между нами взрывается животными инстинктами. Совершенно неожиданно славливаю подачу в скулу, и рефлекторно и слепо вколачиваю кулак ему в лицо в ответ. Делаю пару шагов назад, чтобы остыть и остановить эту бессмысленную и глупую сцепку.

— Нахуй она мне теперь не нужна. Можешь землю рогами не копать, Тихорецкий.

— Ты же мне нос сломал, кретин!

— До свадьбы заживёт! — хмыкаю я цинично.

— У меня же конференция!

— А нехуй кидаться рогами на грейдер.

— Рога‑то у тебя, Державин, — мстительно.

— По всем канонам должны быть. Но что‑то пошло не так, да? Иначе бы ты не суетился.

Смотрю на часы. Чёрт! Пациент же.

Оборвав этот разговор, сажусь в тачку. Выезжаю на дорогу, набирая Альбину.

— Стеф… доброе утро. Спасибо, что перезвонил.

— Я не перезвонил. Уйми своего оленя, ясно?

Скидываю.

На ресепшене меня встречает Зоя.

— Я в кабинет к Вам отправила.

— Правильно. Халат…

Подаёт мне выглаженный короткий халат и сложенные форменные брюки.

— Степан Дмитриевич… — шепчет она, — на скуле… ммм… ссадина… Где же Вы так?

— Твою мать. Мирамистин мне занеси, и пластырь. Пожалуйста.

Иду по коридору в кабинет, Зоя семенит рядом, зачитывая мне жалобы пациента.

— Понял, — открываю дверь кабинета, — и никого не записывай после четырёх. У меня вызов.

— На дом?

— По всей видимости — да.

Чем ближе к четырём, тем сильней у меня мандраж. Какого я согласился на это? Я то хватаюсь за телефон, собираясь позвонить ему и отказаться, то наоборот, пускаю как пацан слюни от предвкушения, что… что? Ведь я же не собираюсь? Я просто сделаю массаж, да?

Ловлю своё отражение в зеркале. Как гопник с разбитым лицом!

Ха… Понравиться ей хочешь?

А вот хочу!

Замужняя дама…

Всё равно хочу. Без всяких продолжений. Хочу словить те самые гормоны‑феромоны, услышать, какой у неё голос, как она разговаривает, посмотреть, как двигается, ощутить запах… Зарядиться от этой сногсшибательной батарейки. Меня выкачали до нуля… А источники попроще типа Зои не срабатывают.

И в четыре, быстро ополоснувшись в душе и переодевшись в футболку и джинсы, я закрываю кабинет и отдаю ключи на ресепшен.

— Стеф…

Разворачиваюсь.

— Что?

Но на ресепшене звонит телефон, и Зоя берёт трубку, отрицательно качая головой. Будет что‑то срочное — позвонит.

Ильницкие живут в элитном коттеджном посёлке американского типа — невысокие заборчики, обширные газоны, одинаковые, как под копирку, дома, отличающиеся только количеством цветов у входных дверей, формой бассейнов и стоящими на парковках тачками. Пару раз был здесь. Родители моих маленьких пациентов просили приехать на дом. На входе охрана. Называю адрес и фамилию. Пропускают.

Пустые, чистые, но словно немного выхолощенные улочки. Небольшой супермаркет. Пара подростков на скейтах навстречу. Рассекают прямо по проезжей части. Скидываю скорость, останавливаясь у нужного дома.

Тру ноющую скулу и телесного цвета пластырь отваливается. Да и чёрт с ним.

Забираю рюкзак с заднего сиденья и жму на кнопку звонка входной двери. Потрясывает от предвкушения так, как будто я в первый раз иду в гости к едва знакомой девушке и знаю уже, что трахну её.

Собственно, направление в меде я выбрал именно из этой логики, когда, впечатлившись профессиональным массажем, совсем потерял башню от возбуждения и прямо на сеансе отымел массажистку. Тогда мне показалось, что это прекрасный навык для молодого и всегда голодного до секса парня. И я с удовольствием практиковал его на однокурсницах, стремясь к совершенству! А потом увлекло профессионально. Но слава о моих пальцах в определённых кругах до сих пор осталась специфическая… И, возможно, именно благодаря ей я здесь!

Дверь открывается автоматически. Иду между двумя газонами к дому.

Сердцебиение ускоряется…

Входная приоткрыта.

Стукнув пару раз, захожу внутрь.

Она…

В тонком шёлковом халате в пол. Пояс, затянутый на тонкой талии, подчёркивает роскошную грудь. Волосы небрежно собраны наверх. Несколько светлых прядей спускаются вниз по точёной шее. Нервно накручивает на пальчик одну из них, с кем‑то разговаривая по телефону.

— Минуточку… — хмурясь, шепчет она.

Напряжена и заметно расстроена. Практически до слёз.

— Борис… нет. Я не соглашалась… нет… Я не хочу массаж! — срывается её голос на дрожание.

Смотрит на меня с извинением. Отводит от лица телефон.

— Простите, — с сожалением пожимает плечами. — Но… Я Вам оплачу вызов!

По специфической мимике и слишком напряжённым плечам я вижу, что у неё гипертонус некоторых мышц. Касается пальчиками виска и массирует, морщась.

Мхм…

— У Вас голова болит, да?

— Да… — растерянно касается снова головы, тут же отдёргивая пальцы.

Скидываю рюкзак на диванчик.

— Раз уж приехал, давайте хоть избавлю Вас от мигрени.

— Да?.. — поднимаются удивлённо её брови. — Вы умеете?

— Нужно поправить шею и проработать пару точек.

— А я уже три таблетки выпила…

— Таблетки не помогут. А я могу. Можно Вашу кисть?.. — протягиваю ей руку.

Глава 9
Так и должно быть?

Борис с Илюшкой полчаса как уехали на дурацкий хоккей. И я наконец‑то одна дома. Разминаю шею, пытаясь расслабиться.

Постоянно чувствую психологический пресс от Бориса. Он молчит. Грудь моя сдавлена, словно корсетом, никак не вдохнуть полноценно. Живот всё время ноет. И такое ощущение, что меня придавило сверху бетонной плитой. Голова постоянно пытается вжаться в плечи! Их уже ломит от постоянного напряжения. И мигрень мучает меня вторые сутки.

Выпиваю очередную таблетку, прикладывая мокрую руку к виску. Хочется лечь и поплакать. Просто как‑то снять этот стресс. Мама говорит — поплакать иногда помогает.

Набираю её.

— Виктория… Дорогая… очень рада, что ты позвонила, — на своём официозном автомате.

— Мам! — раздражаюсь я.

— Что‑то срочное? У меня гости.

— Да. У меня жуткая головная боль вторые сутки. Обезболивающее не помогает.

— Какие ты приняла?

Перечисляю.

— Это всё ерунда. Выпей бокал коньяка, детка. Сверху.

— Разве не вредно смешивать алкоголь и такие таблетки?

— Вредно. Оно всё и по отдельности очень вредно. Но здесь приходится выбирать, милая. Просто выбери, что важнее.

— Ясно…

С сомнением смотрю на початую бутылку Хеннесси в баре. Терпеть не могу крепкое. Мой максимум — пара бокалов шампанского. Но сейчас я готова выпить хоть спирт, чтобы эта пульсация в голове отпустила.

Ставлю пузатенький бокал. Мне кажется, целый — это перебор. И я наливаю чуть больше половины. Задерживая дыхание, давясь, залпом выпиваю эту гадость в несколько больших глотков.

— Ооо… мерзость…

Засовываю в рот кусочек засахаренного лайма. Запиваю стаканом воды. Горячая волна идёт по телу, колени становятся мягкие. Ставлю ладони на стол. Ещё одна долька лайма… Прислушиваюсь к боли. Стала чуть тупее. Но не особенно помогло. Во рту всё горит. Голова кружится.

Звонок во входную дверь. И в комнате трезвонит телефон. Добегаю сначала до него.

— Да?

— Тори, открой входную дверь. Внешнюю я открыл с телефона. У тебя гость…

— Какой ещё гость? — растерянно приоткрываю входную дверь, дохожу до зеркала, проверить, в порядке ли я.

— Массажист. Я хочу подарить тебе массаж.

В нашем доме не бывает мужчин. Никого, кроме моего отца, который бывал здесь пару раз. И когда этот высокий молодой мужчина заходит в наш дом, мне становится очень неловко.

Он не в костюме… Я отвыкла в своём окружении от мужчин, одетых так неформально. В нашем кругу джинсы — это табу.

Мужчина смотрит на меня так, словно я голая, а он слишком хорошо воспитан, чтобы открыто шокироваться этим фактом.

Отнекиваясь от этой странной идеи с массажем, ещё раз смотрю на себя в зеркало — не голая ли. Нет, не голая. Просто немного пьяная…

Борис давяще настаивает. Но может именно потому, что я пьяная, мне плевать.

— Я не хочу массаж!

Скидываю вызов. Идея, что посторонний мужчина будет прикасаться ко мне, скорее вызывает ступор и неловкость.

Он смотрит на меня теперь изучающе. Молодой такой… и рельефный, как… Аполлон! Бицепсы растягивают рукава футболки.

Оу… как неудобно‑то вышло. Только зря человека сорвали.

— Простите! Но… я Вам оплачу вызов.

Висок опять взрывает тупой болью.

— У Вас голова болит, да?

Так запросто, открыто и тепло. Мне кажется, Борис не говорил так со мной никогда. Страшно вспомнить — даже в наш первый раз! Меня передёргивает от воспоминаний, и я растерянно смотрю на массажиста.

— Да…

Снимает с плеча небольшой эргономичный рюкзак.

— Раз уж приехал, давайте избавлю Вас от мигрени.

— Да?.. Вы умеете?

Бог послал мне ангела‑спасителя?

Кивает.

— Нужно поправить шею и проработать пару точек.

— А я уже три таблетки выпила… — делюсь я с ним зачем‑то.

Не хочется оскорбить его своей чопорностью.

— Таблетки не помогут. А я могу…

Ещё одна болевая волна…

Кому продать душу? Я согласна, чёрт возьми! Пусть попробует. Переживу я прикосновение к своей шее!

— Можно Вашу кисть?

Нерешительно протягиваю руку. Обхватывает её своими горячими ладонями. Держит. Смотрит мне в глаза. Голубоглазый… Хорошенький…

Я пьяная?..

— Что Вы делаете?

— Плохое кровообращение… Пальчики у Вас ледяные…

Начинает не спеша массировать мои пальцы.

Я стою, замерев и прислушиваясь к ощущениям от его горячих рук. От него пахнет «Эгоистом». Незаметно вдыхаю поглубже… Да, точно… Мой муж любит другие запахи. Поспокойней и поинтеллигентней. А этот слишком дерзкий…

Прикрываю глаза и вдыхаю снова. Голова кружится.

— Это из‑за спазма… Застой крови в шейно‑плечевой зоне… Я это исправлю. Мы можем где‑то присесть? — обводит он взглядом прихожую.

— О… конечно. Проходите.

Вытягиваю руку из плена его ладоней.

— Сюда, — показываю на гостиную.

— Мне нужно помыть руки.

— Тогда сначала сюда, — открываю дверь ванной.

Коньяк заставляет моё сердце истошно колотиться. Тело едва слушается.

Пока он в ванной, оглядываю гостиную. Что ему нужно? Кресло? Стул?

Вынимаю из волос шпильки, чтобы собрать их чуть потуже.

— Волосы лучше убрать… — близко за спиной проникновенным хрипловатым голосом.

Вздрагиваю.

— Или я испачкаю их маслом.

Разворачиваюсь, опуская глаза на его руки. В руках масляный спрей.

— Это не страшно… — качаю я головой.

Пару раз нажимает на дозатор. Брызги масла летят ему на ладонь. Бросает спрей на диван. И, не отводя от меня своих бездонных голубых глаз, размазывает его по кистям. Словно под гипнозом смотрю на то, как двигаются его мощные красивые кисти. Вздутые выраженные вены обвивают их, уходя на крепкие предплечья. Пару раз сжав пальцы, с хрустом разминает их.

А руки у него ласковые… Не смотря на то, что такие мощные. Они обхватывают мою шею, одна ладонь скользит дальше, ниже затылка. Он разминает меня медленными, скользящими сжатиями. И я замираю, как котёнок, которого взяли за шкирку. От неожиданно приятных ощущений мои глаза закатываются. Зажмуриваюсь, закусываю губу, чтобы не стонать, как шлюшка от удовольствия, в руках постороннего человека.

— Лицо нужно расслабить… губы приоткрыть…

Пальцы продавливают какие‑то неизвестные мне точки. Ладони сжимают меня крепче, фиксируя голову. Хруст! И я испуганно вскрикиваю от силы и яркости ощущений, не в силах различить, больно мне или приятно.

— Всё хорошо… Я не сделаю больно. Голова часто болит?

— Да.

— Вы пьёте оральные контрацептивы?

— Да.

— Их надо временно отменить. Возможно, это побочка.

— Мхм…

Борис точно не одобрит этой рекомендации! Презервативов в его мире не существует. При попытке надеть сразу пропадает эрекция…

— Вам нужен бассейн… и периодический массаж…

От его голоса и пальцев по телу идёт дрожь, и мурашки пляшут по затылку. Словно пытаясь ими управлять, одна его кисть скользит именно туда. И пальцы выводят ошеломительно приятные рисунки. Ощущение сродни щекотке, только от него импульсивно сжимается всё между бёдер.

— Так полегче?..

Судорожно вдыхаю:

— М??

— Голова?

— Аа…

А я её где‑то потеряла!

— Да, — запоздало отвечаю я. — Это всё?

Боги, в моём голосе сожаление! Я — позорище…

— Если Вы не против, я продолжу.

И, не дожидаясь ответа, скользящие пальцы сжимают мочки моих ушей, массируя и двигаясь по кромке вверх‑вниз.

Боже мой… Пальцы на ногах поджимаются от удовольствия. Я даже не знала, что такие ощущения живут в моём теле! Мне страшно открывать глаза, чувствуя, как полыхает лицо.

Но это же просто лечебный массаж, да?

Перемещается мне за спину. Пальцы двигаются за уши. Спускаются по шее ниже. И он разводит в стороны ворот моего халата, тяжёлые ладони ложатся на плечи, и пальцы чуть болезненно вдавливаются в спину.

Взмахиваю руками, теряя равновесие от слишком острых для меня ощущений. Тело резко расслабляется.

Его кисть тут же оказывается на моём животе, крепко вжимая в мужское тело. Я громко, судорожно вдыхаю. Чувствую спиной, как бьётся его сердце. Мои трусики становятся мокрыми, и, кажется, бёдра тоже.

— Нужно присесть… — на ушко… хрипло, тихо.

Кровь стучит в виски, голова кружится, тело как гуттаперчевая кукла.

Он усаживает меня. Я чувствую его тело спиной. Это слишком! Где‑то там глубоко я это осознаю. Но… ничего не могу сказать. Он же взялся помочь — и помогает… Голова моя больше не болит…

Пока пьяные, невнятные и противоречивые мысли несутся в моих мозгах, его смазанные маслом руки скользят по моей коже, с каждым движением всё сильнее сдвигая ткань халата по плечам вниз. Придерживаю его на груди.

Мои плечи тонут в его ладонях… И это так хорошо, что я сейчас зарыдаю… Он отыскивает какие‑то пронзительные точки…

И я ловлю себя на том, что прогибаюсь, подставляя ему шею для поцелуя. Мне кажется, если он случится сейчас, я умру от удовольствия.

Как же давно меня не целовали в шею… Только в самом начале… когда мы только начали встречаться с мужем.

Не хочу о нём думать!

Но, слава Богу, поцелуя в шею не случается. Потому что, если бы он произошёл, мне срочно пришлось бы прогнать эти ласковые умелые руки… А я не хочу.

Отпускает меня. Встаёт…

Всё???

Но второй раз я не осмеливаюсь задать этот вопрос вслух. И мы просто смотрим друг другу в глаза. Слишком долго. Слишком слишком! И он садится напротив меня, покусывая губу. Ведёт плечами, разминая их.

— Как Вас зовут?

— Виктория… — наблюдаю за ним, как кролик за удавом.

Улыбается, опуская взгляд. На щеках ямочки… Это немного расслабляет и обезоруживает.

— А Вас?

— Стеф.

— Стеф…

— Мне нужны Ваши стопы, — белые зубы скользят по губе, он облизывает её, — Виктория.

Я залипаю взглядом на этих губах. Мои непослушные глаза неконтролируемо скользят ниже на крепкую шею и выступающие под футболкой грудные мышцы. Что он просит?.. Пусть забирает всё! Только ещё немного его рук на моём теле… Стопы?

— Зачем?

— Мм… это акупунктурная зона. Нужно проработать.

Ах, да… это же массаж. Просто массаж!

Опираясь на спинку углового дивана, я нерешительно протягиваю ему ступни. Когда они оказываются в его умелых руках, не сдержав стона, закрываю глаза, уплывая в восхитительные ощущения.

Масло, пальцы, ладони…

Скольжение, теплота, давление…

От каждого его прикосновения внутри моего живота выстрелы. Как от полёта вниз на качелях… Сердце колотится…

Подхватив за щиколотку, он тянет меня на себя. Я с тихим писком съезжаю со спинки дивана на его горизонтальную поверхность. Распахиваю глаза…

— Всё хорошо… Позвоночник должен быть прямой…

Он ставит ступню себе на бедро, принимаясь за вторую.

Ох, мамочка…

Мои колени после изменения позы согнуты, и шёлк халата скользит, оголяя их. Прижимаю ткань к бёдрам.

Вдавливается в какую‑то точку под пяткой. Со стоном выгибаюсь, совершенно позабыв про то, что полы моего халата распахнуты. Это надо остановить! Прямо сейчас…

Но я чувствую, как он сжимает и массирует мои пальцы. В голове звенит, я перестаю соображать. По затылку мурашки… Тело больше не слушается. Бёдра предательски дрожат. Между ног требовательно пульсирует. Гораздо сильнее, чем после моих эротических снов.

Мне кажется, даже запах в комнате меняется… Я чувствую только «Эгоиста», оттенённого тяжёлыми нотками незнакомого мужского запаха. Он окутывает, пронзает, забирает в плен…

— Всё хорошо… Нужно расслабиться…

Попробуй не подчиниться этому голосу и волшебным рукам!

Они скользят выше, ныряя мне под халат. Вскрикнув, приподнимаюсь на локтях. Моё лоно судорожно сжимается. Теряюсь от ощущений и происходящего.

Он что‑то говорит, спокойно глядя мне в глаза.

— Что?

Растворяюсь в его взгляде, с ужасом понимая, что его ладонь давит мне на голый живот. Он подхватывает меня под колено.

— Это не больно…

Аккуратный рывок в сторону — и я чувствую тихий хруст в тазобедренном. Открываю шокированно рот. Он, управляя вторым моим коленом, делает ту же манипуляцию со вторым бедром.

Ах… массаж, да. Это нормально? Это так и должно быть?

Уже ничего не контролируя, я просто падаю на спину. Уплывая в ощущения и чувствуя, как его пальцы сдвигаются ко мне на талию. Подтягивает ещё ближе мои дрожащие бёдра… оказываясь у меня между ног. Внутри живота словно надувается большой вибрирующий шар. Большие пальцы неожиданно вдавливаются в лобок, низко‑низко… Тот самый шар взрывается! Меня прошивает судорогой удовольствия через всё тело, и немеет голова так, словно те самые мурашки, которыми он управлял, забрались под черепную коробку прямо в мозг! Я слепну… Тело встряхивает.

Господи!

Рывком присаживаюсь, влетая прямо в его объятья. Копна моих волос окутывает нас. Тяжело дыша, мы замираем губы в губы… Он медленно закрывает свои затуманенные от возбуждения глаза… И…

Глава 10
Мальчик по вызову

Не понимаю, как это вышло…

Тонкий, тёплый запах её желания, поплывший взгляд и чутко отвечающее на каждое прикосновение тело вскружили голову. В какой‑то момент я увлёкся, играя с её возбуждением, и собственное затопило меня до краёв, отключая голову и… руки сами скользнули ниже. И я… даже не прикоснулся ещё толком. Только вжал пальцы в точку на лобке, усиливающую ощущения при оргазме.

Но вот эта чувствительная девочка выгибается, содрогаясь от удовольствия. От этого горячего зрелища я забываю, кто я, где я и зачем. Остаётся только она, мой невыносимо болезненно пульсирующий член и рефлексы…

Уплывая от оргазма, она шокированно влетает в мои руки, резко присев. Теряя контроль, подхватываю её за талию, не позволяя отстраниться. Её «спелые ягоды» так близко… И судорожное дыхание…

Пальцы машинально отыскивают чувствительную точку на шее по линии роста волос и вдавливаются туда. Вздрогнув, закрывает глаза. Ловлю её бесконтрольный стон губами, утекая от яркости ощущений.

Сладенькая… испуганная, растерявшаяся… как нечаянно растаявшее мороженое! И я хаваю это, да! Мне вставляет! Мне сейчас плевать на всё… Я утонул и захлебнулся в этой эмоции!

Со стоном углубляю поцелуй, как во сне покусывая её губку и лаская языком. Она почти не отвечает, задыхаясь, и вцепляется в мои плечи. Мои пальцы вжимаются в нервные окончания. Они знают, что делать. Всё давно на уровне рефлексов. А я…

Я, блять, сейчас кончу прямо так! В голове нарастает гул, вжимаю её в себя, впиваясь в шею. Наслаждаюсь её тихими вскриками.

Иди ко мне, пожалуйста!

Тяну за бёдра ближе.

Я сдохну сейчас, если не войдут в тебя!

Мозги в нокаут…

Толчок в плечи, но я больше ничего не осознаю и едва ли ощущаю это… Тяну её трусики ниже… Да чёрт с ними, пусть будут… И просто смещаю тонкий, восхитительно мокрый насквозь перешеек этих трусиков вбок и вхожу в неё пальцами. За затылок прижимаю крепко к своим губам, слыша жалобное, возмущённое мычание.

Мне похуй сейчас…

Несколько рывков пальцами внутри горячего тела, и я снова чувствую её сладкие судороги, ловлю губами стоны. Коготки вспарывают мою кожу прямо через футболку.

— Я хочу тебя… — голос ломается от возбуждения.

Ловлю её пальцы, кладу на свою рвущуюся ширинку.

Вскрикивает, рефлекторно сжимая мой член, и тут же отдёргивает руку. Отрезвляющая пощёчина прямо по разбитой скуле. Громко вдыхаю от неожиданной боли, отстраняясь от неё.

Ошарашенно смотрю ей в глаза, ничего не соображая.

Её ресницы часто‑часто порхают, глаза блестят, и лицо стыдливо покрывается румянцем. Беспомощно закрывает лицо руками.

— Уходите…

Растерянно смотрю на неё. Я же не хотел… Как меня так снесло?.. Нет, хотел, конечно, адски! Но не собирался!

— Вика…

Ищу слова, чтобы извиниться, и не могу найти. Потому что не хочу. Хочу целовать насильно, пока не оттает, пока не сдастся! И трогать её, пока не начнёт умолять о продолжении. Вколачиваться в неё, доводя до воплей и исступления…

— Я Вам не Вика! — отнимает от лица руки. — Убирайтесь!

Расстроена и потеряна…

— Виктория… — сглатываю я.

А мне на самом деле нечего сказать. Я сжимаю её кисть, мне становится вдруг стрёмно и хреново, что она может почувствовать всю эту историю грязной.

И деньги ещё эти…

Какой‑то пиздец.

Сжимаю её кисть крепче, потому что пытается вырваться.

— Да отпустите же! — подлетает с дивана. — Не смей ко мне прикасаться! Уходи немедленно… Сейчас муж мой придёт… Он руки тебе оторвёт.

— И чем же тебе не угодили мои руки? — взрывает меня вдруг. — Ты наслаждалась сейчас ими, нет?

Слишком много во мне сейчас неслитого тестостерона, чтобы просто съехать с этой ситуации. Тоже подлетаю на ноги.

— Убирайся!

— Как скажешь! — вызывающе развожу руками. — Мавр сделал своё дело?.. — зло прищуриваюсь я. — Привет тогда мужу!

Вытаскиваю из кармана те бабки, что заплачены за массаж. Это же не финансовая история для меня. Не из‑за них я согласился. Поэтому — логично вернуть! Кидаю на диван.

— Верните их ему, Виктория! Надеюсь, следующий массажист устроит Вас больше!

Ревность захлёстывает, и меня несёт. Я долбоёб… Другое сейчас надо говорить. Но меня вынес этот «муж». И сорвало!

— Что Вы себе?.. — возмущённо задыхается она. — Да как Вы… смеете?! Ты!!! — с яростью сжимая кулаки. — Мальчик по вызову!

— Я?!

Мои брови ползут вверх.

— Вон отсюда!

С колотящимся сердцем и ощущением, что накосячил дальше некуда, но с упрямым желанием всё доломать вхлам выхожу в прихожую. Обуваюсь.

— И масло своё заберите! — обиженно и показательно брезгливо протягивает она.

— Дарю! У тебя же МУЖ! Пусть использует по назначению!

Из её глаз брызгают слёзы.

Вылетаю из дома.

«Ты дебил, Державин, — ругаю себя на чём свет стоит. — Просто идиот! Истерил, как пацан! Понятна же её реакция. Ну почему ты никогда не можешь закрыть свой рот, а? Или говорить что‑нибудь примирительное?»

Сижу в тачке напротив её дома, пытаясь отдышаться.

«Ну и забей теперь!» — пытаюсь уговорить себя.

Изначально нехуй было за неё вписываться! Чужая же женщина! И потом укосячился по всем статьям! И ты же хотел, чтобы не позволила! А в итоге обиделся, как мальчишка! Вот теперь — реально как мальчишка!

Пойти извиниться?

Сука… Не могу.

Через какое‑то время возле её дома притормаживает Кайен. Из тачки выходит муж.

Раздражённо впечатываю кулак в панель.

Открывает заднюю дверь. Оттуда выходит мальчик лет шести. Заплаканный?.. Вжимая голову в плечи, идёт до двери. Я вижу в нём черты Виктории. Сын?!.. А мне она показалась совсем ещё девчонкой!

Ильницкий открывает ему с брелока дверь. Мальчик заходит внутрь. Борис садится в тачку и уезжает.

При ребёнке объясняться нехорошо…

Поворачиваю ключ зажигания. И уезжаю отсюда с тяжёлым сердцем и бунтующим от голода телом.

Охуеть…

Глава 11
Ужас!

Сжимаю в руках это чёртово масло. Ложусь плечом на косяк и стекаю вниз. Тело непослушное, как вата, между ног пульсирует…

Закрываю лицо руками.

Я вела себя как развязная девка… Если Борис узнает об этом… Я должна рассказать? Я не смогу…

И я ненавижу мужчин сейчас. Всех! Начиная с моего всегда равнодушного отца, заканчивая этим массажистом!

От воспоминания его рук тело сводит в сладострастных судорогах, и я снова слепну, как какая‑то…

«Я хочу тебя…»

Это как дезориентирующий удар…

В этот момент меня окатило какой‑то обезволивающей волной. Никогда раньше я ощущала так близко и ярко желание и возбуждение мужчины. Чистое, ничем не завуалированное. Текущее, как расплавленный металл, из его глаз внутрь меня. Оно меня смяло, обезоружило, отключило!

И мне парадоксально стыдно перед ним, что я оттолкнула это что‑то сильное и искреннее.

Но ведь иначе и быть не могло!

И больше всех я ненавижу Бориса. За всю эту ситуацию, что он создал. Начиная с его равнодушия и холодности, заканчивая этим парнем, которого он подсунул мне! Его полную противоположность! У него даже не родилось ревности — отдать моё тело чужим рукам! Таким рукам!!! Пригласил к нам в дом постороннего! Оставил нас вдвоём!

Но дело же не в Борисе. Это я просто пытаюсь себя оправдать! Он просто подарил массаж, желая сделать приятное. А этот… Стеф! Наглец! Что он себе возомнил?! Вероятно, он привык к клиенткам, которые не против такого продолжения… Боже… Я же кончила… Я кончала в его руках, как… Ужас какой!

Я… изменила мужу??..

Растерянно захожу в гостиную. На диване рассыпавшиеся купюры. На автомате собираю их. Почему так много?

Пересчитываю. Может, Борис заказал мне курс массажа?

Мне всё равно…

Смотрю на диван. Ощущения снова накатывает яркими вспышками. Со стоном сокращаюсь.

Мне надо срочно смыть это всё с себя. Я пахну сексом! Вся эта комната пахнет сексом и «Эгоистом». От этого запаха кружится голова… Не болит. Кружится! Открываю окно, чтобы проветрить и отдышаться. Прикасаюсь пальцами к губам, сминая их. И тут же отдёргиваю! Потому что мои пальцы явно пытаются воспроизвести этот головокружительный поцелуй. Он словно мой первый. От незнакомого вкуса его губ… Мужского… Не одинаково мятного, как всегда у Бориса… а… настоящего, живого… Тело опять бесконтрольно выгибается от накатывающих ощущений! Он же засунул в мой рот язык!!! Борис никогда не делает так…

Провожу рукой по бедру. Вся скользкая и мокрая. Душ! Срочно!

Мне кажется, я никогда не смою с себя это всё… У меня на лбу будет написано! Что я падшая женщина, не контролирующая себя кошка, что я изменила своему мужу…

Застыв у окна, кладу свой горящий лоб на стекло. Слышу звук двигателя машины Бориса.

В душ я не успела! Как смотреть теперь ему в глаза?? Он же явно спросит об этом массаже. Он зациклен на своих подарках. И всегда дотошно требует, чтобы я их правильно носила, демонстрировала и использовала как можно чаще. Иначе — это неуважение к нему. Спросит и про массаж.

Истерично пытаюсь найти объяснение, почему я прогнала массажиста, и он вернул деньги — так, чтобы объехать произошедшее. Правду я сказать не могу! Вдруг муж решит потребовать объяснений или ещё что‑то… А этот Стеф… С него станется ляпнуть что‑нибудь компрометирующее обо мне!

Наговорил мне тут гадостей. А таким милым показался вначале. С мужчинами всегда так!

Я тоже, конечно… наговорила.

Так что сказать Борису? Не нахожу ни одного приличного оправдания. И решаю, что придумаю потом. А сейчас умолчу, пока меня так трясёт.

Прячу деньги в карман халата. Открываю дверь.

— Илюшка…

Один.

— А где папа?

— Поехал по делам.

С облегчением выдыхаю, присаживаясь перед сыном.

— Ты почему плакал?

— Папа сказал, что я его позорю. А я упал…

Трёт коленку.

— Мне было больно. Я заплакал.

Борис не выносит, когда Илья плачет при людях.

Обнимаю, прижимая к себе.

— Это неправда. Ты чудесный мальчик. Я тобой очень горжусь.

— Даже если я плачу, как девочка?

— Мальчики тоже плачут, когда им больно.

— И папа? — поднимает на меня удивлённые глаза.

— Папа… — вздыхаю я.

Папа у нас терминатор.

— Я не хочу эти тренировки… Я хочу гулять. Можно нам в парк?

— Пирожок… сейчас придёт Катюша. И вы поедете на шахматы. А на обратном пути немного погуляете.

Усаживаю его за стол. Вяло ковыряет тефтели на пару.

— А у меня скоро день рождения? — тоскливо.

— Скоро.

— И что будет? Как у Влады?

— Мы пока ещё не решили, — поджимаю я губы, вспоминая тот злополучный шоколадный фонтан. — А как бы ты хотел его провести?

— Я хочу в парк аттракционов. Только с тобой. И чтобы мы катались везде‑везде! А папе не сказали!

Борис запретил нам аттракционы. Необоснованная угроза жизни с его точки зрения. И отказывается идти на любые компромиссы. А хоккей с его травмоопасностью — обоснованная! И всего лишь здоровью, а не жизни. А здоровье у нас застраховано на крупные суммы. Поэтому с его точки зрения — поправимо!

И внутри меня опять начинает зреть возмущение.

Но сегодня я не готова бодаться с ним. Чувствую себя виноватой… Какой бы он ни был, он никогда не изменял мне и не давал повода беспокоиться о чистоте нашего семейного ложа.

Отдаю Илюшку Кате. Обречённо жду мужа. И через некоторое время входная дверь открывается.

— Виктория?

Выхожу…

— Почему не встречаешь? — внимательно разглядывает моё лицо.

— Голова болит, — вру я.

Не болит! Совершенно не болит эта предательница. Она покорена чуткими умелыми пальцами. Они что‑то с ней сделали. И боли больше нет.

— Не нужно было отказываться от массажиста.

— Возможно, — бормочу я.

— Я ему позвоню.

— Нет!

Одёргиваю себя от слишком бурных реакций.

— Не надо звонить. Вот… — отдаю деньги. — Он вернул. Мне не нужен массаж.

Отворачиваюсь, пряча горящее лицо. Скользя рукой по стене, иду в спальню.

— Тори, накрой стол, я голоден.

— Накрой сам, Борис, — вдруг нападают на меня апатия и безразличие. — У меня болит голова.

Чувствую спиной его ледяное возмущение.

Падаю на нашу кровать. Расслабляюсь… И меня кружит! Пальцы, голос, взгляд, запах…

— Ох, мамочка…

Глава 12
Повод

Простонав в подушку, отрываюсь от неё и бросаю взгляд на горящие в темноте часы. Пятый…

Весь мокрый от этих бесконечных порно-снов…

Третью ночь я в этом сладком, невыносимом аду. Стоит только закрыть глаза!

Второй раз за ночь иду в душ. Потому что от эрекции ломит пах. Не даёт мне спать эта Ягода. Чтоб её… Ядовитая оказалась… Похлеще мухомора одурманила.

Коты лениво поднимают морды, следя за мной с кресла. Ополоснувшись, перестилаю простыни. А потом, подумав, убираю постельное и собираю диван. Нет смысла ложиться. Утренний тестостерон всё равно не даст поспать.

На полке её фотка. В рамке.

Я идиот, да… Но что я должен был с ней сделать? Не вернуть же…

Переворачиваю изображением вниз. Не надо на меня так смотреть!

Закрываю веки, под них словно сыпанули песка. Но тут же накатывает очередное воспоминание или, может, слишком явственный кусок сна… Всё смешалось… Бёдра инстинктивно напрягаются, желая впечатать член во что-нибудь тесное, мокрое и горячее.

— Да упадёшь ты уже?? — поправляю его раздражённо и забираю с тумбочки сигареты.

Выхожу на балкон. Рассвет…

«Мальчик по вызову», — вспоминаю я.

Да пиздец…

Вдыхая дым, закрываю глаза. Последний мой сон — мы с ней в лифте. Как, что, почему — не помню. Помню, как нажимаю на кнопку «стоп». И впечатываю её в стену, впиваясь губами в шею. Ладони скользят по бёдрам, задирая юбку вверх. И очень явственно и оглушающе — её тонкий запах! И она сопротивляется… Это меня заводит ещё сильнее, до бесконтрольного животного азарта…

И сразу же накатывает другой сон… Там нет сюжета… только движение наших тел навстречу друг другу… мой член скользит внутрь неё, растягивая тугую плоть… и её поплывший от возбуждения взгляд… приоткрытые губы…

Со стоном открываю глаза. Эрекция оттягивает резинку шорт. Я же так сдохну!..

Мне уже пальцев на двух руках не хватит все сюжеты пересчитать!

Тушу в пепельницу сигарету. Падаю на диван. Дотягиваюсь до телефона. Выхожу в свои соцсети… Просто листаю ленту, стараясь отвлечься. Но однокурсники и друзья репостят тоже какую-то сомнительную порнушку. Кто-то женился… У кого-то родился…

А Державин, как обычно, вляпался в историю!

«Ильницкая… Виктория…» — набирают пальцы. Какие, сука, самостоятельные!

Слишком много безликих аккаунтов. Но меня не останавливает это. Сталкер внутри меня, которого трое суток лупили по рукам, ликует от возможности получить ещё хоть что-нибудь кроме этого скромного фото на полке.

«Борис Ильницкий…»

Ставлю примерный возрастной диапазон. Наш город.

И он первый.

Борис Ильницкий. Официальная страница. «Маркетинговый концерн. Сити-гид.

Партнёры. Скидки. Монополия». Открываю его аккаунт. А вот и моя Ягода. Всё очень статусно и презентабельно. С ним под руку в мерцающем вечернем платье… Второе фото — в белой норковой шубке, он приподнимает её за талию… На лицах голливудские улыбки. Третье фото — где-то на море… Белый песок, лазурная вода…

Вика в купальнике. Я зависаю.

Вау…вау… Роскошная, да… Сохраняю к себе. Листаю дальше.

Пара фоток папа-сын. Мальчишка везде с натянутой улыбкой. Смотрю фотку, где он помладше. А я думал, в четыре дети умеют улыбаться только искренне… Да и глаза Виктории не улыбаются ни на одном фото. Мальчишка — копия мамы.

В личных данных — женат на Виктории Ильницкой. Перехожу на её страницу.

Фоток нет…

Хм…

Ты не так гордишься семьёй, как твой благоверный?

А что у нас есть?

На авке портрет углём в несколько линий и штрихов. Словно созданный за минуту.

Но все черты узнаваемы. Грустная… Сохраняю к себе.

Немного музыки, ссылки на спектакли, в филармонию… Репосты из выставочных залов, галерей…

Та-а-ак… Зачем я это всё смотрю?? Я же хотел переключиться!

Закрываю её аккаунт.

В неотвеченных несколько сообщений.

Аля… Хмурясь читаю.

«Не спишь? И я не сплю… Как у тебя дела?»

Аля: Ты извини за Тихорецкого.

Стеф: Да ладно. Проехали.

Аля: Тебе надо кое-какие бумаги подписать. Заедешь?

Стеф: Ближе к вечеру.

Аля: А хочешь… я приеду сейчас? На пару часов.

Стеф: А из моей постели ты тоже к нему на пару часов ездила?

Аля: Ну что ты, мой мальчик… Твою постель только полная дура сменит на другую. Ты же всё понимаешь. Это бизнес-сделка.

Стеф: Ты говоришь, как проститутка.

Аля: Все женщины — проститутки, ты не знал? Просто не на всех есть спрос, удовлетворяющий их ценовой минимум. Это наша природа. Не осуждай меня.

Стеф: Не лечи меня этой ущербной концепцией. Это выбор. Ты сделала такой.

Другая сделает другой.

Аля: Но хочешь-то ты меня.

Стеф: Все мужчины — самцы. Их желание никогда не ограничивается одной женщиной. Но они могут волей и разумом ограничить свою животную природу и сконцентрировать себя на одну женщину. В отношении тебя я больше не вижу необходимости делать это.

Аля: У тебя другая?..

Стеф: Да.

Аля: Кто она?

Кто?.. Жена одного мудака.

Аля: Ты эгоист, Стеф. Ты понимаешь, что у нас с тобой нет будущего, и осуждаешь меня за то, что я пытаюсь устроить его себе.

Стеф: Да не осуждаю я! Ради Бога! Я осуждаю блядство, Аля. Всё, давай…

Опять открываю фотки Вики.

Зачем он это сделал? Этот вопрос не дает мне покоя.

А что, если он сделает это снова? Ебанутый… Я должен её предупредить, что её муж не в адеквате?

Стеф, это ж, блять, просто повод для встречи!

Да.

Снова листаю её ленту. Последний репост из галереи современного искусства.

Открытие выставки сегодня в шесть…

Но её же там может и не быть.

Захожу в пост. Там перечень художников, чьи работы будут выставлены. Среди них Ильницкая Виктория…

Давно я никуда не выбирался!

Глава 13
«Степфордские жёны»1

Вытащив из шкафа несколько платьев, раскладываю их на кровати. Мама с бокалом мартини сидит в кресле, закинув ногу на ногу.

Мама — красавица… И выглядит гораздо моложе своих. Но с каждым годом это даётся ей всё большими трудами и жертвами. Мне кажется, я бы на её месте уже немного «расслабила корсет». Но отец очень требователен к её внешности.

На выставку мы сегодня идём вдвоём. Борис занят. Как обычно…

— Как успехи у Бориса?

— Всё прекрасно у Бориса!

— Почему в твоём голосе раздражение?

— Что ещё должно быть в моём голосе, если мужчина есть у меня только номинально?

— Ты о чём?

— О нашей постели, мам…

— Моветон, милая… Нельзя обсуждать ни с кем свою постель.

— Даже если в ней ничего не происходит??

— Тем более, — многозначительно ведёт бровью мама, — если в ней ничего не происходит! Ты ударишь по статусу своего мужчины.

— Ох, мама… Достали эти статусы!

Выбираю платье цвета шампанского в греческом стиле. Самое красивое! Но юбка в пол. И нужно быть крайне осторожной, чтобы не наступить каблуком на ткань.

— Вика… ну как ты говоришь?! Как простушка! «Достали»!

— «Извлекли» будет более достойно??

— Брак, моя дорогая, это не секс. Это твой уровень жизни и защита твоих детей.

Твой доступ к достойному обществу и возможностям.

— А как же чувства??

— Ты не любишь мужа? Мне казалось, ты вышла замуж по любви.

— Мне тоже так казалось!

Натягиваю чулки.

— Но помимо своей любви, мне бы хотелось иметь и ответные чувства.

— Нельзя получить всё, милая. Борис очень заботлив и постоянен! Это уже очень много. И успешен, детка. Таких мужчин очень мало. Тебе очень повезло.

— И слава Богу! — шиплю я зло. — Что мало…

— Каждая первая с удовольствием бы поменялась с тобой местами, поверь мне.

Тебе все завидуют!

— Только лишь потому, что видят одну обложку, что он так усердно вылизывает! А внутрь книги они не заглядывали.

— Вы что, поссорились?

— Нет. Но мы отдалились. Да мы и не сближались!

1 Степфордские жены — это фильм и книга. Фильм снят скорее в жанре комедии, и имеет счастливый конец. Суть в том, что мужья заменили своих жен на кукол-роботов с той же внешностью, но послушных, аккуратных, безотказных в сексе, озабоченных только уютом в доме, холодильником, заботой о детях и угождением мужу. В фильме жен просто заперли в подвале, но потом они выбрались наружу. Любовь к реальной женщине победила. В книге все печальнее — реальных жен просто убивали. И ни одному мужчине оказалась не нужна живая жена.

— Ты обязана сгладить ситуацию, Вика. Ради сына.

— Наверное. Не знаю…

Борис уж точно ничего не будет сглаживать сам.

— Но я не могу.

Из-под пальца выстреливает стрелка! Срываю с себя чулок, чтобы надеть другой.

Мама снова наливает из бутылки в бокал.

— Это уже третий, мам! Остановись.

— Я на диете. Должна же я как-то расслабляться? Немного мартини, бассейн, массаж…

Массаж…

Лицо вспыхивает. И я снова тону в этих бесконечных микрооргазмах! Не врали книжки… Накатывает и накатывает! Словно он только что впился в меня своими нахальными губами!

Господи… я как самка… Опять все трусики мокрые!

— Вика, тебе нехорошо?

Нуууу… Тут как сказать!..

— Нормально, — сглатываю я.

Надеваю бежевые туфли.

— Оо! Louis Vuitton! Новая коллекция?? Шикарно… Они божественны! Вот, что надо ценить, дорогая… А не какой-то там пресловутый секс.

— Туфли?.. — скептически поднимаю бровь.

— Не туфли! Возможность иметь всё, что хочешь. Поехали… Мы уже опоздали.

Илюша… — покачнувшись, поднимается мама.

Сын забегает в комнату.

— Иди, я тебя поцелую. Мы уже уезжаем.

— Пока, бабушка, — подставляет он щёку.

— Это только между нами, — нажимает она ему на нос, — а при всех?

— Марина Павловна, — морщится Илюшка.

— Молодец!

— Пока, пирожок, — взъерошиваю его волосы.

— Милая… не называй его так! — возмущается мама. — «Пирожок»! Это уничижительно!

— Мам… Ему шесть. Это — ласкательно!

Мы садимся в её машину с водителем.

— В кого ты пошла? Никак не могу понять… — мама пьяна, мне кажется, она уже приехала не совсем трезвой. — Если бы я не была уверена в собственной верности твоему отцу, подумала бы, что нагуляла тебя с каким-нибудь…

— Ой, всё, хватит.

— Эдик, в галерею…

У галереи сегодня людно. Открытие. Здороваюсь с парой знакомых художников.

Один у нас преподавал, со вторым вместе учились.

Мы бродим с мамой по залам. Останавливаемся у моей скромной экспозиции.

Всего шесть картин. Я отдала их на благотворительный аукцион, который пройдёт после основной презентации.

Борис нашёл эту возможность пропиарить нашу семью. Это же так статусно — заметить в беседе «ненароком», что мы участвуем в благотворительных аукционах! Но если эти деньги кому-то помогут, то ради Бога. Я готова участвовать…

В соседнем зале на дальней стене экспозиция какого-то неизвестного художника.

Александр Корнеев. И в подписи: «Четырнадцать лет». Ух, ты… Талантливый мальчик!

С восхищением рассматриваю картины.

— Виктория, пора в конференц-зал. Через пять минут аукцион.

— Иди, мам. Я ещё немного поброжу…

— «Марина», — незаметно щипает она меня. — Что ты меня старишь этим «мама»!

Не задерживайся. Кто мне подскажет, что сейчас в тренде?

— Купи просто то, что понравится.

— А если это не подойдёт к интерьеру гостиной?

— Подаришь…

— Точно! Куплю коллекцию и подарю в какой-нибудь интернат. Отличный медиа-повод посветиться в обществе. Отец хочет избираться в мэры в следующем году. Я жду…

— Иди… — отмахиваюсь я.

Проходящий мимо официант предлагает шампанское. Забираю с подноса бокал.

Делаю глоток…

Взгляд скользит по огромному панорамному полотну с пейзажем. Вау… Вот это работа!

Но что-то отвлекает. Словно давление в спину.

— Добрый вечер… — низко, с хрипотцой.

Моя рука вздрагивает от неожиданности. В ужасе резко разворачиваюсь, вдруг понимая, чей это голос!

Тонкая шпилька цепляется за длинную юбку. И, взмахнув руками, я с вскриком падаю прямо в его объятья, обливаясь шампанским. Губы скользят по его шее, оставляя отпечатки помады на белом воротнике рубашки и на коже!

Господи…

Глава 14
Бартер

— Что же ты такая нервная?.. — шепчет тихо, крепко держа в руках.

В моих глазах искрит от прикосновений его губ к чувствительной кромке уха.

— Я же только поздоровался.

Мой каблук скользит дальше по гладкому полу. Рефлекторно вцепляюсь в него сильнее и роняю бокал. Он разбивается вдребезги! Стоящие чуть поодаль журналисты оборачиваются. В руках одного мелькает камера.

Нет, нет, нет! Не хватало ещё попасть в новости в объятьях мальчика по вызову!

Прячу лицо на мужской груди, краем глаза замечая несколько вспышек. От знакомого запаха, который преследует теперь каждую ночь, кружится голова. Стеф поднимает меня, помогая уверенней встать на каблуки. Отталкиваю! Его брови показательно ползут вверх, а взгляд…

Опускаю свой следом.

Мокрое насквозь платье облепило грудь. И тонкий кружевной бюстгальтер совсем не спасает! Затвердевшие соски просвечивают через прилипшую ткань.

— Чёрт…

Беспомощно пытаюсь отлепить светлый шёлк от груди. Но он, как намагниченный, липнет снова! Жалобно оглядываюсь на журналистов. С любопытством смотрят в нашу сторону.

Стеф стягивает пиджак, накидывает мне на плечи. Запахиваюсь.

Тот, что с камерой, опять поднимает её к лицу, желая поймать кадр с нами.

Подхватив за талию, Стеф прижимает меня к себе и ведёт в другую сторону на выход из зала.

— Что Вы делаете?! — шепчу я в шоке.

— Спасаю твою репутацию.

Спасает? Да он её только что похоронил своим «добрым вечером»! И вообще!..

— Почему Вы мне тыкаете?..

— Мне кажется ханжеством называть друг друга на «Вы» после… ммм…

— Замолчи ради Бога! — шиплю на него.

Мимо идут Виталий с Аллой. Я обескураженно киваю им.

— Добрый вечер… — просаживается в панике мой голос. Скандала не избежать!

— Добрый, — вразнобой кивают мне с вежливыми застывшими улыбками.

— Какой кошмар… — поджимаю я губы. Чувствую, как они смотрят нам вслед.

— Иди сюда.

Приоткрыв какую-то дверь, втягивает меня в тускло освещённый лестничный пролёт. Меня срывает в нервную короткую и молчаливую истерику. Сжимаю пальцы в замок, прижимая к губам. Даже не представляю, как теперь оправдываться перед Борисом!

— И в чём же кошмар? — пытливо смотрит на меня мой мучитель, приподняв бровь.

— Уверена, такого профессионала, как ты, полгорода женщин знает в твоё смазливое лицо! Это же надо… так влипнуть! — закрывая глаза, качаю головой. — Прошествовать перед камерами в обнимку с…

— С кем же? — зло прищуривается он.

— Ну как там у вас это называют??

— А ты у мужа спроси!

— Да при чём тут муж?! Какого чёрта ты появился здесь?!

— Извини, дорогая… — с сарказмом. — Но твой оргазм — не повод указывать мне, какие события я могу посещать, а какие — нет!

— Ааах… — задыхаюсь я от возмущения.

Мне хочется врезать ему в ответ посильнее! Прямо по этому безупречно красивому лицу!

Какой самоуверенный мерзавец!

— А я вспомнила, как называется! Мальчик по вызову! — на эмоциях меня заносит, и я интуитивно нащупываю то, что вспенило его в прошлый раз.

— Ах, мальчик по вызову?.. — свирепеет он. — Окей. Раз уж в этот раз никто меня не вызывал, будьте любезны, Виктория, верните мой пиджак, и я исчезну.

Распахиваю, бросая взгляд на свою похабно облепленную грудь с яркими сосками.

— Но как же я выйду без пиджака? — растерянно смотрю на него.

— А чего Вам теперь бояться? Ведь самое страшное уже случилось, нет?

Пройтись публично в обнимку с таким, как я… Теперь хоть голой!

Издевается, гад…

— Я пришлю Вам пиджак через час, скажите адрес.

— Не пойдёт. Вдруг Вы решите преследовать меня и домогаться? Я не даю адрес клиентам! — мстительно.

— Давайте я куплю, — открываю висящий на плече клатч.

— Не продаётся.

— Всё в этом мире продаётся, — на автомате бормочу я фразу Бориса, доставая пару крупных купюр.

— Даже ты?

Поднимаю возмущённый взгляд, сталкиваясь с его голубыми глазами. Да что он себе позволяет??

— Я — исключение! — выпрямляю спину, задирая подбородок.

Его глаза нахально улыбаются.

— Хочешь мой пиджак — давай бартер.

— И что ты хочешь?.. — растерянно разглядываю свои руки с кольцами.

— Э, нет. Побрякушки оставь себе. Мне нужно кое-что более ценное.

Ставит руку на стену позади меня, нависая сверху.

— Что ты делаешь?.. — испуганно поднимаю лицо.

Его губы так близко… Я опять как кролик перед удавом. Всё кружится… и я тяжело дышу, не в силах контролировать это. Ну что за чудовище?.. Голубоглазое… красивое… наглое!!!

— Забираю свой телефон… — чувствую, как он ныряет рукой в карман пиджака, — и документы… — теперь в другой карман, — и ключи…

Засовывает это всё в карман брюк. Я растерянно опускаю взгляд, следя за его рукой. И натыкаюсь на выраженно натянутую ширинку. Зажмуриваюсь…

— Так что? Тебе всё ещё нужен мой пиджак?

— Да… — уже ничего не соображая, бормочу я, окутанная и словно сдавленная со всех сторон его энергетикой.

Конечно, нужен… Сейчас будет перерыв в аукционе, и в зал выйдет толпа знакомых и журналистов… А я… с голой грудью!

— Что ты хочешь за него?

— Поцелуй.

Распахиваю глаза, возмущённо глядя на него. Он медленно моргает, облизывая губы.

— Что?..

— На фоне того, что уже приключилось между нами, не слишком большая плата за прикрытую грудь. Кстати… она великолепна! Глаз не отвести. Думаю, оценят абсолютно все!

— Ты — мерзавец…

— Целуй, — требовательно.

Размахиваюсь, чтобы влепить ему по щеке. Но он ловко перехватывает руку и впивается мне в губы.

Мычу, оседая на дрожащих коленях. Мерзавец крепко держит за талию, второй рукой обхватив мой затылок. В глазах темнеет, и меня словно на мгновение выключает из реальности. Пальцы на моём затылке снова отыскивают какие-то отключающие волю кнопки. Его горячий язык скользит по моим губам. Мне кажется, что это всё очередной сон… Мои губы отвечают… Мы соприкасаемся языками.

Нет… нет… нет! Это не сон!

С тихим вскриком в ужасе отрываюсь от его губ, закрывая ладонью свои.

— Пиджак твой… — хрипло выдыхает он.

Вижу, как тяжело сглатывает… Как двигается его кадык… бьётся пульс на крепкой шее…

Я его целовала! Целовала!!!

Хлопнув дверью, выходит обратно в зал.

Сползаю по стене вниз.

Ох… Провалиться бы сквозь землю…

Глава 15
Не ревность

Накинув на плечи мамин шарф, смотрю в окно машины. Щёки горят.

— Ну как можно такое допустить, Вика?..

— Что я должна была сделать?

— Ты должна была уйти в дамскую комнату и позвонить мне.

— До неё надо было ещё дойти, до этой дамской комнаты! А там кругом журналисты.

Сжимаю в руках пиджак.

— Выброси его немедленно. Не домой же ты его понесёшь? — смотрит на пиджак в моих руках, как на противное насекомое.

— Его нужно вернуть, — вру я.

Рассказать маме про поцелуй не решаюсь. Я не могу это объяснить даже самой себе. Но всё внутри меня трепещет от противоречивых чувств. И я вцепилась в этот чёртов пиджак, как в спасательный круг, хотя очевидно, что он как камень, который тащит меня ко дну. Я захлёбываюсь от возмущения и возбуждения.

От Бориса смс: «Задержусь». И я выдыхаю с облегчением. Хотя когда-то впадала в депрессию от его таких задержек.

Катя уже уложила Илюшку. Отпускаю её и прячусь от всего мира в спальне.

Стягиваю с себя испорченное платье и падаю на кровать в обнимку с пиджаком.

Я — дура… Распущенная, похотливая самка… Но я не могу его выпустить из рук!

Пиджак пахнет мерзавцем с примесью «Эгоиста». Голова кружится, и тело сходит с ума, выгибаясь от желания. Закрываю глаза, вдыхая этот обволакивающий запах глубже. Теряю связь с реальностью… Чувствую, как двигаются его губы и горячий смелый язык. Это так желанно, что не могу сдержать стоны. Соски напрягаются до боли. И я сжимаю собственную грудь, пытаясь снять это сладкое мучительное напряжение. Пальцы сами двигаются ниже, пытаясь повторить то, как он касался меня там. В шоке от себя отдёргиваю руку. И, обнявшись с этим пиджаком, улетаю в фантазии…

В какой-то момент меня вырубает, погружая в эротический сон, где он шепчет мне что-то на ушко, и я слепну от ощущений. Всё кружится… Чувствую его ласковые умелые руки… Они сжимают мою грудь, размазывая по ней масло… Пальцы скользят… Ладони ритмично сдавливают…

— Я хочу тебя…

От его голоса я снова как безвольная кукла. Он проникает внутрь, покоряет, ломает, заставляет стонать и отдаваться, да!

Чувствую толчок между бёдер. Он беспощадно заполняет меня. Со стоном наслаждения прогибаюсь навстречу ощущениям. Низ живота наливается тяжестью…

Сжимаюсь, пытаясь почувствовать его сильнее… И тело прошивает сладкое удовольствие!

Подрагивая, дышу им… глубоко… жадно…

— Тори?..

Растерянно распахиваю глаза. Голос не тот… и интонация тоже.

— Тори, ты здесь?

Дверь спальни приоткрывается. Рывком сажусь, в ужасе глядя на пиджак в своих руках. Прячу за спину. Сердце испуганно срывается в тахикардию!

Борис проходит дальше к окну, не бросив на меня и взгляда. Если сегодня не тот день и час, можно надеть любое откровенное бельё и прямо при нём выгибаться здесь, как похабная кошка, но внимания моему телу будет уделено не больше, чем шторе. А нет… меньше. Потому что штору он хотя бы поправляет. И пока он делает это, я срываюсь к шкафу, открываю свою секцию и, наклонившись, прячу пиджак в его недрах.

Супер, Виктория, супер!

Какой шаг следующий?

Оплатишь услуги мерзавца и спрячешь его в этом шкафу? Эти широкие плечи попробуй спрячь! А гонор и нахальство так и подавно.

Так, надо срочно переключаться. Фантазии фантазиями, но у тебя семья и вот… реальный муж.

— Тори, мне звонил Виталий…

Аааа!

Вдыхаю поглубже, пытаясь справиться со вспыхнувшим лицом.

Это было неизбежно!

— Ты поставила меня в неприятную и глупую ситуацию.

Разворачиваюсь.

— Я и сама попала в неприятную, глупую ситуацию, Борис! — развожу я руками.

Что-то загружает на телефоне. Подходит, подносит экран к моему лицу.

Пролистывает несколько фото. Там кадры — я и мерзавец. В основном со спины. Он держит меня словно в наклоне танго. Потом ещё фото… Ведёт меня, обнимая за талию. Тоже со спины. Но на паре снимков видно моё лицо в профиль. Его, к счастью — нет.

Закрываю глаза. Тело помнит, как он уверенно держал меня.

— Платье… было испорчено. Я облила его шампанским. Он… одолжил мне свой пиджак.

— И свою руку, судя по всему?

Ах, я была бы рада, если бы это была ревность! Но это не ревность, нет. Это нежелание выглядеть в чужих глазах недостойно.

— Я поскользнулась. Он поддержал меня. Увёл от камер!

— Некачественно увёл, если эти фото доступны любому в сети! Это недопустимая оплошность! Ты не в состоянии вести себя достойно на людях? Сиди тогда дома, Тори! Занимайся сыном. А с выходом в свет мы повременим до тех пор, пока не научишься стоять на каблуках и держать дистанцию с посторонними!

Красивое и обычно холодное лицо мужа кривится от ярости.

Вглядываюсь в него внимательнее, замечая слишком идеальную линию бровей и покрасневшее явно от сеанса в солярии лицо. Кожа блестит от лосьона. И причёску сменил. Теперь его пробор выбрит чуть шире триммером, прядь волос, лежащая набок, смотрится объёмнее и лоснится. Так модно сейчас в Британии. А мне не нравится!! Это делает его ещё более холодным и асексуальным.

— На этих фото не видно лица. Люди сочтут, что это был ты.

— Мои рубашки не рвутся от натяжения, как на стриптизёре.

— Лучше бы ты замечал такие детали на женщинах!

— В самом деле? — скептически ведёт своей оформленной и чуть более тёмной теперь бровью. — С твоими капризами, боюсь, скоро это станет реальностью.

Иди к чёрту…

— А что прикажешь делать с Виталием и Аллой, которые наблюдали этот позор «а-натурель»?

— Ну они же твои друзья! — позволяю себе каплю яда. — Объяснишься.

Расслабляет туго затянутый галстук.

— Завтра у меня интервью в прямом эфире, Тори. В рамках пиар-кампании. А ты нарушаешь мою концентрацию!

Иди к чёрту!

— Я перенапряжён из-за твоих глупых, эгоистичных капризов. И ты ещё добавляешь градуса, чтобы я окончательно потерял собранность. Где моя идеальная жена?! Эта женщина меня не устраивает!

— Она умерла во мне от отсутствия мужского внимания.

Расстегнув бюстгальтер, откидываю его в сторону. Закусываю губу и слежу за его реакцией. Недовольно, практически с ненавистью смотрит на мою грудь.

Ну? Ты же мужик… Если ты хочешь секс, то возьми его! Так же нагло, как берёт мой мерзавец! Не спрашивая согласия и разрешения!

И на мгновение мне кажется, что он сделает это. И мне даже хочется, чтобы сорвал с меня трусики, распял и… оттрахал!

Зажмуриваюсь от того, как меня оглушает это слово, даже произнесённое только про себя.

— Ты не пропускала приём таблеток?

Его руки аккуратно сворачивают галстук. Меня тошнит от того, как по-паучьи двигаются его утончённые пальцы.

— Борис…

— Да?

— Иди к чёрту…

Подхватив с кровати халат, ухожу в гостиную. Буду спать здесь! Это единственное место в доме, которое ассоциируется у меня с мужчиной. Жаль, что не со своим…

Глава 16
Недавашка

Опять проснувшись ни свет ни заря, перебираюсь на пол, чтобы покачать пресс.

Как-то же надо бороться с постоянным напряжением? Коты, срубив по куску рыбы, бесятся, охотясь за моим крестиком, свисающим на цепочке сзади. И стоит мне только подняться в положение сидя, врезаясь друг в друга, подкатываются под спину.

Царапаются, гады…

Мстительно опускаюсь на спину, и они, придавленные мной, мявкая, щемятся в разные стороны. И в следующий заход лезут снова.

Смешно, но неэффективно.

Дотягиваюсь до их шарика с колокольчиком внутри. И, поднимаясь в положение сидя, запускаю в стену. Срываются следом, прыгая за ним. Отпружинивая от стены и обламывая котов, шарик летит мне в руки. На второй подъём опять кидаю в стену…

Посмеиваясь над тем, как они носятся туда-сюда, продолжаю качать пресс.

Выдыхаюсь я раньше их и, просто бросая мяч в стену, снимаю на телефон их «котовасию».

Будильник пиликает. Пора… Ненадолго заскочив в душ, подхватываю плечики с моей белой рубашкой, чтобы отвезти в химчистку. Она основательно запачкана помадой. Разглядываю отпечаток губ на воротнике. Веду по нему пальцем… И до сих пор не могу определиться — удалась или нет наша встреча. С одной стороны, миссия провалена, с другой — я выхватил поцелуй.

Ага… и очередное оскорбление.

Убираю рубашку в шкаф. Не хочу я удалять с неё эти губы!

Наследила эта Ягода в моей квартире по-полной, даже ни разу здесь не засветившись. Фотки, рубашки… Даже пиджак умудрилась стащить.

«Но это же бесперспективняк, Стеф!» — уговариваю я себя. Разговаривает как с ничтожеством!

Но целует ведь совсем по-другому… Вот пусть и целует своего благоверного!

Ладно, хватит ревновать… Чужая жена… Приеду вечером — удалю её к херам из своей жизни вместе со всеми следами и уёбком мужем. От этой мысли очень тоскливо. Но с чего я решил, что она знает его хуже меня? Да и моя затея с попыткой открыть ей глаза тоже глупая. Ну найдёт он ей ещё одного «мальчика по вызову». И тот так же отхватит от неё по щекам.

Может, у них семейное развлечение такое: он нанимает, она отшивает.

Бредятина…

Паркуюсь у клиники рядом с большим джипом, который занял место тачки Синицина с отметкой «Администрация».

И кто это у нас такой борзый?

Захожу внутрь.

— Извините… — неловко бледнеет Зоя перед рассерженным мужчиной.

Придерживаясь за поясницу, он взмахивая МРТ-снимками, рычит на испуганную Зою, что звонил ещё вчера. И что ждать не может.

— Ваш врач застрял в пробке.

— В пробке — это через сколько?

— Я не знаю, минут сорок, полтора часа…

На его лице явные следы болевого симптома — испарина, судорога, оскал. Да и поза соответствующая.

— Позвольте, — вытягиваю у него из пальцев снимки.

— Степан Дмитриевич, — с облегчением выдыхает Зоя. — Может, возьмёте на десять?

— В десять у меня, милая барышня, суд! — режет мужчина.

Вдавливаюсь ему пальцами в нервное окончание возле позвоночника.

Возмущённо вскрикивает, но тут же замирает, несмело распрямляясь. Отпускаю пальцы, его снова скручивает.

— Травма была?

— Давно.

— Невралгия из-за смещения. Я сейчас Вас возьму.

— Но сейчас у Вас Галина Евгеньевна, — стреляет Зоя взглядом на пациентку с грыжей.

— С болевым синдромом без записи. Сделай пока клиенту чай…

Разворачиваюсь к интеллигентной Галине Евгеньевне и очень быстро договариваюсь о том, что она пропустит мужчину с острой болью.

— Степан, — протягиваю ему руку.

Пожимает.

— Николай Михалыч.

— Давно Вы так?

— Третий день уже… Раньше мази помогали… да массаж.

— В этот раз не поможет. Воспаление, отёк, защемление… Лечение будет длительное. Я Вам сейчас поставлю блокаду, чтобы болевой снять. Пропишу серьёзные препараты и физио. Отнестись нужно серьёзно, иначе дотянете так и до операции. За руль не садиться. Садиться вообще несколько дней будет нельзя.

— Как же нельзя? У меня же суд…

— Так и давайте показания стоя, — набираю из пробирки анальгетик и противоотёчное. — А захотят посадить, так и скажите — врач настрого сидеть запретил!

Усмехается.

— Да уж… как прихватит, так у врача власти поболе, чем у судьи, становится.

— Аллергия на препараты есть?

— Аллергии не было.

— Николай Михалыч, — аккуратно ввожу иглу, — и на больничный. Сначала здоровье, потом — работа. Иначе здоровье отнимет возможность заниматься работой.

— Верно говоришь, — вздыхает он. — Пойду на больничный.

— И на массаж приходите. Ускорит выздоровление. Только лучше ко мне. У меня вторая специализация — неврология.

— Вроде отпускает… А первая?

— Травматолог-ортопед. Детский.

— В самом деле? А у меня внучка с серьёзным искривлением. Приходится в Москву катать.

— Приводите, посмотрю. Может, и на месте сможем корректировать.

— Добро! С полезными людьми в этом городе нужно дружить, — протягивает мне визитку.

«Районный судья Николай Михайлович Веденеев».

— Тьфу-тьфу… Уж лучше Вы к нам!..

А то угрожал тут один олень по статье уволить… Убираю визитку в стол.

— А ты юморист, доктор.

— Работа такая… Если не юморить…

Пожимаем ещё раз друг другу руки.

На перерыве открываю окно, достаю сигарету. Листаю смс. Родители моей маленькой пациентки Ксении просят приехать. Той, что в Москве недавно на терапии была. Увы, болезнь неизлечима, но корректировать можно. Отписываюсь, что буду к четырём. А живут они… в том же коттеджном посёлке, что и моя Ягода…

Да что ж меня крутит и крутит возле неё?

Останавливаюсь на пропускном пункте охраны.

— Всё в порядке, — смотрят они на мои номера, — можете проезжать.

Мне нужно по адресу, что сразу на въезде, но я, ругая себя на чём свет стоит, делаю петлю к дому Виктории. Торможу напротив. Опускаю стекло и выкуриваю сигарету, реально как сталкер пытаясь отыскать признаки жизни в этом доме. Но шторы плотно закрыты… На парковке маленький, словно только что с конвейера, вишнёвый Мини Купер.

Зачем я здесь? Чего хочу-то? Её хочу… Чтобы как в доброй сказке. Явился, значит, простой парень Степан за княжеской женой… Ну да. А она хоромы свои оставила, князя — великого монополиста, да коня вишнёвого… и поехала вместе с сыном жить в твою однушку, которую ты с двумя футболистами делишь. За красивые голубые глаза. Красивые же глаза у тебя, Державин? Так женщины говорят?

Окей. Не прокатит такая сказка. Нужно быть реалистом.

С сожалением давлю на газ, возвращаясь обратно. И мне хочется поныть, как заправской красавице, что бабы-сучки ценят во мне только пальцы, член, да красивые глазки. А вот серьёзные отношения никак не ладятся. Не успевают они мою прекрасную душу рассмотреть за всем остальным. И вот хрен им тогда, а не член, пальцы и красивые глаза!

Я теперь — недавашка! Сначала замуж, потом секс! Ну да…

Мать Ксюши Ангелина глубоко религиозна и уже сильно немолода. Ксюша — поздний и единственный ребёнок. Ангелина руководит благотворительным фондом и сама периодически помогает деньгами и другим пациентам.

Мы разговариваем в гостиной и пьём чай. Показывает мне всю макулатуру, что им отдали после госпитализации. Ксения в инвалидном кресле уныло мешает ложечкой чай.

— Ну что, Ксюха, ты теперь у нас железный человек? Три титановых импланта…

— Я буду ходить?

— Разве тебе не сказали?

— Они всё время врут, — вздыхает она. — Говорят «небольно», а делают больно. А ты правду говоришь — «будет больно».

С детьми вообще просто! С ними нужно говорить, как с равными. Пуху на себя не накидывать, но и авторитет не терять. Тогда можно обо всём договориться. По-честному. Со взрослыми так уже не прокатывает… Поэтому я больше люблю работать с детьми.

— Ну вот я тебе ещё одну правду говорю: будешь пахать — пойдёшь, заляжешь в депрессию с книжками — не пойдёшь. Мышцы атрофируются — и всё.

— Поняла… — сопит. — А ты меня опять мучить будешь?

— Придётся, — пожимаю плечами. — Раз в неделю.

Ангелина провожает, выходит со мной вместе на улицу.

— В идеале нужно купить ортопедический комплекс домой. Очень дорого, но стоит того. Вам теперь всё равно пожизненно придётся на нём работать.

— Купим, какие проблемы. Главное, чтобы помогало.

— И не в Москву надо ехать теперь, а в Израиль. Через год. Опять же — если есть возможность.

— Деньги у нас есть, Стеф, — невесело улыбается Ангелина. — У нас папа в деньги превратился. Ничего, кроме них, от него не осталось. Работа — бабки, бабки — работа… А мы с Ксюшкой словно одни живём.

— Не унывайте. Деньги в вашем случае — это тоже немало.

— Храни тебя Бог, — приобнимает меня на мгновение.

И мы оба вздрагиваем от громкого хлопка.

Разворачиваемся к дороге. Вишнёвый Мини Купер взасос слипся фарами с моей новенькой Ауди!

Ооо… Чёрт тебя возьми, Ягода! Ты издеваешься?.. Как ты могла въехать в меня на пустой дороге?! Только намеренно!

Пиздец тебе…

Глава 17
«Блоха»

— Как у тебя успехи в шахматах, Илья?

Ловлю себя на том, что с недавних пор, как только Борис начинает общаться с сыном, во мне тут же вспыхивает неукротимый инстинкт встать между ними и сгладить психологическое давление Бориса.

Это же ненормально!

Но я беру себя в руки. Он же только задал вопрос. Никакого давления, по сути, не было.

— Нормально… — ковыряет Илюшка брокколи с куриным филе.

Продолжаю делать фотографии своего нового тортика. Наконец-то научилась идеально заливать глазурь! В этот раз она лавандового цвета, а сверху рисунки из банановой пасты. Подхватываю пальцем её остатки с чашки и облизываю.

— Тори, не облизывай пальцы. Какой пример ты показываешь Илье?

Лучше промолчать. Иначе сейчас начнётся спор, который закончится тем, что он просто закроет тему и оставит Илью без десерта. В назидание мне.

— И сделай селфи с тортом, выложу в инсту. Будет повод напомнить о себе подписчикам.

— Не хочу я в твою инсту. Я лучше свою заведу.

— Зачем?

— Я бы хотела… — кусаю губы, — попробовать запустить свой маленький бизнес.

Авторские торты.

— Что за фантазии, Тори? Моя жена не кухарка. Чтобы я больше не слышал этого.

Одно дело, когда моя жена умеет делать кулинарный шедевр как домохозяйка. Это повышает мой статус. И совсем другое дело, когда она становится торговкой и чужой кухаркой! Тебе что, не хватает денег? Я мало зарабатываю?

— Да какая мне разница, сколько зарабатываешь ты? Это же не имеет ко мне никакого отношения. Я должна согласовывать с тобой каждую покупку. А я хочу иметь своё дело и пусть маленькие, но свои деньги.

— Ты не будешь готовить для посторонних. Точка.

— Мам… я поел.

— Доешь до конца, — недовольно смотрит Борис на его едва тронутую в тарелке еду.

— Я больше не могу, — упрямо отодвигает от себя тарелку Илья. — Брокколи воняет как рыба, и гадкое.

— Если ты сыт и позволяешь себе критиковать еду, то выйди из-за стола и иди к себе в комнату.

— А торт?..

— Ты сыт.

Илья поднимает на меня жалобные глазёнки. Поджимая губы, стреляю ему взглядом на выход.

«Не спорить при ребёнке о решениях, которые касаются его». Сначала мне показалось это очень правильным…

— Спасибо, Виктория, — отодвигает чашку Борис.

— Пожалуйста. Торт будешь?

— Нет. Торт — это очень вредно. Как взрослый образованный человек ты должна это понимать и сама.

Встаёт из-за стола.

— Тори, мне кажется, нам пора остановить нашу холодную войну. И… чтобы замотивировать тебя на ответные компромиссы, я приготовил тебе сюрприз. Выйди через пять минут на улицу следом за мной, будь любезна.

— Хорошо, — с недоумением смотрю ему вслед.

Мне показалось, или Борис сейчас сказал, что хочет купить мою покладистость подарком?..

— Пирожок!!

Илюшка осторожно заглядывает на кухню. Отламываю большой ложкой кусок от торта в самом «вкусном» месте. И заговорщицки играю ему бровями. Несётся, радостно открывая рот. Скармливаю ему несколько ложек и даю запить своим чаем.

— Тсс… — прикладываю палец к губам.

— Это наша тайна?

Выразительно моргаю.

— А Кате торта? — оглядывается он на свою комнату.

— Кате нельзя сладкое. Брысь!

Скидываю фартук, поправляю волосы у зеркала и иду на улицу, даже не зная, чего ожидать. Вижу Бориса за нашим невысоким забором. Рядом с чужой машиной.

Выхожу… С гордым выражением лица протягивает мне ключи.

— Не поняла…

Обходит, делая несколько снимков на свой телефон — я на фоне вишнёвого Мини Купера, как идиотка, смотрю на ключи в своей руке. Отрываю от них взгляд.

— Ты купил мне машину?

— Да. Она теперь твоя!

Снова делает несколько снимков.

— Прекрати немедленно меня фотографировать! — взрываюсь я.

— Мне нужно для салона несколько фото на рекламу, они дали мне баснословную скидку.

— Я же сказала, что не хочу Мини Купер. Тем более, вишнёвый. Я хочу большой кроссовер! Пастельного цвета, а не «вырви глаз»!

— Это не женская машина, Тори. Вишнёвый Купер будет в самый раз.

— Нет!

— Глупо было не купить Купер со скидкой двадцать процентов!

— Отдай его немедленно обратно. Я его не хочу. Верни мне мой кроссовер, который подарил отец.

— Он давно устарел, я его продал, ты же знаешь. Ты будешь водить эту! — леденеет его голос. — Фото «с подарком для жены» уже выставлены, и с салоном у меня свои договорённости. Как я буду выглядеть, если не сдержу их из-за твоих глупых капризов? Я всё сказал.

— Ну что ж… Машина оформлена на меня?

— Конечно.

— Отлично. Дай мне документы.

— Они в машине.

— Пойду возьму права. Прокачусь…

Сдам этот «вырви глаз» и куплю себе кроссовер! Разницу в деньгах верну ему.

Это была моя машина, в конце концов! Я хочу её обратно!

— Страховка ещё не оформлена, Тори. Документы привезут только завтра.

— Ничего страшного, — мстительно и коротко улыбаюсь я. — Разобью — значит, не судьба!

— Что с тобой происходит?? — встряхивает меня за плечи.

А я не знаю — что со мной происходит! Я просто жить так больше не могу.

— Тебе нужен психоаналитик и антидепрессанты или успокоительные, что там? У нас есть в партнёрах приличная клиника.

— Так и воспользуйся! Это тебе нужен психоаналитик!

— Ты ведёшь себя как сумасшедшая. Скандалы… Протесты… Попустительство к сыну… Это глупое увлечение тортами…

— Ах, глупое? Тогда, пожалуй, прихвачу с собой и торт, может, отыщу кого-нибудь, кто его оценит, если ты такой… фригидный по отношению ко всему сладкому.

В шоке от своей радикальности и смелости я, боясь даже увидеть его реакцию на сказанное, отворачиваюсь и иду за правами. Внутри меня всё вскипает и колотится.

Возможно, Борис не так уж и неправ. И мне действительно нужен психоаналитик.

Но именно сейчас мне всё равно, я доведу до конца свой протест. Я же пять раз сказала ему, что хочу кроссовер! Что терпеть не могу этих мини-блох!

Забираю права, кошелёк и телефон.

Отрезаю ту половину торта, что не тронута, и кладу в красивый прозрачный контейнер с пластиковыми вилочками. На срезе между медовыми коржами сочится сметана, окрашенная свежей клубникой. Мне очень нужно, чтобы кто-нибудь оценил мои старания. Потому что я очень старалась. И мне каждый раз обидно выкидывать эти торты практически нетронутыми! Потому что я могу осилить лишь кусок, да и Илье отец запрещает съедать больше, у Кати диабет, мама бережёт фигуру, отец всегда где-то в разъездах, а сам Борис смотрит на них, как на нечто несъедобное. С брезгливым осуждением. И если мне повезёт приготовить торт во вторник или четверг, то половину я всегда отдаю детям женщины, которая у нас убирается. На этом — всё.

Кроме Илюшки никто не радуется моим шедеврам!

Ставлю торт на панель со стороны пассажирского. После того, как забеременела, ни разу не сидела за рулём. Борис был против. Мне тогда казалось — это так заботливо! Но вот уже больше года я настойчиво прошу его вернуть мне мои колёса.

Вернул…

Господи, как эта блоха заводится? Нервно разбираюсь с незнакомой панелью под вымороженным, застывшим взглядом Бориса.

Можешь даже так не смотреть! Я вскипаю гораздо сильнее сейчас, чем ты способен замораживать.

И, наконец-то, мне удаётся её завести. Пристёгиваю ремень. Немного паникуя от того, что подзабыла все навыки вождения, медленно и нелепо выруливаю на дорогу.

Главное, доехать до салона, нигде её не коцнув. Иначе точно не поменяют.

И вроде бы навыки оживают, но чувство габаритов машины так и не приходит.

Незнакомая машина слушается не очень. Как я буду на трассе?

Перевожу глаза на обочину, уже думая припарковаться… И обмираю!

Мерзавец во всей красе!

И с кем?!.. С нашей безупречной набожной замужней Ангелиной!

Открыв рот, залипаю, ловя взглядом, как они обнимаются. В груди болезненно сжимается от этой мизансцены. От возмущения мне хочется настучать ему по его щекам! «На которых, — зачем-то вспоминаю я, — обезоруживающие ямочки…» Словно он не волшебник в определённой сфере, а просто хороший парень!

А Ангелина?.. Её губы касаются его щеки, и взгляд такой благодарный, проникновенный!.. Да я думала, она монашка похлеще меня! А вот посмотри-ка — не отказывает себе в удовольствиях!

Кого ещё ты обслуживаешь здесь?? Страшно представить!

На глаза отчего-то наворачиваются слёзы обиды. Всё плывёт… Выкину его пиджак к чёрту!

Щелчок… И меня встряхивает от удара. Резко выжимаю тормоз. Растерянно смотрю перед собой в лобовое тёмной Ауди. Боже мой… Я же ей фару снесла! Чуть-чуть не разошлись…

Ооо… Я же и этой вишнёвой блохе снесла фару и погнула капот! Теперь её ни за что не заберут!

Чёртов ты… Стеф! С яростью поворачиваю лицо к обочине. Лучше бы я в тебя въехала! Это всё из-за тебя!

И он смотрит на меня тоже с яростью, плещущейся из его голубых глаз. А с чего бы?.. Сглатываю с опаской.

Решительно идёт к этой Ауди.

Это что, твоя машина, мерзавец?!..

Глава 18
Каа…

В то мгновение, когда его рука касается ручки двери со стороны пассажирского сидения, мне приходит в голову инструкция отца, что дверь в случае аварии лучше заблокировать до приезда страховых агентов. На случай неадеквата пострадавшей стороны.

Но я не успеваю, она открывается. Он замирает, глядя на пластиковый контейнер с тортом, который слетел с панели на пассажирское сидение.

И из какой-то парадоксальной, нелогичной сейчас вежливости я поднимаю этот контейнер, забирая его на руки, чтобы он мог сесть.

Что он тут же и делает… «Эгоист» и мерзавец тут же полностью заполняют машину и меня!

Гневно сжав губы, выбивает дробь по подлокотнику.

— Судя по всему, тебе понравилось играть в бартер, да? Других объяснений этой наглости у меня нет.

— Что, прости?.. — покрываюсь я красными пятнами.

— Учти, поцелуем в этот раз не отделаешься. Ей месяц от роду… Вот ровно на месяц — в рабство!

— Я… прошу прощения, — цежу я сердито, — за то, что разбила твою машину.

— Прощения попросишь за «мальчика по вызову». А по тачке — не прокатит. Как будем отрабатывать?

— Размечтался! — фыркаю я. — Не собираюсь я ничего… отрабатывать!

— Окей, — пожимает плечами. — Не хочешь, как хочешь… Звони страховому.

Кусая губы, вспоминаю, что…

— Она не застрахована, — обессиленно ложусь на руль на предплечья.

Борис сожрёт меня теперь живьём. Много-много раз!

— Круто! — гневно прищуриваются голубые глаза. — И куда ты на ней рванула?

Мне становится так обидно, что мои планы продать эту машину, которой пытается изнасиловать меня Борис, провалились. И быть мне теперь изнасилованной ею по-любому! И ещё слушать его бесконечные и заслуженные теперь нотации. В том числе за то, что опять компрометирую его, светясь в такой компании!

А ещё этот… гад… решил окучить все грядки в моём районе! И от этого тоже щемяще больно. Потому что, как ни крути, но он тогда позаботился обо мне со своим пиджаком. И где-то там, на подсознании, опять купил этим. Как и тогда, пытаясь избавить меня от головной боли.

Опускаю глаза… Торт в контейнере смялся в неприглядную кашу. И его опять никто не попробует. Слёзы от обиды накатывают на глаза.

— Ладно, Ягода, не реви, — вздыхает мерзавец, — придумаем что-нибудь.

Набирает кого-то на телефоне.

— Лёха, привет… Слушай… с девчонкой в аварию попал. Она без страховки. Тачка новая, дорогая. Давай замутим ей задним числом? Ну и по моей, соответственно…

Мхм… Понял… скину…

Скидывает вызов.

— Документы-то хоть есть у тебя на неё?

— Есть, — шмыгаю носом.

— Давай.

— Зачем? — смотрю подозрительно.

— Агенту вышлем фотками, замутит он тебе страховку.

— Правда?.. — ловлю его хмурый взгляд. — Так можно?

— Нельзя. Но если очень нужно, то иногда можно. Тебе же нужно?

Горестно киваю.

— Чего ревёшь-то? — фотает мои документы, обнаруженные в бардачке.

— Да… — отворачиваюсь. — Плохой день. И ты тут ещё…

— Засмотрелась? — с усмешкой.

— Малоприятное зрелище.

— Так не нравлюсь?

Скорее уж, наоборот. Разглядываю его профиль.

— Номер телефона диктуй.

Послушно называю цифры.

— Ну всё, ждём… — убирает он свой.

Встречаемся взглядами. Пальцы рефлекторно сжимаются на контейнере. От его хруста испуганно вздрагиваю. С грустью разглядываю смешавшуюся со сметаной фиалковую глазурь.

— Теперь только выкинуть…

— Что это? — забирает у меня из рук.

— Был торт…

— Ммм… сама делала?

— Сама, — вздыхаю я.

— Неожиданно…

Открывает аккуратно контейнер из двух секций, забирает из второй пластиковую вилку.

— Надеюсь, там нет мышьяка?

— Для сына готовила.

Отламывает кусок и отправляет его в рот.

— Мм… — закатывает со стоном блаженства глаза.

Боже мой… Он ещё и стонет так, что у меня дыхание сбивается.

Следом за первым кусочком отправляется второй.

— Там ягоды… — мурлычет этот невозможный мужчина.

И мне, чёрт возьми, так приятно смотреть на его удовольствие. Даже от этого уже убогого, превращённого в кашу торта.

— Виктория и брусника…

— А глазурь?

— Лаванда.

— Обожаю! Так и быть, я прощаю тебя, Ягода!

Поджимаю губы, чтобы не улыбаться, всё ещё шмыгая носом.

— Но с тебя ещё один торт.

— Ладно, — смех смешивается с рыданиями от накатывающего какого-то необъяснимого релакса.

Напряжение отпускает. Мне тоже хочется сказать, что я его прощаю. За вот это вот наслаждение моей стряпнёй. И за очередную «заботу» обо мне. Которая непременно снова вылезет боком. Но я заранее прощаю!

— Ну что ты ревёшь опять?

— Нервы… — отмахиваюсь.

Протягивает влажные салфетки, продолжая уплетать торт со своими стономурлыканиями. Отламывает ещё кусочек, протягивает мне. Распахиваю от неожиданности глаза.

— Есть этот шедевр в одиночестве — это онанизм. Мне нужна компания.

Прыскаю смехом и открываю рот, позволяя засунуть в себя кусочек торта.

— Не слышу стонов!

— Прекрати! — пытаюсь прожевать я.

— Ты просто не распробовала… — снова засовывает мне в рот кусок торта. — Стони, сказал!

Смеётся надо мной. И мой смех с сомкнутыми губами и правда напоминает стоны.

На какое-то время я даже забываю, при каких обстоятельствах мы познакомились. И мне снова кажется — просто хороший парень.

Рядом с нами тормозит машина.

Возвращая контейнер мне в руки, грозно сводит брови:

— Всё не съедать. Это моё.

Выходит. Здоровается за руку с агентом. Что-то там подписывают, заполняют…

Пару раз даёт расписаться мне. Это всё без упрёков и нотаций. Спокойно… И я так благодарна, что мне не нужно звонить Борису и просить его о помощи! Потому что сама я это всё не умею и не понимаю.

После оформления Стеф пересаживает меня в свою машину на заднее. Здесь тоже пахнет им. И я глажу мягкие сиденья… А у Бориса — всегда холодная кожа.

Стеф вызывает водителя из салона, договаривается по ремонту и запчастям…

Мою машину забирают на ремонт, пообещав, что будет как новенькая.

Стеф садится рядом и по порядку перекладывает все документы мне на колени.

Объясняя «какой куда, когда и для чего».

И вот они заканчиваются…

Обрывается на полуслове… Мы снова встречаемся взглядами.

И мы отрезаны от всего мира сейчас… И кроме нас ничего как будто не существует. Он снова такой открытый… и пронзительный… И голова моя опять кружится… Его глаза становятся чуть ближе… и ещё ближе…

— Вик… — палец скользит по моей нижней губе.

Мои глаза безвольно закрываются, я сейчас, кажется, потеряю сознание от его удушающе сладкой близости… Подхватывая за затылок, прижимается губами к моим.

И вот сейчас я выполняю его команду — из горла бесконтрольно вырывается стон.

Он очень медленно… очень чувственно гладит мои губы своими. А я умираю от потребности почувствовать его глубже, сильнее… но не решаюсь отвечать. Но и оттолкнуть не могу. Не могу!!! Это так хорошо, как никогда у меня не было! И я впитываю, как губка, это божественное ощущение. Можно просто раствориться в этой тонкой ласке…

Горячий язык скользит, соприкасаясь с моим. Я забываю, кто я, кто он… что происходит… Остаётся только ощущение его губ, рук…

Звонок моего телефона — как выстрел! Только он не сносит мне голову, а возвращает её обратно. И я с тихим вскриком, делая усилие, отрываюсь от этих потрясающе нежных губ и закрываю ладонью свои. Растерянно оглядываюсь, не понимая, как я попала в эту точку событий. Он словно Каа… каждый раз гипнотизирует меня и отнимает волю! Какой опасный и профессионально обаятельный!

— Спасибо… — бормочу я.

Словно пьяная выхожу из машины. И, сжимая в руках документы и телефон, на мягких коленях, чуть пошатываясь и ничего не соображая, иду домой…

Глава 19
Пиар-кампания

Илюшка, глядя в окно, тянет в рот пальцы. Отвожу его руку ото рта.

Между нами с Борисом очень напряжно. Илья улавливает это и начинает вести себя как невротик — грызёт ногти, плохо спит, почти не ест… А сегодня ночью описался от кошмара. И Борис наговорил ему уничижительных гадостей. И между нами теперь ледяная стена до неба.

Пальцы сына опять тянутся в рот. Забираю его руку в свои, рисую на ней буквы, Илюшка отгадывает.

От чувства вины перед сыном внутренности словно свело спазмом. Кручу на пальце обручалку. Что мне делать?! Терпеть всё молча и максимально сглаживать, как советует мама, чтобы не нервировать ребёнка? Пробовала, не помогает. Борис всё равно давит и давит…

Бунтовать? Тогда будет вот так, как сейчас!

Я, наверное, плохая мать… Жаль, у Бориса не возникает сомнений в своей отцовской стратегии! Он считает себя прекрасным отцом.

Борис тормозит у дома моих родителей. Сегодня званый ужин. Глядя на себя в зеркало, он холодно несколько раз улыбается самому себе, словно репетируя голливудскую. Молча открывает дверь, подаёт мне руку. Мне необъяснимо хочется тепла, и я поднимаю Илюшку на руки и усаживаю себе на бедро. Тяжёлый! Но я всё равно несу его так. Он, прильнув к плечу, обнимает за шею.

— Немедленно поставь его на ноги. Он не младенец.

Давно привыкнув подчиняться на людях беспрекословно, опускаю сына на ноги. И тут же опять начинаю себя винить за этот рефлекс.

Как только мы входим во двор, Борис тут же меняется в лице, приобнимая меня за талию. Так было всегда… Сначала мне тоже казалось, что это правильно. И не стоит демонстрировать какие-то семейные ссоры и проблемы. А потом это дошло до концентрированного абсурда. И именно сейчас мне тошно…

— Виктория, дорогая!.. — расцеловывает меня в щеки мама. Тем самым тройным светским поцелуем, который я не выношу. Опять не трезва…

— Борис! Наш красавец! Костюм очень хорош… — разглядывает его. — Вкус, как всегда, безупречен.

Отец уделяет тоже гораздо больше внимания Борису, чем нам с Ильёй.

Представляет других гостей:

— Моя пиар-команда, имиджмейкеры — Антон и Сергей Леонидыч.

— Алексей… — дёргается мама на его «Леонидыч».

— Перестань, Марина. Перед имиджмейкерами, как перед врачами, нужно оголяться. Я помню, откуда я вышел!

Мама недовольно морщится.

— И это плюс, Алексей Павлович. Люди не голосуют за интеллигенцию. Только за своих. Вот жена — другое дело. Не слишком молодая интеллигентная жена — это уже показатель успешности взлёта простого человека. «Американская мечта», так сказать!

Имидж Марины мы подкорректируем отдельно.

— Привет, пап, — целую его в щёку.

— Дедушка!.. — начинает щебетать Илюшка.

— Илья, — прерывает его дед, — взрослые говорят, не мешай. Иди поиграй…

Это тоже давно не цепляет. Нашему деду всегда некогда заниматься внуком. А родители Бориса живут очень далеко, и мы до сих пор не знакомы. Борис не близок с семьёй. Он категорически отказался знакомить меня с семьёй до брака под предлогом, что это очень далеко. Да и вообще, с точки зрения европейских нравов, совершенно не обязательно. А после свадьбы как-то оговорился, что стыдится мещанства родителей.

Пытаюсь сбежать вместе с Илюшкой на качели.

— Вика, ты останься.

Ещё не понимая, зачем, присаживаюсь на кресло-качалку и открываю пиликнувший телефон. Мама, не дождавшись, пока кто-то поухаживает за ней, украдкой оглянувшись, наполняет свой бокал. Мужчины что-то заинтересованно обсуждают.

В моих ушах начинает звенеть, и по телу идёт горячая волна, размягчающая его до состояния тающего зефира. Сползаю по креслу чуть ниже, обмахивая лицо ладонью. Потому что…

СТЕФ: Привет, Ягода.

Нервно поправляю волосы, портя укладку. Прижимаю ладонь к горящей щеке.

Мне нужно ответить?

Вообще-то — ни в коем случае!

А если это по машине? А если он перезвонит, если я сейчас не отвечу?? Это будет too much!

Теперь и я, точно так же, как мама, украдкой оглядываюсь на мужчин. Не замечают меня. Ладно… Ничего плохого я не делаю. Человек помог мне, в конце концов. Совершенно бескорыстно!

Но на самом деле мне хочется стонать в голос при накатывающих воспоминаниях о губах этого «человека»…

Какой всё-таки наглец! Привык позволять себе всё, что угодно!

ВИКТОРИЯ: Привет.

Внизу живота трепещет дразнящее ощущение быстрого полёта вниз. Словно я за спиной мужа целую незнакомца, и муж сейчас обернётся и…

— Тори? Тебе нехорошо? — пытливо смотрит на меня Борис. — Ты пылаешь.

— Всё хорошо, — бормочу я.

Борис снова теряет ко мне интерес, погружаясь в беседу мужчин.

СТЕФ: Машину вернут завтра вечером.

ВИКТОРИЯ: Большое спасибо!

СТЕФ: Кто-то обещал мне торт…

ВИКТОРИЯ: Какой ты хочешь?

СТЕФ: Мм… Шоколадный? С ягодами?

ВИКТОРИЯ: Шоколадный крем с белыми коржами или шоколадные коржи со сметанным кремом?

СТЕФ: Ооо… Придётся разбить твою машину ещё раз! Я не могу выбрать.

Кусая губы и рдея, прячу улыбку.

ВИКТОРИЯ: Могу сделать сборный из двух разных половинок…

СТЕФ: Обещаю кончить от гастрономического удовольствия! ДА! Сделай это…

Зажмуриваюсь… Что он пишет??.. Извращенец… В виски стучит… Если кто-то заглянет в мой телефон сейчас… Переворачиваю экраном вниз.

Кончит он…

Моя не разбалованная на этот счёт память подбрасывает соответствующие ассоциации. И я вспоминаю ощущение его твёрдого, нахально упирающегося в мою ладонь члена, когда он положил мою руку на свою ширинку!

Уверена, мерзавец очень убедителен в своих удовольствиях!

В сексе «мой торт» тоже никто не ест, а он бы наверняка делал это тоже с удовольствием, со своими чувственными тихими стонами и немигающими, пронзительными голубыми глазами.

И от воспоминаний его взгляда тогда на диване, когда его пальцы заставили меня улететь… я… с тихим стоном сжимаю бёдра в короткой и очень похожей на ту вспышке удовольствия… Ооо… Он и на расстоянии делает это со мной! Растерянно оглядываюсь, не было ли свидетелей моего очередного падения? Чувствую себя слишком открыто, растрёпанно, почти голой!

Ну что ты творишь со мной, а?!

Сглотнув, снова прячусь в телефоне.

Виктория, ты сошла с ума. Это всё — откровенная измена! Ты общаешься с мужчиной. С очень дурной репутацией. Систематически. Он флиртует! Он целует тебя, и ты позволяешь! Да он пальцы в тебя засунул, и ты… кончила! Если это выплывет, случится феерический конец света!

СТЕФ: Когда?..

ВИКТОРИЯ: Скинь мне свой адрес, я завтра отправлю с курьером. Вечером.

Часов в шесть.

СТЕФ: Заеду сам. Хороших тебе выходных, Ягода.

ВИКТОРИЯ: И тебе.

Как это заедет?! Куда это он заедет?..

Ругаю его про себя за наглость и самовольство, а пальцы сами нажимают на его фотку на аватарке. Какой же взгляд у тебя, мерзавец… Глубокий… умный… серьёзный! Как же легко одурманиться. Откуда ты только такой взялся!

— Да, Виктория?

— Что?.. — испуганно прячу телефон.

— Ты что, не слушала? — хмуро сводит брови отец.

— Слушала… — вру я.

Мужчины все вдруг оказываются сосредоточены на мне.

— Ты же не против, Борис? — протягивает ему руку отец, — мы оба выиграем от этой ситуации. Заняв должность, я буду лоббировать твои проекты. Дам тебе возможность забрать парочку крупных тендеров… оформим с тобой левую фирму и будем крутить через неё госзаказы.

— Алексей Павлович, мы и сами подумывали о втором. К выборам Тори будет уже на шестом-седьмом, и можно будет сделать отличную семейную фотосессию на баннеры.

Что?.. Продолжаю с тревогой вслушиваться в происходящее.

Очкастый Антон взмахивает бокалом.

— Как показывает анализ успешности предвыборных компаний, избиратели более толерантны к кандидатам, в близком окружении которых есть женщины в положении и с маленькими детьми. Это воспринимается как залог заботы о будущем…

— Я надеюсь, вы все сейчас не обо мне? — обтекаю я.

— Вика… — приобнимает меня за плечи мама, — ты так мила с животиком! Это покорит сердца всех! Я так сожалею, что не стала рожать второго…

— Так! — поднимаюсь я решительно с кресла.

И меня тут же сверху, словно крышкой по макушке, прихлопывает взглядами отца и Бориса. И я не решаюсь на публичный бунт. Но отец улавливает его и в зародыше.

— Вика… мне нужен ещё один внук. Срочно. Моя предвыборная будет основываться на семейственности. И побольше медиа-поводов по теме благотворительности. Антон скинет тебе список фондов, будь любезна посетить их мероприятия.

— Благотворительный спектакль для детей-колясочников на этой неделе, — подсказывает ему Антон.

— И побольше фотографий, — учтиво улыбается мне лысеющий Сергей «Леонидыч», — я отправлю с Вами профессионального фотожурналиста, Виктория Алексеевна.

— Прошу прощения, мне нехорошо! — убегаю я в дом.

Закрываюсь в ванной комнате, что недалеко от входа. Поставив руки на шкаф с прозрачной раковиной, отделанной позолотой, смотрю на себя в зеркало. Плыву и тону в возмущении! Эмоции настолько захлёстывают, что у меня даже не рождается слов, чтобы выразить их.

— Тори, ты в порядке? — стучит Борис. — Открой.

Открываю. Молча припечатываю ему пощёчину. Захлопываю дверь обратно.

— Тори… — шипит он недовольно через дверь, — не будь дурой! Это такой шанс взлететь! Это такие деньги!! Идиотами надо быть, чтобы не пытаться! От тебя не требуется ничего сверхъестественного.

— Пошёл к чёрту! Все вы — к черту!!

— Да?! — взвивается он. — А кто ты без нас?? Что с тобой будет без всех нас?! Где ты будешь?! Ты же беспомощная, неспособная ни на что наивная дура! Привыкшая, что всё у тебя появляется по щелчку пальцев. Не озабоченная ничем — няни, домработницы, гувернанты, тренеры, косметологи! Причём дура неблагодарная! Тебе дали всё! А ты устроила истерику из-за ерунды! Позоришь меня и отца!

Мне нечего возразить. Всё так… И, размазывая макияж, я рыдаю на полу, ненавидя себя за беспомощность.

Глава 20
Ягодка

Притормозив напротив дома моей Ягоды, жду, пока ей пригонят тачку. Не могу усидеть на месте. Меня всего подкидывает от того, что скоро её увижу.

Весь извёлся, медитируя на её аккаунт, чуть не переломал себе пальцы, чтобы не писать. Потому что… Ну какой у меня есть повод написать ей, если честно, чтобы она не восприняла это, как подкат от «мальчика по вызову»? Только один — её тачка и обещанный торт.

Быть может, из-за врождённого своего тельцовского упрямства, а может, по какой-то другой причине — оправдываться перед ней и объясняться — не хочу! «Мальчик» так «мальчик».

Но я опять не спал почти всю ночь, сходя с ума от накатывающего возбуждения и преодолевая соблазн написать ей ночью. Что угодно написать. Просто чтобы ответила, и я почувствовал эту связь между нами.

Моя мантра — «это бесперспективняк» — нихуя больше не помогает! А это он. Но колотящееся сердце не слышит. И лёгкие не понимают, что надо дышать глубоко и ровно. Мне этой ягоды не съесть. Трахнуть — могу. Даже не так… Трахать могу. Но заебался я так! Не хочу делить. Не умею. Противно.

И понимаю, что не стоит светить фейсом так близко и палить её перед мужем. Но не могу удержаться, выхожу из тачки. Мне глубоко внутри хочется, чтобы эта ситуация стала явной. А какая ситуация-то? Самое критичное между нами организовал он сам.

А больше ничего и не было. Пара поцелуев? Пф…

Или, может, Стеф, она тебе чего-то обещала?

Просто украденные силой поцелуи. Вот и вся ситуация!

Нервно протираю

Глава 1

В отпуск по личным обстоятельствам

– Державин! – рявкает грозным голосом Альбина Валерьевна, заведующая отделением детской травматологии.

Не спеша разворачиваюсь.

Её тёмные волосы собраны наверх, оголяя изящную шею, переходящую в манящее декольте.

– Степан Дмитриевич, – недовольно поправлю я, – если вдруг запамятовали.

– Зайди немедленно.

– Соскучилась? – снижаю голос.

– Прекрати, Стеф! – шикает она. – Ты достал! Жалоба опять на тебя.

Устало закрываю глаза.

– И что?

– Зайди.

– У меня обход. Последний пациент. После – всенепременно!

– Жду.

Агрессивно цокая стальными шпильками, обгоняет. Красивые бёдра, обтянутые белым халатом, ритмично двигаются. Провожаю взглядом…

Захожу в палату. Долговязый парнишка лет тринадцати. Новенький.

– Привет.

Заглядываю в карту.

– Ты Данила, так?

– Павлов… – добавляет несмело.

– А я – Стеф Дмитриевич. Вывих с отёком. Мхм… Показывай. Что ж тебе в травмпункте не вправили?

– Мамка не дала. Говорит, криворукие там. Сюда привезла.

Ощупываю под его болезненное шипение плечевой сустав. Смотрю на рентгеновский снимок.

– А зря не дала. Отёк теперь, болит, наверное, адски…

– Угу… – шмыгает носом.

– Здравствуйте… – подозрительно за спиной.

Оборачиваюсь. Заходит женщина средних лет. Недовольно смотрит на меня. Видимо, «мамка».

– Вы кто?

– Дежурный врач.

– Нам дежурный не нужен. Тем более такой молодой и неоптыный. Нам нужен специалист! Данила профессионально занимается баскетболом…

Пока она гордо вещает мне про достижения сына и его гиперценность, пересаживаю пацана на стул, бросаю на спинку полотенце и аккуратно перекладываю его руку через эту конструкцию.

– Спину выпрями, – помогаю принять правильную позу.

– Поэтому я к нему только лучшего травматолога подпущу! – финалит она свою речь. – А что это Вы делаете?

Присев, дёргаю за предплечье вниз. Хруст, вопль пацана…

Делов-то!

– Всё-всё… – успокаивающе хлопаю по здоровому плечу шокированного мальчишки. – Всё на месте. Мужик! Молодец… Даже не плакал! – купирую я его попытку зареветь. – Через пару недель будешь снова трёхочковые закидывать. И отёк пройдёт, и боль. Вот так прижми…

– Вы что?.. – идёт пятнами мать. – Да кто Вам позволил?..

– А в травмпункте у нас не криворукий травматолог, а вполне квалифицированный, – назидательно внушаю ей. – И вообще, сначала здоровьем сына займитесь, а потом его карьерой. У него же сколиоз…

– Что Вы себе позволяете? – задохнувшись от возмущения, переходит она на шёпот. – Вы ж ему руку сломали!

– Медсестру сейчас к тебе отправлю, – бросаю я мальчишке.

– Спасибо, – бормочет он, стесняясь стенаний матери.

– Да я на Вас жалобу напишу! – несётся вслед. – Тоже мне «платное» отделение!

– Платная у вас палата, а отделение самое обычное.

– Понабрали мясников!

Игнорирую, закатив глаза.

Иду к Альбине. Вхожу без стука, запираю за собой дверь, падаю на её роскошное кожаное кресло. Отталкиваясь кроссовками от пола, делаю оборот вокруг оси. И торможу, останавливаясь лицом к окну. Она оборачивается, потушив сигарету. Молча сверлим друг друга взглядами.

– Жалоба, – напоминаю я.

– Стеф!! Ты нахера дочери зама мэра сказал, что она толстая? Ей четырнадцать!

– Я сказал – двадцать лишних килограммов, которые деформировали скелет, расплющили ей стопу. И их срочно нужно скинуть. Что не так?

– Ты ей сказал, что такие мальчики, как ты, любят стройных!

Ах ты, мстительная маленькая стукачка! Рассказала… А я ведь и правда хотел помочь.

– Это была… мотивация, – ухмыляюсь я. – Я ей понравился!

– А если она покончит собой?? У неё теперь депрессия!

– Если ты заглянешь в азы психотерапии ожирения, Альбина, то там умные мужики написали, что пищевые наркоманы к самоубийству не прибегают. Однако юношеская влюблённость может… изменить пищевое поведение. Особенно при стресс-факторах… А с депрессией она уже поступила к нам…

– Ты идиот, скажи мне?

– Аля, родоки откормили её, как свинью, и не готовы ничего слышать. Они её угробят. И она уже достаточно взрослая, чтобы включиться в ситуацию.

– Нет, ты точно идиот! Не надо никого спасать! Просто делай свою работу, и всё. Травматолог! Здесь и сейчас! А там – хоть передохнут пусть все!

«Не-е-т, это уже не жалоба, – оцениваю я её состояние. – Это что-то личное».

– Травматолог-ортопед, – поднимаю я палец вверх, уточняя. – Сегодня, кстати, будет ещё одна жалоба.

– На что? – закрывает она устало глаза.

– В этот раз именно на то, что молча сделал свою работу.

– Как же ты достал…

– Уволь! – развожу руками. – Если я херовый травматолог – уволь.

– Ты – лучший, – меняется её интонация на виноватую. – Но…

А вот и личное.

– Ну давай теперь про нас, – киваю я поощрительно.

Открывает шкафчик, достаёт две рюмки и бутылку с остатками коньяка, разливает.

– Не чокаясь? – уточняю я, ловя её настрой.

– Стеф, мне тридцать восемь.

– Я помню.

– А тебе двадцать шесть, – срывается её голос.

Выпиваю залпом коньяк и со стуком ставлю рюмку на стол. Началось…

– А ещё ты мой начальник, и у нас служебный роман, – подсказываю ей.

– Кошмар…

– Ночью ты другие эпитеты подбирала.

– Трахаешься ты как Бог! Но…

– Да говори уже!

– Пойми меня, пожалуйста, Державин…

– Ну?

– Я не могу сделать публичным факт нашей связи. Не могу!

– Почему? Все и так в курсе.

– Это сплетни!

– И чем же я не вышел? – сжимаю челюсти.

– Слишком большая разница в возрасте! Это просто… Да меня по костям разберут и за спиной будут пальцами тыкать! Ты что, не понимаешь, что при моей должности…

– Ну и не делай его публичным, – пожимаю плечами, – пусть сплетничают дальше.

– Нет. Дальше так продолжаться не может… Стеф, я знаю, ты умный мужчина, ты меня поймёшь.

Её пальцы и губы дрожат.

– Мне Тихорецкий предложение сделал. Если я соглашусь… Через пару лет у нас с ним будет своя частная клиника. Лучшая в городе… В крае!

– Чего?.. – обтекаю я.

Сердце колотится в груди, и шея немеет.

– Это не повлияет на наши отношения! Это просто…

– Стоп.

Поверить не могу…

– Стёпочка… Я очень тебя люблю. Но пойми меня…

– Я понимаю… – слепо смотрю на рюмку.

– И… я не могу тебе дать место моего зама теперь, понимаешь? До него дошли сплетни. Я буду выглядеть бледно…

– М, – киваю я. – А почему? Я же выполняю все его функции по факту.

– И выполняй! Я тебе буду каждый месяц премию выписывать.

А шли бы вы нахуй вместе с Тихорецким!

Встаю.

– Всех благ.

– Ты куда?..

– В отпуск. Без содержания. Заявление принесу завтра.

Глава 2

Предложение, от которого нельзя отказаться

В моём новом кабинете много светильников и мало света. Всё оформлено в восточном, но современном стиле. «Лакшери». Веду рукой по массажной кушетке. Белоснежная настоящая кожа…

На стене несколько моих дипломов, оформленных в дорогущие рамки, и в центре чёрная с золотом табличка: «Женская клиника мануальной терапии».

– И запомни, Стеф, наши пациенты ходят на массаж не за здоровьем, а за релаксом. Поэтому используй свои знаменитые пальцы правильно. Никакой, даже обоснованной боли, только приятные ощущения.

– А я думал, за релаксом ходят в салоны.

– Мы и есть салон, но с гарантией профессиональности специалистов. Клиент должен выходить тактильно удовлетворённым. С приятным послевкусием и желанием вернуться. Я очень рад, что ты наконец-то созрел на моё предложение.

Низенький, полноватый, но деловой Синицын протягивает мне руку. Я пожимаю. Мы вместе учились. Это клиника его отца.

– Деньги ты получаешь на карту в конце каждой недели.

– А порядок суммы?

– Твой коллега получает… – набирает мне на телефоне впечатляющее число, – столько. Думаю, у тебя клиентов будет больше.

– Почему больше?.. – вздёргиваю я бровь.

Синицын, ухмыляясь, рассматривает меня в зеркало, висящее на стене. Рубашка слишком обтягивает грудные мышцы и бицухи, замечаю я, надо сменить на размер побольше. А то как стриптизёр!

– Почему… Ты же у нас непревзойдённый спец, Державин! – с ноткой сарказма. – А если догадаешься оголить свои рельефные руки, так вообще отбоя не будет.

– Э-э-э… Синицын! – возмущённо ловлю его взгляд в зеркале. – Я не оказываю интимных услуг.

– И это правильно. Затрахают до смерти! Стоит только раз согласиться. Как эстафетную палочку передавать начнут. Пусть просто облизываются и представляют, насколько ты хорош. А коллега твой, по слухам, не брезгует и услугами интимного плана для некоторых респектабельных дам. Но если вдруг тебе захочется пойти по его стопам – не в рамках клиники. Наша репутация не должна скатиться к салону интимных услуг.

Оттягиваю ворот рубахи, ослабляя галстук.

Мда…

Но! Чем плоха эта работа? Временно – вполне себе. Массаж – часть моей специализации. Хорошо освоенная мной часть.

– Удачи. Надеюсь, сработаемся.

В меде мы с ним неплохо ладили. Звёзд он с неба не хватал, но был упёртым, и смог доучиться до конца. А я – хватал. Но карьера моя теперь на паузе. Как и личная жизнь.

Синицын уходит, оставляя меня одного. Изучаю свой кабинет, проводя инспекцию и записывая в блокнот всё, чего мне здесь не хватает для нормальной работы.

– Степан Дмитриевич, – заглядывает медсестра с ресепшена. – Можно?

– Конечно.

Молоденькая брюнетка, взгляд цепкий, игривый.

– Я – Зоя.

Киваю.

– До обеда, – заглядывает она в блокнот, – массаж шейно-плечевого отдела… общий массаж тела…

Она перечисляет, стреляя в меня заигрывающими взглядами.

– Давай так. Ко мне ты отправляешь тех, кто посложнее, а к… Как его?

– Гарин?

– Да, Гарин.

Не понравился мне мой коллега. Пока курили, скормил кучу утомительной и несъедобной пошлятины про свои подвиги.

– Вот к Гарину всех, кто на релакс, а ко мне всех, кому поправить здоровье. По возможности.

– Я поняла, – улыбается она. – Там мама с девочкой тринадцатилетней записались. Сотрясение у неё.

– Вот! Отлично. Этих ко мне.

– И беременная с растяжением…

– И её ко мне.

– А ещё мужчина… Что-то там особенное у его жены, хочет лично поговорить со специалистом. Именно с Вами.

– Тогда – тоже ко мне.

– А кофе хотите?

– Кофе, прекрасная Зоя, делает твои кости хрупкими и организует тебе дегенерацию каркаса подкожно-жировой клетчатки. В народе – целлюлит. Поэтому не пей, Зоя, кофе и никому не предлагай.

– А что предлагать?

– Чай, лучше – зелёный. Без сахара.

– Может, Вы ещё и не курите?

– От перфекционизма Бог миловал. Курю. Врачам положено саморазрушаться. Для вселенской гармонии.

– Хорошо…

– Чего ж хорошего?

– Потому что я – тоже курю.

Хорошенькая…

Морщась, трёт шею, пытаясь размять её сзади пальцами.

Ай… какой прозрачный ход, Зоя! Ты б ещё экстренно ногу подвернула…

Мне хочется закатить глаза, но я сдерживаюсь, исследуя, как далеко она зайдёт.

– Кресло неудобное… – закусывает губу. – Поправите шейку, Степан Дмитриевич?

«Шейку матки?» – практически саркастически вылетает у меня. Но я опять сдерживаюсь.

– Можно просто Стеф.

– Стеф…

Подхожу к ней в упор и, глядя в глаза, сжимаю шею, вдавливая средние пальцы в подчерепную впадину, а большие под челюсть. Тяну вверх под её тихий писк, делая несколько едва ощутимых вращательных движений.

– Расслабься…

– Ооо… – выдыхает Зоя.

Спускаюсь на трапецию, вдавливаясь в нервные окончания пальцами, в несколько плавных движений разминаю застывшие мышцы.

– Так лучше? – поднимаю бровь.

С энтузиазмом кивает.

– Руки у Вас… волшебные, – с восхищением.

Знаю…

Но что-то не готов я больше к служебным романам. Ну его нахуй. Сердце, конечно, не разорвало, но по самолюбию ёбнуло! Поэтому игнорирую её восторженный взгляд, ухожу к раковине и долго мою с антисептиком руки, пока она не уходит.

Поработав с девочкой, что с сотрясением, выписываю им рецепт:

– Глицин, валериана и покой.

– А нам участковый мексидол прописал.

– Ну что Вы, какой мексидол? Сотрясение лёгкое, внутренней гематомы нет. Придёте ещё пару раз на правку. Не нужно ей таких тяжёлых препаратов.

– Спасибо Вам большое.

– Пожалуйста! Будьте здоровы.

Ближе к обеду Зоя приглашает следующего клиента.

Мужчина… Лет тридцати пяти. В идеально сидящей тройке. Солидный, лощёный. Линия его щетины на щеках практически фигурная. Не иначе – ко мне сразу из барбершопа.

«Хорошая осанка», – отмечаю я намётанным взглядом.

Критично осматривает помещение, не спеша здороваться. Переводит на меня требовательный давящий взгляд. Рефлексы мои взбрыкивают, требуя осадить его, но я подавляю этот всплеск.

– Вы – массажист?

– И массажист тоже, – киваю я.

Оценивающе разглядывает.

– Профессиональный? Или…

Киваю на стену с дипломами. Подходит, читает…

– Вы мне подходите.

Не уверен, что смогу ответить взаимностью. Мне неприятна его надменность. Но «клиент» же! В крайнем случае, отправлю его к коллеге в соседний кабинет.

– Я хочу заказать массаж для жены.

– Просто массаж?

– Не просто. Вы сделаете ей массаж с… «окончанием».

Не сразу врубаюсь. Он пристально вглядывается в моё лицо.

С окончанием – это… как шлюхи-массажистки? Которые дрочат тебе после массажа?

Пф!

Не сдержавшись, брезгливо морщусь.

– Я не оказываю интимных услуг!

– А Вы сделайте исключение.

– Почему именно я? – непонимающе смотрю на него. – Вызовите эскорт!

– Мне Вас рекомендовали, как лучшего специалиста… по женскому телу. К тому же моя жена – чистая девочка, и никогда не позволит прикоснуться к себе каким-то… жиголо.

– А мне позволит? – фыркаю я.

– Ну Вы же специалист… Расслабьте…

На стол ложится приличная пачка бабла и фото девушки.

Зависаю на фотке… Вау. Какая красивая!

Я даже забываю на пару мгновений, что ему от меня нужно. Девушка на фото захватывает все мое внимание. Большие выразительные омуты ее глаз смотрят не на фотографа, а в сторону. Открытые плечи, изящные ключицы, маняще выпирающая из разреза платья грудь… Светлые густые волосы до самого пояса роскошной волной обрамляют лицо. И губы трепетно приоткрыты, словно требуют…

Улетаю в фантазию, как прохожусь языком по этим приоткрытым губам, вдавливаясь им в её тёплый рот. И меня прёт от предвкушения головокружащей нежности! Волна крови неожиданно резко приливает в пах. Вздрагиваю. Встряхнувшись, беру фотографию в руки, поднимая на него взгляд с немым вопросом.

Нахера такой потрясной девочке массаж с окончанием? Ты чего, блять, не можешь сам трахнуть свою жену как следует?

– Вы должны её расслабить и сделать всё, чтобы она… не отказалась от удовольствия. Но… только пальцы. Никаких других прикосновений, обмена жидкостями и прочего. Просто массаж. Интимный.

– Так она… не в курсе деталей услуги?

– Нет.

Интересное кино!

– Вы извините, но я – пас. Я врач, а не…

Кручу в руках её фотку.

– Нет, – повторяю категорически.

Кладу фотку на стол поверх денег.

– Жаль, – тут же теряет он ко мне интерес. – Мне сказали, что у Вас тут два массажиста. Где кабинет второго?

Мой глаз начинает дёргаться от мысли, что он подложит эту девочку под скабрезника Гарина.

– Второй работает с обеда.

Смотрит на свой ролекс.

– Я подожду.

Сгребает со стола пачку денег и фотку и не замечает, как она выскальзывает и летит на пол. Падает картинкой вниз. Меня передергивает от ощущения, что девушка испачкана. Но я не говорю ему о том, что фотка упала. Потому что мне хочется взглянуть на неё еще разок.

Мужчина разворачивается на выход. А у меня перед глазами до сих по его жена. И фантазия начинает развиваться не в ту сторону. В этот чистый розовый ротик почему-то теперь втрамбовывается грязный язык Гарина. Ой, фу! Мерзость какая… Совсем ёбнулись мужики! Жён своих раздают.

Клиентка «не в курсе деталей услуги». Что делать-то?!

– Подождите! – торможу его. – А… если она не позволит? Категорически!

– Не позволит – так не позволит. Ваша задача – попробовать это сделать.

– Окей, я согласен. Я попробую.

Деньги возвращаются на мой стол.

– Завтра.

Он выходит, я поднимаю фотку и падаю в кресло. Не отводя глаз от ее лица, отталкиваюсь кроссовками от пола, пуская кресло по кругу. И еще раз… И еще раз…

Я просто сделаю ей массаж. И всё. Хороший массаж всего тела. А потом она мне «не позволит».

Договорившись с совестью, прячу фотку в карман.

Глава 3

Мудрая мысль

На плазме курс пилатеса.

Повторяя за инструктором, тяну связки паха, преодолевая болезненные ощущения.

Борис против того, чтобы я ходила в общую группу в спортивном центре. У него бзик на моей «культурной изоляции». Он очень серьёзно относится к нашему кругу общения. И боится, что слишком обывательские пошлые подружки могут испортить меня.

Это утомляет, но не слишком принципиально для меня, и я не спорю.

С ним вообще сложно спорить. Его невозможно переспорить. Как только у него заканчиваются доводы и аргументы, он прерывает разговор, уходя в свой долбанутый телефон. И никогда не возвращается к теме, ставя точку по умолчанию.

И я уже сама, как ребёнок, которому слишком многое запрещают, начала делать многие вещи тайком. Если он узнает, разнесёт меня за инфантилизм и «глупые протесты»! Но я очень надеюсь, что мои «косяки» не столь принципиальны, чтобы это вылилось во что-то более серьёзное, чем выговор и стандартная неделя игнора. Он всё равно почти всё время меня игнорирует, отдавая предпочтение телефону. Главное, чтобы не прилетело Илюшке. Тот ещё не выработал иммунитет к игнору отца.

Вообще-то, Борис – хороший отец. Внимательный, требовательный… «И любящий!» – хотелось бы добавить мне. Но что такое любовь мужчины, я так до сих пор и не разобралась. Мой отец был всегда занят для меня, Борис тоже всегда занят… Но оба они утверждают, что очень меня любят. А других мужчин в моей жизни не было. Видимо, их любовь выражается в заботе о семье. Каждый же выражает её по-своему, так?

Я – «слишком примитивно». Борис – «зрело». «Любовь – это решение двух зрелых людей посвятить себя друг другу». И я посвящаю, как могу. И он посвящает, как может – он заботится о том, чтобы наша семья «повышала свой уровень».

Иногда, когда я смотрю в зеркало, мне хочется побиться своей красивой ухоженной головой о стену.

Ну а в целом всё прекрасно. У нас показательно успешная семья, высокопоставленные друзья и прекрасный сын. Наш доход растёт. «Время – деньги». Но, видимо, лично я стою не так уж и много. Потому что времени на меня нет… А рост дохода никак, совершенно никак не отражается на «уровне моей удовлетворённости». Но это всё, конечно, потому что я «глупая девочка» и не смотрю в будущее.

Но как же быть с настоящим?

Падаю на спину, разглядывая себя в зеркальный потолок. Для чего я так убиваюсь над фигурой, если секс у нас всегда в темноте и наскоро, чтобы Борис мог расслабиться и работать спокойно дальше? Аа… ну да. Идеальная форма жены – лицо и показатель респектабельности мужа.

Швыряю полотенце, лежащее в изголовье, в стену.

Я, честно сказать, хреновая жена. Мне кажется, я начинаю презирать своего горячо любимого когда-то мужа. Во время его убедительных монологов в моей голове всё чаще высвечивается неоновыми буквами это ужасно позорное слово «развод». Но в наших семьях не разводятся. Ничто изнутри не должно затронуть репутацию семьи. Бунтарка из меня посредственная. Никогда я не решусь на развод.

Пытаюсь вспомнить, было ли у нас когда-нибудь по-другому? Было. Когда я, восемнадцатилетняя дурочка, боялась и слово сказать против, заглядывая ему в рот.

Такое себе «другое».

Слышу смех сына в соседней комнате. А это значит, происходит нечто, что наверняка расстроит отца. Весёлый смех – это первый признак.

– Катюш? – кричу я. – Вы точно учите французский?

– Точно!

Прошлая гувернантка была уволена месяц назад. За несоответствие «нашему уровню». К Екатерине он тоже отнёсся отрицательно. Но это была одна из моих редчайших побед.

Мой будильник на фитнесс-браслете пиликает восемь часов.

Борис очень пунктуален. Быстро убираю в гостиной за собой, забегаю на пять минут в душ и иду в детскую. Илья, валяясь на коврике вместе с Катей, смотрит французские мультики.

– Кать! Да ты что?.. Убери телефон немедленно. У вас же урок французского. Если Борис увидит телефон… Никаких гаджетов!! Ты же знаешь!

– Виктория Алексеевна, ему шесть, учить язык по мультикам – это самое то!

– Мамочка… – складывает Илюшка умоляюще свои маленькие пальчики. – Пожалуйста! Я не скажу папе.

В окно вижу, как во двор заезжает гелик мужа.

– Быстренько!! За стол! – командую я нервно.

Илюшка сдружился с Катей, и я очень боюсь, что Борис уволит и её.

Быстро убираю с пола пару игрушек и бросаю им на стол пропись по французскому.

Дверь открывается…

– Привет! – выхожу его встречать.

– Да… да… конечно. Через сколько? – смотрит на часы, разговаривая по гарнитуре. – Обязательно перезвоню, – нажимает кнопку, скидывая вызов.

– Добрый вечер! – ещё раз пытаюсь я, но он поднимает вверх палец, прося подождать.

Вторая линия, как обычно.

– Андрей Семёнович? Это Борис, да… мхм… Ясно-ясно…

И мне всё ясно! Ухожу в столовую накрывать ужин. Переодевшись, он сначала заглядывает в комнату сына, о чём-то строго разговаривает с Катей, а потом заходит ко мне. Я разогреваю ему плов.

– У тебя был свободен весь день, Тори, и ты не можешь вовремя мне подать ужин? Чтобы я пришёл и сразу сел за стол? Ты же знаешь, что…

Мысленно выключаю звук, молча игнорируя этот выпад.

– Как прошёл твой день, дорогая? – переключается он, когда я наконец-то сервирую ему ужин и сажусь напротив со стаканом йогурта.

– В раздумьях…

Ну давай, спроси меня, о чём я думала, и что меня беспокоит! Пожалуйста!

– Женщине думать нужно только над мыслью, полученной из приличного источника. Иначе она начинает думать глупости. Каков источник?

У меня очень красивый муж. У него очень интеллигентное породистое лицо, красивые зелёные глаза, умный пронзительный взгляд, прямой нос, идеально очерченные губы, белоснежные, отполированные у лучшего стоматолога зубы…

Но как же сложно его любить, ежедневно слушая, что выходит из этого рта. А когда-то он казался мне самым умным из мужчин!

– Ты не спрашиваешь, как прошёл мой. Почему?

– Борь… – вздыхаю я уныло.

– Борис, – поправляет он с ноткой недовольства.

– Борис. Ты скучал по мне?

– Не понял вопрос. Ты же знаешь мой график и ритм.

«А я тоже не скучала», – вдруг осознаю я. Его возвращения домой приносят всё больше нервотрёпки и напряжения, чем радости.

– Дорогой, – отставляю я в сторону йогурт. – Меня надо спасти от разочарования. Прямо сейчас. Поцелуй меня.

– Я ем. Поцелую тебя, когда ляжем в кровать. У всего, Тори, должна быть уместность.

– Чтобы лечь в кровать, должен же быть повод, Борис! Этого нужно захотеть!

– Ты опять настроена скандалить? В таком случае мне жаль, что ты не оценила времени, которое я выделил на разговор с тобой. Можешь пойти и подумать об этом. Вот тебе подходящая мысль!

– Ну что ж! Пойду подумаю, – швыряю опять с чувством полотенце. – Эту мудрую мысль.

Глава 4

Судороги

С гарнитурой в ухе Борис ходит по кабинету, просматривая документы и разговаривая по телефону. Замираю в дверях. Эту картину я уже несколько лет лицезрею каждый вечер.

– Какой ещё выходной? Исключи это слово из своего лексикона. До финала проекта все работаем в круглосуточном режиме. Ты знаешь, сколько стоит мой час? А час работы всей команды? Посчитай, во сколько нам обойдётся выходной. Необоснованные траты!

– Борис… – негромко зову я.

Бросив взгляд, игнорирует, продолжая разговаривать.

– На нас сделали ставки партнёры, о которых мы год назад и мечтать не могли. Если мы не оправдаем их ожиданий, это будет такой откат… Удар по репутации!

– Борис.

Поднимает ладонь, тормозя меня, потом указательный палец, прося подождать окончания разговора.

– Какая ещё семья? – раздражённо. – У всех семья. Расставь приоритеты правильно, иначе тебе не место в моей команде.

Ухожу на кухню. Там Илюшка облизывается на свежеиспечённый пирог. Свежая клубника под ещё не застывшим шоколадом пахнет так заманчиво, что сынок несколько раз сглатывает слюну, нетерпеливо ёрзая на стуле.

У меня немного талантов – угольная графика, языки и выдающиеся торты. Борис признаёт только языки. Иногда хвастается тем, что я художник, если приходится к слову. Но в искусстве он понимает мало и, боясь, что я не столь хороша, чтобы мной восхищались, никогда никому не показывает моих работ. А вот кулинарию не признаёт. К сладкому он совершенно равнодушен.

– Мамочка… сколько ждать ещё?

– Не будем ждать, – хмурюсь я.

– Папа не хочет?

– Папа занят.

– Хорошо! – ляпает удовлетворённо Илюшка, погружая палец в шоколадную массу.

– Пирожок, не говори так. Папа расстроится.

– Я не люблю папу… – заговорщицки шепчет мне сын.

– Почему? – сглатываю я.

На самом деле я знаю – почему. Папа для него символ лишения радостей и удовольствий. И ещё символ принуждения к тому, что он терпеть не может. Например, этот долбанутый хоккей. Куда он упорно таскает его уже год каждую субботу. Борис упёрто настаивает, что его сын обязательно должен иметь спортивные достижения. И так как сыновья его партнёров преуспели именно в хоккее, он расчётливо использует сына как «неформальную точку сближения». А у меня едва выдерживают нервы и терпение переживать эти ужасные субботы. Три часа каждую субботу Борис посвящает сыну. Но к большому горю Илюшки эти три часа – тренировка по хоккею.

Я, конечно, согласна, что мальчик должен заниматься спортом, но… теперь я тоже люто ненавижу хоккей.

Поэтому ответ на вопрос «почему» очевиден. Но Илюшка ещё слишком мал, чтобы проанализировать, и просто пожимает плечами, доверчиво глядя на меня.

– Не говори так больше, ладно? Папа старается…

Но мой «пирожок» уже не слушает, наяривая с наслаждением торт!

– Тори! – недовольно.

Оборачиваюсь.

– Заканчивайте с тортами. У ребёнка спортивная диета. Это очень безответственно. Илья! Умываться и спать!

Илюшка расстроенно выходит из-за стола, успевая запихать в рот кусок торта побольше. Борис с недовольством смотрит на это.

– Ты опять не следишь за его режимом. Уже десять часов, а он не спит. Я же столько раз объяснял тебе, почему это так важно. Неужели сложно услышать меня? Зачем ты это делаешь?

– Что именно делаю? Счастливым нашего сына?

– Глупости! Ты делаешь его неудачником в будущем ради сомнительного удовольствия в настоящем. Это ограниченность!

– Значит, я – ограниченная женщина.

Накрываю торт стеклянной выпуклой крышкой.

– Такие заявления – попытка снять с себя ответственность, Тори. Не ожидал!

Боже мой… Да оставь ты меня в покое!

Ухожу из кухни в спальню. Но он следует за мной, продолжая мне выговаривать. Я, как тупая кукла, смотрю ему в глаза, намеренно включив мозг, и не понимаю ни одного сказанного слова. Дождавшись маленькой паузы, вставляю:

– Давай ложиться спать. Я устала.

– Иди в душ. Я приду через час. У меня ещё конференция.

Разглядываю себя в зеркало в ванной, крутясь перед ним. Сжимаю руками пышную, совершенно не пострадавшую от кормления грудь. Веду ладонями по тонкой талии, размазывая лавандовое масло. Лобок… бёдра… голени.

Эх… Никому не важна вся эта красота и нежность моей кожи! И мне так тоскливо и обидно, словно я монашка, которой не светит познать свою женскую природу.

Но я же не монашка… И сегодня пятница. А по вторникам и пятницам у нас секс.

А может, я хочу по понедельникам!!!

С остервенением сушу волосы полотенцем. Борис не выносит, когда вода с волос капает на него или простыню.

На самом деле никак не хочу – ни по понедельникам, ни по пятницам! Потому что с нашим сексом что-то явно не так. По ночам мне снится совсем другой секс – тягучий, горячий! И к утру я как растерзанное, но не съеденное пирожное. Вся мокрая и замученная – был у нас с ним этот чёртов секс или нет. Но с утра его уже нет в нашей кровати. И пироженое всегда остается нетронутым. Он встает в пять тридцать. А вот вечером я суха, как Сахара, и его движения внутри только раздражают!

Ложусь в кровать, скучая, открываю какой-то взрослый роман и попадаю на сцену секса.

Господи… Всё у них фейерверки взрываются! Где они их только берут эти фейерверки?..

Борис заходит в спальню после душа, аккуратно развешивает на плечиках свой халат, с недовольством косясь на моё полотенце, брошенное комом.

Спускаясь взглядом по его красивому телу, перевожу глаза на расслабленный член. И совершенно не понимаю, за какие подвиги этим штукам поют такие оды. Самое впечатляющее, что мне прилетело – сын.

– Ты не забыла выпить противозачаточные?

– Это прелюдия? – недовольно хмурюсь я.

– Это забота, Тори. Мы же планируем второго только через три года.

– Ты планируешь.

– Но это же разумно. Илья освоится в гимназии, и у тебя будет время заниматься вторым ребёнком.

Приближаясь ко мне, он сжимает свой член, помогая ему прийти в боевое состояние.

– А мы можем во время секса не говорить о детях? – зажмуриваюсь я, пытаясь отыскать в себе хотя бы намёк на возбуждение.

– Устал сегодня, – разминает спину. – Давай ты сверху.

Ложится рядом на спину. Сажусь верхом. Кладёт руки мне на бедра.

– Где мои поцелуи? – наклоняюсь я.

Перехватив за затылок, коротко целует пару раз, лениво проходясь языком по моей губе. Чувствую, как его член становится твёрже.

Точка кипения во мне очень близко.

Глажу свою грудь, не торопясь, впускать его член внутрь.

– Почему ты никогда не трогаешь меня?

– Я трогаю…

Обводит пальцами мой сосок. Дёргаюсь от слишком резкого ощущения.

– Моё тело состоит не только из сосков, губ и вагины. Всё остальное тебе неинтересно?

– Тори… Я ласкаю то, что более чувствительно.

– Экономишь время? – разъярившись, я откидываю назад копну своих волос. Кончики задевают его лицо.

– Осторожней! – раздражается он. – В глаз попала.

Возмущённо молчу.

– Тори… – оттаивает он немного. – Давай… – гладит моё бедро. – Мне ещё японские биржи изучать.

– Возможно, если бы ты не экономил время на ласки, я бы кончала.

– Дорогая, мы обсуждали это. Значение женского оргазма очень преувеличено. Почитай сама медицинские источники. Это всего лишь… судорога. Не больше. Для женского организма это не так важно, как для мужского. А я даю тебе гораздо более значительные вещи, чем оргазм.

– А я хочу свою судорогу! – срывает меня от этой логики.

– Поласкай себя… Большинство женщин делают так. Редкие получают оргазм непосредственно от коитуса.

Беспомощно закрываю глаза. Я не могу это слушать!!!

– Судорога? Поласкать себя? – передёргивает меня. – Хорошо…

Приподнимаю бёдра и, несколько раз пройдясь по его члену вверх-вниз, направляю внутрь себя. Закрыв глаза, двигаюсь, пытаясь получить от этого хоть какое-то удовольствие. Но кроме раздражающего трения абсолютно ничего не чувствую. Через несколько минут ощущаю, как Борис, удерживая за бёдра, начинает снизу врываться в меня сам. И как только доходит до пика, зажмуриваясь и тяжело дыша… я просто встаю с него и с нашего супружеского ложа.

Он ошеломлённо смотрит на меня.

– Дорогая?..

– А теперь поласкай себя сам и получи свою СУДОРОГУ! – рявкаю я, вытирая брызнувшие из глаз слёзы.

– Тори…

– Не подходи ко мне!

Путаясь, натягиваю длинную футболку и сбегаю спать в кровать к сыну.

Не могу больше… Не могу!!!

Глава 5

Как мальчишка

По дороге домой торможу у ближайшего супермаркета и покупаю себе огромного свежего тунца. Упакованный в прозрачную плёнку хвост торчит из пакета. На стоянке женщина с пятилетней девочкой складывает пакеты из тележки в багажник машины.

– Мама! – пугливо хватается девочка за руку матери, глядя на меня.

Растерянно замираю.

– О, не обращайте внимания, – миролюбиво улыбается мне женщина. – Мила панически боится акул.

– Ну этой можешь точно не бояться, – подмигиваю я, улыбаясь девочке. – Сегодня я её съем.

– А других? – с любопытством выглядывает она из-за бедра матери.

– Других сегодня не осилю, – развожу руками. – Но за неделю постараюсь справиться. Ни одной акулы в нашем городе не избежать моих зубов.

Щёлкаю несколько раз зубами. Мила смеётся.

– Ты – супермэн?

– О, да! – убираю в багажник пакет с продуктами. – Поедатель акул. И нас целая банда!

– Мила, в машину, – командует ей мать.

Девочка машет мне рукой из окна. Машу ей в ответ. Дети клёвые! С ними просто. А взрослых я люблю через раз. А то и через три.

Паркуюсь возле дома, в последнее мгновение замечая припаркованную чуть поодаль тачку Альбины. Выхожу, забрав пакет.

– Привет, Стёпочка… – виноватым голосом.

– Здравствуй, – поворачиваюсь я.

Глаза спрятаны за дымчатыми стёклами очков. Но я помню, у неё очень красивые глаза. Светло-зелёные, прозрачные как море, радужка обведена тёмной каймой, делающей глаза очень выразительными. Когда-то я запал на эти глаза. А теперь она их прячет. Но и со спрятанными глазами Альбина очень красивая женщина. Но… не моя.

– Не отвечаешь на звонки.

– Не отвечаю.

– Почему?

– Не хочу.

– Ну что ты как мальчишка обиделся?

– Нет. Это ты всё время хочешь увидеть во мне мальчишку. А я не обиделся, Альбина. Я, как взрослый адекватный мужчина, разочаровался. Но твой выбор принял.

– Стеф, – взлетает её рука в попытке погладить мою скулу.

Выразительно отстраняюсь, вопросительно дёргая бровью.

– Пригласи меня домой, поговорим.

– Не хочу.

– А говоришь – не обиделся, выбор принял…

– Окей, я поясню. Скажи мне, Аля, много ты знаешь мужчин, которые, ни разу не трахнувшись с женщиной, сделают ей предложение?

– Не поняла… – сглатывает она.

– Да всё ты поняла. Я вот не знаю ни одного. Даже молодого идиота, а уж сорокапятилетнего – тем более. Нет, ну я могу там ещё понять – невеста-девственница и любовь невъебённая. Но это же не ваш случай, правда?

– Стеф! На что ты намекаешь?

– Да я прямо говорю. Трахалась ты с ним параллельно со мной. И мне противно. Всё, что между нами было, мне теперь противно. И ты мне противна.

Её смуглая кожа, которая, как мне казалось, не краснеет никогда, густо покрывается румянцем.

– Теперь понятна моя дистанция?

– Степан, – поджимает она губы. – Я поняла. Ты остынешь, мы поговорим. Но… ты же пациентов бросил. Так нельзя.

– Тяжёлых и особенных у нас не было.

– Из Москвы к нам в отделение девочка твоя с дисплазией вернулась.

– Дай её родителям мой телефон. Всё?

В горле горит от неприязни к происходящему. А ещё – к себе. Потому что я-то, наивный идиот, проживал всё, что было между нами, искренне. И меня морально тошнит теперь от любого воспоминания или всплывающего эха своих чувств. Благо это не зашло так далеко, чтобы я совсем пропал в ней. И мои коротящие контакты удалось быстро разъединить. Но стягивает это всё просто пиздец!

Хотя… я рад, что выговорился. Словно выплюнул всю эту горечь. Бабы – они иногда самовыгодные суки. Надо просто смириться.

Иду к подъезду, чувствуя на спине её взгляд. Несколько раз с чувством посылаю её про себя. Пусть наслаждается теперь своим выбором и клиникой. А я лучше подрочу, блять, в одиночестве, чем пущу её ещё раз в свою постель.

Поднимаюсь на площадку. Сосед открывает дверь и выносит за шкирку моего рыжего кота. Вопли второго слышу из-за закрытой двери.

– Слушай, Стеф, – сердито. – Эта наглая морда…

– Это – Зидан, – аккуратно забираю за шкирку своего бандита.

– … погрыз у меня на балконе всю рыбу.

Сосед – рыбак и часто вялит рыбу на балконе.

– Лёх, ну… кошак же, инстинкты. Извини. Хочешь, я тебе тунцом отдам?

Опускает взгляд на мой пакет.

– Здоровый…

– Давай я его приготовлю, а ты бери пивко и ко мне – футбол смотреть. Россия-Бельгия.

– А… – воодушевляется сосед. – Да не вопрос! Ща сгоняю…

Зидан недовольно перебирает лапами в воздухе, требуя его отпустить. Ставлю пакет на пол. Открываю замок. Бросаю этого рыжего гада на пол. Чёрно-белый Бэкхем настороженно обнюхивает Зидана. От того несёт рыбой.

– Ну вы чо, пацаны? – с претензией смотрю на котов. – Хорош по чужим балконам шариться!

Котяры, мурлыкая, трутся об мои ноги. Кто-то в снег зимой выкинул около подъезда ещё котятами. Вот пришлось забрать. Пристроить так и не удалось. Так и живём.

– Жрать хотите? Ладно… пойдёмте, морды наглые.

Пинаю их мячик с колокольчиком. Оба летят наперегонки, отбирают его друг у друга лапами. Футболисты, блин…

Глава 6

День рождения

Длинное узкое платье, подаренное Борисом, сжимает бёдра так, что мне тяжело двигаться. Я семеню, как гейша на окобо!

Господи, скорей бы закончилось это мероприятие. Нет ничего хуже дней рождения детей партнёров Бориса. Новые туфли и туго собранные наверх волосы тоже не поднимают настроения. Но в этой среде принято улыбаться. И я улыбаюсь на автомате, равнодушно глядя в окно на капли дождя.

– Виктория…

Поворачиваюсь с дежурной улыбкой. Хозяйка дома Лика подхватывает меня под локоть.

– Пойдём, подали шампанское и устриц. Мы специально заказывали их с ближайшего рейса, чтобы были живые и свежие. На дне рождения у Даниэля Алле пришлось распорядиться их запечь. Их привезли замороженными! Уж лучше бы совсем не подавала… Разве можно на таком экономить? А эти ты обязательно должна попробовать.

– Лика, я равнодушна к устрицам.

Вернее, терпеть их не могу, и меня тошнит от мысли, что я должна есть ещё живого моллюска.

– Тори… – осудительно. – Никогда и никому не говори, что ты равнодушна к устрицам! Это моветон…

Протягивает мне бокал шампанского. Спасаясь от дегустации устриц, беру во вторую руку канапешку с сыром и оливками.

Мужчины курят сигары на огромной веранде. Изредка доносится их сдержанный смех.

Та самая Алла, жена ещё одного партнёра, худощавая брюнетка с тёмно-бордовым маникюром, выскрёбывает в свой малиновый рот несчастную устрицу. Когда она глотает, я на мгновение чувствую себя этой устрицей. Меня передёргивает.

Ещё одна из женщин, совсем ещё молоденькая Дарья, стоящая чуть поодаль, запивает таблетку бокалом шампанского.

– Полгода уже не может забеременеть, – едва слышно бормочет мне Лика, во все тридцать два улыбаясь Дарье. – Думаю, если до зимы не сможет, Погодин решится на развод. Ему сорок… Уже неприлично без наследников. Подумают, что бесплодный он!

– Господи, да ей всего девятнадцать. Ей нужно просто набрать нормальный вес. С ума они сошли, что ли, какой развод?

– Я тебя умоляю, Тори, – закатывает глаза Лика. – Погодин обожает худобу. Если она наберёт нормальный вес, развод случится уже завтра! Думаю, Дарья забыла, когда нормально ела последний раз. Ест только зелень… ты заметила?

«Больные люди…» – вздыхаю я. Но я тоже часть их. И мне стыдно быть этой частью.

– Дашенька, что ты пьёшь? – ласково и лицемерно щебечет Лика.

– Мой психоаналитик прописал мне антидепрессанты… Я так устала от всего…

Мне хочется дать Даше подзатыльник, чтобы пришла в себя, смыла косметику, выплюнула антидепрессант, шампанское и просто поела. Поджав губы, я отворачиваюсь.

– Тори! – тут же ловит меня алая Алла. – Ты не собираешься этой осенью в Египет вместе с Борисом?

– Что мне там делать? Он будет круглосуточно на своих семинарах. А Илюшка не переносит самолёты…

– Найми няню, как я. Я полечу с мужем, отлично проведём с тобой время!

Её Даниэлю два с половиной. Как можно в два с половиной бросить ребёнка няне, чтобы хорошо провести время?

– Вряд ли у меня получится, – вежливо улыбаюсь я.

– Даша, ты такая худая! – с наигранным восхищением вздыхает Лика. – Просто модель!

Модель скелета? Да у неё скоро колени назад выгнутся. Как можно подпитывать её нездоровые диеты восхищением? Но здесь принято в лицо хвалить любую дичь, а осуждать и высмеивать шёпотом и за спиной.

Спасите меня кто-нибудь! Мне кажется, я тоже сейчас начну выделять яд и всех залью с дежурной улыбкой. Они заразные!!

Разворачиваюсь, чтобы сбежать в детскую. Но Илья уже идёт навстречу мне с шариковым ружьём наперевес.

– Мам…

С ледяным взглядом Лика натянуто улыбается.

– Что-то наше жертвоприношение сегодня не слишком старается… Всё время бегают.

«Жертвоприношение» – это детские аниматоры. Здесь принято называть это так. Взрослые не переносят, когда дети мешают им хорошо проводить время. И детям делают человеческое жертвоприношение в виде аниматоров. Терзайте, только не мешайте!

Присаживаюсь перед сыном, чтобы спрятать его от взгляда Лики. Платье натягивается… и я чувствую, как немного лопается разрез. Боже…

– Мам, я хочу домой.

– Потерпи, детка, ладно? Поедем через час.

– Я туда не пойду.

– Почему?

– Там… один мальчик написал в шарики. Фу… А девочки говорят на Мальвину… – мнётся он и, решившись, наклоняется и шепчет мне на ухо: – «Шлюха…»

– О, Господи! – в этой аристократичной вакханалии остаётся только молиться. – Побудь со мной.

Беру его за руку, усаживая на кресло. Женщины недовольно поглядывают на меня. Мужчины возвращаются с веранды. Я присаживаюсь на подлокотник кресла, пряча свой надорванный разрез.

– Тори… ах… – с восторгом наклоняется к моей груди Алла. – Борис – щедрый мужчина! Это же бриллиант?

Машинально прикрываю подаренный на наш юбилей кулон, сжимая его в пальцах.

– Да, – киваю я.

– Шикарный «Ашер»! Сколько карат? Какой чистоты?

– Да я… не помню, если честно, – пожимаю плечами с улыбкой.

– Ой, лукавишь, – машет она мне своим длинным наманикюренным пальчиком, – кто же такое забудет? Я, скорее, имя мужа забуду! – смеётся она, жадно поглядывая на камень.

Разворачивается к подошедшему ближе Борису.

– Борис… – разводит руками. – Сразу видно – твои дела пошли в гору. Украшения жены выросли на пару карат!

Борис признательно улыбается ей… А он очень редко улыбается. Я уже и забыла, как он улыбается мне или Илюшке. И мне становится тошно. Не от ревности, нет. А вообще…

Илюшка, скучая, поднимает своё большое шариковое ружьё и, играясь, целится в шоколадный фонтан.

– Бах… бах…

– Илюшка… не надо… – тихо прошу его.

– Мамочка… я хочу домой…

– Потерпи ещё немного.

Впереди у нас ещё одно нездоровое мероприятие!

– Аукцион! – словно услышав мои мысли, радостно объявляет Лика, хлопая в ладоши. – Наша Владочка нарисовала для гостей три картины. Внимание! – игриво разворачивается она, указывая на детскую мазню на настоящих холстах и в дорогущих рамках. – Вот наши лоты: «Закат над Тегал Ванги»…

Красное пятно масляной краски над синей полосой.

– … «Букет магнолий»…

Много розово-белых пятен над зелёным шаром.

– … «Вечер у камина»…

Непередаваемая живописная смесь коричневого и красного!

– Среди нас есть профессиональный художник! Тори, милая, дай нам скорее рецензию!

– Это… – подыскиваю я слова. – Очень мило!

– Мне кажется, Владочка будет очень талантлива в экспрессионизме!

– Безусловно, – киваю я.

– Итак, разыгрываем первый лот. «Закат над Тегал Ванги». Стартовая цена – сто евро!

Уж лучше бы откровенно поставили кубышку и попросили собрать в неё денег. Но, к сожалению, ритуал проводится не ради денег, а ради того, чтобы потом хвастать, что картина отпрыска, нарисованная им в семь лет, была продана за несколько тысяч евро. Такая вот дичь…

– Двести! – взмахивает рукой Борис, открывая аукцион.

Другие мужчины поднимают ставки.

– Восемьсот… – снова поднимает Борис.

Отворачиваюсь, гляжу на Илюшку и про себя обещаю ему, что никогда больше не буду справлять его день рождения в кругу партнёров его отца. Любой кровью! Даже если мне придётся годами не разговаривать с Борисом. Не хочу, чтобы он смотрел на это всё.

Илья поднимает опять ствол ружья и…

– Илья! – тихо и сердито рявкает на него стоящий рядом отец.

Сын пугается, и его пальчики резко сокращаются, нажимая на курок. В ужасе смотрю, как огромный шар быстро летит в шоколадный фонтан!

Шлёп!!! Все лоты и платье Лики залито жидким шоколадом…

Все шокированно поворачиваются к нам!

Мамочка…

Глава 7

Утопия

Мы с Илюшкой сидим в машине на заднем, он испуганно прячется под моей рукой, уткнувшись носом в грудь. Успокаивающе глажу…

Меня трясёт от предстоящего разноса, но я пытаюсь отыскать в себе броню, чтобы прикрыть хотя бы сына. Что он сделал страшного, в конце концов? Он просто… ребёнок!

Но мне давно кажется, что Борис никогда не был ребёнком сам, настолько ему чужды спонтанность и непосредственность.

– Папа будет ругать… – бормочет Илюшка.

Извинившись сто тысяч раз, взмокший Борис наконец-то садится в машину.

Тишина звенит.

Мы едем в этой тишине, как в кислоте. Я не смею её нарушить и просто обнимаю сына посильнее, чтобы перекрыть ему эту «кислоту».

Так же молча мы идём в дом.

Из сына будто вытекла вся энергия, он вялый, щёки горят. Беру его на руки.

– Поставь немедленно. Не поднимай тяжести.

Мне хочется сказать, что это не тяжесть, а мой испуганный ребёнок! Но ссориться при сыне не хочу.

Илюшка вжимается в меня крепче. Отрицательно кручу головой.

Концентрация кислоты нарастает.

– Мамочка… животик болит…

Усаживаю его на пуфик в коридоре, разуваю. У него бывает, если перенервничает.

– Я сделаю тебе чай с мятой и молоком.

– Перестань подпитывать его симуляции, Тори. Он просто пытается избежать наказания!

– Наказание для вас должно быть одинаковое. Вы в равной мере поучаствовали в трагедии. Ты его напугал!

– Не говори чушь! Илья, быстро в свою комнату.

У меня всё горит внутри от этой кислоты предстоящего наказания, порицания, отторжения. И мне страшно представить, что чувствует мой ребёнок.

Пока делаю чай, ощущаю солнечным сплетением, в котором поселилась тяжесть, что там что-то происходит. Быстро выплёскиваю чай в алюминиевую чашку, чтобы немного остудить, выливаю снова в кружку и спешу в детскую.

Илья беззащитно стоит посреди комнаты, теребя в руках своего уже старенького тряпочного кота, словно пытаясь прикрыться им. Я шила этого кота сама, когда была беременна. До сих пор без него не засыпает.

Борис нависает над ним.

По щекам сына текут слёзы.

– Не ожидал, что мой сын станет моим позором.

– Я не хотел… – не поднимая глаз, рвано вздыхает Илюшка. – Прости, папочка.

– Мне жаль говорить это, но ты меня разочаровал. И, конечно, ты будешь наказан. Ты должен быть более ответственным и серьёзным. Думаю, лишить тебя сладкого и игрушек на неделю будет полезно… для осознания правил поведения в приличном обществе.

– Это нечестно… – рыдает сын. – Все вели себя плохо. Их никто не ругал. А я нечаянно.

– Мне плевать на «всех»! Мой сын должен вести себя достойно! Дай сюда эту тряпку, – требует он кота.

– Это Сплюшка… – делает шаг назад сын. – Его нельзя. В нём хорошие сны.

– Это не тебе решать. Дай сюда!

Выдёргивает из рук.

Сын взрывается слезами.

– Веди себя как мужчина, не смей рыдать из-за пустяков!

– Отдай! – тянет руки Илья.

С грохотом ставлю кружку на стол. Меня трясёт. Но у нас в семье не принято противоречить друг другу при ребёнке. «Родители должны выступать единым фронтом». Впрочем, это правило работает только в одну сторону. Не смею противоречить только лишь я. А Борис постоянно позволяет себе любые поправки в мои решения и правила.

– Борис… – выразительно одёргиваю его. – Отдай ему Сплюшку.

– Выйди, Тори. Это мой сын. И я не позволю ему вырасти никчёмным клоуном.

– Это и мой сын! И я не позволю делать из него невротика. Отдай игрушку!

Борис рассерженно разворачивается. Пусть лучше направит свою кислоту на меня. Я переживу!

– Выйди! – рявкает он.

– Не надо мамочку… ругать! – обнимает меня за бедро рыдающий сын.

Отодрав его от меня, Борис подхватывает меня за локоть и молча вытаскивает за дверь детской.

– Не мешай нам разговаривать.

Дверь перед моим носом захлопывается.

У меня все трясётся внутри. Должен же быть способ остановить это всё?? Но я совершенно не умею скандалить и конфликтовать! Я очень болею после этого.

Растерянно оглядываюсь, слыша рыдания сына и то, как тихо продолжает выговаривать ему Борис. Но не кидаться же на мужа при ребёнке. Меня перекрывает от возмущения и беспомощности. И я сама начинаю плакать. Мне тоже хочется сказать, как Илюшка: «Нечестно!» Я была морально готова на игнор. Но не на это!

И, не найдя ничего лучше, чтобы отвлечь его от ребёнка, снимаю с крючка в прихожей большую стальную ложку для обуви. И, размахнувшись как клюшкой от гольфа, бью в наше огромное зеркало. Грохот, звон… Я зажмуриваюсь. Быстро вешаю её на место, стоя в груде осколков.

Борис выходит из комнаты, обескураженно оглядывает коридор.

– Как это произошло?

– Не знаю… – тяжело дышу я. – Оно просто лопнуло.

– Ты ранена?

– Не знаю…

– Мамочка… – выглядывает Илья.

– Всё хорошо, пирожок, зеркало разбилось. Попей чай и ложись.

– Тебе не больно? – волнуясь.

– Нет! – немного натянуто улыбаюсь я.

– Не двигайся, я помогу сейчас! – отмирает Борис.

Бросив в угол Сплюшку, уходит за щёткой и совком. Выразительно киваю сыну на игрушку. Подхватывает с пола и убегает в детскую.

Борис аккуратно сметает осколки. Протирает пуфик, усаживает меня, внимательно разглядывает ступни.

– Не надо вмешиваться в наши разговоры, Тори. Я его не бил, не орал на него, не унижал, не запугивал. Это нормальный воспитательный процесс. Кто ещё объяснит ему, как правильно вести себя в обществе?

– Ты наказал его!

– И это тоже нормально.

– За что, Борь?

– Борис… – поправляет он. – Мне очень жаль, что ты не понимаешь, «за что». Он опозорил нас.

– Случайным выстрелом игрушки?

– Какая разница, чем? Он должен уже понимать, как вести себя при взрослых. Всё… Ты цела. Иди в душ и поторопись, сегодня вторник. А у меня ещё тренинг в одиннадцать.

Вода льётся сверху, я просто стою, позволяя ей смывать с себя сегодняшнюю катастрофу. Тоска и возмущение во мне нарастают с новой силой. Чёртов вторник…

Откладываю лосьон в сторону. Всё равно никто ко мне не прикасается… От обиды кусаю губы. Волосы оборачиваю полотенцем, надеваю пеньюар. Захожу в комнату и останавливаюсь перед кроватью.

– Ты готова? Я в душ, сейчас приду.

«Нет, я не готова!» – хочется проорать ему вслед. Так и стою возле нашей огромной кровати, когда он возвращается.

– Давай только без истерик сегодня, мне необходимо снять стресс. Тем более что мы пропустили пятницу. Ложись.

Не глядя на меня, листает что-то в телефоне.

– А если я не хочу?

– Достань смазку, – не отрываясь от телефона.

Что-то во мне лопается в очередной раз.

– Нет. Я отменяю вторники и пятницы.

– Ты хочешь изменить график?

– Я хочу его отменить.

– И как ты себе это представляешь? – скептически и раздражённо ведёт бровью, отрываясь от экрана.

– Если ты делаешь так, что я хочу тебя, секс будет. Если не делаешь – не будет.

– Это утопия. Секс не зря называют супружескими обязанностями. Не догадываешься, почему?

– Не у всех так!!! – взрывает меня.

– Но у нас с тобой так.

От этой логики я безнадёжно закрываю глаза и начинаю плакать.

– Тори, – обнимает он меня за плечи. – Дорогая… Ты выдумала то, чего не существует. И страдаешь теперь от отсутствия этого. И заставляешь страдать меня! Столько лет у нас было всё хорошо…

– Плохо! Женского оргазма не существует?!

– Существует… Но он не стоит того, чтобы рушить всё, что есть между нами.

– Но ты же можешь просто попробовать сделать мне приятно.

– Если ты так чувствуешь… коитус… то здесь ничего нельзя поделать, Тори. Это либо нравится, либо нет. А создавать культ из естественной потребности я не готов. Но это потребность, и её надо справлять. И как жена ты…

– Проблема во мне?! – в шоке смотрю на него.

– Нет, возможно, не только. Но я таков, каков есть. И другим не буду. А терять всё, что я даю тебе… Поверь, это двухсекундное удовольствие не стоит того, чтобы это всё потерять!

– Откуда мне знать?! – рявкаю я зло.

– Хм… действительно. Я подумаю об этом.

– Подумай!

Подхватываю свою подушку и отправляюсь спать к сыну.

– То-ри! – гневно.

– Я сказала – НЕТ.

Глава 8

Таблетка

Губы – как спелые ягоды виктории… Веду пальцем по нижней. Сминается, оголяя ровный ряд жемчужных зубов. Задыхаясь от возбуждения, прикусываю сочную «ягодку», лаская пленённую мякоть языком. Не прокусить бы! Тело наливается тестостероном. Пальцы рефлекторно сжимают одеяло. Меня тянет и крутит от возбуждения. Пытаюсь углубить поцелуй, но перестаю чувствовать эти сладкие губы. Только слышу, как она мурлыкает… урчит… и втыкается мокрым носом мне в ухо…

– А-а-ай… Зидан, зараза! – отталкиваю рыжую морду. – Такой сон обломал!

Переворачиваюсь на живот, практически вспарывая стояком диван. Страдальчески мычу в подушку. Ну не решает проблему просто подрочить! Нужен запах, упругость тела, гормоны-феромоны… чтобы эта ненасытная скотина немного расслабилась.

Это всё эта мадам с фотографии… Нечего было облизываться на неё перед сном!

Дотягиваюсь до полки и снова разглядываю фото. Провожу пальцем по её лицу ещё раз. В сотый уже раз. Скоро фотку сотру.

Ладно тебе, Стеф, что ты, баб красивых не трахал?

Она не баба…

Но сегодня ж ты её трахнешь?

Чёрт… Нет! Ты же мне не позволишь, правда, красивая девочка?

Дотягиваюсь до телефона. Там адрес и время в сообщении мессенджера.

Ильницкий Борис.

Ой, не понять мне тебя, мужик!

Может, он какой болезный?.. Непохоже. Да и пальцами, как заказано, он её и сам трахнуть может. Все на месте.

Телефон на тумбочке дрожит и начинает ползти по поверхности от вибрации будильника.

Бекхэм со своим обычным аристократичным выражением морды с любопытством подталкивает его лапой к краю.

– Эй! – дёргаюсь я, успевая перехватить и спасти от падения. – Вредители! Бесите меня с утра…

Включаю звук. Три пропущенных от Альбины.

Вот прямо все бесите. Нахрена ты звонишь?

Гадливое ощущение предательства возвращается. А мне казалось, я только его выплюнул.

Но в руке у меня «таблетка», которая эффективно отвлекает.

А глаза-то какие у неё. И взгляд… И глубокий, и одновременно наивный.

«Чистая девочка»…

Верю.

«Таблетка» помогает от Альбины, но обостряет эрекцию. Идеальных лекарств не бывает! Везде побочка…

Коты, обгоняя друг друга, летят вперёд меня, пытаясь заманить в кухню. Но я сворачиваю в душ. По-любому я более голодный!

Упираясь рукой в стену душевой кабины, включаю музыку и тропический дождь. Зубная паста, слетев под водой со щётки, плюхается мне на головку, обжигая слизистую ментолом.

– Оу, фак!..

Смываю пальцами с подрагивающей от возбуждения головки пасту, но она только размазывается сильнее. Глаза закрываются от остроты ощущений. И только собираюсь расслабиться, поизвращавшись в своих фантазиях с новой пациенткой, как телефон снова начинает звонить.

Выглядываю из душевой. Пододвигаю ближе телефон, лежащий на стиральной машинке.

Пропущенный от Синицина и смска: «Стеф, подъедь пораньше, здесь пациент с острой болью».

АААА!!! Ну пиздец тебе сегодня, моя «виктория», сорвусь и загрызу! И член в тебя засуну! Да!

Ррррр…

Быстро покормив свою банду вчерашним тунцом, натягиваю на сырое тело одежду. Пинаю снова их мячик подальше, чтобы не щемили любопытные морды в дверной проём и, пока кубарем летят за ним, выхожу.

И тут новый сюрприз незадавшегося утра! Нос к носу с моей тачкой машина Тихорецкого и он собственной персоной.

Я был у него в интернатуре. Бездарный врач, но хороший менеджер. Чаще всего так и бывает, да.

Иду к своей машине, меня окутывает адреналином. Как самцу, мне хочется втащить ему. Все знали, что мы с Альбиной любовники. И он знал – не идиот же. И не обломался залезть в мою постель.

Но, блять… Имеет право, если женщина не против. Все вопросы к ней, не к нему. И всё-таки кулаки мои сжимаются и зудят.

Узкоплечий, немного оплывший, с большими залысинами. Приторно пахнущий каким-то сладковатым унисексом. Кривит свой капризный рот.

Не сработались мы с ним сразу. Но по работе Альбина всегда стояла между нами, помогая мне избегать прямых контактов.

– Утро доброе… Державин.

Он смотрит на меня с холодным презрением и ревностью. Пытаясь спрятать это за напускным равнодушием и деловитостью.

– Доброе, – так же прохладно отвечаю я. – Чем обязан?

– У меня к тебе предложение.

– Не много ли предложений, Валерий Петрович, на наше отделение? – срывает мне тормоза.

Его ноздри агрессивно вздрагивают.

– Я хочу предложить тебе стажировку в Китае. На год. По гранту.

– Хм…

Как щедро. Из двадцати претендентов выбрать того, кто в неоплачиваемом отпуске и трахал твою будущую жену?

– А что взамен?

– Ты останешься там. Года на три-четыре.

И получу волчий билет на практику в России во все приличные клиники за нарушение контракта по гранту? Круто!

Я зло ухмыляюсь.

– Неинтересно. Предложи следующему…

«…её любовнику» проглатываю я, но он читает по взгляду.

– Слушай сюда, Державин… – слетает с него маска невозмутимости.

Хватает меня своей клешнёй за футболку. Мой кулак машинально сжимается. Отталкиваю его в плечо.

– Я тебя, сучонка, по статье уволю, если ты по-хорошему не понимаешь! Я же всё знаю про вас…

– Что ж ты такой нервный, Тихорецкий? Вроде от меня к тебе она ушла, не наоборот. Да и ты в нашу постель залез, не я в вашу. Или всё-таки не идиот и понимаешь, «что, как и почему»?

Пространство между нами взрывается животными инстинктами. Совершенно неожиданно славливаю подачу в скулу, и рефлекторно и слепо вколачиваю кулак ему в лицо в ответ. Делаю пару шагов назад, чтобы остыть и остановить эту бессмысленную и глупую сцепку.

– Нахуй она мне теперь не нужна. Можешь землю рогами не копать, Тихорецкий.

– Ты же мне нос сломал, кретин!

– До свадьбы заживёт! – хмыкаю я цинично.

– У меня же конференция!

– А нехуй кидаться рогами на грейдер.

– Рога-то у тебя, Державин, – мстительно.

– По всем канонам должны быть. Но что-то пошло не так, да? Иначе бы ты не суетился.

Смотрю на часы. Чёрт! Пациент же.

Оборвав этот разговор, сажусь в тачку. Выезжаю на дорогу, набирая Альбину.

– Стеф… доброе утро. Спасибо, что перезвонил.

– Я не перезвонил. Уйми своего оленя, ясно?

Скидываю.

На ресепшене меня встречает Зоя.

– Я в кабинет к Вам отправила.

– Правильно. Халат…

Подаёт мне выглаженный короткий халат и сложенные форменные брюки.

– Степан Дмитриевич… – шепчет она, – на скуле… ммм… ссадина… Где же Вы так?

– Твою мать. Мирамистин мне занеси, и пластырь. Пожалуйста.

Иду по коридору в кабинет, Зоя семенит рядом, зачитывая мне жалобы пациента.

– Понял, – открываю дверь кабинета, – и никого не записывай после четырёх. У меня вызов.

– На дом?

– По всей видимости – да.

Чем ближе к четырём, тем сильней у меня мандраж. Какого я согласился на это? Я то хватаюсь за телефон, собираясь позвонить ему и отказаться, то наоборот, пускаю как пацан слюни от предвкушения, что… что? Ведь я же не собираюсь? Я просто сделаю массаж, да?

Ловлю своё отражение в зеркале. Как гопник с разбитым лицом!

Ха… Понравиться ей хочешь?

А вот хочу!

Замужняя дама…

Всё равно хочу. Без всяких продолжений. Хочу словить те самые гормоны-феромоны, услышать, какой у неё голос, как она разговаривает, посмотреть, как двигается, ощутить запах… Зарядиться от этой сногсшибательной батарейки. Меня выкачали до нуля… А источники попроще типа Зои не срабатывают.

И в четыре, быстро ополоснувшись в душе и переодевшись в футболку и джинсы, я закрываю кабинет и отдаю ключи на ресепшен.

– Стеф…

Разворачиваюсь.

– Что?

Но на ресепшене звонит телефон, и Зоя берёт трубку, отрицательно качая головой. Будет что-то срочное – позвонит.

Ильницкие живут в элитном коттеджном посёлке американского типа – невысокие заборчики, обширные газоны, одинаковые, как под копирку, дома, отличающиеся только количеством цветов у входных дверей, формой бассейнов и стоящими на парковках тачками. Пару раз был здесь. Родители моих маленьких пациентов просили приехать на дом. На входе охрана. Называю адрес и фамилию. Пропускают.

Пустые, чистые, но словно немного выхолощенные улочки. Небольшой супермаркет. Пара подростков на скейтах навстречу. Рассекают прямо по проезжей части. Скидываю скорость, останавливаясь у нужного дома.

Тру ноющую скулу и телесного цвета пластырь отваливается. Да и чёрт с ним.

Забираю рюкзак с заднего сиденья и жму на кнопку звонка входной двери. Потрясывает от предвкушения так, как будто я в первый раз иду в гости к едва знакомой девушке и знаю уже, что трахну её.

Собственно, направление в меде я выбрал именно из этой логики, когда, впечатлившись профессиональным массажем, совсем потерял башню от возбуждения и прямо на сеансе отымел массажистку. Тогда мне показалось, что это прекрасный навык для молодого и всегда голодного до секса парня. И я с удовольствием практиковал его на однокурсницах, стремясь к совершенству! А потом увлекло профессионально. Но слава о моих пальцах в определённых кругах до сих пор осталась специфическая… И, возможно, именно благодаря ей я здесь!

Дверь открывается автоматически. Иду между двумя газонами к дому.

Сердцебиение ускоряется…

Входная приоткрыта.

Стукнув пару раз, захожу внутрь.

Она…

В тонком шёлковом халате в пол. Пояс, затянутый на тонкой талии, подчёркивает роскошную грудь. Волосы небрежно собраны наверх. Несколько светлых прядей спускаются вниз по точёной шее. Нервно накручивает на пальчик одну из них, с кем-то разговаривая по телефону.

– Минуточку… – хмурясь, шепчет она.

Напряжена и заметно расстроена. Практически до слёз.

– Борис… нет. Я не соглашалась… нет… Я не хочу массаж! – срывается её голос на дрожание.

Смотрит на меня с извинением. Отводит от лица телефон.

– Простите, – с сожалением пожимает плечами. – Но… Я Вам оплачу вызов!

По специфической мимике и слишком напряжённым плечам я вижу, что у неё гипертонус некоторых мышц. Касается пальчиками виска и массирует, морщась.

Мхм…

– У Вас голова болит, да?

– Да… – растерянно касается снова головы, тут же отдёргивая пальцы.

Скидываю рюкзак на диванчик.

– Раз уж приехал, давайте хоть избавлю Вас от мигрени.

– Да?.. – поднимаются удивлённо её брови. – Вы умеете?

– Нужно поправить шею и проработать пару точек.

– А я уже три таблетки выпила…

– Таблетки не помогут. А я могу. Можно Вашу кисть?.. – протягиваю ей руку.

Глава 9

Так и должно быть?

Борис с Илюшкой полчаса как уехали на дурацкий хоккей. И я наконец-то одна дома. Разминаю шею, пытаясь расслабиться.

Постоянно чувствую психологический пресс от Бориса. Он молчит. Грудь моя сдавлена, словно корсетом, никак не вдохнуть полноценно. Живот всё время ноет. И такое ощущение, что меня придавило сверху бетонной плитой. Голова постоянно пытается вжаться в плечи! Их уже ломит от постоянного напряжения. И мигрень мучает меня вторые сутки.

Выпиваю очередную таблетку, прикладывая мокрую руку к виску. Хочется лечь и поплакать. Просто как-то снять этот стресс. Мама говорит – поплакать иногда помогает.

Набираю её.

– Виктория… Дорогая… очень рада, что ты позвонила, – на своём официозном автомате.

– Мам! – раздражаюсь я.

– Что-то срочное? У меня гости.

– Да. У меня жуткая головная боль вторые сутки. Обезболивающее не помогает.

– Какие ты приняла?

Перечисляю.

– Это всё ерунда. Выпей бокал коньяка, детка. Сверху.

– Разве не вредно смешивать алкоголь и такие таблетки?

– Вредно. Оно всё и по отдельности очень вредно. Но здесь приходится выбирать, милая. Просто выбери, что важнее.

– Ясно…

С сомнением смотрю на початую бутылку Хеннесси в баре. Терпеть не могу крепкое. Мой максимум – пара бокалов шампанского. Но сейчас я готова выпить хоть спирт, чтобы эта пульсация в голове отпустила.

Ставлю пузатенький бокал. Мне кажется, целый – это перебор. И я наливаю чуть больше половины. Задерживая дыхание, давясь, залпом выпиваю эту гадость в несколько больших глотков.

– Ооо… мерзость…

Засовываю в рот кусочек засахаренного лайма. Запиваю стаканом воды. Горячая волна идёт по телу, колени становятся мягкие. Ставлю ладони на стол. Ещё одна долька лайма… Прислушиваюсь к боли. Стала чуть тупее. Но не особенно помогло. Во рту всё горит. Голова кружится.

Звонок во входную дверь. И в комнате трезвонит телефон. Добегаю сначала до него.

– Да?

– Тори, открой входную дверь. Внешнюю я открыл с телефона. У тебя гость…

– Какой ещё гость? – растерянно приоткрываю входную дверь, дохожу до зеркала, проверить, в порядке ли я.

– Массажист. Я хочу подарить тебе массаж.

В нашем доме не бывает мужчин. Никого, кроме моего отца, который бывал здесь пару раз. И когда этот высокий молодой мужчина заходит в наш дом, мне становится очень неловко.

Он не в костюме… Я отвыкла в своём окружении от мужчин, одетых так неформально. В нашем кругу джинсы – это табу.

Мужчина смотрит на меня так, словно я голая, а он слишком хорошо воспитан, чтобы открыто шокироваться этим фактом.

Отнекиваясь от этой странной идеи с массажем, ещё раз смотрю на себя в зеркало – не голая ли. Нет, не голая. Просто немного пьяная…

Борис давяще настаивает. Но может именно потому, что я пьяная, мне плевать.

– Я не хочу массаж!

Скидываю вызов. Идея, что посторонний мужчина будет прикасаться ко мне, скорее вызывает ступор и неловкость.

Он смотрит на меня теперь изучающе. Молодой такой… и рельефный, как… Аполлон! Бицепсы растягивают рукава футболки.

Оу… как неудобно-то вышло. Только зря человека сорвали.

– Простите! Но… я Вам оплачу вызов.

Висок опять взрывает тупой болью.

– У Вас голова болит, да?

Так запросто, открыто и тепло. Мне кажется, Борис не говорил так со мной никогда. Страшно вспомнить – даже в наш первый раз! Меня передёргивает от воспоминаний, и я растерянно смотрю на массажиста.

– Да…

Снимает с плеча небольшой эргономичный рюкзак.

– Раз уж приехал, давайте избавлю Вас от мигрени.

– Да?.. Вы умеете?

Бог послал мне ангела-спасителя?

Кивает.

– Нужно поправить шею и проработать пару точек.

– А я уже три таблетки выпила… – делюсь я с ним зачем-то.

Не хочется оскорбить его своей чопорностью.

– Таблетки не помогут. А я могу…

Ещё одна болевая волна…

Кому продать душу? Я согласна, чёрт возьми! Пусть попробует. Переживу я прикосновение к своей шее!

– Можно Вашу кисть?

Нерешительно протягиваю руку. Обхватывает её своими горячими ладонями. Держит. Смотрит мне в глаза. Голубоглазый… Хорошенький…

Я пьяная?..

– Что Вы делаете?

– Плохое кровообращение… Пальчики у Вас ледяные…

Начинает не спеша массировать мои пальцы.

Я стою, замерев и прислушиваясь к ощущениям от его горячих рук. От него пахнет «Эгоистом». Незаметно вдыхаю поглубже… Да, точно… Мой муж любит другие запахи. Поспокойней и поинтеллигентней. А этот слишком дерзкий…

Прикрываю глаза и вдыхаю снова. Голова кружится.

– Это из-за спазма… Застой крови в шейно-плечевой зоне… Я это исправлю. Мы можем где-то присесть? – обводит он взглядом прихожую.

– О… конечно. Проходите.

Вытягиваю руку из плена его ладоней.

– Сюда, – показываю на гостиную.

– Мне нужно помыть руки.

– Тогда сначала сюда, – открываю дверь ванной.

Коньяк заставляет моё сердце истошно колотиться. Тело едва слушается.

Пока он в ванной, оглядываю гостиную. Что ему нужно? Кресло? Стул?

Вынимаю из волос шпильки, чтобы собрать их чуть потуже.

– Волосы лучше убрать… – близко за спиной проникновенным хрипловатым голосом.

Вздрагиваю.

– Или я испачкаю их маслом.

Разворачиваюсь, опуская глаза на его руки. В руках масляный спрей.

– Это не страшно… – качаю я головой.

Пару раз нажимает на дозатор. Брызги масла летят ему на ладонь. Бросает спрей на диван. И, не отводя от меня своих бездонных голубых глаз, размазывает его по кистям. Словно под гипнозом смотрю на то, как двигаются его мощные красивые кисти. Вздутые выраженные вены обвивают их, уходя на крепкие предплечья. Пару раз сжав пальцы, с хрустом разминает их.

А руки у него ласковые… Не смотря на то, что такие мощные. Они обхватывают мою шею, одна ладонь скользит дальше, ниже затылка. Он разминает меня медленными, скользящими сжатиями. И я замираю, как котёнок, которого взяли за шкирку. От неожиданно приятных ощущений мои глаза закатываются. Зажмуриваюсь, закусываю губу, чтобы не стонать, как шлюшка от удовольствия, в руках постороннего человека.

– Лицо нужно расслабить… губы приоткрыть…

Пальцы продавливают какие-то неизвестные мне точки. Ладони сжимают меня крепче, фиксируя голову. Хруст! И я испуганно вскрикиваю от силы и яркости ощущений, не в силах различить, больно мне или приятно.

– Всё хорошо… Я не сделаю больно. Голова часто болит?

– Да.

– Вы пьёте оральные контрацептивы?

– Да.

– Их надо временно отменить. Возможно, это побочка.

– Мхм…

Борис точно не одобрит этой рекомендации! Презервативов в его мире не существует. При попытке надеть сразу пропадает эрекция…

– Вам нужен бассейн… и периодический массаж…

От его голоса и пальцев по телу идёт дрожь, и мурашки пляшут по затылку. Словно пытаясь ими управлять, одна его кисть скользит именно туда. И пальцы выводят ошеломительно приятные рисунки. Ощущение сродни щекотке, только от него импульсивно сжимается всё между бёдер.

– Так полегче?..

Судорожно вдыхаю:

– М??

– Голова?

– Аа…

А я её где-то потеряла!

– Да, – запоздало отвечаю я. – Это всё?

Боги, в моём голосе сожаление! Я – позорище…

– Если Вы не против, я продолжу.

И, не дожидаясь ответа, скользящие пальцы сжимают мочки моих ушей, массируя и двигаясь по кромке вверх-вниз.

Боже мой… Пальцы на ногах поджимаются от удовольствия. Я даже не знала, что такие ощущения живут в моём теле! Мне страшно открывать глаза, чувствуя, как полыхает лицо.

Но это же просто лечебный массаж, да?

Перемещается мне за спину. Пальцы двигаются за уши. Спускаются по шее ниже. И он разводит в стороны ворот моего халата, тяжёлые ладони ложатся на плечи, и пальцы чуть болезненно вдавливаются в спину.

Взмахиваю руками, теряя равновесие от слишком острых для меня ощущений. Тело резко расслабляется.

Его кисть тут же оказывается на моём животе, крепко вжимая в мужское тело. Я громко, судорожно вдыхаю. Чувствую спиной, как бьётся его сердце. Мои трусики становятся мокрыми, и, кажется, бёдра тоже.

– Нужно присесть… – на ушко… хрипло, тихо.

Кровь стучит в виски, голова кружится, тело как гуттаперчевая кукла.

Он усаживает меня. Я чувствую его тело спиной. Это слишком! Где-то там глубоко я это осознаю. Но… ничего не могу сказать. Он же взялся помочь – и помогает… Голова моя больше не болит…

Пока пьяные, невнятные и противоречивые мысли несутся в моих мозгах, его смазанные маслом руки скользят по моей коже, с каждым движением всё сильнее сдвигая ткань халата по плечам вниз. Придерживаю его на груди.

Мои плечи тонут в его ладонях… И это так хорошо, что я сейчас зарыдаю… Он отыскивает какие-то пронзительные точки…

И я ловлю себя на том, что прогибаюсь, подставляя ему шею для поцелуя. Мне кажется, если он случится сейчас, я умру от удовольствия.

Как же давно меня не целовали в шею… Только в самом начале… когда мы только начали встречаться с мужем.

Не хочу о нём думать!

Но, слава Богу, поцелуя в шею не случается. Потому что, если бы он произошёл, мне срочно пришлось бы прогнать эти ласковые умелые руки… А я не хочу.

Отпускает меня. Встаёт…

Всё???

Но второй раз я не осмеливаюсь задать этот вопрос вслух. И мы просто смотрим друг другу в глаза. Слишком долго. Слишком слишком! И он садится напротив меня, покусывая губу. Ведёт плечами, разминая их.

– Как Вас зовут?

– Виктория… – наблюдаю за ним, как кролик за удавом.

Улыбается, опуская взгляд. На щеках ямочки… Это немного расслабляет и обезоруживает.

– А Вас?

– Стеф.

– Стеф…

– Мне нужны Ваши стопы, – белые зубы скользят по губе, он облизывает её, – Виктория.

Я залипаю взглядом на этих губах. Мои непослушные глаза неконтролируемо скользят ниже на крепкую шею и выступающие под футболкой грудные мышцы. Что он просит?.. Пусть забирает всё! Только ещё немного его рук на моём теле… Стопы?

– Зачем?

– Мм… это акупунктурная зона. Нужно проработать.

Ах, да… это же массаж. Просто массаж!

Опираясь на спинку углового дивана, я нерешительно протягиваю ему ступни. Когда они оказываются в его умелых руках, не сдержав стона, закрываю глаза, уплывая в восхитительные ощущения.

Масло, пальцы, ладони…

Скольжение, теплота, давление…

От каждого его прикосновения внутри моего живота выстрелы. Как от полёта вниз на качелях… Сердце колотится…

Подхватив за щиколотку, он тянет меня на себя. Я с тихим писком съезжаю со спинки дивана на его горизонтальную поверхность. Распахиваю глаза…

– Всё хорошо… Позвоночник должен быть прямой…

Он ставит ступню себе на бедро, принимаясь за вторую.

Ох, мамочка…

Мои колени после изменения позы согнуты, и шёлк халата скользит, оголяя их. Прижимаю ткань к бёдрам.

Вдавливается в какую-то точку под пяткой. Со стоном выгибаюсь, совершенно позабыв про то, что полы моего халата распахнуты. Это надо остановить! Прямо сейчас…

Но я чувствую, как он сжимает и массирует мои пальцы. В голове звенит, я перестаю соображать. По затылку мурашки… Тело больше не слушается. Бёдра предательски дрожат. Между ног требовательно пульсирует. Гораздо сильнее, чем после моих эротических снов.

Мне кажется, даже запах в комнате меняется… Я чувствую только «Эгоиста», оттенённого тяжёлыми нотками незнакомого мужского запаха. Он окутывает, пронзает, забирает в плен…

– Всё хорошо… Нужно расслабиться…

Попробуй не подчиниться этому голосу и волшебным рукам!

Они скользят выше, ныряя мне под халат. Вскрикнув, приподнимаюсь на локтях. Моё лоно судорожно сжимается. Теряюсь от ощущений и происходящего.

Он что-то говорит, спокойно глядя мне в глаза.

– Что?

Растворяюсь в его взгляде, с ужасом понимая, что его ладонь давит мне на голый живот. Он подхватывает меня под колено.

– Это не больно…

Аккуратный рывок в сторону – и я чувствую тихий хруст в тазобедренном. Открываю шокированно рот. Он, управляя вторым моим коленом, делает ту же манипуляцию со вторым бедром.

Ах… массаж, да. Это нормально? Это так и должно быть?

Уже ничего не контролируя, я просто падаю на спину. Уплывая в ощущения и чувствуя, как его пальцы сдвигаются ко мне на талию. Подтягивает ещё ближе мои дрожащие бёдра… оказываясь у меня между ног. Внутри живота словно надувается большой вибрирующий шар. Большие пальцы неожиданно вдавливаются в лобок, низко-низко… Тот самый шар взрывается! Меня прошивает судорогой удовольствия через всё тело, и немеет голова так, словно те самые мурашки, которыми он управлял, забрались под черепную коробку прямо в мозг! Я слепну… Тело встряхивает.

Господи!

Рывком присаживаюсь, влетая прямо в его объятья. Копна моих волос окутывает нас. Тяжело дыша, мы замираем губы в губы… Он медленно закрывает свои затуманенные от возбуждения глаза… И…

Глава 10

Мальчик по вызову

Не понимаю, как это вышло…

Тонкий, тёплый запах её желания, поплывший взгляд и чутко отвечающее на каждое прикосновение тело вскружили голову. В какой-то момент я увлёкся, играя с её возбуждением, и собственное затопило меня до краёв, отключая голову и… руки сами скользнули ниже. И я… даже не прикоснулся ещё толком. Только вжал пальцы в точку на лобке, усиливающую ощущения при оргазме.

Но вот эта чувствительная девочка выгибается, содрогаясь от удовольствия. От этого горячего зрелища я забываю, кто я, где я и зачем. Остаётся только она, мой невыносимо болезненно пульсирующий член и рефлексы…

Уплывая от оргазма, она шокированно влетает в мои руки, резко присев. Теряя контроль, подхватываю её за талию, не позволяя отстраниться. Её «спелые ягоды» так близко… И судорожное дыхание…

Пальцы машинально отыскивают чувствительную точку на шее по линии роста волос и вдавливаются туда. Вздрогнув, закрывает глаза. Ловлю её бесконтрольный стон губами, утекая от яркости ощущений.

Сладенькая… испуганная, растерявшаяся… как нечаянно растаявшее мороженое! И я хаваю это, да! Мне вставляет! Мне сейчас плевать на всё… Я утонул и захлебнулся в этой эмоции!

Со стоном углубляю поцелуй, как во сне покусывая её губку и лаская языком. Она почти не отвечает, задыхаясь, и вцепляется в мои плечи. Мои пальцы вжимаются в нервные окончания. Они знают, что делать. Всё давно на уровне рефлексов. А я…

Я, блять, сейчас кончу прямо так! В голове нарастает гул, вжимаю её в себя, впиваясь в шею. Наслаждаюсь её тихими вскриками.

Иди ко мне, пожалуйста!

Тяну за бёдра ближе.

Я сдохну сейчас, если не войдут в тебя!

Мозги в нокаут…

Толчок в плечи, но я больше ничего не осознаю и едва ли ощущаю это… Тяну её трусики ниже… Да чёрт с ними, пусть будут… И просто смещаю тонкий, восхитительно мокрый насквозь перешеек этих трусиков вбок и вхожу в неё пальцами. За затылок прижимаю крепко к своим губам, слыша жалобное, возмущённое мычание.

Мне похуй сейчас…

Несколько рывков пальцами внутри горячего тела, и я снова чувствую её сладкие судороги, ловлю губами стоны. Коготки вспарывают мою кожу прямо через футболку.

– Я хочу тебя… – голос ломается от возбуждения.

Ловлю её пальцы, кладу на свою рвущуюся ширинку.

Вскрикивает, рефлекторно сжимая мой член, и тут же отдёргивает руку. Отрезвляющая пощёчина прямо по разбитой скуле. Громко вдыхаю от неожиданной боли, отстраняясь от неё.

Ошарашенно смотрю ей в глаза, ничего не соображая.

Её ресницы часто-часто порхают, глаза блестят, и лицо стыдливо покрывается румянцем. Беспомощно закрывает лицо руками.

– Уходите…

Растерянно смотрю на неё. Я же не хотел… Как меня так снесло?.. Нет, хотел, конечно, адски! Но не собирался!

– Вика…

Ищу слова, чтобы извиниться, и не могу найти. Потому что не хочу. Хочу целовать насильно, пока не оттает, пока не сдастся! И трогать её, пока не начнёт умолять о продолжении. Вколачиваться в неё, доводя до воплей и исступления…

– Я Вам не Вика! – отнимает от лица руки. – Убирайтесь!

Расстроена и потеряна…

– Виктория… – сглатываю я.

А мне на самом деле нечего сказать. Я сжимаю её кисть, мне становится вдруг стрёмно и хреново, что она может почувствовать всю эту историю грязной.

И деньги ещё эти…

Какой-то пиздец.

Сжимаю её кисть крепче, потому что пытается вырваться.

– Да отпустите же! – подлетает с дивана. – Не смей ко мне прикасаться! Уходи немедленно… Сейчас муж мой придёт… Он руки тебе оторвёт.

– И чем же тебе не угодили мои руки? – взрывает меня вдруг. – Ты наслаждалась сейчас ими, нет?

Слишком много во мне сейчас неслитого тестостерона, чтобы просто съехать с этой ситуации. Тоже подлетаю на ноги.

– Убирайся!

– Как скажешь! – вызывающе развожу руками. – Мавр сделал своё дело?.. – зло прищуриваюсь я. – Привет тогда мужу!

Вытаскиваю из кармана те бабки, что заплачены за массаж. Это же не финансовая история для меня. Не из-за них я согласился. Поэтому – логично вернуть! Кидаю на диван.

– Верните их ему, Виктория! Надеюсь, следующий массажист устроит Вас больше!

Ревность захлёстывает, и меня несёт. Я долбоёб… Другое сейчас надо говорить. Но меня вынес этот «муж». И сорвало!

– Что Вы себе?.. – возмущённо задыхается она. – Да как Вы… смеете?! Ты!!! – с яростью сжимая кулаки. – Мальчик по вызову!

– Я?!

Мои брови ползут вверх.

– Вон отсюда!

С колотящимся сердцем и ощущением, что накосячил дальше некуда, но с упрямым желанием всё доломать вхлам выхожу в прихожую. Обуваюсь.

– И масло своё заберите! – обиженно и показательно брезгливо протягивает она.

– Дарю! У тебя же МУЖ! Пусть использует по назначению!

Из её глаз брызгают слёзы.

Вылетаю из дома.

«Ты дебил, Державин, – ругаю себя на чём свет стоит. – Просто идиот! Истерил, как пацан! Понятна же её реакция. Ну почему ты никогда не можешь закрыть свой рот, а? Или говорить что-нибудь примирительное?»

Сижу в тачке напротив её дома, пытаясь отдышаться.

«Ну и забей теперь!» – пытаюсь уговорить себя.

Изначально нехуй было за неё вписываться! Чужая же женщина! И потом укосячился по всем статьям! И ты же хотел, чтобы не позволила! А в итоге обиделся, как мальчишка! Вот теперь – реально как мальчишка!

Пойти извиниться?

Сука… Не могу.

Через какое-то время возле её дома притормаживает Кайен. Из тачки выходит муж.

Раздражённо впечатываю кулак в панель.

Открывает заднюю дверь. Оттуда выходит мальчик лет шести. Заплаканный?.. Вжимая голову в плечи, идёт до двери. Я вижу в нём черты Виктории. Сын?!.. А мне она показалась совсем ещё девчонкой!

Ильницкий открывает ему с брелока дверь. Мальчик заходит внутрь. Борис садится в тачку и уезжает.

При ребёнке объясняться нехорошо…

Поворачиваю ключ зажигания. И уезжаю отсюда с тяжёлым сердцем и бунтующим от голода телом.

Охуеть…

Глава 11

Ужас!

Сжимаю в руках это чёртово масло. Ложусь плечом на косяк и стекаю вниз. Тело непослушное, как вата, между ног пульсирует…

Закрываю лицо руками.

Я вела себя как развязная девка… Если Борис узнает об этом… Я должна рассказать? Я не смогу…

И я ненавижу мужчин сейчас. Всех! Начиная с моего всегда равнодушного отца, заканчивая этим массажистом!

От воспоминания его рук тело сводит в сладострастных судорогах, и я снова слепну, как какая-то…

«Я хочу тебя…»

Это как дезориентирующий удар…

В этот момент меня окатило какой-то обезволивающей волной. Никогда раньше я ощущала так близко и ярко желание и возбуждение мужчины. Чистое, ничем не завуалированное. Текущее, как расплавленный металл, из его глаз внутрь меня. Оно меня смяло, обезоружило, отключило!

И мне парадоксально стыдно перед ним, что я оттолкнула это что-то сильное и искреннее.

Но ведь иначе и быть не могло!

И больше всех я ненавижу Бориса. За всю эту ситуацию, что он создал. Начиная с его равнодушия и холодности, заканчивая этим парнем, которого он подсунул мне! Его полную противоположность! У него даже не родилось ревности – отдать моё тело чужим рукам! Таким рукам!!! Пригласил к нам в дом постороннего! Оставил нас вдвоём!

Но дело же не в Борисе. Это я просто пытаюсь себя оправдать! Он просто подарил массаж, желая сделать приятное. А этот… Стеф! Наглец! Что он себе возомнил?! Вероятно, он привык к клиенткам, которые не против такого продолжения… Боже… Я же кончила… Я кончала в его руках, как… Ужас какой!

Я… изменила мужу??..

Растерянно захожу в гостиную. На диване рассыпавшиеся купюры. На автомате собираю их. Почему так много?

Пересчитываю. Может, Борис заказал мне курс массажа?

Мне всё равно…

Смотрю на диван. Ощущения снова накатывает яркими вспышками. Со стоном сокращаюсь.

Мне надо срочно смыть это всё с себя. Я пахну сексом! Вся эта комната пахнет сексом и «Эгоистом». От этого запаха кружится голова… Не болит. Кружится! Открываю окно, чтобы проветрить и отдышаться. Прикасаюсь пальцами к губам, сминая их. И тут же отдёргиваю! Потому что мои пальцы явно пытаются воспроизвести этот головокружительный поцелуй. Он словно мой первый. От незнакомого вкуса его губ… Мужского… Не одинаково мятного, как всегда у Бориса… а… настоящего, живого… Тело опять бесконтрольно выгибается от накатывающих ощущений! Он же засунул в мой рот язык!!! Борис никогда не делает так…

Провожу рукой по бедру. Вся скользкая и мокрая. Душ! Срочно!

Мне кажется, я никогда не смою с себя это всё… У меня на лбу будет написано! Что я падшая женщина, не контролирующая себя кошка, что я изменила своему мужу…

Застыв у окна, кладу свой горящий лоб на стекло. Слышу звук двигателя машины Бориса.

В душ я не успела! Как смотреть теперь ему в глаза?? Он же явно спросит об этом массаже. Он зациклен на своих подарках. И всегда дотошно требует, чтобы я их правильно носила, демонстрировала и использовала как можно чаще. Иначе – это неуважение к нему. Спросит и про массаж.

Истерично пытаюсь найти объяснение, почему я прогнала массажиста, и он вернул деньги – так, чтобы объехать произошедшее. Правду я сказать не могу! Вдруг муж решит потребовать объяснений или ещё что-то… А этот Стеф… С него станется ляпнуть что-нибудь компрометирующее обо мне!

Наговорил мне тут гадостей. А таким милым показался вначале. С мужчинами всегда так!

Я тоже, конечно… наговорила.

Так что сказать Борису? Не нахожу ни одного приличного оправдания. И решаю, что придумаю потом. А сейчас умолчу, пока меня так трясёт.

Прячу деньги в карман халата. Открываю дверь.

– Илюшка…

Один.

– А где папа?

– Поехал по делам.

С облегчением выдыхаю, присаживаясь перед сыном.

– Ты почему плакал?

– Папа сказал, что я его позорю. А я упал…

Трёт коленку.

– Мне было больно. Я заплакал.

Борис не выносит, когда Илья плачет при людях.

Обнимаю, прижимая к себе.

– Это неправда. Ты чудесный мальчик. Я тобой очень горжусь.

– Даже если я плачу, как девочка?

– Мальчики тоже плачут, когда им больно.

– И папа? – поднимает на меня удивлённые глаза.

– Папа… – вздыхаю я.

Папа у нас терминатор.

– Я не хочу эти тренировки… Я хочу гулять. Можно нам в парк?

– Пирожок… сейчас придёт Катюша. И вы поедете на шахматы. А на обратном пути немного погуляете.

Усаживаю его за стол. Вяло ковыряет тефтели на пару.

– А у меня скоро день рождения? – тоскливо.

– Скоро.

– И что будет? Как у Влады?

– Мы пока ещё не решили, – поджимаю я губы, вспоминая тот злополучный шоколадный фонтан. – А как бы ты хотел его провести?

– Я хочу в парк аттракционов. Только с тобой. И чтобы мы катались везде-везде! А папе не сказали!

Борис запретил нам аттракционы. Необоснованная угроза жизни с его точки зрения. И отказывается идти на любые компромиссы. А хоккей с его травмоопасностью – обоснованная! И всего лишь здоровью, а не жизни. А здоровье у нас застраховано на крупные суммы. Поэтому с его точки зрения – поправимо!

И внутри меня опять начинает зреть возмущение.

Но сегодня я не готова бодаться с ним. Чувствую себя виноватой… Какой бы он ни был, он никогда не изменял мне и не давал повода беспокоиться о чистоте нашего семейного ложа.

Отдаю Илюшку Кате. Обречённо жду мужа. И через некоторое время входная дверь открывается.

– Виктория?

Выхожу…

– Почему не встречаешь? – внимательно разглядывает моё лицо.

– Голова болит, – вру я.

Не болит! Совершенно не болит эта предательница. Она покорена чуткими умелыми пальцами. Они что-то с ней сделали. И боли больше нет.

– Не нужно было отказываться от массажиста.

– Возможно, – бормочу я.

– Я ему позвоню.

– Нет!

Одёргиваю себя от слишком бурных реакций.

– Не надо звонить. Вот… – отдаю деньги. – Он вернул. Мне не нужен массаж.

Отворачиваюсь, пряча горящее лицо. Скользя рукой по стене, иду в спальню.

– Тори, накрой стол, я голоден.

– Накрой сам, Борис, – вдруг нападают на меня апатия и безразличие. – У меня болит голова.

Чувствую спиной его ледяное возмущение.

Падаю на нашу кровать. Расслабляюсь… И меня кружит! Пальцы, голос, взгляд, запах…

– Ох, мамочка…

Глава 12

Повод

Простонав в подушку, отрываюсь от неё и бросаю взгляд на горящие в темноте часы. Пятый…

Весь мокрый от этих бесконечных порно-снов…

Третью ночь я в этом сладком, невыносимом аду. Стоит только закрыть глаза!

Второй раз за ночь иду в душ. Потому что от эрекции ломит пах. Не даёт мне спать эта Ягода. Чтоб её… Ядовитая оказалась… Похлеще мухомора одурманила.

Коты лениво поднимают морды, следя за мной с кресла. Ополоснувшись, перестилаю простыни. А потом, подумав, убираю постельное и собираю диван. Нет смысла ложиться. Утренний тестостерон всё равно не даст поспать.

На полке её фотка. В рамке.

Я идиот, да… Но что я должен был с ней сделать? Не вернуть же… Переворачиваю изображением вниз. Не надо на меня так смотреть!

Закрываю веки, под них словно сыпанули песка. Но тут же накатывает очередное воспоминание или, может, слишком явственный кусок сна… Всё смешалось… Бёдра инстинктивно напрягаются, желая впечатать член во что-нибудь тесное, мокрое и горячее.

– Да упадёшь ты уже?? – поправляю его раздражённо и забираю с тумбочки сигареты.

Выхожу на балкон. Рассвет…

«Мальчик по вызову», – вспоминаю я.

Да пиздец…

Вдыхая дым, закрываю глаза. Последний мой сон – мы с ней в лифте. Как, что, почему – не помню. Помню, как нажимаю на кнопку «стоп». И впечатываю её в стену, впиваясь губами в шею. Ладони скользят по бёдрам, задирая юбку вверх. И очень явственно и оглушающе – её тонкий запах! И она сопротивляется… Это меня заводит ещё сильнее, до бесконтрольного животного азарта…

И сразу же накатывает другой сон… Там нет сюжета… только движение наших тел навстречу друг другу… мой член скользит внутрь неё, растягивая тугую плоть… и её поплывший от возбуждения взгляд… приоткрытые губы…

Со стоном открываю глаза. Эрекция оттягивает резинку шорт. Я же так сдохну!.. Мне уже пальцев на двух руках не хватит все сюжеты пересчитать!

Тушу в пепельницу сигарету. Падаю на диван. Дотягиваюсь до телефона. Выхожу в свои соцсети… Просто листаю ленту, стараясь отвлечься. Но однокурсники и друзья репостят тоже какую-то сомнительную порнушку. Кто-то женился… У кого-то родился…

А Державин, как обычно, вляпался в историю!

«Ильницкая… Виктория…» – набирают пальцы. Какие, сука, самостоятельные!